Ручкин Андрей Викторович : другие произведения.

2013 Солнце не любит мертвых

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Герои Смутного Времени самовольно перенеслись в современность, приоделись, вооружились. И, заново перессорившись, так принялись выяснять отношения, что Москва буквально ходуном заходила и в Варшаве слегка забеспокоились. В частности вы узнаете как Борис Годунов едва не породнился с Карлссоном. О том, что стало с кактусами, посаженными старым зловредным Шуйским. А так же оцените роль прогрессивного спиритизма в возвращении царевича Дмитрия с того света для страшной потусторонней мести. Для разгона читательской скуки в торжественной обстановке будет взорван бывший райком комсомола и укокошено великое множество бандитов.

   0x08 graphic

Андрей Ручкин

Солнце не любит мертвых

роман

copyright 1998-2012

официальный сайт автора: www.ar2048.narod.ru

так же присутствует на литпорталах по адресам:

http://www.hohmodrom.ru/profile.php?id=5353 http://zhurnal.lib.ru/editors/r/ruchkin_a_w/

http://www.stihi.ru/author.html?biskaeff http://www.proza.ru/author.html?businoid

краткая аннотация и жанр :

пародийно-криминальное чтиво с прицельной стрельбой

Герои Смутного Времени самовольно перенеслись в современность,

приоделись, вооружились. И, заново перессорившись, так принялись

выяснять отношения, что Москва буквально ходуном заходила и в Варшаве

слегка забеспокоились. В частности вы узнаете как Борис Годунов едва

не породнился с Карлссоном. О том, что стало с кактусами, посаженными

старым зловредным Шуйским. А так же оцените роль прогрессивного

спиритизма в возвращении царевича Дмитрия с того света для страшной

потусторонней мести. Для разгона читательской скуки в торжественной

обстановке будет взорван бывший райком комсомола и укокошено

великое множество бандитов.

Оглавление

  
   1 Бельский мирно удит рыбку..............................................................................2
   2 Возвращение "Царевича"..............................................................................12
   3 Аудиенция в бильярдной.................................................................................22
   4 Каша из топора..............................................................................................27
   5 Не было слышно ни крика, ни стона, тапочки только торчат из бетона....34
   6 Малое похоронное представление..................................................................39
   7 Большое похоронное представление..............................................................42
   8 Триумф в ресторане..........................................................................................58
   9 Шуйские сомнения...........................................................................................62
   10 Бомба в подвале................................................................................................65
   11 Беседа с глазу на глаз.......................................................................................70
   12 Эхо свадебного салюта.....................................................................................78
   13 Ответная любезность........................................................................................85
   14 Все дороги ведут в Зоопарк.............................................................................92
   15 Отборный стрихнин для Иуды.......................................................................104
   16 Зверь-Машина делает ноги.............................................................................105
   17 Провинциальное знакомство..........................................................................108
   18 Ад 247..............................................................................................................112
   19 Ваш выход, товарищ Наполеон!.....................................................................117
   20 Кактусы в лунном свете..................................................................................127
   21 Лейка на паркете, лужа на полу......................................................................129
   22 Утешьте плачущую даму!..............................................................................129
   23 Биологическая трагедия.................................................................................130
   24 Видения на улице и танцы на могиле............................................................134
   25 Смутное время...............................................................................................139
   26 Змеиная яма......................................................................................................146
   27 Эпилог...............................................................................................................153

Глава первая

Бельский мирно удит рыбку

  
   В телефонной трубке заскрипело и неприятный голос с конспиративной гнусавостью сообщил:
   -Танцы состоялись.
   Тут же щелкнуло и короткие гудки навязчиво полезли в ухо. Фраза была короткой и несколько загадочной, но вполне исчерпывающей. Во всяком случае Борис Федорович Годунов несказанно обрадовался тому, что пресловутые "танцы" состоялись.
   Борис Федорович улыбнулся. С невыразимым наслаждением посмотрел на телефон и аккуратно положил трубочку на место. Поймал вопросительный взгляд Семена Никитича, улыбнулся еще раз и многозначительно провел рукой по горлу. Казалось бы, причем тут танцы?
   Но Семен Никитич все моментально понял, кивнул и тоже улыбнулся. Улыбка его была несколько необычной. У человека постороннего и непривычного волосы могли бы
   встать дыбом от этой улыбки. Хотя сейчас она была самой искренней и непосредственной. Семен Никитич был и вправду доволен. Он был не только доволен, но помимо всего прочего еще и приходился Борису Федоровичу двоюродным братцем. Впрочем, были они куда ближе
   родных, поскольку серьезные деловые отношения повязывают куда крепче родственных.
   Но вернемся к танцам. Телефонный звонок был вполне конкретен. Только что прикончили Володьку Черкасского, по прозвищу "Черкес". Он был приятным собеседником и умелым собутыльником, но кто просил его становиться поперек дороги братьям Годуновым? Они очень не любили конкуренции.
   Человек, произнесший немудрящую фразу про "танцы", был прозван Мясорубкой. Работал он крайне эффективно и с размахом. Предпочитал использовать автоматы. Вместо пары стандартных контрольных выстрелов в голову, он разносил череп жертвы автоматной очередью. И опознать ее могли теперь только по отпечаткам.
   К тому же Черкес несмотря на свою авторитетность и "крутость" не был солидным. Он предпочитал кататься в компании любовниц исключительно на угнанных автомобилях. Все эти детали добавляли хлопот мрачным МУР- овским оперативникам.
   Тем временем в комнату вбежал сын Бориса. Федор Борисович, юный, взъерошенный и агрессивный. Узнав о новости, он хохотнул, так как по каким-то своим причинам ненавидел покойного Черкеса.
   -Его как следует помучили? - спросил Федор, но отец лишь укоризненно погрозил ему пальцем и вдаваться в подробности не стал.
   А юный отпрыск отправился в кино вместе с дородным Михайло Салтыковым, который был приставлен к нему дядькой -телохранителем. И был вынужден смотреть все новейшие голливудские боевики в режиме "задолбанного" стерео вместе со своим юным и непоседливым подопечным. Сегодня их ожидало особенно кровавое зрелище посреди широкого экрана...
   А Борис Годунов сидел у телефона. И не спроста. Аппарат не то что зазвенел, буквально заревел. Из трубки понеслось взволнованное:
   -Примите поздравления, Борис Федорович!
   Это был Шуйский. Кто же еще...Старая лиса. Всегда опаздывает, когда нужно прибыть куда-то лично, но по телефону всегда в первых рядах. Никто с ним не сравнится в скорости. Борис Годунов лишь головой помотал. Давно зная Шуйского, он приготовился к длинному скучному разговору, но Шуйский, против обыкновения, был не слишком назойлив. Исхитрился уложить свои верноподданнические настроения в полторы минуты, после чего весьма телефонно и церемонно откланялся.
   Его звонок был первым, но далеко не последним. Телефон просто не умолкал. Начали приходить и факсы с поздравлениями. Впечатление было таково, что весть о произошедшем убийстве Черкеса облетела город со сверхзвуковой скоростью. И все кому было положено знать уже знали, что случилось и спешили поздравить Годунова с успешным окончанием хлопот и волнений. Если бы случился сейчас рядом с Борисом Федоровичем человек праздный, несведущий и совершенно посторонний, он бы решил, что у Бориса Федоровича сегодня юбилей. Да такой, что круглее некуда. Впрочем, кончина конкурента всегда праздник.
   Сколь ни приятно было Борису Федоровичу выслушивать весь этот мутный поток верноподданнических льстивых заверений в искренней преданности и сыновней любви, в глубине души он слишком хорошо знал цену этим словам.
   Игра в которой он участвовал уж не один десяток лет имела свои особенности. В ней все аплодировали победителю и редко кто выказывал свои симпатии стороне проигравшей и как правило покойной. Окажись Годунов на месте Черкеса все было бы точно так же. "Танцы" состоялись бы не менее успешно. И телефон не умолкал бы на противоположном конце города. А этим шестеркам, маленьким серым зависимым людишкам по сути все равно. Что Черкес, что Годунов. Безразлично кто кого "станцевал" и по какой причине. Сами они малы и незначительны. У них нет шансов выбраться наверх, чтобы однажды тоже стать потенциальной мишенью для высокооплачиваемых киллеров.
   Тем не менее, благодаря чужой лести, настроение Бориса Федоровича стало весьма приподнятым. Звонки все еще продолжались, но телефон ему уже откровенно надоел. Рука устала держать трубку и он препорядочно натер себе ухо. Возникло желание куда-нибудь съездить и развеяться. Ведь за окном был ясный морозный день.
   -Семен, они мне уши прожужжали, -Борис Федорович снял трубку и тут же положил ее снова. -Надо, пожалуй, прогуляться. Бельского проведать. Поедешь?
   Но Семен Годунов, двоюродный братец ехать никуда не собирался.
   -Дела есть, - он кивнул на папки с документами.- Да и Бельский навряд ли мне обрадуется.
   -Пожалуй что так, -Борис Федорович поднялся из кресла. Кресло заскрипело, спина Годунова затрещала. Он потянулся и зевнул. -Тогда уж лучше без тебя...И привета ему передавать не буду.
   У Семена Никитича были серьезные сомнения по поводу того, что Бельский может обрадоваться приезду самого Бориса Федоровича, пусть и без привета, но он свои сомнения вслух выражать не стал. Хочет ехать -ну и пусть. В последнее время Борис был нервным и довольно болезненно реагировал на возражения. Грубил в ответ. Сказывалось влияние зловредной тещи.
   После ухода двоюродного, но чрезвычайно родного брата, Семен Никитич отключил все имевшиеся в наличии телефоны и факсы, разложил на столе документацию и всецело погрузился в чарующий бумажный мир бюрократии.
   Богдан Бельский в тот славный морозный денек удил рыбу на Москва -реке. Тихо и мирно. И никаких внезапных визитов вовсе не ожидал. Богдан ничем особенно не выделялся среди прочих любителей лова на льду. Только приглядевшись к нему повнимательнее можно было заметить в чертах лица и в выражении глаз что-то пугливое и настороженное. И обычно рыбакам не свойственное.
   Сегодня удилось ему хорошо. С десяток мелких ершей зачислил он в свой рыбацкий актив. Услышав за спиной поскрипывание снега, решил, что это снова Сенька, "зеленый" молодой рыбак, которому он оказывал некоторое покровительство и учил хитростям подледного лова.
   Но снег скрипел чересчур зловеще. И шаг был слишком тяжел. А когда над прорубью черным комодом нависла крупная свирепая тень, Бельский понял, что пришел кто-то другой. Точно не Сенька. Пришел некто, способный сделать наживку из самого Бельского.
   Стало тоскливо.
   -Здорово, Богдан! Как удится?- раздался тяжелый рокочущий голос. Настолько знакомый, что ему трудно было обрадоваться. Мстиславский из охраны Годунова.
   Бельский на приветствие не ответил ничего. Так и продолжал сидеть замерев. Мормышка точно приросла к его потертой рукавице. С Борисом Годуновым по прозвищу "Барон" он имел давнее короткое знакомство. Дважды мотали вместе срок. Были друзья- не разлей- вода. Но времена менялись и люди вместе с ними. Дела Годунова поперли в гору, а большие люди частенько теряют былую простоту. Всюду им мерещатся заговоры, подвохи и разного рода пакости. Кто-то что-то вякнул, кто-то что-то шепнул, Годунов озлился и былая дружба вышла Бельскому боком. Он впал в немилость. Хотя могли ведь и убить.
   Но Семен Годунов, братец вспыльчивого Бориски, братец двоюродный и очень сволочной, Бельскому выщипал всю бороду при помощи небольших японских плоскогубцев. А ведь
   борода была густая. Знатная. Теперь такой бороды днем с огнем не сыщешь. Ни за какие деньги не достать.
   И этот ощип не прошел для нервной системы Бельского даром. Веко левого глаза дергалось при малейшем волнении, часто и сильно. Точно Бельский пытался переморгать кого-то насмерть. Его мучила бессонница. Свежий воздух и рыбалка успокаивали нервы на какое-то время. Выпивка -неразлучная спутница рыбалки- так же. Из воровской элиты Бельского вышибли, понизили в должности. Теперь он был всего лишь мелким скупщиком краденого. Звезда его закатилась раз и навсегда. К былому не было возврата. Он чувствовал себя вором на пенсии и в насмешку был прозван Безбородкой...
   Проклятая рыба стала клевать очень некстати.
   -Тяни скорей!- азартно и весело рявкнул Мстиславский над самым ухом и хлопнул Богдана по плечу. Тяжела была рука Мстиславского. И хлопок этот был не столько дружеским, сколько предупредительным: не дергайся лишний раз и не вздумай какой фокус выкинуть. Левый глаз Бельского отчаянно пульсировал. Веко дергалось с неимоверной быстротой.
   -Тяни! -повторил Мстиславский с нарастающим азартом.
   -Издевается еще, сволочь, -потерянно подумал Бельский. Неловким движением выдернул на поверхность маленького бестолкового окунька, таращившего на него свои обалделые серо-розовые глазищи. Да и уронил на лед вместе с мормышкой. Снимать с крючка не собирался. Примерзнет, так примерзнет. Черт с ним совсем в конце концов. Окунек с леской во рту, попрыгал маленько, подергался в модном зимнем танце, утомился и закоченел. Мстиславский, что-то пробурчал и стащил чужую добычу с крючка. Любил он всюду лезть без спросу.
   -Гляди...лунку затянет. Потом опять вертеть, -Мстиславский заботливо ухватил стальной
   черпачок и начал прочищать лунку, выуживая на поверхность кусочки льда. Бельский не стал ему мешать. Бельскому вдруг сделалось немного душно, несмотря на мороз и избыток кислорода над замерзшей рекой. Мысли путались. Было лишь угрюмое оцепенение и покорность судьбе.
   Страх был, однако, не долог .Мелькнула шальная мыслишка: а не дать ли Мстиславскому коловоротом между глаз? Да и удрать по тихому. Но не один ведь пришел Мстиславский. Небось со всей стаей. Да и коловорот далековато лежит. Не с руки. Пока повернешься в этой телогрейке и всем, что под ней надето. Да и старость...А Мстиславский проворен, собака. И силен.
   -Под воду что ли сразу спустят? Утопят живьем...раз сюда явились, а не на хату...точно утопят, -таким образом неторопливо и бесстрашно рассуждал Богдан Бельский. -А я ведь в лунку-то не пролезу. Не карась, не окунь. С пива раздобрел. Одна телогрейка чего стоит.
   Эта мысль его неожиданно рассмешила. Физиономию перекосило от нервного, и не слишком уместного смеха. Чтобы не расхохотаться в голос Богдан закусил губу и
   свирепо нахмурился. Мстиславский, увидев выражение его лица, вздрогнул, уронил на лед мормышку, сделал шаг назад и пробурчал, невольно оробев:
   -Что-то ты, Богдан, сегодня совсем скучный.
   Хотя Богдан Бельский и не думал скучать. Какая же тут может быть скука, при этаком неопределенном будущем. То ли пристрелят, то ли утопят живьем, ироды...Тут уж явно
   не до скуки.
   А за что? Никаких причин для расправы вроде не было. Бельский, потеряв все влияние и половину авторитета, последние несколько лет вел себя тише воды ниже травы. Но, верно, что-то случилось. Без причины так вот не приходят.
   Надежда на то, что братья-рыбаки вмешаются в дело была. Но что толку? Рыбаки вполне могли бы дать отпор зарвавшейся шпане, но воевать с небольшой армией верных годуновских псов им было не по силам. Только рыб бы насмешили.
   К слову, Мстиславскому не сразу удалось отыскать Бельского. Сегодня был выходной
   и косолапых неповоротливых фигурок с коловоротами на льду скопилось изрядно. Их обширными стараниями ледяной панцирь реки уже напоминал дуршлаг, но морозец брал свое и со сдержанной неторопливостью затягивал лунки.
   Немало рыбаков обосновалось внутри самопальных палаток, пошитых из списанного брезента. Под брезентом скрывались они, точно восточные красавицы под паранджой. Несколько раз Мстиславский заглядывал внутрь без стука и рявкал с затаенной надеждой: -Богдан?!
   И всякий раз совершенно недовольная и незнакомая физиономия говорила неприятные слова и дышала в лицо перегаром. В конце концов Бельский обнаружился на открытой местности.
   А Борис Годунов во время поисков сидел в машине. Ему отчаянно хотелось прогуляться, но носиться по всему заливу среди плотных фигурок в ушанках и телогрейках, выспрашивая у встречных и поперечных не видал ли он Бельского, казалось несколько несолидным, да и довольно скучным занятием. Он свое отбегал, он теперь главный, пусть другие суетятся.
   Наконец Мстиславский остановился и призывно махнул рукою издалека. Стало быть нашел. Годунов нетерпеливо распахнул дверь "волги", не дожидаясь, пока верные слуги сделают это за него. От свежего морозного воздуха перехватило дыхание. Годунов торопливо застегнул пальто, но шапку надевать не стал, хотя личный шофер Уфим Пятачонков ворчал и беспокоился, что досточтимый босс "себе застудит репу" в области головы...Но Годунов лишь отмахнулся от Уфима. Сегодня он чувствовал себя молодым и полным сил. Красота природы захватила его душу. И Годунов возликовал.
   В сопровождении шести охранников он уверенно ступил на лед и направился к Бельскому неторопливой и солидною походкой. Мстиславский слегка приплясывал неподалеку -морозец давал себя знать. А Бельский все еще пребывал в полном неведении относительно своей дальнейшей судьбы. Минута ожидания тянулись больно и мучительно. И все от того, что он не знал истинной цели "ледяного" визита.
   На подошедшего Годунова Бельский поглядел с диким выжидательным недоумением. Он уже не боялся, но все же изрядно нервничал. Что на сей раз понадобилось этому извергу и кровопивцу? Оказалось, что "изверг и кровопивец" желает пообщаться. Поговорить по душам. О погоде и прочих занимательных вещах. Мстиславский почтительно отступил назад. Встал в круг вместе с прочими шестью телохранителями.
   -Того и гляди начнут водить в круг лунки хоровод, -подумал Бельский.
   Помимо уже известного нам Мстиславского в кольцо окружения входили: Прохор Затычкин, Сократ Домкратов, Терентий Бяров, Олег Ледовитый, Жорик Нахалявкин и Гера-Ставрида. Впрочем, с последним Бельский не был знаком лично. А жаль -приятнейший человек, особенно по пятницам.
   -Ну что, Богдан? Как рыбка? Клюет? -с непритворной ласковостью поинтересовался Годунов.
   -Угу, -нервно прохрипел Бельский. Хотя мормышка по прежнему валялась на льду, так что клевать рыбе было особенно нечего.
   -Это дело хорошее...рыбалка. Помнится и я в былые годы...Конечно, не мелюзгу, а примерно таких, -и Годунов показал какого примерно размера были пойманные им рыбины. Врал Годунов как самый заправский рыбак. Бельский даже слегка улыбнулся этому обстоятельству. Половиною рта. Вторую половину свела нервная судорога. От этого улыбка вышла дикой и кривой. Годунов поморщился, посопел носом глянул в синюю морозную даль, на небо с размытыми облаками и сменил тему.
   -Не слыхал? Черкеса сегодня грохнули. Два часа тому назад. Возле хаты.
   -Не слыхал. Черкес, царствие ему небесное и пух в земле, далеко жил, а поблизости пальбы не было, -Бельский и не думал острить. Теперь причина сегодняшнего визита Годунова была ему предельно ясна. Бельский ничуть не удивился , если бы Борис Федорович, не повышая голоса, вдруг добавил:
   -Два часа назад пришили Черкеса, а сейчас твой черед, Безбородка.
   Это было бы больно и обидно, но понятно.
   -Все мы там будем, -внезапно осмелел Бельский, имея ввиду в первую очередь себя.
   -Не скажи. Нам с тобой еще жить и жить, -рассеянно сказал Годунов. Он был несколько уязвлен тем обстоятельством, что Бельский ничего не знал о гибели Черкеса. Непростительное невежество. Люди же вон знают. Сколько звонков...А он сидит тут пеньком на морозе, ухмыляется половиною рта, ловит всякую мелюзгу из отравленной речки и оказывается полностью вырван из мирового общественного процесса.
   Настроение Годунова портилось медленно, но неотвратимо. Беседа не клеилась, разговор
   трещал по швам. Ни о какой задушевности и речи не было. Годунов сердито причмокнул губой и сделал последнюю попытку расшевелить Бельского.
   -Дочку замуж скоро выдаю, -сообщил он как бы между прочим. Дочь его, Ксению, Бельский в свое время качал на коленях, а она звала его "дядя Бэ" и больно дергала за бороду. В то время его знаменитая борода была еще на месте.
   -Замуж дело хорошее, -замогильным голосом добрил Бельский и замолк, точно язык у него примерз к челюсти. И никаких наводящих вопросов. Ни кто таков жених, ни где
   свадьба... Годунов мог бы рассказать, похвастаться...разговориться по-дружески. Вспомнить и старое, и былое, и думы. Но почему-то не говорилось и не вспоминалось.
   -Неужели ему безразлично? Все равно за кого пойдет моя дочь? Какой же он бесчувственный и недружелюбный!- с нарастающей обидой думал Годунов.
   А Бельский думал совсем о другом: -Стреляй скорей. Чего ты тянешь, сволочь?!
   Но стрельбы все не было и не было. Годунов постоял еще немного. Помолчал. И сказал наконец:
   -Ну, что же, Богдан...ладно. Уди себе дальше. Бывай.
   -До свидания, Борис Федорович, -механическим официальным голосом ответил Бельский и слегка привстал с рыбацкого сундука, но задрожали ноги, не удержали веса и он тут же плюхнулся назад, едва не опрокинувшись на спину.
   Борис Федорович Годунов напоследок посмотрел вдаль. И увидел только то, что мог увидеть. Мост прятался дальним своим краем в снежной дымке. Машины и автобусы скрывались за этой туманной белой стеной в неизвестности. Заводские трубы то там то сям торчали из обширной городской панорамы, дымили беспрестанно и вносили существенный
   вклад в производство белых пухлых облаков.
   Бельский мельком взглянул на Годунова. Борис Федорович показался ему громаден и страшен. Голова его полностью закрывала собою солнце. Снег, искрясь, падал на годуновскую макушку, седые волосы сверкали. А лицо Годунова казалось черным. Таким черным, что и черт не разобрать. Бельский поспешно отвел глаза...
   Годунов плюнул сердито на лед, растер подошвою утепленного немецкого сапога и побрел назад к машине, слегка шмурыгая носом. Недолго был он на морозе, но голова замерзла и слегка ломило в висках. Семеро телохранителей брели за ним гуськом. След в
   след. У них головы были крупные и крепкие. Они никогда не простужались и вообще ничем не болели.
   Уфим Пятачонков, шофер и нянька Годунова в одном лице, весь испериживался, видя шефа без шапки на сильном морозе. И когда Годунов плюхнулся на заднее сиденье бронированной "волги" и звучно чихнул, Уфим Пятачонков скорбно закатил глаза к
   потолку и непритворно простонал:
   -Борис Федорович! Никогда вы меня не слушаетесь! Не бережетесь! Вот и простудились.
   От этих заботливых стонов Годунов слегка приободрился и даже ухмыльнулся. Искренняя забота шофера его позабавила.
   -Не ной, Уфимка. Обедать пора. За обедом выпью и всю простуду снимет к чертям. Трогай! -и Годунов снова яростно чихнул.
   -Будьте здоровы!- слаженно рявкнули верзилы-телохранители и процессия из двух бронированных "волг" тронулась с места.
   А Бельский все сидел на рыбацком своем сундуке. И никуда не ехал. Так просидел он до самого вечера в совершенно офонарелом состоянии. Коллеги по подледном лову подходили с наводящими вопросами и участием, но он лишь многозначительно молчал в ответ и скоро от него отстали.
   Очнулся лишь когда настали сумерки. Большая часть рыбаков разбрелась по домам. Лунка Бельского его затянулась намертво и ледяная пробка торчала наружу. Памятником его терпению и усидчивости. Бельский внезапно понял, что остался жив. А Годунов-то просто поболтал и уехал. И все? Зачем же он приезжал, сволочь? Оригинальненько! Бельский извлек из-за пазухи остатки коньяка в широкой плоской бутылке еще со старых времен. Допил коньяк в момент, закашлялся и почувствовал, что заново родился. Понюхал рукавицу и поморщился. На ощупь собрал впотьмах улов и инвентарь, пошвырял в сундук, как придется, вздохнул несколько раз тяжело и протяжно. И, по-медвежьи косолапя, поскрипел по снегу в сторону автобусной остановки.
   Но это было гораздо позже. Вечером. А все то время, пока задумчивый рыболов Бельский умело приходил в себя, в жизни Бориса Годунова произошло немало занятных событий.
   На двух бронированных авто Борис Федорович с соратниками неутомимо летел в сторону выпивки и закуски. Обедать! Сердца пассажиров пели. Хотя Годунов и расчихался не на шутку, приводя в неописуемый ужас верного Уфима Пятачонкова. В промежутках между чихами Годунов поглядывал на солнышко. Сквозь пуленепробиваемое стекло
   оно выглядело довольно странно. Кабы глянуло на себя эдак, со стороны, то нипочем бы не узнало собственной физиономии. Было солнышко сереньким, тусклым и даже каким-то прямоугольным. Но Годунов на такие мелочи просто-напросто не обращал внимания. К тому же, от беспрерывного насморка у него слезились глаза и это добавляло своеобразия виду прямоугольного солнечного диска.
   Миновали станцию метро. Тормознули, уважив красный огонек светофора. Уфим Пятачонков категорически не желал нарушать правил дорожного движения, опасаясь за жизнь отчаянно чихающего шефа. Как говаривал он сам-машина бронированная, а шеф -нет. Однажды его попросили не останавливаться на красный. Тогда он был юн и неопытен. Он
   послушался. И едва не столкнулся с грузовиком. А в матче грузовик-легковушка всегда выигрывает грузовик. Слава богу, все тогда обошлось. Но с тех самых пор если Уфима просили ехать на красный, он прикидывался глухим.
   Годунов же, выискивал сухие квадратные сантиметры в засморканном донельзя пространстве носового платка, мрачно поглядывал в окошко. Ничего особенно интересного там, однако, не было. Кроме пешеходов и загадочных обитателей метрополитена которые лишь изредка выбираются на поверхность, чтобы погреться немного на солнышке, пусть да-
   же зимнем и скупом, и затем уползти назад, вернуться в привычный сумрачный подземный мир, озаренный электричеством. Любили ли они солнце и любило ли солнце их? Годунов не знал ответа на этот вопрос. От загадочного вида пешеходов он даже закашлялся.
   Олег Ледовитый задумчиво читавший пухлую газету набитую новостями посмотрел на шефа с сдержанным, но искренним сочувствием. А новости в тот день были все какие-то чересчур умные и научные. Какой-то астроном неожиданно обнаружил вторую Луну. Поменьше и попаршивше первой, ну то есть обычной нашей русской Луны, но тоже растет, зараза, пыжится, пучится и скоро должна по размерам первую догнать. А в связи с ее непредвиденным появлением ожидались повсеместные бури, сильные снегопады, перепады атмосферных и прочих давлений и стихийные бедствия.
   -Что пишут? -прогундосил Годунов, брезговавший брать газеты в руки, но интересовавшийся новостями.
   -Ужас что, -честно ответил Ледовитый. Про стихийные бедствия лучше шефу ничего не говорить. Сразу про тещу вспомнит. Та обещала на бракосочетание внучки непременно пожаловать.
   -Тогда молчи и так настроение рыбе под хвост, -и Борис Федорович замкнулся в себе.
   Неприятный осадок от встречи с Бельским всколыхнулся на дне его необъятной души. Какая все же угнетающая встреча. А ведь Бельский как-никак приходился ему бывшим врагом и другом. То есть наоборот. Чхи! Годунов ожидал радушия, а встретил хорошо скрытую неприязнь. Ух, Богдан...Злость закипела в Годунове. Организм прогрелся, нос прочистился, насморк временно прошел.
   Уфим Пятачонков даже заулыбался: шеф наконец-то перестал чихать! Тут и приехали. Но на самом подъезде, точнее на самом подходе к ресторану "Версаль" произошел неприятный и в чем-то даже подозрительный инцидент. Неподалеку от ресторана
   стоял потертый жизнью нищий. Рукою правой опирался на костыль. А в левой держал ужасного вида шапку. Голова страдальца моталась из стороны в сторону, глаза закатились. Виднелись лишь белки. Бормотал он нечто невнятное, но явно жалобное. Годунов предпочитал творить добро лично, персонально и даже демонстративно. Для пущей наглядности. Если кого следовало убрать, то он действовал через третьих лиц и пользовался услугами архи -киллера Мясорубки и прочих специалистов. А тут надо было показать всей Москве свою неоспоримую и чрезвычайную благотворительность. Годунов точно вышел на сцену для исполнения главной роли и чувствовал интуитивно, что многочисленные москвичи из соседних домов, затаив дыхание наблюдают. И он не обманет ожиданий. Покажет какой он добрый, щедрый и благотворительный. Ну, то есть, сострадательный. С благотворительностью, однако, вышла заминка. В годуновском бумажнике имелись лишь только доллары. С величайшим трудом Борис Федорович отрыл в кармане брючек тертую и битую пятидесятикопеечную монету.
   Между тем, нищий, почуяв чье-то приближение мецената начал подвывать и причмокивать более громко и жалобно. Годунов глянул на монетку еще раз. Решил, что на безрыбье и рак рыба и сунул ее в ужасную шапку нищего. Не иначе как потертая монетка была волшебной. Потому что с нищим произошли тотчас значительные перемены. Трястись и выть он перестал почти что моментально. Глаза его крутанулись и вернулись
   в нормальное положение. И тут же выпучились от удивления. Он смотрел на монетку как на мираж. А когда разглядел во всех подробностях, что именно ему подсунули, то затрясся снова. От плохо скрываемого бешенства. Швырнул монетку в Годунова и прошипел злобно
   и отчетливо:
   -Ты что, гад, суешь? Издеваешься над больным человеком?!
   Он был настолько зол, что не заметил годуновской охраны. Или решил, что эти крепкие ребята сами по себе. Нищий оскалил свирепо зубы и сделал угрожающий взмах костылем. Зубы сверкнули в ярких лучах веселого зимнего солнца и Годунов увидал, что у нищего рот полон золотых зубов. При таких зубах получить всего лишь 50 копеек было просто обидно. Годунов уразумел, что на сегодняшний день дела с благотворительностью в Москве обстоят не слишком благополучно. Чихнул от огорчения и прошел в ресторан. А четверо его бравых охранников налетели на размахивающего костылем золотозуба и начали его воспитывать всеми доступными способами, а прочие телохранители невозмутимо
   проследовали за Годуновым в ресторан. Швейцар выскочил точно из под земли, живо улыбнулся и распахнул дверь перед Годуновым, радостно кланяясь. Открывать двери и радоваться всем приходящим было его непосредственной обязанностью.
   Последнее, что услышал Годунов с улицы был дикий и отчаянный вопль нищего:
   -Аааа! Каюсь, каюсь! Каюсь, православные! Пустите, мальчики кровавые! Уже в глазах темно...
   В ресторане "Версаль" днем как правило бывало немноголюдно, да и всегда здесь нашелся бы отдельный столик для Годунова и его непосредственных приближенных.Борис Федорович со свитою проследовал в гардероб. Разоблачившись от тяжелых зимних доспехов проследовали в обеденный зал. Официант, еще более радостный, чем швейцар, подвел их к лучшему столику и помчался исполнять заказ. Он видел, что посетители голодны и что
   следует поторопиться. Из динамиков, хитро упрятанных в стены, доносился
   картаво-рокочущий голос Эдит Пиаф. А к столику Годунова семенил уже управляющий рестораном Кондрат Кондратьевич Шампуньский. Привычная испуганная улыбка слабо шипела и пузырилась на его лице. Эта улыбка возникала всякий раз, когда Годунов заявлялся в ресторан и пропадала, когда он отбывал восвояси.
   -Кондрат!- укоризненно покачал головою Годунов, забыв поздороваться и устало облокотившись о стол. -Кондрат, опять ты свою Эдит- пиявку завел?
   -Так, а что изволите?
   -А другое. Изволю что-нибудь другое.
   Кондрат Кондратьевич послушно кивнул и удалился. Через двадцать пять секунд старушку Пиаф сменил дядюшка Дассен. Годунов кивнул головою благосклонно. Против
   Дассена он ничуть не возражал. Не то чтоб ему дико нравилось, но хотя бы не раздражало. Из подбора музыки можно было с легкостью заключить, что Шампуньский был отъявленным поклонником французского шансона и возможно даже-тайным бонапартистом.
   Под дассеновские "Елисейские поля" прибыли прочие четверо охранников и сообщили, что золотозубый нищий перевоспитан в лучшем виде.
   Годунов поморщился и молча уставился в вазочку с фруктами. Яблоки были вполне привычной стандартной яблочной расцветки. А вот мандарины привлекли внимание Бориса Федоровича. Они были какого-то странного тигрового окраса. Оранжевые. С темно-коричневыми разводами и полосками. Что еще за новости из мира фруктов? Но Шампуньский заверил, что мандарины свежайшие и исключительно вкусные. И не обманул, подлец. Мандарины и вправду хоть куда. Но они были хороши лишь для десерта. Ведь соловья не кормят баснями, а голодных мужиков мандаринами.
   И вот уже были принесены обильные и калорийные закуски. И несколько бутылок особой водки "Шапка Мономаха". На чем именно ее настаивали, на шапках ли ушанках или чем другом, Годунов не знал и узнавать не собирался. Но данный сорт питательно -согревательного народного напитка нравился ему чрезвычайно.
   Началась трапеза с ухи, которая до того была вкусна, что ничуть не напоминала о Бельском. Годунов ел с аппетитом. Сопровождающие лица так же не жаловались на его отсутствие. А если учесть, что челюсти у них были будь здоров, то можно без труда догадаться, что треск в зале стоял просто ужасный. Дассена давно уже сменил сводный оркестр имени Поля Мариа. А за ним последовали комические куплеты в исполнении Жана Поля Бельмондо.
   Водка произвела существенное торможение в мыслях Годунова. Она плескалась в голове и мешала мозгам исполнять свои природные функции, мешала соображать. Мысли Годунова смешались так, что хуже некуда. Этот фокус всегда удивлял его до крайности. Ведь водка "мономахова" в силу какой-то врожденной подлости никогда не действовала на него сразу. Всегда с некоторым опозданием. После паузы и антракта с закусками. И развозило Бориса
   Федоровича в один миг так, что лучше и не надо. Развозило капитально. И это невзирая на то, что он был крайне опытен и далеко не молод. Все равно никак не мог приноровиться. Установить для себя точную норму. То есть так, чтобы и пьяну быть, но чтоб и не слишком от этого шататься. Поначалу валил он все на форму рюмок, на разный и непривычный объем. Как тут приноровишься если там такие, а тут сякие?! Но давно уже приносили ему рюмки привычной формы и наполнения: ресторанный персонал был строжайше вышколен, а положение дел нисколько не менялось. Впечатление было таково, что водка тихонько прокрадывалась внутрь годуновского организма. Точно иноземный диверсант. Сидела себе внутри тихонько притаившись. И когда Годунов уже и думать о ней забывал- вот тут-то она и наносила свой внезапный, коварный и подлый удар. Бац! И прямо по мозгам. И Борис Федорович летел в нокаут, моментально терял всяческое соображение и чувства приличий. Мудрость и рассудительность, дарованные ему природой. Сегодня картина была той же самой. Бац и по мозгам! Со вздохом Годунов отодвинул прочь бутылку:
   -Ох, тяжела ты "Шапка Мономаха"!
   С печальной задумчивостью захрустел свежим пахучим тепличным огурцом. С огурца его потянуло на фамильярности. На простецкую застольную беседу. Ему сильно хотелось общаться. Хорошо еще, что Мстиславский был всегда под рукой. Верный собеседник и надежный собутыльник. Нет -нет! Никакой больше водки. Хватит...У Мстиславского имелся большой опыт по части общения с пьяным Годуновым, поскольку далеко
   не всякий мог уразуметь то, о чем говорил Борис Федорович, будучи в изрядном подпитии. Когда "Шапка Мономаха" тащила его за язык и волокла за собою вдаль...У захмелевшего Годунова нижняя челюсть хлопала как попало, язык цеплялся за левую щеку изнутри. Становился все больше и больше, распухал и переставал помещаться во рту. Из-за этого слова выползали наружу как придется. Как Бог на душу положит. Без соблюдений порядка и регламента. Речь Бориса Федоровича была совершенно бессвязной и абсолютно невнятной. Но Мстиславский отчетливо разобрал, что босс жалуется на жизнь. Как и всегда в подобных случаях. На свою нелегкую, полную трудностей, жизнь. Первым делом помянул конечно же и о доблестной теще своей. Тещу звал он по фамилии ее покойного мужа, а не по девичьей, которую она овдовев решительно вернула себе. А жену, носившую его годуновскую фамилию- напротив именно по девичьей. Жена была порою тоже не подарок.
   -Вот она моя Малютка Скуратова. Все мозги испилила. Все мозги...-Годунов был пьян и неоднозначен, он опасно накренился влево, но был бережно возвращен в исходное положение и кажется ничего не заметил. От легкой встряски мысли в голове его перемешались вновь и перескочили на другое, точно картинки в калейдоскопе.
   Борис Федорович тем же ровным тоном, не повышая голоса, принялся жаловаться на недоброжелательство окружающих.На то, что в Москве его совсем не любят. Хотя он очень хороший. Это было правдой. Несмотря на ощутимые внешние и внутренние достоинства Годунова в Москве не любили. Временами появлялись на заборах неприятные
   надписи наподобие "Годунов-дурак!" или "Годунов-козел". Или вовсе фамильярное: "Борька-свинья". Последнее запросто могло относиться и к какому-нибудь другому Борьке, но Борис Федорович воспринимал это на свой счет и крайне болезненно. Он был очень ранимым и тонким человеком. В последнее время подозрительность развилась в нем до крайности. До болезненной степени. А все из-за чего? Из-за ерунды, из-за мелочей. К примеру, одна фирма, открывшая свой офис на суверенной годуновской территории заартачилась и не пожелала платить за свое существование. Тогда по приказу Годунова в
   гуманных и чисто воспитательных целях был совершен поджог. Но как на беду в тот день был очень сильный ветер. Огонь перекинулся на два соседних дома. То есть накрылись целых три здания вместо одного. Хотел ли этого Борис Федорович? Конечно же нет! Но долго еще ходил слух по всей России, что Годунов-де злонамеренно и специально спалил пол-Москвы. Вот ведь злые языки...От них все беды.
   Мысли перескочили снова, с пятого на десятое. Как граммофонная игла на запиленной пластинке. Вспомнился отчего-то давно мертвый Иван Васильевич Четвертый. По кличке "Грозный".Когда-то был он крупным криминальным авторитетом, шефом самого Годунова, потом его врагом и в конце концов Четвертый был убит в парке, летом, за партией в шахматы вместе одним известным фальшивомонетчиком. Годунов уничтожил бывшего шефа без сожаления и моментально занял его место. Говорят Иван Четвертый умер, сжимая в руке ферзя. Так и похоронили его, поскольку врачи не сумели разжать пальцев мертвеца. Лежит теперь этот ферзь в гробу с тлеющими костями и ползут по нему черви...тьфу! Вздор это все. Слухи. Не может быть в гробу никакого ферзя. Ведь могилы "Грозного" Годунов никогда не раскапывал, не проверял. А слухам верить -себя не уважать. Он, между прочим, всегда насмехался над Иваном "Грозным".
   -Всегда хотел быть первым! Да не выходило. Четвертым был по паспорту, четвертым и умер. Был Четвертым и от того был "Грозным"...Ха-ха...-закашлялся от смеха Годунов. А Мстиславский озабоченно поддакивал, честно глядя в его пьяные глаза. Истерический
   смех, перемешанный с кашлем сотрясал захмелевший организм Годунова. Как обычно вышло так, что снова не заметил он как покинул ресторан, был погружен в машину, под озабоченное оханье Уфима Пятачонкова. И очнулся лишь на полпути домой. Когда обе бронированные "волги" мчались в сторону Красной площади. Так вот подъезжая к сердцу российской столицы, Борис Федорович некстати проснулся, продрал свои хмельные очи и увидал как Красную площадь пересекает, лавируя между туристами и зеваками, милиционерами и фотографами, пес. Крупный и драный. Причем передвигается на трех лапах, поджимая заднюю левую. Вид несчастной искалеченной собачки несказанно умилил и растрогал пьяненького Годунова. Почти до слез.
   -Ну-ка тормози!- всхлипнул Борис Федорович и Уфим Пятачонков плавно притормозил, что бы ехавшие сзади ребята не врезались в машину шефа. Годунов отобрал у вечно голодного Мстиславского пакет с чипсами, тот хрупал их в виде десерта и открыв дверь, попытался приманить несчастную собачку. Охрана заворчала и стала недовольно озираться. Ведь даже здесь, на Красной площади, Годунова вполне могли подстерегать коварные убийцы. Но пьяненькому Годунову было все до фонаря, до лампочки и абсолютно по барабану.
   -Утю -тю -тю! Цыпа -цыпа! Голодненький небось! -Годунов шебуршал пакетом и кидал чипсы на заснеженные камни мостовой в надежде приманить увечную собаченцию.
   Но пес оскалился вдруг и зарычал. Зло и крайне предупредительно. Хотя задняя лапа была искалечена- клыки у него были будь здоров. Руку откусит- мигнуть не успеешь.
   -Шеф! Да это же волк! -воскликнул Мстиславский, до того момента тоскливо наблюдавший как его любимыми чипсами посыпают Красную площадь. Годунов раздачу чипсов приостановил. Глянул внимательно. И правда.
   -Ах, ты черт! Куда ж они смотрят? Развели волков на Красной площади! -Годунов поспешно захлопнул дверцу машины. -Уфимка! Трогай...
   А волк, обратив свою зубастую морду к синему мороженому небу завыл жутко и протяжно. Когда машины умчались прочь он из интереса понюхал угощение. Чипсы были с укропом. Он ненавидел этот сорт. Зло плюнув, волк оскалился и потрусил на своих трех лапах в направлении гостиницы "Метрополь"...
   Сорок минут спустя Годунов был уже дома и спал без задних ног. Он вообще любил вздремнуть после обеда, такой был у него обычай. Традиция предков. Годунов заснул не от того, что был пьян и устал, а от того, что это было традиционно.
  
  

Глава вторая

Возвращение "Царевича"

  
   Если для Бориса Годунова вздремнуть после обеда было и привычкой, и своеобразной данью традиции, то это распространялось далеко не на всех. К примеру, Дмитрий Иванович Четвертый никогда после обеда не спал. Традиций не соблюдал. Ел жареную телятину. Запивал холодным пивом. И вынашивал жуткие планы возмездия. Именно для мести он и вернулся в Отечество после долгого отсутствия. В этих планах Борису Годунову отводилось самое знатное, самое почетное место. Ведь Дмитрий Иванович, прозванный "Царевичем" приходился родным сыном Ивану Четвертому, подстреленному по указке Годунова солнечным летним деньком в известном московском парке. Иван Четвертый умер с
   шахматной фигурою в руке, так и не успев сделать своего последнего хода. Тогда Дмитрий не знал еще что произошло. Был мечтательным и праздным малолетком. Сказали, что отец исчез и все. Годунова этот малолеток нисколько не беспокоил и не интересовал. А того самого шахматного ферзя, черного траурного цвета, принес ему Трубецкой, старинный друг отца. И рассказал обо всем. Пять лет спустя.
   Постепенно Годунов начал беспокоиться. Вспомнил о подрастающем "змееныше". Воспоминания Годунова всякий раз приводили к неприятным результатам. Бывшая в подчинении Бориса Федоровича семейка потомственных мокрушников Битяговских с ярко-выраженными дебильными лицами взялись исполнить жуткое приказание неумолимого шефа. Битяги -отец и сын, а так же племянник Битяга -старшего, Никита Качалов, он же Кишка- Карусель, однажды подстерегли "змееныша" у Второго Угличского проезда, через
   который Дмитрий имел обыкновение возвращаться из школы. Помнится, в тот день ему стукнуло как раз двенадцать лет. Трое убийц были исключительно здоровыми мужиками. Дмитрий же был мал и слабосилен. Он еще не носил с собой оружия, а дядюшки Трубецкого, как на грех не оказалось в городе в тот злосчастный день.
   Все могло кончиться скверно до чрезвычайности, но тут из окна старой трехэтажки началась внезапная стрельба. Первый выстрел был исключительно меток. Кишке-Карусели продырявили его тупую башку. Битяги, отец и сын, опешили от внезапного нападения. Особым умом они никогда не отличались. С одной стороны имелся суровый приказ Годунова, а с другой нужно было подумать и о себе. Внезапный обстрел среди белого дня привел их в крайнее замешательство. Они вертели головами в поисках отважного стрелка, но все это время Данилка -Битяг держал Дмитрия крепко. И наконец засек огневую точку.
   В этой точке находился старый охотник. Ворошиловский пострел. Он свихнулся два дня назад от того, что приснился ему собственный покойный дедушка с черной чужой бородой. И этих страшных людей на улице охотник принял за посланников покойного чернобородого дедушки. Псих торопливо перезаряжал ружье. Битяги смотрели на него удивленно. Старший даже пальцем у виска покрутил. Он придерживался мнения, что нельзя вот этак пулять среди бела дня в абсолютно незнакомых людей. Считал, что это ненормально. Сам он так никогда не делал. А психу разглядывать их было некогда. Времени до дедушкиного прихода было в обрез. Ворошиловский пострел дал второй залп и Битяг- старший повалился на землю с простреленной ногой, тоскливо подвывая и изощренно матерясь.
   Данилка, оставшись в одиночестве, растерялся, ослабил хватку и малолетний Дмитрий, сильно повзрослев за последние две минуты, вцепился зубами ему в руку. Цапнул преотменно. С аппетитом. Откусил Данилке мизинец, выплюнул и бросился наутек, оставив на поле боя ранец с учебниками и прочей школьной дребеденью. Он уже был сыт по горло бесплатным советским образованием. Данилка, лишившись пальца, орал во всю глотку от боли и обиды, вторя подстреленному своему папане. У сумасшедшего охотника наверху кончились патроны. Но был топор в кладовке. Он не поленился сходить за ним,вышел во двор и довершил свое славное начинание.
   С тех пор о Битяговских ничего не было слышно. В городе поползли неприятные слухи о причастности Годунова к этой неприличной истории. Борис Федорович как мог опровергал. И устно, и лично, и по зубам. Слухи быстро затихли, но случай остался в народной памяти. Застрял намертво. Говорили даже будто бы Годунов сам убрал Битяговских, чтоб не болтали лишнего, но судьба убийц никого и никогда не интересовала, особенно если они получали по заслугам...
   Второю малоудачной попыткою извести Дмитрия-Царевича была подсылка отравителей. Василиса Волохова и злонамеренный сын ее Осип взялись провернуть операцию с отравлением за кругленькую сумму. Годунов не возражал. Он никогда не был жадиной. Деньги ведь шли на доброе дело. Дмитрий, уже двадцатилетний и вполне вооруженный, гулял вместе с товарищами в ресторане "Квадрат".
   Василиса Волохова несмотря на прогрессирующую сердечную недостаточность (она всегда была совершенно бессердечной женщиной), вставные зубы и откровенно пред пенсионный возраст умела в случае крайней надобности и чрезвычайных обстоятельств прикинуться 17-летней соблазнительной девицею. Примерно на полчаса и только при плохом освещении. Но за это одно ее считали ведьмой. Вторым неоспоримым ее достоинством было то, что ресторан "Квадрат" в последнее время облюбованный Дмитрием для гулянок был
   известен ей весьма неплохо. Она знала как именно можно влезть туда без приглашения. И без лишнего шума. Проработав в ресторане поварихой в течение пятнадцати лет, Василиса
   знала там каждый закоулок и прекрасно ориентировалась на местности.
   По обыкновению прикинувшись девицею, она заманила в подсобку одного особенно озабоченного официанта, где тут же стала сама собою, постарев прямо на глазах. Мгновенно...Официант застыл на месте от суеверного ужаса. Пока он пребывал в растерянных смятеньях чувств сын Василисы, Осип-Волох, известный фармацевт-отравитель, вполне профессионально ударил его по голове тяжелой не чищенной сковородой.
   Промедление было смерти подобно. Коварный Осип проворно переоделся в официанта, у него была природная тяга к маскировке. Сказывалась дурная наследственность. Наружно став официантом, Осип-Волох вполне готов был к тому, чтоб преподнести два графина с отравленною водкой всей честной компании. Во время планирования операции Волох предложил Годунову использовать водку, что продавали в привокзальных палатках по бросовой цене. Вполне хорошая, надежная отрава. Летальный
   исход гарантирован.Но Годунов непременно хотел, чтоб юный Дмитрий помучился перед смертью. Решили просто: в обычную водку добавили жуткого яда, рецепты которого в семействе Волоховых передавались из поколения в поколение. Его испытывали на врагах неоднократно и всякий раз срабатывало безотказно. Мучительная агония и летальный исход. Яд итальянцев Борджиа не шел ни в какое сравнении с этой поистине адской смесью. Учитывая концентрацию яда и большое количество потенциальных жертв, их крики должны были слиться в жуткую симфонию авангардного толка.
   Итак, Осип перелил отраву в графины. Графины установил на поднос. На лицо надел маску официантского усердия и подобострастия, мамаша-ведьма довольно цинично его перекрестила и он отправился исполнять свое черное дело.
   По пути, возле крайнего столика, к нему пристал какой-то очкарик с кроваво-красными мутными глазами. Очевидно решил, что графины с белой смертью были предназначены ему. Вот недоумок! Осип и так нервничал сильно. Едва не дал красноглазому в ухо, чтоб отстал. Этикет официантской учтивости все же удалось соблюсти. Волох произнес какую-то бестолковую, но очень вежливую фразу и пока собеседник вдавался в ее смысл, пакостный сын ведьмы Василисы извернулся и поплыл дальше по залу со своим ужасающим подносом. Отрава жизнерадостно булькала в графинах. Столик Дмитрия нашел он без труда.
   Надо сказать, что в то время Дмитрий не чурался еще душевной компании, не набрался в гнилой капиталистической Европе дурного аристократизма в плане мудреных коктейлей, и пил все, что горело, ничуть не отделяясь от коллектива...
   Компания, хоть и была пьяна, и весела, но ухо держала в остро. И даже не одно ухо. Выпивки на столе было порядком. За официантом никто не посылал. Народ примолк, улыбаться перестал. Насторожился. Почетный гость банкета, дядюшка Трубецкой пригляделся к официанту повнимательнее и узнал Волоха в маскарадном костюме. Бежать было некуда. И Осип-Волох впервые попробовал яду собственного приготовления. Вкус оказался просто отвратным.
   Годунов был извещен о провале операции весьма своеобразно. Отрезанные, посиневшие и безобразно скрюченные руки Осипа-Волоха были прибиты отменными девятидюймовыми гвоздями к двери годуновской квартиры. С наружной стороны. В то время Борис Федорович жил куда скромнее. Дверь у него была обычной, деревянной. Приколотить к ней можно было все, что угодно. Тем более отечественными гвоздями. В те древние допотопные времена металлические двери имелись лишь в бомбоубежищах и подземных классах Гражданской Обороны. Воры -в -законе не имели еще доступа к подобным элитным дверям...
   Увидев этакое на двери, охранники Барона слегка офонарев окликнули шефа по имени. Годунов удивился, но пришел. Взглянул. Послал за очками. Неторопливо протер принесенные очки и оглядел снова нежданный трофей. Пытливо приглядевшись, он узнал эти руки. Перстень с ярко-желтым камнем на указательном пальце левой руки узнать было легко. Он бросался в глаза своей вызывающей яркостью. Годунов помнил, что Волох во время встречи с ним нервно теребил этот перстень. Был взволнован до чрезвычайности. Беседа с самим ГОДУНОВЫМ! Такая честь... Второю приметой была наколка на внешней стороне правой руки. Исполненная в виде дегенератски ухмыляющегося кривого черепа, древнего символа фармацевтики. Гвоздь вошел как раз в середину черепа. Определенно это
   были руки Волоха. Закончив осмотр Годунов сказал "ГМ!",снял очки и удалился в свою комнату. Охрана осталась в полной растерянности. Не зная что делать. Оставить все как есть или же отодрать эти руки к черту от двери, поскольку им там не место. За тупость, халатное отношение к работе и фамильярное обращение к шефу их скоро уволили. Борис Годунов вполне справедливо рассудил, что не может полагаться на людей, не способных расслышать стука молотка, колошматящего во входную дверь среди ночи.
   К тому же он понял, что перестарался. Эта попытка отравления было просто экзотикой. Глупой непрактичной затеей. С Дмитрием нужно было покончить также как и с его отцом. Пуля надежнее яда. Пока Годунов придирчиво подбирал киллеров, Дмитрий как в воду канул. Говорили, что удрал то ли в Польшу, то ли в Литву. То есть далековато. Влияние Годунова было местным и не простиралось столь широко и обширно. Он не мог позволить себе роскоши соваться с оружием на чужую территорию. Это могло быть чревато. Пришлось отыграться на Трубецком. Дядюшку Трубецкого прищучили в замызганном общественном туалете. Трубецкой упал на вонючий пол, покрытый битой плиткой. Бывший при нем чемоданчик с кокаином был прострелен в четырех местах и Трубецкой залил его своей кровью, чтобы отменная колумбийская "дурь" не досталась врагу...
  
   Старуху Волохову прикончили из соображений этики и тактики. Она спятила после своевременной кончины сына, стала болтать всякий вздор. И используя запасы яда принялась травить кого ни попадя. И своих, и чужих. Ее придушили струной от списанного контрабаса и закопали в лесу.
   Но Годунов был мрачен. Сердцем чувствовал, что однажды Дмитрий Четвертый вернется. И тогда жди беды. И сын Грозного не обманул ожиданий Бориса Федоровича.
   Время воспоминаний кончилось...
   Дмитрий проглотил последний кусок суховатого мяса, допил пиво и покинул закусочную. Пора было браться за дело. Верный человек сообщил ему, где примерно можно разыскать Герасима Касимова, известного под кличкой Касим. В отношении Москвы слово "примерно" звучит совершенно непрактично. Но что поделать. Касимов в настоящее время скрывался и от братвы, и от милиции, и от бывшей жены. А искать того, кто прячется или скрывается, занятие довольно мудреное.
   Дмитрий знал, что Касим любит прятаться как следует. Неудачное же выбрал он время чтоб ссориться с братвой, милицией и бывшей благоверной. Герасим был нужен Дмитрию позарез.
   Дима Четвертый прибыл в Москву не один. Во-первых с ним вместе был чемодан полный вполне зеленых и чрезвычайно американских долларов. На эти деньги он намеревался нанять себе небольшую компактную армию и смести Годунова с лица земли. Чемодан он вполне благоразумно оставил в камере хранения. Передвигаться по Москве с
   таким грузом было глупо и небезопасно. Помимо чемодана с ним в столицу заявилась и очередная подруга жизни. На сей раз по имени Марина. С нею он познакомился во время вынужденных заграничных скитаний. Где-то в чуждой русскому духу недоброй и не гостеприимной Прибалтике.
   Где именно состоялось это знакомство Дмитрий толком не мог припомнить. Как называлось это кафе? "Самбор"...Нет! "Сомбреро". Там подавали текилу и мясо под острым как бритва соусом. Познакомились они довольно скоро и довольно своеобразно. Кажется он
   пригласил ее немного потанцевать. И они немного танцевали в кафе, потом еще немного на улице, потом чуть-чуть в такси, а потом уже и дома у Марины. Вплоть до танго и ламбады. Устали чрезвычайно и партнерша по танцам вдруг оказалась в неглиже и упала на кровать. А Дмитрий обессилев рухнул на нее как подбитый "мессершмидт" и ночь набросила на город прочный брезентовый чехол. Познакомились они окончательно уже ближе к утру, когда ночь свернула свой брезент в аккуратный рулон, запихнула его под мышку и скрылась за горизонтом, а на небосклон ожесточенно пыхтя карабкалось бледное прибалтийское солнышко, с трудом протискиваясь сквозь узкие улочки между малоэтажных островерхих домов.
   Дмитрий в пижаме с чужого плеча бродил по незнакомой квартире бледный и усталый от танцев. Его окружали новые запахи и чужие посторонние вещи. Вскоре в этой квартире он освоился вполне.
   Как выяснилось позже,вкус ничуть не изменил Дмитрию Ивановичу. Он выбрал себе надежную и толковую боевую подругу. Марина оказалась дочерью известного польского бандита Юрия Мнишка, по прозвищу "Панк". Между отцом и дочерью существовали довольно прохладные, натянутые отношения. Марина говорила, что отцу всегда было на
   нее плевать и она отвечала ему взаимностью. Возможно "Панк" -Мнишек и не был идеальным отцом, но для воспитания Марины он сделал все, что мог. Она весьма неплохо стреляла, а дралась и вовсе как сущая чертовка.
   Воспоминания исчезли снова. Дмитрий с тревожным интересом оглядывал окружающую реальность, пребывая в заснеженном старом московском дворике, который
   обступали давно нежилые полуразрушенные дома, готовившиеся то ли к сносу, то ли к ремонту, что в современных условиях совершенно равнозначно...Касим должен был быть где-то рядом. Где-то здесь. В конце-концов Дима же не был собакой-ищейкой, чтоб найти Герасима Касимова по запаху. Придется облазить все дома что ли. Делать нечего. Нема варианту, как любил говорить батька Махно в парижских ресторанах.
   Пока Дмитрий Иваныч размышлял столь неприятным для себя образом, из-за угла крайнего левого дома за ним наблюдала целая пара настороженных злобных глаз темно-карего цвета. Судя по выражению этих глаз, Дмитрий совершенно не вписывался в окружающий пейзаж. Оценив его таким образом, глаза прищурились, перемигнулись между собой и решили действовать, невзирая на свой темно-карий оттенок.
   -Эй! Что потерял?- рявкнул из-за угла неприятный голос и Дмитрий сразу понял, что он далеко не одинок в этом заброшенном заснеженном пустынном дворике. К нему направлялся мужик здоровенных размеров. Он косолапил и морщил нос при каждом шаге, точно сильно жали сапоги. Габаритами походил на Герасима Касимова, но был куда моложе. И значительно тупее. Никаких манер. Никакой вежливости. Руки сунул в просторные карманы широкого ношеного черного пальто с поднятым воротником, над которым как флажки торчали кончики посинелых от мороза ушей и бритая макушка, покрытая редкой короткой щетиной. Среди ежей сошел бы за своего. Только вот глаза злые и темно-карие глаза. Не бывает таких глаз у ежиков.
   Малоприятный незнакомец продолжал неутомимо косолапить вперед и остановился, не доходя до Дмитрия метров пять. Оглядел его с ног до головы самым бесцеремонным образом и поинтересовался по новой:
   -Что потерял?
   -Носок с левой ноги, -огрызнулся Дмитрий, начинавший уже злиться. -Не поможешь поискать?
   -Шел бы ты, пацан. Искать свой носок в другом месте.
   Ну, слово за слово...Кареглазый вынул руки из карманов. В правой руке у него был нож. Остро отточенное лезвие из плотной стали. Мужики в черных пальто с поднятыми воротниками вообще знают толк в хороших ножах
   Дима вытащил пистолет и эффектно щелкнул затвором. Темно-карие глаза противника злобно сузились. Лезвие ножа слегка поскребло воздух и замерло на месте.
   -Газовой пушкой хочешь взять, пацан? -нагло ухмыльнулся кареглазый. -На! Стреляй куда больше нравится.
   Он распахнул пальто и грудью уперся в ствол пистолета, Дмитрий Иванович
   не стал спорить понапрасну и дважды нажал на курок. Эхо гулко простучало по стенам заснеженных закоулков и замерло вдали. Лицо подстреленного удивленно вытянулось, темно-карие глаза из злых стали задумчивыми. Продолжая сжимать нож в руке нахал рухнул на снег лицом вперед, черною грузною тушей.
   Дмитрий на ковбойский манер подул в ствол и убрал оружие, а в следующий миг страшный удар в спину сбил его с ног и холодный, ледяной от мороза ствол уперся в
   ухо. И знакомый до боли голос прошипел вкрадчиво и зло:
   -Ты что, гад, творишь?!
   Голос этот как раз принадлежал тому, кого он столь упорно и старательно разыскивал. Герасим Касимов собственной персоной.
   -Касим, своих не узнаешь?
   В вопросе Дмитрия содержалась крайне тревожная нотка. Ведь если бы Касим и вправду его не узнал, то мозги юного мстителя разлетелись бы по всему двору, а Дмитрий Иванович сильно нуждался в своих мозгах. Они были ему жизненно необходимы.
   Давление пистолетного ствола на ухо несколько смягчилось.
   -Свои, -проворчал Касим. -Свои...Ну-ка поверни башку. Только медленно.
   Дима не протестовал. Голову повернул медленно и даже несколько надменно. Как королева красоты на подиуме. Продемонстрировал свою знаменитую физиономию во всем великолепии.
   -Димка -Царевич! Ах, ты черт! -пистолет для порядка обнюхал ухо Дмитрия еще пару секунд, впрочем, уже вполне дружелюбно и исчез в кармане Касима. Герасим помог Дмитрию Ивановичу подняться. Отряхиваясь, Дмитрий с неудовольствием отметил, что левая брючина его роскошного итальянского костюма несколько помята и вываляна в грязи, коварно затаившейся под снегом. Отечественная дубленка тоже пострадала, но меньше. Впрочем, вслух своих претензий Дмитрий выражать не стал. Он пришел сюда просить помощи, а не скандалить по мелочам.
   Касимов смотрел на него с отеческою добротой, покачивая здоровенной головой.
   -А я ведь тебя чуть не того, -заметил он как бы между прочим. Глянул влево на остывающий труп в беспардонно распахнутом черном пальто и нахмурился.
   -Зря ты Нежака пришил. Мой кореш.
   -Извини. Но если б он перо мне в глотку сунул, ты бы обрадовался?
   -Нет. Не обрадовался бы. Ладно. Его теперь даже СКЛИФ не починит, -Герасим Касимов раздумывал пару секунд. Потом глаза его узрели люк теплоцентрали, гордо торчавшей посреди протаявшего снега.
   -Давай-ка туда его спустим. Жаль конечно кореша. Все равно, что в толчок спускать, но что делать. Кладбища рядом нету. И отпевать его некому. Хватай за ноги, мокрушник малолетний, не одному же мне корячиться.
   Перед тем как отправить Нежака в последнее плавание, Касимов произвел некоторую операцию. Незамысловатую, но впечатляющую своей ужасающей практичностью...Герасим Касимов подобрал оброненный покойным Нежаком ножичек, стряхнул с лезвия снег и аккуратно убрал в карман. Ни чуть не опасаясь распороть подкладку. Подошел неторопливо к остывающему трупу и тщательно обшарил карманы черного пальто. Справа и слева. Снаружи и изнутри. Извлек четыре кожаных бумажника различной расцветки, формы и выделки, липовые документы на всякие случаи жизни ( они оказались простреленными и
   кровь Нежака сделала их натуральными и неподдельными ) и еще всякую полезную мелочь. Реквизировал по соображениям конспирации. Или оставил на память. Диме из вышеперечисленного реестра вещей Касимов не предложил ничего. Пожадничал. Теперь
   Нежак в своем черном пальто с приподнятым воротником мог отправляться куда угодно. В подземное царство.
   Перетащили его и сбросили в люк. Прикрыли крышкой. Дмитрий запыхался: Нежак был тяжел как слон. А Герасим Касимов, здоровый мордастый мужик во взлохмаченной шапке и мешковатой зеленой куртке, потертой изрядно и испещренной молниями-застежками, делавшей его похожим на уменьшенную копию присмиревшего Кинг-Конга, ничуть не устал. Не запыхался. Возможно даже и не вспотел. До того был могуч.
   -Пошли в мою берлогу, Царевич. Пока тихо. А то ты стрельбой всех ворон зашугал. Неровен час менты прискачут. Давно в Москве?
   -Вчера прибыл, -ответил Дмитрий.
   Приятели миновали крайний левый дом и скрылись за углом. За их спинами белый снег сыпался с брезгливо потемневшего неба и покрывал кровавые следы. И через полчаса замел их вовсе.
   -Вчера? -переспросил Герасим. -Вчера тут было не дай бог! Такой буран. На улицу сдуру сунулся -чуть не унесло. А во мне, между прочим, девяносто шесть килограмм.
   Дмитрий кивнул. -Не задалась вчера погодка. Вернулся, а Россия точно и не рада. Снег в лицо...Вихрь. Черти что. Чуть не ураган. Подружка замерзла. Зубами стучала. Прошел пять метров от Рижского вокзала и как в тундре. Ни черта не видать. До такси двадцать метров. А пока я стоянку разыскал с полчаса прошло.
   -По кругу значит ходил. В метель такое бывает.
   По пути попалось строеньице с начисто обваленной боковой стеною. Из под сбитой облезшей штукатурки нахально торчали кирпичи, корячились гнилые деревяшки. На заснеженном полу виднелись следы недавнего кострища. Бомжи, московские туземцы...
   Касимов вошел в нутро следующего дома. Шел он уверенно и спокойно. Как идет всякий, кто направляется в подвал. Внизу было сыро и темно. Пахло мышами. И третьей мировой войной. Спустившись вниз, друзья прошли по заваленному хламом коридору в бомбоубежище и в конце концов оказались в немного пыльном, но вполне сносном помещении. По стенам висели научно-военные комиксы советского периода, повествовавшие о наиболее надежных укрытиях на случай того или иного ядерного взрыва, оказание первой помощи людям столкнувшимся нос к носу с иностранной водородной бомбой и другие занимательные сюжеты. В целую стену стоял стенд, за стеклом которого таращили мутные глаза и шевелили усохшими хоботами противогазы разных систем и размеров. Словом, это очень походило на кабинет Гражданской Обороны. Оставалось только гадать отчего Касимов выбрал столь экзотическое место для обитания. На пятизвездочный отель это было мало похоже. Хотя тут было не то что тепло. Жарко. Были свет и вода. Холодная, как уточнил Касимов. Он сбросил куртку на кипу плакатов, валявшихся в углу и слегка поеденных мышами. А когда снял мохнатую шапку, то голова его уменьшилась почти что вдвое, хотя все равно была достаточно большой. Этакая мордастая добродушная башка с толстыми губами и мясистым носом. Прическа Герасима Касимова не блистала изысканностью. Он никогда не был особым охотником до
   парикмахерских. Предпочитал неохраняемые сберкассы. А голову брил сам. Давно наловчился и изучил ее всесторонне.
   -Это что: бункер Гитлера? -поинтересовался Дима. Массивная дверь с железными запорами его чрезвычайно впечатлила.
   -Бункер не бункер, а еще с недельку мне тут поторчать придется. Сыскари устанут и братва разъедется. Тогда и свалю отсюда. Гражданская Оборона, йо! Вот от всех тут и обороняюсь. Почти месяц, -пояснил Касимов и плюхнулся в кресло с темно-синей драною обивкой из коже- заменителя.
   -Будь как дома.
   Дмитрий кивнул. И интеллигентно присел на жесткий цельнодеревянный диванчик.
   -Один тут кукуешь? -вежливо поинтересовался он, оглядывая полутемное помещение.
   -Не один. Корела за шамовкой отправился. Помнишь Корелу?
   Дмитрий отлично помнил. Кивнул утвердительно.
   -Так что Корела...ну и еще Нежак, -Касимов глянул на часы, точно недоволен был тем, что Нежак опаздывает. И вспомнил, что Нежака Дмитрий прикончил минут десять тому назад. Нахмурился.
   -Эх, черт! Зря ты его...Ну, хрен с ним. Проскочили. Выпить хочешь? Самогоночка есть!- и тут же достал зеленую высокую бутыль без этикетки, наполненную слегка мутноватой характерной жидкостью и два стакана.
   Дмитрий Иваныч сделал над собою усилие, чтоб не покривиться. Последнее время он пил исключительно дорогие марочные вина. Джин-тоник. В крайнем случае виски со льдом. Западные тонкости развратили его русскую душу и предложение выпить самогона его просто шокировало. Повисла неприятная пауза.
   -Если хочешь, есть водка, -прибавил Касим, уловив странные колебания в настроении гостя. -Хочешь "смирновскую", хочешь "кристалл".
   У Дмитрия отлегло от сердца.
   -А лед есть?
   -Лед на дворе. И снег тоже. Друг- Дима, не мудри. У меня был тяжелый день, -судя по всему Герасим Касимов явно не одобрял дурных аристократических замашек, приобретенных Дмитрием в Западной и Восточной Европах. Извлек на свет божий бутылку "смирновской" и стремительно вскрыл. Самогон бережно убрал под стол, ворча что-то себе под нос. По его мнению самогон был страшным дефицитом, а гость увиливал от первосортного напитка. Дима вздохнул и принял стакан, наполненный до краев. От души. Все-таки лучше чем самогонка. Касимов все-таки не удержался и проворчал:
   -Водка-то сейчас любая. А самогонку достать -черта лысого. Только по большому знакомству!
   -Не обижайся, Касим, -примирительно сказал Дмитрий и отважно поднял стакан.
   Самое печальное было в том, что закуски не предвиделось.
   -Хрен с ним. Проскочили. За встречу. Рад тебя видеть. Последний раз видал...ты еще зеленым пацаном был. С возвращением!
   Стаканы фальшиво звякнули, столкнувшись гранями и разошлись как в море корабли. Дима засопел носом. Хоть "смирнов", хоть "сидоров", а полный стакан водки без закуски -это полное варварство. И издевательство над организмом. Съеденная телятина удивленно замычала в его желудке и затихла плавно перейдя в отрыжку. Дима прикрыл рот ладонью. Касим посмотрел на него с нескрываемым интересом:
   -Хорошо пошло?
   Сам-то он даже не поморщился.
   -Лучше не бывает.
   -Еще по одной?
   Дмитрий сделал умоляющий жест. -Погоди! Сначала поговорим.
   -Поговорим. Я понимаю, что ты не просто так пришел.
   -Ну, дела делами, а тебя бы я все равно навестил, -Дмитрий не врал. Дружба у них была давняя и крепкая. Именно Герасим Касимов в свое время учил его стрелять по казацки и драться по-китайски, согласно строгим инструкциям дядьки Трубецкого, старого приятеля отца. А такое не забывают. Наверное поэтому друзьям в серьезных делах отводится главная роль. И Дмитрий принялся излагать суть дела, пока не успели напоить.
   По мере того, как он излагал это дело и эту суть, лицо Касима стало терять привычный здоровый цвет. В нем стали преобладать серые и белые тона. Он молча налил себе стакан водки и мрачно выпил. В целях успокоения нервной системы. Было очевидно, что Герасим Касимов и слышать ничего не хотел о расстрельной команде. Его участие в подобном мероприятии было категорически исключено.На хвосте и МУР, и братва, и бывшая супруга. Нет -нет! Не может быть и речи. Сама мысль о том, что Дима собирается прикончить Барона, Бориску Годунова, сама эта мысль приводила его в ужас. Хотя по природе своей Герасим был отважен и частенько неустрашим. Водка и вправду успокоила его нервы, но добавила пессимизма и упрямства. Лезть практически в одиночку на такую крупную фигуру. Бред! Конечно, Дима- друг, но истина себе дороже.
   -Дима! Я чрезвычайно уважал твоего покойного папаню. Ты знаешь чем я ему обязан.Я уважаю и тебя. Но в это дело не полезу. Уволь. Желаю успеха. Но без меня.
   На все уговоры и предложения Герасим мотал лишь головою и мычал отрицательно, как молодой бестолковый теленок. Добавляя время от времени свое привычное "Хрен с ним! Проскочили!" и предлагая Дмитрию Ивановичу выпить еще. Казалось разговор уже окончен. Дмитрий был пьян и зол. Он проклинал себя за то, что вообще сюда явился. Все было бесполезно. Касимов поторчит тут еще среди своих плакатов и противогазов пока не посинеет от водки и самогона, а потом похмелится и отправится куда-нибудь еще. В далекие края, где не найдут ни милиция, ни братва, ни бывшая подруга жизни.
   Но тут загрохотало что-то на лестнице, скрипнула массивная дверь и в оборонный кабинет Герасима без стука и предупреждения вошел Корела. В руках его были сумки с провизией. И столь своевременное появление на столе закуски в конечном счете решило все в пользу Дмитрия Ивановича. Сытый Герасим как-то сразу подобрел, свой пессимизм утратил и оказался готов к конструктивной беседе. Пока Герасим подкреплял свой
   могучий организм, Корела присел в углу не без интереса посматривая на Дмитрия Четвертого, гадая зачем именно тот явился.
   Корела не был столь высок, толстоморд и массивен как Касимов. Среднего роста, крепкий, с хитроватым взглядом, но без наглости. При отсидке в местах не столь отдаленных он всегда руководил кружками самодеятельности и чрезвычайно тяготел к театру. Не пойди он в пору юности по кривой воровской дорожке, театральная карьера, цветы, премьеры и успех ему были бы обеспечены, но сейчас театр являлся лишь невинным хобби. Корела разыгрывал спектакли перед окружающими, превращая свою опасную аморальную жизнь, чреватую стрельбой и насилием, в некое подобие искусства.
   Дмитрий давно знал Корелу. И Корела давно знал Дмитрия. Им не нужно было хитрить друг с другом. Поэтому говорили в открытую. И Дмитрий Иванович вкратце поведал о своем несгибаемом намерении прикончить Годунова и отомстить за смерть папани "Грозного".Во время его рассказа Герасим Касимов с завидным аппетитом поглощал копченую колбасу. Урчал и мотал головой от удовольствия.
   Корела же слушал Дмитрия. Очень внимательно. Не перебивал. Ему, в отличие от Герасима, этот план казался не таким уж безумным и невыполнимым.
   -Собрать людей можно. Но нужны деньги. Большие деньги. За идею сейчас никто работать не станет. Пойми меня правильно: это твоя личная разборка с Бароном и просто так, задарма, влезать в нее никому не интересно.
   -Деньги есть. И именно большие, -спокойно ответил Дмитрий Иванович. -Я провернул в Европе кое-что...Мне нужен именно деловой разговор, а не теории невозможности.
   Касимов понял, что это камень в его огород. Насупился и продолжил мрачно жевать колбасу. Ничего не ответив на выпад.
   -И потом, я надеюсь, что эти деньги окупятся, -добавил Дмитрий, весьма деловым тоном. -Убрав Годунова я займу его место. А место денежное.
   -Скорее всего так и будет. Если уберешь Барона, сходка воров будет на твоей стороне...Кое-кто из них мог бы помочь тебе и сейчас, но потом придется благодарить. А если сделаешь все сам, то ничем никому не будешь обязан. Тебе и карты в руки, -Корела знал, что говорил. Он не трепался попусту. По крайней мере сегодня.
   -Тех, кто пойдет со мной отблагодарю. Годуновское место нужно не только взять, но и удержать. Верные люди понадобятся.
   -А ведь неплохое вложение капитала. Умен не по годам, -вздохнул Корела. И задумался. -Но это означает, что нужно убирать не одного Барона. Но и Семку, и Федьку, и шестерок. Всех подчистую.
   -Ты правильно меня понял.
   -Правильно-то правильно, -Корела почесал левое веко, потом потер виски, -Но на такое дело нужен спец. Не просто дубовый мокрушник. А спец экстра -класса. Который все продумает и организует. Без осечки. Или у тебя имеется план как грохнуть Бориску с родней?
   -Пока у меня есть только деньги, -честно ответил Дмитрий Иванович. -Приехал вчера и пока плохо знаком с ситуацией.
   Герасим Касимов вытер с губ колбасный жир старым замусоленным платочком. Он уже наелся, напился и окончательно подобрел.
   -Вообще-то у меня есть на примете один спец. Но я его побаиваюсь.
   Корела перестал тереть виски и глянул на Герасима с подозрением: -Ты про ТОГО?
   -Про ТОГО.
   Корела сразу утратил весь энтузиазм и расположение к деловой беседе. Подошел к столу и налил себе водки, погрозив Герасиму пальцем:
   -Своди с НИМ сам. Тебя ОН знает. Меня нет.
   Корела выпил и засопел тяжело, на медвежий манер. От проглоченной водки физиономию ему перекосило, а упоминание о таинственном знакомом Касима заставили ощутимо помрачнеть.
   Дмитрий был заинтригован. -Как зовут этого твоего спеца?
   -Егор Витальич его зовут. Но пока тсс! Еще не проскочили, -качнул хмельною головой Касимов. -Где ты остановился?
   -На Никитской. У подружки. Вот телефон.
   Дима быстро отчеркнул телефон золотым "паркером", подул на чернила и протянул Касимову полосатый блокнотный листок. Тот солидно кивнул.
   -Сиди у подружки и жди звонка. Попробую я с ним связаться. Но учти: с ним нужно держать ухо в остро. Не хитрить и не мудрить. Договорился- слово держи. Захочешь на попятный- сразу рой могилку. Сам и в быстром темпе. Ну, хватит о делах! Нужно наконец выпить. Мы с Корелой тебе сильно обрадовались. Верно, Корела?
   Опровержений не последовало.
   Дмитрий Иванович понял, что от судьбы ему не уйти. И со вздохом принял наполненный водкой стакан...
   Ближе к вечеру ему было нехорошо. Он еле добрался до Никитской...Марина Мнишек вся испериживалась. Думала даже, что ее любимый при смерти. Поскольку из бункера Герасима он вернулся мертвецки пьян и нес какую-то чушь насчет оживших плакатов и противогазов. На следующий день было жуткое похмелье. Дмитрий подозревал, что его под занавес все-таки угостили изысканным "дефицитным" самогоном. Опохмелиться ему удалось с большим трудом. Марина носилась по квартире, попеременно ругаясь по-польски и по-английски. Герасим Касимов позвонил ближе к вечеру:
   -Приезжай ко мне. Прямо сейчас.
   И повесил трубку, не дожидаясь ответа. Дмитрий был у бункера через час. Касимов топтался на улице, презрев все правила конспирации и личной безопасности. Он снова был не в духе.
   -Что так долго? -ворчливо поинтересовался он.
   Но Дмитрий по тону его понял, что ничуть не опоздал, просто Герасим ужасно боится идти и вновь проклинает все и вся за то, что ввязался в это темное и опасное дело.
   -Сейчас поедем на встречу с ТЕМ.
   -А Корела?
   -Корела сидит дома, мышей гоняет. Егор Витальич не знает Корелы. Если все
   наладится и вы уговоритесь- Корела с нами. А на предварительном разговоре ему делать нечего. Ну, хрен с ним! Проскочили. Трогаем. Ждет человек.
   И они направились к троллейбусной остановке. Касимов часто посапывал носом и как будто не опасался возможных столкновений с братвой, МУРом или бывшей женой. Эти опасности казались ему мелочью в сравнении с предстоящей встречей.
  
