Рощектаев Андрей Владимирович. Храмы и обители Вятской земли

Храмы и обители Вятской земли

Оглавление

Хлынов-Вятка-Киров

Успенский Трифонов монастырь

Славный город Слободской

Великорецкий крестный ход

Николо-Великорецкий монастырь

Хлынов-Вятка-Киров

Древний Хлынов, основанный новгородцами на далёкой реке Вятке, впервые упомянутый летописцами в 1374 г., за долгую жизнь трижды менял название. Став в 1780 г. центром наместничества (с 1796 г. губернии), он был официально переименован в Вятку. Под этим названием и запомнился многим поколениям русских людей как город знаменитый, ремесленный, прославленный "дымковской игрушкой", а ещё больше -- церковными святынями: мощами преп. Трифона Вятского, чудотворным Великорецким образом Николая Угодника. В 1934 г. получил новое имя в честь только что убитого С. М. Кирова (по правде сказать, никакого отношения к этому городу не имевшего(1): возможно, "Хозяин" просто ткнул произвольно пальцем в карту и -- готово дело!). В отличие от Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Твери, Самары, Нижнего Новгорода, Вятка пока так и не вернула себе историческое имя. Но поскольку речь в нашей маленькой книжке пойдёт не о Кировской области, а о Вятской епархии, договоримся для простоты называть город Вяткой (за исключением экскурсов в те древние времена, когда она именовалась Хлыновым).

В этом 640-летнем городе есть что посмотреть и светским туристам, и паломникам. От начального периода храмов и зданий, к сожалению, не осталось, зато с XVII века включительно зодчество представлено замечательно. Ансамбли двух монастырей, нескольких приходских церквей в роскошном стиле "вятского барокко" украшают высокие берега и плавные волны-холмы, по которым взбегают и опадают живописные улочки. Город знаменит и своими музеями: художественным, краеведческим, космонавтики, Грина, Салтыкова-Щедрина, Витберга. Великолепная набережная Грина над 60-метровым склоном -- идеальное место для художников и фотографов.

Православные паломники со всей России тянутся в город, главным образом, раз в году на Великорецкий крестный ход (3-8 июня), которому будет посвящена отдельная глава. А пока поговорим о тех храмах и святынях, которые менее известны широкому кругу -- но без которых не представишь себе древнюю Вятку.

Высотная доминанта всего центра города -- 57-метровая колокольня Спасского собора (1769 -- 1818 гг.). В неё упирается красивая старинная пешеходная Спасская улица. Здесь -- практически самая колыбель города, и знакомство с его церквами можно начать отсюда.

Соборный комплекс состоял когда-то из гораздо более крупного Свято-Троицкого храма, при котором Спасский был лишь "зимним". Но главный собор в советское время снесли до основания, да и Спасский обезглавили (до сих пор навершие ещё не восстановлено). На колокольне сломали верхние ярусы, но ныне она отреставрирована целиком и, как поговаривают, "по ошибке" получилась даже чуть выше прежней. Я представился церковным историком и получил благословение подняться: сделать несколько снимков с высоты.

Самая роскошная панорама разворачивается в южной арке: весь Трифонов монастырь как на ладони! От Спасского собора его отделяет лишь древний Засорский овраг. Здешний холм заметно выше Трифонова, так что главная обитель земли Вятской смотрится отсюда как бы с высоты птичьего полёта. Букет белых храмов и башенок радостно высвечивает из густой зелени. Большой пятиглавый собор, несколько маленьких одноглавых. Венец вятского зодчества, почти что кремль! Стоит "Трифонов град" на пологом холме, как на изумрудно-пенистой волне. Особую красоту добавляет игра солнца и облачных теней, будто гоняющихся друг за другом по этой живой рельефной карте.

Я перешёл к западной арке и разглядел вдали почти утонувшую в застройке церковь свв. Константина и Елены (1778 г.), называемую в народе Царёвской(2). Недавно она восстановлена из запустения и сейчас вновь действует.

Выглянув в северную арку, залюбовался изящной золотой свечкой, высунувшей огонёк из гущи зелени. Это виднелась за два квартала отсюда высокая колокольня Спасо-Преображенского монастыря. Саму обитель заслоняли деревья.

Всего в полумиллионной Вятке, как я узнал, действует сейчас 2 монастыря и 16 приходских церквей, считая новопостроенные(2).

Огромной потерей для города стал снос в 1931 г. Свято-Троицкого кафедрального собора. Он составлял единый комплекс с зимним Спасским и стоял к северу от него: там, где сейчас -- Вечный огонь (см. ниже). Как Спасская улица упирается в Спасский собор, так параллельная ей Московская -- в Троицкий. То есть комплекс кафедральных храмов служил градостроительной доминантой. Интересное наблюдение краеведов: Московская улица вытянулась от Троицкого до Всехсвятского храма на семь кварталов, как в календаре праздники Троицы и Всех святых разделяет семь дней.

Первый Троицкий собор на этом месте возвели ещё в 1676 г. (с него начинается история каменного строительства в Хлынове!). Разорённый несколькими общегородскими пожарами, он был разобран в 1759 г. В 1760-1772 гг. был возведён тот собор, который простоял более полутора веков и хорошо известен по старинным фотографиям. Это был шедевр барокко, причём не "вятского", а "столичного". Возвели его по проекту знаменитого московского архитектора Дмитрия Ухтомского -- автора красивейшей колокольни Троице-Сергиевой лавры, выдающегося продолжателя традиций Растрелли. Пятикупольный, четырёхстолпный собор вознёсся на 25 саженей (около 53 метров), а положение на высоком холме над Вяткой сделало его беспримерной доминантой не только города, но и всех окрестностей. Вид на соборный комплекс с реки по величию и роскоши был сопоставим разве что в видом Киево-Печерской лавры с Днепра!

Именно в этом кафедральном храме находилась главная святыня Вятской земли -- чудотворный Великорецкий образ Николая Угодника (сейчас он -- в Свято-Серафимовском храме).

Но самым большим собором Вятки был когда-то даже не Троицкий кафедральный, а Александро-Невский (1838-48 гг.) постройки архитектора Витберга. Этого знаменитого, но одиозного проектировщика выслали сюда после скандала с растратой средств на московский Храм Христа Спасителя. Чуть в стороне от центра города, южнее Трифонова монастыря, воздвиглось гигантское ампирное строение. Однако новый собор совершенно не полюбился вятчанам, так что не только не стал кафедральным, но и вообще мало посещался, принося убыток: его пришлось сделать приписным и содержать за счёт другого прихода. Пожалуй, люди просто проявили эстетическое и духовное чутьё: оно подсказывало, что в этом шедевре гигантомании есть что-то чуждое молитвенному духу, холодное. А рядом было столько старинных, намоленных, "тёплых" церквушек! Туда по старой привычке и ходили. Творение масона Витберга простояло меньше века и было до основания разрушено в советское время (сейчас на том месте -- сквер при городской филармонии).

Так что кафедральным собором и в XIX, и в начале ХХ века по-прежнему оставался Троицкий (с зимним Спасским) в историческом центре города.

Я прошёл квартал к северу, свернул по Московской улице направо и оказался у Вечного огня, обустроенного на самом краю гигантского обрыва над рекой Вяткой -- как бы "на балконе". Вид был такой потрясающий, что даже голова кружилась.

Здесь когда-то стоял деревянный Хлыновский кремль. О нём напоминают лишь стенды на стенах домов, построенных на месте тех или иных башен. От деревянной крепости не сохранилось ничего. Большая часть её сгорела ещё в 1700 году, остатки разбирались в течение почти всего XVIII века. Макетами башен и теремов можно полюбоваться в местном краеведческом музее (кстати, в двух шагах отсюда -- по ул. Спасской, 6). Сохранилось подробное описание хлыновской крепости в 1670-е годы. Стены имели периметр 390 с лишним саженей (около 730 метров). Это совсем немного: примерно соответствует размерам крупных русских монастырей той эпохи (а многим из них даже значительно уступает). Зато посад, обнесённый второй стеной с башнями, был гораздо больше: вот его-то периметр простирался на несколько километров, доходя на западе до нынешней Театральной площади -- в шести кварталах отсюда. Там стояла Московская башня: от неё начинался московский тракт. Да, вместе с посадом город был велик!

Стены имели высоту всего 5 метров, зато ширину -- 6. Огромная толщина достигалась простым приёмом, общим для всех деревянных крепостей: меж двух рядов брёвен набивался камень вперемежку с землёй. Из семи башен кремля самая высокая достигала 42 метров, венчаясь изящным шатром...

Жаль -- ни одна деревянная крепость в России не сохранилась целиком! Лишь отдельными уцелевшими башнями можно полюбоваться в нескольких городах, в том числе в соседнем с Вяткой Слободском (см. соответствующую главу).

В древности Вятка жила суровой, боевой жизнью. Основавшие её новгородские ушкуйники, мягко говоря, не отличались миролюбием. В феодальной войне XV века вятчане последовательно поддерживали Юрия Звенигородского и его сыновей Василия Косого и Дмитрия Шемяку против Василия II. Впрочем, и с внешними врагами они воевали ещё как! Татары боялись их стремительных рейдов по воде -- на стругах-ушкуях. Собственно, и первое упоминание Хлынова в русских летописях связано именно с походом флотилии из 90 ушкуев на Булгар в 1374. Позже Хлынов не раз становился отправным пунктом русских походов на Казань -- например, в 1469 году. Соответственно, и сами татары не раз совершали набеги на этот город. В 1489 г. московская рать под командованием выдающегося полководца Даниила Щени окончательно присоединила вольнолюбивую и непредсказуемую Вятку к единому Русскому государству. После падения Казанского ханства (1552 г.) Хлынову уже не угрожали набеги, но "по старой привычке" деревянная крепость ещё поддерживалась и несколько раз обновлялась.

Был, как водится, и священный "щит" - знаменитый Поклонный крест 1592 года, стоявший на подступах к городу и хранивший его "силою пропятого Господа нашего Иисуса Христа... от всякой язвы, и супостата, и тлетворных ветр..." Сейчас этот большой деревянный крест изумительной работы хранится в Кировском художественном музее. Очень советую его посетить и помолиться хотя бы про себя этой святыне.

Я перегнулся через парапет набережной.

Струится далеко внизу Вятка, густо-синяя, даже какая-то преувеличенно синяя: может, оттого, что смотришь на неё с такой высоты. Ты смотришь -- и небо смотрит. Шириной река где-то, наверное, в полкилометра. Набережная Грина висит над ней козырьком. Видно всё на несколько километров! На низком противоположном берегу виднеются за зарослями домики -- знаменитое Дымково. Название, вероятно, произошло от утренней дымки: плоский, заливной берег часто тонет в туманах. Между прочим, на Руси есть несколько Дымковских слобод (одна, например -- напротив Великого Устюга: тоже на низком берегу). Но только вятская прославилась на весь мир народными промыслами: игрушками из глины. Пользуясь случаем, советую прочитать повесть известного православного писателя Владимира Крупина "Дымка" (сам он родом из вятских краёв).

Я пошёл по набережной Грина на север.

Ленточка-дорожка над обрывом -- совсем узенькая, и это как-то особенно захватывает. Полосочку брусчатки вплотную подпирают к "пропасти" дома, а дальше -- кирпичная ограда древнего Спасо-Преображенского монастыря. Эта женская обитель славилась когда-то чудотворными иконами: преп. Михаила Малеина (дар царя Михаила Фёдоровича), свв. Гурия, Самона и Авива -- небесных покровителей семьи и "домашнего очага".

Обычно женские монастыри почти во всех уголках России появлялись чуть позже мужских. Вот и в Хлынове вслед за Трифоновым непременно должна была возникнуть женская обитель, но произошло это через 40 с лишним лет, в 1624 году. Государь Михаил Фёдорович послал тогда щедрые денежные пожертвования и утварь. Вначале монастырь был деревянным. Прошло ещё несколько десятков лет, и в 1696 году воздвигся ныне стоящий нарядный кирпичный Спасо-Преображенский храм. Почти одновременно с Успенским Трифоновым собором (1689 г.)! Вообще зодчество этих двух монастырей древнее всех сохранившихся приходских церквей Вятки.

Но именно со строительства здешнего храма, а не Успенского можно отсчитывать начало собственно вятской школы зодчества. Если тот в богатейшем мужском монастыре возводили приглашённые владыкой Ионой (Барановым) московские мастера, то здешний -- первые известные в истории местные: Иван Никонов (глава артели), Тихон Чернядев, Михаил Старков, Исаак Москвитинов. Сам по себе, сохранившийся список имён уже уникален: русское зодчество той эпохи -- в основном анонимно.

