Аннотация: О средневековых праздниках, больших и малых. Статья опубликована в журнале "Мир фантастики" за 2004 г.
Празднества толпы и будни скоморохов.
Сограждане, торговцы, дамы наши,
Приветствую почтенное собранье.
Прошу вас, навострите уши ваши
И к представлению направьте все вниманье.
Его даем мы вам не для потехи,
Но для того, чтоб правду показать.
Чтоб с божьей помощью и без помехи
Вы эту правду здесь могли узнать.
("Нынешние братья". Нач. XVI в.)
Переливаются пестрые краски старинных витражей, пробуждая к жизни картины прошлого. Стремительные острые своды готических соборов и приземистые, мощные как крепости стены соборов романских расцвечены шествием ликующих призраков средневековья. И снова эхом праздничных песен гудят почерневшие колокола, когда ветер бьется о медные бока. И причудливые слова пробуждаются на губах случайных прохожих: "Доренло! С этой поры я полюблю!.."
1. Во славу "мая"!
С древних языческих времен сохранила память празднества, связанные с круговоротом сезонов, лунными и солнечными циклами, рождением и созреванием зерна - словом, всем тем, что является основой жизни земледельца. Завоевать благосклонность своенравных сил природы всегда было непростой задачей. Богов и духов умоляли, им приносили жертвы, их развлекали пением и танцами. Самых красивых дев отдавали в жены божествам рек, ветров, солнца - убивая девушек на алтарях или бросая в поток (или просто оставляя на произвол судьбы на пустынном острове, как это случилось с царевной Ариадной, принесенной в жертву Дионису). Позже, когда мистическая ценность человеческой жертвы уже подзабылась, титул "божественной невесты" приобрел иную значимость: теперь избранница получала не только почет и славу, но и некоторую власть над соплеменниками - хотя бы на время праздника. Красавицы уже не погибали ради плодородия земли, а коварные духи, которым они предназначались, превратились в ужасных чудищ, требующих невинных дев на съедение. Но теперь на каждого дракона находился свой герой, а девушка чудесно избавлялась от смертельной опасности.
И майское шествие во главе с очаровательной "королевой" в ликующем танце проходило вокруг полей, по деревне и за околицу, где уже накрывали столы и готовили праздничные блюда. Вторым главным действующим "лицом" торжества был украшенный цветами, ягодами, зелеными ветками, позолоченными орехами и лентами высокий шест, называемый "маем". Вокруг него и заводили хороводы. Каждый участник праздника приносил свой, маленький "май" в виде цветущей ветки - потом, укрепив его над окном или порогом, можно было заманить в дом богатство и счастье.
Горожане не забывали традиции: майские шествия сохранились и в каменных стенах.
В полночь все жители вышли за город в лес; великое веселье наступило после этого в городе; они вернулись утром, когда совсем рассвело, неся на себе "май", нагруженные цветами, душистыми травами и зелеными, густо покрытыми листвой ветками. Никогда не было "мая" красивее этого! Столько было цветов и зелени. Радостно несли они его прямо посреди города. Двое молодых людей пели песню:
Там на морском берегу,
Друзья, как сладко петь!
Дамы устроили бал,
Радостно сердце мое!
Друзья, как сладко петь
Во славу "мая"!
(Из рыцарского романа "Гильом де Доль", к.XII в.)
Хотя с течением времени этот языческий церемониал и стал вызывать все большее подозрение у религиозных фанатиков (а разве не сомнительны забавы, происходящие в темном лесу в полночь накануне Вальпургиева дня?), но все же праздник настолько тесно сроднился с христианской пасхой, что получил "индульгенцию".
2. Кошачий концерт, обезьяний турнир и смерть петуха.
Другой языческий праздник, слившийся с христианским календарем и занявший свое место в святочных действах, был "кошачий концерт" - шаривари. Толпы ряженых носились по городу, "изгоняя старуху" (символ старого года), затевая шутливые баталии, атакуя дома и требуя у хозяев "выкупа". При этом все гуляющие вопили, колотили в ведра, сковороды и противни, крутили трещотки, стараясь шуметь как можно громче, чтобы испуганная нечистая сила бежала прочь.
