Семейный бизнес. От перемены мест...
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
После долгих колебаний Маша все-таки решается последовать за Егором в его родной город. Тем более мужчина оставил прощальный подарок - авиабилеты с открытой датой, который вроде как прозрачно намекал: девушку там ждут. По приезду оказалось - действительно ждали: и Соболев, и новые неприятности, и очередное расследование в придачу...
|
Глава 1
За окном вот уже который час подряд барабанил дождь. Крупные капли вдребезги разбивались о невидимую глазу преграду на десятки себе подобных, а в том месте, где мой нос соприкасался с гладкой поверхностью образовалось неправильной формы запотевшее пятно. Тоска разъедала внутренности словно ржавчина забытые хозяином и Богом "Жигули". Серость снаружи отлично сочеталась с меланхолией, давно поселившейся у меня внутри: непонятные чувства, безотрадные мысли обо всем. Лишь обязательные сообщения с пожеланиями "доброго утра" и "спокойной ночи" ненадолго добавляли красок в хмурые будни. Сообщения, которые я непременно оставляла без ответа.
Было это желанием проверить чувства отправителя, или же тут крылась необходимость разобраться в самой себе, я толком понять не могла. Но каждый раз пальцы оказывались неподвижны, будто какие-то незримые силы брали их под контроль и не давали набрать даже банальное "и тебе". Но смс я тем не менее каждый раз ждала с нетерпением. А в особо бессонные ночи даже перечитывала по нескольку раз.
Я выдохнула через нос в последний раз, проследила, как от теплого воздуха образовываются дорожки на стекле, скрывая часть промокшего насквозь летного поля, и отошла к сиденьям. Из-за непогоды, так характерной для нашего города в любое время года, рейс задерживали. Я была вынуждена слоняться по терминалу, терзаясь попутно вопросом: "а нужно ли вообще лететь?". Точного ответа я не знала, хотя Соболев бы сказал, что непременно, тем более, что на ближайшем рейсе нашлось свободное место -- это ли не знак?
С последней нашей встречи прошло почти два месяца, а я только сейчас решилась воспользоваться его прощальным подарком -- на флешке, что он вложил мне в руку, оказались электронные билеты на мое имя с открытой датой. Именно поэтому я так долго и не могла решиться. Вот если бы их срок истекал, скажем, через пару недель после отлета Егора... Тогда бы я не маялась от неуверенности столько времени.
Хотя, еще тогда в аэропорту я решила, что покину родной город только после того, как разберусь с собственной жизнью. В противном случае мой отъезд выглядел бы как побег от родителей, их непомерных требований и общей жизненной неустроенности.
И надо сказать, в этом я почти преуспела, благо Анатолий Яковлевич, мой бывший преподаватель, помог с работой, и официанткой или экскурсоводом устраиваться не пришлось. Так что трудилась я последние месяцы в должности администратора в одной из частных картинных галерей города. Родители, скрипя зубами, смирились. И с переездом на съемную квартиру -- тоже, и даже помогли с задатком. А мама после нескольких недель молчания не выдержала и позвала по магазинам -- ее вариант детско-родительских отношений. Я благоразумно согласилась, однако, тему моего несостоявшегося замужества и последовавших за этим отношений с Соболевым мы не поднимали. Сама не знаю почему, но обсуждать Егора с кем бы то ни было я категорически отказывалась.
И вот в это дождливое сентябрьское утро -- осень в этом году не задержалась ни на денек, сделав вид, что о бабьем лете и не слыхивала, -- я оказалась в аэропорту, вместо того, чтобы сидеть на занятиях в университете и, глядя в рот преподавателям, постигать дальнейшие премудрости профессии. Стоило ли вообще тогда подавать туда документы и поступать в магистратуру? Бакалавр -- вроде как тоже высшее образование.
В собственное оправдание я убеждала саму себя, что лечу всего лишь на выходные, и со следующей недели буду посещать учебу как положено. В свободное от работы время, конечно же, благо магистрам у нас делают поблажки.
Интересно, какая у них там погода? Смартфон выдал чуть ли не двадцать градусов тепла и переменную облачность. Глядя на ливень снаружи, верилось в это с трудом. Почему-то мне на тот момент казалось, что нет такого места, где не бесчинствовал бы дождь в солидарность с моим настроением.
Надеюсь, что угадала с одеждой. "Хотя чего это я, Соболев же легко мне купит то, что нужно" -- я криво усмехнулась, вспоминая годовщину свадьбы родителей. Платье и туфли я, кстати, у Вики так и не забрала.
Куда себя деть, я не знала: приобретенная в киоске на первом этаже книга словно была написана на чужом, незнакомом языке. Слова все никак не хотели складываться в предложения, а те, в свою очередь, не спешили обретать хоть какой-то человеческий смысл. Глядя с укоризной в глаза автора, чье фото было изображено на задней стороне обложки, я мысленно у того вопрошала, как можно было написать такую абракадабру. Хотя подозреваю, что мужчина со странной фамилией в моих трудностях был не виновен.
Что касалось еды, предоставленной в бизнес-салоне на любой вкус, -- то все, что только было можно, я уже опробовала, рискуя весь полет провести с расстегнутой из-за набитого живота пуговицей на джинсах. Так что развлекала я себя тем, что разглядывала пассажиров, как и я застрявших здесь на неопределенное время, вопреки собственному статусу и возможностям. Однако, ничего интересного взгляду найти не удалось: кто-то ел, шурша обертками, мужчины в костюмах сидели, как один, сложив нога на ногу и уткнувшись кто в газеты, а кто в журналы. Некоторые сидели с макбуками на коленях. Особо деловые начальственным тоном раздавали указания по мобильникам. Несколько человек и вовсе умудрились уснуть, развалившись на мягких диванах. А что, барабанящий в окна дождь этому очень даже способствовал, создавая в паре с общим гулом помещения своеобразную колыбельную.
Но вот капли принялись стучать по стеклу все реже и реже, пока не ко времени разбушевавшийся ливень и вовсе не превратился в противную морось. Диспетчер объявил о начавшейся посадке, и народ начал потихоньку вставать с пригретых мест.
В салоне мне досталось кресло по соседству с чрезвычайно важным мужчиной, занятым весь почти трехчасовой полет лишь вышеупомянутым макбуком, так что напрягаться и развлекать попутчика вежливой болтовней не пришлось. И я даже смогла немного поспать после того, как опять поела принесенный стюардессой обед и незаметно расстегнула пуговицу, прикрыв себя для надежности курткой. Хотя сосед оказался так занят, что я могла бы лишний раз не беспокоиться.
Приземлившись в тысячах километров от дома, я малодушно решила звонить Егору не сразу, а для начала разместиться в гостинице, потому во время полета озаботилась поиском приличного отеля, в котором бы нашелся свободный номер, что был мне по карману. Задача оказалась не из легких, но я справилась, в который раз вспомнив бывшего преподавателя добрым словом -- все-таки платили мне в галерее гораздо выше среднего, и, если бы не своевременная протекция, моя самостоятельная жизнь не началась бы так радужно. Если бы вообще, конечно, началась, а не была задавлена в зародыше мамой и ее железными аргументами.
Чужой город встретил теплом и солнышком, от которых за последние дни я уже успела отвыкнуть. Если верить командиру корабля, за бортом нас ожидало девятнадцать градусов тепла, что позволяло запихнуть кожаную куртку за ненадобностью в рюкзак, который заменял мне дамскую сумочку в этом спонтанном путешествии.
