2. Банковский кризис (Глава, написанная Даниилом С. когда он вырос) 19
3. "Звездная пыль" 22
4. Плохо, что хорошо 26
5. "Стрелки все по нулям" 32
6. "Что-то с глазами" 37
7. Сын сына украл 39
Часть II
1. Свидание 47
2. Кадеты Царя Небесного 54
3. Андрофобия 59
4. Мизогиния 67
5. "Брат - 3" 69
6. Аутодафе 78
7. День защиты детей 88
8. Вавила Антиохийский 92
9. Из Египта 103
10. Ревности Шан Яна 110
11. Ревность ревностей 121
Эпилог. Крестный поход 127
Пушкин писал: "Души прекрасные
порывы..." Вот мы и душим.
Из анекдота.
Пролог
Марк Антоний, он же Вальтер Скотт
С возрастом я понял, что на самом деле слова
"прийти в себя" означают "прийти к другим",
потому что именно эти другие с рождения
объясняют тебе, какие усилия ты должен
проделать над собой, чтобы принять
угодную им форму.
В. Пелевин.
Отец на глазах ребёнка может разыграть
роль "ответственного родителя"
по той причине, что у него есть скрываемая
от всех потребность во всемогуществе.
Э. Шостром.
Астафьев писал, что Война может быть разной: одна - глазами полководцев, другая - рядовых. А я вдруг подумал: ведь в духовной войне (с некоторыми поправками) есть нечто похожее. Есть великие полководцы - святые, - и ... все мы. А тут уж, говоря словами другого писателя-фронтовика: "Кому память, кому слава, кому тёмная вода..." И мы воюем как можем, как умеем, не зная больших стратегических планов, а зная лишь тот крохотный участочек фронта, на который нас почему-то послал Господь. Но зато уж этот крохотный участочек мы не просто изучили, а изучили всей своей шкурой, всеми ранами и контузиями: каждый из нас может засвидетельствовать об этой ничтожной, но с болью открывшейся именно ему частичке Правды. Именно засвидетельствовать, а не просто рассказать за чашкой чая.
Я постараюсь засвидетельствовать об одном ну уж о-очень маленьком пятачке фронта... но что-то подсказывает, что в нём, как в капле воды, отразилась та колоссальная "невидимая брань", о которой вот уже 2000 лет пишут великие духовные полководцы.
Впрочем, нет, не я свидетель, а замечательный современный иконописец, художник Марк А. - мой хороший знакомый. Вся его жизнь - "гербарий ревности": ну, то есть буквально ВСЕХ самых бредовых разновидностей ревности, каких и "быть-то не может", а они есть... - только не его личных (самый мирный человек из всех, кого я знаю), а людей, как-то собранных судьбой вокруг него. От собственного отца в детстве до... а впрочем, ВСЯ повесть - об этом ДО.
1.
- Маркуша, Маркуша... ой, Маркуша, Маркуша! Да ты воркуша-воркуша над своим Маркушей!... а я-то где!!? Где мне место!? Мне-то каково это слышать!
Лучше всего у отца получалось пародировать имя: с неповторимой интонацией передразнивать на самых высоких нотах то, как произносила его мама. Слово это благодаря ему стало в семье знаменитым. Примерно, как "Марфушенька-душенька" в сказке. Или Каркуша в "Спокойной ночи, малыши".
В древности существовало выражение "сын моего отца" - любой мужчина мог так про себя сказать.
Стало быть, сын отца звался Марк Антонович Антонов.
Странно, что в неверующей советской семье ребёнку выбрали такое редкое имя. Просто у мамы был какой-то "культовый" дедушка Марк (соответственно, "маркушин" прадедушка) - а отец с самого начала был против, предлагая, что попроще. Нехотя он смирился с многочисленной материнской роднёй, с их давно почившим кумиром - но превратил это непривычное имя в источник постоянных насмешек.
Ну, что ж, если мать дала имя, он-то в любом случае дал отчество и фамилию. И прозвище. Получилось что-то очень и очень "римское". Это почувствовали даже ребята в школе: в 5 классе, чуть только "появилась история", появился и Марк Антоний.
- Ну да... Только Марк Антоний был философ и император, а ты дегенерат и олигофрен - чувствуешь разницу? - отреагировал отец (Позже любознательный мальчик выяснил, что отец простодушно перепутал "его" с Марком Аврелием). Про Марка Антония Марк из любопытства прочитал подробнее, и, к своему стыду (тёзка всё же!), узнал, что тот настолько без ума влюбился, что в конце концов стал полным подкаблучником, почти собачкой Клеопатры... что его и сгубило в прямом смысле слова.