Здешний небольшой монастырский собор стал образцом для многих последующих храмов Вятской земли (тогда как Успенский в Трифоновом, со своими столичными пропорциями, остался в гордом одиночестве!). Достаточно посмотреть на надвратную церковь того же Трифонова монастыря, на Екатерининскую в Слободском... -- не надо быть специалистом в архитектуре, чтоб сразу заметить прямое сходство! Двухсветный основной объём в 12 окон, расположенных в два ряда по три на северном и южном фасадах, их богатейшие наличники, отсутствие столпов внутри храма -- общие черты церквей "вятской школы". Именно храм Спасо-Преображенского монастыря стал её первой ласточкой.

Да, в женской обители нет таких грандиозных соборов, как в Трифоновой, зато по живописному расположению ей не найдётся здесь равных! Если Трифонов монастырь стоит, вроде бы, и близ берега, но всё-таки в сотнях метров от него -- на очень пологом, едва обозначенном холме, то Спасо-Преображенский воздвигся по самому краю обрыва. Вознёсся, как ласточкино гнездо, над всеми окрестностями, над широчайшей речной долиной. Вспоминается такой же "парящий" Троице-Никольский монастырь в Гороховце, на Пужаловой горе (кстати, тоже XVII века): здесь высота почти такая же, разве что чуть-чуть поменьше.

Разорённый в советское время монастырь возродился в 2005 г.(4) Отреставрирован древний собор, заново построена снесённая колокольня XIX века. Ещё недавно, в мой первый приезд в Вятку (в 2010 г.), её не значилось и в помине. Тем радостней было удивление, что монастырю так быстро удалось воссоздать порушенную звонницу -- причём, очень значительную: вторую высотную доминанту городского центра после Спасской соборной колокольни. С моста через Вятку и с противоположного берега она вообще смотрится как священный маяк, венчающий набережную. Постепенно многокупольный силуэт большого старорусского города -- лес церквей и колоколен, сильно порубанный в советское время, - восстанавливается вновь... хотя целиком прежнего величия вряд ли уже когда-нибудь достигнет! Слишком много поработали большевики в городе, носящем имя одного из главных партийных демагогов.

Хотя сам Киров и хранит пока советское имя, зато остановки в центре города носят поистине замечательные названия: "Трифонов монастырь", "Церковь Иоанна Предтечи". Паломнику легко по ним ориентироваться. К церкви Иоанна Предтечи достаточно пройти всего квартал от одноимённой остановки... и вот уже видно, как белеет во дворике, среди зелени, каменно-кружевное чудо!

Это самая старая из сохранившихся приходских церквей Вятки -- 1714 года. Скоро она отметит своё 300-летие! Как шедевр "вятского барокко", она является уникальной и по праву считается памятником всероссийского значения. Пожалуй, это первый в регионе храм нового типа: три уменьшающихся восьмерика. Изящество как формы, так и пышного кружевного убранства делает эту церковь, может быть, самой запоминающейся по красоте всем гостям города. Правда, Троицкий храм в Макарье не уступит ей по тончайшим пропорциям и узорочью, но он моложе на полвека. Да и стоит вдали от центра.

Иоанно-Предтеченская церковь по силуэту неповторима: это не восьмерик на четверике, а восьмерик, сразу вырастающий из земли. Как башня. Два ряда наличников на ней образовали сплошное витое кружево. В 1898 г. архитектор Чарушин перестроил западную, трапезную часть этой церкви, но бесподобный основной объём, к счастью, остался неизменным.

Побывав несколько раз на русском Севере (относительном "севере", не крайнем!), замечаешь интересную особенность: при неброской, суровой красоте природы, люди, словно нарочно в контраст с ней, старались с необыкновенной пышностью украсить церкви. Отсюда -- так называемое "вятское", "тотемское", "сибирское" барокко. Были, конечно, и вполне аскетичные, могучие храмы монастырей -- Соловецкого, Кирилло-Белозерского, Антониева Сийского и других. Но в городах и больших сёлах преобладало всё же пышное "узорочье". Именно оно, в первую очередь, запоминается всем побывавшим в Устюге, Тотьме, Сольвычегодске, Соликамске, Усолье... ну, и конечно, на Вятке (относительно нас это, в любом случае, север: здесь, например, в июне всё ещё цветёт сирень!). Правда, многоцветья церквей, полихромных изразцов в вятском зодчестве практически не встретишь. Зато ослепительно-белые узоры наличников, картушей, фризов -- от всего этого не оторвать глаз!

На Вятке можно встретить множество разных форм наличников, но пожалуй, излюбленный - "бараний рог" (или, по-другому, "калач"). Это когда окно увенчано двумя изящно закрученными навстречу друг другу деталями орнамента. Если церковь восьмигранная -- при взгляде издали, иллюзорно круглая, - то такая форма наличников только усиливает общее чувство гармонии, плавного перетекания линий орнамента в линии силуэта.

В 300-летней истории Иоанно-Предтеченской церкви, как в капле воды, отражается жизнь города, да и всей России тех веков. Здесь проводил службы праведный Иоанн Кронштадтский, дважды посещавший Вятку в начале ХХ века. Потом настало время мученичества и исповедничества. В 1918 г. церковного старосту Фёдора Ездакова расстреляли в ходе красного террора "в ответ на ранение Ленина и убийство Урицкого" (такие формулировки были тогда делом обычным: они красноречиво свидетельствуют, что людей казнили без вины -- просто как заложников). До конца 30-х годов захваченная обновленцами церковь действовала как их "кафедральный собор". Затем была закрыта и превращена в партархив, а с 60-х годов планетарий (вот уж это совсем характерная деталь: почти все советские планетарии размещались в бывших храмах).

Разграбленная, но, слава Богу, не разрушенная в годы гонений, церковь вновь действует с 1994 г. Сейчас в ней особо почитаем чудотворный явленный образ св. Трифона Вятского. В том же 1994 году, когда открылся храм, он был "случайно" найден при земляных работах на берегу Вятки. Образ был чёрным до неразличимости, но после нескольких лет пребывания в церкви стал заметно светлее и чётче. Чудом обновления своей иконы преп. Трифон -- величайший святой земли Вятской, -- благословил обновление старейшего и красивейшего из приходских храмов города.

Кафедральным собором советского периода стала небольшая церковь Серафима Саровского рядом с Трифоновым монастырём. В 1907 г. её возвёл замечательный вятский архитектор Иван Аполлонович Чарушин. Тогда это был простой единоверческий приход ("единоверцами" называли тех старообрядцев, которые в XIX веке официально помирились с канонической Церковью и вновь влились в неё, но с сохранением двуперстного знамения). Тогда никто не мог и подумать, что строится будущий собор -- единственный в городе храм, который действовал почти весь советский период (за исключением 1940-45 гг.). И хотя сейчас кафедральным стал Успенский храм Трифонова монастыря, за Свято-Серафимовским по-прежнему сохранён статус собора. Именно в нём доныне находится Великорецкий образ Николая Чудотворца: от него начинается и в него возвращается Великорецкий крестный ход. Маленький, намоленный храм беспримерен по своему духовному значению.

Архитектура Серафимовского собора по-своему великолепна! Это, пожалуй, один из лучших шедевров неорусского стиля, какие я только встречал в России (наряду с храмом Спаса на Крови в Петербурге, Михаило-Архангельским собором Ижевска, Богоявленской колокольней Казани...). Взята обычная пятиглавая основа самого типичного храма Московской Руси XVII века... но как оригинальна окружающая композиция! как изящно она обрамлена галереей и шатрами! Если, например, в ярославском зодчестве церковь торжественно "охраняли" по бокам два шатра, то здесь, по углам -- четыре. Больше я нигде ничего подобного не встречал (хотя не берусь стопроцентно утверждать, что где-нибудь не сыщется отдалённый аналог: велика Россия, а мир, заселённый русскими эмигрантами в ХХ веке -- и того больше!). Пятый, самый большой шатёр, представляет собой примыкающая с запада колокольня.

По цветовой гамме Серафимовский собор -- богатейший в городе и разительно контрастный в ряду монохромных, белых вятских храмов. Детали краснокирпичного, белого и малахитово-зелёного кружева под тёмными, строгими куполами и шатрами смотрятся как самоцветы! Сверкают, как слюда, большие многочисленные окна и вскипают кокошники. Помню первую нашу встречу: я увидел церковь мерцающей неуловимым розовым полусветом под надвигающейся огромной грозовой тучей. "Самоцветы" лучились под необъятной фиолетовой тенью, освещая малый переулок и двор. Сейчас думаю: а ведь символичным было то контрастное видение: свет в надвигающейся тьме! Тень воинствующего атеизма заполонила в ХХ веке всю огромную страну -- а этот незакрывшийся храм, один в городе, продолжал мерцать, освещая в сумерках путь...

(1). Родился в Уржуме Вятской губернии, в 200 км от Вятки. В самом губернском центре никогда не был. Но видимо, не солидным показалось переименовывать в честь такого деятеля всего лишь крошечный, малоизвестный Уржум!

(2). Долгое время официально называлась Знаменской. В 1698 г. стоявшая на её месте деревянная церковь Константина и Елены сгорела, но в огне чудесным образом уцелела икона Божией Матери "Знамение". Новую церковь в XVIII веке посвятили этой чудотворной иконе, а свв. Константину и Елене -- придел. Знаменской называлась и улица при церкви.

(3. По состоянию на 2013 год.

(4). Главная святыня возрождённого монастыря -- перенесённые в него в 2005 г. мощи священноисповедника Виктора (Глазовского). Будущий епископ родился вдали от здешних краёв, под Камышином, в 1875 г. Окончил Казанскую духовную академию (ученик знаменитого Несмелова!). Там же принял постриг. Был иеромонахом Иерусалимской духовной миссии, позже -- Александро-Невской лавры (а в тяжелейшем 1919 г. стал её настоятелем). С 1920 г. -- викарный епископ Уржумский, с 1924 г. -- Глазовский. В 1927 г. не принял печально знаменитую Декларацию митрополита Сергия, а ему самому написал ряд увещевательных писем с просьбой отказаться от заблуждений. В 20-е годы пережил несколько арестов, в 1928-30 гг. был в заключении на Соловках. В 1932 г., после нового ареста, сослан в Коми-Зырянскую АО, где и умер в 1934 г. от восапаления лёгких. В 1997 г. были обретены его нетленные мощи (при этом совершилось исцеление бесноватого), а в 2000 г. состоялась всероссийская канонизация.

Успенский Трифонов монастырь

Есть монастыри, с самого основания ставшие светочами целых регионов. Как Соловецкий - для Белого моря, Валаамский, Коневецкий и Александро-Свирский - для Приладожья, Кириллов и Ферапонтов - для земли Белозерской, так Успенский Трифонов - для земли Вятской. Мало кто знает, что эта обитель, основанная в 1580 г. преп. Трифоном Вятским, была когда-то одной из трёх крупнейших и богатейших в России, превосходя по землевладению даже Кирилло-Белозерский монастырь и уступая лишь Троице-Сергиевой да Александро-Невской лаврам(1).

Преп. Трифон для Вятской земли - как святитель Гурий для Казани, Стефан Пермский - для Перми. Главный предстатель пред Богом за огромный регион. Ярчайшее светило в небосклоне древней Вятской епархии. Впрочем, основал он величайший здешний монастырь задолго до учреждения епархии - которая открылась лишь в 1657-м.

Св. Трифон подвизался в XVI веке. В то время большинство подвижников, ищущих уединения, тянулись на север - в "Русскую Фиваиду". Преп. Трифон проделал ровно обратный путь. Он родился в далёкой Мезени, что близ Белого моря. Севернее уже почти некуда! В юности, покинув мать и братьев ради жизни во Христе, пешком пришёл в Устюг, затем - в Орлов (городок, основанный Строгановыми на Вятке), где год юродствовал, голодал и мёрз на паперти. В 22 года, переселившись в Пыскорскую обитель на Каме, принял там постриг. Там же было ему дивное явление Николая Угодника, исцелившего его от смертельной болезни. Избегая славы и опасаясь раздоров среди братии (многие завидовали его благодатным дарам), св. Трифон переселился на пустынное место в устье реки Мулянки - в черте современной Перми. Там сокрушил гигантское "священное дерево" остяков (коми), нисколько не боясь их мести - и многих язычников обратил ко Христу. Пожалуй, для местных народов он был вторым великим просветителем после св. Стефана Пермского. Поменял ещё много мест: подвизался на р. Чусовой, побывал в Чердыни... Наконец, "вложил Бог на сердце преп. Трифону идти в Вятскую землю: "От многих слышал я, что там нет ни одной иноческой обители". Такую обитель он, с Божьей помощью, и основал в Хлынове в 1580 г. - получив грамоты от царя и митрополита.