Первым делом в зале прилета я наткнулась, конечно же, на улыбающихся мужчин, вооруженных пышными букетами и встречающих, очевидно, свои половинки.
"Если бы кому-то хватило смелости хотя бы написать, на одного мужчину с букетом в этом зале было бы больше" -- не без грусти попеняла я самой себе и продолжила путь в одиночестве. Но не успела я сделать и пары шагов, как кто-то с возгласом "попалась, птичка!" схватил меня за локоть. Не долго думая, -- после июльских событий я стала немного нервной -- я развернулась и со всей силы двинула наглецу кулаком по голове. Как оказалось, попала в ухо.
-- Я тоже рад тебя видеть, -- произнес Соболев, потирая пострадавший орган и недоуменно глядя на меня.
Думаю, что мой ответный взгляд по степени выразительности Егоровскому не уступал. Будучи совсем не в силах вымолвить и слова, не говоря уж о полноценных извинениях, я стояла, стиснув ладонями рот, и пялилась на мужчину, которого уж точно не ожидала здесь увидеть. Очевидно сделав вывод, что отмирать в ближайшее время я не собираюсь, Егор снова взял меня за локоть и, подхватив чемодан, повел на выход со словами:
-- Идем, пока тебя не загребли, воительница.
Я семенила за мужчиной и пыталась понять, как опять так получилось, что я снова не контролирую то, что происходит вокруг. Причем случается такое преимущественно в компании Егора.
-- А почему ты здесь? -- попробовала я разобраться в ситуации. Не то чтобы я была совсем не рада его видеть, но все же рассчитывала, что хоть какое-то время на моральную подготовку у меня в запасе еще есть.
-- Где здесь? В городе? В аэропорту? Рядом с тобой? -- Егор поднял бровь, делая вид, будто не понимает, что именно привело меня в недоумение.
Я вздохнула и переиначила вопрос:
-- Как ты узнал, что я прилетаю?
-- Шутишь, птичка? -- он обернулся. -- Ты пропала почти на два месяца, не ответила ни на одно сообщение, неужели думаешь, что я как идиот ждал все это время вслепую. Конечно же я интересовался твоей жизнью. Кстати, поздравляю с удачной работой!
-- Ты следил за мной! -- я не могла поверить в то, что он действительно это делал и вот так просто, не смущаясь, говорил об этом. Тактичность и муки совести -- точно не про Соболева. А еще неприкосновенность частной жизни!
-- Ну если бы ты сама обо всем рассказывала, мне не пришлось бы подключать Леху. -- пожал он плечами, после того, как закинул чемодан в багажник. -- Или ты думаешь, что я должен был все пустить на самотек и гадать на ромашке, соизволишь ты прилететь на этой неделе, или опять нет? Я же не мальчик, -- покачал он головой.
-- Мне нужно было прийти в себя и все обдумать. И вообще, это ты виноват, что мне пришлось съехать от родителей, если помнишь! -- некоторая справедливость Соболевских претензий заставила быстро перейти в наступление. Пусть не думает, что сможет так легко меня виноватой выставить.
-- Вот я и предоставил тебе такую возможность. Надеюсь, вопрос исчерпан, и теперь я могу с тобой как следует поздороваться? -- он не спеша приблизился и притянул к себе. Я какое-то время стояла неподвижно, вцепившись обеими руками в рюкзак, что оказался между нами, но потом отбросила его прочь и включилась в процесс.
-- А куда мы едем? -- спросила я уже в машине, после того как смогла перевести дух от Соболевского приветствия, и старалась делать вид, что ни капли не взволнована, а вопрос "как вести себя с этим мужчиной в условиях полнейшей неопределенности" не стучал молотком в голове.
Хотя все еще подрагивающие руки выдавали меня с головой. Сказать, как долго мы целовались возле машины, не могу, но к тому моменту, как я заняла пассажирское место в черном внедорожнике, солнце за горизонт еще не ушло... Что ж, похоже Егор и правда рад меня видеть.
В родном городе Соболев водил агрессивный и мощный на вид "Мерседес" последней модели. На крайний случай -- предпоследней, но это маловероятно: хотя я слабо интересуюсь новинками автопрома, предпочтения Соболева успела изучить хорошо.
-- Ко мне, -- прозвучал неутешительный ответ. Спрашивается, чего еще я ожидала?
-- Так сразу? Вообще-то я отель заказала и предоплату внесла, -- попасть к нему домой я вовсе не спешила, от чего чувствовала себя девочкой, которой предстоит первая в жизни ночь с мужчиной. И которая этого ждет - не дождется, боясь признаться даже самой себе, но все равно изо всех сил оттягивает "решающий момент".
-- У меня достаточно просторно, так что поместимся, -- не повелся на мои капризы Соболев.
-- Вот сам тогда бронь и отменяй, раз такой умный. И чтобы предоплату мне вернули: не все тут могут себе позволить честно заработанными деньгами разбрасываться направо и налево, -- препираться в этом случае с Егором было бесполезно, вот я и начинать не стала, но не попытаться оставить последнее слово за собой, не смогла.
-- Хорошо, я передам секретарю, -- сверкнул зубами Соболев, а мне, конечно же, захотелось по этим самым зубам съездить чем-нибудь потяжелее.
Спорить вроде больше было не о чем, и я заняла себя тем, что стала разглядывать сквозь тонированное окно чужой город. От нашего он отличался не сильно -- разве что население было поменьше и площадь, а так все те же торговые комплексы, высотки, пробки и иже с ними. Даже метро есть -- в общем, все как я привыкла.
Жил Егор, в отличие от меня, один в современной квартире с окнами в пол на последнем этаже одной из недавно возведенных высоток. В самом центре города, конечно же. Поблизости исторические здания, парки и все в таком роде... Как выяснилось впоследствии, квартира была разделена на две части: общую, с кухней, гостиной, объединенной со столовой, различными хозяйственными помещениями и гостевым санузлом и частную, что была в разы больше и вмещала в себя хозяйскую спальню, кабинет, несколько санузлов, обширную террасу и парочку пустующих помещений, предназначение которых так и осталось для меня загадкой. А чтобы попасть на хозяйскую территорию, нужно было воспользоваться ключом-карточкой. Но дверь, разделяющая помещение, по большей части оставалась открытой ввиду отсутствия посторонних на территории.
-- А тебе одному не жирно? -- присвистнула я, оглядывая уж слишком просторный холл с самым что ни на есть современным дизайном. А в том, что над помещением поработал дизайнер, я не сомневалась -- вряд ли Егор сам обои выбирал...
Соболев приткнул мой совсем не вписывающийся в обстановку пластиковый чемодан возле очевидно комода -- странный на вид параллелепипед янтарного цвета мог оказаться, конечно, чем угодно, но я предпочла думать, что это комод, и обернулся:
-- Ну теперь-то я не один, -- улыбка на его лице была сродни улыбке человека, выигравшего давно уже затянувшуюся партию в шахматы. Так улыбаются противнику, который бы в любом случае проиграл, но почему-то предпочел "потрепыхаться".
-- Ага, на целые выходные, -- решила я подпортить ему триумф.
Вообще-то могла бы сообщить о том, что приехала ненадолго, и поизящнее, но на войне, как на войне. Егор, склонив голову набок, некоторое время изучал мое лицо, заставив почувствовать себя дичью, попавшейся в лапы матерого охотника. А потом со словами "это мы еще обсудим" подхватил под колени и понес в неизвестном направлении. Очевидно, убеждать в его городе подзадержаться.