Шутки участников шаривари далеко не всегда были беззлобными: чаще всего в этот день издевались над теми несчастными, кому не повезло в браке. Визгливые концерты устраивали под окнами мужей-подкаблучников, старых вдовцов, которые собирались жениться на юных девушках, или у порога дома женщины, ославленной за распутство. Оскорбления и насмешки были уделом нарушителей морали. Но, несмотря на такую "благую" цель, церковники осуждали шаривари. Считалось, что ряженные, исполняя роли демонов и другой нечисти, словно бы отрекаются от своего исконного образа, созданного по подобию божию.
Чтобы честно и набожно служить нашему создателю, св. Синод запрещает на кладбищах и в церквах игры, в просторечии называемые "играми дураков", вместе с ряжением и прочими бесчестными делами, потому что эти игры покрывают стыдом духовную честность. Всем тем, кто тем не менее осмелиться продолжать их, будет угрожать отлучение от церкви...
(Постановление Руанского собора (1445 г.)
Тем не менее, игра шаривари успешно перекочевала из мира реального в мир фантастический, литературный. Забавные и страшные уродцы-музыканты шествуют по страницам средневековых книг, встревают в романы, саги и поэмы, распевают злые сатирические стишки и играя моралите.
Другим персонажем фантастического бестиария средневековых миниатюр стал рыцарь-обезьяна. И, если вам кажется, что это всего лишь метафора, то вы ошибаетесь: потешные турниры дрессированных животных и людей-уродов были одним из самых любимых зрелищ средневековья.
Гистрионы, бродячие скоморохи, часто водили с собой несколько зверей, обученных "куртуазным манерам" и искусству турнирного боя. Обезьянки на собаках, свиньях или козлах, вооруженные копьями и мечами, облаченные в доспехи, сшибались на отгороженном поле как настоящие рыцари. А вот люди-шуты, принимавшие участие в потешных турнирах, старались как раз наименее походить на реальных воинов: в женских платьях, вооруженные прялками, верхом на ослах или клячах (которым подчас засовывали под хвост колючки, чтобы животное брыкалось от боли), шуты не только колотили друг друга, но и состязались в ругани. Чем острее и злее было ругательство, тем больше аплодисментов и денег получал участник турнира.
В сатирических романах и поучениях средневековья эти образы используются весьма часто. Гротескные всадники получили свое аллегорическое толкование: так, обезьяна-рыцарь становится символом чувственной распущенности в противовес истинной куртуазной рыцарской любви. Звери-воины означают греховные страсти человека. А уродливость карликов и горбунов, которые тщатся подражать рыцарям, означала тщетность попыток грешников достичь высшего блаженства...
Впрочем, один из образов комического рыцаря, сложившийся в те давние годы, сегодня стал вровень с великими героями легенд. И его тощий конь, ржавое копье, старость и бредовые поступки отступили на задний план перед великой мечтой об Истинном Рыцарстве, немеркнущей славе и любви к Прекрасной Даме.
Животные играли важную роль во многих средневековых праздниках. Они могли быть предметом насмешек, как потешные бойцы, или почтительного поклонения, как животные в сценах Рождества или появления Христа в Иерусалиме. Но были и животные-жертвы.
Кровавые жертвоприношения зверей и птиц начались в древние времена и просуществовали до наших дней, благополучно пережив и гонения инквизиции, и Просвещение, и протесты "зеленых". Несколько капель крови, котроые могут умилостивить злые силы, всегда казались ничтожной ценой. Но жертвоприношение было не простым забоем скота, какое ежедневно происходит на фермах - это особый ритуал, который должен сопровождаться молебном, пением и танцами.
В Испании во время Масленицы обезглавливали петуха или гуся в игровом танце "Петушиный король": птиц подвешивали за ноги на веревки, а танцоры срубали им головы саблями или серпами. В другом ритуале петуха закапывали в землю по шею, а мальчишки с завязанными глазами старались обезглавить птицу. В Германии петуха сажали на высокий шест и плясали вокруг него, словно прося прощение за последующую казнь. Для словаков, болгар и германцев смертью петуха знаменовался конец жатвы, а его кровью благословляли присутствующих.
