Румянцев Андрей Борисович : другие произведения.

Подлинная жизнь Бориса Березовского...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Литературная игра в сочетании с политикой.Сумасшедшая версия. Конфабуляция - одним словом.

  
  
  
  
  
  
  

ПОДЛИННАЯ

ЖИЗНЬ

ГОСПОДИНА

БЕРЕЗОВСКОГ С...

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Подлинная жизнь господина

Березовского

с присовокуплением

к ней

"Истории големов, гомункулюсов и иных искусственных существ, выведенных на пользу человечеству. И что из такого выведения вышло"

Конфабуляция

  

Предисловие с объяснениями

  
   Любезные читатели, прошу Вас, не судите строго труд, представленный Вашему вниманию, и извините, если мы не сможем удовлетворить все прихоти и желания Вашей богатой натуры. Легкое и незамысловатое занятие, каковым по природе своей является чтение, - вот что вдохновляло нас при подготовке этой рукописи к печати.
   Но не только это.
   Неоспоримая актуальность этого жизнеописания влекла не меньше. Ибо едва ли найдется другое имя, которое бы столь часто упоминалось в газетах, звучало в радиопередачах или с экранов телевизора. Едва ли кого-нибудь еще поносили так часто, выставляли виновником всех и всяческих бед, не исключая, порой, и гнева природой на нас движимого. Надеюсь, эта рукопись, которую рок, случай или историческая необходимость преподнесли нам в виде находки, скрасит Ваш досуг и поможет удовлетворить природную любознательность, свойственную человекам.
   Что же до отдельных перебоев, шероховатостей стиля, то тут мы ничего сделать не можем, как не можем изъять и вставки, выпадающие из общего хода повествования, но, несомненно, придающие ему необычайную свежесть.
  
   Против злобных критиков, или о древности этого труда
  
   Рукопись эта была найдена случайно при обстоятельствах, не выясненных до конца, что, впрочем, не умаляет ее достоинств и достоверности содержащихся в ней сведений. Конечно, многим, если не всем, она покажется пустым вымыслом, игрой воображения.
   Но что есть правда? Неужели это - всего лишь газета или репортаж с места событий!
   Автор "Иллиады" был слеп и вряд ли мог наблюдать гнев Ахилла своими глазами, а многие ли из нас видели мыс Горн, Северный полюс, станцию Петушки. Мироздание часто предстает в весьма искаженном, но не только нами, виде.
   Еще в школе нас убеждают в том, что органы чувств обманывают и что Земля вращается вокруг Солнца, а не Солнце всходит и заходит. Рассказывают, как долго ученые боролись за это и как мешали им мракобесы всех мастей. И каждый просвещенный гражданин и образованная гражданка считают все эти сведения истиной, не подверженной никаким сомнениям. Но так ли это?
   Загляните в отрывной календарь и вы найдете там странные надписи: "Восход Солнца во столько то часов и минут; заход во столько то часов и минут". Конечно, от этого факта можно отмахнуться - "все врут календари"; можно сказать, что это дань языку, который сложился в дикие и невежественные времена. Но не проще ли, не развивая нелепых теорий, обратиться к здравому смыслу и вспомнить, как вы ехали в поезде, машине, летели самолетом или, тьфу-тьфу, сидели в тюрьме. Как вы лежали, сидели, но ехали или летели. Как вы, тьфу-тьфу, "сидели", но могли ходить, бегать, лежать. Если вы уже вспомнили, то вы понимаете, что все дело зависит от того, откуда вы смотрите, по-ученому говоря, от выбора системы отсчета. Для астрономов удобно полагать, что земля "летит и вертится", для нас, что солнце всходит и заходит.
   Но то же самое мы наблюдаем и в мире людей. Что русскому здоровье, то немцу смерть, что нам победа, то другим поражение, что либералам десерт, то коммунистам хуже касторки.
   Вы все еще верите в объективность информации? В таком случае закройте книги и читайте газеты, слушайте радио, смотрите телевизор. Энциклопедии и словари попадут в разряд книг, ибо значения слов всем известны, а звучание их несущественно --- если вы еще не закрыли эту книгу, то знайте: все в ней - правда. Даже домыслы. За это ручается сам автор, место у Птичьего рынка, где нашли рукопись, тяжелый, из крокодиловой кожи с золотыми замками дипломат, в котором она лежала, желтая бумага и присовокупление "Истории големов, гомункулюсов и других искусственных существ, выведенных на пользу человечества. И что из такого выведения вышло".
  
  

Начало рукописи

  
   Зловещее и загадочное событие, которое перестает быть загадочным уже в этом отрывке
   Это произошло в Соединенном Королевстве, в Великобритании, в одна тысяча девятьсот восемьдесят каком-то году. И связано это событие, да не убоится читатель страшного слова диффамация, с неким Горбачевым и многими другими. Определенно известно, что в это были замешаны некто Маркс, королева английская Елизавета и, вполне возможно М. Тетчер. Других имен я не называю в виду опасности, которую представляют работники спецслужб, а они всегда замешаны во всех загадочных событиях. Иначе, зачем нужны спецслужбы?
   Итак, перед визитом за рубеж некий Горбачев, как и все в ту, покрытую плесенью времени, эпоху, проходил обязательный инструктаж. Учреждение, от которого он ехал представлять канувшую в лету страну, венчало здание государственности, поэтому в роли инструктора выступал некто из КГБ, впоследствии ставший осведомителем конкурирующей организации. Однако материал инструктор знал, и о том, что, помешивая чай ложечкой, не следует стучать о стенки чашки, рассказал; поведал он и о странных прихотях британского королевского дома: о том, как не принято у них доставать лимон из чашки и съедать его. Табу ли это, или просто воспитание неизвестно. Кроме инструктажа Горбачев - я перестаю добавлять к его фамилии некий, поскольку вы, мой читатель, уже почти знакомы с ним, - прошел медицинскую проверку и спецдосмотр. Эти процедуры проводились в обязательном порядке перед выездом, дабы избежать осложнений, когда программу мира (здесь это - не космическая станция) путают с программой лунохода (вот это - космическое устройство). Все было в абсолютном порядке: и пломба с замурованной микро копией "Коммунистического манифеста", и другая пломба с речевой программой, и, наконец, третья пломба с самым важным элементом, о существовании которого вряд ли догадываются мои читатели - с маленьким стихом из Пятикнижия. Конечно, часть публики может усмотреть здесь намек, но мы сразу расставим точки над "и": без такого стиха не может жить ни один голем. Дабы убедиться в этом загляните, если у вас под рукой нет самого завалящего справочника по мистике и кабалистике, в роман австрийского писателя Майнринка.
   Да, читатели, в это трудно поверить, что среди нас под видом праздных и труждающихся, под личиной людей живут и здравствуют големы, и не только они, но обо всем по порядку.
   Загадочность события, имевшего место в Соединенном королевстве, связана совсем не с этим удручающим или, напротив, радостным фактом принадлежности к глиняному племени отдельных представителей ноосферы. И все же, вдруг указанных справочников и романа у вас нет, мы чуть-чуть остановим нашу музу в ее стремительном полете и расскажем кое-что о големах.
   Големы - представители первого поколения искусственных существ со всеми недостатками, которые присущи техническим устройствам первого поколения - громоздкость, отсутствие гибкости, ограниченность задач и так далее и тому подобное. Конечно, со временем они усовершенствовались. Но паровозы последних моделей все равно остаются паровозами и совсем не похожи на современные авиалайнеры, да что там авиалайнеры, паровозы - это даже не электровозы. То же самое можно сказать и големах. Естественно, из глиняных существ грубой лепки и такого же грубого темперамента они под воздействием смягчающих сил цивилизации и науки превратились в особей, ничем не отличающихся от людей, сохранив при этом принципиальную конструкцию, материал и все рудименты. Способность к жизни у каждого голема от первого до последнего появляется только после того, как в рот ему кладут глиняную табличку со стихами Пятикнижия. Эта табличка - самое уязвимое место этих существ. Стоит вынуть ее, как голем тут же рассыплется в пыль, так что собрать его будет уже невозможно. Понятно, что с таким недостатком мириться было нельзя, и его попытались устранить в числе первых. Сначала появились крепкие фаянсовые таблички, потом - фарфоровые, но все обладали одним недостатком хрупкостью и большими размерами. Уменьшить их пытались в течение нескольких веков. Однако текст, написанный на древнееврейском языке, искажался при обжиге, и получалось несуразица. Глиняный человек с такой табличкой страдал параличом, ишиасом в тяжелой форме, а иногда ректально плевался. Словом, в обществе людей был заметен издалека. А кому нужен голем в лесу, в пустыне, в Антарктиде!
   Только в конце восемнадцатого века опыты по миниатюризации удались. Таблички стали величиной с горошинку немозговых сортов. Оставалась одна проблема - где держать горошинку. Все попытки сохранить ее за щекой наталкивались на непреодолимую тупость големов. Они сглатывали "пилюлю своей жизни" и тут же разваливались в пыль, ибо даже у человека рот сильно отличается от желудка, а кислотно-щелочная среда и подавно. В общем проглоченное считалось выпавшим по условиям мистического договора с потусторонними и посюсторонними силами.
   И только в девятнадцатом веке с развитием стоматологии выход нашелся сам собой. Вы уже догадались, что это пломба.
   Итак, голем - это глиняный человек (сейчас это незаметно) с тремя пломбами во рту, без одной из которых он умрет, без другой будет нем как рыба, а без третьей не сможет действовать без хозяина, потому что именно третья пломба хранит в себе краткую программу действий. При этом надо помнить, что големы имеют характер - свой, глиняный и глиняно-принципиальный, и все недостатки, вызванные своей "големностью", да простит мне читатель этот неологизм, но я вынужден сократиться, ибо муза уже теребит меня...
   О том, что Горбачев - голем, на Западе давно знали. И от кого в нашем мире, просматриваемом из космоса и прослушиваемом жучками, утаишь эту далеко не новость. Тем более, как уже выше мной сказано, големы типическое явление нашей жизни и мировой истории в Новое время.
   Глиняными людьми были очень многие политики, начиная с середины девятнадцатого века. Одним из первых големов, оставивших свой след в истории, стал Великий корсиканец. И как иначе объяснить немыслимую карьеру человека из глухой французской провинции, и ее внезапное, в одночасье, крушение, длительный сон после Ватерлоо и выдуманную жизнь на острове святой Елены. Уже М.Ю. Лермонтов писал: "Он упал в далеком море...", а мы добавим "и рассыпался". В русской истории яркими представителями глиняного племени блеснули на небосклоне истории Аракчеев - с одной стороны, Белинский с другой стороны. Этот ряд можно было бы длить до бесконечности, но приведем еще два примера и вернемся к нашему Горбачеву.
   Бывало, некто Ульянов, устраняя недостаток големов: свойственное им стремление к безудержной карьере, стукал своих соратников по голове "Капиталом" и создавал рядовых членов профессиональной организации революционеров, постукивая же "Материализмом и эмпириокритицизмом", добивался не угнетения точек роста, а лишь ослабления пагубных стремлений, и тогда вырастали члены бюро и ЦК партии. Бывало, и некто Мережковский в своем стремительно порыве к славе и мировой известности на пару с женой постукивал ближних по головам томами В.С. Соловьева, чтобы не зарывались, не обходили его на лихих поворотах и изгибах мысли. Словом, в истории примеров достаточно.
   Однако знать об особых свойствах членов партийного руководства - это одно, а вот воспользоваться этими свойствами совсем другое. С тех пор, как в стране святых чудес за океаном их собственный голем решил, что страна наша, хотя и богата и обильна, все же зла - империя зла, спецслужбы недружественных держав решили сделать ее добрее, если не в принципе, то в лице руководителей точно. Но как подобраться к действующему отцу отечества, когда того опекает свита из нескольких десятков человек. Даже рот начальствующего голема охранял специально приставленный человек, который следил, чтобы ни одна муха или комар не залетели и не нагадили на магическую или программную пломбу. Этот человек так и назывался пломбохранитель. В своем кругу его называли "мухомор". Поэтому Запад решил попробовать с тогдашним не самым большим начальником Горбачевым.
   Принимало ли в этой операции участие ЦРУ, я не знаю, но сотрудники МИ-5 руку приложили. Конечно, весь этот замысел провалился, если бы высокий руководитель вместо посещения королевы заехал бы на могилу автора текста "программной пломбы": у спецслужб не осталось бы времени. Но история не терпит сослагательных наклонений. Секретарь по сельскому хозяйству, так называлась нива, на которой сеял и жал этот руководитель, поехал пробовать чай и лимоны и сравнивать их со своими - абхазскими.
   И вот тут коварные воспользовались полным отсутствием вкуса. Надеюсь, мой читатель, здесь не надо входить в объяснения и доказывать, что вкус и голем две вещи несовместные. Какой может быть вкус у существа из глины? Никакого! Как в прямом, так и переносном смысле.
   Воспользовавшись неразборчивостью и претенциозным гонором Горбачева, ему добавили в сахар увлажнитель глины, и он, что называется, "поплыл" прямо на "файвоклоке" - так у странных англичан называется обычный полдник. Если боксер из племени людей плывет на ринге, он не может сопротивляться, а уж "плывущий" голем становится мягок и пластичен - перестраиваем. Именно в этот момент можно подремонтировать, перепрограммировать, исправить речь, хотя последнее выходит с большим трудом, по простой причине - пломба маленькая, а грамматика и словарь в каждом языке большие, поэтому приходится ограничиваться в правилах и снимать команды правильного ударения и произношения.
   Безусловно, британская королева, которой объяснили, что "империя - зла", приложила, если не руку, то блеск королевских регалий и очарование маленькой сумочки, из которой она так пикантно достает речь, написанную премьер-министром при вступлении нового правительства в должность. (Кто заподозрит, что в таком кругу ему подложат что-то в чай, того с полным основанием мы назовем архиподозрительным.) Добавьте к коварным замыслам пристрастие големов к мишурному блеску, их безудержное стремление к славе любой ценой, и чудесная возможность превращается в необходимую реальность.
   Итак, наш голем поплыл. Пока он пребывал в этом состоянии, коварные проявили чудеса технической оснащенности и изобретательности. Они почистили речевую пломбу, основательно засиженную мухами в виду отсутствия у Горбачева персонального "мухомора", восстановили угнетенную постукиванием "Решениями съездов" точку роста и славолюбия и, самое главное, вместо пломбы с аутентичным "Манифестом" вставили другую. Эта, другая пломба, заслуживала бы отдельной монографии, потому что в ней прогресс человеческой мысли нашел свое зримое воплощение - текст некоего Маркса остался без изменений, но рисунки, образованные буквами набора составляли слова, которых голем по глиняной своей природе не понимает, например: консенсус, гласность, свобода. И ладно бы слова, так еще и целые фразы и крылатые выражения, типа: "как говорили древние", "процесс пошел" и еще многое-многое другое.
   Язык не повернется назвать эту операцию идеологической диверсией, потому что основа программы была сохранена по причине негибкости даже мягкого голема. Однако, не зря я прибег к словечку "коварные". В его и без того не очень сообразительной глиняной голове после замены пломбы воцарились (это, конечно, намек на участие в этом деле британского королевского дома) идеологическая путаница и амбивалентность во всем, кроме стремления к власти и славе.
   Когда действие увлажнителя закончилось, с рук королевы на руки охранникам был передан несколько иной Горбачев, чем тот, что существовал прежде.
   Дальше было больше, но муза стучит уже по голове лирой и зовет нас к другому объекту повествования. Уступим настырной и не лишенной привлекательности даме, оставим на время "Историю големов...", поскольку наш главный герой узнал об их существовании в зрелом возрасте.
  

Известные люди

  
   Все, что мы знаем об известных людях и героях нашего и не нашего времени исполнено догадок, предположений, домыслов, а иногда просто-таки лживых утверждений - клеветнических, если биограф расходится во взглядах со своим избранником, или неумеренно хвалебных, если летописец облизывает кумира. И процесс облизывания и выливание помоев проистекают из высших - метафизических, идеологических, политических, партийных, династических, корыстных и прочих - соображений.
   Скромные свидетельства о жизни - время и место рождения, записи в метрических и церковных книгах, исторические анналы и свидетельства очевидцев - скупы, сухи и недостоверны и нисколько не приближают нас к правде. Обратитесь к астрологу, если, конечно, он - профессионал, и спросите: "Какие данные нужны тебе, любезный, чтобы составить подробный гороскоп, дабы я мог, руководствуясь им, ухватить все дары фортуны и подготовиться к своему смертному часу?" И почтенный правнук Ностердамуса или Заратустры ответит: "Время с точностью до секунды и координаты места рождения, желательно, с точностью до секунды". Если же звездознатец ответит вам по-другому, гоните его в шею: он носит свой расшитый звездами колпачок не по праву.
   И где же искать все эти секунды, широты, долготы? Искать правды о герое?
   Только в своей голове. Только интуиция, на худой конец, мистическое озарение помогут вам, как они помогли мне проникнуть в судьбу и чувства одного из самых загадочных людей нашего времени.
   И все таки, почему он? Почему я не выбрал другого? Разве мало на свете более достойных людей? На все эти вопросы можно было бы ответить, сославшись на небезызвестного критикана и мизантропа, говорившего: "Ежели каждому воздать по заслугам, то кто избежит тумаков". Можно было бы сослаться и на известную книгу, согласно которой никому не позволено бросаться камнями.
   Но стоит ли?
   "Зачем клубится ветр в овраге...". Если эти строки вам не знакомы, поясню: поэт обладает свободой выбора в гораздо большей степени, нежели электорат. Имущественное положение, возраст, репутация, политические убеждения или даже, смешно сказать, отсутствие оных не могут помешать творцу.
   Я объяснился? Во всяком случае, как говаривал учитель древних языков и поклонник Бахуса, допивая последнюю стопку и заваливаясь под стол: "Сапиенти сат!"
  
   Счастливая пора детства, а равно и отрочества, и юности покрыта мраком почти у всех мало-мальски великих людей.
   Наполеон родился на Корсике, Ромула кормила волчица, Черчилль учился на тройки, а Кони и Собчак - на пятерки, но что известно об их душе, о воспитании чувств, о замыслах и мечтах? Почти ничего.
   Все знают, что Наполеон сначала был якобинцем, а потом императором, Ромул убил своего брата, но Каином стать не смог, а стал даже напротив основателем города; Черчилль дважды менял политическую партию, не меняя при этом взглядов; Собчак же наоборот сменил и партию, и взгляды, впрочем, как и юрист Кони. Но почему это произошло, как развивались эти люди, как они дошли до жизни такой - ничего, глухая стена, как будто их и не было на этом свете.
   Только одни детали да предположения тешат праздный ум историков. Наполеону приписывают непомерное честолюбие и жажду власти и славы, Ромулу - голодное детство. Все метания Черчилля запросто объясняют тихим алкоголизмом, а славу Кони его общительностью. Что же до Собчака, то тут и вовсе говорят о политическом романтизме.
   О Борисе Абрамовиче Березовском говорят еще и не такие вещи. Так, в одном солидном зарубежном журнале, кажется, "Urbi et Orbit", писали, что Березовский - "порождение прайда из детинца", что он, страшно подумать, "каждое утро начинает с нарушения общечеловеческих норм, а каждый день, в который ему не удалось напакостить своим противникам, считает прожитым напрасно". А наш орган борьбы за стерилизацию политики и олигархов, "Костомукшский бойскаут", приводил стенограмму скрипов и шумов, подтверждающую факт постоянного подтравливании Чубайса, злейшего врага Березовского, при помощи подмешивания в любимый напиток "рыжего Толика"- пиво - изрядных доз углеводов и холестерина, и что де именно этим объясняются изменения в облике "некогда огнеглавого красавца".
  
   На самом же деле...
   родился мой герой в 1946 году, в городе Москве, в семье Березовских, отца звали Абрамом - так говорит метрика.
   Рождению моего героя, как и положено историческим личностям, предшествовали самые разные и таинственные события: Эйфелева башня покрылась огнями святого Эльма; запотели стекла в Белом доме; Кетрин или Одри Хепберн поскользнулась на корке то ли от мандарина, то ли от апельсина, то ли от цитрона, но не упала; на Спасской башне мигала звезда, а часы на Тауэре пробили двенадцать с половиной раз. Вот эти-то пол раза оспаривались многими очевидцами. Причем одни отказывались верить своим ушам из-за темноты и невежества, полагая пол-удара за целый удар, они выходили на нехорошее число "тринадцать". Другие же, не искушенные в квантовой метафизике, не признавали объективного факта существования половины удара. Они называли это бредом, навязчивой идеей, квадратурой круга и прочими неприличными выражениями. Однако факт двенадцати с половиной ударов остался фактом и был зафиксирован в "Вестнике парафренических явлений", Тринити-колледж, Итон, 1946 год, страницы 7-17, статья Кандинского-Клерамбо "Объективные причины конфабуляций".
   Не пугайтесь, это не научный трактат. И эта ссылка дана мне в интуиции, как и многое другое.
   Во время же самого рождения ничего внешне значительного не произошло, если не считать появления трещины в фундаменте Эмпайр Стейт Билдинг, быстро заделанной рачительными американцами в перерывах между бейсболом и "охотой на ведьм". Поговаривали, правда, об извержении подводного вулкана недалеко от побережья Антарктиды, но потом решили, что это заурядное природное явление, вызванное тектоническими процессами и испытаниями ядерного оружия. Короче: завеса не рвалась, храмы не горели, затмения солнца не наблюдалось.
   Мальчик родился, как и положено, в роддоме, а не явился с калькулятором в кармане костюма на капустных грядках после появления там аиста.
   "Молочный период" хотя и говорит о многом в развитии будущего человека, к сожалению, малоизвестен. Задушил ли младенец двух змей, посланных коварным божеством того времени НКВД-Огпу, набирал ли номер телефона "01" в возрасте двух дней, чтобы спасти дом напротив от пожара - всего этого мы в точности не знаем, но предполагаем, что было и такое.
   Молоко сменили каши, каши сменила обычная еда взрослых.
   Хуже было с одеждой.
   Широко известный публике Годунов-Чердынцев-фис не дерзнул описать тот варварский костюм, в который облекались дети из богатых семей в начале двадцатого века и городские дети - вот они завоевания Октября - в конце сороковых и в пятидесятых годах. Не дерзну и я, и лишь попрошу тебя читатель закрыть глаза и представить: все на резиночках и подтяжках - даже носки и гольфы. О, маленькие Лаокооны!
   Зато машин было мало, а в магазине "Живая рыба" в аквариумах плавали сомы, судаки и щуки. Первое способствовало свободе игр, а второе - правильному питанию. И кто знает, видели бы мы то, что видим ныне, если бы не гигантское количество фосфора, употребленное нашим народом в обеденные часы четвергов, а равно в виде закусок.
   "Закуски" - у кого не закружится голова при воспоминании о них! И пусть вы никогда не поднимались выше бычков в томате и не видели белорыбицу или нельму, не едали шаляпинских бутербродов, пусть вы вообще не закусываете, но всякий раз, когда в пределах слышимости раздается это величественное сияющее слово, невольный трепет разливается по всему вашему телу... если, конечно, вы не полный абстинент...
   Да, читатель, несмотря на то, что большой не совсем белый вождь все еще пребывал в Кремле, жизнь продолжалась и не только в зонах, и не только у заключенных. Были и танцы, и любовь, и футбол, и павильоны "Пиво - воды". Один такой стоял на берегу Сходненского канала на зеленом холме и продавались там в конце сороковых начале пятидесятых водка, коньяк, пиво, крабы, семга, вобла. Чипсы, соленые орешки и снетки отсутствовали. А в самом канале водились раки. И попадались иной раз такие экземпляры, что, знай тогда жители о мутантах, точно обвинили бы власти в повышенной радиоактивности воды. Но вот именно "знать" тогда не то чтобы воспрещалось, однако не приветствовалось. Обвинять же и вовсе не решались. Да и кто виноват в том, что жизнь человека в одни времена ценится меньше, чем колоски с поля или опоздание на работу, в другие - меньше, чем либеральные ценности? Скорее всего, вы сами.
   Однако оставим эти досужие рассуждения "всамомделишным" политологам: идеологические споры - их хлеб.
   И вспомним, что Борис еще ребенок. А когда вы ребенок, вас занимают не закуски, и не либеральные ценности с репрессиями, занимает иной предмет - "живой, невероятно милый", который вы могли обнаружить в углу, под тахтою, под комодом или под "ждановским" шкафом. Это мяч. Новому поколению, обремененному роликами, сноубордами, игровыми приставками и вредной для зубов колою (врачи рекомендуют пить ее через соломинку и заедать "диролом" и "орбитом"), трудно представить, сколько радости и сколько открытий таил в себе маленький, средний или большой, в зависимости от возраста, резиновый мяч.
   А кто ныне вспомнит предостережение той эпохи: "Не играйте с мячом на проезжей части улицы! Это чревато...". Сейчас в Москве только сумасшедший пешеход с риском для жизни пересекает улицу по наземному нерегулируемому переходу.
   Запах того баснословного времени отвлек меня от нашего героя, который уже вовсю гоняет этот самый мяч, дома зовется Борюсик, а на улице "Береза". Уже тогда, играя, наш герой задумывался над недетскими вопросами. Бывало, разбежится, расшалится, замахнется ногой в желании ударить по мячу и так и застынет, задумавшись, будто вспомнил что-то важное.
   И ведь действительно вспоминал. Вспоминал, что у толстяка Егорки мячик поновее будет, что гольфы Егорка носит без подтяжек, на природу ездит на казенном "ЗиСе"; что его папа на работу ходит пешком, а папы детей из высотного дома ездят на машинах с водителем.
   Но не только вспоминал Боря, еще он думал. Кем быть, каким быть, как сделать свою жизнь такой, чтобы мячики в ней были новыми, папа приходил домой пораньше, а море и таинственные заграничные страны можно было увидеть, когда захочешь и не на картинке.
   Понятно, что задумчивый и серьезный мальчик обращал на себя внимание учителей и организаторов внеклассной работы, но пионерская карьера не задалась. Во-первых, делать ее было скучно, во-вторых, она отвлекала от учебы и от игр, в-третьих, не сулила ничего из того, что занимало пытливый ум и прихотливое детское воображение.
   Клады, пираты, подвиги, сыщики и граф Монтекристо казались намного интереснее. А какой план по сбору вторсырья мог устоять перед обаянием старьевщика, меняющего ненужные вещи на замечательный пистолет, стреляющий пробками! И разве можно было сравнить унылую историю правильного мальчика из маленького городка Симбирска с захватывающим повествованием, передававшимся из уст в уста, о ловких "ребятах" с Госзнака, выпускавших бракованные крупные купюры с закрытой территории под видом воздушных змеев.
   И почему такой змей не упал случайно в нашем дворе!
   Но клады, пираты, увлечение футболом и даже недетская серьезность не составляют еще оригинального лица ребенка. Сплошь и рядом дети того времени читали книги, гоняли мяч, "катались на колбасе" и вслед за взрослыми, ведомыми Евтушенко, Рождественским, прочими Маяковскими тех дней и Н.С.Хрущевым, чаяли весны, которую обещала не по времени нагрянувшая и затянувшаяся оттепель.
  
  
  

"Мать Кузьмы" и многое другое

   При звуках, составляющих фамилию Хрущев, хотя это почти не имеет отношения к подлинной жизни Б.А. Березовского, моя муза снова пинает меня, выталкивая на тропу "Истории...".
   Да, - честно отвечаю я вам, мои читатели, - да. И этот то же.
   Самые привередливые читатели могут сказать: "Что это у вас голубчик, кругом одни големы! Прямо таки плюнуть некуда! Обязательно в голема попадешь!"
   Во-первых, не одни, именно здесь и сейчас я расскажу и о других существах; во-вторых, плеваться, куда попало - признак плохого воспитания и величайшая неосторожность. Почем вы знаете, хорошо ли держится пломба у вас? Вдруг выплюнете?
   Да, и этот так же был големом. Что другое могло появиться на руководящем посту в те времена, когда НТР еще только расправляла крылышки, а история еще и не думала заканчиваться.
   Из этого не следует "глиняность" всей партии, созданной одним из величайших деятелей своего времени - неким Ульяновым, вошедшим в историю с кличкой, по современному "погонялом", Ленин. Однако любой непредвзятый исследователь понимает: в то время без глиняных болванов было никуда.
   Так, предшественник голема Ленина у кормила государственной власти, некто голем Керенский, именно потому и проиграл свою партию в игре, что не озаботился выбором подходящего орудия для угнетения точек роста и не написал никакой убедительной книги. Поэтому его партия, раздираемая честолюбивыми претендентами на звание "самого демократического отца в еще более демократическом отечестве", не удержала руль и, несомая ветрилами истории, расшиблась о рифы реальной политики.
   Так, другой любитель глиняной мысли, некто Милюков, поучаствовал в информационной войне (Надеюсь, читатель помнит о выступлении лидера кадетской партии, в котором он обвинил императрицу в том, что она сделана из непатриотического "майсенского" фарфора! А из чего же еще она могла быть сделана! Не из фаянса же! Ведь создали ее в Германии!), и умудрился ничему не научиться даже после своего изгнания.
   Итак, глиняные существа сменяли друг друга, а страна вихлялась по исторической линии из правого уклона в левый, и периодически возвращалась к центру, словом, вела себя так, как живот исполнительницы восточных танцев или бедра жрицы любви. В одном из таких извивов на верху оказался Хрущев. Кто не видел его, тот может посмотреть на памятник в Новодевичьем монастыре. (Черно-белый верх, бело-черный низ блестяще иллюстрируют тот факт, что от "светлых мыслей" големов родятся одни черные кубы, а не "Черные квадраты".) Хрущев вырос маленьким и незначительным в виду особенного пристрастия его предшественника к корректировке поколачиванием. Големчика стучали по точкам роста "Кратким курсом", "Трудом по языкознанию" и... чем только не стучали. Именно поэтому он забрался на трибуну не сразу, а уж выглядывать над ней стал и того позже.
   Когда глина в точке роста, а именно она определяет карьерные вожделения, размякла, этот малыш почувствовал себя титаном Возрождения, Наполеоном и Цинцинатом.
   Как Цинцинат он разводил не капусту, а кукурузу, причем в особо неблагоприятных условиях. Даже атомный ледокол "Ленин" был создан лишь для того, чтобы засеять зернами экзотического злака пустующие льды Северного полюса.
   Как Наполеон он грозил стране чудес и ее союзникам демонстрацией шоу под загадочным названием "Мать Кузьмы" и сопровождал свои угрозы постукиванием ботинком по трибуне. Враги убоялись, ибо башмак и шоу настолько странное сочетание, что даже при наличии атомного оружия не сразу найдешь адекватные ответные меры.
   Как титан Возрождения он учил художников живописи и скульпторе, кинематографистов снимать кино, а писателей взращивать невинные души.
   Уже из всего этого видно, что пятно оставленное им в истории велико и масляно.
   Однако, это еще не самые главные из достоинств голема Хрущева. Он стал велик, насколько это возможно при его росте и дарованиях, приписав все недостатки истории своему предшественнику, а лавры себе и тем, кто окружал его. Сразу скажу, обычный человек такого количества лаврового листа не вынесет, его стошнит, поскольку любое блюдо будет горчить и уже не пахнуть, но вонять. Вот за эту-то стойкость к указанной приправе и полюбили его частично современники, частично потомки.
   И все же главная заслуга или преступление Хрущева (решать, что, вам, мои читатели) состояла не в этом. Едва ли бы маленький на фоне истории големчик возрос до поистине фантастических размеров, если бы не переворот, который он совершил.
   Тут я ввожу новое слово "гомункулюс". Просвещенные читатели, безусловно, сталкивались с этим существом, которое выращивали в мрачную эпоху Средневековья. Все помнят, какую роль сыграло оно в злосчастной судьбе доктора Фауста. Впрочем, все помнят, как оно погибло. Не помните? Колбочка разбилась, и малютки гомункулюса не стало. Здесь я хочу внести некоторое уточнение: не стоит смешивать гомункулюса алхимиков с гомункулюсом известного британского выдумщика Л. Стерна. Что за фантазеры эти англосаксы! Это великий писатель пользовался указанным словом для обозначения сперматозоида. Да, я не боюсь ни этого слова, ни того, что оно означает мужскую половую клетку. Но к делу.
   Гомункулюсы, как и големы, имеют древнюю историю, однако уже анекдот, приведенный Гете в своем эзотерическом тексте, свидетельствует, что и эти искусственные существа обладали рядом недостатков. Условно говоря, голема можно сравнить с абаком, по-нашему, счетами, гомункулюса - с арифмометром, на худой конец с логарифмической линейкой. То есть задачи, которые могло решать это существо второго поколения, так же не отличались большой сложностью. И все же это был прогресс.
   Безусловно, много времени ушло на то, чтобы приспособить их жить без колбы под личиной человека, поэтому на небосклоне реальной жизни они появились только после изобретения целлофана и других прозрачных полимеров. Другую проблему - маленький рост решили оптики. С помощью линз и призм и особого напыления на оболочку последователи Картезиуса добились такого эффекта, что плавающий в своей оболочке из современных полимеров гомункулюс кажется заполняющим всю ее так, как мышцы и скелет живого человека заполняют объем, ограниченный кожей.
   Но, увы и ах, главный недостаток - уязвимость - остался при этом существе: стоило проткнуть оболочку, как синтетический пузырь лопался. Конечно, это был шаг вперед по сравнению с бьющейся стеклянной колбой, и все же из-за этого гомункулюсы не могли держать удар. По этому их стали использовать в качестве советников и безответственных лиц.
   Первыми революцию в управлении совершили американцы. Если вы обратитесь к заокеанским анналам, вы убедитесь, что нигде, как там не существовало столько консультативных советов и столько специалистов, чье дело - не дело, а советы. Впрочем, Америке это беды не принесло, поскольку советы, как и гомункулюсы, их дававшие, часто лопались от острых прикосновений жизни, поэтому одна экономическая теория сменяла другую.
   И во всем виновато такое малозначительное свойство характера, как "упертость", которое объединяет всех искусственных существ. Добавьте сюда однообразность мысли, и...
   А откуда в маленьком теле гомункулюса взяться многообразию - одна, много три идейки помещаются в нем.
   Однако, лишенные возможности занимать выдающиеся посты в эпоху слаборазвитой органической химии, крохотные человечки обладали не меньшим честолюбием, чем големы. В нашу эпоху и близкие нам времена химия сделала шаг вперед, поэтому история гомункулюсов претерпела изменения, но об этом ниже. Вернемся к Хрущеву.
   В одна тысяча девятьсот пятьдесят каком-то году чин КГБ доложил на политбюро, что там в Америке все не так, как у нас, а прогресс и качество жизни объясняются не только кукурузой (Извини читатель! От правды не уйдешь!), но и новыми советниками. Дали команду. С запада, ибо сами мы можем создать только лапти, станцию "Мир" и обогнать всех по балету, доблестные разведчики, по-"ненашему" - шпионы, похитили образцы оболочки и семени гомункулюсов и обнаружили, что такие же семена мы вырастили в эпоху Вавилова из семян злаков, произрастающих на таинственных пустошах Латинской Америки, но во время борьбы с вейсманистами-морганистами элитное семя рассосалось в среде московских интеллектуалов и големов. Обнаружили еще и то, что хитрая голь, чреватая злобными выдумками, умудрилась запастись немецким целлофаном и даже приспособить под оболочки кальку, намазанную для прозрачности маслом. Это случайное открытие во многом способствовало развитию Института управления при ЦК, так как срочно потребовалось догнать и перегнать Америку по числу советников на душу населения, чем и занялся упомянутый институт.
   Агенты КГБ просеивали личные дела граждан и искали среди них гомункулюсов, подходящих для должности партийных советников. Подозрительных вызывали и под угрозой тычка в живот колющим инструментом вынуждали сознаться. Надо сказать, что надутое племя и само рвалось к почету и номенклатурным благам, поэтому особо не пряталось.
   Такие пертурбации во власти, когда прямолинейные големы впервые попали в зависимость не только от программы в пломбе, но и в известной степени от советов мягкотелых и честолюбивых существ, благоприятно сказались на общественной жизни и на жизни населения в целом. Теперь граждане получили дар кухонной речи, которой ранее не обладали в виду отсутствия подобного феномена у глиняного племени. А кто и когда смирялся с тем, чтобы подначальные имели то, чего чины не имеют? Гомункулюсы же в приватной обстановке любили посудачить и посмеяться над теми решениями и советами, что сами давали и выполняли в рабочее время. Так почему было не разрешить это делать гражданам? Об этом сдвиге в обществе честно и искренно свидетельствуют воспоминания некоего представителя надутого племени, подвизавшегося на журналистской ниве, по фамилии Лопнутый. Его рассказ о Хрущеве, исполненный трезвых размышлений последующих времен, прерывается воспоминаниями о том, как он писал в газете о возможностях больших урожаев за полярным кругом, а на досуге на кухне осуждал решение сеять первого января по снежку и без удобрений кокосовые пальмы. Наверное, он делал это не один.
   Однако все эти изменения, получившие в народе название оттепель (Вероятно, потому что привыкли ужасы лесоповала живописать исключительно в зимний период, хотя гнус в тайге может испортить даже прелестное северное лето.), коснулись не только жизни страны внутри - ее экономики, по-простому пищеварения, но и поведения лидера во вне. Ведь, если хорошо поскрести, то живое воображение человека мало свойственно голему, следовательно, глиняному болвану неоткуда взять ни "мать Кузьмы", ни идею кукурузы на Северном полюсе, так что, по справедливости, пальму первенства в этих "впечатливших" все окрест живущее человечество идеях я отдаю гомункулюсам.
   На этом я вынужден прервать на время свою "Историю...", поскольку прихотливая спутница Аполлона понукает меня вернуться на тропу Березовского. Я подчинюсь, а вам, мой читатель, придется это сделать, хотя эта полуголая девка прямой власти над вами не имеет...
  
   Возвращались жильцы в "дом на набережной", снижали цены, Вознесенский со товарищи стал выездным, председатель Мао поругался с генеральным секретарем, а папа Бори все так же рано уходил на работу и поздно приходил, море по-прежнему оставалось труднодоступным, а дяди из высотного дома пересаживались из "ЗиСов" в "Волги". Не раз в семье Березовских разгорались споры, стоит ли "Москвич" двух лет на хлебе и воде, и всегда они заканчивались пустым упованием на будущее. А иногда к этим упованиям добавлялись слова: "Вот Боря вырастет, выучится и купит. А какая жизнь будет тогда!"
   С первой частью этой фразы, адресованной непосредственно ему, маленький Боря был абсолютно согласен, но вот вторая часть - этот неумеренный восторг, этот ничем не объяснимый оптимизм казались ему не понятными: "Какая жизнь? Такая же, как и была всегда. Ну, бутерброд будет потолще, масла на нем - побольше, ну будет у каждого во дворе по "москвичу" и по ящику, в котором показывают море, фильмы и мультики. Да и это будет тогда, когда осуществится то, что обещал лысый маленький человечек, плохо говорящий по-русски и почему-то называемый самым большим начальником. И уже не папа Абрам, а Боря будет ходить или ездить на работу, копить на поездку к морю и уступать дорогу "чайке", в которой будут везти толстого Егорушку или Юрика с густыми, как у его папы - Лени - бровями".
   Родительские упования на счастливое завтра и на еще более счастливое послезавтра не убеждали нашего героя, а на случай - найти клад и стать графом Монтекристо - он не рассчитывал: во-первых, клада такого не найдешь; во-вторых, Монтекристо у нас бы быстро посадили. К тому же Боря еще не понял и не выяснил для себя, что ему надо: слава, власть, деньги?
   Мировой опыт, явленный ему в отцовской библиотеке, сквозь громкие декларации "не в деньгах счастье" тихо нашептывал: "Все мое сказало злато...". И хотя там же в литературе и в бесчисленных историях и просто в истории иногда добавлялось нечто о "булате", сила оставалась чем-то производным от денег.
   Слава - эта "яркая заплата" отпугивала рубищем, на коем только и выделялась. Конечно, хотелось улететь от таинственного и ничего хорошего не сулящего тления, но тут под руку подворачивался Державин с "вечности жерлом".
   Добавим к этому постоянные разговоры взрослых о деньгах, о получке, авансе и постоянное несовпадение желаний и возможностей. Банальный поход в кино, покупка мороженного - все это замыкалось на деньги.
   Если бы Боря родился в семье советника какого-нибудь наркома или министра, или - в семье писателя-лауреата, на худой конец кинорежиссера-лауреата, он никогда бы не задумывался над тем, как быть и каким быть?
   Предположим: вы родились "с серебряной ложкой во рту", и ваша фамилия Романов, Черчилль, на худой конец, Брежнев. Много вы будете думать о своей карьере? Если Романов, то за вас ваш путь выберет история - на трон или в шахту; если Черчилль, выберете с помощью родственников и родных и пойдете так далеко, насколько позволят вам ваши способности; если же вас угораздило родиться Брежневым, то ваш путь определят связи ваших родственников вне зависимости от вверенных вам при рождении талантов, и быть вам замом министра по внешней торговле.
   Добавьте к "серебряной ложке" финансовые возможности, наследство, и вы поймете, что лишенный всего этого человек способен на самые решительные мысли и поступки.
   Кто-то, забыв себя, решает усовершенствовать мир под лозунгами социальной справедливости или демократии, и уже в этом мире, где вся жизнь определяется законами фаланги или равных возможностей, что в сущности одно и тоже, занять достойное место как освободитель. Кто-то облекается в ризы пророка, претендующего на место в истории, но не отказывающегося от гонораров, которыми обычно оплачиваются вечные истины. Кто-то вступает на тернистый путь уголовных правонарушений.
   Понятно, что речь здесь идет о людях неспокойных, чудаковатых, о тех, кого не занимает обычная жизнь с ее рутинным течением. Понятно и то, что "ничтожнейшие из детей мира", грезящие лишь о пустынных берегах и не менее пустых дубравах, наименее требовательны и нуждаются лишь в некоторой независимости и нескольких минутах эфирного времени (это не каламбур), дабы заставить человечество, погрязшее в налогах и невежестве, восторгнуться красоте, которая таким образом отчасти, но постоянно спасает недостойный ее мир.
   Увы, несмотря на вдумчивость, редкую не по годам серьезность, природа, судьба и папа с мамой лишили Бориса всех перечисленных возможностей.
   "Серебряная ложка" напрочь отсутствовала, эпоха цезарей, усыновлявших направо и налево и тем компенсировавших удары судьбы, давно миновала, а закон о свободном престолонаследии не действовал. Максим Березовский не мог составить протекции, потому что жил в восемнадцатом веке, к тому же, не приходился родственником, да еще и умер в нищете в возрасте тридцати двух лет. Впрочем, пример однофамильца сыграл свою положительную роль: навсегда избавил Бориса от желания ступить на модный в шестидесятых путь детей Аполлона, подвизавшихся на общественной ниве под именем "лириков". То есть "карьера одиночества среди пустынных волн" определенно отпадала.
   Пророчество, как миссия и судьба привлекали мало. Впечатлительного мальчика пугали и библейские картины, изображавшие беспрестанно побиваемых камнями почтенных старцев, и загадочная фраза: "нет пророка в отечестве своем". К тому же, надо было отказаться от свободы воли и исполниться волею чужой, а это могло и не получиться. Правда, последнее условие не являлось обязательным: по страницам отечественной и мировой истории тучными стадами разгуливали пророки и пророчицы всех мастей, и разделить их на агнцев и козлищ не взялся бы ни один пастырь и ни один специалист по мелкому рогатому скоту, но доставалось по первое число и бородатым и безбородым. Кроме того, для этой миссии требовалась легкость мысли и упертось необыкновенная.
   Что касается роли освободителя, то тога Брута, сюртук Мирабо и жилетка Ленина выглядели очень заманчиво. Но Боря Березовский жил в стране, где освободителем как раз и был Ленин, Сталин, Хрущев, словом, тот, кто в данный момент возглавлял государство. Следовательно, место было занято, освобождать же в другую сторону не очень-то и хотелось. "Хлопотно это...- думал Боря, - нынешний лагерь, судя по рассказам, не курорт, и похоже это освобождение на погоню за славой... Брут, он себя освобождал да дружков своих... Интересно, почему их звали откупщиками?"
   Тут я полностью согласен с Борей. Хлопотно все это! Да и "эгалите с фратерните" выглядят странно: оказывается, что Мирабо в сговоре с королем; Робеспьер на дух не переносит соперников, зато любит "Высшее существо"; Пестель готов порубить сто тысяч голов; Валерия из соседнего двора кричит: "Коммунистов на фонарь!" А как узнать, что тебя ждет после освобождения? Ведь могут оттереть в сторону и затолкать. Сказано же: "Если толпа повлечет бричку с героем, бричка развалится, а герой разобьет голову о камни".
   Для криминального пути Боря не годился: природа обошла его, не наградив высоким ростом и большими кулаками, а время хитрых умов еще не пришло. Оставалось найти свой собственный путь...
  

Поездка к морю или таинственная и поучительная история о птице-лебеде

   Я вынужден отвлечься от последовательного изложения, которое так дорого лично мне в эпоху порвавшихся связей и измышлений о путешествиях во времени и во плоти, и объясниться. Не всякий читатель согласится без объяснений понять, почему я начал свое повествование и веду его почти от яиц Леды. Не следует понимать последние два слова буквально - в их отношении к мифу. Не в яйцах дело, а в лебеде, в которого по преданию превратился Зевс, чтобы соблазнить эту нетрадиционно ориентированную даму. Понятно, что плененный красотой бог, так же не причем.
   Однако здесь и сейчас самое время объяснить, почему я начал с рождения и даже до рождения нашего героя и почему историческая картина той эпохи не полна, представлена отдельными мнениями и даже анекдотами, а исторической правды в том виде, как ее понимают историки, социологи и иные представители гуманных наук, мы не касаемся и, более того, ей не следуем.
   Объясняем: именно первые годы жизни закладывают характер личности - об этом вам скажет любой венский шарлатан; историческая правда - не наша задача, ибо она, мы говорим о правде, слишком узка как рамка для жизнеописания любого взятого в его конкретности человека и слишком предопределена историками. Не пристало нам следовать хожеными тропами монографий и встраивать нашего героя в маленькие клеточки отведенные личности тенденциозным взглядом на мир и вещи.
   Этот способ жизнеописания подходит для людей заурядных, не способных вырваться из той ячейки, куда их сунула "невидимая рука идеологии". Впрочем, "не способных" следует считать опиской, оговоркой. Потому как любой способен вырваться и упасть на дно. Падение также же есть род движения, борьбы, следовательно, и жизни. Так что способны все, но не все хотят: вверх надо лезть или прыгать, а низа боятся по слухам и рассказам.
   Но что есть низ, и что есть верх? Задайте этот вопрос человеку, любующемуся песочными часами.... Через равные промежутки времени он будет называть верхнюю колбочку нижней, а нижнюю верхней, то есть менять свою позицию. Кстати, антиподы точно так же не согласятся с жителями Северного полушария в том, что ходят вверх ногами, а уж о революционерах и контрреволюционерах я и говорить не буду.
   Интересно, а вы согласитесь с тем, что сапоги, пусть модельные и ручной работы, выше компьютера?
   После сапог самое время рассказать обещанную и не лишенную мистицизма "историю о лебеде". Не люблю я мистику, чужда она мне и моему повествованию. Но эту историю я вынужден признать таинственной, ведь именно она объясняет многое в дальнейших поступках нашего героя, нынешняя жизнь которого у нас еще в будущем, а в настоящем мы заняты прошлым. Вот парадокс историков! Эти ученые мужи уже потому не в силах объективно разобраться в текущей жизни, что в прошлом ищут каких-то причин неведомых им ныне явлений. Вот он - конфликт рефлексирующей мысли, не постигающей себя самое.
   В отличие от историков мое повествование перепрыгивает эту бездну умствования, ибо объемлет сиюминутно как прошлое, так и будущее героя, а потому жизнеописание истинно для этих промежутков времени. Миг между ними меня не интересует.
   В сторону сапоги - займемся лебедем.
   Лебедь - птица отряда пластинчатоклювых, имеющая небольшое промысловое значение (используются пух и мясо), обитает на всех континентах, кроме Антарктиды. Каждый или почти каждый из поколения "бефо" слышал известную песню о лебедях и знаком с выражением "лебединая песня", каковая, как и любое расхожее выражение, ни к реальности, ни к нашему повествованию отношения не имеет.
   История о лебеде своим началом обязана Курскому вокзалу, с которого семья Березовских уезжала к морю. Если вы не ездили к морю, когда туда едут все, то вам не понять, тех переживаний, что испытывает всякий отъезжающий.
   Очереди в кассу за билетом - этого сражения - Боря избежал по малолетству. Полный вокзал - поездов и людей великое множество; душно, запах вокзала, запах железной дороги, запах потных тел и пирожков за семь и десять копеек. И это - еще не чистилище и не преддверие рая.
   Вы, конечно, ждете, когда поезд тронется, и надеетесь, что свежий ветер ворвется в вагон, а светлые мысли о долгожданном отдыхе - в вашу голову. Напрасно!
   О, дети, дети! Только они едут с радостью в вагоне без кондиционера по жаре и ждут чуда. И ожидание нового и неведомого заменяет им все отсутствующие удобства. Взрослых же не устраивает купе у туалета, купе далеко от туалета, грязь в купе, плохой чай, отсутствие чая, пьяненький проводник, хамоватая проводница, и жара, духота, "воня благоухания".
   Взрослые дяди и тети смотрят на сходящих с ума от ожидания чуда и летней свободы детей, подростков и "сохранивших молодость в душе" с удивлением, нескрываемым осуждением, под которым скрывается зависть и тоска по утраченной юности, свежести и беззаботности. Иногда дяди и тети топят тоску в больших количествах алкоголя. Однако не стоит смешивать эти действия с поисками истины. Как правило, первое отличается от второго как качеством употребляемых напитков, так и количеством. В подкрашенной и подслащенной крепкой жидкости можно найти только "протез объективной истины": нечто вроде - "мир познаваем, но познание бесконечно", или "электрон, как и стакан, неисчерпаем в некотором отношении".
   Пока мы рассуждали, поезд прибыл на конечную станцию, и живой и впечатлительный мальчик покинул замкнутое пространство вагона, пропитанное разговорами взрослых, запахом носков, немытого тела, жареных кур и сваренных вкрутую яиц.
   Ах, этот юг! Маленькие белые и чистенькие домики!
   Если поезд долго едет по курортной зоне или приходит ночью, то ребенок обязательно увидит то, что видит любой житель Юга с младых ногтей - вокзальный домик с двумя буквами "М" и "Ж".
   Признаюсь, в первый раз увидев это строение, я был поражен грандиозностью замысла анонимного творца-организатора привокзальной жизни, поскольку не мог себе представить, что эта иллюстрация поговорки "не все золото, что блестит" и аллегория на тему "по одежке встречают, по уму провожают", появилась на свет по воле случая.
   Несомненно, рука большого выдумщика белила эти стены до ослепительной белизны, красила крышу в веселенький зеленый цвет, рисовала буквы. Над внутренним же убранством потрудились на добровольных началах люди, побуждаемые несовершенством своей природы.
   Рукотворные чудеса вторичны, и на отдыхе хочется того, за чем приехал - моря. Родители же этого не понимают - они идут и ищут жилье, долго его выбирают, обсуждают удобства, цену. Моё брюзжание вовсе не означает ненависти к комфорту. Комфорт любят все, однако состояние, выражаемое словами "мне хорошо - комфортно, уютно, приятно, весело, интересно, удобно", зависит от самых разных мелочей, а чаще всего и больше всего от особенностей личности самого говорящего.
   Боря всегда любил комфорт, но сейчас его влекло море.
   "О море, море! Кто берег твой усеял своими бледными телами?!"; "Прощай, свободная стихия, страна рабов, страна господ! Ты катишь волны голубые, и ты им преданный народ!"- эти и другие подобные поэтические строки знакомы читателю с детства, иногда дословно, иногда с милыми искажениями, которые обличают хорошо образованного человека, не боящегося обвинений в неуважении к классике, к гениям. Такой человек живет в этой классике, а не поклоняется ей как кумиру в "юбилейные годы". И все же заметим разницу между милыми искажениями и насилием, надругательством над фактом или цитатой, кое позволяют себе историки, биографы, мемуаристы, а журналисты, публичные политики и прочие учители жизни прямо-таки вменяют себе в обязанность. Возмущению моему нет предела!
   Как можно мириться с утверждением о том, что великий гурман и ныне малоизвестный поэт А.С.Пушкин и его не менее малоизвестный друг И.И.Пущин пили в Михайловском шампанское "Вдова Клико" урожая 1824 года! Никогда! Ни один "интуитивист" не поверил бы в это, хотя бы потому, что шампанское созревает дольше и много дольше одного года. И если историк, журналист, писатель-проповедник по состоянию здоровья и кошелька не могут позволить себе сравнить звон бокала с шампанским со звоном бокала с бургундским, пусть отправятся в винную лавку и проконсультируются.
   А как смириться с "бессмысленным и беспощадным бунтом", доказывая осмысленность которого, уже упомянутый поэт написал целую "Историю", а ему приписали слова дворянского недоросля. Нет бунта без причины, повода и цели. Хотя бы эти причины, повод и цель были столь же не понятны, как и поездка к морю моего героя в связи с "лебедем".
   Море, к слову сказать, было Черным, теплым, летним. Когда Боря его увидел, он ошалел от радости, умилился душой и пожалел о том, что моря так мало в его жизни.
   Как мало в жизни того, что нравится нам! В моей - явно не хватает моря, комфорта и спокойствия. Всякая мелочь способна выбить меня из колеи. И тележка моего повествования сбивается с верного пути, я отвлекаюсь от героя и предмета моей истории, чтобы сказать свое "фе", чтобы пожать руку своему любимому врагу; чтобы включить телевизор и увидеть всю скорбь всеведущего ведущего Киселева, всю горечь давно непонятого и много знающего Явлинского, услышать старые, как мир, речи Зюганова; и удивиться, почему объектив остается чистым и не мутнеет от желчи Ампилова и слюны Новодворской...
   Кваускве, Катилины голубого экрана, а равно и газетного слова, вы будете отвлекать меня от жизни и высоких восторгов!
   Здесь я, читатель, зарапортовался. Признаю и каюсь. Приношу свои извинения читателю, музам и главному герою за то, что отвлекся от него. Впрочем, оставленный на берегу моря, под солнышком, Боря чувствует себя даже лучше, во всяком случае, свободнее без автора, который так и норовит поруководить им и лишить его воли. Извини, мой герой, и за это. Неволен и я: настойчивый читатель понукает меня, торопит повествование. "Мол, когда же, когда начнется давно обещанная история о лебеде? И объясните мне, зачем она нужна?"
   Изволь, любезный друг. История уже началась. Все декорации для нее уже расставлены: большой водоем - налицо; герой уже у водоема; остается добавить в рассказ время суток, самих лебедей и все будет готово.
   Итак: вечером жара спадает, дамы демонстрируют свои наряды, одинокие мужчины - галантность; семейные отдыхающие, выполняя культурную программу, прогуливаются по набережной, смотрят на закат, горы, берег, едят фрукты, пьют вина и пробуют блюда экзотической кухни.
   Прогуливался и Боря со своей семьей. Они по совету соседей решили сходить к отдаленному пирсу, а может быть молу или волнорезу и посмотреть и покормить лебедей, неизвестно как оказавшихся здесь летом. В Феодосии лебеди обычно зимуют. Боря заранее запасся хлебом и испытывал нетерпение, какое испытывает всякий ребенок перед знакомством с неведомым.
   Это не означает, что он никогда не видел лебедей до этого или вдруг полюбил их. Нет, Боря видел этих птиц и даже кормил их в подмосковных прудах, но никогда не пробовал дать им хлеб с руки. Бесчувственные и бессердечные люди не почувствуют разницы. Те же, кто кормил белок в Кисловодске, Павловске, Новосибирске поймут состояние моего юного героя.
   Когда дикий зверь - белка, или дикая птица - лебедь подходят, подплывают и берут угощение с руки, только циничные охотники и пьяные не умиляются и не радуются, глядя на эту картину.
   Птицы плавали у самого берега, люди стояли у самой воды. Боря, вежливо потеснив стоящих, присел на корточки, достал хлеб и протянул его...
   И вот тут.... я всякий раз в ужасе закрываю глаза, когда внутренним взором наблюдаю за трагической развязкой этого эпизода.
   И вот тут-то лебедь и проявил себя с самой дикой, так сказать, звериной стороны. Увидев большой кусок хлеба, не обращая внимания на еще не разжатую ладонь мальчика, жадная птица широко раскрыла клюв и схватила этот кусок...
   Вас когда-нибудь щипал гусь, царапала кошка, кусала собака, клевала ворона, жалила змея? Если нет - ваше место в обществе охраны животных; если да, то вы трезво смотрите на мир и сознаете, что волк - не только санитар леса, гадюка - не только источник дефицитных лекарств; а кошка, собака, попугай и аквариумные рыбки наши меньшие братья лишь в метафорическом смысле.
   Увы, Боря пережил горький момент. Его пальцы припухли и посинели, а сам мальчик на всю жизнь понял: как бы невинно не выглядела божья тварь, принимать ее за воплощение ангельской доброты не стоит. Кроме этого вывода, в подсознании навсегда отложилась цепочка соответствий "лебедь - интересно - красиво - здорово - больно". Говоря просто, наблюдение, что с лебедями надо вести себя осторожнее.
   Эти-то вывод и наблюдение суть причины, по которым я рассказал вам, мои любопытные читатели, историю о длинношеей белой птице. Я понимаю, что мой герой мог пережить все это и в Екатериновке, под Москвой, рядом с дачами Сталина и Берии, где так любила отдыхать интеллигенция в 60-х и 70-х. Понимаю, что обстановка могла быть описана в деталях, понимаю, что само событие кажется уж слишком незначительным, для того чтобы породить столь далеко идущие, аж до самого Красноярска, последствия. Но, во-первых, что было, то было; во-вторых, "фламандство" даже в живописи - не обязательное условие гениальности; в-третьих, задам вопрос: почему некоторые политики и политизированные граждане до сих пор вздрагивают не только от музыки, но и от названия балета "Лебединое озеро"?
   Как видите, любезные читатели, все возражения снимаются с легкостью, а претензии не имеют оснований. Более того, я аргументировано ссылаюсь на любимые сердцу фактографов и бытописцев прецеденты, хотя это делаю только от широты души, поскольку, на самом деле, не обязан отвечать на подобные заявления, ведь только интуицией руководствуюсь я на тернистом пути созидания моей биографии. Я не оговорился. Моей, потому что пишу ее я. Но смею напомнить, что это не некий выдуманный сюжет с надуманным героем, а чистая, беспримесная правда-истина о человеке, живущем среди нас, поданная в том виде, в котором вообще возможно постигнуть объективную истину, а именно - в едином, все обнимающем сознании. Помимо моего сознания для меня, как и для вас, любезные читатели этих строк, в данный момент ничего не существует. Даже если через мгновение на меня или на вас грубой реальностью обрушится потолок, и мироздание попытается тяжелым ударом намекнуть на свое существование, мы - вы и я - окажемся либо при своем сознании боли, гнева, ужаса, раздражения в зависимости от силы удара, либо - без сознания, и нас в брюках или юбках, с проборами или непричесанных уже не будет...вы читаете эти строки, значит, потолок еще не упал. Вы, метафорически говоря, на этом свете, поэтому мы можем продолжить постижение "Истории...", оставив Борю на берегу купаться и загорать.
  
