Росс Лина : другие произведения.

Возвращение глава 1-6

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:



  
  
   В одном из великосветских салонов города N, у госпожи Сверкович, как всегда по средам проходил званый ужин.
  
   Будучи замужем за статским советником в отставке, она не имела стесненности в средствах, и ,овдовев на тридцать пятом году, предалась тому образу жизни, который ее муж, человек строгих правил , а попросту отсталый брюзга, осуждал и не позволял вести супруге. Разница в летах между супругами была приличная, жизнь скучная и однообразная, и, если муж тяготел в силу своего возраста и болезней к покою, то жена его урожденная Белорукова воспитывалась в атмосфере гораздо более свободной и получила превосходное образование в частном пансионе. Она сохранила связи со многими из своих подруг, благодаря переписке, редким встречам, порой втайне от супруга.
   Едва лишь истек срок траура, во время которого она добросовестно предавалась печали, госпожа Сверкович устроила у себя светский салон и начала принимать самых интересных людей. * Даже великосветские львы не брезговали появляться в ее гостиных. Хозяйка принадлежала к благородному сословию, к тому же обладала приятной наружностью, обходительностью и претензией на утонченный французский шарм.,
   В ее гостиной можно было встретить самых очаровательных, молодых дам, таких же утонченных, как и сама хозяйка, и самых интересных мужчин. Не только представителей знати, но и поэтов музыкантов, художников: тех, кого покуда был жив муж, дальше передней не пускали. Теперь молодая вдова пользовалась обретенной свободой, вознаграждая себя за десять с лишним лет затворничества.
   Сегодня вечер в самом разгаре. В музыкальной комнате струнный квартет исполняет лучшие произведения модных в этом сезоне композиторов. В гостиной старшее поколение играет в карты, молодежь собралась вокруг Князя Шаврина, слушая его забавные истории. Накануне в N расквартировали на зимних квартирах гусарский полк, и теперь бравые офицеры вносили приятное оживление в однообразную жизнь города. Князь - молодой, статный, веселый, мгновенно очаровал всех провинциальных барышень, а также их маменек, узревших в нем завидного жениха. Ходили слухи, что после смерти дядюшки князь наследует немалое состояние.
   Теперь же обсуждалось одно происшествие, всколыхнувшее весь город. Один молодой человек из полка дрался на дуэли с каким - то штатским за честь дамы, и был смертельно ранен. Эта дама то ли его сестра, то ли жена, с которой он венчался тайно. Говорят, что это очень темная история: вроде бы его родители не признали девицу, или она сбежала с ним из дома, но ясно одно: теперь бедняжка убита горем и обречена на позор и лишения. Дамы, сидящие кружком, старательно прикрывали злословящие рты раскрытыми веерами, дабы сохранить видимость приличий, однако событие из ряда вон в сонной Москве требовало дать ему оценку, заклеймить падшую, или пожалеть несчастную, в зависимости от степени благонравия присутствующих. Ведь понятно, что каждый судит в меру своей испорченности.
   Восторженная
   - Тот, кто видел ее воочию, говорят, красавица, братец говорил, за такую не грех стреляться.
   - Ничего особенного в ней нет. Я видала эту красотку, худая, рыжая, с запавшими глазищами. И слова-то не вымолвит. -Сама говорившая не отличалась ангельской внешностью. Ещё не старая дама поджимала и без того тонкие губы, отчего её рот стал похож на сушёную сливу.
   - Немая что ли?
   - Когда мужа увозили в лазарет, даже не вскрикнула.
   - Жалко-то его как! Говорят, нет надежды на выздоровление.
   -А я слышала, что этот офицер похитил ее из дома родителей, и они совсем уж было собрались венчаться.
   -Чушь! Не собирался он на ней жениться. Вы уж мне поверьте, - И выдавал он эту девицу за свою сестру. Во всяком случае, мне доподлинно известно, что этот Мелихов волочился за Наденькой Лопухиной. - Вставил прыщеватый молодой человек, прибившийся к кружку сплетниц в юбках.
  
   -Перестаньте, mesie, - перебил его князь Шаврин, проходящий мимо и услышавший последнюю фразу - я знаю наверное, что они были женаты. А приволокнуться за хорошенькой барышней иногда и сам Бог велит, особенно, если всякие Капочки строят глазки! - Он лукаво подмигнул, и мужчины заговорщически посмеиваясь, переглянулись
   Однако одна восторженная простушка воспротивилась общему настроению.
   - Что вы такое говорите? Я хорошо знаю мадмуазель Лопухину. Это очень порядочная девушка
   из уважаемой семьи.
   - И верно, недурна собой? - Уточнил князь.
   - Ну и что ж из того! Пусть она симпатична, пусть совсем молода, но она барышня скромная и честная.
   -Ах, как я люблю таких молоденьких проказниц! - Хохотнул один из гостей- А жена что ж... Жены, право, становятся скучны сразу же после медового месяца. Их удел - терпение и ревность. Только благодаря им мы начинаем ценить редкие часы свободы. - Князь Шаврин состроил унылую физиономию святого мученика и все покатились со смеху. Даже самые добродетельные дамы не смогли противиться обаянию князя и невольно улыбнулись.
   В эту минуту к кружку собравшихся подошел строго одетый человек с умными, немного грустными глазами. Его можно было бы принять за музыканта или литератора, если бы не врожденное достоинство, (несвойственное этой экзальтированной братии) сквозившее в каждом движении.
   - А-а, да вот появился один такой великомученик. Граф, приветствую Вас! Сколько лет, сколько зим!
   - Чем я заслужил такое обращение к своей персоне, Вы, неисправимый циник, осчастлививший сегодня барышень этого городка? - Нахмурился вновь прибывший, тем не менее, явно обрадованный встрече со старинным приятелем..
   - Князь рассуждает здесь о прелестях семейной жизни,- вмешалась одна дама,- Он скептик.
   - В таком случае он обратился не по адресу,- ответил граф.
   - Князь давно не бывал у нас, - произнесла миловидная брюнетка, удивительно похожая на графа,- Он, вероятно, не знает, что мой кузен почти два года как вдовец.
   - Простите, граф. Вы все еще страдаете от утраты? - Невозможно было понять искренно или нет сострадание, написанное на его лице.
   - Князь, вы становитесь несносны
   - Разрази меня гром, если я имел намерение оскорбить ваши святые чувства к горячо любимой жене,- воскликнул князь. Со свойственной ему проницательностью он заметил едва приметную снисходительную улыбку графа.- Однако,- продолжал он, вставая и отводя графа в сторону - Ведь у вас должны быть уже большие дочери? Когда я в последний раз видел Анну, она уже вовсю читала, а Валентина ходила третьим.
   - Да, жена подарила мне сына, но так и не оправилась от родов.
   - На все воля божья, мой друг, но, говорят, нет худа без добра.
   - Как прикажете понимать вас, князь?- От интонации голос графа сповеяло арктическим холодом.
   - Господи, Дмитрий, я совсем не то имел в виду. - Попытался исправить впечатление шаврин, - Мне жаль, что графиня так рано ушла из жизни. Я говорил о своём. Валентина Семёновна была настоящая красавица, и слишком молода, чтобы умирать. Я говорил так, имея другой интерес. Но, скажите, кто же теперь занимается воспитанием детей?
   - Разве я им не отец?- Поднял брови граф.- Я постоянно живу в деревне, с тех пор как остался один. Этот мой приезд второй по счету за последние два года. За детьми присматривает нянька. Да вот еще Ольга иногда наезжает.
   Уловив на себе взгляды мужчин, к ним подошла та самая брюнетка. Князь обратил на нее ироничный взгляд.
   - Я представляю Вас в роли матроны, когда Вы станете вывозить племянниц в свет. Ведь, поди, недолго осталось?
   Без лести, Ольга Леопольдовна, более очаровательной женщины я еще не встречал. Боюсь, Вы затмите красотой своих протеже. Надеюсь, Mon sher , Вы извините мне комплимент Вашей кузине, выраженный в такой форме?- заговорщически обратился он к своему спутнику - мне очень не хочется получить отказ на эту мазурку.
   - Другой на моем месте давно пристрелил бы Вас на дуэли. - Пошутил граф, - Вы переходите всякие границы. Но, полагаю, Вы не так уж и виноваты. Вашу невоспитанность с лихвой компенсирует Ваше шутовство. Если я подстрелю заводилу всей этой компании, то меня, чего доброго заставят развлекать ее вместо Вас.
   Щаврин состоил непередаваемую мину. Дмитрий подумал, что у приятеля имеется по меньшеё мере сотня различных ужимок на все случаи жизни. Он иной раз завидовал способности князя находить верный тон с любым собеседником. У него самого не получалось так легко завоёвывать симпатию, скорее уж отпугивать от себя людей. Да и что жалеть. Мало с кем из присутствующих хотелось общаться. Московское общество, в отличие от петербургского, не блистало яркими личностями. Мужская его часть производила впечатление напыщенной посредственности, женская- недалёкой навязчивости. Однако, князь Шаврин, не чурался ни тех ни других. Дмитрий приметил, что тот с легкостью избегал особо прилипчивых господ из разряда низших чинов, весьма просто опознаваемых по не слишком новым мундирам и вьевшимся в кровь подобострастным ужимкам, с градоначальником, да с председателем городского собрания приятель ненароком обсудил кое-что в неформальной обстановке. А уж дамы не были обделены его вниманиеотому. Даже престарелой княгине приятель успел поцеловать ручку и шепнуть на ушко, по видимому, нечто непохожее на банальный коплимент, потому, что глаза язвительной старушки вспыхнули несвойственным азартом. Молодые же барышни были просто осчастливлены улыбками молодого князя. И это несмотря на присутствие дюжины офицеров из высших чинов. Впрочем, никто из них не мог соперничать с князем в привлекательность, и родовитости. Смесь этих двух составляющих вкупе с приличным состоянием делало Шаврина желанным призом в брачных играх местных кумушек. Дмитрий уже поймал несколько заинтересованных переглядываний, и решил подыграть Ольге.
   -Резвитесь, мой дружок. Да сподобит Вас Господь не наступить моей кузине на ногу.
   Наблюдавшие этот обмен любезностями доброжелательно посмеивались вслед уходящей паре, и потянулись вслед за ней в танцевальную залу. Ольга сделала вид, что ей абсолютно всё равно, кто поведёт её в таенце. Но Дмитрий знал. что это не так.
   Граф невольно оказался наедине с мадмуазель Кэти, а попросту с одной из барышень Охлюпкиных, вынужденный развлекать девицу, постольку, поскольку решительно не собирался приглашать ее танцевать. Девица же определенно не хотела понять, что он тяготится ее обществом, видимо, хорошо выдрессированная маменькой, желавшей выгодно пристроить дочку замуж, а он приверженный правилам хорошего тона никак не мог обойтись с ней грубо. Вот и пришлось пригласить девицу на танец и в течение минут десяти выносить ее сюсюканье, безмерное удивление каждому своему слову, восхищенно распахнутые пустые глаза, и бессмысленный лепет обо всем понемножку.
   К тому времени, как закончился танец, граф уже изнывал, чувствуя себя наживкой, которую вот-вот заглотит хищник, тем более что в его сторону уже направлялась на всех парусах счастливая родительница, окрыленная надеждой заполучить графа в зятья. Несмотря на то, что граф не собирался больше жениться, и общество знало об этом, периодически предпринимались попытки сосватать ему то одну, то другую дочку или вдовушку. До сих пор Дмитрию благополучно удавалось избегать ловушек, в основном благодаря тому, что он почти безвылазно сидел в деревенском поместье, а если и бывал в городе, то ограничивался деловыми визитами.
   Граф подвел барышню к мамочке. Однако это было его ошибкой. Теперь уже три пираньи вцепились в него мертвой хваткой: у Кити ,оказывается, была старшая сестра.
   Резников в отчаянии искал глазами кузину. Только она со своей находчивостью могла спасти его. Ольга поняла его с полувзгляда и не замедлила явиться. Препоручив девиц своим поклонникам, она подхватила Дмитрия под руку и рассыпавшись в извинениях и очаровывая улыбками окружающих, легко и изящно продефилировала с ним через весь зал. Не останавливаясь, лишь на ходу обмениваясь репликами с гостями, они смогли, наконец улизнуть в зимний сад, подальше от людей. Им было о чем поговорить. Ольга, хотя и приходилась Дмитрию двоюродной сестрой, но между ними всегда было полное взаимопонимание. Ни у него, ни у нее не было родных сестер и братьев, и, хотя Ольга была на девять лет моложе, Дмитрий никогда не задирал и не пренебрегал ею. В его лице она имела преданного и серьезного друга, с которым могла говорить обо всем. Он никогда не высмеивал ее и не обижал. А взамен получал возможность делиться своими мечтами и проблемами. Его родители умерли, когда он еще не достиг совершеннолетия, и тетя - мать Ольги взяла его жить к себе. С годами эта связь лишь упрочилась, несмотря на то, что теперь они виделись от случая к случаю, а может, и благодаря этому. Они регулярно переписывались, хотя после женитьбы на Валентине граф стал писать реже. Однако Ольга не обижалась, посылая письма не в очередь, и Дмитрий всегда был в курсе последних столичных сплетен, а также увлечений кузины. Тетушка жила в Петербурге, вела широкий образ жизни, в основном из-за дочери, несколько раз ездила за границу, как предполагала Ольга затем, чтобы дочка выбрала себе мужа из тамошней знати, если уж ей не по нраву никто из Российских дворян. Мать не хотела выдавать Ольгу замуж насильно, не смотря на то, что дочь давно миновала возраст, в котором девушки обычно вступают в брак. Причиной тому был то ли неудачный брак самой тети, то ли примеры ее подруг вступавших в брак, как это принято в среде аристократов, в брак по расчету. И, может быть поэтому, тетка не противилась сильно, когда Дмитрий, ошалевший от любовной лихорадки, заявил, что женится на Валентине, хотя потом и сетовала в разговоре с дочерью на то, что не проявила твердость. Со стариковской нелогичностью она обвиняла себя в том, что вовремя не вмешалась, не уберегла от разочарований.
   Граф, пожалуй, один, разделял жизненную позицию сестры: в самом деле, зачем связывать себя на всю жизнь с чужим, по сути, человеком, отдавая себя добровольно ему во власть, как это бывает с женщинами, зависеть от капризов, ублажать прихоти?
   Зная вкусы и склонности Ольги, Дмитрий оберегал ее при случае от назойливых кавалеров. Она же всегда могла сослаться на брата, если ей нужен был выход из запутанной ситуации. Взамен она была хранительницей его секретов и помощницей в предприятиях, требующих тонкого подхода. Нужно сказать, что их вкусы во многом сходились. Оба любили пошептаться и посмеяться. Их объединял острый, критический ум, интуиция и проницательность. Иногда кузина все же корила его за пуританство, за излишнюю чопорность, особенно, когда он отказывался приволокнуться за какой-нибудь хорошенькой барышней из числа тех, кого она считала достойными своего брата, но он всегда помнил, чем могут кончится подобные заигрывания и не позволял себе заходить в отношениях дальше ни к чему не обязывающих комплиментов. Граф иногда завидовал неунывающему характеру Ольги. Сам он в последние годы нередко поддавался пессимизму и меланхолии.
   Теперь они сидели в укромном уголке зимнего сада, скрытом лианами и папоротником, и Дмитрий в который раз признал, что его сестренка необычайно хороша собой. Ее карие глаза сияют, щечки покрыты нежным румянцем, прическа - верх совершенства, наряд изысканно прост и к лицу, на зависть провинциальным модницам.
   - Ольга, ты блистаешь, как всегда. Тетушка тоже здесь?
   -Нет, я приехала с Шестовыми. Мама не любит бывать не подобных вечерах. К тому же у нее разболелась нога.
   - А с каких пор ты стала почитательницей салона госпожи Сверкович?
   -Ну, на мой взгляд, у этой дамы собирается не саммое худшее общество, не нахлдишь?
   -Не нахожу. Всё те же лица.
   - Кажется, ты близко знаком с Шавриным? Как ты его находишь?
   - Что я слышу? Неужто моя сестренка проявляет интерес к этой балаболке? Впрочем, он вполне недурен собой. Но повеса. И привык к легким победам.
   Оба невольно перевели взгляд на молодого офицера. Он, будто почувствовав на себе их вызгляд, обернулся. Ольга тут же прикрылась веером, а Дмитрий вдруг понял, что Шаврин на этот миг утратил свою весёлость. Чуть задержав взгляд на его кузине, князь вновь нацепил на лицо располанающую улыбку, и вернулся к обхаживанию очередной пассии. Похоже. В отличие от него самого, приятель не проведёт ночь в одиночестве.
   -Если тебе удастся подольше поводить его за нос, то не исключено, что он увлечется всерьез.
   Я знаю князя давно. В пажеском корпусе вместе учились. Его считают неисправимым повесой и балагуром, но в общем это человек порядочный. Иногда мне кажется, что за внешней несерьезностью в нем скрывается чуткое сердце. Он всегда готов служить другу и нежно любит свою матушку.
   - Поразительно! Никогда бы не поверила, что он таков, каким ты его рисуешь.
   Кстати, князь просил узнать у тебя, как ты смотришь на то, чтобы у , детей была хорошая гувернантка?
   - Что, какая-то из его мимолетных подружек?
   - Нет, он клянется, что это самая порядочная особа в мире.
   - Тогда она скучна и чопорна. Я не хочу, чтобы она хоть отдаленно походила на мадам Дюран. Стоило ли избавляться от одной грымзы, чтобы взамен получить точно такую же? Дочери не поладили с мадам. А у неё были лучшие рекомендации из вожможных.
   - Может, эта вовсе и не такая, как ты думаешь? Шаврин уверял, что барышня - самая лучшая из гувернанток, а он принимает в ней участие, потому, что это вдова его хорошего друга. Если ты не против, он пришлет к тебе ее завтра.
   - Ну что ж, мне не устоять против вас обоих. - Граф усмехнулся, сокрушаясь о своей уступчивости. Что поделать, гувернантка, действительно, нужна. Не может же он сам обучить дочерей всем женским премудростям. И, хотя, знания по основным предметам, он и мог бы дать сам, но у него не хватит духа обучать девочек этикету . Выходом мог бы стать пансион, однако после смерти матери девочкаи и так чувствуют себя потерянными. Впервые испытав потерю, они льнут к отцу, как к единственной опоре. Уереживания. Полины нервная система совсем расшаталась, никогда не знаешь, чего от неё ждать. А Анна, напротив, замкнулась, и её очень трудно вытащить из той раковины. В которую она спрятала свои переживания. Как-то авдруг повзрослела старшая дочь, хоть и есть-то ей всего десять лет от роду. Ольга наезжала частенько, пыталась расшевелить девочек, они ненадолго оживлялись, но вскоре в их глахах отец снова ловил ожидание потери, будто они знали, что и тётя их вскоре покинет. Так и случалось. Ольга уезжала, у неё тоже была своя жизнь. Маменька-его родная тётка, вознамерилась найти дочери мужа, и теперь активно таскала доченьку по балам и приёмам. После недавнего возвращения из Европы, где жениха так и не присмотрели, тётя перкключилась на именитых соотечественников. Впрочем, Ольгу не неволила. Кузине было позволено искать жениха по сердцу.
   -Я сейчас ухожу. А ты будь любезна, передай, что я буду ждать князя к себе завтра утром. И его, и мадам соискательницу места. Надеюсь, ты тоже заглянешь во время своих утренних визитов. Я не намерен не затягивать визит в первопрестольную, на днях отправлюсь обратно в имение.
   - Жаль, что ты так рано уходишь, - огорчилась Ольга.
   - Увы, кузина. Общество, танцы, пикировка остротами меня все меньше прельщают. Старею, должно быть. Как-никак уже за тридцать перевалило.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Глава 2
  
  
   Старик, да старик,- думал Резников, покачиваясь в карете на пути к дому. Уже вдовец, скоро дочерей замуж отдавать. Молодость прошла, пролетела незаметно. Кажется, только недавно был влюблен, беспечен, и жизнь казалась прекрасным праздником, который устроен специально ради тебя. И для Валентины. Ах, как прелестна была его невеста на их свадьбе! Как горд, как взволнован был сам Дмитрий, стоя на ступенях церкви с молодой женой. Резников был уверен, что его друзья должны безумно завидовать ему, потому, что он увел у них из-под носа такую красавицу. Добавляло радости и то, что пришлось бороться за свое счастье. Хотя к тому времени родители молодого графа скончались, тетка, являясь его опекуншей, не давала разрешения на брак. Уступила она после долгих уговоров, после того, как Дмитрий пообещал, что станет жить во грехе.
  
