Русанов Владислав : другие произведения.

Братья крови

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Живет в Киеве поляк - Анджей Михал Грабовский. Эстет, знаток моды и живописи, литературы и холодного оружия. Ему шестьсот лет. Он - польский рыцарь и обращен после битвы при Грюнвальде. Он - вампир. Во время деловой поездки в Москву он сталкивается с иномировой сущностью, чей прорыв в наш мир грозит гибелью человечеству. Казалось бы, какое дело вампиру до смертных людишек? Но пан Анджей не может оставаться в стороне. Ему помогают вампиры и люди. Ему противостоят вампиры и люди. Его путь освещают синие глаза смертной девушки, его память тревожат воспоминания о синих глазах погибшей давным-давно вампирессы из туманного Альбиона.
БРАТЬЯ КРОВИ
Часть первая
ПЕРЕДВЕСТНИКИ ЧУМЫ
ПРОЛОГ
ИЗ ТЬМЫ ВЕКОВ
Ночной лес жил своей жизнью. В чаще перекликались сычи, в опавшей листве шуршали мыши. Время от времени поскрипывали стволы исполинских грабов, чьи ветви шатром накрыли тропу. Всаднику приходилось то и дело наклоняться к самой шее своего коня - вряд ли раньше здесь многие ездили верхом.
Рыцарь в кольчуге двойного плетения и вороненом койфе вполглаза поглядывал на полную луну, пробивавшуюся сквозь листву. Сегодня он совершит величайший подвиг, который только может быть под силу смертному. И порука тому его меч, его воинские навыки, оттачиваемые в бессчетных схватках, и его святая Вера. Ему уже случалось убивать исчадий Сатаны - злые языки лгут, что они неуязвимы для стали и лишь серебро способно отправить их в Преисподнюю. Нет! Добрая сталь справляется с ними в мгновение ока. Один хороший удар, хруст ломаемых позвонков и мерзкая тварь истлеет на твоих глазах во славу Господа.
- Et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris. Et ne nos inducas in tentationem, Sed libera nos malo. Amen , - прошептал рыцарь, осеняя себя крестным знамением.
Он хорошо подготовился к встрече. Слева у бедра висел меч, у задней луки в ременной петле - боевой топор с широким лезвием и граненым шипом-противовесом, а с другой стороны кистень. Но, доверяя стали, он все же не отказывался от способов, кои предписывались истрепанными трактатами: серебряное распятье, корд с клинком, покрытым серебром, и глиняная, оплетенная лозой, бутыль воды из купели монастыря Святой Бригитты.
Сегодня...
Сегодня решится все.
Сегодня он докажет напыщенным болванам, по глупому недоразумению именующим себя Охотниками, на что способен твердый в Вере, отважный и умелый воин. И тогда они раскаются, что отказали ему, когда, позабыв родовую гордость, рыцарь преклонил колено перед их капитулом, испрашивая дозволения принять обет и служить делу Святой Церкви душой и телом. Они что-то лепетали о неуместной горячности, об отсутствии хладнокровия, о необходимости учиться и постигать новые знания.
Да разве на это есть время?!
Когда отродья Люцифера расплодились по всей земле - ворожат, наводят порчу, пугают, сбивают добрых христиан с пути истинного, а тех, кто не поддался искушению, убивают, - времени на учебу нет. Как можно корпеть над книгами, если еженощно под покровом тьмы клыки кровососов впиваются в тела беззащитных людей? Гнусные оборотни рвут селян и их скот. Колдуны губят посевы и насылают мор. Сколько сгинуло людей только за минувший год? Тысячи. Вернее - десятки и сотни тысяч. Поначалу вымирали деревни, болезнь не заглядывала в замки знати. Со смертями вилланов он мог бы еще смириться, но теперь чума грозит перекинуться и на благородное сословие.
Помогли заболевшим чем-то распутные монахи и жирные аббаты, поющие псалмы?
Нет! Ибо недостаточно сильны они в Вере, а взыскуют лишь хмельного вина, обильной пищи и утоления похоти.
Могут ли спасти страждущих алхимики, знахари и прочие врачеватели?
Да ни за что! Ведь всем известно - их души давным-давно проданы Сатане в обмен на крупицы порочного знания.
Способен ли орден Охотников, с древнейших времен занимающийся истреблением нечисти от Ирландии до Великого княжества Литовского, остановить чуму?
К сожалению... Даже самые его сильные отделения - Арагонское и Баварское - погрязли во внутренних дрязгах, потеряли уверенность и стали видеть в вампирах, колдунах и оборотнях равных противников, стали применять законы чести и доблести в борьбе с проклятыми чудовищами. Не договариваться нужно, а выжигать каленым железом, без пощады и жалости, оставаясь непоколебимыми в любви к Господу и ненависти ко всему, что порождает Люцифер.
А коль не в силах справиться с порождениями тьмы ни святоши, ни ученые, ни бойцы, взять на себя нелегкую ношу спасителя человечества придется простому и честному рыцарю, выходцу из небогатого рода, осевшего со времен Вильгельма Великого среди торфяников южного Девоншира. Он не зря, скрываясь от лишних глаз, денно и нощно блуждал по лесам и лугам старой доброй Англии, натянув капюшон на лицо, прислушивался к болтовне пьяных гуляк. Он сумел выследить и убить оборотня - грязного и вонючего оборванца. В графстве Кент он обнаружил семью деревенских колдунов и расправился с ними без жалости и сомнений. И, наконец, здесь, среди зеленых холмов Йоркшира, рыцарю удалось краем уха услышать о "странном месте", откуда, по мнению здешних селян, расползалась по округе безбожная мерзость.
Он побывал там днем - силы зла не в силах одолеть искренне верящего христианина при свете солнца. Место, в самом деле, оказалось странным и необычным. На вершине безлесного холма стояли древние камни, испещренные полустертыми письменами, вне всякого сомнения, сделанными в темные языческие времена. Окружали их кольца вытоптанной голой земли. Ведьмины кольца - первый признак творящейся волшбы. Кто же этого не знает?
Внимательный осмотр дольмена ни к чему не привел - если сюда и приходили чародеи, то очень осторожно, тщательно скрывая следы. Но рыцарь знал - точнее, чувствовал, - что они собираются здесь и творят непотребные ритуалы. А потом по всей земле распространяется зараза, терзающая не только тела, но и души людей.
Непримиримый борец с нечистью решился на отчаянный поступок. Ночью твари наглеют, ощущение безнаказанности переполняет их. Значит, нужно нанести удар, когда они не ждут. Ошеломить, атаковать неожиданно и покончить в короткой отчаянной схватке.
Скоро, очень скоро...
Несмотря на темноту, он узнал кривой граб, служивший верной приметой на тайной тропе. До цели похода осталось не больше сотни шагов.
Рыцарь проверил - легко ли ходит меч в ножнах. Пошевелил топор в петле, чтобы не застрял. Повел плечами под тяжелой кольчугой, разминаясь перед схваткой.
Вот сейчас...
Он подобрал поводья жеребца, готовясь ударом шпор выслать его в стремительный смертоносный галоп.
Серая тень вырвалась из подлеска, промелькнула поперек тропы перед самой мордой коня.
Гнедой заржал и поднялся на дыбы.
Волк?
Ах, ты, тварь!
Рыцарь схватился за меч, запоздало понимая, что порождения Ада нанесли упреждающий удар. Никакой это не волк. Оборотень.
Краем глаза он успел уловить тень лишь чуть выделяющуюся в окружающем его мраке, а потом тяжелый удар в висок бросил неудачливого борца за Веру в небытие.
Сознание возвращалось очень медленно. Нестерпимо ломило затылок. На губах запеклась кровь.
Осторожно попытавшись пошевелиться, рыцарь понял, что связан по рукам и ногам.
Противясь охватившему сердце отчаянью, он зашептал слова молитвы, а сам из-под опущенных ресниц попытался оглядеться, чтобы оценить обстановку.
Он лежал внутри кромлеха. Облака развеялись. Полная луна освещала стоячие камни и лица собравшихся у центрального дольмена людей, как днем. Или не людей? Можно ли относить к роду человеческому тех, кто продал души Сатане?
Молитва немного отогнала страх, вцепившийся в сердце когтистой лапой, и рыцарь попробовал разорвать веревки. Тщетно. Он лишь понял, что привязан к плоскому камню, широкому и, насколько он помнил по дневному посещению, покрытому безобразными пятнами лишайника. Широкий ремень охватывал грудь, пояс и ноги чуть пониже колен. Свободной оставалась лишь голова.
Вот она-то и выдала пленника.
- Очнулся, - буркнул один из стоявших по правую руку - сущий карлик, темный лицом, будто мавр, с тяжелыми надбровными дугами и скошенным лбом. В его жестких даже на вид и черных, как смоль, волосах пробивалась изрядная седина. - Во имя Аннуна , очнулся!
Трое его спутников, похожих на говорившего, будто родные браться, покивали в ответ.
- Жалко его, вляпался не в свое дело... - вздохнул плешивый крепыш, заросший бородой почти до самых глаз, который держался особняком. Лунное сияние играло на его блестящей макушке, окруженной невесомым ореолом седых волос.
- Он бы тебя не пожалел, Вульфер! - словно бичом хлестнул голос высокого и удивительно красивого юноши. Вернее, юношей его можно было бы считать, если бы не глаза умудренного жизнью старца.
- Я знаю, Патрик, - вздохнул бородач. - Но я не держу зла на людей...
- Мы тоже, - по-змеиному шелестящим голосом вмешалась поразительной красоты женщина, светловолосая и бледная. - Нельзя держать зла на еду...