  
  

Глава третья

Аудиенция в бильярдной

  
   Егор Витальевич Гиришев, который так необходим был Дмитрию и которого так сильно опасался Герасим Касимов назначил им встречу в бильярдной "Долина царей". Играли тут преимущественно в "пирамиду". Как в обычную, так и в египетскую. Были тут и игроки- профи, что кормятся лузами всю жизнь, "обувая" простодушных и самонадеянных любителей. И просто зеваки никогда сами не вступающие в игру, а просто глазеющие со стороны, аппетитно прихлебывая пиво из шестой по номеру кружке за вечер, азартно попыхивая дешевой сигареткой с паршивеньким фильтром и встречая дикими утробными выкриками всякий удачный удар.
   Гиришев был уже здесь. В игре не принимал никакого участия. Не пил. Не курил. Сидел в углу и беседовал о чем-то на редкость занимательном с рослым широкоплечим здоровяком с роскошной рыжей шевелюрою и лохматой плотной бородой. Здоровяк походил немного на льва. Гиришев говорил тихо и спокойно, а рыжий отвечал ему громко, с
   гулким раскатистым рычанием, посмеиваясь и похлопывая по столу свернутой газетой с наполовину разгаданным кроссвордом. Вскоре рыжебородый ушел, чему-то посмеиваясь. И Гиришев сделал Касимову знак рукой.
   Герасим Касимов и Дмитрий-Царевич торчали в помещении уже минут пять. Они не пошли сразу в гардероб и успели порядком употеть в жарком прокуренном помещении. Дмитрий не был в этой бильярдной ни разу и потому не знал, где гардероб. А Герасиму было не до раздеваний. Чем ближе подходил он к Гиришеву, тем дальше хотелось ему от него оказаться. Потому он и не решился прервать беседы Егора Витальевича с рыжебородым и смиренно ждал ее окончания. За столик к Гиришеву сели в расстегнутых куртках, распаренные и вспотевшие. Касимов представил Дмитрия. Гиришев вежливо пожал руку сыну Ивана Грозного, улыбнулся с неопределенной вежливостью и посмотрел выжидательно.
   Дмитрий, пыхтя вытер пот со лба, кашлянул: -Так ты согласен, Егор Витальич?
   Гиришев посмотрел на него удивленно. Потом перевел взгляд на Касимова, тот принялся вытирать липкий пот со лба концом клетчатого шотландского шарфа. Гиришев нахмурился и посмотрел на Дмитрия.
   -Чтобы быть с чем-то согласным , нужно сначала узнать, что от тебя хотят. Или не так?
   Повисла неприятная в чем-то зловещая пауза. Теперь нахмурился Дмитрий и свою очередь глянул недовольно на Герасима. И тот стал потеть еще более ударно и интенсивно. Судя по ответу, Гиришев был совершенно не в курсе дела. И теперь Дмитрий сообразил, что Герасим договорился лишь о встрече. Ничего по существу Гиришеву не сказал и не объяснил. Предоставив Дмитрию самому, как стороне заинтересованной вести переговоры на высшем уровне. Значит по-прежнему не хотел влезать в большое дело. Желал остаться в стороне.
   -Вот ведь "друг"! -зло подумал Дима, чувствуя себя полным идиотом. Он шел сюда за согласием или отказом, надеясь более на первое. Надеялся, что Гиришев уже в курсе дела. Что им сделаны некоторые практические прикидки, взвешены все "за" и "против". Но
   Егор Витальич ничегошеньки не знал и молчал крайне выжидающе. Хотя вероятно догадывался, что ему не предложат заняться экспортом крупной партии кильки или чем-то в этом роде...Герасим лопухнулся! В Европе так дела не делают... Молодой и горячий Дмитрий решил, что по милости Герасима потерял изрядную уйму времени. А ему просто не терпелось начать кровавую игру против Барона- Годунова. Но что делать...После неприятной двусмысленной паузы Дмитрий-Царевич сказал прямо:
   -Я хочу убрать Барона. Мне требуется помощь.
   Гиришев отлично понял о ком именно чем идет речь, по лицу его скользнула мимолетная тень. Точно он слегка удивился. Во всяком случае взгляд его был как-то
   странен.
   -Понятно, -коротко ответил Егор Витальич. -Что же вы, ребята, паритесь в одежке? Тут довольно жарко, а разговор предстоит долгий и серьезный.
   Герасим Касимов промычал что-то невнятное и поволок Дмитрия в гардеробную. По возвращении им стало гораздо лучше. Касимов почти перестал потеть. Но когда они направились в хорошо знакомый угол, Гиришева там уже не было. Дмитрий даже скрипнул зубами от злости. ЧЕРТ! Неужели услал в гардероб, а сам ушел?! Сукин сын...
   Но Гиришев живо окликнул их. -Давайте-ка сюда.
   Егор Витальич стоял у освободившегося бильярдного стола с кием в руках.
   -Сыграем,- просто сказал он.- Давай сначала ты, Касим.
   У Герасима Касимова в данный момент не было никакого желания играть во что бы то ни было. Разве что в прятки. В прятки он бы сыграл с превеликим удовольствием. Герасима несколько нервировало присутствие Гиришева, да и Дима в гардеробе сказал ему "пару ласковых" между делом, но он послушно взял кий и подошел к бильярдному столу.
   Разбил пирамиду с испугу так, что один шар угодил в лузу, а один вылетел за бортик и очутился в чьей-то пивной кружке под видом неожиданной закуски. Но дальше кий в касимовых руках точно взбесился. Так и норовил выскользнуть. И вовсе не мог попасть
   по шару. Дважды. Первый промах Гиришев по доброте душевной ему простил. Егор Витальич сменил Касимова у стола и принялся закатывать шары вдумчиво и аккуратно. Он был спокоен и нетороплив. В самом деле: некуда торопиться. Предстояло многое обдумать.
   -Я слышал, что какая-то кондитерская фабрика во Франции нынче выпускает бильярдные шары из шоколада. Наборы "шоколадный бильярд". Причем, в натуральную величину. Занятно,а? Разбиваешь шар и угощаешь друзей. Если только в глаз не влетит. Партия.
   Касимов ни сколько не огорчился проигрышу. К тому же играли не на деньги, а на интерес. Черт с ней партией...Игра его мало заботила. Куда больше интересовало, что будет дальше. А Дмитрий, хотя и думал о другом, не преминул подчеркнуть свою осведомленность о западно-европейских кондитерских делах:
   -Играть этими шарами не очень удобно. А шоколад...Наш куда вкуснее.
   -Правда? Ну, что ж.Твоя очередь. Я разбиваю.
   Они подождали пока маркер извлек улетевший бильярдный шар из чужой пивной кружки, вытер насухо и водрузил на зеленое сукно. Выстроил пирамиду.
   Гиришев разбил, но неудачно. Уступил место Дмитрию. Тот считал себя неплохим бильярдистом и хотел быстро убедить в этом всех окружающих. Из-за самонадеянности и торопливости, желания порисоваться, он в итоге и проиграл. Четвертый шар угрюмо ткнулся носом в борт и тормознул в трех сантиметрах от лузы. Гиришев закатал все остальные шары с безмятежным спокойствием. И задумчиво уставился на проигравшую парочку.
   -Не ладно с вами, ребята. Ты нервничал, а ты торопился точно опаздываешь на самолет. Бильярд не терпит суетливости. Как и жизнь.
   Касимов отнесся к этому высказыванию с мирным безразличием. А Дмитрий поучений с детства не терпел, покойный Трубецкой в этом смысле порядком с ним намучился. Дмитрий Иванович был очень самоуверен. К тому же, несмотря на очевидный обидный проигрыш, его мнение о себе как о великолепном бильярдисте, почти что профессионале, ничуть не изменилось. Просто голова его сейчас забита совсем другим и что пришел он на встречу с Гиришевым не в игрушки играть. Свирепо засопев, он поставил на бильярдный стол черного ферзя.
   -Я не играю в шахматы. Тем более на бильярдном столе, -вежливо заметил Гиришев, покручивая кий в руках.
   -Этого ферзя отец сжимал в руке перед смертью. Когда в него стреляли. И после смерти он все еще был зажат в его руке. Это память.
   Во взгляде Гиришева мелькнуло сдержанное любопытство.
   -Я слышал о белом короле...и что его похоронили вместе с твоим отцом. Значит черный ферзь. И он у тебя. Люди вечно врут, -судя по тону Егор Витальевич был искренне огорчен глобальным людским коварством. Дмитрий снял фигуру со стола и бережно убрал в карман. Он считал, что фигура сделала свой ход...
   Если в разговоре с Касимовом речь шла и о мести и о финансах, то есть будущем наследовании отцовских вотчин незаконно аннексированных пакостным Годуновым, то в разговоре с Гиришевым Дмитрий решил упирать лишь на месть. Как на священное чувство и не слишком заострять внимание на стороне бизнеса. Но Егор Витальич был далеко не дурак. Он всегда знал куда дует ветер и откуда. И с какой именно силой. Гиришев крайне сомневался в том, что после смерти Годунова Дмитрий гордо удалится и не станет претендовать на его место. Так не бывает. Тут музыка простая. Метит Дима на место
   Годунова. Вступает хор и клавишные. Труба зовет на бой. Концерт для пулемета с оркестром.
   -Так что насчет Барона? -поинтересовался суровый сын Грозного.
   Гиришев как-то неопределенно поглядел поверх его плеча: -Пойдем -ка на свежем воздухе потолкуем.
   -А там сегодня свежо!- встрял вдруг мудро молчавший Касим.
   -А мы оденемся. К чему простужаться, -Егор Витальич положил кий и направился в гардеробную.
   -Пошли, пошли, милейшие!- поторопил он их, хотя торопится "милейшим" было особо некуда. По дороге в гардеробную Дима почувствовал, все более нарастающее раздражение. В самом деле: какого черта! То одевайся, то раздевайся. Чего ради? Сыграли две партии. А деловой разговор по сути еще не начинался. Гиришев не ответил ничего определенного. Был очень уклончив. Это Дмитрию Ивановичу не нравилось. Возможно Гиришев обдумывал предложение, но мог бы и поторопиться. Пока что была полная неопределенность. Гиришев навязывал свои правила игры и держал их в абсолютном неведении. От злости Дима даже шапку поначалу надел наоборот, задом наперед. На
   что в шутливой дружеской манере указал ему Гиришев.
   Покинув биллиардную, они некоторое время шли вниз по улице. Гиришев молчал. Дима молчал и злился. Касим нервничал и так же безмолвствовал. Он был откровенно напуган. Егор Витальич что-то темнил. Заведет сейчас в темный переулок и шлепнет
   обоих. При этих невеселых мыслях в Касимове пробудилась острая тоска по родному бомбоубежищу.
   Свернули в переулок. Гиришев пропустил своих спутников вперед, а сам со сверхъестественной быстротой выхватил пистолет, всемирно известный как "Токарев-Тула",он же ТТ, и дважды выстрелил в ничем не примечательного небольшого человечка, ненавязчиво тащившегося за ними от самой бильярдной. После двух громких выстрелов человечек тихо упал. Касимову показалось, что это был именно тот, которому он столь неловко запулил бильярдным шаром в кружку с пивом.
   -Делаем ноги! -прячя оружие, сказал Гиришев. Все трое перешли на быстрый шаг, через полторы минуты очутились на остановке, вскочили в подоспевший трамвай и покатили в сторону водохранилища. Чужая смерть несколько оживила Касимова.
   -Это был мент?-шепотом спросил он.
   Гиришев мотнул головой отрицательно. Но пояснять ничего не стал. Недомерок, следивший за ними в бильярдной был человеком Шуйского. Гиришев вообще был несколько озадачен предложением Дмитрия прикончить Барона. Это существенно меняло его планы. Недавно он получил аналогичный заказ от Шуйского. Но Гиришев не сказал еще ни "да" ни
   "нет".Впрочем, уже сказал. Шуйский не любил, когда убирали его людей без веской убедительной причины и его согласия. Если бы Годунова заказал Дон Коленкор, давний друг его и покровитель, то Егор Витальевич согласился бы без колебаний и раздумий. Но Годунов не мешал Дону Коленкору. У того своих забот полон рот. Содержать в порядке столь
   обширную собственную территорию было непросто и расширять владений он пока что не собирался. Зачем зариться на чужое, если можно потерять свое? Годунов и Дон Коленкор соблюдали нейтралитет. Между ними был мир и согласие.
   А теперь, когда Годунов аккуратно убрал Черкеса, кое-кто решил, что настало время сделать перестановочки на самом верху. Один заказ еще ни о чем не говорит, но два
   за одну неделю-это уже тенденция. Сначала Шуйский. Теперь этот сын Грозного, юный мститель -идеалист. И оба не понимают, что все может рассыпаться, если Годунова убрать. Каждый начнет тянуть одеяло на себя. И все полетит в тартарары, что никого не волнует, а должно было бы волновать. Тактики-недоумки. Ну, раз они это хотят, они это получат. И Гиришев решил принять предложение Царевича, поскольку чувствовал, что это далеко не последний заказ на Годунова. Так что тянуть с делом просто не имело смысла.
   Пока они добрались до водохранилища началась оттепель. Зима и так была вялой, сонной и нерешительной. Морозы небольшие и водоемчик толком не успел замерзнуть. Но по чисто человеческим теплолюбивым меркам было тут очень холодно. От воды дул жуткий пронизывающий ветер. Ветер, который заставляет дрожать и стучать зубами хуже
   всякого мороза. Ветер гладил темную воду против шерсти и она сердито булькала и шипела. Вороны носились в небе с растрепанными хвостами и переругивались друг с дружкой. Одна из них, устав от бесконечных перебранок, спикировала вниз. Устроившись неподалеку от воды принялась сосредоточенно и вдумчиво клевать кусок гнилого и черного пластика. Сырой пластик изворачивался. Он был категорически против употребления себя в пищу. Герасим Касимов с сочувствием наблюдал за чокнутой птицей. Дмитрий-Царевич вопросительно смотрел на Гиришева. И наконец начался деловой разговор.
   -Что ж. Можно заняться "уборкой" Барона, -сказал Гиришев. -Я согласен. Осталось прояснить финансовый вопрос. Мои расценки тебе известны?
   -Прямой ответ, -с облегчением рассмеялся Дмитрий и назвал громадную сумму. Он не собирался скупиться. Гиришев оценил его ответ. Если Дима не врал, у него в наличии имелся целый баул...нет. Чемодан. Чемодан элегантнее...чемодан долларов. Оригинально.
   -Это слишком много. Я беру гораздо скромней. Ровно в пять раз меньше, -сообщил Гиришев с приятной улыбкой.
   -То что я сказал -это за всех.
   -Не понял.
   -Для всей команды.
   -Когда я беру деньги на себя, я беру деньги на всю команду. Люди есть.
   -А я? -спросил Дима-Царевич с некоторым вызовом.
   -Похоже мы плохо понимаем друг друга, -голос Гиришева неожиданно стал резким и недружелюбным. -Ты тоже хочешь участвовать? Я сам управлюсь с Годуновым. Так же как управлялся со всеми прочими. Лучше работает только черная смерть...А если хочешь прикончить его сам- действуй. Зачем тебе я? Патроны подавать или тебе лицо мое симпатично?
   Дмитрий нахмурился и пояснил:
   -Я хочу убрать не только Барона, но и всех его шестерок. Сына, брата Семку. Всех.
   -Милейший Дима...Тебе не кажется, что между фразой "надо убрать Барона" и надо "убрать Барона и всех его шестерок" есть некоторая разница? Получается что в бильярдной ты говорил одно, а тут говоришь совсем другое...
   -Вроде разница есть, -неуверенно подтвердил Дима.
   -"Вроде"? Ни черта себе ответец! Теперь я понимаю отчего Касим так нервничает и считает в небе ворон. А, Герасим? Я-то думал ты меня боишься. А ты боишься влезать в эту бойню, да?
   Герасим Касимов скромно промолчал, продолжая наблюдать за жизнью птиц. В тот момент казалась ему исключительно интересной, приятной и беззаботной.
   -Ты его тоже включил в команду?
   -Конечно, -ответил Дмитрий быстро и уверенно.
   -"Конечно!"-передразнил его Гиришев. -Ну, что, Касим, ты с нами или нет? Не молчи, не молчи, Герасим. Сейчас не время молчать. Время давать ответ. А то я с тобой сделаю тоже самое, что твой тезка сделал с Му-Му. Воды тут хватит, поверь.
   -Я с вами! -буркнул Касимов, ежась от ветра и стараясь не смотреть Гиришеву в глаза. Он не помнил конца печальной истории о безвинно погубленной маленькой собачке, но нутром чувствовал, что живой она не ушла. Поэтому согласие Касима было быстрым и решительным.
   -А сколько у тебя людей, Егор Витальич? -Дима спросил деловым тоном, уже входя в ответственную роль босса.
   -Нисколько, -ответил Гиришев и неприятно улыбнулся.
   -То есть?! Ты ведь только что говорил...
   -Повторяю: нисколько. Только что я имел в виду, что убираю одного Барона. Борис Федорович Годунов, одна штука по квитанции. Плюс минус два наиболее назойливых охранялы. Точка. Одиночное аккуратное убийство. С намеком на изящество. А ты предлагаешь мне вульгарную бойню. Сам я в это дело уже влез, задний ход давать не намерен, но ребят своих вмешивать не собираюсь. Они мне еще пригодятся. Ты, кстати, представляешь последствия такого глобального мокрого дела? Пресса будет вопить месяца два, менты встанут на уши...
   -Тебя это так волнует, Егор Витальич?
   -Нет. Меня давно ничто не волнует. Я живу в тени и не жалуюсь на нервы. Ладно. Бойня так бойня. Ты это хочешь. Ты это получишь.
   -Но если твои ребята не будут в игре...
   -Наймем. За твои деньги можно нанять людей на любую работу. Даже на вредное производство. Или купить небольшую атомную бомбу. Тогда накроет и Годунова и нас всех скопом и не о чем будет уже беспокоиться. Хотя по-моему атомные бомбы сильно подорожали со вчерашнего дня. Так что придется действовать по старинке.
   -С нами пойдет еще Корела, -встрял в разговор Герасим Касимов.
   -Корела? Корела- Артист...неплохо, -одобрил Гиришев. -Что ж. Бомбы -это дело больших политиков. Мы -политики маленькие. Но арсенал закупить все же придется. Сначала оружие. Потом займемся комплектацией команды. А параллельно я составлю план.
   Над Москвой сгущались сумерки.
  
  
  

Глава четвертая

Каша из топора

  
   Итак, Дмитрию Четвертому срочно требовалась небольшая армия. А этой армии требовалось оружие и боеприпасы. Поскольку оружие без боеприпасов -это все равно, что армия без оружия. Бориса Годунова взять просто так, голыми руками, было нельзя. Не тот фрукт. Подвижный. И очень кусачий. При неправильном подходе мог оттяпать пальцы. Прямо по локоть. И очень даже запросто.
   Корела и Герасим Касимов остались в любезном их сердцу бомбоубежище. Мирно беседуя и коротая время за бутылкой старого доброго самогона урожая 1998 года. В окружении дружелюбных длинноносых противогазов, приветливых старорежимных плакатов и транспарантов, а так же озорных сереньких мышек, жизнерадостно сновавших туда-сюда по своим личным мышиным делишкам.
   Что же касается Егора Витальевича и Дмитрия Ивановича, то они в спешном порядке приступили к гонке вооружений. Дмитрий-Царевич одолжил у своей ненаглядной любвеобильной Марины свежее купленный БМВ, прихватил примерно половину долларов из заветного потертого чемоданчика и сел за руль, нетерпеливо ожидая дальнейших указаний. Гиришев устроился рядом, на переднем сиденье. Молча, без спешки пересчитал персональный аванс, а заодно и получку. Удовлетворено кивнул. И назвал Дмитрию довольно секретный маршрут, что вел из заснеженной столицы в полнейшую загородную неизвестность.
   Молоденький несмышленый не обкатанный БМВ пучеглазо таращил свои фары на заснеженное шоссе. Наслаждался скоростью и морозным воздухом. Когда шоссе внезапно кончилось и перешло в обычную российскую дорогу естественного типа, не содержащую никаких искусственных покрытий, молоденький БМВ стал сердито порыкивать, бить землю копытом, буксовать в низинах и подпрыгивать на неровностях. Так узнал он первые жизненные трудности.
   Совершенно невозможная в ездовом отношении дорога уходила в лес и пропадала в чаще, среди заснеженных широколапых насупленных елей. Было тут как-то сумрачно. И
   ехать предстояло еще долго...
   Закупать арсенал у местных московских оружейников было чересчур рискованно. Московские оружейники безусловно умели торговать, редко подсовывали откровенную дрянь. Но водился за ними один существенный грешок. Очень уж любили болтать. По мнению Егора Витальевича Гиришева это был весьма существенный минус в их огнестрельном бизнесе. Гиришев был известным любителем тишины. И безусловно предпочитал самой дружелюбной болтовне самое неприятное молчание.
   Для него не было секретом и то, что половина торговцев автоматической и полуавтоматической скорострельной смертью имели выход на Бориса Годунова и его непосредственное окружение. Закупка столь крупной партии оружия могла насторожить кого угодно. Вызвала бы вполне понятные подозрения на предмет очень скорой и очень большой стрельбы. Подобная бесплатная реклама могла сильно повредить делу. Борис Годунов и К, все большие и маленькие боссы попрятались бы как мыши. Затаились и усилили бдительность. А Гиришеву требовалось противоположное. Он желал эту бдительность притупить всеми доступными средствами. Поскольку тупой босс-это просто идеальная мишень.
   А потому готовились к делу тихо и вдумчиво. Знакомый торговец из дальнего Подмосковья не имел выхода на группировку Годунова, не был болтлив и много чего имел в ассортименте по доступным и приемлемым ценам. С ним удалось договориться без особых проблем.
   Вернулись назад в первопрестольную лишь следующим утром. Ворвались в город вместе с мутным заснеженным поздним рассветом. Дмитрий Иванович был усталым и многозначительным, клевал носом, подремывал. На обратном пути Гиришев сменил его за рулем неутомимого и все еще свирепого БМВ. Когда лихое авто подкатило к окрестностям бомбоубежища, наступление утра стало неоспоримым свершившимся фактом.
   Гиришев был добр, бодр и подвижен. Он покинул тепленькое нутро молоденького БМВ полным сил, энергии и желания действовать.
   Дмитрий же -напротив. Пребывал в сонно-ворчливом состоянии. Он был до крайности утомлен длительностью деловой поездки, на ухабах и колдобинах его порядочно растрясло. Его изрядно укачало, а ноги затекли во всех восьми местах. В глубине затылка Дмитрий Иванович, несмотря на сонливость, ощущал тупую боль. Наружу он выбрался из
   авто медленно, неловко и неохотно. Как медведь -шатун, которого потревожили в берлоге посреди зимы. Словом, настроеньице Димы-Царевича было не ахти.
   Пока он приходил в себя, Гиришев спустился вниз, в подвал и разбудил обоих мирно почивавших "гражданских оборонцев". Чтобы быстренько разгрузили машину и перетащили покупки в "бункер".
   -Гранаты взяли? -пропыхтел Корела под тяжестью "покупок".
   -Нет. Не взяли. Но возьмем, если Барон себе купит маленький личный танк, -буркнул Гиришев, деловито копаясь в багажнике. Бронированный годуновские "волги" он танками не считал и ни во что не ставил. Не прошло и получаса как бесценный груз перекочевал из багажника в подвал. Дмитрий в переносе оружия не принимал никакого участия. Отстраненно стоял у машины и ожесточенно зевал, с порыкиванием и причмокиванием. Герасим Касимов уволок остатки груза. Гиришев произвел инспекцию багажника, убедился что ничего не забыли и плотно его прикрыл. Дмитрий поинтересовался:
   -Егор Витальич, тебя подбросить?
   Поинтересовался только из вежливости, унаследованной от столь грозного отца. Больше всего ему хотелось сейчас добраться до Никитской, рухнуть на кровать и проспать часов десять. Бессонная ночь и ужасающее состояние российских дорог от которых он отвык, разъезжая по Европам, взболтали и мозг, и желудок. Привели его юный организм в совершенно невозможное состояние. К большому облегчению Дмитрия Ивановича Гиришев никуда ехать не собирался.
   -Нет. Поезжай домой. У меня тут дела есть, - казалось, Гиришев нисколько не устал. Что ж.Дело хозяйское. Дмитрий Иваныч пожал плечами, сказал что-то на прощанье, зазевав конец фразы сел в машину, и стремительно укатил на Никитскую. Отсыпаться.
   А Гиришев спустился в подвал. Там он застал занятную картинку. Корела и Герасим Касимов с большим интересом уставились на покупки. Они напоминали несколько
   крупных, но весьма любознательных детишек, разглядывающих новогодние подарочки, разложенные под елкой. Несмотря на крайнюю степень любопытства, руки они держали за спиной и опасались трогать без разрешения. Неизвестно, что приволок на сей раз дедушка Мороз. Оружие-вещь специфическая. Могло ведь и рвануть.
   Глядя на их физиономии буквально распухшие от нескрываемого любопытства, Гиришев усмехнулся и принялся неторопливо разворачивать и сортировать свежеприобретенный арсенал. Попутно комментируя и поясняя.
   Перво-наперво Егор Витальевич продемонстрировал загадочно притихшим Касимову и Кореле с дюжину пистолетов ТТ, запасные магазины к ним и несколько коробок патронов. Люди близко знакомые с Егором Витальевичем, были осведомлены о том, сколь трепетно и нежно относился он к пистолетам системы "Токарев-Тула".Иные из этих самых близких знакомцев могли бы даже выдвинуть осторожную версию о том, что у Гиришева некоторый "бзик" на этой разновидности оружия. . А сам Гиришев мог бы указать на другой, куда более существенный "бзик" у самих этих знакомцев. На манию и сдвиг совсем иного рода. Поскольку им хоть ТТ, хоть что...неважно. Важно чтоб стреляло. Громко и бесперебойно. Подобное легкомысленное отношение к серьезной проблеме милитаризма средней руки Гиришева всегда раздражало. Не то чтоб очень сильно. А так, слегка. Все эти любители пострелять "громко и бесперебойно" чистить и смазывать оружие не любили вовсе. Обожали кататься, но не возить саночки.
   Гиришев любовно похлопал пистолеты ТТ по темным вороненым бокам и аккуратно разложил их на столе.
   -Все в исправности. Опробовали на месте, -сообщил он весьма довольным, непривычно ласковым тоном. -Патроны взяли обычные и разрывные. Будем заряжать фифти-фифти.
   -Фифти что? -Герасим Касимов совершенно не вник в суть вопроса.
   -Фифти-фифти. Пополам. Один разрывной, один обычный. Разрывной, обычный. И так далее, -тут же пояснил более утонченный и образованный Корела.
   -А на кой хрен? -не унимался Касимов.
   -На всякий случай. Если люди Барона будут в броне -от разрывных мало проку, -в тоне Гиришева не было даже намека на раздражение. Он никогда не возражал против вопросов по существу. Не без удовольствия прочел маленькую лекцию о разнице между магнумизированным и обычным патроном, и их взаимодействию с бронежилетами. Герасим Касимов прослушал лекцию с интересом. Он был немного наслышан о
   разнице калибров, но о разных патронах к одному типу стволов ему слышать еще приходилось. Гиришев разъяснял все терпеливо. Герасим Касимов сильно постарался и поэтому все уразумел.
   -А я слыхал, что в Штатах уже соорудили броню против "Токаря".Вторая степень защиты. Как-то так называется, -заметил Корела бывалым тоном штатного эксперта Пентагона. -Второстепенные жилетки. Их "Токарь" уже не берет.
   Гиришев мрачновато кивнул. В недавнем прошлом у него была неприятная стычка с субъектом одетым в такую "второстепенную жилетку".
   -Значит стрелять в голову. К тому же есть автоматы. Против них годится только танковая броня. Но в ней ходить тяжеловато.
   Корела по свойски хихикнул: -Точно! С обычной-то броней под курткой гулять не слишком в кайф...Не потелохранительствуешь особо. А сверху напялить...несолидно будет. Барон к себе внимания привлекать не любит. В броне- жилетках поверх пальто-это ж как афиша, что на спине написать "БЫК НА ОХРАНЕ".
   -Бычок на выпасе, -сострил Касимов, но никто почему-то не засмеялся. Герасим Касимов насупился от того, что шутка погибла. -Хрен с ним. Проскочили.
   -Барона давно уже никто всерьез не тормошил. Долгое ожидание расслабляет и притупляет восприятие. Надеюсь, что они будут без брони. Но нужно учесть и все неприятные варианты, -Гиришев сортировал патроны к ТТ.
   Герасим Касимов вздохнул тяжело, засопел как паровоз. Напоминание о вполне реальной опасности моментально погасило в нем всякий интерес к прочим покупкам.
   -Переживаешь? -поинтересовался Гиришев, укладывая на стол нечто длинное и продолговатое, замотанное в вонючие промасленные тряпки. Это была уже крупная артиллерия. Скорее всего автомат. -Переживаешь? Я-то думал, что ты все для себя решил. И никаких сомнений.
   -Решить-то решил. Но неуютно. Как в тундре. Дует отовсюду, -столь поэтически разъяснил свое смутное беспокойное душевное состояние Герасим Касимов.
   -Ничего! Скоро дуть перестанет. И солнышко взойдет над твоею тундрой, -Гиришев выложил на общее обозрение еще две длинные продолговатые "огнестрелки", так же закутанные в тряпки и промасленную бумагу и спеленатые как египетские мумии.
   -Калашники? -прежним экспертно-пентагоновским тоном поинтересовался Корела.
   -Они самые, -подтвердил его догадку Гиришев. -Три штуки. Десантного варианта не было. А эти с прикладом...под пальто не спрячешь.
   -Отпилим! Отпилим приклады и все! -решительно заявил Герасим с каким-то неприятным энтузиазмом.
   -Нет! -Гиришев даже поморщился. Он не слишком любил автоматы, но это еще не повод чтоб их пилить. Тоже мне умельцы! Самородки...Сначала предложат отпилить приклад, потом укоротить ствол. И в результате получится черт знает что. Нет! Это не эстетично. К тому же в избытке имелось другое более компактное оружие. Которое в
   карман не спрячешь, но под полою пальто вполне можно пронести. Вот они! Десять штучек... Итальянские пистолеты-пулеметы "Спектр". Тоже промасленные, спеленатые. Приготовленные к длительной консервации.
   -Еще даже и деньги сэкономили. Оптовая партия в масле по сниженной цене, -сообщил Егор Витальевич. И тут же прибавил, что у этой сниженности, оптовости и партийной промасленности имеется и свой минус. Оружию предстояло пройти стадию расконсервации. Отмыть от масла, вычистить досуха. Собрать, смазать вновь и опробовать на годность в тихом подходящем месте. Работа это была грязная, нудная, вонючая и трудоемкая. Было неудивительно, что продавец скостил цену. А все от того, что самому варить "кашу из топора", точнее "супец из автоматов", было лень. Леность его происходила лишь из-за перенасыщенности оружейного рынка после внезапного развала Союза. А лет этак двадцать назад не то, чтобы сам все вычистил, вымыл...языком бы вылизал. Отполировал бы все языком своим шершавым. Проклятый ленивец...Вот так переизбыток военных товаров нередко сказывается на моральной устойчивости отдельных гражданских лиц.
   Перспектива отмывать от масла три "наших" и десяток "не- наших" автоматов, общим числом "13", заставила Корелу поскучнеть, а Герасима Касимова ощутимо насупиться. Но когда Гиришев насупился в свою очередь, Корела тотчас позабыл о скуке, стал весел и неописуемо бодр. Герасим Касимов тоже заметно повеселел. Было видно, что они лишь ждут команды и просто сгорают от нетерпения. Мытье автоматов неожиданно показалось им крайне занятным и интересным.
   Но не все так просто. К делу нужно было серьезно подготовиться. Гиришев поставил в угол несколько больших, солидных, пузатых банок с ружейной смазкой иностранного производства. Говоря точнее компании "Липардус". Смазка была двух сортов, двух почтенных сословий. В серых банках смазка обычная, комнатная, домашняя. В черных- более свирепая и морозоустойчивая. Поскольку конкретного плана действий еще не было, а зима по своему обыкновению капризничала, то сковывая льдом и посыпая дополнительным сверхурочным снежком раскисшие сугробы, то вновь бросала на произвол судьбы и давала им раскисать как заблагорассудится. Что с нее взять. Зима-это и дама, и климатическое явление одновременно. Поэтому капризна и непредсказуема вдвойне.
   Гиришев своим орлиным взором без труда приметил в укромном уголке бункера электроплитку, на которой Корела и Касимов готовили суровые первые блюда. Ужасающие супчики из умеренно-растворимых концентратов разной степени ядовитости. К несчастью их знаменитая суповая кастрюля была слишком мала. И совершенно не годилась для целей Гиришева. В такую кастрюльку невозможно было запихнуть автомат. Пусть даже и в разобранном виде. Срочно требовался иной поварской инвентарь. Одной лишь кастрюлей дело не ограничилось. Гиришев стал составлять список необходимого. А несколько упрямый по своей природе Герасим Касимов, продолжал рассматривать достоинства уже знакомой ему кастрюли с привычных супных позиций.
   -Ну, чем она плоха? Как раз на четыре тарелки. Да и автомат в ней бы можно, -он ухватил итальянский "спектр" и запихнул его в кастрюлю глубже, чем следовало. Автомат, несмотря на то, что бы маслянистым и скользким застрял вдруг в кастрюле довольно основательно. Касиму с превеликим трудом удалось извлечь его наружу, при этом он погнул и испачкал кастрюлю, и порядочно извозился сам. Автомат положил на место, а
   изуродованную кормилицу -суповарку зло зашвырнул в дальний угол бункера, произведя тарарам и сильно потревожив нервных местных мышей.
   А Касим принялся брезгливо оттирать руки от масла старыми газетами и вывозился еще хуже. Под воздействием ароматной ружейной смазки буквы стали съезжать со старой
   ветхой бумаги ему прямехонько на пальцы, образуя дикий хаотический узор. Пока Касим развлекался в столь оригинальной манере, Гиришев успел составить список всех необходимых для варки ингредиентов и услал Корелу прочь из полутемного подвала в верхний яркий снежный мир, уж до краев залитый зимним солнцем.
   Корела не стал перечить. Не возражал , поскольку с самого начала понял, что в магазин идти придется именно ему. Гиришев был мозгом операции. Касим не
   был мозгом. Но находился в розыске. И лишний раз высовываться на поверхность при свете дня ему было противопоказано.
   Не слишком быстро Кореле удалось добыть требуемое.Но зато уж добыл он все. Притащил большую кучу чистых тряпок. Двадцать кусков импортного хозяйственного мыла, которое на поверку оказалось турецким банным, но Гиришев опробовал его под краном и сказал что вполне подойдет. Три фартука -один большой для Касимова. Тот
   скептически посмотрел на обновку. И даже не сказал "спасибо".
   На стол плюхнулось несколько пар толстых рабочих рукавиц, поверх них терка для овощей. И, наконец, Корела не без торжества представил собравшимся гвоздь программы: алюминиевую кастрюлю на двадцать пять литров. С крышкой. Как пояснил сам Корела, оную кастрюлю он взял в аренду на полгода у знакомого повара в заводской столовой предприятия Мин Обороны ( что было очень символично ) за две бутылки дорогого армянского коньяка, до которого повар был большим лакомкой. Трудно сказать наверняка собирался ли Корела возвращать эту кастрюлю назад по окончании срока аренды. Ведь кастрюля эта понравилась ему чрезвычайно. Он, можно сказать, с нею сроднился.
   Теперь имелось все необходимое. Гиришев присоединил к обширному инвентарю универсальный набор отверток: с пистолетами-пулеметами "спектр" ему ни разу не доводилось иметь дела. Их внутреннего устройства он пока что не знал. А всякая неизвестность могла быть чревата сюрпризом.
   Егор Витальевич аккуратненько снял пиджак, бережно повесил на угол торчащего стенда с противогазами, подвернул рукава белой рубашки, ничуть не утратившей свежести за все время загородной поездки и прочих обширных хлопот, без колебаний надел фартук, ловко завязал его сзади бантиком без посторонней помощи и начал священнодействовать. На его голове не было поварского колпака, но колпак этот порой мерещился в подвальной полутьме. Подобная подпольная атмосфера имеет склонность потакать иллюзиям.
   Первой стадией большой автоматной варки, автоматической суповарки ( Корела про себя переименовал ее в"большую автоматную стирку", но вслух об этом ничего не сказал ) стало то, что кастрюлю залили холодной водой примерно на две трети и поставили на электроплитку. Включенная электроплитка была чрезвычайно впечатлена размером и весом
   помещенного на нее сосуда, но по понятным причинам возражать не стала. Послушно заглатывала дармовое электричество, все более и более от этого распаляясь, поскольку регулятор у нее был выставлен на полную мощность.
   Егор Витальевич Гиришев предпочел начать с более известного. То есть с Калашниковых. Устройство их знал он на зубок и мог собрать, и разобрать АК с завязанными глазами в глухую темную ночь. Он произвел полную разборку первого автомата, невзирая на смазку и непрезентабельный вид тряпок и промасленной бумаги. Бережно сложил детали в нутро гигантской кастрюли. Плитка, разжигаясь все сильнее и
   сильнее, азартно похрюкивала и потрескивала. Вода в кастрюльке была уже тепленькой.
   Гиришев протер руки тряпочкой и приготовился к знакомству с внутренним устройством загадочных пистолетов-пулеметов "Спектр". Все тут было в новинку. Разбирал и развинчивал неторопливо, вдумчиво. Запоминал. Чтобы после сборки уже не осталось вдруг лишних деталей. Егора Витальевича можно было понять: неизвестно что
   именно могли напихать внутрь оружия хитроумные потомки Цезаря, Нерона и Мастрояни. Тщательно вникнув во все глубины "спектра", во всю его цветовую гамму, он не позабыл и о главном. Отложил в сторону разобранную по винтику импортную штучку. Снова вытер руки. Взял терку и кусок мыла. Принялся это турецкое мыло строгать с самым задумчивым меланхолическим видом. Таким образом он извел целых три куска. Белая мыльная стружка была крупной и по виду напоминала жеваную пластмассу. Вот эти-то стружечки Егор Витальевич аккуратнейше и ссыпал в кастрюльку. До начала кипения оставалось всего ничего.
   Корела, изрядно утомленный магазинной беготней, изящно подремывал на диванчике. А Герасим Касимов скучал от бездействия. Ему захотелось проявить инициативу. Скисая от неподвижной молчаливой наблюдательности, он решил помочь делу. Сгреб своими громадными ручищами детали разобранного "спектра", намереваясь отправить их в раствор вслед за мылом. Но Гиришев сказал ему строго, без тени шутки:
   -Положи на место!
   Эти неожиданные слова застали Герасима врасплох, на полпути к кастрюле. Он
   постоял пару секунд неподвижно, точно памятник несунам всех времен и народов, потом и вправду положил детали на место и сел в угол, обиженно сопя. Гиришев понаблюдал за тем как расходится мыло в начавшей закипать воде и пояснил:
   -Никогда не следует совать детали от разных автоматов в одну кастрюлю! Такая смесь еще никого не доводила до добра.
   После этого философского замечания Герасим Касимов понял, что в ближайшее время Гиришев его к кастрюле и близко не подпустит. Но с этим ничего поделать было нельзя. Подобный автоматный супчик отважным только по зубам.
   Минут через пятнадцать адское зелье составленное по древнему рецепту, закипело вовсю. Желтоватое масло разлилось по поверхности воды пятнами разной крупности. Большими и малыми, весьма калорийными блестками. Мыльная пена вела со смазкой ожесточенную борьбу, шла в наступление и оттесняла желтизну от центра к самым краям, к пограничным окраинам гигантской кастрюли. Масло угрюмо съеживалось, принимало светло-коричневый оттенок. Вода бурлила неистово, точно подземный источник .Из-за густой мыльной пены ни черта не было видно. К тому же оригинальный запашок понемногу заполнял подвальное помещение.
   Герасим Касимов посмотрел в сторону противогазов, оценивая их с практической точки зрения. Но вскоре принюхался и не слишком изящный запах перестал досаждать его
   Тонкому обонянию. Вода в кастрюле отчаянно и громко булькала. Гиришев, взглянув на
   дело глазом опытного повара, быстро исстрогал еще один кусок мыла и спихнул новую порцию стружки в кастрюлю. И тут бульканье прекратилось, точно вдруг выключили звук, хотя вода по прежнему неутомимо бурлила, а плитка потрескивала. Турецкое банное мыло с неутомимой янычарской свирепостью сгрызало толстый слой смазки с демонтированной плоти известного российского автомата. Точно видела некий возвышенный смысл в этой сугубо очистительной миссии. Но все это происходило внутри. А на поверхности многозначительно надувались и лопались мыльные пузыри.
   Убедившись в том, что все идет как надо, Гиришев принялся за разборку второго АК-47 и милостиво позволил скучающему Герасиму Касимову заняться третьим. Герасим из упрямства фартук не надел, рукавов не засучил и потому вывозился как сущий поросенок. Но автомат все же разобрал.
   -Ч-ч- черт! Я весь в этом хреновом масле! Как сайра, -выругался Герасим.
   -Зато теперь не заржавеешь, невозмутимо -ответил ему Егор Витальич.
   После этого Гиришев и Касимов надели плотные рабочие рукавицы, ухватили кастрюлю с разгоряченной всем происходящим электроплитки, оттащили объемистый сосуд в направлении ватерклозета. Ошпарили сонный задрипанный унитаз и вернулись назад. Из глубин ватерклозета валил пар, точно из бани. Гиришев, не снимая рукавиц вытащил горячие детали, загрузил в нутро кастрюли "калашник" за номером два, залил водой и процесс пошел по новой. А Егор Витальевич вытер насухо остывшие отмытые потроха, вершки и корешки первого АК-47,смазал их тщательно, собрал оружие по новой и с довольным видом поставил в угол.
   Вообще же, веселого в этом мероприятии было мало. Весь процесс "суповарки" был занудным и трудоемким. Он требовал просто дьявольского терпения, сравнимого лишь с работой на конвейере. Было очевидно что "кухня-прачечная" будет работать всю ночь.
   Три вымытых, приведенных в чувство АК-47 уже стояли в углу, а первый "спектр" готовился принять омовение. Он был маленьким, но очень капризным. Когда вода начала кипеть детали "спектра" принялись сердито вертеться и грохотать внутри кастрюли. Точно там под плотным слоем мыльной пены скрывался, злобненько порыкивая, крупный
   зверь.
   Эти неприятные звуки наконец разбудили Корелу. Он проснулся с кислой миной на лице. Грохот лез в уши, запах мыла и смазки -в нос. Эти факторы повлияли на картину сновидений Корелы самым неблаговидным образом. Кореле снилось, что он находится внутри стиральной машины. То был потрясающий по своей реалистичности кошмар.
   Тем не мнееКорела и Касимов перекусили. Усталый Касимов завалился спать. А
   Корела стал по мере сил ассистировать шеф-повару Гиришеву. Шеф же повар не ел и не отдыхал. Не выглядел голодным и усталым. Продолжал работать точно одержимый. Кореле было немного страшно сидеть вместе с ним в подвале, но что он мог поделать?
   Когда Дмитрий Иванович Четвертый, свежий и отдохнувший приехал навестить "детей подземелья" на следующее утро, то сразу приметил, что Касимов и Корела выглядят измотанными и слегка одичавшими. Совершенно одуревшими от запаха мыла. Оба героя были твердо уверены в том, что процесс сборки-разборки треклятых итальянских пистолетов-пулеметов будет им сниться всю оставшуюся жизнь...
   К тому же по количеству мыла явно вышли из бюджета. Что-то перемудрили. Мыло кончилось раньше, чем было запланировано. И Кореле пришлось произвести еще одну закупку. На свой страх и риск он приобрел средство для мойки посуды. Оно
   оказалось обезжиривающим и руки можно было отмыть после смазки даже под холодной водой. Продавщица хозмага его запомнила и в шутку поинтересовалась зачем берет столько мыла.
   -Слона циркового отмываю! -огрызнулся в ответ обычно вежливый Корела. Он настолько устал, что был не склонен к шуткам.
   Общий процесс суповарки занял три дня и две ночи. Наконец все было готово. Гиришев все это время не спал, не ел, не выбегал из душного подвала подышать свежим воздухом и оба подручных взирали на Егора Витальевича с неподдельным суеверным ужасом. Удивил он их еще и тем, что никуда не отлучаясь и не звоня по телефону он сумел раздобыть необходимую информацию и составить план нападения на Годунова. Все это он
   проделал таинственно и хитроумно, пока пулеметные кости грохотали и булькали в гигантской кастрюльке.
   Автоматы испытали тут же. За одной из дверей бункера находился старый тир ОСАВИАХИМ-а. "Калашники" как обычно оказались на высоте. А один из "спектров" подкачал. У него то и дело заклинивало затвор. Но честная компания решила, что не стоит гнать волну на оружейника из-за одной бракованной итальянской штучки...Тем более, что он честно предупредил и сделал существенную скидку.
  

Глава пятая

Не было слышно ни крика, ни стона,

тапочки только торчат из бетона

  
   Годунов умел почти все. Мог выпить водки. Мог убрать конкурента. Или найти дочке подходящего жениха. Но тут обошлись без него. Дочки нынче пошли бойкие, шустрые, не в меру самостоятельные. За время учебы в Швеции дочь Годунова, Ксения успела обзавестись ухажером. Воспитанным молодым человеком из солидной шведской семьи. Романтические вздохи на фоне суровой скандинавской луны не прошли даром для влюбленных.Они решили пожениться.
   Борис Федорович навел справки. Выбором дочери остался доволен. И вскоре принимал дома маленькое "варяжское" посольство. Господин Эриксон- старший, папаша дорогого жениха, прибыл вместе с супругой. На этом "шведском посольстве", скандинавском сватовстве, помимо Бориса Годунова с супругой и Семена Годунова без
   супруги, присутствовал и Шуйский. Прибыл он в тот день по какому-то малозначительному дельцу. Но не уходил как ни выпроваживали, вертелся под ногами и в конце концов остался обедать. Любил пожрать он на халяву. А телохранители торчали внизу в машине и проклинали все на свете. Им никто не собирался подавать закусок в Мерседес.
   За обедом Шуйский выпил лишнего и как обычно стал говорить глупости. Фамилия будущего годуновского свекра его позабавила чрезвычайно. Эриксон! Ё -моё! Он проникся живым любопытством и поинтересовался не они ли выпускают известные сотовые телефоны. Швед по-русски понимал вполне. И вежливо объяснил пьяненькому Шуйскому, что "Эриксон" чрезвычайно распространенная в Швеции фамилия. Чуть менее распространенная, чем "Карлссон".
   -Ах -ты -йо! Карлсон?
   -Карлссон, -важно кивнул швед.
   -Этот толстый...с пропеллером?! - глупо хихикая, щуря маленькие подслеповатые глазки и тряся бородою, Шуйский принялся изображать Карлсона в меру сил . И несколько шокировал госпожу Эриксон своим поведением. Тем более, что до почтенной шведской четы так и не дошло какого именно Карлссона или Карлсона он имел в виду.
   Семен Годунов перемигнулся с Борисом. Тот понял его без слов. Отправил жену варить кофе. Сам пригласил важных гостей и будущих родственников пройти в
   библиотеку. А Семен Годунов придержал за шиворот, резво вскочившего из-за стола Шуйского. Притормозил его.
   -Ты куда? Сейчас я тебе покажу Карлсона! И мать его...
   Семен Годунов провел воспитательную работу в ускоренном темпе. Но в данном случае быстрота не сказывалась на качестве. Весь остаток официального приема Шуйский обиженно молчал. Под глазом у него красовался свеженький фингал. Госпожа Эриксон, заприметив новую деталь на фасаде Шуйского, стала сердобольно интересоваться. Вечно эти шведы суют свой нос куда не надо. Василь Иваныч Шуйский доблестно отмалчивался. До самого победного конца. Сидел надутой букой и шмурыгал носом. Злоба бурлила в его желудке. Он охотно перестрелял бы всю сидящую компанию. Но оружие отобрали на
   входе, а в рукопашной он никогда не был особенно силен.
   Семен Годунов на своем безукоризненном английском объяснил госпоже Эриксон, что Шуйский и в детстве не отличался особенным умом, а с годами дурь стала в нем крепчать и прогрессировать. И в результате он окончательно сдурел. Раз и навсегда. Шведка сочувственно цокала языком. Для нее было загадкой зачем будущие русские родственники посадили с ними за стол этого маленького бородатого психа? Вдруг он кого-нибудь укусит. И смотрела на Шуйского с откровенной опаской. Тот нутром чуял, что Семка Годунов сказал про него гадость. Мерзавец! Но что было делать? Терпеть и молчать.
   После кофе вернулись к делам насущным, родители русские и родители шведские вроде бы поладили. Жена Годунова пыталась высказать свое особое мнение. Но нежный супруг не без намека указал ей на цветистый фингал Шуйского. И вопрос был сразу снят. Эриксон -старший ничуть не был против этого брака. Раз уж сын выбрал Ксению, дочь Годунова...то почему бы и нет? Она красавица и несмотря на это сносно готовит. Конечно Густав был вполне молодым еще человеком, Ксении и того меньше. Семнадцать лет. То есть она находилась в том возрасте, когда девицы имеют склонность влюбляться во всех красивых мужчин одновременно. Даже и к фонарному столбу могла бы проявить живой интерес, если он напоминал собою импозантного мужчину.
   Обговорили дату бракосочетания. И, поблагодарив за хлеб за соль, будущие родственники откланялись. Вечером они возвращались на родину. Чтобы закупить подарки к свадьбе и приготовить сюрпризы для новобрачных...Шуйский покинул квартиру немного погодя. Борис Федорович желал побеседовать с ним лично. Руки чесались. Спустив
   Шуйского с лестницы, он пришел в великолепное настроение. Игнорировал мрачные взгляды жены. Той не хотелось отдавать дочь за чужеземца. Сын Федор явился домой поздно. Весть о скором замужестве сестры не произвела на него особенно впечатления. Не за аллигатора выходит. И то слава Богу! И вообще, старики, отстаньте! Я умотался за день...до кровати бы дойти.
   Заморский женишок, Эриксон -младший и вправду имел к телефонам самое отдаленное отношение. Он учился на историка. Древнерусская архитектура интересовала его чрезвычайно. К несчастью, до него успела побывать на Руси татаро-монгольская орда и большевики. После обоих нашествий осталось не так уж много древней архитектуры. Хотя
   Кремль не снесли. И на том спасибо.
   Густав сразу же по приезду развил бурную кипучую деятельность. Несмотря на зиму. Хотя они, шведы, к зиме привычные. Посещал реставрируемые храмы. Лазил по развалинам с фотоаппаратом и блокнотами. Что-то фотографировал. Что-то зарисовывал. Поскольку интересующие его объекты были аварийными и находились в малолюдных опасных местах, Годунов приставил к нему двоих охранников. На всякий случай. Чтоб приглядели за парнем.
   Но были сложности в общении. Приставленные к персоне Густава Эриксона "быки" ничего в архитектуре не понимали. Шведскому языку обучены не были. По-английски могли сказать "ноу" или "йес", да и то с акцентом. Поначалу Густав решил, что будущий
   тесть предоставил в его распоряжение двух опытных гидов, отменно знающих
   Москву. Но "гиды" Москву знали куда хуже Густава. И со шведской точки зрения были почти что глухонемыми. Хотя и он-то по-русски ни бум- бум. Только "спосиб-йо!", да несколько древесно- странное "здрэв-ствуйте". И имя своей ненаглядной невесты с грехом пополам-"Ксю- шья". Но очень нежно!
   Жених и невеста общались исключительно по-английски. Язык Шекспира, Диккенса и Винни -Пуха стал для них языком любви и романтики. Ксения говорила по-английски довольно свободно.
   -Ах, ты, пылеглоточка моя ненаглядная, -говорил ей с умилением папаня Годунов. Сам-то он общался с будущими шведскими родственниками исключительно при посредстве братца Семена, который мог не только Шуйскому фонарь под глаз навесить. Был весьма образован и коварен, без труда читал и говорил на нескольких западно-европейских языках. Но Семен Годунов не мог таскаться следом за Густавом, даже если б и имел интерес к истории и архитектуре. У него имелась масса других, куда более насущных дел. Англо-говорящая невеста Ксения задержалась в Швеции в связи с экзаменами. Должна была прибыть через четыре дня вместе с Эриксоном- старшим и будущей свекровью. Поэтому свиту Густава составляли двое крепких, но не особенно ученых "быков".
   Электроника нынче решает многое и помогает во многом -до тех пор пока не ломается. Для бездельников, упорно не желающих знакомиться с красотами чужих языков естественным путем, очкастые электронщики наизобретали массу устройств сильно
   облегчающих жизнь подобного рода лодырям. Одним из таких устройств был сверхсовременный карманный словарь. Понятное дело говорящий. Возможно даже думающий неизвестно о чем. В позапрошлом 19-м веке их отчасти заменяли говорящие попугаи. Что заговорит в веке следующем даже подумать страшно. Вот при помощи этой компактной электронной фигни на батарейках и происходило общение отечественных "быков" со шведским Густавом.
   Говорящий словарь откровенно издевался над полуграмотными "быками". Слова произносил не сразу, а после паузы. Манерным и слащавым голосом. Вставлял самовольно в речь излишне цветистые обороты. Нес отсебятину и явно превышал собственные электронные полномочия. Его своеволие порой доходило до того, что с английского он внезапно перескакивал на немецкий и португальский. Впрочем его тупоумным пользователям было все равно. Ведь ужасные иностранные языки сливались для них в одну монотонную тарабарщину. В один большой и очень импортный язык, молотивший их по ушам. А "шведского жениха" все это чрезвычайно забавляло. Царство ему небесное.
   Да-с. Пропал Густав ни за грош, погиб вдали от родины. Только и радости, что умер холостой. А всё страсть к архитектуре. На Густава обрушилось здание старой колокольни. Он зашел внутрь и назад уже не вышел. Только теплые, аккуратно завязанные,
   ботинки торчали из под обломков. Накрыло парня враз. И все.
   К чести охранников заметим, что они сделали все, что смогли. За две минуты до трагедии один бык решительно кричал:- Ноу! Ноу!
   Это полезное слово он выучил примерно за неделю и при помощи него пытался предотвратить вход Густава в опасную для жизни колокольню, а второй, ухватив словарь, отчаянно набирал фразу "осторожно- развалится!", но путался и его здоровенные пальцы жали совсем не на те кнопки. Словом, Густав весело зашел внутрь, а здание тут же взяло да и обрушилось. Точно по команде.
   Все рухнуло к черту почти одновременно. Будущая историческая карьера Густава и тайные надежды Годунова. Ведь желая выдать дочь замуж, Годунов мечтал не просто о внуках. Но о внуках первого сорта. Выбор дочери обрадовал его еще и потому, что Эриксоны вели свой род от королей. Самых настоящих, не важно что шведских. В семье будущих родственников это не особенно афишировалось, но Годунов все выяснил по своим каналам. Возможность породниться со знатной королевской фамилией радовала его необычайно. Местные дворяне и бояре его не устраивали. В основном потому, что у нас сейчас каждый третий дворянин, каждый пятый потомственный казак. Бояре вообще состояли партии... То есть ужас!
   А тут-то уж точно будут натуральные внучки королевских кровей. Собирался ли Годунов устроить в Швеции государственный переворот и усадить на тамошний престол будущего вероятного внука-вопрос сложный и совершенно международный. Все равно эти планы рухнули в одночасье вместе с ветхим памятником столичной архитектуры.
   Годунов спросонья не сразу уразумел, что именно произошло. Он был простужен и хмель бродил в его голове. Вылазка на "бельскую" рыбалку не прошла для него даром. Но Борис Федорович сделал над собой усилие. Проснулся окончательно и почти что забыл о простуде. И выслушал доклад крайне внимательно. Честно говоря, Годунова смешила сама возможность подобной смерти. Он не мог поверить в то, что человек в центре Москвы может погибнуть столь глупо и нелепо. Как-то даже и не по-русски. Ох, уж эти иностранцы! Годунов представил себе ботинки торчащие из под обломков. Отчего-то показалось ему это таким комичным, таким забавным, что он закусил губу. Иначе бы расхохотался во все горло. Хотя отлично понимал, что смешного тут мало.
   И вот "быки" в шоке, Семен в хлопотах, Эриксоны в трауре и дочка по ту сторону границы в слезах. А теща в своем репертуаре. Ее истошный голос вонзался в барабанные перепонки Годунова ядовитой татаро-монгольской стрелой...А жена "Малютка Скуратова"-себе на уме. Ей женишок этот, этот будущий зятек, давно уже не по нраву пришелся. Она с самого начала была против подобного импортного жениха, злая баба малютиных кровей. Вишь -ка, швед... Русского татарина нашей девке не могли найти!
   -Молчи, баба! Не твоего это ума дело! -рявкал на нее Борис Федорович, а она в ответ скрипела на него своими фамильными малюто -скуратовскими зубищами. А сейчас вероятно рада была, что так все вышло. По щучьему велению, по ее хотению. Ведьма! Одно слово.
   Хочешь не хочешь, а вместо свадьбы выходили форменные похороны. Несмотря на неприятность произошедшего, Борис Федорович Годунов и не думал терять присутствия духа. Даже наличие в квартире выкопанного из под обломков и слегка сплющенного покойника ничуть его не смущали. Его по прежнему беспокоил насморк.
   Годунов, будучи отпетым и законченным безбожником, по тещиному определению "натуральным антихристом", поначалу предложил объявить прибывшему священнику, что Густав был православным. Покойник он и есть покойник. Ничего на нем не написано, сам ничего не возразит. Ни по-русски, ни по-шведски. Но теща, ушки на макушке, всплеснула толстыми ручищами и воспротивилась решительно. И Годунов махнул рукою. Делайте как знаете. Ищите лютеранского пастора Шлага. Или Шлаг был католиком?
   В полном одиночестве напился на кухне чаю, погасил свет и, тяжело покашливая, подошел к окну. Глянул на улицу, нисколько не опасаясь наглых снайперов. Дом снаружи был окружен неуютной и бесчеловечной ледяною тьмой. Кое-где расцвеченной огоньками домов и автострад. Но что это все? Искусственно созданное.Понастроили, да и попрятались со страху в норки. Не человек тут хозяин. А властвует над городом ледяная зимняя ночь. Была до него и будет после. В одиночку с этой ночью не совладать. Стоит лишь исчезнуть электричеству и горячей воде и скоро в этих бетонных многоэтажках станет едва ли теплее, чем снаружи. Ледяная тьма неумолимо проникнет внутрь и сожрет всех до единого. В один миг. Сожрет и не подавится. Это было очень тоскливо. Годунову стало неуютно от собственных мыслей. Он закашлялся.
   И чем, в сущности, гордится так называемое разумное человечество? То есть все эти при дипломах и в очах. Что они из себя строят? Отключи кипяточек и свет...и что с тобою станется, Царь Природы? Но продолжают болтать о прогрессе, неутомимые зазнайки.
   Научных работников и инвалидов умственного труда Борис Федорович просто терпеть не мог. Чего они все стоили с их очками и дипломами к примеру в пустыне? Если на тебя напустить ураган, да так чтоб нос к носу, то образование вряд ли поможет. Вот тут они бы подрастеряли всю свою спесь. Перестали болтать свысока о примитивных людях каменного века. В самих бы проснулся первобытный страх. У! Столпы премудрости и прогресса!
   Годунов надоело пялиться во тьму. Он разгорячился, включил свет и налил еще чаю. Но ругаться не перестал. Археологи тоже! Копуши, землеройки! Найдут в земле пару костей, череп и вот вам теория эволюции. От царя Гороха до рыночной экономики. Оперативники из МУРа и побольше костей находят. Каждый день. Но у них ни каких теорий...Просто налицо состав преступления...Допив чай, Борис Федорович сполоснул чашку и зло
   плюнул в кухонную раковину. Схватил бутылку, хлебнул коньяка прямо из горлышка и отправился спать. Даже сильные мира сего должны изредка спать, чтобы не растерять своей силы. Годунов был сердит на ученых, на жену, на тещу, на глупо погибшего Густава. Долго ворочался и думал о неприятном. Хотя и знал, что надо выспаться. Завтра имелись дела. Наконец коньяк взял свое и Борис Федорович заснул как дитя, хотя и храпел по-медвежьи.
   Пока он таким образом восстанавливает силы опишем а место его обитания. Борис Годунов, он же "Барон", хотя и не был никогда англичанином, мог бы повторить известное английское выраженьице "Мой дом -моя крепость". Это и в самом деле было так. Дородная двенадцатиэтажная сталинская высотка с двумя крыльями-пристройками была и вправду крепка. Возвышалась над окружающими домами-коротышками надменно и величаво. На первом этаже этого широкоформатного высотного дома были аптека, хороший продовольственный магазин, неплохая парикмахерская, дорогой бар, занюханный кинотеатр и даже цельное казино. Словом все, что нужно для истинного джентльмена. Естественно, в подобном доме не жил кто попало. Обитатели его были солидными и отборными. Крупнокалиберными. Никакой уголовной матерящейся лимиты.
   Вас наверное удивит, но часть окон годуновской квартиры выходила во двор. Из окон противоположных и в чем-то парадных днем открывался вид на разветвленное шоссе, на странное маленькое красное здание посреди небольшого треугольного сквера-островка, зажатого между трех дорог. А дальше уж стволы, обстриженных и упиленных
   до невозможности, тополей. За ними торчали высокие и солидные ели и пихты, категорически не подпускавшие к себе людей с ружьем или с пилой. Сквозь ряды елей и пихт просвечивали крепкие стены Новодевичьего монастыря. А высокая красно-белая колокольня сразу бросалась в глаза. Еще издалека.
   Поутру Борис Федорович пробудился и сразу почувствовал пренеприятнейший озноб. Из носу текло как из водопроводного крана. Приходилось то и дело менять носовые платки и продолжать лечение доступными крепкими средствами. Жирной семге Борис Федорович предпочитал сейчас постную селедку.
   -Надо беречь печень!- мудро рассуждал он, наполняя большую двухсотграммовую рюмку "перцовкой". Словом, лечился он бодро и неутомимо. В голове, правда, позванивало.
   Наверное селедка попалась некачественная. Генетически модифицированная. Помимо ощутимой головной боли возникла еще боль зубная -перепалка с тещей. У Годунова зубы начинали ныть от одного тещиного вида. Теща эта всегда была разнообразной и всесторонней. На сей раз она возникла в дверном проеме массивной квадратной тенью и
   ткнула распухшим от злости пальцем в сторону окна, из которого открывался столь чудесный вид на Новодевичий монастырь. Теща грозила зятю, обвиняя его во всех смертных грехах и даже в гибели шведского жениха:
   -Из-за тебя все, из-за ирода проклятого! Безбожника окаянного! Бог, он все видит! Все грехи твои...
   -Угу! -хрипло буркнул Борис Федорович. -На Марсе сидит божья коровка с большим калькулятором и грехи мои считает. Да только у нее уже батарейки садятся.
   Теща Годунова имела совершенно гуманитарное образование. Пять классов сельской школы. Ни о Марсе, ни о калькуляторах она не имела никакого понятия. Зло и необразованно поджала губы, пробурчала нечто уничижительное и пошла прочь по коридору.
   О религии Годунов всерьез задумываться не умел. И не любил. Если и вправду там, по ту сторону должно было ему воздастся по заслугам, то наверняка пришлось бы несладко. Так что он предпочитал не думать об этом вовсе. Считать, что тот свет -полное небытие. Так куда спокойней. А крайняя религиозность тещи и жены его раздражали.
   Тещин муж, Малюта- Скуратов сам был известный мокрушник и беспредельщик. Фактически маньяк- убийца. Общение с мужем сказалось и на жене. С кем поведешься...Когда теща овдовела, то вернула себе прежнюю, девичью фамилию. И стала вновь Акулией Николавной Самогужниковой. Подруги с ласковым подобострастием называли ее "Акочкой". Но Годунов знал-то, что она не просто Акула, а форменная рыба-пила.
   Борис Федорович, будучи крупной шишкой в теневой экономике, присматривал за близкими родственниками и предоставлял всем бесплатную охрану. Всем кроме тещи. Было две причины:
   1. Теща не потерпела бы опеки со стороны зятя многогрешного и ненавистного.
   2. Сам Годунов лелеял заветную мечту о том, что однажды тещу его прихлопнут к чертовой матери свирепые конкуренты и этим обеспечат ему спокойную, и почти что безоблачную старость. Сберегут остатки нервов. Но пока что враги Годунова бездействовали. И на тещу не покушались. Жаль!
   Пока Борис Федорович отчаянно боролся с ОРЗ , из Швеции позвонили родители Густава. И сообщили братцу Семену, что сына хотят похоронить здесь, в России. Стране, которую он так любил и где так неожиданно погиб во цвете лет.
   Борис Годунов не стал возражать и отдал соответствующие распоряжения...К похоронам готовились сами. А Эриксонов и Ксению должны были завтра встретить в аэропорту. Но совершенно лишним дополнением к реалиям этого пакостного дня, полного водки, кашля, тещи и бактерий стало сообщение Семена Годунова:
   -Димка вернулся из Литвы. Сын Грозного.
   -О мелочах после! -сердито отмахнулся Борис Федорович. -После похорон займемся. Гроб заказал?
   -Сейчас поеду выбирать, -ответил покладистый Семен, ощущая, что с каждым днем все труднее и труднее ходить в двоюродных братьях у самого Бориса Годунова.
  