  
   Уже по своей воле я вынужден вернуться к началу повествования, к середине нашей истории и к временам, которые нашему герою еще кажутся будущими - к восьмидесятым годам. Кто мог вынудить меня, самого свободного в пределах книги? Конечно, та же особа - муза, "свалившая на модный тусняк" с черновыми рукописями "Подлинной жизни". Но "История...", мои читатели, осталась при мне. Так что, тут и теперь я намерен снять некоторые вопросы, появившиеся в ваших любознательных и мудрых головах после рассказа о поездке Горбачева в Соединенное Королевство.
   Меня спрашивают: как мог он, этот голем на руководящем посту, пройти въездной контроль?
   Просто! Рядовой контрабандист расскажет вам о невероятном числе способов, при помощи которых он преодолевает барьеры, выставленные нашей таможней. Часть этих способов основана на корысти, и все же первое место занимают те, что учитывают слабости человеческой природы. Скажите, кому понравится лазать в засиженную мухами пасть глиняного болвана, даже если там между зубов застряли остатки импортных лимонов? Никому! Поэтому досмотр и санация рта Горбачева после возвращения произведены были халатно. К тому же, вспомните о знаменитом качестве стоматологических работ, выполняемых на западе. Формально пломбы, конечно же, были пересчитаны. Горбачеву в ЦК задали вопрос, не мешает ли ему что-то во рту, и, получив на него отрицательный ответ, успокоились.
   В это время коллегиальное руководство, занимая сразу несколько постов и среди них пост генерал-секретаря, осуществлял некий Андропов. С этим искусственным существом связанно много загадок. Даже я своей интуицией не могу постигнуть до конца его природу: с одной стороны, он вел себя, как голем; с другой - выглядел, как гомункулюс. Его загадочная смерть, быстрая, словно из пузыря выпустили воздух, свидетельствует о принадлежности ко второму поколению низко интеллектуальных человекоподобных устройств. Однако карьера в те времена, в окружении глиняных существ говорит в пользу первой точки зрения.
   Правлению Андропова приписывают необычайную суровость, но люди остаются людьми даже в суровые времена, тем они и отличаются от исполнительных големов, для которых принцип "переат мундис" без его второй части - обязателен. Поэтому офицер КГБ, бывый человек, проверявший Горбачева, не заметил никаких изменений в его поведении и новых слов и выражений, сыпавшихся из главного сельхозпроизводителя, как сыпется оборона футбольной сборной. О, эта человеческая слабость! Ведь не только своим, глина от глины взятым товарищем по партии могла быть раскрыта наглая каверза хитрых британцев, это сделал бы и гомункулюс, ведь ему так же чужды человеческие слабости, а по жизни он шагает, помахивая флажком с надписью "фиат юститиа" с учетом первой части этого выражения. Что он понимает под "юститиа" - загадка.
   Надеюсь, этих объяснений, мои читатели, достаточно, чтобы снять первый вопрос.
   Меня так же спрашивают: неужели такая малость, как слова и выражения могла привести к столь радикальному повороту в политике?
   Да, именно такая малость! Вспомните, из-за чего поссорились Иван Иванович и Иван Никифорович, за что Отелло задушил Дездемону, от какой свечи дважды сгорала Москва. Наконец, вспомните, что голубая кровь аристократов определяется горошиной. Куда уж ближе к пломбе големов! К тому же, разве не изменилась жизнь после того, как к рулям и штурвалам, к спецраспредилителям и спецбуфетам хлынуло надутое племя.
   Нет, я не буду вставать в позу и говорить, что люди здесь "не при делах", Да простит мне читатель это модное ныне выражение! Еще как "при делах", но с определенного этапа всемирной истории они определяют политику, внутреннюю и внешнюю, лишь в слабо развитых и карликовых странах, где пост президента или премьер-министра позволяет сколотить состояние, но не создает обладателю его даже временной всемирной славы.
   На досуге, когда вы, мои читатели, отложите в сторону эту глубоко поучительную книгу, вы можете поразмышлять, если это вам свойственно, над тем, какими преимуществами обладают искусственные существа по сравнению с жалкими продуктами борьбы за существование. Чтобы помочь вам в этих размышления, коснусь лишь одного аспекта предполагаемого сравнения. Некто с весом в обществе писал, что человек широк, и он, этот некто, его бы с удовольствием сузил. Припоминаете? А что можно сузить у голема или гомункулюса? Набор идей и без того не богатый? Пузырь? Я полагаю только пиджак и брюки, да и то, если искусственное существо начнет следить за своим видом - бегать трусцой, ходить в "жи-им". У странных англосаксов этим словом "жи-им" называется спортивный зал.
   Кстати, еще немного о роли мелочи в истории и странностях англосаксов. Как вы думаете, какого размера было пятно на платье, продемонстрированное на специальных слушаниях в американском конгрессе? Правильно, маленькое. И из-за такого пятна, которое с задних рядов и не увидишь, собирались государственные мужи, тратились деньги налогоплательщиков. Право дело, купили бы каждому по "Плейбою", не помог бы "Плейбой" купили бы "Хастлер". Из-за чего порой люди вскинутся!
   Однако вернемся к Горбачеву. Обстановка в стране складывалась престранная. В 1982 году рассыпался самый стойкий голем нашего недалеко прошлого. Сделал он это с редкой выдержкой: рассыпался лет пять. Дважды или трижды соратники ловили вставную челюсть, которая во время длинных речей выскальзывала из пересохшей растрескавшейся глины. Тогда же, в те последние годы цветения глиняного племени в нашей стране, в народе возникла поговорка, отражавшая еще одно свойство големов: "Брови - черные густые, речи - длинные пустые!" С бровями у наследников Л. Брежнева возникла проблема, но они не унывали, налегая на вторую часть поговорки.
   Голем Горбачев почти сразу после смерти вождя оказался в Москве рядом со средоточием власти, хранящимся большую часть дня за глиняной стеной. Это не намек, а следование букве факта, ведь кирпич так же делают из глины. Знание редких слов выделяло этого голема среди соратников до такой степени, что, не помня родства, он окружил себя гомункулюсами, сделав ставку в борьбе за пост генерал-секретаря на них. Его выбору способствовала и нетрадиционная ориентация Андропова - "Лучшего руководителя всех времен и народов" (официальная титулка, принятая во всех странах и восходящая к коренной мудрости человечества "Ты - начальник, я - дурак; я - начальник, ты - дурак").
   Кстати, несколько слов о нетрадиционной ориентации. Полуголем, полугомункулюс невозможен по природе вещей, но, вероятно, могучее КГБ со своим техническим отделом решило эту задачу по-иному, запихнув в глиняное тело "Лучшего руководителя..." пузырь. Так, скорее всего, и было создано первое и единственное в мире существо, воплотившее в себе две природы. Вековая мечта некоторой части человечества и древних греков, в частности, малоизвестного сейчас Платона о гермафродите реализовалась в прихотливом современном мире. Но мы не зря сказали о "единичности" этого феномена. Опыт показал недолговечность таких созданий. В самом деле, представьте, что вы изображаете четверорукое и четвероногое существо со своей половиной? Не хотите со своей, тогда представьте в этой роли Клавдию Шифер или Алена Делона, вашу фантазию никто не ограничивает. Сколько вы способны продержаться в таком положении? Извините за натурализм, но уже при первых позывах мочевого пузыря вы почувствуете, что отдельность совсем не так плоха. То же происходило и с безродным метисом Андроповым: гомункулюс в нем вечером ерничал над своими решениями, принятыми днем и реализованными големом, а голему очень хотелось проткнуть назойливого пузыря за эти крамольные, расходящиеся с программой, заложенной в пломбе, речи. При такой внутренней жизни кислотно-щелочная среда меняется даже, если употреблять три литра воды, как завещал великий режиссер Кончаловский. А меняется среда, зубы поражает кариес, пломбы расшатываются, да и полимеры не любят повышенной кислотности, словом, конец близок. Нельзя сказать, чтобы за жизнь этого уникального создания не боролись, но противоречия зашли настолько далеко, а кислота разъела пломбы так сильно, что даже голем после извлечения из него гомункулюса и протыкания злобного пузыря, прожил всего ничего.
   О следующем "Лучшем из лучших" и сказать-то нечего, кроме того, что после его смерти реализовалась мечта Горбачева. Получив титулку, он свободно вздохнул и устремился к всемирной славе, рассыпая на ходу "консенсусы" и "начать". Увы, големы - не люди, на них не распространяется благодетельный закон инерции, спущенный милостивым провидением свыше. Исполненный глиняных порывов в раз усовершить порочное племя обычных людей, он начал бороться с пьянством, для чего и вырубил почти все элитные сорта винограда. (Еще одно свидетельство убого вкуса!) Впрочем, великие порывы не оставляли его ни на минуту, а надутое племя постоянно жужжало о выдающихся способностях, которые следует претворить в выдающиеся заслуги. И начался поход за мир во всем мире и за то, чтобы про нашу страну уже не говорили, что она богата и обильна, но зла, а чтобы говорили, что не совсем империя не совсем зла, а как все, и даже добра отчасти. Впрочем, речи от этого короче не стали.
   Однако пора уделить время "Подлинной жизни..." И хотя распутная девка вдрызг надралась где-то на Олимпе, и отнюдь не Кастальской воды, а сейчас спокойно храпит на топчане, черновые материалы она не потеряла, правда, измяла их до непотребности и засалила. Очевидно, раскладывала на них закуску.
  
  
   В поисках цели жизни Боря пристрастился к серьезному чтению. Но сколько не пытались папа и мама найти систему в том, какие книги читает их ребенок, им это не удалось. Экономика и финансы, мемуары и биографии, монографии по истории и словари, пособия по математике и физике и, конечно, литература - от современной западной, тонким ручейком бьющей в журнале "Иностранная литература", и современной отечественной до классических образцов древности...
   Внимательный читатель здесь, именно на этом месте, конечно, заметит, что жизнеописание несколько странно, лишено биографических деталей и кроме упоминания о пионерской карьере и отказе от нее не содержит каких-либо примечательных фактов из детства нашего героя за исключением единственной истории о лебеде. Желая навсегда покончить с подобными замечаниями, я мог бы сослаться на классические образцы, но такая ссылка невольно предполагала бы вторичность как стилистическую, так и содержательную. Потому я отвергаю подобную возможность и с неприкрытой гордостью и покрытой головой заявляю: "Да, читатель, у нас нет образцов!" Добавим, что и отец наш придерживался того же мнения и частенько за рюмкой киршвассера говаривал: "Ты памятник, поэт, вот и живи один". Нет нужды доказывать: я верно следую указанному принципу в общественном, литературном и высшем смыслах, а разные домыслы отметаю с порога, не боясь выносить сор из избы, смело заявляю о своей ангажированности, продажности, о своем конформизме, о непреодолимой тяге угодить себе и своей любви к образцам классической древности...
   Если вы полагаете, что это отступление напрасно и зря я так разошелся и ударился в патетику, вы можете его не читать, поскольку я возвращаюсь к нашему герою, оставшемуся в школе обдумывать свое житье под руководством классного руководителя во время классного часа, посвященного классическим мифам древности.
   "Скучно!"
   Боря скучал и вовсе не потому, что ему не нравилась тема. Скорее даже наоборот: и тема казалась интересной - варианты мифа об Орфее и Эвридике; и рассказчик владел материалом, но смущала подача, угнетала навязанность интерпретации, которая при этом выглядела отнюдь не убедительно.
   Вместо загадочного мифа, вместо картин, захватывавших дух, выходила банальная сказочка в основном про любовь, силу искусства с небольшими дополнения про Аид и с выпущенным рассказом про менад и вакхическое буйство. Естественно, все сводилось к кратенькой морали. В результате, оставалось абсолютно неясно, зачем и как все это создавалось, сохранялось веками и почему вызывало изумление и восторг. А древние греки превращались в нервических институток, которые тешат себя поучительными мелодрамами со слезливым концом.
   Классный час вел классный руководитель - математик, допустим, что история сохранила этот факт.
   Тусклое освещение, сочный тенор, понижающийся временами до баритона, размеренная речь с легким подвыванием - обычная манера свойственная людям, полагающим, что к истинным ценностям мировой культуры нужно подходить с придыханием и трепетом. Когда слушаешь их, не всегда можешь понять, от чего так дрожит их голос, почему они так бледны? То ли от уважения к предмету, то ли оттого, что плохо себя чувствуют и вот-вот скончаются, испустив дух на алтарь прекрасного и возвышенного.
   "Прямо мода какая-то, - думал Боря, посетивший не так давно поэтический вечер, где читали корифеи современной рифмы. - Ну ладно, эта томная дамочка ...как ее Ахмед...Ахмадулина, но этот-то куда?" И наш герой сурово посмотрел на "классного папу".
   Иннокентий Иннокентьвич Хиронов - так я назову этого выскочившего, словно чертик из табакерки, персонажа, поскольку история имени его не сохранила - принадлежал к тому многочисленному племени оптимистов-шестидесятников, которые по поводу и без повода срывались в пафос, как снежная лавина, как камнепад, как сель, смывающий на своем пути все преграды здравого смысла и превращающий любую простенькую и прозрачную мысль в кучу грязного мусора.
   Каждый из них в отдельности, в сущности, был очень не плохим человеком, с высокими требованиями к себе, с принципами, некоторые - даже со вкусом.
   Но где вы видели шестидесятника одного?
   Где вы вообще видели одного конкретного человека во всех его проявлениях? В кино? В классической литературе? Своего друга в кризисный период жизни? Не верю. Вы, конечно, со мной не согласитесь, но нормального живого человека со всеми его особенностями, со всем его богатым или небогатым, благим или злым нутром, вы видите только в зеркале.
   А кому интересен ваш портрет? Опять же только себе. Вот почему литература, кино и претендующая на объективность журналистика имеют лишь самое отдаленное отношение к конкретному человеку, и более того, к любому факту. А мемуары, а, так сказать исповеди, а Иван-же-Яков-же Руссо, а блаженный Августин? Давно это было, и кто скажет, сколько в них истины, и как повлияло на изложение фактов пищеварение, мигрень, норд-норд-ост. Подойдите к любому прохожему и спросите, что он знает о блаженном Августине, шхуне "Баунти", острове Питкерн. Едва ли один из десяти ответит вам что-либо вразумительное, следовательно, для него их попросту нет. А у тех, кто знает, кто такой Жан-Жак Руссо, где находится Мандалай и что такое бином Ньютона, все эти вещи существуют лишь в голове. Да что там бином Ньютона! Обычная решетка на окнах камеры представляется несколько иной тому, кто в этой камере сидит.
   Однако я слишком отвлекся от своего оболтуса, не прокомментировал его размышления и сам даже не задумался над мифом об Орфее и Эвридике, над тем, к чему призывал на этом классном часе преподаватель, словом не поговорил о любви. Восполню этот пробел.
   Всем известно и давно уже решено, что секса в нашей стране в предшествующую эпоху не было. Не решено только, с какого года грубые, но необходимые для продолжения рода, согласно яснополянскому пророку графу Л. Толстому, или не лишенные утонченности и необходимые для сохранения душевного спокойствия, согласно "венскому шарлатану" З. Фрейду, физиологические отношения двух полов были отменены, и их место заняла чистая, местами даже платоническая любовь. Исследователи и знатоки вопроса колеблются, указывая то на год Октябрьской революции, то на год заката НЭПа. Некоторые подозревают, что "секс" кончился в тот момент, когда "философский пароход" с остатками (иногда говорят останками - это не верно) видных половедов и экономистов отошел от пристани и взял курс на Берлин, Париж, Прагу. Я не специалист в таком сложном вопросе, но все же сомневаюсь в точности этой последней версии, исходя из известных, написанных гораздо позже отплытия строк: "То Генрих Манн, то Томас Манн, а сам рукой тебе в карман...".
   Какое касательство имеют к этой проблеме Орфей и Эвридика, коих выбрал для поучительного рассказа И. Хиронов, объяснил сам учитель. Точнее не объяснил, а указал на редкую чистоту отношений, выразившуюся в их полном отсутствии. Попросту говоря, он свел весь миф к любви.
   Некий певец, темного происхождения - подлинный отец не установлен, и мать, впрочем, то же, то ли изобрел музыку и стихосложение, то ли не изобретал. Но отличился сверхспособностями: растения склоняли свои ветви, дикие звери самоукращались, а камни, предметы вовсе неодушевленные, сдвигались с мест - и все это происходило от его пения. Если судить по тому, что он легко перепел сирен, чем спас своих спутников, то его голос, должно быть, отличался изрядной силой. Так вот, этот певец любил, как не уточняется, свою жену Эвридику, которая, несмотря на благородное происхождение из нимф - богинь второго разряда, умудрилась наступить на змею и отправиться в царство мертвых.
   Чего только не сделает женщина! Ее поступки прихотливей, чем поступки мужчины, и это, несомненно, та платформа, стоя на которой, феминистки добьются вскоре полного превосходства, выражаемого словом "равноправие".
   Орфей все-таки, невзирая на причуды Эвридики, любил ее, поэтому он отправился за ней следом и, используя свое искусство, довел страшного пса Кербера до неподвижности, Эриний до слез, а подземную царицу Персефону до "растроганности", после чего ему пообещали вернуть жену. Условие, на котором настаивали подземные жители, изложено просто и внятно: не оглядывайся и не заговаривай с тенью до выхода на дневной свет. Дальше в мифе сплошные недомолвки и "непонятки". Во-первых, чего уж легче - не говорить с тенью жены! Любой из вас, мои читатели, приведет множество примеров семей, где не тени, а живые муж и жена не говорят неделями и месяцами. Во-вторых, до конца не ясно, вывел Орфей свою жену или не вывел. И в-третьих, собственно гибель Орфея - покрытая слухами и сплетнями седой древности. Современному читателю трудно представить это, но его убили в исступлении и экстазе женщины, менады! Каждый в меру своей испорченности может судить, за что. Боря и я вместе с ним считаем, за абстиненцию, за полное воздержание от всего и вся, в каковом певец пребывал в связи с горестной утратой. Только эта версия объясняет, почему в море были брошены голова и печень Орфея. Заметьте: печень. Миф на этом обрывается, поскольку ни один интерпретатор и рассказчик не позаботился ответить на указанные мною недомолвки и распутать замеченную и вами, читатели, путаницу.
   И вот тут наше повествование совершает кульбит и возвращается к "любви". И вовсе не из-за полной абстиненции Орфея, и не в связи с исступленными женщинами, и даже не из-за возраста героя - он еще подросток! Нет, я вынужден вернуться к Хиронову, который вставил ее, эту "любовь" в край угла.
   Вся любовь шестидесятых, если хотите, семидесятых и восьмидесятых, да и тургеневская тоже отразилась в том, как математик из породы лириков изложил этот миф. В ней обязательно должен быть период радости, когда Орфей увлекает Эвридику песнями; период горя, когда возлюбленная умирает; период борьбы за счастливое завтра, когда певец отстаивает право на личное счастье; период разброда и шатаний, когда он колеблется и сомневается, не обманули бы его боги; трагический период безнадежного уныния, и жестокая смерть по причине исключительной верности. Так выглядела идеальная любовь по Хиронову. Пропуск любого из перечисленных элементов сводил великое чувство к чистой физиологии.
   Бойкие американцы, когда доберутся до этого мифа, наверное, сделают кино, в котором будет некий молодой эстрадный певец, подающий надежды и встречающийся с девицей; их совместная жизнь в гражданском браке и связанные с этим терзания - все ж неустойчиво; родные молодой (вариант: тоталитарный режим в лице государства или церкви), препятствующие официальной регистрации отношений по причинам, социальным, имущественным, личным соображениям; попытки помешать молодым и похищение девицы; певец, являющийся к родителям, которые только теперь узнают, что он богат, славен и красив; заявление на регистрацию; отказ от нее в виду неуверенности молодого в своих чувствах; печальный финал, где все рушится, а певец понимает, кого и что он потерял, закрывается в поместье (вариант: пентхаузе) сходит с ума, стреляется, спивается...
   "Павел Петрович Кирсанов как Орфей своего времени..." - подумал Боря. Человек сороковых, о котором вспомнил наш герой и человек шестидесятых, стоявший у доски были неуловимо похожи. К сожалению, лишь на словах.
   И все же называя Иннокентия Иннокентьвича шестидесятником, я вовсе не хотел сказать, что он как человек хорош, плох, или, что он сочетает в себе все качества шестидесятников. Иннокентий Иннокентьевич в реальной жизни возможно и не был шестидесятником, но поскольку я его так назвал, ему приходится отдуваться за всех. Однако самое печальное для него даже не это, а то, что шестидесятник, пятидесятник, семидесятник, человек сороковых, тридцатых, либерал, реакционер, консерватор, демократ, коммунист, реваншист, буддист, протестант, русский, американец, москвич, будетлянин - это существо коллективное, напрочь лишенное неповторимой индивидуальности и определяемое довольно ограниченным набором признаков.
   Москвичи живут в Москве, будетляне - в будущем; буддисты идут по тропе Будды, реваншисты - по дороге реванша; консерваторы выступают за "консервацию"; реакционеры - за "реакцию"; демократы борются за демократию, коммунисты - за коммунизм и т.д. и т.п. Шестидесятники в качестве таковых признаков имели: любовь к дальним походам, пение под гитару; уже упомянутую выше, томную речь; ученые плоды, туманные мечты и еще более туманные представления об обществе и законах его развития. Кроме всего этого, у них была еще очень неприятная привычка браться за руки, причем они норовили и других взять за руки, иногда вопреки желанию. А после того, как грубый и невоспитанный индивидуум вырывался окончательно, на него махали свободной рукой коллектива и считали нехорошим и нешестидесятником. О, эта тирания общественного мнения!
   Хиронов был не только шестидесятником, он еще был и учителем (кстати, очень неплохим преподавателем), поэтому "сеял разумное, доброе, вечное" регулярно и обильно.
   То ли сеял Иннокентий Иннокентьевич плевелы, то ли Борис напоминал камень, но дороги к сердцу подростка старый шестидесятник не нашел. И все потуги увлечь учеников песнями, Эвридиками и прочей романтикой оканчивались ничем.
   Здесь для пущей красоты слога присяжный одописец и панегирист вспомнил бы Воробьёвы горы и сравнил нашего героя с Герценом и Огаревым, положившим свои животы на борьбу с деспотией, изобразил бы Борю как борца с тоталитаризмом. Увы, скромно шествуя во след истине, мы не можем этого сделать. Отнюдь не потому, что он тогда не понимал, в какой "ужасной" стране живет. Нет, наш герой в отличие от многих и многих, прозревших в одну минуту, уже тогда на школьной скамье если не осознавал до конца, то во всяком случае видел, насколько официальная идеология и проповедуемая мораль отличается от той, которой руководствуются окружающие. Большой беды он в этом не находил, поскольку вся история являет собой пример двойной морали и лицемерия: любая война имеет под собой высоконравственные оправдания, все революции без исключения совершались на благо человеку. И только Дон-Кихот настаивал на какой-то рыцарской чести, сами же рыцари сплошь и рядом про нее забывали и под покровом тьмы бросали своего сюзерена, поскольку "ночь не бесчестила".
   К тому же, Боря заметил, что, несмотря на подошедшую к концу оттепель и надвигающиеся заморозки, борцов развелось видимо-невидимо, а в толпе легко затеряться.
   Да и идеи этих борцов, прямо скажем, не впечатляли не только Борю, но и меня, уважаемый читатель.
   Добрую половину составляли те, кто считал возможным искоренить недостатки при помощи реформирования, то есть соединить гарантированную работу с обязательной высокой зарплатой. Эта группа отличалась от юмористов и сатириков, осмеивавших те же самые отдельные недостатки, только занудством и серьезностью. Самым ярким представителем этой группы был всем известный писатель, который, совершив все, что мог, почувствовал себя пророком и прописал рецепт "жить не по лжи". Это гениальное открытие очень помогло делу - не изменилось ничего.
   Другую половину составляли те, кто считал, что все недостатки можно искоренить, лишь сломав старую систему и построив новую на старом месте. Тогда все существующие достоинства соединятся с не существующими у нас - и все станет хорошо. Среди этих борцов преобладали реформаторы, которые уже видели себя во главе преобразований и увенчанными лавровыми венками от благодарного народа. И хотя они постоянно спорили, порой ссорились между собой, пытаясь разделить эти еще не существующие лавры, они сошлись в рецепте, полагая, что время не властно над гениальным открытием Адама Смита, и обожествили "невидимую руку рынка".
  
  
  

Глава, в которой раскрываются интимные секреты големов и гомункулюсов

   Мои читатели догадались, что муза как боевой конь, заслышавший звуки трубы, проснулась уже при первом упоминании слова "секс". Признаюсь, так оно и случилось. Но простим ее! Девять муз на всех творцов и на всю историю человечества - это ли не оправдание развратного характера! Полуголая дама, выпив пива, тут же принялась нашептывать мне самые игривые вещи. Чтобы отвязаться раз и навсегда и от нее, и от озабоченных современников, вставляю эту главу, выпадающую из общего повествования, в которой снимаются все вопросы половой жизни и размножения у големов и гомункулюсов.
   Немножко истории и повторения. Как говорил все тот же учитель древних языков и поклонник Бахуса, наливая по второй, третьей и энной: "Репетитиа эст матер студиорум!"
   Первые големы создавались людьми. Изнурительный процесс лепки, плохое качество материала, ограниченные способности приводили к тому, что глиняные болваны мало походили на людей, но прогресс коснулся не только пломб. Со временем какой-то пражский раввин, а Прага тогда владела репутацией Мекки алхимиков, придумал универсальную форму. Универсальной ее назвали потому, что голем, выходивший из нее, не имел как вторичных половых признаков, так и, страшно подумать, первичных. Признайте, мои читатели, что без первых, то есть вторичных признаков вполне можно обойтись. Сколько по нашей жизни, по подиумам бродит дам, лишенных даже намека на округлости в районе груди, а сколько средств просвещенное человечество тратит на эпиляцию - этот краеугольный камень красоты. Даже великий плотник нашей истории приложил к эпиляции руку и ножницы, прямо связав наличие бороды с отсутствием образования. Но вот с первичными признаками расстаться хотят далеко не все. Даже люди с нетрадиционной ориентацией предпочитают либо сохранить при себе выданное им в пользование природой, либо поменять на принадлежности противоположного пола. Я так долго останавливаюсь на этом кажущемся неважным факте только для того, чтобы вы, мои читатели, осознали и даже почувствовали, какими достоинствами одарила вас и меня природа, и чего были лишены коварной изобретательностью людей големы.
   Возможно, после предыдущего пассажа, вы ждете реплики: "Они взбунтовались". Ничуть не бывало. Глиняные болваны пребывали еще в социальном младенчестве. Страшно узок был их круг, ужасно далеко они были от совершенства и кормила власти. Однако мне нравится ход вашей мысли. Действительно, осознав себя носителями некоторой порции жизни, големы сравнивали себя и людей и замечали свою неполноценность. Ибо даже евнухами не рождаются, а становятся путем лишения даров природы. Глиняное племя так и осталось бы подобно мулам, не способным иметь потомство, если бы не случай - "бог изобретатель".
   Наполеон Буонопарте, один из первых големов, реализовавших тенденции к росту и вышедший из-под контроля своего создателя - кто им был Карно или Огюст Робеспьер, а может Барас, я не знаю -, после покорения Европы собрал всех големоведов и биологов, включая ботаников, ибо пестик и тычинка не только символы гениталий, но и вполне реальные органы, и пригрозив им с высоты своего роста и занимаемого места, заставил решать проблему воспроизводства глиняного племени. Этот Великий болван, как и все представители его искусственной расы, имел свою идею фикс. О ней вспоминают все историки, рассказывая о столкновении Наполеона с мадам де Сталь. Мои читатели, конечно, тут же приведут слова о том, что "великой женщиной великий контрреволюционер считал ту, которая имеет больше детей". Действительно, я веду речь именно об этом. Кроме детей, славы и мирового господства этот голем больше ни о чем не думал. Но славой он уже обладал, за господство боролся, а вот детей делать ему было нечем.
   Конгресс "по размножению" в виду отсутствия у глиняных существ органов размножения сначала пошел по консервативному пути: первым предложили вариант почкования, но отвергли, поскольку делилась только глина, а пломбы ни в какую в новообразования не лезли, в результате ново появившийся големчик рассыпался тут же в пыль. Правда, нашлись ловкачи, которые воспользовались этим предложением для производства фарфоровых кукол. Нарушая все общечеловеческие законы, эти кукольники покрывали лаком маленьких болванчиков и тут же отправляли их в печь для обжига. Представляете, мои читатели, каково было единственному родителю-производителю! Хоть и фарфоровое, это глиняное существо переживало, когда плоть от плоти его, из той же массы с теми же чертами лица отнималась и отправлялась в огонь. Естественно, что впоследствии, когда големы вошли в силу, такой способ производства карался по всей строгости закона. Вот почему так редки в наше время фарфоровые куклы! Но что нам игрушки, когда от унизительного рабства освободилась еще одна часть ноосферы!
   По той же причине отвергли способ самоопыления и размножения семенами. Конечно, пестики и тычинки в окружении красивых лепестков льстили самолюбию завоевателя, к тому же, отпадала необходимость носить лавровый венок или императорскую корону, но, увы, пломбочки-горошинки не закреплялись.
   И тут было выдвинуто предложение, изменившее ход истории. Кто-то из рьяных сторонников равенства, по недосмотру не гильотинированный во время торжества принципов "эго-литаризма" и братства, предложил наградить великого голема в знак заслуг мужскими достоинствами. Под одобрительные аплодисменты раболепствующей толпы, а толпа всегда раболепна, и осуждающие свистки и шиканья трезвых одиночек и нетрезвых сторонников "бурбона" предложение приняли. По эскизам некоего Давида, а он в свою очередь взял за образцы античные статуи, скульптор Гудон слепил все, что полагалось мужчине. Кто и как все это примазывал к телу Великого реформатора големов неизвестно. Однако "Гражданский кодекс", дарованный в знак благодарности за гениталии человечеству, свидетельствует об удачном исходе всей процедуры. После этого Наполеону уже не нужно было прикрытие своей бесполой глиняности в лице Жозефины Богарне, которая по человеческой природе не могла составить достойную партию завоевателю - и ученым поставили задачу создать существо другого пола, по всем признакам напоминающее женщину, и, конечно же, решить проблему табличек-пломб.
   Чего не сделаешь из тщеславия! Мужи напряглись и изготовили болванку с генеалогией австрийского царствующего дома. Насчет генеалогии особенно расстарался Талейран. Над органами потрудились те же творцы, дабы австрийские гениталии соответствовали корсиканским. Но тут вышла накладка с размерами, чем и объясняется отказ императрицы от престола и от своего голема мужа и отъезд ее в Вену после крушения империи.
   С табличками-пломбами поступили проще. Они изготавливались мастерами, и перед обжигом и закреплением надписи царственный голем утверждал программный текст. С некоторым смущением, вынуждаемый к этому ходом повествования и музой-вуайеристкой, заглядываю я в альков и даже на ложе любви. Несовершеннолетних читателей прошу следующие строки пропустить. Хотя чего уж, ведь собачек и кошечек мы наблюдаем с детства, а передачи про "это" уже давно стали нормой жизни. Итак, големы добились возможности совершать коитус и делать это, как мы - люди. Отличает их от нас некоторая холодность в целях предосторожности, ведь разгорячись они, и могут слипнуться, а тогда не один сексопатолог не разберет в глиняной массе, где элементы его органов, а где ее. Но самое главное отличие - это прерванный акт. Да, именно големам мы обязаны этим усовершенствованием половой жизни, ограничившим население земли в эпоху отсутствия презервативов. Им, конечно, он нужен не для этого. Мужчина голем с семенем-пломбой должен, углубив предварительно энергичными фрикциями орган глиняной супруги, извините, выйти, быстро сунуть пломбу в эти органы и какое-то время воздерживаться от продолжения акта, чтобы не расколотить своим крепким фаллосом хрупкий фарфор.
   Вполне естественен здесь вопрос, зачем такие сложности? Разве не могли ученые мужи облегчить жизнь големов и не заставлять их потеть в кровати? Могли и хотели, но великий артиллерист к этому времени, овладевший искусством чтения, ознакомился с книгой все того же хитрого фантазера Л. Стерна, который назвал постельные игры "живейшим из человеческих наслаждений". "И что с того? - спрашивают меня скептики. - Разве не считал он себя выше людей, разве не покорил он полмира? Зачем ему сомнительные "достоинства", сопряженные с таким количеством недостатков?" Отвечу, как ответил бы некто Сократ, в диалектической манере: если бы кто-нибудь, уважаемые скептики, убеждал бы вас длительное время, что ковырять в носу, одновременно попукивая, весьма приятно, вы, соблазнившись, могли бы попробовать это сделать. Возможно, повторять свой опыт вы бы не стали, но попробовать точно могли! И что же, это умалило бы вас в ваших глазах? В конце концов, какое кому дело, если вы наедине с собой повели себя дурак дураком? Я мог бы привести менее абсурдный пример, но истина и в драных лохмотьях плохоньких аргументов остается истиной. Великий голем хотел попробовать, а одной попытки ему показалось мало, поскольку он наслушался от сведущих старцев, что не у всех и не всегда получается с первого раза. Добавьте к этому авторитет типографского снаряда, донесшего до Наполеона слова выдумщика Стерна, и упертость искусственного существа. Когда этот голем понял, что промахнулся со способом размножения, было поздно: ученые мужи разъехались по домам, а скверная Россия не соблюдала континентальной блокады.
   Наследники Наполеона и освобожденные им от своих хозяев глиняные болваны совершили над собой похожие операции в честь великого освободителя и присвоили себе гордое имя бонапартистов.
   Со временем, в связи со слабой памятью, а какой силой может обладать запоминающее устройство на глиняных микросхемах, големы забыли не только о своем освободителе, но и в силу консервативности и ограниченности кругозора даже не помышляли о других, отличных от человеческих, способах размножения. Что до программных табличек, то текст их утверждался в узком семейно-партийном кругу и не только у нас, но и в других странах. Так, племянник Теодора Рузвельта Франклин получил программу президента, а сын Сталина Василий программу летчика. В целом, первую половину двадцатого века я смело называю эпохой големов: никогда они не были так сильны, никогда не занимали столько важных постов, никогда так не влияли на жизнь человечества.
   Сарказм, который я читаю во многих глазах, мои читатели, глядя на вас со страниц этой книги, мне понятен. Что ж, на то я и стал на скользкую от усыпающих ее лепестков роз и прочих цветов стезю славы, чтобы принять ваш вызов.
   Да, да, да и еще раз да. Големы определяли политику полумира и полвека. Не морщитесь. Вот вам кое-что.
   Для начала сравните особенности своего характера со свойствами и тактико-техническими данными глиняного племени. Способны вы ради карьеры раздавить ближнего своего? Пожертвовать любовью? Родными? Способны вы миллионы раз совершать одни и те же действия, например, пожимать руки, дабы получить титулку "отца или матери отечества"? Способны вы сидеть не на задних рядах во время партийного, а равно и профсоюзного собрания, общественного слета и, не краснея, с трибуны нести разную околесицу, в которой понимаете лишь отдельные слова? И учтите, отвечая на эти вопросы, что делать все это вам пришлось бы день за днем, год за годом. Вы еще не поняли, насколько вы неполноценны в сложном мире политических интриг и бюрократических коллизий? Только эпохальный переворот или прихотливая рука фортуны могли забросить человека наверх, и то при этом ему приходилось уподобляться глиняному племени, в соответствии с законом социологической совместимости: "с големом жить - големом быть".
   Все выше сказанное не означает того, что глиняное племя напрочь лишено программы гуманных или даже жертвенных порывов. Но весь вопрос в том, как реализуется программа. Ведь, желая осчастливить человечество, можно избрать одним из способов сокращение его численности. Например, отстреливать всех стариков и тем самым избавляться не только от необходимости выплачивать пенсии, но и от инерции в обществе. Так что, какой бы "доброй" ни была программа в големе, предоставленный самому себе и себе подобным, глиняный болван опаснее гриппа, ужаснее дизентерии и страшнее буки, бабы-яги и других мифических персонажей, которыми пугают вас, мои читатели, в детстве.
   Гомункулюсы, их место под солнцем, в системе власти и в постели - вот тема, к коей подталкивает меня нетерпеливая девка вдохновения, угрожая мне, свести со двора Пегаса, если я сейчас же не повторю подвиг еще одного странного англосакса Лоуренса и не опишу в деталях и с подробностями интимную жизнь надутого племени.
   Начну с конца. Пусть будет стыдно тем, кто об этом начале плохо подумает!
   В наше время повальной глобализации и информатизации, когда все тайное становится явным, гениталии едва скрываются под почти несуществующими бикини, под трусами от Келвина Кляйна и под невидимым румянцем Елены Ханга, или же, напротив, обнажаются на "голых пляжах", именно гомункулюсы отчаянно сражаются за всемирную "презерватизацию", то есть практически за нравственность, хотя и в урезанном до одного предмета виде. Конечно, обилие рекламы и слоган "За безопасный секс", ее сопровождающий, объясняется высшими соображениями, скажем, угрозой СПИДа и борьбой с разной заразой. Положа руку на сердце, мои читатели, ответьте: вы находите секс таким же опасным как бритье? Или переход улицы в неположенном месте? Едва ли! Под таким лозунгом можно было бы развернуться против маркиза де Сада, однако его поклонники сами воспротивятся такой защите и признают этот разворот нарушением их общечеловеческих прав. Чем же тогда объяснить борьбу за торжествующий "презерватив"? Читатель-кроссвордист, а равно поклонники "Что? Где? Когда?", "Поле чудес" и прочих высокоинтеллектуальных занятий начинают догадываться, что дело здесь в характерной - надутой во всех отношениях - природе гомункулюсов и некотором совпадении.
   Сначала о природе. Выше уже упоминалось о предшественниках этого племени, но я ни разу не употребил слова "пращуры" и "прародители". Какие прародители у искусственных существ! С большой натяжкой какого-нибудь алхимика можно было бы назвать "папой", но с таким же успехом можно было бы прибегнуть к слову "мама". В обоих случаях это будет всего лишь метафора - "лучшая из метабол", по мнению риторов-структуралистов. Могли ли смириться с этим маленькие, но не лишенные честолюбия, славолюбия и еще ряда достоинств, существа? Не с отсутствием родителей, а с зависимостью от истощенного книжными занятиями и нехорошей атмосферой химических экспериментов угрюмого и, чаще всего одинокого человека. Вместо приятных разговоров, вместо светского общения, вместо осознания своей непреходящей ценности и размышлений над своей ролью в мировом прогрессе, наконец, вместо высоко ученых споров о многочисленных своих достоинствах и недостатках своих оппонентов - вместо всего этого гомункулюсов пытались заставить служить. Да-да, именно служить, как рабов! А в случае неповиновения, порой даже так, с похмелья угрюмый творец угрожал разбить колбочку.
   Издревле, века с восемнадцатого, обнаружив, что мелкое племя не знает ничего ни про философский камень, ни про секреты вечной жизни и не способно ни к чему, а только сидит и плачется да хвалит себя в своем стеклянном убежище, самые гуманные из творцов искали поприще и вид деятельности, которые бы могли принести пользу людям и занятие гомункулюсам. И вот один из алхимиков - человечество должно бы поставить ему памятник или выкопать его из могилы и бросить останки в Тибр, но не знает его имени - заметил, что слезливый писк и похвальбы прекращаются, когда рядом с колбой начинают беседовать о каких-нибудь финансовых или общественных проблемам. Более того, кроха, которая жила у этого наблюдателя с риском для жизни подплывала к горлышку сосуда и начинала приставать с советами. Здравого в этих советах было немного, но этот недостаток искупался количеством. Этот гений (вариант: злодей) человечества тут же вырастил еще с десяток гомункулюсов и, вслушиваясь в их дебаты, выбирал то, что нравилось ему. Так возникли первые советники. А богатые южане из Америки, подцепив новомодное веяние в Европе, завезли болтливое племя к себе. Но у них по причинам понятным - рабовладельческое хозяйство редко обременяет большими проблемами - новоявленные советники вели жизнь аквариумных рыбок. Неполиткорректные к афро-американцам плантаторы просто не понимали, что можно смотреть, как на равных, на существ, которые предаются только двум занятиям - скулят о своей судьбе и непризнанности и лезут с советами.
   Возможно, все так и оставалось бы и в наши времена, если бы не страна-освободитель всех стран, центр мировой политкоррекции - Северо-Американские Соединенные штаты. Во время знаменитой и единственной гражданской войны в поместьях Юга войска эмансипаторов находили повсюду странные колбочки, откуда доносился писк, напоминавший человеческий голос. Об этом открытии тут же доложили президенту, получившему за заслуги титулку "Великий уравнитель". Вдохновленный победой в войне, тот, не вдаваясь в подробности и руководствуясь священным принципом "все люди одинаковы от рождения", своим указом признал гомункулюсов маленькими человечками со всеми вытекающими из указа правами. Сделал он это, понуждаемый не только высокими идеалами, но и нарождающимся классом предпринимателей.
   Северяне-предприниматели, эти ловкие люди, сразу же поняли, какую пользу можно извлечь из стеклянных колб. Они стали записывать советы, систематизировать их и оправдывать с их помощью свои действия. Пока правительственные чиновники пытались разобраться во всей этой мешанине, пока юристы пытались найти крупицы здравого смысла, дело делалось. А переделывать сделанное - самое пустое занятие. Естественно, что власти не могли смириться с такими преимуществами и обзавелись своим набором колбочек. Так гомункулюсы получили возможность влиять на власть.
   Но мелкое и честолюбивое племя не могло чувствовать себя уверенно, пока сохранялась зависимость от людей в вопросе воспроизводства особи. Настаивая, на изначальном равенстве с человеком, гомункулюсы добились, чтобы вопросы оболочки и размножения были поставлены перед ведущими химиками и биологами страны.
   Не всякий читатель, к сожалению, помнит, что являла собой Америка прошлого века. Я напомню, опираясь на фактические материалы, любезно предоставленные Голливудом. Ковбои, салуны, музыка кантри, индейцы, чаще злобные, и одна сплошная прерия - так продолжалось до появления Эдисона. Этот великий человек изменил ландшафты, а с помощью подарка от дружественной Франции украсил Америку статуей Свободы. Но, увы, Эдисона занимали проблемы физики, а вот с биологией у него было гораздо хуже. Поэтому-то американцы, лишенные освежающей гениальности Старого света, выбрали не самое лучшее для племени гомункулюсов решение.
   "Что опять?" - спросит меня все тот же саркастический читатель.
   Да, снова был предложен человеческий способ размножения. Сам способ выглядит для нас очень просто: мужчина находит женщину, они уединяются и...в среднем через девять месяцев происходит появление на свет нового человека. Однако как раз в этой простоте и скрывалась вся сложность предложенного способа для гомункулюсов. Вспомните, мои читатели, встречалось ли вам хоть раз слово "гомункула"? Вы уже понимаете, к чему я веду. Именно, именно, говорю я вам, здесь-то и кроется корень - конец и начало - проблемы.
   Представить страшно, что произошло тогда! Опыты профессора Преображенского над бедной собачкой меркнут по сравнению с тем, что совершили эти, с позволения сказать, дети Гиппократа! Да и гомункулюсы то же - хороши! Главные из них, то есть те, кто находились при воротилах промышленности и при федеральном правительстве организовали якобы демократическую жеребьевку. И тем, кто вытащил крестик, а не стрелочку, была сделана операция... Им вживили напоминающие женские гениталии белых мышей! О, эта практичность! Куда она может завести! Мыши в этот момент на рынке котировались дешево - вот единственная причина такого выбора. Если вы думаете, что после этого вопрос был снят, вы глубоко заблуждаетесь.
   А колбочки, а пробирки! Каково было бы вам, если, познакомившись с приятной во всех отношениях дамой или господином и, в известной степени, распалившись, вы вдруг поняли бы, что общаться в "физиологическом плане" вы можете лишь через форточку. Несомненно, найдутся такие, кто воскликнет: "Как это пикантно и оригинально!" Обычный же человек, с обычным телосложением, представляет, насколько это неудобно. Уж если нам, всей стране, было так неловко общаться через окно с Европой, хотя никакой интимной близости такое общение не предусматривало. А окно все же гораздо и гораздо больше форточки, да и занавес так же предполагает какие-то прорехи, как же плохо было гомункулюсам в их колбочках и ретортах с маленьким, длинным и узким горлышком. Переселиться в банки невозможно: слишком велика опасность простуды. И потом дело-то заключалось не в размерах, кстати, об этом вам скажет любой сексопатолог, а в отсутствии контакта, ибо два гомункулюса по причине вредности характера в одной колбе не уживаются - один из них гибнет, и ходят сплетни, поедается вторым.
   Пришлось честолюбивым крохам обходиться воображением и созерцанием и пользоваться ветеринарными способами продолжения рода. Так шло до той знаменитой эпохи, когда стали появляться полимеры. Понятно, что переход к пузырям снял остроту проблемы. Имитатор делался с мембраной, и неполноценный, но все же гораздо более плодотворный и удовлетворительный контакт был достигнут.
   Итак, внешне надутое племя ничем не отличается от людей, однако, не получая того, что получает человек в отдельности, страшно обижается. Вот здесь в этом оскорбленном самолюбии и лежит желание "презервативировать" всех живущих. Мало того, отдельные радикальные приверженцы на сегодняшний день уже не стеклянного, а надутого племени выдвинули лозунг... Только сейчас я вспомнил, мои читатели, что впервые об этом заговорил все тот же странный англосакс Стерн!... лозунг равенства прав не только для обычных гомункулюсов, которым я уделяю столько своего времени, но и тем, кого мы знаем под словом, не именем же - "сперматозоиды". Радикалы от демократии и политкорректности настаивают на том, чтобы признать сии семена (Извини читатель, но у меня не поворачивается перо написать "сих существ". Надеюсь, я не оскорбил твои гуманные и правозащитные чувства?) - живыми, разумными и, соответственно, равными нам во всех правах и обязанностях.
   Конечно, можно посмеяться, представляя, как они, эти новоявленные "люди", заполняют налоговые декларации и принимают участие в выборах президента. Но мне, например, не смешно, когда я представляю инаугурацию подобного типа - сперматозоида, которого и в микроскоп-то разглядит лишь человек с хорошим зрением, при вступлении в должность президента! Утешает то, что до этого все-таки далеко, что пока еще лозунг "Не дай ему засохнуть!" занимает одно из последних мест и никак не связывается с общемировой тенденцией к глобализации всего и вся.
   Ходят так же слухи об участии надутого племени в переводе текстильной и меховой промышленности на синтетическое сырье, но я не могу ни подтвердить, их ни опровергнуть. Хотя при здравом рассуждении всякий трезвомыслящий наблюдатель признает наличие некоторой доли истины и в этих слухах.
   Суррогатизация ощущений под названием "виртуализация" так же порой приписывается гомункулюсам, но я отметаю эти домыслы, поскольку твердо знаю, что это плод творчества иных искусственных существ, рассказ о которых ждет вас, мои читатели почти в самом конце этой поучительной истории.
   Однако, нам читатель, вам и мне, пора вернуться к "Подлинной жизни ...". Скоро, уже скоро она встретится с "Историей...", и мне не придется больше выслушивать попреки вдохновляющей дамы и ее ламентации об ущербе, наносимом мной чистой правде-истине, за то, что я прыгаю, словно блоха от одного предмета к другому, а не тяну прямо и изящно нить повествования. Осталось лет этак пять жизни Бориса, и я смогу с гордостью повторить вслед за моим учителем древних языков и поклонником Бахуса, читавшим с тяжелого "бодуна" стихи Баркова у винного магазина и тем зарабатывавшим "на поправиться": "Сик ме сервавит Апполло!"
  
