Уже немногим более часа он сидел неподвижно, бесшумно. В его глазах жила пустота, они словно два кусочка стекла блестели в темноте когда на них падал свет, не выражая нечего кроме онемевшей прохлады оцепенения. Было без четвери четыре утра. Андрей Глазов смотрел в чёрный прямоугольник окна дожидаясь рассвета. Все его мышцы были расслаблены, он ни о чём не думал, просто ждал, ждал, ждал...
Через час город начал просыпаться. Летнюю ночь сменило серое утро, пронизанное необыкновенной свежестью - ночью был дождь. Из полуоткрытого окна на двенадцатом этаже Глазов мог видеть весь двор нового жилого комплекса. Шестнадцатиэтажные дома с просторными подземными гаражами кольцом окружали площадь земли величиной в несколько футбольных полей. Недостроенный двор выглядел ужасно, тут и там пылились груды строительного мусора, саженцы деревьев в большинстве своем засохли и вениками торчали из непригодной для растений земли, состоящей наполовину из песка и цемента. В центре двора располагалась детская площадка, так же недостроенная, но вполне привлекательная для детворы и днём здесь всегда было шумно от криков детей и скрипа несмазанных качелей. Глазов ненавидел этот шум, искренне и свирепо. С утра до вечера он наполнял его квартиру влетая в открытое окно, мешая нормально жить. Его же детство прошло в тишине, а эти щенки во дворе... неужели они не могут вести себя чуть спокойнее?
Солнце краем яркого диска показалось над плоской бетонной крышей одного из домов и утренний свет залил весь двор. По земле поползли длинные тени от стоек качелей, детская горка, отполированная штанами детей, блестела в ярких лучах. Глазов становился беспокойнее, и это беспокойство усиливалось с каждой минутой. Он дышал глубоко но неравномерно, как будто иногда забывал сделать вдох. На лбу у него вздулась жила, а это означало что он напряжён, чёртовски напряжен.
- Что нервишки шалят? - проговорил он в пустоту комнаты, не сводя глаз с приоткрытого окна.
- Ну не нервничай, всё в порядке, ты сильный, ты всё сделаешь как надо, ещё минут сорок или час, потерпи. - голос Глазова звучал приветливо и успокаивающе, таким голосом мог разговаривать заботливый отец с маленьким сыном, который упал с велосипеда и свёз коленки.
Непонятное беспокойство всё сильнее одолевало рассудок Глазова, казалось - вот-вот он откажется от своего "плана". Минуты как резиновые нити тянулись в бесконечности времени, на его лице выступили крупные, капли пота, похожие на масло, они стекали на небритый подбородок и срывались вниз сверкая на солнце.
В его голове вертелись самые разные мысли, Глазову не под силу было контролировать их неистовый напор, ведь уже совсем рассвело, внизу давно ходят люди и ему вдруг захотелось заглянуть в лицо каждого из них.
В соседнем доме, в одной из квартир, два человека - муж и жена, сидели на кухне, наслаждаясь вкусом свежего ароматного кофе и тихо задушевно разговаривали друг с другом, достаточно тихо чтобы не разбудить спящего сына. Их утренние беседы в выходные дни стали эдакой славной семейной традицией, когда болтовня ни о чём в залитой утренним светом просторной кухне доставляет массу удовольствия двум любящим супругам, для которых слово счастье не пустой звук, а самая что ни на есть реальная штука, наполнившая их жизни любовью, добротой и теплом. В детской комнате просыпался их сынишка - славный мальчуган десяти лет, с густыми блестящими каштанового цвета волосами и доброй обаятельной улыбкой. Антоша всегда просыпался легко и никогда не лежал в постели больше минуты. Мальчик был в том возрасте, когда душа величиной с океан, когда мир вокруг искрится пестрыми красками, когда кажется что мама - самый добрый, заботливый человек на земле, а отец самый сильный и честный.
В пол девятого родители услышали шум воды в ванной, мальчик умылся и пришёл на кухню сказать "доброе утро" и поцеловать маму.
- Антоша будешь какао? - спросила мать нежным любящим голосом и усадила сына на колени. От такого голоса всё теплеет внутри и хочется смеяться от счастья.
- Да мам, в моей любимой чашке. - ответил мальчик, подарив улыбку обоим родителям.
