В 5 километрах от Мурома сохранилось древнее село Лазарево, в котором прошла большая часть жизни праведной Иулиании Осоргиной. Вовсе никак того не желая, она стала одной из самых знаменитых женщин Древней Руси: посвященная её большая житийная "Повесть" по красоте и глубине сюжета сопоставима с "Повестью о Петре и Февронии". Интересно, сколько же поколений людей, умевших читать (или хотя бы умевших слушать!), воспитывалось на этих сюжетах. Кстати, это первое во всей русской литературе жизнеописание женщины, не являвшейся ни княгиней, ни монахиней. "Просто" бесконечно добрым человеком. "Просто" многодетной матерью. Всё просто. От ухода праведницы прошло уже более 4 столетий. Но ведь от Ильи Муромца нас отделяет еще вдвое большее "расстояние", а Карачарово всё стоит, как ни в чем не бывало, напоминает о нём так, будто только вчера все это было...
Два муромских пригорода, Карачарово и Лазарево, так же отличаются друг от друга по ландшафту, как мужчина-богатырь от подвижницы женщины.
Карачарово - могучие холмы над могучей Окой. Сила и мощь. Здесь - ни холмов, ни Оки. Ровное поле, луга, перелески и спрятанные в них (рядом будешь стоять, а не увидишь, пока не покажут впритык!) крошечные озерца и речки. И здесь и там, - земля, освященная Чудом. И здесь, и там это чувствуется даже с закрытыми глазами. Но по-разному.
Самая суть России, как она задумана Богом, по-моему, чуть приоткрывается в этих местах. Патриотизм тут ни при чём! Человек задуман Богом. Страна задумана Богом. Человек может быть негодяем, а страна - глубоко больной. Но ведь это ИХ выбор - это не изначальный Божий замысел о них. То есть, простите, о нас...
Были люди, сделавшие другой выбор. Совсем другой! И по ним мы можем чуть-чуть судить о России... не той, что есть, и даже не той, что была. Той, что могла бы быть!
Илия, Иулиания... они - наше большое ИЛИ-ИЛИ, которое уже никто не отменит. Наша альтернатива. Или жить, как мы, или?...
А пожалуй, Иулиания, как это не удивительно, особенно близка нам! Её путь праведности в миру - главный путь всего христианства, а уж, в особенности, нашего времени. Он важен тем, что... исполним. Может, и не в таком исключительном объеме, как у св. Иулиании, но, по правде сказать, это самый естественный путь для человека. Странно и аномально жить иначе и нестранно жить так. Так, как бы все для тебя - родные и близкие, а неродных нет.
В Лазарево я приехал в августе 2019 г. Первым, что увидел еще из автобуса, стала высокая и очень живописная церковь, возведенная на месте той деревянной, в которую когда-то ходила св. Иулиания. Нынешняя "молодая" церковь построена в памятном 1812 году. Но к событиям Отечественной войны это никакого отношения не имело. Просто в 1811 г. одноименный деревянный храм сгорел, и тогда местная дворянка Пелагея Бычкова оплатила строительство каменной церкви на её месте. В 1893-95 гг. храм был расширен за счёт перестройки трапезной и бокового придела. А вот монастырская по виду ограда с "оптинскими" башенками по углам имеет уже современное происхождение. Так что весь ансамбль формировался с перерывами целых два века.
Церковь посвящена Михаилу Архангелу. Боковой придел Николаю Чудотворцу. Был еще в старину придел св. Лазаря Воскрешенного (а до него - вообще Лазаревская церковь), от которого произошло и название села.
Что можно сказать об архитектуре этого незабываемого места? Две башни - самой церкви и изящной колокольни, - господствуют над посёлком и видны издалека. Форма типична для XVIII века - восьмерик на четверике. Русская глубинка жила просто, и смена стилей здесь основательно задерживалась. В Петербурге и губернских городах в начале XIX века уже безраздельно господствовал классицизм. Здесь же очертания церкви по-прежнему обычны для барокко... и, наверное, это замечательно, потому что, признаюсь, лично я совсем не люблю классицизм в церковной архитектуре: по-моему, он вообще для неё не предназначен!
И храм, и село, несмотря на скромность, очаровывают с первого же взгляда и на всю жизнь. Не думаю, что единожды побывав в Лазарево, можно его когда-нибудь забыть. Благодаря мощам св. Иулиании, Архангельская церковь всегда была центром местного паломничества... за исключением, конечно, советского периода. В 1931г храм закрыли, основательно разорили и превратили в клуб, как это обычно делалось в крупных сёлах. Мощи праведной Иулиании попали в муромский музей, где соседствовали с мощами Петра и Февронии. Как только "повеяли новые ветры", в 1989г храм вернули верующим. Но поскольку на полную реставрацию его понадобилось очень много времени, мощи святой до 2014г находились в Николо-Набережной церкви Мурома (там я застал их в свой первый приезд в эти края в 2007г). Отправившись в Лазарево, я даже не знал, что святая уже вернулась в него.