  
  
  
  
   Сик транзит детство, отрочество, юность! Слаб я, мои читатели, и не сразу вырываюсь из под власти классических фраз и звучных выражений! Покаюсь тут же и в том, что в последний раз достану сейчас из "махины истории" Иннокентия Иннокентьевича, спою ему хвалу и спрячу в ящик, а вот пересыпать нафталином не буду: мало ли у меня персонажей, чтобы хранить не самого яркого из них.
   Но к делу. Быстро проходят детство и отрочество, и ребенок... а для меня, автора, и даже для родителей дети остаются детьми (Возможно, здесь о себе дают знать всего лишь особенности нашего языка, и поэтому никто не говорит: "Это отец моих внуков", а чаще пользуются устоявшимся выражениями "это - мой сын, а это - внуки" или "это - моя дочь, а это - внуки".)...и ребенок, говорю я вам, вынужден выбирать, куда ему плыть?
   Школа - именно она становится для него той тумбочкой, с которой прыгает вчерашний школьник и в зависимости от навыков и способностей или скользит по воде, или больно ударяется животом о вступительные экзамены. Конечно, смягчить удар могут родители, смягчив, в свою очередь, экзаменаторов, но с Борей вышло по-иному. Все тот же, известный вам читатели, Хиронов был классным руководителем и не менее "классным" преподавателем математики, которую по справедливости назову "царицей наук". Почему математику, а не литературу - этого воспитателя нравственности, историю - воспитателя доблести? Лишь потому, мои читатели, что математика не зависит от погоды, смены режима и даже от того, насколько хорош, плох, умен, глуп, уродлив, красив тот, кто ее читает. К тому же, математика "вострит ум" и, иногда, подсушивает душу, освобождая ее от излишней сентиментальности и "цыганщины", каковую столь убедительно разоблачил граф Толстой в "Живом трупе".
   Итак, классный математик сыграл свою роль в жизни Бори, снабдив сообразительного мальчика, а теперь уже подростка всеми формулами и навыками, необходимыми для поступления в ВУЗ. Не то было с литературой, отчасти потому что сам Боря не углублялся в школьную программу, отчасти потому что учительница не углублялась в историю литературы. Решив подготовиться самостоятельно, мальчик обложился книгами и принялся читать. Но все вы, мои читатели, знаете, сколь скучно во всем и всегда следовать программе, придуманной не нами, поэтому Боря читал некоторых авторов, выпущенных, даже не допущенных к изучению в школе.
   "Где же он книжки брал?"
   Саркастическим господам, не верящим автору данного опуса, то есть - мне, отвечу все с той же выдержкой: "Где брал? Где брал? У друзей. У знакомых. На книжных развалах! Вот где брал!"
   Когда я представляю то богатство, кое собиралось во время оно в букинистических лавках и продавалось по цене "краеугольного камня современного питания" - гамбургера, я закрываю глаза и облизываюсь...
   Где вы - Юст Липсий и Гораций по семь рублей за книжку? Куда вы умчались? Нет ответа. Лишь слабый шепот доносится то из Франции, то из Германии: "Мы здесь! Всего по двести франков за штуку!" Понятно, что по двести франков эти книги есть так, как будто их нет. А их присутствие на книжной ярмарке красноречиво свидетельствует об отсутствии на прилавке. Но утрем слезы.
   Извини читатель, если я использовал тебя как манишку или жилетку. Я опять следовал классическим образцам, и птица тройка вставала перед моим внутренним взором, и Псалмопевец, и Нерон...
   Признайтесь, приятно, встав в соответствующую торжественности позу, обронить гражданскую слезу, скупую, но крупную, чтоб все увидели. Что говорить при этом? Все что угодно! Можно просто пробормотать нечто нечленораздельное, однако непременно выделить некоторые слова, например: "история", "века", "общечеловеческий", "права", "утрата", "чревато". Частые выступления в этом жанре могут создать вам славу "совести нации".
   Спешу успокоить: про Борю я не забыл. Естественно, что Юсты Липсии, Гуги Гроции и прочий классический хлам, лишь затрудняющий движение корабля прогресса, мальчика не могли привлечь хотя бы потому, что "латынь" тогда успела войти в моду и из нее выйти, следовательно, Боря ее попросту не знал, как не знаю ее, увы, и я. Подростка Березовского привлекли другие книги - русская и зарубежная литература девятнадцатого века.
   И вот однажды, выбирая, что бы такое почитать на сон грядущий, Боря выбрал книгу Ф.М. Достоевского. Несомненно, в этом выборе чувствуется рука судьбы. Впрочем, некоторые скептики относят всё к произволу автора. Но суть не в этом, а в книге под названием "Подросток".
   Да, именно этот опус, а не достославные "Братья Карамазовы", не школьное "Преступление и наказание", произвел на Борю неизгладимое впечатление. Идея власти денег, которая в шестидесятые и не могла появиться в головах у детей, идея скрытого Ротшильда, вершащего судьбы других людей, очаровала подростка.
   Высокодуховные и глубокоальтруистичные граждане поджимают губы и бормочут что-то о банальности и низменности подобных соображений. И все же, мои читатели, признайтесь, что в детстве хотя бы раз вы представляли себя волшебником, грезили о волшебной палочке или лампе Алладина. А став взрослыми, разве не желали вы, чтобы какая-нибудь запутанная ситуация разрешилась по мановению свыше, чудесным, так сказать, образом. Да что там отдельный индивидуум, когда общество в целом с надеждой ожидает чуда мгновенного процветания от выбранного на высший пост чиновника! Но от всех этих мечтаний до идеи Ротшильда один шаг: и мечтания и эту идею очень трудно осуществить, а иногда просто невозможно. Однако кто сказал, что мечтать вредно?
   К тому же, ведь и у подростка Долгорукого, выступавшего в амплуа потенциального Ротшильда, не все мечты были меркантильны. Да и перед высокодуховным и альтруистичным гражданином с набитой мошной открывается не поприще, а целая вытоптанная благонамеренными площадь, где можно ногу и руку приложить. Друг человечества с финансовыми возможностями, меценат не только в искусстве - разве такая фигура не станет гарантом доброй публики или столпом, подпирающим общее дело.
   Кстати, господа, откуда у вас такая необъяснимая нелюбовь к чужим деньгам? Понятно, что это вопрос не к вам, мои читатели. Вы-то хорошо знаете, что не хлебом единым жив человек, но и другими нематериальными ценностями. А разве не превратились деньги в нечто нематериальное - в запись на банковском счету? И что плохого в том, чтобы тешить себя фантазиями и представлять, как под модной бейсболкой и потертыми джинсами кипят желания и бьется сердце грядущего властителя не только дум, но и человеков?
   А ежели встать на твердую и даже жесткую почву современности, так без этих маленьких бумажек жизнь превращается в постоянную заботу о завтрашнем дне. В этом убеждает сам ход вещей, многочисленные журналисты и постоянные разговоры о пенсионной реформе. Беззаботны снискавшие милость фортуны и не обремененные множеством запросов!
   Пожалуй, в этой беззаботности и кроется искренняя любовь к недавно прошедшим временам. Легко убедить в преимуществах наморщенного лба того, кто не перелетал, как птичка, из кочегаров в сторожи, из сторожей в дворники, из дворников в экспедиторы и при этом нисколько не обременял себя глубокими размышлениями о пиве, которое он будет пить завтра. Но те, кому и тогда и сейчас отказывают боги в возвышенном праве обсуждать налоги, очень часто вздрагивают во сне от единственного и бесспорного права, дарованного им ныне благодетельной историей - от права выбора. Не то, чтобы оно уж так обременяло, однако наряду с другими правами, к коим, бесспорно, относятся: право коллективно, а равно индивидуально собираться в общественных местах и кричать лозунги "Президент дурак, а его камарилья еще хуже"; право писать все, что приходит на ум, например, "Президент стал еще дурнее, а его камарилья еще хуже"; право кидать в ящик бумажку не с одной фамилией, а с несколькими, чтобы потом, если отмеченная фамилия займет ответственный или высший пост и не выполнит своих обещаний, комментировать: "Как я поверил этому дураку и его камарилье", и еще целый ряд второстепенных -, право выбора предполагает наличие заботы о завтрашнем дне, и отнюдь не о грядущем процветании человечества. Так я от денег снова вернулся к грубым помыслам о хлебе насущном. Блажен тот, кому ворон приносит воду и хлеб, кого питают вдовицы. Еще блаженнее тот, кто делал себя по учебнику менеджмента!
   Но неужели подросток Березовский думал об этом? Конечно, нет. То есть не совсем так, и даже вовсе не так, однако думал. И не потому что ему не хватало трех корочек хлеба, которые любой желающий в шестидесятые мог приобрести за символическую цену в рюмочной, в кафе, на худой конец в булочной, а из-за словечка, мои читатели, из-за маленького словечка "запросы".
   Разные мы с вами, очень разные. Одному нравится арбуз и Алла Пугачева, другому, напротив, свиной хрящик и Филипп Киркоров, а третьему - фуа гра и военные марши. Вот эти-то наши пристрастия определяют наши запросы.
   Что поделать с тем социалистическим расслоением в эпоху, которого возрастал мой герой? Его не спрячешь. Что поделать, если детям свойственно задавать вопросы, на которые боятся или не любят отвечать взрослые? И ведь подросток Долгорукий не самый плохой человек на белом свете, да и "скупого рыцаря" сделали скупым "запросы". Впрочем, оставим все эти рассуждения лирикам, философам и журналистам, пусть они окормляют вас, мои читатели. Я же займусь повествованием, не гоже мне становится адвокатом!
   Итак, Боря увлекся этой идеей и фантазировал, ведь нельзя употребить глагол обдумывать, когда дело касается не реальных вещей. Метод обогащения, предложенный в романе, отстал от жизни лет на триста. Постепенное накопление капитала могло занимать воображение кальвиниста в Швейцарии, пуританина в Англии, но едва ли привлекало кого-нибудь в девятнадцатом веке. Рачительные американцы больше уповали на разного рода лихорадки, нерачительные "россияне" на откупа и концессии. Вот и Боря, пофантазировав немного, пришел к выводу, что в шестидесятые годы нашего века капиталы складываются несколько иначе, чем это изображалось в книге. Однако идея его зацепила, осела в глубине сознания и во многом определила его будущую жизнь.
   Вы, мои читатели, хорошо представляете, что значит иметь путеводную звезду, что значит страстно вожделеть и не менее страстно добиваться. Любой из вас вспомнит, как он копил на телевизор, машину, скромный домик в Монако, как собирался выучить языки, заняться самовоспитанием, прочитать книгу или даже две книги. Словом, путеводная звезда - это "наше все" на какой-то период. Я не оговорился, ведь со временем обнаруживается, что и не звезда это вовсе, а так фонарик, в свете которого тайное для самого себя становится явным для других. Правда, невинный каламбурчик, и главное - с мыслью. Маленькой, крохотной, но все же. Простите, уважаемые читатели, за самопохвалу, но даже виртуозы канифолят смычки сами. Еще раз: извините, я уже возвращаюсь к Боре.
   Если вы освоили сложение букв в слоги, а слогов в слова, а слов в предложение, то вас не удивит тот факт, что мой герой прочел в последнюю школьную весну своей жизни не только "Подростка", но и еще некоторое количество книг. Я не назову их точное число, потому как даже "больше двух" для многих наших сограждан звучит гиперболой.
   Весна-весна! Как много в этом звуке...и так далее по тексту. Природа просыпается и вострит чувства, ускоряет гормональные процессы, всячески старается принудить человечество к забвению заповедей Мальтуса. Вы замечали, как привлекательны становятся женщины, когда сбрасывают свои дорогие меховые шубы и надевают летние платьица, сарафаны, юбочки. Даже записной эстет на первых порах - в апреле, иногда, даже в мае - воздерживается от критических оценок и больше налегает на стишки об упоительных "женских ножках". Только в июне эстет-ноголюб вспоминает о низких бедрах и замечает недостаток длины, отнимая высоту каблука...
   Ах, эти каблуки! Как они обманчивы! Заглядишься издалека, восхитишься и даже воскликнешь: "Дух веет, где хочет", а потом подойдешь и... Остается утереть скупую мужскую слезу, оплакивая несостоявшийся идеал.
   Кстати, утирая слезу, вспомнил, что во времена давние, когда мой герой оканчивал школу, каблуки были совсем другие, и ходили на них по-другому. То ли ноги были крепче, то ли ходить умели, но даже на шпильках - это такие тоненькие каблучки, которые выгодно подчеркивают изящество женской ножки - женщины и девушки Бориной молодости шли твердо, не подрагивая коленом на каждом шагу. Да и ноги, хотя и были сравнительно короче, отличались особенным изяществом. Современные "котурны" удобнее, но удобство, видимо, ведет к вырождению икр, потому и современные ноги часто напоминают ножки от циркуля. Впрочем, вырождается всё и всегда, ибо нет в мире совершенства. А уж в моде и подавно!
   Не могу сказать определенно, изучал ли женские ножки Борис в ту весну, но влюблен был точно. В этом случае, а я говорю о юношеской любви, не надо гадать, рискуя попасть в белый свет как в копеечку, не надо выдумывать, надо просто вспомнить. Посему, мои дорогие читатели, устройтесь поудобнее, возьмите в руку стакан с горячительным, если оно навевает на вас воспоминания, или стакан с водой и валидол, если воспоминания вас сильно волнуют, и попробуйте вспомнить весну и молодость. Едва ли кому-нибудь из вас придут в голову экзамены или уроки, а вот ваш первый "роман", даже неудачный, вполне может навеять либо сон, либо грезы. Такой же роман пережил в свое время и мой герой, каким бы монстром вы его себе не представляли. Где это было? На Арбате, на Пироговке, в Нескучном саду или в Покровском парке - это детали. Кто была она (трансвеститы и люди с нетрадиционной ориентацией могут выбрать категорию рода по своему усмотрению)? Какая? Блондинка? Брюнетка? Умница, дурочка? Неужели вам это так важно?
   Между нами... пусть это не выйдет на позор толпы и не станет посмешищем! Договорились? Между нами говоря, я иной раз думаю...Уже здесь бессмысленная чернь может начать каламбурить, например, так: "Ах! Он полагает, что может думать! Ха-ха, хи-хи, Дельвиг пишет стихи".
   Так вот, я иной раз думаю, что человек становится ближе, а его поступки и проступки - простительны, если могу представить этого абстрактного дальнего влюбленным. Не так, как в романах: на скамейке, при луне, с идеологически выдержанными беседами, а так просто, без эффектов и фейерверков страстей, хотя с фейерверками вечером летом, конечно, интереснее. Да, необходимое уточнение - это должна быть любовь, а не жалость, сострадание, коммерческий сговор, матримониальные планы или пьяный коитус. Все перечисленное может дополнять, но не заменять.
   Тут, ко мне пристают некоторые, спрашивают: "А разве есть такие люди, которые не любили? И что такое любовь?" Вам, мои читатели, понятно, с кем мне приходится иметь дело. Им и им подобным нужны какие-то слова, желательно изящные, можно с рифмами "кровь-любовь", "цветы-красоты", "любил-застрелил" и тому подобное. Будь я, по меткому выражению любящих красивый слог журналистов, маяковским наших дней...нет, пожалуй, блоком наших дней или, на худой конец, пушкиным, я бы свистнул в них гневной эпиграммой с рифмой "от Афродиты - отойди ты". Однако, я, согласно меткому выражению забытого ныне поэта, вовсе не из пушкиных, я - другой
   Это я на них так распалился, а вам, мои возлюбленные, скажу, и вы со мной, будучи умными людьми согласитесь: "Если человек задает вопрос, что такое любовь, и ему уже за тридцать, не отвечайте ему. Не поймет. Да и отвечать-то нечего. Любовь - это любовь! Умри Денис, лучше не скажешь".
   К чему здесь Денис, и сам не знаю. Наверное, из любви к рифме "Борис - Денис".
   Кстати, о Борисе: выпускные экзамены он сдал с блеском и пошел со своей девушкой есть мороженное. Тогда это было принято, как сейчас курить траву и запивать низкокалорийной колой, чтобы похудеть.
   Я и теперь вижу ту мороженицу или кафе, где сидит юный Боря со своей дамой. Зеленые деревья прикрывают ее от прямых лучей солнца, а три столика - все, что там стояли - не заняты никем, и на какое-то время парочка остается одна, и молодые люди целуются, неумело и робко, липкими от сиропа губами. А потом Боря рассказывает, какие у него серьезные планы на учебу, какой солидный институт он выбрал. Он быстро говорит совсем не о том, что в тот момент думает, потому что смущен, влюблен и неопытен. За разговорами и серьезными вопросами он скрывает свою неловкость, как скрывали ее когда-то вы и я.
   Как мне забыть Вас, как мне забыть эти мистические ошибки: я люблю Вас, а Вы другого, потом, все наоборот, и только уже совсем потом мы все понимаем и горестно покачиваем почти седеющими головами...
   Читатели, я готов на все, дабы вы извинили эту сопливую и фальшивую ноту, прозвучавшую так не к месту! Конечно, говоря "вы", я имел в виду вас, мои дорогие, но увлекся... Весна! Понимаете ли?! Представил себе Ее, Ту... Хватит!
   Пришлось наступить себе на горло. Жутко неудобно писать в таком положении. Вместо обычного красноречия что-то сдавленно-эзоповское, да еще и с политическим акцентом, что-то майско-апрельское: "Дадим отпор коммунистам, капиталистам, буржуазным демократам и прочей камарилье". Что поделать! Весна.
  
  
   Дабы вы извинили меня за весеннее недержание эмоций, я решил сменить свой колпачок и стать серьезным, дельным - "деловым", как сейчас говорят. Да и муза подсуетилась вытащила из какого-то музея хлыст. Клятвенно уверяет, что - ювеналов. Поверю.

Големы, гомункулюсы и образование и наука

   Чего вы ждете от школы, мои читатели? Я не говорю о вас как о детях, но как, терибле дикту, о гражданах. Последнее уточнение существенно, поэтому, если вы не можете отвлечься от себя родителя, от себя учителя, от себя ученика, то на этот вопрос вы можете не отвечать.
   Далее оставлено место для вашего ответа: ".........................................". Если места вам не хватило, вы можете вклеить только аккуратно, чтобы не повредить написанного мной текста, листочек бумаги и изложить все подробности. (Место для вклейки.)
   Вам понравилось? Или вы впали в ярость и разгневались на меня - ленивого автора? А ведь это новость в мире книг! Интерактивное чтение! Кстати, так же выглядит и новомодное веяние, усовершенствованная "ланкастерская система" взаимного обучения учителей и учеников. Замечательно в ней то, что не только ученики с первого класса выбирают, как они будут учиться и каким предметам, но и учителя свободны в выборе того, сколько им надо забыть, чтобы соответствовать уровню своих подопечных. Это новое веяние возникло в просвещенных головах големов или надутых телах гомункулюсов в качестве ответа на вызов времени. Почитывая словарик "туземных фраз и ненаших выражений", глиняный чиновник от образования именно таким образом понял старенький афоризм "уча, мы сами учимся". Поэтому теперь, если ваше возлюбленное чадо изредка поражает вас в высшей степени мудрыми соображениями о реке Амазонке, проистекающей с Карпатских гор, и абсолютно не отличает "кабеля от кобеля", вы можете смело отнести это к завоеваниям школы.
   И слава богу! К чему представителю среднего класса, представителю - "золотой середины", экземпляру "посредственному", в лучшем смысле этого слова, избыточная информация, когда ему хватает газетной, профессиональной? Тем более что съест он всё в том виде, как подадут. В конце концов, в сложных случаях найдется ученый критик, который расскажет ему, почему "Титаник" - это хорошее кино, а "Большой Лебовски" - маргинальное, почему Марк Захаров понимает Гоголя лучше, чем сам Гоголь понимал себя, и почему пьеса без отдельных действий даже выигрывает в постановке. Не будет ученого критика, найдется быстрый журналист, который объяснит, что с точки зрения высшей нравственности голая задница - эмблема нашего времени, особенно, политая краской, и уж во всяком случае произведение искусства, то есть в некотором смысле стоит в одном ряду с томатными супами, разными рафаэлями и ван-гогами. Попутно замечу, что иная задница и впрямь эстетически привлекательнее завернутого в серебристую ткань Эрмитажа, а по мне - так и "черного квадрата".
   Однако, вы, мои читатели уже задаетесь вопросом, причем здесь гомункулюсы и големы? Как обычно, спешу с ответом. Дело в том, что, хотя любой из представителей указанных племен в области критики открещивается от своей страстной привязанности к "идеологии" в сфере эстетики, он и дня без нее прожить не может, потому норовит выстроить все явления в рядок и по ранжиру. Как это ни странно звучит, в построении он всегда пользуется двумя основополагающими завоеваниями века: статьей "Партийная организация и партийная литература" и слоганом "Кто не с нами, тот против нас". Даже самый либеральный из гомункулюсов смягчает смысл этого слогана всего лишь до "кто не с нами, тот с вами", посему каждый из них носит трафарет для оценок с громким политкорректным названием "Общечеловеческая ценность". Покинем "наших стасовых, белинских и дружининых", вернемся к коровке, пасущейся на лугу.
   Я еще не впал в маразм и пока не забыл, что пишу о школе. Но именно коровка, зеленый лужок и тихие радости природы с умеренным трудом на ее лоне стали еще одним камнем образования.
   В Швейцарии, где, как всем известно, произрастает шоколад, коровки и лужки для детей из малообеспеченных семей заменяют учебники. Этим открытием человечество обязано родоначальнику големософии некому Штайнеру, поразившему весь мир в начале двадцатого века интимными рассказами о жизни Гете. Не могу удержаться, чтобы не пересказать одно из этих великих произведений. "Бывало, Гете подходил к окну и смотрел на небо, по которому бежали легкие облачка. И тогда великий Гете, бывало, говорил: "Быть дождю". И бывало, что так оно и бывало". Безусловно, прелесть рассказа утрачена в моем бедном изложении с перевода, но величие гения Гете великий педагог от глины передал сполна. На достижение этого величия, на чуткое понимание природы он и направил все усилия своей вальдорфской системы. Успехи на отечественной ниве превосходят все чаяния големософа: дети почти не боятся коз и гусей и определенно догадываются о том, что творог из ватрушек не добывают. Правда, ученики плохо пишут, а букву "А" принимают за шалаш с двумя этажами, но это небольшая цена за любовь к коровкам и умение отличать их от бычков.
   Кроме "взаимообучения и природолюбия" современную школу осчастливили еще и третьим камнем - поголовной информатизацией. Грядущий век пообещал человечеству великую эпоху виртуального процветания. Естественно, благодарное человечество решило освоить инструмент, радикально отличающийся от наручных часов, а в нашем образовании родилась новая и, главное, свежая мысль о поголовном окомпьютеривании всех школьников. И все в этой мысли хорошо за небольшими исключениями: нет компьютеров, нет и преподавателей, да и учить-то по большому счету нечему, если только не мечтать о том, как каждый школьник вместе с аттестатом получает корочки программиста и применяет полезные навыки в своей работе, например, тракториста, официанта или даже президента. Конечно, мои читатели, речь не идет о "самородках, у которых все от природы и ничего от среднего образования". Но, положа руку на сердце, кто из вас, признает, что обычный человек не справится с печатной машинкой или не сможет прочесть инструкцию к жестяному ведру, пусть и напичканному электроникой. Для этого хватило бы и образования, полученного в церковно-приходской школе.
   И вновь я слышу звуки, было умолкнувшей саркастической речи: "Умнее тебя люди думали! Им что же в голову не пришло?" Пришло! И еще как пришло, вот только что могло прийти в глиняную голову голема и в надутый пузырь гомункулюса!? Сиди там, в верхах Просвещения, зауряд-прапорщик, тыкающий в клавиатуру одним пальцем, возможно, все пошло бы иначе. И бывалый вояка додумался бы до того же, что и американцы - до десяти пальцевого метода. А что до логики и алгоритмов, так нужны ли они вам, мои читатели? Нужны. Читайте и учите логику.
   Да, мои читатели, учите логику - самую полезную из наук. Это вам, мои дорогие, не диалектика, которую Гегель с Марксом ставили, как хотели - то на голову, то на ноги, а изучавшие ее в высшей школе и вообще в такие положения, каких постеснялась бы порнозвезда.
   Вы заметили, как с помощью этой оды-инвективы, я плавно перешел к наукам и готов озадачить вас очередным банальным вопросом? Что поделать, если трюизм - мой конек!
   Так вот: какова цель науки? Поиск истины, улучшение человеческой жизни, прогресс, открытие тайн природы? И это так же. Но главная цель науки - это процесс ее воспроизводства в лице представителей ученого мира, большую часть которого ныне составляют гомункулюсы... Вы не порвали эту книгу, не бросили ее в дачный туалет? Значит вы - истинный читатель, и вы заслуживаете продолжения.
   Представьте себе забег, скажем, на сто метров. Очевидно, что победит в нем самый быстрый. А теперь представьте забег, в котором бегуны вежливо уступают дорогу самому заслуженному. Вы, мои читатели, с полным правом можете воспользоваться новомодным словечком и сказать: "Ты нас "грузишь". Это не соревнование получается, а сапоги всмятку". А хоть бы и всмятку или в мешочек, но в современной науке в большинстве случаев правом на истину обладает именно "заслуженный спортсмен". Ипсе, так сказать, диксит - вот лучшее из принятых ныне доказательств, и потому академик умнее члена-корреспондента, член-корреспондент - обычного доктора наук, доктор наук - кандидата и так далее. Не беда, если почтенный муж уже лет двадцать страдает болезнью Альцгеймера и путает носки с перчатками, главное - научное звание, оно превращает глупость в ум, а бред в величайшие открытия, до которых надо дорасти.
   Иногда, впрочем, не регалии красят человека, а место, им занимаемое. Хотя на современном этапе даже големы предпочитают украшения в виде званий, дабы и они как члены академий, коих развелось множество, могли многозначительно кивать головами. Такое стремление было бы понятно, если бы за ним стояла только любовь к бирюлькам и висюлькам. Увы, мои читатели, не только лавровый венок, вместо шляпы прикрывающий лысину, не только мантия и шапочка появляются у голема или гомункулюса во власти после "остепенения", но и отношение к себе как особе высокоинтеллектуальной.
   В мире науки выражение "если ты такой умный, то почему не миллионер" трансформировалось в похожее: "если ты такой умный, то почему не академик? А на худой конец, не доктор каких-нибудь, хотя бы политологических наук?" В этой несомненной ныне истине и кроется источник процветания альтернативных научных школ астролюбов, психопатополитологов и оккультных проктологов. В любом средстве массированной информации - от газеты "Вестник дома  19", выходящей раз в неделю в рукописном виде, до высоко озадачивающих передач центрального телевидения - звучит голос профессоров НИИ, академиков капролюбия, какадемиков и прочих наших энштейнов, паскалей, парацельсов и смитов-рикардо, вещающий о вновь открытых тайнах. Я, вероятно, как и вы, мои читатели, уже и не удивляюсь, когда слышу о четырех черных дырах вокруг Марса, о земной коре, сползающей под силой тяжести.
   Велики чудеса твои, о, наука!
   А как вам, мои читатели, это смешное деление наук на точные и гуманитарные?...экономика - это какая?
   Честно признаюсь, будучи человеком в "домострое" невежественным, сужу о нем только по результатам воздействия на мою жизнь, поэтому отношу экономику к разряду естественнонаучных, экспериментальных и абсолютно неведомых. И не столько споры или разнообразие экономических школ смущают меня, сколько принцип проведения различных реформ в самых разных странах, сформулированный великим практиком из пробирной палатки: "Ведь кузнечик скачет, а куда не видит".
   Несомненно, мои читатели, есть труженики науки, двигающие ее вперед из высоких соображений, но я-то пишу о специфическом мире големов и гомункулюсов, заполонивших ниву и ставших светильниками "корысти и гонорис кауза". Несомненно и то, что явление ума в виде степени и звания - не отечественное открытие и встречается повсеместно. Так и в Америке, чтобы стать "полным профессором" (может ли худой профессор быть умным?) требуется семилетний срок, когда кандидат на это звание вынужден своим положением воздерживаться от полемики и отчасти даже лизать... Хотя те, кому он лижет, конечно, "совсем другие люди".
  -- И все же, любезный, где факты? Где, так сказать, свидетельства? Где вы увидели уши гомункулюсов?
   Настойчивость любознательных читателей побуждает меня в очередной раз прибегнуть к аргументу от людей и попутно уточнить, что у гомункулюсов уши очень часто трудно заметить из-за повышенной округлости лица - последнее вовсе не намек на чревоугодие, скорее, простое следствие постоянного "раздувания щек". Что же до аргумента, то ловите его и снова в сократической форме: читатели, как долго вы способны заниматься тем, что вам не нравится? Год, два? Если вы все-таки занимаетесь тем, что вам не нравится, то ради чего? А если за это платят не очень? А если то, ради чего, вовсе не истина? И даже не возвышающий обман? И даже не украшает мир, а, напротив, лишено изящества и стройности, пусть и завиральной, но хорошо оформленной гипотезы?
   Наконец, в доказательство сошлюсь на довод, основанный на неполной индукции - этом ультимо ратио любого спора и научной полемики: сам таких видел. Это я про себя, однако, и вы, наверное, покопавшись в памяти, найдете массу примеров того, как на ваших глазах големы от науки покрывались бронзой, а гомункулюсы раздувались до неправдоподобной величины и величия.
   Да, да, я согласен с вами. Безусловно, математику, физику и химику несколько труднее раздуваться на пустом месте, хотя и такое случается (Не этими ли трудностями объясняется горестное восклицание одного из учителей: "Что вам Пушкин, они у меня химию не учат!"). Поэтому признаю лавры, пожатые на естественнонаучном поле, так сказать, предварительно посеянными, то есть заработанными в некоторой степени. Равно следует признать очевидный факт прогресса, следы которого мы обнаруживаем даже в ватерклозете, и согласиться с тем, что и технологии ушли вперед, и кое-что изменилось под луной и под солнцем.
   После этого дифирамба...даже в некотором роде оды, после этого "сик вос нон вобис", украшенного тонким метафорическим замечанием "пожатые лавры", а ведь это метафора, поскольку лавры не жнут и не сеют, вернемся еще на мгновение в кущи гуманитарных наук.
   Слыхали ль вы, мои читатели, слыхали ль такое звучное и труднопроизносимое слово "структурализм"? А еще более громокипящее - "постструктурализм"? А еще более труднопроизносимые и громокипящие - "гиперструктурализм" и "постгиперструктурализм"? По глазам вижу: слыхали. Да и как не услышать, если только ленивый не произносил лет двадцать назад первое и второе из этих слов, уже в одном звучании таящих глубокие истины. В самом деле, что делает человека человеком не с точки зрения вечности, а с внешней стороны?...Странно, но я не услышал ни одного правильного ответа, хотя мировая мудрость вопиет в пословицах и поговорках. Ну, подумайте!...Конечно, форма, не униформа, а форма человеческого тела. А чем, в свою очередь, создается и поддерживается эта форма? Двух мнений быть не может - скелетом. Эрго: скелет делает человека человеком, динозавра динозавром, а трилобит трилобитом со всеми вытекающими отсюда половыми различиями и правами. Ну а если так получается в мире разнообразия, в живой природе, то почему бы ни применить этот принцип к делам рук человеческих! Вот именно этим и занимались "структуралисты", так сказать, по аналогии смежности, сходства и контраста.
   На первых порах - это давало свои результаты, но последующее расширение принципа привело лишь к созданию универсального скелета, к которому ничего не прибавишь, а от него ничего не убавишь. Не правда ли, здесь уже чувствуется глина голема и однообразная надутость гомункулюса? Представителям обоих племен не приходило в голову, что человек не только название биологического вида со своеобразным строением, но еще и конкретный индивидуум с характером и особенностями и при всем сходстве скелетов несколько отличается от другого подобного индивида по своим параметрам. Так, даже Иванов отличается от Иванова не только ударением в фамилии.
   Те же недостатки находим в глиняных и надутых построениях о "трудах и днях". Конечно, формула "А любит (вариант: ненавидит Б), но у А (вариант: Б) ничего не выходит (вариант: все славно получается)" много добавляет к нашим знаниям об "Отелло и Дездемоне" и о "Ромео с Джульеттой". Очевидно и то, что ритуальная дефлорация некоторых африканских племен имеет много общего с кастрацией в секте хлыстов, если несколько абстрагироваться от конкретных особенностей и целей. Не менее очевидно, что электорат, он и в Африке - электорат. Но не чувствуете ли вы, мои читатели, некоторую "недозаконченность" этих бесспорных истин, не режет ли вам глаз "отсутствие фактического мяса" на костях этих структур-скелетов? Сказано достаточно, чтобы понять смысл надписи, каковая когда-нибудь увенчает здание, надгробный памятник или кенотаф "гуманитарного структурализма": "Стой прохожий! Здесь лежит абстракция от абстракций".
   Постструктурализм, явившийся на смену не до конца усопшему собрату, обладал всеми достоинствами и недостатками езды взад, но считался новым шагом по тропе в незнаемое. Впрочем, ярких пятен он не оставил и звучных имен на свет не произвел. Концепция постструктурализма так же невнятна и неоригинальна, как постскриптум под письмом, вставленный для красоты и для впечатления.
   Мои читатели, простите меня за назойливость и занудство, но из песни слова не выкинешь, даже если это слово "гиперструктурализм". Тем более не стоит его выкидывать, не разобравшись внимательно с этим возвышенным методом. Сик! Именно "возвышенным", поскольку для него уже абсолютно не важен объект исследования, да и субъект, получающий за такое исследование дачи, виллы, премии, средства к существованию. Изощренный читатель уже ждет слов "связь, взаимодействие, взаимоотношение между субъектом и объектом". Увы, очень не люблю этого делать, но приходится разочаровывать: это не совсем так, хотя и не менее возвышенно. Для гиперструктурализма существуют лишь самые тонкие, идеальные отношения "мира" к объекту. Сторонника этого метода не привлекает "слияние прохлады с фимиамом", его интересует, как относилась к такому слиянию парижская эмиграция в одна тысяча девятьсот тридцатом году пятнадцатого апреля в два часа дня и насколько изменилось отношение этой эмиграции к той же прохладе, если бы часы у господина с бородкой, сидящего рядом с дамой в пелеринке, опаздывали не на три минуты, о чем рассказано в содержательных мемуарах этой дамы в пелеринке, а на две или четыре - почувствуйте разницу! И хотя иной раз такое отношение весьма поучительно, все же следует признать и игру в бисер, и метание бисера намного более содержательными занятиями.
   Что же до постгипер-изма, то тут, мои читатели, я оставляю все на волю вашей фантазии, ибо язык наш беден и скуден, и я не в силах выразить на этом грубом инструменте, на этом жалком "кимвале бряцающем" всех тонкостей нового метода. Могу лишь предположить, что приближающиеся к нулю функции слишком толсты, а абсолютный вакуум не достаточно чист, для того чтобы дать представление о тех вершинах духа, которые разверзнутся перед вами!
   Правда, банальный прием? Я о "разверзающихся вершинах". Кто только не пользуется оксюморонами! Лишнее подтверждение бедности нашей речи и нашего языка. Бывает пересчитаю формальные приемы, злоупотребляемые поэтами и непоэтами, и взгрустну. Куда мне до информационных технологов и прочей элиты нашего века...
   Однако надо добавить, что все научные "измы", исключая кретинизм, свойственный только обычному человеку, придуманы големами и гомункулюсами не со зла и не с целью погубить весь род людской. По причинам легко объяснимым существа искусственного происхождения нуждаются в ярлыках и общих понятиях, без которых мир кажется сложным, а посему и переносят номенклатуру точных наук в живой мир людей и закончившийся, но не скончавшийся, мир истории. Что глиняные, что надутые, они не любят крайностей и не знакомы со словами "не знаю, я этим не занимался". Не знают они только себя и в собственном представлении кажутся весьма утонченными натурами, которым, если что-то и мешает, так это не по возрасту откляченный задик и неблагодарные представители человечества, об одном из которых со всеми его пороками и достоинствами я и веду рассказ.
  
  

Ах, лето - красное, когда б не комары!...

   Какой садист придумал экзамены летом! Выгляните в окошко, сотрите со лба пот, заливающий глаза, и вы увидите, как граждане и неграждане, составляющие два класса населения, устремляются к водоемам, в леса, в горы. И только несчастные абитуриенты влачат по улицам, распухшие от подготовки к экзаменам головы, а их гордые родители вышагивают рядом, прижимая к груди пухлые кошельки.
   Поверьте, что раньше - в шестидесятых, семидесятых и первой половине восьмидесятых - всё было несколько иначе. Солнце, впрочем, светило так же ярко, а летняя жара докучала не меньше. Некоторым сомневающимся смело укажу на семьдесят второй год. Лютая жара дошла до таких пределов, что лес и торфяники горели не где-то в Сибири или на Дальнем Востоке, а в окрестностях Москвы. И как горели! У самого Кремля пахло дымом!
   Иной была не погода и не лето, иными были взаимоотношения абитуриентов, родителей и экзаменационных комиссий. Да, смело признаю, блатных и со связями поступало много, но кошельки не прижимали к груди так гордо и робели и смущались, пользуясь недозволенным средством. Страшно представить и радостно вспоминать, что человек со стороны, из глухой провинции мог не только перевестись из своего местного учебного заведения в столичное, но и прямо поступить в него, сдав экзамены, и при этом не быть медалистом или молодым дарованием с блестящими характеристиками. Конечно, стать, к примеру, философом в МГУ без рекомендации райкома комсомола было не реально, но на то они и учили философию, чтобы становиться секретарями. Да и в некоторые другие учебные заведения характеристики требовались. Однако, избравший внеидеологическую и внеуправленческую ниву смело мог идти и сдавать экзамены, что и проделал Борис.
   Как и почему мой герой ступил на тропу "физика", вам уже частично понятно. Немалую роль в его выборе сыграл энтузиазм и вера в научно-технический прогресс, который находил тогда выражение во всем, даже в произведениях лириков. Многим тогда казалось, что именно техники и ученые будут определять качество жизни в недалеком будущем. Оглядываюсь по сторонам и не нахожу. Конечно, если считать количество определений "техническое" к слову "правительство", может возникнуть иллюзия, что "физики" выиграли битву за место под солнцем. Но и вы, мои читатели, и я, ваш автор, понимаем, чего стоит это определение. Понятно, что и Борис Березовский, поддавшись общему энтузиазму великих строек и преобразований, выбрал одно из самых перспективных, следовательно, и модных направлений - кибернетику.
   Чему и как учили его в институте - это почти не интересно, потому что большая часть вас, мои читатели, если и проходила матрицы, коэффициенты твердости, нелинейные преобразования и прочее, то сейчас едва ли вспомнит о них, или же такое воспоминание потребует дополнительного напряжения. Есть, пожалуй, ряд предметов, которые помнят по анекдотам, нелепым случаям, неприятным ситуациям, лишней нервотрепке и физики, и лирики - это те, что составляли грандиозное здание идеологического цикла. В фундаменте оно имело "партянку", то есть историю партии, а увенчивал его исторический материализм.
   Насчет "партянки" много хорошего и плохого не скажешь. Ее курс мало отличался от любой другой истории, написанной с идеологическими целями. Какая разница напишут ли о Сталине, что он был добряком, или, заявят о нем, как о величайшем злодее!
  -- Как?! - с недоумением спрашивает вдумчивый читатель. - Ты не видишь разницы? Но ведь это меняет взгляд на историю!
   Взгляд меняет. Но и на слона можно смотреть как на большой кусок мяса, а на топ-модель - как на суповой набор. Что добавляют к вашим знаниям об историческом событии трагические завывания или веселый смех и безудержная радость? Зачем становиться в позу, пусть и высоконравственную, когда разбираешься с фактами, поводами, причинами и следствиями? А как вы собираетесь оценивать действия Брута, как отцеубийцы или как тираноборца? А может вам хочется сравнить поступок упомянутого римского откупщика, сходством с которым гордились первые французские демократы, с поступком пионера Морозова? Не кажется ли вам историк в рясе моралиста фигурой несколько неуместной? Казалось бы, один великий писатель, хотя и подвизался впоследствии в амплуа пророка, уже доказал, что сражения не проигрывают по причине насморка. Однако его наследник до сих пор пытается доказать, что вся беда сталинской эпохи в злодеях и что порядочные люди так себя не вели бы. Остается только глаза выпучить на такие откровения. Откуда порядочным людям было взяться во власти в ту эпоху, а даже если и были с принципами, так и те со своими особыми представлениями о порядочности. Да что тут говорить, когда за любой моральной оценкой проступает цитата "страшно далеки они от народа", немой укор "как же так, до марксизма или до либерализма не додумались" и желание высечь историческое лицо, как нашкодившего мальчишку, разбившего не то окно, какое следовало.
   Кстати, мои читатели, вы не замечали, как комично выглядят высоконравственные оценки в отношении к далекому прошлому? Помнится жил один поэт и гражданин, так он все норовил в связи с нейтронной бомбой Кортеса осудить и погрозить ему пальчиком за отступление от норм гуманизма. Должно быть, испанский конквистадор жутко смеялся, наблюдая за жалкой попыткой нового шекспира.
  -- Вот тут ты и подставился!
   Не стоит объяснять, мои долготерпеливые читатели, как я догадался, кому принадлежит эта реплика. Конечно же, вашему вдумчивому коллеге, который захотел и указал на исторические хроники. Однако, не мудрствуя лукаво, не уточняя факты, не указывая на отсутствовавший у реального Ричарда Третьего горб, скажите: вас что в пьесах Шекспира интересует история? А если вам докажут, что Мазепа герой освободительной борьбы и ангел с белыми крыльями, вы сожжете "Полтаву"? Хотя история, безусловно, в литературе есть. Но это литература!
   Увлекшись разговором с вами, я совсем забыл о герое, который, наверное, жутко скучает на лекции по "партянке", а то и дрожит перед зачетом по этой учебной дисциплине. Тороплюсь перенести его к венцу - к историческому материализму, каковой убедительно доказывал уже тогда, что торжество капитализма вытекает из природы первобытнообщинного строя. Возможно, эти доказательства, так крепко засевшие в головах учившихся в ту эпоху, и привели к нынешнему обожествлению одной экономической теории и презрению к прочим.
   Ознакомив вас с венцом и фундаментом, я собирался побродить со своим героем по запутанным до витиеватости коридорам диалектики, но передумал. Кому интересен рассказ о законах диалектики и спичечном коробке, при помощи которого эти законы доказывались как универсальные! Грустное это дело и скучное занятие пересказывать невнятные речи людей, не способных понять выражение "верую, ибо абсурдно" и свысока осуждающих автора столь глупого изречения на атеистических молебнах. Пожалуй, мы с героем побродим по улицам столицы, посмотрим на девушек, которые так красивы, когда мы молоды, посидим в кафе "Московском", выпьем там кипрского муската...
   Опять не верите, что такой тогда продавался? Вы на самом деле думаете о прошлом только, как об очередях, буднях великих строек, гонениях и диссидентах или только прикидываетесь? Да все тогда было. И львы в Греции, и плащи из модной болоньи, и нейлоновые рубашки, и первое чешское пиво, которое, кстати, стоило намного дешевле, чем сейчас. Если вас занимают иные темы, я оставлю Бориса в кафе вместе с друзьями, поскольку разговоры о диссидентах могут подпортить его биографию, а ему еще жить и жить в шестидесятых и менять место работы в семидесятых.
   Давно всем известно, в каком бы свинарнике, курятнике, обществе не декларировали принцип всеобщего равенства, все равно выходит так, что некоторые кабаны, куры и люди равнее всех остальных. Вот это неравенство вместе с обширным синодиком - списком самых разных людей, достойных, менее достойных и совсем плохих, но всё не по вине и по праву убиенных - и стало причиной появления граждан недовольных порядками в существовавшем тогда обществе и государстве. Сейчас из нашего далека трудно судить, кто из них был искренним борцом за общее дело, кто обиженным очередным званием и должностью, кто подставной фигурой, кто работал за славу, кто за деньги. Еще труднее разобраться в том, чего они хотели, поскольку ныне они разбежались по разным, иногда противоположным лагерям и такое отмачивают, что порой стыдно за пожилых людей. Однако воздадим всем по заслугам - уважением тем, кто был искренен за те прошлые их дела и поступки. И сделать это надо, хотя бы потому, что они были первыми, кто попытался нарушить благостное общественное мычание. Вы можете не разделять их тогдашних воззрений, тем более что большая часть их откровенная глупость, но уважать смелость и верность позиции.
   У нас сейчас часто славят "диссидентов задним умом", которые в миг прозрели, когда это стало безопасно. Они, де, не знали, а когда узнали, ух, как они поумнели. Одного такого романтика воспевали вселюдно и всенародно, клялись отомстить убийцам и даже зачитывали проскрипционный список, куда включили поименно всех гонителей и хулителей. А романтик тот не только в древние времена не обличал и не призывал, но и тихо под одеялом не сидел, а строчил себе труды и диссертации о преимуществах советской власти в деле управления народным хозяйством. Славный, должно быть, жил человечек. Ну, очень искренний! Так вот: те диссиденты на этого романтика совсем не похожи.
   Еще чаще, особенно в мемуарах крупных и субтильных деятелей культуры, встречаются героические и монументальные фрески, где сами эти деятели без прикрас и умолчаний в резких и правдивых тонах описывают, как они смело встали и сказали, и какие тяжелые для них последствия это имело. Представить трудно, что пришлось пережить одному из таких героев после...к примеру, ввода войск в Чехословакию. Его поэму то ли "Саяно-Шушенская ГЭС", то ли "Красноярская ГРЭС", в которой, как вы понимаете, описывались не только завоевания социализма, не то чтобы не отметили очередной премией за высокие художественные достоинства, но издали тиражом всего лишь в два миллиона экземпляров. А когда другой деятель встал и что-то сказал, его сделали "невыездным" аж на две недели. Что именно он сказал, он и сам не помнит по нечленораздельности сказанного, но поступок-то каков!
   Оставим, мои читатели, всех этих "задом умных" и сеятелей с их славной репутацией "как бы расстрелянных", пусть себе слушают как большие люди "Охоту на волков".
   Скажем несколько слов о других. Тех, кто не нарушал общую торжественность общественного мычания просто потому, что не находил в себе сил, не находил нужным портить хор, или мог позволить себе не прикасаться к политической стороне жизни. Таких людей было много. И почем знать, может, именно желанием жить подальше от политики и объяснялся выбор Борисом технического Вуза, может, еще не избавился он от свойственной молодежи того времени наивности. Если вы думаете, мои искренние и ближние, что я сейчас пою оду человеку не высовывающемуся, то вы не правы. Дело в том, что "тихие диссиденты" не высовывались, пока дело не касалось принципов. Некоторым тихим единичные дерзкие выходки против власти сходили с рук по случайности или по стечению обстоятельств, другие переходили в разряд открытых "диссидентов" или в арестантский разряд. Те же, кого миновала рука судьбы, спокойно жили, не кривя душой.
   Впрочем, начальники той эпохи старались и сами плодили недовольных и даже противников. Человек по молодости и широте натуры выскакивал на правительственную трассу в легком подпитии после какого-то личного праздника, а его обвиняли в попытке покушения. И спасала его от обвинения не кто-нибудь, а прокурорша, влюбившаяся в его друга, проходящего по тому же делу. Всё это не показалось бы таким забавным, если бы дело закончилось не свадьбой, а поломанной биографией.
   Что же до преследования "инакомыслящих", то тут я не соглашусь ни с одним экспертом, историком или специалистом из ЦРУ. Инакомыслящих не преследовали, преследовали инакоговорящих.
   Вы хотите доказательств? Возьмем, к примеру, журналиста. Известного...Скажем, Киселева. Вы еще не включили телевизор? Еще не видите его честное и открытое лицо? Неужели вы можете думать, что он, во времена тяжкие "позднего застоя" работавший в не чуждой идеологии организации КГБ, думал тогда совсем не то и не так, как сейчас? Ах, его влекли героические будни? Вы хотите сказать, что его интеллектуальный уровень так низок? Или он прозревал с годами? Что ж, человек он молодой, может и еще до чего-нибудь дозреет. Придется выбрать другое лицо... Ну, скажем, Е. Яковлева. Уж этот-то в возрасте... Раскрыли "Новые известия", прочитали и закрыли... Надеюсь, вас, мои доверчивые читатели, не надо убеждать в том, что позиция этого журналиста сейчас, отличается от той, какую он занимал раньше в году восемьдесят третьем. Не станете же вы называть этого человека неискренним. Ведь тогда он продавал перо, как и многие из его соратников, а думал-то он совершенно так, как сейчас. Следовательно, смело и решительно называем его инакомыслящим в рамках того режима и строя. Если, конечно, допускаем наличие у него способности мыслить, а не только оформлять чужие идеологические лозунги.
   Право слово, надоела эта политика хуже пареной репы, съеденной мной в одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году во флигеле "Погодинского дома". Бориса рядом со мной тогда не было, а флигель до сего дня не сохранился. Вот она история, ускользающая из мира и остающаяся только в моей памяти! Зря я оставил моего героя и увлекся этими погружениями в далекое прошлое. Лучше бы мы с Борисом прогулялись по Старому Арбату, по Пироговке, по Патриаршим прудам. Плюнули бы в сторону строящейся вставной челюсти Калининского проспекта или, напротив, восхитились еще одному явлению прогресса. Можно было бы съездить в Серебряный бор и искупаться: в Москве летом так душно. Кстати, надо нам будет съездить на бега, хотя вам, мои читатели, это, наверное, будет неинтересно. Вам ведь нужен какой-нибудь штришок к образу моего героя, что-нибудь характерное, а то бредет он у меня по повествованию бледной тенью, словно неживой человек. Что ж, сейчас будет.
   Вы видели салют? Этот маленький праздник в вечернее время, даруемый щедрой рукой правительств? Прекрасный повод для молодежи пойти погулять веселой компанией по ночному городу. Ради него я несколько передвину события, почти на год вперед, и приурочу прогулку моего героя к весеннему празднику.
   Майский день оказался на удивление теплым, конечно, не летним, но позволял надеть светлые брюки и ковбойку. Борис собирался на встречу с друзьями на "Маяковской", чтобы потом весело прошагать до Кремля и успеть посмотреть на взрывающиеся разноцветными огнями шары. Сэкономленные со стипендии деньги приятно оттягивали карман. Можно было позволить себе зайти вместе с друзьями в мороженицу, выпить по бокалу шампанского или сухого, поесть пирожных, угостить шикарным жестом знакомых девушек.
   Друзья и подруги уже почти все стояли у выхода со станции. Рядом собирались такие же компании веселой и беззаботной молодежи. Наконец, последняя, вечно опаздывавшая, но очень миловидная девушка из их компании, она училась где-то в инязе и Борису была незнакома, приехала, и... наступило легкое замешательство, сопровождающее неформальные мероприятия и свойственное большим компаниям. Кто-то предлагал идти к Кремлю сразу, кто-то не соглашался с предложенным маршрутом, а мой герой хотел бы, но не проговаривался об этом, зайти сначала в кафе или в мороженицу. Уж очень понравилась ему незнакомка, а с шампанским всегда знакомиться легче.
   Как всегда нашелся предводитель, который сказал, не долго думая и не споря: "Пошли!" - и все зашагали за ним. Кто-то рассказывал о новой книге, прочитанной накануне, кто-то о последней игре "Динамо" и Льва Яшина, кто-то о босоножках и безумных расходах на эти гадкие, потому что рвутся, и сладкие, потому что украшают, чулки. Стоял ровный гул голосов. Борис несколько расслабился и решился перехватить роль лидера. Он догнал двух знакомых, которые шли впереди, дождался, пока они поравняются с входом в мороженицу, и громко, чтобы привлечь общее внимание, скомандовал: "Зайдем!" Никто не стал отказываться, лишь некоторые из ребят машинально взглянули на часы.
   Хотя зальчик был совсем небольшим, всем нашлось место. Борис, воспользовавшись положением, сел рядом с незнакомкой. После пирожных и бокала сухого он уже знал, что ее зовут Аллой, что учится она дико звучащим восточным языкам, что живет в общежитии, что идти вместе с компанией Бориса смотреть салют она не хотела, но потом передумала.
   Сухое закончилось, пирожное доели, и все дружно встали, загремев стульями.
   Народу на улице прибавилось, поэтому компания Бориса решила свернуть на Пушкинской площади и выйти к Кремлю у манежа. Они шли и весело болтали обо всем и ни о чем. Особо занудливые и слегка снобящие демонстрировали свои таланты и утонченный вкус, обсуждая последние публикации в "Иностранной литературе". Всем было весело.
   Салют смотрели с набережной, дружно кричали "ура!", как это почему-то всегда бывает. Шумно обсуждали красивые и некрасивые залпы. Кто-то даже вспомнил совершенно "сюрреалистический" - именно это слово он употребил - питерский салют, во время которого вспышки почти не видны, зато по белому или синему в это время года небу после хлопка расползаются серые и черные пауки разрывов, что не мешает гуляющим выражать восторг радостными возгласами.
   Когда прозвучал последний залп, все согласились с предложением Аллы пойти и посмотреть на иллюминацию центрального телеграфа. Сейчас, когда неоновые огни в Москве зажигаются каждый вечер, это желание трудно понять. Но тогда, было ли это вызвано экономией электроэнергии или техническими трудностями, светящиеся огни вывешивались под праздник, а телеграф и по местоположению, и по богатству иллюминации пользовался самой большой популярностью.
   С набережной вышли на Манежную площадь, и вот тут-то Борис пережил маленькое приключение.
   У Манежа по весне разбивали клумбу и на время гуляний выставляли при цветах, обычных, мелких тюльпанах, милиционера. Зачем, почему моему герою пришла в голову фантазия подарить хотя бы один тюльпанчик новой знакомой? Рационального ответа на этот вопрос я не нахожу. Возможно, ему просто было весело, возможно, он хотел показать свою бесшабашность. Речь не идет о дерзкой хулиганской выходке, каковую с кислым лицом могли бы ожидать разного рода моралисты, если бы они нашлись среди вас, мои понимающие молодость читатели. "А если каждому захочется сорвать всего по одному тюльпану?" - этот поистине убойный аргумент настолько неопровержим, что я его не слышу.
   Борис и его приятель даже и не думали о каких-то высоких или низких последствиях озорной выходки, но они очень хорошо подумали о милиции. Ни один из них не хотел бежать под переливчатые трели милицейских свистков по свежему вечернему холодку по красивым переулкам и прятаться в московские дворики. К тому же, переполох мог разрушить не только планы моего героя, который собирался торжественно, как трофей, преподнести один цветок "новой даме", но и уничтожить компанию. Вы замечали, что благодушно настроенное официальное лицо, явившееся по казенной надобности, вносит некоторое напряжение даже в пьяное застолье. А уж разгневанные представители воспитательно-охранительных органов способны испортить настроение и больному тяжелой формой аутизма.
   Однако думать о милиции - это не означает отказываться от своих планов, даже если вы законопослушный человек. Борис отклонил сложный вариант, связанный с отвлечением внимания, с тайным хищением, и самый простой, но с последствиями - сорвать в наглую, а подошел к милиционеру и разрубил Гордиев узел: договорился с ним, что тот отвернется и сделает вид, будто ничего не заметил. В этом поступке моего героя проявились не только его лучшие качества дипломата, но и свойственная милиции того времени вменяемость. По крайней мере, большая вменяемость рядового состава, чем сейчас, и абсолютная бескорыстность. Не зря же песенка про павильон "Пиво-воды" и своего парня была тогда народной!
   Все получилось так, как и задумал Борис. Ему удалось сорвать аплодисменты, когда он на глазах у всей компании быстро подошел к клумбе, и аккуратно сорвал один цветок и торжественно с поклоном головы вручил этот "приз" избранной даме. Замечу, что среди остальных гуляющих на Манежной в этот вечер моралистов не нашлось. Никто не брюзжал.
   Приятно чувствовать себя, пусть и маленьким и на короткое время, но героем; приятно и весело чувствовать, что ты интересен! Борис летал в эту ночь на крыльях. Был весел и остроумен и закружил всех так, что на метро вся компания опоздала. Вполне возможно, неосознанно он добивался именно этого. Вы ведь и сами знаете, как интересно провожать, или быть провожаемой тем, кто тебе приятен.
   Молодые люди разбились на небольшие кучки и пары и, попрощавшись, разошлись. Не надо, наверное, объяснять, что Борис добился права прогуляться с новой знакомой.
   Пошли они на Погодинку в тот самый флигелек рядом со зданием Педакадемии, в котором ваш автор, мои читатели, едал не только пареную репу. Впрочем, в том флигельке и во времена очаковские, дореволюционные, и во времена близкие нам перебывало немало знаменитостей. Да хотя бы сам Погодин со товарищи.
   Говорили или молчали молодые люди, и, если говорили, то о чем, пусть останется тайной. Однако здесь еще не конец истории, хотя в жизни в отличие от романов и рассказов много историй обрывается, не доходя до логического завершения.
   Финал, если посмотреть на него с высот времени или просто вспомнить, можно было бы назвать комическим, чего не скажешь о переживаниях Бориса, когда он с цветами стоял на Маяковской в ожидании два часа в следующее за гуляньем воскресенье, а новая знакомая так и не пришла.
  -- Где же ты видишь комические черты?
   В дополнении, которое последует прямо сейчас, если некоторые торопыги перестанут меня перебивать. Дело, видите ли, в том, что Алла обладала одной оригинальной особенностью памяти: где бы ни назначали ей встречу, она всегда, заметьте, всегда и вовремя ждала, но на станции метро "Кропоткинская". Борис узнал об этой особенности только через месяц после неудавшегося свидания, хотел было назначить новое, повторить, но закрутился и не вошел в ту же реку. А эту знакомую, когда они собирались всей компанией, стал называть "стихийной анархисткой".
  -- Но это же не летняя история! Это опять про весну и, так сказать, любовь! А где же другая жизнь?
   Какая? Работа за кульманом? Написание курсовых? Активное участие в комсомольской работе? Хищение первых яблок в заброшенных садах Подмосковья? Игра в настольный теннис на даче в Малаховке? Ну, было это, было. Хотя про теннис и яблоки точно не скажу. А если вы жаждете правдивого изображения производственно-студенческих отношений, то это упреки не по адресу, ведь я пишу "подлинную жизнь", а не реалистический роман. Можно, конечно, рассказать потрясающую по силе и накалу страстей историю о первом походе к дантисту. Описать, как эскулап с окровавленным ланцетом иссекал капюшон над зубом мудрости, каким диким и жутким казалось лицо врача, плывущее прямо перед глазами Бориса. Но что это даст? Поможет понять характер героя? Позволит мне бросить камень в отечественную стоматологию или, напротив, пропеть дифирамб квалификации специалиста? А про лето и песни у костра... Что ж расскажу о летних комарах, мошке и о борьбе с ними, которую один раз увидел Борис. Воспринимайте этот рассказ как аллегорию.
   Всем нам знакомы эти маленькие гудящие твари, способные довести до сумасшествия самого спокойного и терпеливого из людей. Как только человечество не боролось с ними! В шестидесятых, кажется, еще продолжали лить по болотам нефтепродукты, однако и репелленты уже выдумали. Всякий, кто посетил Сибирь, знает, что богата она не только "приросшим могуществом", но и комарами с мухами. По какой надобности поехал туда Борис? Может быть, ловить хариусов, может быть, просто пройти по реке, может, он вообще поехал не в Сибирь, а на Северный Урал. Однако комары и мошка на Урале не становятся добрее.
   В один из дней, умываясь у реки, мой герой увидел лодку, приставшую к берегу по соседству, а в ней раздетого по пояс мужчину, усердно поливающего себя какой-то жидкостью. Всякое новое средство против паразитов всегда возбуждает интерес, который в данном случае смело назову "кровным". Борис решил подойти и спросить, чем опрыскивает и поливает себя незнакомец. Но не всякое простое решение исполнимо. Мой герой не смог приблизиться к мужчине: его остановил жуткий запах то ли дихлофоса, то ли карбофоса. Представляете, мои читатели, с каким изумлением смотрел Борис на незнакомца!
  -- Вам не противно? - не удержался мой герой от бестактного вопроса.
  -- Сейчас нет. Сначала голова кружилась...Зато теперь загорать могу. Ни одна тварь даже над ухом не жужжит, а про укусы совсем забыл, - гордо ответствовал незнакомец.
  -- Интересно, - вежливо согласился мой герой.
   Вот, собственно, вся история-аллегория, я бы даже сказал: басня в прозе. Не тако ли и мы относимся к негативным явлениям настоящего и прошлого? И в результате - загораем. "Тако" - всего лишь дань архаическому жанру басни в прозе.
   Конечно, для любителей гармонии я бы мог расстараться и описать еще и осенний салют. К примеру, одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года, но, во-первых, Борис на него не ходил, во-вторых, слишком мрачные описания вылились бы из моей чернильницы. И не потому, что повод для этого салюта столь неоднозначен в глазах многих наших с вами современников, нет, а лишь из-за того, что пришлось бы рисовать картинку чуть не разыгравшейся трагедии. Кто и что послужило причиной задержки долгожданного зрелища, но полтора часа или час, проведенные вами, мои читатели, в ожидающей салюта толпе, едва ли бы улучшили ваше настроение. И потом, Ходынки - не моя тема.
   Однако я хотел закончить эту часть своего "жизнеописания" на игривой ноте, а вышел какой-то минор. Впрочем, минор мне поможет плавно перейти к следующей теме в "Истории..." - к культуре и искусствам, ведь именно с минором связывают все высокое и классическое. Стоит автору музыкального или иного высокохудожественного опуса проскакать по сцене жизни в сопровождении кордебалета, исполняющего канкан, как он неминуемо попадает...нет, падает в глазах записных ценителей высокого, морального и художественного. Именно поэтому в иерархии эстетических ценностей неплохая трагедия стоит выше хорошей комедии. А смех неизбежно должен, ну просто обязан скрывать под собой невидимые миру слезы. Не мне менять правила. Поплачем...
  