- Ну, беги, переоденься, я сделаю тебе бутерброд.
Антон ещё немного поёрзал на коленях матери, затем спрыгнул и быстрым шагом пошёл к себе в комнату.
Мальчик резво снял чистую белую пижаму и одел свою "летнюю форму" - короткие шорты, футболку и белые носки. Антон никогда не тратил много время на пустяки, типа переодевания, ведь на свете было огромное количество вещей, гораздо более приятных и интересных. Среди них, например - игра во дворе, где есть детская площадка, целая гора песка и много сверстников и сверстниц. Почти со всеми Антон успел подружиться, но сегодня его волновала встреча с одной девчонкой, она гуляла только утром или вечером, когда солнце не пекло и можно было ходить без козырька или панамки. С ней почему-то всегда было интересно, даже интересней чем с мальчиками. Катя никогда не донимала его куклами или девчачьими капризами, как, например, дочка маминого брата, с Катей Антон мог играть в самые разные мальчиковые игры и иногда они так увлекались, что не замечали никого вокруг.
Антон раздвинул шторы и посмотрел в окно - а вдруг она уже пришла и ждёт его. Но нет, детская площадка была пуста, горка, качели, песок ждали ребятню, наслаждаясь последними минутками тишины и покоя.
Мальчик пришёл на кухню и принялся за какао и булочку. Родители были уже в зале, где отец включил телевизор и Антон под монотонный рассказ диктора утренних новостей обдумывал чем же таким заняться сегодня после обеда.
Перед тем как идти во двор Антон обратился к отцу:
- Пап, давай сегодня сходим в зоопарк, там, говорят, слонёнок родился.
Отец с легкой улыбкой поглядел на сына одетого в белую футболку и синие короткие шорты, глаза мальчугана блестели, он ждал ответа.
- Я не против, - сказал отец одобрительным тоном, - а что по этому поводу думает мама? - он обернулся к жене, заранее зная ответ.
- Ну конечно сходим, после четырех часов, чтобы не жарко было. - согласилась мать.
Мальчик расплылся в улыбке, а родители сидели на мягком диване и смотрели на сына, удивляясь тому, на сколько же сильно они его любят.
Антон обул сандалии, взял пластмассовую машинку-самосвал, в кузове которого размещались несколько солдатиков и открыл дверь прихожей.
- Антоша возвращайся к одиннадцати, я испеку оладьи.
- Угу.
Мальчик вышел во двор.
Электронные часы на руке Глазова раздражительно пикнули, извещая о том, что прошёл ещё один час, и уже ДЕВЯТЬ часов утра. "Слышишь, Глазов ДЕВЯТЬ ЧАСОВ УТРА" - кто-то жил в его голове и говорил громко и настойчиво. "ТЫ ВИДИШЬ??? НА ПЛОЩАДКЕ В ПЕСКЕ ИГРАЕТ КАКОЙ-ТО ПАЦАН, ПОСМОТРИ, ПОСМОТРИ!!!" Да действительно на песочной куче сидел мальчик и возился со своей машинкой. Сердце Глазова бешено заколотилось "ПОРА! ВРЕМЯ ПРИШЛО!". Глазов поднялся со стула, на котором просидел уже не один час, его ноги затекли, спина и шея болели, рубашка промокла от пота, он снял её и швырнул в угол.
Большой, высокий деревянный стол на массивных ножках заскрипел и засопротивлялся когда Глазов начал двигать его на середину комнаты, такую работу было трудно делать одному. Он поставил стол на расстоянии трех метров от окна, затем застелил его мягким одеялом.
- Так, почти всё готово. - сказал себе Глазов. Он пытался унять дрожь, надо было хоть немного успокоится иначе можно наделать глупостей. Он закрыл глаза и простоял в тишине несколько минут. Это помогло, он стал спокойней, даже задумчивей. Глазов всегда гордился тем, что может держать себя в руках... при любых обстоятельствах...
Беспокойство теперь отошло на второй план, в душе родились другие эмоции, сладковатые на вкус, трепетные, волнующие, вливающие сильные теплые струи адреналина в закипающую кровь. Глазов посмотрел на шкаф с одеждой, там, среди барахла лежит сейчас она, его страстная любовь, его мечта, гладкая, холодная, молчаливая, преисполненная терпением и покорностью. Он подошёл к шкафу, открыл дверцу и трепетно коснулся холодной стали снайперской винтовки. Он вынул её любуясь блеском металла, и радость переполнила его. Сейчас он особо не раздумывал над тем поступком, который хотел совершить, он уже всё для себя решил и всё давным-давно обдумал и в душе нечего кроме немого ожесточения не осталось.