- Перестаньте, - хрипло произнес один из троих, стоявших в изножьи алтаря. Эти, в отличие от сообщников лица не открывали, но голос, прозвучавший из тьмы под низко надвинутым капюшоном, показался рыцарю знакомым. - Полночь близится. Мы собрались не для праздной болтовни.
- Ну, конечно, сэр Ральф хочет как можно меньше пробыть в обществе исчадий Ада... - язвительно прошипела женщина.
- Прекрати, Агнесса, - поморщился Патрик. - Ты же прекрасно знаешь, дело не в этом. Мы должны успеть до полуночи. Само собой, если ты хочешь остановить чуму. Давайте начинать, сэр Ральф. Вы принесли меч?
- Да, - немногословно откликнулся тот, кто скрывал лицо, вытаскивая из-под плаща длинный меч с простой и безыскусной рукоятью.
Широкий клинок покрывали вмятины и щербины, заглаженные оселком, но недостаточно, чтобы скрыть почтенный возраст оружия. Этот меч повидал немало битв. Его создавали не для придворных церемоний, а чтобы убивать. Поэтому и никаких излишеств: прямая крестовина, противовес в виде шара, "кровосток" на одну треть клинка. Закругленное острие указывало на северное происхождение - либо викинги, либо германцы шли в бой за вождем, который им обладал.
- Хрутинг... - охнул Вульфер. - Меч, сразивший дракона.
- Драконы - выдумка менестрелей, - отрезал сэр Ральф.
- Ты так думаешь? - безбожно перевирая английскую речь, вкрадчиво поинтересовался низколобый.
- Довольно препираться! - одернул его Патрик. Похоже, в этом сборище он был за главного. - Это в самом деле меч Беовульфа?
- Да. И добыть его стоило немалых трудов.
- Мы ценим ваше участие, сэр Ральф, - проговорил стоящий по правую руку от Патрика высокий мужчина с кустистыми бровями и пронзительным взглядом. - Но, как мне кажется, пора приступать к ритуалу. Этот бедняга избавил нас от многих хлопот, явившись так кстати. Мак-Дуг, готовь жертвенный нож и чашу.
Рыцарь похолодел. Смерти он не боялся давно, но погибнуть в славной сече с оружием в руках - это одно, а оказаться жертвой, которой перережут горло во время гнусного ритуала, - совсем другое. Он задергался, из последних сил стараясь разорвать путы.
- Может, оглушим его? - нерешительно предложил Вульфер.
- А что случилось, косматый? - блеснула жемчужными зубками Агнесса. - Тебе же случалось перегрызать горло таким, как он? Откуда же мягкосердечие у матерого убийцы?
- Я убивал людей, - набычился плешивый. - Это правда. Но никогда не испытывал радости. И всегда старался биться честно - клык и коготь против стали...
- Не надо его оглушать, - бесцеремонно прервал их низколобый коротышка. - Больше страха - больше пользы от заклинаний.
- Избавьте нас от подробностей вашего чародейства! - воскликнул сосед сэра Ральфа.
Распластанный на алтаре рыцарь узнал этот голос. Один из предстоятелей Английского отделения Ордена Охотников. Сэр Тобиас. Значит, и сэр Ральф?..
- Успокойтесь все! - Патрик воздел руки к полной луне. - Пора привыкнуть - мы делаем одно дело. Если мы не будем проявлять уважение друг к другу, то погибнем все. Если тебе, Агнесса, наплевать на людей, подумай, чем ты будешь питаться, если их род исчезнет с лица земли? Вам, благородные рыцари, придется на время смириться с присутствием нас, кровососов, оборотня, пиктских колдунов... А ты, Мак-Дуг, не кривись, а начиная поскорее ритуал. Полночь близка. Дай мне меч, охотник!
Сэр Ральф беспрекословно протянул Хрутинг рукоятью вперед над алтарем.
Вампир, а теперь уже не оставалось ни малейших сомнений в том, что Патрик из "немертвых" кровососов, принял оружие, двумя руками воздел его над головой. Лунный свет скользил вдоль клинка.
- Я поворачиваю голову и смотрю в глаза Матери, которая родила меня, - гнусаво завел пикт. - В глаза Девы, которая любит меня, в глаза Старухи, которая ведет меня к мудрости, в дружбе и привязанности. Через твой дар природы - о, Богиня! - одари нас обилием в нашей нужде...
Второй чародей, приблизившись к рыцарю, с кривым бронзовым, потемневшим от времени ножом, застыл неподвижно.
- Они - разрушительные бури и злобные ветры! Злобный вихрь, предвестник гибельной бури! - пронзительно взвыла Агнесса.
- Они - могучее племя, Древние, предвестники Чумы! - подхватил третий вампир.
- Трононосцы Ниннкигаль. Они - потоп, опустошающий землю! - воззвал Патрик.
- Семь Богов Широких Небес! Семь Богов Широкой Земли! Семь Древних - это они! - словно нехотя проговорил оборотень Вульфер.
- Семь Богов Силы! Семь Злых Богов! - с болью в голосе произнес сэр Тобиас из ордена Охотников. - Семь Злых Демонов!
- Семь Демонов Угнетения! Семеро в Небесах! Семеро на Земле! - присоединился к нему третий охотник, не проронивший до того ни слова.
- Утуг хул! Ала хул! Гидим хул! - визгливо выкрикнул пикт-чародей.
Занес кинжал.
- Мулла хул! Маским хул!
Волнистое лезвие пустилось, мелькнув узкой тенью поперек лица жертвы.
Рыцарь ощутил мгновенную боль и провалился во тьму.


ГЛАВА ПЕРВАЯ
ЯВЛЕНИЕ ЗВЕРЯ
Слежку я заметил на Ильинке, когда поравнялся с громадой Гостиного двора, которая здорово напоминала мне фальшивые замки человеческой знати времен моей молодости.
С виду - обычный горожанин в куртке "аляске", высоких ботинках, потертых джинсах. Невысокого роста, плотный. Нос картошкой, опухшее лицо, глаза-щелочки с набрякшими сливовыми мешками и трехдневная светлая щетина на щеках. В толпе он затерялся бы, как селедка в морской пучине. Даже сейчас он запросто мог сойти за возвращающегося домой подвыпившего гуляку. Если бы не одно "но"... Нечего подвыпившему гуляке делать в Китай-городе в три часа ночи. Куда он может идти? Я - другое дело. Слишком много воспоминаний прошлых лет и прошлых веков. Я останавливаюсь всякий раз в "Метрополе" - денег не жалко, деньги приходят и уходят - и по ночам выбираюсь вот так побродить по старому городу. Спускаюсь к набережной Москвы-реки постоять, помолчать, вспомнить былое. Она все такая же, как и сотню лет назад. Вот если бы не уродливый гигантский монумент Петру Алексеевичу...
Человек меня, признаться честно, заинтриговал.
Кто он?
Охотник?
Вряд ли... Если в Москве существует отделение Ордена, то наверняка им известны мои приметы, а, следовательно, они должны знать, что я безопасен. Я чту законы. Даже человеческие. И уж, тем паче, я чту закон Великой Тайны.
Наемник Князя Москвы? Зачем? Прозоровский умен, не пытается разглядеть заговор там, где его нет и быть не может. Поэтому, если бы он узнал о моем прибытии в столицу России до официальной аудиенции, то обязательно прислал бы кого-то из своих приближенных с вежливым, но жестким выговором. А потом направил бы письмо моему Князю. Глядишь, еще и выиграл бы на моей оплошности. Но уж посылать человека для глупой слежки он не стал бы точно. А в том, что за мной шагает человек, нет никаких сомнений - никто из кровных братьев не позволил бы себе так выглядеть. Будто сутки спал на вокзале, не раздеваясь.
Тогда кто? Хваленые спецслужбы человеческих государств? ФСБ? СБУ? ЦРУ? Смешно... Не хватало еще сигуранцу и Абвер припомнить. В двадцать первом-то веке... Нет, думаю, они тоже подобрали бы профессионала, а точнее, воспользовались бы достижениями так называемой науки и техники. Я не вникаю в эти современные устройства, но Збышек, мой кровный слуга, увлечен многими - смотрит телевизор, утверждая, что из ящика с цветными картинками можно почерпнуть много полезных сведений о мире и взаимоотношениях держав; убирает в доме при помощи странного гудящего устройства под названием пылесос...
Впрочем, я отвлекся.
Может быть, я зря ломаю голову, выдумываю что-то? А на самом деле за мной идет охотник, но не за нечистью, а за чужими кошельками. Такое тоже случается. Давно меня в последний раз пытались ограбить. Кажется, лет семьдесят назад. Или восемьдесят? Не помню точно. Вот перекошенное лицо незадачливого разбойника запомнил отлично.
Что ж, если он хочет проверить содержимое моих карманов, пусть приблизится. Даже Прозоровский не сможет осудить меня. Самооборона...
Сперва я решил свернуть в Рыбный переулок, но вовремя вспомнил, что он упирается в православный храм. Нет, не пойду - опять мутить начнет, голова разболится. Лучше через сотню шагов нырнуть в Хрустальный. А там поглядим, кто есть кто. Зевак на улицах не видно,только кое-где стояли припаркованные автомобили и возвышались сугробы. Плохо убирали снег в Москве этой зимой.
Смахнув снежинку с воротника пальто, я краем глаза посмотрел на преследователя.
Он оказался стреляным воробьем. Картинно поскользнулся, уронил перчатку и, нагнувшись, принялся шарить в снегу, якобы отыскивая ее.
Ну, и гусь! Нет, все-таки стоит его попугать, иначе не отстанет!