В более позднем средневековье к обычным танцам и песням в честь петуха добавилась также и игра в "суд", где часть людей обвиняла "подсудимого", а другая часть - горячо оправдывала. Но приговор все равно оказывался не в пользу птицы. И ее отправляли под нож под славословия зрелому зерну, которое умрет сегодня, чтобы воскреснуть по весне.
3. Карнавал: путешествие из ада на небеса.
Карнавальные шествия позднего средневековья объединяли в себе множество языческих и христианских ритуалов, праздников, обрядов и действ. Это были своеобразные фестивали, во время которых стирались грани между людьми: богатые и бедные, знатные и простолюдины соединялись в веселой кутерьме карнавального хаоса. Пантомимы, буффонады, шутовские сценки, кукольные представления, штурмы "городков", "крепостей" и "кораблей", которые разъезжали по городу на повозках - все это манило как детей, так и взрослых.
Карнавалы проходили между двумя большими постами, и в эти дни люди старались отъесться, напиться и повеселиться как можно больше, "впрок" перед скупыми буднями. Непристойные фарсы и развязность "всепьянейших литургий", венчание Принца Дураков и поклонение Дурацкой Матери были противовесом времени морали и целомудрия. Маски служат второй личиной, границей, отделяющей человека благочестивого, верного, честного от пьяницы, распутника и богохульника, которым тот становится во время карнавала.
К ковшику приложимся. Наставлениями отца-целовальника, умудренные и добрым вином упоенные, возгласить дерзаем:
"Отче Бах, иже если в винной смеси. Да изопьется вино твое, да приидет царствие твое, да будет недоля твоя, яко же в зерни и в кабаце. Вино наше насущное даждь нам днесь и остави нам кубки наши, яко и мы оставляем бражникам нашим, и не введи нас во заушение, но избави сиволапых от всякого блага. Опрокинь".
Хула мужику да пребудет с вами навек. И со духом свиным. Хозяин Бахусов, иже изъял трезвость из мира, даруй нам пир. Хозяин вина, иже содержишь блудилища мира, даруй нам пир. Хозяин добрый, иже приемлешь заклады от нас, даруй нам пир!
(Missa in potatoribus, анонимная пародия XIII в.)
На каждом углу попадаются музыканты, жонглеры и певцы, пришедшие на карнавал в поисках заработка - это их шанс прикопить немного денег перед долгой безработицей (во время поста бродячим актерам запрещалось выступать и отвлекать тем самым людей от благочестивых раздумий). Все виды представлений доступны в эти дни: фокусники, глотатели огня, гибкие танцоры, дрессировщики с медведями, собаками и ослами, акробаты на ходулях, на тонких канатах, натянутых высоко над булыжниками мостовых, шарлатаны-гадальщики, шулера, метатели ножей, борцы... Ряженые в костюмах чертей с факелами и хлопушками задирают горожан, шепчут непристойности женщинам и норовят ущипнуть симпатичную девицу. Нестройное пение доносится из кабаков. Ночные гуляния затягиваются до рассвета и плавно переходят в новый день карнавала.
Апофеозом празднества становились шуточные бои с нечистой силой, которая так властно распоряжалась городом все это время. Самыми масштабными, пожалуй, были сражения в немецких карнавальных играх-фастнахтшпилях в XV-XVI веках.
Через город адские кормчие тащили чудовищные корабли, с которых призывно улыбались нарумяненные девы со змеиными и рыбьими хвостами. Звездочеты и астрологи выверяли карты, а демоны направляли громоздкие суда по узким улицам. Зеваки пялились на пугающие повозки, мальчишки закидывали чертей грязью и убегали с хохотом, когда те отмахивались от назойливых детей метлами и плетками. Жались по углам площадей гистрионы-акробаты - их зрители теряли интерес к маленькому представлению, погнавшись за большим.
На главной площади адский корабль встречали конные и пешие воины во главе с шутами. "Ландскнехты" бежали на штурм крепости на колесах; черти скидывали осадные лестницы, отбивались яблоками и петардами, но в итоге бравые защитники города изгоняли нечисть с корабля и поджигали повозку. В пламени кораблей сгорали и прощались все карнавальные грехи, совершенные под маской. Утром жизнь возвращалась на круги своя - на целый год, до нового карнавала.
