Тоскливые летние дни, ночи в поту кошмаров. Благословенна бесконечная работа по дому: пока руки заняты, голове немного легче. Так хочется вымотаться до беспамятства, упасть на старый матрас в душном чулане под лестницей и забыться до утра. Но это роскошь.
Ненавистная ночь издевается над попавшей в её когти жертвой. Ей мало видеть побелевшие пальцы, стискивающие пылающий от боли шрам на лбу. Она жаждет свести своего пленника с ума бесконечным рефреном страшного видео, записанного навеки в его памяти. Спокойное лицо мёртвого Седрика - это лишь первые кадры хоррора.
Садистка-ночь склоняется все ниже. "Гарри, - шепчет она, вглядываясь чёрными провалами глаз в исхудавшее лицо подростка, - Гарри... Ты даже не смог отомстить за его смерть, жалкое ничтожество. Теперь гибель каждого, кто встанет на Его пути, будет и на твоей совести, Гарри..."
Эхо обвинений не смолкает и днем. Его не заглушают даже громкие жалобы измученной зноем тётки, вынужденной считать каждый пенни вместо вожделенной поездки на курорт. И ругательства страдающего одышкой дядюшки, измотанного попытками удержать на плаву разваливающуюся фирму.
Если бы опекуны только жаловались и ругались!
Нелегок хлеб добывающих его в поте лица своего, всякому время от времени требуется выплеснуть пар из кипящего котла напряжения и усталости. Дурсли из тех, кто не может противостоять искушению, когда под рукой есть козёл отпущения. Безответный племянник - идеальный объект, чтобы безнаказанно "спустить пар".
В сонном городишке преступником считается любой, посмевший заступить за невидимые границы законопослушности и доведённой до абсурда добропорядочности. Всем заправляет чудовищный гибрид предрассудков и ненависти по отношению ко всему новому и необычному, называемый Общественным Мнением
Если неписанные законы нарушит "свой", то всегда найдутся смягчающие обстоятельства. Если во сто крат меньшее позволит себе "чужой", то Общественному Мнению не потребуется особых оснований для суда Линча, и никакие оправдания не будут приняты во внимание.
В глазах добропорядочных граждан Гарри был "чужим". Отвратительным неблагодарным паршивцем, не ценившем душевную доброту уважаемого семейства, растившего его "словно собственное дитя".
Общественное Мнение оживлённо бурлило, единодушно осуждая очередную выходку "малолетнего бандита". Но даже такие "вопиющие преступления" племянника "несчастной Петуньи", как лазание по крыше школы и очередная попытка избить брата и его друзей - "милых, хорошо воспитанных деток", очень быстро забывались. Уже через пару часов Гарри вновь оказывался в ледяном болоте равнодушия. Подросток не помнил, чтобы кто-нибудь обратил внимание на его обтрепанную одежду, разваливающуюся обувь или часто появляющиеся синяки на худом лице.
То же происходило и в стенах Хогвартса: вот толпа студентов яростно обсуждает очередное приключение "золотого мальчика", а уже через час-другой - равнодушные взгляды, словно Гарри лишь изредка снимает свою мантию-невидимку.
И, как и в городке, в Хогвартсе тоже находились люди, которым Гарри мешал самим фактом своего существования. Один из них - профессор зельеварения Северус Снейп, - словно задался целью дополнить деяния опекунов. О, нет, к счастью, пока только морально, унижая Гарри по любому поводу. Хотя, возможно, от применения силы его удерживала лишь боязнь осуждения со стороны педагогов школы. Оба - и дядюшка, и профессор, - словно задались целью сжить Гарри со свету. И успешно справлялись с поставленной задачей.