Аннотация: Все расчерчено, господа! Давно пора "косточки" размять!
Игра
Удивительной динамикой может обладать статичная картинка, если все законы в ней соблюдены! Гений мастера, не важно, является ли шедевр результатом кропотливого труда художника, или же только отображением некоего высшего замысла, переданного и воплощенного через него, проведет вас по своей задумке мыслью, как слепца по лабиринту, всколыхнет чувства и взорвется ядерным грибом катарсиса! И вот, созерцатель уже чувствует себя посвященным, сродни самому творцу, ведь он расшифровал код, проник в тайный смысл, скрытый в изображенном! Но, не стоит обольщаться напрасно. Его обманули! Намеренно потрясли сознание (или подсознание) для неких неведомых ему целей, да так искусно, что он принял эту подмену за свое собственное великое открытие, за дар видеть то, что другим недоступно!
1
На первый невнимательный взгляд это странное помещение скорее походило на фото - лабораторию в стиле семидесятых годов прошлого столетия. На натянутых от стены к стене пластиковых струнах болтались длинные вихлявые хвосты уже проявленных пленок. Иногда они начинали тереться друг о друга и шептаться, и тогда казалось, что пошел дождь. На трех металлических этажерках - близнецах помещались ванночки, колбы для реактивов и два старомодных пузатых аппарата для печати фотографий. Пол сплошь был усыпан обрезками бумаги, по-осеннему приятно шуршащей под ногами, когда кому-нибудь вздумывалось пройтись, стены же - украшены снимками, которые в полумраке казались просто пятнами, черными и белыми. Несмотря на царящий хаос, отсутствие окон (они были густо закрашены белой масляной краской), звуки дождя, шелест несуществующих листьев и обилие предметов, невозможных в жилом помещении, комната казалась вполне уютной и обжитой. Такой ее делали круглый стол посредине, развешенные повсюду маленькие офисные бра на прищепках, четыре венских стула с высокими гнутыми спинками, огромные темного дерева напольные часы с боем и приспособленная под тахту списанная медицинская каталка на колесиках, застеленная клетчатым шотландским пледом с кистями.
За столом сидели двое. Элегантный блондин, с заплетенными в косу волосами, одетый в безупречный черный с перламутром костюм, и коротко стриженый по последней моде брюнет в белом кашемировом пуловере, из V-образного выреза которого гламурно выбивался ворот хлопковой рубашки в тон тертым песочным джинсам.
- Ну, и где его черти носят? - сказал Энджи, в сотый раз от безделья проводя ребром ладони по шелку идеально уложенных своих волос и недовольно покосился на дверь.
- Фи, как грубо! - улыбнулся Чет своей неподражаемой улыбочкой на одну сторону и подкинул вверх игральные кости, которые крутил, как заправский жонглер между пальцами уже битый час в ожидании Бобби.
Энджи перехватил их взглядом у самого потолка, где они, повиснув, медленно стали поворачиваться вокруг своей оси. Ра-а-аз, два-а-а, три-и-и...
- Во-первых, это красиво! - сказал Чет и прыснул, - Ну, кончай уже!
- Милостивый государь, вы никак опять мухлевать вздумали?
- Кто! Я? Да я чист, как ангел! Зуб даю!
- Это ты Бобби заливать будешь, шарлатан! Каждый раз - одно и то же!
Энжди отвел взгляд от костей, которые напрочь игнорируя закон всемирного тяготения, неспешно спланировали, остановились в десяти сантиметрах над столешницей, будто бы задумавшись на мгновение о своих дальнейших действиях и совершив между собой хитрый эквилибр, аккуратно приземлились в центре стола.
- Пожалуйста! Что и требовалось доказать! Шесть - шесть! Как бы щас дал!
- Да ладно тебе! Просто я люблю ходить первым! А во время игры - все по честному!
Энджи вздохнул и стал от скуки критически рассматривать свои пальцы.
- Черт! - в его руке появилась изящная полировка и он быстро туда - сюда "заходил" ею по ногтям, - Чего он там возится так долго?
