Рудковский Олег Анатольевич : другие произведения.

Яд Бахуса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В начале повествования главный герой выходит из наркологического диспансера, куда попал вследствие многолетнего запоя. Чтобы справиться с синдромом отмены, в бегстве от одиночества, он начинает писать собственную историю болезни. Его ранние воспоминания отмечены молодостью, буйством красок, веселыми приключениями и забавными историями из жизни - все это, без сомнения, на фоне употребления спиртного. Позже автор переходит к черным страницам своей летописи, и тогда становится несомненным, что алкоголизм - всего лишь вершина айсберга того ада, в котором оказался главный герой.
  Часть 1.
  
  1.
  
  "Норма". Винченцо Беллини. Мятая сигарета в руке туго тлеет - влажная. Тихие звуки оперы из-за спины. Внутри, на кухне, лениво клокочет куриный бульон. Солнце наотмашь бьет горячей палицей по балкону третьего этажа. Слева несколько мужчин в рабочих комбинезонах выкладывают новый асфальт: по всей видимости, идет подготовка к смене тепловых труб.
  
  На втором этаже дома напротив - семейная разборка. Дерганая баба лет двадцати пяти истошно костерит своего непросохшего муженька. Мат разлетается на три квартала. Мужик поначалу старается держать марку и что-то вякает. Потом сдается, машет рукой и пытается скрыться в другой комнате. Женщина не глядя хватает какой-то предмет и швыряет ему вслед.
  
  - Получи, пидарасина проклятая!
  
  Промазала. Предмет оказался стеклянным, я слышу отчаянно разлетающиеся осколки. Через минуту шатающаяся фигура муженька невозмутимо маячит в окне кухни. Ищет, чем бы "шлифануть". Баба остервенело кидается вдогонку, разбрызгивая по пути словесную истерику.
  
  Прав был Иисус: истина не в церкви и не в догмах, истина - рядом, вокруг. Стоит лишь выйти перекурить на балкон, проникнуться, слушая тихие звуки любимой оперы. Влажная сигарета посреди отчаянной жары. Стыдливое убожество внутриквартальных дорог и тротуаров. Бесконечная укладка асфальта перед ремонтом тепловых сетей. Бухие мужики и бабы. Ругань и мат на всю улицу, бьющиеся предметы, забившиеся в угол дети. Ночью - безэмоциональный секс. С утра - по новой. Колесо набирает обороты, лопасти чертят контуры построек нового, уникального мира взамен захиревшего старого. Ценности идут в качестве топлива, их бросают в топку незаметно, под сурдинку, день за днем, год за годом, вплоть до истинного возрождения России.
  
  Deh Norma!
  
  2.
  
  При выписке из Салаватского наркологического стационара, что располагается на улице Калинина, врач озадачил меня некоторыми предписаниями. Перво-наперво - прийти в сообщество "Анонимных алкоголиков" и выбрать себе наставника. В нашем провинциальном городке не так давно открылась группа АА, что избавляло подобных мне хануриков от долгой тряски на маршрутке по пути в областной центр, чтобы потом в течение часа слушать исповеди алкашей в менопаузе. Второе: начать писать. Встречи "Анонимных алкоголиков" состоялись дважды в неделю, а в моем конченном состоянии следовало прорабатывать проблему ежедневно, иначе опять схвачусь за стакан. Поэтому писательство рекомендовалось врачом как первостепенный залог трезвости.
  
  К АА-шникам я пока не удосужился, а вот к писулькам приступил. Вчера. Анонимно зарегился на популярном развлекательном сайте и запостился прямо там. Получилась неудобоваримая хрень. Хорошо хоть не забанили. Не знаю, что имел в виду нарколог под определением "писать", но писатель из меня аховый, хоть и дружу с граммар-наци через вторые руки. Поэтому буду, как индеец в лодке, описывать красоты берегов, неба и посталкогольного настроения. Скорей всего, интернет-сообщество проклянет меня, когда узнает обо мне правду. Возможно, найдутся люди, которые захотят меня убить. Я не буду закрывать перед ними двери.
  
  Первый звоночек прозвенел давным-давно, когда умер Дима Ваняткин. Мы с семьей обедали, а я плюс к этому изнывал от рядового похмелья. Оба наших пацана - Леха (5 лет) и Артемка (3 года) - торчали дома и действовали на нервы. Типично цепное заражение: сначала затемпературил один, потом другой. Дети поели и умчались в свою комнату, а я достал из холодильника запотевшую 0,5 и плеснул себе первоначальную. В те далекие времена я еще как-то ограничивал семью и себя самого, стараясь не прикладываться раньше обеда. Правда, потом я заметил, что мои "обеды" все больше и больше смещаются к завтраку, стараясь его затмить наглухо, но об этом после.
  
  Лена ковырялась в телефоне и вдруг выдохнула:
  
  - Кошмар какой!
  
  - Чего там?-поинтересовался я.
  
  - По ватсапу только что написали. Ты помнишь Диму Ваняткина?
  
  Я помнил. Дима Ваняткин ходил в одну садовскую группу с Лешкой. Милый чернявенький мальчуган, на все приветствия отвечающий застенчивой улыбкой. У него наблюдались синяки. Пару раз батяня Димы Ваняткина устраивал в саду цугундер по поводу синяков, хотя, насколько я понял, мальчик уже с утра приходил покоцанным.
  
  Как-то я столкнулся с ними на крыльце детсада. Первым семенил Дима Ваняткин. Следом - его обличительный папахен. Красная морда высвечивает путь: заметно издалека. Есть люди, по которым сразу видно, с первой рюмки. Я могу, к примеру, уговорить 0,5, и ни одна собака не прикопается. Ваняткин же старший сразу вызывал устойчивое желание свинтить ему башку и сократить быдлонаселение. Впрочем, он тоже мог считать, что со стороны выглядит Бандерасом.
  
  Переступая порожек, Дима Ваняткин запнулся. У них там гадский порожек при входе, Леха тоже постоянно за него цепляется, хотя знает уже. Мальчуган смог удержаться на ногах. Но вновь чуть не грохнулся, заработав ощутимый тычок от папахена-Бандераса.
  
  - Шагай давай, в натуре. Мудила кривоногий.
  
  Проходя мимо, папахен растопырил локти с явным намерением меня задеть. Вот что у людей в голове? Во мне 100 кг веса и два метра роста, этот перденыш мне до плеча не доставал. Я посторонился, уходя от конфликта. Хотя мне могло быть простительно, я ведь тоже принял в тот день на грудь (как и в любой другой). Так что локоть колдыря меня не достал, а вот тлетворное облако - достало. Видимо, чувак заседает давно, а еще пренебрегает душем, зубной щеткой и качественной закусью. Все на благо алкопойла! - Статья Љ2 Алкогольного Кодекса Постсоветской России.
  
  Мудила кривоногий... Убил бы нахрен!
  
  И тут, сидя напротив Лены, я вдруг понял, что все уже знаю! Кто-то рассказывал мне вчера про Диму Ваняткина. Кто-то... За последний год я был трезвым в общей сложности месяц. Тяжелая алконагрузка и стойкое следование Статье Љ2 объясняли провалы в памяти, несколько размытые на периферии события и лица. Но все-таки... Разве, черт меня раздери, такое можно просто взять и забыть?!
  
  - Что с ним?- прошамкал я невнятно, стараясь не выдать, что все знаю.
  
  - Умер. Погиб. Вчера вечером отец выбросил его с балкона. Насмерть.
  
  Я попробовал оглушить себя рюмкой, но не почувствовал вкуса, и попробовал вторично. Я без понятия, что должен был сделать этот застенчивый мальчуган, чтобы вывести папахена из себя до такой степени, что тот выволок его на балкон и сбросил на асфальт. Перденыш хотел вздремнуть, а Дима играл в машинки и шумел? Или мальчик ударился и заплакал, а батяня решил преподать ему урок и воспитать авиатором? Или нагрянули алколоидные демоны, и папахен принял сына за горгулью?
  
  Но я знал правду про повод, и мы все ее знаем, вся страна, весь мир. НЕТ никакого повода. В случае с Ваняткиным-старшим повода нет и не будет, он просто, мать его, это сделал. Взял и сделал: он схватил сына в охапку, поднес к балконным перилам, а мальчик ведь до конца мог думать, что батяня просто с ним играется, или в шутку хочет напугать. Кто вообще может представить, чтобы человек выбросил своего сына с балкона?
  
  В тот день прозвенел первый звоночек - далекий, но тревожный. И я не услышал его, слишком раздавленный шоком и желанием как можно скорей напиться вдрызг. Я ведь выходил накануне за пивом, кого-то встретил, этот кто-то рассказал мне про Диму, а пока я шел домой - я начисто все позабыл. Я забыл о том, что батяня убил Диму Ваняткина, пока мне не напомнила об этом Лена днем позже. Я просто, сука, забыл!
  
  Мы с Леной посмотрели друг на друга. У нее короткие волосы с обесцвеченными прядями и серые глаза. Когда Лена дома, то не укладывает волосы, и те торчат в разные стороны, делая ее похожей на панка. На ней домашний темно-красный халат, удачно скроенный под ее легкую полноту - подчеркивающий выпуклости и скрывающий недостатки.
  
  - Пишут, что не сразу умер. Соседи вызвали скорую, отвезли в реанимацию. Умер в коме два часа спустя.
  
  - А что батя?- спросил я.
  
  - В СИЗО кукует. Присядет надолго. Можно опять порассуждать об отмене смертной казни. Сейчас начнется в соцсетях.
  
  - Да какая разница!- всполошился я.- Отменили ее или не отменили, этот урод всяко не должен жить.
  
  - Ты пойдешь убивать?
  
  - Я - нет. Я не могу убивать, у меня двое детей, кому я их оставлю? Как насчет мамы Димы? Его бабушек-дедушек? У них был сын, внук, чей-то племянник, брат. А теперь его просто нет. И все опять будут жить дальше и делать вид, что так и надо?
  
  - Месть его не вернет.
  
  - Если месть будет обязательной, кто-то в следующий раз задумается...
  
  - Ой ли? Да ладно! Думаешь, его папаша в таком состоянии боялся бы возмездия, или хоть как-то думал о карме? Или думаешь, его мамаша - нормальный человек? Да этот козел бил сына постоянно, а она с ним жила, и все догадывались. Все вокруг догадывались и молчали. И ты молчал. И я. В саду молчали, комитеты молчали. Всем есть дело только до отчетности, а по сути - всем срать. Так что если мстить, то и нам с тобой. Мы все его убили.
  
  Я тоскливо взглянул на бутылку. Плеснул себе в рюмку еще.
  
  Я не знал, что еще можно тут добавить. И это самое чудовищное в реальном мире. То, что больше сказать нечего. Дима Ваняткин умер, его больше нет с нами. Точка.
  
  Я вышел на балкон покурить. Потом отправился в детскую, повозиться с мелкими. Скоро Лешка задаст вопрос, куда делся из группы Дима, и нужно ему будет как-то объяснять. А пока мы просто играли. Периодически я заскакивал на кухню, пока не добил свою 0,5.
  
  Потом пошел за пивом.
  
  3.
  
  Батя помер после дефолта 98-го. Мне тогда было 13, и о дефолте я заподозрил по отсутствию бабушек. Мы с пацанами массированно пытались приучить себя к куреву, ведь "Самец" в зубах - это круто; но можно и "Магну". Денег на пачку у нас зачастую не было, а вот бабушки, торгующие поштучно, - были, и мы каждое утро следовали к ним прямым курсом. Заодно и семек прикупить, борьбу с палевом никто не отменял.
  
  Бабулек не оказалось поутру на привычных насестах, и мы с братвой, закаленные ельцинскими лозунгами, заподозрили смуту. Недобрые мысли вкупе с перспективами остаться без курева ужасали, поэтому мы правдами-неправдами наскребли на пачку и двинули к киоску. Там-то нам и открылись истинные перспективы на ближайшее будущее, в виде измененных ценников на курево и на пиво. А больше ни на что ценников не было, и до обеда народ не мог купить себе даже заскорузлого хлеба, потому что каждый магазин приветствовал покупателей плакатиком "переучет".
  
  Батя все девяностые чего-то там химичил со строительством капитальных гаражей и ныкал себе под матрац. Хорохорился, что хочет накопить стартовый капитал, рвануть в Москву и стать крупным застройщиком. Хотел стать застройщиком, а стал героем. На́ тебе!- вся его нычка в момент стала историческим достоянием и превратилась в фантики.
  
  В могилу же батю свел не стресс, не шок, не инфаркт и не оплеванная любовь к родине, выкинувшей очередной фортель и просравшей полимеры. Для начала отец хорошенько обиделся на весь мир и нажрался. Пил он сурово и горько, в основном - в однюху. Сколько я его помню, он всегда так делал, и последний "заплыв" не стал исключением. Посиделки с дружбанами "за жизнь" у него были не в фаворе. Как и посещение злачных мест.
  
  - Ты че, не бухаешь, что ли?
  
  - Я че, не мужик? Всяко бухаю! Но это дело интимное и требует дум.
  
  Так он обычно мазался, когда его звали в компашку. Бухалово требует дум - и хряк потом в одно рыло! Смотрел при этом политический цирк по телеку, слушал "Кьюр" или "Нирвану", а иногда просто тупил в окно, киряя попеременно. Бесчинств не устраивал. Меня или мать пальцем не тронул. Говорил всегда: ему хватило звездюлей в детстве от собственного отца, моего деда, которого я почти не знал. Так что дальше по линии династии он распространять насилие не намерен.
  
  А в тот раз переклинило. Слава богу хоть не в нашу с матерью сторону, а то куковать бы нам всей семьей на небушке. После дефолта батя квасил две недели, по истечении которых к нему снизошел старина Вакх, а может - козел Пан, и раскрыл глаза на истинных виновников. Батя кирнул прощальную, молча потопал в гараж (понастроил же, и не все успел продать), откопал там самопальный ствол, который в те времена можно было бесхлопотно прикупить за теми же гаражами во 2-м или 3-м гаражных поселках, и отправился наводить порядок. Не куда-нибудь, а в мэрию, мать ее! Ту, что на Площади Ленина и на которую взирает Ленин.
  
  И навел бы, будьте спок! Потому что - хотите верьте, хотите нет - в девяностых не было там внутри никаких металлодетекторов, и даже тревожной кнопки, скорей всего, не было тоже. Существовал обмороженный охранник, предсмертно щурившийся на маячивший туда-сюда сброд. Я почему знаю - я же был там, внутри! И не за чем-нибудь, а поссать. Мы толпой отирались поблизости, и некоторым приспичило, хоть стены мэрии орошай. Но Васек Золотарев тормознул:
  
  - В мэрию айда, там тубзаган есть.
  
  Я говорю:
  
  - Ебу дался? Кто нас нафиг пустит?
  
  А он:
  
  - Спорим, что пустят? Зуб даю, что проведу.
  
  И провел! Кивнул обмороженному охраннику с видом сынка градоначальника, бросил на ходу: мы к мэру по поводу школьного клуба. Охранник, не изменившись в лице и в нутре своем, равнодушно кивнул в ответку. Хотя рожи некоторых из нас явно не тяготились печатью школьных клубов, да и вообще любых, кроме подвальных. Так что мы поссали в административных тубзиках, а Васек до кучи подпалил туалетную бумагу, и мы линяли оттуда в спешке, толкаясь и гыгыкая, как истинные клубные братья.
  
  Полагаю, у бати тоже были все шансы добраться до туалета, а там до кабинета мэра - два шага и - за угол. Ведь не туалету же он шел мстить, и точно не охраннику. Но не столкнулись два поезда, ибо не судьба. Батя приближался к дверям мэрии, со своим заряженным стволом и перегаром на два района, и тут дверь эта распахнулась, и навстречу вышли два мента.
  
  Милитоны на него не взглянули даже, живо обсуждая, кого бы сегодня замести. А вот батя задергался, запаниковал, зачем-то вытащил ствол и дал фальстарт. Двухнедельный запой поспособствовал тому, что стрельба его напоминала веер. Говорили потом, что батя ухитрился "замочить" голубя. И больше никого он не подстрелил - по той простой причине, что попадал исключительно в воздух и в стены мэрии. А вот в него попали, менты-то тоже были при оружии. Попали знатно. Раз восемь.
  
  Мы остались вдвоем с матерью. Ну и с фантиками под матрацем, таки да, ведь как ни крути, чего-то они продолжали стоить.
  
  4.
  
  После смерти бати от пулевого делирия мать тянула меня первое время, как могла.
  
  В те дни я был типичным отморозком своего времени. В школу ходил номинально, все больше отирался по углам да по "точкам". Ловил мордой кулаки и сам раздавал маркеры-фингалы. Парни постарше толкали "анашу" и ходили величественной поступью, но мы очковали связываться с наркотой. Промышляли тем, до чего дотягивались наши культяпистые ручонки. Медью, в основном; во главе угла тогда стояла медь для школопендр и бухариков. Пару раз получили в бубен от тех же бухариков при дележке территории. Через два года за медь начнут убивать, свободно валяющаяся под ногами медь станет таким же народным достоянием, как фантики под матрацем.
  
  Мы тырили медь c территорий хиреющих предприятий, которыми город был обложен, как ипохондрик грелками. Проникали туда во все дыры в заборе, и всем было посрать. И на нас посрать, и вообще в целом. Сидит попка-вахтер где-нибудь на проходной и палит массовые хищения, а до нас ему дела нет, как мы с пацанами шныряем по цехам и тырим проволоку в сумари. Сдавали потом. Беспредельщики и бухарики совершали ночные рейды на дачные домики и огороды - мусинские, в основном, те что в районе Мусино,- но для нас это была нравственно табуированная территория. Все наши предки имели по участку, потому что выжить в 90-х без собственных посевов было совершенно немыслимо. И получается, что мы бы крали будто у самих себя.
  
  Однажды Васек Золотарев предложил прятать в мотках проволоки кусочки свинца. Свинец - он тогда даром никому не уперся, мы из него "битки" выплавляли для игр, но он придавал вес. Удельный вес свинца больше меди,- так сказал Васек, и я зауважал его после этих слов, как Бодхисатву. Какое-то время афера прокатывала, и мы озолотились на этой ниве (нет), но в конце концов итог был закономерен. Нас раскусили и поступили согласно кодексу времени: нахерачили в таблоиды, выставив на обзор всему миру назидательные фингалы.
  
  Где-то в том периоде времени я впервые бухнул. Лет в 14. Ведь об этом же речь, да? Об этом мне советовал нарколог, всяко не про медь! Проследить весь путь болезни от начала до конца. Речь исключительно о бухле, и о том, какие мы все разнесчастные, перемолотые девяностыми в бесчувственный фарш. Хрень это все собачья. Девяностые - всего лишь повод поныть для неудачников и бухариков, типа меня. Но я ныть точно не буду. Ибо грешен зело.
  
  На вырученные как-то с меди деньги мы решили накупить бухла. Тогда в моде числились коктейли в таких полупидорских сифонах; их мы и затарили. Покупал я, как самый жердяй. Так-то на возрастные ограничения все тогдашние продавцы взирали с презрением, но все равно очевидного цуцика могли завернуть с порога, поэтому я со своим ростом в этом деле считался атаманом. Мы набрали коктейлей полный рюкзак - тот самый, куда ранее складировали медь,- и отправились бухать в садик Љ49, расположенный в нашем родном 54-м квартале, еще только вчера носившем гордое хулиганское название 54-й Штат.
  
  Меня накрыло с первой же бутылки. Инструментов по определению кондиции во мне не имелось, поэтому я ходил и до всех докапывался:
  
  - Че, думаешь, я пьяный? Я не пьяный! Послушай лучше, чего тебе расскажу!
  
  Пацаны отреагировали на первое в жизни бухло по-разному. Кто-то сразу пошел за веранду блевать. Кто-то ржал, как истеричный конь - ихр-ихр-ихр. Кто-то горланил цоевские песни. Кто-то тупо сидел на скамеечке и лыбился Медному Богу, ниспославшему нам добре проволоку. Васька Золотарев где-то надыбал замазганных детских игрушек и возился с ними втихушу. Леха Агопов по кличке Агопа поймал бычку и начал ко всем цепляться и вызывать на поединок. В итоге нервы у Золотарева не выдержали, он отложил на время свою игрушечную меланхолию и надавал Агопе в бубен так, что тот кувыркнулся в песочницу. Ту самую суровую песочницу, которую мы уже успели зассать.
  
  Позже мой разомлевший от алкоголя разум смутно различил чей-то въедливый ор, а секунду спустя я вмиг протрезвел, осознав, что нас запалили, и ор накатывает приливом. Какой-то тип - то ли сторож, то ли тренер местной сборной - выскочил из здания детсада и, громыхая матершинными сюитами, ринулся в нашу сторону. Присоединиться к нашей вечеринке он явно не планировал, так что мы побросали на произвол судьбы все наше добро -початые и непочатые бутылки - и задали стрекача.
  
  Все, кроме Золотарева.
  
  Васек первым из нас осознал, что время пионерии и бегства от сторожей давно закончилось. Как подытожилось жирным росчерком кабинетных указов время идеалов, девизов, пиетета, субординации и элементарного уважения. Время наставлений и беспрекословного послушания, время отказа в пользу старших от места в транспорте, время соблюдения чистоты и морального облика, время безопасных прогулок с родителями поздним вечером у кинотеатра "Строитель", время счастья. Внезапно мир оплели джунгли, и повылезали ночные хищники, и приходилось выживать. А первым этапом выживания во все временя считалась стихийная ломка старых стереотипов, а если не получается - что ж, всегда есть она, родименькая, пусть даже обернутая в полупидорскую тару. Бухни, челдобрек! И все заладится. Вдарь по одной, прочисти мозги. Ты сам поймешь, как заблуждался.
  
  В какой-то момент я обернулся на бегу, и стереотипы треснули безвозвратно, и я прекратил бег. А Васек его и не начинал. Васек, пока мы драпали, увлеченно долбил по морде этого то ли сторожа, то ли тренера местной сборной по плаванью. И в итоге впечатал его мордой в песок той самой песочницы, куда ранее определил Агопу. Которого я, к слову сказать, вовсе не наблюдал бегущим с нами, а куда тот делся - хрен знает. Он мне и на следующий день нигде не попадался - походу, хворал с похмелюги.
  
  Они все умерли потом... Включая Агопу, сковырнувшегося от передоза, Васю Золотарева, избитого однажды так, что у него потекли мозги, паренька по имени Антон Кислицын, брякнувшегося по пьяни под поезд и размазанного по рельсам ириской, вечно грязноватого Саню Односумова, который кого-то почикал в драке, после чего не вылезал из тюрем и вскоре там и сгнил,- и много кто еще. Вся моя дворовая шпана на небесах, а стало быть - нет у меня прошлого.
  
  Но оно возвращается. Стоит лишь мне опрокинуть рюмаху с утра, оно возвращается, а перед тем, как я сошел с ума и стал кидаться на людей, я заливал с утра на протяжении нескольких лет. Память о прошлом возвращается, а вот текущие события я могу путать или вовсе забывать, и случай с Димой Ваняткином должен был меня предостеречь, но я не внял. А когда наша братия внимала знакам? Разве что в угоду Статье Љ2 АК РФ.
  
  В тот вечер в детстве я ощутил столь мощный прилив энергии от алкоголя, от ломки шаблонов, от завершения чего-то надоедливого и тошного, что никак не мог заставить себя зайти домой. Но алкоголиком еще не стал. И я был свободен в выборе - завершить на этом этапе, как многие люди, впервые попробовав наркотики, ограничиваются единственным опытом, и живут потом всю жизнь счастливо и буднично. Алкоголиком я стал со второго раза, и об этом тоже, вероятно, надо будет написать, ведь нарколог повелел.
  
  Даже после того, как надвинулась ночь, и мои корефаны растеклись по домам, я стартовал бродить по улицам. Мне хотелось приключений, или же просто зачесалось в одном месте в штанах, но в силу малолетства я этого не осознавал. Я шагал, балдея, по ночному тротуару вдоль улицы Островского в сторону Калинина, впереди меня тащился какой-то тип, и я машинально подстроил темп, чтобы мне не пришлось его обгонять - в дни моей молодости могло прилететь в рыло только за то, что некошерно обогнал ровного поцыка.
  
  Навстречу из-за угла вынырнули четыре мента, идущие навстречу цепочкой по росту дураков,- патрулирование улиц осуществлялось на регулярной основе в тот год. Когда менты поравнялись с идущим впереди меня типом, то двое из них вдруг на ровном месте ринулись к нему с дубинками и стали охаживать по бокам. Озвучивая при этом правила поведения в обществе, в частности - норму придерживаться правой стороны тротуара, а не как корова подскажет. Мне расхотелось гулять, и я решил, что мне пиндык. Мало того, что я тоже шарашил по левому краю - след в след за впередиидущим типом,- так еще и был бухим! Терпиле удалось высвободиться и задать деру, и менты его преследовать не стали. Я ожидал своей очереди пройти сквозь строй дубинок, но менты лишь смерили меня молчаливым осуждением, и мы разошлись. Я резво втопил в сторону дома, где задрых до обеда.
  
  Год спустя померли две мои двоюродные прабабки. Всецело непримечательное действо, притом что я с ними не общался и видел воочию раза полтора. За исключением двух моментов, которые никак не назвать незначительными. Номер один: бабульки обитали через стенку в смежных хатах, на первом этаже по улице Ленина, невдалеке от Обелиска, в самом центре города. Номер два: хаты безоговорочно перешли по наследству нам с мамкой.
  
  Мать тут же сориентировалась, объединила обе хаты, перевела их в нежилой фонд и стала сдавать в аренду под офисы. А позже грянул бум на гаражи, и цены на капитальные постройки взвинтились до небес, и мать разом продала всю оставшуюся после отца недвижку и купила мне отдельную двухкомнатную квартиру на той же улице, но кварталом севернее. Ту самую, в которой я жил с Леной и двумя детьми, Лешкой и Артемкой. Ту самую, в которой сейчас пишу эти строки в лютом одиночестве, потому что я убил всю свою семью.
  
  С той поры ни я, ни мать не знали проблем с деньгами. Мама больше уже не работала. А что до меня - я не работал вовсе. Иногда ради кайфа устраивался в магаз продавцом. В основном - чтобы оснастить свои возлияния приколюшной компанией.
  
  5.
  
  С дядей Романом забавно вышло... Я вспоминал его недавно, пока маялся в наркологичке, это тоже был всплеск из прошлого. Дядя Роман, пятидесятидвухлетний мужик, был моим соседом по лестничной клетке, а еще он входил в когорту славных и процветающих алкоголиков. Когда-то был женат, все на мази, работа-рыбалка, то-се, но жена вдруг умерла, а детьми бог не миловал, так что дядя Роман подумал-подумал, да и вдарил "по сто". И понеслась тарзанка. Выяснилось, что жизнь далеко не закончилась, а весьма даже "все впереди". Особенно если шлифанешь с утра по заковыристой душе. Дядя Роман возвеличился и спутался с бабехой немногим младше себя. В мешке с приданым обнаружились жуки, старые огрехи, мутные тайны, выцветшие письма и скелеты, а еще - смесь подлючести и хитрожопости.
  
  Осмотревшись и тоже вдарив по первой, бабеха взяла за привычку время от времени выскакивать в подъезд (когда тихо) и надрываться сиреной на весь проспект, что дядя Роман ее убивает. Целью, как выяснилось впоследствии, являлась однушка - его, дяди Романа, однушка. В долгосрочном отношении бабеха планировала полную деактивацию дяди Романа и захват жилплощади. Тем более что для последнего игры в любовь, пусть и похмельную, и прописка избранницы на своей территории - вещи неразделимые. Старой закалки человече, и порядок знает. Прописка так-то сама по себе многих дверей не открывала, а вот бабеха - открывала, собственноручно. Дверь в хату, к примеру; выносилась затем в подъезд и громогласно стенала, жалуясь на бойцовские навыки дяди Романа. Которых, к слову сказать, у того вовсе не наблюдалось ни в каком употребе.
  
  Разделить однушку всяко нереально. Проще обменять ее на аквариум водяры с проспиртованными рыбехами и давиться до конца жизни. Но лазейка всегда есть в правовом, чуток алкогольном государстве, и за бытовуху могут простить, а могут - впаять так, что мало не покажется, а таким, как дядя Роман, путь обратно с зоны заказан. Так что бабеха исполняла в подъезде "на бис", разве что на камеру не записывала себя в ракурсах. Да и записывала бы, будь помоложе, в те времена как раз поднималась волна блогеров и блогерш, снимающих что ни попадя и замусоривающих сеть.
  
  Я когда первый раз услышал, как горлопанит тварное существо, то чуть не подавился водкой, потом схватился за сердце, а после - за топор. Думал, правда кого-то режут. Вскорости пообвык и уже не велся на подъездную драму. Особенно после того, как перекурил с дядей Романом на улице. Он прикольный был и чуточку наивный. Почему-то был свято уверен, что я не пью. Когда встречал меня с пивной "сиськой" в охапку или бутылкой водки, выпирающей из кармана, то делал ошеломленное лицо и сокрушался:
  
  - Привет, а ты чего с бутылкой?! Ты же не пьешь! Или гости придут?
  
  Дядя Роман раскрыл мне глаза на все шекспировские происки бабехи. Мы с ним покурили, сумрачно думая о бабах и о смысле жизни, хотя я недоумевал: а чего она может добиться визгами на весь подъезд? Коллективной жалобы? Если таковая и последует, то исключительно в отношении ее самой.
  
  Дальнейшее развитие событий раскрыло схему.
  
  Привалил участковый. Нудел, пустословил и умасливал меня подписать коллективную цидульку против дяди Романа. Типа: бухает, угроза обществу, пьянству - бой, тишина - залог здоровья. И все такое. Нервно-паралитический газ мудозвонства, подкрепленный посталкогольным синдромом страны. Я отказался. Участковый повелся, я это четко понимал, а еще - это его работа, наверное... Надлежит садить всякий сброд, чтобы не отсвечивал, и отрабатывать государственные вложения.
  
  Участковый вдруг стал нагнетать не по-детски и заставил меня пропотеть. Хоть он был ниже меня на голову, но на нем мерцали погоны, так что по положению - он выше, у меня-то погон нет. Яйца еще отстрелит ввечеру. Мент канил, как прошмандовка. Сыпал нравственными заповедями. Исподволь намекал на какие-то штрафы и проблемы с госорганами. Стращал моими же детьми, которые вынуждены жить по соседству с якобы буйным алкашом. Убеждал, горячо и растроганно, что он стоит здесь, весь такой намарафеченный и в погонах, из устойчиво-благородных побуждений. Хочет всех спасти, как гребаный Аркадий Паровозов.
  
  Он в доле, понял я. Участковый в доле. Бабеха что-то ему посулила, уж больно он ретив, как агрессивный гусь. Может, часть квартиры? Явно не саму себя... А может, и бабеха, и мент - часть какой-то типовой схемы? И зря я издевательски ему ухмыляюсь в лицо (еще меня подмывало предложить ему бухнуть и угорать потом с его реакции). Я уже не чаял отвязаться от этого типа и заявил, что не намерен гадить в своем доме. Почему-то именно эта фраза нашла в нем отклик, он взглянул на меня несколько горестно, но с уважением, покачал головой и отбыл. Да уж, типчик. Страху навел больше, чем десяток рассерженных с похмелья бухариков.
  
  Я все думал и думал про дядю Романа... Я смотрел телек - чаще, чем кто-либо другой, у меня свободного времени было навалом. Я уже пропитался весь этими бравыми теле-лозунгами о самом низком налоге, об отсутствии смертной казни, о стабилизирующейся экономике, об умеренной толерантности, об отстаивании многонациональных традиций и радении за мир во всем мире. О возрождении, одним словом. Выпьем за возрождение! В то же время я вижу вокруг иную картину. Кто возрождается, дядя Роман? Где существуют институты, клубы, кружки, которые бы отвели дядю Романа в другую сторону, прежде чем он взялся за рюмку? Где отдушина для него и таких как он - миллионов людей по всей стране, которые каждый день что-то теряют, спотыкаются, кто-то падает, кто-то все еще лежит, которые бывают преданы, раздавлены, унижены или покинуты? Где социальные службы, направляющие людей на созидательный путь, вместо привычного - в "Красное и Белое", а там стоит лишь провести картой по кассе, и синяя таблетка у тебя в руках.
  
  - А нахрен?
  
  Хомячков не убудет. Будут вкалывать от зари до зари, выплачивая пожизненно свой самый низкий налог, пока не сдохнут. Страна не обеднеет от лишней зоновской порции. Зато приобретет ценного, квалифицированного сотрудника: ретивый участковый очень скоро взлетит на Олимп по трупам биндюжников. Держись, страна, крепче за рюмку!
  
  Дядя Роман любил в свободное время мастерить детские игрушки. Он ковырялся с ними под хмельком, и те выходили грубоватые, но трогательные. У нас с Леной детская комната ломилась от этого доморощенного добра. Когда игрушек набиралось десятка два, дядя Роман брал их в охапку и шел раздавать окрестным детишкам. Мы же, как его ближайшие соседи, считались первыми в списке.
  
  Как вообще можно на такого накатать заяву?! Прикольный мужик, нет слов.
  
  Но с бабехой его вышло куда как прикольнее.
  
  Я так понял, обязательным пунктом бабехиной стратегии являлось наличие "Столичной" на кухонном столе. Посему, вдогонку за дядей Романом, она приобщилась и подвисла. Полумер не признавала, как это часто водится у данного контингента. Дядя Роман приобрел в лице бабехи сначала сожительницу, потом - устойчивого партнера по застольям, и наконец - хомут. Интересы дяди Романа как-никак далеко не ограничивались кухней и походами до ближайшего магаза. Он посещал работу, какой-то свой завод типа "Салаватнефтемаш", у него имелся огород, где дядя Роман возился и копал; бабеха лишь разевала рот на чужое. Причем постепенно она вышла в лидеры и стала закидывать впереди дяди Романа, при этом не забывая учинять свои регулярные подъездные варьете. Но даже спектакли больше не срывали аплодисментов у соседей, поскольку скатывались в рядовое пьяное мычание.
  
  Дядя Роман терпел.
  
  В тот день, заслышав громогласные воззвания бабехи к людской совести, я мельком прислушался и тут же забил. Говорю же, привык. Опять симулирует, изображая жертву и выуживая сочувствующих. Я был дома один - старший в саду, младший у бабушки, Лена на работе. Готовил обед, фоном звучала опера "Норма" Винченцо Беллини, которую я всегда слушаю во время готовки. Ну и под пивко ништяк. Я лишь прибавил громкости, чтобы заглушить бабеху, чистил себе картофель, прикладывался к пивку, а позже до меня дошло, что подъездные вопли Видоплясова переместились на улицу.
  
  Я удивился. Ранее такого не случалось. Ранее бабеха музицировала исключительно в подъезде, вблизи квартиры - на всякий случай,- а на улице существовал реальный риск получить по кумполу от не столь дружественных соседей. Я прервал готовку и прильнул к окну, чтобы полюбопытствовать. Что ж, там реально имелось, чему подивиться.
  
  Она была там, эта бабеха, Низнай-как-звать. Валтузилась под моими окнами, облаченная в потрясающую амуницию, состоящую из безразмерного, замызганного лифана и еще более безразмерных, некогда белых, труселей. Конечно, жара на улице, и все такое,- но не до такой же степени! Я начал постигать, что на сей раз действительно стряслась оказия, а потому первым делом отвлекся и размашисто глотнул пивасика из початой "полторушки". Бабеха сайгачила внизу, на босу ногу и в исподнем, заламывала руки, стенала и приставала к прохожим. Она чего-то увещевала, как юродивый, узревший Иисуса, но я не мог различить деталей, а потому метнулся в соседнюю комнату, оттуда - на балкон.
  
  Внизу как раз усатый шагал мимо нашего дома. Бабеха вцепилась в него мертвой хваткой и потянула к подъезду. При этом она молола белиберду, что-то вроде "цуцыки". Я навострил уши. Нет, не цуцыки, она верещала - цыцульки.
  
  - Цыцульки! Там цыцульки! Помогите, бога ради. Цыцульки повсюду, на потолке.
  
  "Что, блин, за цыцульки еще взялись?!" - изумился я, и тут же сообразил, что наблюдаю приход "белочки" во всей ее первозданной красе.
  
  Бабеха выглядела сильно испуганной, и Станиславский бы тотчас поверил. Усатик, однако, не возжелал следовать за оголенной бабехой в подъезд и сражаться с неведомыми "цыцульками". Он стал нервно вырываться, а когда ему это не удалось - бабеха держала люто,- то взял и... харкнул ей в рожу.
  
  Блин, даже я прифигел у себя на балконе! Молодец усатик, реально не подкачал! Бабеха же прифигела вдвойне, на миг позабыла о нашествии цыцулек и выпустила из рук добычу. Усач тут же и убег. Бабеха же, оклемавшись и вытерев со щеки харчок, завыла на всю ивановскую:
  
  - Цыцу-у-у-льки! Па-ма-ги-и-и-те! Там цыцу-у-у-льки!
  
  Позже приехала скорая, и ее упекли, прямо в труханах.
  
  Подоплеку растолковал мне позже дядя Роман. Оказывается, цыцульки - это его доморощенные деревянные фигурки, которые он мастерил. Клоуны и мальвины, всякие буратины, солдатики - дядя Роман хоть и раздавал их направо-налево, дома у него все равно скопилось приличное полчище. Бабеха же, стремясь подчеркнуть свое ядовитое отношение к этому детскому саду, презрительно поименовала их "цыцульками".
  
  В тот приснопамятный день она то ли накатила лишку, то ли напротив,- решила поотстать от суженого и ударилась в "сушку". В общем, на каком-то этапе у нее переклинило, и вся деревянная гвардия вдруг ожила и хлынула на нее со стен и потолка, восстанавливая справедливость и мстя за дядю Романа. Бабеха в панике подтянула свисающие труселя и выскочила на улицу за помощью. Дальнейшее вы знаете.
  
  С тех пор как отрезало. Нет, бухать она не перестала,- напротив. Но лиходействовать в подъезде - перестала, и кто там негативно высказывался насчет делирия? Ей пришлось пережить конфронтацию с деревянными цыцульками, чтобы в башке у нее поприбавилось, такая вот терапия.
  
  А еще однажды я стал свидетелем невольной сцены и чуть не помер со смеху. Мы столкнулись в подъезде перед нашими квартирами, и бабеха что-то уничижительно выговаривала дяде Роману, пока тот шоркал в замке ключом. А потом дядя Роман открыл дверь, сунул руку в карман и извлек оттуда деревянного солдафона. Бабеха мгновенно заткнулась, мышью вылупилась на солдатика, посерела лицом и, подмочив штанишки, опрометью нырнула в растворенную дверь. Дядя Роман флегматично спрятал фигурку, заговорщицки мне подмигнул и скрылся следом, сделав мой день.
  
  Прикольный мужик, говорю же.
  
  6.
  
  Я все-таки выпнул себя на собрание "Анонимных алкоголиков". Встреча прошла куда ровнее, чем я ожидал и напридумывал себе. Тепло приняли, тепло проводили. Кофе-печеньки, все на позитиве. До меня не докапывались, да и я не лез лобызаться. Больше часа вокруг меня вились откровения и исповеди. Присутствующий народ производил впечатление людей, далеких от алкоголя и от бытовых проблем. Некоторые прямо-таки лучились здоровьем, свежестью, энергией и счастьем. Слушая их с кислой миной, я раздумывал о том, что станется с их лучистостью, если я возьму слово и вывалю о себе всю правду? Но, разумеется, кроме затрудненного мычания я не смог выдавить большего.
  
  У группы был дух. Без сомнений; даже я, новичок, его почувствовал. Он мне передался, когда по завершении несколько человек молча подошли ко мне и совершенно естественным жестом обняли. Наверное, на этом этапе должны следовать сопли и плаксивое самобичевание. Вот только я давно ничего уже не чувствую. Я не знал, приду ли сюда еще раз.
  
  Я принадлежу к тому вымирающему уже контингенту бухариков старой закалки, кто по пьяни предпочитает слоняться по улицам. В отличие от бати, адепта мутных и трудных дум в ограниченном пространстве, мне нужен был полет мыслей и фантазии. Стоит капнуть на язык - и я мчусь навстречу алым парусам. Пропаганда и соцсети вымели с улиц всех заядлых хмырей, и вид, подобный мне, занесен в "Красную книгу". Бухариков, конечно же, не сократилось, просто все рассосались по мониторам, чтобы не смущать молодежь своими подвигами. Как мой старый кореш, Ленчик Догадов,- тот сидит и в покер играет онлайн. Правда, он уже сместил прицел в сторону более противозаконных веществ, но не суть - сидит, киснет, как говнарь. Надеюсь, все они так или иначе сдохнут в своих соцсетях, прервав порочный круг поколений. Потому что современная юность не должна запачкать в нашем дерьме даже мизинец.
  
  Бухал я всю взрослую жизнь, взяв старт с того садика в молодости. С перерывами, однако! Ставил мировые рекорды и квасил месяцами, потом поступал в распоряжение наркологов, прокапывался, приходил в себя, позже - снова приступал, перекрестившись. Организм оказался толерантным до совершенства. А запущенный после первой же рюмки мотор, рвущийся во внешний мир, окутывал меня выхлопными газами приключений и мероприятий.
  
  На алкоголе случалось все! Взросление. Возмужание. Потеря девственности (вусмерть). Знакомство с женой. Свадьба друга (вусмерть, притом что я - свидетель). Собственная свадьба (датый). Рождение обоих детей (слава создателю - здоровых). Прохождение немногочисленных собеседований и устройства на работу. Увольнения. Разборки с соседями. Разногласия с супругой. Драка с тещей (был шальной после срыва). Ночные пробуждения на скамейках, на траве в парке, в лужах, на блат-хатах, с какими-то левыми телками, иногда - настоящими красавицами, но по большей части - мормышками. Сегодня после первого посещения группы АА я слишком отчетливо осознал, что никогда не жил трезвым и не знаю, как это делается. Вероятно, итог мой все же предопределен.
  
  С Ленчиком Догадовым мы плотно скорешились на одной из моих кратковременных трудовых нивок, куда я угодил - опять же - по пьяни и на спор. В тот день я уговорил дома пол-чекурика, закусил нормально, оделся поплотнее, потому как за окнами лютовал февраль, и сдался на волю "мотора", влекущего меня навстречу приключениям. Какое-то время бесцельно бродяжничал, наслаждаясь алкогольными спецэффектами в голове, которые в молодости сопровождали любое возлияние, потом мне захотелось отлить, и я заскочил в торговый центр под названием "Гостиный двор".
  
  В тубзике я немного задержался, добив остатки чекурика, - на людях стремно было жрать водку из горла, да и холодно. А потом мне на глаза попалась "Техносила", и я вспомнил, что давно хотел прикупить ноут в довесок к моему настольному компу, чтобы залипать в кровати перед сном. Я двинул в "Техносилу", где и обнаружил желторубашечного очкастого Ленчика, безрадостно слоняющегося вдоль полок с товарами.
  
  Какое-то время он молча меня окучивал, приучая к своему желтушному присутствию, делая вид, что интересуется пылью и прогнозом на завтра. Потом заманался притворяться, вздохнул, поправил очки и насел.
  
  - Что-то конкретно ищете?
  
  Я взглянул на его бэйдж. Леонид Догадов, значилось. Продавец-консультант. Видимо, хреновый из него догадов, из Ленчика Догадова, подумал я, потому как я уже минут десять обнюхиваю ноуты, не канарейку же я тут ищу. Я разъяснил ему суть вещей и намерений, щедро одарив перегаром. Ленчик даже не поморщился, и за это я его яростно взлюбил.
  
  - Для работы или для игр?- уточнил Догадов.
  
  - Для фильмов. Я не работаю.
  
  - Чепатый мафон!- хмыкнул Ленчик, и я стопорнулся, не беря в толк, о чем он лепечет. Потом решил, что, вероятно, это тутошний сленг, аналог расхожего "ништяк, в натуре".
  
  Он обрисовал мне несколько моделей на выбор, и я подтвердил, что это крайне познавательно, но мне нужно подумать. И так получилось, что, расплевавшись со мной, Ленчик накинул куртку, предупредил кого-то из своих коллег и отправился на перекур, и из ТЦ на улицу мы вышли с ним одновременно. На крыльце я вынул сигареты, и было естественным предложить ему отведать из моей пачки.
  
  - У меня свои,- мотнул головой тот.- Но нам на крыльце нельзя курить. Мы вон там травимся, возле параши.
  
  Это символично, подумал я и двинул следом за ним, на ходу закуривая. В желудке задорно плескалось содержимое "чекушка" и настраивало на задушевные беседы с первым встречным. Мы расположились с Ленчиком за мусорными чанами на заснеженном пятачке, утоптанном курильщиками и голубями. Ленчик полез во внутренний карман, и я был уверен, что он достанет курево, а потому даже не поверил своим глазам, когда узрел бутылочку с зеленым содержимым внутри. Ксента-абсента! Вот реально рыбак рыбака!
  
  - Будешь?- дружеским жестом предложил Ленчик.
  
  Я стал. А то! Это вам не быдлочекушок, это, мил господа, абсент! Нектар богов! Я глотнул из горла и почувствовал, как внутри распускаются огненные созвездия. Ленчик приложился тоже. Мы понятливо ухмыльнулись друг другу и взялись за сигареты, выпуская в морозный воздух дым вперемешку с паром. Понятно теперь, почему он не поморщился от меня в магазине.
  
  - Походу, ништяк ты зарабатываешь в своей "Техносиле",- заметил я.- Раз абсент киряешь.
  
  - Да это случайно!- Очки Ленчика запотели на морозе, и он, не стаскивая их, пошкрябал указательным пальцем сначала одно очечко, потом второе. - Вчера после гостей осталось. Назюзюкались в дымину. Утром встал - кранты, башка разрывается. Пришлось подлечиться.
  
  - В такой скукотище, как у вас, спиться можно.
  
  - Это днем так,- отмахнулся Ленчик.- Вечером повеселее будет, клиент попрет. В выхи вообще тут аврал, покурить некогда. Почему-то стиралки улетают в выхи сильно.- Он смерил меня искоса, будто прикидывая, помещусь ли я в стиралку, и добавил:- Бабцы есть. Много тут шатается одиноких, высматривают себе чайники там, фены. Иногда получается прикинуться феном. А иногда сразу домой зовут.
  
  - Да ладно?!- не поверил я.- Кино типа посмотреть?
  
  - Зачем кино? Телек настроить. Домашний кинотеатр. С ним знаешь какой головняк, пока все колонки растащишь, пока звук настроишь. Ну и "бабки" дополнительные, все мимо кассы, себе в карман.
  
  - Слушай, интересная тема!- воспылал я.- А че по зарплате?
  
  Он сказал.
  
  - Тоже, что ли, к вам устроиться... Для разнообразия...
  
  - Тут продавать нужно уметь,- меланхолично вразумлял Ленчик, и это у него получалось как-то необидно, без превосходства. Сам он порозовел и стал благолепным. Морозец плюс абсент, ключевая формула для вчерашних похмелюг.
  
  - Ага, я смотрю, как ты мне ноут продал,- сказал я, и мы поржали друг над другом.
  
  Я вдруг подумал: а сколько таких, как мы с Ленчиком, сейчас кучкуется на бескрайних просторах страны? Мы ныкаемся за мусорными баками, выглядя при этом здоровыми членами общества на рабочем перекуре, однако Ленчик датый, а я конкретно под мухой. Но по нам этого не скажешь, как не заметно это по миллионам сограждан Алкогольной державы, которые чилят себе на работе, и лишь периодически ныряют в тубзик, в подсобку, на перекур, в магаз "за кофем", за угол соседнего здания, где воровато прикладываются к "чекушкам" или полупидорским бутылочкам. А потом возвращаются назад, выдавливая из себя иллюзию нормальности, и продолжают околачивать груши за рыночными и магазинными прилавками, офисными столами, на совещаниях, в автобусах, с детьми и без детей, и даже на телеэкранах. А кто-то ведь околачивается продуктивно и делает карьеру! Вы никогда их не вычислите. Только если приникните и распознаете тихий, но устойчивый шепоток перегара; но вы можете не уловить даже его. О, я могу вас уверить, эти люди - мастера маскировки. Любые личные и психологические проблемы индивидуума подлежат строгой изоляции и сокрытию от посторонних глаз, даже от родных людей,- статья Љ3 Алкогольного Кодекса РФ.
  
  - Спорим, что устроюсь!- Я протянул Ленчику руку.
  
  - Базара юк. Только на что?
  
  - На ксенту-абсенту твою. Проиграешь - принесешь такую же после работы. Я тебе адресок черкну, тут недалеко. Вместе раздавим.
  
  - Заметано!- Мы ударили по рукам, и я устроился на работу.
  
  Администратором у них значилась высокая девка по имени Вера, она меня и тестировала в тот день. Собеседование я помню не очень хорошо, какой-то смазанный цирк с конями. Кажется, Верка предложила мне продать ей телек, и я начал задвигать что-то о пользе экранного излучения и о мировом заговоре масонов, утверждающих обратное. Что-то такое, не разумею шибко. Верка поржала в голос, но на работу меня взяла.
  
  Потом она дважды ночевала у меня дома и призналась, что моим козырем оказалось наличие голубых глаз. Вот так, а вы говорите - продавать уметь! Но до секса с Веркой у нас не дошло, потому что оба раза мы напивались так, что превращались в хрючево и вповалку отрубались друг на друге. Утром - вялый петтинг в попытке оправдаться, затем - бегом на работу. Мне нравилось работать там, и я слонялся среди прилавков полгода, балагуря с покупашками и цепляя девчонок. Тот период стал расцветом моей сексуальности, в постели я перепробовал все на свете, но потом я познакомился с Леной, распрощался с магазином и перестал прыгать по койкам.
  
  Только пить не перестал.
  
  Когда я вернулся домой после собеседования с Веркой, то прикинул, что такими темпами не доживу до вечера, и плакала моя абсента - Ленчик выжрет в одну харю. Поэтому я решил задрыхнуть и немного очухаться. Разбудил меня назойливый долбеж по мозгам. Внезапная темнота за окном пугала провалом времени - я осознал, что задрых конкретно. За дверью обнаружился насупленный Ленчик, изнывающий без дозаправки.
  
  - Спишь, что ли?- Он продемонстрировал бутылку зеленой.- Десять минут долблюсь.
  
   Мы прикончили с ним на пару полбутылки абсента, и нам стихийно похорошело. А вскоре мы осознали, что почему-то продолжаем тупить вдвоем перед мерцающим телеком без звука, тогда как мы а) молоды, б) симпатичны донельзя, один в очечках под Охлобыстина, другой голубоглазка и в) у нас еще полбутылки абсента. И мы с ним двинули на улицу, окунулись в вечерний город, наполненный огнями и фейерверком голосов, нырнули в морозный воздух, как в спасительную перину. Мы балаболили о всякой дряни, Ленчик рассказывал о клиентосиках, дома у которых ему довелось побывать, и о том, как его однажды соблазняла милфа, а потом заявился ее муж, а Ленчик не успел натянуть рубашку. Он прикинулся установщиком домашних кинотеатров, кем по сути и выступал в самом начале истории, и его спасла только жара на улице, а еще на нем оставалась майка.
  
  Направление мыслей Ленчик выбрал верное, и нам не составило труда подцепить двух девок, Машу и Катю, заманив их красноречием и абсентом. Абсент мы добили на улице, гыгыкая и матерясь, производя неизгладимое впечатление на снующий народ. Потом нагрузились пивом и пошли ко мне. Дальше - опять цирк с пони и эквилибристами. Играли на раздевание, и Ленчик ржал над каждым дебильным приколом, ака техносиловский конь, при этом он гордо сверкал своей форменной рубашкой, в которой продавал мне днем ноут. Помню мелькающие перед глазами голые сиськи девчонок, а также волосатые дрищеватые ляжки Ленчика. Потом сосались, каждый со своей девкой, потом опять пили. До секса так и не дошло, выпивон победил.
  
  Я потом звонил Машке, но у нас не склеилось. А у Ленчика с Катькой - таки да, склеилось. Через полгода Катька стала его женой, Катериной Догадовой, и мне выпал единственный в жизни шанс побывать свидетелем на свадьбе, которую я превратил в незабываемую помойку, учинив драку.
  
  Вот так за один день я устроился на работу, познакомился с мировым чуваком и поспособствовал его семейной жизни. В те времена мне казалось, что по пьяни со мной происходят самые звездные события.
  
  7.
  
  После школы я поступил в местечковый индустриальный колледж, носящий знаковое сокращение СИК, на программиста, чтобы протереть там парочку штанов и приобрести ненужный уже к тому времени диплом. Это было маминым условием: очеловечить меня номинальной специальностью, способной прокормить, если вдруг грянет очередной подвыверт со стороны экономических гениев в Кремле. Мама у меня, когда сама хотела меня на что-то запрограммировать, не вела себя как рядовая 32-разрядная мама. Она становилась, едрить-кудрить, настоящей квантовой мамой, уж можете поверить! Начинала далекое и туманное нытье про какого-нибудь Феофана, сына подруги, который вот вовремя не выучился, загремел в армию и полег костьми. Или Ермолая, сына соседки по парте, которого отчислили из универа за раздолбайство и который в результате спился, такой вот некошерный колбаса. В общем, целый ёперный театр в натуре, с цветомузыкой, сверкающими полусферами, дымовыми эффектами и блескучими звездами. В результате мне плавно и ассоциативно внедрялась какая-либо идея, которую я под конец уже начинал считать своей. С образованием свершилось аналогично.
  
  На вступительных экзаменах сдавали номинальные русский и математику. Насчет русского я очковал не сильно, потому как любил в детстве мусолить книжки про всяких "стальных крыс" и "майков хаммеров", так что с орфографией дружил. А вот цифры вызывали у меня повышенное давление одним своим написанием, поэтому я, ничтоже сумняшеся, нагрянул к Васе Золотареву, который среди сплошных двоек в дневнике удивительно выделялся четверкой по математике. Чтобы тот обучил меня уму-разуму за оставшиеся до экзаменов пару месяцев. Ну и пивка навернуть, не без этого.
  
  - Так давай я за тебя пойду и сдам, чего ты елозишь! - громыхнул очередной эксклюзивной идеей Васек Золотарев, едва услышав суть дела.
  
  - Ебу дался?!- Я даже поперхнулся пивом.- Как это ты пойдешь за меня?!
  
  - Да не ссы, я уже так делал. Тебе чего дали для экзаменов, пропуск?
  
  - Никакого пропуска...- расстроился я.- Сказали прийти в какой-то там кабинет и все.
  
  - Ваще ништяк! Ну и как они поймут, что я пришел вместо тебя? Подпишусь твоим именем, и - в дамках.
  
  Я с сомнением обозрел его курносый, злой нос, злые колючие глазки и злые веснушки. И вообще весь он какой-то сучковатый и злой, не то что я, благообразный увалень. Сходства ни на грамм.
  
  - Да не, какая-то хрень,- заныл я.- Мне мать голову отвинтит, если поймают.
  
  Однако спустя литр пива сомнений у меня поубавилось, а к концу вечера я нализался настолько, что был готов и к более крупным аферам. Как впоследствии выяснилось, ни фига Васек "не делал уже так". Но вдруг смертельно загорелся идеей попробовать сделать. И попробовал, хотите верьте, хотите нет! Причем в точности по своему же сценарию. Приперся в день экзамена в нужный кабинет с заискивающим видом очкарика-абитуриента, забурился в общей толпе, уселся на самую последнюю парту и сдал за меня экзамен. И не как-нибудь там, а на "отлично"! По такому случаю я проставился от души, и мы накосорезились с ним вдрызг.
  
  - Айда тоже в колледж со мной учиться!- Теперь уже я загорелся идеей.
  
  - В жопу твое программирование!- покровительственно отозвался Васек, который по пьяни был совершенно нестабильным. Мог начать играть в детские игрушки, как тогда на территории детсада, а мог полезть в драку. - Я на сварщика выучусь. Вот там деньги! А все эти твои программы - туфта вонючая.
  
  До гибели Васьки Золотарева оставался всего год, так что корочку сварщика он так и не успел приобрести, хотя зрил не по годам в корень. Его избили у него же дома, во время попойки, пока предки были на работе. Избили на балконе, где и бросили умирать, и к вечеру Васька преставился. А в тот день, после экзамена, мы бухали с ним в последний раз.
  
  Далее по уставу следовали девки, и мы начали вызванивать знакомых по домашнему телефону. Знакомые девчонки не кинулись порадовать двух нализавшихся, озабоченных малолеток. В результате после долгих усилий Ваську удалось вызвонить какую-то его знакомую марамойку, которую он быстренько напоил и завалил на спину. Причем без презика, и спустил в нее, но хотя бы ему хватило мозгов предупредить меня об этом. Васек посоветовал отвести марамойку в душ и вернуть той боевую готовность, но мне вдруг расхотелось развратничать. Ваську-то не привыкать. Они с пацанами частенько уламывали легкодоступных девиц на групповушку и не сильно заботились о гигиене. Мне же подобное казалось отвратительным.
  
   Вот таким обходным маневром я стал студентом колледжа и четыре следующих года делал вид, что изучаю языки программирования. На самом деле я околачивал груши, сдавая экзамены и переходя с курса на курс благодаря природному обаянию и бухлу. Рюмка коньяка перед экзаменами стала религиозным обрядом, но лучше две. Связующей особенностью преподов было лояльное отношение к балаболам и акселератам, по второму пункту, как я уже упоминал, я всегда опережал сверстников. Что же касается риторических изысканий, то ко второму курсу я уже плотняком сидел на бухле, а спиртное во мне всегда открывало створки к океану красноречия. Так что, скрестив пальцы за спиной, я вполне успешно продвигался к заветному диплому.
  
  В колледже я скорешился с Никитосом Билявским, отмороженным на всю голову бывшим пехотинцем городской банды "Касты". Касты, которые после высокотемпературной обработки в горниле ментовских печей, внезапно стали Кастратами, одно время наводили ужас на весь город своими особо изощренными бесчинствами. Никитос попал в студенты исключительно благодаря потугам своей мамы, заведовавшей в колледже библиотекой. И если я учился и готовился к занятиям, как Ганеша с утра подскажет, то есть иногда что-то даже читал, то Никитос на учебу забивал крепежное изделие. Ходил на занятия, пока ходится,- ну а чего бы не ходить, банду все равно разогнали, а в другую больше неохота,- и доходил он аж до самого третьего курса. После чего пошел по статье и чуть не перечеркнул всю жизнь мне за компанию.
  
  Мы с ним спелись изначально по поводу 1-го сентября, когда Никитос стал зазывать пацанов, чтобы отпраздновать первый день учебы, и все смотрели на него, как Косой на Доцента, а я единственный с ходу подписался. На этом и зиждилась наша с ним дружба - на бухле, временами на "травке" и на бабах. В отличие от наших сокурсников, блиставших на доске почета сексуальными приключениями со студентками параллельных потоков, и даже с преподшами, наши с Никтосом похождения никогда не заползали на территорию альма-матер. У Никитоса был доступ в женскую общагу 133-го кулинарного училища, что на Чекмарева, и мы с ним в основном промышляли там.
  
  Пьянство мое в то время протекало наиболее бесконтрольно и грязно. До случая с Димой Ваняткиным оставались годы, и память пока радовала меня мельчайшими деталями и последовательностью. Даже если очень хотелось забыть. Я помню, как мы с Никитосом проникли ночью на территорию стройки и полезли на кран, чтобы поссать сверху. Зимой! Почему нас не запалили сторожа, ума не приложу. Второй вопрос - как нам удалось не заполучить премию Дарвина при этом? Помню, как играли в общаге на желание, и я проиграл пройтись по городу в трусах. В час пик пришлось порадовать сумрачно-спешащее население зыбучими телесами, благо что летом. Помню, как шарахались ночью с Никитосом по городу, и тот предложил пробить друг другу пресс. А потом, не давая опомниться, прописал мне в живот, и я минут десять валялся в судорогах, отчаянно пытаясь хватануть горлом воздух. Помню, опять же проспорил выпить водяры из фужера, и на следующее утро нестерпимо ныла печень. Что меня не шибко встревожило - дело объяснимое, пил же из фужера накануне, всяко болит печень! Не стоит пить в будущем из фужера - и все, урок усвоен. Помню, как в той же общаге одна из девчонок решила устроить стриптиз на подоконнике при открытых окнах и навернулась с четвертого этажа. Ушиблась и умерла, пресловутый алкогольный фарт отчего-то с ней не сработал, и после этого нас с Никитосом сопровождали серьезные трудности по части проникновения в общагу ночью, да и днем.
  
  Но настоящие проблемы случились, когда я упомянул про медь, как мы ее тырили не далее чем вчера. Никитяра оживился.
  
  - Медь уже не катит давно, с бенза сейчас лихва четкая.
  
  - Какого еще бенза?- тупил я.
  
  - Бензин, бляха-муха.
  
  - Офигеть. И где ты тыришь бензин, интересно знать?
  
  - Пошли, закежу.
  
  Мы дернули "для храбрости", и Никитусик, прихватив с собой сумарь, потащил меня в мрачные подворотни ночного города. Там, в одном из дворов, он притиснулся к стоящей под окнами "Окушке", проверил бензобак, который оказался беззамочным, потом достал из сумки причиндалы - шланг и канистру,- и стал без зазрения совести экспроприировать бензин "Окурика" в собственность.
  
  Я стоял в стороне, как долдон, оцепенев от изумления и частично - ужаса, потому как даже в пьяном угаре начал осознавать дикость и отвратительность происходящего. Это не медь тырить с предприятий, где она никому не принадлежит лично и где ее без нас стырят рано или поздно. Тут настоящая частная собственность; терпила на "Окушке", может быть, заправился накануне на последние деньги до зарплаты. А тут сюрприз поутру. Но я не мог сдвинуться, и был ли причиной этому шок или алкоголь - без понятия.
  
  - Ну вот!- обрадовался Никитос, закрутив крышечку канистры и приблизившись ко мне.- Завтра солью кому-нибудь из соседей по дешевке.
  
  Я не нашелся, чего сказать, и мы двинули оттуда прочь, пошатываясь и спотыкаясь о канистру, которую Никитос самоотверженно пер первую половину пути, а потом он предложил мне помочь, и я, не нашедшись с ответом вдругорядь, пер тоже.
  
  Как выяснилось впоследствии, Никитка в ту ночь решил совместить приятное с полезным, тупорылый бухой баклан, и шел к "Окушке" целенаправленно. Тачка принадлежала его знакомому, которому он хотел насолить из-за каких-то их долгосрочных рамсов. Решив продемонстрировать мне схему своего теневого заработка, Никитос одновременно озаботился тупо местью. И не придумал ничего лучшего, чем засветиться под окнами у своего недруга, тыря у него бензин из машины. О чем недруг, естественно, сообщил поутру ментам, со всеми причитающимися показаниями и подписями.
  
  Меня спасло то, что я стоял в стороне и не попадал в угол зрения счастливого обладателя "Оки". Он меня не видел и сообщил, что Никитос был один. Последний же отчего-то решил, что наша дружба настолько крепка, что распространяется и на волю, и на неволю, короче - сдал меня с потрохами, сообщив на допросе, что я был с ним. Второе, что сыграло мне на руку - я был с похмелья, злой и мучимый жестокой головной болью, так что я жестко пошел в отказ, а доказать никто ничего не мог. Автолюбитель меня не видел, стояла ночь, на улице - ни зги, мы с Никитосом не повстречали ни души за время нашего обратного пути, а камер в то время еще не понатыкали. Но все равно мое слово против слова Никитоса могло обернуться для меня большими бедами, если бы не мама, которая, прописав мне по первое число, ринулась на абордаж милицейских кабинетов - обеспечивать мне алиби. Возможно, ей пришлось дать на лапу, потому как с меня вскорости слезли,- я ни разу не отважился у нее об этом спросить.
  
  История, тем не менее, мгновенно распространилась по сарафанным каналам, и однажды утром я предстал перед неиллюзорной возможностью отчисления, потому как слухи достигли ушей декана. И мама моя, подхватив подол платья, ринулась на поклон уже к декану, божась всеми святыми угодниками, что мы все вместе столкнулись с дичайшим недоразумением и поклепом на ее безгрешного сынулю. Директор колледжа, покрутив ус и почмокав задумчивыми губешками, поспешил внять мольбам квантовой мамы, дальновидно предположив, что так поступить будет проще всего. Тему скомканно замяли, мне выдали формальный испытательный срок, а у мамы после этой истории бесспорно прибавилось седых волос. Таким вот я был никчемушним чмырдяем.
  
  8.
  
  Заполучив диплом, я, рисуясь полезным членом общества, попытался устроиться по специальности. Не тут-то было - компьютеризация еще не достигла стихийных масштабов, поэтому редкие вакансии распределялись строго дозированно между особо отличившимися личинками, иными словами - по блату. Я же, осиянный идеей внести свою лепту в развитие страны, еле-еле устроился в магазин стройматериалов и следующие шесть месяцев таскал мешки с "Ротбандом", ну и плюс еще целую кучу наитяжелой дряни, типа кафеля. Вместе с такими же, наделенными философо-алкогольным складом ума, пинчепосами, загадывающими в жизни максимум до зарплаты.
  
  Платили сардоническое "копье", не хватало даже на выпивку. Так что каждый из моих коллег - парни или девушки - имели подушку безопасности в виде родительских квартир, родительских зарплат, а в случае с семейными - родительских прислуг. Средоточие бесперспективного, инфантильного молодняка, уравновешивающего социальные весы с ЕР. Я со своим наследством старался оседлать нейтральную ось, особо не склоняясь к сторонам, хотя уже к тому времени имел свой комп и жил один. Но дома шалман не устраивал, таскал в гости исключительно девчонок, а с пацанами квасил на скамейках. История с Никитосом надолго отвратила меня от дартаньянства, веру в мужскую дружбу я забросил на верхнюю антресоль и накрыл тряпочкой. В зрелом возрасте уже не найти закадычного чудилу, способного сдать за тебя вступительный экзамен или набить морду тренеру сборной, или кем был тот сторож. А подцепить зачепатого бро вроде Ленчика, с которым будешь реально на одной волне, - это вопрос редкой удачи и в какой-то степени чуда.
  
  Ну а какое чудо без бухла? Российский новогодний бомонд подтвердит!
  
  Мои партнерские отношения со спиртным стали на смазанные рельсы. Дикие всплески, конечно, случались, но стали эксклюзивными. Ну, пару раз проснулся на скамейке, благо дело было тепло. Ну, однажды проснулся в луже. Причем под утро! И шаромыжничал потом по городу в поисках пресловутой дороги к дому, извозюканный в грязи и с разбитой об асфальт фарой, обессмертив свой образ в памяти прохожих. Пару раз подрался - без особых потерь для сторон. Удивительным образом ни разу не попал в лапы правоохранительным органам, по ночам вылавливающим моих соплеменников. В основном же первый молчаливый тост наедине случался исключительно ближе к вечеру - что в будни, что в выхи.
  
  Я не мог усидеть на пятой точке, пропитанный бухлом запал вспыхивал от любой искрометной мысли, и это гарантировало моей тогдашней жизни насыщенность. Как-то раз, барражируя по подворотням сбивающейся поступью, я наткнулся на девицу, лезущую на дерево. Стояла ночь, от чего ее акробатизм выглядел криповато. Девица была в короткой юбке и задорно сверкала ляжками, пытаясь укротить ствол дерева для каких-то своих полуночных надобностей. Я постукал извилинами, кумекая, как поступить, и в конце концов решил справиться о здоровье.
  
  - Кошку спасаю, не видишь, что ли?- огрызнулась девица в ответ на мой вежливый вопрос, какую из памятных дат она позабыла на ветках и теперь ищет. Кошку я в упор не видел и усомнился в истинности сведений, а потому попросил девицу перестать насиловать ствол и обратить внимание на меня.
  
  Оказался настоящий балаган, мать его! Девчонку звали Эльвирой, она была любительницей всяческих мяукающих и котообразных, но родители жестко пресекали порывы. Тогда Эльвира решила призвать тот самый "авось" и завела кота в наглую, поставив родителей перед фактом. "Авось" не сработал; точнее, дня три-четыре ее предки честно пытались принять нового, паскудничающего по углам, члена семьи и примириться с мыслью, что их дочь - то еще недоразумение. Хватило лишь на второй пункт, дополнительных же резервов для опеки над животным в душе не нашлось. Эльвире было велено избавиться от Мурлыки, и девица, после долгих рыданий втуне, двинулась в неизвестность на поиски пристанища для отвергнутого питомца.
  
  Она планировала пройтись по подругам с наглядным пособием по смягчению черствых сердец, но не задалось богоугодное дело. Кошкандер взял да сдриснул в самом начале пути, лишив Эльвиру лишнего пропуска в рай. Проведя в бесплотных поисках весь вечер, в отчаянии и горе она пошла в ближайший бар и нажралась в однюху. А на обратном пути, уже рядом со своим домом - на́ тебе! - обнаружила своего котейку, застрявшим на дереве.
  
  Я еще раз внимательно вгляделся в нижние ветки и усомнился пуще.
  
  - Кажись, нет там никого. Гонишь ты!
  
  - Сам ты гонишь! - Эльвира стрельнула у меня сигаретку и теперь дымила, болтаясь из стороны в сторону, как пьянь на причале.
  
  - Да нет там кошки, не вижу.
  
  - Зенки иди протри! Я же слышала, как она мяукала.- Она задрала голову и умоляюще позвала:- Кося! Кося! Кис-кис-кис!
  
  Екарный бабай, она назвала кошку Коськой! Она была примерно моего возраста, у нее были удивительно пышные, вьющиеся волосы и стройные ноги, а больше я в сумраке ничего толком не разглядел.
  
  Мы еще некоторое время созерцали листву, фокусируя пьяные взгляды, как два давних затрапезника перед неожиданным препятствием, и под конец мне уже самому начало казаться, что я вижу в сумраке хитрую, ухмыляющуюся морду замаскированного под кошку Купидона, который таким вот нестандартным образом решил нас познакомить.
  
  - Слышь, пошли лучше пиво пить ко мне домой,- брякнул я.- Завтра твою кошку найдем.
  
  - Завтра-то она мне нахрен нужна?!- огорошила меня Эльвира странным выводом. Видимо, подобные творческие закидоны свойственны кошатницам, подумал я.
  
  Она икнула и призадумалась.
  
  - Может, слазишь на всякий? Потом, так и быть, пойдем к тебе. Если только не далеко, а то я хрен дойду на каблуках.
  
  Чего только не сделаешь, когда тебе слегка за двадцать, чтобы затащить симпатичную девчонку ввечеру на утренний чай! Я мысленно поплевал на руки и обхватил неприветливый ствол.
  
  - Она вон там мяукала, бедненькая,- пыталась направить меня Эльвира, однако я усирался с подъемом и не видел, куда она там показывает.
  
  Но не успел я блеснуть донжуанством и добраться хотя бы до нижних веток, как где-то поблизости раздалось злобно-торжествующее:
  
  - Э, че там шкеритесь?! Твари! Ссыте, что ли? Щас на бошки нассу! Отстрелю кочерыжки нахрен, бакланы!
  
  Я вот почему-то ни разу не усомнился в адресности этого послания, а потому ослабил хватку и съелозил по стволу на землю, попутно марая футболку и цепляя занозы.
  
  - Это сосед мой!- всполошилась Эльвира и вдруг хохотнула.- Он ебанько! В Чечне служил. Этот реально может пальнуть.
  
  - Валим!
  
  Я схватил ее за руку, и мы, гогоча и поикивая, ринулись прочь от опасного места, позабыв о кошках и плошках. По пути мы затарились бухлом и, будучи уже и так в кондиции, насинячились в дымину, так что даже не смогли заняться сексом. Потыкались друг в друга, как слепые кроты, бормоча нечленораздельщину, а потом на какой-то полу-ноте ушли в отключку.
  
  Утром, наведя на морде относительный марафет, я разглядел все Эльвирины трещинки как следует. Она действительно оказалась идеалом для портретиста, а для ню-живописца - настоящим кладом. Ее пышные волосы украшались рыжиной, а глаза были желтоватыми, как у рыси, при этом в них присутствовали смешливые крапинки, и от этого казалось, что Эльвира всечасно угорает. Вкупе с тем, что сама она оказалась дурной до основания, смешливые крапинки снились мне потом неделю в кошмарах. За утро она похерила у меня дома все, до чего дотянулась своими клешнями с маникюром. Розетку, выключатель в ванной, расческу, пульт от телека, даже кнопку смыва на унитазе. Я хрен знает, как ей это удавалось, но все, к чему только прикасалась Эльвира Рафаэльевна в то утро, оказывалось сломанным в течение двух минут. Действо сопровождалось наивным взглядом со смешливыми крапинками, и от этого фантасмагория достигала Булгаковских высот. Так что до интима у нас вновь не дошло. Несмотря на то, что Эльвира сверкала передо мной голой задницей, ужас перед женским хаосом пересилил во мне похмельную похоть. Я знал, что как только она доберется до моего компьютера... Короче, я задвинул донжуанство на ту же полку, что и веру в мужскую дружбу, и выставил Эльвиру за дверь. Еще я опасался, что она докопается до меня со своей кошкой Коськой, обещал же найти. Но хоть в этом свезло.
  
  Мы скомкано с ней расстались, недовольные друг другом и положением в обществе, чтобы столкнуться лоб в лоб через месяц.
  
  Существовал такой древний прикол, который еще помнят миллениалы,- знакомства вслепую. Это когда на кнопочных телефонах выбираешь закладку "Знакомства" и отправляешь запрос в сеть МТС, уточнив лишь город, а тебе в обратку приходят контакты противоположного пола. Такая вот занимательная схема, школоте не понять. Дальше - как карты лягут. Можно созвониться и, не сойдясь во мнении по ключевым гендерным вопросам, послать друг друга нахрен. А можно дойти и до загса. Короче, игра в рулетку, и всяческие будоражащие интриги.
  
  Как-то ввечеру, изнывая от безделья в свой выходной день и уже успев накатить для старта, я баловался с телефоном и отправил анонимный запрос в "Знакомства". У моей безымянной визави оказался приятный голос, и мы, имея сходные цели, сравнительно быстро договорились о встрече. Когда же я заявился к месту назначения, весь такой выглаженный, напомаженный и алкогольный, то узрел мою давешнюю любительницу ночных деревьев и теряющихся котообразных Эльвиру. По чьей персоне до сих пор вздрагивала мебель и сантехника в моей квартире.
  
  Мы таращились друг на друга - сначала изумленно, потом подозрительно, катая в голове варианты от "пошел(-ла) ты нахрен" до "как долго я тебя ждал(-а)". Так-то у меня к ней было больше вопросов... Я со своей стороны всего лишь не нашел ее кота... Ну, еще выставил за дверь, когда разрушения коснулись кнопки слива унитаза. Ну, обделил сексом еще - и вечерним, и утренним. Короче, полное взаимопонимание. Выглядела Эльвира оглушающе прекрасно. Те же шикарные волосы с рыжиной, рысьи смеющиеся глазки, снова короткая юбка и туго обтянутая грудь. Вероятно, она еще не осознавала своего статуса, который ей обеспечивала внешность, раз спуталась с таким охламонидзе, как я.
  
  - Пошли ко мне, хоть пива попьем,- повторил я фразу месячной давности, пережив первоначальный шок.- Раз уж встретились. Только не ломай больше ничего, пожалуйста.
  
  Я думал, она психанет, как минимум насупится, но Эльвира вдруг рассмеялась.
  
  - Я честно не знаю, почему так получилось в прошлый раз. Вообще, я не такая.
  
  - А чего тогда не звонила?
  
  - Стремалась за свое поведение.
  
  - Кота нашла?
  
  - Какого кота?
  
  Мы посмотрели друг на друга, понятливо ухмыльнулись и ушли в закат, как в последней серии франшизы.
  
  Это был один из самых головокружительных романов в моей жизни. Эльвира оказалась действительно отбитой наглухо, как я и предположил, узрев ее попытки вскарабкаться на дерево ночью и бухой. Причем только что закончила педагогический колледж, готовясь стать училкой! Наряду с тем, что она не перестала ломать вещи - правда, уже не так стихийно, как в первую встречу,- Эльвира отличалась рядом иных авторских данных. В сексе любила, когда больно. Не ей, а мне! Щипала меня за разные части, колола и тыкала, угорая рысьими глазками. Еще любила устраивать импровизированные диверсии. К примеру, спереть что-нибудь в магазине и сообщить мне уже после кассы, так что нам приходилось драпать галопом. Секс в подъезде при свете дня, когда риск порадовать соседей камасутрой и стать после этого импотентом был максимальным. Каждый раз проверяла на прочность двери в подвалы и на крышу, и если случалось наткнуться на незапертую, тут же тянула меня исследовать новые территории. Внезапно выскочить из автобуса, когда двери уже закрываются, проверяя меня на быстроту реакции,- вообще ее рядовая выходка. Короче говоря, очень скоро я уверовал стопроцентно, что среди сонмища душ наши с ней - родственные.
  
  А потом в конце лета Эльвира подытожила, что уматывает в Москву с концами и выходит замуж. Аферистка крашеная! Причем порадовала по телефону, даже не нашла смелости приговорить меня в глаза. Оказалось, что все это время у Эльвиры имелся парень, любовь-морковь и все по-серьезному, и парень этот отчалил в Москву предварительно, чтобы расчистить территорию для них обоих и позвать потом Эльвирку на готовенькое. Во так, это вам не из автобуса на ходу выпрыгивать! Эльвира Рафаэльевна "Ломастер" тряхнула своими с рыжиной космами и ударилась в тяжкие напоследок, а я оказался идеальным кандидатом для прощального ужина при свечах. Так что ошибся я насчет нее сильно, вполне себе Эльвирка осознавала и свой статус, и свои амбиции, один я не осознавал. Сим и пополнил лоховские ряды в категории лапшеух года.
  
  Смертельная боль и разочарование охватили меня настолько, что я ушел в свой первый полноценный запой. Ходил на работу под мухой, опохмелившись с утра, периодически уединялся в тубзике и прикладывался к "чекушку". Выдал меня запах или нет - без понятия, вопросов ни от кого не поступало. А однажды утром я проснулся и вместо привычных ритуалов вдруг спросил себя: а нахрен? За каким чертом я рвусь каждое утро на сражение со строительными смесями и кафелем, вместо того чтобы сидеть дома и резаться в "Дум"? У меня какие-то виды на карьеру в строительной сфере? Хочу стать строительным магнатом, уехать в Москву, найти там Эльвирку и сломать ей дома все выключатели? Нет, я даже программистом не стал, и нет у меня планов на ближайшее будущее, а доходами со сдачи в аренду недвижки в нулевые годы стал распоряжаться уже я, причем были они такими, что я не знал, куда их девать, и по старому шаблону прикупил опять же ряд капитальных гаражей.
  
  Короче говоря, дождавшись открытия магаза, я позвонил шефу и сообщил, что увольняюсь к херам. Оформлен должным образом я не был, никаких трудовых договоров или записей в трудовую книжку, поэтому я просто не вышел на работу, да никто особо и не заметил потери бойца.
  
  После этого еще неделю мне продолжали сниться гребаные мешки с "Ротбандом", на загривке с которыми я пытался успеть протиснуться в закрывающиеся двери автобуса.
  
  9.
  
  До судьбоносной встречи с Леной все мои амуры заканчивались примерно таким же несуразным образом. Живя на повышенно-алкогольных вибрациях, я и пассий привлекал по профилю - с нестандартными склонностями и отшибленным мировоззрением. Возглавляла эту когорту, без сомнения, Эльвира с ее клешнями - уничтожителями прекрасного и подавленной склонностью к кастрации, но и прочие зазнобы держали должную марку. Одна мамзелька устраивала форменную истерику в ответ на любую мою шутку, находя в них угрозу ее высокородному достоинству, а позже выяснилось, что она шоркается за деньги в свободное от работы и от меня время. Другая круглосуточно излучала позитив и блистала юморесками, потом оказалось, что она сидит на тяжелых, и мы расстались, когда она перестала меня узнавать. Третья вседенно приходила ко мне со свежими пирожками, затеивала уборку и любила мечтать, какими замечательными мы могли бы стать мужем и женой. И вся она была такая ламповая, теплая и домашняя, пока я не узнал, что она проходит по статье "Разбой" и за нанесение тяжких телесных! В общем, угарный контингент, я даже подумывал завести дома доску почета.
  
