Углич и окрестности (сборник очерков)
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
От автора: Сборник этот изначально не планировался как самостоятельная книга. Он сложился стихийно - по мере написания в разное время разных очерков о граде Угличе, его людях, его монастырях, его святых... Очерки эти разбросаны по разным тематическим сборникам. Здесь я решил объединить их просто для удобства читателей, чтоб всем желающим ознакомиться с этим городом не рыскать по разным книгам. Сюда вошли "Углич" и "Мышкин" (из книги "Великие церкви малых городов"), "Обители Углича", "Улейма и Дивная гора" (из книги "Знаменитые монастыри Руси"), "Храм Михаила Архангела в Бору" (из книги "В гости к святым"). Не исключаю, что этот импровизированный сборник может пополняться и дальше: Бог знает, какие ещё откровения преподнесёт любимый город, ставший для меня как бы маленькой Вселенной.
|
Углич и окрестности
(сборник очерков)
Содержание:
Углич
Обители Углича
Улейма и Дивная гора
Храм Михаила Архангела в Бору
Мышкин
От автора
Сборник этот изначально не планировался как самостоятельная книга. Он сложился стихийно - по мере написания в разное время разных очерков о граде Угличе, его людях, его монастырях, его святых... Очерки эти разбросаны по разным тематическим сборникам. Здесь я решил объединить их просто для удобства читателей, чтоб всем желающим ознакомиться с этим городом не рыскать по разным книгам.
Сюда вошли "Углич" и "Мышкин" (из книги "Великие церкви малых городов"), "Обители Углича", "Улейма и Дивная гора" (из книги "Знаменитые монастыри Руси"), "Храм Михаила Архангела в Бору" (из книги "В гости к святым"). Не исключаю, что этот импровизированный сборник может пополняться и дальше: Бог знает, какие ещё откровения преподнесёт любимый город, ставший для меня как бы маленькой Вселенной.
Углич
1. Свечи вечернего города
Самым родным из городов моей жизни оказался Углич. Не знаю, отчего так получилось! Бог весть... а мы, когда влюбляемся, не ведаем, почему. Хорошо, если где-то есть звезда, где именно тебя ждёт твой Маленький Принц. Или твой... Царевич. Пусть себе эта звезда будет хотя бы на земле, а не на небе. Пока на земле. Все города, что я до этого описывал... они, конечно, очень красивы, но во всех я был - гость. И только в Угличе гостем не был. Я приехал в него как в родной город, жил в нём, как в родном городе и, уехав, скучаю по этой родине. Как будто я прожил там несколько лет, а не несколько дней.
То было в июле 2007-го. Городок скромно, но уверенно отмечал юбилейную, хоть и не совсем круглую дату - 1070-летие. Основали его ещё в 937 г., ещё до Крещения Руси. Когда-то, в советских путеводителях, его называли "ровесником Москвы" - по первому упоминанию в Ипатьевской летописи в 1148 году: кажется, Москва вообще не очень любила, чтоб кто-то был старше её.
С начала XIII века Углич стал столицей маленького самостоятельного княжества. Поразительно, но есть свидетельства, что он избежал монголо-татарского разорения 1238 года: говорят, это единственный город, которому довелось откупиться и мирно признать власть великого хана. Угличанам как-то удалось то, чего не удалось больше никому.
Впрочем, последующая история города более чем полна крови и всевозможных трагедий. Тот, на чьём гербе, слава Богу, даже доныне изображён ребёнок-мученик (здесь всё пронизано памятью о св. царевиче Димитрии!), - вдоволь хлебнул за века горя от своих и чужих. Символично, что угличане выделяют три "великих разорения"1, ставя их в один ряд: опустошение от ордынцев во время Дюденевой рати в 1293 г., лютую расправу Бориса Годунова над непокорными в 1591 г., и наконец, "литовское разорение" в Смутное время. Два мальчика-мученика освятили Углич своей кровью... чего не было, кажется, ни в одном другом городе - и для меня это уже причина, чтоб до боли в сердце полюбить этот городок даже заочно, ещё не быв в нём.
"Слезинка замученного ребёнка" иногда видна даже через века, как путеводная звезда... но об этом - чуть позже.
В Угличе присутствие святых ощущается необыкновенно близко. Я не припоминаю такого чувства в других городах... кроме, может быть, Владимира и Сергиева Посада. Но Владимир - бывшая столица Руси, а на Посаде - духовная столица, Троице-Сергиева лавра, которую вообще ни с чем не сравнишь. А здесь?.. Маленький кремль, у которого даже нет стен. Маленькие церкви, в которых редко-редко в какой сохранился старинный интерьер. В чём же тайна Углича?
Не в чём, а в ком!..
Собор угличских святых - очень многолюдная икона. Кроме Царевича, здесь и св. благоверный Роман - самый знаменитый князь града и места сего (†1285 г.), и преподобный Кассиан Грек (†1504 г.), и преподобный Паисий (†1504 г.), основатель Покровского монастыря на Волге, не только взорванного после революции, но и сокрытого, как Китеж, зеркалом водохранилища... и несколько паисиевых учеников... и страдальцы за Христа Смутного времени (преподобномученица Анастасия), и страдальцы за Него в советское время (священномученик Серафим).
Над мощами и кровью благоверных, преподобных и мучеников росли монастырские и приходские храмы - целый сад, которым так славен Углич... и сколько ни разоряли его в разные времена, а всё-ж таки сохранилось 15 церквей до наших дней. Накануне революции их было 30.
Соотношение снесённых к уцелевшим, - один к одному, - оказалось таким же, как в соседнем Ярославле. Подавляющему большинству городов России повезло куда меньше. Как в год монголо-татарского нашествия, Углич, в сущности, откупился... тем, что стал городом-музеем.
Впрочем, сейчас почти все его храмы вновь стали действующими.
Первой из угличских церквей встретила меня трёхсотлетняя Корсунская. Она высовывала главы над деревьями и крышами всего метрах в пятидесяти от нашей гостиницы. Будто с неба на вечернюю листву приземлились купола. Необыкновенное вдруг явилось душе в самом обыкновенном пятиглавии, в простых очертаниях.
Розовый ли свет заката их так преобразил? Сделал таинственными... Если красный смешать с синим, то будет сиреневый - это мы знаем с детства. Но здесь красные лучи легли на синие купола и не смешались, и пребыли с ними... неслиянно-нераздельно. Земные купола, устремлённые к небу - и небесный свет, устремлённый к земле. В этом - великая Тайна церкви как храма и церкви как Церкви.