- Кончай чертыхаться! Или у месье другие, более интересные планы на эту ночь? Смею заметить, вы на работе!
- В гробу я видал такую работу!
- Не дождешься! И вообще, дай парню потренироваться, когда ему еще набивать руку? Уж поверь моему опыту, его ждет большое будущее! Он нестандартно видит!
- Ты тоже, я смотрю, набиваешь руку! Все кости уже перепортил! Налей лучше чего-нибудь для сугреву, пока этот гений - натуралист не пришел, а то - тоска...
- Слушаю и повинуюсь! Это я завсегда - "за"!
Чет запустил под стол руку и, немного повозившись, извлек оттуда пустую стеклянную бутылку, 0. 75.
- Чего изволите?
- Гм, пожалуй, дерябну-ка я "Slanchev Bryag", на романтику что-то потянуло... - Энджи откинулся на спинку стула и мечтательно закатил глаза, - Помнится в 89-м, в одном провинциальном городишке где-то в России... не помню уж точно - где, угощал я одну очень недурственных форм кралю - дирижершу этим "шедевром" болгарского виноделия... Как же лихо она... дирижировала! Да-а, было времечко!
- Ну, а я тогда - водочки! Тоже есть, что вспомнить... - хмыкнул Чет и уставился на бутылку.
Та, быстро стала наполняться не смешивающимися между собой жидкостями: наполовину - прозрачной, наполовину - цвета крепко заваренного цейлонского чая.
- Готово! Ваш бренди, сер ценитель форм!
- Благодарствую!
Энджи жестом фокусника извлек из нагрудного кармана своего безупречного костюма две старинные серебряные рюмки. Дунул в каждую по очереди:
- Стерильно! Наливай!
- Ну, будем!
- Будем!
Они чокнулись и выпили залпом, поморщившись каждый своим незабываемым воспоминаниям.
Часы у стены задрожали, будто собираясь чихнуть, но, вместо этого икнули и сказали: - Ддон-н-н.
Безобразие! Час ночи! Они хотели уже было обсудить в нецензурных выражениях сей возмутительнейший факт непочтительного отношения ко времени, как дверь распахнулась и подсвеченный сзади люминесцентным светом из коридора, как артист мюзик-холла, в проеме появился Бобби. Глаза его горели от возбуждения, а на лбу выступили теплые капельки пота.
2
- Это потрясающе! - он стремительно прошел к столу, плюхнулся на венский стул и вытер рукой лоб, - Попить есть?
- Водка, бренди, в ассортименте... - сказал Чет, - А где вас, собственно носило столько времени, уважаемый?
- Мне чаю горячего черного с лимоном, - выпалил Бобби, - Кажется, я снял шедевр!
Чет молча наливал дымящийся чай из бутылки с водкой - бренди в тонкую фарфоровую чашечку, которую Энджи вытащил из своего бездонного нагрудного кармана. В ней уже плавал кружок ароматного лимона.
- Парни, ну чего вы! Я ж не гулял! - Бобби отхлебывал чай маленькими глотками, - Просто сегодня бригада мучачосов заступила, а с ними ж вечно все не слава богу... Уж не знаю я, чего они там жрут, но это полный атас! Мало того, что все документы из-за них переоформлять, так еще и "валет" мне подсунули! Еле вытолкал, пока они трубку мира не раскурили..., а то после этого они обычно на тропу войны выходят... Придурки! Не знаю, как их до сих пор еще не вышибли?
Энджи и Чет переглянулись и в один голос произнесли:
- Валет?
- Ну, да!
- Значит их двое?
- Ага! Белый и черный! Я, как глянул - обомлел! Такие кадры раз в жизни случаются!
- Сдается мне, что ночка перестает быть пресной! - сказал Энджи.
- Бобби, мальчик мой! Я всегда в тебя верил, в отличие от некоторых! - Чет хлопнул Бобби по плечу и подмигнул Энджи, - Но, время - деньги, не пора ли начать?