Он влез на стол, и оказался на уровне подоконника, на расстоянии трёх-четырех метров от окна. Глазов положил рядом с собой три десяти зарядных магазина и еще несколько картонных коробочек с патронами. Время вдруг замедлило ход. Глазов теперь уже без суеты и паники прокручивал в голове возможные варианты исхода событий, ситуация требовала расчетливых действий, лишь тогда всё получиться как надо. Тогда и только тогда! Он ещё раз оценил свою позицию, и припомнил как его окно выглядит со двора. Наполовину открытое, с плотными шторами оно не привлекало внимания и ни чем не выделялось из большинства окон. Четыре больших шестнадцатиэтажных дома с тремя подъездами в каждом, имели совершенно одинаковые, похожие друг на друга окна, причём почти все они были приоткрыты из-за изнуряющей летней духоты и лишь немногочисленные обладатели кондиционеров наглухо закрывали окна своих квартир, сберегая драгоценную прохладу. Комната со двора казалась тёмной, даже в самый солнечный день, поэтому никаких бликов от оптического прицела не разглядеть. Винтовка же стреляет тихо, почти шёпотом, глушитель на конце нарезного ствола обеспечивал бесшумную стрельбу, а дорогой оптический прицел позволял стрелять чертовки точно.
Пройдёт немало времени, прежде чем его смогут вычислить, если вообще смогут - рассуждал маньяк, как минимум у него есть два или три часа. Глазов прекрасно понимал превосходство своего положения, рассудок ликовал, беспечное торжество заполнило его с ног до головы, и вдруг всё то, что он хотел сейчас совершить, преисполнилось каким-то неясным, необыкновенным смыслом, как будто все свои 32 года Глазов ждал этого момента, ради этого родился и жил, и может случиться, сегодняшний день станет самым выдающимся днём, звёздным часом его жизни. Ах, как же ему хотелось чтобы всё вышло именно так...
Девять пятнадцать. Антон был один на детской площадке, играл с солдатиками и ждал Катю. Воображение никогда не подводило его, мальчик запросто придумывал занятные игры с неплохим сюжетом, но сейчас было как-то неинтересно, даже немного грустно. Девочка всё не приходила, Антон каждую минуту поглядывал на подъезд её дома в надежде увидеть знакомую фигуру в просторном легком летнем платьице. А может ему лучше сходить к ней и позвать на улицу? Антон знал где она живет, но решил ещё немного подождать. А может пригласить Катю в зоопарк? А разрешат ли ей родители пойти? Мальчик вдруг понял, что она ни как не выходит у него из головы, это было как-то странно, необычно. В следующий миг девчонка, которую он ждал, сошла по ступенькам подъезда и показалась во дворе... Антон быстро поднялся на ноги и, улыбаясь, смотрел в её сторону, песок попал в его сандалии и неприятно теснился между пальцами ног. Катя шла по бетонной дорожке на детскую площадку, детей разделяли какие-нибудь сто - сто пятьдесят метров. Сейчас Антон скажет ей "привет", потом спросит "как дела", потом поинтересуется насчёт зоопарка, а потом...
Глазов следил за мальчиком, глядя в мощный оптический прицел, всё ещё не решаясь на выстрел. Парнишка вертелся, часто оборачивался, словно кого-то ждал. Глазов в деталях мог разглядеть его солдатиков, машинку, он заглядывал в лицо мальчику и даже определил цвет глаз. "Да ты у нас симпатяга" - подумал Глазов и невольно ухмыльнулся. Потом мальчик неожиданно вскочил на ноги и Глазова будто холодной водой окатило: "Пацан сейчас уйдёт, убежит!!!" - орал голос в его голове. Стальная пружина нервов с силой разжалась и винтовка Глазова щелкнула сухо, чуть слышно...
