- Белым бело. Слышь, Римка, мы как первопроходцы. Вот бы лыжи, термосок... Глядишь до нового года еще и северный полюс успеем открыть под Киевом. Да, ты чего? Эй!
Коренастый парень в ватнике, почесал лоб так, что СССР-вский петушок, подарок дедушки-героя, вылез на макушку, а глаза удивленно захлопали по Мальвиньему.
- Я ничего, - насупилась бука и уставилась на мандариновые мартинсы.
- Не хнычь, а то в носу сосульки повырастают, - подбодрил, как мог Гастон любимую. В который раз глянул на большие наручные часы с компасом и встроенным памятинакопителем, без десяти. Стал немного нервничать. Ведь больше всего на свете он боялся ни пули, ни крови, ни ночи, ни гороховой каши, ни черта, ни лешего, ни пьяного пешего, ни шефа, ни лука вареного, а слез и соплей своей девушки, ну и мамы ее закидончиков.
Рима таки утерла нос яркой полосатой варежкой, такой же, как его неугомонная жизнь в качестве личного телохранителя депутата народного.
- Я же ее съела, - и совсем тихо добавила, - понимаешь?
Гастон ничегошеньки не понимал. Однако мудрость последнего рыцаря говорила: 'Соглашайся, а то хуже будет'. И он соответственно кивнул. А вот по-настоящему, он понимал то, что за девять минут можно и не успеть задуманное, а вернее не успеть решиться на задуманное, а потом его еще... Ай..
- Римочка, конфетка моя. Ты только посмотри..., - нерешительно приступил он к медовым дифирамбам.
А посмотреть было на что. Жители села 'Отрадное' разбили кольцом самый настоящий новогодний ярмарок: деревянные наскоро выросшие домики, с гирляндами, фонариками, шарами и бантами. А в центр, не пожалели ни денег, ни фантазии, и вмонтировали елку, высотой в двухэтажный дом, разноряженную в самодельные игрушки. К тому же, поговаривали, будто бы звезда на макушке была не от госпроизводителя, а от самой г-жи Тиффани.
- Как я могла, - она застучала толстыми подошвами буравя трек посадки летающей тарелки.
- Подумаешь, проглотила снежинку, - повел он плечами и сразу осекся. Гастон обмяк как упавший мармелад под батарею. Еще немного, и он сам расплачется от волком воющей несправедливости.
- Не проглотила, а съела, - настаивала Рима, - какое я бездушное и не внимательное создание.
- Лапуша, не переживай их за год по всей земле до тринадцати тонн выпадает, - примирительно сообщил он, опять глянув на стрелку часов. И куда это ей так не терпится?
- То других, а такой больше не будет. Она одна единственная на всем белом свете.
'Е-динст-вен-ная...', - подумал он так громко, что у нее екнуло в солнечном сплетении.
- Какой же ты черствый, - она топнула ножкой.
- Как тот юбилейный пряник с повидлом, который мы вчера в молоке вымачивали?
Рима улыбнулась. Выбившиеся кудряшки из под клетчатого берета посеребрила своим хвостом пробежавшая метель.
- Не, не такой...Ты...ты... лучше, - глазки заблестели бирюзой.
- А хочешь...хочешь... Мы в новом году поедем в Болгарию, - и вскоре добавил, - или Россию..?
- С тобой, - она вжалась в Гастона, словно творог в ватрушку, - хоть к Кудыкину, хоть к ракам на гору. Только вот почему именно туда?
- Как почему, - изобразил удивление он, - там как раз, кстати, есть село Снежинка.
Рима рассмеялась.
- Все обещаю, больше не буду есть снежинок. Какой же ты у меня все-таки, - тут она покраснела, как пирожок с пылу с жару, - ммм...хороший!
Гастону было не до смеха. Часы шепнули: 'Без пяти'.
- Смотри, смотри, - спохватилась Рима, - все к елке побежали. Нам, тоже, наверное, пора?
Гастон помолился своему ангелу, послал, куда подальше беса, и, схватив девушку за кусок цветной шерсти, потащил к электронным курантам.
- Гастон, а глинтвейн? - запротестовала Рима.
- Может лучше шампанского?
- Не-а, - закрутила она головой и холодная снежная пудра, разлетелась как присыпка с марципанового пирога. И он понял: готов все отдать, лишь бы этот кадр перемотал режиссер обратно.
Они подбежали к палатке, где двое близняшек лет семидесяти от роду, на костре из корицы, гвоздики и лимоновых веток, сварганили напиток цвета вечерней зори.
- Ах! - выдохнула Рима и нащупала в кармане подарочную коробочку, обвязанную сиреневой лентой.
- Рима, я очень хочу тебе сказать...
Она превратилась в каменную Галатею, луврскую Венеру, Роденовскую красавицу, - то есть, как стояла, так и замерла на месте.
Бух!
Бах!
Бах!
Караул!
Мамочки!
А-а-а!
Рима прислушалась.
- Что там?
- Шампанское кто-то открыл, или хлопушка взорвалась, - отмахнулся Гастон, мечтая приклеить стрелку к циферблату на жженый сахар, так чтоб замертво, - я хочу тебе давно сказать...
- Нет, Гастон, что-то серьезнее. Смотри, как все заворошились. Пошли, посмотрим. - И она решительно двинулась к толпе.
'Вот ведь мать Тереза', - пробубнил Гастон и поплелся по любимому следу.
В какофонии праздничных песен, гула баяна в одном из дворов, и шипении, выставленного на проезжую часть телевизора, угадывались, что перелетные птицы: то здесь, то там, обрывки фраз: 'ох, надо же...', 'вот угораздило', 'плохая примета...', 'батюшки'!
Долезши до сути, они увидели плашмя лежавшего деда мороза, словно медузу, выброшенную на берег волной.
- Ох, - и Рима, схватилась за перчатку Гастона, не заметив как та сползла живым зверьком вниз.
А он обнял ее и молча, гладил по неказистому берету, обледеневшей пятерней. Морозы стояли дубовые.
Толпа, выплеснув эмоции, что остатки недопитого вина из бокала, превратилась в экспонаты архитектурного музея, упорно игнорируя благовония хвои и шашлыка, как и подобается тому экспонатам и трагичности момента.
- Что делать? - прошептал чей-то голос над бездыханным телом.
- О-хо-хо! - вдруг заговорил Дед Мороз и не просто заговорил, а еще и самостоятельно приподнялся на точку распространения священной энергии праны.
- Свят, свят, - отпрыгнул любознательный мигом посягнув на рекорд Бубки старшего.
- С наступающим! Счастья вам и вашим семьям, - и не собирался останавливаться Дедушка, при этом уже вставая на свои родимые.
Народ начал оттаивать. Легкий смешок прокатился по головам.
- Как вы Дедушка?
- Руки ноги целы?
- А голова?
- Люди вы или нет, - закричал кто-то из последних рядов, - налейте Дедушке сто грамм!
- К елке его, быстро! Минута осталась..
Деда Мороза напоили, подхватили, покатили... И всем скопом поспешили под размашистые кроны зеленоокой виновнице. Вот только он ловким оказался, да в пути шепнул на ушко : 'Не спи, Гастон, а то в новом году останешься без подружки...'.
Бом... Бом... Бом... Тем временем прочищали горло часы.
- Подожди...
- Родненький, ну пошли..
- Сейчас, погоди чуть чуть... Мне важно, чтобы ты узнала об этом еще в старом году.
- О чем? - улыбнулась она мило.
- О том, что я тебя люблю...
- И я тебя, мой милый!
Бом...
И...
Национальный гимн...
- Ура с новым 2010! - закричал Гастон!
- Ура с новым 2010! - закричала Рима!
- Любви Вам и Вашим семьям, - отозвался эхом уже знакомый голос Деда Мороза!
![[]](/img/r/rudx_e_a/snezhinkawortu/sss.jpg)