Руденко-Миних Игорь Игоревич. Шторм над Корабельной бухтой

Шторм над Корабельной бухтой

Сценарий фильма или мультфильма - как кто увидит.

Не стоит искать на карте Севастополя или другого причерноморского города Доковую сторону и Корабельную бухту, листать солидные исторические труды в поисках боевого пути 17-го батальона и просматривать списки кораблей и командующих флотами... Это все-таки легенда или не так - отражение нашего Города, нашего мира, лежащее где-то рядом, куда рукой подать и где мы точно бывали в детстве. Каждый из нас, наверняка помнит эти узкие извилистые Рыбачьи или Скальные улочки, ведующие к Корабельным бухтам, встречал на них героев рассказа. И потому это просто Город, у каждого он свой, и все-таки родной для всех нас.

7 Июля 1941 года. В 12 километрах южнее Города

Большое июльское солнце нестерпимо палит сквозь листву. Шуршат под ногами на горной тропке сухие листья. Двое упорно карабкаются вверх. Один высокий, долговязый в черных флотских брюках и рваном тельнике, встряхивает иссиня-черной шевелюрой перемотанной посеревшим бинтом. Он поддерживает другого - крепкого, кряжистого, светловолосого, в обрывках белой форменки и некогда белых брюк, из-под распоротой штанины которой сочится кровью повязка. Где-то позади слышатся гул разрывов и далекий стук пулеметных очередей.

- Держись, Серега! Держись, браток. Знаю, что больно. Ну, недолго осталось. Надо еще одну дорогу перейти, а там до Артаул-Кобы рукой подать. И к партизанам. Там наши ребята - греки. Надежные.

- Сколько осталось? - хрипло произносит догнавший их третий - в расстегнутом командирском кителе с трофейным автоматом на плече.

- Километра полтора, товарищ капитан-лейтенант. Сейчас дорога на Ущельное будет, а дальше уже тропки такие, что их и не встретим.

- Смотри в оба! - говорит командир, - Ты у нас теперь, Григорьев, и передовой дозор, и главные силы.

Трое минуют узкую лесную дорогу - две колеи в каменистой почве, сквозь которые пробивается выгоревшая трава, и вновь карабкаются выше.

Снизу раздается шум мотора.

- Быстрее, вверх! - торопит командир.

На одном из поворотов тропы он вскидывает к глазам исцарапанный и избитый осколками флотский бинокль.

- Бронетранспортер полугусеничный. И в нем отделение, не меньше. Эсесовцы!

- Эх, патронов бы побольше, - хрипит раненый.

- Будут еще патроны! Мы еще вернемся, покажем им. А пока вперед. Двое вы у меня остались, от всего батальона только двое. И должны выжить. Слышите, это главный приказ - выжить. И рассказать. Всем рассказать. Как мы держались там, как батареи стояли. Что ушли мы только по приказу... Вперед, ребятки!

- Не могу больше, - стонет раненый, - Нога проклятая. Помоги присесть, Сашка. Поддерживаемый другом, он неловко сползает вдоль корявого ствола можжевельника, опираясь на приклад ППШ.

- Две минуты, - кивает капитан-лейтенант.

- Ничего, не знают они местных тропок, - уверенно заявляет темноволосый в рваном тельнике, поправляя ремень трехлинейки, - Мы уже камень на повороте прошли, значит, наперерез не выйдут. Разве что снизу полезут напрямую - и в самые кущи.

- Хорошо, - отвечает командир и протягивает бойцам полупустую фляжку, - По глотку как раз осталось.

- А вы, товарищ командир?

- А мне не надо. Я там, до дороги глотнул. Пейте!

- Дождь бы, а лучше шторм, - мечтательно говорит раненый, закончив бережно смаковать капли теплой затхлой воды из фляги.

- Вставай, Григорьев. Ставриди, берем вдвоем. Надо идти, ребятки, надо!

И они шли, пока навстречу не простучала очередь вражеского автомата, заставив всех троих упасть, вжимаясь в листву.

- Да как же это? Обошли! - сокрушается темноволосый, передергивая затвор винтовки.

- Обошли, - хрипит раненый, опираясь на здоровую ногу и посылая в сторону засады короткую очередь из ППШ.

- Татарин-проводник с ними! - опуская бинокль, говорит капитан-лейтенант и достает из кармана кителя ручную гранату.

- Вот гад! Сейчас я его! - темноволосый Ставриди вскидывает винтовку, - Упал предатель, кажись.

В ответ раздается треск десятка автоматных очередей.

- Другая тропа есть? - положив перед собой гранату, спрашивает командир.

- Есть, - кивает Ставриди, - Крутая, правда, но есть. По-над обрывом. Пройдем. Как бы от них оторваться?

- Уходите, товарищ командир, Сашка! - раненый с перекошенным от боли лицом касается ноги, - Мне там все равно не пройти.

- Да как же так? - вскидывается черноволосый, - Серега! Недалеко же осталось. Что я Марике скажу? Что не уберег тебя! Она же на порог меня не пустит.

- Скажешь сестре, что люблю ее. Вот, ей отдай, - раненый Григорьев протянул другу медаль "За Отвагу", - Пусть помнит!

- Сам отдашь! - темноволосый моряк вновь вскидывается и бьет из винтовки сквозь кусты, отвечая на огонь врага, - Не уйду я без тебя, слышишь! И перед Марикой не появлюсь один! Вдвоем с эсминца нашего остались, вдвоем из батальона у товарища Громова.

- Не дойду я! Видно, здесь останусь.

- Дойдешь, куда денешься. Нам еще Город отбивать. Дом твой на Доковой стороне над Корабельной бухтой отстраивать, на свадьбе вашей гулять... А нет, значит - вдвоем и помирать! Уходите, товарищ командир!

- Отставить! - ответив врагу короткой очередь, произносит капитан-лейтенант, - Уйдете оба. Слышите, ребятки. И приказываю, и прошу. Григорьев, держись. Больно, понимаю, ну вытерпи. Ставриди. Сашка! Вытащи его. Вот, - он протягивает несколько исписанных листов, - Это тебе Григорьев. Отдашь командиру партизанского отряда. Лично. Пусть на большую землю передаст. Тут все по батареям нашим, по дотам. Что взорвали, что эти гады отбили! А знамя батальона и так у тебя, Ставриди. Уходите. ППШ оставьте, а то в этом патроны кончились. Ну! Приказываю! И прошу...

- Товарищ капитан-лейтенант, да как же так? - почти стонет Ставриди, - Мы столько с вами... и бросим.

- Слушать мою команду! Уходите, - хрипит командир, - Прошу вас, выживите. Последняя моя просьба - выживите и до партизан дойдите. А я вас найду! Слышите. Живы будем, не помрем. Болт им, а не 17-й отдельный. Пока вы и знамя есть - жив батальон. Ну, вперед!

Снова двое бредут по узким тропинкам, поддерживая друг друга. Сзади, отвечая на частый треск автоматов врага, бьет ППШ, затем гремит взрыв гранаты.

- Командир! - вскидывается раненый, почти обвисая на руках друга.

- Держись, Серега! - в полузабытьи повторяет тот и тянет вверх по тропинке, - Немного осталось. Мы должны дойти, слышишь, дойти и выжить. Командир приказал. А он вырвется, он у нас такой...

Вновь трещат сзади выстрелы. Откуда-то с севера, с оставленного последними защитниками Города, вновь доносится гром канонады.

Июль 2014 года. Город. Корабельная бухта

Снизу, от скалистого берега узкой извилистой Корабельной бухты, слышится шум штормовых волн, северный ветер треплет старый военно-морской флаг над балконом прилепившегося к склону балки домика, построенного еще, наверное, до Первой обороны. А внутри уютно. Шумит на плите чайник. Мурчит в корзинке под столом серая полосатая кошка "морской" породы, как называет ее хозяин дома. Сам он восседает за столом и ловко чистит складным ножом рыбу. С балкона входит в комнату хозяйка с корзиной белья и ставит ее на табуретку.

- Сережа, шторм-то усиливается! На посту черные шары подняли, штормовое. Значит, Кольку-то анькиного с крейсера вечером не отпустят, а она собиралась с малым-то своим идти встречать к причалу, как из садика заберет.

- Значит, не отпустят! - кивает хозяин дома, - На флагмане, чай, служит. В шторм должен быть на борту. Служба! Подождет Анька наша, тебе по хозяйству поможет. Сколько ты меня ждала, а, Марика!

- Да и еще столько бы ждала, куда бы я от тебя делась! - темноволосая женщина, подойдя к мужу, нежно проводит рукой по его то ли светлой, а то ли уже седой шевелюре.

Старый моряк бережно касается руки своей жены и крякает в седые усы.

- А ей ждать не так долго. Завтра, должно быть, шторм поуляжется, у памятника Кольку своего на построении увидит, а потом и домой. Дежурство у него следующее аж во вторник. Нагуляются. На Приморский собирались в воскресенье, оркестры послушать. Там, говорят, и наш флотский будет, и французы явились, и даже алжирцы. Но, наши-то все равно лучшие. Краснознаменный ордена Нахимова флагманский оркестр!

- Наши лучшие! - повторяет Марика.

- А вот мне бы надо к Санычу сходить! - продолжает муж, - Телефон-то этот, видишь, не работает, а поговорить надо - завтра его сын приезжает с женой, внуками, передать гостиницы хотел, и как командира встретить - поговорить надо. Свою машину он возьмет или Генку племянника звать буду, совсем со своими пацанами забегался по горам, забыл нас!

- Так он дело делает нужное, скольких уже моряков наших со своими ребятишками нашел! - отвечает Марика.

- Да знаю я, дело святое! - кивает старый моряк, - Да только забывать родню все равно не дело. Все по телефону этому, понимаешь. А вот сломался он, кабель, должно быть, порвало штормом или как там теперь - вышку связи повалило. И не найти. И до Саныча не дозвонится. Вот рыбу дочищу и пойду.

- Да куда ж ты пойдешь! - всплескивает руками жена, - Шторм же. Катера не ходят. И Генки нет. Что, один на ялик полезешь. Не пущу!

- Марика, отставить! - басит хозяин, - Моряк я или нет. Я тут родился и вырос. Что мне - Корабельную бухту из-за шторма не осилить? Не через Главную же бухту пойду, не на внешний рейд, не в Ущельное за кефалью. Тут рядом.

- Ишь чего надумал, - Хозяйка вскакивает, тряхнув иссиня-черными волосами, выбившимися из-под платка, - Надоела я тебе, наверное, что в шторм собрался! Ишь ты, морж старый. Отставить, понимаешь. Я тебя сейчас сковородкой этой.

- Марика, солнышко мое! - примирительно разводит руками хозяин дома.

- Я тебе дам "солнышко", - не унимается жена, - Мало тебе, видно, ранений твоих, решил на старости лет опять покуролесить. Забыл, как в 43-м тебе, раненому, не сиделось. Мост рвать он пошел, мол, как же Сашка без меня. А потом я тащила тебя. Во вторую ногу пулю поймал. А ты и тогда нелегкий был. Особенно одной рукой-то здоровой.

Старый моряк нежно гладит руку своей спутницы жизни, бережно касаясь старого шрама.

- Прости. Никогда не прощу, что командира тогда уломала и в бой с нами пошла медсестрой...А все-таки хорошо мы их тогда - целый эшелон со штурмовыми орудиями в ущелье полетел, не вывезли они их из-под Города. Сочлись мы за ребят.

- И 44-го тебе мало. Все с Сашкой мерялись, кто смелее. Там оба на батареях у маяка чуть и не остались.

- Было дело, - слегка смущенно кивает старый моряк, - Лихо ведь брали. Да нельзя было их отпускать. За все, что в Городе творили, за село твое, что эти гады да прихвостни их татарские спалили. Летели они с обрывов, кто по трапам, а кто просто. А там уже наши катера и эсминцы в море по их баржам прямой наводкой. Лихо!

- Лихо! - всхлипывает вдруг хозяйка и утыкается носом в плечо мужа, - Всегда у меня лихой был. Пожалел бы сердце мое хоть на старости лет.

- Ну, будет! Будет! - прижимая жену, басит хозяин дома, - Но если не на ялике - то это ж к вокзалу идти, вокруг Главного рейда ехать. Заполночь вернусь, а то и к утру, а мне еще форму готовить. И Саныч ждет. Он ведь сам тогда ко мне рванет. Он такой. Еще когда сигнальщиком на эсминце был.

- Сигнальщиком? - Марика отошла к окну и хитро прищурилась, напомнив Сергею их молодость, - А где у тебя те флажки, что Генкиных пацанов учил? Вот и сигналь Сашке. А он тебе ответит. Вы же малых так и гоняли.

- А ведь идея! - вскинулся хозяин дома, - Умница ты у меня. Неси флаги.

Накидывая пиджак с квадратом орденских планок, он выходит на балкон и глядит в пелену шторма. По ту сторону узкой Корабельной бухточки горят огни соседней стороны, а на большом рейде носом к штормовой волне становится огромный флагманский крейсер и за ним узкие силуэты "поющих фрегатов". Наверняка, и Саныч сейчас выходит на балкон, смотрит, как держит нынешний флот самый сильный за последние десять лет внезапно налетевший шторм. Значит и сигналы увидит.

Вновь и вновь повторяет он не забытыми с молодости движениями позывные вызова. Рядом Марика с биноклем. Вот увидела она на знакомом балконе долговязую фигуру в тельнике с закатанными рукавами и рядом невысокую кругленькую женщину - некогда первую красавицу на танцах Доковой стороны, за которой ухаживали все моряки со второй бригады эсминцев - ее давнюю подругу и жену ее брата.

- Увидел Сашка, отвечает. Вот и Лариса бинокль принесла. Пиши - варенье я приготовила малиновое, как просила. И спроси - бычки вяленые остались у них или твоих взять?

- Да погоди ты! - тем не менее дисциплинированно выполняя просьбы жены работает флажками хозяин дома, - Мне про встречу командира надо еще.

- И про это тоже. Вон Сашка пишет, что бычки есть, и еще соседи камбалы принесли. Сколько уже траулером не командует, а все равно ребята с "Юркого" рыбу тащут.

- По командиру что пишет? - волнуется старый моряк.

- Пишет, что сынок, Вася, его сам встретит.

- Это да - ему по чину положено, - кивает хозяин дома.

- Ой, смотри, Сереженька. С крейсера замигали. Передают что-то. Может, случилось что.

- Читай, бинокль у тебя. Помнишь, как учил или позабыла уже? - хмыкает старый моряк.

- У вас позабудешь! Это ж тебя и Сашке передают. Приветствуем славных защитников Города мичмана Сергея Петровича Григорьева и Героя страны Александра Александровича Ставриди! И позывные комфлота.

- Вот уж! Сам командующий на нашу болтовню старческую любуется. А вот возьмет и выдерет. Это раньше он Вася был, а теперь чин по чину - адмирала полного дали. В Столице уважают. Вот и рассердится за несанкционированный тут флажный семафор. А то весь флот уже про бычков и варенье, небось, знает, - укоризненно, но пряча широкую улыбку в густые усы басит ветеран.

- Дальше сигналят. Поздравляем со славной датой 73-летия со дня формирования 17-го отдельного батальона морской пехоты. Сообщаем, что Герой страны, вице-адмирал запаса Геннадий Громов прибывает правительственным бортом на аэродром Виноградный завтра в 10.00. Вельботы к пирсам улиц Рыбачьей и Скальной подадут к 9.00. Ждем с женами. Вот! Адмирал со мной тебя ждет! Не велит бросать! - гордо заявляет Марика.

- Да уж! - кивает старый моряк, - Что еще пишут то?

- Просим не опаздывать. В 9.20 стартуем палубным вертолетом на Виноградный. Оттуда автобус флота подают на открытие памятника 17-му батальону. С крепким флотским приветом ветеранам командующий флотом адмирал Василий Громов!

- Уважил стариков! - радостно кивает хозяин дома, - Отбиваю подтверждение.

- А вот и Сашка подтверждает! - радостно говорит Марика.

- Порядок флотский! - кивает старый моряк, делая завершающие взмахи, - Аж взмок.

Шторм затихает. Над крейсером под белым полотнищем с косым крестом, над "поющими фрегатами", над главным рейдом Города, над Корабельной и другими двенадцатью малыми бухтами парят белые чайки, привлеченные пригнанной штормом рыбой.

Игорь Руденко

Севастополь.

20.04.2013.

Оставить комментарий © Copyright Руденко-Миних Игорь Игоревич (dobrovolec18@gmail.com) Размещен: 22/04/2013, изменен: 22/04/2013. 17k. Статистика. Рассказ: Проза		Ваша оценка:
Аннотация: Не стоит искать на карте Севастополя или другого причерноморского города Доковую сторону и Корабельную бухту, листать солидные исторические труды в поисках боевого пути 17-го батальона и просматривать списки кораблей и командующих флотами... Это все-таки легенда или не так - отражение нашего Города, нашего мира, лежащее где-то рядом, куда рукой подать и где мы точно бывали в детстве. Каждый из нас, наверняка помнит эти узкие извилистые Рыбачьи или Скальные улочки, ведующие к Корабельным бухтам, встречал на них героев рассказа. И потому это просто Город, у каждого он свой, и все-таки родной для всех нас.

Руденко-Миних Игорь Игоревич : другие произведения.

Шторм над Корабельной бухтой