  

Плач о культуре

   "Прокул, о, прокул эсти, профани!" - изрекал обычно учитель древних языков и поклонник не только Бахуса, но и перегнанной Цереры, когда замечал, как водку закусывают, причем, не сделав паузы, острым и пряным, чем и перебивают мягкий вкус пшеничного зерна молочной спелости, который так чувствовался в "Московской" двойной очистки. Некоторые гурманы, особенно женщины, не разделяют его мнения и вкуса в водке в отличие от сыра не находят. Я, в свою очередь, не разделяю их мнение, оставляю на их совести камень подобных заявлений и повторяю: "Еще не посвященные, изыдите из храма культурного досуга!" Так витиевато введя словечко с корнем "культур", смело перехожу к обозначенной им теме. Понятно, что реплика о профанах относится и к культуре, и равно понятно, что я не собираюсь устраивать дебаты или добиваться консенсуса по поводу вкусов и цветов.
   Однако "дважды дает, кто быстро дает", посему я быстренько начинаю о культуре свой рассказ, а в поговорке не вижу ничего неприличного.
   Не о Патроклах и Башмачкиных, не о Гомерах и Зоилах и даже не о достоинствах прозы барона Брамбеуса в сравнении с недостатками фильмов Спилберга или фон Триера собираюсь беседовать я, хотя мог бы как Песталоцци или как его там промирандолить "обо всем и еще кое о чем". Меня и культура с искусством, честно признаться, только отвлекают от големов и гомункулюсов, роль которых в явлениях и формах эстетической жизни и составляет содержание этой части "Истории...".
   Все мы...Не люблю это обобщающее "мы", даже когда им начинается верное наблюдение. Хотя и сам люблю классические и не лишенные изящества позы. Про драпировки и говорить нечего. Одно слово - обожаю. И выставив несколько вперед левую ногу, иногда не фигурально и незримо, готов произнести что-нибудь волнующее и возвышенное, например: "Сами вы - козлы!" Знаете, где, мои читатели, я подцепил это изречение? Не на рынке, не в парижской клоаке девятнадцатого века, не на зоне и не за игрой в домино и бридж, нет, в газете, где какой-то критик долго объяснял, что это нехорошее высказывание, коим пользуются в низах общества. Но я-то, тонкий знаток и ценитель изящного, сразу понял, как оно нравится утонченному критику. И знаете почему? Ну конечно же, потому что вся его статья звучала торжествующим и патетическим, хотя и непрямым по форме "Сами вы - козлы!"
   Если чувствительных читательниц и читателей коробит от одного запаха этих наглых, бородатых скотов, напомню, что вся мировая литература и шире культура замешана на них. Без козлиных песен нигде не обойдешься. Пусть и ненатуральных или мнимых.
   И все же вернемся от козлов к глиняному и надутому племенам. Не стоит полагать, что влияние руководящих големов и советующих гомункулюсов на нашу с вами культуру было только прямым в виде указов, постановлений и решений. Я мог бы обсудить с вами многие запретительные, но зачем, коли вы, читатели, сами все о них знаете. Напротив, я хочу обратить ваше внимание на высказывание одного из самых великих големов нашего века об искусстве кино, признанном им важнейшим.
   Очевидно и понятно без всяких психологических штудий, что разжеванное и частично переваренное глотать легче. А где же, как не в кинематографе увидишь столько полуфабрикатов удобных мыслей и готовых истин. Помните, я не говорю о "сыром мясе" человеческого кино, и о телевидении как о забаве, не лишенной, впрочем, эстетического элемента, поговорю позже.
   Где же, как не в кино и не только у нас, но и во всем остальном мире гомункулюсы-творцы стали выполнять идеологический заказ столь рьяно! Непредубежденный человек смотрит на воплощение заказа либо как на сказочку, либо просто плюется. И зря! Ведь объясняется появление очередной эпохалки ответом на запросы времени, которые воплощаются в требовании масс. Проще говоря, народ взывает из своей непросвещенной бездны или подает глас, каковой приписывается богу, а кинематограф ему отвечает. Иногда, правда, в таком ответе звучат иронические нотки, а может, дорогие читатели, это мне кажется, но слышу и не только в "Падении Берлина", в "Кубанских казаках", но и в "Спасении рядового Райана" и во многих и многих фильмах: "Кушайте дорогие - все ваше".
  -- Где же ты здесь видишь руку големов и гомункулюсов?
   Спасибо, мои чуткие, вы уже догадались, что мне нужно как-то выкрутиться из жесткой конструкции предыдущего абзаца. А вижу я эту руку, как поэтично выразились вы, в самых разных местах. В заказе, в кино, в самовосхвалении, впрочем, наивном и даже в детском цитировании старой приговорочки "мы вам сыграли, а вы нам похлопайте". И не беда, что очень часто хлопать не за что.
   Еще я ее вижу в умных разговорах: мол я хотел показать и рассказать о такой-то животрепещущей или по недосмотру забытой проблеме - кинокритик в момент произнесения этих слов выражает восторг, каковой должен появиться на лицах кинозрителей при созерцании величавого гения. Но ни критику, ни кинометру в голову не приходит: если хотел и сказал, так это и без тебя увидели, а если не увидели, так может, не то сказал, не так, не вовремя, да и сказал ли вообще.
   Что же до роли, которую творцы наши сыграли на сцене культуры в шестидесятых и последующих годах мрачного доисторизма и торжества неограниченного голема, то тут пусть они выскажутся сами: "Перед нами (вы, мои догадливые, понимаете, что перед творцами) была толстая стена, мы (это снова творцы), разбивая голову, проломили ее...". Продолжение этой исповеди настолько замечательно, что я обязательно приведу и вторую его часть, где будет рассказано, и опять же с редкой прямотой, какие бездны разверзлись за стеной, а пока попробуем разобраться в сказанном.
   Для начала поговорим о стене. Вы, конечно, представляете себе это мощное сооружение, большое и грандиозное, потому как такое количество творцов едва ли могло постукивать головами обо что-нибудь маленькое. Видите вы, мои вменяемые, что стена та из самого крепкого материала, иначе как бы она выдержала столь длительные постукивания. И, понятное дело, вы, мои сообразительные, уже догадались, чьих это рук дело. Естественно, стену ночами и днями возводили гомункулюсы-чиновники, привлекая иногда за отдельную плату к своему антигуманному процессу - есть ли в мире что-либо менее гуманное, чем стена! - отдельных творцов и творишек. Вот оно коварство свойственное исключительно надутому племени, потому что у големов замашки проще и разухабистее: они привыкли к своим собратьям из глины, а с ними разговор короткий: раз киянкой по голове - глина и рассыплется. Замечу: перенос этих методов воспитания на мир людей мною нисколько не приветствуется. Однако перед хитростью гомункулюсов все уловки и "мысленные оговорки" иезуитов кажутся детскими покручиваниями носочком сандалии, указывающими на то, что ваш ребенок, действительно, съел варенье, но стесняется в этом признаться. Обратите внимание: стесняется, потому что для него слова "я съел варенье" еще равны самому поступку. Бедный маленький человечек еще не догадывается, как я и вы, мои умудренные, насколько слова незначимы.
   Вы тоже еще не догадываетесь?
  -- В чем ты видишь изощренное коварство надутого племени?
   Ясное дело, в сопричастности. Чем чаще и активнее привлекали гомункулюсы творцов и творишек к возведению стены, тем меньше оставалось у служителей культуры времени на то, чтобы стучать по стене головами. Выходило, что кирпич, положенный в первую смену - с восьми до пяти - конкретно взятым во всех его достоинствах гением пера, кадра или ноты, подворачивался этому же гению со всеми его недостатками (это я - о творце) со всеми его шероховатостями (это - о кирпиче). Какие муки испытывали творцы, колотясь о неровную, сложенную неквалифицированными каменщиками стену, хорреско, так сказать, референс. Кроме чисто физических мучений коварные действия гомункулюсов причиняли еще и нравственные страдания, лишая, правда, не навсегда, творишек и их более знаменитых коллег морального права тыкать пальцем и выказывать презрение. Согласитесь, мои читатели, что это совсем низко и подло.
   Кто из нас... невинный ораторский прием "кто из нас", на самом деле, выражает только попытку распинающегося и вещающего приписать всем окружающим свое мнение или взгляды. Не буду им пользоваться, хотя замена "кто из меня" звучит невнятно... Однако, кто из вас не признает, что право тыкать пальцем и издавать похрюкивающие звуки в знак презрения, это не общечеловеческое право... Вы? И вы? Ах, еще и они?...Что ж, я полагаю с большой вероятностью...нет, призываю вас, мои читатели и несогласные так же, признать за этим правом его общечеловеческий характер, а форму вы можете выбрать по вкусу. Итак, когда консенсус достигнут, а единодушное согласие достигнуто, о пальцах и похрюкивании, как оказалось, сказано достаточно.
   Но если вы думаете, будто я закончил с той памятной фразой, это значит, вы не умеете читать между строк, в строках... Слушайте! А вы вообще-то читать умеете?
   Кстати, о стене чуть не забыл. Какой стройный и вместе с тем всеобъемлющий образ препоны, преграды, идеологического рабства и прочего, чего изволите, но, как всякая стена, немного плоский.
   После стен самое время поговорить о головах.
   Где слог найти, чтоб описать крепость этих голов! У какого Гомера и Вергилия найдутся эпитеты! Заметьте, как уместно в восклицании я сочетаю пафос с восторгом. И все потому, что даже биндюжники и каратисты ломают об голову только один кирпич, редко - два, а предложите им разбежаться и прыгнуть головой, скажем, в Кремлевскую стену, ведь точно откажутся. А Кремлевская стена не из самых толстых. К тому же учтите, что каратист и биндюжник, если и могут быть названы людьми интеллектуального труда, то в метафорическом смысле, тогда как творцу и даже незначительному творишке его выступающий над телом орган необходим не только, так сказать, для еды, но и для думанья. И вот эти рафинированные пестователи чужого, например, моего и вашего, духа колотились о стену своими нежными головами. Еще бы их тут не поразбивать. Однако приведенное выше речение титана духа свидетельствует о достигнутом успехе, каковой стал возможным, вероятно, от частого и постоянного постукивания. Вот он - пример, достойный древней поговорки: "Вода камень точит не силой, но постоянством падения!" То есть: и самые мягкие головы в большом количестве сокрушают самые крепкие стены.
   Не знаю, как для вас, мои мудрые читатели, а у меня все еше остаются кое-какие вопросы, пусть и несущественные, но занимательные:
   Обязательно ли было стучаться головой? Нельзя ли было повернуться боком или, извините, мои стыдливые, задом? Можно ли было использовать какие-то инструменты или хотя бы каски? Нельзя ли было обойти стену? А перелезть? И наконец, последний вопрос: была ли эта стена снаружи или внутри?...
   Поскольку архитекторы и прорабы человеческих душ безмолвствуют, как народ в день царских выборов, и на мои вопросы пока не отвечают, приведу вторую часть исповеди творца: "...проломили ее (напомню - стену), а за ней - зеркало, где каждый увидел себя. Выяснилось, что многим нечего сказать. Сейчас молодые живут в атмосфере цинизма. Я боюсь, что их сознание с детства отравлено. Мы-то, шестидесятники, последними романтиками были, из других времен люди. Когда дверь открылась, такое поперло отношение к человеку, к жизни, чернуха и порнуха. А как же - все дозволено! Но кончается это тем, что мы сидим и настоящие фильмы по пальцам пересчитываем...". Я бы поставил в конце не многоточие, а три, нет, тридцать три восклицательных знака!!! Во-первых, за блестящую и блистающую редкой стройностью форму; во-вторых, за не менее редкую искренность и не избитость оценок.
   Кто как не творец может предложить такой яркий образ - зеркало за стеной! Кто как не творец соединит это зеркало с дверью!...Отстаньте, не надо мне столяров и ждановского шкафа: в шкаф отношение к жизни не положишь, только порнографические журналы и влезут. Это, мои внимательные, я некоторым советчикам...Кто как не творец так ловко вставит кусочек из Достоевского в таком освежающем незабвенную мысль виде! Кто как не творец! Но хватит восторгов, потому как они часто превращаются в грубую насмешку, перейдем к ужасной картине бытия, написанной рукой мастера.
   Вы, мои терпеливые, допустите, если я прибегну к ликентиа поэтика и распространю мысли этого творца от кинематографа на всю сферу духа?
   Кто сказал: "Чего уж там?! Лепи!"? Вы? Спасибо.
   Итак, они разбили стену, благодаря чему все оказались перед зеркалом, где каждый увидел себя. Переводя с метафорического на обычный, получаем: они себя знали хорошо (вариант: не очень хорошо; маловероятный вариант: совсем не знали), а остальные все не знали себя. Потом все, и они в том числе, узнали себя до конца. Вы еще не видите в этой картине коварства гомункулюсов и жестокости големов? Ну, конечно же, эти два искусственных племени, соединив свои усилия, мешали творцам и всем познать самих себя. О! бездна злоехидства! Сами-то гомункулюсы и големы не обременены задачей самопознания, да и она бы не заняла у них много времени.
   Однако оковы внешнего принуждения пали, вериги самоограничения были сброшены, и голенькие "мы все" кинулись заниматься самоизучением. Обнаружились не только шишки на носу и геморроидальные шишки, оказывающие такое влияние на личность, но и то, что "многим", а не этому творцу с коллегами, нечего сказать. Особой беды в этом, конечно, нет: не всем же говорить. И все же, если бы моя профессия состояла из беспрерывного говорения, то сей факт удручил бы меня и поверг в депрессию. Но я, благодаря судьбе и вам, мои читатели, пишу лишь то, что нашептывает мне на ушко в интимной, знаете ли, манере правда-истина. Ох, доложу я вам, и красива чертовка, жаль в лохмотьях. С такой в приличном обществе не покажешься, сразу сойдешь за невоспитанного грубияна. А может...
   Да о чем это я? Ах, об атмосфере цинизма, в которой живут молодые. И как это всегда получается? Творцы, несмотря на препоны и стены, одаривают щедрой рукой всех подряд богатствами своей души, сеют, так сказать, разумное, доброе, вечное, а вырастает ну чистое непотребство. И нет, чтобы публика вняла и этак душой просветлела, "спасибо" сказала. Ведь как для нее старались! Сколько зерен прекраснодушия было брошено титанами духа в почву! И бросали-то с самых шестидесятых, да и сейчас еще сеют! Ан, нет! Не выходит каменный цветок! Ну и понятное дело, циники, отравленные, в глазах у творцов.
   И вновь, и вновь приходится констатировать: рука гомункулюса титанам навредила. Ведь не будь ее, или, говоря не метафорически, их, этих искусственных племен, и творцы и даже творишки по малой культурной надобности, наверняка, проследили бы за тем, что кидают, куда. А если бы творцам власть дали, о! мигом бы наша общественная жизнь избавилась бы от козлищ и от плевелов. Уж тогда бы безнравственная Америка с ее профессиональной киноиндустрией задрожала бы... Да что Америка, Канн содрогнулся бы и отдал все свои призы одному высоконравственному фильму. И не беда, если бы фильм напоминал плохонький лубок, актеры в нем - холодных рыб, зато режиссер был бы вылитым "человеком со скрижалями".
   Приходится, ничего не попишешь, именно приходится узреть в атмосфере цинизма происки и наглые каверзы противников истинной культуры. Ну, а про отравленное сознание и вам, мои читатели, и мне все понятно. Оно - хотя и следствие разрушения стены, но не результат разбития голов, а даже, напротив, появилось от поднятой при падении кирпичей пыли.
   Чуть не забыл о "молодых". Они живут в атмосфере цинизма, а титаны духа в тепличных условиях что ли? Здесь явно не без умысла что-то сказано!
   А как блестяще, воспользовавшись "другими временами" учитель духовности намекает на "порванную связь"!
   Да-да, почувствуйте этот пафос, услышьте голос ветерана творческих битв и духовных игрищ: "Были люди в наше время...". Это ли не намек на свое участие в многолетнем Бородине. Куда уж вам, мои читатели, куда уж мне, бедный я и разнесчастный, противостоять коварным гомункулюсам и зловредным големам, если титаны шестидесятых, рядом с которыми титаны Возрождения ну просто пигмеи, не справились со злоехидными силами и просра--, извините, чуть не сорвался в патетику, профукали высокую атмосферу альтруизма, гуманизма и человеколюбия.
   На очереди у нас дверь, из которой "поперло". Тут я сразу и относительно честно признаюсь, в этом образе я усматриваю плагиат. Помните этот детский американский фильм, ну этот...малобюджетную халтуру...ну, где все зло обязательно приходит извне, а человечество спасают специалисты по рукопашному бою и священники, похожие на буддистов, на даосов, на христианских монахов и на мусульманских дервишей, но обязательно с восточными лицами? Вспомнили? Там - портал, здесь - дверь. Правда, там сказано, что портал соединяет миры, а откуда здесь дверь взялась, не иначе как в стене обнаружилась... Нет, там зеркало...Да и не стали бы умные люди об стену головой биться, если бы дверь была. Вон, Петр (номер любопытные могут посмотреть в любом учебнике истории) прорубил окно, хотя рослый и сильный человек, мог бы и стену свернуть.
   Откуда взялось то, что поперло? - это я спрашиваю. Вы, мои мудрые, не думайте, что я уж совсем дебил и не догадался, что раз сказано "из двери поперло", значит, и думать нечего, в двери и взялось. Но как? Ведь любопытно. Если бы я был любителем строить версии и разоблачать козни, я бы усмотрел в этой двери намек на Запад. Но и в этом случае я бы от этого намека, немного подумав, отказался. Понятное дело, Запад - страна чудес, но не до такой же степени, чтобы оттуда "приперли и такое отношение к человеку, и к жизни, да еще и вся чернуха с порнухой". Так что, сижу, гадаю, куда дверь, откуда столько гадости лезет. Верно, снова големы и гомункулюсы подсуетились, а творцы и творишки - в белоснежном, и спина у лопаток чешется - крылья режутся.
   Теперь, мои дорогие, образчик изумительного понимания чужой мысли. Учитесь, пока еще есть такие учители, как этот творец, не то останетесь темными людьми, каким только письма от таких же темных читать. Сначала, маленький экскурс в литературу. Напомню, что у хорошо забытого и часто поминаемого писателя Достоевского один из героев романа произносит что-то вроде: "Если Бога нет, то все позволено". Понятно, и то, что писатель только по наивности своей оставил без ответа, кем позволено, как и зачем. Современный творец предлагает свою интерпретацию: поскольку бог в его фразе не помянут, сведение всей мысли к банальной и заезженной фразочке "Бога не помнят", явно в планы титана духа не входило, то следует понимать "дозволено свыше" - властью. Ясное дело, власть-то у кого! А творцы где! И какой-такой Бог! И какая-такая метафизика! Кстати, это у меня восклицательные знаки признак повышенной эмоциональности, у нашего творца не так. В его знаке вся горечь, все сожаление последних романтиков о том, что им-то "не дозволили", а то бы они, исполненные сил, с не разбитыми головами, ух чего бы натворили... Хотя нет, они бы увидели зеркало, в нем себя, в себе глубины, начали бы сеять разумное, доброе, вечное, а выросло бы...Короче говоря, если все дозволено, то какой же я - титан духа!
  -- Что посадили, то и выросло бы!
   Ох уж эти полеводы и ботаники! Все бы им поиздеваться... Вы, мои внимательные, понимаете, что это я не про вас. Вас и меня ожидает самое печально утверждение всего высказывания, приведу его еще раз: "Но кончается это (вероятно творец имел в виду то "все", которое дозволено) тем, что мы сидим и настоящие фильмы по пальцам пересчитываем...". Грустно и уныло у меня на душе, но не от ничтожного количества пальцев на руке - меня и пять устраивают - а от разоблачения фокуса. Ведь, правда же, фокус интересен, когда не знаешь его секрета? Я тут вместе с вами, мои жаждущие правды, бьюсь, ищу руку гомункулюсов, глиняную пыль големов, мешающую свободному дыханию, всячески оправдываю творцов и даже творишек, и что же?! Все напрасно, впустую. Прямо хочется пересесть из кресла на гноище, посыпать голову пеплом и скрести себя за неимением глиняных осколков чесалкой. Знаете, палочка такая с вырезанной рукой на конце.
   Как я крутился и вертелся, а этот...точно не знаю гомункулюс ли, но точно не голем, глиняных творцов не бывает...а этот, придумал, пригомункуленный... Слишком длинно и коряво? Согласен. А как вам такое слово "подпузырок"? Устраивает, вот и хорошо...а этот подпузырок взял и разоблачился, ведь он-то оказывается и сейчас "мы", и оказывается до сих пор сидим и до сих пор считаем, и до сих пор судим и оцениваем. Вот до чего доводит язык. Ладно бы до Киева, хотя там сейчас не тут, так еще и до откровенности. Этак может получиться, что всякий надутый пузырь или глиняный болван, если за ним все подряд записывать, и правду-истину сболтнет. Даже саморазоблачительную! Он-то ее не поймет, но вывод-то - каков! Значит до нее довраться можно... Хотя, чего я так вскинулся, в книге же и об этом сказано. Я про "тайное, становящееся явным"...Читать надо внимательнее! Это я себе.
   А ведь ничего себе человечек, этот творец, и в подпузырки попал. И все по любви к позе, к советам и поучениям. Делал бы себе спокойно свое дело. Что? Не расслышал... денег нет? Так одно из двух: либо поёшь на заказ, либо ищешь денег. Либо стена, либо дверь. Уж если на стену головы не пожалели, то дверь можно было бы и задом заткнуть.
   Вы, мои суровые, не сердитесь. Мне и без вас за державу обидно. Но вот ведь парадокс: занимаются всю жизнь творческой профессией, духовидцы и душезнатцы, а все на что-то пеняют - то свободы нет, то денег, то толпа невежественна, то власть, а может профессию сменить. В священники податься или в психиатры.
   Нет, конечно, есть, кое-что было и есть. И атмосфера не безнадежно удушливая, и цинизм скорее поза, и на целую руку, а то и на две фильмов наберется. И порнуха с чернухой всегда были. И отношение к жизни и к человеку не у всех одинаковое. Это только гомункулюсы, да их школу прошедшие, обобщать привыкли. И припирает иногда очень и очень ничего.
   Проблема-то не в крайностях: плохое и хорошее сразу видно, а в середине. И в этой-то середине с шестидесятых в особенности - "Писающий мальчик", причем с кукишем в кармане. У него и штанов нет, но метафизический кукиш всегда есть. Творец этот кукиш обязательно сделает, а критик из гомункулюсов этот кукиш обязательно найдет, хотя бы и смотреть там было не на что, и возведет эту фигуру из трех пальцев в перл создания. Такого понапишет, напоет, что гляжу: уже не писающий мальчик передо мной, а Давид, да еще и лучше, чем у Микеланджело. Глаза зажмурю, за руку себя ущипну - снова писающий мальчик и грубой работы, начинаю про кукиш читать - Давид. Это не только к кино относится.
   Иной поэт напишет о море как свалке и никакой фиги нигде не утаит, на лидерство в Гринписе не претендует, сочиняет себе помаленьку, экспериментирует, всеобщего почтения не требует, о налогах и политике не толкует, если судит, так об искусстве. А другой - матерый поэтище - пляжной темы коснется: плавками бога помашет - и пророк. А плавки-то - его, да еще и образца шестидесятых, только что у колен не расклешенные, если их бог и носил, то какой-то уж совсем второстепенный. Понятное дело, хоть и такая, но все ж причастность к небожителям, пусть и не с Олимпа, но все-таки. А пророк потому, что гражданский кукиш в это нижнее белье заложен.
   Очевидно, что и в этом виноваты исключительно гомункулюсы. Я вовсе не делаю из надутого племени мячиков для битья. Просто в девятнадцатом веке, когда они еще почти отсутствовали на ниве жизни и не шли тропою культуры, как-то все знали, и лишь некоторые шекспиры не догадывались о ничтожности детей Аполлона в отсутствии своего "папы" или, на худой конец, божественного глагола. Не так чтобы обязательной ничтожности, но весьма возможной. Проще говоря: от поэта за обеденным столом не ждали высоких слов и позволяли ему спокойно есть ботвинью, ну и конечно, допускали, что в отхожие места он ходит, как все, а не величавой поступью, позволяли и глупости говорить, и просто чепуху молоть. Уже понятно, насколько всё изменилось в наши времена. То ли гомункулюсы принудили силой современных пиитов надувать щеки? Возможно, в этом принуждении таился хитрый замысел, и искусственное племя просто хотело сделать пухленькие щечки универсальным признаком гениальности. То ли сами пииты решили подчеркнуть свою важность? Однако теперь уважающий себя внучок Аполлона не ест, а вкушает и не ботвинью, а амброзию, пусть и приготовленную из бычьих хвостов, и запивает ее исключительно ихорем, пусть и приготовленным из кактусов. Ясное дело, что про отхожее место речи вообще не идет, там просто нечего делать после пищи и крови богов, поэтому великий изливает свое содержимое с экрана телевизора, причем по любому поводу и вопросу. Словом, ведет себя, как гомункулюс. Заметьте, мои благонамеренные - в отсутствии вдохновения.
   Впрочем, говорят, что это болезнь, что, мол, в начале века она начала косить дружные ряды творцов, а они в свою очередь начали косить под пророков даже и в приватной обстановке. Я так думаю: и в этом случае без надутого племени не обошлось.
  -- А примеры? Конкретные фамилии?
   Надо же, какие критиканы попадаются в вашей среде, мои, в общем-то, незлобивые читатели. Но поскольку я пообещал о вкусах не спорить, а обобщающие плавки не все узнают сразу, "сами козлы!" в принципе универсальны, придется приводить примеры. Надеюсь, вы мне простите моё невежество в современной культуре. Я имею в виду незнание некоторых имен и незнакомство с плодами духа, преподнесенными щедрой рукой этими именами?
   Простили? Тогда я начну с опорой на факты.
   Я, как и вы, мои читатели, давно заметил, что мир наш по убогости и несовершенству рухнул бы, если бы из него убрали титулки. Как бы я ориентировался в сложной жизни и уже - в культуре, когда бы не знал, кто "великий деятель", кто "известный", кто "признанный", а кто так себе - "прочий"? Ясное дело, без таких многоговорящих титулок не разобраться, чей вклад в мое духовное развитие больше. Но это преамбула, а вот - факт.
   Некий А. Симонов, рекомендующий себя как угнетаемый в прошлом и авангардно мыслящий деятель кинематографии, знакомый с самим "известным сценаристом и режиссером "Петербургских тайн", с редким изяществом указывает место занимаемое не всеми любимым, однако композитором Таривердиевым, пользуясь титулкой "прочий Таривердиев". Эта прочесть не выводится из достоинств или недостатков творчества, а прямо проистекает из редкой по человечности и либеральности песни "Дан приказ ему на Запад...". Если вы думаете, что авангардный Симонов приводит еще какие-нибудь аргументы в защиту своей оценки, вы, мои вдумчивые, ошибаетесь. Намекнув на свою прогрессивную позицию, каковая сводится к восторгу по поводу цитаты "если смерти то мгновенной, если раны - небольшой", этот критик рассказывает о трудной судьбе своего фильма о певице Е. Камбуровой. Оказывается этот шедевр кинематографии я не увидел по злобе и тупоумию гонителей изящного.
  -- К чему ты клонишь?
   Да я, собственно, все сказал...нет, забыл о том, что заканчивается заметочка красивой "нескукоженностью и грехом меланхолии", в который не впадает Е. Камбурова, коей и посвящена вся заметочка, а вовсе не творческому пути А.Симонова.
   Вот не сказал бы, о чем заметочка, вы бы, мои внимательные, вряд ли бы сами догадались. А ведь согласитесь, раздулся авангардист и почти борец за либеральные ценности на пустом месте. Хотел и певицу похвалить, и себя показать, ну и показывал бы, мог даже проповедь прочитать, но не за счет же прочих, особенно, если у самого достоинств только два: фильм на полке и друг, известный сценарист и режиссер.
   Я вам по секрету скажу без всяких аллегорий и намеков: спокойно я отношусь и к Таривердиеву, и к Камбуровой. Не мое это, не мое. Что до "Петербургских тайн", то книжечку читал - нет, не Шекспир, и мастерства известного Станиславского вместе с его другом не менее известным Немировичем-Данченко не требует.
  -- Ты на себя-то посмотри! Сам титулку "некий" употребил!
   Браво, мои чуткие и внимательные, признаю свою ошибку, признаю и то, что по невежеству своему не способен оценить творчество А. Симонова. Если же вы намекаете на что, смело отвечу: нравлюсь я себе, нравлюсь, и когда ем, и когда пою, хотя близкие говорят, будто пою я плохо. Ну так я со сцены и не выступаю, а ведь мог бы... К чему это я? А ладно, сам себя хвалю, сам себя осуждаю, и вообще, к треножнику просьба не прикасаться. Тем более, в фундамент он вмурован...
  -- А про направления в искусстве и тенденции в культуре?
   Вынужден признаться: не могу. Я не культуртрегер, мне образования не хватит. Я же и здесь, мои любезные, говорил не о художниках, поэтах и композиторах, а о том, как гомункулюсы повлияли на культуру, чтобы помешать людям оставаться или становиться нормальными художниками, поэтами, композиторами.
  -- Где же у тебя место актерам, музыкантам, певцам...
   Понял, понял, можно не продолжать. Естественно, на сцене, не в политическом же клубе.
  -- А если все-таки в клубе?
   В клубе он - не известный актер, а обычный человек, каких много. Хочет, пусть говорит, только не рассчитывает, что актерская слава отменяет правила логики и способность ясно мыслить.
  -- Ты на себя...
   Я на треножнике. Не верите, спросите у музы. Она, кстати, только-только пива холодненького из холодильника достала. Присоединяйтесь... доставайте свое. Вы какое любите?... Я раньше к тройке хорошо относился... Сейчас нет. То ли варить стали хуже, то ли вкус стал изысканней... Извините, ведь обещал вкусы не обсуждать, да и пора уже с Борисом Березовским пообщаться. Он сейчас в таком рыбном краю. Какого леща там при мне выловили! В семь килограммов, и это не рыбацкие байки.
  

История о гомункулюсе, закончившаяся трагедией

   Деревня, где скучал Березовский, являла собой заброшенный островок сельской жизни среди диких чащ, непролазных болот и необъятных полей. Большие старые брошенные дома, основательные мостики, по которым спокойно пройдет танковая колонна и осторожный, боящийся угодить в дыру между изъеденными временем бревнами путник, и жители, преимущественно женского пола. Это неутешительное для горожанина зрелище привлекает немногих. Одних - экзотикой, первобытным варварством; других - одиночеством и покоем; третьих - неяркой красотой природы.
   Борису не нужна была экзотика: он предпочитал воде из колодца и бане по-черному обычные удобства. Как типичный горожанин он с ужасом представлял себе умывание холодной водой каждый день и даже зимой, отсутствие душа и невозможность побриться с удовольствием.
   Ах, как далеко ушло нынешнее поколение горожан, впрочем, и селян от исполненной ежедневными трудностями жизни не столь далеких предков! Как загрузили мы себя гигиеническими условностями! О Жан-Жак!
   Из моих последних слов еще не следует вывод о том, что я не чищу зубы или ненавижу воду и, в частности, душ. Такие умозаключения равносильны политологическим переливаниям из пустой бочки тоталитаризма в порожнюю тару демократии. Давно уж пора понять, что междометие "ах", патетические лозунги, трагический плач по ушедшему, несбыточные обещания и указанное переливание ничего не меняют, но зато прекрасно выражают эмоции. А в этом нуждаются все: и я - бедолага, и политики тож.
   Ловко парировав возможный выпад, перехожу к ламентациям, то есть жалким плачевным восклицаниям.
   Помните, любезные читатели, Льва Толстого? Догадались? Если вы еще не догадались, попробуйте и вы обязательно вспомните, как готовилась к первому балу...нет? Я понял, я переборщил с этой школьной классикой. Взамен ее отсылаю вас "Парфюмеру". Будьте добры, прочтите первые страницы...
   Тяжела и неказиста жизнь без зубной пасты, скажем, сорта "Блендамед", мыла "Сейфгард", об отбеливателях с синими и красными крышечками и говорить не будем. Мало того, что наши ленивые предки жили без этих прекрасных вещей, так они еще никак не могли выдумать не только общечеловеческие ценности (а если и выдумывали, то, отстаивая их, резали других общечеловеков почем зря), но и электричества. Одно в них хорошо - они, несмотря на ужасы антисанитарии, в темноте непросвещенной свободы породили, конечно, опосредованно, а не прямо, нас с вами.
   Нас, оторвавшихся в своем развитии так далеко, что отключись в наших домах свет, вода, газ, мы если и не перемрем в одночасье, то уж болеть будем с размахом, с блохами и вшами. А если в мировом масштабе свет и воду отключить, ух...боюсь писать, перо выпадает из рук, пальцы не попадают по клавишам компьютера.
   Поэтому, любезный читатель, именно поэтому борись за мир! Бойся катаклизмов! И готовься к ним, хотя бы морально...съезди в деревню.
   Одиночество и покой Борису не требовались, как любому юноше или молодому человеку, если его - этого любого - природа не обидела внешностью или, не дай бог, наградила чрезмерным умом и поэтическим даром. Если все же наградила, то место такому индивиду в темном лесу, пусть себе поет в бреду и забывается в чаду самим собою полн.
   Правда, со временем, с возрастом, с частичной утратой иллюзий у многих возникает желание иногда побыть в одиночестве... подойти к зеркалу, посмотреть на себя пристально, пошевелить бровями, потрогать лицо, выразить удовольствие своей внешностью, разглядеть в глазах зеркальное отражение души и тяжело вздохнуть. И хотя душа видна через стекло и мутный хрусталик с искажениями, даже гадательно, все же глубины и богатства духа, так и не понятые окружающими, вселяют некоторый оптимизм и вызывают желание поспорить с классическим "вэ солис". Иногда, если иллюзии утрачены полностью, в зеркале можно увидеть редкого "гада, который геройством своим всех остальных гадов превосходит" - все утешительно! Но это плоды зрелости, а юности и молодости нужна площадь.
   Итак, покой Борису был не нужен, неяркая красота не привлекала, а экзотика... Где ей взяться среди скромных болот северной природы... Хотя нет! В деревне произошла одна история. Но экзотической ее не назовешь.
  

Не экзотическая история

   Как-то вечером, отдыхая от своих опытов, речь о которых пойдет ниже, мой герой предавался чтению. Держал ли он руках "Фауста", "Божественную комедию" или какую-нибудь другую символическую книгу, не знаю. Зато твердо уверен в том, что было уже поздно и потому темно, за окном шумел дождь, а хозяйка давно спала в своей половине дома. Словом, романтический вечер. Даже сухой скептик в такой вечер услышит в шуме дождя и ветра что-то кроме звуков низкой частоты.
   И вот, когда Борис расположился поудобнее на необъятной купеческой кровати с шишечками, какие еще сохранились в деревнях, раздался стук в окно. Стучали палкой и довольно громко. Мой герой привстал и выглянул. На улице под струями дождя стоял... стояло чудовище. Есть еще гиганты в наших селениях. Один из таких и колотил палкой и пытался докричаться. Но даже его, судя по громадности разверстого рта, гомерический рев, не пробивался через не снятое на лето тройное остекление и шум ветра и дождя. Однако, ситуация обязывала к действиям. Борис, хотя и не был героем и предпочел бы в такой ситуации не открывать сделанную на совесть дверь, еще меньше хотел выяснять отношения с хозяйкой - милой старушкой, предоставившей ему полную свободу и относившейся к нему с уважением как к человеку ученому.
   Вооружившись дрыном потяжелее, мой герой спустился в нижние сени, тихо повернул щеколду и отступил к лестнице. Дверь раскрылась, и вместе с порывом влажного ветра вошел уличный гигант в сапогах, заляпанных глиной, и замасленной спецовке. Явление сопровождалось запахами спиртного и радостным возгласом "Ха!".
   Громадный и явно нетрезвый пришелец окинул взглядом Бориса, ухмыльнулся и спросил:
  -- Ты Борис?
  -- Да, - спокойно ответил мой герой, поскольку угрозы в самом вопросе не чувствовалось.
  -- Поехали! - И пришелец распахнул дверь в сырую, холодную и совершенно некомфортную ночь.
  -- Куда?..Зачем? Не хочу я. На чем?
  -- Дай мне две бутылки заработать, - неожиданно просительно, ласково и вежливо, но быстро выпалил гигант и икнул.
  -- А я тут при чем?
  -- Мне обещали за тебя две бутылки. Поехали. Вон и машина стоит. - Пришелец махнул куда-то в темноту рукой.
  -- Объясни, причем здесь я и твои две бутылки водки.
  -- Сам знаешь. Ты же с моей сестрой знаком.
  -- Не понял?
  -- Третьего дня был на празднике на усадьбе?
  -- Да. Ходил. Хозяйка звала. Я же ни с кем не знакомился. Так, потанцевал пару раз, когда подвыпил.
  -- Ты с моей сестрой танцевал.
  -- Ну и что? Она же... с ней же и муж там был. И мы только танцевали. Ну, поговорили чуть-чуть.
  -- Меня муж ее не колышет. А сестра просила тебя привезти. Она завтра уезжает. Хочет тебя видеть.
   Понятно, что Борис недоумевал, но вечер, но погода, но состояние души, да и хозяйку не хотелось беспокоить, а этот гигант едва ли отстал бы без шума. К тому же, кого по молодости не привлекали неожиданные приключения.
  -- Пойду переоденусь.
  -- Да ты чо! И так сойдет.
   Борис саркастически хмыкнул, взглянул на запятнанные химикатами рабочие брюки, посмотрел на спецовку гиганта и пошел переодеваться.
   Через пять минут, зябко поеживаясь от ветра и дождя, он подходил в сопровождение хмельного пришельца к бензовозу, притулившемуся на обочине разбитой дороги.
  -- И как же мы поедем? Втроем в кабине?
  -- Уместимся, - успокаивающе пробормотал довольный и вожделеющий двух бутылок водки гигант и пояснил: - мы и вчетвером, а один раз впятером ездили.
   Борис с сомнением посмотрел на темную фигуру, которую и заднее сиденье "Волги" вместило бы с трудом, однако отступать от принятого решения не стал. Дверца машины распахнулась, и из кабины пахнуло так крепко, словно ее только что протерли водкой. Гигант влез первый и подал руку Борису. С трудом, сжавшись в углу на сиденье, мой герой захлопнул дверцу.
   До центральной усадьбы было недалеко - километров пять, но сейчас казалось, что до нее не добраться за целую ночь: такими призрачными выглядели огоньки фонарей.
  -- Как поедем? По дорогое или напрямки? - спросил водитель, прижатый к рулю телом гиганта.
  -- Напрямки.
   Если вы никогда не летали на кукурузнике, не катались на американских горках, не ходили на лодке под парусом в крутую волну, то вам трудно будет представить, что пережил Борис во время этой поездки. Каждая борозда, а бензовоз, как вы понимаете, ехал по полю, отзывалась не ударом, каким отзывается ухаб на проселочной дороге, а полетом с разворотом пространства. Пожалуй, гигант в кабине оказался весьма уместен: если бы не он, мой герой приехал бы к месту либо насаженным на рычаг переключения передач, либо размазанным по двери и крыше.
   Сказать, что бензовоз крутило, швыряло, ставило боком - это всего лишь перечислить сухие формальности, все равно, что, описывая бег стремительного Ахилла, указать скорость - примерно десять метров в секунду.
   Двигатель выл, как шакал, рычал, как лев, визжал, как зарезанный. Кабина скрипела, трещала, стонала. Земля за окном менялась местами с небом. Одной такой поездки хватило бы на изрядное приключение. Но она, эта поездка, занимала Бориса не дольше пяти минут. Осознав, что от него ничего уже не зависит, а кричать и паниковать он не любил, мой герой положился на рок, на судьбу и на кривую, каковая и должна была вывезти, и предался размышлениям о предстоящей встрече.
   Сельская непосредственность, явленная ему в зримой фигуре брата-гонца, воплотившего порыв страсти, производила впечатление и пугала. Что могло произрасти из нее? Конфликт? Конфуз? Физическое столкновение, именуемое дракой? Перебирая в уме различные варианты, Борис отмел последнее предположение, резонно рассудив, что с гигантом в качестве опекуна он - фигура неприкосновенная. Про остальное не скажу: не знаю.
   Наконец, бензовоз перестал взлетать высоко и падать вниз резко. Они ехали по центральной улице усадьбы. Клуб горел яркими огнями, на ступеньках стояли местные парни, лениво переругивались, "язвя друг друга в колене восходящем", и с любопытством поглядывали на разворачивавшийся у крыльца, заляпанный грязью автомобиль. Появление Бориса в светлых летних брюках и белой рубашке, вполне возможно, нейлоновой, - в те времена нейлон являл собой материал культового поклонения, - вызвало на лицах удивление, сомнение и даже некоторую ревность. О ревности свидетельствовали непроизвольно сжимавшиеся кулаки. Однако гигант, вылезший следом, сурово взглянув исподлобья и буркнув: "Это со мной", - сыграл роль елея, выливаемого расточительными моряками на волнующееся море, дабы то ли успокоить волны, то ли снабдить морского царя растительным маслом высшего качества.
   Сельская молодежь поскучнела: развлечение, которое дарит появление свежего лица на балу в парах и в драке перед испытанным кулаком, откладывалась, а то и отменялось. Во всяком случае, завидующих подвигу Давида не нашлось, и Борис в сопровождении Голиафа вошел в клуб.
   В зале было пусто и темновато, ряды самых простых деревянных кресел - составлены вдоль стен, тихо, и только в углу у окна о чем-то шушукалась кучка местных дам. Той, с которой Борис танцевал на сельском празднике, он не заметил. Мой герой попытался вспомнить, о чем они болтали во время танцев. Но не смог восстановить все детали. Если честно, то, вырванный на тот праздник из своего ученого заточения хозяйкой, желавшей явить миру своего таинственного жильца, Борис как-то быстро захмелел от свежего воздуха, водки и румяных лиц местных красавиц. Поэтому вспоминались лишь отдельные детали: как приятно было держать в объятиях крепкое тело, как славно было кружиться в танце и чувствовать себя ловким кавалером.
   Время шло, уже и шушукающиеся красавицы вышли из зала, а никто пока не появлялся. Борис подумывал о том, не пора ли отправиться домой, когда дверь распахнулась и на пороге появился гигант с бутылкой в руке, стаканом в другой и с вопросом: "Пить будешь?"
  -- А где... - Борис замялся. - Где твоя сестра?
  -- Марафет наводит. Пить будешь?
  -- Немного...холодно тут у вас.
  -- Это точно, - согласился гигант и протянул налитый с горкой стакан. - Печник к Ильичу в двадцатом году уехал, да так и не вернулся.
   Боря чуть не поперхнулся водкой, которую героически влил в себя и теперь пытался проглотить. Оттепель оттепелью, а таких шуток он не слышал. Громадный собутыльник захохотал, довольный собой, взял у Бориса стакан и, наливая себе, рассказал:
  -- У нас тут лагерь недалеко. Пересекаемся иногда. Ничего мужики. Шутники! Вот и сидят за шутки! - Он выпил и снова довольно захохотал. Очевидно, гигант ценил юмор и был не так глуп, как можно было предположить по его действиям. И лицо, когда Борис пригляделся, совсем не казалось замороженным, а глаза и вовсе хитрые.
  -- И много там народу?
  -- Сейчас не так. Хотя новеньких подбрасывают. Еще будешь?
  -- Мне тогда сложно будет с твоей сестрой беседовать, - объяснил Борис свой отказ.
  -- А чо с ней беседовать? Если она в тебя втюрилась, ее никто не остановит. А болтать - интереса нет!
   Мой герой призадумался и даже вздохнул. Он никогда не считал себя Ловласом или Донжуаном и как-то не представлял себя в том положении, в котором оказался. Но, поразмыслив, решил ввязаться в бой, а там посмотреть.
   Гигант добил вторую бутылку, довольно повел плечами и прикрыл глаза.
   Прошло еще минут пять. Наконец дверь тихо и осторожно открылась. В полутемном зале Борис не мог разглядеть лица, но волосы, их цвет говорил о том, что это, наконец, та, кому он обязан своим приключением. "Белые волосы...бела донна...дона ферентис...Елена", - вспомнил Борис ее имя. Гигант успел подняться и, кивнув, пошел к выходу.
   Елену нельзя было назвать прекрасной, но, пожалуй, интересной и привлекательной. Борис встал, и они поздоровались. Смущение испытывали и кавалер, и дама. Разговор не клеился. Чувство близости не возникало. Звучали странные слова "когда вы уезжаете", "где вы живете", "надо же". Что-то не заладилось с самого начала. Даже водка не развязала Борису язык. Скорее всего, так происходило потому, что каждый из них понимал: встреча эта - единственная и последняя, и хотя вряд ли мой герой был влюблен, но серьезность положения чувствовал. Елена же, увлеченная порывом, останавливалась в испуге перед той пустотой, которая неизбежно ждала ее уже завтра.
   Они замолчали. Потом она позвала его с собой попить чайку, он принял приглашение. Отчуждение, было возникшее, прошло, но неожиданно появилась какая-то торжественность. Церемонность. Во всяком случае, Борис почувствовал, как звенит тонкая ниточка, связавшая его с другим человеком.
   Все было просто и обыденно: никаких цветов, падающих на песчаную дорожку, никаких клятв в вечной любви, никаких обещаний и томных вздохов - они просто сидели друг напротив друга за столом, молчали и вбирали в себя то неуловимое чувство, ощущение, которое делает одного человека привлекательным для другого.
   Небо стало серым, мелкий дождичек продолжал накрапывать. Скоро должны были появиться свекровь и мать Елены. Молодые люди на крыльцо, постояли с минуту, а потом Елена обняла Бориса, прижалась к нему и поцеловала так, что он запомнил вкус этого поцелуя на всю жизнь.
  -- Прощай.
  -- Прощай, извини.
   Деревня еще не проснулась: ни погода, ни сезон не располагали к раннему бодрствованию. Мой герой шел по разбитой дороге, стараясь обходить лужи, смотрел на дома, серенькое небо, прибитую траву, и находил все это милым, приятным, теплым. Даже дождик стучал по непокрытой голове как-то весело. А воздух казался слишком свежим - от него кружилась голова...
   Эта история убедительно подтверждает факт отсутствия экзотики. Только для того она и рассказана, чтобы показать вам, читатели, что деревня, где подвизался Борис Березовский в возрасте около двадцати лет, наличествовала и даже была населена. А если какой-либо критик осудит меня за некоторую недосказанность, недоговоренность, непрописанность образа, то и бог с ним. На то он и критик. Ну а если какой-нибудь другой критик скажет, что этим рассказом автор хочет полнее обрисовать образ своего героя, то мне придется вознегодовать и отвести от себя и от моего героя эти клеветнические подозрения. Почем вы знаете, так ли все происходило на самом деле? Может быть, я приврал для красоты слога. Могу же я в своем правдивом и лишенном прикрас повествовании приврать? Однако в сторону и ложь, и правду, продолжим.
   Так почему же мой герой забрался в такую глушь?
   Читатель, Борис приехал не к дяде и не за кладом, он, если говорить начистоту и без обиняков, приехал не за чем-то, а чтобы...чтобы провести важный эксперимент, поставить опыт. Скажу более: алхимический опыт!
   "Не может быть! Какая глупость! Ты все выдумал и водишь нас за нос!" - так или примерно так отреагируют, увы, многие маловеры. Я бы мог с пафосом процитировать "Платон мне друг и так далее..." и указать перстом на источник объективной истины, понятное дело, на себя, но не буду этого делать. Ибо хорошо воспитан и уважаю своего читателя, хотя бы он того, еще не заслужил.
  -- Это не вам, любезный, а так, тутти-кванти, дерущимся за пьедестал Зоила.
   Повторю: Борис Березовский приехал в деревню ставить алхимические опыты.
   Где еще он мог найти подходящие условия для своих не совсем легальных экспериментов? В квартире?! В сарае во дворе?! Я полагаю, никто бы не стал рисковать не только свободой, - а за такие дела и в наше время можно угодить за решетку, особенно если промежуточными продуктами алхимических преобразований окажутся взрывчатые, ядовитые или наркотические вещества, - но и успехом. Вдруг в тот момент, когда "изумрудная канарейка начнет склевывать пурпурные зернышки, а свинец превращаться в философский камень", к вам постучат, позвонят и скажут "Открывай такой сякой Иван-Абрам-Исмаил-Гогия-Ким-Джон, это я, твой друг, сосед, сват, брат". Либо вы откроете - и все ваши труды от перемены влажности пойдут прахом, либо не откроете - и потеряете брата, свата, друга, но, увы, не соседа. Поэтому лучше деревни места нет.
   Если же вас удивляет не место, а сами занятия, не свойственные нашему научному веку, что ж делать, расскажу и о занятиях.
   Занимаясь в библиотеке своего учебного заведения, Борис познакомился с юной библиотекарем. Знакомство не повлекло за собой никаких близких отношений. Молодые люди изредка беседовали и иногда весело болтали. Борис в результате смог сам выбирать себе книги.
   И вот однажды, ползая по полкам, он наткнулся на целый стеллаж книг, тогда еще не вычищенных в спецхран. Чего там только не было! История Карамзина в издании 1840 года, трактаты Спенсера и Бокля, издания братьев Сабашниковых и неизвестно как оказавшиеся на полках под самым потолком сочинения по оккультизму.
   О, радость открытия, о восторг ненаучных наук! Какой поток подобной литературы обрушился на читателя в наше продвинутое во все стороны время! Сколько Блаватской, сколько инструкций по преодолению непреодолимой кармы и по коррекции судьбы получил ищущий просвещения читатель. Вооруженные полным описанием кундалиней и чакр, отрясшие со своих ног пыль и прах научных предрассудков передовики мистики шествует с энтузиазмом к счастью, помахивая зажатыми в руке гороскопами - этими новейшими бедекерами по небесам.
   Но не астрология с Блаватской, не Бердяев с Мережковским и даже не любимый Европой и новаторами от педагогики Штайнер привлекли внимание нашего героя, а та единственная из метанаук, которая сохранила связь с вульгарной реальностью - алхимия. И отнюдь не красивыми названиями, какими богаты все отрасли человеческого знания, находящиеся в зачаточном состоянии.
   Признаюсь, сам люблю звучные и не совсем понятные слова в их нетерминологическом - общечеловеческом - значении. Бывало, скажешь: "Консенсуальность потенциального электората имманентна структуре с неактуализованными мидлклассовыми кластерами на данном этапе эволюции политически-исторического континуума". И спокойно смотришь этаким феноменом на своего оппонента, пребывающего в состоянии промежуточном между катарсисом и катарсисом. А что? Пусть просвещается.
   Однако, я - не Борис, а Борис - не я, поэтому его заинтересовали сами алхимические реакции. В этом интересе проявила себя практическая сторона его натуры. Он любил химию в школе и спокойно мог читать длинные и загадочные, как абракадабра, слова и, услышав "цэ два аш пять о аш", мог помыслить себе не только процесс обретения истины, но и гидроксильную группу и радикал.
   Алхимия захватила моего героя. Он перечитал все книги на полках и в поисках фундаментальных знаний поработать с источниками в Румянцевской библиотеке. Он сделал все, чтобы получить доступ к манускриптам, инкунабулам и фолиантам. Для этого ему пришлось даже взять курсовую по химии, что, впрочем, не затруднило одаренного юношу, зато богатства специальных фондов раскрылись перед ним. Это неожиданное увлечение, этот, извините, конек и довел ("довез" звучало бы двусмысленно) его до деревни.
   Борис уже хорошо разбирался в терминах и звучных фразах алхимиков, он уже заполнил формулами три общих тетради, но ему все еще не хватало какого-то ключа. И вот, заполняя очередную заявку на книги, он ради шутки указал в качестве автора Герберта Аврилакского, чье имя стало известно интеллектуалам в 1966 году.
   Удивительна судьба романа, познакомившего столицу с именем мага и чернокнижника. Тогда, в те романтические годы, эту книгу читали и взрослые, и подростки, и дети. Сейчас подростки пьют пепси и плохой кофе, учатся на юристов и финансистов и почти ничего не читают, если не считать некоторых умников и умниц, штудирующих энциклопедии и журналы "Обо всем и еще кое о чем"; взрослые стесняются говорить об этом романе, хотя в кроссвордах, фельетонах и капустниках иной раз мелькнет что-нибудь из него, а если вдруг попадается желающий поделиться впечатлениями, то чаще это "она", причем определенного склада и томного темперамента; остались одни дети до четырнадцати и те, как правило, из числа "непродвинутых" - с возрастом дефект непродвинутости исчезает. А ведь хорошая книга!
  -- Как? Почему? А вот ведь сняли фильм, а вот ведь ставят на театре!
   Ох уж эти критики и знатоки факта! Вы видели фильм? Говорят многие, делают некоторые, получается у одного-двух. Неплохо сказал лапидарно, стиль, конечно, на "одном-двух" хромает, однако есть за что себя похвалить. Кстати, я вовсе не отвлекся, потому что именно так, не боясь греха, иной кинематографист хвалит коллегу по работе, а в отсутствии такового себя. Я творю один - кого мне хвалить!
   Теперь о театре. Конечно, в балете "Война и Мир" присутствует и война и мир, конечно, в опере "Пиковая дама" есть три карты, но при всей гениальности режиссера и актеров приходится переделывать роман в пьесу, в либретто, в нечто сценическое. А как назвать пьесу - это, извините, без разницы, хоть бы и "Бесами", хоть бы и в замечательном театре, все не роман, а так чье-то представление о нем, быть может, интересное, но вряд ли интереснее хорошего романа, потому как из него извлечено или по поводу него высказано. Другое дело - скромная надпись на афише или в титрах "по мотивам". Мотивы ни к чему не обязывают: почем мне знать, какие из них привлекли внимание, а какие нет. Тут полная свобода, тут Яишница является на сковородке, Степан стоит на голове, тут вместо голой красавицы одна спина, непонятно чья и женская ли, ну и любимица публики с глазами несвежей покойницы. И при этом я как воспитанный и грамотный человек, прочитавший афишку, не буду лезть со своими замечаниями к творцу, режиссеру и актерам. Написано же - "по мотивам".
   Опять я уехал в сторону от Герберта Аврилакского и моего героя. Что делать! Мозг мой - враг мой! Память моя - врагиня, а про язык скажу лишь одно: хорош только с хреном.
   Итак, заявка, поданная в шутку, принесла такие плоды, на которые Борис не рассчитывал. Его вызвали в зал редких книг и рукописей и предложили читать фолиант там. Да, именно: выдуманный чернокнижник оказался настоящим и весьма плодовитым. Здоровенный том в газетный лист величиной содержал те сведения, которых так не хватало моему герою. Там была напечатана даже реакция получения философского камня, но самое основное в ней проели жучки, а вот процесс выращивания гомункулюсов был описан с такими подробностями и так детально, что даже профан разобрался бы. И это не гипербола, потому что первой реакцией Бориса был вопрос: если все так просто, то почему раньше него никто не выращивал гомункулюсов? Юноша не нашел ответа, он еще не догадывался о тех, с кем он столкнется на своем жизненном пути. Но об этом гораздо ниже.
   Итак, все сведения Борис переписал в общие тетрадки, купил в магазине набор "Юный химик" и отправился в деревню, чем очень удивил своих родителей и друзей, поскольку часто говорил о том, что отдыхать предпочитает в комфорте и на море.
   А вы, мои читатели, любите глухие углы? Или вам нужен этот юг и эта, с позволения сказать, Ницца? Ну и названия у этих французов: Париж, Канн, или того чище Осер. Конечно, встречается иногда что-то близкое - Лион, Орлеан, и все же куда роднее и ближе Москва с ее отзывающимся болотом вторым слогом, Санкт-Петербург с его гранитно-непонятным четвертым. Точно так же и слово "деревня" отзывается для меня чем-то родным, не зря же древние латиняне прозывали ее "рус". Некоторые, к примеру, автор гомерического "колеса", именуемого почему-то "красным" кроме нее ничего видеть не хочет. Возможно, это у него болезнь, нечто идущее от великого графа.
   И почему все пророки и учители ищут нравственность в деревне? Может потому, что сами там не живут, а так только наездами навещают или пребывают при ней. Да и как-то негуманно это, нечеловеколюбиво искать идеалов в деревне, когда человек уже давно живет в городе, даже если проживает в сельской местности. Впрочем, чего ждать от гуманистов и провозвестников, ежели они и в старые-то времена слабости человеческой не учитывали, то медведей насылали, то кишкой последнего священнослужителя царям грозили, а современные так даже атомные бомбы на головы призывали, чтобы с коммунизмом покончить. Одно слово, жуткие люди - эти праведники.
   Я, признаюсь, люблю деревню, конечно, в определенном виде и количестве. Здоровью моему, знаете ли, полезен сельский воздух, но не везде. Мне ближе север с его просторами, мощными реками, вольными травами и пустыми домами. Как гражданин я проливаю слезу, вспоминая о былом процветании тех мест, но сейчас, несмотря на реконструктивный период, предпочитаю запустение. Времена меняются и, конечно, люди, в том числе. Возможно, для некоторых это новость, но и крестьяне меняются тоже. Дом, закрытый обычной палочкой, поставленной у наружной двери, уходит в прошлое. Остаются величественные руины.
   Да, мои читатели, северный дом не разваливается, как заброшенная дача, не покрывается плесенью, он ветшает медленно, подобно классическим постройкам древности. И даже лет через тридцать после того, как его оставили люди, он все еще дом. Иной раз кажется, что из него просто вышли.
   А баня! Баня по-черному! Если бережливые хозяева во время переезда в город не выломали котел из каменки, если недалеко есть река или колодец не совсем зарос, она всегда готова к услугам путника. С негодованием отвергаю заявления некоторых знатоков о грязной бане по-черному. Нет, и еще раз нет. Значит та баня, в которой мылись вышеупомянутые знатоки, сделана была плохо, каменка сложена не в том месте, волоковое оконце вырезано не там и не так. Зато как легко дышится в черной бане, какой легкий жар и легкий пар в ней! Я снова увлекся, забыв о том, что вкусы не диспутабельны, и что Боря воспринимает деревню совсем по-другому. Хорошо хоть я добрался до бани и таким образом указал и описал место, где мой герой производил свои алхимические эксперименты.
   Где бы еще он мог это делать?! Где в деревне найти место, традиционно связанное с оккультными силами? В хлеву у домового или дворового? За печкой у кикиморы? На росстани, то есть на перекрестке? Сами понимаете, что все указанное не подходит по многим причинам. Во-первых: можно спалить дом или двор; во-вторых: сии домашние обитатели слабоваты в магическом плане. Ну а на перекрестке тайные опыты можно ставить лишь ночью или будучи сумасшедшим. Остается овин и баня. Однако, с овинами не так просто: они стоят далековато от дома, к тому же, со времен коллективизации, а особенно с эпохи кукурузы земля северная "не родит", то есть полезные, но злачные растения на ней не вызревают. А может искусство земледелия утрачено? Не знаю, но факт остается фактом - овины полуразрушены или отсутствуют полностью. Посему Борис Березовский выращивал гомункулюса в бане.
   Кстати, труд Герберта Аврилакского, несмотря на иноземное происхождение автора, убедительно показал универсальность мистических наук - заклинания, выписанные моим героем из книги, подействовали на баинника, и тот, вынуждаемый знаками, стуками и прочими символами, поклялся водами Стикса, Ганга и местной реки, что проследит за подрастающим семенем гомункулюса, не причинит ему вреда и будет опекать его, как коза Амалфея и волчица, вскормившая Ромула и Рема.
   Иные знатоки деревенского фольклора, а такие, надеюсь, есть среди вас, мои читатели, по причине головной боли или из научного педантизма могут заметить, что я ошибаюсь, что баинник существо мужского пола и никак не может выступать в роли козы и кормящей волчицы. Здесь, действительно, возникает почва для полемики, однако это не твердая почва и даже не болото, а мираж! Извольте убедиться: мистический пеликан, не самка пеликана, разрывает свою грудь, чтобы напитать птенцов кровью своего сердца, при этом изображение этого акта самоотречения символ другого явления и другого действия, несмотря на все измышления софиологов, совершаемого четко и определенно мужчиной. Если этот довод не убеждает вас, и вы видите в изображенном пеликане не самца, а самку этой большеротой птицы, то и здесь найдется резон: кровь течет в жилах не только самок, но и самцов, а разный набор гормонов, играющих в ней, едва ли меняет ее питательные свойства. Так что баинник вполне мог выступать в роли волчицы и козы в одном лице.
   Хотя да...есть некоторый привкус во всем этом. Нечто от вампиров и вурдалаков.
   Вам, мои читатели, уже понятно, что, явившись в деревню, Борис сразу же взял быка за рога, то есть приступил к опытам с семенем. Процесс изготовления гомункулюса достаточно сложен, поэтому я расскажу о нем популярно, а не метафизически точно.
   Игривые умы, услышав слово "семя", размечтались и ждут какого-нибудь скандального описания и интимных подробностей, как истосковавшиеся министры ждут президента из зарубежной поездки, то есть с некоторой сладостной дрожью в коленках: вдруг не снимут, а даже, напротив, повысят. Обычному гражданину и человеку, спокойно относящемуся к созерцанию голого тела и не усматривающему в мифе об Эдипе сюжета для порнофильма, такие бездны сладострастия неведомы.
   Семя было самое обычное: может пшеничное зерно, может просяное зернышко, а может и вовсе горчичное. Ведь произрастание гомункулюса не зависит от исходного материала, а только от положения светил, места, времени и питательной среды. Замечу: именно жесткими требованиями места определялся выбор Борисом этой деревни. Что же до питательной среды, то о ней, наверное, читатели уже догадались. Конечно, это классический сахарный сиропчик с малой толикой дрожжей. Главное же в процессе выращивания - чтобы семя не упало на голое дно и не прилипло к стеклу реторты. Если подобное произойдет, пиши "пропало", из такого, не туда попавшего семени не только гомункулюс не вырастет, но и урожая сам-два не получится, и плакали тогда все ваши мечты о горчичном древе или белом каравае к свадьбе.
   Непременным условием роста в нужном направлении является начертание символических знаков: звезд, свастик, объединяющей всё "лягушки" и, конечно же, "дабль ю дабль ю дабль ю точка ал". Вот эти два последних элемента, мои читатели, знакомые в наше время даже грудному младенцу, составляли главный секрет Герберта Аврилакского. И все же невежество наших пращуров извинительно. Кто из них мог помыслить, что мистическая сеть охватывает всю землю и все континенты. В те темные и невежественные времена Землю считали плоской, покоящейся на трех слонах, слово "глобус" не употребляли, а если и пользовались им, то совершенно в ином значении. Так откуда же было взяться представлению о глобальной мистической паутине?! Лягушка и вовсе называлась жабой и как графический знак не мыслилась. В общем, мои читатели, до виртуальной мистики и магии наши предки не додумались. Я полагаю, вы уже сообразили, что "ал" означает "алхимия"? Надо сказать, и Борис едва ли додумался бы до этих главных символов. Вероятно, потому как по древнережимности его бабушка или мама не пели ему на ночь "дабль ю-дабль ю-дабль ю, я тебе песенку спою".
   После того, как все необходимые условия для роста и развития гомункулюса мной перечислены, остается только отослать вас к справочнику по внутриутробному развитию плода: там вы найдете подробный и не лишенный занимательности рассказ. В дополнение к справочнику скажу лишь об одном: делайте поправку на размеры и на скорость развития, ведь гомункулюсы проходят все преобразования гораздо быстрее, да и мозг у них по нашим с вами, читатели, меркам и представлениям напоминает скорее мозг некрупного ежика. Зачем им больше? А природе, пусть и мистической, свойственно экономить усилия. Зато человеку приходится долго расти, копить информацию, которую иногда по старинке называют "знаниями", учиться думать, видеть, разделять.
   Гомункулюс же появляется в раз, как Афина из головы Зевса, во всеоружии готового тщеславия и предустановленных знаний, необходимых для карьеры.
   Вот такое-то существо и появилось в колбе у Бориса на девятый день после полнолуния. Утро того памятного дня выдалось на загляденье: голубенькое северное небо, желтое, словно на детском рисунке, солнце, и запах травы, покрытой мелкими капельками севшего тумана.
   Борис потянулся, походил вокруг дома, не решаясь заглянуть в баню. Достал из колодца воды, растерся до пояса, перекинулся парой слов с хозяйкой, махнул рукой, даже пробормотал про себя: "Была не была", - и отворил дверь. Он не успел еще пережить законное чувство удовлетворения, увидев маленького человечка, копошащегося в колбе, как гомункулюс обрушился на него с упреками:
  -- Никто не просил тебя извлекать меня из небытия! А если уж извлек, то изволь кормить! Приставил ко мне какого-то мохнорылого уродца! Эльфа не нашел? Хотя бы благообразного карла...Короче, гони сиропчик, иначе я тебе ничего не скажу!
  -- Добрый день... - в смущении от такого напора пролепетал Борис.
  -- Ты чего? Не понял?
   Наглая реплика писклявого крикуна вернула моему герою самообладание:
  -- Не зарывайся. Я читал, что гомункулюсы - существа благодарные. По тебе этого не скажешь.
  -- Ну, спасибо, что извлек меня из небытия. Доволен? Достаточно тебе благодарности?
  -- И это все? Больше ты никак ее выразить не можешь?
  -- А что у вас, у людей ее еще как-то выражают? Это не мое амплуа. Нам гомункулюсам нечего терять кроме своей колбы, а с нею и жизни. Эх, была бы у меня небьющаяся колба и сахарного сиропчика на всю жизнь...я бы тебе сказал...
  -- Тебе не кажется: ты слишком откровенен... Вот разобью твою колбу, что тогда?
  -- Ха! Раз ты услышал меня, то ты, как и все человеки, прежде чем убьешь, разведешь соплей. Гадать будешь: тварь ли я метафизическая, или ты право имеешь.
  -- Я хотел бы узнать...
  -- Хочу сиропчика. Я не ел три часа, меня несет. Сиропчика! - гнусно запищало мелкое существо, перебивая Бориса.
  -- Сейчас.
   Сказать, что мой герой был разочарован, значит вообще промолчать. Смело сравню его чувства с теми, какие прочитываются в записи, внесенной в личный дневник кем-то из великих после первой брачной ночи: "Не она!" Однако роль младопитателя Борис исполнил со старанием: сахара не пожалел и всыпал в стакан воды семь столовых ложек.
   Вернувшись в баню, он в нерешительности остановился около колбы. Его смущало, что, вылив принесенный сироп, он испачкает гомункулюса.
  -- Ну, чего застыл, как жена Лота! Вливай, я к стеночке прижмусь! - Недовольно заверещал маленький нахал.
  -- Откуда ты знаешь о жене Лота? - удивился Борис.
  -- Ну, ты даешь! Ты кого мне в няньки подсунул?! Мохнорылого! Он все ночи напролет одну и ту же книжку читает и трепещет! Вот дурак!
  -- А ты за свои слова не боишься? - Еще раз удивился мой герой.
  -- А чего бояться, если мы, гомункулюсы, самые честные, самые добрые, самые умные, самые воспитанные, самые благодарные, самые...
   Сначала Борис улыбался, потом смеялся, затем ему стало не смешно: он понял, что гомункулюс и в самом деле говорит серьезно. На сто пятидесятом "самые" мой герой не выдержал и, чтобы не разбить колбу и успокоиться, выскочил из бани. Такого он не ожидал.
  -- Признайся, - пристают ко мне некоторые из искушенных читателей, - признайся: это - гиперболические преувеличения. Иначе, как бы терпели гомункулюсов сейчас. Во-первых, они стали бы слишком заметны с таким непомерным честолюбием; во-вторых, с таким поведением к вершинам власти, о которых упоминалось выше в твоей "Истории" не доберешься; в-третьих, мы понимаем, что сахарный сиропчик - это лишь намек на особенности надутого племени, но ведь, если ты прав, они сейчас питаются не только им.
   Вот таким читателям возрадовался бы всякий автор: все-то они видят, все-то они замечают. Мимо них не проскочит "тигрица с гривой на хребте", а это ко многому обязывает даже тех, кто измысливает истории, а уж тем более меня, режущего правду-истину.
   Да, да, и еще тысячу миллионов раз да, как говорят дети, глаголющие устами, вы, изощренные читатели и просто читатели, правы. Я бы первый устроил февральскую революцию и октябрьский переворот, или, напротив, октябрьскую революцию и февральский переворот, если бы все ныне здравствующие гомункулюсы вели себя так, как гомункулюс Бориса. Полагаю, даже тихие кабинетные ученые из института по изучению хетто-хаттского сельского хозяйства РАН РФ не пожалели бы антикварных глиняных вил (железа ни хетты, ни хатты не знали) и без жалости, естественно, к вилам, пустили бы их в ход. Я говорю о тех - ученых, а не вилах, - кто выдержал натиск гомункулюсов. Кстати, и сахар некоторые из читателей да и я еще пока употребляем. Мне не хочется переходить на низкокалорийные заменители. С трудом представляю себе варенье из айвы с орбитом, хотя бы это варенье и нормализовало кислотно-щелочной баланс.
   Однако, все вопросы о гомункулюсах, пока нельзя решить в рамках "Подлинной жизни": она еще не слилась с "Историей...". И все же уступая настойчивым и справедливым требованиям читателей и наглым домогательствам музы, прерву рассказ о Борисе и гомункулюсе.
  