Корсунский храм, увидев раз, уже невозможно забыть. Ни его летящий силуэт, ни праздничный цвет.
Он весь красно-белый, как молоко с земляникой, а купола - как черничинки. Он воздвигся над городом и виден далеко-далеко. Я вспоминаю, как его силуэт царил над всей восточной половиной Углича, когда я смотрел на город с теплохода - несколько месяцев назад.
Ступенчатая колокольня вонзается в небо. Достигает его, не успев оторваться основанием от земли - такова её скорость!.. На закате эта "скорость" ещё выше. Колокольня - того же цвета, что и закат. Розовая, она становится... розовой вдвойне, розовой насквозь. Сама став светом, она приобретает... скорость света?
Самая высокая скорость - у неподвижных предметов. Мы видим её ещё стоящей здесь, а на самом деле она уже... Сияние вечерних облаков причудливыми брызгами взлетает выше её купола, до самой верхней бездны. Будто обозначает траекторию её полёта. Будто это шлейфы-хвосты, которые она ещё только прочертит... а они уже есть! Вопреки всем законам физики.
Нарушен закон прошлого и будущего.
В тот первый вечер пребывания в Угличе, когда перед самым закатом я отправился знакомиться с городом, храм был, конечно, закрыт. Но мне ещё предстояло узнать его поближе - и даже очень близко! - в последующие дни. Здесь я познакомился... впрочем, в отличие от тех небесных шлейфов, не буду забегать вперёд.
В этот вечер перистые облака поднимались над горизонтом, как бесконечные морские водоросли, и маленький городок со своими церквушками тонул в них - как корабль со всеми мачтами и надстройками.
Дальше Корсунской церкви улочка вела под уклон, и за домиками уже начинала золотиться Волга. На ближайшем перекрёстке я свернул влево. Волга приближалась, прослойка домов меж ней и улицей становилась всё тоньше и тоньше и наконец оборвалась столпом бывшей церкви Флора и Лавра - без куполов. Дальше был - старый тёмный сад и пристань для теплоходов. Здесь я и вышел поздороваться с Волгой. Десантировалось на невидимом парашюте солнце в лес противоположного берега из-за лёгкой дымовой завесы причудливых облаков. По розовой воде тихо уходил последний на сегодня теплоход - скользил бесшумно по жидкому свету. Волга дышала необыкновенным миром, и была совсем неширокой, по нашим-то меркам - здесь она пребывала ещё в детском возрасте, как царевич Димитрий. Детско-отроческом. Справа она крутым изгибом уходила на север (вот ведь, даже течёт в противоположную сторону, чем у нас: всё наперекор, как любят делать подростки!). У Углича Волга образует прямой угол... это, кстати, одно из объяснений названия города.
Справа - загибался Волжский угол, слева - выступал мыс, на котором светился куполами кремль. Долгожданный угличский кремль! Букет густой зелени с цветами куполов. И костром отражалась в чуть колеблющейся воде красная церковь Димитрия на Крови. Вода светилась от неё, как от перенесённого в кусты кусочка заката.
Золотые светлячки плыли по воде - вечерние отражения крестов.
Угличский кремль-остров не похож ни на один другой кремль Руси - маленький, почти игрушечный, без стен, зато с каналом, отделяющим его от остального города: именно "заповедник". Корона куполов увенчала шевелюру деревьев. Церкви смотрят из густого венка зелени: Димитрия на Крови - и Спасо-Преображенский собор. Красная церковь с белым собором когда-то сочетались как кровь и снег.
К сожалению, недавно снежный Спасо-Преображенский собор не совсем удачно перекрасили в жёлтый.
Сам собор не так запоминается, как его роскошная 40-метровая звонница. Её золочёная макушка восходит над тучей листвы из самой её сердцевины... как иногда во время грозы кажется: откуда-то, из таинственного "сердца" настоящей тучи, сейчас вырвется в наш мир и поедет поверх грозовой мути огненная колесница Ильи Пророка.
Чуть ли не ярче, чем купол, сверкают под ним часы. Как же без часов в таких сокровенных, особенных местах, где извечно, неспешно, беззвучно тикает История!
В скромном Угличе нет более высоких колоколен.
Вообще, всё, что связано со св. Дмитрием - по-детски маленькое, как мал был он сам. Трогательно-крошечен дворец-теремок, будто собранный из кубиков и катушек им самим. Церковь на Крови, на месте "убиения" - такая миниатюрная, что кажется, будто каждый из её пяти куполов мог бы взять и унести один человек. Шатровая колокольня при ней похожа на короткий карандашик, даже на самый его кончик. Вообще не много здесь места: не убежать, не спрятаться - ни убийцам, ни их жертвам.
От времён самого Царевича остался только дворец - построенный, правда, ещё за 100 лет до него, в XV веке. Во всей России - это, кажется, самые древние сохранившиеся жилые палаты.
Церковь же на Крови возведена, наоборот, ровно через 100 лет после трагических событий - в 1691-м.
В такой поздний час идти в кремль, конечно, бессмысленно, всё уже закрыто. Поклонившись Царевичу издалека и полюбовавшись на огненные крылья облаков, образовавшие огромную бабочку - одно в небе, и одно в Волге, - я сворачиваю влево и вскоре выхожу к перекрёстку у старинной пламенно-красной пожарной каланчи. Оттуда уже виднеются белые шатры Алексеевского монастыря. Не дойти до них, тем более под таким манящим закатным небом, было бы непростительно.
Алексеевский - один из трёх сохранившихся монастырей Углича, самый древний. Ещё в 1371 г. его основал святитель Алексий митрополит Московский.
В этой маленькой обители "на Огнёве горе" сохранились две церкви XVII века: пятикупольная Иоанно-Предтеченская и трёхшатровая Успенская. Успенскую в народе исстари прозвали Дивной за неповторимый парящий силуэт. С 1628 года высится-белеет она над угличской землёй - первая из построенных в камне после опустошений Смутного времени. В городе не осталось церквей древнее её. Если духовный символ Углича - храм Димитрия на Крови, то архитектурный его символ, несомненно - "Дивная"...
Я подхожу медленно-медленно и всё смотрю, как шатры и купола вырастают из яблоневых палисадников, словно боюсь их спугнуть. Постепенно шатры полностью притягивают взгляд, и Дивная остаётся в одиночестве: на несколько минут всё остальное перестаёт существовать.
Каменный трёхсвечник! Церковь-трикирий. Как вечное напоминание о Троице.
"Да будет воля Твоя и на земле как на небе".