И тут воздух вокруг меня, казалось, сгустился, замедляя движения. Уколы тонких иголочек побежали вдоль хребта, а виски сдавил тугой обруч.
Очень похоже на колдовство!
Неужели я угодил в ловушку Ковена?
Тогда, выходит, что человек, преследующий меня, могучий чародей, раз я, с моим опытом, не почуял его силу? Или не хотел почуять? Расслабился, загордился и пропустил коварный удар?
Тревожные мысли пронеслись в моей голове за считанные доли мгновения, а тело уже начинало действовать без вмешательства разума. В длинном прыжке я перемахнул сугроб... Вернее, попытался перемахнуть. Будто невидимые веревки опутали лодыжки в высшей точке прыжка, дернули. Я покатился, будто беспомощный калека, потерявший вдруг костыли. А обруч, обхвативший череп, сжался еще сильнее. Тупая боль пронзила виски и затылок.
Ах, вот ты как!
Ну, посмотрим, кто сильнее!
Холодная ярость хлынула из живота через солнечное сплетение к сердцу. В такие мгновения я сам себя боюсь. Однажды, лет четыреста тому назад... Впрочем, сейчас не до воспоминаний.
Извернувшись в падении, я приземлился на четвереньки и тут же вскочил, готовый сражаться. Пускай воздух по прежнему сковывал движения, будто патока, пускай чужое колдовство вгрызалось в череп, а иголочки, колющие спину, превратились в кинжалы, я был воином шестьсот лет! Попробуй взять меня малой кровью, чароплет!
Кажется, последние слова я прорычал, разворачиваясь лицом к странному человечку в серо-зеленой куртке, который бежал ко мне, сжимая в кулаке какое-то огнестрельное оружие. Кажется, пистолет Макарова.
Преодолевая сопротивление воздуха, я шагнул ему навстречу.
Если чьей-то крови и суждено пролиться сегодня, то не моей. Я знал, что он видит. Глаза мои вспыхнули багровым светом, верхняя губа приподнялась, а из десен выдвинулись два длинных клыка.
Но человек не остановился, не шарахнулся в ужасе. На опухшем лице с недельной щетиной промелькнуло лишь мгновенное замешательство, а потом палец надавил спусковой крючок.
Медленно-медленно, сияющие пули вырвались из тупого дула.
Сияющие для моих глаз - так мы видим любое изделие из серебра, вдобавок освященное в любом из храмов, будь то православный или католический.
Сперва я дернулся в сторону, пытаясь уклониться, но почти сразу понял, что выстрелы нацелены гораздо выше моей головы.
И тут могучий удар сбил меня с ног. Правое плечо ожгло острой болью.
Вывернув шею, как никогда не смог бы человек, я глянул вверх.
Косматая туша проплыла на фоне звездного неба.
Прямо надо мной она встретилась с освященными пулями. Дернулась, но не замедлилась ни на йоту.
А человек продолжал стрелять. Он сжал пистолет двумя руками, закусил губу и побелел, как покойник, но не отступил.
Серебро входило в тело неизвестного зверя или чудовища, призванного колдовством? Летели клочья бурой шерсти. Каждое попадание вызывало глухое взрыкивание, но и только.
Два десятка метров, разделявшие их, мохнатая тварь преодолела за считанные мгновения - два-три прыжка, как мне показалось. На лету оттолкнулась от "тойоты" и обрушилась на человека, который уже не бежал, а стоял и с выражением обреченной решимости давил и давил на гашетку. К сожалению, оружия с бесконечными патронами даже изощренный ум людских ученых придумать еще не сумел.
Мой незадачливый преследователь опрокинулся навзничь, а зверь навис над ним, вдавив в снег. Теперь я мог рассмотреть его во всех подробностях. Продолговатое, бочкообразное тулово, покрытое пучками длинной жесткой шерсти, которая гребнем топорщилась на загривке. Толстый, облезлый хвост. Лобастая медвежья башка с маленькими, прижатыми к черепу ушами. Широкая пасть приоткрылась, обнажая длинные желтые клыки и синюшный язык. Горбатый волк, иного определения я не смог подобрать.
Вот сейчас дюймовые зубы сомкнулся на таком беззащитном человеческом горле. Кем бы я ни был, но к людям я по-прежнему испытывал сочувствие, никогда не убивая без нужды. А этот еще и пытался меня защитить. Не знаю, зачем и от кого...
Но то, что произошло потом, я не мог предположить даже в кошмарном сне.
Чудовище не стало кусать или рвать мягкую плоть когтями. Оно пошире распахнуло пасть. Внутренним, доступным только кровным братьям, взором, я увидел тонкие, слабо фосфоресцирующие струйки жизненной субстанции - как сказали бы священнослужители, души, - устремившиеся из глаз, носа и рта человека к зверю. Мой неудачливый преследователь закричал, захлебываясь от ужаса. Отчаянно, пронзительно и страшно. Ему вторил негромкий, до нельзя самодовольный рык "горбатого волка".
Одновременно я ощутил, как ослабло давление на голову, медленно возвращалась прежняя легкость ослабевшим рукам и ногам. Мне удалось не только подняться на четвереньки, но и выпрямиться в полный рост, несмотря на дрожь в коленках.
На кого охотился зверь? На меня? Выходит, человек с пистолетом - мой спаситель?
Ну, положим, не так-то просто со мной совладать даже чудовищу... Кстати, что оно из себя представляет? И, тем не менее, нельзя не признать, старого опытного вампира застали врасплох. Зверь силен, и я не уверен, хватит ли сил противостоять ему? Так, что самый логичный выход - удрать, пока оно занято жертвой. Но ведь я рыцарского рода. В моих жилах течет кровь бойцов, сломавших шею тевтонам в битве под Грюнвальдом. Мои предки бились и с меченосцами при Сауле, и с татарской ордой при Лигнице. И я буду бежать, как последний трус, спасая свою драгоценную шкуру?
- Ну, уж нет!
Я и сам не заметил, как выкрикнул вслух последние слова.
- Psja krew! Niech cie piorun trzasnie!
Сосредоточившись, собрав все силы в единый кулак, я нанес ментальный удар.
Тварь завизжала, кубарем покатилась, взрывая когтистыми лапами снег. Но и меня отдача бросила на колени. Это не правда, что кровные братья не чувствуют боли. Хоть мы и "немертвые", но можем порезаться, обжечься, уколоться, не говоря уже о ни с чем не сравнимых муках от прикосновения серебра или со священными реликвиями.
Но я опять отвлекся... Получилось так, что, нанося мысленный удар, я из всех сил врезался головой в кирпичную кладку. На ментальном уровне, конечно.
Боль...
Боль, от которой темнеет в глазах и мутится сознание. И так трудно удержаться на краю, не упасть, суча ногами, как кролик, пробитый стрелой навылет.
Мне удалось.
Вначале, опираясь кулаком о холодный асфальт, подняться на одно колено, а потом открыть глаза, преодолевая боль. Сквозь стремительный танец разноцветных мотыльков, я успел увидеть исчезающие за ближайшим углом задние лапы и хвост-морковку "горбатого волка".
Человек лежал неподвижно, устремив пустой взгляд в зимнее московское небо.
Вот так приключение... И никого, чтобы мог глянуть со стороны, посоветовать, вспомнить что-либо, подсказать. Вообще никого. Будто вымерла Москва. Еще одна загадка?
Заливистый свисток вернул меня от раздумий на грешную землю.
Как там говаривали при советской власти? Моя милиция меня бережет - вначале посадит, а потом стережет...
Но человеческие охранники правопорядка - все-таки не стража Московского князя. С людьми я как-нибудь разберусь. И даже без кровопролития. Убегать я не решился. Во-первых, ощущалась слабость после ментальной схватки с чудовищем... Так не ровен час, можно свалиться с крыши, разбиться и угодить в городской морг. Плакал тогда закон Великой Тайны горькими слезами. А во-вторых, rycerską cześć , как я ее понимаю.
Милицейский... Или полицейский? Все время путаюсь в этих новомодных названиях. Да плюс к тому же, в Киеве, где я провожу большую частьс воегов ермени, они по-рпежденму называются милицией, как в Советском Союзе, а вот в России поторопились переименовать. Реформы-с... Скажем так, наряд полиции бежал со стороны Кремля. Синие куртки и шапки с двуглавыми орлами, на поясах резиновые дубинки и наручники. Двое тут же навели на меня пистолеты.
- Стоять! Руки вверх!
Я и не думал сопротивляться. Показал им открытые ладони.
Защитники порядка приближались медленно, опасливо косясь на распростертое тело.
- Документы! - требовательно произнес средний - мордатый крепыш. Судя по погонам - сержант.
Я не спеша полез в карман. Вытащил паспорт и протянул полицейскому. Тот с подозрение уставился на золоченый трезубец, украшающий обложку.
- Хохол? - буркнул он, но, по всей видимости, рассмотрев мой не дешевую одежду, часы "Кольбер" на запястье, стоившие десять его месячных окладов, счел необходимым козырнуть и представиться. - Сержант Петренко.
"И кто же из нас хохол?" - подумалось мне.
- Грабовский Андрей Михайлович, - прочитал он, внимательно поглядывая на меня. Должно быть, сличал фотографию. - Шестьдесят четвертого года рождения...
Теперь в его голосе проскользнула нотка уважения. Еще бы. Выгляжу-то я не старше тридцати. Наверное, сразу подумал о массажных кабинетах и прочих салонах красоты. Потом взгляд стража порядка остановился на моем плече. Да я и сам только заметил, что рукав пальто висит лохмотьями.
