К систематике попаданцев

    Какой вообще смысл в историях о попаданцах?
    Сразу оговорюсь: нижеизложенное – не воровство у Лотмана, а благоговейное цитирование, часто прямое. Зная уровень собственной компетентности, я положилась на труды мудреца, в высочайшей степени компетентного в обсуждаемой теме.
    Все претензии тоже к нему.
    Итак. И в текущей реальности, и в её вариантах, создаваемых сочинителями, среда обитания человека – семиосфера – структурирована многочисленными границами. Внешние отделяют "наш мир" от миров мёртвых, богов, демонов, варваров и людей с пёсьими головами. Внутренние делят аморфное население на классы, кланы, касты, фратрии, партии, конфессии, коллегии, филателистов и садоводов, автолюбителей и любителей пива, круглоголовых и железнобоких, тупоконечников и остроконечников и прочих "людей нашего круга" и "людей не нашего круга". Так или иначе, все эти границы (географические, сакральные, расовые, политические, религиозные, сословные, имущественные и пр.) проходят между культурами и субкультурами, то есть это в первую очередь культурные границы.
    Но для литературы интереснее и важнее другое, фундаментальное, деление членов социума на две группы, различающиеся числом степеней свободы. По Лотману – персонажи и герои. Персонаж закреплён в своём круге. Он поддерживает стабильное существование социума, но не участвует в его изменении (развитии или регрессе). Герой "...может перейти границу, отделяющую живых от мертвых, или... совершать ночные баталии с ведьмами, или как берсерк устремляться в бой, нарушая все его правила: голым или в медвежьей шкуре, воя как зверь и убивая и своих, и чужих. Он может быть благородным разбойником или пиккаро, колдуном, шпионом, сыщиком, террористом или суперменом [любопытно: перечислены только силовые занятия; даже Лотману не пришли в голову врач, музыкант, поэт, математик или инженер] – существенно, что он способен совершать то, что другим запрещено, и пересекать структурные границы культурного пространства. Каждое такое пересечение есть поступок, а цепь поступков образует сюжет". На своём пути герой порождает веер вариантов движения социума. Преступая запреты, он расшатывает существующие культурные нормы и предлагает новые. Герой несёт обществу смуту или взлёт, но в любом случае повышает степень его свободы.
    Таким образом, ситуация "герой попадает в другой мир" – основа основ, структурное ядро любого сюжета (кстати, пришедшее из мифов, существовавшее задолго до возникновения линейного сюжетного повествования). Дешёвенькие, вроде бы, истории о попаданцах могут позиционироваться как законная, сердцевинная, первичная часть необъятного корпуса текстов, самого мощного из созданных человечеством.
    Подобные тексты заточены под самые интересные, самые важные, вечно актуальные темы. Взаимодействие культур, без коего невозможно их развитие. Взаимоотношения наших и Чужих. Судьба маргинала. Реализация потенций личности, невостребованных или невоплотимых в текущей реальности. Роль личности в истории.
    Правда, собственно сюжетов немного, зато все разработаны. Примеры даю навскидку.
    1.1. Наш идёт туда и возвращается с дарами. Большинство сказок.
    1.2. Чужой приходит сюда и возвращается с дарами. Ле Гуин, "Имя мира – "лес"". (Правда, Селвер получил от человека весьма сомнительный дар).
    2.1. Наш идёт туда и сеет разумное, доброе, вечное. Иногда мечом или бластером.
    2.1.1. Терпит крах. Уэллс, "Страна слепых". А. Толстой, "Аэлита". АБС, "Трудно быть богом", "Хищные вещи века".
    2.1.2. Успешно справляется. Марк Твен, "Янки при дворе короля Артура". Саббатини, "Одиссея капитана Блада". Лем, большинство историй о Трурле и Клапауции. Еськов, Баллады о Боре Робингуде. Далин, "Зелёная кровь". Лейнстер, "Парламентёр". Разговоров, "Четыре четырки".
    2.1.3.Терпит крах, но ухитряется доказать начальству, что успешно справился. Лем, "Двадцатое путешествие Ийона Тихого".
