Марина Невенчаных посчитав, что в салоне автомобиля слишком жарко, полностью открыла окно со своей стороны, не отрывая взгляда карих глаз от пустынного шоссе. Внутрь моментально проник свежий предосенний ветер, развевавший каштановые волосы по салону и заставивший онеметь ближайшую к себе половину лица.
Да, так было хорошо. А то воздух внутри был уж слишком спертым...
Водительские права Марина получила совсем недавно, поэтому повернуть голову назад, оторвав взгляд от дороги, получалось тяжелее, чем казалось в воображении, несмотря на то, что последний автомобиль проехал четверть часа назад - навстречу, развевая вихри пыли, мчался огромный грузовик, с логотипом "Азбуки Мебели". На пару секунд она даже потеряла контроль над собой, представляя, как это чудовище наедет на нее...даже мурашки пробежали по спине.
После этого на шоссе никто не появлялся. Только бесконечные поля, по обе стороны от нее, где паслись коровы и лежали стоге сена.
Одна единственная Сузуки Крево 2008 года сборки ехала мимо этих пленительных пейзажей, не превышая скорости в 40 миль в час. Хотя здесь разрешалось и больше, но на быстрее, Марина просто не решалась. Кончики пальцев от этой мысли начинали неприятно покалывать. Она и так считала, что едет ну "ВОООН", как быстро.
Женщина взглянула назад, через зеркальце заднего обзора: ее семилетний сын Митя сидел, с застёгнутым ремнем на заднем сидении и играл в планшет, не отрывая взгляда от экрана. Судя по звукам, играл в "Ангри Бердс". С его стороны тоже было приоткрыто окно, развевая короткие рыжие волосы, доставшиеся ему от отца.
О мысли об Олеге, она резко отвернулась, пытаясь всем сознанием сосредоточится на дороге, впереди себя, которая кривой черной змеей пересекала зеленные поля и холмы.
- Дима, может закроешь окно, а? - Звук проникающего ветра и ревущего мотора заглушал ее голос, что Марина сама еле как могла разобрать слова.
Митя отложил планшет в сторону, глядя через зеркало на свою мать, которая после смерти папы, почему-то совсем к нему похолодела.
Иногда к нему приходило ужасное осознание того, что мама, видимо считает его виноватым в смерти своего мужа.
-Да не, все нормально мам.
Она немного помолчала, даже не глядя на сына. Для него это было обидно.
- Я просто тоже открыла окно. - Сухо ответила она, глядя только на дорогу, - Смотри, чтоб тебя не продуло.
- Жарко ведь.
- Ну смотри. - Подвела Марина итог и замолчала.
Немного подумав, Митя сам закрыл окно, чтобы не злить маму. Она последний месяц и так очень строга к нему. До смерти папы она никогда не позволяла себе кричать на него или вымещать на нем свою злобу. И по ночам она много плачет.
Он подумал, что мама похвалит его, за то что он сам догадался закрыть окно, но она даже на это не обратила никакого внимания. На душу вновь накатила тоска и одиночество. Теперь мама даже редко приходит к нему, перед сном, чтоб пожелать спокойной ночи. Вначале он думал, что это по тому поводу, что он уже взрослый и тогда его перепирала гордость.
Но это не утешало его. Митя знал, что проблема в другом.
Уж очень он похож на своего отца, вот она его и сторонилась, словно привидение.
Вскоре Марина вспомнила, что забыла позвонить родителям.
Оставив одну руку на руле, а второй доставая из карманов джинсов розовый "айфон",она набрала их номер, прислонив мобильник к уху, перекрыв поток ветра к барабанной перепонке. На какое-то время пришла приятная тишина.
Прошло уже семь или восемь гудков, а они так пока и не взяли трубку.
Марина купила им один телефон на двоих, и они, видимо, опять забыли, какую кнопку нажимать, что бы ответить на звонок.
Когда она уже собралась прервать связь, по ту сторону "трубы" раздался щелчок и послышался мужской грубый голос, заговоривший на фоне статических помех.
