Пыталась отойти от образа "стандартного" кровососа.
***
Дама с валетом не складывались. Они словно нарочно не желали соприкасаться краями карт, мешая завершить такую тщательную, такую точную и тонкую работу. Оставался последний этаж дворца - навершие всей конструкции. Но дама с валетом не складывались.
Худые бледные пальцы Мио - тонкие, как лапки паука-домового, и белые, как ростки картофеля - нервно сжались. Он потеребил мочку уха, вытер вспотевшие ладони о лацканы сюртука и вновь взялся за карты. Лали скоро подойдет, и он хочет ей показать уже готовую работу.
Облизнув бескровные губы, он поддернул манжеты и, затаив дыхание, вновь взялся за карты.
***
Начать с того, что Мио звали не Мио.
Его уже давно называли не иначе, как Эстебаль Дельгадо. Когда-то давно директор цирка решил, что существо с внешностью Мио не может зваться просто Мио, и сменил ему имя. С тех пор конферансье, предваряя его выход, всегда набирал побольше воздуха в грудь и полным таинственной дрожи тоном, растягивая гласные, изрекал: "Господа, прошу вашего внимания! Сейчас вашим глазам предстанет единственный в мире потомственный вампир - виконт Эстеба-аль Дельга-а-адо!". И он выходил на предусмотрительно затемненную арену, осторожно ступая по опилкам. Тихо-тихо. Так, что никто из нетерпеливо ерзающих, улюлюкающих, чавкающих и мучимых одышкой зрителей не слышал ни звука. А потом зажигался и почти мгновенно угасал свет, позволяя рассмотреть в перекрестье бледных лучей не менее бледную фигуру.
Мио был бел. Совершенно. Белые паутинные волосы, белая кожа, под которой едва виднелись нити бледно-голубых сосудов, белые ресницы, белые ногти, белые губы. И красные глаза. Точнее, зрачки. Которые почти никогда не удавалось рассмотреть зрителям, потому как даже теплый искусственный свет причинял Мио настоящие мучения. Он стоял посреди арены, прикрыв глаза, и будто бы спал, пропуская мимо ушей восторженные вздохи ужаса зрителей.
Белый франтоватый костюм, цилиндр, туфли, трость, белый плащ, подбитый красным - он выглядел молью, пойманной на иглу света. Он даже не трепыхался, пока на него жадно пялились со всех сторон, и пока осветитель не выхватывал из темноты новую жертву внимания толпы.
"Вампир", который так восхищал посетителей бродячего цирка, был чрезвычайно сух, тощ и сутул. Он боялся и ненавидел дневной свет - порфириновая болезнь, доставшаяся ему в наследство вместе с отсутствием цвета, мешала ему воспринимать свет как таковой. У Мио даже после недолгого пребывания под прямыми солнечными лучами, тут же случался ожог, иногда вплоть до уродливых рубцов. Ему было тяжело смотреть на яркий свет, поэтому он проживал свою жизнь при свете свечи.
Мио было почти пятнадцать, но выглядел он лет на десять старше. Постоянно трясущиеся руки, сонные замедленные движения, худые поникшие плечи и нежное осунувшееся лицо, которое бы выглядело совсем детским, если бы не глубокие морщины у глаз.
Хозяин передвижного цирка увидел его в одной из городских подворотен, где здоровые крепкие дети прачек и грузчиков, кидали в него живыми крысами. Невероятно тщедушный и светлый даже в замызганных отрепьях, мальчонка только и мог, что закрываться тонкими руками и забиваться как можно дальше в темень узкого проулка. Отогнав шпану и вытащив мальчишку на свет, директор цирка увидел, каков на вид спасенный им звереныш и ни мгновения не сомневался, забирая его к себе. Тем более что вряд ли кто-нибудь бросился бы искать пропавшего белого ребенка, чья мать незадолго до этого преставилась, а отца-то и не знал никто.
С тех пор прошел неполный десяток лет и аттракцион "Высокородный вампир Эстебаль Дельгадо" многократно окупил затраты на поддержание жизни в болезненном и совершенно не приспособленном к самостоятельному существованию человеке.
***
Прикусив кончик языка, Мио, наконец, сомкнул края карт, и осторожно отстранился.
В маленькой комнатушке, которая служила "виконту-вампиру" и спальней, и дортуаром, и гримерной, было темным-темно. Глухие портьеры на окнах, темная обивка стен и мебели -- все скрадывало малейший отблеск света. И даже пламя одной свечи, горевшей в высоком подсвечнике, освещал только карточный дворец, занимавший поверхность кофейного столика.
Это все для Лали.
Его Лали.
Он восхищался всем, что было в ней. Стремительностью ее походки; порывистыми движениями, которыми она рассыпала по плечам густые черные волосы; глубоким дыханием, которое приоткрывало ее губы и заставляло волноваться смуглую грудь, дерзко вздымающуюся над корсажем. В Лали было все, чего не было в нём самом. И если в ней бурлили соки жизни, то в нем медленно высыхали те остатки, что были заложены ещё при рождении.