... а потом Антон почувствовал внезапный жестокий толчок в спину и упал в песок лицом вниз. Затем пришла боль, жгучая и необычайно сильная, она в такт сердцу пульсировала на спине в правой лопатке и растекалась по всему телу. Мальчик испугался, он не мог понять что же с ним стряслось, что могло случиться в этот замечательный воскресный денёк? Шевелиться и дышать было ужасно больно, в голове словно взорвалась шутиха и перед глазами плясали яркие разноцветные круги, линии, пятна похожие на снежинки зимой, где среди миллионов нет даже двух одинаковых... Вдруг в этом беспорядочном хороводе Антоша увидел себя и Катю, они были в зоопарке и стояли у вольера, где резвился серый забавный слонёнок, он набирал хоботом тёплую воду и обливал их с ног до головы... Внезапно земля разверзлась и Антон почувствовал что проваливается в низ, в глубокую чёрную пропасть... как Алиса в стране чудес, он проваливался в нору кролика, даже и не догадываясь насколько глубокой окажется эта нора...
Поначалу Глазов подумал что промахнулся, из-за отдачи он потерял из виду мальчика и глядя в настроенный на большую дальность прицел ни как не мог найти свою жертву. Перед ним мелькали то окна домов, то бетонные дорожки и мусор, затем он оторвался от прицела и невооружённым глазом глянул во двор. Мальчик лежал на куче песка, лицом вниз. Ребенок не двигался, не кричал.
Катя видела как Антон упал в песок словно кто-то сильно толкнул его сзади и на секунду остановилась. С ним что-то не в порядке, девочка решала подойти ей ближе или позвать кого-нибудь из взрослых. А может он дурачиться и решил разыграть её? Девочка робко подошла к Антону, который делал свой последний мучительный вдох.
Глазов собирался духом, он впервые в жизни стрелял в человека, его рассудок захлестнули непонятные сильные эмоции. "Ничего страшного, так, наверное, и должно быть". Он закрыл глаза, тяжёло выдохнул и стёр пот со лба. Затем Глазов всё-таки поймал в прицеле лежащего в песке парнишку. Маньяк пригляделся, на белой футболке мальчика расплывалось алое пятно крови, видимо пуля попала в спину, чуть ниже правой лопатки и возможно пробила легкое. Он прильнул к окуляру оптического прицела и заворожено наблюдал за умирающим ребёнком. Потом Глазов заулыбался, его взгляд был полон безумия, а на лице светилась широкая искренняя улыбка. Он неожиданно понял, что хочет ещё, ещё, и ещё, хочет убивать и смотреть как умирают, вот он - его звёздный час. Глазов теперь не какой-то жалкий неудачник, он стал особенно значимой фигурой, он контролирует всё вокруг и вершит судьбы людей. Глазов преисполнился чувством собственного величия, он был впервые в своей никчемной жизни по-настоящему счастливым человеком и не собирался выпустить из рук даже крупинку этого счастья. "Будь внимателен, ты должен стрелять без ошибок!". Глазов увидел девчонку в пестром платье, она направлялась прямо к мальчугану наверное посмотреть что с ним стряслось. Маньяк навел перекрестие прицела на лоб ребёнка и поглядел на взволнованное детское личико. Щёлк... На этот раз Глазов был готов к отдаче, он держал винтовку твердо и не выпустил из вида всё самое "интересное". Голова ребёнка запрокинулась от сильного удара, тело девочки сделало пол оборота в воздухе и плюхнулось на землю. Глазов ликовал, с безумием в глазах и дикой улыбкой больше похожей на оскал... "Скоро придут их мамочки и папочки, ты подготовил им отличный сюрприз, молодец!!!". Голос внутри впервые похвалил его, раньше он только критиковал, предостерегал или давал советы. Это хорошее предзнаменование - подумал Глазов, не переставая улыбаться.
У подъезда одного из домов Сергей Ковалёв - молодой парень в солдатской форме, прощался со своей девушкой, терпеливо выслушивая её долгую прощальную речь и бесконечные клятвы в верности. Его отпуск закончился, настроение было самое что ни есть хреновое, и ухудшалось с каждой минутой, отягощенное невыносимо долгим прощанием. Он почти не слушал её, только делал вид что ему не безразличны слова девушки, глаза которой уже стали влажными от накатывающих слёз разлуки. Потом она разрыдалась, "ну да, как же, без этого нельзя"- подумал солдатик и крепко обнял её. Они долго стояли обнявшись, девушка всё плакала, а парень глядел ей через плечо на двор, на дома, на людей.