Чтобы в небе - Троица и на земле - белокаменное подножие Троицы. Хочется то ли унести её с собой... то ли чтобы она тебя унесла.
Белые лесенки уходят в небо. Воздвиглось тройное Коломенское.
То ли столпы света тянутся изо всех сил от земли к Небу, то ли снопы белого сияния тройственно спускаются с небес и здесь обретают фундамент, затвердевают.
Три высоких белых, зимних ели посреди лета: Рождество - в Троице...
Особенно поразителен контраст: белое видение на фоне почти чернильно сумеречного неба. Солнце зашло, но видение молочно светится. И не может не светиться.
Позже, побывав в один из дней на службе в этой церкви, я поразился, что главная её святыня - икона Божией Матери "Неугасимая свеча" (это - сокращённое название, полное - "Свеща Неугасимая Огня Невещественнаго"). Церковь, сама напоминающая возжжённый пред Богом трикирий, хранит в себе "Свещу" - образ Богоматери.
2. По следам детей-мучеников
Неделю жил я в Угличе, и каждый день приносил какие-то открытия. Святые города не сразу открывают свою тайну. Могут и вовсе не открыть. Могут показать только видимое - и сокрыть невидимое до лучших времён. Можно побывать в Угличе и ничего не узнать, не услышать, а услышав - не уразуметь.
Мне мечталось пройти по следам мальчиков-мучеников, увидеть всё, что с ними связано и узнать всё, что мне было ещё неизвестно. Св. Димитрия в Угличе обычно называют просто - наш Царевич, а второго мученика, младенца Иоанна - просто Ванечка Чеполосов. Тоже разумеется - наш. Такое ласковое и простое отношение, словно всё это было только вчера.
В Угличе вообще всё, что было - было вчера.
Здесь "история" - не история, а жизнь. Не память, а чувство, что всё здесь и сейчас.
Потому-то все убиенные здесь - живые.
Почти все восемь лет жизни царевича Дмитрия прошли в угличском кремле - невелик был ареал земного пути того мальчика, которому так и не суждено было стать Государем всея Руси. Зато его именем несколько лет спустя вся Русь едва не перевернулась вверх дном - это мы тоже хорошо знаем. Никогда ещё ни одна историческая ситуация не доказывала с такой ясностью - доказывала от противного, - непреложность заповеди "Не убий". Вот нельзя убивать - и всё тут! Даже если очень хочется и очень "нужно"... ну, "для государственных интересов"... то, всё равно нельзя. Тем более, ребёнка. Ну, что тут будешь делать!
Я ступаю с моста на землю угличского кремля...
Территория бывшей крепости с двух сторон окаймлена парком, да и сама вся утонула в зелени. На первый взгляд, она совсем маленькая, но если обходить её по круговой аллее, по линии бывшей стены, проделаешь путь около километра. В самом центре золотится яркими стенами сквозь листву Спасо-Преображенский собор 1713 года - когда-то главный храм Углича. К востоку от него - палаты Царевича, а на самой восточной кромке, над водой - алый храм "на Крови".
Я никогда не встречал церкви, которая была бы одновременно так мала и при этом так притягательна. От неё можно не отводить глаз и при этом не уставать. Как не устаёшь, глядя на костёр или родник. Она - истинный собор угличского кремля (Спасо-Преображенский, будучи больше её в несколько раз, обычно скромно отступает на второй план, едва только её увидишь).
Душа Углича. Пасхальное яйцо на круглом столе его кремля.
Маленькая лавра... с такими же, как в Троице-Сергиевой, сине-звёздными куполами - только меньшими во много-много раз.
В церкви - музей, и всегда тесно от туристов: группы не успевают сменять друг друга, и пока один экскурсовод рассказывает в основном помещении, голос другого доносится из трапезной. Иногда, впрочем, на минутку в храме вдруг становится безлюдно и тихо и тогда от необыкновенного чувства благодати хочется плакать. У Царских врат иконостаса, под всеми рядами образов, под взглядами святых, стоят носилки, в которых в 1606 году мощи Царевича несли с крестным ходом в Москву. Это - святыня, которая осталась навсегда Угличу, сами же мощи вот уже 400 лет лежат в Архангельском соборе московского кремля. Вернули городу в XIX веке "ссыльный" набатный колокол, наказанный в 1591 г. за бунт угличан - за самосуд над убийцами любимого Царевича... или над теми, кого посчитали убийцами. Висит колокол здесь же, в углу церкви, под фресками. На фресках - вся история убийства и того ещё более страшного, что случилось потом. Символично, что тут, на западной стене храмов, обычно изображается Страшный суд: справа, как входишь - участь праведных в Боге, слева - нераскаянных грешников и бесов. В этой же церкви: справа - сцена убиения Царевича ("Покажи, царевич, ожерелье - и по горлу с маху острой сталью"), слева - смерть самих убийц под камнями разъярённого народа. Вспомнилась вдруг картинка из школьного учебника: первобытные люди дружно забивают камнями мамонта, попавшего в яму...
Смотрю: входят и выходят посетители... вроде, разодетые "модные" туристы, совсем не паломники, да и церковь - не действующая... но многие - крестятся, и у некоторых на глазах слёзы. Как-то трудно здесь оставаться таким же, каким был ещё минуту назад, снаружи...
Впрочем, не все чувствуют... как не все различают цвета, не все ощущают запахи. Насильно Бог ничего не делает.
Вот рассказывает молодая женщина-экскурсовод, стоя у носилок Царевича:
- Конечно, мы понимаем, что его причисление к лику святых было чисто политической акцией, чтобы доказать народу, что он точно убит. Для объявления его святым в действительности, не было никаких оснований: ведь он прожил всего 8 лет и погиб в таком возрасте, что просто не успел ничего сделать - никаких достижений, никаких заслуг...
Господи, зачем она всё это говорит! Неужели можно ходить по земле и до такой степени ничего не понимать... ведь тут и понимать-то почти нечего. Убили ребёнка, просто взяли и убили... а ты говоришь о каких-то там "заслугах"...
У него нет никаких "заслуг", кроме того, что Господь просто забрал его к Себе... а это, конечно, далеко от "заслуг", как Небо от земли!
Слава Богу, что "заслуг" у него не оказалось!.. потому-то он туда и попал.
Ты же, наверное, сама - мать. И должна знать, кто такие дети. А говоришь всё не то, как будто робот какой-то внутри тебя засел.
До какой же степени люди путают святость и земное величие! Причём тут "заслуги". Они - у великих тиранов, полководцев, политиков... А у ребёнка вся заслуга - в том, что он есть. И в том, что когда он есть - хорошо, а когда его убивают - плохо и больно.
