Через десять месяцев у Кристофа фон Граузама, правителя княжества Остэнтум, родился наследник. Об этом счастливом происшествии в его жизни знало всего лишь около двадцати человек. Это были самые близкие и верные ему люди. Кристин уже давно смирилась со своим положением матери наследника трона. Она так и не стала законной женой князя. Но это обстоятельство ее мало огорчало. Она была довольна своей нынешней жизнью. Ей даже стало казаться, что она полюбила князя, несмотря на его жестокий нрав и трудный характер. Ей было жаль его. Кристин знала о его детстве, о ненависти отчима к нему, о его долгой разлуке со своей семьей и родиной, и понимала, что после такого трудно не быть жестоким и не относиться с ненавистью к людям.
Князь же за последние полгода несколько расслабился. Он уже уничтожил всех своих врагов, явных врагов, внутри княжества. Он сумел восстановить большую часть разрушенного после войны. О южанах он пока тоже не беспокоился. Он слышал, что в Союзе еще не закончились междоусобные распри. А теперь вот у него родился сын. Казалось бы, все было как нельзя лучше. Но он недооценивал южан. Верховный Правитель все же смог найти нужные слова и правильные аргументы, чтобы убедить всех так и не подчинившихся ему правителей провинций в том, что нужно, наконец, расправиться с непокорным соседом, который сейчас, наверное, наслаждается, наблюдая за их внутрисоюзными распрями, и чувствуя полную свою безнаказанность.
На Совете они приняли решение действовать быстро, без лишнего шума и суеты. Правитель хотел, чтобы их нападение на Остэнтум стало полной неожиданностью для князя. Вся подготовка к предстоящей битве происходила далеко от границ с соседями в центре Союза и в полной тайне. Южане не желали, чтобы кто-то узнал об их планах раньше, чем они пересекут границу с княжеством. От своего лазутчика Правитель узнал, что князь второй месяц подряд безвыездно находится в Орлином Гнезде. Это означало только одно - князь потерял бдительность и чувствует себя в полной безопасности. Медлить более было нельзя. С каждым днем все труднее и труднее становилось скрывать свои планы и надеяться, что никто не заметит скопление такого многочисленного войска в одном месте. И южане напали.
Они напали так неожиданно и с таким напором, что никто не успел опомниться и хотя бы попытаться ополчиться и встать на защиту своих домов. Огнем и мечом прошлись южане по всему княжеству: с юга на север, с запада на восток. Кристоф же узнал о вновь развязавшейся войне лишь тогда, когда враг был почти у самых ворот его крепости Орлинное Гнездо. Он собрал всех мужчин и юношей, способных держать оружие в руках, и вместе с ними встал на защиту замка от врагов. Но силы были не равны. Большая часть его войска на тот момент находилась далеко от крепости, в разных частях княжества и каждый из них сам по себе мало, что значил без остальных и без князя, а князь без своего войска тоже мало что мог сделать.
Он все это понимал, но все же, не задумываясь, шел на неминуемую гибель. В одном он был спокоен - Свен сейчас был за пределами княжества у родителей своей жены. Но совсем недавно появился еще один повод для беспокойства - его сын, Фридрих. О нем он беспокоился больше всего. Перед битвой князь призвал самого своего верного соратника Олафа, которому доверял больше, нежели кому-либо, и на которого всегда мог положиться, и попросил его в случае своей смерти позаботиться о сыне.
Был бой. Князя тяжело ранили. Олаф и еще несколько оставшихся в живых воинов донесли князя, находившегося в беспамятстве, до лодки и усадили в нее. Потом Олаф бросился в замок, нашел Фридриха в числе других детей, прятавшихся в подвале замка вместе с матерями. Кристин там не оказалось. Кто-то из женщин сказал, что она заперлась в своих покоях, чтобы молиться там о спасении крепости и людей. Олаф хотел было отправиться за ней, но увидел, как южане прорвались внутрь замка. На руках у Олафа был маленький Фридрих. Он обещал князю спасти его сына и он спасет его. Олаф бросился бежать. Через несколько минут он уже сидел в отплывающей лодке рядом с раненым князем и его сыном на руках. Их путь лежал на север, во владения Императора. Больше им некуда было податься. Проход на юг был закрыт. И Олаф надеялся на помощь своих родственников, которые жили в Империи.
В то же самое время, когда Олаф выбегал из замка окольными путями с Фридрихом на руках, Кристин услышала шум и грохот, доносившиеся откуда-то снизу. Она поняла, что южане прорвались в замок, и испугалась, вспомнив, что в подвале замка находился ее сын. Она кинулась к двери и открыла ее, но спуститься вниз не представлялось никакой возможности, так как враги уже поднимались наверх. Едва Кристин вошла и попыталась закрыть дверь, как увидела, что к ней бежит ее служанка. До сих пор та пряталась этажом ниже, но оставаться там становилось небезопасным. Кристин впустила ее внутрь и закрыла дверь. Она подошла к окну, размышляя, как быть и тут вдруг увидела вдали отплывающую лодку. Дело в том, что ее комната была расположена в западной части замка и выходила окнами на море.
Неожиданно громкий стук в дверь оторвал ее от размышлений. Звуки становились все настойчивей и настойчивей. Наконец, кто-то снаружи стал выламывать дверь. Кристин вплотную приблизилась к окну, а потом открыла его. Она посмотрела вниз. Там был обрыв, а внизу о скалы разбивались морские волны. Служанка мгновение спустя вскрикнула и подбежала к окну, но Кристин уже не было видно. Только море. Холодное синее море.
Южане перевернули весь замок, но ни князя, ни его так называемой жены, ни его сына, о которых они узнали полчаса назад от одного местного жителя, выменявшего на эту тайну жизнь своей семьи и свою собственную, они не обнаружили. Но они не сильно расстроились. Насколько им стало известно, лодка с князем на борту, уплыла на север, во владение Императора. Правитель знал - Кристофу не избежать суровой кары. Князь Остэнтума несколько раз отказывался присягнуть Императору и стать под его знамена. Теперь можно было надеяться, что князя в Империи не ожидает горячий прием. Император не прощает такой дерзости. Но возможен был и другой исход. Кристоф фон Граузам восседал на троне правителя княжества Остэнтум целых пять лет, а Император так ни разу и не предпринял попытку свергнуть его, начать войну против княжества, возвести на трон своего ставленника.
На самом деле, ничего удивительного в действиях Императора не было. На тот момент его устраивало такое положение дел. Он видел на троне Остэнтума в некоем образе своего единомышленника. Кристоф фон Граузам так же, как и Император ненавидел Юго-Восточный Союз и Верховного Правителя. Конечно, причины ненависти были разными: Империя видела в Союзе своего главного соперника на пути завоевания всего мира, Остэнтум же боролся за свою независимость, свободу. Но это были всего лишь детали. Главное, что князь рьяно неистово отбивал все нападения южан и не позволял им продвинуться дальше на север. Княжество стало хорошим щитом, прикрывавшим Империю от Союза. По этой самой причине Император не спешил со сменой власти в княжестве, несмотря на непокорность его правителя.