    2.1.4. Успешно справляется, но начальство ухитряется доказать ему, что он потерпел крах. АБС, "Обитаемый остров".
    2.2. Чужой приходит сюда и сеет аналогично.
    2.2.1. Терпит крах, хотя, как правило, оставляет след, и дело его живёт. Евангелия. Уэллс, "Чудесное посещение". Хайнлайн, "Чужак в чужом краю". Далин, "Тракт. Дивье дитя".
    2.2.2. Успешно справляется. Все байки о культурных героях.
    3.1. Наш идёт туда, бесчинствует, получает трон, сокровища и принцессу. Хайнлайн, "Дорога доблести". Херберт, "Дюна". Лукьяненко, "Лорд с планеты Земля".
    3.2. Чужой идёт сюда, бесчинствует, получает трон и прочее. Толкиен, "Властелин колец" (Арагорн). Шварц, "Дракон". АБС, "Второе нашествие марсиан".
    4.1. Наш идёт туда, бесчинствует, получает коленом под зад. Повесть о полку Игореве. Песнь о Роланде. Современных текстов сходу и не припомню. Понятное дело, негламурно как-то – нашему, да коленом... Нет, есть. Ларионова, "Где королевская охота". АБС, "Малыш".
    4.2. Чужой идёт сюда, бесчинствует, получает коленом под зад. Всякие звёздные войны с басурманами.
    5. Все друг другу чужие, никто никого не понимает, "словом, все умерли". Войнич, "Прерванная дружба". Хойл, "Чёрное облако". Лем, "Солярис", "Эдем". Брэдбери, "Марсианские хроники". АБС, "Жук в муравейнике", "Волны гасят ветер", "Туча" = "Гадкие лебеди", "Отягощённые злом", "Пикник на обочине". Галина, "Прощай, мой ангел".
    6. Дао. Герой, чужой окружающему его миру, живёт, адаптируясь или противостоя, обретая новый опыт, строя отношения, постигая себя и меняясь, постигая и меняя мир. Приключения духа по определению не могут привести к краху, даже если герой погибает. Ещё одна частая особенность этих историй – мерцание понятий "наш" – "чужой", лишающее смысла их противопоставление. Гомер, "Одиссея". Никитин, "Хождение за три моря". Киплинг, "Маугли", "Ким". Фёдоров, "Путешествие вверх". Шекли, "Специалист". Ле Гуин, "Планета изгнания", "Левая рука тьмы". Лонгиер, "Враг мой". Э. Раткевич, "Таэ эккейр!", "Джет из Джетевена", "Наёмник мёртвых богов". Макс Фрай, "Лабиринты Ехо". Коростелёва, "Цветы корицы, аромат сливы". Генри Лайон Олди, "Мессия очищает диск". Киз, "Цветы для Элджернона". Далин, "Убить некроманта", "Слуги зла", "Корона, Огонь и Медные Крылья", "Записки Проныры". И, наконец, Соловьёв. "Повесть о Ходже Насреддине".
    Так что перед авторами историй о попаданцах богатейшее поле для заимствований, вариаций, компиляций и наших ответов Керзону. "Ну есть же грудь – почему не носишь?.."
    Понятно, что за время существования беллетристики проблему выживания и адаптации обкрутили всесторонне. Разумеется, литературу интересуют только выжившие; какую долю всех "перемещённых лиц" они составляют, неизвестно, но, судя по фактам текущей реальности, вероятность выжить существенно выше нуля. Пример – история последнего индейца племени яхи. Умирая от голода и одиночества, он вышел из родимого леса к бледнолицым, был задержан первым же полицейским и препровождён в участок. Там его накормили, напоили, устроили на ночлег в пустующей камере, связались с университетом и сдали пришельца с рук на руки видному антропологу Альфреду Крёберу (кстати, отцу Урсулы Ле Гуин), опекавшему уникальный источник лингвистической и этнографической информации всю оставшуюся жизнь. А ведь изложи кто-нибудь эту историю в фантазийном антураже – порвали бы в клочья за наглое пренебрежение элементарными требованиями правдоподобия.