Сейчас тут - архиерейское подворье. Хоть и не монастырь, но как бы первый шаг к нему: здесь постоянно живут три монахини, есть новый дом при церкви, удачно стилизованный под старину, есть и небольшое хозяйство.
Кирпичная ограда и своей миниатюрностью, и четырьмя башенками, напоминает декоративные стены муромских монастырей. Словно тут - маленькое подобие монастыря... хоть и состоящего всего из одной церкви. Стены - как бы "крепостные", только вместо бойниц - отверстия в форме крестов.
Издали, в соседстве высоких готических елей, как бы дополняющих ансамбль, сходство с монастырем становится еще большим. Что-то белое и многобашенное воздвиглось над центром села. Ели встали вровень с колокольней. Чёрные купола удивительно сочетались с их темной хвоей. И замечательно контрастировали с белоснежными стенами.
Перед входом меня заинтересовала мемориальная доска. Точнее не она сама, а своеобразный текст на ней: "АО Муромский стрелочный завод благодарит милосердного Бога и св. праведную Иулианию Лазаревскую за благословенную возможность потрудиться в восстановлении этого святого храма". Обычно хвастливая самореклама меценатов выражается совсем в других словах: благодарят их, а не они! Все перед ними рассыпаются в любезностях. Но, видимо, в месте, где Иулиания когда-то отдавала не часть своего имущества, а ВСЁ, это было бы уж слишком неуместно! И правда, пусть все будет наоборот: пусть меценаты "благодарят за возможность": это - единственный здравый вариант взаимоотношений Церкви и богатых людей.
Наконец, я переступил порог и... не будь взрослым человеком, тут же, наверное, подпрыгнул бы от радости! Я даже не понял, как она на меня приземлилась! Помню только, что как-то сразу, без предупреждений. Здесь всегда был праздник, и я сейчас на него попал. Церковная служба кончилась недавно, но праздник не кончался никогда.
Внутри весь храм - торжествующе радостный. Высокий настолько, что и цвету, и свету здесь есть где поместиться. Стены светятся многоярусными фресками, как огнем. Разноцветным огнем мира иного. Изображенные на стене ангелы как бы парят вокруг верхней части искристого, разбрызганного солнечными лучами иконостаса, обмахивая его крыльями, как единый золотой цветок.
Дальше глаза разбегаются от красоты и многообразия фресковых сюжетов. Необычно изображение Лествицы Иакова в верхнем изгибе северной стены: "стремянка", по которой идут ангелы, подводит не ко Христу, как у Иоанна Лествичника, а к образу Божией Матери "Знамение". Это глубоко символическая трактовка ветхозаветной "лествицы" как прообраза Богородицы.
На западной стене: св. Даниил во рву, "Три Отрока в пещи" и "Чудо Михаила Архангела в Хонех". Это уже прославление многочисленных деяний того, кому посвящена церковь: везде в качестве посланных людям от Бога спасителей присутствуют Ангелы. Здесь же - огромная композиция "Успение Пресвятой Богородицы". А на южной стене - "Церковь Воинствующая". Полное название этого необычного сюжета: "Благословенно воинство Царя Небесного". Впереди вполне земного войска - опять-таки Архангел Михаил, сам с крыльями и на крылатом коне, ибо он Небесный Архистратиг, то есть полководец, получивший власть от Царя Христа. Это очень редкое изображение связано, видимо, как с посвящением храма, так и с тем, что впервые в истории Церкви оно появилось в середине XVI века, под впечатлением от победы над Казанью - то есть как раз в то время, когда жила св. Иулиания. Если про иконографический тип позволительно так выразиться, то это "визитная карточка эпохи".
В широком куполе или, как раньше называли, "небе" - Христос в окружении восьми архангелов. Изображение Господа опоясано круговой надписью: "Егда сотворены быша звезды, восхвалиша Мя гласом велиим вси аггелы Мои". А по внешнему периметру "неба" выписан псалом: "Благослови душе моя Господа..." Так и кажется, что в расположении фресок есть что-то беззвучно-музыкальное. Это рисунки-псалмы, рисунки-песнопения.
В первом ярусе росписей - многочисленные изображения святых жен. Пожалуй, храм, хранящий мощи св. Иулиании - лучшее место, чтобы вспомнить различные примеры женской святости. Здесь мы видим и Жен Мироносиц, и равноапостольную Феклу, и великомучениц Татиану и Екатерину, и благоверную Ирину Муромскую (жену св. князя Константина, крестителя Мурома). Дальше, за аркой, соседствуют преподобные Евфросиния Полоцкая, Кассия Константинопольская и... Женевьева Парижская. Последние два образа, пожалуй, требуют пояснений.