- Да, господа! Все расчерчено! Давно пора "косточки" размять! - Энджи демонстративно помахал у Чета перед носом новым нераспечатанным пакетиком с игральными костями.
Бобби допил чай и, выловив лимон со дна чашки пальцем, закинул его в рот и скривился:
- Парни, пол часа, please! Я ж не смогу играть, пока не посмотрю, что получилось!
- Черт подери! - не сдержался Энджи, - Начина-а-ается...
- Попрошу не выражаться! Сколько можно! - проскрипел Чет, - Давай, валяй быстрее, мой гений! Нам до утра еще две партии сыграть надо! Quickly! Quickly!
- Ага! Тушите свет! - Бобби сматывал в фотоаппарате пленку.
- И почему ты не купишь себе "цифру"? Это быстро, удобно и современно! - продолжал нудить Энджи в полной темноте.
- Не понимаете вы! На цифру любой дурак может снять. Это не искусство! Пленка! Только она передает все! Все оттенки жизни и смерти.
Проявлять пленку серьезное, но механическое занятие. Самое интересное начинается, когда она уже извлечена из специального светонепроницаемого резервуара. Несколько нетерпеливых минут на обсушку и вот оно - настоящее таинство превращения негатива в позитив.
- Чет, давай красный! - скомандовал Бобби.
Темная комната осветилась двумя красными глазками.
- Отлично, только не моргай.
- Да, знаю я, не в первый раз, - сказал Чет, - Энджи, дружище, плесни-ка мне еще водочки, раз такое дело.
- Да уж, не каждый день приходится быть свидетелем рождения шедевра! И я, с вашего позволения, господин осветительный прибор.
- Не смешно! Будем! - не моргая произнес Чет.
- Ваше здоровье! И... за искусство!
Бобби вытащил из пачки бумагу, вставил пленку в фотоувеличитель, проверил, удобно ли расположены ванночки с проявителем и закрепителем, окунул в каждую из них по пинцету.
- Ну, с богом! - сказал он сам себе, потер в нетерпении руки и начал творить.
3
"Он жил в теплых тропических водах, большой злой страшный рыба по прозвищу Торпеда, по имени Барракуда. По молодости был он отчаян и безрассуден, атаковал без предупреждения, отхватывая у врага куски плоти прямо на ходу, не сбавляя скорости. Целые стайки блестящих рыбок, восхищенные его кинжалами и смелостью неотступно следовали за ним - выбирай любую! Тогда ему казалось, что так будет всегда и ничто не остановит стремительного потока его жизни. Но, когда серебро чешуи его померкло, а зубы стерлись о кости и проклятия неприятеля, большой злой страшный седой рыба Барракуда остановился, огляделся вокруг и... никого не увидел рядом. Красивые рыбки, так любившие его острозаточенные зубы - остались далеко позади, в мутной воде давно минувших страстей. Он хотел крикнуть, позвать хоть одну из них, чтобы уткнувшись лбом в нежность мерцания понимающих глаз поведать, как смертельно он устал, как жаждет покоя и любви! Но его язык не мог отыскать во рту ни одного знакомого имени, а на сетчатке его утомленного сердца не отпечатался ни один образ. Тогда он проглотил не родившийся свой крик и камнем упал на самое дно, туда, куда не проникает солнечный свет, чтобы умереть от тоски и одиночества. Все кончено! Все зря! Ни глаз... ни имени... ни воспоминаний...
А совсем в другом, холодном северном море маленькая рыбка Корюшка с глазами - бездонными блюдцами украшала рыхлое ночное небо мечтами о своем счастье. И так они были чисты и прекрасны, что сияли ярче звезд. И однажды одна из них, самая крупная, не удержалась на небесном покрывале и сорвалась вниз, упав на дно чужого моря..."
- Сынок! Ой, тьфу ты... Sorry, сер! Мы того... закрываемся.
Алекс с трудом оторвался от экрана монитора и сфокусировался на фигуре в униформе. Униформа была "ихняя", а голос и лицо под кепкой с лейблом буржуйского общепита - наше.
- Вы говорите по-русски?
