Хорхой Ольга : другие произведения.

Ролевик: Рунолог. Мелочь пузатая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Аннотация: Вторая книга о рунном маге Хюльде, в которой она пытается устроить личную жизнь и отмежеваться от всех мировых проблем, забиться в глушь и зажить там тихо и незаметно... и о том, что из этого получится.
    Предупреждение: автор пытается увязать встречающиеся в проекте упоминания магии в логичную псевдотеорию, а также смастерить по возможности непротиворечивое мироустройство из того, что было описано каждым из авторов. Поэтому текст на любителя. И еще, миссионеров научного или религиозного мировоззрения прошу не дергаться и не кидаться на эту фикцию с расчехленными копьями. Вы же не воюете со сказкой про курочку Рябу?
    Первая часть: Рунолог. Похождения бравой Хюльды
    Сборник фан-арта
    Страница автора
    Обновление от 28.10.15
web counter

Содержание:

Часть I. Скитания Ио.

  

Глава I.
В которой мы с сыном беседуем о мироустройстве.

  
  — Мам, ну, ты и трава!
  — Я?!
  — Да. Увидел тебя — эх, думаю, пока силу призвать не смогу — буду дендроидом бегать. Зелененьким и пушистеньким, то место под солнцем искать, то воевать с улитками.
  — А что, не хотелось?
  — Да непривычно как-то. Я плохо знаю растительную физиологию, мозга у них нет, вдруг, думаю, мой разум к такому телу не подойдет по разъемам? Зря я его десять тысяч лет берег, как дракон свои яйца?
  — А что же ко мне в пузо полез? Подождал бы другую мамочку.
  — Нет, ты — точно трава. Вот теперь вижу: растительный разум комплиментарен гуманоидному мозгу, значит, и обратно срабатывает.
  — Можешь не обзываться? — наглое существо, мой будущий сын — пока это быстро растущий зародыш плюс почти полностью тонкоматериальный разум — опять провоцирует меня на ответные меры, а вот как воспитывать, когда его дух старше меня в несчетное число раз — неизвестно.
  — Я не обзываюсь. Твоя суть подходит растению, а не животному. Глубинные реакции совсем иные. Там, где нагха и хумана охватит гнев — ты удивляешься, там, где они отчаются — ты расползешься по всему смысловому пространству, уверенная, что решение есть. Твой разум — травяной, ядро слабо выражено. Зато невозможно понять, где оно заканчивается. Не тяжеловато столько всего за собой таскать?
  — Что есть — все мое, родное и любимое. Обрезку плохо переношу. Лучше скажи, зачем ты меня для воплощения выбрал? Я же вся такая неправильная...
  — Хм, — болтун ненадолго примолк. — Ты первая за десять тысяч лет в Туман... подходящая... вышла. Два юных мелких божка, оба лопухи-лопухами, в плотном мире любили друг друга. И тут, прямо из объятий любимого она — вот кто тебя гнал, а? хоть бы сутки подождала — вылезает на Ось Миров, где бродят бесприютные, когда-то сильные, духи. Кто первый влез — того и тело. Новое, здоровое, только что зачатое и пока не занятое. Ты понимаешь, какая это удача? А представляешь, как тебе со мной повезло? Ведь первым мог встретиться один из духов хаоса!
  — Не стращай. Во-первых, ты заметил меня после того, как я вошла в «ясное» состояние, оно напоминает холод вершин. А в Тумане увидеть меня мог только тот, кто близок по настроению. И, во-вторых, все духи Тумана, кроме хаотов, под чьей рукой ходят? Не помнишь?
  — Да, меня Наблюдатель предупредил. Неопределенно так, но его игнорировать — себе дороже. Призвал и говорит: «Ну-ка, слушай!». Я — ему: «Да!!! Я пойду?». Он: «И быстро!»
  — Так вот кого мне надо благодарить. А ты — просто подходящая кандидатура.
  — Не скажи... если бы не я, тебя бы живенько преобразили.
  — Если бы меня «преобразили», ты бы снова остался ни с чем.
  — Брейк! — моментально среагировал сынок. — Молчи, я все понял.
  — Я не кролик, чтобы меня разводить, даже если на благодарность. Да, кстати, а как тебя звать? Ну, какое имя ты хотел бы носить в этой жизни?
  — Э... — похоже, вправду испугался, что истинное имя потребую. — Я подумаю, ладно?
  И притих.
  
  Всего-то три часа прошло с моего возвращения, а столько всего уже напроисходило. Во-первых, отсутствовала я по времени Ирайи около суток, и мой доблестный телохранитель Никана так все это время за столом и просидела, не смыкая глаз и боясь воспользоваться даже сырой силой, чтобы взбодриться. Тей-фре ей притаскивали регулярно, но она его не пила, только шикала на всех и снова принимала ту позу, в которой я ее оставила. Все боялась, что меня неправильно перенесет. Но я ж для телепортации не расчеты использую, а метки. И девушка не была моей меткой, гораздо удобнее капустный лист: он, хоть и подвял по краям, но сохранил прежний цвет и форму. Все равно подобная самоотверженность радует, пусть мне и пришлось разминать охраннице закаменевшие мышцы.
  
  Во-вторых, не успел мой секретарь просиять своей анимешной мордочкой, а Никана — навернуться со стула, дверь распахнулась, пропуская главу Конторы с десятком силовиков и любимой учительницей... Текефией Керрийской, она же Черная Ти, она же Челюсть. Магистр смерти. Тетка впилась в меня колючими глазками, и, пока боевые маги держали нас троих «на прицеле», поковырялась вниманием в ауре, словно в куче тряпья, заглянула под нее и заявила:
  — Это она. Живая.
  Пришедшие малость расслабились. Собственно, Дерек и не прятался за спины боевиков... кстати, он же при мне ни разу такого не делал. А вот почему, интересно? Так надеется на свою защиту или все знает заранее? Или что-то третье? Сколько раз он «себя со смертного одра поднимал», по его же признанию? Трижды? И снова провоцирует на нападение.
  
  Где-то я уже подобную беспечность видала. Не в реальности, а в книге или в кино. В детском фильме семидесятых годов, штатовском, кажется. «Капитан Синбад». Тогда их киношники еще не боялись показывать детям страсти-мордасти, а к нам подобные фильмы попадали сильно левым путем, из-за чего ценились и запоминались. Хотя заносчивых отпрысков номенклатуры, к которым нас с сестренкой папаша в гости водил, я терпеть не могла, но этот фильм в их домашнем кинотеатре посмотрела с удовольствием. И запомнился мне не красавчик-Синбад, а Гальго — маг и раб кольца, и его господин — «эль Керим великий и милосердный!», как звучал гнусавый перевод за кадром. Так вот, этот эль Керим позволил проткнуть себя какой-то острой железякой, и потом заливисто рассмеялся в лицо Синбаду: «Что, нет крови? А? Видишь — я бессмертен».
  
  Но выглядел этот Керим живее всех живых, а не бескровной мумией. Да и за Дереком не замечала, чтобы тот страдал малокровием — я же вижу, если причувствоваться, как она струится по венам, артериям, капиллярам, как бьется сердце, опадают и расправляются легкие. И аура у шефа плотная, яркая, с мощным наполнением, но чувствуется, что он тут далеко не весь. Кое-что, конечно, и у меня вне местной реальности имеется, это мой источник, но у Дерека собственного источника нет, будь это не так — я бы сразу учуяла. Что же? «В башне, в окружении сил зла лежит живое, источающее кровь сердце эль Керима». Смешно. Но намек ясен — как бы мне иногда ни хотелось прибить шефа, этого делать нельзя.
  — Точно! — сынок тут же мысленно прокомментировал. Еще немного, и я начну ощущать себя мамашей Хогбенов. — Интуиция тебя не подводит.
  
  Не обращая внимания на его болтовню, сердечно поздоровалась со всеми и подмигнула «великому и ужасному», приглашая поговорить наедине. Он осклабился, и, оставив силовую поддержку в столовой, мы пошли в спальню. Которую я, кстати, по прямому назначению так ни разу и не использовала. Некогда было. А потом, это для меня с момента заселения в камеру прошло недели две, и, в основном, не здесь, а по местному времени всего ничего — несколько суток. Да, это камера, несмотря на обстановочку в вычурно-помпезном стиле и магически обеспечиваемые тридцать три удобства, это место заключения, или, как в моем варианте (поскольку удрать из нее я могу без ключей и дозволений) — хорошо защищенное убежище. А так как эти хоромы для проштрафившихся больших шишек, то обставлены они с издевкой: вот тебе роскошь, как дома, наслаждайся — и жди приговора. Ни окон, ни ручек на двери, ни щелей толще волоса. Магия и антимагия. Замки и системы сигнализации. Жучки и явные «камеры»-иллюи. Автономная система очистки и возобновления воздуха. Доставка жратвы, правда, с кухни.
  
  Вопрос еды, конечно, меня слегка напрягает, но Вейлин отравы не принесет, если, конечно, того не потребует Дерек и непреодолимые обстоятельства. У моего секретаря аура из кусочков слеплена, а недостающее глифами заменено. Не говоря уже о магомеханических конструктах обеих ног и руки, и все это посажено на энергосеть Конторы. Достаточно отключить подпитку — и он в течение нескольких часов помрет в мучениях, а вот двигаться не сможет сразу. И, как будто этого мало, так его к ней и телепатическим каналом привязали. Тут многие менталисты с такими штуками ходят, чтобы время и сведения не терять, но по ней же и приказ может прийти, который даже захочешь — не нарушишь. Почти муравейник, блин. Ага, а я — жук? Неправомерное сравнение. Я ломать ничего не собираюсь. Если достанут — просто уйду, и живите, как знаете.
  Давно пора. Почти все обещания выполнила и долги раздала. Один остался — смотаться на чудо-остров к личу Пекрито, и вытащить, если смогу, похищенную Альфлед. Она сама настояла на моем участии, приснилась матери — и приказала. Императрица ее слушается так, будто это Альфлед — ее мать, а не наоборот. Девочка — плетельщица судеб, почти столь же сильная в этой магии, как исчезнувший более трехсот лет назад Райван Убийца, младший Судьбы. Но маленькая, ей всего-то двенадцать. Потому не нашлось для этой Василисы Премудрой своего Иванушки-дурачка, и теперь я за него. А уж потом...
  
  Дерек прервал мои мечтания.
  — Слушаю.
  — Отчитываться? — кивок. — Ну, военная помощь оказана, наша знакомая богинька потрепана, как драная кошка и, надеюсь, долго будет зализывать раны. Уничтожить ее мне не по силам. Да и стоит ли?
  — Даже так?
  — Ромен Роллана читал? «Лилюли». Это одно из ее имен.
  — Хм. И почему эта Лилюли-иллюзия неприкосновенна?
  — А могут люди прожить без иллюзий? Я понимаю, что это ложь, самообман, но все же? Умирающий от неизлечимой болезни надеется на исцеление и стремится к нему изо всех сил — и как-то живет, а жестокая правда убьет его скорее болезни... ну, в большинстве случаев так. Многие девушки надеются встретить большую любовь и стараются ей соответствовать — неужели лучше без этого?
  — Роллан, вроде бы, говорил совсем о другом. Жаль, плохо помню — больше трехсот лет земных книг не читал, сама понимаешь. Но там, кажется, сказано о ней, как о поджигателе войн и убийце народов.
  — И это верно. Но «пустых скамей нет на Олимпе». Нужно найти ту, другую, что будет настоящей Мечтой и ее заменит.
  — И ты хочешь это сделать? — недоверчивый взгляд.
  
  — Не хочу, — смотрю на него честными глазами. — Мое дело маленькое — доложить. А у начальства голова умная, вот оно пусть и решает. Я устала, честно. Хочу пожить тихой, рядовой и ничем не примечательной жизнью. Ребеночка родить, воспитать. Дом построить, вырастить сад. Яблони тут есть? Нет — так я притащу семян, высажу...
  — Лучше ты их отдай нашим жизнюкам, вон, есть такой Кокул Зеленые Пальцы. Не альв, а лучше них в растениях разбирается. Больше пользы. Из тебя же крестьянин... как из дерьма файербол. Если не хочешь пока ехать в Рифеи — подождут, герцог Келвенский тебя приглашал: поработаешь, опыта наберешься, в Рифеях проще будет. К тому же, он вдов.
  — Логайн доэн Келвен, третий человек государства, у которого в родословной хрен знает сколько поколений северных королей, возьмет меня, орочью полукровку, с ребенком непонятно от кого? Бред.
  — Почему же не понятно? Все будут думать, что это — мой сын. Ты же пока считаешься моей любовницей. А по аурному анализу ни шиша не поймешь, если мамочка — маг и не хочет огласки. К тому же, такой ребенок однозначно исключается из порядка наследования и поэтому даже при самых худших раскладах не ущемляет интересы его родных детей.
  — Значит, и тот ллири?.. — догадка посетила меня, как всегда, не вовремя. — Подставное лицо, и вам никто?
  — К сожалению, Иллх Оифа — действительно мой сын. Его сразу после рождения проверил наш человек. Старая конторская лисичка, опытный и надежный, ни ошибиться, ни выдать не мог. Скорее, Айнхи сама разболтала. Но воочию я младенца не видел, Иллх родился уже после того, как мы расстались. Айнхиэлла была тщеславна, и я подозревал, что она хочет родить от сильного мага, а под рукой был только я. Ты-то почему отказалась? Любовь, да?
  — А ты уверен, что мой избранник слабее архимага? — подняла брови в удивленной гримасе.
  — Значит, бог, — сокрушенно кивнул Дерек. — Мелкий орочий божок с Карода. То-то я два источника чувствую.
  
  Да? Два? А что же я не заметила?
  — Сама его притащила, сама не заметила, — смеется в моем сознании сын. — Ты умом когда-нибудь научишься пользоваться, или он у тебя для красоты?
  Смотрю на Дерека. Спрашиваю:
  — Такой золотистый, горячий и тонкий, как пыль?
  — Ну, если ты так это воспринимаешь. Вообще-то «звездный»: созидательная пространственная и эфирная магия. Распределенный, то есть, не только твой сын им владеет, а многие подобные ему. Ребенку потребуется очень хороший учитель, иначе он станет опасен для Ирайи.
  — Идиот! — сын заорал так, что я чуть не оглохла от своего «внутреннего голоса». — Да я эту планетку сам терраформировал! И не первую. И даже не в первом десятке. И у звезды мы с Чшиссинсс выправляли характеристики, чтоб вас тут нахрен не выжгло! Чему меня могут научить эти болтуны с их бабьими сказками?
  
  Видимо, у меня в глазах промелькнуло нечто, уверившее Дерека в правильности избранной тактики.
  — Так это кто-то из древних магов решил возродиться? — сколько неподдельного интереса в голосе! — Наверное, Эрмино Небо-в-Котомке, сила похожа.
  — Тупой мужик! Я не маг, а звездный мастер, и ваши теплокровные недоумки называли нас древними королями.
  — Ну, поздравляю, Хюльда! — уже искренно улыбнулся шеф. — Нас почтил присутствием один из четырех создателей этого мира. Кстати, трое из них были нагхами, и только один — альв. Насколько вообще известно людям, эти типы переругались вскоре после создания нашей звездной системы и убили друг друга. Так что ты осторожнее: конечно, у нагхов холодный ум, но, как видишь, они не стесняются и своего замочить, с кем не одну тысячу лет бок о бок творили. А уж с людьми вообще не церемонятся. Может, лучше избавиться от него, пока не вошел в силу и не обзавелся телом?
  
  А шеф-то, оказывается, вполне этот мой «внутренний голос» слышал.
  — Дура, надо было защищать разум! — провещался сынок.
  — Ага, от него защитишь. Если в мои воспоминания он так просто не может пролезть, то сиюминутные мысли слышит через любой барьер, как альвы — шепот за стенкой.
  — Альвы — подлые твари бездны, — прошипел сынок. — Меориен приволок черную сири... заманил нас на Старый Путь и привел черную сири, и она спела нам смерть. Всем смерть. Ему — тоже. Он смог вернуться домой, а мы... мы заплутали. Вдоль Старого Пути слишком много дверей. Большая часть — в небытие.
  — На нем была каменная корона? — спрашиваю, почти уверенная в ответе.
  — Иногда надевал, когда выходил к своему народу.
  — И у него что-то было с лицом?
  — Точнее, лица у него не было. У каждого своя плата за силу.
  — Считай, ему отомстили. Сам полез, сам отхватил по самые гланды... ладно, проехали.
  — Да, и кто же мститель?
  — У меня в памяти роешься? Вот и найди.
  
  Дерек с интересом прислушивался к нашей мысленной перебранке, щурился, камень в его глазнице мерцал — словом, происходящее не только записывалось, но и всесторонне обрабатывалось им.
  — Не верь, — наконец прокомментировал он. — Этот парень хочет казаться глупее, чем он есть. Настораживает, а?
  — И что в этом такого?
  — А то, что Старый Путь — не то место, откуда дух может вернуться. Живой сильный маг или воплощенный божок — да, но не дух. А тут вернулись двое. Хотя один немного не дошел.
  — Это что за Путь такой?
  — Ось Миров видела? — неохотно пояснил Дерек. — Таких — не одна и не две. Много. А Старый Путь соединяет их, не как конструктивный элемент... а как пожарная лестница. И чем ниже по ней — тем больше дверей в пустоту.
  — Сам ходил?
  — Учитель рассказывал. Раньше там божества и архимаги устраивали дуэли. Чтобы не рушить миры, и чтобы не вернулся назад побежденный. Ты ведь знаешь, нас с тобой не так-то просто убить насовсем.
  
  Сын молчал. Демонстративно, обиженно и упорно. Рылся в моей памяти? Придумывал, как отмазаться от обвинений во лжи? Не знаю, но внутренняя тишина радовала. Вообще-то, хотелось на свежий воздух, под небо, к холодному ветру и дождю, или что тут у нас с осенней погодой? Просто погулять, безо всякой цели и задней мысли, как обычному человеку — или орку, у граждан права равные, хотя орков и дварфов местные недолюбливают. Только кто ж меня без охраны отпустит? Через несколько дней...
  
  — Через пять дней посольство выезжает. Что тебе нужно, чтобы подготовиться?
  — Ну, наверно, выучить дипломатический протокол.
  — Тебе? — Дерек скорчил рожу «не верю!». — Брось! Ты все равно по-своему будешь лепить. Да и личу на условности как-то... сказал бы — плевать, только ему нечем. Еще что-то?
  — Ну, на свежий воздух хочу. На Кароде была — море, степь. Небо широкое. А тут снова под землю упрятали. Я, конечно, понимаю, безопасность и все такое, но оно уже напрягает. Вот возьму, и до отъезда смотаюсь куда-нибудь в лес или вообще в другой мир. Прихвачу сухпай на пять дней, да и отдохну от всех шибко разумных.
  — Зачем перегибать палку, Хю? Такое ребячество... Во дворце есть открытая галерея. Практически, парк. Если переедешь в одну из сторожек, мы сможем гарантировать твою безопасность во все время вплоть до отъезда. Не беспокойся, сторожки с удобствами, как в загородном доме купца средней руки. А то и превосходят. По рукам?
  — Там открытое небо или силовой купол?
  — Купол, конечно.
  — Жаль, но что ж поделать, — кивнула. Не понравится — никто мне не помешает смотаться хоть в городской парк, хоть на Карод. — Согласна.
  — Надеюсь на твое благоразумие, — вздохнул Дерек. — Через пять минут придут сопровождающие.
  
