Аннотация: Валерьян Борисович имел внешность мерзавца. И не вина его была в этом, а беда...
Валерьян Борисович имел внешность мерзавца. И не вина его была в этом, а беда. Если уж кого винить, так это скорее всяких сочинителей мелодрам и водевилей. Это ведь всё провинциальные театры и бродячие актёришки постарались: обработали массы обывателей так, что образ мерзавца накрепко утвердился в коллективном подсознании. Классическая была внешность у Валерьяна Борисовича, типажная. А ведь на самом деле был Валерьян Борисович очень даже порядочный человек. Отмеченное обстоятельство являлось для него не просто досадным, а прямо и регулярно создавало по жизни мучительные проблемы: Валерьяна Борисовича всё время в чём-нибудь подозревали. В подлом интриганстве, растрате казённых средств, совращении девиц, заговоре против властей, отравлении колодцев, похищении младенцев, грабеже дилижансов. А если по здравому размышлению подозревать оказывалось не в чем, тогда в нём непременно сомневались. Не доверяли Валерьяну Борисовичу. Впрочем, такое случалось редко. Всё-таки люди весьма поднаторели в ремесле подозрений и в большинстве ситуаций всегда умели найти подходящий повод. И их можно понять. С такой-то внешностью да не найтись поводу для страшных подозрений? Короче говоря, люди никогда не упускали случая позволить себе сильное чувство, мистическим образом возникающее вблизи источника неприятностей. Причём из нескольких поводов, ради остроты ощущений, как водится, выбирался наиболее мрачный. А то и несколько сразу. Ибо с такой физиономией одного сочувствия инсургентам мало, с таким лицом как минимум крадут молитвенные коврики. И уж наверняка серебряные подстаканники. Конечно же, с ранних лет узнав о свойствах своей внешности, Валерьян Борисович держал себя в руках, строжайше следил за собой и потому никаких подозрений никогда не оправдывал. Никогда! И это всё только усложняло: люди от этого огорчались, раздражались, возникала досада, ещё более усиливавшая интуитивную антипатию. И это тоже по-человечески понятно: ведь получалось, будто Валерьян Борисович не оправдывал не столько подозрений, сколько ожиданий. А неблагонадёжность, как известно, едва ли не в равной мере препятствует доброму отношению. Из-за безотрадных диссонансов своей внешности Валерьян Борисович по молодости сильно переживал. Во много крат сильнее, чем от безответной любви. Но, войдя в возраст зрелости, столкнулся с мыслью, что обратная ситуация была бы ещё более безотрадной. Мысль о том, чтобы быть мерзавцем с внешностью благородного человека казалась ему гораздо более непереносимой. И всю вторую половину жизни Валериан Борисович уже страдал не столько из-за отношения к нему в обществе, сколько из-за собственной умозрительной гипотезы. Когда Валерьян Борисович медитировал над ней, ему становилось беспокойно и угрюмо, в нём буквально вскипали протест и отвращение. Чтобы как-то побороть в себе этот душевный кавардак, в такие минуты он брал гитару и в спасительном порыве пел романсы собственного сочинения. И если случалось кому-то застать его в эти интимные мгновения, подозрения насчёт Валерьяна Борисовича укоренялись в таких людях до конца жизни.