День стоял из тех, что более всего любят описывать стихами пенсионеры, в литературных колонках газет , типо, "Урюпинская Правда" или "Вестник Камызяка". Тот самый яркий морозный день, когда "всё окутано снежным искрящимся покрывалом", когда "морозный воздух весёл и колюч", а небо "высокое, прозрачное и синее". В общем, стоял тот редкий снежный зимний день, когда всё, в том числе и дом дураков, смотрелся как то весело и аккуратно.
Я зашёл к ним после обеда.
Дураки были в приподнятом духе. Урюк расплывшись в улыбке, проскрипел -Оо, кореш, бл*, пришёл!
- В карты бушь играть- подскочил Вася, протягивая мне свою большую и жёлтую лапу.
Я согласился и сел на скрипучую кровать Урюка, пока тот отлучился в коридор подпирать за мной, ломом дверь.
День сегодня был действительно особенный, братья , забористо пахли хозяйственным мылом, на них были чистые клетчатые рубашки, на Урюке она весела длинным балахоном, на Васе, застёгнутая на все пуговицы рубашка, была похожа на верхнею часть обтягивающего водолазного костюма. Бритое и постриженное лицо Васи сияло, как новенькая ельцинская железная сторублёвка. На месте привычной щетины и плешивой козлиной бородки Урюка, теперь была сыпь чёрных неровно срублённых волосяных пеньков и многочисленные порезы от бритвенного станка.
Братья этой ночью ходили к своему деду. Он был то ли ночным сторожем то ли кочегаром на городской котельной и иногда разрешал своим непутёвым внукам, искупаться и постираться в душевой при котельне. Котельная внутри отчаянно пахла хлоркой и соляркой, десятки спутавшихся между собой труб с большими и маленькими термометрами и барометрами, с задвижками, с латуневыми кранами, с переходниками, всё это гудело и дышало ржавым, влажным теплом. Бас работающих, где то в глубине котельной, замасленных чёрных двигателей, обволакивал неровное кафельное пространство большого и тускло освещённого помещения.
Вася мылся с редкой банной страстью, крехтя, под напором невыносимо горячей воды. Он совмещал стирку и собственное мытьё, жирно натирая майку (трусы, носки) мыльным кирпичом и использовал свои тряпки, в качестве походной мочалки. Урюк, же всегда купался неохотно, словно плешивый уличный кот, бил лапой по струе, вздыхал, охал и морщился. Вода душевой была для него, то очень горячая, то не приемлемо холодной. Он, собственно, и не мылся бы вовсе, но поход к деду, а это удавалось очень редко, сулил какой-никакой домашний ужин и возможность выклянчить немного денег.
В общем, дураки сегодня были вымыты и вполне довольны текущей своей жизнью.
Вторая причина хорошего расположения духа Урюка и Васи, не считая вышеописанной погоды, скрывалась в зашторенном углу Рыжего.( Его в этот раз не было, Урюк, сказал, что несколько дней его не будет, его дескать Педагог позвал на какое важное дело.)
На кровати Рыжего, сидели две щупленькие перемазанные засохшими соплями чумазые девчонки, лет по одиннадцати каждой. Прижавшись к друг другу они тонко и трагично гундосили -"Не плачь, ещё одна осталась ночь у нас с тобой", на слезливом булановском тексте запиналась то одна то другая, иногда они неожиданно смолкали, начиная шептаться и хихикать косясь то на меня то на Васю, то на Урюка.
Они выглядели настолько ещё детьми, что мне казалось подойди я и высыпи им на кровать ворох кукол, они без колебаний принялись бы их делить и нянчить.
Одной из них была Танча, имя второй я не запомнил.
****************************
Танча жила с матерью, в одном из немногих "именных" общаг, которая полностью, состояла из контингента спившихся личностей. Я не знаю, по какому селекционному принципу, кто и сколько формировал такой подбор жильцов, но подобные общаги были в 90-х , почти в каждом районе нашего южного городка. Они были своего рода ориентирами и любой из местных, на вопрос-"где тут банк?" или "где магазин рыболовных принадлежностей?", мог почти наверняка сказать-"возле Анюткиной общаги" или "напротив Пентагона".Танчин дом модно именовался "Санта-Барбарой". Приблудившийся выпивоха попадая в дореволюционную двухэтажную "Санта-Барбару", мог неделю , ведомый алкогольным лешим, блукать среди здешних квартир. Тут на месте гнали самогон, принимали метал и краденные у посетителей вещи, тут же это всё гуртом и пропивалось. Дом гудел днём и ночью и его сюрреальные жильцы, словно российские тёски американских актёров одноименного сериала, вершили меж собой шумные и спонтанные разборки, заводили пьяную и скорую любовь, разыгрывали сцены ревности и прочая, прочая, прочая...
Танча, она же Таня Скоробогатько, была одной из немногих детей этого дома. В свои 14 лет, именно столько на самом деле, ей было лет, она уже видела поножовщину, насилие, воровство и прочие реалии существования в Санта-Бварбаре. Однажды, случайный гость их квартиры, улучив момент, когда мать прибывала в отключке, изнасиловал Танчу , кинув после на кровать испуганной девочки скомканные пьяной рукой сине-розовые стольники. Всё это: мужская пьяная любовь, чувство попранного детства ,боль в животе и первые личные деньги были для неё новым свершившимся опытом. И хоть в ту же ночь она без объяснений с матерью, сбежала из родительской квартиры, но появившись через неделю в Санта-Барбаре, она уже чётко знала, как и чем можно заработать себе не хитрые деньги.
Мать Танчи, быстро просекла, коммерческую выгоду от своей подрастающей дочери и перехватив инициативу в управлении телесным капиталом стала подкладывать её за денежные, продуктовые и вещевые подношения своим частым и разным собутыльникам.