"А на фиг так офигенно влюбляться?" - вынес он детско-максималистский, окончательный, не подлежащий обжалованию приговор. На всю жизнь.
Марк никогда ни в кого ТАК не влюблялся, и потому с кого-то момента ему стала особо, по-новому неприятна настоящая страсть отца к матери. До него вдруг понемногу стало доходить: Марк Антоний из-за "любви" потерял Рим и жизнь, а отец - сына... Только это не любовь. Это смерть в рассрочку, как он понял спустя годы.
Ещё он понял одно: мужчине противопоказано быть "слишком мужчиной" ... иначе, за каким-то пределом, какой-то красной линией, начинается расчеловечивание. Отец этот предел, кажется, всё-таки не перешёл... но само наличие предела очень-очень близко почувствовалось. Осозналось позже, но впервые почувствовалось - в детстве.
Ревновать к сыну - это значит, быть уж "слишком мужчиной".
А отец ревновать продолжал - всё больше и больше. Ведь мама Марка любила.
А вот Марк не успел вовремя убрать за котом.
- С-скот! Кот и тот умнее, чем ты! Дебил! Недоумок какой-то растёт... Умственный урод. По тебе школа для неполноценных плачет. Кретинизм полный! Диа-а-агноз!!!
"Скот" присутствовал в разговорах каждый день. Вдохновлённый добрым отцовским словом (спасибо ему!), Марк сам придумал себе второй ник - Вальтер Скотт. Было время, мечтал стать писателем. И Марк Антоний (или вернее Аврелий), и Вальтер Скотт... тут уж невольно надо поддерживать марку.
А если серьёзно, отцовско-сыновние отношения могут быть либо Божьими, либо животными (иногда даже кажется, что третьего просто не дано). Большой самец третирует младшего, и это даже не "жестокость", это чистая физиология... унижающая всё человеческое в них обоих. "Сын" - это либо радостное, прекрасное, как в сказке, возвышение ребёнка до уровня Друга Отца, либо постоянное максимальное Унижение с большой буквы. Унижение, как оно есть, в чистом виде. Бояться отца - почти то же самое, что бояться себя: такой же тяжкий невроз и раздвоение.
Похоже, раздвоение было и у отца. Его тоже можно понять. Главный вор под названием сын (символично, что три буквы и в том, и в другом слове!) живёт с тобой под одной крышей - и присваивает на лету то нематериальное, что причитается тебе и только тебе. Самое страшное ругательство из трёх букв - "сын".
Если б в семье все любили всех, то от отца бы ничего не убыло... но именно страх "убытка в любви" заставлял его быть невыносимо скопидомным на это дело. Словно его поставили на распределение дефицитного товара:
- Не мать должна любить ребёнка: "Маркуша, Маркуша", - а жена должна любить мужа.
Это объявлялось с таким выражением, с каким только гуру может сказать: "Любите меня, бога вашего, а больше не любите никого". Если таких отцов-гуру мало... значит, Марку просто "посчастливилось" родиться от представителя именно такого контуженного жизнью меньшинства.
Правда - вещь очень простая: либо она есть, либо её нет. И если даже на всём белом свете существовал бы только один подобный отец, - как полное исключение из всех правил, - это уже было бы правдой...
Впрочем, Отцовство без угрозы - это как ясное небо над землей, всегда без облаков. Как мир без войны, как Россия без Сталина.
Я такого отца не знаю!
"Я другой такой страны не знаю."
Я такого мира не знаю!
Так у Марка с детства и осталась в голове диспозиция. Сын - это такой папин соперник, но соперник "маленький и говнистый", и его постоянно надо ставить на место. Чем грубее, тем лучше. Ведь то, что он маленький, делает его ещё более опасным. Чем беззащитней, тем опасней! Ведь мама-то - на стороне беззащитного. А она вообще не должна быть мамой: только женой. Сын - лишний в этом треугольнике. Есть "папина женщина", а "маменькиного сынка" быть не должно. Ну то, что его убить надо, а просто отвести ему в доме какой-то такой статус... который равен нулю.
Он - есть, но вести себя должен так, как будто его нет. Маме (то есть, простите, папиной жене) ничем не напоминать о своём существовании. Ни в хорошем, ни в плохом смысле. Успехов у него нет и быть не может, радовать он не умеет, а за бесчисленные неуспехи накажет или просто высмеет папа. В зависимости от от того, какое у папы настроение.
Марк чувствовал себя дома, как чужак на его территории, будто отец "пометил" это место... и все человеческие отношения, формально оставаясь, вроде бы, человеческими, в подсознании преломлялись в иерархически-животной "закон". Настолько сильный, настолько стабильный и настолько "пахучий", что будь Марк уличным пацаном, а не тихоньким домашним мальчиком, давно бы уже сбежал... только не знал, куда.