  Нищему одеться — только подпоясаться, а я, хоть не бедная, но лишним имуществом не увешана, и собираться мне легко и приятно. Сама тут, ножик-режик на месте, обмотки не размотались — можно идти. Мешок мой заплечный где-то у них в Конторе валяется, но в нем ничего позарез необходимого не осталось. Не считать же опознавательный кристалл необходимостью? Конторские меня за километр учуют и узнают, а перед остальными можно не отчитываться, простецам глаза отвести, а гражданский маг сам любопытствовать не полезет. Вот если бы я в какой-нибудь отдаленный гарнизон своим ходом прибыла... Тогда — да, строго спросили бы. Ибо устав.
  
  Шли долго, сперва спустились на пару этажей вглубь, потом петляли минут пять по извилистому коридору, пока командир сопровождения не нашел нужную дверь, кстати, снаружи ничем не отличавшуюся от сотен других, отпер ее, и мы вступили под своды подземной залы. Там было чисто и довольно светло, вдоль стен в воздухе висело множество осветительных шариков, слабых, но бравших числом. Дверей и ничем не закрытых темных отнорков тоже было вполне достаточно, чтобы заблудиться. Да еще, кажется, некоторые двери самопроизвольно появлялись или исчезали, едва оказывались в моем поле зрения. Как наш проводник выбрал нужную — не представляю, но за ней было уже настоящее подземелье. Темное, сырое, правда, широкое и с высоким потолком. Стены образовал спекшийся камень, а пол нарочно выщербили мелкой насечкой. Впереди на расстоянии десяти шагов плыл огонек, выхватывая однообразные потеки неровно застывшего базальта. Никакой романтики подземелий! Через четверть часа мы были на месте, дальше пришлось гуськом подниматься по узкой винтовой лестнице, периодически попадая под сканирующие чары. Когда в очередной раз командир охраны пообщался с замком не помню какой по счету двери, я уж и не чаяла доползти до финиша. Больше всего хотелось сесть на ступеньки и подремать. Подземное путешествие между близкими, стоящими внутри старого города зданиями оказалось долгим и весьма утомительным. Но место, открывшееся передо мной за последней дверью, стоило того.
  
  Город остался далеко внизу, тут же, насколько хватало глаз, простиралось пронзительно-синее осеннее небо. Чтобы увидеть хотя бы горизонт, нужно было подойти ближе к краю, а его отделяла от пешеходных дорожек двойная балюстрада. Ажурные арки будто нарочно обрамляли самые гармоничные композиции облаков, подсвеченных низким солнцем, а ветки с янтарно-желтой листвой придавали этим картинам жизнь и снижали градус нечеловеческой величественности видов. В огромных кадках росли дубы и что-то вроде каштанов. Если там, на земле, листва давно облетела, то тут стояла ранняя осень. Купол либо создавал тепличный эффект, либо выполнял функции теплового насоса, продлевая бабье лето до самой зимы. А что листья с деревьев почти не опали, то тут, скорее, сыграла роль долгота дня, которая чем выше — тем больше. Кстати, может, и досвечивают... не так уж тут высоко. Но пожелтели они все, ни одного зеленого.
  
  — Альфар Второй приказал создать открытую галерею на крыше западного крыла для переговоров с Драконом, — сказал командир отряда так, что сразу стало понятно: дракон тут был единственным и неповторимым.
  — Так у нас еще и драконы летали! — удивилась я.
  — Летал, — интонации гида, которого спрашивают про общеизвестные факты. — Император пытался склонить его к битве с пришедшими из-за Гребня, но что-то пошло не так... и Дракон вернулся в свой мир, а мы остановили нашествие собственными силами. Люди, если договорятся, магичат не хуже драконов. Жаль только, сперва доведут до каррах свартчокан ипкхака.
  Местные жители вне зависимости от расы чаще ругаются на керемницкой псивце, изредка на орочьем, но чтобы соединить хапрское, гномье и тролличье ругательство, означающее полный песец, он должен быть ужасным, тотальным и окончательным.
  — Неужели мы такие хорьки? — спрашиваю его.
  — Вы — нет, — сощурил глаза, поджал губы. — А люди и полуальвы — да, приказы игнорируют, между собой договориться не могут. Я о гарнизонных магах. С орками у меня никогда проблем не было, хотя другие командиры ругались. Жаль, что у вас магов почти не родится. Или, наверно, хорошо — нам и с шаманами Великой Степи проблем хватает.
  — Я — гражданин Империи.
  — Вот и я говорю — побольше бы в нашей армии орков, способных к магии.
  — Вы из Черного буфера?
  — Нет, граница с Серым.
  — Тогда ясно. Пырмыргуй за хрен не кусал. В Черном своевольные маги не выживают. Правда, и магов у нас маловато, больше надеемся на оружие.
  — Так у вас там потери большие, — кивает мой гид, и я понимаю, что он старше и опытнее, чем сперва показалось. — Обучить и вооружить армию простецов дешевле, чем найти и выучить одного мага. Все наши потери не стоят жизни одного одаренного.
  
  И горестные складки к поджатым губам... А мне подумалось, что и в магическом мире в определенный период армия простецов с канхагами и брети сводит преимущество магов на нет. Магов средней руки. Вот если появляются такие, что сравнимы по мощи хотя бы со сверхзвуковым истребителем, вооруженным тактическими ядерными ракетами — этого простецы ни с какими брети не одолеют. Пока не будет изобретено магоружие соответствующей мощности. И гонка вооружений может продолжаться вечно... или до тех пор, пока не раздолбают мир вдребезги. Поэтому придется либо искусственно ограничивать силу магов, что смертельно опасно — а ну, как в гости явится кто-то неограниченный! и устроит всем банный день. Либо как-то преодолевать индивидуализм даровитых ребят, заинтересовывать их в командной работе, прививать бережное отношение к природе мира и простецам. Интересно, какого направления придерживаются здесь? Пока я встретила кое-какие купюры в рунной азбуке да запреты на действия и ритуалы, способные открыть неконтролируемый проход в иные миры. За второй путь говорит обязательное обучение одаренных командной работе и вдалбливание постоянной ответственности не только за себя, но и за состояние окружающей среды. И уважения к простым людям, создающим жизненные блага физическим или механизированным трудом, но почти без магии.
  
  — А зачем прививать? — опять сынуля проснулся. — И так ясно: чем меньше тут простецов, тем нестабильнее мир. Животных на Ирайе мало, психозоа не водятся, заповедных лесов, как я по твоей памяти вижу, не наберешь и десятка. А находимся мы, между прочим, во вторичном конгломерате!
  — А чтобы и орку понятно?
  — Спать ложись — все объясню.
  Часов через пять, устроившись в сторожке — крохотном домике с удобной, но абсолютно безликой обстановкой, навернув остывшей овощной похлебки, копченой ящерятины и сыра с изюмом — что уж Вейлину удалось раздобыть на местной кухне, нагулявшись по галерее, поговорив с садовником, подновлявшим поливное заклинание, я поняла, что сейчас упаду и усну, не сходя с места. На мое счастье, перин в сторожке не было, узкие деревянные кровати оказались вообще без матрасов, хотя и со свежей сменой белья, упакованной в защищенные от пыли мешки. Уж не знаю, как Вейли с Никаной устроятся, а я как привалилась, так и уснула в одном ботинке, второй снять не успела.
  
  Сновидение началось не сразу, сперва я долго и со вкусом парила в черном сне между интереснейших построений, отличавшихся разветвленной логикой связей невыразимых в словах и символах смысловых объектов. Это невероятно мощное удовольствие, продолжительный умственный оргазм, от которого тяжело оторваться. Но и устаешь от него соответственно. Может, потом оно приестся и ощущения ослабнут, но пока это затягивает хуже любой наркоты. Кроме того, все факты и события, о которых я узнала за последние месяцы, без напряга сложились в мозаику, правда, сильно неполную, зато сразу видно, где нужно копать и что искать. В быстрый сон я вышла в состоянии приятной усталости и удовлетворения.
  Вместо сновидения вынырнула в астрал. Во всяком случае, если так можно назвать сон, досконально выстроенный сыном по моим воспоминаниям и ощущениям, но настолько стабильный и плотный, что не поддавался волевому морфингу и не менялся от пристального разглядывания.
  А если проще — мы с тощим загорелым мальчишкой в обстриженных по колено штанах сидели на горячей от солнца крыше гаража и болтали ногами. При этом я оказалась в своем теперешнем, уже привычном виде зеленокожей орочьей полукровки, а мальчишка был самый настоящий, земной, только глаза совершенно нечеловеческие — длинные, с желтой радужкой и вертикальными зрачками. Страшноватое зрелище, но и притягательное — этим контрастом.
  — Учти, — говорю. — Когда родишься, будешь типичным орком, еще зеленее меня, папаша у тебя — чистокровный орчина, матерый, кародский.
  — Каким захочу, таким и буду, — отмахивается сын, и я замечаю рептильную грацию движений: плавное начало, резкий бросок и мгновенную остановку. — Могу сразу нагхом родиться, только тебе надо будет уйти от людей лет на пять, во избежание глупых вопросов и не менее глупых обследований.
  — А что, теплокровным быть разве хуже? Хоть в мороз безо всякой магии гуляй, только оденься теплее. А уж если в снежки играть и с горки кататься, так вообще жарко станет.
  — Ты всерьез думаешь, что я буду тратить на это время? — сын выворачивает стопу под немыслимым углом и разглядывает пятку. — Все-таки не забывай мой реальный возраст.
  — Смею думать, что он не шибко велик, ваше могущество, — улыбаюсь я. — Взрослые существа любят играть и смеяться. Серьезность по мелочам — это признак подростка.
  — Ну, не такого уж и подростка, — мальчишка отращивает коготь на большом пальце и ковыряет им кирпичную кладку. — Три тысячи ментальных лет после выпуска... в эфирных годах, если убрать десять тысяч в спячке, будет поменьше. Как думаешь, можно за это время вырасти?
  — Это как уж захочешь. Ребенком можно оставаться всю жизнь, сколько бы она ни длилась. Скажи, из-за чего вы с альвом поцапались?
  — Не скажу, — отвернулся сын. — Это сейчас неважно. Кстати, насчет имени. Я посмотрел твою память и решил, что имя Орм мне в самый раз будет, на первое время.
  — Змей? Что ж, подходяще. Итак, змеюшка мой, я жду от тебя объяснений, почему этот веер миров — вторичный конгломерат.
  — А что ты вообще знаешь о первичных и вторичных мирах?
  — Не столь много, чтобы выносить об этом суждение. На моей первой родине только начали исследовать этот вопрос.
  — Справедливо. Твоя первая родина — мир первичный. Тот, в котором образуется информация.
  — А здесь она, разве, не возникает?
  — Возникает, а как же. На сорок пять тысяч сто восемьдесят... семь или шесть, точнее не скажу... порядков меньше. Понимаешь ли, можно создавать миры от нуля, из Хаоса — и больше ничего не используя, а можно набраться знаний в первичном мире, стать звездным мастером, демиургом или Творцом, и сотворить что-то свое, но на чужой информационной основе. Видела, как на Оси рождаются миры из Тумана?
  — Нет.
  — А жаль. Сперва возникают готовые образы миров — так, как их видят или вспоминают присутствующие в Тумане существа. Потом образы наполняются силой и облекаются плотью, и возникает мир — готовый под ключ, часто уже освоенный жизнью, как в физических телах, так и в астральных, только разумных существ привести. Обычно такие миры — планеты или даже отдельные островки плотной материи, расположенные в эфирных пузырях, отграниченных друг от друга астральными оболочками, но иногда встречается вообще нечто странное, например, в этом веере есть мир-бутылка Клейна, мир-карусель и мир-гусеница, есть трехэтажная конструкция из Фрахталя, Бархата и Стазиса, есть мир в полости сферы. Но самые сильные мастера могут создать метагалактику, это не так уж сложно в информационном смысле, просто нужен хороший контакт со стихиями и переносимость высоких энергий. А эфирное время сжимается просто, в предельном случае снаружи пройдет пара сотен лет, а в зародыше мира — несколько миллиардов.
  — И ты это делал?
  — Нет, конечно, это нужно сперва отрастить мощное и слабо структурированное энергетическое тело, как у ванов, а мне больше нравится мое, пригодное для тонких воздействий. Манией величия не страдаю, — усмехнулся и дернул головой, как варан. — Никак не привыкну к смеху. Но он мне нравится, многоцелевая штука. Хорошо, поживу некоторое время теплокровным, хотя бы ради новых ощущений. Ваше тело дает богатую палитру эмоций, а эмоция — это зачаток состояния сознания...
  — Ключевого понятия изначальной магии. Кстати, ты ничего не сказал о первичных мирах.
  
  — А с первичными мирами геморроя намного больше, — вздохнул Орм и посмотрел в сад, разросшийся вокруг гаража. — Не смей спрыгивать, там, — он кивнул на переплетение веток. — Настоящий мир, первичный, независимый от меня, пусть и астральный. Мир твоего Древа. Вообще древесного бессознательного. Заблудишься и назад не вернешься. Хотя... ты же им сродни, а я вот без тебя оттуда не выйду. Лес мне органически чужд.
  — Пустынник?
  — Нет, моя любовь — космос и терраформинг. Чистые энергии, чистые цвета. Вихри и волны эфира. И ты сейчас скажешь, что я играю в куличики, — да, была такая мысль, но обижать ни за что ни про что своего сына... я не настолько зла и тупа. — У нас Меориен биосферой занимался, альв. Оказался бы на примете кто-нибудь свой — все бы сложилось иначе. Мео вообще был... затаившийся. Я тогда этого не понимал, мы, нагхи, более рациональны. Ваши теплокровные полутона и нелогичности для меня — темный лес. Вот и нарвались. Старше нас, скрывший прошлое, изувеченный. А мы и так попали в цейтнот. С Чшиссинсс вернулись домой, а там Великое Закрытие. Что делать? Только уводить живых. Из одной галактики угнали звезду, из другой — планету, никто и не заметил. Позвали Хитшшифс-хс, мастера времени, а биосферника пришлось брать чужого и малознакомого. Выяснили, в каком вторичном мире самые близкие нам условия, договорились со Смотрителем... Дальше, в целом, ты и так знаешь. Планетная система имеет проницаемые границы для лучшего обдувания эфиром, временной кластер постепенно растет, центральная часть стабилизируется, но и некоторые неприятности от этого есть. Все равно лучше Закрытия, я считаю. Мой народ жив, хотя ваши теплокровные его потрепали. Ничего не потеряно, а?
  — Э, — беру его за руку, и он не вырывается. — Полегче на поворотах! На Ирайе сейчас живет не одна и не две расы, и вытеснять их я тебе не позволю.
  — Да кому оно надо, вас вытеснять? — ладонь дергается и выскальзывает из моей. — В этом веере как минимум пятнадцать миров-метагалактик. Как думаешь, сколько там бесхозных планет? То-то. И еще здорово, что почти все они необитаемы. Терраформируй, заселяй, обитай! Но нужны соответствующие корабли, идущие не только сквозь пространство, но и между мирами. А, значит, необходима маготехническая база. На орбите, не на Ирайе, еще не хватало ее испакостить. Но вы же все знания похерили, извратили, заменили бабьими сказками! Это ужасно! Теплокровные, у вас ум есть, или только инстинкты? Что? Учить вас буду, ускоренным методом. Как? В ваше горяченькое мордой тыкать.
  — Так, учитель... не пыхти, как ежик в помойке. В психологии теплокровных ты не разбираешься. Чшиссинсс твоя погибла вместе с тобой?
  — Да.
   — Где она сейчас, знаешь?
  — Найду. Подрасту немного — и буду искать. Двух лет хватит?
  — Боюсь, что как минимум лет десять тебе предстоит расти. Орки, конечно, развиваются быстрее людей, но не настолько, а если захочешь магически ускорить рост и взросление, без досконального знания биологии напортачишь. Так что подрастешь без лишней спешки, получше узнаешь людей, орков, дварфов... и всех остальных. Согласен? А потом отыщешь свою... знакомую, поможешь воплотиться — и вперед. Пара десятилетий не критична тому, кто тысячелетия ждал.
  — Да. Поторопился. Жизнь — она как сома, в голову с непривычки шибает. Тем более, теплокровная жизнь. Состояния меняются каждую минуту. Я опьянел. Иди, просыпайся, а я отдохну и понаблюдаю за своим ростом. Говоришь, ускорять не стоит?
  — Мать пожалей! Во мне плоти — едва костяк обтянуть. Поторопишься — истощишь задолго до родов, так вместе и умрем.
  — Ладно, не пугай! Знаю я вас, истинных. Одним телом больше, меньше — вам не критично. Но себя жалко. Так что не бойся, ни во что вмешиваться не буду.
  
  Проснулась отдохнувшей и страшно голодной. Это сейчас, когда он — так, комочек, а что будет потом? Пора изобретать синтезатор пищи, если не хочу в один прекрасный день загнуться от истощения. Пока что Вейли на кухне закажет, а когда окажусь в диких местах? Надо подумать и смастерить. Что нам стоит? Сама не додумаю — сын подскажет. Весь день прикидывала построение глифов, да так ничего и не надумала. Это хорошо тем, кто досконально знает биохимию, а у меня и глюкоза получилась абсолютно несладкой. Что ж говорить о более сложных молекулах? Вот Орм должен знать: ведь чем-то они в межзвездных путешествиях питались? Дождусь ночи и спрошу.
  