Дважды преподобный ездил по делам обители в Москву. Иван Грозный и сменивший его Феодор Иоаннович благоволили к новому монастырю и выделяли щедрые пожертвования, а патриарх Иов возвёл св. Трифона в редкий в то время сан архимандрита. Князь Воротынский, Строгановы и многие другие состоятельные люди в разное время помогали преп. Трифону. Кстати, ездил он и в Казань. Митрополиту Гермогену, будущему патриарху, предсказал мученический венец...

Враг рода человеческого изгнал преп. Трифона из основанной им вятской обители - как из всех предыдущих. Братия, ропща на строгость устава, избрала себе настоятелем его же духовного сына Иону Мамина - предавшего своего авву. Много лет спустя состоялось их примирение. Умирать глубоко престарелый Трифон приехал именно в Успенский монастырь. Архимандрит Иона со всей братией встретил его во вратах монастыря и, припав к ногам, просил прощения. "Чадо моё духовное Иона! - с любовью сказал умирающий старец. - Господь да простит тебя, ибо это дело старого врага нашего диавола".

8 октября 1612 г. преп. Трифон скончался и был погребён при Успенском монастырском соборе. Судьба его очень напоминает житие великого старца куда более близкой к нам эпохи - преп. Гавриила Седмиозерного († 1915), тоже постоянно гонимого кознями врага из монастыря в монастырь - и тоже примирённого самой смертью с изгнавшей его братией.

70 лет спустя, когда на месте деревянного заложили каменный собор, при строительстве фундамента обрели нетленные мощи основателя. Но на русском Севере, за редчайшими исключениями, нет традиции помещать мощи открыто. Тело св. Трифона вновь предали земле, а над его погребением установили символическую раку. Так что мощи его доныне пребывают в соборе под спудом -- подобно большинству новгородских, устюжских, валаамских и даже петербургских святых.

Великолепный ансамбль Трифонова монастыря, возведённый в камне на рубеже XVII - XVIII веков, сохранился гораздо лучше, чем можно было бы ожидать. Сейчас это ярчайший уголок Святой Руси - в городе, за пределами которого вообще мало кто знает, что "в нём есть что посмотреть". Древняя, славная Вятка потеряла историческое имя - а с названием "Киров" у большинства живущих вдали, разумеется, уж никак не связывается ничего древнерусского, церковного, священного.

"Как вы яхту назовёте...", так о ней и будут думать! Город-богатырь XIV века, первый форпост русской колонизации Прикамья и Предуралья и, соответственно, великий центр миссионерства... об этом мало кто помнит сейчас! Но достаточно приехать сюда, увидеть хорошо сохранившийся старый центр с многочисленными церквами - и историческая память проснётся в душе сама: "Там русский дух, там Русью пахнет..."

Основанный когда-то новгородскими ушкуйниками, Хлынов-Вятка и доныне хранит в своей атмосфере что-то неуловимо новгородское, северорусское, привольное. Только вместо кремля-детинца, собирающим центром всего старого города является величественный Трифонов монастырь - на холме близ впадения Хлыновки в Вятку.

Пока неспеша идёшь к нему, ещё невидимому, по переулку вдоль оврага, заранее возникает ощущение, что приближаешься к какому-то очень крупному центру паломничества: много богомольцев, много нищих... почти как в Сергиевом Посаде или Печорах! Вдруг раздаётся звон колоколов - слышишь обитель раньше, чем видишь её. Наверное, так и должно быть.

Неожиданно переулок упирается в наряднейшие Святые врата. Две залитых солнечными отблесками арки пронзительно-нежно светятся под высокой надвратной церковью Николы Чудотворца (1692 - 1700 гг.). На фоне её теневого, северного фасада это выглядит удивительно таинственно - словно сквозь арки манит к себе неземным светом раскинувшийся по ту сторону райский сад.

Церковь очень нарядна, почти сказочна! Её рельефные наличники на белоснежных стенах, кирпичная бахрома на фасадах - всё как-то по-особому светится-мерцает в переменчиво-облачный день. Сама церковь становится сродни облакам - вспыхивает белым огнём на солнце и молочно тускнеет в пасмурной тени. Очень необычна её форма - две игрушечных башенки примкнули друг к другу: сама четырёхугольная "храмина" и круглый алтарь.

Вятка вообще отличается богатейшим узорочьем храмов! Собор соседнего Спасо-Преображенского монастыря, приходская церковь Иоанна Предтечи, пригородная Троицкая в селе Макарье - все рубежа XVII - XVIII веков, эпохи "вятского барокко". Стоит по соседству с Трифоновым монастырём и более поздняя Серафимовская церковь - это уже памятник возрождения древнего "узорочья" в начале ХХ в. От каждого из этих кружевных, изящных храмов не оторвать глаз! Что-то роднит их с более северными Тотьмой, Устюгом... как раз теми краями, откуда пришёл на Вятку преп. Трифон.

Северная стена монастыря сохранилась, с другой стороны "кремля" нет. Советская эпоха ополовинила когда-то цельный, замкнутый белокаменный ансамбль. Впрочем, отсюда, от Святых врат, кажется, что монастырь никогда и не был разорён - так замечательно его восстановили. Занятый в советское время жилыми помещениями и партархивом, он начал возрождаться в 1988 г. С 1990 г. начались регулярные службы в главном Успенском соборе, а к середине 90-х были отреставрированы и прочие помещения. Сейчас тут - всё вместе: и действующая мужская обитель, и епархиальное управление, и кафедральный собор, и духовное училище Вятской епархии. Всё собрал под свою святую сень преподобный Трифон!

Главная святыня, главная архитектурная жемчужина монастыря и города - Успенский собор. Он самый древний из сохранившихся больших храмов Вятского региона - 1689 года. Пожалуй, ближайший его аналог - церковь Николы во Владычной слободе в Вологде (1669 г.). Снаружи он выглядит приземистым и тяжёлым - это из-за того, что центральная глава его, как и в Вологде, совсем ненамного возвышается над боковыми. Пять могучих "шаровых" куполов смотрятся чем-то слитным - нависающим, как лавина. На самом-то деле, собор очень высок - но это лучше заметно внутри. Снаружи перед нами - почти идеальный куб с тремя круглыми апсидами, примкнувшими с востока, и тремя - с запада: редкий пример в зодчестве, когда притвор по форме полностью копирует алтарь.

Между прочим, деревянный собор, стоявший целый век на месте нынешнего каменного, тоже был знаменит для своего времени. По преданию, в его строительстве в 1580 г. принимал участие лично преп. Трифон. Церковь тогда возвели "о шести верхах": редчайший пример шестишатрового храма -- своеобразный деревянный аналог Покровского собора в Москве! Сейчас в краеведческом музее можно полюбоваться его макетом, созданным современными реконструкторами.

Главное духовное сокровище собора - мощи преп. Трифона. Даже настенные росписи, выполненные в конце XIX века палехской артелью, посвящены в основном сценам из жития величайшего святого земли Вятской. Рака с сенью над местом его погребения возвышается в интерьере у северной стены.

Ещё один подвижник, младший современник преп. Трифона, погребён в том же соборе, но в точности не известно, где именно, так что могила его не отмечена ракой. Речь идёт о блаженном Прокопии Вятском (1578 -- 1627 гг.), Христа ради юродивом, который подвизался в Хлынове и Слободском, совершенно нагой в любую погоду, "имея одром себе землю, а покровом небо" (не путать со знаменитым св. Прокопием -- тоже юродивым, но жившим в XIII веке в Устюге).

Есть в соборе и современные захоронения. Два года назад близ раки преп. Трифона был погребён митрополит Хрисанф, треть века управлявший Вятской епархией (в 1978 -- 2011 гг.) и оставивший по себе самую добрую память у клириков и мирян.

Колокольня 1714 г. стоит отдельно от собора. Она была разрушена в советское время, но в точности воссозданная заново - восьмигранная, ступенчатая, но невысокая. Вообще, от отсутствия резко выделяющихся высотных доминант Трифонов монастырь только выигрывает: он смотрится удивительно цельным и древним. Его архитектура - именно ансамбль, где всё созвучно и гармонично. Настоящий "Трифонов град"! К югу от собора и колокольни стоят пока ещё не отреставрированные Трёхсвятительская (1717 г.) и Благовещенская (1728 г.) церкви.

Особое своеобразие облику монастыря придаёт каменно-деревянная башня с огромным куполом - над южным крылом длиннейшего корпуса 1742 года (ныне духовного училища). Над белокаменным четвериком как-то неожиданно вырос тёмный бревенчатый сруб, а над срубом - ярко-зелёная луковка, ещё издали притягивающая взгляд. Вроде, совсем простые формы - но нигде ничего подобного не видел! Триединая каменно-деревянно-железная башня - хоть и не самая старая постройка во обители, но выглядит так древне-величаво, как ни одно другое из здешних сооружений. Как Ростовский Кремль не представишь себе без луковичных башен (правда, немного другой формы), так Трифонов монастырь - без этой декоративной, но совершенно богатырской по виду твердыни.

Самое молодое сооружение в монастыре - но по виду самое древнее! - деревянная часовня над источником преп. Трифона. Современная, но возведённая в лучших традициях русского деревянного зодчества (копия стоявшей здесь в XVI веке) - избушка с луковичным куполком. Купол жарко горит серебристой чешуёй: резным осиновым лемехом(2). Часовня приютилась на самой кромке монастырского холма, над восточным склоном. Текут из-под неё ледяные струи. Рядом укрылась под склоном купальня. Преп. Трифон Вятский - один из тех молитвенников, которые могли "в сусе месте поток водный тещи у Господа испросити".

Тропарь преп. Трифону Вятскому:

Яко светозарная звезда, возсиял еси от востока до запада, оставль бо свое отечество, дошел еси Вятския страны и богоспасаемаго града Хлынова, в нем же обитель во славу Пресвятыя Богородицы создав, и тамо на добродетель вперився, собрал еси иночествующих множество, и, сих наставляя на путь спасения, был еси ангелом собеседник и постником сопричастник, Трифоне преподобне, с ними Христа Бога моли спастися душам нашим.

(1). На 1744 г. во владениях Троице-Сергиевой лавры было 106.600 крестьянских душ, Александро-Невской - 25.464, Трифонова монастыря - 23.859 (почти 24 тысячи!), Кирилло-Белозерского - 21.590. Ещё для сравнения: у Иосифо-Волоколамского и Боровского - примерно по 11 тысяч, Соловецкого - 5 тысяч, Псково-Печерского и Тихвинского - примерно по 4 тыс.

(2). К сожалению, когда я вторично посетил монастырь через 3 года (в 2013 г.), деревянный лемех, соответствующий древнерусскому зодчеству, был уже заменён банальной искусственной позолотой. Жаль, очень жаль!

"Славный город Слободской"

Один из древнейших городов Вятской земли впервые был упомянут в грамоте великого князя Ивана III в 1505 г. Тогда он назывался -- Слободской городок, ныне -- просто Слободской. Малая деревянная крепостица воздвиглась в 35 верстах к востоку от Хлынова, на правом берегу Вятки (кстати, река эта делает такой изгиб, что в двух названных городах течёт в прямо противоположном направлении!).

Слободской -- вторая кафедра Вятской епархии. Её архиепископы (ныне митрополиты) с XVIII века носят титул Вятских и Слободских. Пятивековой город до сих пор богат уникальными церковными древностями. Правда, в советское время его опустошили жестоко. До революции здесь было 2 больших монастыря и 15 церквей. Сейчас действует один женский монастырь (на развалинах) и 5 церквей(1). Впрочем, для городка с 40-тысячным населением это не так уж мало!

Слободской живописно вытянут вдоль Вятки. В нём не заблудишься. Все его сохранившиеся храмы либо стоят по улице Советской, либо видны с неё. Ближе всего к автостанции находится Троицкая кладбищенская церковь, так что для меня знакомство с городком началось именно с неё. Ещё издали видны необычайно роскошные трёхсоставные врата в стиле барокко, напоминающие складень -- прекрасный и... поразительно знакомый! Его копию я уже видел у Троицкой церкви в Макарье.