В том-то всё и дело, что не знал! К тому же, маму очень любил. Да и отца, без сомнений, любил бы... если б тот не мешал (очень мешал!) его любить.
"А наши дети с нами и не конфликтуют - они с нами не контактируют", - как сказал кто-то о взрослых детях, выросших в очень похожей семье. Отец как источник постоянной угрозы - одна из "вечных" проблем Детства. Не в том смысле, что у всех так, а в том смысле, что бывает так. А раз бывает, то в глазах ребёнка уже ВЕСЬ МИР осквернён. Потому что отец, сам о том не задумываясь - "образ Отца Небесного". А осквернить главную икону в Храме - совсем не то же самое, что "осквернить" грязной надписью и без того грязную помойку. В Страхе перед отцом есть что-то от ветхозаветного "страха Божьего" ... но только в самом приземлённом варианте. Потому что страх этот имеет вполне материальное объяснение.
Говоря языком физиологическим, отец в таком варианте - это скопление потенциальной энергии наказаний и дикого ора, время от времени переходящей в кинетическую. Даже если он в данный момент не наказывает и не орёт, воспринимать его в другом качестве не получается. Пчела жалит вообще только раз в своей жизни, и всё же главное, с чем она ассоциируется - это жало.
Над тобой вечно висит дамоклов меч отцовства как самцовства: самое скверное чувство, какое только способен испытать ребёнок. И даже не обязательное условие, чтоб тебя при этом били. Просто ты - "скот", а над тобой - лев. Тебе всегда есть чего бояться. Одежда и мимоза, кот и тройка... - можно назвать наобум много существительных, максимально не связанных друг с другом - и все их как-то умудрится связать в единый узел страха и унижения ОС - отец-самец. Отец - как вечно побеждающий соперник сына. Отец как самый чужой из всех "родных". Как хозяин всего того пространства, в котором ты вынужден обитать.
В подобных семьях невольно закрепляется аксиома: "Отец не может быть хорошим!" Конечно, это - наглая ложь... но это точно такая же наглая ложь, как обратный вывод. Перефразируя песенку из знаменитого мультфильма: "Кот... простите, сын не может быть хорошим с точки зрения отца."
Марк это усвоил на всё детство. Это был главный результат воспитания. Может, даже не главный, а единственный.
2.
Долго-долго и последовательно отец формировал и формировал у Марка комплекс неудачника, у которого никогда не получится чего-то в жизни добиться.
Если после страшного сна мальчик прибегал искать убежища в родительской постели, отец "исцелял" его от одного страха другим:
- Чё ты здесь забыл!? Ничего ТВОЕГО в НАШЕЙ с матерью кровати нет. Пусти козла в огород!.. Тебе места мало в детской!? Ну если одной комнаты мало, так уж и быть, надо дать целый дом... детский дом! Уж там тебя отвадят от телячьих нежностей... да каких там телячьих - козлиных! Козёл ты козёл и есть. В кого уродился!
Так всё детство Марк, помимо снящихся чудовищ, боялся "снящегося" во фразочках отца детдома (ну или "спеца" для умственно отсталых - что, как он понимал, примерно то же самое, только хуже).
Про одежду уже упоминалось. Марк рос очень аккуратным мальчиком, но однажды случайно забыл свои верхние штаны в другой комнате.
- Это ты метки на каждом шагу оставляешь, что ты есть? Что ты тут живёшь? Не бойся - я и так прекрасно помню, что со скотом живу: такое разве забудешь хоть на минуту! Тебя уже так же много, как твоей глупости! Ты уже в квартире не помещаешься! То твой дебильный ржач, то твои грязные вещи ... - всюду натыкаешься на одного Большого-Большого Урода. Такого большого, что ведь не увернёшься. И диву даёшься, как от нормальных людей мог ТАКОЙ уродиться!?
Однажды мать уехала в командировку. Отец заставил есть протухшую кашу и кричал, что она хорошая, это Марк неблагодарный "маменькин сынок", и не ценит, что его кормят, поят, заботятся и т. д. ... Потом его самого долго рвало от этой чудной каши. Так вдвоём и блевали - два "неблагодарных". И смех, и грех! Но извиниться - он, конечно, так и не извинился.
Ещё он мог подойти, демонстративно посмотреть из-за плеча и вдруг жирно-красно поставить "2" на ещё не доделанном рисунке, который Марку задали на дом: "Не бойся, учитель согласится с моей оценкой, когда увидит твои каракули!" Ощущение от этого ощущение для третьеклассника такое - уж лучше б на тебе самом, как на рабе поставили клеймо.