  В паре с Леной наше общение ограничивалось по большей части Ленчиком и его молодой женой Катюхой. После того, как я сдобно приправил им свадьбу острым соусом, когда приревновал Лену к какому-то зализанному кренделю в подтяжках и устроил разборки, я думал, Ленчик надуется и станет меня шугаться. Или, если не он, так Катька его науськает. Но оба мне вдруг заявили, что именно я сделал их свадьбу невероятно выдающейся, и если бы не мой веселый закидон, под их свадебное видео можно было бы справлять панихиду.
  
  Леонид Догадов, ко всем его прочим экстравагантным фичам, предпочитал политику игнорирования предварительных звонков. Никогда не предупреждал загодя; периодически они с Катюхой просто возникали у нас на пороге, и Ленчик, воодушевленно поблескивая очечками, объявлял на весь подъезд:
  
  - Водкалар, пиволар, будет знатный холивар!
  
  И мы ломились вчетвером в какой-нибудь бар, кальянную или просто рыгаловку и нагружались там по уши, а после следовали мероприятия, которые в основе своей имели острые сюжетные линии. Ленчик был игроком по натуре и часто затаскивал нас в игровухи, которые к тому времени уже стали подпольными и маскировались под обычные питейные заведения, и нам приходилось потом вытаскивать его оттуда за яйца. Однажды мы сорвали приличный куш и, нарадовавшись вволю, вдруг обнаружили себя в окружении колючих и враждебных взглядов далеких от культурных традиций завсегдатаев. Так что нам пришлось в спешке уносить оттуда свои поджилки и охапку наличности. Которую мы, конечно же, пропили быстрее отсверка молнии.
  
  К слову сказать, раз уж зашел разговор, львиную долю наших увеселительных мероприятий оплачивал я из своего кармана.
  
  Новоиспеченной семье Догадовых предки подарили на свадьбу машину, подержанную шоколадную "девятку", и Ленчик на ней окрыленно гонял. В любой кондиции, границ для него не существовало. Он был первым в моей жизни человеком, который познакомил меня с пьяной ездой. Лично у меня машины не было и никогда не будет - если к моему образу жизни добавить автомобиль, жди взрывной волны и разрушений. А вот Ленчик был менее щепетилен в плане соблюдения ПДД. Он то ли не понял, то ли сделал вид, что не понимает, с чего я вдруг устраиваю ему душераздирающие сцены, когда он впервые при мне сел за руль под мухой.
  
  - Я децл коньячины накатил с утра. И че? - Он пренебрежительно махнул рукой в мою сторону, призывая не усложнять.- Вчера пересидели с родичами, башка с утра трещит.
  
  - Ебу дался? Трещит у него! А если в другом месте затрещит, когда тормознут?
  
  - Не ссы, полковник. Бум генералами. От коньячины не шибает.
  
  От коньячины шибало еще как - я ж унюхал. И мент унюхает, он на это дело гож. Хоть и был Догадов с виду соленым огурчиком.
  
  - Смысл вообще рисковать?- продолжал я сомневаться в правильности выбранного Ленчиком жизненного перепутья.- Если авария или еще что? Салабона собьешь какого-нибудь, и капец тебе.
  
  - Зачем собью?- неприязненно поморщился Ленчик.- Никого мы сбивать с тобой не будем, даже не кани. Аккуратно поведу, все тип-топ. К твоему сведению, с похмелюги хуже. Трясет и корежит, какие тут нахрен знаки? А так - норм. Пока не приедем, больше не буду. И вообще, татары везучие, а я татарин.
  
  - В каком месте? Леонид Догадов?
  
  - И че? У меня мама наполовину татарка.
  
  Короче, пока мы прибыли на место, он прихлебнул еще раза три. Ну и я с ним за компанию, мне-то чего кобениться, я ж не за рулем. Главное, чтобы он нас в кювет не сверзил, а остальное - его проблемы. Ленчик, видимо, впрямь навел какие-то пути-дороги к кладезю везения, потому как его реально ни разу не тормознули бухим. Так он и гонял с переменной скоростью и манерой вождения, пока не угандошился о фонарный столб на Бочкарева и не уничтожил родительский подарок безвозвратно. Ну да это история куда как более поздних времен.
  
  Как и встарь, Догадовы вырастали у нас в дверях многообещающими символами, и Ленчик, демонстративно звякая автомобильными ключами, как пропуском в закрытый клуб избранных, выдавал на весь подъезд:
  
  - Белая - айда-киттек? Опосля - водкалар, пиволар?
  
  Что в переводе на трезвую лексику означало - поехали на реку Белую купаться, а потом пить много-много водки и пива.
  
  - Только у меня бабосиков юк,- миролюбиво ухмылялся Ленчик в девяти случаях из десяти, когда мы с Леной уже сидели у него на заднем сиденье, снарядившись в путь.- На последние капли приехал.
  
  И я выворачивал свой кошт, и заправлял ихнюю "девятку", и после мы ехали попастись на природе, после чего заруливали в паб или рестик, где опять же все бухло и жрачку оплачивал я. На мои редкие возражения, что следует время от времени бросать финансовый жребий, чтобы по-честному, Ленчик выкатывал глаза и, негодующе сверкая очечками, изумлялся:
  
  - Так у тебя же есть бабло! А я где надыбаю?
  
  В его голосе это звучало, как приговор, и дискуссия по распределению ролей обычно заканчивалась.
  
  Доходило до грустного. Однажды Ленчику с Катькой нужно было отвезти какие-то автозапчасти в деревню родичам, а те возмещали усердие животноводческим натурпродуктом. Ленчик всплыл у меня на пороге, бренькая ключами в такт своему вдохновению, и пригласил нас с Леной составить им компанию в поездке. Поглядеть на загородные красоты, искупаться в чистом озере, попить сельского самогона и вообще прошвырнуться. А по пути, когда мы уже пересекли черту города и точку невозврата, с достоинством заявил:
  
  - Только у меня бабосиков юк! Выручи на бензин по-братски, я потом мясом отдам.
  
  И я вновь доставал из кармана банковскую карту и оплачивал путевые расходы для всей четверки. Но мы действительно с Леной имели проблемы в плане дальних выездов, оба лютые горожане, пристегнутые к дому психологическими и алкогольными скрепами. Чтобы нас с ней организовать, требовалась сумасбродная, идейная голова, какую и таскал на плечах Ленчик Догадов, увенчивая очками.
  
  Потом, когда мы, изнуренные, но довольные и поддатые самогоном, с полным багажником свиных окороков, возвращались домой, Ленчик добросил нас до подъезда и слегка заплетающимся языком молвил:
  
  - Мясо потом отдам. Резать все равно нечем.
  
  Но я уже знал, что никакого мяса мы не увидим.
  
  Как-то раз глухой ночью, когда все псы отлаяли на луну и растеклись по подворотням, мы сидели вчетвером у нас дома за столом, заставленным опустевшими бутылками. Разговор зашел о родителях, и я упомянул, что намедни была годовщина преждевременной гибели отца, которая наверняка наложила на мое кредо серьезный отпечаток. Я не стал делиться, что батя организовал "Call of Duty" перед крыльцом мэрии, - не хотел подколов и неблаговидных речей в этой области, а с Ленчика станется. К тому же Ленчик никогда у меня не ассоциировался с могильной крепостью для чужих тайн. Лена знала правду об отце, а этим двоим полуночным ковбою и ковбойше знать было незачем.
  
  - Чепатый мафон!- мгновенно организовался Ленчик, не смотри что клевал носом секунду назад.- А чего раньше молчал? Вот тип! На кладбище был?
  
  - Не хожу. Атмосфера давит.
  
  - Не раздавит!- безапелляционно прошамкал Ленчик и утверждающе сверкнул линзами очков.- Кильмында все на кладбище! Гоу, короче говоря.
  
  Он уже был пьянее пьяного, естественно, мы взъерепенились в три горла, но Ленчика вконец понесло. Он бы, наверное, рванул и в однюху, помянуть моего, незнакомого ему, отца, и сколько бы мы потом его вышаривали по области, спрогнозировать было невозможно. Ну а поскольку меня клинило со спиртного всегда позже остальных, и выдержку я наработал бойцовскую, сошлись на компромиссе: девчонки останутся дома, а мы с Ленчиком смотаемся "по-бырому". Я буду с ним в качестве страховки и штурмана, чтобы не втопил Ленчик вместо кладбища в Уфу. Данный компромисс служил лишь тисненой рамкой для нашего неадекватного состояния.
  
   Штурман или не штурман, до кладбища мы один хрен не добрались. Хотя поначалу все обещало пройти по гладкому, проспиртованному шаблону. Ленчик уселся за руль, я - рядом, и мы двинули неспешной сапой по ночным, пустынным улицам города в сторону 116-го и 111-го кварталов, за которыми располагалось одно из городских кладбищ. Удавалось ли Ленчику держать руль прямо, или он елозил от обочины к обочине, как горный слаломист,- не могу знать. Меня чего-то развезло в салоне, так что панорама за ветровым стеклом представлялась мне мазней. Помню только, что мы над чем-то угорали всю дорогу, как конченные дебилы.
  
  На мосту, что начинался за трамвайными путями и пролегал над железнодорожной колеей, наше путешествие и закончилось мощным ударом обо что-то и броском нас обоих на приборную панель. Было темно, мы с Ленчиком окончательно провалились в стадию соплей, так что минут пять переваривали новости, не беря в толк, что же могло пойти не так. Как выяснилось позже, мы тупо врезались в одно из ограждений по краю моста, и будь наша скорость выше, мы вполне могли пополнить городские сводки автопируэтом с моста на железнодорожные пути. И тогда бы мы точно достигли кладбища, базара юк, кильмында все сочувствующие, дня через два на отпевание. На наше счастье машина осталась на ходу, и Ленчику хватило ума развернуться назад, а не упорствовать дальше. Симпозиум был испорчен, насупленный Ленчик забрал Катюху, и эти двое отчалили, несмотря на наши с Леной уговоры остаться.
  
  Ленчик завалился к концу следующего дня, толком не оклемавшись с похмелья, мерцая тусклыми и злыми очечками.
  
  - Тачку ремонтировать надо,- заявил он с порога.- Весь передок разворотили с твоим блядским кладбищем.
  
   И я, ощущая смутную вину за произошедшее, оплатил ему ремонт машины полностью. Хотя Лена объяснимо возбухала.
  
  Пополнение мирового социума нашим первенцем послужило причиной увядания братских чувств. Теперь, сформировавшись на пороге, Ленчик уже не мог рассчитывать на гарантированное радушие. Новорожденный Алешка задавал свои правила игры, которые заполняли все наше пространство и состояли в основном из визгов, соплей, пеленок, обосранных памперсов и бессонных ночей, а вот мафоны и татарские замашки в этих правилах не котировались. Пару раз получив от ворот поворот и насупленно утопав восвояси, Ленчик Догадов стал терять к нам интерес. Они с Катькой негласно придерживались политики чайлдфри, очень скоро мы оказались на разных полустанках противоположного направления.
  
  Но самое главное - изменилась жизнь вокруг! Сытый и изобильный период конца нулевых завершился безвозвратно. Я продолжал бесперебойно сдавать помещения в аренду, однако соотношение прибыли и трат изменилось кардинально. Я уже не мог швырять деньги направо-налево, оплачивая кабаки и раздербаненные по пьяни тачки, о приобретении дополнительной недвижки не могло идти и речи. Только если в кредит, да кто ж мне его даст, тунеядцу! Да, мы с Леной никогда не бедствовали, тем не менее, кризис 2012-го плюс рождение детей поменяли наши приоритеты, а мое закладывание за воротник из трактирного перешло в домашнее. Честно говоря, и бухие приключения начали надоедать. Лена, далекая от залихватско-угарного мира, устала всяко-разно, вряд ли она представляла себе семейную жизнь такой. К тому же на наших попойках она почти не пила - еле-еле за компанию,- ее крестом и кабалой оставались сигареты. Поначалу ей было прикольно с нами, молодо-зелено, но потом пошли серьезные разговоры и справедливые упреки.
  
  По поводу Ленчика Лена сказал прямо:
  
  - Он дружил с тобой только из-за денег. Без денег ты ему неинтересен.
  
  Что ж, в глубине души я и сам это давно определил. Загоняться только не хотел вокруг этого. Все-таки именно Ленчик был в нашей компании идейным заводилой, именно он задавал тон и насыщал жизнь приключениями, причем очень редко - отрицательными. Был ли с моей стороны тот же гнилой косяк? Платил ли я за дружбу, прямо говоря? Я призадумался, а потом благодарно отпустил ситуацию. Я просто не мог дружить иначе, чем этому научил меня мой дворовый корефан Вася Золотарев. А именно - безоглядно. Васек без промедления мог отдать мне последнюю футболку, последний кусок хлеба и даже последнюю сигу. Для него дружба и самопожертвование были понятиями идентичными, он растворялся в дружбе, а глядя на него, научился растворяться и я.
  
  Негласную точку в наших отношениях с Догадовыми поставил премерзкий случай. У нашего второго сына Артемки выявилась аллергия, и в местной поликлинике нам выдали направление к областному аллергологу. Мы могли бы вызвать такси, но ведь есть Ленчик с его восстановленной шоколадной "девяткой" и неоплатным моральным долгом перед нами. Я набрал ему и попросил свозить нас в областную больницу через пару дней, с оплатой с моей стороны всех расходов.
  
  - Базара юк!- молниеносно отреагировал никогда не тушующийся Ленчик.- Завтра звякни, договоримся.
  
  Я был без понятия, за каким чертом надлежит перезванивать завтра, когда - вот он я, на трубке, давай сейчас обсудим. Но послушно перезвонил, убеждая себя, что ведь у Ленчика наверняка имеются свои планы и ему нужно сверить календарь. Однако назавтра телефон Ленчика оказался отключенным, и лишь механический голос в трубке служил отголоском нашей с ним былой дружбы. Мы с Леной привычно вызвали такси и смотались на прием к врачу, не завися от сумасбродств ненадежных товарищей и не будучи никому должными.
  
  При случае я не удержался и подковырнул Леонида.
  
  - В смысле?- хохотнул он, да так натурально, что я опять почувствовал себя неблагодарным говном.- Я же согласился тогда. Ты не перезвонил.
  
  - Как я тебе должен был перезвонить на отключенный телефон, интересно знать?- проворчал я.
  
  - Ну в смысле?- Линзы его очечков оскорбленно полыхали нелицеприятной мне оценкой.- Ничего он не отключенный. Вот, зырь! Включенный он.
  
  Через неделю. Ну ладно, Ленчик, так-то намеки мне понятны.
  
  Что касается выпивки, то очень быстро я переквалифицировался из алкогольного ухаря и башибузука в мирного бытового затрапезника. Которых - лямы! Они, ко всему прочему, так же пилят по трассе, как это делал Ленчик Догадов, приняв с утра пару рюмок коньяка и догоняясь по пути, и вы никогда этого не узнаете, пока один из таких орлов не вылетит вам на встречку. Я продолжал пешеходную жизнь и бухал благопристойно, мне нравилось состояние опьянения, я не мыслил для себя иной жизни. Кто-то ходит в походы, кто-то заводит котов, кто-то прыгает с парашюта. А я бухаю. Способность интегрировать пьяное себя в общество вызывала во мне самоуважение и предлагала лицензию на дальнейшие алкогольные изыскания. Я гулял и праздновал с семьей, отводил детей в детсад, забирал детей из детсада, носился по поликлиникам, посещал детские праздники, готовил еду и занимался с Леной сексом - пьяный! Мне это казалось нормальным, но я любил свою жену, а вот ей нормальность моей жизни давно уже перестала казаться сказкой. И рано или поздно мы должны были прийти к серьезному диалогу, за которым обязательно следуют серьезные решения.
  
  10.
  
  Определенные проблемы с выпивкой. Они говорят, нужно пить. Ты не человек ваще, если не станешь пить. Ты скот подлючий, и никуда не годен, разве что в носовой платок вместо соплей. А попытаешься выделиться, они прищучат тебя. Взбрыкнешь - схлопочешь по сопатке. Поднимешь голову - угодишь под ятаган. Они проследят за этим.
  
  Кто они? Родственники, кто ж еще.
  
  - Ну как ты настроен?- спросила Лена уже в который раз за утро. Сегодня ее короткие мелированные волосы тщательно уложены, а сама она затянута в брючный костюм. Насколько я помню, мини-юбку я видел на ней лишь однажды - в день знакомства. Любовь к брючным костюмам и отсутствие в гардеробе юбок могло снабдить какого-нибудь психолога материалом для диссертации, но мы старались не париться. Деструктивности хватало в жизни у нас обоих, чтобы еще тыкать друг друга носом.
  
  - Как Костя Дзю!- бравировал я.
  
  - Выдержишь?
  
  - Базара юк! - Я хорохорился перед женой, делая вид, что все на мази, хотя предпочел бы тоскливо повыть на луну.
  
  Когда ты между молотом и наковальней, стоит запастись упорством, но приготовить пути к отступлению. Так свойственно поступать алкоголикам, да и прочим гражданам одинаково. Впервые я пообещал Лене, что завяжу с алкоголем, и честно крепился неделю. Я бы и дальше тужился - может, сдюжил бы месяцок,- но тут как раз подоспел юбилей Анны Витальевны. Сия моя тещенька, именованная за кулисами Кандибобер. Потому как вседенно и всенощно таскала на башке тупорылый зачесон. Тетка, которую Лена зовет "мамой". Но все это туфтовый эпитет: прирост формальностей или челобитная нравственности. Нет мамы у Лены, считайте, что нет и не было. Лена училась в начальных классах, когда ее родная мама выкинула белый флаг перед раком.
  
  Они не больно общались, Лена с мачехой. Мягко сказать. А меня Кандибобер на дух не переносила, все норовила цапнуть побольнее или унизить, самоутвердившись за счет возрастного пиетета. Но за баблом явилась как штык, когда занеможилось, и батю Лены приволокла в довесок. Они нам денег должны, родичи Лены, вот в чем подвох. И мы сейчас тащились на праздник не столько воздать почести, сколько намекнуть, что пора и одуплиться. Уже год прошел, а брали на шесть месяцев.
  
  У Степана Антоновича, отца Лены, так-то была машина. Десятка. Но Кандибобер мечтала об иномарке, зря что ли она сначала воспитывала, а потом выпнула из дома великовозрастную дщерь в логово алкоголика, чтобы дальше колесить на зашкварном ведре? Теперь надлежит пожить для себя, только до полной суммы малек не хватает, но охота до невозможности.
  
  Так что привалили эти двое как-то утречком на голубом глазу и заклянчили деньжат. У Лены! У Лены так-то не было наследства в виде недвижки, имелись лишь деструктивные тараканы, разведенные в ее душе мачехой, с благословения бати. Она до сих пор считала, что работа администратором в обувном магазине - вершина ее карьеры, а для большего существуют другие люди, нормальные. Она до сих пор курит по полторы пачки в день, хотя на время беременности бросала, но потом снова срывалась. Она до сих пор хомячит по ночам в однюху, копя килограммы. Нет, она не толстая, всего лишь приятной полноты, да и работа на ногах не предполагает массивных жировых отложений. В любом случае, не мне ее судить.
  
  Но, видать, Анна Витальевна считала нормальным просить через дочь, игнорируя меня напрямую. Лена ей этого не позволила, став врагом номер два, а я и так во все времена оставался центровым супостатом. Да и пофиг, как будто раньше было иначе! Эта тварюга даже на свадьбе нас не поздравила, скукожила отвратное хрюкало и всю дорогу поливала грязью моих родственников и жрачку. Трескала при этом в три пасти, аж кандибобер подрагивал.
  
  Пришлось ей снова корежиться, кривиться и морщиться, опустившись до просьбы напрямую. Я пожал плечами. Деньги у нас были, я ж писал уже, я и Лене предлагал бросить обувной магазин к чертям. Но безделье ее ужасало. Безделье предполагало затяжные битвы с тараканами, и за каждым поражением маячили пагубные зависимости. Мы сошлись на том, что, когда Лена освоит все нюансы торговли, мы с ней накопим деньжат, или продадим гаражи, и она откроет свой обувник. Цели вполне достойные. Не то что мои. Мои цели не распространялись дальше "Бристоля" или "КБ".
  
  Короче, мне было не жалко одолжить бабла любимой тещеньке, я только спросил:
  
  - На что деньги?
  
  Кандибобер поджала губы и уставилась мимо меня. Ее учительские очечки вспыхнули негодованием.
  
  - Обязательно отчитываться?- надменно процедила та.- На дело нужны.
  
  - Ну окей, на дело, так на дело. Когда вернете?
  
  Она вылупилась на меня с ненавистью. Я ж не дурак, хоть и кажусь раздолбаем. Я, на минуточку, в девяностые медь таскал! Так что расклады малость знаю, и мой вопрос прозвучал не просто так: пусть говорит вслух при свидетелях. При Лене и Степане Антоновиче. Подозревалось, что париться по поводу возврата будет как раз последний.
  
  - Ну через полгода где-то,- горестно вздохнула Кандибобер, сокрушаясь, что я не вылизал ей очко только за то, что она снизошла до ходатайства.- Если не жалко, конечно. Если жалко, будем искать у посторонних.
  
  Она снова горестно так вздохнула, разглядывая пыль по углам, и подытожила:
  
  - Сначала решили к родным людям прийти, но если мы некстати...
  
  Я чет пропустил момент в биографии, когда это мы стали родными с этой очкастой кривотулей, но я не стал перечить. Мне бы тогда смекнуть, что процедура возврата вовсе не предполагается дорогой тещенькой в этой жизни, да и в последующих. Снова она, челобитная нравственности, в форме слепого доверия. Короче, я дал денег и, как следовало ожидать, с концами. Так что сегодня, пользуясь днюхой Анны Витальевны, мы планировали немного подработать коллекторами.
  
   Вторая проблема заключалась в том, что и Анна Витальевна, и Степан Антонович на праздниках, юбилеях и датах закладывали так, что трещали коридоры ада. Отказники при этом подвергались остракизму со стороны опытной в этом деле женщины - Кандибобера. При молчаливом попустительстве муженька, который любил крякать, и потому в кулуарах носил кликуху Крякало. Она ляпнет какую-нибудь гадость елейным голоском, а этот следом - кряк!- и сидят оба довольные, сверкая, как начищенные лабутены.
  
  Пить или не пить, вот в чем вопрос! Деньги, долги, дни рождения - это все риторика для семейных дрязг. Я пить бросить навострился, а тут такая эпидерсия, и отсюда мое желание с утра повыть на несуществующую луну.
  
  Мы явились в урочный час, наштукатуренные и трезвые, как образчики моральной стойкости, в родовое Ленино гнездо на улице Губкина. Детишек же мы предварительно сплавили моей маме, позаботившись об их психике. Мама была всегда им рада, а вот Витальевна и Антонович как-то не тяготели по жизни к опекунским ролям, если только из-под палки. Степан Антонович мог еще покрякать с внуками минут пять, а Кандибобер всегда смотрела на них так, будто вспоминала, где у нее шокер.
  
  Дверь отворила сама именинница. Во всей амуниции: очкастая, сухощавая, с воинственным кандибобером на башке и с волосатыми грозными икрами. Волосы на икрах повыцвели за выслугой лет, но она продолжала их умело презентовать. А вот когда-то, в дни охмурения Степана Антоновича, волосенция на ногах должна была колоситься и выглядеть гаревым лугом. Кому что, как говорится. Я лично знаком с двумя людьми, которые весьма охочи до волосатых девиц.
  
  - Явились!- поприветствовала мымра с порога, как водится, с недовольной будкой.
  
  Когорта уже расселась в сборе. Я так полагаю, тещенька спецом позвала нас позже остальных, чтобы успеть к нашему приходу соорудить коалицию. Наличествовали Дима и Римма - родичи Лены по отцу. Димарик - типичный сероватый мужик-работяга с внешностью любителя "этого самого". Ортодокс. Римма - сводная сестра Лениного отца, располневшая, грубая бабенция, молчалива и склонна выпить. Тут же притулился родной дядя Степана Антоновича - дядя Антип по прозванью Казантип. Великовозрастный лоб-неудачник, поглядывающий на всех свысока, как Акела на стаю. Почетный гость и литрбольщик.
  
  Еще Васек и Валька - родичи Лены по мачехе. Василий - душа всей семьи и любого сходняка. Любит провозглашать тосты, смысл которых откроют только будущие поколения: это у него такие шифровки в двадцать второй век. Любит винить младших родственников в своих неудачах. Розовощекий, с узким рассудком и таким же кругозором, что сразу же выдает неандертальский лоб. Валька - мягкотелая половинка Васи, а если мерить генной инженерией - половинка молекулы. Готова поддакнуть любому мнению, лишь бы не задевали ее. В глазах - бестолковщина и страсть к побрякушкам. Похожа на стерлядь.
  
  Присутствовал еще один хмырь. Массивный, быкообразный и сумрачный. От него прямо-таки разило девяностыми и негативом. Смотрел тяжело и исподлобья. Морда тупорылая, но глазки подленькие и завидущие. Я даже сначала не сообразил, что за гусь, а потом вспомнил эту морду со свадьбы. Денис. Сколько-то там юродный братец Анны Витальевны. И поскольку ранее он не был завсегдатаем застолий, я смекнул, что пригласили его в качестве передового танка. Ну-ну.
  
  - Припозднились!- елозит Анна Витальевна, выглядя одновременно кислой и злорадной.- Нет чтобы прийти пораньше, помочь матери. Так вот! Растишь, растишь детей. Потом и с вами будут поступать так же. Что посеешь, то и пожнешь.
  
  - Кряк!- подтвердил Степан Антонович, поглядывая в сторону кухни. У него опущенные уголки глаз, и он похож на доброго сенбернара.
  
  - Мама, я же предлагала! - Лена тут же скатилась в привычную оборонительную позицию.- Ты сама отказалась.
  
  - Это смотря как предложить!- поджала губы Кандибобер.- Да ладно, что уж теперь об этом талдычить. Такая вот она, неблагодарность.
  
  - Кряк!- омрачился Степан Антонович и снова покосился в ту сторону, где у них была кухня.
  
  Я-то уже был там, на кухне! Заскочил глотнуть водички, вооружившись наивной надеждой, что удастся все застолье продержаться на безалкогольном топливе. И первым делом напоролся взглядом на настоящего, мать его, бутылочного ежа! Водочные бутылки гнездились не где-нибудь, а в походном рюкзаке, горлышки выглядывали из раскрытой пасти, торча во все стороны, как иглы. Мы примерно в такой сумарь медь складировали. Говорю же, любит семейка отрываться на праздниках, и Крякало сейчас ждет не дождется, когда можно будет опрокинуть в рыльцо.
  
  - И не говори!- хохотнул Васек, а Денисюк уставился на меня таким взглядом, словно я спер у него когда-то "Гелик".- Я своей дочке тоже говорю: помой посуду. Не буду, говорит, у меня руки с этого шелушатся. Я говорю: а у нас с матерью что, не шелушатся? Или как мы тебя растим 13 лет уже? А она: я вас не просила рожать! Вот и вся молодежь.
  
  - Хи-хи,- заметила Валька, боготворящая своего неандертальского муженька.
  
  - Ладно уж, не будем о грустном.- Тещенька совершила неимоверное усилие и выдавила лыбу, задвинув тугую грусть-печаль куда подальше.- Вспомните когда-нибудь, да поздно будет.
  
  - Кряк!- посодействовал Степан Антонович, а мне за его кряканьем мерещилось: хрен вам, а не деньги.
  
  Видимо, тещенька подала какой-то условный сигнал, по которому Крякало вдруг метнулся на кухню и вынырнул оттуда с двумя бутылками водки, как полевой командир с трофеем. Суетились, подпихивали друг друга локтями, жеманно протягивали тарелочки, криводушно отнекивались и незаметно подталкивали рюмки поближе к разливающему. Когда я характерным жестом закупорил свою рюмку ладонью, все движения прекратились, и воцарился вакуум.
  
  - Ты чего?- оторопел Степан Антонович.
  
  - Я сегодня не буду, извините.- Как еще объяснить, что я в завязке? Эту фразу я отрепетировал дома, но наивность моя не была столь беспредельной, чтобы полагать, будто этой фразой все и ограничится.
  
  - В смысле?!
  
  - Ничего не знаю!- недовольно зажужжала Анна Витальевна Кандибобер, а глазки залучились, засияли, преисполнились бурной радости. Анна Витальевна ухватила свой повод.- Что за неуважение? Что значит - не буду? Пришел в гости - будь добр, уважай хозяев.
  
  - Обиделся, что ли?- не понимал Степан Антонович, а Васек хохотнул непонятно чему, да и Валька его неуверенно пискнула. Через прорву времени я понимаю, что выглядел тогда действительно не лучшим образом в их глазах. Я ведь сам всегда был полевым командиром и мог найти выпивку даже в совершенно пустой комнате. А тут вдруг заартачился.
  
  - Ничего он не обиделся, пап,- вступилась Лена. На ее лице заалел румянец раздражения, но она все равно пыталась сгладить.- Не хочет просто пить человек. Я за него буду, мне наливай.
  
  - У нас так не принято!- вклинился Димарик.- Что значит - за него? Он не мужик, что ли? Сам за себя не может, будет за юбкой прятаться?
  
  - Народ, я просто не хочу сегодня пить,- примирительно сказал я.- Без обид.
  
  Все секунду обдумывали мою стратегию. Дядя Антип глядел на меня, как на говно. Денис пялился бирюком.
  
  - Ничего не знаю!- снова затянула тещенька.- Что за неуважение? Предлагают - пей.
  
  Я мог лишь повторить уже сказанное, но посчитал, что это будет звучать издевательски, и промолчал. Просто продолжал прикрывать свою рюмку, а Степан Антонович продолжал стоять над душой со своей наклоненной бутылкой в лакейской позе.
  
  Разрядила Римма.
  
  - Почему мы все уговариваем одного взрослого человека?- холодно бросила она.- Он не ребенок, в конце концов. Не хочет - пусть не пьет.
  
  Не особо позитивно, но мертвый пласт все-таки сдвинулся.
  
  - Ну, давайте, что ли!- Теща первая поднимает рюмку в пригласительном жесте. Прочие, делая удивительно одолженческий вид, тянутся к своим, как белоручки к кизяку.- Степ, скажешь что-нибудь?
  
  - Поздравляю, мать!- пробурчал глава семейства и, не дожидаясь прочих, от души вздрогнул.
  
  - А я вот добавлю!- подключился неугомонный Васек.- Мы вот как живем? Эмансипация и все такое. Забыли времена. А чтобы счастливо жить, надо о-го-го сколько! И деньги были бы, а все не впрок. И дальше все идут, и не понимают, куда мир катится. А я так скажу: надо все вспоминать. Времена там, и все такое. И быть собой, это самое главное!
  
  Запустив очередную шифрограмму в 22 век, Васек удовлетворенно полыхнул рюмкой. Хихикнув для тонуса, опрокинула и Валька. Прочие уже опустошили, пока Васек барабанил свою ахинею.
  
  - Ешьте, ешьте,- подстегивает Анна Витальевна.- Салатики, отбивные, бутерброды. Все своими руками, все сама.- Она ехидно покосилась на Лену, продолжая иглоукалывание. Лена сидела смирно, жевала салат и делала вид, что так и надо. Других поведенческих штампов она так и не выработала.
  
  Вздрогнули по второй, потом по третьей. Декламации общих и частных тем. Выпить хотелось смертельно, но я продолжал тужиться. Решил завалить тягу едой и стал мести что ни попадя.
  
  - А вы вот как детей воспитываете?
  
  Я поначалу даже не сообразил, что Димарик обращается ко мне. Моргнул пару раз в замешательстве, пожал плечами.
  
  - Нормально воспитываем.
  
  - А-а!- Димарик многозначительно воздел укоризненный палец.- А я вам скажу: неправильно вы воспитываете. Вы, молодежь, ничего в этом не смыслите. Начитались всяких книжек по воспитанию и думаете, что теперь самые умные. А вот у нас как по старинке! Батя знал только Слово и Кулак. Обычно все решало Слово. Но если не хватало, прикладывался и Кулак. Да, не без этого; зато и мы выросли дай Бог! Эх!- Димарик сокрушенно махнул в мою сторону, как на завалившего экзамен студента. Человек, который вырос дай бог почти алкашом. Плюс - не имел детей! О-ба-на! Бездетные они с Риммой.
  
  - Так, этому больше не наливать!- попытался я обратить все в шутку. Но никто почему-то не засмеялся, а все смотрели так, словно я испортил воздух. Денис оставил в покое свою мрачную отбивную, которую он усердно грыз минут пять, и занялся плетением убийственных планов по мою душу.
  
  - Ну, давайте за внуков теперь!- осклабилась Анна Витальевна.- Хотя и внуки нас не особо радуют своим присутствием.
  
  - Кряк!- закручинился Степан Антонович.
  
  - О, это надо!- обрадовался Васек, и такой мне:- Ну давай и ты теперь! За детей своих грех не выпить.
  
  Я уже не вытягивал этот бред и просто насупился. Ошибки, как правило, познаются спустя годы, и я понимаю, какой дичайшей ошибкой с моей стороны было заявиться на эту вакханалию. В запасе всего неделя воздержания, самый пик синдрома отмены. Чтобы отвлечься, я принялся рассматривать Вальку и размышлять, какая она без одежды. В моем восприятии Валюха была символом антисекса, и любопытство, как у них с Василием происходит в постели, на время увело меня в сторону.
  
  - Ну, давайте!
  
  Она уже задолбала этим своим "ну, давайте". За столом шумели и балаболили, я не мог ухватить ни одной связной нити. Мозг не справлялся с натиском информации. Димарик и Васек спелись на предмет автомобилей, закатав рукава удивительно однотипных рубах из фильмов про гангстеров. Анна Витальевна восседала с царственным видом, покачивая причесоном и чудовищными висюльками в ушах, по массе сравнимыми с якорями Черноморского флота. Степан Антонович хавал и прятал сенбернарьи глаза. Римма пухла на глазах, уминая "второе" и пятую или шестую рюмаху. Валька - пьяненькая стерлядь в бесцветном платье с рюшечками, старалась слушать всех сразу. Лена сидит особняком, будто бы не своя. Денисюк дошел до кондиции и завел мотор своего танка.
  
  - А ты че не пьешь, братан?- буравил он меня исподлобья.
  
  - Гонорею лечу, чувак,- в тон ему брякнул я, а Лена пнула меня под столом, чтобы я не увлекался и не портил день.
  
  Денис налился праведным кумачом и зло добил остатки ветчины.
  
  - Покурим, народ!- Васек первый выскочил из-за стола и ринулся на балкон.
  
  Очутившись на свежем воздухе, я с наслаждением продрал дымом легкие. На открытом, незастекленном балконе скучковалась лишь мужская половина, среди дам курила только Лена, однако никогда - в присутствии мачехи. Иначе утонем в нытье, как в гное. Я продолжал держаться особняком, что мне вообще-то было несвойственно. С другой стороны, откуда мне знать, что мне свойственно, а что нет, - я впервые на застолье трезвый.
  
  - Не умеете вы пить!- У дяди Антипа, наконец-то, созрел нравоучительный высер. Во время застолья он больше помалкивал, только лыбился снисходительно и цыкал с высоты своего опыта. Опыт ограничивался большей частью тасованием граненых стаканов - он уже одной ногой алкоголик.- Вот мы, бывало, с мужиками сядем. Бабы-то с нами не сидели, негоже. Им больше по стряпне да с детьми - самое место. Так, бывало, бадью самогону - только для разогреву. Куда вам со своими шкаликами! Мельчают мужики. Один вообще хлюст: не буду, не буду...
  
  - Кроме бухача есть еще достижения?- недружелюбно поинтересовался я.
  
  На балконе затихли, и в этой тишине проскрежетал мерзопакостно-снисходительный голос Антипыча.
  
  - Заткнулся бы. Мал еще, учить меня.
  
  Он затушил бычок в пепельнице и, вальяжно кряхтя, направился в комнату. Остальные, спешно толкаясь, последовали за ним. Никто не хотел задерживаться в компании с завязавшим алкоголиком, не умеющим контролировать свои эмоции.
  
  Вернувшись за стол, я подал знак Лене, что пора и честь знать. Она кивнула и повернулась к Анне Витальевне.
  
  - Мама, давай отойдем на минутку, разговор есть.
  
  Опять воцарилась гробовая тишина. Все-таки я был прав по поводу коалиции.
  
  - Говори при всех, раз есть,- высокомерно процедила тещенька, как плюнула.- Мы люди тут простые, все родственные. Секретов от близких не имеем.
  
  - Мы по поводу долга хотели уточнить...
  
  - Долга?- театрально изумилась Анна Витальевна.- Какого долга? Мы у тебя ничего в долг не брали.
  
  - У меня брали,- хмуро вклинился я.- Зачем комедию ломать?
  
  - Ну брали - и что?
  
  В смысле, блин, и что?! Кажется, я изначально недооценил мощь противостояния.
  
  - То, что отдавать нужно,- вежливо пояснил я, сохраняя остатки самообладания.- Близкие люди так и поступают. Отдают долги, когда приходит время.
  
  - Ты как со старшими бакланишь, братан?- вылупился на меня Денис.
  
  - Нормально бакланю, чувак. Даже без мата.
  
  - Вообще не нормально, братан. Ты чего-то предъявлять тут придумал. Так-то Анька сестра моя, просто так наехать не получится. Думал, придешь такой и справишься с женщиной?
  
  - Дядя Денис, тебя это вообще никак не касается!- Лена постаралась заткнуть придурка на место. Прочая гильдия плотоядно ухмылялась и сучила ручонками.
  
  - Ты, Ленка, погоди. Тебя никто не спрашивает. Выбрала себе такого мужа, теперь не лезь.
  
  - Я так понял, ты теперь мне будешь долг отдавать?- в лоб я спросил у Дениса.
  
  Он открыл рот, но ответить не успел, опередила Анна Витальевна.
  
  - Ты этих денег не заработал! - безапелляционно отрезала она.- Если бы заработал, был бы разговор. Они вам так достаются, с неба.
  
  У меня перекосило в горле. Я всякого ожидал, но не такого. На крайняк я предполагал, что нас с Леной будут прессовать какое-то время, а потом выбьют новый срок. Или навяжут выдачу долга частями. Но тут, похоже, замыслилось самое настоящее кидалово. И кого? Родной дочери? Потому что эти деньги такие же ее, как и мои. Они принадлежат также моим детям. Мне захотелось заорать: люди, вы чего? Да неужели люди так могут?
  
  И вот на этой веселой ноте я решил, что с меня на сегодня хватит. Иначе мы так и будем с Леной пыкать-мыкать, а вся звездобратия радостно изгаляться. Настало время показать, кто в доме хозяин.
  
  Я молча прошел на кухню, выдернул бутылку из бутылочного ежа, откупорил и заглушил из горла целую половину. Для меня в порядке вещей такие методы употребления, тем более, требовался мощнейший экспромт. Застольная компашка настороженно наблюдала, как я проследовал мимо них на балкон и закурил. По пути поймал взгляд Лены и пожал плечами. Она ответила еле заметным кивком, давая понять, что по-прежнему на моей стороне, хотя и поняла, что я похерил утренние клятвы. Я курил в одиночестве - с расстановкой, не торопясь, как дядька Казантип давеча. Алкоголь впитывался в сосуды, распространялся по кровеносной системе, приятным кумаром обволакивал мозг. И плотину подавленности, разочарования и боли прорвали хлынувшие из меня уверенность, эйфория и кураж.
  
  Я вернулся за стол и заявил:
  
  - Походу, надо выпить.
  
  - Вот это молодец!- тут же возликовал Васек, а Димарик одобрительно сощурился. Заступив на должность полевого командира, я схватил бутылку и разлил всем.
  
   - Так вот, Анна Витальевна, чего я имею. Ваша правда, мы за эти деньги кирпичи не таскали и уголь из недр не выламывали. Но эти деньги - они, понимаете, из наследства. У меня не было отца с конца девяностых, потому что он круглосуточно вкалывал и преждевременно почил, но деньги от него остались. Сначала перешли маме моей, потом мне. Так что это деньги и моей мамы тоже. В первую очередь - они ее. Если в вашей семье или где-то поблизости шныряют бакланы, полагающие, что моя мама не заслуживает уважения, попрошу таких людей удалиться. Или остатки бутылочного ежа сейчас начнут биться о головы.
  
  - Никто твою маму не думал задевать! - заверещала Кандибобер, побледнев.
  
  - Погоди, Ань,- встрял Денисюк.- Чувак, ты хорош угрожать. Давай нормально вопрос решать, по-семейному. Я в свое время с Каратом работал, так что знаю, как дела решаются.
  
  Я вылупился на него. Говорю же, все лучшее приходило ко мне по пьяни. Стоило мне накатить, и поперла масть, причем бубны, причем крупняк. Карат - иначе Каратаев - он был смотрящим в нашем городе. А еще он был тем человеком, которому я ежемесячно отстегивал бабки. А вы как думали? Что все так просто в этом мире? За мзду я был освобожден от беспокойства по поводу наркалыг, отирающихся у моей коммерческой недвижки, по поводу неадекватных конкурентов, по поводу неожиданных пожаров или битья окон. В маленьких городах каждая собака четко осведомлена о раскладах, а также о слабых и сильных звеньях. Именно поэтому мама в свое время передала недвижку под мое руководство, потому что я знал в городе людей, а она - не очень.
  
  Я молча извлек сотовый, пролистнул записную книжку, нашел имя Карата и повернул экраном к Денису.
  
  - Я так понимаю, самое время набрать Карату и рассказать, что кто-то тут ссылается на него в разговоре. Заодно вы все узнаете, что часть занятых денег принадлежит и ему тоже. Думаю, он сможет объяснить теорию чисел и долгов доступнее меня.
  
  Перемена мест слагаемых вышла столь радикальной, что сумма поменяла знак на "минус". Сказать, что Денисюк пересрался, - промолчать и не вспомнить. На секунду мне даже почудилось, что чувак готов разрыдаться. У этого с виду амбала и бандюгана вдруг резко ослабела гайка и совсем не по-амбальски затрясся подбородок. Я аж загляделся на сие диво - подбородок этот колыхающийся,- и продолжал держать телефон перед его глазками, пока Лена мягко не опустила мою руку. Видать, реальная перспектива привлечь к ситуации криминал вернула Денисюка на землю с понтовых небес.
  
  Игнорируя сакральное "ну, давайте", я плеснул себе в рюмку и опрокинул в однюху.
  
  - Так, с бакланами порешили,- возвестил я и плотоядно впился глазами в тещеньку.- Теперь с неплательщиками.
  
  - Ну-ка быстро прекратил!- загрохотал дядя Антип, уверовав в свой авторитет.- Прекратил так себя вести за столом, щенок!
  
  Я вдруг вспомнил усатика. Ну того, который плюнул в Бабеху Низнай-как-звать, когда последнюю одолели цыцульки. Казантипыч сидел далековато, так что плевать я поостерегся. Вместо этого я зачерпнул ложкой салат оливье и швырнул ему в лицо. Прям в морду попал, попутно забрызгав сидящую рядом Валюху. Алкоголь плескался во мне, крутил динамо, бил в литавры и горланил в мегафоны. Я сам от себя не ожидал такого свинства, но - что сделано, то сделано. Сейчас я уже давно не горжусь тем поступком, хотя тогда он казался вынужденной мерой.
  
  - Пшел вон отсюда, пьянь подзаборная,- бросил я в перекошенное лицо и мгновенно заслезившиеся глаза Антипыча. Тот униженно выполз из-за стола и поплелся в ванную смывать с себя салат. Валька суетливо обтиралась салфетками, Васек помогал и поглядывал на меня со смесью страха и ненависти. Димарик и Римма откровенно забавлялись зрелищем. - Итак, вернемся. Говорите, не пришли с утра помочь? Заманались малек, Анна Витальевна? Ну так-то нам нужно было двоих детей куда-то определить, а перед этим накормить, одеть, собрать. Пользуясь случаем, прошу напомнить, а когда вы сидели с внуками в последний раз? А, я же сам помню, когда. Никогда.
  
  - Вы родили, вы и воспитывайте!- зло бросила Кандибобер.- Нечего на других спихивать. Кто родители?
  
  - Так не вам говорить о родителях, Анна Витальевна,- хохотнул я.- Вам-то откуда знать, что это такое?
  
  - Убирайся!- завизжала тещенька, разбрызгивая остатки пищи изо рта. А Лена сжала под столом мою руку. Но то не было сдерживающим жестом, это было дружеское пожатие боевой подруги. Ведь рубился я не за деньги, и не по поводу задетого самолюбия. Я рубился за нее. За всю ее боль, ее невыраженные страхи и комплексы, которые ей насадила эта стерва в детстве. За одиночество и покинутость, когда родная мама умерла, а крякающий батя заменил ее в тот же день Кандибобером. - Оба убирайтесь! Никаких денег не увидите! Мы за них вкалываем с утра до вечера, а ты жируешь, нигде не работаешь, все с неба сыплется. Забудь про них! Ничего не докажешь. Хоть куда жалуйся. Договор есть с подписью? Ну и до свидания!
  
  Я пожал плечами, снова взял телефон, нашел в диктофоне запись и просто ее включил. Как раз дядяка Антип воротился с намытой, но грустной физиономией. Он чего-то засобирался, обиженно схватил со спинки стула свой дедовский пиписькин пинжак с засаленными локтями, но хрипловатый голос Анны Витальевны из диктофона притормозил его бегство.
  
   В полной тишине мы прослушали увертюру на тему о том, как теща клянчит денег в своей живописно-неповторимой манере - одолженческим тоном и через губу. Запись сделана втихаря, даже Лена была не в курсе, и теперь удивилась не меньше остальных.
  
  - И что?- взвизгнула Анна Витальевна.- Монтаж! Я от всего откажусь. Твое слово против моего. Попробуй только рыпнуться, я все на суде расскажу. И как ты бандитствовал в девяностых. И что обманом заполучил свою недвижимость. Суд у тебя все отберет. Вот увидишь. Только попробуй.
  
  И она реально в это верила! Очень ядовитая тварь.
  
  - Степан Антонович,- удивительно мягко обратился я к тестю, и тот испуганно вскинулся на меня разбуженным сенбернаром, заполучив разрыв шаблона.- Вы же обещали, что все вернете. Машину вы купили, у вас все ништяк, ездите. Ладно, если бы это только мои деньги были. Но это же деньги и Лены тоже. Ее-то за что кидать?
  
  Внезапно Степан Антонович поднялся. Вообще, я уже минут десять недоумевал, почему до сих пор никто из сборища не подорвался начистить мне рыло? И решил, что Крякало как раз наделил себя этой повинностью. Но приятно ошибся.
  
  - Я это...- Он прочистил горло.- Я уже приготовил все. Всю сумму. Сейчас принесу.
  
  - Не смей!- Анна Витальевна вцепилась в него мертвой хваткой.- Это наши деньги, мы их заработали! А он не заработал, за всю жизнь пальцем о палец не ударил!
  
  - Аня, все!- Тесть резко высвободился из ее хватки, и кандибобер на ее башке увял.- Она моя дочь.
  
  Ну вот и ладушки, изумился я такой легкой победе, на которую вовсе не рассчитывал. Так, потрепать нервы хотел. Теперь же, согласно стратегии в любой игре, нужно вовремя соскочить, чтобы остаться в плюсе. И мы с Леной засобирались.
  
  Степан Антонович сунул мне в руку толстенный конверт, когда мы с Леной уже дежурили в дверях, мечтая побыстрее слинять. Я открыл рот, чтобы сказать спасибо, но тут же и захлопнул. И Крякало спасибо не сказал. И Лена промолчала. Так мы и разошлись, словно незнакомые люди в неловкой ситуации, а меня вдобавок не покидало мерзкое ощущение, что наш отход напоминает бегство.
  
  - Охренеть ты перегнул сегодня!- Лена ощутимо ткнула меня в бок, когда мы вышли на улицу. Мы с ней переглянулись, понятливо хмыкнув, как это бывает только у близких людей.- Но я рада, что перегнул. Наверное, я поэтому живу с тобой и терплю все закидоны. Ты всегда будешь моим рыцарем.
  
  Мне вдруг захотелось сделать больше. У меня в кармане пачка денег кэшем.
  
  - Погнали на шоппинг? Ловим такси и в "Гостиный двор"? Или на Рынок? Накупим шмотья - себе, детям. Потом пиццу похаваем. Или давай лучше в ресторан завалимся.
  
  - Водкалар, пиволар? Как Ленчик?
  
  Я рассмеялся.
  
  - Точно!
  
  - Обокрали!- внезапно донеслось до нас завывание, показавшееся смутно знакомым. Мы с Леной недоуменно обернулись. За нами от подъезда неслась полупьяная Анна Витальевна Кандибобер, воинственно размахивая этим самым кандибобером в такт прыжкам. Глаза фанатично полыхали из-за очков, но выглядела она при этом жалко и растрепано.- Помогите, люди добрые! Как есть обокрали, последнее вынесли!
  
  Подскочив, она вцепилась в мою руку и повисла гирей. На балконах мгновенно образовались болельщики. Я растерялся вконец, даже не пытаясь стряхнуть с себя это чудо-юдо. Люди, заключившие сделку с совестью и козыряющие беспринципностью, всегда вводили меня в ступор.
  
  - Мама, перестань! Не позорься!
  
  - Не дам! Без гроша оставили! Верните назад, а то прокляну. И детей ваших прокляну. Люди добрые, помогите! Родных людей обокрали!
  
  Она вдруг размахнулась и влепила мне пощечину, ухитрившись вдобавок расцарапать щеку своими ногтями-крючьями. В моей голове раздался сигнал гонга, и я от всей души припечатал Кандибобера по скуле ладонью. Ее башка мотнулась, очки слетели прочь, скрежетнули в ее ушах монструозные висюльки, способные вызвать зависть у самой Червонной Королевы. Лена как раз тщилась оторвать от меня бешеную стерву, и потому та, потеряв равновесие, увлекла ее за собой. Я со своей стороны попытался в последний момент удержать обеих, но водка расширила мое ощущение горизонтов, так что я ожидаемо пал. Втроем мы рухнули на мостовую под гиканье и рукоплескание болельщиков, гроздьями облепивших балконы.
  
  Пытаясь послужить буфером, прежде всего для Лены, я сильно приложился правой половиной лица об асфальт. Лена ударилась рукой. Все это мы определили только назавтра по синякам. А чем там приложилась тещенька, мне было пофиг.
  
  Мы с Леной поспешили покинуть поле абсурда. Анна Витальевна осталась сидеть на асфальте, подвывая, нашаривая очки и потирая скулу, по которой я вдарил. Кандибобер топорщился инородной субстанцией. Подбежал припозднившийся Степан Антонович, проворонивший сольный выход жены. Он помог ей подняться и повел назад в подъезд, воркуя и оберегая от злобного мира.
  
  Конечно же, мы не поехали ни на какой рынок, ни за каким шмотьем. А поперлись прямиком в "КБ" на улицу "30 лет Победы", затарились бухлом и напились с Леной вдрыбаган. Утром она поехала на такси за детьми, а я отправился за опохмелкой. Мой алкоголизм объявил о начале очередной многомесячной регаты.
  
  Ну вот, а вы говорите - не пить!
  
  11.
  
  Вторично посетив собрание "Анонимных алкоголиков", я уже наловчился распознавать лица и выделять персоны. В прошлый раз я тупо сидел и истекал слизью, мне было не до близких контактов пятой степени. Среди женской половины группы вдруг обнаружилась дама, как две капли воды похожая на мою первую. И звали ее также - Алиска! Вот черт, бывают же совпадения! Причем имя не сказать, чтобы ходовое. Речь, конечно, идет о повзрослевшей и повидавшей виды копии, так ведь я и сам уже не юниор. Кажется, между нами прострельнуло, потому как мы все собрание играли с ней в гляделки.
  
  Пока играли, я со всей отчетливостью вспомнил ту первую Алиску. В тот день, на заре юности, я во второй раз в жизни напился, потерял девственность, а еще стал заядлым алкашом.
  
  Я так-то знал ее, Алиску, часто видел на районе. Но мы не попадали в одну компанию, а подойти напрямую я очковал знатно. Она была высоченной и не по годам развитой кобылой. Сиськи, все дела. Ее на машинах к подъезду привозили, а я промышлял медью и передергивал в туалете. Но после попойки на территории детсада в моей юной, изнуренной от спермотоксикоза, голове возник хитрый план. Я купил на прибыль от меди бутылку "Букет Молдавии", заныкал дома от матери в диван, а потом засел возле Алискиного подъезда в засаду.
  
  Полагаю, мой день Х настал, звезды сошлись, так что караулить пришлось недолго. Алиска выплыла из подъезда, вся такая намарафеченная, намылившись на блядки, а тут я кукую на скамейке, поджав ногу, как зяблик. Она была на шпильках, в короткой юбке, грива волос и тонны макияжа - она казалась взрослой теткой. На секунду я оробел, но тут же ринулся в омут.
  
  - Привет, Алиска!
  
  Она глянула на меня смазано.
  
  - Привет.
  
  - Есть минутка?
  
  Меня она тоже знала, мы часто мелькали под носом друг у друга. Так что она не задала деру, а задержалась вблизи скамейки, но садиться не стала.
  
  - Чего хотел?
  
  Меня обдало запахом ее парфюмерии, аж дух захватило. Я решил, что буду брать эту крепость тараном. В манипуляциях и схемах я не больно шарил, да и книжки читал все больше про драки и пальбу.
  
  - У меня винище осталось с недавнего праздника. Не хочешь составить компанию?
  
  Я ожидал, что она меня пошлет, и все закончится на этом аутсайдерском этапе, но Алиска вдруг откинула голову и расхохоталась.
  
  - Что, прям так сразу? Мы даже с тобой не тусили нигде. Почем я знаю, что ты нормальный?
  
  - Заодно и познакомимся!- залыбился я, довольный своей маскулинностью.
  
  Она присела рядом со мной и закурила. Хороший знак.
  
  - У тебя подружки нет, что ли?
  
  - Не-а...
  
  - Чего так?
  
  Я хрен знает, чего так. Наверное, оттого, что мне 14, и я еще вчера в прятки играл. Но с высоты возрастного полета я понимаю, что выглядел в ее глазах аналогично, как она в моих. Я был выше сверстников, массивнее, казался намного старше, беспроблемно затаривал бухло и сиги. В ее глазах я мог тоже выглядеть грозным трахальщиком-террористом.
  
  - Может, я тебя ждал,- заявил я, теряя берега.
  
  - У меня парень есть так-то,- охладила меня Алиска, и я скис. Видимо, курением на скамейке все и ограничится, уныло подумал я, но она вдруг добавила:- Сегодня не могу, дела. Давай завтра.
  
  Базара юк, бляха-муха! Хоть послезавтра! Я заверил, что завтра будет вообще идеально, мы обменялись домашними телефонами, и Алиска отчалила, цокая копытами и виляя задом.
  
  Назавтра я все приготовил, как подсказывала мне моя куцая интуиция. Приготовил чистые бокалы, купил презервативы в киоске, намылся и набрился. С Алиской созвонились с утра, она сказала, что придет к двум, так что у нас имелось в запасе целых пять часов до прихода матушки с работы. К двум Алиска не пришла, согласно традициям, о которых я тогда ничего не знал, приперлась к трем, но времени все равно оставалось навалом.
  
  Она была офигенной! Блин, не вру! Прям королева попоек с "Букетом Молдавии". Мы откупорили и без жеманства вдарили по первому бокалу. Больше я уже не останавливался в тот вечер, и Алиска не останавливалась тоже.
  
  - А закусона нет?- спросила она. Мы расположились с ней в зале на креслах, между нами стоял журнальный столик, на котором одиноко интересничала бутылка винища.
  
  - Колбаса есть...
  
  Она захохотала. Мне нравилось, как она смеялась - вульгарно и глубоко,- и я тоже с готовностью лыбился.
  
  - Ты ржачный! Кто вино колбасой закусывает? Шоколад нужен. Или фрукты.
  
  - Блин, шоколадки нет,- расстроился я.- Сгонять?
  
  - Забей. Сигаретами закусим.
  
  Мы выпили еще по одному бокалу, покурили на балконе, потом еще по одному. И сразу же стали родными людьми, не разлей вода.
  
  - Я девственность потеряла в двенадцать, прикинь!- упоенно рассказывала мне Алиска, блестя подкосевшими глазками.- В деревне. Меня предки туда сплавляли, чтобы сохранить. Целку мою блюли. Чтобы я гусями занималась, коров доила, грядки полола и не думала о мальчиках. Ну мы днем вкалываем, а ночью один хрен в клуб идем. Предки мои сами бы пожили в деревне недельку, после этого бы задумались. Чего мы там только не творили. Один повез меня на мотике катать, а потом в траву затащил. Ну и трахнулись мы. Я пьяная была, почти ничего не помню.
  
  Она хмыкнула и уставилась на пустой бокал.
  
  - Наливай!
  
  Я мгновенно исполнил.
  
  - Ну а ты сам? У тебя как было?
  
  - Да у меня вроде как не было еще,- признался я.
  
  - Да ладно?- Ее глаза загорелись.- Ну, значит, сегодня будет.
  
  И эта фраза вдохновила меня на еще один бокал вне очереди.
  
  Мы быстро и профессионально прикончили бутылку, и нас одолел недопив. Магаз имелся недалеко, я вызвался сгонять. Однако на полпути к входной двери я вдруг осознал, что если мы и дальше будем фиксироваться на питие, о потере девственности я могу забыть. Меня уже изрядно шатало, а еще ни фига не вечер. Я вернулся в зал, молча схватил Алиску за руку и поволок в спальню. По пути она хихикала и собирала углы, и уже не казалась мне взрослой.
  
  О презиках я, естественно, напрочь забыл, и засунул на живую. Сам процесс я помню довольно смутно. Елозил чего-то. Алиска лежала подо мной в позе мертвой царевны, на спине, закрыв глаза, и всю дорогу молчала. До конца сохранялась интрига - трахается она или уже спит. Еще помню, что у нее была небритая промежность, но и у себя я тоже в те времена не брил - интимное чистоплюйство пока не вошло в моду.
  
  Не знаю, кому как, а мне в первый раз было больновато. Член стоял исправно, я стандартно дрыгался и совершал поступательный натиск, но удовольствием не пахло и близко. У Алиски, скорей всего, не запахло тоже.
  
  В конце концов я заманался, сделал вид, что закончил, и высунул.
  
  - Тебе понравилось?- тупо спросил я, сам не знаю, зачем. Мне казалось, обязан спросить. Не спать же ложиться.
  
  - Понравилось,- тупо ответила она.
  
  И каждый в глубине души пришел к выводу, что бухать нам понравилось намного больше, чем трахаться. Посему я вернулся к первоначальному плану и предложил сгонять.
  
  - Давай,- кивнула Алиска, продолжая сохранять мертвую позицию, голая и с закрытыми глазами.
  
  И я впрямь понесся в магазин, который располагался на углу квартала и в торговой сетке совкового общепита когда-то значился под номером 40. Именно по этому критерию я определил много позже, что в тот день я стал алкоголиком. Нам было явно достаточно, но остановиться мы не могли. Я припер вторую бутылку, собрав по пути пыль со всех углов и насторожив кассира, а когда я вернулся, моя красавица все также занимала диван. Разве что ноги свела. Присев рядом, я какое-то время мацал ее сиськи, пытаясь разбудить. Потом торкнул в плечо уже безо всякого почтения.
  
  - Ты вино пить будешь?
  
  Она с трудом разлепила веки.
  
  - Наливай... Сейчас я...
  
  Я помог ей занять сидячее положение.
  
  - Только это... Погоди... Чет плохо мне... Туалет где?
  
  Я махнул рукой в сторону туалета, где она уже и так побывала за вечер раз пять. Алиска поднялась, взяла покачивающийся курс в ту сторону, а потом на полпути ее повело, и она рухнула на пол плашмя с высоты своего роста. Как будто куль с гвоздями громыхнул, казалось, вибрация отозвалась по всему жилому дому.
  
  Испуганный, я ринулся к ней и попытался реанимировать, одновременно оценивая последствия. Со рта закапало красным - при падении Алиска разбила губу. Кровь размазалась по подбородку, превратив ее в плотоядного зомби, и мой ужас усилился. А потом она конвульсивно выгнулась и блеванула прямо на пол приличным таким напором.
  
  Я вскочил, уворачиваясь от брызг. Потрясающее зрелище в моей комнате. Голая, без трусов, пьянющая, с окровавленной мордой телка, принявшая позу раком в луже собственной блевотины, явно готовая к дальнейшим подвигам. Меня самого уже штормило не по-детски, но мне хватило ума осознать, что вечер потери девственности стремительно выходит из-под контроля.
  
  Как была, на четвереньках, Алиска двинулась в поисках туалета, а я направлял ее словесными указаниями, чтобы не сбилась с пути и не уползла в башкирские степи. Подумывал даже пинка дать для твердости направления, но не решился. По пути она выдала еще пару блевотин, обозначив путь из моей комнаты до тубзика. Потом закрылась внутри и сидела долго, пугая унитаз и соседей по стояку.
  
  Я схватился за голову, стал нарезать круги по дому. Шутки кончились, скоро матушка вернется с работы, а тут такой сюрприз. Решив оставить Алиску на потом, я занялся полами. Налил ведро воды, взял тряпку и стал натирать. Ведро с водой вперемешку с блевотиной нужно было куда-то выливать, в туалете зависла рыгающая Алиска, в ванную - не вариант, слив забьется. Я покрутился, покрутился, и не придумал ничего лучшего, кроме как выплеснуть бодягу с балкона. Попутно забрызгал соседей снизу, о чем те будут вскорости жаловаться моей маман, а я делать круглые глаза, мотать башкой и списывать на поклеп.
  
  В процессе уборки я не забывал прикладываться ко второй бутылке. Уже из горла, не до бокалов мне было.
  
  Больше всего напрягало, что Алиска может вырубиться в туалете, и я до нее не достучусь, но это голое чудо все же вылезло. Я отвел ее в ванную, приказал привести себя в порядок, смыть кровь и блевотину. Сам ринулся в туалет и стал натирать там, потому как эта коза умудрилась наблевать мимо унитаза. Потом помог ей натянуть юбку и блузку.
  
  - Я, наверное, пойду,- промямлила Алиска заплетающимся языком.- Больше не влезет.
  
  - Я тебя провожу,- предложил я.
  
  - Не-а... Не нужно, чтобы нас видели. Разговоры пойдут.
  
  - Ты как дойдешь вообще?
  
  - Нормально. Что я, первый раз, что ли?
  
  Перед уходом она чмокнула меня на прощание своим блевотным ртом, а я, как рыцарь плаща и кинжала, достойно это стерпел.
  
  Я попросил ее позвонить, как дойдет, но она не позвонила. После ее ухода я еще немного бухнул, проверяя хату на предмет косяков. Обнаружил Алискины трусы, про которые мы оба забыли, и заныкал их себе в шкаф. Потом туда же запрятал недопитую бутылку и завалился спать, не дожидаясь прихода матушки. Которая, конечно же, обо всем догадалась, и назавтра перед работой растолкала меня и устроила допрос с пристрастием. Пришлось виниться. Она пообещала разобраться со мной позже и отчалила.
  
  Алиска перезвонила после обеда.
  
  - У тебя есть че похмелиться?
  
  - Вчерашнее винище еще полбутылки есть...
  
  - Я приду сейчас.
  
  - Давай. Заодно трусы заберешь.
  
  Она расхохоталась в трубку, из чего я заключил, что она в норме.
  
  И она привалила с распухшей губой и тщательно замазанным синяком на скуле. Вдвоем мы добили "Букет Молдавии" и снова оказались в постели. На сей раз по-взрослому. С презиком, какими-то невразумительными прелюдиями и зачатками удовольствия. Я, по крайней мере, кончил. Алиска уверяла, что тоже.
  
  12.
  
  Я познакомился с Леной Усмановой, когда мне было 26, а ей 18. Судьба распорядилась столкнуть нас днем, а ночь перед этим я отмотал в обезьяннике, в знаменитом на весь город заведении по улице Мажита Гафури. С Ленчиком Догадовым на пару.
  
  Попадалово случилось вообще из-за какого-то левого корефана, к которому Ленчику приспичило забуриться на ночь глядя. Он хоть и встречался уже всерьез со своей Катюхой, все равно был не прочь покуролесить, называя этот процесс "трансмутацией Ленчика в Леонида". Процесс, по его логике, должен завершиться свадьбой и поясом верности. Вечер начинался стандартно - днем. После обеда мы с Ленчиком дымили возле техносиловской курительной параши, и алкогольное возжелание явилось нам. Мы дернули до киоска, накатили пива там же, за киоском, флиртуя с продавщицей через полуоткрытую дверь. После работы продолжили у меня дома, а когда дошли до кондиции, двинули на улицу в поисках адюльтера. Но поскольку особого рвения к любовным играм мы в тот вечер не испытывали, то просто бродили по улицам и бубнили друг другу какую-то тряхомудрию.
  
  Только однажды я попытался напоить вечер женской энергией. Получилось не шибко галантно, но зато по Сервантесу. Ползем мы, значит, вдоль аллеи по Проспекту Нефтяников в сторону Площади Ленина, я краем глаза замечаю на скамейке двух курящих девиц, и Дон Кихот Ламанчский раскрыляется во мне на всю катушку. Я обрываю задушевный монолог, бросаю своего Санчо и подрываюсь к девкам, сопровождая атаку какими-то чрезмерными жестами. Девчонки, не знакомые с эпохой романтизма, моего импульсивного порыва не оценили, а повскакали и спрятались за скамейку.
  
  - Я сейчас на помощь буду звать!- рявкнула на меня та, что повыше.
  
  Мне пришлось застыть на полпути с распахнутой калиткой, не беря в толк, чего же мне дальше делать со своими мельницами. Аккуратное появление Ленчика Догадова из-за моей спины несколько разрядило обстановку. Мы обменялись с девчонками колкими фразами и разошлись по-быстрому, без дальнейших разборок.
  
  - Тебе лечиться надо, маньяк!- только крикнула мне в напутствие та, что повыше, но я решил не обращать внимания.
  
  Как впоследствии выяснилось, девчонки нас сглазили. Мы пересекли площадь, вышли на улицу Дзержинского, и вдруг Ленчик встрепенулся.
  
  - В этом доме корешок один живет, денег мне заторчал.- Он указал на трехэтажную сталинку - из тех, где нет подъездов, но есть парадные, и где нет перил, а есть балясины; еще там водятся духи коммунальщиков.- Давай заодно заскочим.
  
  Мы завалились с ним на первый этаж освещенной парадной, где Ленчик принялся увлеченно долбасить в одну из квартир как к себе домой. Долбасил он упорото, минут десять. Торкался и бубнил под нос неслыханную вульгарщину. Потом отступил назад, удивленно обозрел непреодолимую дверь и молча потопал на этаж выше. Я послушно поплелся следом. Мне бы уже тогда смекнуть, что Ленчик сегодня явно не в духе ориентировочно-розыскных мероприятий, но алкоголь убаюкивал меня, что так нормально.
  
  Ладно, мы подолбились в незнакомую дверь еще немного на втором этаже, а когда и это не принесло нам обещанных деньжат, то же самое попробовали на третьем. Ни в каком месте нам не открыли, из чего мы сделали заключение, что гостям тут не рады, и обиделись. А когда вышли на улицу, там нас уже поджидали доблестные милиционеры, тягостно привыкающие к новому статусу полицейских, утвержденному в том же году. Оказывается, мы с Ленчиком своей долбежкой переполошили в округе всех бабушек и их пекинесов.
  
  Нас без предисловий упекли в фургон и еще час или два мотали по всему городу. Постепенно фургон наполнялся интеллигентными людьми, не оцененными в этот поздний час. По мере того, как менты пихали внутрь все новую человекомассу, наполнялись и наши с Ленчиком мочевые пузыри. Сначала мы с ним иронизировали, что могли бы нассать друг другу в карман. Потом всерьез обсуждали идею отлить в фургоне, но интеллигентный народ душевно отговорил нас от этой затеи. Фургон трясло, как выпивоху с бодунища, света внутри не было, мы терлись друг о друга в полной темноте и изоляции от внешнего мира, и постепенно мочевой пузырь заполнил собой всю вселенную. Так что я не выдержал и стал орать ментам через стенку, что сейчас обоссусь.
  
  Дезориентированный, сбитый с толку, я пришел в себя и осознал свое положение уже тогда, когда очутился в камере в одних трусах. Ладно хоть поссать отвели перед этим. И я вдруг четко понимаю, что сегодня был последний день, когда мне нужно было отдать просроченный долг за "крышу". Тому самому Каратаеву, о котором речь шла выше, чтобы с моей недвижкой вдруг не случилось какой-нибудь пакости. Мне было сказано, что если сегодня я не расплачусь, мои помещения сожгут к чертовой матери, и после этого уже никто не пожелает взять их в аренду.
  
  Разумеется, мое положение даже близко не обстояло подобным образом, никаких "терок" или просрочек я никогда в активе не имел и допускать не собирался. Но в тот момент мне казалось, что нет ничего ярче и осознаннее в моей жизни, чем это озарение. Это был один из первых, наиболее кислотный, перекос в мозгах вследствие длительного употреба, помноженный на стресс от задержания. И я ринулся грудью на запертую дверь камеры.
  
  - Сержант!- заорал я через дверь. Без понятия, почему "сержант". Я вообще в званиях не разбираюсь.- Эй, сержант! Верни мобильник! Сержант, верни, пожалуйста, мне позвонить нужно. Я сейчас позвоню, и все будет, сержант. Все порешаем на месте.
  
  Кто-то назойливо тыркал меня сбоку. Я обернулся - предо мной лыбился дрищеватый, в цветастых семейных трусах, Ленчик Догадов. Очки у него отняли менты, и без них он выглядел, как барабулька в аквариуме.
  
  - Чепатый мафон!- сообщил он мне свою интерпретацию стихотворения "Узник".
  
  - Мне за "крышу" платить надо!- заорал я на него в панике, и Ленчик развернулся и отправился бродить куда-то вглубь кутузки. Я снова забарабанил:- Сержант! Дай телефон, я один звонок сделаю. Сейчас ребята подъедут и все порешают. Денег завезут, все путем. Сержант, ну будь человеком.
  
  Кто-то снова тыркнул меня сбоку, и вновь это оказался идиотски лыбящийся Ленчик.
  
  - Чепатый мафон,- поделился он со мной результатами обследований.
  
  Я в сердцах молча отпихнул его в сторону, и Ленчик вновь уполз куда-то в темноту.
  
  - Сержант! Ну пожалуйста, сержант, меня же пристрелят завтра!
  
  За дверями камеры горел яркий свет, высвечивая облупившиеся стены с какими-то потеками и аварийной электропроводкой. Часть света проникала через зарешеченное окошко, которое почему-то не стали закрывать, и внутри камеры можно было разглядеть все крупные штрихи. Большинство гавриков уже вовсю дрыхли, окуклившись под одеялами. Парочка любознательных джентльменов с интересом наблюдала за моими потугами, ожидая развязки. Один при этом дымил, стряхивая пепел на пол, - походу, бывалый ховальщик, ведь менты изъяли у нас все причиндалы, окромя природных. А Ленчик продолжал слоняться из угла в угол, изучая сумрачные стены.
  
  - Сержант!- орал я не в себе.- Освободи дверь! Мобильник, позвонить надо! Сержант, ведь грохнут. Не отдам. Сержант, выручай, отблагодарю.
  
  - Чепатый мафон!- пробубнил мне в ухо вновь образовавшийся Ленчик, и я снова отбрыкнулся от него.
  
  Привыкшие к барагозам, менты на мои выступления не реагировали ни разу. Я подолбился еще минут десять и, наконец, выдохся, смирившись со своей расстрельной участью. Ленчик угомонился тоже. Мы завалились с ним спать, но поскольку, пока умные люди занимали места и делили одеяла, мы с ним исполняли концертино, одеяло нам досталось одно на двоих. Мы укрылись под ним, как парочка гомосеков, и всю ночь стаскивали одеяло друг с друга.
  
  С утра все прошло гладко и рутинно. Протрезвевший народ погрузили во вчерашний фургон и повезли по адресам, чтобы собрать с каждого наличную мзду, именованную штрафом. У меня наличка имелась с собой, мне ее вернули в нетронутом виде, и я отстегнул прямо на месте за себя и за Ленчика, так что нас отпустили восвояси. Мы выползли с ним, как персонажи "Парижских тайн", этакие клошары из подворотни, похмельные и злые; вышли через главные ворота УВД в утренний мир на улицу Гафури. Закурили, щурясь на спешащий на работу народ. Захотелось для эффекта сесть на корты и сплюнуть, но я решил, что хватит с меня уголовной романтики.
  
  - Так я не понял!- вдруг спохватился я.- Мы в нужный дом зашли или вообще не в тот?
  
  - Какой дом?- Ленчик окатил меня недружелюбием и перегаром.
  
  - Ну где мы долбились вчера.
  
  - Мы вчера в дом долбились? Чепатый мафон!- И Ленчик двинул, покачивая похмельной головой, прямиком по направлению к нашей с ним "Техносиле", ненавидя меня каждой клеточкой. Поскольку ему предстояло бродить среди стеллажей еще весь день, а у меня по удачному стечению графиков сегодня стоял выходной
  
  Таким образом, нам с Догадовым посчастливилось застигнуть закат исправительных учреждений, именуемых "вытрезвителями". К следующему году все вытрезвители по России будут закрыты, а сама система упразднена.
  
  Я немного проводил Ленчика до работы, а потом свинтил за пивом. Насладился им в незнакомом скверике, в старой части города. Алкоголь воздал мне по заслугам за сумасшедшую ночь: раздвинул шлюзы, и в члены хлынула живительная сила. Я воспрял и разважничался. Теперь все произошедшее воспринималось мной как еще одна юмористическая страничка в жизненном дневнике. Старые дрожжи поддавали жару, я решил развеяться по городу, предварительно заглушив еще пару банок.
  
  На смурной и утренний люд я поглядывал свысока. Мне-то не надо на работу бежать, завтра только. Вокруг меня открывались магазины, сотрудники выносили на тротуары рекламные плакаты и штендеры. Мысленно я перекрестил Ленчика Догадова, пожелав ему удачи в бою. За мятый вид Верка-администратор его не взгреет, у самой рыло в пыльце, в вот покупашки - взгреют, еще как, попеременно меняя запросы и теребя тупыми просьбами. Солнце набирало силу, вперевалку пробираясь между верхушками высоток. Прохладный утренний ветерок любовно поглаживал.
  
  И тут из-за поворота вырулила машина ДПС.
  
  Я не медлил ни секунды. Я тут же осознал, что ищут меня. Кто-то из соседей в том дворе, где я похмелялся, накапал в ментовку, и меня снова хотят упечь. Я развернулся и рванул прочь, теряя тапки.
  
  Мне было пофиг на шарахающихся от меня прохожих, фиксирующих в анналах памяти мчащегося на 5-й скорости бухарика с перекошенной похмельной мордой. Я летел вперед, как сизокрылый голубь, выпущенный из пушки, я петлял, нырял в кварталы и конспирировался, как ниндзя. Менял направление, запутывал следы и изворачивался. Лиходействовал, короче. Выпьем за лиходейство! В какой-то момент я вдруг вновь оказался на вчерашнем Проспекте Нефтяников, только чуть дальше, в сторону Узла Связи, в незнакомом, с виду неблагополучном, дворике, и там на скамейке у подъезда я увидел Лену.
  
  - Девушка!- Я плюхнулся рядом с ней, действуя интуитивно. Я помню, что зачем-то глянул на часы и отметил про себя с короткой вспышкой изумления, что прошло всего несколько минут с тех пор, как я увидел патруль ДПС. Мне казалось, я драпал и петлял по кварталам в течение получаса. - Прошу, только не пугайтесь! Мне срочно нужна ваша помощь!
  
  Она смотрела на меня в ужасе, застыв с сигаретой в руке. Восемнадцатилетняя девчонка и маргинальный клошар. Из ближайшего подъезда, как назло, выползла дородная тетка с собачкой. Я изобразил графа Бестужева, но тетка все равно смерила уничижительно. Теперь и эта вскорости наберет ментам!
  
  - За мной погоня!- поспешил я объясниться, пока девушка не задала стрекача уже от меня, переняв эстафету.- Давайте сделаем вид, что мы вместе.
  - Погоня?- Она огляделась.- Никто вроде не гонится.
  
  - Отстали! Но гнались. Я просто покурю рядом, как будто мы вместе, и отвалю.
  
  - А мы вместе?
  
  Я не заметил иронии. Боялся повторного обезьянника и ерзал на измене. И все могло действительно закончится минут через пять. Я бы покурил, ведь сигареты мне любезно вернули утром вместе с деньгами, и отчалил бы, через минуту уже забыв о самом факте встречи. И не было бы этого путешествия, длиною в полжизни. Не было бы небесного счастья поначалу и смертельного горя после. Но Лена вдруг спросила:
  
  - Стрелять будут? Или просто бить?
  
  Это вернуло меня в стойло, и мне пришлось к ней приглядеться. Признаюсь честно, мгновенного западалова, как, например, на Алиску, не случилось в помине. Первое, что я заметил,- слегка опухшие глаза. Как будто недавно она плакала. Глаза карие, выразительные.
  
  - Ни то, ни другое,- успокоил я, начиная улыбаться и с ходу седлая новую волну.- Вчера вечером слишком увлеклись с дружком. Проблем с милицией нажили. Но ничего такого, просто пьяные были, гуляли поздно.
  
  - Пьяные?- Лена затянулась и внимательно изучила меня сквозь дым.- Вчера вечером? Вместе с дружком?
  
  - Ну да...
  
  - Не вы, случайно, мою подругу напугали? Они вдвоем курили на скамейке возле Площади.
  
  Я вылупился на нее, а потом расхохотался.
  
  - Да ладно? Ты серьезно? Ни фига себе, совпадение! А ты тут каким боком?
  
  - Она мне позвонила вчера уже перед сном. Она живет вон там по соседству, я сама из этого района, в детстве в этом доме жила. Рассказала, что какие-то два маньяка к ним прицепились на улице.
  
  - Ничего не маньяки!- отмахнулся я.- Просто познакомиться хотели.
  
  - Ну-ну.- Лена хмыкнула, и какое-то время мы молча курили.
  
  Потом я заинтересованно на нее покосился. Алкоголь во мне никогда не подразумевал обходных путей, поэтому я спросил в лоб:
  
  - Плакала?
  
  Она помолчала секунду-другую. Затем молча кивнула.
  
  - Поделишься? Нам же надо делать вид, что мы вместе. А то заметут меня.
  
  - Это скука смертная. Обычные терки с родителями.
  
  - Мама не одобряет длину юбки?- выстрелил я наугад.
  
  - У меня нет мамы. Я с мачехой живу.
  
  - Ни фига себе скука!- воскликнул я.
  
  В общем, выудил я у нее подробности. Пусть помятый, завонялый и гашеный, все же под мухой я был по большей части обаяшкой. Когда не спарринговался с тещей и не долбил по двери камеры, заклиная сержанта. Картина вырисовывалась следующая: мачеха Лены, не имея опыта с собственными детьми по причине отсутствия оных, практиковала на Лене метод воспитания, называемый "отложенными обещаниями". Я в тот день не знал еще, что она Кандибобер. Думал, мачеха просто какая-то, типа золушкина. Но уже тогда я воспылал праведным гневом от некоторых подробностей, замыслив вдарить будущей тещеньке промеж рогов.
  
  К примеру. В девятом классе мачеха пообещала Лене новенький мобильник, если та закончит учебный год на четверки-пятерки. Лена свою часть сделки выполнила, Лена вообще была ответственным человеком. Мачеха - хрен вам, выкуси! Только обычное кидалово с подарком, по мнению Анны Витальевны, не содержало должного эффекта. Нужно было оформить это дело под жизненный урок. И мачеха наклепала отцу Лены, что какая-то тетенька (!) застукала Лену на дискотеке (!!), где та бухала из горла в обнимку с пацанами. Лена действительно зависала накануне на дискаче, все прочее было шито белыми нитками, даже мне стало смешно. Какая нахрен дискотечная тетенька? Степан Антонович же не засмеялся, так что Лена получила дома разгон и запрет на массовые мероприятия. После скандала всем уже было не до телефона или требований справедливости.
  
  Или. Прошлым летом класс Лены замыслил трехдневный поход на природу, о чем Лена уведомила предков чуть ли не за месяц. Мачеха любезно согласилась, но выдвинула встречное условие. У них имелась дача в Кантюковке, километров 10 от города. Ну как дача... Халупа старая, Кандибобер там прозябала до тех пор, пока на горизонте не замаячил вдовый Степан Антонович (Лена подозревала, что "замаячили" эти двое раньше вдовства). Мачеха перебралась на хату к новому мужу, халупа осталась за ней и теперь служила летним семейным домиком. К домику прилагался участок, все путем, так что семейка Усмановых дружно по весне его возделывала.
  