Разумеется, плохо тем, кто остался осиротевшим на земле, а не ему самому. Он - в Царстве Небесном. А те, кто в Царстве Небесном, те и называются - святые. Они просто - "не от мира сего" и странно требовать от них заслуг перед миром, чей князь... известно кто!
А если рассуждать с точки зрения мира...
Есть люди, которые ничего не сделали, но мешали уже фактом своего существования. Живёт человек и не знает, что кому-то мешает. Он - не враг, нет, он просто тот, кого надо убить, как комара. Исправить ошибку природы, явившей на свет того, кого не должно быть.
Родился Христос, мухи не обидел - но Ироду, будучи Младенцем, уже мешал. Вот Вифлеемские, вот угличские младенцы... из Иерусалима в Вифлеем, из Москвы в Углич уже спешат те, кому надо исполнить приказ. "Плачет Рахиль о детях своих..." Но нам лучше о себе плакать, а они давно уже там, где нет никакого плача.
И ещё одна история...
Жил-был в Угличе за век до царевича Димитрия удельный князь Андрей - родной брат государя Ивана III. Его называли Андрей Большой (был ещё младший брат Андрей Малый). Брат великого князя всея Руси стал по-настоящему Большим в истории Углича: построил несколько монастырей, возвёл в камне кремлёвский собор, вообще стал крупнейшим благодетелем Церкви, а Углич по обилию каменных храмов и палат превратил в маленькое подобие стольного града Москвы... чем, вероятно, и вызвал первые зёрна зависти, которые потом взошли.
В 1482 г. князь Андрей построил здесь дворец. То, что сейчас именуется "палатами царевича Дмитрия" - лишь один из множества каменных теремков, когда-то причудливо соединявшихся лесенками и переходами в сказочный многобашенный лабиринт, - застывший костёр, который видением отражался в Волге.
После Смутного времени от других палат дворца остались лишь фундаменты. И только один кирпичный "пряничный домик" уцелел - с 1892 года в нём музей в честь царевича Дмитрия.
Судьба Андрея Большого и его детей повернулась круто и страшно. Иногда думаешь: а на что вообще способен человек ради власти?.. неужели брат брата может посадить в тюрьму и там заморить? Иван III - смог... Великий государь. Вот у него - "заслуги"! С этого и началась история нашей единой державы... как история человечества на земле началась с убийства Каином Авеля. Обычное начало! Иначе как бы мы узнали, кто "князь мира сего"? И кто изобрёл все "державы" - так, что потом даже предлагал Христу: "Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю её" (Лк. 4,6).
Христос - отказался. Иван III - разумеется, нет. В 1491 г. Андрей по приказу родного брата был заточён в темницу, где и скончался через год. Сыновьям его - племянникам Ивана III, - было тогда 12 и 13 лет2. Родной дядя не пожалел и их, и обоих мальчиков в оковах (а как же без этого!) отправили сначала в Переславль, потом испугались, что это - слишком близко к Москве, и увезли в пожизненное заточение в Вологду. Старший из братьев, Ваня, прожил в тюрьме 32 года и 45-и лет от роду, приняв схиму с именем Игнатий, скончался... а вскоре был причислен к лику святых как преподобный Игнатий, Угличский и Вологодский Чудотворец. Брат Дмитрий пережил его в заточении ещё как минимум на 17 лет, но точная дата его смерти неизвестна. Он тоже - местночтимый святой.
Вот так бывает...
И здесь-то, у этих стен, хранящих память об одной чудовищной несправедливости - брата по отношению к брату, и дяди по отношению к мальчикам-племянникам, - почти ровно век спустя состоялось убийство маленького Царевича3. И то, и другое - "во имя государственных нужд"...
Наивны те, кто думает, что хоть когда-нибудь и где-нибудь в истории человечества государство было - Божьим. Сказки о "светлом прошлом" звучат ещё неубедительней сказок о "светлом будущем".
Маленьких царевичей Царства Божьего, которое - "не от мира сего" (Ин. 18,36) во все времена убивали и будут убивать в великом княжестве "князя мира сего".
Шатровое деревянное крыльцо, пристроенное к палатам XV века со стороны Волги, смотрится великолепно. Правда, появилось оно лишь в XIX веке, но такую маленькую подделку сразу хочется простить, настолько она здесь к месту. Высокая лестница-галерея с волнистыми столбиками ведёт от крыльца на второй этаж. Деревянная дверь, вся в сказочной резьбе, открывается с огромным трудом - так, наверное, и должно быть в древних палатах.
Весь второй этаж занимает один-единственный "тронный зал". Входишь и первое, что видишь - фреска Спаса Нерукотворного на противоположной от двери стене. Взгляд Господа здесь настолько светел, что забыть Его уже невозможно. Он всё время глядит на тебя, пока ты в палате. Эта фреска тоже стала одним из символов Углича - её изображения часто можно увидеть на современных образах: либо в небе над головами угличских святых, либо отдельной иконой.
На стеллажах вдоль стен - церковные древности: Евангелия в драгоценных окладах, кадила в форме соборов, дарохранительницы... По стенам - деревянные скульптуры Христа, Богородицы, святых: всё, что так редко можно встретить в современных церквах, но что было совершенной обыденностью для прихожан даже в XVIII веке. Не говоря уж о более древних временах.
Трона в "Тронном зале" нет, зато стоят под настенным образом Спаса два деревянных стульчика, над каждым из которых написано: "Кресло, XVI в. По легенде, происходит из дома угличского купца Никифора Чеполосова, куда, в свою очередь, поступило из старого Воскресенского монастыря".
Никифор Чеполосов! Тот самый?.. Да ведь это же отец второго угличского младенца-мученика - моего любимого Вани Чеполосова, похищенного и замученного сатанистом Рудаком в 1663 году. Очень страшные судьбы выпадали на земле угличским детям! Кого - в тюрьму и кандалы, кого - ножом по горлу, кого - в тесный сундук в доме садиста...
Царевичу Дмитрию было восемь лет, когда его убили. Ване Чеполосову - всего шесть. Вот они стоят рядом на иконе "Собор угличских святых" впереди всех взрослых: мальчик в короне и расшитом кафтанчике - и мальчик с непокрытой головой, в красной рубашечке. Чуть ли не за руку держатся. Похожие, как братья. И как будто Царевич подвигает Ваню ближе к центру иконы. Страдания двух мальчиков были несравнимы: Царевича убили молниеносно, так что никто ничего и понять-то не успел. Ваня, совершенно одинокий в дому садиста, как в аду, претерпел шестнадцать дней истязаний. И Один Бог был его утешителем. Не больше - но и не меньше.