- Нечего реветь, бездарь сопливая! Реветь - единственное, что у тебя хорошо получается. Твои слёзы не дороже мочи! Ты как пень - собакам обоссать... НЕ художник и НЕ мужик. Позор семьи!
Много лет спустя Марк прочитал на форуме: "Я иногда иду по улице, вижу ребёнка и думаю: "Вот сейчас я его пну!" Не пинаю только потому, что это НЕ мой ребёнок" (из воспоминаний женщины, которую саму били в детстве и она возненавидела и детство, и детей).
В этом смысле оказывается, "не моим" ребёнком быть даже хорошо.
3.
Есть Марк, есть Март (то есть Марс по-латински, что в древности звучало очень воинственно). От их встречи однажды произошла та взрывная реакция, которая запомнилась Марку с 11 лет на всю оставшуюся жизнь.
Был канун 8 Марта. Марк, неторопливо, прогулочным шагом шёл из школы домой (Да и как вообще можно домой торопиться!?) Март (он же Марс) разворачивал своё представление. Небо под ногами хлюпало и расходилось кругами. Голые ветки над головой пускали голубой дым открывающихся и закрывающихся космических просветов.
Над оплывшими сугробами букетом поднималась одна каким-то чудом недоклёванная птицами, прямиком перенесённая из золотой осени, пышная рябина. И Марк глазами будущего художника увидел, что даже эта рябина, - она, как ни странно, весенняя: так она напоминает главный цветок предстоящего праздника - мимозу. Глянешь за несколько шагов - ну, вылитая мимоза, только не жёлтая, а красная: новый сорт вывели. Все бесчисленные кругляши, которые у мимозы лимонные, здесь гранатовые.
Ассоциации в нашей жизни могут иметь далеко идущие последствия. И Марк впервые в жизни купил маме мимозу (до этого все годы ограничивался лишь рисунками-поздравлениями). Купил, сэкономив деньги, которые ему давали на еду. Несколько дней, никому ничего не говоря - сюрприз же! - игнорировал школьную столовую... за исключением тех кусков хлеба, которые всегда можно попросить бесплатно. Получился такой "пост" перед 8 марта. Мама стоит того, чтобы ради неё позаниматься сухоядением.
***
Ничего не берётся из ниоткуда - и бдительные взрослые об этом знают.
- Откуда деньги? - был первый и главный вопрос отца.
- Сэкономил в школе.
- Не ври!!! Не смей врать! На чём!? На чём ты сэкономил!? Ты где-то украл? Ты не умеешь экономить. Нет у тебя такого навыка даже на мизинец! Скот не умеет экономить - он умеет только потреблять. Жрать чужое он умеет!... Так что не лги... - где украл!?
- Я не украл, - расплакался Марк, не зная, что ещё сказать.
- Плачешь, значит виноват! - констатировал отец. - Сам чувствуешь, что виноват. Остатки совести, как после ампутации, ещё сигналят-пищат.
Марк впоследствии рассказывал: "Я просто смотрел на папу и мне было смертельно страшно. Я сидел у окна. Отец подошёл. Мне показалось, что он замахивается, я аж на стуле весь сжался... Оказывается он просто хотел открыть окно". Да, жизнь была постоянным анализом ВСЕГО поведения на предмет наказания или насмешки. И только в одном этом поступке анализ "предательски" не сработал... из-за красоты.
Наконец, даже у матери терпение лопнуло:
- Оставь ребёнка. Ты такой человек ... ты и трезвый как пьяный!
- Я!? Опять я виноват!? А твой вор Маркуша опять ни в чём не виноват!?
- Ну ты же ВИДИШЬ, что он не виноват... чего тебе ещё надо?
- Надо, чтоб меня уважали!!!
- Тебя давно уже не уважают, а только боятся. Только этого ты и добился всеми своими стараниями. А пока не старался - уважали.
Действительно, всю жизнь в психологии отца господствовало одно коронное: "Не уважаешь! Не ценишь!" Видно, совесть неотвязно сигналила человеку, что уважать особо не за что. А раз так, надо девальвировать эти сигналы - мол, "система вышла из строя", звонит-оповещает ложно, несправедливо ... Да, сама совесть несправедлива. А если уж наша собственная совесть "несправедлива", то дети несправедливы и подавно. Неблагодарная совесть! Неблагодарные дети! Уж мы измываемся-измываемся, из сил выбиваемся, из кожи вон лезем ... - а они не ценят. Ну, чем бы их ещё пронять!? что бы такое ещё выдумать, чтобы они уж точно оценили!?