- Подожди секунду, я сейчас.- Сергей как можно мягче освободился от объятий девушки, и неожиданно для неё пошёл в сторону детской площадки. Он обратил внимание на то, что двое детей уж очень естественно, один за другим свалились с ног и уже несколько минут неподвижно лежат в песке. Меньше всего это походило на игру. Скорее похоже на... Сергей ускорил шаг, а в душе был немного рад тому, что прервал тягостный ритуал прощания. "Неужели нельзя всё делать проще?" Он перестал думать о девушке, когда не дойдя десяти метров увидел алое пятно на белоснежной футболке ребенка. Парень подошёл к ребёнку и несколько секунд глядел сверху вниз на неподвижно лежащего мальчика. Затем опустился на колено и положил два пальца на горло мальчишки, туда, где артерия должна мягкими толчками отвечать на прикосновение, но пульса не было. Сердце ребёнка не билось, он не дышал. Сергей перевернул мальчика на спину, и увидел измятое от боли лицо, две струйки темной крови, стекавшей из уголков губ на подбородок и пустые, стеклянные глаза. Ребёнок был мёртв и смертельное ранение явно было огнестрельным, это солдат знал точно, но выстрелы!, он не слышал звуки выстрелов! Он метнулся к девчонке, но та тоже оказалась мертвой, пуля попала ей в голову не оставив никаких шансов на жизнь. Солдат замер, стоял и смотрел на убитых детей, всё ещё не веря своим глазам, а потом к нему пришёл страх. "Детишек определённо грохнул снайпер... господи, и что же мне делать" "что я должен делать?!" "Он наверное сейчас следит и за мной" Солдат озираясь стал вглядываться в окна многоэтажных домов, огромных, монолитных, с чёрствой бетонной кожей, которые зловеще нависали над ним, грозя раздавить. "Да он же может быть где угодно!"- подумал Сергей, глядя на стройные ряды окон, и неожиданно чувствовал себя маленьким и уязвимым, улиткой без панциря, обнажившей мягкую скользкую плоть. "Убегать?" "Конечно! Беги на хер от сюда!"
Щёлк...
Всполох острой боли пронзил колено на правой ноге солдата и он свалился на песок. "Ах ты п..дар, сука!!!". Восприятие мира сузилось до маленького круга в центре которого была невыносимая пульсирующая боль. Но сознание не отключилось, оно словно застыло на несколько минут, а потом оцепенение растаяло как кубик льда в горячей воде. Сергей попытался подняться на ноги, надо было убираться к чёрту, иначе...
Щёлк...
...вторая пуля прошила ботинок и врезалась в кость ступни. Солдат взвыл от боли и бессилия. "Как же так?, как же так получается?" "Господи, да что же здесь происходит?!"... Сергей никогда не верил в бога, бог был для него смешным и ненужным, ведь человек сам определяет свою судьбу, это солдат знал точно, но в тот миг ему казалось, что бог, но не бог, а Б О Г, теперь его единственный спаситель, его последняя и увы угасающая надежда. "Наташа!?" Сергей заставил себя посмотреть в сторону девушки, которая осталась ждать возле подъезда. Сейчас она шла к нему, даже не подозревая о том что здесь твориться. Сергей разглядел её милое заплаканное личико на котором появилась тень беспокойства. Солдатик презрев боль приподнялся, опираясь на здоровое колено, и что было сил закричал:
- Не подходи, стой! Стой!
Но девушка не только не остановилась, а пошла ещё быстрее, порой срываясь на бег. Она была уже совсем близко, а Сергей, обезумев от безысходности, кричал и бросал песок в её сторону. "НЕТ! НЕТ! НЕТ!" Наташа не поняла ни одного слова, да и не пыталась понять, зачем же, когда можно подойти ближе и всё узнать, расспросить.