- Тщщ... - женщина в униформе присела на край пластикового стула и зашептала, - Нам тут не положено с клиентами разговаривать, но я сразу признала, что ты - свой.
- Я сейчас ухожу, вы не волнуйтесь, - он закрыл крышку лэптопа. Ах, как жаль, что не успел закончить... - А как вы поняли, что я "свой"? - тоже почему-то шепотом спросил он.
- А над тобой облако висит, как нимб. Над "этими" - никогда такого не видала, а над нашими - часто...
Алекс внимательно посмотрел ей в глаза. Шутит она... или... Как можно увидеть то, что невидимо? Облако...
Он называл ее своей Облачкой. И, где бы его не носило, она всегда была с ним... Над ним, как Путеводная Звезда!
- Ты знаешь, что... - сказала женщина, - Ты закажи кофейку! Еще десять минут есть, посидим - поболтаем. Не выгонят, не боись, у меня тут сын - главный менеджер.
- Нет, спасибо, я уж пойду, - сказал он и выдернул из розетки шнур питания.
- Денег нет?
- Ну..., на кофе уже нет.
- Ох, ты, горемычный... Погодь!
Женщина встала и подошла к стойке, а через минуту появилась у его столика с чашечкой ароматного эспрессо.
- Угощаю, сынок. Пей, - она села напротив и, подперев рукой щеку, стала смотреть, как он с наслаждением отхлебывает из чашки, - Как же занесло тебя сюда, а? За счастьем, поди, поманило?
- Скорей, за смыслом, - сказал Алекс и улыбнулся ей, как улыбнулся бы своей матери.
- И что? Нашел? Смысл-то?
- Нашел.
- И где ж он? Тут?
- Нет. Там, откуда приехал.
- Так и я своему оболтусу говорю то же самое! Дома-то оно завсегда лучше! И слышать не хочет! Меня вот, сманил...
- Если смысл - дома, то - лучше...
- А мой смысл, выходит, тут, на чужбине... - она вздохнула, - Думала ли я, что окажусь в этих туманах? Но, когда сынка рядом - сердцу материнскому спокойней, хоть и тянет, тянет на родину...
- Выходит - так. Каждому - свое...
Алекс поднялся, перекинул через плечо сумку:
- Спасибо за кофе...
- Теть Шура я.
- Спасибо, теть Шур.
- А тебя как звать?
- И меня так, - он протянул ей руку, - Саша.
- Приходи завтра, Сашок. Кофейком угощу.
- Завтра меня уже здесь не будет. Улетаю я.
Теть Шура посмотрела поверх его головы, улыбнулась.
- Ждут тебя там! Очень ждут!
- Да. Самая прекрасная на земле женщина ждет меня!
- Ну, и с добром! И правильно, сынок! Лети к своему облаку!
Алекс вышел на улицу. Как же хочется курить! Он отказывал себе в этом удовольствии уже несколько дней. Смеркалось. В густой дымке, разлившейся по небу, как вязкое черничное варенье, нельзя было разглядеть ни одной звезды. А ему и не надо было чужих, далеких, холодных звезд, ему довольно было одной - его! Светлой! Путеводной!
- Хей! Кыш! - цыкнул он на лисицу, которая зачем-то пыталась прокусить покрышку припаркованного у обочины старенького авто (в последнее время они совсем страх потеряли, их наглые рыжие морды можно было увидеть торчащими почти из каждого мусорного контейнера). Лисица огрызнулась и нехотя ушла в придорожные кусты. Алекс свистнул ей вслед, улыбнулся и дотронулся до груди в области сердца, там - билет на утренний рейс. Потом пересчитал пальцами мелочь в брючном кармане (нет, он не обманул землячку тетю Шуру, на кофе, на метро, на жизнь - не было ни копейки, только четыре фунта на пачку сигарет, чтобы перетерпеть ночь) и... шагнул в туман.
Одна только ночь, - думал он, - Последняя. Сиротская. А впереди - целая вечность! С нею, с моей Облачкой.
4
- Но... этого не может быть!