Обвинение в воровстве - вот это ценится!
Чем больше мы какого-то человека не любим, тем больше нам надо для самих себя придумать за что это мы так его не любим. И тут уж даже отличник может "стать" тупым (да что там "тупым" - слабоумным); чистоплотный мальчик с почти идеальным порядком в комнате, - вонючим козлом ... но по закону нарастания чисел вскоре должны явиться и более веские, более конкретные обвинения.
Эта мимоза стала для Марка кровавой, как та недоклёванная рябина, которую он встретил накануне.
"Нет, меня не побили, благодаря маме - но я на всю жизнь запомнил лицо человека, для которого я... НЕ человек. Помеха на пути - да, несомненно. Личность - нет. После этого всю оставшуюся часть жизни я хотел, чтоб все для всех были людьми и все ко всем относились как люди. Вечная мечта сына, у которого должен быть Отец. И Отец, конечно, есть".
***
И вот ни на что, кроме "воровства", не способный, ни к чему не пригодный Марк, заранее на всю жизнь получивший 2 по рисованию от собственного отца, вдруг как-то одновременно заинтересовался и живописью, и историей.
Вальтер Скотт всё-таки.
Трудно не заметить, что глубокое погружение в историю нередко приводит человека к Богу. Как и настоящее искусствоведение. В одном случае начинаешь замечать Божий промысел в тысячах "случайно" связавшихся в цепь событий ("историческая" молекула ДНК из множества атомов). В другом ясно видишь, как всё лучшее в искусстве мы посвящаем Богу (маленькие творцы - Большому). Иконы и История... - это всё разные названия приёмной Господа Бога...
Всю жизнь Марка перевернула встреча сначала с Куинджи и Левитаном. Потом - с Андреем Рублёвым.
А может, вообще вся наша жизнь - Куинджи. Свет под тенью, под грозовой тучей. Или в ночи. Или в сумерках. Но всегда есть пятно света. Малое пятнышко! Не от нас, а откуда-то сверху. Мы были бы такими мрачными... что самим от себя страшно, но Главный Художник не хочет, чтоб нам было страшно. Он никогда не оставляет нас совсем без света... Как детей в спальне. Весь пейзаж - тучи-тучи - но под ними земля от Неба светится. Без Бога мы - земля, не более того. А с Ним - свет. Пусть даже и отражённый.
Следующий жизненный этап - когда от художественной школы организовали летнюю практику-поездку по Золотому Кольцу. Именно тогда Марк раз и навсегда погрузился - и уже не вынырнул, - в мир церквей, фресок и икон.
"Икона совершает в мире вечную проповедь. Иконы проповедуют и проповедуют веками", - как говорил Паисий Святогорец.
И все они свидетельствовали о любви. Все! Но это другая любовь. Настоящая. Всегдашне-всамделишняя. Всё искусство - о ней. И только о ней. И все мы - в ней. Она - есть... Только она и есть.
Когда Марк, вспоминая, говорил "фрески" и "иконы", то всегда именно в таком порядке: фрески произвели на него даже большее впечатление, чем иконы, которые он, конечно, не раз видел и прежде. А вершиной вершин стал "Страшный Суд" и "Шествие праведных в рай" Андрея Рублёва в Успенском соборе во Владимире. Именно с тех пор он чётко выбрал не просто профессию, а именно шествие: "Я раз и навсегда понял, что хочу не просто верить в Отца, а общаться с Ним. И стал иконописцем, чтоб нам быть вместе. Мне кажется, кто иконописец не ради этого ... мне таких людей даже как-то немного жалко. Наверное, отец невольно заставил меня искать Отца Небесного, и за это ему спасибо. Всерьёз спасибо - потому что ТАК у нас обоих хоть когда-нибудь будет Отец.
"Отец будущего века". И всё! И лучше не скажешь! И нет земных слов объяснить - но душа смысл чувствует.
Искал человека, а нашёл Бога, как евангельский расслабленный у купели:
"Не имею человека..." (Ин. 5:7)
И тогда я стал Его рисовать.
И посвятил этому жизнь."
Часть I.
(написана Марком А.)
1. Даня
Я часто рассказываю сыну о монастырях.
Ему 11, он верующий. Сейчас гуляет
на площадке. Мы вдвоём с ним и с Господом.
Я в разводе. Скажите ему какие-то добрые
слова. Он будет счастлив. Для него это
будет духовная поддержка.
Из интернета.