- Что здесь произошло? Кто стрелял?
- Он, - я кивнул на мертвеца.
Слепые они, что ли, пистолета в закоченевшей руке не видят?
- Саньков, погляди!
Стоявший справа от меня полисмен - совсем молоденький, лопоухий и напуганный, как мне показалось, до полусмерти - наклонился над телом. Сунул ладонь за пазуху и вытащил, ко всеобщему удивлению, красное удостоверение с двуглавым орлом.
- Майор госбезопасности... Семецкий Юрий Михайлович... - пролепетал парнишка.
Сержант присвистнул. Его рука непроизвольно потянулась к рации. Но он сдержался. Зло посмотрел на меня превратившимися в щелочки глазами.
- Что здесь произошло?!
Но я уже мягко касался его разума. Очень мягко. Нет ни малейшего желания оставить парня идиотом - вдруг у него жена, дети малые, родители-старики? Человеческий разум слаб, и как ответит на любое внешнее воздействие, предполагать заранее очень трудно. Может замкнуться сам на себя, может ожесточиться и стать подобным алмазу, а может и рассыпаться, как карточный домик.
Доверие...
- Что произошло? - уже гораздо мягче поинтересовался сержант.
- Зверь, - я вздохнул и развел руками. - То ли волк, то ли медведь. Выскочил во-он оттуда, из-за угла. Ударил меня лапой, сбил с ног. А майор начал стрелять...
- Попал? - округлил глаза Саньков.
- Ты придурок или где?! - заорал на него сержант. - Ты кровь видел?
Рядовой потупился, разве что носком ботинка снег ковырять не начал.
- А потом зверь набросился на майора. Сбил с ног.
Петренко, не доверяя больше подчиненным, подошел к телу. Придирчиво осмотрел. Протянул озадаченно:
- А укусов-то нет...
Я чуть усилил воздействие. Крепкий орешек это сержант! Или патрульным мозги не положены?
- Возможно, разрыв сердца.
Моя маленькая подсказка упала на благодатную почву. Петренко кивнул, протянул паспорт.
- Это все москвичи. Мода, понимаешь, пошла всяких тварей дома держать. То жабу ядовитую, то кобру. А кто-то и тигра может. Лишь бы пыль в глаза пустить. А нам разбираться, понимаешь, когда их сожрут или покусают. Недавно по вызову мотались - у нового русского ротвейлер взбесился. Семья в ванной заперлась. Хорошо, что у них там хоть конем скачи, все поместились. А мы двери выламывали. Лейтенант Чуйков его из "калаша" в упор. Так потом на нас же жалобу накатали. За жестокое обращение с животными, понимаешь...
- Я могу идти, сержант?
- Что? А, идти... Заявление не хотите написать?
- Не сейчас. Возможно, днем приду.
- Отделение найдете? Вы же приезжий.
- В гостинице спрошу.
- Вот и хорошо. - Полицейский козырнул и повернулся к подчиненным.
Еще одно осторожное касание напоследок. Сержант никогда больше обо мне не вспомнит. И никто из рядовых тоже. Они будут знать, что нашли у подножья коринфских колонн тело майора госбезопасности, умершего от ужаса, а в окоченевших пальцах - пистолет. Уж не знаю, обнаружат ли они следы неведомого зверя? Кстати, что это за чудище, мне предстоит узнать. Не люблю оставлять загадки позади себя.
Оставив патруль разбираться с нелепой смертью, я быстрым шагом выбрался на Никольскую и, миновав длинное здание, битком набитое конторами и лавками, которые сейчас почему-то принято называть офисами и бутиками, повернул налево, в Третьяковский проезд. Напротив салона "Джорджио Армани", куда я ни разу не заходил, предпочитая покупать костюмы на родине дизайнера, я услыхал отголоски тревоги Збышека. Само собой, слуга крови почуял неладное, ощутил мою растерянность, мою боль, знал, что я использую Силу, чтобы повлиять на чье-то сознание, и теперь терялся в догадках.
Вначале во мне всколыхнулась злорадная мысль: пусть помучается, а то носится со мной, будто имеет дело с ребенком, а не одним из старейших вампиров Европы, но потом мне стало попросту стыдно. Сколько лет мы вместе! И в фаворе, и в опале, и в добровольном изгнании, и в борьбе с врагами...
Я еще прибавил шагу, почти полетел, едва касаясь башмаками тротуарной плитки. Многие из кровных братьев в сходной ситуации не постеснялись бы левитировать. Но тогда, чтобы не нарушить закон Великой Тайны, пришлось бы набрасывать на город паутину невидимости, отводя глаза случайным прохожим. Сейчас, боюсь, мне не по силам наводить чары. Еще поворот и перед моими глазами взметнулось ярко освещенное пятиэтажное здание - творение Вильяма Валькота. По давней привычке кивнув "Принцессе Грёзе" , я нырнул в услужливо распахнутую швейцаром дверь, стремительно прошагал сквозь сияние отполированного камня, золотых скульптур и фризов, поднялся на лифте - электрическом, подумать только! - в свой двухместный люкс.
Збышек расхаживал по гостиной, не находя себе места. Увидев меня, он в отчаянье швырнул на ковер мобильный телефон, который сжимал в руке. Бесполезный телефон, поскольку я этими новомодными штучками обзаводиться не желал.
Честно признаться, я не доверяю новинкам науки и техники, предпочитая полагаться на вещи, придуманные человечеством давным-давно. Исключение, пожалуй, составляют только летательные аппараты, придуманные братьями Райт и в последствие доведенные многочисленными последователями до пределов мыслимого совершенства. Они существенно облегчили наши путешествия. Скажем, как кровные братья перемещались по свету во времена Фронды... да зачем копать так глубоко... при кайзере Вильгельме? Наемные или собственные рыдваны, запряженные самое малое четверкой коней. Повозки закрывались наглухо. Так, чтобы ни единого лучика света не просочилось. А для дополнительной защиты мы укрывались внутри кареты в узкие ящики, издали похожие на гробы. Должно быть, Брему Стокеру удалось подглядеть, как путешествует один из вампиров. Так появился его знаменитый граф Дракула, спящий в гробу. Хорошо, хоть не в белых тапочках... Повозки тащились очень медленно, часто застревая на бездорожье. Если достигали постоялого двора или гостиницы днем, то путешественника приходилось вносить в комнату в ящике. Для этого маловато одного кровного слуги - кто-то обзаводился несколькими, что не очень-то удобно нам самим, кто-то вынужденно прибегал к услугам наемных работников и охраны. Даже когда Европу и Североамериканские Соединенные Штаты опутала сеть железных дорог, мы продолжали пользоваться наглухо зашторенными каретами - в пассажирский вагон с ящиком-гробом не пускали, несмотря на наше немалое умение убеждать служащих и чиновников, а в багажном никому не хотелось ездить. Ну, разве что в случае самой крайней необходимости. А после пары случаев, когда обычные воры в поисках мало-мальски ценного груза вскрывали убежища кровных братьев днем, обрекая их на мучительную смерть, ездили в поездах только самые отважные или самые безрассудные. То ли дело сейчас! Берешь билеты на ночной рейс и летишь, куда вздумается.
- Пан Анджей! - возопил мой кровный слуга, поднимая глаза и руки к украшенному лепниной потолку. - Да разве так можно!? Я же весь извелся!
- Успокойся, - терпеть не могу, когда обо мне слишком сильно заботятся. - Ничего страшного. Одно из приключений, о которых я уже начал тосковать в последние годы, тихие и чересчур спокойные.
- Не вижу ничего увлекательного, пан Анджей, в смертельно опасных приключениях. Лично я так очень рад, что в нашей жизни воцарились тихие и спокойные дни... - покачал головой Збышек и в этот миг его взгляд упал на мой изорванный рукав.
Глаза слуги выпучились, челюсть отвисла, седые волосы, расчесанные на идеальный пробор, кажется, начали подниматься дыбом. Вот умора! Мы с ним не разлей вода уже скоро триста лет. Он очень мне нужен - идеальный слуга, точный, пунктуальный, старательный, умный, при необходимости решительный и отважный. Во время вынужденного сна в рассветные и закатные часы я могу полностью на него положиться. И полагался все эти годы. А я нужен ему - моя кровь продлевает ему жизнь. Наши слуги стареют медленнее других людей, обладают большей силой и выносливостью, а это дорогого стоит.
- Что это было, пан Анджей? - оторопело произнес он.
- Думаю, нам вместе предстоит это выяснить, - я сбросил пальто у входной двери. Надо будет не забыть... Впрочем, Збышек и сам прекрасно знает, что нужно купить новое.
Присев на оттоманку, я с наслаждением вытянул ноги, уложив их на заботливо подставленную слугой банкетку, распустил узел галстука и, глубоко вздохнув, рассказал Збышеку все как есть, от начала до конца. Он слушал, качая головой.
- Не могу понять, - вздохнул я, заканчивая историю, - охотился "горбатый волк" на меня или на человека? Зачем майор госбезопасности следил за мной? Что здесь случайность и совпадение, а что имеет смысл и значение?
- А я никак не могу понять - с чем вы столкнулись, пан Анджей? Неужели оборотень?
- Ты когда-нибудь слышал об оборотне, умеющем колдовать? Об оборотне, который получил в упор полный магазин серебряных пуль и даже не почувствовал их? В конце концов, об оборотне, открыто напавшем на одного из кровных братьев?
- Оборотни служат кровным братьям, - рассудительно произнес Збышек.
- Вот именно!
- А кровные братья не всегда дружны между собой.
- Ты хочешь сказать?..
Мой слуга кивнул.