У здешней одноимённой церкви-ровесницы очень редкая форма навершия: крупная луковка... совсем без барабана! Она вырастает прямо из кровли и напоминает маковку башни, описанной в "Успенском Трифоновом монастыре". Только эта церковь ниже той башни, так что с улицы луковки не видать совсем -- будто у храма есть только колокольня, но нет купола.

Церковь, как и ворота, построена местным зодчим Иваном Коршуновым в 1773 г. Но какой стилевой контраст меж ними! Все узоры сосредоточились только на воротах, а церковь будто совсем забыла, что на дворе эпоха барокко. Оформлена она очень скромно, даже аскетично. Видимо, потому что кладбищенская. Когда-то два сооружения стояли отдельно, но в ходе перестройки 1910-11 гг. храм удлиннили, и врата ограды превратились в его западный фасад. Центральная арка полусогнутого "складня" -- это вход в храм, а узкие боковые -- на кладбище.

Сейчас уютная церковка и снаружи, и внутри выглядит так, будто никогда и не разорялась. Современные росписи невысоких сводов по стилю соответствуют XIX веку. Между тем, в советское время здесь был склад мехового предприятия "Белка", а позже -- архив. В 1994 г. церковь вернули верующим. На тот момент она стала второй действующей в городе после почти не закрывавшегося Екатерининского собора.

Я прошёл на погост и неожиданно увидел указатель: "Святой источник". Да уж! Это что-то редкое: освящённый источник на кладбище! Аллея шагов через двадцать переходит в тропинку, тропинка -- в лесенку, а та сбегает в красивейший овражек, на дне которого виднеется деревянная часовня. Рядом лепечет ручеёк. Виден просвет: дальше овраг "впадает" в широкую, привольную Вятку: всё кладбище, оказывается, стоит на возвышенном берегу, изрезанном балками. Склоны усыпаны пёстрой июньской кашицей цветов. Заливаются соловьи. Густыми тучами по верху оврага цветёт сирень. Отдельные участки старого кладбища просто тонут в её кипени. Интересно: приехав на Вятку, я будто продлил для себя май -- у нас-то сирень давно уже отцвела.

По-моему, святой источник при Троицкой церкви -- один из самых красивых уголков природы в Слободском.

Вышел я на улицу со старого погоста возле уголовой часовни Иоанна Предтечи. Местный архитектор Иван Соловкин возвёл её в 1858 г. -- почти через век после церкви. Эта маленькая, окружённая лёгкой колоннадой ротонда изумительна именно своей миниатюрностью (как правило, постройки подобного стиля -- ампир, -- наоборот, грандиозны). Наверное, необычность этой крохотной часовенки обусловила то, что в 90-е годы её внесли в свод памятников всероссийского значения!

От часовни, похожей на беседку, я пошёл по Советской улице на север и через несколько кварталов завидел огромный полуразрушенный краснокирпичный храм в неорусском стиле. Как раз работали реставраторы. Крохотные фигурки виднелись над высокими обрывами стен. Ни куполов, ни верхушки колокольни -- но, видимо, в скором времени всё это будет. Позже я узнал, что храм -- Никольский и что службы в нём начнутся через несколько дней: уже назначен священник. Возрождение (пусть и относительное) такой большой церкви в самом центре города -- безусловно, важное событие в жизни Слободского! Храм, хоть и молодой по времени постройки (1894-96 гг.), стоит на очень древнем намоленном месте. Никольская деревянная церковь упоминается в 1629 г., причём, уже как "ветхая" -- значит, возведена была гораздо раньше. За долгую историю она не раз сгорала в пожарах, перестраивалась... наконец, замечательный вятский архитектор Чарушин воздвиг ныне стоящий храм в излюбленном им стиле Московской Руси XVII века. Да благословит Угодник Божий Николай возрождение святыни!

Ещё метров сто от Никольского храма, и вот, наконец, главная площадь города. Бывший древний Торг, центр всей жизни Слободского на протяжении веков. Ведь бурному расцвету города способствовало открытие в конце XVI века Государевой дороги в Сибирь (дальше она проходила через Соликамск и Верхотурье). Причём, в Слободском с ней пересекалась ещё дорога из Казани в Архангельск. Было время, по оборотам торговли Слободской даже опережал Хлынов! В начале XVII века здесь числилось 35 лавок, а в Хлынове -- 30. Неудивительно, что из 8 церквей Слободского (по состоянию на тот же XVII века) 5 стояли на Торгу.

От комплекса Гостиного двора (правда, уже не XVII, а XIX века) остался длинный жёлтый корпус, перестроенный в советское время под кинотеатр "Космос". А вот рядом стоит абсолютная архитектурная доминанта всего Слободского, его "визитная карточка"! Над площадью вознеслась во всей красе четырёхъярусная, увенчанная шпилем 66-метровая соборная колокольня. Это творение губернского архитектора, француза Дюссара де Невиля (1823 г.). Отреставрирована она великолепно, даже куранты, как положено, отзванивают время, так что, закрыв глаза, можно представить себя на Красной площади в Москве. А ведь и вправду, здешняя площадь когда-то называлась Красной, а колокольня, хоть и украшена по всем ярусам ампирными колоннами(2), несёт в своём ступенчатом облике что-то неуловимо кремлёвское. Даже проходная арка под ней напоминает врата крепости(3). Даже голубые ели вдоль площади -- какие-то "кремлёвские". Часы-куранты -- хоть и не совсем ровесники башни, но тоже старинные: 1851 года (творение крепостного мастера-самоучки Василия Рысева). С ними соединены малые колокола для перезвонов и большой 2-тонный колокол, отбивающий часы.

К югу от колокольни возвышается узким фонариком над елями Благовещенская церковь 1784 года -- "зимний собор". По самому закону симметрии, по другую сторону колокольни её должен бы уравновешивать второй храм... но его снесли в советское время. Разрушены и те соседние, что стояли почти впритык к востоку. Единый соборный ансамбль практически уничтожен.

В таких древних городах плотность церквей всегда сгущалась к центру и достигала апогея на главной площади. Здесь обычно возвышался лес куполов и колоколен, так что даже домам некуда было меж ними вклиниться. Только торговые ряды, как правило, тянулись у подножия этого высокого и зрительно единого церковного терема. Как же центральной площади да без торга, без ярмарки!

Слободской в этом смысле полностью соответствовал общей схеме. Его центр на старинных фотографиях от обилия церквей похож на гигантский монастырь. Но в отличие от Ростова Великого, Устюга или Соликамска, этот богатейший соборный комплекс в советское время катастрофически поредел. Даже сейчас упомянутый Благовещенский собор, деревянная церковь Михаила Архангела к северу, Екатерининский храм к юго-востоку и полуразрушенный, но возрождаемый Никольский к югу производят сильное впечатление, в чём-то сравнимое с городами "Золотого Кольца"! Каково же было, когда рядышком стояли значительно более крупные Преображенский и Вознесенский соборы, стёртые с лица земли вандальским режимом.

В Благовещенской церкви размещается краеведческий музей, основанный ещё в 1921 г. Из церковных сокровищ в нём особо запоминается напрестольное Евангелие 1759 года: огромное -- 90 см высоты, 60 ширины и 20 толщины! Есть и более древнее Евангелие -- 1627 года, Псалтирь 1645 г. Стоят здесь несколько колоколов местного литья: Слободской славился производством колоколов и поддужных колокольчиков. Музею принадлежат и 19 деревянных церковных скульптур (правда, находятся они не здесь, а в соседней Архангельской церкви) -- самая большая после Перми коллекция среди всех провинциальных музеев России! Есть уникальные соборные кресты -- каждый из 500 с лишним деталей-цепочек. Из экспонатов нецерковных огромную ценность представляют многочисленные каповые изделия местных мастеров(4). В общем, есть что посмотреть!

Музею принадлежит и расположенная рядом, в скверике за колокольней, деревянная Михаило-Архангельская церковь 1610 (!) года. Главная гордость Слободского -- самый древний архитектурный памятник не только города, а всей Вятской земли. Одна из нескольких старейших деревянных церквей России! Причём, согласно житию, строил её (по крайней мере, принимал участие в строительстве) лично преп. Трифон Вятский. После изгнания из Успенского монастыря Вятки он занялся обустройством Богоявленской обители в Слободском (позже этот монастырь, основанный в 1599 г., стал называться Крестовоздвиженским). Михаило-Архангельская церковь была возведена в нём как надвратная: под ней сохранилась низкая проходная арка. С развалин Крестовоздвиженского монастыря в центр Слободского отреставрированная церковь-башня была перенесена лишь в 1974 г. Причём, до этого она побывала в Париже на выставке "Русская деревянная пластика".

Деревянные церкви по архитектуре принято подразделять на три основных типа: клетские (простая изба с двускатной кровлей, но только с куполом), шатровые и многоугольные. Получается, что Михаило-Архангельская не вписывается ни в один из них, являясь башнеобразной. Причём, с восьмискатной кровлей, характерной для новгородско-псковских каменных храмов, но очень редкой в деревянном зодчестве. Думается, такое заимствование неудивительно для земли, где жили потомки новгородцев (кстати, современная деревянная церковь на реке Великой построена нарочито в таком же стиле).

Вдобавок, Слободская церковь радикально отличается от всех деревянных памятников Кижей, Новгорода, Костромы и других подобных уголков тем, что это именно надвратная башня. Она не имеет себе аналогов как уникальный шедевр монастырско-крепостного деревянного зодчества. Уникально и то, что строил её святой!.. Ради неё одной стоило бы приехать в Слободской, даже если б ничего другого интересного в нём не было.

Ещё одна особенность церкви-башни -- то, что это чуть ли не единственный в России архитектурный памятник Смутного времени. Стоит задуматься... 1610 год! Государства как такового не существует. Поляки занимают Москву. В Калуге сидит недобитый Лжедмитрий II. Истекает кровью осаждённый Смоленск. Центру России не до строительства церквей! Но до Вятки ни внешние враги, ни свои "вольные казаки" не доходили. И вот рождается абсолютный шедевр, на век старше Кижей! Своеобразная "культурная аномалия": даже знатокам архитектуры придётся сильно почесать головы, где же ещё сохранились хоть каменные, хоть деревянные здания тех катастрофических для России лет! В Свияжске и Костроме есть годуновские постройки 1604-05 годов -- но это в последние месяцы "до"... Что-то худо-бедно начало появляться "после": в Ярославле есть храмы 1620-22 годов. А тут! Велика Россия: где-то Тушинский вор, а где-то -- преподобный Трифон Вятский. Огромная страна на периферии жива, даже когда центр её кажется уже безнадёжно мёртвым.

Я обошёл башню со всех сторон. Необычайно тёмный цвет многовекового сруба над поляной из сплошных цветущих одуванчиков создавал завораживающий контраст. В типичном городском скверике -- из разряда таких, где непременно стоят качели, горки, -- здесь вместо них воздвиглось что-то совершенно иноприродное, будто времена перепутались.

О многом можно задуматься, глядя на вековечную башню. Если ей самой -- четыре столетия, то на брёвнах, из которых она построена, говорят, насчитывается по 200 с лишним годовых колец. Стало быть, деревья -- старше самого Слободского, чуть ли не ровесники града Хлынова!

Бывает, чувствуешь себя букашкой, глядя с высокого обрыва на огромные просторы. А тут что-то похожее, только вместо бескрайних расстояний -- бескрайнее время.

На юго-восточном углу того скверика, который объединил собой музейные Благовещенскую, Архангельскую церкви и колокольню, стоит действующий Екатерининский собор 1699 года. Это второй кафедральный собор Вятско-Слободской епархии! Он был закрыт лишь с 1940 по 1945 год, а всё остальное время действовал, являясь одним из духовных центров целого региона. Немало святынь нашло здесь пристанище в годы антирелигиозных гонений.

Не залюбоваться этой красивейшей церковью конца XVII века невозможно. Сама она пятиглавая, но из-за дополнительных куполов над поздними приделами и притвором кажется невероятно многоглавой и вытянутой с севера на юг. Этот лес куполов над цветущими рябинами, почти ультрамариновый оттенок луковок-макушек не забудутся мной, наверное, уже никогда!

В облике этого храма -- всё какое-то переходное. Барабаны, если сильно присмотреться, не круглые, а восьмигранные -- вроде бы, первая ласточка барокко! Но боковые из них покоятся на крещатых бочках -- это, наоборот, архаичная традиция, перешедшая в каменное зодчество из деревянного.

То же можно сказать и о конструкции храма. Он бесстолпный -- но при этом, не вытянут вверх, в соответствии со стилем, а раздался вширь (настолько, как если б был четырёхстолпным).