    Свалился ли попаданец в драку, плен, рабство, пропасть, угодил ли удачно в кувшин к доброму Джуффину Крёберу – в любом случае в новом мире он проходит две стадии. На первой чужак – дурак, то есть невежда, не владеющий общепринятым языком поведения. Он слабее туземцев. Не знает, где туалет, чем чистить зубы и полировать теменной гребень, как здороваться, есть, пришнуровывать рукава и закалывать лоохи, что означают чёрно-оранжевая ленточка на груди, серебряный колокольчик на гульфике или оттопыренный седьмой палец. На этой стадии происходит отсев. Как ни странно, подготовка – специальное образование и изучение социума перед внедрением – обычно ничего не даёт. Крис Кельвин, Румата, Комов, Каммерер периода Комкона-2 оказываются сокрушительно некомпетентными. Они не владеют техникой анализа ситуации (им бы ТРИЗ полистать, что ли) и начисто лишены интуиции, откуда же взяться верным решениям. Они так же беспомощны, как любой обыватель любых времён. Более того, похоже, что специальная подготовка опасно приближает героя к туземной норме, ограничивает, лишая его свойственных чужаку преимуществ. Тогда в анекдотических байках о свалившемся сквозь крышу в гущу сражения, ошалело моргающем, невразумительно болбочущем попаданце с крючком и недовязанным шарфом в руках на самом деле сокрыта глубокая сермяжная правда.
    Чужак, преодолевший первый этап, переходит в другую стадию – сумасшедшего. И становится действительно страшной силой. Телесно псих пребывает здесь, но духом-разумом остаётся за межой. Он смотрит на мир извне, преступает правила, не считается с само собой разумеющимися, часто неосознаваемыми и потому безусловными запретами, его логика непостижима, поступки непредсказуемы. Он видит открытые двери там, где для нормального – стена. У него больше степеней свободы. Это колоссальное преимущество перед туземцами, которое можно использовать для решения практически любых задач. Для сочинителя, сублимирующего в тексте свои неотомщённые обиды, нерешённые проблемы и неосуществлённые мечты, идеальная задача (просто, понятно, зрелищно, тешит самолюбие и в большинстве случаев не требует интеллектуального напряга) – это, увы, опять-таки по Лотману:
    "Широко распространенное употребление в боевой ситуации алкоголя, по сути дела, создает тот же эффект боевого безумия. Показательно, что использование в сражении алкогольного опьянения не может являться нормой для полевых войск и, как правило, присуще особым отрядам. Пишущий эти строки может сослаться на огромное психологическое воздействие в начале войны зрелища, свидетелем которого он был. Отряд немецких мотоциклистов, несущийся прямо на наскоро вырытые окопы противника, может быть, бессознательно воспроизводил поведение берсерков: мотоциклы были буквально обвешаны (на каждом сидело четыре человека) автоматчиками, абсолютно голыми, но в кожаных сапогах, широкие голенища которых были забиты автоматными магазинами. Автоматчики были пьяны и неслись прямо на противника, громко крича и непрерывно стреляя в воздух длинными очередями. Для воссоздания полноты впечатления следует прибавить, что именно в этой ситуации и сам мемуарист, и его однополчане увидали впервые автомат".
    Каждый сочинитель, создавая текст, преследует прежде всего свои, внутренние цели. Если для их достижения ему нужен буйный голый (лучше, конечно, голая) безмозглый берсерк – значит, в тексте будет орудовать берсерк. Немцам противостояло благородное безумие неизмеримо более высокого порядка – автор не допустит его, соорудив предельно упрощённый мир. Можно до бесконечности ставить автору шах – вотще: он-то играет в поддавки.