В общем, выходные, как вы поняли, Соболев решил посвятить тому, что наверстывал упущенное время, что мы провели порознь. В какой-то момент даже я перестала понимать, почему так долго тянула с приездом, а не отправилась вслед за Егором на следующем же после его отлета рейсе, и разревелась как самая последняя дура! Егор, в отличие от меня, дураком не был, и заявив, что на мои выкрутасы с прилетом ни капли не обижается, продолжил убеждать в крепости наших отношений. Однако, так просто все бросить и остаться с ним, решиться я все же не могла. Впрочем, следует признать, сопротивлялась я не сильно.
-- Ну как ты себе это представляешь? -- я сидела на низком подоконнике и уплетала пасту прямо с коленей. В смысле, тарелка с пастой лежала прямо на коленях, а не сами макароны, -- Занятия в магистратуре только начались, на новой работе я и двух месяцев не проработала. Не могу же я вдруг взять и не явиться в понедельник.
-- Возьмешь академку, а насчет работы Яковлевич договорится.
-- С чего ты взял, что он договорится? -- я с подозрением уставилась на мужчину: уверенность, граничащая с самодовольством, на его лице говорила о том, что предложение это в разряд гипотетических не входило.
Егор промолчал, предоставляя возможность самой ответить на заданный вопрос.
-- Вы уже обо всем договорились! Соболев, вот с чего ты взял, что можешь распоряжаться моей жизнью?
-- А что тебя в твоем городе держит? Работать и учиться и рядом со мной прекрасно можно.
-- Ты хотя бы мнением моим мог поинтересоваться для разнообразия? -- я возмущенно уставилась в серые глаза, в которых на сомнение в собственной правоте не было и намека.
-- Ну да, я поинтересуюсь, и ты найдешь тысячу причин, оставить все как есть и еще пару лет ничего не менять. Ты трусишка, Маша, -- ткнул он в меня вилкой.
-- А ты скорый поезд какой-то. Прямо Сапсан в режиме "форсаж"!
-- А ты в таком случае кто, гужевая повозка? -- расхохотался Соболев.
-- Да пошел ты, -- сказать было нечего, и я прыснула в ответ.
Глава 2
В воскресенье вечером Егор предупредил, что завтра нас ждет важный и ответственный день, и встать придется рано. Что конкретно нас будет ждать, уточнить не пожелал. Уже поняв, что молчать он будет как партизан, лишь бы, говоря его словами, не дать мне все обдумать и отказаться, пытать мужчину я не стала, а спокойно уснула, рассудив, что сюрприз вряд ли будет неприятным.
Следующим утром мы оказались на открытии после долгой реставрации галереи искусств, принадлежащей семье Егора. "Анита" -- гласила неоновая вывеска, выполненная художественным шрифтом. Почему именно "Анита", я решила поинтересоваться позже, а пока улыбалась во все зубы и рукоплескала изо всех сил, стоя практически во главе толпы жаждущих попасть внутрь. Даже несколько репортеров с камерами осчастливили своим присутствием.
"Хорошо хоть догадался подсказать, как одеться, иначе стоять бы мне в джинсах среди разряженной публики" -- думала я, тихонько озираясь по сторонам, и радовалась, что решила-таки в самый последний момент закинуть в чемодан темно-синее платье и лодочки цвета электрик с собой. А публика подобралась разношерстная: кто-то был при полном параде и сиял драгоценностями, точно мы Новый год собрались праздновать, кто-то был одет празднично, но сдержано и элегантно, а были и те, кто предпочел не заморачиваться и пришел в джинсах. Но таких были единицы.
Наконец, ленточка была торжественно перерезана, речи произнесены и галерея гостеприимно открыла двери посетителям. Я с бокалом шампанского в руках, второпях сунутым мне Егором, скиталась по выставочному залу в гордом одиночестве и злорадно себе обещала, что ни за что не буду сидеть дома и по первому требованию сопровождать этого проходимца на подобного рода мероприятия. Да за кого он вообще меня принимает, тоже мне нашел себе эскорт! Раз уж придется задержаться в этом городе на неопределенное время, найду работу. Я ему не какая-нибудь домохозяйка, которую в случае надобности можно наряжать поприличнее для выхода в люди.
Но не дав мне достаточно времени, чтобы придумать максимально унизительную должность, которую я, назло Соболевским замыслам, обязательно займу, мужчина появился будто из ниоткуда.
-- Прости, что оставил одну, -- чмокнул он меня в висок и галантным жестом ухватил под локоть, -- Пришлось уладить несколько вопросов.
-- Я подумаю, -- недовольно буркнула в ответ.
-- Идем, расскажу, зачем мы сегодня здесь, -- Егор сделал вид, что настроения моего не заметил, и потянул куда-то в сторону, уводя от толпы праздно шатающегося народа.
Мы вышли через служебную дверь, за которой притаилась лестница с деревянными перилами.
-- А почему "Анита"? -- поинтересовалась я, переставляя ноги по выщербленным за десятилетия ступенькам.
-- Так маму звали, -- пожал плечами Егор, -- Банально, да?
-- Нет, наоборот, даже в какой-то степени правильно, -- попыталась поддержать я жениха, вспомнив, что ее давно нет. На этой ноте разговор потух, так толком и не начавшись.
В молчании мы проследовали до кабинета, обстановкой напомнившего мне те, что показывали по телевизору в старых-добрых сериалах про богатые семьи: одна стена полностью выполнена в виде стеллажа для книг, массивный стол из темного дерева, уставленный обязательной чепухой типа пресс-папье, призванной обозначить респектабельность владельца, и обязательный темно-зеленый текстиль. Я осматривалась вокруг, гадая, что же могло понадобиться нам, двум современным людям, в этом старомодном месте.
-- В общем-то все просто, -- Егор уселся прямо на рабочий стол, отодвинув вбок бронзовую статуэтку, изображавшую почему-то слона. -- Я предлагаю тебе работу.
Не ожидая от Соболевской идеи ничего для себя хорошего, я мысленно напряглась, но дала ему возможность закончить.
-- У тебя ведь уже есть опыт работы в картинной галерее, а мне как раз нужен специалист, вот я и подумал, почему бы нам не помочь друг другу...
Так, ну со специалистом он, допустим, поторопился, а вот работа мне очень даже пригодится, пусть и не столь постыдная, как я совсем недавно воображала.
-- Ладно, -- осторожно произнесла я, потому как с Соболевым, словно с джинном из старых сказок, никогда не знаешь, в каком месте ожидать подвоха.
-- Вот и отлично, -- радостно поиграл он бровями, насторожив меня еще больше, и направился к двери. -- Сейчас я тебя кое с кем познакомлю.
-- Марк Абрамович, прошу, -- пригласил он в кабинет пожилого мужчину, не смотря на возраст строгой выправки. Одет тот был в костюм-тройку и шелковый платок вместо галстука, абсолютно седые волосы, тем не менее без старческой болезненной желтизны, зачесаны назад. -- Познакомьтесь, это моя невеста и новая управляющая галереей, Мария Аркадьевна, -- и, не дав мне и рта раскрыть, дабы праведно вознегодовать, как ни в чем не бывало, продолжил: -- Маша, это Марк Абрамович, наш бывший управляющий. Он поможет тебе поначалу со всем разобраться, так что можешь полностью на него положиться.
-- Очень рад за вас, очень рад, -- старик потряс мою руку, предоставив о причине его радости догадываться самой: то ли он поздравлял меня с должностью, то ли с новоприобретенным статусом Соболевской невесты.