- Что там еще? - спросил Энджи и опрокинул в рот содержимое серебряной рюмки.
- Он смотрит!
- Кто смотрит? Куда? - в голосе Чета, вынужденного так долго сидеть с вытаращенными глазами, проскользнули нотки недовольства, - Бобби, малыш, кончай уже!
- Он! - Бобби держал проявленную им фотографию за уголки кончиками пальцев, а глаза его при этом все выше и выше лезли на лоб, - Он смотрит! Вот! Взгляните сами!
Снимок, действительно был хорош с профессиональной точки зрения - композиция, перспектива, контрастность, прочие дела... Но, это было не главным его достоинством. Эмоциональная составляющая! Она была выше всяческих похвал! Сымитировать ТАКОЕ в кадре специально было бы просто нереально!
- Однако... - процедил сквозь зубы Чет.
- Да-а уж... - согласился с ним Энджи.
Это был портрет мужчины. Крупный план. И... что удивительно (Бобби таки был прав), в контрасте монохромного изображения было всё! Все оттенки жизни и смерти! Лицо "белого" находилось между громадными мертвыми ступнями "черного" (в этом не было никаких сомнений, а бирка на большом пальце являлась тому дополнительным подтверждением), лежащего на нем сверху валетом. Больше в кадр ничего не вошло, но и этого было довольно. Это впечатляло уже само по себе - белое лицо между черных ног, живое в неживой рамке. Глаза мужчины были открыты и устремлены чуть вверх - на небольшой брак (скорее всего - засветку) по верхней кромке фотографии, напоминающую своими очертаниями и структурой белое перистое облако. И было совершенно очевидно, что взор "белого" направлен не куда-то еще, а именно на него. Но, как это могло быть?! Ведь "облако" - всего лишь дефект на пленке или бумаге? Или... мы стали невольными свидетелями тайны соприкосновения материального с эфемерным в момент перехода из жизни в смерть... или... из смерти в жизнь?
- Спору нет, - изрек, наконец, Чет, - Это гениально! Если бы не одно "но"!
- Божественно, - подтвердил Энджи, - Но...
Это "но"! Оно и разрывало мозг Бобби невозможностью происходящего. Ведь человек, во все глаза глядящий на засветку - облако с матовой поверхности позитива - был жив! А тот, кого он снимал на пленку, и кто лежал в "холодильнике" с ножевым ранением в сердце - был мертв! И это был один и тот же человек!
- В документах сказано, что смерть наступила мгновенно... - Бобби подошел к столу и рухнул на венский стул, - Не понимаю... Я же сам его принимал! Я своими глазами видел! Он - труп!
- Не стоит всегда доверять собственным глазам, - сказал Чет и взглянул на Энджи, - Что скажете, коллега?
- Думаю, случай не однозначный, требует перемотки.
- Но, по факту - он мертв. Есть документы. Считаю перемотку - нецелесообразной тратой времени! Предлагаю уничтожить улики и начать игру!
- Уничтожить? Шедевр? В своем ли вы уме, батенька! Не вы ли так рьяно ратовали за открытие в нашем друге, не побоюсь этого слова - гения?
- Это так! Но, ситуация вышла из под контроля..., а времени у нас в обрез!
- В инструкции предусмотрены все ситуации, нестандартные в том числе. Вам ли этого не знать, любезный?
- Да, но... это ж такой геморрой! Останавливай, отматывай, затем обратно...
- Что поделать, но это часть работы! Мы обязаны получить достоверную информацию, чтобы объективно ею распорядиться.
- О, my god! Если не заладилось с самого начала, то уж ничего хорошего не жди... - Чет взял бутылку и отхлебнул прямо из горла, - Все! После дежурства - пишу рапорт, заявление, что там еще полагается... и ухожу в отпуск! Надоело!
- Дружище, - Энджи похлопал Чета по плечу, - Мне самому осточертело все!
- Ты опять? Ну, сколько можно...
- Ладно, ладно тебе, не обижайся! Нервы, сам знаешь, не в... красную армию, - он взял у Чета из рук бутылку и сделал несколько жадных глотков, - Ну, что, приступим?
