Скоро вечер. И он снова будет неподвижно сидеть на своем месте, разглядывая давно не мытое стекло. Вот так и пройдет вся жизнь. А в конце, его просто выбросят в ящик, где темно и жутко, нечем дышать. И он никогда не сможет наблюдать за весенними ручейками, стекающими с крыши, как играется ветер с волосами прохожих, за проливным дождем, рассказывающим волшебные истории про далекие и неведомые миры одинокому озябшему фонарю...
Одиночество... страшное слово... интересно, почему? Да очень просто - ты никому не нужен. НИКОМУ. Даже себе. Пустота? Спокойствие? Совсем нет. Одиночество - это когда проходят мимо тебя и не могут разглядеть ни твоих слез, ни радости.
Льюис, не отрывая взгляда от шахматной доски, задумчиво ответил: - Дурак ты, Граций. Не может быть черное белым, а белое черным. Не может рассвет стать закатом, а день ночью, как и твердь земная не в силах превратиться в быстротекущую реку, а река в твердь земную. На месте ферзя взгромоздился пожелтевший от старости но все такой же величественный слон.
Дин устало опустился возле так любимого забора. Ломило все тело. Хотелось пить. Хотя нет. Уже не хотелось ничего. Просто лечь и заснуть. Заснуть навсегда. Но единственная мечта не давала сделать это. Дин должен дождаться хозяина, успокоить его. Тогда все. Тогда можно.
Пальцы все так же пытливо перебегали по желтым потрепанным фотографиям - она ведь специально их в чемодане наклеила, чтоб всюду с собой... и добра другого не надо... самое ценное... Губы задрожали, перекатив волну воспоминаний в одинокую слезу. С последней фотографии на нее - старую и седую- смотрел молодой солдат.
Лир озадачено посмотрел на ребенка. Его никто не предупреждал. Что ему делать с мандаринкой? - Не хочешь? Жалко... И я кушать не могу. Мама расстроится... Тебя как зовут? - Лир. - Ангел Лир... Красиво... а меня ... хотя ты знаешь. Вы же все знаете? Мама говорила.