   Ах, милая тетя... Если бы я тебя тогда послушал!
   После женитьбы службу пришлось оставить. Жена настояла. Дмитрий занялся делами поместья. Валентина хоть и скучала без привычных городских развлечений, но, будучи беременна их первым ребенком, терпела прелести сельской жизни.
   Затем умерли родители жены, которых Дмитрий безмерно уважал, и которые одни могли положительно влиять на Валентину. Родилась Полина. Дмитрий сразу безоговорочно полюбил девочку. Для Валентины же дочь стала напоминанием об утраченной фигуре и родовых болях. Тетя, единственный родной человек для Дмитрия, уехала с дочерью за границу, и ему не к кому было обратиться, когда начались размолвки с женой.
   Сейчас, вспоминая свое существование, граф измерял годы рождениями детей, болезнями жены, очередными скандалами. Последним родился Артём. А Валентина, так и не встав с постели, спустя год умерла.
   Что произошло за последние два года? Ничего. Дети росли. Он старел. Почти никуда не выезжал. Занимался хозяйственными делами, много читал, воспитывал детей, бранил прислугу.
   А ведь в молодости был одним из видных кавалеров, прекрасным танцором, интересным собеседником. Подобно Шаврину умел завлечь компанию задором, юмором.
   Впрочем, собеседник он и теперь неплохой, разве что поубавилось в его речах юношеской пылкости и пустозвонства. Зато появился опыт и мудрость, зачастую сдобренные скептицизмом. Сейчас граф смотрел на жизнь совсем другими глазами: холодными, зоркими, равнодушными. Только возле детей Дмитрий отдыхал сердцем. Бескорыстная детская любовь пробуждала в нем безграничную нежность и доброту. Он мог забавляться и бегать, как мальчишка, забыв о своих годах заботах и титуле. Особенно обожал граф своего маленького сына и наследника. Еще несмышленый трехлетний малыш был его баловнем. Хотя официально любимицей отца считалась младшая дочь Полина. Потому то она и позволяла себе больше капризов и шалостей, чем другие дети графа, вместе взятые. Дети знали, что их отец строг, нередко им доставалось за провинности, однако, старшая, Анна, девочка разумная и замкнутая, всегда вызывала в нем какую-то особенную бережность. Ее взрослые, не по годам, глаза искали понимания, она любила одиночество.
   Артём же просто любил своего папу, и Дмитрий отвечал ему тем же. Правда, они, как настоящие мужчины, старались скрывать свои чувства. Однажды граф, зайдя в детскую к сыну пожелать ему спокойной ночи, увидел своего сына в слезах. Малыш ничего не мог объяснить и граф видел, что ребенок не просто капризничает, а по-настоящему глубоко страдает. Безутешные горючие слезы застилали его глаза, а тельце судорожно вздрагивало от рыданий. Он повторял, что мадам плохая и, что он не любит ее, не хочет, чтобы она опять приходила, а затем последовал вопрос, отозвавшийся болью в сердце отца: " Где моя мама? Правда, что я виноват, что она не приходит?"
   Граф успокоил сына, но с гувернанткой решил расстаться. Она и прежде не нравилась ему своей сухостью в отношении детей. Даже ее внешность производила унылое впечатление. Одежда неизменно черного цвета сидела на ней как на вешалке, зализанные волосы были так туго стянуты на затылке, что кожа на ее лице, казалось, лопнет от малейшего мимического движения. Может быть, оттого мадам никогда и не улыбалась сама, и не терпели в детях проявлений радости, безжалостно подавляя в зародыше предпосылки к веселью. Считалось, что вести себя непосредственно, значит, вести себя неприлично. А любая живость в поведении детей расценивалась как предпосылки к баловству, которое обязательно плохо кончится. Конечно, зачастую так оно и случалось, шалости то и дело кончались обидами и слезами от разбитых при падении коленках и порванных платьях. Мадам неизменно оказывалась права, и даже выговаривала графу за то, что он потакает дурным наклонностям детей, Наверное, она больше знала о правильном воспитании детей, но сами дети ее боялись и ненавидели.
   Девочки кое-как терпели свою гувернантку, как неизбежность, а вот более непосредственный ребенок взбунтовался. Ну что ж, вперед наука, Если не хочешь, чтобы дети выросли такими же сухарями, выбирай воспитателей получше.
   Теперь вот гувернантка сама нашлась. Но у графа было неспокойно на сердце. В нем уже крепло предубеждение к новой " мадам Дюран".
  
  
   Однако, когда на следующий день она вошла в комнату, все его мрачные мысли сразу куда-то улетучились. Тем более, что предшествующая беседа с князем Шавриным прояснила судьбу девушки, Она была женой того самого неудачника-дуэлянта, сплетни о которой накануне гуляли по бальному залу. Родители мужа не признали их брак, и теперь женщина осталась совсем одна, без средств к существованию. Ее родители, по слухам тоже отреклись от нее после бегства из дома. Ее и женщиной-то называть было нелепо. Совсем молодая девушка, лет восемнадцать будет ли?
   Она стояла перед ним, нервно стиснув руками сумочку. Шляпка, которую никто не предложил ей снять, частично скрывала черты лица, но не могла скрыть его бледность.
   Графу вдруг пришло в голову, что она действительно нуждается хотя бы в нормальном питании." Нет, худой ее назвать, пожалуй, нельзя,- подумал граф, вспоминая о худобе мадам Дюран, как о некоей решающей характеристике при найме новой воспитательницы детей.
   - Вы говорите по-французски, мадам?
   - Почти в совершенстве, Ваша светлость. Я три года жила в Милане... С матушкой,- прибавила она, подняв наконец глаза.
   - Я не имел намерения поставить под сомнение вашу нравственность. Князь Шаврин рассказал мне вашу историю.-
   - У вас есть какие-нибудь документы? Рекомендации?
   - Нет. Я никогда прежде нигде не служила.
   - Но Вы где-то учились?
   - Да. Частная школа в Милане. Затем Петербургский Институт благородных девиц.
   - И чему нынче учат благородных девиц? Чему Вы можете обучить моих детей?
   - Всему, что знаю и умею сама. Этикет, домоводство, музыка, живопись. Все, что требуется от девушек. А так же учебные дисциплины: правописание, математика, география, естественные науки, если пожелаете. Можете меня проэкзаменовать.- Она казалась спокойной и беспристрастной, но граф, со свойственной ему проницательностью заметил, что она действительно серьезна и уверена в себе, хотя и волнуется немного. Конечно, получив эту работу, Она имеет шанс хоть как-то устроить свою жизнь. И он мог бы дать ей этот шанс, несмотря на отсутствие рекомендаций, опыта работы и сомнительную репутацию, за которую ручался лишь Шаврин, известный повеса и бабник.
   - Не могли бы Вы что-нибудь сыграть?
   - Я давно не садилась за инструмент...
   " Вот оно,- подумал Дмитрий, - сейчас все ее россказни рассыплются, как карточный домик".
   - Но я попробую. - Она, так и не дождавшись приглашения раздеться, сняла накидку, шляпку и поискала, куда бы можно было их положить.
   - Извините меня, сударыня, за мою невнимательность,- спохватился граф, принимая е одежду, пахнувшую на него едва уловимым запахом духов.
   "Нет, она совсем не похожа на его бывшую гувернантку,- отметил про себя граф. Хорошо выглядит, если не считать некоторой бледности, причесана мило, одета со вкусом, хоть и предельно скромно.
   Конечно, ведь она совсем недавно потеряла близкого человека. Ещё свежа боль по утраченному супругу. Вероятно, ещё более ранят пересуды сплетников, гнетет теперешнее неопределенное положение,
   Граф вспомнил свое состояние после смерти жены. Жили они, правда, нельзя сказать, чтобы скверно, но между ними с самого начала не было взаимопонимания. До свадьбы, будучи влюблённым, Дмитрий думал, что такие мелочи несущественны, что любовь все сгладит и преодолеет, надеялся, что они станут уступать друг другу, стремясь сделать супруга счастливым. Как же он был наивен! Валентина не способна была уступать ни в чём, и однажды он ясно понял, что уступать, вольно или невольно всегда приходится ему. Даже, если Валентина вынуждена была смириться, то становилась настолько мстительна, обдавала холодом отчуждения и злобы, что Дмитрий был сам не рад тому, что добился справедливости.
   Раньше он считал, что различия в характерах полезны, двум одинаковым людям будет скучно друг с другом. Валентина забавляла его, пока он был влюблён, но, годы спустя граф уже с трудом терпел жену, избегал оставаться с нею, ибо всегда их общение заканчивалось ссорой, а иногда просто безобразным скандалом, во время которого жена выходила из себя настолько, что оскорбляла его при слугах, а порой набрасывалась на него, швыряя чем попало. Граф, хлопнув дверью, запирался после этого в кабинете, или уезжал, а графиня закатывала истерику, рассчитанную на слуг и детей, извергала грязные ругательства, обвиняя его в вымышленных ею грехах. Поэтому Дмитрий всё меньше стремился появляться в доме, ибо эго вело к новому витку в их взаимной неприязни. Впрочем, были попытки с его стороны пересилить себя. Собрав волю, он подолгу посвящал себя жене, детям, угождал, предупреждал каждое желание Валентины, особенно в период беременности. Но именно в это время она становилась особенно невыносимой. Малейшего повода, порой глупейшего, было предостаточно для вспышки дикой ненависти с ее стороны.
   Дмитрий отдал одежду девушки заглянувшей в комнату горничной и отошёл к окну. Соискательница места разминала замёрзшие пальцы. А они у неё были тонкие и, несомненно, чуткие. Не пухлые запястья прелестницы, не мозолистые ладони служанки. Девушка изящно села на табурет и тронула клавиши. Она выбрала не бравурный марш, не занудную фугу. Медленная мелодия была полна очарования, как и сама девушка. Пару раз барышня ошиблась сначала, но, освоившись немного, прикрыла глаза, уже не смотрела на клавиши, полностью погрузившись в магию звуков. "Да, это вовсе не мадам Дюран с её добросовестной долбёжкой гамм" - подумал Дмитрий. Музыка уносила в иной мир, навевала воспоминания.
  
   Валентина была такой, какой её воспитали
   Однако, после её смерти ему вспоминались не эти отвратительные сцены, а их первые годы совместной жизни. Ведь были же затишья и перемирия, Дмитрий даже грустил о жене, клял себя за то, что так часто просил у бога смерти кому-нибудь из них двоих*
   И вот теперь эта тихая печальная музыка, заполнившая комнату, волей незнакомой девушки, пробуждала в нем какие-то давно забытые чувства, прекрасные и грустные. Дмитрий смотрел на длинные пальцы пианистки и не видел их. Он очнулся, только когда музыка умолкла. Видимо, девушка тоже унеслась мыслями далеко. По ее щекам катились слезы.
   - Простите, я не могу...- Отвернулась она, пряча лицо.
   - Послезавтра утром я еду в свое поместье. Если Вас устроит жалованье в десять рублей, я жду Вас здесь к восьми часам утра.- Дмитрий сам удивился тому, с какой легкостью эти слова сорвались с его губ. Он подал ей пальто, помогая одеться
   - Вы прекрасно играли,- ободряюще улыбнулся он, ошибочно полагая, что ее расстроило собственное исполнение, но осекся, увидев отсутствующий взгляд, обращенный в себя. Так могла бы смотреть богоматерь, столько глубины и печали было в ее глазах, что Дмитрий мог бы утонуть в них. Только сейчас Дмитрий понял, что она дивно хороша собой. Повинуясь внезапному порыву и преодолевая сухость во рту, граф спросил:
   - Простите мою нескромность. Последний вопрос. Вы не беременны?
   Девушка возмущенно вскинула ресницы, потом вспыхнула и, залившись краской до кончиков ушей, резко и твердо ответила
   - Нет.
   Так же внезапно побелев, она порывисто вышла. Когда за нею захлопнулась парадная дверь, граф подумал, что допустил самую ужасную бестактность в своей жизни, и теперь эта девушка ни за что не вернется. Ему придется искать новую гувернантку вместо нее. Теперь уже Дмитрий не представлял никого, кроме нее в роли воспитательницы, и никак не мог заставить себя думать о ней, как о женщине, побывавшей замужем.
   Видно было, что, несмотря на судьбу, так жестоко обошедшуюся с ней, она из порядочной семьи, хорошо воспитана, сердце ее не поросло шерстью и не ожесточилось.
   А может быть и придет еще. Куда же ей еще податься...
  
   Глава 3
  
   Примерно так же думала и она сама, медленно бредя вдоль набережной, Лучший выход: стать гувернанткой в поместье графа Резникова, скрыться из вида хоть ненадолго, пока все не позабудут эту историю. Жить в деревенской глуши, имея к тому же неплохой заработок и проводя время в занятиях с детьми - это именно то, что ей сейчас нужно, другого выхода нет. Те немногие попытки найти работу в городе, что она предприняла, закончились полным провалом. Ни одна добропорядочная семья не желала впустить в свой дом особу с сомнительной репутацией и без рекомендаций.
  
   Нужно или принять должность, или вниз головой с обрыва. В родительский дом возврата быть не может. Подумав так, Ирина решительно двинулась к своему временному пристанищу и, не откладывая, стала собирать свои вещи. Их оказалось не много. Самые объемные - шубку, шапку, она наденет сверху - уже зима. Остальное заняло совсем немного места: несколько платьев, туфли, нижнее белье, небольшая шкатулка и разные милые сердцу мелочи. То, что она второпях захватила, убегая из дома разительно отличалось от той одежды, которую мог купить для нее Юрий на небольшое жалованье военного. Она так любила свое белье из тонкого батиста, отделанное кружевами и вышивкой. К вечеру девушка уже управилась: расплатилась за квартиру, отдав последние деньги, что у нее оставались, прибралась в комнатах, чтобы не оставлять после себя бардак.
   Весь следующий день Ирина провела в тревожных раздумьях. Ей следовало бы нанести прощальные визиты знакомым дамам, женам офицеров, с которыми служил Владимир, но она предполагала, что лишь поставит в неудобное положение и себя и хозяев, вынужденных соболезновать ей и не горящих желанием помочь. Из-за двойственности их отношений с Владимиром, они, по молчаливому согласию вели уединенный образ жизни, и, хотя Ирина казалась вполне дружелюбной, открыться она никому не могла, и это создавало определенную дистанцию между ней и другими дамами.
   Она обошлась без обеда, потому, что в доме не осталось еды и потому, что попросту забыла о ней, заново переживая недавние события, приведшие Владимира к такому печальному финалу и ее саму на грань неопределенности. То и дело ей в голову приходил один и тот же вопрос: почему граф спросил ее о беременности?
   Какие-то смутные догадки теснились в ее голове, но она убеждала себя, что в его вопросе нет ничего удивительного, ведь если граф Резников знает, что она была замужем, то вполне естественно предполагать, что она может быть в положении. Хотя сама Ирина знает - это невозможно, Мелихов ни разу не дотрагивался до нее. Кроме того ужасного вечера в ее Петербургском доме более полугода назад, принесшего, однако ей чудесное спасение.
   А графу, конечно же, было бы неприятно заводить беременную воспитательницу, положение которой вызовет несвоевременный интерес и щекотливые вопросы у девочек. И которая вдобавок ко всему, вместо своих обязанностей по воспитанию его детей станет нянчить своего младенца.
   Однако было в его взгляде, в мимолетном смущении что-то такое, что вселяло в девушку смутное беспокойство. Ирина гнала эти мысли прочь от себя, успокаивая тем, что стала просто очень мнительной. После всего пережитого ей казалось, что каждый мужчина смотрит на нее с намеком, и, если бы не Юрий, кто знает, как бы она стала относиться к мужчинам вообще.
  
   Утром назначенного дня, Ирина позвонила у подъезда графского дома. Горничная, обозрев ее с ног до головы, поинтересовалась:
   - Это Вы, мадмуазель, будете гувернантка?
   Ирина кивнула. От волнения у нее, вдруг пропал голос.
   -Граф в гостиной.
   Увидев, что Ирина потянула за ленту, развязывая шляпку, добавила:
   - Можете не раздеваться. Дмитрий Сергеевич только Вас и ждет, чтобы выйти.
   Ирина, нерешительно ступая по мягкому ковру, вошла в гостиную, вслед за горничной, поспешившей доложить о ее приходе. Граф, уже одетый, примостился за низким столиком и что-то писал. Увидев девушку, он скомкал бумагу и выбросил ее в корзину.
   - Наконец-то!- Воскликнул он,- а я решил, что Вы уже не появитесь. Писал сестре, чтобы она нашла мне новую гувернантку. По зрелом размышлении я понял, что мне без таковой не обойтись.
   - Простите., у меня часы отстали.- промолвила она, пряча глаза.
   - Не хитрите. Вам это не идет. Скажите уж честно, я был бестактен при нашей беседе.
   Извините меня за тот последний вопрос. Откровенно говоря, увидев Вашу реакцию на свое любопытство, я подумал, что больше не увижу Вас здесь.
   - Вы угадали. Еще вчера я решилась и даже собрала вещи, но сегодня, когда пришло время выходить, я сидела, и не могла заставить себя подняться. Спохватилась, когда часы пробили десять, и загадала: если Вы дождетесь меня, значит, будь по-вашему, если нет...
   - Пойдемте,- перебил ее граф, увлекая за собой к выходу, - еще есть шанс успеть на поезд. Дорасскажете в карете все, что Вы обо мне думаете.
  
  
   На улице было морозно. Снег выпал рано, в конце ноября, и к декабрю улицы оказались укрыты его плотным девственно белым слоем. В ясном голубом небе сияло ослепительное солнце, но еще ослепительнее сверкал снег на крышах домов, на карнизах, перилах ограды, на головах двух каменных львов у парадного соседнего лома.
   Ирина невольно улыбнулась и почти сбежала со ступеней, как в пору своего беззаботного детства, под громкое чириканье воробьев.
   День был какой-то праздничный. Как у Пушкина: "Мороз и солнце, день чудесный!" Воздух чистый и прозрачный был наполнен множеством различных звуков, дробя и отражая их от стен домов: и шорох расчищающей дорожку лопаты в руках дворника, и скрип снега под ногами спешащих краснощеких прохожих, крик лоточницы, зазывающей покупателей, пение шарманки в соседнем дворе. Казалось, весь мир сегодня полон веселым и азартом. Приподнятое настроение, отражавшееся на лицах прохожих, захватило и Ирину. Из окна кареты она с интересом смотрела вокруг и удивлялась тому, что вновь способна реагировать на то, что происходит вокруг, и, что, казалось бы, не должно волновать ее. Это чувство пришло к ней впервые с тех пор, как умерла ее мать. Тогда она будто окаменела, ушла в себя, сжалась в комок, и это напряжение не отпускало ее ни на минуту даже во сне. Сейчас у Ирины было такое чувство, будто она пробудилась после долгой болезни. Ирина старалась удержать в себе это радостное чувство, и ей почудилось, что в этот день она на пороге нового, неведомого, но несоизмеримо более счастливого, чем прошлое.
   Она глубоко вздохнула, стремясь впитать в себя этот аромат нового и стряхивая гнетущий дух воспоминаний. Теперь начинается новая жизнь. Можно забыть, нужно забыть, выкинуть из головы то, что заставляло ее вскакивать среди ночи с криком и в холодном поту.
  