  Черный сон меня встречает неласково, в его пространстве носятся огрызки эфирных глифов и органических молекул, путаются, создают кошмарные, ядовитые структуры: фенольные кольца, углеводородные косички, какие-то завитушки, комки. Меня уже от одного их вида тошнит.
  — Чем вы в космических полетах питались? — спрашиваю я сына сразу же, как он вытаскивает меня в сновидение. На этот раз мы стоим на берегу... Истринского водохранилища, и на Орме синие плавки, а на мне и того нету. Он критически оглядывает меня.
  — А ты ничего так. Цвет приятный, жировая прослойка минимальная, и этого мерзкого вымени, как у теплокровных самок, почти нет. Шерсть убрать, чешую добавить... михирш, дикарка из мангровых джунглей. У нас такие в домах радости очень ценились.
  Я в ужасе хватаюсь за голову — она яйцеобразная, покрыта крупными гладкими пластинками. Опускаю руки — ладони слишком узкие, в меленькой белой чешуе, кисти четырехпалые, когтистые.
  — Орм! — говорю и слышу, каким высоким и слабым стал мой голос. — Верни все назад! А если мое физическое тело начнет вслед за этим меняться?
  — И начнет! Разве плохо? Я из тебя красавицу сделал, какие претензии?
  — А такие, что я не одна живу, а среди людей. Теплокровных, между прочем! Они не поймут. И так в каждое возвращение встречают с Черной Ти и группой спецназа.
  — Ладно, — вздыхает и возвращает мой прежний вид. — Но как только будет можно — скажи, займемся твоей внешностью, приведем в соответствие с внутренним миром.
  — Если со внутренним миром, то и напрягаться не надо, — возражаю ему. — Отразить суть на физический план, будет летающий пестрый кустик.
  — Ну, кустик — это, все-таки, слишком. Что ж, пусть все остается, как есть. Тем более что у вас наступает ледник, да?
  — Всего лишь зима. Не пройдет и полгода, как опять потеплеет.
  — Ну, эти полгода тоже надо как-то пережить, — всерьез обеспокоен Орм. — Теплокровным это действительно проще. Что ты говорила о питании?
  — Да спросила, как вы в перелетах питались. Хочу сделать синтезатор еды. Ну, чтобы материализовать все необходимые аминокислоты, витамины, микроэлементы, липиды и, возможно, глюкозу. Клетчатку бы тоже неплохо, от засорения кишок, но ее источник на Ирайе почти везде отыскать можно.
  — А что мучиться? Пропускай сквозь пищу астральный поток, копируй, создавай матрицу, на ней фиксируй точки вхождения сил... только не забудь про хиральность, зеркальные изомеры не усваиваются. Будет тебе полиглиф. Сажай в емкость, закрепляй, и, когда нужно, подводи энергию. Все! Эфир будет конденсироваться на глифе, материализуется заданное вещество или смесь. Как только отсоединишь от источника — процесс прекратится. Точно так же копировалось твое тело в момент слияния с источником, разница в сложности.
  — Это здорово! — говорю, голос вернулся в норму, и руки, когда я мельком бросила взгляд, выглядят вполне нормальными орочьими лапками-цапками. — Благодарю!
  — Да не за что, — пожимает плечами сын. — Мы в одной лодке, а эта ваша зима... честно говоря, мне вовсе не нравится. Может, перебраться южнее? Или давай сделаем анабиозную капсулу, чтобы мороз переждать.
  — Все будет хорошо, — твердая уверенность в голосе, убедительные интонации. — Я теплокровная, и к тому же маг. Есть одна проблема, но в этом уравнении пока слишком много неизвестных, разберемся на месте.
  — Пекрито?
  — Ага.
  — А в чем проблема-то? Блокируйте архипелаг, и через сто-сто пятьдесят лет он сдастся без боя. Зомби портятся быстрее людей. И они не плодятся! Значит, работать на полях будет некому. Некромансерам тоже есть надо, а возвратное движение энергий не позволит им синтезировать полноценную пищу. В этой пище не будет жизненной силы, а все темняки весьма чувствительны к ней. Постоянный легкий отток — ощущение эфирного голода. Он будет только расти, пока не уничтожит их разум. Личу жизненной силы не надо, ему хватает эфирных потоков, ну, так добавьте изолирующий слой... Глиф универсального изолятора я тебе покажу.
  — И сколько энергии на такой щит потребуется? Учитывая, что его будут постоянно ломать.
  — Н-да... что-то я позабыл планетарный уровень допустимой плотности сил. Ничего не получится. Ладно, я — пас, но если что-то не так пойдет — не жди, пока совсем плохо станет, есть у меня один фокус в запасе. Минимум силы, максимум эффекта.
  — Случайно, не руноскрипт?
  — Нет, я вашим открытым кодом не пользуюсь, ибо чревато. Кстати, — Орм обвел взглядом водную гладь. — Я знаю, что теплокровные любят плавать. Ты тоже?
  — Умею.
  — Научи!
  — Заходишь в воду по колено, — я осторожно ступила в придуманное водохранилище. Как и ожидалось, мерзляк Орм сделал воду даже не комнатной температуры, а градусов с тридцать. — О, хорошо-то как... прямо Черное море... задержав дыхание, ложишься на спину, выпрямляешься, распрямляешь ноги и руки... э, не бойся, ты легче воды! — Орм поплавком вынырнул и разлегся на поверхности. — Не настолько, — туловище погрузилось наполовину, руки и ноги полностью скрылись. — Дыши спокойно! — кончик носа, полностью скопированный с моего, зашевелился, вдыхая сделавшийся сырым и соленым воздух.
  Раздался чаячий крик, вдалеке засвистели и защелкали дельфины. Мы с Ормом лежали на поверхности придуманного моря и покачивались в такт волнам.
  — Нет, — сказала я, вставая солдатиком в воде, что примечательно — дна под ногами не обнаружилось вовсе. — Для обучения плаванью нужно более детальное моделирование условий. Или реальная река, озеро, море.
  — С реальностью всегда так, — вздохнул сын, и придуманное море исчезло. — Как бы хорошо ты ни рассчитал, всегда в самый неподходящий момент вклинится досадная случайность. Поэтому ничему нельзя научиться только на моделях. Даже самых хороших.
  — Неожиданностям не научишься. Особенно, если они относятся к истинной случайности.
  — Да, — согласился Орм, усаживаясь на крыше гаража. — Истинная случайность — основа первичных миров.
  
  — Ты же сказал — Хаос? — я устроилась рядом и посмотрела вниз, в сплетение ветвей, вьюнков и мхов-сапрофитов. В растительном рае не было места животным.
  — А это одно и то же. Истинная случайность, свободная воля, а также чистое сознание. Необусловленное и неделимое. Как я понимаю, ты его видела, а, благодаря растительному разуму, ты это помнишь. Ну, океан частиц.
  — А до него — что это было?
  — Играющие? — Орм по-ящеричьи растянулся на крыше, подставляя солнцу спину с торчащими лопатками и выпирающими позвонками. — Не до него, а из него. Они создают себе тела из тех чистых сознаний, которые согласны играть в эти игры. И никаких драконов и единорогов там нет. На самом деле, все играющие элементарны, это твоя фантазия придала им облик. А так, они — потоки частиц в одинаковом состоянии, объединенные одной волей. Пройдя астрал, каждый из них стал бы новой стихией, но им и без того хорошо. С другой стороны, если у нас было бы столько проявленных стихий, мир стал бы намного более хаотическим и неопределенным. В общем, они никому не мешают, пока не прорываются сквозь астрал в плотные миры. Тогда появляется новая стихия и новое истинное божество. Вроде вашего Артаса. Событие катастрофическое для устоявшегося конгломерата. Но, чаще всего, не фатальное. Маг, по идее, тоже может стать истинным божеством, найдя неизвестное прежде состояние сознания и призвав из Хаоса соответствующие частицы. Только сравни, какова сила мага — даже архимага — и сколько частиц в бесконечном Хаосе. Так что, с очень большой вероятностью, маг скорее растворится в Хаосе, чем призовет из него неизвестную прежде силу. Но подобные случаи были. Есть еще ситуация, когда в плотных мирах возникает бесхозная сила и выбирает себе носителя. Тоже интересный процесс. Вот мой источник — это проявление такой силы. Но он выбрал сразу многих, и продолжает осенять существ в разных местах мультиверсума, не концентрируясь на одной личности. Есть предположение, что мы, звездные мастера — проявление инстинкта самосохранения Вселенной, ее строители и ремонтники.
  — Демоны Максвелла.
  — Кого? — Орм задумался, чувствую, запустил поиск по моей памяти. — А, да. Чем-то похоже, только задачи сложнее. Эфирные вихри концентрируются сами, если создать центры, и энергия собирается именно в них. Если мы — конструкторы, мастера... то ваши гипотетические демоны... это частицы кромки резца или рабочей поверхности шлифовального круга. Знаешь, я однажды видел, как сила прорывается в мир — всего лишь один мир мультиверсума, и это было прекрасно и страшно. Ее призвал мой наставник, так уж получилось... и он остался в том мире, слился со стихией, стал ее частью, каналом. Но силы уравновесил, хоть и ценой собственной личности. Афир, ставший матерью звезд. Такой урок не забудешь.
  — Это был вторичный мир?
  — Нет, конечно. Первичный. Ради вторичного жертвовать глупо.
  — Но разве мы хуже? Разве мы тут все ненастоящие?
  — Вы — нет. Да и сама система Камос-Ирайя была собрана из первичных материй. И Веер, в который мы ее прицепили, доматериализовал к тому времени почти все свои перья. Это потом здесь все резко посыпалось. Но рисковать ради него... если бы не мой народ — да провались оно в бездну, этот Веер, все эти проблемы Смотрителя, пляски вокруг каждой прорехи... Слишком дешев, слишком мало информации он порождает.
  — Не поняла, откуда такой разрыв в информации... Сорок пять тысяч — не раз, а порядков.
  — А что тут понимать. Псевдопочву в Тумане видела?
  — Да, на ней узор повторяется.
  — Именно! Информационная ценность почти нулевая. А реальную гальку на берегу?
  — Помню. Каждый камушек своеобразен. Но ведь и тут каждый камень, каждая травинка...
  — На хрен ваши травинки! И камушки тоже. Хотя той же гальки на планетах одной метагалактики больше, чем во всех местных мирах, за исключением тех пятнадцати копий. А если взять электроны, протоны? Они ведь тоже все разные. Не качай головой. И эфироны, кстати, тоже кое-чем отличаются друг от друга. Когда демиург создает вторичный конгломерат, он лепит матрицу основы, Ось, и на нее вешает матрицы миров, отделенные друг от друга астральными оболочками. В лучшем случае это планетные системы, в худшем... да, самое худшее, что я видел — полая сфера. Местному создателю, видимо, некогда помогали ваны, а это редкая удача, благодаря им мы имеем в этом Веере аж пятнадцать метагалактик, и все — в большей или меньшей степени отличающиеся копии твоей. А у твоей родины, в первичном мире, только временнЫх близняшек — больше тысячи. Умножь это на количество... хотя бы, эфиронов, в каждой метагалактике. И получишь те самые сорок пять тысяч сто восемьдесят семь порядков. Так что, новой информации в Веере исчезающе мало, хотя нарабатывается, да. Этот конгломерат не безнадежен.
  — Надеюсь.
  — Ладно, просыпайся уже. Пора. Смастери генератор еды, пока принцип не позабыла. Сперва копируй белковую пищу, углеводную проще добыть.
  — Есть, сэр!
  Орм засмеялся и тут же покачал головой, удивляясь собственному смеху, а я проснулась. На потолке лежали четырехугольные солнечные зайцы, но низкие облака уже готовились их проглотить, за широким окном разыгрывался последний акт бабьего лета: сырая хмарь наползала с северо-запада, тесня прозрачный и сухой воздух. Осень отвоевывала позиции.
  
  Откинула одеяло, вылезла из кровати, подошла к окну. За редкой кисеей занавески в окружении туч еще подмигивали последние прямые лучи восходящего солнца, или как его Орм назвал — Камоса. Кажется, так еще звали там, на Земле, какого-то фараона. Имя Афир тоже нечто древнеегипетское напоминает. А еще вспоминаются традиционные изображения глаз... и уреи на фараонских шапках. Вот не покидает меня мыслишка, что нагхи крепко наследили не только в древней Индии, но и на земле Хеми, да и все древнеегипетские тайны-загадки вполне подходят под их образ мышления. И как Орм представляет человеческую фигуру, он же мне специально в гуманоидном, а не рептоидном виде показывается, чтобы расположить к себе, но и фигура, и лицо — как с египетских фресок. Однако, мир тесен. В смысле, Мультиверсум. Вся наша лакуна, отграниченная от Хаоса Первопринципами, насквозь пронизана мириадами совершенно невероятных взаимосвязей. Надо будет кое-что уточнить в следующую ночь. Кстати, сон у меня стал интересным: вместо трех-пяти циклов один, но большой. Мозг меняется? Интересно, как.
  
  Пока Вейли переговаривался с дворцовой кухней, устраивая разнос за то, что опять не учли нашу троицу (скорее всего, там просто не было ни одного работника с телепатическим каналом к Конторе), я умылась и справила остальные надобности, пригладила изрядно отросшие волосы, скатала постель и присела на скамью у окна — помедитировать на свой источник. Это оказалось все равно, что всматриваться в себя — ничего неожиданного не обнаружила, все родное, знакомое и домашнее. Вот только в разные стороны тонкие то ли корешки, то ли вершки протянулись — ползучая экспансия? Ай да я! И тут укореняюсь? И чем больше внимания я уделяю неспокойному, постоянно перетекающему и бурлящему бледно-зеленому свету, тем крепче становятся гифы, тем пышнее ветвятся. Так, переношу внимание, а то как бы телу не повредить бурным энергетическим обменом. Особенно, если напугаю кого. Не зря меня на этой крыше, как Карлсона, поселили, тут силовой купол сделан — дракона выдержит. Минуту-другую. Значит, опасаются: и меня, и за меня.
  
  За завтраком незаметно откладываю в кружку кусочек мяса, и потом пару часов вожусь с созданием астральной матрицы. Собственноручно поставить на каждый «слепок атома» центр материализации невозможно, да и не нужно, образ сконцентрирует силу именно там, где должны образоваться атомы. Опускаю матрицу в кружку, закрепляю, запитываю от своего источника. Глиф становится виден в тонком зрении: эфир пошел. Через минуту кружка разогревается, и я на ходу добавляю сверху сдвоенную руну ис. Воздух туманится, капли оседают на стол и тут же впитываются в дерево. Останавливаю процесс, когда чашка наполняется на две трети коричневой субстанцией. Что-то не похоже на мясо. Принюхиваюсь. Пахнет переваренным бульоном без специй. Причувствуюсь тонким видением — не ядовито, безвредно, съедобно. Мешаю ложкой. Похоже на смесь детского питания с соплями. Пробую...
  — Бу-э.... — Вейлин удивленно оборачивается, и я поясняю. — Вот, эта штука теперь делает из эфира нечто... немного напоминающее мясо. Во всяком случае, это полноценный белок.
  — А, пища для Иймо! — этот сумасшедший веган достал в Конторе абсолютно всех. — Он как раз вчера о вас спрашивал.
  — Думаю, он будет доволен, — киваю и отдаю кружку. — Прицепи только небольшой кристалл в защите. Мощностью как для зажигалки, три-пять единиц, этого хватит. И сделай механическую активацию.
  — Да, интересная штука, — Вейли разглядывает смесь с откровенной брезгливостью. — Уверен, ему понравится.
  А, кстати, он прав. Иймен готов жрать хоть свиной навоз, лишь бы соблюсти принцип неотнимания жизни. Кабы не его несомненная польза — послали бы куда подальше и поскорее забыли. Но парень абсолютно безмагичен и при этом способен выдавать в астрале такое состояние пустоты, что, владей он магией — от всей Ирайи осталась бы дырка от бублика. А так, Иймо — это не только сорок три кило геморроя для всех окружающих, но и супероружие против астральных хищников и даже мелких божков. Как сейчас вижу этот голодный блеск выпученных глаз на исхудалом лице. Надеюсь, хоть на белковой смеси немножко отъестся и подобреет.
  
  Прозанимавшись генератором еды до самого вечера, так и не добилась внятных результатов — пятая и последняя из принесенных Вейлином кружек оказалась наполнена детским питанием с приемлемым вкусом, только и всего. Зато какую-то экспериментальную лабораторию по уши загрузили: если длительное питание этой смесью не повредит подопытным — можно армию снабдить портативными синтезаторами пищи вместо НЗ. А вот материализовать воду получилось значительно проще, можно сказать, с полпинка, но она вышла совсем безвкусной. Ничего, уж кусочек мела много места не займет и карман не оттянет, а на придание вкуса воде его уйдет совсем крохи. Если уж на то пошло, то в любой местности ее проще сконденсировать охлаждением, даже в пустыне, но мы же берем гипотетическую ситуацию маленькой, герметично закрытой коробки. Космического корабля. Хотя даже там можно не мудрить. Воздушный преобразователь умеют делать почти все местные маги, воду из мочи тоже получить нетрудно, а вот насчет пищи никто не заморачивался, если и синтезировал — я об этом не слышала. Видимо, из-за сложности. Пока что-нибудь вкусное научишься материализовывать — не один год уйдет, намного дешевле по-старинке вырастить. А вот мне оно нужно, как дополнительная степень свободы. Просто чую, что от Конторы придется рано или поздно удирать, не оглядываясь. Ибо как только я перестану быть полезной, стану потенциально опасной. А что с опасными делают? То-то.
  
  На следующую ночь Орм встретил меня в костюме. Очень смешном костюме, учитывая цветовую гамму от ярко-желтого до темно-оранжевого, с синими, прямо-таки излучающими ультрафиолет, вставками. Штаны, как и раньше, заканчивались на уровне коленей, а из-под рукавов классического пиджака выглядывали массивные золотые браслеты.
  — Сынок, — говорю. — На Земле такое не носят. Верх не соответствует низу, а украшения вообще устарели на два тысячелетия.
  — Ну, как хочешь, — и снова предстал передо мной голым до пояса мальчишкой. — Мне же проще. Как успехи?
  — Если о синтезе пищи, то получилась какая-то мелкодисперсная гадость. Съедобная, полезная, но страшно невкусная.
  — А ты как астральную матрицу делала?
  — Скопировала фрагмент, размножила, соединила. Вышла жижа с соплями. Когда скопировала сразу три — нечто похожее на мясо получилось. Мелко протертое.
  — Чтобы получить нормальное мясо, потребуется скопировать тысячу-две соединенных фрагментов, как ты их называешь.
  — Ну, а как еще назовешь — в каждом клеток по сотне тысяч, не меньше. Даже в моей памяти при всем желании больше не удержится.
  — А это не нужно. Хочешь сделать питательную смесь — копируй аминокислоты, ты же вначале так и хотела. Добавь по вкусу липидов, сахарозы, лимонной и яблочной кислоты. Не забудь витамины. Думаю, тебе понравится. А то были умники, скопировали кровь. Между прочим, ваши сородичи, хуманы. Решили вместо питания себе синтезированную кровь заливать. Правда, они до этого на планете какую-то катастрофу устроили, доигрались с вирусами, жизнюки. В общем, за несколько поколений у них полностью атрофировались органы пищеварения и способность усваивать силу кроме как через кровь. И тут падает плотность эфиропотока... в десятки раз... синтезаторы не работают, пищи нет, силу брать неоткуда...
  — Ты о вампирах?
  — Ага.
  — Ясно. А то кто-то говорил — высшая раса, вершина пищевой пирамиды.
  — Эфирные паразиты и обычные бактерии прекрасно разлагают вампирское тело, стоит ему только лишиться силы, причем, процесс это взрывной, завершающийся в считанные секунды. Если больше первых — остается прах, если вторых — слизь. Без первых, правда, процесс не пойдет. Так что, по-твоему, эфирники — высшая раса?
  — Ну, примерно этого я от тебя и ждала. Ладно, рецепт коктейля запомнила, если потребуется — доведу до ума на месте. А экспериментальные образцы — пусть в Конторе копируют, хоть какая-то от них польза. Ты, вроде, хотел рассказать об основном отличии первичных миров?
  