Как бы то ни было, Правитель решил посодействовать Императору. Он позаботился о том, чтобы весть о разгроме Остэнтума и бегстве князя на север, во владения Императора как можно раньше дошли до Императора и его подданных.
XXII
Олаф предполагал, что князю в Империи не обрадуются, поэтому решил прямиком отправиться к своим родственникам, у которых можно было на время спрятать князя и его сына. Через три дня опаснейшего пути они добрались до места назначения. Родственники Олафа с опасением приняли гостей у себя дома. Каждый из них понимал, что сокрытие от Императора такого человека, каким был князь, грозит казнью всей семьи. Они долго решали, что же делать с беглецами. Сдав князя властям, они могли навредить и Олафу, ведь он был приближенным князя. Наконец, один из них по имени Бьерн заявил:
- Решено! Мы должна сдать князя людям Императора. Только прежде нужно взять с них обещание, что они не тронут Олафа. - приказным тоном начал он. - Конечно, нет никакой уверенности, что они согласятся на наши условия, но нужно хотя бы попытаться. - добавил он после непродолжительной паузы, увидев на лицах некоторых кривую усмешку. - Если же и дальше сидеть здесь и ничего не предпринимать, то всем будет только хуже. Повторяю - всем! Не только Олафу, но всем, кто знал, и даже тем, кто не знал, но мог бы знать о местонахождении князя. Тогда все мы ответим головой за свое молчание и покрывательство.
Было решено отправить одного из кузенов Олафа в ближайший город, чтобы сообщить там, куда следовало, где находится князь Кристоф фон Граузам.
Через два часа после отправления "гонца", Бьерн отправился к Олафу. Он нашел того в саду, в беседке.
- Олаф, у меня к тебе серьезный разговор. - он подошел вплотную к Олафу, сидевшему на скамье, и склонился над ним.
- Настолько серьезный, что не может подождать пару часов, пока я не вернусь из города? - Олаф вопросительно посмотрел на Бьерна.
- Настолько серьезный, что после него тебе придется решать - бежать, чтобы спастись, или остаться, надеясь на милость Божью. - серьезно произнес Бьерн почти у самого уха Олафа.
- Что ты такое говоришь? Это как-то связано с разыскиванием по всей Империи князя и его единомышленников? - в голосе Олафа зазвучали тревожные ноты. Он весь напрягся, потом несознательно одним движением руки взъерошил волосы на голове.
- Да, связано. Именно об этом я и хотел поговорить с тобой. Мы, вся наша большая семья, долго решали, что делать с беглым князем, как нам стоит с ним поступить. Согласись, держать его более у себя с каждым днем становиться все опасней и опасней. - Бьерн попытался усмирить Олафа, который по-настоящему разъярился, но все еще молчал, по-видимому, не находя подходящих слов. - Конечно, мы учли то обстоятельство, что сдав его, по сути подводим под беду и тебя. Но для Императора важны не столько подданные князя, сколько он сам, поэтому, я думаю, мы сможем убедить людей Императора в том, что ты сам проявил сознательность и предложил выдать беглеца, и тем самым заслуживаешь снисхождения.
После этих слов наступило долгое молчание. Олаф все думал, как его семья могла так поступить, даже не посоветовавшись с ним. Бьерн же, думая, что Олаф обдумывает их гениальное решение по спасению собственной шкуры, не хотел мешать ему.
- Вот, послушай, Бьерн. - старался сдерживать себя в руках Олаф, не давая волю своему гневу. - Ты сказал - "мы, вся наша семья" - решила предать князя. Скажи, с каких пор я перестал считаться вашей семьей? Когда это произошло и почему я узнал это только сегодня? - он говорил сквозь зубы, старательно выговаривая каждое слово, чтобы как можно лучше донести свою мысль до Бьерна.
- Я тебя не понимаю. О чем ты говоришь? Как ты вообще можешь такое говорить? - искренне возмутился Бьерн. - Мы встретили тебя как родного после долгой разлуки, обогрели, накормили, дали кров...
- Ты противоречишь своим собственным словам. - глаза Олафа метали молнии. Он был страшно разгневан. Он чувствовал себя виноватым перед князем, как будто это не они, не его семейка, а он сам предал князя. - Бьерн, ты говоришь, что вся семья приняла это решение. Но меня на семейном совете не было. Меня никто ни о чем не спрашивал. Я вообще обо всем узнал последним. Как же это так получается? Говоришь, вся семья, но меня среди вас не было. Значит не вся семья. Или я уже не считаюсь вашей семьей? - последние слова он почти прошипел с такой ненавистью и злостью, что Бьерн испугался за свою жизнь и машинально отшатнулся.
- Послушай, Олаф, ты все не правильно понял. - Бьерн взял себя в руки и вновь приблизился. Ему казалось, что так до Олафа лучше дойдет. - Тебе мы ничего не сказали, потому что знали, что ты не согласишься на это. Или сделаешь вид, что согласен, а потом сбежишь вместе с князем. Но разве ты не понимаешь - нахождение вблизи него опасно для жизни. И эта опасность будет подстерегать вас повсюду, и не только в Империи. Вспомни, сколько у него врагов?
- И на какой день назначено ваше благородное деяние? - с ядовитой усмешкой и злобой спросил Олаф.
- Это случится сегодня. - выпалил Бьерн и отошел еще дальше, боясь попасть под горячую руку родича.
- Сегодня?! И ты говоришь мне об этом только сейчас! - вскричал не своим голосом Олаф и вскочил со своего места. Он было двинулся к выходу, но потом остановился в нерешительности. - Сколько времени осталось у нас с князем?
- Нисколько. Кир еще два часа назад отправился в город, чтобы привезти оттуда наемников, которые ищут князя. - ответил Бьерн, набрав побольше воздуха в легкие, а потом с трудом вытолкнув его наружу.
Олафа так поразило сказанное, что он даже растерялся. В глубине души он понимал, что бегством уже не спастись. Солдаты, наверное, с минуты на минуту подъедут к их поселению. Но он подумал о том, что не в праве решать за князя.
- Бьерн, что бы дальше не случилось, пообещай мне, что выполнишь, возможно, последнюю мою просьбу. - Олаф часто задышал, как будто запыхавшись от продолжительного бега.
- Я не знаю, о чем ты хочешь меня просить, но обещаю - если это в моих силах, я выполню твою просьбу. - заверил его Бьерн и с беспокойством посмотрел на родственника.
- Я не прошу тебя или кого-либо другого встать на защиту князя, но его сын, согласись, ни в чем не виноват. Обещай мне, что укроешь его и будешь растить как своего собственного. Ты обещаешь сделать это ради меня? - взволнованно произнес Олаф, схватив Бьерна за локоть.
- Хорошо, я обещаю тебе. Но думаю, исполнять свое обещание мне не понадобится - ведь ты будешь рядом и сам сможешь позаботиться о Фридрихе. - поняв, что Олаф уже принял решение и совсем не такое, какое бы хотелось ему, Бьерн попытался силой остановить его, но более сильный Олаф легким движением руки оттолкнул родича и направился на выход.