  
  

Глава шестая

Малое похоронное представление

  
   Семен Годунов отправился известную похоронную контору -фирму ритуальных услуг "Некрополь и сыновья". В центральный московский офис. Данная похоронная контора некогда принадлежала ныне покойному Парамону Карловичу Одуванчикову, имевшему несчастье слегка нагрубить Егору Гиришеву . Поэтому теперь фирмой управлял племянник
   мало воспитанного покойника -Кеша. А более официально- Иннокентий Михайлович Одуванчиков -Песчаный. Несмотря на свой моложавый пижонский возраст, он имел достаточный опыт в области угрюмых ритуальных услуг. Тем более, что иной раз приходилось участвовать в довольно сомнительных, темных делах и сжигать в печах крематориев безвестные трупы, по заказам широкой бандитской общественности. Услугами фирмы "Некрополь и сыновья" пользовалось множество преступных группировок и всех криминальных сословий. У этой пятизвездочной конторы была преотменнейшая репутация. Крайне солидная. Минимум вопросов и максимум обслуживания. Корректный ненавязчивый сервис.
   Поэтому Гиришев знал наверняка к кому именно обратятся Годуновы в связи с предстоящими похоронами. К Кеше и ни к кому более. Гиришев соображал быстро, а действовал еще быстрее. И приготовил все, что нужно к приезду Семена. Годуновы вполне могли знать Кешу в лицо. К чему лишний риск. Вместо Кеши Гиришев решил подсунуть им липового заместителя в блистательном исполнении Корелы. Тот всегда тяготел к художественной самодеятельности. Роль похоронщика манила его своей колоритностью.
   Захват офиса произвели быстро. Народу в конторе было немного. Посетителей выдворили. Обслуживающий персонал повязали. Кеша, потомственный племянник покойного Парамона Карловича, смотрел на вторженцев с долей известной недоброжелательности, характерной для всех членов их именитой фамилии. Егор Витальевич Гиришев заранее предупредил, чтобы с владельцем конторы обошлись с максимальной корректностью. По мере возможностей. Он не хотел портить отношений с Доном Коленкором, у которого был к этой конторе свой особый интерес. Теоретически с Кешей можно было договориться. Но имелся риск. Вдруг парень мог занервничает и сорвет операцию? Или окажется чересчур уж лоялен к Годуновым.
   После захвата неторопливо приступили к репетиции и стали ждать гостей. Дмитрий Четвертый, Корела и Герасим Касимов присматривались к местной траурной обстановке с живым уголовным интересом. Корела переоделся в соответствии с обстоятельствами, наклеил бородку и стал похож на дядюшку Сэма в молодости. Ему предстояло солировать.
   Поскольку Диме с Годуновыми встречаться было ни к чему. Герасима- Касима могли
   узнать и тогда вряд ли спутали бы с гробовых дел мастером. Сам Гиришев так же не
   собирался лезть на первый план.
   Поэтому на сцене и возник загримированный Корела. Изобразил похоронного клерка с присущим ему артистизмом и даже огоньком. Касимов довольно захохотал, Дима захлопал. Гиришев мрачно покачал головой: -Ни к черту не годится!
   Корела насупился и оскорбленно засопел. Как заслуженный и в чем-то народный артист он не любил критики и ценных указаний. Но Гиришеву было плевать на его эмоции. Они тут не Мольера ставить собирались, а пролог к довольно кровавому дельцу. Малое похоронное представление. И если противники раскусят план, то случится неприятный детский утренник вместо большого солидного спектакля. Годуновы всегда были продувными бестиями. Обхитрить их ой как непросто.
   -Изображая "безенчука" не надо зарываться, не надо переигрывать. Это
   тонкая профессия. Мрачная и неторопливая. Если бы ты рекламировал по телику консервированные прокладки с морковью -другое дело. Был бы высший класс. Но тут другой случай. Не улыбаться. В крайнем случае -улыбаться сочувствующе. И держись с достоинством, не егози. Годуновы, конечно, большие шишки. Но и ты -служащий солидной конторы. Еще и не таких Годуновых видал. Они к тебе приходят. А не ты к ним. Осознал?
   Корела учел замечания "режиссера-постановщика". Теперь он был мрачен, солиден, обаятелен и нетороплив. Словом, к приезду гостей все было готово.
   Семен Годунов заявился в сопровождении двоих телохранителей братьев Кошкиных. Кот -старший и Кот-младший весьма были похожи. И практически ничем не отличались. Ни умом, ни общественным положением. Умели стрелять, ломать челюсти кулаком с одного удара и пить водку в огромных количествах. Большего от них Семен Годунов и не требовал. Поэтому коты были преданы ему не хуже собак.
   Корела освоился с ролью, вжился в интерьер. Чувствовал себя тут как дома. Когда Годунов со своими Котами вошел в офис, он даже по-хозяйски отметил, что они не вытерли ноги и наследили на ковре. Этакие безобразники!
   На столе, за которым в поте лица "работал" Корела, затрындел телефон. Это из соседней комнаты звонил Касим, чтобы создать видимость кипучей конторской деятельности.
   -Да -да! Ваш заказ будет в срок, согласно договору. Из черного мрамора, да. Портрет выпуклый. Надпись позолотой.
   Говоря все это в трубку, Корела солидным образом сверялся с большою бухгалтерской книгой. И лениво рисовал карандашом на полях соответствующее симпатичное надгробие. Шуршал фальшивой бородой и сверкал стеклами очков. Хотя со зрением у него все было в порядке.
   -Пристрелить бы их всех. Прямо тут. Хлопот куда меньше, -внезапно сказал из трубки Герасим Касимов.
   -Полностью с вами согласен, -ответил Корела. -Но не все зависит от нас. Материал...Поставщики, знаете ли поджимают...
   Касимов захихикал и бросил трубку. Корела вежливо попрощался под аккомпанемент коротких гудков и тоже положил трубку. И обратился к новоприбывшим.
   -Здравствуйте. Прошу садиться. Чем могу быть полезен?
   Семен Годунов всегда ценил в людях вежливость. Не терпел хамов, да и сам старался по возможности решать проблемы корректными способами. Без лишнего насилия. В разрешении присесть он не нуждался уже лет десять, поскольку везде чувствовал себя как дома. И присаживался или не присаживался по собственному разумению. Окажись он в самом сердце Великобритании, в Букингемском дворце, в присутствии королевы и то ничуть бы не растерялся. Таков был из себя Семен Годунов.
   Кресла здесь вроде удобны. Но садиться не хотелось. Семен находился в состоянии, которое сам именовал "деловой бизнес -лихорадкой". Организация похорон и смежные параллельные дела захватили его полностью. Он ощущал острую потребность в движении. Вертеть пространство и людей вокруг по собственному усмотрению -вот что требовалось ему в данный момент. Если бы он вдруг и присел, то тотчас вновь вскочил бы на ноги. До того был переполнен энергией.
   Корела тоже не имел морального права сидеть в присутствии "стоящих" клиентов. Хоть они и не дамы, черт с ними. Все равно нарушение деловой субординации. Он галантно поднялся из-за стола. Семен Годунов все еще молчал. Разглядывал рекламные проспекты на стене. А Коты свирепо смотрели по сторонам.
   -Где Кеша? -вдруг спросил Годунов, не поворачивая головы.
   -Иннокентий Михайлович в отъезде. В загородном филиале, знаете ли...
   -А ты кто? -перебил Семен, не желая особенно входить в детали местного похоронного быта.
   -Его заместитель, Афанасий Замогильный. К вашим услугам, -слегка поклонился Корела.
   -Значит хозяин в отъезде и фирму представляешь ты.
   -Именно так.
   -Я звонил сегодня насчет гроба. А у вас сейчас на двери табличка "Закрыто". Как это понимать?
   Понимать это было очень просто. Знали, что Семену будет плевать на табличку. Он все равно зайдет раз заранее позвонил. А остальные не полезут. К чему лишний шум?
   -Вас ждали. Чтобы меньше беспокойства, -честно ответил Корела.
   Семен повернулся и посмотрел на него удивленно. Этот молодец был умен не по годам.
   -Еще как умен! -в ответ подумал Корела, не без ехидства.
   -А конторе не в убыток?
   -Такие солидные клиенты не всякий день бывают.
   -Ну, ладно, Замогильный...похороны нужны нам по высшему разряду. По высшему!
   -Памятник сразу закажете? А то у нас перебои с мрамором. Метрополитен себе все сгребает.
   -Памятник позже. Это не к спеху, -небрежно махнул рукой Семен Годунов.
   -Не к спеху. Правильно. Мы вам общий обелиск поставим над братскою могилой,-еще более ехидно подумал Корела.
   -Мелкие детали обговаривать не будем. Вы фирма, профессионалы. Полагаемся на вас.
   -Благодарю за доверие, -кивнул Корела.
   -Вот адрес, -Годунов протянул визитку. -Будьте там завтра в пятнадцать ноль ноль. Похороны на Ваганьково, спец- участок. Могильщики свои?
   -Конечно свои. Будут в автобусе. Сколько автобусов?
   -Хватит одного. Большая часть провожающих едет следом сама по себе.
   -Оркестр? Или музыка в записи? На автобусе есть динамики.
   -Лучше в записи. Чтобы не слишком громко. Оркестр, он уж очень по ушам...Так! Венки самые лучшие...Гроб ты приготовил?
   -Гроб для вас давно готов, -вежливо ответил Корела. -Прошу сюда. Выберите сами.
   Корела препроводил Годунова и настороженных Котов в просторную подсобку, зажег свет. Гробов тут было великое множество. Корела указал два самых лучших.
   -Вот этот, -выбрал Годунов. Ткнул пальцем в темно-коричневый с лакированною блестящей крышкой и латунными ручками по бокам. Что бы ребятам было сподручнее тащить с шестого этажа.
   -Красив, крепок. Да и по росту будет. Этот берем.
   -Доставить завтра с утра?
   -Мы возьмем сейчас. На машине багажник. А мужички у меня крепкие, небось дотащат!- Семен Годунов кивнул на Котов. И те довольно ухмыльнулись в усы.
   -Не приведи бог, какие крепкие! -подтвердил Корела, суетясь и протягивая Котам моток веревки.
   -Сколько с нас за гроб?
   Вопрос оказался с подвохом. О реальных расценках знал только Кеша, сидевший в подвале с кляпом во рту. Его привязали к стулу, а напротив поставили телевизор, чтобы не скучал...Кеша в качестве консультанта явно отпадал. А заниженная или завышенная цена могла возбудить вполне понятное подозрение. Но Корела нашел выход. Экспромтом.
   -Не извольте беспокоиться. Сочтемся завтра. Сразу за все.
   -Ну, смотри, хозяин. Тогда до завтра. Не поцарапайте гроб! Аккуратней, Котяры! -это замечание Семена относилось уже не к Кореле.
   И Семен Годунов, весьма довольный собою, повез на квартиру брату гроб. Никогда не ездил он еще вот так запросто по Москве. С гробом на багажнике.
   -А завтра я с него еще и денежки сдеру. Перед тем как ухлопать! -Корела потер руки. Знакомый с системой Станиславского не понаслышке, он настолько глубоко вошел в роль "безенчука", что выходил наружу с большим трудом. Можно сказать по частям.
   -Надо было ему в гроб запихнуть радиоуправляемую бомбу! -мечтательно сказал Герасим Касимов.
   -Запихни ее себе в одно место, -сердито отрезал Гиришев. Он не терпел кустарщины. Часы уже показывали 18 часов 11 минут. До 15 часов 00 минут следующего дня предстояло сделать многое.
  
  
  

Глава седьмая

Большое похоронное представление

  
   Время поджимало. Зато уж полезной информации у Гиришева было с избытком. Шуйский, не так давно предлагавший ему круглую сумму за голову Годунова, несколько поторопился. И сказал больше, чем следовало- видно не ожидал отказа. Старая бородатая крыса Василь Иваныч Шуйский вхож был в дом Годунова и присланный им человек
   сообщил о многих подробностях годуновского житья-бытья во время предварительного делового разговора. Гиришев слушал крайне внимательно и все запоминал. Он знал о своеобразном "двухквартирном" состоянии, в котором пребывал Борис Федорович Годунов. На шестом этаже занимал он целых две квартиры. Четырехкомнатную и трехкомнатную, в каждой выделив себе апартаменты. Жил то там, то сям. В зависимости от обстоятельств. Мебель и обои в этих облюбованных им комнатах были абсолютно одинаковыми. Если только Шуйский не врал. Таким образом, если они собирались накрыть всю компанию на
   дому, то прежде всего неплохо было бы знать, где именно окажется сам Годунов. Вопрос этот был первостепенным для Дмитрия. Поскольку он желал прикончить Годунова лично и собственноручно.
   Гиришев полагал, что в связи с напряженной похоронной атмосферой обе металлические двери будут открыты. Люди приходят, уходят, выражают соболезнования. Выходят покурить на лестницу. Ну, как всегда водится. С утра еще будут соблюдаться некоторые меры безопасности. Но часам к двум дня это надоест. Люди-существа ленивые и раздражительные. Скорее всего двери оставят открытыми. К тому же, в последние два года на Годунова не было ни одного серьезного покушения и охрана его пребывала в приятном расслабленном состоянии. Считая, что их шеф настолько страшен, крут и авторитетен, что никто просто не посмеет поднять на него руку. То есть он практически недосягаем для пуль. Ох, уж эти легкомысленные "бычки"...
   Гиришев ходил по пыльной и грязной комнате бункера Гражданской Обороны, среди стендов, плакатов и противогазов, здраво рассуждая вслух. Дмитрий Четвертый, Герасим Касимов и артистичный Корела ловили каждое его слово.
   -Невозможно предугадать действия противника заранее. То есть предугадать их полностью. Опасно делать такие прогнозы и строить на них план атаки. Противник поступит по своему и все полетит к чертям. Так что будем планировать собственные действия, а не гадать на кофейной гуще о противнике. Факторов случайности у нас немало. Я имею в виду двор. Масса случайных людей. Двор проходной -это минус. Улица справа, улица слева...И движение на обеих приличное. Да и соседи по дому...Гм...Но вряд ли знает он всех в лицо. Дом слишком здоровый. А Годунов слишком занятой, чтоб всех помнить и изучать подробно. Во дворе постоянно толкутся автомобилисты...Хотя автобус там развернется вполне...Те, что приедут с дежурными соболезнованиями будут ставить машины во дворе, около подъезда... Ладно. Похоронная контора Кеши предоставляет нам отличные возможности. Во дворе рядом с автобусом можно будет сосредоточить целую группу. Они и перебьют "быков" у подъезда. Тех, кто будет встречать "дежурно-соболезнующих". Эта же группа приглядит за теми, кто будет выбегать из дома и прикроет отступление в случае чего. На это хватит "похоронного" персонала под руководством "маэстро" Корелы. Когда автоматы начнут садить по двору очередями и запахнет жареным, то опоздавшие или засидевшиеся гости предпочтут умотать по добру по здорову. Предоставив Годунову самому выпутываться из неприятностей. Одно дело выражать соболезнования, совсем другое -лезть под пули. С этим все... Двор -лишь страховка. Главная игра будет внутри.
   В этой-то "главной игре" и имелась серьезная проблема. С одной стороны Дима-Царевич был главой данного предприятия и в случае его смерти вся затея теряла смысл. Но он твердо настаивал на личном участии. Поэтому Гиришеву следовало продумать все так, чтобы степень риска для Димы свести к минимуму. Хотя, если "старушка с косой" вступит в игру, обставить ее будет сложно. Обычно она обставляет всех...
   Для подстраховки и большей эффективности Гиришев учел абсолютно все. Оружие тех, кто должен был "работать" во дворе было готово к морозу. Морозоустойчивая спецсмазка. Оружие тех, кто работает внутри, будет смазано согласно более мягкой температурной кондиции.
   -А что если Барон поставит парочку своих козлов на крыше? -Корела задал весьма практичный и весьма неприятный вопрос.
   -На крыше быть никого не должно ни в коем разе! -Гиришев помрачнел. -Если кто-то и будет- мы их уберем перед началом. Крышу проверим в первую очередь. Если Барон поставит кого-то там -значит он настороже и что-то подозревает. А этого быть не должно. Сейчас его всецело занимают похороны. Он должен провести их с шиком, сообразно своему положению.
   Гиришев замолк. Снова стал ходить и думать. Окна квартиры охраны по преимуществу выходили на улицу. А четырехкомнатная, основная резиденция Годунова, окнами во двор. Оттуда можно было наблюдать за тем, что творится внизу. Похоронная процессия привлечет внимание. А удара с тыла никто не ожидает.
   Главным по двору, главным дворником, был назначен естественно Корела. Ему дали людей самых надежных, выдержанных, не любящих стрелять без причины. Они будут и в центре и на флангах. Для дела основного и для прикрытия вспомогательного. На случай чего-то внезапного, неприятного и непредвиденного.
   -Имей в виду, Корела! Твои похоронщики должны смотреться орлами. Все в одинаковой униформе. Шляпы, пальто. Траурные прически. Сизые носы, по возможности. "Некрополь и сыновья"-солидная фирма и мы не должны ее дискредитировать. Кеша нам этого не простит...Попросят подняться наверх -не бойся и стесняйся. Поднимись. Пригласят скорее всего тебя одного. Для выноса гроба со жмуриком у Барона свои люди есть. А твои скорбных дел мастера постоят во дворе "для мебели" с цветами и венками.
   -Главное, чтоб вы меня в квартире не подстрелили, когда через окна попрете. Было бы обидно, -заметил Корела.
   -Не только обидно, но и больно. Сам не зевай. А то мир потеряет великого артиста.
   После большого обсуждения в малом кругу посвятили в план и прочих членов команды. Но лишь в положенное время. Речь шла не о доверии, а об общей безопасности. Слишком многое поставили на кон, чтобы рисковать зря и совать противнику готовый план под нос.
   Хотя снабдили оружием всех без исключения и без остатку, кто-то выразил желание прихватить с собою кастеты и ножи. Гиришев не был против применения холодного оружия. Лишь бы было компактным и не привлекало внимания. Попросил лишь не брать
   на дело фамильных дедушкиных сабель и импортных самурайских мечей. К замечаниям Егора Витальича отнеслись с должным пониманием. Ведь и он шел людям навстречу. Огнестрельная автоматика-вещь удобная, но временами капризная. А нож или кинжал в умелых руках всегда эффективен, хотя на длительные рукопашные времени не было времени. Следовало сделать дело быстро. И быстро уйти. Именно это и пытался Гиришев
   разъяснить собравшимся.Но все ли из собравшихся его правильно поняли? Он не был в этом уверен.
   -Кстати, а маски надевать будем? -Дмитрия интересовали более всего эффектные сценические детали, а не тактика и не стратегия. Молодость, молодость...
   Когда подняли вопрос о маскировке, Корела хитро ухмыльнулся и показал кучу вязаных шапочек с готовыми прорезями. Он заранее сгонял на ближайший, довольно известный в Москве, вещевой рынок с целью приобретения там шерстяных безразмерных шапок по умеренной цене. Поскольку Корела явился на рынок с видом решительного оптовика, ему удалось не только сбить цену на товар, но и стравить между собой нескольких торговок, доселе мирно сосуществовавших. Словом, он приобрел целых пятьдесят относительно шерстяных и безусловно вязаных шапок, шапочек и шапчонок одного фасона, цвета и размера. Они годились на любую голову и были готовы к немедленному употреблению в дело. Помимо шапок он приобрел и ножницы.
   И вот теперь таинственным видом он принялся прорезать в шапках отверстия для глаз и рта, обойдя носы вниманием. Прорезей для носа явно не предусматривалось. Корела орудовал ножницами с видом заправского профессионала и чувствовал себя этаким храбрым портняжкой. Главное, чтоб эти обалдуи правильно воспользовались шерстяными плодами его труда и не распустили шапок по петельке в самый интересный момент. Хотя самым тупым и неповоротливым в уме можно было бы выдать по две шапки. Без проблем.
   -Молодец. Вот вам и маски, -Гиришев примерил шапочку. -Неплохо. Сойдем за спецназ. Они еще сильнее обалдеют, а мы провернем все быстро...
   -...и исчезнем в темноте! -восторженно подхватил Дима.
   -Нет .Зимой, конечно, темнеет рано, но не до такой же степени, -Гиришеву было не до романтики. Он смотрел на вещи трезво. Операцию нужно закончить днем. Он рассчитывал на крайний срок -полпятого вечера. Никак не дольше.
   Осмотр завербованных Гиришевым легионеров, членов расстрельной команды занял некоторое время. Дмитрий был задумчив как Ганнибал, придирчив как Юлий Цезарь и высокомерен как Наполеон. Осматривал войско с видом бывалого полководца. Кое-кто из этих легионеров был ему знаком. И они тоже знали Дмитрия. Шли своей охотой. Не столько из-за денег, сколько из симпатии к памяти покойного родителя Димы-Ивана Четвертого, по прозвищу Грозный, погубленного вероломными Годуновыми. Были и незнакомые физиономии. Хотя и удобоваримые. А вот Финарь, Косарь и Пономарь не понравились Дмитрию чрезвычайно. Физиономии были у них страшенные.Форменные звери с автоматами.
   -Между прочим, мы набрали команду убийц, а не пай-мальчиков для клубного приема, -обиделся за рекрутов Гиришев. -Они свое дело знают. К тому же я их поставлю под начало Корелы во двор. Такая мрачная внешность вполне соответствует похоронному бизнесу.
   Перечислим тех, кто был Дмитрию знаком. Были вечно заикающийся Курбский-Кубик. Голицын-Голяк, Моссальский -Рубец, угрюмый, но деловой. Молчанов-Молчун. Соответствовал прозвищу вполне. Поскольку молчал до стрельбы, во время стрельбы и после стрельбы. Шерефединов: Шериф или Шифер. Хитроватый татарин. Очень сильный. Без особого труда и домкрата мог перевернуть легковую машину.
   Дальше шли типы малоизвестные и неизвестные вовсе. Но поскольку их нанял Гиришев возражений быть не могло. У нанятых не было ничего. Ни имен, ни фамилий, ни образования, ни московской прописки. Но для будущего мокрого дела ничего из вышеуказанного и не требовалось. Впрочем, у них имелись клички: Ухолом, Косарь, Финарь, Пономарь, Чумовоз, Стукнутый, Филат -Филателист и Академик. Последний
   был в очках со вполне академической бородкой а-ля "Курчатов в глубоком раздумье". Но что-то не совсем научное имелось в его честных злых глазах. И он напоминал Корелу в "похоронном" гриме. Только росточком повыше.
   По окончании смотра войск, Гиришев несколько раз дотошно повторил и растолковал план во всех возможных вариантах и определил задачи каждого. Пока не убедился, что все всё поняли до конца. Впрочем, план сообразно обстоятельствам был текуч, подвижен и неуловим.
   Квартира на седьмом этаже, находившаяся аккурат над резиденцией Годунова, пустовала уж месяца два. Хозяин был в бегах и уезжал наспех. Им чрезвычайно интересовались налоговая полиция и Генпрокуратура. Спешил настолько, что сдать квартиры внаем не успел. А быть может Годунов и не разрешил бы ему этого сделать. Будучи негласным местным управдомом. Главное то, что квартира была пуста. С замком возились недолго и открыли аккуратно. Зачем ломать хорошую вещь? Да и лишний шум ни к чему.
   Внутри незваных гостей встретили духота, пыль и кавардак. Они влезли в квартиру ранним утром, когда Годунов еще спал, а охрана бдительно дремала. Первыми в квартиру прошли Гиришев, Касимов, Рубец и Кубик. Касимов и Рубец пронесли под куртками и пальто автоматы "спектр". Гиришев вооружился четырьмя ТТ. Он не слишком-то любил стрельбу "по-македонски", с двух рук и предпочитал один пистолет двум. Но тут обстоятельства требовали жертв. Да и автоматы Егор Витальич любил еще меньше. Поэтому, поразмыслив на досуге, он решил взять с собою четыре ТТ, чтобы в крайнем случае не тратить времени на перезарядку. Но безусловно захватил с собою четыре запасные обоймы.
   Кубик пришел всего с двумя ТТ. Он не был руководителем операции и вел себя значительно скромнее. Все четверо двигались тихо. На цыпочках. Вели себя тише воды, ниже травы. Не шумели и не орали. Годунов вполне мог знать об отсутствии беглого верхнего соседа. В этом случае громкие звуки над головой показались бы ему подозрительными. Окна, впрочем приоткрыли, чтобы не одуреть от духоты...Гиришев по сотовому телефону связался с Дмитрием. Сказал, что через час могут придти еще двое. После чего по-хозяйски развалился на тахте и приказал не будить себя без крайней необходимости. Егор
   Витальевич сильно вымотался за последние двенадцать часов. Имел полное право на отдых. Организационные проблемы всегда сильно выматывают. Он помнил старое правило: перед серьезным убийством необходимо как следует выспаться. Иначе может случиться облом.
   Он проспал примерно три часа и сон освежил его. Гиришев был готов к работе. Мужики скучали, но не сдавались. Подобное тихое ожидание сильно действовало на нервы. Но они были железными людьми и при желании могли бы просидеть тут целый год, но достичь поставленной цели. Пока Гиришев спал пришли еще два знатных "итальянских" автоматчика. Голицын и Шеферединов. Еще через час явился Ухолом с двумя ТТ. Постепенно над головою Годунова сгущались тучи в виде свирепых мордастых мужиков, вооруженных до зубов.
   Внизу хлопали двери, слышались голоса. Прибывали соболезнующие.Хлопанье и топанье достигло пика интенсивности через час. Потом постепенно пошло на спад...
   Еще через два часа проникли через другой подъезд, через крышу Дмитрий с автоматом и Молчанов-Молчун с ТТ.Дмитрий хотел проверить крышу лично. Уговоры ни к чему не привели. Крышу он проверил так, что лучше и не надо. Там было чисто. После чего с видом триумфаторов и прошел в квартиру. Теперь вся "верхняя" компания была в сборе.
   Чтобы несколько развлечь собравшихся, Гиришев уже второй час беседовал с ними о погоде. Вполголоса. Об особенностях московского климата. Чтоб не было так грустно. Беседа ни о чем действовала расслабляюще. Успокаивала нервы. Анекдоты в этой ситуации не годились совершенно. Хохот услышали бы снизу, да и в подобной ситуации смех был
   бы сродни истерии.
   Без десяти три во двор въехал похоронный автобус. Корела сообщил об этом по рации. Этого триумфального въезда Гиришев видеть не мог, так как окна занятой ими жилплощади
   выходили на улицу, а автобус разместился во дворе. Егор Витальич тихонько вышел на лестничную площадку и глянул вниз через перила. Лестница была пуста. Дверь одной из годуновских квартир приоткрыта. Вторая казалась закрытой намертво. Как раз та, что была под ними. Незапертая дверь распахнулась и из квартиры вышел Семен Годунов в сопровождении Котов. Один из Котов набросил Семену на плечи пальто. Вызвали лифт и
   уехали вниз.
   -Увидели автобус и отправились давать ценные указания Кореле, понял Гиришев. Он отступил назад к стене. Из квартиры высунулся охранник, покрутил носом, выругался и прикрыл дверь. Безалаберность Котов его раздражала. Но и сам ведь двери не запер. Щелчка замка Гиришев не слыхал, а слух его был исключительно тонким и музыкальным...Значит надеялись на запертую кодированную дверь подъезда. Ну-ну...Егор Витальич бесшумно вернулся назад. И вкратце обрисовал ситуацию. Следовало еще немного подождать. Если соберутся ехать сейчас, то можно положить часть на лестнице при выносе тела. А во дворе и вовсе никуда не денутся. Двор в руках у Корелы. Все под
   прицелом. Но вторая запертая дверь Гиришева чрезвычайно смущала. Возможный альпинистский вариант ему не слишком нравился, но другого выхода не было. Суворову в Альпах приходилось еще хуже. Но пока подождем. Может и вторую дверь откроют.
   Зазвонил местный хозяйский телефон. Резко и очень противно. Половина
   присутствующих вздрогнула. Все же нервы у ребят на пределе. Гиришев отключил
   несносный аппарат и понимающе улыбнулся всем присутствующим.Его
   зловещая улыбка быстро успокоила нервы всем тем, кто в этом нуждался.
   А Дима в прихожей невозмутимо прихорашивался перед зеркалом. Случайная
   встреча с какою-нибудь знакомой сволочью в подъезде или во дворе вовсе не исключалась. Царевича могли запросто узнать и тогда все полетело бы к черту и его обширным адским родственникам. Поэтому Дмитрий Иванович замаскировался умело. Приклеил пушистые
   черные усы и надел рыжий замечательный парик. Чучело чучелом. Хотя Гиришеву показалось, что Дима-Царевич напялил этот парик не столько из конспирации, сколько для внешнего эффекта. Чтобы сразить Годунова наповал во всех возможных смыслах. Но вслух Гиришев ничего не сказал. Вежливый и всегда корректный Егор Витальевич...
   Все были бы в масках, а Дима как самый главный еще и в рыжем парике. Сейчас он пытался перед зеркалом отодрать пушистые усы. Но не получалось. Утром приклеил на совесть. Усы не желали отпускать его на волю. Видно пригрелись на физиономии и устроились весьма удобно.
   Пока Дмитрий-Царевич боролся с проклятыми фальшивыми усами, Семен Годунов и его охранные бдительные Коты удачно спустились на лифте вниз. Прошли во двор и поприветствовали Корелу как хорошего знакомого. Семен на сей раз снизошел до личного рупожатия, ожидая выбить Корелу из колеи подобной честью. Но Корела не стушевался. Не раз пожимал он руку разным авторитетным паразитам.
   -Гроб в самый раз. Хозяева довольны, -добродушно сказал Семен и кивнул на автобус с динамиками. -Музыку можете включать. Только не громко.
   -Уже вынос тела?
   -Придется погодить часа два. Родители покойника не прибыли. Самолет, да нелетная погода.
   -Значит часа два-три...
   -Или больше. Но не волнуйся, простой оплатим по полной, -сказал Семен Годунов.- А
   если твои ребята начнут мерзнуть, так тут по простому. Скажешь и им вынесут для согрева.
   -Ничего -ничего. Посидят в автобусе. Там тепло и чай в термосах, -убедительно соврал Корела.
   -И "калашники" под лавкой, -добавил он уже про себя. Нечего ребят поить. Упьются, начнут стрельбу на радостях и сорвут операцию.
   -Держишь их в ежовых рукавицах? Строг!
   -Так пока Иннокентий Михалыч в отъезде, я за все в ответе.
   -Кстати, когда он вернется?
   -Завтра с утра должен быть в конторе, -ответил Корела. Они и правда должны были отпустить Кешу из временного заточения следующим утром. -Так мы пока веночки выставим во двор и корзины с цветами? Для создания соответствующей скорбной обстановки? Ну, и музычку...
   -Действуй. Не буду мешать, - и Семен Годунов солидно удалился. Впрочем, во дворе торчали трое его "быков". Торчали с самого утра. Грелись коньяком. И были излишне веселы для похоронной атмосферы. Масса мерседесов, фордов и лимузинов перебывала тут с утра. Поначалу "быки" решили, что уголовного народца съедется тьма. Весь двор заставят машинами- так и пешком не развернешься. Но "уголовный народец" являлся малыми дозами,
   скоренько выражал соболезнования и горделиво катил восвояси. Надолго никто не оставался отчасти потому, что время печальной церемонии было неопределенным. Рейс Стокгольм-Москва по-прежнему задерживался из-за шведских метеоусловий.
   Зато под началом у Корелы имелась солидная компания, готовая к любым метеоусловиям. За рулем автобуса сидел неутомимый Чумовоз. Не просто водила, а сущий танкист. В угрюмых ушанках и телогрейках изображали могильщиков Академик, Филателист и Стукнутый. Помимо лопат и ломов в их распоряжении были автоматы
   Калашникова с тройным сдвоенным боекомплектом. Рожки изящно перемотанные
   розовой изолентой, для быстрой и удобной перезарядки. О как кастетах и прочих приятных мелочах, отягощавших карманы новеньких телогреек не будем и упоминать. Официальные же похоронщики Косарь, Финарь и Пономарь были в одинаковых пальто, одинаковых черных шляпах-котелках и даже с одинаковыми сизыми носами. Все как по заказу. Они возились с венками и корзинами, полными роз. Красных и чайных. Украшали зимний двор по собственному усмотрению. Сегодня смерть должна была ступать не только по снегу но и по лепесткам цветов.
   Каждый из этих черношляпных сизоносых джентльменов под полою пальто ощущал приятную тяжесть итальянских пистолетов-пулеметов "Спектр". Сам Корела был вооружен старым добрым револьвером поскольку автоматическому оружию доверял, но не слишком. Словом, годуновский двор был в полнейшем распоряжении маэстро Корелы.
   И маэстро вошел во вкус. Подробно все объяснил насчет дислокации венков и цветов
   сизоносым подчиненным и те засуетились. Впрочем, довольно неторопливо.
   Глупые годуновские "шестерки" смотрели на это действо с молчаливым затаенным интересом. Впрочем, тут было на что посмотреть. Изумительно красивые венки с роскошными золотыми надписями. Зеленые еловые ветви казались уютными и напоминали скорее о минувшем Новом Годе, чем о грядущих похоронах. Лишь черные ленты с золотыми буквами как-то не вписывались в привычный репертуар дедушки Мороза.
   Корела прошел в автобус, скрылся за черною траурной шторкой и, связавшись по рации с Гиришевым, доложил обстановку. Егор Витальич выслушал внимательно и сказал, что "звякнет" минут через пять. И через четыре минуты пятьдесят восемь секунд Корела вновь услышал его голос.
   -Мы начинаем. Предупреди ребят, но пока не дергайтесь. Если во дворе люди Барона услышат стрельбу и начнут суетиться -сразу кладите всех. И следите за подъездом.
   В самом деле пора было начинать. Семья шведских коммерсантов по счастью для себя опаздывала, застряв в далеком аэропорту Арланда, в окрестностях Стокгольма. Ксению и варягов спасли сильная облачность и шквальный ветер.
   Неплохо было прихлопнуть всех при выносе тела, но что поделать. Предстоял неприятный альпинистский вариант. Время шло, а ребята нервничали. Гиришев еще
   раз аккуратненько вышел на лестничную площадку. Снизу тянуло сигаретным дымом. Некто с завидным упорством портил себе здоровье. Гиришев подождал.
   Курильщик смачно сплюнул, бросил окурок и с шарканьем удалился. Лестница опустела. Дверь первой квартиры снизу по прежнему была заперта. Вторая-все так же приоткрыта.
   Удручающе тихая заунывная музыка лениво ползла по двору и кошки скребли на душе у годуновских "шестерок". У людей Корелы просто чесались руки начать пальбу. При наличии оружия подобная чесотка была небезопасной. Ребята сдерживали себя из последних сил.
   А в годуновской резиденции, за незакрытой дверью, Борис Федорович и Семен
   Никитич сидели в кабинете Бориса Федоровича и пили водку привычно ругая Гидрометцентр, а заодно уж и Аэрофлот. Борис Федорович нервничал. Он вообще не любил ждать. К тому же, вместе со шведами должна была прибыть и дочь его Ксения Борисовна. Он беспокоился о ней невзирая на сильный насморк.
   Посланные в Шереметьево-II Родион Незатейко и Макс Петряев ( бывшие незадачливые телохранители Густава) деловито сообщили по телефону о новой задержке рейса. Сказали, что непременно позвонят в случае новостей. А сами попивали занятные коктейли и не слишком удачно флиртовали с задумчивой волоокой барменшей.
   Ожидание и неопределенность злили. Может отложить похороны? Зимой темнеет рано. Не ночью же хоронить его, в самом деле! Словом, Борис Годунов был пьян, простужен, и встревожен. Похороны явно выбивались из графика. А он предпочитал пунктуальность везде и во всем. Все должно быть так, как он хотел. Но сейчас все было не так и это сильно раздражало.
   Вопрос о вероисповедании покойного Густава, поставленный неугомонной тещей, тоже некоторое время висел в воздухе. Лютеранского священника найти не сумели или же не захотели. В конце концов решили хоронить в России, так пусть хоронят по-нашему,- решил Годунов. И вездесущая теща по собственной инициативе взялась читать молитвы по покойнику. Ну пусть читает, хоть какое-то мирное занятие...
   За плотно закрытою дверью трехкомнатной квартиры, квартиры "номер два",
   было уютно и спокойно. Охранники Барона считали, что работа у них хорошо оплачиваемая и не слишком пыльная. Жизнью своей "бычьей" были вполне довольны. Ведь за последние два года лишь однажды пришлось побывать под неприятным вражеским обстрелом. Тогда было страшновато, но за два года страх прошел и теперь все это казалось невинным забавным приключеньицем.
   Не считая выездов по делам уголовным и ресторанным, функции охраны сводились к легкой выпивке, утомительной игре в карты и тупому накачиванию мускулов на импортных тренажерах, специально купленных заботливым Борисом Годуновым. Что еще? Пускать или не пускать к хозяину посетителей, беседы через хрипучий домофон. Роль вооруженных швейцаров.
   С соседями противоположной стороны лестничной площадки Годунов поддерживал нейтральные отношения. Он мог бы и им оказать покровительство. Да все не было времени. Соседи перед ним многозначительно робели и общества своего никогда не навязывали. Две металлических двери на годуновских квартирах были чересчур внушительными. С замками повышенной хитрости, пуленепробиваемые, огнеупорные, способные выдержать взрыв сильной мощности и не покривиться и не покорежиться. Крупповская сталь-фирма что на-
   до. Что только из нее не делали в свое время .Словом, Годунов жил как в фашистском танке. Теперь рук к его дверям невозможно было приколотить никакими гвоздями. Двери эти для Годунова доставал Шуйский и об особенностях их теперь знал и Гиришев.
   Укрывшись за такой надежной дверкой, охранники сидели мирно и спокойно. Ни сном, ни духом не ведали о том, что затевается наверху над их бритыми макушками. Средняя комната, хитрые апартаменты Годунова сейчас пустовали. Борис и Семен Годуновы занимали сходный кабинетец в первой квартире. А в отсутствие хозяев никто в комнату не лазил. Запрет не нарушали даже будучи изрядно под хмельком. В сидело трое. Молодые "бычки" Дерябкин и Свистомордов играли по маленькой в переводного дурачка, по рублю на кон, чтоб не слишком озлобляться в случае проигрыша. В кресле у окна роскошно устроился начальник охраны Евграф Потапович Иванченко, он же Иван. С отечески-благосклонным видом поглядывал он на играющих подчиненных. И читал журнал "Вести Хохмодрома", помечая зеленым маркером особо интересные забористые места.
   То есть хозяин велел ждать. И охрана ждала. Скажет выносить жмурика -вынесут. Но пока команды не поступало. Средняя комната, как уже сообщалось, была временно необитаема. А в третьей и последней комнатушке вместо мебели имелась увесистая масса различных тренажеров. Сократ Домкратов испуганно и поспешно подкачивал трицепсы. Утром ему вдруг показалось, что они уменьшились в объеме по сравнению со вчерашним вечером. Этак разика в два! И он в поте лица наверстывал упущенное, очевидно желая, чтобы руки раздулись как у плюшевого мишки.
   Неподалеку от него с довольно наглым видом уселся Угорелкин. Он курил французский "Житан" без фильтра и стряхивал пепел на сменные "блины" от штанги. Ухмылялся язвительно на все предложения Домкратова пойти куда-нибудь подальше со своим чертовым куревом.
   -Пшел! Вон из! Тренажерного зала!
   -Щас...
   Так они лениво переругивались уже с полчаса, но до драки дело пока не доходило. На кухне по обыкновению пребывал Олег Ледовитый. Обжирался какой-то вкуснятиной из холодильника. Последний из "охранял"-Пустомойкин метался в узеньком съежившимся пространстве между встроенным в стену мусоропроводом с тараканами, стенным шкафом с молью, ванной и туалетом. Желудок его пребывал в легком расстройстве.
   Такова была примерная обстановка сил прямо под ногами Гиришева. Но он ее к сожалению не знал. Человек ведь не рентген, глядеть сквозь пол пока не научился. Но несмотря на различия в мебели, в цвете обоев и фасоне люстр планировка квартиры снизу была той же самой.
   -В какое окно полезем? -нетерпеливо спросил Дмитрий разматывая страховочные тросы. Ему наконец-то удалось отклеить проклятые усы. Но клоунский парик он оставил.
   -Полезем тут. -Гиришев ткнул пальцем в пол. -Комната выходит к входной двери. Бьем всех и держим входную дверь и коридор. За нами идут остальные. И так далее комната за комнатой. Прочесываем местность: ванну, сортир, стенные шкафы, все. Потом идем во вторую квартиру.
   -Неохота мне через окно, -честно сказал вдруг Касимов.
   -Можно подумать -мне охота! -буркнул Гиришев. -Но ты же знаешь: они заперлись изнутри. Да ты и не лезешь через окно. Половина народа сидит здесь. Атакуете через дверь вторую квартиру, когда покончим с первой.
   -А не лучше одновременно? Они могут запереться после стрельбы, -слегка усомнился Дима, почесывая рыжий парик.
   -Они уже могли ее закрыть. Только что, - спокойно ответил Гиришев. -Но мы влезем туда в любом случае. Их много, они ничего не боятся. Кого-нибудь пошлют выяснить, что случилось. И дверь придется отпереть. А в одновременной атаке мы можем переколотить
   друг дружку. И последнее: в этой квартире Годунова может и не оказаться. А ты хотел пришить его сам... или уже раздумал?
   -Нет, он мой! -мрачно ответил Дмитрий.
   -Только учти, что ребята будут стрелять во все, что движется. Не спрашивая фамилии и Годунов не будет исключением. Еще у кого вопросы- возражения?
   Возражений не последовало. Герасим Касимов пребывал в неописуемом восторге
   от того, что в окно ему лезть не придется и смотрел на Гиришева честными преданными глазами. Шерефединов, Мосальский и Ухолом не страдали головокружением, но все равно были оставлены под началом Герасима.
   -Приоткроете входную дверь. Ждете пока мы не закончим. Когда крикну -бегите за нами во вторую квартиру. Если дверь будет открыта. Без сигнала ничего не делать. Все! Надеть маски, террористы! Масок не снимать даже если вспотеете. Снимете в автобусе. Бьем всех, кто без масок-шапок...
   -Теперь, что касается веревок: на конце -страховочный блок. Не сорветесь при всем желании. Делаете так: щелк-зажим. Влетаете в окно. Снимаете зажим с пояса. Веревка свободна для следующего. Всем все ясно?
   Дмитрий Четвертый, Курбский- Кубик, Голицын и Молчанов понимающе кивнули. Все были уже в масках, одинаковые. Не разберешь кто где. Две страховочных веревки прикрепили к добротной батарее мрачных сталинских времен. Должна была выдержать. Потому, что лететь вниз с седьмого этажа вместе с батареей на веревочке -удовольствие сомнительное. Впрочем, оставшиеся наверху придерживали тросы на всякий случай. Гиришев застегнул страховочный пояс, проверил оружие.
   -Дима, готов?
   Одна из серых шапок-масок деловито кивнула в ответ. За окном шел снег и открывался чудесный вид на Новодевичий монастырь. Оконная рама заскрипела, бумага, которой беглый хозяин заклеил рамы по осени, слетела вниз со зловещим шорохом.
   Гиришев спустил оба троса вниз и прыгнул в пустоту. В морозный воздух, наполненный снежинками и адреналином. Дмитрий последовал за ним.
   Уже летя вниз к намеченной цели, Гиришев подумал о том, что треклятые оконные стекла запросто могли оказаться пуленепробиваемыми и колотиться в них ногами не имело смысла. Насчет стекол человек Шуйского ничего не сказал.
   Но стекла внизу оказались обычными и даже чисто вымытыми. По строгому годуновскому наказу их держали в чистоте даже зимой. Комната была как на
   ладони, целиться очень удобно. Две зловещие тени, внезапно возникшие за окном на толстых веревочках, были замечены сидящими внутри с большим опозданием.
   Дима был неловок. Подкованным носком своего моднючего фирменного сапога зацепил и сковырнул напрочь бежевую облицовочную плитку и нанес фасаду дома непоправимый внешний урон. Но даже не заметил этого. Зажал фиксатор страховочного пояса. Завис напротив окна на одном уровне с Гиришевым, передернул затвор автомата. Гиришев уже открыл огонь. Палил в нутро комнаты из двух стволов сквозь чисто
   вымытое стекло. Пули пробили затылок Евграфу Потаповичу. Потапыч повалился из кресла вперед, сбив со стола сотовый телефон, настроенный на прямую постоянную связь с Годуновым.
   Пули влетали внутрь вместе с битым стеклом, искрящимися снежинками и морозным воздухом. Гильзы точно горох сыпались вниз, весело стуча и прыгая по подоконникам. А Гиришев и Дмитрий Четвертый с грохотом вломились в комнату. Быстро отстегнули карабины и выбросили тросы на улицу. Потапыч уже был трупом. Свистомордов с набором "пиковых" козырей лежал на полу. Дерябкин, прошитый автоматной очередью по косой вертикали, еще дергался. Но затих после контрольного выстрела. То есть наличии имелись три трупа.
   Гиришев убрал опустошенные ТТ в кобуры и выхватил два заряженных. Дима загнал в автомат свежий магазин.
   -Я держу коридор! -рявкнул Гиришев. -А ты открой рамы!
   И выскочил из комнаты с оружием на готове. Дима не стал возражать. Ребятам ни к чему резаться о битое стекло. Он быстро открыл окна. И через минуту в комнате возникли Молчанов и Голицын. Последним в комнату с альпинистской лихостью влетел Курбский-Кубик.
   -Теперь пошли! -скомандовал Егор Витальич. И тут же в конце коридора метнулась белая перекошенная физиономия, что-то нервно жевавшая и скрылась за углом прежде чем кто-либо успел выстрелить. Гиришев держал коридор и дверь. С ним остался Голицын. Кубик и Молчанов рванули вслед за неукротимым Димой в комнату по соседству. Но комната была пуста. Там отчетливо пахло Годуновым, но не было его самого.
   Испытав понятное разочарование, они направились в следующую комнатушку. Кубик-Курбский слегка зазевался, утратив бдительность, встал спиной к еще не прочесанной местности и загородил на секунду собой обзор. Этого мгновения было вполне достаточно, чтобы в коридоре возник Угорелкин с французским дробовиком в руках и с
   окурком "Житана", зажатом между прокуренных зубов. Окурок пыхнул огнем, дробовик загрохотал. После выстрела в Кубике появилась аккуратная квадратная дырка. Кубик умер мгновенно без агонии и прощальных слов. Угорелкин запрыгнул назад в тренажерную комнату и передернул затвор дробовика.
   Егор Витальич выругался. Угорелкин выскочил из комнаты еще раз, но теперь к его появлению были готовы. Дима и Молчун начали стрельбу одновременно. Грохотали выстрелы, щелкали затворы, с шелестом падали на мягкую ковровую дорожку коридора стреляные гильзы. Пружины обойм равнодушно возносили наверх все новые и новые
   патроны. Среди них неожиданно оказались патроны с трассирующими пулями. В полутемном коридоре они представляли собою странное феерическое зрелище. Тонкие белые полосы тянулись по воздуху словно туман. Автоматная очередь погасила окурок, раздробила Угорелкину зубы, заколотила зрачки глаз в нутро прокуренного черепа, порвала голосовые связки, пересчитала ребра и сделала дуршлаг из грудной клетки.
   Угорелкин уронил свой дробовик, упал назад, сделав левой ногою балетное па и, ударившись об пол, замер. Линии выстрелов, отмеченные белым дымом еще колыхались некоторое время в воздухе и объединялись в подобие тумана.
   Скоренько перезарядив оружие, Дмитрий и Молчун перепрыгнули через скучающего Угорелкина и ворвались в тренажерную комнату. Оттуда немедленно раздалась пальба. А из-за дальнего угла коридора вновь высунулась бледная тоскливая физиономия и стала скучно прицеливаться в Гиришева и Голицына, точно не зная кто из них милее. Но они открыли огонь первыми. Бледная физиономия исчезла без ответных "любезностей", так и не выстрелив.
   На кухне что-то загрохотало. Гиришев шлепнул Голицына по плечу и тот, держась левой стены помчался к кухне. По дороге заглянул в тренажерную комнату. Дима и Молчун уже покончили с угрюмым качком Сократом Домкратовым. Он утомленно испустил дух среди любезных его сердцу тренажеров.
   Голицыну не сразу удалось пробиться на кухню. Там устроился Олег Ледовитый. Он что-то нервно жевал, стрелял и сопротивлялся как мог. Расстреляв обойму, взялся за перезарядку и тут же Голицын оказался на кухне и навел на него ТТ. Мушка пистолета оказалась вровень с Ледовитой физиономией. Грянул выстрел, потом второй и на физиономии возникли две отметины. Физиономия покачнулась и с грохотом рухнула вниз, едва не разбившись вдребезги. Ледовитый опрокинулся на холодильник, набитый разными вкусностями, предназначенными для поминок и прочих насущных проблем. С холодильника сполз на пол и погиб банально. Как воришка в Обжорном ряду.
   Третья пуля, посланная Голицыным из чистого озорства, влетела в холодильник и пробила внутри некий важный орган. Что-то захлюпало, засвистело и немедленно потекло на линолеум. Легкий пар и ощутимая вонь заполнили кухню.
   За спиною Голицына прогремели выстрелы. Он нервно обернулся, но все было в порядке. Свои. Последней жертвой лихого налета стал "охраняла" Пустомойкин вышедший из сортира в ванную для культурного омовения рук. Во всем он старался
   походить на почтенного шефа. Он не только мыл руки как Борис Годунов, но так
   же как и Борис Федорович страдал злостным насморком. На редкость противным насморком. Пустомойкин пустил воду на всю и сморкался столь сильно и самоотверженно, что в ушах звенело и потрескивало. Поэтому он пропустил начало стрельбы, продолжая отчаянно сморкаться и его прикончили именно за этим неблаговидным занятием. Статистики из медицинских журналов наверняка включили бы этот случай в число смертельных, произошедших из-за гриппа.
   -Все чисто! -крикнул Дима из конца коридора. Гиришев погрозил пальцем, чтобы не орал и засмеялся собственному жесту. Уж если не услышали стрельбы, то на Димин возглас никто внимания и подавно не обратит. Егор Витальич бдительно посмотрел в глазок и отпер дверь. С этим не возникло сложностей. Лестница была привычно пуста. А вторая дверь по прежнему неплотно прикрыта. Их явно приглашали войти...
   Компания перезарядили и проверила оружие.
   -Самое забавное будет, если Годунова нет и там, просто нету сегодня дома Бориса Федоровича, -с милой улыбкой сказал Гиришев. Но под маской никто его улыбки не заметил и не улыбнулся в ответ. Все вышли на лестницу. Гиришев рванул дверь на себя, она распахнулась легко и беззвучно. Тогда он крикнул наверх:
   -Касим!
   -Сарынь на кичку! -рявкнул сверху Герасим Касимов. И понесся вниз вместе со свежими силами. Тут уже было не до церемоний и осторожничанья. Дружно затопали вниз по лестнице тяжелыми ножищами Шериф, Рубец и Ухолом.
   Если бы могила для покойного шведа была бы готова, если бы ее выдолбили и выкопали, наплевавши даже на мороз, то все равно она оказалась бы никому ненужной и совершенно бесполезной. Ее холодный черный проем был бы слишком узок и не смог бы вместить всех тех, кто должен был сегодня же присоединиться к покойному...
   Привлечь внимание столичного жителя каким-либо громким звуком -вещь сложная. Его крепкая психика покрыта сверху толстой танковой броней. Поэтому совсем немудрено было никакой стрельбы не услыхать, ни о чем особенно не тревожиться и наслаждаться жизнью по мере возможностей.
   Борис и Семен Годуновы с той же самой природной неукротимостью пили водку и беседовали, ожидая очередного доклада из Шереметьево-II. Закусывали, беседовали, поглядывали на часы. Смотрели так же и в окно выходящее во двор. Сколько цветов и венки просто великолепные. Все-таки "Некрополь и сыновья" знатная контора.
   У дверей годуновского кабинета, точно на часах стояли усатые братья Коты. Они тоже никакого шума не слыхали и потому беспокойства не испытывали. Да и зима
   выдалась не тихая. Со времен Нового года, Рождества, Старого Нового Года и прочих торжеств и праздненств, намертво пришпиленных к зимним месяцам мудрыми составителями российских календарей немало грохота навязло и осело в ушах столичных жителей. Взрывы, щелчки, хлопки и прибабахи развлекательной китайской пиротехники, которая пролезла во всякий газетный киоск и каковой малолетние школьники-недотепы
   закупали в немереных количествах и облагораживали окружающую атмосферу, частенько устраивая подобие третьей мировой войны.
   Поначалу вздрагивали Годуновы от этих взрывов, принимая их за настоящие выстрелы. Накрутили кое-кому уши, было дело. Но всем уши накручивать -руки отвалятся. Годунов запросто смог бы призвать к ответу несколько преступных группировок. Но бороться с неисчислимой мафией малолетних взрывников-пиротехников он был не в силах. Пришлось смириться. Глухая стрельба за стеной нисколько его не беспокоила. У него самого стреляло в ухе, кашель разрывался в грудной клетке. Не послушался много- мудрого Уфима Пятачонкова. Прогулялся без шапки. Оставалось лишь пить водку и жаловаться на жизнь. Семен Годунов, приходившийся ему не только двоюродным братом, но и собутыльником, же несколько насторожился. Но и его настороженность отлетала прочь, отъезжала назад и отползала вдаль с каждою новой выпитой рюмкой. К тому же, Борис Федорович, чихая и кашляя поминутно, комментировал все на свой манер.
   -Маль-чхи-шки -хулиганы...Кхе! Маши-чхи...Машина с дохлым карбюратором. Да и Федька там опять какое-то вокальное непотребство завел!
   Сын его, много- достойнейший Федор Борисович и вправду смотрел в соседней комнате новомодный чрезвычайный боевик. На сумасшедшей громкости. Стрельба летела из-за плотно прикрытой двери и уносилась в коридор. Огибала вешалку и застревала в стенном шкафу, набитом всякой всячиной и даже носками. По широкому экрану большого японского телевизора носились здоровенные мужики. Бросали друг в дружку тяжелые
   предметы, палили изо всех стволов и ругались изысканным американским словом из четырех букв. Впрочем, переводчик их ругань смягчал. Судя по всему, Годунову- младшему было абсолютно наплевать на похороны и должного уважения к покойному он не проявлял. Водка и тихая беседа его ничуть не устраивали. Молодежь зимой скучать не любит.
   Теща Годунова -старшего, приходившаяся Годунову-младшему самой откровенной и непосредственной бабушкой, просила его сделать потише, а то и выключить вовсе. Но он не сделал ни того, ни другого. В нем проснулся дедушка Малюта -Скуратов. И никакого сладу с ним не было. В отношении бабушки Федор вполне был солидарен с отцом, точно
   и ему самому она приходилась тещей. И старушка ушла прочь ни с чем, внутренне свирепствуя, злобно шипя и лязгая железными зубами. Эта не слишком благообразная старушенция читала молитвы за упокой и предсмертные вопли обмазанных кетчупом кино героев со стерео- минометами отвлекали ее и выводили из себя сильнее
   обычного. Она ведь и так была не в себе с самого рождения.
   Не было возможности сосредоточиться, сбивалась с чтения и потому зло сорвала на дочери. Обругала. Но та не обиделась. Сама была стервой и потому очень хорошо понимала мать. Знала, что если долго копить злость внутри, то и разорвать может в одночасье. Удалилась молча. А приободренная ее неожиданной безответностью мама-бабушка-теща в целях окончательного успокоения наорала еще и на двух своих подружек. И после этого обрела полный душевный покой. Подружки присутствовали тут же, будучи дамами вполне великовозрастными и солидными. Людмила Сергеевна Подмышкина была сплетницей и подругой тещи-бабушки, а Любовь Ильинична Догроба -подругой, сплетницей и
   двоюродной теткой обоих Годуновых: Бориса и Семена. То есть и Федору приходилась своеобразной вторичной бабушкой, но от родства с нею он всячески открещивался. Точно от нечистой силы.
   Получив незаслуженный, но вполне ожидаемый нагоняй и от подруги и родственницы, Людмила Сергеевна и Любовь Ильинична решили выйти на улицу прогуляться. Дабы проветрить свои усталые старушечьи мозги. Они знали, что подругу, бабушку и тещу, единую во многих лицах, бывает полезно оставлять одну. Чтобы свести ее природную агрессивность к допустимому общественному минимуму. Теща-бабушка создавала в комнате повышенное атмосферное давление, а обе дамы и так страдали
   гипертонией. По скромности своей старушки не стали лифта вызывать и неторопливо спускались вниз, болтая то о том, то о сем. Они дошли уже до третьего этажа, как вдруг сверху донеслась пальба, а потом и дикие крики.
   Старушки не знали, что это боевой клич Касима и поэтому испугались до смерти. Забыв про свою гипертонию, Ильинична и Сергеевна сбросили с плеч лет двадцать и рванули вниз по лестнице так, что вышибли железную дверь подъезда, вырвав "с мясом"
   электронный замок.
   Тем временем во дворе тоже началось. Деловито уворачиваясь от пуль, дамы завизжали как две бензопилы, сбили с ног и затоптали одного из годуновских дворовых "быков", оказав тем самым гуманитарную помощь Кореле и его молодцам. Миновали арку, свернули за угол. И за углом увидели жуткого двухметрового детину. Решили, что он тоже
   убийца. Поэтому и подкрался к ним так незаметно, то есть спереди. А детина не был убийцей. Он был вполне мирный и цивилизованный сантехник и пострадал ни за что. Полоумные старушенции заорали так, что бедняга едва не оглох на оба уха разом. И еще неделю потом пребывал в состоянии легкой контузии. А Ильинична и Догроба неслись уже вниз по улице, не прерывая ора и мирных распугивая прохожих, которые были вовсе не
   в курсе.
   Пока старушки совершали марафонский свой забег, король московских дорог Уфим Пятачонков сидел на кухне в одиночестве и деликатно пил хозяйский чай со своими баранками. Водки ему никто не предлагал. За рулем! Ему предстояло везти Годунова на кладбище, а уж потом, вечерком будет можно...
   Оставшаяся в одиночестве теща продолжила читать по покойнику. В этих вещах она никому не доверяла. Свечи с утра расставляла сама и окон раскрывать не позволила, даже под предлогом возможного угара.
   -Не такой у меня организм, чтобы угореть! -заявила Самогужникова и вопрос был закрыт. Да и что тут возразишь? Теща-бабушка пережила всех своих лечащих врачей и поэтому чувствовала себя весьма неплохо. В данный момент она ощущала, что является последним оплотом, последним бастионом нравственности и духовности в этом безбожном доме. Но читала Священное Писание довольно путано и неразборчиво, в смысл не вникая и слов не разбирая. Лепила из слогов слова как хотела по собственному произволу. Конечно ничего путного из такого чтения не выходило и выйти не могло. Однако Самогужникова показывала глубокое внешнее усердие и была собой чрезвычайно довольна. Временами прерывала чтение и обращалась к шведскому покойнику с назидательными замечаниями:
   -Эх, немец, ты немец! Лежишь себе, ручки на животе сложил. Кабы не я, никто бы по тебе и читать не стал, по нехристю. Никому-то ты тут и не нужен...
   И смотрела на него внимательно и с подозрением. Не возразит ли? Не возражал. Был абсолютно покладистым покойником. Не то, чтобы теща так уж боялась, что он может ей возразить. Споров она никогда не боялась. Спор был для нее родной стихией. Просто
   немного нечиста была у нее совесть перед покойным. И она находилась здесь, в этой комнате только, чтобы показать внешнее благочестие. Да еще из упрямства, желая досадить своим присутствием ненавистному зятю. Она была рада, что "немецкого нехристя" прихлопнуло колокольней, желая внучке лучшей участи, чем раннее шведское замужество. Даже руки потерла от радости, узнав о смерти Густава и предстоящих похоронах, где можно будет, покричать, потопать и покомандовать всласть. Самогужникова обожала распоряжаться в чужих домах. И для порядку изругала Бориса Годунова последними словами за то, что он, паршивец, за мальчонкой бедным недоглядел, так уж
   его бедняжку жалко, так жалко. Внучка теперь за морем и вовсе с горя убивается! А Годунов в который раз пожалел, что жена его не была круглой сиротой...
   Словом, все эти чтения и приготовления были лишь внешней данью приличия, которая в некоторой степени присутствует даже у склочных, деспотических и железобетонных натур. Самогужникова, как и большинство пожилых женщин, была суеверной и несколько опасалась потустороннего. Не оставляло ее почему-то сомнение, что
   мертвец видит ее насквозь. Знает о сильной неприязни и откровенном лицемерии. А не попытается ли ей каким-то образом отплатить? Боялась, но заискивать перед покойником было не в ее правилах.
   А все же нервничала сильнее, чем обычно. Не хотелось тут оставаться, вот
   и наорала на приятельниц. А они хороши: ушли и оставили ее одну. Хотя дочь в комнате. Нет и эта вон вышла...Ох, проклятый дом! И нечестивый хозяин...Самогужникова давно уже пребывала с покойником наедине. Тет-а-тет. Перевела взгляд на иконы. Показалось, что святые глядят на нее с укоризною из потемневших позолоченных окладов.
   Она еще крепилась, еще читала. Бросила недобрый взгляд на Густава. Мертвец как будто ухмыльнулся. Пошевелился в гробу, устраиваясь поудобнее. И ногти у него кажется отрасли за последние пять минут. Не упырь ли? Что творится в доме, что творится! А ведь все из-за зятя, все из-за него, проклятого!
   Зять, конечно, гад, но возникала серьезная проблема. А ну как покойник резво соскочит со стола вниз, встанет на ножки, да и скажет по-шведски:
   -Мне, знаете ли, бабушка...Акулия Николавна, что-то скучно в одиночку на тот свет идти. Пожалуй я и вас прихвачу. Заждались вас черти-то на том свете!
   На такое заявление она бы ничего не ответила и даже растерялась.
   -Хватит чушь молоть! -строго сказала она сама себе, чувствуя что потеет от страха сильнее обычного. -Не скажет он этого. Он по русски -то двух слов связать не сумеет. А я по-шведски и одного.
   -Да ну? -возразил ей ехидный внутренний голос. -Пока он тут лежит, небось, русский-то выучил! Чем ему еще было заниматься?
   Самогужникова посмотрела в сторону гроба почти с ужасом. Но мертвец лежал смирно и не думал озоровать. Вновь принялась сбивчиво читать и тут же из коридора раздался дикий грохот.
   -Джеки! Твою мать! -приглушенно рявкнул переводчик, раздалась зычная пулеметная очередь и дикие вопли, перекрываемые смехом несносного внука и его верного телохранителя и сподвижника, старого греховодника Михайлы Салтыкова. Самогужникова снова сбилась с чтения и разъярилась. Ею овладела просто сатанинская злоба. У старушки, как сказал бы Уфим Пятачонков "начисто провалилась тормозная педаль" и ее понесло по кочкам. Теперь бы ее и сам черт не остановил. Злоба мутной кипучею пеной залила остатки имевшегося разума и теща-бабушка, перестав что-либо соображать, взбесилась окончательно и бесповоротно. От "заупокоя" перешла "во здравие". Принялась умело проклинать родных и знакомых на чем свет стоит. Ее проклятья имели обыкновение сбываться.
   -А, ч-черт! Что же это наконец?! Чтоб вы сдохнули все псы, собаки! Сволочи трехглазые! Ироды подколодные! Чтоб вас всех черт взял и семью вашу! Чтоб вы провалились! Глаза бы мои вас... и т.д.
   Она ругалась не переставая, не замолкая ни на минуту и повторилась лишь дважды. Перед глазами ее плыла белая муть в серую крапинку. Она не замечала того, что держит молитвенник открытым и со стороны могло показаться, что читает по писаному. Но в Священном Писании не было и не могло быть слов, слетавших с языка сумасшедшей старухи.
   Святые смотрели угрюмо. Зрелище сошедшей с ума и изрыгающей богохульства и проклятия Самогужниковой было еще не самым скверным, из увиденного ими в тот день.
   Дочь, смекнув,что с мамочкой творится неладное попыталась вмешаться, но Самогужникова рявкнула на нее:
   -Молчи! Чертовка негодная! Блудница вавилонская! Тварь...
   И лязгнула зло на родную дочь железными вставными зубищами. Та испуганно отскочила назад. Несмотря на изрядно стервозный характер, жена Годунова отчаянно боялась сумасшедших. Пожалуй еще "скорую" придется вызывать. Только этого не хватало...
   Самогужникова временно примолкла, открыв рот, сосредоточившись на покойнике. Его она видела уже нечетко, сквозь странную муть. Ей показалось, что мертвец засветился, заполыхал красными огнями и превратился вдруг в светофор. Потом зажегся свет зеленый. Зеленый! Значит можно ехать? Или идти...Но куда и зачем? Теща-бабушка не растерялась.
   -За мной! -скомандовала она зычным командирским голосом. -За мной, проклятые грешники! Успеете спастись, пока горит зеленый свет! -и рванула в коридор. До слуха ее донесся грохот. Яростный крик "Сарынь на кичку!" и серые тени в масках с оружием в руках понеслись ей навстречу. Она уже ничегошеньки не соображала. Обладая от природы квадратной фигурой, Самогужникова была отличной мишенью. Но упала далеко не сразу. Бешенство и безумие продолжали удерживать ее на ногах, несмотря на четыре смертельных раны. По прежнему хрипела бессвязные проклятия и несла околесицу...
   В пяти метрах от нее корчился у стены и умирал ненавистный проклятый зять. Оба Кота полегли в коридоре, отстреливаясь до последнего...Семен Годунов лежал в комнате на полу и водка из опрокинутого графина стекала по его лицу, мешаясь с кровью.
   А Дмитрий наконец добрался до своего заклятого врага и стрелял с таким расчетом, чтоб не было тому легкой смерти. Чтобы продлить агонию.
   В то время как Гиришев, Касимов и прочие члены расстрельной команды добивали оставшихся, Борис Годунов вяло дергался у стены и почти не реагировал на выстрелы. Он не понял толком, что произошло. Слишком уж все быстро и неожиданно...А он поднабрался уже порядком. Пьяно смотрел как падает на пол коридора тяжелой тушей проклятая теща. Наконец-то! Как он ждал этого момента! Радость, переполнившая Годунова, примирила его с кашлем, насморком, болью полученных ран и собственной скорой смертью. Кровь лилась из его носа, ушей, изо рта, но он дьявольски захохотал, видя что теща упала и больше не шевелится.
   Он повернулся к собственному палачу и смеясь указал пальцем:
   -Сдохла! Сдохла наконец!
   И улыбнулся ужасной кровавой улыбкой.
   Дмитрия несколько передернуло. Он приподнял маску:
   -Ну, что, Бориска! Узнаешь? Не ты меня побил, а я тебя!
   Но Борис Годунов уже никого не узнавал. Время, возраст, рыжий парик Дмитрия и пули в груди мешали ему это сделать.
   -Сдохла! -повторил он с хриплым восторгом и тут же из глаз его исчезла всякая мысль и растянулся он на полу с протяжным хрустом и перестуком.
   -Надень маску, дурень! Свои подстрелят! -рявкнул за спиной Гиришев. Он отбросил Дмитрия к стене, уводя от пуль. А сам пару раз пальнул. Из дальней комнаты понеслось двое неизвестных со вполне агрессивными намерениями. Но по мере того, как линии их жизней пересекались с линией прицела, они заметно растеряли свою агрессивность. Оружие из рук, мелочь из карманов, а так же равновесие и здоровье.
   Кому-то удалось улизнуть из квартиры. Кто-то сбежал вниз. Были потери и среди людей Дмитрия. Двое налетчиков в масках лежали на полу. Еще мертвее Годунова.
   Но "веселье" еще не окончилось. Глаза нашли мишень. Кривоногое кресло. Серая тень с автоматическим кольтом. Ваза гукнула и рассыпалась от выстрела. Гиришев отпрыгнул. Противник выстрелил как-то излишне грохочуще, слишком громко. Выглянув из-за угла, Гиришев увидел, что стрелок валяется на ковре с окровавленной физиономией и
   сломанной челюстью. Нервно дергаясь, пытается извлечь затвор кольта из покалеченного рта. Пистолет с разорванным стволом и снесенным затвором валялся в метре от него.
   -Так -так! -назидательно сказал Гиришев. -Вы бы, милейший, еще баллистическую ракету пихнули в обойму.
   И добил жертву выстрелом в голову. Этот обалдуй сунул в кольт патроны к чехословацкому автомату. Калибр-то похож. Но он такого патрона пистолетное брюхо могло запросто вспучиться и взорваться, что и произошло.
   В комнате отдыха для охраны стояли пустые осиротелые кровати.
   Михайло Салтыков прикрывал годуновского сынка, жертвуя собой. Тот выбежал на улицу, еще не зная, что там его ожидает. Сам Михайло тяжело раненый выбрался на лестницу и Герасим Касимов добил его длинной автоматной очередью. Салтыков пролетел восемь ступеней вниз и затих на девятой.
   Выстрелы потревожили и официального шведского мертвеца. Гроб перевернулся от удара, тени от свечей скользнули по изуродованному лицу покойного и он опрокинулся на полуживую и вопящую от ужаса женщину, а автоматный огонь продолжал полосовать комнату плотной свинцовой струей и нигде не было спасения. Три пули ударили в
   сердце. Жена Годунова была мертва. И придавлена мертвым телом.
   Если квартира охраны была спланирована вполне благопристойно, бесхитростно и более чем прямолинейно, то вторая годуновская резиденция походила немного на лабиринт. Состояла из многих коридоров, углов и закоулков, Комнат, стенных шкафов. Немудрено заблудиться. Потому-то прочесывание и затянулось.
   Во дворе молодцы Корелы с автоматами наизготовку давно уже отставили в сторону веночки и цветочки. Приступили к ягодкам. Трое "быков" Годунова, некогда сновавших среди изысканных похоронных декораций в несколько коньячном состоянии уже никого не беспокоили. Двоих подстрелили, а третьего, самого ловкого и изворотливого
   затоптали насмерть какие-то сумасшедшие старухи, выбежавшие из подъезда со сверхзвуковой скоростью и скрывшиеся за углом. Потом из того же подъезда выбежали двое годуновских громил и юный Федор Борисович. Их прикончили тут же у двери, покореженной стремительными сверхзвуковыми старушками.
   С минуту было тихо. Потом во двор вкатил солидный "мерседес", в котором самодовольно ухмылялся Василь Иваныч Шуйский. Он как всегда опаздывал. Собирался принести Годунову личные соболезнования и заверения в бескрайней преданности. Но увидев дымящиеся стволы автоматов, Шуйский немедленно захотел вернуться домой. Телохранителям вздумалось отстреливаться через окно. Но Василь Иваныч заорал:
   -Разворачивай машину! Разворачивай! Кончай палить, кретины! Кошкины дети! Усатая масть!
   Было очевидно, что Шуйский не намерен оказывать Борису Годунову ни военной, ни гуманитарной помощи. Пусть выпутывается как знает, дражайший Борис Федорович. Шуйский легко отделался. "Мерседес" прострелили в двух местах, а пассажиров не задело. Василь Иваныч не знал, что Корела приказал лишь пугануть и не стрелять по колесам. Ему не нужны были дополнительные сложности. Всяк, кто может смыться, пусть смывается...Тут Гиришев передал по рации, что все чисто. Они выходят из подъезда. Не стрелять. Корела раскрыл обе двери автобуса и боевики -похоронщики полезли внутрь вместе с могильщиками. Из подъезда выбежали люди в масках и сели в тот же автобус. Все было кончено. Можно было уматывать. На поле боя остались трупы, гильзы, венки и цветы. И море крови. Сверху падал снег и снежинки морщились от отвращения. Солнце
   скрылось за темно-серыми облаками.
   Когда прибыла на место преступления милиция, распахнули двери квартир, то, по рассказам болтливых очевидцев, кровь хлынула на лестницу ручьями. Водопадом. После этого поползли по городу слухи, что убили там человек двести, не меньше. И что в желудке Уфима Пятачонкова нашли полкило не переваренных свежих баранок.
  
