Баба Шура пришла на работу прямо с шумного застолья, устроенного её кумой по случаю приезда деревенской родни. Поэтому настроение у неё было паршивое.
- Учёные они, видишь ли, - бубнила она, двигая стулья в лаборатории, - а простому человеку уж и отдохнуть нельзя. Профессор, крыса старая, пригрозил, что уволит, если опять прогуляю. Нет, надо было остаться у кумы. Чего мне эта работа? Что я в другом месте уборщицей не устроюсь? Тут ведь и домой взять нечего: железяки да штуковины какие-то непонятные. Зарплата, правда, такая, что в нашей дыре не сразу сыщешь. Всё-таки надо было остаться. Сало домашнее, огурчики. - Она тяжело вздохнула и с силой задвинула очередной стул.
С полки с книгами упал разрисованный шлем, похожий на мотоциклетный.
- Ишь ты, какая красота! - Баба Шура подняла шлем, покрутила в руках. - Вот, можно было бы Ваську подарить. У брата кумы Васька в деревне был мотоцикл с коляской. Деревенская самогонка в Шуриной голове вдохновляла на подвиги. Она подошла к зеркалу и, хихикая, напялила шлем на голову.
***
Анна Австрийская в мучительном страхе ждала, когда Констанция приведет в её покои герцога Бэкингема. Вместо герцога перед дверью появилась тётка в странной синей накидке. На голове у тётки был рыцарский шлем, в руках палка с тряпкой.
- Ты чего, спятила? Какая я тебе шпионка!? - Возмутилась баба Шура. Она покрутила головой. - Куда это меня занесло? Не дом, а прям дворец королевский!
- Это и есть королевский дворец, Лувр, а я - Анна Австрийская! - Королева немного осмелела. - Вон отсюда! Это мои личные покои. Сейчас сюда придут.
- Кто придёт? - Невозмутимо осведомилась баба Шура. - Кобель энтот английский, как его, Бэкингем?
- Что значит - кобель? Как вы смеете! Это просто возмутительно!
- То и значит. Если я уборщица, так я уж и книжек не читала. Читала, а кино в молодости раз тридцать смотрела. Уж очень мне Атос нравился, такой красавец-мужчина. У нас таких даже в кино нет. Поэтому скажу тебе, как на духу. Плюнь ты на этого герцога. Он тебе сейчас мозги запудрит, лапши на уши навешает, ты ему подвески и отдашь.
- Обычная лапша. Анюта, я тебе, как старший товарищ советую, гони ты его поганой метлой. Он скроется, а тебя муженёк с кардиналом гнобить начнут. После народу-то поубивают - страшное дело! И всё из-за паршивца герцога.
- Не смейте плохо о нём говорить!
- Вот ещё! Я, Анюта, тебе и не такое скажу. У него, таких, как ты - цельная картинная галерея. А уж тех, что попроще, вообще несчитано. Это исторический факт. Как женщина женщину, я тебя понимаю. Король тебе достался завалящий, никчёмный мужик. Это Дюма приукрасил, что он и то, он и сё. Кардинал опять же нервы треплет. Но ведь и гордость надо иметь! Герцог на пять минут заявился тайком, а ты ему Мерседес в пересчёте на наши деньги. Причём за здорово живёшь.
- Какая Мерседес? Что Вы несёте? Я же говорю, сейчас сюда придут! - королева закатила глаза. Раздался тихий стук в дверь. Баба Шура распахнула её и шваброй преградила путь Констанции.
- Так, явилась, шалава! Сама от мужа гуляешь, и хозяйку с пути сбиваешь! А ну, катись отсюда подобру-поздорову вместе с английским кобелём, пока я охрану не кликнула.
Констанция попыталась протиснуться мимо бабы Шуры. Та слегка повела плечом, и жена бакалейщика отлетела от двери, как пушинка. Герцог, получив шваброй по голове, быстренько отбежал в конец коридора. Доблестные мушкетеры поспешили ему на помощь. Вся компания, обнажив шпаги, двинулась на незнакомого врага.
Баба Шура захлопнула дверь. - Вы так, стало быть. Анюта, занимаем круговую оборону. Не дрейфь, отобьёмся. Я тебя в обиду не дам. - Она подмигнула королеве, придвинула к двери резное кресло, и поправила шлем. В нём что-то щелкнуло.
В будуаре внезапно появилась толпа красноармейцев с ружьями. Они остолбенели, разинули рты, и уставились на королеву.
- Мы вроде царя уже свергли? - Поинтересовался один из них, обращаясь почему-то к бабе Шуре.
- Ясное дело. Ты на Анюту не смотри, это она роль в театре играет, костюм у неё такой. Только на нас вон белые насели, слышь, из коридора ломятся. С саблями, страшное дело.
- Да мы их сейчас в пять минут разбросаем, не сомневайся, мать. Моду взяли, революционных артисток обижать. Ребята, штыки примкнуть, в атаку, на буржуев, за мировую революцию! Ур-р-р-а-а-а-а! - Лувр содрогнулся от топота солдатских сапог.
Анна Австрийская горько зарыдала, заломив руки. Баба Шура села рядом, погладила её по голове. - Поплачь, поплачь, милая. Всё образуется. Я же тебе только добра желаю.
- У-у-у-у-у-у-у! - продолжала завывать королева.
- Вот ты ревешь, а того не понимаешь, что всё к лучшему. Все живы останутся, Констанцию твою не отравят, миледи голову не оторвут. Герцога, правда, всё одно заколют, так это уже совсем другой разговор.- Баба Шура взяла резной веер, помахала им на Анну, на себя. Сдвинула шлем, в котором опять что-то щелкнуло...
***
- Александра Гудроновна! Почему Вы спите на рабочем месте? Кто разрешил Вам брать в руки экспериментальный образец? Это ещё что такое? - профессор в одной руке держал шлем, а в другой веер.
- Что, что? Подарок. Ну, прикорнула на часок. Велика беда. Будешь шуметь, сам будешь свою лабораторию за такую зарплату мести! - Баба Шура сразу же вспомнила про вчерашнюю пропущенную вечеринку, и перешла в наступление. Профессор смутился, отдал уборщице веер, и скрылся в своём кабинете.