- Поживем - увидим! - на лету ответил Олаф и помчался к князю. Он разыскивал его по всему поместью. Наконец, обнаружил того в мастерской. Еще с порога он крикнул, что скоро здесь будут наемники Императора, что времени совсем не осталось, что нужно выводить лошадей и бежать из этих мест.
- А как же мой сын? Брать его с собой слишком опасно, ведь мы даже не знаем, куда бежать. Оставлять здесь тоже нельзя - кто-нибудь обязательно расскажет, чей он. - Олаф первый раз в жизни видел Кристофа в таком отчаянии.
- Сына Вашего придется оставить здесь. Пока он останется здесь, а там видно будет. Бьерн пообещал позаботиться о нем, как о своем собственном. - как мог, успокоил князя преданный друг.
Они вышли во двор, но не успели еще добраться до лошадей, как Олаф упал замертво, сраженный стрелой из арбалета. Князю повезло чуть больше - его ранили, но рана была не смертельной. Последнее, что он помнил - это бездыханное тело его верного друга Олафа, лежащее в осенней листве. Потом все было, как в тумане. Очнулся Кристоф в мрачной холодной комнате. Немного придя в себя, он заметил решетку на окне и железную дверь, по-видимому, наглухо закрытую. В комнате кроме князя больше никого не было. Кроме кровати, на которой лежал раненый князь, в комнате был еще стол и стул.
Минут двадцать спустя в коридоре послышался какой-то шум. Когда шум стих, в замочную скважину вставили ключ и повернули его. Дверь неохотно поддалась толчку и со скрипом открылась. В комнату несмело заглянул смешного вида стражник. У него было по-детски испуганное лицо, да и лет ему, судя по всему, было немного. Было заметно, что его немного потряхивало от страха. Князь распознал это, когда тот еще не вошел внутрь. Сначала тот долго не мог попасть ключом в замочную скважину, а потом медленно и нерешительно открывал дверь. Видимо, он был так напуган, что руки не слушались его. Увидев это странное создание, облаченное в не по размеру большое обмундирование, князь невольно улыбнулся. Этот чудак чем-то напомнил ему его брата Свена.
Свен... Кристоф совсем позабыл о брате. Как такое только возможно? Кристофу вдруг показалось, что он не видел брата целую вечность и уже стал забывать, как тот выглядит. Потом князь вспомнил, что Свен сейчас находится в недосягаемости от их врагов и ему ничего не угрожает. Вспомнив это, Кристоф немного успокоился. На пороге все еще стоял тот странный субъект, переминаясь с ноги на ногу, так и не решившись войти. Стражнику было чего бояться. В Империи давно уже ходили легенды о свирепости и нечеловеческой жестокости князя. На многие сотни километров вокруг разошлась история о грандиозном празднике, завершившемся массовой казнью. Если князь поступал так со своими подданными, какого поведения от него ждать в отношении к другим людям, которые к тому же считались его главными врагами? И даже то обстоятельство, что князь лежал раненый и, наверное, не смог бы сейчас быстро подняться, мало успокаивало.
Немного подумав, стражник шагнул назад и снова закрыл дверь. Князь некоторое время прислушивался к тому, что сейчас происходит в коридоре, но так ничего и не услышал. Он на минуту прикрыл глаза и заснул на четыре часа. Около трех недель он пребывал в таком состоянии. Во всем была виновата стрела с отравленным наконечником, которая в него попала.
И вот настал тот день, когда было решено, что он уже достаточно здоров, чтобы предстать перед Императором. Князя заковали в цепи и повели в тронный зал, где восседал Он. Кристоф не знал, что ему сейчас скажут, чего от него потребуют, но он был готов на все. Он был готов согласиться на все их условия, лишь бы только вернуться в княжество и отомстить Союзу. Но у Императора на его счет были другие планы.
Кристофа подвели к Императору. У князя был жалкий вид. Два серьезных ранения за последнее время не прошли даром для его здоровья. Еще больше ухудшало то обстоятельство, что Кристоф которую неделю подряд находился в чужих стенах, на чужбине, вдали от родного дома. Дело было не только в том, что он был слаб физически. Гораздо большей опасностью представлялось для него то, что он был слаб морально. Одно наложилось на другое, и от этого общая картина его нынешнего состояния выглядела ужасающе. Князю не от куда было черпать моральные силы, а без сил моральных неоткуда было взяться и физическим. Ему казалось, что его жизнь окончена. Ему незачем больше было жить, поэтому особого желания выздороветь у него тоже не было. Его настоящее - ничтожно, его будущее - туманно и пугающе. Идя к Императору, он готов был согласиться на все его условия, но чем ближе был Кристоф к цели, тем яснее он понимал, что ничего хорошего от Императора лучше не ждать.
Предчувствие его не обмануло. Император ни о чем его не спросил, ничего не предложил, ничего не сказал. Он молча, с высокомерным видом, несколько минут смотрел на того, кого считали грозой местного края. И кого же он увидел сейчас перед собой? Непокорного князя, кровожадного тирана, храброго воина? Нет, Император сейчас видел перед собой не человека-легенду, а всего лишь жалкого, уставшего, больного, разбитого человечишку, раздавленного червя, который и рад был бы сейчас умереть, так он устал от своей жизни. Но Император решил по-другому. В конце концов, казнить человека всегда можно, а вот при надобности вернуть его к жизни будет уже невозможно. После некоторого молчания, Император приказал отвести князя обратно. Кристофа увели. Ему ничего не объяснили, а просто посадили обратно под замок и за решетку. Император же, не казня, но и не отпуская его, решил подержать его некоторое время при себе. Так, на всякий случай.
XXIII
Престол Остэнтума пустовал не долго. Император сразу же взялся за решение этой задачи. Силой своей армии он выдворил южан за пределы княжества и посадил на престол своего ставленника. Правда, тому не удалось долго пробыть на престоле. Заговоры и интриги южан сделали свое дело. Первый Князь, назовем его так, был отравлен подосланным южанами убийцей. После его смерти, точнее, его убийства, они вошли в Остэнтум, вытеснив войска Империи. Теперь уже они определили на трон своего ставленника. Но и Второй Князь пробыл у власти недолго. Как можно было бы догадаться, его тоже убили, только теперь уже люди Императора. Таким образом, на престоле княжества Остэнтум за то время, пока Настоящий Князь был заточен в темнице Норгорда, столице Священной Северной Империи, сменилось друг за другом восемь князей, по четыре от Союза и от Империи. Последним, Восьмым Князем, был ставленник Союза.
Следующий ход был за Императором. Он был по-настоящему измучен, изнурен этой нескончаемой борьбой с Союзом за власть над княжеством. Союз был изнурен не меньше, но не подавал виду. Но у Императора было одно преимущество, у него оставался еще один козырь. Двенадцать лет прошло с тех пор, как он заточил Кристофа фон Граузама в темницу и тот до сих пор был жив. До сей поры Император не решался восстановить его на троне. Князь был слишком непредсказуем и им трудно было управлять. По этой причине до сих пор на троне появлялись менее сильные и волевые личности, зато они были полностью подчинены власти Императора.