  
  

Глава восьмая

Триумф в ресторане

  
   После вышеописанной бойни в годуновских квартирах и их обширных окрестностях, вся удалая расстрельная команда ( за вычетом безвременно ушедших от нас Курбского-Кубика, Мосальского -Рубца и Шеферединова -Шерифа- Шифера, о коих скорбели с минуту и позабыли навсегда ) стремительно пересекла пространство на похоронном автобусе и очутилась в совершенно противоположной части города. Помылась, переоделась, приукрасилась и причесалась. Телогрейки исчезли вместе с похоронными шляпами- котелками. Пооблетели как листья осенней порою.
   Горделивый и веселый триумфатор Дмитрий наконец-то догадался снять ужасающий рыжий парик. Перестал походить на клоуна и похорошел весьма. Камуфляж теперь тоже был ни к чему, а шерстяные шапочки-маски модели "Террорист 21-го века" Корела жестом миллионера выбросил в мусорный бак.
   -Моли на съедение! - заявил он. Хотя какая моль зимой?
   Все выжившие, приодевшиеся и заметно похорошевшие ближе к вечеру очутились в банкетном зале весьма заслуженного ресторана. Длинный праздничный стол своим великолепием мог впечатлить кого угодно. Заметим между прочим, что банкетный зал, вмещавший в себя данный стол, находился на втором этаже здания, вмещавшего в себя
   заслуженный ресторан. Само здание ресторана пребывало на стыке двух улиц, имея таким образом довольно подозрительный двойной адрес. Гордая вывеска ресторана гласила "Черкизовский якобинец". Популярное во многих отношениях заведение, а потому и весьма престижное. Стоило кому-нибудь ненароком обронить в разговоре, сказать между делом:
   -А мы-то вчера, между прочим, выкобенивались в "Черкизовском якобинце"!-и друзья, знакомые и просто сослуживцы уставились бы на счастливца с завистью и нескрываемым почтением. Многие из них могли лишь только мечтать о столь антиобщественном и шикарном проведении досуга. Но сегодня в банкетный зал вход для завистников и мечтателей был категорически закрыт.
   Увеселительное мероприятие началось с коротких, но фундаментальных поминок по Борису Годунову, покойному и больше не опасному. Но это уж было делом минут пяти. И носило скорее юмористический характер. А потом уж гулянка пошла вовсю. И поминки по Барону плавно и незаметно перетекли в за здравицу. Разно-форматный алкоголь проистекал из бутылок до полного их истощения. Застывал в рюмках, принимая их официальную форму. Потом из опрокинутой рюмки послушно запрыгивал в распахнутый рот. И дальше в горло и вниз, все дальше и дальше. Вниз по темной желудочной спирали, сжигая все на своем пути, а вдогонку летел уже маринованный гриб, соленый огурец или дюжий ломоть "юбилейной" ветчинки.
   Из всей собравшейся компании прилично вели себя лишь трое. Дмитрий-триумфатор, истинный хозяин праздника, сидел во главе стола и потому на пьяное свинство не имел никакого морального права. История бы этого ему не простила. Виновник торжества, в честь которого произносились величальные тосты, совершались частые алкогольные заглоты.
   Дмитрий вел себя прилично не только из желания сохранять достоинство, но еще и потому, что дама его торжествующего сердца, великолепная Марина Мнишек серьезнейшим образом предупредила его о вредном последствии подобных мероприятий, памятуя о том как вернулся он чуть жив после небольшой гулянки с Корелой и Касимом в бункере Г.О. Сама дама обещала прибыть позже. Позже так позже, Дмитрий не стал спорить. По его мнению опасаться было нечего. Ведь самогона в ресторане как будто не подавали. Его тут просто не должно было быть.
   Вторым прилично себя ведущим, был Корела. Пил он, между прочим, не меньше других. Не в его правилах было отставать от честной компании. Не то чтобы не хмелел он, а просто врожденный артистизм и некоторая тонкость натуры не позволяли ему жадно чавкать, оглушительно рыгать, хватать руками селедку за грудки и утираться рукавом пиджака в минуты жизненных трудностей.
   Третьим и последним культурным "застольщиком" являлся безусловно Егор Витальевич Гиришев. Ел он чрезвычайно мало, чрезвычайно деликатно и излишне задумчиво. Глобальное застольное свинство нагоняло на Гиришева тоску и отбивало аппетит. Хотя, безусловно, подавляющее число окружающих чувствовало к нему сильное душевное расположение, ведь его вклада в недавнее кровавое дельце никто не забыл. Слева Гиришеву поминутно предлагали коньяк, справа водку. Но он вежливо, тактично и умело отбрыкивался и отнекивался как от правых водочных, так и от левых коньячных предложений. В настоящий момент скромные питьевые потребности Егора Витальевича не шли дальше бокала шампанского. Так и недопитый бокал оказался на столе, а сам Гиришев ушел. Вышел на минуточку, а ушел насовсем. И никто не знал куда именно. Тем более, что все были так торжественно взволнованны, довольны жизнью и опьянены успехом кровавого дневного мероприятия, что не сразу заметили исчезновение почтенного организатора. Ведь многие прочие из присутствующих то и дело исчезали по
   вполне конкретной понятной надобности.
   Все как-то смешалось. Блатные песни летели с эстрады в пространство, запутываясь в табачном дыму. От этого торжество несколько смазалось и даже пожухло. К тому же большинство присутствующих отметило тот неприятный и откровенный факт, что
   Дмитрий Иванович не пил как все. Ну, кто так пьет коньяк, скажите на милость?! Просто кошмар какой-то! На Руси этак коньяк не пьют. Вместо того, что бы лихо и озорно опрокинуть рюмку в рот, Дмитрий Иванович пригубливал чуть -чуть, причмокивал как-то странно и говорил "э!". Это что еще за новости? Так можно пить горячий чай, но не коньяк. Да еще и принюхивается к чему-то! Зачем русскому человеку в здравом уме нюхать
   коньяк? Немыслимо! Несусветно! Невообразимо!
   Дальше-больше. Категорически отвергнув предложенный чудесный "Беломор", Дмитрий извлек пачку длинных "Ротманс".
   -Спятил от радости!- решили поначалу мудрые киллеры. -Что бы мужик ни с того, ни с сего курил дамские сигареты...
   А Дмитрий преспокойно закурил. Мало того, еще и прочел мимоходом лекцию о том, что именно курят сейчас в лучших домах Европы. Вот это самое и курят. Такое! Настоящие джентльменские сигареты. Элегантные, клубного формата. А вульгарного слова "папироса"
   он там ни разу не слыхал.
   -А как же сигары? -робко возразил Пономарь, отважно дымивший продукцией вольного острова Куба.
   -Это в прошлом! Сейчас сигары курят только недобитые латиноамериканские партизаны, -тоном непреклонного табачного авторитета заявил Дмитрий и Пономарь окончательно стушевался. Едва не запихнул зажженную партизанскую сигару в карман. Но опомнился и аккуратно потушил ее о ресторанную скатерть...
   Осоловелые друзья, верные сподвижники и суровые наемники смотрели на Дмитрия
   с молчаливым неодобрительным недоумением. Народ пока что безмолвствовал, но в глубине этих налитых кровью многочисленных доброжелательных глаз уже читалось скрытое недовольство поведением идейного руководителя. Не следует главарю демонстративно отделяться от коллектива и смущать покой приличных людей своим странным нетрадиционным поведением.
   Атмосфера легкой алкогольной скуки поневоле овладела собравшимися. Подметили и то, что ел Дмитрий как-то странно. Небрежно и обособленно. Заказывал официанту блюда с каким-то тарабарскими названиями. Что тут еще можно заказывать? Все же на столе. Жри не хочу, ешь хоть лопни! А он отдельно, да еще какую-то зелененькую мерзость под темно-желтым импортным маринадом.
   И глобальное веселье постепенно утратило свою глобальность. Неистовый триумф притормозил на повороте. Двое застольщиков раскрасневшихся от выпивки и размышлений как-то нехорошо перемигнулись между собой. И, криво усмехаясь, вышли покурить на свежий воздух. А на деле -поговорить о внезапном, но уже наболевшем.
   Несмотря на хмель, бродивший взад-вперед внутри объемной головушки, один из курильщиков оглянулся на предмет наружной подслушки, но не было никого поблизости. Обе улицы, смыкавшие крепкие объятия на здании ресторана были странно пусты...И тогда бдительный курильщик зашептал с накипающей яростью все то, что накопилось в его многострадальном сердце за последние сорок минут. Не будем приводить целиком речь этого Цицерона уголовного мира. Слишком длинной, слишком путаной и слишком непечатной она была. Поэтому ограничимся кратким пересказом. Снимем самые сливки.
   Все сводилось к тому, что "Димка стал не нашим человеком". Сказал и обернулся испуганно, но взял себя в руки и продолжил. Ведь изменения произошедшие в достопочтенном Дмитрии Ивановиче говорили сами за себя. Не возразишь, ведь нечем
   крыть. Или это другой человек? Совсем другой...Сейчас заграницей и пластические операции, и всевозможные компьютерные спецэффекты. Черт их там разберет, этих хитрых за бугром! Может подсунули кого из своих, из замаскированных, а Димку настоящего, родного, давно пустили на собачьи консервы. И косточек не отыщешь!
   Собеседник мудрого Цицерона согласно кивал большой головой в такт словам обвинительной речи, а может просто шатался от выпитого. Однако по окончании спича решительно заявил, что не согласен сразу по нескольким пунктам и принялся, тяжело пыхтя, выдвигать мощные антитезисы. Хотя по его скромному мнению этот ЧЕЛОВЕК, то есть Дмитрий, мало соответствовал таинственному и легендарному образу Дмитрия-Царевича, скрывавшегося в непроходимых джунглях Западной Европы от годуновских киллеров, вынашивая план мести.
   Нецивилизованные дикие западно-европейские условия повлияли на него не лучшим образом. Собеседник Цицерона отчетливо помнил Дмитрия во времена его былой российской юности. Водку пил он с товарищами по оружию и не стеснялся этого ничуть. Пил как надо, не отнекивался. Устриц не жрал, коньяк не обнюхивал на собачий манер. Никаких противоестественных отклонений не было и в помине. А нынешний аристократизм...все эти замашки -наносное. Дома не был давно...Отвык!
   Но Цицерон махнул рукой и плюнул на асфальт. Он уже докурил и пора было возвращаться к столу. Так или иначе обоюдное "фи!"было сказано.Корни мятежа стали зреть в самом начале.
   А внутри банкетного зала за время их отсутствия обнаружились некоторые изменения. Дмитрий то ли напившись, то ли нанюхавшись коньяку, был уже более весел и более развязен. Но это не сделало его проще и доступнее. Напротив...
   Музыканты на сцене терзали собравшихся вторым куплетом "Таганки", но Диме что-то вдруг стукнуло в голову, сорвало с места. Он мигом позабыл о своем достоинстве, своем военном триумфе, дне мести и торжества. Стал вести себя как мальчишка. Подскочил он к эстраде и начал давать ценные указания оркестру. В результате "Таганка" на самом интересном месте смешалась, заглохла и распалась по кирпичику. И тут же вместо этой святой, всеми любимой песни зазвучал вдруг, зашкворчал, застучал и завертелся в ушах прегнусный рок' н' ролльчик. Две трети присутствующих сильно озлобились. Точно
   им заехали роликовыми коньками по головам. Даже жизнерадостный и невозмутимый Корела поморщился. Словно вместо водки выпил рюмку ацетона.
   В раздраженном недоумении слушали они предложенный опус. Слегка хмурясь, как худсовет застойных времен. В солисте ресторанного ансамбля, до того бывшим в доску своим рубахой-парнем, можно сказать почти корешем, все переменилось и не в лучшую сторону. Хотя пел он с жутким акцентом и слова перевирал безбожно, все равно было уже в его внешности нечто несимпатичное и иностранное. И над столом зависла невидимая, но очень дружная мысль: -А не рано ли, ребятки, мы Годунова на тот свет спровадили, закатили в товарном вагоне? Не поторопились ли? Этот-то новый похуже будет...
   Но что сделано, того не воротишь. А Дмитрий не подозревая о полном
   неприличии своего поведения сидел за столом весьма довольный. Постукивал в такт пальцами по панцирю тушеного омара и дергал головою сообразно ритму. Неприятного недоумения собравшихся он не замечал принципиально.
   Единственным, кто не потерял присутствия духа в данной ситуации, не спасовал перед культурно-музыкальной агрессией из-за бугра, был Герасим Касимов. Он был настолько пьян, что без вреда для здоровья мог бы выслушать и концерт современного авангарда. Касим принялся излагать старую "бородатую" байку с новыми подробностями. Речь в этой байке шла о старом, умудренном жизнью гаишнике. За долгие годы беспорочной службы гаишник этот обсвистал столько машин, водителей и простых пешеходов, что в конце концов с ним приключилась некоторая неприятность. Некоторая звуковая аномалия: что бы ни оказалось у него во рту, оно моментально начинало свистеть. Даже если и не было для свиста предназначено. Сигарету в рот -свист! Вторую- тоже! Свистит оглушительно. "Ява","Дукат","Филипп- Моррис" без разницы! Ладно. Две недели мучился до бессонницы, но курить бросил. Черт с ним! А есть как? Котлетку в рот- свистит, соловьем заливается. Хоть бутерброд, хоть жареная картошка. Суп и тот! Хоть булькает, а все же ехидно так посвистывает...У гаишника начался нервный тик. А те, кого не так давно он обсвистывал на разные лады, останавливал и штрафовал прознали об этой внезапной напасти и точно в издевку предлагали кто закурить, а кто жвачку. Положение стало
   просто невыносимым...
   -...и вот тогда этот гадский гаишник...ФЬЮЮИИИИ! -присвистнул вдруг сам Касимов и замер с вытаращенными глазами. История о сумасшедшем гаишнике так и не была им досказана до конца.
   В банкетном зале внезапно появилась дама, долгожданная Марина Мнишек. Дмитрий Иванович радостно очнулся от рок' н' ролльных ритмов, вскочил, дал рукою знак молчать и оркестру и всем собравшимся и сделал официальное представление.
   -Вот это и есть Марина Мнишек, моя любимая и дорогая! -объявил он с милой улыбкой. И Марина, оглядывая многочисленные пьяные физиономии, иронически кивнула головой, подтверждая его слова. После этого официального представления "любимой и дорогой" присвистнули все находившиеся в зале, умевшие свистеть.
   Официальное представление явно не удалось и выбор Дмитрия посчитали весьма неудачным. Он вызвал искреннее и широкое, но пока молчаливое возмущение широких слоев бандитской общественности. На даму смотрели весьма угрюмо. Вследствие постоянных стычек со вконец обнаглевшими нигерийскими нарко- картелями, новая подруга Дмитрия Четвертого не стала желанной гостьей в "Черкизовском якобинце". Дело в том, что Марина Мнишек была негритянкой.
  
  
  

Глава девятая

Шуйские сомнения

  
   В гостях хорошо, а дома лучше! В который раз Шуйский убедился в этом на личном опыте. Дернул же его черт поехать лично со "шведскими" соболезнованиями...
   И до чего же рад был Василь Иваныч вернуться домой живым после посещения вотчины Годунова. Какая ужасная стрельба! Брр! Хорошо, что не попали...Шуйский запер дверь на все замки, поставил у входа охрану, опустил штору и при успокаивающем свете торшера плавно погрузился в мягкое кресло. Он затаился в квартире, а дом его в свою очередь затаился и спрятался в Малом Знаменском переулке за стеной густого снегопада.
   Напугать Василия Ивановича Шуйского было довольно легко. А привести его же в привычное бесстрашное состояние после всего пережитого -очень и очень непросто.
   Глаза Шуйского мигали безостановочно как габаритные огни самолета, мчащегося сквозь туманное небо. Коленки подрагивали, руки тряслись, во рту пересохло, что означало вполне конкретный врачебный диагноз. Хорошо что удалось унести ноги из окрестностей проклятого годуновского дома. Поэтому старая грымза Василь Иваныч Шуйский с трудом приходил в себя. Испуг его был глубок и уходил едва ли не на молекулярный уровень.
   -Вот ведь ё -моё! Чуть не угрохали! Кошкины дети! -машинально повторял Шуйский то вслух, то про себя, с одинаково потрясенным выражением лица. Наконец взгляд его сфокусировался на баре. Трясущимися руками он отпер дверцу и схватил первую попавшуюся итальянскую бутылку, в которой плескалось "Мартини- бьянко". Василь Иваныч почти доверху налил пивную кружку мартини и осушил ее в один присест. Поморщился. Показалось, что выпил шампуня с укропом, петрушкой и еще какой-то химической гадостью.
   -Кошкины дети! За что деньги дерут? -мрачно подумал Шуйский с ненавистью глядя на сине-белую бутылочную этикетку. Но по желудку разлилось уже успокоительное итальянское тепло и секунд через пятнадцать выпитый вермут так долбанул Василь Иваныча по мозгам, что невольно уважил. Заставил покачнуться и присесть. Таким образом Шуйскому удалось преодолеть неприятное стрессовое состояние. Он расхрабрился, отбросил страхи и принялся медленно, и тяжело соображать о плюсах и минусах происшедшего. Его красные глазенки, окосевшие от обилия мартини, хитро поблескивали в свете торшера. Годунова больше нет... Нет Бориски! Нету проклятого! Это был плюс. Чрезвычайно положительный плюс. Был Барон, да весь вышел. Обнаружился и еще один плюс...
   -Теперь, между прочим, и жениться можно, хе-хе! -вдруг сообразил Шуйский. Эта мысль его требует некоторого пояснения. Диктаторские замашки Годунова вторгались иной раз и в личную жизнь подчиненных. Вот покойный Годунов и запретил Шуйскому жениться. Из каприза. Наверное не хотел он, чтобы Шуйских в Москве развелось слишком
   много. Вполне хватало и одного. Но теперь уж никаких запретов. Можно жениться и должно! И непременно на молоденькой. Так рассуждал старый греховодник Василь Иваныч Шуйский, внезапно вскочив на ноги. Он бегал по комнате и дергал себя за бороду от полноты чувств и воздействия мартини. Подобрать себе хорошенькую манекенщицу или фотомодель, да и...Но тут либеральное мартини вновь обратилось в суровый вермут,
   могучим ударом вернувший Василь Иваныча назад в кресло и прервав все сладострастные размышления. И не пришлось считать до десяти. Полный и безусловный нокаут. Шуйский уже не поднялся и захрапел. Но и во сне продолжал он думать и рассуждать о выгодах происшедшего, пьяно, путано и отчасти скабрезно.
   Пробудившись в неудобной позе в кресле, с шумом в голове и кривым шилом в области печени, он нащупал сотовый верещащий телефон и сердито шевеля бородой выслушал полный доклад о происшедшем от одного из своих бдительных "наушников".
   Оказалось, что мертв не только Борис Годунов, но и братец его Семен и... Да что перечислять! Грохнули всех и сразу. Всем скопом. Ликование Шуйского было просто безбрежным и безграничным: -Ах, вы ж, кошкины дети! Ах, усатая масть!
   Определенно Егор Гиришев знал свое дело. А Шуйский-то думал, что Гиришев от предложения отказался категорически и бесповоротно. Ведь связной "штырек" недавно был убит в окрестностях бильярдной. Значит просто случайность. Да эка важность "штырек"!Черт с ним. Небось хулиганы подстрелили. Главное-то было сделано.Ведь Василь Иваныч Шуйский давно уж метил на высокое место Годунова. Можно сказать -мечтал об этом месте с детства. Но место все время было занято.То Иваном Четвертым, то Годуновым. Наконец-то оно освободилось -заветное местечко!
   Надо будет немедленно связаться с Гиришевым и заплатить, хотя платить неприятно, жалко денежки кровно заработанные, нет уж лучше заплати, а то застрелит! Ох! Самого застрелит и не постесняется, усатая масть! Такие вот триумфальные мысли носились в бородатой голове Шуйского, покуда скрипучий голос верного "наушника" производил доклад по телефону, но следующий пункт доклада свел на нет весь триумф и лавровые венки. Оказалось, что МЕСТО -главный предмет мечтаний , расчистили вовсе не для Шуйского. Гиришев возвел на годуновское место сына Ивана Четвертого- Димку -малолетка!
   Шуйский сначала решил, что ослышался и попросил повторить. Ему повторили и он с досады завыл в трубку по волчьи, чрезвычайно смущая серьезного собеседника. Шуйский просто взбеленился от этого известия. Кошкины дети! Усатая масть! Опять начинать все сначала...А ведь он уже не молод, чтобы позволить себе ждать, не молод, чтоб разбрасываться драгоценным временем. Окончив разговор, Василь Иваныч отбросил телефон прочь, точно источник бедствий и продолжил скрипеть зубами в свое удовольствие. Однако решения о скорой женитьбе не переменил. Решил жениться всем назло.
   Сидючи дома в Малом Знаменском переулке Василь Иваныч Шуйский официально проклинал мир на все лады. Считал, что судьба нагло водит его за нос. Какое безобразие! Если хозяин был в бешенстве, то квартира его оставалась совершенно невозмутимой и спокойной. Как именно Василь Иваныч меблировал и обставлял свою скромную трехкомнатную квартирку в элитном кирпичном доме со стенами полутораметровой толщины -можно только диву даваться. В наиболее потайной средней комнате одну из стен целиком занимал стеллаж из двадцати семи стальных сейфов. Из этих двадцати семи только два были настоящими, а все прочие не содержали ничего ценного, но запирались не менее надежно, чтобы внезапный взломщик провозился с замками как следует, а потом получил бы по голове чем-нибудь тяжелым: фальшивые сейфы содержали немало ловушек и неприятных сюрпризов внутри. Но это уже на крайний случай. Ведь в квартире постоянно были и охрана и сигнализация.
   В связи с изобилием сейфов в комнате не было солнечного света, а атмосфера образовалась тягостная и невыносимо удушливая. Атмосфера удушливой скупости. Окно тут наглухо было заложено кирпичом, да и железная дверь, преграждавшая свободный доступ в комнату, имела серьезный замок прехитрого свойства. Сам Василь Иваныч частенько с ним возился и не всегда был способен его открыть. Что не способствовало вредной расточительности. Василь Иваныч давно заметил, что дверь открывалась с большею охотой, когда приходил он с новою суммой, чтоб положить в сейф свежие денежки. Дверь тут же открывалась едва ли не сама, волшебным образом и без особых возражений. Когда же необходимо было деньги взять, Шуйский возился с замками до получаса, изрыгая отборные народные проклятия, непригодные для дамского слуха.
   Полнейшей противоположностью этому была спаленка Шуйского. Маленькая уютная комнатка, напоминавшая собой детскую. На стуле пижамка в розовый горошек. Да и кроватка совсем небольшая и чрезвычайно уютная, поскольку Василь Иваныч был ростом мал. Большие кровати его просто пугали и вносили в душу излишнее беспокойство.
   На подоконнике в ряд стояли толстые колючие кактусы. Были очень между собой похожи, поскольку являлись близкими родственниками. Колючая коллекция Шуйского насчитывала на данный момент одиннадцать зелененьких кактусов и вот-вот должен был появиться двенадцатый. Горшок для него закуплен и земля заготовлена загодя.
   Торжественная посадка "двенадцатого" намечалась через пару недель, когда отросток
   окрепнет и будет готов к самостоятельному произрастанию. Кактусы Василь Иваныч поливал сам, не доверяя этого ответственного дела никому и никогда. Или горшки перебьют, растения погубят. Или местами поменяют и все перепутают, а последовательность горшков имела тут особое значение. Ведь на подоконнике выстроилась настоящая кактусовая династия, по полному порядку. Пять лет назад был лишь один -ПРЕДОК, левый крайний и вот слева направо в шеренгу выстроились уже сынки, внучки и правнучки.
   Впрочем, кактусы плодились с такою устрашающей скоростью, что если бы Василь Иваныч вздумал сохранять все отростки -ему пришлось бы плохо. Кактусы заполонили бы всю квартиру и выставили хозяина вон. Поэтому он оставлял лишь один свежий отросток с каждого нового кактуса, а все прочие образования сшибал карандашиком на блюдечко, чтоб не уколоться и выбрасывал в помойное ведро. На подоконнике запросто могла уместиться еще одна дюжина зеленых колючих толстопузиков, но что смущало Василь Иваныча так это вероятный тринадцатый кактус. Был Шуйский крайне суеверен и потому число тринадцать решительно вставало на пути его цветочных начинаний. Не было никакой возможности его миновать, а ограничивать себя всего дюжиной приятных колючек Шуйский не хотел. Проведя пару бессонных ночей за чаепитием, он решил что с двенадцатого оставит сразу два отростка и тогда у него будет четырнадцать кактусов и угроза со стороны числа "тринадцать" исчезнет сама собой.
   Но эта серьезная проблема была давно уж решена. Теперь следовало подумать над кандидатурой будущей жены и над тем, как угрохать внезапно появившегося и все испортившего Дмитрия Ивановича. Власть опять не далась в руки!
   Пока что Шуйский оставался при своих кактусах...Сходка уголовных авторитетов на которой за Дмитрием должны были закрепить исконные годуновские территории назначена на конец недели. В воскресенье. И Шуйский значился в числе приглашенных, обязан был явиться. Неявку могли счесть за неуважение к высшему обществу, а это было чревато...
  
  
  

Глава десятая

Бомба в подвале

  
   Дмитрий Иванович сидел на тахте в крайнем изумлении и кутал в одеяло озябшие плечи. С настороженной опаской смотрел на бушевавшую уже с полчаса Марину Мнишек. Маринка и вправду выглядела свирепо. Прическа в беспорядке, волосы торчали и
   мотались как попало, да и халат застегнут не на ту пуговицу. Носясь из угла в угол, она то и дело спотыкалась, поскольку новенькие зеленые шлепанцы надетые на босу ногу просто не поспевали за хозяйкой. То и дело соскакивали с изящной шоколадной ножки разгневанной панночки. В очаровательных глазах Марины была ярость, а в левой руке скомканный
   бланк международной телеграммы. Ногти покрытые черным лаком вонзались в буквы и буквы эти кровоточили. Что за послание могла взбесить столь великолепную красавицу?
   Телеграмму послал Мнишек -папа, старый польский бандит. Всегда держал он нос по ветру. Узнав, что дочь вместо со своим "бой-френдом" добилась некоторого успеха в столице Московии и полностью разгромила противника, он ощутил, что дело пахнет большими деньгами. И Мнишек -папа немедленно послал громадную поздравительную телеграмму в конце которой содержался прозрачный намек на то, что он не прочь приехать по родственному и помочь делом или советом неопытной молодежи. Запас польских и американских ругательств у Марины истощился двадцать семь секунд назад, поэтому она перешла на русский. Ругалась с акцентом, но выразительно и очень искренно. В словах ее кипела внутренняя сила.
   -Пошел к чорту! Ко чортовой ба-бушке! Халявсчь-ик! Вечно на готовое!
   Дмитрий Четвертый, слегка подобревший после недавних военных успехов, по получении телеграммы собрался уже было пригласить будущего тестя в гости, но Марина в самом прямом смысле встала на дыбы и стала бить копытом по паркету. Она заказала срочный телефонный разговор с Варшавой и поговорила с папашей по душам, предупредив, что если вздумает приехать он в Москву, то получит незабываемую во всех отношениях встречу...
   На протяжении этого теплого семейного разговора в обморок упало целых четыре телефонистки. Или даже целых пять. После дочкиного звонка Панк -Мнишек взглянул на календарь. Зима. И он решил, что российский климат слишком суров и вреден для его заметно пошатнувшегося здоровья. И больше не докучал дочери длинными международными телеграммами.
   А Дмитрию Ивановичу сегодня предстояло слезть с теплой тахты, одеться и принять участие в крайне серьезном общественном мероприятии. Ему предстояло посетить сходку воров -в -законе. Чтобы получить официальное признание и полный законный статус. Такова была традиция и многие из тех, кто должен был присутствовать на сходке прибывали из самых дальних уголков России. Почтенные и авторитетные люди. Следовало их уважить. Дамское общество на данном мероприятии не предполагалось, но
   Марине было уже все равно. Разговор с дорогим папаней сильно утомил красавицу. Она выпила пару баночек гордоновского джин-тоника и блаженно растянулась на итальянской тахте, так что Диме самому пришлось завязывать галстук перед зеркалом в прихожей...
   На встречу Дмитрий Иванович отправился в сопровождении двух ближайших соратников: жизнерадостного и элегантного Корелы и несколько угрюмого Касимова. Герасим угрюм был от того, что на сходке имелся шанс встретиться с давними врагами, которые могли припомнить ему прошлогодние фокусы в городе Вологде. Нынешний статус
   должен был предохранить его от неприятных посторонних посягательств, но черт его знает. Перепьются и вся субординация к черту. Кроме того, Кореле и Касимову как телохранителям пить на сходке не полагалось. И в этом состояла дополнительная неприятность. Обидно!
   Местом сборища был выбран старый двухэтажный дом на окраине города. Вокруг пустырь. Чтобы все просматривалось издалека и можно было разъехаться и разбежаться на случай внезапной, но предсказуемой облавы. Пустой и заброшенный дом зимой -место прохладное, но в двух комнатах на втором этаже натопили изрядно, заранее заделав окна, так что внутри был сущий Ташкент и крепость морозца ощущалась только лишь на улице.
   Сход начался после четырнадцати ноль- ноль. Какая встреча! Это была такая встреча по сравнению с которыми все прочие показались бы настоящими проводами. Сколько было сказано теплого, сколько выпито горячительного, сколько съедено вкусного! Все побратались так, что лучше и не надо. Даже Герасим Касимов, несмотря на вынужденную трезвость, несколько успокоился, когда понял, что два заклятых его врага из вологодских головорезов не собираются ставить его ножи. Был уже шестой час вечера. Шуйский до
   сих пор не приехал и хотя сей досадный факт замечен был очень многими, никто особенно по Шуйскому не скучал.
   Дон Коленкор так же не приехал. Он ограничился телефонным звонком. Впрочем, его прибытия и не ожидали. Давно уже был Дон Коленкор наполовину политик, наполовину бандит. Косил под обитателя высших властных сфер и личная встреча с достопочтенными членами обширной уголовной компании могла бы бросить тень на его деловую репутацию. Телефонная беседа с Доном Коленкором продолжалась добрых пятнадцать минут, невзирая на наглые неимоверно завышенные расценки компании цыганской сотовой связи "Будулайн".
   Искренне поздравив Дмитрия Ивановича и пригласив его для частной беседы с глазу на глаз, он стал передавать приветы всем присутствующим поочередно. Отдельно, поименно и чрезвычайно доброжелательно. Никого не забыл тактичный Викентий Петрович
   Карленков. Точно присутствовал тут и видел всех воочию. Передавая приветы, Дмитрий плавно поворачивался против часовой стрелки и каждый вор -в -законе получив привет от Дона Коленкора расплывался в довольной улыбке и слал ответные приветствия почтенному высокому абоненту. Так что под конец у Дмитрия стала кружиться голова и заплетаться язык, он устал быть приемно-передающим устройством и потому присел. В помещении было нестерпимо светло от широких бандитских улыбок. Сверкали золотые фиксы и радость наполняла огрубевшие жестокие сердца.
   Среди много-достойных собравшихся получателей приветов присутствовали Абрам Куцевейкин, он же Куцый, человек изящного носа и громадных кривых ушей. Из последних сил пил он пиво, но оно точно нарочно не желало заканчиваться в стакане и данное обстоятельство приводило его в крайнее отчаяние. Кирилл Помидорчук, по- прозвищу Томат, а так же Кетчуп, от улыбки его сильно разило чесноком, от
   водки и жаркой комнатной атмосферы он сильно потел и то и дело протирал толстую шею широкой волосатой ладонью. Под шерстью синели наколки.
   Корней Леонтов, прозванный Космонавтом, улыбнулся на коленкоровский привет вежливо, но безжизненно. Бледная улыбка убийцы возникла на сером лице и скоро исчезла. Глаза Космонавта были точной копией коричневых пластмассовых пуговиц с его пальто. Такие же гладкие и неподвижные, ничего не выражающие.Застегнутые наглухо. Все внешнее, все наружное криво отражалось в их гладкой пластмассовой поверхности и ни единая эмоция не проступала изнутри. Никто не смог бы сказать наверняка о чем думает Космонавт, какие именно просторы Вселенной бороздят его мысли, на какие орбиты
   нацелил он будущий свой жизненный путь. Впрочем, за спиною Космонавта притаилось еще более неприятное, коварное и экзотическое существо-Иван Карпович Экземский. Язва или Холера...для друзей. Сидел он скрывшись в тени, облаченный в шикарный темный костюм с серебристым отливом. Полу -сдохшая лампа дневного света, нервически мигая, позванивая и покряхтывая висела над ним, но ничуть не раздражала. Он в своем костюме мерцал ей в такт и походил на присмиревшего монстра из компьютерной игры. Лица его было не разобрать вовсе. Это был совершенно теневой человек. Хотя здесь все были свои -зачем лишний раз светиться?
   За пределами царства тени, вполне освещенный сидел Михаил Хиндиков, он же Индус. Выделялся он чуть раскосыми небольшими глазами, нос картошкой, улыбка его была широкой, но хищной и неприятной. От этой улыбки все лицо Индуса вытянулось и покрылось складками как сумочка из шкуры носорога.
   Его сосед Георгий Флоренко, Жорик -Хлор, был напротив востронос, глаза большие наглые, рот маленький, а улыбка микроскопическая. От такой улыбки никому не станет ни теплей, ни светлей.
   Постукивал стальными носками своих знаменитых сапог Иван Болотников, Болт, о котором подробный разговор еще будет впереди. Еще стоит назвать Анатолия Животного по прозвищу Зверь-Машина, хотя было тут еще двадцать восемь человек, но они не настолько внешне ярки и занимательны, чтоб начать их описывать или даже перечислять по именам. Поскольку сходка эта была тайной, то оставим ей часть этой тайны и не будем давать полного каталога присутствующих со всеми техническими характеристиками. Большинство их, не местные, но вполне авторитетные люди, профессия же их объединяла. И прибыли не просто так, а с охраной, с непьющими сопровождающими лицами. Лица эти были тупыми, широкими, неповоротливыми, массивными.
   Захочешь этакое лицо ударить в челюсть -отшибешь себе руку, а лицо даже и не заметит удара. Даже не почешется. Они ни с кем не разговаривали, не пили, но курили как паровозное депо имени Анны Карениной. Проявляли бдительность по мере сил и
   способностей, а гулянка продолжалась.
   Дон Коленкор неожиданно позвонил во второй раз:
   -Дима! Снова я. Срочно проверьте подвал. Там бомба! Проверьте...бомба!
   Дмитрий, несмотря на изрядное опьянение сразу встряхнулся и отослал Корелу и Касимова проверить. Хмельной Иван Болотников увязался за ними следом, громыхая подкованными сапогами.
   Между тем бомбы бомбами, а кое-кто ничего не расслышав об опасности продолжил свои замечательные интеллектуальные увеселения. Они заключались в интенсивной стрельбе по опустошенным бутылкам. Соревнуясь в пьяной меткости и бахвалясь друг перед другом оружием и мастерством, мощностью и скорострельностью арсенала. Было весело, дымно и пьяно, пока Зверь-Машина не вытащил вдруг свой револьвер Умарекс модели Питон и не произвел три таких оглушающих выстрела, что вся компания дружно разрыдалась. А все от того, что внушительный револьвер Зверя-Машины был газовым. Он совершенно об этом позабыл в пьяном азарте и сквозь пелену пытался понять отчего же не попал ни в одну бутылку и тут же зарыдал следом за остальными. Все рыдали и плакали навзрыд, ругая Зверя-Машину самыми последними словами, хотели открыть окно, проветрить, но открыть не получилось так как оно было намертво заколочено фанерой. Так что Зверя-Машину принялись ругать снова, а он не возражал, соглашался с оскорблениями и проклинал свою пьяную забывчивость. И кто только сказал, что слезоточивый газ не действует на пьяных людей? Это чушь, ибо большинство присутствующих не было трезво, телохранители не в счет. Хотя они рыдали куда всех громче остальных.
   Тут в помещение резво влетел Иван Болотников и проревел:
   -Бомба в подвале! Атас! Уходим! Быстро!
   В ответ все зарыдали еще громче.
   -Прямо сейчас рванет? -слезливо всхлипывая спросил Индус.
   -Двенадцать минут до взрыва, -сообщил Болотников и с недоумением оглядел рыдающих бандюков. Что они все перепились? Или кто-то рассказал что-то очень грустное? Но почуяв запах слезоточивого газа, Болт мигом все понял, матюгнулся и разумно отступил к лестнице.
   Утирая горючие слезы, уголовный народец стал понемногу покидать комнату, на ходу выпивая и закусывая. На посошок и на дорожку. Хватали кожаные пиджаки и теплые тяжелые пальто, мохнатые шапки разного фасона. Вместо того, чтобы бежать из дому сломя голову и садиться в машины для срочной эвакуации все честное общество поперлось в подвал поглазеть на бомбу. Ведь двенадцать минут это так долго. Успеем смыться.
   В сыром полутемном подвале и впрямь было на что посмотреть. Пол весь завален динамитными шашками. На особом постаменте возвышалась белая гипсовая статуя Ленина с рукою поднятой вверх. Ленин был непривычно наряден. Его опутали многочисленные провода с мигающими лампочками, целыми гирляндами, он походил на побелевшую от страху новогоднюю елку. В вытянутой вверх руке Ильич сжимал японский электронный будильник, отсчитывавший время до взрыва. Оставалось уже пять минут сорок секунд. Точно вождь мирового пролетариата намеревался покончить со всею уголовщиной со своих собственных марксистско-ленинских позиций. Из глубокого подполья. При виде до боли
   знакомого Ильича половина присутствующих снова всплакнула от умиления. Действие газа не прошло до конца.
   -Пора уматывать, -заметил Дмитрий Иванович и дал знак Кореле и Касимову пробиваться к выходу. Саперов и минеров среди присутствующих явно не было и обезвреживать бомбу некому. А снаружи неожиданно раздался яростный рык Болотникова, звуки ударов, топот подкованных сапог и злобное: -А ты останешься здесь, гад!
   И тут же нечто небольшое колобком скатилось в подвал и все увидели Василь Иваныча Шуйского распростертого у ног Ильича на груде динамита. Шуйский сильно ушибся, но увидав взрывчатку вскочил на ноги как ошпаренный. Испуганно завыл и перекрестился. Бледный атеистический Ленин покосился от негодования, лампочки мигнули, что-то звякнуло.
   -А! Васек! Здорово, Чапай! -сказал кто-то, пьяно зевая.
   Болт, держа на прицеле растерянную охрану Шуйского был неумолим. Слишком уж
   подозрительным было опоздание в данной ситуации.
   -Да застрял я! Пробки в Центре! -ныл Шуйский.
   -Ехал бы по кольцевой, -процедил сквозь зубы Болт, не опуская стволов. Но пьяное большинство решило, что препираться и устраивать разборки не время. Если верить японскому будильнику, оставалось всего две минуты. Если б Шуйский не приехал вовсе, тогда все ясно. Болта успокоили по мере возможностей и все потянулись наверх. Василь Иваныч по дороге возмущенно орал, чтобы оправдаться. Болт опять завелся, хотел спихнуть его вниз еще раз, чтобы оставить в подвале вместе с заминированным дедушкой Лениным, но помешали. Дмитрий Иванович удержал, добрая душа.
   -Напрасно, ох, напрасно, Дима!- помотал головой Болотников.- Не знаешь какую гадюку спасаешь! Он и тебя, и всех нас под монастырь подвести хотел.
   -Да откуда мне знать, что там бомба? Ну откуда? -вопил Шуйский уже на улице, забираясь внутрь своего "броневика".-Ничего не знаю и не желаю знать! Кошкины дети! Усатая масть!
   На улице все принялись ругать Корнея Леонтова, организатора сходки, что подвала не проверил, но тот был настолько занят проблемами отопления, завоза выпивки и провианта, что не удосужился заглянуть в зловещее подполье. Это было преступной халатностью, но никак не злым умыслом. Космонавт был в своем уме и не собирался запускать себя
   совместно со всей компанией в безвоздушное пространство. Он был вне подозрений. Обещал исправиться и в будущем быть внимательней.
   -В другой раз делайте все на хрен сами! - сказал Леонтов.
   Ведь раньше никто не пытался их взорвать вот так, по- наглому. Не было еще такого прецедента. Да и раньше...что же было раньше в этом доме? Райком комсомола. Экое скверное место! Автомобили отъехали к краю пустыря и притормозили. Шуйский откатил чуть подальше, на всякий случай спрятав свой "броневик" за остальными авто. Все вылезли, чтобы полюбоваться взрывом. Не каждый день видишь как взлетает на воздух райком комсомола, пусть даже и бывший. Но что-то не совпадало со временем. Должно было рвануть минимум пять минут назад.
   -Что не бабахает-то? -недоуменно спросил протрезвевший Зверь-Машина. -Заело что-то.
   -Пойди проверь.
   -Ага! Давно такой умный?
   -Пусть Язва сходит. Он там шапку забыл. Ему все равно.
   -Сходи, Язва! А то репу с ушами застудишь!
   -Не застужу, - и Язва презрительно сплюнул на снег..
   -Да, блин, будильник японский, с нашим временем немножко не совпадает, поэтому и затя....
   Но тут рвануло так, что все дружно и организованно присели. Райком разорвало на куски. Стены обратились в прах, распались по кирпичику, а крыша улетела вверх и скрылась в сером облачном небе. Подождали немного, но крыша очевидно улетела насовсем и возвращаться не собиралась. Поэтому заскучавшие воры -в -законе пожали на прощанье друг другу руки, поздравили на прощанье Дмитрия Четвертого и разъехались восвояси. Шуйский подобострастно прощался со всеми, заискивающе пожимал руки и неосмотрительно подал руку Болотникову. Тот, воспользовавшись моментом, ухватил Василь Иваныча и пожал так, что Шуйский жалобно пискнул и прикусил от боли губу и часть бороды. Сквозь слезы посмотрел он вслед Болотникову...
   Вечером того же дня произошел еще один куда более значительный по своим последствиям взрыв. На собственной мине подорвался Хима- Сапер или Алхимик. На двери его лаборатории в полу- заброшенном за недостатком финансирования научно-исследовательском институте имени товарища Лысенко красовалась гордая табличка "А. Л. Химик".Он был энтузиастом взрывной отрасли, знал наизусть таблицу Менделеева и поэтому очень многих снабжал динамитом, пироксилином и тринитротолуолом, изготовлением которых занимался лично из любви к искусству. Приделывал и часовые механизмы и дистанционное управление -все на заказ. Однажды два врага купили у него одно и тоже , и взлетели на воздух в один день. То-то было смеху! Дело так и осталось нераскрытым. Были на счету Алхимика и такие изобретения, рядом с которыми американская взрывчатка класса "Си" все равно, что набор пистонов к игрушечному пистолетику. Последние недели он как раз занимался улучшением данного продукта. На этом и погорел. Продукт, не желая улучшаться, взбунтовался и ухудшил собственного создателя.
   Именно Хима- Сапер мог пролить свет на заминированный подвал под воровскою сходкой, указать вероятного заказчика. Но, увы! Химу смело взрывной волной вместе половиной научно-исследовательского института имени товарища Лысенко. С колбами, ретортами и всеми химическими секретами сумасшедшего гения. Кто-то будто бы видел накануне "мерседес" Шуйского у подъезда знаменитого института. Ага! А кто именно
   видел? Черт его знает ...Доказать ничего не удалось. Воры -в -законе предпочитали факты, а не смутные неопределенные подозрения. Впрочем, Болотников остался при своем мнении: Шуйского надо прихлопнуть. Но момент был упущен, а начинать новую войну в одиночку Болту было не с руки.
   Сейчас наступило относительное затишье, никто не хотел новой крови и братва скорее встала бы на сторону Шуйского. Скрепя сердце, Болт решил нанять киллера, хотя с удовольствием прикончил бы Василь Иваныча собственноручно. Но в жизни желания и возможности совпадают далеко не всегда.
  
  
  

Глава одиннадцатая

Беседа с глазу на глаз

  
   Легкий морозец румянил лица прохожих. Небо было не только ясным, но и кристально чистым. Ни пылинки, ни морщинки, ни облачка, ни тени недовольства. Зимнее солнышко светило весьма ярко и приветливо искрилось в снегах, пока что неубранных нерадивыми дворниками. На Никитской улице наступили славные времена. Почти идиллические. Две крупные серые вороны, явные уроженки Марьиной Рощи, прилетевшие сюда в ознакомительных целях, тяжело приземлились на макушку липы, сшибли с ветвей снег, расчистив плацдарм для ответственных посиделок. Распушили перышки и принялись принимать солнечную ванну. А может и джакузи.
   В Москве есть Большая и Малая Никитские улицы, также Никитский переулок, а заодно и Никитский бульвар, поэтому во избежание путаницы обозначим нужную нам улицу как просто Никитскую. И вот в одном из домов на этой просто Никитской улице проходило серьезное бандитское заседание. Председательствовал, сообразно своему высокому положению Дмитрий Иванович Четвертый, хорошо нам знакомый Дима- Царевич. Дома, как говорится, и стены помогают, а вопрос на заседании решался не простой, потому-то Дмитрий Иванович пригласил коллег и соратников в свою резиденцию. Марина Мнишек немного поворчала на сей счет, но не слишком долго. Уложилась в полчаса.
   Заседание проходило весьма бурно.
   -Лучше торговать сосисками, чем героином!- неожиданно грозно заявил Дмитрий и шарахнул кулаком по столу в лучших традициях покойного незабвенного папани. -Сосиски это более легально, более доходно и куда меньше шансов отравиться. Пусть нас и считают преступниками, но это еще не повод, чтобы травить собственный народ!
   Дмитрий сделал внушительную паузу и внимательно оглядел собравшихся. В
   прокуренной комнате повисла тишина. Судя по насупленным бровям и прищуренным глазам, далеко не все присутствующие были согласны с такой странной постановкой вопроса. Торговля "дурью" приносила реальный стабильный доход, а что такое сосиски? Что это еще за новости? Кое-кто вздыхал лишь потому, что в принципе не терпел перемен, но видел, что они неизбежны -новая метла по новому метет. Куда ж тут денешься?
   Один лишь Корела посмотрел на босса с откровенным одобрением. По его сугубому крайнему мнению Российское государство исторически связано было с горячительными напитками. А все эти уколы, занюхи, косяки...Фу! Неприятнейшие нововведения. Какого черта? Вам тут не Голландия в конце концов!
   Дмитрий удачно завершил паузу новым ударом кулака по столу и продолжил тронную речь о несомненной пользе сосисок. Извлек из великолепной кожаной папки листы документации и стал приводить месячные доходы от сетей бистро и Мак- Дональдсов. Цифры эти впечатляли, убеждали, разжигали алчность. Даже самые закоренелые скептики такие как Ухолом, Академик и Стукнутый стали почесывать в затылке и шевелить скрипучими мозгами. Гм! А ведь определенно что-то есть в этой странной общепитовской теории. К тому же за сосиски куда сложнее угодить на нары. А сколько нервов удастся
   сберечь!
   -И последнее. Тот, кто покупает "дурь" живет не слишком долго. В целом доход с такого человека не велик. А теперь скажите сколько сосисок за свою жизнь может съесть один среднестатистический человек, "дури" не употребляющий? Не знаете? Сейчас узнаете! -и Дима привел цифру от которой у всех глаза полезли на лоб.
   -А знаете сколько стоит такое количество сосисок? -и снова внушительная цифра. Большинство присутствующих схватилось за головы, чувствуя себя будущими Рокфеллерами и Биллами Гейтсами.
   -Я предлагаю заняться этим вопросом плотно и серьезно, -заявил Дмитрий, бережно пряча документацию в папку. -Не только открыть сеть закусочных, но и несколько собственных мясоперерабатывающих заводиков. Поставщиков мяса найдем без труда. Если заключить прямые контракты с фермерами...
   -Извини, что перебиваю, Дмитрий Иваныч, -застенчиво крякнул Академик,- Но
   на улицах все равно ведь торгуют"дурью". Прямо сейчас. Годунов не промышлял этим делом сам, он лишь давал крышу...
   -Никакой"дури"на моих улицах не будет. Я вам не Годунов! -вспылил Дмитрий и снова шарахнул кулаком по столу.
   Но Академик не смутился.
   -Дмитрий Иваныч, ты не серчай, а скажи, что делать. Попереть толкачей с улиц? Мы попрем. Ты пахан. Тебе и решать.
   -Толкачей с улиц гнать к чертовой матери. Для начала предупредить по-хорошему. Не поймут -по-плохому. Даю полную свободу действий.
   -Нигерийцев тоже...того? -оживился Корела. У него уже давно чесались руки надрать задницу наглым нигерийским нарко- баронам.
   -Этим в первую очередь. Может в Африке они и сверхдержава, но тут им не Африка.
   -Чурки эсенговвские, между прочим, тоже анашу тоннами сюда тащат, -наябедничал Финарь, хищно оскаливаясь.
   -Ладно! Всех перечислять -язык устанет. Вопрос решаем просто: торговца мордой об стену, товар- в толчок, -умело подытожил Корела.
   Босс одобрил данное резюме. Поскольку вопрос с "дурью" разъяснился полностью, а о сосисках никто дурного слова не сказал, то Дмитрий Иванович расслабился. Бушевать, рявкать и колотить кулаками по столу перестал. По его мнению полное взаимопонимание было достигнуто. Теперь можно было переходить к более приятному моменту. Дмитрий Иванович стал распределять сферы влияния между верными соратниками. Так, чтобы никого не обидеть и в тоже время не повредить своим интересам.
   Людей бестолковых сажал на такие места, где они вроде бы и приглядывали, но ни во что особенно не вмешивались. Только получали зарплату, а на деле всем заправляли более опытные люди. Те, что служили и Годунову, а до него- отцу Дмитрия, Ивану Четвертому. Кое-кого Дмитрий Иваныч конечно заменил, но о глобальной перетряске не могло быть и речи. Хорошие управленцы , люди соображающие в финансах, на дороге не валяются. Если прогнать специалиста и посадить на его место громилу на вроде Финаря -это прямой шаг к банкротству предприятия. Но сторонников надо было отблагодарить. Итак, согласно его воле, налетчики осели на доходных местах и стали чувствовать себя небольшими боссами. Косаря, Финаря и Пономаря так же включил в благодарственный список, но услал их подальше, на окраину. Чтоб их страшные разбойничьи физиономии попадались на глаза не слишком часто. Были они людьми верными и отважными, но внешне очень неприятными.
   Лучше других он устроил Корелу и Герасима Касимова. Корела и Касимов угодили в самое близкое окружение. Под их присмотром должны были находиться два ресторана, ночной клуб "Буёк" и небольшое казино.
   Но невзирая на почетность и доходность места, на то что теперь можно было уже не опасаться ни МУРа, ни братвы, ни бывшей супруги, Герасим Касимов был чрезвычайно мрачен, на протяжение всего заседания молчал и сидел с непроизвольно насупившимся лицом. Его мрачность и молчаливость имели самое простое объяснение. Позавчера
   денек как-то не задался -пришлось сидеть без выпивки. Вчера, присутствуя на сходке воров в качестве телохранителя Дмитрия, он так же был вынужден сохранять длительную противоестественную трезвость. После воровской сходки и взрыва райкома сразу покатили на встречу с менеджерами Мак- Дональдсов и скучали пока Дима копался в бумагах и вникал в суть сложной сосисочной бухгалтерии. Горло промочить не успели, провозились до ночи и ужасно устали. Сегодня с утра это анти-наркотическое заседание, а минут через сорок нужно везти Диму на встречу к Дону Коленкору. И там фиг выпить предложат. Не жизнь, а сплошная тоска!
   Марина Мнишек несмотря на утро шастала по квартире в изящном вечернем платье и недовольно морща носик от табачного дыму, периодически радушно предлагала гостям кофе, чай и джин-тоник со льдом. В ответ на это бандитские физиономии вежливо кривились, отнекивались и деликатно покряхтывали. Один Корела весьма артистично выпил две чашечки "капуччино" и сердечно поблагодарил хозяйку. Герасим же никогда до кофе большим охотником не был. Особенно сегодня! Ну, не чайно-кофейное у него было настроение, что тут поделать! Что касается джин -тоника, то это случай особый. Чтобы
   немного захмелеть Герасиму пришлось бы выпить целую канистру, к тому же от джин-тоника у него по непонятной причине сильно принимались чесаться уши.
   -Точно не хотите чаю? И кофе не хотите? -переспросила еще раз Марина Мнишек, то ли зловредная, то ли очень недалекая женщина. Вот если бы без всяких предисловий и предложений она внесла бы в комнату большую бутыль самогона и тазик квашеной капусты, ее встретил бы гром аплодисментов. Герасим Касимов был в этом просто убежден. Оставалось лишь сидеть и молчаливо скучать. Герасима уже преследовали галлюцинации. Ряды разнообразных водочных бутылок и блюда с аппетитными закусками возникали перед глазами и таяли как туман. И он вздыхал тяжело и протяжно.
   -Герасим кажется влюбился, -пошутил Голицын. Но Герасим Касимов шутки не понял, глянул на Голицына несколько угрюмо и засопел носом. Под его сопение заседание и закончилось. Пора уж было ехать к Дону Коленкору. Дмитрий отпустил с миром всех верных приспешников, кроме Корелы и Касимова. Марина Мнишек распахнула окно, чтобы проветрить прокуренную комнату, морозный воздух ворвался внутрь и озноб пробежал по спине Марины. А на улицу из окна потянулся густой черный табачный дым, так что на мгновение показалось будто вылетает из комнаты некий нечистый дух, но тут же дым рассеялся и на улице по прежнему был великолепный морозный день. Снег все так же искрился, вороны продолжали загорать на верхушке липы, бандиты неторопливо разъезжались с Никитской.
   -Значит "дури" теперь каюк?- спросил кто-то.
   -Как сказать, -ответил ему некто. -Годунов тоже поначалу проекты, перестройки...А потом все по старинке. Героин-это вещь.
   -Значит про сосиски -это так? Треп? -снова спросил кто-то.
   Но некто ничего ему на это не ответил, поднял повыше воротник пальто и замотался неимоверным полосатым шарфом до неузнаваемости. Словом, кто-то принял слова пахана как руководство к действию, а некто просто предупредил толкачей, что нужно затаиться, упрятать товар и переждать. Может пройдет блажь у молодого пахана.
   Нахлобучивая на голову шапку и грохоча в прихожей ботинками, Герасим Касимов прозрачно намекнул со свойственной ему деликатностью: -Дим, пожрать бы не мешало! И по рюмочке-другой, эх- х!
   -Так вот о чем ты вздыхал, страдалец! -засмеялся Дмитрий Иванович. -На обратном пути заскочим в ресторан.
   -Судя по всему он одобряет твой план с сосисками, -ехидно заметил Корела. -Он у нас исключительный спец по продовольственной части. Сколько можешь сосисок съесть в один присест?
   -Сейчас умял бы два кило и чистить бы не стал, -серьезно заявил Герасим, а когда Дмитрий и Корела захохотали, снова засопел носом: -Ну, хрен с ним! Проскочили!
   -Ладно, потерпите ребята, -успокоил Дмитрий. -Встреча важная. Нельзя опаздывать. Но после сразу в ресторан. Я угощаю! Будем сидеть сколько скажешь, Герасим.
   Но у Герасима Касимова почему-то были сильные сомнения насчет того, что они могут попасть сегодня в ресторан. К тому же Корела дважды многозначительно подмигнул ему в прихожей. Герасим, погруженный в собственные мрачные думы, не сразу понял смысла
   этих миганий. А потом сообразил. В машине с Димой предстояло провести весьма деликатный дипломатичный разговор. Хотя настроение было далеко не дипломатическое. Но, сели и поехали...
   Мысли Дмитрия Ивановича крутились и вертелись с жужжанием вокруг нынешнего визита, этого "приглашения на коктейль". Чтобы значило данное приглашение? Насколько он знал у Дона Коленкора не было прямых наследников и если хотел он приблизить Дмитрия к себе, а затем тот унаследовал бы его империю, то в одночасье стал бы фигурой просто космических масштабов. Возможно неуловимый и слегка зловещий Егор Витальевич Гиришев посоветовал Дону Коленкору повнимательнее приглядеться к представителю молодого поколения. А может и нет? И куда подевался Егор Витальевич? В каком-то смысле Дмитрию его не хватало.
   А Корелу, сидящего за рулем, и Герасима устроившегося в одиночестве на заднем сиденье волновал вопрос совершенно иного рода. Они были в курсе того, что братва имеет недовольна подругой Дмитрия. Оба они видели Марину не раз и она была красотка хоть куда, но широкие бандитские массы не понимали отчего пахан выбрал себе в подруги именно негритянку, пусть и отборных польских кровей, пусть и с хорошей преступной родословной. За этим усматривали происки темные американского империализма. Дело осложнялось еще и тем, что Дмитрий вскоре собирался вступить с нею в законный
   брак. Так что Герасим и Корела, заранее уговорившись, собрались тактично объяснить Дмитрию сложившуюся ситуацию. Корела за рулем стал насвистывать "Из-за острова на стрежень" для создания нужной атмосферы, а Герасим в качестве тонкого дипломата принялся привлекать внимание Дмитрия Ивановича к сути обсуждаемого вопроса. Но
   слишком резко ухватил быка за рога и сгубил всю дипломатию на корню. Дмитрий поначалу ничего не понял. А когда понял -слегка озверел и приказал заткнуться.
   -Твой покойный папаня, будучи человеком строгих нравов, ни за что не одобрил бы такого брака! Хрен с ним! Проскочили! Я умолк, умолк, -примирительно сказал Касимов, подумав напоследок: -Вот наплодите десять негритят и что тогда мы будем делать?
   Корела быстро и умело перевел беседу в другое русло и речь пошла о будущей женитьбе Шуйского. Услышав о данном занимательном проекте, Дмитрий мгновенно забыл обиду и от души расхохотался.
   -Ждал семьдесят лет чтобы жениться? Совершеннолетия достиг?
   -Так ему Годунов жениться запретил, -многозначительно сказал Корела, плавно притормаживая у железнодорожного переезда.
   -Я никаких декретов на сей счет издавать не собираюсь! -заметил Дмитрий. -Нашел себе какую бабульку, может они этого ждали всю жизнь...
   -Бабульку! -фыркнул Герасим. -Эта бабулька ему в правнучки годится. Кто б ему испортил медовый месяц, старому...
   -Да! Лучшим подарком для невесты была бы пуля муженьку, сразу после свадьбы. Тогда она бы сразу стала богатой молодой вдовой. И выбрала себе мужика поприличнее. На свой вкус, -слегка кровожадно заметил Корела. -Шуйскому бы по возрасту в монастырь.
   А он жениться...старый козел.
   -А невеста хороша? -тема неожиданно вызвала у Дмитрия живой интерес.
   -Пальчики оближешь!- заявил Касимов. Он порылся в стопке модных журналов, валявшихся на сиденье, отыскал нужную страницу и сунул Дмитрию. -Вот видал? Губа не дура у этого Шуйского.
   Дмитрий Иванович посмотрел и присвистнул. -Такая девочка и за него! Стой-ка...рост метр девяносто. Да он ей по пояс будет!
   Корела сидя за рулем двусмысленно усмехнулся. Маневр оказался удачен. Исходя из простого правила, что все мужики бабники, он намеревался переключить внимание и эротический аппетит Дмитрия Ивановича с Марины Мнишек на молоденькую отечественную топ-модель. А там будет видно.
   -Н-да! Что ноги, что грудь, -вслух рассуждал Дмитрий с неподдельным восхищением. Если бы Марина Мнишек находилась сейчас в машине, ей вряд ли бы понравились подобные рассуждения.
   -Марья Петровна ее зовут. Вот и будет новая сказочка "Машенька и Чапай",-помянул старое прозвище Василь Иваныча Шуйского Герасим Касимов. До места встречи оставалось пять минут езды. И Корела знаком приказал Герасиму заткнуться. По его мнению Дима и
   так уже клюнул. Не стоило резко рвать удочку.
   Встреча с Доном Коленкором должна была иметь место загородом в здоровеннейшем и абсолютно кирпичном особняке, отличавшемся безукоризненно английской архитектурой. Данный кирпичный особняк принадлежал одному из друзей Дона Коленкора. Дон Коленкор имел преогромное количество друзей, а каждый из этих друзей имел не один десяток домов. Так что ходить к ним в гости было сущее удовольствие.
   Сам хозяин бывал тут крайне редко и в бытовом житейском смысле помещения пустовали. Это чувствовалось внутри, несмотря на то, что все комнаты были отделаны по классу люкс и весьма элегантно меблированы.
   Поскольку дом большую часть года пустовал, то вероятность установки в нем подслушивающих устройств была крайне мала. Дело в том, что у Дона Коленкора помимо друзей имеющих дома, имелись друзья любившие совать свой нос куда не надо. И эти друзья в последнее время стали ему порядком надоедать, не желали с ним расставаться ни на минуту и если не могли за ним наблюдать, то желали бы слышать хотя бы его голос. Очевидно он ласкал им слух. Дон Коленкор пользовался этим домом для секретных переговоров только лишь один раз, о точном месте встречи Диме сообщил час назад, соблюдая правила положенной конспирации. Так что "жучки" решительно исключались.
   В доме проживали два охранника и одна уборщица, не считая собак. А большая часть комнат образовывала своего рода музей. Точнее картинную галерею. Хозяин приобретал не какие-то особенно ценные полотна известных мастеров, а только то, что действительно нравилось. Бывал на вернисажах, на уличных распродажах. Поэтому коллекция представленных полотен была хаотической, немного сумбурной, но не лишенной интереса. К каждой картине прилагалась безусловная увесистая рама, так что в целом дом уж года три все более напоминал уменьшенный вариант Третьяковской галереи. Незаполненным оставался только четвертый этаж.
   Корела без труда разыскал здание загородной Третьяковки, подрулил к воротам, вылез и нажал на звонок. Коротко рявкнул в домофон приветствие и ворота беззвучно поехали влево, уходя в стену и освобождая проезд. Во дворе произошла маленькая заминка так как гости по незнанию направились не к той двери. Но их окликнул охранник и все стало на свои места. Бдительный страж провел гостей внутрь этого нового русского музея и даже не взял платы за вход. Принял верхнюю одежду со сноровкой матерого гардеробщика и показав местный зал ожидания, деликатно растворился в сумраке вестибюля. Корела и Касимов плюхнулись на диван. Перспектива ожидания не слишком нравилась желудку Герасима Касимова и тот принялся недовольно урчать. Герасима снова стали преследовать навязчивые алкогольные фантазии. Корела же сидел исключительно смирно. Не урчал и не фантазировал.
   А Дмитрий Иванович скорее от скуки, чем из любви к искусству, принялся ходить по залу и разглядывать картины. Среди этих странных и своеобразных полотен живой интерес Дмитрия-Царевича привлекла небольшая штучка написанная маслом на холсте метр на полтора. Сюжет был не нов, даже архаичен. Революционные матросы готовились к
   штурму Зимнего дворца. Известная мифологическая сцена советских времен. Но что-то было не так в этой картине. Нечто зловещее присутствовало на холсте. Не поняв толком в чем дело, достойный сын Ивана Четвертого подошел ближе и посмотрел на революционных матросов в упор. И тогда уж мелкие, не сразу уловимые детали приметил его зоркий глаз. У одного чрезвычайно революционного матроса имелись безусловные вурдалачьи клыки стандартного образца. У другого из под лихой бескозырки беспокойным ночным локатором топорщилось перепончатое крыло летучей мыши, заменявшее
   ухо этому волку морей. Третий матрос волок за собою не только пулемет на колесиках, но и довольно длинный хвост, обмотавшийся вокруг пулеметного ствола. В нижнем правом углу находился революционный солдат в папахе с кровавою ленточкой. Глаза солдата полыхали
   нездешним адским пламенем и зрачки были какие-то странные, змеиные. Слева от солдата высовывалась чумазая рожа с...
   Но тут Дмитрия Ивановича окликнули и он немедленно отвернулся от хвостатых и ушастых революционных матросов. Необычайно улыбчивый и вежливый Дон Коленкор вышел ему навстречу.
   -Что-то любопытное заприметили? -поинтересовался Дон Коленкор, кивая на псевдо-историческое "штурмовое" полотно.
   -Да ничего особенного, -ответил Дмитрий Иванович и сердечно пожимал руку Дона Коленкора.
   -Сам-то я в живописи ни бум-бум. Не знаток, -быстренько закругляя тему
   искусства сказал Дон Коленкор и осведомился:
   -Это ваши орлы? Соратники?
   Дима кивнул головой и соратники Корела и Касимов "орлами" вспорхнули с дивана и подлетели ближе. Как Корела, так и Касимов были весьма наслышаны о легендарной, почти мифологической фигуре Дона Коленкора, потому приблизились осторожно и почтительно остолбенели. Тем более, что Викентий Петрович Карленков для пущего эффекта одет был в свеже- пошитый элегантный костюм, свежевыстиранную белоснежную сорочку, опрыскан свеже- купленным одеколоном и сам в целом выглядел невыносимо свежим, несмотря на преклонный возраст и удивительно преступную репутацию. Для усиления произведенного эффекта Дон Коленкор снизошел до личного рукопожатия и чувствуя прикосновение к живой легенде Корела и Касимов остолбенели еще более почтительно.
   Вот что значит власть! До каких высот добрался Дима и их с собою затащил. А кем были они, к примеру, месяц назад? Хотя тогда не было никаких особых обязанностей, постоянных разъездов и перебоев со жратвой. И проблем с Мариной Мнишек, ох -х!
   Корела хотел было даже попросить автограф у "крестного отца", но вовремя сдержался. В качестве лица сопровождающего, он должен был соблюдать правила приличия и, как выражаются китайцы,"сохранять лицо".
   -Вот, что ребята...У нас с Дмитрием Ивановичем деловой разговор...по душам. А вы тут не скучайте, -Дон Коленкор сделал широкий жест рукой и дверь раскрылась, и тот самый вежливый громила, что впускал их внутрь и исполнял обязанности гардеробщика
   вкатил трехколесный столик, уставленный разного рода напитками и сопутствующими съедобными предметами, разной степени аппетитности. Подкатив столик к дивану, громила молчаливо выкатился вон и прикрыл за собою дверь. При взгляде на столик глаза Герасима загорелись хищным огнем. Он понял, что не удержится. Есть ж предел человеческому терпению! А Корела, взявши столик на заметку, вдруг пошел на поводу у своего сценического таланта. Произнес такую изысканную аристократическую фразу о
   пользе деловых разговоров по душам, что все присутствующие выпучились на него с нескрываемым интересом. Корела сам уж и не помнил из какой именно пьесы позаимствовал данную фразу. Какой-то граф, политическая или любовная интрига, да наплевать откуда! Главное пришлось очень кстати.
   Свежевыбритое, благоухающее одеколоном, лицо Дона Коленкора несколько изогнулось, мигнуло глазами и слово "ага!" неизменный спутник неловких ситуаций прошелестело по воздуху...
   -Ага! Ну, вы тут пару коктейльчиков себе сообразите, -сказал Дон Коленкор и повел Дмитрия Ивановича на второй этаж для секретных переговоров, а Касимов хищно завис над столиком, сопя носом, и разглядывая бутылки. У него просто глаза разбегались от местного изобилия. Были тут и бокалы, и разнокалиберные стаканы, и рюмки на все случаи жизни и смерти. Ведерко с кубиками льда, лимоны для коктейлей и ножик для нарезки, маслины темнели в вазочке...Штопор в виде собачьей головы. Впрочем, штопор вещь хоть и полезная, но не особенно съедобная. Главными номерами программы были: литровая бутылка ирландского сливочного ликера, два сорта шотландского виски, белые и красные вина вероятно из Франции, бутылка настоящего португальского портвейна, сухой мартини и чопорный английский джин имени товарища Черчилля. Все это было малознакомо и
   Не особенно понятно. Поэтому Герасим ухватил единственную знакомую вещь-бутылку водки Finlandia. С приятным вздохом свернул он пробку и наполнил два высоких изящных бокала предназначенных исключительно для шампанского. От налитой водки бокалы изумленно звякнули.
   -По двести пятьдесят на нос, -на глаз определил Корела.
   Друзья взяли бокалы. Поскольку сильно хотелось выпить, то долго мудрить с тостом было нельзя.
   -За успешные переговоры по душам, -скороговоркой пробурчал Герасим и незамедлительно опрокинул бокал в свою широкую пасть. Бодро выдохнул, ухватил с блюда лимон и съел целиком. Хрустя, чмокая, но не кривясь. Шумно выдохнул:
   -Хххо -рошо, пошло! Проскочили!
   Немного согревшись по -фински, приятели решили, что стоять негоже, уселись на диван и продолжили халявную гулянку.
   -Так! Что тут у нас еще? -бодро сказал Касимов, вертя в руках бутылку шотландского виски.
   -Наливай! -сказал Корела. -Потом разберемся.
   И они приступили ко второму "коктельчику".
   А в это время на втором этаже, аккурат над их головами проходили те самые переговоры за успех которых и был удачно поднят первый финский тост.
   -Викентий Петрович, я хотел спросить вас о Гиришеве. Он как-то внезапно исчез. Что-то не так? Мне бы не хотелось лишних недоразумений, -осторожно сказал Дмитрий Иваныч. Гиришев и вправду исчез чересчур внезапно, вот и крутилась неприятная мысль: как убрал Годунова, так может убрать и меня.
   -Нет никаких недоразумений, -закрыл тему Дон Коленкор. Ему не хотелось вдаваться в объяснения. Он уже высказал Егору свое неудовольствие по поводу убийства Годунова, с которым неплохо ладил последние пять лет, но об этих подробностях Дмитрию знать было совершенно необязательно. Впрочем, до ссоры с Гиришевым дело не дошло. Слишком
   долго они друг друга знали, слишком многое их связывало. Годунова все равно не вернешь. Вот и приходится теперь налаживать связь с молодым поколением.
   -Егор Витальич просто решил, что дело сделано.Он всегда уходит не прощаясь. Такая особенность характера. Так что никаких недоразумений. Более того, он рекомендовал мне вас с самой лучшей стороны. Единственное, что просил он вам передать -это совет. В ближайшее время покончить с Шуйским. И я всецело присоединяюсь к данному совету.
   Дон Коленкор сделал многозначительную паузу. Дмитрий посмотрел на него выжидающе, ожидая продолжения. Но продолжения не последовало. Тогда Дмитрий Иваныч рассмеялся: -По-моему Шуйский не опасен. Слишком стар, слишком труслив. Вы слышали, он собирается жениться?
   Дон Коленкор об этом не слышал. Говоря по совести, ему было безразлично женится Шуйский или так и умрет холостяком. Поэтому Викентий Петрович вежливо улыбнулся и сменил тему. Гиришев предупредил его, что наследник Ивана Четвертого упрям не по годам и излишне давить на него бесполезно -сделает в точности до наоборот. Поэтому Дон Коленкор рассудил так- предупредил и предупредил. Пусть дальше сам думает и сам решает. А Дмитрий все болтал о невесте Шуйского, что-то не шла она у него из головы. Зацепила девка. А потом спросил вдруг: -А как вы узнали о бомбе вчера?
   -Анонимный звонок, -ответил Дон Коленкор и сделал плавное движение правой рукой, поясняя, что дальше эту тему развивать не намерен. Но в этом жесте чувствовалось, что некто большой и страшный из пыльных коридоров власти покушался на воровскую сходку. Дима понял это отчетливо.
   Далее разговор потек в несколько ином и более дипломатическом русле. Дон Коленкор принялся обсуждать с Дмитрием-Царевичем весьма деликатные детали касаемо территориальных споров. Все эти тонкости до конца знали только Дон Коленкор и покойный Годунов, славный хозяйственник и золотая голова! Но нахваливать покойного
   Бориса Федоровича в данной ситуации было бы просто неуместно. Дон Коленкор излишне не напирал, все излагал тактично и обсуждение прошло гладко. Дмитрий без труда вникал в суть проблем, не упуская своего и в тоже время особенно не жадничая. Поэтому старость и молодость преступного мира поладили вполне. Обоим было понятно, что между их людьми могут возникнуть трения и даже стычки, поэтому мудро уговорились сразу
   разрешать подобные конфликты, не доводя дело до войны. Таким образом встреча на высшем уровне завершилась к полному удовольствию обеих сторон. Дмитрий хотел было изложить свою сосисочную программу, но потом передумал. Это было его собственное "ноу-хау". Когда за идеей стоят деньги, ее лучше держать при себе.
   А по возвращении в залу, где все еще пребывали хвостатые и ушастые революционные матросы, Дон Коленкор и Дмитрий-Царевич обнаружили весьма оригинальный сюрприз. Еще из-за двери слышалось "Чубчик, чубчик кучерявый!" исполняемое на два голоса не слишком гармонично, но исключительно душевно. Дон Коленкор удивленно поднял брови, а раскрыв двери, удивился еще больше. Корела и Касимов, хотя и присутствовали в комнате, в тоже время и отсутствовали в ней напрочь. То есть пребывали в приятной дали, расчувствовавшись от собственного пения. Что греха таить! Оба были мертвецки, просто свински пьяны. Целая груда пустых бутылок стояла на трехколесном столике и не вызывало сомнений то, куда именно исчезло их содержимое. Понедельник-день тяжелый. Поэтому Корела и Касимов решили облегчить себе существование. Снять стресс...Впрочем маслины были в целости и сохранности. Как и лед в ведерке, разве что подтаял немного от теплоты и задушевного пения. Дон Коленкор мысленно прикинул общий литраж выпитого и искренно и неподдельно восхитился. Позавидовал. По настоянию врачей временно приходилось воздерживаться от выпивки, так что Дона Коленкора можно было понять. Взглянул на счастливые пьяные физиономии и рассмеялся.
   А Дмитрию было не до смеха. Он слегка рассвирепел. Хороши соратнички! Сподвижнички! Орлы...удружили. Как их теперь везти? Укачает, так могут извините за стиль, в машине наблевать. Да, что там! Как их в машину грузить? Сами ведь не дойдут. А для
   Герасима с его комплекцией вообще нужен подъемный кран.
   -Дмитрий Иваныч, ты уж не серчай на ребят! Они исключительно крепкие, можно только позавидовать. Я бы с такой дозы упал и не встал, а они гляди-ка ...еще шевелятся!
   -М м м! -тупо улыбаясь развел руками Герасим Касимов, но что именно имел он ввиду так и осталось неясным.
   Дон Коленкор все уладил. Позвал своих громил, а так же местных охранников и те бережно довели обоих бедолаг до машины и загрузили на заднее сиденье. Две минуты бравые выпивохи сидели молча, а потом снова завели "Чубчик кучерявый!", но нестройный их дуэт медленно стал сползать в сторону тяжелого храпа. Интернациональный выпивон брал свое.
   Душевно распрощавшись с Викентием Петровичем, Дмитрий-Царевич сел за
   руль злой как черт. Ну укушались, так укушались! Хороши. Он поглядел в зеркало на храпящую парочку и невольно расхохотался. Ославили перед Викентий Петровичем. Все осушили точно в пустыне...Вместе со смехом злость как-то улетучилась.
   Но в целях профилактики нужно устроить им разнос. Непременно! И набрать личную охрану из людей принципиально непьющих. Каких-нибудь завернутых принципиальных спортсменов. Над этим следовало подумать, но чуть погодя. Потому что в данный момент, подруливая к Окружной, Дмитрий Иванович думал о стройных ножках Марьи Петровны, будущей невесты Василия Шуйского.
  