Лали была второй ассистенткой фокусника. Ее значимость для общей кассы выступления не шла ни в какое сравнение с тем, сколько денег приносил один выход на арену виконта Эстебаля Дельгадо. Но здесь, в темной зашторенной каморке, пропахшей лекарствами, полынью и пылью, все менялось местами. Здесь царила она, здесь восхищались только ею.
Когда Лали бывала в хорошем настроении, то называла Мио своим ручным белым пуделем. Когда же брал вверх прирожденный дурной нрав, она скалила ровные зубки и шипела, обзывая его бледным уродцем, белым доходягой, помесью моли и призрака. Мио все терпел, ведь это была его Лали -- восхитительная, живая и полнокровная.
Однажды она случайно порезала себе ладонь и кровь едва ли не брызнула, моментально намочив угол платка, прижатого к ране. Мио потом специально прокалывал себе пальцы один за другим, пытаясь выдавить хоть одну полноценную красную каплю, но так ничего и не добился. Порой он думал, мог ли он быть таким как Лали, если бы под его кожей текла та же здоровая горячая кровь?
Она забавлялась с ним. Показывала следы чужих губ на своей шее. Рассказывала, смакуя подробности, каково это, наспех заниматься любовью во время антракта между первым и вторым отделением представления. Она глумилась, беря в свои теплые ловкие руки его худую паучью ладонь, и прижимая её к своему декольте. И смеялась, восхитительно сочно смеялась, видя его замешательство, приводящее едва ли не к обмороку...
Сегодня Мио приготовил ей сюрприз. Он выстроил для нее настоящий дворец - огромный карточный дворец.
Лишённый света, Мио почти не выходил из своей комнаты, читая, грезя или раскладывая бесконечные пасьянсы. Разглядывая карты, он видел в них не только рубашки, масти или изображения десяток и тузов. Он видел лица: король треф - хозяин цирка; двойки и тройки - шпана, что затравила бы его насмерть, не вмешайся в его жизнь судьба; девятка червей - мать, которую он почти не помнил; дама пик - конечно же, Лали.
Он почти всех находил в картах, не мог отыскать лишь себя. Мастей было всего две - черные как глаза Лали и красные, как ее кровь. Мио же был белым, совершенно белым призраком, живущим в обертке чужого сказочного персонажа.
Мио думал, что если бы, помимо четырех мастей - червей, бубен, треф, пик - существовала еще одна масть? Особая, белая. И вот бы она называлась, например, лилии. Тогда он мог бы стать валетом лилий...
Мио усмехнулся и слегка погладил пальцами лезвие ножа, спрятанного под подушкой на софе. Скоро придет Лали, его продажная беспутная Лали. И он покажет ей дворец, на вершине которого замерли две карты - дама пик и валет лилий.
Она хотела увидеть дворец, а он желает снова посмотреть на ее кровь. Здоровую красную кровь.
Не зря же из него сделали "вампира".
Альтернативная концовка
***
Переполох начался ближе к полуночи.
"Виконт" никогда не выходил к общему ужину - ему относили поднос и оставляли на столе у двери. В девять часов поднос остался нетронутым. Так было и в десять. Когда спустя час к нему по-прежнему никто не прикоснулся, слуга забеспокоился. Ввиду слабого здоровья виконт Эстебаль не мог пропускать ужин - хозяин цирка неукоснительно следил за здоровьем питомца. Даже если порой это было против его желания.
Поэтому слуга, опасаясь выволочки, осмелился постучать в дортуар виконта. Ответа не последовало. Прислушавшись, он уловил лишь тихий прерывистый, едва пробивающийся из-за двери, хрип.
Слуга забил тревогу - виконту плохо, он ослабел, возможно, умирает!
Не прошло и четверти часа, как к двери покоев явился сам хозяин и, на секунду прислушавшись, отдал приказ - ломать.
***
Мио знал, что за ним придут. И знал, что уже все сделал.
В нем бежала кровь, горячая кровь пылкой Лали. Его красавицы Лали. Теперь и навсегда только его.
Он знал, что ей пойдет красный цвет - как он может не сочетаться с черным буйством локонов? Красный так украшает.
Роскошные алые цветы теперь цвели на ее груди. Гораздо прекраснее и живее, чем те, что дарили ей мимолетные любовники. Цветы полыхали и пульсировали, словно живые, на ее шее, плечах и бедрах.
Прощай, восхитительная Лали.
Мио коснулся тонкими паучьими пальцами лепестков одного из цветов и поднес ко рту. Удивительно, что сладкая Лали так солона на вкус.
Мио бережно подобрал две карты из обломков рухнувшего дворца - дама пик и валет лилий, слипшиеся лицом к лицу.
"Все верно", подумал Мио и отдернул тяжелую портьеру. За окном первого этажа была глубокая темнота.
![Vampire [by Lay-lo (c)]](/img/r/roni_r/valet/vampire_by_lay-lo.jpg)