  
   Они в притирку успели к отходу поезда. Подчиняясь командам графа, кучер в последний момент втащил на площадку вагона их вещи. Граф подсадил свою спутницу и, как только ступил на подножку, машинист отправил поезд.
   - Уф, успели.-
   - Это из-за меня мы едва не опоздали. Простите меня. Я не предполагала, что Вы задержитесь из-за меня.
   - Прощаю. Вот наши места. И снимайте Вашу шубку,
   здесь, кажется, тепло. - Он принял ее одежду и разложил их вещи по местам.
   - Кстати, я ведь так и не знаю, как Вас зовут.
   - Ирина.
   - Просто Ирина? А по батюшке? Не думаю, что Вам понравится, если дети и слуги тоже, станут называть Вас просто Ириной. Вы же не холопка, в конце концов.
   - Я бы не хотела открывать своего полного имени. К тому есть причины достаточно веские.
   - Ну, хорошо. Прежнюю гувернантку звали мадмуазель Дюран. Хотя она была по крайней мере вдвое старше Вас. А поскольку я нанял вас не горничной, а гувернанткой, думаю будет вполне уместно называть Вас мадмуазель Ирина. Нет, Ирен, раз уж мы хотим сделать из Вас особу с претензиями. Или все-таки мадам? Как Вам больше нравится?
   - Мне все равно.
   - Тогда решено. Отныне для всех Вы - мадмуазель Ирен.
  
  
   Девушка впервые путешествовала поездом. Они устроились напротив друг друга. Ирина откинулась на спинку сиденья, ощущая мягкое покачивание вагона и наслаждаясь обретенным покоем, забыв про графа. А он тоже любовался этим свежим морозным утром, обещавшим хороший день, радовался в предвкушении возвращения домой. Дмитрий благополучно завершил все дела в городе, и, хотя отсутствовал всего неделю, его неудержимо влекло к тишине своего кабинета, привычному для себя укладу и детским улыбкам. Закрыв глаза, он представлял себе, как дети встретят его, с каким восторгом примут подарки. Граф любил делать подарки. Ему нравилось доставлять радость близким людям. Кто-то сказал, что дарить подарки приятнее, чем их получать, и Дмитрий был согласен. Он сам неизменно чувствовал себя как-то неудобно, получая подарок, как будто становился обязанным этому человеку. Даря же, он сам радовался радостью другого человека.
   Как-то дети примут подарок в лице новой гувернантки?
   Граф открыл глаза и впервые внимательно вгляделся в девушку. Она мола бы показаться знатной особой в той песцовой шапке и опушенной таким же мехом шубке. Теперь же на ней было скромное платье, оживленное лишь кружевным воротником. Правильные черты лица безупречного цвета в обрамлении темно-золотистых волос какого-то розоватого оттенка. Плавно изогнутые темные брови, тонкий нос, хорошо очерченные мягкие губы, нежный овал лица синие тени вокруг закрытых глаз. А какого же цвета ее глаза?
   И, будто в ответ на его вопрос девушка распахнула ресницы, почувствовав на себе пристальный взгляд, и граф невольно вздрогнул. Эти глаза были так бездонно глубоки, что в первую минуту он даже не различил их цвета, и только потом очнувшись от наваждения, увидел, что они удивительного сине-зеленого цвета. В Италии их назвали бы цветом морской волны.
   На протяжении всего пути граф не мог отделаться от впечатления , поразивших его глаз. Он видел их много, бархатно- карие, черные, подобные южной ночи, льдисто-серые и голубые, как небо, изумрудные и даже желтые, цвета янтаря, но такие ему встречать еще не доводилось.
   Всю дорогу они провели молча. Граф читал газету. Ирен, казалось, его не замечала, отвернувшись к окну.
   На станции их ждала карета, высланная за ними из поместья. Кучер, увидев своего хозяина, низко поклонился.
   - Здравствуйте батюшка Дмитрий Сергеевич. Уж барышни вас заждались. С утра только и разговоров, что о подарках, да о том, чем Вас потчевать с дороги. Палаша готовит кулебяки и пирог какой-то ненашенский. "Наполеоном" его зовет.
   - Это, должно, для того, чтобы его разрезать было приятнее.
   - Как доехали-то, батюшка? - За разговором кучер споро загружал их вещи на задок кареты
   - Хорошо доехали, Никита. Как дома? Дети здоровы?
   - Здоровы, батюшка.
   Ирен удивилась тому, что этот кучер, почти старик, называл графа, который годился ему в сыновья батюшкой, но потом подумала, что ведь и маму дворовые старухи называли матушкой, и, наверное, стали бы звать так и саму Ирину, доведись ей приехать в свое поместье на правах хозяйки. Видимо батюшкой называют самого уважаемого человека, который заботится о своих подчиненных, который имеет богом данную власть.
   Дорога к поместью графа вела через лес. Лишь слегка припорошенные снегом ветви не могли осветлить их черноту, и лес казался мрачным, затаившимся в ожидании холодов и зимних метелей. Сменявшие лес поля и луга уже не выглядели уныло, как это бывает обычно поздней осенью. Укрытые тонким слоем первого снега, они радовали глаз, как радует его только что выстиранное, кипенно-белое белье. Карета довольно быстро катилась по дороге схваченной морозцем, для саней было еще недостаточно снега. Кое-где ледок проламывался, и колеса проваливались в незамерзшую грязь.
   Часа через два Ирен заметила, что по сторонам дороги выстроились ровные, как на подбор, деревья. Если здесь посажена аллея, значит недалеко усадьба, решила девушка. И в самом деле, вдали, на небольшом взгорке показался белокаменный дом с величественным портиком и опоясанный галереями.
   К дому вела расчищенная от снега мощная камнем дорога, и, едва карета подъехала к крыльцу, как из дома выбежали слуги, почтительно, с поклонами встречая хозяина, с некоторым интересом - его молодую спутницу. Поднялась суета, слуги дружно принялись вносить в дом вещи.
   Тут на пороге появились две девочки. Одна лет девяти-десяти, другая поменьше, в наспех надетых шубках. Дочери графа с криками радости подбежали к ним. Младшая сразу кинулась к отцу на шею. Та, что постарше нежно прильнула к его плечу, довольствуясь тем, что папа обнял ее свободной рукой. Так они и вошли в переднюю. Там девочки стащили с отца шубу, шапку, перчатки. Младшая из них беспрестанно болтала, старшей едва удавалось вставить словечко, когда граф вдруг заметил няню, спускавшуюся по лестнице с ребенком на руках. Оставив девочек, он принял у женщины своего сына, и подкинул вверх. Это был очаровательный ребенок, еще по-детски пухлый, кудрявый, светловолосый. Он заливисто хохотал, стремясь обхватить отца за шею. Граф встретился счастливыми глазами с Ирен, и только тут вспомнил о ней. Передав мальчика няне, он обратился к дочерям.
   - Познакомьтесь, пожалуйста. Это ваша новая гувернантка. Мадмуазель Ирен. А это мои дочери, обратился он лучистым взором к девушке.
   - Анна.- Старшая девочка сделала реверанс и с интересом посмотрела на гостью.
   - Полина. - Девочка небрежно шаркнула ножкой, и, равнодушно окинув новую гувернантку взглядом, потянула отца за руку.
   - Папочка, а что ты нам привез?
   - Себя привез.- Дмитрий был раздосадован тем, как Полина отнеслась к девушке, и ему захотелось немного наказать ее.- Разве этого мало?- Он тронул Полину за подбородок. Она разочарованно надула губки.
   - Аннушка, я прошу тебя, покажи мадмуазель Ирен ее комнату. А подарки, вот они, в коробках. - Прибавил он, и Полина тотчас ожила.- В семь часов у нас ужин. Мы ждем Вас в столовой. Я пришлю за Вами кого-нибудь.
   - Ах, папочка, - обернулась Анна,- ты забыл, ведь в той комнате ремонт.
   - Ах, да, конечно.- Граф с полминуты молчал, раздумывая.- Знаете что, мы временно поселим Вас в другой комнате. Пойдемте, я сам провожу Вас. Ирина послушно последовала за графом по широкой лестнице на второй этаж. За ее спиной раздался восторженный вопль Полины, которому вторили радостные восклицания других детей и аханье слуг - соучастников удовольствия новых приобретений.
   Миновав несколько комнат, Дмитрий распахнул перед девушкой дверь, пропуская ее вперед. Взору Ирен предстала роскошная спальня. Широкая постель на возвышении под бордовым бархатным пологом производила впечатление поистине королевское. Такие же портьеры, тяжелые, с золотыми кистями, толстый ковер на полу. Комната казалась бы мрачной, если бы не великолепие отделки, обилие позолоты, зеркала. Граф прошел к окну, раздвинул шторы, и голубой свет дня ворвался в комнату. Сразу же померкла и позолота отделки, и мягкие переливы бархата. Комната сделалась еще темнее. Граф задержал свой взгляд на маленьком портрете, стоявшем на камине. Проследив его, Ирен успела разглядеть молодую, пышную женщину, горделиво вскинувшую головку. Он взял портрет в руки. Ирен не могла однозначно определить, какие чувства отразились на его лице.
   - Это комната моей покойной жены. Последние годы она болела, и не переносила яркого света. Я попрошу сменить здесь кое-что. Как вы слышали, я затеял в доме ремонт, и это самая удобная комната на этом этаже, и самая теплая.
   - Я, конечно, благодарна Вам за заботу, но уместно ли мне занимать такую шикарную комнату. Наверное, существуют помещения для прислуги...
   - В мансарде Вам будет холодно, и, потом, Вы не прислуга. Вы будете сидеть за нашим столом вместе с детьми, и Ваше положение не позволяет Вам стоять на одной доске с моей дворней. Вы дворянка, и Вы воспитательница моих дочерей. Я хочу, чтобы к Вам относились с должным почтением. Этого нельзя будет добиться, если Вы станете жить там же, где живут мои крепостные. Вы должны сразу поставить себя, иначе мои дочери сядут Вам на голову, образно выражаясь.
   - Я понимаю.
   - Эту комнату давно следовало переделать. Вот и подходящий случай. Располагайтесь. Я велю, чтобы сюда принесли Ваши вещи. А все ненужное, соберите в какую-нибудь коробку, горничная заберет. Кстати, эта комната смежная с ванной, но если Вы предпочитаете мыться в общей бане, что ж...
   - Нет, нет, благодарю Вас.
   Забрав портрет, граф вышел.
   Ирина подошла к окну. Ей открылся чудесный вид зимнего сада. Деревья, опушенные инеем, были подобны причудливому кружеву. Живописные дорожки скрывались, сверху укрытые их ветвями от взора Ирины. Они расходились во все стороны, некоторые из них спускались к реке, затянутой льдом. В глубине сада, оживляя пейзаж, возвышалась беломраморная ротонда, к которой вела расчищенная дорожка. Вдалеке, сквозь просветы в деревьях виднелись поля, укрытые тонким слоем снега. Парк незаметно переходил в лес, поодаль стояла деревенька. Из труб вился дымок. Ирине вдруг захотелось туда, в сад, на воздух из этой душной комнаты. Девушка дернула задвижки, и, с трудом открыв примерзшую застекленную дверь, вышла на балкон. Глотнула морозного воздуха, и вновь ощутила живые звуки. Лай собаки далеко в деревне, щебет птиц, возгласы крестьянских ребятишек, катающихся с горки. Горкой служил покатый берег реки. Ирен поняла это по растущим вдоль берегов деревьям и зарослям камыша.
   Ах, как бы ей хотелось стать маленькой, чтобы тоже катиться на санках с горки, визжа тот страха и восторга! Солнце еще не село, но небо в той стороне уже приобрело удивительный теплый и мягкий розовый цвет. Застыв, девушка вернулась в натопленную комнату. Видимо, отопительная система проходила под полом, или вдоль стен, потому, что печи в комнате не было, и запах дыма неизбежный при печном отоплении не чувствовался в воздухе.
   Слуга внес ее вещи. Это был плечистый молодой человек. В отличие от слуг городского дома здешние дворовые не были одеты в ливреи. Он удивленно раскрыл рот, оглядывая комнату.
   - Ну, чего застыл? - Рослая женщина в сарафане появилась вслед за ним.- Нечего тут глазеть. Ступай на кухню. - Давайте, мамзель, помогу вам устроиться, вещи разложить, да постелю постелить. Дмитрий-то Сергеич велел вынести все, что покойной графине принадлежало.
   - Благодарю Вас, я сама разложу свои вещи. Меня зовут мадмуазель Ирен. А как мне Вас называть?
   - Как называть-то? Да Дуней все называют.
   - Значит Авдотья. Или Евдокия?
   - Да я уж и не помню. Маленькая была, так все Дуняшкой кликали, как подросла, так Дунькой. Так вот и осталась.
   - Пожалуй, Вы уже не в том возрасте, чтобы называться Дунькой. Я буду называть Вас Авдотьей. А если хотите, то можно узнать, как Вас окрестили у приходского священника. Есть же здесь поблизости церковь?
   - Есть, как не быть. В селе, в Жатском. С этой комнаты не видно. Барыня не любила, чтобы звон колокольный нарушал ее покой. А с той-то стороны дома можно разглядеть купола да звонницу. Только я не из этих мест родом. Меня покойной графини матушка отдали ей в приданое, как замуж отдавали за нашего графа. Так вот и осталась при них.
   А звать, так и в самом деле по церковной-то записи должно Авдотьей.
   - Я, Авдотья, хочу принять ванну. Граф сказал, она здесь где-то.
   -Здесь
  
  
   Напевая, Ирен стала разбирать свои вещи. Сейчас она чувствовала себя увереннее, чем тогда, когда оказалась совсем одна в чужом городе, без денег, без друзей, не представляя, как жить дальше. Теперь у нее есть пристанище, есть работа (как-то сложатся отношения с детьми?). Ирен была полна решимости сделать из своих воспитанниц настоящих леди, и уж, конечно, ей придется подавать им пример во всем. Ирен облачилась в платье потемнее, и накинула сверху кружевную пелерину. Большое зеркало, которое позволяло видеть себя во весь рост, отразило ее новый облик. Она нашла его вполне достойным для рядовой гувернантки. Строго и аккуратно. С некоторыми претензиями на изящество. Подумав, девушка решила надеть маленькие серебряные сережки. В поезде, по пути в поместье, она думала, что не станет носить драгоценности, чтобы не подавать воспитанницам повода к этакой вороньей алчности. Ведь маленькие девочки, все равно, что обезьянки- Падки до побрякушек. Но теперь Ирен решила, что вкус можно воспитывать, а крошечный аквамарин не вызовет бурных эмоций, зато очень гармонично сочетается с темно- фиолетовым платьем. Эти сережки подарил ей еще отец, когда ей исполнилось десять лет, и они были бесконечно дороги девушке, как были дороги и другие немногие украшения, которые ей удалось спасти от жадных лап отчима. Она не допускала даже мысли о том, чтобы продать их, как бы ни было тяжело.
   Ирен взяла в руки свою шкатулку и открыла замок маленьким ключиком. Невольно присела на кушетку и стала перебирать фамильные драгоценности. Их осталось не так много и самые дорогие сердцу: что-то выманил сводный брат, кое-что Ирен продала, когда положение становилось безвыходным. В ломбарде еще лежит заложенный осенью браслет с топазами. Теперь его можно будет выкупить.
   Но, нет, чтобы его выкупить ей нужно будет работать несколько месяцев. Так долго. К тому времени истечет срок закладной. Жаль, что она не догадалась попросить у графа аванс. Как она могла? Вдруг ему не понравится ее работа, и он захочет избавиться от никчемной служащей? Она может просить аванс только после того, как докажет свою пригодность. А ведь она будет получать не так плохо. Работницы в городских мастерских зарабатывают в несколько раз меньше. Если бы Ирен стала белошвейкой, как надеялась поначалу, то не заработала бы и десятой части этой суммы. Ирен подумалось невольно, что она богачка, ведь сейчас у нее в руках целое состояние. Если продать все драгоценности, то можно сносно прожить до конца своих дней в каком-нибудь отдаленном от больших городов месте, где ее никто не знает и не станет искать.
   Нет, никогда! Продать память о маме, бабушке, об отце? Нет, нет! Сейчас ее положение совсем не плохо. У нее все есть. Ирен даже и мечтать не могла о большем благополучии. Она должна бесконечно благодарить Бога, за то, что Князь Шаврин помог ей получить это место, когда другие просто ахали да сочувственно кивали головами. но тут же находили массу отговорок как только Ирен намеревалась просить взаймы денег. И кто бы мог подумать, что поверхностный с виду, он окажется на деле так добр и заботлив. Ведь князь даже не был особенно дружен с Владимиром, сказывалась разница в их положении. А, может быть, ей так просто казалось. Ведь она так редко общалась с людьми, опасаясь, что ее узнают. И Владимир понимал ее страхи, и реже бывал в компаниях друзей. Вероятно, он опасался сболтнуть лишнее, перебрав вина, ведь ни одна офицерская пирушка не обходится без спиртного. К тому же друзья не могли не полюбопытствовать о его скоропалительной женитьбе, а Владимир терпеть не мог лгать.
   Задумавшись. Девушка не заметила, как пролетело время. Ее взгляд упал на часы. Уже без четверти три. Ирен быстро собрала драгоценности, и, надежно закрыв ключиком резную шкатулку, убрала ее в самый дальний ящик секретера. Никто не должен знать, что она обладает такими сокровищами, что она совсем не та бедная вдова, за которую себя выдает.
   Ирен почти бегом спустилась вниз по широкой лестнице, но куда идти дальше не знала. Пока она оглядывалась по сторонам и пыталась мыслить логически, вспоминая расположение комнат в других домах, наверху послышались шаги и показался слега.
   - Велено проводить Вас в столовую, сударыня.
   Ирен подумала, что про нее вовремя вспомнили, иначе она заблудилась бы в незнакомом доме, и, наверное, опоздала к обеду, что послужило бы признаком дурного воспитания у самой воспитательницы, причем в самом начале ее службы, а ведь известно, что первое впечатление очень важно! То ли от быстрой хотьбы, то ли от волнения, у Ирен перехватило дыхание. Она остановилась у двери в столовую, чтобы успокоиться.
   - Ну, что же Вы? - Обернулся ее провожатый.
   - Сейчас, ничего. - Ирен глубоко вздохнула и отворила дверь
   В тот же миг часы пробили три раза. Слуга за ее спиной переглянулся с лакеем. Он принял робость новой служанки за проявление сверхпунктуальности, и ее авторитет в этот момент значительно возрос.
  