Подзабытая ныне преподобная Кассия Константинопольская (поразительно, но статьи о ней нет даже в т.н "Житиях всех святых" И.Бухарева) изображена в ряду праведных жен не случайно. Именно с ней связан знаменитый диалог о роли женщины. В IX веке наследник византийского престола Феофил, выбирая себе невест, подошёл к ней с яблоком и сказал: "От жены произошло всё зло". Кассия смело возразила будущему императору: "Но от жены произошло и всё лучшее" (Разумеется, один имел в виду Еву, а другая - Богородицу). Феофилу не понравилась чересчур "дерзкая" женщина и он остановил свой выбор на другой. Кассия, происходившая из знатного рода и обладавшая огромным состоянием, основала на свои средства новый монастырь в Константинополе и сама приняла в нём постриг. Она прославилась как знаменитая составительница церковных песнопений, что само по себе поразило современников и потомков (почти все остальные гимнографы - мужчины). Древний "Каталог песнотворцев" ставит её наравне с великими творцами "гимнов, свыше вдохновенных" - свв. Иоанном Дамаскиным, Феодором и Иосифом Студитами. Кассия написала не менее 25 стихир, приняла участие в составлении такого вечного шедевра как Канон Великой Субботы (ирмосы песней "Волною морскою", "Тебе на водах", "На кресте Твое божественное истощание", "Богоявления Твоего, Христе").
А св. Женевьева, сугубая покровительница Парижа и всей Франции, жила во времена неразделённой Церкви (ок.420-500), потому напоминание о ней в православном храме тоже исключительно важно: мы частенько забываем, что "западные" святые до 1054 г. - это полноправно "наши" святые! В 451 г. Женевьева предрекла разгром страшного "непобедимого" Аттилы. Позже всем, чем могла, помогала парижанам во время осады города франками. Когда же франки все-таки победили, убедила их не разорять Париж и сыграла огромную роль в обращении ко Христу короля Хлодвига. Победители приняли веру побежденных! По сути, св.Женевьева - такая же равноапостольная для Франции, как св. Нина для Грузии. Лично мне было необыкновенно радостно встретить наконец её образ У НАС. Такими духовными "мостиками" подчеркивается Вселенский характер нашей Церкви, о котором нам никогда не стоит забывать! Надо просто принять на веру, что вот это маленькое "провинциальное" Лазарево равно связано и с Парижем, и с Константинополем и... с Царствием Небесным.
Замечательно, как всё продумано в системе этих росписей, как их строй сочетается с реальными святынями храма. Над ракой с мощами св. Иулиании заканчивается цикл её жития и, соответственно, изображено положение её во гроб. А выше Христос, сошедший во ад, выводит из точно таких же гробов Адама и Еву. Это дает ощущение сопричастности Чуду: нашего личного присутствия одновременно и в "реальном", и в изображенном мире... И во всех временах сразу, и - вне времени.
Всё это великолепие сотворили современные художники из Палеха. Главный храм они расписали недавно, а сейчас я застал их работающими в Никольском приделе. Работают они, получается, даже в воскресенье! Пока что придел не действует, но как бы хотелось через некоторое время вернуться в Лазарево и увидеть всё полностью завершенным. Свт. Николай Чудотворец сыграл особую роль в жизни св. Иулиании: "В одну из тяжелых минут Иулиания стала ночью на молитву, но бесы навели на её душу ужас и она, в бессилии упав на постель, погрузилась в крепкий сон. Во сне она увидела, что к ней подошло множество нечистой силы с оружием. "Если не бросишь своих дел, - говорили демоны, - немедленно погубим тебя!" Блаженная взмолилась Богоматери и Николаю Чудотворцу, и угодник Божий явился с большой книгой и разогнал врагов, которые рассеялись, как дым, после того он благословил Иулианию и сказал: "Дочь моя, мужайся, крепись и не бойся бесовских козней! Христос повелел мне защищать тебя от бесов и злых людей". Проснувшись, Иулиания ясно увидела светлого мужа, который вышел в дверь и скрылся. Она обратилась за ним, но все засовы и затворы терема оказались на своих местах. Иулиания поняла, что Господь действительно послал ей небесного защитника... и с ещё большим усердием продолжила дела милосердия и любви к ближним".
Так св. Иулиания встретилась в жизни со св.Николаем... и может, неслучайно придел нынешней церкви посвящен ему. Какая-то связь этих святых проявилась и спустя века. Ведь в 1989-2014гг, пока окончательно не восстановили здешний храм, мощи праведной Иулиании покоились в Николо-Набережной церкви, в самом центре Мурома. Что же касается видения, то от Чуда до чудищ и от чудищ до Чуда - всегда один шаг. Николай Чудотворец и на этот раз "уже бо бесом, нестыдно летающим... запретил еси", в точности как поётся в его Акафисте.