Женился я в 35 лет. Моя ровесница Женя была вдовой, от первого брака остался 10-летний сын Данил. О прежнем муже она не рассказывала ничего, кроме того, что он умер внезапно от раннего инфаркта ... но явственно чувствовалось, что в ней осталось какое-то подсознательное недоверие то ли к людям, то ли к миру. А скорее всего, и к тому, и к другому.... Недоверие, временами доходившее до почти панического страха перед жизнью. Впрочем, в нашей любви она так быстро просветлела, что "это" казалось вполне излечимым.
Женя была очень "воцерковлённой" и мы познакомились, когда я расписывал фресками храм, в который она ходила. Дом был в двух шагах от храма. И сына она водила в здешнюю же воскресную школу (отчего он, по правде говоря, начал уже уставать, скучать и, по её словам, "очень лениться").
- Слава Христу, что есть красивые люди, которые умеют творить красоту! - сделала мне комплимент Женя при первой же встрече, когда смотрела с сыном, как я работаю. Она во всём была искренней и горячей - и в комплиментах, и... в их противоположности.
Было полное ощущение, что русло жизни наконец-то повернуло в правильном направлении... хотя, что такое "правильное направление", никто из нас не знает вовремя.
Но всё равно радость от Обретения Семьи была ни с чем не сравнимой. Я любил Женю и принимал её всю как есть... а "всю как есть" - это, значит, с Даней. Ведь ещё ничего не сделав, я уже обрёл не только жену, но и сына - НАШЕГО с ней сына. Каким-то Божьим чудом, почти неправдоподобным даром, вопреки логике, - сразу получилась полная семья. И уже на самом "старте" мне предстояло на практике исправить ошибку моего отца.
Вся любовь, недополученная мной, пусть изольётся на Даню. Его детство гораздо важнее моего, потому что оно-то есть, а моё-то всего лишь было.
Парадокс всей жизни: по-настоящему вырастаешь, только когда умаляешься. Взрослеешь, только когда для тебя наступает "второе детство". Что-то становится на место во всём твоём мире оттого, что вдруг находится "неродное" родное существо.
И теперь даже мой отец задним числом стал хорошим ... оттого, что у меня появился сын. Он хорош в нас. Он хорош в моём сыне. Он хорош хотя бы тем, что породил меня на свет. И я ему за это только сейчас в полной мере стал благодарен! Мой когда-то нелюбящий папа, да ты же теперь - дедушка!!!
- А как ты со мной так сразу... подружился? - спросил однажды Даня.
- Не знаю... А хотя чего тут знать? Наверное, я разучился не дружить. По-моему, не дружить и не любить гораздо сложнее, чем любить.
Он посмотрел на меня ТАК ... что с этого мига, с этой главной в своей личной истории "революции", я вдруг увидел, что я папа, а он сын. И что это навсегда. И что этого уже никто и ничто не отменит. Перефразируя Вольтера: если б сына не было, его бы стоило выдумать!
Но он "выдумался" сам. Принял меня в отцы... потому что нет в нашем языке даже адекватного глагола: есть "усыновить", но нет обратного - того спасительного, что делают с нами, "взрослыми детдомовцами", приёмные дети. Они нас у о т ц е в а ю т одним своим появлением: "Я есть, и ты теперь не сирота... в смысле, не бездетный".
Папой меня сделал Даня... и я ощущаю только теперь, что никогда не был полноценным человеком до этого момента.
Сын - сын всегда... Встречая сыновей, мы встречаем Сына.
Мы - дети Божии, и только в этом смысле наше детство не кончается. (Во всех остальных - оно и конечно, и очень кратковременно.)
"Пустите детей приходить ко Мне" - это Христос о нас.
Кажется, в Церкви есть такая формула: "благословляя, благословлюсь".
Усыновляя, усыновлюсь?
Кружится Земля и кружатся галактики оттого, что есть Отец; кружится голова оттого, что я отец. Я стал папой как-то вдруг: Отец "сделал монтаж" - Сам удалил все промежуточные "кадры фильма", необходимые для физиологии, но совсем необязательные для Него. И про что Он сказал: "Да будет..." - то и есть.
Как-то я читал Евангелие и вдруг понял именно по Иоанну, как же Сын любит Отца... и это невыразимо: это образец отношений, выше которого нет ничего. Они непостижимы - ... но при этом обязательны, как дыхание: "Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в нас едино".
То есть это непостижимое должно совершиться в нас.
- А покатай меня! - то ли оторвал меня Даня от чтения... то ли предложил "почитать" Жизнь вдвоём и более непосредственным способом. Я подумал, что за всю мою биографию ещё никто почему-то не катался на мне верхом... и это, конечно же, очень большое упущение, - это немедленно, просто немедленно надо исправить.