- Но неужели ты думаешь, что кто-то из подданных князя Прозоровского злоумышляет против меня? Или сам князь? Что я им сделал?
- А разве в наше время нужно что-то сделать, чтобы вызвать враждебность? У Прозоровского с Амвросием не самые безоблачные отношения. И вам, пан Анджей, это известно не хуже моего.
Я подумал и согласился. Хотя кровные братья мало откликаются на веяния человеческой политики, полностью уклониться от нее они не могут. Волны, словно круги на воде, расходятся от катаклизмов, время от времени охватывающих нестабильное человеческое общество, и достигают нас. Рушатся ли державы, такие как Российская империя или Советский Союз, меняются ли государственное устройство или экономический курс, происходит ли перераспределение рынков сырья или рынков сбыта у крупнейших товаропроизводителей, рано или поздно наше тесное и архаичное сообщество вынуждено перестраиваться и вливаться в новые правила игры, в новую реальность. Конечно, мы можем делать вид, что не замечаем перемены, охватывающие мир, мы можем по прежнему числить князей Киева, Львова и Таллинна членами высшего Совета вампиров России, но когда Григорий Скуратов-Бельский летит в Москву с паспортом гражданина Евросоюза, ему приходится оформлять визу, а завидев мою синекожую книжицу с золотым "тризубом", московский полицейский презрительно цедит - "хохол". Мы, в отличие от людей, гораздо дольше можем сохранять уважительное отношение друг к другу, но когда у Андрея Каминьского в ближайшем окружении мелькает подонок, вовсю нарушавший закон Великой Тайны во время Второй мировой войны, немало поспособствовавший расколу берлинского гнезда, один из единомышленников Вольфрама Сиверса , мне становится не по себе. А собравшись по вечерам, как в старые добрые времена "серебряного века", львовские вампиры любят рассуждать о притеснениях, которые они претерпели за годы иноземного владычества - хотя мне, честно говоря, невдомек, кто же им больше насолил: Польша, Австро-Венгрия, Германия или Россия? Так что, если поразмыслить, то не следует удивляться подозрению к нам, приезжим из "ближнего зарубежья", со стороны коренных вампиров Москвы.
Но по-прежнему оставался неразрешенным ряд вопросов. Зачем посылать оборотня? Почему он напал на меня? Или не на меня, а на преследующего меня человека? Почему оборотень колдовал? А ведь в том, что меня пытались остановить при помощи волшебства, не оставалось ни малейших сомнений.
С древнейших времен оборотни находятся в нашей тени. Редко кому из них по плечу противостоять вампиру в открытой схватке. Хотя последние несколько веков нам нечего делить. Охота на ведьм, развернувшаяся в Европе, ударила по ним так же сильно, как и по нам. Они были вынуждены принять закон Великой Тайны, организовать своего рода полицию, строго отслеживающую тех, кто охотился на людей и безжалостно их карающую. Но, в отличие от кровных братьев, их поголовье, если можно так сказать, восстанавливалось после кровавой сумятицы гораздо медленнее. Мы можем обращать птенцов из числа людей-добровольцев, а оборотнем нужно родиться. Я имею в виду истинного оборотня, а не больного безумца ликантропа, завывающего по ночам на кладбищах и до смерти пугающего прохожих. Когда их численность достигла предела, верховный совет общества "Наследников Протея" обратился к всемирному совету вампиров в Цюрихе, где признал свое подчиненное положение.
Оборотни гораздо ближе к природе, чем мы. Из них вышли многие видные ученые, как в средневековье - алхимики, травники и рудознатцы, так и в новое время - этнографы, ботаники, зоологи. Но они не умеют колдовать. Разве что самым сильным оборотням доступна слабенькая магия... Даже не магия, а ворожба на уровне деревенской знахарки. Поэтому встретить волкодлака, который способен противостоять вампиру на равных, задача непосильная.
Опять же оставалось непонятным, с какой целью меня преследовал офицер госбезопасности? Ну, тут объяснение тоже может крыться в "эпохе большой нелюбви" между нашими государствами. Кто знает, что у них там в ФСБ в головах? Вдруг проверяют каждого, прилетевшего на самолете из Киева и поселившегося в "Метрополе"? Это же не маляры-штукатуры и не каменщики-плотники...
В общем, поразмыслив, я решил, что мое нынешнее приключение явилось следствием череды совпадений и недоразумений, самое меньшее. Значит, нужно впредь вести себя осторожнее, отправившись к клиенту, следить, чтобы не было "хвоста". А днем отправить Збышека испросить аудиенции у московского князя - все должно быть честь по чести. Нашими правилами разрешается не являться к правителю города в ту же ночь, как прибыл, но уж на вторую - обязательно. Иначе свои же не поймут.
Да, и созвониться с клиентом, обговорить условия встречи.
Но сейчас я слишком устал. А значит, все заботы и хлопоты, все оборотни и кровные братья, все госслужбы, включая всесильное в человеческом мире ФСБ, idz do djabla !
До рассвета оставалось около двух часов - самое время отдохнуть.


ГЛАВА ВТОРАЯ
КНЯЗЬ МОСКВЫ
Высокий и широкоплечий блондин Никита Григорьевич Прозоровский в наглухо застегнутом мундире лейб-гвардии Преображенского полка поручика - темно-зеленом с красными обшлагами и красными чулками, в память о битве при Нарве, - выглядел прямым и смертельно опасным, будто офицерская шпага той эпохи. Понятное дело, в первой Северной войне, при Петре Алексеевиче, нынешний князь вампиров города Москвы поучаствовать не мог. Он тогда просто еще не родился человеком. Но вот во второй Северной, при Елизавете Петровне, насколько я знал, сражался и проявил храбрость, достойную русского офицера. Инициирован он был вскоре после окончания боевых действий - молодость, разгул, море по колено... Посему так и остался в чине поручика - воевать-то в основном приходится при дневном свете...
Все вампиры России знали, если Никита Григорьевич надел преображенский мундир, быть грозе. Только на меня его ухищрения не производили должного впечатления. Если он - шпага, то я тяжелый рыцарский меч, как говаривали в Речи Посполитой, крыжацкий . Таким клинком пан Лонгинус Подбийпятка, если верить Генрику Сенкевичу, поражал воображение шляхтичей. Попробуй меня сломать, если получится.
- Пан Анджей Михал Грабовский? - князь не спрашивал, князь утверждал очевидное. Глаза его метали молнии.
- Он самый, ваша светлость. Честь имею представиться в связи с деловой поездкой в Москву.
- Почему вчера не представился? - Прозоровский сурово свел брови.
Если князю что-то не по нутру, бывает он крутешенек. Ну, чисто Петр Алексеевич покойный. Того и гляди, сейчас прикажет "полячишку" в кандалы заковать, врезать шпицрутенов и в Сибирь пешком. В прошлые мои аудиенции он не казался ни жёстким, ни решительным. Я даже подумал, что вот, мол, просчитались московские кровные братья, выбирая князя. Ан нет! Достоин быть! Иногда приятно разочаровываться. Пускай даже его гнев направлен против меня. Другой испугался бы, но я знал, что противопоставить немилости князя. Не зря, пока я спал, набираясь сил, Збышек подключил ноутбук к гостиничной сети "вай-фай" и много чего узнал.
Я со всей возможной учтивостью поклонился Прозоровскому.
- Закон разрешает испросить аудиенции у князя в течение суток с момента приезда в город, подотчетный оному. Двадцать четыре часа еще не минули. В чем я провинился, ваша светлость?
Он не ожидал подобной наглости. Нахмурился еще больше, если только это возможно. Княжеская свита, щеголявшая в современных костюмах, каждый из которых обошелся владельцу в не одну тысячу североамериканских долларов, зашушукалась, бросая на меня косые взгляды. Кое-кто, пожалуй, готов был вцепиться мне в глотку.
- Ты, пан Анджей Михал, - взял себя в руки князь, - являешься в мой город. Бродишь по улицам, не соизволив сообщить о своем прибытии. А потом в подворотнях находят мертвых людей. Как ты это объяснишь?
"Мертвых людей? Значит, майор - не единственная жертва прошлой ночи?"
- Мне трудно объяснить каждую человеческую смерть в Москве. Могу поклясться Великой Тайной, что вчерашней ночью при мне погиб лишь один человек. И не я виновник его смерти.
- Ильинка?
- Вы прекрасно осведомлены, ваша светлость.
- И как же погиб Юрий Михайлович Семецкий?
- Его убил зверь.
- Какой зверь в Москве? Медведь, что ли? Ты же не в Сибири, пан Анджей Михал!
- Конечно, я не в Сибири. Это был не медведь и не волк.
- Об этом я догадался. Ран на теле не обнаружили.
А Прозоровский осведомлен даже лучше, чем я первоначально предположил. Наверняка у него есть доступ к сводкам полиции. А то и свой человек в органах госбезопасности.
- Вы позволите побеседовать с вами наедине? - Мне не хотелось предавать широкой огласке сведения, который я намеревался передать князю. Пускай потом сам решает, достойны ли его вассалы доверия.
Никита Григорьевич оглянулся на своих. Кивком головы приказал следовать за собой. Мы вышли, провожаемые недоуменными и откровенно враждебными взглядами. Причем, последними - я.
Маленький кабинет, примыкающий к зале для торжественных и официальных приемов, наверняка защищался от подслушивания. От кровных братьев чарами самого князя, а от людских средств прослушки - людскими же приспособлениями. Несмотря на приверженность к костюмам восемнадцатого века, Прозоровский шагал в ногу со временем и достижений человеческой цивилизации не чурался.