По оформлению фасадов с двумя рядами окон (по три в каждом) Екатерининская церковь очень напоминает и собор вятского Спасо-Преображенского монастыря, и надвратную церковь Трифонова -- только здесь узор ещё богаче. Увенчана она, в отличие от этих храмов, не одним, а пятью куполами -- но ведь и у Спасо-Преображенского монастыря изначально было так же. "По почерку" считается, что строила её та же артель Никонова (см. I главу): первые местные зодчие-каменщики, основоположники вятской архитектурной школы.

Чтоб увидеть древнейшую часть храма, надо обойти широкий южный придел 1914 года. Посреди маленького дворика неожиданно открывается настолько изумительный, "кипящий" пышными наличниками четверик древнего храма, что первую секунду замираешь, буквально ошеломлённый!

Узор изначально был рассчитан на великолепную игру теней. Тени как бы удваивали его. Зубчатые, фигурные, прихотливые, они скользили, удлиннялись, укорачивались, постоянно меняли его в течение дня.

Попасть внутрь храма оказалось сложнее, чем любоваться им снаружи. День был будний, а многие из соборного клира, как мне потом объяснили, ушли с Великорецким крестным ходом ("В эти дни у нас вообще мало кого по всей епархии застанешь на своих местах: вся Вятка ушла на Великую!"). Двери собора были заперты... но, к счастью, я ушёл не сразу, а поинтересовался у сидевшей в церковном дворике женщины, нет ли кого хотя бы на территории. Оказалось, это знакомая матушки -- молодой жены священника. Матушку позвали, и храм мне как приехавшему издалека ненадолго открыли.

Так мне посчастливилось побывать -- хоть и считанные минуты, -- в одной из древнейших церквей Вятской земли. Правда, интерьер оказался всё-таки не такой старый, как она сама. Иконостас, например, сохранился с 1823 года: золотисто-зелёный и по стилю, скорее, классический, чем барочный. Древних фресок не было (их нет, к сожалению, ни в одном вятском или прикамском храме: с этим региону не повезло!). Но несколько значимых местночтимых икон делали этот храм в чём-то сходным по значению с церковью Ярославских Чудотворцев у нас, в Казани.

Вся увешанная крестиками, стояла икона Божией Матери "В скорбях и печалях утешение". Правда, не долго оставалось ей здесь быть: матушка с некоторым сожалением сказала, что уже 16 июня икона вернётся навсегда туда, где она и находилась до революции -- в Христорождественский монастырь. Что ж, Екатерининский собор был лишь приютом спасённых святынь.

Пожалуй, второй по значимости святой образ -- точная старинная копия Николы Великорецкого. Чтится, конечно, и сам храмовый образ великомученицы Екатерины, а также главные придельные иконы: Михаила Архангела и "Владимирская".

За алтарём Екатерининской церкви открывается зелёный склон над рекой Вяткой -- почти такой же высокий и живописный, как набережная Грина в областном центре. Я постоял на импровизированной обзорной площадке и подумал, до чего же похожи друг на друга два этих города: полумиллионная Вятка и сорокатысячный Слободской. Один -- будто уменьшенный вариант другого!

Между тем, не всегда соотношение размеров было таким разительным. В XVII веке деревянный кремль Слободского немногим уступал Хлыновскому: 585 м периметра против 730. Постепенно Вятка как губернский город росла, но даже ещё век назад в ней было 25 тысяч жителей, а в Слободском -- более 10 тысяч. По меркам уездных городов того времени, Слободской был крупным и процветающим. И церквей в нём насчитывалось столько, сколько в Вятке со всеми её пригородами сейчас!

Огромным по территории и очень многолюдным был Христорождественский женский монастырь. Основали его предположительно ещё в 1630-е годы, то есть почти одновременно со Спасо-Преображенским хлыновским. От соборной колокольни по улице Советской надо пройти квартал на юг и там свернуть направо, к виднеющейся в переулке такой же высокой, но обезглавленной колокольне. Какое потрясающее впечатление она производила бы в полностью отреставрированном виде! А пока стоит грустно, как погашенная пасхальная свеча. Вообще, это монастырь -- целый городок, насчитывавший до революции 17 построек. В основном, довольно крупных и выполненных в едином неорусском стиле конца XIX века (за исключением несохранившегося Спасского собора 1740 г. в стиле барокко). Территория его занимает целый квартал.

Над ансамблем трудился сначала архитектор Дружинин, потом -- уже не раз упоминавшийся Чарушин. Первый воздвиг в 1882 г. собор Рождества Христова, в 1889 г. -- колокольню; второй -- большой трапезный корпус в 1898 г. и монастырскую школу для девочек (150 учениц!) в 1899 г.

Сейчас вся жизнь возрождаемой обители сосредоточена в трапезном корпусе Чарушина. Другие постройки нуждаются в капитальном ремонте. В монастыре всего 9 сестёр -- а накануне революции их было почти 300.

Пока что ансамбль обители представляет собой большой зелёный пустырь, обрамлённый со всех сторон старинными постройками разной степени сохранности. От руин до аккуратненьких, нежно-розовых, будто светящихся корпусов. "Полюс" разрушений -- труба безглавой колокольни на юге, "полюс" полной восстановленности -- упомянутая трапезная на севере. Главный вход -- с востока: через врата, примыкающие к Рождественскому собору. Этот собор такой же празднично-розовый, а его византийский купол -- матово-серебристый: необычное сочетание напоминает одновременно и пасхальное яйцо, и цветок шиповника. Вообще, от окраски очень многое зависит: храм такого же стиля, но белый или жёлтый, смотрелся бы стандартно-тривиально. А здесь найдена какая-то очень радостная цветовая гамма всего ансамбля.

Пожалуй, долго ещё придётся ждать, пока всё возродится. Новая жизнь монастыря началась лишь в 2011 году. В краеведческом музее я уже видел проект реставрации: великолепный объёмный макет целостного монастырского городка, включающий даже то, что было разрушено до основания. Когда мы будем созерцать всё это уже не на макете -- ведает лишь Бог.

Я встретился с игуменьей матушкой Феодосией, которая приняла меня очень приветливо. На вопрос, есть ли какая-нибудь литература о монастыре, мне принесли изданную недавно в нескольких экземплярах (жаль! вот бы кто-нибудь оплатил солидный тираж!) большую книгу по его истории. Извинились, что не могут подарить: у самих один экземпляр. Я прочитал её на месте, в монастырской библиотеке.

Обитель была древняя, почти четырёхвековая, но настоящий расцвет её пришёлся на XIX -- начало ХХ века (а в XVIII-м она даже на короткое время упразднялась при Екатерине II). Огромную роль в жизни монастыря и всего Слободского сыграла главная святыня -- икона Божией Матери "В скорбях и печалях утешение", прославившаяся в 1863 г. Как я уже говорил, я приехал за несколько дней до знаменательного события: 16 июня 2013 г. (как раз в 150-летнюю годовщину!) икону торжественно перенесут в родной для неё монастырь из Екатерининского собора.

Икона по происхождению -- афонская, но прославилась именно в Слободском. Когда в 1863 г. её привезли с Афона для сбора пожертвований, перед ней исцелился юный сын священника, начинающий иконописец Владимир Неволин. После непонятной по происхождению болезни он ещё с отрочества шесть лет был немым -- и вдруг во время молебна, неожиданно для себя и для окружающих, сказал: "Какой красивый у Богородицы венец!" После такого чуда 18-летний иконописец выполнил точную копию святого образа. Эта копия осталась в Христорождественском монастыре. От неё, как и от первообраза (перенесённого в Петербург), происходили многочисленные исцеления. В соседнем Крестовоздвиженском монастыре Слободского в 1873 г. в честь иконы была построена и освящена новая церковь (в 1999 г. она возрождена и действует как приходская). В советское время святыня была спасена верующими и оказалась в Екатерининском соборе.

Единственная ныне действующая церковь Христорождественского монастыря освящена в честь другой афонской иконы Божией Матери -- "Скоропослушницы". Она занимает большую часть второго этажа всё того же "чарушинского" корпуса и представляет собой довольно широкую галерею с лесом тоненьких колонн. Изначально это была "трапезная церковь" -- само же помещение трапезной находится на первом этаже. Туда меня тоже пригласили: накормили окрошкой и ещё чем-то вкусным, монастырским...

Благослови Бог всех, кто так приветлив к путешествующим!

(1). На момент моего приезда (в июне 2013 г.) их было 4, но через несколько дней начались службы в нижнем этаже полуразрушенного Никольского храма.

(2). Если точнее, 20 колонн опоясывают второй ярус, а остальные этажи украшают лишь полуколонны.

(3). Нижний ярус специально был возведён как триумфальная арка в честь победы 1812 года.

(4). Кап -- нарост на дереве, преимущественно на берёзе. Он гораздо прочнее обычной древесины. В XIX веке мастера из Вятки и Слободского выполняли из капа самые разные изделия -- от шкатулок и сейфов до... часов. Широко известен случай, когда в 1837 г. цесаревич Александр (будущий Александр II), будучи в Вятке, купил у мастера Бронникова такие часы.

Великорецкий крестный ход

И когда мы говорим о "Святой Руси",

то не для того, чтобы (...) наивно и

горделиво идеализировать свой народ,

но для того, чтобы утвердить, что рядом с

несвятою Русью

(и даже в той же самой душе!) всегда стояла

и Святая Русь, молитвенно рвавшаяся

ко Господу и достигавшая Его лицезрения...

Иван Ильин

Довелось мне прикоснуться хоть на день к светлейшему торжеству Вятской земли - Великорецкому крестному ходу. Каждый год в начале лета чудотворный образ Николая Угодника торжественно носят на место его обретения в 1383 году - на реку Великую(1). Весь ход, туда и обратно (около 170 км), занимает шесть дней: с 3 по 8 июня. Традиция эта - многовековая, прерывалась она из-за запрета властей лишь на 1959-1988 гг., но в 1989 г. была возобновлена стараниями митрополита Хрисанфа. В 2000 г., по благословению Святейшего Патриарха Алексия II, Великорецкий ход получил статус всероссийского. Тысячи богомольцев приезжают на него из других регионов. По разговорам, я и сам понял, насколько издалека прибывают люди в Вятку, чтоб попасть на Великорецкий крестный ход -- крупнейший и известнейший в современной России.

Немного истории. Образ свт. Николая был найден крестьянином деревни Крутицы Агалаковым на берегу реки на сосне. Вскоре по молитве пред новоявленной иконой исцелился его парализованный сосед Иван. Молва о чудесном образе разнеслась по всей окрестности. Уже через 17 лет икону торжественно перенесли в Хлынов. Правда, "Повесть" о Великорецком образе дошла до нас в относительно позднем списке XVII века. В ней указан год обретения без конкретной даты: "в лето мироздания 6891-е", то есть в 1383 г. (соответственно, перенос в Хлынов состоялся ровно в 1400 г.). Дату празднования - по новому стилю это 6 июня, - установили лишь в 1668 г. А нынешний сухопутный маршрут крестного хода окончательно утвердили только в 1778 г., и с тех пор он не менялся. Прежде ходы с образом совершались в основном на стругах по воде: вниз по течению Вятки и вверх по впадающей в неё Великой.

"В 1551 году, когда жители Вятки - неизвестно, по каким обстоятельствам, может быть, по нерадению, - не совершили в обычное время крестного хода с образом на берега реки Великой, святитель грозно и чудесно наказал их, - замечает анонимный пересказчик конца XIX века. - Среди жаркого лета вдруг выпал во всей стране глубокий снег, начались трескучие морозы, и сильный холод стоял с 1 по 12 июня, до тех пор, пока граждане не опомнились, не отправились с образом на место его обретения и не повторили своего обещания. Тогда угодник Божий так же чудесно преложил гнев на милость: началось сильное тепло, а затем последовал небывалый урожай хлеба и плодов. Подобно сему бывает и доныне. Во время шествия на Великую реку с чудесным образом некоторые из горожан и поселян из-за торговли, иные ради домашних занятий, иные по лености, другие же за безведрием, не хотят идти на Великую реку, предпологая что-нибудь за это время приобрести для себя в домах своих. И что же? Не только не получают прибыли, а еще и убыток. Тогда они опять дают обещание ходить с чудотворным образом всякий год неотложно и еще друг друга поощряют к этому шествию. Рассказывали, что особенно благодатное значение чудотворного образа для их города сказывалось в ежегодно наблюдаемом некотором понижении температуры в Вятке 24 и 25 мая, в те дни, когда образ отсутствует в городе и пребывает на реке Великой".