   Обед прошел чинно. За столом кроме графа, его детей и няни, кормившей наследника, никого не было. Все молча ели, Ирен не поднимала глаз от тарелки. Девочки выглядели так, будто собирались подать пример благовоспитанности. Граф был неразговорчив и чем-то озабочен, а может, просто устал. Только няня разговаривала с ребенком едва ли не шепотом. Один наследник иногда шалил. Сажал из зелени сад в тарелке с паштетом из гусиной печени и, стоило няне отвлечься, рисовал что-то ему одному понятное в приглаженном пюре. Расплескал кисель и попробовал слизать его со стола языком. Но притих после того, как увидел направленный на него сердитый взгляд отца.
   Наконец, этот фасонный обед завершился. Все поднялись, и разом исчезла чопорность графских дочек и неприступность вельможи.
   - Мадмуазель Ирен, сегодня Вы можете отдыхать и устраиваться. К своим обязанностям приступите завтра.- Граф обернулся к девочкам, - cейчас, я думаю мои дочери не откажутся показать Вам сад, а после прогулки зайдите ко мне. Мы обсудим некоторые детали.
   Ирен склонила голову, присев, а, когда граф вышел, обернулась к девочкам. Ее недавнее желание начало сбываться раньше, чем она думала.
   - А у вас есть санки?
   - Наверное. Нужно спросить у Семена.- Непонимающе вымолвила Полина.
   - Мы что, будем кататься на санках?- Радостно улыбнулась Аня.
   - Я смотрела сегодня на деревенских ребятишек, и подумала, как было бы здорово съехать с горы! - Девочки переглянулись, и Ирен огорченно продолжила. - Но, если вы не хотите...
   - Хотим! Хотим!- Запрыгали девочки.
   - А мы что, пойдем к тем ребятам?
   - А почему бы и нет?
   - Папа может быть недоволен.- Констатировала Анна. Ирен осеклась на мгновение. Если граф так подвержен сословным предрассудкам, то ей не следует идти ему наперекор, хотя бы на первых порах.
   - Ну, тогда мы найдем место в саду.- Нашлась она, но огня в ее глазах поубавилось. Она пообещала себе, что обязательно поговорит с графом на эту тему вечером при встрече.
   - Ой, я знаю, где есть отличная горка! - Подпрыгнула Полина, сверкая глазами и хлопая в ладоши.- Еще лучше! У нас на озере, возле причала! Да, Анечка?
   - Ну, конечно. Вот, хорошо!
   - Ну, тогда, одеваться. Встречаемся внизу через четверть часа.
   Девочек будто ветром сдуло. Только Аня на секунду обернулась в дверях, изучающе глянув на Ирен.
   Через двадцать минут они уже бежали к озеру. Вокруг него был разбит парк. Возле парадного входа - строгий, классический, а в глубине - ландшафтный, английский, с естественными полянками и живописными беседками, извилистыми расчищенными дорожками. По одной из них побежали, смеясь и падая, девочки. Ирен едва поспевала за ними, идя быстрым шагом. Она побежала бы тоже, но чувствовала спиной провожающие взгляды из окон дома и старалась выглядеть достойно. Но, лишь только дом скрылся за деревьями, девушка подхватила полы пальто, и пустилась вдогонку. Смеркалось, а им было весело втроем. Девочки летели с горки стрелой, визжа и падая, без устали вновь и вновь взбирались вверх. Их шарфы съехали, волосы выбились из-под шапок, варежки покрылись ледяной коркой, но это не умаляло детского восторга, Ирен подумалось, что именно из таких моментов и складываются воспоминания о детстве. Забудутся промокшие чулки и порванные рукава, а ощущение радости останется, и будет согревать, когда где-нибудь на склоне лет, сидя у камина, седая старушка с улыбкой вспомнит беззаботное детство, сестренку, и гувернантку (как бишь ее звали?). Ирен улыбнулась своей фантазии и села на санки, держа перед собой Анну. У нее захватило дух от скорости. Неустойчивые санки перевернулись, вильнув на неровности, и седоки покатились кубарем под гору, хохоча. В рот и в рукава забился снег, но это лишь придавало остроты ощущениям. В завершение, для полного счастья они стукнулись лбами, благо обошлось без шишек и обид.
   Опомнились, когда стало заметно темнеть, и поспешили назад. Полина устала. Ее посадили на санки и бегом домчали до дома. Там еще гуляла няня с Артемом.- Уф, - выдохнула Аня,- значит еще не так поздно.- Давайте прокатим Артема! - Предложила Полина.
   - Давайте! - Поддержала ее сестра. И куда только подевалась ее обычная скованность. Сейчас это была задорная и озорная девчушка.
   Девочки выхватили у няни из-под носа ребенка, и, пока взрослые опомнились, уже мчали его по двору. Полина впереди, а Аня подталкивала сзади, держась за спинку и одновременно придавая устойчивость санкам. Артем же был доволен сверх всякой меры. Веселье сестер заразило его, от скорости захватывало дух, и это приводило малыша в неописуемый восторг. Ирен переглянулась с няней. Та только ахала, но крик поднимать не собиралась, умиленная тем, что ребенок смеется, и руководствуясь принципом: "чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало". Когда девочки, запыхавшись, остановили его у крыльца, он потребовал: "Еще!".
   Пришлось проехать еще кружок. Наконец все, разрумянившиеся, запыхавшиеся, ввалились в переднюю. Девочки, скинув шубки и шапки, забежали в кухню. Там кухарка готовила самовар.
   - Груша, мы есть хотим! Можно по пирожку? Только что вынутые из печи пироги так и просились в рот.
   - Да что ж вы? Обожжетесь! Погодите малость. Я уже чай несу. Ах, стрекозы! - Всплеснула она руками. Девочки, не слушая ее схватили по пирожку и побежали наверх, растрепанные и возбужденные. Пожалуй, следует пойти помочь им привести себя в порядок. Если отец, образец благовоспитанности и аккуратности увидит дочек в подобном виде и узнает, что новая гувернантка способствовали этому превращению, то ей следует ожидать выговора. Тут Ирен вспомнила, что должна вечером зайти к графу, но, кажется, прогулка затянулась. Она подосадовала на свою непредусмотрительность, быстро поднялась в свою комнату, но не успела поправить прическу, как вбежали девочки.
   - Мадмуазель Ирен, пойдемте, уже подали чай,- позвала Аня, все еще хранящая живость под впечатлением прогулки. Полина остановилась в дверях и, внимательно оглядев все вокруг, вдруг насупилась и сжала губы. Ирен проследила за ее взглядом. Граф исполнил обещание. За время ее отсутствия в комнате повесили другие гардины: красно-коричневые цветы на кремовом фоне. Вместо тяжелых, пыльных складок полога теперь висел легкий светлый шелк, и такое же покрывало лежало на постели. Эти перемены преобразили комнату, сделали ее светлее и просторнее, но Полине это почему-то не понравилось.
   - Почему Вы здесь?
   - Что здесь? - Не поняла Ирен.
   - Здесь, в маминой комнате?- Требовала ответа Полина.
   - Ты же знаешь, Поли, папа так велел, В комнате Мисс Дюран ремонт.
   - А зачем шторы переменили? - Ее взгляд скользил по комнате, цепляясь за перемены. - Портрет! Где мамин портрет? - Почти враждебно выкрикнула она.
   - Это тот, что стоял на каминной полке? -
  
   - Его забрал граф.
   Девочка повернулась и выбежала из комнаты.
   - Что с ней случилось?- обернулась Ирина к Ане. Но та отвернулась к окну.
   - Ничего, просто это мамина спальня. А Полина маленькая... Она не может забыть маму.
   - Разве я дала повод думать, что хочу этого?
   - Нет, я не так сказала... Понимаете, это память. Если бы здесь ничего не трогали...
   - Я не знала. Не просила ничего менять. Граф распорядился сам мне очень жаль, если я невольно явилась причиной вашего огорчения.
   - Не извиняйтесь. Сегодня Полина подуется. Завтра перестанет. Она всегда так..
   - Ты думаешь?- засомневалась Ирина.
  
   - Будем надеется, ваш папа знает как поступить.- Вздохнула она - Нас ждут к чаю. Пойдем?
   - Я что-то не хочу. Я пойду к себе. Идите без меня.
   Ирина, удрученная и расстроенная, вошла в столовую.
   - Вот и Вы. А где девочки?
   Они, вероятно не придут.
   - Ну, еще бы!- Вмешалась няня, - они как прибежали с улицы, так накинулись на пироги, а теперь им и неохота. Небось, и ужинать не придут. Теперь уморились насмеялись, до постели доберутся, да и уснут до ужина. Расшалились, озорницы, выхватили у меня Артемку, я и опомниться не успела, а они уж укатили его - рассказывала она, добродушно улыбаясь. Но граф и сам все видел в окно. Няня будто оправдывалась, исподволь пытаясь отвратить от себя возможное недовольство барина, и на мекая на то, что виной проделкам барышень попустительство новой гувернантки. А та что-то совсем растерялась, едва сидит, лишь надкусила черничный пирожок, да так и застыла. Кажется, вот-вот упадет.
   Однако, Дмитрий готов был простить эту затею с катанием на санках за удовольствие видеть своих детей веселыми и довольными. Он с удовольствием наблюдал, как его сын, которого было невероятно сложно накормить, теперь глотал пирожки, как голодный галчонок.
   - Ну, что ж, мадмуазель Ирен, прошу Вас к себе в кабинет.- Поднялся он, видя, что она больше ничего не ест. Встала она сразу, будто только и ждала его приглашения.
   - Что случилось? Спросил он, едва лишь она закрыла за собой дверь кабинета.
   - Я плохо поняла, что - то связанное с комнатой и с портретом Вашей жены.
   - Полина?
   - Да, она. Вся побледнела, нахмурилась и убежала. Наверное, было бы лучше, если бы я стала жить в другой комнате. Мне подошла бы любая другая. Я совсем не рассчитываю на что-то шикарное.
   - Ни к чему потакать капризам Полины. Вы останетесь там, где есть. Я поговорю с дочерью. Вероятно у дочки обыкновенный приступ ревности.
   - Но, правильно ли мы поступаем?
   - Полина очень любила свою мать. До появления Артема она считалась маминой дочкой, а Анна - папиной. Когда родился сын, она ревновала к матери и его. После смерти жены мне стоило большого труда переубедить ее в отношении к брату. Она считала, что он виноват в смерти Валентины. Возможно, тяжелые роды и повлияли на ее болезнь, но если кого и винить то это меня. Я так хотел наследника. Да и кто мог знать, что так получится. Послеродовые осложнения.
   Он взглянул на стол.
   - Портрет. Она забрала его к себе. Простите, я пойду к ней. Полина слишком много переняла от матери. Нужно немало терпения, чтобы успокоить ее нервы.
   Когда граф вошел к дочке, она лежала, отвернувшись к стенке.
   - Полина, - окликнул ее отец. В комнате повисло напряженное молчание. Он подошел ближе. На подушке лежал портрет Валентины.
   - Зачем ты взяла? Без моего ведома...
   - Потому, что люблю маму больше, чем ты! - Вскинулась Полина - Она должна быть всегда со мной! А ты уже забыл, раз позволяешь какой-то мамзельке хозяйничать в ее спальне!
   - Полина, что ты говоришь!
   - Да, да! Ты не любишь маму, никогда не любил! Она знала это. Она всегда мне говорила: "Папа уехал и не пишет, значит, не любит". И ты так часто ругался с ней, она плакала потом. А ты вместо того, чтобы попросить прощенья, снова уезжал. Ты никого не любишь! И меня не любишь! И отдай мне мамин портрет! - выкрикнула она и упала в истерике.
   - Хорошо, пусть он останется у тебя, если ты настаиваешь. Но ты не права. Я любил маму. Мы иногда ругались, но ведь мирились! Знаешь поговорку: "Милые бранятся - только тешатся"? А плакать не надо. Попей водички.- Дмитрий налил в бокал воды и приподнял вяло сопротивляющуюся девочку. - А то испортишь нервы, и будешь бросаться в истерику по каждому пустяку. ( "Как твоя мама" - хотел добавить он, но вовремя прикусил язык).
   - И тебя я люблю. Разве не говорят все , что ты моя любимая дочка? И буду любить всегда. Ты моя самая хорошая, самая добрая.
   Дмитрий гладил ее локоны, уговаривал, успокаивал.- А на мадмуазель Ирен ты напрасно обиделась. Это я приказал поменять шторы в спальне. За последние годы они запылились. Их нужно постирать. А к тому времени, как закончится ремонт, мы снова устроим в маминой спальне все по старому, хорошо?
   - И портрет снова поставим.
   - Поставим снова. И задернем шторы, и будем сидеть там и вспоминать маму. Помнишь, как мы ездили в гости к бабушке в Cоколиное?
   Через полчаса Дмитрий уболтал дочь, наконец-то она заснула. Тогда он укрыл ее одеялом и поднялся.* Однако выйти не успел. В дверях стояла Аня и пристально глядела на отца. Дмитрий стушевался и опустил глаза. Потом подошел к дочери и поцеловал ее головку. Аня прижалась к нему.
   - Папа, это правда? То, что ты говорил Полине?- Девочка заглянула ему в глаза.
   "Совсем взрослая". - Подумал Дмитрий.
   - Аня, ты же все знаешь. Ведь нужно было успокоить твою сестру. А я всех вас люблю одинаково, только Полина хочет, чтобы все видели, как ее любят. А тебя я могу любить не напоказ, но тем сильнее. Знаешь Шекспировские строки: "Люблю, но реже говорю об этом, люблю сильней, но не для многих глаз". Ты уже взрослая, ты все понимаешь.* Пусть Полина думает, что ее мама - самая лучшая на свете. Ей необходимо верить в это... Бедные дети.
   - Но, папа, ты же помнишь, как она...
   - Тс-с-с- , Приложил он палец к губам,- Мы с тобой знаем то, что совсем необязательно знать ей и Артему. Для них мама есть мама. И пусть они думают о ней хорошо. Ты поняла меня?
   - Пап, можно я пойду поиграть с Артемкой?
   - Идем вместе.
  
   Однако с этого дня Полина разительно изменилась в своем отношении к Ирен. При каждом удобном случае она старалась насолить гувернантке, дерзила. Не слушалась, либо наоборот, была идеально исполнительна, когда Ирен просила поторопиться. При отце ее поведение было идеально до приторности, так, что даже хорошие манеры Ирен бледнели на фоне ее чопорности. Но, оставшись наедине, девочка становилась невыносимой.
   Ирен уже не раз плакала потихоньку, но графу не жаловалась. Она считала ниже своего достоинства признаваться в том, что не может противостоять маленькой девочке.*
   Жалобы стали бы доказательством ее бессилия, ее несостоятельности как воспитательницы. Когда Полина поняла, что Ирен не говорит о ее проделках отцу, она уверилась, что ее поведение останется безнаказанным, то совсем осмелела. В ее отношении к гувернантке сквозило едва ли не презрение.
   Ирен поняла, что девочка пытается ее выжить. Но Полина недооценила волю Ирен. Для девушки стало делом чести не поддаться. И не потому, что Ирен боялась потерять место. Нет. Она была княжной, и не могла допустить, чтобы ею пренебрегали, чтобы несмышленая малышка морально оказалась сильнее. Полина - ребенок. Чувства девочки порою стихийны, не всегда обдуманны, порою даже жалки. Ирен убеждала себя сохранять выдержку, и никогда не поступать сгоряча, хоть самой приходится несладко.
   Аня не могла допустить, чтобы ущемляли интересы ее родной сестры. Ущемляла обыкновенная гувернантка без роду и племени, в то время, как они с сестрой - графские дочери. Это девочки уяснили для себя твердо, и держали дистанцию с простолюдинами. Особенно надменна была младшая сестра, и, как Ирина не старалась сбить с нее эту спесь, ничего не помогало. Но, кажется однажды, Ирина нашла один прием. На уроке фортепиано.
   Играли в четыре руки. Пьеса была несложная, и, хотя Полина, в силу своего возраста исполняла партию более легкую, она то и дело сбивалась. Может быть оттого, что хотела позлить учительницу, может оттого, что поленилась выучить урок. Когда Полина сбилась в шестой или седьмой раз, Ирен не выдержала.
   - Полина, если Вы не считаете для себя нужным овладеть игрой не фортепиано, я попрошу Вашего отца изъять этот предмет из программы Вашего обучения. Однако, хочу сказать, что светской барышне не владеть инструментом просто неприлично. Недалек тот день, когда Вам предстоит выйти в свет. А уж о детских утренниках и домашних концертах я и не говорю. Представьте, что Вас попросят что-нибудь исполнить? Допустим на приеме? И что же? Вы признаетесь, что не смогли научиться, или сядете позориться подобным исполнением? Над Вами посмеются, и будут показывать пальцем своим знакомым. Какой бы знатной фамилии Вы не были, слушать будут исполнение другой, будут аплодировать и выражать восхищение другой, быть может, совсем незнатной и некрасивой девочке, а не Вам, богатой, но ни на что не годной. Да и в конце концов, не заставляйте свою сестру мучиться из-за Вас! Что может быть гнуснее, чем испытывать терпение близких людей. Вам нравиться испытывать степень любви к Вам Вашей сестры и измываться в ответ. Это низко.
   - Я не измываюсь.- Буркнула себе под нос Полина.
   - А это мы сейчас увидим.
   После такой отповеди Полина даже не взглянула на Ирен, и сыграла пьесу вполне сносно, лишь с одной ошибкой.
   - Вот теперь лучше. А сейчас я расскажу Вам о жизни и творчестве композитора Шопена, и мы послушаем некоторые его произведения.
   Ирина рассказывала и исподволь наблюдала за девочками. Она старалась разнообразить урок, чередуя рассказ игрой, а порой спрашивая у учениц их мнение, Так, Ирине старалась научить девочек думать, выражать свое мнение. Исполнение произведений Шопена требовало виртуозного владения инструментом, и Ирина порадовалась, что не ударила в грязь лицом. Она помнила эти этюды наизусть, и могла отдаться на волю музыки, позволяя пальцам самим порхать по клавиатуре. Ее поразило, как чувствует музыку Анна. Глаза девочки затуманились, губы приоткрылись. Она была подобна
   Прервав исполнение для того, чтобы продолжить рассказ, Ирина, казалось, пробудила девочку ото сна. Полина слушала рассеянно, думая о чем-то своем. "Ничего, пусть усваивает правила хорошего тона"-
  
   Потом Ирен снова села за фортепиано. Она тронула клавиши, не переставая восторгаться этим инструментом. Граф следил за тем, чтобы рояль вовремя настраивали. Для этого специально приезжал мастер из Москвы. Богатство звучания могло сравниться с самыми лучшими инструментами, которые Ирен встречала только за границей. Она опасалась бы подпускать к такому инструменту детей на месте графа, но, видно он не считал необходимым в чем - либо ущемлять своих дочерей.
  
   Музыка лилась, переливаясь каскадом звуков. Это были радость и боль, Буря. Порыв и радость. Ирен вся отдалась музыке, а когда замер последний аккорд, увидела широко открытые глаза Анны. Она сидела не шевелясь и вздрогнула, опомнившись, почувствовав на себе внимание Ирен. Взгляд Полины тоже был пристальным и напряженным. Ирен проследила за ним и наткнулась на графа. Он поднял на девушку отрешенный взгляд, рассеянно скользнул им по детям и так же молча скрылся.
  