Опустившись в кресло, князь Никита указал мне на банкетку напротив. Теперь он не казался суровым. Напротив, озабоченным.
- Что тебе известно, пан Анджей Михал?
- Я расскажу все по порядку. Я прогуливался по ночной Москве...
- До того, как представился мне?
- Есть такой грех, ваша светлость. Но я не отходил далеко от "Метрополя", в котором остановился. Люблю, знаете ли, ночную Москва-реку.
- Мы все ее любим. Продолжай, пан Анджей Михал.
- Можно просто Анджей.
- Хорошо, - кивнул князь. - Продолжай, пан Анджей.
- На Ильинке, неподалеку от Гостиного двора я заметил слежку. Человека. Как потом оказалось, майора службы госбезопасности России. Но тогда я этого не знал. Заподозрил неладное. Особенно, когда почувствовал чужое волшебство.
- Колдовской Ковен давно не враждует с кровными братьями, - быстро сказал Никита Григорьевич.
- Не враждовал до настоящего времени. Но я очень хорошо знаю, как порой ломаются старые договоры, казавшиеся незыблемыми, и начинаются новые войны.
Он проглотил мой намек на возраст. Думаю, кое-какие сведения обо мне он все же собирал. Но не уверен, что все они оказались достоверными.
- Хорошо, пан Анджей, что случилось дальше?
- Потом на нас набросился зверь.
- Зверь?
- Вначале я даже подумал, что это оборотень. Но... Когда он сбил меня с ног, а майор начал стрелять серебряными пулями...
- Этого мне не докладывали.
- Кроме меня и покойного офицера, этого не знал никто. Оборотня серебро остановило бы. Этот зверь даже не заметил выстрелов в упор. Он свалил человека и выпил его жизненную силу. Можете мне поверить, ваша светлость...
- Князь Никита, если вам будет угодно.
"Ого! Похоже, мой рассказ произвел впечатление..."
- Благодарю вас, князь Никита. Даю слово чести рыцаря и шляхтича, что видел, как потоки жизненной силы переливались из человека в зверя.
Прозоровский рассеяно кивнул и задумался. Левая рука его помимо воли теребила нагрудный знак преображенцев.
- Да... Именно так... - пробормотал он. - Это многое объясняет.
- Прошу прощения?
- В прошлую ночь в Москве обнаружены еще несколько трупов. Человеческих. Как мне доложили, "выпитых". Понимаете о чем я?
- Догадываюсь.
- Тела полностью обескровлены. Так же отсутствует лимфа. Головной мозг высушен до размера грецкого ореха, костный мозг превращен в труху. Что я должен был думать?
- Вы подумали, что киевские вампиры умудрились использовать в пищу не только кровь, но и прочие жизненные токи? - улыбнулся я.
Князь пожал плечами.
- Киевские вампиры одни из старейших, подотчетных Совету России. Князь Амвросий живет восьмой век. И к нему тянутся немало пожившие и повидавшие вампиры. К примеру, вы, пан Анджей. Сколько вам лет?
И снова я не сумел сдержать грустную улыбку. Все-таки Прозоровский еще слишком молод. Вампир моего возраста никогда не употребил бы слово "жить". Да, мы не мертвые, но мы и не живы. Нам многим приходится расплачиваться за бессмертие и сверхъестественные - по человеческим меркам, само собой, - способности. Мы не можем иметь детей. Нам недоступны простые радости, обычные для любого простолюдина. Такие как, наслаждение пищей и вином - для нас они не имеют вкуса. А сколько бы я отдал за возможность увидеть солнце и бегущие по небу облака, за вид порхающей бабочки - не ночного мотылька, а простой белой капустницы! За песнь жаворонка, за рассветы и закаты...
- Пан Анджей... - осторожно поинтересовался князь. - Вы о чем-то задумались? Я обидел вас неосторожным вопросом?
- Что вы, князь Никита! Ничуть! Просто я вспоминал те годы, когда еще был человеком.
- О, я тоже иногда вспоминаю те времена. Так вы не ответили на мой вопрос. Впрочем, если вам неприятно...
- Что вы, князь! Мне по большому счету безразлично, когда меня спрашивают о возрасте. Я давно утратил счет годам, - слукавил я. - Но могу сказать, что моложе Амвросия почти на век.
Князь оценил мое признание. Легонько поклонился, не вставая.
- Думаю, мне нужно дать поручение кому-нибудь. Пускай разузнают, что бы это могло быть. Я отказываюсь верить, что оборотни могли набрать такую силу. И все же следует поговорить с Пашутиным. Это глава питерского отделения "Детей Протея", - пояснил он в ответ на мой невысказанный вопрос. - И попросить Филиппа Филипповича поднять архивы - не было ли ранее зафиксировано таких случаев. Или, возможно, похожих.
- Я согласен с вами, князь Никита, уточнить не помешает, но, кажется, я уже сейчас могу рассказать вам об этом звере. Возможно, вы заинтересуетесь.
- Да? - Прозоровский приподнял бровь.
- Мой кровный слуга, знаете ли, большой поклонник всяких современных штучек. Мобильные телефоны и компьютеры, автомобили... - Я слегка передернулся, ибо, если к аэропланам или, как их сейчас называют, самолетам, худо-бедно привык, то залезал в безлошадную повозку, воняющую продуктами алхимической перегонки нефти, без малейшего удовольствия, исключительно по необходимости. Не принято как-то в современном мире верхом из аэропорта в гостиницу скакать. - Он подключил в гостиничном номере к сети переносной компьютер...
- Ноутбук, - подсказал князь.
- Да. Именно так он называется. Подключил и половину сегодняшнего дня занимался поисками и сбором информации. Согласно моему описанию, он пытался определить, что же это за зверь.
- И как, успешно?
- Похоже, что да. Согласно легендам и преданиям шотландских горцев, в их краях обитает страшное чудовище, нападающее по ночам на людей и высасывающее кровь. Погодите возражать, князь Никита! Речь идет не о кровных братьях. Вампиры занимают свое место в "страшилках" шотландцев. Как правило, их не путают ни с оборотнями, ни с колдунами, ни с фейри.
- Фейри? - нахмурился Прозоровский. - А что вы о них знаете?
- Кое-что, но крайне мало, как я понял, переговорив со Збышеком - это мой слуга.
- Продолжайте, пожалуйста.
- Продолжаю. Сие чудовище зовется бист вилах. Порой принимает облик одноногого калеки с горящими глазами, который, несмотря ни на что, бегает так быстро, что удрать от него невозможно. А порой является в образе косматого пса. Большинство людей считает эти рассказы выдумкой и чепухой, но мы-то с вами знаем, что в них всегда присутствует доля правды. Иногда измененная до неузнаваемости, но присутствует. Збышек связался со слугой одного из вампиров, который обитает в Британии, и тот подтвердил - бист вилах не имеет никакого отношения к кровным братьям. Он - фейри.
Князю удалось сохранить невозмутимое лицо, но по дрогнувшему уголку рта и глазам, сузившимся на мгновение, я понял - он взволнован не на шутку. Но кто я такой, чтобы лезть с расспросами к самому Прозоровскому?
- Кровный брат в одиночку не способен совладать с фейри, - промолвил после долгого молчания князь.
- Я и не спорю. Он ушел сам. Почему, не знаю. Возможно, насытился. Возможно, признал во мне противника почти равного и решил поискать добычу полегче. Во всяком случае, как я узнал от вас, он ее нашел.
- Да...
- Во всяком случае, князь Никита, я не собираюсь гостить в Москве больше двух-трех дней. Рад, что смог оказаться вам полезен.
"Я уеду, а ты разбирайся с фейри, - мог бы я закончить фразу. Да и закончил, только мысленно. - А у меня своих дел невпроворот".
Слишком неприятными были впечатления прошлой ночи, чтобы я горел желанием испытать их снова. Фейри - порождения иного мира. Я не стал говорить об этом Прозоровскому потому, что князь это знал. Он не может не знать. Когда-то давным-давно я бы многое отдал за возможность поучаствовать в открытом противостоянии. Но тогда я был молод, горяч и рвался в бой. Сейчас я утомлен сотнями прожитых лет, а в моем сердце вампира, которое многие считают неживым и холодным, кровоточит открытая рана. Пусть сражаются молодые, честолюбивые, обладающие властью - это их удел, их борьба, их жизнь, которая, впрочем, нежизнь.
Я поднялся, поклонился и с молчаливого разрешения князя покинул его апартаменты. В главной зале, которую мне волей-неволей пришлось пересечь, вампиры Москвы смотрели оценивающе и с любопытством. Мимоходом я поразился их показной, кричащей роскоши. Валентино и Версаче, Москино и Прада. Украшения от Булгари и Картье... Когда-то я знавал Луи, внука Луи Франсуа . Мы познакомились с ним и Сантос-Дюмоном в тысяча девятьсот четвертом... В Париже, в ресторане "Максим". Веселое время! Я пришел туда со старой знакомой - бруксой Аидой д"Акоста. К несчастью, она отличалась слишком сильными наклонностями суккуба и склочным характером. И если бы не их роман с известным авиатором, то, возможно, его жизнь закончилась бы несколько иначе. Тем не менее, я долго еще переписывался с Луи и по сей день храню часы "Сантос".
Впрочем, уже переступая порог, я спинным мозгом ощутил один взгляд, исполненный такой ненависти, что если бы в моих жилах текла обычная человеческая кровь, он застыла бы в тот же миг. Решив не оборачиваться, я все же взял на заметку врага, затесавшегося в окружение князя Прозоровского.
Беседа с Никитой Григорьевичем всколыхнула во мне давно забытые воспоминания.