О Ване Чеполосове я знал до этой поездки лишь по повести "Отрок-мученик" В. Михеева - забытого ныне православного писателя начала ХХ века. Как сказано в самой книге: "По разному это предание рассказывается народом в Угличе. Не совсем так оно записано и в монастырской летописи, но во всём, что в нём есть трогательного, возвышенного, доброго, и повесть эта, и летопись, и молва народная согласны".
В Угличе я больше всего хотел найти его житие, ту самую "монастырскую летопись"... вероятно, опубликованную? Где и искать ещё - он же местночтимый святой, и документальных (не художественных) книг о нём я лично не встречал ни в одном другом городе России, ни в одном храме...
Забегая вперёд, скажу: я нашёл, что искал, и... стоит воздать должное Михееву, он действительно отразил "всё, что есть трогательного, возвышенного, доброго", смягчив (пожалуй, совершенно правильно!) лишь отдельные жестокие детали. Существенных неточностей в повести нет, вот только Ваня там почему-то показан девятилетним, хотя ему было шесть лет.
Потому, если кто хочет узнать историю св. Иоанна подробнее, пользуясь случаем, советую: повесть Михеева можно прочитать в сборнике "Лилии полевые" - по-моему, этот сборник попадается в разных церковных лавках и приходских библиотеках.
Вкратце же история такова. Купец Никифор Чеполосов вполне доверял своему приказчику Рудаку. Разумеется, "веру имел" ему и Ваня - как "юный младодетищ", поясняет житие XVII века. Однажды он доверчиво пошёл с Рудаком в его дом, в пригородной слободе... Там был "всажен" в сундук - "коник некий с острым тернием".
Рудак, видимо, искренне "любил" Ваню - как умеет любить одинокий садист. Он требовал от ребёнка, чтоб тот отрёкся от родителей и назвал его отцом. Но "юный младодетищ" умел любить - и не умел отрекаться от любимых даже на словах, даже... хотя бы для вида.
По родителям он "печаль имел" (видимо, чернокнижник считал, что по щучьему велению, по сатанинскому хотению, может быть как-то иначе?), Рудака отцом не называл, а молился Отцу Небесному.
Никакими истязаниями так и не добившись от ребёнка того, чего добиться невозможно, Рудак наконец через 16 дней взял нож и "двадесятью четырьмя ранами убиение нанесе, двадесять же пятою блаженного страдальца сквозь честную главу во ушеса пронзе" (вот оно - "могущество" и бессилие сатаны: не справился даже с малым мальчиком и всё, что смог - отправил его в Царство Небесное, куда самому ему нет пути).
Тело ребёнка через 8 дней было найдено пастухами, зарытое в болотный песок и совершенно нетленное. Ополоумевший Рудак, вконец измученный раб сатаны, сам выдал себя. Но Ваня, явившись во сне сначала матери, потом одновременно обоим родителям, упросил о помиловании убийцы. И его - это в XVII-то веке, при тех законах! - отпустили.
Мученик явил то, что может явить только мученик. Это - главное чудо, сотворённое Ваней... и я чувствую, что если уж грешнику, как я, просить прощения у Бога, то первый ходатай в этом - мученик Иоанн Чеполосов.
И свято для меня всё, что с ним связано - даже эти музейные стульчики, на которые он, наверное, не раз садился.
Ещё я услышал в палатах такую историю. Смотрительница музея, с которой мы разговорились, рассказала:
- Представляете, один раз - это было моё дежурство, - в музей зашли два голубя, так деловито, чинно... всё пешком обошли: по кругу - по кругу!.. вон в тот зал зашли, потом вышли... всё головками так крутили, осматривали не спеша, не торопясь... перед иконами останавливались! Всё-всё обошли, ничего не пропустили. Посетители! Никто из нас не решился их выгнать, спугнуть, все вот так стояли и смотрели - от удивления. Я бы сама и не поверила, что такое бывает, если б своими глазами не видела.
- А потом?..
- А потом так же чинно вышли - через этот порожек перескочили и пошли... Вот до сих пор перед глазами эта картина!
Голубей и сегодня много. Курлыкают снаружи, ходят по всем оконным карнизам или сидят на них серыми клубочками. Почему-то именно палаты святого Царевича (и не только его, а местночтимых благоверных князей: Андрея Большого, Дмитрия и Иоанна-Игнатия!) их самое любимое место в кремле. Как ворота Троице-Сергиевой лавры или крылечко Воскресенского тутаевского собора...
Забрёл я и в тот район Углича, где Ваня Чеполосов жил. Тут, в нескольких минутах ходьбы от кремля, до сих пор стоят Воскресенский монастырь и Иоанно-Предтеченская церковь. Монастырь Никифор Чеполосов благоукрашал всю жизнь, а церковь и вовсе целиком возведена на его средства в память о сыне.
Живописная многокупольная громада Воскресенского монастыря4 выросла предо мной неожиданно. Маленькие дома людские вдруг расступились, давая место Дому Божьему.
Это была сплошная фигурная стена из трёх причудливых строений: собора, колокольни и небольшой Смоленской церкви. Все они были слиты в одно и казалось, будто их из снега вылепили. Самый необычный и самый игрушечный ансамбль в Угличе! Что-то в нём есть от Ростова Великого: от его тесно поставленных друг к другу, спрессованных в венок, церквей и башен. От тех причудливых силуэтов, что получаются при наслоении нескольких храмов друг на друга. От чисто детского, захватывающего дух экспериментаторства: а что если я вот этот кубик так приставлю к этому, а сюда вот так прилажу вот этот... а вон там ещё добавлю макушку... и получится?..
Будущий митрополит Иона Сысоевич когда-то принял постриг именно в этом маленьком малоизвестном монастыре, и став владыкой ростовским, не позабыл о духовной родине. Именно он распорядился выстроить в камне всё, что мы сейчас видим. Так и вырос здешний ансамбль - одновременно с ростовским кремлём.
День стоял - перламутрово-облачный, и причудливые белые башни в небе всё время дополняли и подправляли замысел древних зодчих. Кто-то надстраивал над чешуйчато-серебристыми куполами-рыбками купола другие - выше и больше... продолжал вверх и вверх снежные стены, делая их всё ближе к небесам... к Себе. И ансамбль казался плывущим, летящим, невесомым. И каждую минуту в нём что-то менялось от передвижений облаков.