  
   В тот же день он уехал. Дети впервые остались под присмотром Ирен. Вечером она зашла к девочкам пожелать им спокойной ночи и проследить за тем, как они укладываются.
   Полина вдруг запросила сказку.
   - Про колобка.- Согласилась Ирен.
   - Нет, эту я знаю
   - Про теремок.
   - Да, нет! Все знаю. Расскажи что-нибудь новое.
   Может в планы малышки входило выявить несостоятельность гувернантки в этом вопросе, но Ирен не собиралась поддаваться на провокацию, тем более, что сказок она знала множество. Она читала в подлиннике Шарля Перро и братьев Гримм. Что-нибудь, да должно было заинтересовать ее слушательниц. Через неделю были рассказаны и "Кот в сапогах" и "Красная шапочка", и "Спящая красавица" и еще многие другие. Бывало, одной сказки за вечер оказывалось мало, и девочки упрашивали Ирен рассказать еще одну. Наконец-то у девушки в руках оказалось действенное средство для того, чтобы держать в руках Полину. Если у той возникало желание делать гадости, Ирен оставляла за собой право обидеться, и, тогда ни о каких сказках не могло быть и речи. Конечно, дети могли прочитать сказки в книжке, но это не шло ни в какое сравнение с живым изложением Ирен. Она привносила в рассказ элементы театра. Герои сказок говорили у нее разными голосами, так, что, если это была злая волшебница, то и выражение лица Ирен менялось, становясь едким и противным, Волк у нее говорил хриплым голосом, полным голодного вожделения, Принц был горд и отважен, его голос звенел презрением к опасностям, а принцессы были нежны и великодушны. Когда по ходу действия приближалась опасность, девушка могла так заворожить слушателей, что они повизгивали от страха, и смеялись, когда Ирен изображала в лицах забавные моменты.
   С этих пор отношения с Полиной стали более-менее сносными. Конечно, она еще продолжала капризничать порой, но гадостей больше не делала. Их занятия проходили плодотворно, и к концу года Ирен надеялась представить графу достойный результат своего труда. Каждое занятие Ирен старалась сделать интересным, придумывала игры по теме урока, загадки, соревнования. Она стала замечать, что порой, Полина оказывалась проворнее сестры, девочке доставляло удовольствие быть первой. Лишь предметы, требующие усидчивости и аккуратности вызывали у нее скуку. В отличие от Анны она никак не хотела вышивать. Нитки в ее вышивке непременно путались и торчали во все стороны, и как бы Ирен не помогала ей, толку от этого не было. Поверхностным было также ее отношение к урокам живописи. Мазки кисти ложились как бог на душу положит, акварели так испорчены потеками, что никак не тянули даже на какое-то подобие творчества,. а уж занятия кулинарией просто отвергались. Невозможно было втолковать графской дочке, что в жизни может всякое случиться: Полина не представляла себе, что когда-нибудь у нее не будет кухарки для того, чтобы удовлетворять ее чревоугодие.
   Зато Анна радовала девушку безмерно. Более прилежной и вдумчивой ученицы трудно было себе представить. Девочка воспринимала все настолько серьезно, что порой Ирен хотелось нарочно рассмешить ее. Зато, когда старшая мадмуазель Резникова улыбалась, Ирен засчитывала себе лишнее очко. Постепенно Анна все больше тянулась к гувернантке. Ирен, будучи сама вырванной из привычного окружения, как никто понимала одиночество девочки. И дело не в том, что вокруг Ани не было людей. По своей натуре девочка была тихой и замкнутой. Смерть матери лишила ее единственной возможности иметь близкую душу. Сестра была мала, чтобы поверить ей свои переживания, а отец, хоть и любил детей,
   отдалился, не замечая, а может, не умея найти подход к дочери, замкнувшись в своих страданиях, поглощенный делами.
   Ирен перешла на русские народные сказки. Оказалось, что среди них много тех, которые неизвестны девочкам. Например, " Морозко" пришлась очень к месту в данной ситуации.
  
  
   Вернулся граф через неделю, поздно вечером. Ирина уже ложилась спать. Уроки с девочками давно кончились, сказка на ночь рассказана, перед сном она зашла в детскую к Артемке. Няня уже спала рядом, на выдвижной кровати, спал и малыш. Кудрявый, пухлощекий, он разметался на постели, запрокинув розовые ручки вверх, раскинул ножки. Ирина укрыла его одеялом, и тихо вышла.
  
   В последние дни Ирина чувствовала себя не то, чтобы плохо, но как-то тоскливо. Несмотря на то, что воспитание детей графа занимало почти все ее время, она испытывала беспричинную грусть и странное одиночество. Все чаще и чаще вспоминала она свое детство, юность, отца и мать, годы за границей.
   Ирина разделась и села к зеркалу расчесать волосы, потом, словно забыв о них, достала заветную шкатулку, стала перебирать драгоценности. Примерила длинные жемчужные серьги, они оказались ей очень к лицу. Почему-то раньше это не бросалось в глаза.
   И тут Ирина поняла, что и сама изменилась, похорошела. Исчезла синева под глазами, наметился румянец на щеках. Скулы больше не выпирали, заострившийся нос стал просто аккуратненьким и очень приятным, разгладились морщинки на лбу, а волосы... Она прежде не замечала, как необыкновенны ее волосы! Ирина провела ладонью по волосам, и они заструились под пальцами, будто золотое руно.
   Внезапно распахнулась дверь, которую Ирина не позаботилась запереть, и в комнату влетела Полина. Девушка была так увлечена переменами, произошедшими с нею, что не услышала топота ее ног.
   - Мадмуазель Ирен, пойдемте с нами! Папа привез мне новую куклу! Мы будем придумывать ей бальное платье.- Девочка - Ой, какая Вы красивая сегодня, - вглядываясь, она склонила голову набок, и обернулась за подтверждением к возникшему в проеме отцу. - Правда, папочка? - В непритворном восторге, маленькая озорница схватила Ирину за руку, и, потянув, обернула несколько раз вокруг себя.
   . Оттого, что ее застали врасплох, Ирина растерялась,
   - Полина, перестань, перестань, пожалуйста! - Взмолилась она, хватая с постели тонкий шарф, чтобы прикрыть им грудь в глубоком вырезе сорочки. Девушка чувствовала на себе пристальный взгляд графа, который не в силах был отвести от нее глаза. Общее впечатление, произведенное девушкой на его дочь, заставило его заострить внимание на частностях. В одну минуту он охватил взглядом ее всю, от розовых ноготков на босых ногах, до пушистых завитков на макушке, и увиденное не оставило его равнодушным. Он и раньше обращал внимание не то, что новая гувернантка очень хороша собой, настолько, что он должен был прилагать усилия, чтобы не увлечься. Теперь же он понял, что неизбежное произошло. Даже тогда, когда она закутывала себя в платье, как в броню, он всё равно мог угадать ее формы, мог наблюдать грацию ее движений, слышать переливы ее удивительного голоса. Сейчас, видя сливочно-белую кожу, нежные округлости груди, стройные ножки, просвечивающие через тонкий батист, порозовевшие от смущения щечки, эти руки и плечи, стремящиеся укутаться в прозрачный, соскальзывающий шелк, он понял, что пропал. Прелестнее существо трудно вообразить. Все в ней безупречно и совершенно. Дмитрий знал много женщин, и с некоторыми имел близкие отношения, это были искушенные, холеные дамы, наслаждающиеся жизнью, и не обремененные комплексами. Роскошные тела выставлялись на всеобщее обозрение с такой же гордостью, как новые лошади, драгоценности, наряды, для того, чтобы соблазнять мужчин и доставлять хозяйке удовольствие. *
   Наконец он опомнился, и стряхнул с себя наваждение.
   - Пойдем, Полина. Мы ворвались с тобой без стука, Пусть мадмуазель Ирен оденется, и присоединится к нам в малой гостиной.
   - Только приходите скорее,- упиралась Полина. Просто наденьте халат. Мы с Аней тоже по-домашнему. А то остынет чай. У нас вкуснющщий торт! Папа привез из кондитерской.
   Когда за ними закрылась дверь, Ирен в изнеможении опустилась на банкетку. Только теперь она поняла, что была слишком взволнована и напряжена, изнывая от самого присутствия графа, не ощущая ничего, кроме его неотрывного взгляда и изнемогая под ним. Да что же это такое! Просто наваждение. Господи, она ведь едва одета! Так чему удивляться, что он пялился на нее? Хотя, справедливости ради, следует признать, что он постарался сгладить неловкость, вызванную непосредственностью дочери, и вся сцена не заняла и нескольких минут, но для Ирен эти минуты казалось, растянулись в часы. Девочка, естественно не поняла неловкости ситуации. У нее еще нет представления о том, что люди стыдятся предстать полуобнаженными перед посторонними, а вероятнее всего то, что она уже не воспринимала Ирен как постороннюю. И в самом деле, пока граф отсутствовал, Ирен чувствовала себя в этом доме все более свободно и естественно, как будто всегда жила здесь. Девушка не знала, то ли радоваться этому явному улучшению их отношений, то ли переживать по поводу излишней вольности.
   Однако граф не был так наивен. Он прекрасно осознавал, что ситуация довольно пикантна, и какое-то время, Ирен была уверена в этом, наслаждался ею. Ну что ж, Ваше сиятельство, пусть это останется на Вашей совести! Отгоняя навязчивые мысли, предаваться которым у нее не было времени (в конце концов, она была в услужении у графа, ее обязанностью было выполнять его распоряжения), Ирен убрала шкатулку на место, с сожалением сняв сережки, затянула пояском халат, и появилась в гостиной, когда уже разливали чай. Вообще-то время для чая было довольно позднее, девочкам положено спать, но Ирен оставила свое мнение при себе. Если родной отец не находит в таком позднем чаепитии ничего страшного, то кто она такая, чтобы запрещать ему общаться с дочерьми после недельной разлуки? Ирен сама ощутила, как скучали ее воспитанницы без отца все последние дни. Их вопросам и предположениям не было конца, и Ирен ничем не могла обнадежить их маленькие сердечки.
   Ее появление встретили шумно и радостно. Граф устал и замерз с дороги.
  
   Тревога и неловкость Ирен сразу отступила и рассеялась. Она вместе со всеми рассматривала новый журнал мод и образцы привезенной графом ткани и кружев. По подсказкам девочек рисовала модели, а потом пила чай купленный графом у настоящего китайца, и обладающий вкусом и запахом жасмина. Необыкновенно вкусным тортом можно было объесться. Ей пришлось взывать к своему разуму, чтобы заставит себя не налегать на угощение. Девочки же приканчивали уже по второму куску.
   - Дмитрий Сергеевич, мы должны прекратить это обжорство, иначе Вашим дочкам станет плохо.
  
   Она сама была похожа на девчонку, и сейчас мало чем отличалась от его дочерей.
   Не затянутая в корсет, с губами, перемазанными кремом, разрумянившаяся, с волосами, просто перехваченными сзади лентой, она казалась совсем своей, такой домашней, увлеченно обсуждающая какую-то важную, на девчоночий взгляд мелочь. Дмитрий, откинувшись в кресле, чувствовал себя по-настоящему хорошо в этот вечер, мягкая улыбка не сходила с его лица.
   - Ирен права, малышки. Если у вас заболят животы, хуже будет только вам.
   - Ну, папа, еще маленький кусочек. Ну, малюсенький!
   - Думаю, Артему тоже нужно оставить кусочек. - Дмитрий накрыл крышкой картонную коробку, пресекая возражения.- Спокойной ночи, дорогие. Вам пора в постельки.
   Девочки подставили лобики для поцелуя и скрылись за дверью. Ирина решила последовать за ними, как только приберет устроенный беспорядок. В молчании она складывала карандаши и журналы под неослабевающим вниманием графа. Он задумчиво постукивал пальцами по подлокотнику мягкого кресла, к спинке которого непринуждённо привалился и, видимо у него было что сказать ей. Неужели она в чём-то проштрафилась? Однако, время шло, а молчание затягивалось. Ирен набралась решимости, чтобы откланяться.
   - Ваша светлость, я могу идти?
   - Постойте, Ирен,- предупредил ее намерения граф, - я хотел предложить Вам, но не знаю, как Вы на это посмотрите.
   Девушка изумленно подняла брови.
   - Давайте, сошьем платье и Вам. Выбирайте самую лучшую модель.
   - Благодарю Вас, не стоит. У меня все есть.
   - Вам не хочется красивого платья? А ведь Вы так молоды. Вот, посмотрите на этот фасон. Как оно Вам?
   - Шутите? Оно хорошо только куклам! - Слова сами сорвались с её языка, стоило мельком бросить взгляд на предлагаемый рисунок. Ирен не собиралась всерьёз воспринимать его предложение, однако её слова прозвучали как каприз привередливой кокетки. Ирина покраснела до слёз смутившись тому как это прозвучало.
   - Платье... это непреемлемо.
   Однако ёё работодатель будто не понял, или не захотел понять
   - Вы правы.- Дмитрий не обиделся ее реакции на свой вкус. Он ткнул пальцем в первый попавшийся образец. Главное, втянуть ее в обсуждение модели. Почему-то он был уверен в ее отказе. "Потому, что ни одна уважающая себя леди не примет в подарок от мужчины, который не является ее ближайшим родственником, платье". Он знал что диктуют правила приличия. Но знал также и то, что хочет видеть на этой девушке совсем другие одежды.
   - Вы правы, платье на вас будет хорошо смотреться любое, даже самого простого фасона. Знаете, вот это, однотонное, с небольшим декольте.- Дмитрий оглядел девушку с головы до ног, будто примеряя ей новый наряд, - Грудь слегка задрапируем мягкими складками, а конец вуали пусть ниспадает сзади, до самого пола. Небольшой шлейф - это будет очень элегантно. Обязательно тугой корсаж, чтобы грудь была вот так. - При последних словах граф приподнял в своих ладонях ее грудь, сдвинув нежные полушария вместе, так, что между ними образовалась соблазнительная ложбинка.
   Ирен ахнула от негодования, не нашлась в первое мгновение, а граф, воспользовавшись ее замешательством, вдруг склонился и поцеловал ее в эту ложбинку. Ирен оттолкнулась, и, едва он выпрямился, ударила его по щеке. Проклиная себя за доверчивость, и, сгорая от стыда, Ирен бросилась к двери, но Дмитрий преградил ей дорогу.
   - Ирен, извините, это получилось непроизвольно.
   У девушки задрожали губы, она едва сдерживала слезы. Ирина понимала, что любые слова будут сейчас подобны спичке, поднесённой к фитилю взрывателя. И чем всё кончится, когда бикфордов шнур перепалки прогорит? И она и он понимали какими могут быть последствия. Он оба были разумными взрослыми людьми. В конце концов, он принёс свои извинения. Значит, она может принять их. Не поднимая глаз, она толкнула дверь, и Дмитрий шагнул в сторону.
  
   Как она добралась до своей комнаты в полной темноте, Ирина не помнила. Единственным чувством, что владело ей. Было ощущение мужских горячих ладоней на своей груди. Почему она не отступила немедленно, не вырвалась, не дала ему по рукам? Как могло случиться. Что его губы коснулись её кожи? Такие мягкие. И борода, щекочущая её в вырезе пеньюра.
   Как завтра вести себя? Требовать новых извинений - глупо. Хранить оскорблённый вид- не по чину ей. Это ровня могла задирать нос. Она же немногим отличается от прислуги. Сделать вид, что ничего особенного не случилось - значит потерять себя. Смириться -это дать понять, что готова и впредь позволять вольности. Забыть? Как будто ничего не было? Только вот поступит ли его сиятельство так же?
   Заснуть получилось только к первым петухам. Перед тем, как её сморил сон шкура овец, которых она считала приобрела брюнетистый облик головы Дмитрия Резникова под её рукой.
  
   Лес
  
   Утром, едва лишь Ирен начала занятия со своими воспитанницами, вошел граф. По всему было видно, что он в хорошем настроении. В уголках серых глаз притаилось озорство. Чувствовалось, что сейчас последует что-то очень интересное.
   - А не поехать ли нам покататься на тройке? Занятия, конечно, вещь полезная, но не каждый день стоит такая погода. Поглядите, какое великолепное утро!
   Все невольно посмотрели в окно и замерли в восторге. Накануне была оттепель, а в ночь пошел снег и ударил небольшой морозец. И теперь, пушистый белоснежный ковер укрывал все вокруг, ослепляя миллиардами сверкающих на солнце звездочек, будто дорогая парча, раскинувшаяся по холмам и долинам. Но изумительнее всего были деревья, с ветвями, сплетенными в сказочные узоры волшебницей-природой и сплошь покрытые самым пушистым инеем, который только можно вообразить. Было тихо и безветренно. Абсолютную нереальность нарушала лишь стайка красногрудых снегирей, но и они лишь оживляли безмолвие природы и дополняли неповторимым очарованием раскинувшийся за окном пейзаж.
   Увидев такую красоту, и предвкушая приключение, девочки запрягали и захлопали в ладоши, но граф оставил окончательное решение за гувернанткой.
   - Вы как на это смотрите, мадмуазель Ирен?
   Девушка слегка смутилась, не ожидав, что граф спросит ее позволения, но тут же поняла. что тем самым он признает ее авторитет. Ирен не могла не пойти ему навстречу
   - Я думаю, такое замечательное утро стоит нашего внимания не меньше математических теорем.
   Девочки, с восторженным визгом бросились одеваться. Нечасто им выпадало подобное удовольствие. А Ирина принялась складывать учебники.
   - Что же Вы, Ирен, поторопитесь, лошади уже запряжены.
   - Разве я еду с вами? -обернулась Ирен в недоумении.
   - Разумеется. Вы можете провести урок на открытом воздухе. Географии, или зоологии.
   - Помилуйте, какая зоология? Все звери в спячке.
   - Вот именно. Об этом и расскажете.
   - Они уже в курсе.
   - Ну, тогда остается литература. Помните, у Пушкина: "Под голубыми небесами, великолепными коврами, блестя на солнце, снег лежит".
   - Хорошо. Но я думала, что Вы хотите провести время со своими детьми. Без гувернантки.
   - Вы ни в коей мере не помешаете мне получить удовольствие от прогулки. Скорее наоборот. Без Вас я буду совершенно беспомощен с этими двумя проказницами.
   - Не преувеличивайте. Они только Вас и слушаются. Хотя, должна заметить, я благодарна Вам за, то, что вы сегодня посчитались с моим мнением.- Ирина признательно поглядела на графа и пошла одеваться.
   - Вам легко угодить. -Пробормотал Дмитрий
  
   Черед четверть часа они уже сидели в санях, и тройка резвых коней несла всю компанию к лесу.
   - Смотрите, белка! - Воскликнула Аня,- Вон на той сосне.
   - Где, где?- Заволновалась Полина, - Ой вижу, я тоже вижу! Папа, Ирен, глядите! Там! Такая хорошенькая! Папочка, я хочу белочку домой, пусть живет у нас! Скажи Василию, пусть он поймает!
   - Довольно с тебя котят, дорогая. Белке будет плохо в доме, она привыкла жить в лесу. - Граф любил младшую дочь. Но временами её требования были чрезмерны.
   - Но, я видела на картинке, как белка крутит колесо. Значит, она ручная!
   - У этой белки в дупле живут маленькие бельчата,- вмешалась Ирина,- Если их мама пропадет, ее детки погибнут. Видишь, она несет им шишку на обед.
   - Правда? - Полина притихла. - Пусть живет с бельчатами. Мы приедем летом, когда они вырастут, и будем с ними играть.
   - Конечно. Если белку не пугать, она будет брать корм прямо из рук.
   - Как голуби?
  
   Сердце Ирины замирало от восторга. Она испытывала состояние тихой радости, и только глаза выдавали ее состояние. Она выглядывала из-под белой песцовой шапочки и пыталась впитать в себя эту красоту, чтобы сохранить подольше в памяти это ощущение прелести, тишины и умиротворения природы, отдыхающей после буйства весны, напряженности лета и плодовитости осени.
   Граф веселился вместе с дочерьми. Шапка его сбилась на затылок, шуба распахнулась у ворота, шарф развевался на ветру. Он смеялся и тормошил девчонок при виде новой диковинки.
   - Смотрите, Лоси вышли в поле!
   Вдалеке гордо подняв головы, шли за вожаком с ветвистыми рогами несколько крупных животных, и среди них два маленьких лосенка.
   - Ой, какие... Вот, погладить бы тех лосят!- Животные, заслышав отдаленный перезвон колокольчиков, скрылись в дальнем лесу.
   - Глядите, какая шустрая,- Усмехнулся отец Полине,- Попробуй-ка, подойди. Потом будешь неделю сидеть на дереве!
   - Почему?
   - Их папе это вряд ли понравится!
   Все рассмеялись,
   - Я же хотела только погладить,- Протянула Полина,- Я же не хотела забирать его себе насовсем.
   - Вряд ли ты успела бы объяснить это. Против такой махины даже выстрел моего пистолета- всего лишь комариный укус. Если бы мы встретились с ними поближе, оставалось только удирать со всех ног. Лошадиных, конечно. Наши слишком коротки.
  