Усевшись карету-автомобиль рядом с терпеливо дожидавшимся Збышеком - нынче ночью слуга наотрез отказался отпускать меня одного, - я откинулся на поскрипывающее кожей сидение и задумался.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ГРЮНВАЛЬДСКАЯ БИТВА
год 1410 от Рождества Христова
Жаркое солнце лило беспощадные лучи с неба на Таненберг, Грюнвальд и Людвигсдорф, иссушало широкое поле между ними, где который час шла кровопролитная сеча. Раскалялись доспехи, истекали потом люди, падали измученные кони. Уже отступили литвины после тяжкого сражения с рыцарями Фридриха фон Валенрода, только на дороге с Таненберга на Логдов насмерть встали Смоленские хоругви, усиленные виленскими, трокскими, гродненскими, жамойцкими рыцарями. Позорно бежали чешские и моравские наемники, послушавшись изменнических приказов Яна Сарновского. А польские хоругви бились, хоть сломались все копья, иступились мечи, в щепы разбились щиты, а руки отказывались удерживать оружие.
А крестоносцы давили, будто распеваемые гимны вливали в них нечеловеческие силы. Нас теснили хоругви епископов Помезанского, Самбийского, которую вел Генрих граф Каменецкий из Мнении, Вармийского и Кульмского. Плыло над рядами красное знамя с широкой белой полосой великого командора Конрада фон Лихтенштейна. Вели в битву своих рыцарей Конрад фон Гоцфельд, командор нешавский, и Иоганн фон Шоменфельд, командор гданьский, Бурхард фон Вобек, командор энгельсборгский и Балдуин Штолл, командор бродницкий.
Уже все пятьдесят наших хоругвей завязли в битве.
И впереди всех - Краковская, где рыцарями командовал Зиндрам из Машковиц, а знамя, на красном полотнище которого плыл белый орел, увенчанный короной, нес рыцарь Марцин из Вроцимовиц из рода Полукозы. В первом ряду хоругви сражались девять лучших рыцарей, чьи заслуги превосходили любого от Вроцлава до Киева. Я до сих пор помнил их имена: Завиша Черный из Гарбова, герба Сулима; Флориан из Корытниц, герба Елита; Домарат из Кобылян, герба Гжималя; Скарбек из Гур, герба Абданк; Павел Злодзей из Бискупиц, герба Несобя; Ян Варшовский, герба Наленч; Станислав из Харбиновиц, герба Сулима; Якса из Тарговиска, герба Лис.
Я же сражался на левом фланге, в двадцать пятой хоругви Альберта Ястшембца, епископа Познанского. Предводительствовал нами рыцарь Яранд из Брудзева, под лазоревым знаменем с подковой и крестом. В тот славный для польского оружия день довелось нам сцепиться с рыцарями из командорства ортельсбургского, который под красно-белым знаменем вел в бой Альберт фон Эчбор - славный воин и доблестный рыцарь, хоть и немчин. И все его бойцы, как на подбор, сражались отважно и не заботились о сохранении собственной жизни.
Мы видели, какая жестокая сеча закипела у шести дубов в центре войска, под королевским знаменем с белым орлом. Видели, как покачнулось и рухнуло знамя, которое нес Марцин из Вроцимовиц, хорунжий краковский. Великое горе охватило наши сердца. Дрогнули иные, кто еще мог сражаться, ибо едва ли не половина познанских рыцарей - впрочем, как и ортельсбургцев, - лежали мертвыми или близкими к тому, под копытами хрипящих коней. Но Яранд из Бруздева громко воззвал к Господу, моля прибавить силы уставшим руками и крепости измученным душам, устыдил дрогнувших и вновь повел нас битву.
Копье мое сломалось, меч иззубрился, щит треснул пополам, но к тому времени "Белый орел" вновь взметнулся над полем брани, когда подоспели ближние рыцари короля Владислава - Земовит младший, князь Мазовии, Федушко и Сигизмунд-Корибут, литвинские князья.
Я бил и бил, думая лишь о том, чтобы не разжать ладони и не выронить меч; носком сапога удержать стремя. Плечо онемело, пот заливал глаза. Мой конь храпел и уже не мог бежать - только шагал, тяжело поводя боками и понурив гордую голову. Чей-то меч, скользнув по шлему, погнул мне оплечье, но боли я не чувствовал.
Славный то был день. В такой и умереть не страшно, ибо что может быть достойнее для благородного рыцаря, чем смерть за своего короля и за свою землю? Жаль только, что вместо благородного рыцарского поединка один на один, на поле под Таненбергом мы сошлись в беспорядочной свалке, где получить предательский удар в спину оказалось так же просто, как выпить кружку пива в придорожной корчме.
Здоровенный немец в топльхельме, украшенном черными и белыми перьями, налетел на Олешека из Барцин, герба Брама, моего давнишнего друга, стукнул его по затылку палицей, выбив из седла, и направил коня ко мне. Я прикрылся щитом от его удара, ощутив, как заныла рука, взмахнул мечом... И промахнулся. Затупившийся клинок мой лишь скользнул по черно-белому плюмажу, а тяжелая палица вдруг приблизилась к прорезям шлема, заслонив и небо, и землю, и сражающихся рыцарей.
- Mater Dei, ora pro nobis ... - успел прошептать я, а потом искры вспыхнули перед моими глазами, и непроглядная тьма заволокла сознание.
Очнулся я от холода.
С неба, затянутого низкими тучами, лил дождь, пропитавший всю одежду под доспехами.
Поперек моего живота лежало чье-то безжизненное тело. Одному Господу известно, каких трудов стоило мне выпростать из-под него ноги. Еще столько же времени я потратил, чтобы избавиться от щита. И лишь после того, скинув латные рукавицы, стащил с головы шлем. Ледяные струи обрушились на лоб и щеки благословением небес. Долго, очень долго, лежа на спине, я ловил капли пересохшими губами, а потом попытался встать, опираясь на меч, словно на клюку.
Над полем разносился тихий и жалобный, тысячеголосый стон. Немцы и силезцы, литвины и поляки, русские и чехи... Раненые и умирающие. Каждый молил о помощи, но помощь не спешила.
Я не знал, кто победил в этом сражении, которое стало воистину переломным для христианского мира. Я не знал, что великий князь Александр-Витовт сумел-таки остановить бегущих литвинов и привести их в самый тяжкий миг, ударив в спину хоругвям великого командора Тевтонского ордена Конрада Лихтенштейна. Не знал, что Ульрих фон Юнинген, великий магистр Пруссии, убит, а Вернер Теттинген, командор эльбингский, более всех из крыжацкого войска настаивавший на необходимости сражения, позорно бежал. Не знал, что польские князья-изменники, выступившие на стороне Ордена, Казимир Щецинский и Конрад Олесницкий, пленены и доставлены пред очи короля Владислава, который, командуя хоругвями в бою, так сорвал голос, что на следующий день едва мог говорить. Я не знал, сколько полегло доблестных рыцарей с одной и другой стороны.
Я хотел лишь добраться до тепла, еды с питьем и постели. Впрочем, с едой можно было бы и повременить. Тошнота сжимала желудок в тугой комок - видимо, сказывался пропущенный удар по голове, изрядно смягченный подшлемником, который я и благодарил, что не отправился нынче в мир иной. Медленно, очень медленно, спотыкаясь на каждом шагу, я побрел туда, где, как мне казалось, сквозь завесу дождя мерцали огни костров. Впервые в жизни я чувствовал себя беспомощным, будто младенец. Если тела поверженный рыцарей мне, с грехом пополам, удавалось перешагивать, то мертвых коней приходилось обходить, словно непреодолимые препятствия. Усилием воли я заставил себя не обращать внимания на слабые голоса, взывавшие ко мне, умоляющие о помощи. Единственное, что я могу для них сделать, так это прислать подмогу, когда выберусь к своим. Но, повторюсь, я не знал, кто же победил, а потому вполне мог угодить в оковы, которые крестоносцы, не скрываясь, везли на подводах для пленных поляков.
Среди трупов мелькали серые тени. Может, волки, а может, одичавшие собаки. Порой из темноты доносилось рычание и мерзкий хруст.
Не заметив ручья, я поскользнулся и свалился на четвереньки в пахнущую кровью и смертью воду. Пока шарил по илистому дну в поисках меча, пару раз блевал желчью - со вчерашнего дня во рту и крошки хлеба не было. И уже выбравшись на противоположный берег, я понял, что заблудился. Уж и не знаю почему - скорее всего из-за помутнения рассудка, вызванного все тем же ударом по голове, - вместо того, чтобы приближаться к огням, я уходил от них все дальше и дальше, и теперь, с огромным трудом вскарабкавшись на невысокий пригорок, не видел ничего, кроме серой пелены и чуть более темных, нежели окружающий мрак, очертаний деревьев.
Неподалеку завыл волк.
Я осенил себя крестным знамением. Рядом с таким количеством трупов не хищников следовало бояться, а нечисти, привлеченной запахом крови и смерти. Когда вокруг столько беззащитной добычи, зверь не выберет жертву, стоящую на ногах и способную дать отпор. Порождения Люцифера - иное дело. Они охотятся не ради насыщения, а ради убийства - жестокого и беспощадного. Грайверы-трупоеды и стрыгаи-кровососы, волкодлаки и вьесчи... Встреча с любым из них не сулила ничего доброго.
Бормоча под нос молитву и покрепче сжав рукоять меча, я пошел вперед, заставляя передвигаться дрожащие от усталости ноги. Теперь мною двигало лишь одно желание - найти сухое место и согреться, пережидая ночь. Внезапный порыв ветра разорвал облака. Они лопнули, словно гнилая мешковина и в образовавшуюся прореху глянула масляно-желтая луна.