Это была одна из самых красивых и одухотворённых картин, увиденных мной в Угличе!
Церковь Рождества Иоанна Предтечи стояла через улицу, на берегу Волги. Её окружал венок больших старых тополей. Сейчас она вся спряталась в реставрационных лесах: даже светлые кресты почти потерялись средь причудливого перекрестья балок. Иногда казалось, что это скопление бесчисленных мачт, тем более что церковь была построена в форме корабля. Лишь роскошно-ажурная шатровая колокольня открыто возносилась к облакам. Рядом старушка пасла козу.
Больше - никого.
Завтра - престольный праздник этой церкви. Только уж не первый год она закрыта на реставрацию и всё никак не поправится от советского запустения, когда в ней хранили мешки с солью. Соль "съела" почти все росписи. Даже Ангелы на сводах из светлых стали чёрными. Снаружи за много лет всё обветшало, расшаталось, было истерзано, зияло ранами... Так больной в постели не очень-то радостно встречает свои именины.
Мощи Вани Чеполосова три века находились здесь. Нет в Угличе другой церкви, так живо напоминающей о нём. В сущности, это вторая церковь "на Крови" - не Дмитриевская, а Ивановская.
Место это - кровное, но никак не тоскливое, и облик церкви - искалеченный, но праздничный... более, чем у какой-либо другой в Угличе! Даже сейчас, в залатанном и облепленном лесами виде, она просвечивала там и сям целыми клумбами зеленовато-голубых изразцов и "вязанными воротниками" кирпичного кружева.
Что-то здесь неуловимо напоминало такой же залатанный Новый Иерусалим, с его изразцовыми цветами, пробившимися через перекрестья реставрационных балок - таинственно и непобедимо.
Это - ванина Голгофа, но раз смерть побеждена Воскресением, то даже Голгофа проросла цветами. И этот детско-мученический храм - такой, каким ему и должно быть. И даже репейники вокруг, усеянные божьими коровками, напоминают о чём-то хорошем-хорошем, что было и будет. Какой-то мостик: из Детства - в Рай.
* * *
Захожу ещё в Казанскую церковь, что возле самого кремля. Она вся вознесена к небу: две бело-жёлтые башни вздымаются над парком - сама церковь и колокольня над крыльцом. В нынешнем виде она была выстроена в 1778 г., а вообще первый храм на этом месте стоял с конца XIV века.
Интерьер не отреставрирован и напоминает катакомбы, но службы идут здесь давно и регулярно. Особо почитаются две старинные Богородичные иконы, пожертвованные прихожанами в наше время: Казанская XVIII века и "Утоли мои печали", которую специалисты отнесли аж к началу XVII века. Последняя чудесно обновилась на Пасху 2006 года. Она стояла совсем чёрная - лика не различить. Не знали, что на ней вообще написано. И вдруг как-то после службы одна женщина первой заметила, что образ стал - светлый, чёткий, будто только-только написанный.
Хорошо всё-таки, когда - чудеса! Новые... Вроде, давно веруешь в Бога... а они всё равно зачем-то нужны. Зачем? Для радости. Для надежды. Для слёз.
Для напоминания самому себе, что не всё пропало. К счастью, не всё зависит от нас.
Есть ещё объёмная икона-скульптура Михаила Архангела - по виду из папье-маше, а на самом деле... из хлеба. Её сделали заключённые: настоятель храма, помимо служения на приходе, окормляет местную тюрьму. Икона стоит в рамке под стеклом. Предыдущую, точно такую же, но незастеклённую... съели мыши.
Я надолго задержался в Казанском храме.
Здесь произошла одна из тех, вроде бы, случайных, но символических встреч, которыми была полна вся неделя моего пребывания в Угличе. В церковь зашёл на минутку директор музея "Угличский кремль"... и нас познакомили. Речь зашла про хоть какую-нибудь литературу о Ване Чеполосове. Где можно прочитать его житие? Существует ли оно вообще в напечатанном виде? Это был главный вопрос, ради которого я, собственно, и приехал в Углич (нет, не только ради этого - но это стало как бы "поводом для самого себя", чтоб мне здесь оказаться!).
- Есть-есть, выходила, помню, лет десять назад такая брошюрочка... она обязательно должна быть у нас, в библиотеке. Вы обратитесь к заведующей библиотеки - NN-не.
- А где библиотека?
- Да вот, в ста метрах отсюда! Жёлтое такое здание у самого входа на территорию кремля... Можете прямо сейчас зайти, если есть время - я её только что видел, она как раз там. Скажете, что от меня. Она ваша коллега, тоже историк. Очень верующая женщина. Думаю, вам будет интересно побеседовать. А книжку она найдёт.
Я понял это как прямое указание Промысла. И буквально через минуту был уже у дверей библиотеки. Сидели на скамеечке две женщины, и когда я спросил, как найти NN, одна из них и оказалась NN.
Времени свободного было много, мы разговорились, и... закончилось тем, что она подарила мне книжку с житием Вани Чеполосова - ту, которая у неё была, личную...
От неё я узнал и историю мощей Вани в советское время. Я-то думал, они если и сохранились, то находятся в знаменитой церкви Иоанна Предтечи, которую Никифор Чеполосов построил в память о сыне.
- Нет. Там они - находились. Но эта церковь - до сих пор не действует, в советское время там был склад и вообще ужас что было. Мощи его нашли замурованными в стену - уже во время реставрации 1970 года. По всем описаниям, это были именно останки Ванечки - и даже судмедэксперты установили, что он был убит ударом в голову острым предметом... то есть сомнений никаких не было, что это он. И его мощи (ну как мощи... косточки!) были переданы тогда в наш музей. Я всё это хорошо помню. А когда стали открываться церкви, в 96-м открылась церковь Корсунской иконы Божьей Матери - большой приход, половина города!... Мощи Ванечки хранились в запаснике, и о них многие забыли - почти никто не знал, где они находятся... Ну, мы-то тут никогда не забывали - те, кто в запасниках работал...- улыбнулась она.
- Надо же - прямо как у мощей Серафима Саровского, такая же судьба!
- А у многих мощей в советское время была такая же судьба! Очень многие оказались в запасниках музеев и были... сокрыты от греха подальше добрыми людьми. А потом - открыты и переданы. Вот и у нас, как настало время открываться Корсунской церкви, тут-то и нашлись мощи Ванечки... Очень большой был крестный ход с его мощами из кремля в Корсунскую церковь. Много народа! Слава Богу, и детей многие с собой привели...