Стоишь у раки и думаешь о той, кто привела меня сюда. Житие св. Иулиании настолько светлое, что его даже трудно пересказать - лучше уж читать самим и во всех подробностях. Повторяющийся мотив: и тут она помогает людям, и там помогает... раздавая последнее. Вот голод 1570-х годов, воспринятый всеми современниками как кара Божия за опричнину и прочие "политические" грехи режима... вот спустя 30 лет - еще более страшный голод начала XVII века, унесший, по самым скромным оценкам, около миллиона жизней... и всюду она - как ангел-хранитель, только во плоти! Всех никогда не спасешь, но она спасла ОЧЕНЬ многих: пожалуй, столько, сколько никто другой во всей русский истории. Почему? Может, она была очень богатой? Нет, не очень - хотя и дворянского рода. Может, не о ком было заботиться в своем роду? Нет, у неё был любимый муж и 13(!) детей... Правда, последние 9 лет она жила вдовой.
Но вот во время "бескормицы" эта вдова раздала все свои запасы и два года голодала сама. "По её молитве хлеб, сделанный из лебеды с корой, оказывался сладким, и нищие толпами приходили к ней за подаяниями. Соседи недоумевали: "Зачем вы ходите в дом Иулиании? Она сама с детьми чуть жива от голода!" Нищие отвечали: "Мы ходили по многим селам и иногда получали чистый хлеб, но никогда не пробовали хлеба более сладкого, чем у этой вдовы".
Благотворительность благотворительности рознь. Если человек раздаёт не часть того, что имеет, а ВСЕ, это и есть - Божий человек. И даже если сами мы пока не можем, не умеем ЭТО за ним повторить, от самого присутствия таких людей становится бесконечно светло на душе. Пока они есть, мир жив. И жизнь его имеет хоть какой-то смысл. Может, они и есть - тот коллективный Удерживающий, о котором говорится в Апокалипсисе?
Впрочем, дни св.Иулиании клонились к концу. Она заболела 26 декабря 1603г - на второй день Рождества Христова. Господь сподобил её скончаться на Святках - через шесть дней, 2 января по старому стилю. Когда ровно через три века состоялось прославление преп. Серафима Саровского, день их памяти совпал. Да они и жили поблизости друг от друга, только в разные эпохи. Великий монах и великая мирская женщина. А кто оказался выше, знает один лишь Бог.
В житии преп. Макария Великого есть момент, когда во время молитвы он услышал с неба голос: "Макарий! Ты до сих пор еще не сравнялся с двумя женщинами, которые живут в городе недалеко отсюда". Когда же Преподобный отыскал их и долго расспрашивал, оказалось, что они ведут "самую обычную" жизнь: "Неоднократно советовались мы между собою вступить в общество святых дев (т.е монахинь), но не могли получить на то дозволения своих супругов. Видя их любовь к нам, мы решили не разлучаться с ними и служить им утешением..." (То же самое решила, кстати, и св. Иулиания). На это преп. Макарий сказал: "Поистине Бог не смотрит, дева кто или супруга, инок или мирянин, но ищет только сердечного расположения к добрым делам: его он принимает и по нему ниспосылает Святого Духа каждому, кто желает спастись..."
Кстати, если сама Иулиания не стала преподобной (то есть монахиней), то по крайней мере, эта желанная судьба исполнилась на одной из её дочерей. В притворе церкви висит редчайшая икона: вместе изображены муж, жена и дочь - праведные Георгий, Иулиания и преподобная Феодосия. Все - в нимбах. Мало кто знает, что муж и дочь великой святой тоже, хоть и на местном уровне, прославлены во святых. Вот такая семья!
Бог уже через 10 лет прославил Иулианию не просто нетлением мощей, а небывалым их мироточением. Когда в 1614г хоронили её сына Георгия и стали копать яму в фамильной усыпальнице под церковью, наткнулись на её гроб. Он оказался весь до краёв полон благоуханного мира, и было это миро, как пишут, "днем подобно свекольному квасу, а ночью становилось густым и походило на масло багряного цвета". От него стали происходить многочисленные исцеления. Насколько я помню, подобное редчайшее чудо - миро, целиком переполняющее гроб, - из всех святых, когда-либо живших на Руси, описано только в житии св.Гурия Казанского. И оба чуда были близки по времени: обретение мощей св.Гурия состоялось всего за 19 лет до обретения мощей св. Иулиании (а тогда, в 1595г, она была еще жива).
От себя хочется добавить что она - одна из самых радостных святых, о каких мне только довелось узнать в жизни.