Сам преп. Трифон однажды сподобился исцеления от этой иконы. Такого эпизода нет в его житии, но в древней соборной записи чудес от Великорецкого образа случай с ним описывается так: "1563 г. марта в одиннадцатый день пришел в соборную церковь помолиться строитель Вятского Успенского монастыря старец Трифон три дня не видевший глазами. Он велел совершить молебен великому святителю и чудотворцу Николаю пред чудотворным его Великорецким образом. Когда совершили молебное пение, он в тот же час прозрел своими глазами. Впоследствии он был архимандритом той святой обители, пожил богоугодно и в старости маститой преставился в вечные обители".

Образ не раз путешествовал по России. В важнейшие моменты истории его принимала Москва; пред ним молились и государи, и тысячи простых горожан. По велению Ивана Грозного, образ прибыл в Москву весной 1555 г. "для молебствия": сразу же, лишь только после взятия Казани освободился Волжско-Камский водный путь. Второй раз икона посетила столицу в 1614 г. - государь Михаил Фёдорович молился пред ней через год после своего избрания на престол. Кстати, во время обратных перенесений иконы из Москвы в Хлынов, оба раза святыня посетила и нашу Казань.

И хотя сам первообраз 1383 года был утрачен в советское время, благодать украсть невозможно: ныне с крестным ходом носят точный чудотворный список XVII века из Серафимовского собора.

В 2010 г., впервые приехав на Вятку, я впервые и узнал об этом крестном ходе. Тогда была очень трудная жизненная ситуация, и я дал обет: если она благополучно разрешится, на следующий год приехать и пройти хотя бы один день с благодатным шествием. Непривыкший к длинным походам и ночёвкам в палатке, я как-то не решился на все шесть дней пути). Ситуация, слава Богу, разрешилась. А вот обет -- точно как сказано в вышеприведённом отрывке, "по нерадению, по лености" и другим "обстоятельствам", - я исполнил, увы, не на следующий год, а лишь в 2013-м.

Впервые в жизни мне довелось хоть частично участвовать в длинном крестном ходе. Впечатления от этого остались настолько незабываемые, ни с чем иным не сравнимые, что их и трудно адекватно описать.... и в то же время, не описать, не поделиться радостью невозможно!

Рано утром 3 июня икону переносят из Серафимовского собора в Трифонов монастырь, где служится молебен под открытым небом. И в 10.00 шествие торжественно выходит из Святых врат обители. К этому моменту я и подошёл. Переулок был уже запружен народом, ожидавшим торжественного выноса. Доносилось молитвенное пение... Вдруг стало удивительно тихо -- как в Пасху за несколько минут до полуночи. Сосредоточенная тишина, когда внутри тебя пульсом бьются и радость, и нетерпение, и чувство, что ты едва можешь во всё это поверить: "Неужели сейчас совершится!?"

И вот!.. Словно сгустившись из солнечного утреннего отсвета под аркой, вышла длинная вереница иподьяконов в золочёных стихарях. Они выстроились шпалерами. Вынесли фонарь, крест, хоругви... Потом начали выходить священники. И наконец выплыла на носилках, как на ковчеге, сама чудотворная икона. Крестный ход вышел!

Переулок, как приток, впадал в огромный центральный проспект, и только на нём стали видны подлинные масштабы шествия. Это, без преувеличения, самый большой по числу участников многодневный крестный ход в России. Он не имеет себе равных. Удивительно, что не где-то в историческом центре Руси, а здесь -- в регионе, когда-то заселённом язычниками-удмуртами, вершится ежегодно это чудо массовой веры. Россия за века так беспримерно расширилась, что теперь уже её относительно молодая периферия является хранительницей и возродительницей древних традиций.

Если поначалу далеко позади ещё виднелся хвост колонны, то позже, оглянувшись с холма (весь город был, как складчатое одеяло), я увидел просто сплошную, бесконечную людскую реку, полноводную и пёструю. Люди, стоявшие вдоль улицы, всё присоединялись и присоединялись. Шествие, видимо, растянулось на километр с лишним, а то и на два. Учитывая, что мы шли по широченному проспекту и живая река заполняла его от дома до дома, вид был грандиозный! Нечто подобное я видел в Казани лишь один раз, когда в 2005 г. Патриарх Алексий II привёз Казанскую икону, и по центру города прошёл первый за долгие десятилетия крестный ход с ней. Но здесь-то собравшиеся готовились идти не час, не два, а шесть дней!.. тем более потрясало количество людей, сделавших для себя такой осознанный выбор. Вечером по местному телевидению объявили, что в Ходе участвует около 30 тысяч человек: примерно как и в прошлом году. Я подумал, что это более чем каждый пятитысячный житель России... А по составу здесь вообще - полноценный срез всего российского общества: ярчайший портрет страны в миниатюре. От простых деревенских бабушек до творческой интеллигенции, от 80-летних стариков до маленьких детей, от бизнесменов до нищих, от священства до только-только приходящих к вере людей... А в глазах у всех, пожалуй, что-то неизбывно общее. Пасхальная радость.

Не умею её по-другому назвать -- не знаю слов в человеческом языке.

Да и что иное могло бы породнить такое количество совершенно разных душ, преобразить-осветить хоть на время такие разные лица. Только Бог, только тот мир, который Он даёт.

Я совсем не любитель толпы и обычно неуютно себя в ней чувствую... но здесь это собрание личностей во имя Божие язык не поворачивается назвать "толпой". Здесь было хорошо оттого, что мы с Богом. А каждый человек с Ним становится подлинно самим собой. Это в толпе личность теряется, а с Ним, наоборот -- обретается... Может, люди затем и идут, чтоб подлинных себя обрести?

Правда, я-то участвовал лишь в первом дне крестного хода, когда все были ещё бодры и полны сил. Но вот рассуждения человека, не раз проходившего весь маршрут: "Для чего мы делаем это, для чего ежегодно идём, мучаем себя, искусственно создаём себе дискомфортные условия существования?.. Рано или поздно каждый начинает задумываться, зачем он "пришёл" в этот мир, какова высшая цель его существования? Интуитивно мы предчувствуем, что истинное человеческое бытие находится где-то на пересечении горизонтальной и вертикальной составляющих жизни. Только в гармонии материального и духовного мы получаем точку соединения -- которая воссоздаёт крест. Именно в момент пересечения линий... мы совершаем поступки. Соединить в себе личное и народное, земное и небесное, плотское и духовное -- и есть крестная ноша каждого из нас, пришедшего в этот мир" (Н. Лудников).

Обращало на себя внимание огромное количество детей! Ведь многие шли семьями. Совсем малышей везли в колясках или даже... тележках для сумок (забавное и трогательное зрелище!). А вот лет с 6-7 ребятишки шли уже сами, вполне бодро. Только одна-единственная малышка при мне слегка закапризничала; мама погрозила: "Ну всё, тогда возвращаемся домой", -- "Не-е-ет!" -- запротестовала дочка и сразу оставила все жалобы. Об отроках лет 10-12 уж и говорить нечего: они весело мельтешили, там и сям сбивались в жизнерадостные стайки, то забегая вперёд, то отставая, и явно воспринимали долгий путь чем-то вроде хорошего приключения, причём, судя по обрывкам разговоров, для многих уже вполне привычного -- ежегодного. Начало каникул -- а тут тебе сразу такое путешествие, да ещё и с друзьями!.. Свобода, свобода!.. всё в воздухе дышит свободой! Вроде бы, крестный ход -- долг? (это уж для кого как?), а я ещё никогда в жизни не видел сразу столько свободных людей!

Это касается и детей, и взрослых. Ведь сама наша вера -- Свобода. Свобода в Боге, который есть Любовь! Об этом часто забывают. Но дети не дают забывать.

"Никто не привносит такой непередаваемый колорит в "полотно" Великорецкого крестного хода, как дети. Их непосредственное поведение, весёлое щебетание и только изредка жалобный плач окрашивают наше православное действо в особые яркие тона. Без этой ребятни шествие наше было бы унылым и слишком серьёзным", -- очень точно подметил писатель и публицист из Ухты, регулярный участник крестного хода Николай Лудников (позже мне довелось с ним познакомиться). "Слишком серьёзным..." -- да уж, это был бы, действительно, самый роковой приговор любому делу!

По счастью, уж чего-чего, а этой "слишком-серьёзности" нет как нет!

Позже мы говорили о том же с одной знакомой, педагогом из Казани, тоже ходившей в крестное шествие. Она говорила, что самым(!) сильным впечатлением всего Великорецкого хода, затмившим другие ощущения, стало... массовое мужество детей. И я задумался. Дети ведь тоже имеют право на поступок, и было бы крайне нечестно и даже бессовестно лишать их такого неотъемлемого права. Все мы, человеки, достойны любви, но некоторые ещё и уважения. Маленький человек преодолел в свою меру трудности, и... его не надо "жалеть", он -- выше нашей жалости.

Мы ведь "бережём" детей просто невероятно... портя им всю оставшуюся жизнь. Пытаемся хранить от ушибов и падений, от усталости и мнимых опасностей. Но это не любовь, это жуткий эгоизм! Тот, кого истинно любишь и уважаешь, имеет право на трудности. На свою жертву. На своё пусть ма-аленькое, но уподобление Христу.

"Бывает та высота отношений, когда благодарность и жалость теряют смысл. И, поднявшись до неё, дышишь легко и радостно, как узник, вышедший на волю" (А де Сент-Экзюпери).

А я вспоминал свои детские ощущения от... первомайской демонстрации. Мои-то школьные годы были -- последними советскими. И, наверное, моя душа тогда так же горячо жаждала... чего? Праздника, Единства, Идеала! В Крестном ходе воплотилось наконец то, что в детстве я наивно пытался "найти" в демонстрации. Насколько бессмысленно-бестолково всё было там, под красными знамёнами (где, я помню только, что за какую-то пару часов докрасна натёр себе пятку), настолько исполнено какой-то надмирной премудростью здесь, без всяких знамён. Смысл всего -- благодать. Её не увидишь, но она важнее воздуха. Её не выразишь словами, но без неё и мир не мир, и жизнь -- не жизнь. Она -- живое наполнение всего, что мы по-настоящему делаем. Она - "дыхание Бога".

Пока мы в ней, мы в Нём.

Можно сказать очень много правильных, но сухих слов о Боге -- а можно дать почувствовать благодать. Чудо -- это осуществление законов мира Божьего. Не фокуса люди ищут, а мира Божьего. Нет большего чуда и большего исцеления, чем обретение мира в душе: "Мир оставляю вам. Мир Мой даю вам, не так, как мир даёт, Я даю вам" (Ин. 14, 27). "Стяжи дух мирный, и тысячи вокруг тебя спасутся", - как сказал Серафим Саровский.

Через призму крестного хода всё, что видишь, воспринимаешь ярче, полней, глубже... как в детстве, когда мир был чудным! И сейчас он снова стал чудом... Я повидал много древних городов, архитектурно более богатых, чем Вятка. Встречал и природные красоты, казалось бы, куда оригинальней здешних полей и лесов. Но именно крестный ход будто смыл с глаз какую-то пелену, напитал той красотой, которую давно уже искала и не находила душа. Вятка ли так красива -- или Бог так красив? Не знаю... но не забуду это чувство, наверное, никогда!

Красивы лица, красивы церкви, красива земля... Всё обновилось, как икона.

Наконец мы свернули к Вятке. Река людская потекла над рекой водной по высокому многопролётному мосту. В стародавние времена крестный ход здесь пересекал Вятку на пароме: впервые в истории города мост построили лишь в 1962 г.

Помню, рядом со мной какой-то парень лет тридцати разговаривал по телефону со знакомыми, с которыми они растеряли друг друга. "Я только что перешёл мост" - "А мы ещё только подходим к мосту" - "Давай встретимся в Макарье". Да уж... люди идут и идут! А мост -- где-то полверсты длиной.

Часа через два после выхода из Трифонова монастыря крестный ход достиг пригородного села Макарье. Радостным колокольным звоном встречал людской поток высокий белоснежный храм слева от дороги.

Троицкая церковь в Макарье -- одна из красивейших на Вятской земле, абсолютный шедевр местного барокко. В отличие от Иоанно-Предтеченской в городе, она ничем не заслонена. Две изумительных по изяществу башни -- самого храма и колокольни, -- ещё издали видны над широкой дорогой, как над рекой. Сначала восхищаешься показавшимся из-за ёлок тонким белым силуэтом, а подойдя ближе, уже не можешь оторвать взгляд от бесчисленных деталей роскошного убранства. Позже я прочитал, что эта церковь -- единственная в Вятке и окрестностях, чей внешний облик с XVIII века не изменился: ни одной переделки, ни одного "поновления"! Как построили в XVIII веке, так и сохранилась (правда, интерьер с 13-метровым иконостасом в советское время утратила).