- Подождите, так они сейчас там - в Корсунской церкви!? - воскликнул я. - А я уж не первый день живу в гостинице "Углич" возле неё!... и ещё ни разу там не был: она все дни была закрыта...
- Сходите - сегодня она точно открыта, сегодня же вечерняя праздничная служба перед Рождеством Иоанна Предтечи.
- Обязательно схожу! Я даже и собирался... только не знал, что там - его мощи.
- Да они там, с 96-го года5. Ещё частицы его мощей есть в Царёвской церкви на Ростовской улице и в церкви Михаила Архангела в Селиваново, - но та в восьми километрах от Углича, в лесу...
После этого разговора было такое чувство, будто я прикоснулся к какой-то сокровенной тайне судеб городов и людей.
Ещё меня очень удивило, что на стене висит календарь с видом... Свияжска. Огромная фотография нашего знаменитого града, сделанная с вертолёта: остров, овальный, как лист кувшинки, весь усыпанный домами и церквушками, как маленькими жуками и улитками.
Я почему-то был уверен, что Свияжск здесь не очень-то знают: рядом столько знаменитых городов Золотого Кольца, да и сам Углич полон древних святынь... Зачем им наш Свияжск? Едут ли из Сибири за снегом в Сочи?
- А ведь Свияжск угличанами построен, - улыбнулась NN. - В наших лесах, в имении князей Ушатых, была срублена крепость и сплавлена по Волге!
- Ах, ну да! - воскликнул я: и как я мог забыть...
- Вот и не забываем старые связи! А календарь - это подарок о. Кирилла, настоятеля Свияжского монастыря. Он нас как-то однажды, несколько лет назад, принимал у себя - очень тепло.
Да, удивительно всё связано...
"Мир тесен", - говорят обычно, когда встречаются люди. Мир выглядит ещё теснее, когда встречаются города. Два моих любимых святых места, оказалось, не только друг с другом знакомы, а... в родстве состоят. Отец и сын.
Удивительно! Теперь буду каждый раз вспоминать Углич, приезжая в Свияжск...
* * *
Ещё хочется добавить в скобках. Два угличских мученика...
Примечательно, что самосуд над подозреваемыми в убийстве Царевича в 1591 г. обернулся для самого Углича страшным бедствием, ибо зло в ответ на зло рождает только зло6. Помилование же ваниного мучителя как-то очень символично совпало по времени с началом "золотого века" Углича. Город вырос и расцвёл как никогда прежде - именно во II половине XVII века. Одновременно воздвиглись церкви на Крови - по обоим мученикам: Дмитриевская и Иоанно-Предтеченская. Заалела, как цветок, их ровесница - Смоленская церковь в Богоявленской обители. Обновился и воздвигся в камне Воскресенский монастырь, возле которого жили Чеполосовы. Да и почти все сохранившиеся доныне церкви Углича - едва ли не все, сколько их есть, - построены в ближайшие десятилетия после мученической кончины Вани. Люди, вопреки всему, не отомстили за него - и Бог после бедствий, преследовавших несколько поколений (после годуновской расправы, Смуты, страшной чумы 1650-х годов) послал наконец долгожданный мир и благоденствие. И город облегчённо вздохнул - и благодарственно украсился церквами.
Совпадение? Для неверующего - да.
А для верующего?..
Может, для милости Божией над нами стоит, помимо прочего, отменить смертную казнь?
"Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут" (Мф. 5, 7).
Всё, что действительно важно - это милость и покаяние, а Углич - город покаяния. Слишком многое здесь напоминает, на что способен человек без Бога. Муки и гибель детей дали нам шанс хоть что-то в себе понять.
3.Детство и Царство
Утром Иванова дня колокольный звон Корсунской церкви обнял упругими волнами гостиницу "Углич"... и через считанные минуты после пробуждения я уже был в храме, в эпицентре ликующего звона.
Служба праздничного дня врезалась в память по многим причинам. И она, и всё, что после...
После... был крестный ход вокруг храма. С иконами и хоругвями, с чтением Евангелия, с кроплением. Поистине по словам Серафима Саровского: "Пасха посреди лета". Ни разу в жизни не видел в других храмах крестного хода в этот праздник. А тут ненароком сподобился не то что увидеть... а самому нести икону Иоанна Предтечи.
Хотелось унести с собой и колокольный перезвон. Всегда быть там, где он.
Он - сама радость и сама Жизнь, играющая от переизбытка, иное состояние времени и пространства. "Четвёртое измерение"... как его ещё назвать.
И я уже знал, кто звонит - мальчик-иподьякон, которого не заметить было невозможно. Лет одиннадцати-двенадцати... Я его видел вчера на вечерней службе. Слышал, что его зовут Антон. У каждого, с кем он разговаривал - с батюшкой, с певчими... - как-то непроизвольно протягивалась рука приобнять его или потрепать по голове, будто у него там магнит. Казалось, от него распространяется невидимый ореол, попадая в который люди на время становятся счастливее. Он совсем не походил на тихонького "монастырского мальчика", а, наоборот, казался вполне бойким и жизнерадостным шалуном... Впрочем, так оно и было, а не казалось. И, видимо, эта радость жизни от него передавалась всем.
Сейчас она вливалась в меня колокольным звоном. Я шёл с иконой вместе с сотней прихожан и знал, что где-то там, над нами, в верхушке лёгкой, островерхой, летящей башни, вровень с куполами и крестами, мальчик Антон управляется с полудюжиной куполов, и они приветствуют родившегося Предтечу, приветствуют нас, приветствуют новый день в Угличе. В городе церквей, в городе детей, в городе святых.
И небо радостно заплакало.
Забарабанили вдруг по головам и иконам капли. Шелест резко обрушившегося дождя примешался к антошкиному звону. Бог почувствовал, что происходит на земле. И как будто мы на долю секунды почувствовали, что там у Него, на небе.
Ливень хлынул сразу же после окропления. Одни брызги смешались с другими. Не знаю, как одно с другим было связано, но уж как-то связалось! Крыша и карнизы церкви загрохотали всё усиливавшейся барабанной дробью, но звон, производимый где-то там на колокольне Антоном, был громче. Громче - и выше дождя. Он падал, казалось, с тех высот, которые вечно стоят над ливнем, над серо-белыми шумящими стенами...
"Хвалите Его, небеса небес и вода, яже превыше небес".
И сразу же весело ускорил шаги крестный ход. "Вот как нас Господь кропит в честь праздничка!" - доносились голоса. И вместе с мокрой, радостной толпой вбежал в церковь запыхавшийся, довольный мальчик, буквально слетевший по ступенькам с колокольни.