Я же могла позволить себе лишь сверкнуть на Егора глазами, обещая тому скорую расправу, и вымолвить:
-- Благодарю.
Вот знала же, что что-то тут не чисто. Только кто же мог подумать, что Егору в голову взбредет! Ну какая из меня управляющая? Тем более целой галереей!
-- Что ж, не хочу вас отвлекать. Буду счастлив трудиться под началом столь юной, очаровательной особы. -- улыбка у Марка Абрамовича оказалась весьма располагающей, так что я не смогла позволить ему уйти, прежде, чем смогла заверить будущего помощника во взаимных симпатиях.
Старик откланялся, а я подумала, что везет мне в последнее время на участливых дедулек.
-- Что скажешь? -- обратился ко мне Егор, как только за стариком закрылась дверь.
-- Что ты конченный псих, что вчерашние студентки серьезными заведениями не управляют и много чего еще. Но если ты готов доверить развалить галерею, названную в честь матери, первой попавшейся девице, то я это непременно сделаю. Только вот, в чем фокус?
-- Никаких фокусов, -- рассмеялся Соболев и поднял руки вверх. -- Хотел сделать приятное любимой женщине и дать возможность заниматься тем, что нравится, самореализовываться, так сказать, на наше общее благо.
-- А еще я никак не вспомню, когда это успела стать твоей невестой, -- картинно почесала я затылок.
-- По-моему, это случилось тогда, -- Егор сделал вид, что задумался, --когда я отказался взять в жены твою сестричку.
Я не поняла, это у него что, стратегия такая: довести оппонента до белого каления, а затем взять буквально голыми руками? Так он бизнес делает, да?
-- Совсем забыла, я не принимаю участия в семейном бизнесе, -- пошла я на попятный. -- Принципиально. На пользу это никому не идет, если помнишь.
-- Брось, Маша. Уверен, у тебя все получится, -- мужчина подошел ко мне и обнял. -- К тому же, Абрамыч -- толковый мужик и не даст тебе с треском провалиться, -- закончил он говорить уже мне на ухо.
-- Без треска провалиться -- тоже мало приятного, -- пробубнила я в широкую грудь, которая своим близким присутствием так и манила согласиться с любым предложением, лишь бы оставить владельца довольным.
-- Не дрейфь, прорвемся. Все с чего-то начинали, -- похлопал он меня по спине, будто приходился мне никем иным, как товарищем по оружию. -- Сегодня, кстати, привозят одну картину на аукцион, и я бы очень хотел, чтобы ты на нее взглянула.
-- Вот прям так сразу? -- отстранилась я, вопрос прозвучал как жалоба.
-- Прямо так, -- вздохнул Соболев, делая вид, что ему и самому неловко, но деваться некуда.
-- Ну да, и как я могла забыть, что ты у нас времени терять не любишь, -- пробурчала я в сторону, вспоминая наше стремительное знакомство и историю, за ним последовавшую.
-- Идем вниз, мы и так надолго покинули гостей, -- потянул он меня за руку.
В залах, которыми располагала галерея, мы были в основном заняты тем, что общались с высокопоставленными посетителями. Егор представлял меня исключительно как свою невесту и новую управляющую галереей. Мужчины жали ему руки и поздравляли, а женщины по большей части ядовито выдавали что-то типа: "Давно пора". Публика подобралась разношерстная, но уделяли внимание мы лишь тем, кого Егор знал лично или считал полезным для дела.
Голова от новых знакомств уже шла кругом, а несколько бокалов с шампанским, выпитых на пустой желудок -- пара бутербродов не в счет, -- лишь усиливали внутренний дисбаланс. Наверное, как руководитель, я провалилась уже минут через тридцать, когда перестала напрягаться и пытаться уложить в голове весь этот калейдоскоп имен и лиц. "А что, Абрамыч -- "мужик толковый" -- все равно не даст пропасть..." -- легкомысленно подумала я: в какой степени алкоголь повлиял на равновесие, в той же степени он подействовал и на ответственность.
В какой-то момент у Соболева зазвонил телефон, и после короткого разговора мы с ним отправились к служебному входу встречать картину. Судя по специальной машине, доставившей груз, и парочке сопровождающих охранников в черном стоимость произведения исчислялась сотнями тысяч. Вряд ли ради не особо ценной работы кто-то бы так заморочился.
Вместе с Егором, представителем продавца и мужчинами в черном мы прошли в недавний кабинет на втором этаже, к которому, как оказалось примыкал сейф для хранения особо ценных экспонатов. Трясущимися то ли от алкоголя, то ли от волнения руками я распаковала картину и расположила полотно, надетое на подрамник, на рабочем столе. Соболев тем временем подписывал необходимые бумаги и общался с гостями.
Каким образом мужчины исчезли, а я осталась в комнате наедине с картиной, заметить не успела -- полотно меня полностью поглотило.
Работа без сомнения принадлежала руке современного художника, имя я назвать не берусь. Крупные яркие мазки строгой геометрической формы были хаотично разбросаны по холсту, как будто художник забыл о полутонах и плавных переходах. Тем не менее, если отойти метров на пятнадцать, можно было без проблем различить и набережную серых тонов, и тонкую, словно тростинка, женщину, неспешно идущую в сторону моста, зеленые, полные сил деревья и дымчатые крыши на том берегу.
Да уж, картина определенно стоила того, чтобы ради нее организовать аукцион и заставить желающих приобрести полотно как следует за него побороться. Неудивительно, что работу так охраняли. Интересно, кому она в итоге достанется. И за какую стоимость. От нахлынувшего почему-то волнения голова слегка закружилась, а потом и вовсе взорвалась фейерверком где-то в районе затылка. Последнее, что я увидела -- это крупные яркие мазки, подобные тем, что были на картине, только на черном фоне закрывшихся век, а затем -- темнота и тишина.
Очнулась я от того, что кто-то непрестанно зудел сбоку, назойливо играя на нервах, будто комар летней ночью. Не дадут спокойно отдохнуть! Я попыталась повернуться на бок, чтобы посмотреть, кто там так нагло шепчется, но тут же застонала: голова раскалывалась так, будто меня сбил поезд, под который меня вынудил кинуться черный недельный запой.
-- Ты как? -- тут же подскочил ко мне Соболев, на лице беспокойство. За его спиной маячил Леха -- начальник службы безопасности и лучший друг по совместительству.
Вот уж кого точно не ожидала сегодня увидеть. Или меня и правда сбил поезд, и теперь он тут, чтобы лично найти машиниста?
-- Нормально, -- прохрипела я. Егор недоверчиво поднял бровь.
-- Голова болит, -- созналась. А что, я ж не партизан, чтобы молча терпеть.
-- Вот выпей, -- протянул мне Леха таблетки и стакан с водой. -- Доктор сказал, что голова будет беспокоить какое-то время. И хорошо бы сделать рентген и МРТ.
Объяснения Лехи ситуации не прояснили, а лишь еще больше запутали. Тем не менее, начать разбираться я решила с того, что попроще, то есть с головы.
Сесть я смогла лишь при помощи Егора и, махом проглотив таблетки, внимательнее присмотрелась к мужчинам. Судя по одноразовым медицинским халатам, надетым поверх костюмов, и тревожным кнопкам на стенке находились мы почему-то в больничной палате: я на узенькой койке с раздражающим скользким матрасом, а мужчины -- подле.
-- И что стряслось на этот раз? -- спросила я, откинувшись на вовремя приподнятую Егором подушку и прикрыв слезящиеся глаза.