4. "Усердье бедного шута".
"Существует три вида гистрионов. Одни изменяют форму и вид своего тела с помощью непристойных плясок и движений, либо бесстыдно обнажаясь, либо надевая ужасающие маски; все таковые подлежат осуждению, если не оставят своего занятия. Существуют другие гистрионы, которые поступают преступно, не имеют жилищ, но следуют за дворами вельмож и говорят им позорящие и низкие вещи об отсутствующих, чтобы понравиться другим. Эти гистрионы также подлежат осуждению, ибо апостол воспретил с таковыми вкушать пищу /.../, а они годны только на то, чтобы пожирать пищу и злословить. Есть и третий вид гистрионов, которые имеют музыкальные инструменты для развлечения людей, и их бывает две разновидности. Одни постоянно посещают харчевни и непристойные собрания, чтобы петь там непристойные песни; таковые подлежат осуждению. И есть другие, которые назыают йокуляторами; они воспевают подвиги властителей и жития святых, утешают людей в их горестях и скорбях и не совершают бесчисленных непристойностей, подобно плясунам и плясуньям, которые вызывают духов с помощью заклинаний или другим способом. Если же они не поступают таким образом, а воспевают под аккомпанемент инструментов подвиги властителей и другие столь же полезные вещи, чтобы доставить удовольствие людям, как выше сказано, их можно поддерживать согласно решению папы Александра. /.../ Следует отметить, что смертельно грешат все те, кто дает что-либо гистрионам. Давать что-либо гистрионам - это то же, что потерять."
(Томас из Кабхема, епископ Салисберийский (ум. в 1313 г.).
В Средние века насчитывалось огромное количество актеров разного низкого "амплуа": мимы (танцоры-акробаты), йокулаторы, гистрионы, буффоны, голиарды, фокусники, скоморохи - все они балансировали на грани между наградой и наказанием, поскольку никакое искусство, никакой успех не гарантировали им безмятежного существования. Довольно часто после удачного выступления актера выталкивали взашей, не дав ему ни гроша за доставленное удовольствие, и он мог только поблагодарить бога, что остался цел - отнять деньги у "слуг дьявола", избить и выгнать их считалось делом богоугодным.
Несмотря на это, "низшие" гистрионы продолжали пользоваться успехом у всех классов общества. Известно, что они стекались в города и крупные замки на праздники (свадьбы, турниры, церковные празднества) и прибивались ко дворам знати целыми. Вообще, универсальных актеров, какими их расписывают современные фэнтезийные писатели, было на редкость мало.
И "высокие" трубадуры, и йокулаторы, и "низшие" гистрионы активно сотрудничали и творили коллективно. Вот как сказано о некоторых знаменитых трубадурах: "Ричарт де Бербезиль был рыцарь и бедный вассал /.../ В трубадурском художестве он более отличался, нежели в куртуазном ухаживании или мастерстве рассказа, ибо обычно стеснялся говорить на людях, и всегда в ком-нибудь нуждался для поддержки, и чем больше было кругом добрых людей, тем более он терялся и хуже собой владел. Хорошо, однако, играл он и пел, складно слагая слова и напевы." "Ги д'Юссель /.../ знатный сеньор, владевший богатым замком д'Юссель совместно с братьями своими и эн Элиасом, кузеном своим /.../ и все четверо они были трубадуры. Ги кансоны хорошо слагал, эн Элиас - тенсоны, эн Эблес злые слагал тенсоны [сатирические песни], а эн Пейре к песням всех троих подбирал напевы".
Аналогичным образом складывались товарищества "плебейских" актеров, которые могли разыгрывать более сложные представления, нежели одиночки (соответственно, получать больше денег), и в то же время были более защищены от дорожных неприятностей, грабежей и побоев. К 16 веку эти картели давали свои комические представления (в основном, фарсы и соти) по разным городам, получая специальные разрешения властей. Репертуар таких трупп заранее отсматривался или иначе представлялся к ознакомлению советниками мэра или судебными властями - на предмет благонадежности текстов. Тем не менее, сатирические выпады и пародии на светские и религиозные действа часто приводили к тому, что труппы разгонялись и подвергались различным наказаниям.