  — Не хотел, но раз уж спрашиваешь... Вся прелесть, весь фокус, вся красота творения первичных миров в его методе. Делай добро, бросай его в воду... нет, не так. Начальная игра сил первичного конгломерата — это их взаимопроникновение и взаимодействие. За счет этого возникает материя и начинается время. Астрал в обжитом первичном мире и в любом мире вторичном предстает перед ними в виде образов, а в начале первичного мира — это плотные и весьма агрессивные завихрения и клочья разноцветного и различающегося по состояниям «тумана». Все начинается с них. Соединения близостей или противоположностей, различными способами и в разных сочетаниях, переплетения струй, воронки, фонтаны, да мало ли что еще. Рано или поздно оно успокоится, станет разреженней и будет напоминать знакомый тебе, но пустынный астрал, ибо материя сосредоточится в наиболее стабильных образованиях. Для наших миров основных форм четыре — это фонтаны, так выглядят источники силы; воронки, через которые материя возвращается в Хаос; вихри, порождающие эфироны и рябь, медленно разрушающая их. Сколько и каких конструкций было испробовано до того, как образовались эти — неизвестно. Много, очень много. Подавляющее большинство создаваемых ванами конструкций разрушается еще в процессе создания, другие существуют после этого крайне ограниченное время. Ясно одно: только ваны могут забавляться этой игрой достаточно долго, чтобы появились настолько стабильные и взаимодополняющие формы. Конечно, это не единственный вариант стабильного метаастрала, но в остальные заглядывать существам нашего типа рискованно: велика вероятность... как ты говоришь — с глузду съехать? И остаться там вплоть до собственной гибели, весьма скорой. В общем, приятного мало, а информация оттуда — бесполезна у нас. После достижения определенной плотности эфира похожие образования появляются уже в нем, и создают плотную материю. Это происходит намного быстрее, астральные матрицы есть. Вообще, ваны учатся в своей игре, созидая мир — созидают себя, и к моменту возникновения разумной жизни становятся вполне определенными существами, а не просто силами. Ну, это краткий ликбез, а так обучаться звездному творчеству можно тысячелетиями.
  — А ментал?
  — А ментал, мамочка, им перпендикулярен. Поэтому и пересекает все миры. Как только первичный мир породил мысль, она породила ментал, и теперь эта штука проходит через все, что можно воспринять и помыслить. Даже невоплощенное. Ладно, просыпайся. Сегодня будет тяжелый день.
  
  

Глава II.
Поспешные сборы.

  
  Орм был прав: не успела я дожевать третий пирожок с мясом, как пришел шеф. Ему что, больше нечего делать? Кусок застрял в горле и комом протолкнулся по болезненно сжавшемуся пищеводу. А что хотите, такой рожей только подчиненных пугать, и, чего давно уже не было, ментально на меня давит, аж виски заныли.
  — Тихого утречка, — говорю. — Что стряслось?
  — Да, собственно, ничего особенного, кроме того, что Пекрито попросил, — шеф хмыкнул и потер переносицу. — Да, официально попросил руку Альфлед.
  — Так он же...
  — Ага, нежить, костяшка и ему нечем, — Дерек, наконец, уселся за стол, а потом долил в мою кружку компота и отхлебнул. — Исполнять супружеский долг. Но в законодательстве нет ничего, запрещающего подобный союз, кроме того, есть Прецедент Карны, когда был заключен ее брак с погибшим графом, дабы узаконить их ребенка, единственного наследника древнего рода. Но там и девушка была безродной, и цель брака благая, и покойник вполне мертвый. А тут...
  — И что, никак нельзя отказать?
  — Да, собственно, отказывать незачем. Достаточно потянуть время. Просто меняется цель посольства. А потом, когда настанет время бежать, ты просто сбежишь с нею вместе. Думаю, младшая Великой Судьбы сама окажется в нужном месте в нужное время, тебе даже искать не придется. Мало того, искать не стоит, дабы не привлекать внимания лича. И думать об этом не смей.
  
  — А если не окажется?
  — Значит, таков ее выбор. Пойми, плетельщик в принципе не может появиться там, где ему не надо, даже в обыденной жизни, не говоря уж о большой политике. Это как ходить, говорить, плетение становится автоматизмом. Знаешь, рядом со всеми дворцовыми интриганами это золотоволосое дитя выглядело как дракон в птичьей стае: сколько бы их ни было, ему достаточно просто дохнуть... Теперь ясно?
  — Куда ж яснее. То есть, против плетельщика нет приема, если нет другого такого же?
  — К сожалению, есть. Совокупная воля множества мелких существ, самых элементарных. Божественный произвол, если божество сильное. Отсутствие приемлемых вариантов. И уверенность простецов. Правда, последнее с большими ограничениями. Если простец чего-то хочет, то воля его спит, а само желание мечется между разными целями, но если он в чем-то твердо уверен, то даже очевидными фактами не поколебать эту веру. Разве что какими-нибудь запредельными чудесами, и то, он может объяснить это, исходя из собственных убеждений.
  — «НЛО — американские беспилотники», «шаровая молния — пятно от засветки сетчатки»?
  
  Дерек улыбнулся:
  — Ну, примерно. Воевать с этим бесполезно, лучше использовать. Главное — не лишать простеца знакомой ему обыденности, в которой он находит подтверждение своим взглядам. Кровь красная, земля черная, вода мокрая... ему не нужно знать ни о нагханских красноземах, ни о черной крови гилид, ни о связанной воде в кристаллах. И, поверь, им только во вред та искусственная пища, которую ты пытаешься создавать. Пойми, если магия — это твоя работа, в которой есть свои приемы и закономерности, то труд простецов — это их магия, их связь с реальностью. Мы постарались сделать его максимально производительным, дабы исключить голод, но не настолько, чтобы оторвать значительные массы простецов от земли. Поверь, это единственно разумная политика магов. Скучающий ум, это, знаешь ли... то, чем полнятся тюрьмы, серый буфер и шахты Келвена.
  — Помнится, кто-то из нас говорил о развитии, о том, что если нет эволюции, то будет кровавая революция, но даже она лучше полного стаза и смерти. И, кажется, эти слова не мои.
  — Я тогда слишком мало знал о тебе. Только то, что сюда ты попала из России. Как думаешь, какие аргументы я мог подобрать?
  — Понятно. Жаль, что приняла это всерьез.
  — О, да, — улыбнулся шеф. — Со старыми пердунами вроде меня надо держать ухо востро. Врут и не краснеют. Кстати, даже и не пробуй ответить мне тем же. Не забыла должок?
  — Развоплотить Пекрито в оплату за твои «услуги плетельщика»? Не жирновато?
  — В самый раз. Срока я тебе не ставил, так что в этот раз можешь не напрягаться. У нас троих вечность в запасе. Но я предпочел бы ее на двоих, без Пекрито. Понимаешь?
  — Чего ж не понять, — кивнула я, предпочитая не уточнять двусмысленное значение этого «вечность на двоих». Без учета мэтра Лангскега, Черной Ти и огневика Клийда. Уже разменял их и мысленно похоронил? Или подразумевает нечто иное?
  — Ох, как с тобой тяжело, — вздохнул шеф. — Второй вариант, успокойся. Рано или поздно ты будешь со мной, остальные пути ведут в никуда. Просто я с этим смирился, а ты еще нет. И как по мне — лучше вечность вдвоем, чем гибель поодиночке.
  
  — Премудрый ты наш. Надеюсь, во главе делегации не меня поставил?
  — Конечно, нет. Раз вопрос встал о замужестве Альфлед, главой назначен Шоней эртен Гармет.
  — Министр?!
  — А что в этом такого? — сладкая улыбочка. — Или он не готов пожертвовать собой ради блага Империи?
  — А если действительно не готов?
  — Никто не станет осуждать его добровольный выход в отставку.
  — Мудро.
  — А то как же. После обеда придешь на совещание, Вейлин знает, где и в котором часу, проводит. Познакомишься со своей командой, — Дерек подмигнул живым глазом, встал и вышел. Напоследок махнул рукой. — Но я советую никому из них не доверять и ни с кем не связывать долгосрочных планов. Дрянь людишки.
  
  Хм-хм. Вот так простенько и со вкусом. Два в одном — и дело сделать, и от сора избавиться. А поверить, что он за меня держится, как за гарантию собственного бессмертия, это заманчиво, но нельзя. Сам же предупреждал. Или дразнил, как сопливую девчонку? Сын, что скажешь?
  — А что тут говорить, — проснулся, надо же. — Да слышал я его, слышал. Думаю, тебя он не кинет. Кого угодно, но не тебя. Ты, как говорят мастера времени — ключевой узел. Сама историю не плетешь, но без тебя все просядет. И еще: до тех пор, пока ты сама думаешь и решаешь, не идя на поводу у какой-либо фигуры — у тебя остается свобода что-то менять. Нет, ты не плетельщик, и твоя воля меняет только тебя, но, поскольку ты — узел... поняла, да?
  — Ну, примерно. Пойду, погуляю, а то дома темно, как в подвале. Интересно, дождь сквозь купол проходит?
  
  — Что, опять? Холод, сырость, ветер в лицо? Это ж надо так испортить климат.
  — А у вас как было? Ни осени, ни зимы?
  — Ну, почему же! Зима на полюсах — снег, ветры, туманы. Дальше альвийские зоны — их любимая «вечная весна», по мне — так промозглая серость. А основная часть континентов — наша: ровная температура, роскошная растительность, великолепный выпас, крабы и устрицы на побережье.
  — То есть, кто-то большой пришел и наклонил орбиту вращения?
  — Судя по всему, не специально. Если прочтешь пару книжек по древней истории, скажу, что у вас на самом деле приключилось. Скорее всего, война с применением эфирного оружия высоких энергий. У Ирайи действительно наблюдаются естественные спутники?
  — Да, два видимых невооруженным глазом.
  — Ну, тогда точно либо такая война, либо встреча с относительно близко прошедшей звездой. У вас же каждые две тысячи лет карта звездного неба кардинально меняется?
  — Не знаю.
  — Ну, вот, снова здорово. Стыдно такого не знать! Раз в две тысячи лет система Камос-Ирайя изменяет координаты относительно соседнего конгломерата, и он-то первичный, в отличие от нашего Веера. Можно сказать, мы путешествуем между его мирами вместе с планетой. Переходы сопровождаются определенной встряской, но все это реально скомпенсировать, если знать космическую эфиродинамику. Увы, после нашей дурацкой гибели это было некому делать.
  — А обучить кого-нибудь не пытались?
  — Да можно было бы. Но мы предполагали сотни и тысячи мирных лет впереди, собирались жить вечно, и не могли представить себя в качестве учителей. Да и кого учить? Из высшей касты тут никого не было, кроме нас троих.
  Приплыли. Это чудо еще и с кастовыми предрассудками.
  
  — Ну, мы же не дикари — сражаться за превосходство. Мир в обществе зависит не в последнюю очередь от четкости границ власти и ответственности. У каждого своя роль, каждый хорошо знает свое дело.
  — И все решает совет старперов?
  — Почему сразу — старперов? Игфи не старятся, и пахнет от них хорошо. Хотя, конечно, с возрастом растет косность мышления.
  — Игфи? Не иггвы, случайно?
  Молчание.
  — Можешь сказать, что такое «Великое Закрытие» и где оно у вас было?
  Тишина.
  Вот так, внезапно. Если окажется, что мы с этим парнем земляки, сколько интересного узнаю! Конечно, есть вероятность, и большая, что его рассказ и отношение к произошедшему мне не понравится, может, я даже перестану его уважать... но понять постараюсь. Только это потом, а пока я буду приучать его к нашей погоде. Пригодится.
  
  Небо затянуто беспросветной облачностью, льет дождь, подозрительно напоминающий плевки, но до нас они не долетают, с шипением испаряясь на куполе, в результате воздух тут влажный и теплый, как в огуречной теплице. Пахнет землей из кадок. Мелкая водяная элементаль шныряет между деревьями, то ли удобряя, то ли рыхля почву. А, вот и ведро, из которого она берет удобрения. Шатучая струйка обегает меня, окунается в него, выскакивает... Это как же надо было ее заинтересовать, чтобы такая чистюля таскала не просто минеральные соли, а их смесь с вонючей органикой. Не навозом, конечно, но гуматы тоже не розами пахнут. Обернувшись, вижу, как Вейлин закрывает нос рукавом.
  
  А вот Орм блаженствует, и запах кислятины ему нравится. Да, в такие минуты особенно остро понимаешь культурные и цивилизационные отличия рептоидов от нас, людей. Людей ли? Ну, даже я со своим, как Орм его назвал, «растительным разумом», гораздо более человек, нежели он. А преодолевать эту чуждость придется. Кончилась эпоха нагхов с их душным парниковым миром, и вряд ли вернется. А какая она, эта эпоха, сейчас на дворе? Время пахаря, земледельца? Хорошо, но мало. Не в последнюю очередь потому, что живем мы не то, что с открытой форточкой, а с полноценной дверью в иные миры, и это требует опережающего развития. Ибо в нее даже не дует, а лезет, и хорошо, что лезет пока то, с чем мы способны сладить. Если Дерек думает, что он, как плетельщик, способен все предусмотреть — ошибается, то есть, увидеть-то он увидит, а с собственноручно проложенных рельсов истории уже не свернет. Впрочем, я не представляю, что он думает на самом деле. Словам уже однажды поверила, благодарю. Как он сказал — все интриганы перед плетельщиком как птицы рядом с драконом? Манипуляция реальностью становится автоматической, неосознанной... Вот еще один почти-не-человек. Попробуй, пойми его. А с маленьким иггвочкой-то я договорюсь!
  
  Обед нам приносят роскошный, из пяти основных блюд и густого киселя с крупными бледно-желтыми ягодами на сладкое. Нежные и душистые, напоминают клубнику. Впрочем, оно все вкусное, и наваристая уха, и рагу из местного страуса — гшилы в кислом соусе, и отварные стручки сладкой фасоли в сметане, и прозрачные лепестки ящерятины, и сыр с пряными травами. Ну, и выпечка, о которой забыла, а зря. Надо было начинать с кулебяки, а то наелась, и она в меня при всем желании не влезает. Орм хихикает.
  — Какая хищная травка! Росянка?
  — Омела.
  
  Задумался, и это здорово, не хватало еще мысленно перепираться на совещании. Но волновалась я зря. Слушать было некого, спорить бесполезно. Эти уроды обсуждали, какие торговые соглашения можно заключить с Кугро в нагрузку к помолвке и на какой цене за аренду транзитного порта сойтись. Абсолютное непонимание того, что более сильный сосед — а наличие плетельщицы Альфлед и трехсотлетнего некроманта в одной упаковке делает Кугро практически непобедимым — просто подомнет и размажет большую, но вялую и привыкшую к столетиям мира Империю. Давить надо, пока эти двое не сговорились. Или уже? Тогда я-то зачем этой Альфлед понадобилась? Ничего не понимаю! А что надо делать, когда оно так? Загружать ментал. Досидела до конца совещания, засыпая на стуле и ловя на себе презрительные взгляды представителей доблестного дипкорпуса. Ясно же, какие мыслишки в их головенках бродят, даже смешно. Не знают, что их уже списали в утиль и заочно похоронили.
  
  Назад на крышу Никана меня чуть не на плече тащила, сон срубал напрочь, в голове мутилось и ноги подкашивались. То ли в еду что-то добавили, то ли это мозгу не терпится запулить мое сознание в его личное пространство и не париться неразрешимыми вопросами. Бороться не стала — зачем? Черный сон встретил меня с распростертыми объятиями, как роскошная многомерная грифельная доска. То есть, графельная доска, для построения графов. Нарисовала себя — кружочком, в кружочке еще один кружочек — Орм, к нам каждому пририсовала по одному независимому источнику, из другой плоскости бытия. То есть, мы от хроматической звезды стихий не зависим. А вот — Дерек, у него в другой плоскости тоже нечто, но равно ли оно дару плетельщика, или плюс еще что-то — неизвестно. Да, а как обозначить Контору и, по большому счету, управляемую ею Империю? В другой плоскости бытия лежит немалая ее часть. Так, рисуем неясную, но широкую область. И не является ли Контора недостающим компонентом в источнике силы моего шефа? Когда от много берут немножко... да ну, ерунда. Уж на тонкие-то воздействия хватит и того, что любой может взять из местного фона, а работа в ментале — именно такова. Там не столько энергия, сколько предвиденье нужно. У Дерека — артефакт и образуемый им тонкоматериальный механизм. Ментальная машина. Вот что спрятано в этой расплывчатой области... С ней даже лини судеб особо передергивать не надо, хватит в реале осуществлять одновременно множество мелких, но значимых действий.
  
  Так, кто у нас еще тут предвидит? Альфлед. Рядом нарисуем лича. Что их связывает, кроме желания Пекрито иметь на своей стороне сильнейшего плетельщика Ирайи? Зачем Альфлед позволила себя украсть, а теперь требует в придачу меня? Перетягиваю двойной кружок с двумя источниками к этой парочке. Кружок лича тут же скисает и уменьшается в диаметре. То есть, ей нужен союзник против него? Если против лича, то за кого? Плетельщик не самодостаточен, у него должна быть команда силовиков. Рисую рядом с Альфлед знак вопроса, который тут же самостоятельно изгибается, образуя руну воды — но не «лагуз», который течение, а персонифицированная вода — «акварин». Теперь все гармонично, и, когда я оглядываю доску полностью, то вижу, что кружок лича исчез. Мало того, оказывается, что мы с Ормом улетаем в сторону от всех: и от Альфлед с Акварином, и от Дерека с его Конторой, и оказываемся в полном одиночестве. Хорошо, хоть не исчезли, как Пекрито. Ну, хотя бы в общих чертах понятно. Выскакиваю в сновидение, и опять оказываюсь на крыше, только теперь вокруг нас многоэтажки футуристического города.
  