Всему приходит конец, конец пришел и Императорскому терпению. Ему надоела эта затянувшаяся на двенадцать лет борьба. Нужно было разрубить этот узел. И он приказал выпустить князя. За князем прибыли доверенные люди Императора, которые отвечали головой за жизнь Кристофа. Им было приказано в целости и сохранности доставить князя в тайную резиденцию Императора, о которой знали не все придворные. Император хотел, чтобы все его действия до поры до времени оставались в тайне от любопытных глаз, и тем более, от лазутчиков Правителя.
Недели три после оного решения Кристоф еще пребывал в Норгорде, в полной секретности, причем почти две недели ему ничего не объясняли, держали от него в тайне свои планы. Император сделал так не только из своей прихоти. Он хотел, чтобы Кристоф как следует насладился жизнью на свободе и когда ему предложат союзничить с Империей в обмен на его свободу, чтобы он ни минуты не раздумывал. Снова почувствовав себя свободным, князь никогда больше не захочет возвращаться в свою темницу.
Хотя Кристоф сейчас нужен был Императору не меньше, чем Кристофу нужен был Император, а может быть, даже больше, владыка Империи и в этом положении смог извлечь максимум пользы. Он придумал хитроумный план и смог выставить все в таком свете, что Кристоф даже оказался обязан Императору. Во-первых, он не хотел признаваться, что самому ему не по силам было расправиться с Союзом. Во-вторых, ему бы очень не хотелось получить от князя каких-нибудь сюрпризов. В результате долгих раздумий, Император решил выдвинуть три условия освобождения Кристофу фон Граузаму. По обоюдному договору, согласившись с этими условиями, князь сможет получить вожделенную свободу и возможность вернуться домой. Первым условием был отказ от своей веры и принятие католичества, вторым - брак с племянницей Императора Еленой, третьим же - полное и неотступное повиновение власти Императора.
Кристоф не колебался ни минуты. Слишком долго он ждал возможности вернуться на родину, чтобы теперь позволить каким-то своим принципам и своей гордыне помешать совершить задуманное. Князь согласился на все три условия. Католичество он принял, еще находясь в Норгорде. Исполнить второе условие и жениться на Елене, племяннице Императора, он должен был сразу после изгнания последних остававшихся еще на территории Остэнтума южан, восстановления на троне и наведения хоть какого-то порядка в княжестве. Конечно, речь не шла о полном восстановлении Остэнтума, на это ушло бы слишком много времени, поэтому Император установил условный срок свадьбы, чтобы князь не смог до бесконечности оттягивать время. Срок был дан - полтора, на крайний случай, два месяца. Таким образом, примерно через два месяца после возвращения в Остэнтум, князь должен был жениться.
За делами время прошло незаметно и наступил назначенный день и час. И Кристоф не стал противиться воле Императора. Он женился на Елене, племяннице императора и старательно выполнял третье условие, хотя и не всем его подданным это нравилось. Ему самому тоже не все нравилось, но он привык просчитывать каждый свой шаг, трезво оценивать обстановку. И положение его тогда было незавидным - он был еще слишком слаб и зависим от Империи. За последние двенадцать лет княжество пришло в такой упадок, которого еще не бывало в его истории. Чтобы все восстановить и обзавестись боеспособной мощной армией, понадобилось бы много времени. И как раз это самое время он и пытался выиграть своей притворной игрой в "послушного вассала". Придет время и он сможет сбросить с себя маску покорности, но пока же нужно было играть по чужим правилам.
Время шло. Княжество укрепляло свои позиции. Князь заново воссоздал свою могущественную армию. Конечно, на все это понадобилось много времени. Такие вещи не делаются за пару месяцев. К тому времени, когда у князя вновь появилась надежда на полную независимость, Елена, его жена, родила ему уже второго по счету сына. Для самого Кристофа это был уже третий сын, но о первом его сыне, Фридрихе, пожалуй, из ныне живых никто не знал. По крайней мере, в княжестве никто не знал. Все люди, некогда знавшие эту тайну, давно покинули этот мир.
Сам Кристоф ни на минуту не забывал о том, что где-то на юге Империи у него растет его сын. Но он не спешил возвращать его в отчий дом. Предчувствие близкой гибели не давало покоя князю. Именно по этой причине он хотел, чтобы все оставалось по-прежнему. От Бьерна, который приехал к нему почти сразу после возвращения в Остэнтум, князь узнал, что мальчик жив и здоров. Еще тогда он принял это решение.
Бьерн приехал в Орлинное Гнездо на рассвете, но отправиться сразу же к князю не решился. Лишь несколько часов спустя он собрался с духом и отправился на встречу с князем. Как ни странно, но на его пути не оказалось никаких преград - его буквально сразу же препроводили к князю. Кристоф фон Граузам в это время был на одной из террас, с которой открывался просто замечательный вид на море. Услышав шаги, Кристоф, до того смотревший на море, повернулся в сторону шагов. Он увидел, что двое его людей ведут к нему какого-то человека. В пожилом поседевшем мужчине Кристоф не сразу узнал Бьерна, но стоило тому лишь произнести одно-единственное слово, как откуда-то из глубины сознания князя всплыли обрывки воспоминаний о недолгой жизни на юге Империи.
- Ваше Высочество, Вы помните меня? Я - Бьерн, двоюродный брат Олафа. - произнес гость, ища укрытие от жаркого полуденного солнца в тени.
- Конечно же, я помню. Как такое забыть. Все двенадцать лет я ни на день не забывал об Олафе, о своем сыне, о тебе, Бьерн. Я так ждал того дня, когда, наконец, смогу увидеть своего сына. - сказал Кристоф с какой-то грустью, меланхолией в голосе. Он мечтательно посмотрел куда-то вдаль. Там расстилалось безбрежное синее море, такое же безжалостно могучее и непокорное, каким был и сам Кристоф. Он любил смотреть на море, особенно на закате. Оно напоминало ему его самого, неукротимую бушующую силу внутри него. И в то же время оно успокаивало его, давало силы. И только лишь одному морю он доверял все свои сокровенные тайны. - Как там Фридрих? С ним все в порядке? - наконец, оторвался от своих размышлений князь. - Олаф тогда, перед своей смертью сказал мне, что ты пообещал ему заботиться о моем сыне, как бы заботился о своем собственном. Признаться, все эти долгие годы меня согревала мысль о том, что ты сдержишь свое слово. Да и как я мог сомневаться после того, что ты и все вы для меня сделали. Я так вам обязан...
- Погодите, Ваше Высочество... - перебил его Бьерн и замялся. - Мне есть, что Вам рассказать. - продолжил он нерешительно слабым голосом. - Если бы Вы знали всю правду, Вы бы так не говорили... Не знаю даже, с чего начать... Мне очень трудно говорить, но пришло время рассказать Вам всю правду. Признаться, двенадцать лет назад я принял решение, о котором жалею до сих пор. Не я один жалею. Если бы мы тогда не совершили того, что совершили, Олаф, наверное, до сих пор был бы жив, Вам бы не пришлось двенадцать лет сидеть в заточении, а Вашему сыну - расти без отца.