  Условие же было таковым: в течение месяца Лена гнет на огороде хребет, и если после этого овощные культуры будут радовать глаз и претендовать на призовой урожай, Лена заслужит свою трехдневную отлучку. Лена вновь повелась. Не поняла еще, что "отложенные обещания" нужно считать "несбывшимися обещаниями". Моталась на маршрутке на эту ихнюю бахчу по три-четыре раза в неделю, поливала, полола, окучивала и даже немного копала. Ну а поскольку в будни предки-то работали, моталась Лена в одиночестве, чем и воспользовалась Кандибобер.
  
  Вся эпопея свелась к тому, что мачехе пожаловались соседи (другие тетеньки), что Лена, вместо того чтобы гнуться в три погибели, устраивает на даче притон и разврат. Приезжает в компании молодежи, и там они бухают, курят, слушают громкую музыку и горланят "акуна матата!" на все село. Самое смешное, что Лена к тому времени уже курила, и ее действительно часто палили соседи с сигареткой, и при желании Кандибобер могла бы найти действительно реальный повод докопаться. Но реальность Анну Витальевну не интересовала, будущая тещенька перлась от выдуманных историй. Тоже мне, Гофман с кандибобером. Само собой, на идею с трехдневным походом легла могильная плита, равно как и на любые походы, будь то в соседний двор или в магаз за шоколадкой.
  
  На сей раз мачеха превзошла саму себя и учудила вопиющую хрень. От родной мамы Лене остались украшения. Не то чтобы драгоценности Шахерезады, но и не бирюльки. Пара колец, сережки, брошка и подвеска. Советское золото, не хухры-мыхры. В детстве Лена хранила эти сокровища у себя под сердцем и периодически любовно примеряла их перед зеркалом. Степан Антонович не находил в этом ничего зазорного, но это все потому, что Степан Антонович ни бельмеса не смыслит в воспитании. Спасибо Анне Витальевне, которая открыла ему глаза, после чего изъяла все украшения и наложила запрет. Лена плакала три дня. В конце концов даже отец не выдержал и досадливо крякнул в сторону новой жены.
  
  Анна Витальевна была не из тех, кто торопится запрокинуть лапки. Покумекав на паузе, она выдала компромисс: украшения останутся под ее присмотром до тех пор, пока Лена не закончит школу с четверками и пятерками. Я спрашивал Лену уже много позже: верила ли она? И Лена сказала мне страшную вещь: она заставила себя верить. У нее не было выбора, иначе она бы сломалась.
  
  Итог предопределен. Вчера, накануне нашего знакомства, Лена получила школьный аттестат. А вечером ее поджидали дома скорбная Анна Витальевна и крякающий в возмущенном негодовании Степан Антонович. Случилось страшное: пропали эксклюзивной работы сережки мачехи, ее любимые сережки. Те самые беспонтовые якорные цепи, что болтались у нее в ушах в день нашего с ней спарринга. Она так их берегла, что даже надевала только по праздникам, а все остальное время сережки пылились у нее в тумбочке. И сегодня она обнаружила, что не пылятся? А кто мог взять? Уж всяко не кто-то из мутных дружков или родичей, типа Денисюка, время от времени ошивающихся у них дома и разевающих на чужое. Всяко это кто-то из Лены. Либо ее вороватые подружки, либо она сама. Других вариантов не остается.
  
  Это был серьезный удар. Серьезное обвинение. Лена не выдержала, сорвалась, а Кандибоберу только этого и нужно. Они проорали друг на друга весь вчерашний вечер, и сегодня утро началось тем же. Так что Лена не стала искушать судьбу, ведь в доме имелось много разных эффективных предметов - тот же нож, или тупо расческа, кипяток из кастрюли тоже нормуль. Она сбежала из дома, на последние карманные деньги купила сигарет, пошла бродить по городу и в конце концов приземлилась в своем старом детском дворе, где она жила еще с родной мамой. Тут на нее наткнулся я, передавая привет из обезьянника.
  
  - Мне кажется, ей нечего больше возвращать,- призналась Лена, и опять начала плакать.- Мне кажется, она давно продала все мамины украшения.
  
  - Да ладно? Да разве люди так могут?
  
  Как показала практика - могут, вполне.
  
  - Походу, мне надо выпить,- огорошил я.- Ты пива не хочешь?
  
  Она усмехнулась сквозь слезы.
  
  - Я спиртное еще ни разу не пробовала.
  
  - Да ладно?- Я снова изумился. Четверть часа назад рядом со мной сидела ничем не примечательная девчонка, и вдруг я словно открыл для себя новый мир.
  
  - Что удивительного? Я училась так-то. Мне же украшения вернуть обещали за хорошие оценки. Да и вообще я в школе была старостой, вроде как пример для подражания. Мне много раз предлагали на вечеринках, но я пока не созрела.
  
  - Что-то мне подсказывает, что именно сейчас тебе нужна алкотерапия,- вкрадчиво искушал я.
  
  - Ну да! Особенно после закидона мачехи еще домой под мухой прийти.
  
  - А чего тебе терять?
  
  Она серьезно обдумала мой вопрос.
  
  - Я завишу от них. Меня и так со всех сторон прессуют. Мне самой эти четверки-пятерки в школе нахрен были не нужны. Они думают, что я буду в институт поступать, но я не буду. Вообще больше ничего не буду, пойду работать. Потом отучусь на заочке, если захочу. Еще несколько лет я с ними не выдержу. А в другой город учиться они меня не отпустят. Так что, пока не устроилась на работу и не сняла хату, буду пай-девочкой.
  
  И, как в опровержение своих же слов, она закурила новую сигарету.
  
  Когда слезы высохли, я проводил ее до дома, который располагался на улице Губкина. Мы, наверное, выглядели странной парой. Если бы я причепурился и немного протрезвел, то сошел бы за кавалера, пусть даже Лена на моем фоне выглядела совсем юной. А так создавалось впечатление, что к школьнице пристал на улице бич промзоновский, и только наша оживленная беседа сглаживала внешний диссонанс.
  
  Мы распрощались, обменявшись телефонами и сговорившись обязательно покурить еще раз как-нибудь вместе на лавочке. Но я никак не ожидал, что Лена позвонит мне уже через десять минут, когда ее дом еще оставался в поле зрения.
  
  - Кажется, тебе все-таки удастся меня сегодня напоить,- сообщила она смеющимся голосом.- Предки на дачу умотали, оставили записку. Написали, что нашли сережки. До понедельника их не будет.
  
  Я развернулся и втопил назад. С этого дня у нас все и закрутилось.
  
  13.
  
  Efes Pilsener. Попытка Љ2. Стайка рецидивистов-алкашей в форме мушкетеров готова пожертвовать свободой ради пива. Все правильно: миру мир, народу beer. Пей, народ, пиво пенное, будет настроение охрененное. Взалкай, народ, водяры сдобной, ну и закуски в момент Бог пошлет. Будет тебе, народ, все, что только пожелаешь. Возомнишь себя счастливым - будешь счастливым. Возомнишь свободным - а даже и так! Возомнишь независимым - тебе и карты в руки. В чем еще истинная независимость, если не в свободе накатить с утра пивциллинового варенья? Шлифани, народ, пивком, все решится самотеком. Спивайся, народ, в трубу. Не мешай нормальным людям загребать под себя.
  
  Замыслив уйти в завязку вторично, я, наученный горьким опытом, подошел к решению методично. Снарядился в путь-дорогу и нагрянул в наркологичку кодироваться. Врачиха с ходу поинтересовалась, сколько обычно я выпиваю. Я не разумел в количествах, только в годах. В мыслях перелистнулись хаотично события и даты, омытые полноводными реками алкоголя. Часы и дни, проведенные в беседах с самим собой или с экраном монитора, бесконечные ночи, размежеванные походами до ночников и обратно - покуда держат ноги. Неисправный насос внутри меня поглощал спиртное ведрами бесперебойно, ведь даже с Алиской я умудрился не проблеваться.
  
  Поэтому я сказал врачихе, что пью обычно три-четыре литра пива.
  
  - И пять сможете?- спросила врачиха, уткнувшись в листок.
  
  - Да легко!- бездумно ответил я.
  
  - И десять?
  
  Она ехидно на меня косилась, и я понял, что попался. Я пожал плечами, что само по себе раскрывало карты.
  
  - Ладно, все понятно. На сколько будете кодироваться?
  
  - Даже не знаю...- Этот пункт я до сих пор для себя не обозначил, готовясь к эпохальному событию. Я выдержал необходимую неделю трезвости, прежде чем заявиться, изучил все побочки и рекомендации, а вот со сроком межевался.- Предполагается, что навсегда. Лет на десять.
  
  - Не надо на десять,- предостерегла доктор.- Большие сроки угнетают, а вы новичок. Советую начать с малого. Оптимально - год. Кодировка - это ведь только первый шаг. А дальше - работа над собой. Учитесь жить в трезвости. Но не стоит дожидаться конца срока, где-то за месяц рекомендую прийти и закодироваться вторично, снова на год. А вот уже потом можно и на три.
  
  Я кивнул, кротко соглашаясь.
  
  Врачиха засандалила мне болючий укол под лопатку, а потом догнала еще дозняком в вену. С процедуры меня окатил лютый жар, длившийся минуту-две, в течение которых я сидел на кушетке, тупо лыбясь и примеривая на себя облик исправившегося алкопёрого.
  
  - Дети есть?- спросила доктор. Я присмотрелся к ней и вдруг обнаружил женщину. Ну в смысле, как есть - молодую, чернявенькую и симпотную. Прежде я видел только белый халат.
  
  - Двое,- сказал я.- Пацаны.
  
  - Если вы хотите, чтобы ваши дети выросли здоровыми членами общества, они никогда не должны видеть родителей пьяными. Вообще никогда, понимаете?
  
  - Угу...
  
  Мы мило распрощались, я даже умудрился ввернуть ей по старой памяти комплимент, а затем поплелся на шугняке в новую жизнь. Мне казалось, что даже звуки улицы звучат как-то иначе. И народ зырит въедливо, словно мысленно спрашивает, кодировался я сегодня с утра или нет. Я прямиком отправился в магаз, чтобы провести эксперимент. Встал посреди виноводочного лицом к бутылочной батарее и стал искать внутри себя шифрограммы. Из мутных глубин ничего не всплыло, никаких позывов, из чего я сделал вывод, что кодировка точно работает, и я больше не алкоголик. Купил шоколадку и дома сожрал ее.
  
  Поначалу было нормально, даже прикольно. Это как попробовать новую позу из Камасутры - некоторое время доставляет, пока нерв не защемит. Вокруг меня обнаружилась целая прорва времени, которая ничем не занята, и я озаботился заполнением пустот. Сперва подумывал устроиться в какой-нибудь магаз, но тут же отмел эту идею. Если для меня и существуют факторы риска, то рабочий коллектив в торговле должен стоять на первом месте. Свежо предание.
  
  Как-то вечером, сидя на толчке, я придумал организовать дома косметический ремонт. В интернете обнаружился целый мир статей и пабликов, посвященных интерьерам, мебели, декору, материалам, инструментам и пособиям для чайников. Идею я утаивал, но загорелся капитально, и много времени втайне провел за штурмом разрозненной информации. Но однажды я вдруг обнаружил, что брожу по кругу, и одно тащит за собой другое. Замена электрики подразумевала долбежку стен, а долбежка стен не мыслилась без переезда. Перед заменой межкомнатных дверей желательно было перестелить пол, и здесь тоже пришлось бы съезжать. Короче говоря, косметический ремонт по всем параметрам тянул на капитальный. Так-то мы с Леной вполне могли снять хату и пожить какое-то время на чемоданах, но ведь первоначальная идея основывалась на приятных переменах, а тут вырисовывался чудовищный головняк на несколько месяцев. Так что я скомкал эту тему и смыл в том же унитазе.
  
  Я решил заняться самообразованием, но не сильно в этом преуспел. Изучать науку, психологию, новые методы программирования, втыкать иностранные языки - я многое пытался, но ничто не зацепило. Может, не хватало мозгов. Может, было банально скучно. Но самое главное, я не понимал - зачем. Отсутствие мотивации похоронило еще одну, со всех сторон благородную и трезвую идею.
  
  Я вздохнул и поплелся к Лене.
  
  - Займись тем, чем тебе всегда нравилось заниматься,- посоветовала она.
  
  - Как ты?- недовольно пробурчал я.
  
  - В смысле?
  
  - Тебе, наверное, нравится заниматься твоей гребаной обувью?
  
  Лена махнула на меня рукой и оставила в покое наедине с моим мерзким, испортившимся характером.
  
  Чем нравилось... Всю жизнь меня прикалывало только бухло и бабы. Еще медь таскал, но это просто детство и отсутствие карманной наличности. Осознание, что я уникум, постигло мой отягощенный трезвостью рассудок. Я - бесполезнейший кусок дерьма на планете. Я ничего не вложил в социум, кроме двоих бездумно рожденных детей. Я мог только жрать и бухать в голову, а теперь я могу только жрать в голову. И возникает справедливый вопрос уже о мотивациях моей жены. С какой радости она живет с такой амебой, как я?
  
  - Тогда займись спортом,- сказала мне Лена на следующее утро.- Лучшее решение на все времена. К тому же у тебя все данные есть, ты массивный.
  
  И я записался в спортзал, и стал тренироваться по пять дней в неделю, и это худо-бедно заполняло пространство физическое, но не могло заполнить умственное.
  
  Я понимал, что в основе всего лежит кандибобер. Совсем дурак был бы, если бы не понял. Одиночество, предательство отца, продолжительная домашняя тирания, манипуляции и откровенные подставы - это не та почва, на которой можно выстроить здоровые отношения. Я появился в жизни Лены в критический момент, и кризис спровоцировал благодарность, а благодарность - привязанность. Ведь коренной целью всех "отложенных обещаний" является уничтожение критического мышления. Лена не мыслила критически, потому что просто так воспитана. И я тоже не мыслил, потому что бухал и не умел. Мы уцепились друг за друга и плыли по течению.
  
  Но если нет? Что если в этом уравнении лишь одна неизвестная - Лена? Что если у нее имелся очень даже четкий план? Что если она выбрала меня целенаправленно, руководствуясь а) имеющейся у меня жилплощадью, б) ветренным образом жизни, не предполагающим серьезную оценку действительности и в) статистикой. По статистике такие пинчепосы, как я, долголетием не блещут. Или как в случае с дядей Романом, я тоже вряд ли выживу на зоне, случись мне туда попасть.
  
  И Лена приобретает полную свободу и независимость. И от Кандибобера. И от никчемного муженька.
  
  Итак, ковырял я и ковырял все эти нудные занозы. Перед сном ковырял, по утру, днем во время готовки, во время прослушивания Винченцо Беллини, в спортзале на беговой дорожке. И в конце концов подвел плачевный знаменатель: мне нужна альтернатива. Обычно при любой загвоздке я перво-наперво уговаривал 0,5, после чего мог разрулить любой конфликт на Ближнем Востоке. Теперь же, весь такой новоявленный и закодированный, я должен был срочно раздобыть себе какую-нибудь суррогатину.
  
  Одним прекрасным летним днем я решил не ходить в спортзал - накачался уже, культурист хренов,- а взял курс в сторону дома Догадовых. Ведь сам Ленчик ступил на альтернативный путь, еще когда мы вместе тусили. Он начал в Техносиле: во время перекуров время от времени дымил не табаком, а вовсе иной консистенцией, и потом тупил и хихикал за стеллажами, залипая на электропроводку. Потом, чуть не сверзившись с моста на железнодорожные рельсы, Ленчик модернизировал свои приоритеты, посчитав, что укурок за рулем более защищен от неприятностей, чем колдырь. Теперь я рассчитывал обрести в его лице избавителя меня от себя самого, несмотря на охладевшую дружбу и взаимные обидки.
  
  Невыносимая жара на улице долбила по затылку и сгущала мрак мыслей насчет будущего. Лето - моя любимая и самая комфортная пора,- в этом году мне как-то не зашло. Однотипные дома-клише нависали со всех сторон, грозя сплющить мелкую протрезвевшую букашку. Я выбрался из кварталов на улицу Ленина, поименованную Бродвеем еще в хрущевские времена, и на секунду застыл с разинутым ртом, напоровшись на массовое сборище. И сразу вспомнил: сегодня 12 июня! День независимости! Лена говорила с утра перед работой, и в обычный период жизни я бы после такого известия тут же настрополился в магаз, а тут лишь криво ухмыльнулся.
  
  Но празднество, как и алкогольный дух, преследовало меня, ненавидя за отступничество. Стоял послеобеденный час, и я волочил ноги в сторону дома Догадовых, морщась от жары и ненавидя телепающихся вдоль и поперек людишек.
  
  Вот средних лет пара плетется как на Голгофу. Цель образная, объект неразличим, направление по ярко выраженной синусоиде. Праздник ведь, нужно нажраться. Ты не человек, если не нажрешься со всеми. Ты глист одноклеточный, и никуда не годен, аксакалы тебя проклянут, а красавица не выберет. В случае с этой парочкой - даже не разобрать, кто кого поддерживает. Двусторонний процесс - стоит пошатнуться одному, и тут же кренится второй. Два часа дня, а эти двое уже независимы. Их Голгофа - в еще одной фатальной рюмке.
  
  Молодая семейка. Отец с вальяжным видом толкает перед собой коляску с ребенком. Мамаша вышагивает рядом: эффектные булочки переливаются под новомодными ярко-красными брюками - провокаторами для быков и подспудным исканием лучшей жизни. Банка пива в руке, обернутая в защитный пакет на американский манер, - показатель, что искания покуда тщетны. В глазах мужика - тонны самодовольства, он самец и глава семьи. И не пьет даже, предоставляя это своей кукле, и кто-то же должен следить за ребенком.
  
  Вот команда девиц-малолеток на ортопедических каблуках. Справляют День независимости. Преданы Путину и ненавидят предков. У одной пополз чулок, но это ее сейчас мало заботит: "ершик" свое дело знает, блокируя определенные уголки самосознания. Вот оно, будущее России: поймите нас правильно, мы хотим оторваться. Мы десять лет вкалывали за партами, с нас довольно. Где сегодня зависаем? Пошлите прошвырнемся, зацепим нормальных пацанов!
  
  Вот нормальные пацаны. Идут навстречу, издали начинают давить лыбу: почуяли девчачьи флюиды. Один бритый, другой патлатый, у третьего цепь до пупка. Рядится в нового русского. Девицам ништяк. Вначале - хихиканье, лукавые взгляды, постепенно обе группы замедляют шаг и начинаются торги, смысл которых один - оценить степень перспективности. Я прохожу мимо, и дальнейшее мне неизвестно.
  
  Вот еще одни пацаны - постарше и посмурнее. Эти уже "конкретно нормальные, в натуре". Бляха-муха, мат-перемат, кому набить морду? Напоминают клонов Никитоса Билявского. Вполне возможно, что сейчас они докопаются до тех, кто позади, рисуясь перед самками. А может, и нет, ведь сегодня выходной, и вокруг - многочисленные свободные территории, а бандитствующих беспредельщиков из "Каст" дожали еще в нулевых, да и прочие банды приуныли.
  
  Группа дородных теток - бухгалтерш или работниц банковской сферы. Без мужей. Не исключено, что половинки уже надрались где-нибудь в междусобойчике и киснут до кондиции, или рыгают в кустах, чем не вариант. Тетки решают проветриться, целомудренно построить глазки прохожим, покурить тайком от мужей и детей, посплетничать о сексе.
  
  Еще одна супружеская пара. Мужик никакой, изо рта - словесный понос, граничащий с мычанием. Жена зло шипит, не глядя на свое родное сопливое чудовище. Сама затащила с утра в компанию друзей или коллег по работе, теперь вот расплачивается - пришлось уйти пораньше. Мужик не выдерживает и выдает коронную фразу всех спиртоглотов:
  
  - Да пошла ты! Я что, не имею права выпить?
  
  Имеешь, отчего же. Пей, дружбан, пей крепко, и будет нормальдос. Ты пропустил взросление сына, сломал в прошлом году дерево, на подходе - кража или поджог чьего-то дома, но от судьбы не уйдешь. Она поджидает тебя. Главное - добраться до дома - она ждет тебя в запотевшей початой бутылке, с тщательно обернутым пленкой горлышком, чтоб не выдохлось. И будет клево! Не будешь чувствовать себя жирафом, а будешь чувствовать себя третейским судьей.
  
  Это мне так везет, что попадаются на пути сплошь бухарики? Даже если и сохранились самородки, как моя Лена - которая почти не пьет, только курит беспрерывно,- то их не видно. Они или в завязке, или на работе. А эти - уже отработали. Они вкалывали с утра до вечера, и кто может их в этом обвинить? Они устали. Им нужен праздник. Зачем? Это ведь повод! Всего лишь повод расслабиться. Что за расслабуха без повода - русскому человеку необходим повод. Стряхнем усталость! Стряхнем цепи экономических перипетий! Накосореземся вдрызг! Мы - независимы!
  
  - Кто-нибудь способен провести весь день, слушая Винченцо Беллини?
  
  - А на хрен?!!
  
  Забивание голов высокими идеями ведет к ответственности перед собственной совестью. Статья Љ 1 Алкогольного Кодекса Российской Федерации.
  
  Дверь мне открыла Катька Догадова. Она обладала формами и всегда умело их подчеркивала. На ней - домашние шорты и топ с бретельками, обнажающий верхние полукружия массивных грудей. Глаза - как и всегда - смеющиеся и блудливые.
  
  - Привет, я к Ленчику. Он дома?- Я спросил, потому что не увидел знакомую "девятку" на привычном месте возле подъезда.
  
  - Где ему еще быть?- хмыкнула Катька, запустила меня внутрь и исчезла на кухне.
  
  Поскольку мне предоставилось самому выяснять, где шифруется Ленчик Догадов, я зашел сначала в гостиную. У них двушка, как и у нас с Леной, только ипотечная. Ленчик обитал именно там, где я предположил: заседал за компом в очках, майке-алкоголичке и цветастых семейных трусах, сверкая дрищеватыми ляжками. Живо напомнил мне наши злоключения в обезьяннике многими годами ранее. С тех пор он повзрослел, подурнел, похудел, а окуляры заметно потускнели.
  
  - Привет, Максим! - выдал я с ходу.
  
  Он обдал меня хмурым гостеприимством, снова залип на монитор.
  
  - Чепатый мафон! Шутить изволишь?
  
  - Проверяю, помнишь свое имя или нет,- любезно пояснил я, подсаживаясь поближе и проверяя экран. Ленчик резался в онлайн-покер.- Где твоя тачка? Гараж купил?
  
  Ленчик потемнел еще больше, став похожим на арапа.
  
  - Юк тачки. Капец, короче.
  
  - Продал?
  
  - Угу. Если бы! Разбил из-за какого-то мудака-алаярина. Въезд на Бочкарева знаешь? Там этот чмырь меня подрезал, и я угандошился об столб. Мотору кабзда. Ладно сам жив остался. Чмырей развелось.- Ленчик помолчал и добавил, словно оправдываясь:- Он бухим был.
  
  О своем, наверняка аналогичном состоянии, поспособствовавшем дорожной адгезии, он скромно умолчал. Ну и я тоже не стал накалять. Кивнул вместо этого на экран и спросил:
  
  - Выигрываешь?
  
  - Когда как. Чаще выигрываю.
  
  - Разбогатеть реально?
  
  - Мне? Мне точно нереально. Таким как я, брат мой, разбогатеть никогда нереально.
  
  - С чего вдруг такой пессимизм?
  
  Ленчик помолчал. Он покликал мышкой, чего-то там перетасовал - я не силен в карточных играх. Я обратил внимание, что он стал каким-то насупленным. Мерклым. Как престарелый спортсмен-неудачник. Хотя вроде с Катькой у них все нормально, - по крайней мере, с виду, а лично я не дознавался.
  
  - Код надо знать. В основе всего лежит код, друг мой. Во всем заложена программа. Ты, кстати, программист же. Должен знать.
  
  - Я такой же программист, как дядя Роман косметолог. Дядю Романа знаешь?
  
  - Друган твой?
  
  - Сосед.
  
  - А, этот... В натуре, тип!
  
  Мы помолчали.
  
  - Ты знал, что пиво по свойствам более близко к каннабису, чем к спирту?- вдруг спросил Ленчик.
  
  - Нет.- Я действительно удивился.- Не знал. Это ты к чему?
  
  - К тому, что сколько нам открытий чудных...- Невнятно проговорил Ленчик.- Я же пиво раньше пил. Пиволар - помнишь? А потом вдруг на "траву" потянуло. А это все код, мой друг. Во всем заложена прога, - и в еде, и в бухле. Если ее "крякнуть", можно стать хоть Юрием Гагариным, хоть Калигулой.
  
  - Максим, ты меня пугаешь,- решил я еще раз пошутить, но Ленчик даже не хмыкнул.
  
  Он покрутил колесико мыши, что-то там пощелкал на экране. Потом хитро глянул на меня. Пока я только предполагал, что Ленчик раскумаренный, теперь же его необъятные зрачки меня в этом удостоверили. Он спросил:
  
  - Скажи по правде, твоя нынешняя жизнь - это результат твоих действий? Твоих желаний? Или этих, как их, - мечт? Или просто говно в проруби?
  
  Теперь уже я насупился.
  
  - За говно не скажу. Как-то это слишком... прямолинейно.
  
  - Но ведь ты не мечтал в детстве, что будешь жить именно так?
  
  - Не мечтал,- признался я.- А знаешь, почему? Потому что я в детстве ни о чем не мечтал.
  
  Ленчик воззрился на меня своими зрачками-тарелками. Что-то покрутил у себя в голове, какие-то свои каннабисные тумблеры, потом тряхнул головой.
  
  - Чепатый мафон! Значит ты - уникальный Петросян.
  
  Опять какие-то мутные догадовские приколы. Честно говоря, он мне уже надоел, хотя я только что заявился.
  
  - Но не о тебе речь. Я вот мечтал в юности стать банкиром. С предками жили напротив Уралсиба, он как раз открылся в девяностых. Я смотрел на них из окна, пока уроки учил. На всех этих типов в костюмчиках. Думал - повзрослею, отучусь, тоже таким стану. Но не стал. И почти любой пацан не стал. Ты никогда не думал, почему "должен" часто оказывается сильнее "хочу"?
  
  - Может, потому что "должен" часто проще?- проворчал я.- И понакатанней? Тебе говорят "должен" и тут же предлагают варианты. Для "хочу" нужно послать всех подальше, оторвать жопу и самому стирать руки в кровь. А нахрен?
  
  - А почему не наоборот?- давил Ленчик.- Что если все наоборот? Человек создан, чтобы сказку сделать былью? И это должно происходить легко. Но кто-то узурпировал эту суперспособность. И заставил таких, как ты, думать одинаково. А чтобы одинаковее думалось, всегда есть бухло. Вряд ли ты мечтал в детстве о бухле.
  
  "Видимо, именно поэтому ты переквалифицировался в наркота",- с неудовольствием подумал я. Раньше, когда мы с ним квасили вдвоем, мы могли развивать эту тему до утра, блуждая по темным переулкам города и попутно нарываясь на неприятности. Теперь Ленчик сменил амплуа, а я вообще сижу омерзительно трезвый. Расстояние между нами стало бескрайним, чтобы надеяться на прежний контакт. И это печалило.
  
  - Поэтому я не стану никогда богатым,- только и заключил Ленчик и вернулся к своему покеру.- Я не знаю кода. Мозгов не хватит.
  
  Я поерзал на месте, посмотрел на стены, на мебель, немного на люстру. Потом спросил:
  
  - У тебя кофе есть? Угостишь?
  
  - На кухне там пошебарши, где-то есть, поищи,- махнул рукой Ленчик. И присовокупил для понимания:- Там Катюха.
  
  - Катюху искать не надо?- уточнил я.
  
  - Не...
  
  Мне осталось только пожать плечами и бесславно отползти на кухню. Катюха в этот момент как раз что-то выбрасывала в мусорное ведро под мойкой, наклонившись в три погибели и выставив в мою сторону прекрасный зад. Я проглотил слюни и резко отвел взгляд.
  
  - Кать, есть кофе?
  
  - Было где-то. Сейчас налью.- Она ловко щелкнула электрочайником, запуская кипятилку, и извлекла кружку.- Слышала, ты бухать бросил?
  
  - Фигасе! - Я был действительно поражен. Ткань, призванная во все времена служить пологом для личных секретов, в современном мире истончилась донельзя. Я был уверен, что о моей кодировке знают только Лена и Врачиха.- Откуда?
  
  - А я не помню! Сказал кто-то.
  
  - Ленчик вроде тоже бросил?
  
  Она кисло меня оглядела.
  
  - Если это шутка, то неуместная.
  
  Я смешался. Пока она наливала мне кофе, я сидел за ее спиной и не знал, куда пялиться. То ли на кофе, то ли в окно, то ли на Катькины ляжки. Жаль, что у них не было кота - я бы пялился на кота. Потуг для продолжения обличительной тирады Катюха не выказывала, и я попытался зайти в обход.
  
  - Что у вас вообще происходит? Все нормально?
  
  - Ты же сам его видел только что. Он уже с утра такой обдолбанный. Скоро отрубится, и хоть МЧС вызывай - не поднять. И такое каждый день.
  
  Ленчик мне пытался только что в другой комнате задвинуть про законы кармы и порочный круг сансары - ну, в тех узких и задымленных горизонтах, в которых был сейчас способен. Походу у них самая настоящая беда за фасадом относительного благополучия и молодости. Правительство выделяет многомиллионные средства на строительство школ и садиков, сколько средств выделено на вызволение таких вот людей из сансары? Или это просто отбраковка, категория падших, неустойчивый элемент? Я не знал, чем могу им помочь, я себе-то помочь еле могу.
  
  - А где он сейчас работает?
  
  - А нигде! Я работаю. А он нет. Видимо, хочет, как ты, недвижку в аренду сдавать. Только у него одно отличие - недвижки пока нет. И наша еще ипотечная.
  
  Ох уж мне эта недвижка! Сколько я встречал людей, которые все свои неурядицы почему-то в результате сводят к моему наследству. Я взял кофе и глотнул. Голимый Максвелл Хаус, распространенный в народе благодаря удачной рекламе и песне Моби. Ладно, сойдет. Я прихватил его и отправился снова к Ленчику. Так-то у меня имелась цель прихода, я ж не просто так сюда забурился погостить и вспомнить былые денечки. Но только Ленчик меня уже не ждал. Леонид Догадов мирно сопел в две дырки, опустив накумаренную голову прямо на клавиатуру. Очки нелепо съехали с лица.
  
  Я опять развернулся и поперся на кухню, как тот паровозик из Ромашково, который всю дорогу болтался не пришей кобыле хвост.
  
  - Забыл чего?- спросила Катька.- Сахар, молоко?
  
  - Он спит там,- сдал я Ленчика.
  
  - Тогда забей. Торкать бесполезно. Сам через пару часов очухается и дальше пойдет куролесить.
  
  Я скользнул за кухонный стол и какое-то время пил кофе. Катька стояла ко мне спиной и что-то там строгала. Салат, по-видимому. Праздничный салат ко Дню Независимости.
  
  - Слушай, Кать, ты не в курсе, где у Ленчика заначка?
  
  Я был готов к тому, что она швырнет в меня ножик. Мой приход был явно не в тему, а уж вопрос по заначку вообще не в масть. Но Катька даже не повела бровью.
  
  - Плющит?
  
  - Есть малеха,- признался я.
  
  - Бывает. Сейчас гляну.
  
  Она отложила нож и на какое-то время исчезла. Вернулась с двумя уже забитыми косяками, что немного не соответствовало моей истинной цели прихода: я планировал затариться у Ленчика впрок, чтобы попустить синдром отмены хотя бы еще в течение месяца. Но пришлось не гугнить, а пользоваться моментом, позволив событиям складываться впереди меня.
  
  - Только не здесь. В туалет пошли.
  
  И мы заперлись с ней в туалете, с этой молодой и полуголой самкой, в то время как ее муж и мой бывший корешок болтался в отключке в своих каннабисных мирах. Где у него всяко исполнялись желания, и он прилетал к своим мечтам на крыльях одного лишь честного слова. "Травка" подействовала почти молниеносно, я даже удивился такому резкому переходу в мир расслабона, а потом запоздало и с печалью осознал, что дело не в наркоте. А дело в том, в каком дичайшем напряжении я слонялся последние недели.
  
  Я не помню, о чем мы с Катькой болтали в узком туалете, пока кумарили. Может, ни о чем. Но зато очень хорошо помню, как, выбросив окурок в унитаз, она вдруг резко ко мне придвинулась и прилипла влажным ртом к моим губам.
  
  Я охренел! Секунду ничего не делал от шока. Потом решил позвать на помощь. Потом сообразил, что призыв о помощи явно не то, что требуется в подобной ситуации. А потом...
  
  Короче, все эти мысли в голове... О Лене. О том, что я просто расходный материал, ступенька на ее жизненном пути. Гаечный ключ для ремонта карьерного движка. Еще эта кодировка. Жара, толпы бухих и полуголых баб на улице. Травка еще...
  
  Короче, я не устоял и трахнул Ленчикову жену! Прямо в туалете, безо всякого презика. Отхреначил ее как шлюху, сзади, намотав на кулак волосы. Катька хрипло стонала, как заправская курильщица опиума, а меня накрыло с головой, и мозги потекли, - я жарил ее как в тумане, не заботясь об элементарной конспирации. И кончил внутрь.
  
  Потом я скомкано засобирался и тупо сдриснул. Вероятно, выглядя при этом в глазах Катюхи паскудной омежкой в ряду греческих самцов, справившей природное деяние и трусливо бегущей прочь. Дым в голове рассеялся на улице, когда я обнаружил себя на скамеечке подальше от дома Ленчика и Катьки. И когда он рассеялся, я всерьез ужаснулся.
  
  До этого дня я ни разу не изменял Лене. Даже в мыслях! Даже когда дрочил, представлял только ее! А дрочка занимает у похмелюги далеко не последнее место, поскольку ощущения во время абстиненции такие пронзительные, что не приснятся ни одному трезвеннику.
  
  Я сидел на косоногой скамейке, отпугивая сегодняшних бабушек,- накумаренный, шокированный и жалкий. Меня потрясла до глубины нутра сила секунды, и мне вспомнился маленький Дима Ваняткин. Что придает секунде дополнительную мощь, что возвеличивает ее до силы межгалактического взрыва? Секунду назад ты - ребенок, ты играешь с машинками или смотришь мультик, и вдруг - ты летишь с балкона пятого этажа мордой в асфальт, но это уже не игры, а ты - не авиатор. Секунду назад ты выходишь из дверей офиса или проходной сварочного цеха, ты видишь в мыслях предстоящие выходные - прогулка с женой по скверу, поход с ребенком в боулинг или на каток, вечерние обеды и ни к чему не обязывающие мелодрамы, беседы перед сном и поцелуи в полночь. И вдруг - ты опрокидываешь стакан, и твой шаг - необратим. Нет в мире силы, способной обратить алкоголика и заставить остановиться после первой, и все выходные превращаются в головную боль, поиски ближайших киосков, словесный понос, неадекватные жесты и выпады, слюни перед монитором ввечеру.
  
  Всего лишь секунда отделяла меня от того, чтобы схватить Катьку за волосы, развернуть к себе задом и спустить с нее эти домашние шорты вместе со стрингами. И уже нельзя откатить назад, и это самое чудовищное - тебе жить с этой секундой на загривке всю свою жизнь.
  
  Вот бы научиться предвидеть эти секунды. Стать хозяином своей судьбы и осуществлять свои мечты. Но имеем то, что имеем. Потому что код доступен лишь единицам на планете Земля, удел же прочих - водкалар, пиволар, будет знатный холивар. И я знаю только один способ, как урегулировать этот мой внутренний конфликт на высочайшем уровне. Я просто отбросил все сомнения и мысли и рванул в виноводочный.
  
  К этому ведь все и сводилось, правда? Праздник как-никак, День Независимости.
  
  Я вытерпел до дома, а там откупорил и жахнул. До конца кодировки еще оставалось полсрока, так что я не медлил, чтобы не подпустить здравомыслие. После нескольких глотков пива меня накрыло жаром - примерно половина того огня, охватившего меня в кабинете нарколога. Вдобавок грудь и спина пошли какими-то мерзкими красными пятнами, и вскоре я обратился в долматинца-ханурика. Я перепугался и пригубил еще малек. Глотков двадцать. Бояться реанимации было гораздо безопаснее, привычней и правильнее, нежели бояться окунуться в последствия своего мерзкого греха, своей подлой натуры, в мрак решающей секунды. Которая рвет мир пополам на "до" и "после".
  
  А через час пятна начали бледнеть, жар снизился, а к приходу Лены все симптомы исчезли. Вместе с чувством вины и омерзения. Я совершил ошибку, очень серьезный проступок, но я заплатил за него трезвостью. Я уже наказал сам себя тем, что опрокинул фатальный стакан.
  
  Короче говоря, я вернулся к тому, с чего начал.
  
  14.
  
  Не поверите, кого я встретил на очередном собрании АА! Леху Агопова по кличке Агопа! Моего дворового кореша и пожизненного, как мне казалось, раздолбая. Я прифигел и испытал когнитивку. Леха, шныряющий по цехам с настроенным на медь флюгером в голове, борзеющий от первого в жизни алкоголя, валяющийся в нокауте после стычки с Золотаревым в обоссанной песочнице. Алексей, остепенившийся и с ранней проседью, в бородке и с пузиком. Я ведь был убежден, что он погиб смертью храбрых в очередной стычке с дозняком, об этом твердили во всех сарафанных сводках. И вот он передо мной. Живой, пузатенький и завязавший.
  
  Слухи вовсе не врали. У Лехи была - на минуточку! - клиническая смерть. Отделавшись инвалидностью и седыми волосами, Леха оклемался, после чего умело заменил наркоту на бухло. Примерно то же самое пытался провернуть я, только в обратную сторону, - и провернул бы, если бы не Катюхин закидон в туалете и не мой слабый передок. Вторично оказавшись в реанимации, а после - в наркологичке, Леха Агопов подцепился к анонимным алкашам - сначала безынициативным хануриком на постое, а теперь вот - деятельным трезвенником. Агопа меня вспомнил, но о судьбе моей ничего не знал, что меня в который раз удивило. Мне казалось, обо мне до сих пор шушукается весь город и пугает моим именем вредных детей, и только пресловутая анонимность в группе спасает меня от побивания камнями.
  
  Мы разобнимались с Агопой, как фронтовые товарищи на руинах противника, и он естественным образом стал моим наставником. В АА их кличут "спонсорами", но только денег "на поправку" они не дают, а вместо этого по кусочкам отрывают от тебя частички твоего алкогольного "я". Чтобы на его месте постепенно проклевывалась новая личность, жмурящаяся перед ужасом трезвой жизни. Агопа стал первым человеком, которого я подпустил к черным страницам моей летописи, написанным после того, как я бесславно завершил "попытку Љ2" супружеской изменой и выскочил на разгуляй-поле, как сорвавшийся с цепи аскет.
  
  Нужно было мириться с Анной Витальевной. Минул цельный год, ни много ни мало, со дня нашей с ней рукопашной на потеху местным зевакам и сплетникам. Кандибобер теперь дворовая звезда таланта, доморощенная Волочкова; как минимум минуту славы она в тот день себе завоевала. Круглый год обе противоборствующие группировки стойко выдерживали обет молчания. Ни мы с Леной, ни Кандибобер с Крякалом не звонили, не писали и не слали астральных призывов. Внуки перелистнули год, и я думал, что это будет сложной задачей - нейтрально объяснить, в какой чертов колодец вдруг провалились дед с бабкой, и при этом не скатиться в матершину. Но либо возраст, либо современное мышление, либо гаджетный мир размягчали сцепки привязанностей, и внуки не лезли на стену от родственной тоски.
  
  Хошь-не-хошь, а такой уж у нас с Леной был подход. Не могли мы существовать в перманентных контрах с родичами. Родичи могли, даже запросто, а мы ерзали как на заусенцах. А еще с политической точки зрения Степан Антонович оставался, пусть захудалым и отстраненным, но все же отцом Лены. И единственной ниточкой к воспоминаниям о ее родной матери, и если эту ниточку обрезать - шарик улетит в небо навсегда. Тещенька была тоже своего рода нитью, шерстяной и чулочной; если не принимать во внимание ее персону, то можно забыть об отношениях с тестем. Ну и поскольку моральное спокойствие Лены стояло для меня не на последнем месте, я скукожил хлеборезку и навострился на поклон.
  
  Я ведь прекрасно помню, как все начиналось... Помню, как никогда, ярчайшую последовательность сцен и событий, помню каждую мелочь и каждую фразу. Помню лучик солнца, ползущий по столешнице по направлению к краю пропасти. Помню кусок паутины под потолком, нивелирующий тещину репутацию. Помню запах хлеба на кухне, помню щебет вечерних птиц, шум телека за стеной, оповещающего о новых преступлениях. Помню вкус водки. Я уговорил свою стартовую 0,5 перед походом к Анне Витальевне - для придания должного фасона. Я не знал, что мне была уготована роковая дата, и, вероятно, никакое спиртное не способно пробудить в человеке дар предвидения.
  
  Чтобы привнести в картину примирения достоверность и капельку домашности, мы прихватили с собой Лешку и Артемку. Покормили их хорошенько перед походом, потому как у Артемыча имелась легкая форма аллергии на сладкое, а Кандибобер постоянно норовила подсунуть ему конфетку. Зачем она норовила, я без понятия, мы просто принимали это как данность и подстраховывались. Гарантию предварительные обеды не давали, но хотя бы существовала надежда, что Артемыч не обожрется от пуза непойми чем где-нибудь в тихом углу, пока взрослые наводят мосты.
  
  Заседание присяжных состоялось на кухне, детей мы спровадили смотреть телеканал "Карусель" и не мелькать. Степан Антонович откупорил родимую по такому случаю и спрыснул на четверых. Я ожидал трений, наездов и провокаций, но Кандибобер не выглядела воинственной или надменной, а выглядела она потерянной и кислой, как закручинившаяся Бузинная матушка. Зачем-то терла руку всю дорогу, словно намекала на последствия драки год назад, но по факту это был обыкновенный нервяк. Агрессивный зачесон поник и казался ветошью. Прежде всяких других слов мы сперва накатили по одной, и тут же - по второй, сбивая барьеры и умасливая пути.
  
  - Анна Витальевна, я реально прошу прощения, от души, что не сдержался тогда,- правдиво заканючил я, открывая спикерскую.- Как-то глупо вышло, на рефлексе. Я когда осознал, чего натворил, всю ночь потом не спал. Реально было стыдно и мерзко от себя. Сразу не нашел смелости попросить прощения, а потом чем дальше - тем сложнее. Короче целый год набирался храбрости. Я уже перед Леной извинился, перед детьми тоже, что вот так у нас в семье случилось по моей вине. Теперь склоняю голову перед вами. Простите.
  
  Я придирчиво зыркнул на обоих оппонентов, проверяя реакцию, и припечатал:
  
  - Я даже в церковь сходил, свечки поставил всем за здравие.
  
  Ага, в церковь я ходил. Чертей гонять с похмелья! О, по пьяни я мог и не такое задвинуть, смею вас уверить! Шарль Перро на максималках. Но Кандибобер зело прониклась и смотрела на меня со смесью признательности и потрясения, как на ожившего средневекового паладина.
  
  - У меня еще неделю потом щека болела,- попеняла мне теща, для чего-то продолжая тереть руку, обнаруживая таинственные взаимосвязи, но я уже видел, что она стремительно оттаивает.
  
  - Я очень извиняюсь!- приплюсовал я, и искренность струилась из моих глаз селевыми потоками. Я мельком подумал, не стоит ли повторить покаянную молитву и в отношении Степана Антоновича, но счел, что на вторичную тираду искренности у меня уже не осталось.
  
  - Ладно, чего уж!- Кандибобер вздохнула, как это может делать только она - одновременно скорбно и пренебрежительно.- Кто старое помянет... Все уж быльем проросло!
  
  А то! - мог бы хохотнуть я в этом месте нашего живописного примирения, и тем самым схлопнуть лавочку уже необратимо. Много чего проросло, дражайшие родичи, мать вашу! У меня, к примеру, проросли первые седые волосы. Я за этот год успел резко бросить пить, потом резко начать пить, потом раздумчиво закодироваться, потом так же раздумчиво сорваться на полпути. Лену повысили на работе до директора филиала. Через неделю сентябрь, и Лешка идет в первый класс. Мы пережили пик КОВИДа, который благополучно не коснулся никого из нас, и теперь начинаем облегченно стаскивать маски, сверкая бледными физиономиями, а в моем случае еще и скошенными от выпитого зенками. Но и без гриппа - сколько мелких хворей мы пережили за этот год с детишками - не сосчитать. Иногда помогала моя квантовая мама, но мне было стремно взваливать на нее наши проблемы, и так она для меня сделала в сумме больше, чем все известные мне родители, и в конце этого списка телепались непричастные, но загребущие и чванливые теща с тестем. Мы с Леной условились так: Лена продолжает карьеру, а на больничных сижу с детьми я. Смысл нам вдвоем торчать дома, к тому же я должен ведь на что-то годиться; кодировка здорово поспособствовала прочищению в умах, и осознание себя никчемошним шматком пищевода, засасывающим водку как родниковый нектар, стимулировал меня на самоотдачу в семье. Так что я прописался домохозяйкой: варил обеды, стряхивал градусники и вытирал сопливые носы, а если бы кто-то посмел назвать меня "каблуком", без раздумий пропесочил бы в рыло, будь то хоть сам Ленчик Догадов. Я кашеварил и драил сантехнику с плитой, как трансгендерная Золушка, ну а ежедневные горячительные коктейли и музыка Беллини с Вивальди фоном всяко-разно превращали рутину в волшебство и буйство красок.
  
  Мы сидели за столом и изо все сих тужились смотреться дружной семейкой. Тещенька нарезала сыр и колбасу, и желудок, обогащенный водкой, получил нехитрую снедь в качестве чаевых на закусь. Примирение состоялось, все остальные огрехи в воспитании можно с натяжкой списать на неловкость ситуации.
  
  - Мы, наверное, переночуем здесь,- шепнула мне Лена, когда пришла пора уматывать.- Так будет правильно. Да и по внукам они соскучились.
  
  Я не уловил в пространстве вселенской тоски по внукам. Когда наши парни забегали на кухню, Кандибобер умело спроваживала их назад, а Крякало одобрительно крякал. Но причин для спора я не видел, к тому же мне было фиолетово, с кем допивать этот вечер. В однюху даже лучше; я уж и забыл, когда в последний раз я принадлежал самому себе без оглядки на часы. Я мысленно потер руки, планируя заскочить за пивциллином на обратном пути и зависнуть за компом до утренних петухов.
  
  Напоследок Степан Антонович затащил меня на кухню, чтобы долбануть итоговую, потому как в бутылке оставалось еще на два пальца. Мы с ним по-родственному чокнулись, и именно на этой ноте моя память резко пошла в отказ. Как и в случае с Димой Ваняткиным - вчистую. Как и в десятке других, не столь трагичных мелочах, которые все вместе уже давно сигнализировали мне о близости коллапса, но покажите мне алкаша, который бы хоть раз вовремя прислушался к внутренним импульсам, окромя импульсов в сторону разливухи?
  
  Следующая сцена: я трудно просыпаюсь от звонка охрипшего мобильника на следующее утро. Пока я с дикого бодунища вспоминал, какая это планета и в чье неудобное тело вселилось мое "я", телефон умолк. Первая мысль содержала скупой синопсис вчерашнего примирения с тещенькой, а отсутствие уколов совести этого свидетельствовало, что примирение прошло удачно. Я продрал глаза, потер многострадальную голову инопланетянина, бессмысленно позалипал на антураж вокруг. На первый взгляд, все норм. Я дома. Телефон, что немаловажно, тоже дома. Вчера уладил с Кандибобером. Потом догонялся в однюху, пока не провалился в понос.
  
  Тем не менее, вдруг образовалась тревога и засверлила по нарастающей, как неугомонный сосед с дрелью. Словно вчера я забыл выключить газ или профукал карту в банкомате. Я не стал с ходу впадать в панику, потому что уже давно так не наклюкивался. Нечеловеческое похмелье плюс высокое давление с утра - гремучая смесь, вызывающая бесконтрольную, ни на чем не основанную тревогу. Алконавты знают!
  
  Посему я первым делом организовал розыск остаточных "витаминов". Поиски не затянулись, по всему дому валялись недопитые пивные баклажки, и если объединить всю осадочную муть, то можно вполне наскрести на нормальный опохмел. Я чуть не блеванул от омерзительного вкуса и канализационного запаха наполовину выдохшегося пива, но заставил себя проглотить эту мерзость как рыбий жир в детстве, ведь нужно было как-то унять бетонные барабаны, долбящие по подкорке.
  
  Я взял мобильник и узрел восемь пропущенных от Лены. Перенабрал.
  
  - Привет, спящая красавица!- бодро шибанул по нервам голос жены, и я съежился.- Выдрыхся?
  
  - Вроде...- Выпитая бурда всасывалась изнемогающим желудком, пелена перед глазами истончалась. От куска слипшихся пельменей в голове стали отделяться связные пельмешки-мысли.
  
  - Мы назад собираемся. Скоро приедем.
  
  - Окей...- Я оглядел берлогу одним заплывшим глазом, прикидывая, хватит ли времени замести следы. Следы заключались только в пустых баклажках, которые обычно бесхлопотно трамбуются за пять секунд в пустой пакет. Желательно непроницаемый, чтобы шифроваться от соседей.
  
  - Как Лешка?- спросила Лена, и я замер. Добряк с дрелью внутри меня включил максимальную скорость.
  
  - В смысле - Лешка?- Инопланетный лоб покрылся испариной.- Он же с тобой.
  
  - Очень смешно,- отозвалась Лена, и память-паскуда издевательски выдала мне еще одну сцену после титров. Мы собираемся на мирный брифинг к теще, и Лешка вцепляется в самокат мертвой хваткой. Мы условились, что туда мы довезем самокат в багажнике такси, а обратно пойдем пешком, и у Лешки будет возможность погонять. Но планы поменялись, Лена решила заночевать у родителей, а вот Лешка проголосовал против. Лешка нигде ночевать не собирался, Лешка хотел покататься на самокате и потому он увязался за мной.
  
  Я смутно видел, как мы вдвоем с ним выходим из подъезда тещеньки. Леха седлает свой двухколесный транспорт и... Дальнейшее начисто отрезано от меня по сей день.
  
  - Спит, наверное,- пробормотал я, холодея от нарастающей паники, и поплелся в спальню с трубкой у уха.
  
  - Фигасе, обед скоро! Буди его и корми.
  
  Но будить было некого. Потому что мой старший сын отсутствовал в спальне. И тщательно застеленная кровать четко выдавала, что ночью на ней никто не почивал. Комната детей вдруг показалась мне жутко стерильной, словно их никогда у меня и не было вовсе, а примерещилось в галлюцинациях.
  
  "Он в туалете!"- взмолился я мысленно и ринулся в туалет. Туалет был пуст.
  
  "Он на балконе!"- и еще один суматошный рывок. Но и там было пусто.
  
  - Лен, его нет...
  
  - В смысле? Что значит - нет?
  
  - Его нет дома...
  
  - Скажи пожалуйста, что ты сейчас шутишь!
  
  Но я уже знал, что шутки в моей жизни закончились безвозвратно. Я снова ринулся в детскую, заглянул под кровать, потом сбросил одеяло, словно под ним мог спрятаться семилетний пацан, как жидкий терминатор. Потом опять для чего-то побежал проверять туалет. Снова балкон. Я бегал по кольцу безысходности с трубкой у уха, слыша нервозные крики Лены на том конце, и мне казалось, что это все дурной сон, я слишком перепил вчера, и у меня "белочка". Сейчас все закончится, еще немного, и Лешка выпрыгнет из-за занавески с криком "Попался!".
  
  Я заглянул за занавеску. Там имелись пыль, пустота и страдания.
  
  Оборвав связь с женой, я ринулся на улицу. Мне даже одеваться не пришлось - в чем мирился накануне с тещей, в том и проснулся. Я бульдогом вцепился в последнюю надежду, что Лешка вышел погулять. Самостоятельно мы ему еще не разрешали ходить на детскую площадку, только в сопровождении, но всегда бывает в первый раз. Особенно когда пытаешься разбудить невменяемого папаню, а тот лишь пьяно мычит в отключке. Вот и самоката дома тоже нет, что лишь усиливает надежду...
  
  Детская площадка была совершенно пуста. Я носился, как курица-несушка, по всему двору, заглядывая под скамейки и за кусты. Потом стал расширять круги и задействовал соседние подворья. Я подбегал к прохожим и спрашивал, не видели ли они мальчика на самокате. Многие шарахались в сторону, ведь в то утро я сам напоминал приснопамятную бабеху, линяющую от цыцулек, разве что никто не харкнул мне в рыло; а следовало. Но некоторые все же останавливались и перво-наперво спрашивали, во что мальчик был одет.
  
  А я понятия не имел, во что он был одет. Потому что вчера был бухой, как отъявленный пропойца. Я помнил только самокат.
  
  Я выбежал на улицу Ленина и стал цепляться ко всем подряд, продолжая панические поиски. Приставал к прохожим, к водителям в припаркованных машинах, к поджидающим автобусы пассажирам, к продавщицам в киосках, к магазинным кассирам. Когда Лена с Артемкой стремительно прилетели домой, я все еще метался по району в тщетных поисках своего старшего сына, пытаясь исправить то, что исправить было уже невозможно.
  
  15.
  
  "Лиза Алерт" сработали молниеносно. Инфорг запросил фото Лешки, и информацию о пропаже распространили по всем соцсетям и новостным пабликам. Координатор поисков, недружелюбный человек по имени Роберт, чем-то смахивающий на актера Буркова, прибыл к нам с уже распечатанными ориентировками, которые раздал волонтерам для расклейки по городу и опроса граждан. Пока Лена с перепуганным, ничего не понимающим, замкнутым Артемкой на руках носилась в УВД подавать заявление о пропаже, Роберт четко и профессионально меня допросил.
  
  Мы бились с ним вдвоем, пытаясь взломать замки на моей памяти, но ничего дополнительного выудить не удалось. Тогда мы смирились и просто составили вероятную цепочку, по которой мог пролегать наш с Лешкой путь до дома. В список вошел центральный городской квадрат, очерченный улицами Губкина/Ленина и Октябрьская/бульв. Космонавтов. Роберт торопил, внутренне кипятился, выдавливая из меня нужную информацию до последней капли. Передо мной маячила нехилая перспектива заторчать в ближайшее время в КПЗ, откуда мне уже проблематично будет общаться. Сочувствия в глазах Роберта я не нашел. Я успел до прихода волонтеров распихать пустые баклаги по углам, но мой изжеванный вид и перегар на три квартала срывали покровы. Даже если бы я сидел перед ним бодрячком, многочасовой провал между пропажей сына и осознанием оного факта сам по себе выставлял меня негодяем.
  
  Меня спросили, нет ли у Лешки мобильника или смарт-часов. Отсутствие того и другого уполовинили надежду в их глазах. Мы планировали купить ему смарт-часы к школе, а пока дети обходились моим мобильником. Спросили, мог ли Лешка пойти к кому-то из родственников? Не мог. Мы сами возвращались от подмазанных родичей. Есть ли у него где-то поблизости любимое место? Я понятия не имел, есть ли у него таковое. Потому что, гуляя с детьми, мыслями я витал в ближайшем алкомаркете, и даже разговоры наши скользили по поверхности, скоропостижно усыхая, едва им случалось раскрыться. С ужасом я остро осознавал, что, хорохорясь своим статусом многодетного отца, я, по сути, не знал детей. Они просто присутствовали в моей жизни, но я не могу вспомнить ни одного чертового разговора по душам. Роберт отчалил в полицию, чтобы собрать информацию с камер наблюдения, и я внезапно остался совсем один.
  
  Кому-то одному надлежало дежурить дома, на данный момент это и был я. Сумятица в мозгах и млечный сок в венах. Поясница слабеет и отнимается, руки дрожат, постоянно хочется ссать, и моча на вид густая, чуть ли не с комочками. Ощущение себя актером в затянувшейся дурной пьесе, неспособность принять реальность. Я вновь повытаскивал баклаги из углов и слил наиболее отвратительные остатки в единую емкость, а потом заглотил, не покривившись.
  
  Обычно семейные прогулки у нас происходили кучно. Мы все, имея разные темпераменты, старались держаться поблизости, лишь я время от времени отделялся, чтобы заскочить в какую-нибудь придорожную пивнушку, но честно старался не увлекаться отлучками. Лешка, даже если катил на самокате, был приучен опережать нас не более чем на два-три десятка метров, после чего парковался и ожидал пешкодрапов.
  
  Что пошло не так в этот раз? Что если его сбила машина, а я был настолько невменько, что продолжал волочиться прямым курсом? Наверное, это должно выясниться в первую очередь, потому как кто-то уже сейчас активно обзванивал морги и больницы, хотя по совести это должен был делать я... Или же нюх завел меня в подвернувшийся магазин, Лешка остался дожидаться снаружи, чтобы не мешаться с самокатом... И что потом? Что если он тупо провалился в колодец и уже много часов лежит там без сознания?
  
  Но больше всего меня трясло и корежило с того, что вчера, приползя домой на рогах, я еще полночи зависал перед компом и выжрал почти все пиво, даже не вспомнив, что в начале крестового пути со мной был ребенок.
  
  Вернулась Лена. Не глядя на меня, молча пошла укладывать Артемыча на дневной сон. Я выждал сначала десять минут, потом еще пять. Лена не появлялась, и я, изнуренный чувством вины и нешуточным похмельем, поплелся за ними в детскую. Артемка отрубился сразу. Лена лежала на Лешкиной кровати на спине, в джинсах и футболке, уставившись в одну точку на потолке. Опухшие глаза слегка прикрыты мелированной челкой, лицо асбестовое и неподвижное.
  
  - Я не могу сидеть тут,- пробормотал я.- Я пойду его искать.
  
  - Что-то должно было случиться.- Слова сорвались с ее губ без выражения, как плевок.- Я всегда знала.
  
  Мне нечего было на это ответить, и я побито ретировался. Прихватил фотографию Лешки и заспешил на улицу. Там первым делом заскочил в "КБ", взял себе нефильтрованного, долбанул его прямо на крыльце двумя залпами. В теперешней ситуации похмелье - далеко не самый верный соратник, так что мне было не до жеманства или показной морали. С этим я разберусь позже, когда все закончится... если закончится. Безвкусное пойло запузырилось по венам, нейтрализуя токсины и придав мне лишней энергии, и я, подцепив штаны, отправился в долгое скитание по городу.
  
  Конечно же, никого я не нашел и следов не обнаружил. Лешку искало человек двадцать профессионалов, что может привнести один недосоленый бухарик с отказавшей памятью? Я пытался нащупать недостающий брусок воспоминаний, бороздя по знакомым тропам, периодически останавливаясь и таращась на фрагменты улиц. Я не заслужил и этой малости. Я протягивал фото Лешки всем встречным-поперечным, но люди просто качали головами. Несколько раз мне на мобильник звонила мама. Я не брал трубку. Новость о том, что ее никчемушный сынуля-алкоголик где-то посеял внука, она узнала от Лены. Я прошлялся весь день, не забывая периодически заскакивать в виноводочные магазины, как только чувствовал, что поясница вновь начинает отниматься. Когда я ввечеру приплелся домой, я оставался смертельно трезв.
  
  Роберт держал тесную связь исключительно с Леной. Меня он тщательно игнорировал, выколотив из меня скудные показания. Лена же со мной почти не общалась, и мне приходилось догадываться о положении вещей по обрывкам ее разговоров по телефону. Лезть с расспросами напрямую я не отваживался, боясь вызвать истерику или ненависть; я вообще теперь был сплошным раздражителем.
  
  Но догадываться или узнавать было нечего и не о чем. Обозначенную нами с Робертом область вчерашнего променада излазили вдоль и поперек, но тщетно. Тогда круг поисков решили расширить. Потом еще расширили. Волонтеры выложились от души, и все с нулевым результатом. Лешка исчез бесследно, как герой детской сказки, только это была криповая сказка, это был форменный триллер, и я никак не мог избавиться от навязчивого вопроса: разве в современной России такое возможно?
  
  Анализ камер наблюдения не добавил ясности. Какое-то время мы действительно мелькали с Лешкой в кадре то тут, то там по пути к дому. Он катил на самокате впереди, я шел следом, с набитым пивом магазинным пакетом, потом Леха останавливался и поджидал меня, все как во время обычных прогулок. Я не шатался на камерах и не совершал размашистых, характерных жестов, по мне вообще не верилось, что я сколько-нибудь бухой,- сказывались годы тренировок. Потом в какой-то момент на бульваре Космонавтов мы уходим с сыном в слепую зону, а через четверть часа я уже топаю в одиночестве, как устремленный навстречу подвигам ковбой. Что могло случиться за эти четверть часа? Создавалось впечатление, что на определенном этапе мы с Лешкой просто забываем друг о друге и следуем разными путями. Я не мог осознать этого резкого перехода, я будто смотрел склейку записей с разных дат.
  
  Глазастый народ, подмечающий все, что ни попадя, любое гавно под кустиком, а потом выкладывающий свои тупорылые наблюдения в интернет, сопутствовал нам только в первой половине пути, до слепого пятна. Волонтерам посчастливилось обнаружить свидетелей - помнили не столько Лешку, сколько меня, я ж высокий, телесно-массивный, и если походка меня со стороны не выдавала, в глазах все равно плескался хмельницкий. Бухой человек на узкой тропинке глаза в глаза вызывает всплеск тревоги и потому обречен запомниться. Однако вскоре все эти свидетели и зеваки вдруг рассосались по трещинам и берлогам, словно от резкой непогоды или по сигналу. Вторая часть пути, после мертвой зоны, обозначилась отсутствием свидетелей, которые могли бы пробудить хоть какую-то надежду.
  
  В первые дни было много звонков, опять же, на мобильник Лены. Мы высылали инфоргу оба наших номера, но в ориентировке он выставил только номер Лены по соображениям, оставшимся мне неизвестными. Вторым номером он указал телефон местной ячейки "Лизы Алерт". Чего хотели все эти абоненты, пожелавшие остаться неизвестными, я без понятия: никаких сдвигов или новых деталей мы от звонивших не дождались. Иногда Лену вырубало на ходу, и пару раз ее трубку брал я. В первый раз звонила бабушка, которая все время молола "осподи, осподи" и утверждала, что видела Лешку у "свово соседа". Я тут же перезвонил Роберту и продиктовал координаты, но он устало сообщил, что бабушка уже звонила им ранее, они ее пробили, оказалось - одуванчик с приветом.
  
  Вторым был человек средних лет с изумительно поставленным голосом, как у Сергея Чонишвили.
  
  - Доигрались?- осведомился он.- Как теперь жить думаете?
  
  Я замер, меня пробрал мороз. Спроси такое "осподня бабушка", я бы ответствовал матерным лаем, но от спокойствия и профессионализма говорящего в трубке мне стало не по себе.
  
  - Кто это?- спросил я.
  
  - Вам не спастись,- ответствовал мастер озвучивания.- Теперь уже нет. Но я могу вас спасти. Только я. Не перепутайте! Никто больше не справится, как бы вас не убеждали. А я могу.
  
  Я бросил трубку. Прочие звонки были равной информативности, разве что без сектантских пуганий.
  
  Заходил дядя Роман. Вообще у нас дома кто только не побывал в первые дни после пропажи Лешки. Много людей в форме и с погонами. Множество каких-то личностей, про которых я вообще ничего не ведал. Я пребывал в тумане и апатично созерцал входящих-выходящих. Иногда меня о чем-то спрашивали, я механически отвечал, если знал ответ. Либо тупо лупился, если не знал. Продолжал втихаря прикладываться к горлышку. Дядя Роман вызвался помочь с поисками, его быстро задвинули, но он не обиделся. Дыхнул перегаром и предложил забрать Артемку, приглядеть. Я нашел в себе силы поблагодарить и отказаться, к тому же на всех парах прикатила моя мама. Дошла ли черная весть до тестя с тещей, я не знал. Присутствия оных не наблюдалось поблизости.
  
  Через неделю нашли самокат, и дело переквалифицировали под статью "Убийство". Волонтеры продолжали мониторить соцсети, и все из них искали Лешку, а кто-то один искал не только Лешку, но и самокат. То ли он пробил самокат по системе поиска изображений типа Яндекс- или Гугл-картинок, то ли вручную сидел и кликал по всем городским объявлениям и пабликам, я не знаю. Как бы то ни было, этот замечательный человек обнаружил в соцсети "Вконтакте", в городской группе паблик с Лешкиным самокатом. Какой-то тип нашел самокат и выставил объявление о находке.
  
  К автору объявления тут же снарядилась официальная делегация, состоящая из следователя по делу и лизаалертовского Роберта. Чувак оказался не при делах, просто решил совершить добрый поступок. По его словам, у него имеется дача в Зиргане, в десятке километрах от города. Ну и он гоняет туда-сюда по мере возможностей на своей тачке, и накануне тоже поехал. А на обратном пути заприметил брошенный на обочине самокат и проявил гражданскую ответственность: закинул самокат в багажник и тиснул объявление. По словам этого человека, самокат он обнаружил за городской чертой на Малой объездной дороге.
  
  Именно в тот момент мой мозг окончательно осознал истину, что я не увижу больше Лешку никогда.
  
  16.
  
  Начиная от точки обнаружения самоката, я уже не очень отчетливо помню, как развивались поиски. Только ключевые перевалы. Что-то во мне треснуло, и надежда окончательно угасла. Наши с Леной души утопали в болоте тоски и горя, при этом мы были с ней как никогда разобщены. Жена научилась вычерпывать из себя остатки сил на бытовое, роботоподобное функционирование. Вернулась на работу и водила Артемку в садик. Мои же дни были под завязку набиты бухлом и тоскливым бродяжничеством по серым, мрачным осенним улицам, где я, отчаявшись, тыкал фотографией Лешки в лицо равнодушным прохожим. Зарядили дожди и смыли с улиц последние улики вместе с первыми опавшими листьями, вот только они не могли смыть следы боли и слез.
  
  Несмотря на густое пьянство, перешедшее в фатальную стадию, я ложился спать мученически трезвым, оставаясь наедине с пластилиновым комом ужаса и вины, что поселились в груди навеки, и даже литры алкоголя не могли залить этот острый риф. Лена продолжала спать на Лешкиной постели и часто рыдала по ночам, а я, трясясь на пропитанном алкогольным потом супружеском ложе, не находил смелости пойти к ней и попытаться приласкать. Днем Лена ограничивалась в общении со мной дежурными фразами, глядя мимо в ближайший угол. Продавщицы из виноводочных отделов и кассиры узнавали меня в лицо и каждый раз интересовались ходом поисков. На Салават-ТВ выпустили ролик, посвященный нашей трагедии, в котором ни слова не упомянули о моей ответственности за произошедшее, о крепости моего градуса в роковой день и о прорве времени, когда я, потеряв сына, бухал за компом и не вспомнил о нем ни разу. По каким-то причинам ролик причесали, сделав его нейтральным по отношению ко мне. Позже ролик продублировался по БТВ, претерпев сокращения и став еще более нейтральным, до черствости. Причин я не знаю, но точно не думаю, будто журналисты не смогли надыбать подробностей. Тем более чуть позже соцсети заполнились статьями неравнодушных граждан: там уже меня клеймили по-черному, призывая к самосуду и требуя самых жестоких кар. Кандибобер с Крякалом, разумеется, узнали о трагедии, после чего на всякий пожарный глухо затихарились, и мы с Леной не лицезрели их скорбные мордашенции больше двух месяцев.
  
  Вскоре на меня стали поступать жалобы от горожан, до которых я докапывался на улице с мятой, пропитанной дождевыми и алкогольными каплями, фотографией Лешки, и следак посоветовал мне прекращать колобродить, чтобы не набирать себе дополнительных отрицательных баллов к судебному процессу. К которому дело шло полным ходом, поскольку все признаки моей вины лежали поверху. Я окатил следака презрением, но в глубине души с болью признал, что сейчас я веду поиски исключительно для того, чтобы занять руки. Никакой надежды или даже проблеска у меня не осталось.
  
  Артемка часто спрашивал, куда делся его старший брат, и это были самые пронзительные сцены на моей памяти. Подобные вопросы разруливала Лена, создав для младшего придуманный мир. Она отвечала, что Лешку приняли в закрытую школу для очень одаренных детей, типа Хогвардса. И ему пришлось в спешке, тайно бежать на поезд ночью, потому что завистники в образе ночных черных воронов гнались за ним. Таким образом трагедия превращалась в сказку, только не для нас с Леной. Для нас катастрофа оставалась монументальным молотом, разбивающим любые отношения вдребезги. Я не знаю, как воспринималась эта придуманная сказка сознанием пятилетнего малыша, и что подсказывало Артемке сердце. Но я видел, что парень поник. Он стал другим. Он и так всегда был более спокойным мальчуганом в противовес шебутному, неугомонному Лехе, а теперь и вовсе начал истлевать. Быть может, частично он сам погрузился в эту выдуманную легенду, и там он мог общаться со своим родным братом, который всегда для него стоял на пьедестале. Я понимал, что мы упускаем и второго сына, мы откровенно забиваем на младшего, но горе придавливало любой творческий посыл. Мы превратились в тени, блуждающие по квартире и боящиеся столкнуться взглядами.
  
  С того первого дня я не услышал от Лены больше ни одного упрека. Как и от своей мамы. Мама только вздыхала, качала головой и часто плакала. Они о чем-то шушукались с Леной на кухне по вечерам и резко замолкали, когда на горизонте начинал маячить всклокоченный и помятый я. Отлучение от семьи укореняло мое уныние и тягу к бутылке, в то же время я понимал, что отверженность - лишь капли на дне стакана, мелочь по сравнению с тем наказанием, какого я заслуживал. Я забивал на душ, часто не чистил зубы с утра и не менял нижнее белье. Почти не ел, осунулся и похудел. Я был высоким, а теперь, теряя килограммы, становился долговязым дохляком и нетопырем. Лена тоже худела, ее брючные костюмы начинали висеть и волочиться, но на новые гардеробы отважиться она не могла, так и продолжала ходить скоморохом. После того как следак пресек мои самостоятельные поиски, я заперся дома и выбирался только в магазины. Часами залипал на монитор и бездумно прокручивал однотипные посты.
  
  "Лиза Алерт", не добившись никаких результатов по самым горячим следам, в дальнейшем передала полномочия следователям и сошла со сцены. Следствие в первую очередь отработало нас с Леной. У жены имелось алиби в лице ее родителей, так что с нее сразу слезли, а вот я остаюсь подозреваемым по сей день. Ни в одной характеристике, собранных мною для суда, не содержалось ни намека на мою возможную агрессию, вспыльчивость или нестабильность. Я всегда сохранялся ровным, задержавшись на отметке бытового пьянства после рождения детей; в последний раз я учудил на свадьбе Ленчика Догадова, а потом как отрезало. По мере расследования не выявилось ни одного факта грубого обращения с детьми, даже мелкого подозрения. Они всегда приходили в садик или на детскую площадку чистенькими, свежими и энергичными. Но все-таки в день пропажи Лешки я был именно нетрезвым, а в некоторых обстоятельствах это почти приговор.
  
  Проверяли ближайших родичей, даже мутного Денисюка, насколько я знаю. Почти у всех алиби. Конечно, это было дырявое алиби, ведь стоял вечер, и их нахождение в тех или иных местах подтверждали, как правило, другие родственники, но у полиции не возникло никаких сомнений. Так что родичи проверялись номинально, в процессе бесед не всплыл даже наш конфликт с Кандибобером насчет денег: народ его стыдливо замалчивал, как по всеобщему сговору. По сути, конфликт бытовой и пустячный, причем годовой давности, -только лишняя возня для следаков и лишняя фраза в следственном томе. А больше инцидентов по родственным линиям у нас не припоминалось за отсутствием таковых.
  
  Столь же бегло рассмотрели друзей и знакомых. А что с ними? У Лены с близостью обстояло не ахти, она довольно закрытый человек. Подруги молодости быстро растерялись, в ее прошлом не существовало эксцессов, способных трансмутировать в неадекватную месть, как в фильме "Олдбой". А у меня после гибели Васи Золотарева друзей не осталось вовсе, только собутыльники, даже студенческая связь с Никитосом Билявским зиждилась в первую очередь на стаканчике. Плотно мы общались лишь с Ленчиком и Катериной Догадовыми, но и они с натугой ушли из нашей жизни.
  
  Завистники? Эту тему мусолили активно, поскольку быстро раскрылись мои финансовые козыри и образ жизни сибарита и куролеса. Для иных сограждан, отягощенных моралью бедности и скудных квадратных метров, это вполне могло сканать как повод для зависти. Ну и для кого же, интересно? Для соседей, типа дяди Романа или Бабехи Низнай-как-звать? Для бывшего змеиного гнезда, именованного в просторечье коллективом "Техносилы", члены которого втайне меня недолюбливали и строили подляны (Верка-администратор просветила по пьяни), потому как они горбатились за копейку, а я за-ради развлекухи? Для Катьки Догадовой, которая вышла замуж за перспективного с виду чела в остроумных очечках, а теперь тот соперничал по активности с овощами на грядке? Ерунда все это, ухо от селедки! Слишком несоразмерные вещи пытался увязать следак - зависть и похищение ребенка. Они просто не знали, за что цепляться, или делали вид.
  
  Параллельно меня обрабатывали в плане похищения с целью выкупа. Контакты с криминальным миром имел? Имел. Известного авторитета Каратаева знал? Лично. И половину околокаратаевских тоже, так или иначе. Прямо я эти факты не признавал, и вообще дискутировать на эту тему отказывался, но мы со следаком поняли друг друга. Что мешало тому же Каратаеву состряпать похищение? Я вам скажу, что - все! В девяностых я бы еще поверил в подобную белиберду, но не во время давно распределенных ролей и территорий. В их специфичном мире похищение ребенка именуется беспределом, а с беспредельщиками никто не горит жаждой мутить баблишко. К тому же Каратаев - смотрящий по городу и, по слухам, держатель воровского общака. Ну не ему впутываться в голимый криминал и ставить на карту все без оглядки. Ради кого, одного вшивого арендодателя? У нас в городе имеются владельцы гигантских недвижимых плантаций, и их немало, а я - всего лишь букашка. Клубы "Жара" и "Алладин", территории продовольственных магазинов, ранее имеющих порядковые номера, а теперь сдаваемые в аренду "Пятерочкам", неисчислимые складские комплексы за/в черте города, которые, за сонмищем юридических бумаг и названий, всегда имеют владельцев с конкретными именем и фамилией; да тот же Колхозный Рынок, который в девяностых был местным Черкизоном. И в противоположном углу ринга - я, мелкая замызганная сошка, без малейшей предпринимательской жилки, которому досталось все по везению, чуду и благодаря обстоятельствам, и в этом Кандибобер, конечно, права, и это меня всегда же в ней и бесило. Но следак, похоже, допускал такую возможность, либо отрабатывал алгоритм действий, поэтому мы некоторое время ожидали звонка от похитителя. Ведь им мог вполне оказаться товарищ, залетный из каких-нибудь среднеазиатских степей, чью национальность принято стыдливо умалчивать. Но тоже мимо.
  
  Как мне показалось, наиболее серьезно рассматривали возможность вывоза Лешки за границу по подложным документам с целью перепродажи. В этой версии имелся и мотив, и ниточка. Самокат нашли на выезде из города, на Малой Объездной, которая упирается в Оренбургский Тракт, а там и до Казахстана рукой подать, и это выводило инцидент за рамки местечкового преступления, хотя не исключало ни спонтанности, ни просто ложно подброшенной улики. Собрали видеозаписи со всех башкирских аэропортов и вокзалов, и были люди, которые сутками напролет изучали каждый кадр. Или мне хотелось так думать. В любом случае, международные похитители явно не с пальмы слезли, чтобы светиться на вокзалах. Проверили дорожные камеры. Но попытки рассмотреть внутри через ветровое стекло маленького ребенка, который с легкостью помещается в багажнике, были загодя обречены на провал. И это помимо грузовиков и крытых фургонов, которых - тысячи. К тому же камеры наличествовали на оживленной Ленинградской и на выезде с Островского, на Малой Объездной таковых не оказалось.
  
  Мы изо всех сил гнали от себя мысли о самом ужасном, хотя обнаружение самоката за городом швыряло нас носом в факты. Следствие, мне думается, изначально приняли эту версию в качестве основной. Я потерял Лешку - либо отвлекшись на свои мысли, в которые по пьяни погружался по макушку, либо когда уговаривал подорожную банку пива, без которой, конечно же, не обошлось на столь дальнем забеге,- и какое-то время Лешка мог даже не замечать, что остался без присмотра. А вот тот, кто случайно проезжал мимо по бульвару Космонавтов, утопающему в деревьях и кустах, что перекрывали множество обзоров,- заметил. Заметил и воспользовался. Уговорил Леху сесть в машину, или же затащил силком, пользуясь вечерним сумраком, безлюдностью и отсутствием камер. И вывез из города. Что было потом?.. Любые дальнейшие предположения наполнены ужасом и болью, чтобы я был способен это озвучить или написать.
  
  Опека мордовала нас чуть ли не с первого дня следствия. По правилам они должны предупреждать о визитах, но у нас сложилась такая ситуация, что мы были им еще и благодарны за лояльность. Представители заявлялись, когда вздумается, и повсюду совали натренированные на непотребство носы. Но непотребства не находились, и отчеты опеки всегда сохраняли нейтралитет. Дома поддерживалась сносная чистота, Артемка ухоженный и ходит в садик, холодильник заполнен, на подхвате бабушка - моя мама; а бухла - нет. Какой-то угрозы со стороны опеки я не чувствовал, хотя вели они себя жестоко и по-хамски.
  
  Но бухло, конечно же, было! Только зашкеренное так, что даже комитетский нюх не срабатывал. Я шел в магазины либо к открытию, либо поздно вечером, закутавшись в осеннюю куртку и натянув на морду медицинскую маску, хотя КОВИД уже отступил, и карантин сняли. Там я закупал водку, а к ней - разные соки-воды. По прибытии домой соки-воды наполовину сливались либо в раковину, либо в желудок, а освободившаяся тара заполнялась бухлом. Таким образом дома всегда присутствовали открытые коробки из-под сока, либо невинно-прозрачные пластиковые бутылочки фанты-колы. Распознать наличие в них спиртного мог либо анализ, либо прямая проба, но опека, конечно же, не практиковала ни того, ни другого. Я катился по наклонной, отпустив все зажимы и моральные скрепы, прямо к пропасти. Я не знал, как теперь можно жить по-другому.
  
  17.
  
  Мама умерла спустя два месяца. Инфаркт.
  
  В тот день мне позвонили на мобильник с незнакомого номера. Я полукемарил перед компом, звонок вырвал меня из хмельной прострации, и я поймал в фокус телефон. Звонила соседка моей мамы, которая сообщила, что маме резко стало плохо, и ее увезли на "скорой". Внутренняя готовность к трагедиям стала уже обыденностью: я лишь вздрогнул и засобирался в больничку, предварительно разузнав в справочной "скорой помощи", куда определили пациентку. Потом кинул в желудок мерзкую "отвертку", состоящую наполовину из водки, наполовину из сока, написал Лене сообщение на ватсап и поволок ноги в горбольницу по Чапаева.
  
  В приемном покое долго не могли понять, почему пациентка отсутствует в базе. Косились на мою непрезентабельную амуницию, состоящую из замызганных штанов, затертой куртки с капюшоном и изжеванной, трехмесячной давности, пропитанной алкогольным дыханием, медицинской маски. Я был готов к тому, что меня узнают по фамилии и обдадут холодной ненавистью, мне мерещилось, что город только и галдит о трагедии с маленьким мальчиком, которого проворонил батяня-алкаш. А вот и батяня-алкаш, который проворонил, и если вы думаете, что он завязал после этого с бухлом, то вы ничего не смыслите в алкоголизме. Конечно же, никто не сопоставил мою фамилию с хрониками двухмесячной давности, ведь даже публикации в соцсетях постепенно сошли на нет. Люди забыли о неприглядной трагедии, потому что жизнь, мать ее, продолжается. И только моя история зашла в тупик и скоро оборвется.
  