В ее свете я увидел опушку - корявые стволы торчали совсем близко. Еще десяток шагов и я ступил бы под лесную сень.
"А не пересидеть ли до рассвета где-нибудь под кустом?" - мелькнула шальная мысль. Тем более, сил возвращаться не осталось. До сих пор меня держала на ногах лишь надежда на спасение: тепло, исцеление, отдых.
Но сделав первый шаг по направлению к лесу, я замер, похолодев. Поверх толстой ветки, вытянувшейся по-над землей, на меня глядели круглые немигающие глаза, отсвечивающие багровым.
В малолетстве я немало времени провел в лесах, окружающих отцовский замок. С самострелом и с силками, с немудреной рыболовной снастью бегал к Вепшу ловить карасей. Я видел волков и лис, барсуков и рысей. Я помнил как светятся в темноте глаза филина и неясыти. Я понял - передо мной не Божья тварь.
- Credo in Deum, Patrem omnipotentem, Creatorem cæli et terræ , - прошептал я, поднимая руку, чтобы перекреститься, и тут тварь бросилась.
Словно огромный паук перебирая лапами, она устремилась ко мне. Грязные засаленные волосы на голове свисали космами, падая на скошенный лоб. Несмотря на явно звериные повадки, она показалась мне удивительно похожей на человека - эдакого опустившегося дальше некуда нищего. Вот только скорость. И лицо... Мертвенно бледное, с синюшными губами и выступающими вперед клыками.
Вомпер!
Я взмахнул мечом, пытаясь отогнать порождение Преисподней. Тварь ловко увернулась и сипло захохотала, обегая меня по кругу.
Краем глаза я заметил еще одну, подобную первой. Она подбиралась сзади. Бесшумно прижималась к земле, как скрадывающий добычу зверь. Да что удивляться? Ведь они охотились на меня.
Если бы не усталость, возможно, мне и удалось бы зацепить кого-то из них, но я едва стоял на ногах, а они носились по кругу, будто злые деревенские шавки вокруг проезжающего по большаку всадника. Сипели натужно, высовывали багровые, на удивление длинные языки. Торчащие вперед клыки - вовсе не так, как у гадюки, - блестели в лунном сиянии.
А потом первый вомпер прыгнул. Легко уклонился от моего слишком медленного клинка, ударил когтистой лапой под колено. Я пошатнулся, отмахнулся мечом... Кажется, попал, да только исчадье тьмы словно и не почувствовало - оттолкнулось от земли, ударило меня плечом. В этот же миг вторая тварь вскочила на спину.
Мы покатились по мокрой листве, как сцепившиеся в драке коты. Вомпер шипел, обдавая меня отвратительным смрадом мертвечины, а я, забыв о воинских умениях, отбивался руками и ногами, стараясь оттолкнуть мерзкую морду подальше. Меч я обронил еще при падении. Цепкие пальцы нападавшего тянули вниз воротник хауберка.
Я визжал, наплевав на честь и рыцарское достоинство. Такого ужаса мне не доводилось испытывать никогда в жизни. Ни до той ночи, ни после. Страх придавал силы, но и кровососы не дремали. Вскоре я понял, что дерусь сразу с двумя. Один навалился на ноги, второй...
Острые клыки коснулись моей кожи.
Боль!
Жгучая и нестерпимая боль...
Боль, заставляющая тело выгибаться.
Едва ли не в тот же миг она сменилась блаженством.
Я перестал соображать, перестал осознавать опасность, желая лишь одного - чтобы наслаждение никогда не кончалось.
И тут послышался свист стали, рассекающей воздух, мерзкий хруст. Вомпер, удерживающий мне ноги, то ли крякнул, то ли хрюкнул и откатился прочь. Второй, всхлипнул, вырвал клыки из моей шеи и попытался сбежать. Но клинок, направляемый твердой и безжалостной рукой, упал на него слегка наискось, снося напрочь голову.
- Вставай, пан рыцарь, - послышался негромкий, но суровый голос.
Сидя на мокрой листве, я только тряс головой, пытаясь убедить себя: все случившееся - всего лишь дурной сон, кошмар, вызванный усталостью и помрачением рассудка из-за пропущенного удара.
- Эй, пан рыцарь, слышишь ли ты меня? - повторил мой незнакомый спаситель.
Я поднял глаза.
Он возвышался надо мной, словно крепостная башня. Высокий, широкоплечий, по потертом кожаном поддоспешнике и черном шапероне. Черные усы свисали ниже подбородка.
- Ты умом не повредился ли?
У меня хватило сил покачать головой.
- Это хорошо, - он мельком глянул на еще шевелящееся тело первого кровососа. Быстрым взмахом рассек его напополам, перехватил меч и пару раз вонзил между ребер. - А вот так еще лучше... Встать сможешь?
Я кивнул. Шатаясь, поднялся на ноги.
- Э-э, пан рыцарь, - протянул незнакомец. - Да они тебя укусили...
- Кто это был? - стараясь скрыть дрожь в голосе, спросил я.
- Да так... Сволочи, каких поискать. Семейка тут завелась. Я давно их выслеживаю.
Наконец, я сообразил, что мне только что спасли жизнь. Приложил ладонь к груди.
- Спасибо тебе, пан рыцарь, не знаю твоего имени и герба.
- Зовусь я Ладвигом фон Раабе, - едва заметно улыбнулся рыцарь. И увидев мое изумление, добавил. - Я силезец из-под Свидницы.
Я кивнул, по-прежнему не догадываясь - друг передо мной или враг. Силезские рыцари бились на нашей стороне и в тринадцатой хоругви, как наемники, и в пятидесятой, под командованием Гневоша из Далевиц, краковского подстолия. Но стояли они и под знаменами Конрада Белого из Олесницы, который, в отличие от других князей Силезии, открыто поддерживал тевтонцев. Но все же он спас меня от самой страшной участи, какая только может выпасть на долю доброго христианина. И если даже он из стана врагов, я готов был со смирением сдаться ему в плен.
- А я - Анджей из Грабовиц. Еще раз спасибо тебе, - повторил я, пытаясь поклониться. И едва не упал, почувствовав головокружение.
- Они таки успели укусить тебя! - с нажимом проговорил рыцарь.
Прикоснувшись к шее, я ощутил под пальцами липкую кровь и две ранки. Будто шилом кольнули. Ерунда какая! Случалось мне получать царапины и поглубже.
- Не стоит беспокоиться, пан Ладвиг. Заживет, как на собаке!
- А вот и стоит, пан Анджей, - силезец нахмурился. - Ты ведь уже догадался, с кем столкнулся.
Перекрестившись, я ответил:
- Вомперы, похоже.
- Не вомперы, а вампиры. В Великой Польше и Моравии говорят еще - вьесчи. А за этой семейкой я давно гоняюсь. Острожные, хитрые и опасные. Ну, да теперь они уже никому вреда не причинят.
- Ты, пан, охотник на нечисть? - краем уха я слыхал о людях, которые посвятили жизнь этому нелегкому ремеслу. Очищать мир от исчадий Люцифера - работа изнурительная и опасная. К тому же она не приветствовалась ни светской, ни духовной властью. Признать охотников, значит, признать и детей Сатаны. Не всякий правитель мог решиться на подобное безрассудство.
- Нет, не охотник, - покачал он головой.
- А кто же тогда?
- Долго рассказывать, а времени у тебя мало, пан Анджей.
- Что ты хочешь сказать? - я похолодел. В памяти немедленно всплыли страшные истории.
- Они тебя укусили. Сейчас в твоей крови частицы их слюны...
- Я тоже стану вомпером? То есть, вампиром?
- Станешь, - кивнул фон Раабе.
- И ничего нельзя сделать? Я буду молиться Господу! Я поеду в Ясну Гуру... Нет, пешком пойду! Да что там пешком! На коленях поползу и каждый шаг земной поклон бить буду.
- Не поможет, пан Анджей.
- Святую воду пить буду! В монастырь уйду! Самые суровые обеты приму!
- Не надо себя обманывать. Обратной дороги у тебя нет.
- Руки на себя наложу! - в отчаянье воскликнул я.
- Ну, это твой выбор, - он пожал плечами. - А я помочь хотел...
- Как?! - попади горечь моего голоса в Вислу, люди много лет не смогли бы пить воду из нее.
- Сейчас, пан, у тебя есть всего лишь два пути. Первый - быстрая смерть. От своей ли руки или кого-либо иного, не знаю. А второй - вечная жизнь. И безграничные возможности. Почти безграничные, - поправился силезец, поразмыслив мгновение.
- И продать душу Сатане?
- Вовсе необязательно. Скажу тебе, положа руку на сердце, никто никого неволить не собирается. И договоры кровью скреплять тебе не придется. А вот пить кровь время от времени - да, придется. Но это в любом случае, независимо от того, поедешь ты сейчас со мной или нет.
- Так в чем же заключается мой выбор?
- В чем? А в том, чтобы жить и умереть как они, - Ладвиг ткнул кончиком меча безжизненное тело, больше всего напоминавшее груду старого тряпья. - Или обрести богатство, почет, власть. Жить в свое удовольствие.
- И пить кровь?
- Не так часто, как рассказывают в сказках. Это необходимость. Вопрос цены, если можно так выразиться. Но решать тебе.
Я подумал и кивнул.
- Отлично! - воскликнул силезец. - Неподалеку нас ждут два коня. В седло залезть сумеешь, пан Анджей?
Так началось мое многолетнее знакомство с Ладвигом фон Раабе, старшим товарищем и наставником.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"