- Ты хочешь сказать, что это вы, вы все, вся ваша семья решила так, решила, что... - совершенно спокойно начал Кристоф, но не договорил.
- Нет, не вся наша семья. Олаф ничего не знал. Мы решили ничего ему не говорить до поры до времени, зная его отношение к Вам. Он узнал все незадолго до своей собственной смерти. Именно тогда он и попросил, чтобы я позаботился о Фридрихе... - Бьерн говорил каким-то сдавленным голосом, пока способность говорить вообще не пропала и ему ничего не оставалось больше, как посмотреть вдаль, на вздымающиеся волны моря. Последовало довольно продолжительное молчание. Кристоф видел, что Бьерну нелегко дается это признание, и по всему было заметно, что тот искренне раскаивается в содеянном. Князь не хотел торопить его с признанием. Им обоим было о чем подумать. Они оба смотрели на море и каждый думал о чем-то своем.
После долгого размышления князь первым нарушил тишину:
- Знаешь, Бьерн, а я ведь догадывался о том, что в случившимся не обошлось без вашей семьи или кого-то из ваших соседей. Меня тогда искали по всей Империи, предлагали немалое вознаграждение. Соблазн был так велик, и я предполагал, что кто-то из окружавших тогда меня людей просто не устоит перед ним. Но, признаться, я полагал, что это сделал кто-то один. Но я и предположить не мог, что мою участь решали на семейном совете и что все оказались так единодушны.
- Вы должны понять нас. Мы сделали это вовсе не ради награды. - вдруг вспылил Бьерн, услышав о деньгах. - Рано или поздно, Вас все равно бы нашли и тогда пострадала бы вся наша семья.
- Довольно. Не нужно больше слов. Не нужно ничего говорить. Я и так все понял. - повысив тон, но без какой-либо злости, разъяренности, попросил Кристоф Бьерна. - Знаешь, я не виню вас. Вы поступили так, как поступил бы любой разумный человек. И в смерти Олафа никто не виноват. Он обрекал себя на смерть уже только потому, что всегда был рядом со мной. - он рассуждал так спокойно, миролюбиво, как будто это не касалось ни его самого, ни его близких. Бьерн был откровенно удивлен такой реакцией князя. Он ожидал совсем другого и, идя на встречу с князем, морально готовился к тому, что ему придется ответить головой за все содеянное. - А Фридрих... Я считаю, что лучшей участи для Фридриха и представить нельзя. Он живет вдали от всех этих интриг и будет счастлив только потому, что никто никогда не будет знать, что он мой сын и главный наследник трона Остэнтума. Он знает, что ты не его настоящий отец?
- Нет, еще не знает. Я хотел сначала поговорить с Вами, а потом уже рассказать ему, кто его настоящий отец, и привезти сюда... - недоговорил Бьерн, потому что князь, не дождавшись окончания его слов, перебил его:
- У меня к тебе будет одна просьба, возможно, последняя моя просьба. Я хочу, чтобы ты ничего ему не рассказывал и не привозил сюда. Я не желаю, чтобы в его жизни что-то менялось. Ничего хорошего его здесь не ждет. Его матери давно нет в живых, меня тоже может не стать в любой момент, а больше он здесь никому не будет нужен. Мой брат Свен до сих пор не научился отвечать за себя, за свои поступки, поэтому в вопросе воспитания моего сына я не могу положиться на него. Остаешься только ты, Бьерн. Ведь мой сын не чужой тебе человек. Двенадцать лет ты воспитывал его. Лучше тебя его никто не знает. - все это князь проговорил очень быстро и приглушенным голосом, будто бы опасаясь, что их может кто-нибудь услышать. - Ты исполнишь мою последнюю волю?
- Я исполню любую Вашу волю во искупление моей вины перед Вами, - клятвенно заверил гость, - но почему именно последнюю?
- Я - правитель княжества Остэнтум, яблока раздора между Союзом и Империей, а значит я не могу быть уверенным даже в том, доживу ли я до завтрашнего утра. Ты меня понимаешь? - спросил Кристоф, внимательно посмотрев на Бьерна и ожидая от него какой-нибудь реакции.
- К сожалению, да. - со вздохом ответил Бьерн и потупил взор.
- Думаю, тебе пора возвращаться домой. И забудь о том, что когда-либо был знаком со мной. Для тебя и твоей семьи так будет лучше. - пояснил князь, видя некоторое непонимание в глазах Бьерна. - И никогда, слышишь, никогда не рассказывай Фридриху о его происхождении. И никому на стороне тоже не рассказывай об этом. Я не хочу, чтобы мой сын превратился в послушную марионетку в руках Императора или Верховного Правителя, и закончил жизнь так же бесславно, как мой отчим Каспар фон Граузам или как еще предстоит закончить жизнь мне. Знаешь, я даже завидую тебе. - мечтательно протяжно произнес Кристоф и вздохнул. В его голосе была светлая грусть, но никак не зависть. - У тебя есть то, чего никогда не было у меня: настоящая семья и нормальная спокойная жизнь. Я считаю, что мой сын достоин именно такой участи. Я все сказал. Теперь можешь уходить. Прощай. - тихим печальным голосом сказал Кристоф и снова повернулся к морю. Ни Бьерн, ни кто-либо другой так и не увидел, что глаза Кристофа были полузакрыты в тот момент, а с ресниц на щеки капали прозрачные соленые слезы. Это были слезы чистой светлой грусти, слезы несбывшихся надежд. И только для моря, соленого синего моря печаль Кристофа не была тайной.
- Ну, что ж, прощайте. И не беспокойтесь о сыне. Я исполню Вашу волю. - произнес на прощание Бьерн и удалился.
XXIV
Кристоф дождался, пока Бьерн, наконец, ушел и когда стихли его шаги и все звуки вокруг. Тогда он, никем незамеченный, покинул террасу, поднялся наверх и закрылся в своих покоях. Он сел в кресло и несколько минут находился в неподвижном состоянии, не сводя глаз с одной точки на полу. А потом он разрыдался. Еще ни разу в жизни он так не плакал, даже когда был маленьким и жил на чужбине. На него вдруг нахлынула волна детских воспоминаний. Воспоминания эти были о самых счастливых годах его жизни - он вспомнил время до своего первого отъезда из Остэнтума, когда они со Свеном жили спокойной радостной жизнью, когда не нужно было ничего бояться, когда все тревоги и невзгоды обходили их стороной стараниями родных. Наконец, Кристоф вспомнил свою мать, своего самого любимого и любящего человека, которого, увы, он больше никогда не увидит.
Он вспоминал безвозвратно утраченные счастливые годы своей жизни, своих родных, близких, которые были для него навсегда потеряны, а между тем слезы лились из его глаз и он ничего не мог с этим поделать. Это было сильнее его. В тот момент чувства взяли верх и разум был не в состоянии контролировать их. В его жизни это был не первый раз, когда печаль, отчаяние овладевали им. За двенадцать лет заточения он иногда испытывал подобные чувства, но тогда что-то держало его и не давало опуститься в самую бездну своих чувств. Но сейчас все было иначе. Он позволил чувствам вырваться наружу и ничем не сдерживал их. И так продолжалось около часа, лишь спустя это время Кристоф понемногу стал приходить в себя и осознавать реальность.
После того, как он успокоился, на его душе сделалось так спокойно, так безмятежно. Он вдруг почувствовал такое умиротворение. А еще он почувствовал пустоту, внутреннюю пустоту. Он понял, что последние светлые чувства, что еще жили где-то в глубине его души, покинули его. Покинули навсегда. Они вылились каплями слез. И больше никогда уже до самой своей смерти он не выходил из этого состояния полного равнодушия, абсолютной бесчувственности.
Его более не радовали ни приезд Свена, ни рождение первого сына от Елены, Вильгельма, ни рождение второго сына, Генриха. Ничто больше не радовало его. Он больше не видел смысла и радости в этой жизни, поэтому стремился найти свою смерть. Но Кристоф фон Граузам желал не просто уйти в мир иной, он желал сделать это так, чтобы память о нем сохранилась на века.
С каждым годом, даже с каждым месяцем, его поступки становились все более вызывающими и опасными. Наконец, на пятый год правления после своего второго возвращения на престол, он объявил Императору, что больше не желает подчиняться его власти и объявляет Остэнтум свободным княжеством. Император спокойно принял это известие и не стал предпринимать каких-либо ответных действий. Он решил подождать, пока все решиться само собой. Он точно знал, что Союз скоро нападет на княжество. И тогда князю либо придется просить помощи у Императора, либо, храня верность своим принципам, погибнуть в бою. В любом случае, останется лишь выбить южан из княжества и отбросить их на юг. А после изнурительной борьбы с князем, разбить их будет не сложно. Таков был план Императора. И в чем-то он действительно не ошибся.
Союз на самом деле вскоре напал на Остэнтум. На этот раз князь был готов и встретил врага у самых границ. Войско князя выигрывало битву за битвой. Ни одному из отрядов южан не удалось прорваться на север. Все они так и погибали у границ с Союзом. Но самое интересное было даже не в победах князя, а в том, что не проходило и двух суток, как все тела вражеских солдат будто испарялись.
Командование Союзных войск долго не могло понять, что происходит, куда исчезают тела убитых. Они не могли это понять до тех пор, пока не потеснили выбившееся из сил войско князя дальше на север. Южанам удалось дойти до самой столицы, до Эбисбурга. Но в саму столицу им войти так и не довелось. И дело было не только в новом укреплении города. То, что они увидели на въезде в город, ужаснуло их.
Вся равнина, которая находилась прямо перед воротами и стенами города и которая примыкала к ним, превратилось в место массовой казни, а точнее, в кладбище, потому как большинство из "казненных" на момент "казни" были уже мертвы. Это были те самые убитые и тяжело раненные солдаты из Союзных войск, тела которых после битв куда-то исчезали. Это не было казнью в том смысле, в котором ее всегда воспринимают. Это был акт устрашения и своеобразный способ защитить от захватчиков столицу княжества. Подъехав ближе, командование увидело своих воинов, некоторые из которых были на виселицах, некоторые были распяты на крестах, а кто-то обезглавлен и привязан к столбу, и возле каждого такого столба в землю было воткнуто копье с нанизанной на него головой несчастного.
Главный военачальник Союзных войск, видя всю эту картину своими глазами, понял, что на этот раз все намного серьезней, чем они предполагали, и дал приказ отступать. Перед такой нечеловеческой жестокостью даже он не мог ничего противопоставить. Нужно было вернуться в Союз, и продумать дальнейший план действий. Как показала жизнь, обычная их тактика запугивания на князя и его войско не действовала. Они сами могли, кого хочешь, запугать. И они запугали. Напугали не только Союз, но и Империю.
Император был сильно обеспокоен нынешним положением дел. Князь не проиграл еще ни одного сражения, а сильный правитель Остэнтума, победитель, Империи был не нужен. Сильный Союз - это тоже проблема, но с этим ничего нельзя было сделать, и Империя давно с этим смирилась. Но вот допустить, чтобы какой-то правитель маленького княжества диктовал всем свои условия и держал всех в страхе - это было уж слишком. Император надеялся, что князь потерпит несколько поражений и на коленях приползет просить у Империи помощи. Получалось же так, что скорее Союз попросит о помощи, нежели князь склонит свою голову.
Император не стал ждать, пока Союз попросит помощи и сам предложил ее, но лишь с условием, что после одержания победы над княжеским войском, они разделят княжество на две части: северная часть отойдет Империи, а южная - Союзу. Верховный Правитель не стал долго думать и сразу же согласился. Он хотел как можно скорее закончить эту войну и с наименьшими потерями. Теперь князю предстояло вести войну на два фронта, но он об этом еще не знал.
Первыми наступили Союзные войска с юга. Князь в это время был в Эбисбурге. На этот раз численный перевес южан был сильно заметен, так как им удалось восстановить численность своих войск в отличие от армии Остэнтума, главнокомандующим которой было просто неоткуда брать свежие силы. С самого начала Союзным войскам удалось отбросить врага дальше на север. Они дошли до самого Эбисбурга, в который все же не вошли по известным причинам. На этот раз к ужасному зрелищу добавился еще и невыносимый смердящий запах, разносившийся ветром по всей округе.
Союзные войска обошли город восточнее и направились вслед отступавшему войску князя. Она гнали войско до самого Флахланда, но достигнув этого портового города, остановились. Кристоф решил, что они просто выбились из сил и поспешил дальше на север, в укрепленную крепость Орлинное Гнездо, чтобы как следует подготовиться к встрече врага. Но главнокомандующий Союзных войск и не думал продвигаться дальше на север. У них с Империей был договор о том, что они будут преследовать войско князя только до центральной части Остэнтума, а дальше, в северной части княжества встретить войско должен будет уже Император. Имперские же отряды не стали перехватывать войско князя по дороге в крепость. Они пропустили их в Орлинное Гнездо, тем самым загнав их в ловушку и отрезав все пути отступления или бегства.
XXV
"Вытягивая руку, чтоб поймать звезды,
он забывал о цветах у себя под ногами".
Джереми Бентам
Князь еще не знал о заговоре Союза и Империи, но догадался об этом сразу после приезда в Орлинное Гнездо. После прибытия в замок он сразу же стал разыскивать Елену и своих сыновей. Он не знал, как обернутся предстоящие события, поэтому решил не испытывать судьбу и отправить жену вместе с сыновьями в Империю. Несмотря на то, что в последнее время у Кристофа были непростые отношения с Императором, Елена все же оставалась племянницей последнего. Император просто не мог отказать в помощи своей любимой племяннице и отказать той в приюте, тем более, что она в свое время поступилась своей гордостью и принципами, выходя замуж по просьбе дяди за нелюбимого князя Кристофа фон Граузама. Князь обыскал весь замок, но ни Елены, ни Вильгельма, ни Генриха не обнаружил. Тогда он обратился к одной из приближенных Елены:
- Я осмотрел весь дом, но ни своей жены, ни своих сыновей не нашел. Может быть, Вы мне скажете, где сейчас княгиня и где наши дети?
- Ее Высочество вместе с сыновьями еще два дня назад покинула замок и пределы княжества и отправилась в Империю.
Конечно же, она поступила так потому, что ее предупредили о надвигающейся буре и о том, что на этот раз Кристофу фон Граузаму никак не избежать смерти. И она, ни капли не сожалея, потому как ее брак с князем был всего лишь волей ее дяди, а не ее собственным желанием, покинула семейное гнездо, прихватив с собой и детей. По действиям своей жены князь понял: Елену предупредили, что Империя не станет вступаться за княжество, несмотря на родственные связи. Но и это еще было не самой большой проблемой. Настоящая проблема - участие Империи в этой войне, но на вражеской стороне. И предчувствие князя не обмануло. Когда он ожидал врага с юга и готовился к его встрече, враг пришел с севера.
Князь не очень расстроился из-за бегства своей "возлюбленной" и тем, что, возможно, больше никогда не увидит своих сыновей. Сама Елена была ему безразлична, но за своих детей он все же беспокоился. И хорошо, что княгиня покинула пределы княжества заранее. Ведь князь сам хотел предложить ей отъезд, но, возможно, сегодня было бы уже слишком поздно, и южане не позволили бы осуществить эту поездку. А жене и детям не место в осажденной крепости. Все вышло как нельзя кстати. Князь мог больше не беспокоиться за своих родных и близких: Фридрих был хорошо спрятан в Империи, Свен сейчас был далеко за пределами княжества и семья князя, как оказалось, тоже. Пока князь размышлял над этим, он не заметил, как в комнату вошел один из его верных людей. Это был еще совсем юнец, но отваги, храбрости, решительности, несмотря на юный возраст, ему было не занимать.
- Ваше Высочество, все оказалось намного хуже, чем мы могли предположить. Пока мы просматривали все направления на юг, на которых, как это ни странно, все спокойно и нет никаких признаков Союзных войск, совершенно неожиданно кто-то заметил, что войска двигаются с севера. Но это были не южане. Это - Имперские войска, посланные Императором. Мы подумали, что они идут, чтобы помочь нам. Мы все были просто уверены в этом, ведь Ваша супруга - племянница Его Императорского Величества и ... - человек, стоявший перед князем и перед этим выглядевший бодро и смело, вдруг как-то поник головой, осунулся и стал похож на пугливого, несмелого, домашнего юношу, которому впервые в жизни дали в руки оружие и сказали, что уже сейчас он должен будет отправиться в бой. Он весь был взволнован, его немного трясло, и он никак не мог совладать с переполнявшими его чувствами. По дороге сюда он долго бежал, быстро и без оглядки. Дело было не в страхе, который обуял бы в такой ситуации любого. Он несся оттуда так быстро только потому, что хотел заранее предупредить всех об угрозе, но только теперь уже с севера. И он просто должен, обязан был сохранить свою жизнь, потому что больше некому было все рассказать - все остальные были убиты. И теперь усталость от быстрого бега и волнение смешались, переполняя всего его. Юноша тяжело дышал, а голос его не слушался. Он то дрожал, а теперь и вовсе куда-то пропал. Он не способен был больше выговорить ни слова.
На несколько минут в воздухе повисла пауза. Князь не торопил его. Он вообще мог больше ничего не рассказывать. Кристоф и так все понял. Он ждал такого поворота событий. Князь стал размышлять о произошедших в недавнем прошлом в его жизни событиях. Он ушел в себя и перестал осознавать, где он сейчас находится, что произошло, и что еще может случиться. Он, казалось бы, совершенно забыл о стоявшем перед ним человеке. Тот все еще стоял молча и неподвижно, ни одним звуком не выдавая себя и не мешая князю в его путешествиях внутрь себя, внутрь своего разума. Наконец, немного придя в себя, этот юноша решил, что просто обязан рассказать все до конца. Ведь именно за тем он и бежал сюда.
- Они всех убили... - эти слова прорезали тишину. Князь вдруг очнулся и с каким-то удивлением посмотрел на говорившего, будто вдруг обнаружил, что в мире кроме него самого и его мыслей существует еще кто-то. Кристоф потерял путеводительную нить. Он перестал понимать, о чем ему говорит этот человек.
- Кто убил? Кого убил? - с неподдельным удивлением и пониманием спросил князь.
- Имперские войска. Они убили весь отряд, который находился на передовой. Я тоже там был. - вдруг добавил юноша, глядя на князя и подозревая, что тот уже забыл, кем был этот воин, откуда и зачем он пришел. - Мы должны были наблюдать за южным направлением и в случае чего предупредить всех в замке о приближении врага. Но двое из отряда самовольно ушли на север, ссылаясь на то, что они голодны и хотят пить, а севернее тех мест есть небольшое поселение. Они вернулись через два часа. Они рассказали, что в местную таверну зашел человек, который только что вернулся от своих родственников, живших у самой границы, и говорил всем, как своими глазами видел там несметные полчища северян, которые продвигались на юг. Они, конечно, не поверили, но все же решили проверить. Тот человек не врал - проехав несколько десятков километров ни юг, они еще издалека заметили Имперские войска. Но они сами побоялись подъезжать слишком близко, решив скрыться незамеченными, и, как можно быстрее, добраться до своего отряда. Командованием отряда было решено оставить половину отряда на прежнем месте, а остальным отправиться встречать дружественные нам войска. Никто ведь не знал, что все так получится! - он воскликнул последние слова голосом, в котором была и вина за случившееся, и боль утраты какого-то близкого человека, возможно, лучшего друга. Создавалось впечатление, что еще немного и он разрыдается. Но этого так и не произошло, зато снова произошла пауза, которую, на сей раз, прервал сам князь.
- И что, встретили? - с непонятно откуда взявшейся издевкой спросил князь.
- Когда мы уже подъехали ближе, - юноша не заметил или не хотел замечать сарказма князя, - было решено сначала отправить троих, так, на всякий случай. Имперские войска, как нам тогда показалось, встретили посланцев с радушием. Тогда мы окончательно успокоились и решили присоединиться. Кто же знал, что они только этого и ждали. Они ждали, пока все остальные подойдут, а потом убить всех, чтобы никто не смог сбежать и раньше времени рассказать в замке о предательстве Императора. Так и произошло. Они всех убили. Одному лишь мне удалось вырваться и приехать в замок, чтобы обо всем сообщить.
- И много их? - не дожидаясь окончания рассказа, спросил князь.