Как писал великий старец XX века Софроний (Сахаров): "И до наших дней удерживается поведение среди христиан о том, что заповедал Христос. Господь ожидает от нас "повторения" Его жизни на Земле. А ведь сколько людей противятся этому! Но если говорить до конца, то, в сущности, спасение мира было бы, если весь мир вдруг стал бы на путь подражания Христу - "Отдавать свою жизнь, чтобы жили другие".
2.
Святое место без святых источников... - это как лето без дождей. Может, где-то и есть такая "засуха", но только не в окрестностях Мурома! Здесь Николин источник в самом городе, Ильинский в Карачарово, Иулианиевский в Лазарево... и это только самые известные! Правда, в отличие от Карачарово, здешний надо ещё поискать - он не рядом с самой церковью, а говорят, где-то в 15-ти минутах ходьбы. К счастью, у меня нашелся провожатый... или нет - не "нашёлся", а объявился сам собой: как солнце в небе, как веселая мысль в голове...
Почему-то в самых разных случаях именно мальчишки вызываются меня куда-то провожать, чего-то рассказывать и показывать. Чаще всего, по своей инициативе. Как это объяснить, я не знаю. Но это точно не мой повторяющийся из очерка в очерк авторский сюжет - это забавно повторяющийся сюжет жизни. Впрочем, я кажется ничуть не против таких повторов. Может, дети просто чувствуют, что у меня нет детей... и на некоторое время становятся их "заместителями". Им это совсем несложно!
Мальчик лет двенадцати, помогавший в храме, представился:
- Отрок Виктор!
"Отрок" было произнесено таким торжественным тоном, словно это церковный сан: примерно как протоиерей Виктор или даже митрополит Виктор. Правда, потом он разрешил называть себя просто Витей.
Кстати, через минуту он признался в своей главной мечте:
- Я тут в церкви помогаю. А вообще я хочу стать монахом. А потом епископом. А потом митрополитом... Но это если Бог даст.
Не успел я опомниться от такого заявления, как он серьезно сказал:
- Но только я очень боюсь... властности! Понимаешь, можешь нечаянно присвоить себе Царские полномочия, а это - полномочия только Бога!
Я поразился, что эти слова сказал 12-летний мальчишка! Даже если он вычитал их где-то или услышал, то ведь всё равно принял как свои. А стало быть, как ни крути, сам до них дошёл: чьи-то мысли только тогда к нам и прививаются, когда "случайно" или неслучайно совпадают с нашими. Да, что тут скажешь? Серьезные намерения! Если хотя бы отдельные, "странные" дети (а в истории таких всегда было очень немного!) мечтают стать монахами, священниками, епископами, митрополитами, значит, Церковь жива.
- А в каком ты классе? - между делом спросил я.
- Пятый закончил.
- А в классе не смеются... что ты такой верующий? - спросил я, уже с грустью догадываясь о непростой жизни подобного "отрока" среди сверстников... вероятно, даже не подозревающих, что по церковному они тоже зовутся "отроки".
- Смеются, - признался Витя. - Не понимают! Им другое интересно...
- А тебе? как ЭТО стало интересно?
- А у нас семья верующая. Я с детства в церкви, - просто ответил Витя. - Помогаю. Вот сейчас надо для храма воду набрать. Если хочешь на источник, то мне как раз туда. Вместе и сходим. Пойдём.
Почему всегда так светло становится от одного вида этих ничего еще, казалось бы, не сделавших в жизни существ? Почему одно их присутствие сразу радостно разряжает всю серьезность и пафосность обстановки любых святых мест? Потому что, может быть, ДЛЯ НИХ всё это? "Для них" - значит, для НАС. Потому что мы - это тоже немножко они? Ибо "их есть Царство Небесное". Ибо оно наше. Что тут еще добавишь. Те, кто пока никому ничего не проповедуют, являются самыми евангельскими из всех персонажей.
А еще говорят, будто христианство - мрачная религия, чуждая "настоящей" жизни! Да вот же она, настоящая жизнь - в лице этих мальчишек. Кстати, и у Иулиании в семье таких было полно! Время настолько условно, что когда глубоко общаешься с детьми, вдруг на какие-то секунды оно перестает существовать, и отчетливо чувствуешь тогда, что в какой-то вечности мы - все ровесники.
- Все - братья и сестры! - как сказал Витя. - Поэтому можешь называть меня - брат Виктор. А ты - брат Андрей. Кстати, можно я буду называть тебя на ты?
- Можно! - весело сказал я.
Как раз недавно я перечитал у старца Софрония (Сахарова) строки: "В состоянии чистой молитвы человек не знает ни своего возраста, ни социального, ни даже иерархического положения своего". Мы далеки от чистой молитвы, но "не знать своего возраста", действительно, на какие-то мгновения возможно.
Подобное тянется к подобному. Люди находят людей и тем преодолевают своё тотальное одиночество в толпе. Всегда можно найти Человека, потому что он тоже нас ищет. Но есть, если угодно, нечто "еще более подобное" нам, "более человеческое", чем мы. Притягиваясь друг к другу, мы тем самым инстинктивно тянемся к Нему, даже если ни на каплю не осознаем этого.
Итак, наше путешествие началось! Непосредственно возле церкви, в кольце сельских домов - два маленьких озерца, как два глаза. В том, что поменьше, но поближе, прямо из зеленоватой воды торчит основательный гранитный крест: зрелище совершенно сюрреалистическое! Витя объяснил: совсем недавно тут была купель. Видимо, её закрыли из-за того, что все-таки это не святой источник, а просто озерцо, даже почти болотце. Теперь купель осталась только на кладезе св.Иулиании, куда мы и идём.
- А что там?
- Увидишь. Там красиво!
- Нет, я имею в виду: там что-то происходило во времена Иулиании?
- Происходило. Там убили её сына.
- А кто и зачем?
- Не знаю. Но на этом месте стал источник.
- А где стоял их дом, это известно?
- Нет, не известно. Это же давно было!
Здесь все честно. Здесь никто не укажет "дом Осоргиной", как в Карачарово указывают "дом Гущина", то есть Ильи Муромца. В житии говорится лишь, что праведная Иулиания жила довольно далеко от церкви (про церковь-то известно точно, что она - на прежнем месте!). Где именно стоял дом, народное предание молчит. За 4 века село застраивалось и перестраивалось не раз.
Через несколько минут мы вышли на околицу.
- Здесь есть речка Илевна, - сказал Витя.
- Где!?
Я очень удивился, потому что не видел никакой реки - одно ровное поле.
- Сейчас покажу.
Только когда мы вышли на берег потока и остановились в двух метрах от него, я его увидел. Неброская красота лугов и петляющей в них крохотной речки... - наверное, примерно так и должны выглядеть окрестности святого места. Ничто в пейзаже не поражает - но всё умиротворяет. От вида этой непритязательной красоты, ещё и притихшей перед дождём, становится сладко, - наверное как от тех хлебов из коры и лебеды, которые пекла св. Иулиания.
"Я не променял бы Среднюю Россию на самые потрясающие красоты земного шара", - как говорил Паустовский...
- Ой, а мы не к тому источнику вышли! - запоздало опомнился мой провожатый. - Что-то я сплоховал! Это - тоже источник. Но он... не святой - понимаешь, обычный.
- А где не обычный? святой?
- Там, - махнул рукой мальчик - До него еще минут двадцать. Ты не устал?
-Нет! - засмеялся я.
- Тогда пошли обратно... а потом свернём куда надо.
"Заблудиться" в таком месте да еще с таким провожатым - это, скорее, радость, чем проблема! Значит, путешествие будет долгим (чего я и хотел). Значит, больше увидим. Значит, дольше пообщаемся. Друг с другом. И со святой Иулианией. И с Тем, Кто выше нас. Может, это прежде я блуждал - а здесь я точно на правильном пути, в какую бы сторону мы не шли!
Еще помнится, я несколько раз переспросил название речки, настолько оно показалось мне удивительным. Илевна! Звучит, совсем как отчество какой-нибудь почтенной женщины. Возможно, это - от избытка ила. Но здесь, на родине Ильи Муромца, возникает неуловимая ассоциация с его именем. "Ильинична"... - ну, для речки это было бы, пожалуй, уж слишком по-человечески. А вот "Илевна" - в самый раз!
Мы подошли к небольшой плотине. Грозно шумел и пенился искусственный перекат... необычное зрелище для ровного, как скатерть, поля, в котором за кустами в нескольких метрах и речки-то уже не видать! Зеленой, но при этом идеально прозрачной глубиной высвечивала из тени запруда. В её темном зеркале отражалась толпа прибрежных деревьев.
- Тут мы купаемся!- сказал Витя. - Ныряем. Знаешь, как тут глубоко!
Я подумал: может, ноги сами, не спросясь, вывели мальчишку нечаянно к самому приятному для него месту? Из-за этого и получилась ошибка. Легкая детская рассеянность. Бывает!
- Смотри, сколько зверобоя! - показал вдруг мальчик.
- Это же заячья капуста, - удивился я.
- А я просто хотел тебя испытать! - засмеялся Витя. - Думал, ты не знаешь. А ты, оказывается, знаешь.
- Я же с детства с бабушкой зверобой собирал.
- Я тоже. Я все лекарственные травы знаю. Я травник... Я вообще люблю все в жизни узнавать... Еще люблю путешествовать.
-Я тоже! - признался я.