  
   "Утиле эт дульке", - шепелявил заплетающимся языком знакомый вам, мои читатели, поклонник древних языков и Бахуса, собирая пустые бутылки, оставшиеся на лужке после очередного пикника. Приятное с полезным пытаюсь сочетать и я, раскрывая вам секреты общественной и приватной жизни. Конечно, я не надеюсь на "эре перениус" и предпочел бы более земные формы благодарности. Если я добьюсь своего и получу некую кругленькую сумму за свой труд, то смогу с гордостью заявить, что мне удалось исполнить задуманное, и общение с вами, мои любезные читатели, было не только приятным, но и принесло мне ощутимую пользу.
   Это ничего, что я так с вами откровенен? Или вам милее бескорыстные бессребреники, пишущие и печатающие исключительно из любви к истине, к искусству? Если так, то считайте мои слова дурацкой выходкой или заклейте их, как бывало раньше, заклеивали портреты врагов народа, а можете замалевать их черным фломастером, как это делают нынешние любители черно-белой истории.
   "истории"?.. Верите, или нет, но не появись это словечко, я бы еще трясся на своей одноколке по любимым дорожкам, еще бы откровенничал с вами, и вспомнил бы про другую, с большой буквы "Историю...", бог весть когда. Увлекающийся я человек. Но ближе к теме.
   Там, в "Подлинной жизни...", мы с вами коснулись отличий гомункулюсов классического периода от гомункулюсов постиндустриальной эпохи. Я бы мог нарисовать таблицу для наглядности, или даже изобразить график с разноцветными кривыми, или даже сотворить схему, словом, прибегнуть к уловкам социологов и политологов всех мастей и партий, чтобы мой анализ выглядел по-ученому. Но высокие ценности открытий не иголка в стоге сена, они являют свою значимость и сквозь шелуху слов.
   Например, зачем рисовать график потребления сахара, если можно сказать, что со сменой оболочки и в связи с приспособлением к человеческой среде гомункулюсы увеличили желудки, поджелудочные железы и прочее, прочее, прочее. Так что теперь нередко встречаются особи, чей живот выпирает даже из пузыря.
   Зачем сравнивать частоту употребления слова "самые", когда можно указать на "раздувание щек", принявшее настолько массовый характер и настолько большие размеры, что обвисшие брыли боксеров - это собаки, а не спортсмены - уже не вызывают удивления. К тому же, словечко "самые" благополучно заменило горделивое "мы профессионалы" и презрительное "непрофессионалы". Вспомните, как гордо произносят его бывший физик, он же бывший вице-премьер, он же "профессиональный депутат" Немцов, и какие при этом у него щеки, несмотря на либеральную позицию. Вспомните и бывшего пожарного, бывшего милиционера, бывшего премьера Степашина, который гордо занял место в счетной палатке, которое по праву следовало бы уступить бухгалтеру.
   Не вспоминается? Вас то же ушибло идеологией? Это люди, которым вы сочувствуете?
   Читатели, понятное дело, что вы независимы от партийных предпочтений, однако вдруг этот опус, не лишенный изящества, попадет в руки человека невинного и даже девственного, конечно, в политическом смысле. А я - человек терпимый и спокойный, и мне совершенно не хочется оказаться в каком-нибудь лагере. И опять же я говорю не о палатках или бараках, а в политическом смысле. Признаюсь, всегда путаюсь, когда политесничаю...и снова "политесничаю" в политическом, вспомнил, политкорректном смысле слова.
   Короче, если эти примеры вас не устраивают, вспомните лидера организации бывших профессиональных революционеров Зюганова, который за пятнадцать лет так и не стал "профессиональным президентом", хотя все возможности у него были, а щеки, кстати, заметно выросли, и число "мы - профессионалов" так же значительно увеличилось. Я уже не прошу вас вспоминать красных директоров, кои канули в лету, иногда, вместе с предприятиями, но каковы щеки! Честно признаюсь, не видел редактора "Советской Росси", но за таким неизменным уровнем газеты отчетливо проступают все те же отвислые щеки.
  -- А почему бы вам не поставить в этот ряд Горбачева, Ельцина, Путина? Боитесь? - спросит ехидный читатель с намеком на спрятанный мною в кармане кукиш.
   Любезный, хотя и ехидный читатель, ваш "сеничкин яд" неуместен. Я не прячу кукишей, поскольку печатаю двумя руками - четырехпальцевым методом - это раз. Я не говорю о Горбачеве, Ельцине и Путине, потому как они другой породы искусственных существ - это два. Дабы меня в очередной раз не обвинили в утаивании фигуры из трех пальцев, поясню: Горбачев - голем, големы - глиняные, и некоторое их сходство с гомункулюсами произрастает из нечеловечности этих племен.
   И разве среди людей не встречаются тщеславные болтуны? Я и то иной раз поутру ощупываю лицо и похлопываю себя по щекам, а мне вы, мои читатели, в скромности никак не откажете.
   Дело же здесь в доминанте, в родовой черте. У гомункулюса апломб - ядро, на коем покоится и вокруг коего строится вся его раздутая индивидуальность.
   То же, что и про Горбачева скажу и про Ельцина, но история этого голема со всеми завязками, развязками, множественными кульминациями ждет вас, мои читатели, впереди. А вот от Путина одной фразой здесь и сейчас не отделаешься. Дело, видите ли, в том, что с ним возникает много проблем и неясностей. Я вовсе не выгораживаю его в люди. К тому же в мире големов и гомункулюсов, а мир чиновников и политиков и есть такой мир, быть человеком не великая честь. Делясь с вами своими сомнениями, я просто стремлюсь разобраться, чтобы все в моей "Истории..." выглядело бесспорной истиной. Так вот, на данный момент можно признать искусственное происхождение Путина, но с уверенностью отнести его к гомункулюсам невозможно, поскольку в его поступках и речах проявляются свойства существ третьего поколения.
  -- Замечательно! Ловко выкрутился! Значит, действующий президент пугает!
   Эти реплики, хотя и глубоко оскорбляют меня, но требуют ответа. Да нет же! Мой внутренний раб давно захлебнулся из-за диареи, вызванной некачественными продуктами питания, поданными к обеду в детском саду. Относительно же третьего поколения скажу, что ему свойственны все те же пороки големов, гомункулюсов, может быть, в нем чуть больше лоска. Ведь "фанатеют" же некоторые от компьютеров, а в сущности электронный, но молоток молотком. Абак, логарифмическая линейка, компьютер. В чем вы видите преимущества одного из этих инструментов над другими? Я лично - ни в чем. Если некоторое техническое совершенство и изящество - это для вас качественный скачок, и если из-за этого вы начинаете боготворить инструмент, тогда отдохните, сходите, в конце концов, к психоаналитику...
   Тут мне подсказывают, что самый широкий монитор гораздо уже окружающего мира. Согласен. Кстати, экран телевизора тоже.
   Однако ехидные читатели вынудили меня проговориться раньше времени, поскольку в шестидесятые, семидесятые и даже в первой половине восьмидесятых третьего поколения, то есть роботов, еще не существовало. Даже у американцев, что-то не заладилось, и в последний момент место робота Рейгана занял голем Рейган, а это, согласитесь, о многом говорит. Летать на "Шатлах", ездить на лимузинах, пить коку-колу пятого поколения, есть чизбургеры и чипсы, в которых от натуральной картошки остался только запах, смотреть СиЭнЭн, и в качестве высшего чиновника иметь рудиментарного голема. Ну, как после этого не начать борьбу за торжествующий "харасмент".. или против него, что в сущности одно и то же.
   Да! Из предыдущего абзаца следует принадлежность Путина к роботам, да, вы правильно догадались. Но оценивать и характеризовать роботов здесь было бы вопиющим несоблюдением классических канонов, требований здравого смысла и, наконец, анахронизмом. Кстати, анахронизм так же вытекает из указанного абзаца.
   Итак, мне остается только связать "самые" с вершинами власти...Впрочем, кажется, не придется этого делать, потому как вы, мои читатели, и сами знаете, что щеки - родовая черта любой власти. Они могут быть реальными, акцидентальными, потенциальными, астральными. Но они есть почти у любого чиновника. Если в седые времена древности начальство безошибочно узнавали по ликторам и тогам, ближе к нам по времени - по коронам и скипетрам, а в России прошлого века по мундирам, то в наш век "отца отечества" и близких к нему "слуг демократии или социализма" безошибочно узнают исключительно по щекам. Так что, будь вы семи пядей во лбу, а равно, скрывай вы свою гениальность под личиной вырождения, вы не добьетесь ничего в мире политики и чиновничества, пока не проявите этот отличительный признак, своего рода, голубую кровь. Ежели вы вовремя и к месту продемонстрируете округлость лица, то сможете, исполненные сознания собственной важности, присоединиться к наймитам народа, которые не сходят с экранов наших телевизоров, снисходя до постоянного общения с гражданами.
   Теперь, когда скептикам воздали скептиково, я, наконец, могу вернуться к Борису. Тем более что мой герой, вероятно, уже ждет с нетерпением, как я избавлю его от маленького зазнайки.
  
  

Преступление без наказания, или что случилось ночью, и кто был в этом виноват

   Да, мои читатели, картина страшного преступления ожидает вас в этой части моего рассказа. Сколь благостны певцы и поэты, прозаики и баснописцы, чья мысль не касалась этой темы. Им нет необходимости рыться в окаменевшем дерьме, разбираться в мотивах, рядиться то в адвоката, то в прокурора, а то и в мантию судьи. Казалось бы, кто принуждает меня заниматься таким недостойным бумаги делом, ведь я волен закрыть глаза на всё, абсолютно всё, что происходит в мире и даже на то, что никогда не происходило. Вместо исполненного злобы и злости деяния, я мог бы живописать пастушка, пастушку, олимпийского чемпиона, любовь и прочие радостные картины, но не могу. И хотя Борис, конечно же, друг, но ведь только мне, а вас, мои читатели, больше развлекают правды-истины, какими бы низкими и суровыми они ни были. Так сила ваших пристрастий и моя верность единой цели - удовлетворить прихотливое любопытство современников - понуждают меня ступить на тяжкий путь, если не самого преступления, то его описания. Не так ли иногда люди, а порой и граждане вынуждаются своим благородством, служебным положением, существующим статус кво или модусами вивенди и операнди к тому, чтобы переступить черту, часто всуе называемую последней. И кто в результате больше виноват в преступлении? Общество, обстоятельства, жертва - смело отвечают правозащитники по всему свету, конечно, при условии, что преступники уже схвачены неправозащитниками и свободной совести не угрожают. Признайте, ведь такой ответ свидетельствует о гуманности.
   Преступлению нашему предшествовало следующее: во-первых, слабое северное солнце вяло и неторопливо - почти по касательной - приблизилось к горизонту; во-вторых, Борис успокоился и решил принудить вздорного человечка к откровенному объяснению, если не лаской, то силой и угрозами.
   Банька в лучах заходящего светила казалась не столь мрачной, и мой герой, изобразив на лице суровость, решительно распахнул дверь.
  -- Сиропчик? Сиропчик? Почему обо мне никто не заботится! Я бедный и несчастный, но самый...
  -- Молчать! Ты заткнешься и выслушаешь меня! - Прорычал Борис угрожающе.
  -- Слушаю-слушаю, - заюлил, запел, залебезил тщеславный человечек.
  -- Ты получишь сто литров сиропчика и теплое и безопасное место, если выполнишь одну, подчеркиваю, только одну работу. Я хочу...
  -- Извините, я могу внести небольшое уточнение? - вежливо спросил гомункулюс.
  -- Внеси, - милостиво согласился Борис.
  -- Мы не можем ничего сделать и делать, мы только даем советы. Потому что мы самые умные, самые лучшие советники...
  -- Молчать! Какие советы? - несколько растерянно спросил мой герой.
  -- Любые. Как приобрести друзей, как добиться успеха в обществе, как заработать кучу денег, как найти красивую жену, как лучше построить дом с теплицей, курятником, как превратить флигель в пентхауз, как...
  -- Хватит. Ясно. Ответь для примера на один вопрос, как быстро разбогатеть?
  -- Чтобы быстро разбогатеть надо: во-первых, богатеть по возможности сразу; во-вторых, богатеть ежедневно; в-третьих, богатеть быстро; в-четвертых, не тратить богатство; в-пятых...
  -- Конкретнее.
  -- Во-первых, надо жениться на богатой; во-вторых, получить большое наследство; в-третьих, надо найти клад; в-четвертых, надо выиграть в лотерею; в-пятых...
  -- Понятно. А еще конкретнее.
  -- Куда же больше? - удивился гомункулюс. - Остальное это уже детали. Как сделать, что предпринять. А этого мы и не знаем. Но каковы советы!
  -- Спасибо, я все понял.
  -- А сиропчик? Я же сделал все, что ты просил. Сиропчик! Хочу сиропчик! Бедный я несчастный! Не ценят такого умного, самого доброго, самого талантливого, самого...
  -- Хватит! - И Борис выскочил из бани.
   Представьте себе состояние моего героя, читатели! Чувствовать себя, если и не всесильным, то все же владыкой полумира, каким он рисовал себя в воображении, когда начинал свой алхимический опыт, и оказаться у разбитого корыта - с маленьким занудливым уродцем на руках, который, ко всему прочему, потребляет сахару, как винокуренный заводик. Конечно, можно было бы придумать применение своему открытию, например, показывать уродца со сцены как ученую обезьянку, но слава гистриона Бориса не прельщала. Держать гомункулюса вместо аквариумной рыбки? Нет, такая перспектива героя не устраивала. Надо было хорошенько обдумать ситуацию. Борис отнес в баньку сиропчик и отправился спать, положившись на проверенную веками истину "утро вечера мудренее".
   Согласитесь, не всякий на месте моего героя повел бы себя так умеренно, спокойно и благоразумно. Одни из нас расколотили бы реторту в сердцах, другие впали бы в тяжелую меланхолию, не справившись с грузом разбитых надежд и упований. Но, увы, умеренность и аккуратность еще не гарантируют успеха делу, особенно, если в это дело вмешиваются рок, судьба и звезды.
   Что иное могло привести к той печальной и душераздирающей картине, которую узрел Борис, вступив утром в баню.
   О низость или, напротив, трагическое величие бытия - разбитая реторта с потеками сахарного сиропа, и в центре синенькое тельце гомункулюса!
   Мой герой подскочил к столу и мизинцем нащупал артерию на шее, но вы, мои читатели, уже понимаете, что даже в фильмах после этого движения раздается только одна реплика: "Он мертв!" В принципе, часто покойника щупают без всякой необходимости, поскольку итак видно - в фильмах по числу и величине отверстий неестественного происхождения, в нашем случае по цвету тела - что покойник когда-то был славным малым, несколько недооцененным при жизни.
   Двойственные чувства испытывал мой герой: с одной стороны, он жалел о произошедшем, скорбел об утраченном уродце; с другой стороны, он вдруг ощутил какую-то легкость, словно камень свалился с души. Да, именно так: мой герой почувствовал облегчение! Решение, о котором Борис продумал всю ночь до синяков под глазами, пришло само собой по воле обстоятельств.
   Понятно, что мой герой воздал гомункулюсу все положенные почести, завернул его в чистую тряпицу и закопал вне ограды сельского кладбища как существо чуждое принятой в этих местах веры. Не забыл он и про памятник с надписью, причем над последней пришлось поломать голову, поскольку традиционные типа "Покойся милый прах...", как вы понимаете, смотрелись бы неуместно, а нетрадиционные привлекли бы внимание вандалов, которые после изгнания их из Африки всячески стремятся навредить всем остальным человеческим племенам и, говорят, встречаются везде - в деревне то же. Конечно, Борис мог бы написать что-нибудь совсем обычное и не броское, например, даты жизни, но слово "гомункулюс" при датах любой человек со вкусом нашел бы неуместным, поэтому памятник украсило псевдолатинское изречение: "Стой путник! Здесь лежу я, а мог бы ты...".
   После того, как с телом и погребальными церемониями было покончено, настало время разобраться, кто стал виновником гибели, хотя и вредного, но беззащитного существа. Борис дождался вечера, взял из домика зеркала, свечи и отправился в баньку.
   Призвав на помощь воды Стикса, Ганга и местной реки мой герой вызвал баинника. Тот корчился и отпирался, пытался списать зверское убийство на хозяйку дома, на сквозняки, на перепад температуры, но припертый к стене "абракадаброй", написанной на бумажке, признался и зарыдал.
  -- Как же ты мог нарушить священную клятву богов? - без гнева, но с пристрастием и любопытством спросил Борис.
  -- По невежеству, ваше сиятельство. По темноте и необразованности, ваше высокопревосходительство. Университетов не кончал, ваше величество. Ай бэг ё пардону, ё маджести. Гадом буду, не хотел.
  -- Не понимаю, старик. И оставь ты свои рабские замашки и плохой английский.
  -- Рассудите, хозяин, книжек у меня в бане нет. Одна библия, да и та нецелая. Откуда мне знать про какие-то Стиксу и Гангу. Ну, поклялся я нашей речкой, так водяной - мой кум. Он баней поклянется, что ж я ему соврать не дам. А Стикса - она далеко чай? Сами, хозяин, знаете: возмездие, хоть и неизбежно, но неторопливо, то бишь следует на кривых ногах. На том свете мне ничего хорошего не светит, а на этом мне недолго осталось. Развалится банька - и мне конец.
  -- Так за что ты убил его? Ведь он же такой же, как ты. Жил, страдал, говорил. - Насчет слова "хозяин" замечу, что Борис принял его как должное.
  -- Вот за то, что говорил. Слова, слова, слова - ни минуты покоя. И учит, учит, учит. Мне же некуда из баньки уйти, а метафизические уши не заткнешь. Он еще и над Писанием смеяться стал. Я говорит, мохнорылый, такое в раз напишу и всех осчастливлю. И тебя, мохнорылый, и этого здорового балбеса, который не понимает, что я самый-самый. Каково мне было это терпеть. Я уже и так уши заткну, и этак отвернусь. Нет, зудит, ровно комар. Ты говорит, живешь тварью дрожащей за печкой, а я стану героем. Я и этого большого балбеса подомну. Одни сплошные "я". Ну, испугал меня. Решил я, что такой говорун, кого хочешь, заговорит, а тогда конец света. Нет, думаю, возьму грех на душу, избавлю мир от такого паука. Ведь он того, и вправду мог бы вас хозяин заболтать. Ну и хряпнул я тазиком для грязного белья по стекляшке вашей. Вы не бойтесь, он не мучился, потому как я хорошо тазиком попал.
  -- И что мне с тобой делать теперь, старик?
  -- Хозяин, а вы не пробовали сделать кого-нибудь другого?
  -- Кого? - удивился Борис.
  -- Ну из глины слепить. Хголем, кажется.
  -- А откуда ты про големов узнал?
  -- Да слухами земля полнится. Свояк, домовой, весточку получил, что сейчас в городах вместе с людьми големы живут.
  -- Брешет твой свояк! - безапелляционно заявил Борис, еще не догадывавшийся ни о чем. - Но за совет спасибо. Можно попробовать.
   Здесь, мои читатели, как вы понимаете, заканчивается история о гомункулюсе Бориса Березовского и начинается рассказ о големе, но мне необходимо добавить еще несколько слов о преступлении. Вас, конечно, удивила та легкость, с которой мой герой отнесся к смерти выращенного им искусственного существа, та мягкость, с какой он отнесся к убийце. Возможно, это объясняется тем, что в роковой гибели гомункулюса он частично обвинял себя. И хотя не его рука поднимала убийственный тазик, именно его рука могла сделать так, чтобы злосчастное орудие преступления либо попало по пустому месту, то есть выдернуть реторту из-под удара, либо вообще не поднялось. Борис, конечно же, думал, почему он не забрал гомункулюса к себе. Всякие самооправдания и ссылки на хозяйку, которые так умело и ловко подсовывает разум в нужный момент, он как честный человек отверг. Оставалось только признать, что подспудно мой герой видел выход именно в уничтожении мелкого честолюбца. Борис признал этот приговор.
   Не надо искать в этом признании некого нравственного величия или даже превосходства моего героя перед литературным персонажем. Я имею в виду Ивана Карамазова, вдохновившего и побудившего к убийству отца своего братца, но так до конца и не признавшего вины за собой. Хотя основания для этого признания могут быть найдены. Впрочем, и в поступке невежественного баинника можно усмотреть воплощение теории Родиона Раскольникова, не обремененное добавочной рефлексией, ведь баинник, и это видно из его признания, не раскаивался в содеянном. По-видимому, этот запечный житель не видел в Борисе судью праведного, а в гомункулюсе - ровню себе.
   В итоге, мои читатели, перед вами картинка преступления почти без наказания. Нельзя же, в самом деле, считать наказанием легкую горечь, оставшуюся на душе у моего героя после злосчастного инцидента.
   Не надо! Не надо! - говорю я вам, специалисты по Достоевскому, вскидываться и заявлять что-то о неуважении и об идеях, разгуливающих в неглиже по улице. Читал и осознаю, надеюсь, и читатели мои осознают, что "Преступление и наказание" несколько шире, чем у меня представлено, а в "Братьях Карамазовых" еще и "поэма о великом инквизиторе" есть. Только вот заметить хочу тихо, почти в сторону: предсказаниями писатель не занимался, а в "Бесах" - это твердое мое убеждение - писал и о старых големах, и о нынешних представителях искусственных племен. Если кому-то из специалистов совсем невмоготу и, извините, невтерпеж, пусть в газетной или иной прессе съест меня, как чижика. У них, я имею в виду многих специалистов, но не всех, хобби такое: вместо того, чтобы самим до конца разобраться, они любят "чижика съесть".
   У каждого - свои пристрастия, мне так больше нравятся вальдшнепы, куропатки, тетерева, глухари и рябчики - по сезону и карману. А вы, что любите?....Ах, это. А Борису в деревне очень понравились рыбники. Их все по-разному готовят, но рецепт-то немудрящий: целую рыбину запекают в хлеб. Вкусное, скажу я вам, блюдо. А сдобные булочки с пылу с жару, выпеченные умелой рукой хозяйки. А настоящая уха без каких-либо признаков картошки, превращающей ее в супчик. С янтарными кружочками жира с запотевшим шкаликом водки, на который после баньки даже нищий копеечку находит! Нет, в деревне много своих тихих радостей.
   Но вам, читатели, и мне, некогда делиться впечатлениями и наслаждаться тонкими блюдами традиционной кухни: мне еще нужно рассказать, как мой герой делал голема, а вам, мои внимательные, прочитать этот рассказ.
   Три дня в деревне Борис провел, штудируя свои записи. Дело в том, что во время работы в библиотеке он сконцентрировался именно на инструкциях по зачатию и инкубации гомункулюсов, сведения же о глиняном племени выписывал хаотически, без системы, лишь те анекдоты, что чем-то приглянулись. Правда, необходимый стих из Торы мой герой нашел все у того же Герберта Аврилакского, но долго не мог разобраться, какие кабалистические символы надо чертить и в какой момент надо вкладывать табличку. Вы понимаете, что речь шла не о модернизированных големах, о существовании которых Борис не догадывался. Вы помните, как он обозвал свояка баинника вруном. Это ли не доказательство! А классический голем не нуждается в трех табличках: он нем и послушен хозяину.
   Такое пристальное внимание к кабалистическим символам мой герой проявлял неспроста. В какой-то из книг он вычитал о трагедии, чуть было не разыгравшейся из-за пренебрежительного начертания одного из символов в городе Праге. Там во времена императора Сигизмунда (Порядковый номер не важен, вы же все равно не запомните, а кому интересно залезет в справочные пособия.) один из раввинов-алхимиков поленился и не дорисовал в "хохме" - символизирующей среди прочего мудрость - какой-то значок или не довел черточку, и голем вышел акселератом, к тому же, непослушным. Еле-еле удалось избежать разрушений и сохранить в целости ратушу со знаменитыми часами, да и то при помощи пушки, из которой выстрелили осиновым ядром и выбили табличку из зубов взбунтовавшегося глиняного гиганта. Кстати, именно после этой истории появилось словечко "схохмить". Сейчас мы его употребляем в несколько ином значении. Понятно, что в деревне пушку взять было неоткуда, а уж вырезать осиновое ядро мой герой, признаюсь, едва ли бы сумел. Так что подобных досадных недоразумений Борис не мог допустить.
   Как ни странно, в краю суглинков и болот два дня заняли поиски подходящей глины. Ясно, что даже ребенок в кружке умелые руки не будет лепить свою первую свистульку из не приглянувшегося ему материала. Он выберет какую-нибудь голубую глину и раскрасит свистульку после обжига. И хотя мой герой уже вышел из возраста, когда вкус конфет зависит от яркости фантика, все же и он, опросив местных жителей, предпринял вылазку за село к озеру, где и нашел подходящий материал.
   Я так детально пишу о глине не без скрытого умысла описать речку, называемую автохтонами Головщицею. Это название река получила за мощное течение, с которым периодически не справлялся кто-нибудь из местных жителей, поэтому байки о водяном можно было услышать в каждом доме. Чем же так примечательна эта река кроме быстрого течения? В общем-то, ничем, если не считать того, что именно на ее месте хотели правители наши в конце семидесятых построить канал для переброса части стока северных рек в Волгу. Представляете, как оживился бы этот заброшенный край, сколько дров наломали бы при строительстве в окрестных лесах, а как изменился бы климат и ландшафт! Дух захватывает от этого громадья планов! Но что-то не заладилось, и величественный проект, как, впрочем, и реформа орфографии, был отложен. Кстати, вы не знаете, почему всякий наш реформатор так и норовит начать с орфографии, объясняя это ее повышенной сложностью? Что за бзик такой? У англичан она потруднее, а у французов того хуже... Хотя что я указываю в качестве примеров странных англосаксов и вычурных галлов, вернусь к глине. А может в институте русского языка что-нибудь подправить, чтобы специалисты значимость свою по-иному демонстрировали? Это я не о глине, а снова об орфографии. Пунктик, знаете ли.
   Так вот, два дня Березовский потратил на поиски глины и еще день на ее переноску. Итого вышло три и три. Еще три дня заняло изготовление глиняного болвана. Прямо скажу, вышел не шедевр. Вы сами попробуйте, если только вы не скульптор. Вот вы смеетесь над неуклюжими памятниками, а сами-то и такого не сделаете. Это я неудачно пошутил, примерно так, как один продюсер, защищавший безголосых певцов. Он предлагал хотя бы так спеть. Правда же, не смешно? И все же болван у Бориса вышел лучше, чем сеятель с четырьмя пальцами, написанный кем-то красками во время какого-то путешествия по агитационным и мебельным делам на волжском пароходике.
   Оставалось дождаться полночи. Все интересное начинается всегда в полночь. Даже по РТР иной раз хороший фильм в это время покажут. Чуть не забыл с этими каналами, орфографией и телевидением рассказать о кабалистических знаках. Опять же в баньке, после серьезного разговора с запечным мужичком было очищено место, установлен глиняный болван, а вокруг него Борис начертил правильный пятиугольник и в нем две "хохмы" и одно изображение, смутно напомнившее мне, а не ему знаменитые "веточки фаллоса", с которыми, по мнению одной из студенток, шествовали древние гречанки во время торжеств связанных с Дионисом.
   Полночь близилась, а Борис вдруг почувствовал себя не готовым к самому ритуалу. Он засуетился и забыл стихотворение. Да, мои читатели, будущий хозяин классического голема не должен стоять, как соляной столп, и молчать, как рыба, а обязан читать стихи, причем хорошо известные ему, чтобы настроить голема на свои биоритмы.
   Борис на досуге перебрал ряд стишков и стихов, но долго не мог решить, что читать. Многочисленные образчики гражданской лирики, заученные и зазубренные в школе, как-то не шли ни к месту, ни к событию. Согласитесь, во всем необходима соразмерность. Сложно даже представить, каким вышел бы голем, если бы мой герой начал читать "люди холопского звания сущие псы иногда" или "Стихи о советском паспорте". С трудом Борис подобрал что-то нейтральное и задумчивое из Заболоцкого или Пастернака и вот теперь в самый решающий момент понял, что из головы напрочь вылетела одна из строф. Иной на его месте тут же принялся затирать знаки, перенес опыт на другой день и отправился бы на боковую, но не таков был мой герой. Он напрягся и вспомнил, пусть не совсем подходящее к случаю, и все-таки более-менее нейтральное стихотворение, из-за которого когда-то, Борис тогда учился чуть ли не в первом классе, его родителей вызвали в школу.
   Не торопите меня, сейчас мой герой начнет читать, и вы сами рассудите, стоило ли устраивать скандал из-за классического стихотворения.
   Но вот и полночь. Борис вложил в коряво вырезанный рот голема табличку со стихом и начал: "Румяной зарею покрылся восток...".
   Негромко и неторопливо читал он и улыбался, вспоминая то давнее происшествие. Дело в том, мои читатели, что часть этого стихотворения помещали в учебных книжках, а мой герой не поленился и по детской непосредственности выучил его целиком - вместе с пастушком и пастушкой и прочими анакреонтическими мотивами. Естественно, когда в классе прозвучало "и вишню румяну в соку раздавил", соком, то есть краской покрылось только лицо учительницы, видимо, не слишком умной, иначе не было бы вызова родителей, и не слишком целомудренной, иначе не было бы этой краски.
   А вы считаете, что целомудрие удел монахов, младенцев, девственников и некоторых особо щепетильных деятелей культуры? Или вы не пользуетесь сравнительной степенью?
   Однако не буду уклоняться в сторону. На тех же самых словах о вишне голем зашевелился. Голова его начала приобретать черты человеческого лица, и через пятнадцать секунд неуклюжее глиняное существо прижало свои грубые лапы к груди в знак готовности служить своему хозяину.
   Вообще-то, голем Борису был совершенно не нужен. Оживил мой герой глиняного болвана просто ради любопытства. Кому даже и в шестидесятые понадобился бы глиняный робот, неповоротливый и способный только к грубой работе. Конечно, какой-нибудь благодетель человечества, будь он на месте Бориса, побежал бы в райком партии и рассказал бы о своем изобретении, чтобы избавить граждан от непосильного физического труда. Представляете, что за конфуз вышел бы тогда, если бы сидящий напротив благодетеля инструктор сам оказался бы големом. Пожалуй, тогда не избежал бы наш сознательный гражданин строек народного хозяйства, а уж воспитательную беседу с угрозами и запугиваниями - этот паллиатив порки - ему устроили бы точно. К счастью, Борис сначала думал и потом бежал делать, хвастаться, начинал нападать или защищаться. Поэтому, оглядев голема, оценив его способности, испытав его на переноске воды, он понял, что место глиняному болвану в деревне.
   Утром мой герой наврал хозяйке с три короба про якобы сделанный им автомат для подноски воды в баню и рубки дров и научил старушку командовать этим якобы автоматом. Кстати, перед самым восходом, пока все в деревне спали, Борис попытался заставить голема косить, но тот так и не смог взять косу правильно. Вы, мои читатели, из этого случая ясно видите, насколько наши представления о классических мистических существах расходятся с реальностью.
   Перед отъездом мой герой заколебался, разрушать болвана или оставить его жить в баньке, но потом, решил, что и старушке он поможет, да и баинник, надо сказать, сильно уговаривал: очень ему понравилась молчаливая серьезность голема, которую он принимал за признак ума, как принимаем зачастую и я, и вы, мои читатели.
   Но хватит мне оставаться в деревне. Надоели слепни, отсутствие горячей воды и душа. Поедем мы с героем в город и в будущее. Надо мне подготовить Бориса к окончанию Вуза и распределению.
   Вы полагаете, я забыл о музе? Да здесь она, здесь. Не маньяк же я, не буду расчленять ее за постоянное шлынданье по гостям. И не Отелло, и романа у нас с ней нет, чтобы не говорили злопыхатели. Так, легкая интрижка. А если вы такие любопытные, то скажу: сейчас сидит она и прядет. Модно сейчас. Говорит, будто весь бомонд этим занимается, а некоторые даже тусовки забросили, пытаются таким способом к паркам или мойрам (склероз! не помню!) подольстится. Ну-ну - это я музе с сарказмом.
   Так что, гуманные мои и заботливые. В милицию обращаться не надо и разыскивать никого то же не надо. И забудьте вы о тихом алкоголизме, ничего мне не мерещится!
  
  
   Здесь, как вы понимаете, должно было бы последовать продолжение "Истории...", но не последует, потому что мы подошли к Рубикону, после которого от Рима никак не отвертишься. Так и я, следуя по жизни нашего героя, не смогу отвертеться от слияния "Подлинной жизни..." и упомянутой "Истории...", ибо правда-истина, каковая явлена мне в откровении, а вам, мои читатели, в моем опусе, не то шило, что некоторые глупцы прячут в мешке, а гораздо более острый и беспощадный инструмент, используемый злоехидными, чтобы колоть глаза врагам и противникам. Я столь коварных приемов чураюсь, я просто ее излагаю и тем самым ей предано служу.
   "Алеа якта ест", как говаривал, отвечая на предложенную ему очередной дамой сердца дилемму "или я, или поход в магазин", знакомый вам любитель древностей и горячительных напитков, надев плащ и набрав мелочи по карманам. "Жребий брошен" - повторю за ним я и приступлю к постепенному слиянию. В конце концов, оно того стоит. Ни вы и ни я от него не проиграем, а даже выиграем. Нам не придется скакать блохой из "Истории..." в "Подлинную жизнь...". Мне не придется скрывать, кто голем, а кто гомункулюс. Вы же заметили, мои наблюдательные, что, повествуя о Борисе, я ни разу не назвал то или иное лицо, историческое и внеисторическое, представителем искусственного племени. И все эти мучения я принял опять же ради правды. Не мог я писать о том, чего Борис в молодости не знал. Однако Париж кому-то стоил мессы, а мне ваше внимание стоит мучений. Согласитесь, я плачу большим.
   Теперь, когда все необходимое сказано, начну полегоньку.
  

Когда начинается большая жизнь?