- Дань! Что это такое??? Ты уже слишком большой мальчик, чтобы кататься! - недовольно сказала мама.
- Нет, мам, я большой не "слишком", а в самый раз, - весело возразил всадник.
Да разве можно быть "большим, чтобы кататься". Это мама что-то уж совсем странное озвучила... что-то уж слишком "мамское", как Даня за глаза выражался (хотя маму очень любил!)
- "Слишком большие" - бегемоты, а я не слишком!
Да, Даня совсем не бегемот.
Он - ураган, тайфун... но не бегемот. Тайфун образовался, завихрился... и осел мне на плечи.ьИ, нося его, я понял, так всегда было и так всегда будет: все тайфуны, ищут места приземления. Это их особенность. Наверное, для того они и существуют.
И то, что у меня есть сын, и я его катаю - это сказка... но сказка так заливисто хохочет прямо в ухо, что становится реальностью. Мне её никто не рассказывает - она рассказывает - точнее, показывает себя сама. Её никто не пишет - она пишет себя прямо на тебе, когда вскакивает на шею или с размаха прыгает из засады.
Сказка едет верхом. Сказка свесила ноги. Сказка балдеет чем дальше, тем больше.
"Сказка" начинается на ту же букву, что и "сын". Это - синонимы. А я и не знал... это мы не проходили в школе ни по русскому, ни по литературе.
Ноги сына - шпоры, а "шпоры" - это шпаргалки по Жизни.
Ещё я подумал, что это способ вырасти. И для меня, и Дани. Мы стали выше. В прямом и переносном смысле. Вот так мы выращиваем друг друга, как евангельское зерно. Бог нас насадил, а мы вдвоём подрастаем, и понемногу становимся Человеками.
Вся "грубость" становится нежностью.
Вся "наглость" - самой большой в мире лаской.
Она переводится просто: ТЫ МОЙ, и никуда ты от меня не денешься. Оседлаю и никуда тебя не отпущу.
- Дань, я ведь забыл, что я счастлив, и перестал быть счастливым. А ты взял и мне об этом напомнил. Ну ты и нахал!
- Я знаю! Катай меня ещё.
- Зачем?
- За то, что я нахал. За то, что ты от меня не избавишься. За то, что теперь я в твоей жизни навсегда. Вот так вот.
Когда Счастье нахально заявляет, что оно тебе навсегда, ты в глубине души боишься только, хватит ли соответствующего нахальства у жизни. Но обычно она достаточно нахальна. И радость - точно такая же буйная, как Даня, - приземлилась на меня, в одну секунду реабилитируя всю жизнь сразу. Нереальное, неправдоподобное ощущение: откуда ты даришь то, чего у тебя нет? Я дарю и Дане, и себе то детство, которого у меня и в помине не было. И это доказательство, что всегда есть иной Деятель и Даритель: нам только кажется, что мы делаем - это Он нами делает, и нами дарит.
- Мы - мамонт. Твои ноги - мои бивни, - сказал я.
- А руки - это уши... - подхватил Данил. - Нет, не уши, а ушу. Мамонт занимается ушу. Тогда я сам - это твоя голова! Ты согласен? Всё! Теперь я за тебя думаю. Вот так вот. Всё! Только не смеши, пап, а то я упаду.
- Ну, как же это я без головы-то останусь?
Данил расхохотался и схватил меня за мои настоящие уши, но не больно.
- Это чтоб не упасть! - объяснил он. - Ну чтоб ты без головы не остался... Это я тебя спасаю - скажи мне спасибо.
- Спасибо.
- Всегда пожалуйста! Обращайся ещё!
Да и как не скажешь спасибо. Благодарность такая, словно я новую жизнь нашёл. Нет, скорее, Жизнь меня нашла? Прыгнула сверху: "Я - твоя голова". Важно не потерять именно такую голову. А ТО, что люди по ошибке привыкли называть "головой" - эту-то чушь потерять не только не жалко, а прямо-таки необходимо!
- А теперь переверни меня! - командовал Даня. - Я хочу вниз головой.
Что ж, голова хочет вниз головой. Мальчишки - совершенно "перевёрнутые" существа, и их нахальство по отношению к родным и друзьям - самая перевёрнутая форма заботы. Да, именно заботы - чтоб вам было не скучно. Если они с вами ещё недостаточно "нахальны", значит, они вам ещё недостаточно доверяют. Или недостаточно горячо заботятся о вашем весёлом настроении. Потому что в противном случае радостное "нахальство" они буквально переливают - чтоб вам быть на одном уровне, по закону сообщающихся сосудов.