-- Тебя предположительно тупым предметом ударили по голове, а едва прибывшую в галерею картину забрали с собой. Кто -- неизвестно, -- кратко обрисовал Петров.
При упоминании о тупом предмете я поморщилась -- вот что оказалось моим личным паровозом, а Соболев стоял с таким лицом, что аж страшно становилось. Не за себя, а за того, кто посмел покуситься...
-- Егор нашел тебя на полу в кабинете в луже крови, так что...
-- Я ж говорила, что нельзя мне в семейный бизнес... -- решила я хоть как-то разрядить обстановку, но по-видимому только зря старалась. Егор все так же чуть не скрипел зубами, а Леха с предельно серьезной миной не прекращал оглядывать меня. На предмет скрытых повреждений -- сделала я вывод, потому что когда я проходила осмотр у психиатра для водительской медкомиссии, тот на меня так же смотрел.
-- Ладно. И что дальше? -- после затянувшегося молчания опять спросила я. Сидеть и безмолвно глазеть друг на друга поднадоело, тем более, что подушка и простынь по дерматиновой поверхности матраса начали съезжать, заставляя тело принимать все более горизонтальное и неудобное положение.
-- Ну, первую помощь тебе уже оказали, так что мы с тобой домой, а Лехе как всегда достанется право на общение с полицией, -- Егор был краток.
Вообще я даже побаиваюсь Соболева, когда тот в гневе, не хотелось бы стать его источником. Поэтому перечить я конечно же не стала, и, отталкиваясь руками от стены, попыталась встать с кровати, чтобы немедленно отправиться куда сказано. Колеса у койки оказались почему-то не зафиксированы, так что та принялась отъезжать вбок, грозясь сбить мужчин с ног. Я вынуждена была барахтаться как какой-нибудь новорожденный детеныш, все сильнее опираясь о стену в попытках удержаться от соскальзывания в новообразовавшуюся щель, тем самым лишь увеличивая просвет. На помощь тут же пришел Егор и, подхватив за талию, аккуратно переместил на пол. Вот бы еще и с раскалывающейся головой было так просто.
Череп сзади пульсировал и горел, распространяя волны острой боли по всей окружности. Надеюсь, голова не стала сзади плоской, потому что ощущение складывалось именно такое. Я поморщилась и потерла лоб, в надежде хоть как-то облегчить боль. Но тут меня ждал еще один сюрприз: вместо гладкой и мягкой обычно поверхности пальцы наткнулись на выпирающий кратер в том месте, где индианки обычно носят красную точку между глаз. Только в моем случае маловероятно, что это был намек на статус замужней женщины.
-- Это что еще за хрень! -- я воскликнула и, наплевав на боль в затылке, стала вертеть головой в надежде найти зеркало. Но откуда ж ему взяться в больничной-то палате. Мужчины сконфуженно и до обидного единодушно уставились в пол.
Наконец мой взгляд наткнулся на сумочку, брошенную кем-то неподалеку, и я слишком бодро для только что пришедшего в сознание человека припустила к своему сокровищу. Зеркальце из косметички показало огромную, налившуюся малиновым цветом, больше подошедшим бы для педикюра, шишку прямо по середине лба.
-- Уроды! -- тут же всхлипнула я, имея в виду посягнувших на прекрасное грабителей, и в обиде на жизнь в целом швырнула неповинное зеркало обратно.
-- Мы их найдем, -- поспешил успокоить меня Егор и крепко обнял сзади.
-- И гематомой на лбу они уж точно не отделаются, -- угроза почему-то прозвучала из моих уст как жалоба, а я хлюпнула носом и опять коснулась шишки. Сама не знаю почему, но руки так и тянулись ко лбу, как будто я все никак не могла поверить в произошедшее и пыталась таким нехитрым способом удостовериться в том, что мне не показалось.
-- Обещаем, -- задорно сверкнул зубами Леха, по-моему, даже с некоторым предвкушением, а Соболев стиснул меня покрепче. Хорошо, когда в трудной ситуации тебя поддерживают надежные люди. И сильные.
По дороге домой я все больше молчала -- не знаю, кем надо быть, чтобы беззаботно болтать в подобной ситуации. Егор похоже против такого расклада ничего не имел: всю дорогу он сжимал фирменный черный руль и напряженно о чем-то мыслил. О чем, спрашивать не хотелось: все вопросы я решила отложить на потом и подарить пострадавшей голове вполне заслуженный отдых. Сразу вспомнилось, как мама все детство называла мою головушку буйной. Вот и гадай теперь: то ли права она была, то ли накаркала.
Дома мы оставили машину в подземном паркинге и на лифте поднялись наверх. В огромных размеров зеркало я старалась не смотреть и стояла, уткнувшись "рогом" в Соболевскую грудь. Он, в свою очередь, аккуратно гладил меня по волосам. Что-то в этом жесте показалось мне неправильным, и я впервые решилась пощупать рану. А, обнаружив под пальцами хирургический пластырь и голую как коленка десятилетней девочки кожу, уставилась на Егора: когда-нибудь эти ненормальные сюрпризы кончатся?
-- Они что, побрили мне затылок? -- в неверии прошептала я, а подбородок затрясся от обиды: мало того, что с шишкой посреди лба, так еще и, как выясняется, с плешью на полголовы!
-- Рана была открытая, пришлось накладывать швы... -- Егор с жалостью посмотрел на меня.
Да что ж такое-то, а? Опять из-за парня меня насильно волос лишают! Я всхлипнула. За первым всхлипом последовал другой, и, наконец, я зарыдала, причитая о погубленной внешности и молодости в целом. А как теперь жить с этим рельефом на лбу и голым, шитым затылком? Соболев успокаивал как мог, тем не менее периодически посмеиваясь над тем, как я стенала.
Оказавшись в стенах квартиры, я первым делом отправилась на кухню: какими бы стрессами ни изобиловала жизнь, на аппетит мой это никак не влияло. Даже наоборот, на полный желудок все горести казались не такими уж и горькими. Тем более, если мне не изменяет память, помимо нескольких бутербродов и завтрака, который давно успел выветриться, во мне сегодня ничего и не было. Шампанское не в счет -- оно лишь делает мой желудок вместительнее и прожорливее.
В общем, я навалила себе целую тарелку, будто в моем распоряжении был всего один подход к холодильнику, и отправила ту в микроволновку.
-- Ты еще притопывать от нетерпения начни, -- усмехнулся Егор, заходя в помещение.
-- Если бы на открытии чьей-то галереи кормили получше, мой организм бы так не оголодал.
-- В следующий раз учту, -- Соболев усадил меня за стол, лично принес тарелку, разложил приборы и уселся напротив. Пока я уплетала овощи, он не сводил с меня внимательных глаз, на дне которых, как он не пытался это скрыть, плескалось беспокойство. Неужто решил, что я опять могу отключиться? Голова, кстати, почти перестала беспокоить -- видимо таблетки, что оставил доктор успели подействовать.
-- Что-то ты сегодня уж больно покладистый, -- с набитым ртом проговорила я.
-- Подожду пока ты вернешься в форму.
После плотного ужина я решила, что теплая ванна -- сейчас будет в самый раз. Егор вызвался набрать воды, как будто я была не в состоянии повернуть ручку крана. Но спорить не стала, если ему от этого легче, пусть старается.
За те полчаса, что я провела в воде, Соболев умудрился заглянуть ко мне раз восемь с неизменным вопросом не нужно ли мне чего. А когда я, покачав головой, оставалась одна, слышала, как он говорит с кем-то по телефону. Ясное дело, с Лехой обсуждали произошедшее.
На ночь Егор намазал мой малиновый лоб оставленной доктором мазью, "новейшей разработкой израильских ученых, которые славятся своими бла-бла-бла...". В действенность суперсредства лично мне верилось с трудом, но раз уж Соболев так настаивает... Перед тем, как выключить свет, Егор осторожно чмокнул меня прямо в шишку и обозвал "единорожкой", что не могло не порадовать: если бы он и дальше вел себя как наседка, надолго бы меня точно не хватило.
Глава 3
Проснулась я вполне выспавшись, но с пульсирующим от боли затылком, что резко напомнило о событиях минувшего дня. Оглядев комнату, я смогла прийти к двум выводам: первый -- Егор где-то шляется, и второй -- дело близится к полудню. А потрогав лоб и не обнаружив там и следа от вчерашней шишки, я на радостях припустила в ванную, что примыкала к хозяйской спальне. Хотела даже доктору и его израильским ученым цветы послать, но порыв оказался преждевременным.
Звук, что исторгся из моего горла при взгляде в зеркало, мог спокойно поспорить со звуком сверхреактивного самолета. Прибежавший на шум Соболев сначала дико вращал глазами, пытаясь понять, что происходит, а потом, разглядев меня получше, бросил все силы на то, чтобы не заржать в голос. Но заставить свои губы не шевелиться так и не смог, и они кривились волнами и подергивались, будто мужчину ударило током прямо в район челюстей.
-- Тебе смешно, да? -- прошипела я, наступая на подлого предателя. Прищуривать в гневе глаза даже не пришлось, потому как полученная в неравном бою шишка за ночь чудесным образом переместилась вниз, образовав нехилые гематомы под глазами и превратив те в две узенькие щелочки, а меня -- в подобие спившегося с горя маргинала, жертву "черных риелторов".
-- Нет, Маша, конечно нет, -- Егор честно старался, но совладать с рвущимся наружу хохотом до конца так и не смог. Да и я бы на его месте не смогла.
И это стало последней каплей. Я с ревом кинулась на обидчика и начала колотить кулаками куда придется. Мы повалились на пол, и я оказалась сверху, а Соболев защищался, прикрывая жизненно важные органы руками, но я была в ударе и молотила его со скоростью кухонного комбайна.
-- Маша прекрати! -- взмолился Егор, -- Или ты хочешь оставить такие же украшения и на моем лице?
-- Звони своему коновалу, и пусть он объясняет, как так случилось, что от его вонючей мазилки шишка сползла мне под глаза и превратила в покусанного осами монгола! -- сказала я, тяжело дыша. Но махать руками все же перестала. Не хватало еще и в правду поставить Соболеву такой же фингал, то-то мы чудесно смотреться вместе будем.
Егор перечить не рискнул и, все так же лежа, набрал вчерашнего доктора. Эскулап заверил, что это нормально, и посоветовал прикладывать на отек чайные пакетики, от чего я в его высокой квалификации сильно засомневалась.
-- А лечиться солнцем мне не надо?
-- Не тот сезон, -- пожал плечами Егор и внес рациональное предложение: позавтракать.
Знает, гад, чем отвлечь. На кухне он поставил передо мной тарелку с кашей, усыпанной дольками персика, кофе и несколько круассанов с сыром.
-- Как ты себя чувствуешь? -- с некоторой долей опаски спросил Соболев, когда я, отодвинув овсянку подальше, принялась за кофе с выпечкой. Круассаны выглядели настолько воздушными и хрупкими, что я решила съесть все пять штук, чего бы мне это не стоило. Жених же обошелся одним кофе: видимо успел уже позавтракать.
-- Нормально, насколько это возможно для девушки с обритым затылком и заплывшими глазами, -- пробормотала я с куском булки во рту.
Вообще, надо сказать, что выплеснутый на Егора гнев и вкусный завтрак несколько примирили с действительностью и настроили на мирный лад. И если бы не отражение в зеркале, можно было бы смело сказать, что вчерашнее происшествие обошлось для меня без последствий.
-- Спорим, теперь все будут думать, что ты меня бьешь? -- из вредности сказала я.
-- Ха-ха, -- не оценил Егор.
-- Давай, рассказывай, за что я вчера пострадала, а то я ничего так толком и не поняла, -- махнула я рукой, решив, что время для расспросов подходящее.
-- Да в общем-то нечего рассказывать: я пошел провожать гостей, тебя ударили по голове и вынесли картину, -- Соболев потер подбородок, и стало ясно, что посвящать в детали меня он не жаждет. Но и я так просто сдаваться не собиралась:
-- А что Леха говорит?
-- Вот придет, у него и спросишь, -- гнул свою линию Егор.
-- А полиция?
-- Понятия не имею.
-- Соболев! -- рыкнула я.
Нехотя он рассказал, что неизвестный -- а был он один -- выбрал момент, когда картина кисти румынского художника оказалась наиболее беззащитна, долбанул меня по голове и вынес полотно, оставив на столе зияющий сиротской дырищей подрамник. Без сознания я провела минут сорок, приезд врача и последующие госпитализация и осмотр для меня остались за кадром.
Полицейские вчера собирали улики, но удалось ли что найти, пока не ясно. Так как служебный выход был занят Егором, злоумышленнику пришлось уходить через залы с посетителями, о чем свидетельствуют и записи с камер видеонаблюдения. А напоследок и вовсе огорошил: начальная стоимость картины составляла ни больше, ни меньше -- два миллиона рублей.
Пока я переваривала скудную информацию, рассеяно жуя третий по счету круассан, Егор успел убрать со стола и приготовить чайные пакетики. В их эффективности, равно как и в докторе их прописавшем, я справедливо сомневалась, но препятствовать Соболеву не стала -- за лечение он взялся с невиданным доселе энтузиазмом. Пролежать с "компрессами" пришлось никак не меньше часа, в течение которого Егор исправно освежал "начинку", я же бурчала, что кастрюли доктор наверняка чистит Кока-колой, запор лечит куском хозяйственного мыла и верит в силу живого огурца. Потом требовала заварку с жасмином или на крайний случай молочный улун, самой себе при этом напоминала неуемного арестанта, в порыве протеста долбящего по прутьям железной кружкой.
В общем, образцовым поведением во время "процедуры" я похвастать никак не могла, потому как "компрессы" быстро остывали, кожу начинало беспощадно щипать, и в добавок ко всему заварка совсем не хотела сидеть смирно в пакетике и то и дело заливалась мне за шиворот, нервируя еще больше.
-- А у тебя вообще бывает без приключений? -- раздраженно спросила я, почесывая зудящую шею.
-- По-моему, дорогая, приключения находят исключительно тебя, -- съязвил откуда-то сбоку Соболев, а я обиженно засопела.
После процедуры оказалось, что велюровый диван небесного цвета с пятнами от чая расстаться не в силах. Не помогли ему и суперсредства, что мы нашли в кладовке. Зато глаза мои компресс оценили на славу: отек заметно спал, и видеть я стала лучше, точнее шире. Единственное, что осталось прежним -- это синий цвет вокруг глаз, но воспользоваться "чудо-мазью" от "чудо-доктора" я не рискнула: мало ли куда отек сползет на этот раз.
Оказав первую помощь пострадавшей женщине, довольный собой Соболев отправился в кабинет трудиться по специальности, и я хвостиком последовала за ним. Тихонько пристроилась на диване и стала размышлять, чем бы заняться: есть, спать, купаться не хотелось, соцсети я тоже отмела. Решила в итоге составить список вопросов для Лехи, чтобы к предстоящему разговору быть подготовленной, как отличница к экзамену.
Егор на мое занятие поглядывал со снисхождением, но от замечаний воздержался, равно как и от вопросов -- судя по шелесту бумаг и щелчкам компьютерной мыши мужчина действительно работал.
Когда я трудилась уже над вторым листом, переливчатой трелью раздался звонок домофона. "Наконец-то!" -- обрадовалась я, потому что уже полчаса как в голову приходили совсем уж дурацкие вопросы по типу: "а вдруг я зря вчера помылась, и смыла важные улики в канализацию?"
Встречать гостя я отправилась вместе с Егором: полная мыслей голова усидеть на месте никак не давала, а тело требовало хоть какого-то движения. Вождение ручкой по бумаге -- не в счет.
-- Привет, -- пожал руку товарищу Петров, а затем повернулся в мою сторону: -- Маша, прекрасно, эээ...
-- Выгляжу, ты хотел сказать? -- ехидно продолжила я.
-- Извини, -- смутился тот. А я-то думала, что это невозможно, и начальники служб безопасности -- как один невозмутимые люди железной закалки.
Разместились мы в столовой, служившей Соболеву одновременно и гостиной. Тот решил, что настало время чайных пакетиков, и под озадаченным взглядом Лехи снова уложил меня на пострадавший диван, даже не озаботившись прикрыть запятнанную поверхность хоть чем-то наподобие покрывала или полотенца.
-- Ребята, вы что извращенцы? Могли бы этим заниматься не при людях.
-- Нет уж, Леха, для полноты ощущений нам нужен третий, -- когда мы с ним успели перейти на "ты", я и сама не заметила, но после событий двухмесячной давности мужчина стал для меня абсолютно своим, хоть и был значительно старше.
Егор водрузил на стол две чашки кофе, а мне на глаза -- непонятно каким образом работающие пакетики, так что видеть мужчин я не могла, зато слышала прекрасно, и задавать вожделенные вопросы мне ничего не мешало. Вот только заготовленный список не пригодился.
Прибыл к нам Леха прямиком из полицейского участка, откуда сведения принес неутешительные. Работал парень, что увел картину, в перчатках, в кабинете улик не оставил. Нож, которым вырезал полотно, унес с собой, как и предмет, меня оглушивший. Покинул место он на "Жигулях" без номеров, так что и тут зацепиться было не за что. По мере рассказа начальника службы безопасности Егор свирепел все больше.
Порадовать Петров нас смог копией видеозаписи, что взял у полицейских. Ради этого мне даже было позволено убрать на время целебный "компресс" и посмотреть запись наравне с мужчинами.
Камера показала открывающуюся деревянную дверь, ведущую из служебных помещений в выставочную часть галереи, где и было установлено наблюдение. О том, что происходило до этого момента, мы могли лишь догадываться. В зал вошел мужчина средней комплекции, даже скорее худощавый, одетый в потертые джинсы, непонятный оливкового цвета пиджак и высокие ботинки с железными носами, какие были в большом почете у скинхедов лет эдак пятнадцать назад. Неужели сейчас такое кто-то носит? Лицо скрыто за патлатыми давно не мытыми волосами, сальными прядями свисающими чуть ниже подбородка, глаза спрятаны за очками в круглой оправе а-ля "Катя Пушкарева". И как апофеоз, до ужаса нелепый наряд венчал коричневый бархатный берет "с кисточкой". При виде мужчины у меня сразу же возник резонный вопрос: где он все это сумел раздобыть? В том числе и холщовый рюкзак, висевший у него за спиной, откуда торчала свернутая трубочкой картина. Ну не варвар ли: так обращаться с произведением искусства! Сознательные люди для транспортировки специальные машины с климат контролем заказывают, а этот -- в трубочку и в рюкзак! Хоть бы тубус приобрел... Чему я не преминула возмутиться вслух.
-- Маша, вот почему я совершенно не удивлен, что тебя больше возмущает то, как этот дегенерат поступил с картиной, чем то, что он раскроил тебе затылок? -- пришел в негодование Соболев, так что праведный гнев по поводу варварского отношения к похищенному шедевру пришлось попридержать. Хотя с "раскроил" он и преувеличил -- так, пара швов и лысина, как следствие.
Как ни в чем не бывало, парень прошелся сквозь залы, беспрепятственно покинул галерею и уехал на припаркованном в нескольких десятках метров автомобиле. Из чего можно сделать вывод, что работал он один, иначе бы сел на пассажирское сиденье.
-- Судя по наряду парень чересчур впечатлился кинематографом, причем преимущественно российским, -- заявил Леха, вытаскивая флешку из телевизора.
Я дисциплинированно улеглась обратно на диван, готовая и дальше принимать чудодейственное лечение -- прорыв в медицине двадцать первого века.
-- Что думаете, товарищи? -- спросил Егор, пристраивая на моих глазах пакетики, тем самым заново лишая зрения.
-- Почему его не задержала охрана на выходе? -- подала я голос, возмущенная чужой халатностью. Даже мне при одном только взгляде на парня стало яснее ясного, что с ним явно что-то не так.
-- Не имели права, а когда я подал сигнал, уже поздно было. Мало ли какой эксцентричный художник на выставку забрел, привяжешься с осмотром, а потом проблем не оберешься: они ж не полиция, чтобы всех подозрительных личностей проверять. К тому же ни одна из сигнализаций, установленных на экспонатах не сработала.
-- А вообще служебные двери запирать надо! -- вставила я. -- Тогда и шляться кто попало не будет.
-- Над этим уже работают, -- усмехнулся Леха.
После жаркой дискуссии стало ясно, что подозревают мужчины троих покупателей и продавца. Лично я подозревала всех и каждого, но, в отличие от меня, свою версию мужчины могли аргументировать.
Итак, картина была доставлена в галерею для последующей продажи на закрытом аукционе. Покупателей, как я уже отметила, было трое: Машков Виктор Иванович -- старый друг Соболева-старшего, Рында Олег Игнатьевич -- завзятый коллекционер и Ставская Ольга Борисовна -- давняя любовница кого-то там из местной администрации. Причем, перечисленные личности, все как один, людьми слыли обеспеченными и потратить солидную сумму на покупку картины позволить себе могли. Другой вопрос: хотели ли?
В пользу версии про виновность продавца говорило то, что картина была от различного рода неприятностей застрахована.
-- Мало ли кто мог знать об аукционе, почему вы подозреваете только покупателей и продавца?
-- Потому что никто, кроме этих троих, полотном не интересовался, а продать абы кому его будет сложновато. Да и не такие это великие деньги, чтобы заморачиваться ради продажи в полцены, -- ответил Леха, -- Про продавца, думаю, и так понятно?
-- Чего уж тут не ясного, -- хмыкнула я. -- Захотел и картиной впредь любоваться, и страховочку получить. А почему вы не думаете, что это мог быть какой-нибудь нечистый на руку посредник? Назвал цену гораздо ниже нашей, и обтяпал свое черное дельце?
-- И опять же искать надо среди тех, кому картина была интересна. Тогда и на посредника выйдем, -- логично возразил Петров.
Я немного помолчала, переваривая информацию, закинула ноги на спинку дивана, чтобы лучше думалось, и тут в голове возник резонный вопрос:
-- Значит картина была застрахована, и продавец, помимо шедевра, с которым и так собирался расстаться, ничего не потерял?