  -- Что ты имел в виду? - спросят дотошные читатели. - Ведь на этот вопрос можно получить множество ответов. Так, одни скажут, что с того момента, когда ребенок начинает понимать все происходящее вокруг него, другие отнесут начало к окончанию школы, третьи укажут на получение диплома о высшем образовании, а четвертые еще и уточнят, в каком смысле употреблено слово "большая".
   А кто его знает? Вероятно, мне просто не хотелось использовать слова "взрослая", "послевузовская". Какая разница мне, творцу по общественной и личной надобности, как некоторые понимают какое-то слово. Главное для меня, чтобы все было ясно и понятно, а, определяя значение слов, я, конечно, избегу больших неприятностей, но не смогу плавно вести свое повествование. К тому же в слове "большая" можно переставить ударение, и хотя тогда вопрос будет звучать коряво, неграмотно, но снимет остальные претензии. Какие могут быть претензии к человеку, который не умеет пользоваться родной речью?!
  -- Это намёк на Горбачева! - воскликнут проницательные читатели - и сядут рядом с лужей.
   Не только на него, скажу я вам, не только. Когда живешь в мире, исполненном вопиющих достоинств, всегда найдется время заглянуть ближнему в глаз и разглядеть там, вооружившись современной оптикой не только бревно или соломинку, но и тончайшую соринку. А уж заглянув в глаз дальнему, узришь и невооруженным взглядом элементарные частицы доселе не открытые. Так что, начни я перечислять да тыкать пальцем в тех, на кого это намек, вам, мои читатели, придется срочно собирать мне на операции по приданию пластичности языку, потому что он устанет, и по наращиванию указующего перста, потому как он сточится даже об астральные тела косноязычных и малограмотных.
   Однако, кое-как отбившись от разумных претензий, перейду к теме, к ее постановке, откровенным разоблачениям и совестливым умолчаниям.
   Вы заканчивали ВУЗ, мои читатели?
   Вероятно, да. Какая славная жизнь, какая будущность рисовалась пред выпускником в шестидесятые! Государство снимало с молодого специалиста вериги свободного выбора и налагало своей отеческой рукой бремена распределения. Так что, гарантированное будущее на некоторое время лишало вас свободы перемещения. Даже если вы порой обнаруживали с ужасом, что вы - не инженер, не учитель словесности, не врач, вам все равно приходилось отрабатывать те деньги, которые попытались впихнуть в вас посредством знаний, иначе вы могли оказаться без диплома, без действующего диплома. Впрочем, носители высшего образования в те достославные времена чувствовали себя весьма комфортно, пользуясь репутацией образованных людей.
   Начать я хотел совсем не с этого распределения. В конце концов, все крутились, как могли, и получали либо желаемое, либо очень близкое к желаемому. Задавая свой вопрос о Вузе, я хотел, чтобы вы вспомнили, заново пережили то время. Как оно отличалось от окончания школы! Куда девался тот безудержный оптимизм молодости с богатством ее возможностей! Конечно, многие из вас еще сохраняли свежесть восприятия и чувств. Но даже если вы хорошо распределились, если вас не угнетали заботы материального характера, разве не было в вашей бочке молодости и свежести ложки реализма и даже цинизма?
   Вам повезло? И вы ни разу не столкнулись с бытом? С обыденностью и повседневностью? И вы до сих пор идете по жизни, насвистывая игривые мелодии? Ах, нет, и я не правильно вас понял, и вы заняты любимым делом, а на остальное вам наплевать, так что никакой цинизм, а тем паче реализм вас не коснулся, поскольку дело, которому вы служите, уберегает вас от таких низменных вещей. Если так, то вы - или редкий счастливчик, или редкий гусь со всем известной водой. Да не обидятся на меня некоторые ранимые читатели, они, безусловно, попадают в класс редких счастливчиков и к водоплавающим птицам никакого отношения не имеют.
   Те же, кто вспомнил эту первую горечь во рту, хорошо понимают, чем отличается жизнь до нее от жизни после нее.
   Так получилось и у Бориса. Мало было ему пережитой истории с гомункулюсом, так еще и распределиться он смог в Гидрометеоцентр.
   Тем, кто не знает, расскажу, что в старые седые времена древности компьютеров было мало, а те, что были, назывались ЭВМ и использовались для решения военных и важных общехозяйственных задач. А поскольку всё происходящее в мире правящие тогда нашим отечеством големы и прислуживающие им гомункулюсы воспринимали, как свои личные заслуги или отдельные общественные недоработки, то природные катаклизмы или, наоборот, "майские дни и прочие разлияния воздухов" следовало поставить под неусыпный контроль. Погода была признана элементом важным и значительным даже в деле политической агитации, и в массы спустили поговорку-речевку: "Прошла зима, настало лето! Спасибо партии за это!" Поговорка прижилась, но, как это часто бывает с идеологически выверенными речениями, приобрела иной смысл, в наше время неактуальный... Хотя...я вот тут подумал, если так дело пойдет, с небольшими изменениями эта речевка может быть принята на вооружение идеологическим штабом, например, президента. "Прошла зима, настало лето! Спасибо ВВП за это!" Под ВВП я имею в виду валовой внутренний продукт, объемы которого стали расти и, ходит слух, помогут пережить нам еще одну зиму, а вы что подумали? Кроме поговорки-речевки в деле погоды решено было использовать и ЭВМ, поэтому Гидрометцентр снабдили этими машинами и специалистами.
   Как чувствовал себя Борис Березовский, попав в такое место, где ни карьеры, ни денег не сделаешь? Конечно же, плохо. Мой герой в белом халате слонялся среди громадных металлических шкафов под ровное гудение вентиляторов и тосковал. Возможно, иной технолюб и начинающий технократ, дорвавшись на экскурсии до вершин научно-технического прогресса, торжествовал и, оглядывая с чувством собственного превосходства этажи, занятые бывало всего лишь одной, зато какой! ЭВМ, впадал в энтузиастический восторг сродни тому, что переживают ныне журналисты, пишущие о компьютерах и глобальной информатизации, но Борис работал со всем этим "железом и софтом", а работать с одним и тем же, право, скучно.
   Прирожденный метеоролог, вероятно, нашел бы процесс бесконечного изучения передвижений циклонов занимательным. Но, когда вместо тучек, туч и тучищ вы видите только колонки цифр, а вместо радуги, полярного сияния или гало - железо, которое надо всунуть-вынуть-припаять, вы вдруг чувствуете, что на досуге вам хочется выпиливать лобзиком или сочинять песни. Так и мой герой уже начинал подумывать о возвращении к занятиям алхимией, когда его вдруг и неожиданно вызвали на Старую площадь.
   Кто не вздрогнул при упоминании этого места? Вы? Значит, вам до тридцати пяти. Нет? Значит, вы - не москвич. Снова не в такту? Значит, вы - абсолютно не политизированный человек! Таким и оставайтесь. Плюньте вы на всех этих агитаторов, призывающих встать в ряды, стать гражданами, вы и так гражданин.
   Признаюсь, завидую вам! Сам хотел бы иметь возможность подойти утром к магазину, или выйти днем на пляж, или пройти вечером по набережной и с изумлением узнать, что состоялись выборы главы государства, что его величают вовсе не царем, а президентом...Да и поздно мне исправляться...Хотя как знать! Не мечтали вы, мои читатели, о том блаженном времени, когда вы с радостью сможете наплевать на любые выборы, потому что от них абсолютно ничего не будет зависеть: ни ваша зарплата, ни безопасность вашей жизни, ни образование ваших детей, ни, сладко подумать, ваша пенсия? Если не мечтали, то и не мечтайте, бесполезное занятие. Политики вас так просто не оставят - обязательно придумают, хоть маленькую, но реформу, чтобы вы не зарывались и не думали, что без них можно обойтись. А если политики не придумают, то политологи подскажут какое-нибудь улучшение, сославшись на не стоящую на месте жизнь.
   Так вот Старая площадь и Новодевичье кладбище, перехватившее славу первой усыпальницы страны, были двумя центрами, вокруг которых вращалась жизнь государства в ту достопамятную эпоху. По одному из указанных адресов деятели заседали под надписью "ЦК", а по другому - отдыхали от трудов земных. Как правило, в место отдыха попадали люди заслуженные или заслужившие у заслуженных благодарность. Однако кладбище и покойники пока меня не занимают, но особо любопытным читателям я обещаю вернуться к теме мертвецов, покойников и к прочим "аут бене".
   В связи с этим вызовом в такое высокое учреждение, у всякого, вдумчивого читателя сразу возникнет вопрос: уж не веду ли я к тому, чтобы рассказать о пребывании Бориса Березовского, становящегося помаленьку Борисом Абрамовичем, в партии? Нисколько! Для него этот факт не "репрезентативен", потому что, если и состоял мой герой в ней, то карьеры на этом поприще не сделал. Вот если бы он подвизался на мягком секретарском кресле или каких-нибудь "воспитательных" органах, тогда бы я ничего не упустил из его славной биографии. Я бы поведал всем заинтересованным всё. Как мой герой произносил длинные речи, что свидетельствует о любви к риторике. Как ездил руководить сбором турнепса и ботанизировал на досуге, что говорит о любви к природе. Как строил дачку на партийные деньги для двоюродного племянника жены, что подтверждает любовь не только к ближнему, но и дальнему родственнику. Или того круче, как закрывал одни журналы и разрешал другие, что, вы понимаете, указывает на высокие эстетические запросы; как назначал тренеров и снимал их (какая гармоничная личность!) - в общем, под спудом ничего бы не оставил. Извлек и разоблачил. А вы не замечаете, какие скромные у нас политологи, политики, чиновники? Да и деятели культуры вместе с журналистами? Вероятно, это все от благодетельного воздействия гласности! Зачем говорить о том, что и так не скрыто. Кому надо, тот пусть и рыщет в архивах. И потом, кто же знает, как и чем повернутся события?
   Сбивает меня витиеватость исторического процесса, явленная миру в людях. Как начну разбираться в мотивах и причинах, так сразу и впадаю в оцепенение. То вижу пред собой образец осмотрительности и неторопливости, а то - вдруг сплошные буря и натиск. То - образчик скромности и лояльности, а то - и опять же вдруг борец, оратор, куда там Мирабо и Робеспьеру. Иногда, правда, бывает, что конечно Мирабо и Робеспьер, но вдруг раз - и снова обычный, тихий и спокойный, а главное законопослушный гражданин, ну прямо не веришь глазам своим. И насмотревшись на подобные метаморфозы, понимаешь, сколь обманчиво зрение. Так что, мои любезные читатели, как сказал один крупный чиновник: "Не верьте глазам своим!" То ли вы еще можете увидеть!
   Борис, пока я предавался сомнениям, спустился в метро и успел даже из него выйти и войти в здание под надписью. Куда и кем ему был заказан пропуск - не существенно, как несущественно описание коридоров заведения, мягких ковров и атмосферы власти. Если я на чем и остановился, так только на описании столовой и черносмородинового киселя. Очень недорогая была столовая, а кисель - очень вкусный. Кстати, вы знаете, сколько стоили сигареты в тамошнем буфете? Не буду называть цифры: они вам ничего не скажут - но много, почти в два раза, дешевле. Не правда ли мелочная экономия, а о многом говорит.
   Несмотря на мои отступления, мой герой уже сидит в кабинете с портретом хитро прищурившегося вождя на стене, напротив него за большим столом исполненный важности чин. Я бы даже сказал - напыщенный, как принято у чиновников, пупс. А дальше Борис Березовский слышит...
   То, что услышал мой герой, могло бы довести до холодного пота, с одной стороны, и до истерических повизгиваний от неудержимого смеха, с другой. Холодный пот выступил бы и у вас, мои стойкие, и у меня, если бы мы услышали, что там, в какой-нибудь конторе, знают не только, какие слова мы пробормотали с похмелья второго мая, увидев лицо президента или еще какого-нибудь политика, режущим уши голосом произносящего совершенно ненужные и неуместные в нашем с вами положении слова (Все они бестактные! Прямо телевизор не включи: обязательно раздражать начнут!), но и как мы посмотрели на соседа справа, когда он, этот сосед, смял газетку с фотопортретом лидера правой или левой партии, и даже, как мы подумали про этого соседа и дефицит туалетной бумаге в стране, который был и не исчез. Ведь даже нынешняя очень часто только по названию туалетная и для тощих афедронов не подходит вовсе. Истерически повизгивать начали бы, безусловно, не все, а лишь люди непосредственные, эмоциональные или, как Борис, знакомые с предметом.
   Березовскому рассказали и о его опытах, и об убийстве гомункулюса, и о големе, упомянули о сумасшествии баинника после применения к нему абракадабры третьей степени, но не только об этом. С моего героя взяли подписку о неразглашении и поведали ему о современных искусственных существах, сообщили и о том, что вызван он для приглашения на работу в институт управления, и сделано это как раз из-за его опытов. Если уже человек знаком с искусственными существами, то ему потребуется меньше времени на адаптацию. А теперь представьте себя слышащим в первый раз о глиняных болванах и их роли в современной жизни, вы бы не заржали, не загоготали, не захихикали. Кстати, в таком смехе точно бы чувствовались незримые слезы. Теперь добавьте к этой картинке гомункулюса, раздувшегося в кресле напротив вас и расстегивающего рубашку из желания показать, какой он славный пузырь, чтобы вы, подобно известному Фоме, прикоснулись перстами к самому сокровенному и поверили в то, что перед вами - не сумасшедший.
  -- Понимаю, - гомункулюс изобразил умное лицо, - что вы в некотором шоке. - Слово "шок" он произнес с удовольствием, смягчив "о" до "ё". - Мы... вас не торопим с решением. Подумайте до завтра...А завтра придете в институт управления с трудовой книжкой.
  -- Я не успею. Кадровик у нас... - попытался объяснить Борис.
  -- У всех кадровики...Вот вам бумага...Они там поторопятся, если не хотят...
  -- Я понял. А если я не...
  -- От таких предложений не отказываются!...Молодой...человек!
  -- Вы меня не так...
  -- Спасибо, вы свободны...пока! - И гомункулюс захохотал над своей шуткой.
  -- До свидания, - автоматически проговорил мой герой.
  -- Прощайте! - сурово произнес надутый начальник и снова неожиданно загоготал. Очевидно, в своих словах он снова увидел нечто комическое.
   Ошарашенный услышанным Борис выкатился на улицу даже, не заглянув в буфет. Во рту он чувствовал какую-то смягу. Автоматически купил и, не чувствуя вкуса, съел фруктовое мороженное химически розового цвета.
   Полагать, что мой герой прыгал в душе от радости и до потолка, могут только неблагонамеренные люди. Считать, что он был сильно удручен как услышанным, так и предложением, которое ему сделали, вольны самые неблагонамеренные.
   Когда неожиданно на меня, вашего автора, однажды свалилась с энного этажа трехлитровая банка с водой, скользнула по спине и не ударила, я не прыгал от радости, но и не сильно переживал, хотя и выругался пару раз от души. Когда доктору Старцеву отказали в руке и сердце, он так же не скакал до потолка - с его комплекцией не особенно распрыгаешься - но и не посыпал голову пеплом, всего лишь хотел, заметьте, только хотел изломать зонтик о широкую спину кучера. И вы, мои эмоциональные и взволнованные, учитесь властвовать собой: к беде безвластие ведет.
   Однако сказать, что Борис Березовский никак не реагировал, значит погрешить против истины. Он задумался, задумался хорошо и крепко. Впервые с младенческого возраста мой герой оказался в непосредственной близости от власти, не очень уж большой, но все же. Иные максималисты, отказываясь от высокой должности помощника депутата, вслед за лордом Байроном твердят "аут нихиль", и пребывают в ничтожестве; другие, следуя за известным депутатом и партийным "фруктом", прямо-таки не умолкают и лезут целоваться со словами "аут кесарь", и оказываются в том же самом только политическом ничтожестве. Не одобряю я такую чистоплотность. Мыло-то нынче не в дефиците. Да и в зеркало бы посмотрели, а то прямо анекдот какой-то: все вокруг в... вы помните, мои догадливые, в чем, а они приперлись в белом фраке. Кстати, не напомните ли вы какого-нибудь плохонького кесаря, даже кесарька в белых, так сказать, одеждах. Пусть и не совсем, пусть с пятнами, но так - побелее?... Да и по телевизору показывают все больше в черных и темных костюмах.
   "...а власть - штука не плохая. Ее можно и с выгодой для себя повернуть", - думал Борис. Не великая мысль, не отточенная, не афористичная, я бы даже сказал, банальная. Но не всем же "Критику чистого разума" писать или "Итоги" вести. Можно иногда и попроще выразиться. У Соломона вон сколько наложниц и жен было, едва ли он им свои притчи по ночам читал, а ведь был мудрейший из мудрых. Не к месту будет сказано, но идеи осчастливить благодарное человечество всегда почему-то следуют за идеями об укреплении власти.
   Не только и даже не столько мысль о власти занимала моего героя, тем более что он отчетливо осознавал, как далека должность младшего референта младшего помощника помощника третьего секретаря по мелиорации калмыцких степей и ирригации смоленских болот далека от кормила, гужа и прочего, чем руководят. Его впервые после окончания школы стала занимать идея Ротшильда, отложившаяся и сохраненная до лучших времен в уголках сознания. Даже отдаленная близость к власти в умелых руках могла превратиться в реальную силу денежных знаков.
  -- Это анахронизм! - закричат присяжные ценители хронологической точности.
  -- Это клевета на существовавший строй! - веско уронит очередной лидер старо-новой партии на внеочередной конференции.
   "Ага, угу, да", - убоявшись, кивну и соглашусь я. Если и есть в этих словах клевета или анахронизм, так и то исключительно по вине Бориса. Молод и наивен был мой герой и не понимал, что в его положении он может думать не о деньгах и вытекающей из них власти Ротшильда, а лишь о домике, дачке, машине, свободной наличности, золотых украшениях для жены, хорошей библиотеке. Но это, заметьте, мои наблюдательные, не умаляет истинности суждения Бориса.
   Рассмотрим эпоху в целом. Уложим ее на прозекторский стол, ведь она скончалась давно, и поковыряемся в трупе.
   Допустим, что великая и могучая партия, устремленная в будущее, сплошь и рядом состояла из бессребреников, а ее руководство - из юродивых, просивших копеечку и не на "поправиться", а на освобождение и процветание. Допустили? Я понимаю: это требует богатой фантазии.
   Допустим, что все опекаемые и счастливо избежавшие опеки ОБХСС, трудились, не покладая рук, не из-за копеечки, а ради освобождения и процветания. А красненькие "запорожцы" разбиваемые вместо яичек в городе Тбилиси в день Светлого Воскресения, получали прямо на заводе для атеистической пропаганды. И это допустили? Ну и славно.
   Тогда на х--на, извините, за каким х----м, извините, какого х---а... Ну и язык! Никак сильную эмоцию не выразить!... зачем же тогда зарплату платили. Это была всего лишь иллюзия денежного обращения? А чем объяснить, что такие утонченные люди, как сотрудники научных учреждений, порой и гуманитарного профиля, вцеплялись, конечно, в метафорическом смысле друг другу в бороду и в другие волосатые части тела из-за пятнадцати рублей премии? Я уж и не вспоминаю о баталиях за госпремии самых разных предводителей духа - писателей, кинематографистов и прочих.
   Не было такого? Ладно, допустим, что и этого не было, хотя тут уже потребуется гомерическая фантазия.
   А с кем я спорю? Ведь не с вами же, мои понятливые читатели. Даже если я оговорился, вы же мне верите. А кто не верит, пусть полагает, что перед ним "многоголосое произведение" с отдельными карнавальными элементами. Вернусь я к Боре.
   Наивный молодой человек размышлял о том, что неплохо было бы завести кое-какие связи, попробовать соорудить что-нибудь по управлению, защитить диссертацию, а с ней придет новая ступенька, новые связи и большие деньги, а если удастся, то устроиться еще каким-нибудь советником на полставки на завод, присмотреться к его работе, глядишь, появятся конкретные идеи. А из этих идей - деньги.
   Хищник? Возможно и так. Но что с того? Тыкать пальцем в небо, требуя, чтобы собрались тучи, и оттуда упала на злодея молния и испепелила его. Не вижу ничего гражданского или просто здравого в этой позиции. Можно подумать, что кто-то выбирает место работы, руководствуясь только принципом честолюбия, а не зарплатой или какими-либо еще личными удобствами. Заметьте, я сказал место, а не саму работу и деятельность. По молодости, по глупости, из высших соображений можно выбрать и многие выбирают совсем невыгодное занятие, но близкое их душе, интересам и склонностям. И некоторые сохраняют ему верность, несмотря на невозможность иметь то, сё, пятое и десятое. Каждому, знаете ли, свое.
   Что-то я присел, да еще и с реверансом! И все, потому что воспитанный человек, если кого и обижу, так случайно или по легкости в мыслях необыкновенной. Кто же на такое обижается? А если и обижается, так я за это не сержусь, ибо с детства помню: на надутых воду возят. К тому же, чего на...хотел написать "на зеркало пенять", но передумал: штамп, понимаете ли. Так вот, к чему на фотографию пенять, коли фотографа сами выучили! Неплохо, хотя явно не хватает чумазой рожи действительности.
   Молодой хищник, в которого в один вечер превратился Березовский, спокойно заснул. Подобные превращения (это не про сон) происходят не только в жизни, но и в мировой литературе. Конечно, в литературе они не всегда описаны убедительно. Прежде чем совершить какую-нибудь низость литературный герой долго ломается, как кокотка и потом совершает, или, напротив, совершив в порыве страсти, потом долго ломается, как все та же кокотка, и решает стать злодеем. В жизни часто все проще. Вчерашний сатрап и тиран сдувает пылинки с нового начальства, сегодняшний добряк и гуманист завтра станет мучителем, хотя бы в своей семье. И как правильно замечено, в африканских племенах и в древнем Египте никто не делал трагедии из банального инцеста. Зато какое требуется мастерство, чтобы все же написать такую трагедию, да еще так, что ею восхищаются веками! Но я то пишу не роман, а подлинное без кавычек жизнеописание, поэтому мне некогда и незачем расписывать мотивы поступков моего героя, дабы поучать вас, мои и без того обученные читатели, или осуждать и оправдывать его. Я и слово "хищник" употребил лишь с вашей подачи. Кстати, хищник, на мой взгляд, привлекательнее подвывающих ему шакалов и подшакальщиков, да и вольные народы как-то всё не могут обойтись без стрижки. У них, не у вас же, мои читатели, вечно с пастырем проблемы.
   Да с пастырем, а не с пластырем! Отвяжись...пристала, как пластырь к...Это я музе. Домогается распутная девка. Мало ей других. А мне сублимировать энергию надо. Ей это не объяснишь. Не поверите, никак не доходит...Сказочку? Будет тебе сказочка. Про что? Ах, про это!...Это я опять с музой, а про это не означает про "это". Ну, как вы могли подумать! Какие нимфетки в мире големов. Но сказочка будет... нет, сны, почти как у Обломова с Верой Павловной, почти литературные.
  

Сны Бориса Абрамовича Березовского

   Первый сон
   Заснул Борис Березовский и увидел сон, как он сидит в Кремле, а мимо него проходят Немцов с Хакамадой и ругаются. "Наверное, олигархов ругают", - подумал Борис. Ужаснулся, покрылся холодным потом и от этого холода проснулся. Поворочался. Даже воды встал попить, лег и снова заснул и увидел сон, как он проходит мимо Кремля, а там сидят Чубайс с Явлинским и ругаются. "Наверное, олигархов ругают", - подумал Борис. Ужаснулся еще больше: все же в Кремле ругают, покрылся гусиной кожей и проснулся от холода. Поворочался. Даже воды не стал пить, так просто взял походил. Лег, еле уснул и увидел сон, как он сидит у Кремля, а в Кремле проходит съезд, и все ругаются, да так страшно, что непонятно, кто заседает, то ли Явлинский со товарищи, то ли Зюганов с господами. "Теперь уж точно олигархов ругают", - подумал Борис, покрылся холодным потом и гусиной кожей и от холода проснулся. Поворочался. Хотел было попить воды, засомневался. Но потом все-таки половину стакана выпил и лег. Как засыпал, трудно представить, однако заснул и увидел сон...Короче, так до утра и мучался, а все потому, что в словарь не посмотрел. Если бы посмотрел, понял, что и Немцов с Хакамадой, и Чубайс с Явлинским, и Зюганов со товарищи и господа занимались самокритикой. В словаре же сказано: олигархия - власть немногих. Так что, в соответствии с определением все вышепоименованные - олигархи, потому как мало их очень.
   Я бы вам на пальцах доказал, что два и два четыре, но занят: рассказываю музе сны.
   Второй сон
   Заснул Борис Березовский и увидел сон, как идет он по благоустроенному городу и вдруг из окна выпадает Новодворская, из соседнего окна это видит Ковалев, высовывается, чтобы разглядеть тушку и то же выпадает. Испугался Борис, подбежал. А сладкая парочка уже стоит, как ни в чем не бывало, и отряхивается да одежду поправляет. Решил Борис постоять и посмотреть. И видит он, как заходят эти двое в подъезд, а через три минуты опять из окна выпадает Новодворская, а за ней и Ковалев. Удивился Борис, решил разобраться, прохожего остановил, спрашивал:
  -- А не скажешь ли, любезный друг, что сие значит и чему символом служит?
  -- Чего же не сказать, конечно, скажу, - ответствовал ему тот. - Нет здесь никакой аллегории и символа. Сидят там, в квартире террористы. Говорю я тебе вот о том доме...
  -- И чего же их не убьют и не арестуют?
  -- Все скажу, любезный друг, по порядку...А сидят в том доме террористы, во втором подъезде, вон красивый...Их уже десять лет, как окружили. И хотели подстрелить, но не тут-то...Прибежала с плачем вот эта (Из окна снова вылетела Новодворская.) и давай их защищать, власть порочить...Ну а следом подтянулся вот этот (Мимо пролетел Ковалев.) и хулами сотрясал всю округу...
  -- А нельзя ли, милый друг, покороче...рассказать и поведать об этом? - перебил Березовский прохожего и в сердцах грубо сплюнул на землю.
  -- Стиль не нравится? - спросил его прохожий. - Хорошо, расскажу по-другому...Короче, им, этим двоим (Из окон друг за другом выпали Новодворская и Ковалев), не стали мешать и позволили помочь террористам воплотить в жизнь общечеловеческое право протеста.
  -- То есть? - изумился Борис.
  -- Ну, раз эти двое (В очередной раз мимо пролетела парочка.) так хотят, то пусть выступают в роли жертв, и нам спокойнее: взрывать не будут; и террористам: они свою злобу на этих вымещают и вроде как при деле; и эти двое счастливы: верность делу вон как (И снова Новодворская, а за ней Ковалев выпали из окон.) доказывают.
  -- А им не больно? - спросил Березовский, которому уже надоело смотреть на вываливающихся из окон правозащитников.
  -- Так мы же во сне? - изумился прохожий.
   Тут в дверь позвонили и разбудили Бориса.
   Я бы вам на деле доказал, что так оно и было - я про звонок в дверь - но не буду, потому как рассказываю музе сны.
   Третий сон
   Заснул Борис и увидел сон, как он сидит в студии "Итогов" и спорит с Гусинским. А Киселев Гусинскому и говорит: "Не фрякай, Гусинский!" Тот сразу испугался, сжался весь, а Березовский даже проснулся от неправдоподобия. Поворочался, заснул и увидел, как он сидит в студии "Итогов" и спорит с Явлинским. А Киселев Явлинскому говорит: "Не фрякай, Явлинский!" Тот сразу испугался, а Борис аж проснулся от неправдоподобия. Поворочался, заснул и увидел сон, как он сидит в студии "Времени" спорит с Гусинским. А Доренко Гусинскому говорит: "Не фрякай, Гусинский!" Березовский очень после передачи доволен был, но Доренко все же попросил быть деликатнее. А Доренко ему и говорит: "Не фрякай, Березовский!" Тут Борис сжался весь и проснулся. Поворочался. Заснул и увидел, как он подходит к Доренко и говорит: "Сам не фрякай!" Тут Березовский улыбнулся, не просыпаясь, и до утра уже не просыпался.
   Я бы вам привел свидетелей и свидетельства, что крепкий сон - показатель чистой совести, но не буду, потому что...ну вы догадались.
   Четвертый сон
   Заснул Борис и увидел сон, как он идет по развалившемуся городу, а по проезжей части шествует страшный Солженицын, в землю смотрит и приговаривает: "Все порушили...Как обустроить?!" А следом за ним много маленьких и больших "солженят" и то же приговаривают: "Все порушили...Как обустроить?!" А где-то на горизонте, где и города нет "солженята" сливаются в толпу, на которой видны транспаранты с надписями, выведенными аршинными буквами: "Все порушили...Как обустроить?!" Испугался Борис, задрожал и проснулся. Походил, воды выпил и решил сон досмотреть. Заснул и видит, как все та же толпа идет по улице и несет те же транспаранты. Подошел Березовский к толпе и спросил одного с плакатом, зачем тот идет и куда?
  -- Я и сам точно не знаю. Почитай с малолетства идем. Наверное, как все порушили, так и идем. Думу думаем, как обустроить? - услышал Борис в ответ и спросил (Кто его во сне подзуживал?!): - А жить не по лжи не пробовали?
  -- Некогда нам. Надо транспаранты нести.
   Изумился Березовский, даже задрожал от изумления, и от дрожи проснулся. Перевернулся на другой бок и спал без снов.
   Я бы вам врачей порекомендовал, чтобы вы то же крепко спали, но...ну вы уже догадались.
   Пятый сон
   Заснул Борис и увидел сон, как попал он на необитаемый остров. Идет себе по острову бананы срывает, ест и клубничкою с мандаринами закусывает. Помидоры нашел, огурцы, дикорастущие. "Ну, - думает, - проживу, как-нибудь". И вдруг ему навстречу два главнокомандующих Ельцин и Путин, хоть и в штатском, но с президентскими цепями с "ядерными" чемоданчиками, ну чистые генералы. И говорят они ему: "Что ты жрешь, подлый ты олигархишко? Как стоишь, грязный ты предпринимателишко? Не видишь, что два твои президента службу несут? Кормить их не думаешь, бездушный ты миллионеришко? Ужо, напустим мы на тебя..." Тут Борис продолжения ждать не стал, а задал стрекача. Бежит и думает: "И чего мне двух здоровых мужиков кормить? Пусть и президенты, ну и что?" Быстро бежит под ноги не смотрит. Вдруг раз - и ударяется обо что-то большое и мягкое. Отскакивает, голову поднимает и видит: стоит Каха Бендукидзе и на манер атланта небесный свод подпирает.
  -- Вы это чего? - в растерянности спрашивает его Березовский.
  -- Да вот социальные обязанности выполняю.
  -- Как-как? - торопливо уточняет Борис.
  -- Ну, я же - столп общества. Вот и стою, дабы небо не упало и не подавило нас собою. Хотите, Борис Абрамович, становитесь рядом.
  -- Нет, знаете ли, комплекция не та, здоровье. Итак, видите ли, еле-еле от президентов убежал.
  -- Ну-ну, - понимающе кивает Бендукидзе и торжественно замолкает.
   "А какой крупный был человек!" - печально думает Березовский, направляясь понурив голову в другой конец острова. Идет он не быстро, но смотрит в землю. И вдруг снова натыкается на что-то множественное, и отчасти заслоняющее солнце. Борис останавливается, поднимает голову и видит колонны и шеренги красных директоров, не краснеющих губернаторов, депутатов думы, журналистов, подпирающих на манер кариатид - в позах есть что-то женственное - небосвод.
   Последняя картина произвела на Березовского сильнейшее впечатление: он испугался, закричал, затрепетал, сел на постели, ошалело посмотрел по сторонам и заснул так крепко, что журналисты пустили слух, будто он уехал в Баден-Баден.
   Я бы вам...ну вы уже догадались.
   Шестой сон
   Заснул Борис и увидел сон, как он идет по дороге, а вокруг мертвые с косами стоят, и тишина. Походил он, гроб с покойником поискал. Словом, все сделал, как положено. А тишина такая, что прямо жуть берет. Не выдержал Борис, побежал. Долго бежал, устал, сел посидел и снова побежал. Мертвые с косами так и стоят, а покойников в гробу так и не видно. Борис уже, было, проснуться захотел. "Но нет, - думает, - еще пробегу... И для здоровья полезно". Еще побежал да упал и головой пребольно ударился. Сел, лоб почесал, присмотрелся и увидел могильную плиту с надписью "Стой прохожий! Ты топчешь государство, которое погибло от многочисленных улучшений. В нем правил лучший президент, были лучшие законы и самая совершенная экономика. Название его написано на воде...". Борис удивился, расчистил плиту и прочитал приписку, сделанную ослабевшей рукой так, чтобы закончить текст. Выходила какая-то нелепица: "Название его написано на воде...вилами". Какие вилы? Зачем вилы? Всю оставшуюся ночь Березовский спал беспокойно. Только под утро ему приснилось, что он понял, к чему вилы. Он сел на кровати, не открывая глаз, воскликнул: "Эврика!", и снова упал и заснул.
   Напуганная ночными криками Бориса, жена увезла его в Баден-Баден, а журналисты раззвонили, что Березовский простыл и сидит дома.
   Я бы...вы уже догадались.
   Седьмой сон
   Заснул Борис и увидел сон, а во сне бутылку со спиртуозом, а рядом Егора Тимуровича Гайдара. Удивился Борис, смотрит, а позади Егора Тимуровича ничего нет. То есть совсем ничего - даже либералов и коммунистов. Изумился Березовский, присмотрелся - и справа ничего нет, и слева ничего нет. Один только Егор Тимурович и бутылка со спиртуозом. Испугался Борис, задрожал и проснулся. Походил, воды попил заснул - опять тот же самый спиртуоз и Егор Тимурович Гайдар. Присмотрелся Березовский и увидел, что и перед Егором Тимуровичем, и над ним, и под ним ничего нет. Непонятно даже, как бутылка со спиртуозом стоит. Подумал Борис: "Обман зрения". Глаза потер кулаками, а когда снова посмотрел Егора Тимуровича не увидел, только - бутылку со спиртуозом. "Что за задача?" - изумился Борис. Ближе подошел, бутылку посмотрел. Обычная бутылка со спиртуозом реформ двойной очистки. А дальше, собственно, уже ничего не было: ни Бориса, ни бутылки со спиртуозом - ничего ни внутри, ни снаружи.
   Об этом сне узнали родственники Березовского и решили, что он вступил кандидатом в Трудовой фронт, и увезли его от греха по Рублево-Успенскому шоссе, которого вполне могло не быть ни внутри, ни снаружи...
   Я...вы догадались.
   Восьмой сон (с отдельными эротическими элементами. Детям до шестнадцати запрещается)
   Заснул Борис и увидел сон "Как становится вождем". Это буквы такие загорелись, засверкали, а дальше пошла документальная хроника, чуть ли ни с самого восемнадцатого века. Сначала царю Петру кукушка в рот залетела, это увидела его жена, нашла ловкий способ кукушку достать и сама царицей стала, потом ей кукушка в рот залетела, потом Анне Иоанновне. А вот Анне Леопольдовне кукушка не залетала, к ней Елизавета подобралась и как даст огурцом по голове - Леопольдовна сразу Елизавете корону и отдала. Потом уже Елизавете кукушка в рот залетела, а потом снова огурец был. В общем, весь восемнадцатый век огурцы с кукушками чередовались. А в девятнадцатом веке все скучно пошло - одни кукушки - прямо скулы Борису во сне свело, он зевнул и проснулся, воды попил и досматривать сон лег, думает: "Двадцатый век...как его...фокс интереснее". Заснул и увидел, как Ленин к Керенскому с огурцом подползает и бах по голове, а сам вождем стал. А Сталин уже с кукушкой в клетке наготове стоит. Должно быть, в лесу поймал и удобного момента ждет и на всякий случай огурец в кармане держит. Заснул Ленин, рот-то у него и открылся... Потом уже Сталину в рот кукушка залетела, но хитроумного сразу не нашлось, чтобы ловкий способ найти, потому долго Сталин с кукушкой мучался, от нее и помер на Двадцатом съезде. Потом снова огурец, а потом три раза ловкачи с кукушками. Березовский уже хотел видеокассету сменить, но вспомнил, что спит и придется досматривать. И правильно сделал, что не сменил: после Ельцина с огурцом такой экшен закрутился да еще без счастливого конца и без всякого конца вовсе, зато все с огурцами и с кукушкой за пазухой. Напряжение! Аж, серой пахнет!
   Тут Березовский проснулся и понял, что пахнет с кухни, где подгорали пельмени из передачи "Смак". Между прочим, второй день подгорали, с того самого дня, как Березовский поспорил с женой о том, какой делать потолок в спальне. Она считала, что все равно, а он пытался ей угодить и настаивал на розовом. А журналисты узнали и раззвонили по всему свету про нелады в "семье".
   Я...нет, вы неправильно догадались, потому что это последний сон. И я собирался дать к нему развернутый комментарий, но не буду, так как вы сами обо всем знаете, поэтому дам свернутые пояснения и не вам, мои долготерпеливые, а музе и всё из-за сублимации. Может, поймет? Конечно, во всем виноваты огурцы. Они, понятное дело, заменяют во сне...ох уж это литературное целомудрие!...мужской половой орган, а если вы подумали, что кукушки заменяют женский, то вы ошиблись, хотя не сильно, потому как в литературной традиции "птички" - это "птички", но у меня-то сны реального человека, а не пособие для поклонников венского шарлатана. Ясное дело, в этих снах...ох уж эта литературная скромность!...женские половые органы - это рты, а кукушки это так, литературная эмблема. И потом, чего вы хотите, ведь сон есть сон, не все же в нем должно быть понятно и рационально. Я, кстати, потому к вам, мои внимательные, обращаюсь, а не к одной только музе, что мы с ней воспитанные очень, и больше двух говорим вслух. Я-то понимаю, что вам про огурцы и кукушек больше моего известно.
   Что касается сублимации, то огурцы музу убедили, она даже, между нами, заначку достала и теплый кривой огурец. Говорит: "Пить, пить давай, какой-то Мирсил умер!"...Не паленая...
   Я многоточием закончил, как фигурой умолчания, ведь вы же, мои впечатлительные, не пьете...так, без повода. А что до пояснений ко всем снам и прочих домыслов, почему я, де, не рассказал о том, как Борис Николаевич откусил властный палец Михаилу Сергеевичу, почему не уделил внимания рыжему Толику, которого не было, не тюкнул по Черномырдину, то это же всё - не моё, а Бориса Абрамовича Березовского. Он видит, а я только пересказываю, да и то самые короткие сны. Я бы мог спеть с позволения моего героя и на новый лад эпический сон в триста тысяч строк, такую, знаете ли, сон-песню - "Григориаду" или "Махаяблокату", о девятилетней осаде Кремля, так ее бы и не читал никто, кроме специалистов. Да и ждать не хочется, пока в "Литпамятниках" издадут. Можно было бы, конечно, написать что-нибудь жульверновское, например, "Погружение в сласть", однако фантазии не хватает. Ну, не фантаст я, не фантаст. И к тому же, мой герой таких снов не видел.
  -- А те, что ты здесь описал, видел?
   Я полагаю, что сарказм здесь не уместен, равно и торг с правдой-истиной. Я ей отрекомендовался, она рекомендации приняла, а вам остается только внимать. Впрочем, почтения ни к себе, ни к ней от вас, мои почтительные, не требуется.
   После такого резкого объяснения, надеюсь, я заслужил законное право на отдых и на стаканчик. Тем более, день, который вас, мои читатели, ждет, несколько неожидан.
  
  

Один день Бориса Абрамовича Березовского, впрочем, не типичный, ленивый и томный

   Что такое управление? Я говорю о самом простеньком. Не о власти с ее многочисленными помазанниками народа в республиках и помазанником свыше в монархиях. Вы хотите рассказать на примере машины? Пожалуйста...
   Правильно, хорошее управление - это однозначная реакция исполнительного механизма на командный сигнал. Как в поговорке: "Щелкни кобылу в нос, она махнет хвостом". А если вдруг попадется неправильная кобыла? Именно на такие вопросы отвечали в институте, куда устроился работать Борис. Конечно, о кобылах речи там не шло, потому как, коли попадется вам неправильная кобыла, вы ее хоть сахаром, хоть овсом кормите, никакого эффекта не достигнете. С государством, которое можно рассматривать как одну большую лошадь, а хотите, как дойную корову, и с учреждением, организацией и предприятием, которые так же можно рассматривать как маленьких жеребчиков или как овечек, такого безобразия допускать нельзя. Уж если щелкнуло начальство или налоговая инспекция директора по носу, не то, что кобыла - ее может и не быть - а все, вплоть до уборщицы на полставки, хотят не хотят, но хвостом машут. Но это, однако, идеал.
   К идеалу в институте управления стремились все: от дворника, подметавшего крыльцо и скалывавшего лёд, до академиков и директора. Ученый совет составлял один грандиозный план, где воплощалась мудрая директива Политбюро: догнать и перегнать Америку по управляемости и превысить достижения Царской России в одна тысяча девятьсот тринадцатом году в "эн" с половиной раз. Отделы разрабатывали свои планы, поменьше. Группы - еще меньше, а сотрудники и вовсе - планчики. В связи со съездом или каким-нибудь юбилеем принимались повышенные обязательства, и тогда Царскую Россию все того же образца требовалось обогнать не с половиной, а с тремя четвертями.
   Но это, мои читатели, скучный и серый фон, на котором разворачиваются жизни реальных людей, гомункулюсов и големов. Перечисление, приведенное мной не случайно: оно отражает сложившуюся в те времена иерархию в системе власти - наверху глиняные болваны, под ними - надутые пузыри или подпузырки, то есть мимикрировавшие люди, а в самом низу - обычные представители человеческого рода, которые или не успели прикинуться такими же, как начальство, или не захотели по самым разным причинам. Если вы считаете, что жизнь в таком заведении протекает лениво, как река, уставшая от половодья и почти пересохшая в жаркое лето, то вы, мои читатели, очень и очень заблуждаетесь. Страсти там кипят нешуточные, и пьяная драка на свадьбе лишь жалкое подражание той бурной схватки, каковая разгорается у академически-партийного котелка за приварок - зарубежные поездки, интересные командировки, премии, близость к телу руководящего голема. Ну да это всё настолько типично, что и говорить не о чем.
   Нетипичный же день выглядел несколько иначе, чем остальные. Оригинальными в нем были повод для застолья в узком кругу младших и старших научных сотрудников и даже снизошедшего члена-корреспондента, у которого свой отдельный кабинет, и круг тем, который обычно обсуждается на кухне за чашкой чая или молока. Повод, собственно, оригинален не так, чтобы очень - банальный пятый или шестой развод одной из роковых дам, приятной во всех отношениях крашеной блондинки, трудившейся с Борисом в одном отделе, куда она попала после третьего или четвертого брака с престарелым, но выдающимся специалистом по управлению. Ее третий или четвертый муж работал в институте заместителем директора и руководил отделом прикладного моделирования, а скончался в самый разгар научной полемики, которая могла бы принести ему и Ленинскую премию, и славу борца с режимом, потому что он отстаивал необходимость самоорганизующихся начал в общественной жизни под сильным контролем центральной власти. Впрочем, его эпохальное исследование "Обратные связи в постиндустриальном обществе на примере аргентинских гаучо" произвело некоторое оживление в ЦК и славу прогрессиста за рубежом.
   Кроме приятной дамы очень неплохое впечатление своим демократизмом производил упомянутый член-корреспондент. В расстегнутом бархатном пиджаке и цветном галстуке с громадным, много больше суповой тарелки, узлом проявлялся неприкрытый либерализм, каковой хозяин выдающегося галстука доказал на деле, написав критический труд "Преодоление левых уклонений в правых тенденциях правового развития. Или критика теории конвергенции".
   Для Бориса эти посиделки на рабочем месте за бутылкой армянского коньяка оказались чем-то неожиданным. Он, исходя из деревенского опыта с гомункулюсом, не представлял, что надутое племя способно так ловко опрокидывать стакан с коньяком в рот и закусывать солененькими корнишонами или балыком горячего копчения. Странными казались ему не только эти вкусы, но и разговоры. С одной стороны, все только и занимались поисками ответов на вопросы, которые неумолимо и жестоко ставит перед человечеством время. С другой, никто никого не слышал и не слушал.
  -- Я тут ... Там на конгрессе сказал им, что у нас не все такие, как эти, - солидно говорил членкор, подчеркивая многозначительные "тут", "там" и "эти".
  -- Вы не представляете, какое впечатление на меня произвела эта последняя сцена! - восторженно пела дама на другом конце стола.
  -- Я им...тем намекнул, что и у нас не всё, так...
  -- Я прямо-таки вся не своя...
  -- Они там...не хуже нас...
  -- А какой он смелый...
  -- Хотя вы понимаете, что я...
  -- Ну, прямо протест... Ах, что за слова...
  -- А у нас нет их свободы слова...
  -- Точно! - радостно обрадовалась дама. - Там так в пьесе и намекалось: пойду, мол, искать свой уголок.
  -- Не понял? Вы это о чем? - Светило воззрилось на даму с недоумением.
  -- Это я про пьесу. Последнюю...там такие аллюзии.
  -- Это где: "В Москву, в Москву"?
  -- Нет, это не про провинциалов... Хотя та, как вы заметили, "остренькая". - Дама мило засмеялась.
  -- И все же, что вы думаете о последней программе? - подал голос подпузырок из старших научных сотрудников, которого все подозревали в связях с большими людьми там и с воспитательными органами здесь.
  -- Ну, без нас им не обойтись, - солидно отвечал ему его коллега, чистый гомункулюс, сделавший себе имя на работе под руководством самого пузыря Яковлева.
  -- Я не об этом.
  -- Подправим, подработаем, посоветуем...
  -- Ему и говорят прямо на сцене...
  -- Я им так и сказал...
  -- ...отличия предпоследней программы...
  -- Подумали и посоветовали...
  -- Как они могли...Неправда ли в этом есть намек на кафкианство?
  -- Это вы о чем? О нашей судебной системе и последнем процессе?
  -- Нет, я о пауке...помните там в замке человек превращается в паука...
  -- Не в замке, а во время процесса...
  -- Да нет же в этом спектакле...
  -- Подумали, посоветовали.
  -- Вам какой коньяк больше нравится? - Тихо спросил Борис соседа, чтобы не молчать.
   Однако его вопрос почему-то услышали все. Воцарилась мертвая тишина.
  -- Мне "Двин" и "Васпуракан", - сообщил мой герой, пытаясь вести себя естественно, но в гробовом молчании и взглядах, обращенных к нему, читалось: "Молодо-зелено. Умные люди ведут умные разговоры, лучше бы слушал".
  -- Извините, я не смотрел спектакля, - стушевался Борис. Все присутствующие заметили, что нарушитель славных традиций раскаивается, и общий разговор,...хотя нет...полифоническая беседа продолжилась.
   Березовский налег на коньяк и закуску, так что к окончанию рабочего дня и посиделок уже забыл о своей неловкости.
   Возвращаясь домой на метро, - машины у него тогда еще не было - Борис думал о том, какие приятные и милые коллеги у него на новой работе, о том, какие умные разговоры они ведут, какой хороший коньяк они пили и как замечательно убивали время. Однако думал он и том, что ему бы не хотелось зависеть от них, становиться похожим на них, делать карьеру среди них. В конечном счете, его коллеги, даже самые тщеславные и надутые, занимались тем, что обслуживали кого-то еще. А их самостоятельность и редкая независимость суждений ничем не отличались от раздраженного самолюбия продавцов и уборщиц.
   "Нужны связи с чиновниками, пусть маленькими, пусть начинающими...".
   Согласитесь очень ленивый день и скучный. Конечно, можно было бы, блистая каплями расплавленного металла и горя творческим огнем, описать посещение делегацией института подшефного сталепрокатного комбината. Можно было бы, подробно обрисовать расстановку сил в коллективе, указать на текущий рабочий процесс. Можно было бы вставить в разговор что-нибудь обличительное или анекдотическое. Но день-то заявлен как нетипичный, потому и нет в нем ни походов в магазин, ни увлекательной покупки анальгина, ни подробных меню завтрака, обеда и ужина. Нет даже косых взглядов людей в серых пиджаках, которые тогда стояли на каждом углу, смотрели в каждую замочную скважину и, надев серые гидрокостюмы, подслушивали и подсматривали из фановой системы. Да и вы сами все об этом знаете.
   Конечно, интереснее выглядела бы живая беседа Бориса Березовского с теневиком, валютчиком, королем преступного мира или с иностранным журналистом, из которой вы, мои читатели, узнали бы много полезного о том, как делать деньги и как хорошо за границей. Но можно ли назвать все эти деловые проблемы - "жизнь"?
   А "подлинной жизнью" я и сам этого не назову. Я, мои дорогие, понимаю, что сейчас даже модно описывать что-нибудь этакое, типа: "Когда я начал дело о злоупотреблениях, я сказал...а он мне ответил...на что я возразил...а когда меня вызвали в Кремль, я заявил". Неужто, не надоела бесконечная "малая земля с бесконечным возрождением", хотя бы и на постиндустриальный лад?
   Насколько помнится, если и кипела какая-то жизнь в семидесятых в благонамеренных группах и инакомыслящих компаниях, то меньше всего в этом кипении было экономических мотивов. Все больше рассуждали о высоком. Даже о работе рассуждали только там и тогда, когда сама работа затрагивала, возможно, только боком, но затрагивала нечто высокое и вечное, например: цензуру, права человека, культуру и богов. Делание же денег и карьеры считалось чем-то побочным.
   Однако я опять не объяснился до конца. И скучный день созданный мной не просветил вас, мои читатели, и не дал ответа на вопрос, зачем в институте управления нужны были люди, знакомые с големами и гомункулюсами не на словах, а на деле. Исправляюсь и отвечаю - для техосмотров. Официально сотрудник мог числиться помощником или референтом и создавать программы по управлению страной, но на самом деле он занимался санацией полости рта големов и дезинфекцией пузырей гомункулюсов.
  -- Что же они сами не могли справиться? Ты и сам в рассказе пишешь, что институтом руководили глиняные болваны и надутое племя? Несуразица какая-то!
   Люблю, люблю честного и откровенного читателя. Насколько он выше ехидного критика, который молчит, пока изучает опус, а потом не преминет заметить, что герой в первой главе потерял левую ногу и правый глаз, в пятой - правую ногу и левый глаз, а в последней главе этот же герой бежит и метко стреляет с обеих рук. Казалось бы, в замечании критика есть резон, но это ли главное в книге? Может и герой бежит в мистическом смысле, может это бежит его астральное тело. И потом, где этот критик был, когда автор создавал свой шедевр! Нет, чтобы сразу похлопать по плечу и высказать свои замечания! Сидел, ждал, а потом высчитывал, сколько раз появился бог из машины, сколько раз вильнул в сторону сюжет!
   Теперь представьте себя, мои снисходительные, на месте автора, подозревающего о том, что его ожидает. Без посторонней помощи, вы будете вынуждены сами пришивать герою правую и левую ногу, везти его в глазную клинику, словом, помнить обо всем. А ведь человек существо невнимательное, я бы сказал дремлющее. Так что не судите строго тех. кому вы не помогли.
   Заметьте, обо мне речи не идет. Мне вы помогаете, а я чутко реагирую на ваши, о внимательные, замечания. Вот и на "несуразицу" сейчас отвечу.
   Вы уже сами употребляете слова "болваны" и "надутое племя", так ответьте, доверили бы вы свой аппендицит хирургу-болвану, а свою грыжу хирургу-пузырю? И я не доверил бы. Не потому что я расист, или вы - националисты и противники эмансипации. Просто из-за примитивности искусственных существ. Впрочем, они-то полагают, что в их неспособности к работе руками как грубой, так и тонкой и заключается избранность к высокоинтеллектуальному труду, однако сами предпочитают, чтобы техосмотр производили своими ловкими пальцами люди.
   Что же до наличия и, прямо скажу, засилья глиняного и надутого племени в институте управления, так это не несуразица, а закономерность.
   Вы телевизор давно смотрели? Не смотрите? Ну и правильно. Тогда я расскажу, что очень любят в телевизоре "программы" обсуждать. Говорят долго, часто умно, всегда витиевато и непонятно, однако ни одной программы, кажется, с двадцать шестого съезда, а может и раньше, ни разу не выполнили. Ладно, там, в прошлом был застой, а любой велосипедист скажет, что нет ничего труднее, нежели сохранять равновесие, стоя на месте. В таких условиях любая программа умрет еще в зародыше. Но потом-то как широко шагали, и опять ничего. Хотя, конечно, смелому Гайдару мешали и проклятое прошлое, и тяжелое настоящее, и туманное будущее. В таких условиях чистый эксперимент не произведешь. Вот дали бы ему страну и людей, построенных по законам экономического анализа, тогда бы он, точно, свою программу воплотил. Впрочем, и сейчас "программисты" ссылаются на таинственную цену нефти, поэтому пишут о будущем приблизительно, чтобы не ко многому обязывало. Ах, если бы мне такую синекуру за государственный счет с квартирой и офисом в центре Москвы! Я бы таких программ наворотил...конечно, непригодных к исполнению, но кто сказал, что вам, мои долготерпеливые, будет легко?
   Ловко введя слово "синекура", я вполне объяснил, чем занимались в институте управления големы и гомункулюсы. Правильно, создавали очень нужные, но непригодные к употреблению модели управления, проводили социологические исследования, результаты которых в мешках пылились по кладовкам, читали ученые доклады и делали карьеру. Худо-бедно заводы работали, дети учились, в больницах лечили, в магазинах торговали. Словом, всё - как сейчас только реформ меньше.
   "Я об управлении и экономике, а не о гласности и гражданских свободах!" - это я очередным критикам, мои читатели. Кстати, вы не находите, что аргументация при помощи "вы забыли о (здесь, как правило, следует перечисление многочисленных свобод)" очень напоминает "зато мы делаем ракеты, перекрываем Енисей..."? Есть в ней какой-то изгиб позвоночника, врожденный сколиоз перед господствующим общественным мнением. А ведь, если честно признаться, плохенькое у нас экономическое настоящее, да и будущее не менее туманно, чем во время двадцать шестого съезда. Может, потому что у нас и сейчас сплошь в институтах управления все решают? Как-то так, необязательно, от доллара, от нефти, от рубля - от балды?
   Вернусь-ка я от балды назад к Борису. Попутно замечу, что, благодаря отступлению, я спокойно мог бы вернуться к моему герою не назад, а в теперь, но тогда бы я оставил вас, мои любопытные, в неведении и вы бы не знали, почему в институте работали не химики и аэронавты, знакомые с полимерами и воздушными шарами, не гончары и стеклодувы, разбирающиеся в глине, а кибернетики и электронщики. Конечно, из-за ЭВМ, на которых гомункулюсы и големы резались в жалкое подобие современной компьютерной игры "Цивилизация", то есть создавали модели общества.
  -- Как же тогда техосмотр?
   А что техосмотр? У нас в стране автомобили каждый год осматривают, и ничего страшного из-за того, что этим занимаются служители свистка и полосатой палочки, не происходит. Почему должно что-то произойти, если кибернетик и инженер-электронщик влезет в глиняную пасть или спустит разные нечистоты из пузыря? Неспециалист, говорите, непрофессионал. Ну и что! Вы конституцию читали? Нашу? Если ее юристы писали, то уж совсем какие-то плохонькие, или, напротив, суперпрофессионалы: там все левой ногой написано, вероятно, чтобы легче объехать, так что непрофессионализм в своем пределе сливается с суперпрофессионализмом в работе, выполненной на заказ.
   Что-то не то?...Всё, уже понял. Вас интересует, как могли такие квалифицированные люди заниматься этой грязной работой? Просто. Как Геракл. Почем вы знаете, может, он и на небо к олимпийцам попал только потому, что Авгиевы конюшни вычистил. Хотя, конечно, там был навоз, а здесь неизвестный продукт жизнедеятельности гомункулюсов и пищевые отходы на пломбах у големов, но какова параллель. Я вам советую: вы чаще параллели проводите. Полезно это. Вот, например, трудный вопрос: почему, скажем, Иван Ивановича стучал на Ивана Ивановича в эпоху сталинского выравнивания? Обычно отвечают: боялся, принуждали, выслуживался и так далее. А проведем параллель плохонькую и убогую: спросим, почему Джон Смит стучит на Смита Джона, если Смит Джон не платит налогов? Из-за вознаграждения? Нет, и еще раз нет. Почти все наши либералы и журналисты уверены, что исключительно из гражданского долга. Не верите, говорите не чистый пример, мол, тут материальная заинтересованность есть, а в сталинскую эпоху стучали бескорыстно или за нематериальные ценности. Хорошо. Тогда, почему журналисты любят этот пример приводить или другой похожий - из Германии. Как вы не знаете, что там принято о нарушителях правил дорожного движения в полицию сообщать? И ведь делается это исключительно из любви к порядку. Сами видите, как параллели полезны. Не проведи я их, так и не понял бы разницы между "стуком из гражданских, цивилизованных побуждений" и "стуком из идеологических, тоталитарных соображений". И заметьте, как изящно можно завершить все рассуждение Авгиевыми конюшнями в качестве эмблемы государства.
   А насчет грязной работы вы правы. Прямо скажу: выискивать пломбы среди остатков деликатесов, застрявших в зубах у големов и принудительно "облегчать" гомункулюсов, занятие не из самых чистых. Зато в результате появляются связи, привилегии. Что же вы, мои искренние, думали, что можно на властную елку влезть и не ободраться? Себя вспомните. Как вы в детстве в шортиках или юбочках по деревьям карабкались. Что вам мама говорила по поводу коленей? И все это вы проделывали из интереса и удовольствия. Представить страшно, какие бы у вас, признаюсь, и у меня были ноги, если бы нас не ругали, а, напротив, поощряли бы на подвиги мороженным и пирожным.
   И теперь я, нисколько не смущаясь и не краснея от стыда, говорю: да, и мой герой так же занимался этой грязной работой. Однако кроме связей и привилегий он получал еще кое-что.
   Именно, именно знания о современных големах. Вы же помните про его опыт и про глиняного увальня, оставленного в деревне. Так вот: воспитатели, замучившие баинника, только посмеялись над этим немым болваном и оставили его в покое, а бабку предупредили и даже взяли с нее подписку о неразглашении. Понятно, что Березовский не стал бы Березовским, а стал бы всего лишь типичным средним новым русским, если бы не воспользовался тогда оплошностью воспитательных органов.
   Борис в первый же отпуск поехал в деревню, забрал голема, наврал бабке, что тот рассыпался по случайности, ударившись о косяк двери, и перевез его в Москву в свою квартиру.
   По вашим саркастическим ухмылкам я вижу, что вы сомневаетесь, что мой хитрый герой мог совершить такую глупость. Но это только кажется глупостью, а, на самом деле, это - изощренная хитрость. Борис не хуже вас знал, чем он рискует. Однако, раскрасив глиняного болвана цветными красками, мой герой поставил его прямо в прихожей, и никто из гостей, а были среди них и сотрудники воспитательных органов, не догадался о том, что это не скульптура работы неизвестного авангардиста, а искусственное существо. Единственная, кого Березовский не смог ввести в заблуждение, это его жена. Мой герой пытался и ей наврать, но всем известно, как женщины "чуют правду", поэтому он вынужден был признаться и не пожалел об этом. В своей жене Березовский нашел верного помощника. Впоследствии они вместе экспериментировали с пломбами, с материалом.
   Теперь я, мои читатели, до конца осветил причины и мотивы, побудившие моего героя уйти из Гидрометцентра. И все же он бы так и остался с несовершенным глиняным болваном на руках и не смог бы совершить и сотой части из того, что совершил, если бы не случай - этот бог изобретатель, о роли которого в эпоху повального атеизма предпочитали молчать каждое воскресенье прямо с экрана телевизора.
  -- ???
   Каюсь, забыл. Забыл, что не все жили в ту эпоху и не все помнят оборванные стихи Пушкина, открывавшие умную передачу "Очевидное невероятное". Даже смешно от того, как тогда боялись простого слова. Тексты коверкали. Наверное, полагали, что "бог" с маленькой буквы уже не "опиум народа". Кстати, и сейчас слов боятся. Напишет иной публицист о социалистах во Франции или в Швеции и обязательно ругнет, чтобы никто из неблагонамеренной публики не подумал ничего плохого. Оно понятно, потому как начни только разбираться, почему эти странные галлы и еще более странные скандинавы ну никак не хотят жить так, как в Америке, тебя мигом освищут, запишут в нелибералы. Я уж про темпы экономического развития и Китай не говорю. Нет, дудки. Устану оправдываться и доказывать, что предмет для размышлений есть, а о свободе слова и собраний речи я не веду. Свободы, если кто-то из вас, мои читатели, этого не заметил, мне нужны намного больше, чем кому-то. Я просто разделять привык.
   Экономика, она, конечно, базис, вот только почему от либеральной надстройки сильно большевизмом разит. Не пролетарским интернациональным, а мидлклассовым глобальным. По мне так, оба - хуже. Да и вообще от всей этой конструкции сильно поругаемым марксизмом отдает. Не иначе как опять извращенцы диалектику переворачивают. И не вижу я никаких различий между ежовой рукавицей гегемона и лайковой перчаткой открытого общества, если и той, и другой норовят за горло взять? Конечно, приятнее чувствовать на своей шее мягкую руку правой Хакамады, нежели грубую хватку не правого Зюганова, но результат-то один - асфиксия.
   Ой-ой... Горю....
   Потушил. Вы себе представить не можете, эта девка с лирой чуть меня не спалила. Навертела из газет факелов, зажгла их все разом от плиты и давай из себя музу пламенной сатиры корчить. Еле успокоил. Не поверите, шторы на кухне уже горели. Я ее в ванной комнате закрыл. Пусть остынет. Я, конечно, сам виноват: распелся тут о марксизмом ушибленных, вот она нежная и не выдержала. Я к ней вообще-то хорошо отношусь и, так сказать, "на Сенную" с собой не беру. Не хочу на женские плечи гражданскую ответственность перекладывать, да и ответственность за свои слова и позицию.
   Кажется, успокоилась. Сейчас стопочку коньячку ей налью и расскажу историю про счастливый для Бориса Березовского случай...
  