Для неё всё закончилось мгновенно. Вот она идёт, вся взволнованная, встревоженная, в растрёпанных чувствах и вдруг, в один неуловимый миг, она перестаёт слышать, видеть, чувствовать... безболезненно, без сожаления, без страха. Пуля вышибла жизнь девушки на глазах у Сергея, съедаемого болью ран, а ведь всего пять минут назад они хотели выпить по бутылочке пива перед его отъездом. Сейчас он лежал на сыром от ночного дождя песке и плакал, бессильный подняться или что-либо изменить... И ему казалось, что плачет он кровью, ведь уже давно не в том возрасте он, чтобы плакать чистыми, прозрачными, горячими слезами. Рядовой Сергей Ковалёв прожил ещё полчаса, но не одно из пяти огнестрельных ранений не было смертельным, он умер от потери крови и болевого шока.
Покончив с солдатом Глазов, с расчетливостью сатаны, замер на сорок минут. Он сходил в туалет, выпил чашку кофе с батоном и маслом, полежал на диванчике под вентилятором - как же жарко ему было! За это время во дворе собирались люди, привлеченные последними событиями, они обступили убитых, а самые активные пытались оказать первую помощь, подающему признаки жизни солдату, который бессвязно что-то бормотал, но никто не придал ни малейшего значения его словам, становившимся все тише и тише. А потом люди стали падать на землю как кегли сбитые шаром для боулинга. Поначалу Глазов старался стрелять наверняка, в голову или сердце, но очёнь скоро его захлестнула эйфория смерти и маньяк особо не раздумывая раздавал пули... щёлк, щёлк, щёлк. Он успел выстрелить не менее пятнадцати раз прежде чем редеющая толпа зевак поняла что к чему, но было поздно.
Когда приехали по вызову наряд милиции и карета скорой помощи, Глазову не составило труда расстрелять врачей с милицией, которые сразу бросились на помощь людям, не предполагая с чем им придётся столкнуться. Тогда он открыл для себя ещё одну замечательную особенность сложившейся ситуации и не стал добивать раненых, позволив им кричать, звать на помощь и медленно умирать под лучами палящего солнца, на виду у близких, врачей и милиции. И никто, никто не стал им помогать, после того как он застрелил нескольких смельчаков, пытавшихся спасти чужие жизни и распрощавшихся со своими собственными. Хей-хо, толи ещё будет!!!
В пятнадцать ноль две были проверены крыши домов и примерно половина всех квартир выше второго этажа, но в их число квартира Глазова не входила. В пятнадцать ноль две, давно остыли оладьи, испеченные для Антона - славного мальчугана десяти лет, с густыми блестящими каштанового цвета волосами и доброй обаятельной улыбкой, для которого время остановилось и замерло, а на полу в комнате Глазова, окно которой выходило во двор, лежал не один десяток стреляных гильз.
В восемнадцать тридцать Глазов понял что чёртовски устал. Винтовка стала тяжёлой как свинец, в руках не осталось сил, глаза болели и очень хотелось спать. Во двор уже никто не совался, какая-то странная тишина висела в воздухе, а тела убитых освещало красное предзакатное солнце. У Глазова оставалось всего несколько патронов, и совсем мало времени. Ему казалось, что он уже слышит шаги и голоса в подъезде и вот-вот к нему должны нагрянуть незваные гости, которым вряд ли понравиться то, чем он здесь весь день занимался. Он с тоской последний раз посмотрел во двор и слез со стола. Маньяк пошёл на кухню, выпил стакан воды из крана и утолив жажду лег спать. Заснул быстро, словно утомленный продолжительным днём ребёнок, и ничего тревожного не было в его мыслях и снах, "что случилось то должно было случиться" - думал он засыпая на мягкой, пахнущей пером подушке.
Глазова взяли. Нагло и бесцеремонно как он считал, спящего его оглушил жестоким ударом сержант милиции Михаил Замятин и маньяк жаловался в суде на неправомерные и чрезмерно жестокие действия российской милиции. А еще кроме жалоб Глазов улыбался в ответ на многочисленные вопросы обвинителей, адвоката и судьи, сводя с ума людей, потерявших близких в то воскресенье, многие из которых продали свои квартиры и уехали из города...
Среди них были и родители Антона - первой жертвы Глазова, они сумели пережить трагедию, купили дом в небольшом селе, недалеко от города, а через год у них родился сынишка и жизнь постепенно стала налаживаться... В свои пять лет мальчик боялся старого, утонувшего в зелени деревьев кладбища, находящегося на окраине села, а отец часто повторял : "Знаешь, сынок, живые люди, гораздо страшнее мёртвых"... и прятал блестящие от накатывающих слёз глаза.