  Медичка из приемной ничего не поняла и сама позвонила в "скорую". Тут-то и выяснилось, что никакой ошибки не случилось: маму действительно везли в больницу. Но по дороге необходимость в реанимационных действиях отпала, потому что мама скончалась. "Скорая помощь" слегка подкорректировала курс и отвезла тело в морг, расположенный в двухстах метрах дальше на территории больничного городка.
  
  И я поплелся в морг. Потрясенный и раздавленный, изъедаемый дичайшим желанием нажраться как никогда в жизни и забыться дней на десять, а лучше на сто. Еще одна смерть легла камнем на мою совесть, и мне придется тащить его на загривке вместе с другими камнями, пока все они меня не размажут и не завалят заживо.
  
  Ночь перед похоронами я провел с телом мамы в нашей старой квартире по улице Калинина, в родовом гнезде 54-го микрорайона-штата, подыхая от одиночества, обложившись со всех сторон пивными бутылями, как воздухоплаватель балластом. Вспоминал отца. Его гортанный говор еще звучал в этих стенах, и как он нам с мамой проедал плешь своими строительными прожектами. Но коммерцию он считал мелкой страстишкой, а вот настоящих страстей у него было только две - рыбалка и шахматы. Позывы сердца и принципы воспитания обязывали его привить мне любовь и к тому, и к другому. Я послушно рыбачил с ним на пару или тупил с ферзем, но любовь не проклевывалась; я делал это в угоду мужицкому кругу и разговорам по душам. А после смерти отца я тут же забросил все мужские страсти и игры, сведя интересы к литрболу.
  
  Я вспоминал Алиску, как мы с ней бухали в этой же комнате, и прозвучал стартовый гонг моего алкогольного турне, зашвырнувшего меня в итоге в затхлую яму греха, вины и самопрезрения. Вспомнил, как Алиска заблевала мне весь пол, а я бегал вокруг нее с тряпкой и бутылкой вина, сдерживая азарт дать ей хорошего пинка по голой заднице. Где она теперь? Ведь жила через дом от меня...
  
  Здесь же, в комнате, я смалодушничал перед Васькой Золотаревым. Наши с ним прогулки-посиделки всегда напоминали пиковую синусоиду, мы могли предаваться вековечному братанию, а могли грызться или лупить друг друга, сгорая от ненависти. В тот день мы с ним конфликтнули на почве какой-то мелочи, количества отжиманий в прошлом году или состава нынешней сборной по футболу, и Васек, потеряв веский аргумент, подкрепил свои убеждения батиной пепельницей прямиком мне в голову. От пепельницы я увернулся, однако сама пепельница, заряженная Васькиной злобой, перечеркнула комнату и врезалась в окно. Не навылет, но трещина по всему стеклу не сулила мне ввечеру ничего хорошего от предков. Я расхныкался, что пусть Васек сам теперь отвечает перед родоками, раз уж он такой мастер залпового огня. На что тот пожал плечами и отнесся к инциденту, как к рутине, дождался моих предков, оповестил о своем преступлении и поклялся, что возместит ущерб. Когда сможет. И мне вдруг стало стыдно. И было уже не важно, кто разбил долбанное окно: Васек меня прикрыл за-ради-бога, а мне не хватило духа прикрыть его самого.
  
  Я вспоминал маму... Если батя учил меня интеллектуальным играм, то мать учила быдляцким. "Дурак", "козел", "двадцать одно" скрашивали бесконечные осенние вечера, когда слякоть на улице убивала все желание казать нос из дома, а отец запаздывал после своих строительно-коммерческих дел. Когда-то давно мать работала проводницей в поезде, там и подцепила отца на удочку, подтвердив правило, что на каждого рыбака найдется свой крючок. Мне всегда было интересно, был ли у них секс в поезде, но так далеко в изысканиях я, конечно же, не забирался. Горбачевская перестройка застигла мать в декрете, и на ЖД стали активно мутиться путаные реформы, так что мать от греха подальше уволилась и перешла на более оседлую должность в собесе. Да и отец был ревностно против возвращения ее на поезда дальнего следования.
  
  Я вам должен признаться, братья и сестры, что пока бытовой алкоголик не скатился в слюни и не стал попрошайничать у "Пятерочки", вы никогда не узнаете, что у него проблемы. Потому что алкоголь - суть способ прикрыть проблемы более личные, дремучие и опасные, и алкоголик - спец по маскировке. Он с детства привык носить нейтральную маску циника или юмориста, защищая свою боль и поток слез. Есть алкаши, которые от первой же капли теряют всякое разумение и берега и начинают завывать на балконе под "U2" в наушниках, есть дядя Роман, который не скрывает своей любви к горячительному и подчеркивает это в каждом разговоре; бытовой алкаш - не таков. Вы с ним общались сегодня на стоянке, стопудово общались - вспомните! - он чистил машину от снега рядом с вами. Вы пили с ним кофе в обеденный перерыв на офисной кухне, и он хвастал вам своим новым айфоном, но при этом мечтал о вечере, когда можно будет заскочить в разливуху. Вы ехали с ним в переполненном автобусе, и на крутом повороте, когда инерция вас сблизила, вы могли уловить от него легкий запах алкоголя. Но человек был чисто выбрит и опрятно одет, он просто выпил банку пива после работы, вы тут же забываете об этой мелочи. Ничто в нем не выдает, что он квасит понемногу с утра до вечера уже третий месяц кряду. Жена может двадцать лет жить с увлекающимся, потом прикладывающимся, а в конце - бухающим по-черному мужиком, и ни одной фразой, жестом или словом он не выдаст, что страдает от ПТСР после перенесенных в детстве побоев или изнасилований. Что по десять раз на дню от малейших конфликтных ситуаций у него перехватывает дыхание, сердце заходится в припадке, маячит призрак панической атаки, потому что срабатывает паттерн жертвы; но этот человек убежден на 200%, что это - сугубо его личные проблемы, и он должен справиться с ними в одиночку, а бухло - ну что ж, стоит только накатить, мы все это прекрасно знаем. Жена будет думать, что ей не посчастливилось связать свою жизнь с безвольным слабаком, теща припечатает авторитетом, подруга нашепчет уловки, общественное мнение приплюсует парочку догм, а тролли в интернете постебаются. И человек в очередной раз убедится: он - один. Он должен справиться сам, либо не справиться вовсе. Он настолько привык задвигать боль, что даже не мыслит иначе, кроме как навязанными ему стереотипами. А когда оказывается, что алкоголь был вовсе не подспорьем, алкоголь просто воспользовался слабостью и детскими травмами, чтобы поработить, забрать его радость, его идеи, его мечты, его здоровье, его семью и его детей, хвататься за голову уже поздно. Он проиграл эту битву, обречен был проиграть, и даже если его родные выжили, пройдя через горнило созданного им кошмара, они будут до конца дней его ненавидеть.
  
  Я не знаю, что со мной не так. Меня не били и не насиловали в детстве. Отец даже ни разу не повысил голос, мать могла огреть полотенцем или обругать матом, но, как правило, за дело. Наверное, я исключение из правил, я сам выбрал такую жизнь, а может - я просто великовозрастный бездельник, и этим все сказано. Мать знала, что я увлекаюсь спиртным, но о глубине моего падения не догадывалась даже она. Никто не знал, кроме Лены. Мою забулдыжность мать воспринимала терпеливо, ведь и они с отцом тоже были непутевыми. Частенько прикладывались, и пьяное сюсюканье могло резко обернуться острой фазой ссоры. Отец начинал на пустом месте ревниво предъявлять матери за работу проводницей, хотя, как я понял по ее рассказам, слухи о разврате в поездах сильно преувеличены. Мать пеняла отцу по поводу его постоянных отлучек якобы по гаражным делам, а по факту - хрен его знает, с кем он там трется. Периодически ссоры переходили в драку. Таки да! Меня предки никогда не трогали, но между собой устраивали бои для поддержки тонуса. После чего запирались в своей комнате и какое-то время не казали носа. Я так понимаю, занимались сексом. Им была нужна эта извращенная прелюдия по пьяни, они ее любили, она стимулировала и придавала их жизни шарм и текстуру. Что ж, на фоне жизненных открытий и чужих исповедей я могу считать свое детство безоблачным.
  
  Наличие под рукой гигантских информационных пространств в интернете не исключает косности. Вот и мы с Леной были истово уверены, что в период молочного кормления залететь невозможно, и не предохранялись в эти месяцы. На смену Лешке тут же запросился Артемка, и двухполосное известие на тесте огорошило нас на целый день, когда мы тупо разевали рот и не знали, что с этим делать и куда бежать с перепугу. Неожиданно нарисовалась чулочная тещенька с воинственным кандибобером и известной присказкой: дал Бог зайку, даст и лужайку, ну а родственники на то и даны, чтобы поспособствовать осуществлению второй части присказки. Мне бы тогда смекнуть, что себя и тестя Анна Витальевна, если и причисляет, то исключительно к первой половине присказки, где про Бога. А вот по поводу родственной помощи и всяких лужаек Киндибобер обозначилась немедля после рождения Артемки: как родили - так и воспитывайте. Нечего тут попрошайничать и норовить спихнуть ответственность, у нас своя жизнь имеется. Так что теща благолепно и богобоязненно умыла руки под одобрительное кряканье Степана Антоновича.
  
  И тогда моя мама вдруг вновь включила квантовый режим и стала появляться у нас дома каждое утро. Собирала Артемку после утреннего прокорма и отправлялась с ним на улицу, я всего лишь выносил-заносил коляску. Потом по прибытии помогала со стиркой, уборкой и готовкой. Иногда забирала к себе домой уже окрепшего и стоявшего на ногах Леху, от которого, по правде говоря, хлопот было больше, чем от новорожденного. Естественность в поведении мамы обезоруживала и даже внушала крамольную мысль принимать ее как должное. Честно говоря, в тот период времени мы с Леной были так задерганы, что не хватало сил даже на сердечную благодарность, и я до сих пор ужасаюсь от мысли, как люди способны совместить детей и работу. Лишь спустя какое-то время, когда оба пацана стали ходить в садик, мы с Леной смогли осознать ту прорву помощи, которую нам оказала моя мать.
  
  Я провел возле тела всю ночь напролет, поглощая пиво литрами и не в состоянии хоть сколько-нибудь опьянеть. Мне хотелось плакать, рыдать, бесноваться, ломать стулья, технику и пальцы, но мне не удалось выжать из себя ни слезинки. Потеря за месяц двух самых близких людей сломало внутри меня механизмы по преодолению боли. Осталось лишь тупое алкогольное созерцание и сухие глаза.
  
  - Прощай, квантовая мама,- прошептал я под утро.- Я бы с удовольствием лег рядом с тобой. Но у меня не хватает храбрости перерезать себе вены.
  
  А утром первым человеком, позвонившим в дверь, оказалась Лена, которая уже отвела Артемку в садик чуть свет к открытию. Она помогла мне с похоронами, немногочисленными родственниками и мамиными подругами, которые пришли проститься и которых после кладбища нужно было накормить. В заботах и совместном горе нам с Леной пришлось коммуницировать, и мы втянулись, потому что давно сроднились и стали почти одним целым. Корявые, неотесанные и трудные реплики перешли, пусть далеко не в дружелюбные, но все-таки в ровное общение.
  
  Мама и после смерти умудрилась преподнести мне квантовый подарок, посодействовав нашим с Леной отношениям.
  
  18.
  
  В глубине души я продолжал политику страуса и мечтал, чтобы меня упекли в кутузку. Пребывание в СИЗО избавило бы меня от необходимости торчать в четырех стенах, где чуть ли не вчера все было наполнено детскими играми и смехом, и где теперь крепко поселилось горе и напряженная тишина. Даже Артемка ходил тенью, поверив в сказку о Хогвардсе лишь наполовину. Лена могла хоть как-то отвлекаться на работе, стала задерживаться допоздна, и Артемку из садика забирал я. Вечера мы проводили с сыном в тоскливом вакууме, обмениваясь односложными фразами. Я миллион раз казнил себя за то, что никогда не был вовлечен в мир детей, теперь же, потеряв Лешку, я имею шанс что-то изменить с младшим. Но ничего не менялось, я все откладывал на потом. И лишь спиртяга, перелитая в полупокерские бутылочки, не откладывалась никогда.
  
  Никто не собирался меня арестовывать, какой из меня преступник. Я всего лишь раздолбай и тупорылая алкашня. Но на допросы вызывали, взяли подписку о невыезде и завели на меня уголовку, выделив в отдельное производство и передав другому следователю - оставление в опасности, ненадлежащее исполнение и так далее, - я заполучил целый обвинительный букет. Никитос Билявский, в свое время пытавшийся меня подставить и засадить за решетку, в какой-то степени оказался пророком, определив меня в башибузуки. Но тут я неожиданно начал сталкиваться с первыми серьезными странностями, которые лишь через год мне поможет осознать Леха Агопов по кличке Агопа.
  
  Я вдруг перестал быть алкоголиком. Физически не перестал, а юридически - как бы и нет. По моему неюридическому разумению факт моего опьянения в вечер пропажи Лешки должен был стать ключевым в деле. Но он быстро отошел на второй план по причине - ну-ка, с первой попытки! - отсутствия подтверждающих фактов. Я ведь не шатался на уличных камерах, когда возвращался с сыном от тещи. Сама же Кандибобер исступленно отвергла факт распития спиртного в тот вечер, выблагораживая свою персону. А дядя Роман, опрошенный ментами как ближайший сосед и возможный свидетель, с пеной у рта заявил, что я вообще не пью. Экспертизу я не проходил, потому как приоритетом считался Лешка и его поиски, разбор полетов и погоня за ведьмами начались уже позже, и то на фоне волны, поднятой соцсетями. Ну а что только лайкодрочеры не понапишут, чтобы обеспечить себе рейтинг и получить добавку в виде донатов,- это еще не доказательства.
  
  Прочие соседи подтвердили мое алко-алиби. Наша квартира числилась в рейтинге "белых", в отличие от того же дяди Романа: мы с Леной не бычили, не били стекла, не скандалили, не орали на детей и не выбрасывали из окон использованные прокладки. Да, был период, когда у нас угорали Ленчик и Катька Догадовы, любители абсентов, кумара и полночных закидонов, ну так это молодо-зелено, уже и быльем поросло. В подъезде мы всегда здоровались, а многолетняя выдержка позволяла мне выглядеть адекватным даже в серьезном употребе. "Техносила" знает! И администратор Верка, которая сама любила покрепче и погорячее, меня не раскусила в первый день, лишь уловила смутный диссонанс. Некоторые терки по подъезду возникали лишь в плане сигарет: я курил, а Лена вообще дымила как паровоз, и дым с балкона напрягал некурящих соседей.
  
  Неожиданно еще одна статья Алкогольного Кодекса двурушного государства, где отрицательные ярлыки неугодны обществу. Они годятся лишь для гневных пабликов и пустых набросов на вентилятор. Официальное же признание обязывает к серьезным последствиям. Иными словами, редких маргиналов и бухариков, ползающих по мусоркам и караулящих у магазина, должно зачислить в группу риска для некоторой смешной статистики. А всех прочих кривых - лишь по усмотрению. Условный Иерей, имеющий колоссальные проблемы с бухаловом, прозрачен для общества, пока он исправно функционирует - ходит на работу, не пренебрегает душем, не злоупотребляет прогулами и опозданиями, здоровается с бесцветной, нарисованной улыбкой, исключает дебош и громкую музыку и делает вид, что здоров и счастлив. Иерею никто не поможет: друг поржет и протянет бокал пивасика, супружница сморщит шнобель и заявит, чтобы не раскисал, в интернете посмеются и заклеймят слабаком, а нарколог вылупится ослом или ослицей. А через какое-то незамеченное никем время вдруг - о-па! - и кореша возле магаза в восемь утра приветственно вскидывают руку, и жена судится за жилплощадь, и дети воротят нос, тетенька в осеннем плаще и с собачкой сокрушенно качает головой, а общество недоумевает: как так? Ведь еще вчера Иерейка был нормальным терпилой, но вот незадача, чет малость перегнул.
  
  Следователем по моему делу был перец, напоминающий опасного поцыка из 90-х, по фамилии Забейворота. Бритоголовый и в партаках, скорей всего из бывших братков, вряд ли у него такой образ для ментовской самодеятельности. В день знакомства Забейворота обдал меня перегаром, так что я сделал вывод, что он отлично знает наш с ним предмет. Возможно, именно поэтому он маниакально отметал любые упоминания о моем пьянстве. А когда речь зашла о разрыве времени между пропажей Лешки и первым обращением в "Лиза Алерт", Забейворота выдал:
  
  - Напишу в деле, что ты думал, будто пацан поехал назад к матери. Ты же думал, что он с матерью, так?
  
  - Ну...
  
  - Ну и все, не ссы. Ты думал, что он с матерью. Мать думала - что с тобой. Так на суде и скажешь.
  
  Еще Забейворота спросил, будет ли у меня адвокат. Я сказал, что нет. Я виновен и готов к последствиям. Он сказал, что адвокат мне в любом случае положен по закону, и раз я не собираюсь привлекать своего, мне выдадут назначенного защитника от государства. Защитник будет выбран, согласно регламенту, после этого он мне позвонит. Никто так и не позвонил.
  
  Лицезреть впервые "назначенного защитника" мне довелось лишь в суде, вернее, впритык перед заседанием. Сидел в коридоре чувак в отутюженном, слащавом костюмчике и с офигенно слащавой бороденкой, выбритой ювелирно триммером. Хипстер недокуренный. Листал на мобильнике баб из Тиндера. Свайпил влево. Не отрываясь от баб, посоветовал мне краем губ соглашаться со всеми обвинениями, меньше дадут. Три года будет запрашивать прокурор. Судья согласится, но изберет условку. Я же семейный человек, у меня на руках Артемка, а еще я - никакой не алкоголик.
  
  В общем, не мудрствуя лукаво, я и на суде нарисовался под градусом. Предварительное отмокание в ванне и чистая одежда придавали мне цивилизованного форсу - не меньше, чем назначенному хипстеру. Но в глубине души я жаждал наказания, поэтому нагрузился по брови. Подспудно я кричал обществу: я - бухой, и всегда таким был, распните меня уже! Но этого опять никто не заметил, а те, кто заметили - свайпнули влево.
  
  Судья мимоходом спросила:
  
  - Часто выпиваете?
  
  И все мои прокрученные самообличительные речи вдруг развеялись в дым от одного-единственного вопроса, а скользкая природа алкоголика взяла верх. Я смалодушничал и брякнул:
  
  - Нет.
  
  Суд прошел без проволочек, и мне впаяли год условки. Я ожидал от судьи большей прозорливости, большей вовлеченности, но мои ожидания разбились о рутинный каркас судебных заседаний. Я вовсе не уповал на свое неубедительное "нет". Все мои характеристики, собранные у дяди Романа, Кандибобера и прочих налейболистов, не выдерживали пристального взгляда даже дилетанта. Но странности продолжали множиться. В судебных предписаниях значилось: отмечаться с регулярностью раз в неделю в уголовно-исправительной инспекции первые полгода, заблаговременно сообщать о переезде или смене работы (ха-ха), не посещать питейные заведения и не шляться в разных сомнительных местах после 23-х вечера. Это было все, касаемое моей алкашки. Я был уверен, что меня как минимум обяжут пролечиться в реабилитационном центре, но и тут не угадал. Я начинал понимать, почему так абсурдно и тупо погиб Дима Ваняткин.
  
  В коридоре я поинтересовался у хипстера, отмалчивающегося на протяжении всего заседания, почему год. Он же сулил трешник. Тот равнодушно ответил, что я могу считать это авансом от государства, точнее - от правоохранительной системы. Которая таким приговором расписалась в своем бессилии вернуть мне сына.
  
  Лена на суд не пришла.
  
  19.
  
  Изобретения для садомазохизма, применяемые в повседневной жизни: офисы открытого типа, спам с незнакомых номеров, ипотечное кредитование, квест по детским поликлиникам, родственные обязательства. Анна Витальевна обрушилась неожиданно и кровожадно, как нетопырь в ночи; только днем. Настырный звонок в дверь напомнил мне про опеку, и я заныкал початую 0,5 во внутренний карман старой зимней куртки в шкафу, закинулся "Тик-Таком" и протер морду. Артемка был в садике, спасибо хоть за это. А вот в календаре Лены стоял выходной, и тещенька видать об этом какими-то путями пронюхала.
  
  Анна Витальевна вознесла горестную песнь ветру прямиком с порога. Глубже, чем на длину прихожки, проходить она не собиралась. Внедрилась на полкорпуса, чтобы за ней уместился некрупнотелый сенбернарообразный Степан Антонович. Воинственный зачесон пугал и колыхался, ему не хватало лишь боевой раскраски охрой. Сиреневая куртка выглядела аляповатой и на два размера больше.
  
  - Вот как оно рассудилось-то, свыше! - злорадно вопила Анна Витальевна, из чего я заключил, что она явилась за реваншем. От резонирующего визга тещеньки дрожали стекла и ежилась за стеной Бабеха.- Грех несмываемый! Это же надо, угробили мальчишечку! Теперь поняли, наконец! А я предупреждала! Я всегда говорила, не доводят грехи до добра! Вот как к близким людям относиться, так и получается в ответ! А то! Родителей не уважать - самый несмываемый грех! Бог шельму-то метит!
  
  В перифразе на доброжелательный сие значило: мы так рады, что у вас несчастье, что не поленились припереться и пнуть лежачих по больному. Обычно я в таких случаях всегда подрывался на защиту целостности моего семейства, но теперь я был удаленным с поля игроком. Поэтому я хмуро помалкивал, думая о лучистой емкости в кармане зимней куртки.
  
  - Угробили мальчишечку! - стенала Анна Витальевна.- За грехи ваши расплатился. Святой теперь Лешенька, за вас отмолил. А я знала! Негоже так с родными людьми, все до копейки забрали. Грех несмываемый!
  
  Видимо, Кандибобер до сих пор исходит досадливой слюной из-за упущенной мошны, и что не удалось поиметь меня и Лену в тот раз. Я уже не задавался недоуменным вопросом: разве люди так могут? Жизнь меня познакомила со многими ракурсами человеческих лиц и типажей. Самое чудовищное: Кандибобер действительно свято верит в свою правоту. На все сто. И проковыляет еще прорву лет с такой верой, поганя тропинки, кусты и деревья токсичной желчью.
  
  Я хотел предложить ей отступные, чтобы она утихомирилась со своими копейками, но Лена меня опередила.
  
  - Смотри, аккуратней, а то и на тебя грехи перекинутся. - Невыразительный голос Лены был всего лишь отголоском ее состояния. Рабочие будни обязывали к макияжу, но в выходные Лена за собой не следила вовсе, ходила нечесаная и некрашеная. Короткие волосы торчали во все стороны. Мешковатый спортивный костюм подчеркивал потерю многих килограммов.- Будешь так орать в чужом доме, и тебя бог пометит.
  
  - Чего?!- вознеслась Анна Витальевна до небес, а голуби сорвались с ближайших проводов.- В каком таком чужом доме?! Вы на него заработали, на этот дом? Вот когда заработаете, тогда и поговорим.
  
  Еще один повод для тещиной бессонницы в полночь. Наша халявная хата, на которую батя вкалывал все девяностые. Стоит такая, кандибобер пергидрольный, образец для сочувствия, сгорбившись и усохнув от зарабатывания на жилье.
  
  - Мама права,- вдруг вступил своей альтовой партией Степан Антонович. На нем сегодня добротный кожаный плащ, и вообще Крякало любитель солидничать и интересничать в тему, Кандибоберу бы поучиться со своими шерстяными чулками и замшей на икрах.
  
  - В чем права?- устало отозвалась Лена.
  
  - Во всем!- припечатала теща азбучной истиной.- Во всем, и тебе бы еще поучиться.
  
  Я решил, что есть у меня красная штрафная карточка или нет, я не должен бросать Лену одну на поле боя.
  
  - У нас так-то горе,- молвил я.- Можно хотя бы звук убавить? Был бы дома Артемка, дал бы в табло.
  
  - Вот!- возликовала тещенька диким визгом.- В этом вся ваша бандитская натура! Чуть что - в табло.
  
  - Как бы то ни было, научитесь уважать чужие беды.
  
  - Сами виноваты! Об уважении он заговорил. Раньше надо было об уважении говорить. Когда руки распускал и последние копейки вытягивал. Кого теперь винить, кроме самих себя? Угробили мальчишечку! В Библии вся правда сказана: лягут грехи родителей на детей. Вот и результат. Возомнили умными. Думали, деньги есть, все знаете в жизни. А вот и нетушки. Надо было старших слушать, чего говорят. Старшие вам зла не пожелают.
  
  - Я и слушала,- горько фыркнула Лена.- До поры, до времени.
  
  - Слушала она! Мало, видать, слушала. Чего ты такого слушала, интересно?
  
  - Хотя бы весь этот сектантский бред, который происходил дома, пока папа был в командировках.
  
  Тещенька вдруг стала страшной и пунцовой, а зачесон, напротив, поменял окраску на более блеклую. Что ж, нормальный выверт, я эту тему тоже в свое время просек. Нет, Анна Витальевна не изменяла отцу Лены и не устраивала вакханалий, пользуясь его отъездами. Она была приверженицей - как бы это так выразить - общественных связей с околорелигиозным оттенком. Всякие гнилые секты, короче: свидетели, сайентологи, пятидесятники и прочие упанишады. На мой взгляд, сплошной тупорылый бабизм: имелся чувачок-гуру, двойник моего хипстера-решалы из суда, и бесконечная вереница неудовлетворенных теток, сидящих кружком и наматывающих на несуществующий ус. Кружок мигрировал, поскольку штаб-квартиры не имел и старался не отсвечивать; отирались у адептов и присных, у коих позволяла жилплощадь или вторые половинки. Периодически, когда Степан Антонович уезжал в командировку, Анна Витальевна зазывала сброд к себе. Лена часто присутствовала дома, а где ж еще ей быть? Но косвенного присутствия Кандибоберу было недостаточно, она грезила о полноценном вовлечении, и на этой почве они с Леной тоже конфликтовали. Лена сопротивлялась, но в целом помалкивала и сор из избы не тащила. Не то чтобы Крякало взъярился бы и надавал Аннушке по сусалам, он наверняка знал обо всех мутных происках супруги номер два. Но вот привлечение к игрищам дочери мог не одобрить.
  
  - Не смей!- взвизгнула Анна Витальевна.- Я не для себя это делала! Для тебя старалась, дрянь неблагодарная!
  
  - Видимо, поэтому я заслужила ту пощечину?- кисло спросила Лена.- Когда пригрозила папе рассказать?
  
  В очередной раз столкнувшись с "отложенными обещаниями" со стороны мачехи, Лена попыталась применить шантаж. Ей было 13 или 14, по-максималистски порыв был объяснимым. Я уж не помню, что стало камнем преткновения, но выстрел Лены оказался холостым. Анна Витальевна на шантаж не повелась, надавала Лене по щам и пригрозила, что превратит ее жизнь в ад, если та вздумает вякать и распространять "небылицы". И превратила бы, чулочная Кандибобер знала толк в подлянах и мерзостях.
  
  - Я был в курсе,- крякнул Степан Антонович.- Она дала тебе пощечину не потому, что боялась меня. Она боялась тебя. Ты вела себя неадекватно.
  
  Я стоял и тихо охреневал в прострации. Если вышвырнуть все эти вонючие скелеты из шкафов и хорошенько проветрить, то на повестке дня остается лишь один острый вопрос: у нас с Леной в семье трагедия. Катастрофа, усугубляемая незнанием, отсутствием ответов, и это незнание наполняет нашу жизнь дикими и ужасными предположениями, и нет в мире такой крепости алкоголя, чтобы заглушить нашу боль. У меня недавно умерла мама, я сам только что после суда. Эта же новоиспеченная парочка отсиживались в бункере, ограничившись лишь следственными показаниями. Теперь они вдруг возникают на пороге с целью... какой? Реабилитироваться? Отомстить? Пнуть больнее? Или просто насладиться нашим горем, чтобы разжечь свою захиревшую от возраста, сморщенную топку?
  
  Иногда психопаты живут среди нас, в доме напротив или соседями по лестничной клетке. Иногда психопаты - волей-неволей родственники.
  
  - Еще что ты знаешь?- ядовито прошипела Лена.- Может и про то, как моя дражайшая мачеха чуть не подложила меня под своего гребаного гуру? Когда мне было 14!
  
  Анна Витальевна совершила размах для воспитательного тумака, который никак бы не вернул Лене былое послушание, но идеально уложился бы в паскудную тещину политику, однако я уже был начеку. Перехватил руку и слегка сдавил. Ну как слегка... Я ж синявский был, может, пережал немного для острастки. Будет потирать еще пару дней, как давеча, когда мирились у них дома. Но больше мы мириться не придем. Я вообще сомневался, что после сегодняшнего наши дорожки добровольно пересекутся.
  
  - Не стоит,- сказал я и легонько оттолкнул тещеньку на Степана Антоновича.
  
  Анна Витальевна моргала на меня опасливо.
  
  - Все тебе ни соль, ни перец,- вдруг выдал абракадабру Степан Антонович Усманов, обращаясь исключительно к Лене и игнорируя меня.- Ни богу свечка, ни черту кочерга. И ничего не пошло впрок. Да и не пойдет уже. Дальше рассчитывай только на себя. Живи, как знаешь.
  
  Ну, признаться, я уже минут десять как смекнул, к чему все это сольфеджио. Пришли официально откреститься от нас. Блюдут репутацию и чистоту души, не смотри что "насвистели" следствию про тот вечер с пьянкой. С одной стороны - жесть. С другой, история банальна и прописана в детских книжках как пособие для малолетних негодников, чтобы мыли руки почаще и не глотали мух. Новая жена, мачеха, непутевая дочка от первого брака. Классическая заваруха для триллера с доченькой в качестве ведьминого корма. Только ведьма эта - я.
  
  Мы с Леной молчали, дожидаясь, когда эти двое свинтят. Ретировались они с чувством исполненного долга и вселенской скорбью на светлых ликах.
  
  - Ты мне не рассказывала замес про гуру,- заметил я после ухода квасных родичей, наконец-то вынув из куртки свою прелесть и приложившись к горлышку от души.
  
  - Похоронила,- бросила Лена. Я вдруг заметил, что у нее очень обветрены губы.- Даже не вспоминала до сегодняшнего дня. Этот ихний вшивый учитель-проповедник любил практиковать индивидуальные беседы. С глазу на глаз, со всеми поочередно. Они потому и не собирались в однокомнатных хатах, учителю некошерно, минимум в двушках, потому что должна быть отдельная комната для аудиенций. Там он читал типо тайные молитвы, а еще лапал последователей своих. Передавал им благодать божью и все такое. Поначалу культурно лапал, по-христиански, но что-то мне подсказывает, что с каждой новой аудиенцией культура отпадала. Мачеха пристала: пойди и пойди с ним в другую комнату, пусть он тебе благодать передаст. Человек святой, самим богом отмеченный, руки целительные, взгляд добрый-добрый, как у панды. Я согласилась, все равно бы она не отстала. Поначалу этот что-то бурчал речитативом, я о своем думала. Потом начал мацать меня. Когда добрался до сисек, я испугалась и выбежала из комнаты. Духу не хватило наорать или разогнать всех, хотя правильно было бы сделать и то, и другое, еще и соседей позвать как свидетелей. Но потом, когда отошла, пригрозила мачехе, что если этот кобель еще раз у нас появится, все отцу расскажу. Тогда-то она мне и залепила по морде. Сказала, что все это мои выдумки. Что это все моя подлая натура, хочу оговорить святого человека. Бесы во мне, понимаешь. И что отец мне все равно никогда не поверит, мое слово против ее слова. Так что по факту сэнсей продолжал шастать, как и раньше, и когда мы с ним сталкивались, пялился и ухмылялся.
  
  Я еще раз приложился к бутылке.
  
  - Знал бы раньше, не ушла бы Кандибобер просто так. Да и бате твоему врезать не помешало бы.
  
  - И хорошо, что не знал. Мало тебе условки? Они бы тебя посадили в легкую, не задумываясь. И вообще, ты же знаешь, я не люблю нагнетать. И тогда в юности не любила. Я все мечтала о 18-летии, и как вырвусь из дома. И часто упускала жизнь.
  
  - За что она тебя ненавидит?- впервые прямо спросил я, и Лену передернуло.- Ты же вроде одеяло на себя не тянешь. И почему она винит тебя в любой мелочи? Даже с Лешкой...
  
  Лена остро взглянула на меня.
  
  - Потому что в этом она права. Я с детства совершала необдуманные поступки. Импульсивные. Я никогда не думала о будущем, потому что боялась будущего. Я не задумываясь вышла за тебя, не задумываясь родила детей, и в тот вечер я тоже не задумывалась. Я видела, что ты вымотан этим разговором с родителями, а еще сильно нагрузился. Но я отпустила Лешку с тобой. Я безответственная мать, и это я должна была стоять на суде перед всеми.
  
  Холод сковал меня внутри, а водка стала поперек горла. Я полагал, что мне знакомы все психозы и комплексы, из которых соткана моя жена, однако необъятность этого кома привела меня в ужас. Это была нездоровая философия, но самое главное,- Лена подвергала сомнению мое исключительное право нести крест вины. Так что моя последующая реакция была лишь результатом страха перед тем, что когда-нибудь наступит утро, и я смогу себя простить, а вовсе не беспокойства за нее. Я не хотел себя прощать, в самобичевании был теперь заключен весь мой смысл.
  
  Взгляд нашарил лежащий на столе без дела кухонный нож. Я схватил его и вонзил себе в руку.
  
  Я хотел пробить кисть, чтобы выглядело эффектно, как в фильмах, но в последний миг изменил траекторию и рубанул выше запястья. В то пресловутое место, которое любят доморощенные самоубийцы, охочие до жалости. Алкоголь придал мне сил и бесстрашия, всколыхнул донкихотство, и удар вышел рыцарским. Лезвие сквозануло между лучевыми костями, перерубило вены и сухожилия и впилось в столешницу.
  
  Несколько секунд мы с Леной отупело дивились зрелищу. Вокруг лезвия стремительно набиралась кровь, стекая на стол бодрыми ручейками. Я вновь ухватился за рукоятку и, опережая вскрик Лены, выдернул нож из раны. Кровяка хлынула лавиной, затмевая боль и слезы, забрызгивая вокруг меня мебель и равнодушный мир. И меня самого - ведьму, пожирающую детей, да будет она проклята во веки!
  
  - На хрена ты это сделал, дебил?!
  
  И я не знал, чего в крике Лены больше - страха или злости. Я ободряюще ей улыбнулся, как парашютист перед прыжком.
  
  - Ты не должна себя винить,- только и сказал я.
  
  Боль отступила и затаилась зверем. Пока Лена вызывала "скорую", я прислушался к себе и счел, что мне относительно хорошо. Кровь продолжала исторгаться из сосуда, именуемого по ошибке человеком разумным, в считанные секунды поменяв цвет кухни. За горизонтом событий слышались вопли Лены, чтобы я не сидел истуканом, а заткнул свою долбаную рану, мудак конченный. Я нащупал полотенце и стянул бицепс поверх раны. Различил обрубленную вену, торчащую в разрезе, из которого толчками хлестала кровь, стоило мне лишь ослабить зажим. Тело резко ослабело, и я покачнулся. В голове звучала Casta Diva - гениальная композиция из чудеснейшей оперы Винчо Беллини "Норма".
  
  Интересно, Беллини знал свою норму?
  
  20.
  
  Разноголосица в голове. Пришли какие-то люди, уселись за стол, побренчали на гитаре, сунули ее в угол. Сожрали всю закуску, напились. Потравили анекдоты, поиграли немного в подкидного дурака. Начали бычить и припальцовывать.
  
  Или:
  
  Собрались за углом, полузгали семек, оценили наличность, посидели для порядка на кортах. Пустили по кругу пузырь самогону. Пожрали сухого дошика, перетерли за вчерашнее. Позанимали друг у друга денег, забили стрелку.
  
  Или:
  
  Приехали на автомобилях, организовали бутылочных ежей, дали на пивко проходящему мимо забулдыге. Замутили баньку, вызвали девочек, стали петь караоке. Спасли двоих, закемаривших в парилке, вынули мобильные телефоны, стали названивать бывшим женам. Захрапели в мужской компании в обнимку.
  
  - С вами все нормально?
  
  - ..............
  
  - Чего?
  
  - ................
  
  - Ладно. Вы, главное, не свалитесь. А то до машины некому тащить.
  
  Я пытаюсь улыбнуться этой незнакомой девушке-фельдшеру с белокурыми волосами и бледным лицом, но вижу в ее глазах только страх, недоверие, усталость, и где-то в глубине веков - омерзение. Кровь продолжает течь из вен, но я стойко держу свое спасительное полотенце, выбросив его на ринг с судьбой в качестве капитуляции.
  
  ПРОВАЛ.
  
  Или:
  
  Дай обет молчания. Ослабь хватку воли. Прими постриг. Жуй свою карму и отмаливай грехи. Развесь кресты по дому и бейся головой о стены. Клейми тело, обвесь веригами. Изнывай от голода и боли.
  
  Или:
  
  Осатанись! Выкраси волосы в малиновый цвет. Залезь на крышу и скатись по рубероиду. Выйди на площадь и стащи штаны. Продень иглу в пенис, навесь бубенчики на уши, изуродуй тело партаками. Вырядись пугалом и приди на собрание. Соверши выходку.
  
  Или:
  
  Впусти демона. Сшей белый балахон и прилепи фальшивую улыбку. Пей кровь женщин, тяни из мужей жилы и деньги, развращай малолеток.
  
  Кровь хлещет, заливает салон трясущейся неотложки, просачивается сквозь дверцы, капает на асфальт, отмечает путь "скорой помощи". Белокурая девушка-фельдшер сидит рядом, поглядывая на меня одним глазом. Странно, что она одна, вроде бы им положено ездить по двое, плюс шофер. Мне хочется сказать ей что-то ободряющее, но пока я думаю над этим, то забываю, что хотел.
  
  ПРОВАЛ.
  
  Или:
  
  Организуй оппозицию большинству. Запрись дома и сочини памфлет. Придумай заголовок, тисни искрометную статью. Разбей противников наголову, смети с дороги все партии, выведи людей из нор, учини революцию.
  
  Или:
  
  Выдуй литр бодяги. Переверни тарелку, размажь по кухне весь суп. Задери ноги на стол, горлань песни. Избей жену, сломай ей руку, уничтожь красоту. Выблюй прошлое, залей спиртом будущее. Будь третейским судьей, не думай о завтра.
  
  Или:
  
  Застрелись. Пусти себе пулю в башку и разнеси мозг по звездам. Черкни прощальную речь, умой ее слезами, заставь всех осознать. Обвини мир, спиши на равнодушие и безработицу. Атакуй лоботомией мерзкую душу.
  
  - Бредим, мил человек?
  
  - А?
  
  - Ладно, не дергайся. Потерпи, сейчас хирург придет. Давно пьешь?
  
  - Всегда.
  
  - Все понятно.
  
  Отображение жизни на кровавой луже. Можно жечь пасхальные свечи и гадать по пузырящейся гуще. Мне кажется, я залил в операционной все, что только можно, а еще лишь начало, и даже хирург пока не телится. Девчонки-медсестрички всполошены: покуда не привыкли к каждодневной битве людей и богов, особенно если этот бог - Вакх. Предплечье освободили от спасительного полотенца, и кровь начинает фонтанировать, а я ведь был уверен, что вытек весь в фургоне на глазах белокурой фельдшерицы. Но нет, еще льется и льется, как горшочек с кашей. Возникает фигура дядьки в белом халате.
  
  - Не ссы. Сейчас все сделаем красиво.
  
  Похоже, это единственный оптимист за сегодняшний день. Я отвернулся лицом к стене и приготовился, что сейчас мне будет по-настоящему больно. Ведь я уже признался, что бухал, а значит, смысла в анестезии нет, будет шить наживую. Я жажду этой боли, да посочнее. Штопай, Эскулап, штопай, возьми тупую иголку, режь и кромсай, я должен выть и стенать, чтобы меня услышал сам Бог Солнца, потому что никто в мире не должен разделять со мной вину, я должен поплатиться за свои грехи сам. Только не Лена, и никто-либо еще.
  
  ПРОВАЛ.
  
  Или:
  
  Стань волком, присоединись к стае. Отними у своего ближнего, изнасилуй его жену, забери детей в рабство. Торгуйся, юли, изворачивайся, нападай исподтишка, стреляй из темноты. Создай монополию и задери цены.
  
  Или:
  
  Выведи бактерию. Обоснуйся в подземных лабиринтах, выставь ультиматум. Хохочи и потирай руки. Меняй условия, ломай правила игры, разделяй и стравливай. Стань тенью над каждым домой, над каждым чувством.
  
  Стань уже хоть кем-то, черт подери!
  
  Голова проясняется. Кровь становится живой, пульсирующей, сияющей, звездной. По-видимому, мне ампутировали руку, иного объяснения я не нахожу. Мне хочется понаблюдать за работой хирурга, - тот уже стянул мои вены, теперь орудует над плотью,- но я не решаюсь.
  
  - Нашатырь дать ему? Он, кажется, отключается.
  
  - Пускай. Меньше будет дергаться.
  
  ПРОВАЛ.
  
  Встань и иди.
  
  Я распахнул глаза и узрел мертвяка на своей койке. Сам я почему-то валялся посреди ночи в пыльном углу, как забытая тряпка технички. После операции медсестра препроводила меня сначала до толчка, а потом бросила на свободную койку на третьем этаже хирургического центра по улице Губкина. И теперь по логике я должен был проснуться на этой койке, но проснулся в углу палаты. Только не целиком, потому как на кровати восседал тоже я. Мертвый я. Болтал ногами и щерился самому себе в углу.
  
  - Какие дела?- спросил мертвяк и подмигнул.
  
  - Чо? Ты кто, чувачелло?
  
  - Замузглый банан! - прошамкал мертвяк.- Думаешь, что можешь возвеличить луны? Пройти все панихиды и срыть землистые опоры?
  
  - Хиромантия какая-то,- обиделся я.- Ты откуда пришел?
  
  Мертвяк покумекал, почесал левую пятку.
  
  - Дураковатые фразы становятся программой,- изрек он.- Программа склоняет к подчинению. Неподчиняющиеся подвержены риску. Двойной просчет - и получай епитимью!
  
  - Ленчик Догадов в перевоплощении!- вскипел я.- Вали давай со своей программой!
  
  - Замузглый банан!- воскликнул мертвяк.- Что если это все - тоже код? И я, и ты, и твои дети? И все произошедшее?
  
  - Ну это по-любому божеский сценарий, чувак! - Я начал серьезно злиться.
  
  - Веришь в Бога?
  
  - В него очень трудно не поверить на моем месте. Очень трудно не поверить и не возненавидеть до колик за шутки и забавы.
  
  - Держись за нее, замузглый ты банан! Держись за свою ненависть. Она откроет взоры и осветит правильный путь. Держись за ненависть, а не за вину. Вина путает. Ненависть прочищает. Ищи код!
  
  - Какой нахрен код?
  
  - Ты не задал ни одного правильного вопроса. Ты вообще не задаешься вопросами. Чувак!
  
  Мертвяк еще раз подмигнул, а я внезапно проснулся уже на самом деле. Обнаружил, что лежу в точности там, куда меня и определила полуночная медичка - на койке. И нет рядом мертвяка, а все, что мне привиделось,- алкогольный делирий в своем первозданном великолепии.
  
  А еще я вспомнил, что "замузглыми бананами" мы с пацанами называли в детстве использованные презики.
  
  21.
  
  - Мужчина! Встаем, посетители к вам.
  
  Я испуганно подорвался на постели и чуть не вцепился в горло нависшей надо мной бабке, приняв ее за очередного зомби. Ночка прошла виртуозно, впечатлений через край. Помимо кружащихся вокруг меня мертвяков, циклопов и инопланетных механизмов, тело мое сотрясалось от адской боли в руке, так что отдавало даже в пальцах ног. На данный момент гости из страны Глюковатой расползлись по щелям, окрест меня темно, как в Лабиринте Минотавра, только клинышек света пробивается из приоткрытой двери. Я пригляделся к бабке, раздумывая над возможностями однорукой самообороны. Но нет, не мертвец, и не Минотавр. Живая старушонка, только без галош и чепчика - больничная.
  
  - Чо?- опять затупил я, путая сон с явью, и чуть не назвал бабку "чувачеллой".
  
  - Посетители к вам, говорю. Шастают уже ни свет ни заря. Часы не урочные! Молодая женщина с ребенком. Очень просила пропустить.
  
  Лена... И Артемка! Я соскочил с койки, как призер, а не вчерашний похмельный криворучко, и рванул к выходу из лабиринта, ориентируясь на свет престарелой больничной Ариадны. Рука орала, стенала, кляла на все лады и безобразничала с залповыми ракетами. От боли при каждом движении мутило и вело из стороны в сторону, но я, похоже, был все еще на адреналине. Или на спиртосодержащей закваске.
  
  В коридоре я на миг замер и пригнулся, уворачиваясь от ринувшихся на меня сверху воробьев. Но только никаких воробьев тут не летало со времен строительства. Больница, накануне побудки, предрассветный час, и у меня продолжаются глюки.
  
  Бабуська суетно топотала позади, издавая на весь коридор больничные мантры:
  
  - Куда! Лифта дождись! Ходят ни свет ни заря! Час неурочный. Позже надо! А теперь! Вот крови потерял! Свалишься ить!
  
  Я вдруг замер, вновь усомнившись, что бабка - всамделишный персонаж. Может, она как воробьи, мне мерещится, и я разговариваю с воздухом? Я пригляделся к медсестре, что шла мимо нас с утомленным видом, утопая в рецептах и в мыслях о ближайшей зарплате. Вроде не косится и не бежит сломя голову. Ну то есть я вписываюсь в будни, так что все тип-топ. За исключением воробьев, что продолжали чирикать где-то в отдалении.
  
  - Все норм, прорвемся!- уверил я бабуську, а потом незнамо зачем брякнул: - Я татарин.
  
  Хотя татарином был не я, а Ленчик Догадов, а еще - моя Лена. И то не чистокровные. Метисы хрен-с-пальцем.
  
  От черного пуховика Лены и синего комбинезона Артемки прямо-таки веяло льдом, из чего я заключил, что на улице грянули первые морозы. Еще вчера Степан Антонович щеголял в кожаном плаще, сегодня уже черед валенок. Так что к моему отходняку приплюсовался жесткий погодный перепад, и это вкупе раскрыло мой третий глаз и видение потустороннего.
  
  - Я перед садом решила заскочить, потом не получится,- сказала Лена.
  
  Я чмокнул Лену в холодный лоб, отметил ее симпатичный макияж, замазанную помадой обветренность губ и навсегда поселившуюся тоску в глазах. Потом схватил здоровой рукой Артемку и усадил его себе на колени. У него карие глаза, как у мамы, а непослушные волосы - отличительная черта всей нашей семьи. Я расцеловал Артемку в обе щеки, впервые испытав что-то помимо боли и вины. Хотелось верить, что дикий выкидон с кухонным ножом закрыл какую-то главу, и мне еще будет позволена хотя бы иллюзия нормальной жизни.
  
  - Пап, ты заболел?- В руках у Артемки - дешевая машинка. Из тех, что я тоннами покупал в мелких отделах и киосках, и которые после месяца эксплуатации отправлялись в утиль.
  
  - Да, сын. Порезался. Скоро вылечат.
  
  - Понятно.- Машинка выбрала мое плечо в качестве трассы и спустилась к здоровой руке.- Когда скоро?
  
  - Не знаю. Врач спит еще.
  
   - Здесь спит?
  
  - Конечно здесь. Где ж ему еще спать. В подвале.
  
  Я состроил гримасу, и Артемка улыбнулся.
  
  - Понятно. А Лешка меня заберет к себе?
  
  Я взглянул на Лену и наткнулся на ее острый взгляд. Мне было бы проще воспринимать ее ненависть, но я видел в ее глазах все ту же тоску.
  
  - Лешка очень занят,- только и нашелся я, растерявшись от неожиданного перехода.
  
  - Он станет Суперменом?
  
  - Обязательно станет.
  
  - А когда вернется?
  
  - Когда возвеличатся луны,- ответил я.- Пройдут все панихиды и сроются землистые опоры.
  
  - Это как?- Артемка выглядел потрясенным.
  
  - Сам толком не знаю. Но скоро узнаю, честно. Нужно просто задавать точные вопросы.
  
  Удовлетворившись, Артемка соскользнул с моих колен и отправился на поиск приемлемых трасс для машинки, шурша комбинезоном.
  
  - Как рука?- спросила Лена.
  
  - Назад пришили,- уверил я.- Как зайке.
  
  - Мне твоя выходка стоила полночи уборки. И я твою бутылку добила.
  
  - Позвони моему куратору в УИИ. Как ее, Альбине Наилевне.
  
  Куратор моя оказалась совсем молоденькая деваха с красивыми татарскими глазами, излишне широкими бедрами и большой грудью. Всю обедню портил нос картошкой, но в стенах учреждения он смотрелся по-боевому задорно.
  
  - Сам позвонишь.- Лена кивнула на магазинный пакет "Пятерочки", болтающийся у ног.- Я тебе шмотье принесла и телефон.
  
  Мне смутно припомнилось, как медсестричка обтирала мой торс мокрым полотенцем после операции, однако тряпье мне пришлось напялить свое кровавое, так что я щеголял теперь, как бледнолицый после боя с ирокезами.
  
  - Еще там документы, сигареты и сберовская карта. Вечером принести чего?
  
  - Нет! И сама не дергайся. Я планирую до вечера тут всем пропеть "мерси боку".
  
  - Не делай так больше,- серьезно сказала Лена, и я понял, что она имеет в виду вовсе не мое адью по-французски.
  
  - Что-то нужно было. Я выбрал, как всегда, самый тупорылый вариант. Но радикальный! Прости.
  
  Она хотела еще что-то добавить. Быть может, сказать, что теперь, пережив трагедию и не свихнувшись окончательно, мы должны беречь себя друг для друга. Что мы должны оставаться командой и придавать друг другу сил. Что у нас есть еще, ради чего жить. Или же она хотела сказать, что моя выходка ничего не значит, и смыть грехи кровью не получится. Я не знаю. Она не сказала, подхватила Артемку за руку и заспешила прочь. А я отправился на поиски приемлемых мест для курения.
  
  В моей палате - десяток больных, двое из которых - ходячие, включая меня. Переломы рук, ног, позвоночников, гематомы, рваные раны и прочие красоты хирургии. За время моего променада до первого этажа под птичий щебет большинство соплеменников проснулось, теперь свет заливал все помещение палаты. Напротив моей койки - средних лет мужик на вытяжке, чем-то напоминает Андрея Краско в роли Дрюни из сериала "АНБ". Травит байки и хохмит уже спозаранку. Слева - еще какой-то мужик с неопознанной травмой, по виду - случайный прохожий, прилегший отдохнуть, заблудившись в коридорах. В дальнем углу - паренек после автомобильной аварии с ампутированной ступней и отсутствующей эмпатией. Названивает по мобильнику и беспрестанно сквернословит, барабаня по ушам и наплевав на чужие нервы. Внезапно затыкается на полуслове, если в палату входит кто-то из медперсонала, и зырит на бедолагу, как сыч перед атакой, пока тот не уматывает. Рядом с ним - совсем еще пацан, второй ходячий. А точнее - выпрыгивающий. Каждые 15 минут выскакивает из палаты, волоча за собой сломанную руку на перевязи, чтобы покурить в туалете. Где курить по-любому нельзя, но всем похрен, дымят все кому не лень, включая персонал. Прочие потерпевшие - неподвижные деды с пролежнями, похожие на мумии.
  
  Чуть позже возник пожилой врач с несимпатичной бороденкой и молчаливой медсестрой неопределенного возраста в качестве Пятачка. Эта же медсестра перед обходом засунула нам всем градусники. Доктор обошел присутствующих, просканировал своим опытом последствия травм, назначил процедуры, передавая указания медсестре - как в фильмах. Пожурил старичков за квелый вид. С "Дрюней" поржал на какую-то давнюю тему, начавшуюся не здесь и не сейчас. Потом некоторым образом вглядывался в меня, и мне стало неловко. Не исключено, что пытался вспомнить, откуда ему знакома моя фамилия. А знакома она могла быть из телека, новостных пабликов или объявлений.
  
  - Десять швов,- призадумчиво изрек врач, пренебрегая рутинным знакомством. Потом вдруг шутканул: - Любите ровный счет?
  
  "Если только в рюмках",- чуть было не ответил я, но прикусил язык и послушно ухмыльнулся, выражая почтение искрометному юмору.
  
  - Придется полежать у нас.
  
  - Я домой хочу,- буркнул я.
  
  - Температура еще держится. Хочешь потерять руку - пиши отказную и вперед.
  
  Контраргументов не находилось, и я промолчал. Я думал, врач отвалит, но он еще какое-то время многозначительно меня поизучал, перекатываясь с носка на пятку. Медичка-Пятачок замерла на старте, ожидая команды.
  
  - А почему гипс не наложили?
  
  Едрить, чепатый мафон! Вот же странный типок, а еще халат напялил, бороденку вон отрастил косматую - Бехтерев, да и только.
  
  - Наверное, потому, что перелома нет,- попытался я сумничать.
  
  - Ну и что?- оживился доктор возможностью подискутировать, но я не дал ему такой радости и снова заткнулся.- Нужно наложить, чтобы сухожилия правильно срослись.
  
  Надо так надо, Великий Ум! Я поплелся в перевязочную, где удивительно красивая девушка в обтягивающем белом халатике размотала вчерашние бинты, после чего мы минуту созерцали последствия спора с ножом. Загляденьем назвать было трудно. Обозрев затянутую узлами рану, я на всякий случай отвел взгляд и сконцентрировался на девушке.
  
  Ее внешность вмещала в себя все сопливые фантазии дрочера, насмотревшегося порнухи. Я изучил ее сочные бедра, сверкающие из-под короткого халатика, скользнул взглядом в вырез на груди, повоображал на тему стриптиза и отсутствующего нижнего белья. Вдруг невинные адреналиновые фантазии затмил облик Катерины Догадовой, и я резко присел на зад, обругав себя с матершиной.
  
  Девица, однако, успела перехватить мое любопытство. Я думал, она состроит мину, и был приятно смущен ее игривой, располагающей улыбкой. Впрочем, мне хватило ума списать все на вежливость и юность, потому как из списка донжуанов я был давно вычеркнут за профнепригодность.
  
  - Вы хоть их запомнили?
  
  - Кого?- не понял я.
  
  - Ну тех, кто вас порезал?
  
  Я бросил на чашу весов правду и разбойничьи приключения, в которых фигурировали лиходеи и доблестный я, и неопределенно выдал:
  
  - Это была она.
  
  Девушка наморщила красивый лобик, не переставая накладывать гипс. Потом неуверенно предположила:
  
  - Жена, что ли?
  
  - Нет. Любовница.
  
  Девица оглядела меня по-новому, испытав разрыв шаблона. Потом закончила накладывать гипс, ловко перебинтовала руку и я, легко преодолев мальчишеское искушение задержаться, вернулся в палату и забился под одеяло.
  
  Вечером притаранили новобранца. Нога в гипсе аж до жопы, пять минут как с операционного стола. Мужика положили на свободную койку - самую вафлерскую, по центру палаты, - сгрудили рядом его барахло - одежду и сумку, больше напоминающую командировочный рюкзак,- и отбыли. Согласно логике, пациента ждал немедленный сон, но не тут-то было! Стоило двери за персоналом захлопнуться, и мужик начал ерзать и совершать смешные дискотечные телодвижения, дергая свою выпрямленную ножонку. Кое-как принял сидячее положение, полез в рюкзак и стал в нем орудовать с хитрой мордой уличного закладчика. Не берусь судить за наш палатный контингент, но я-то точно знал, чего там выуживает доблестный безымянный хромоножка. Потому что русский мужик перед операцией может забыть дома страховку, он может забыть поцеловать семью, может забыть свое имя от передоза обезболивающих. Но он никогда, ни при каких обстоятельствах, не забудет припасти старую добрую "Хлебосольную".
  
  - Будет кто?
  
  Трудное молчание в палате. Больные и покалеченные медленно переваривали смену темы, даже шутник на вытяжке ошизел. Он, правда, оклемался первым и испуганно мотнул головой, открещиваясь от каких бы то ни было связей с алкоголем. Его примеру последовали остальные. Все, кроме дедов. Те возлежали с непроницаемыми мраморными лицами, как заправские сфинксы, маскируя любые желания и потребности. Ссали и срали в утки по требованию Медички-Пятачка, а большего им и не требовалось.
  
  Новобранец не шибко расстроился. Закон издавна известен: не хотите - себе больше достанется. Я, однако, не собирался играть на стороне большинства. Еще одна ночь с мертвяками, хороводящими кругом, меня не вдохновляла.
  
  - Плесни-ка мне.
  
  Плескать было не во что, мужик не позаботился. Видимо, подсознательно рассчитывал на пирушку в одно рыло. Полная бутылка водки перекочевала по койкам ко мне. Я свинтил пробку, поднес ко рту горлышко. Подержал в пасти сорокаградусное пойло, вкуснее которого я еще в жизни не пробовал. Медленно протолкнул внутрь. Целительный нектар разлился по телу горячей ванной. Внезапно дальний щебет птиц резко усилился, и я испуганно приложился вторично. Щебет поутих, а потом и вовсе растворился.
  
  - Ну давай и мне, что ли!
  
  Бутылка кочует в противоположный угол к парню после аварии без ступни.
  
  - Лады, я тоже с вами!- сдается "Дрюня" на вытяжке.
  
  В результате нажрались все, даже законсервированные деды. А когда закончилась одна, мужик с гипсом до жопы пошебаршил в своем походном сумаре, и на свет явилась следующая. Целеустремленность мужика нависла угрозой над моральным обликом всей больницы.
  
  - Я всю жизнь вкалывал на этот проклятый завод, нахрен! - уже прилично вдатый, разорялся мужик на вытяжке, максимально оживив "Дрюню". Лучше б он не пил. Хоть балагурил раньше, а теперь поперла "бы́чка".- Полгода в гребаной маске ходил по цеху, чуть не сдох нахрен от этой маски, пока дебилы тб-шники не проснулись и не отменили их нахрен! А теперь вот буду инвалидом. И скажут мне: пошел нахрен!
  
  - Так ты же на работе ногу повредил,- резонно заметил мой сосед слева с неопознанной травмой, лежачий.
  
  - Угу. Болванка грохнулась нахрен.
  
  - Так это производственная травма. Компенсация полагается и пенсия.
  
  - Хрена лысого!- Ликование на вытяжке.- Баба моя уже справлялась. Ни хрена не причитается, все эти уроды тб-шники. Обставили так, типа болванка по моей вине сорвалась. Предлагают мировую. Козлы нахрен! Я увольняюсь по-тихому, они не заводят на меня уголовку за нарушения ТБ. Везде дерьмовство и кумовство нахрен, все наше правительство долбаное!
  
  - Точно!- возрадовался новобранец, который обменял горшочек каши на рюкзак с теми же свойствами, только не про кашу. В подтверждение этому извлек из недр третью.- Разворовали страну!
  
  - Мужики, вы сами уроды,- хмыкнул парень без ступни.- За кого голосовали в последнее время?
  
  - Голосуй, не голосуй... Сам знаешь!
  
  - Вот и я о том. Шевелились бы немного, больше было бы толку. Вон за границей долго не терпят. Чуть что - вперед, магазины громить.
  
  - Да ладно! Херню морозишь, мил человек! Навальный догромился уже. У знакомых сынок как-то вышел на улицу в поддержку. Захомутали, и сидит теперь. Пять лет впаяли. Вот и вся либерасня, никто за пацана палец о палец не ударил.
  
  - А ты чего молчишь, дружище?- вдруг обратился ко мне "Дрюня".- Ты-то за кого?
  
  - Можете поднять руки, кто попал сюда не по пьяни?
  
  По палате пролетел тихий ангел. Минуту царило оглушительное молчание, а потом во всеобщем торможении неуверенно вознеслась единственная здоровая рука "выскочки", который был чуть ли не вполовину всех младше. Мне даже захотелось постучать себя по лбу новоприобретенным гипсом, чтобы издать какой-то звук. Прочие пялились на меня, как на пророка Исайю в день религиозного отрыва.
  
  Потом бывший шутник на вытяжке насуплено произнес:
  
  - Намекаешь, что все получили по заслугам? Сам-то как тут оказался, герой?
  
  - Воткнул ножик себе в руку,- с готовностью поведал я.- По алкашке показалось, что тарантул скребет под кожей.
  
  Они еще какое-то время тупили, косясь настороженно.
  
  - Да правильно он намекает,- вступился вдруг парень без стопы, которого я записал в эмпатические инвалиды.- Кто меня просил бухим за руль садиться? Никто. Сам сел. Слава Богу - жив хоть. И всего лишь стопой отделался, а не членом, так что и с бабой будет в поряде. Нехрен сопли распускать. Жить надо и радоваться.
  
  - Да чему, в жопу, радоваться! Глухой, что ли? Инвалид я теперь, не до радостей мне!
  
  - Погодите, мужики! Стойте! Вот я скажу. Был у меня случай...
  
  Я улыбался, медленно проваливаясь в сон. Нет, я не испытывал эйфории, даже с учетом того, что дорвался до спиртяги даже здесь. Счастье упорхнуло от меня навеки, и гонки за синей птицей - не для меня. Мой удел - отрабатывать кармический долг до конца дней. И я выбрал жизнь. Мне хотелось верить, что я осуществил этот свободный выбор, когда проткнул себе руку, - тот выбор, о котором твердят религиозные деятели.
  
  22.
  
  Подозрительные люди обосновались в подъезде. Две средних лет тетки с недовольными сусалами, грузный мужик под 120 кг и худенький благообразный мент, который без формы мог бы сойти за исусика. Мы с Леной в аккурат возвращались из хирургического отделения, откуда меня выписали на третий день пребывания. Лена волочила пакет со шмотками, я тащил загипсованную руку на груди, болтая пустым рукавом пуховика, как собака куцыком. Едва мы напоролись на подозрительный сходняк, как наш наметанный глаз мгновенно различил опеку и заострился.
  
  - Вы здесь жильцы?- строго выступил мент-исусик, кивая на нашу дверь и угрожающе поведя малахольными мослами, чем живо напомнил мне Ваняткина-старшего.
  
  Он меня не узнал, а я пригляделся к нему - и узнал! Это ж доблестный участковый! Который канил в свое время по поводу дяди Романа и желал того упечь. Черт, как все-таки меняется восприятие, в прошлый раз он мне казался шире и выше, а теперь я глядел на него, как на чмыря. Я, кстати, не мог припомнить, чтобы видел поблизости этого сударя после пропажи Лешки, когда вокруг нас творился дурдом.
  
  Пока я прикидывал свои однорукие возможности против новоиспеченной четверки, а Лена тупила ступенькой ниже, дверь по соседству с треском распахнулась, и обнаружился всклокоченный дядя Роман на пятой рюмке.
  
  - Помощь нужна?- гаркнул он чрезмерно, что ему было не свойственно.- Если что, мы всем домом подключимся. А то ходят тут, непоймикто. Корочками тычут. Себе ее засунь! Пуганые! Нас не проймешь. У людей и без того горе, чего шмындите здесь?
  
  - Гражданин, закройте дверь изнутри!- надвинулся на него участковый исусик, но тут из глубин квартиры выплыла Бабеха и стала позади дяди Романа монументом. Мент сник и покоробился. У этой троицы были свои взаимоотношения, помимо всего прочего.
  
  - Спасибо, дядя Роман, мы сами!- заверил я его. Лена проскользнула мимо и уже открывала дверь, бренькая ключами.- Разберемся!
  
  - Если что - зови!- предупредил сосед, окатил грозным презрением компашку и исчез.
  
  Нестройной гурьбой мы проследовали внутрь квартиры, и там на нас с Леной вывалили оглушительную новость года. Артемка наш сын теперь только наполовину. Юридически и согласно зову крови - он таки наш. А вот в физическом воплощении - не то чтобы сильно. Иными словами: сегодня утром Артем был изъят из детского сада органами опеки и временно помещен в приют в качестве профилактической меры. Совершено было сие действо без предупредительных выстрелов или уведомлений, и без нашего присутствия в саду.
  
  Теперь эта группа поддержки приперлась, чтобы постфактум ознакомить нас с актом изъятия, содрать с нас подписи и сдриснуть. Для защиты призвали исусика, а еще - психологически верную тактику неожиданного удара из-за угла. Шокированные и удрученные, мы с Леной даже осознать не успели, как безропотно поставили свои закорючки. И лишь позже осознали ужас ситуации: незнакомые бакланы пришли в сад и забрали нашего маленького сына незнамо куда. Лена ударилась в рев и проплакала больше часа, а я за этот час напился.
  
  По скоропортящимся крупицам я воссоздал картину произошедшего. При поступлении в хирургию с колото-резаным ранением я запустил процессуальный маховик, и сотни звеньев пришли в движение. Из-за длительного отсутствия ремонтных работ вследствие раздолбайства звенья оказались тупорылыми. Работники больницы, или же "скорой помощи", передали информацию в УВД, откуда, согласно регламенту, ко мне должен был наведаться сотрудник и снять показания. Но никто не наведался, потому что сотрудник был побратимом хипстера-решалы из суда, а мой участковый грыз азы юриспруденции, или что он там делал; ему было не до этого.
  
  Скорей всего, в полиции элементарно пробили мои данные, тут и всплыл мой условный срок, и все стрелочки вдруг сошлись на Альбине Наилевне, моей инспекторше из УИИ. Но поскольку я лично имел беседу с Альбиной наутро после инцидента и сообщил ей новость первым, информация из полиции поступила к ней с опозданием, и Альбина просто свайпнула влево. В то же время инфа прицельной стрелой устремилась в ПДН. Автоматически, или по злому наущению, или мстительной рукой - я, блин, без понятия, как это случилось! Если косяк за Альбиной, то пусть она будет проклята во веки веков, как и весь ее род. Я лишь домысливаю, мне не хватает фантазии объяснить механику произошедшего.
  
  ПДН возбудилось весьма и весьма. Для документального закрепления моего алкоголизма добавился непреложный пункт - дебош и кровяка,- а они до этого дела охочи. Дебош был надуманным, но кого волнуют проблемы негров? Так я столкнулся с еще одним разрезом общества, где официально алкоголиком считается лишь тот, кто подкрепил свое пьянство неадекватной выходкой. Ситуация развивалась стихийно, опека состряпала обращение к прокурору, апеллируя к опасности, угрожающей ребенку, и пока я валялся на койке в компании покалеченных бухариков, прокурор его подписал. Опека, сверкая пятками и жамкая постановление липкими пальцами, ринулась в детсад и умыкнула Артемку из-под нашего носа, когда Лена ездила встречать меня после выписки. Воспиталка могла предупредить нас по телефону, но не сделала этого. Возможно, ее запугали.
  
  Позже пришла ярость, и я поздравил великолепную четверку, что те вовремя убрались, иначе моя условка точно бы перешла в реальную отсидку, неповрежденными они бы не улизнули. Я как представлял, что чувствовал мой младший сын, когда незнакомые уроды воровато и грубо забирали его в неизвестность, так у меня самого текли слезы. Он спросил меня в приемном покое в то утро, возьмет ли его Лешка с собой? Возможно, он подумал, что это те самые злые вороны-колдуны, которые охотились за Лехой, согласно Лениной легенде. А теперь они добрались до него. Я не в силах представить глубину его страха, я не могу себя заставить вдуматься в эту дикую ситуацию, как я не могу себя заставить вообразить, что случилось с Лешкой. Но тот страх, который в действительности поджидал моего многострадального Артемку, перекрывал любое воображение живущих.
  
  Пережив приступы истерики и пустых жестикуляций, мы с Леной помчались к юристу на консультацию. Нас принял щекастый дядечка в костюме, от которого за километр разило "Кензо". За время беседы дядечка ни разу не посмотрел нам в глаза, а пялился он в посторонний угол, словно там сидел суфлер и выдвигал ему напоминалки.
  
  - Куда поместили ребенка?- спросил дядечка первым делом.
  
  - Не сказали. Сказали, что не имеют права разглашать. Сказали, приходите завтра в кабинет, там будем разбираться.
  
  - Странно,- щеками удивился дядечка формам российской действительности.- В акте не указано разве?
  
  - Мы не посмотрели,- признался я.- Не догадались, а потом поздно было.
  
  - Вам разве не оставили второй экземпляр?- Щеки удивились пуще.
  
  - Не-а. Сказали, все будет завтра в кабинете.
  
  Дядечка помолчал, щеками впитывая сведения.
  
  - Что насчет свиданий?
  
  - Насчет свиданий сказали, что пока запрещены.
  
  - Вещи мы собирали наспех,- добавила Лена.- Одежду, игрушки. Я предупредила, что у сына аллергия на сладкое. Они сказали: сами со всем разберутся. А как они будут разбираться, интересно знать? Анализы будут брать?
  
  - Такие вот пробелы в процедурах,- попеняли Щеки, утопая в запахах туалетной воды, которую этот тип, видимо, подвел к домашнему водопроводу.
  
  - У меня условный срок,- выдал я без обиняков.
  
  - Забрали на основании решения суда?- оживился щекастый, хотя мы только что ему обрисовали ситуацию. Пришлось повторить еще раз.
  
  - Вы предупредили надзорного инспектора, когда попали в больницу?
  
  - На следующее же утро,- ответил я.
  
  - Очень странно.- Дядечка, прикрывшись щеками, углубился в изучение мыслей. Потом спросил:- Ранее были какие-либо претензии со стороны опеки? При осмотре квартиры, при беседе с соседями, при посещении детсада?
  
  Мы с Леной синхронно мотнули головами.
  
  - Как у вас обстоит с алкоголем?
  
  - Жена не пьет. А я - и сейчас нетрезв.
  
  Я сделал вид, что не заметил злобный взгляд Лены. Мне просто хотелось, чтобы этот любитель "Кензо" все-таки перестал пялиться на своего долбаного суфлера и осознал, что к нему пришли живые люди с живой бедой. Я просчитался, - впрочем, мне не привыкать. Дядечка даже не повел щеками. Только плечами пошевелил и брякнул:
  
  - По-человечески это понятно. У вас изъяли ребенка, причем с такими вопиющими нарушениями. В нашей стране традиция снимать стресс спиртным. Но больше вам не стоит это афишировать, и если нет систематических употреблений, сделаем вид, что и этого не было.
  
  Мне вдруг стало казаться, что ярлык алкаша можно приобрести только по большому блату или за взятку. Иначе как объяснить, что люди в упор отворачиваются от брошенных в лицо фактов. Или, может, мне следовало пробить ножом и вторую руку тоже?
  
  - То, что сейчас происходит в вашем случае, называется временным изъятием,- разъяснил дядечка, полыхая французскими ароматами.- Часто это заканчивается судом, который в свою очередь выносит постановление, следует ли ограничить родителей в правах, или вовсе лишить прав, или вернуть ребенка в семью, назначив испытательный срок. Но перед судом органы опеки проводят расследование, и вот тут ваша задача всячески им содействовать. Лично я не вижу причин доводить дело до суда. Органы опеки проявили инициативу в качестве превентивных мер. Такое случается чаще, чем вы думаете. В вашем же случае, учитывая характер статьи по условному сроку, ничего удивительного. Если теперь сделать все правильно, ребенка вам попросту вернут, и вернут быстро. У вас же имеется справка из больницы? Что у вас обычная бытовая травма?
  
  Я кивнул, усомнившись. Справка имелась, о ней меня предупредила еще Альбина Наилевна, однако по ее характеру невозможно было определить, бытовуха у меня или криминал. Проникающая рана от острого предмета может трактоваться по-разному, а следак, который обязан был снять с меня показания, процедурой пренебрег.
  
  - Сделайте копии, одну отнесите в Уголовно-исполнительную инспекцию, другую - в органы опеки. Оригинал на всякий случай оставьте, если вдруг будет суд. Теоретически на этом все должно закончиться. В больницу вы попали не в состоянии алкогольного опьянения, я надеюсь?
  
  Лена вновь прожгла меня взглядом, но тут я уже мог расслабить чешки и обиженно заверить щекастого дядечку, что я не такой. Потому как официально мое опьянение в тот день нигде не зафиксировано. Об этом не знала фельдшер, которая везла меня на "скорой". Об этом не знал Бехтерев с бородкой и его Пятачок. Об этом мог знать лишь хирург, который меня штопал, а мог и не знать, потому что признался я в тот день вообще какому-то левому кренделю перед операцией. В любом случае, как я понял за три дня пребывания на больничной койке, никто никому не разболтал и не пришил этот момент к карточке. А то, что я ляпнул тогда соседям по палате про паука под кожей, так это больше похоже на дурную шутку.
  
  - Я бы посоветовал подстраховаться,- добавил юрист.- Соберите еще раз характеристики ото всех, от кого сможете. Родственники, друзья, соседи. Пусть они сочинят вам хвалебную оду. Официально работаете?
  
  - Жена наемный работник, я - ИП.
  
  - С работы обязательно нужна характеристика и справка о доходах. Ну, с ИП - только справка из банка.
  
  Если же упертая бюрократия дотащит наше дело до суда, то, по словам щекастого приверженца европейской парфюмерии, не стоит впадать в панику. Потому как временное изъятие из семьи - это одно, а вот лишение родительских прав - совсем иное. И если первое под силу любому опекунскому каздрюку, то насчет второго - хрен вы угадали. Диму Ваняткина помните? То-то и оно. Судья не будет препятствовать воссоединению, если у него не будет действительно серьезных причин. К примеру, если я не начну на суде демонстрировать свой акварельный альбом с рисунками детских пыток.
  
  - Сейчас все будет развиваться очень быстро,- добавил напоследок юрист.- Не успеете оглянуться, и ребенок вернется домой.
  
  В одном оказался прав щекастый успокаиватель номер один. Дальше все действительно развивалось молниеносно. Мы с Леной едва успели собрать все требуемые бумажки, как случилось то, что вывело нашу с Леной беду на общероссийский уровень, окончательно уничтожило нашу семью, а также человеческое тепло внутри нас.
  
  На телефоне у меня стоит подписка на городские новости, и поскольку утро алкоголика начинается с лютого зависания в туалете и запугивания сортирных крыс, именно там я мельком проглядывал актуальную инфу. Мозг по большей части не включался, потому как редко случались новости, достойные перенаправить мысли в иную сторону, кроме ближайшего виноводочного. В то утро меня поджидал тот самый редкий случай. Я кликнул на новость и прочитал, и пока я ее читал, легкая, едва заметная седина в моих волосах переросла в снежную лавину, а слезы безудержно потекли по лицу.
  
  Новость оповещала, что сегодня рано утром, в 4.05 по местному времени, в городском доме-интернате имени Валерия Чкалова вспыхнул пожар. Площадь возгорания составила 20 квадратных метров. На данный момент пожар потушен, на месте происшествия работают специалисты. Все дети и сотрудники эвакуированы, данные о пострадавших варьируются, но уже точно известно о минимум двоих погибших. К тому времени мы с Леной уже знали, что Артемку поместили именно в этот детский дом.
  
  Я не помню, вытер ли я задницу в то утро. Может, и нет. Я помню, что когда вышел из туалета, то упал, и несколько минут провалялся в отключке. С тех пор, помимо преждевременной седины, хотя мне нет и сорока, у меня периодически немеет левая щека и ощущается покалывание в левой руке. Но с рукой это может объясняться еще и последствиями травмы, ведь я до конца не восстановил подвижность. Еще я забываю некоторые слова, и сейчас, когда пишу эти строки, мне часто приходится прорываться через мозговые заслоны.
  
  Мы схватили такси и ринулись на место происшествия. Всю дорогу Лена что-то бормотала себе под нос, сцепив пальцы. Прислушавшись, я разобрал слова молитвы. Я хотел сказать ей, чтобы она прекращала, чтобы ни в коем случае не делала это, наш бог ушел в многомесячный запой и куражится, выбрав очередного Иова, не нужно его сейчас дразнить. Но я не смог этого сказать, потому что забыл слова.
  
  Возле детского дома - суматоха и полчища служб. Сновали также гражданские, но их было мало, в основном журналисты и зеваки, ведь редкий воспитанник детского дома имени Чкалова мог похвастать отзывчивыми родичами. Детей эвакуировали, но мы не знали - куда, на данный момент еще не выделили информационный телефонный канал для родственников, так что мы с Леной просто цеплялись ко всем подряд. Несколько окон здания зияли черными провалами, из которых продолжал тянуться дым. В провалах иногда мелькали какие-то люди. Вскоре Лене стало плохо, теперь в обморок упала она - повезло, что без травм или ушибов. Я еле-еле смог подхватить ее одной рукой, потом ей сделали какой-то укол и усадили в машину полиции, потому что все "скорые" были заняты.
  
  Нам удалось выведать, что всех детей вместе с персоналом перевезли в горбольницу Љ1 по Чапаева, где я искал маму после ее смерти. Я пытался отговорить Лену туда ехать, и случайный фельдшер, которая сделала ей укол, тоже отговаривала. Но Лена непреклонно устремилась следом за мной. Очередное такси - и мы летим уже в больницу.
  
  Нет смысла и желания описывать весь этот кошмар. Беготню туда-сюда, регистратуры, медперсонал, множественные взгляды, равнодушие и холодные стены. Как выяснилось впоследствии, события развивались следующим образом. В 4.05 по местному времени поступил первый звонок в пожарную часть с мобильного телефона раннего собачника, выгуливающего своего пса вокруг квартала и первым заметившего дым в здании детского дома. В 4.11 поступило еще несколько подряд идущих звонков, к этому времени в окнах здания уже весело поблескивал огонь. Поднятый по голосовой тревоге персонал экстренно начал сбор и эвакуацию детей, однако все было проделано криво, косо и суматошно, а еще потеряны драгоценные минуты в силу раннего часа, и потому результат оказался трагическим.
  
  Впоследствии на передний план вышел вопрос, почему дым засвидетельствовал какой-то утренний чепушила, а не система противопожарной сигнализации. Сломалось много копий, вылилось немало грязи, была высрана прорва статей и пабликов, посыпался град обвинений и разоблачений, многократно разворачивались сотни тысяч диванов. Даже сама причина пожара претерпела несколько трансмутаций. То это было короткое замыкание электропроводки, а тот факт, что капитальный ремонт всего здания проводился всего три года назад, вызывал лучи ненависти в сторону власть имущих и их подрядчиков. То это был поджог хулиганов, хотя насколько нужно быть отмороженным, чтобы спалить детский дом? Потом опять долго ковырялись в электрике, мусолили так и эдак, приходили к каким-то заключениям, а через день их опровергали. Попытались спустить собак на персонал: сначала обвинили в курении в неподходящем месте, потом в неправильном хранении легковоспламеняющегося хлама, даже попытались придумать пропитанную ацетоном ветошь, заныканную в подвал и там самовозгоревшуюся. В конце концов все-таки поставили точку на неисправной электрике и сунули концы в воду, забаламутив демагогией всю картину произошедшего.
  
  А для нас с Леной все события уложились в короткий и уничтожающий приговор. Всего в детском доме на момент пожара содержалось 28 воспитанников. Пострадало, в той или иной степени тяжести, 12 детей. Трое погибли в огне и дыме. Включая нашего Артемку.
  
  Часть 2.
  
  1.
  
  "Норма". Винченцо Беллини. Катастрофически бездушный мир заглядывает в окна. Обрывки музыки цепляются за испуганный разум липкими нотами. Сигаретный дым навечно пропитал стены, заползая через балконную дверь и окутывая холодные пространства комнат. На столе - огрызки какой-то еды и бутылка водки.
  
  По "тиливизеру" тянутся хроники реального кошмара, произошедшего в одном из городов России. Там образовалась некая секта, которая до поры до времени руководствовалась традиционными поведенческими схемами. Как-то: шептаниями в угоду божеству, сборами под пологом тайны и защитных условных знаков, верой в свою исключительность и тупым неприятием фактов. Радения и отъем имущества - по уставу. Но если бы только этим все ограничилось. Но не ограничилось, ибо большинство молельщиков и духовных скопцов никогда не знает, когда следует включать заднюю, и потому бьется насмерть о монолит реальности. Хрен бы с ними, со всеми этими вознесенцами, семенящими навстречу Творцу, расшвыривая тапочки, но очень трудно уместить в голову, зачем нужно вовлекать собственных детей? Убежденные в скорейшем конце света, члены секты потравили друг друга и поубивали своих же деток на блошиной хате одного из своих адептов. По положению трупиков мальчиков и девочек следователи сделали вывод, что дети осознавали опасность и пытались вырваться. Но взрослые всегда оказывались сильней. И сломили слабое сопротивление.
  