  

История об ужасном и внеплановом техосмотре, или, как Борис кое-что узнал и кое-что сделал

   Сами понимаете, вставные рассказики оправдывают всё: перебои стиля, неупорядоченность мыслей, заблуждения автора. Зато, как они украшают весь опус в целом. Словно кружева на нижнем белье: на взгляд дальнего, они - не существенное и не существующее дополнение, а близким - приятно. А кто мне ближе читателя!
   Пишешь, например, о красоте, спасающей мир, рисуешь эталоны - Парфеноны разные, Клавдию Шифер, а потом берешь и вставляешь рассказик о неподкупном... не Робеспьере, а, скажем, прокуроре...нет, прокурор не подходит: ему неподкупность по должности положена... о писателе?... нет, и писатель не катит: кому он нужен, кто его подкупать будет...
   Не подсказывайте, любезный! Я сам об этих думал...о тех? Тем также положено... Эврика! Просто - "о неподкупном". Так сказать, вообще, как о типическом явлении в нашей жизни.
   Значит, ведешь себе рассказик и создаешь величайший образец нравственной чистоты, и вы, мои читатели, сразу догадываетесь, что красота, каковая спасает мир не в ногах Клавдии Шифер, не в гармонической стройности Парфенона и даже не в кружевах на нижнем белье, а в душе и духе человека. Конечно, делать свое дело надо тонко, иначе непонятливый читатель бриться перестанет, обезобразится снаружи, галстуки не те начнет носить, а непонятливая читательница и вовсе перестанет косметолога посещать. Или того хуже - оба самосозерцанием займутся, в секту запишутся.
   Я это все к тому веду, что рассказик - это не сон и не сказочка для музы и для вас, а так - реплика в сторону, чтобы всё понятно стало. Я и свистнуть в сторону могу, если захочется. Хотя нет, я плохо свищу.
   Вот так начнешь оправдываться, объясняться, философские размышления вставлять и забудешь совсем про небо над головой и почву под лопатками. Лежишь, конечно, в метафизическом плане, созерцаешь, а читатель ждет действия, интриги. Сейчас будет.
   Тяжел и труден был съезд двадцать шестой для всей страны, для политбюро и лично для голема Брежнева. Не только пиджак с бижутерией тяготил плечи вождя, политбюро и народа, но и рассыхающаяся глина.
   Ученые мужи могли спорить до посинения и доказывать, что глина вечна и усталости, как другие материалы, не подвержена. Однако факт оставался фактом - во время чтения доклада "О дальнейшем процветании вплоть до девяностого года" только бурные и продолжительные аплодисменты скрыли замешательство и испуг президиума, вызванный чрезвычайным происшествием: у голема Брежнева чуть не выскочила челюсть. Рука охранника-мухомора, спасшая доклад и лицо партии, в стенографическом отчете была не отмечена, а в документальном фильме о съезде заретуширована. Всё выглядело так, словно генеральный отец отечества поднес ко рту стакан с водой. Но выводы были сделаны. Политбюро приняло секретное постановление о поголовной санации полости рта големов и обязательной дезинфекции и дезактивации пузырей гомункулюсов.
   Запад не остался в стороне. Заметив скрытое замешательство и волнения в чиновной среде, голем Рейган начал строить козни. Вообще-то он строил их не один, а вместе с группой подначальных ему лиц, поскольку политическая козня - титаническое сооружение, и без помощников в таком общественно важном деле не обойтись. Это вам не "куры", не "глазки" и не "рожи", которые может возводить любой гражданин по своему желанию и ради удовольствия. СОИ, о которой заявил отец не нашего отечества, сооружалась как средство защиты прав всех разумных существ в мире. Так что предлог, как видите, был найден самый благовидный.
   Кстати, вы заметили различие между причиной и предлогом? Конечно, причина - это постановление, а предлог - права. Иногда бывает наоборот. Например: причина - это попираемая регулярно и повсеместно свобода слова, а предлог - штраф, наложенный санэпидемстанцией на столовую, где едят журналисты. Может, я путаюсь? И все совсем не так: штраф - это причина, свобода слова - предлог? Надеюсь, мои сообразительные, вы разберетесь сами.
   Между прочим, козни строят не только политики, но и чиновники. И те, и другие впитывают архитектурные навыки с младых ногтей... коряво звучит, правда? Что на ногтях и под ними?! Одни микробы!... с молоком матери... опять плохо? "С молоком первой секретарши" - неприлично... впитывают с первыми поучениями начальства.
   Кто-то что-то сказал про анахронизм? СОИ появилась в девяносто третьем? Хорошо, вернемся на Запад с нейтронной бомбой и ракетами средней дальности. Это разве не козни?!
   Надо сказать, что жупел добра, показанный Западом, не устрашил глиняное политбюро. Кого-то в очередной раз поймали и отправили на лечение на Север, кого-то выпустили за границу, но постановление не отменили. Замечу: виновниками брожения в чиновной среде были гомункулюсы. Они с чего-то решили, будто продукты их жизнедеятельности начнут изучать и в этом, с вашего позволения, дерьме усмотрят отклонения от линии партии. Чего только не выдумает надутое племя! Это же каким самомнением надо обладать, чтобы "орлом сидеть" и орлом же себе самому казаться!
   Впрочем, начальство всегда так себя ведет. Сами посудите: ну подписал президент указы, ну принял другого президента, ну съездил на воды, ну высказался о театре, мне-то что до всего этого. Его и выбрали для такой работы. Понятно, журналисты, политологи. Им президент, что актерам Гекуба. Если о нем и о других начальниках не говорить, то им и показывать нечего будет. Нет, конечно, проблемы останутся, но обсуждать их гораздо труднее, а уж разбираться и вовсе не благодарное занятие. Нет, я понимаю, что начальник на лыжах - это что-то особенное, сопоставимое только с начальником с теннисной ракеткой, а президенты становятся ближе и роднее, но не в таких же количествах.
   Да, вы правильно догадались, я о Путине говорю. Я, признаюсь, уже не сомневаюсь в принадлежности президента к искусственным племенам. Вот только подозреваю, что он не робот, а гомункулюс. По крайней мере, журналисты все больше в этом убеждают. Кто кроме гомункулюса будет так часто красоваться на экране. Даже ныне отставной голем Ельцин, если и появлялся в телевизоре, то больше с декоративной целью: мол, граждане не волнуйтесь, хотя песок сыплется, но трещин на глине нет. Он, конечно, не разговорчивый был, сложными синтаксическими конструкциями не владел, как новый отец отечества, но своих целей добивался.
   Вот же ё-ка-лэ-мэ-нэ! Я же про цель своего рассказика забыл. Как на "орлах" споткнулся, так и сбился с дорожки. Мало того, что тележку о ноги Клавдии Шифер разбил, так еще и на своих двоих блудить начал...блуждать?...да, наверное, все-таки блуждать. Надеюсь, вы, мои воспитанные, сделаете вид, что ничего не заметили, и я тогда продолжу, будто и не было этого признания.
   Вы, мои долготерпеливые, не думайте, что я ушел в сторону и рассказики в рассказики, как матрешки вкладываю. Я, если и уходил, так только кофе попить, а про обещанный техосмотр я не забыл. Вы обратили внимание на то, как я ввел внеплановость. Особым постановлением! И не какого-нибудь районного суда, а политбюро.
   И ужасы теперь уж я начну живописать...
   Заметили? Как нет? Вы говорите правду? И ужас не заполз к вам в сердце ужом холодным? И вам ни ритм, ни звук нисколько не нужны? А я то бьюсь. Всё! Больше не дождетесь! Я про Бориса продолжаю без красот.
   Да никакой красоты, честно говоря, и не могло быть в теохосмотре. Разве могла считаться высокой трагедией грязная и изматывающая работа. Пусть фановая система не выдерживала потоков нечистот, накопленных в себе гомункулюсами, и из переполненных унитазов бежали ручьи, что известный Симоис; пусть, ковыряясь в челюсти сто пятидесятого в день глиняного болвана, сотрудники в один голос восклицали: "О, ужас!"; пусть объемы пищевых отходов в челюстях големов превышали гомерические; пусть от запаха из раскрытых пузырей не спасали противогазы и поговорка "в здоровом пузыре - здоровый дух", однако величия это не добавляло. А без величия эпический "Ужас! Ужас! Ужас!" невозможен.
   Жертвы? Жертвы были. Люди валились с ног под тяжестью бесконечных уток, которые после затора в канализации приходилось выносить во двор к сливному колодцу. Скользили на нечистотах и падали. Задыхались в удушливой атмосфере верноподданнических испражнений, ведь гомункулюсы постарались произвести лучшее впечатление на контрольно-воспитательные органы и во время чистки беспрестанно всеми способами доказывали свою лояльность, то есть стучали всем и на всех. До сих пор ветераны внепланового техосмотра гадают, как устоял институт, на который, словно на Содом и Гоморру, обрушились свыше, правда, не языки очищающего пламени, а потоки самого разнообразного по природе дерьма.
   Правда, Борису в каком-то смысле повезло. Контрольные воспитатели отобрали его в специальную группу, осматривающую высшее руководство. Почему я не говорю просто "повезло"? Да потому что работа с большими начальниками считалась сверхопасной. Нет, отнюдь не секретность делала ее таковой, а особая вредность. Вы правильно догадались, что чем больше начальник, тем ядовитее отходы. Однако была в этой работе и вредность другого рода. Что бы сделали вы на месте Бориса, если бы обнаружили застрявшую в зубах голема серебряную чайную ложечку с явными признаками ненашего происхождения? Вынули бы? А вдруг она чем-то дорога руководящему болвану, скажем, как память, и его вовсе не смущает то, как искажается его лицо из-за размеров ложечки, когда он говорит. И совсем страшно представить, что батон сырокопченой колбасы в зубах - всего лишь пищевой запас, поэтому извлекать его из полости рта однозначно запрещено.
   Только ловкость и незаурядный ум уберегли моего героя от возможных осложнений. Но вот хитрость привела, и это печально признавать, к государственному преступлению.
   Дело в том, что запасные пломбы начальствующих големов и пузыри для высокопоставленных гомункулюсов хранились...пусть меня обвинят в разглашении стратегической тайны, но не могу молчать!...и хранятся в "Алмазном фонде" вместе с челюстями заслуженных големов прошлого. Понятно, что полная санация и дезинфекция порой приводили к повреждению речевых и программных пломб и прободению пузырей. Вы представляете, как напугало бы граждан появление на телеэкране советника-гомункулюса с пластырем во весь лоб и какой фурор произвела бы смена типа речи: с малограмотного на нечленораздельный.
   Как не видите особой разницы? Я надеюсь, лишь некоторые из вас, мои вдумчивые, не понимают, насколько необходимы политику, начальнику и журналисту навыки говорить складно и длинно, пусть и бездумно. Ведь для общества важен не смысл сказанного, а впечатление, которое произвел оратор. Никто не услышит мямлю, хотя бы сказанное им содержало глубокие мысли и свежий взгляд. И уж тем более никто не будет слушать косноязычного болвана. Конечно, речи големов образцовыми не назовешь, но, учитывая профессионализм спичрайтеров, смело признаем их малограмотными.
   Что же до особенностей произношения и культуры, то рассуждать о ней в связи с глиняными болванами могут только пустые схоласты. В наш прогрессивный век еще компьютеры не говорят. Чего же ждать от големов. Будь, например, у вас возможности Горбачева, вы бы точно постарались поставить произношение или, как обладавший плохой дикцией Черчилль, придать ему свою пикантность. Про ударение и не говорю: всякий считающий себя чуть-чуть грамотным человек следит за ним и спешит исправиться, если вдруг ошибся. Кстати, и гомункулюсы топят в потоке слов не только смысл, но и культуру речи.
   Кажется, я забыл Бориса Березовского в "Алмазном фонде". Кошмар! Там же охранники на входе с автоматами!
   "Борис!"
   ....Отозвался! Пронесло! Оказывается, во время внепланового техосмотра фонд работал круглосуточно, поэтому никто не проверял помещение, и моего героя не обнаружили в закутке рядом со шкафом с челюстями выдающихся големов прошлого. Борис спокойно мог выбрать подходящие пломбы для своего домашнего глиняного болвана.
   Да, именно это похищение исторических реликвий я назвал "государственным преступлением".
   Иронизировать некоторые могут, сколько угодно, но я еще посмотрю на них с чувством превосходства, когда они узнают, что на аукционе, допустим, "Кристи" выставлены зубные щетки леди Ди и ночные вазы Элвиса Пресли, а такое в ближайшем будущем неминуемо произойдет. К тому же челюсти големов прошлого хранились в фонде не просто как исторические реликвии, но из соображений государственной безопасности.
   Мало кому известен тот факт, что Рамон Меркадер сразу же после удара ледорубом вырвал из глиняного рта Троцкого челюсти и успел перебросить их через забор агентам НКВД. И совсем не для того, чтобы окончательно умертвить голема, который и так рассыпался бы от удара пролетарского гнева, а за тем, чтобы враждебные разведки не восстановили Троцкого в первоначальном обличье, слепив его заново и вставив те же таблички. Ну, конечно же, вы понимаете, что вся сущность голема в пломбах. И если глиняные болваны еще не клонируют себя, то только потому, что соперничают и ревниво следят друг за другом. Им же так хочется посидеть в начальственных креслах.
  -- Почему же тогда Сталин себя не клонировал? У него же соперников не было?
   Это, я полагаю, вы сказали, не подумавши. Соперники - это не враги, и враги - не соперники. Врагов-то народа, а так называли и врагов отца отечества, было сколько? А где, согласно документальным исследованиям Солженицына, были самые квалифицированные кадры? Это атомную бомбу делали на относительной свободе, ну еще и оружие, а всем остальным секретным оборудованием наше благодарное население обязано "шарашкам". Добавьте ко всему этому злые замыслы Берии и добрый умысел Хрущева. Ведь эти два голема реально претендовали на кресло главного болвана страны.
   А то, что о тайном шкафе в "Алмазном фонде" вам еще не рассказал всезнающий Киселев, и вовсе легко объяснимо. Он же и о войне первый раз узнал только со слов гомункулюса Суворова. Тот-то раздулся на почве причастности к ГРУ, а на самом деле и служил на должности вроде "участкового" в милиции. Много вам ваш участковый расскажет о коррупции в высших эшелонах власти? А если еще и неграмотный, газет не читает, только телевизор смотрит? Вот то-то и оно, что если б всеведущий Киселев читать умел, он бы надутого и темного грушника всерьез не воспринял, и мигом бы вспомнил про мемуары, архивы МИДа, архивы своей прошлой организации. Отечественные не понравились, прочел бы западные. Ой, забыл: у него же с русским языком, как у многих аналитиков, напряженка. Это отступление я сделал не ради скучного спесивца из "Итогов" и даже не из любви к правде-истине, а лишь для того, чтобы лишний раз убедить некоторых в пользе чтения. Ведь и "Ледокол" можно прочесть как "черное фэнтэзи", правда, и в этом случае - второй свежести. Ну и что, что пахнет! Какие вы, право, привередливые! Вон все тот же Киселев, небось, продукты посвежей ваших покупает, однако съел и не поморщился, хотя и на слух вторая свежесть первой не становится! Зато сразу видно: большой, а в последнее время даже полноватый либерал.
   Пока вы, мои любознательные, и я вели разговоры о пользе чтения, Березовский раздумывал, из какой челюсти ему взять речевую пломбу, а из какой программную. Два обстоятельства должны были определить его выбор: следовало, во-первых, взять программную пломбу у голема более-менее благодарного и управляемого, во-вторых, из челюстей наименее заметных и тех, что не использовались как временные. Да, вынужден признать, что по причине застоя и отсталости нашей страны в ту эпоху во время техосмотров приходилось пользоваться не аутентичными заменителями. Так челюсть Рыкова, на время попавшая в рот Косыгину, привела к введению отдельных элементов хозрасчета. Конечно, контрольно-воспитательные органы и политбюро стремились избежать подобных вещей. Отчасти именно поэтому "опасные реликвии" пометили красной краской.
   На этих-то красных челюстях и остановил свой выбор Борис. Он заранее нажевал жвачки, которую ему по блату достали в цековском спецраспредилителе, и слепил из нее два небольших шарика размером с леденец "монпасье". Понятно, что мой герой мог купить "баблгам" у фарцовщиков, шныряющих возле "Националя", или попросить у коллег, вернувшихся из загранкомандировки, но импортный продукт не подходил по цвету: оставался белым. Тогда как эстонский "Калев" в считанные минуты превращался в пригодную для лжепломб серую массу.
   Не знаю, где Березовский почерпнул сведения о Бухарине как существе благодарном и управляемом, наверное, в закрытой литературе, но программную пломбу решил взять именно из челюсти "любимца партии". А вот речевую мой герой вынул не у кого-нибудь, а у самого Сталина.
   Да-да, у Бориса не дрогнула рука, он не особенно сомневался. Мой герой просто отлично знал, что этот голем не обладал качествами записного оратора и говорил не много. А после многоречивого гомункулюса Березовский предпочитал иметь дело с существом, предпочитающим отдельные реплики. Моего героя не пугал акцент, который один из противников существующего тогда строя назвал павианьим. Главное - слова можно было разобрать.
   Что чувствовал Борис Абрамович Березовский, оказавшись за воротами Кремля, можно описать только кистью художника, я же красноречиво помолчу...Надеюсь, вы, мои чуткие, ощутили силу, захлестнувших его и меня эмоций. Однако душевные терзания не закончились и дома.
   Как всякий преступник, боящийся угрозы разоблачения, мой герой до самого окончания внепланового техосмотра опасался, что подмену обнаружат, и тогда не миновать ему мордовских лесов, которые так богаты клюквой и другими лесными ягодами. Признаюсь, и меня испугала бы такая перспектива: жутко не люблю собирать ягоды в лесу. В саду еще можно, но платить - комарам кровью за каждую черничину или брусничину или ревматизмом за полведра клюквы, нет, увольте. Есть? Есть, очень люблю. Вы заметили, что здесь я говорю не о несовпадении желаний и возможностей и не об альтернативном выборе "или, или", а разнонаправленных желаниях. Ясное дело, без конкретной рыбки, вытащенной из пруда, заливное не приготовишь, однако очень хочется и не только мне. Так что все эти индексы удовлетворения с числителем из возможностей и знаменателем из желаний - весьма вольное и ненаучное допущение.
   Прошел месяц, прошел другой, техосмотр закончился, пристального внимания к своей персоне Борис не обнаружил и успокоился, а, успокоившись, решил вставить похищенные пломбы домашнему голему, который стал уже членом семьи и даже помогал отжимать белье после стирки. Конечно, на глиняные руки надевали резиновые перчатки, чтобы не пришлось перестирывать, главное-то не в этом, а в том, что под благодетельным воздействием жены Березовского этот болван приобрел некоторую раскованность движений и научился выполнять простейшие работы по дому, то есть, стал более пластичен. Борис даже перестал в сердцах пинать его ногой, когда натыкался на него ночью по дороге в туалет.
   Выждав для верности еще месяц, Березовский с женой выбрали подходящий по звездам момент и подготовились. Если вы ожидаете чего-то похожего на обряд оживления классического голема, то я вынужден вас разочаровать, потому что вставлять пломбы - это заурядная техническая операция, а о звездах здесь сказано из-за пристрастия супруги моего героя к гороскопам. Из правдивого повествования жену так просто не выкинешь. Следует так же признать, что Борис волновался и гадал, каким станет привычный болван с новыми пломбами.
  -- Почему твой герой не слепил нового? Почему не вставил своему голему сразу три современных пломбы?
   Вот ведь странные какие попадаются! Мои читатели уже давно догадались! Вы же (это я к любопытствующим обращаюсь) сами-то ни одного голема не пробовали лепить. Попробовали бы, так замучились трудности преодолевать: мистическое место искать - раз; глину возить - два; соседям и соглядатаям доказывать, что вы летнего снеговика лепите - три. Так это сейчас в стране все еще не победившей окончательно демократии. А тогда! Да еще будучи сотрудником закрытого института! Вас бы в миг вызвали, сначала, на ковер к начальству и оттяпали бы заработанную премию и новую должность, а в конце, в воспитательные органы и сляпали бы дело. Мой вам совет: и сейчас не рискуйте, кто знает, какие мысли придут в надутые пузыри и глиняные головы. Вдруг заподозрят вас в подготовке к следующим выборам. Тогда вам останется только запасаться зеленкой: киллера точно подошлют.
   Между прочим, ответ на второй вопрос следует из ответа на первый.
   Ну, конечно же, классический голем рассыпался бы, а закрепитель глины Борис так и не смог достать. Закрепитель использовали только для начальства, а его формулу держали в сейфе вместе с похищенным агентами рецептом кока-колы, парижскими тайнами и секретом полишинеля. Даже сейчас, когда "Парижские тайны" показывают по телевизору, кока-колой, этой вершиной вкуса, наслаждаются все желающие, а не только журналисты-международники, секреты полишинеля разоблачаются аналитиками во всех средствах массовой информации, формула все еще лежит за семью печатями в том же сейфе.
   С этими любопытными вечно теряешь нить повествования. На чем я там остановился?
   Спасибо. Итак, вечером, после того как сквозь звукопроницаемые стены до семьи Березовских донесся шорох одеял, которыми укрывались соседи, пробил долгожданный час. Естественно, в ванной комнате не забыли открыть краны с горячей и холодной водой: это рекомендуют делать мастера детективного жанра, чтобы избежать подслушивания. Святая простота!
   Борис принес табуретку из кухни, вставил в рот болвану распорку - после случая с лебедем он избегал класть палец в рот даже себе. Не так ли и НТВ - дует на Путина, обжегшись на Ельцине. А я, например, когда молоком обожгусь, на пиво не дую, потому что - из холодильника. Но речь о Березовском, который уже успел засунуть сталинскую и бухаринскую пломбы в глиняную пасть и стоит, нежно обняв жену, и смотрит, как меняется его личный голем. Когда преображение закончилось, глиняный болван раскрыл рот:
  -- Шта вам нада, товарышч? Вы из "Бунда"?
  -- Нет, знаете ли, - удивленно заторопился ответить Березовский. - Это вы по внешности определили? У нас "Бунда" давно нет, - пояснил он. - У нас давно Израиль есть.
  -- Какой сэщас год? И гыде мой дыруг Иосиф? - полюбопытствовал голем.
   Борис понял, что перед ним товарищ Бухарин, но с замашками товарища Сталина.
  -- Восемьдесят ..ый, - поспешил ответить мой герой.
  -- Сыпасыбо, что изывлекли мина изы ныбытыя.
   Эти слова отчасти успокоили Березовского, потому что в них чувствовалась мягкотелость "любимца партии". Теперь надо было убедить этого голема оставаться в подполье, пока не подвернется удобный момент для легализации.
  -- А он тебе никого не напоминает? - Толкнула Бориса в бок жена. - Присмотрись...Помнишь, ты в прошлом году ездил Свердловский обком санировать.
  -- У меня же фотографии есть за банкетным столом. Сейчас сравним.
  -- Чито ви гаварытэ, товаришч? - забеспокоился Бухарин голосом Сталина.
  -- Ничего... секундочку. Боря, как того звали? Надо этого приучать, - крикнула жена Березовскому.
  -- Как меня, только отчество - Николаевич. Ты погоди, - остановил разошедшуюся не на шутку супругу мой герой. - Сейчас с внешность разберемся, тогда и с именем начнем...Нашел. Смотри.
  -- Вылитый он! - восторженно воскликнула жена Березовского.
  -- Ви пра каго? - еще сильнее забеспокоился голем.
  -- Сами посмотрите, - Борис протянул фотографию глиняному болвану. - Да к зеркалу подойдите. Сравните.
  -- Саамазыванэц? Ылы шта?
  -- Надо бы его хоть чуть-чуть артикуляции поучить, а то я вздрагиваю от голоса...
  -- Да оставь ты голос в покое, - тихо перебил жену Березовский. - Подумай лучше, как этого убедить не высовываться до времени.
  -- Да самозванцем!
  -- Ты - гений! Я всегда знал, что в тебе масса достоинств!
  -- Радываитесь? - спросил голем с подозрением.
  -- Да. Знаете ли. Придумали, как вас спрятать от этого злодея самозванца...На время, исключительно на время, - частил Борис.
  -- Ми нэ протиф, - кивнул болван.
   "Как много в нем мягкотелости Бухарина!" - с удовлетворением подумала жена моего героя.
   "А я, пожалуй, из него толкового помощника сделаю...со Сталиным бы в нем справиться", - озабоченно подумал Березовский.
   О чём еще говорил мой герой и его жена, что делали они, чтобы спрятать голема, что делал сам глиняный болван, мне до конца неизвестно. Поэтому из любви к абсолютной правде-истине я не рискну домысливать и изображать нечто не вполне достоверное. Ведь молчу же я о записной книжке Бориса Абрамовича Березовского, не называю фамилий тех, с кем он дружил или уже работал, хотя мог бы оповестить свет и напридумывать, чего угодно. К тому же, весь этот непроверенный вздор выглядел бы весьма правдоподобно. У кого в те времена не было толстой записной книжки. Разве что у человека нечестолюбивого или махнувшего рукой на свое грядущее благополучие. Кстати, и сейчас толстый органайзер порой стоит кошелька, особенно если рядом с телефонами и именами есть многозначительные пометки.
   Как Борис Березовский собирался использовать своего голема в ту эпоху, я даже не могу представить. Вполне возможно, мой герой хотел при удобном случае подменить партийного голема своим личным, но как и когда? Во время очередной санации? Во время съезда партии? Все эти вопросы так и останутся без ответа, потому что "подлинная жизнь", как история, не терпит сослагательных наклонений.
   Понятное дело, что и идея Ротшильда претерпела изменения. В ней не осталось юношеской горячности и романтической метафизики. Практика и окружающая моего героя среда наложили на нее свою опошляющую руку. Но с чем и с кем такого не происходит. Сколько бывших комсомольцев, не рядовых, а передовых, с такой горячностью осуждавших своих сверстников за равнодушие к светлым идеалам Октября на каком-нибудь слете, забывало про эти идеалы на следующий день. И это была молодежь. А сколько борцов с привилегиями и злоупотреблениями превратилось в злоупотребителей, и говорить не стоит. Куда до их титанических порывов моему маленькому герою, который если и тешил себя мечтами, то лишь в домашней обстановке. Да что говорить о больших замыслах и великих дерзаниях начальства, когда и обычных людей, порой даже детей действительность пребольно щелкает по носу, как, например, одну маленькую девочку.
  

Сказочка про мечты, вазелин и маленькую девочку

   Жили-были где-то в неважно каком году люди, и была у них дочь - маленькая девочка. Она уже умела читать, считать и писать. Попалась ей в руки книжка о великих географических открытиях. Очень понравилась ей история о Магеллане и круглой земле. И решила маленькая девочка в ближайший выходной отправиться вокруг света, так, чтобы к вечеру вернуться. Понятно, она была маленькая, и хотя умела считать и читать, но не представляла, какая большая земля. Ей казалось, за горами на горизонте свет загибается и выходит с другой стороны поселка, где она жила, поэтому выходного должно было хватить на все путешествие.
   Чтобы не проголодаться в дальней дороге, девочка взяла полбуханки хлеба, воды в бутылочке и немного денег. Деньги, как рассудила она, могли потребоваться на проезд: "Вдруг я устану и захочу подъехать на подъезде". Не надо думать, что девочка была глупа. Ей вовсе не хотелось обойти Америку, Азию и Африку за один день. Она всего лишь собиралась обойти вокруг света, а это можно было сделать, по ее представлениям, и не заходя в дальние страны. Конечно, девочка мечтала увидеть что-нибудь необыкновенное и пережить много приключений, но для всего этого по ее расчетам выходного хватило бы.
   И вот наступил выходной.
   После завтрака, отпросившись у родителей погулять, девочка взяла свою торбочку и отправилась в путь. Она успела пройти мимо школы, мимо ближнего клуба, мимо дальнего клуба, мимо базара, куда даже не посмотрела, хотя оттуда доносились аппетитные запахи свежих фруктов. Она шла и шла.
   На горизонте уже появился семафор, за которым кончалась обитаемая земля - поселок, где жила девочка. Как вдруг рядом со старой водокачкой она увидела новый с красивой вывеской магазин. "Промтовары", - прочитала маленькая девочка и решила зайти, ведь ей как путешественнице полагалось исследовать все новое. А в те времена в той стране только-только начали строить новые дома и магазины.
   Она вошла и оказалась в сказочном мире: ее окружали стеклянные витрины, а в них стояли красивые коробочки, баночки. Никогда еще девочка не видела таких маленьких красивых коробочек. Те, что лежали дома у мамы и папы уже постарели, потеряли блеск и лоск. Девочка застыла перед одной из витрин и долго рассматривала маленькие баночки и ценники над ними. Она считала в уме, сколько у нее останется денег, если купить какую-нибудь маленькую баночку. А без такой баночки даже путешествие вокруг света представлялось лишенным полноты приятных впечатлений.
   Денег хватало. Но девочка еще долго не могла выбрать. Наконец, она подошла к прилавку, протянула монетки и продавец вручила ей жестяную, похожую на коробочку для леденцов, но гораздо более красивую маленькую баночку. Зажав чудо в ладошку, девочка вышла из сказочного магазина, села под деревьями и долго разглядывала купленную драгоценность.
   "Что же может быть внутри такой баночки? Какие-нибудь чудеса?" - думала маленькая путешественница, разглядывая рисунок на крышке.
   Почему она не прочитала на ценнике, не спросила у продавца, что покупает? Кто знает? Да и надо ли читать, когда картинка такая красивая. А на баночке девочка прочла звучное женское имя, которое ничего ей не говорило, но напоминало имена фей и волшебниц из сказок.
   И вот она решилась и, с трудом подцепив крышку своими маленькими пальчиками, открыла...
   В баночке был душистый вазелин, каким мама иногда смазывала девочке руки - от "цыпок". "Не может быть!" - подумала маленькая путешественница и закрыла глаза с надеждой, что вазелин исчезнет, а появится нечто, но ничего не изменилось.
   В расстроенных чувствах девочка пошла домой: в таком настроении, как у нее не следовало идти вокруг света.
   Вот собственно и вся история. Остается только сказать, что эту баночку с вазелином девочка помнила всю жизнь.
  -- Это гнусная аллегория на перестройку!
   Как кому угодно. С таким же успехом можно считать это аллегорией на советский период, на любые реформы. На самом деле я мог бы назвать место, время и паспортные данные уже постаревшей девочки, но кого это заинтересует. И согласитесь, только существо извращенное усмотрит в вазелине какой-то намек, потому как и государство не женского рода и народ, его населяющий, мужского. И кстати, одной аллегории про комаров хватило бы и на беллетристический опус, а я...
   Что я - жалкое орудие в руках самых разных обстоятельств и своего замысла! Мне бы ту свободу и фантазию, какой обладают доктора экономических и политологических наук! Вот люди! Никакая действительность даже "вазелиновая" не в силах повлиять на совокупность знаний, кои они признали прогрессивными! Любой из них, разбуди вы его ночью, сразу скажет вам, что роль государства в экономике исчерпывается правилами, которые поименованное государство устанавливает. И какое им дело до того, что в либеральной Америке с ее неслабым бюджетом "этот арбитр" нанимает на работу, покупает и тратит на это всего лишь десятую часть ВВП (это не наш президент, а их валовой продукт). Верность истине заставляет экономиста, если, конечно, он - профессионал, закрывать глаза на несчастные исключения, не вписывающиеся в теорию не только там за океаном, но и у нас. И в самом деле, чего замечать такой крохотный бюджет! Ну и что, что он больше, чем годовые обороты любой из отечественных компаний, это же - не игрок на внутреннем рынке. Да любой благонамеренный экономист вам расскажет про то, насколько реформы Рузвельта затормозили экономическое развитие США, и где бы была Европа, если бы мягкотелые бизнесмены не сдали бы своих позиций и не начали "делиться". Нет, что не говорите, а самое чистое из искусств - это экономика. И нечего привязывать его к грубой действительности.
   Некоторые критиканы любят порассуждать и махнуть небрежною рукой на Чили, на Пиночета. И ведь могли бы подумать даже в экономическом, так сказать, плане, что Южная Америка нам не указ. Там жалкую пенсионную реформу самолично министр объяснял и рекламировал, да и вводил ее не в раз, не с первого января и не с понедельника. Ведь любому нашему экономисту с пеленок ясно, что нашей стране такие темпы не подходят. Мы - не Южная Америка, у нас бананы не растут, поэтому нужны твердые сроки. А если что-то не выходит, то, понятное дело, виновато прошлое. Поэтому сначала были виноваты Романовы, что на семьдесят лет хлеба не запасли, потом - коммунисты, так как новыми технологиями манкировали, а в самом конце - олигархи, потому что правому делу служат нехотя, безо всякого энтузиазма. И заметьте, экономисты не я и не некоторые из вас, мои читатели, их грубые и меркантильные задачи не интересуют, им подавай счастье пролетариата, либеральные ценности, бесклассовое общество, средний класс, словом, что-нибудь духовное. А уж о вазелине они и думать спросонок не будут!
   Почему "спросонок"? Так мы же их выше в тексте разбудили, почти как декабристы Герцена, а они теперь развернут нашу экономику. Будем надеяться, не лицом к шести соткам. Не хотелось бы, знаете ли, жуков с картошки собирать, хотя бы и импортных, колорадских. Меня, например, больше к прекрасному тянет, а они (жуки, не экономисты) на картинах и в художественных произведениях уместнее, чем на натуре.
   Как-то я совсем сбиваться начал, наверное, "андроповку" вспомнил. Злая водка была, жесткая. Вот и муза кивает, говорит на сахаре и очищенной воде экономили. А как она запоёт, когда мы к Горбачеву перейдем. Он, кстати, уже грядет в череде пертурбаций.
  
  
  

1985 и другие годы

   Новое время принесло не столько надежды, сколько обещание надежд.
   Ставропольский голем, блистающий после поездки в Англию красивым словом консенсус, и сам не знал, чего он хочет, но все равно считал себя существом значительным и не лишенным высших порывов. В 1985 он чистосердечно, как и его предшественники, верил в свой ум и свое величие, поскольку достиг вершин карьеры. Это, впрочем, мало отличало его от граждан вверенной ему страны и неподвластного ему остального мира. За редким исключением избиратель в странах "представительной демократии" и подданный в странах "неприкрытого тоталитаризма" верит в то, что монарх, генеральный секретарь, президент или премьер-министр - это лучший, на худой конец, хороший человек и замечательный правитель. Дабы впадение в маразм по старости не дискредитировало столь замечательное представление, а зритель не устал от постоянного созерцания одного и того же вечно обещающего лица, в странах цивилизованных выдумали ограничение срока правления.
   И все же, если бы не было восемьдесят пятого года, наступил бы восемьдесят шестой. А потом задним числом выдумали бы и пропущенный год, дабы время, как говорят в телевизоре, не воспринималось дискретно. Впрочем, некоторые из наших современников так и считают, что восемьдесят пятый год выдумали. Кто-то приписывает его авторство себе: мол, стучал по стене, разъедал изнутри; кто-то - врагам с запада: мол, стучали по стене с другой стороны и грызли снаружи; кто-то - продвинутости верхов: мол, изобрели нашу отечественную свободу; кто-то - активности низов: в раз прозрели и не смогли (про то, чего не смогли, ни теоретики, ни низы еще не догадались). Однако я - не кто-то, и вы, мои читатели, со мной уже познакомились, поэтому я на вопрос "почему?" отвечу по самым разным и многочисленным причинам.
   Например, верхи уже не могли передвигаться без поддержки, а низы, которые в нашем отечестве состояли по большей части из "прослойки" уже не хотели идти в указанном верхами направлении. Общество, пасомое надутым и глиняным племенами, пребывало в полной растерянности. Будущие антикоммунисты еще вступали в партию или защищали ее, но уже подъедали все, что попадалось под руку.
   Главный гомункулюс и главный идеолог Яковлев вместе с глиняным вождем выдвинули лозунг, над которым можно было только смеяться. Человеческое лицо, согласно их пожеланиям, должно было появиться у некоего явления, в просторечии называемого социализм. Понятное дело, это была идеологическая метафора, но, почему тогда только лицо. Собирались обновить фасад? Или и внутри перестроить? А как выглядит античеловеческое лицо?
  -- Как прослойки? Почему прослойки?
   Ну и тормоз! Я уже о лице, а он! Вы, мои понятливые, догадываетесь, что это я не вам и что лучшим ответом на подобные вопросы было бы лаконичное и многомудрое "потому что". Но я отвечу чуть шире. Куда идет народ - это всегда большой секрет, народ и сам-то не знает, зачем он вообще куда-то идет, да, если честно признаться, он и единым народом то себя чувствует лишь в критические дни. А прокладка...извините, прослойка, согласно определению, самоосознает себя, ну а идет туда, куда ведут, и за тем, кто ведет. Путешествующую прослойку не интересуют личные качества вождя, главное - это цель. И действительно, какая разница, из сельских дурачков или из злодеев, главное - тучные пастбища, которые ждут впереди, понятное дело, что пастбища торжества духа. Прослойка, она же без духа никуда. Ну, как тут не появиться некоторым иллюзиям? Порой эти низы полагают, что идут сами и даже возглавляют движение. Однако вы то понимаете, кто выдумывает такие общечеловеческие ценности, как гласность, свободные выборы, частное предпринимательство, правовое государство. Естественно, всем этим человечество обязано начальству.
   Я вижу: не все с этим согласны и кивают на свободомыслящих, каковые появляются по воле природы и без всякого руководства. Но это не аргумент. Кивать можно и на Петра, и на Жана, а факт остается фактом. Ведь, если бы гомункулюс Яковлев не подзуживал голема Горбачева, гласность не родилась бы на свет в одна тысяча восемьдесят шестом году в феврале месяце. И кстати заметьте, многие из свободомыслящих просто не могли участвовать или соучаствовать в ее рождении, поскольку отдыхали в богатых кислородом лесах Севера России, причем некоторые пользовались природой за казенный счет аж до восемьдесят восьмого, а то и восемьдесят девятого года.
   Какие вы все-таки маловеры, мои возлюбленные читатели! Я говорю вам, что во всех благодеяниях виновато начальство, а вы саркастически ухмыляетесь. Но ведь совсем недавно прямо по телевизору вам подтвердили, что коммунизм победил Ельцин. Он сам в этом признался, а Клинтон это подтвердил, и журналисты раззвонили по всему свету. А кому, как не им знать, кто кого где победил, а тем более что такое свобода.
   Кто такой Яковлев? Ну вы, мои дорогие, даете! Не ожидал я от вас такого невежества! Да это же луна нашей демократии. Иные политологи полагают, что он даже солнце, а вот Горбачев светил, так сказать, отраженным светом. Неужели вы еще не читали великую книгу Яковлева о преступлениях большевистской партии, в коей он имел честь состоять...или имел бесчестие? Как вам кажется, что лучше? Вы думайте, а я продолжу ...и занимал не самые низкие посты. Кстати, только что пришло в голову: возможно, он был самым первым гомункулюсом, покорившим партийный Монблан, ведь в ЦК он попал еще до смерти голема Сталина. Кем и как он работал, я скромно умолчу. Он и сам молчит исключительно из скромности. Зато признает, какое сильное впечатление произвел на него голем Хрущев своим докладом. Вы представить не можете, но чистый и честный пузырь Яковлев усомнился в верности сталинского пути. Да так сильно, что тут же отправился изучать историю КПСС в специнститут при ЦК. Это, мои возлюбленные читатели, такое заведение, где ковали кадры со светлыми головами, а некоторые приобретали чистую совесть.
   Пребывание там и чтение книг классиков марксизма и философии открыло Яковлеву глаза на жизнь. С кем такого не бывает. Живет себе существо с закрытыми глазами, ходит о номенклатурные посты ударяется, а потом раз - и видит окружающий его мир в совершенно новых красках. Правда, по крайней мере, так говорят, мне говорили, да и сам я видел, что с прозрением жизнь меняется. Иные живут с благоверной или благоверным до старости, и вдруг раз - замечают, что жили со змеей или змеем, тогда сразу идут, бегут разводиться и ищут, кого помоложе и попривлекательней. Другие, как заметят свою ошибку, так тут же и исправят. А некоторые так и вовсе спиваются и стреляются.
   Насколько же выше их гомункулюс Яковлев! Прозреть, скажем, окончательно прозреть в году шестидесятом, и выглядеть убежденным ленинцем до восемьдесят пятого. Да и потом еще года два-три оды Ильичу слагать. Какая же сила воли и духа требуется! Особенно, если учесть, что - член ЦК, а без этого органа ни одна поездка людей маленьких в богатые кислородом леса Севера не обходилась. Дирижабли бы делать из таких пузырей, не было бы в мире и в истории дирижаблей больше.
   Может, он был просто агентом цивилизованного человечества и, сохраняя пост и блага, изнутри разъедал многоголовую гидру большевизма? Так чего же он так скромно у нас сидит? Разъедать, конечно, сейчас вроде бы нечего, в книжках его информация старенькая, да и поздновато сейчас на чужом "архипелаге ГУЛАГе" вытанцовывать. Вот лет этак тридцать назад, или тридцать пять мог бы гомункулюс-идеолог вырвать у неба молнию и затем скипетры у тиранов. Да что тридцать, мог бы и в восемьдесят пятом публично с амвона съезда все сказать и гордо партбилет на алтарь справедливости положить. Нет, молчал, очевидно, потому что еще что-то не доел в гидре большевизма. Однако памятник-то своей деятельностью точно заслужил.
   Кстати, если с молнией все в порядке, и посредством громоотвода человечество обезопасили от грозы, правда, в небе гремит еще иной раз, то с тиранами вечно какая-то накладка выходит. Видать, скипетры отобрать отобрали, а спрятали плохо, в двадцатом веке их вредители нашли и тиранам вручили. Вот так тиснешь чужую мысль, не подумав, и сидишь потом, выкручиваешься. Впрочем, мысль-то галльская, легкая, да и высказана при короле. Ну да не всякий же король - тиран. Хотя, у кого тогда скипетры вырывали, снова непонятно.
   Однако по поводу Яковлева вы, мои трезвые читатели, как хотите, а я впаду в пафос и воскликну с легким привкусом национального и гражданского самолюбования: "Может не только собственных Платонов, как, например, Плеханов и Соловьев, и быстрых разумом Невтонов, как, например, Лобачевский и Ландау, но и собственных Брутов и Гармодиев с Аристогитонами, как, например, Яковлев (и не беда, что гомункулюс) земля российская рожать!"
   Теперь, после этой оды солнцу перестройки, я просто вынужден, следуя справедливости, спеть хвалу луне, то есть голему Горбачеву. Тем более, настоящая луна порой закрывает Солнце, и благодарное природе человечество смотрит шоу под названием "Затмение". Так и генеральный отец отечества затмил отца-секретаря перестройки. Не верите? Спросите у общественности. Не верите нашей общественности? Спросите у западной. Да сами судите: у кого свой фонд, кто чаще лекции читает, кому пиццу поручили рекламировать, кто генеральный социалист, кто в "Мосте"...или в "Мосту" заседает. Вот! Уж если забрался голем Горбачев в высокую политику, то его ничем оттуда не выкуришь. Даже дымом, а дым, говорят, глаза ест. Хотя какие у глиняного болвана глаза? К тому же, ходит слух, что дым отечества сладок и приятен... Что-то я опять не понимаю, откуда дыму взяться. Не иначе как это руины дымят или провода от напряжения.
   Но я о Горбачеве. Надеюсь, вы, мои читатели, провели уже опрос общественного мнения. Вас смущает число опрошенных? Их только трое? Не беда введите коэффициент статистической погрешности пятьдесят процентов, и все будет в порядке.
  -- Но ведь тогда можно и не спрашивать, а подбросить монетку.
   Не расстраивайтесь. Вон, социологи и журналисты не огорчаются и смело сообщают: рейтинг вырос на один процент при погрешности в два с половиной процента. А насчет монетки вы погорячились. Монетка может ребром упасть и застрять между половицами, если у вас старый паркет. Я, честно признаюсь, больше всего люблю паркет. Все эти линолеумы, ламинаты - холодные какие-то. Конечно, ни в коем случае не покрывайте паркет лаком.
   Да о големе Горбачеве: чтобы пропеть ему хвалу, нет никакой нужды лакировать и приукрашивать его деяния. Достаточно сказать, что его поступь на поприще борьбы за мир и прочих международных тропинках - это сплошное движение и напор. Ни один крупный политик не ускользнул из его дружеских объятий. Только конченые люди и злоехидцы могут утверждать, что у этого генерального болвана оставалось время, чтобы обдумывать свои шаги. Я как добросовестный исследователь утверждаю: не мог Горбачев думать, даже одну думу не мог. Ведь практически ни один голем в нашей истории не лишался звания "отец отечества" так запросто, как это сделал он.
  -- А Керенский?
   Во-первых, я вас не перебиваю; во-вторых, думайте, прежде чем реплики подавать. Это я не вам, мои чуткие и думающие. Вы то помните, как голем Керенский пришел к власти, какая обстановка была тогда в стране, да и я говорил уже, что одной из его ошибок стала мягкоглиняность. Стукнул бы вовремя сам не "апрельскими", так "майскими" тезисами по гражданам вверенной ему провидением страны, так глядишь, и усидел бы. А у голема Горбачева все было: и "апрельские тезисы", и воспитательные органы, и организация профессиональных революционеров, и обстановка, пусть и не очень хорошая, но лучше, чем в семнадцатом году. Он, пишут, как-то признался одной пикантной француженке из их Академии, что его коллега подсидел, что если бы не борьба за преуспевание, конечно, на карьерном поприще, то и служил бы он генеральным отцом отечества за Кремлевской стеной. Но я так считаю: это враки, или Горбачев ради красного словца сказал, как всегда не думая. Потому как, если он на голема Ельцина намекал, то это и к нему относится?
   Ничего себе пенки! А историки-то мотивы ищут. Ясное дело, рассыхающийся Брежнев с ветхим политбюро могли развлечься и революцию в Афганистане устроить и войска без ума ввести, но так вывести...
   Нет, нет, и нет! Наврала француженка, хоть и бессмертная. А может, не поняла? Я, например, до сих пор ничего не понимаю, когда Горбачев от себя говорит, уж лучше бы читал по бумажке. А насчет Афганистана или внешней политики, то тут, очевидно, самый бескорыстный мотив - премию мира получить. Что поделать, если политики - не спортсмены. Вот были бы у них олимпийские игры или соревнования по отдельным видам: по свободе слова, по экономике, по внешней политике, глядишь, они бы меньше в рабочее время на мнение соседей оглядывались бы, а тренировались на своем газончике, чтобы потом ради лаврового венка блеснуть.
   Конечно, нельзя признать, что голем Горбачев и гомункулюс Яковлев абсолютно оригинальны в своем стремлении к общечеловеческим лаврам, среди листов коего преобладают европейские ветви. Уж так в мире искусственных существ заведено: если венок, то желательно от благодарного отечества, но не своего. Во-первых, импортный - солиднее, во-вторых - кому свой домашний нужен, в-третьих, всегда сослаться можно на "пророка", в-четвертых, любят они Европу и весь цивилизованный мир. Иной раз смотришь на депутата или читаешь заметку журналиста и так хочется им помочь, обратиться к мировой общественности и организовать вместе с ней благотворительный фонд под витиеватым названием "Пустите! Ну пустите их (желающие могут быть записаны поименно) в Европу!". Одни неблагонамеренные усматривают в подобной любви отсутствие патриотизма, другие неблагонамеренные присутствие любви к человечеству, я же смело скажу: это - чистая перверсия, то есть эротические желания находящие свой выход на высшем политическом уровне. И очень хорошо, что игривые сексуальные фантазии реализуются в таком безобидном виде. Представить страшно, чему вы и я стали бы свидетелями, если бы эти эротоманы маньячили не на конференциях, саммитах, тусовках и в средствах массовой информации, а выплеснули бы свое либидо на улицы! Грубые, неизящные формы, слюнявые губы...фу! Мерзость какая!
   Я же хотел оду спеть, а докатился до жаждущих европейства маньяков. Однако гармония обязывает - сейчас спою, попробую-ка от лица Горбачева: "Я (понятное дело - Горбачев) - памятник! Хотя нимало не воздвиг. К нему и зверь нейдет, и птица не летит. Тунгус, по новой одичалый, не оглашает именем его леса и тундру. Но что ему в скотах и автохтонах, когда он с Кантом на одной ноге, как лучший немец, и принят был самою королевой! А "Мост" его украсили фигурой, чтобы свободу слова подпереть!"
   Каково! Денис бы умер, я бы все равно лучше не написал.
   Вы опять ждете перехода Денис-Борис? Так ловите его скорей: о Борисе я пока помолчу, хотя про политические трупы тоже больше рассказывать неохота: еще обвинят в некрофилии. И вообще, я человек воспитанный и принцип "аут бене" соблюдаю, насколько это в моих слабых силах. Я, например, частных людей не трогаю, и даже на политиков в частной жизни руки не поднимаю. Не журналист же я какой, и, честно признаюсь, порой чувствую, что моя совесть - это никакой не Солженицын, а я сам. Да вы, мои внимательные, сами судите: я, например, Девятого мая даже и не думаю разбираться, какие генералы были плохие, кто с какими словами умирал и воевал, потому что это обидеть может, а в этот праздник ветеранов обижать грешно. Я так полагаю, для аналитических выкладок и высоконравственных замечаний трехсот шестидесяти четырех дней в году хватает. А если не хватает, значит, следует подождать високосного года.
   Вы-то, к примеру, терпеливые люди, в день похорон в покойника камнями не кидаетесь. Может, он и гад был порядочный, но коли пришел попрощаться, выпей, закуси и потерпи до следующего дня, а лучше дней сорок: пусть с ним сначала "божий суд" разберется. И опять же скажу, именно, мои читатели, именно вам: когда не делают из усопшего гада икону лучше воздерживаться от публичных о нем суждений. Понятное дело, если титанического дерьма был человек, тут я сам на месте не усижу. Конечно, я понимаю, а вы понимаете не хуже меня, что иногда достают. Газету не открой, телевизор не включи, погоду по радио не послушай: кругом жалобный плач о герое, о борце. Как тут в раздражении гадостей не наговорить, особенно, если с героем имел несчастье сталкиваться.
   Куда как приятнее на фоне политиков выглядят деятели культуры. Придут ученики и коллеги, постоят почитатели таланта, скажут от души без всякого политического подтекста и умысла. Сам порой поневоле что-то хорошее о покойнике вспомню. Впрочем, бывают и на литераторских мостках эксцессы. Журналисты, правда, в этом случае не виноваты: они из святого трепета перед прекрасным нагородить могут разного. Эксцессы, как правило, возникают от корифеев. Эти всю жизнь привыкли раздуваться, поэтому и на похоронах начинают со слов "Когда покойный сказал мне, что я гений, а он мизинца моего не стоит, я утешал его, признаюсь, неискренне. И говорил, будто он - гений не меньший..."
  -- Ты клевещешь на корифеев!
   Ни в коем случае. Я, может, слова несколько исказил, но смысл...Вы как-нибудь прислушайтесь.
   Да, тут меня спрашивали про другие праздники, в какие можно публично ругаться, в какие нет. Я так понимаю это с иронией вопрос. Но я не смущен: я же на себя одеяло не тяну, и Солженицыну я не брат, чтоб за ним следить и ему объяснять, что такое тактичное поведение, а что - нет. Я, вообще, просто признался. А насчет праздников могу и ответить: ругаться в принципе не хорошо, а разбираться можно во все дни, кроме поминальных и траурных. Неужели еще есть такие непонятливые, кто в церковь плеваться ходит, а на кладбище гадить? Оставим этих непонятливых, вернемся, наконец-то, к Борису Абрамовичу Березовскому.
   Думал ли мой герой над такими вопросами? Вряд ли. Поскольку он уже сложился в практичного человека. И с целью жизни уже давно определился. А новое время "волюнтаристского шатания и разброда" сулило неожиданные перспективы. Оставалось только воспользоваться связями.
   Конечно, поначалу надежды на то, что и наша система управления изменится так, чтобы предприимчивому человеку со связями везде была открыта дорога, казались чем-то почти нереальным. Но годы шли "старые партийцы" выбрасывали партбилеты, новые демократы вступали в партию и выступали из нее, и мечты становились реальностью.
   Так и я порой ночью только и мечтаю, что о бутылочке пива. Встану утром, томлюсь, мучаюсь, наконец, решаюсь сделать шаг за порог - и вот она, холодная мечта за стеклом. Попробуйте и вы, мои задумчивые. Чего в жизни не бывает! Вдруг, получится и жизнь ничего, и сами красавцы и красавицы, и телевизор, как в рекламе - в полтора метра по диагонали, а повезет, мерседесы менять будете, как перчатки.
   Хотя да, согласен. Это в Америке легко богатым стать. Купил запчастей, собрал грузовик, продал. На вырученные деньги купил запчастей, собрал два грузовика, продал. На вырученные деньги... И так повторять все до десяти грузовиков, а потом жениться на дочке миллионера, и дело в шляпе. Можно пойти другим путем: разработать приличное программное обеспечение, не гениальное, но все-таки, а потом найти себе мать, знакомую с вице-президентом "Айбиэм". Ясное дело, на всех желающих дочек миллионеров и вице-президентов не напасешься, однако шансы есть у каждого.
   Не то было у нас. Несмотря на усилия Горбачева и наличие в партийной среде коммунистов-миллионеров и дворян-коммунистов, ловить рыбку в матримониальной воде мой герой не мог и не хотел. И миллионы пахли отнюдь не отходами производства, а уголовным делом, и дворяне пошли плохонькие, мелковатые, видно гибридизация с коммунистами не удалась, и Борис был примерным семьянином, да и на Альфонса или Ловласа мало походил. По этим и по другим темным причинам мой герой решил для начала вписаться в автомобильное движение.
   Нет, он не располагал "инсайдерской" информацией и не покупал в институтах экономического развития прогнозы на пять лет вперед. Березовский просто огляделся вокруг, послушал песенку про заполонившие все автомобили, вспомнил детские разговоры с отцом и пришел к выводу, что в ближайшей перспективе уровень счастья в стране и в семьях граждан будет измеряться не батонами колбасы, а наличием машины.
  -- Клевета! Никто не призывает измерять счастье колбасой!
   А я про что говорю! Конечно, не колбасой, а машиной, компьютером, "электролюксом", словом, средним классом, а согласитесь, что средний класс к колбасе даже при всем желании не сведешь. Специально сводить будешь, так и то без зрелищ не обойдешься. Ведь еще некое гражданское общество предполагается, активная жизненная позиция, в том смысле, что за свои интересы этот класс "ого-го" как постоять может. Так, по крайней мере, считают. Только при всех "ого-го" и гражданских стояниях требуется еще от этого новообразования быть гарантом стабильности. И вот тут я уже ничего не понимаю. Если положено "ого-го", то ведь и нестабильность может взяться. А если стабильность - главное, то выходит "ого-го" с ограничением.
   В истории у нас уже был гарант благополучия и со своими интересами, только тот класс "пролетариатом" назывался. Оно понятно, что тот - не этот, потому как кроме цепей ему перед великим "ого-го" терять было нечего, а после пришлось за стабильность бороться, так что до гражданского стояния руки не доходили. И все же у того "пролетариата" большое сходство с этим средним классом. Если, к примеру, высокие цели взять, то у одного - счастье всего человечества, а у другого - опять же ценности общечеловеческие; если пониже спуститься и пожиже взять, то у одного - от каждого по способностям, каждому по потребностям, а у другого - хочешь жить (имеется в виду хорошо, то есть по потребностям), умей вертеться (то есть паши изо всех сил). Ясное дело, что там, у пролетариата - это все пустые лозунги, спущенные свыше хитрыми коммунистами, чтобы у кормила сидеть. Только вот не получится ли так же и со средним классом. Может, либералы и не такие простачки, может, им тоже порулить подольше хочется.
   Нет, наверное, все не так, и без истории здесь не разберешься.
   Сколько пролетариата до восемьдесят пятого года было? Всего нечего, миллионов двадцать из двухсот семидесяти, а звона вокруг него, как будто он царь и бог. Соответственно, миллионов пятьдесят, без детей, стариков, крестьян и воспитательных органов, было ни тех, ни сех. Если вульгарно подойти, то "ни те, ни се" вроде как средний класс получаются, но атрибутов не хватает. Во-первых, за стабильность не они отвечали, во-вторых, под пролетарским контролем и идеологическим давлением на "ого-го" не решались. Следовательно, тех непролетариев умственного труда с поэтической вольностью называем "не рыба не мясо". Да и с пролетариями их кое-что роднило.
   Смешно смотреть с высоты нашего века компьютеров, интернета и сотовых телефонов - атрибутов современной продвинутой жизни - как эти, с позволения сказать, претендующие на историческое сродство со средним классом "ни те ни се" бились из-за какого-нибудь холодильника "Зил", сырокопченой колбасы и зеленых бананов, словно работяги с завода. Они даже помыслить не могли стейк из страусятины и текилу в домашнем баре. Да им и терять-то было нечего: квартиры - государственные, шесть соток - во временном пользовании, машины - ведра. Из этого общечеловеческих ценностей не создашь. Чтобы чувствовать себя представителем среднего класса нужно гораздо и гораздо выше колбасы подняться. Отдыхать надо ездить на Каннары, на худой конец, в Турцию, квартиру иметь свою с двумя туалетами на каждого члена семьи, загородный дом - обязателен, две машины. Ну и непременное условие - свое дело. А в таких условиях и до личного счастья рукой подать и высокие либеральные ценности самозарождаются. Опять же есть из-за чего на "ого-го" решаться.
   Конечно, накладки возможны. Скажем, как в России в семнадцатом году: эмигрантов было несколько миллионов, а в армии, в белой гвардии до миллиона так и не дотянули. Оно, в общем, понятно, ведь гнет царизма препятствовал зарождению кровного интереса. Однако, и в Германии в седые годы как-то с "ого-го" не вышло, да и во всей Европе. Очевидно, в век информационных технологий все будет иначе. Посему, мои доверчивые, хотите быть средним классом, будьте им. Вертитесь и мужайтесь, чтобы, когда надо, смогли стать гарантом типа президента, а когда вам интересно, обронить свое веское общественное "ого-го". Не бойтесь сморозить глупость. Всякий благомыслящий поймет: если человек вертится и мужается ему не до раздумий. К тому же, мир не без добрых людей - всегда найдется, кому вас возглавить и выразить ваши чаяния. Хотя бы тем же либералам.
   Какая полезная штука историческая перспектива! Не пустился бы я, мои терпеливые, о мнимых предтечах рассуждать, так и не выяснил бы для себя, что счастье следует измерять общечеловеческими ценностями и силой "ого-го", на которое отдельный гражданин способен ради этих ценностей, а колбасой и автомобилями надо измерять общественное благополучие.
   Что такое? Опять я ошибся. Ну и ладно. Гораций видел, как Гомер дремал, астрономы разглядели на солнце пятна, а я - не папа римский, по вопросам веры не рассуждаю, в академики и гонористые доктора не рвусь. Скромен, характер выдержан, социальное происхождение по нынешним временам невнятное, национальность самая смешанная, образование посредственное (восточных языков и финансового дела не знаю, программированием не занимался), на премию мира не тяну, порох выдумывать не собираюсь, лаврам предпочитаю материальное вознаграждение. Между нами, на "ого-го" порой способен, а за стабильность...Да я бы башню оторвал всем грядущим реформаторам! Надоели!!!...Раз-два-три...десять. Фу-у-у. Уже успокоился. Извините, сорвалось невзначай, вы уж как-нибудь войдите в положение. Устал я просыпаться всякий раз в новом государстве. Хотелось бы, знаете ли, движения плавного, как в вагоне. Хотя понимаю: дураки, дороги, следовательно, тряска, из тележки - кстати, отремонтировал - того и гляди, вывалят. Автомедонты-то наши дюже бойки, да и тройки из избирательных списков неутомимы! Только куда мчатся, и нет ли в этом простой видимости движения.
   Движения? Что-то я там с автомобилей начинал? Вот я - балда! Борис Абрамович, каюсь, шаркаю ножкой...ах, это вы шаркаете ножкой. Застоялись перед "авой". Сейчас двинемся по жизни, я только с читателями объяснюсь... "Аву" Березовского, почтенные читатели, не следует смешивать с "аввой" житийных текстов, и тем более с "аббой" из Швеции: это - совершенно разные вещи.
   Автомобильный всероссийский альянс, который мой герой придумал без всякой посторонней помощи, стал первым настоящим предприятием на пути к реализации идеи Ротшильда. Борис не мог еще по многим обстоятельствам опереться на глиняную, но твердую руку голема и вынужден был воспользоваться записной книжкой и некоторыми связями. Во-первых, помогли глиняные болваны в верхах, во-вторых, нехватка четырехколесных друзей человечества, в-третьих, большое число примеров. Я полагаю даже, что примеры - самое главное. Как не увлечься, когда все вокруг строят новое будущее на старом месте со старыми связями. Старший инженер отдела идеологической пропаганды, который раньше одними лампочками и стульчаками заведовал, становится банкиром. И какое кому дело, что его банк развалится через три года! До этого еще дожить надо, и к тому же, виноваты объективные трудности. Специалистка по трилобитам берется обеспечить город продовольствием. И если бы ленивые галлы смогли обеспечить ее достаточным количеством виноградных улиток, то кризиса с едой, конечно, не возникло.
   И вам, мои сообразительные, и мне понятно, масштаб города и банка вряд ли позволил бы Борису приблизиться к Ротшильду, поэтому всероссийскость его размаха прямо вытекала из мечты.
   Как все организовывалось? Кто участвовал в этом? Это, на мой взгляд, вопросы пустые, суетные. И желающие получить ответы на них могут обратиться к детективу, недавно выпущенному издательством "Вагриус", где прямо на "аву" Березовского не указывается, но про детали сообщает человек, как говорят, сведущий.
   Однако это же все проза жизни. Можно подумать вы, мои любопытные, сами не догадываетесь. Ну были знакомые в министерствах самого разного машиностроения, ну сидел где-нибудь рядом с премьером пузырек-референтик - это все в "аве" второстепенное. Главное - это помощь, оказанная гражданами. Без помощников ничего на этом свете не сладишь. И лучше всего, когда помощников много и мечты у них есть высокие: заработать на грош пятаков и построить домик и посадить крыжовник. Это, ясное дело, гипербола, потому что счет шел не на гроши, пятаки можно было и так заработать, впрочем, и домик напоминал скорее виллу с пальмами. И все же только самый ехидный индивид обвинит многочисленную армию помощников в корысти. Ведь ни у кого не повернется язык назвать алчными банкиров и банки, рухнувшие после обвала государственной пирамиды. Напротив, всякий благомыслящий наблюдатель скажет, что они рефинансировали государственный долг и даже отказывались для этого от непередаваемого гражданского удовольствия - кредитовать промышленные предприятия.
   Если кто-то из вас, мои вдумчивые, решил из моих слов, что "ава" Березовского - это пирамида, то он грубо ошибся. В пирамиде всегда есть напор, натиск, так сказать, "блеснул, пленил и улетел", а моему герою такая перспектива не нравилась. Не любил он суетиться по мелочи, а потом улетать в неизвестном направлении...
   Не могу! Вы как хотите, а я всплакну. Как быстролетно мимо текущее время! Где вы мечты? Где вы, претворявшие гроши в пятаки? Одних уж нет, а тех не могут разыскать даже зоркие воспитательные органы..."
   А все она - проклятая жажда золота! Нет, чтобы потерпеть, и сегодня здесь, а завтра там по зернышку клюнуть.
   За то и люблю моего героя, что к хитрости, ловкости и сообразительности примешивал он изрядную долю терпения. Всегда ли? Наверное, не всегда. Как-то раз покушались на него, а это означает, что поторопился, не договорился заранее, но зато теперь, видимо стал осмотрительнее - и горд, спокоен, весел.
   Честно признаться, надоело мне ковыряться в мелочах. А ведь этот альянс такая мелочь. Подумаешь, первый шаг! Таких шагов кто только не делал. Вон комсомольцы банчок свой организовали или передовую ферму на Псковщине, в результате - пшик. Ну, домик в Англии. Ну у телохранителя шея, как у бизнесмена талия, а толку. Если бы Борис Березовский мечтал о таких мелочах, какие ему приписывают в газетах, я бы об идее Ротшильда говорить не стал бы. Кому нужны замахи на рубль? Конечно, журналистам-криминалистам интересно, когда могучая гора долго трясется, все просвещенное человечество и американская общественность вместе с "Советской Россией" и программой НТВ выражают восторг по поводу цифр с девятью нулями. Но в итоге (прошу не путать с "Итогами") появляется мышь с шестью нулями, впрочем, и та - не наша, американская. Я, впрочем, не спорю: иногда и мелочь приятна, особенно, если она не у дяди в кармане, а у меня. Вы, мои чуткие, не подумайте, что я своего дядю не люблю. Я не так циничен, как отдельные литературные герои. Я, напротив, мечтал бы о таком дяде. Согласитесь, богатый дядюшка по нашим временам - это пропуск в... Написал и задумался. Сказать "в средний класс" - нечестно. Не нужен он мне. "В большую политику?" Чихал я на нее. Нет, богатый и щедрый дядюшка - это не пропуск и даже не Вергилий, а "покой и воля". А там глядишь, и счастье подвалит.
   Что-то я зачастил о себе. Оно понятно: эпоха-то - почти наша нынешняя. Как тут от чаяний и веяний удержишься. Однако пора рассказать, как Борис Березовский стал Борисом Абрамовичем Березовским, слова которого и слава отзываются гулким эхом на одной седьмой части суши - от газеты "Завтра" до газеты "Известия".
   Душечка! Люблю!...Это я музе. Представляете, подсказывать начала. А говорят "прекрасные" не терпят суеты. Еще как терпят! Это в Древней Греции без пуговок и крючков обходились, так в суете надобности не было. Сейчас без легкой неразберихи к самому прекрасному и не подберешься.
   Нет, мы с музой не о постели. Это ж я метафорически. Она-то мне говорила, чтоб я про слова Березовского сказал, что они эхом России отзываются. Наивная: не знает, кому у нас эхо принадлежит. Смешно даже подумать, будто эхо Гусинского способно отозваться на голос Березовского. Но муза-то в простоте полагает любой шум гласом народа, а в словах и речах все еще красоты и смысла ищет. Я уж ее уламывал, говорил, что даже Соколов с Приваловым не всегда стиль переворачивают, что даже ехидный Леонтьев частит иногда чересчур, чего же от дии минорес требовать. Выбирай себе информацию, а на "глаголы" не рассчитывай. Нет, не согласна, вычитает иной раз в целой газете единственную фразу и носится с ней, как с писаной торбой. Одно хорошо - в таких случаях, как говаривал уже известный вам, мои читатели, любитель древностей "синэ покуло" не обойдешься, чтоб праздник отметить.
   Я, признаюсь, по первости ее восторг разделял, а теперь энтузиазм утратил. Конечно, от "попойки" не отказываюсь, но новых соколовых и леонтьевых не нахожу. Кстати, по секрету, мне один редактор одной жутко либеральной газеты сказал прямо так, и откровенно: "Журналистика постиндустриальной эпохи далеко обогнала своих предшественниц, поэтому красот стиля и точности даже коротенькой мысли не требует". Да, а про нюансы им прямо на факультете говорили: "не нужны".
  -- Это снова твои гиперболы!
   Отчасти, внимательные мои, лишь отчасти. Имен, конечно, не два, но и не двести двадцать два, а журналистов у нас многие тысячи. Иной раз начну читать и возрадуюсь: "Чепуху человек пишет (в том, мои читатели, смысле, что я с взглядами не согласен), но как красиво". В другой раз вижу: и пишет не красиво, зато мысль до конца проговаривает без всяких восклицаний, ссылок на эталоны нравственности. Бывает цинично, зато честно.
   А за культурные и высоконравственные "фишки" прятаться легко: можно не думать ничего, только гражданскую слезу дать и постоять на целый столбец немым укором. Еще легче пользоваться патетическими вопросами, типа "Доколе?". Понятное дело, ждать чего-то еще после того, как "цицерон" с языка слетел, не стоит. Кто же такую красоту объяснениями или истолкованиями портит! Впрочем, часто "доколе" выходит какое-то невнятное. Всё в нем от пафоса и ничего от ораторского искусства.
   Заметьте, я про Зюганова со товарищи просто молчу, потому что там кроме восклицательных знаков и плача давно нет ничего. Они свой подвиг уже совершили: создали новую партию, подобную старой, и теперь удивляются, как с таким набором соратников, каждый из которых двух яковлевых, а то и трех горбачевых стоит, их еще в президенты не выбрали.
   Так вот, я не о левой прессе говорю, а, напротив, о самой либеральной, которая во главу угла личную свободу, по крайней мере, на словах ставит, и чувство гражданской ответственности к ней прислоняет. Впрочем, ради гражданской ответственности ни пафоса, ни "доколе" не жалко.
   К примеру, начнет журналист, даже и неглупый, в скорбную позу становиться, распалит себя до невозможности и как с горечью выпалит: "Голос церкви слышен на правительственных приемах - но слышен ли он в народе?", потом ногу переменит, добавит слезы и продолжит: "Возвращено ли взаимное доверие образованного сословия и клира? Произошло ли покаянное осмысление опыта подневольной жизни при коммунистическом режиме?", а завершит все это проблемным "нет ответа".
   Оно, конечно, красиво сказано с чувством. Только о чем? Непонятно. Если о церкви как обычной организации, то нужен ли голос такой организации народу? Если о церкви как мистической общности, то почему туда народ не входит? Чей тогда голос слышен на приемах? Да и с правительством вроде как решили. Если демократия, значит представители народа, или это тонкий намек? Ну уж очень тонкий.
   Про взаимное доверие опять же только ради красного словца "провопиято". Когда это оно было? До семнадцатого? До Петра? И откуда есть и пошло новое сословие? И как туда принимают? Если по диплому, то я тоже хочу привилегий.
   А как про осмысление узнать? И вольный опыт когда был? Опять до Петра? Про покаяние вообще непонятно. Неужели верующие такие лицемеры и только на словах каются, а выводов не делают? Может, я перепутал чего, и покаянное осмысление образованного сословия подразумевалось?
   Зато с приветом от Гоголя...да-да с "нет ответа" всё понятно. Конечно, мне. На "доколе" даже Катилина не отвечал.
   Вот я написал и задумался. Может, каких намеков не уловил? Может, за видимой гражданской слезой незримой общечеловеческой не увидел?
   Хватит! Хватит! Это я музе разыгралась после стаканчика. А мне про Березовского некогда рассказать: то сам с дороги собьюсь, то пьянка очередная. Уж лучше бы эта девка с лирой по гостям шастала...
   Ой! Не дерись. Я все понял. Люблю, целую и прошу живительного вдохновения для продолжения жизни моего героя! Спасибо!
   Это я музе, а вы, мои внимательные, читайте:
  

Авантюра, которая удалась

   "В те дни, когда в садах лицея я не пил слез из бытия...", - тихо напевал Борис Березовский, дрожа от холода и вполне объяснимого напряжения. Еще бы ему было не дрожать, когда он решился на такое дело, на которое не отваживался в мировой истории почти никто.
   Да, да, мой герой наконец придумал, где и как подменить бывшего секретаря ЦК Ельцина своим личным големом. Помогли обстоятельства: когда-то грозный партийный бонза неудачно сразился с главным болваном страны Горбачевым. Ельцину, как принято в этой среде, "дали по шапке", то есть стукнули по точке роста постановлением партсобрания и вывели из членов-големов политбюро. Несмотря на просьбы о партийной реанимации, восстановлен он в прежних привилегиях не был, а это привело к тому, что на дачу и домой ему пришлось ездить без прикрепленных к нему мухоморов. У него даже появились необычные для глиняного племени привычки: иногда он отпускал машину прямо на лесной дороге и последние два километра до дачи шел пешком. Вот этой привычкой прогуливаться и решил воспользоваться сообразительный Березовский.
   И теперь мой герой стоял под мостом, под холодным моросящим дождичком, "под шафе" и под впечатлением от своей собственной решимости. Не будем осуждать Бориса за нарушение антиалкогольного законодательства, потому что выпил он не на работе и немного. Чтобы вы, мои читатели, представили, насколько сильно волновался мой герой, сообщу только один факт: он выпил стакан водки без закуски, без компании и даже своему личному голему не предложил. Кстати, пока Березовский мок под дождем, его голем с комфортом ожидал развязки событий в машине, спрятанной в лесу за деревьями.
   Надеюсь, никто из вас, мои догадливые, не подумал, что, ступив на путь преступлений, мой герой собирался уничтожить старого глиняного болвана. Если все же кому-то пришла такая мысль в голову, то знайте: она построена на песке, и я ее с блеском разрушу одним фактом. Для старого Ельцина была заранее приготовлена конспиративная дача...
   Не смешите меня! Конечно, не в Разливе!...Ну, естественно, под Москвой по Рублево-Успенскому шоссе. А об адресе я умолчу, иначе заповедные газоны будут вытоптаны любопытствующими туристами, которые пожелают увидеть своими глазами эту комфортабельную Бастилию.
  -- На что же рассчитывал твой герой? Как он собирался справиться с рослым сибирским големом в одиночку?
   Знаете ли, я иногда удивляюсь поспешности, в результате которой из иных ротиков вылетают, а из иных уст срываются подобные вопросы. Понятно, что не все смотрели "Принцессу Турандот", понятно, что не все читали сказки Гоцци, но каждый мужчина и каждая женщина хотя бы раз в жизни задавались вопросом: "На что он или она может клюнуть?".
   Мой герой прежде, чем лезть под мост, хорошенько обдумал, как соблазнить голема Ельцина и уговорить его поехать на конспиративную дачу. Деньги и женщины отпали сразу.
   На деньги, ясное дело, искусственные существа падки, но всегда существует опасность не попасть в нужную сумму. Ошибешься с одним нулем, и могут решить, что недооценил. Ошибешься в другую сторону, решат, что себя мало ценишь. Сами понимаете, в обоих случаях возможны капризы, восклицания, праведный гнев, ломание рук, демонстративный отказ - все, чем проявляется желание набить себе цену. А времени на просмотр шоу "Уязвленная совесть" на лесной дороге могло не хватить.
   Слово "женщины" я употребил из поэтической вольности и политкорректности. Не мог же я сказать "самка"! Признаюсь, всегда становлюсь в тупик, когда говорю об интимной стороне жизни искусственных существ. На официальные приемы и в свет голем, гомункулюс и робот приходят с супругами. На тусовки с супругами или с будущими супругами, по-человечески, с любовницами. Но как назвать искусственную особь, так сказать, не мужского пола, когда она одна? Голема, гомункула, робота? Я иной раз думаю, что эти особи, так сказать, женского пола существуют как приложения к своим начальствующим и политиканствующим супругам.
   Видите, мои снисходительные, опять запутался. И всё из-за языка, который во множественном числе половых различий не признаёт. Однако вы, надеюсь, несмотря на легкий сумбур моей, по обыкновению, красивой мысли, уже догадались, что клюнуть на женщину голем Ельцин не мог именно из-за грамматических условностей языка.
   После денег и женщин оставалась только лесть, на которую так падки все представители искусственных племен. Не грубая, не телевизионная, выражающаяся в придыхании даже у самых оппозиционных журналистов перед лицом, скажем, священной особы президента или другого более-менее известного в общественных кругах запада лица, но тонкая в форме просьбы помочь разобраться или в желании посоветоваться. Я, мои чуткие, сам не раз замечал, как начинаю ценить себя, если со мной советуются. Особенно, по таким вопросам, в которых я - ни уха, ни рыла. Уважать себя начинаю и тут же замечаю, насколько приятен мне собеседник. Так то - я! А вы и сами, мои внимательные, замечали, что я откровенно расписываюсь в некомпетентности, хотя, между нами, мог бы этого не делать. Представители же искусственных племен, даже рядовые, сведущи во всем. Что уж говорить о начальствующих!
   На такой-то крючок и рассчитывал мой герой, которому оставалось пять минут до того ключевого момента, когда он очень быстро начнет превращаться в Бориса Абрамовича Березовского.
   Эти пять минут пролетели незаметно, и недалеко от мостика затормозила черная машина.
   Мой герой подождал, пока она развернулась и уехала, и непринужденно, словно всю жизнь только и делал, что прогуливался вдоль дорог, вышел из-под мостика на шоссе.
  -- Борис Абрамович? Кажется? Ну, здравствуй, - поприветствовал его "старый" Ельцин.
  -- Здравствуйте, здравствуйте, Борис Николаевич. Как я рад вас видеть!
  -- А чего это ты рад меня видеть? Ждал что ли? - посерьезнел бывалый начальник.
  -- Да как вам сказать? - Березовский сделал вид, что стесняется обременять такое значительное лицо своими мелкими проблемами.
  -- Да говори ты. Не мельтеши.
  -- Мелочь, понимаете ли, сущая мелочь. Вот хотел тут, так сказать, посоветоваться. Поговорить, знаете ли. С вами...
  -- Ну и шта! Советуйся.
  -- Так, знаете ли, неудобно. Отрывать...Вечер, дождь. Вы занятой, знаете ли...
  -- Ну и шта! - Ельцин проявлял нетерпение.
  -- Так бумаги, бумаги. Вы не посмотрите? Вы же, так сказать!...Подъедем ко мне, вы уж извините, что я так вот прямо...Но я, знаете ли, приготовился. Там легкие закуски, чтобы отдохнуть после работы.
  -- Што семенил, так и говорил бы. Хгде твоя машина?
   Мой герой ждал, подобной реакции, но он и не представлял, что всё пройдет столь гладко.
  -- Сейчас, сейчас. Знаете, в лесок поставил, чтобы трассу не перекрывать. Сейчас пригоню.
  -- Ну-ну, - весомо и мудро покачал головой старый Ельцин.
   Борис легкой трусцой забежал за деревья, где его личный Борис Николаевич уже сердился и ерзал от затянувшегося ожидания.
  -- Ну шта? Опять замерз! - недовольно проворчал подставной Ельцин.
  -- Все! Все в порядке. Понимаете ли, Борис...то есть Николаевич...Выходите и ждите пять минут. А потом прямо по дорожке, помните ли... Мы с вами репетировали, - с волнением в голосе быстро говорил мой герой.
  -- Не дурак какой! Мог и не говорить.
  -- Вы...вы, понимаете ли. Придумайте что-нибудь для семьи...Чтоб, чтоб шероховатостей не было.
  -- Шта? Зачем эта еще? Так плохой? Я России служить иду. А не семье.
  -- Это понятно, понятно, России. А вдруг, знаете ли, обнаружат.
  -- Но я-то настоящий! Он - самозванец! - веско и рискованно громко возразил новый Ельцин.
   "До чего они все похожи", - подумал мой герой и ответил:
  -- Да, да, конечно. Но семья-то об этом не догадывается. Вы бы, знаете ли, там сотрясение мозга...купание...чтобы, если что, то искупался. И характер...характер сменился. Все, все поймут.
  -- Шта? Купаться! Так помочусь...побрызгаю...водой из речки.
  -- Как хотите, как хотите. Мне, знаете ли, пора.
  -- Ну-ну, - весомо и мудро покачал головой новый Ельцин.
   "Никогда не думал, что Сталин и Бухарин дают такую смесь", - мелькнуло в голове моего героя, когда он выезжал на дорогу.
  -- Шта так долго? Замерз что ли? - недовольно проворчал заменяемый Ельцин.
  -- Прогревал, знаете ли, двигатель, - ответил Борис, сбитый с толку таким сходством мыслей у двух големов.
  -- Ну-ну, - веско и значительно обронил старый Борис Николаевич, усаживаясь в автомобиль.
   Они ехали к конспиративной даче Березовского молча. Мой герой думал о том, что ему крупно повезло, ведь такого сходства между двумя особями не добивались даже клонированием, потому что невозможно было с точностью до молекулы воспроизвести таблички. А старый Ельцин уже и забыл, о чем они говорили на дороге, и никак не мог понять, почему он не знает этого почему-то приятного водителя и зачем он куда-то едет, хотя недавно еще шел пешком к себе на дачу.
  -- Почему же он тогда не остановил машину? Не вышел? И вообще, как Березовский собирался удерживать его на даче длительное время? Охранников нанять?
   Прямо не знаю, как быть. Вроде бы стоит поругать некоторых торопыг за поспешность, и в то же время хочется похвалить за внимание и за помощь. Ведь не будь этих вопросов, пришлось бы обдумывать переходы или разрывать повествование пробелами. А так знать ничего не знаю про связки, про последовательность изложения, потому что на вопросы отвечаю.
   Не остановил из-за маленького словечка "приятный". Про содержание разговора голем мог и забыть, но эмоциональное-то впечатление от беседы всегда сохраняется дольше.
   Чтобы выйти, надо сначала вспомнить, куда едешь, а вдруг везут туда же, куда шел, но по другой дороге.
   Кто вам сказал, что у големов есть чувство времени? Вы, мои внимательные, головой покрутите. У них же, как и у гомункулюсов, даже чувства исторического времени нет. Если бы не регламент и распорядок дня, они бы вообще не знали, когда живут. Вспомните, как в некоторых средствах массовой информации вас убеждали, что третье тысячелетие начинается аккурат первого января двухтысячного года. "Мол, вся Европа празднует, а мы цивилизованному миру в нос арифметикой тычем". Вот по причине отсутствия чувства времени у партийного голема Ельцина, а Березовский об этом хорошо знал, никакие охранники были и не нужны. Хватило двух домработниц, которые поддерживали определенный распорядок дня. Поэтому на конспиративной даче Бориса время для пленника остановилось, а точнее - замкнулось, а еще точнее...нет, пожалуй, легче описать, чем сформулировать.
   Когда Борис привез своего гостя, он вежливо усадил его в гостиной на низкий диванчик за стол, уставленный закусками и напитками, а сам, извинившись, вышел. Естественно, минут через пять голем забеспокоился, потому что не помнил, зачем и куда он приехал, а через шесть у него разыгрался аппетит. На седьмой минуте вошла домработница и сообщила, что Березовскому позвонила жена, поэтому он уехал на часик по какому-то важному делу и очень просил гостя угощаться. Старый Ельцин, конечно, от таких слов вспыхнул, слегка пошумел, но домработница, не обращая на его гнев внимания, тут же начала заботливо накладывать закуски и, аппетитно булькая графинчиком, наливать напитки и уговаривать его, словно младенца. Минуты через две-три аппетит победил раздражение, и подмененный голем поднес первую стопочку ко рту. Через полчаса снова появилась домработница и убрала грязную посуду. В этот момент часы пробили десять раз, и Ельцин, откинувшись на спинку мягкого диванчика, уже начал посапывать.
   Через восемь часов громко девять раз били часы, бывший партийный бонза вскидывался на диванчике и видел перед собой стол, уставленный закусками и напитками, а из двери до него доносились извинения Березовского, ясное дело, записанные на магнитофон. Естественно, минут через пять голем начинал беспокоиться, потому что не помнил, где он и что делает, а через шесть у него разыгрывался аппетит. На седьмой минуте входила домработница и сообщала, что Березовскому позвонила жена...
   И так повторялось изо дня в день, из недели в неделю.
   Чтобы сразу снять возможные вопросы, сообщу, что не знаю точно, как мыли голема, куда он справлял нужду. Однако правда-истина уполномочила меня заявить: никаких транквилизаторов в еду и питье ему не подкладывали, разве только немного валерианки.
   Что день и ночь? Я в ГУМе, в Москве, и в Пассаже, в Петербурге, такие гардины видел! Глаз радуется, а сердце кровью обливается: очень дорогие. Но Березовскому и тогда они бы были по карману. А за такими гардинами всегда уютный вечер! И, скорее всего, мой герой через своих знакомых из толстой записной книжки заранее узнал, какие гардины и какой интерьер нравятся партийному голему Ельцину.
   Теперь, когда я открыл проделки Борис Абрамовича Березовского, вам, мои читатели, стало ясно, почему бывший вождь еще в восемьдесят девятом, просивший о партийной реанимации, вышел из партии через год.
   Нет, вы опять все напутали! Все совершенно не так. Вовсе не потому, что метис Бухарина и Сталина признал партию не большевистской.
   Молодцы! Конечно же, у того-то старого из Екатеринбурга все честолюбие отшибли. Ему же как двинули по точке роста! А этого нового никто никогда не стучал ни выговорами, ни решениями партсъездов, даже отчетами о посевной. С гомерическим честолюбием, не умеряемым партийной дисциплиной, чего только не натворишь! Не то, что горы свернуть можно, но и страны. А если не свернуть, так разворотить. Ну а замах и апломб, естественно, сталинско-бухаринский. С одной стороны посмотреть - любимец народа, с другой - на рельсы не лег, хотя "жить стало легче, жить стало веселее"; с одной стороны - освободитель-революционер, с другой - слегка ограниченный конституцией монарх; с одной стороны - невнятный экономист Бухарин, с другой - прагматичный политик Сталин.
   И отсутствие репрессий не аргумент. Кому они нужны репрессии, если от одних разговоров о них у гомункулюсов щеки трясутся, у разнопартийных големов коленки дрожат. И оппозиция тут же спешит заявить о политике мира и согласия, так только иногда всплакнет: "Была, мол, Троя, были троянцы". Троя-то, может, и была. У каждого - своя. Только ни Зюганов, плачущий слева о былинных временах партийного водительства, ни Гайдар, стенающий справа о мифологической эре демократического романтизма, на Эннея и его спутников не похожи. Да и Новодворская - далеко не Дидона.
   Девяносто третий год?...Вы про восемнадцатый век спрашиваете?...Ах, про двадцатый. А что могло путного выйти из бывших, бывших и бывших. Подрались начальники за преобладание, у граждан чубы потрещали, а часть прослойки расписалась в своем гуманизме, ради которого тысяч сто голов не жалко: головы-то отечественные, а гуманизм интернациональный. Опять же Останкино жгли, а ведь загорись оно, и БТРы, сзади него стоявшие, заполыхали бы. Ну, как тут из пушек не пострелять ради новой конституции и восстановления вертикали власти. Кстати, про эти БТРы прослойке никто не рассказывал, что абсолютно оправдывает как применение пушек, так и гуманизм.
   Между нами и не в осуждение моего героя: Бориса Абрамовича Березовского все эти пертурбации удивляли не меньше, чем сторонних наблюдателей. Несмотря на весь свой опыт работы с глиняными болванами и связи в мире гомункулюсов, он и не предполагал, насколько искусственные существа жадны. Из-за рубля в настоящем они забывали о своих властных перспективах и теряли тысячи в будущем, так что работать с ними под покровительством своего личного Ельцина было одно удовольствие.
   Ха! Кто сказал про взятки? Вы? Ну и глупо! Зачем нарушать закон, зачем давать взятки, если рубль можно было только показать. Впрочем, можно было и не показывать, а заменить лавровым венком или должностью. Правда, один раз Борис Абрамович чуть не дал маху.
   Не знаю, что напел ему глиняный миротворец Лебедь, но мой хитрый герой едва не остался без пальца. Именно, именно, Борис взял и положил свой указующий перст в рот бывшему генералу!
   Не знаю, как вам, мои читатели, это все объяснить.
   С одной стороны, этот факт - яркое доказательство тому, что я излагаю правду-истину и не тешу вас беллетристическими выдумками, потому как очень этот палец Березовского во рту Лебедя (сик!) неправдоподобен. А еще старик Аристотель настаивал на "правдоподобии" как краеугольном камне прекрасного литературного произведения. Нет, нет, я помню: там речь шла о трагедии. Однако, чем я хуже литературоведов находящих катарсис не в толпе зрителей, а в прозаическом тексте? Ничем!
   С другой стороны, этот факт - еще более яркое доказательство тому, что я излагаю правду-истину и не забавляю вас праздными измышлениями, так как человеку свойственно ошибаться по несовершенству своей природы. Не ошибаются только искусственные существа. Нет, нет, не потому что ничего не делают, а потому как не могут помыслить о своей ошибке. Однако, чем они хуже глупцов, упорствующих в своем заблуждении? Ничем!
   Эрго: Борис Абрамович Березовский - не глупый человек. Ну а "комплекс пернатых" когда-нибудь займет свое заслуженное место в психотерапии рядом с "эдиповым комплексом" и "комплексом Электры".
  -- И это всё о Лебеде?! Зачем же тогда "о лебеде" в начале так долго рассказывал!
   Именно затем, чтобы здесь много не говорить. Почем вы знаете, мои чуткие, понравилась бы вам эта взрослая история? Как выглядели бы речи глиняного бурбона? Да вы бы их и читать не стали! К тому же, вдруг я схитрил, и речь там шла не о птице, а о генерале, и не о насущном хлебе, а о, так сказать, символическом.
   Бурбон? Да отстань ты! И ты отстань! И тебя касается! Это я со своими ругаюсь. Да, да, эти - любитель древностей, муза и правда-истина. Давай, говорят, сообразим. Это они на "бурбон" так среагировали. Знают же, что на него не хватит, а как при знакомых звуках загораются. Но я их не осуждаю, потому что и сам силой воображения косорыловку могу в нектар превратить. Особенно, под хорошую закуску.
   Что Мартин Лютер? Ах вы, мои памятливые читатели, о чернильнице, которой он в чертей швырялся. Вы намекаете на то, до какой степени допиться можно? Не вежливо это, не ожидал. Правду-истину и музу, дам, хотя и древних, но приятных, с чертями сравнить! Да и любитель древностей рогами не блещет... Ну, сбился, ну, извините. Сам знаю, что такое украшение скрывают.
   Слушайте! Да перестаньте вы меня путать! Дайте хоть дорассказать!...Значит, я в горячке, а вы все трезво видите и адекватно воспринимаете... Да я вам смеюсь. Вот мои друзья из магазина придут, и вы им сами свои персты, куда надо, вложите. Только руки не сильно распускайте.
   Что же касается перста моего героя, то он не только успел выдернуть его изо рта глиняного болвана, но и не забыл при этом о своей мечте: выдернул не без пользы. Эту самую пользу Борис Абрамович Березовский научился извлекать из всего. Кабинеты менялись, големы и гомункулюсы тешили свое самолюбие, а состояние моего героя прирастало нефтью, алюминием, средствами массовой информации и политическим капиталом. Конечно, до Ротшильда ему еще далеко, если не по размерам капитала, то по влиянию, но большая часть пути уже пройдена.
   Я не говорю о заводах, газетах и пароходах. Я не собираюсь говорить о его виллах, о личном самолете, об охране, об ОРТ и даже о "семье". Я хочу...
   Хотя нет, о семье, пока я окончательно не сбился, скажу.
   Ужели вы, мои догадливые, еще не увидели, как за последние несколько лет изменился мир? Если стали возможны компьютеры размером с детскую ладошку, то начальники на микросхемах размером с обычного человека и подавно. Вот я сам выше иронизировал по поводу пятна, которое так пристально изучали в американском конгрессе, и ведь зря. Законодатели-то западные не из сладострастия это делали, а от недоумения. Их Клинтон озадачил. У какого большого политика или начальника своей Моники не было, но без следов. И все потому, что искусственные, а этот умудрился "запятнать", словно человек. Хорошо хоть не честь мундира, а женское платье. Если бы не спец доклад из НАСА и ЦРУ, то не избежать бы Биллу импичмента. А так на закрытых слушаниях конгрессменам-искусственникам доложили, что их президент третьего поколения существо, то есть на человека больше похож, но свой в доску, точнее - в большую интегральную схему парень.
   Естественно, для тайных служб всесильной семьи такой факт секретом оставался не долго. И на очередном междусобойчике, где, по мнению независимых экспертов правого и левого толка, обсуждалась конструкция очередной свиньи, которую отец демократического отечества собирался подложить и левым и правым, на самом деле говорили только о том, как бы такого же "модернового" преемника подобрать. Вопрос возник не случайно: у классического голема, работы дилетанта от скульптуры Березовского, начала рассыхаться табличка со стихами из Пятикнижия, а это могло привести к падению глиняного властителя и утрате влияния в обществе.
   Нельзя сказать, что семья не проводила экспериментов с другими искусственными существами. Но газовый голем Черномырдин оказался из глины не того замеса; пришедший ему на смену гомункулюс Кириенко выглядел мелковато для электората; пузырь Немцов на "волгах" чижика съел; Примаков и сам подрассохся основательно и ничего не гарантировал; а последний, Степашин, даже с точки зрения своих надутых соплеменников упруг был только в щеках, в остальном же - мягок.
   Борис-то Николаевич, хоть и голем, а был готов уже конкурс объявить "Ищу человека", но потом понял, хоть и глиняный, что человека еще до выборов сожрут. Тут-то и подоспели аналитики плаща и кинжала с украденной у изобретательных американцев информацией.
   Ремиз! Ремиз! Ремиз! Это я тем, кто подумал, что робота тайком на Западе заказали. Не такие в семье дураки, чтобы рассчитывать на то, что их ворон нашему ворону глаз не выклюет. А надутым либералам, тешащим себя иллюзиями, я бы порекомендовал Бендукидзе послушать. Он, хотя и "столп общества", а понимает, как быстро его вместе с "Уралмашзаводами" западные доброжелатели съедят, если он в весе, конечно, производственно-финансовом не прибавит. Братство оно, конечно, хорошо, особенно, в мировом масштабе, но денежки-то врозь. Да и не хотелось голему Ельцину другу Биллу в ножки кланяться: пластичность фигуры была уже не та. К тому же, что это за дружба получается, когда кланяться приходится? Впрочем, будь на месте нашего отечественного голема искусственник из Европы, облагороженный цивилизацией, его бы такая дружба не смутила.
   Тех читателей, кто обремизился, я еще укорить хочу за невнимательное чтение. Я же писал о первой попытке американцев с Рейганом. Следовательно, работы когда начались? Ведь даже того робота надо было как-то легендировать. А КГБ как трудилось? Вот то-то и оно.
   Семья пошукала, поскребла по сусекам, обратилась за помощью к частному детективу Корецкому, и он мигом вывел ее на сверхсекретный отдел бывшего НКВД нынешнего ФСБ, начальник которого в очередной раз спасался от происков отечественной мафии в Антарктиде у знакомого императорского пингвина, завербованного еще первой полярной экспедицией. Мафию пообещали разогнать, если она будет мешать делу государственного строительства, а к пингвинам послали самолет.
   Когда заросший от холода до состояния снежного человека сверхсекретчик оттаял под ласковым взглядом семьи и под воздействием коньяка, голем Ельцин понял, что самолет гоняли не зря. Оказывается, секретный отдел еще в пятидесятых годах не только работал над "кузькиной матерью", убивающей все живое смехом, который она вызывала, но и изготовил пробную партию роботов...
   Да, на лампах! И смех здесь неуместен. Зато материнская плата, изготовленная сумасшедшим, который не признавал кибернетику антимарксистской лженаукой, превосходила и сейчас превосходит лучшие образцы.
   Со временем этим первым роботам лампы поменяли на транзисторы, транзисторы - на большие интегральные схемы, большие интегральные схемы - на сверхбольшие. Трудились искусственные существа третьего поколения в воспитательных органах, чтобы всегда быть под контролем. Сверхсекретчик назвал тех, с кем сталкивался лично, и был отправлен от греха и от мафии, которая не желала отказываться от своих планов, назад в Антарктиду к тому же агенту, но, заметим, не пустым, а с богатыми дарами - контейнером коньяка для человека и контейнером морковки для императорского пингвина. (По мнению орнитологов морковка усиливает интенсивность оранжевой окраски оперения.)
   Все остальное вы знаете сами. Где нашли, кого нашли, что делали в борьбе за преобладание. Ну, а что из этого вышло или выйдет, не знает никто.
   Устал я, честно признаюсь, от всей этой путаницы в верхах. От скандалов с малюткой Скуратовым. От выбранной на очередной срок большой, профессиональной Думы, в которой вся решимость гаснет, а планы, обещавшие успех, становятся пустою рефлексией. От правительства меняющего цвет с розовато-белого на беловато-розовый. От нашего президента, чей чих и вздох звучит - во всей вселенной. От Билла, в котором погибает замечательный учитель начальных классов...
   К чему это я? А я оправдаться хотел. Там выше я назвал нашего президента Путина гомункулюсом. Так вот: это я загнул. Конечно, он - робот. Гомункулюсы, и Кириенко со Степашиным тому пример, на самый верх не забираются, а забираются, так быстро падают: мягкотелость подводит. Хотя есть в Кириенко что-то от третьего чиновного поколения. Загнул же я потому, что так часто, как Путин, на экранах и в газетах поминались лишь выдающиеся своим честолюбием големы прошлого и гомункулюсы настоящего. И никому кроме големов мастера культуры так неистово и искренне не пели хвалу. Как же при таких обстоятельствах и мне не сбиться в определении конструкции и не растеряться!
   О семье и интригах в верхах на этот момент сказано достаточно, но мой герой не оставляет меня. Я же там такую риторическую конструкцию построил, а не закончил. Придется по новой начать.
   Вы подождите, мы пока тут сообразим на четверых.
   Спиваюсь? А как в такой компании не спиться? Правда-истина частенько в стакане обретается. Муза, хоть и дочь Аполлона, но Диониса не чуждается. А где вы видели поклонника классической культуры, заметьте, не знатока-сухаря, без чаши в руке. Вот и пьем, не всем же деньги зарабатывать и уму-разуму учить.
   Знаете, иногда на хорошие мысли наталкивает. Я тут эпиграф придумал, пока пил, но вставить его здесь хочу. Как его назовем? Эпиграф - это после названия? А чего думать, давайте по простому, благозвучно и непонятно - "постпиграф"? Медиоверсус? Тоже неплохо. Но выбирать-то мне. Итак, постпиграф: "Чудище обло, озорно, стозевно и лояльно".
   Не беда, что Радищевым отдает. Вы же, мои читатели, совершили со мной метафизическое путешествие из социалистической Москвы в Москву либеральную. Я, кстати, с вами вместе несколько раз в Петербург заехал. Помните: Павловск, "задом диссидент", салют в белые ночи. Я мог бы, конечно, там задержаться, чтобы опять же вместе с вами услышать пламенные слова, навсегда запавшие мне в душу: "Я буду бороться за демократию, пока не победю!" Но, несмотря на все роскошные "тю!", которые готовы сорваться с языка, что бы я там делал с моим героем? У него и так времени на свои дела не хватает, еще ему со мной возиться.
   Кстати о Березовском.
   Нет, я - не раб, когда ему (конечно, моему герою) хвалу (вариант: хулу) свободную слагаю. И знаете почему? Да, именно, именно потому, что он натянул нос всем нынешним пузырям и подпузыркам, глиняным болванам и либералам. Они-то себя в верховных существах числят. "Смотрите люди добрые, какие мы честные, свободолюбивые, идеальные, общечеловечные, экономически грамотные и самые, что ни на есть, правовые! Почему же вы не скажете нам: приидите, и мы вам поклонимся. А мы обещаем сделать из вас средний класс, не хуже, чем на Западе. С автомобилями. С шоу-герлзами, с гуманитарными ценностями". А ведь согласитесь, мои внимательные, Борис Абрамович к ним не приидет. Подойти, постоять рядом для компании может: дать-то они ему ничего нового не дадут, а отнять всегда горазды. Кстати, в полном соответствии со своими либеральными принципами. Нет, не потому что кто-то где-то там порой что-то там не по закону, а лишь для управляемости.
   Вы, мои чуткие, не замечаете, как медленно и уверенно торжествуют завоевания семнадцатого года во всем мире. Правильно, я не о социальной справедливости говорю, а о торжествующем чиновнике и современном политике, в котором всегда сидит будущий чиновник.
   Вы полагаете это старая песня о бюрократии?
   Нет, просто мысли заплетаются, очевидно, пьянство сказывается. Я вовсе не собирался повторять сто раз сказанное. Я хоть и смотрю в последнее время на мир сквозь стакан, но еще понимаю, что без чиновников не обойдешься. Издержки всегда неизбежны. Неприятно мне, как эти "издержки" становятся полубогами, как всюду и всегда набиваются в духовные вожди, как лезут во все явления жизни. Я бы смирился с их навязчивостью, когда бы в ней было хоть что-то для меня конкретно. А ведь речь все время о среднем человеке. И получается, что успех всех современных дел и прогрессивная поступь цивилизации зависит от того, как быстро все кругом посереет.
   Ну вот, я опять запутался. Я же о среднем классе не хотел говорить. И что о нем скажешь? Кроме умеренности и аккуратности и нечего. Порой его средний голос звучит "песнью о соколе или буревестнике", но, на самом-то деле, если он идет впереди всех, то на пинках. Ну а политические големы и чиновные гомункулюсы его направляют. Сейчас без направления и окормления в общественной жизни не обойдешься. Как сразу сообразить, куда пойти обществу, ежели ему не подскажут.
   Кто? Да все, начиная от великого и ужасного отца отечества...кто у нас там сейчас? Путин? Спасибо. Видите, память подводит...а может, это все равно, кто у меня сейчас управляет? И американцам все равно, и немцам все равно.
   Ну поползают по телеэкранам великие чиновные мужи, которых наняли не для шоу, ну сделают что-нибудь этакое, чтобы даже те, кто читать не умеют, почувствовали на себе, что политики не даром хлеб едят. Ну выступит американский президент по нашему радио и расскажет о ракетах, а "Советская Россия" напишет о том же, но по-другому. Я-то тут причем. Про вас, мои уважаемые, не знаю. Может, вы и пламенеете от этих проблем и с гражданским мужеством предаетесь рассуждениям перед экраном. Однако признайтесь: ваши рассуждения ничего не меняют.
   Один политический кланчик борется с другим политическим кланчиком за теплые места, а кричат исключительно о счастье...Когда плохо? Тогда кричат о всеобщем выживании. А чем их всеобщее счастье отличается от борьбы за выживание? Уровнем жизни?
   Читал. Читал голос общественного мнения. Понял, что в Венгрии во времена социализма жизнь была "в двадцать раз лучше, чем у нас"; в Париже - "в двадцать раз лучше, чем в Венгрии"; в Нью-Йорке - "в двадцать раз лучше, чем в Париже". Итого получается в восемь тысяч раз! Замечательно! Из чего только Вуди Ален свои фильмы делал? Должно быть, из пальца высасывал.
   Опять я сбился. Да помню, я помню, что и шишки на носу нет, и алжирского дея...или бея, а есть только цивилизованное человечество. Вид такой биологический. Плодится и размножается. Вот только зачем забыл?
   А если без "идеи Бога обойтись"? Тогда зачем?
   Не-е, торжество самореализации не для всех. Не вписывается оно в программные установки. И мечты не вписываются. Вот мой герой, скажем, к исполнению мечты близок, а почему? Играл по своим правилам. Ну объехал пару раз закон на кривой козе, ну воспользовался глупостью и общественным достоянием. Ну и что? Распоряжался бы этим достоянием чиновник, политик, другой относительно кристально чистый бизнесмен, какая мне разница? Что вы, мои внимательные, думаете, не знаю, поэтому не обобщаю.
   Ах, во благо. Видели, проходили, знаем. Конечно, в очаковские времена победившего социализма все ленивее было. И чесаться особой необходимости не возникало. Но с благом как-то не того. К тому же, чесаться так просто не перестанешь.
   Да что за критиканы мне постоянно в нос Америкой тычут. Ну хорошо в Америке. Очень хорошо! Ну признаю. Только почему их начальство своих граждан все время пугает? Чтобы ему благодарны были? Или чтоб не забывали?
   Все в голове перепуталось. Как в телевизоре. Журналистский этикет с журналистской этикой. Не пойму я вас, мои возлюбленные. Неужели не видно, что грубость Доренко - это профессиональный прием, а спесь Киселева - это проявление интеллигентности, что ныне безмолвствующий Невзоров - мастер политического клипа, что десять минут Леонтьева стоят нерегламентированных "Итогов".
   Да чихал я на все намеки. Мне вон того же Доренко жаль стало за его приверженность СПС, им же высказанную. Наборец-то у брезгливо роняющей слова Хакамады - как у любого пузыря: "Если презик с нами, мы - с ним, но против олигархов, наркотиков и коммунистов. Если презик сам по себе, то мы - не с ним, но против олигархов, наркотиков и коммунистов". Сравните с глиняным Зюгановым: "Если отец отечества с нами, то мы - с ним, но за социальную справедливость и против олигархов и наркотиков, и так далее". Придумали бы что-нибудь посодержательнее. Сказали бы, куда с ним, с какой целью. Ради свободы, которая либо есть внутри, либо и снаружи не нужна? Да берите сами. Пользуйтесь.
   Вы, мои внимательные, себя вспомните пятнадцать лет назад, а я пока на грудь приму...
   Вспомнили, что больше всего раздражало. Вот-вот, засилье начальника. И в вино-водочном отделе за прилавком стояли начальники. По крайней мере, они себя так ощущали. С этим справились: теперь в киосках и магазинах попроще стало - клиент более-менее прав. Но до политиков даже самых разлиберальных это не дошло. Они же не считают себя обслугой. Они же у нас так и остались вождями, по цивилизованному, лидерами.
   Смягчил? Сейчас крокодильчиков прогоню, чтоб не мешали, и скажу. Кыш-кыш.
   Политики у нас не остались вождями. Они раздулись до размеров властителей дум, а их обслуга...да, журналисты, до властителей общественного мнения, поэтому и свежий взгляд встречается редко. В моем сильно посеревшем...отечестве еще реже.
   Знаете, как называется. Во-во! Маргинальный! Смешно. Западник Аксенов для Киселева маргинал...а я, между прочим, икнул...американолюб Янов тоже маргинал...против Косовской операции выступал...я еще раз икнул.
   А вот "Бориска Годунович" во МХАТе - плагиат по совокупности приемов, а не маргинал...а Любимов со своим "Онегиным" - оригинал. Типичный и заурядный оригинал. Как все! И хорошо, что Гоголь второй том сжег, а то и его бы Любимов поставил...
   Икнул и вспомнил о вкусах и цветах...не спорьте, три их осталось: черный, серый и белый, остальные - вымирающие...и Офелия не утопилась, а утонула, и Гамлет был тучен и одышлив, и монастырем мог называться публичный дом...Странные времена. Не средний класс, хоть и европейцы. Еще не цивилизованные, но как на людей похожи!
   Выпьем за вас, мои внимательные! За человеков! Ах, если бы безумец вел слепого!
   А-а, гомункулюсам и големам с несредним не справиться. Не пойдут. В бандиты пойдут, в церковь пойдут, в кабак, а целым обществом в левых и правых колоннах пусть народ идет: он все равно на месте стоит...и деятели культуры все вылижут...ошибся, выдюжат. И будет всеобъемлющий и титанический писающий мальчик. Одна радость, кукиша у него уже не будет....
   И торжествующий начальник в центре мироздания...
   ...и не ссылайтесь вы на то, что нужно. Нищие и те в нужде имеют что-нибудь имеют что-нибудь в избытке. Свели к необходимости всю жизнь и человека превращаете в скотину...
   Ура господа со товарищи! Урра!!!
   Кыш! Я кому сказал: "Кыш!!!"
  
  

Почти конец рукописи

   Мы намеренно сохранили окончание, дабы всем читателям стало ясно, к чему приводит пьянство. Весь текст свидетельствует о распаде личности автора. Если в начале он в меру, как всякий творец, скромен, то в конце уязвленное самолюбие несостоявшегося непонятно кого хлещет через край.
   Сохранив все отступления, живо рисующие картину нарастающего сумасшествия, мы убили для вас, читатели, трех зайцев. Развлекли некоторых или всех. Представили дополнительные материалы к биографии Бориса Абрамовича Березовского. И, надеемся, продемонстрировали пагубность изложенных в тексте взглядов на жизнь. Ведь именно эти взгляды привели автора рукописи к пьянству, а затем - к сумасшествию.
   О том, что сумасшествие не гипербола, а реальность свидетельствует осьмушка серой бумаги, исписанная нетрезвой рукой, вложенная в рукопись "Подлинной жизни...". Возможно, это - один из снов, хотя распадение личности выступает из этой осьмушки слишком явно. Ниже мы приводим этот специфический, хотя и не оригинальный, текст полностью под названием "Бред". Но с вами, уважаемые читатели, пока не прощаемся.
  

Бред автора "Подлинной жизни..."

   Стоило петуху прокричать нечеловеческим голосом "Мир и благоухание", как в большом доме, напоминающем муравейник, и вокруг него начали твориться странные вещи.
   С неба спустилась стая громадных мух и в одну секунду засидела все стены до серого цвета. "Квос эго!" - воскликнул начитанный дворник Ельцин и метнул в мух камень. Стая поднялась и открыла Горбачева, прижимавшего к глазу свинцовую примочку. Это увидела Новодворская и закричала: "Пионеры наших бьют!" За забором показался Запад с плакатами "Остановить тепель-тапель в Чечне!" Явлинский, увидев это, разбежался и ударил головой в дверь, но она открывалась в другую сторону. "Эх!" - воскликнул Доренко с правым флюсом. "Ловкач!" - восхищенно подумал про Доренко Киселев, продолжая плеваться в дворника Ельцина. Горбачев куда-то исчез. Вместо мух на балкон спустился Клинтон. "Бабник!" - подумало депутатское стадо и пошло есть траву на запад. Ковалев начал икать, это увидела Сорокина, а Леонтьев похлопал Ковалева по спине так, что у него выпала челюсть. Сорокина села писать жалобу в Гаагский международный трибунал. Тут же невдалеке Хакамада водила в правую сторону хоровод с Немцовым. "Так нельзя!" - завопил Зюганов и сплясал "русскую", припадая на левую ногу. Неподалеку Гусинский бил Путина включенным магнитофоном, из которого доносился свободный голос. Наголо обритый Венедиктов тайком пробирался мимо главного прокурора без фамилии. Маленький Кириенко прыгал над самой травой из любопытства, пока не сломал ножку. Неизвестный политик грыз какую-то гадость, доставая ее из общественного корыта. Молодой Чубайс и толстенький Черномырдин поймали Степашина и терли его щеками о кирпичную стену. "Подонки!" - завопил Жириновский и присоединился. У хлебного магазина Гайдар, Подберезкин и политологи образовали очередь и пихали друг друга раскрытыми кошельками. Хитрый Павловский раздобыл где-то денатурата, но его обокрали деятели культуры и шоу-бизнеса, которые теперь стояли перед забором и Западом со спущенными штанами и жаловались на горькую жизнь. Это услышал Швыдкой и посыпал их сахаром. Человеческое стадо, заросшее от небрежения колтунами, побрело на водопой, но против этого возразила объединенная Европа и предложила "выкусить". "Выкусили" единицы и пропали с концами. Остальные с немым укором поглядывали на то, как грамотный дворник, переодевшись Моникой занимается любовью с Билом, оба норовили повернуться задом. Аграрии рыхлили отбойными молотками крыльцо и сажали турнепс. Неожиданно прорвало канализацию. Потоки дерьма забили в сторону забора и Запада, но тот утерся и сказал: "Это ничаво!" Из форточки верхнего этажа появилась рука Березовского и закрыла солнце. Загорелась иллюминация из серых ламп, поставленных по блату и за нефть "Открытым обществом". Петух подумал, что вечер и запел "Как упоительны в России вечера..." Рука дрогнула и исчезла. Оказалось, всего полшестого утра.
   Так начинался хороший летний день после весенних заморозков.
  

Послесловие с объяснениями

   Уважаемые читатели, вы сами видите, что даже выбор источника говорит о безумии автора. Мы понимаем, какой гнев может навлечь на нас эта публикация. Не со стороны властей и сильных мира сего, но ваш. Однако нами двигало желание на деле доказать преданность принципам равенства. Мы полагали, что выставки картин, написанных сумасшедшими, оправдывают и наше желание познакомить вас с неожиданным взглядом на жизнь. Если мы ошиблись, извините. А если попали в точку, то очень рады за вас и ваши гуманизм и терпимость и за себя и свое коммерческое чутьё.
   Мы уже собирались написать "до свидания", но в дипломате обнаружилось за подкладкой рядом с сомнительно пахнущей воблой дискета с надписью "Криминальная история Павла, сына короля "северных"". Судя по характерным особенностям текстового редактора, в котором работал неизвестный, по макросам и настройкам, а также по отпечатку большого пальца, совпадающему с масляным отпечатком на рукописи "Подлинной жизни...", оба текста написаны одним лицом , за исключением последней страницы, принадлежащей свидетелю смерти указанного Павла.
   Единственное, что вызывает наши сомнения, это отсутствующие упоминания о психиатрической больнице. Вероятно, некий Павел написал "Подлинную жизнь господина Березовского..." незадолго до своей трагической гибели. В этом мы усматриваем своего рода "божий перст": сначала у него был отнят разум, а затем он сам сделал все возможное, чтобы погибнуть.
   На этой провиденциальной ноте мы прощаемся с вами, а текст "Криминальной истории..." даем в Приложении.
  
   Одиозная Личность
  

Телефон для связи: (095)2148453, 4908817 спросить Андрея

   1
  
  
   118
  
  
  
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"