  
  

Глава двенадцатая

Эхо свадебного салюта

  
   Василь Иваныч Шуйский уже не первые сутки изыскивал способ связаться с Гиришевым, чтобы потребовать некоторых объяснений. Что это за петрушка, с позволения сказать? Ко вполне понятному возмущению Шуйского примешивалось еще и смутное беспокойство. Гиришев мог получить контракт и на него самого, на Шуйского собственной персоной. Как же иначе можно было истолковать его прямое содействие и заботу о пользе юного наследника Ивана Грозного?
   Требовалась предельная осторожность. Кто знает, что может взбрести в головы современной молодежи! Но в биллиардной "Долина царей" Гиришев давно не появлялся. Шуйский отчаялся и не знал, что делать.
   К великой удаче Василия Ивановича среди людей его был некий Аркадий Склепиков, по прозвищу Склеп. Тип подозрительный и чрезвычайно угрюмый. По характеру напоминал своего босса, только не был труслив и, в отличие от худобы и малого роста Шуйского, отличался дородством и массивностью. Он-то и присоветовал на работу Шуйскому двоих бывших годуновских спецов, а ныне абсолютно безработных молодых людей- Макса Петряева и Родиона Незатейко, горе -телохранителей покойного Густава Эриксона. Поскольку пули расстрельной гиришевской команды не долетели до Шереметьево-II,
   оба эти индивидуума выжили, а потом никто не стал специально на них охотиться, слишком мелкими были эти фигуры, слишком незначительными при общем сложившемся раскладе.
   Дмитрий уже насытился местью, утвердился на положенной высоте и потому два безработных громилы его не интересовали.
   Итак Макс Петряев и Родион Незатейко остались сами по себе без босса в совершенно расстроенных чувствах. Годунов был неисправимо мертв и толку от него больше не было. С горя они слегка запили и кто знает какой фокус могли бы они выкинуть с этого горя, если бы зоркий глаз Аркадия Склепикова не приметил их и не взял на заметку. Получив от босса задание вербовать надежных и крепких "быков" Склепиков занялся делом всерьез. Шуйский вовсе не забыл угроз Болотникова. А отношение к нему Дмитрия Ивановича было несколько туманным. Хотя на сходке именно он вытащил Чапая из лап свирепого Болта, но кто знает. Приходилось быть настороже и укреплять оборону. Вот Склеп и набирал волонтеров в небольшое Шуйское ополчение.
   Незатейко и Петряев согласились. Правда, маленький красноглазый Шуйский оказался изрядным сквалыгою и назначил им оклад втрое меньше против годуновского. С другой стороны Шуйский рангом был невысок, да и это лучше,чем ничего. Обозвав Василь Иваныча про себя "старой сволочью", успокоились и смирились. Приступили к работе.
   Именно от новых уголовных сотрудников -Петряева и Незатейко Шуйский и
   узнал, что сидючи в аэропорту они видели человека, чье описание разительно совпадало с изящной наружностью Егора Витальевича Гиришева. Что именно Гиришев перехватил
   Эриксонов и годуновскую дочку в аэропорту и отправил в Швецию ближайшим рейсом после короткого убедительного разговора. А самих Петряева и Незатейко при попытке вмешательства едва не отправил к чертовой матери. Поскольку Петряев и Незатейко упорствовали в своем невежестве дело дошло до легкого рукоприкладства. Впрочем, в тот черный и кровавый день Егор Витальевич обошелся с ними до крайности мягко: после пары затрещин оба скандалиста грохнулись на мягкий шереметьевский пол.
   Поначалу Шуский счел эту информацию о Гиришеве весьма и весьма ценной. Решил, что Гиришев имел свои виды на Ксению, годуновскую дочку, и расстроил шведскую свадьбу таким оригинальным образом. Да и жениха он же устранил -дело нехитрое старую колокольню на голову свалить. Опять все из-за баб! Усатая масть...Но минут этак через
   десять-пятнадцать Василь Иваныч Шуйский сообразил, что толку ему от этой информации никакой. Может Гиришев сейчас в Швеции обхаживает Ксению, а может и нет.
   Ну, принимал Гиришев участие в этом деле, чересчур "мокром", чересчур громком. Ну, спас Ксюшку и шведов неизвестно зачем. Ему-то Шуйскому что до этого, какая с этого корысть? У него своих шуйских забот не меряно! А Болотников наглец, ух прищучу! Кошкин сын! Больно с лестницы спустил...
   -Я ему покажу лестницу! Прищучу! Как из принципа, так и по закону здравого смысла, -так рассуждал многомудрый и коварный Василь Иваныч Шуйский, он же Шубник, он же Чапай. После чего вернулся к суровой реальности, сообщил Петряеву и Незатейко, что они приняты на работу, будут во всем слушаться Склепа, а пока могут убираться вон.
   По мнению Василь Иваныча денек был на редкость скверным, даже каким-то пакостным. Спал Шуйский до полудня, отчаянно пытаясь выспаться, выбился из сил. Чувствовал себя нервным и взвинченным, а это злило еще сильнее. Проваляться столько времени на кровати без толку и не выспаться! Какое безобразие. Всякий звук теперь
   раздражал, а движения пожилого организма были исключительно неловки. Даже вкус привычного завтрака изменился не в лучшую сторону. К тому же в тот день по городу прошел слух о том, что ужасная теща Годунова неожиданно восстала из мертвых. Шуйский
   сильно перепугался ,но слух этот, по счастью, был вздорен и не имел под собою реальной почвы. Чистой воды вранье!
   За окном с гнусным карканьем носились вороны. Просто неимоверное количество, заполонили все небо. Шуйскому казалось, что сюда слетелись каркуши со всей Москвы. Мрачно оперевшись руками о подоконник он следил за воронами довольно долго, и чем дольше следил за мельтешением нервных вопящих черных теней, тем сквернее становилось. Вздорные крикливые птицы мелькали на фоне блеклой Луны. Луна в зимний день явление самое обыкновенное, но что-то было еще слева от нее, над куполами
   бесконечно реставрируемой церкви. Еще одна Луна. И которая из них настоящая? Поначалу Шуйский решил, что это о отсвет на стекле, но беспокойство уже закралось в душу. Он приказал охране выйти на улицу и разъяснить данный неприятный вопрос.
   Добродушный дебил с широкою мордой явился для доклада через пять минут. Как и следовало ожидать Шуйский не ошибся. На небе имелись две полные Луны. Так точно! Пес их знает, которая настоящая. Может обе фальшивые или у Луны возникло раздвоение личности от гнусного вороньего карканья? Или это американский спутник- шпион, замаскированный под Луну и следящий непосредственно за Шуйским? Василь Иваныч еще раз неприязненно посмотрел на небо и на всякий случай задвинул штору. Поэтому он не видел как за окном с диким ужасающим воем пробежала целая стая дюжих зубастых волков. Они бежали сломя голову, но направлялись вовсе не в Зоопарк, а на улицу Маши Порываевой.
   Единственное, что радовало Шуйского в этот странный угрюмый день-окончание ремонта в третьей комнате. Если помните- в первой располагались сейфы, во второй кактусы, а в третьей по случаю скорого бракосочетания затеяли ремонт на скорую руку, там теперь была супружеская спальня и мебель завезли. Ужасающе огромная кровать! Хотя и красивая, хотя и итальянская, но уж больно здоровенная...Шуйский боялся заходить один в эту комнату.
   Между тем, сегодня был четверг не простой, а золотой. Нужно было ехать за деньгами. Это хоть немного радовало. Вместо ресторана Шуйский имел обыкновение наведываться в собственный шубный салон "Пушистое тепло".Что можно съесть в
   шубном салоне и как можно его сравнивать с рестораном, скажете вы. Но Шуйский туда наезжал ,чтоб почувствовать себя хозяином, любил щупать меха, а заодно исподтишка и молоденьких продавщиц. А что касается съестного, то в особом помещении для него всегда стояли самовар, пирожки с повидлом, баранки, четыре сорта варенья. Водка- селедка, пиво -колбаска. Вещи простые, но удивительно сытные. А всякий второй четверг месяца, тот самый золотой денек! Шуйский приезжал в салон за выручкой. Чуть ближе к вечеру. О данном факте знали многие в городе Москве и окрестностях и утаить его было невозможно. В эти вторые прибыльные четверги Шуйский даже не глядел в сторону самовара, не трогал пирожков, не опрокидывал рюмок в преддверии доброго куска селедки, только лишь жадно считал деньги, минуты три ругал управляющего и после этого тут же уезжал домой, пробыв в салоне не более пятнадцати минут.
   Второе свое прозвище -Шубник, Василь Иваныч получил именно из-за пушной торговли. Раньше у Шуйского было два шубных салона, но один из них продал за кругленькую сумму, как убыточный и доходу не приносящий, а вот "Пушистое тепло" был настоящей золотою жилой и с ним Шуйский расставаться не собирался, испытывая к этому заведению особенную хозяйскую привязанность. Содержался салон абсолютно легально, но откуда именно Василь Иваныч доставал меха для своих шуб- это большой и интересный вопрос.
   Шуйский выехал из дому в положенное время, потирая руки от нескрываемой жадности. Вороны, накаркавшись всласть, улетели, волки убежали. Обе подозрительные Луны скрылись за горизонтом. Казалось, все было славно, все хорошо. Но в тот золотоносный четверг возле салона "Пушистое тепло" произошел довольно неприятный инцидент из серии "Булыжник-оружие пролетариата". Шуйский пересчитал денежки, закончил нотацию управляющему и собрался уж е домой. Всеми мыслями устремившись в комнату с сейфами. Он желал там уединиться для подсчета своих богатств, но внезапно на выходе увидел большое скопление безалаберных молодых людей с плакатами.
   Эти добры молодцы и красны девицы стали кричать "Убийца!" и в Шуйского полетели камни.
   Василь Иваныч так этому удивился, что испугался не сразу, а чуть погодя. Поначалу решил, что с ним хотят поиграть в снежки, но это были увесистые камушки. Снегом от них и не пахло. Где же это они исхитрились раскопать камни зимой, юные буйные геологи? Шуйскому поцарапали ухо и чуть не проломили голову. Стекло витрины держалось недолго. Шуйский разозлился, испугался, заверещал и приказал охране открыть ответный огонь.
   Внезапными агрессорами были "зеленые" активисты, борцы за права животных, люди весьма далекие от проблем криминального мира. В ответ на стрельбу охраны "зеленые" продолжили побитие камнями с такой интенсивностью, что Василь Иваныч с немногословными и немногочисленными стрельцами был вынужден ретироваться назад и укрыться в магазине. А витрины страдали все больше и больше. От стекол почти ничего не осталось, манекены попадали. Убытку-то сколько! Судя по всему "зеленые" подготовились к длительной осаде. Чтобы еще больше усложнить жизнь Шуйскому, они со знанием дела перевернули его "мерседес" колесиками вверх и даже отбили триумфальную чечетку на беззащитном брюхе поверженного авто.
   В виду полнейшей безвыходности ситуации Шуйскому впервые в жизни пришлось вызвать милицию. Убийца и вор, рэкетир и интриган Шуйский краснел при одной мысли о подобном позоре, но что было делать! Своих сил явно не хватало.
   Минут через десять на вызов приехал милицейский наряд. Снаружи никого не тронули, прошли сразу внутрь, оглядываясь и оценивая нанесенный заведению ущерб. Иронически смотрели на перепуганного бандита Шуйского с его расцарапанным ухом. Потерпевший Шуйский, каково звучит! Милиционеры лениво выслушали жалобы, холодно
   посочувствовали и вышли наружу. "Зеленые" давно свернули свои знамена, забрали оставшиеся в наличии булыжники и благоразумно отступили. На улице никого не было.
   -Нет там никого,- заявил Шуйскому молодой сержант, почесывая ус.
   -Как никого нет! -завопил Шуйский.
   -Шуметь не надо, гражданин. Смотрите сами -никого нет!
   Сержант говорил истинную правду- улица была пуста. Камни, битое стекло, перевернутый "мерседес" и поверженные манекены, в растрепанных мехах. Да еще милицейский "воронок"- в целости и сохранности.
   -Но ведь камни...-начал было Шуйский.
   -Камнепад в этих местах явление самое обыкновенное, -перебил его сержант. -Часто случается. Если хотите-можете написать заявление...жалобу на погодные условия. Но это уже не к нам.
   Шуйский хотел было написать заявление совсем по другому поводу, но понял отчетливо, что этот документ сразу полетит в мусорное ведро. Не стоило и стараться. Поэтому Василь Иваныч скрипнул зубами от злости и промолчал.
   -Не хотите как хотите. У нас полно вызовов,- спокойно сказал сержант и направился к выходу в сопровождении наряда.
   -Товарищ сержант! -шепнул на ухо неопытный рядовой. -Как же так! Хотя бы заявление...
   -Сидоров! Ты знаешь кто это такой?
   -Бизнесмен, а что?
   -У этого бизнесмена четыре срока на роже нарисованы. Три из них за убийство. Я бы его самого с удовольствием пристрелил при попытке к бегству, -пояснил сержант бестолковому Сидорову и машина, завывая сиреной отъехала прочь от "Пушистого тепла".
   Жлобам Шуйского пришлось своими силами переворачивать и приводить в порядок помятый исцарапанный "мерседес". Шуйский был зол и встревожен, жаловался на ухо. Ему оказали первую помощь, замотав голову бинтами так, что Чапай стал похож на беглую египетскую мумию. И домой попал на полтора часа позже обычного.
   А нанятый Болотниковым киллер-Кондрат в это время отчаянно мерз в подъезде. Не понимал отчего Шуйский задерживается. Потенциальная жертва насилия упорно не желала появляться. Кондрат в обед поел селедки и выпил немало чаю. Чай просился на волю, прошения его становились все настойчивее и уже больше походили на угрозы, но излиться
   было некуда. Если поначалу Кондрат относился к жертве с беспристрастием истинного киллера- профессионала, то сейчас начинал жертву немного ненавидеть, что было против
   правил и могло сказаться на качестве работы. "Объект Шуйский" должен был вернуться из о поганого шубного салона два часа назад.
   -Не случилось ли что с ним? -забеспокоился вдруг Кондрат. -Может в аварию попал? Перелом или сотрясение мозга -страшная вещь. От сотрясения мозга всякое соображение пропадает, так говорят.
   Лестница не самое приятное место для времяпровождения, особенно зимой. Пусть и в элитном кирпичном доме в центре Москвы. Возле мусоропровода сильно воняло праздничными воспоминаниями. Когда Кондрат поднялся на один пролет выше, оказалось еще хуже. Здесь было разбито окно. Свежий воздух, беспрерывно поступавший снаружи слегка заглушал мусоропроводные миазмы, но души не грел. Поначалу обрадовавшись свежести Кондрат остался наверху, но минут через десять обнаружил, что зубы его выстукивают нечто очень ритмичное, а пальцы почти примерзли к рукояти французского автомата. И он вынужден был вернуться вниз и продолжить обнюхивание мусоропровода.
   От скверного запаха его уже мутило, слегка кружилась голова, потом заявился рыжий кот с на редкость наглой воровской физиономией и принялся жалобно мяучить, клянча себе на пропитание. Кондрат, обозленный ожиданием, хотел пнуть рыжего просителя ногой, но тот зло и сердито зашипел, многозначительно выпустил когти и
   у киллера по спине пробежали мурашки. А кот гордо и небрежно удалился вниз.
   Лестница довольно шумное место. Входная дверь постоянно хлопала, лифт
   ездил туда сюда. Народ суетился, топал, гремел ключами, похохатывал, хлопал дверями, почтовыми ящиками и через каждые пятнадцать минут ругался матом. Внизу за дверью выла оставленная в квартире собака и доставала до печенок.
   Глядя через окно во двор в ожидании знакомой машины, Кондрат мечтал лишь об одном. Чтобы "объект Шуйский" наконец прибыл. Чтоб сделать работу убраться отсюда ко всем чертям. Уж в сотый раз прокручивал он в голове маршрут отхода и количество ближайших бесплатных или даже платных туалетов...Но и уйти нельзя, и туалеты невыносимо далеки. Парка по близости тоже нет. Повсюду дома и гладкая равнина Боровицкой площади, укрыться негде.
   Но вот наконец и оно! Заветное авто. "Объект Шуйский" и с ним еще три неопознанных объекта. У Шуйского голова забинтована, а у машины вся крыша ободрана. Ну, точно в аварию влетели, гонщики чертовы! Сейчас сядут в лифт и мучительное ожидание закончится. Кондрат снял автомат с предохранителя и проверил за поясом старый револьвер, на всякий случай. Четверо в маленьком лифте быстро не развернутся, не успеют выхватить стволы, да и фактор внезапности дорогого стоит. Подобный номер с лифтом Кондрат исполнял уже не в первый раз. Привычная отлаженная схема. Без осечек.
   Двери лифта раскрылись, Кондрат вскинул автомат, но вместо того чтоб нажать на курок, раскрыл рот от удивления. Вместо припозднившегося "объекта Шуйского" в бинтах и его неустрашимых громил он увидел пустоту. Хотя нет! На полу лифта лежали два зимних ботинка с высокими голенищами. Здоровые ботинки. Наверное сорок пятый размер или даже больше.
   Ботинки приехали на лифте неспроста...Шуйский, Склеп и еще двое громил вызвали лифт и зашли было внутрь, но внезапно Склеп нажал на "стоп" и "1", вернув лифт на исходную позицию, то есть на первый этаж. Приложив палец к губам вытолкал всех из кабины вон и шепнул на ухо Шуйскому:
   -Кто-то наверху! Нутром чую.
   В иной день Шуйский стал бы спорить и даже материться, но сегодня он слишком
   устал, понес убытки, да и разбитое ухо ныло. Двое громил по знаку Склепа вынули оружие и стали бдительно озираться, а сам Склеп расшнуровал ботинки, чтобы подняться наверх бесшумно, не грохоча каблучищами. Склеп нажал на кнопку и аккуратно поставил ботинки на пол кабины.
   -Медленно считаешь до пятнадцати и пускаешь лифт на четвертый! -строгим шепотом приказал Склеп одному из громил, а сам с оружием наготове стал быстро и бесшумно подниматься наверх. Фокус удался вполне. Ботинки привлекли живое внимание заскучавшего наемника и Склеп аккуратно выстрелил ему в затылок. Пуля пробила голову Кондрата и он растянулся на лестнице во всю возможную ширь. Склеп поначалу думал, что выбил врагу мозги, но мозгов в голове почти не имелось, да и крови было немного. Последним земным желанием Кондрата было добраться до туалета, но этой
   мечты бедолага так никогда и не осуществил.
   Склеп отпихнул мертвое тело ногой и ступая по зябкому бетону в носках бережно выудил из лифта ботинки. Но невзирая на холод обуваться сразу не стал. Расслабляться было рано.
   -Можно подниматься, Василь Иваныч! -гаркнул он вниз. Шуйский подъехал, стал дрожащими руками отпирать дверь, а Склеп отправил двоих молодцов наверх -проверить чердак, но чердак был заперт, все чисто, только какая-то ехидная старушка курила на лестнице "Беломорканал". Но она была без очков, оружия в руках громил не разглядела, а потому продолжала спокойно попыхивать папиросиной. Только после этого Склеп убрал оружие и позволил себе обуться.
   -Надо поставить в подъезде железную дверь!- наконец совладав с замками пробормотал Шуйский. -А то всякая шпана...
   -Надо поставить, -кротко сказал Склеп, шнуруя ботинки. Шуйский уже пятый год грозился поставить железную дверь. Но тянул волынку из-за скупости, считая что кто-то должен это сделать за него. Прочие элитные жильцы. Поэтому Склеп, изучив досконально хозяина за годы долгой службы, темы дальше развивать не стал. Без толку нервы портить.
   -Ну, Ивашка мне за этот сюрприз ответит! -пробормотал Шуйский, точно на окровавленном лице поверженного Кондрата было написано имя заказчика. Сам факт трупа его не беспокоил. Вызывать милицию второй раз за день Шуйский не собирался. Стражей порядка вызвали соседи. Они были просто идеальными свидетелями -никто ничего не видел и не слышал...И даже не соображал.
   Василь Иваныч настолько испугался, что сидя дома, попеременно вкушал коньяк и валериану. Чтобы немного укрепить свои достопочтенные нервы. Виной всему были не только неприятности с салоном и покушение, но и скорая женитьба.
   Шуйский был изрядно суеверен, а потому решил проверить отрезок своей будущей женатой жизни при помощи тонких инструментов астрологии. Явился к ближайшей хиромантической астрологичке, что орудовала в Москве под вывеской "Турецкая народная медицина".
   Шуйский вошел без стука, сел без приглашения, посмотрел на турецкую народницу в упор и ласково сказал: -Вот- что, голубушка, составь-ка мне гире -скоп.
   Но хиромантическая астрологичка была тертый калач, знала о скаредности Шуйского и предупредила сразу: -Денежки попрошу вперед! Вы, Василь Иваныч, шалун известный. Не заплатите сразу так и гонорар тю-тю.
   Шуйский сердито мигнул маленькими красными глазками и покряхтывая извлек бумажник и отсчитал турецкой народнице весьма приличную сумму, поскольку заказной гороскоп нынче недешев. Сгрябчив деньги и посмотрев каждую купюру на свет хитрая баба взялась за свое звездное колдовство. Пожонглировав созвездиями, планетами, кометами, метеоритными потоками, квазарами и черными дырами, ведунья отерла со лба тяжкий трудовой пот, тяжело дыша, выпила холодного чаю и сказала хрипло и устало:
   -Невеста- краса. Женитьба удачная. А после женитьбы будет дрянь! Следующий!
   Уже входил следующий клиент, недоуменно глядя на Василь Иваныча со свитой, но Шуйский спросил все же: -А что за дрянь-то? Что ты, баба, городишь?
   -Дрянь простая. Не подстрелят, так заморозят, -равнодушно пожав плечами ответила
   гадалка.
   Побледневший Шуйский вышел на морозный воздух в сильном расстройстве чувств.
   -Врешь, усатая масть! -пробурчал он себе под нос. -Чтоб у тебя язык на бок сьехал, ведьма чертова! Не меня заморозят, а я всех перестреляю!
   Ну, что поделать! Сильно хотелось жениться старику. И вот нынче настал момент торжества -не подстрелили и не заморозили! Тоже мне: созвездия, Сатурн, гире -скоп, ха!
   -Но ты ведь еще не женился, -возразил сам себе Шуйский. -Васек, она ведь, гадина, сказала, что заморозят аккурат после женитьбы. Или забыл? Не я забыл, а она попутала, она! Гадалка чертова! Понял, Васек?
   Убедив самого себя в собственной правоте и несколько успокоившись, Шуйский взял да и на следующий день женился на Марье Петровне Буйносовой -Ростовской, красивой девице с длинными ногами, что произвели неизгладимое впечатление на юного Дмитрия Ивановича Четвертого. После банальной церемонии бракосочетания состоялась торжественная пьянка. Она имела место в элитнейшем клубе "Ночные пончики". Присутствовали только люди из охраны Шуйского, никого больше не пригласили, даже Марь Петровнину родню.
   При криках "горько!" вставал один лишь только Шуйский, а Марья Петровна благочинно оставалась сидеть. Случись ей встать, так пришлось бы Василь Иванычу забираться на стремянку, чтобы поцеловать ее куда следует. Поскольку молодая го супруга была выше мужа в два раза и моложе примерно в три. Хотя об этих зловредных деталях можно было бы и умолчать. У некоторых присутствующих вертелся на языке неприличный анекдот о гноме и баскетболистке, но они мудро помалкивали.
   Мама невесты, то есть грубо говоря теща, отнеслась к неравному браку дочери совершенно спокойно и равнодушно.
   -Первый муж не муж. Все равно с кого начинать, -знала о чем говорила, сама замужем была семь раз. И дочка унаследовала данную брачную философию от мамы. Впрочем, тещи на свадьбе не было. Что она, мужиков не видала? Зять-ровесник был ей ничуть не интересен.
   Домой на квартиру из "Ночных пончиков" приехали поздно, далеко за полночь. Шуйский зверски устал от торжественной церемонии, да и выпил лишнего. На ногах стоял нетвердо. Ему хотелось вздремнуть, старичку. Он мечтал о своей привычной маленькой кроватке, но мечты эти были тщетны.
   Марья Петровна, невзирая на молодость и стройные ноги, довольно сурово надвинулась на него, требуя немедленного исполнения супружеских обязанностей, увлекла от привычной маленькой кровати и уютной колючести зеленых кактусов в совершенно другую комнату. Ту самую, третью, свеже- отремонтированную.На широкое супружеское ложе. Масштабы этой неимоверной итальянской кровати ужасали Шуйского во всех возможных смыслах. Василь Иваныч опешил, растерялся и слегка струсил. Нервно мигая смотрел на роскошную Марью Петровну и толком не знал с чего начать...
   Гуманно прокрутив временной счетчик на три часа вперед, в сторону позднего зимнего утречка, мы обнаружим молодую супругу крайне недовольную некоторыми обстоятельствами. Муженек пьяно похрапывал свернувшись калачиком в уголке гигантской кровати и проку от этого старого храпуна не было никакого. К тому же Шуйский поскупился на свадебный подарок. Бриллиантовое колечко было вшивенькое, а сережки так и вовсе подделка. Очевидно Василь Иваныч считал, что сам является лучшим подарком. И Марья Петровна в который раз вспомнила наставления своей мудрой мамочки -первый муж не муж, он не счет. Так все и выходило.
   -Чтоб ты окочурился, старый хрен! -в сердцах сказала молодая супруга и направилась в ванну чистить зубы. Она не боялась насморка, не страшилась СПИДа, но вздрагивала при одной мысли о кариесе. Она же топ-модель!
   А между тем, у новозеландских аборигенов есть примета -если невеста в первую брачную ночь что-то пожелает супругу, пожелает от всего сердца, то это уж сбудется непременно. Забегая немного вперед, скажем, что данная примета действительна не только
   на территории Новой Зеландии. Она распространяет свое влияние значительно дальше.
  
  
  

Глава тринадцатая

Ответная любезность

  
   После столь удачно провалившегося покушения внешне Иван Болотников вел себя как ни в чем ни бывало, хотя сильно досадовал на покойного киллера Кондрата. Не ожидал, что тот подкачает. Вот тебе и репутация!
   Болт отлично понимал, что после этакого салюта Чапай -Шуйский не останется в долгу и быстренько исчезнуть. По крайней мере на ближайшее время. Перед "братвой" был Болт чист. Через подставное лицо нанял киллера -Кондрата, а сам провел весь день и вечер
   того достопамятного четверга среди азартных огней казино "Брат-3" в компании Зверь -Машины и Хрякера, да и Герасим Касимов видел его там мельком. Словом, Болт был на виду у уважаемых людей и они в случае необходимости могли подтвердить, что он невинен как ягненок. Вполне законопослушно играл в рулетку и ни в кого не палил из автомата среднего калибра. Официальные приличия были соблюдены, но Шуйский-то, Шуйский знал откуда ветер дует!
   Случайно столкнувшись с Шуйским в бане по субботней традиции, Иван Болотников сдержанно посочувствовал ему. И одновременно поздравил со свадьбой. Престарелый молодожен выразил ответную сдержанную признательность, но змеиная злоба была в красных глазенках Василь Иваныча, так бы и укусил Болта за шею. Или огрел шайкою по голове. Но тоже вынужден был соблюдать официальные приличия. Кругом свои. Проводить разборки в бане могут только абсолютно некультурные и равнодушные к пиву люди.
   В отличие от Шуйского Болотников был куда более осторожен и осмотрителен. Определенных привычек не имел и не ночевал двух ночей в одном месте к ряду. В субботних банных разговорах он мельком сообщил, что уедет из Москвы через недельку- другую. А на самом деле он намеревался рвануть из Первопрестольной на следующий день. Но напоследок погулять, напиться вусмерть и вернуться домой на бровях при посредстве такси.
   У Болта было двое ослепительно московских длинноногих подруг. Проживали они в диаметрально противоположных концах города и ни в коем случае не могли быть знакомы между собой. О первой знали многие, так как Болт часто появлялся с нею на людях. О второй
   не знал никто кроме него и нее. Появилась эта вторая у Болотникова недавно и довольно неожиданно. Он застенчиво прятал ее от всех, как султан любимую жену. Решив провести в Москве последнюю вольную гулянку перед вынужденным отъездом, Болотников сам с собою рассуждал которую из подруг взять в кампанию. А не прихватить ли обеих в ресторан из
   чистого озорства? Нет! Это будет натуральный скандал. В конце концов решил не приглашать ни одной и спокойно напиться в одиночестве. В последний раз, пока зловредный Шуйский не взялся за него основательно. Местом этой последней своей гулянки Болт избрал ресторан "Венеция".
   Само название пробуждало в нем некие ностальгические воспоминания о пахучих каналах, изящных гондолах, площади Св.Марка и шапочке венецианского дожа со странными длинными завязочками... Кроме того, помещение ресторана располагалось на первом этаже. И не было тут ни порогов, ни крутых ступенек вниз или вверх. Поскольку ресторан "Венеция" мудро расположен вровень с тротуарной поверхностью. Умный и дальновидный человек должен думать не как войти в ресторан, а как оттуда мирно вернуться во внешний мир. Если заведение находится на втором или того хуже на третьем этаже, то вверх тащиться с пыхтением, а потом лететь вниз по горбатым вытертым ступенькам! Или напротив -карабкаться вверх с полным брюхом из трактира расположившегося в глубоком московском подполье, наживать преждевременный инфаркт. Все это никуда не годилось.
   А ресторан "Венеция" был расположен не только правильно, но и очень мудро. К тому же в "Венеции" Болта знали. Он посещал это заведение не слишком часто чтоб стать завсегдатаем, но и не слишком редко, чтоб вовсе позабыли. Что касается до внутреннего убранства данного заведения, то тут все устроено не менее мудро чем снаружи. Над каждым столиком нависает зеленый абажур на длинном шнуре, освещая лишь круг вверенного ему стола и ничего больше.
   По двум противоположным углам уютно пылали два камина. Не какие-нибудь электрические имитации, а натуральные с дровами. За ними приглядывал специальный "венецианский" каминный смотритель. Главной приятностью было то, что оркестра в ресторане не было. Ни шоу, ни запевок на бис за наличные. Это выгодно отличало "Венецию" от других крайне беспокойных заведений. Если Болту хотелось послушать "Таганку" или что еще, он знал куда отправиться. В "Черкизовский якобинец" или "Синеющего кабана", но душа его довольно редко требовала песен.
   Плотно перекусив и слегка выпив, Болт покинул свой столик и перебрался в почетное кресло у камина. Но, конечно же, сидел не просто так. По левую руку от него помещались на столике рюмка и бутылка коньяка. Второе каминное кресло рядом с Болотниковым пустовало недолго. Его занял француз. Бывший военный, турист и журналист, вежливый и занимательный собеседник Жак по фамилии Маржерет. Болт точно не помнил как именно включился в беседу с иностранцем, но минут через пять они разговаривали как старые добрые друзья. Маржерет был в полном поросячьем восторге
   от российских ресторанов и духа вольницы царящем в них.
   -У нас-то, знаете, если вздумалось выпить пива или виски после вина, то все посмотрят на вас с таким осуждением, что покраснеете, заплатите по счету и уйдете. Знакомые на улице перестанут узнавать и здороваться за руку не станут!
   -Страшное дело, -искренне удивился Болотников.
   -Именно! Страшное! Настоящий питьевой консерватизм. У вас другое дело. Все проще. Пей что хочешь и никто никому не говорит гадость...Только "ваше здоровье!",так?
   -У нас издавна так, -немедленно подтвердил Иван Болотников. Он был чрезвычайно
   горд за Отчизну и потому выпил с Жаком коньяку на брудершафт.
   Между тем вежливый и улыбчивый официант, принесший Болту указанный коньячок, азартно топчась на грязном линолеуме, звонил из подсобки господину Шуйскому. И сообщил о прибытии Болта в ресторан. Шуйский обрадовался этому известию как ребенок и по его команде к ресторану тотчас выехал профессиональный снайпер Отто
   Фидлер. Вместе с ним петербуржский громила Виадукин, прозвищу "Дук" и шофер Кашель за рулем синего "сузуки". Была дорога каждая минута. Неизвестно сколько времени проторчит Болт в "Венеции". Пробки на дорогах отсутствовали и на место добрались быстро.
   Дук занял выжидательную позицию у входа в ресторан и для подстраховки глубокомысленно делал вид, что курит, а Фидлер с привычным чемоданчиком в руках
   ( внутри него складная снайперская винтовка ) вошел в противоположное здание. Без труда вскрыл безвкусно окрашенную дверь, что вела на чердак и вот она- крыша! Фидлер опытным взглядом прикинул, что позиция для стрельбы удобна даже с учетом ранних зимних сумерек. Вход в "Венецию" ярко освещался, так что мишень будет как на ладони. Зер гут! Раскрыл чемоданчик и неторопливо собрал винтовку. Оставалось скучать, ждать и мириться с морозом. Впрочем, за приличный гонорар можно было и потерпеть. А в это время его потенциальная жертва наивно сидела у камина и наслаждалась беседой и коньяком.
   Бдительный официант сообщил и о том, что Болт прибыл на красном "москвиче", поэтому вариант, что он может отбыть из "Венеции" на ином транспортном средстве никем не рассматривался. Как и то, что второй ресторанный выход, примыкавший к левому крылу автостоянки не принят в расчет.
   Отто Фидлер, родился и вырос в России, но происхождению был явным немцем и от того его чуткая швабская душа не терпела никакого внешнего беспорядка и привычные картинки городского быта в виде стихийных свалок из бутылок, пивных банок, газет и окурков нередко ранили его сердце своим ужасным внешним видом. Слева от ресторана находился мусорный бак. Но какой! Самого отвратительного вида. Ржавый, облезлый, на погнутых колесиках с кривою распахнутой крышкой. С каждой следующей минутой, проведенной Фидлером на заснеженной крыше бак этот притягивал к себе внимание
   все сильнее и сильнее. Очень раздражал. Отто поморщился и подумал ( а думал он всегда с акцентом ) :
   -Доннер ветер! Этот проклятый помойка испортит вся моя работа.
   Он вызвал по уоки -токи бдительно курящего Дука.
   -Дверь! Дверь, я- Крыша! Прием!
   -Дверь слушает, -немедленно отозвался Дук.
   -Убери к черту мусорный бак! Сдвинь влево к забору. Бак будет мне мешать.
   Дук ошалело глянул вверх, но спорить не стал, хотя приказ показался ему крайне странным. Пространство на подъезде к ресторану бак не загораживал, оно простреливалось
   великолепно, все как на ладони. Мысль о том, что Болотников быстро выскочив из ресторана пробежит шестьдесят метров, чтобы спрятаться в мусорном баке была смешной и совершенно абсурдной. Но Дук не стал обсуждать приказа. Это не его дело. Фидлеру с крыши виднее. Он профессионал, значит знает, что делает. Поэтому Дук покорно выкатил поганый мусорный бак из поля зрения Отто Фидлера и тому заметно полегчало. Теперь немец был спокоен и уверен в успехе предстоящего дела. Но он кое-чего не знал.
   Иван Болотников подъехал к ресторану на угнанной машине и ехать назад на паршивеньком красненьком "москвичонке" не собирался. Печка в машине не работала, карбюратор трещал и постреливал гаубица. Все это действовало на нервы. Так, что на входе в ресторан, Болт подумывал о такси -вещи удивительной и полезной.
   В ресторане время шло быстро и незаметно. Наверное из-за отсутствия мороза и оркестра. Поэтому поговорили о многом и выпили за разное. За д'Артаньяна, за де Голля и за нашего великого Кутузова.
   Посидев еще с полчаса, Болотников почувствовал, что как ни уютно в "Венеции", но пора уже и домой, к одной из подружек. Маржерет тоже собрался отваливать и вызвался подвезти Болта.
   -Не надо такси! Какое такси? Я тебя подвезу, Ваня!
   Иван Болотников ответил не сразу, следя за новым приятелем боковым зрением. Тот миновал все столики бодро, ничего не задел. Если и шатался от выпитого, то самую малость.
   -Ну, добро! Если сильно не будет гнать, так пожалуй насмерть и не расшибемся, -подумал Болт и дал благосклонное согласие на поездку. Жак довольно кивнул. Он и не предвидел отказа. Друзья покинули приятные "венецианские" пределы через боковой выход. Жак Маржерет, будучи патриотом, ездил исключительно на французских авто. Его белый "рено -универсал" смотрелся на стоянке этаким элегантным сугробчиком и не привлекал к себе лишнего внимания.
   Дук, не совсем еще пришедший в себя после передвижнической деятельности в области колесных мусорных баков, продолжая нервно покуривать, топтался на мерзлом тротуаре. Язык начинало уже саднить от табаку, не иначе как "Кэмэл" попался поддельный.
   -До чего же колючий "Верблюд", -устало подумал Дук. И снова поежился. Но жаловаться было некому, Отто на заснеженной крыше тоже не грозил солнечный удар. А все-таки уж скорее бы сделать дело, да разъехаться по домам и стаканчик-другой опрокинуть для согрева. Дук мечтательно затянулся "колючим верблюдом" и вдруг увидел как Болт в
   компании какого-то мужичонки вышел из дальних ресторанных дверей и направился к беленькой машине. Очевидно они собирались уезжать. Зачем им еще идти на стоянку?
   Дук с максимальной быстротой выплюнул окурок, повернулся лицом к дому на крыше которого затаился потомственный немецкий снайпер и едва не заорал и не замахал руками, чтобы привлечь внимание Отто. Но удержался и, согласно правилам уличной конспирации, вызвал его по рации.
   -Крыша! Крыша! Я- дверь! Ответьте!
   -Я -Крыша! Что случилось? -спокойно спросил Фидлер. Его невозмутимый тон привел Дука в чувство.
   -Они уезжают на белой иномарке! От второго выхода, -прошипел Дук в рацию. Фидлер отложил уоки- токи и, схватив винтовку, стал ощупывать пространство посредством оптического прицела. Но белая иномарка уже отъехала со стоянки и свернула на проспект. Фидлер не получил времени на выстрел. Схватил снова рацию и рявкнул: -Живо в машину! Я спускаюсь!
   Дук послушно сунул рацию в карман и побежал к машине. Сидевший за рулем Кашель читал умную книжечку в мягкой обложке, покашливал, но мотора согласно инструкции не глушил. Подбегая к машине Дук подумал, что хитроумный план практически провалился и домой попасть сегодня вряд ли удастся. Что проще всего было бы ему самому последовать за Болтом на стоянку и пристрелить из "люгера" без всяких снайперских ухищрений. Но главным в операции был Отто Фидлер, а при Отто Фидлере проявлять инициативу не полагалось. Инициатива могла быть чревата последствиями.
   Между тем, сам Отто Фидлер, любивший пресекать всякую инициативу на корню, сообразил, что на аккуратный разбор винтовки и укладки деталей в чемодан нет времени. Он отсоединил приклад и пихнул его в чемодан, а винтовку поставил на предохранитель и спрятал под длинной полой пальто. После чего помчался вниз, злобно пересчитывая
   каблуками ступеньки.
   -Живо за ними!- гаркнул Отто влезая в машину и Кашель без возражений дал по газам. Никому не полагалось возражать, когда приказывал Отто Фидлер. Дук уже разъяснил, что нужно преследовать белый "рено" и хотя у французского авто была фора по времени, Кашель считал, что они догонят "объект" без особенного труда. А Фидлер прилаживал приклад к своей ужасающей винтовке. Данное оружие было универсально, он мог стрелять из него и на ходу.
   Опытный шофер Кашель оказался прав, вскоре они догнали искомый белоснежный "рено". Отто Фидлер высунулся в окно и прицелился, но тут какой-то наглый новый русский резко пошел на обгон и влепил ком грязи в прицел и физиономию бравого снайпера. Фидлер с испуга выстрелил, но никуда не попал. Ему пришлось оттирать физиономию от снега смешанного с грязью и едкими химическим солями -редкостной мерзости. Да и прицел необходимо было привести в порядок.
   А между тем, преследуемые наверняка догадались, что за ними тянется неприятный тяжело вооруженный "хвост" и начали принимать соответствующие меры. Но Кашель был полон оптимизма и жизнерадостен.
   -Кхх! Вот выедут на Кольцевую, там и грохнем! -просипел он, вертя баранку и откровенно наслаждаясь скоростью.
   Отто Фидлер воздержался от комментариев. Дело нравилось ему все меньше и меньше, но не в его правилах было идти на попятный. Начал- надо закончить. Немцы чрезвычайно пунктуальный народ.
   -Смотри-ка, Ваня! Охотники! -весело сказал Маржерет, продолжавший восхищаться открытостью русских нравов. Дома, во Франции категорически запрещалось охотиться прямо на шоссе, ну никакой демократии. Во что они стреляют? Для уток поздно. Наверное зайца увидели. Говорят, что в России зайцы бегают прямо по улицам!
   Иван Болотников, несмотря на веселое настроение и изрядное подпитие, мигом оценил подозрительное шевеление сзади и сопутствующую стрельбу. Выругался длинно и смачно, желая немедленно протрезветь. Когда из синего "сузуки -гранда" вновь высунулся длинный любопытный нос снайперской винтовки, Болт понял, что нужно начинать трезветь и очень быстро. Иначе будет поздно.
   -Жак, у тебя курево есть?
   -Конечно! -француз на секундочку отпустил руль, быстро ощупал себя и обхлопал все карманы обеими руками, вытащил пачку "Житана", протянул Болту, тут же ловко ухватил руль и вывел машину из глубокого "пике"-еще секунда и они были бы в кювете. Болотников покрутил в руках сигаретную пачку-"Житан" конечно крепок, но не то...
   -А сигары нет?
   -Посмотри в бра -дачке. Там штук несколько. Сувениры, -сказал Маржерет решив на сей раз мудро не отрываться от управления. -Я-то сам от сигар плохо самочувствую. Извини это...тошнит!
   -Понял, -ответил Болотников, роясь в бардачке. Он отыскал две сигары, вытащил ту, что потолще, содрал прозрачный пластик, отгрыз кончик, выплюнул в окно, саму сигару
   стиснул в зубах крепко и чиркнув спичкой принялся дымить. Болотников курил сигару с такой скоростью, что Жак удивленно таращился и косил на него глаза, но не говорил ни слова. Решил наверное, что это такая особенная русская манера -выкуривать сигару рассчитанную на сорок минут за сорок секунд. Болт приближался к середине сигары и
   чувствовал, что вполне протрезвел. У него самого наступала стадия "извини- тошнит" и потому он выбросил окурок в окно. Свежий морозный воздух унес прочь дым, салон проветрился и Болотников пришел в нормальное боевое состояние духа, а над шоссе уже нависли ранние зимние сумерки.
   -Жак, видишь сзади синюю тачку? Машину! Там сидят очень нехорошие люди.
   -А! Так эти -они стреляли по нас?! -наконец сообразил Жак Маржерет и сильно рассердился на французский манер. -Ваня! Это так спускать нельзя! Я хоть и в отставке, но все же майор! Я воевал в Алжире!
   -Боевой парень, настоящий империалист, -довольно подумал Болт. Положа руку на сердце он опасался, что Маржерет струхнет, но тот напротив взъерошился как галльский петух и выглядел свирепо.
   -Оружие есть? -поинтересовался Иван Болотников.
   -Лежит в багажнике ледоруб...
   -Ледоруб-это хорошо, -Болотников слыхал, что однажды этим хитроумным предметом пристукнули товарища Троцкого. Но ни хорош ледоруб в историческом отношении- ни скорострельностью, ни большим радиусом действия он не отличается. Поэтому Болотников вытащил на свет божий два экземпляра "огнестрелок". Первый положил Жаку на приборную доску перед рулем. -Знакомо?
   -Браунинг, модель Бе -Эр, калибр девять миллиметров...шестизарядный. Вещь мощная и дальнобойная, -бойко, точно на экзамене выпалил Жак Маржерет. Вид оружия вызвал довольную улыбку на его лице. Себе Болт оставил "Беретту" того же калибра.
   -Значит так. Скоро совсем стемнеет, это хорошо. На следующем повороте съезжай с Кольцевой влево и гони назад в центр. Я знаю там одно местечко в парке. Там, среди елочек мы устроим им веселое Рождество.
   Жак не стал спорить. Убрал оружие во внутренний карман куртки и прибавил скорость. Они неслись и петляли среди машин так, что Кашель уже матерился и нервничал, едва поспевая за белым "рено", а о том чтоб стрелять не было и речи. Отто мрачно скучал на заднем сиденье, но винтовку из рук не выпускал.
   И вот он обещанный Болотниковым парк. Темный- претемный, лишь редкие фонари освещали полузанесенные пешеходные дорожки. Фары авто высвечивали удивленные заспанные физиономии потревоженных елей.
   -Право! Лево! Осторожно, ёлка! -командовал Болт. -Снова направо. Ага! Вот и фонтан! Тормози и гаси фары.
   Жак погасил фары, они быстро выскочили из машины и поставили ее на сигнализацию.
   -Она завоет очень неприятно, -на ходу буркнул Жак, извлекая на ходу дальнобойный браунинг и готовясь устроить преследователям засаду по -алжирски. Жак и Болт скрылись за елями.
   -Пленных не берем! -предупредил Болт. Жак не стал возражать.
   Иван Болотников рассчитал все правильно. Петлять ночью среди заснеженных деревьев в темном парке, да на большой скорости -неудобно. К тому же "рено" был белым и как уже сообщалось ранее- изрядно смахивал на сугроб. Заметить его могли далеко не сразу. Неподалеку раздался визг тормозов и грохот. Сверху посыпался снег и шишки, а снизу полетели ругательства. Кашель ошибся ровно на полтора метра и налетел на ель, пришлось давать задний ход и снова брать след, что дало возможность Болту и его верному французскому союзнику как следует подготовиться к атаке. Устроить уютную и дружелюбную алжирскую засаду.
   -Вот и фонтан! -слово в слово повторил слова Болотникова Отто Фидлер. Следы машины кончались и исчезали в сугробе, но подобравшись к этому сугробу поближе, киллеры увидели что это и есть машина. Белый "рено" недовольно замигал и завыл на преследователей дико и неистово. Их передернуло -день и так был слишком нервным, напряжение сказывалось во всем.
   -Донер веттер! Ушли, -выругался Отто, крутя стволом винтовки туда -сюда. Дук, так же с оружием на изготовку, ждал дальнейших распоряжений Фидлера. Кашель остался в машине. Бегать по снегу среди ночи и стрелять было не его шоферским делом. Но ему уже было не до умных книжек. Кашель мрачно прикидывал во сколько обойдется ремонт дорогой японской машины после тесного "целования" с елью. К кому из знакомых автомехаников лучше обратиться, чтоб было и качественнее, и дешевле. Но решить этого вопроса до конца он не успел. Болотников выпрыгнул сверху из темноты как Тарзан и воткнул Кашлю в горло нож. Таким образом проблемы с ремонтом авто исчезли сами по себе. Тут же раздалось шесть сухих жестких щелчков, точно кто-то ломал плотные еловые ветви. И приглушенные французские ругательства.
   Отто Фидлер сильно изумился тому обстоятельству, что Дук выронил свой "люгер" на снег и стал падать прямехонько на него. Пока Отто отпихивал Дука, неловко уворачивался от падающего тяжелого тела, он увидел стоящего у елки свирепого Жака Маржерета с
   увесистым браунингом в руке и неприятной майорской ухмылкой на физиономии. Отто вскинул было винтовку, но получил по колену удар чем-то тяжелым, от боли выронил снайперскую диковинку, потянулся за нею снова и на этот раз уже получил сапогом по рукам. Третьим ударом сапога Болотников привел Отто Фидлера в спокойное горизонтальное положение, уложил на снежок, уселся на нем поудобнее и приставил к высокому немецкому лбу пистолетный ствол. Болт задал Фидлеру один единственный вопрос: -Шуйский?
   -Шуйский, -подтвердил Отто.
   Они отлично понимали друг друга. Фидлер покорно закрыл глаза, а Болотников нажал на курок. Дело было кончено без личных обид. Бизнес есть бизнес. Это понимали оба.
   Болотников подошел к трупу Дука и при зыбком свете фонаря насчитал в нем ровно шесть дырочек.
   -Стреляешь отлично, майор, а патроны не экономишь, -заметил Болотников.
   -Извини, Ваня. Давно не стрелял. Соскучился, -застенчиво пояснил француз, возвращая Болту разряженный браунинг. Болт молча сунул оружие за пояс и они пошли назад к "рено",который продолжал вопить и орать благим матом, Маржерет снял машину с охраны и авто мгновенно умолкло как младенец, получивший долгожданную соску.
   -Как думаешь, Ваня, у меня могут быть неприятности с вашими властями...из-за стрельбы? -спросил Маржерет, выруливая прочь от фонтана. Болотников перезаряжал браунинг и ответил не сразу -руки стыли с мороза, он не попадал патроном в барабан.
   -Насчет властей- не знаю. Дук в розыске. Плевать им кто его пришил. Баба с возу, так и.., а вот Шуйский может сделать тебе крупную неприятность. В ресторане тебя со мной видели. Так что мотай из России и чем быстрее, тем лучше. Дуй в отель, собирай шмотки и газуй в "Шереметьево".
   -Но сегодня нет рейсов во Францию, -озадаченно сказал Жак.
   -Слетай в Швецию или в Японию. Сдается мне- ты давно не был в Японии.
   На это Жак ничего возразить не смог. Он и вправду давно не был в Японии. Не был там ни разу и в ближайшее время туда не собирался.
   -А как ты?
   -А меня подбросишь до метро и разбежимся...И так уже помог. Телефон у тебя тут работает?
   Каким-то звериным чутьем Болт чувствовал, что возвращаться на квартиру ему не следует. Ждут. Ждут, сволочи. Чтобы удостовериться наверняка он взял сотовый телефон Маржерета и набрал номер своей первой общеизвестной подруги.
   -Да? -сказала подруга нервно.
   -Позови Склепа! -сказал Болт чужим глухим голосом.
   -Что? Кого? Склепа? -она сразу не поняла, но тут же в трубке послышался приглушенный грубый голос: -Это меня!
   И уже громко и отчетливо: -Да! Слушаю, Василь Иваныч!
   -Хрен тебе с горы, а не Василь Иваныч! -гаркнул Болт в трубку своим обычным голосом. Болт все рассудил правильно - в квартире его общеизвестной подруги сидел Склеп с подручными. В ресторане "Венеция" наверняка имелся осведомитель Шуйского, наводчик. Там знали об отъезде Отто Фидлера и К, но не знали чем закончилась поездка. А
   самого Склепа мог звать к телефону только Шуйский.
   -Склеп, передай Шуйскому, что когда я вернусь в Москву я его...-тут Болотников употребил настолько необычное и изощренное выражение, что приводить его попросту не станем.
   -Мы и тебя достанем, Болт!- рявкнул Склеп на всякий случай, но Болт ухмыльнулся
   и дал отбой. Но это "и тебя" неприятно кольнуло. Кого же еще? Зверь-Машина не мешал Чапаю. Димка-Царевич. Вот кого не мешало бы предупредить если не поздно. Эх, Царевич, зачем ты пощадил тогда старого живоглота?!
   Болт начал рыться в записной книжке и давить на кнопки радиотелефона. Номер Дмитрия не отвечал. В доме на Никитской улице Марина Мнишек торчала одна. Она залезла в ванну давно и надолго, и отвечать на звонки не собиралась. Тогда Болт позвонил в ночной клуб "Буёк" и, вызвав Корелу, вкратце обрисовал ситуацию. Корела
   насторожился и решил все проверить.
   -Проверяй, проверяй, -подумал Болт. -Я-то свое дело сделал.
   Он отставил телефон и убрал записную книжку в карман...
   Жак притормозил у мраморной стеночки над которой возвышался столбик с пылающим багровым знаком "М", известным символом московского метрополитена.
   -Тут?
   -Тут. Ладно, оревуар, мон шер, -Болотников крепко пожал руку французу.
   -Бывай, Ваня, -ответил Маржерет, протягивая напоследок визитку со своим парижским адресом.
   -Если уделаю Шуйского, приеду в гости,- пообещал Болотников.
   -А если не уделаешь?
   -Тогда не приеду, -лаконично ответил Болт и на этом приятели расстались.
   Болотников ввалился на станцию метро с мороза и от подземного тепла хмель снова ударил ему в голову. Болт пролез в кассу за билетом без очереди, сдачу брать не стал, попутав кассиршу с официанткой и собрался уже было аккуратно оплатить проезд, но на пути его коренастым пеньком возникла маленькая, но бдительная дежурная.
   -Куда ты лезешь, пьяная твоя морда? -вежливо спросила она.
   -Бабка! Мне сильно надо ехать! -внушительно сказал Болотников и дежурную сердитыми черными глазами. Старушка вздрогнула, поправила на голове привычную
   красную шапочку и отступила под натиском неукротимой уголовной молодости. А
   Болотников миновал турникет и зацокал сапогами по мрамору, выруливая к эскалатору.
   Когда двери вагона осторожно за ним закрылись, никто не обратил на Болта внимания, поскольку в этот час количество трезвых пассажиров в вагоне метро не превышало пятидесяти процентов от общего поголовья, включая сюда и дам. Три станции спустя
   Болт покинул вагон, на эскалаторе вознесся ввысь и снова вдыхал колючий морозный воздух, перемешанный с легким запахом гари, которая неизбежно присутствует на железнодорожных вокзалах. Взяв из камеры хранения кое-какие заранее припасенные вещички, он немножечко погулял по перрону. Вскоре начальник вокзала заметил, что главный пассажир уже прибыл и распорядился подать поезд, в котором Ивану Болотникову были гарантированы чай, не совсем еще вытертый матрас, а так же флирт с молоденькой
   проводницей, сзади немного похожей на грузовой вагон. Среди провожающих
   не было ни Шуйского, ни Склепа и махать Болотникову вслед платочком, утирая слезы расставанья, было некому. Поэтому он покидал Москву совершенно спокойно. Без расстроенных чувств и излишних волнений.
  
  
  