  — Орм?
  — Тут тебе нравится больше? — рядом со мной стоит существо, столь тщательно упакованное в комбез, шлем, очки и прочую ерунду нарочито фантастического вида, что определить не только половую, но и расовую принадлежность его невозможно.
  — С чего это столь радикальная смена антуража? — я усаживаюсь на бетон, скрестив ноги, и указываю на безжизненный мегаполис. — Никогда не поверю, что в качестве средства от скуки.
  — С того, что тебе нужен программер, — Орм снимает очки, и я вижу знакомые глаза с вертикальным зрачком. — И он бродит именно здесь. Когда уединимся в горах, вплотную займемся менталом, а кодить в нем... прости, но опыта у тебя маловато. Пока научишься — потеряешь драгоценное время.
  — То есть, ты считаешь, нам нужно переехать в Рифеи?
  — Если это то, о чем я думаю — да. Там должно сохраниться немало полезных вещиц.
  — Не надейся, Гробница королей разворована. Был один ушлый дядя, Райван Убийца, так он вынес все, вплоть до костей.
  — А кости-то зачем? — не только глаза, но и зрачки округлились. — Он что, скульптор или некромант?
  — Откуда мне знать. Может, был среди его талантов и этот. Только в Рифеях точно ловить нечего.
  
  — Это вряд ли, — отвечает Орм с интонацией товарища Сухова. — Мы же не один управляющий комплекс, но и месторождения создали. Неисчерпаемые, между прочим. Материализация любых простых веществ, по выбору пользователя. Выход невелик, чтобы не насиловать эфиропотоки, но за десять тысячелетий металлов должно накопиться изрядно. Раньше нагхи ими расплачивались с альвами, вот и пришлось обеспечить валютой.
  — Золотом или железом?
  — Железом, медью, кобальтом, — Орм тяжко вздохнул и продолжил перечисление. — Хромом, никелем, вольфрамом и еще кое-чем по мелочи. Серебром. Золото — слишком инертный металл, для вашей магии малопригоден.
  — При чем тут — «нашей»?
  — При том, что ваша магия имеет альвийские корни. Конечно, вы над ней помудровали, не спорю, но основы работы со стихиями заложили они. Нулладо — слышала о таком?
  — Нет. О Нуаду читала, но это было еще на Земле. Один из королей туата де Дананн.
  — Нулладо здешний. Вряд ли вы его помните, в те времена людей и орков на Ирайе не водилось. И не называли ее Ирайей, альвы говорили — Мойна Эньяли, нагхи — Шчихессо.
  — Ладно, поняла. Как разберемся с Кугро — сразу дуем в Рифеи. Только сперва команду дварфов, бород на сто, соберем.
  — О... — сын картинно схватился за голову. — Этого ворья нам как раз не хватало.
  — Так мы выберем тружеников, а ворье на развод в Ладрогах оставим.
  — Ну-ну... надейся, — сын развернулся лицом к городу. — Полетели!
  
  И сиганул с крыши. Сон — такая штука, что в ней можно летать и без магии, но я все равно сперва проверила сновидение на вшивость: подпрыгнула и зависла в воздухе. Получилось. Потом растянулась, как тетрадный листок, и заскользила вслед за Ормом. Город темнел и мрачнел, небо заволокло густым дымом, вдалеке затарахтел вертолет, потом грохнул взрыв и все стихло. Ненадолго: с другой стороны, гораздо ближе, раздались короткие очереди и булькающие выкрики на незнакомом языке, словно кто-то пустил запись в обратную сторону.
  — Мы сейчас в чужом сновидении, — сказал Орм и развернулся в сторону выстрелов. — Осторожнее, не подставляйся. Убить не убьет, но болеть будет долго.
  Заложив крутой вираж, мы не долетели до сражающихся совсем немного — выстрелы гремели на соседней улице, спустились в разрушенный магазин сквозь пролом в крыше, и, лавируя между завалами товара, проскользнули к выходу.
  — Ложись! — Орм дернул меня за плечо и мы грохнулись около кассы.
  
  Из-под груды пластика торчала толстая нога в рваной колготке, и я с усилием перевела взгляд дальше — нельзя во сне залипать вниманием даже на... ни на чем нельзя залипать. За линией касс, опершись о колонну, полулежал парень в залитой кровью толстовке и пытался засунуть руку в карман, но раз за разом промахивался. В другой руке у него была какая-то фантастическая хрень — ясно же, что в реальности такое стрелять не будет.
  — Вы кто? — он поднял глаза, и в них не было страха.
  — Призраки в доспехах, — ответила я первое, что пришло на ум, а Орм только кивнул.
  — Сколько же вас развелось... так вы за мной?
  — Да, — ответил сын, наклонился и подхватил парня под спину.
  Бумкнуло, будто лопнул огромный пузырь, и супермаркет исчез. Мы втроем оказались на пустынном пляже, и не черноморском, а, скорее, юрмальском и в несезон. Хлопал незакрепленный тент торговой палатки, свернутые зонтики печально покачивались под порывами ветра.
  — Хм, не то, — прокомментировал Орм. — Мам, вспомни что-нибудь потеплее! Я гаврика держу, так что сама выдумывай.
  
  Сейчас. Я подошла к палатке и встала лицом к тряпичной стене. Во всех ощущениях представила деревенский жарко протопленный дом, сияющие под косыми лучами надраенные половицы, вязаные по кругу пестрые коврики, добротный стол с видавшей виды столешницей, скамью и два стула, даже рушник с красненькой вышивкой на веревке около печки. И шагнула сквозь стену. Обернулась.
  — Ты тут жила? — спросил Орм.
  — Это рай? — спросил парень.
  — Присаживайтесь, — говорю. — Нет, это не рай, и я в нем не жила. Но гостила. Это локация сновидения, скопированная с реального места. Тут нам никто не помешает.
  — Так вы — глюки сновидения или реальные люди... толтеки?
  — Твою мать через колено кочергой! — рявкнула я, и парень, наконец, плюхнулся на стул. Что приятно — никакой крови на его одежде уже не было, и «помирать» он не собирался. — Не цитируй при мне ни Кастанеду, ни всех какашников скопом. Потому что гладиолус. Вот он, — тычу пальцем в Орма. — Был нагхом, а скоро родится орком, а я... тут вообще сложно. Да, реинкарнация есть, нет, не только у индусов. Да, у нас многонациональный... многорасовый и многовидовой состав населения. Да, мы пришельцы, но пришли своим ходом, без технических приспособлений, и да, я когда-то жила на Земле. Вопросы есть?
  
  — Вы меня заберете? — так безнадежно спросил, будто его на расстрел ведут.
  — Даже если бы захотели, не сможем. То есть, душу могли бы забрать, но без тела. А тело умрет. Оно тебе надо?
  — Надо, — говорит, и надежда в глазах светится. — И потом я снова рождусь? Да?
  — А нахрена? Ты же все перезабудешь. Пойми, нам нужен программер, не любой тупой кодер, а чтобы серьезную задачу смог поставить. И не через десятки лет, а сейчас. Ну, родишься ты умным, вижу, что умный, такие идиотами не рождаются, но у нас даже программированию тебя некому учить, понимаешь?
  — Какая интересная цивилизация, — говорит. — А считаете вы узелками? Или камешками на абаках?
  Сделал тупую рожу, придуривается.
  — А вы узелками считали? Практически все машины и механизмы, чуть не до семидесятых годов двадцатого века, рассчитаны на логарифмических линеечках. А это и автомобили, и самолеты, и станки, и турбины. И даже ракеты. А чертежи вручную чертили на кульманах, и ничего — все оно работало не хуже, чем у вас. По хорошему-то, в четырех случаях из пяти ваша терабайтная мощь и восьмиядерный процессор не требуется. Но в одном из этих пяти — без него не обойтись.
  
  — И вы сделаете такой процессор сами, с нуля?
  — А нам он не нужен. Есть такая среда... нет, не программная, а вполне материальная, хотя пальцами ее пощупать нельзя. Мысль, эхья м`энс, ментал. Мы все думаем в ней, понимаешь? Мысль материальна, и это НЕ электрохимическая активность мозга. Так вот, там достаточно составить алгоритм, чтобы он исполнялся, как экзешник. Есть, конечно, свои сложности и тонкости, не зная их, будешь долго разбираться. Разберешься, конечно, но намучаешься.
  — И... где он?
  — Да везде! — развожу руками, улыбаясь. — Но пароль на вход — у меня. Вообще-то, не только у меня, таких по Мультиверсуму очень, очень много... но на тебя вышла только я, и вряд ли еще кто-то выйдет. Смекаешь?
  — Вы-ы, — тянет парень. — Хоть бы сначала представились, а то как вас в следующий раз вызывать? Когда в вашу эхью м`энс решу зайти. Погодите... а там жить нельзя? Написать себя в ней и реинкарнировать — туда?
  — Теоретически, можно. А практически — не знаю никого, кто бы так сделал. И как это делать, тоже не знаю. Вопрос не на один день, а, может, и год.
  — Тогда не успею.
  — Чего не успеешь?
  — Себя написать.
  — Почему?
  — Умираю я! Что непонятного? Паршиво умираю, на обезболивающих... Когда Наталья дежурит. Когда Сима — у нее и баралгина не допросишься. Саркома, ...ядь!
  
  Распрягайте, хлопцы, коней. Приехали.
  — Сынок, — говорю. — Почему нам вечно везет, как утопленнику в банный день?
  — Не знаю, — отвечает Орм. — Видимо, увести из мира можно только того, кто и так уже почти ушел. В противном случае даже контакта не выйдет.
  — Тогда подумаем... Я, конечно, могу сделать нормальное живое тело. Но это будет точная копия моего, образца «месяц назад», без вариантов. Молодой человек, ты согласен жить орчихой средних лет, субтильного телосложения и с плотным, хорошо структурированным эфирным телом? Ну, то есть магичить сможешь, когда подучишься. А что не так? Скажу, что моя сестренка — кто нас, орков, считает? Еще есть вариант — отведу к духам мертвых, в крепость Эйде. Ну, не совсем рай. Для кого — Валгалла, для кого — Диспута. Помнишь картину Рафаэля? Только, будучи духом, в ментале не поработаешь. Без физического тела будет проблема не уйти из него на перерождение. Это как гулять по веревке, протянутой над бездной. Крайне сложно одновременно работать и балансировать. Так как?
  — А из вашей Валгаллы можно будет, если передумаю, выбрать первый вариант?
  — Тело орка женского пола?
  — Да. Хоть не очень страшная? А?
  — Ну, меня видишь? Вот такая. Вроде, никто при встрече в обморок не падал и за вилы не хватался. А, может, со временем еще что-то придумаем. Так как?
  — Давай в Эйде.
  — Пошли.
  
  После решения всех внезапно возникших трудностей мы таки его дотуда доперли. Будь мы ангелами смерти, нас бы за такую работу уволили по несоответствию. Сперва Орм никак не мог отыскать, где крепится энергетический шнур, чтобы отсечь душу от тела у нашего подопечного. А когда выяснилось, что тот уже сам отпал — то ли во время наших скачков по сновидениям, то ли раньше, во сне-перестрелке, по душу программера заявилось куча претендентов, и нам пришлось драпать со скоростью света, а, может, быстрей. С визгом, воем и матом, как отставшие от Дикой Охоты, мы ломились сквозь мембраны тонких миров, смыкающиеся позади нашей троицы, а за нами прорывалось светящееся нечто с джедайским мечом, следом неслась пара комков мохнатого мрака, за которыми еле поспевал, путаясь в лаптях и размахивая суковатой клюкой, лохматый дед с растрепанной бородищей. Да, теперь я понимаю, почему валькирии на лихих скакунах и с мечами. Чтобы всю эту шваль разгонять.
  
  Я вообще летела спиной вперед, ею и впечаталась в лужайку у ворот Эйде. На меня рухнул программер, его сверху придавил Орм, и мне оставалось только кряхтеть и ругаться, пока они друг друга отпихивали и обвиняли в противоестественных склонностях. А когда мы, наконец, встали, то заметили вокруг как-то подозрительно молчаливых мухарапундиков с фотоаппаратами.
  — Не могли бы вы повторить еще раз? — спросил самый большой и губастый.
  — Что, — спрашиваю. — Ругательства?
  — Нет, — отвечает тот. — Вашу кучу-малу. Диалог я записал, а вот ракурс на снимках не вышел.
  — Да зачем это вам? — с мухарапундиками надо держать ухо востро, они все высмеивают.
  — Для передовицы, — гордо произнес губастый, и остальные закивали. — Лучший и единственный еженедельный листок крепости Эйде! Выходит из типографии каждый день и идет лесом в болото. Спешите, и обрящете! Уважаемый, — мухарапундик упер взгляд в программера. — Вы прибыли издалека? Не могли бы вы представиться, а также указать род занятий и причину вашей смерти.
  — Они привели, — парень небрежно кивнул, ухмыльнулся. — А звать... Кенни.
  — Так и запишем, — согласился губастый. — Они опять убили Кенни.
  
  — Вообще-то я — Антон, только эти ваши газетчики... — смутился наш подопечный, но толстобрюхие уродцы, переваливаясь на коротеньких лапках, уже спешили назад.
  — Мухарапундики. Искусственные существа, созданные ради смеха. К сожалению, в них заложена способность провоцировать смех, но весьма плоский юмор, и это не лечится. А еще они громко пердят.
  — Команда кавеэнщиков, — посочувствовал он. — И когда нам откроют? Или нужно перелететь через стену? — добавил он, наблюдая, как жирненькие тела мухарапундиков возносятся прямиком к башне донжона.
  — Сейчас Яга отопрет, — успокоила я его, и, подхватив под руку, потащила к мосту.
  
  В придуманном небе подмигивало солнце с мясистой рожей Колобка, прабабка Яга, потрясая посохом, открывала ворота, за стеной гомонило орочье стойбище, в лабораториях что-то размеренно грохало — пасторальная картина загробного мира. Встречать нас вышел арсэ Анвэлад — альв, оставшийся у нас после сражения с демоническими созданиями Пекрито. Его сопровождали два ллири — маг и воин, да и сам он был вооружен и... опасен, как любой альв благородных кровей. Даже если он мертв и не имеет физического тела. Астральное-то в гораздо большей степени отражает качества духа. Высокий рост, крылатый шлем, серебристый доспех с причудливыми узорами, два узких меча на перевязи, причем видно, что они ему как родные — даже Антон удивленно присвистнул. Грация хищника-одиночки, а уж непроницаемое альвийское выражение на аристократической физиономии... никогда не догадаешься, прирезать он тебя решил или пригласить на пару стаканчиков их фирменного пойла. Я представила Антона, потом — кратко — Орма, и злорадно наблюдала, как оплывает маска бесстрастия, и во взгляде альва сквозит то ли удивление, то ли вообще восхищение.
  
  — Вэль Вийда! — спросил альв. — Ваш высокий спутник не останется с нами, я правильно понял?
  — Да, — кивнула я. — Мы привели Антона, он из другого мира, и знает вычислительную технику на уровне... Орм, как оцениваешь — имперского академика? Увы, во всех областях магии он некомпетентен. А Орм — мой будущий сын и один из тех, кто создавал Ирайю. Он более чем кто-либо заслуживает жизни.
  — Мойна Эньяли, арквэн, иэ инья мелиме хина, — легонько склонил голову сын и сверкнул глазами.
  — Не арквэн, арсэ, уважаемый мастер, — поправил его альв. — И давайте говорить на общепринятом языке, ибо мы тут в гостях, а староэльфийский не поддается мыслевосприятию других народов. Вэль Вийда и ее мертвая сестра создали наше убежище, и любезно предоставили его всем нуждающимся. Проявим же ханталэ.
  Орм смерил его тяжелым взглядом, альв выдержал с минуту и махнул рукой телохранителям, дескать, забирайте пополнение и оставьте нас втроем. Антон вопросительно посмотрел на меня, я кивнула, и он шагнул на мост, а оба ллири пошли за ним следом.
  
  — Вэль Вийда, — произнес альв сразу же, как за ними закрылись ворота. — Нападения монстров возобновились. Только сейчас они стали умнее, и больше разнюхивают вокруг Эйде, чем нападают, а нападения похожи на разведку боем. Вряд ли это работа другого мага, скорее всего, старается прежний знакомец. Не хотелось бы мне оказаться практически безоружным перед такой армией.
  — А разве вы безоружны? Мистер Смех постоянно при вас, Иймен, Эльма и Киаран несут вахту посменно. Шаманы с духами стихий тоже не забывают Эйде.
  — Мне нужно пятеро таких, как ваш Иймен. Причем, постоянно. То есть, либо пять духов, либо живых — но пятнадцать, не меньше, ибо в астрале живой не может находиться более трети суток.
  — Хорошо, а если будет меньше? — каюсь, давно не спрашивала, как идет подготовка астральщиков, и сейчас мне это не хочется признавать.
  — Тогда придется погрузить их в искусственный сон сразу же, как начнется нападение. Несколько минут, надеюсь, мы выдержим и без них.
  
  — Передам. И еще, загрузите Антона вопросами обороны. Только сперва расскажите о сути и особенностях астрала. Он может посмотреть со стороны и предложить то, что вы пропустили. Так? — я взглянула на Орма и тот кивнул. — Антон — уроженец технократической цивилизации, которая перманентно воюет, и, хотя его профессия мирная, о технической стороне войны он знает не меньше, чем боевые маги из нашей Академии. Войны своего мира. Там иные подходы, ориентированные не на личные способности магов, а на технику.
  — Попробую, — альв допустил сомнения в голос. — На ваше личное участие не стоит надеяться?
  — А мы с Ормом отправляемся в гости к Пекрито. На месте выясним, что он делает, и постараемся ликвидировать саму причину агрессии.
  — Когда потребуется помощь...
  — Если мы не справимся сами, то в такой близости от канала в инферно ваша помощь просто не успеет. Сейчас нам пора домой, и, раз других срочных вопросов нет — или есть? а, ну, хорошо... пора прощаться.
  — Доброй дороги, вэль Вийда. Да сопровождает вас свет, мастер Орм, — поклонился альв, и я поняла, что это не восхищение во взгляде сквозило, это нечто другое, их знаменитое «ар-фенья», или альвийское уважение к превосходящему тебя врагу.
  — Счастливо оставаться, арсэ! — помахал рукой змееглазый мальчишка. — Постараюсь как можно дольше не напрягать вас своим присутствием. Жизнь прекрасна, после стольких лет смерти это чувствуешь особенно ярко.
  
  И мы вернулись: я — просто в свое тело, а Орм — в крошечный зародыш орчонка, но, по большей части, в мою ауру.
  