В общем, Вася и Урюк, прибывали в предвкушении любовных утех, с грязными "лолитками". Для придания праздничной атмосферы Урюк выклянчил у меня недостающую ему сумму денег, накинув свою замаслённую куртку, заковылял за спиртным. Вася с диким ржанием то и дело скакал перед Танчей и её подружкой.
В дверь постучали, улыбка на лице Васи сменилась гримасой страха. Тихо подкравшись к щелке в забитом окне, выходящей на крыльцо, Вася затаил дыхание и осторожно посмотрел на посетителей.
-Бл*,кореш, это Азамат, на х*й!- прошипел в мою сторону, раздосадованный Вася- Чё делать?!
-Алексей, Андрей а-ну, открывайте- скомандовал участковый
Тишина повисла в доме дураков...Слышно было, как на улице соседка, в пол голоса, сообщила участковому, что в доме полно народу и девки там тоже есть.
-Алексей, ты охерел что ли?! А ну открывай, падла! - несколько опешив от Васиной наглости, сказал участковый.
Пока Вася прятал девчонок под кровать, я пошёл открывать дверь.
В дом , морща нос, вошёл раскрасневшись от мороза Азамат. Оглянувшись вокруг, смахнув табачную шелуху с обшарпанной табуретки участковый сел.
-Ты, Вася, если будешь выёб*ваться... я не посмотрю, что ты дурак, поедешь к нам в опорный пункт.- начал Азамат , пнув носком ботинка в колено Васи- выхватишь пизд*лей! Понял?!
Азамат расстегнул свою папку, ещё раз провёл взглядом по комнате, остановившись на кровати Рыжего.
-А интеллигент где?- то ли у Васи, то ли у меня спросил участковый
-Да вроде, у Педагога живёт сейчас - сказал я, пока Вася тёр колено.
-Так, ладно...короче, мне некогда сейчас, с тобой... потом поговорим - сказал он в мою сторону- а вы, барышни, вылезьте из под кровати!
(Заметить Танчу и подружку было не трудно, покрывало на кровати было коротким, а ножки кровати достаточно высокими)
-Так, Скоробогатько и Иванова собирайтесь, поедем сейчас ко мне...Танча, ты опять из дома убежала?! Сколько можно уже бегать?
...
К приходу, запыханного Урюка ни Танчи, ни её подружки, ни участкового уже дома не было.
********************
Я часто потом встречал Танчу и видимо даже был ей несколько симпатичен. Со временем её щуплость и детская угловатость сменилась на вполне примечательные девичьи формы. Высокая и большая, на фоне общего телосложения, грудь, миловидное с застывшей детскостью лицо, широкие карие глаза.
Вместе в внешним преображением менялись и её негласные сутенёры. И Урюк и Вася и многие другие подобные им, неоднократно вылавливали её на улице : затаскивали её в свои грязные дома, закрывали в банях, в подвалах, гаражах и пользовались ей по своему усмотрению. После скорых пьяных случек, натешившись молодым и пока ещё неизношенным Танчиным телом, били её чем попало, отбирали одежду и предлагали её в виде товара или в подарка следующим случайным пользователям.
Приятель Васи и конкурент по стукачеству для Урюка, Крыса, использовал Танчу для покупки себе выпивки. В одной из круглосуточных точек, торговали разбавленным спиртом. Торговлю в вечернее время и в выходные вела мощная по комплекции баба Лена, а в рабочее время, когда хозяйка намывала полы в местной больнице, спиртом банчил её сынок Валера, покрытый глубокими оспинами, с большими разнонаправленными лопоухими ушами, рыжий акселерат-подросток. Валера был нелюбим в школе, у него не было друзей, ни говоря уже об отношениях с девочками. Всё своё недовольство сложившимся положением вещей, Валера вымешал на скандалах с матерью и периодическим обманом алкашей-покупателей. Он разбавлял спирт водой поверх всякой положенной нормы, заправлял содержимое бутылок горстями разнообразных медицинских препаратов и тому подобное. Танчу, как то выпрашивающую у него чекушку, в долг, он отвёл в сарай, измяв до синяков грудь, опустил на колени и трахнул в рот. После этого данный способ расчёта между Танчей и Валерой доминировал. Собственно, этим и пользовался Крыса, посылая Скоробогатько за дневной похмельной дозой.
Танча, лишь однажды и сравнительно надолго пропала из моего поля зрения. Урюк, рассказывал, что её увёз на точку, фермер Эльнур, державший мясной и молочный стол на рынке.
Что выпало на её долю в степи?! Я не знаю, но года через два, в один из тех хмурых осенних дней, когда творческие пенсионеры пишут свои грустные стихи, с охами об " ушедшей молодости", я увидел совершенно иную Танчу- хромую, беззубую, с распухшим от побоев и алкоголя лицом. Если раньше она смотрелась несколько младше сверстников, то нынешняя Танча уже на десяток лет опережала свой собственный возраст.
*******************
Вася и Урюк уже с полгода лежали под полутрометровым земляным настом, в кладбищенском секторе для бомжей и отказников. Танчин дом, после череды пожаров был оставлен его нерадивыми жильцами. В одном из таких пожаров, случившегося то ли из-за брошенного окурка то ли из-за замыкания самодельного обогревателя сгорела и мать Танчи.
Таня Скоробогатько пережила ампутацию ноги из-за гангрены, а когда и вторая нога стала пухнуть и темнеть, она бесшумно , под утро, повесилась в доме своей бабушки, в кухне на печной чугунной заслонке.
Забирал её тело один мой знакомый работник похоронной конторы. На дворе стоял яркий морозный день, конца 90-х, когда "всё окутано снежным искрящимся покрывалом", когда "морозный воздух весёл и колюч, ну и так далее.