Гистрионов, акробатов и мимов часто использовали как живую рекламу на распродажах. Понятно, что народ, сбежавшийся посмотреть на представление, будеть заодно рассматривать товар. Даже духовные лица не брезговали таким способом привлечения покупателей: "Дошло до нас /.../ что некоторые монахи устраивают в известное время года открытые продажи своих вин и, дабы увеличить требование на них, вводят сами или дозволяют входить в свои ограды особам нечистым, нечестным, как-то: скоморохам, гистрионам, игрокам в кости, сводням и непотребным женщинам; что и воспрещаем", постановил папский легат Раймунд, граф Тулузский в 1233 г.
Главными элементами "низкого" жонглерского искусства считались акробатика, музыка и пение; в поучении трубадура Гиро де Калансона жонглеру Фадету также говорится: "Ты должен играть на разных инструментах, вертеть на двух ножах мячи, перебрасывая их с одного острия на другое; показывать марионеток; прыгать через четыре кольца; завести себе приставную рыжую бороду и соответствующий костюм, чтобы рядиться и пугать дураков; приучать собаку стоять на задних лапах; знать искусство вожака обезьян; возбуждать смех зрителей потешным изображением человеческих слабостей; бегать и скакать по веревке, протянутой от одной башни к другой, смотря, чтобы она не поддалась..."
"Я большим славить не умею.
Но все - тебе, все, что имею."
И стал он прыгать и летать,
Вперед, назад себя метать;
Перевернулся он раз пять,
И, преклонясь, сказал опять:
"Прими как дар, о мать Христа,
Усердье бедного шута! /.../
И, ноги вскинув, танцевать
Стал на руках он, призывать
Не преставая милость Девы.
И так, пока молитв напевы
Не замолчали в храме, там
Не дал он отдыха ногам..."
("Жонглер Богоматери". Рифмованная легенда XIII в.)
В репертуар жонглера входили песни комического содержания, пародии на "высокий" стиль (на мессы, трубадурские кансоны, баллады), сказки, анекдоты, реальные - разумеется, с точки зрения слушателей - истории, пастурели, серьезные баллады, повести, песни, легенды, рассказы. Наиболее интересные из них передавались из уст в уста и от гистриона к гистриону, распространяясь по всей Европе с большей скоростью, нежели чума. Особенно популярные сюжеты оставались в репертуаре бродячих актеров и городских мистериальных трупп 3-4 века подряд (как история о Теофиле и его сделке с сатаной, легенда о Роберте-Дьяволе и т.п.).
"Высокое" трубадурское искусство не признавало акробатики, делая упор на изящное стихосложение и музыку; считалось нелишним знать искусство "пристойных" танцев, риторику, основные филосовские и теософские постулаты (чтобы непринужденно вставлять их в беседу или кансону в качестве аргумента), а также куртуазное вежество. Становясь трубадуром, человек прежде всего искал знатного покровителя, а при удачном стечении обстоятельств - Даму, которую он будет воспевать в обществе (тоже своего рода живая реклама, только весьма своеобразного товара). За прославление сеньора трубадур получал материальное вознаграждение; особо везучим трубадурам перепадали небольшие наделы земли, дома, жены - притом наличие даже горячо любимой жены не освобождало трубадура от "повинности" куртуазной любви к избранной Даме. Если восхваления Дамы признавались знатью удачными, певец получал неофициальное, но всеми признаваемое право на "куртуазную усладу" от Дамы. Это, впрочем, не означало непременного секса - в большинстве случаев услада означала беседу Дамы и ее Певца в интимной обстановке, дарование целомудренного поцелуя и пожимания руки. Дамы, которые удерживали при себе трубадуров, но брезговали оказывать им ответные почести, рисковали быть осмеянными своими же певцами в беспощадных куплетах.