  Виртуозен Господь! Вознесем славу Отцу Небесному, неисповедимой игре его Божественной кифары! Лишь Он один имеет право безнаказанно калечить судьбы! Да здравствует Он во веки веков, и выпьем за Него стоя!
  
  Репродукционная картина в доме напротив. Пьяный мужик колошматит свою благоверную. Дым столбом, грохот разбитой утвари, звенят оконные стекла. Женщина вместо того, чтобы спасаться, продолжает поливать разошедшегося муженька матом. Мужик хватает ее за волосы и тащит в другую комнату, где с силой швыряет на диван. Женщина начинает отбрыкиваться ногами, от чего ее халат задирается до самого пояса. Я вижу ее ноги: они ровные и белые, еще вполне аппетитные. Только мужу на это начхать. Он размахивается и изо всех сил хлещет ладонью жену по лицу.
  
  - Давай, скотина. Нравится? Давай!
  
  Дать? Пожалуйста. На́ тебе! На́ еще! Весь чертов фокус в том, что ей это нравится. Она провоцирует его на побои, не оставляет ему выбора. Всем им нравится - женщинам, избиваемым своими мужьями. Они будут их ненавидеть. Будут крыть последними словами. Будут вызывать полицию. Будут настраивать против них детей. Но в глубине их душ будет расцветать великое ликование. Ведь они сами слабы, а рядом с ними - Мужик!
  
  Ну, врежь еще!
  
  2.
  
  На протяжении месяца жена пребывала в трансе и неподвижно глядела в одну точку перед собой, выполняя лишь нехитрые функции по самообслуживанию. Психиатр прописала таблетки - нам обоим, только с разной степенью отрыва башки. Я на свою рецептуру забил уже на крыльце, заменив препараты единственно спиртягой, которой мал-помалу защищал свой разум от помешательства. Лена не принимала "колеса" принципиально, а если я пытался насильно впихнуть их ей в рот - выплевывала. Ее короткие волосы отрасли до самых плеч, стали неопрятными и свалявшимися, как борода дервиша. Время от времени я пытался их расчесывать, впрочем, цирюльные дела в списке моих забот надолго утратили важность. Лена почти не ела и на всех парах стремилась к анорексичности. Ее годовой давности приятную полноту я мог вспомнить теперь только по фото. Хотя с весом и у меня обстояло не ахти, левая кисть почти не двигалась, морда пугала одутловатостью, - короче, на картине Босха мы бы смотрелись органично.
  
  Чтобы проволочь бремя похорон на своем горбу, я призвал сатанинские резервы. Все божественное, животворящее, чистое и благостное во мне, если и было когда-либо,- иссякло, я давно возненавидел Бога за его запойные игры с людишками. Спиртная же энергетика оглушала и превращала меня в апатичного болвана, а мне, напротив, нужно было шурудить, причем активно. Лена вышла из строя, так что всегда прикрытые тылы обнажились. Я знал людей, которые промышляли, и обратился к ним. Я мог бы обратиться к ним еще в тот день, когда нагрянул к Ленчику за "травкой", но тогда меня влекла к нему ностальгия по былым временам и подспудное желание ухватить за хвост дружбу, которой давно не было. Я встретился с человеком, и тот порекомендовал мне некую субстанцию, именуемую в просторечье "скорость". Ее нужно было курить, как мет, но она не глушила, а напротив - накачивала энергией. На "скорости" вкупе с алкоголем мне удалось пройти через ад. Чтобы на выходе застрять в адовой прямой кишке.
  
  Агенты похоронных контор вовсю вились вокруг больничного городка в день трагедии, делая бизнес, но я вызвонил человека, который уже работал с нашей семьей, когда мы хоронили маму. Ему я препоручил решение большинства вопросов и от него же узнал, что тело Артемки будет выдано в закрытом гробу. Агента звали Валера, он был долговязым и неправдоподобно худым,- этакий Слендермен из похоронного мира. Валера согласовал со мной заказ гроба и венков. Предложил обзвонить родственников. Я ответил, что звонить никому не нужно. Нет у нас больше родственников. Место для захоронения выделила администрация города, и это место должно было считаться почетным, вот только никакого почета в этом не было. Валера предложил положить в гроб Артемки что-то родное и близкое, и я передал Валере одну из Артемкиных машинок. Гроб с телом я увидел только в день похорон.
  
   Валера отличался цепкой памятью на лица, и хотя по телефону он меня явно не узнал, при первой встрече я отчетливо увидел в его глазах страх. Ему выпало пройти мимо распахнутых ворот ада и мельком рассмотреть внутренности. Он вспомнил мою маму, вспомнил историю с Лешкой, а теперь вот новый удар молота. Тренированная выдержка помогла Валере заглушить эмоции через две секунды, и на всем протяжении нашего общения он оставался деловым и собранным. Именно Валера не побоялся предложить мне вариант с двойным местом на кладбище. Хотя официально Лешка еще считался живым и в розыске, я согласился, поставив Лену в известность уже постфактум. Я полагал, с этим возникнут трудности, несмотря на озвученную Валерой разрешительную мзду, ведь жертвам пожара выделялись поименные места на кладбище, а Лешка в списках не числился. Но Валере каким-то образом удалось договориться. О деньгах я по-прежнему не задумывался. После смерти мамы у нее в загашнике обнаружились накопления, которые объективно считались приличными. Администрация города объявила, что родственникам (если таковые имеются) пострадавших в пожаре детей будет выплачено по миллиону рублей на семью. Судьба мочит корки... Она уготовила мне потерю родных детей, но вот что касается денег, то я почти никогда не знал проблем.
  
  Накануне похорон мне пришлось наведаться к хирургу в поликлинику, где мне сняли гипс и швы. Кабинет врача я помню плохо, я заявился туда грязный, похмельный и с безумными глазами упоротого лиса. Рекомендаций по комплексу упражнений для восстановления подвижности я не помню вовсе, - все прослушал, только послушно кивал, как дурачок. Нахрена мне подвижность теперь? Рюмку водки до рта я донесу, остальное - бессмыслица. Не вернусь же я в спортзал, в конце концов.
  
  Наркота, помимо прочего, послужила упряжью для бухла. Я лишь перманентно похмелялся малыми дозами, чтобы снова не удариться в "белочку" и не вступить в спор с мертвяками, бабушками и воробьями. Но спиртное меня не брало, лишь слегка улучшало самочувствие и сбивало давление, которое я тут же вновь кочегарил новой дозой укурки, так что сердце работало дизелем. Абстиняга атаковала по всем фронтам: тело колыхалось, дрожало мелкой сыпью и теряло координацию в пространстве. Я старался не здороваться с людьми за руку, боясь промазать. Расплачивался в магазине картой со второго или третьего раза, подсчет мелочи выглядел титаническим трудом. Срал в три жопы, иногда прихватывало на улице, и я дристал в сугроб, наплевав на все заветы Ильича. Но ни разу не блеванул, этот канал был заблокирован с самой юности.
  
  Я совершенно забыл про Альбину Наилевну, она сама позвонила мне на трубку и начала с налету орать. Я дождался паузы между угрозами упечь меня в тюрягу за прогулы и кастрировать на зимней площади города и от всей души поблагодарил ее за то, что та поспособствовала помещению Артемки в приют накануне пожара, приговорив тем самым парня к ужасной смерти. Не подумайте, я до сих пор сильно сомневаюсь, что это были происки Альбинки. Ей незачем, и она вовсе не тот тип людей. Но мне нужно было на кого-то слить злобу и боль. А также незнание, которое снедало меня изнутри, добавившись к загадке Лешкиного исчезновения: мне ведь даже не сказали, как умер Артем. Задохнулся? Сгорел заживо, вопя и плавясь? Или его банально затоптали старшие ребята под предводительством драпающего персонала? Альбина Наилевна осеклась, повисла жестокая пауза, и тогда я просто отключился. Мне было все равно, что случится дальше.
  
  Мне снился наш последний разговор с младшим сыном. В больнице, на следующее утро после того, как я пустил четверть своей крови на удобрения и ознакомился с делирием в щадящей форме. "Лешка заберет меня с собой?"- спрашивал Артем, а я не знал, что ему ответить. Это была наша последняя встреча. Если бы накануне мы с Леной просто не стали открывать дверь ее родителям, и те бы ретировались, подолбившись втуне! Если бы я не схватил тогда кухонный нож! Если бы не угодил в хирургию, и эти новости не дошли бы до опеки по их информационным каналам! Очень трудно отвязаться от липкого ужаса и поверить в разумность существования, когда жизнь и смерть определяется тасованием случайных карт. Мне снился Артемка в приемном покое, как он шуршит комбинезоном, выискивая приемлемые трассы для своей дешевой машинки, а потом открывается входная дверь, в щель просовывается голова Лешки, и он призывно машет младшему брату. А через секунду - все объято огнем, и мои дети вопят от боли и ужаса, непослушные волосы горят на их головах, лица плавятся, глазные яблоки разносит по стенам...
  
  Я просыпаюсь в постели, хлюпающей от вонючего коктейля из выделений моего тела, вижу в кресле напротив неподвижную, сломленную Лену, по которой непонятно, спит она или бодрствует. И я вспоминаю, что нужно отвести ее в туалет, чтобы она помочилась, потому что она может элементарно забыть и напрудить в кресле, а после того, как я это делаю, я не могу уже заснуть. Я иду на кухню, выкуриваю дозняк "скорости", запиваю винищем, на которое перешел в последние дни, после чего безумно брожу по комнатам, размахивая руками и репетируя сумасшедшие речи - перед Леной, перед детьми, перед мамой и Кандибобером, перед всем миром. Позже кормлю Лену, заставляю поесть себя самого и звоню по телефону Валере, чтобы узнать последние новости.
  
  Троих погибших при пожаре в детском доме имени Чкалова хоронили одним днем, и из этого раздули целую помпу. Звучали речи и брали интервью у людей, про которых мне ничего не было известно и причастность которых к трагедии оставалась для меня за кадром. Сунуться ко мне с интервью никто не решился, учитывая мою не телеэкранную морду. Подвешенное состояние Лены уберегло ее от этой ванильной панихиды, и я порадовался, что она осталась дома. Из родственников Артемки был только я. Кандибобер и Крякало, вероятно, слышали о трагедии, но, как и большинство горожан, поспешно переключились на более позитивный канал. Они не знали, что Артемку у нас забрали и швырнули в жертвенное кострище, а я не стал им звонить. Мстил? Всяко-разно мстил.
  
  Я кое-как дождался конца похорон и рванул в "КБ". Затарился месячной нормой, приняв решение упиться до смерти. Но в тот же вечер слил большую часть в унитаз. Ведь Лена оставалась по-прежнему на моих руках, и, кроме как меня, у нее больше никого не осталось. Она хоть и могла есть, мыться, ходить в туалет, но ее нужно было контролировать и постоянно напоминать. Я вернулся к "отложенной опохмелке", которая отнюдь не есть аналог "отложенных обещаний". Она лишь гарантировала уход от полноценного запоя, относительно трезвую голову до обеда, иногда в особо выдающиеся дни - до вечера, и жесткий колотун первую половину дня. "Скорость" моя иссякла, я не стал пополнять запасы. Рожденный спиться - не сторчится и не сколется. Наркота меня не вштыривала, нужна была только как костыль.
  
  Через несколько дней утренний колотун сошел на нет. Я словно вернулся в те дни, как я жил после рождения детей - в меру хмельной, преисполненный молодости и куража. Вот только дети мои погибли, и теперь их могилы соседствуют на кладбище, в одной из них - сожженное, обугленное тельце, а в другом - пустота и страх. И я - постаревший, почти седой, худой и изможденный, с немеющей щекой. Но, оставаясь без надежды, я продолжал карабкаться. И даже травмированная рука стала более-менее выправляться, потому что мне каждый раз приходилось ее чем-то занимать по дому.
  
  Выход Лены из кокона отчаяния был похож на пушечный залп, и мне видится, что в тот день наша жизнь претерпела очередной вираж.
  
  3.
  
  Одним прекрасным утром, накануне Нового года, Лена вдруг порывисто вскочила с кресла, на котором проводила 23 часа в сутки. Ее взгляд приобрел осознанность, жесты стали деловыми и четкими; не беря в толк, что происходит, я промаргивался, как неясыть после спячки, задаваясь вопросом - радуют меня эти внезапные перемены или пугают? Я хотел спросить, куда она намылилась чуть заря, но прикусил язык, побоявшись своим неуместным вяканьем нарушить какой-то серьезный оздоровительный процесс.
  
  Лена вышла из дома, а я четверть часа сидел в однюху, пялясь на сотовый телефон и высчитывая секунды. Я не понимал, следует ли мне бежать следом или ждать. Когда я уже готов был сорваться, Лена вернулась с полным магазинным пакетом в руке. Прошла на кухню и выставила на стол две бутылки водки, еще какие-то колбасные нарезки и сухарики в шуршащих пакетиках.
  
  - Нам надо поговорить,- возвестила моя жена, и это был тон человека, владеющего своими чувствами, так что я не мог ее не послушать.
  
  Мы сели друг напротив друга, и я испытал мощную вспышку дежавю. Я вспомнил день гибели Димы Ваняткина. И мы говорили об этом несчастном мальчугане, сокрушались по нему, жалели, испытывали сопричастность. Что если своим сопричастием я притянул катастрофу? И, осудив Ваняткина-старшего, я занял вакантное место, став косвенным убийцей детей! Или же проклятье легло на меня днем ранее, когда какой-то знакомый на улице рассказал мне про Диму, а через полчаса я уже обо всем забыл?
  
  Мы разлили водку по чайным кружкам, потому что в нашем доме отсутствовали рюмки. Рюмки - элемент трезвого декора и атрибут здоровых людей, колдырящих в меру; уважающий же себя алкоголик запрокидывает из горла либо из кружек. Я ждал, что сейчас Лена выставит меня за дверь. Потому что я - Ваняткин-старший, демон переселился внутрь меня, и я - убийца. Именно поэтому я не стал сдавать родительскую хату, так она и пустовала со дня смерти мамы. Я как чувствовал, что мне придется съезжать из дома.
  
  Но то, что сказала мне Лена, вышибло из меня все посторонние и слезливые мысли и перевернуло многие из моих представлений с ног на голову.
  
  - Моя мама умерла не от рака. Она умерла от алкоголизма.
  
  Ее взгляд затерялся в кристальности початой бутылки. Глаза воспаленные и запавшие. Лицо худое, незнакомое. Я молча ждал продолжения, затаив дыхание. Потом Лена резко влила в себя водку и продолжила:
  
  - Когда они с отцом поженились, то первое время все шло нормально. Он знал, что у нее плохая наследственность. Деда с бабкой по матери я видела только на фотках, потому что оба сковырнулись от водки еще до моего рождения. Но кто по молодости верит в этот бред про наследственность, правда? Жизненные принципы отца и матери всегда оставались совковыми, а в СССР пьянство редко признавали болезнью. Запойных лечили острым чувством вины, стыдя перед товарищами, при этом двуличие и двойные стандарты приветствовались в полной мере. Ну, знаешь, все эти "не умеешь пить - не пей", но при этом "в смысле, не пьешь? ты меня уважаешь?". Отец у меня сам любитель этого самого. Но у него есть блок: как бы назавтра его ни ломало, он ни разу в жизни не похмелился. А вот мама почти всегда не выдерживала и шла утром по второму кругу. Отец смотрел на алкоголизм мамы, как на причуду, женское баловство; он никогда не подпускал мысли об объективных причинах.
  
  Период детского сада я помню обрывочно. Когда-то мама, наверное, работала, но на моей памяти - никогда, сидела дома и варила каши. Мои самые яркие воспоминания - ее резкие перепады, в те дни они меня прикалывали. Вдруг на пустом месте мама срывалась, объявляла час прогулки, суетливо собирала меня и собиралась сама. Она была в точности, как ты. Стоило ей в рот попасть капле, и остановить ее не смог бы даже танк. Но никаких капель я не помню, лишь косвенно домысливаю, и в те годы такие срывы всегда мною воспринимались, как увлекательные приключения - со смехом и непритязательной болтовней. В маме вдруг вспыхивала юная девчонка, ее тянуло навстречу ветрам, а я служила маленьким, неизбежным придатком. Мы слонялись по городу - в парк, в кино, на аттракционы, в кафешки, просто бродили по улочкам. Именно такую маму я хочу помнить. Но не всегда получается.
  
  Более-менее правдоподобную оценку тому периоду я смогла дать лишь в зрелом возрасте. Когда подслушивала шушуканье отца с мачехой и выуживала подробности. Все эти развеселые прогулки с мамой, смех и драйв, - все это составляло лишь процентов двадцать маминого досуга. Это мне они казались океаном времяпрепровождения, но реально мама быстро выдыхалась. У нее начинался сушняк, горели трубы, портилось настроение; ей нужна была дозаправка, но облико морале не позволяло шарахаться с банкой "Балтики" в одной руке и малолетней дочерью - в другой. Поэтому мама быстренько сворачивала прогулочную церемонию, и мы поспешно курсировали домой. Дома мама пыталась догнать свое упущенное, энергично-веселое состояние, но тщетно, как это и происходит у многих пьющих, а потому в результате она надиралась в слюни. И чем чаще происходили такие срывы, тем короче становилась позитивная часть и длиннее - слюнявое мычание.
  
  Однажды я поймала себя на том, что мама меня пугает. Она вдруг застывала посреди комнаты, голова склонена набок, будто прислушивается к чему-то, как в фильмах ужасов. Потом начинала вроде как прибираться в квартире, но по факту просто металась по комнатам, хватала разные вещи и кидала их как попало. Потом снова застывала и прислушивалась. Если я умудрялась подвернуться под руку, то могла меня оттолкнуть. Она меня не била напрямую, но толчок выходил злым и болезненным. Через некоторое время, вот так пометавшись по квартире и не найдя покоя, она выскакивала из дома. Возвращалась по разному - иногда через час, иногда под вечер,- но непременно на жабрах. Остаток дня квасила в одиночестве и часто засыпала в самых неподобающих местах. На кухне. В ванной. В прихожке. В любом углу, где состоялся завершающий тост. На постель ее относил отец по прибытии с работы. А когда он был в командировках, то не относил никто, у меня бы не хватило силенок. Да и страх бы помешал. Мне казалось, что в маму кто-то вселился. Я и сейчас так думаю. Несмотря на все знания об алкоголизме, я продолжаю верить, что у нее была не просто зависимость.
  
  Дальше мать повадилась выносить мозг отцу и довела эту технику до совершенства. Она не била посуду, не швыряла предметы мебели и не дралась; она просто ходила по пятам, как злая собака, и гавкала без конца. Насмешка с оттенком презрения - самая ходовая часть ее стратегии, которая, по идее, должна была срабатывать безотказно в качестве красной тряпки. Но не для папы. Я не помню семейных скандалов и страстей только благодаря ему. Потому что он ни на что не велся, его флегматичность тоже была ультрасовершенной. Наверняка внутри он мечтал ее придушить, но то ли воспитание, то ли военная выправка не позволяли ему терять лицо. Все мамины провокации разматывались по ветру впустую, и однажды на нее вдруг снизошло, что отец сильнее в плане владения собой. Тогда мама резко перескочила на параллельную трассу. Стала ему изменять. И для меня начался самый настоящий ад.
  
  Теперь мамины срывы делились на два фронта: спонтанные и запланированные. Запланированные имели место в первое же утро после отъезда отца в очередную командировку. В школу мама собирала меня на взводе и с лихорадочным огоньком в глазах, который я уже успела возненавидеть - взгляд предвкушения, взгляд наркомана в шаге от заветной дозы. С первого класса я привыкала к самостоятельности и ходила в школу одна, потому как мама по утрам не всегда была в адеквате. Я не в курсе, почему она не работала, а отец никогда не настаивал. Могу лишь предполагать какие-то неполадки с психикой или социализацией, ведь и алкоголизм не рождается на пустом месте, он всегда обрастает вокруг какой-то червоточины в душе. И вот, один раз лишь заглянув в эти взбудораженные, бегающие, лихорадочные глазки с утра, я ощущала, как погружаюсь в прорубь, потому что уже знала, что меня ждет после школы.
  
  Мама приводила домой дружбанов и устраивала гоп-попойки. И счастье, если это был всего один мужик. Зачастую - несколько. Или же поначалу - один, но позже подтягивались какие-то мутные корефаны. Когда я возвращалась домой после уроков, никто, разумеется, не спешил сворачивать поляну и спотыкаться через порог с извинениями. Пришла и пришла соплежуйка. Мой руки и вали в свою комнату. Пиршества разыгрывались стабильно на кухне, поэтому мой обед приобретал статус "отложенной еды". Я сидела до вечера голодная, сосала палец и ненавидела каждый звук в доме. Я с юных ногтей приучалась к отложенной жизни, и вовсе не в мачехе корень зла.
  
  Но голод - это пустяки. Я быстро приноровилась, стала брать жратву в школу, таскала ее с собой полдня, а дома после школы ела, если не испортилась. Да и испорченную иногда ела, не до капризов было. Самое страшное, что я слышала все, происходящее за дверью, - до мелочи, до детальки. Тосты и слюнявые базары. Ссоры. Кромешный мат. Секс. Иногда не с одним партнером. Побои. Драки. Изнасилования. Мне до сих пор периодически все это снится. Я вообще удивляюсь, как мы выжили тогда. Стоило кому-то задуматься, что мама может протрезветь и накатать заяву, как будущее перестает существовать по умолчанию, и фильму конец. Еще не так давно отстрелялись девяностые, эхо вовсю гремело, память была свежа, и у нас дома побывали разные типы. От тупых забулдыг до острых пацанчиков. Мама долго оставалась привлекательной, а по пьяни она вообще горела, как жар-птица, и стягивала мужиков со всех слоев. Иногда я прихожу со школы - а в прихожке висит кобура со стволом. Один раз приехали пацаны с какой-то малолеткой, и все они там вместе с мамой гремели, хохотали и шпилились, а я тряслась от ужаса в своей комнате. Но если наше выживание - дело везения и обстоятельств, то сохраниться нетронутой конкретно мне - это настоящее чудо.
  
  Девять из десяти собутыльников так или иначе заваливались в мою комнату под разными предлогами. В основном, потрындеть. Любопытно же потрындеть за жизнь со шмакодявкой, ученицей начальных классов. Я же самый занимательный собеседник для бандюганов и бывших интеллигентов. Они все слились для меня в одно рыло: сальные глазки, пропитые капиллярные носы, немытые волосы, разговоры-сопли в духе "будь послушной девочкой". Некоторые подкидывали подарочки, задабривая меня и свою совесть, в основном сладости. Сникерсы-Марсы и прочее империалистическое творение. И вот сижу я под вечер уже со скулящим от голода желудком, а шалману за дверью конца и края не видно, и под рукой маячит какой-нибудь "Пикник" от очередного пропитого собутыльника. Еще два часа назад я зарекалась его трогать, мне смотреть на него было мерзко, но часики тикают, и голод подавляет волю. Я ненавижу себя, что ломаюсь, ненавижу мать за ее выкрутасы, ненавижу отца, который буднично отсиживается в своих отлучках. И я хватаю этот сраный "Пикник", который бухарик лапал своими липкими пакшами, срываю обертку и заглатываю в два присеста. А в это время мой даритель и поклонник "Пикников" мог трахать за дверью мою мать, или лупить ее по морде, чтобы не кочевряжилась, или то и другое одновременно.
  
  Я дожидалась темноты, когда гости либо свалят, зачастую вместе с мамой, либо вырубятся в родительской спальне, шла на кухню и подъедала все, что не приколочено. А если там царствовал голяк, то нехитро готовила на скорую руку, плюс подметала и прибиралась, как могла. Тогда, в начальных классах, я и начала покуривать. На кухне колом стояла дымовая завеса, повсюду валялись раскиданные сигареты и открытые пачки, я не парилась и курила прямо там, а еще больше - ныкала и курила после школы в подъездах. Перед самим сном я тишилась в своей комнате и норовила нажраться впрок дня на три. Такой график питания очень скоро зажег красный свет, и вес попер. Из-за лишнего веса появились проблемы в школе, а еще во мне почуяли жертву, ведь достоинство было сломано напрочь, я превратилась в терпилу. Восстать против матери и ее сброда во втором классе, уж извините, я была не в состоянии. Да и ни к чему хорошему бы это не привело. Ведь дети - это никогда не причина бросить пить, правда?
  
  Не скажу, что меня загнобили в школе, этого не было. Но смешки присутствовали ежедневно, а для меня в том состоянии любая хохма - как гвоздь в гроб с самооценкой. Можно как угодно относиться к Анне Витальевне с ее закидонами, двуличием и враньем, но именно она косвенно вытянула меня из лузерских рядов. Ставила мне правильные цели и надрачивала на результат, вовсю пользуясь моей неконфликтностью. Учеба, хорошие отметки, прилежание там, участие во всех школьных проектах. Я называла это "выпячиванием себя". И я довыпячивалась до того, что меня вдруг выбрали старостой, и смешки как отрезало. Кому нужны терки с власть имущими? Меня стали уважать, и мне даже удалось войти в физическую форму к концу школы, хотя я никогда не бегала по фитнесам и не сидела на диетах. Ну, сигареты сыграли свою роль, в старших классах уже дымила, как паровоз.
  
  Как такового табу на маминых косяках не лежало, это не было запретной темой. Никто не зашивал мне губы и не угрожал смертью, если я расскажу отцу. Напротив, мама хотела, чтобы он узнал,- прежняя тактика выноса мозга, апгрейженная до уродливости. Если бы отец вышел на эмоции, мама могла бы засчитать победу, чего бы она там ни добивалась. Но я все равно ходила сычом и молчала. Не папу защищала, а себя. Я защищала себя! Ведь если бы я заикнулась, то обрывками фраз и намеками разговор бы не ограничился. А озвучивание подробностей превратило бы сейчас редкие кошмары в постоянные. Проживая стресс молча, я добилась, что мне многое удалось забыть и вычеркнуть, но если бы я проговорила это однажды вслух - память зафиксировала бы навеки. Я ведь была в таком возрасте, когда граница между сексом и насилием почти стерта. Измены мамы отдавались физической болью, я искренне желала ей зла. Что если бы я призналась в детстве, что всякий раз, когда между мамой и ее очередным хахалем происходит ссора, я молилась о том, чтобы на сей раз все закончилось кровопролитием или смертью? Потому что тогда бы все действительно закончилось, и не нужно больше хомячить по ночам в три горла, а днем - сжиматься от каждого звука. Кем бы я выросла, кем бы стала? Социальной маньячкой? Но я и не смогла бы такого выговорить. Как и рассказать, что когда мама вырубалась, ее собутыльники начинали шарить по всему дому в поисках заначки или ценностей. В открытую, не стесняясь меня.
  
  Меня обходило до тех пор, пока не появился Картошечка. Он был то ли грузин, то ли армянин, я не разбираюсь в южных племенах. Кавказец, короче. От одного его голоса с характерным акцентом меня вмиг перекосило - еще не видя его самого, я вдруг почувствовала, что мне кабзда. Так могут провидеть только дети. И только дети могут при этом сдаться на произвол судьбы. Картошечка сразу же положил на меня глаз - вспыхнул весь, заулыбался, замлел, залучился своим кавказским гостеприимством. Тоже дарил всякую фигню. Но его подарки я быстро смахивала в ящик стола, а потом выбрасывала в мусоропровод. Никакой голод или даже пытки не заставили бы меня слопать его гребаный "Милку-вей" или "Чоко-пай". Он называл меня "картошечка". Только так, и никогда - по имени. Гладил по голове каждый раз, прикасался, а я дрожала и хотела вопить. Позже плакала в подушку. Просить о чем-то маму к тому времени уже стало бесполезно. Даже протрезвев, она смотрела на меня отрешенно, как на недоразумение.
  
  Если коротко, то этот Картошечка чуть не трахнул меня во втором классе. Мама то ли заснула, то ли сидела в прострации после сотой рюмки. А этот забурился ко мне и стал лезть. Уже не в шутку, а все по-взрослому. Мешковатые кофты и колхозные штаны - так себе ограничитель, как я убедилась, истинно кавказскую кровь не загасят. Сначала Картошечка шурудил под кофтой, потом полез в трусы. Я не могла пошевелиться, не могла кричать, плакать, даже думать. Сидела как камень, а этот козел, видимо, спутал мой ужас с расположением, потому что завелся. Мне было уготовано пройти через ад, но судьба смилостивилась: дверь открылась, и в комнату вошла мама, как раз на полпути между доставанием члена из ширинки и раздиранием моей промежности.
  
  Знаешь, что она сделала? Стала ржать, как припадочная. Откинула голову, и ржала, и тогда я твердо решила, что зарежу ее сегодня ночью. Ее и Картошечку, а потом всуну нож в руку Картошечке, и все спишут на пьяную поножовщину. Но к вечеру мне уже удалось оправдать маму в своих глазах. Я убедила себя, что она могла не понимать, что я ее дочь. Это слабый отмазон, но он как минимум удержал мой разум от помешательства, а руки - от кровопролития.
  
  Смех мамы вывел меня из оцепенения. Картошечка растерялся, я быстро высвободилась, оттолкнула маму с пути и выскочила из дома. Как была, прямо в тапках. Забежала к подружке в соседний дом и просидела у нее допоздна. Той самой подружке с проспекта Нефтяников, которую вы с Ленчиком напугали ночью. Когда вернулась домой, то уже никого не застала. Теперь ты понимаешь, почему я не устроила разнос в тот раз, когда меня лапал мачехин проповедник. И почему я так технично "забыла" тот случай. Меня триггернуло со страшной силой, я вдруг увидела на его месте Картошечку, а за стеной мерещился издевательский хохот матери.
  
  После Картошечки даже мой малолетний мозг стал сигналить аларм. Чип и Дейл на помощь не спешили, опеки не существовало как класса, так что план спасения целиком ложился на мои плечи. Мама и присные забулдыги могли завалиться домой посреди ночи. После чего не придумывали ничего умнее, чем нагрянуть ко мне в комнату для душевных разговоров о современной поэзии, и похрен, что завтра в школу чуть свет. Я уже давно спала в одежде, а теперь стала спать в уличной одежде, еще припасла под подушкой нож. Правда, моя расположенность к холодному оружию оставляла желать лучшего, я могла обрезаться дюжину раз за обычной чисткой картошки. Днем я старалась вообще не бывать дома, околачивалась дворами и курила по углам. Сиги или деньги перла у домашних гостей при случае. Вечером долго прислушивалась у входной двери. Если различала характерные звуки изнутри, разворачивалась и давала второй круг по окрестностям. Мне повезло хотя бы в том, что мой кошмар имел периодичность. Мне всего-то нужно было продержаться одну-две недели, пока отец не вернется из командировки. Я знаю, что есть дети, для которых подобный ад - явление каждодневное.
  
  Мамины упражнения по закладыванию за воротник не прекращались с приездом отца, просто переходили на низкую интенсивность. Без вертепов и демонстративных оргий. Мама бухала тихо и перманентно. Возможно, те нездоровые эмоции, которые она получала с собутыльниками, компенсировали сдержанность отца, которая ее всегда бесила. Меня она перестала замечать. А мне и в кайф, я стала молью. Вела теневой образ жизни, ходила по стеночкам, отсиживалась в своей комнате и нажиралась на ночь, когда все уже спали.
  
  Секреты в маленьких городках и тесных подъездах не живут долго. Много знакомых и просто добрых людей, любящих почесать языком о любой бордюр. До отца дошли слухи - без жести, вскользь. Самую жесть знала только я, но коль скоро мне удавалось молчать год, никто и никогда не смог бы выведать у меня подробности. Если ребенку удается сдерживать в себе ужасы детства продолжительное время, многие психологи впоследствии сломают зубы о его броню. Я живу с тобой уже много лет, и я делюсь этим впервые, и вообще впервые с кем бы то ни было.
  
  В общем, папа поступил в соответствии со своим флегматичным и совковым мировоззрением и придумал швейцарский план. Каким-то чудом он уболтал маму на второго ребенка, полагая, что тогда все наладится по волшебству. А я его возненавидела в тот период - еще сильнее, чем мать. Да, я ничем не делилась, но он был, мать его, взрослым человеком! Как минимум мог бы мысленно дорисовать сладость моего бытия! Даже безо всяких Картошечек любой нормальный родитель пришел бы в ужас и выкатил бы пушки для обороны своего ребенка, в моем же случае - тишина, как будто так и надо. Я вроде как побоку, хожу там себе...
  
  А вот Пашка оказался ко двору, и вовсе даже не побоку. Пашка - это мой родной брательник. И только самые ближайшие родственники знают, что когда-то существовал такой человечек. Пашка родился недоношенным, и не поручусь, что он мог хоть сколько-нибудь рассчитывать на полноценность. Для меня настал рай, когда мама забеременела, хотя втихаря она и позволяла себе кирнуть. Я замечала, а папа "не замечал". Я преспокойно доучилась до середины третьего класса, даже почти завязала с сигаретами, а потом родился Павлик, и наше семейное шоу получило перепрошивку.
  
  Внезапно я обнаружила себя в центре какого-то гребаного карнавала. Школьные задания, обязанности по дому, бесконечные уборки-стирки, повсюду вонючие пеленки, каши, погремушки, и все это приправлено круглосуточным визгом тугосери. Лена, делай то, делай это, сгоняй на молочку, сгоняй за продуктами, почему полы грязные, иди срочно помой посуду, быстро постирай, чистых ползунков не осталось, а ты уроки выучила? Весь этот блядский цирк казался мне офигенски нечестным, поэтому частично я саботировала обязанности. Обо мне никто не думал, когда богомерзкие бухие Картошечки лезли ко мне в трусы, а стоило вылупиться Пашке, сразу же организовалось предприятие по сдуванию пылинок. Я могла бы сказать, что ненавидела брата, мне хочется так сказать, но это будет неправдой. Правда в том, что прямо к нему я вообще мало что испытывала: это был несчастный, визжащий, вечно обосранный маленький человечек, которому еще предстояло расплатиться за грехи родителей. Даже если папа верил в чудесное мамино исцеление, моя вера уже превратилась в цинизм.
  
  Мама копила-копила усталость от, по сути, постылой жизни, и в определенный момент сдетонировало: она взялась за старое. В связи с этим тема с грудным молоком резко задвинулась за кулисы, и кормежка полноценно легла на мои плечи. После школы я бежала на молочную кухню, потом затаривалась памперсами и питанием, потом - рысью домой, кормить и переодевать брата. Мама едва-едва дожидалась моего возвращения, после чего лезла по сусекам и выгребала заначку. Больше нас для нее не существовало, однако если я где-то лажала, меня чухарили. Однажды я забыла початую пачку памперсов в кроватке, и Пашка дорвался до памперсов, измочалив их в труху. Вся семья в тот момент присутствовала дома, но люлей получила именно я.
  
  Поначалу мать пила в однюху, и ее почти не штормило, да она и не отсвечивала. Заказывала мне прокатные двд-диски "про жизнь", и я тащила ей из салонов всяких "Форрестов Гампов", "Мосты округа Мэдисон" и "Красотку". Мать нагружалась перед телеком, слюняво следя за событиями на экране, а поднималась только чтобы поссать или сгонять за добавкой. Она и за бухлом пыталась меня припахать, но продавцы мне дали от ворот поворот в силу возраста. Так что ей приходилось тащиться самостоятельно.
  
  Потом снова стали появляться дружки и бравые ухажеры, но уже без прежнего размаха. Наведывались поодиночке, и они тихо киряли на кухне, шушукаясь, чтобы не разбудить Пашку. А когда брат начинал орать, запрягали меня. Вот только самообольщением я уже не страдала: Картошечка тоже визитерил один, был вежлив и благовоспитан с виду, и чем это для меня чуть не обернулось! Я воротилась на улицы и стала ныкаться вдали от дома, снова тырила сигареты, а по приходу получала люлей. Теперь уже в физическом эквиваленте, мать стала поднимать на меня руку, чтобы я не отлынивала. Я свела на игровом поле страх перед Картошечкой и перед родительскими тумаками. Картошечка победил со счетом 10:0 всухую, так что перевоспитать меня не получилось.
  
  В тот день я аналогично шлялась где-то дворами, а мать с хахалем наклюкались по брови и ушли в отруб. Пашка блеванул в кроватке, подавился блевотиной и задохнулся. Я хрен знает, чем его напичкали, пока меня не было. Полностью не исключаю вариант, что спрыснули ему пару граммов кагорчика или ликера. Начало 2000-х, никаких вскрытий или расследований не проводилось. И вот я возвращаюсь ближе к вечеру, мысленно разминаясь перед односторонним спаррингом, а дома тихо, как в могиле. У меня даже сомнений не возникло, что что-то стряслось, потому что я не могла припомнить такую тишину в последние месяцы. Я и нашла Пашку мертвым. И его бесхозное тельце лежало в кроватке до самого утра, а я торчала в своей комнате, билась в истерике первую половину ночи, и считала секунды - вторую. Потому что через стенку дрыхла пьяная мама со своим очередным собутыльником, и я не могла вызвать "скорую", не подставив ее. Но не за нее я переживала, а за себя. Если бы она запалилась пьяной перед посторонними, наша трагедия вышла бы за порог, и меня бы не простили. Общество бы меня заклеймило и отвергло.
  
  Но я просчиталась: меня так и так не простили. Ко мне намертво прилепилась бирка с надписью "убийца брата". Я и была ею по факту, как ни крути. Я осознавала степень риска, когда убегала из дома и бросала брата наедине с мамой в ее таком состоянии. Каждый раз надеялась, что пронесет, и однажды авось не сработал. Родители от меня отвернулись, стали игнорить. Отец и теперь меня игнорит на девяносто процентов по привычке, если ты заметил, все общение идет через мачеху. Год после трагедии я изнывала от чувства вины и боли, ревела в подушку по ночам и конкретно подсела на сигареты. Которые частично таскала у матери, частично - стреляла у старшеклассников.
  
  Несколько раз ночью я видела свет из-под двери в родительскую комнату. Не свет, а мерцание даже... Слабее, чем светильник, но сильнее, нежели экран телека. Возможно, свечи. Сначала я не придала значения, а позже в голове вдруг вспыхнули все эти фильмы, типа "Восставший из ада" или "Кладбище домашних животных". А вдруг мать по пьяни чего-то колдует там в спальне, пытаясь оживить Пашку? Или еще хуже: обменять его на меня? Ночью кто-то дотронется до моей руки, и когда я проснусь, призрак скажет: твоя очередь лезть в могилу. В общем, это мерцание меня напугало, хотя и не до такой степени, как некогда Картошечка. Я решила провести расследование и определить источник свечения, когда матери не будет дома, по остаточным признакам. Но не успела.
  
  Однажды мама пропала, и ее не было полгода. Мы жили с отцом в бытовом вакууме, как будто так и надо, и под конец мои мозги окончательно сплавились. Несколько раз я отваживалась спросить у него, где мама, но он только крякал в ответ, предлагая мне озаботиться гипотезами. Я не знала, что и думать, отец не бился в поисках, не разрывался надвое и не рыдал по вечерам, не проводил часы за рассматриванием фотографий. Никаких розыскных мероприятий, никакого ажиотажа в масштабах города, как это было с Лешкой,- полнейшая тишина. Они как будто заранее с матерью договорились о таком финале, и теперь отец живет с чувством, что игра завершилась, и долг исполнен. А до того, что дочь просто не в состоянии принять эту новую реальность, конечно, никому дела не было. Несмотря на то, что я ненавидела маму всей душой, я по-прежнему ее любила, ее уход меня угнетал и ужасал. Я думала: что если отец делает так специально и своим молчанием и игнором добивается, чтобы я уверовала, будто мамы вообще никогда у нас не было? Я уходила в мир грез и фантазий, каждый раз придумывая для себя новую легенду, и все больше и больше погружалась в эти миры. Такую же легенду я придумала для Артемки. В такую же легенду я уверовала сама, когда мачеха предложила вариант с Раком и Ко. Но умерла мама, конечно же, не от рака.
  
  Через полгода я возвращаюсь из школы, а дома - бледный, прячущий взгляд, отец и незнакомая тетка, которая оказалась Анной Витальевной. Именно она сообщила мне, что моя мама погибла, и сегодня, пока я была в школе, ее скоренько похоронили. Это все, что я знаю и помню, большим меня судьба не облагодетельствовала. Я не копала впоследствии, не наводила справок, оставила все, как есть. Еще один страшный факт вдобавок к гремучей смеси воспоминаний я могла не выдержать, поэтому боялась правды. Но логически я понимаю, что это был, скорей всего, криминал. Его не могло не быть, потому что с таким образом жизни не бывает хеппи-эндов, как в фильмах с Гиром. Мама умудрилась связаться не с теми людьми или вляпалась в историю. Мне все равно, я не готова знать правду, и я без понятия, где находится ее могила.
  
  Анна Витальевна осталась жить с нами и стала мачехой. Обосновавшись, она развернула целую программу по выходу из кризиса. Идею маминой смерти от рака она активно насаживала не только у нас дома, но и повсеместно. Даже тем из родственников, кто так или иначе знал правду, она без зазрения совести вдалбливала эту версию с честным взглядом. И постепенно так стали думать все, даже я. Наверное, это было гениально, не берусь судить.
  
  Гвоздем же программы значилась малолетняя я - копия мамы и по-любому будущая алкоголичка, которую нужно спасать всем гуртом, пока я не ударилась в тяжкие. Верила ли в это сама мачеха или делала вид - в ее случае граница между этими понятиями попросту отсутствует. Но близких она заставила поверить, особенно отца, который продолжал отводить от меня взгляд и целиком положился на методы Анны Витальевны. Пашку мы дружно забыли. Мачеха зверела, если кто-то его упоминал, а в те времена ее энергетика достигла пика, так что связываться или спорить с ней побаивались. Пашка где-то числится по бумагам, это все. Я также без понятия, где его могила.
  
  В отличие от отца, мачеха четко представляла, через что мне пришлось пройти с матерью-алкоголичкой во время ее загулов. И замена паттерна была тоже частью ее стратегии. Она, как и мама, стала устраивать дома шалманы, но только с противоположной полярностью. Среди завсегдатаев преобладали благочестивые, цивильные и кроткие богомолы. Лопотали о Боге, о вере, о судьбе и терпении, о прощении и всеобщей любви. О тех понятиях, которые, по идее мачехи, должны были вытеснить из моего сознания отрицательный шаблон бухариков, насильников и бандосов. Вот только с любвеобильным педофилом-проповедником у нее случился зарез. И если бы в тот день мы с ней поговорили начистоту, откровенно... Если бы она признала свой косяк: да, не без ошибок и недостатков политика партии, но цель должна оправдать средства, и вместе мы обязательно прорвемся! Наши отношения могли стать совершенно другими. Вместо этого она испугалась моего глупого подросткового бунта и предпочла перестраховаться. Обвинила меня, что я возвожу поклеп, потому что гнилая внутри, потому что Картошечка частично меня подпортил, он залез своими грязными ногтями мне в манду, и с того момента я - падшая.
  
  На этом все. Добавлю только, что выбрала тебя в спутники жизни в тот же миг, когда ты подсел ко мне на скамейке с горящими глазами и перегаром. Я вдруг увидела в тебе маму - такую, какой она была давно в детстве. Веселая, бесшабашная и под хмельком. Но теперь я точно знаю, что мачеха была права во многом. Наверное, я всегда это чувствовала, просто боялась признать. От родной мамы ко мне перешло что-то темное, что-то нехорошее. Какая-то гниль, порок. Тогда, перед травматологией, я тебе призналась, что считаю себя виноватой в пропаже Лешки. Потому что не позвонила проверить, как вы дошли. Потому что позволяла тебе бухать в удовольствие и не делала из этого серьезной проблемы, не ставила ультиматумов. Но я слукавила: я считаю себя виновной, потому что передала эту гниль всем вам. И наши дети пострадали за чужие грехи. Мне не стоило их рожать, нужно было ставить точку в нашем роду. Я поступила безответственно, и теперь проклята.
  
  Лена разлила водку по бокалам, и мы выпили. Она посмотрела на меня:
  
  - Теперь отвези меня на кладбище. Я готова.
  
  И мы поймали такси и рванули на кладбище, не обращая внимание на мороз и начавшуюся вьюгу. Там, на могилах наших детей, мы поплакали в обнимку, стряхивая заледеневшие слезы, и добили бутылку, помянув наших ребят. Но по возвращении оставалась еще одна. А также - целая сеть вино-водочных магазинов, расползшаяся метастазами по телу великой родины.
  
  С тех пор и до последнего дня Лена уже не переставала пить.
  
  4.
  
  Я знал, о чем поет Норма. Не зная языка, я все равно знал. То был плач убитой горем женщины по безвременно ушедшему ребенку. То были стенания, вой сотен бесплотных душ со всех уголков необъятного мира, восходящий к биосфере и окутывающий планету коконом отчаяния. Не мог я больше слушать иную музыку, кроме грустных опер и меланхоличной классики. Радость ушла из дома, ушла из сердца навеки.
  
  Следующий период в несколько месяцев умещается в один день Ивана Денисовича или же Фила Коннорса из "Дня сурка", и нам с Леной не суждено было перейти в 3-е февраля. Пробуждение засветло с великого бодуна вообще чревато полным выпадением дат, отражающие в доме поверхности морщились от нашего опухшего, похмельного, злого и отвратительного вида. Завтрак сводился к опустошению баклажек с минералкой, закупленных накануне. В процессе расторможения метаболизма - обязательный дрищ и оккупация толчка со всеми сопутствующими прелестями. Пока один исторгал из себя зловонную жижу, иногда из обеих концов организма, второй елозил за дверью, сжимая булки.
  
  Продриставшись, лезли в душ, отмокая, в целях экономии времени, вдвоем. Это были странные процедуры, наполненные гнетущим молчанием и попеременно-тяжелыми вздохами. Посещение же душа в одиночку сопровождалось правилом открытых задвижек на дверях, поскольку именно под горячей водой шансы словить карачун взметались до небес, и страхующему необходим был немедленный доступ в ванную, чтобы успеть что-то предпринять. Примерно на этом этапе начинался тремор, но мы к нему быстро привыкли. Трясет и трясет, и фигли, алкаша за мусоркой тоже колбасит - жив же! Сигарету прикурить координации достанет, а маячившая в перспективе опохмелка придавала надежд. Соскребя с тела липкую утреннюю слизь, мы отправлялись на кухню, где с разным успехом запихивали в себя сухой опохмелятор из сигарет, Дошика и копченой колбасы. Снова минералка, снова - туалет, срач и блева. Когда устаканивалась уверенность, что желудок не будет исторгать кишки хотя бы в пределах часа, мы с Леной выбирались в свет.
  
  Посленовогодняя зима достигла температурного минимума, наши блуждания обходились без палева: напяливали на головы капюшоны, испитую морду - в шарф или маску, и - айда-киттек бесцельные круги вокруг квартала. Будь мы поодиночке, никакая сила в мире не выволокла бы нас из дома в таком состоянии. Но вдвоем мы как-то ухитрялись мотивировать друг друга. Соседи к этому времени в большинстве сваливали на работу, так что обходилось без свидетелей. Наш с Леной унылый, однообразный интерес сосредоточился на прогулочных рекордах: каждый раз мы старались шлындить подольше, чтобы оттянуть опохмелку и побыть трясущимися, но людьми. Иногда нас хватало на час. Но как-то раз мы колобродили целых четыре часа, и в магазине потом я не смог приложить банковскую карту к терминалу, настолько у меня тряслись руки и плыло в глазах. Я попросил это сделать продавщицу, сославшись на проблемы со здоровьем.
  
  Мы возвращались домой и переходили к ежедневным размеренным бухлотрадициям. Водкалар, пиволар. Винище по-прежнему в тренде. Поначалу вакантные места в рядах конченных маргиналов приводили нас в трепет, мы старались заниматься вялым хозяйством и сохранить видимость культуры. Забрасывали в стиралку вонючую одежду, говняное постельное белье, проводили нехитрую уборку. Затем заваливались в постель и тупо просматривали сериалы, которые наутро выветривались из памяти начисто. Фрагментарно вернулся секс. Он был редким, безрадостным и тусклым, идеально примитивным, сизым, без малейшей искры; колючим. Бесконечное количество раз за вечер я выскакивал в магазин за дозаправкой и за минералкой на завтра - одна категория бутылей кучковалась в одном углу комнаты, другая - напротив. Вскоре водка совсем ушла из рациона - она быстро глушила и снимала симптомы, но и быстро же выветривалась, так что мы налегали на пиво, винище, а еще я взлюбил портвейн "Три топора". Какое-то время я старался не радовать визитами один и тот же магазин, расходуя наличность равномерно по местности и торговым площадкам. Потом забил и стал ходить, где ближе.
  
  Лена не стала возвращаться к трудовым будням, написала заявление по собственному, еще находясь на больничном. Я все-таки сдал мамину квартиру армянской семье, ведь мои опасения насчет развода отпали. Также наладил регулярное посещение уголовно-исправительной инспекции. Через полгода еженедельные отчеты сменились ежемесячными, и я внес правки в телефонные памятки, без которых забывал все на свете, поскольку в первую очередь в горлышко бутылки проваливается память. Альбина Наилевна пошла на повышение, ее сменила улыбчивая и бодрая Гузель Исхаковна. Так что я был избавлен от конфронтации с Альбиной, которой тогда нагрубил по телефону и обвинил в смерти сына.
  
  Периодически мы с Леной устраивали так называемые разгрузки: вызывали на дом частного нарколога с системами и таблетками. Соблюдали очередность, одновременно не капались. Пока отходил один, второй наблюдал и бдел, насколько это возможно. В основном ритуалы проходили ровно и без каких-либо эксцессов, только однажды наркологи, пользуясь неопытностью, раскрутили Лену на несколько лишних тысяч, пока сам я лежал под иглой и почти невменяемый. Несколько дней после капельницы удавалось сохранить трезвость. Для меня это были адские дни, один чернее другого. Я не плакал, когда похитили Лешку, я не плакал, когда сгорел Артем; и я не мог плакать до сих пор. Я пытался спрятаться в тревожный сон, наполненный видениями птиц с человеческими лицами, говорящих камней и марсианских боевых треног, но не мог спать больше часа за раз. А когда просыпался, первое, что мне хотелось: схватить нож и завершить битву с венами и сухожилиями, теперь чтобы уж наверняка. Полагаю, Лену корежило аналогично. Скорейшее возвращение к спиртному немного притупляло нашу боль, а утренняя борьба с абстинягой наполняла жизнь какими-то осмысленными процессами.
  
  Выворачивая весь этот кошмар перед Лехой Агоповым, я все ждал от него главного вопроса. Он мне его так и не задал, но вопрос долбился, как назойливый полу-татарин Ленчик Догадов: на кой хрен мы жили? Для чего? Чего мы с Леной ждали, зачем цеплялись за жизнь, зачем устраивали эти утренние прогулки, чтобы немного прийти в себя, зачем вызовы наркологов? Чтобы - что? Потому что были уверены, что на таких сценах спектакли не заканчиваются, и финал - еще впереди? И прежде чем уйти, мы хотели досмотреть водевиль до титров? А уж затем спеть знаменитое "мерси боку" под грохот оваций или под гробовое молчание, как уж пойдет?
  
  Красивый ответ. Но лживый. Правда в том, что наши мысли вовсе не распространялись дальше магаза и послеобеденной опохмелки. Ни о каких сценах и финалах мы не думали вовсе. А после первого же глотка мысли в голове становились похожи на сопли. Мы послушно катились под откос, переплюнув распиаренного Иова с его лживым смирением. Вот они, настоящие мученики-страстотерпцы - все те, от которых вы спешите отвести взгляд. Моральные уроды с перекошенными сизыми мордами, норовящие вытянуть из вас полтинник, напоминающие своим видом о том, что есть падшая жизнь, есть поломанные судьбы. Никакая это не болезнь - то битва между Богом и Демоном в каждом конкретном алкоголике, а сам он - лишен выбора, он разменная монета в этой игре. Проглядывая в голове снова и снова свою жизнь, начиная с расстрела отца под стенами мэрии, я не вижу для себя альтернативы, не вижу другого пути. Как и для Лены. Нам оставалось лишь вскакивать засветло от шарашившего по башке артериального давления и метаться по дому в поисках алкозавтрака, к чему и свелись в результате все наши потуги хоть как-то контролировать запои. Мы стали окунаться в бухло с первыми петухами, забили на ванну, на стирку, выходили из дома как есть - опухшие и вонючие, пачкали нижнее белье и забивали на это болт.
  
  Дважды меня основательно проглючивало, и при всем желании я не могу выковырять из этих эпизодов хоть крупицу юмора, как мне это удалось после инцидента в "обезьяннике" с глухим "сержантом". Поздней весной, когда на улицах установилось тепло, я привычным образом выволокся ввечеру из дома и затрусил в ближайший отдел нужных емкостей, чтобы залить бензобаки. Затарил две "сиськи" "Чешского", предполагая, что их мы с женой прикончим в самое кратчайшее время, и до 23-часового рубикона я успею еще раз отовариться - в расчете на остаток ночи и на утренний сугрев. А по пути назад меня вдруг люто одолела саможалость, я провалился в тщетность бытия и решил на этом полустанке завершить свой кругосветный вояж. Подцепил покрепче пакет с пивом и отправился самоубиваться куда глаза глядят.
  
  Куда уж они там глядели, мне неведомо, зато в голове четко пульсировала идея утопления. Река Белая протекала всего в паре километров от города, и я навострил свой угашенный перископ в ту сторону. Огромное количество народу спешило с работы мне навстречу по вечерним улицам, и я плелся хмельной, наперекор людскому потоку, роняя по дороге слюни жалости к самому себе. Пакет с пивом долбил по ноге, и за каким чертом я продолжал его нести, если вдруг собрался свести счеты с жизнью, я не знаю. Для сподручности, видимо. Потом городские улицы закончились, и я ступил на дорогу, ведущую к городскому пляжу.
  
  Это последнее, что я помню перед долгим провалом.
  
  Когда мозги прочистились в следующий раз, я по-прежнему брел к цели, но к тому времени мой испорченный навигатор увел меня сильно в сторону, так что я угодил в лесополосу. Я продирался сквозь ночной строй деревьев, спотыкался о корни, уворачивался от веток, скользил на бурьяне и при этом матерился, как матрос на необитаемом острове. Пакета с бухлом при мне уже не было, загадка его исчезновения, уж увы, не претендовала на мировую, чтобы ее расследовать. Вскорости за ветками я различил журчание, и, обрадовавшись близости развязки, припустил. Однако полноводный и величественный вид ночной Белой мгновенно выветрил из головы всю дурь. Река меланхолично журчала и поблескивала в свете луны. Я покурил какое-то время на корточках у края воды, кренясь то влево, то вправо, хватаясь при этом за низкие кустарники. Топиться в таком великолепии мне показалось довольно мутным и унылым занятием, я загрузился, надулся и зашагал в противоположную сторону наощупь.
  
  Пауза; затем следующая картинка: я, совершив невообразимый вираж, выхожу к городу со стороны района Мусино, напичканного малоэтажными частными застройками с огороженными палисадами и дворами. Теоретически мне достаточно было потратить четверть часа, чтобы пересечь этот район и выйти к высоткам, однако что-то в ту ночь мне яростно не фартило. Я полоскался мимо глухих домов с погашенными окнами, сопровождаемый вялым бреханием собак, держа курс строго прямо, достигал тупика в виде дикороса или какого-нибудь забора, разворачивался, переступал на параллельную улицу и искал счастья уже там. Внезапно пошел дождь, чем окончательно спутал мне маломальские ориентиры, я продолжал метаться от улицы к улице, от дома к дому, не в силах найти лазейку. Сначала мне это казалось забавным, потом я психанул, не беря в толк, каким искусством ниндзя нужно обладать, чтобы умудриться заплутать в районе из шести улиц. Под конец я не на шутку взволновался. Дождь припустил, температура воздуха падала все ниже, я вымок до нитки, и топливо внутри меня уже не грело и почти выветрилось. Почти да не почти, выход я так и не мог обнаружить. Сбоку от многих калиток стояли деревянные скамейки, и я с трудом преодолевал искушение прилечь передохнуть. Без пяти минут самоубийца вдруг начал трусливо кумекать, что моментально заснет и заработает переохлаждение, а то и сдохнет.
  
  В сердцах я вынул мобильник и врубил музыку на всю громкость, надеясь привлечь внимание дополнительных персонажей, но привлек еще больше собак, которые раскудахтались и начали передавать сообщения. Надежда на то, что на крыльцо из дома выйдет полуночник, чтобы поинтересоваться, кто тут гремит на весь район, не оправдалась. А потом я подумал, что имею все шансы нарваться на чью-нибудь пулю, как на того Ебанько, от которого мы линяли с Эльвирой Рафаэльевной. Или кто-нибудь выпустит за ограду своего добермана, истосковавшегося по играм, и тогда мне исключительно кабзда. Я выключил телефон, и вновь провалился в небытие.
  
  Дальнейшее: я еле волочу ноги посреди пустынной проезжей части, все-таки вырвавшись из своего Вивариума однотипных дома-клише, мокрый, с замызганными по колено джинсами, всклокоченный и все еще пьяный. Из последних сил я пытался определить работающие в ночи киоски с теми торговцами, которым Аллах запретил следовать кодексам РФ. Раз уж мое утопление сорвалось, время вспомнить о цели моего выхода из дома. Я только теперь осознал, что за все время моего продольно-поперечного марафона Лена даже не позвонила и не написала смс. Но когда я вернулся, все-таки загрузившись пакетами с бухлом, я застал ее спящей.
  
  Второй раз у меня перемкнуло, когда я брел ночью мимо ресторана "Алладин", что на Бульваре Юлаева. Каким ветром меня туда занесло, без понятия, но смею предположить, что, как обычно, вышел за припозднившейся опохмелкой и решил вспомнить молодость, накрутив пару десятков километров по городу. Возле ресторана толпились братки разной степени быкливости, заявляя о себе широкими жестами. С точки зрения репутации не самое благопристойное место, частенько мелькающее в криминальных сводках. Я не собирался задерживаться рядом, я всего лишь шел мимо и бросил беглый взгляд на вход. И в следующую секунду я вдруг понимаю, что следак был прав: местные авторитеты похитили моего Лешку и содержат в плену именно там, в "Алладине". А потом они же выкрали Артемку из детского дома, и чтобы скрыть улики, устроили поджог. Оба моих сына заточены в подсобке за кухней, куда не проникает солнечный свет.
  
  Я не в курсе, сколько я успел сломать носов, рук, челюстей и пальцев, пока меня не убаюкали. Боль и страдания, щедро заливаемые алкоголем и нарывающие изнутри, взорвались, забрызгав все вокруг кровью и гноем. Я бил, рвал, кусал, топтал и выл. Я смутно помню отлетающих от меня всполошенных не на шутку чуваков. Даже травмированная рука не помешала мне почти добраться до ресторана, чтобы продолжить крушить все внутри. Но перед входом меня вырубили чем-то тяжелым по башке. Очнулся я через несколько часов весь в крови на асфальте неподалеку от ресторана. Меня знатно размотали, подняться на ноги удалось только с третьего раза и по стеночке. Я поплелся назад, недоумевая, с чего я вдруг взял, что мои дети живы. Нет, они умерли - я убил их. Что бы там Лена ни вещала за грехи, я продолжал считать себя ключевым кандидатом в ад. Я заскочил в знакомый киоск за пивом, после чего забился в конуру зализывать раны. Легко отделался: кроме выбитых зубов ни одного перелома, сплошь ушибы и гематомы. Правда, неделю после этого ссал кровью, но потом само собой перестало.
  
  Состояние потерянного и угашенного мракобеса не сильно способствовало тому, чтобы различать оттенки серого. Иными словами, я не могу припомнить каких-либо странностей в поведении Лены, который могли бы намекнуть на то, что произошло позже. За исключением того, что жена спивалась с ускорением 2g, а я подтягивал из магазина бухло, и она подтягивала изредка. Мы балансировали на самом краю, когда еще озадачиваешься такими мелочами, как умыться перед выходом или приобрести непроницаемый беспалевный пакет в магазине, но уже чаще и чаще забиваешь на затасканное нижнее белье или душ. Нам почти никто не звонил, и мы никому не звонили тоже. Друзей у нас не было, родня либо умерла, либо открестилась; какие окраины бороздил сейчас Ленчик Догадов в своих кумарных глюках, я не знал.
  
  Остался в памяти единственный сумасбродный поступок: Лена напилась и позвонила мачехе. Уж не знаю, о каких материях они толковали: я ушел в другую комнату, бывшую некогда детской, чтобы не слышать. Анна Витальевна утратила в моем сознании статус Кандибобера после исповеди жены, когда я узнал об алкоголизме ее матери и о родном брате. Дикие выкидоны тещеньки уже не казались мне столь абсурдными, как раньше. Пусть это были кривые, топорные и чулочные выкрутасы, но все же замешанные на неких благих намерениях. Четверть часа я проторчал в бывшей детской, разглядывая обе по-армейски заправленные постели и сваленные в углу игрушки, чувствуя лишь усталость и пустоту. Среди игрушек мой взгляд выхватил одного-двух солдатиков из мастерской дяди Романа. Когда-то он одаривал ими моих детей, и при воспоминании об этом я преодолел очередной болевой порог.
  
  После разговора с мачехой Лена три дня ходила тенью. Почти не пила, лишь прикладывалась время от времени, чтобы сбить тремор. Я не лез в душу, ожидая подходящего времени и нового откровения. Но дождался вовсе иного. Проснулся как-то засветло по хмельной побудке, которая точностью могла посрамить петуха, и обнаружил, что дома никого нет. Почему-то я понял это сразу, едва разлепил глаза, а позже обнаружил записку на видном месте.
  
  Прости. И не ищи меня.
  
  А еще дома не хватало чемодана, части ее вещей и почти всей нашей наличной заначки, рассованной по углам. Повинуясь импульсу, я разорвал записку на мелкие клочки и спустил обрывки в унитаз. Сам не знаю, почему я вдруг ополчился на бумажку и не сохранил ее как последнее напоминание. С того момента и до сего дня я уже больше не видел Лену.
  
  Конечно же, она не вернулась к предкам, о чем бы там не состоялся их разговор с Анной Витальевной. Не вижу я в Кандибобере персону, способную безусловно распахнуть сердце. Степан же Антонович ака Крякало - типичный созик, как их называют в нашей посталкогольной среде, иначе - созависимый. Человек с абортированной этикой и перепутанными полярностями, и не достанет даже стишков Маяковского, чтобы восстановить в нем баланс между "хорошо" и "плохо". Для него Анна Витальевна по умолчанию будет спасительницей, а родная дочь - презренной дщерью. Печалька жизни заключается, помимо всего прочего, в том, что зачастую наше спасение - в совершенно посторонних людях. Усмановы знают!
  
  Слушая "Норму" Винченцо Беллини, куря на балконе после нескольких литров пива, мне нравилось мечтать, как Лена сжигает свою жизненную рукопись в реабилитационном центре, после чего разворачивает на кульмане чистейше-белый ватман. Снимает квартиру в новом городе. Обязательно в крупном, ведь там легко затеряться, и риск столкнуться с прошлым минимальный. Новая работа, новая жизнь. Ипотека. Новые отношения. Возможно, очень скоро мне придет в Госуслугах уведомление о том, что Лена подала на развод. Мне будет больно, однако анестезирующая сила "родимой" всегда способствует отмиранию прошлого. Статья Љ4 Алкогольного Кодекса Российской Действительности.
  
  Смысл выдерживать паузы до обеда окончательно утратился, так что бухал я бесперебойно, как хорошо смазанный агрегат. Строгость моего графика могла посрамить любого офисного карьериста. Я по-прежнему не мог выдавить ни слезинки, хотя и слушал дни напролет печальные композиции, а вот из фильмов предпочитал трешатину. Готовил спустя рукава, в основном обходился полуфабрикатами, проталкивая куски между остатками зубов, выбитых у "Алладина", которые я, конечно же, не потрудился отремонтировать. Прогулки давно перестали прельщать, барражирование района Мусино до сих пор мне аукалось в снах, я ковылял лишь до магаза, максимум - до скамейки на улице Ленина, чтобы четверть часа позалипать на солнышке. С меня сняли судимость, но это случилось, как в дымке. За окном менялись дни, месяцы и времена года, я же продолжал отстраненно созерцать мечущийся вокруг меня мир в полном одиночестве. Никому не звонил и не общался даже с Ленчиком Догадовым.
  
  Минул год; я доковылял в перманентной прострации, ни много ни мало, до следующей весны; там я и достиг своего предела прочности. Я вдруг вспомнил отца: он ведь так и не смог довести до конца начатое. Потопал в мэрию, ныне именуемую администрацией, чтобы учинить теракт и уйти с помпой. Тогда, на перепутье между стаканами, я вдруг понял, зачем он это сделал. Чтобы продемонстрировать мне путь! Все в жизни связано, и таким образом батя дал сигнал мне, непутевому сыну, терзающемуся в подвешенном ожидании непонятно чего. Вот достойнейший финал пьесы! Дело за малым: нужно прикупить пестик.
  
  Когда-то в начале 90-х батя надыбал оружие в гаражном поселке Љ2, за Северной улицей, у соседа: тот банчил прямо из гаража, состоя в тесном содружестве с ментами и "братством". С тех пор, конечно же, поменялась и власть, и мир вокруг, а барыгу того давно сгрызли черви, но что такое логика для трухлявого, проспиртованного мозга? Я покружил по городским задворкам и набрел на гаражный кооператив, с виду удовлетворивший мои параноидные запросы. Я проник на территорию без проблем через калитку сбоку от шлагбаума, после чего стал тупо молотить в запертые гаражные ворота, выискивая местного торговца боеприпасами. Когда передо мной посмели не раскатать прилавок, а вовсе проигнорировали, я где-то надыбал металлический прут и устроил целое шоу с молотьбой по гаражам и кошачьими свадебными воплями. Таким меня и принял наряд полицейских, которых вызвала охрана, наблюдающая по камерам слежения за моими фокусами. Мне повезло, что к тому времени мой условный срок закончился. Полиция препроводила меня сначала в отделение, а потом, когда я забился в эпилептическом припадке, и у меня горлом пошла пена, вызвали реаниматологов, и после реанимации я оказался в городской наркологичке, с которой я и начал свою исповедь.
  
  Я не могу ничего рассказать о своем пребывании в компании любителей жидкости Љ1. По той простой причине, что я почти ничего не помню. Знаю только, что я был буйным, кидался то на стены, то на персонал, то на таких же забулдыг. Попеременно на несколько секунд приходил в себя либо в смирительной рубашке, либо, когда лежал под капельницей,- привязанным к кровати кабельными стяжками. За месяц пребывания в стационаре я воочию познакомился с полной картотекой ада: демоны выползали по ночам изо всех углов и водили вокруг меня бесноватые хороводы. Если бы меня не связывали, я бы стопроцентно покончил с собой или бы покалечил непричастных. Но и после того, как необходимость в путах отпала, я продолжал оставаться лютым головняком для персонала. Говорили, что периодически посреди ночи я начинал кого-то искать, ходил по коридорам и палатам, будил пациентов и мешал врачам работать. Часто по утрам меня находили забившимся под чужие койки. Мне даже пару раз в сердцах посоветовали свалить по-хорошему, потому что реально не знали, что со мной делать, и я не прервал лечение только лишь потому, что через пять минут забывал обо всех разговорах.
  
  Последние несколько дней перед выпиской, уже возвращенный в относительно трезвое сознание, я пялился в одну точку и ни с кем не общался. Как мне жить дальше, я не представлял. Я не верил в жизнь после смерти.
  
  5.
  
  Замысловатые разговоры о былом и шлакоблочно-угнетающие думы. Речь рассказчика вырисовывает руны на с трудом воскресающем разуме. Вещает Леха Агопов по кличке Агопа, бывший наркоман, алкоголик и мой дворовый кореш.
  
  - Алкоголизм - величайшая загадка человечества. Его можно поставить в один ряд с парадоксами электричества, квантовой запутанности или раковых опухолей. Но алкоголизм выделяется особняком, потому что с ним в сцепке всегда идет извечный вопрос о свободе воли, а значит алкоголь - в какой-то степени имеет религиозные корни. Насчет электричества никто не носится с вопросами, с чего вдруг оно штырит. Штырит, и все тут, капут электрику, завтра уже все забыли. Раком дед заболел - ну и что, все болеют; рак стоит на втором месте после инфарктов и инсультов. Алкоголь же извечно не давал покоя философам и всяким омархайямам. Вот только омархайямы и философы никогда не обращали свой светлый взор в сторону канавного забулдыги. Проще писать стишки и философствовать о высоком, чем вытащить грязного из запоя и отмыть в своем корыте. Только программа АА действует на благо конкретного алкоголика, имеет в основе своей простые конкретные шаги, все же прочие мудрецы разводят словеса и придумывают хитрые монополии. Алкоголь тесно вплетен в культуру и быт почти всех народностей на Земле, с ним связан народный фольклор, он фигурирует во многих афоризмах. Почему именно алкашка? Почему не табак, не конопля, не мухомор? Они ведь тоже изменяют сознание. Что же такого ценного именно в алкоголе, какие ворота он раскрывает? А если раскрывает - почему итогом служит вовсе не духовное просветление, а деградация и смерть? А что если не смерть это вовсе? Или смерть, но иная, перерождение через несколько ступеней, в отличие от непьющих? Мой мозг до сих пор отказывается воспринимать алкоголь как однозначное зло, ведь если это так, почему для него так много места на планете?
  
  Я называю своего детского дружбана, тезку моего похищенного сына, Коренник. Он шутливо злится, потому что коренник - сиречь коняка, центровая лошадь в тройке. Но у меня другая метафора: я называю его так потому, что чел коренным образом поменял свою жизнь. Даже вес набрал, что в наркоманской среде вообще нонсенс, они и в завязке напоминают грача на диете. А еще он много читает, и это заметно по речи. Чтоб Агопа так складно говорил, когда мы бухали в детсаду из андрогинных бутыльков - да не в жизнь. А? Че? О-па? Кайф, ебты! Айда-пошли! Вся основа лексикона.
  
  Историю же Лехиной болезни можно считать образцово ефремовской. Батя - завзятый выпивоха, а сынок - верный продолжатель династии - уже алкаш+наркалыга. Упоротые гонки по ночному городу и разбитые в хлам машины прилагаются. В случае с Лехой к бате-синеботу добавлялась еще и маманя-пропитошка. Регулярные домашние застолья, перемежеванные драками и поножовщиной по любому поводу, составляли основу Агоповского детства. Проспиртованный до нейронных сетей Агопа-старший отличался исконно алкогольным слабоумием: давали - брал, били - бежал, а если видел слабого, то норовил ткнуть исподтишка. Слабым звеном по умолчанию выступал Леха, на нем и концентрировались батины воспитательные и оправдательные методы. Возвращаясь из школы или с улицы, Леха Агопов непременно окунался в атмосферу адской блат-хаты, и быть невидимкой в его случае порой приравнивалось к выживанию. Как и во всех дисфункциональных семьях, у бати отсутствовала какая-либо стратегия или свод правил, так что прилететь Лехе сегодня могло за то, за что вчера хвалили и ставили на скамью почета.
  
  Но основная опасность для него исходила все-таки не от отца, а от матери, поскольку та, наряду с преданностью граненому стакану, обладала зачатками садизма. И любила избивать сына в тот момент, когда тот уже спал. Представьте, черт побери, ситуацию: вам восемь-десять лет, и каждую ночь вы ложитесь спать в ожидании авиационного удара. Потому что именно так чувствовал себя Леха Агопов по кличке Агопа, когда вечером укладывался в постель. В любое время посреди ночи на него мог обрушиться град тумаков со стороны бухой матери, которая вдруг обнаружила пятно на Лехиной одежде, или помарку в школьной тетради, куда заглядывала раз в месяц, или же Леха просто не положил сушиться на батарею носки, а бросил их валяться под стулом. Охваченная материнским инстинктом, мамаша тут же неслась к постели Агопы преподать тому горячий урок по свежим следам. Леха просыпался и орал от боли и ужаса, чем выбешивал батю, и тогда они наваливались на него уже двумя парами воспитательных кулаков.
  
  Леха пытался не спать. Как и Лена, он начал курить в районе 10-ти, таская сигареты у предков, а еще освоил кофе, который водился у них в доме,- дерьмовый "Пеле", лютый кошмар гипертоника. Вечером Леха выскакивал из дома "выбросить мусор", где заодно накуривался до тошноты, а также сжирал горсть кофе. Готовить и употреблять в жидком виде дома он не решался, боясь, что предки раскусят его тактику и засунут этот кофе ему же в жопу. Так что поглощал его Леха на сухую, чем радовал свои кишки, обеспечивая им долгую жизнь. С помощью таких средств Леха пытался уничтожить сон и пересидеть предков, чтобы, если маманя вдруг саданет его по башке скалкой, хотя бы встретить побои в сознании. Однако никакая стратегия не могла пересилить стиль жизни предков, заседающих вокруг бутылки до 2-3 ночи. И Леха вырубался. Чтобы с воплями проснуться через час от фашистского налета с воздуха. Так ненависть к себе, неспособному выдержать без сна хотя бы четверть ночи, стала затмевать ненависть к предкам, пока не воцарилась в душе обелиском.
  
  Звуки разборок, застолий и издевательств просачивались сквозь стены к соседям, но те молчали. В школе догадывались, но молчали. Равно как молчало мудацкое и лицемерное общество в случае с Димой Ваняткиным, чтобы после его убийства охать и всплескивать руками. Мы же, дворовая братва, пускай и знали, что у Агопы предки-бухарики, но эти сведения всегда оставались поверхностными. И положа руку на сердце, даже если бы нас ткнули носом в подробности, события следующего же дня затмили бы это знание напрочь. Потому что Леха был такой не один, и в этом трагедия мира. У Васи Золотарева батя периодически уходил в запой. Если мой кирял на кухне и слушал музон, то Васькин начинал гонять семью и ломать мебель. Фасад соседнего дома можно было запросто выкрашивать в шахматную доску: через окно черные клетки с заседающими внутри колдырями. 54-й квартал, в котором мы выросли, возводился зэками и ими же был населен на 80%, так что атмосфера процветала сугубо арестантская. Криминально-застольный фон был нам привычен, как возня и бестолковые вопли по телеку, как выстрелы по ночам, как десятки городских группировок, делящих территорию. Это была данность, к тому же, как правильно заметила Лена, если ребенок хотя бы несколько месяцев держит боль в себе, хренушки он когда-то раскроет сердце хоть кому-то. Он сможет изложить факты, став несравнимо взрослым, и может испытать при этом горечь. Но тот океан ужаса, боли и истерики, что он закрыл внутри себя на сотни замков, ту бездну отчаяния он уже никогда не сможет выплеснуть. Все это будет продолжать жить собственной жизнью, как канализационные стоки, этот ком способен обрести разум и голос. Каждый раз, оставшись наедине с собой в тишине, ты будешь слышать этот голос, нашептывающий торговые марки алкогольного пойла. А по пятницам этот голос станет воплем, и ты не сможешь пойти наперекор, ты обречен жить на две жизни - трезвую и пьяную. Пока вторая не затмит собой весь мир.
  
  Дома у Агопы, как у истинного и наиболее ортодоксального почитателя программы "12 шагов", все правильно до рези в глазах. Настоящий рай перфекциониста с приятными бонусами сверх того. По словам Лехи, первый год трезвости вышел для него зверским. Вся затираемая наркотой боль, заглушаемые спиртягой комплексы, элементарная неспособность встроиться в социальную среду с чистым сознанием, - все это надавило глыбой. Подобные радости первоначально-трезвой жизни ожидают всех, без исключения, вчерашних похмелюг. Настоящий вопрос в том, насколько ты рвешься к трезвости. С приступами тяги Агопа справлялся методом выскабливания своего неприхотливого жилища, которое досталось ему по наследству от утонувших в делирии предков. А когда мытье пола и кафеля перестало помогать, Леха переключился на прочее, что в конечном итоге привело его (как гипотетически и меня когда-то) к неизбежному капремонту. Почти целиком Леха реализовал ремонт самостоятельно, штудируя видосы на Ютубе и ютясь на надувном матрасе в течение года.
  
  Теперь каждая вещь у него лежит на своем месте. В доме - ни пятнышка, посуда - безукоризненно сверкает. Унитаз как будто только что из магазина. Мебель безызъянная, словно графическая. Все элементы стульев, на которых мы сидим, идеально пригнаны друг к другу и тщательно отлакированы, и я без понятия, приобрел ли Леха их уже в таком виде или же поколдовал над ними после покупки. Сам Агопа, сидящий напротив меня, выглядит суперопрятным. Линзы очков поражают прозрачностью - не чета замызганным Ленчиковым, которые тот протирал, не гнушаясь, пакшами. Мы пьем с ним чай - идеальной крепости, ровной сладости, с добавлением точной пропорции молока. С Лехиной ложки сорвалась капля и упала на стол - из тех, на которые не обращают внимание, в крайнем случае вытирают подушечкой большого пальца. Леха же не поленился достать салфетку, тщательно вытер каплю, сложил салфетку вчетверо, отправил в мусорное ведро и закрыл крышку. Бывший алкаш и наркот ударился в иную религию - стал душнилой. Но именно Агопа затрагивал на собраниях АА темы, которые другие сторонились, а многие - попросту не брали в расчет.
  
  - Я за время спонсорства в АА встречался с самыми разными людьми,- продолжал разглагольствовать Леха.- Наблюдал. Еще больше историй выслушал. Да и сам могу поведать немало по старой лавочке. Был один чувак, звали его Миха, ему сделали операцию на сердце. При выписке наказали беречься, избегать излишеств и бега наперегонки. Где-то в районе 40-ка лет ему было, по сути, самый расцвет для мужика. В тот же день Миха заскочил в магазин, затарился водкой и пошел к знакомой бабе. Вдвоем они гудели и трахались три дня кряду. А на третий день Миха окочурился, сердце не выдержало такого скотства, причем отказало прямо посреди интима. И потом на похоронах его маруха, наполовину в слезах, но наполовину и с гордостью, приседала всем на уши, напоминая, как Миха сам постоянно приговаривал при жизни: мол, помру либо со стаканом в руке, либо на бабе. Удовлетворил Михась оба этих условия, и теперь причислен к алкосвятым. Святой Миха Спиртуозный. Байка ходит из уст в уста, я слышал ее от посторонних людей, и фигурировал совсем другой персонаж, и совокуплялся он не с одной, а одновременно аж с двумя, и вместо бухла присутствовал "план". Но не суть же, как повернуть. Проведем параллели со свободой человеческой воли, о которой твердят религии. Был ли Миха зависим от алкашки? Безусловно! Руководила ли его действиями после операции зависимость? Однозначно, руководила. Но кто раз за разом повторял эту быдляцкую мантру: умру со стаканом или на бабе? Зависимость? Или сам человек? Мог ли он вместо этого говорить: не хочу бухать, но не могу остановиться. Каждое утро молю Бога о помощи и мечтаю, что однажды получится бросить. Влегкую мог! И выбор мантры мог бы стать определяющим, ведь "в начале было слово" - не пустая фраза. Слово программирует. Миха бы встретил потом по дороге из больницы старого кореша, который отвел бы его в АА, и он вдруг прожил бы еще двадцать лет. Ничто не может помешать человеку раз за разом повторять "нет". Даже если пока не получается. Даже если он полон сомнений. Даже если он вновь накосорезится вусмерть. Но раз за разом повторяемое "нет" обретает силу, и вдруг обстоятельства начинают благоприятствовать. Замечаешь четкую границу? Святой Миха целенаправленно шел к печальному концу и еще получал от этого некий дополнительный кайф. Как самурай, который признает достойной только смерть в поединке.
  
  Я прислушался к алкогольному самураю во мне самом и, не найдя свидетельств существования оного, пожал плечами.
  
