Аннотация: Финал конкурса нуара "Ночной дождь" (2011).
***
Интересно, много ли рассказов начинается где-нибудь в баре, трактире или иной забегаловке? Зашёл как-то перекусить или пропустить стаканчик и тут, прямо на стуле за стойкой, автор ловит своего героя и запускает его в историю. Так, как мальчишки запускают крысу в лабиринт.
Интересно, сколько повестей начиналось со слов: "Я сидел на постоялом дворе, ужинал и размышлял". Или нет, лучше так: "В баре было полутемно и полупусто - вечер только начинался". Или вообще так: "- Эй, Джонни, плесни-ка мне как всегда!"
Не знаю, наверное, многие истории начинаются где-нибудь в похожем месте. Ведь что может лучше способствовать рассказу, как не пинта пива, стакан вина, виски или, на худой конец, чашка кофе?
По мне так лучшего начала и не придумать. Пусть даже оно не очень оригинально.
***
В баре было полутемно и полупусто - вечер только начинался. И я пока что мог спокойно позволить себе опереться на стойку: протирать стаканы, надраивать и без того блестящие латунные пивные краны, прикидывать, сколько шерри, бренди и коньяка нужно заказать поставщику. А также исподволь наблюдать за пока ещё малочисленными посетителями моего бара.
Знаете ли вы, что каждый бармен считает свою стойку, свои полки с рядами бутылок, свой зал и свой бар, собственно, своими? Так вот, мы считаем.
Пару минут назад мимо меня прошмыгнула крошка Эльза. Она спешила в гримёрку, чтобы к началу программы успеть превратиться из скромной девчонки с внешностью белошвейки в томную диву. Диву, способную взмахом умело приклеенных ресниц выманить из бумажников посетителей не один десяток фунтов.
Как бы не торопилась Эльза, опасаясь гнева конферансье, вечно шпыняющего за малейшее опоздание, но она успела перегнуться через широкую дубовую стойку и чмокнуть меня в щёку. Губы у неё были мягкие, пахнувшие табаком и мятными пастилками. Я усмехнулся и сунул ей в руку припасённую шоколадную конфету. Её глаза - чудные тёмно-зелёные с золотинкой глаза - сверкнули от радости. И она, схватив сладость точно воробей кусок хлеба, стремительной походкой скрылась за кулисами.
Ей, необразованной шестнадцатилетней девчонке с окраины, запрещено было есть сладкое, флиртовать с посетителями и спать с кем-либо, кроме того, у кого она ходила в содержанках. Но крошка Эльза находила способы удовлетворить все свои потребности.
Через два года ей располосуют шею от уха до уха, когда она будет выходить из подъезда очередного любовника.
Жалко. Она была прехорошенькой.
Стаканы для виски уже блестели не хуже подвесок в хрустальной люстре, поэтому я принялся за кружки.
Я мог бы рассказать много историй... Про старину Фреда Барринга, кутилу, шулера и ботаника-самоучку, мечтающего когда-нибудь вывести чёрные ландыши. И это у него, кстати, почти получилось - однажды он с трепетом достал из внутреннего кармана сюртука и показал мне хрупкий стебель с фиолетово-чернильными цветами. Я мог бы поведать про Колина Тэлоу, поставщика цветных шлюх в богатые бордели округа, который на моей памяти пил только водку с молоком и всегда выкладывал сдачу на стойке ровными столбиками. И горе было тому, кто случайно задевал хотя бы один из них. А каждая история про Ники и Товальда, знаменитых в наших краях братьев-убийц, красивых как инкубы, вообще так и просится на страницы какого-нибудь романа для недолюбленных великосветских барышень.
Мой бар был очень старым и очень уважаемым местом во всех кругах. К нам захаживали и офицеры полиции, и те, кого они безуспешно ловили, благородные хлыщи и молоденькие торговки собственной свежестью, люди без имён и люди с состояниями. Три зала моего бара, Старый, Каминный и Красный, были пристанью для разных кораблей этой жизни - от мелких баркасов до грузных танкеров.
Я мог бы рассказать много своих историй и - чем чёрт не шутит! - когда-нибудь я обязательно их расскажу. Но сейчас я хочу поведать рассказ, принадлежащий другому человеку. Другому странному и, честно говоря, жутковатому человеку, который редко, но регулярно бывал в моём баре.
Истории мастера Амадеуса Аргуса стоят того, чтобы не дать им раствориться табачным дымом в проспиртованном стоячем воздухе.
***
- Мне нужен Френсис.
- Простите? - я отложил нож для колки льда и поднял голову.