Служба закончилась. Отца Иоанна, настоятеля, поздравляли с именинами. Я тоже подошёл-поздравил, сказал, что я церковный историк из Казани.
Меня благословили фотографировать в храме, я робко спросил, можно ли на колокольню - отец Иоанн и на это благословил.
- А вот Антон вам сейчас покажет...
Сердце трепыхнулось от радости.
- ...А он, по-моему, опять там - пошёл второй раз звонить, - вспомнил-улыбнулся отец Иоанн. - Можете подняться: лестница, снаружи - справа как выйдете.
Я вышел и на лестнице сразу увидел Антона, отпиравшего дверь.
- Меня о. Иоанн благословил подняться с тобой на колокольню.
- Ну пойдём, - нисколько не удивился мальчик, будто мы давным-давно были знакомы.
- Тебя ведь Антон зовут...
- Да. А тебя?
- Андрей.
Хорошо, что так легко знакомиться с детьми!
Мы поднялись.
Синие чешуйчатые купола, снизу, вроде бы, маленькие, как рыбки в небесном море, вблизи оказались огромными. Они, как живые, заглядывали все впятером в восточный пролёт колокольни: вот-вот всунут головы под колокола.
Рассыпался внизу ковром домишек и палисадников старый город. Смотришь с высоты, словно с одного маяка на другие, на башенки и луковки дальних церквей, будто за каждой - невидимая гавань, куда плывут и плывут невидимые корабли. И там укрываются уже навсегда, насовсем. Может, какой-нибудь угличский мальчик по доброте когда-нибудь проведёт меня и туда?
Вслед за снегом
ты придёшь на край Земли
видишь небо, а на небе - корабли...
Тают в воздухе голубом
На одном из них - теперь мой дом.7
- У вас очень красиво, - говорю я, любуясь.
- Да, Углич красивый. - согласился Антон. - А ты бывал где-нибудь до этого на колокольне?
- Да. Много раз. Но... наверное, всё-таки не так много, как ты.
- Сверху, с колокольни всегда всё какое-то другое! Ты замечал? Мир по-другому смотрится.
- Конечно, замечал! Иначе зачем бы поднимался...
- Вон там - голубиный птенец сидит, - открыл мне секрет Антон.
- Надо же! Никогда не видел голубиных птенцов. Даже не знаю, как они выглядят.
- Вот смотри - будешь теперь знать. Я тоже до этого не знал... Он уже, правда, щас вырос здоровенный - был меньше!
Колокольня - это всегда какой-то свой мир. Между небом и землёй! Тут тебе - и голубиные птенцы, и колокола, как скорлупа, из которой вылупился Звук.
Колокольня - единственная лестница в небо, доступная нам. И мы на ней сами - как птенцы небесные, пока ещё не научившиеся летать.
- А вот этот самый большой колокол весит четыреста пятьдесят кило.
Антон с гордостью показал самый примечательный предмет в своих здешних владениях.
- А у нас в Казани, в Зилантовом монастыре, где я работаю, есть колокол - семь с половиной тонн! - так же по-мальчишески, как он, решил похвастаться и я.
- Ого! А у вас там кто звонит?
- Приходит звонарь по большим праздникам: в такой колокол, конечно, только по большим праздникам звонят.
- Ну понятно уж! - со знанием дела сказал Антон.
- А Казань - большая? - спросил он.
- Да. Миллионный город.
- У нас тоже к миллиону приближается.
- Да что ты! Насколько я знаю, в Угличе - около сорока тысяч.
- Ну, я и говорю - "приближается"! - засмеялся мальчик. - Я же не сказал, что миллион есть, я сказал "приближается"...
- Ну, разве что так! - рассмеялся и я. - Долго же ему придётся приближаться!
- Зато у нас воздух чистый, дышать полезно... - серьёзно, как пенсионер, рассуждающий о погоде, сказал Антон.
- Да... у вас здесь вообще легко дышится.
- А переезжай к нам жить. Купишь здесь домик, будешь писать свои новые книжки... Будем часто с тобой видеться.
По улыбке видно, насколько ещё чиста его душа. Почему-то... умереть за него хочется.
Я смотрел на эту улыбку, на эти детские руки, управляющиеся с колоколами, и думал, что никогда ни один архитектор не построит ничего сравнимого с тем, что строит Архитектор Небесный. Никогда ни один город со всей своей архитектурой не заменит одной пары вот таких глазёнок. Каждый мальчик, каждая девочка - важнее и красивее того города, в котором они живут. Вернее, настоящий город - это они и есть.
Углич и Царевич - это ведь почти одно и то же. Как Христос и Царство Небесное - одно. Невозможно прожить в городе несколько дней и не понять этого.
А какие-то отблески образа Царевича извечно играют на ликах угличских детей. Это же не может быть, чтоб он в них не отразился - чрез все века!
Ещё в XVII веке "умысли чин духовный и граждане, да установят празднество плащаницы Царевича месяца мая в 16 день: носите же плащаницу вокруг дворца его и младенцы подносите, яко же и царевич имел семь лет с половиною..."
"Праздник этот отличается глубоко умилительной торжественностью, - писали в XIX веке. - В этот день после литургии вокруг "царевичева дворца" с торжественным крестным ходом обносились при пении тропаря царевичу плащаница и одр, на котором святые мощи царевича были несены из Углича в Москву. Под плащаницу и одр угличские граждане все - без различия званий и состояний - почитали непременно своей обязанностью подвести или поднести своих детей, начиная с грудных и до восьмилетнего возраста. Глубокая вера, что злодейская рука убила только тело святого царевича, а святая душа предстоит престолу славы Царя Небесного, превращая день заклания - этот некогда ужаснейший день - в светло-радостный праздник - в "царевичев день"! День убиения святого царевича есть день его небесной радости, и свою небесную радость он сообщает детям, пришедшим на его праздник".
Угличское детство вообще накладывает какой-то удивительный отпечаток на дальнейшую судьбу... или как лучше сказать? На мир человека. Если человек вырос в Угличе, значит, он вырос из царевичева и из ваниного горчичного зёрнышка. Хотя бы сам этого в упор не сознавал.
Здесь, к примеру, прошло детство Ольги Берггольц и Бориса Пильняка.
Да, Берггольц... тяжёлый случай.
Её повесть 30-х годов "Углич", написанная в 22-летнем возрасте - вполне, в соответствии с временем, богоборческая:
"А Углич был табором церквей..."