- Бобби, дружище, сомкни веки на минуточку, а то голова закружится, - сказал Чет, - Мы тут немного со временем покуролесим.
5
Самолет скользил по взлетной полосе, взрезая своим огромным металлическим телом дрожащий воздух, плавящийся от жары. Сердце разгонялось, набирая обороты, а время, наоборот, замедлило свой ход в обратном отсчете. Как же долго тянутся минуты... 5... 4... 3... Когда уже откроется этот люк, и по трапу спустится он - ее утомленный скитаниями кочевник, чтобы, наконец, пустить корни на родной земле... 2... 1... а-а-ах...
Люди, лица, чемоданы... Они проплывали мимо, как картинки калейдоскопа, которые никогда не повторяются, потому их невозможно запомнить - яркие, разноцветные, холодные стеклышки чьих-то жизней. Такие красивые, и такие чужие... Чужие... Стеклышки смешивались с радостными объятиями встречающих, образовывая новые узоры, и растворялись навсегда в возбужденном гуле здания аэропорта...
Ей хотелось закричать и замахать руками: - Э-эй! Я здесь! Здесь! Но... Она смотрела на опустевшую взлетную полосу, на людей в форменной одежде, готовящих ко сну клюющих носами усталых железных птиц... Она смотрела во все глаза, но они видели все хуже и хуже из-за образовавшейся вдруг на них целлофановой пленки... И сердце... оно так яростно билось еще пару минут назад, выскакивало из груди и вот, кажется, остановилось...
Он не прилетел. Он никогда не прилетит. Это была не догадка, не предчувствие, а знание. Она вспомнила! Вспомнила свой сон, приснившийся ей ночью... Страшный сон, кошмар, от которого стала мокрой подушка. И вот она уже проваливалась в него, сама того не желая, в сон, который был реальней самой реальности... Сон, в котором она потеряла его навсегда. Сон, в котором она стала убийцей.
6
Он потянул за язычок тонкой ленты, смял в руке целлофан, откинул назад тугую картонную крышку, вытянул золотую фольгу, скатал в шарик, похрустел ею чуть дольше обычного. Сунул в карман. Все это доставляло ему несказанное удовольствие. Медленно, растягивая, наслаждаясь каждым движением пальцев и предвосхищая опьянение от первой затяжки, Алекс раздевал, как женщину, такую желанную и вот, наконец, доступную, купленную только что на последние деньги пачку "Marlboro". Процесс - манил, но ритуал - был не менее важен. Еще чуть-чуть помучить себя, потомить... Он поднес пачку к носу, не слишком близко, но так, чтобы аромат табака коснулся ноздрей. Вдохнул. Задержал дыхание и зажмурился. Ах, как же хорошо! И только теперь он спокойно отпустил свою волю, которая позволила ему не курить так долго, на все четыре стороны. Алекс привычным движением выбил сигарету из пачки (это был его коронный номер, надо было так ловко ударить по дну и в то же время, незаметным для глаза движением тряхнуть пачку, чтобы сигарета в центре первого ряда выпрыгнула вверх ровно на длину фильтра), оставалось лишь чуть-чуть потянуть ее двумя пальцами и... Вот оно, истинное наслаждение! Он даже сглотнул, как голодный, смотрящий на ломящуюся от изобилия витрину мясной лавки. Разница была лишь в том, что он знал - голод его будет удовлетворен. Зажигалка нырнула в руку из кармана сама собой.
- Вот сейчас я выкурю тебя, моя ночная подружка, - подумал он, - И допишу свою историю. Нашу с тобой историю, моя Облачка! Я так давно не писал историй со счастливым концом, но... не в этот раз!
Он поднес зажигалку к сигарете, которую уже нежно обнимали его губы, приготовившись пальцем прокатить по зубчатому валику, как...
...