   Доехали до речки, и тут дорогу перед санями перебежал заяц. Кучер остановился и обернулся к седокам. Барин, дальше поедем, или вернемся?
   - Ну, кто трусит, признавайтесь сразу?- Подначила Полина. Даже она слыхала, что это плохая примета.
   - Эх, вы, испугались такого маленького симпатичного зайчишку! Это же не волк и не медведь. Ай-яй-яй, Трофим!
   - Я не испугался, барин, а только примета такая. Поедешь дальше - жди беды.- Возница в замешательстве почёсывал бороду.
   Ирина не была очень суеверной, но, помня о лосях, бродящих по окрестностям, она склонна была к разумной осторожности.
   - А давайте прогуляемся по лесу! Взгляните, как чудесно вокруг.- Предложила Ирина.
   - Давайте!- Девочки в мгновение ока спрыгнули с саней. Граф подал Ирен руку, помогая спуститься с подножки. Когда при этом девушка взглянула на него, сердце у Дмитрия пропустило один удар от непонятного волнения. Его веселость мигом улетучилась, уступая место предвкушению чего-то необычного и удивительного.
   Ирен, напротив, оживилась. Через березовую рощу они спустились к реке. Зима лишь недавно вступила в свои права. Поверхность замёрзшей реки покрывал неглубокий, никем не тронутый снежок. Ветви ив, покрытые белым пушистым инеем, свешивались с обоих берегов, образуя подобие свода диковинного дворца, а само русло реки напоминало его галерею. Ирен нечаянно тронула ветку, и тотчас на нее посыпались мельчайшие блестки инея, запорошив с головы до ног.
   - Ой, снегурочка!- Воскликнула Аня.
   Ирина и в самом деле стояла вся в белом. Убегая из дома, Ирина взяла свою заячью шубку, отороченную песцом и такую же шапочку. Дмитрий по дороге мысленно называл девушку про себя зайчишкой. Палаша заставила ее перед отъездом всунуть ноги в беленькие валеночки, и только подол светло-серого платья вносил немного реальности. Но вот солнце зашло за облако и эта деталь сгладилась, придавая сцене завершенность.
   Теперь все увидели, что это настоящая Снегурочка. Граф неспешно приблизился, и, стараясь скрыть волнение, обратился к ней, цитируя строки из оперы: - Смотрите-ка, боярышня! Красавица какая стоит вся в белом. Живая ли? - Он тронул девушку недоверчиво. Девочки не отводили от них завороженных глаз.- Скажи нам, девица, как звать тебя? Далёко ль держишь путь?
   Девочки, как заворожённые переводили взгляд с отца на преобразившуюся гувернантку став участниками ожившей сказки.
   - Снегурочкой. Куда иду - не знаю. Коль будете добры - с собой возьмите. - Ирен приняла его тон и поддержала игру.
   Дмитрий удивился, но продолжил:
   - Кому же взять тебя?
   - А кто первый увидал меня, с тем и пойду.
   - Я, я первая,- Воскликнула Аня и, схватив девушку за руку, побежала с ней к саням. На опушке они остановились, поджидая Полину с отцом, потом пошушукались и спрятались за деревья. Когда Граф с Полиной поравнялись с Анной, та выскочила из-за дерева, и зарычала свирепо, растопырив пальцы, по- медвежьи пошла на них.
   -Мы чудища лесные, мы хотим вас съесть!
   Ирина, чтобы не отстать, заухала совой, как научил ее отец. Полина взвизгнула от неожиданность в первую минуту и спряталась за отца.
   - Ах, ты чудище лесное, гляди, как бы не изловили тебя ловкие охотники! - Дмитрий хитро подмигнул младшей дочери, и они бросились ловить Анну. Та, поняв, что дело плохо, кинулась наутек, но ее окружили, с хохотом и визгом, поймали. Взяв дочку под мышку, Дмитрий поволок ее к саням. Анна безуспешно дрыгала ногами, то хохоча, то обижаясь до слез, но отец был неумолим.
   - Нет, чудище, попалось! Теперь отвезем тебя домой. Посадим в прихожей. Дом сторожить. Будешь знать, как добрых людей пугать!- Анна опять хохотала и брыкалась, пока отец не загрузил ее в сани, наказав меньшей дочку стеречь "чудище". А потом кинулся за Ириной. Она решила, что не даст себя тащить так, как Анну, и припустилась бежать, отскакивая от графа, прячась за деревья, увязая в снегу. Ее смех серебряным колокольчиком разносился по лесу. Дмитрий преследовал девушку по пятам, он так увлекся, что едва смотрел под ноги.
   - Так, где же второе "чудище"? А-а, вот оно!
   Наконец он поймал девушку на самом краю крутого обрывистого берега, дальше которого Ирен не решилась бежать. Граф схватил ее и прижал к себе, пресекая попытки вырваться. Ирен сначала отбивалась, потом затихла. Волнение графа передалось ей. Он молча глядел в ее глаза, будто пытался выразить этим взглядом нечто такое, отчего у Ирен сердце забилось и ухнуло куда-то вниз. В смятении, она оттолкнулась, и ахнула, поняв, что соскальзывает с кручи. Снег под ногами обвалился, и она покачнулась. Дмитрий поймал ее руку, но сам потерял равновесие, и они кубарем покатились под откос. Граф настиг ее уже в самом низу. Шапочка Ирен слетела с ее головы. Волосы распустились, но Дмитрий не позволил ей подняться. Он нависал над ней всем телом. Чтобы ее голова не лежала на снегу, подсунул под нее руку. Он тоже был без шапки, но не замечал ничего. Снова Ирен увидела его глаза совсем близко, и почувствовала его неровное дыхание у своих губ. Она затрепетала, силы покинули ее.
   - Вы не ушиблись? - Прошептал граф у самых её губ.
   Ирина отрицательно качнула головой.
   - И Вы не растаете? Не исчезните?
   Ей не хватало воздуха. Наверное, она действительно что-нибудь повредила себе во время падения, иначе откуда такая дрожь и слабость? И воздуха совсем не осталось в груди... Внезапно до них донеслись голоса, и над обрывом появились девочки.
   - Папа, мадмуазель Ирен, вы что, свалились?
   - Вы целы? Выбирайтесь наверх.
   - Сейчас. Все в порядке. - Подавив вздох, граф поднялся, и помог подняться девушке. Она едва держалась на ногах. Дмитрий отыскал в снегу ее шапку и помог Ирен ее надеть. Завязывая ленты под ее подбородком и убирая непослушные пряди волос под шапку, он не мог оторвать взгляда от губ девушки, вкус которых ему так и не удалось узнать. Отряхивая её шубку, он старался стряхнуть с себя наваждение. Он хотел узнать вкус её поцелуя. Этого не случилось только потому, что им помешали. И гувернантка не протестовала. Неужели она провоцировала его? Он готов был поклясться, что девчонка хотела этого сама?
  
   Они приехали мокрые, но довольные. Обедали с таким аппетитом, что, как говорится, за ушами свистело, Только звон вилок и ложек раздавался. Наперебой рассказывали Палаше о своих впечатлениях, и, то один, то другой, вспоминали события сегодняшней прогулки. Ирине показалось, что неприязнь Полины забылась. Но напрасно.
   Артем, слушая их болтовню, обернулся к Ирине.
   - Ирен, а вы возьмете меня с собой с другой раз?
   - Как папа позволит.- Отозвалась она неуверенно, взглянув на графа.
   - Папа может не позволить, а если Вы его попросите, то обязательно согласится.
   - Почему ты так думаешь?- смутилась Ирина
   - Папа не захочет Вас огорчать. Он сам говорил: "Чего не сделаешь для хорошей женщины"? А Вы ведь хорошая.
   - Не хорошей, а хорошенькой,- Поправила его Полина. Так говорят, когда женщина симпатичная.
   Ирине стало не по себе, под осуждающим взглядом младшей дочери графа..
   Очарование прогулки внезапно потускнело.
   Вечером на занятиях Полина возобновила свою тактику в еще более прямолинейной форме. После урока она, будто ненароком, ни к кому конкретно не обращаясь, заявила:
  
   На следующий день погода испортилась. Завьюжило, замело дорожки и дороги. Солнце лишь изредка тускло проглядывало сквозь тусклую мглу снеговых облаков. В комнатах впору было днём зажигать свечи.
   Но окна были на добросовестно заклеены, а печки жарко натоплены.
   Ирина придумывала чем можно занять два пытливых девчачьих ума, и. хоть с трудом, но ей это удавалось. С подопечными удавалось ладить всё лучше, и немаловажным плюсом являлось то, что их отец часто проводил вечера вместе с ними. В его присутствии Полина вела себя более смирно, и не пыталась дерзить. Постепенно эти вечера всё больше походили на добрые семейные посиделки. Они играли то в лото, то затевали прятки, где взрослые предпочитали всё больше водить, чтобы детям было интереснее прятаться. Графский дом был большой, со множеством комнат, внутренними коридорами для слуг и подсобными помещениями. Приходилось ограничивать область игры, иначе можно было искать до ночи. Однажды случилось так, что Артёмка уснул в шкафу одной из кладовок. Пока его нашли, и граф и подключившаяся к поискам челядь изрядно переволновались. Граф снова грозился сослать няньку в деревню за то, что та недоглядела за наследником. Ирине пришлось успокаивать его светлость.
   (здесь будет кусочек, отражающий вышенаписанное)
  
   Накануне Рождества Граф Резников попросил гувернантку задержаться в гостиной.
   - Ирина Владимировна, у меня к Вам предложение. Через несколько дней Новый год и я хотел бы устроить для детей праздник, такой, который запомнился бы надолго, на всю жизнь. Я хочу подарить им сказку: елка со свечами, волшебство с Дедом Морозом, подарки в его мешке.
   - Я Вас понимаю, засветилась Ирина воодушевлением.- Это чудесно! В нашем доме на Новый год тоже собиралось много детей, мы водили хоровод вокруг большой елки, на ветвях которой росли яблоки, конфеты, пряники. Пели песенки про зиму. Кто-то из папиных знакомых наряжался Дедом Морозом, потому, что папу я обязательно узнала бы, и дарил нам подарки. И подарки удивительным образом оказывались именно те, о которых мы мечтали.
   - Вот, вот, только Дедом Морозом буду я. Костюм Деда Мороза уже готов, но, мне хотелось, чтобы на празднике была еще и Снегурочка. Ведь она тоже зимний персонаж. Боюсь, одному мне не справиться. Будут еще несколько десятков детей из деревни. Вы согласны мне помочь?
   - Я? - Изумилась Ирина.
   - Больше некому. Не Матрену же мне наряжать Снегурочкой.
   - Но я никогда не пробовала. Я не сумею.
   - Полноте! Тогда, в лесу, Вам и играть не пришлось. Я расскажу, что нужно делать. А пока позову наших мастериц, чтобы сшили Вам наряд. В Вашей шубке, хоть она и бела, вам будет слишком жарко в комнатах. А Сами продумайте головной убор, шапочку или кокошник?
   - Нет, нет! Корону! Большую, сверкающую, с прозрачной вуалью.
   - Помилуйте, девушка, у меня не наберется такого количества бриллиантов! - Его сиятельство изволил шутить, поняла Ирина
   - О, боже, Дмитрий Сергеевич, у меня и в мыслях не было разорять вас. Корону можно сделать, если натянуть на проволочный каркас накрахмаленную тафту и расшить блестками или стеклянными бусинами, бисером. Как у царевны- лебеди художника Васнецова.
   - Я не многого хочу?- Засомневалась Ирина, обратив внимание на улыбку графа.
   - Нет, нет! Можете не смущаться расходами. Настоящий жемчуг и бриллианты не обещаю, а фальшивых- сколько угодно. - Подмигнул Его сиятельство.
   В это время пришла портниха с дворовыми девушками-рукодельницами, и Ирина углубилась с ними в обсуждение Фасона. Граф не ушел. Похаживал поодаль, иногда заглядывая через их головы на наброски Ирины в альбоме. Наконец, не выдержал:
   - Нет, нет, здесь нужно сделать рукава до пола. С разрезами у локтей, как у старорусских боярынь и все оторочить белым мехом!
   - Батюшки, да где ж его взять? - Всплеснула руками портниха.
   Граф задумался.
   - Постойте, но должны же быть какие-то старые шубы. Палаша, посмотри в бабушкиных сундуках. Кажется, она носила салоп, подбитый каким-то белым мехом.
  
   Через полчаса, в течение которого Ирина с девушками придумывали узор короны, Палаша принесла старый полинявший салоп и капор, отделанный песцом. Граф следовал за ней, пыльный и взъерошенный, но довольный.
   - Вот, этого, пожалуй, хватит. Спорите весь мех и нашейте по подолу шубки, на рукава и воротничок.
   В итоге, в канун новогодней ночи, в зал, сверкающий огнями елки, дополняя восторг детей, принаряженных в честь праздника и приплясывающих вокруг елки под музыку дворовых музыкантов, вошли самые настоящие Дед Мороз и Снегурочка. Настоящая белая борода лежала на груди Деда до самого пояса. В красной атласной шубе, в валенках, и с волшебным посохом, он привел некоторых детей в восторг, а некоторых малышей чуть не напугал. Графу пришлось слегка умерить напускную суровость после того, как Ирен глазами показала ему на детишек, которые были готовы вот-вот расплакаться. Зато Снегурочка привела в восхищение всех без исключения в боярской шубке, искрящейся снежными узорами короне, и бесконечно милая и добрая. Дети сначала замерли от удивления, широко открыв глаза и рты. Свою гувернантку ее воспитанницы узнали почти сразу, а Дед Мороз никак не разгадывался. Граф изменил походку, двигаясь вперевалочку. Частенько охая и хватаясь за поясницу, как настоящий старик, речь стала размеренной. А сам голос намного ниже. Ирина никак не подозревала в нем такого таланта. Все получилось так, как и было задумано: Дети, взявшись за руки, водили хоровод, пели песни, и отгадывали загадки. Даже плясали "Камаринскую", сначала Дед Мороз со Снегурочкой, а потом все вместе. В разгар веселья Ирина поняла, что у графа что-то не так. Пот заливал ему глаза, и борода съехала на бок, а поправить на виду у детей он не мог, иначе разрушился бы образ. Дмитрий молил ее глазами о помощи.
   - Хватит, дети, Дедушка устал. Пора ему и отдохнуть. Дай, я оботру тебе лицо, дедушка.- Она вынула платок, и аккуратно, чтобы не стереть грим, промокнула его лоб и щеки, потом обняла, будто благодаря, и незаметно поправила бороду. Дмитрий вздохнул облегченно.
   - Спасибо, внученька! Какая же ты у меня умница-разумница. - Он заговорщически подмигнул ей одним глазом, и у Ирины вдруг очень потеплело на душе. Она улыбнулась в ответ.
   В конце вечера Дед Мороз раздал всем подарки. Полине- пушистого игрушечного зайца, Анне- куклу-Снегурочку, Сыну- игрушечную лошадку. Деревенские дети тоже получили подарки. Сладости и игрушки попроще. Счастливые и усталые, дети сели за праздничный стол, а Дед Мороз со Снегурочкой простились с детьми, дескать, пора, другие дети ждут.
   За дверью они улыбнулись друг другу как два сообщника.
   - Ну, кажется, все прошло успешно. - Граф с наслаждением избавился от бороды, стащив ее вместе с шапкой.
   - Вы знаете, - добавила Ирина,- мне думается, дети Вас так и не узнали. Вы были Великолепным Дедом Морозом!
   - Тем лучше. Значит, сказка для них останется сказкой. Дети должны верить в сказку, как Вы считаете? Идемте! Дедушка мороз и для Вас приготовил подарок! - Граф потянул девушку за собой в свой кабинет. Там он избавился от шубы и достал из шкафа дымчато-белое платье.
   - Это Вам. Новогодний подарок от Деда Мороза. Я верю, что весь год вы вели себя примерно и заслужили это.
   - Что Вы, это слишком... Это не для меня.
   - Пожалуйста, оденьте это к ужину, не огорчайте меня сегодня.
   - Оно слишком роскошное для бедной гувернантки.
   - Довольно раздумывать. Дети заждались.
   Поколебавшись, Ирина осторожно взяла наряд, приложила к себе. Все-таки в ней жила женщина. *
   - Какое большое декольте. Я не привыкла к таким фасонам.
   - Не сомневайтесь. Я уверен, оно будет вам к лицу.
   Ирина двинулась к двери.
   - Постойте.- Граф подошел к ней.- Нет, ничего, ступайте.
  
   Ирина появилась, когда дети уже заканчивали свой пир. Как знатная барышня, грациозно и легко приветствовала она собравшихся. Платье преобразило ее, придав законченность ее облику. Дмитрий вдруг понял, чего в ней недоставало раньше. Те грубые и скучные платья странным образом оскорбляли ее образ, вызывали дисгармонию в восприятии Дмитрия. Она не должна была быть служанкой. Ее место в бальном зале, среди избранного общества, или в салоне Ольги, но только не в классной комнате, с руками, выпачканными чернилами и изводимую его дочечками. Уж он-то знал, какими они могут быть бесенятами, хоть Ирина никогда не жаловалась ему.
   Вечер прошел непринужденно. Дмитрий не помнил, когда в последний раз ему было так хорошо. Наконец, дети ушли спать. Поднялась и Ирина.
   - Постойте, мадмуазель.-
   - Неужели Вы будете спать этой ночью?
   - Существует примета: как встретишь Новый год, так его и проведешь. Не хотите же вы весь будущий год проспать?- Останьтесь. Граф поднялся и подошел к Ирен.
   - Вы хотите оставить меня в одиночестве на целую ночь? Насколько приятней было бы провести ее вместе.
   Ирина непонимающе подняла на него глаза. Граф глядел на нее пристально и горячо. Ирина отшатнулась, но граф поймал ее руку и притянул к себе.
   - Вам очень идет это платье. Вы в нем просто обворожительны.- Он поймал другую руку Ирины и, склонившись, осыпал поцелуями полуоткрытую грудь, шею, щеки, ища ее губы. Ирина ускользала.
   - Граф, Вы с ума сошли! Пустите, я закричу!
   Дмитрий, видя, что все его попытки ни к чему не приводят, нехотя выпустил девушку. Она отпрыгнула к двери. Грудь ее прерывисто вздымалась.
   - Простите, Ирен, я, кажется, немного опьянел... Постойте
   - Дмитрий Сергеевич, зачем Вы так?- Голос ее был полон боли и разочарования.- Господи, сегодня все было так замечательно.
   - Не уходите, Ирен. Вы необыкновенная девушка. Сегодня я ясно понял это. Ведь Вам так же одиноко, как и мне. Я хочу всего лишь отогреть ваше заледеневшее сердечко. Поговорите со мной.
   - Простите, но я не могу больше доверять вам.- Твердо произнесла Ирина, немного отошедшая после посягательства графа.- Если Вы требуете платы за свои подарки, то я верну Вам это платье. Мне очень жаль, что я надела его, я ошибочно подумала, что мы друзья. Извините.
   - Только посмейте!- Взвился граф. Голос его прозвучал явно угрожающе.- Еще никто не обвинял меня в низости. Я, конечно, позволил себе лишнее, но я никогда не опускался до того, чтобы покупать близость за безделушки... И Впредь запомните: я не потерплю оскорблений от кого бы то ни было, даже от Вас.
   - Чтобы избежать этого Вам следует, прежде всего, вести себя по-джентельменски, а Вы...
   - А я позволил себе забыться... Впервые за десять лет. И вот, наконец, мне показалось, что я...- Граф вдруг осекся и замолчал. - Идите, Ирен. Идите же!
   Девушка, недолго раздумывая, вышла, а граф тихо прошептал ей вслед: - И спи спокойно, девочка. Пока...
  