  - Это был довольно прозрачный пример, поэтому он отражен в летописях,- продолжил Леха. - Есть другие, и с ними сложнее. Одного чувака звали Геннадий, для своих - Генася. Он был реально мировым типом, отличным мужем и отцом, примерным работягой. Передовик. И рыбак что надо. Пока трезвый. Как только накидывался, сразу начинал искать, обо что почесать кулаки. Причем грань между своими и чужими отшибало напрочь. Перебил по пьяной лавочке кучу морд, еще больше словил сам, со всеми друзьями расплевался. Но самое паскудное - бил жену и сына. Прям смертным боем бил. Пацан причем смышленый, учился на отлично, какие-то олимпиады выигрывал. Жена красавица-хозяйка. Живи и радуйся. Если у тебя гангрена пальца, берешь топор и рубишь к чертям. Да, будет больно. Но боль проходит. Боль - она всегда проходит, брат, как и ломка, как и неприятие новой реальности. Если у тебя диабет - ограничиваешь сладкое и сидишь на инсулине. Генася прекрасно знал, что ему нельзя пить. И он - добрый, тяжеловато у него с отказами. А значит - не ходи на посиделки, откажись от дружеских сходок, прикинься каблуком, да хоть какую легенду сочини. Торчи дома, мастери модельки паровозиков.
  
  Но ты ведь сам знаешь, как это бывает. Каждый новый раз Генася убеждал: отныне будет по-другому. Чутка выпью - и баюшки. На сей раз буду всяко себя контролировать, зуб даю. Попытки контроля довели до того, что однажды Генася в пьяном припадке убил жену и покалечил сына. Перечеркнул пацану все будущее. Хороший, добрый мужик просто уничтожил себя и близких. Жена в могиле, сам - на зоне, сын - в каком-то интернате для инвалидов. Где здесь четкая грань, где эта мечтательная свобода выбора? Гена уже сотню случаев имел за плечами, все как под копирку,- и что же? Да любой бы поставил миллион на то, что, нажравшись в очередной раз, Генася отнюдь не будет хватать гитару и петь всем любовные серенады. А, как обычно, включит бычку и распустит руки. Неужели Генасик сам реально верил, что сможет укротить пьяную агрессию? Но даже если так... Даже если так - какой смысл рисковать? Что такого в этой гребаной водке, чтобы рисковать жизнями любимых людей? Почему алкоголик мыслит так глупо? А я скажу, почему: не мыслит он глупо. А просто отмазывается, придумывая оправдания. Правда в том, что он хочет выпить, и на этом - точка. В глубине души он делает выбор. В пользу алкоголя. Даже ценой жизни семьи. И я никогда не поверю, что обычное опьянение, обычное состояние измененного сознания имеет для человека такую великую ценность. Значит, помимо опьянения, алкоголь привносит что-то еще. Что дороже всего на свете.
  
  Алексей, который все меньше и меньше ассоциировался в моем собственном сознании с "Агопой", отхлебнул правильного чая из правильной, сверкающей всеми гранями, кружки и плавно опустил ту на идеально чистый стол.
  
  - Был у меня один подспонсорный, Артем. Вот поистине страшный пример. Шесть кодировок, два реабилитационных центра, прошел программу "12 шагов" дважды, второй раз со мной в качестве наставника. Умер после очередного срыва. И я ведь глубоко его знал. Алкоголики рассказывают спонсорам такие вещи, которые ни в жизнь не расскажут маме, жене или лучшему другу. Я видел в его душе искреннее желание бросить пить. То, что составляет основу программы "12 шагов", в Артеме хватило бы на двоих: готовность к трезвости, желание избавляться от всего, что связано с алкоголем. Парень буквально цеплялся зубами. Выполнял все рекомендации, старался жить строго в соответствии с программой. И несколько месяцев ему это удавалось, но каждый раз - срыв. Причем запои страшные, буйные, целыми неделями. Потом мы тщательно разбирали с Артемом, что происходит у него в голове перед срывом. Потому что с бухты-барахты срыв не приходит. Он начинается задолго до первой рюмки, сначала заболевают эмоции и мировоззрение, в повседневное течение мыслей просачивается червь и точит исподтишка, и нужно быть двойным Буддой, нужно быть очень бдительным, если хочешь задавить этого червячка, пока можешь. Физический запой - это уже следствие, итог, и если алкоголик решил выпить, в мире не найдется силы, способной увести его от магазина. Я видел людей с загипсованными ногами, от которых спрятали каталку, но которые, тем не менее, ползли в виноводочный на руках по улице. Я видел людей после ножевого ранения, которые перед вызовом "скорой" для начала забегали за бутылкой, разбрызгивая кровь по всем прилавкам. Да ты и сам рассказывал про вашу пьянку в травматологии, типичный пример. Мы с Артемом пытались нащупать червяка постфактум, чтобы обезопасить его в будущем.
  
  Парень выпадал из общей картины, оказался исключением. Никаких симптомов накануне. Ровное настроение, позитивный взгляд на мир, вектор направлен в будущее, куча надежд и планов. Последнее, что помнит - заходил в магазин за хлебом и яйцами. Дальше - пустота. Вдруг он просыпается на следующий день с великого бодунища, и первое, что делает,- бежит в магаз за опохмелкой, потому что бодун такой, что того и гляди откинется. Сам факт покупки бухла, факт первой рюмки - вычеркнут из памяти начисто. Срыв происходил в трансе, в самогипнозе, с отказавшими мозгами. Артем был лишен шанса обратиться к спонсору в критический момент за помощью, потому что критический момент тоже выпадал из жизни. Как будто в него кто-то вселялся и блокировал мозг. Алкоголизм в случае Артема избрал вот такой обходной маневр. Повторяю, ведь он очень хотел завязать. Спонсор сразу распознает ложь, мгновенно. Потому что сам такой же двурушный хмырь. Артем не врал. Старался. А в конце напился и умер дома в одиночестве.
  
   - Может, имеет смысл расширить масштабы?- предположил я.- И рассуждать с точки зрения наследственности? У алко-ронина Михи папа был спортсменом, и ему передались некие лидерские качества, только где-то флюгер изломался. Спортивные достижения стали алкогольными, плюс сексуальные рекорды тоже тешат самолюбие и придают тонуса. А Генасику судьба не дала шансов изначально. Батя-алкаш, дед - тоже забулдыга, еще и домашний тиран, мать и бабушка - типичные забитые созависимые. Или же мать родила Генасика под мухой, далее - целенаправленное насаждение маргинальной жизненной позиции. Груз поколений, такое дело.
  
  - Вот!- обрадовался Алексей.- И я думал также. Но самолюбие не позволило успокоиться и поставить точку. Я рассуждал: ну неужели жизнь некоторых людей может быть предопределенной настолько, что нет никаких запасных вариантов? Неужели у Генасика не было ни единого шанса соскочить? И я начал копать.
  
  - И что накопал?
  
  - Ты знал, что пиво по свойствам ближе к наркоте, чем к спирту?
  
  - Знал.- Я ухмыльнулся.- Догадов просветил.
  
  - А знал, что папуасы на некоторых островах могли не знать огня, но уже бухали?
  
  - Тоже не шибко сногсшибательно. Древние греки вовсю бражничали как не в себя.
  
  - Причем бражничали, опять же, на уровне философии и этики, а не рядовой пьянки, чтобы просто сбросить пар!- подхватил Леха.- Дионис, Бахус, Пан. Алкоголь не просто окультурился, он обожествлен! Представь Бога Каннабиса? Или Святого Мухомора Глюковатого? Бред. А бог виноделия - вполне рядовое явление. Знаешь, когда в России алкоголизм стал проблемой? Когда в дела алкогольные запустило руку государство. И с тех пор налоги на бухло и алкоголизм идут в жесткой сцепке. Начал порочный круг Иван Васильевич Грозный вводом бухла в статью дохода. До него крестьяне сами варили себе пиво и брагу в домашних условиях. И пили, когда на сердце ляжет. Проблем с временным ограничением на продажу алкоголя люди не знали, в погребе всегда навалом, и возлияние впрок не имело смысла, а это в конечном итоге делало людей независимыми от алкашки. Когда у тебя чего-то вдоволь - хоть еды, хоть секса, хоть бухла или денег,- ты никогда не паришься по этому поводу. Есть и есть. Люди впадают в зависимость от недостачи, от нехватки, от запретов. Пирамида Маслоу во всей красе: если тебе нечего жрать и не с кем трахаться, ты точно не будешь грезить о книгах или театрах. Иван Грозный запретил кустарное производство бухла и ввел обязательные кабаки. Причем в кабаках запрещалось закусывать. Полным ходом началась акция по спаиванию населения.
  
  Что делает сменщик Грозного, Борис Годунов? Усиливает давление налогов, ужесточает запреты и увеличивает количество кабаков. Что делает Петр Первый? Возводит пьянство в абсолют. Основной статьей поступлений в казну он делает алкогольную и табачную продукции. Казалось бы, переплюнуть Петра, который сам был любитель закинуть за воротник, в этом отношении довольно сложно. Но приходит Екатерина и передает контроль над алкогольным рынком в руки олигархов того времени, которые теперь могут грабить народ вполне себе законно. Это называлось "откупной системой", и суть заключалась в том, что купцы платили в казну некую фиксированную сумму, а прибыль получали со всего, что удастся насшибать с народа сверху. Без ценовых ограничений. Восходит на престол Александр Второй, и что же он делает? Придумывает пресловутые "акцизы", вследствие чего дешевизна водки соперничает с хлебом. Помимо этого в обиход вводится так называемое "уличное распитие". За медяк можно нацедить рюмаху у любого лавочника на углу. Сиги поштучно помнишь? На которые мы подсели?
  
  Первый запрет в алкогольной сфере случился в 14 году прошлого века, когда началась Первая Мировая, чтобы малость отрезвить народ и заставить сражаться. Но в результате никакого отрезвления не произошло, а имел место очередной всплеск пьянства. Причем сопряженный со многими смертями и травмами, потому как буйным цветом разрослось подпольное производство. Потом приходит Горбачев, который вроде как учил историю, должен рубить фишку. Но тем не менее новая антиалкогольная компания, новый всплеск разгула и мафиозной деятельности. Ну и наш всеобщий любимчик, Бориска "Ройял" Ельцин. Который тупо утопил страну в 96-процентном спирте. Такое ощущение, что правители России буквально соревновались, кто больше споит народу.
  
  Я как-то ехал в поезде, и там кулер с кипятком стоял возле тамбура. Я наполнил себе кружку и двинул назад: слева купе, справа - окна, и длинный поручень под ними. Но за поручень я не держался, потому как в правой руке тащил кружку и залипал в окно. Пока шел, поезд сильно тряхнуло, я покачнулся и ошпарил руку кипятком. С тех пор до сегодняшнего дня я не забываю простое правило: держаться за поручень, если идешь в поезде с чем-то горячим. Я сделал вывод, я научился на своей ошибке, как любой адекватный человек; это умение извлекать уроки заложено даже в ребенке. Почему не заложено во власть имущих? Почему, раз за разом обжигая государство, наши правители продолжали давить на одну и ту же кнопку? И не нужно рассказывать сказки о том, что это выгодно с точки зрения налогов. Закон сохранения энергии гласит, что если где-то оторвать, в другом месте прибудет. И наоборот. Прибыль с налогов уничтожалась подрывом экономики, здоровья населения и работоспособности. И вся прибыль с алкашки шла на возмещение ущерба. Почему Генася, мать его, раз за разом ступал на те же грабли, ведь не дебил же!
  
  - Я не особо верю в теории заговоров,- кисло заметил я.
  
  Леха остро на меня глянул. Потом сказал странным тоном.
  
  - И я тоже, брат. И я не верю. Это слишком просто, все эти теории заговоров. Это похоже на отмазку для алкаша: выдумать некую концепцию, которая ставит жирный крест на идее что-либо изменить. Понимаешь, дружище, девяносто пять процентов населения уверены, что мир и жизнь именно такие, какими они привыкли их видеть в своей голове. Что все построено на ритмах, циклах, графиках, все упорядочено, все распределено и размерено. Кое-где вспышки войн или безумие стихии, но это лишь погрешности. Реальность же состоит из пробуждений по утрам, из завтрака с кофе, рабочих будней, месячных зарплат, ипотеки, ячеек общества, воспитания будущих поколений. Работают коммунальные службы, МФЦ, Яндекс-такси, доставка продуктов, Озоны и Вайлдберриз, принимаются законы, расширяются возможности Госуслуг, интернеты-смартфоны, спецслужбы стерегут наш покой и ловят злодеев, армия охраняет границы. Большинство людей, хоть с виду и циники, в глубине души свято верят, что мир построен на принципах порядка, добра и справедливости, а церковники отчаянно кивают в такт. Хотя их же священные книги раскрывают покровы - ярчайший пример хаоса, беспредела, тирании и морального уродства.
  
  Что если горстка людей, поступающих нелогично, принимающих абсурдные законы, выглядящих недалекими, на самом деле просто знает другую правду? Что человек, хоть и хищник, но наименее защищенный в природе, самое слабое звено в пищевой цепи, его может покусать любой психованный еж. Не говоря уже о хищниках покрупнее. И чтобы выжить, человек вынужден стать беспредельно жестоким. Но большинство людей не готовы к жестоким поступкам. Большинство желает жить в городах, кататься на машинах и пользоваться благами цивилизации. А всю грязную работу выполняют за них другие, и сам факт выживания человечества возложен на эту горстку безымянных супергероев. Что если вовсе не глупость и не недальновидность руководили поведением правителей, которые своими действиями спаивали население? Вдруг они знают другую правду? Про алкоголь? Что если алкоголь - это не просто бухло, а нечто большее? Как огонь, его некогда привнесли людям боги, и жизнь просто исчезнет без него, человечество вымрет! Именно поэтому, несмотря на все страшные побочные эффекты, банка пива в магазине стоит дешевле пакета молока.
  
  - Тем не менее, в нашей стране бухариков существенно уменьшилось,- вяло возразил я, не особо веря в свои же слова и ведя какой-то автоматический диспут.- Сейчас вроде как улучшение в этой области.
  
  - Прости, но это не так,- мягко улыбнулся Леха Агопов.- И это тоже доставляет страху. Основным достижением нынешнего руководства страны я считаю изобретение очень качественной штукатурки. Любят штукатурить у нас, штукатурят так, что загляденье. Это же касается и алкоголизма. Ритм жизни и цензура внесли свои коррективы, и обычный алкоголик стал функциональным алкоголиком. Ты ни за что не догадаешься, что прохожий на улице - бухарик. Он чисто одет, гладко выбрит, от него вкусно пахнет. У него семья, работа, он идет в гору. Тем не менее, он - забулдыга, и близкие знают эту тайну, но она - под строжайшим запретом. Они все зависимые, вся семья, и алкогольная зависимость подпитывается финансовой и психологической, подпитывается ипотекой и жесткой привязкой к зарплатному графику. Просто до поры до времени сохраняется видимость контроля. Но это замкнутый круг, порочный круг, и дети пойдут по той же тропинке. Штукатурка, брат. Все вокруг не то, каким кажется. Все вокруг - пустые, цветастые вывески.
  
  У меня снова начала неметь левая щека, и я вспомнил свои собственные умственные коллизии. И в тот яркий морозный день, когда скорешился с Ленчиком Догадовым и его зеленой бутылочкой изумительного пойла. И когда прозябал глубокой ночью наедине с мертвым телом мамы, роняя капли пива и - ни одной слезы. Что ж, а мне казалось, что только мой перекосившийся мозг способен вообразить все эти передовые идеи. Как оказалось, для многих истина лежит на поверхности. Леха выбрал правильный эпитет - функциональные алкоголики. Это тайная статистика, скрытая, потому что эти люди не вылетают с работы и не украшают доску позора после дебошей. Они с виду - вполне нормальные, или же прячущиеся за бирками нормальности.
  
  И тут я вдруг понял. Каким-то образом философско-метафизические рассуждения Лехи прорвались через бетонную блокаду боли, самобичевания и депрессухи и что-то сдвинули у меня в мозгах. Очевидная связь с его лекцией отсутствовала, но вдруг я впервые осознал как факт, что не видел тел своих детей. Не видел Лешку, потому что его так и не нашли. Не видел Артема, потому что его хоронили в закрытом гробу. И при бегстве Лены, к слову сказать, я не присутствовал - спал. До этого момента я ни разу не задумывался над странностями своей судьбы, поскольку, страдая от алкоголизма, считал себя виноватым по умолчанию и любую гадость подсознательно зачислял себе в список грехов. Но теперь мне вдруг показалось странным все вокруг...
  
  Тем не менее, эти мои мысли могли остаться всего лишь мыслями. А мыльные разговоры за правильными столами и идеальным чаем - всего лишь разговорами. Если бы Леха Агопов по кличке Агопа не совершил свое собственное алкогольное харакири. Принцип нашей с ним работы строился на моих добровольных звонках ему на мобильник, и однажды, напоровшись на отключенный телефон, я не сильно обеспокоился. Кинул ему сообщение в ватсап и забыл до следующего дня. А утром в ватсап-группе АА увидел новость о том, что Леху Агопова обнаружили у него дома соседи, которых взволновала незапертая входная дверь. Любые физические повреждения на теле Лехи отсутствовали, и вообще он выглядел умиротворенным и целым. За исключением того, что был мертв, как гвоздь, - на сей раз уже по-настоящему, не фиктивно,- а еще он был мертвецки пьян. Перед смертью он употребил примерно две бутылки водки. И сердце, уже однажды претерпевшее полную остановку, на сей раз не выдержало, так что Леха Агопов в точности повторил подвиг своего собственного подспонсорного по имени Артем, померев в запое у себя дома в полном одиночестве.
  
  6.
  
  После поминок ко мне подошла Алиска. Тезка и двойник моей Алиски из возраста сопливых мастурбаций, которая открыла мне ворота в мир алкоголя, а ноги - в период пубертата. После чего я начал чередовать размазывание спермовыделений по порнушным картинкам с вполне себе взрослым сексом. Правда, случайным и каждый раз бухим. В брачной постели также всегда присутствовал алкогольный режим, трезвым я спал с Леной только во время двух моих попыток - короткой первой и более длинной второй. Как с такими заплывами мы умудрились родить здоровых детей, ума не приложу. Но карму мы в любом случае засрали капитально.
  
  Я уже давно разглядел, что никакой Алиска не двойник - эта нынешняя деваха, член группы "Анонимных алкоголиков" со сроком ремиссии полтора года. Просто обе блондинистые кобылицы, на этом конец сходству, все остальное дорисовала моя фиксация на имени.
  
  - Ты же говорил с ним перед смертью?
  
  Она говорит рублеными фразами: создается ощущение, что предложения изначально предполагались длиннее, но где-то на полпути маршрут перестроился. Мы курим с ней возле шикарного кафе под названием "Филини" на Первомайской, в котором мы, члены группы, устроили поминки безо всяких спиртосодержащих основ. Поминальная трапеза ограничилась чаем и пиццей, но аппетит сегодня почти у всех отшибло напрочь. Это всегда боль и шок - потери в рядах. Смерть товарища по "АА" пробегает поминальным звоном по остальным, толпящимся в условно трезвой очереди ко Всевышнему. Многие ездили перед этим на кладбище, но я не ездил. В моей жизни хватало похорон.
  
  Недавно прошел дождь, и теперь солнце активно выпаривало улицы. Народ тщательно обходил лужи, выделывая пируэты. На Алиске - черный кардиган и черные брюки. Ростом она немногим ниже меня, а когда на каблуках - почти вровень. Отметка настоящей дылды, ведь во мне так и осталось два метра; растворение в запоях многих килограммов на скелете не отразилось. У нее нос с горбинкой и на левой щеке - шрам. Она его особо не стремается, но ни разу на собраниях не упомянула, откуда он. Что ж, шрамы - излюбленные аксессуары нашего брата. Моя левая рука подтверждает реакцией на тот же дождь.
  
  - Лешка говорил, вы с детства знакомы?
  
  - Околачивались дворами.- Я пожал плечами, разглядывая вывеску ювелирного центра напротив. Я часто замечал этих двоих, Леху и Алиску, шушукающихся перед или после собраний. Поэтому спросил прямо:- Вы встречались?
  
  - Мы не спали, если ты об этом. Так вышло, что моя спонсор забухала, когда я была на 4-м шаге Программы. Автоматом никого не нашлось, кто бы ее заменил. Прерываться на 4-м шаге чревато, так сам окажешься на стакане. Лешка довел меня до 10-го шага, хоть у нас и не приняты межполовые отношения. Но выбора не было. Сначала мы договорились, что поработаем временно, но потом втянулись и поняли, что у нас контакт, и нет смысла опять все переиначивать.
  
  Она покосилась на меня и предложила:
  
  - Пойдем в машину, там поговорим.
  
  Ее тачка стояла неподалеку от кафе, старенький Логан с механической коробкой. Мы влезли внутрь, и я почувствовал себя уютно. Тут можно было курить, о чем уведомила Алиска, и я тут же сделал это, тщательно прикрывая при этом обломки зубов.
  
  - Так о чем вы говорили?- спросила она.
  
  - Леха делился со мной теориями про бухло,- уклончиво ответил я, не зная, насколько Алиска в теме.
  
  - Он был уверен, что алкоголики - неизбежные отходы человечества,- заявила та.- Как с атомной промышленностью. Людям необходима атомная энергия, люди с удовольствием ею пользуются, но люди не хотят знать, куда деваются радиоактивные отходы. А мы ведь не в космос их отправляем, закапываем где-то тут, у себя под боком. С алкоголизмом - такая же петрушка. Люди не хотят париться по поводу забулдыг, не хотят смотреть в их сторону. Потому что по сути своей алкоголь необходим человечеству. Как свет или огонь. Лешка предполагал, что в основе алкоголя лежит некая программа на информационном уровне. Которая при правильном употреблении должна усиливать связь с Космосом. Почти нет на планете человека, который бы хоть раз не отведал бухловатого. С алкоголем устанавливаются некие внутренние настройки. Однако те, кто не знает меру, превышают порог полезности. И то, что должно помогать, убивает. Все настройки разом сбиваются, человек уже не в состоянии самостоятельно выпутаться. И только Программа АА создана таким образом, чтобы нейтрализовать негатив от бухла. Других объяснений чудесам, которые творит программа "12 шагов", просто быть не может.
  
  - Получается, мы - спасители человечества,- без особой радости подытожил я. В памяти мелькнул самокат моего сына, и я испытал резкую боль в сердце.
  
  Алиска не ответила, и какое-то время мы курили, созерцая зеленую аллею вдоль Первомайской, по которой мы в незапамятные времена так любили колобродить с Ленчиком. По исповедям на собраниях я был в общих чертах осведомлен, что она собой представляет. Алиска в смысле, а не аллея вдоль Первомайской. Ей под сорок, никогда не замужем, без детей. Ходит в спортзал, промышляет дизайном интерьеров, в основном специализируется на квартирах, работает на фрилансе со свободным графиком. В отличие от меня, кушающего водку наравне с хлебушком и возглавляющего когорту функционально-бытовых алкоголиков, Алискину функциональность периодически отшибало напрочь. Она принадлежит к тем алконавтам, которые теряют любое разумение и тормоза, даже если первая капля всего лишь упала им на нос, и чередуют периоды запоя с ожесточенной трезвостью. Ей довелось испытать все прелести безумия, которому подвержены чувствительные персоны.
  
  Как и Леха Агопов, Алиска дважды попадала в автоаварии. Прежде чем она научилась не реагировать по телефону на служебные звонки, она похерила себе кучу перспективных заказов, а однажды даже по пьяни умудрилась набить заказчику морду! Редкий запой обходился без барагоза с ее стороны, однако положение риз ничуть не придавало ей сил и ловкости, а с точностью наоборот. Плюс ко всему в партнеры по рукопашной Алиска чаще выбирала мужиков, так что и отхватывала люлей по уставам домостроя, а потом шкерилась дворами и за черепашьими линзами. Дважды она подвергалась групповому избиению, однажды - групповому изнасилованию. А еще она перла алкашку из магазинов. Смысл платить за будущую мочу? Ни разу не попалась. Ей везло.
  
  Очухавшись и проблевавшись, Алиска с сумасшедшей яростью начинала наверстывать упущенное. Перед кем могла преклонить голову - преклоняла, рассыпаясь в извинениях и клятвенно уверяя, что больше никогда так не будет. Шла в спортзал, быстро возвращала форму. Заключала договора, руководствуясь правилом: никогда не говорить "нет". Даже если работы и без того громадье. Сидела днями и ночами без сна за своим ноутом, вырисовывая шторы и светильники, всякие потолки и карнизы. Ныряла с головой в любовные романы с правильными кентами, обладателями позитивных характеристик и знаков отличия на лацканах. Подавляла при этом зевки и рисковала умереть со скуки, но упорно и истово верила в спасение именно через такие сердечные связи. В результате срывалась на какой-то истеричной ноте, перечеркивая все, чего достигла. Чтобы в следующий раз прыгнуть выше, а потом - еще выше. Долгое время Алиске удавалось сохранять ритм "два шага вперед, один назад". Ей по-прежнему везло.
  
  Как и в моем случае, везение закончилось с треском. Во время очередной аварии погиб человек. Виноваты были оба, однако Алискино опьянение перевесило чашу весов, и она отправилась на долгие два года в колонию-поселение. Отделалась, впрочем, всего годом и вышла по УДО. Так что мы с ней оказались побратимами в плане уголовки, и стоять нам на одной ступеньке на Страшном Суде, отвечая за содеянное. Вернувшись из колонии, Алиска сделала выводы и ни разу больше не садилась за руль пьяной. Но если вы думаете, что она бросила пить, то вы ни хрена не поняли в этой жизни.
  
  - Я поспрашивала соседей,- сообщила Алиска.- Лешкиных соседей. Менты никого не опрашивали, и вообще никакого дела не заводили. Перепив тут налицо, так что без уголовки. Но я потом пришла и порасспросила.
  
  - А зачем?- удивился я.
  
  Она нервно передернула плечами, и ее объемная грудь колыхнулась. Наверное, в прошлой жизни это показалось бы мне сексуальным. Но с некоторых пор большинство эмоций во мне претерпело дистилляцию.
  
  - Он уже несколько лет не пил. Ты видел глянец у него дома? И к своей жизни он относился ровно так же. Зациклился на совершенстве, и любил себя такого, любил трезвого, даже вычурного. Возможно, между нами что-то могло проскочить, мы оба несемейные. Но Лешка не хотел отношений, избегал их. Он боялся, что в отношениях может потерять свое совершенство, сойти с пьедестала. И как результат снова присядет на бухловатого или схватится за шприц. Он тщательно отслеживал себя и не хотел возвращаться к прошлому. Он не мог просто так напиться, ни с того ни с сего. Если вдруг стряслось что-то серьезное, он мог позвонить любому из наших и каждый бы его поддержал. Но он никому не звонил. От всей истории тянет какой-то подставой.
  
  - И что соседи?
  
  - Говорят, видели его накануне. Два каких-то бородатых кренделя выгрузили Леху из машины возле подъезда. Он уже был бухим, шатался. В руках пакет, в котором знамо чего.
  
  - Бородатые? Чеченцы что ли?
  
  - Я хрен знает, чеченцы или таджики. Какие-то кавказцы. Но он не дружил с кавказцами, я бы знала. Или это случайная встреча? Или познакомились в баре? За каким чертом они его довозили, если просто малознакомые? По доброте душевной?
  
  Она посмотрела на меня.
  
  - Ты же знаешь, Леха продвигал разные странные темы. Он пытался откопать причины подавляющей лояльности к алкоголю во всем мире. Но он не просто бурчал на собраниях группы. Он встречался с наркологами, беседовал. И даже пытался пролезть в администрацию города со своими неудобными вопросами. Что если он залез в область, куда залезать не следовало?
  
  - Заговор?- Я вдруг понял, что голос у меня охрип.
  
  - Может, и не заговор. Может, дело вовсе не связано с алкоголем, а элементарное взяточничество и халатность. Я не знаю, какие вопросы он задавал. Но не могу избавиться от ощущения, что его как будто убрали с глаз долой.
  
  Мы обменялись с Алиской номерами телефонов, после чего отправились каждый в свою сторону. Она предложила меня довезти, но я отказался, мне нужно было проветрить мозги.
  
  - Своей машины нет?- спросила она.
  
  Я ухмыльнулся.
  
  - Даже прав нет. Не с моей жизнью колесить.
  
  Она кивнула, а я лишь запоздало понял, что своим ответом мог дополнительно кольнуть ее в больное место, которое навеки воспалилось после аварии со смертельным исходом.
  
  Я шагал домой по свежему, омытому недавним дождем городу, и размышлял над тем, что услышал. Я вновь думал о том, как опереточно сложилась моя судьба, что я претерпел такие психологические травмы и океан боли, подобающий Достоевскому. Я ведь был уверен, что это наказание за мое пьянство. Но бухариков вокруг - пруд пруди, а функциональных забулдыг - прорва. И у них не воруют детей, их сыновей не сжигают заживо в детских домах, и даже жены от них не уходят, терпят с крошащимися, сжатыми челюстями. Но если убрать "бухловатого", как любит выражаться Алиска,- где в моей жизни соразмерный грех? Или в жизни моих предков? Кроме как кражей меди с территорий обращавшихся в руины предприятий я ничем не могу порадовать уголовные хроники. А батя всего лишь подстрелил голубя...
  
  Одна фраза Алиски свербила постоянно фоном. Леха Агопов по кличке Агопа полагал, что в алкоголе заложена некая информационная программа. А кто у нас впервые начал буркотеть о странных заложенностях и программах? Еще до всего, что на меня обрушилось? Верно, Ленчик Догадов.
  
  7.
  
  Мне вновь открыла Катька, и мы пялились друг на друга полминуты. Я вдруг оробел, осознав, что мой визит может быть воспринят двояко, учитывая нашу с ней мерзкую тайну. Вот и еще один грех в копилку к ворованной меди, но все равно это явно не тот список, чтобы зачислить себя в злодеи. Черт, я же в прошлый раз тупо сбежал и больше не звонил! И Ленчик не звонил мне тоже. Что если наш с Катькой адюльтер не тайна больше, и Ленчик где-то там в глубине квартиры заряжает ружье?
  
  - Привет. Ну входи.
  
  Я заперся, раз уж зовут, заряженные ружья не стояли во главе списка моих страхов. За это время Катюха располнела и стала дородной. Она была в укороченных черных леггинсах, которые обтягивали ее некогда восхитительный зад, ныне мутировавший в комковатый и рыхлый омлет. Сверху - футболка, оттопыренная набравшими вес дойками. Ну в общем, мы двигались с Катюхой синхронно, только она в плюс, а я в минус, мой заскорузлый облик и выбитые зубы тоже заслуживали желчных комментариев.
  
  - Я к Ленчику,- промямлил я, поскольку Катюха выжидательно на меня пялилась.
  
  - Да ладно!- Она театрально всплеснула руками.- Поздновато будет.
  
  - В смысле?
  
  - Умер Ленчик,- обрушила она на меня новость.- Нет больше Ленчика.
  
  Она провела меня на кухню, которая обрастала все той же мебелью, что и ранее. Я понуро и подавленно влез за стол. Но помимо шока от известия меня едва не разобрал смех. Это уже реально смешно, все это моровое поветрие вокруг моей персоны. Театр бабки Шапокляк какой-то! Или же я проклятый навеки Медным богом?
  
  Катюха разлила нам чай в замызганные, вовсе не агоповские, кружки, после чего отстраненно поведала мне детали произошедшего.
  
  Деградация Ленчика развивалась по всем хрестоматийным канонам. Некогда оригинально мыслящий, подбухивающий абсент и любое пойло, слоняющийся между витринами в магазине бытовой техники, Ленчик в итоге скатился к законченному солевому наркоману. Начав путь с "травки", он постепенно экспериментировал с кучей всего. Названия ни о чем мне не говорили, я далек от темы наркоманства, за исключением периода, когда хоронили Артемку. А вот Леха Агопа, вероятно, оценил бы вовлеченность Ленчика по достоинству. В конце своего многотрудного поиска Ленчик уперся в "соли", на них и почил в бозе. За то время, пока мы не виделись, пока я одного за другим терял и хоронил своих любимых и родных людей, Ленчик угорал дома, не работая, ничем не занимаясь, прожигая Катькины заработки. Если же отказывала спонсировать, измывался изощренно.
  
  - Однажды он меня связал, примотал голову скотчем к доске, чтобы я не рыпалась, опустил на спину,- равнодушно излагала Катька, а я покрывался мурашками от ее откровений.- Сказал мне, что любит и никогда не сможет ударить. Но если я не дам ему денег, он насрет мне на лицо.
  
  - Ленчик?!- вскричал я. Мне вспомнилось, как у меня дома он ржал над каждой дебильной шуткой и бухался лицом в голые Катькины ляжки.- Да ладно!
  
  - Было и хуже. Это уже был не тот Ленчик, которого ты помнишь. Но ты хоть можешь его помнить нормальным. А я уже нет. Каждый раз вижу только обдолбанную морду. Вспоминаю тот вечер, когда вы нас сняли. Я же не хотела идти никуда гулять, подружка уговорила. И могло вообще ничего не случиться. Слава богу, я хоть детей от него не родила.
  
  Последние полгода жизни Ленчик, разгадав вселенский заговор, активно стремался спецслужб. Координаторов. Он называл их координаторами. Якобы есть группа надлюдей, контролирующая развитие цивилизации только в отмеренном русле. А координаторы - исполнители данного механизма. Раньше координаторы сплошь рядились под церковников, тем самым выведывая тайны людей и вкладывая народу в головы определенную программу развития. Убеждали, как следует себя вести, как думать и даже что чувствовать. Те, кто не велся,- погибали странным образом. Как Леха Агопов, к примеру.
  
  Когда церковь начала терять позиции, встал вопрос о создании силы более могущественной. И такая сила была создана: Интернет. Где человек, как на ладони. Вся его жизнь, вся подноготная, все мысли и тенденции. Ленчик утверждал, что сумел взломать закрытый сайт, через который можно не только наблюдать, но и управлять определенным человеком. Сайт работает на уровне информационно-биологических технологий и связан с информационным полем земли по зашифрованному каналу. На следующий день Ленчика уже заблокировали, однако он успел взломать какой-то там хитрый код, после чего у него открылся третий глаз, как у гребаного ракшаса, или кто у них там сверкал глазом.
  
  Ленчик засветился, и им заинтересовались координаторы. Дальнейшие подвиги Догадова напоминали крепко сбитый триллерок. Он втемяшил себе в голову, что воздействие на людей извне происходит на основании биометрических данных, собранных камерами мобильных телефонов, ноутов, компьютеров, уличными камерами, камерами банков и прочих учреждений. Он же в свое время бытовой техникой банчил, знал че-почем - хоккей с мячом. Сначала Ленчик начал заклеивать "око Саурона" у всех домашних устройств. Потом стал замазывать свои воинственные очечки какой-то дрянью, типа гуаши, оставляя крошечные щелочки для глаз. В аккурат, чтобы монитор помещался. И натыкался потом на углы и на Катьку, собирая и раздавая шишки. Зато ему удавалось исказить свой биометрический портрет и не поддаваться влиянию координаторов, пускай от постоянного прищура он и превратился в кривоватого подслепыша.
  
  Однажды Катюха забурилась в ванную и застигла там Ленчика, глубокомысленно примеряющего лезвие ножа к своему лицу. Он сказал, что если сгладить черты лица физически, координаторы заманаются его зомбировать. А если срезать лицо, то он будет им неподвластен на веки вечные. По глобальному звездецу это явно перевешивало фекальное насилие, и Катька твердо уверилась, что нужно линять. Ленчик ведь не остановится на достигнутом, если покромсает себе морду. Обычно таким людям снисходит озарение и истовая потребность спасать других. Особенно тех, кто поближе.
  
  Но осуществить исход Катюха не успела, потому как Ленчик вскорости исполнил свой собственный. Итоговый и загадочный. Так-то он почти не выходил из дома, только за дозой и в магаз за сладостями, которые составляли 80% его рациона. А потом - юрк! - и назад до хаты, пряча морду в капюшоне, чтобы координаторы не словили его по спутнику или через беспилотников. И вдруг канул. Вышел из дома в очередной раз по своим шпионским нуждам, и нет его. Нашли на следующий день за городской чертой, всего покромсанного ножом, при этом ни одной смертельной раны. Умер от потери крови. И ножа нигде нет! Характер ранений плюс Катькины показания свели дело к психозу и паранойе, вызванным злоупотреблением наркотиками, и как следствие - к помешательству и самоубийству. Отсутствие ножа объяснялось многочисленными поверхностными ранениями, после которых Ленчик мог вполне колобродить по местности, посеяв нож в дальнем овраге. Не объяснялось, каким макаром пугливый и догадливый Ленчик Догадов вообще оказался за городом и откуда взял нож, ведь все домашние ножи оставались в домашних же ножнах.
  
  - Я, блин, поверить не могу! - искренне вскричал я, еще раз прокрутив в мыслях прежнего Догадова и его ироничные очечки.
  
  - Предки его до сих пор меня терзают. Пытаются ответственность на меня повесить. Типа это я его довела. Тоже не верят. Я ж его прикрывала до поры до времени.
  
  - Значит, ты теперь одна,- пресно прошамкал я, чтобы хоть чего-то прошамкать.
  
  - Не засижусь!
  
  - Так-то да, согласен. Ты молодая еще, все сложится. Всхуднуть только не мешало бы.
  
  - Звездец ты галантный!- окрысилась Катюха.
  
  - Ну, я так...- Я не стушевался, потому что витал в дальних областях. Если точнее, я думал о Лехе Агопове, который поначалу тоже вещал о программах и теориях заговора, а потом внезапно преставился.
  
  - Ты вообще какими судьбами?- спросила Катька таким тоном, каким намекают на честь и нехватку времени.- Опять курнуть захотелось? У меня есть, кстати? Будешь? Помянем Ленчика его же зельем.
  
  - Не...- Потребовалось мощнейшее усилие, чтобы преодолеть острую тягу накуриться с Катькой вдрыбаган. Но я точно знал, что любое изменение сознания снова приведет меня к рюмке. Мы уже проходили с Катькой этот этап, когда после туалетного секса я бесславно завершил мучительную попытку Љ2. Почему я продолжал держаться трезвым? Что в моей гребаной и ущербной жизни было такого, чтобы держаться за нее? Вероятно, подсознательно я надеялся, что вернется Лена. Когда мы выздоровеем и избавимся от демонов поодиночке.- Я к Ленчику по старой памяти.
  
  - Ко мне не хотелось по старой памяти?- ехидно намекнула Катька, но я состряпал непонятки, и она надулась.- Как сам вообще?
  
  - Я тоже теперь один. Лена ушла.
  
  - Чепатый мафон! - произнесла Катька коронную фразу мужа, и меня резанула короткая ностальгическая боль.- Давно пора. Вы же с Ленчиком два сапога пара.
  
  - Может, и пара,- не стал я возражать.
  
  - Дети с кем?
  
   Я напрягся. Так-то я уже допетрил, что Катька не в курсах о моей судьбе. И неудивительно, ей своей поломанной хватает.
  
  - По-разному,- уклонился я от острой темы.
  
  - Видела, кстати, на днях твою тещу. Она мне ничего про ваш развод не говорила. Тоже чет темнила и молола всякий бред.
  
  - Кандибобер?!
  
  - Угу...
  
  - А ты откуда ее знаешь?
  
  - Ну в смысле, родной? Мы ж на свадьбе у тебя были. Она мне в первую очередь посоветовала сиськи не выставлять, у меня платье с вырезом было. Но потом, когда ты начал тосты гонять и отплясывать по пьяни, все мелочи забылись, ты остался гвоздем программы на долгую память.
  
  - Только не на мою,- буркнул я невпопад.
  
  - Я так поняла, не любит Лену ее мачеха.
  
  - С чего ты взяла?
  
  - Говорю же, несла какую-то чушь. Типа Лена алкашка и всегда ею была. Но я-то помню, что она пила мало. Вы с Ленчиком ужирались в хлам, ну я могла иногда увлечься. Дело молодое. Я просто машинально начала ее защищать, и тут эта краля выдает: а ты знаешь, что мы даже ее в реабилитационный центр хотели поместить? Правда, что ли?
  
  - Нет.- Я помолчал.- Не правда.
  
  - Вообще дикость какая-то. Мне, почти незнакомому человеку, бренчать о таких вещах. И какой смысл ей мне врать?
  
  А вот это вопрос номер один на повестке дня! Сместивший все прочие загадки, включая Леху Агопову и Леонида Догадова. Все-таки мозги у меня копченые, до проницательности Агопы мне как до Ибицы. С чего я вообще взял в своих аутомазохистских измышлениях, что причина моей злополучной судьбы во мне или в моих родичах? Что если червоточина именно в родне Лены? В Кандибобере, например? В Степане Антоновиче? В гребаном Димарике или в его жене Римме? В самой Лене? В ее родной матери, которая по пьяни могла натворить таких чудес, что хватит на десять поколений?
  
  8.
  
  Разумеется, идея заскочить на огонек к Кандибоберу и устроить допрос с пристрастием насчет сплетен и пакостей представлялась мне нетолерантной. Причина даже не в том, что мы полаялись вдрыбаган, и эти мрази не соблаговолили навести мосты после гибели Артемки. Не больно хотелось, искренне говоря; наши с ними ровные отношения напрямую зависят от квадрата расстояния между нами. Но они непременно спросят меня про Лену - а что я им отвечу? Я ведь понятия не имел, где на просторах России затерялась моя жена. Я регулярно мониторил ее страницы в соцсетях. С того дня, как Лена собрала манатки и укатила в неизвестность, аккаунты она не посещала.
  
  Но что-то было не так во всей моей истории. Чем больше я трезвел, чем больше оживал мой проспиртованный мозжечок, тем больше сомнений меня одолевало. Сомнения вели к подозрениям. Подозрения - к очередным страхам. Мое полное невменько, начиная с пропажи Лешки и заканчивая наркологичкой, зашоривало мыслительный процесс, тем не менее, что мне еще оставалось делать, кроме как ворочать мозгами, раз уж я благословлен судьбой не ворочать мешки. Задавай правильные вопросы - молвил "замузглый банан" из травматологии. Я катал фрагменты воспоминаний то так, то эдак, а потом внезапно вспомнил Роберта, координатора Лизы Алерт.
  
  Его номер сохранился в телефонной книге, и я тут же ему набрал.
  
  - Слушаю?
  
  Я вмиг набросал в мыслях его недружелюбный портрет и длинные пеликаньи ноги в брюках хаки, втиснутые в кошмарные армейские боты. На дальних фронтах ничего нового, и Роберт остается таким же отстраненно-небратским, судя по тону.
  
  Я назвал себя, и он меня узнал. Мне, видать, удалось отличиться в череде истеричных и сопливых родственников потеряшек.
  
  - У меня нет новостей, мы свернули поиски еще два года назад,- буркнул Роберт, предупреждая любые мои начинания.- Все вопросы - к полиции. Дело еще не закрыто.
  
  - Я не об этом, - поспешил вклиниться я, а то чего доброго бросит трубку.- Я хотел спросить... Ну, короче, не было ли в моем деле чего-то странного? Чего-то, что топорщилось? Вроде лезет в глаза, но не ухватить. Чего-то такого.
  
  Я ожидал молчания или встречных дознавательных алгоритмов, но Роберт лишь вздохнул и пробурчал:
  
  - Там все было шибко странным. Начиная со странного папаши, который пробухал сына. Вы уж не обессудьте, но говорю, как есть.
  
  - А я и не в претензии. Я виноват, и спорить не собираюсь.
  
  - Я готов принять потерю ребенка. Их теряют тут и там, как фантики, и трезвые родители теряют детей гораздо чаще, чем пьяные. Но то, что память отшибло до утра, - такое мне встречается впервые. Неужели никакого всплеска? Даже позже, со временем?
  
  - Вообще ничего,- признал я.- Пустота.
  
  - И почему ваша жена не позвонила вечером, чтобы проверить, как вы добрались? Она же видела, в каком вы состоянии...
  
  Роберт помолчал, тяжело дыша. У меня создалось впечатление, что он либо тащит на загривке мешок, либо тягает гантели.
  
  - Как правило, бесследно теряются дети в двух случаях,- продолжил он, перекинув мешок на другое плечо, или что у него там было, может, труп.- Их убивают родственники и закапывают хрен знает где. По большей части они все потом колятся, и тела находят, но уже ничего не исправить. Морально устойчивые люди, образованные, думающие - родных детей не убивают. Убивают и калечат их предки-маргиналы, соответственно, логики или умения скрывать улики у них ниже плинтуса. Исключение составляют психопаты. Они могут быть очень умными, их не расколешь никакими средствами. В этом случае улик не остается, дела висят годами, но мы все знаем - все, кто причастен к поиску,- мы знаем, кто виноват. Вырабатывается особое видение. Вот он стоит перед тобой, убитый горем родитель, в фетровом пальто и шляпе с полями, с тросточкой, профессор или общественный деятель, душа компании, любимец публики, непьющий, даже не рыбачивший. Но ты смотришь на него и тупо видишь: он! В их случаях тела детей не находят никогда. Но таких дел - один-два на миллион.
  
  Вторая причина - ребенок сам забредает в какую-нибудь глушь и проваливается в яму, в колодец, в коллектор, под лед, на него нападают собаки или медведи и растаскивают по костям. Если поисковая группа не нашла тело по горячим следам, то можно ждать годами, пока на останки набредет какой-нибудь грибник. Или не дождаться вовсе.
  
  У вас же - другая ситуация. Налицо явное похищение. Дело должно было стать бомбой, греметь во всех сводках годами, но как-то быстро задохнулось. Не исключено, конечно, что сыграло роль всеобщее головотяпство. Я был уверен, что двое подозреваемых - это уже 90% раскрытие. Но ошибся.
  
  - Двое?- Я охренел и замер.- Откуда взялись двое, раньше не было ни одного? Забейворота мне ничего такого не говорил.
  
  - Он и не мог говорить,- хмыкнул Роберт.- Дело о пропаже вел другой следак. Забейворота вел тебя.
  
  - Точно...
  
  - Пить меньше надо,- деловито заметил Роберт.
  
  - Почему тот другой следак меня не вызвал?
  
  - Во-первых, тайна следствия. Во-вторых, папаня нестабилен и может наворотить дел. Его, кстати, поперли недавно из органов - следователя этого. Говорят, за превышение. Но в реале какие-то местные чистки. Он уже не живет в нашем городе, куда-то переехал, так что концы в воду. Это, конечно, никак не связано с вашим делом.
  
  - А то, что ваша организация тоже не сообщила мне про подозреваемых - не странно?- начал я психовать.
  
  - Наша, как вы выразились, организация старается сохранять баланс,- миролюбиво заметил Роберт.- Тайну следствия никто нарушать не будет. К тому же лично я ожидал, что вы с женой поднимете вой до небес в соцсетях, чтобы Бастыркин возбудился. Но вы молчали, и я грешным делом подумал, что у вас самих рыльце в пушку. Либо вас запугали, и тут замешана какая-то серьезная третья сила.
  
  Я решил не накалять в этом направлении и пару раз глубоко выдохнул.
  
  - И что за подозреваемые?- спросил я.
  
  - Тот парень, который нашел самокат вашего сына за городом, рассказывал. Он возвращался с дачи и приметил самокат. А позже он вспомнил, что по пути на дачу двумя часами ранее он видел примерно в том же месте фургон "Газель" и какого-то мужика. Говорит, запомнил, потому что место не стояночное, и он еще подумал, что-то стряслось с тачкой.
  
  А еще там регулярно паркуются для потрахушек, подумал я. Причем в основном несвободные пары. Как по мне, припаркованная тачка на Малой Объездной не такое уж редкое явление, чтобы цепляться за память.
  
  - И что в итоге? Что за мужик с "Газелью"?
  
  - Хрен знает. Номер-то свидетель не запомнил. Так, мазнул взглядом да покатил дальше. Сколько у нас мужиков с "Газелями"? Видимо-невидимо.
  
  - А кто второй подозреваемый?
  
  - Типа он же,- буркнул Роберт.
  
  - В смысле? Не понимаю...
  
  - Вы много знаете людей, которые останавливаются на трассе из-за бесхозного самоката? Или кто запоминает всякие припаркованные "Газели"? А еще там вдоль Объездной гаражные ряды, и наличие на обочине самоката, как и припаркованной тачки, может быть вполне объяснимым. Тысяча человек проехали мимо, и вдруг находится один сознательный... Может, и не было никакой "Газели". Мы знаем о ней только со слов свидетеля, а свидетель сей довольно мутный.
  
  - Погоди!- Я лихорадочно пытался увязать в голове информацию в кокон.- На кой черт ему тогда давать объявление о находке? Зачем привлекать внимание этим самокатом?
  
  - Люди какой только дичи не творят, - охотно пояснил Роберт. - Тем более преступники. Один алкаш убил свою дочь и закопал в лесу. А когда набежали поисковики и менты, то испугался, что запрятал тело недостаточно хорошо. И вот этот гений преступного мира нажрался вечером и пошел перекапывать тело подальше в лес. Просто повел за собой оперов до места преступления и сдал сам себя с потрохами. А тут самокат. Может, чувак хотел перестраховаться с этим самокатом? Поднялся шум, он запаниковал, начал совершать ошибки. Умные преступники только в книгах бывают, в основном это долбени с парой кривых извилин, логики от них не жди. Тем не менее, следователи его пробили, этого наблюдательного водилу, он был чистым. Могли бы нажать посильнее, но тут уже не моя епархия.
  
  Я вдруг впервые задался вопросом: а где самокат? Лешкин самокат? Я смутно помнил, как самокат приобщили к делу в качестве вещдока, но потом его вроде бы должны были нам вернуть. Или не возвращают, пока дело остается открытым? В каких хранилищах осел в результате многострадальный самокат моего сына и где пылится теперь?
  
  - Вы ведь были там,- утвердительно насел я на Роберта.- Вы ездили к свидетелю в тот день, когда наткнулись на объявление. Знаете его адрес.
  
  - Ты опять бухой, что ли?- недовольно огрызнулся мой неблагосклонный собеседник.
  
  - Давно уже нет. Пролечился.
  
  - Все равно, даже не мечтай. Он потом влегкую на меня в суд подаст и выиграет. А если ты ему еще и морду набьешь, мне хана как волонтеру. Меня выпнут из всех сообществ за такие выкрутасы.
  
  - Ты помнишь пожар в детском доме пару лет назад?- спросил я его, тоже переходя на "ты" и стараясь сохранить нейтральный тон.
  
  - Конечно... Все помнят.
  
  - Мой второй сын был среди погибших. Его изъяли на время по глупости, по недоразумению. И тут как раз этот пожар. Поджог. Слушай, Роберт, я не уверен, но какая-то хрень происходит. Во что-то моя семья впуталась, во что-то серьезное и опасное. И у меня ни единого ответа, одни вопросы.
  
  - Звездец!- выдохнул тот и надолго замолчал. Продолжал тяжело дышать в трубку, таща свой непомерный куль на загривке.
  
  - Ты же сам сказал, что следак больше не работает,- взмолился я.- Никто и не свяжет мой интерес с тобой.
  
  Роберт вздохнул.
  
  - Поклянись, что меня не впутаешь.
  
  Я сделал это. Роберт перезвонил мне через пять минут и продиктовал контакты нового персонажа моей истории, Сергея Жильцова. И так уж совпало, что был сей Жильцов жильцом дома по бульвару Космонавтов, где мы с Лешкой угодили в слепую зону и где, по предположению, произошел киднеппинг. И об этом Роберт и вся его команда тоже умолчали в свое время. Он даже сейчас не стал подчеркивать этот факт, предпочтя, чтобы я сам заметил и озадачился еще одним вопросом вдобавок к вороху имеющихся. Хотелось бы послушать умозаключения следаков по поводу данного совпадения, того же Забейвороты, раз уж прямой следователь отчалил по несоответствию, но я сомневался в возможности конструктивного диалога с представителями органов. Особенно теперь, по прошествии времени.
  
  9.
  
  Я рисовал в перспективе разные варианты встречи с вышеупомянутым Жильцовым, пока шагал в сторону его дома, и почему-то совсем не подумал о том, что на подъездах сейчас везде кодовые двери, и никто в подъезде г-на Жильцова не горит легкомысленным желанием впускать бывшего забулдыгу, в первую очередь - сам Жильцов. Какое-то время я мялся близ подъезда, раздумывая, как поступить. Позвонить в квартиру или же дождаться чьего-нибудь появления и проскользнуть зайцем? Я никак не думал, что обозначенный Жильцов украл моего Лешку и продал в рабство. Наверное, я еще верил в правоохранительную систему и полагал, что при любом подозрении опера раскололи бы Жильцова в два счета. Но сейчас я хватался за любую ниточку, и Серега Жильцов был таковой.
  
  В результате я решил позвонить по домофону, хоть меня и не радовал механический диалог на открытом ветре и при возможных свидетелях, которые в самый острый момент любят шастать туда-сюда.
  
  - Алло?
  
  Какая-то девчонка. Судя по голосу, малолетка. Вероятно, дочь.
  
  - Здравствуйте, Сергей дома?
  
  Короткая пауза.
  
  - Его нет.
  
  - А когда будет, можно узнать?
  
  - Никогда. Он умер.
  
  Домофон харкнул и замолк. Девчонка отключилась, а я еще несколько секунд пялился на домофон, бездумно изучая инструкцию и номер телефона для связи. Потом развернулся и двинул прочь, но после пары шагов развернулся и вновь набрал квартиру.
  
  - Да, слушаю.
  
  - Простите, а как он умер?
  
  Снова короткая пауза.
  
  - А вы кто?
  
  Я на миг лихорадочно задумался, ища выход, и в голове родилось блестящее решение. Все-таки не до конца я разжижил свои извилины.
  
  - Я брал у него деньги в долг. Тысячу рублей. Решил зайти, лично отдать. Могу вам отдать. Если можно.
  
  Теперь пауза длилась куда дольше. Девчонка на том конце рассматривала мою легенду с точки зрения правдоподобия.
  
  - Заходите.
  
  В домофоне пиликнул характерно-разрешающий сигнал, и я нырнул в подъезд.
  
  По пути на третий этаж, где и обитало семейство Жильцова, я в панике проверил свои карманы. Мой стиль и образ жизни никогда не подразумевал наличие кошелька или портмоне. Таскал карту в переднем кармане джинсов, а если приходилось брать наличку, то рассовывал по всем карманам, не ранжируя по номиналу, и потом тупил на кассах с охапкой банкнот. Хорош бы я выглядел, если бы не нашлось у меня штуки рублей. Но она, к счастью, нашлась. И еще какие-то стольники в придачу.
  
  Дверь уже была открыта, и на пороге меня поджидала та самая особа из домофона. Девица лет 14-15, как сейчас говорят, весьма фапабельная, даже по моим великовозрастным меркам. Одета в короткие шорты и топик. Глаза намазаны жутко-черной гуашью, на голове - дреды. Очень похожа на Джека Воробья, а торчащая юная грудь придает изюминки.
  
  - Входите.
  
  Но входить я не стал. Она растворила дверь пошире, но я вдруг осознал, что ко всем моим бедам еще не хватало остаться наедине с малолеткой. Повесточка ныне довольно острая, так что я помотал головой, предпочтя топтаться на пороге, радуя соседей, плотоядно приникших к глазкам.
  
  - Да нет, спасибо. Я просто деньги отдам и побегу.
  
  Я протянул ей тысячу рублей, к которой добавил несколько стольников наобум.
  
  - Там с процентами,- пояснил я.- Давно брал.
  
  Девица молча забрала бабло и стиснула в кулаке.
  
  - Как он все-таки умер?
  
  Она вздохнула.
  
  - Зайдите. На весь подъезд говорить не буду.
  
  Я быстро прикинул риск нарваться на повестку и желание во что бы то ни стало найти хоть какую-то зацепку в тумане моих злоключений и решил рискнуть. В прихожей пахло пиццей и женскими духами. А дальше прихожей я не проходил, поэтому чем еще там пахло, мне неведомо. Трупами или нечистотами от рабов не пахло точно. Зато в прихожке висел небольшой портрет - никогда не догадаетесь! - французского кардинала и государственного деятеля Армана де Ришелье. Надо же, поклонник итальянской кухни и французских правителей, Серж де Жильцон.
  
  - Его убили,- поведала мне девица без обиняков.
  
  - Вот как!.. Нашли того, кто это сделал?
  
  - Не-а. Не найдут, скорей всего. Папа поехал на дачу в Зирган, по дороге его остановили. Наверное, попросили о помощи, не знаю... Так нам с мамой следователь сказал. Но это было ограбление. Его избили, и он умер. Не приходя в сознание.
  
  "Блин, он по каждому поводу что ли тормозил тачилу и высовывал свой любопытный шнобель на мороз, этот де Жильцон!", - чуть было не вскричал я, но вовремя прикусил язык. То бесхозный самокат его вдруг заинтересовал, то притертая в неположенном месте "Газель", теперь вот голосующие бандиты. Долюбопытствовался, блин, не ехалось ему спокойно. Передумав, я спросил:
  
  - Что украли? Машину?
  
  - Да нет...- Девица наморщила лобик.- Ничего, в общем-то, не украли.
  
  - Какое же это тогда ограбление?- удивился я.
  
  - Не знаю. Нам так следователь сказал.- И девица виновато развела руками.
  
  Я не стал вовлекаться в расспросы, конфузливо расшаркался и был таков. На улице мне пришлось выкурить несколько сигарет друг за другом, прежде чем я упорядочил мысли.
  
  Итак, очередная смерть. Беспричинная и нелепая. Я, блин, начинал чувствовать себя участником какого-то реально извращенного квеста. Еще мутных пришельцев не хватало до кучи, чтобы ощутить себя виртуальным Малдером в период посталкогольной ремиссии. Я верю в совпадения, они могут быть неожиданными и даже фантастическими. Две Алиски, например, обе блондинистые крали, примерно один типаж. Или знакомство с Леной после того, как накануне ночью попытался в грубоватой форме подцепить ее подругу. Приход "белочки", когда сам роешь алкогольную яму ближнему, невзирая на его покладистый нрав и самодельных солдатиков. Такое бывает, со мной по пьяни подобные парадоксы случались сплошь и рядом. А по трезвяку не случались, поскольку я и не был им, за исключением нескольких месяцев. Но теперь это прям какая-то чрезмерная клоунада, и если раньше я называл свою судьбу немного опереточной, то я еще не знал, что такое настоящий водевиль.
  
  А может, все проще, и по законам детективного жанра надо рвать там, где тонко? Кто-то, некий обозленный и маниакальный персонаж, цокает за мной на сатанинских копытах и мочит всех свидетелей? А также обладателей нестандартных мировоззрений, способных прорвать блокаду демагогии и тумана? Леха Агопов, Ленчик Догадов, Серж де Жильцон - кто дальше?
  
  Или же этот кто-то ходит впереди меня...
  
  Лена??
  
  Я порывисто отсек эту мысль. А то я любитель замешивать в голове дикие ингредиенты и циклиться на болевых фантазиях. А тут прям раздолье для больного извращенца, мечтающего выпить - нафантазировать сошедшую с ума от горя и пьянства жену, ушедшую в теневой мир, как какой-нибудь Бетмен. Бессмысленно все это, на кой черт мстить тому же Лехе Агопову, он к нашей истории причастен постольку-поскольку, только через АА и мои исповеди.
  
   Тем не менее, воротившись домой, я засел за комп и в тысячный раз принялся злобно шерстить соцсети. Лена не появлялась, последний визит приходился на день накануне ее пропажи. Я преодолел очередное искушение написать ей пару слов в надежде на запоздалый ответ, а что конкретно меня остановило - подытожим в более благоприятной жизни. Вместо этого я в который раз стал разглядывать наши семейные фото у нее на странице. Все снимки, где фигурировал я, объединялись двумя категориями: я либо с дымящейся сигой меж пальцев, либо с маячившей в угловых секторах банкой пива. Иными словами - кирной. Лена же, хоть и курила в полтора раза больше меня, нигде не отметилась с цигаркой - привычка шифроваться укоренилась в ней прочно. Я разглядывал фото, напополам с меланхолией, напополам с острой болью, где мы пялились в объектив, по большей части с ухмыляющимися во весь рот детьми в охапку, и мы понятия не имели, что нас ожидает.
  
  Потом я вспомнил, что под сукном имеются еще старые черно-белые фото, которые Лена приволокла в незапамятные времена вместе с прочим приданым, состоящим из сумки со шмотьем. Я полез по шкафам и в одном из них обнаружил фотоальбом в самом углу, под барахлом, о котором никто не вспоминает. Отпихнул в сторону старый зимний спортивный костюм, выковырял из угла парочку завалявшихся цыцулек дяди Романа и извлек альбом на свет. На картонной обложке празднично-клоунским манером было выведено "На долгую память".
  
  Итак, полистаем, что же мы имеем на долгую память в нашем долгом ящике? Помимо фотографий юной Ленки, выглядящей такой греховно-прекрасной, что у меня заныло под ложечкой, ее детских фото на утренниках и на семейных торжествах, в обнимку с домашней кошкой, которую звали Заноза и которая сейчас в кошачьем раю упарывается "Вискасом", мы имеем кучу невзрачных типов и матрон. Степан Антонович ака Крякало в молодости, в брюках клеш - уже тогда франтоватый и степенно-равнодушный. Римма, сводная сеструха Степана Антоновича, еще относительно худая и не взвалившая на свои плечи никчемного Димарика Лентяйкина. Отсутствовала мама Лены: с целью устранения травмирующих флешбеков альбом был тщательно прооперирован и теперь зиял пустыми страницами с вырванными фотками.
  
  Прочие незнакомые персонажи страны воспоминаний... Вот коротконогий мужик на пару с унылой теткой, оба не отягощенные стратегическим складом ума, на черно-белом истертом фото с виньеточной датой в углу - 1958 год. Раритет. Я вспомнил, как Лена показывала мне это фото, на нем ее дед с бабкой по материнской линии. Держатся так, словно их поймали по отдельности за руку на улице и попросили спозировать для фото, и теперь они изо всех сил наигрывают знакомцев, но тщетно. Я перевернул фото и узрел еще одну, почти выцветшую за давностью лет, надпись на обороте, сделанную шариковой ручкой: Челябинск-40. Что-то такое мелькнуло в памяти. О чем-то Лена мне кратко поведала в качестве комментариев к фото, но я был либо слишком озабочен ближайшим походом в магаз, либо уже нагрузился под завязку, чтобы запомнить.
  
  Вместе с фото я вернулся к компу и погуглил, что за зверь. И, наконец, вспомнил! Челяба-40, иначе - Озерск, закрытый город, где случилась знаменитая Кыштымская техногенно-радиационная авария, прародительница всех последующих чернобылей. Название "кыштымская" она получила по причине отсутствия официального существования города Озерск, посему выбрали название ближайшего населенного пункта, - все по шпионским догматам "Операции Ы", чтобы никто не догадался. Громыхнуло в 57-м году, когда вышла из строя система охлаждения емкости хранения отходов. Последующий выброс и распространение радиации получили название Восточно-Уральского радиационного следа. Это когда ты живешь без задней мысли, строишь коммунизм, ходишь на работу и планируешь отпуск, покупаешь блесну для рыбалки и читаешь по утрам "Правду", но ты уже труп, только пока не в курсе этого. А твоя беременная жена на пятом месяце, чьи показатели и анализы на сто процентов положительные, обречена родить больного или мертвого ребенка. А рыба, которую ты наловишь из реки в ближайшие выходные, убьет не только твою семью, но и всех соседей по подъезду. Как-то так.
  
  Пострадали Челябинская, Свердловская и Тюменская области, смертельному облучению подверглись сотни людей, в первую очередь сотрудники химкомбината "Маяк", где и случилась авария, в большинстве своем - военнослужащие или работники МВД. Полегло также бесчисленное множество безымянных зэков, оперативно стянутых для ликвидации аварии - но кто их вообще будет учитывать и вспоминать добрым словом? Еще тысячам советских товарищей пришлось в панике срываться с насиженных мест, чтобы начинать жизнь с чистого листа за много километров от родного дома. 23 населенных пункта просто перестали существовать - их элементарно зарыли в грунт, превратив в объекты раскопок для археологов будущего, причем с миной замедленного действия, поскольку радиация никуда не уходит. Сидит там веками, под землей, и ждет своего часа.
  
  Кыштымская катастрофа имеет 6 баллов по шкале опасности из возможных семи. Озерск, Чернобыль и Фукусима - вот трехглавая радиационная гидра современности, сеющая напропалую смерть и увечья. Поначалу пытались замять, образовавшееся радиоактивное свечение, видимое аж в Челябинске, признали аномальным "полярным сиянием", а столб черного дыма от взрыва - мистификацией и происками врагов народа. Тем не менее, масштабы трагедии не позволили утаить произошедшее, к тому же шпионаж забугорных держав тоже не дремал. Повышенная секретность объекта и, как следствие, запоздалая эвакуация привели к непоправимым последствиям. Как для жителей, так и для биосферы.
  
  Еще вспомнилось, как Лена говорила, что деду с бабкой на этом фото не больше 25-ти. Просто невероятно, поскольку выглядели эти двое как аксакалы, прошедшие революцию, голод и две войны. Какую функцию выполняли данные человеки в Озерске, были ли они прикрепленными жителями города или оказались там по служебной необходимости, как удалось вообще пронести оттуда фото, если город был засекречен под семью комиссарскими сургучами, - всех этих деталей Лена не знала. От родной же мамы к ней перешло крайне мало семейных историй и легенд и слишком много - алкогольного наследия и психологических ран. Я бесполезно покрутил фото в руке еще немного для приличия, улавливая флюиды, потом пожал плечами, убрал в альбом и заныкал альбом на место "на долгую память".
  
  Мой топорный замысел, - если и существует некая логика в цепи несчастий, что перечеркнули развитие моего рода, то ее следует искать в династии Лены, - стал обрастать набросками. Что если эти люди на фото, выглядящие, как начинающие колхозные забулдыги, на самом деле - обладатели мощных способностей сливаться с толпой и скрывать свою истинную суть? Именно тех способностей, которые являются ключевыми для разного рода шпиков на гособеспечении. Иными словами, не являются ли Ленины дед с бабкой - секретными военными сотрудниками при должностях и положениях? А то, что молодой возраст, - времена были такие. Я ж глядел "Рожденная революцией", где тупо пацаны взвалили на себя ношу по очистке городов от бандюганов. 58-й год - это махровое время. Сталинизм еще в приоритете в умонастроениях народа, невзирая на хрущевскую оттепель. Полным ходом идет индустриализация, научные изыскания, каких-то три года остается до полета Гагарина, атомная энергетика цветет полным спектром, уже взлетел турбореактивный ТУ-104, уже открылась и работает станция "Мирный". Это вам не тик-токи в интернетах выкладывать; советские атланты, которых скромно именуют товарищами, рисовали будущее с помощью лопаты и транспортира, и целая страна зиждется на их наследии до сих пор. А значит - вопрос кадров насущен, как никогда. Даже в 58-м малолетний пацан вполне мог стать Гайдаром и войти в вековечные анналы. Возраст не имел никакого значения, к тому же человеки на фото явно повидали виды, 25 им или не 25.
  
  Что если им были доступны тайны? Мы каждый раз, снова и снова, пытаемся мерить короткими сиюминутными хрониками, мы ищем ответы вокруг себя, в себе, в своей жизни, мы часто не учитываем такой весомый фактор, как груз поколений. Хотя я сам пенял Лехе Агопову, когда он пытался как-то ранжировать алкоголиков. Когда я был юным и не в пример куролесом, я никогда не понимал этой фразы: дети отвечают за грехи отцов. Мне это казалось дикостью и сущей кривдой. Какие-то церковно-зомбические веяния, в основе своей продуцирующие запои. Но теперь, пожив достаточно и не утратив способности находить логические связи, я вынужден признать, что доля правды в этой максиме есть. Почти все мудачье, которое я помню по детству - всякие неадекваты, бандосы, тираны, психи и абьюзеры, - получили в итоге равноценную судьбу, иными словами - не сложилось. А у кого сложилось - внезапно беды обрушились на их детей, и все вокруг качают головами и недоумевают, и всем невдомек, что причина в том, что батя этого терпилы когда-то в детстве годами травил одноклассника и сломал ему судьбу.
  
  Причем сам об этом даже не помнит! А вот Боженька все помнит: на́ тебе штык в ребро, гнида!
  
  Этот Озерск еще на дальних горизонтах... Какие грехи протянулись из 57-58-х годов вплоть до того дня, когда мы с моим Лешкой беззаботно шагали в сторону дома - он на самокате, я бухой и довольный после удачного примирения с Кандибобером? Искушение обвинить себя и списать все на алкашку оказалось самым легким способом не думать обзорно и зашорило мне мозги. Вообще, пострадали ли предки Лены в той далекой аварии или их обошло? Черт, а я ведь даже не в курсе, какой была девичья фамилия Лениной мамы!
  
  Короче, я думал и думал, раскладывая в голове бессвязные пасьянсы, а потом от безысходности взял, да и позвонил Алиске.
  
  10.
  
  Мы пересеклись с ней в кофейне "Шоколад" на углу Островского и бульв. Космонавтов и заняли столик в самом углу. Я заказал кофе и круассан с шоколадом, она - штрудель и зеленый чай. Сегодня Алиска была в белом - белая кофта и брюки в обтяг, на ногах - кроссовки. Волосы распущены и слегка сбиты на левую сторону, чтобы прикрыть шрам. Хотя на мой взгляд, шрам только добавлял ей эротизма. Мы были с ней единственными посетителями в этот час, и интимная атмосфера заведения способствовала разговорам по душам.
  
  - За последний год наша группа физически потеряла пять человек,- сообщила мне Алиска, налегая на штрудель.- Двое по естественным причинам - у одного инсульт, второй разбился на мотоцикле. Трое - на срывах, в том числе Лешка и еще одна дама. Я статистику срывов не вела, да ее и невозможно провести. Есть многочисленная прослойка людей, которые приходят в группу АА, выдерживают сколько-то собраний, потом вдруг четко осознают - тут все серьезно, тут не игры в трезвость, тут люди реально бросают пить,- после чего ужасаются, хватаются за голову и спешат назад к бухловатому. Понимают, что еще не готовы к коренному сдвигу. Мы не можем всех учесть и впихнуть в статистику, люди появляются, пропадают, уходят в запои, длительные или нет, кому как начертано. Потом некоторые возвращаются. Двери любой группы АА открыты всем и всегда, там никогда не будут делить людей на хороших и плохих, на слабых и сильных, на мудаков и святых, на своих или иностранцев. Все, кто приходят в группу, в первую очередь - алкоголики. Люди, которые уже не вытягивают, и им нужна помощь. Именно это в приоритете. Нас никто не осудит, хоть мы и боимся освещать свои самые мрачные закоулки. Я, например, избегаю говорить о том мужике, который погиб в аварии. Ты избегаешь говорить о семье.
  
  - Ты в курсе?- Я возюкал кусочком круассана в шоколаде, мгновенно потеряв аппетит. Алиска, судя по активным челюстям, такими мелочами не страдала.
  
  - В общих чертах. Не от Лешки, это точно. Так, слухи ходят, город маленький. Мы не очень любим сплетничать в группе, потому что сплетни - это смерть любому сообществу, построенному на добровольных началах. Не предательство, не бухло, не даже агрессия. Сплетни - это конец. Но так или иначе, мы - люди. Мы не можем молчать. К тому же многие разделяют твою боль, пусть ты и мнишь себя отщепенцем.
  
  - Ясно...
  
  - Я к тому,- продолжила Алиска, не забывая прикладываться к еде,- что смерть зачастую нелепа. Так или иначе, но многие срываются. И даже после десяти лет трезвости люди срываются и сходят с ума. Убивают себя и близких, кончают самоубийствами, да чего только не случается. Я помню свой срыв на первых порах: усосалась бухловатого до бровей, потом бродила ночью по городу, горланила матросские песни и нарывалась на мордобой. Нарвалась таки. Деталей только не помню, воскресала по синякам с утра. Так что и я вполне могла пасть смертью храбрых и пополнить список. Потом бы говорили про меня: как же так, вроде шла на поправку, что могло случиться? А ничего не случилось. Алкоголизм - не прихоть, а гребаная болезнь.
  
  Я вспомнил свой собственный вояж по ночному городу и кровавый мордобой возле кафе "Алладин" и кивнул.
  
  - Может, и в твоем случае тоже все объясняется жизненной нелепостью, совпадениями? Какими-то странностями, каких всегда полно. В книжках все логично, а в жизни ни фига не понятно, откуда кегли торчат.
  
  Алиска умяла штрудель и взялась за чай. Я заметил, как заблестели от удовольствия ее глаза. Еще я заметил, что у нее нет маникюра и обгрызенные ногти. Я заставил себя прикончить круассан, чтобы не выглядеть приживалкой. При этом не забывая тщательно прятать частокол в пасти. Потом я спросил:
  
  - Но ты не считаешь это нормальным?
  
  - Лешка точно не считал! Он говорил, что за любой странностью, за любой нелепостью прячется закономерность. Просто мы ее не видим. За каждой аномалией или необычным явлением скрываются физические законы, которые пока не открыли. Смотри, какая петрушка. Когда я впервые открыла книгу "Анонимные алкоголики", то была поражена явным примитивизмом и букварными истинами. То же самое, что Коэльо читать, ни одной оригинальной идеи, все слишком картонно. Мне захотелось выкинуть книжку, но потом мы стали ее читать вместе - сначала с моей первой спонсоршей, потом с Лешкой. Ну раз надо, значит надо. Раз правила предписывают - стерплю. А потом вдруг что-то начало происходить в моей жизни. И с моими запоями в частности. Все больше и больше позитива вокруг. Все меньше и меньше мыслей о бухловатом. Это притом, что последние два года после колонии я бухала, как не в себя. Я не могу этого объяснить. Это какое-то гребаное чудо. Гребаное чудо из чудес, по-другому я не могу назвать.
  
  - Мне пока до этого далеко,- признал я.
  
  - Ты на каком шаге программы?
  
  - Видимо, на первом... Не успел Агопа сотворить чуда в моем случае...
  
  - Дело не в нем! Лешка постоянно повторял: недаром ступени "12-ти шагов" именуют программой. Именно программа, некий алгоритм. И книга "Анонимные алкоголики" только с виду выглядит штампованной и недалекой. Потому что информация настолько глубокая, что спрессована в сжатые фразы. Создатели АА признают, что текст книги родился интуитивно, а родился он аж в 39-м году, и с тех пор практически не менялся. Даже создатели не осознавали всей глубины и мощи текста. Как с электричеством - все им пользуются, но никто толком ничего не знает. Текст существовал задолго до АА, он пришел в мир одновременно с алкоголем в допотопные времена, когда правили еще всякие Гильгамеши. Текст вплелся в информационное поле Земли, а создатели АА просто подключились к этому полю, поскольку первыми захотели бросить пить сильнее, чем пить.
  
  - Как это применить к моей ситуации?
  
  - Ну вот смотри. У Президента есть программа. В компьютере есть программа. В ООН наверняка есть программа. У олигархов типа Билла Гейтса есть, и у Иллюминатов всяко есть тоже. В наших головах существуют поведенческие алгоритмы, которым мы следуем, даже не задумываясь. Мы реагируем одинаковым образом на определенные вещи, и есть алгоритмы национальные, а есть - общемировые. Мы считаем, что самопожертвование, любовь, взаимовыручка, дружба - это однозначно хорошо. Предательство, подлость, те же сплетни - плохо. У индейцев в Америках были иные алгоритмы. Их уничтожили. В фильме "13 воин" у вендалов были иные алгоритмы. Их уничтожили тоже. Сохранилось иное мировоззрение где-нибудь у каннибалов, но поскольку те живут на островах или в джунглях, они никого не напрягают. Говорят, в незапамятные времена на земле учинился такой лютый геноцид, что меркнет все, что мы знаем по истории, начиная татаро-монголами и заканчивая фашизмом. Это когда Гомо Сапиенс взялся уничтожать смежные ветки развития, посчитав их тупиковыми. Или же по причине несовпадения мировоззрений. Всякие кроманьонцы и эректусы, я толком не знаю, как они назывались, далека от истории. Я к тому, что программа определяет мировой ход.
  
  - Ты хочешь сказать, что кому-то может не нравиться программа "12 шагов"?- догадался я.- И этот кто-то вычеркивает людей, кто близко подошел к истине?
  
  Алиска глотнула чаю и пожала плечами.
  
  - Я повторяю Лешкины манифесты. Самой мне мозгов не хватит так думать. Но - да, он намекал на возможность чего-то подобного. Что существует противовес, есть те, кто склоняет к пьянству. Демоны в человеческом обличье. Возможно, у них есть свой текст, своя программа. Возможно, они ненавидят человечество и не дают пелене алкоголя спасть с глаз.- Она помолчала.- Скажи, перед тем, как на тебя стали сыпаться несчастья, что-то случилось в твоей жизни? Какое-то существенное событие?
  
  - Дима Ваняткин умер...
  
  - Не знаю, кто это, но я имею в виду тебя конкретно. Не соседа, друга или сына. Тебя.
  
  Я убежденно помотал головой, а потом вдруг замер и взглянул на нее.
  
  - Я впервые в жизни всерьез попытался бросить пить.
  
  Мы смотрели друг на друга и читали тревогу в наших глазах. Потом с усилием оборвали контакт и сосредоточились на напитках. Повисла тягостная пауза, которая лишь усугубляла мои мрачные мысли. Первой не выдержала Алиска.
  
  - Я в любом случае не смогу тебе помочь или что-то подсказать, если не буду знать подробностей.
  
  Я обдумал этот вариант и кивнул. Как раз в этот момент двери распахнулись, и в кафе вошла средних лет пара. Мужчина и женщина приблизились к прилавку и стали привычно заказывать блюда с уверенностью завсегдатаев.
  
  - Только я не смогу здесь рассказывать.- Я глазами указал на парочку.
  
  - Без проблем!- тут же подхватила Алиска.- Поехали ко мне, там и продолжим. Я как чувствовала, прибралась сегодня с утра.
  
  11.
  
  Не знаю, как она там убиралась, но дома у Алиски - явно не Агоповский шик-модерн. В раковине немытая посуда. Там носок валяется, тут следки, где-то - ватные диски. Зеркало в прихожке в разводах. Раковина требует тщательного выведения пятен. Зато рабочий стол, на котором стоит стационарный комп, выделяется стерильным пятном - ни пятнышка, ни бумажки посторонней, ни стикеров-памяток. Обычная однушка на улице Ленинградской, ванна и санузел - раздельные. Ремонт средний. В общем, рядовая обстановка холостого мужика, не смотри что мужик этот - баба.
  
  Мы расположились на кухне с кофе и сигаретами, и я выложил ей все. Как умер Дима Ваняткин, а я напрочь забыл об этом до следующего утра, и это должно было стать для меня алармом, но не стало. Ведь бухать всяко-разно веселее, чем разматывать себя в путаных нескладушках бытия. Рассказал о трагедии со старшим сыном, которого до сих пор не нашли, и версия с похищением является приоритетной. О том, что если бы я не пробухал драгоценные часы, его можно было бы спасти. Потом зачем-то перескочил назад и рассказал, как познакомился с Ленчиком Догадовым и его очечками, как потом он встретил Катьку, а я - Лену, и образовалось две ячейки, вызревшие в результате в гниль, распространившие зловоние и заразу. Рассказал о дяде Романе и Бабехе, об оживших солдатиках-цыцульках - сам не знаю, зачем. Вновь перекинулся на поздний срок и поведал о смерти мамы и о бессонной пьяной ночи у ее тела. О пожаре в детском доме и о смерти Артемки. Поведал, как приперся на суд бухим, чтобы вызлить судью и гарантированно заполучить срок, но отделался условкой.
  
  Я скупо описал период, в котором Лена подключилась к нашей когорте славных и законченных, и полгода мы с ней бухали напропалую, а потом она внезапно ушла, и дальше еще целый почти год я усасывал в одиночестве. Внезапно да не внезапно - перед этим она о чем-то перетирала с Кандибобером, а потом умело и целенаправленно снижала градус, чтобы не словить "белочку". Я рассказал, как оказался вдали за городом, когда намылился топиться, как нарвался на звездюля возле рестика "Алладин". Как у меня снесло крышу, и я пошел по стопам отца, который хотел пристрелить мэра, а пристрелил голубя и стену мэрии. О своем дебоше в гаражном кооперативе, после которого меня упекли сначала в отделение, потом в наркологичку. И я чудом выжил, обнаруживая себя по ночам под чужими койками изнывающих от ломки пациентов, потом приволок ноги в АА и с удивлением обнаружил там живого и не обдолбанного Леху Агопова. Как я намедни ходил к Катьке Догадовой и что за этим последовало. Рассказал о недружелюбном Роберте и о любителе французских нравов Серже де Жильцоне.
  
  Я не стал распространяться об исповеди Лены, во время которой я вдруг узнал, что ее мать была алкоголичкой, а еще они вдвоем с матерью убили родного брата Павлика. Это ведь чужие тайны, и я не имею на них никакого права. Я лишь упомянул о факте, что мама Лены страдала тем же недугом, что и мы все. Зато я весьма подробно описал фото 58-го года и все события, связанные с Челябинском-40.
  