Место здесь древнее, освящённое. Приход существует с середины XVII века: тогда был построен деревянный храм Макария Желтоводского. От него и село -- Макарье. В 1698 г. возвели второй деревянный храм - Св. Троицы. В 1768-75 годах соорудили ныне стоящую каменную церковь. Её посвятили Св. Троице, а придел при ней стал Макарьевским. Возвёл это чудо зодчества крестьянин Данила Горынцев из "Устюжской области, Двинской трети". Даже ещё ничего не зная об этом, я сразу же заметил удивительное сходство церкви и, особенно, её колокольни с устюжской архитектурой.

Смотрю на неё и всё думаю, что облаку попытались придать островерхую форму: слепить из него две башни, как дети на пляже лепят из мокрого песка. Действительно, из сияющего, жемчужного облака в ясный день получился этот удивительно чёткий силуэт. Белые картуши, рамки, завитки усиливали сходство с воздушными клубами. А яркая зелень травы контрастировала с небесным видением: она будто держала спасительное облако, не отпускала его обратно с грешной земли.

В 1940 г. церковь была закрыта, и превращена в сельский клуб, но в 1987 г. возрождена первой во всей епархии. В 1994 -- 2005 гг. здесь даже действовал женский монастырь под настоятельством игумении Софии (Розановой). Но в 2005 г., с возрождением уже описанного Спасо-Преображенского монастыря в центре города, община целиком переехала в его стены. Туда же перенесли мощи свт. Виктора Глазовского. На память о монастыре осталась лишь крошечная жёлтенькая церковь Александра Невского в глубине обширного двора Троицкого храма. Сейчас здесь снова сельский, пригородный приход. Приход о двух храмах.

Именно здесь традиционно бывает первая полуденная остановка Великорецкого хода на два с лишним часа.

Обширный двор церкви на время превратился в походный лагерь. Когда-то я читал у Шмелёва, как паломники на Соборной площади Московского Кремля отдыхали прямо на земле под сенью древних куполов... "- Богомольцы-то, - указывает Горкин, - тут и спят, под соборами, со всей России. Чаёк попивают, переобуваются... хорошо". Я пытался представить, как это было. Здесь оказалось, и представлять незачем: вот оно воочию! Всем скучным правилам на время пришёл конец... Да, мы ведь уже забыли, что изначально храмы вовсе не воспринимались нашими предками как казённые места, где "шаг влево, шаг вправо приравнивается к бунту!". Что первые христиане жили проще... и чище! Например, название западной части храма: "трапезная", -- действительно, когда-то соответствовало её прямому назначению, а при многих церквах были галереи, именуемые "гульбищами" (в хорошем смысле слова -- для прогулок отдыхающих после службы прихожан). Вот и здесь люди отдыхали, подкреплялись, экономили силы для долгого пути. Многие, особенно дети, с удовольствием разулись на газонах. Кто-то даже коротко вздремнул. Никакого показного благочестия: всё -- настоящее, живое! Вот что значит вырваться ненадолго из обыденности, где даже служба часто воспринимается как рутина... глотнуть подлинного, Христова воздуха!

Оказывается, крестный ход, помимо всего прочего, смывает с нас вот эту постылую казёнщину по отношению к Богу. Здесь Он становится каким-то уж совсем по-евангельски близким (сравните, например, со сценой, где люди "расселись отделениями на зелёной траве" -- когда пять тысяч насытились пятью хлебами...) Что изменилось? Или вернее -- кто? Мы или Он? Он точно не менялся! Значит, всё-таки мы...

Но что же мешает нам вернуться! Не для того ли мы и идём-то, чтоб вернуться?

Крестный ход -- это ведь ещё и малое прикосновение к тайне единства: "Да будут все едины, как Мы с Отцом едино"(2). Это совместная многодневная молитва тысяч людей. "Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них".

Привал подошёл к концу. По пыльной послуполуденной жаре крестный ход двинулся дальше. Словно чувствуя окружающий простор, толпа, хоть и не сходила с дороги, как-то чуть рассредоточилась, растянулась -- привыкая к новому ритму, уже совсем не городскому. Само Макарье -- конечно, ещё "цивилизация", но вот за этим последним её плацдармом начинается "дикая" часть маршрута. Это место и этот момент можно сравнить с выходом корабля из длинной бухты в открытое море. Недаром именно с крыльца Троицкой-Макарьевской церкви Предстоятель крестного хода после короткой речи благословил всех в путь. Крестный ход - в смысле крестоношения, -- отсюда только начинается.

Бывалые говорили, что в этом году, слава Богу, не было накануне дождей -- а то по раскисшим участкам пришлось бы идти почти по колено в грязи (я видел красноречиво свидетельствующие об этом фотографии из прошлых лет!). Вообще люди радовались погоде и молились, чтоб она продержалась. Вспоминали, как в одном году даже выпал снег -- аномальное испытание!.. Ну, а уж относительные заморозки (под утро в лесу может быть около нуля и даже ниже) вообще - явление обыденное. Сочетание изнурительной дневной жары с ледяными ночами в лесу -- самое запоминающееся из регулярных испытаний именно этого крестного хода.

Самое поразительное, что хорошая асфальтовая дорога до Великорецкого -- есть! Но крестоходцы не ищут лёгких путей. Они идут древним маршрутом. Освящённым вековыми молитвами. Через сёла Бобино, Загарье и Монастырское -- на Великорецкое. Потом через Медяны и Мурыгино -- обратно. Маршрут охватывает неровным кольцом лесные просторы к северу и северо-западу от Вятки.

Я прошёл один неполный день -- и вечером вернулся в город. Но это только День был неполный, а радость... радость переполняла такая, что пожалуй, более счастливого дня я не припомню за целый год! И сейчас задумываюсь: что же движет людьми, которые проходят весь ход, спят в этом походе максимум по 3-4 часа (подъём -- в 2 ночи!), проходят в день до 50 километров, многие до тяжелейших мозолей натирают себе ноги... - а в конце так счастливы, что в разговорах сравнивают это... с Днём Победы!.. Только здесь уж, конечно -- победы над самим собой. Вновь приведу в завершение рассуждения Николая Лудникова:

"В 2007 году мне случайно попалась публикация в "Новой газете" Юрия Роста, называлась она "Страсти по Эвересту". Статья была посвящена 25-й годовщине первой отечественной экспедиции на Эверест. Случилось это в мае 1982 г. Вы спросите меня, для чего я описываю это и что общего между упомянутой экспедицией и крестным ходом?

В статье автор подробно описывает само восхождение и все предшествующие события. Поразила статистика: на тот момент 120 альпинистов покорило высочайшую вершину , а 58 остались там навечно, то есть каждый третий при восхождении погиб. Среди 120 альпинистов, покоривших Эверест, было и 11 наших. Я никогда не понимал этот вид спорта, всегда казалось непонятным, зачем и во имя чего люди идут в горы на верную смерть, ради каких-то эфемерных целей. И лишь сейчас, мне кажется, я нашёл ответ на мучивший меня вопрос.

Безусловно, у каждого в жизни должен быть свой Эверест, чтобы почувствов приближающийся конец, человек сказал: "Жизнь я прожил не зря". Однако цели, которые ставят перед собой одержимые гордыней люди, порой настолько незначительны и сиюминутны, что, право, становится их жаль. Моим Эверестом стал Великорецкий крестный ход. Участвую в нём уже несколько лет подряд, и каждый раз этот нелёгкий путь открывает мне всё новые и новые вершины. Мне могут сказать оппоненты: ну ты и сравнил, крестный ход и покорение Эвереста. Вроде бы, вещи несопоставимые, но я и не беру себя в качестве примера. Моё покорение вершины растянется на целую жизнь.

В нашем походе я видел 83-летнюю монахиню, которая прошла весь крестный ход от начала до конца с маленьким рюкзачком за плечами, в домашних тапочках на ногах; 90-летнего старца, которому тоже покорился этот нелёгкий путь, а это был его седьмой крестный ход. Утренники порой доходили до 4 градусов мороза, и идти каждый день надо было 30-50 километров, и не по ровному шоссе, а по бездорожью, через леса и зарастающие поля. Как можно назвать то, что сделали эти пожилые люди во славу Господа и Николая Чудотворца? Это ли не подвиг в самом высоком понимании этого слова. Молодые здоровые мужики сходили с дистанции, порой не пройдя и половины пути, а монахиня и старик силою своей веры в Господа преодолели этот крестный путь. Когда я спросил старушку: "Матушка, зачем вы идёте в таком возрасте в этот нелёгкий крестный ход?", - она без всякого пафоса ответила, что своей молитвой спасает Россию и людей неразумных, которые ещё не пришли к Богу и которых она бесконечно любит. Молиться за них она будет, пока жива. Последние слова она говорила всхлипывая, вытирая маленькими сухонькими ладошками своё ангельское личико, а я отвернулся, чтобы не видела матушка, как катятся по щекам у меня слёзы.

Вот почему, прочитав рассказ Юрия Роста, я и задал себе вопрос: а что вообще такое -- подвиг? Какое деяние подходит под это громкое слово?Поступок солдата, ценою своей жизни спасающего товарищей -- это подвиг, жизнь монаха, посвятившего себя служению Господу -- это высочайший духовный подвиг, ибо молится он не только о спасении своей души, но и о спасении России. Покорение вершины, какой бы трудной она ни была -- это не подвиг, это ублажение своей гордыни: я сделал это, я первый, я самый-самый. Рисковать собой просто так, теша своё самолюбие -- это не подвиг, а грех.

В замечательной книге "Для монашествующих и мирян" архимандрит Иоанн (Крестьянкин) так пишет о смирении и подвиге:

"Смирение почти рядом идёт с подвигом, то есть оно доставляет почти такой же успех, каковой доставляется подвигом. Смирение одно, само по себе, полезно; а подвиг без смирения не только не приносит никакого плода, - напротив, приносит вред, вводя в высокое о себе мнение и в осуждение ближних... В наше время Бог дарует спасение более при посредстве смирения, нежели подвига: ныне, при умножившихся немощах, подвиг особенно опасен, как сильно наветуемый осуждением, притом требующий опытного руководителя; а смирение -- всегда непадательно".

Вот поэтому и идут каждый год десятки тысяч людей в крестный ход, чтобы молитвами, смирением своим, "непадательно" спасать себя, своих близких и матушку Россию - "подножие Престола Господнего".

P. S. Очень советую прочитать также повесть В. Крупина "Крестный ход".

(1). Символично, что одновременно, год в год, явилась на Руси чудотворная Тихвинская икона Божией Матери (празднование - 1 сентября, по н.ст.). Видимо, Господь тогда зримо благословлял восстающую после Куликовской битвы страну, отмечал сугубыми чудесами начало новой эпохи - единой Руси.

(2). А большое проникновение в Тайну -- Литургия... но мы, увы, редко задумываемся о её смысле, ходя и причащаясь механически.

Николо-Великорецкий монастырь

На главный праздник Вятской земли 6 июня в Великорецкое я поехал на автобусе (ежегодно в этот день организуются специальные рейсы от Свято-Серафимовского собора). Выехали мы примерно полвосьмого. Через полтора часа впереди показалась конечная цель -- светло замерцали над лугами храмы и колокольня Николо-Великорецкого монастыря.

Обширные поля на подступах к селу превратились на день в гигантские автостоянки. Сколько здесь машин -- сотни? тысячи? По количеству транспорта это прямо какой-то мегаполис в полях.

Стоянка автобусов организована у самых ворот монастыря. Постепенно преодолев пробку, наш автобус наконец занял своё место. Река людей втекала в ворота. Триединый храмово-колокольный комплекс высоко воздвигся над окрестностями.

Спасо-Преображенская церковь в стиле барокко была построена в 1727-49 гг., Никольская в стиле классицизма -- век спустя, в 1824-39 гг. Высокую колокольню к западу от них возвели в 1860 г. До последнего времени это были сельские приходские церкви, но поскольку по значению Великорецкое уж никак не назовёшь простым приходом, по размерам они больше похожи на соборы, а весь комплекс -- на крупный монастырь (хотя официально монастырь образовался лишь в 2004 г.). Можно сказать, по промыслу Божьему, "Великорецкий град" изначально уже строился как потенциальная обитель. Просто сроки наконец исполнились. Место, похожее на монастырь, стало монастырём.