  
  
  
  
  
  
  

  
   Наступил март, а за ним апрель. Днем пригревало солнышко. Воздух, прозрачный и свежий был напоен ароматами весны. Подтаявший снег искрился кружевными льдинками и блестел, как стекло. С крыш стучала звонкая капель. Дети выбегали на улицу в распахнутых пальто, и Ирина постоянно боролась с девочками за порядок. После прогулок они частенько возвращались в промокшей обуви, но ни за что не признавались в этом, чтобы продлить прогулку. Из подтаявшего снега можно было лепить массу интересных вещей, а в небольших пока проталинах пускать кораблики. При этом варежки в тот же момент становились мокрыми, хоть отжимай. Ирина мирилась с небольшими издержками. Девочки были крепкими, и за всю зиму ни одна из них даже не чихнула. Девушка считала их хорошее здоровье результатом ежедневных прогулок. Природа, казалось, предвещала что-то очень хорошее, радостное, как вдруг стряслась беда.
   Заболел Артем. Весенний ветерок опасен, видно прохватило невзначай. Съездили за доктором. Он прописал жаропонижающую микстуру, но изменений не было. Два дня мальчик задыхался и метался в жару. Няня была в опале. Граф просиживал возле постели сына, опасаясь самого худшего, а когда удавалось его спровадить, бродил по дому, не находя себе места.
  
   Девочки притихли. Слуги ходили на цыпочках. Ирен отложила уроки фортепиано, чтобы не беспокоить малыша. На третий день кризис миновал, и температура упала. Ребенок, наконец, спокойно уснул. Ирина читала, готовясь к завтрашним урокам. В доме все стихло. Девушка собралась спать, но перед этим решила посмотреть, как там Артем. После последней длительной поездки графа Ирен взяла за правило проверять, как спит малыш. Няня частенько засыпала, а мальчик сбрасывал с себя одеяло. Ирина накинула пеньюар и спустилась на второй этаж. Теперь она жила в другой комнате и была этому очень рада. Во-первых, налаживались с каждым днем отношения с девочками, а во-вторых, здесь было уютнее, светлее и Ирина могла устроить в ней все по своему вкусу. Эта комната располагалась рядом с той, где жили девочки, а напротив находилась детская Артема. Подойдя к двери, Ирина услышала тихие всхлипы. Прислушалась. Определенно, малыш плачет. Девушка тихонько приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Малыш не спал. Ирен подошла к его кроватке.
   - Тёмочка, милый, отчего ты плакал?
   - Мне страшно одному. Посиди со мной.
   - Хорошо.- Только тут Ирина вспомнила, что няня больше не присматривает за ребенком. Граф так рассердился на ту за то, что она не уберегла его сына от простуды, что прогнал бабу с глаз долой, и ни заступничество слуг, ни просьбы Ирины не сломили его упорства. Отныне он спал в смежной с детской комнате, чтобы при надобности быть рядом. Но, видимо сон сморил графа, утомленного предыдущими бессонными ночами, и он не слышал всхлипов мальчика. - Я побуду с тобой, а ты закрывай глазки и ничего не бойся. Хочешь, я зажгу лампу, и будет совсем не страшно?
   - Хочу. Только ты все равно не уходи. - Ирина потрогала лоб малыша, определяя насколько он горяч, и ощутила испарину.
   Она отвела влажные пряди волос с его лобика и вдруг её накрыло такой щемящей нежностью к ребёнку, что стало трудно вздохнуть. Ей хотелось взять его болезнь на себя, чтобы только малыш по-прежнему был так же здоров, так же непоседлив, чтобы его смех раздавался в доме. Она бы хотела иметь такого же сыночка, когда-нибудь если только о таком возможно мечтать. - Я не уйду.
   Артем послушно положил ладошки под щеку.
   - А ты спой мне песенку. Мамы всегда поют своим деткам колыбельные песни, когда кладут спать. А у меня нет мамы. - Вздохнул он. - У всех детей есть мамы, а у меня нет. Почему, тетя?
   У девушки на миг перехватило горло. Ей было так жаль малыша. И как объяснить ему о несправедливости жизни?
   - Бог забрал ее к себе на небо.
   - И она теперь живет на облаке?
   - На большом, пушистом облаке. Она смотрит на тебя оттуда, и хочет, чтобы ты был хорошим мальчиком. Спи, а я спою тебе колыбельную.
   - Возьми меня на ручки.
   - Ну, что ж, заползай!
   Малыш забрался на колени к присевшей на краешек постели гувернантке и обнял ее. Ирина начала его баюкать, тихонько напевая. Сначала он смотрел на нее, широко открыв глаза, но вскоре сон сморил его, и мальчик, пригревшись, спокойно заснул. Ирина вглядывалась в милое детское личико. В порыве нежности она коснулась губами его щечки, не подозревая, что за ней наблюдают, потом осторожно переложила мальчика в кроватку. Малыш завозился, и Ирина, склонившись над ним, снова пропела несколько слов колыбельной, и запнулась, увидев графа, неслышно подошедшего к кроватке. Он был в халате и держал в руках стакан молока. Видимо, он спускался за ним на кухню и потому Артем остался один. Она замолкла, но граф сделал успокоительный жест рукой, и она снова несмело запела. Граф поставил стакан на прикроватный столик и сел возле кроватки с другой стороны.
   Колыбельная кончилась. Артем крепко уснул. Ирина, наконец, решилась поднять глаза от ребенка и взглянуть на графа. Она понимала, что не должна была быть здесь. Ее обязанностью было лишь обучение и воспитание графских дочерей, и только. Однако, невзирая на это, чувствовала потребность заботиться и о малыше.
   Дмитрий не отрываясь, глядел на девушку. Какая-то незримая нить протянулась между ними, заставляя по-новому вглядеться друг в друга. Она тоже была в ночной одежде, удивительно изысканной для бедной дворянки. Ее волосы струились по плечам розоватым каскадом. Темные длинные ресницы трепетали, ложась тенью на щеки в неверном свете свечи, и приглушали поразительную бирюзу глаз. Домашние шлепанцы, выглядывавшие из под пеньюара были отделаны мехом, что придавало девушке еще больше женственности и мягкости. Ее домашний облик просто сразил графа.
   Они были сейчас одни в целом свете, окруженные темнотой. Свеча ограничивала их мир размерами детской спальни. Когда Дмитрий увидел, как девушка касается губами щечки его сына, что-то перевернулось в нем, и будто пелена спала с глаз. Ее нежный голос, напевавший сыну колыбельную, разбередил ему душу. Она была необычайно прекрасна в своей нежности и прелести. Так прекрасна, что его сердце сильно бухнуло в груди, признательное за ласку к своему сыну и в затаенной надежде на ласки к его отцу. Внешне он ничем не проявил своего открытия, не желая пугать ее, ибо сам был испуган поначалу силой своего отклика.
   Дмитрий взял руку Ирины в свои. Она поднялась, собираясь уйти, но не смогла двинуться с места, оторвать взгляд от стоящего рядом графа. Он коснулся губами ее запястья. Медленно, почти благоговейно.
   - Ирен, в тот раз я был пьян. Вы простили меня? - Спросил он тихо. Ирен молча кивнула. - Но Вы необыкновенная. Я не встречал еще женщины, к которой меня бы тянуло с такой непреодолимой силой. Коротко застонав, будто отбросив сдержанность, он притянул ее к себе и зарылся лицом в ее волосы.
   - Вы можете назвать меня трижды мерзавцем, но когда Вы рядом, я готов потерять рассудок и без вина.
   Ирине вовсе не хотелось называть графа мерзавцем. Она не в силах была пошевелиться, когда Дмитрий поведя рукой по ее волосам, целовал ее щеки, глаза, лоб, спускаясь ниже, к шее и плечам. Его запах и прикосновение сильных рук, обнимающих ее, породили в ней неведомые доселе чувства. Она сама не понимала, как стремилась к этому. Почему-то ей не было страшно, как в тот раз. Ирен наслаждалась его прикосновениями. Она мучительно ждала его поцелуев!
   - Я не нахожу покоя без Вас. Я не могу не видеть Вас, а увидев, не могу оставаться спокойным. Я не сплю ночами, думая о Вас.
   Он готов был задушить девушку в объятьях, и сдерживал себя лишь огромным усилием воли.
   - Ирен! - Граф прижал девушку к себе, и долгий уносящий рассудок поцелуй обжег ее губы и превратил тело в дрожащее желе.
   Наконец-то она узнала, какой может быть его страсть! Еще минута, и она сгорит в этом огне! Самым странным было то, что она не была напугана. Взволнована, потрясена - да, но не было того всепоглощающего ужаса, которого она могла бы от себя ожидать. Что было тому причиной?
  
   Лишь остатки благоразумия вернули ее на грешную землю. Если она не остановит графа, то неминуемо окажется в его постели. А этого нельзя было допустить. Девушка уперлась ладонями в его грудь, пытаясь высвободиться. Дмитрий ощутил ее сопротивление и разжал руки. Досада, разочарование, раздирали его на части. Лишь огромным усилием воли он усмирил страсть, овладевшую им. Отвернувшись к окну, чтобы не видеть соблазнительное создание, он пытался остыть.
   - Ирен, уйдите. Иначе я за себя не ручаюсь. - Выдавил из себя Дмитрий.
   Ирина отступила к двери. Грудь ее прерывисто вздымалась. Встревоженная поцелуем, и в то же время видя страдание графа, девушка хотела его успокоить, найти какие-то слова, утишающие болезненную страсть. Она задержалась на минуту, обернулась., желая утешить, смягчить отказ.
   - Граф... - Едва успела вымолвить она, как он, полный отчаянной решимости, схватил ее и сжал, спеленал руками. Не успела Ирен опомниться, как уже лежала в постели в смежной комнате. В графской спальне.
   Она попыталась вырваться, но сильные мужские руки сплелись у нее за спиной. Она выгнулась, уперлась кулачками ему в грудь, намереваясь тотчас после того, как он ослабит объятья, пустить их в дело, но он разгадал ее маневр и поймал запястья в тот момент, когда она этого меньше всего ожидала.
   - Пустите! Я буду кричать!
   - Вы разбудите Артема.
   Ирен в замешательстве оглянулась на спальню мальчика. И в самом деле, они выпустили из виду близкое соседство малыша.
   - Разбудите и напугаете. Он может стать заикой или дурачком. - Продолжал граф.
   То ли от страха, то ли от неожиданности нападения силы вдруг оставили Ирину. Граф опустился с ней на подушки и она задрожала. Дмитрий тем временем расстегивал пуговицы ее пеньюара, и вот уже его рука на ее груди, горячая и дерзкая. Ирина вскрикнула и попыталась вырваться, приподнялась, но этим лишь позволила снять с себя пеньюар.
   - Совсем недотрога. Ирен, ну чего Вы так боитесь? Боже мой, да не стучи ты зубами! - Граф едва мог совладать с девушкой, стремясь раздеть ее. - Ну, хватит, Ирен!
   Девушка вцепилась в свою одежду мертвой хваткой, не позволяя стащить ее с себя, и граф решил тем временем раздеться сам. Однако не предугадал решимости девушки стоять до конца. Ирина, едва почувствовав, что ее больше не удерживают, соскочила с кровати и подбежала к балконной двери, отворила ее и выбежала на балкон, перегнувшись через перила.
   Дмитрий замер, не ожидая подобного. Он запер обе входных двери, но не предполагал, что его пленница найдет иной путь. Рассудок вернулся к нему. Он окаменел от страха за нее.
   - Ирен, снега уже нет. Здесь второй этаж. Насмерть Вы не разобьетесь, только покалечитесь! Не глупи, иди сюда, . - Его голос звучал ровно. Он не двинулся с места, боясь спровоцировать ее.
   Ирен стояла босиком на холодном каменном полу балкона, и дрожала. Она ясно представила себе, что действительно станет калекой. Кому она тогда будет нужна? По зрелом размышлении умирать сейчас ей стало страшно, хотя минуту назад она была полна решимости защитить свою честь. На несколько минут цвоарилось безмолвие. Ирина всё не решалась броситься вниз, надеясь на порядочность графа.
   А тот не бросался на нее. Он покорно ожидал, когда благоразумие вернется к девушке. Внешне расслабленный, спокойный, не представляющий никакой угрозы. Ирина смотрела вниз и ничего не видела. Слезы закапали на балконные перила.
   - Простудишься, глупышка. - Каким-то образом граф почувствовал, что ее пыл угас. Совершенно бесшумно он оказался рядом и оторвал ее от перил и вскинул на руки.
   - Ну, что ты в самом деле, как девчонка? - Выговаривал он, кладя ее в постель и укрывая пуховым одеялом. - Может быть, ты очень любила своего мужа?
   - Он был благородным человеком. Граф! Ведь я считала Вас самым честным, самым достойным, а Вы... Такой же, как все!- Ответила Ирина, стуча зубами то ли от холода, то ли от пережитого приступа паники. И ещё ей было горько от того, что она идеализировала этого человека, а напрасно.
   Дмитрий покосился на нее исподлобья. Просунув руки под одеяло, он завладел ножками девушки и принялся растирать заледеневшие ступни. Странно, но несмотря на его стремление во что бы то ни стало добиться близости с Ириной, он не казался ей отвратительным. Приступ паники миновал. Теперь она воспринимала его заботу и ласку и не ощущала в его поступках подлости. Если бы на месте Дмитрия был другой мужчина, она не раздумывая бросилась бы с балкона вниз, лишь бы избежать насилия. Но она знала графа. Знала, что он не грязный развратник. И хотя намерения графа не были двусмысленными, Ирина не оставляла надежды убедить его, достучаться до его сердца. Она знала его доброту и порядочность, не раз убеждаясь в них по его поступкам. Только не могла объяснить что же делает его таким пугающе неуправляемым. Неужели мужские низменные инстинкты так сильны в нем? Однако она по-прежнему лежала в хозяйской постели и он явно не намеревался выпроваживать её.
   - Дмитрий Сергеевич, Вы не можете этого сделать! Ведь нужно же очень любить человека, чтобы считать себя вправе добиваться от него близости! А иначе это безнравственно. Бесчестно! -Пыталась она пробудить лучшие качества его натуры.
   - Какие громкие слова. - Отозвался Дмитрий, невольно уязвленный ее доводами. - А иногда так хочется жить проще. Ирен! Я прошу тебя, стань моею. Философствовать будем потом. Сейчас со мной разговаривать бессмысленно. Я опьянен тобою! Я хочу тебя.
   Дмитрий склонился и коснулся губами её колена.
   - И тебе уже не избежать этого. Отдайся мне сама, или я применю силу. - Он заглянул ей в глаза и прочел в них упрек и еще что-то такое, что в других обстоятельствах заставило бы его смутиться и убежать. Но сейчас он со стоном обвил ее нежное стройное тело. Ирина слабо сопротивлялась.
   - Ирен, прошу тебя... мне будет жаль рвать твою сорочку. - Его грудь взволнованно вздымалась, движения делались всё более порывисты.
   Девушка непонимающе посмотрела на него и испуганно вздрогнула, когда тонкая ткань на ее груди с треском разошлась надвое. Тотчас ее грудь оказалась в плену его губ. Горячий и влажный язык заплясал вокруг затвердевшего соска. Охватившая ее волна ощущений была подобна лавине, накрывшей ее с головой. Ирен рванулась, подхваченная вихрем ощущений. Сердце ее бешено колотилось. Она уперлась в грудь графа, то ли отталкивая его, то ли притягивая ближе, чувствуя под пальцами гладкую кожу и литые мускулы, столь странные для человека его положения. Дмитрий коротко застонал, наслаждаясь ее прикосновениями, и Ирина поняла это. Вдруг, через пелену забытья они услышали плач из соседней комнаты. Оба вздрогнули, вырванные в реальность из пучины разгорающейся страсти. Граф с досадой откинулся на подушки, приходя в себя. Ирина, еще дрожа, несмело приподнялась. Перед ней забрезжила реальная возможность ускользнуть, и граф понял это.
   - Я пойду успокою его. - С затаенной надеждой улизнуть произнесла она.
   - Оставайся здесь. Я сам. - Дмитрий накинул халат, провел ладонью по лицу, будто сгоняя с себя остатки только что владевшего им безрассудства, и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
   Девушке тоже потребовалось время, чтобы унять дрожь и немного успокоить чувства. Как он смог всего одним жестом лишить ее воли и заставить принять его правила? Что с ней случилось? Однако, что же она медлит? Если она тихонечко проскользнет в детскую, а там в полумраке, за спиной графа прокрадется в коридор... Когда он поймет, что она уже не в его комнате, то не станет гнаться за ней, топоча по дому, и не станет ломиться в дверь ее спальни, опасаясь перебудить домашних. Ее пеньюар лежал на полу возле кровати, и она, дотянувшись, подняла его, надеясь прикрыть наготу. К сожалению, с ночной сорочкой придется проститься. Она откинула одеяло и спустила ноги с постели, но тут вошел граф.
   - Так я и думал. - Констатировал он. - Впрочем, знай, дверь в детскую тоже заперта, так что я избавил тебя от унизительного положения быть пойманной.
   Его взгляд упал на разорванную сорочку, и Ирен стянула на груди ее половинки.
   - Боже мой, я, кажется, немного забылся. Я обещаю тебе новую, лучше прежней. А теперь давай снимем то, что от нее осталось.
   Ирен не давала отнять руки от груди и дрожала сильнее прежнего, едва не стуча зубами.
   - Ирен, ну что ты так дрожишь? Как девочка. Будто и замужем не была. Муж тебя тоже так же уламывал каждый раз?
   - Дмитрий Сергеевич, не говорите так. Ведь Вы же ничего не знаете!
   - И не хочу знать. Ирен, поверьте, я не подонок, и не Дон Жуан. Вы мне нравитесь. Очень. Я думаю, что и я Вам не противен. Я, конечно, много старше Вас, но я ведь не дряхлый беззубый старик, и я не желаю Вам зла. Почему Вы не хотите уступить?
   - Потому, что это ужасно! Представьте, если бы Ваша дочь оказалась в такой ситуации!
   - Я бы не расстраивался, если бы мужчина был хоть немного сродни мне и столь же опытен. - На самом деле Дмитрий не дал себе труда задуматься над этим, иначе он бы реагировал иначе. Но теперь он не даст ей возможности снова отвлечь его пустыми прениями.
   - Мерзавец!
   - Тише. Разбудите Артема.
   - Завтра ноги моей не будет в Вашем доме!
   - Видит Бог, мне будет очень жаль. Тогда мы не сможем повторить. - Граф потихоньку освобождал Ирен от остатков ночной сорочки, и теперь она не могла бы убежать, без опасения показаться нагишом в коридоре.
   - Опомнитесь. Это ведь грех! Бог все видит.
   - Все грехи я беру на себя.
   - А моя честь?
   - И Ваша честь не пострадает, если Вы будете вести себя тихо. Все останется между нами.
   - Я не об этом!
   - Не понимаю. Не за девственность же Вам опасаться?
   Ирен опустила глаза, не зная, куда их деть. Действительно, она утратила девственность, но как объяснить ему, да и готов ли он услышать ее историю?
   - Вы очень мило смущаетесь, но сейчас это ни к чему. Если основная причина в том, что Вы боитесь забеременеть, я обещаю, что все обойдется без последствий.
   Ирина оторопела хлопала глазами. Конечно, ужас затяжелеть, не будучи замужем являлся главным препятствием, и, если граф говорит с такой убеждённость, возможно у него есть к тому основания, однако и впитанные с молоком матери убеждения было не отринуть так просто. Она исчерпала свои доводы. Ее сопротивление было бесполезно. Его не остановить. Кричать она не смела, боясь за ребенка и погубленную репутацию. Слуги тут же разнесут сплетню по всей округе. Она окажется опороченной. Репутация графа тоже окажется подорванной, и, что самое ужасное, в глазах своих дочерей.
   Граф нежно отнял ее руки и поцеловал ладони, затем решительно убрал их себе за спину.
   - Не противьтесь, Ирен, - прошептал он, укладывая сопротивляющуюся девушку на подушки, и ища ускользающие от него губы.
   - Граф, Дмитрий Сергеевич, это ведь грех! Бог накажет нас!
   - Я хочу любить тебя. А за любовь нельзя наказывать, потому, что это суть Бога. И потом на все его воля. Все грехи я беру на себя. Поднимись, давай снимем все лишнее.
   Ирина закрыла лицо руками. Как он может говорить о таких вещах, не смущаясь! Граф отнял ее ладони, а затем решительно убрал их себе за спину.
   - Не противьтесь, Ирен. - Граф обнажил ее грудь и коснулся губами маленького соска.
   - Нет! Нет! - Взмолилась девушка. Его напор мгновенно пробудил в ней воспоминания о том, что сделал с ней Виктор. От страха силы покинули ее. Его неистовство сломило остатки ее воли. Дрожь графа передалась Ирен. Долгие поцелуи туманили рассудок.
   - Дмитрий Сергеевич, я прошу Вас, опомнитесь, - умоляла девушка. Пока граф раздевал ее. Она тщетно пыталась помешать ему.
   - Нет, я не хочу, не надо!
   - Ирен, не заставляйте меня быть грубым. У меня нет желания причинять Вам боль. Не сопротивляйся, и я постараюсь затмить в Вашем сознании мужа. Я обещаю тебе наслаждение.
   Ирен не двигалась, не желая ему помогать. Тогда граф разорвал ее сорочку до конца. Взору его открылось совершенное тело, будто светящееся изнутри. Дмитрий с минуту любовался сложением девушки, касаясь пальцами кожи, поведя по грациозным линиям шеи, плечам, бедрам.
   - Ирен, Вам никто не говорил, что Вы словно античная статуя, безупречно сложены?
   -Дмитрий Сергеевич! Не мучьте меня. - Ирен дрожала, как в лихорадке.
   - Мне кажется, нам уже пора перейти на "ты". В постели я для тебя не граф, а просто Дмитрий. Повтори.
   - Я не могу. Прошу Вас, опомнитесь, я не хочу!
   - Неправда. Ты вся дрожишь от возбуждения. Обними меня.- Граф накрыл ее своим телом, осыпая поцелуями, и раздвинул ее ноги. Тугой жезл его плоти лежал между ними.
   - Не бойся.
   Ирина почувствовала его руку, скользящую вниз. Погладив ее живот, он дотронулся до Венерина холма, ощутив ее влагу. Ирина дернулась и запаниковала, почувствовав, что между ее ног утверждается нечто твердое и горячее.
   - Не бойся, я сказал!
   Ирина прерывисто вздохнула. Его губы поймали этот вздох.
   - Дмитрий... Сергеевич...
   - Какой Дмитрий Сергеевич? - Шептал он ей на ухо в упоении от происходящего действа. - Просто Дмитрий. Теперь я для тебя просто Дмитрий. Тебе нехорошо?
   Ирина молчала, не теряя надежды вырваться.
   - Лежи спокойно, девочка моя. Уже поздно. Ты уже моя. Не дергайся! - Дмитрий никак не мог утихомирить девушку, хотя уже проник в нее. Это и раздражало его и распаляло еще больше. -Дмитрий подсунул руки ей под бедра, удерживая их в неподвижности, и будто надевая ее на себя.
   - О, Боже, что ты делаешь! - Дмитрий, наверно, рассердился бы не на шутку, не будь так охвачен желанием. - Не дергайся, успокойся. Неужели больно? Я осторожно. Так хорошо? Не вырывайся, сумасшедшая. Поздно уже. Успокойся! Ну, успокойся. - Он на минуту затих, зарывшись в ее волосы. Подождал, пока затихнет и она. Потом приподнялся на локтях, не выходя из нее, и вгляделся в ее лицо. Она была безумно прелестна в своем отчаянии. Дмитрий коснулся ее губ, при этом внутри Ирен непроизвольно дернулся его напряженный жезл. Девушка вздрогнула от странного ощущения, порожденного им. Дмитрий понял, что его движение не прошло незамеченным, и сделал так еще, теперь уже намеренно. И еще раз. И еще. Тепло и нега разлились по телу Ирен. Каждой своей клеточкой она ощущала его присутствие внутри себя.
   - Что это? - Прерывисто выдохнула она, испуганная неизведанным восторгом, с которым ее тело отреагировало на вторжение непрошенного гостя. Она не испытывала боли, хоть и была наполнена им, и не могла избежать сводящих с ума, таких греховно-интимных ласк.
   - Девочка моя. - Дмитрий был потрясен силой своей реакции. Он хотел быть трепетно-нежным. Непостижимым образом он понял, что для Ирен, то, что он проделывал, было внове, но страсть сжигала его. Он оттягивал, сколько мог тот миг, после которого уже не мог контролировать свои порывы, но с каждой секундой делать это становилось все труднее. Он положил свою руку ей под голову и коснулся горячих губ. Ирен робко ответила на его поцелуй. Дмитрий, обреченно застонав, углубил поцелуй. Нежность сменилась неприкрытым вожделением, испепеляющим плотским голодом. Медленно и плавно начал двигаться внутри нее, затягивая в водоворот уносящего рассудок наслаждения. Ирен инстинктивно подалась ему навстречу, потом опомнилась, и спрятала лицо на его груди.
   - Ну, что ты? Не стыдись. Я хочу, чтобы ты разделила со мной восторг слияния. - Горячо прошептал ей на ухо Дмитрий. - Обними меня.
   Ирен не протестовала, не зная как реагировать на происшедшее с ней только что. Самый мощный из людских инстинктов, подобно тайфуну смел все наслоения морали и нравственности, погребя под собой обломки стыда, сожалений и всяческих приличий. Она лежала с мужчиной, который не являлся ее мужем, обнаженная, с непристойно раскинутыми ногами, с грудью, расплющенной о его обнаженную грудь, и находила это совершенно естественным, как будто то, что они делали, было дано им свыше, как откровение, как восхитительный дар. Она непроизвольно погладила спину Графа, влажную от пота.
   - Ты скоро?
   - Что? - Ирина была растеряна, поглощенная теми ощущениями, что испытывала.
   - Ты ничего не чувствуешь?
   - Какая низость, еще спрашивать меня после всего о моих чувствах!
   - Ты не поняла, или притворяешься? Ты сможешь кончить?
   - Что?
   - Прости меня, но я больше не могу. Мы повторим еще раз для тебя.
   Дмитрий участил ритм, в такт движениям поднимая ее бедра выше, и, наконец, со стоном замер. Скатился и обнял, прижав к своему боку. Он еще не отдышался, медленно приходя в себя. Очнувшись, он приподнялся. Нежная улыбка согрела и обласкала девушку. Ирина лежала рядом, растерзанная, в разорванной сорочке, со спутанными волосами, разметавшимися по подушке. Крестик съехал на плечо.
   - Ну вот, Вы и достигли своей цели. - Слезы тихо катились из ее глаз на подушку. - Теперь я могу уйти к себе?
   - Ни в коем случае! - Вскинулся Дмитрий. - Что за мысли? Я же обещал тебе блаженство. Но обещания своего не выполнил. Ты ничего не почувствовала. Ирен? Ты сердишься? Я очень обидел тебя?
   Была ли она обижена? Пусь Бог простит, но она не чувствовала себя осквернённой. Её тянуло к графу, немудрено, что и он потянулся к ней, ведь они столько времени проводили вместе. Ирина начала бы презирать графа, если бы узнала, что он пользует крепостных баб, как было заведено среди дворянства. Некоторые дворяне и приятели Мелихова посещали весёлые дома. Ирине было известно, что мужчины не могут обходиться без женщин продолжительное время, братец в своё время подробно объяснил ей суть вещей. Граф не исключение. Он тоже мужчина, здоровый и не женатый.
   Дмитрий освободил её от себя и устроился рядом, нашёл её руку и заговорил, вперив глаза в потолок:
   -Послушай меня, Ирен. Я не эгоист, не подлец, не насильник, не мерзавец. Ничего гадкого в моей душе нет. Мне очень горько, если я не нравлюсь тебе. Но ты должна понять меня: Я от тебя без ума. Ты так прелестна. У меня перед глазами постоянно стоит твой образ. Помнишь, когда неожиданно вбежала Полина, и закружила тебя. А ты стояла, с волосами, струящимися по спине, в тонкой ночной сорочке, через которую просвечивало твое тело, не зная куда спрятаться от смущения. Ты пыталась дотянуться до шелковой шали, которая не только не прикрыла тебя, а сделала еще более манящим твое плечо, в сбившейся сорочке, еще более манящей. А до этого был удивленный взгляд широко открытых глаз. Они сияли, перекликаясь с мерцанием жемчужных капелек в твоих ушках.? Почему ты не носишь эти сережки? Должно быть, это подарок Мелихова к свадьбе? Я подарю тебе бриллиантовые. Сегодня ты стала моею. Но я еще не стал твоим. Вот когда ты задохнешься от восторга и блаженства, тогда я пойму, что мы по-настоящему близки. Я хочу стать тебе очень близким. Ты, наверно, напугана буйной страстью. Женщины больше ценят тихую теплоту отношений. Это будет позже, когда я утолю жажду, томящую меня уже полгода.
   Граф коснулся губами виска девушки, слизал ее слезы.
  