- А ты в каких городах бывал? - заинтересовался начинающий путешественник. - Я вообще-то в немногих... потому что я пока несовершеннолетний и не могу ездить без родителей.
Я стал ему рассказывать о своих путешествиях, а он мне - о своих.
- А ты во Владимире бывал? - поинтересовался Витя.
- Да. О-очень красивый город! Один из самых красивых на Земле!
- Я тоже бывал. Я там два раза в год бываю.
- А почему именно два раза в год? - чуть удивился я.
- В больнице! Меньше уж никак нельзя. У меня же сахарный диабет.
Вообще-то в школе, где я работаю, тоже есть девочка, ровесница Вити, больная диабетом. Так что дети, увы, несвободны от этой "взрослой" болезни. И всё же за Витю я огорчился как-то особенно. Дай ему Бог вынести это пожизненное испытание "не по возрасту"! Впрочем, по нему заметно, что он... кажется, сильный человек.
Вдруг что-то тихо зашуршало вокруг нас. Дожди в то сырое лето налетали неожиданно посреди ясной погоды, иногда по несколько раз на дню. Все время, пока я был в церкви, её затопляли потоки солнечного света - фантастические веера лучей били в окна на всех уровнях, словно в подражение многоярусным фрескам. Но стоило нам пройти полпути до источника, в небе начали сгущаться тучки. Само по себе это еще ничего не значило, но вот ровно над Илевной нас наконец настигли первые "разведывательные" капли. Словно маленькая, да удаленькая речка хитро, незаметно для нас, дала им наводку.
Вдруг что-то ещё зашуршало в траве - но уже не дождь.
- Еще один источник? - остановился я над крохотным отростком ручейка, впадающим в речку.
- Это не источник, - возразил Витя.
- А что?
- Родник.
- А в чем разница?
- Ну... родник - это родник. А источник - это источник.
Да, край "родников" и "источников"... кстати, я так и не понял разницу - для меня это всегда были синонимы. Как их тут много! Какая живая с ними получилась земля!
Хотелось просто остановиться и ничего - совсем ничего! - не делать. Никуда не спешить. Стояла тишина, совершенно непривычная после города. Она казалась такой же объёмной и огромной, как эти поля. Разбавить её мог только дождь, родник или что-то другое, не диссонансное - не разрушающее, а лишь подчеркивающее её. От тишины даже пейзаж казался красивее. И это правда! Цвет и звук, вроде бы, никак не связаны... но это лишь на первый взгляд, иначе не было бы светомузыки. И сейчас в этом необъятном, мокром от дождя поле играла самая совершенная светомузыка тишины.
Одно из имен Бога в иконописи - Благое Молчание. Здесь Его присутствие чувствовалось неотразимо, и для этого даже не нужно было обладать особым музыкальным слухом. Позже, на обратном пути, мы пели... но это отдельная тема.
Будущий митрополит бежал, потряхивая пустыми полиэтиленовыми бутылями, прыгал в траве, как козлёнок, так что я едва поспевал за ним, и вообще вел себя мальчишка-мальчишкой... как, собственно, и должно быть: на этих детских прыжках и мир стоит! Мне стало необыкновенно радостно в его присутствии. От него будто исходил ореол дружелюбия. "Нимб" если не святости, то, по крайне мере, веселого приятия человека.
Мы всё бежали и, казалось, мокрая трава, заряжая ноги сквозь штанины чем-то бодрым, смешным и холодным, подгоняла нас. Хотелось лететь, чтобы меньше с ней соприкасаться... однако "лететь" получалось только вприпрыжку: влага сама подбрасывала наши ноги, словно была слабеньким, но всё же действенным ракетным топливом. А еще дождь подгонял: он сверху, трава - снизу. Между Сциллой и Харибдой.
Село было пригородное, полудачное, и рощица началась как-то сразу, без всякого разделительного поля. Улица превратилась в лесной просёлок. В роще слева от дороги совершенно сказочно, приветливо открылись две замечательных деревянных часовни. Мы дошли. Или вернее, добежали. Огляделись. Дымчатый от дождя воздух делал дали таинственными и бесконечными.
Две часовни - две дивных избушки с куполами. Лес небольшой, но и избушки небольшие: просто чтобы обозначить собой святое место. А дождик всё шумел. Я подумал: вот вода внутри - и вода снаружи...
- Вот это часовня, а это купальня! - показал Витя.
Я сфотографировал чудное место.
Никогда не забуду, как символично мальчик запечатлелся на фотографии: руки, широко распахивающие сразу обе створки, раскинуты крестом. Будто он впереди всех нас идет и ВСЕМ дорогу открывает... Хотя "всех" - то как раз на фотографии и не видно!
У нас в Казани перед кукольным театром есть скульптура сказочного мальчика, приветливо раскинувшего руки в таком же приглашающем жесте. Но Витя в сто раз лучше нашего мальчика... - потому что он не сказочный. Потому что живой.
- Тихо-то тут как! - сказал я.
- Ага! Но сейчас поезд пройдет - и ты уже не скажешь, что тихо! Только уши успевай заткнуть. Знаешь, как громко!
- А что, тут рядом железная дорога?
- Совсем рядом! Вон там.
И тут как раз прогрохотал на скорости поезд.
- Да ты пророк! - засмеялся я.
И вспомнил про себя:
Поезд ушел, и снова ни звука,
Остались лишь я да железнодорожник,
Вошли в его дом - накрапывал дождик...
Я подумал, что вот мчатся люди в скором поезде, смотрят вполглаза на однообразно мелькающую зелень - и не подозревают, что в эти секунды они проезжают транзитом сквозь Житие Святой. На линии нашей жизни попадаются иногда минуты Жития.
- А ты знаешь, когда у меня день рождения? - спросил вдруг Витя. - Попробуй догадайся.
- Я же не пророк! - удивился я. - Где уж мне догадаться! Лучше сам скажи.
- У меня в этом году день рождения почти совпал с Пасхой...
- Значит, в апреле?
Правильно! 29 апреля.
- В этом году - понедельник Светлой седьмицы! - вспомнил я
- Да, понедельник, - подтвердил Витя. - Знаешь, как здорово было! Мне даже в честь Пасхи и дня рождения разрешили один день пропустить школу.
- Действительно, здорово! - согласился я.
Мы шли обратно со святой водой - с двумя большими бутылями и двумя маленькими. Витя вдруг спросил:
- А ты умеешь петь по-церковному?
- Не очень...
-А я немножко умею. Давай споём что-нибудь.
И вот сначала мы, как могли (а могли мы именно что "не очень" и "немножко", к тому же, пел в основном Витя) постарались воспроизвести что-то Богородичное. Но потом вспомнили, что сегодня воскресение. То есть малая Пасха. То есть...
- Давай уж, раз так, споём что-нибудь пасхальное! - предложил тогда я.
Вот это уже совсем другое дело! Пасха сама помогает петь, как только о ней вспомнишь. Петь и жить! И мы исполнили с удовольствием, забыв о "неумении", и "Воскресение Христово видевше..." (для начала), и "Пасха Господня, Пасха", и "Ангел вопияше", и самое торжествующее на Земле и на небе: "Да воскреснет Бог", и - песню всех песней, вершину всех вершин: "Христос воскресе из мертвых...".
Пока мы пели, август стал апрелем.
Впервые я ощутил, что воскресение - это действительно, Пасха! Пусть и называют её "малой", но Пасха - она Пасха и есть. Она есть всегда.
Мы возвращались под дождем и подбадривали себя пасхальными песнями. От этого дождь стал праздничным. Таким и остался в памяти. А Витя, как в церкви, весело "кадил" по дороге бутылью с водой.
- Христос воскресе! - возглашал он, как в церкви.
- Воистину воскресе! - радостно откликался я.
- Христос воскресе!
- Воистину воскресе...
Так состоялся наш незабываемый поход за водой. С пасхальным пением и пасхальными приветствиями. Есть дни и даже часы, в которые помещается целая жизнь. Одной из таких жизней стало для меня Лазарево.
Незримая встреча со святой и зримая с мальчиком... как-то странно всё в жизни взаимосвязано! Как - не знаю, но то, что ВСЁ в Боге едино - это точно.
Когда приезжаешь в такие места, где знакомишься одновременно и с теми, кто в Царстве, и с теми, кто в нашем мире, возникает странное ощущение, что истории нет. Нет совсем! Всё - настоящее, и все мы - современники и соседи. Витя или Андрей (сознательно привожу себя в третьем лице) - не менее, но и ничуть не более живые, чем Иулиания, Петр и Феврония, Кассия или Женевьева... В таких местах вдруг перестаешь понимать что-либо о времени и... перестаешь понимать, что оно есть. Все границы между "есть" и "было", "здесь" и "там", стираются, и ты из "историка" превращаешься в мальчика, который просто рад новому знакомству. Вернее, знакомствам.
"Бог стал Ребёнком, поэтому Рождество Христово есть праздник всех детей. Но одновременно - и всех, кто взыскует той детскости, которую ход времени сокрыл в самых глубинах их сердец. Следует подчеркнуть, что возвращение к сей детскости - это не просто психологическая потребность человека, но предпосылка его спасения, о чём свидетельствует Сам Господь...
Данный факт указывает на существование иной молодости и иной старости, отличных от тех, которые нам известны как вехи на шкале обычного земного времени." (Игумен Христодул, гора Афон)