Когда на тебя, как кот на мышь, прыгает мальчишка, вся несостоятельная часть твоей жизни не успевает даже пикнуть. "Кот" вышел на охоту на тебя прежнего, именно на тебя... А вся та "параллельная реальность", в которой ты НЕ папа, - вмиг исчезает в когтях маленького хищника. Он инстинктивно убивает всё то прошлое, где его ещё не было: все прочие варианты жизни, где мы гипотетически могли не встретиться. Дети умеют ловить и побеждать наше прошлое. Только им одним это и дано на всей Земле. Вот он - Даня, и ему - дано.
Я хочу его ругать... а начинаю играть. Это одно и то же? Моя внутренняя мышь уже обезврежена - и ругать нечем. Он - победитель! Как все коты. Как все "хулиганы". Как все малолетние агрессоры, вторгающиеся в наш внутренний мир. Они - единственные, от кого мы свой мир НЕ бережём и НЕ защищаем. Только в ЭТОМ случае мы блаженные коллаборанты.
Нет, сознание тут ни при чём: оно отказывалось обрабатывать нереальную информацию... но к счастью, "информация" живая и потому врывается без всякой обработки.
Империя Разлуки рассыпалась на глазах. Даня разрушил её, как Фродо - Мордор.
- Тебе не жалко меня и себя? - иногда спрашивал я.
- А ты знаешь, что "жалко" - это "жарко" в произношении картавого.
- Ну зачем ты так?
Два смеющихся глаза и белозубая улыбка.
И на одном выдохе:
- Я панк: у меня такой пранк.
Сам сочинил это двустишие на все случаи жизни.
- Но ты не панк!
- А это тоже пранк.
И ширина улыбки, не помещаясь на лице, вдруг перерастает в руки, чтоб тебя обнять.
Да, так рождается сын. Все знают, как рожают мамы... но именно так (или примерно так) проходят роды у папы. Жаль, что у моего папы я никогда не рождался. Ни разу!
- А "обнимашки" - это пацифистский вариант душилок! - объяснил однажды Даня.
У детей есть свойство: обнимая, они нас "рожают".
Как отец я "родился" именно от Дани.
А если Женьке это не нравилось, Даня мог тут же меня "защитить":
- Да нет, мам, Марк мне не папа... - он братишка... младший!..
- Мальчишки! - позвала нас как-то тёща, когда мы стояли на балконе.
- Мы не мальчишки! - тут же категорично откликнулся Даня.
- Не мальчишки? - иронично переспросил я.
- Ну, я-то мальчишка... а ты-то взрослый. Хотя нет. Ты мальчишка, а я взрослый.
ОН очень хотел видеть во мне сразу и папу, и друга-ровесника... и я понял на всю жизнь, что эти два главных детских желания НЕ противоречат друг другу. Настоящий папа в фантазии мальчишки и есть самый большой друг... а то, что он не ровесник, легко забывается в процессе игры. Даже мой отец в мечте был именно таким... а то, что в реальности так не получилось - главная ошибка, наверное, не только меня и его, а большей части человечества.
А сейчас всё хорошо... всё так хорошо, что ты не помнишь, что было плохо и будет плохо. Сейчас ты в Настоящем. Как в Ковчеге. Ни прошлого, ни будущего нет. Андрей Вознесенский в "Юноне и Авось"" пророчествовал: "Тоска такая, будто что-то случилось или случится..." Но ничто не случилось и ничто не случится. НЕТ того времени, когда мы с сыном НЕ знали друг друга. НЕТ времени, когда мы расстанемся.
Залог нерасставания - Другой Сын.
А этот Его "наместник" -ласковый, добрый, нежный, нахальный... властно требующий от тебя участия во всех бесконечных играх... готовый грудью защитить тебя, если надо, даже от тебя самого - это всё один человек! Личность десяти лет от роду.
Как он не устаёт в играх, я просто поражаюсь! Если я устаю, тогда уже он поражается. Ну как это я так быстро, всего-то за несколько часов, успел устать от игр. Наверное, в процессе дружбы я просто забываю, что ему десять лет, а он просто забывает, что мне уже далеко за тридцать.
Вот он плюхается мне на колени за столом. И логично объясняет на ходу:
- Это ты на моё место сел, а я - на тебя... то есть я на своём законном месте! И ещё не забывай главную заповедь: если кто-то отдыхает, всегда помоги ему.
А когда я уже не сижу, а лежу, бывало, навалится, прижмёт мои руки к дивану (я, естественно, поддаюсь) и:
- Всё! Я тебя победил! Всё! Ну что теперь будешь делать? А? Ну что? Ну всё?
Но если ему не поддаться, а бороться хоть несколько секунд "всерьёз", то он почти возмущённо: