Аннотация: Если прочитали, будьте добры, скажите - это полная фигня или только частичная?
Обычно перед зимой даже в центре города воздух пахнет мороженым, сладким и нежным, как воспоминание о детстве. Но только не здесь. Болезненно-бледная луна отражается в каждой луже, радужные разводы на воде блестят в слабом свете фонарей. Воздух кажется неприятно сухим и горьким, словно ставший дымом.
От губ отрывается беловатое облачко пара, прячу руки в карманах. Фонарь, висящий над моей головой, скрипит и покачивается под порывом ветра. Холодно, сколько мне ещё стоять здесь - не знаю. Медленно подбирается к душе страх, осторожно касается мыслей пушистыми лапками. Было бы лето - я бы погадала "придёт - не придёт"... Сейчас разве только по писку разрядившегося телефона определять.
Ледяная рука легла мне на плечо, холод проник даже сквозь куртку и толстый свитер. Меня словно парализовало, я мигом припомнила и слухи об этом районе, и последнюю криминалистическую сводку...
Я успела трижды попрощаться с жизнью и раз пять проклясть свою глупость, прежде чем услышала голос:
- Давно ждёшь?
Я только неопределённо пожала плечами - мобильник уже давно разрядился, и отсчитывать время я могла только по стуку своего сердца. Впрочем, я не сомневалась, что он не опоздал. Такие - всегда до презрительности пунктуальны.
Он (...иней на тонкой ветке...) смотрит на меня с недоумением и равнодушием. Я (...стук капель по листьям...) всего лишь маленькая обязанность, с которой надо побыстрее разделаться. Всё остальное - мои проблемы.
- Идём.
Он даже не оборачивается, чтобы посмотреть, следую я за ним или нет. Свою часть договора он выполняет безукоризненно.
Прыгаю через лужи, брезгливо обхожу все тёмные пятна - чёрт знает, что это, не хочу потом ботинки отмывать. Слишком брезглива.
Роюсь в сумке, пытаюсь вытащить фонарик и едва не роняю на грязную землю блокнот со своими бесценными записями. Прижимаю его к груди, щёлкаю выключателем фонарика - блеклое жёлтое пятно медленно ползёт по земле и стенам.
- Вы могли бы выбрать и более оригинальный способ привлечь к себе внимание, девушка.
Он никогда не называет меня по имени - его не интересует мир Адама и Евы и всё, что с ним связано.
- Как скажите.
Я тоже не зову его по имени. Но по более прозаичной причине. Я не знаю его истинного имени, а обыденно-кислое "Владимир Иванович" ему совершенно не подходит.
- Куда мы идём?
- Ты просила показать тебе ночь? Смотри, девушка. Запоминай. Повторения аттракциона не будет.
Смотрю. Ночь, белесая дыра луны на плоском, беззвёздном небе. Бесконечные провода над головой похожи на сплетение оголённых нервов, в узлах которых заблудился жёсткий, горький ветер. Стены домов с провалами глазниц-окон поднимаются к небу, сливаются с ним в темноте, словно смыкаются над нашей головой, давят на плечи глухой тоской умирающего города. Где-то в центре носятся яркие машины, искрятся неоновые вывески дорогих бутиков, смеются поздние прохожие. Где-то там - огненная карусель псведо-жизни, скрывающая агонию города-гиганта. Гнильё под яркой обёрткой.
Закрываю глаза, слушая и внимая. Острые неприятные запахи, как крик, как звук затрещины, как бред, как молитва-шёпот и проклятие-плач. Холод, колючий, цепкий, медленно пробирающийся под одежду, под кожу, под кости - в душу. Сжимает сердце в когтистых лапах, инеем покрывает чувства, заставляя мысли замереть в пустоте... Холод, от которого невозможно отогреться.
Недовольно передёргиваюсь. Всё это я уже давно написала и спела, и даже (о ужас!) пыталась нарисовать. И всё равно я послушно иду за своим мрачным Вергилием по кругам маленького городского ада. Я сама выбрала это.
Из-за приоткрытой двери в полуподвал доносятся приглушённые тяжёлые звуки излишне громкой музыки. Рядом с узким лучом света на асфальте сидит парень (...бурый лист в луже...) с закатившимися глазами. Когда мы шли мимо, он слепо поворачивал голову за нами, словно слышал наши тихие шаги. Свет от фонарика случайно мазнул его по лицу, хищно блеснули тонкие клыки в жадно распахнутом рту.
- Так тоже бывает, - презрительно проронил мой проводник, и брезгливый гнев был единственным чувством, которое он испытывал.
Ещё трое (...звон разбитого стекла...) терзают в подворотне безвольное тело бомжа, их подруга (...расходящиеся круги по воде...) тихо хихикает, наблюдая за этим со стороны. Брезгливо отворачиваюсь, стараюсь смотреть только под ноги. От пронизывающего ветра на глазах выступают слёзы.
Идём в тишине, он не считает нужным снисходить до разговора со мной, а я просто желаю подумать в спокойствии. Кажется, я немного ошиблась в своих расчётах - ничего нового мне эта прогулка не принесёт...
Я хотела увидеть истинное лицо ночи и её Хозяев. Вампиров. Кто-то скептически предполагал, что они жестоки и беспощадны, кто-то с пеной у рта доказывал, что они печальны и романтичны, некоторые смеялись и говорили, что вампиры совершенно такие же, как и обычные люди. Но все они, как один, сомневались в их существовании.
Одна я знала это наверняка.
Огромных трудов стоило отыскать одного из них - немолодого уже, сильного, серьёзного. Подобрать факты, подтверждающие его нечеловеческую суть, тщательно скомпоновать компромат... Гораздо большего труда потребовалось, чтобы заставить себя побороть страх и явиться в его офис. Он не смеялся надо мной (как я боялась больше всего), не грозил убить, не пытался обратить, подчинить, поработить. Он просто согласился на мою просьбу, даже не вспомнив о собранных мною фактах. И это почему-то обидело меня сильнее всего.
И теперь я смотрю на ночь глазами её всесильных хозяев и ничтожных рабов. Вижу полутона и оттенки цветов, которые раньше не трудилась замечать. Вижу странную красоту в изломанной тени голой ветки на белой стене. Любуюсь печалью луны, отразившейся в мелкой луже. На гладь воды опустился бурый лист и разбил бледное отражение.
Я слушаю шелест ветра и шорох неторопливых шагов, как любимую музыку в плеере. Я радуюсь холоду, на мягких лапах пробирающемуся в душу, как осеннему теплу камина, в котором сжигала стихи. Я ловлю отражение своей тени в лужах и тёмных пустых окнах. Я неспешно бреду вслед за бесчувственным вампиром, постепенно заполняя свою душу спокойствием и равнодушием, присущим тем, кому уже некуда спешить. Я чувствую и холодное, безмятежное величие Хозяев ночи, и слабый мелочный страх людей перед темнотой, и философское наслаждение ранее неведомой, диковатой и странной красотой ночного города.
Но вместе с этим я против воли вижу и тени, которые раньше старалась не замечать. Одинокие фигуры, бредущие в никуда, с пустыми безумными глазами. Одни шатаются, как пьяные, хватаются руками за голову, тихо подвывая в бессилии. Другие хохочут, запрокидывая лицо к небу, и тонкие, перемазанные в чём-то тёмном клыки блестят в свете фонарей. У стен сидят мрачные компании, провожающие нас тяжёлыми, озлобленными взглядами. На меня смотрят с завистью и жадностью, на моего спутника - с ненавистью и страхом. Никто не осмеливается даже произнести что-то нам вслед.
И к чувству абсолютного вселенского спокойствия примешивается мелочная брезгливость. Как перед пауками в квартире.
Мы прошли район трущоб насквозь, остановились на обочине широкой дороги. Яркими смазанными полосами несутся дорогие автомобили, в отдалении уютно светятся окна домов. До омерзения обычная жизнь.
Приветливо пискнула сигнализация, он галантно усадил меня на заднее сидение своего дорогого автомобиля.
- Ну и как вам, девушка, хозяева ночи? - спросил он с горькой самоиронией, спрятанной так глубоко, что мне она лишь почудилась. А может быть, я сама придумала её, чтобы добавить в его облик хоть что-то человеческое.
Я неопределённо мотнула головой и достала блокнот. Я хотела тщательно законспектировать все свои эмоции и впечатления, чтобы потом выбрать из них те, что я воплощу в рассказах и песнях.
Почесала карандашом за ухом, поправила выбившуюся прядь.
- Все вампиры... такие?
Машина плавно тронулась с места, за окном поплыли яркие синеватые шары фонарей.
- Какие?
- Ну... такие.
Он молчал довольно долго, я уже начала опасаться, что он вообще не ответит.
- Все новообращённые начинают с этого. Вообще-то, без разрешения Князя запрещено дарить вечность людям, но иногда не остаётся другого выхода. И нас становится слишком много. Мы не учим их, не защищаем. Каждый сам за себя - не так ли звучит ваш современный закон джунглей, девушка? Среди нас выживают только лучшие. А они уже сумеют найти способ выбраться со дна жизни.
- Как... мерзко! И как предсказуемо...
- Вас это огорчает?
- В какой-то степени.
Он пристально смотрит на дорогу, до меня ему дела нет. Отворачиваюсь к окну, на стекло оседают косые капельки - там, снаружи, в ледяном ночном городе идёт дождь. Опять.
- Ну что, девушка, вы передумали становиться вечной? - на этот раз в его голосе угадываются нотки иронии.
- Да я, в общем-то, и не собиралась... - Настороженно вслушиваюсь в тишину, мерно гудит мотор, но вампир никак не реагирует. Всей кожей чувствую его неодобрение, почти злость.
Или... я опять это придумала сама?
И всё равно чувствую необходимость оправдаться.
- Понимаете, - нервно облизываю губы, пытаюсь подобрать слова, - Я... я просто... хотела узнать, какие вы - вампиры - настоящие... Мне это надо для... рассказа одного...
На самом деле я планировала объёмный роман с наивной, но очень красивой лав-стори про старого вампира и девушку, которую он отказался привести в ночь.
Я говорила, нервно терзая страницы блокнотика, щёлкая ручкой, судорожно поправляя лезущую в глаза чёлку. Говорила, путая слова, сбиваясь, начиная заново...
Он слушал.
Просто слушал мой тихий нервный голос, как до этого внимал тишине и гулу мотора. И это абсолютное равнодушие завершающим штрихом легло на страницы блокнота...
Вечность протянет ладонь,
Ты сможешь - не обернись.
Дождь омывает твой сон,
Зовущийся ныне "жизнь".
Он довёз меня почти до дома. Чёрный его автомобиль уже давно растворился в ночном дожде, а я все стояла, запрокинув лицо, ловя ледяные капли. Из круглосуточного киоска доносилась серебристая мелодия, тихая, пронзительная, пробирающая до глубины души. Вальс. Старый прелестный вальс. Мелодия ночи.
Звуки звенели, падали на асфальт каплями дождя, эхом разбивались на брызги, переплетаясь с жизнью ночного города. Под такую музыку надо танцевать наедине с дождём, подставляя лицо и ладони успокаивающей прохладе капель.