Однажды дон Педро не досчитался на своей плантации початка маиса. Нрав у него был и без того вспыльчивый, а тут его просто взбесило. И он послал в пространство множество крепких мужских слов, смачный смысл коих блюстители нравов благочестиво передают фразой: "Тысячу чертей в глотку мерзавцам". После чего целомудренные сеньориты обязаны немедленно симулировать благородный обморок.
Крик дона Педро вызвал дикий переполох в округе. Попугаи в панике взметнулись над сельвой, умножая всеобщий страх и трепет. А кроме того, крик дона Педро потревожил медитацию дона Хуана за утренней сигарой.
- Буэнос диас! - приветствовал дон Хуан дона Педро, как того требует учтивость добрососедства, когда тот заявился к нему на фазенду.
- Издеваешься?! - проскрежетал зубами дон Педро. - Какой ещё, к чертям собачьим, буэнос!
- Почему не буэнос? - невозмутимо поинтересовался дон Хуан.
Дон Педро в гневе замахал руками. Суть его энергичных жестов сводилась к следующему: "Какие-то твари разорили мою плантацию. Клянусь девой Марией, им это даром не пройдёт".
- Сочувствую, - сказал дон Хуан, потрясённый горем дона Педро.
- И это всё, что способен сделать могущественный шаман?! - язвительно скривился дон Педро.
Тогда дон Хуан, которому были подвластны тайные промыслы живых и мёртвых, сложил в воздухе из табачного дыма внушительное число со многими нулями.
- Сколько-сколько? - прохрипел дон Педро, как если бы получил кулаком под дых.
- Сто тысяч песо.
- Имей совесть! - энергичным жестом устыдил его дон Педро.
- Магия, дорогой Педро, не может стоить дёшево. Десять тысяч песо серебром и ни сентаво меньше.
Дон Педро послал в пространство множество крепких мужских слов, суть которых состояла в перечислении грехов родственников дона Хуана. Особенно, по женской линии. Стервятники в панике взметнулись над сельвой. Когда дон Педро дошёл до седьмого колена, сердце дона Хуана дрогнуло, и они, поторговавшись ещё около часа, уговорились на сотне монет, после чего сельва облегчённо затихла.
Дон Хуан дал дону Педро покурить свою сигару, и они вдвоём совершили ритуал вызывания кающегося грешника. Час сиесты ещё не наступил, как пред ними явилась царица кочевых термитов в сопровождении гвардии белых муравьёв.
- Только не надо сказок про диких обезьян! - сходу пресёк отпирательства дон Хуан. - Ваша работа?
- Прости, шаман. Наша.
- Из "прости" пончо не сошьёшь, - важно дымя сигарой, сказал дон Педро.
- Не доглядели, молодёжь пошалила малость: им что сельва, что плантация - всё едино.
- Золотом, конечно, - сказала царица кочевых термитов, дрожа антеннами от радости. "Надо же, как легко отделалась! - думала в этот миг она. - А могли бы и дустом травануть..."
Так за одно утро дон Хуан положил в карман чистоганом сотню полновесных песо, а у дона Педро появился золотой маисовый початок из сокровищницы древнего ацтекского жреца Уициля. Между прочим, тот ещё колдун был. Знал бы дон Педро, с чем связался, взял бы шкурками какомицли.