Сходная ситуация куртуазной галантности была и в тех случаях, когда в роли трубадуров выступали женщины или священнослужители - женщины писали стихи и песни в адрес рыцарей, которые выступали в качестве предмета обожания, клирики могли избрать даму сердца или писать кансоны в честь Пресвятой Девы. Иногда, когда священнослужитель чересчур увлекался куртуазной игрой, легат или другой высший клирик делал ему замечание или вовсе запрещал писать мирские стихи.
Жонглеры могли одновременно подвизаться на поприще площадных акробатов и "высоких" трубадуров - все зависело лишь от окружения. Однако подобные "измены" музе прощались только истинным талантам (ну, или совсем в глухих краях, где сеньоры не гнушались слушать кансоны из уст того, кто часом раньше орал в кабаке непристойные песни). Трубадур мог "делить" сеньора или даму еще с несколькими собратьями по творчеству; переходить от одного господина к другому без очевидного повода считалось непристойным. Иногда сеньоры пользовались этим правилом, чтобы избавиться от назойливого или надоевшего певца, не оказывая ему почестей и не давая денег - просто подговаривали кого-нибудь из знатных друзей переманить трубадура, посулив тому большие барыши, а потом, когда трубадур клюнет на удочку и покинет старого хозяина, отказать ему или объявить, что это была шутка. Так трубадур оказывался без хозяина, денег и славы, и его карьера при дворе оказывалась изрядно подпорченной.
5. "Дурак умно валяет дурака - да, это дело требует ума!"
При дворе, помимо постоянных поэтов и певцов (трубадуров), приглашаемых на праздники гистрионов (буффонов, мимов, скоморохов), был еще один класс - шуты-джокеры. Шуты в Средние Века, как правило, отличались врожденным уродством: горб, низкий рост, уродливые пропорции, черты лица - что служило нескончаемым предметом для шуток как со стороны хозяина и его гостей, так и со стороны самого джокера. Никаких особенных акробатических или стихотворных навыков шуту не требовалось - напротив, чем неудачнее и грубее выглядели его попытки танцевать, кувыркаться или слагать стихи, тем громче звучал смех. Ум карлика-уродца не принимался в расчет, хотя зачастую шуты действительно обладали великими актерскими или литературными талантами (известны легенды о различых знаменитых шутах, о них писали истории и стихи, и недаром эпоха Возрождения сделала фигуру джокера почти мистическим символами затаенного Разума - "Весь ум теперь у дурака в руках, а умный остается в дураках!" (Шекспир, "12 ночь").
Шутовской жезл (марот) с головой джокера-черта, украшенный бубенцами, становится пародийным аналогом скипетра короля и посоха священника. Для шутовской культуры характерно воспевание Абсурда, Глупости, Перевертышей - тому яркие примеры средневековых тем Корабля Дураков, Оды Глупости, Всеглупейшее Знание ("Я знаю то, что ничего не знаю", "От жажды умираю над ручьем" - популярнейшие темы для стихов-диспутов). Из шутовской культуры выходят пьесы жанра соти (набор абсурдно-комических сценок; ныне самым близким жанром можно считать гэг. А примером современного гэга могут быть, например, комедии Монти Пайтон или братьев Цукеров.
6. Мистерия времен.
Веселое и мятежное эхо карнавалов все еще бродит по древним городам. То здесь, то там спокойные и солидные жители Европы вдруг вспоминают старинные легенды, полустертые временем рисунки и странно звучащие песни. Над проводами и антеннами вновь поднимает уродливую голову дракон Тарраска, готовый шествовать по улицам за юной девой; взвиваются знамена средневековых цехов; из темных переулков выбираются ряженые черти и демоны, и грохот турнирных доспехов знаменует готовность воинов к сражению. Снова поют трубадуры в честь прекрасных Дам. Ветер треплет шелковые ленты пышно цветущего "мая", а молодые влюбленные ведут нескончаемый хоровод - еще одно кольцо на стволе мирового древа Вечности.
Что еще почитать о средневековых праздниках:
--
Гуревич А.Я Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М.. 1990.
--
Даркевич В.П. Народная культура средневековья. М.. 1992.
--
Жизнеописания трубадуров. М.: Наука. 1993.
--
Хейзинга Й. Осень Средневековья. М: Наука. 1988.