- А?...Алло?
- Пап, привет. Это я, Марин.
За трубкой послышался звонкий смех.
- А, здоров Марин! Ну шо, как у вас дела? Вы уже едите, или как? А то твоя мама вон... уже пирожки во всю стряпает.
- Да. Я уже минут сорок, как в пути.
- Понятно, ну вы это, давайте побыстрее, мы и по тебе соскучились. Сколько не видели то...и по внучку тоже... - Добродушный, веселый голос, который она хорошо помнила с детства, сменился тихим низким басом: - Ну ты как, держишься?
- Да пап. - Голос у нее оставался спокойным и твердым, но глаза начало жечь от слез. Потом она повторила: - Да. - И вытерла их об рукав голубой кофточки.
- Ну ладно, не плач. - Голос отца успокаивал ее и сейчас, как и когда-то в детстве. Если она боялась монстров под кроватью, он всегда гладил ее по голове и говорил, что если кто-то вылезет, получит по пиндюлям от него. Ее это всегда смешило.
Марина невольно улыбнулась: даже не глядя на нее, отец всегда знал, что она делает.
- Был-бы с тобой Олег сейчас, ему бы не понравилось, что ты плачешь по нем постоянно. Ты-то жива. Понимаю, что тебя это не успокоит, но не забывай, что тебе еще есть ради чего жить. Вернее ради кого. Тебе вон, еще Димона надо растить. Кстати, как там Митя?
Она посмотрела на сына. Тот спал, облокотившись головой об стекло.
- Хорошо. Держится. - Почему она так резко разлюбила СВОЕГО сына? От мысли, что она бы с удовольствием избавилась о него, хоть на какое-то время, заставляла ее стыдить саму себя. Боже, как так можно?
Но с этим Марина ничего поделать не могла. Слишком сильно Митя ей напоминает Олега. Даже глаза у них похожи.
- Ну все, дорогая, мы вас ждем.
- Ага, все пап, давай. Через минут пятнадцать будем...
- Усё. Конец связи.
- Ага.
Положив телефон обратно, она вновь, туго соображая, как и весь последний месяц, сосредоточилась на дороге. Все произошло, как в страшном сне, который хочется забыть, но никак не получается. А глядя лишний раз на Диму, все вспоминается с особой четкостью и со всеми подробностями.
Марина надеялась, что еще все образуется. Что жизнь может начаться с чистого листа.
Она сделает все необходимое для этого.
К дому своих родителей она приехала, как и обещала, минут через пятнадцать ( плюс, минус минут шесть, из-за плохой гравийки, ведущей к селу) и припарковавшись на обочине , вошла во двор, где все так изменилось с ещё детства.
Родители жили в двухэтажном кирпичном доме, который находился внутри креста из бетонных дорожек, вдоль которых росли мамины любимые георгины. По одной из таких тропинок шла Марина, а позади нее шагал ее сын, который в этом году должен пойти в школу. Женщина решила, что в последний месяц возьмется, пускай даже через силу, за подготовку сына умственно и морально к учебе. Из одежды, учебников и канцтоваров уже все куплено на городской распродаже. Спасибо страховке, за смерть Олега.
Во дворе их встретили родители. Зинаида Ивановна - грузная женщина, носящая легкие платья в цветочек, сначала утопила в своих анакондских объятиях дочь, потом любимого внука.
Петр Федорович докурил сигарету, сидя на ступеньках, и потушив ее ногой, встал, подзывая Митю к себе. Мальчик всегда любил деда больше всех ( ну после мамы с папой конечно) и души в нем не чаял, поэтому увидев дедушку, радостно смеясь, побежал к нему. Тот схватил его под подмышки и начал вертеть вокруг себя, имитируя звуки самолета.
- Ну все Петр, опусти Митеньку, а то у него и гляди голова закружиться. - Сказала Зинаида Ивановна, уперев руки в боки. Потом повернулась к Марине, плача и смеясь одновременно. У нее начала потихоньку течь туш. Она так торопилась к приезду родных, что даже забыла снять бигуди.
Потом вновь обняла дочь. И они обе так стояли... плача.
Так собралась вся семья, (оставшаяся) радуясь встречи друг с другом, под полотном ясного августовского неба.
- Значит Мите через месяц в школу уже, да? - спросила у Марины мать, когда они сидели в беседке, на заднем дворе, с видом на лес по ту сторону поля, где вязы и березы с кустами так сильно теснились друг к другу, что сквозь них проглядывалась лишь тьма. Насколько помнила Марина, за лесом, уходившим оврагами и холмами на три километра вдаль, начинались непроходимые болота, все время окутанные туманом, от куда все время доносится чей-то леденящий кровь смех ( так, по крайней мере, ей в детстве рассказывали друзья, которым удалось там побывать).
- Да. - Она отхлебнула чай из своей кружки. Дед с внуком, уже пообедав, ушли кормить кур. Марина подумала, чтобы налить себе еще, но разом передумала: - Мы подали документы еще в июле, когда...- Слова мигом заблокировались, не желая вырываться наружу: - ...Олег был жив.
Мать взяла ее за руку, нежно проводя по ней своей морщинистой, но для Марины вечно нежной ладонью.
- Ну все, не надо. - Успокаивала она дочь, хотя у самой на глазах вновь навернулись слезы.
- Я решила, что пока мы у вас, позанимаюсь с ним английским и математикой.- Сквозь всхлипы сказала Марина.
- Господи, как-же быстро летит время. Вроде только недавно купала его голопупым в тазике. А сейчас все, уже... школьник.
- Да не говори. Не успеет пройти время, как с девочками начнет гулять.
- Угу...
Из-за угла дома вышел Петр Федорович.
- Так, я не понял...Вы шо еще, не одеты?
Женщины посмотрели недоуменно друг на друга, потом вновь на мужчину, ходящего в одной майке и трусах.
- А ты куда намылился-то скажи?
Он упер руки в боки и с важным видом заговорил:
- Мы тут посовещались с Дмитрием Олеговичем и решили, что всей дружной семьей идем на речку.
- А, ну ради Бога, Хосподи. - Потом Зинаида Иванова взглянула на дочь. У той лицо стало каменным, побелевшим. - Пойдем доча, или ты не хочешь?
- Я ...мы...да я только за обеими руками. - Марина слово вышла из прострации и поднялась с сидения, улыбаясь во весь рот. Хотя Иван Федорович и знал, что улыбка эта совсем не искренняя ничего не сказал. Ей и так очень тяжело сейчас.
На речке они пробыли почти до сумерек. Отец учил Митю плавать, а Марина с матерью сидели на теплом, песчаном берегу, заводя разговоры о том о сем, иногда уходя в далекие и счастливые воспоминания Марининого детства.
Теперь-же она сидела в своей спальне, на краю двуместной кровати и разглядывала их с Олегом фотографии в "айфоне". На экран, то и дело, падали тяжелые капли слез.
Что бы Марина себе не внушала, она не могла не плакать. С детства ей не получалось сдерживать свои эмоции. Да и не правильно это-держать все в себе.
Она считала все произошедшее с ними несправедливостью и каждый день спрашивала у Бога ( в которого с каждым днем все меньше и меньше верила) в чем она провинилась перед ним? В чем они все провинились?
Пять лет они прожили вместе, бок о бок, счастливой дружной семьей, какие показывают в рекламах по телевизору, думая, что умрут в один день.
Но, как сделала для себя вывод Марина, такое бывает только в сказках, и принцы не скачут к тебе на белых конях. Они погибают в авиакатастрофах в белых пассажирских самолетах.
А ведь она говорила ему: " Давай лучше ты поездом поедешь, дорогой? Какая разница, каким способом отправляться в командировку, а? А так мне хотя-бы спокойней будет на душе. Вон сколько этих самолетов разбивается... кошмар просто какой-то.>>
Но он лишь обаятельно улыбнулся и взяв ее за руку, поцеловал ладонь: " Да все ОК будет. Ты-же знаешь какой я везучий, детка." Еще со времен учебы в институте, он называл ее этим прозвищем. Потом он взял ее за плечи и крепко поцеловал в губы, на прощание.
" Все будет хорошо." - Сказал он, сложив большой и указательный пальцы в кружок.
Больше они никогда не поцелуются.
И ничего хорошего больше не будет.
Она не смогла даже похоронить его по человечески, как следует: все что от него осталось - оторванная обугленная рука, с обручальным кольцом на пальце.
От этих образов Марина зарыдала еще сильнее, почти задыхаясь. Она скучала по нему. Скучала по его улыбке, по его жесту, говорящему: мол " все ОК".
Уже половина одиннадцатого. Митя никак не хотел ложиться спать, желая пообщаться с любимым дедушкой. Марина слышала, как мама пошла укладывать его в постель.
Вроде уже заснул. Родители были у себя в спальне, готовясь ко сну, о чем-то споры.
Марина, через силу встала и направилась в комнату сына. Сколько она уже не заходила к нему на ночь? Казалось целую вечность, если не больше. Ей и сейчас этого не хотелось, но это в конце концов ее сын и Марина должна в такое тяжелое время окутать его своей материнской заботой и любовью.
Марина, постучавшись, вошла, улыбаясь, как только можно, но знала, что получилось никудышно.
Но Митя не спал, а ночник был все еще включен.
Мальчик удивлено посмотрел на нее, недоумевая, точно-ли это его мама. Она уже лет, так сто к нему не заходила. Да еще и с улыбкой на лице. Он был еще маленький и не понимал, что улыбка это фальшивая.
- Мам?
- А ты чего не спишь сына? - ее голос не был, как весь этот месяц сухим и безразличным. В нем проглядывалась жизнь и беспокойство за него.
- Мам. - Вновь повторил Митя, по уши укрывшись в теплое одеяло.
- Что сына? - Она села на край кровати и уже протянула руку, чтобы погладить его по голове...но резка убрала ее. Нет, она не могла. Даже через силу не могла. Господи, что с ней творится?
- Мам, а правда, что если я буду плохо себя вести, то за мной придет бабайка и заберет меня?
Марина, от неожиданности, словно проглотила язык, не зная, как отреагировать на такой странный вопрос. Но, по ее удивлению, материнское чутье сделало все само:
- Ну что ты такое говоришь? Никто не придет. Спи спокойно...
- Но бабушка сказала...
Мама! Опять взялась за старое.
Но Марина нашла выход и отсюда:
- Знаешь, Дима, бабушка специально тебя проверяла...на храбрость.
Митя от этих слов сильно расстроился. Она увидела это по его глазам. Зачем она это сказала? Никудышная она мать.
- Я не прошел испытание, да?
На этот раз Марина долго думала, что ответить, сильно прижав губы до тонкой белой полоски:
- Ну...Мы сделаем так, что бы никто об этом не узнал.
- Даже дедушка?
- А дедушка тем более. Он очень расстроится, если узнает, что ты поверил в такую...глупую шутку. Ну все сына, а теперь спи. - Она быстро, как-то резко прошлась по его голове и стремительно пошла к двери.
- Спокойной ночи. - Сказал Митя, сквозь одеяло, перевернувшись на другой бок и громко вздохнув.
- И тебе.
Марина вернулась в свою спальню, чувствуя неописуемое отвращение к самой себе. Ей хотелось взять и покалечить своё тело.
- Дура! - Сквозь зубы прошептала Марина, глядя в потолок. Перед глазами все поплыло от слез.
Она до крови укусила себя за руку и легла в постель.
Ей казалось, что Митя - что-то уродливое, до чего ей отвратительно дососаться и на что было противно смотреть.
"Лучше бы я его не рожала." - Подумала она. Это ведь была идея Олега: завести ребенка. Марина с самого начала не хотела беременеть. Считала что дети - сплошной геморрой.
Снилось Марине что-то неприятное, быстро забывающиеся.
Утро выдалось приятным, радующим глаз и все остальные человеческие чувства. К тому-же, если учесть, что утро в дереве во много раз прекрасней, чем в городе, то радоваться можно вдвойне сильнее...
Зинаида Ивановна развешивала выстиранное, тяжелое от влаги белье на проволоке, во дворе, вдоль тропинки, ведущей к калитке.
Петр уехал с другом по работе на картофельные плантации, а это обещало то, что приедет он только ближе к полудню, когда работать под палящим зноем будет просто невозможно.
Марина ушла в магазин за банками, для матери: Зинаида Ивановна собиралась после разборки с бельем начать консервировать огурцы. Пошла одна, чтобы не будить сына, который еще сопел у себя в кровати.
Утром, собираясь к походу в местный гастроном, дочь отчитала ее, за то, что та напугала Митю своим старыми приемом, про каких-то страшил, живущих под кроватью. Когда Марина была такой, как Дима, мать вечно говорила, что если та не будет спать, то из под кровати выползет домовой и съест ее. И вот она решила запугать и ее сына теперь?
Зинаида попросила прощения, говорила, что не думала, что Митенька примет все всерьез.
Пока Зинаида Ивановна цепляло пластмассовыми прищепками пододеяльник, ее периферийное зрение увидело какое-то движение справа на дорожке. Женщина резко обернулась.
Стоял Митя, держа перед собой резиновый мячик с нарисованными на нем героями "Диснея". Вид у него был сонным. Он, пока стоял перед бабушкой, успел три раза зевнуть. Глаза смыкались сами по себе.
- Доброе утро. - Тихо, без эмоций сказал Митя.
- Доброе утро солнышко. А мама ушла в магазин, скоро придет...печенья твоего любимого купит. Помнишь? В виде зверюшек которое...
Тот лишь уныло кивнул.
- Шо такое, Митенька, спатки хочешь? Так иди поспи еще часик, или можешь мультики посмотреть, если хочешь.
- Бабушка, а я себя вчера плохо вел?
Она немого постояла, не понимая, к чему это?
- Ты что, нет конечно. - Женщина нагнулась и обняла его: - Ты самый лучший.-Она громко чмокнула его в одну щеку: - Самый умный. - Потом во вторую.
Митя невольно улыбнулся, но потом мигом нахмурился.
- Но бабушка, ты ведь сказала, что если я буду плохо себя вести, ко мне придет бабайка.
- Ой, Митенька, да я ведь пошутила просто, шо ты...
- Но он ведь все-таки приходил. - Перебил ее внук.
Какое-то время, слова просто застряли в горле, никак не собираясь вырываться наружу.
- Хто приходил, Митя?
- Бабйка. - ответил Митя, словно говорил нечто ну настолько элементарное, что даже в голосе слышалось удивление от вопроса бабушки.
В Зинаиде Ивановне зарос корень гнева. ТАК! Значит этот старый алкаш Петрович опять по их двору бродил, да к тому-же решил тут детей ее пугать... НУ ВСЕ!
Она выпрямилась, захватив боки в руки.
- Митя, ты пока поди посмотри мультики или во дворе поиграй...а у бабушки дела есть.
- Хорошо. - Ответил Митя и ушел в дом, пиная мячик перед собой, нарушая утреннею тишину, которую час назад обрывал неугомонный петух.
Зинаида направилась к другой калитке, разделявшая их участок с соседским - Петровича.
Теперь она этого старого алкаша жалеть не будет: возьмет лопату, да как треснет разок, чтоб не повадно было, по чужим дворам шастать. Пообалдевали ё-мое.
Нужно было на окнах первого этажа решетки оставить, так-бы этот хмырь и стукнулся лбом...
На полпути она резко остановилась, замерев, как истукан. Ее охватил дикий ужас, сковавший движение. Корни волос мигом похолодели и затвердели.
Митя ведь спал на втором этаже. Как и они все.
Прошла неделя, даже не прошла, а пролетела, как птица, направляющаяся на юг, отстав от своей стаи.
Марина по утрам занималась с сыном по английскому языку, сидя на плетенной качели, в тени ели.
Она уже начала замечать, что потихоньку привыкает к сыну, как это ни странно звучит со стороны.
У Мити были способности к английскому. Схватывал все на лету. Один раз, сидя в беседке, он ей наизусть рассказал небольшой текст из учебника, по которому они и занимались.
Видимо умения к иностранным языкам ему передались от отца.
Приближался вечер. Алое солнце скрывалось под кронами деревьев того самого леса, в который она так боялась заходить в детстве. Бррр...
А теперь ей показалось, как что-то неясное проскочило в темноте, заставив шуршать кусты своей листвой. Что то большое. Даже, когда Марина начала успокаивать себя мыслей, что это какой-то зверь, это не приносило никакой пользы.
Она так-же сидела в беседке, читая очередной рассказ про Пуаро...
Как неожиданно, словно призрак появился Митя. Марина даже невольно вздрогнула. Первые мгновения ей казалось, что перед ней стоит Олег.
За последние три дня он исхудал, несмотря на то, что тут он стал есть в двое больше. Как и все бабушки, у кого они есть и кто знает, любят кормить своих внуков выше нормы.
Она отложила книгу и пригласила его сесть рядом. Марина сначала подумала, чтобы посадить его на колени, но от этой мысли почему-то прошел холодок. Марина успокаивала себя той мыслю, что он уже большой мальчик для такого.
Но знала, что причина в другом.
Он сел, раскачивая ногами по воздуху.
- Мам, ко мне опять бабайка приходил.
Ее эти фантазии про кикимор начали не на шутку тревожить. И бесить.
- Дима. - Ее голос стал вновь сухим и строгим, будто она говорила сквозь зубы. Марина чувствовала, как, вызывая боль напряглись ее скулы: - Что ты выдумываешь, скажи мне пожалуйста? Это просто птица...или еще что, но уж никак не бабайка. Их не бывает! - Последние слова она почти-что выкрикнула ему в лицо. Под глазами у него появились тяжелые мешки от недосыпания.
- Ну мам...- Он был на грани истерики, посмотрев на нее, в низу вверх. В глазах застыли слезы: - Я ведь его видел. В окне. Он царапался и стучался. Просил, чтобы я открыл окно, а то ему там одиноко и страшно. Он говорил, что мы хорошо с ним проведем время вместе...и еще он сказал, что живет вон там. - Митя указал кивком в сторону темного леса, на другом конце поляны.
Марина громко сглотнула слюну. В женщине начал подниматься волна непонятного страха.
Она, ничего не ответив сыну, ушла в дом, оставив книгу в мягкой обложке лежать на скамейке.
Марина готовилась ко сну, иногда поглядывая в окно, слово ожидала там кого-то увидеть...
Прекрати. Сейчас-же!...
Когда повернувшись, увидела на пороге сына. Он был одет в синюю пижаму с человеком -пауком.
- Мама. Можно я с тобой сегодня побуду?
Она глубоко вздохнула, закатив глаза. Митя уже ожидал, что она ответит ему "Нет". Он знал заранее какой будет поворот событий.
А папа бы разрешил.
Но ему очень страшно спать одним, пока ОНО там, за окном, убаюкивающим голосом просит впустить его.
- Бабая боишься? - Спросила у него мать, расчесывая свои длинные каштановые волосы.
Тот лишь кивнул, скрестив руки за спиной.
- Хорошо, ну только один раз. А то такими темпами ты будешь спать со мной до окончания Вуза.
Когда она выключила ночник, Митя уже завернулся в одеяло, скрючившись, повернувшись на левый бок.
- Только не открывай окно мам, хорошо? А то он войдет.
- Хорошо-хорошо. - Раздраженно ответила она, ложившись на свою половину, пропустив его слова почти мимо ушей.
Марина была где-то между сном и реальностью: в темном сюрреалистичном коридоре сознания своего сознания, если так можно выразится. Ей на секунду, с ужасом, пришла мысль, что ее похоронили заживо в этом тоннеле. Тут было слишком жарко.
Она, через тонкую перепонку сна слышала жуткие звуки, по ту сторону окна. Какие-то шорохи, царапанья, словно кто-то хотел выбраться наружу... стук в стекло.
Она резко проснулась, от того, что в комнате было душно, как в парилке. Еще до того, как Марина очухалась, звуки стихли, резко, как по команде военачальника.
Совсем нечем дышать.
Митя, раскрывшись спал рядом, засунув одеяло между ног и обняв подушку. Бок мальчика монотонно опускался и поднимался, в такт дыханию.
Она поднялась на ноги, опустив голову, которая мигом закружилась, слово женщина проходила проверку на космонавта. Перед глазами загорелись звезды.
Марина направилась к окну. Надо мигом открыть его. Подставиться под освежающий летний ветерок.
Но ведь она пообещала...
Господи, это просто у ребенка воображение разыгралось.
Сколько с детьми мороки-то.
Она подошла к окну и повернув ручку вниз полностью открыла его.
Свежий воздух ударил в лицо.
Боже, как-же хорошо.
Марина вернулась в постель и вошла в странное состояние полусна. Она видела потолок своей спальни сквозь ее тонкую пелену, слово в кино. Или это часть сна? Неважно. Главное, что теперь в спальне хорошо. А то после жаркого дня она сильно нагрелась.
Что-то стояло у кровати, возвышаясь над ней.
Размытая, неясная фигура, настолько высокая, что упиралась в потолок спиной (никак метра четыре в длину). Черное, словно сложено из тумана или дыма, тощее до невозможности: руки казались молодыми веточками, а торс напоминал фонарный столб. Оно упиралось своими руками-ветками в такие-же колени и смотрело на нее, почти касаясь лица Марины. Тяжелое, хриплое дыхание обдувало ее теплом и невообразимой вонью, словно она побывала на болоте. Из тьмы головы вспыхнули две янтарные вспышки, слово фонари, похожие на глаза.
Рука с длиннющими пальцами опустилось ей на лицо.
Я должна проснуться. Мой сын...
Спокойно. Спи. Это всего лишь детское воображение разыгралось.
Ты ведь признаешься себе, что тебе он не нужен.
Ты ведь хотела сдать его в детский дом? Терпела его ради Олега? А что теперь тебя держит?
Нет я люблю его!
Да ну, неужели? Так почему ты ни разу не до коснулась до него? Словно он электрический...
Я...не знаю.
Спи.
Да.
Сплю.
Первое, что Марина увидела, проснувшись - белый потолок, с розовой люстрой в три лампочки.
Как давно она так себя хорошо не чувствовала? С тех пор...
Да она просто отлично себя ощущала. Настроение было на высоте. Давно с Мариной такого не было. Словно все проблемы растворились и их никогда и не существовало.
Марина вытянулась во весь рост, размяв мышцы. В шее что-то щелкнуло.
Потом оглянулась.
Ею завладел леденящий кровь ужас, по сравнению с которым детские страхи казались просто пустышкой. Сердце подпрыгнуло к самому горлу. Глаза вылезли из орбит.
Вся спанья была в беспорядке: на ковре виднелись следы грязи, засохшие до тонкой, серой корочки, повсюду, даже на кровати, лежали ветки и листья, разлетавшимися по всей комнате, под порывом ветра, входящему в окно, раздувающем белые тюли. В складках одеяла находилась многочисленные колючки от хвои.
Она, автоматически, не глядя потянулась рукой к тому месту, где спал ее сын, уже заранее зная...
Слишком поздно...
нет нет нет нет нет НЕТ!...
...что там никого не окажется.