    Но всё-таки удалые рубаки занимают сравнительно небольшую экологическую нишу. А в общем и целом в компании попаданцев наши современники ничем не хуже других. Среди них нет энциклопедистов – так ведь великие умы во все времена исчислялись единицами. Сайласы Смиты пришли на книжные страницы не из реальности, а из романтической литературы с её преклонением перед исключительной личностью. Так же, как Руматы Эсторские – порождение наивной эпохи Просвещения, видевшей в народе не носителя культуры, векового опыта, целостной системы взглядов, а косный объект воспитания, чистый лист, который надо просто заполнить правильной информацией. С позиций реализма и исторической школы "Анналов" сверхчеловеки и их эпические свершения выглядят либо иллюзорными, либо вредоносными, либо смешными. При всех роскошных перспективах, открывающихся перед попаданцем, думаю, в течение одной жизни засеять страну разумным, добрым, вечным у него не получится, даже если он через горы трупов прорвётся к трону или жезлу верховного мага. Насилия будет немерено, а толку пшик. Всё равно, что лечить испанку антибиотиком. Поскольку возбудитель испанки – вирус, а не бактерия, ему на антибиотики, естественно, начхать. Отмечу: самые яркие тексты об экспорте научных и технических достижений, "Янки при дворе короля Артура" и "20-е путешествие Ийона Тихого", – ядовитые шаржи.
    Что же до более надёжных методов "шаг за шагом" и "передай дальше" – это вовсю. Обыватели, освоившись в ином мире, приспосабливают к нему свои специальности и хобби, учат и учатся, спасают, помогают, лечат, пишут стихи и картины, создают правоохранительную службу, творят благую магию музыкой, приобщают народ к спорту и здоровому образу жизни, мирят спорящих, обретают друзей и любимых. Между прочим, один из наиболее успешных попаданцев – именно программист, наш современник и соотечественник, гармонично сосуществующий в одном теле с трогательным, очень одарённым китайским Чарли Гордоном. Используя свои профессиональные знания, он (программист) помогает спасти мир от разрушения, а благодаря его городской "нахватанности" и талантам исконного хозяина тела эта парочка становится архатом и, в конце концов, настоятелем монастыря.
    Однако. Наверное, не надо доказывать, что в другой мир с базукой (всё равно, ради вселенского мочилова или в помощь Арате Красивому) – это не то, ради чего стоит заводить историю о попаданце? На мой взгляд, в другой мир с вакциной, трёхпольем или паровым двигателем – тоже не то. Это хорошо, но это не главное.
    Главное – чужак в чужом краю. Сила, способная двигать мир, – не принесённые героем дары прогресса, а сам герой, дух-разум и волны его влияния среди современников и потомков. Культурный вброс. Только чужая культура способна отворить местной двери и дать вдохновляющего пинка. Пример навскидку – из текущей реальности. Попаданец Рамануджан, несмотря на самоотверженную заботу Харди, его коллеги, друга и опекуна, был убит английскими туманами. Но непостижимое для европейцев мистическое образно-числовое мышление Рамануджана, скрестившись, в фонтане искр и осколков скорлупы, с рацио европейских математиков, открыло новое видение и новый путь математической науке.
    Человечество упорно не желает осознать необходимость разнообразия. Снова и снова оно порождает чудовищные идеи: превратить Евразию в одно сплошное пастбище, засеять степь пшеницей от горизонта до горизонта, слить все народы в один, дать всем одного бога, одного правителя и один закон, оставить человечеству единый всемирный язык, стереть все границы. И будет нам счастье.
    Нет. Будет погибель. Чем выше разнообразие биологической системы, тем она устойчивее. При некотором минимуме разнообразия биоценоз вымирает. И семиотическая система не способна существовать изолированно. Культуры живут и развиваются только в диалоге.
    Попаданец – обострённая до предела ситуация диалога культур, стилей мышления, мироотношений. Диалог – единственный способ создания новой информации, и чем больше различия между его участниками, тем он продуктивнее. Хотя и труднее. Мне кажется, что средствами искусства (а других нет) обратить жителей Земли к пониманию, что контакты с Чужими, как бы трудны они ни были, есть необходимое условие существования Наших, что выжить мы можем только вместе, – куда более насущная задача, чем вылечить жителей Гиганды от холеры.
    Такие книги, конечно, есть. "Повесть о Ходже Насреддине". Коростелёва, "Цветы корицы, аромат сливы". Далин, "Записки Проныры". Олди, "Мессия очищает диск". Казалось бы, кич – Гамильтон, "Молот Валькаров".
    И всё?