- Да, их много. Их войско просто огромно. Отряды Имперских войск продвигаются очень быстро, - юноша с опасением посмотрел на князя, - и менее чем через два часа они будут здесь. - он боялся, как Его Высочество отреагирует на последнее сообщение. Он не понаслышке знал, что от этого человека можно ожидать всего, чего угодно. Слишком уж суровый и жестокий нрав был у Кристофа. Но, как ни странно, хотя нахождение вблизи князя было очень опасным делом и многие за свою неосторожность или просто по причине плохого настроения у Его Высочества, поплатились головой, о том, чтобы стать приближенными князя, мечтали многие воины. Кристоф был жесток и находясь у него на службе, можно было запросто лишиться головы, но была и возможность разбогатеть. Князь щедро награждал тех, кто верой и правдой служил ему, кто был отважен и готов был без колебаний отдать свою жизнь за княжество.
Но того Кристофа больше не было. Все сразу куда-то ушло и ему показалось, что та пустота, которая образовалась внутри него еще несколько лет назад, вдруг стала расти и заполнять все его существо. Мало того - ему показалось, что скоро она разорвет его и вырвется наружу. Для него больше ничего не существовало. Это больше был не он. И все, что происходит, его не касалось. Он смотрел на себя, как бы со стороны. Он был просто зрителем. И в ту же минуту Кристоф понял - это конец.
- Уходи. - еле слышно произнес князь, обращаясь к юнцу.
- Какие будут приказания? - с готовностью выполнить свой воинский долг, пусть даже и со смертельным исходом, спросил тот.
- Никаких. Все то же самое, что и много раз до этого. До последнего отбиваться от врага, а потом, если нужно будет, и голову свою сложить. Выиграем сражение - хорошо, проиграем - значит, судьба такая. - усталым голосом проговорил князь. Он выглядел таким уставшим от этих бесконечных интриг, войн, от своей собственной жизни. Ему все надоело.
Юноша ушел. Князь еще некоторое время простоял, над чем-то размышляя. На этот раз это действительно был конец, и ничто уже не могло его спасти. На самом деле, его положение было даже хуже, чем он предполагал. В его отрядах появились предатели, подкупленные подданными Священной Северной Империи. Придет момент, когда они предадут князя.
Князь думал о том, что ему делать дальше. А что еще можно было сделать в этой ситуации? Ничего. И решил ничего больше не предпринимать. Когда объявят, что враг подошел к воротам крепости, он просто сядет на коня и отправится в свой последний бой. Неважно, что он там погибнет. Главное, что он погибнет на поле брани, как настоящий воин. Главное, что он до конца остался верен своим принципам, своей извечной идее независимости, и никому так и не удалось сломить его. И в этих раздумьях он шел по лестнице вверх, пока, наконец, не остановился на самом верху у комнаты, где некогда жила Кристин.
Кристин... Он произнес несколько раз это имя, и оно, поначалу чужое, вдруг стало таким родным, таким теплым. Он вошел в комнату и сел на кровать. Как он мог забыть о Кристин? Он часто вспоминал о своем сыне Фридрихе, о Свене, об Олафе, о Бьерне, даже о Шарлотте и бедном Гансе, но о Кристин он совсем забыл. Уйдя в мир иной, она не только ушла из его жизни, но и из его памяти. Кристоф стал вспоминать, какой она была. Что бы она сейчас сделала, если бы оказалась рядом? Как бы она поступила? Вдруг совершенно неожиданно для себя, посмотрев на свою жизнь ее глазами, князь понял, что все его существование в этом мире было бессмысленным.
Какими бы благовидными предлогами он не прикрывал свои омерзительные поступки, он был убийцей, загубившим намного больше жизней, чем спасший. Он был тираном, бессердечным человеком, причинявшим всем окружающим его людям только боль и страдания. Но он никогда не был любящим сыном, братом, отцом, супругом. Ему вообще никогда не доступны были такие чувства как любовь, сострадание, милосердие, человеколюбие. И даже своего, как ему казалось, любимого брата Свена он никогда по-настоящему не любил. Он чувствовал ответственность за него, а как только пристроил его в надежные руки, забыл о нем. И сыновей своих он тоже никогда не любил. Да, он был в ответе за них, но сейчас ему не о чем было беспокоиться: Фридрих был далеко отсюда, его жизни ничего не угрожало, а о Вильгельме и Генрихе позаботиться их мать и дядя. Супругу же свою, Елену, князь вообще никогда не любил и не чувствовал даже какой-либо ответственности за нее. Ему всегда было безразлично - есть она или нет ее. Она стала и всегда была всего лишь залогом его свободы.
А Кристин для него вообще никогда не была никем и ничем, поэтому он так легко перенес известие о ее гибели, и ее отсутствие совершенно его не трогало. Только сейчас, сидя здесь и размышляя накануне своей последней битвы, он осознал, что именно Кристин в его жизни все это время и не доставало. Ах, если бы он тогда прислушивался к ее словам, если бы он хотя бы попытался измениться и не совершать тех роковых ошибок. Если бы только можно было повернуть время вспять и сделать все по-другому! Кристин бы не погибла, он сам не сидел бы двенадцать лет в заточении, а их сыну не пришлось бы расти на чужбине.
Прокрутив в голове всю свою жизнь от начала до настоящего момента, он понял не только то, что он никого никогда не любил, но и то, что рядом с ним когда-то был человек, который искреннее, по-настоящему, любил его, но Кристоф не замечал тогда этого или не хотел замечать. И в отплату за эту любовь он сам убил этого человека. Он позволил Кристин погибнуть, а потом долгие годы не вспоминал о ней. Возможно, если бы он не отвергал ее любовь и позволил ей помочь изменить себя, все было бы по-другому. И почему прозрение приходит только тогда, когда изменить уже ничего нельзя? Кристоф отдал бы сейчас все на свете, только чтобы вернуться назад, вновь увидеть свою Кристин, своего сына и зажить по-другому, но...
Судьба неумолима ко всякому человеку, будь то князь, будь то обычный человек. Каждый проживает жизнь только один раз, каждому дается только один шанс, и чтобы не сожалеть завтра о не правильно принятом решении вчера, сегодня, принимая какое-то решение, нужно хорошо все обдумать и взвесить все за и против. А самое главное, всегда нужно исходить не из каких-то меняющихся веяний моды и нравов века, а исходя из вечных законов морали, которые миллионы лет управляют Вселенной: добро всегда вернется к тебе добром с лихвой, а от содеянного зла, какими бы оно благими намерениями не прикрывалось, добра не жди. И никогда не нужно забывать о тех людях, которые окружают нас сегодня. Завтра их уже может не быть, а некоторые из нас вдруг могут обнаружить, что чего-то не досказали им, что-то сделали не так. В конце концов, можно обнаружить и то, что человек, которого уже или совсем нет в этом мире, или он очень далеко, и есть тот единственный на всем белом свете, в котором так нуждается каждый из нас. И почему человек так устроен: что имеем - не храним, а потеряв, мы плачем?
***
"Не оскверняйте земли, на которой вы будете жить;
ибо кровь оскверняет землю, и земля не иначе очищается
от пролитой на ней крови, как кровию пролившего ее".
Книга Числа
Князь Кристоф фон Граузам, правитель княжества Остэнтум, был убит на поле боя в тот же вечер. Он погиб от рук своих же воинов, которые предали и продали его Императору. Следующие битвы за престол княжества предстояло вести уже его сыновьям, Вильгельму и Генриху.