Оперевшись на стойку, на меня сверху вниз смотрел посетитель - мужчина лет пятидесяти, грузный, лысый, но с пышными ухоженными усами на красном лице. Судя по всему, он страдал от полнокровия, и был вынужден частенько прибегать к услугам ланцета цирюльника или порции пиявок.
- Френсис, - повторил он, чётко и медленно, точно сомневался в том, расслышал ли я его ранее, - Мне он нужен. Позови его.
- Сожалею, сэр, но я не могу этого сделать.
Краснолицый мужчина в упор посмотрел на меня. Трудно парой слов описать этот взгляд - не холодный и не пустой, не тяжёлый и не презрительный. Просто он смотрел на меня так, точно сомневался в том, присутствует ли у меня мозг за лобной костью. И сейчас он отстранённо прикидывал, не лучше ли было заполнить эту пустоту в черепе хотя бы виски.
- Здесь всегда был Френсис Мелони. Почему сейчас я вынужден разговаривать с тобой? - в его голосе не было раздражения - он всего лишь прояснял ситуацию.
- Мне искренне жаль, сэр, но мистер Мелони больше никогда не будет работать здесь ввиду того, что он, не далее как два месяца назад, умер.
- Вот как.
Краснолицый посетитель разгладил усы и в задумчивости побарабанил по стойке короткими мясистыми пальцами. На трёх из них белели грубые шрамы, а на одном, указательном, виднелось широкое бронзовое кольцо, тускло сверкнувшее в свете газовых рожков.
- Раз ты стоишь за стойкой, значит, Френсис почитал тебя достойным этого места, - заметил он, продолжая всё также смотреть как бы сквозь мою голову, - Ты должен был слышать обо мне. Я - Амадеус Аргус.
Мне хватило полминуты, чтобы подхватить стакан, налить в него хереса и плеснуть джина - всего вместе ровно на три пальца.
- Ваш коктейль, мастер Аргус.
Я узнал, точнее, наконец, впервые увидел того, кто числился в "Красной карте" особых посетителей нашего бара - одного из тех, кого я был обязан обслужить даже находясь в беспамятстве или при смерти. Амадеус Аргус - директор "Корабля дураков", хозяин того самого знаменитого цирка уродов, который разъезжает с представлениями по всему Побережью вот уже почти четверть века.
Мужчина усмехнулся в усы:
- Я смотрю, старина Френсис тебя неплохо вышколил.
- Мистер Мелони говорил, что я хороший ученик.
- Ну что ж, хороший ученик, тогда ты должен быть в курсе того, что мне нужно.
- Да, сэр.
Я жестом подозвал младшего бармена и препоручил ему дела до тех пор, пока не освобожусь. Сегодня было не очень людно, да и представление уже началось - крошка Эльза, ставшая на несколько часов истинной гурией, полностью завладела вниманием большинства посетителей. Ближайшие пару часов вряд ли кому-нибудь придёт в голову прислушиваться к нашему разговору.
***
- Расскажи мне об уродах, - мастер Аргус колыхнул стакан, прислушиваясь к звяканью льда, и аккуратно поставил его на стойку, - Мы договорились с Френсисом о том, что он будет извещать меня обо всех, кто появился в моё отсутствие.
- Да, сэр, он велел мне предоставлять вам подобную информацию, когда вы будете к нам заходить.
- Я слушаю.
Интересная манера общения всё-таки была присуща этому человеку. Он не приказывал и не грубил, просто каждая его фраза словно бы служила памятником непреложности самой себе. Невозможно было ни оскорбиться, ни возмутиться - глупо обижаться на реплику вроде "Солнце светит, поэтому светло".
- Сэр, вы были у нас довольно давно. Года полтора назад, если мне не изменяет память.
- Не изменяет, - подтвердил мастер Аргус, - Кстати, парень, давай условимся - я не люблю подхалимства и подлизываться ко мне бесполезно. Мне всегда нравилась нормальная человеческая атмосфера в вашем баре, так что не порть мне впечатление.
Я понимающе усмехнулся и согласно кивнул головой.
- Вы правы, прошу меня простить.
- Продолжай.
- Итак, сэр, уродов в последнее время у нас появилось предостаточно. Во-первых, сёстры Пэрр. По рассказам прямо-таки милейшие создания - мордашки словно у ангелов с соборных витражей. Правда, головы-то две, а тело одно. Вот странно, сэр, почему в таком случае, когда, вроде бы, человек один, всё равно говоришь "они"?
- Бывает.
Ей-богу, похоже, что выражение лица у этого человека не меняется никогда.
- У Жизели, камеристки одной весьма благородной дамы, чей муж, вон, надирается виски в дальнем углу, народился младенец. Интересно, вольным поведением она никогда не отличалась, а вот виконтесса лишь недавно вышла в свет, которым до недавнего времени манкировала... Впрочем, не моего ума дело рассуждать о высшем свете.
- Ты отвлёкся.
- Да, простите. Так вот, младенец, по отзывам, сущий сын кобольда - почти год, а выглядит как усохшая каменная груша.
- Корсеты порой способны творить чудеса. Забавные такие чудеса.
- Возможно, - я дыхнул в бокал и тщательно стёр туманный след, - Дикое зрелище по заверениям очевидцев. Говорят, особо чувствительные дамочки кроме как с нашатырём глядеть на него не решаются.
- Но всё-таки приходят и смотрят, - мастер Аргус подтолкнул ко мне стакан с растаявшим льдом и я мигом наполнил его снова.
- Кстати, недавно у нас появился ещё один объект пристального внимания - Том Шоди, часовых дел мастер.
- И чем же он привлёк внимание почтеннейшей публики?
- Сэр? - странно было услышать в абсолютно спокойном баритоне явную накипь сарказма.
- Считай это репликой из зала, - мастер Аргус махнул рукой, - Дальше.
- Откуда Том прибыл в столицу, никто не знает, но он быстро снискал себе славу не столько мастерством, сколько, кхм, неординарной внешностью. Видите ли, сэр, ежели смотреть на Тома Шоди справа, то можно увидеть обыкновенного джентльмена - благообразного, с бакенбардами и моноклем. Но если зайти к нему слева, то взору представляется вполне очаровательная барышня со всеми причитающимися женскому полу атрибутами.
- Так ли уж со всеми?
- Те, кто видел, утверждают, что если бы правая половина часовых дел мастера соответствовала левой, то получилась бы весьма обворожительная особа.
- Гермафродит.
- Вам виднее, сэр.
- Вот уж точно.
Я снова смешал коктейль.
Эльза давно сошла со сцены и, скорее всего, уже уехала к своему любовнику. В свете рампы сейчас царил фокусник. И уже давно захмелевшие посетители наблюдали за его иллюзиями с не меньшим вниманием и восхищением, чем за чувственными танцами гетеры из подворотни.
Я обмахнул стойку полотенцем, и вернулся к разговору.
- Не так уж мало у нас тех, кем вы могли бы заинтересоваться, сэр. В конце концов, почти всё, что выбивается за пределы нормы, принятой обывателем, всегда привлекает их внимание - восхищённое или брезгливое.
- Скажи, почему ты рассказываешь мне только о тех, кто телесно неполноценен?
- Мастер?
- Я спрашиваю, почему на мою просьбу рассказать об уродах, ты говоришь только о тех, кто вынужден жить в другом, нежели мы, обличье?
- Сэр, я вас не вполне понимаю, - был вынужден признаться я. - Вы просили меня рассказать об уродах. Именно этим, собственно, я и занимался последние две четверти часа.
- Что ж, получается, что, по-твоему, уроды могут быть только такими - физически несовершенными существами, один только вид которых заставить дам применить нюхательную соль?
- Я не сторонник резких выражений, но в данном случае вы, пожалуй, правы.
Есть такие люди, которые, затевая диалог, совершенно не стремятся вовлекать в него другую сторону. Бармен, наряду с парикмахером, портным и извозчиком, входит в ту благословенную категорию собеседников, которые будут тебя слушать, при этом молча выполняя свою работу.
Что ж, порой можно узнать довольно интересные вещи.
Мастер Аргус достал часы из кармана яркого шёлкового жилета, отщёлкнул крышку и задумчиво поглядел на циферблат, словно вовсе не замечая стрелок.
- Это всё условно. Совершенно условно... Что такое уродство? То, что пугает. То, что заставляет тебя с облегчением выдохнуть: "Святые угодники, я не такой!". То, что отталкивает. То, что привлекает. То, что манит. Да-да, манит. Знаешь, сколько людей спешит на пристань, как только каравелла отдаёт швартовые? "Корабль дураков" собирает аншлаг почти в каждом городе.
Мастер Аргус спрятал часы обратно в карман.
Я же полировал полотенцем латунные краны пивных бочек и слушал. Воистину, если ты работаешь барменом, ты должен уметь наполнять стаканы и слушать. Больше, по большому счёту, от тебя ничего не требуется.
- Думаешь, что сиамские близнецы, гермафродит или человек-гусеница пугают и восхищают больше всех? Ошибаешься! Знаешь, какой аттракцион был у меня? Кэти. Прелестная мулатка двадцати пяти лет от роду. Мне приходилось держать её во время представлений за двойной решёткой. Знаешь почему? За свою жизнь она родила от множества своих ухажёров пятерых детей - двоих утопила, одного задушила подушкой, а двоих попросту съела.
Честно говоря, меня слегка передёрнуло. Ещё, как назло, в этот момент приоткрылась дверь на кухню, и я отчётливо почувствовал запах кроличьего жаркого.
- Я показывал её. Ты не поверишь, аттракцион "Чудовище, пожирающее своих детей" пользовался большой популярностью. Правда, приходилось следить в оба глаза - многие женщины норовили её просто разорвать.
- Норовили? - я сделал акцент на последнем слоге.
- Её убил очередной любовник, силовой гимнаст. Размозжил ей голову гирей в припадке ревности - Кэти была очень хороша собой и совершенно не могла существовать без мужского внимания. За что и поплатилась, - мастер Аргус отхлебнул из стакана, - Из-за этой неугомонной твари, которая, не спорю, приносила приличные деньги, мне пришлось сдать полиции хорошего артиста. Его казнили где-то с полгода назад.
Меня ненадолго отвлёк младший бармен, который подошёл и приглушённо сообщил, что компания молодых людей, обосновавшихся в Каминном зале ещё в начале вечера, уж больно раззадорилась. Мол, школяры, сбежавшие из-под строго ока профессуры, уже начали в буйном порыве бить посуду и задирать окружающих. Я посоветовал ему вызвать охрану и не морочить мне голову. Не первый и не последний раз, честное слово.
Мастер Аргус, кажется, совсем не обратил внимания на эту заминку. Он сидел и всё также цедил коктейль из хереса и джина.
- Когда приходят ко мне, то сперва наперво хотят просто поглазеть - ух ты, бородатая женщина, карлик, гигант, яйцеголовый... Гляди, говорят они друг другу, какие уроды бывают. То ли дело мы с тобой - и сальные волосы, гнилые зубы, плоскостопые ноги, дурной нрав и запах изо рта - всё это кажется сущей мелочью, имеющей беспрекословное право на существование. А вот крошечный рост или нелепая и невольная деформация тела - это недостаток, это, конечно, порок.
Я слушал.
- Вот все смотрят на человека с крокодильей кожей - есть у меня такой - и говорят: урод. Жмурятся, морщатся, плюют и думают: урод. А потом я вывожу на арену клетки, где сидят убийца, порешивший два десятка человек, растлитель детей или чучельник, создающий отличные экспонаты, правда почему-то исключительно из домашних прирученных кошек и собак - ловит и набивает... И что тогда думает почтеннейшая публика?
Цирковых дел мастер глянул на меня - колко, зло. Хоть пил он уже четвёртый стакан, но, судя по всему, на степени трезвости его мыслей это никак не сказывалось.
- Если женщина рожает никому не нужного ребёнка и запихивает его в кувшин, где он растёт год-другой, а потом продаёт его цыганам или кому-то вроде меня, чтобы за улюлюканье над ним получать деньги, - если так случается, то кто же урод? Исковерканный младенец, мать или антрепренёр? Или те, кто приходят на это полюбоваться?
На такие вопросы отвечать нельзя. Но и молчать как-то неловко. Всё время чувствуешь, что должен что-то сказать.
На сцене между тем скакал актёр в образе горбатого шута - реплики из знаменитых трагедий сыпались вперемежку со скабрёзными шутками. Людям нравилось, публика изволила смеяться и аплодировать. Мой бар умел развлекать на разные лады.
- Это лишнее, - спокойно заметил мастер Аргус, когда я, не дожидаясь его жеста, хотел вновь наполнить стакан. - Мне пора уходить.
Он достал из бумажника и подал мне несколько аккуратно сложенных десятифунтовых бумажек.
- Сэр, это слишком много! - запротестовал я. Сумма, выложенная хозяином цирка на стойку, перекрывала стоимость выпитого им едва ли не в дюжину раз.
- Я плачу не за выпивку, а за информацию, которую ты мне дашь в следующий раз, - спокойно заметил мастер Аргус и взял со стойки свою шляпу - дорогой щегольской котелок.
Маятник в часах за моей спиной тяжело перелопачивал время. Нелепый ненастоящий горбун на сцене продолжал кривляться, вызывая приступы густого хохота. Вечер был в самом разгаре.
- Запомни, я хочу знать обо всех уродах. Обо всех.
Я кивнул.
- А уж право судить о том, кто из них более или менее урод, и кто будет больше приносить денег, предоставь мне.
Мастер Аргус мельком бросил взгляд на сцену, коснулся мясистыми пальцами полей котелка и направился к выходу.
![Master Argus [by Sich (c)]](/img/r/roni_r/circus_argus/argus.jpg)