Глава четырнадцатая

Все дороги ведут в Зоопарк

  
   Не все было ладно. Недобрые усмешки, косые взгляды, недосказанные грубые слова рождали взаимную неприязнь и подозрительность. Дмитрий Иванович Четвертый выглядел
   нервным и взвинченным, а временами бывал просто невыносим. К тому же Марина Мнишек закатила ему внезапный дамский скандал по-польски. Черт знает из-за чего! А Дима и так уже был на взводе.
   Вдрызг разругавшись с дамой сердца, Дмитрий уехал прочь с Никитской вместе с охраной, в постоянный штат которой уже не входили ни Корела, ни Касимов. Царевич отправился в ресторан, но кусок не лез в горло. Не елось и не пилось. Местная эротическая программа казалась невротической и девицы на эстраде выглядели полными идиотками. Стало вдруг тоскливо и противно. Почему тоска навалилась на него без спросу и без предупреждения? Никаких серьезных причин для этого кажется не было. Не в нервах дело и не в Марине, а в чем-то другом.
   Молчаливая, бдительно непьющая охрана осточертела ему вдруг до невозможности.
   И Дмитрий Иванович бросил всех и вся, скрылся от собственной охраны, бежал куда глаза глядят. То есть катил по московским улицам просто так, никуда конкретно не направляясь. Машины не гнал, торопиться было некуда и впервые со времени возвращения в столицу изобилие светофоров не действовало ему на нервы.
   Накатавшись всласть и слегка устав вертеть баранку, он припарковал транспортное средство на незнакомой улице и заприметил увидел бистро. Бистро под названием "Бистро". То есть фактически без названия. Тем не менее Дмитрий Иваныч прошел внутрь. Ему не хотелось ни есть, ни пить, но он заказал пива, чтобы не стоять просто так столбом. Потягивая светлое невское лениво огляделся: средней руки забегаловка, в меру уютная, в меру аляповатая.
   Немногочисленные вечерние посетители не фиксировали на Дмитрии Ивановиче пристального внимания, смотрели равнодушно и отчужденно. Никто его тут не знал, никто ни о чем не спрашивал и он временно обрел степень былой свободы. Спокойная мирная атмосфера и качественное пиво способствовали тому, что нервное напряжение ослабло, а потом и вовсе испарилось. Дмитрий Иванович расслабился и стал всерьез подумывать о том не бросить ли все к черту и не уехать ли куда-нибудь подальше. Причем, все равно куда. Скрыться в неизвестность неожиданно для всех. А как же власть? Стоит ли она былой
   свободы? Вопрос оказался серьезным, решить его было не просто, поэтому Дмитрий Иванович взял еще кружку пива и большую упаковку соленых чипсов. Хрустя чипсами и булькая пивом он продолжил размышления.
   Рассудок, не вполне уже трезвый, все же сопротивлялся и говорил, что нынешнее состояние это блажь, это чушь, это рецидив зимней хандры и все пройдет. Нужно лишь крепко стиснуть зубы и переждать. Зачем все бросать? Когда еще так подфартит. Удача-дама капризная. Она не любит тех, кто небрежно отвергает ее дары. Но сердце категорически возражало, сердцу хотелось на волю, прочь от золотых цепей власти. Теперь Дмитрий Иванович уж и не знал что и подумать.
   Может посоветоваться, а с кем? С Мариной он был в ссоре, да и вряд ли бы она одобрила идею ухода в никуда. Обозвала бы ослом или чем похуже. Нет, ну ее к лешему, вздорную панночку! Корела и Касимов в советчики так же не годились. Сочли бы его полоумным, да и прислали бы охрану, в целях "постоянной безопасности" и мирные пивные посиделки закончились бы моментально.
   И тут Дмитрий Иванович очень удачно вспомнил о новом своем друге. Вот самый лучший советчик. Как это он сразу не догадался! Да, не так давно у Дмитрия Ивановича внезапно появился новейший друг, самого модного фасона. Друг был хоть и новый, но внешне приятный. Манеры самые джентльменские. Друг этот высунул свой вежливый нос из темной февральской ночи, полной ветра и пухлых снежных облаков. Воющий ветер приволок его черт знает откуда, вместе с метелью. Очевидно появление этого друга
   предвещал сам господин Гидрометцентр -величайший врун и зазнайка.
   Друг был в меру улыбчив, тактичен, ненавязчив, деликатен. Хвалил европейские нравы, выпивку и доходные системы сосисочного общепита. Абсолютно не упоминал о Марине Мнишек в нехорошем африканском смысле, в отличие от Корелы, Касимова и прочих представителей местного уголовного шовинизма. Такая чуткость, такая дружелюбность.
   Звали нового друга Клим Сицкий. Был он страстным почитателем мотоциклов "хонда", заядлым гонщиком, говорить о мотоциклах мог часами и даже круглыми сутками. Это был единственный его "бзик". Словом, выудив из кармана мирно дремлющий сотовый телефон, Дмитрий Иванович набрал номер Клима, попутно поинтересовавшись у официантки географическим адресом безымянного бистро. Клим же умный человек! Честный. Он рассуждает умно и объективно, он сможет дать верный совет.
   К большой удаче Дмитрия Ивановича Клим Сицкий оказался дома, трубку взял быстро и отозвался сразу, хотя и удивился неожиданному позднему звонку.
   -Что-нибудь стряслось? -осторожно спросил он, поскольку новости, потрясения и происшествия сильно его откровенно раздражали.
   -Ничего не стряслось, -весело и жизнерадостно ответил Дима, похрустывая чипсами. -Приезжай, пивка попьем. Поговорим. Понимаешь, пиво есть, а поговорить не с кем.
   Клим Сицкий удивился и ответил не сразу. Хорошенький звоночек в двенадцатом часу ночи. Оригинальный. Вы бы приняли подобное приглашение?
   -Поговорить не с кем...Погоди, ты что там один? -в удивлении Сицкого прозвучали о странные нервные нотки.
   -Один, я же сказал! Охрану оставил стриптиз смотреть. Надоели они мне все. Хочу все бросить и уехать куда-нибудь. Подальше...Или как получится.
   Клим Сицкий внимательно выслушал собседника и подумал что идея бросить все и уехать просто идиотская, даже сверх- идиотская, что Дима наверное выпил немало пива, и пиво это очень крепкое, но все это старина -друг-ситный-Клим подумал очень быстро, просто со сверхъестественной скоростью, поскольку главная мысль засевшая в его коварных мозгах была совсем о другом.
   -Ладно, сейчас выезжаю. Тут все равно по телику какую-то чухню крутят. Где ты обосновался?
   Дима назвал точный географический адрес безымянного бистро.
   -А на улице не очень холодно? -деловито спросил Клим, аккуратно записав адрес алжирским карандашиком в дальнем углу французского отрывного блокнота.
   -Нос, что ли боишься застудить? -неуклюже пошутил Дима. -Тут теплынь.
   -Хорошо, что теплынь, -Клим смотрел на густой снегопад сквозь темное стекло. -Буду через полчаса.
   -Жду. Пиво уже на столе! Жизнерадостно -сообщил Дима и телефонный разговор
   друзей на этом закончился. Дмитрий Иванович увидел на стене любопытное объявление о том, что всякий выпивший больше двух кружек пива имеет полное моральное право бесплатно воспользоваться местным туалетом, чтобы не осложнять жизнь ни себе, ни другим. Пора было воспользоваться данным демократическим правом...
   А Клим Сицкий аккуратно положил трубочку на место, облизал губы и стал ходить по комнате размышляя. Нет, ехать он никуда не собирался. Ему нужно было позвонить, но имелись кое-какие опасения. Что если Дима сидит в бистро не один, а он, Клим, не приедет. А пришлет вместо себя теплую компанию с пистолетами. И если дело провалится, то
   придется пускаться в дальние бега без права на обратный билет. И бега эти будут с препятствиями. Но если все выгорит и Дима не выйдет живым из бистро, то Клим Сицкий весьма существенно обогатится. Чужая кровь нынче дорого стоит. Можно открыть собственное дело и ни от кого не зависеть. Скажем мягко, почти не зависеть...Размышляя и расхаживая, Сицкий вопросительно смотрел на телефон, но телефон молчал, ему было положительно все равно наберет ли хозяин номер Василия Шуйского или так и будет
   топтать пыльный ковер до самого утра. Сицкий налил стакан минералки, выпил одним духом, шурша страничками отыскал в том же самом французском блокнотике номер с фамилией на букву "Ш" и потеющими от волнения пальцами отстукал на кнопках аппарата секретный телефонный код.
   Поскольку товарищ Склеп находился на бдительном боевом дежурстве в квартире длинноногой подруги номер один Ивана Болотникова, а Отто Фидлер и Сотоварищи были бог знает где, Шуйский выслал в направлении бистро бригаду быстрого реагирования состоящую из Петряева, Незатейко, Коршуна и Нолика. По мнению Шуйского четырех человек было вполне достаточно для того, чтобы прикончить одного подвыпившего зарвавшегося юнца. Покончить с ним раз и навсегда, всем прочим в назидание. Если бы за одну ночь удалось укокошить сразу двух зайцев, то есть Болта и Дмитрия -Царевича, Василий Шуйский ощутил бы, что счастлив в первом браке...
   Устранение Дмитрия входило в план максимум у хитроумного Чапая уже давно, но события последних дней добавили ему необходимой активности. А все эта идиотская история с кафе. Два дня назад. И Дмитрий говорит как-то мрачно и сурово, глядя в давно допитый и пустой водочный стакан: -Ну, я этому Шуйскому все скажу. Все выскажу. Я ему так все объясню подробно, что он на карачках до Лианозово прокувыркается.
   Стены имеют уши и чей-то длинный язык донес до Василь Иваныча эту фразу. Василь Иваныч сильно испугался. В его возрасте кувыркаться до Лианозово карачках было вредно для здоровья. Он решил нанести ответный удар. То есть не ответный, а упреждающий. Но удар!
   Со стороны могло показаться, что Шуйский и Дмитрий повздорили просто по
   глупому. Конечно Шуйский наверняка бы устроил какую-то пакость немного позже, не без того, но события развивались слишком быстро из-за излишней вспыльчивости обеих сторон, очевидно вызванной повышенным атмосферным давлением, излишней загазованностью и острым дефицитом кислорода в отдельных районах города Москвы.
   Дмитрию Ивановичу Шуйский был просто неприятен, а в остальном плевать он хотел на макушку низкорослого Чапая. Дмитрий Иванович не вполне еще освоился в отцовском хозяйстве, умноженном деловитым злостным Годуновым за годы самоуправства. И вот ребятки Дмитрия весьма неосмотрительно "наехали" на кафе-бар "У Спасского", что принадлежало не Спасскому, а Шуйскому. И стояло на суверенной Шуйской территории. В отличие от Дона Коленкора Дима не оговорил с Василь Иванычем вопросов разрешения споров о территориях мирным путем, никакого пакта заключено не было и дело кончилось безобразным скандалом и стрельбой с последствиями...
   Шуйский, из-за недавних выходок Болотникова, был и так уже на взводе и поэтому выразил Дмитрию свое неудовольствие по телефону в совершенно грубой неприемлемой форме. Без дипломатического этикета и парламентских выражений, с Годуновым он себе такого никогда не позволял. А тут все без церемоний...Номинально Дмитрий приходился ему боссом, старшим товарищем по партии, хотя по возрасту было совершенно наоборот. Ну, Дмитрий Иванович как следует обиделся на Шуйского и началось...
   В случае с кафе-баром "У Спасского" Шуйским двигало даже не гордое чувство национальной независимости и презрения к поработителям и захватчикам разного рода кафе, а обыкновенная фамильная жадность. Однако после того как нагрубил и немного остыла телефонная трубка, он смертельно испугался и не знал как теперь положение исправить. Поскольку Дмитрий Иванович сообщил ему в конце разговора, что Шуйского он прихлопнет. Сначала Василь Иваныч не понял какого этого Шуйского Дима собрался прихлопнуть. Потом до него дошло, что Шуйский в Москве только один и это он сам.
   -Значит меня? - душа его ушла в область пяток и уткнулась в теплые зимние тапочки.
   -Прихлопнет он Шуйского! Ой, прихлопнет! -думал Василь Иваныч о себе самом в третьем лице. Надо было что-то предпринять.
   Когда Дмитрий -Царевич говорил, что прихлопнет Шуйского, сотрет в порошок и посыплет этим порошком Волоколамское шоссе во время гололедицы, он вовсе не это имел в виду. Сказал просто так, сгоряча. Не подумал, что подобными словами нельзя бросаться просто так и угроз своих не исполнять. В таких делах нужно непременно быть человеком слова. Но Дмитрий Иванович слова данного не сдержал и это стало главной его ошибкой. Думал он только лишь попугать наглого невоспитанного старикашку. Но Шуйского лишний раз пугать не следовало. Он и так уже запуган был последними жизненными обстоятельствами -один турецкий гороскоп чего стоил! Да и Киллер-Кондрат в самом преддверии женитьбы, и сама жена Марья Петровна с ее международным постельным терроризмом....Поэтому Шуйский и воспринял слова Дмитрия совершенно буквально. Решил, что сынок пошел в папу. Если папа-Грозный говорил что прихлопнет, то
   хлопок этот производился эффективно и без особых проволочек. Вот Шуйский и решил устранить Дмитрия до того, как тот примется устранять его. Одновременно думал покончить и с Болотниковым, но Болт, как мы уже знаем, вывернулся из под разводного снайперского ключа Отто Фидлера и сумел улизнуть.
   Макс Петряев и Родион Незатейко неожиданно узнали от Шуйского, что отмщение за бывшего их босса Годунова-дело святое и жизненно необходимое. Этого требуют интересы не только Шуйского, но и всего русского народа. То есть дело это идейное и патриотическое "до самого последнего патрона и капли крови". Петряев и Незатейко уловили в этом неприятный намек на то, что идейная работа на "патриотических началах" оплачена не будет, но Шуйский обещал заплатить хорошие премиальные. После чего Петряев и Незатейко воспряли духом.
   Бравые стрельцы Шуйского стремительно погрузились в машину, завели ее с пол-оборота, не глядя на мороз и отыскали безымянное бистро не особенно себя изнуряя в смысле поисков. Коршун отлично знал это достославное заведение. Был там всего раз, но запомнил посещение навсегда. В миндальном пирожном попался ему кусок свежего сдобного кирпича и вследствие этого Коршун не досчитался в своем клюве одного зуба. Зуб раскололся ровно пополам.
   Получив сдержанное благословение товарищей по оружию, Петряев и Незатейко подняли воротники своих бандитских дубленок и, поеживаясь от холода, косолапо направились к ступенькам, что вели наверх к входу в бистро, а любитель свежих миндальных пирожных на всякий случай вынул из кармана шило, которое всегда носил с собой, и профессионально проколол три покрышки Диминой машины. Зато четвертого колеса он и пальцем не тронул. Когда злобное шипение проколотой резины стихло и машина слегка покосилась и осела на брюхо, Коршун удовлетворенно убрал шило в карман и вернулся назад в теплую утробу родимого авто. Там, внутри, он вытащил пистолет и проверил степень заряженности и боеготовности. Поскольку старая грымза Василь Иваныч Шуйский приказал аккуратно убрать Петряева и Незатейко после того как они ликвидируют Дмитрия Четвертого.
   -Мудро, хотя и негуманно, -прокомментировал Коршун. Нолик только пожал плечами. Приказов сверху он не обсуждал никогда: сказано сделать-сделаем в лучшем виде или не сделаем совсем. Если же Незатейко и Петряев, эти олухи в дубленках, допустят промашку и Дмитрий ускользнет из бистро, то Коршун и Нолик должны принять соответствующие меры. Отчасти меры эти были уже приняты: на одном колесе далеко не
   уедешь. Так что Дмитрию-Царевичу предстояло весьма серьезное испытание.
   Собственно говоря, Петряев и Незатейко дебютировали в роли киллеров. До этого у Годунова были они как-то больше на подхвате, по мелким незначительным делам с мордобоем среднего радиуса действия. Такой был у них профиль работы. Задание порученное Шуйским тугодумной парочке необстрелянных годуновских оболтусов было более чем серьезным, но выбирать не приходилось. Петряев и Незатейко понимали, что бородатый Шуйский-это далеко не бритый Годунов, чин у Чапая небольшой, людей немного. Не знали они только о том, что первое их задание должно было стать и последним.
   А потенциальные ликвидаторы со стажем -Коршун и Нолик на свой счет могли не беспокоиться. На службе у Чапая состояли давно, специалисты проверенные, испытанные, не стал бы их убирать коварнейший Василь Иваныч ни с того ни с сего. Хотя в таких делах
   ничего нельзя сказать наверняка.
   Между тем Дмитрий Иванович завершал третью кружку пива и нетерпеливо поглядывал на часы. Ждал Сицкого, но вместо долгожданного Клима приехало в бистро нечто другое и неприятное. Макс Петряев и Родион Незатейко умело и решительно вломились в мирное заведение общепита. И вооружены были так, что лучше некуда. У
   них было целых три пистолета на двоих и при помощи данного арсенала они быстренько взяли на мушку восьмерых посетителей, включая сюда и Дмитрия Ивановича, а так же двух официанток и широконосого бармена.
   -Никому никуда не двигаться! -холодным тоном профессионального убийцы сказал Петряев.
   -Никому и никуда! -подтвердил его мысль Незатейко. Мнения их совпадали и это сулило очевидный успех общему предприятию. Дмитрий "не двинулся никуда", но пиво допил, а попутно расстегнул молнию на куртке, чтоб достать оружие при необходимости. Куртка была новой, качественной, молния не заедала и не зажевывала подкладку. Собственно, Дима нисколько не испугался этого внезапного налета. Подумал, что ребята в дубленках решили попросту грабануть бистро. Подобная ситуация не стоила его высокого внимания. Дима даже не предполагал, что два массивных джентльмена явились сюда
   по его душу. К тому же, Клим Сицкий вот-вот должен был подъехать к бистро, а Клим был не из робкого десятка и в случае необходимости атаковал бы неприятеля с тыла так, что вдвоем они запросто сумели бы поставить на место зарвавшуюся парочку.
   Между тем, двое с тремя пистолетами, уже вполне насладились тем, что "никто и никуда не двинулся", что все оцепенели и ощущение собственного безраздельного могущества ударило в головы Петряева и Незатейко как самогон настоянный на карбиде. Макс Петряев развязно подошел к столику Дмитрия, стрелять сразу он не собирался.
   -Вставай! Быстро вставай!
   -Быстро, но медленно! -скорректировал приказание Макса осторожный и дальновидный Родион Незатейко, справедливо опасаясь как бы Дмитрий Иванович не выкинул какой штуки -наверняка ведь вооружен.
   -Быстро, но медленно?- ехидно переспросил Дмитрий Иванович неторопливо поднимаясь. -Это как?
   Макс Петряев посмотрел на него озлобленно и точно позабыв о ценных инструкциях хитроумного Шуйского, убрал вдруг пистолет в карман и, вытащив здоровенный охотничий нож, решил злодейски поиграть с жертвой. Хотя игра эта была весьма известной, названия ей не придумали до сих пор.
   -Макс, а Макс! Я его пристрелю и линяем?! -нервно и неуверенно бормотал Родион, посекундно меняя углы прицела и беспокойно озираясь.
   -Ша, Родион! Он мой, -не соглашался с ним Петряев, очевидно проснулся в нем доселе дремавший садист-головорез. Мнения напарников разделились, уж не было в их мыслях былого единства. Столик, заваленный объедками и пустыми пивными кружками, пролег между ними как трещина: как глубокий тектонический разлом в земной коре, разбросала их жестокая судьба по дальним углам безымянного бистро и благородная их миссия находились уже под угрозой срыва.
   -Дружка небось ждешь? Так продал он тебя!- язвительно сообщил Петряев медленно подступая к Дмитрию с ножом в руке. Информация о предательстве Клима вообще-то была строго секретной, но поскольку Коршуна в салоне авто черт дернул за язык, а молчаливо угрюмый Нолик его не сдержал, то Петряев и Незатейко узнали о наводчике, о верной дружбе и прочих интересных и весьма поучительных вещах. Макс Петряев незамедлительно поделился своим эзотерическим знанием с вероятным противником, чтобы оказать на него дополнительно моральное давление и, так сказать, убить дважды.
   Дмитрий сердито косил глаза на два пистолета Незатейко и пока молчал. Потом до него дошел смысл сказанной Петряевым фразы. Значит продал Клим...Прислал их сюда, сволочь. Дима был слегка пьян, но нахлынувшая холодная ярость позволила ему сохранить контроль и в конечном итоге "выдернула" из создавшейся неприятной ситуации. Хорошую же замену вместо себя прислал Сицкий, ничего скажешь. Старый друг прислал новых двух.
   Законченный садист Петряев продолжал свое охотничье ножевое наступление, а Дима стоял на одном месте бдительно и неподвижно. Когда расстояние сократилось до одного метра Дмитрий Иванович перехватил неуклюжие петряевские руки и сжал их изрядно. Ростом он был ниже противника и не так массивен, но силой бог его не обделил. Петряев засопел, Незатейко сорвался с места, пытаясь снова взять Дмитрия на мушку и садануть из двух стволов, но Царевич не зевал и успел ловко развернуть садиста в дубленке, закрывшись от незатейкиных пистолетов его массивной тушей. Петряев был обут в модные зимние сапоги, подошва которых по какому-то итальянскому недоразумению была абсолютно гладкой и потому Петряева можно было крутить на линолеуме как волчок в любую из возможных сторон. Никакой устойчивости в ногах он не имел. Так весело крутились они на месте несколько минут, ситуация складывалась патовая, как говорят бывалые стреляные гроссмейстеры.
   Сквозь стеклянные стены бистро с улицы можно было в подробностях пронаблюдать эту немую занимательную сцену. Нолик и Коршун нетерпеливо ерзали на сиденьях авто и
   смотрели за происходящим с откровенным брезгливым недоумением.
   -Что за фигня там вообще творится? Какой-то балет на льду! -возмущенно сказал Коршун. Балета он не любил в принципе и само слово "балет" было для него словом ругательным и в чем-то даже неприличным. А Нолик по обыкновению не сказал ничего, хотя и он весьма был недоволен и подумал о том, что пахан Шуйский распорядился мудро, приказав подстрелить обоих этих козлов. Совершенно не умеют работать! Коршун и Нолик видели, что Макс и Родион влипли, но выручать их, в силу понятных причин, не собирались.
   Сосредоточив внимание на изворотливом Диме, Незатейко как-то позабыл о всех прочих перепуганных до крайности гуманоидах, что находились в похолодевшем от ужаса бистро. Решив, что тут и без них разберутся, двое посетителей без спросу сорвались с места и помчались к двери.
   -Куда? Быстро стоять! -рявкнул на них Незатейко, собрался выстрелить, но так и не выстрелил, а беглецы уже выпрыгнули на улицу и скрылись из виду. Промчались мимо Коршуна и Нолика точно на аэросанях. Коршун и Нолик начали нервничать. После этакого удачного побега в бистро вполне могла нагрянуть милиция. Они переглянулись и решили, что пора вмешаться и немного ускорить ход событий. Но события ускорились сами по себе.
   В тот самый момент, когда Незатейко непроизвольно отвлекся, садист Петряев сказал Дмитрию Ивановичу чрезвычайно неприятную и обидную по своему смыслу фразу, поскольку не мог достать его ножом. Но Дмитрий Иванович не остался в долгу.
   -Зачем лезть ко мне в душу? Я ведь не спрашиваю, что ты ел на ужин! -и подкрепил свое высказывание сильнейшим ударом колена в живот. Несмотря на плотность дубленки, широкий кожаный ремень и плотные мышцы, брюхо садиста Петряева сжалось от боли.
   "Садист" согнулся пополам с громким реактивным гудением, ослабил хватку, выронил нож, Дима резко опрокинул обезоруженного противника на Незатейко в тот самый интересный момент отвлеченного внимания. Незатейко под ноги которому обрушился массивный и весьма тяжелый Петряев, сильно пошатнулся и едва не упал, просто чудом восстановил равновесие. А Дима уже отпрыгнул в дальний угол, зло прищурился и пистолет возник в его руке роковым знаком неотвратимого возмездия. Незатейко восстановил равновесие и ориентацию в пространстве и незамедлительно их потерял. Теперь уже насовсем.
   С началом стрельбы все прочие присутствующие дружно завопили. Каждый о своем. Посетители рванули к выходу, персонал укрылся в подсобке. В зале бистро остались лишь Дмитрий Иванович и полусогнутый, стоящий на четвереньках Макс Петряев. Родион Незатейко уже лежал на полу без признаков жизни и в счет не шел . Садист Петряев соображал плохо, живот его все еще болел после удара, пистолет беззаботно полеживал в кармане и самостоятельно оттуда вылезать не собирался, а до оброненных Незатейко стволов было недобрых два метра. Дмитрий мрачновато поглядывая на Петряева, стоящего в первобытной "четвероногой" позе скомандовал:
   -Вставай быстро, но медленно. И никуда не двигайся.
   Петряев уловил лишь окончание этой сложной команды и остался сидеть на четвереньках, а Дима, подойдя поближе, застрелил его почти в упор. Потом перезарядил пистолет согласно правилам хорошего тона и направился к выходу.
   Чувство обиды на весь мир обрушилось на Дмитрия Ивановича. Что это черт возьми за мир, где любимые женщины устраивают скандалы из-за сущей ерунды, а друзья предают и пускают убийц по твоему следу?! По мнению Дмитрия Ивановича это был слишком скверный мир. Поехать сейчас к Климу Сицкому и вышибить ему подлые мозги. На дружеский манер...Дима распахнул дверь ударом ноги, спустился вниз на одну ступеньку и несмотря на обилие мрачных мыслей увидел как спешат ему навстречу с оружием наперевес Коршун и Нолик. Эти двое были умнее и опытнее. Они не стали вступать в предварительные переговоры и сразу открыли огонь на поражение. И Дима понял, что рановато покинул уютное помещение благословенного бистро. Пригнулся и забежал внутрь, а пули отчаянно дробили толстые стеклянные стены, пластиковые столики, посуду и все что ни попадалось им на пути. С потолка стала сыпаться штукатурка и мелкозернистый пенопласт так, что видимость в помещении была ни к черту. Разгромленное бистро застелил белый туман.
   Бросившись вниз, Дима торопливо подхватил один из стволов Незатейко и когда
   парочка немногословных киллеров оказалась внутри и уставилась вопросительно на три неподвижных тела распростертых на полу, один из трупов чудесным образом ожил и разрядил в них оружие до последнего патрона. Нолик упал с неприятною мыслью о том, что Василь Иванович Шуйский будет весьма недоволен. И умер крайне огорченным. А Коршун вовсе ничего не думал, вздор не лез ему в голову, он выл от боли. Из четырех угодивших в него пуль две прошли навылет, две застряли внутри и раненый Коршун с клекотом бился на полу. Кровь вытекала из него как кетчуп из разбитой бутылки. Дмитрий не стал его добивать. Выбросил оружие Незатейко, а свое спрятал во внутренний карман не перезарядив. У него с собою не было третьей обоймы. К тому же он решил, что на сегодня стрельба закончена.С Сицким можно разобраться позже. Никуда не денется. Впереди долгая ночь...Сквозь разбитые стены в бистро летел снег с улицы, свежая кровь на полу начинала уже замерзать.
   Дмитрий Иванович направился к машине. Забытый им на столике бистро сотовый телефон запищал отчаянно и протяжно, но Дмитрий не услышал этого. Напрасно Корела снова и снова набирал номер и чертыхался. Сообщение полученное им от Болотникова встревожило не на шутку и на звонок никто не отзывался.
   Дмитрий Иванович подошел к своей машине и увидел, что далеко не уедет. Три аккуратно проколотых колеса говорили сами за себя. Дима бессильно выругался, подошел к зеленому "порше", что доставило к бистро четырех горемычных киллеров, но внутри ключей не было, а снова возвращаться внутрь и обшаривать трупы не было настроения. Дима плюнул на снег, застегнул поплотнее куртку, поднял воротник и решил прогуляться пешком. Морозец, снежок, славная погодка, самое время гулять! А Сицкий подождет...
   В это время Коршун слегка пришел в себя, заткнул две дырочки от пуль пальцами, приостановил кровотечение и целенаправленно пополз к столику на котором отчаянно вопил и верещал сотовый телефон. Тот вскоре умолк -Корела понял бесполезность звонков и положил трубку, решив отправиться на поиски Дмитрия лично. Подняться над столом, воспарить стоило Коршуну неимоверного труда, он сбил вниз две пивные кружки, но телефон ухватил крепко и снова упал на пол, набирая номер Шуйского уже в полуобморочном состоянии. И сообщил Чапаю обо всем случившемся вкратце. Только после этого вызвал скорую помощь и окончательно потерял сознание.
   Итак, полуобморочный Коршун вяло доложил боссу о полном провале порученного задания, о крахе операции, об улизнувшем объекте. Шуйский, яростно сверкая маленькими красненькими глазками, вцепился рукой в бороду и отдал приказ отправить новый отряд
   стрельцов по следу неуловимого Царевича. Он уже знал, что Дмитрий Иванович ушел пешком, на своих двоих. Коршун сообщил и об этом. Хотя возможны такси и попутки, да бог его знает что было возможно, но Чапай отдал приказ своим людям прочесать весь район вокруг бистро, найти Димку и уничтожить. Уйдет -жди беды! Клим Сицкий выдаст. А не ликвидировать ли Клима заодно? Но людей было мало и Шуйский отправил весь свободный резерв по следу главного противника. Он тоже решил, что Клим Сицкий подождет. Ведь все равно по телику крутят разную чухню...
   Между тем, гуляющему Дмитрию Ивановичу сильно захотелось выпить. Конечно он выдудил в бистро немало пива, но былая тоска накатила по новой, душа полыхала горьким черным пламенем, горела с треском, стенала на разные лады. Необходимо было тяпнуть чего-нибудь покрепче. Он удачно набрел на одинокую круглосуточную палатку, стоявшую на переплетении пустынных заснеженных улиц и пожилая продавщица нервно отступила к полкам, что-то насторожило ее в позднем посетителе: и вправду выражение лица у Дмитрия Ивановича было какое-то нехорошее и порохом от него попахивало сильнее чем пивом. Дмитрий от такого неласкового приема насупился еще сильнее и сердито посмотрел в сторону полок ощутимо покривившихся от тяжести бутылок различной емкости и содержания. Ага, вот и виски. Только не подделка ли? Травиться было мало охоты. Спросил на всякий случай: -Виски настоящее?
   -Вот это настоящее! -немного успокоившаяся продавщица ткнула в направлении "Джонни Уокера" с красным лейблом. Видимо этот парень никакой не бандит, а просто молодой и изысканный алкоголик. -Будете брать?
   -Буду, -Дима достал бумажник. -И еще пачку "ротманс"...длинных. И зажигалку.
   Дорогую зажигалку с литьем и памятной гравировкой -подарок Марины Мнишек он посеял где-то в бистро, во время неприлично кровавой возни со стрельбой. Но возвращаться и искать подарочек не собирался. Ему казалось, что с Мариной уже все кончено, так что черт с нею и со всеми ее подарочками.
   -Все? -касса сердито затрещала, зажужжала, белым язычком высунулся наружу чек с пробитой круглой суммой. Продавщица поставила на прилавок бутылку виски, положила рядом узкую синюю сигаретную пачку и дешевую одноразовую зажигалку из зеленого прозрачного пластика. Стала отсчитывать сдачу, но Дмитрий забрав покупки сдачи не взял, отмахнулся только и вышел, продавщица что-то прокричала вслед неуверенно и
   тоскливо, но не стала его догонять. Оказавшись на свежем воздухе Дима откупорил бутылку и хлебнул виски по-простому, прямо из горлышка. Без льда и без содовой, как привык пить обычно на культурный западно-европейский манер. Виски было действительно настоящим. Причмокнув губами, завинтил пробку, запихнул бутылку в карман, отчего тот раздулся и принял довольно странную форму, закурил, зажигалка была хоть и одноразовая, но качественная, пластиковое зеленое огниво...и так вот попыхивая сигареткой, пошел Дмитрий-Царевич куда глаза глядят. Хоть за тридевять земель, впрочем неприятной встречи с Кощеем -Бессмертным или каким-либо другим озлобленным древним интеллигентом никто ему гарантировать не мог. Поиски и жизненные блуждания Дмитрия Ивановича были абсолютно бесцельны как и всякая порядочная зимняя прогулка.
   Брошенные окурки"ротманса" заметал снег. Шотландское виски, перемешавшись с петербуржским пивом, смешало и перелопатило все: далекие воспоминания, сны и близкую неотвратимую реальность. Холодный безлюдный город крышами уходящий в ночь, машины, что появлялись и исчезали на шоссе проносясь из ниоткуда в никуда. Точно адские призраки, смешение огней и красок: со сдержанным угасающим ревом подминали под себя и мешали с дорожной грязью свежевыпавший снег и взметали в небо изрядную порцию черной нефтяной копоти, сверкнув на прощание у поворота красными глазами жуткого трансильванского графа. Дмитрию впрочем казалось, что красные фары машин очень похожи на глаза Шуйского. И еще было движение вперед, и сильный снегопад. Трамвайные пути, замурованные в асфальт...Мимо Дмитрия Ивановича, звеня отчаянно и раздраженно, пронесся поздний желтобокий трамвай и застыл у остановки выжидательно распахнув створки многочисленных дверей. Но не хотелось бежать к остановке, не хотелось никуда ехать. Неизвестно куда именно можно заехать на незнакомом трамвае в глухую снежную ночь. Трамваю стало холодно стоять на морозе, он захлопнул двери и укатил прочь. Но Дмитрию в сущности было все равно. Он опустошил бутылку на две трети, выкурил полпачки сигарет и продолжил ночную прогулку, не чувствуя усталости, точно само движение придавало ему сил, хотя прошел он уже порядочное расстояние. Судьба продолжала вести его в полную неизвестность. Царевич шел вперед, ни о чем не думал и ни о чем не жалел.
   Путь этот в конце концов вывел его к серой и в чем-то замечательной стене, очень похожей на тюремную. Что это было такое? Что еще за строительная новость? Сильно удивленный, пошел он дальше и, глянув вверх, увидал, что над оригинально серой стеной возвышается солидная жилая башня с остроконечным шпилем и свет горит внутри за мутными громадными стеклами. Словом, чрезвычайно похоже на замок.
   -Или я спятил, или это все от виски, -решил рассудительный Дмитрий Иванович.
   -Москва конечно же город странный и загадочный, но таких строений я не видел тут отродясь.
   И вправду, Москва времен его блистательного детства сильно отличалась от Москвы теперешней. Многое изменилось. Столица похорошела так, что иных ее мест было не узнать даже в трезвом состоянии. Пройдя еще немного вправо, Дмитрий Иванович оказался под не менее странной штукою, примыкавшей к башне. Одновременно напоминала она пещеру, грот и ворота. Ну, точно! Были тут ворота. Загадочный замок в центре Москвы...Дмитрий не без интереса постучался в эти ворота, но никто ему не ответил, к тому же черная железная вертушка ворот была не заперта и потому он проник внутрь, за крепостную стену никем не задержанный, никем не приглашенный. Внутри оказалось нечто
   вроде парка имени Культуры и Отдыха. Хотя и темновато. Смутные расплывчатые силуэты странных строений маячили повсюду, двоились, постоянно меняя форму, местоположение, и даже цвет: от черного к фиолетовому и назад в черное.
   А прямехонько перед Дмитрием-Царевичем оказался заснеженный указатель со множеством стрелок в различных направлениях. И Дмитрий Иванович точно витязь на распутье принялся читать многочисленные запорошенные снегом надписи. Чтение давалось ему с трудом: приходилось сшибать с указателей налипший снег, к тому же было ветрено и темно. Шотландский виски лениво плескавшееся в голове долго отказывалось понимать странные буквы незнакомого русского алфавита и укладывать их в слова, а слова не хотели иметь никакого смысла, желали быть просто сами по себе. Но Дмитрий Иваныч не отступал и в конце концов уразумел, что забрел в зоопарк. Мама родная! Эко, занесло...
   Зоопарк уже закрылся за поздним временем, посетители давно разошлись, свет всюду выключили, а звери напившись чаю с баранками или кофе с бутербродами сидят сейчас кучно в большой теплой комнате и смотрят по телевизору какой-нибудь фильм ужасов или напротив -комедию. А ворота по недоразумению или халатности сторож не запер. Дмитрий рассудил, что посреди ночи в зоопарке ему делать нечего, развернулся в направлении выхода, но заветных ворот не нашел. Они скрылись во тьме и свет в окне остроконечной башни уже погас. Пропала и сама башня за стеною снегопада.
   Неприлично чертыхаясь, Дмитрий Иванович проискал ворота добрых минут десять, но они упорно не желали находиться. Исчезли насовсем. Справедливо рассудив, что у такого большого зоопарка не может быть всего один выход, Дмитрий Иванович направился в противоположную сторону. Нет, каково же это! Земную жизнь пройти до половины и угодить в полночный зоопарк! Заблудиться самым свинским образом. К тому же поднялся сильный ветер, снег летел прямехонько в физиономию и это изрядно раздражало. Дмитрий Иванович встал боком, сделал небольшой глоток из бутылки и, повернувшись к ветру лицом, сильно выдохнул прямо перед собой. Ветер уловил намек и моментально изменил направление: выдох Дмитрия Ивановича явно пришелся ему не по душе. Одержав победу над скверными погодными условиями, Дима-Царевич собрался залезть на какое-то наподобие холма, чтоб немного осмотреться, но из-за темнотищи едва не налетел лбом на прутья клетки. За решеткой что-то зашевелилось и заерзало. А в мозгу Дмитрия Ивановича зашевелились крайне неприятные мысли.
   -Очумели что ли? Зверей зимой в открытых вольерах держать! В такую холодрыгу, брр!- возмутился он, всею душой желая согреть озябших хищников и окоченелых травоядных. Он даже был готов поделиться с ними остатками виски.
   -Поморозят зверюшек изверги! -сердобольный и зверолюбивый Дмитрий Иванович собрался подстрелить кого-нибудь из администрации зоопарка в чисто воспитательных целях, позабыв что все патроны он уже израсходовал и пополнить запас негде. А администрация давно разбежалась по домам.
   А тем временем с другой стороны великолепного ночного зоопарка, безлюдного, вымершего и угрожающе пустынного, шли трое стрельцов господина Шуйского. Они прочесали тщательно весь район вокруг бистро как и было приказано, устали и озлобились до крайности. Один из них, наиболее сообразительный и предпреимчивый, предложил пройти через зоопарк, чтоб срезать угол. Вход через который стрельцы проникли на суверенную зоо- территорию так же не был закрыт. По нерадивости, а возможно и тайному злому умыслу сторожа. О, этот сторож! Именно из-за него и происходят все беды на обширных пространствах Российской империи! Держите его, хватайте покуда не натворил он еще чего-нибудь!
   Но Дмитрий не знал о проделках злонамеренного сторожа и, ничуть не беспокоясь, с удивлением смотрел на зверей сквозь холодные прутья клеток и густую метель. Зверь за номером один нагло и бесцеремонно уставился на Дмитрия Ивановича накрашенными сладострастными глазками. Это была крупная пестрая мохнато- ухая рысь дамского пола. Рысь эта строила Дмитрию Ивановичу глазки на манер известных девиц с Тверской улицы. Тянула к нему мохнатые когтистые лапки. Дмитрий-Царевич слегка покривился и вразвалочку подошел к соседней клетке. Там восседал лев. Судя по всему он ничуть не мерз, плевал откровенно на метель, мороз и на все вокруг. Был львом сибирским, а отнюдь не африканским. Матерый таежный зверюга сидел гордо и презрительно, так, точно делал всему миру большое одолжение. Грива его была свежевымытой, аккуратно расчесанной и густо набриолиненной. Образовывала крутую прическу в стиле рок-а-билли, что так обожала носить американская шпана в пятидесятые годы двадцатого столетия. После непродолжительного знакомства с озабоченной рысью и нагловатым львом, Дмитрий-Царевич внезапно утратил былое сочувствие к животному миру. А в третьей клетке находился вполне русский обитатель лесов- волчина худой, хромой, облезлый, давно не кормленный, он скалил зубы и в лапе сжимал стодолларовую мятую банкноту. Откуда у хищника могла возникнуть такая дикая страсть к наживе? Данный валютный волк был тем самым, которого повстречал однажды Годунов. Вы наверняка помните, что этот волк отчаянно не любил чипсы с укропом. Дима не знал, что это именно за волк, при виде этаких зверей ему вдруг захотелось растворить себя в бутылке виски без остатку и исчезнуть с лица земли. Осмотр бестиария внезапно окончился, Дмитрий так и не разглядел ужасной физиономии того, кто сидел в четвертой клетке -Дмитрия Ивановича довольно грубо окликнули, он обернулся на звук, а звери отступили во тьму и превратились в безмолвных зрителей.
   Дмитрий-Царевич увидел перед собою троих, лица у них были самые зверовидные и могли бы украсить собою любой зоопарк мира. На него смотрели три верных пса Шуйского: Иван Воейков по кличке Терминатор, Гринька Валуев, он же Валуй, и Яков Пыхачев, большой любитель повыпендриваться. Никаких объяснений никому не требовалось -всем все было понятно. Они долго искали его, чтобы убить, устали от продолжительных поисков и наконец нашли. Сейчас все должно было кончиться. Дима выхватил пистолет, позабыв о том, что оружие не заряжено. Раздался сухой щелчок, затвор откатился назад, оголенный
   ствол глядел на шуйцев в бессильной ярости, а те увидав пистолет сразу начали пальбу. Стреляли они долго и упорно, но Дмитрий почему-то не падал. Ему и самому это было удивительно. Бронежилета в наличии не имелось, боли не было, это что же и есть смерть? Или ее нет вовсе? Дмитрия разбирал неуместный в подобных обстоятельствах смех, он отбросил в сторону бесполезный пистолет и стал неторопливо отворачивать пробку бутылки, чтобы допить остаток виски:
   -Папа всегда мне говорил, перезаряжай пистолет, сынок, перезаряжай! Но я
   его никогда не слушался! Как думаете, если я сейчас хлебну вискаря, он из меня потечет? А, что скажете?
   -Неизвестно, -сказал озадаченный Воейков -Терминатор. Дима допил виски и залихватски отбросил бутылку, а не на шутку разнервничавшийся Валуй выстрелил в него трижды. Дмитрий покачнулся, но не упал. Виски не текло. Впрочем, вся куртка была уже в крови. Терминатор и Валуй непроизвольно перекрестились:
   -Чур меня! Чурики- чурики!
   Впервые в жизни усомнились они в действенности огнестрельного оружия. Но тут Яков Пыхачев вытащил из-за пояса двуствольный обрез, каким обыкновенно пользуются сицилийские мафиозо и начал эффектно прицеливаться. А силы уже начали покидать Дмитрия, он шатался все сильнее и рявкнул на Пыхачева:
   -Быстрее стреляй, придурок! А то я сейчас уже грохнусь.
   Пыхачев вздрогнул от неожиданности и резко нажал на оба курка. Двойной оглушительный выстрел потряс московский зоопарк до основания. Вокруг окончательно стемнело. Дмитрий упал на спину и кажется умер. Троим утомленным стрельцам хотелось в это верить. Терминатор и Валуй вздохнули с искренним облегчением, им начинало казаться, что этого крепко пьяного парня вообще не удастся убить. А довольный собою выпендрюжник Пыхачев эффектно подул в стволы разряженного обреза и тут же закашлялся, потому что пороховой дым без спросу заполз ему в ноздрю. Пыхачев долго еще кашлял, чихал и плевался.
   Надо заметить, что инструкции полученные покойными Петряевым, Незатейко, Ноликом и полуживым Коршуном в корне отличались от инструкций, что выдал Шуйский новой расстрельной команде. К этому экспромту был добавлен пункт о погребении трупа за пределами города Москвы. И это был крайне неприятный пункт. Стрельцы и так уже устали, вымотались до предела бегать за живым Дмитрием, а теперь нужно было возиться еще и с мертвым. Ругая Шуйского и умеренно собачась между собой, начали выдвигать запоздалые теории о том, что Димку в общем нужно было брать живьем, вывозить за город, и там уже стрелять без хлопот. А еще лучше, чтоб бы он сам себе могилу выкопал. Возни куда меньше, полный комфорт! Но рассуждать об этих, во всех отношениях приятных, вещах было уже поздно. Потоптались немного на морозце. Когда кровь на трупе слегка подмерзла и тело окоченело, втроем потащили его прочь из злосчастного зоопарка. Сложнее всего было с машиной. Машина осталась через квартал отсюда, тащиться к ней с мертвецом на руках просто не было сил. Вызывать вторую поисковую бригаду не имело смысла. Они тоже топали на своих двоих и бросили машину черт знает где!
   Что делать?- возопил бы тут нервный Чернышевский, но Терминатор быстро решил проблему с автотранспортом, поймав такси. Таксиста он выставил вон, сообщив, что тот уволен, а когда тот вздумал протестовать, навел на него пистолет и сердитый таксист тотчас уразумел, что непредвиденное увольнение с работы не самое худшее и живо дал стрекача, отчаянно мигая вечно зеленым огоньком. Итак, тело Дмитрия Ивановича аккуратно погрузили в багажник такси.
   Теперь нужно было решить проблему с инструментом. Мороз стоял нешуточный и земля промерзла на несколько метров вглубь. Теперь все трое настолько сильно ругали Шуйского, что тому наверное сильно икалось в ту беспросветно страшную ночь. За лопатами и ломом заскочили в круглосуточный супемаркет у Серпуховской площади. К сожалению там не было отбойных молотков. Когда отъехали от магазина с закупленным инструментом, позади неожиданно упал фонарный столб. От ветхости или от морозу? Это было конечно странно, но когда в багажнике машины у вас лежит свежий труп и предстоит долбить землю до самого утра при помощи лома и такой-то матери, то вряд ли вы станете обращать внимание на подобную ерунду. Почему нельзя было воспользоваться услугами крематория похоронной конторы "Некрополь и сыновья"? Трое озлобленных стрельцов этого не понимали, но очевидно Шуйский имел собственный расчет. В результате Дмитрий Иванович с грехом пополам был закопан за московской кольцевой автомагистралью неподалеку от же-
   лезной дороги. Погребение окончилось в шестом часу утра. Сама похоронная бригада была уже в полумертвом состоянии.
   И напрасно носились по Москве встревоженные предупредительным звонком Болотникова Корела и Касимов, напрасны были поиски, тщетны усилия, Дмитрий был мертв и густая метель скрыла все следы под снежным холодным покровом. А город по прежнему спал. Народ усиленно безмолвствовал. Никто никаких серьезных происшествий не заметил. Хотя несколько газет и написали о странном падении фонарных столбов в районе Серпуховской площади, но широкого резонанса этого сообщение не вызвало.
  
  
  

Глава пятнадцатая

Отборный стрихнин для Иуды

  
   Итак, Димка-Царевич мертв и закопан! Радости Шуйского не было предела, он буквально порхал по квартире, бородатым жизнерадостным мотыльком и говорил жене настолько нежные вещи, что та не сразу понимала о чем собственно идет речь...Выдержав положенную приличиями паузу можно было предъявить права на место Дмитрия Ивановича. Теперь конкурентов не было. А как там Сицкий? Он больше не может ждать, предательский любитель японских мотоциклов.
   Бережливый, расчетливый и дальновидный Василь Иваныч Шуйский не собирался платить Иуде- Сицкому положенных тридцати серебренников в твердой валюте. Если смотреть в корень, Шуйский был абсолютно прав. Если уж не удается сэкономить
   на порядочных людях, то отчего бы не сделать этого на предателе? К тому же Сицкий мог наболтать, а болтовня в таких серьезных делах совершенно ни к чему. Такие серьезные дела делаются молча. Словом, Шуйский зазвал к себе Сицкого на обед, пообещав, что тут-то с ним и расплатится. Расплата состояла в порции добротного стрихнина подсыпанного в гороховый супчик. Экономить на яде Шуйский не стал. И бережливость должна иметь разумные пределы. Таким образом решил он сразу несколько проблем. И с молчанием Сицкого, и с его потенциальным гонораром. Но такова уж жизнь: только разделаешься с одной проблемой как на ее месте возникает десять новых.
   Возвратившись с кухни, молодая супруга не слишком старого Шуйского,
   длинноногая Марья Петровна, несколько остолбенела увидев остывающий труп Сицкого и уронила на пол блюдо с пирожками. Любил Шуйский домашние пирожки с повидлом, греховодник и сластена. Тоскливо смотрел он на разлетевшуюся по ковру свежую выпечку, а Марья Петровна уж подбоченилась и взбеленилась. Да и устроила ненужный скандал:
   -Зачем готовила? Зачем пироги пекла! С самого утра у плиты...А ты мне весь аппетит испортил, бородатый черт!
   У Шуйского обиженно вытянулась физиономия, но возразить он не посмел. Между тем, дело тут было не только в испорченном аппетите и напрасной готовке. На самом деле за время недолгого совместного проживания с Василь Иванычем молоденькая Марья Петровна как-то заскучала. В ней вдруг возникла вполне естественная тяга к интересным молодым людям. Она в который раз убедилась в исключительной правоте своей исключительной мамаши: первый муж -не муж, а одно недоразумение!
   Шуйский понятия не имел о том, что Клим Сицкий приглянулся Марье Петровне, ведь тот как и всякий предатель был слащав, обходителен и обаятелен до невозможности. К тому же молод, высок ростом, да и отсутствие бороды говорило только в его пользу. То есть по сравнению с Шуйским был он "мужЫком" с большой буквы "Ы". Марье Петровне вздумалось пофлиртовать, слегка отдохнуть душою, но пироги находившиеся в духовке
   отвлекли ее женское внимание. Вернувшись же в комнату обнаружила, что этот старый хрен уже безвозвратно отравил молодого ее кавалера. По личному мнению Марьи Петровны когда старики травят молодых -это совершенно неправильно. Нужно делать в точности наоборот.
   Высказав мужу все, что думала, Марьюшка нарочно включила телевизор на максимальную громкость и стала озлобленно взирать на дебильные физиономии Бивиса и Баттхеда. А когда муженек возник на горизонте с вескими доводами касаемо полезности отравления мерзавца Сицкого, Марья Петровна включила DVD -диск с пятой серией "Кошмара на улице Вязов" и Шуйский, перекрестившись, немедленно выбежал из комнаты. Очень боялся он смотреть фильмы ужасов, даже днем, даже по утрам. Во время стремительного отступления из комнаты, поскользнулся на одном из падших пирожков, горячее повило брызнуло на тапочки, Шуйский ухватился за стол, чтоб не упасть и боковым зрением увидал как Клим Сицкий ласково тянет к нему свою синеющую руку. Пронзительно ойкнув, Шуйский выпрыгнул в коридор и уже оттуда распорядился о немедленной выноске тела из квартиры вон. Без флагов и оркестров. Что и было произведено в лучшем виде. Только на сей раз Терминатору и Валую не пришлось долбить мерзлую землю. Труп Сицкого на полном ходу выбросили из машины на Берсеневской набережной, так что воткнулся он в сугроб, устроился удобно и проквартировал там до весны.
  
  
  

Глава шестнадцатая

Зверь-Машина делает ноги

  
   Шуйский почуял вдруг необычайную силу, осмелел, старый молодожен! С Димой все прошло гладко, о Сицком никто и не вспомнил, а вот исчезновение Болта встревожило Чапая до крайности. И озлобило. Надо же так осрамится! При всем честном московском народе и гостях столицы...Чтоб вам было пусто, господин Фидлер! Чтоб вам черти на том свете устроили пикничок по полной программе...Теперь Шуйский хотел навернуть на Болта "гайку" лично и утопить в самом грязном пруду. Именно утопить! Шуйский наверняка осознавал маниакальность своего желания, но ничего с ним поделать не мог, да и не собирался.
   Он отдал приказ и Аркаша Склепиков, это жуткое отродье, с неслыханным рвением принялся усиленно потрошить всех друзей и знакомых Болотникова, чтоб найти след, тоненькую ниточку, за которую можно было бы ухватиться. Но толку от всего этого было мало. Болт исчез неизвестно куда, никого ни о чем не предупредив. Обе московские подруги его пребывали в полнейшей прострации и толку от них добиться было невозможно. Узнали только, что убрать Отто Фидлера и Компанию Болотникову помог какой-то иностранец, вместе с ним выпивавший в "Венеции". Но что это был за иностранец? Черт его знает, поскольку и он незамедлительно исчез.
   Поэтому Склеп доложил суровому начальству, что Болт убрался из Москвы прочь, в полную космическую неизвестность и найти его теперь едва ли возможно. Все пространство вокруг Москвы было в распоряжении Болта, практически весь земной шар. Прочесать такую местность людям Склепа было бы просто не под силу. Шуйский между тем прикидывал, где именно Болотников не мог появиться ни при каких обстоятельствах. В трех городах ему точно делать нечего. Но сколько всего городов по России, не считая туманной заграницы? Хотя и там имелась запретная зона. Болотников не поехал бы ни в Стамбул, ни в Константинополь. Тем более, что это один и тот же город.
   -Не нужен мне берег турецкий, чужая земля не нуж...-Шуйский запнулся посреди песни, ткнул Склепикова в пузо указательным пальцем и строго сказал:
   -Возьми людей, схвати Зверь -Машину, уволоки в подвал и обработай как следует. Он должен знать, где искать Болта.
   Склеп не слишком торопился исполнять указание и простоял на месте неподвижно долгих шесть секунд. Зверь -Машина, то бишь Анатолий Животный, был крупным воровским авторитетом и хватать его вот так за жабры, по- грубому, запирать в подвале...это чревато неприятностями. Вслух Аркаша Склепиков не высказал ничего, но Шуйский точно прочел его мысли и рявкнул:
   -Не рассуждать! Я тут главный! Делай как велено! Посадишь его на иглу. А как все расскажет -отпустишь...и избавишься от трупа.
   Мотив для захвата Зверь -Машины был довольно сомнителен. Склеп быстро догадался: в тот достопамятный банный день Зверь-Машина и Болт держались вместе. То, что мылись чуть ли не из одной шайки и парились одним веником, позволило сделать Шуйскому скоропалительный вывод о том, что Зверь с Болтом большие друзья и тот
   знать нечто, неизвестное всем прочим.
   Но рассуждать особенно не приходилось. Поэтому Склеп взял людей и исполнил
   приказ Чапая. Обозленный до крайности Зверь-Машина сидел в подвале загородной резиденции Шуйского и получал регулярные противозаконные уколы. У него и вправду были кое-какие соображения по поводу возможного маршрута Болотникова, но говорить своим мучителям он ничего не собирался. Шуйский после трех дней молчанки не утерпел и приехал лично. Взбешенный упорством Зверя -Машины, он стал лупить его маленькими кулачками по лицу и сильно расшиб себе два сустава. А Анатолий Животный, Зверь -Машина обложил его по матери с максимально возможным изяществом и легкой наркоманской мечтательностью. Обозленный Шуйский выхватил у Склепа из руки металлический прут и принялся бить пленника по голове. Прут погнулся, а Зверь-Машина тактично потерял сознание. Доктор Шуйский с ненавистью глядел на пациента ушедшего в глубины бессознательного и незамедлительно выписал новый рецепт. Раз слабые наркотики не берут, надо попробовать сильнодействующее средство. Во имя России и Минздрава!
   -Колите ему хоть метадон, хоть беркутиниум, -Шуйский, тяжело дыша и держась одной рукой за сердце, другой отшвырнул погнутую железку и потер ушибленные суставы пальцев о правую коленку. -Если через неделю дня не заговорит -кончайте.
   Шуйский быстро вышел из подвала. Склепу и так все было ясно. Зверя-Машину не должны были найти. Метадон так метадон.
   Случаются на свете настоящие чудеса. Организм русского вора Зверь- Машины оказался абсолютно невосприимчив к воздействию импортных наркотиков и героин, метадон, и даже смертоносный беркутиниум не были тут исключением. Но на удивление сил уже не оставалось. У Зверь -Машины были свои соображения на предмет того, зачем с ним все это проделывают. Возможно Шуйский хотел понаблюдать за ломкой. Видя бессилие и унижение других, Василь Иваныч Шуйский начинал чувствовать собственное превосходство, ощущал себя всесильным гигантом. Забывал о собственной старости и немощи, о трусости и даже маленьком росте, на который намекал ему каждый третий, если не каждый второй из нахальных общих знакомых.
   Зверь-Машина думал, что Болт поступил абсолютно правильно если бы отправил на тот свет Шуйского на воровской сходке. Эх, как бы отсюда выбраться? И он начал изображать, что жуткий беркутиниум дает себя знать, хотя на деле он ничего кроме легкой изжоги не вызывал. Мысль оказалась удачной. Тюремщики расслабились и считали своего подопечного "конченым ширяльщиком" . Его не опасались уже который день, смотрели со снисходительностью и презрением, не привязывали к кровати, словом, халатно
   утратили бдительность. Решили, что еще пару дней и можно будет давать спекшегося, обдолбанного Зверя-Машину Шуйскому на показ, если тот пожелает приехать. А если приехать не пожелает- тогда: прощай Зверь и прощай Машина! Поскольку подопытный, хотя и нес разного рода ахинею ничего путного о возможном местоположении Ивана Болотникова так и не сказал. Но до конца недели времечко еще имелось.
   И вот в один из погожих зимних деньков в комнату вошел Петька-Фельдшер со знакомым стеклянным шприцем старого образца. Шприц, понятное дело был не пустым.
   Петька был один и даже дверь не запер. Ай-ай-ай, какая самонадеянность! Анатолий Животный лежал на засаленной пружинном матраце с физиономией погруженной в туманные наркотические грезы самого грязного пошиба, но когда Петька-Фельдшер стал закатывать ему рукав несвежей рубашки для свежего укола, Машина непредвиденно очнулся и бросился на Петьку как голодная пантера. Дав пару раз медбрату под дых, перехватил проклятый шприц и воткнул Фельдшеру глотку как умел, опыта в укольном деле у него не было никакого, но надо же с чего-то начинать. Резко рванул шприц назад, а игла так и осталась торчать в Петькиной шее, нервно вертясь и покачиваясь, точно осиное жало. Петька что-то сипел, таращил глаза, звал Василия Иваныча, делал руками короткие
   взмахи и вяло бормотал белиберду.
   А Зверь-Машина шваркнул шприц о стену и образовавшейся "розочкой" слегка изукрасил Петькину физиономию. После чего повалил на матрас и обыскал. У балдеющего Петьки с собой очень кстати оказался пистолет и даже запасная обойма. Глаза Зверя-Машины загорелись мстительным огнем. Теперь можно расплатиться за дырки в венах, выбитые зубы, плевки в лицо и излишки синяков. Неторопливо перестреляв охранников, Зверь-Машина забрал еще два пистолета с боекомплектами и деньги, запалил дачу Шуйского и ушел ни с кем не прощаясь. Это не значило, что он не собирался вернуться. Машина обозлился на Чапая раз и навсегда.
   К счастью для себя Склеп отлучился в город по делам и не попался на пути свирепого Толика- Машиниста, но когда вернулся и увидел пожарище, то все понял мгновенно. Он с самого начала чувствовал, что с Толиком ссориться не следует. Понимал, что Шуйский будет взбешен. Ведь Зверь-Машина бежал, а дача сгорела. И эти неприятности далеко не последние. В ближайшее время следовало ожидать новых. Зверь-Машина был Болту не друг и не кореш, но теперь, после "фокусов" Шуйского они запросто могли объединится, так что Чапай форменным образом опростоволосился в смысле своих коварных начинаний.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Глава семнадцатая

Провинциальное знакомство

  
   Пока на физиономии Зверь -Машины затягиваются шрамы, а Шуйский рвет бороду и танцуя на головешках ругает Склепа предпоследними словами, самое время поговорить об Иване Болотникове. Для начала следует кое-что сообщить о его прошлом, весьма интересном и живописном. С самого детства была в Иване тяга к странствиям и в молодые годы он много чего совершил, втихаря пробравшись за рубеж. В частности, в Турции Болотников принял деятельное участие в восстании курдов, решив своеобразно продолжить дело Суворова и слегка напомнить туркам про Измаил.
   Однако случилась некоторая неприятность и Болотников был схвачен свирепыми янычарами, получил срок по длительности не отличавшийся от пожизненного в константинопольской тюрьме. Тюрьма эта ему не понравилась совершенно и он лишний раз убедился в том, что поступал правильно помогая курдским партизанам и весь остаток жизни кривился при слове "рахат-локум" .Впрочем, стены константинопольской тюрьмы продержали его чуть более года, в один из праздников охрана дружно обкурилась анаши с корицей, кроме одного тюремщика, который оказался тайным дружелюбным курдом и вывел Болта из тюрьмы на волю.
   Покинуть гостеприимную Турцию насовсем ему помогли два сердобольных западно-германских туриста. Поэтому после года тюремной баланды Болотников в течение нескольких месяцев пил пиво и обжирался вкуснючими колбасками, гостя у новых немецких знакомых, один из которых странным образом находился в дальнем родстве с графом Александром Христофоровичем Бенкендорфом и от того питал к России весьма теплые чувства. Однажды утром подойдя к зеркалу Болтников увидел, что порядочно растолстел от пива и колбасок. Пожалуй, пора было уж покинуть замечательную Германию.
   К тому же по телевизору сообщили о том, что в Турции его усиленно ищут и даже послали запрос через Интерпол на его отлов. Это укрепило решимость Болта переменить обстановку. Он слегка изменил внешность и отбыл в Венецию, чтобы похудеть. Венеция ему приглянулась и он по знакомству устроился сменщиком гондольера. Работа с людьми и на свежем воздухе. Правда, Болт плохо знал итальянский и частенько увозил пассажиров вовсе не туда, куда нужно, поэтому собратья по ремеслу прозвали его "Луиджи -Путаником", водоплавающим итальянским аналогом Ивана Сусанина. Постепенно тяга к странствиям притухла, заграница несколько опротивела и Болт понял, что хочет вернуться домой.
   И, покинув один город на болоте, он очутился в другом. То есть нырнул в Венеции, а вынырнул в Петербурге. А оттуда прямехонько в Москву, поскольку чувствительная душа Ивана Болотникова порядком устала от болот. Среди братвы у него имелись обширные связи, почет и изрядное уважение. У него теперь был обширный международный авторитет. Одна Курдская Рабочая Партия чего стоила. С курдами шутки плохи! Именно они подарили Болотникову на память знаменитые сапоги со стальными носами. С этими сапогами Болт не расставался вовсе, говорят даже в них спал. Впрочем, для бани делал исключение...
   Субботний вечерок в ином из дальних небольших поселков центрируется как правило или возле пивной или возле танцплощадки, этих изысканных культурных мест. В ту субботу пива не завезли, а танцплощадка внутри клуба работала и было там тепло. Поэтому
   те, кто в мирных условиях выпил бы пива, выпили самогона вместе с остальными и не прочь были потоптаться на дощатом полу. Приятное общение с особами противоположного пола своим обыкновенным финалом имела драку. Где-нибудь часов в десять вечера -не позже. Заканчивались танцы и драка одновременно- в одиннадцать. Дольше -устали бы все, да и милиция приезжала как раз в это время. Словом все по старинной традиции. не обходилась По единому расписанию.
   Так местные и ходили на танцы, поскольку привыкли и не представляли что где-то может быть иначе. Болотников явился на танцплощадку по совершенно иной надобности, но человека столь ему нужного и необходимого на месте не оказалось. А нужен он был Болту до зарезу. Человек насовсем уехал из поселка насовсем неделю назад и никто не знал толком куда именно. Пока Болотников пребывал прострации, раздумьях и необычном для себя смятении чувств, его увлекли во всеобщее танцевальное мельтешение.
   Черт знает сколько лет было этой девке! Бывают пьяные девки, которые выглядят неважно и даже отвратно. Но данная юная особь хоть и была пьяна невообразимо, но это ей шло. Алкоголь точно подсвечивал ее изнутри и подчеркивал имеющиеся в наличии достоинства. А в трезвом виде могла бы показаться серой, невзрачной и ничем не примечательной особой.
   И вот, поддавшись несгибаемому пьяному обаянию приставучей незнакомки Болотников необдуманно позволил увлечь себя в центр танцплощадки. Сейчас было все равно уезжать или оставаться. Он ничего еще толком не решил. Отчего бы не тряхнуть стариной под дикую импортную музычку? Болотников танцевал, нюхал волосы партнерши и с ненавистью думал о Шуйском. И чем больше он их нюхал, тем сильнее ненавидел Шуйского.
   А обнюхиваемая дама была что называется повсюду и везде. Крутилась хмельным сумасбродным волчком и все глубже вовлекала его в жутковатый эпицентр дискотеки. Круг незнакомых лиц был широк, пестр и весьма недоброжелательно настроен по отношению к чужакам. Ловя злобные взгляды подвыпивших и недалеких местных отроков, Болотников не слишком волновался. Знал по опыту, что молодежь редко относится к чужакам с должным пониманием. А местные отроки и друг дружку не больно жаловали, но в присутствии постороннего чужеродного элемента временно позабыли давние усобицы и кровные обиды. Ощутили внезапное тесное родство и неожиданно сплотились.
   А пьяная дама Болотникова была явным и беспринципным провокатором. Просто Гапон в мини-юбке.
   Не в первый раз ей удавалось заманивать и "подставлять" чужаков. Забавы ради натравливать на них дружков из местной шпаны. Хохотнув, она исчезла точно ведьма.
   Улизнула, будто и не было ее вовсе. Хотя музыка продолжала погрохотывать в динамиках, Болт понял отчетливо, что танцы кончились. Наученный печальным опытом прекрасный
   пол мудро ушел в тень и прижался к стенам. Пусть глупые самцы сражаются, а наше дело
   наблюдать. Таким образом дамы освободили место для основного субботнего мероприятия: десять часов вечера, самое время бить морды. Болотников оказался в тесном кольце местных парубков, смотрели они еще более недружелюбно, нежели десять минут назад. Сегодня все должны были бить одного.
   -Не повезло тебе, дядя!- сказал один наиболее нахальный. -Будет тебе сейчас одновременно бокс, футбол и бег с препятствиями.
   Болт не собирался принимать участие в сельскохозяйственной олимпиаде и недобро оскалился. Стоило удирать от головорезов Шуйского чтобы тут по глупому столкнуться с местной шпаной...Впрочем, эти безусые пацанчики не знали с кем имели дело. Ведь сапоги курдского пошива были штукою безотказной в ближнем бою. Умело орудовать такими сапогами было все равно, что лупить противника удобным увесистым молотком.
   Или пальнуть? Пары выстрелов хватило бы вполне. При такой плотности народа трудно промахнуться. А почуяв запах пороха и крови, эти отважные тимуровцы сразу сообразят, что игры кончились и через минуту танцплощадка опустеет. Хоть гопачка танцуй.
   Но стрельба была нежелательной. Ни к чему давать Шуйскому такой яркий "маячок" для поисков. Значит придется пройтись стальными каблуками по местным наглым физиономиям. Изукрасить их художественно.
   Но ситуация разрешилась не так, как предполагал Болт и даже не так, как мечтала местная шпана. Мир решил как всегда по своему. У этого старого хитрого фокусника, куча сюрпризов в шляпе и никогда нельзя определить заранее, что за коленце может он выкинуть в следующий момент.
   Музыка вдруг стихла и зажегся свет, заставив большинство присутствующих прикрыть глаза рукой, недовольно и удивленно помаргивая. Тишина всосала грохочущие звуки западной попсы и крепко зажала их в зубах, народ недоуменно перешептывался и переглядывался. А через толпу уже прокладывал себе путь мелкий уголовный авторитет Николай Вывершень, он же Шерри. Появление этого действующего лица не было встречено громом аплодисментов, неприятная пауза только затягивалась. Болотников узнал Вывершеня не сразу, поскольку был занят тактикой и стратегией. Зато Шерри признал Болта
   моментально, поскольку тот был действительно крупною фигурой, едва ли не международного масштаба.
   -Так! А ну разошлись, сявки!- деловито рявкнул Шерри. И тут выяснилось, что задиристые местные отроки умеют понимать слова. Протрезвевшие мальчиши -кибальчиши стали разжимать кольцо блокады и делать вид, что они тут ни причем и вообще погулять вышли. Стали присоединяться к дамам и отступать к стенам .Только один, тот самый, что произвел наглый намек на сельскую олимпиаду, попытался возразить: -Да ты-то
   кто, блин?
   -Не знать меня? -возмущенно подумал Шерри и не тратя слов понапрасну от души двинул ему в челюсть. Оппортунист лег на танцпол без возражений.
   Болт снял вспотевшие руки с курков пистолетов, перевел их на предохранители и расслабился.
   -Добро пожаловать! -немного смущенно и заискивающе обратился Шерри к Ивану Болотникову. -Уж, извини -народ какой-то дикий. Не любит незнакомых.
   Болотников молча вытер вспотевшую руку о волосы, заодно их и пригладил, после чего протянул руку Шерри. Тот сжал ее обеими лапами и потряс с искренним дружеским чувством.
   -Есть тут у вас какое заведение...ресторан или..? -Болт спросил с деловым интересом.
   -Ох...нету. Но...Прошу ко мне на хлеб-соль.
   -Пошли, -не стал возражать Болотников.
   И они пошли.
   -По делам в наших краях или как? -Шерри изо всех сил желал расположить к себе Болотникова, но тот согласно своему высокому рангу и авторитету мог и не отвечать столь незначительной мелкой фигуре.
   -Проездом, -коротко и неопределенно сказал Болт. Сменил тему и перевел ее со своих конкретных сиюминутных дел на вечное и неизбывное глобальное "вообще". Он не знал на кого работает Шерри, кого поддерживает. В таких делах следовало быть настороже. Шерри же оказался неуемно болтлив и вскоре Болт знал даже больше, чем нужно. Во-первых: слухи о недавних московских разборках еще сюда не дошли и Шерри, один из людей Шуйского на периферии, не знал, что Болт и Чапай теперь враги-не-разлей-вода. Вообще, благодаря этому случайному знакомству Болотников узнал много ценного. Оказалось, что Шуйский имея в Москве ничтожную поддержку, искал союзников на периферии. Провинциальных агентов было немало, Чапай развернулся вовсю. Таким образом Болотникову стал известен обширный список лиц, которым надлежало выпустить кишки в первую очередь. А потом уже отправляться в поход на Чапая. Нужно было прикрыть тыл и выбраться из этого проклятого места. Если Шерри еще не знал, кто-то другой мог прослышать о возникших "разногласиях" между Болтом и многопакостным Василь Иванычем.
   -Хороший ты парень, Шерри. Только жить тебе осталось чуть-чуть,- с неподдельной печалью думал человеколюбивый Болотников. Мельком оглядывая заснеженную улицу и
   огоньки домов, он прикидывал где именно закончит свой жизненный путь его милый новый знакомый. В доме или в укромном месте. В доме скоро хватятся, дом не лес. С другой стороны хотелось поесть и отдохнуть. Что это за чертов поселок -танцы есть, драка есть, а ресторана нету. Совсем не думают о людях! Пустырь или лес подошли бы идеально, но Болт плохо знал окрестности, да и ночь была уж на дворе.
   По счастью путь их лежал не в жуткую бетонную двух- этажку, маячившую неподалеку. Шерри провел гостя в уютную деревенскую избу. В сенях стояли два ведра с водой. Пахло сыростью, прелыми досками, сеном и чем-то еще. И в доме свой особый запах, особо бивший в нос с мороза. Пыль, дым, кошачья шерсть. Впрочем, кошка не взирая на
   мороз отправилась на охоту. На стенах щелкали ходики, висели русские народные "гобелены" на былинные темы, вышитые крестом. Такого в столице не увидишь. А Шерри, судя по всему, хотел именно в столицу, хотел повышения и считал, что Болт может замолвить за него нужное словечко перед Шуйским, сообщить что Шерри парень что надо,
   с головой. И все мгновенно образуется и мечты о городе Москве станут явью.
   Естественно он даже не дал намека о том, что Болт ему чем-то обязан. Это было бы не только не вежливо, но и просто неуместно. По лицу Болта на танцплощадке Шерри видел, что приди он чуть позже и его немногословный гость разобрался бы с местными куда менее вежливо чем он сам.
   Так что беседа по прежнему была самая простая и ненавязчивая. Без политики и интриг. Болтали о том, о сем. Умяли чугунок тушеной картошки, тарелочку соленых огурцов и мисочку квашеной капусты. Ополовинили и бутылку водки. Уже вторую за вечер...Может и не нужен в этом населенном пункте ресторан?
   На стене маятник ходиков небрежно резал время тонкими ломтиками. Новый знакомый Болта захмелев, строгал местную водянистую колбасу тупым столовым ножом. Болотников отобрал у хозяина колбасу, вытащил финку. Быстро и аккуратно нарезал изделие мясокомбината имени Ухоедова. Лезвие финки было остро как бритва. Когда от колбасы остались лишь шкурки на тарелках и бурчащая приятная тяжесть в животах, Болотников все той же финкой принялся деловито ковыряться в зубах.
   -Может спичку дать? -предложил не в меру услужливый захмелевший хозяин. Коробок лежал на подоконнике, за его спиной.
   -Спичку? Давай, -одобрил Болотников. Шерри медленно и неуклюже повернулся, а Болт, быстро выскочив из-за стола, одной рукой зажал его пьяно улыбающийся рот, а второй вогнал финку аккуратно под левую лопатку. Опс! Тихо и аккуратно уложил труп на пол и вытащил лезвие из раны, отступил назад, чтоб не наступить на кровь. Быстро и деловито обшарил комнату -мертвому деньги ни к чему. Из второй недопитой
   бутылки налил полстакана водки и, кивнув стынущему мертвецу, выпил медленно и сердито. Выключил свет и вышел на мороз, на ходу накидывая дубленку и нахлобучивая шапку.
   Фонари на улице светили тускло. От положенного их количества горела лишь одна треть. Часть была отключена, часть перебита местными борцами за экономию
   электричества. Болта это вполне устраивало. Он направлялся к автобусной станции, собираясь покинуть дурацкий поселок как можно быстрее, но тут произошла новая неожиданная встреча. Болт увидел ту самую юную стерву из-за которой едва не влетел в
   историю на дискотеке. Девчонка была еще более пьяной, возле столба стояла зеленая полупустая бутылка. Юная стерва со смехом рассказывала подружке как к ней приклеился сегодня один городской козел в дубленке и что сейчас пацаны из него наверное сделали отбивную.
   -Пойдем поглядим! -весело предложила подруга и обе дамы тронулись по направлению к дискотеке. Болотников вышел из темноты с очаровательной улыбкой. -Не меня ищешь, милая?
   Веселье тут же сменилось пьяной тревожной неопределенностью. Слишком
   они набрались, чтобы убежать, обе были в высоких сапогах на сумасшедшем каблуке, зимнем эквиваленте летних туфель-шпилек. Болт не слишком церемонясь, вполне джентльменским ударом отправил более трезвую подружку в нокаут. Скрип, бряк и только сапоги торчат из сугроба. После этого принялся за основной номер программы, придушил маленькую пьяную тварь. Намотал на левую руку волосы, чтоб не дергалась, а правой сжал горло. И разжал пальцы, когда хрустнуло и голова безвольно повисла на волосах, как на ниточке. Болт отпустил ее волосы, брезгливо отряхнул ладони и не оглядываясь продолжил путь. Вторая в сугробе визжала, но он не стал возвращаться.
   Болотников не дошел до автобусной станции. Поймал на шоссе попутку, которая и домчала его до соседнего города. Три часа езды по заснеженному ночному шоссе прошли весело. Они с водителем травили анекдоты. Болт расплатился с ним деньгами взятыми у Шерри. Водитель так хохотал после последнего анекдота о колобке и Штирлице, что поначалу не хотел брать деньги, но Болт вежливо настоял. Уговор есть уговор. Он махнул приветливо вслед отъезжающей машине и взглянул на город в котором кончались все
   его проблемы и все сложности. Проблемы теперь начинались у Шуйского. Тем более, что в городок Скрябинск прибыл и обозленный до крайности Зверь-Машина. Физиономия его была подпорченной, вены проколотыми, Болту он обрадовался как родному. Они обсудили
   многое и всплыла вдруг новость.
   -Димку-Царевича кончили, -буркнул Зверь-Машина. -Что-то говорили, пока я у них в подвале загорал.
   -А ты не путаешь? -Болотников удивленно вскинул брови. -Я недавно видел его в Туле. День назад! Ты что?!
   -Значит врет Шуйский! -обрадовался Зверь-Машина. -Жив Димка! Ну, тогда он ему еще покажет. Да и мы тоже.
   Болотников не был ни в какой Туле и не видел никакого Дмитрия. Соврал и глазом не моргнул: Дмитрий Иванович мог быть мертвым сколько угодно, но ему, Болотникову, он нужен был живым. Расчет оказался верен. Слух быстро прокатился по России и чрезвычайно удивил и обозлил Шуйского. Чапай откровенно не понимал "откуда ветер дует". А между тем, ветер дул из самого ада.
  
  
  

Глава восемнадцатая

Ад 247

  
   Дым от выстрелов, а был он исключительно вонюч, тягуч и неприятен, рассеялся и вокруг стремительно стемнело. И Дмитрий увидал, что летит куда-то, став легким, почти невесомым, а потом он завис, стало казаться, что висит он на одном месте в душном безвоздушном пространстве, зато навстречу ему несется и летит гигантский кривой полосатый матрас .Столкновения избежать было невозможно. Полосы ширились и увеличивались с каждою секундой. И в результате Дмитрий Иванович против своей воли влетел в одну из этих полос и даже в нее углубился, слегка зарывшись в песочек.
   Подобный посмертный полет стал полной неожиданностью для Дмитрия Ивановича. Вот оказывается куда падают грешники! Место неожиданного грехопадения привольно расположилось в пустыне. Так как больше ничего интересного не происходило, Дмитрий-Царевич, приосанился, отряхнулся, присел и слегка потер ушибленный живот. И поглядел вокруг глазами очумелыми.
   Небо над головой было низким, пустым и абсолютно бессодержательным. Остовы бетонных домов маячили вдали точно привидения. Город...Цивилизация и индустриализация в этом странном месте были на лицо. Переход из живого состояния в мертвое был ознаменован кроме всего прочего ощутимой переменой климата. Из холодной зимней февральской Москвы, он угодил в более теплое песчаное местечко. Хотя, тепло, пожалуй, относительное. Песочек зябкий и холодный. Неприятный. Солнышка не видно, да и небо мутное, угрюмое. Набычилось как будто с перепою. Осень пришла в этот мир? Кто знает...
   Однако пришлось подняться: исключительно холодный и противный песок! Озноб по коже от его тоскливого прикосновения. Дима с некоторым неудовольствием обнаружил, что новую зимнюю куртку у него сперли по дороге сюда. Какая же сволочь...Ах, да! Ее же все равно прострелили больше, чем в десяти местах. Черт с нею совсем! Куртка-дело наживное.
   Дмитрий-Царевич огляделся. Пустыня, как есть пустыня. Каракумы, чсно без микроскопа. Только лишь не хватает. Впрочем, виднелся город вдали, если только был он именно городом, а не гнусной пародией, не злокозненным миражом, которыми доверху бывают полны всякие порядочные Каракумы.
   И пошел Дмитрий Иваныч вперед, и набрел на людей. Впрочем, из окружающих аборигенов никто особенного интереса к новоприбывшему не проявил. Ни документов не спросил, ни здоровьем не поинтересовался. Ходили они все медленно, бормотали что-то под нос, напоминая тихих безопасных помешанных. Один из этих местных сидел задумчиво на табурете, очевидно выросшем прямо посреди пустыни из песку. Дмитрий направился к сидящему с интересным вопросом.
   -А где это я сейчас? -спросил он сразу, в лоб.
   -Там же где и все. Читать не умеешь?- и предельно вежливый абориген ткнул пальцем в сторону таблички на кривом облезлом столбике. Эту табличку Дмитрий Иванович как-то упустил из виду. Надпись же на ней была следующая:

АД 247

ПЕКЛО 247

HELL 247

INFERNO 247

...

   И далее все тоже самое на казахском, татарском и киргизском. Остальные языки изготовитель указателя злостно проигнорировал.
   -Это АД? Да это какой-то занюханный район новостроек. Что ты мозги крутишь? -Дима не был расположен к шуткам.
   Но собеседник его ничего не ответил, только плечами пожал. Не веришь- не надо. Мне-то что! Я теперь один на свете, я сижу на табурете...
   -Хорошо! Тогда черти где? -Дима прищурился.
   -Ну, кто ни свалится -одно и тоже! Где черти, где черти...Черт их знает, где эти черти. Ни разу не видел. И не скучаю. Может покурить они вышли...на минуточку. Или вымерли как тираннозавры!
   -Если бы были черти -была бы серьезная проблема. Отсутствие чертей- отсутствие проблемы, -мудро подумал Дима, -Так и чем вы тут занимаетесь в этом Аду...двести сорок семь?
   -Живем, -кротко ответил абориген, усаживаясь поудобнее на своем песчаном табурете.
   -И всегда так пасмурно?
   -Всегда. Солнце не любит мертвых.
   -Вообще-то похоже на Ад. Паскудный климат, кругом чокнутые. Ни баб, ни выпивки, -резюмировал Дима. Не пробыв в аду двести сорок семь и получаса, он уже смертельно соскучился. Абориген посмотрел на него насмешливо.
   -Бабы, выпивка...Сходи в город. Бар, кафе или клуб, забыл как называется. Только у них там пароль...ну, на входе.
   -А пожрать там дадут?
   -Дадут.
   -Так какой пароль?
   -Не помню. Потому и не пускают.
   -Ладно! Разберусь на месте, -решил Дима и пошел навстречу городу. Недавно умерший, он не утратил присутствия духа, и продолжил свою активную потустороннюю деятельность, правда был до неприличия трезв. Но надеялся вскоре это исправить. Топая по холодному мерзкому песочку, Дима размышлял о разных вещах. Например о том, не пора ли бросить пить. Конечно умер он вовсе не от пьянства, но кто знает! Возможен и рецидив. Потом припомнилась ему байка Корелы об Арабских, кажется Объединенных Эмиратах. О том, что в них нельзя курить, при въезде у всех отбирали спички и зажигалки. Там же нефть кругом! Одна искра и привет! -с невозмутимым лицом говорил Корела в то время как вся собравшаяся кампания давилась от смеху. Черт, славное было времечко...
   Дмитрий вошел в город и без труда отыскал, то что нужно. За дверью, что вела в бар, клуб или что еще -над входом висела красноречивая надпись "Заводное заведение". В ответ на стук мгновенно раздалось:
   -Вороне черт прислал...
   -Первая часть пароля! -сообразил Дима. -Как там у старика Крылова?
   -Сыру что ли? -наугад брякнул он вслух.
   -Сыр? Какой еще сыр? Топай отсюда, умник!- грубо и неприятно заявил голос и окошечко закрылось. Дмитрий зло стукнул по двери снова и отошел. Какой-то доходяга в клетчатой клоунской кепке стоял у стены, лениво пожевывая челюстями. Он тупо смотрел перед собой, потом глаза его сменили угол наклона, осмотрели Дмитрия. Доходяга перестал
   жевать и неожиданно спросил:
   -Новенький что ли?
   -На мне написано? -огрызнулся Дима. Он прикидывал как бы получше высадить дверь и проникнуть в "Заводное заведение".
   -Не бузи. Просто ты пароль не знаешь.
   -Вы тут чокнулись со своими паролями! -заявил Дима, неожиданно начиная выходить из себя.
   -Это не моя идея. Мне туда,- доходяга кивнул на бар, клуб и заведение, -На фиг не надо. Пароль простой. Они говорят: вороне черт прислал, а ты отвечаешь: кусок копченой крысы. Склерозом не страдаешь? А то запиши.
   -Запомню, -мрачно ответил Дима.
   -Это хорошо. Память тут-великое дело, -заметил доходяга поправляя кепку. -Я вот, например, кроме этого дурацкого пароля ничего не помню. Даже зовут и то не помню. И как сюда попал, эх!
   -Ну и записал бы имя и все прочее, раз такой забывчивый. В чем проблема?
   -Бесполезно. Сначала забуду где записал, а потом забуду как читать! Нет, это все бессмысленно. Гиблое дельце!
   На это Дима уже не нашелся что возразить и предоставил клетчато -кепчатого склеротика его глубоким личным проблемам.
   -Н- да, ну- у и дела!- подумал Дима,подходя к заветной двери. -По крайней мере на сей раз должны открыть.
   Он постучал. Из-за двери раздалось привычное:
   -Вороне черт прислал...
   -Кусок копченой крысы! -бодро и отчетливо рявкнул Дима и заветная дверь отворилась перед ним без скрипа и промедления. В проеме стояла крашеная и дружелюбная рыжая блондино -брюнетка небольшого роста. Точно определить цвет волос ее было сложненько.
   -Что-то я тебя не припомню. Новенький?- спросила она, вдруг утрачивая дружелюбие.
   -У тебя похоже склероз! -заявил Дима. Слово "новенький" резало слух, раздражало, он предпочитал играть на "старенького". Невинная фраза о склерозе произвела ужасное действие на многоцветную девицу.
   -Нет! Только не это! Неужели и я начала забывать?
   -Похоже тут склероза боятся больше чем СПИДа, -удивленно подумал Дима, проходя внутрь и оглядываясь по-хозяйски. Кое-что он уже понял: теней в аду 247 не было. Они отсутствовали и на стенах, и на полу. Не было их вовсе, ведь не имелось солнца снаружи, а внутри электролампы светили тускло, вяло и безалаберно, отказываясь эти тени производить. Ну, на нет и суда нет. Хотя, говоря по совести, без теней было как-то не то.
   -А как тебя зовут? -осторожно спросила рыжая -многоцветная.
   -Дмитрий Иваныч, -Дима решил представиться официально.
   -А как меня зовут? -в этом вопросе многоцветной собеседницы звучала некоторая опаска. Не окажись у нее имени- черт знает какой формой истерики могло бы все окончиться!
   -Софья Ковалевская, -чуть не брякнул Дима, но сдержался и уклонившись от прямого ответа сказал с максимальной нежностью в голосе: -Я всегда звал тебя Крошкой.
   Такой ответ ее совершенно успокоил.
   -Теперь я вспомнила. Так именно ты всегда меня и звал, -Крошка улыбнулась и зычно обратилась к сидящей внутри кампании:
   -Эй, вы! Что сидите? Не видите -Дмитрий Иваныч пришел!
   Все вскочили как ужаленные.Никто не помнил, какой это именно Дмитрий Иваныч пришел и с чем его едят, но сама мысль о возможных провалах в памяти была исключительно ужасной и потому все сделали вид будто узнали Дмитрия Иваныча сразу, как только тот вошел. То есть, Дмитрий-Царевич, природной сообразительности и местным
   Жизненным условиям сразу оказался в кругу близких и давних друзей. К тому же, внутри не было проклятого холодного ветра и противный песок не скрипел под ногами.
  

"Надень черные очки. А то бабы порвут на части!"

Альберт Эйнштейн

   Данное изречение украшало стену, но у Дмитрия Ивановича не было с собою черных очков. И растерзания он не боялся вовсе, можно даже сказать жаждал его. Дмитрию незамедлительно предложили выпить и закурить, и вообще он оказался в самом центре повышенного дамского внимания. Бегло оглядев собравшихся он заметил, что присутствовала тут исключительно молодежь. Может для того и пароль? Пожилым склеротикам вход в клуб был заказан.Даже если вдруг и вспоминали они пароль.
   Начались бодрые пьяные танцульки в табачном дыму. Крошка куда-то удалилась или ее кто-то склевал, а в результате Дмитрий Иванович оказался нос к носу с другою
   девицей, более высокой по росту и пышной по формам. Ее имени он спрашивать не стал. Зачем? Он запросто мог назвать ее Крошкой, Корочкой или Огрызочкой, на выбор...Танцы переросли в обнимания. Вот-вот должен был произойти тот самый БОБОК, о наступлении которого так долго и упорно твердил Федор Михалыч Достоевский, и Дмитрий поволок новую подругу наверх -там были отдельные комнаты для особо буйных и озабоченных.А ему хотелось буйствовать!
   Сейчас, без посторонних он мог разглядеть ее как следует. Глаза ее были подобны
   двум японским кинескопам с широкими диагоналями, да и все остальное выглядело ничуть не хуже- вполне телевизионно. Электрические искры пробегали по телу от прикосновения этой кинескопической теледевицы, это была не женщина, а сплошное короткое замыкание. Дмитрия Ивановича стало сильно бить током, молотить головою об стену, но он не сдавался и сжимал ее все крепче, как свеже пойманную белугу. Настырнейший Дмитрий Иванович позабыл совершенно о Шуйском и не скучал в данный момент по Марине Мнишек.
   Когда аккумуляторы у обоих любовников несколько подсели и напряжение
   в комнате спало, Дмитрий приметил телевизор на тумбочке. Включил его совершенно бездумно, не предполагая, что именно творит и тут же увидел на экране Шуйского! Физиономия у него была препротивная, ругал он какого-то детину на чем свет стоит. Странное зрелище! Так сказать прямая трансляция с того света. И тут же на Дмитрия накатила ярость и он уяснил для себя всю опасность местного повального склероза. Как же мог забыть он о Шуйском?! Нужно же отомстить каким-то образом. Нельзя этого спускать Чапаю вот так запросто. Между тем, трансляция с того света продолжалась, а кинескопическая девица снова попыталась переключить внимание Дмитрия на себя. Она
   не хотела делить его с телевизором. Царевич не стал противиться ее электрическим объятиям, но спросил, как бы между прочим, сердито косясь на бушующего в телевизоре Шуйского:
   -А каким Макаром можно пролезть в тот мир? Вернуться назад?
   Вопрос озадачил пылкую даму. Она даже задумалась.
   -Назад? Ну, спиритический сеанс, к примеру... Тебя оттуда вызывают и ты приходишь...назад. Так только. А зачем назад, тебе со мной плохо? -в голосе телевизионной девицы возникли капризные ревнивые нотки.
   -Мне с тобой хорошо, -как можно более честно и вежливо ответил Дима. -Но мне будет с тобой куда лучше, если я вернусь туда и отверну ему голову. И не только ему.
   Дмитрий не знал, что Клим Сицкий уже мертв и потому для мести совершенно не пригоден. Вероятно угодил он не в АД 247, а в соседнее заведение с другим номером.
   -Дался тебе этот старый седой мегафон! Он и сам скоро загнется, -сказала страстно-тактичная собеседница и, быстро вскочив с кровати, выключила телевизор, поскольку на экране возникла молодая жена Шуйского и Дима уставился на нее с нескрываемым кавалерским аппетитом. Дима слегка поворчал, но не более того. Телевизор уже сделал свое
   дело. Напомнил ему о мести.
   -Кто знает подробнее о проходе назад?
   -Сходи к старику Мелехову в контору. Я не знаю подробностей, он вроде знает. И вообще возвращаться назад -это так скучно,- Крошка Номер 2 томно затянулась сигаретой и выкатила глазки на лоб под самую челочку. -Не ходил бы ты никуда!
   Но Дмитрий уже торопливо одевался. Нужно поторапливаться. А то он забудет все, прежде чем доберется до конторы. Разыскать контору не составило особенного труда. Скучное казенное здание с маленькой надписью "Посторонним вход воспрещен". Дверь не заперта, а внутри сумрак, пыль и вселенская тоска. Контора завалена книгами, в иных помещениях едва ли не под самую крышу. К ближним полкам притулилась стремянка, уходившая во тьму наверх, в необозримую высоту.
   Старичка-конторщика, единственное лицо обозначавшее закон и бюрократический порядок в АДУ 247 не было видно. Слышался чей-то приглушенный храп, но помещение конторы было слишком велико, искать старичка под всеми столами и между книжных
   стеллажей -на это могла бы уйти уйма времени. А всвязи с быстротечностью склероза время было дорого.
   -Эй! Дед, ты где? Это я пришел! По делу! -крикнул Дмитрий Иванович. Храп моментально прекратился, раздался тоненький испуганный вскрик, скрипнула, пошатнулась стремянка и посетитель едва успел отскочить в сторону. Вместе со стремянкою грохнулся вниз старичок-конторщик. Его расширенные от страха глаза на мгновение сверкнули в полумраке белым огнем. И, утонув в грохоте, временно потухли.
   -Кажется, я задремал, -сердито сообщил он, отряхивая бюрократическую
   пыль после грохочущего приземления. -Соблаговолите поставить лестницу на надлежащее место, молодой человек.
   Сказал он это горьким укоризненненным тоном, точно Дмитрий стремянку и уронил. Дима, впрочем, не стал спорить. Велика важность-лестницу поднять. Информация нужна была ему до зарезу.
   -Очень любезно с вашей стороны. Теперь все в порядке.- старичок сел за стол и надел официальные деловые очки. -Ну- с? Чем могу служить? Фамилия моя Мелехов, так сказать канцелярский канцлер. А вас я что-то не припомню.
   Дмитрий представился и сообщил о цели визита.
   -Стало быть только-только прибыли к нам и уже рветесь назад? -старичок не страдал склерозом и был не по годам сообразителен. -Впрочем, дело ваше. Помните откуда прибыли, место посреди песка?
   Дмитрий помнил. -Там рядышком какой-то мужик на табурете.
   -Правильно. Его зовут, кстати, Арнольд Порфирьевич, только он этого не помнит и проку от него никакого нет. Когда подойдете к Арнольду Порфирьевичу повернитесь так, чтобы город был слева от вас. И дальше вперед на пару километров. Там увидите воронку в песке. Вот там нужно посидеть и подождать...поблизости. Спиритические сеансы происходят далеко не все время. Нужно дождаться зова. Причем без разницы кого будут звать. Хоть Хрущева, хоть Наполеона. Имеете полное право пройти кого -бы не звали эти идиоты.
   -А потом?
   -А потом сообразно обстановке. Можете отвечать на вопросы идиотов, а можете улаживать свои дела. Или просто погулять в свое удовольствие.
   -А сколько я там пробуду?
   -Сложно сказать. Бывает по разному. За один раз может и не успеете все сделать. Ну, если много наметили.
   Дима откланялся. Вернувшись в пустыню, он отыскал Арнольда Порфирьевича верхом на неизменном табурете, повернулся как сказано и, порядком натрудив ноги, подошел к песчаной воронке. Пока что было тихо. Только ветер продувал до костей. Сидеть на песке было очень холодно и Дима нетерпеливо переминался с ноги на ногу, вполголоса ругая
   всемирные спиритические организации за злостное бездействие.
   И вскоре изнутри послышались какие-то звуки. Глухие странные голоса живых. Наполеон! Наполеон! Иди-ка сюда, Наполеон, мы тебя коньячком угостим. Дима без колебаний прыгнул внутрь. Воронка расширялась, песчаный водоворот ухватил Дмитрия, стремительно закрутил и навстречу полетела крохотная коробочка полутемной комнаты, наполненной вспотевшими людьми, очевидно бонапартистами. Коробочка росла и ширилась. Люди вокруг стола так же постепенно увеличивались в размерах.
   -Москва! Нутром чую- Москва! -восторженно прошептал Дмитрий и спрыгнул на
   поверхность стола с приглушенным стуком.
  
  
  

Глава девятнадцатая

Ваш выход, товарищ Наполеон!

  
   Стоял восхитительный морозный вечер. Один из тех знатных вечеров в Москве, когда высунув на улицу нос на полчаса и потопав слегка по снежку возвращаетесь вы домой к горячему чаю с сухариками или бубликами, приходите от этого в замечательное настроение
   и даже рев соседского телевизора за стеной не кажется таким уж надоедливо противным. Если же вы, по воле судьбы и обстоятельств, затянете свою пешеходную прогулку часа на три, то домой попадете не скоро и придете в некоторое озлобление от суровости родимого
   климата.
   В такой именно вечер у высоченного здания с темными матовыми стеклами притормозила солидная машина глобально-черного окраса. Из нее неторопливо вылез занятный человек в до неприличия шикарной шубе. Случись Шуйскому высунуть из-за угла любопытный нос, мигом бы узнал свой товар, свою кровную продукцию. Ведь шубу из салона "Пушистое тепло" с чем-либо спутать было невозможно. Это была в высшей степени выдающаяся шуба.
   Нынешний владелец шубы отлично это знал и вероятно поэтому путь его от машины до подъезда здания был недолог. Эти пятнадцать метров прошел он неторопливо, извлекая предельное удовольствие от каждого своего шага. Воздух ему казался свежим, вечер изумительным ,а довольство самим собой переходило всяческие границы. Чувство довольства редко покидало этого человека, поскольку на Руси ему жилось хорошо. Не одни лишь крестьяне имеют привычку торжествовать зимней порой. Звали этого чрезмерно довольного, погруженного в шубу человека Ефрем Ефимович Пшенесюк. Был он
   замечателен и всесторонне знаменит.
   Подойдя к человеку бдительно охранявшему вестибюль здания с темными матовыми окнами, Пшенесюк произнес свою фамилию томно, едва ли не пропел ее на оперный манер. Эта короткая односложная ария вызвала на лице охранника выражение некоторой брезгливости и нехорошей ассоциации с рекламой женских прокладок. Но выставить вон
   господина Пшенесюка охранник не мог, хотя и очень хотел. Начальство приказало ему впускать внутрь здания всех имеющихся в наличии пшенесюков, невзирая на поздний час. И он пускал, хотя и не понимал, что может делать этот писклявый хлыщ в шикарной шубе на ночь глядя в ответственном государственном учреждении. Что это за специалист? Что он умеет? Знаем мы этаких специалистов! Так примерно рассуждал суровый охранник, подробно объясняя Пшенесюку маршрут, который однозначно должен был привести его к лифту. Но облаченный в шубу визитер не нуждался в подобных инструкциях, поскольку бывал в этом здании не раз и знал отлично, где именно находится искомый лифт.
   Ефрем Ефимович и вправду был специалистом. Высококлассным и компетентным в своей области человеком. Вот только профессия его не имела никакого отношения к сфере интересов официального учреждения, в которое он только что беспрепятственно проник.
   Господин Пшенесюк был магистром-медиумом с шестью дипломами. О чем говорил с гордостью. А говорить и ораторствовать любил вообще. По любому поводу и даже без повода. Что обычно нес Пшенесюк? Нес он чушь. Все свое носил с собой, во всем подражая Юлию Цезарю.
   Не имея в наличии пронзительного демонического взгляда и интересной бледности, что так красят его коллег по профессии, он отрастил длинные ногти, а на пальцы надел перстни самого загадочного и устрашающего вида. На дам это действовало просто безотказно. Положа руку на сердце скажем что, данный магистр, спиритуалист и масон Ложи Зеленого Братства города Васюганска, был не более чем балаболкою. Как и большинство его коллег- конкурентов. Но кое-чего у него было не отнять. Как умел вскружить он головы юным впечатлительным секретаршам, которые в своей угрюмой безрадостной жизни кроме телефонных звонков, приставаний облысевшего шефа и электрической печатной машинки никаких чудес не наблюдают, а тут войдет внезапно
   Пшенесюк и ни к селу, ни к городу процитирует вдруг что-нибудь замечательно интересное. Например "Изумрудную скрижаль Гермеса Трисмегиста". И слушательницы делают опечатки в тексте важного документа, отвечают по телефону невпопад, посылают облысевшего шефа на три буквы и развешивают свои очаровательные ушки в ожидании продолжения. И продолжение следовало! Непременно...
   В целом Пшенесюк был нечто среднее между попугаем и магнитофоном. Запоминал он именно как магнитофон, птичья память удивительно коротка. Но вот болтал просто без умолку, как самый натуральный одурелый попугай. Своею болтовней господин Пшенесюк исхитрялся зарабатывать на хлеб с маслом и толстым слоем икры сверху. О шубе мы уже
   говорили- расценочки в шуйском салоне "Пушистое тепло" были ого- го! Не всем по зубам. Словом-доходный бизнес. Это было практическою и весьма приятной частью мира магии и волшебства.
   Основным магическим правилом, которым всякий раз умело пользовался Пшенесюк, было следующее: говоря авторитетнейшим безапелляционнейшим тоном и ссылаясь на малоизвестные источники книжной премудрости, мог сходу изобрести любую новую примету, любое суеверие, самое идиотское, самое невообразимое. К примеру: вам, дамочка, с вашими конопушками нужно носить только черные туфли. Почему черные? Отчего не красные или не желтые? А так вот сказал от балды и все. А она в следующий раз уже придет именно в черных туфлях и до конца жизни их не снимет, будьте спокойны. Закодировал от конопушек раз и навсегда. Вот уже Пшенесюк и приобрел маленькое влияние над человеком. Значит можно эту дуру и дальше обрабатывать. Можно расширить
   воздействие, полностью подчинить себе. Но к несчастью для себя и к счастью для других Пшенесюк был чересчур ленив и немного туповат, чтобы организовать тоталитарную секту собственного имени. Не хватало таланта и организаторских способностей. Он ограничивался платными выездными гастролями и дамским поклонением, переходящим в
   легкую степень обожания. То есть, ему хватало восторженного лепета экзальтированных дам в глубоких декольте вместо затяжных зловещих экспериментов над чужою психикой. О мировом господстве он не мечтал никогда. Случись бы ему вдруг стать повелителем этого мира и он оторопел бы, не зная что делать. Разве что по дамской части еще пошире бы
   развернулся.
   Впрочем, что касается декольте и их глубин, то Пшенесюк твердо придерживался того мнения, что не следует путать спиритизм со стриптизом, это было любимой его поговоркой, которую он употреблял частенько. Некоторый смысл в данном высказывании
   имелся, поскольку недостаточно укрытые дамские прелести могли излишне его перевозбудить и отвлечь от прямых спиритических обязанностей. Да и подорвать имеющийся в наличии наработанный с годами оккультный авторитет. Пшенесюк предпочитал не перемешивать жизненные удовольствия с работой. Соблазнять дам на больших приемах в манере Джеймса Бонда он считал просто неприличным. Интимная жизнь мага должна быть покрыта абсолютной тайной. Мало ли с кем он путается...
   Обожая себя до крайности, он никогда не пользовался общественным транспортом, опасаясь внезапного хамства с непредвиденной стороны. Но объяснял все отрицательными флюидами исходившими от глупой невежественной толпы, которую составляли отдельно взятые безграмотные в смысле спиритизма пассажиры. Если учесть, что это говорилось о народе, который до сих пор является самым читающим в мире, то заявление более чем нахальное. Московские автобусы и троллейбусы были просто нашпигованы флюидами зла, о метро, этом преддверии ада и говорить нечего. Приходилось кое-как перебиваться поездками на личном лимузине, как и в сегодняшний чудный вечер, что должен был ознаменоваться элитарным спиритическим сеансом самой высокой пробы. Ну, это по возможности, а там уж как получится.
   Пшенесюк держал путь на самую верхушку здания, в офис солидной фирмы. Он должен был войти туда согласно сложившемуся ритуалу около полуночи. Глава данной солидной фирмы являлся не только бизнесменом, но и абсолютно законченным спиритом. В свое время был он алкоголиком, но излечился от пагубного пристрастия. Переход от спирта к спиритизму можно было рассматривать как некий личный прогресс. Тем более, что на предыдущем сеансе Пшенесюк цепкою рукой ловко и удачно изловил в атмосфере дух покойной мамаши главы фирмы и дух этот был крайне рад, что сынок сумел покончить с пьянством и уложил-таки зеленого змия в глубокий нокаут. Вообще же, маманя дала с того света ему столько дельных советов на остаток трезвой жизни, что он еще толком не пришел в себя. И ожидал не без трепета новых чудес.
   Отчего же было выбрано это место, это нежилое и мрачное деловое здание? Для атмосферы спиритуалистического отдохновения оно было идеальным. Служащие давно разбежались с богом по морозцу, попрятались по квартирам и в здании было тихо-тихо. Духи, они существа беспокойные, нервные, обожают тишину. Кроме индивидуумов, приглашенных на элитную спиритуализаторскую вечеринку и бдительной суровой охраны внизу, никого не было в высотном доме.
   Пшенесюку и самому импонировал вид пустого и в чем-то загадочного полутемного здания. Тишина и безлюдность, что-то такое поэтическое, нечто от египетских храмов. Тень Анубиса промчалась по коридору, ударилась головой о лампочку и скрылась в кабинете начальника транспортного отдела... Главное -не застрять в лифте! Это было бы крайне неприятно. Монтеры-существа неторопливые, особенно зимними ночами. Кроме того подобное происшествие могло бы существенно подмочить непогрешимую репутацию мага. Ведь маг, застрявший в лифте и проторчавший внутри кабины три часа к ряду, выглядит несколько помято. И впечатление от внутреннего могущества утрачивается, несмотря на шубу, длинные ногти, таинственные перстни и невразумительные речи.
   Пшенесюк помнил один такой случай. Дело было кажется в Свердловске...нет! В Екатеринбурге! Да, нет же в Свердловске. В Екатеринбург он приехал день спустя и все прошло как надо. Так вот в Свердловске Пшенесюк сильно застрял в лифте. Народный свердловский монтер со своею монтировкой пришел на удивление быстро, наверное прилетел на самолете из Екатеринбурга. И сорока минут не прошло, а он уж тут как тут. И приступил к операции спасения. Но местный лифт оказался с норовом, уперся и не желал выпускать жертву из стального капкана. Монтер провозился до рассвета, когда седовласые свердловские вампиры уже ложились на боковую, и Пшенесюк, давно уже попрощавшийся с белым светом, был извлечен из кабины механического чудовища лишь через шесть с половиной часов в ужасном состоянии. Усталый, бледный и истощенный. Он безусловно опоздал на важную встречу и с тех пор объезжал Свердловск стороной. В этом городе его никто больше не ждал и не любил.
   Атмосфера таинственного здания, да еще ночью подобным же образом действовала на всех собравшихся. На всех ожидающих. Особенно на дам. Поскольку на дам действует практически все, если они предпочитают бездействовать сами. И когда Пшенесюк благополучно вышел из лифта на предпоследнем этаже, вошел в помещение, предназначенное для собрания и небрежно сбросил свою роскошную шубу на средней паршивости кресло, он был встречен был неуемным количеством дамских обожательных вздохов. Плохо скрываемым тайным восхищением. Трепетом в ожидании чудес. От Пшенесюка все почему-то ждали именно чудес. Вагон и маленькую тележку...
   Пшенесюк был доволен. Ему очень нравилось, когда его обожают и немного боятся одновременно. С приходом главного действующего лица атмосфера загадочности и мистицизма достигла своего пика. Пшенесюк просто пропах тайнами. И дамы исподтишка, деликатно его обнюхивали.
   Обозначим некоторых из присутствующих.Среди всех прочих озабоченных и озадаченных любителей оккультизма невозмутимо пребывал гражданин совершенно чуждый как спиритизму, так и магии, поскольку по образованию и происхождению был он выдающимся бухгалтером. Но присутствовать на данном идиотском мероприятии ему было просто необходимо. Поскольку тут находилась одна одержимая духовным поиском гражданка. Гражданка не отвечавшая взаимностью на грубые плотские позывы выдающегося бухгалтера. Он ухаживал за ней давно и безуспешно. Процесс соблазнения расклеивался вконец и вот, дотошный бухгалтер в лучших традициях Штирлица и майора Пронина занялся промышленным шпионажем и вскоре разузнал о странных занятиях предмета своей страсти. Как и все бухгалтеры, он имел немалый вес в этом мире и потому без особенного труда проник на данную закрытую вечеринку и временно влился в ряды
   полоумных спиритов. Зная наверняка, что во время сеанса выключат свет, он собирался ухватить предмет своей страсти за что придется. И даже не один раз. Доблестный бухгалтер был человеком трезвым и вполне отдавал себе отчет, что желание это переходит в манию, но ничего с собою поделать не мог и не хотел. Во имя мира во всем мире он обязан был потискать эту девицу, хотя бы недолго. А пока крепился.
   При виде возлюбленной он блестяще разыграл изумление-какая случайная
   встреча! И Ирина Леонидовна тоже была приятно удивлена.Вот как! Ведь и не подозревала у человека столь возвышенных духовных интересов. Бухгалтер мысленно облизнулся и в глазах его зажегся хищный огонек первобытного самца. Он даже решил ущипнуть ее куда грубее и больнее, чем собирался до того раньше.
   Болтая с Ириной Леонидовной о том, о сем узнал он стратегическую тайну. Слово "медиум" по латыни значило "среда", среда обитания, а не день недели, но Пшенесюк в плане латыни был слабоват и от того назначал сеансы именно по средам, говоря что день этот наиболее благоприятен для данного предприятия, для всякого рода вызываний.
   Собирались тут по средам регулярно даже когда Пшенесюк не мог почтить их личным присутствием и отправлялся на гастроли в провинцию. Все равно, незримо был он с ними. Духов сами не вызывали по неопытности и потому просто сидели и беседовали об
   оккультизме. Читали вслух Блаватскую, Алана Кардека или сочинения Денниса Уитли
   о бравых оборотнях из британского спецназа. Расходились под утро. Сонные, но очень довольные. Местная охрана, видя крайнюю степень утомления "гостей", подозревала этих возвышенных людей в свальном грехе, но крепилась и не сообщала куда следует. Хотя до этого было уже недалеко.
   Ирина Леонидовна пришла в кампании с давней своей школьной подругой. Марьей Петровной Буйносовой -Ростовской, в замужестве Шуйской. Марья Петровна соскучилась смертельно со своим бородатым Чапаем и решила встряхнуться таким вот потусторонним
   образом. Донжуанствующий бухгалтер оценил ее весьма высоко, подумал о том, что неплохо бы и ее пощипать и потискать в темноте за компанию, но узнав, что Марья Петровна жена известного российского бандита, моментально утратил к ней интерес и всецело сосредоточился на Ирине Леонидовне, вспомнив старую мудрую поговорку о двух зайцах.
   На сеанс общения с духами в эту полночную среду притащилась и почтенная супружеская пара. Гортензия Архиповна Старосадская и муж ее, покорный розовощекий Пашенька Старосадский. Пашенька с большим удовольствием смотрел бы по телевизору хоккей или поспал накануне следующего рабочего дня, но он был сущим ребенком около пенсионного возраста и супруга злостно им помыкала. А он не сопротивлялся. Гортензия Архиповна увлеклась спиритизмом, поэтому Пашенька тоже им увлекся. К полной неожиданности для себя самого. Гортензия Архиповна, неувядающая вечнозеленая Гортензия, влекла и волокла мужа за собой следом, а он только лишь безвольно кряхтел
   и пыхтел, подпрыгивая на кочках и ухабах...О прочих посетителях временно умолчим, так как они просили себя не называть.
   Как и всякий подобный сеанс по средам начался с некоторой вводной лекции, вступительного слова, ввиду наличия среди собравшихся помимо былых ветеранов вызывательного движения зеленых и необстрелянных новичков. Да и для ветеранов не грех было повторить старое. Ведь хомо модернус есть хомо забыватус, как говорил Цицерон. То есть " человек забывающий ни фига не помнит". Помимо этого, лекция должна была
   настроить присутствующих на нужный лад, перед тем как повести их за собой в пугающую неизвестность. Настройка публики дело ответственное, не уступающее в сложности настройке рояля.
   При всяком удобном случае Пшенесюк старался подчеркнуть собственную уникальность и пожурить тех, кто как и он, работали "пшенесюками". То есть Йорика Шортова, госпожу Пальмиану и прочую известную оккультную...как бы это помягче выразиться. Цитаты сыпались из Пшесенюка как мусор из прохудившегося мешка. Запросто, по-свойски цитировал он маркиза де Ривайля, Леона Дени Дюпреля, Фламмариона и Эразма Роттердамского. Он трезво оценивал ситуацию и дрейфовал между айсбергами цитат как старый опытный тюлень. Судьба "Титаника" ему явно не грозила.
   К середине своей выдающейся импровизированной лекции-вступления он обычно наваривал такой густой устный компот из трансцендентной гипер психологии и суперйоги, что у большинства слушателей перехватывало дух и закорачивало мозги. В сегодняшней лекции Пшенесюк пару раз намекнул на то, что его талантливому перу принадлежит ряд важных оккультных работ, написанных под псевдонимом "йог Антанта".
   -У движения как такого категорически нет формы. И тем не менее оно круглое! -оратор многозначительно повел указательным когтистым пальцем .-Да! Оно круглое. И чем больше будет нас, собравшихся в этой комнате, тем круглее и произвольнее будет это движение. Это и называю я квази кинетической духовной силой. Способности природы
   производить самые необыкновенные удивительные звуки...
   Тут кто-то из присутствующих резко икнул и чрезвычайно от этого сконфузился. А Пшенесюк даже ухом не повел, носа не сморщил, продолжал вещать как ни в чем не бывало. Однажды в Одессе его лекцию прервали летящие из зала пивные бутылки и пришлось спасаться бегством и укрываться на старой ржавой барже от расправы темных, не желающих просветляться масс. Вот это была штука!
   -Психокинетический гальванизм с практической точки зрения, понимающих в этом толк людей -это не шутка! -продолжал пискляво бушевать великий адепт спиритизма. -Я категорически могу заявить, что все мы равны перед могилой. Все категорически.
   Это интересное заявление несколько встревожило и даже огорчило присутствующих
   дам. Судя по всему, они вообще не собирались умирать.
   -А вот хождение во сне...лунатизм, это тоже относится к миру духов? -вдруг встряла в лекцию одна из них. Икота на заднем плане усилилась...
   -Что вы! -Пшенесюк в непритворном ужасе взметнул вверх обе когтистые руки, точно собирался ободрать когтями потолок. -Лунатизм это же обозначение профанов! Никакого лунатизма, говорите сомнабулизм. Вы же категорически образованная особа, я знаю вас не первый день...не одну сотню лет. И не надо путать сомнабулизацию и медиумизм. Вещи это разные и совершенно не связанные.
   Внешняя убедительность и логичность всего произносимого и изрекаемого Пшенесюком вовсе не искупалась той натуральной ужасающей чушью на которой была замешана эта логика.
   -Так вот, перед могилой все категорически равны! -на всякий случай напомнил он.
   Хотя равноправие между духами императора Наполеона, умершего на острове Св.Елены и духа сантехника Иванова, умершего от белой горячки во Львове устраивало далеко не всех...
   Сегодня Пшенесюк похрипывал и ощутимо подкашливал. Не то чтобы совсем сорвал свой чудесный голос, просто на прошлой неделе во время сеанса духи необычайно распоясались и дули ему то в ухо, то в нос. Устроили сильнейший спиритический
   сквозняк и маэстро Пшенесюк оккультно простудился. Он изящно, примерно высморкался, причем все присутствующие заметили, что платок его был из черного шелка с вышитыми серебром неизвестными знаками -магистр учитывал даже мелкие детали. Очистив нос от вредных излишеств, Пшенесюк продолжил свой многоумный спич, хотя и чувствовал, что народ немного утомился, что публика скучает и пора бы уже от разговоров переходить к делу. Но внутренние потребности языка пересиливали необходимость жизненных
   обстоятельств. Пшенесюк толком не наговорился.
   -Иные из вызываемых нами бывают настолько вежливы и обстоятельны, что не желают присутствовать незримо в кругу внезапных друзей, а категорически воплощаются материально! Охватывают они такие более плотные, более жесткие флюиды. Говоря просто и вульгарно, заворачиваются на время в кусочек биополя Земли. Не будь такой возможности дух оставался бы абсолютно невидим для нас.
   Пшенесюк сделал выразительную паузу и не без потайного стратегического интереса оглядел собравшихся. Половина их, старая гвардия, давние знакомцы, дошли уже до кондиции. А с остальными разберемся по ходу дела. Что касается вопросов, которые он обычно задавал вызываемому духу, то эти вопросы как обычно должны вытекали из характеров и потребностей присутствующих дам. Следовало к ним приглядеться повнимательней. Приглядевшись, Пшенесюк увидел, что две дамы прибыли в старомодных костюмах. Заимствовали из костюмерной какого-нибудь театра.
   -Или сперли из музея, -мимоходом подумал циничнейший Пшенесюк. У него глаз
   был наметан на подобные вещи. Старушка-то еще туда-сюда. Тянула на начало девятнадцатого века в смысле внешности. Зато молодая была такою жуткой пародией на Наталью Гончарову, что Пшенесюк твердо для себя постановил: ни в коем случае не вызывать дух Пушкина. Из памяти и уважения к поэту! Пшенесюк был конечно мерзавец и
   шарлатан, но втайне побаивался духов. Лучше не злить их понапрасну. Чревато полтергейством! Или полтергейстом? Он не помнил как правильно пишется это слово.
   К слову, заметим, что Пшенесюк ошибся. Не по пушкинскую душу явилась эта костюмированная парочка, два обломка былого самодержавия. В сфере их дамских интересов были Наполеон, любимец дам, который век уж возглавлявший хит-парады спиритических сеансов. Такое ощущение, что все спиритки уроженки Корсики. Где бы они не родились.
   Пожилая дама ничего не поняла во вступительной лекции, настроена была делово и осведомилась с места в карьер: -А как мы узнаем, что это именно Наполеон, а не кто-то еще?
   -Вы хотите спросить у него документы? -язвительно осадил ее Пшенесюк, встав в позу лорда Байрона, бросающего прощальный взгляд на родную Англию с корабля.
   -Господин император, а покажите-ка паспортец! Категорически интересно! Вас как зовут, мадам?
   -Агрипинна Ивановна, -сконфуженно пробормотала после отповеди пожилая дама.
   Пшенесюк мимоходом кивнул, стал говорить о более земных и прибыльных делах вполголоса с хозяином офиса, показывая сильное расположение к этому бывшему алкоголику, тихонечко принял от него довольно пухлый конверт с деньгами, предназначенными для малоимущих и сильно нуждающихся духов и вдруг, повернувшись резко на каблуках, пронзительно заорал: -Агрипинна Ивановна!
   -А?! -испугано подпрыгнула на месте указанная особа.
   -Вот видите! Я сказал "Агрипинна Ивановна" и отозвались именно вы, а не кто-нибудь еще. Когда я зову Наполеона является именно NAPOLEON, вам все ясно?
   Остатки скептицизма были разбиты вдребезги этим мощным логическим ударом. Теперь уже никого не смутило бы то обстоятельство, что вызываемый абонент, то есть император Наполеон Первый, для друзей просто Бонапарт или Боня, должен был общаться с
   собравшимися на чистом русском языке, языке современном, а не на французском девятнадцатого века с грубым корсиканским акцентом. У Бони была уйма загробного времени, чтоб выучить все что положено и удовлетворить любопытство неуемных москвичек.
   Таким образом стало ясно, что пора садиться за стол. Не с тем, что бы выпить или закусить, а чтобы приступить непосредственно к вызову духов. Сели за столик и торжественно вырубили свет. Стало темно, тихо и страшно. Бухгалтер сел рядом с Ириной Леонидовной. Сердце его билось учащенно. Он готовился ее нагло облапить.
   -Будьте серьезны! -весьма официально приказал Пшенесюк из сердитой темноты. Он был невидим, но ощутимо присутствовал неподалеку, внушая собравшимся зыбкую уверенность в некоторой безопасности. -Когда общество серьезно, то идет ( чуть не сказал "клюет",ох уж эти старые рыбацкие термины, никак не избавишься от них) идет серьезный дух, а не какой-нибудь непосредственный легкомысленный шалун.
   И начали! С любимца публики Наполеона. Пора было начинать работу и впадать в медиумический транс. Пшенесюк мог бы и просто ничего не делать, поухмыляться цинично из темноты над сборищем легковерных дурочек и придурков, всего и дел-то, а потом особым образом приняться стучать по столу. Однако из-за частой симуляции, Пшенесюк иногда и сам принимался верить в собственное могущество и безграничный медиумический талант. Кто может смело признаться самому себе в полной бездарности? Сегодня был день, когда Пшенесюк верил в себя как никогда раньше. И завывал довольно вдохновенно.
   -Наполеон, Наполеон, ответьте! Частое общение с духами категорически утомляет, -вполгоса объяснял Пшенесюк, слегка жалуясь на свою нелегкую жизнь.- Это тяжелая духовная работа. Наполеон! Наполеон, вызываю Наполеона!
   Впрочем, данное заявление носило не конкретный, а абстрактный характер. Возможно он обращался к самому себе. Все затаили дыхание.
   -Я весьма уважаемая особа в мире духов!- это он уже и вовсе произнес про себя и услышать данную фразу смог бы только самый завзятый отъявленный телепат. Пшенесюк закрыл глаза, хотя это было лишним. Темнота в помещении стояла абсолютная, ни зги не видать. Только сиплое настороженное дыхание собравшихся в ожидании чуда. Пора уже было устроить им это самое чудо-юдо. Магистр отчаянно и протяжно замычал подражая очевидно Наполеону, призывая ложное вдохновение. Мычание его успокаивало, не то чтобы он чувствовал себя теленком на выпасе, но помогало...
   Вдохновенное мычание магистра было прервано неприятным нервным дамским
   хихиканьем. Потом дама взвизгнула. Желавший ущипнуть ее, бухгалтер злорадствовал. Дама замахнулась чтобы ответить наглецу пощечиной, но ее маленькая гневная ручка пролетела в темноте мимо цели. Лиходей, зная отлично, что его предмет воздыханий левша, заранее предугадал откуда последует удар и предусмотрительно пригнулся. Ощипанная дама ничего
   пояснять не стала, поскольку стеснялась. Визг ее серьезно озаботил только молодую жену Шуйского, но и ей Ирина Леонидовна ответила довольно туманно, несмотря на дружбу и
   давнее знакомство.
   А Пшенесеюк почуял неладное. Преждевременно вырванный из магического транса, вышибленный из наезженной колеи, он прошипел яростно в сторону возмутительницы спокойствия: -Категорически вас умоляю! Не шумите во время сеанса! Воздерживайтесь от всяческого шума.
   И молодая сподвижница спиритуализма угомонились под натиском его шепчущей ярости. А бухгалтер ухмыльнулся и приготовился к новой атаке.
   Магистру потребовалось излишнее внутреннее усилие для того, чтобы погрузиться "вглубь",возобновить прерванный процесс духовной коммуникации. Наполеон на том конце, услыхав короткие гудки, наверное пожал недоуменно своими императорскими плечами, да и повесил трубку. Нужно было начинать все сначала.
   -Моя энергия дружно сливается с энергией Вселенной. Мои мозги сливаются с мозгами Вселенной, -зловеще шептал премудрый Пшенесюк. От этого заявления у некоторых присутствующих в темноте вытянулись физиономии, но возражать никто не решился. Черт с ним со всем! Пусть с чем хочет с тем и сливается. С мозгами, с энергией или со всей Вселенной. В конце концов специалист. Знает, что делает.
   -Самое главное вовремя ухватить симпатизирующий нам дух, -бурчал Пшенесюк уже совершенно не своим голосом. А подойдет ли собравшейся кампании Наполеон? Может для разнообразия подсунуть им Джека Потрошителя? Дамы будут против. Или Робеспьера? Это еще хуже...Но какой же может тут быть Наполеон, при таком бестолковом обществе?! Никакого Наполеона тут быть не может. Ни в коем разе. Искреннее сомнение охватило хрупкий организм Пшенесюка. Даже если бы и объявился тут какой дух с честной репутацией, в рассудке и твердой памяти, то не явился бы он сюда добровольно, напротив, дунул бы прочь со всех ног. Шиш вам, а не Наполеон Бонапарт! Но тут стало и вправду происходить какое-то потустороннее движение, что-то вдруг заколыхалось в воздухе.
   -У- ух! -внезапно выдохнул Пшенесюк, странное ощущение овладело им.Точно на плечи без спросу уселся вдруг здоровенный слон.
   -Ух! Я чувствую чье-то категорическое присутствие! -отчаянно потея и с трудом переводя дух, -объявил струхнувший магистр насторожившейся публике. -Назовись, кто ты, пришедший из тьмы и забвения? Ты Наполеон? Если "да", то стукни дважды, если "нет" один раз.
   Дух не задержал с ответом. Но шандарахнул по столу трижды. Судя по всему кулаки были у него увесистые, пудовые.
   -Уважаемый дух, пожалуйста повтори. Мы не поняли,- озадаченно попросил
   Пшенесюк. Слон все еще топтался у него на загривке, поэтому он не мог сообразить, что три удара к ряду означают решительное тройное "НЕТ!" Дух в ответ на вежливую просьбу принялся молотить по столу так, как будто намеревался разломать его ко всем чертям.
   -Это не Наполеон! -пискнула из темноты кажется Агриппина Ивановна. -Император не стал бы безобразничать подобным образом.
   -Тише, дура! -не на шутку перепуганный Пшенесюк позабыл о правилах хорошего тона. -Рассердите он и вовсе разойдется!
   А с Пшенесюком творилось и вправду нечто странное. Дышать стало легче, слон убрался с загривка, испарившись без следа. Мало того: подозрительная воздушная легкость наблюдалась во всем теле. Однако пытался магистр все еще пытался сохранить остатки самообладания.
   -Духи двигают предметы, но что подвигает на это самих духов, скажи-ка нам, славный дух? -ехидно осведомился из темноты похотливый бухгалтер.
   После неуместного бухгалтерского вопроса молотьба кулаками по столу
   моментально прекратилась к облегчению многих присутствующих, а Пшенесюк облегчился настолько, что к собственному ужасу обнаружил, что плывет над столом как воздушный шарик.
   -Ой, мама! -растерянно подумал Пшенесюк. Такого с ним раньше не случалось никогда. Он был мал, но упитан, чтобы вот так запросто взлететь. Теперь не знал как вернуться на место, что предпринять. Как запросить разрешение на посадку.
   -Это же левитация! -подумал он со смесью ужаса и восторга. -Я способен на чудо!
   -Это левитация! -передразнил его над ухом молодой и очень ехидный голос. -А ты -козел!
   Между тем из стола стало лезть нечто вязкое, зеленое и неприятное.
   -Эктоплазма! -сообразил Пшенесюк. Про эту штуку читал он не раз и даже писал сам, но впервые сталкивался с нею вот так запросто, нос к носу. Зеленое свечение понемногу охватывало и всех собравшихся. Позеленелое общество обеспокоено переглядывалось. На Пшенесюка с бледным лицом висящего над столом с растопыренными конечностями смотрели с явным мистическим ужасом.
   -Что происходит, Ефрем Ефимович? -встревоженно спросил хозяин офиса. Бывшего алкоголика чрезвычайно волновала сохранность помещения. Зеленый светофорный свет и Бог знает почему зависший под потолком Пшенесюк особого доверия уже не вызывали. Прошлые сеансы проходили куда более гладко и спокойно, без излишних чудес.
   -Это не Наполеон! Категорически вам заявляю это не Наполеон! -заверещал Пшенесюк и добавил со слезами в голосе: -Снимите меня отсюда! Пожалуйста!
   У него началось сильное головокружение, переходящее в легкую истерику.
   -Хорошенькое дело! Снимите...Послать что ли за охраниками, чтоб принесли стремянку. Нет! Увидят, разболтают. Пусть повисит маленько...как взлетел, так и сядет. Ничего ему не сделается, -мудро решил бывший алкоголик.
   -Видимо мы столкнулись с очень буйным духом. Блуждающее состояние делает его тревожным и агрессивным. Он затерялся между двух воплощений. Я могу процитировать Раймонда Моуди по этому поводу, -смело сказала ущипнутая и помятая коварным бухгалтером Ирина Леонидовна. Но ей не пришлось цитировать Моуди. Зловеще светящаяся зеленая фигура стояла на столе в полный рост, слегка колыхаясь как
   пламя свечи, впрочем молодые черты мужского лица можно было уже
   различить.
   Марья Петровна присмотрелась и узнала вдруг в прибывшем духе Дмитрия Ивановича. Его она видела однажды в ресторане и поскольку Шуйский отзывался о покойном Царевиче в безобразной ругательной форме, Марья Петровна прониклась к Дмитрию Ивановичу вполне понятной симпатией. Да и был он видным мужчиной, не то что низкорослый красноглазый Чапай. Дима тоже ее приметил, подумал о ее стройных длинных ножках, но тут же себя одернул: -Ты здесь не для того! Ты мертв! Сосредоточься на мести!
   -Марья, Шуйский дома? -спросил он сердито.
   Молодая жена сообразила мигом зачем именно понадобился Шуйский покойному Дмитрию Ивановичу. И обворожительно улыбнулась. Ей захотелось стремительно овдоветь. Нет, такого шанса упускать было нельзя.
   -Дома. Могу тебя подвезти, -в тоне ее чувствовались неуместно шаловливые нотки. Дмитрию было не до заигрываний, но сам факт установления контакта и взаимопонимания был приятен .Покуда Дмитрий Иванович мило беседовал с Марьей Петровной, прочие участники шабаша пытались зажечь свет, но настенный выключатель занимался откровенным электрическим саботажем. Постепенно зелень стала уходить назад в
   стол. Пшенесюк ощутил присутствие родимой гравитации и мягко плюхнулся на пол, но давно уже перестал быть центром внимания. Взгляды собравшихся сосредоточились на выходце с того света. Это был довольно симпатичный молодой человек.
   -Товарищ, вы ведь не Наполеон? -осторожно спросила Гортензия Архиповна Старосадская. На Наполеона неизвестный похож не был ни в фас, ни в профиль, разве что произвел пластическую операцию, прошел курс омоложения и оделся на современный манер. Вопрос был глуп изначально...
   -Замолкни, рыжая!- вежливо рявкнул призрак. Гортензия послушно замолкла, а муж ее Пашенька радостно захихикал. Наконец нашла коса на камень!
   Дмитрий Иванович взял Марью Петровну под руку и они направились к лифту ни с кем не попрощавшись. Пшенесюк одиноко сидел на полу. Свет наконец-то зажегся. Все бросились поднимать поверженного медиума на ноги. Вообще в офисе стояла страшная кутерьма, собравшиеся обсуждали происшествие, перебивая друг друга, строили догадки куда именно и зачем могли отправиться загадочный призрак Не-Наполеона и Марья Петровна. Даже бухгалтер, большой любитель щипать дам в темноте, и тот несколько поутратил былой жизненный скептицизм.
   -Надеюсь в будущую среду будет нечто еще более значительное, -ласково сказал хозяин офиса, сообразив, что проблемы кончились. Пшенесюк вымученно улыбнулся в ответ. Это была улыбка больного усталого человека по недоразумению угодившего
   в скверную историю.
   А тем временем авто несло очаровательную Марью Петровну вместе с призраком Дмитрия Ивановича в сторону Малого Знаменского переулка.
   -Ты убьешь его? -приветливо улыбаясь спросила Марья Петровна.
   -Конечно, -ответил Дмитрий Иванович не менее любезно.
   Они мчали по ночной заснеженной Москве, ветер гнал поземку по блестящему шоссе, пожелтевшему от света фонарей. Рядом с роскошною супругой Василь Ивановича Шуйского новоявленный призрак чувствовал себя необычайно раскованно и уютно.
  
  
  

Глава двадцатая

Кактусы в лунном свете

  
   Надо сказать, что покойный Дмитрий Иванович пребывал в полнейшей неопределенности относительно того, сколько времени у него осталось в запасе до возвращения в родимые пенаты, то есть на территорию угрюмого и неулыбчивого ада 247, последнего пристанища всех склеротиков. Поэтому на возможную возню с охраною Чапая у него не было ни времени, ни желания. Хотя, повстречайся ему сейчас Валуй или Терминатор, то пришлось бы волей-неволей задержаться и напомнить этим господам о предыдущей встрече в московском Зоопарке. А пока что деловито-любезная Марья Петровна разъяснила ему четко и доходчиво, что где в квартире расположено и как лучше миновать охрану. Голова у нее варила что надо, у этой молодой офигительной бабенки!
   Сама Марья Петровна благоразумно осталась сидеть в машине и при посредстве радио стала изо всех сил вкушать бессмертный "Реквием" безвинно умерщвленного Моцарта.
   А Дмитрий Иванович в полной тишине, без музыкального сопровождения взобрался по стене на четвертый этаж, легко и непринужденно влетел в раскрытую кухонную форточку
   на манер старика Хоттабыча, хотя в отличие от этого известного летуна был молод и относительно безбород. Приземлившись аккуратно на пол, огляделся с максимально зверским видом, соответствующим высокой мстительной миссии. Его живое внимание тотчас привлек топорик для рубки мяса. А вот и набор разнообразных ножей, целых восемнадцать штук, просто глаза разбегаются. А может быть прибить Шуйского половником или пристукнуть шумовкой? Изобилие предметов и возможного их применения просто угнетало. В распоряжении Дмитрия Ивановича был только лишь один Шуйский. Времени на изощренные эксперименты он не имел. Впрочем, всплыли из глубин памяти четкие инструкции Марьи Петровны о том, где у Шуйского запрятан пистолет. В нижнем ящике комода в спальне. Не в обширной супружеской спальне, а в небольшой холостяцкой.
   Вот и вход! Дмитрий Иванович хотел вломиться внутрь лихо распахнув дверь ударом ноги, но громкого вторжения произвести не удалось. Так как нога его была призрачная, то проскочила сквозь дверь, ничего не задев. Как досадно! Для прямого контакта не материального с материальным требовалось серьезнейшее сосредоточение.
   А от этого убийственное вдохновение улетучивалось с каждою новой секундой, жажда
   мести исчезала, энтузиазм убывал и угрюмая серая тоска заполняла душу. Разве можно работать в таких условиях? Несколько озлившись, Дмитрий Иванович решил войти в комнату на нормальный, не призрачный человеческий манер. Сосредоточился на дверной ручке, плотно обхватил ее затвердевшими до ужаса пальцами и резко повернул. Дверь, слегка оторопевшая от бесцеремонного прикосновения призрака, раскрылась, даже и не подумав скрипнуть.
   Шуйский находился внутри и пока не заметил ночного вторжения войск неприятеля. Василь Иваныч Шуйский любовно поливал свои всемирно известные коллекционные кактусы. С чего бы это вдруг Шуйскому вздумалось поливать кактусы во втором часу ночи, со среды на четверг? Жена без спросу уехала...черт ее знает куда! Ему не спалось, он обдумывал очередные злодейские планы и вспомнил, что давно уже не поливал своих драгоценных колючих растений и что они могут зачахнуть без его чуткой шуйской заботы.
   Даже лейка была у него особенная. Из литой бронзы, работы самого Бенвенуто Челлини. Разумеется Челлини ее изготовил совсем не для Шуйского. Ее уперли из какого-то музея по заказу хозяйственного Василь Иваныча. В музее она все равно была без надобности. Никто из нее никогда ничего не поливал. А это непорядок!
   Так что Шуйский стоял у подоконника с вышеописанной лейкою в руках и индифферентно орошал сонную колючую растительность. Не имея глаз ни на спине, ни на затылке, он никак не прореагировал на Дмитрия Ивановича. Тот неторопливо осмотрелся и увидел комод, удачно приспособленный Чапаем под домашний арсенал. Хотя к чему
   комод, к чему стрельба и шум излишний? Дмитрий Иванович заприметил известную пижаму Шуйского, свисавшую со стульчика возле маленькой смешной кровати. При виде данной пижамы Дмитрий Иванович пришел к определенному решению: удавить хозяина дома его же собственными пижамными штанами в веселый розовый горошек. Именно так! Поскольку этот низкорослый и скверный красноглазый бородач не заслуживал ни пули, ни сочувствия. А по окончании процесса удушения можно будет его подвесить к люстре или положить на кровать. Как Спящую Красавицу.
   Следя внимательно за продолжающим интенсивную поливку Шуйским, Дмитрий Иванович стянул со стула пижамные штаны, завязал их узлом и проверил на прочность. Все это проделал абсолютно бесшумно. И стал постепенно приближаться к окну, что бы
   набросить пижамные штаны на шею жертвы. Шуйский как раз развернул носик антикварной лейки в направлении кактуса номер восемь, не обращая внимания ни на лунный свет, сочившийся в комнату с улицы, ни на происходящее за спиной.
   Минуя обильно полированный комод, ящики которого ломились от обилия револьверов, пистолетов и прочего огнестрела, Дмитрий Иванович подкрадывался к Шуйскому все ближе и ближе, но тут произошло нечто непредвиденное. Густой лунный свет вмешался в ход событий и безнадежно спутал все карты. Свет наполнил сначала
   блюдечки-поддоны горшков пресловутых кактусов, потом пошел через край, полился на подоконник и оттуда на пол, все быстрее и быстрее, стремительно заполняя собой всю комнату. Сначала по колено, вскоре уж и по пояс.
   Шуйский, судя по всему, ничего подобного не замечал, а вот Дмитрий Иванович заметил и даже очень. Ноги его увязли в густом лунном свете и он не мог сдвинуться с места. Скрипнув зубами, зло отшвырнул прочь дурацкие пижамные штаны и с ненавистью уставился на Луну. У Дмитрия Ивановича возникло сильнейшее желание схватить крупнокалиберный пулемет и разнести из него естественный спутник Земли вдребезги, но пулемета под рукой не оказалось и он просто погрозил ночному светилу кулаком. Луна на угрозу никак не отреагировала. Свет ее продолжал сгущаться, точно туман и Дмитрий ничего не видел, даже красные носки Шуйского, чьи пятки горели опознавательными маячками над паркетом и те исчезли!
   А из глубин лунного света послышался женский шепот и всхлипы. Неподдельное отчаяние в до боли знакомом голосе. Марина! Марина Мнишек! Что-то стряслось! И Дмитрий Иванович мгновенно забыл про Шуйского, про свою неоконченную вендетту, про невозмутимую Луну и вновь стал невесомым и неуловимым. И полетел прочь от Малого
   Знаменского переулка в сторону просто Никитской улицы, стремительно проскакивая наугад сквозь кварталы и проспекты, дома и квартиры и приводя иных не спящих, но относительно мирных граждан в состояние буйного замешательства.
  
  
  
  

Глава двадцать первая

Лейка на паркете, лужа на полу

  
   Перед тем как Дмитрий Иванович столь скоропостижно покинул доблестную чапаевскую квартиру по неожиданной надобности, Шуйский отвлекся от поливки кактусов, обернулся наконец увидел его, тающего во мгле с нехорошим выражением лица. И выронил лейку от неожиданности. Что это такое? Привидение? В привидения Шуйский категорически не верил. Он верил в зеленых чертиков, верил в забугорных гремлинов, но не в привидения. Чем же была эта штука? Галлюцинацией от переутомления ( Шуйский сильно переутомился от собственных злодейских мыслей ) или нехорошей реальностью? В реальности, если бы Дима-Царевич вдруг оказался тут, да еще в вооруженном виде, то Шуйскому настал бы конец. Лужа из оброненной лейки стремительно растекалась по паркету, но Василь Иваныч не обращал на это внимания: он думал.
   -Это меня наверное совесть мучает, -догадался он наконец. Совесть не беспокоила Шуйского уже давно, а вот сейчас видите ли изволила проснуться, усатая масть! Как некстати! Шуйский увидел наводнение на паркете, позабыл про призраков и выругался.
   Тут как раз вошла Марья Петровна, она обслушалась Моцарта до одури, а тут такой неприятный сюрприз: муж жив и здоров! В ее очаровательных глазах читалось удивление и разочарование. Дмитрий Иванович ничего не сделал! Вот и верь после этого мужикам на слово! Но Шуйский не понял, чем вызван странный и недовольный взгляд молоденькой жены.
   -Машка! Что вылупилась? Тряпку тащи вытереть -паркет вспучится!
   -Сам разлил сам и вытрешь, -дерзко ответила бывалая топ-модель и вышла из комнаты, многозначительно хлопнув дверью. Возразить было нечего. Шуйский, ругая
   худшими словами лучшую половину человечества, ухватил какую-то тряпку, валявшуюся неподалеку и как мог предотвратил неминуемую вспучку паркета. Пройдя на кухню, он выжал тряпку в раковину и с неприятным удивлением обнаружил, что вытер пол собственными пижамными штанами, к тому же завязанными в мертвый морской узел. Кто же произвел данный пакостный фокус? Димка?!
  

Глава двадцать вторая

Утешьте плачущую даму!

  
   Между тем, крупнейший специалист по завязыванию чужих пижамных штанов, то есть наш многоуважаемый Дмитрий Иванович, влетел в квартиру на Никитской и обнаружил там следующее: Марина Мнишек нетвердо стояла на табуретке, пьяно почесывая пятку, рыдая, икая и всхлипывая одновременно. В углу валялась пустая бутылка фирменной польской водки. По щекам чернокожей красавицы текли слезы, а на шею была наброшена самодельная петля из крепкой капроновой веревки. Тут и мыла никакого не требовалось. Крепость веревки и твердость намерений Марины не вызывали сомнений.
   -Маринка! Не смей! -рявкнул отважный, хотя и призрачный герой, подлетев вплотную и разодрав поганую веревку чудовищным волевым усилием, капрон лопнул со странным зловещим гудением. Дима подхватил подругу пребывавшую в полуобморочном состоянии и бережно уложил с табуретки на тахту.
   -Димка, -прошептала пораженная Марина, обалдело размазывая по щекам оплывшую тушь с ресниц.
   -Дима! Куда ты делся? Куда пропал? Зачем ты меня бросил?
   -Маринчик? Ты что ошалела? -нежно спросил Дмитрий Иванович. -Бросил...Меня же убили несколько дней назад. Тут уж ничего не поделаешь!
   Слова утешения не подействовали. Марина опять зарыдала, сквозь рыдания говорила что-то, но разобрать это было невозможно.
   -Ничего тут не поделаешь, -повторил Дима и добавил строго, -Это еще не повод, чтобы ты лезла в петлю.
   Никакой реакции, одни польские рыдания в ответ. Грех было смеяться над плачущей пьяной женщиной, но утешить ее не было никакой возможности. И правда, ну разве виноват был Дмитрий Иванович в том, что его убили? Наверное нет.
   Сидючи в креслице на мертвецкий манер, он думал теперь о разных вещах. В частности о Новом Годе. Справляли они Новый Год, или нет? Февраль свисал с календаря кривою узкою дорожкой. И вправду встречали ли они Новый Год или праздник провели в хлопотах и позабыли о нем совершенно?
   -Слушай, Марин, а мы Новый Год встречали? Не помнишь?
   Она глянула на него с недоумением и пожала плечами, странный бессмысленный вопрос и не вовремя, какой может быть Новый Год в таких жутких условиях, но хоть плакать перестала. И то хорошо. Судорожные рыдания перестали колыхать ее волнительно-пышную грудь, укутанную в шелковые створки японского халата.
   -Знаешь, Марин, хоть ты и напилась как сапожник, а все равно красивая! -сказал тут Дмитрий совершенно искренне. О недавних своих шашнях в потустороннем мире и думать забыл. Мужчины никогда не помнят о прошлом, каким бы недавним оно ни было, всегда восхищаются настоящим, а будущее для них точно и не существует. К несчастью большинству женщин об этой части мужской психологии ничего неизвестно...
   Марина, зарыдав по новой, вскочила с тахты и бросилась на шею любимому призраку. Но невзирая на сильное опьянение, неизмеримую печаль, все же принюхалась чисто по привычке и нахмурила черные бровки. Потому что от Дмитрия Ивановича отчетливо пахло духами молодой супруги Василия Шуйского. И это был явный непорядок!
  

Глава двадцать третья

Биологическая трагедия

  
   Григорию Отрепьеву приснился исключительный кошмар. В этом кошмаре он шел по скверной пыльной улочке, ощущая усталость, измождение и духоту, сил идти почти что не было, а из открытых окон справа и слева неприятные люди с белыми точно эмалированными лысинами кричали на него в мегафоны:
   -Анафема тебе, Гришка! Анафема! Будешь навеки проклят, дьяволов сын! Бесовское отродье!
   -Что сделал я вам, люди?- в отчаянии шептал Григорий, но облысевшие обладатели мегафонов не слышали или не хотели его услышать. Продолжали ор, пока он не зажал уши руками, не упал на мостовую и не проснулся со слезами на глазах и жгучей обидою в
   сердце. Отрепьев зажег свет, в чисто успокоительных целях выкурил сигаретку и пришел к выводу, что источником данного ночного кошмара является новая система режиссуры. Она одна во всем повинна!
   Московский Федеральный Драматический театр имени Вильяма Шекспира с недавних пор стал отличаться излишней оригинальностью и европейской несуразностью постановок. Старался шокировать зрителя так, что мало не покажется. Но потрясенные и зашокированные зрители не имели ни малейшего понятия о том, через какие муки приходилось проходить актерам, участвовавшим в действе.
   Теперь вот ставили "Гамлета" и у людей сведущих в сценическом искусстве возникали серьезные сомнения в том, сумеет ли поставленный таким образом "Гамлет" выстоять долго и не обрушится ли он вместе с театром. Режиссер Сявь был извергом и, как всякий изверг, был человек до крайности упертым. Если что-то втемяшивалось в его твердый мозолистый лоб, то назад это вышибить было уже невозможно.
   Не доверяя текстам "Гамлета" в переводах Пастернака, Лозинского, Щепкиной-Куперник и Маяковского, Сявь приобрел оригинальный шекспировский текст в английской лавочке на Мясницкой, потом вспомнил, что не знает родного языка старика Вильяма. Временно отложив книгу "Hamlet", Сявь принялся за изучение английского языка, выучил его весь за неделю до последней буковки и после чего вознамерился сделать перевод трагедии какого еще не видывала изящная российская словесность. По сути это был перевод не с английского на русский, а с английского на режиссерский. Это удалось, перевел так, что пальчики оближешь:
   -Я Гамлет, датский принц, держу в руке своей обглоданную кем-то черепушку...
   Помимо некоторой причудливости перевода, разительно изменилась и трактовка пьесы. За всеми имеющимися в трагедии интригами стоял теперь злокозненный Полоний. Каверзный седобородый старикашка. Именно он дергал за все ниточки внутри замка Эльсинор, но передернул с Гамлетом, оттого и схлопотал заточкой в брюхо...
   Полоний, вездесущий интриган, выруливал на сцену в самом начале первого действия, выступая в качестве призрака Гамлета -отца, то есть изображая того, кого изображать вовсе не следовало. Явным откровением являлось и то, что Полоний был в свое время фактическим любовником нынешней датской королевы и биологическим отцом
   Гамлета. Поскольку Шекспиру было лень прописывать эти важные подробности за него это сделал излишне талантливый переводчик. Тем более, что режиссер Сявь желал поставить "Гамлета" именно как БИОЛОГИЧЕСКУЮ трагедию в лучшем смысле этого слова.
   -Что за... вы играете? Я желаю ставить биологическую трагедию! -беспрестанно орал он во время репетиций. Впрочем, орал он и до репетиций и даже после них. И дома во сне тоже орал. Говорить спокойно просто не умел, поскольку в раннем детстве его ошпарили кипятком из самовара...Так что и муза его была тоже чокнутой, беспокойной, нервозной...Мельпоменой, страдающая маниакально-депрессивным психозом.
   Режиссера Сявя чрезвычайно возбуждало то обстоятельство, что Гамлет убивает собственного биологического отца-Полония и вступает в кровосмесительную связь с сестрой Офелией. То есть режиссеру казалось, что шекспировского героя он поднял до необозримых высот "Эдипа" Софокла и Ван Вина Набокова. С логической точки зрения поведение Полония объяснимо -он был видным датским генетиком и не мог не знать, что у
   возможного потомства Гамлета и Офелии будет дурная наследственность, а ведь и так уже немало прогнило в Датском королевстве.
   Чем больше идей взбредало в голову режиссера Сявя, тем сильнее и громче принимался он вопить, не стесняясь в жестах и выражениях, и тем меньше актеры понимали чего же собственно хочет от них этот беспокойный новоявленный гений в безвкусном французском берете.
   Но постепенно и до актеров все дошло. Отцеубийство и инцест. Простенько и со вкусом. Ничего потустороннего. Призраки- это вздор! Трагедия обещала быть биологической. При таком зоологическом постановщике, как называли Сявя вполголоса, предварительно оглянувшись по сторонам...
   Наметив основную линию действия, Сявь рукою опытного мастера крепко ухватился за прочие образы, дабы придать им дополнительную убедительность и многоцветность. Полоний, видя в Гамлете перспективного маньяка -убийцу, создает ему все необходимые условия, принцу есть где развернуться и поэтому кровь на сцене льется обильными ручьями. Офелия в исполнении самого настоящего непритворного широкоплечего трансвестита, махнув увесистой мужицкою рукой на бренный мир, топится в здоровенной деревянной кадушке, наполненной бельем и мыльной пеной. Так было куда трагичнее -самоубийство на
   бытовой почве, да и городить на сцене пруд -сколько мороки! Лаэрт гордо бряцал сувенирным американским автоматом купленным в сувенирном оружейном отделе ЦУМа, а Григорию Отрепьеву досталась роль Горацио.
   Поначалу обрадовался, но оказалось, что обрадовался рано. Горацио от режиссера тоже досталось порядком. Мало того, что вынужден он был дружить с законченным психом Гамлетом, весь спектакль поигрывающим остро отточеной опасной бритвой, но и у самого Горацио тоже "не все родственники находились дома", он был не в себе и сильно страдал головой. Согласно железной воле постановщика биологической трагедии, Горацио являлся фетишистом и по ходу действия по возможности воровал нижнее белье у имеющихся в наличии дам. То из тазика, в котором долго и упорно топилась Офелия, и у королевы Гертруды, отъявленной бисексуалки, положившей глаз не только на таз, но и на Офелию.
   Другим дам в пьесе пока не наблюдалось.
   В каких отношениях находились между собой Розенкранц и Гильденстерн, вернувшиеся из заграничной командировки -представить себе не сложно. Что делать с коварным королем режиссер еще не решил. Тут нужно было придумать нечто особенное. Оно, это особенное, должно было родиться из вдохновения во время репетиций. Нечто что должно было сразить зрителей на повал!
   Григорий Отрепьев уже ненавидел этот спектакль и режиссера Сявя за то, что тот был полным идиотом и законченным сценическим садистом. Отрепьев, несмотря на молодость и отсутствие большого технического опыта, был неплохим актером. Ему казалось, что от этого спектакля он заболевает. Отсюда и все кошмары по ночам. Сумасшедший режиссер заражал всех своим психозом. Даже портрет Шекспира над
   входом в театр начинал уже нервно мигать и вполголоса хихикать. Отрепьев мечтал сыграть нормального Горацио, за что же ему это Божье наказание? Как угораздило его тут очутиться?
   Просто приняли именно в этот театр по окончании щукинского училища. Через полгода старый добрый режиссер, принявший его на работу, взял да и умер. И пришел на его место этот псих средних лет. И поставил все на уши. Уйти? А куда? Куда податься? Григорий Отрепьев честно просматривал объявления,но кругом требовались программисты, менеджеры по продаже, рекламные агенты со стажем. Ни в одном объявлении не
   требовался актер. Вакансии в оставшихся нормальных театрах отсутствовали. Кино находилось в легкой коме и изредка лишь подергивало конечностями. О телевидении и говорить нечего. Требовались солидные знакомства и финансовая поддержка, чтобы без помех забраться на Останкинскую башню...Получалось так, что Отрепьеву просто на
   роду было написано принять участие в одной из наиболее революционных шекспировских постановок конца двадцатого века. В плане финансов проблем не было -всякий спектакль оканчивался скандалом и собирал аншлаги. Народ плевался, но ходил. И уходя плевался. Искусством тут и не пахло. Пахло совсем другим. И приходилось участвовать. Так что анафема тебе, Гришка, анафема!
   Продолжая рассуждать подобным невеселым образом, Гришуня Отрепьев сидел уныло в театральной гримерке и приводил свою физиономию в должный театральный порядок. Согласно новым мировым стандартам он должен был выглядеть как участник полновесной биологической трагедии. Отрепьев нисколько не был готов к тому, что за кулисами может появиться настоящий призрак. Не Гамлет-отец оригинальный, не липовый Полоний -интриган, а призрак известного молодого бандита Дмитрия-Царевича.
   Надо сказать, что у Дмитрия Ивановича имелись веские причины для внезапного появления в театре. После прошлого визита на грешную землю Дмитрий Иванович маленько поостыл, подумал и перспектива просто взять и удавить Шуйского пижамными штанами перестала казаться ему такой уж замечательной. Детский сад какой-то! Нужно довести Шуйского до белого каления, лишить его всего, что тот имел и когда он, одинокий и сломленный, будет бежать прочь подвывая от ужаса, вот тут и можно будет его интеллигентно пристукнуть.
   А пока нужен был двойник, нужен некто кто смог бы сыграть роль Дмитрия здесь, в грубом материальном мире, поскольку сам Дмитрий Иванович не мог находиться тут постоянно даже на правах призрака. Отрепьев же для роли двойника годился вполне. Кандидатура лучше не придумать. Почему именно Отрепьев? Ответ простой: немного похож на Дмитрия Ивановича. Тот же рост, а при своих недюжинных актерских данных и должном инструктаже смог бы удачно перевоплотиться без пластических операций и прочих хирургических излишеств. К тому же Отрепьев учился с ним когда-то в школе, а с бывшим одноклассником призраку куда легче столковаться, чем с незнакомым человеком.
   То есть Дмитрий Иванович в отличие от Суворова решил действовать не только уменьем, но и числом. Вася Шуйский должен был вскоре это прочувствовать...
   Черным служебным входом проник мертвый Царевич в мрачное здание ужасающе федерального московского театра. Без особого труда оказавшись за кулисами, Дмитрий счел за благо трансформироваться в небольшой кожаный чемоданчик на колесиках, чтобы не травмировать своим покойницким видом билетерш, торговок программками, прочих дам и трезвых рабочих сцены. Никем не задержанный и незамеченный он вкатился в гримерку бойким кожаным чемоданчиком и тотчас принял нормальные человеческие очертания, хотя был полупрозрачен и воздушен, как и полагалось призраку.
   -Привет, Гришка!- весело сказал он. И Григорий Отрепьев от удивления уронил баночку с румянами.
   Подобное появление перед началом шекспировской трагедии было явным мистическим знаком. Что-то такое загадочное, романтическое. То есть Отрепьев нисколько даже не испугался, а наоборот: вышел из ступора после недель режиссерского ора и воя.
   -Привет, Димон, -ответил он несколько развязно, но вполне дружелюбно. -Я слыхал, тебя недавно застрелили. Такое несчастье...
   -Потому к тебе и пришел. Помощь нужна, -сказал доброжелательный призрак, безуспешно пытаясь разглядеть на полу собственную тень. Но тени не было. Ничего тут не поделаешь! Вздохнув, Дмитрий Иванович принялся объяснять притихшему Горацио истинную цель своего визита, свой чрезвычайный хитроумный план. Чтобы слегка повредить Шуйского в уме. Вознаграждение за исполнение данной роли для Отрепьева было поистине царским, но требовало постоянного присутствия, о совмещении роли в театре не могло быть даже и речи. Несмотря на явную опасность работы, Отрепьев без колебаний принял предложение призрака. И не из одних только соображений материального благополучия и возможности расплеваться с треклятым маньяком -режиссером: дух авантюры, дух приключения захватил его целиком. Это была его роль, он чувствовал это нутром. К черту биологический идиотизм, к черту дамские подштанники! Он сыграет роль бандита, сыграет как надо. Будет гром аплодисментов!
   -А на деньги сможешь купить целый собственный театр и набрать свою труппу. Ты же парень с головой, Гришка. Сумеешь распорядиться как надо, -поставил точку в этом вопросе Дмитрий Иванович. Дело решено было окончательно при полном удовольствии обеих сторон. Теперь оставалось лишь разъяснить мелкие подробности и детали. В частности, о своих подчиненных.
   -Рожи у некоторых ребят, конечно, страшноватые и не все понимают с первого раза...Ты главное почаще рявкай: я вам не Годунов! Я так часто делал, - Дима критически осматривал Отрепьева на предмет внешних дефектов . -Прямо сейчас давай ко мне на Никитскую. А я предупрежу Марину. Она получше обучит: я себя со стороны не видел. Мог что и упустить. Но репетируй в темпе. Чем раньше начнешь, тем лучше!
   И призрак исчез без звука и прощаний.
   Григорий Отрепьев стер с лица грим, переоделся из датского в гражданское, вышел из гримерки, пересек сцену и, больно ткнув указательным пальцем в хилую грудь гениального и удивлено примолкшего режиссера Сявя, высказал ему все, что накопилось за два месяца этих садомазохистских репетиций. Сявь побледнел и выпучился на него как окунь на щуку, кто-то из приближенных подхалимов попытался одернуть зарвавшегося Гришку, но тот уже вошел в роль: -Молчать, шестерки! Я вам не Годунов!
   Рявкнул так громко и страшно, что благодаря театральной акустике все присели. Оцепенение медленно спало с режиссера. Сявь пришел в себя и поток ответной брани смрадно завис в пустом зрительном зале, но Григорий Отрепьев уже покинул здание ненавистного театра, покинул навсегда, не желая более туда возвращаться. Анафема тебе, Гришка! Анафема!
   То обстоятельство, что Горацио внезапно зазнался и отправился в самоволку из Дании прочь конечно же не могло сломить общего "биологического" хода трагедии. Мстительный режиссер подвесил в середине сцены на цепях облупленный манекен и по ходу действия все
   персонажи, включая широкоплечую утопленницу Офелию и саму датскую королеву
   жестоко хлестали кнутами и плетьми данный безвинный манекен, приговаривая: -Получи, Горацио! Получи, подлец!
   Но к дьяволу этот театр! Разгримировавшись Григорий Отрепьев направился по сообщенному Дмитрием Ивановичем адресу на просто Никитскую улицу, прямехонько к Марине Мнишек. Прелестная Мариночка уже раздумала вешаться, вышла из запоя и хотя и подозревала покойного Дмитрия Ивановича в некоторых потусторонних изменах и шашнях, обещалась помочь накрутить уши Василию Ивановичу Шуйскому. Она знала Дмитрия как никто другой. Так сказать, досконально. И должна была помочь Григорию вжиться в
   роль. То есть польская панночка являлась основным инструктором, хотя свою лепту должны были внести так же Корела и скептик Касим, с которыми у призрака уже состоялся серьезный деловой разговор.
   Надо сказать, что вопрос о смерти Дмитрия Ивановича до сих пор находился в подвешенном состоянии. То есть в широких бандитских кругах официально никто смерти не подтверждал. Шуйский допустил серьезную промашку, приказав сразу зарыть тело. Ну, пропал человек на некоторое время...Так почему непременно убили? Трупа-то
   нет! Может уехал? Может покурить вышел...
   Дмитрий Иванович решил сыграть именно на этом, выставив на шахматную доску новую фигуру, своего абсолютного двойника. Подобного сюрприза Василий Иванович Шуйский ожидать никак не мог. И, естественно, оторопел.
  
  

Глава двадцать четвертая

Видения на улице и танцы на могиле

  
   На репетиции и возню с имиджем ушло не так уж много времени. Сменив прическу и костюм, Отрепьев под чутким руководством Марины Мнишек настолько вжился в роль, что провал исключался. Разве что тембр голоса мог его выдать, но решили сослаться на простуду. Универсальный диагноз ОРЗ. Так или иначе, Марина Мнишек под ручку с Лжедмитрием начала показываться в людных местах. За вечер побывав сразу в пяти ресторанах, умело показались всей Москве, произвели неизгладимое впечатление на всех. Особенно на Шуйского. Слухи быстро поползли по городу и когда они доползли до Малого Знаменского переулка, то доблестный Чапай ощутил как ум его заходит за разум.
   Аркадий Склепиков, упрямый Склеп, твердо и уверенно заявил, что перед ними ничто иное как фальшивка, наглый ушастый самозванец. Он помнил в каком виде вернулся Терминатор с ребятами из загородной морозной похоронной прогулки и причин не верить им просто не было. А Шуйский от переизбытка бутылочного пива и понятной нервозности упрямо твердил, что убили не того. Или того, но не убили. Кошкины дети! Не убили ведь до конца, это же ясно как божий день! Ишь какой он живой и подвижный...Усатая масть!
   Однако и варианта с самозванцем он не исключал. Марина Мнишек запросто могла начать свою игру. И Шуйский решил прибегнуть к помощи польской стороны. Немедленно позвонил в Варшаву ясновельможному Панку -Мнишку, чтобы тот воспитательным образом воздействовал на свою распоясавшуюся дочурку. Но международные телефонные переговоры на высшем уровне ни к чему не привели. Старый бандит Мнишек был бы конечно не прочь приехать в Россию, но откровенно побаивался дочки и ее многочисленного свирепого окружения. Поэтому предпочел остаться дома, грея у камина мозолистые пяточки. Он сообщил Шуйскому, что ужасно занят и приехать никак не может. Да и в самом приезде не было бы проку, вы же знаете, пан Шуйский, какова эта ужасная
   современная молодежь, никакого почтения к родителям, так что до звиданья, пан Шуйский, нэ чихайтэ.
   Пан Шуйский угрюмо повесил трубку. Только зря потратил деньги на этот звонок. А на следующее утро вместе с круглым счетом за телефонные переговоры, выудил из почтового ящика анонимную ехидную записку:
   "Ну, что, сынку, помогли тебе твои ляхи?"
   Шуйский скрипнул зубами от злости, но крыть было нечем. "Ляхи" и вправду не помогли. Подписи под запиской никакой не было, хотя слова отчетливо принадлежали Николаю Васильевичу Гоголю. Но Шуйский сильно сомневался в том, что покойный патриарх отечественной словесности стал бы тайно прослушивать его телефонные разговоры, писать подобную записку и, тайком пробравшись в подъезд, со зловещим хихиканьем опускать эту записку в нутрецо почтового ящика. Это было слишком жутко для того, чтобы быть правдой.
   Тот это был Дмитрий или искусная импортная подделка-все равно с ним нужно было кончать. И пан Шуйский распорядился соответственно. Было произведено три покушения подряд, но без толку. Что и неудивительно, поскольку покойный Дмитрий Иванович
   неутомимо курсируя между миром живых и миром мертвых, загодя предупреждал Марину и Отрепьева о готовящихся пакостях со стороны Чапая. А Корела и Герасим Касимов аккуратно и планомерно отстреливали всех покушенцев. Дмитрий Иванович даже проникся симпатией к членам спиритуалистических обществ - без них он бы безвылазно сидел в аду 247 и помирал от скуки.
   Шуйский начал нервничать и подозревать собственных людей в измене из корыстных побуждений. Даже он понимал, что налицо прямая утечка информации. И последующие несколько дней провел в сильном нервном напряжении. Последним отчаянным фокусом была противотанковая граната, влетевшая в окно квартиры на просто Никитской улице. В тот момент в квартире никого не было, но обстановка была подпорчена изрядно. Тогда Марина и Григорий сняли квартиру в неприступном доме в районе Тушина. Месте настолько безопасном, что гранат можно было не опасаться.
   Что касается московского общественного мнения, то оно соблюдало дружественный нейтралитет. Дружественный по отношению к Лжедмитрию, разумеется. Ведь будущее принадлежит молодости, а Шуйский давно уже вылез из пионерского возраста. То есть, верными сторонниками по-прежнему оставались Касимов и Корела, прочие господа, включая сюда Финаря, Пономаря и прочих, признали нового Дмитрия только наполовину. Не разоблачали, но и не поддерживали. Даже втихую стали приторговывать героином. Впрочем, покойному Дмитрию Ивановичу было сейчас не до сосисочного бизнеса и искоренения "дури", не до этих мелочей. Его даже устраивал подобный нейтралитет. Было бы куда хуже, если б его люди переметнулись и признали власть Шуйского. Тогда Марине Мнишек и Григорию Отрепьеву пришлось бы несладко.
   Пока Дмитрий Иванович шпионил за Шуйским с того света. Василь Иванович чувствовал вмешательство злой потусторонней силы, но поделать с этим ничегошеньки не мог. А Склеп решил все-таки съездить на место указанного Терминатором тайного захоронения. Чертовщина творившаяся вокруг анонимной могилы привела его в полное
   недоумение. Поразмыслив на досуге часок-другой и усидев полторы бутылки коньяка, Склеп решил представить полный и подробный доклад начальству. А для большей убедительности и наглядности, свозить обеспокоенного до крайности босса на загородную экскурсию и продемонстрировать происходящее на месте во всей красе.
   Но для начала заехали в ближайший коммерческий ларек и купили пива. Четыре полновесные полулитровые бутылки. Все для Шуйского. Охране на работе не полагалось пить ничего крепче "пепси".Кроме того, Василь Иваныч был большою жадиной и эгоистом со стажем. Несмотря на общеизвестно малый рост и сухую неширокую комплекцию, пива мог он выпить невероятно много и куда только влезало? Причем, этой уникальной способностью он обладал не только в жаркую летнюю пору. А круглогодично. Даже в самый лютый мороз возил он с собою в бронированной машине несколько специальных
   пивных кружек и открывалок. Никогда не пил он пиво прямо из бутылки. Из горла -это как-то вульгарно, не эстетично, не по-шуйски. Да и момент антисанитарии не исключен...Когда же бдительная охрана забывала вымыть пивные кружки и убрать опустошенные бутылки, а случался и такой казус, то запах в бронированном "мерседесе" начинал напоминать запах общественного привокзального туалета. Шуйский в таких случаях зажимал нос платком и очень сильно ругался.
   Но вот уж прибыли на место. Туда, где похоронен Дмитрий Иванович, достойный сын Ивана Грозного. Шуйский провел с полчаса, наблюдая, как синий призрак Димы-Царевича шатается туда-сюда вдоль холмика, расположенного неподалеку от железнодорожной насыпи. Шуйский смотрел на это мрачно и с самым угрюмым видом выпил две бутылки пива так, точно напиток был прокисшим и испорченным. Потом он приоткрыл окно, решив, что если смотреть не через затемненное пуленепробиваемое стекло "мерседеса", то призрак непременно исчезнет. Призрак сменил цвет, но танцы продолжил. К тому же
   послышалась музычка, сопровождавшая эти танцульки над могилой. Это был старый американский хит "Собирай вещички, Джек, и уматывай отседова!"
   Шуйский подумал не открыть ли третью бутылку пива, но вместо этого открыл рот и спросил: -И что тут так все время?
   -Все время, -бодро подтвердил Склеп.
   -А музыка откуда?
   -Оттуда же. Одна и та же песня.
   И вправду: песня замолкла, а потом опять началась по новой. И призрак продолжил танцы вокруг холма. Помолчали. Чувствуя нестерпимый холод, Шуйский закрыл окно и нервно мигая обоими глазами открыл и выпил оставшиеся две бутылки пива, а кружку с остатками шуршащей оседающей пены поставил себе на колени, обхватил руками и стал задумчиво барабанить пальцами, продолжая наблюдать за нескончаемой иллюминацией над могилой. Эти синие огоньки, фигура призрака с музыкой и танцами были видны отчетливо с близлежащей железной дороги. Многочисленные пассажиры поездов и электричек без
   толку катавшихся взад-вперед по рельсам, указывали пальцами и таращили глаза на происходящее. Потустороннее безобразие начинало привлекать внимание мировой общественности. Того и гляди заявится телевидение. Это было бы уже чересчур! Поэтому Шуйский решительно отставил в сторону пустую пивную кружку и дал устное разрешение
   на вскрытие могилы, на немедленную эксгумацию.
   Сказал отрывисто: -Отрывайте! Копайте, кошкины дети! Посмотрим что там есть и есть ли там кто вообще.
   Склеп бодро вывел на мороз двоих копателей с ломом и лопатами. Сам он не долбил и не рыл. Только руководил и давал ценные указания, которые нужны были копателям как зайцу пятая нога. Копали, рыли и долбили опять Терминатор с Валуем. Такая уж у них была судьба: рыть и долбить. Мерзлая земля подавалась плохо и не годилась под грядочки. Но минут через десять после начала торжественной эксгумации известный Джек из американской песенки наконец собрал свои шмотки в чемоданчик и умотал по добру, по здорову. Музыка затихла, мерцающие огни потухли, а синий призрак утомился и растаял как туман.
   Из всего этого пан Шуйский сделал однозначный вывод, что товарищ Валуй и товарищ Терминатор копают в правильном направлении. Шуйский совершенно не исключал вмешательства в дело злостной современной техники: перерубили ребята провода лопатой. Теперь ни музыки, ни огней, ни танцев!
   Таким образом осквернение могилы происходило по полной программе. Осквернители матерились, до крови сбивая мозоли на мускулистых волосатых руках, вслух проклиная мороз, а про себя Склепа и пана Шуйского. Могли бы и экскаватор подогнать! Небось бы не разорился бы. Или подождал до весны...
   А Шуйский, немного окосев от пива, подбадривал из машины:
   -Живее, живее копайте, кошкины дети! Ройте глубже! Желаю посмотреть есть ли там кто? Ик -то?
   Чапай замолк, так как на него внезапно напала икота.
   А глубже рыть и не пришлось. По мерзлой земле вдруг пошла трещина, внутри ямы стало происходить шевеление. Из разлома высунулась неприятного вида рука и, треща помертвевшими стылыми суставами пальцев, любознательно ухватила одного из копателей за ногу, точно желая узнать не боится ли тот щекотки. Валуй резво выдернул ногу и отпрыгнул в сторону. Стало ясно, что пора заканчивать раскопки. Живой мертвец стремительно полез из могилы наверх, потревоженный археологами-любителями. Тут уже не требовалось ни музыки, ни огоньков. Начался украинский народный танец "Тикайте, хлопци! Тикайте швидче!"
   Дружно и организованно, без паники, побросали ломы и лопаты, и рванули к машине, а труп вылез из земли уже целиком, подслеповато огляделся и заковылял к ним. Нехорошая улыбка застыла на землистом неумытом лице. Волосы мертвеца так же находились в исключительном беспорядке. Склеп ради порядка выстрелил по нежити пять раз, но от этого улыбка мертвеца стала еще шире и просторнее. Тогда Склеп убрал пушку, небрежно пожал плечами, залез в "мерс" и шофер дал по газам. Шуйский давно уже перестал икать и сидел в салоне бронированного авто совершенно окоченелый от ужаса, уставившись на выходца с того света.
   Живой мертвец не смог догнать машины и лишь погрозил вдогон посинелым кулаком, как бы намекая, что не прощается и надеется на скорую встречу в будущем.
   А Василий Шуйский сидел совершенно потрясенный. Весь имевшийся в наличии материализм пооблетел с него в одночасье, ибо несмотря на бороду, был он в чем-то даже научен и прогрессивен. Но все это теперь испарилось и исчезло как дым. Василь Иваныч понял, что живет в мире необъяснимо страшном, мире заполненном чертовщиною до краев. Любая гадость, любой кошмар могли тут стать неотвратимой реальностью, а он, дожив до седины в бороде, прознал об этом только что. Почему никто не доложил ему об этом раньше?! Скорее, скорее домой, прочь отсюда!
   Между тем, Дмитрий Иванович тоже с неудовольствием оглядывал окружающую действительность. Одно дел заявляться из Ада 247 на Землю в образе бесплотного призрака и совсем другое втиснуться назад в свое собственное тело, подпорченное пулями, временем и морозом. Тело слушалось плохо, кости трещали при каждом движении, точно влез Дмитрий Иванович в старую несмазанную заржавелую машину с замшелыми механизмами. И общее самочувствие было как при высокой температуре. Слегка подтрясывало.
   Канцелярский старик Мелехов называл это кажется "синдромом пост -смертной лихорадки". Хорошо что научил его некоторым фокусам. Эти-то перепугались насмерть. Ладно, теперь нужно домой добраться.
   Стряхнув землю с одежды и с волос, он пошел вперед. Проблема заключалась в том, что Дмитрий Иванович не имел ни малейшего понятия о том, где именно его закопали и потому долго осматривался на местности, последние жизненные воспоминания связаны были с Зоопарком, а куда увезли труп потом он не знал. Из ада 247 выпрыгнул совершенно наугад, как и всегда. Не зная точно, где именно выскочит. Черт его знает, что это было
   за место.
   Неторопливо брел вдоль дорожного полотна и наконец вышел на шоссе. И стал "голосовать". Попутные машины тормозили ,а потом резко давали по газам, внешний вид потенциального пассажира им категорически не нравился. Но тут случилось вдруг такси. Номер его был московский, очевидно водитель отъезжал за город по каким-то своим делам.
   Таксист был парень молодой и совершенно невозмутимый. Странный вид
   пассажира не привел его в смятение. И что дыхания на сильном морозе не видать тоже. Слушая свирепый шведский металлический рок, он быстро домчал пассажира до новой
   точки Марины в Тушино. Дмитрий негнущимися пальцами пошарил в карманах простреленной куртки. Ах, ты ж черт и его бабушка! Оказалось, что Терминатор упер бумажник. Поганец!
   -Слушай, парень, оказывается у меня с собой нет ни копья. Поднимемся вместе.
   Там заплатят.
   Таксист и тут не стал возражать, только выключил магнитофон и запер крепко желтое авто с черными шашечками. Наверху ему заплатили по двойному тарифу и он, вежливо бибикнув, ушел. Появление Дмитрия Ивановича в таком виде было полнейшим сюрпризом и для Отрепьева, и для Марины, и для Корелы с Касимовом.
   -Значит я теперь не нужен? -спросил Отрепьев.
   -Нужен. Нужен, Гриша. Я-то выгляжу неважно, -Дмитрий мельком оглядел Отрепьева и в который раз восхитился. Похож! Постарался артист, да и Маринка помогла.
   -Так что будем делать, пахан? -Корела был наиболее деловито настроен.
   -Съездим в кино и посмотрим "Возращение живых мертвецов". А потом я откушу Шуйскому голову, -сострил Дима и скорчил жуткую физиономию. Никто не засмеялся, а Корела даже перекрестился.
   -Подождите с вопросами, ребята. Мне нужно придти в себя и принять душ. Поговорим позже. Марин, найди мне что-нибудь надеть на смену, -Дмитрий говорил скрипучим голосом. Связки подсели от мороза и прочих обстоятельств.
   -Да -да, конечно! -Марина Мнишек засуетилась и стала шарить на полках. А Дмитрий сбросил ботинки и куртку на пол и направился в ванную. Увидев свое отражение в зеркале, присвистнул и просто удивился беспечности и невозмутимости молодого таксиста. Жуткую вещь увидел он в зеркале.
   -Плохо тебе, Дим?- спросила Марина участливо, подавая халат и тренировочные брюки через дверной проем в ванную.
   -Скверно, -признался Дмитрий Иваныч. -У привидений более легкое житье. Но ничего, потерплю. Разделаюсь с Шуйским и шабаш. Тогда уже похоронишь так, чтобы больше никто никогда не нашел и не потревожил.
   Дмитрий открыл воду, запер дверь и стал сдирать с себя пропитанную свернувшейся кровью одежду. Горячий душ и вправду принес некоторое облегчение. Он постепенно восстанавливал контроль над мертвым телом. Да и вообще, приятно помыться после такого долгого перерыва.
  
  

Глава двадцать пятая

Смутное время

  
   Расторопнейшая Марина Мнишек хитроумно сварила крепкий кофе по-варшавски. Сильно похорошевший после принятия душа, но все еще абсолютно мертвый Дмитрий Иванович по привычке сказал "спасибо", взял чашку, сделал глоток, но увы! Никакого вкуса не почувствовал вообще. Само ощущение от кофе-пития было непривычным и странным, точно лилось что-то глухо, булькало и плескалось по трубам расположенным у него внутри. Прислушиваясь к этой внутрижелудочной симфонии, Дмитрий Иванович замер с чашкою у губ. Вскоре бульканье закончилось и он, рассудив трезво, отставил чашку прочь.
   -Спасибо, Марин, но не в коня корм.
   Не чувствуя вкуса кофе, не ощутил он и какой-то особенной досады на происходящее: так наверное и должно быть, ничего не попишешь. А в "Заводном заведении" расположенном в культурном центре Ада 247, ему вряд ли кто-нибудь предложил бы столь изумительный кофе на варшавский манер. Дамочки там в общем ничего, но в плане стряпни и кофеварства не больно-то сильны.
   Но Бог с ним с кофе! Налицо было некоторое оздоровление внутренней атмосферы: кости перестали ныть, ломить и трещать, муть из головы почти ушла, пост-смертная лихорадка понемногу отступала. Очень хорошо! Но помня суровые наставления канцелярского канцлера Мелехова, Дмитрий прилег на тахту. Ему необходимо было вылежать часов десять -двенадцать, чтобы душа окончательно притерлась к телу и вся система пришла в полную безотказную боеготовность.
   А четверо живых заскучали в обществе живого мертвеца проходящего период временной реабилитации и решили проветриться, все равно в ближайшие десять-двенадцать часов они были Дмитрию Ивановичу не нужны. Григорий Отрепьев повел Марину Мнишек
   в театр, но не тот московский федеральный театр имени многострадального Вильяма Шекспира, а более приличное и знаменитое заведение. В театр имени Кутузовой. Корела с Касимом предпочли бы ресторан, Герасим Касимов уж точно предпочел бы, что он театров не видал? -но необходимость телохранительствования волокла его неумолимо следом за Григорием и Мариною. Чтоб не подстрелили их вдруг анонимные доброжелатели.
   Перед уходом Дмитрий вяло спросил, что именно за спектакль и попросил Корелу по дороге закупить кое-что из вооружения. Да-да, вы не ошиблись! Театр имени Кутузовой это замечательный московский театр. В нем дружно разместились овощной магазин, ювелирный салон и филиал магазина "Охотник" весьма необходимый Кореле, лично я купил в этом театре картридж для принтера, посредством которого и печатался этот роман... Впрочем, гранат в этом пока театре не продавали, но Корела будучи человеком сообразительным, знал, где их можно раздобыть.
   Словом, Дмитрий-Царевич мирно возлежал на хорошо знакомой тахте, перебравшейся в Тушино с Никитской улицы. Марина, Григорий, Корела и Герасим умотали в театр, а Шуйский...Правда, что же делал Василь Иванович Шуйский все это время? О, у Василия
   Ивановича Шуйского дел было невпроворот, выше лысеющей макушки, он буквально выбился из сил улаживая все эти сложнейшие дела.
   Ну, перво-наперво добрался он до дому, хотя долго еще мерещились ему ожившие трупы за каждым углом. Неприятное состояние, но примерно через полчаса это прошло. А что касается домашнего уюта...Если перепуганный Шуйский надеялся обрести дома покой, то он жестоко просчитался, старый замшелый молодожен. Уж где- где, а дома он никак
   не мог обрести спокойствия. Марья Петровна постаралась. Сразу после его прихода стала вести себя безобразно. Нагло и вызывающе. Строила глазки охране, вгоняя в краску громил своими намеками и телодвижениями, на мужа поглядывала насмешливо и презрительно, свысока, благо рост позволял. Словом, вела себя как отъявленная топ-модель, не получившая обещанного платья. Не соблюдала старого мудрого правила "жена да убоится мужа своего", наверное находила его слишком уж ветхим. И правило, и мужа.
   Василь Иваныч находился в полной растерянности, хотел ее даже поколотить на чапаевский манер, но весовые категории были разные, да и молодость на ее стороне. Шуйскому было бы не миновать серьезной трепки и этим проигрышем он окончательно подорвал бы свой авторитет. Развод исключался по материальным соображениям. Да и не было времени на этот самый развод. И Шуйский стал подумывать о том, как бы ему под
   шумок избавиться от молодой супруги. Овдоветь с максимально возможной быстротой. Помня об отравленном Иуде -Сицком, она была начеку и не попалась бы на удочку банального съестного отравления...а тут началась еще глобальная уголовная война, неприятности полезли со всех сторон и Василию Шуйскому стало как-то не до супруги.
   Чрезвычайно хлопотливое время было на часах. Разборки продолжались, начинался
   сущий беспредел. Шуйский взглянул на свой "ролекс", но на часах было Смутное Время. Ничего невозможно было разобрать. На периферии бродили странные слухи и пересуды. Недоумевающая, вконец замороченная бандитская общественность не знала кому верить и на чью сторону становиться. Болотников, будучи человеком сообразительным и практичным, решил использовать умственные брожения и неопределенность себе на пользу, Шуйскому в убыток. Даже если бы Чапай и распустил слух о смерти Дмитрия Ивановича, то Болт мгновенно распустил бы контр -слух о его воскрешении.
   Вследствие столь активной деятельности страна буквально встала на уши. Одни были за Шуйского, другие против него. Василь Иваныч вдруг ощутил себя в центре внимания, стеснялся, пил водку и тосковал по дням былым.
   В принципе Шуйского не любили вообще. А узнав о том, что именно он планировал для себя место покойного Годунова и был первым "заказчиком смерти", немало людей остервенилось до крайности. Они предпочитали мирную жизнь, а разборки и понимали отчетливо, что покуда жив Шуйский не бывать покою на Руси. Много-пакостного Чапая надо было прикончить.
   Главным противником Шуйского был безусловно Иван Болотников. У него был дар лидера. Он способен был воодушевить, подбодрить, облить красноречием как бензином и зажечь огнеопасным энтузиазмом даже наиболее робких и вялых. А энтузиазм- вещь
   заразная, похуже чумы.
   Речи Болта перед толпой во время формирования антишуйского ополчения в
   глубинке были просты и действенны до безобразия:
   -Те, кто сидит сейчас на доходных местах пришли сами и все взяли без
   спросу, а , кто встал на пути, тех зарыли в землю. Чем вы хуже? Идите и возьмите то, что вам принадлежит! Долой Ваську!
   Итог этой оголтелой пропаганды был очевиден. Сколотив преизрядную криминальную армию Иван Болотников рысью двигался к Москве со своими многочисленными сторонниками. Бандитское воинство продвигалось колонной из пятидесяти двух машин. Впечатляющая процессия. Колонна загруженная оружием и людьми двигалась вперед неутомимо. Доехав до Коломенского засели в нем, чтоб сделать передышку перед основным ударом по Малому Знаменскому переулку. Впрочем, у иных собратьев по
   оружию имелись планы кое-что пограбить, чтобы лишний раз потом не кататься.
   Шуйский, еще не пришедший в себя злосчастной эксгумации праха Дмитрия, при известии о прибытии теплой компании в Коломенское, пронзительно взвизгнул и обхватил руками свою красноглазую бородатую голову. И сколь не был скуп и скареден, решил раскошелиться-таки опустошив один из двух своих знаменитых сейфов. И благодаря этому, сумел ближе к вечеру выставить против Болотникова изрядное войско. Численный перевес оказался на стороне Шуйского. После кровопролитнейшего сражения в районе Серпуховской площади, Болотников отступил на восьми уцелевших машинах, неся ощутимые потери в живой силе и бронетехнике. Капиталы Шуйского одержали верх.
   Если Болт настаивал на общем ударе большими силами, то Зверь-Машина придерживался другого мнения. Он имел на Шуйского слишком крупный зуб и не обирался ни с кем делить лавры. Поэтому он не полез в большую заваруху на Серпуховской площади. Связавшись с Захаром Ляпуновым, тайно прибыл в Москву и в районе Старого Арбата они разработали хитроумно-стратегический план в духе японских ниндзя. Совершив разведку боем, ниндзя-Ляпунов вместе со Зверь- Машиной захватили в плен Склепа, правую руку Шуйского . И оттяпали эту руку по самое плечо. Склеп был захвачен ими за мирным занятием: после серпуховской разборки он ехал навестить в Склиф подраненного в безымянном бистро Коршуна в компании марокканских апельсинов.
   -Апельсинчики? Апельсинчики носишь больным людям? -процедил сквозь зубы Зверь-Машина, не забывший курса героиновой терапии в гнусной загородной резиденции Чапая. -Апельсинчиков не предложу. Но есть для тебя кое-что остренькое.
   И Склепа поволокли в подвал...
   -Теперь возьмемся за Шуйского! - три часа спустя задорно сказал Захар Ляпунов. Зверь-Машина ничуть не был против. Расправа над Склепом только лишь разожгла его аппетит. Зверь-Машина вообще собою гордился: Иван Болотников со здоровенною своею армией не сумел того, что они ухитрились сделать вдвоем. Теперь очередь была за треклятым Шуйским. Для него Зверь-Машина придумал совершенно особенную казнь, рецепт которой держал в секрете.
   Слегка зазнавшись, небольшая бандитская компания отправилась прогуляться. Во главе шли Зверь-Машина, Захар Ляпунов и трое его "быков". Было аккурат без двадцати двенадцать, смурная февральская полночь подползала к привокзальным улицам. Возле круглосуточного супермаркета стоял автомобиль Егора Витальевича Гиришева. Он, пребывая на отдыхе, решил купить ящик хорошего сухого вина. А гуляющая компания Зверя-Машины, Ляпунова и сопровождения вдруг решила, что эта машина совершенно некстати стоит у них на пути.
   Гиришев выходил уже из магазина с покупкой и потому не был узнан никем из присутствующих, хотя слышали о нем все. Живая легенда! И повздорили с ним по-глупому. А Егор Витальевич ближе к полуночи всегда становился немного раздражительным. Поэтому он перестрелял всю кампанию к чертовой матери, загрузил ящик с вином в машину и спокойно уехал домой. Потому что не родился еще человек, способный укокошить многоуважаемого Егора Витальевича.
   Одним словом, пошло, поехало, понеслось и поскакало. Мудрее всех прочих оказался старый прожженный рыбак Богдан Бельский. Почуяв, что дрянные дела стали твориться в Москве и ее окрестностях, живо смотал он удочки и исчез в неизвестном направлении. Богдан никуда лезть не собирался, не входило в его намерение откапывать крупнокалиберный пулемет, закопанный на дачном участке. К счастью никто из братвы про него не вспомнил.
   Шуйский узнал о гибели Склепа ровно в полночь, когда Кремлевские Куранты сотрясали Красную площадь, мавзолей, ГУМ и все, что положено привычными двенадцатью ударами. Шуйский отчаянно завопил. Он привык к Склепу как привыкают к удобной мебели и был без него буквально как без рук. Покойный Зверь-Машина знал куда метил! В самое больное место. Немного повыв, Шуйский задумался, прикусил себе от этого язык и
   назначил на место Склепа сразу двоих. Оформив их на полставки, чтобы зазря не тратить родимой импортной валюты.
   Новые воеводы были хоть куда. Длинный и Хвост, то бишь Долгоруков и Голохвастов. Два старых пьяницы, практически ничего не соображавших и не способных к стрельбе из-за давней трясучки в руках, вдруг показались Шуйскому идеальными кандидатурами на тот момент. К тому же, невзирая на потерю Склепа, Шуйский праздновал крупную победу. Болотников, ненавистный Болт, был почти разбит. Еще один мощный удар в нос и все! Конец Болту и всем неприятностям. Мысль о том, что живой мертвец Дмитрий Иванович снова может возникнуть на пространстве новоявленной Шуйской империи, немного тревожила и портила триумф.
   -Заявится, так опять от него убегу. Авось не догонит! -решил Шуйский и
   стал разрабатывать план стратегической атаки на недобитого Болта. Долгорукий и Голохвастов не возражали, не вносили корректив, поддакивали, были крайне довольны планом, так что под конец военного совета Шуйский ощущал себя Наполеоном.
   Данный бардак начался в Москве, но распространялся стремительно в самые разные стороны. Прослышав о московском беспределе "братва" встала на уши, вспомнила взаимные старые обиды и расчехлила дедовские пулеметы. Интереснее всего наблюдать это было из космоса. На околоземной орбите было относительно безопасно и вся панорама была как на ладони.
   К примеру в городе Туруханске, который знаменит домом-музеем известного каторжанина-рецидивиста Якова Свердлова, чей-то свирепый глаз захватил уже в оптический прицел грудную клетку бандита Кирилла Помидорчука, Томата или Кетчупа, как хотите. Находясь в преддверии скорого инфаркта Томат не переставал пить водку и вытирать обильной пот со лба и затылка широкой волосатою рукою. Под шуршащим волосяным покровом синели старые лагерные наколки. Но палец на курке уже дернулся, ударный механизм исправно врезал по капсулу и пуля-дура, пролетев по заданной траектории, избавила Томата от возможного инфаркта. Это произошло в четверть второго по Москве.
   Несколько левее по карте, примерно в 00.10 по Москве и 01.10 по местному времени в городе Соликамске, основанном аж в 1430 году группою неизвестных симпатичных лиц, происходила захватывающая погоня со стрельбой. Местный соликамский авторитет, крутой из крутых, Михаил Хиндиков, он же Индус, преследовал, отчаянно стреляя, бегущих по улице Ленина Молчанова и Голицына. Те не стреляли в ответ не потому, что стеснялись
   делать это на людях, а просто у них патроны кончились. Но бегали они быстро. Индус никогда не был стайером, к тому же ночи в городе Соликамске исключительно темные, они не способствуют хорошему прицеливанию и попасть в бегущих оболтусов у Индуса пока не получалось. Неприятная ситуация на улице Ленина уводила погоню вниз.
   И тут Молчанову и Голицыну пришло неожиданное подкрепление в виде Шаховского -Ферзиллы и "поляцкого" налетчика Мархоцкого. Подкрепление вышло на первый план, встало во весь возможный рост и открыло столь интенсивный ответный огонь, что ошеломило Индуса своей неожиданностью. Впрочем, и они промазали. Индус решил, что четверо на одного пусть и очень крутого это многовато, он ведь не Егор Гиришев в конце концов, а потому развернулся и побежал назад, вверх по улице Ленина, а вся орава помчалась за ним. Ферзилла и Мархоцкий неутомимо стреляли, а Голицын и Молчанов
   улюлюкали и вопили как индейцы в старых вестернах производства ГДР.
   В начале этой вторичной возвратной погони Индус вежливо отстреливался, а потом, осознав, что теперь уж у него все патроны на фиг вышли, сузил раскосые свои глаза, хищно улыбнулся, и забежал в подъезд абсолютно незнакомого дома. Индус
   знал цену времени и потому не терял ни секунды. Вскарабкался на пятый этаж, но чердачный люк как нарочно заварили перед его приходом и потому он вынужден был вышибить дверь в одну из квартир, хотя и сознавал, что это совершенно некультурно. Дверь он тут же закрыл и забаррикадировался изнутри, чувствуя погоню по пятам. Индус пошарил по карманам -ни единого патрона! Пошарил по квартире -ни единой живой души! А жаль, ведь у Индуса имелся с собою обширный и крепкий охотничий нож...
   Индус прошел на кухню и зажег свет, в то время как на лестничной площадке с сопением и грохотом возились Молчанов, Голицын, Ферзилла и Мархоцкий. Люди они были опытные и без труда могли отличить взломанную дверь от не взломанной. Пытались с
   наскоку вышибить дверь вторично, но шкаф подпирал ее крепко и сразу сдаваться не собирался. Ферзилла выстрелил несколько раз сквозь дверь, решив , что Индус держит ее Простреленный шкаф истекал молью, опилками и носками, но по прежнему не сдавался. Пока четверка преследователей развлекалась, Индус на кухне обнаружил большой тяжелый сифон и упаковку баллончиков.
   Индус с удовольствием выпил остаток воды и, пошарив по полкам, нашел крепкий столовый нож. Один нож хорошо, а два лучше. Двумя руками куда сподручнее крошить превосходящие силы противника в рукопашном бою. На полке попалась ему на глаза бутылка уксуса. Сфокусировавшись на ней, Индус отложил в сторону ножи и, залив уксус в опорожненный сифон при помощи баллончика изготовил оригинальный газированный состав. Ножи сунул за пояс так, чтобы удобно было вытащить, выключил свет и затаился с сифоном в руках. Треск шкафа в прихожей дал ему знать о том, что ждать оставалось не так уж долго. Уксус мешался в сифонном брюхе с углекистолотой, удивленно урча и тихонько постукивая.
   И наконец головорезы вчетвером одолели один шкаф, истерзанная дверь в счет уже не шла, и вломились внутрь. Ферзилла влетел на кухню первым и угодил под уксусный душ. Шипящая ядовитая струя попала ему в глаза и тут уже стало не до стрельбы. Впрочем сей чудный напиток быстро истощился и шедшему вторым номером Мархоцкому Индус только сломал челюсть при помощи того же сифона. Когда доблестный поляк брякнулся на пол рядом с ним упал и покореженный от удара сифон. А Индус, выхватив из-за пояса ножи, бросился в атаку с яростным криком сипаев. Наверное он изрубил бы Молчанова и Голицына на мелкие кусочки и скрылся бы в ночи, но Мархоцкий невзирая на сломаную челюсть и легкое сотрясение мозга остановил его атаку двумя подлыми выстрелами в спину.
   Индус выронил холодную сталь, был подхвачен заботливыми руками Молчанова и Голицына и выброшен из окна. С пятого этажа путь был неблизкий, но Индус, благодаря природной ловкости, приземлился прямехонько в сугроб. Несмотря на тяжкие раны, мороз и некоторую усталость от поздней ночной суеты, он зашевелился, поднялся и пошатываясь
   побрел прочь, смотревшие на это из распахнутого кухонного окна Голицын и Молчанов от злости едва не выпрыгнули следом, но взяли себя в руки и, подобрав оброненный ослепшим воющим Ферзиллой ствол, чертыхаясь помчались вниз и догнав Индуса, добили
   его несколькими выстрелами в упор.
   К слову, Молчанов и Голицын повздорили с Индусом не из-за баб и даже не из-за денег. Шуйский приказал убрать им Индуса по своим соображениям, но кабы не Ферзилла с Мархоцким еще неизвестно в чью пользу закончилась бы данная "уборка". Голицын и Молчанов решили, что поступили по умному взяв сторону Шуйского: Дмитрий Четвертый стал странен и сомнителен, он или не он, говорили что уже несколько штук этих дмитриев, то есть полный непорядок. А Шуйский был довольно стабилен, не двоился в глазах и с недавних пор платил хорошо. Поэтому они покинули Москву, чтобы нагнать Индуса в Соликамске. Худо бедно, а контракт был выполнен.А мелкие детали и подробности никого не волнуют. Вообще немало приятных изменений принесла эта зима.
   На Сахалине второй день к ряду был нескончаемый полдень. Время злостным образом застряло в Японии и не желало переходить границу Российского государства. Однако данная аномалия ничуть не повлияла на Сахалин: стреляли и резали тут с не меньшим размахом, чем в Москве.
   Иван же Болотников, засев в пригороде Москвы с остатками своей криминальной армии, и не думал убегать. Довольно удачно отбил атаку шуйских молодцев и теперь счет был 1:1. Даже взяли двоих в плен. Пардон! одного...Второй только что скончался, а Болт, аккуратно вытерев нож о куртку трупа, не спеша беседовал с пленником по кличке Тачанка, настоящая фамилия "языка" была Сумбулов и он с удовольствием бы фамилию эту поменял, при условии, что его оставят в живых. Сидел у стены весь бледный и трупное оцепенение уже закрадывалось в его душу.
   Угрюмо глядя вдаль, Болотников неторопливо закурил. Он стоял во главе двадцати вооруженных и до крайности озлобленных людей и потому вполне мог позволить себе курить и не торопиться. Допрос длился недолго и никакого рукоприкладства допущено не было. Сумбулов и так все рассказал. Болотников только кивал после каждого подробного ответа и докурив сказал:
   -Езжай... И передай привет Шуйскому. Я тебе помогу, -Болт лично запихнул в машину парализованного страхом Тачанку, бледного с ног до головы. Рядом с ним на переднее сиденье усадил труп и воткнул ключи в щель зажигания.
   -Замечательный пассажир. Не будет тебе в тягость. А Шуйскому передай, что смерть уже собралась в дорогу. Пусть встречает!
   Тот поехал и передал Шуйскому все в точности. Усатая масть!
   Иван Карпович Экземский, Язва-Холера, вошел в бар "Улыбка Люцифера" в 16.45 по новосибирскому времени. В "Улыбке Люцифера" происходила довольно печальная, совершенно неулыбчивая сцена. Кореш Язвы-Холеры, гражданин Самопуг находился под прицелом сразу трех стволов. Основательные и широкоплечие ребята искали самого Язву -Холеру, искренне желая пресечь его жизненный путь. Они не знали его в лицо, недаром он всю жизнь держал физиономию в тени и не выставлял внешность напоказ.
   Самопуг был жив только лишь потому, что ничего еще не сказал, но из-за его молчания вооруженная тройка начинала уже серчать. Язва-Холера спокойно прошел к стойке бара мимо них, точно ничего необычного в помещении не происходило. Впрочем, он не в первой было наблюдал подобные сцены. Подмигнул незаметно Самопугу, чтоб тот не унывал и берег драгоценные нервы. А головорезам небрежно бросил:
   -Ничего -ничего, ребята, продолжайте! Я вам мешать не буду.
   И заказал бледному бармену двойной коньяк. Тот опустил руки и выполнил заказ нервно и не совсем профессионально, слегка расплескал темную ароматную жидкость,
   но не растерялся, слизал со стойки весь пролитый коньяк, протер насухо специальной тряпочкой, после чего снова поднял руки вверх и застыл по стойке смирно.
   Запанибратское поведение Язвы-Холеры несколько шокировало троих бандитов и один из них, раздражительный, направился к стойке.
   -Эй, мужик! Вконец оборзел?
   -Ищешь кого? -дружелюбно спросил Язва-Холера. Шокированный бандит выругался, а затем сообщил кого именно он ищет. Теперь Язва-Холера знал все, что нужно и мог действовать сообразно обстоятельствам.
   -Коньяк-то хоть настоящий? -спросил он вдруг у бармена, глядя в рюмку как в микроскоп.
   -Армянский, пять звездочек, дряни не держим! -бойко отрапортовал бармен, по-прежнему не опуская рук.
   -Жаль, что настоящий. Да еще пять звездочек! -неподдельно вздохнул Язва-Холера и выплеснул весь коньяк в физиономию головорезу.
   -Не вздумай его облизать! -добавил бармену и открыл жуткую пальбу, напевая: -Вы меня искали, вы меня нашли! Тритатушки-тритата...
   Вышедший из оцепенения молчаливый Самопуг вытащил кастет и вырубил третьего бандита ударом под дых. Язва-Холера расплатился с барменом, позволил ему опустить
   занемевшие с непривычки руки и вместе с Самопугом выволок вырубленного, но еще живого головореза на улицу, оставив внутри "Улыбки Люцифера" два трупа в качестве экспонатов. Через полчаса в бар вошла поддатая уже слегка компания и увидев на полу два а
   неподвижных тела сделала бармену соответственный заказ: -Пожалуйста, тоже самое!
   А живого головореза привязали к переднему бамперу его же собственного авто. Язва-Холера тщательно натер его мордастую физиономию снегом и когда тот очнулся и обнаружил себя в странном связанном состоянии, спросил вежливо: -Не хочешь представиться? Кто ты и откуда?
   Привязанный пожелал сохранить инкогнито, но Язва-Холера врезал ему в тоже место, одолженным у Самопуга кастетом. От удара все инкогнито разлетелось вдребезги и пленник прохрипел: -Я Ермолай. Из Москвы. От Шуйского.
   -Понятно, -сказал Язва-Холера и, утратив интерес к беседе, сел за руль авто. Кровожадно улыбающийся Самопуг уселся рядышком. И они поехали кататься по Новосибирску. Двое на сиденьях, третий на переднем бампере. Подъехав к безлюдной пустынной свалке они стали носиться туда- сюда, подравнивая острые углы, неровности и всякий торчавший из куч хлам. И основательно впечатали Ермолая в корпус его же собственного авто. Пособник Шуйского был оставлен на свалке мировой истории.
   А примерно полчаса спустя и пятьсот километров на северо-восток произошло оригинальное в своем роде покушение. Востроносый и большеглазый Жорик Хлор известный в официальных кругах как Георгий Флоренко ехал на скромном небольшом "роллс-ройсе" по заснеженной дороге и улыбался своею привычной микроскопической
   улыбкой. В багажнике машины лежали два трупа, но Жорик Хлор ничуть не беспокоился, почти забыл об их существовании. Ехал как придется, трупы вспрыгивали на ухабах и глухо стучали стынущими костями о внутренние стенки и крышку багажника. Дорога вела
   к мосту через небольшую, но глубокую речушку, напрочь замерзшую.
   У одной из опор моста в местных льдах застряла старая ржавая баржа. Весело едущий на скромном своем "роллс-ройсе" Жорик Хлор никакого внимания на баржу не обратил, он вообще несколько презирал речной флот и взирал на него свысока. И напрасно, потому что внутри баржи затаилось изрядное количество динамита. И когда Жорик ловко въехал на мост, чей-то изящный аристократический палец нажал небольшую кнопочку, невидимый радиосигнал пролез под мост, по проводам проник в нутро заржавленной баржи и как выражаются опытные саперы: Жорик на хрен взлетел вместе с баржой, мостом, роллс-ройсом, самомнением и двумя анонимными трупаками в багажнике. Словом, бабах и в дамки.
   Ужас, что творилось! К примеру, в Ростове пять минут спустя после ликвидации этого Жорика на мосту Корней Леонтов, Космонавт, принял вдруг сторону доблестного Чапая- Шуйского. Заманил в засаду и перебил всю официальную делегацию присланную ему от Ивана Болотникова, таких славных и непосредственных ребят как Секач, Рябой и Мещерский Лось.
   Самому Болотникову, Стальному Болту тоже в конце концов не повезло. Но не нужно было Тачанку-Сумбулова отпускать! Это же и ежу понятно. А так накрылась вся
   малина в границах города Москвы. Чапай давил количеством, порохом и долларом. Верные
   соратники Лаврентий Угол, Ерошка, Мартынок и фиксатый тип по кличке Б.К. то есть Без Козы, полегли на месте отчаянно отстреливаясь из всего что было можно. А Болт вместе с Физиком-Рожинским вскочили в джип и стали неторопливо отступать со скоростью 170 км\ч. Из-за гололеда эта скорость была не самой лучшей для отступления. Физик не справился с управлением и джип загудел в кювет со свистом, какого отродясь не слыхало Подмосковье. Горе -водила сломал себе шею и был никому не интересен, но изрядно помятого Болта со свернутой резьбой немедленно взяли в плен.
   Хотели везти доставить тотчас к Шуйскому, но Чапай отдал приказ по рации связать Болта покрепче и выяснить нету ли поблизости достаточно глубокой и полноводной реки. Причем экологическая чистота воды его мало интересовала. Вскоре Василь Иваныч прибыл на место самолично, сверкая красными глазками и радостно посапывая. Молча полюбовался он связанным Болтм этак минутки три, да и распорядился отправить его в последний заплыв. Река была неподалеку и мужики живо отыскали свободную широкую полынью. Перед началом экзекуции Шуйский распорядился снять с Болотникова его знаменитые
   сапоги, зачем добру зазря пропадать?
   Болотников никому ничего не сказал на прощанье и пузыри вскоре перестали идти со дна, ничего было не видно в глубине, да и полынья стала понемногу затягиваться, а Чапай все смотрел и смотрел, точно глазам своим не верил. Он был счастлив. Приближенным приходилось за ним приглядывать, дважды подходил он к самому краю полыньи и терял равновесие. Имелось опасение, что он случайно отправится следом за Болтом. Наконец Шуйский засмеялся и направился к машине. Если бы его верные стрельцы не устали, не умотались за день, то безусловно расслышали бы в этом шуйском смехе
   сумасшедшие, даже слегка маньячные нотки.
   Пока Шуйский устраивал врагу водные процедуры, на его хату в Малом Знаменском переулке "наехали с наскоку". Бравые и абсолютно лояльные по отношению к Дмитрию Четвертому Ухолом, Чумовоз и Академик действовали лихо. Перебили охрану, проникли в заветную комнату, но ни один из сейфов открыть так и не сумели. Из трофеев им досталась одна лишь Марья Петровна. Да и то сказать, сама навязалась..
   -Немедленно меня похитьте! Сей же момент! -заявила она сердито и возражений не последовало. Чумовоз ей приглянулся, даром что шофер, но парень хоть куда. А на стеночке сейфа она вывела послание для мужа сизой французской помадой:
   -Не жди назад! Меня похитили! Прощай, старый козел.
   С тем и уехала, чувствуя себя молодой, отчаянно свободной и сексуально
   раскрепощенной крестьянкой. Шуйский нашел в квартире это напомаженное послание и трупы охраны. Сумин-Кравков, Баул и выпендрюжник Яков Пыхачев, царствие им небесное...Застигнуты были врасплох и оба воеводы Шуйского Голохвастов и Долгорукий, не сумевшие вовремя протрезветь и прореагировать должным образом.
   Впрочем, кое-где было тихо. Например в Лондоне никакой стрельбы не наблюдалось и британская королева чинно и неторопливо попивала традиционный вечерний чай с шотландскими бубликами и никто не смел тревожить драгоценного покоя Ее Величества. Да еще в Южном Бутово, на самом краю света Пономарь продолжал курить большие вонючие сигары, несмотря на то, что теперь это было совершенно бесперспективным занятием. С длинными сигаретами у него как-то не ладилось. Да и Дмитрий Иванович этого не видел. Империи трещали по швам, а Пономарь продолжал курить. А Финарь и Косарь тоже были при нем. И имели ряд своих занятий в виде колоды крапленых карт и ящика паленой водки.
   Отвлечемся же немного от стрельбы. Около десяти вечера Дмитрий Иванович решительно встал с тахты. Через полчаса Марина, Отрепьев, Корела и Герасим вернулись из театра. Отрепьев был ворчлив и недоволен: спектакль совершенно ему не понравился, Корела был с ним солидарен, играли из рук вон плохо, хотя пьеса по-островски классическая актуальности не потеряла. Герасим же сохранял полное спокойствие, так как в делах театральных был ни бум-бум, а блистательная Марина Мнишек думала о других вещах. Ей, право, было о чем подумать.
   Дмитрий Иванович приказал всем театралам отдыхать и завел будильник на четыре утра, с тем чтобы нанести Шуйскому ранний визит.
  
  
  

Глава двадцать шестая

Змеиная яма

  
   Проклятый Болт мертв! Шуйский обрадовался его смерти настолько сильно, что решил немедленно напиться. Путь от полыньи до обшитой броней машины был недолог. Так же как и путь от пригорода до сердца Первопрестольной. Но на территории города начались сложности. Шуйский, нервно подрагивая от радости, все время менял маршрут, называл то один ресторан, то другой, не доехав каких-нибудь двухсот метров до предыдущего пункта и так колесил Василий Шуйский со своими стрельцами довольно долго. Сам Шуйский начинал уже сердиться и ерзать на сиденье. Ведь до сих пор никуда еще не приехали.
   -А ну, давай в "Ночные пончики", да поживее, кошкины дети! -гаркнул он и немецкий броневик, в который раз развернувшись и не доехав до цели, помчал в сторону элитного клуба "Ночные пончики". В ту ночь никто в "Ноч-Пончах" Шуйского особо не ждал. К моменту прибытия Чапая с бравыми кавалеристами заведение успело не только открыться, но и набиться посетителями изрядно. Почти под завязку. Поэтому Чапаю
   пришлось мешаться с прочей публикой, тесниться всем за двумя столиками: администратор и так уж выбился из сил, и сделал все что мог. По крайней мере так сказал. Но даже
   теснота, духота и сидячая толчея с непременным острым чувством локтя, не могли до конца испортить настроения отважного Чапая. Сегодня был его день, момент триумфа и он желал насладиться сполна.
   Утопить Болта в проруби -такое бывает в жизни только раз! Чапай начал усиленно
   налегать на горячительные напитки, налегать так, что всем прочим посетителям, индифферентно потягивавшим легкие детские коктейльчики стало завидно и они потребовали внимания официантов к своим персонам. Вскоре публика напилась так, что любо дорого поглядеть. Все непроизвольно и организованно обмыли торжественное утопление Ивана Болотникова в реке. Укушались все без различия пола и возраста. И положительный трезвый администратор смотрел на Шуйского с нескрываемой симпатией и потирал руки от удовольствия. Непредвиденное прибытие Чапая обернулось к несомненной выгоде заведения.
   А сам Шуйский думал о другом. Приняв на грудь большое количество горячительных напитков Василь Иванович исхитрился осознать вполне отчетливо, что внутри бандитского мира час царит полный хаос, беспорядок, порожденный им самим и теперь-то уж он сумеет все прибрать к рукам, все захапать без помех. Еще кое-кого нужно уговорить, подстрелить, подрезать, поддавить и подмазать... и все! И никаких проблем.
   И ощутив себя человеком не имеющим проблем Шуйский развеселился окончательно. Веселье взбодрило его настолько, что он отставил в сторону выпитую рюмку и, на ходу дожевывая бутерброд с икрой, помчался рысцою по направлению к сцене, уже утоптанной разнообразно раздетыми девицами. Василь Иваныч с трудом взобрался на сцену и произвел изрядный переполох в дамском царстве.
   Вышибалы вопросительно посмотрели на администратора, но тот отрицательно покачал мудрой головой. Шуйский остался на сцене. На его внезапное появление не прореагировали. Публика утолив алкогольную жажду окосела настолько, что видела
   не дальше метра вперед. Только сопровождающие Шуйского лица на всякий случай подхалимски зааплодировали. А на эстраде некоторое время стоял пронзительный дамский визг. Старый греховодник вздумал щипаться и обниматься, что было полбеды. Но при этом колол и щекотал красоток своей ужасной всклокоченной бородой. Это было невыносимо. И девушки бежали за кулисы. Эротика ушла в стремительную самоволку.
   А где все? Шуйскому стало как-то одиноко на пустой эстраде. Куда подевался весь гарем? Стряхнул с бороды несколько икринок и огляделся с недоумением. Из динамиков равнодушно лупил монотонный acid-trance. Чапай, пьяно покачнулся и ухватился за микрофонную стойку. Закашлялся, услышал собственный кашель из динамиков и вытаращился удивленно и испуганно. С тоски его потянуло на пение и Чапай заорал:
   -Что ты вьешься черный ворон над моею головой?
   Русская народная песня в его исполнении навела оторопь даже на толерантного администратора. Шуйский вопил и не желал смолкать. Его красные глазки мигали отчаянно
   как угольки в камине. Не допев песню, он заявил:
   -Я тут один на высоте! И не монтажник, а высотник. А там...слышь, там Ивашку Болотникова жрут рыбы. Вот такие караси!
   И Шуйский, не стесняясь, показал какие именно эти караси.
   -Я теперь над всеми царь! Слышите? Я- царь! -продолжал он и вдруг обиделся непониманию со стороны пьяной публики. -А ну вас всех, кошкины дети! Еду домой! Усатая масть. Валуй, Терминатор, ко мне!
   Терминатор и Валуй живо подскочили к эстраде и удачно поймали Шуйского, который из пьяного озорства вздумал сигануть со сцены "рыбкой" вниз.
   -А ну их всех... и девок их мне не надо! Усатая мать...масть! -капризно бурчал Шуйский. -Не понимают кто я есть теперь. Хочу домой, хочу к моей Машке...
   Шуйский как-то позабыл о недавних размолвках с юной строптивой супругой и она
   казалась ему сейчас самой любимой и дорогой. Терминатор и Валуй бубнили ему на ухо что-то успокаивающее. Чапай смирился и затих. Чужая забота обволакивала его приятной доброй стеной. Василь Иванычу Шуйскому впервые за долгие годы стало уютно и хорошо. Он и вправду ощутил себя вдруг царем.
   Блаженство длилось не долго. На выходе из клуба, раздалась далекая, но неприятная стрельба. Вороны в окрестном парке, взмыли с холодных берез и носились в воздухе черными вопящими тенями. Шуйский приуныл. Вот ведь раскаркались проклятые! Не к
   добру!
   -А царей ведь тоже убивают, -мелькнула мыслишка. -Грозного в скверике, Годунова на дому, Димку в зоопарке, Болта в проруби.
   Продолжать эту мысль было страшно. Ведь кто теперь царь? Сам вызвался...
   -Быстро домой! -резко и трезво рявкнул Шуйский и, вырвавшись из заботливых лапищ Валуя и Терминатора, нырнул в уютное нутро броневика. Упал на пол салона, поэтому Валую пришлось поднимать его и усаживать на сиденье. Чапай же устало возражал:
   -Оставь, оставь меня! И тут хорошо...
   И порывался лягнуть приставучего Валуя в живот. Расселись по машинам и вскоре "Ноч-Пончи" остались за бортом мировой истории. Бронированный мерседес с Шуйским, Терминатором, Валуем и Бутурлиным-Бутовым мчал в сторону Малого Знаменского переулка, а позади катила охрана на совершенно небронированной "ниве".В этой беззащитной от пуль машинке сидел нервный с недавних пор Сумбулов-Тачанка и еще три типа, которых можно охарактеризовать как мелкую уголовную шушеру нанятую за наличность. Их имена история не сохранила.
   Дома Шуйского ждали трупы и полная неадекватность.
   -А где же Машка? - спрашивал он поминутно, имея в виду жену. Ему объясняли, он кивал, но минуты через две спрашивал по новой: -А где же Машка?
   В конце концов Чапай уснул в кресле не отдав вовсе никаких распоряжений. Охрана немного растерялась, но сообразительный инициативный Терминатор приказал все трупы временно перетащить на кухню, сложить стопкой, кровь смыть, никому не спать и
   сохранять бдительность в случае новой атаки. Подчиненные проделали все лучшим образом и бдительно затаились.
   А к Малому Знаменскому переулку, направлялись аж три вооруженные силы, направлялись одновременно и независимо друг от дружки.
   Отряд номер один включал в себя покойного, но вполне дееспособного Дмитрия Ивановича, его абсолютного сценического двойника Гришуню Отрепьева, их общую неразрывную подругу Марину Мнишек, ну и Корелу с Касимом.
   Отряд номер два включал в себя Язву-Холеру и Самопуга. Такси мчало их из аэропорта Внуково чтобы накрутить Чапаю уши за Ермолая и прочие фортели...
   Третий отряд составляли союзные силы Молчанова и Голицына, которые собирались лично доложить Чапаю об устранении Индуса в Соликамске и получить положенный гонорар за эту нехитрую операцию.
   Все три силы неукротимо сближались, но по воле судьбы первым до цели добрался второй отряд. Язва-Холера и Самопуг на смертоносно-желтом такси. Подъехав к дому Шуйского, они мирно и цивилизованно расплатились с шофером, вошли в
   подъезд, изящно поднялись на четвертый этаж посредством автоматического
   лифта и вежливо позвонили в дверь шуйской квартиры. Впрочем, не забыли приготовить пистолеты. А Шуйский спал как дитя. Хотя и храпел как медведь.
   Холера и Самопуг были профи. Первого подошедшего к двери они собирались застрелить классическим способом через глазок, а потом приступить к взлому двери. Но
   немного поторопились. Подошедший на звонок Бутурлин- Бутов только успел отодвинуть защелку глазка, а торопливый Самопуг нажал на курок и отстрелил ему палец, хотя метил в голову. Бутурлин, дико вопя отскочил от двери. Тачанка выбежал на шум с пулеметом наперевес. Осторожно поглядел не через развороченный глазок, а через замочную скважину и увидел двоих неприятных вооруженных людей.
   Язва-Холера уже возился с отмычками, но они не понадобились. Дикая злоба охватила Тачанку, он щелкнул замками и распахнул дверь настежь. Тачанка, выпив в ресторане лишнего, повредился слегка в уме и, выскочив с пулеметом на лестничную площадку, дико крича, изрешетил пулями Язву-Холеру и Самопуга. Язва и Самопуг упали и не встали. Пулемет выплюнул все пули и смолк, а Тачанка все вопил, потом сообразил, что орать среди ночи неудобно, застеснялся и скромно шаркнув ножкой скрылся в квартире вместе с пулеметом, и именно из-за застенчивости позабыл запереть дверь.
   Шуйский от шума проснулся в кресле, но не испугался, а только спросил внезапно:
   -Кто-нибудь помнит... поливал я сегодня кактусы?
   Терминатор оторопело поглядел в сторону подоконника: -Я думаю, Василь Иваныч...
   Но тут Шуйский снова захрапел и никто так и не узнал о чем думал доблестный Терминатор. Валуй оказывал Бутурлину первую помощь: налил стакан коньяку, завязал глаза, подобрал отстреленный палец и, вооружившись ниткой и иголкой, стал его пришивать назад, а когда Бутурлин стал выть, заткнул ему рот синтетической мочалкой, позаимствовав ее из ванной. Зато палец пришил на совесть. И влил в Бутурлина еще стакан коньяку. Да и себя не забыл.
   Второй отряд притормозил во дворе, но вышел из машины не сразу. Дмитрий, показывая на окна, рассказал подробно про обстановку внутри.
   -Ты тут раньше был? -удивился Корела такой широкой осведомленности. Удивительный народ эти мертвецы!
   Дима неохотно кивнул.
   -Что ж ты его прошлый раз не убил? -в вопросе Марины чувствовалась издевка с оттенками ревности. -Недосуг было?
   -Я же говорил: лунный свет... И кто бы тебя из петли вытащил?! -раздраженно сказал Дмитрий Иванович.
   На это Марина Мнишек не нашлась что ответить, только шмыгнула очаровательным носиком и отвернулась.
   Раздраженный бессмысленным разговором, усмешками и подтекстами, Дмитрий Иванович вышел на мороз и перво-наперво решил отрезать Шуйскому путь к скоростному отступлению. То есть спалить его бронированное авто. Мерседес они поливали бензином вместе с Отрепьевым из двух небольших канистр.
   И тут в конце переулка показались Молчанов и Голицын. Несмотря на ночное время и веселое настроение, они без труда сумели распознать машину и поняли, что с машиной происходит беспорядок. Решили вступиться за хозяйское добро. Эффектно щелкнули затворами, подошли поближе, даже придумав что именно сказать ночным хулиганам, но узнали Корелу, Касимова, Марину. Е -мое! Вот так встреча...
   Поставив канистру на землю сердито повернулся к ним Отрепьев. Следом за ним и Дмитрий Иванович. Немая сцена. Голицын и Молчанов забыли что собирались сказать, побледнели и оружие опустили. Два Дмитрия Ивановича, один другого лучше...Что же это такое? Колдовство! Двойной Димитрий!
   -Что вылупились? -спросил недовольно Дмитрий Иванович.
   -Что смотрите? - таким же голосом сказал Отрепьев.
   Молчанов и Голицын стояли в молчаливом обалдении и на вопросы не реагировали.
   -Чапаю продались, -напомнил Корела с недоброй усмешкой.
   Тут Молчанов и Голицын вышли из столбняка, завопили от мистического ужаса, эхо собственных криков, заставило их опомниться и они побежали прочь, а Корела и Отрепьев помчались следом на ходу извлекая пушки. Пора предателей отправить в последний путь.
   Отвлекать Дмитрия Ивановича теперь было некому, вежливо попросив Марину и Герасима отойти в сторонку, он наконец запалил чапаевскую бронированную тачанку. С нее огонь перекинулся и на "ниву". Пора было проведать и хозяина машин. А Шуйский, пьяно почивавший на лаврах, рассредоточил части своей армии бездумно по всему городу, оставив минимум для личной охраны. Какая оплошность!
   Конечно дам положено пропускать вперед, но это явно был не тот случай. Дверь открыта. Не нужно ни стучать, ни звонить. Дмитрий Иванович вошел в квартиру Шуйского первым. В коридоре замаячили Валуй и Терминатор. Им что-то не спалось.
   -Тачанка! Дверь почему не запер? Посторонние! -заорал Валуй.
   Дмитрий Иванович решил доказать, что он свой, а не посторонний. Вытащил гранату, выдернул чеку, кинул и то и другое в коридор и вышел из квартиры не дожидаясь аплодисментов. Когда грохот стих, вошел снова и убедился в том, что Терминаторы не любят гранат и после взрыва падают наземь без чувств и понятий. Валуй в этом смысле недалеко ушел от Терминатора. Сам вдребезги и тапочки в крови.
   Не любящий запирать двери Тачанка-Сумбулов выскочил с пулеметом в коридор, но у Дмитрия Ивановича имелась еще граната в запасе. Она и разнесла Тачанку на куски. И хваленый паркет Шуйского пострадал довольно ощутимо.
   Теперь Дмитрий Иванович, ласково кивнув, пригласил в квартиру Марину и Герасима Касимова. Герасим бойко подстрелил двух неповоротливых безымянных контуженных типов из недавно нанятых в шуйское ополчение, а Марина из браунинга в упор застрелила Бутурлина, так что свежепришитый палец ему не пригодился. Дмитрий Иванович отыскал спящего в кресле Шуйского, выстрелил у него над ухом. Василь Иваныч недовольно почмокал губами и проснулся.
   Продрал глаза и увидел прямо перед собой Дмитрия Ивановича, но не испугался ночному появлению заклятого врага, а памятуя о пропаже жены и считая Дмитрия виновным в ее похищении, спросил строго: -Куда дел Машку? Отвечай!
   После этого глупого вопроса Марина Мнишек посмотрела на Дмитрия Ивановича с подозрением. Мысли ее были неприятны. А Дмитрий Иванович, не поняв о чем собственно идет речь, ощутимо растерялся. Что было не в его пользу. Пока Дмитрий и Марина производили неприятные скоропалительные объяснения, Шуйский окончательно проснулся, протрезвел как смог, понял, что всеми покинут, а вокруг враги. И решил воспользоваться размолвкой во вражеском стане. То есть неожиданно дал деру. Сидеть и ждать пока не застрелят? Он соображения еще не потерял!
   Шуйский выпрыгнул из кресла, пробежал в большую спальню, перепрыгивая через трупы. Касимов пальнул вслед, но пули прошли левее. Чапай распахнул балконную дверь и со своего балкона сиганул на соседский, а оттуда оборвав бельевую веревку, съехал
   двумя балконами ниже и с шиком вломился в чужую квартиру. Следовать за ним по тому же маршруту было бессмысленно.
   -Он выйдет из соседнего подъезда. Быстро вниз! -скомандовал Дмитрий, растерявшемуся было Касимову. Марина уже распахнула дверь и ругаясь по-польски неслась вниз, азартно помахивая браунингом. А Шуйский, хитрюга Шуйский обвел всех вокруг пальца, вместо того, чтобы вылезти во двор, поднялся наверх, на чердак, прошел по крыше до конца, перескочил на соседний дом, благо дома стояли вплотную друг к дружке, дошел поверху до конца переулка и застыл презрительно на краю крыши, глядя вниз и профилем напоминая Бэтмена в противогазе. Осмотревшись, стал неторопливо спускаться вниз по пожарной лестнице, в то время как Дмитрий, Марина и Герасим искали его на другом конце переулка, а вскоре к ним присоединились и Корела с Отрепьевым, отправившие Молчанова и Голицына куда следовало. Они уложили их у входа в Международный центр Рерихов и были чрезвычайно собой довольны.
   Две Луны по-прежнему болтались на небе с вызывающим видом. Одна Луна была на ущербе, вторая напротив -родилась недавно. Все астрономы сошли с ума в конце прошлой недели так что разъяснять данный феномен было не кому. Наплевав на все аномалии и безумие астрономов, Шуйский спрыгнул с лестницы на чей-то запудренный снегом железный гараж, съехал по крыше вниз на чем придется, порвал сзади брюки и грубо выругался. Тут же впопыхах налетел на что-то большое заснеженное и зеленое. Пригляделся и вздрогнул, решив, что сошел с ума. Показалось, что лифт стоит во дворе. Но это была голубятня, составленная из старых лифтовых решеток и дверей. Тьфу!
   Родимый броневик пылал вдали, но Шуйский и не думал о своей дорогой машине. Он просто бежал. Бежал так быстро, что только диву можно было даваться. Чапай несся по холодной ночной Москве, почти порхал над обледенелым заснеженным асфальтом, развивая скорость не меньше пятидесяти километров в час.
   Впрочем, через два квартала пришлось притормозить и отдышаться. Какая-то площадь и небольшое здание. Но уж фонарей понаставили! Белый нестерпимый огонь ночных фонарей резал по глазам и заставлял жмуриться. Белые столбы какие-то, смотреть невозможно.
   -Что за лампы ввернули?- с неудовольствием подумал Шуйский. -На две тыщи ватт. Не берегут электричество, кошкины дети.
   Долго торчать на освещенной площади он не собирался. Безопаснее уйти в
   тень. Он пошел дальше и незаметно для себя снова перешел на бег. В конце концов решил, что оторвался от преследователей. Сидя на вывороченной из земли ржавой трамвайной
   рельсе, тупо глядел прямо перед собой. Сидеть было не слишком мягко и не слишком уютно. Холодно...
   И тут завизжали тормоза. И показалась погоня. Как же сумели обнаружить?
   -Прилепили радиомаяк пока я спал!- злобно подумал Шуйский, почесался наугад, надеясь сковырнуть электронную пакость и уйти. Он снова побежал, но уже не так быстро и не так охотно. Беговые ресурсы были почти исчерпаны.
   Сзади слышались выстрелы и сердитые крики Дмитрия Ивановича. Как бы и впрямь не догнали! Впереди была низко натянутая веревочка с красными флажками, предупредительно шуршавшими на ветру, но Шуйский не обратил на них внимания, перепрыгнул, скользнул по льду и заорал, видя как неумолимо несется ему навстречу здоровенная яма, на дне которой он и финишировал. Удар едва не вышиб из него дух и потряс до основания. Сипло матюгнулся. Огляделся. Котлован. Глубина метров десять-пятнадцать и ни лесенки, ни выступа. Темные стальные двутавры поддерживали плотные доски, скреплявшие стены котлована от нездоровых поползновений. Змеиная яма да и только...Хотя единственной змеею в этой яме был Шуйский и змее этой вот-вот должен был придти конец.
   Шуйский со дна ямы глянул наверх и увидел двоих Дмитриев Ивановичей, но не удивился. Устал, замерз и порядком ушибся при падении. Проклятая ночь была доверху набита неприятностями. Который все же настоящий из царевичей? Или оба поддельные...Две луны по прежнему светили сквозь редкий лениво падающий снег. Ущербная луна
   светила над Дмитрием Ивановичем, новорожденная над Григорием Отрепьевым.
   -Значит у этого скоро полное затмение, а у того все впереди, - с неприязнью глядя на Отрепьева подумал Шуйский и снова выругался. Кто бы мог подумать что так холодно на дне котлована зимой?!
   -Вот что. Езжайте в ресторан и посидите до закрытия, а сюда уж...этак часам к шести утра, -Дмитрий Иванович видел, что Шуйский никуда не денется и спрятал пистолет.
   -А ты? -спросила Марина.
   -Останусь с ним. Есть о чем потолковать. Мороз его убьет надежнее пули. Я хочу посмотреть. И обойдемся без пощаний.
   Марина, Гришка, Герасим и Корела послушно укатили прочь. А Дмитрий лениво прохаживался по краю обрыва и беседовал с Шуйским. Про Годунова, про Гиришева, про Болта...
   -Гиришев был должен Годунова убрать для меня! Я был первый заказчик на Барона, -вопил со дна змеиной ямы обозленный Шуйский. -Все неправильно, кошкины дети! Я первый! Я!
   -Кричи, кричи. Глотку быстрее сорвешь, -ответил Дмитрий Иванович, продолжая неторопливо прохаживаться. Шуйский действительно сорвал глотку, устал бегать, сел и начал потихоньку замерзать. На шум подошел какой-то мужик в светлой дубленке и поинтересовался: -Что это он?
   Шуйский прохрипел со дна ямы: -Помогите! Убивают!
   Дмитрий пожал плечами и многозначительно повертел пальцем у виска. -Я уже машину вызвал. Сейчас приедут и вытащат.
   Дмитрий лгал спокойным и уверенным тоном. Ему не хотелось спихивать в яму этого сердобольного мужика, очевидно страдающего бессонницей.
   -А чего он так орет?
   -Так пьяный или сумасшедший. Кто в здравом уме сюда полезет? Специально место флажками отгорожено. Напился до белой горячки. Кто знает, что ему там мерещится.
   Мужик ухмыльнулся и, позабыв о Шуйском, пошел дальше по своим поздним ночным делам. Больше уж никто не нарушил беседы. Дмитрий Иванович ходил и говорил. Василь Иванович сидел и молчал. А время шло и мороз крепчал. Озноб перестал бить Шуйского и тот постепенно стал погружаться в ледяные сновидения, глаза его из
   красных стали фиолетовыми, а всклокоченная борода покрылась инеем.
   Вернувшиеся из ресторана ближе к утру обнаружили два неподвижных тела. Закоченелый присыпанный снегом Шуйский зло скалил зубы со дна котлована.
   Дмитрий лежал на краю безжизненно и неподвижно, но на губах его застыла довольная улыбка. Последовал ли Шуйский вслед за Дмитрием Ивановичем в Ад 247 или угодил в иное, куда более скверное место, этого живые не знали. У них имелись свои хлопоты. Дмитрия аккуратно подняли и погрузили в машину, его тело было легким, почти невесомым, он ушел налегке. Его поместили на заднем сиденье, а Григорий Отрепьев поехал домой на метро. Роль сыграна, деньги за спектакль получены, до рассвета над городом оставалась еще пара часов, но поезда уже ходили. Корела обещал непременно навестить артиста. На том и расстались. Лезть за Шуйским на дно котлована никто не собирался.
   В начале восьмого поднялась сильная метель и в круглосуточный филиал похоронной конторы "Некрополь и сыновья" настойчиво позвонили. Дежурный уставился через глазок на прибывших. Марина Мнишек многозначительно помахала веером из долларовых купюр и дверь открылась моментально.
   -Чего изволите? Бальзамирование, похороны?
   Марина покачала головой. -Только кремация. И побыстрее.
   Служащий расторопно раскрыл ворота, машина въехала во внутренний дворик, рабочие вынесли Дмитрия из машины и минут через пять Марина Мнишек, Корела и Герасим Касимов сидели в мрачном, но теплом зале ожидания. Дежурный пошел доложить о прибытии начальству. Начальник Кеша Одуванчиков через камеру слежения увидел
   кто именно пожаловал с утра пораньше и нервно дернул головой. Физиономии Корелы и Герасима напомнили ему весьма неприятный эпизод, с отсидкой в подвале. Поэтому Кеша поручил провести церемонию самому дежурному и тот взялся за кремацию солидного клиента с чрезвычайным рвением. Так точно сжигал себя самого. Во время церемонии звучала тихая печальная музыка, пылал огонь внутри печи, запах был неприятен, но Марина Мнишек не проронила ни слезинки. Получив урну с прахом, расплатилась. И вновь мороз, метель и улица с гаснущими фонарями.
   -Куда теперь? Аэропорт? -спросил Корела.
   Марина покачала головой. -Скорее поездом до Варшавы. Не провожайте, ребята. Я доберусь сама.
   Корела и Касимов пожали плечами и остались на морозе. А Марина укатила. Что ж, в конце концов, это была ее машина...
   Герасим кашлянул, поежился, поглядел на туманное снежное небо:
   -Я тут знаю трактирчик через два дома. Пойдем помянем?
   -Пойдем, -согласился Корела.
  

ЭПИЛОГ

  
   Все вышеописанные исключительно правдивые события настолько переврали в газетах и теленовостях, что даже привычный ко всему народ диву давался и не верил глазам своим. И не только народ: Викений Петрович Карленков вернулся из важной заграничной командировки точно в другую страну. Остатки расшалившихся бандитских формирований были оперативно добиты силами внутренних войск и ОМОНа под чутким руководством полковника Минина и майора Пожарского. Не забыли, впрочем, и про "оборотней в погонах". Те скорбно выли на Луну вопреки строгому внутреннему распорядку "Матросской тишины" и каялись во всех грехах, но Минин и Пожарский к их раскаянию относились с изрядным скепсисом.
   То есть в результате Смутного Времени Карленков лишился большей части хороших знакомых. Часть их отбыла насовсем, прочие сидели в ожидании ближайшей амнистии. Телефоны молчали, "малины" лежали в руинах. Карленков почти скучал по покойнику Шуйскому, которого при жизни терпеть не мог. А как там Егор Гиришев? Неужто и его того...Пальцы Карленкова нервно подрагивали во время набора номера, но Гиришев сразу снял трубку и поприветствовал его в своей обычной невозмутимой манере.
   У Карленкова сразу отлегло от сердца:
   -Слава Богу, Егор Витальич, хоть ты на месте! А то последние события со всеми этими...
   -Никаких событий, -твердо и отчетливо сказал Гиришев. -Никаких. Просто зима кончилась. Только и всего.
   -А, ну-да, -машинально сказал Карленков. Взглянул на календарь, увидел март, а за окошком мокрый снег и наконец сообразил, что ранней весной лучше не говорить по телефону всего что думаешь. Минин и Пожарский могут это неправильно понять.
   -Кстати, Егор Витальич, не мог бы ты вечерком подъехать. Разговор есть.
   Гиришев слегка удивился. Но слегка и только про себя. По его мнению перестреляли уже всех кого было можно, потому и возникло временное затишье. Но Карленков готовил для него очередную мишень.
   -Хорошо. Вечером буду, -ответил Гиришев , чувствуя сырое дыхание первого месяца весны через открытую форточку.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"