  Проснулась и даже не потянулась — не успела. Тут же начались судорожные, то есть, дорожные сборы. Вейлин держался за голову, заказывая всякое бесполезное, с моей точки зрения, барахло, а Никана стояла в дверях на лестницу и принимала свертки. Распаковывала и примеряла на меня вприклад — надевать все это тряпье я наотрез отказалась — после чего укладывала в безразмерный сундук. Когда я начала возражать, она сделала большие глаза:
  — Никто не заставляет вас это носить. Просто таков уж порядок. Сколько дней отведено на переговоры — столько нужно и смен платья. Иначе кое-кто заподозрит... что-нибудь, а оно нам надо? Если хотите — не снимайте форму хоть полгода, но платья нужно иметь.
   dd>  Поскольку проспала я весь вечер, то на сборы ушла большая часть ночи. Когда закончили, уже тянуло утренним холодком, а небо вызвездило, как перед заморозком. Переодеваться было неохота, поэтому я накинула на плечи одеяло и пошла бродить по аллее. То с одного, то с другого каштана срывался лапчатый лист и в полном молчании ложился под ноги. Тишину нарушал только приглушенный звук шагов за спиной — у моего телохранителя тяжелая походка. Прямо дежавю какое-то. Шаги, аллея, желтые листья. Я обернулась.
  — Вэль Хюльда, — Никана взволнована, голос неестественно высокий, лицо напряжено. — Вы уезжаете. И, боюсь, мы больше не встретимся. Я это чувствую. Я хочу сказать... Вы чудесный человек, я вам так благодарна, что... просто не знаю. Вы нам подарили надежду.
  — Какую надежду, кому?
  — А, не берите в голову! — Ника отмахивается от собственных мыслей и неожиданно быстро успокаивается. — Пусть у вас все будет хорошо. Тогда вы однажды поймете, что сделали для нас с Вейли.
  Ерунда какая-то. Но приятно. Незаслуженно приятно. Киваю, закутываюсь в одеяло и продолжаю прогулку.
  
  

Глава III.
Дальний ментал и странные встречи.

  
  Телепортировались мы не в город, и, конечно же, не на корабль, а в единственную залу маленького, но хорошо укрепленного замка (да какой там замок, две башни, контролирующие устье Кеесе, и пузатенькое сооружение, сильнее уходящее вниз, под землю, нежели вверх — характерный признак принадлежащих Конторе зданий). В этой-то каменной «бочке», со стенами явно толще трех метров и насквозь заплетенными сетью чар, располагался телепортационный круг, а за стенами чувствовалось неспокойное море. Кеесе, пресноводный данник соленой Лаваари (как называют ее жители Иннен), или Буйного моря, как окрестили его поселившиеся на правом берегу уроженцы Эмларена, сегодня принимал госпожу в своих берегах. Две луны выстроились в ряд и потянули соленые воды в широкое устье, поднялся сувой и забурлил вокруг башен, забрасывая горсти пены чуть не до резных зубцов каменных стражей. Дух Кеесе оставил обыденные заботы, наплевал на развлекающих его человечек и вернул себе на полтора суток первобытную ярость стихии, не сдерживаемую ни камнями, ни магией. И ни одно существо не осмеливалось мешать кутежу речных духов. Шумело и море. Только в заливе Теленки, в огражденном зачарованной цепью кругу, стояла мертвая зыбь, мерно поднимая и опуская корабли береговой охраны, не рискующие выходить в столь бурное море. Смачные оплеухи волн расплющивались о незримый щит и лишь слегка покачивали расписанные рунами бакены.
  
  Посольство укрылось от соленых брызг и осеннего ветра в теплой и ярко освещенной гостиной, а я, выклянчив у десятника стражи приближающую иллюи, вылезла на верхнюю площадку правобережной башни, села между зубцов, закрепилась руноскриптом «репейник» и залюбовалась этим праздником вод. Наконец-то никаких куполов, подземелий и ограждающих чар, наконец-то все настоящее, неподвластное человеку, дикое и цельное в своей первозданности. В неверном, обманчивом свете из волн показывались прозрачные головы, лица, руки, всплескивали плавники и хвосты, то зыбящаяся, то яростная пучина порождала и растворяла в себе тела водных духов, рычала и смеялась их голосами.
  — Ты прекрасен, Кеесе! — сказала я, и пришел ответ.
  — Я не девица на выданье, чтоб красоваться.
  — И все же, скажи: от девушек, наверно, нету отбоя?
  — Чщщщщщ... — прошипела волна. — Не позорь перед госпожой, засмеет...
  И я поняла, почему в приречных селениях родится так много одаренных, но властью лишь над одной-единственной стихией. И это не стихия воздуха или огня. Многие иннены управляют водой, как истинные потомки Кеесе.
  — А ллири? — спросила я.
  — Дикарки, — прошептал речной дух. — А еще им нужна соль, много соли... Морская вода, тяжелая плоть госпожи...
  — Нелегко быть ее фаворитом?
  — И не говори... хорошо, что не я один удостоился чести...
  
  Ну, вот вам и плюс групповухи — выдержать напор дамы-моря в одиночку речной дух наверняка бы не смог. А люди тут ему не помощники, нечеловеческая нынче ночь. Двойное полнолуние бросает расщепленные тени, клочья пены мерцают на потемневших от сырости стенах, водовороты подмигивают непроницаемо-черными гляделками, и не найдется ни одного человека, что рискнул бы в эту ночь помешать соитию обезумевших потоков — и сил, и вод.
  
  Промокнув и промерзнув насквозь, вернулась в тепло, сняла плащ и села поближе к огню. Огонь в очаге настоящий, хотя отопление тут, как и повсюду в Империи, от тепловых насосов. Протянула руки к сухому жару огня, вдохнула его искристую силу. И тут сынок подал голос — отогрелся, что ли?
  — Ты бы еще его соблазнила!
  — Кого — Кеесе? Глупости. Он вообще другой природы. Хотя обаятелен, не спорю. Именно потому, что в нем все — страсть и стихия.
  — Ты такая же. — Орм вздохнул. — Любопытство — страсть, творчество — стихия, даже мысль запускается неосознанным побуждением.
  — Это каким же?
  — Потребностью упорядочивать полученную информацию. Но не осознается разумом потому, что исходит от него самого. Зеркало не может отразить себя.
  — Зато может отразить соседа.
  — Как я тебя.
  — Брейк, — соглашаюсь мысленно. — Убедил. Я похожа на стихиалию разума?
  — Нет, они другие. Ментал — не стихия, и ты — не ее порождение. Когда-нибудь я их тебе покажу. Интересно и поучительно.
  — Зачем когда-нибудь? Впереди целые сутки безделья, полетаем в свое удовольствие. На какое время можно безопасно покидать тело? Треть суток?
  — Здесь и сейчас это опасно. Астрал взбаламучен, духи кишат, как рыбы в садке. Может по чистой случайности кого-нибудь закинуть в твое тело.
  — А ты останься и присмотри. Сможешь?
  — Да пожалуйста, — обиделся, что ли? — Но ты не задерживайся надолго.
  — Скучать будешь?
  — Нет, — еще угрюмее. — Строить безосновательные предположения.
  То есть, проще говоря, паниковать.
  — Я осторожно.
  — Мама, я слишком хорошо тебя знаю. Ты — теплокровная, со всеми вашими закидонами: любопытная, нерасчетливая, задумываешься, только когда уже что-то случилось.
  — Не бойся, — отвечаю. — Это значит, что меня любит бог дураков.
  — Ладно уж, иди, посторожу. Но возвращайся скорее!
  
  Вот так, беспокоится за меня. С изрядной долей эгоизма, но все равно приятно. Да и вообще лучше быть трусом, нежели мертвецом. Но во внешний ментал я все равно полезу. Во внутреннем мне уже все известно, все углы собственного мышления облазила, управление «мыслительной машиной» освоила, дальше без внешней информации никак. Да и зря я, что ли, столько сил потратила на то, чтоб заполучить выход в него (и плевать, что мне уже ничьи дозволения не нужны). Есть и конкретная цель — найти и вытянуть за собой Глоди. Ему понравится. Дварфы ближе мне по складу ума, нежели местные люди. Среди магов инженерное мышление совсем не котируется. А дварфы не владеют магией напрямую, используя руноскрипты аналогично чпу земных станков (чпу — это на нашей Земле, а то в параллельной реальности, на родине моего двойника, вовсю работают эфиродинамические машины и схожие с местными глифами управляющие контуры, что уже близко к стихиальной магии). Интересно, а полноценный компьютер на плетениях и рунах можно создать? Это уже вопрос к Антону. Надеюсь, в крепости Эйде найдется, кому его рунике подучить. Ладно, лишние мысли побоку. Выясняю у охраны, где моя комната, ухожу в нее, убираю с кровати все лишнее, вроде перины и стопки подушек, поверх досок стелю сложенное вдвое одеяло. Вот теперь это — подходящая поверхность для выходов из тела. Не перегреется оно, родное, не задохнется.
  
  Легла и устроилась поудобнее. Вздохнула, закрыла глаза и убрала из внимания телесные ощущенья. Выкинула также любые образы и спонтанные слова и картинки, вошла в состояние без-образной, чистой мысли, стала ею и выскользнула в Многомерный Океан. Размерностью в нем были Принципы, реперными точками — состояния, объектами — мысли. Мыслящие существа представляли собой фракталы невероятной сложности и красоты, причем, что самое смешное, в обыденное, проявляющееся на эфирном и физическом уровне мышление опускалась, максимум, десятая часть того, что варилось в их ментальных телах. А то и меньше.
  Кроме гуманоидов можно было различить множество меньших, но более компактных и быстрее функционирующих систем — у них не было выхода воздействий на физический план, но в ментале они чувствовали себя как рыбы в воде, и с удовольствием подключались к человеческим мыслям, напитываясь от них смыслом. От этого они как бы приобретали цвет, ощутимо росли и усложнялись. Стихиалии, которых обещал показать Орм, или банальные паразиты? Скорее всего, второе.
  
  Гуманоиды же соприкасались мыслями редко, но в этом случае мыслительные процессы оживлялись у обоих. Если же, в исключительно редких случаях, трое и больше разумных думали совместно, возникала система, превосходящая сумму составных частей в несколько раз. Недалеко от себя — не по физическому расстоянию, а по умонастроению — я заметила троих то ли учеников-магов, то ли механиков-артефакторов, совместно выстраивающих руноскрипт. Это было завораживающе красиво, и напомнило о причине моего присутствия здесь. Следовало искать специфический ум: аналитический, с хорошим символьно-логическим аппаратом, инженерным мышлением и склонностью к авантюризму. Все, кроме последнего, можно сказать почти о любом дварфе-механике и артефакторе, но отсутствие тормозов там, где начинается неизведанное — это качество есть у Глоди и отсутствует у большинства его сородичей.
  
  Воспоминание вспыхнуло зелененьким фейерверком, и я ринулась на поиски, меняя свои состояния от размышления до интенсивного мозгового штурма. Сами мысли не имели большого значения, главное — чтобы в них присутствовал некий технический момент, чем больше — тем лучше, так что сами мысли об архитектуре сети, плавно перешедшие в ощущения архитектуры киберпанковского мегаполиса, вынесли меня в некую область.
  Там было странно. Ментальные фракталы существ метались в зацикленных логических цепях, создавали мысль и в ужасе ее разрушали, поедали сами себя, бродя по вырожденным бессмысленным циклам. И почти все они не были погружены ни в физический, ни в эфирный план ни одной мыслью, хотя и стремились к нему пробиться.
  Неужели что-то случилось в недрах Ладрогского хребта? Но землетрясений не было — я это знаю точно, прорыв демонических существ давно бы уже ощутила, чай, не единожды с ними встречалась... Вывод — техногенная катастрофа. Да, кошмар, но не полный сварчгах. Надо найти Глоди и, если он погиб, привести его в астральную крепость. Его и всех, о ком он попросит.
  
  — Глоди! — вопль разлетается по мутной области, как струя воды, растекается тысячами ручьев, образует сеть капилляров, трепещущую, касающуюся каждого сознания, вопрошающего — «ты знаешь его? где он?»
  «Спаси», — услышала я. Потом детский крик: «Мама! Мама, забери меня отсюда!», вслед за этим мужским голосом: «Герти! Родная, ты где? Герти, откликнись!» Нечто, напоминающее рыдания, потом — сумасшедший смех; дикий, рвущий душу вопль терзаемой души — и я поняла, что, вслушиваясь в них, оказалась в астрале. Вокруг, увлекаемые мутно-зелеными и грязно-бурыми потоками сил, мотались неприкаянные души мертвых. «Я умер?» — «О, нет, не может быть, я мыслю... мы мыслим, следовательно — существуем, учитель» — «Но почему я не вижу своих рук, Торди? Я ослеп?» — «Наверно, я тоже, учитель, ничего не вижу, одна зеленая муть»..
  
  Да, ученые такие ученые... Чуть не сказала — «британские», но нет, качество мышления и астральный диапазон почти идеально соответствуют дварфам. Пожалуй, и услышанное имя. Сигналю им: «Уважаемые!» — «Да-а?» — ну, точно, дварфийские интонации и их же гонор. — «Вы-таки умерли!» — «Не может быть!» — «Может, может! Я вообще тут что-то не наблюдаю живых» — «А я вижу только всякую муть...» — «Значит, катастрофа?» — «О, точно не знаю, но что-то пошло не так» — «А кто знает?» — «Торди, кто знает?! Премьер-министр должен знать? Уважаемый... уважаемая? Не подскажете, как мне связаться с премьер-министром?» — «А вот этого я не знаю, премьер-то ваш. Если он не мертв, не маг и не шаман — то никак. Если один из вышеперечисленных — то можно вызвать его, ярко представив личность, как если бы он был рядом с вами» — «Торди, ты можешь его представить?» — «Нет, учитель, это вы с ним общались» — «Да я... да он... Я с этим густронтом рядом срать не сяду! Нет, в мьеррш, вызывайте сами» — «Но как, учитель?» — «Ну, Торди... представь эту жирную задницу... э... то есть, кого-то серьезного и очень влиятельного» (Торди задумался) — «Представил?» (осведомилась я) — «О, да!» — «Тогда двигайся, куда тебя тянет» — «Сейчас! Мистрисс, держитесь!»
  
  Было бы, за что держаться... Мыслей у парня много, да все чужие, но ничего, зацепилась за суть. Только тот, к кому меня привели, нисколько не напоминал официальное лицо, скорее, от него резко пахло магией, Тьмой и Смертью. Знакомый и чем-то родной запах.
  Дождалась, пока он нас заметил. Спрашиваю:
  — Это что за мир?
  — Хирая, — был ответ.
  — Ирайя? — ни хрена не похоже, на Ирайе были маги, и не один, а тут все, кроме моего собеседника — простецы или слабосильная малышня. — Погоди... Метки дай!
  — Метки? — и картинка: каменный постамент, несколько десятков полочек с каменными чашками, горящие свечи. Поминальный алтарь.
  — Метки... — говорю, и передаю картинку далекого Ладрогского хребта, маленьких домиков и пашен, скаковых ящеров под седлами, а, главное — явственный и плотный вкус магии, состояние энергетической наполненности пространства. — Да?
  — Это? — в ответ упал вид планеты из космоса — голубовато-белый шар, окружённый кипящим эмоциональным хаосом.
  Ну, это, конечно, может быть Ирайей, но вот взглянуть на нее из космоса мог бы только астронавт.
  — Погоди... Мы говорим о разном? Ты — астролетчик? Или свободный дух?
  — Астролётчик? — довольный хмык. — Можно сказать и так, — рядом с образом планеты возник космический корабль. Покрутился, приблизился... — А кто ты? Ты из тех, кого я призывал?
  — Я? Я — Вийда. Умею ходить по мирам... и тонким тоже. Сюда через ментал пришла. Тебе нужна помощь?
  — Помощь... — дух-астролетчик задумался. — Я скажу так: если хочешь попробовать спасти этот мир от нежити — присоединяйся.
  — Нежити? — шо, опять? В своем астрале разгрестись не успела, так сюда вынесло. Впрочем, пока печально знакомых веретенообразных аур не видно. — Сейчас тут больше всего духов мертвых. Укажи мне на нежить.
  
  Все-таки нельзя подходить к чужим мирам с собственными мерками, тут может быть несколько иное отношение к смерти, а уж классификация немертвых наверняка другая. Да на той же Ирайе встречается, как минимум, три взаимно перпендикулярных по этому вопросу мировоззрения...
  Астролетчик наверняка на этом же споткнулся, и ненадолго умолк. Говорю:
  — Просто дай ее вкус — или состояние, как наши маги говорят.
  В ответ мне в лицо пахнуло образом зелёного дыма и тепловатого гнилостного запаха: Замерший Распад. Ну, да, отчетливо напоминает вонь из дыры, пробитой Пекрито.
  — Хм... — говорю. — У нас было такое. С этим реально бороться. Можно — Пустотой (вспомнила опыт закрытия канала)... можно — смехом (посылаю состояние «освобождающего смеха», которое прогнало когтистых болеедов), а можно — моим источником (показываю «ветер мечты и свободы», сотворивший крепость Эйде). Что возьмешь?
  Астролетчик излучает мне: «Пустота?» (образ бесконечно пустого космоса) «Смех? Источник?» — непонимание. Точно, технарь, точнее — техномаг, теорию состояний не изучал. Что ж, покажу.
  
  На вопрос о Пустоте отвечаю: «Нет: состояние полного уничтожения», и выпускаю тонкую струйку канала в Ничтожащее Ничто, руну Оуу. «Смех» — убираю канал в Пустоту, касаюсь собеседника состоянием хохота, здорового смеха от осознания своей неуязвимости, принципиальной неразрушимости, бесконечного «я есьм». А вот мой источник, «ветер мечты и свободы» — убираю состояние смеха, даю — состояние ученого-исследователя, уцепившегося за хвост решения проблемы, ребенка, убегающего в темноту летней ночи, астронавта, ощущающего бесконечность космических пространств, дорогу, уходящую за горизонт. Потом — просто выпускаю тонкий канал от своего источника, осторожно касаюсь им техномага. Говорю:
  — Это все — их изгоняет.
  В ответ — недоверчиво:
  — Изгнать насовсем из этой реальности туда, откуда они пришли? Всех?
  Да еще и перебирает состояния, указывающие на мой Источник, вместо того, чтобы одновременно их ощущать. Второй раз объединяю состояния последнего понятия, проецирую на него с мыслью: «Какой непонятливый маг!» Говорю:
  — Изгнать тех, кто не сможет его принять, — имея в виду «ветер мечты и свободы».
  К крепости Эйде твари до сих пор приближаются с огромной опаской, «принюхиваются», как сказал арсэ Анвэлад. Дух-астролетчик некоторое время переваривает информацию, и, наконец, кивает:
  — Да, я понял.
  Ну, и славненько. Без подготовки меня тяжело понимать, все же, состояний сознания намного больше, чем их имен в любом языке. У техномага должны были возникнуть закономерные трудности.
  Говорю:
  — Тогда веди к ним. Я создам поле от своего источника, оно будет их вытеснять, а ты отстреливай сопротивляющихся. Тонкие каналы... как лазерное оружие. Если не хватит сил — пей из источника или я сама тебе передам, — и кидаю ему тонкий канал.
  Астролетчик соглашается:
  — Идём... И можешь называть меня Макс.
  Ещё подумав, он страгивается с места и тянет меня на запах гнили и разложения.
  
  Эта встреча, конечно, была случайной, но в результате произошло событие, которое определило не только последующую историю Хирайи, одной из трех частей нашего кластера, но и всей этой системы, а, учитывая дальнейшие решения Макса, так и судьбу соприкасающейся с ней первичной реальности. Но для меня в тот момент ситуация ощущалась не более чем очередной сложной задачей, которую обязательно нужно решить. Я пробежалась мысленно по состояниям, выбрала из них свой Источник и полностью открылась ему, стала его широкополосным каналом — как тогда, в джунглях Карода. Только теперь это были не струи-руки, теперь неструктурированное состояние, расширяющееся сферой, стало менять под себя пространство, делать его чуждым, неприемлемым для неживых-немертвых тварей. Макс, между прочим, хоть и ощущался ею, как «другой, непохожий на меня», но сфера приняла его спокойно, словно почувствовав дружеское плечо. На запах Источника подтянулись необычные для Хирайи существа — духи умерших, да, но разительно несхожие с местным рассудочным контингентом, я сразу почувствовала, что при жизни они были сильными магами. Хотя сил у них в таком положении оказалось немного, но здесь и сейчас это было не важно — мой источник обеспечивал регулярную заправку, а их искусное владение силой компенсировало то, что ее запаса духам хватало на одну-две атаки, после чего они снова ныряли в сферу Источника — «вздохнуть», пополнить запасы. Ой, как же их тут много! Даже удивительно, что при таком количестве магов нежить захватила мир почти полностью. Или к тому времени они уже были мертвы? И что тут случилось? Некогда думать — все догадки потом.
  
  Макс повел нас в сторону усиливающегося Разложения, гнилостный туман сгустился до почти материальной плотности, а родные краски этого мира исчезли. А, вот и граница миров, барьер между разными законами природы, отличиями в сутях и состояниях. И дыра в нем, будто карстовая воронка. У дыры стоит длинная очередь душ, совершенно не сопротивляющихся, когда их туда затягивает... сила... нет, существо, закутанное в зелёное облако циклопических размеров. Ну и монстр, ёпрст... Макс хмыкнул, души магов замерли, разглядывая тварь. Да, силы в ней немеряно, даже мелкие божки такой на один зуб, не говоря уж о магах. Ну, так никто и не собирается испытывать судьбу и соблюдать рыцарский кодекс. Киваю Максу: «Карауль ее тут». Снижаю мощность выхода, увожу источник вглубь, прошу затаиться. Вхожу в состояние небытийного зеркала, прикидываюсь ветошью и обхожу очередь, а потом ныряю в зеленое облако. Вот и она, эта тварь. Точнее, творение, ибо представляет собой конструкцию размером с небоскреб, составленную из костей, гноя, ржавых железяк, трухи и густого смога, напоминающего иприт. Так могла бы выглядеть ожившая мега-помойка, перемешанная с братской могилой и опрысканная боевыми отравляющими веществами. Эгрегор медленного и неотвратимого распада, который отдергивает покрывало в мир желтого тумана, праха и гнили. У занавеси уже караулят добычу паукообразные монстрики и твари покрупнее, многие — с частями тела, напоминающими о гуманоидах, то ли сожранных ими, то ли переродившихся в них. И у этих тварей уже наготове какие-то плевательные трубки, исходящие прямо из горла, сети промеж лап, руки-гарпуны и глаза-присоски.
  
  А вот хрен вам, а не жратва! Встаю на границе и открываю выход источника. «Перемен! Требуют наши сердца...» Резкий выброс, как гидродинамический удар. Мелких тварей по ту сторону границы сметает. Зеленый смог по эту сторону отдергивает, словно занавес в театре. «Перемен! Требуют наши глаза...» Хлещущий поток меняет законы реальности, подстраивает их под себя. Мегапомойка сперва ничего не ощущает, она слишком большая для этого, потом — удивлена, ошарашена, и теперь сама сгибается всей махиной и тянется ко мне — искажая реальность по-своему. Утишая ветер, уничтожая все цвета, кроме своего, уплотняя энергию в густые потоки и затягивая их в себя. Пропустив ее через себя, тварь выделяет изжелта-серую густую слизь. Однородную, уничтожающую различия.
  
  Так ты у нас не тварь Хаоса, ты, оказывается, «за парядак»? Свой, однообразный, выхолощенный... А как насчет сложного порядка? Не люблю крайности, но придется. Что у нас наиболее упорядоченное? Строго самоподобные фракталы. Лучи ветра, стягивающиеся к твари, уплотняются еще больше, прорастая фракталами колючек, те, в свою очередь, прорастают тоже, структуры ветвятся, беспредельно усложняясь. Информации почти ноль, упорядоченность не меньше твоей, а сложность запредельная. Поглощение замедляется, тварь дрожит, искажается идущими изнутри волнами, окружающая ее реальность судорожно пульсирует, наводя на мысль об угрозе объемного взрыва — даже не твари, а измененной ею области. Уйй.... Меняю образ собственной силы, делаю ее жгучим смехом, все умаляющим, лишающим значимости любые действия противоборствующей стороны. Ветер завихряется вокруг мрачной фигуры, затирая следы ее воздействия. Я сама хохочу — и алые цветы смеха, хохочущие рты, раскрываются на струях свежего ветра. «В нашем смехе, и в наших слезах, и в пульсации вен... Перемен! Мы ждем перемен!» Сознания, идущие за мегапомойкой, заражаются смехом, и многие хохочут вместе со мной — то, чему они следовали, теперь кажется им недостойным и незначительным. И Макс подхватывает эту волну, но его смех звучит иначе: не сжигающая насмешка, а здоровый хохот от осознания своей неуязвимости.
  Для астральных хищников и паразитов это несъедобно, убийственно, как для нас огонь или кислота, оно растворяет тех, что помельче, да и более крупных ранит и отбрасывает. Только эгрегор стоит крепко, хоть и по уши в смехе, как скала в полосе прибоя, но уже никого за собой не ведет.
  И то хлеб. Но дыра сама не закроется, тем более что на границе миров происходит форменная свалка. Сущности соседнего мира дергают полог в разные стороны: одни его закрывают, стремясь отгородиться от вредоносных лучей, другие стремятся вылезти и посмотреть, кто же ими плюется. Души магов решают противостояние в пользу закрытия, приходится даже одергивать увлекшихся, чтобы не оказались там, среди монстров.
  
  — Ребята, — кричу. — Оставайтесь в нашем астрале. Не нужно кормить собой всякую дрянь, когда можно заняться полезным делом. Только заштопайте покрепче дыру. Приглашаю вас в крепость Эйде, она гораздо осмысленнее, чем любые посмертные убежища.
  Не знаю, что они думают по поводу моего предложения, но из мира Долгого Распада на нашу сторону возвращаются все. Стягивают и сшивают края полога, устраняя прорехи реальности. Кто-то спешит на помощь мне и Максу, вплетая в смех свои голоса.
  
  Эгрегор-помойка, эпитонома распада не сдается бушующим вокруг нее волнам чужой силы, но и потреблять ее он больше не может, смех — слишком острая приправа. И тварь закукливается, отгораживается собственной слизью от чуждых токов энергии, замедляя и почти останавливая внутри себя все процессы.
  — Смотри, — ободряю соратников. — Гнилушка струсила — хочет жить!
  Макс тут же оказывается рядом, моей радости он не разделяет и его мысли полны сомнения:
  — Что с этим делать?
  Частично бессловесной мыслью, частично — состояниями, и очень мало словами, отвечаю ему:
  — Можно сильнее закутать ее, запечатать (печати есть), но это рискованно — когда-нибудь размотается этот шелкопряд; можно — если сил достанет — открыть канал во Тьму/Пустоту, отправить туда, после чего пережать канал (на это сил еще больше нужно).
  Макс переходит на тот же способ общения, пока он ему непривычен, и поток информации медленнее, иногда прерывается:
  — А сил уже не особо много... нооо если его замотать... а призраки останутся здесь... то через некоторое время сил воспитанных ими новичков хватит, чтобы утоптать его... куда-нибудь.
  Не надо им здесь оставаться, без источника силы они мало что могут, а вот взять этот тонкий мир под контроль крепости Эйде — приемлемый вариант. Астралы-то у нас близки, местные духи при наличии силы могут ходить из мира в мир беспрепятственно. В Эйде напитались — сюда пришли, потратили силу — пошли на заправку. С таким источником энергии обучать местных живых им будет сподручнее. Заодно и моя сила тут укоренится, ученых-исследователей на Хирайе много.
  Говорю:
  — Заплетаем помойку паутиной смеха и отрицания, ставим «могильную печать» — тройной стейн с неактивной оуу в центре.
  Макс соглашается.
  
  И мы с духами плетем паутину отрицания и насмешки. Астролётчик сначала смотрит с сомнением, а потом начинает помогать, и действует все увереннее. Уже вместе укутываем закуклившийся эгрегор получившейся паутиной, Макс обматывает его цепями пустоты, я ставлю замками «могильные камни»... После чего, наконец, перевожу дух:
  — Ну, вроде, сработали, как посылку на Северный полюс. Эй, астролетчик, в твоем мире полярники были?
  Макс кивает:
  — Как же без них, да на Северном полюсе, — улыбается, понял подоплеку вопроса. — Я — Макс Хаос, маг и капитан звездолёта с планеты Илкор, для всех, и просто Макс для землян.
  Что и требовалось доказать, наш человек, попаданец.
  — Землян? — уточняю, а то вдруг неправильно поняла. — Выходит, ваш Илкор Землю завоевал? И нахрена космической цивилизации гадкие мы?
  Макс ухмыляется, мои подначки ему на один зуб:
  — Этой космической цивилизации Земля нафиг не нужна. На Землю нужно только мне, потому что какой-то другой цивилизации она всё-таки нужна. А родную планету стоит спасти хотя бы поэтому.
  Спасти. От другой цивилизации. Не из нее ли та тварь, что ободрала меня при попытке сунуться в родную реальность?
  — И что ты об этом знаешь? — спрашиваю. — Я тоже с Земли, но возвращаться туда пока не решаюсь. Хотя могла бы. Недавно увидела: есть опасность, что меня там пофиксят даже в астральной форме.
  Отвечает:
  — Если верно то, что я помню о несбывшемся, то сейчас, плюс-минус год, на Земле среди супернейчеров разворачивается война всех против всех. А когда они как следуют проредят друг друга и ослабеют, им на головы свалятся Пришедшие Извне, та самая чужая цивилизация. В итоге от всех землян в живых останутся только те, кто успеет уйти с планеты до этого вторжения...
  Да, не моя реальность... у нас экстрасенсорика и заговоры — тот максимум чародейства, на который можно выйти даже самому одаренному.
  — У нас не было явного сверхъестественного, — отвечаю. — И «битвы экстрасенсов» были банальным шоу для эзотеричек. Заговоры работали слабо, руноскрипты — чуть сильнее, но не настолько, чтобы ими можно было развязать реальную битву. Да, скажи, а кто у вас в 90-х в России был президентом?
  Макс заинтересовался:
  — Кстати, а кто ты?
  Кто я... ну... если убрать то, в чем сама сомневаюсь...
  — Маг. Специализация — руны, но могу кое-что и помимо них. Если спрашиваешь, как ко мне обращаться, то Вийда.
  — Очень приятно, рунный маг Вийда, — этакий мысленный полупоклон, как на Ирайе при знакомстве магов, равных по силе и знанию. — Президентом в 90-е в обоих альтернативах, в которых мне довелось жить, был человек по фамилии Ельцин, а с магией было интересно — в одной из реальностей с ней было ещё хуже, чем у тебя, её не было совсем, а в другой, — пожал плечами. — Вполне спокойно существовали оборотни, некроманты, и прочие волшебники. Скрывались очень хорошо, но существовали.
  
  Интересненько. Видела я на Земле несколько реальностей, одну из них — сильно отличающуюся от родной, но настолько магической — нет, не встречала. Впрочем, пока меня больше волнует другое. Местные альтернативки.
  — Две реальности, — говорю. — А, может, и больше. И тут то же самое. Хирайя-Ирайя... Ты знаешь о ней больше, чем я. Те, чьих духов я здесь встретила в большом количестве — явные дварфы. Особый склад ума, инженерный, среди людей не часто встречается. При катастрофе на Ирайе больше всего было бы орочьих духов, они тоже легко узнаваемы. Если бы большой бемц произошел на Земле, в подавляющем большинстве среди погибших были бы люди. Так?
  Макс вздыхает:
  — Знать — не значит уметь, Вийда... Да, все так — подобные разумы были идеалом земных технократов, недостижимым идеалом.
  — Что тут произошло, ты тоже знаешь?
  Кивает:
  — Знаю. Вторжение. У этого мира непрочный Горизонт, и через него легко могут проникать пришельцы из других миров. Местные смогли укрепить его неверием, но это не спасло их от полномасштабного вторжения неживых тварей. Тварей, в реальности оказавшихся чем-то средним между вампирами и демоническими покупателями душ.
  — Ну, похожее планировалось у нас, — да, и пока еще проблема не устранена, только ограничена. — Но мы сработали на опережение, отодвинули эту угрозу. Я знаю, почему они лезут вовне, заглянула в их мир. Там просто невыносимо, даже магу смерти, — ну, если считать мою вторую специализацию, то так оно и есть. — Наверно, они загадили свой мир и полезли оттуда во все стороны. Полностью решить проблему вторжений можно только одним способом — разрулить это у них, но мне оно пока не под силу и совершенно не вовремя. Ирайя и Земля как-то ближе. Хотя я могу и ошибаться, и вся эта экспансия — их единственный способ существования.
  Макс разозлился, но улыбается:
  — Решить проблему просто. Как известно, нет человека или монстра — нет и проблемы. Но мне это тоже не по силам... В этой реальности некому было работать на опережение. Но теперь, когда у местных появились учителя и стимул учиться...
  
  Он кивнул на призраков, что собрались вокруг нас, ожидая, чем закончится беседа. Те раздвинулись, пропуская женщину в шали, которая выглядела почти реальной, в отличие от остальных духов, бесформенных, имевших лишь энергетические тела.
  Она зыркнула на Макса и тот послушно произнес:
  — Позволь представить тебе ещё одну колдунью с Земли. Улеин мак Доннах, ведунья и моя прародительница.
  Тетка тут же вступила в разговор:
  — Деточка, ты, конечно, сильнее фомора, и смеешься ты хорошо, но умеешь ли ты выполнять обещания? Куда ты нас поведешь?
  Тесен мир, однако! Давеча вспоминала кельтов — и вот тебе ирландская ведьма пожаловала. Такое впечатление, что смысловые связи гораздо важнее пространственного разделения, особенно в тонких мирах. И за эти связи стоит держаться.
  — Есть место, мудрая женщина, — отвечаю. — Достойное вышедших из Авалона. Я знаю, что в локациях, сопредельных Земле, остается все меньше силы — но наша проблема диаметрально противоположна. У нас силы есть... — смеюсь. — Ума маловато! Помните Йетса — об Иннисфри?
  «И там я найду покой, ибо медленно, как туман,
   Сходит покой к сверчкам утренней росной пылью;
   Там полночь ярко искриста, полдень жарко багрян,
   А вечер — сплошные вьюрковые крылья»
  В крепости Эйдэ — не хуже! Ну, насчет покоя — так-сяк, никто дергать нарочно не станет, но если достойные попросят учить — вы же им не откажете? Верно? — делаю «брови домиком».
  — Йетс, который Уилл? — тетка сердится. — Несносный мальчишка! Говорили ему — брось города, уходи, так нет! Пил, пел, влюблялся и девок портил... Мог, но не стал вторым Ойсином!
  — Может, в нем было слишком много жизни?
  — Да, он был родным для Авалона, но чужим для Аннуна.
  — Есть у нас там один поэт, — говорю, вспоминая альвийскую лирику. — Вроде ваших туата де Дананн, и еще на Ирайе живут дети Ллира, хотя, скорее, они дети моря, но утверждают, что когда-то Ллир создал их предков. И еще...
  — Постой, а ты сама из какого народа? Ведь не из фоморов?
  Сдались ей эти фоморы. Ну и что, что я зелененькая и уши острые — рога на башке не растут? Вот и не к чему придираться.
  — Нет, — это правда, хотя человеком-то я себя назвать не могу... так что буду выкручиваться. — Но я и сейчас не знаю, какой мир мне роднее — Ирайя или Земля. И там, и тут у меня предки. Я дочь двух матерей и двух отцов, но, даю слово, ни фоморской крови, ни их духа во мне нет.
  И тут Макс прервал витиеватый «разговор по правилам древнего вежества»:
  — Вийда, пока я ещё здесь, ответь — ты встречалась с другими землянами и богами междумирья?
  — С богами, — отвечаю. — Встречалась, но уважением не воспылала, а землян по Мультиверсуму раскидано много. Мы — как алмазы, выросли под давлением невозможностей и научились искать выходы. Поэтому нас пытаются использовать. Но не у всех выходит.
  — Это точно, — мстительная ухмылка.
  — Слушай, — говорю. Как раз кое-что вспомнила, и вообще, сейчас подходящий момент для раздачи выходов в ментал. — Я тут ваяю ментальную сеть, чтобы можно было общаться, не надеясь на дядю, божество или случай. Хочу подключить и Землю в ее вариантах, когда найду, кому там предложить. Но, может, ты сделаешь это быстрее, чем я.
  И отдаю ему один «ключ на вход». На этот раз он оказался орешком с надписью на скорлупе «Съешь меня!».
   — Попробуй, если не боишься! Это — ключ от входа в ментальную сеть. Админ — я, и, к сожалению, программер пока — тоже, — хотя, если Антон быстро усвоит законы астрально-ментальных сред, то с удовольствием спихну все на него, как на специалиста, но загадывать не будем. — До встречи, Макс!
  Макс подхватывает орешек, зажимает его в кулаке, машет рукой и уходит в тело, а мне еще предстоит собирать духов, разъяснять им плюсы житья «на два мира» и вести в Эйде.
  
  Вопросы, пространные объяснения и даже «мысленное кино», обещание беспрепятственного входа и выхода из крепости, доступа к ее ресурсам на общих основаниях (приоритетность согласно решаемой задаче), ехидная характеристика на Ллира и всю его родню от ведьмы мак Доннах, фразы на староэльфийском, которые я так и не поняла, и, наконец, табор собрался и тащится вслед за мной, в крепость.
  И вот там-то выяснилось, кто они, эти премудрые духи. Честно признаюсь, они сумели меня поразить, я ожидала чего угодно, только не этого. Души магов оказались теми самыми личностями, пропавшими во время войны с богами: Эрмино, Мелеей, Бирюзой и их ближайшими соратниками. Когда божественные артефакты разрушились, реальность Ирайи треснула и развалилась на две части: в одну попали погибшие маги, в другую — магия. Туда, где ее не осталось, затянуло множество дварфов, целыми городами и селениями: соответствие состояний рулит. Кое-какие астральные и эфирные силы, конечно, просачивались и на Хирайю, недаром границы у всего кластера хорошо проницаемы, но осваивать их было некому. Знахарки, шаманы и друиды не считаются. Когда у нас пали под нежитью восточные земли — у них произошел первый прорыв. Дальше — больше. Сейчас они потеряли почти всю поверхность планеты, остались редкие выжившие анклавы, удерживающие круговую оборону.
  