  За окном стемнело, а я все говорил и говорил, не в силах остановиться, скурив почти всю пачку. Потом я впервые расплакался. Это были горькие, болезненные и мученические слезы. Я плакал, не стесняясь этой почти незнакомой женщины напротив, а Алиска деликатно смотрела в сторону и ждала, когда я успокоюсь.
  
  - То есть ты думаешь, разгадку стоит искать в том фото?- спросила она позже.
  
  - В любом случае, не в моем прошлом,- шмыгнул я.- В моей семье все как раз предельно ровно. И природа моих денежных средств самая банальная. И не столь велики эти средства, чтобы на них фикситься. Особенно сейчас, когда инфляция растет стихийно, а доходы обесцениваются.
  
  - Сам не творил дичь?
  
  - Так чтобы лютую, как в "Олдбое" - никогда. Всегда был кодекс. Мог побить говнилу, но не сильно. Могли меня побить, когда был неправ. Обычная жизнь подростка. В школе никого не абьюзил, да мне и не до школы было в основном. Никого не кидал на деньги. У бабулек моих не было других наследников, кто бы мог затаить злобу. Понимаешь? Типичный я, у меня все предельно прозрачно.
  
  - А что Жильцов? Пробивал его по соцсетям?
  
  - Не-а. Не успел... да и не пришла пока такая идея. Все равно он умер уже.
  
  - Давай попробуем.- Она взяла телефон, который лежал тут же, с краю стола.- Подсаживайся.
  
  Я пересел на ее сторону, и меня обволок ее запах. Пахло от нее слегка ландышами и немного корицей. Я притиснулся к ней поближе, чтобы видеть экран смартфона, но стараясь при этом избежать любого телесного контакта, как будто боялся взрыва.
  
  - Очень часто после смерти людей их страницы висят годами,- сообщила Алиска.- Вместе с фотками и прочей инфой.
  
  Ее пальцы замельтешили по сенсорному экрану. Зайдя Вконтакт, Алиска набрала имя и фамилию в поисковик.
  
  - Сергеев Жильцовых масса,- заметила она вслух, хотя я и сам это видел. Локон ее волос коснулся моей щеки, и я еле удержался, чтобы не вздрогнуть.- Ты не спрашивал, как он выглядит?
  
  - Не...
  
  - Давай через дочку попробуем. Дочку помнишь?
  
  - У нее дреды...
  
  - Не факт, что на фото она будет с ними. Она могла их сделать недавно.
  
  Алиска зашла на первую анкету. Мы пролистали несколько фото, и я признал их неудовлетворительными. Вторая и третья анкеты оказались заблочены для постороннего доступа, и мы их пока пропустили. А вот четвертая оказалась наша.
  
  Еще до того, как я опознал на семейных фотках Жильцову-младшую (которая уже щеголяла дредами, но глаза были размалеваны еще не столь жутко), мы поняли, что нашли нашего персонажа. Последние записи на его стене состояли из соболезнований от многочисленных родственников. Сергей же де Жильцон, почитатель французского наследия, оказался квадратным человеком без опознавательных знаков. Квадратное добродушное лицо, квадратная фигура, квадратные кисти рук. Медведеобразный. Такой, вероятно, мог бы раскидать всех злодеев по канавам. Где-нибудь в фильме. В реале мы имеем то, что имеем - посмертное фото и кучу скорбных смайликов.
  
  Прижизненная же лента изобиловала снимками на фоне краеугольной дачи, которая фигурировала во всех ключевых вопросах, связанных с Жильцовым. Дача как дача. Одноэтажное типовое строение с мансардой и участком примерно 4-5 соток, покрытым всякими-нужными насаждениями, осенью годными для провианта. Ничего странного на странице мужика обнаружить не удалось. Никаких перекосов или внезапных взлетов. Скажем, финансовых. Когда первую половину фотографий наполняет убогая лачуга, а год спустя она вдруг превращается в хоромы, сопоставимые с обиталищем того же Ришелье, и на каждом элементе декора буквально чувствуешь оттиск взятки. Нет дорогих поездок за рубеж. Отдых исключительно на российской территории, преимущественно - на той же даче, о которой столько трепу. Нет фото на фоне нереально дорогих иномарок. Обычная жильцовая жизнь рядовых жильцов.
  
  Я разочарованно перелез на свое место напротив, увеличив расстояние между собой и Алиской до комфортного. Мы молча перекурили с ней информацию, думая каждый в свою сторону.
  
  - Из всех странностей больше всего меня продолжает ломать Кандибобер,- признался я позже.- На фига ей было врать Катьке, что она уговаривала Лену лечь в ребцентр? До смерти Артемки Лена вообще не пила, а когда ушла в запой, с тещей мы уже не общались.
  
  - Ты же сам говорил, что перед исчезновением они созванивались,- напомнила Алиска, и я запоздало почесал репу. - Теща могла и раньше узнать от посторонних, мало что ли доброхотов. И в последнем разговоре подняла вопрос с ребцентром. Жена твоя вполне успешно сейчас пролечилась и совершенно естественно не хочет возвращаться назад. Или не пролечилась... А с подружкой твоей теща вроде как перестраховывалась от дурного мнения, защищалась. Да хрен знает, что у людей в голове.
  
  - В отрыве от прочего звучит логично. Но если приплюсовать к этому их с тестем странное отношение к дочери, то возникают мысли. Мне они напоминают хранителей каких-то мрачных тайн.
  
  - Жена твоя не могла исчезнуть из-за них?- спросила Алиска.- Потому что чувствовала вину? Боялась, что рано или поздно ты что-то узнаешь?
  
  - Она действительно чувствовала себя виноватой,- согласился я.- Но списывала на наследие. На дурную кровь.
  
  Мы опять помолчали. Я не знал, что еще добавить, и хотел уже закрыть дискуссию, но Алиска внезапно выдала:
  
  - Я могла бы сходить к твоей теще.
  
  Я вылупился на нее, мельком вспомнив Васю Золотарева, который сдал за меня вступительную математику.
  
  - Как?
  
  - Все просто. Наплету, что я ее подруга с работы. Что я в курсе ее сложной ситуации. Она потеряла детей, одного за другим, а теперь вдруг уволилась и совсем пропала с горизонтов. Я обеспокоена, решила заскочить к родителям, справиться. Адрес у тебя узнала.
  
  Я неуверенно покачал головой.
  
  - Вряд ли тещенька выложит тебе что-то существенное. Тот еще сфинкс.
  
  - Подружке вашей она же наплела про ребцентр. Может, еще что-то наплетет.
  
  Я внимательно посмотрел на нее. Зацепился взглядом за ее шрам, сосредоточился на глазах. Они у нее синие, но выцветшие.
  
  - Тебе зачем все это?
  
  - Из-за Лешки,- с готовностью ответила она.- Он ведь мне жизнь спас, говорю без балды. Я вроде как ему должна, а ты достался мне в наследство. В твоем случае все перемешалось, все эти смерти, загадки и теории заговоров. Частично из-за любопытства сделаю, потому что впервые встречаю такую судьбу, как у тебя. Может быть, удастся что-то узнать о твоей жене.
  
  Ниточка к Лене... Признаться, я даже не знал, хочу ли я ее, эту ниточку. Даже кончик. Мне до сих пор представлялось исчезновение Лены - самым логичным и правильным поступком во всеобщем кавардаке. Я представил: вот напротив меня сидит не Алиска, а самая настоящая Лена Усманова. Что я ей скажу? Что бросил пить, но сам не уверен, сколько еще продержусь? Что у меня по-прежнему нет ответов, только недоумение. Что несмотря на все изыскания, я продолжаю винить исключительно себя во всем произошедшем, и возможно, вся моя погоня за бесами - уход от чувства вины, посталкогольный синдром, затянувшееся похмелье, ставшее хроническим?
  
  - Я тебе буду искренне благодарен за попытку,- признался я.
  
  Алиска мне ободряюще улыбнулась. Мы выкурили еще по сигарете, перебрасываясь уже неважными, шаблонными фразами, а потом я раздавил окурок и сказал:
  
  - Ну, я пойду...
  
  Конечно же, никуда я не пошел, и это было очевидным с самого начала, и уж точно кричало о себе, когда я напрягся от элементарного сокращения дистанции. Конечно же, все закончилось постелью, потому что мы оба были потерянными и разбитыми и просто забылись в объятиях друг друга.
  
  Я боялся, что у меня не получится. Шутка сказать, я почти впервые в жизни занимался сексом на трезвую голову. Исключения составлял только период моих попыток Љ1 и Љ2, но тогда это случалось редко и опять же - с очень близким человеком. Все прочие разы секс происходил в угаре.
  
  Но у меня получилось. Мало того, это был ярчайший трах за долгое-долгое время. Со всеми элементами - стонами, криками, шлепками, рычанием, царапаньем и хватанием за волосы. И, прислушиваясь к себе в эти минуты, слившись в единый ком с почти незнакомой женщиной, я не нащупывал того острого чувства вины, что охватил меня в доме Догадовых, когда я изменил Лене с Катькой. Вины не ощущалось, словно я окончательно вычеркнул Лену из жизни, и она осталась моей лишь по паспорту и по данным в МФЦ.
  
  А после секса, когда мы уютно устроились в обнимку на постели, я узнал настоящую историю болезни Алисы М. Ту, о которой не говорят даже на собраниях АА, в которую посвящают только исключительно избранных.
  
  12.
  
  Алиса М. принадлежала к той прослойке алкогольных адептов, которые не отягощены грузом поколений и являются новаторами в фамильных династиях. Предки ее сторонились увеселительных мероприятий с обилием горячительных напитков, не смотрите что батя был военным, как в прошлом и Степан Антонович, входящий в книгу рекордов Гиннесса по собиранию бутылочных ежей. А вот Алискин батя никаких ежей не коллекционировал, дома в семье присутствовало исключительно шампанское, да и то лишь по праздникам. Праздников набиралось за год всего четыре: Новый год, 23 февраля, день рождения отца и днюха старшего брата. Женские дни рождения в семье М. не отмечались по причине не бог весть какого события.
  
  Батя уволился в запас как раз накануне рождения дочери, осел в Уфе, в районе Черниковке, и с тех пор преподавал на военной кафедре в уфимском вузе. Мать - женщина неопределенных профессий, первую половину жизни мотавшаяся с мужем по гарнизонам и родившая ему первенца на чемоданах. Позже - меняющая работу по принципу теплого местечка, в основном - кабинетную.
  
  Причиной же того, что Алиска выродилась в социофобку и алкоголичку, стал ее старший брат. Который являлся доподлинным психопатом, гожим поместиться в психиатрическом учебнике на первой странице.
  
  Звали братца Андрон, что обнаруживало склонность предков к нетривиальным именам. Дворами и подвалами пацана кликали Дрюней, дома же именовали исключительно Андроном, иногда Андрошей. Андроша, блин, проказливый игоша. Самый лютый кошмар в том, что долгое время Алиска и не думала, что поведение братца содержит элементы неадекватности, а порой - зачатки душевной болезни, а потому экстраполировала домашние отношения на весь внешний мир. Когда Андроша-игоша лез к ней под платье и сосредотачивался на срамных местах, Алиса полагала, что у всех так.
  
  Первые воспоминания датируются - ни много, ни мало - детсадовским возрастом. Алиске было пять-шесть лет, Андрон уже посещал второй класс школы и подтупливал с циркулем. Ни с какой стороны не гуманитарий, Андрон каждый вечер вдруг обнаруживал лютую тягу к художественным книжкам про сказки. Едва сестра готовилась ко сну, а братец уже летел через всю планету с книжкой наперевес, попердывая газами и опережая ночных фей, чтобы почитать сестренке на ночь про ведьму и медведей. Родоки, как водится, сферически умилялись, нравственно-воспитательные акценты считались расставленными,- таким образом закладывался фундамент для последующих Алискиных загулов и выходок.
  
  Андрон забирался к сестре под одеяло и начинал декламировать на всю ивановскую про ведьмин беспредел, умиляя, помимо предков, всех соседей и подоконных голубей. Минут через десять Алиса, завороженная историей, вдруг обнаруживала на своем теле вовсе не завораживающие, а очень даже отталкивающие братцевы пачкули. Пакши елозили, ворохались, жамкали и липли. Но ничего строго предосудительного, тем не менее, не происходило. Андрон не делал ей больно, не щипал и не тыркал под ребра, продолжал читать с умно-отстраненным видом; по нему верилось, что нет в мире большей страсти, чем дочитать до пятой страницы или до конца главы. Прямого повода пожаловаться предкам не возникало, да и на что жаловаться-то? Пачкули ведь еще ничего не значат - может, ему так читать удобнее? Обаяние от сказок вкупе с подспудным чувством омерзения формировали в Алисе базовые дисфункции, подмену понятий и мысленную траекторию в сторону виноводочного.
  
  Когда натиск усилился, и чтение перед сном заменили более маскулинные притязания, Алиска уже привыкла замалчивать. Внутри раз за разом вспыхивал недетский конфликт, брезгливость боролась с родственной признательностью; зло, в отличие от тех же сказок, всегда побеждало. Андрон запустил в производство серию импульсивных порывов. Заскакивал в комнату, когда Алиска переодевалась, делая вид, что это великая шутка юмора и надлежит угорать и продуцировать лулзы, однако липкий, озабоченный и шарящий взгляд вовсе не казался угарным. Часто походя задирал платье - опять же, для "гы-гы". Обманными путями пролазил в ванную во время интимных процедур. Любил приколы с Алискиными трусами - прятал и скалился. Но все-таки чувак не действовал напористо и крикливо. Как и всем психопатичным каздрюкам, ему была ведома стратегия постепенного завинчивания гаек: он приучал сестру к мысли, что такие отношения между братом и сестрой - норма, и все срастется.
  
  Вскоре брателло придумал чепатую игру и вовлек в нее сестру на долгий год. Игра заключалась в том, что Андрон встречал Алису после школы, заводил по пути в какие-нибудь дебри и предлагал обмениваться ракурсами пиписек. Игра называлась "давай на "П". Так он ей и предлагал, когда у него начинало зудеть в одном месте: Алис, мол, давай-ка на "П", сестренка, не отлынивай. Что в переводе на совершеннолетний означало: закежь мне свой вареник, а я в ответ вывалю стручок. По неким шизоидным мотивам Андрон никогда не предпринимал "на "П" дома, хотя предки отсутствовали по работе, и квартира могла служить плацдармом для любых фантазий. Позже, повзрослев, Алиска предположила, что, вероятнее всего, в спокойной обстановке у Андрона никогда не зудело. Его привлекал риск, драйв, опасность быть застигнутым и отхлестанным чьей-нибудь клюкой. Так что он все больше шкерился по пыльным закоулкам и там уже начинал ковыряться в своей раздутой ширинке.
  
  По сути, братец выбрал идеальный момент, когда в сознании девочек происходит половое разделение и одолевает интерес к мальчикам. Иных мотивов, кроме любопытства, Алиска не осознавала, да и то - лишь на первых порах. Тем более никакое возбуждение в ней не всколыхивалось, в отличие от братца, чей стручок высовывался из ширинки уже в боевом состоянии. Часто он просил сестру дать ему потрогать там и, не особо считаясь с ее желаниями, тут же начинал наглаживать девственный лобок, роняя ядовитые слюни. Иногда лез потыкаться своим игошей ей в пах, чего Алиске категорически не хотелось позволять, но уже не оставалось выбора: начав с малого, она сама увязла по уши в грехе.
  
  Осознавать же, что кто-то явно не в ладах с головой в их протухшем королевстве, Алиска начала вовсе не на почве физических манипуляций. А по причине того, что у Андроши активировались дополнительные бзики. Охваченный зовом джунглей, он отчего-то ополчился на мелкий скот и занялся истреблением. Начало положил безымянный хомяк, которого Андрон выкупил у одноклассника, притащил домой и с наслаждением убил обычными канцелярскими ножницами. Однокласснику потом насвистел, что сдриснул хомяк по дороге. Алиска в тот момент учила уроки, а этот прилетел из школы, весь такой на взводе и загадочный, тут же метнулся в ванную и через минуту оттуда разнесся истошный писк. Алиска, всполошившись и не зная, что думать, ринулась в ванную проверить источник звука, и тут же ей навстречу выскочил братец с окровавленными руками и перекошенным от возбуждения портретом. Схватив сестру небезызвестными пачкулями, ставшими еще более отвратительными от кровавых разводов, Андрон затащил сестру в ванную и продемонстрировал живого еще хомячугу с проткнутым животом, пищавшего и сучившего лапками, разматывающего кишки по кафельной поверхности.
  
  От ужаса и омерзения Алиска немедля блеванула, утопив хомяка в наполовину переваренном обеденном супе и придав тому дополнительное ускорение на тот свет. Андрон же вышел из себя и напугал ее до колик. Размахивал перед носом ножницами и орал, брызгая слюнями, обвинив сестру в ломке кайфа. Он рассчитывал насладиться зрелищем подольше, а тут она со своей блевотой. В запале Андрон даже выказал идею, что теперь Алиска должна полезть в ванну и заступить на место хомяка, как виновница произошедшего, но в своем полуобморочном состоянии она не придала этому значения.
  
  К вечеру от шока у нее поднялась температура, и в школу назавтра Алиска не пошла. И, валяясь на больничном с градусниками и микстурами, она стала мысленно менять углы зрения относительно братца. Впервые она задалась вопросом: насколько вменяемый человек живет рядом с ней и делит с ней одну комнату?
  
  Позже аккуратное расследование в среде школьных и дворовых подружек привело к удручающему выводу: никакими "П" их детская действительность не отмечена и не обещает еще ближайшие лет десять. Российские реалии и теснота жилых квадратов обязывали к гендерному сосуществованию на территории одной комнаты в восьми случаях из десяти. Иначе говоря, мальчики и девочки с детства приучались умерять аппетиты и делиться сладким. Но ничего, даже отдаленно напоминающего игры на "П", ни у кого не просвечивало. А напротив - имела место система четких регламентов и половая неприкосновенность в самом расширенном виде. Причем как в женскую, так и в мужскую стороны. Так что, понянчив какое-то время данное откровение и покумекав на позитиве, Алиска в ответ на очередное братское "давай на "П" скукожила принцессову мину и заявила, что порнокастинга больше не будет.
  
  Андроша настолько осоловел от неожиданности, что даже забыл включить борзометр и только лишь придумал обиженно надуться. Алиса же, воодушевленная легкой победой, наклепала вечером предкам, вывалив правду-матку. Но только правду исключительно про "П". К теме с умерщвлением животных она вовсе не прикоснулась. Видимо, чутье ей подсказало, что такая правда покажется предкам слишком нереальной, больше надуманной, а ей для окончательной победы нужно было сохранить максимальное правдоподобие. Предки же по-любому ни о чем не знали и ни о чем не догадывались, подвисали в своем сферическом мире в абсолютной благости. Как не подозревают учителя, в чьих классах царит дедовщина. Как не подозревают работники детсада, когда к ним поутру приводят покоцанных детей. Как не подозревали соседи Димы Ваняткина, в том числе ваш покорный слуга-алкоголик.
  
  Реакция предков оказалась до боли предсказуемой. Мать отхлестала по щекам, отец объявил недельный домашний арест. Оба вынесли дочери предупреждение, что если она и впредь посмеет возводить поклеп на брата и сочинять небылицы, то ее либо отправят жить к бабке, которую Алиска терпеть не могла, либо сдадут в детдом. В общем, каноническая ситуация в семье, где все дети равны и одинаково любимы, даже вон та младшая мандавошка.
  
  Ввечеру ухмыляющийся и ликующий, как безумный шляпник в запое, Андрончик присовокупил наедине, что если Алиска еще раз посмеет разинуть свое мерзкое хлебало, он всем в школе раззвонит, как она задирала перед ним подол и стаскивала трусы. И числиться ей с той поры чмошницей и зачуханкой на веки веков. Тем не менее, игры на "П" Андрон вдруг оборвал - опять же, по своим шизофреническим мотивам. Сосредоточился на животных, вероятно, находя в истязаниях куда больший кайф, нежели в мацании незрелого детского лобка. Продолжал орудовать в ванной, тщательно прибираясь за собой к приходу предков.
  
  Предсмертные вопли мелкой живности уничтожили остатки Алискиного стержня и превратили ее в размазню. Она часто плакала, затыкала уши, убегала на балкон, в подъезд, на улицу; она четко осознавала, что если уж ей не поверили про "П", ей ни за что не поверят про ножницы. Но куда бы она ни бежала, истошный визг хомяков, котят и щенков настигал ее всюду, даже во сне. Он настигает ее даже сейчас, спустя без малого тридцать лет. Большую часть зарабатываемых денег Алиска переводит в собачьи и кошачьи зооприюты. Часто сама затаривается кормом и везет в центры по содержанию животных. Однажды ей довелось заключить несколько крупных контрактов подряд, ей выплатили серьезные авансы, она могла купить собственное жилье... Однако в последний момент перевела половину средств вновь открывшемуся под Стерлитамаком питомнику.
  
  Алиса М. - истинная зоозащитница, не чета Эльвирке с ее лазаньем по деревьям за кошками. Вся ее жизнь наполнена спасением попавших в беду животных. Она мониторит соцсети и, если видит объявление с просьбой приютить животину, то либо всеми силами способствует процессу, либо берет на вторую передержку и ищет хозяев самостоятельно. Но надолго у себя старается не задерживать и собственных питомцев не заводит, четко занеся себя в категорию граждан, дуркующих по пьяни и забывающих надеть трусы, не то что покормить вовремя братьев меньших. Бесчисленное количество башкирских бездомных собак и кошек, вытянувших счастливую кость и угодивших под прицел Алиски, оказывались сначала у нее дома, впоследствии находили собственный надежный кров.
  
  Алиска до сих пор ненавидит водные процедуры и никогда не лежит в ванной, максимум принимает душ. В детстве ей приходилось заставлять себя заходить в ванную комнату, где совершались все эти пытки и экзекуции, а перед тем, как помыться, она часами начищала поверхность ванны, каждый раз сдерживая рвотные порывы. Зато она обожает бассейн и часто наяривает туда-сюда вдоль дорожки, а потом может час стоять в неуютном общественном душе, ловя неземной кайф.
  
  В восьмом классе Андрон впервые ее изнасиловал. Произошло это буквально на пустом месте, без предисловий и прелюдий: он просто неожиданно завалил ее на кровать, быстро сломил коротко-ожесточенное сопротивление, стянул трусы и крайне неделикатно запихнул своего игошу куда надо. А когда закончил грязное дело и слил внутрь Алиски всю свою отраву, засобирался на улицу и был таков. Боль, ужас, стыд, истерика - Алиса пережила весь мученический спектр, потом отправилась на балкон с твердым желанием покончить с собой. Но почему-то не покончила, а вернулась в комнату и, заливаясь слезами, принялась оттирать с постели кровь. Чтобы не заметили предки и не надавали лещей, а то и похуже. К тому возрасту Алиса уже во всем считала виноватой по умолчанию себя.
  
  В девятом она забеременела. От братца, от кого же еще. Ведь для таких, как Андрон, насилие никогда не ограничивается единичным случаем. В каждый последующий раз Алиса сопротивлялась все меньше и слабее, под конец лишь апатично лежала и глотала слезы. Когда случилась задержка месячных, она не придумала ничего лучше, кроме как сообщить об этом брату. А с кем ей еще было делиться подобной новостью? С феями? Стокгольмский синдром ведь не шутка, а вполне себе устойчивый психоз. Андрон покивал для солидности и заявил, что ему надо подумать. Какого-либо волнения, тем более страха, он не обнаружил.
  
  А ночью Алиска проснулась в темноте, почувствовав рядом с собой чье-то тело, и ее первой мыслью было: игра на "П" выходит на новый уровень. Теперь Андрон будет шпилить ее по ночам, как заправский муж, пока предки сопят за стенкой. Или сами там шпилятся, если у них еще не усохло. Однако вместо приставаний Алиска заполучила чудовищную боль в области щеки, кровь хлынула по обе стороны - на подушку и в горло, - она поймала языком что-то металлическое во рту и в следующую секунду сообразила, что это лезвие от ножниц. Тех самых ножниц, которыми Андрон разделывал зверушек. Теперь же он проткнул лезвием ее щеку насквозь и одарил шрамом на долгую память, как по заветам совковых фотоальбомов.
  
   Он прошипел ей в ухо, содрогающейся от боли и ужаса, что если она посмеет его сдать и наклепает родокам про залет, то в следующий раз он засунет ножницы ей в манду и собственноручно вырежет зародыш. Удостоверившись, что смысл послания дошел до разумения сестренки добре, Андрон извлек ножницы и завалился спать на свою койку. А мог бы в довесок устроить на "П", с него бы сталось, так что в какой-то мере Алиске еще повезло.
  
  Весь остаток ночи она беззвучно ревела, прижимая раненую щеку к подушке и пытаясь остановить кровь. Кровь действительно перестала, но утром по пути в ванную Алиска потеряла сознание, рухнула на пол и попутно сломала нос. Ее отвезли в травматологию, где на щеку наложили пять швов, а нос вправили на место, но, видать, вправляли трясущимися с похмелюги руками, иначе как объяснить, что он у нее с тех пор с горбинкой. Родителям и в больнице Алиска сказала, что проткнула щеку во время обморока, выронив ножницы и неудачно упав на них же. Дополнительных вопросов не последовало. Вообще. В том числе о пропитанной кровью подушке, послужившей многочасовой шиной на рану.
  
  Пришлось сочинять легенду на скорую руку. Алиска придумала малознакомого чувака, который ее соблазнил, обрюхатил и свалил за горизонт, о чем она и оповестила предков в аккурат после того, как зажил нос и сняли швы со щеки. Тем самым едва не заработала новые травмы, но на сей раз обошлось без жести. Выдержав стихию истерик, пощечин, оскорблений - все это на фоне затаенной ухмылки Андрона,- Алиска отправилась на аборт. Вырезали в обход всех медицинских карточек и официальных отметок, предки договаривались напрямую, в то время можно было решить все вопросы конвертами. А через пару недель после аборта Андрон вновь ее изнасиловал. Не найдя в себе достаточно храбрости, чтобы выпрыгнуть с балкона в тот первый раз, Алиса нашла в себе силы терпеть измывательства бесконечно и стать мученицей.
  
  Однако, когда в десятом классе над ней нависла новая угроза, ценности резко поменяли минус на плюс, и терпимость переродилась в агрессию.
  
  Оба мужчины чего-то вдруг сблизились - Андрон с отцом - прям не разлей вода, причем после Алискиного аборта. Андрон закончил школу, и батя впихнул его по блату в свой вуз, где преподавал. Теперь они вместе ходили в институт, вместе проводили вечера, как гребаные Тарапунька и Штепсель. О чем уж они там шушукались, и на какой почве зиждилась их близость - отцовско-сыновней, преподаватель-студенческой или иной, быть может, ножничной,- Алиса не знала. Мать давно перестала участвовать в жизни детей, смотрела мыльные оперы и сидела на веганских салатах; батя же успешно совмещал любовь к сыну с жестокосердием к дочери. А после аборта вообще смотрел на нее, как на гниду, и общался по той же мерке.
  
  Однако нет-нет, да и ловила Алиска на себе его взгляды. Которые вовсе не вязались с привычными родительскими, а также не были с виду обусловлены строгостью к беспутной доченьке. А воскрешали в памяти другие, точно такие же взгляды, вспыхивающие в подворотнях во время "П"-церемоний, когда родной братец сосредотачивался ниже пояса. Некоторое время Алиска по инерции занималась самообманом, а потом, психанув и устав от противоречий, решила устроить серию провокаций. Спецом подстраивала так, чтобы ненароком задралась юбка, или распахнулся халатик, или приотворилась дверь в комнату во время переодеваний. И сомнений не осталось: взгляд отца в такие секунды выдавал все его потаенные намерения и пороки. Пришлось с горечью и страхом признать: вполне так может статься, что вскорости ее постель будет посещаться еще одним членом семьи, в буквальном и переносном смысле. После чего на дверце шкафа будет вывешен график, или как еще они предполагают чередовать ее тело.
  
  Уже в старших классах Алиска вымахала не по годам развитой кобылой, и дома ей это вылилось боком, однако в слабости есть наша сила. Алкоголики знают! Органы правопорядка в тот кромешный период истории смотрели на связи с малолетками сквозь пальцы, так что отбою от кавалеров, намного старше ее, Алиска не знала. Редкий поход в магазин не сопровождался приторможенными тачками, клаксонами и уговорами поехать покататься. Даже с учетом домостроя Алиске не составило труда зацепить реального поцыка и находить время для шашней, а когда ей исполнилось шестнадцать, она взяла да и сделала финт ушами: бросила школу и смылась из дома, прихватив только самое необходимое. Первое время тусовалась у поцыка, а когда у того возникли проблемы на братоубийственной почве, с легкостью променяла его на другого, такого же, а на третьем этапе перешла к взрослому женатому мужику, который и снял ей первую отдельную хату.
  
  - А потом я пошла к декану вуза и рассказала, как меня насиловал родной брат, их студент, и все это покрывал родной отец, их преподаватель.
  
  - Да ладно?- Я даже привскочил.
  
  - Угу.- Алиска хмыкнула, и я ее понял.- Стопятьсот раз. Но - только лишь в мыслях. В мыслях я также отгрызаю Андрону нос и отпиливаю ноги, а батины яйца засовываю в тиски. Только кишка у меня тонка. Я ведь могла отомстить чужими руками. Мужики ради меня натурально стрелялись, если что. Я могла приговорить всю семейку и даже остаться не при делах. Я раньше себя убеждала, что не хочу просто брать на душу грех, становиться, как они. Но программа АА учит нас честности. И если по чесноку: трухлявый я пень, нет у меня смелости даже на месть. Только и могу, что носить в себе и катать в голове раз за разом. До тридцати лет все, что я делала, это моталась по мужикам и бухала. Тот первый парень приучил меня к анаше, и я долго совмещала ее с бухловатым, но в конце концов бухло победило. Ближе к тридцати меня реально торкнуло. Жизнь идет, а ничего не меняется. Я умотала в Москву, жила на съеме недалеко от Тульской рядом с психушкой Љ1, в квартире наркомана Димы, там же выучилась на дизайнера. Но не прижилась, а в родной город возвратиться не смогла себя заставить, и тогда нашла компромисс в виде Салавата. Иногда я сама не понимаю своей логики. Мне почти сорок, у меня по-прежнему ничего нет. Эту хату я снимаю, а от предков мне вряд ли что-то перепадет.
  
  - Они живы?
  
  - Все живы-здоровы, даже мать со своими салатами. Андрону после учебы родоки подарили отдельную хату там же, в Черниковке, почти по соседству, но тот ее просрал. Подробностей не знаю, по слухам напортачил он где-то по-крупному, встрял по статье, и хату пришлось продать на взятки следователям. Он вернулся к предкам, там и живет. В той же самой комнате, где меня насиловал и где продырявил мне лицо. Год за годом я все ждала и ждала, все ждала и ждала, ждала, мать его, и ждала. Думала: ну вот еще чуток подождать, и начнется.
  
  - Начнется - что?- тихо спросил я, но, конечно же, я и так знал ответ.
  
  - Возмездие! Так же в фильмах показывают. Око за око, зуб за зуб, зло должно быть наказано. А еще есть некие фурии, богини мести, просто им недосуг пока, бухают они крепко, но как только одуплятся - непременно воздадут по заслугам. И отрыгнутся все мои слезы, детский ужас, поломанная судьба, одиночество, покромсанная матка и бездетность. Но год за годом ничего не происходит, да я уже и не жду. Жили - и живут себе, как будто так и надо. Никакого воздаяния за грехи, никакой справедливости. Пустота и безразличие. Быть может, алкоголизм - никакая не программа. Не подавленные эмоции, не боль, не раздутое эго. А элементарно безразличие. В незапамятные времена Бог разговаривал со своими творениями, а потом ему наскучило, и он умыл руки. Ему все равно, и мы живем в мире безразличия, настолько космического и холодного, что остается только бухать и выть на звезды по ночам.
  
  Но этой ночью мы не выли. Голяком мы отправились на кухню, не стесняясь своих далеко уже не аполлоно-венеринских ракурсов, и подмели без остатка все съестное. После чего завалились спать - в обнимку, и не разлиплись до самого утра.
  
  Но - лишь только в мыслях! На самом же деле каждый ютился на своем краешке и чутко просыпался как от ожога, стоило лишь нам прикоснуться друг к другу во сне. И мы вновь поспешно отползали к краям, словно боясь пересечь некую роковую черту и влипнуть в еще большую зависимость.
  
  13.
  
  Пока Алиска осуществляла разведбросок, я окучивал тылы в ее Логане неподалеку от дома тещеньки. На нервяке курил и мусорил пепел из опущенного окна. Сам не знаю, чего я больше боялся: что Алиска надыбает сведений, которые окажутся еще более безрадостными, чем вся моя жизнь, или же что ничего не разузнает.
  
  Вернулась она весьма скоро, в чем я даже не сомневался: я не рассчитывал на долгие посиделки и гостеприимство Кандибобера. Уселась рядом со мной и состряпала мину, из чего я заключил, что тещеньке удалось произвести впечатление.
  
  - Дальше порога меня не пустила,- уведомила Алиска.
  
  - Уже подвиг,- хмыкнул я.
  
  - Ты в курсе, что у твоего тестя был инсульт?
  
  Я замер; черные погребальные вороны замаячили на периферии зрения. Алиска заметила мое состояние и поспешила добавить:
  
  - Он жив и даже почти не пострадал. Легкая степень. Сейчас постельный режим, но скоро планируют выехать на дачу.
  
  - Лена навещала?
  
  - Никто не навещал, и теща твоя подчеркнула это трижды. С этого, собственно, и завязался худо-бедный диалог. Родные дети их забросили, пожаловаться некому, вот она в меня и вцепилась, чтобы выплеснуть.
  
  Всяко лицо у нее при этом было надменно-скорбное, с кандибоберской спецификой. Тут уж ничего не меняется, одеяло во все времена надлежит тянуть исключительно на себя, и прознай тещенька, что я тусуюсь в машине неподалеку, выскочила бы и наложила на меня епитимью.
  
  - Что-нибудь выдала конкретное?
  
  - Она не знает, где твоя жена, если ты об этом. Но четко знает, что жена от тебя ушла.
  
  - Стало быть, общаются?
  
  - Я так поняла, что нет. Поначалу она все вызнавала, кто я, да что я. Видимо, прочухала, что никакая я не сослуживица, а засланный казачок. Пришла что-то разведать, типа насчет совместной собственности и обязательной доли при разводе. Обычно же эта тема во главе угла, когда люди разбегаются. Я держала оборону, как могла, и она вроде успокоилась. Я предположила, что у Лены могли быть проблемы с бухловатым, и я вроде как волнуюсь. Она вылупилась на меня и заверещала, что все это неправда, люди нагло врут. Так что насвистела твоя подружка.
  
  - Катька? И зачем ей это?
  
  - Судя по твоим откровениям, ей как раз было зачем.
  
  - Блин!- Осененный новой мыслью, я хлопнул себя по колену.
  
  - Что?
  
  - Я только теперь подумал, что если бы Катька реально встретила тещу, всплыли бы все наши трагедии с детьми. Но Катька была не в курсе, когда я к ней приходил. Рассказывала про своего Ленчика так, словно ее невзгоды претендовали на мировой рекорд. Тогда я совсем ничего не понимаю.
  
  Я уныло почесал в затылке, и мы неловко помолчали.
  
  - В общем, не знает она, где твоя жена, и знать не горит желанием. У нее сейчас вся забота - мужа поставить на ноги. К твоим детям на кладбище ездит регулярно, это она тоже подчеркнула, чтобы я не подумала дурно. Про тебя слышать не хочет, ее даже перекосило от твоего имени. Я спросила: кто может еще знать, где Лена? Она сказала: мужа спрашивай. Муж, говорю, не в курсе. А я-то тем более, говорит, она мне не родная дочь, со мной знаться никогда не хотела, плохая я для нее. Я попыталась разговорить на философию. Аккуратно затронула, какая жуткая выпала Лене судьба, потерять двоих детей. Как будто проклятие над ней висело. Ханжи ведь любители мусолить всякие наветы, заговоры и сглазы. Я все подталкивала ее к теме Челябинска и родни, или чего-то в этом роде. Но она только пялились на меня и отмалчивалась.
  
  - Чепатый мафон,- пробормотал я.- Непруха полная. Хотя Кандибоберу несомненно плюсик за сохранность тайн.
  
  Алиска пожала плечами, демонстрируя ограниченность своих возможностей, и мы снова посидели молча. Вновь начала неметь левая щека и остро заныли сломанные зубы, которые я продолжал прятать, шамкая через губу.
  
  - Что насчет других родственников?- спросила она.- Чего ты зациклился на теще? Есть еще родичи?
  
  - Полна коробочка...- Я скривился, вспомнив рассадник на день рождения Кандибобера, когда оглушительно схлопнулась моя попытка Љ1.- Но они все меня ненавидят.
  
  - Есть за что? Или ты весь непричастный?
  
  - Да есть, конечно,- нехотя признал я.- Наверное, существуют менее радикальные способы справляться с нападками родичей.
  
  - Но ты не человек полумер?- ухмыльнулась Алиска.
  
  - Типа того. Одному салатом зашвырнул в морду.
  
  Алиска коротко что-то обдумала, потирая шрам на щеке, в правду о котором я был теперь посвящен. Моей же собственной половине лица вернулась чувствительность, а зубы перестали ныть.
  
  - Согласно программе АА, мы должны в определенный момент компенсировать вред, который причинили людям. Ну то есть в условиях реальности - тем людям, до которых сможем дотянуться, и если только это не окажет противоположного эффекта. Как бы тяжко при этом ни пришлось нам самим.
  
  Я фыркнул и покачал головой.
  
  - Боюсь, я не достиг таких высот в своем нравственном служении. Компенсировать - это как? Просить прощения? Или деньгами?
  
  - Без денег. Душой. Добрыми поступками. Для начала достаточно простого покаяния.
  
  - Не...- От одной мысли о том, что я буду просить прощения у великовозрастного лба-неудачника Антипа-Казантипа, меня передернуло. Тот будет взирать на меня при этом, как на вшивого бича с теплосетей. Или гнуть пардоны перед Денисюком, брательником Кандибобера? - Да ну нафиг, я же себя уважать перестану после этого. И не потому, что унизился. А потому, что предал семью. Предал память о них.
  
  - А ты не думал, что именно поэтому ты крутишься на одном месте в своих поисках?- делано равнодушным тоном спросила Алиска, и я осекся.
  
  - В смысле?- ожесточился я.
  
  - Ну вот ты обнаружил какие-то нестыковки в своей трагедии. Тут даже объективно не придраться, они действительно есть. Моя история очень логичная от начала и до конца, даже поведение Андрона укладывается в схему, пусть извращенную. И поведение отца, кстати, тоже. В кого Андрон мог уродиться таким отшибленным на всю голову? То-то и оно. Отстраненность мамки также вписывается в картину. Мне кажется, она обо всем догадывалась, а может, знала куда больше, чем я, но абстрагировалась и ушла в сериалы и веганство. А твоя история полна противоречий, это заметил и Леха, и потому я сейчас тебе помогаю. Но именно Леха ткнул тебя в эти противоречия носом, ты их обнаружил не сам, - он тебя подвел за белы ручки. А Леха, на минуточку, тот человек, который смог изменить свое сознание.
  
  - Чет по последним событиям я не заметил больших сдвигов в его сознании! - гундосо взъерепенился я и тут же вспыхнул в огне стыда.
  
  Алиска нейтрально глядела перед собой сквозь ветровое стекло, и я мягко коснулся ее своей травмированной культяпкой.
  
  - Прости,- сконфуженно проблеял я.- Я обычно не бываю таким мразотой. Наверное, меня бесит, что ты права, а я не прав.
  
  - Уже хорошо!- бодро отозвалась Алиска, не планируя дуться до вечера.
  
  - Тем не менее, этот козел Антип унижал меня и Лену в присутствии кучи людей, прикрываясь возрастом и пиететом. Денисюк откровенно быковал и хотел кинуть на деньги. Это они должны возмещать мне ущерб.
  
  - Да чего ты цепляешься ко всяким гнидам? Обычные люди есть вокруг тебя? Средние? Ни то, ни се - как и мы все. Не такие ярко выраженные пидарасы? Ты ходишь кругами, потому что кругами работает твой мозг, и ты каждый раз выбираешь не тот путь, не тех людей, не те способы. Нахрен мы поперлись к твоему гребаному Кандибоберу, и я повелась, как дура? Может, следовало идти на бывшую работу к твоей жене и беседовать с настоящими сослуживцами? Ты думаешь штампами, как привык. Вы с Лешкой видите одну и ту же картину летящих птиц, но ты видишь птиц, а Леха видел надвигающуюся осень.
  
  - Но речь не об Агопе. Речь обо мне!
  
  - А ты думаешь, Леха сам по себе такой уродился? Да он приполз в АА на бровях и первое время приходил на собрания бухим! А когда протрезвел наконец, поначалу двух слов связать не мог.
  
  - Он сам рассказывал?
  
  - Рассказывал. Но это не важно. Так можно сказать про любого из наших. Про Лешку. Про меня. Мы все приходим сломленными, на надрыве, в депрессухе. А потом минует год-два - и человека не узнать! Анонимные алкоголики - это реальное чудо, без всяких допущений и оговорок, самое настоящее чудо из чудес, если не циклиться на мелочах, брать то, что тебе помогает, и отбрасывать все остальное. Сделай шаг в сторону. Не вперед, не назад, а - вбок. Что-то нетрадиционное. Ведь ты способен на поступок, я это поняла по твоим рассказам. И это качество настолько внутри, что не зависит от внешних факторов. Способность мужчин к поступкам не определяется ни бухловатым, ни алкогольным кодексом. Попробуй попросить прощения у кого-то из родичей, с кем ты не так собачился. Вдруг этот шаг что-то сдвинет в твоей голове?
  
  Она еще только договаривала свой вдохновенный спич, а я уже знал, кто это будет. Еще пять минут назад я и сам сомневался, что способен на поступок. Но когда тебе такое говорит симпатичная девка, которая очень даже нравится, процессы запускаются произвольно. Параллельно я подумал о Лене. Сейчас в машине, неподалеку от дома тещеньки, куда мы раньше ходили всей семьей, когда наши дети были еще живы; сидя в чужой машине я впервые отчетливо признал, что у меня с Алиской не просто мелкая интрижка, не просто жест отчаяния, а нечто глубже.
  
  Это ли не очередное предательство со стороны мелкого хорька вроде меня? Я не знал. Но вот про Римму Альбертовну Лентяйкину, в девичестве Усманову, сводную сестру Степана Антоновича, я точно знал - она всегда оставалась относительно нейтральной как к Лене, так и ко мне. Как минимум стоит попробовать, правда? Я не подозревал, что этот маленький шажок в сторону приведет меня к залежам сокровищ и тайн, границ которых невозможно определить человеческим кругозором.
  
  Вернувшись домой, я наткнулся в подъезде на дядю Романа.
  
  - О, привет!- возликовал старик.- Рад тебя видеть, сосед!
  
  Я тоже был рад, и мы поручкались. Я почти не видел дядю Романа с тех самых пор, как он выскочил из квартиры в подъезд мне на выручку, когда к нам заявились потенциальные убийцы моего младшего сына с участковым придатком. Оказалось, что дядя Роман и Бабеха прикупили скромную дачу где-то под Ишимбаем и перебрались туда, а эту хату планируют сдавать. На мой нахальный вопрос, откуда барыши, дядя Роман со скромной улыбкой поведал, что получил наследство. Ну молодец, что тут добавить! Не пробухал состояние, вложил в недвижку. Я еще раз порадовался, что у старика все хорошо, и заторопился в свою пустую квартиру, чтобы избежать расспросов о Лене. Но не успел. Впрочем, вопрос дяди Романа был вовсе из иной области и заставил меня оторопело застыть с ключами в покалеченной руке.
  
  - Ты извини, что спрошу. Ты случайно не увлекся этой ересью? А то ходят, выискивают сирых, кто в горести и сломлен.
  
  Я вылупился на него, пораженный высоким слогом.
  
  - В смысле? Кто ходит?
  
  - Ну, сектанты эти! Иеговы! Мракобесы туевы и еретики! Ходят и затягивают. Обещают спасти душу. Но ладно - эти, а есть и другие - хуже! Типа контачат с умершими. Вызовем для вас духов и все такое. Заклинатели, в печень их гвоздем. Люди-то ведутся. Особенно, у кого горе. Платят деньги и продают квартиры. Потом колдуют и совсем с ума чокаются.
  
  Я даже растерялся от его экспрессивного напора.
  
  - Да с чего ты взял, дядя Роман?!
  
  Он пригляделся ко мне и тут же дал заднюю.
  
  - Да не, это я так. Ты не обижайся, я на всякий случай спросил. Помстилось чего-то.
  
  - Хиромантия какая-то... Дядя Роман, чего темнишь? Что помстилось?
  
  - Ну что вы свечи какие-то жжете по ночам. Огни какие-то там зажигаете у себя. Я как-то ночью выходил за пивком... Давно, правда, еще до дачи... Поздно уже было, на дворе темень. А у вас в доме кто-то свечи жжет или бумагу. Хрен знает, костры какие-то.
  
  Я потряс головой, чтобы утрамбовать ворох бессвязных предложений "а-ля дядя Роман, собрат по стакану".
  
  - Да ничего мы не думали жечь... И свечей у нас дома нет. Ты может видел, как монитор работает, дядя Роман?
  
  Сосед насупился.
  
  - Даешь! Думаешь, дядя Роман совсем деревня? Флешку от кирпича не отличит? Я что, не знаю, как мониторы и ноуты светятся? Или телек? Не то это было! Как будто свечи кто-то жег.
  
  Я вдруг вспомнил оголтелую Бабеху, спасающуюся от цыцулек, и у меня в голове сложилось два и два. Кого я нахрен слушаю? То, что дядя Роман не прикупил на наследство пресловутый аквариум спирта с рыбками, вовсе не значит, что алкашка на нем не сказалась. Видел он... Глюки он видел, этот дядя Роман, выскакивающий по ночам за паленым бухичем.
  
  - Дядя Роман, я тебе клянусь, никаких сект,- отрапортовал я.- Справляемся своими силами. Но спасибо тебе за участие.
  
  - Да ради Бога!
  
  Он махнул рукой, и на этом мы с ним расшаркались. Что-то слабо ворохнулось у меня в памяти... Что-то уже мелькало по поводу свечей, какая-то быстрая и верткая инфа. Я скомкал мозги в кучу, но ничего не выудил. Тогда вновь пожал плечами и сосредоточился на соцсетях и на поисках Риммы Альбертовны Лентяйкиной.
  
  14.
  
  Правда, оставалась заморочка с Димариком Лентяйкиным. Который, вопреки фамилии, лентяем таки не был, но был каким-то ненадежным - культяпистым, промозглым и рыхлым. Я опасался агрессивных выпадов с его стороны и подзуживания, хоть он и был в их семье номером двенадцатым. Пусть мы не вступали с ним в открытые контры, но я полагал, что моя репутация, приправленная кандибоберской идеологией, отложилась в его сознании раздражителем.
  
  Римму Лентяйкину я нашел в том же ВКонтакте и, сотворив мысленное омовение, настрочил ей в личку. Мол, ищу Лену. Ее родители не знают, где она. А Римма - все-таки сводная тетка, к тому же стояла у истоков династии. Присовокупил криводушно вялые извинения, если в прошлом что-то было не так. Извинения сии, конечно же, отстояли на километры от истинного "возмещения ущерба", о котором толковала Алиска.
  
  В ответ Римма, склонная, помимо стакана, к коротким репликам и долгим паузам, метнула одну-единственную фразу: Приходи в субботу.
  
  Алиска яро заартачилась, когда я потянул ее в сторону дома Лентяйкиных.
  
  - В качестве кого, интересно, я туда попрусь? Она тетка твоей жены, а ты завалишься с любовницей!
  
  - У тебя же в паспорте не написано, что ты моя любовница,- прошамкал я сквозь дырокол в зубах, снова закипая.- Представишься ее подругой.
  
  - Еще лучше! Муж и подруга, самая гремучая смесь. Твоя Римма дура? Если дура, на кой хрен она вообще нужна?
  
  - Слушай, мне теперь без тебя никак. Я слова-то периодически подобрать не могу нужные, а воспринимаю информацию вообще с трудом. Я могу реально не запомнить половину из того, что Римма скажет. Мне нужна помощь. Ты же хотела помочь. Так помоги!
  
  В общем, маялись мы хренью еще целый вечер, и в результате, манипулируя жалостью и виной, мне удалось ее уломать. Хотя до конца Алиска сверкала недовольной иллюстрацией, подчеркивая мою гнилостность.
  
  Димарик по волшебству оказался в отъезде - смылся на рыбалку куда-то под Мелеуз,- так что я был избавлен от счастья лицезреть его ноздревато-ортодоксальный таблоид. Римма за это время накопила кучу килограммов - возможно, это мой утерянный вес, согласно закону сохранения энергии, перетекал к родственным вампирам. Но была она бабой хваткой и работящей, хоть и зело кирной, так что достаток в доме имелся. Двухкомнатная "сталинка" с высокими потолками по улице Первомайской, невдалеке от бывшей "Родины", была заставлена монетизированным отражением карьерного успеха. Причем по принципу "всему применение найдется". Завал мебели, как продуктов в холодильнике обжоры: какое-то тотальное нагромождение габаритов и древесно-стружечных плит, с межкомнатными лазейками. Лазейки были выверены в аккурат под ширину бедер Риммы.
  
  А вот кухня была малипусенькой - бич всех "сталинок" в этом районе,- и мы втроем там еле утискались. Вопреки Алискиным опасениям, Римме было вообще по барабану, кто эта высокая телка со шрамом на щеке. На Римме - какой-то необъятный балахон в цвет мебели, и если у нас сегодня дойдет до игры в прятки, она вполне сканает за шкаф. На башке у ней - перманент с темно-рыжим отливом. Физия - металлопластиковая, без единой эмоции, - прирожденная королева покера.
  
  Не мудрствуя лукаво, Римма перво-наперво залезла в шкаф и извлекла из него запечатанную бутылку водки калибром 0,7 литров. На которую мы с Алиской вылупились со смесью ужаса и вожделения одновременно. Алиска тут же сослалась, что за рулем, я что-то проскрежетал о таблетках, которые прописал врач и которые нельзя совмещать со спиртным. Римма поджала губы, плеснула себе в настоящий граненый стакан и выжрала львиным присестом.
  
  - Ленка ходила во сне?- огорошила Римма с места в карьер. Черт, а она реально не тратится на околичности, я даже испытал к ней восхищение.
  
  - Было. После гибели Артемки. Она сидела в трансе месяц, и было непонятно, спит она или бодрствует. Глаза вроде открыты, иногда моргает, но других реакций - ноль. Ну и короче, иногда по ночам я находил ее посреди квартиры. Стояла и пялилась куда-то в угол. Я возвращал ее в кресло, она послушно шла. Но потом все прошло само собой.
  
  - Свет не жгла втихаря?
  
  - Свет...- Я вдруг вспомнил дядю Романа и вздрогнул. А еще мне наконец-то припомнилось, что же у меня засвербило в памяти, когда дядя Роман с негодованием отверг мои намеки насчет светящихся мониторов. Лена уже рассказывала про огни в комнатах! В тот день, когда вышла из оцепенения и призналась, что мать у нее была алкоголичкой. Она говорила, что видела из-под двери в родительскую спальню свет. Как будто мать там колдовала и оживляла мертвяков.- Я ничего не знаю про свет...
  
  Римма кивнула и снова плеснула себе в граненый стакан дозу пяти мужиков с похмелюги. Боковым зрением я поймал на себе ненавидящий взгляд Алиски, которую, как ни крути, заманил сюда шантажом. Я совсем упустил из виду, что Римма Лентяйкина - вовсе не тот человек, которому знакомо слово "эмпатия". Она будет делать так, как она хочет, и похрен ей на чувства аудитории. Нет ничего хуже для вчерашнего алкаша, чем мелькающая туда-сюда бутылка водяры. Может, на более поздних сроках трезвости это и перестает иметь значение, но мы с Алиской не были на поздних сроках. Римма лакала свое пойло ковшом, который у нее заменял рот, а мы с Алиской сидели и ловили флешбэки.
  
  - Какие-нибудь другие странности?- спросила Римма.
  
  - Какие?
  
  - Подумай. Я откуда знаю.
  
  Я пожал плечами.
  
  - Все вокруг - сплошная странность.
  
  - Ты в курсе, что Янка пыталась убить Лену?
  
  - Янка?- Я ни черта не понимал.- Какая еще Янка?
  
  Римма хмыкнула, однако морда ее оставалась металлокаркасной.
  
  - Ты даешь! Мать Ленки - Янка!
  
  - Я не знал ее имени... Убить? Что за хрень?
  
  - Угу. А что ты вообще знаешь? Ленка тебе про мать рассказывала?
  
  Я обрисовал тезисно. Мне еще повезло, что в день Лениной исповеди я был сравнительно сухим, так как пил мало, и меня корежило, как суку. Иначе могло получиться, как с Димой Ваняткиным: задрых бы, а наутро хрен бы вспомнил. Но запомнилось доподлинно. Алиску я уже не стеснялся, вывалил с некоторыми подробностями. На кону стояло слишком много, чтобы предаваться ложной этике.
  
  - В общих чертах так и было,- кивнула по итогам Римма, не забывая подплескивать себе пойло, а мы с Алиской технично в эти секунды изучали углы.- Только не умерла Янка, и никто ее не находил. Как пропала, так и провалилась сквозь землю. Через полгода ее официально объявили умершей, Степка дал кому-то на лапу для ускорения бюрократии. А Ленке напели, что нашли мертвой. Ну чтобы не надеялась зря девчонка и не писала письма пропавшей маме. Вполне может быть, что промышляет Янка до сих пор где-то. Да вряд ли, с ее-то жизнью.
  
  - Она что, буйной была?- спросил я.
  
  - До последнего события вроде не была. Она ж не просто так пропала на ровном месте. Сбежала после того, как Степка запалил ее за попыткой придушить Ленку. Ночью, подушкой. Степан проснулся, шуганул Янку и впервые поколотил. Больше терпеть ее выкрутасы он не мог, хотел сдать в наркологичку. Да и я говорила, чтобы сдал. Уже после того, как пацан этот умер, Славик или как его там...
  
  - Павлик...
  
  - Ну да, он. Короче, вовремя Степа спохватился, не то эта мадам и Ленку бы угробила. Янка тут же поняла, что больше ее прикрывать никто не будет, и свинтила. Ей было, наверное, куда бежать и у кого отсиживаться. Собутыльников - тьма.
  
  Римма хмыкнула и всосала двести грамм, не поморщившись.
  
  - Мне Лена ничего такого не говорила...- только и прошамкал я.
  
  - Не помнит, скорей всего. Сейчас же в интернетах об этом пишут. Подмена событий или вырезанная память, как-то так. Вычеркиваешь то, что не хочешь помнить, заменяешь другой историей. Более приятной. Мы и раньше такие случаи видели. Подружка чуть в пожаре не погибла, а потом - не помнит ничего. Ни огня, ни как выбиралась.
  
  - Получается, что и брата Лениного, Павлика этого, тоже могла?..
  
  - Угу. Мы со Степкой так и подумали. Не случайность это была с пацаном.
  
  Ужас двуличия и мразотности обрушился на меня. Но не разом, а постепенно, - навалился, как медведь-шатун, сбил дыхание, сплющил кости, отнял сердцебиение. Я впился взглядом в заветную 0,7, и только ненависть, кратно превышающая тягу, спасла меня от срыва и завершения попытки Љ3. Мне захотелось в ту же секунду поехать к Усмановым и придушить Крякало прямо в его послеинсультном ложе, а Кандибобера размазать по стенке. Как бы Лена ни отмазывала предков - передо мной, перед самой собой,- то, что я услышал сегодня, перечеркнуло их людской статус. Для меня они больше не люди. Твари. Если я найду подходящие инструменты, я их уничтожу. Такие мрази не должны жить.
  
  И Ленин батя, и мачеха, да и вся бухловатая гвардия допускали участие родной Лениной мамы в смерти второго ребенка. Но при этом всю вину молчаливо и трусовато возводили на Лену. Это просто эталонное гнидство.
  
  - Нужно понимать, кто такая Янка, откуда взялась и какие бзики у нее по родословной.
  
  - Челябинск-40?- выстрелил я.
  
  Металлопластиковое лицо Риммы не выразило и намека на удивление.
  
  - В курсе, значит?
  
  - Да не особо в курсе. Видел фотку деда с бабкой, на обороте было написано "Челябинск-40". Ну я и погуглил.
  
  - Фото не там сделано. Там было нельзя. Позже сфоткались, уже в Кыштыме. А подписали для понта. Ну и чтобы не забыть.
  
  - Они что, были шпионами?
  
  - Ну, тогда все были шпиёнами на службе у государства,- хмыкнула Римма, выпячивая "ё".- Янка после рождения Лены часто у меня зависала. Дома не айс, со Степкой больно не потрещишь за жизнь, а во все тяжкие она еще не ударилась. Приходила ко мне и нагружалась. Иногда веселая и на парах, иногда - в сопли. Рассказывала мне всякое... Про предков своих, бухариков. Про то, как чуть не грохнули ее однажды.
  
  - В смысле? Предки?
  
  - Они самые. Те, что на фото твоем. Так что неудивительно, что у Янки по этой лавочке поехала крыша, и она ополчилась на Лену. Ну и твоя судьба меня не шибко удивляет, мил человек. Я, правда, не думала, что в таких масштабах будет.
  
  Я вдруг перехотел тут находиться и резко пожалел, что приперся с расспросами. Но назад дорогу уже завалило обломками настоящего, а вот прошлое - оно открывалось передо мной во всех горизонтах. Расцвет Озерска, или Челябинска-40, пришелся на вторую половину 50-х. Именно на Урале были сосредоточены основные атомные центры страны и закрытые города, и выбор местности стратегически очевиден. Тут и богатая месторождениями территория, тут и развитая жд-сеть, тут и города, менее всего пострадавшие во время войны. А еще здесь сконцентрировалась передовая техника и лучшие специалисты, которых в годы Великой Отечественной эвакуировали подальше от линии фронта.
  
  Жизнь любого объекта, закрытый он или открытый, - это непрерывный процесс строительства. Расширения, усовершенствования, ремонт и так далее. Челябинск-40 строился не за один день, и он продолжал расти и тогда, когда в нем громыхнуло на всю страну, и с неба посыпались опаленные радиацией птицы, тем самым открывая эру атомных катастроф. Власти уделяли особое внимание инфраструктуре закрытых городов, строительные работы велись там непрерывно параллельно с деятельностью основного эшелона ученых. Росли новые дома, школы, больницы, ширилась территория, прокладывались инженерные сети. И кто же держал в руке кирку и лопату, кто закладывал строительный раствор? Разумеется, заключенные ГУЛАГа. Таковыми и были предки Лены, родные дед и бабка по линии матери, и если они и были шпионами, то, возможно, не на ту сторону. А за что конкретно сидели, история до нас не донесла.
  
  Янка, мать Лены, отчетливо помнила, как ее предки неизменно с теплотой вспоминали пребывание в городе Озерске. Именно там они и познакомились. А стало это возможным благодаря тому, что зэки бродили по городу туда-сюда совершенно свободно. Для них открывались двери магазинов, школ, больниц, наравне с ученой интеллигенцией, и все это совершенно бесплатно. Деньги в Озерске отсутствовали. Магазинное же снабжение даже по современным меркам выглядело изобилием. Причем натурпродукт, а не эта наша синтетика.
  
  Имели место, конечно, случаи криминала. Зэчье есть зэчье, плюс замкнутое пространство всегда действует на подпитку агрессии. Также подспудно подтачивала радиация, но ее никто не мерил и никто не знал, а по факту радиационный ущерб много перевешивал ущерб от поножовщины. Когда случилась авария, предки Лены по умолчанию вошли в бригады, откомандированные на устранение последствий, и заработали в наследство на долгую память ударную дозу. Но им частично повезло. Их группы дислоцировались на существенном удалении от эпицентра событий, так что доза оказалась не смертельной.
  
  Когда улеглось, деду и бабке Лены скостили срок, выпнули обоих по УДО, наградили инвалидностью и отправили на просторы родины доживать. Но на пособия не поскупились, несмотря на судимости, и обеспечили квартирой в Кыштыме, и мало-помалу те дотянули едва ли не до 50-ти лет. Взамен на обеспечение все пострадавшие дали подписку о неразглашении, что в те времена считалось священнее клятвы на Библии и делалось отнюдь не для галочки. Но годы шли, мир менялся, алкогольное пойло развязывало языки, и, так или иначе, Янке в детстве удавалось перехватить отрывочные сведения, а по ним уже составить картину.
  
  На какое-то время дед с бабкой осели в Кыштыме, где и было отснято то приснопамятное фото, а тайная информация запечатлена на обороте, опять же в духе "Операции Ы". В Кыштыме эти двое принялись хронически бухать. Жилье имеется, пособия на закусон хватает, на водку государственные льготы, так что не нужно даже работать. Ну, числились где-то номинально, сторожем и уборщицей, ведь в Советах с тунеядством обстояло сурово, но по факту пинали балду и закладывали за хлопчатобумажные воротники. Очень скоро вокруг них стали комплектоваться присные, разевающие на чужое. Именно там, в Кыштыме, у них родился мальчик Стасик. Старший брат Янки.
  
  Прожил мальчик Стасик ажно цельный год, опосля скоренько умер без записки. Но вовсе не забулдыжный образ жизни предков послужил тому причиной, а банальный несчастный случай. Официально. Примкнул Стасик к праотцам во время купания, захлебнулся и утонул в ванне, пока родители кумекали по хозяйству и попутно жонглировали стаканами. Однако спустя время началось что-то там просачиваться. Или сами ляпнули лишнего, или добрые люди по соседству сложили два и два, или еще что. От греха подальше бабка с дедом накатали объявление об обмене жилья и сдриснули из Кыштыма в Салават, то бишь к нам под крыло. Поменяли жилье на равноценное, скоропостижно пополнили мир Янкой и зажили относительно дружно, посасывая стекляху и попивая суррогатину. Которую во все времена можно было достать - сначала на Первомайской из-под полы, чуть позже - возле Обелиска в знаменитом "Кафе мороженое" за шторочкой на задворках, а ближе к реалиям - в районе Ленина и Октябрьской прямо из форточек первых этажей.
  
  Детство у Янки протекало в оснащении запоминающихся сцен, но впрочем, по словам Риммы, - а также по сводкам Лехи Агопова и по моему собственному опыту - такие маргинальные семьи отмечались повсюду. Рыбак рыбака, как говорится, так что комитет прихлебателей, охочих до халявной выпивки, сформировался вокруг предков Лены и по новому месту жительства. Ведь те умудрились выбрать город, в изобилии населенный равноценными хорьками. На улицах - стихийное пьянство, наркомания и бандитизм. Город поделен на штаты, молодежь бьется за свои границы насмерть. В квартирах - домострой, водка и понятия. Это сейчас квоту определяет рыночная стоимость, и забулдыга вряд ли поселится в престижном районе, хотя исключения имеются - все зависит от наследства, я-то знаю! Но во времена тотального равенства и братства профессор кислых щей вынужден был соседствовать на одной площадке с такими вот пропитошками, какими были родители Янки. Дети профессоров ходили в одну и ту же школу с детьми алкопропойц и четких селезней, обитали с ними в одних дворах и играли в одни игры. И кто на кого, согласно статистике и теории вероятностей, оказывал большее влияние? Так что вчерашний мальчик-скрипач мог ближе к девяностым оформиться уже в конкретного литрбольщика или киллера.
  
  Янка ловила обрывки застольных речей и ночных перешептываний, мотала на ментальный ус, проникала в семейные тайны, отираясь поблизости; а с какого-то момента вдруг набралась храбрости подозревать, что ее предки могли быть причастны каким-то образом к смерти братика Стасика. Торкнуло по мозгам вследствие того, что характер застолий начал меняться. Водяра оставалась царицей полей кукурузой, как и вереница страждущих, волочивших трясущиеся причиндалы в надежде на халявное пойло, но вот сами паломники как-то посерели. Стали зело мутными. Вовсе не прежние похмелюги-юпитеры, к которым с младых ногтей приучалась Янка, моделируя собственное поведение в будущем. Даже будучи подростком, она смекнула: это вовсе иной контингент аликофренов, весьма себе на уме и с камнями за пазухой; злыдни.
  
  Если раньше посиделки были открытыми, громогласными, с огоньком и размахом, то теперь когорта сильно утихомирилась. Предки с собутыльниками закрывались на кухне и чего-то там химичили вполголоса. Одинокие громогласные всплески тут же подавлялись шиканьем. Янка поначалу даже думала, что ее предки - и впрямь шпиёны какие, и теперь шкерятся под половицами, спасаясь от грехов прошлого. Однако периодически из-за двери доносился некий странный монотонный бубнеж, словно там зачитывали молитвы или мантры, что напрочь корежило юную пионерскую психику Янки. Иногда раздавалось надрывнейшее пение, словно собаки скулили. Может, про коня вороного заводили, или про мороз, а может - и того хлеще.
  
  Но самое беспонтовое - жгли чего-то по ночам. Уже безо всяких адептов и пришлых, запирались вдвоем в своей комнате - и жгли. Янка четко видела из-под двери какие-то сполохи, как будто там отрывали кусочки от газеты "Комсомолки" или "Труд", подпаливали и бросали в чашку. Какой-то неверный, мятущийся и подозрительный спектр. Все это сильно смахивало на ведьмовство, о котором пишут во всяких страшных сказках, так что Янка жила на измене, а потом ей довелось подслушать разговор, и пришел черед ей бросать кубики на суконный стол.
  
  Янка пришла из школы пораньше и поймала обрывки разговора, пока родители ее не запалили и не набрали в рот водки.
  
  Мать: Придется и Янку тоже...
  
  Отец: Водка помогала... И шобла-ебла...
  
  Мать: Уже не помогают. От твоей шоблы никакого толка, только воют почем зря и деньги тырят. А водка почти не берет, даже не греет уже. Надо делать.
  
  Тут они заприметили Янку, осиянную школьными знаниями, и, примолкнув, сурово налегли на несогревающее бухло.
  
  Ночью, не откладывая в долгую кассу, настрополились "делать". Янка отчетливо помнила, что плыла в каком-то озере и вдруг пошла ко дну. Пыталась выплыть, потом чувствует - ноги оплели водоросли и тянут. И кто-то еще квакает утробным таким кваканьем со дна, какой-то жабий монстр. Брыкалась она, брыкалась и - проснулась! И мгновенно почувствовала запах газа по всей квартире. Ну, вскочила, ринулась на кухню, то-се, повыключала все конфорки, отвернутые до максимума, - а кто сделал, всем вокруг теперь ведомо! Самих предков дома не оказалось, конечно же, закладывали на скамейке или в скверике под деревцем. Дожидались плотоядно, водка ведь не брала, и колдовские шептания шоблы-еблы тоже не способствовали продвижению. Все обстояло настолько коряво, что Янка вмиг раскусила постанову. По всему выходило, что не должна была она нынче проснуться, и если бы не водоросли и не квакающий монстр глубин, притулиться бы ей к Стасику там на небесной жердочке. Потом бы списали на подростковую забывчивость и невнимательность.
  
  На следующий же день 12-летняя Янка, взвесив "за" и "против", смылась из дома с утра пораньше в неизвестность. Где жила - мазалась. По словам Риммы, приканчивающей двадцатый стакан, не любила Янка калякать об этом периоде жизни, темнила. Это и понятно: из родственников в Салавате у них только кот, и тот приблуда. Куда податься 12-летней школьнице - в совке?! При этом не угодить под прицел разнюхивающих учителей и беспардонных инспекторов по делам несовершеннолетних - загадка века! Римма предполагала путь наименьшего сопротивления - у какого-нибудь дедка, охочего до малолеток. Но возможен и более целомудренный вариант: Янка могла нажаловаться одинокой старушке, и та ее приютила, сердобольно выделила комнату и прикрывала на школьных собраниях. О более зловещих способах выживания думать не хотелось.
  
  Ей повезло! Уже через год родной папаша, закаленный в неравных боях с озерской радиацией, дал дуба и отправился настигать Стасика, перепив паленой водки. А еще через несколько месяцев без вести пропала мать. Куда делась - никто не знает, спрос ведь только с самой Янки, а она без понятия. А с районной алкашни и спросу нет. Янка добровольно вернулась на опустевшее поле боя, состроив скорбное лицо, после чего угодила в Салаватский интернат на Чекмарева и закончила школу уже там. Не получилось предкам "сделать", чего бы они там ни удумали, Янка спутала им все карты, а может, все это очередные сказки и хоровод совпадений. После школы Янка вернулась в родное гнездо, к этому времени ее мать признали официально умершей, так что наследнице оставалось лишь выгрести остатки алкогольного мусора из хаты и воцариться хозяйкой.
  
  Когда Янка сама начала подбухивать и обнаруживать в себе достойную кармическую дщерь, Римма ей прямо посоветовала заканчивать уже на этом этапе. Не умеешь пить - лучше не пей. Тем более - девка, ей не нужно мазаться на застольях, как мужикам. Лично для Риммы Усмановой границы очерчены конкретно: если похмеляешься - алкаш. В жопу такое употребление. Ни она, ни Крякало не похмелялись ни разу в жизни, и это, по стойкому убеждению Риммы, являлось гарантом устойчивости перед зеленым змием. Янка же вечно шарилась по утрам, чем бы залить кипящие трубы.
  
  Далее следует мрачный период, который мне уже известен по исповеди Лены. Восстав против алкогольных традиций и совершив локальный переворот в юности, когда она сбежала от предков, Янка в результате сама скатилась к аналогичному образу жизни, подтвердив теорию, что потомки алкоголиков почти не имеют шансов на трезвую жизнь. Римме ничего не было известно о Картошечке и о том, что Лена перетерпела в детстве - по той простой причине, что похер. Второе убеждение Риммы: сор из избы не выносят, и проблемы нужно решать внутри семьи. На какое-то время Янка вообще выпала из поля зрения, потому как бухала в основном дома и с малознакомыми партнерами по концептуальным измышлениям. О том, что родился Павлик, Римма узнала от Крякалы и подумала... Да ничего она не подумала по той же причине - похер. Янка не была ей подружкой или соратницей. Так, редкая собутыльница, не больше. Да и со Степаном Антоновичем они были родственниками больше на бумаге, чем в жизни, - разные отцы и все такое.
  
  А тут вдруг нарисовалась на пороге - пьянющая и с грудным Пашкой в охапку. Сначала молола вздор, что никак не может найти себя, ничего не радует, все валится из рук, еще и в стране полный беспредел. В общем, типичное бу-бу-бу алконавта, оправдывающего в этом мире исключительно себя родимого.
  
  А потом вдруг махнула по двести и перескочила на встречную полосу. Снятся, говорит, ей в последнее время светящиеся сестры. Да так ярко, что как будто живые. И мать ее родная с ними - тоже по типу живая и светится, вся такая трезвая, закодированная и поменявшая личину ведьмы на лучезарный образ доброй волшебницы. Зовут ее сестры якобы с собой, тоже светиться в общий кружок. И стать при этом, ни много ни мало, почти бессмертной. Одно условие - за все полагается платить, как заповедовали в святые времена Егор Гайдар и команда саранчи. В данном случае плата - самая верховная. Нужна жертва - родная кровь. Но пусть это ее не пугает. Потому что принесенный в жертву агнец восстанет в священном круге, как восстал некогда умерщвленный в ванной Станислав, года отроду, и обессмертился. За такое послушание их светящийся бог-кумир растворит ворота перед баламутной и непутевой Янкой в свои белоснежные чертоги.
  
  Ну, Римма послушала-послушала, да и набрала Степану Антоновичу. Делай, говорит, со свой Янкой что-то. Глюки у нее по алкашке конкретные, так и до белочки недалеко. Крякало в тот раз отмахнулся, но что-то, видать, таки отложилось в его степенно-казематной головушке, и тот стал приглядываться и думать. Пусть приглядывал он и думал по-сенбернарьи, иначе - никак, но винтики, разбуженные жесткой логикой Риммы, стронулись. А когда погиб Павлик, винтики стали крутиться истошно. Эти самые винтики и торкнули Крякало в бок в самый критический момент, когда он пробудился посреди ночи и, не обнаружив рядом надравшуюся в слюни Янку, отправился по комнатам на поиски. С тем и предотвратил убиение старшего ребенка, моей жены Лены, которую душила подушкой родная невменяемая мать.
  
  Янка свинтила из дома, в чем была, успев выхватить от мужа первых в жизни лещей. Лена ревела до утра, и никто не зашел к ней в комнату. Римма уверяла, что братец не мог себя заставить посмотреть дочери в глаза, и от этого обходил ее дверь стороной, но я весьма усомнился на этом пункте. Как и в случае с родной матерью, через какое-то время Янку признали умершей, причем это время, как уже говорилось, было ускорено взяткой. Лене начесали очередную сказку. Все вокруг зажили, как будто так и надо. Кроме Лены, разумеется. Но она не в счет.
  
  - Если ты ищешь загадки и связи,- подытожила Римма, одновременно приканчивая бутылку водки,- то вот тебе куча связей. На протяжении трех поколений мальчики в Ленкином роду не выживали. А девочки вырастали, но однажды исчезали просто без следа.
  
  15.
  
  Очень долго мы с Алиской сидели в машине на Комсомольской площади, напротив Краеведческого музея, где во времена молодости наших родителей проводились дискотеки, а рядом через дорогу разливалось пиво. Мы сидели в полной тишине, погрузившись каждый в свою персональную пучину. И они не соприкасались сейчас точно так же, как не касались друг друга мы в первую совместно проведенную ночь. Алиска хмурилась и кусала губы. Наверное, дулась на меня за то, что я затащил ее к Римме и вынудил выслушивать темные тайны под аккомпанемент звякающей о стакан бутылки.
  
  Вечерело, и как никогда хотелось нажраться. В голове у меня не хватало полок и стеллажей, чтобы рассортировать весь ворох информации, равнодушно вываленной на мою голову Риммой.
  
  - Что думаешь?- наконец, не выдержал я.
  
  - А надо что-то думать? Это ведь не мои скелеты.
  
  - И что, выходит, все женщины в династии Лены убивали своих сыновей, потом то же самое пытались провернуть с дочерями и в конце бесследно улетали на небушко?
  
  - Не все женщины,- поправила Алиса.- Только начиная с Озерска.
  
  - Это все какой-то тухлый бред. У меня-то не так! Все было не так. Я могу понять, по алкашке люди разное творят, тем более дед с бабкой были преступниками. И не просто какими-то там, а сосланными в ГУЛАГ и потом переброшенными в Озерск. Мать Лены тоже воспитывалась на зэковских понятиях. Но Лена-то не пила! Она забухала, когда наши пацаны уже погибли. Это все никак не связано друг с другом. Есть они, и есть мы. Разные истории.
  
  Алиска молчала. Я разглядывал руки. Они подрагивали.
  
  - Если верить логике Риммы, получается, Лена имеет какое-то отношение к тому, что случилось с детьми,- снова завел я, буквально заканючил. Это было лучше, чем вот так молчать.- Но это не так. Когда пропал Лешка, ее не было со мной, у нее алиби.
  
  Алиса молчала.
  
  - С другой стороны, алиби ей обеспечивали отец с мачехой. И Римма полюбас не дожимает, всяко братца своего где-то выгораживает. У Крякалы рыло явно в пушку, это даже без вариантов. Он всем своим поведением кричит о чувстве вины на протяжении лет. Все их с Кандибобером фарисейское поведение свидетельствует о тщательно заныканных грехах. И эта тещенька не пришей к манде рукав со своими оккультными посиделками и гуру-педофилами. И тут, и там - посиделки, только в одном случае маргинальные, в другом - сектантские.
  
  Алиска молчала.
  
  - Я-то думал, Кандибобер таким образом переигрывает шаблоны. Ну то есть пытается в сознании Лены заменить привычку к пьяным сходнякам - на более положительные сходняки. А теперь получается, что там, что там - колдунство какое-то. И что они там жгли, интересно?
  
  Алиска молчала.
  
  - А что с бухлом? Как со всей историей связано бухло? Или это просто российский промоушен? Привычный рекламный фон, на котором происходят события? Это как думать, какого черта солнце светит, а ночь чернит? И бухло просто есть, оно само по себе, как гребаный Обелиск в центре города, а вокруг вырастают дома и ездят машины, гуляют люди, и каждый - сам по себе, в своем мире. Мы просто бухаем - а детей теряют и трезвые родители, как правильно сказал Роберт.
  
  - Кто такие "светящиеся сестры"?- вдруг спросила Алиска, и я воззрился на нее, а потом беспомощно развел руками.
  
  - Вот и дядя Роман говорил, что видел какие-то огни у нас в квартире, а я без понятия, что там горело и куда делось. Дрых потому что в отключке по пьяни. Светящиеся... Может, облученные? Как после той аварии в Озерске, какие-нибудь радиоактивные монстры?
  
  - Мужчины тоже облучались. И дед твоей жены. Почему именно сестры?
  
  Я опять посмотрел на нее, теперь уже признательно.
  
  - Чувствуется агоповское влияние. Без шуток сейчас... Наверное, это зацепка. Как минимум, есть что в поисковик вбить. Только вот боюсь, ничего дельного не выдаст мне Яндекс по этому вопросу.
  
  - Ты забываешь о том, к какому гигантскому содружеству мы принадлежим,- проговорила Алиса.- Тысячи братьев и сестер по всей стране. И все связаны друг с другом телеграм-каналами и ватсап-чатами. Стоит только бросить клич, и поиски заживут самостоятельной жизнью.
  
  Идея была на вес золота, я чмокнул Алиску в знак благодарности и поспешил домой, сгорая от нетерпения приступить. Алиска отстраненно ответила на поцелуй и не стала предлагать меня подвезти. Я небрежно подумал, что она все еще дуется.
  
  Дома я в первую очередь проверил соцсети и в очередной раз зло удостоверился, что от Лены по-прежнему нет вестей, свои страницы она не посещала. Потом залез в шкаф и снова вытащил на свет то загадочное фото, отправную точку моих изысканий. Впился глазами в лошадиную физию коротконого мужика и простовато-дебелый циферблат тетки, словно пытался прочитать их радиоактивные намерения. Я было зачислил их чуть ли не в штирлицы, но в жизни, как обычно, простые выводы имеют наибольшую вероятность, и истина о родственниках Лены высечена природой на их лицах.
  
  Я налил себе кофе, растер немеющую руку и засел за комп. Аккуратно сформулировал запрос и забросил его на самые разветвленные интернет-каналы, к которым примкнул со дня выписки из наркологички, такие как "Трезвый дом", "Выздоровевшие" или "АА-онлайн". Я спрашивал людей, обладает ли кто-то какой-либо информацией об Озерске, о катастрофе 57-го года, о группе людей, называющих себя "светящиеся сестры" и об алкогольных последствиях жертв аварии. Я предположил, что наверняка в СССР велись исследования в этой области, пусть алкоголизм и наркомания были официально зацензурены. Я предположил также, что гремучая смесь алкоголизма и радиации могла привести людей к помешательству, галлюцинациям, агрессии и преступлениям.
  
  Первые месяцы после того, как мой организм освободился от остатков транквилизаторов, которыми меня щедро закалывали в наркологичке, я набухивался во сне каждую ночь. Тогда я вскакивал с постели в смертельном испуге, обливаясь холодным потом, а после того, как осознавал, что это был всего лишь сон, испытывал оргазмическое облегчение. Потом со временем пообвык, и игры разума стали меня забавлять. Я думал, что со временем эти сны пройдут, но они никуда не девались. Я поинтересовался, как с этим у других бойцов с "белками", и вдруг оказалось, что мои соратники по трезвому пути если и страдают от подобных флешбэков, то периодически и от случая к случаю. Мне приходилось сталкиваться с запоем каждую ночь, каждый мой сон начинался с того, что я, отягощенный похмельем, открывал утреннюю бутылку пива и похмелялся. После чего просыпался с колотящимся сердцем и ощущением, что совершил худший грех из всех, сотворенных в жизни.
  