   - Я потрясен. Такого со мной еще никогда не было. Ты волшебна. Ты Афродита, Юнона и Клеопатра вместе взятые. Скажи, ты сможешь насладиться еще? Первый раз все завершилось слишком скоро.
   - Я не знаю. Со мной такого никогда не было... прежде.
   - Мне трудно поверить в то, что у тебя вообще был мужчина. Или он тебя не любил?
   - Если бы Вы знали! Если бы Вы только знали! - Воскликнула сквозь слезы Ирен.
   - Ну вот, вместо того, чтобы наслаждаться блаженством, она плачет! - Граф поймал на палец ее слезинку. - Хорошо, расскажи мне, отчего ты так расстроилась.
   Ирен доверчиво прижалась к его боку, и тотчас отпрянула, обостренно ощутив их взаимную наготу.
   - Тебе не понравилось?
   - Вы несносны! Как вообще возможно говорить об этаком!
   Дмитрий виновато рассмеялся.
   - Ну, хорошо. Попробуем еще раз. Ты, наверно, просто не поняла, если прежде, действительно ни разу не испытывала завершения. Такой мощный оргазм с непривычки может действительно напугать. Немного практики, и ты войдешь во вкус. И придешь сюда завтра.
   Ирен отшатнулась. Предстоящая реальность отрезвила ее.
   - Ни за что!
   Граф, казалось, не обратил на ее слова большого внимания.
   - Скажи мне, когда у тебя в последний раз были женские недомогания?
   Ирина покраснела, когда суть вопроса дошла до нее.
   - Нам нужно это знать, чтобы не допустить последствий.
   Наверно, это действительно важно, ведь речь шла о её репутации Гувернантке графских дочерей немыслимо оказаться в тягости, будучи незамужней. Осознание случившегося падения все сильнее накрывало её с головой.
   - Позавчера кончились. - Едва слышно произнесла она.
   - Не нужно стыдиться. Вытри слезы. И расскажи мне про то, что "если бы я знал"?
   - Что все мужчины мне противны. Что вы один, да еще мой бывший... муж еще внушали мне уважение, но Владимира нет, а Вы, оказывается, такой же, как все. Я ненавижу Вас... после всего.
   - Не верю. - Граф склонился над ней, напряжённо вглядываясь в темноте в глаза девушки. - Знаете почему? Потому, что если женщина не любит мужчину, и, тем более ненавидит его, то никогда не станет желать его ласк. Впрочем, можно заставить женщину почувствовать возбуждение чисто физически. Хочешь попробовать?
   - Нет, прошу Вас! - Всполошилась Ирина. Граф обещал ей наслаждение, однако то, что между ними произошло чуть ранее вряд ли можно было назвать этим словом. Да, они соединились весьма интимным образом, и это было ново для девушки и не оставило её равнодушной. Они стали близки, граф познал её в библейском смысле и Ирина, вопреки всему не чувствовала себя униженной. Возможно потому, что ласки графа были нежны а слова не оскорбительны.
   - "Тебя", Ирен. Не "Вас", а "тебя".
   Он склонился над девушкой, завел ее руку себе за спину, и, взяв ее губы провел пальцами по низу живота, и тотчас почувствовал, как она содрогнулась. Дмитрий мысленно улыбнулся: она совсем недотрога, совсем девчонка. Словно в подтверждение его мыслям Ирен попыталась остановить его руку. Тогда Дмитрий поймал ее и надежно удерживая продолжил свое занятие. Возражения Ирины были прерваны долгим и страстным поцелуем, после которого она впала в прострацию. Пользуясь ее неподвижностью, граф перенес свое внимание на ее грудь. Щекоча усами нежную атласную кожу, он целовал спелый плод, тихонько сжимая его ладонью. Ирина задыхалась.
   - Бедняжка. - Приподнялся граф. - Что с тобой будет дальше? Может не стоит продолжать? Будешь умницей и впустишь меня?
   - Я ненавижу Вас за то, что Вы делаете со мной. Пустите меня!
   - Ты согласна? Да? Или нет?
   Ирен упорно не отвечала
   Граф снова повторил последний маневр. Только теперь его губы накрыли вершину нежной округлости. Он втянул в рот ягодку соска, перекатывая его языком, смакуя, будто сладкую ягоду.
   Ирен заметалась по подушке, путая волосы. Она была в полуобморочном состоянии, когда пальцы графа скользнули ниже и проникли в святая святых. Ирен не представляла себе, что такое вообще возможно. Эти прикосновения были верхом непристойности. Но он и на этом не остановился. Его пальцы гладили, ласкали, ища ее чувствительные точки, от прикосновения к которым девушка едва не кричала. Ее губы сделались сухими. Граф то и дело трогал их своими губами, чтобы освежить. Наконец Ирен взмолилась:
   - Перестаньте, пожалуйста! У меня нет больше сил. Я сейчас потеряю сознание или умру.
   В ответ на его непреклонный взгляд она раздвинула ноги.
   - Прошу Вас, быстрее!
   Но граф не торопился, мстя ей за своеволие. Он входил в нее медленно, с частыми остановками, заставляя Ирен изнывать от желания, от мучительного наслаждения. Положив руки под нее, слегка приподнимая и стремясь проникнуть как можно глубже. Ирен уже не было больно. Девушка изнемогала. Царапала ногтями простынь, изгибалась, пытаясь вывернуться. Избежать сумасшедшего накала страсти, что немилосердно терзал ее, наконец, подалась навстречу, забылась , впала в экстаз. Дмитрия будто подхлестнуло ее страстью. Он стал выделывать невообразимые вещи, ускоряя до предела ритм и будто ввинчиваясь в нее. Они сплелись в одно целое, так, что меж ними нельзя было просунуть и листа бумаги. Мокрые от пота тела расплющились друг о друга. Ирина тонула в пучине томительного наслаждения. Сладостные спазмы, сводящие ее лоно, накатили и отхлынули, выбросив ее на поверхность, будто рыбу на берег бушующего океана. Дмитрий, сцепив зубы, и запрокинув голову, глухо застонал и упал на нее, обессилев на время.
   Они затихли вместе, оглушенные накалом завершения, показавшимся избавлением: настолько сильным был накал страсти, что оба были потрясены. Дмитрий удовлетворенно скатился и упал навзничь на подушку. Ирина не открывая глаз тихо лежала рядом. Дмитрий приподнялся и поцеловал ее в висок.
   - Благодарю тебя. - Чуть слышно прошептал он ей на ухо.
   Ирен не двигалась. Тогда граф дотронулся до ее губ. Ирен не противилась. Открыв глаза так же тихо произнесла.
   Я не могу оставаться с вами дольше. Я должна исчезнуть из Вашей жизни.
   - Ты не уедешь, Ирен!
   - Уеду. - Чем дальше отступала нега и наваждение страсти, тем сильнее обрушивалось на девушку понимание необратимости произошедшего. - Завтра.
   - Я не выпущу тебя из дома. - Непреклонно заявил Дмитрий.
   - Я убегу! Поймите, я не могу оставаться здесь после всего. Прятать от всех глаза, чтобы, не дай Бог, кто не догадался, кривить душой. Я не могу! Дети, они станут для меня живым укором. Ведь я предала память их матери. Вспомните, как вела себя Полина, когда я невольно посягнула на комнату ее матери. А теперь я заняла ее место Вашей постели.
   - Чушь! Если кто и нарушил преданность, так это я. Тебе не в чем себя винить. Не может быть и речи и том, чтобы расстаться. Я не собираюсь безропотно страдать и тебе не позволю строить из себя Джейн Эйр. Я не могу бросить тебя на произвол судьбы. Особенно теперь, когда ты стала моей. Я в ответе за тебя.
   - Граф, ну подумайте, как мы завтра посмотрим в глаза друг другу. Как мне воспитывать Ваших дочерей, если я...
   - Ты самая милая, самая чудесная. Не думай об этом. Все будет хорошо. Я обещаю тебе. - Он не собирался терять то, что с таким трудом завоевал.
   - Я не вынесу. Жить здесь на положении Вашей любовницы... Девочки узнают, возненавидят меня.
   - Никто не узнает, клянусь. Ирен, послушайте меня. Если бы я был вправе, я предложил бы Вам руку и сердце. Но я намного старше Вас. Я скучен. Я вдовец. У меня большие дочери. А Вы такая молодая, красивая. У Вас все впереди. Я не хочу заедать Ваш век. Семейные узы лишат Вас свободы выбора. Вдруг Вы полюбите какого-нибудь молодого, интересного человека? Он полюбит Вас. Вы станете мечтать о счастье с ним, но будучи связанной узами со мной не сможете быть вместе. -Дмитрий убеждал девушку, убеждая при этом более себя, чем её.- Подумай, Ирен, так будет лучше.
   Она подумала. И чем дольше думала, тем сильнее слёзы катились из глаз. Хорошо, что в темноте их не было видно.
  
   - Тебя отнести в твою комнату или останемся здесь?
   Ирина вскинулась
   - Четвертый час. О, Боже! Да, я пойду к себе. - Она попробовала подняться, но голова вдруг закружилась. Граф улыбнулся. Накинул халат и нашел пеньюар Ирен:
   - Я же сказал, что отнесу тебя. Хоть и сам с тобой порядком обессилел.
   Дмитрий отпер дверь в детскую и помог девушке подняться. Ирина, смущаясь, всунула руки в рукава пеньюара, который подал ей граф, и запахнула полы. Ночная рубашка бесполезным ворохом ткани валялась под кроватью. Ирина протестующе пискнула, когда Граф вскинул ее на руки, и понес без видимого усилия. В ее комнате он осторожно опустил девушку на постель.
   - Спи, моя родная, и думай, что тебе приснился странный сон. Я отменяю завтра все твои уроки. Повезу девочек кататься. Можешь спать до обеда. Спокойной ночи.
   Он склонился нал девушкой и коснулся губами ее виска. Не дождавшись от нее ответа, Дмитрий вышел и тихо прикрыл за собой дверь.
   Ирина перевернулась на спину, закрыла глаза и прислушалась к себе. Ей было тепло, немного тревожно и радостно. Внутри ее жило что-то новое. Каждое движение вызывало в ее животе какое-то сосущее ощущение. Она непроизвольно раздвинула ноги. Ощущение усилилось. Ирина согнула ноги в коленях. Она вдруг поняла, что ощущает свое тело по-новому. Прежде она его не замечала. Она двигалась по-привычке, непроизвольно, зная, что мускулы послушно исполнят команды мозга. Она не задумывалась, как ступить, как поднять руку или повернуть голове. Теперь всякое движение состояло из множества новых, будто она только что родилась, и проверяла, послушны ли ей части ее тела.
  
   С этими же мыслями она и проснулась утром.
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"