Чет откинулся на спинку стула. В его руке появилась тонкая черная сигарета с двойным золотым кантом, отделяющим ее грациозный ствол, набитый отборнейшим табаком от фильтра. Ладонь второй руки он сжал так, как если бы в ней была зажигалка. Клынц-ц, он откинул большим пальцем от себя несуществующую крышку и им же крутанул невидимое колесико к себе. Пшхаа, зашипел настоящий огонь. Чет затянулся. Еще и еще раз, раскуривая сигарету. Цнылк-к, захлопнулась крышка. Аромат хорошего табака быстро наполнял комнату, а голубые струйки дыма, закручиваясь в кольца и спирали, медленно и грациозно поднимались к потолку, образовывая там легкие паруса облаков. Присутствующие в помещение Энджи и Бобби, молча смотрели на него. Энжди держал в длинных наманикюренных пальцах серебряную рюмку и время от времени подносил ее ко рту, а Бобби так и сидел с широко раскрытыми глазами, опрокинутыми внутрь себя, прижимая к груди давно просохшую фотографию, будто бы кто-то собирался ее у него отнять.
- Чегой-то покурить захотелось, - сказал Чет, - А что? Имею полное право на перекур! Этот стервец так вкусно это делает..., вернее - хочет сделать..., в смысле покурить, что нет никакой мочи удержаться. Сори, пардон, звиняйте, граждане ожидающие! Пару дохлых и продолжаю просмотр.
- Ничего - ничего, мы не торопимся, - сказал Энжди и прихлебнул из своей рюмки, мы ж сейчас во вчерашнем дне находимся, так сказать, а он уже прошел, так что... времени не жалко. Да? А вообще, курить - здоровью вредить!
- Ой, - скривился Чет, - Я вас умоляю... Пить, между прочим - тоже! - он хихикнул и сложив губы трубочкой выпустил изо рта колечко в форме сердца, а вслед ему - тонкую струйку - стрелу, которая пронзила тающее сердечко насквозь, - Все - все - все! Братцы, сыграйте, что ли в морской бой пока, если совсем уж нечем заняться... - он наткнулся на красивую бровь Энджи, недобро ползущую на лоб и затушил сигарету в ладони, - Молчу - молчу... Нравится - сидите так. Скучные вы, ребята. Я б сыграл...
...
- Эй, чел! Закурить не найдется? - чиркнул по ушам хриплый голос, будто вспорол тонко сотканную ткань атмосферы перочинным ножом... как по холсту шедевра лезвием... шкрааа...
Алекс, с так и не зажженной сигаретой во рту и зажигалкой в руке, готовой высечь огонь, поднял глаза. Черный. Бомж. С дредами естественного происхождения. Белки глаз в темноте... их блеск... не здоровый блеск. Его вдруг передернуло, как от озноба.
- Странные какие глаза..., видать на наркоте парень крепко сидит, - подумал он и протянул "черному" пачку, предварительно стукнув по дну, чтобы сигарета выскочила на высоту фильтра (этот фокус так безупречно получался только с тремя первыми сигаретами, пока пачка была туго набита), - Конечно. Прошу.
Тот взял сигарету, сунул за ухо.
- А еще парочку? Ночь-то длинная...
- Да, - сказал Алекс и снова протянул пачку, - Ночь длинная.
На этот раз "черный" взял пачку в руки, вытянул сигарету, заложил за свободное ухо, потом другую, оторвал фильтр, вставил в угол рта. Все это он делал медленно... слишком медленно... нарочито. Алекс начинал сердиться. В конце концов, он когда-нибудь сможет спокойно покурить? Тем временем, "черный" достал из грязных штанов зажигалку, прикурил и сунул пачку вместе с зажигалкой к себе в карман. Алекс даже онемел на мгновение от такой невиданной наглости, но быстро совладав с собой, произнес самым спокойным голосом, на который был способен.
- Пачку верни.
"Черный", не вынимая сигареты изо рта, сплюнул через дыру, в которой когда-то, по видимому, находились передние зубы, сделал глубокую смачную затяжку и выпустил дым Алексу в лицо. Секунду он, казалось, ждал его реакции, а затем оскалился и захохотал.