  Конечно же, после такого волнующего дня и после того, как Римма сверкала в течение всего рассказа передо мной бутылкой и смачно позвякивала ею о стакан, я ничего другого не ждал, отправляясь на боковую. И мне приснилась она же, доблестная шкафообразная Римма Лентяйкина, увещевающая, что необходимо выпить. Я не уловил сути в ее дневном рассказе, я не понял самого главного: а теперь махни, бро, опрокинь в себя стопарик, и жизнь упорядочится, а в правильных вопросах выкристаллизуются правильные ответы. Но я был готов к такому развитию событий, еще накануне перед сном я настроил себя на борьбу. А потому во сне вырвал бутылек из рук Риммы и попытался его расколошматить о ее голову. Вдруг обнаружилось, что бутылка не имеет плотной формы, она стала в моих руках аморфной и не хотела разбиваться. Тогда я начал ее выкручивать, как половую тряпку, стремясь выжать из нее всю ненавистную жидкость, которая убила мою семью и превратила меня в развалину...
  
  А утром обнаружилось, что вчера, просиживая штаны за компом и строча послания в надежде на чей-то отклик, я выбил самый настоящий страйк! Мне в личку написала тетенька, которая утверждала, что ее родная мать, упокой Господь ее душу, принимала самое активное участие в событиях того времени как непосредственно в Озерске, так и по всему Восточно-Уральскому следу. Тетенька называлась Ниной Ивановной, и ее первая фраза состояла из двух вопросительных предложений.
  
  Н.И.: Жена светилась? Или мать?
  
  Похолодев, я накляцал дрожащими пальцами, что сам не разумею ничего такого, но сосед утверждает, что видел свечение в окнах. Имеются также дополнительные свидетельства оного по семейной линии. А еще у меня погибли оба сына и пропала жена.
  
  Тетенька уверила меня, что ей есть, что поведать. И предложила сконнектиться, лучше всего вживую, если расстояние позволяет. Оно действительно позволяло: тетенька оказалась из Уфы, то есть сравнительно недалеко от моего города, всего 150 километров.
  
  Возбудившись до отметки 10-балльного шторма, я тут же набрал Алиске.
  
  - Ты не поверишь, насколько твой метод сработал!- заорал я.
  
  Пока я отрывистым лаем выплескивал ей новости, Алиска молчала, как давеча в машине на Комсомольской площади, ни разу меня не перебив. Без задней мысли я предложил ей очередной вояж: метнуться поутру к тетеньке Нине Ивановне, при этом я оплачу бензин, провиант и, если будет нужно, то и ночлег.
  
  - Прости, я не поеду,- ответила Алиска, и теперь я распознал печаль в ее голосе, от чего мой 10-балльный шторм в момент улегся.- И нам лучше прекратить наши отношения. Да и какие это отношения, блин, смех один. Прости.
  
  Мне понадобилось несколько секунд, чтобы проморгаться и прочистить горло.
  
  - Не объяснишь?
  
  - Все очень и очень просто. Я сопьюсь с тобой. Это вообще без "б", снова подсяду. Я уже после твоей Риммы чуть не сорвалась. Еще немного, и мы с тобой оба начнем бухать. Ты разве сам не чувствуешь? Ты прости, но больше, чем что-либо в жизни, я не хочу возвращаться к бухловатому. Я не хочу, как раньше! Не хочу просыпаться по утрам пандой, морочиться по магазам, шляться по ночам, шкуриться непойми с кем и получать по сусалам. Я от чего угодно откажусь в жизни, лишь бы только оставаться трезвой. Любовь, карьера, отношения, дети - все теперь вторично. Все, что нарушает мой баланс, я буду исключать. А ты и твоя история - это просто взрыв мозга, полная дестабилизация.
  
  - Ну мне-то ты точно ничего не должна,- холодно бросил я, начиная манипулировать.- Это я тебе должен по гроб жизни - и за поддержку, и за идеи. Ну а как насчет Лехи Агопова? Ты говоришь, что хочешь оставаться трезвой. Но ведь это он дал тебе трезвость!
  
  - Да не он дал мне трезвость!- воскликнула Алиска.- Мне дал ее Бог, Судьба, Высшая Сила. Удача или случай.
  
  - Но через Леху! Не считаешь себя ему должной? Не хочешь попробовать раскопать ответы? Узнать, может быть, почему он умер?
  
  - Он умер потому, что хотел бухать!- В голосе Алиски прорезались злые слезы, и мне вдруг стало стыдно за очередную свою подляну.- Он просто хотел нажраться и катал тягу. Но он уже настолько плотно вошел в программу АА, настолько окружил себя философией перфекционизма, что просто не мог запить без серьезного повода. И он напридумывал себе красивую теорию. О том, что алкаши - якобы отбраковка человечества, необходимая ему для выживания. Что в алкоголизме кроется великая божественная программа, и нужно просто научиться ее видеть и применять. Эта теория вписалась в концепцию. Эта теория стала поводом напиться. Он забыл о том, о чем нам талдычат на каждом собрании АА: помните, что мы имеем дело с коварнейшим врагом человечества. Он забыл, и его враг создал такой обходной маневр.
  
  Она помолчала и, отдышавшись, добавила:
  
  - Ты идешь по тому же пути. Тоже ищешь повод. Не нужно тебе туда ездить, в эту Уфу. Ничего ты там не найдешь.
  
  - Да как ты можешь так говорить!- психанул я.
  
  - Подожди! Просто послушай и поверь! Хотя бы как человеку, который дольше тебя в трезвости. Ты пережил страшную трагедию. И ты реально выпадаешь из рядов обычных забулдыг, которые максимум могут похвастать посаженной печенью. Я без понятия, что должен себя чувствовать человек на твоем месте, потеряв в жизни все. Но это всего лишь трагедия, несчастье, у нее нет лица, нет имени и фамилии, нет причин. Так случилось, тебе не повезло. Просто смирись. Уезжай из города, бросай все - и уезжай. У тебя есть деньги, начни сначала в другом месте. Спасай других алкашей. Найди себя в служении обществу, и я тебе гарантирую, твоя душа исцелится. Даже если психика - нет.
  
  - Я бы мог с тобой согласиться,- спокойно возразил я.- Часть меня даже хочет согласиться, честно. Если бы не все эти рассказы о Лене, о ее матери Янке, о бабке с дедом. Об Озерске. О свечении из-под дверей. Неужели ты не видишь, как все тут перепуталось? Ну это точно не цепь совпадений!
  
  - Да я в жизни видела такие совпадения, что в не влезут в энциклопедию! В девятиэтажке, где я жила с предками в детстве, там каждый год по стояку умирал кто-то из мужчин. Начиная с девятого этажа и по очереди на этаж ниже, как по календарю. Все девять лет бесперебойно - одна мужская смерть. Мы все ждали, когда же система даст сбой, потому что в жизни не бывает таких совпадений, это все фантастика. Но ни разу не вышло осечки. Пока очередь не дошла до первого этажа, там умер дед, и с тех пор все прекратилось. Так что в жизни бывают такие лютые совпадения, что никто не поверит, пока сам не столкнется.
  
  Мы помолчали, тяжело дыша в трубки. Через секунду она продолжила:
  
  - Может, ты и прав, какая-то система за всем этим стоит. Но там ли ты ее ищешь? Может, ответ прост, и главный враг - вот он, на полках виноводочного? Все твои ответы кроются в бухловатом и в граненом стакане. Бабка с дедом бухали как не в себя. Что удивительного, что их ребенок утонул в ванне? Мать твоей жены бухала страшно. Тоже не уследила за сыном, а потом ее переклинило, и чуть не задушила дочь. Там у вас вся династия колдырь на колдыре. Эта твоя Римма, которая стойко уверена, что она - нормальный человек. Да она же одной ногой уже пациент наркологии! Не похмеляется она... А лошадиные дозы типа не в счет?
  
  - Лена не пила,- заметил я.- И наши пацаны не укладываются в схему.
  
  - Ну в смысле? Ты шутишь? А ты что делал, "Тархун" пил все это время? Как насчет того, что до утра ты даже не вспомнил о том, что потерял сына? Сначала ты всю вину повесил на себя, но она оказалась слишком неподъемной. И ты стал искать поводы ее сбросить, начал придумывать всякую мистику, на кого бы переложить. И "светящиеся сестры" очень даже подошли для этой роли. А еще ты ищешь повод жить, как раньше. Убедить себя, что причина - не в тебе, и начать снова пить с чистой совестью. И меня за собой потащишь. Прости, но я не хочу.
  
  - Ну а что насчет дяди Романа? Который видел свет?
  
  - Блин, я сейчас ржать начну в голос! Какой дядя Роман? Который колдырит уже десять лет без продыху? Офигеть просто, алконавт вдруг увидел какой-то там свет! Он, конечно, очень надежный свидетель! Знаешь, что?- Алиска вдруг сменила тон.- А я ведь тоже видела светящихся сестер. И ты их видел. И братьев светящихся мы с тобой видели, своими глазами и очень недавно. Знаешь, где? На собрании Анонимных алкоголиков. Если где-то и есть светящиеся люди, которые избавились от жуткой болезни и теперь буквально лучатся от счастья, то только там. Больше ты их нигде не найдешь.
  
  Что я еще мог добавить? Как я уже сказал, Алиска мне ничего не должна, и у нас, бывших алкашей, железное правило: метем только свою сторону улицы. Если она чувствует угрозу своей трезвости, кто я такой, чтобы продолжать тянуть ее в свое болото? А если она вдруг реально сорвется и пойдет по стопам Агопы? Как мне пережить еще одну смерть по моей вине? Поэтому я скомкано извинился и поспешил завершить диалог.
  
  Может быть, позже... Это еще не точка в конце книги, и все может иметь продолжение. Когда я найду ответы, я вернусь к ней, и мы попробуем сызнова. А я был намерен их получить, эти ответы. Никакие логические доводы не способны перешибить мое чувство вины перед семьей, ради которой я должен докопаться до правды.
  
  А еще я лелеял надежду найти Лену. И поставить определенную точку хотя бы в наших отношениях.
  
  16.
  
  Я никогда в жизни не ездил на электричках, а тут обнаружил, что между мной и Ниной Ивановной - прямой рейс. Тетенька обитала на ул. Карла Маркса, невдалеке от Уфимского жд-вокзала, а также в двух шагах от парка Якутова, куда мы однажды мотались вчетвером: я с Леной и Ленчик с Катькой. По дороге туда Ленчик держался молодцом, однако в парке наклюкался сначала разливухи, потом баночного, и весь обратный путь мочил корки и способствовал приумножению седины в наших волосах.
  
  Рейс Салават-Уфа занимал почти три часа, но он был самым лучшим вариантом. Я не знал, сколько продлится предстоящая беседа и какие меня ждут последствия, поэтому взял билет только в один конец, решив, что на месте как-нибудь приноровлюсь.
  
  Все мои сведения об электричках почерпались из книжки "Москва-Петушки" и песни Чижа "Семихолмие", так что в подсознании я уже видел себя, обложенного со всех сторон сиреневыми колдырями в ватниках и с чекушкой в рукаве, ну или с Балтикой-9, тоже нормуль. Гармонь и таранька на газетке - в приложении к услугам. Так что я испытал разрыв шаблона, узрев в вагоне хорошо одетых людей с айфонами и смартами, культурно занимавшихся своими делами и даже пренебрегающих лузганьем семек. Я скромно уселся на свое место и тоже уткнулся в телефон, чтобы сойти за своего.
  
  Нина Ивановна оказалась не тетенькой, а скорее бабушкой. И хотя обитала она в современной высотке, ее квартира утопала в эпохальных элементах декора. Крепко сбитая совковая мебель, полинявшая от времени. Пуховые подушки, тюли и скатерки. Добавьте мысленно пианино и получите кадр из фильма Михалкова. Сама Нина Ивановна носила вычурный парик и была одета вовсе не по-совковому: свободные слаксы и коричневая кофта на молнии.
  
  По пути я успел заскочить в магазин и набрал съестного, чтобы не интересничать на пороге с пустыми руками. Прихватил также одноразовые пакетики кофе "три в одном" и небольшую пачку чая. Я полагал, что мы, как во всех лучших домах, усядемся на кухне, однако Нина Ивановна отправила меня в гостиную, а сама осталась возиться с припасами.
  
  В гостиной я нырнул в одно из двух кресел, разделенных чайным столиком, и оттуда стал озираться. Основательная "стенка", заполненная дедовским барахлом. Фарфоровые статуэтки из далекого прошлого как символ позабытого наследия. Куча книг - по корешкам я отметил, что в основном книги медицинского характера. На потолке - массивная допотопная люстра, которые у меня всегда ассоциировались с корабельными. На чайном столике рядом со мной стояла ваза, в которой я разглядел знакомые медальки: такие раздают членам организации АА по случаю юбилея трезвости.
  
  Нина Ивановна вошла с подносом, поставила его на столик, а сама уселась напротив. Несмотря на долгую поездку, я не хотел есть, но за кофе благодарно схватился. Нина Ивановна почти ни к чему не притронулась.
  
  - Давно в содружестве?- спросил я, кивая на медальки.
  
  - Я, молодой человек, присутствовала на открытии группы "Московские Начинающие" в 87-м году,- чуть надменно и с толикой удовольствия проговорила Нина Ивановна.- К тому времени я не пила уже два года. Это сейчас я в Уфе проживаю, а раньше жила в Москве. Долгое время была спонсором, потом, когда переехала в Уфу, стала председателем местной ячейки. Это не мои медальки, с группы еще остались.
  
  Она обследовала меня прицельным директорским взглядом, из чего я заключил, что она либо педагог, либо медик. Судя по ассортименту книг - второе.
  
  - Сам давно трезвый?
  
  - Меньше года. Несколько месяцев.
  
  - Дерзай! Ты еще молодой, хоть и потрепанный уже. Зубы по пьяной лавочке потерял?
  
  Я запоздало прикрыл дырокол, вновь обругав себя за рассеянность, и кивнул.
  
  - Я сама из бывших. Завязала в 85-м, когда мне стукнуло тридцать пять. И трезвая уже почти 40 лет. Притом что я медик, терапевт. А мать моя - научный сотрудник и исследователь в области генетики. Но и она, и я были алкоголиками. И муж мой пил. Он был знаменитым хирургом, даже публиковал научные статьи в СССР. Имел льготы, был знаком с высокими чинами и вхож в благородные дома. Но каждый свободный вечер мы начинали с того, что открывали бутылку вина или водки. Муж был намного старше меня и умер, когда мне не было еще и 30-ти. Ушел утром на работу с похмелья и умер по дороге от инсульта. Детей мы не успели нарожать, да и не с нашим образом жизни было об этом думать. Во вдовстве я совсем скатилась, запила наравне с мамой. В тот мрачный, запойный период она и поведала мне и про свои исследования в Озерске, и про светящихся, и про жертвенных деток. Позже она попыталась меня отравить, подсунула метанол. Чудом меня что-то торкнуло в ту ночь, я не стала употреблять, как обычно, с налету, а сперва удостоверилась, что передо мной яд. Возможно, вся эта история с Озерском на меня подействовала, и я перестала доверять родной матери, или же просто удача. А потом мама внезапно пропала без следа. Мне, судя по всему, был уготован тот же печальный итог. Но я вдруг осознала, что не хочу продолжать эту гибельную эстафету, этот порочный круг. И пить больше не могу. Даже если во мне и присутствуют мутированные гены, я не хочу, чтобы они проклюнулись. Живу обычным человеком и умру, как все, своей смертью.
  
  Я уже сидел как на иголках от переполнявших меня вопросов, поскольку по-прежнему ни черта не понимал. Нина Ивановна заметила мое состояние и хмыкнула.
  
  - Ну да я забегаю вперед,- попеняла она себе самой.- Давай начну с самого начала.
  
  После Великой Отечественной войны группа выдающихся ученых СССР - исследователей, медиков, психологов, генетиков,- собрались на неофициальный симпозиум, чтобы обсудить вставшую неожиданно остро социальную проблему. Народ, победивший фашизм, выстоявший в страшной, бесчеловечной мясорубке, вдруг начал проигрывать битву такому, на первый взгляд, мелкому, ничтожному и позорному врагу: алкоголизму. Народ-победитель спивался, и в авангарде закидывали бывшие фронтовики - те самые люди, которые освободили мир от фашистской чумы. Сильный, стойкий, непоколебимый физически и духовно солдат не смог противостоять обычной рюмке. И тогда ученые задали себе очень простой вопрос: что же кроется в алкоголе, почему он имеет над человеком такую небывалую власть? Почему советский человек, способный противостоять жаре, морозам, дикой усталости и жестоким пыткам, не в состоянии выдержать обычную тягу?
  
  Оформленные тезисно, вопросы симпозиума положили начало исследованиям под официальной государственной резолюцией, и многолетний проект стартовал. На протяжении более чем десяти лет костяк группы оставался неизменным, но помимо них в проекте были задействованы десятки, может быть, сотни привлеченных специалистов по всей стране - терапевты, наркологи, кардиологи, психиатры. Вся статистика стекалась в единый штаб и структурировалась по папкам. Некоторые ученые оказывали разовые консультации, и им ничего не было известно о цели проекта. Некоторые сотрудничали на регулярной основе, и одним из таких сотрудников была мать Нины Ивановны. Так что ей был известен основной ход событий, но всю подноготную Нина Ивановна все же домысливала самостоятельно, потому как мать вела рассказ в таком состоянии, когда слова не сильно отличаются от мычания.
  
  Работа в прошлом велась с фанатической отдачей, и не только в обозначенных рамках, а - повсеместно. Не по графику, как сейчас. Пращуры проигрывали в компьютеризации, но выигрывали в идеологии и вере. Цель имела общесоветское значение, даже общемировое, ведь алкоголизм - не болезнь народа, это болезнь планеты. Уже за первый год исследований удалось собрать прорву данных. Все последующие научные работы - классификация алкоголизма, стадии алкоголизма, фазы, степень зависимости, характер заболевания, этапы синдрома отмены и симптоматика "белой горячки" - все это было выведено на основе данных той первоначальной группы. Тем не менее годы шли, и исследователей начали охватывать сомнения, а некоторых - настоящий испуг. Потому что ответов на первоначально поставленный вопрос не находилось. Никто не мог понять, что же такого таится в алкоголе, чтобы он мог до такой степени поработить человека.
  
  Весьма любопытными и парадоксальными, но в то же время и не менее тревожными, оказались исследования психиатров. Пациентов, что называется, вели на протяжении месяцев и даже лет, наблюдая за их состоянием и снимая показатели. И здесь изначальный парадокс подтверждался. Человек, допустим, едва выжил после годового запоя, долго лечился, прошел все муки абстиненции, долгий курс реабилитации, встал на ноги, вышел в общество. Его физические показатели однозначно улучшились по всему организму, человек смотрел на свою дальнейшую жизнь с высоким уровнем позитива и не допускал даже мысли о том, чтобы вернуться к рюмке. Однако дальнейшие наблюдения вдруг начинали показывать расхождение физических и психических показателей. В то время как самочувствие человека продолжало улучшаться, его психическое состояние подвергалось регрессу, а характер мыслей менялся в негативную сторону. Психиатры часто отмечали такой феномен, как подмену понятий, когда наблюдаемые вдруг неожиданно начинали давать своему алкоголизму совершенно неожиданные, даже странные, хотя на первый взгляд и логичные оправдания. Проскальзывали мысли о том, что "я, наверное, уже выздоровел", "мне, наверное, уже немножко можно", "я теперь точно сумею контролировать". Те, кто обладал достаточной эрудицией, изобретали целые теории себе в угоду. Некоторые вбивали себе в голову, что никогда не сделают карьеру, если не будут позволять себе "по чуть-чуть" с начальством. Или что не будут иметь успеха у женщин. Или что отсутствие алкогольного расслабления, напротив, приведет к излишней нервотрепке и ранней смерти. Это выглядело чудовищно: еще год назад пациент выл в мучениях, мочился под себя, бился головой о стены, а когда вылез из ямы, клялся-божился, что в жизни больше не притронется. И вот он сидит, с виду как огурчик, но с бегающими глазками и виноватой улыбкой, и убеждает себя и целый свет, что все вдруг изменилось, и ему теперь можно. При этом все вокруг знают, что первая же рюмка его убьет. Пусть не сразу, но зато наверняка. И сам пациент это знает в глубине души.
  
  Позже ученые обнаружили, что характер болезни у бытовых пациентов несколько отличался от симптоматики у тех людей, кто пришел к спиртному в силу каких-то жизненных невзгод и трагедий. Если непьющий, либо выпивающий в меру, человек внезапно переживал кризис - потерю близких, неизлечимую болезнь, боевую травму, сильнейший стресс,- он очень быстро спивался и погибал. В то время как бытовой поддавальщик мог кирять десятилетиями и максимум жаловаться на плохой аппетит. Типология людей непьющих, как правило, выделялась положительными характеристиками. В большинстве своем это люди с волевыми качествами, обладающие целеустремленностью, харизмой и четкой системой принципов. Но всегда имелась первооснова, на чем зиждились эти качества. У кого-то на семейных ценностях. У кого-то на вере в Бога или в судьбу. У кого-то на вере в себя самого и в свое предназначение. Если вдруг эта первооснова рушилась, и люди соскальзывали к рюмке, на них можно было сразу ставить крест: они буквально себя убивали. Те же самые волевые качества, только в обратную сторону. Но так казалось только на первый взгляд.
  
  Чей-то проницательный ум выдвинул иную рабочую гипотезу. Что если алкоголь влияет на то, что в народе именуют "человеческим стержнем"? Некое изначальное "Я"? Алкоголь растворяет его, как кислота, человек теряет связь с самим собой, растекается, как бензин по луже, цветными пузырями. У бытовых бухариков это "Я" изначально слабое. Они привыкли, что большинство событий в их жизни происходят как-то сами по себе, без их участия. И топают по жизни с песней, не беря в голову и не заморачиваясь философией. У людей, стоящих на ступень выше на социальной лестнице, очень много решений и поступков основаны на внутреннем убеждении, на внутреннем "Я". И когда приходит алкоголь, первоначально как временная мера справиться со стрессом, он окончательно и бесповоротно уничтожает это самое "Я". Именно в этом причина того, что такие алкоголики фанатично себя убивают. Потеряв корни, свои истоки, они ужасаются трезвой жизни, они не знают, как жить дальше.
  
  Идея спорная, но так или иначе исследования постепенно склонились к области генетики. Нина Ивановна не стала вдаваться в дебри, просто пояснила на пальцах. Научная группа сформулировала предположение, что в организме человека существует некий, неоткрытый и по сегодняшний день, ген, который и отвечает за алкоголизм. Возможно, ген отвечает и за массу других качеств, а алкоголь - лишь побочка, мы не знаем, но это и не суть. Если у человека такой ген, образно говоря, со знаком "плюс", этот человек может употреблять спиртное без особых потерь для собственной нравственности. Если же там "минус" - одна-единственная капля кагора на церковном причастии запускает цепной механизм, и пациент обречен, хотя и не подозревает об этом. Его единственный шанс в жизни - абсолютное воздержание. Как говорят в АА: мы бросили пить, но не перестали быть алкоголиками.
  
  И это меняет все! На уровне мыслей, мировоззрения, на уровне чувств, эмоций, умения справляться с жизненными трудностями, на уровне усвоения информации, а также способности делать выводы и принимать решения. "Плюс"-тип и "минус"-тип - люди с разных планет, они никогда не поймут друг друга. Способный пить в меру всегда будет смотреть на алкаша, как на какого-то безвольного баклана, и считать, что ответственность исключительно на нем. Он никогда не поверит в "подмену понятий", о которой говорилось выше, когда человек, переживший клиническую смерть, прошедший ад наркомании и алкоголизма, вдруг выдумывает красивую, наиглубочайшую теорию заговора, верит в нее, убеждает в ней всех вокруг, а потом на этой вере начинает пить и погибает. У "плюс"-типа никогда не уложится в голове, как вообще такое возможно. Большинство вторых половинок, мужья и жены пьющих, где-то глубоко-глубоко внутри убеждены, что их близкие просто дурачатся, пользуются слабостью и издеваются, и никакая это не болезнь.
  
  Именно на тот момент, как предположила мать Нины Ивановны, в умах некоторых членов исследовательской группы возникла идея некоей "избранности". Да, в теории мы имеем "минус", мы имеем "плюс", но что если существует небольшая прослойка людей "зеро"? Которые могут совместить качества обоих типов и вырасти в нечто третье? Долгое время это были просто мысли и приятные теории. Частично от них веяло фашистскими замашками с идеей "голубой крови", поэтому мысли эти не афишировались, но между собой люди шептались. А в конце пятидесятых на передний план вышел Восточно-Уральский след, и медицинские регистратуры пополнились карточками людей, спивающихся после радиационной аварии. Эта группа пациентов просто не могла не стать объектом исследований - начали с тех, кто был участником событий непосредственно в Озерске, а потом интерес распространился на всю зараженную территорию.
  
  Тогда-то и возникли разрозненные намеки, косвенно подтверждающие теорию "зеро"-людей, однако сведения эти оказались странными и совершенно неожиданными.
  
  Началось с человека, которого звали Федор Короткий. Свою дозу радиации он получил во время земляных работ на прилегающей к Озерску территории. Его жена пострадала от последствий аварии, работая с беженцами. Они не превратились после этого в инвалидов в полном смысле этого слова, хотя, конечно же, обзавелись медицинскими и физическими ограничениями, а также положенными льготами. Впоследствии оба начали спиваться. Дело в том, что в те времена по Советскому Союзу гуляла легенда, что водка якобы способствует выведению из организма радиации. Миф пытались развенчать в советских газетах, но авторитет бабушки-соседки или тети Зины с соседнего дома во все времена был выше, нежели выписка из официально-медицинского заключения. Вот люди и подсаживались на стаканчик, и это касалось не только тех, для кого пословица "свинья везде грязь найдет" как мать родная. На этот крючок попадались люди с интеллектом выше среднего, а уж как оправдание пьянству, особенно для созависимой родни, легенда работала на все сто.
  
  И вот возник Федор Короткий. Который однажды на приеме признался, что видел, как его жена светилась. Накануне у них погиб сын - стопроцентный несчастный случай, будучи спелеологом, разбился во время восхождения на один из уральских хребтов. И после этого случая, погрязнув в алкоголе и тоске, жена Федора Короткого вдруг на несколько секунд стала периодически мерцать изнутри.
  
  Показания Федора Короткого запротоколировали и, участливо кивнув, быстро забыли. На тот момент человече не просыхал девятый месяц кряду, удивительно, что ему не померещился вселенский потоп. Показания всплыли после того, как неожиданно пропала жена Федора. Сам Федор клялся-божился, что никуда его жена не сбегала, поскольку в ее состоянии не одолела бы и пешую стометровку, она просто растворилась в своем свечении дочиста. Как какой-то феникс. Конечно же, ему никто не поверил. Его ранние свидетельства на приеме у нарколога следователи посчитали за заранее приготовленное алиби. Голос разума, что в данном случае Федор мог бы приготовить что-то более логичное и правдоподобное, заглушился за ненадобностью. В конце концов Федор таки признался в убийстве жены, или его заставили подписать. Тот факт, что он не смог указать, куда спрятал тело, списали на его забулдыжность и состояние опьянения. Дело закрыли.
  
  В последующие полгода официально было зарегистрировано еще 18 аналогичных случаев. Сколько их было неофициальных - никто не знает. Восемнадцать мужчин заявили, что стали свидетелями странного свечения, испускаемого их женами. Как выяснилось, всегда имело место совпадение равнозначных факторов. Незнакомые друг с другом люди, не имеющие возможности пересечься, все как под копирку рассказывали похожую историю. Во-первых, светились только женщины. Во-вторых, они должны были быть облучены, причем несмертельно. В-третьих, у них должен был погибнуть кто-то из близких. И алкоголь. Последнее обязательное условие - алкоголь. Периодически такие женщины вдруг начинали испускать свечение, природу которого каждый свидетель описывал по-разному. У одних это были лучи из глаз, как в фильме "Люди Икс". У других - аура, как у святых отшельников. Третьи исторгали сполохи холодного пламени. Источник находился внутри человека, где-то в организме. Затем протекало какое-то непродолжительное время, и эти женщины вдруг исчезали. Как и поведал впервые Федор Короткий - растворялись в собственном огне.
  
  Есть такой феномен - самовозгорание человека. Помимо того, что официальная наука отрицает реальность феномена как факта, существуют, тем не менее, некоторые теории, пытающиеся объяснить это явление. Все теории имеют в своей основе идею о выделении человеческим организмом неких горючих веществ. К примеру, человеческий жир, который пропитывает одежду и способствует эффекту свечки. Или статическое электричество, обволакивающее человека взрывоопасной оболочкой. Или же причиной служит выделение из организма ацетона. Но никогда самовозгорание не происходит вследствие внутреннего импульса, в человеке ему просто неоткуда взяться. Импульс всегда внешний - искра, спичка, уголек, любая вспышка. Непременно после таких случаев остаются следы - обугленное тело или вещи. Пепел. Гарь. В историях же со "светящимися сестрами" инцидент заканчивался бесследным исчезновением, они все словно растворялись в воздухе - по-сказочному.
  
  Впоследствии таких женщин пытались изолировать. Два десятка свидетельств - уже не шутка и не бред алкоголика, а вполне себе статистика, чтобы отнестись к проблеме научно. Женщин, склонных, по рассказам их мужей или близких, к свечению, помещали в исследовательские камеры и наблюдали. Но ничего больше не происходило. В изоляции паранормальные способности, если и существовали, никак не проявлялись. И надо честно признаться, что за ценой тогда не стояли, испытуемых щедро спаивали алкоголем, чтобы создать максимально схожую среду. Тщетно; и тогда их просто приходилось отпускать на все четыре стороны, не солоно хлебавши. Позже подопытные ничем не привлекали к себе внимание. Некоторые окончательно спивались по возвращении из изоляции. Другие находили в себе силы изменить судьбу. Ни о каких свечениях или необъяснимых исчезновениях речь уже больше не возникала.
  
  Научная группа терялась в догадках, пытаясь объяснить природу людей, объединенных по кодовым обозначением "зеро". Ждали чего-то привычного, каких-нибудь суперспособностей, экстрасенсорики, как у Вольфа Мессинга. Например, что подопытные смогут видеть сквозь стены. Читать мысли. Двигать предметы на расстоянии. Угадывать футбольные голы и превращать воду в вино, или же морить тараканов одним взглядом. Приблизительно чего-то такого. А по факту какое-то свечение, и рациональный ум в первую очередь задается вопросом: а какое этому может быть применение для общества? Кроме как сокращение вино-водочного запаса на прилавках?
  
  Так или иначе, но исследования уже перешли из генетической в экзистенциальную плоскость. Когда же "светящиеся сестры" вдруг пронюхали друг о друге, осознали, что не одиноки, они вдруг начали объединяться по тайным каналам в группы, кружки и общины. Их собрания ничем не отличались от групповых попоек, им не нужно было даже прятаться или устраивать спектакль для отвода глаз, потому что они действительно все пили, как черти. Откуда-то из недр этой разрозненной секты и дошла до нас легенда о Бахусе и о первоначальных "светящихся сестрах". А основана ли она на древних сказаниях или же родилась в алкогольном угаре - никто не может ответить однозначно.
  
  Бахус был незаконнорожденным сыном Зевса. Когда жена Зевса, Гера, прознала об очередных шашнях муженька, то явилась в образе старухи к беременной матери Бахуса и нашептала, что если Зевс ее действительно любит, он должен предстать перед ней во всем своем первозданном великолепии. Будущая мать повелась, заставила Зевса поклясться, что он выполнит ее просьбу, и, когда тот дал божественную клятву, он уже не мог откреститься. Представ перед возлюбленной в великом сиянии света и молний, он таким образом, помимо умерщвления бедняжки, наградил находящегося в ее утробе Бахуса лошадиной дозой радиоактивного облучения.
  
  Бахус чудом выжил, и далее следует судьба, каждодневно омрачаемая кознями и преследованием мстительной Геры. Воспитывался Бахус среди женщин - наяд,- которым был обязан жизнью, поэтому изначально проникся любовью и признательностью к женскому полу, невзирая на взаимную ненависть к Гере. Образ жизни, который вел Бахус, все его мытарства и треволнения гарантированно привели его к безумию, а овладение искусством виноделия довело это безумие до апогея. В глубине души Бахус обозлился как раз-таки на мужчин, что выдает в нем сложный Эдипов комплекс. Спровоцировали эту озлобленность в первую очередь два персонажа, сыгравшие в его судьбе ключевую роль. Во-первых, Зевс-отец, бездумно и легкомысленно расшвыривающий сперму направо-налево. Во-вторых, бывший возлюбленный жены Бахуса - Ариадны, который в награду за спасение из Лабиринта надул женщине в уши, а затем бросил ее в одиночестве на чужом острове. Повсюду Бахусу открывалась гендерная несправедливость и преступная вторичность женщин. Он возжелал создать свой собственный Олимп, женский Олимп. Ведь он был полубогом, обладающим свечением, а познав тайны алкоголя, он нашел способ это свечение передавать, наделяя божественными качествами обычных людей.
  
  Как заведено, требовался ритуал; в данном случае это были пьяные оргии. Но там, где обычный человек просто бы спился и досрочно улетел на небушко, став никаким не богом, а единственно затрапезником, последователи Бахуса получали столь мощный заряд энергии и радиации, что в них начинали активироваться так называемые божественные гены. Алкоголь являлся непременным условием. Ни одна божественная благодать не способна достичь сердца и изменить нутро человека, поскольку разум профильтрует большую часть информации. Разум должен быть заблокирован, ну а какой способ самый действенный в этом отношении, если не лошадиные дозы спиртного? Женский разум особенно подвержен алкоголю, ведь не секрет, что женский алкоголизм фатальнее мужского. Впрочем, пьяные оргии - это лишь подготовка, полигон учений. Настоящий же катарсис, перерождение, инсайт, просветление - как ни назови,- требовал того, без чего не обходится ни одна древняя легенда. Жертв.
  
  Говорили, что "светящиеся сестры", одурманенные алкоголем, заряженные бахусовской энергией, пропитанные похотью, впадали в такое безумие, что буквально разрывали собственных детей на части и поедали их плоть. После чего переставали существовать в своей земной оболочке и становились божественным сгустком энергии. Но Бахус - на то и полубог, чтобы быть справедливым. К тому же он прекрасно осознавал силу брачных уз, а в особенности - уз, отмеченных деструктивностью, общими тайнами и преступными намерениями. И он оставил лазейку для мужчин тоже впитать в себя божественную суть. Но - уже исключительно через вторые руки, через жен и по их личному выбору. Если женщина решит, что члены семьи достойны разделить с ней престол нового Олимпа, она может забрать их с собой, всех до единого. Этим и объясняются странные несчастные случаи, происходящие с детьми, а также покушения на детей. Такие родители верили, что они обращают детей в богов.
  
  В научной группе произошел серьезный раскол, когда ученые столкнулась с феноменом Олеси Колышевой. Ее мать, Антонина Колышева, была подвержена радиации в приозерской области, сильно после этого пила, по свидетельству ее мужа проявляла признаки свечения, после чего бесследно пропала. В данном случае муж выходил из-под подозрения, потому как в пьяных оргиях не участвовал, оставался честным и ответственным партработником, а еще имел алиби. И буквально через полгода он опять предстал перед советом исследовательской группы с жалобами на то, что теперь время от времени светится и его дочь тоже. Олеся Колышева, после смерти матери начавшая вести беспутный образ жизни и прикладываться к стакану, не будучи сама облученной где-либо, вдруг, тем не менее, обнаружила в себе паранормальные свойства матери. Внезапно становилось очевидно, что данное явление как-то передается по наследству, и возможно, оно могло бы передаться даже мужу через кровь, через постель. Если бы сам товарищ Колышев решил связать свою дальнейшую судьбу также с рюмкой, кто знает... Быть может, в отчетах появилась бы первая исчезнувшая семья.
  
  Наиболее рациональная часть научных сотрудников считала все это пьяными бреднями. Очередная подмена понятий, оправдание пьянству, разгильдяйству и халатности. Свидетельства товарища Колышева, который не являлся биндюжником ни в каком виде, в расчет не принимались - посчитали за феномен массовой истерии, когда с виду рациональные люди начинают на фоне ажиотажа верить в призраков или НЛО. Колышев мог сам быть психически нездоров, почему нет? Радикальная группа ученых вообще предлагала привлечь карательные органы, поскольку во все времена такие общины людей, охваченные иррациональными верованиями, именовались сектами, а в СССР разговор с сектами был короток.
  
  Противоположный же лагерь - малочисленный, склонный к нешаблонному мышлению и смелым гипотезам,- был уверен, что в легенде о "светящихся сестрах" скрыт целый пласт новой науки. Что изучая алкоголизм как болезнь, они, сами того не ожидая, наткнулись на открытие, способное перевернуть мир и дать толчок появлению новой расы людей. Никогда мифы не берутся на пустом месте. Значит, он действительно существует - ген "зеро", иначе - божественный ген. И весьма показательно и обнадеживающе, что на такое открытие наткнулись именно у нас в СССР, и именно в нашей стране зародится новая эра. Человек Советский - каково звучит! Если найти менее рискованный, не связанный со злоупотреблением или радиацией, способ запустить этот механизм, пробудить гены, то мы перевернем мир в реальном смысле этого слова. Потому что современный человек, каким бы благородным он ни был, в нутре своем отравлен идеей конкурентной борьбы, завистью и войной. Первородный грех ведь тоже не метафора, это как посмотреть. Они же, новые люди, мыслящие инаково, способные светиться и нести свет,- они точно смогут построить на планете долгожданный коммунизм.
  
  Те, кто уверовал в Бахуса и Светящихся, ушли в подполье и ударились в мистику. Но только никаких революционных открытий или свершений так и не прогремело. И причина страшна. Все эти ученые - доценты, профессора, кандидаты наук, академики,- просто банально впоследствии спились! Тем самым вернув цикл исследований в изначальную точку, и это шокировало всех; это самое шокирующее, с чем, по словам Нины Ивановны, ей довелось столкнуться в жизни. Ведь оказалось, что можно стать алкоголиком даже не будучи в употреблении. А всего лишь разговаривая об этом каждодневно, упоминая пьянство день за днем, погружаясь с головой в исследования темы и нося алкоголь в своих мыслях после работы. Оказалось то, что является для алкоголиков истинным спасением - а именно, содружество АА, в котором мужчины и женщины, объединенные желанием бросить пить, рассказывают свои истории,- для обычных людей может стать смертельным наркотиком и приговором. Именно так стала алкоголиком мать Нины Ивановны. До того, как столкнуться с Озерском и Светящимися, она вообще не употребляла. Однако, проведя несколько лет в изысканиях, вдруг в один прекрасный день схватилась за рюмку.
  
  В комнате повисло молчание - накрыло нас тяжелым волглым облаком, в котором незримо бродили потерянные души, коим не довелось стать светящимися, и они застряли в лимбе. Мне захотелось услышать в этой тишине хотя бы щелканье секундных стрелок, они всегда вносили размеренность и успокоение в мир, но поблизости нигде не было часов, а часы на мобильниках не тикают, что давно уже символизирует о наступлении эры хаоса.
  
  - Что потом случилось с вашей мамой?- спросил я.
  
  - Она пропала. Так же, как и все остальные.
  
  - Вы верите в то, что она засветилась?
  
  Нина Ивановна усмехнулась, и это вышло грустно.
  
  - Вопрос моей веры тесно связан с алкоголизмом, и почти сорок лет мне успешно удавалось увильнуть от ответа, не говорить себе ни "да", ни "нет". Возможно, я подсознательно откладывала на потом, потому что другого способа не существует. Потому что мы можем только отсрочить свою последнюю рюмку, отодвинуть ее в необозримое будущее и надеяться, что это будущее намного превышает срок нашей жизни. Может быть, после нашего с тобой разговора я решу поставить точку, наконец спущусь в магазин и куплю себе коньяка. А через неделю или месяц употребления начну светиться, и вскоре перейду в мир полубогов. А может, таких никчемных старух, как я, уже давно не берут в космонавты. Сейчас я могу лишь дорассказать то, что случилось тогда.
  
  Мы жили вместе в одной квартире - я, мой муж и мама. Когда муж умер, мама уже на тот момент спивалась полным ходом, а я была увлеченной - из тех, кто пока еще сохраняет человеческий облик, следит за собой и ходит на работу. Но смерть мужа меня подкосила, я ушла в свой первый полноценный запой длиною месяца в два. С работы меня уволили по статье, хотя, надо отдать должное, давали очень много последних шансов. Которыми я, как истинный алкопатриот, не воспользовалась. У мамы была сильная пенсия, так что нам на двоих хватало, чтобы временно не думать о насущном. Ну, как заведено, я полагала, что у меня временные трудности, мне просто нужно переболеть, потом встряхнуться, и я встану на ноги.
  
  Мы с мамой пробуждались за полдень, размеренно похмелялись, могли даже выйти на прогулку в парк, но по большей части сидели перед телеком или слушали радио. Периодически я даже заскакивала в библиотеку и брала книги, пока не дошло до того, что я перестала понимать прочитанное. В конце концов наше существование свелось к тому, что мы с мамой сидели на кухне и разводили турусы на колесах. Долго бы это в любом случае не продлилось, кто-то бы обязательно заинтересовался, если не маминым, то уж моим образом жизни - точно. Мир вокруг тогда был иным, более предвзятым, что ли. Безалаберно бражничать и ничего не делать общество не позволяло, а оступившихся - карало нещадно. Мы с мамой были кандидатами в очереди за 101-й километр по статье "Тунеядство", имея все шансы лишиться квартиры в центре Москвы. Но до этого не дошло. Не успели.
  
  Именно в те месяцы, во время пьяных застолий вдвоем с мамой и выплыла та история с Озерском, с исследованиями по Восточно-Уральскому следу и "светящимися сестрами". В свое время мать давала подписку о неразглашении, и эта подписка все еще действовала, так что она нарушала закон и подводила нас обеих под монастырь. Надо понимать, что вся эта история, начиная с послевоенных симпозиумов, посвященных проблеме алкоголизма, и заканчивая "светящимися сестрами" и спившейся частью исследовательской группы - она ведь не развивалась плавно, как сейчас я рассказываю. Тем более для мамы это было не так, она ведь не являлась непосредственным членом группы, а лишь привлеченным специалистом. Я это все к тому, что воспоминания у нее шли всплесками, с перекосами и метаниями с темы на тему, часто проваливались в откровенный бред. Лишь много позже, протрезвев, я вспоминала из ее рассказов то, что могла вспомнить, и увязывала клочки воедино. Я вполне могла упустить многое из ее откровений. Или упустить самую суть.
  
  Когда это случилось впервые, и я заметила свечение из-под двери в мамину комнату, я даже не придала этому значения. Я часто имела перебои со сном - то в четыре просыпалась, то в три ночи, и пока не находила, чем бы похмелиться, не могла успокоиться. Во время очередной такой побудки я и заметила краем глаза свет. Но на кухне меня ждала недопитая бутылка вина, и когда через четверть часа я пришла в кондицию, никакого света уже не было, и я мельком подумала, что мама просто вставала чуть раньше меня, только и всего.
  
  Во второй раз у меня уже начали срабатывать неясные ассоциации, однако похмелье пересиливало стократ. Я миновала мамину комнату и свет из-под двери, нырнула на кухню и узрела на столе полную бутылку водки. Это меня сразу вбило в оторопь и замедлило реакцию. Мы с мамой периодически выползали из дома - часто вместе, но время от времени и по отдельности, - так что неожиданное присутствие "пузыря" как раз таки не напрягало. В ступор вводила именно полнота, целостность содержимого - абсолютный нонсенс и невероятие в пьющих домах. Я пялилась на эту бутылку и постепенно от нее мои мысли вновь поползли к маминой двери и к свету из-под нее.
  
  Я же все-таки медик, хоть и пьющий. Для меня нет проблем идентифицировать как бытовые, так и медицинские жидкости. Выудив старую медную ложку, я нагрела ее на газовой конфорке, плеснула из бутылки в рюмку немного содержимого и сунула туда кончик ложки. Я остро помню ту ночь. За окном - зимняя вьюга, не видно ни зги, в наших спальных районах всегда были перебои с освещением, а окна домов напротив казались заброшенными, будто послевоенными. Я - трясущаяся с похмелья, балансирующая на грани добра и зла, борющаяся с нестерпимым желанием плюнуть на кухонные исследования и накатить из горла чего бы то ни было. Я вынула ложку и поднесла к носу. Резкий запах формальдегида подтвердил мои подозрения: в бутылке - отрава. Вопрос же о том, случайным или сознательным образом эта бутыль оказалась на столе, никогда не поднимался и до сих пор открыт, хотя нетронутость содержимого уже само по себе является ответом. Впрочем, случайный фактор и нелепое стечение тоже нельзя полностью отметать.
  
  Меня охватила паника. Где мне теперь искать выпивку посреди ночи, зимой? Паника сменилась злостью, и когда я обнаружила, что из-под маминой двери все еще доносится свет, я ринулась в ее комнату.
  
  Однако дверь оказалась закрытой. До этого мы с ней никогда не пользовались защелками друг от друга, какой в этом смысл, но защелки присутствовали, причем о-го-го себе защелки. Ведь когда-то наша квартира была коммунальной, и по сути у каждой двери имелись отдельные запоры, которые так и остались с тех времен. Такие, что тараном не прошибешь. Я заколотила в дверь. Даже если отмести всю мистику, маме могло элементарно стать плохо, алкоголикам категорически запрещено пользоваться задвижками. Может прихватить в любой момент, а пропустишь критическую отметку - и все, потом уже не откачать.
  
  Я стучала, звала, но ничего не происходило. Через несколько минут и свечение исчезло. И только спустя еще четверть часа мама, наконец, отворила мне дверь, и выглядела она при этом только что пробудившимся с бодуна человеком: опухшая, всклокоченная, мятая, недовольная. Позже я заключила, что если с ней и происходили некие волшебные метаморфозы, то это случилось, пока она спала, так что расспрашивать и допытываться бессмысленно. А в ту ночь ни о чем, кроме как об опохмелке, я думать больше не могла и накинулась на нее с претензиями. Позже выяснилось, что у нее в комнате есть еще заначка, и этой дозы нам хватило, чтобы справиться с трясучкой до утра. Метанол из бутылки на кухне я вылила в раковину.
  
  Мама пропала спустя три дня. Я проснулась утром - ее нет. Ни записки, ни какого-либо следа, ни намека, куда она могла податься. Ее ключи, одежда, все интимные вещи - даже те, с которыми она не расставалась, будучи сильно во хмелю,- все сохранилось на своих местах. Она не уехала, она даже не выходила из дома, она просто пропала.
  
  Когда истерика затихла, и мне худо-бедно удалось урегулировать юридическую сторону вопроса - я подала заявление в милицию о пропаже, дала все необходимые показания, подписала нужные бумаги,- я перешла на новую ступень в своем пьянстве. Раньше это было рутинным действом, а теперь стало процессом с толикой отчаяния и истерии. Теперь я осталась совершенно одна, в трехкомнатной квартире в центре Москвы, вместе с мамой ушли последние сдерживающие факторы. Не о ком заботиться, не о чем мечтать, не к чему стремиться. Сначала я пропила все мамины денежные резервы, потом перешла на семейные драгоценности, в конце концов я скатилась до уровня уличной побирушки, шлындающей по урнам за пустыми бутылками. Меня спасало только то, что я была тише мыши, никогда не доставляла хлопот соседям, и меня не трогали, только воротили нос. Я уже подумывала пустить к себе в квартиру постояльца, чтобы завелись хоть какие-то деньжата, когда это произошло.
  
  Нина Ивановна перевела дух и рассеянно взглянула на поднос с нетронутыми закусками. Мне показалось, что по мере рассказа она еще больше постарела - если дверь мне открывала бойкая пожилая тетенька, то теперь передо мной сидела древняя старуха. И я наконец-то услышал тиканье секундной стрелки. Но, судя по скорейшим событиям, эти часы находились внутри моей головы, отсчитывая последние роковые мгновения.
  
  - Конечно же, мне все померещилось,- продолжила Нина Ивановна.- Тут и убеждать себя не нужно. Алкогольный делирий, белая горячка в самой острой фазе. Но именно после того случая я бросила пить, так что не могу не закончить свою историю именно на нем.
  
  Внутренний толчок посреди ночи - уже привычное явление. Я размежила веки и первое, что подумала: забыла выключить свет накануне. А когда я окончательно проморгалась и протерла лицо, то вдруг увидела, что никакой это не свет, а самое настоящее свечение по всей комнате. В наше время так могут светиться новогодние гирлянды. И исходит этот свет от моей родной мамы. Она стояла, как живая, посреди комнаты, перед моей койкой, и внимательно смотрела на меня, словно выискивала какие-то отдельные признаки.
  
  Она казалась почти прозрачной, словно под рентгеновским излучением, но при этом мерцала, как мерцает кинескоп с частотой кадров 50 герц. Выглядела она при этом явно моложе своих лет - это была мама времен Озерска и научных свершений, времен детства, совместных походов в кафетерий, времен старых фотографий. На маме присутствовала одежда, но я не помню деталей фасона. Помню что-то свободное и почти воздушное, как у фей из детских книжек.
  
  В ту ночь мама рассказала мне правду о том, что в далеком детстве у меня был старший брат, и он умер от менингита. Чтобы справиться горем и продолжить жить дальше, они с отцом искоренили любое воспоминание о нем, вычистили весь дом от болезненных мелочей. Позже мама забеременела мной, а потом отец нас бросил и перебрался на Север.
  
  Она поведала мне, что истина совсем-совсем близко, и люди -действительно способны переродиться, это изначально заложено в человеческой природе. Путей к сансаре великое множество, не существует строгой инструкции и однозначной лестницы к верхнему миру. Кто-то достигает свечения посредством молитв, кто-то с помощью медитаций, иные - в служении обществу, некоторые - научными свершениями или гениальными открытиями, и даже с помощью театральной игры или написания книг, с помощью картин и песен, если отдаваться искусству всем сердцем без остатка, растворять в нем "я".
  
  Но в мире нет и не было ничего категоричного, одномерного или очевидного, как нет четкого разделения на "хорошее" и "плохое". Есть иные тропы, тенистые и злобные: путь воина, путь крови, путь катастроф и лишений, путь мученика, путь отшельника, путь отказа от благ, путь голода и даже самоубийства. И путь алкоголя. В котором, как в кислоте, наше "я" способно растворяться без остатка.
  
  Мы, светящиеся сестры - всего лишь одна из бесчисленных троп. И она существует, моей матери удалось переродиться, стать чем-то новым, перейти в эфирный мир, а теперь она пришла за мной. Она сказала, что мой братик тоже находится с ней. И мой муж - тоже где-то там, она смогла их обоих вырвать из лап смерти, вывести из подземного царства мертвых, ей хватило энергии и радиации, чтобы обмануть даже время. Теперь пришел мой черед. Я должна осмелиться на последний шаг, тогда мне будет позволено воссоединиться с семьей.
  
  Дальше я помню, что проснулась на вонючих, пропитанных потом и блевотиной, простынях, с дикой головной болью и давлением под 200. И впервые импульс ринуться на кухню за опохмелкой, или же отправиться в путешествие по ночным закоулкам в поисках торгашей паленкой, погасился ужасом. Под видом матери ко мне могла приходить сама Костлявая, которая, устроив спектакль, заманивала меня в сети. Впервые я четко осознала, что еще одна рюмка вполне способна убить меня на месте. Я сидела на постели, свесив голову, подавляя рвотные позывы, трясущаяся, бросаемая то в жар, то в холод, и я четко видела развилку перед собой. Решающую развилку.
  
  Да, я хотела ринуться на кухню. Присосаться к горлышку, почувствовать, как огонь растекается по телу, сбивает давление, приводит в порядок мысли, нейтрализует страх и, главное,- всегда дает надежду. Что не все потеряно, и ты просто оступилась. Что еще есть шанс все исправить. Ведь даже последний пропойца, шаривший по урнам, способен стать светящимся и вознестись на Олимп.
  
  А потом я пошла в прихожку, сняла телефонную трубку и набрала номер "скорой помощи".
  
  Меня откачали в реанимации, потом перевели в наркологичку, где принудительно содержали почти месяц. Но лечение далось мне легко. Оказалось, что есть и обратный эффект, обратная реакция. Это когда стресс и шок так потрясают человека, что он вдруг обретает в себе пресловутый стержень, которого ранее в помине не было. Я могла не только самостоятельно справляться с трудностями, но и находила в себе силы помогать другим алкашам, безнадежным, погрязшим в депрессии и суициде.
  
  Когда я выписалась, я вдруг обнаружила, что в СССР, где в те времена слыхом не слыхивали ни о каких Анонимных алкоголиках, тем не менее, существует целый пласт социальной культуры, посвященный трезвому образу жизни. Как говорится, кто что ищет. Помимо кружков, сообществ по интересам, бесплатных мероприятий выходного дня и общественно-полезной деятельности, где мог участвовать любой желающий, существовало даже так называемое "Общество трезвых", которое пропагандировала полный отказ от алкоголя и интуитивно работало на тех же началах, что и АА. В общем, замечу, что вопреки антисоветскому расхожему мнению, в бывшем СССР существовала куча инструментов, чтобы оставаться трезвым и не чувствовать себя Робинзоном или обитателем зоопарка.
  
  Счастлива ли я? Ну разумеется, счастлива! Я спасла сотни жизней, помогла, наверное, тысячам. Правильный ли я сделала выбор в ту ночь? Однозначно - да. Потому что мы в первую очередь - люди, и нам не нужны никакие светящиеся боги на этой земле, мы вполне можем и сами развести здесь цветущий рай. Стоит только поднапрячься и бросить пить, не правда ли? Я просто живу, стараюсь быть хорошим человеком, и у меня нет ответов на вопросы. Потому что жизнь - она никогда не дает готовых ответов. Она лишь предлагает загадки и выставляет барьеры гипотез.
  
  Но иногда мне нравится катать в голове это. Я думаю: что случилось бы дальше, послушай я тогда мать и последуй я ее рекомендациям? Действительно ли передо мной открылись бы двери в иной мир, и я бы познала то, что не дано познать ни одному сметному, проживи он хоть тысячу жизней, соверши он хоть миллион благих дел? Наверное, подспудно этот интерес ведет корнями к наивной вере каждого человека в то, что где-то в реальном мире скрыты окна в мир сказок и чудес, и в глубине души мы все хотели бы там оказаться. Хотя бы на минуточку.
  
  17.
  
  На обратном пути к вокзалу я спохватился зайти в мобильное приложение и обнаружил, что скорейшее прямое возвращение мне не светит. Обратный билет я не брал, а на ближайшую ночную электричку все билеты оказались раскуплены, что подчеркивало активный спрос на жд-передвижения; ближайшие места имелись только на завтрашнее утро. Но куковать до утра по вокзалам мне не хотелось, поэтому я перезашел в Баштранс и приобрел билет на автобус с таким расчетом, чтобы успеть заскочить в Парк Якутова, раз уж я все равно рядом.
  
  Прикупив в торговом лотке пару бургеров и бутылку колы, я примостился на тенистой скамеечке неподалеку от центра парка и наконец-то воздал организму за долгое воздержание. Пялился на снующий народ и вспоминал, как много лет назад мы вышагивали по этому парку маргинальной цепочкой - я, Лена, Ленчик и Катька Догадовы,- с банками пива наперевес, дымя при этом в четыре стручка в лица прохожим. И это казалось нормальным, мы чувствовали себя в тренде и отечественными патриотами, а сейчас такие граждане вызывают минимум брезгливость, максимум - страх. Удел сучковатых и полуседых киряльщиков, навроде меня, - ныкаться под развесистыми деревьями вдали от людских скопищ, закладывать в общественных туалетах за запертыми дверями кабинок, а лучше всего - синячить дома в четырех стенах, борзея по интернетам.
  
  Но мы не убываем, наша гвардия насчитывает сотни тысяч алкоперых бойцов невидимого фронта; мы мимикрируем согласно тенденциям. Мы учимся следить за своей внешностью и одеждой, даже будучи неделю в употребе, мы отрабатываем социальные связи, мы справляемся с агрессией, когда можем,- мы становимся функциональными алкоголиками. Когда-то я был в авангарде этого движения, пока не превратился в окончательного пропойцу, и таков удел каждого, кто балует с этой стезей.
  
  Я дожевал бургеры, выпил колу, после чего позвонил Алиске.
  
  - Да?..
  
  У нее очень странный голос. Настороженный весьма и незнакомый! Я даже осекся на секунду, усомнившись в правильности набранного номера. Как будто я отчалил в далекие страны, и никто не ждал, что я объявлюсь так скоро, да и вообще объявлюсь.
  
  - Это... Привет. Ты?
  
  - Я...
  
  - Короче, все оказалось правдой! - ринулся я с места в карьер. - На этот раз я победил, а все, кто отговаривал,- проиграли. Хотя я и без понятия, что теперь мне со всем этим делать.
  
  - Теперь уже не важно...
  
  - Сейчас это самое важное, что может только быть! Светящиеся сестры - это не метафора. Это люди. Они реально существовали, есть записи... Наверное, где-то есть. Но свидетельства есть точняк, Нина Ивановна мне все рассказала.
  
  - Погоди минутку...
  
  - Есть даже научное объяснение. Вернее, гипотеза. Не важно, те же яйца, только в профиль. Их изучали, прикинь! Светящихся женщин! Они все были поначалу облученные. Но их дети - нет, не облучены. И все равно это свечение передавалось по наследству.
  
  - Притормози...
  
  - Нина Ивановна сама была свидетелем. Ее мама в прошлом генетик, изучала пациентов после Озерска, потом засветилась и тоже пропала. Только Нина Ивановна убедила себя в том, что ей все померещилось по пьяной лавочке. А может, не убедила. Может, просто временно отодвинула.
  
  - Послушай меня...
  
  - Что если Лене это тоже передалось? Сначала передалось ее матери, Яне, потом перешло к ней? Дядя Роман все-таки видел свет у нас в окнах! Лена могла столкнуться со своим феноменом в тот период, когда мы с ней были в запое и каждый в своем коконе. Она не замечала, как я хожу топиться на Белую, я не замечал, что происходит с ней. Я вполне мог прошляпить и ее изменения, и свечение по ночам...
  
  - Перестань! - вдруг рявкнула в трубку Алиска, и я похолодел.- Ты можешь заткнуться на минуту или нет? Сейчас все это уже не важно! Твои тесть с тещей подали заявление в полицию! Тебя ищут уже!
  
  - В смысле?- Я ничего не понимал. Для меня такие резкие смены темы были неподъемны после того, как я пережил микроинсульт в туалете.- Какое заявление?
  
  - О том, что твоя жена пропала. Полиция приходила к нам на группу АА, искала тебя.
  
  - На группу? - Я продолжал тупить.- Почему на группу? Зачем полиция на группе?
  
  - Ты понимаешь, что я говорю? Тебя подозревают в причастности к пропаже жены! От нее никаких вестей и, вероятно, мой приход к твоей теще натолкнул ее на мысль, что пора бить тревогу. Она пошла в полицию, там могли всплыть и твой условный срок, и все нестыковки вокруг тебя. Твой последний "приход" наверняка тоже всплыл, тебя же официально в наркологию упекли. Может, там подсказали, что ты ходишь на собрания АА. В общем, я точно не знаю.
  
  - Хрень какая-то.- У меня закружилась голова и начала неметь левая щека.- Причем тут я? Я вообще не прячусь. Ты им сказала, что я в Уфе?
  
  - Нет конечно! Не хватало мне еще встрять с тобой в очередную уголовку, мало мне своего срока! Ничего я не сказала, и болтать не намерена. А ты, если я что-то для тебя значу, больше мне не звони. И не пиши, и вообще не трогай. Буду благодарна, если наши отношения не всплывут.
  
  - Кандибобер тебя видела...- Я немного оправился и начал кумекать. Вокруг меня царил парковый гвалт, и откуда-то долетала музыка, а я изо всех сил пытался сосредоточиться на разговоре.
  
  - Вряд ли полиция будет искать какую-то неведомую сослуживицу. Если ты сам не начнешь болтать про нас, на меня и не подумают. Им нужен ты. Я тебе советую снять всю наличность с карт, пока тебе счета не перекрыли, чтобы ты не свалил за границу.
  
  - Да какая заграница, у меня даже загранника нет!- вспылил я.- Зачем мне наличность?
  
  - Ты не понимаешь, что ли, что происходит?- в сердцах воскликнула Алиска.- Тебя подозревают в том, что ты что-то сделал с женой! Тебе нужен адвокат! А для адвоката нужна наличка. Допетри уже: ты - главный подозреваемый. И ты в розыске. Так что в срочном порядке нанимай адвоката и приходи в полицию сдаваться. А теперь извини. Помогла, чем смогла. На большее я не готова.
  
  И она отключилась.
  
  Я попытался отменить билет на автобус, но он оказался неотменяемый. Наплевав на упущенные возможности, я с ускорением двинулся из парка, разыскал первый попавшийся сберовский банкомат и снял подчистую всю наличность с двух карт - Сбер и ПСБ. Заплатил конский процент при этом за превышение лимита и за сторонний банковский перевод, но данные потери тоже отнес к сопутствующему ущербу.
  
  После этого я вернулся к электричкам и обнаружил в наличии множество свободных мест до Черниковки. Я немного знал об этом районе Уфы - частично от Алисы М., но в основном от Ленчика Догадова. Тот постоянно удивлял меня энциклопедической информацией о самых неожиданных уголках. Район Черниковки - это аналог Чертаново, только в Уфе, ну а поскольку сам я был из Салавата времен 90-х, - для меня что так, что эдак, я ко всему приучен. В конце нулевых Черниковка подверглась той же карательной чистке, что и сотни тысяч криминально-бандитских филиалов ада под названием Россия. Отморозков и говнарей, как и бухаристых, вероятно, не уменьшилось от этого, но все они теперь расползлись по закулисным заведениям и стараются не отсвечивать. На углах не ссут и на центральных площадях не трахаются.
  
  Мой же интерес в Черниковке сводился к относительно дешевому жилью по сравнению с центральной частью города, с его помпезными хатами и королями-собственниками типа Нины Ивановны. По пути туда я пролистал объявления об аренде. Длительная аренда мне не светила, поскольку доказать свои долгосрочные намерения и приличный образ жизни мне было нечем. Комнаты на хозяев отпадали, мне не нужны были сейчас свидетели. Посуточное жилье же, тем не менее, кусалось и в Черниковке. Я уже готов был раскошелиться и все-таки вызвонить посуточных риэлторов, но вдруг наткнулся на малочисленную прослойку квартир, сдаваемых в аренду на короткий срок. От месяца и до полугода.
  
  Я тут же набрал номер и договорился о встрече.
  
  Мне повезло, я избежал долгих мытарств по хатам, все прошло гладко с первым же адресом. Риэлтор по имени Гузель, женщина сорока лет с необъятной грудью и ключами от квартиры, познакомила меня с пыльными апартаментами в девятиэтажке-свечке с окнами на улицу Первомайскую. За время короткого просмотра я допетрил, что вряд ли Гузель настоящий риэлтор, и скорее всего имеет место хитрая субаренда. Предложенный на подписание договор, скачанный из интернета и зияющий отсутствием печатей и водяных знаков, превратил подозрение в уверенность. Однако приземлить пятую точку в какое-то конкретное место сейчас было важнее, нежели нюансы и риски, так что я, мельком обозрев достоинства и недостатки апартаментов, тут же подписал паленый договор и вывалил сумму за месяц наликом. Если вдруг объявится настоящий хозяин, я всегда могу его связать и продержать в плену месяц. Ну а если серьезно, ломать голову над дополнительными алгоритмами мне в тот момент совершенно не хотелось. Гузель вручила мне ключи от хаты, и мы расстались, весьма довольные взаимным разводняком.
  
  Что ж, осталось последнее. Я очень сомневался, что мои поиски раздуты до региональных масштабов и ему выставлен приоритет Љ1, поэтому без всякой опаски набрал нужный номер со своего мобильника. Человека, который был мне нужен, звали Альберт Каратаев, и он был негласным смотрящим по городу с середины нулевых, когда предыдущего смотрящего пошинковали на салат и скормили конкурентным псам.
  
  - Офис Альберта Руслановича, добрый день!- прозвучал в трубке девичий голосок.
  
  Я назвал себя и попросил Карата к телефону. У меня, как у теневого спонсора, имелся его личный мобильник, но в данном случае правильнее было проявить вежливость и встать в общую очередь.
  
  - Привет,- раздался в трубке знакомый голос.- Проблемы?
  
  - Привет,- в тон ответил я.- Есть немного.
  
  - Излагай.
  
  Я изложил, не вдаваясь в детали. Карат знал о моей судьбе, поскольку ему по специальности полагалось знать про всех в городе, но во время наших редких контактов он никогда ни о чем не расспрашивал. Мы не были друзьями, медь вместе не тырили и даже не бражничали. Он сидел на ветке повыше и обычно гадил сверху на таких, как я, но меня уважал за постоянство и что я никогда не создавал ему проблем. Я поведал, что, по слухам, на меня завели уголовку, но поскольку сам я в отъезде, хотелось бы перед визитом к ментам разузнать подробности, к чему готовиться. Карат меня выслушал и пообещал разведать обстановку.
  
  Пока я ждал ответного звонка, занял себя тем, что начал шлындать по новоиспеченной хате. Присутствовал арендный минимализм, но радовало хоть наличие икеевской мебели, а не бабушкиной, что прибита к полу испокон веков и нагружена кирпичами в обшивке. Шкаф для одежды, стеллажи с полками, диван. Еще телек - можно зекать. Туалет-объединенка, ванны нет, только душевая кабинка и раковина, однако без потеков и остатков чужого организма. На кухне - непритязательный гарнитур, холодильник, газовая плита и микроволновка. Стол, два стула. Есть лоджия, туда заглянул мельком через оконное стекло и узрел кресло. Все-таки бабушкино, ожидающее мусоровозчиков.
  
  Я полез по кухонным полкам, осознав, что во время просмотра хаты с Гузелью, сопящей в затылок и попирающей меня грудью, не удосужился поинтересоваться насчет столовых приборов. Но мне повезло, наличествовали тарелки, вилки и ложки, два тупых ножа, а также пара кружек. Навскидку все оказалось свежим и чистым.
  
  Напоследок я сунулся в холодильник, больше ради хохмы, нежели в поисках хавчика. Не ожидал там найти чего-то, кроме заплесневелого лимона. Но и лимона не обнаружилось также. Вообще почти ничего. Кроме одного-единственного предмета.
  
  Я смотрел на этот предмет, смотрел и смотрел, смотрел, мать его, и смотрел, и время замедлилось, а по загривку потек пот. Я забыл о том, что меня ищет полиция. Что Кандибобер ухватилась за очередную возможность мне подгадить. Забыл про откровения Нины Ивановны, забыл про светящихся сестер. Я вдруг испытал дикую вспышку ностальгии по Лехе Агопову, тезке моего старшего сына, и невозможность немедленно ему набрать отдалась тупой болью в сердце. Тут же без перехода я вспомнил Лену. Я здорово заблуждался в последнее время, а неспособность к трезвой жизни не могла не быть одной из причин этому. Никто мне в жизни не нужен, никакие Алиски. Я любил и люблю только одну женщину. И сейчас мне ее не хватало, как никогда.
  
  Я закрыл холодильник и вернулся в зал. Я обнаружил, что мои руки дрожат.
  
  Через минуту перезвонил Карат.
  
  - Должен будешь,- заявил он с легким апломбом.- Пришлось задействовать связи. Короче, тебя ищут в связи с гибелью какой-то Риммы Лентяйкиной. Знаешь такую?
  
  - Знаю! А что с ней?
  
  - Нашли дома задушенной.
  
  - Римму?!- Я не верил в то, что услышал.- Римму нельзя задушить!
  
  - В смысле?
  
  - Погоди... Римму задушили?
  
  - Я так и сказал. Ты в норме?
  
  -Да...- У меня в очередной раз онемела щека, и я явно не справлялся с потоком информации. Мне требовалась передышка, чтобы увязать в голове два этих слова - Римма и задушили,- но Карат вряд ли был намерен мне ее предоставлять.
  
  - А я тут при чем?- только и мог промямлить я.
  
  - А вот тут интересно,- хмыкнул Карат.- После того, как завели дело, в полицию поступило заявление от родственников этой Риммы по поводу тебя. Я так понял, что у вас с убитой какие-то родственные связи. Так?
  
  - Так. Отдаленные связи. Но когда я ее видел в последний раз, она была жива-здорова, только бухой. А от кого заявление?
  
  Ну, я и так знал, от кого. Анна Витальевна сиречь Кандибобер, собственной персоной.
  
  - Без понятия. Да и какая разница. Тут ежу понятно, что против тебя крысят свои же. Ты - на зону. Они - на твое место. Недвижка, небось, на жену переписана?
  
  - Не... На меня.
  
  - Тогда не понимаю. Но по-любому какие-то родственные терки, так что тебе лучше знать, откуда вонь. Не бухаешь сейчас, говорят?
  
  Я не стал изображать ложное удивление.
  
  - Несколько месяцев в завязке!
  
  Мы помолчали.
  
  - Сам-то что думаешь?- спросил я Альберта напрямую.
  
  - Тут как карты лягут, братан. Гарантию никто не даст. Ты можешь прийти к ментам, перетереть за жизнь, выйти целым и забыть. А можешь зайти в кабинет - и уже не выйти. Закроют сначала в СИЗО, потом пойдешь по этапу. Смотря что у них на тебя есть. Сейчас ты подозреваемый, но после допроса можешь стать свидетелем, или вообще с тебя слезут и больше не дернут ни разу.
  
  Он помолчал.
  
  - Короче, братан, ищи адвоката. Я тебе скину сейчас на ватсап контакт человечка, нормальный адвокат, наш, салаватский. Со всеми ментами в корефанах. Подставляться ради тебя не будет, но дело делает. Хочешь, ему набирай, или своего ищи. И идите вдвоем к ментам на поклон. Или вали в Казахстан. Но недвижку твою отожмут тогда полюбас, и будешь ты пахать на казахов таксистом до конца жизни. Если не депортируют. По мне, лучше уж отсидеть на зоне, тем более если на тебе особого беспредела нет. Нет ведь?
  
  После разговора с Альбертом я долгое время сидел в незнакомой комнате, наполненной пылью чужих сапог и непривычными запахами чужих подмышек. Тупо пялился в темный экран неработающего телека, машинально потирая щеку, которая стремительно немела. Ранее таких сильных приступов онемения я не припоминал и даже взволновался, что боженька может опять стукнуть меня по кочанчику, и откину я хвост в чужой квартире, о которой не знает ни одна живая душа. Кроме лже-риэлтора Гузели, которая выдвинет свои сисяндры из-за горизонта не раньше, чем через месяц.
  
  Щека немела, мысли путались, пот продолжал течь по загривку, однако я уже знал, что надлежит делать. Потому что если в мире и существуют сигналы свыше, если в нашем уголке безразлично-ледяного космоса и есть отголосок Высшей Силы, то что, как не его отзвук, услышал я десятью минутами ранее перед разговором с Каратом?
  
  Я отправился на кухню и открыл холодильник.
  
  Чувствуя, как блокируются мысли, потеет спина и сотрясаются чресла, я взирал на нее, изящную бутылку, присутствовавшую здесь в силу чьей-то милостивой забывчивости. Бутылку с темно-янтарным содержимым, по свойствам далеким от янтаря настолько, насколько от меня самого далеки такие понятия, как радость, спокойствие или счастье. А к чему на самом деле была близка жидкость внутри - всем нам ведомо, почти каждому человеку на планете Земля, ведь как правильно заметил Леха Агопов по кличке Агопа - в мире почти нет человека, который бы хоть сколько-нибудь не попробовал алкоголя.
  
  И он мерцал там, как тайное послание от светящихся сестер и самого Бахуса, переливался в отблесках, играющих на белых внутренностях холодильника. Плескался и манил, сорокоградусный коньяк "Российский" пятилетней выдержки. Он нашептывал мне о заблудших душах, о победе разума над чувствами, о жизненных ошибках. Он шептал мне о потерях, о гибели любимых, о пожарах, травмах и похищениях, об измене и предательстве, о равнодушии Бога-Громовержца. Которого однажды попытался сместить с Олимпа великолепный Бахус. Сместить и вернуть людям теплоту и чувственность, заменить лед огнем, а уныние - игрищами. Но, как достойный зачинатель мировой алкодинастии, был он слишком обезбашен, безумен и неистов, чтобы суметь разглядеть грань, отделяющую любовь от ненависти, а благо от зверств.
  
  Холодильное нутро окутывало меня морозом, и я, больше не раздумывая, нырнул в него.
  
  18.
  
  Норма. Винченцо Беллини. Сигарета нудно плавится в пальцах и наводняет дымом пространство чужой лоджии. Подо мной - продавленное древнее кресло, предназначенное на выброс, но служащее, тем не менее, прекрасным седлом. Тихие звуки оперы, переплетаясь с сигаретным дымом, обволакивают меня целиком. Ворчание работающей микроволновки на кухне - разогревается быстро-еда, на которой я сижу уже неделю. За стеной неслышно работает телевизор - чисто для фона. Солнце нескромно заглядывает внутрь и ласкает мою поврежденную руку.
  
  Снаружи бурлит незнакомый город, столица башкирского края, где мне не знаком ни единый человек. У меня не возникает ассоциаций, нет памятных мест и дат, я полностью оторван от прошлого. Вдарим за прошлое! Что я и делаю, наполняя арендованную вместе с жильем хозяйскую кружку, теперь уже быстро-водкой, и заливаю за гланды. Привычный огонь вскипает в венах, но уже не крушит тормоза и не тащит меня на улицу. Похоже, я свое отбегал.
  
  Где-то тут жила в детстве Алиска М., моя случайная подруга, в которую, как я думал, я влюбился. Пока не осознал, что любил и люблю только Лену, и это навеки. Алиска же говорила, что тоже обитала в девятиэтажке. Именно в Черниковке, я потому и выбрал этот район. Было бы забавно вляпаться в еще одно совпадение и оказаться на одной площадке с поникшим Андроном, которому уже никогда не суждено сыграть на "П", ибо в наше суровое время за такие игры сразу же оборвут причиндалы.
  
  Мне не видно, что учиняют бухарики в доме напротив. Хлебают "дошик", лопают шавуху, или же очередной хорек, нализавшись с утра, лупит свою благоверную почем зря. Первомайская улица довольно широка, вдоль нее высажен ряд деревьев, так что соседние дома наполовину скрыты. Может, и нет здесь никаких бухариков. Достойные жители столицы, уфимская интеллигенция и все такое; я совершенно одинок, теперь уже сферически и в вакууме. Да и хрен с ней, с частной жизнью незнакомых уфимцев, я не приспособился бы к здешнему социуму и за тысячу лет.
  
  Я убежден, мои дорогие друзья и собутыльники, что Лена давным-давно передала мне свой дар. Мне и нашим ребятам. Ведь это происходит элементарно через кровь, так удостоверила Олеся Колышева, которая не была облученной, однако засветилась после исчезновения матери. Лена намекала мне однажды, заявив, что перебросила на нас свой грех. Все это умещается в парадигму, и чтобы обозреть всю картину целиком, мне не хватило в свое время одного-единственного стакана.
  
  Во мне этот дар, или феномен, вдруг мутировал и запустил черные процессы. Разбудил глубочайшие гены - над-зеро. Те, которые не засвидетельствовала группа ученых в прошлом, хотя именно их они и искали, о них шушукались в кулуарах, боясь собственных смелых идей. Гены, которые не выявились ни у одного подопытного, ни у одного светящегося. Над-зеро, Человек Советский, или, вернее - Человек Российский.
  
  Вот только то, что задумано природой для развития, метаморфоз и просветления, изуродовалось вирусом пьянок, безумием Бахуса и Алкогольным Кодексом. У женщин эта инфекция вызывала свечение, агрессию к детям и растворение физической оболочки. У меня же мутировало в нечто куда более страшное.
  
  С чего я вдруг выдумал изначально, будто кто-то рассказывал мне про смерть Димы Ваняткина? Якобы перед тем, как мне сообщила Лена, я осознал, что в курсе событий. Типа я вышел на улицу, повстречал кого-то - это же бред! Никого я не встречал, и никто мне ничего не рассказывал. А помнить я мог единственно потому, что повстречал самого Ваняткина-старшего. Вероятно, челдобрек телепался за пивом. Или шагал вместе с Димой, которому отвесил очередной подзатыльник за просто так. Или растопырил локти, как в детском саду, и на сей раз меня задел.
  
  А потом последовала расплата. Неконтролируемая черная энергия, разбуженная алкоголем и радиационной инфекцией, хлынула в сторону дома Ваняткиных. Только вместо того, чтобы ударить целенаправленно по старшему и сделать мир чище, бесконтрольный поток содеял страшное. Моя экстрасенсорная способность утратила разницу между добром и злом. Именно поэтому какая-то моя часть точно знала, что случилось с Димой. Именно поэтому я всегда считал, что виновен.
  
  С чего я вдруг твержу направо-налево, что на бульваре Космонавтов вдруг возник неведомый маньяк и похитил моего Лешку? Пора признать то, что в глубине души знают все вокруг: в той слепой от камер зоне оставалось всего два человека. Я и Лешка. Мы ступили туда с ним вдвоем. Я пешкодрапом, он на самокате. А вышел всего один. Вот и весь сказ, и это единственная истина, которую надлежит принять. И какая-то моя часть, от которой я сначала мечтал спрятаться в тюряге, а потом хоронился в алкашке, точно помнит все детали.
  
  Что произошло с детским домом-интернатом имени Чкалова? Почему здание, прошедшее капремонт и успевшее выдержать срок гарантии, за время которого вскрываются все рабочие косяки, внезапно запылало на пустом месте? Быть может, не в ротозействе дело? А в бесконтрольной ненависти, которой был охвачен ваш покорный слуга? И отсутствие конкретного виновника, отсутствие имени и фамилии, позволило этой ненависти вновь убивать бесконтрольно? Разве это менее вероятно, чем совпадение, что мой младший сын был помещен в приют именно накануне пожара, как будто по чьему-то сценарию?
  
  Почему я торопливо и ожесточенно разорвал в клочки прощальную записку от Лены, намертво пресекая любые мысленные поползновения в эту сторону позже? Насколько вообще реальна эта записка, учитывая, что исчезновение Лены пришлось на самый мрачный и запойный период? Что если ее письмо не более реально, чем преследовавший меня наряд милиции в день нашего знакомства, чем похищенные и заточенные в кафе "Алладин" дети, или чем команда киллеров, обязанная меня убить, если сержант тотчас не выпустит меня из "обезьянника"? Может, именно поэтому я никогда не пытался всерьез разыскать жену, а вместо этого расследовал смешные теории заговоров и шкурился не пойми с кем? Потому что половина из написанного здесь - случилась исключительно в моем изнуренном и расщепленном благодаря алкашке воображении? Что если я сфантазировал все, что случилось со дня гибели Димы Ваняткина, а на самом деле я лежу в психушке, в отдельной палате, заколотый по брови успокоительным и в смирительной рубашке?
  
  А что насчет сна, приснившегося мне в ночь смерти Риммы Лентяйкиной? Отчетливо помню, как я сначала пытался расколотить бутылку водки о ее голову, а потом выжимал внезапно ставшую мягкой бутылку, как старую тряпку, совершая удушающие действия. И Римма Лентяйкина пала очередной жертвой на расстоянии, поплатившись единственно тем, что попалась мне на глаза в погоне за фантомами.
  
  Где вообще граница между моими бредовыми галлюцинациями и реальностью?
  
  Что ж, накатим еще, а потом, без устали - сызнова! Может быть, мне все-таки удастся возвеличить луны, пройти все панихиды и срыть землистые опоры. Мне остается уповать лишь на то, что я не вконец очернил свою душу, и внутри меня сохранился крошечный шанс засиять. Переродиться в новом обличье и воссоединиться с близкими. Моя поездка к Нине Ивановне - единственно правильный поступок за многие-многие годы. Она дала мне надежду, ее рассказ стал маяком, на который мне приходится ориентироваться, потому что ничего другого более нет. Я все просрал и все уничтожил. Мысли об этом, конечно же, омрачают мой, пока еще недельный, заплыв к светящемуся царству, и сбивают с курса. Ну что ж! Ведь всегда под боком есть ОНА, чтобы подменить душевную муть и мерзкие мысли приятными ощущениями и светлыми ассоциациями. Вопрос лишь в количестве подходов, тем и славен Российский Индивидуум, что никогда не пасует перед объемами и бутылочными ежами, даже накануне гибели. И в этом заключен завершающий этап Алкогольного Марафона Этого Мира.
  
  Norma! deh! Рroteggimi, o Dio!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"