Рука ничего не нащупала. Она посмотрела и увидела лишь смятое одеяло и коврик из хвои...
Непоправимое...
Не нет. Он вышел. Он просто вышел. Он уже проснулся и кормит с папой курочек ведь да , да это так конечно, господи...
Но она знала, что это не так, да? Ты ведь сама этого хотела?
Своими воплями она подняла на ноги весь дом.
Родители быстро вышли из комнаты, недоуменно оглядываясь по сторонам, думая: кто может издавать такие ужасные крики.
В коридоре они встретили Марину, шатающуюся и рыдающую, что-то бубнящую.
Вся деревня поднялась на поиски пропавшего мальчика. Даже алкаш Петрович, у которого у самого был сын (тому правда уже около тридцати пяти) присоединился к остальным жителям, ищущих сына Марины.
В поисках учувствовала и окружная полиция, включая местного участкового, которого местные называли Алексеечем.
Марину увезли в ближайшую больницу на носилках, почти каждые два часа давая ей по малой дозе успокоительного.
У женщины была нескончаемая истерика. Она кидалась на всех, кто находился рядом с ней. Врачи, знавшие подробности всего произошедшего, успокаивали ее, говорили что ее сына скоро найдут, но та лишь орала на них, кусала пальцы, крича, что ее мальчика забрал какой-то бабай... или как-то так.
На третьи сутки, поиски перешли на болота, что находились за лесом. Землю укрывало полотно непроглядного тумана, напоминавшего воду, которая по колена скрывала ноги от взора. Дальше туман доходил до пояса. Где-то кричала птица...или это был смех?
Собаки нашли сильно разложившееся тело мальчика, в зарослях камыша чуть западнее выбранного курса. Но это был не Митя. Этот пролежал в трясине около двадцати лет, почти полостью покрывшись тиной.
Продвигаясь глубже, ступая по хлюпающим кочкам, поисковая группа обнаружила еще два нецелых детских скелета, которым годов было и того больше. Доктора сделали вывод, что этим останкам уже около пятидесяти лет.
Но Диму так и не нашли.
Марина пролежала в больнице полтора месяца, пройдя полный курс лечения без особых затруднений. Из-за глубокой депрессии и нарушенной психики врачи еще долго не хотели ее выпускать.
Из красивой молодой женщины, Марина Невенчаных превратилась в сорокалетнею старуху, у которой на голове появились первые седые волосы.
С родителями она с тех пор не связывалась вообще. Только знала, что отец повесился у себя в сарае, а мать переехала к сватам и теперь жила с ними.
Сама Марина тоже переехала в другой город, сняла уютную двухкомнатную квартиру в новом панельном доме и устроилась работать в адвокатской конторе.
Все вещи Мити она сдала в детский дом. Вспоминая сына Марина даже не хотела плакать. Неужели он ей действительно не был нужен? Может ОНО только сделало ей одолжение?
Все возможно.
Жизнь вроде-бы начала налаживаться.
Подруги, обеспокоенные ее замкнутостью, постоянно находили ей все новых и новых ухажеров. Но всех их она только и делала, что отшивала.
Она ни хочет повтора всего этого кошмара.
И больше не хотела детей. Да и никогда не хотела.
Как всегда, вернувшись поздно домой с работы, Марина поужинала остатками завтрака, (а именно салатом "цезарь", купленном в "Бургер Кинг") посмотрела телевизор и перед сном почитав книгу.
Заснуть Марине удалось не сразу, перед этим вновь плача. В голову лезли мысли о будущем и воспоминания из счастливого прошлого, которые тысячью иголками проникали в сердце.
И перед тем, как уйти в сон, ей показалось, что она увидела две янтарных мерцающих глаза, в прихожей своей квартиры.
Проснувшись по звону будильника, в половину седьмого утра, она почувствовала нестерпимую боль, которая начиналась чуть ниже живота и расползалась по всему телу. Господи, она даже не подозревала, что такая боль вообще существует!
Марина опустила голову, убрав в сторону одеяло, крича от боли.