Два высоких храма и колокольня расположены строго в ряд, будто корабли плывут кильватерным строем по зелёным травяным морям. А кто-то очень символично сравнил эти постройки с традиционным трёхчастным делением храма: притвор, основной объём и алтарь. Конечно, в чисто архитектурном смысле, я встречал и более красивые, и более древние церкви, но здесь!.. само место -- непередаваемо одухотворено. Вспоминается Дивеево: два собора с колокольней средь таких же просторов. Там тоже архитектуру не назовёшь оригинальной... но проступает какая-то невидимая красота, наполняет всё смыслом. Там -- место Богородичное, здесь -- Николино. Пожалуй, главный "Николин уголок" во всей России.

Да ведь так и есть! Уж на что в нашей стране исключителен культ Николая Чудотворца (в одной только Москве до революции было 48 Никольских храмов), но более почитаемого его образа сейчас не найти! Конечно, прославлены многовековыми чудесами и "Никола-Угреша" под Москвой, и "Никола Липенский" в Новгороде, и "Никола-Улейма" под Угличем, и "Никола Можайский" и многие другие образа... но всё же второй такой иконы Угодника, к которой приезжали бы единовременно десятки тысяч людей, на огромных просторах современной России нет! Если какое место и является своеобразным Русским Бари, так это маленькое село Великорецкое, непостижимо прославленное великим Чудотворцем ещё 6 веков назад. Это духовная тайна (как и вообще всякое соприкосновение тех или иных точек земной географии с "путями небесными"...). Её можно только принять, а не разгадать. Как Троице-Сергиева лавра сугубо связана с прославлением Святой Троицы, Новый Иерусалим -- Спасителя в Его Страстях, Дивеево -- Пресвятой Богородицы, так Великорецкое в этом же ряду -- исключительное "Николино место". "Радуйся, по Бозе и Богородице все наше упование", -- как поётся в Акафисте Святителю Николаю.

Кстати, храмы именно в честь Великорецкого образа св. Николая распространились ещё в древности по всей России: от Путивля на юге до Тотьмы и Холмогор на севере. Мало кто знает, что в Москве один из приделов знаменитого Покровского собора (а строили его как раз в дни пребывания иконы в столице) освятили во имя "Николы Великорецкого". Образовалась тогда же и небольшая монашеская обитель, называемая москвичами "Никола Хлыновский".

В 1578 г. преп. Агапит, ученик преп. Лонгина Коряжемского, основал в честь Великорецкого образа Маркушевский Никольский монастырь. Ещё дальше на севере возникла Никольская Моржевская пустынь. Исследователи склонны относить даже знаменитую костромскую икону "Никола Бабаевский" (приплыла, по преданию, на весле -- "бабайке") к типу "Никола Великорецкий": действительно, там погрудное изображение Святителя в центре точно так же окружено сценами из его жития. Так от здешнего светильника зажглось много лампад по всей России.

Само место обретения иконы расположено в километре к западу от села. Дорога туда плавно сбегает по пологому склону, как бы струясь сквозь живописнейший сосновый бор. Есть чудесное объяснение того, почему храм (ныне ставший монастырём) построен так далеко от места явления. Ведь первую деревянную церковь заложили на самом берегу Великой, там, где образ был найден.

"Воля Чудотворца, однако, не сходилась с желаниями людей. После работы первого дня, утром на следующий день, когда плотники пришли на место основания храма продолжать его постройку, к неописанному удивлению своему, никаких следов заложенного ими накануне храма и сделанной работы они в том месте не нашли. Не было даже здесь ни одной частички материала, изготовленного для постройки, а самая земля, куда было врыто основание, казалось, никем никогда не была трогаема, не носила никаких следов руки человеческой и всегда оставалась простой лесной заросшей поляной. После поисков в лесу скоро все дело разъяснилось: не в дальнем расстоянии от места первого основания храма были найдены не только все заготовленные материалы, но и сама постройка, основание храма, в том самом виде, в каком все было оставлено накануне. Все увидели в этом происшествии чудесное указание Угодника о месте нового храма и не посмели ослушаться его. С новым усердием строители возобновили работы по созданию храма на новом месте и скоро окончили его. По освящении его, сюда был перенесен образ и поставлен на особо приготовленном для него месте. Вместе с храмом и около него скоро образовалось селение и, так как оно было основано на берегах реки Великой, и здесь же был обретен и чудотворный образ, то и образ, и селение скоро сделались известными повсюду под именем Великорецких".

Лесная дорога была своеобразной. Казалось, песочная речка стекала под уклон, прорезая густой бор. Сосны клубились по бокам -- приземистые, но толстые, кряжистые, с широкими шапками, с узловатыми ветвями, напоминающими старинные медные канделябры. И вот в эту дремучую чащу явились сегодня с молитвой тысячи людей! Целая Вятка притекла на реку Великую. И не только Вятка -- Россия!

Вот показалась наконец под уклоном синяя полоска лесной речки. Это и есть Великая: место явления великого образа.

Символичное название никак не соответствует размерам. Ширина реки, пожалуй, метров 30-40. Противоположный её берег весь утопает в зарослях, а на здешнем раскинулась огромная поляна. Она и стала сегодня церковью под открытым небом. Именно здесь в 10 часов началась поздняя литургия для тысяч собравшихся (ранняя уже прошла в самом монастыре). Да, раз в год эта поляна становится действующим храмом: с небом вместо свода и лесом вместо стен.

На опушке стоит деревянная церковь. Собственно, это даже не сама церковь, а только её алтарь. Иконостаса нет: просто открываются огромные врата во всю переднюю стену, и начинается литургия. Сегодня служат её митрополит Вятский Марк и архиепископ Марийский Иоанн, специально приехавший на это торжество из своей епархии. Мощные колонки разносят звук по всей обширной лужайке, заполненной молящимися.

Замечательно, что нет иконостаса, что алтарь ничем не отгорожен! Видишь литургию как она есть -- увы, это недоступно нам в простых церквях. Иконостас -- конечно, произведение искусства, но как явление духовное он слишком роковым образом исказил весь строй богослужения. Литургия стала непонятной и сокрытой, важнейшие тайносовершительные молитвы священника -- неслышными для прихожан (вопреки новелле Юстиниана, которая ещё в VI веке обязала священнослужителей произносить эти молитвы громко, отчётливо, слышно для всех!). Что там происходит за оградой, когда хор поёт стандартное: "Молим Ти ся, Господи!"? Без специальных книг не узнаешь!

А от незнания получается нечувствие к благодати богослужения, хладность в вере, догматическая безграмотность... Напомню, что высокий, многоярусный иконостас появился в Русской Церкви лишь к XV веку (в других поместных православных Церквях он отсутствует). Это довольно позднее нововведение, хотя сейчас оно, конечно, воспринимается как древность.

А здесь единожды в году, 6 июня, происходит самое замечательное и важное: видны все тайносовершительные действия литургии и слышны все произносимые при них слова! Именно на таких изумительных, запоминающихся на всю жизнь, без-иконостасных службах видишь воочию, ЧТО МЫ ПОТЕРЯЛИ! Какой МОГЛА БЫ БЫТЬ наша литургия везде, а не только здесь раз в году...

Ещё почему-то особенно живо я запомнил густой запах примятой травы, как на Троицу. Удивительный праздник: по песнопениям -- Пасха, а по аромату -- Троица! От стояния тысяч людей трава стала похожа на зелёный каучуковый половик, мягкий, пружинистый, уютный (Пройдёт несколько дней, и от этих "повреждений" не останется ни следа: сила роста и сила благодати мгновенно восстановят лужайку).

Лёгкой летней метелью кружились бабочки. Шла служба, и они будто кадили своими крылышками. Возможно, гигантский разлив цветных платочков, сплошь покрывший поляну, они приняли за цветы -- вот и слетились с разных концов. А может даже, непостижимым образом, чувствовали благодать, как всё живое?..

После службы состоялось водосвятие на реке Великой. К сходству с Пасхой и Троицей добавилась ещё ассоциация с Крещением -- только летним. Впрочем... на Иордане ведь нет зимы! Говорят, по ширине Великая похожа на Иордан. А может, не только по ширине? Если само Великорецкое -- святой уголок Вятской земли, то Великая -- её святая река.

После нескольких незабываемых часов я двинулся в обратный путь. Вот снова показались за лесом высокие храмы "Великорецкого града". Но до них на сотни метров раскинулось вдоль дороги подобие ярмарки.

Продукты, книги, иконы, сувениры, самовары... -- всё пестрело на переносных прилавках, в палатках и просто под открытым небом. Собственно, на Руси и прежде никакой большой праздник не обходился без ярмарки! А Великорецкое -- особый уголок. Исторический, а верней даже сказать, вневременной! Тут тебе и молебны, и ярмарка, и походный лагерь... Русь Историческая, но только теперь эта история вершится уже в ХХI веке. Вот бы куда зазвать Сурикова или Кустодиева, любивших панорамные картины многолюдных действ. Костюмы изменились, а больше, кажется, ничего!

"Угощает всех с душой славный город Слободской!" -- громко зазывали два мужика к огромному самовару, топившемуся у самой дороги. И действительно -- угощали всех подряд бесплатно вкуснейшим чаем (видимо, с какими-то травами) и хлебом, который, как уверяли, испечён "по библейскому рецепту". Рядом стоял палаточный лагерь "славного города Слободского". Вообще, у многих городов и регионов были отдельные организованные лагеря с вывесками. Ну, а паломники-"дикари" ночевали где придётся, многие -- прямо на территории обители. Палаточный городок густо облепил храмы: раскинулся и в монастыре, и за его оградой. Церкви стояли, как самые большие палатки, шатры Господни. Кстати, в Спасо-Преображенском соборе есть что-то от походного шатра -- будто неуловимое напоминание о крестном ходе.

Никольский был восстановлен пока лишь снаружи и не действовал. Я зашёл в старейший Спасо-Преображенский.

Этот храм XVIII века явно был перестроен позже и накрыт как бы огромным колоколом: единым металлическим навершием, где кровля слилась с необычной формы куполом. А вот нижняя часть, похоже, сохранилась изначальная. За счёт длинной трапезной, она довольно велика, так что это, действительно, собор в полном смысле слова. Величественный и необычный, достойный такого святого места.

Внутри он казался очень высоким и оттого необъятно-спокойным: вся толпа -- где-то внизу. Давно заметил: в высоких соборах, даже если они невелики по площади, всегда меньше ощущается многолюдность. Тот, Кто взирает на нас, Сам угашает любую суету. Да, при всём множестве разных людей, при всех их разговорах, в соборе стояла какая-то величественная тишина не от мира сего.

Яркие буквы ХВ напоминали о Пасхе (до Вознесения оставалась ещё ровно неделя), а рядом сияли лампочками изображения двух больших свечек на вершине иконостаса.

Именно сюда после службы принесли чудотворный Великорецкий образ! И стояла к Святителю большая очередь... правда, двигалась быстро. Я присоединился: впервые за все дни предоставилась возможность к нему приложиться. Главный "виновник" праздника, главная святыня здешней земли... В моём пребывании здесь нужно было поставить именно такую точку!

СВЯТИТЕЛЮ ОТЧЕ НИКОЛАЕ, МОЛИ БОГА О НАС!

Молитва свт. Николаю Чудотворцу:

О всесвятый Николае, угодниче преизрядный Господень, теплый наш заступниче и везде в скорбех скорый помощниче! Помози мне, грешному и унылому, в настоящем сем житии; умоли Господа Бога даровати ми оставление всех моих грехов, елико согреших от юности моея, во всем житии моем, делом, словом, помышлением и всеми моими чувствы; и во исходе души моея помози ми окаянному: умоли Господа Бога, всея твари Содетеля, избавити мя воздушных мытарств и вечнаго мучения; да всегда прославляю Отца и Сына и Святаго Духа, и твое милостивное предстательство, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Оставить комментарий © Copyright Рощектаев Андрей Владимирович (jediknight2()rambler.ru) Размещен: 23/10/2013, изменен: 23/10/2013. 101k. Статистика. Очерк: История религия		Ваша оценка:
Аннотация: В сборник вошли ранее опубликованные очерки "Хлынов-Вятка-Киров", "Славный город Слободской", "Успенский Трифонов монастырь" и 2 новых: "Великорецкий крестный ход" и "Николо-Великорецкий монастырь".

Рощектаев Андрей Владимирович : другие произведения.

Храмы и обители Вятской земли