-- Ну да, -- не понимая к чему я клоню, ответили мужчины.
-- И зачем тогда нам заморачиваться и искать преступника? Полиция ведь и без нас этим занимается?
В ответ раздался лишь смешок от Лехи, а затем повисла какая-то подозрительная тишина. Поняв, что отвечать мне не собираются, я стянула временно лишавшие зрения пакетики и в полном недоумении оглядела мужчин: Егор сидел за столом с самым зверским видом и играл желваками -- неужто его из-за картины так разбирает, а Леха с предовольной ухмылочкой переводил взгляд с меня на товарища. Поскольку тот своего загадочного поведения объяснять не собирался, начальник службы безопасности взял эту миссию на себя.
-- Видишь ли, Маруся, если бы при всем при этом не были бы задеты лично интересы Егоры Станиславовича...
Я нахмурилась.
-- Твоя голова, -- пояснил Леха. -- Тогда сошло бы это с рук злодеям, а мы с превеликой готовностью ушли бы в сторону. Но... -- развел он руками. -- Мы имеем, что имеем. И теперь наш Егор жаждет лично найти обидчиков и наказать. Ну прямо граф Монте-Кристо тебе в женихи достался!
-- Его-о-ор, -- протянула я и, склонив голову, уставилась на мужчину, -- Ну скажи мне, что это неправда!
Судя по непреклонной позе и свирепому взгляду, Леха, все-таки, сказал правду, и Соболевская душа жаждет возмездия -- с прискорбием осознала я.
-- Ну а если мне бабулька какая в автобусе ногу отдавит, мы и ей мстить будем? -- попыталась я достучаться до этого воителя.
-- Это совершенно разные вещи, -- отмахнулся Егор.
-- А ты, значит, ему помогать собрался? -- обратилась я к Лехе.
-- Ну так я человек подневольный, что начальство прикажет, то и делаю.
Хоть Петров и делал вид, что помогает другу лишь по долгу службы, скрыть воодушевление и личную заинтересованность делом не смог. Или не постарался.
-- А будешь много болтать, станешь очень даже вольным человеком, -- огрызнулся на сдавшего его помощника Егор.
В общем, помимо бесполезных кривляний, добиться я ничего не смогла, поэтому, махнув на них рукой -- взрослые уже мальчики, плюхнулась обратно на диван и продолжила прерванную процедуру. Чем на это время заняли себя мужчины, сказать не могу: издаваемые то и дело шорохи ни на какие мысли не наводили.
В квартире было спокойно, уютно, и я, пригревшись на диванчике под лучами светящего в окна солнца, потихоньку задремала. А проснулась от того, что к нам пожаловали очередные непредвиденные гости.
-- Егор, милый, как я рада тебя видеть! -- донесся журчащий голосок из коридора, а затем послышались причмокивания.
Я в шоке уставилась на Леху -- кто посмел так сочно лобызать Соболева! Но тот лишь безмолвно поморщился.
-- А вы разве не завтра должны прилететь? -- Егор был явно озадачен внезапным приходом.
-- Поменяли билеты: Марина по дому соскучилась, -- прозвучал незнакомый мужской голос.
Я нахмурилась: а это еще кто? Но выяснять воочию не хотелось: не в моем нынешнем состоянии.
-- Ну что, ты так и будешь нас на пороге держать? Мог бы и чаю предложить, все-таки родной отец приехал, -- капризно произнесла дама.
Ага, значит отец Егора пожаловал, тот самый папин партнер, которому и пришло в голову объединить две компании в непростые времена санкций. А дамочка -- неужто любовница?
-- Проходите, -- их настойчивости, как и визиту, Соболев был явно не рад. А может просто не хотел меня показывать, и я его прекрасно понимаю -- то еще зрелище.
-- А так ты не один? -- обвела глазами помещение Марина, оказавшаяся холеной блондинкой под сорок в небесно-голубом брючном костюме под стать дивану, который я на тот момент занимала, и повисшая на локте -- моего! -- Егора. По другую руку от нее стоял высокий представительный мужчина, одетый в простую футболку и джинсы. Оба загорелые и белозубые, из чего я смело сделала вывод, что прилетела парочка с курорта.
В то, что передо мной стоит отец Егора, отошедший от дел, по словам последнего, верилось с трудом. Ну или отошел от дел он вовсе не по состоянию здоровья, как я вначале подумала. Ха-ха, неискушенная жизнью Маруська! О том, что мужчины -- ближайшие родственники, говорил лишь общий цвет волос, да глаз. И то, у отца с годами и те, и те заметно потускнели.
-- Добрый день, -- поздоровался с нами отец, его глаза ровным счетом ничего не выражали, так что о том, что он подумал о нашем сборище, остается только догадываться.
-- Здравствуйте, -- тихонько пискнула я с дивана, лелея надежду, что если затаюсь как мышка в углу, то на меня и внимания никто не обратит.
Петров встал и поприветствовал бывшего начальника рукопожатием, Марине же холодно кивнул:
-- Марина Леонидовна.
-- Алексей, -- не осталась та в долгу.
Так-так, между этими двумя явно кошка пробежала, а может и целый выводок.
-- Что же не представишь нам свою подругу, -- мстительно улыбнулась Лехе дама, по-хозяйски располагаясь за столом и мерзко барабаня искусственными ногтями по блестящей лаковой поверхности. Эдакая горгулья с когтями. Надеюсь, Соболев-старший осознает, с кем связался.
-- С удовольствием, -- растянул губы в ехидной улыбке Петров и, приобняв меня за плечи, представил:
-- Прошу любить и жаловать -- долгожданная невеста моего лучшего друга, Павлова Мария.
Все взгляды вдруг устремились на меня, а я замерла в углу дивана с ногами, прикрытыми шерстяным пледом, с заплывшими глазами, украшенными вдобавок по кругу коричневыми пятнами от засохшей заварки, и, если бы могла, обязательно бы округлила глаза от изумления.
-- Какого друга? -- не врубилась Марина, или же просто отказывалась поверить в очевидное.
-- Я, конечно, немного не так хотел сообщить, -- обратился к родственникам Егор, -- Но, можете поздравить, через месяц у нас свадьба. Маша, познакомься, это мой отец, Станислав Ильич, и его спутница Марина.
Сообщение настолько повергло всех находящихся в помещении в шок, что повисла немая пауза, достойная самого "Ревизора", а Марина даже перестала выстукивать когтями по столу. Я изо всех сил вцепилась в несчастное покрывало, чтобы не накинуться на Соболева прямо при всех -- какая, нафиг, свадьба через месяц, если так называемая невеста ни сном, ни духом!
-- Поздравляю! -- первым отмер отец Егора и поднялся, чтобы пожать сыну руку, а потом еще раз оглядел меня, видимо пытаясь рассмотреть, что же такого его сын нашел во мне.
Худшего знакомства с будущим свекром я и представить не могла! И опять во всем Соболев виноват: не потащи он меня в галерею, взирать бы мне сейчас на родственников ясными очами, а не мечтать стереть всем присутствующим память или хотя бы вырубить по всей квартире свет.
Дамочка же взирала на меня как на мышь, дерзнувшую слишком уж приблизиться к носкам ее дорогущих дизайнерских туфель. И даже искусственная улыбка, наспех натянутая на губы, ни в малейшей степени не скрывала ее отношения к моему здесь присутствию. Скорее выглядело это, будто челюсти Марины Леонидовны свело непроизвольной судорогой, от чего та начала скрежетать зубами и попыталась замаскировать все это дело под улыбку.