  Мертвая Хюльда хлопнула ладонью по столу:
  — Надо помочь.
  — Мы еще сами не разобрались с обороной, — возразил арсэ Анвэлад. — Нельзя распылять силы.
  — А кто вас просит их распылять? — пожал плечами Эрмино. — Мы сами справимся. Дайте мне доступ к источнику — и я поверну историю Хирайи.
  — Мы повернем, — уточнила Мелея.
  — Ваши знания! — потребовала мертвая Хю.
  — Что — знания?
  — Они утеряны из-за вашей гибели. Вы не доверяли их ни книгам, ни школам. Понимаете, чего вы лишили нас? — моя названная сестра накрутила себя до берсеркерской ярости.
  — И что вам от меня надо? — поднял брови Эрмино. В Эйде он выглядел как высокий старик с пронзительно-синими глазами, аж хотелось зажмуриться и отвернуться, когда он останавливал на тебе взгляд. Но у мертвой Хю воля крепче моей, и взгляд она выдержала.
  — Обучения местных живых. Школа в Эйде уже сформирована, но учителей не хватает. Живые приходят сюда во сне или трансе, занимаются в аудиториях главного здания, так что теорию с иллюстрациями вы им вполне можете дать.
  — Даже так? — удивилась Мелея. — А как там мой ученик? Неужели все позабыл или прячется от вас, уважаемые?
  — Простите, — посмотрел на нее альв. — Вынужден вас огорчить. Ваш ученик, лич Пекрито — один из наших врагов. Как к этому отнестись — ваше дело, но, прежде чем делать выводы, ознакомьтесь со всеми фактами. Пиратство, зомбификация живых, серая гниль в Ламейне, похищение члена императорской семьи... все это — сущие мелочи рядом с тем, что он открыл тварям проход на Ирайю.
  — Не может быть, — от тетки повеяло могильным холодом. — Мой ученик не мог этого сделать. Если это случилось — виноват кто-то другой.
  Приехали... либо Мелея плохо знает своего его, что навряд ли, либо ситуация сложнее, чем кажется на первый взгляд. А мне в этом предстоит разбираться. Тут я почувствовала, как меня тянет назад в тело, и позволила Орму выдернуть меня с совещания.
  
  Ощутила свое тело, каждую мышцу, каждую отлежанную конечность, холод и мурашки по коже. Со скрипом поднялась, растерла поясницу, загривок, руки и ноги. Слушая ехидное ворчание сына, подошла к окну и распахнула створку. Над башнями едва брезжило серое утро, сувой схлынул, и Кеесе был спокоен и тих, а в сумрачной тени каменных стен покачивался на волнах маленький белый кораблик, кажущийся сверху игрушкой, а не морским судном.
  Да, скоро мы выясним, что там мог и что сделал Пекрито, и как нам на это реагировать. Хорошо бы еще, чтобы вовремя, а не так, как на Хирайе случилось.
  
  

Глава IV.
О том, как важно не терять головы

  
  — Хорошо иметь домик в деревне, — сказал Черный Белк, устраиваясь в развилке Древа.
  Развилка была самой нижней, но даже она располагалась столь высоко, а лезть до нее было столь долго, даже если ты — Черный Белк, что он изрядно устал. Добравшись до цели, путешественник свесился вниз, посмотрел сквозь поредевший туман на далекую каменистую почву Междумирья, потом привалился к стволу, вздохнул, совершенно по-человечески закинул лапы за голову и зажмурил глаза. На другой стороне дерева гудело осиное гнездо, но подобное соседство его не смущало: он не делал зла этому растительному гиганту, даже не думал об этом, а осы не замечали его. Той силы, что излучало Древо, хватило бы на пропитание не одному Белку, а целой стае духов, но остальные боялись крылатых охранников, живущих в циклопической кроне гиганта: у многих в памяти стояла картина, как тварь, смахивающая на помесь гиппопотама с дикобразом, с вожделением потерлась о крепкую, словно камень, кору. Не прошло и секунды, и осиный рой, взвыв, как пикирующий бомбардировщик, обрушился на зверюгу, за пару мгновений оставив от нее костяк и иглы, медленно растворяющиеся в серой луже.
  
  Деструкция астрально-алхимическим способом, изобретение инсектоидов одного нелогичного мира, в котором эльфы чуть не уничтожили лес, где тени умудрились в массовом порядке покинуть хозяев, и даже создали свое государство, а насекомые занялись восстановлением экологического равновесия. Инсектоиды с их распределенным, коллективным разумом и общей на всех душой притягивали Белка необычностью и отталкивали некоторой чуждостью, впрочем, бывший темный властелин не страдал предубеждениями против членистоногих. Да, самостоятельно эволюционировать в такое они не могли, это можно принять как факт, насекомые слишком специализированны, и каждый роевой вид имеет выровненную наследственность, кроме того, они просто не нуждаются в столь энерго— и времязатратной функции, как мышление. Тот, кто создал этих союзников ночной эльфийки, не просто талантлив, он гениален. Он не только решил множество физиологических проблем своего творения, но и как-то заставил его думать. Эта проблема намного сложнее...
  
  — Эй, Черный! Ты там что, гнездо свил? — под деревом стоял белый и пушистый спутник Арагорна, предпочитающий облик огромного кота Асаль-тэ-Баукир. Правда, с такого расстояния он казался не больше новорожденного котенка.
  — Нет, — крикнул, свесившись, Черный Белк. — Убежище от наглых котов. Попробуйте забраться, не запуская когти в кору!
  — Не смогу, — согласился тот. — Поэтому ты должен спуститься.
  — Лично вам, — качнул головой Белк. — Я ничего не должен.
  — А тому, кто сотворил Древо?
  — Той чУдной девушке с сиреневыми глазами? Я хочу поблагодарить ее...
  — Знаю, о ком ты говоришь, но сейчас речь о другой.
  — Такая маленькая вечно напуганная орочка? Ее еще Арти пытался перевербовать.
  — Хм, — мурлыкнул кот. — Ну, если ты ее так видишь. С некоторых пор она попадает сюда в виде разноцветного кустика, и тут же проваливается глубже.
  — В почву? — Черный Белк удивился.
  — Да спустись же! Не тот разговор, чтобы перекрикиваться.
  — Неужели? — Белк хмыкнул. — Но это действительно интересно.
  Вниз он сбежал гораздо быстрее, чем поднимался, метрах в трех над поверхностью оттолкнулся от ствола и ловко приземлился перед котом. Хорош! Никакого сравнения с тем облезлым посудным ершиком, с которым еще недавно его можно было перепутать, сейчас черная шерсть блестела и лоснилась, бока из вогнутых стали выпуклыми, глаза сверкали, а движения приобрели совсем не беличью хищную грацию.
  
  — А ты заматерел...
  — Нет, уважаемый мыслитель, я просто восстанавливаю форму. С тех пор, как наш хороший знакомый вернулся в свой родной мир... мне сильно не хватает его общества. Не то, чтобы скучно, но пресновато тут стало. Проблемы решаешь, а удовольствия от этого — ну, хоть бы на гран! А потом нашел дерево. Древо, — Белк уважительно похлопал лапкой по морщинистой коре. — Вот и подумал, что стоит подкачаться, а после в гости сходить, посмотреть, откуда наши стабилизаторы берутся.
  — Хм. Не забывай, что и мутаторы тоже оттуда. И хаоситы.
  — И что, я их мало видел? Или боюсь...
  — Ты в сторону-то не уводи. Начал с того, что тебе тут скучно. Значит, Наблюдатель мало загружает.
  — Неправда ваша, уважаемый Асаль-тэ-Баукир! Бегаю, как взмыленный рысак, отдохнуть некогда. Я сказал, что не получаю радости от этой рутины. А труд... он должен воодушевлять. Иначе исчезнет тот единственный процент вдохновения, который дает смысл всему остальному потению.
  — Уууу.... — взвыл кот мерзким мявом. — Вот как заговорил! А ведь кто-то еще недавно подбирал крошки со стола и выполнял любое поручение начальства за малую толику силы.
  — А вам не кажется, уважаемый мыслитель, — маленький Белк бочком двинулся к огромному коту. — Что оскорблять без повода опасно не только для жизни, но и для посмертного существования?
  — Успокойся, — кот переступил с лапы на лапу, опять развернувшись к нему лицом... то есть, мордой. — Я лишь констатирую, что на Оси многое изменилось, и не в худшую сторону. Третья сила, — он кивнул на Древо. — Внесла свои коррективы. У Костра не чувствуется ничего лишнего, а вот Водопад волнуется.
  — Откуда сведенья?
  — Одна неразлучная парочка проговорилась. Ребята еще не осознают свою мощь, а изначально в них заложено очень много. И по натуре — не хаоситы, а мутаторы, суть у них правильная, здоровая... и одна на двоих. Так вот, они сказали, что слышали, как Хюльду заказали. Как и кому? Есть тут один... убийца богов. Здоровый такой бугай, наглый, с дефектом эфирного тела. Причем, дефект для него очень удачный: в своем нормальном состоянии он просто подсасывает энергию, ничего не давая миру взамен, а вот если разрушить наружный слой, хотя бы частично, то это срабатывает, как пустотное заклинание среднего покрытия.
  — Э...?
  — Либо город на десять-пятнадцать тысяч жителей, либо один некрупный божок. Он таким образом уже слопал нескольких планетников.
  
  — Это серьезно. Но что мы, духи, можем ему противопоставить? Арагорн знает?
  — Сказал, что, пока ничего не совершено против Хю, он не имеет права вмешиваться. Правда, он — не последняя инстанция, у девочки есть покровители выше, — кот подмигнул и поднял лапу. — Но у них та же проблема. За мысли не судят, а когда все совершится, будет несколько... поздновато.
  — А нам-то что с того? Прости, но на всех девушек меня точно не хватит, особенно, если за этими девушками охотится такой киллер.
  — Тебя же одолела скука? Ты хотел вдохновения? Вот тебе его источник: крошка Хю не даст заскучать. Кроме того, на Оси в последнее время она появляется на доли секунды, так что засечь ее сложно. Поэтому здесь девчонку вряд ли зацепят. Киллера им придется переправлять в ее мир. Это дело небыстрое, особенно после того, как Шут исчез, а Фалль серьезно пострадала и до сих пор восстанавливается. И пока в мире этой девчонки... то ли Ирайе, то ли Хирайе... не угнездился Хаос, сам Артас там не появится. Так что он будет искать посредников.
  — А киллер сам по мирам не ходит, надеюсь?
  — Ходит, в этом-то и проблема. Но для перемещения нужны метки, а ни у него, ни у Арти их нет. И хорошо бы, чтобы подольше не появлялись.
  — Ну, это лишь оттянет неизбежный финал. Та же Фалль подскажет. Надо решить вопрос принципиально. У вас есть мысли на сей счет, уважаемый?
  — Я думаю, вы вдвоем сможете решить эту проблему. Хюльда — рунный маг, это, знаешь ли, обычно говорит об уме выше среднего. А сила... щит помнишь?
  — Артефакт в щите? В том, с которым бегал наш орк?
  — Он. В этой девчонке — в ее сути, неотделимый от личности — находится столь же мощный источник. Вкус этой силы другой, но тебе понравится. Чем больше черпаешь, тем шире поток. Одно условие — работает только у тех, кто способствует прогрессу.
  — Хюльда — мутатор?
   — Судя по источнику — да. Древо — ее детище более чем наполовину. Жизнь, правда, ему другая «мама» дала.
  — Ночная эльфийка.
  — Майя. Красавица, умница... мизантроп и интимофоб.
  — Чудесное сочетание! А белок она любит?
  — Вот уж не знаю, — улыбнулся во все клыки кот. — Хочешь по... говорить? Тогда тебе тем более стоит ближе познакомиться с Хю. Они с Майей, не скажу — подруги, но общаются. И, кстати, по непроверенным данным, обе регулярно покидают наш веер и бродят во внешнем ментале. А вот где именно — хочешь узнать?
  — Железные аргументы, — вздохнул Белк. — А, главное, искусная игра на чувствах собеседника. Умеете убеждать, уважаемый Асаль-тэ-Баукир. Если бы вы были моим советником при жизни... я бы удавил вас собственными руками.
  — Если бы мы были знакомы при жизни, — рассмеялся кот. — То я бы не выпускал вас из лабораторий. Как ученый, вы были весьма прогрессивны для своего времени, а как правитель — натворили много вреда. И для экологии мира, и для его населения.
  
  Я об этом разговоре узнала много позже, и от самого Черного Белка, то есть, бывшего темного властелина всея Илерома (да-да, именно так, Белк мне сказал, что Карод — это название всего лишь провинции). Но, конечно, события пошли совсем не так, как предполагалось. Я к этому давно привыкла, а Белк, наверно, за долгие века посмертия стал фаталистом. А если не стал, то это его проблемы. И встретились мы после этого разговора не сразу, а через семь-восемь декад по ирайскому времени и более чем через полгода по времени Илерома. По моим прикидкам, в то время как происходил этот разговор, Фалль гостила у Ороро, Саныч только что вернулся на Землю, причем, после этого еще не раз посещал Илером, а его сычи в храме надиктовывали библиотеку земной фантастики, которая для Веера в целом оказалась крайне реалистичной беллетристикой. Не зря я им две недели книги пересказывала. Мечтать о космосе не вредно, вредно не мечтать. А вот нашу науку нельзя переносить на местные почвы столь же бездумно. Во-первых и в-главных, потому что она пренебрегает эффектами тонких планов, как сред, они на Земле и впрямь мало заметны. Но на той же Ирайе земная лабораторка по перекисям разнесет полгорода вдребезги, и земные механические часы будут ускоряться и замедляться не из-за релятивистских эффектов, а из-за влияния стихийных потоков. Не зря же энсторские часовщики делают двойную магоизоляцию хронометров. Так вот, этот разговор произошел задолго до передачи на Карод выходов в ментал, но вскоре после того, как Прекраснейшей начистили рыльце.
  
  И примерно в те дни, когда мы плыли на Кугро. Судно было и впрямь игрушечка, гладенькое, отмытое и свежевыкрашенное, а выглядело на первый взгляд как яхта какого-нибудь богатого дядечки, а на второй сказать не могу — ни разу не специалист. Помимо парусов, у него был двигатель типа «кальмар» и артефакт-движитель, оба запитанные от батареи кристаллов. Последний слегка менял плотность воды под днищем судна, и оно выталкивалось вперед градиентом давления. Корма при этом приподнималась, но конструкция корабля и была на это рассчитана. Мы летели, как обмылок из-под ноги незадачливого купальщика, а за нами резво бежала волна, всякий раз чуть-чуть отставая. Обожаю местный принцип минимального воздействия! Он поощряет изящные решения, что были бы невозможны без магии, но и при затыкании ею любых дыр тоже не смогли бы возникнуть. И «кальмар», и свернутые паруса сейчас бездействуют, но в ситуации, когда их использование оправдано, перейти на другую тягу — вопрос нескольких минут. Только ветер сейчас противный, а «кальмар» запускают лишь в случае шторма, когда артефакт полностью переключается на гашение волн.
  
  Когда судно идет на артефакте, качка почти неощутима, и я так и не выяснила, берет ли меня морская болезнь. До вечера ходила по палубе, дышала свежим ветром и любовалась небом и морем, смыкающимися на горизонте. Поняла, что море у меня восторга не вызывает. Может, если бы волны мотали и подкидывали нас аж до неба, я бы лучше прочувствовала его суть и силу, а когда они гаснут уже метрах в ста от судна, а качает корабль не сильнее, чем ребенка в колыбели, то и к буйной Лаваари относишься без должного уважения. Зато небо было прекрасно, пышные облака акварельных оттенков, от молочно-белого до цвета старого серебра, вздымались над горизонтом прямо по курсу, выдавая местоположение архипелага. В незапамятные времена альвийского господства энергия вулкана, расколовшего огромный остров на кучу разнокалиберных кусков, была обуздана магами и направлена на локальное изменение климата, а стихийная сила местного источника и его удобство сделало архипелаг последним прибежищем многих изгоев. Пока альвов не потеснили дварфы на суше и ллири в морях, Кугро (по-альвийски — Алма-Фанья) был местом бессрочной ссылки для политических противников правящего рода. Альвы ценят жизнь соплеменников, это чужая кровь для них как водица, своих «казнили», нанося позорное увечье и отправляя в пожизненное изгнание, так что архипелаг долгое время носил еще одно, неофициальное название — «страна безухих». Ллири, осмелевшие после пяти альво-дварфийских войн и очередного катаклизма (судя по тому, что сказал Орм, связанного с переходом системы Камос-Ирайя в соприкосновение с другой вселенной), захватили архипелаг почти на тысячелетие, и были выбиты оттуда лишь с помощью магии уже людьми. Дальше на архипелаге менялись правители, но он оставался независимым от материковых государств. Уж очень удобна для обороны россыпь мелких островов и изрезанная береговая линия на трех крупных, центральных. Во время Божественной войны там некоторое время скрывался даже Райван Убийца, а теперь сидит на троне лич и зомбодел Пекрито...
  
  Иннены с уважением относятся к альвам и недолюбливают ллири, это понятно, учитывая постоянное противостояние рыбаков-людей и ллири — погонщиков рыб, так что корабельный маг, красавец-иннен, сильно смахивающий по строению ауры на речного духа, развлекал меня анекдотами из альвийской истории. С абсолютно непроницаемым выражением лица он повествовал о политических склоках и семейных отношениях долгоживущих ушастиков, которые людям, не говоря уж об орках, гарантированно покажутся смешными и глупыми. И хорошо, что я не смеялась — он сам не находил в этом ничего забавного, наоборот, самые идиотские решения считал мудрыми и поучительными. И я подумала, что сила дара и острота ума, к сожалению, совершенно не зависят друг от друга. А еще пожалела, что не умею рисовать, потому что лучшее, что было в этом парне — это его внешность. С палубы он уходил пару раз, даже пообедали мы пирожками и чуть теплым тей-фре на свежем воздухе. Говорил он медленно, делая долгие паузы, а его внимание было сосредоточено, в основном, на море и небе, время от времени — на артефакте-движителе, но не на собеседнике, и меня это вполне устраивало, потому что иначе он заметил бы, как я сжимаю губы, чтобы не улыбаться и глубоко дышу, сдерживая смех.
  
  Уже в темноте я пошла в каюту, и чуть не столкнулась с одним из слуг эртен Гармета. Немолодой мужчина в тесной ливрее выносил пустые бутылки из-под вина и стопку грязной посуды. Что ж, каждый развлекается по-своему. Если послу и его спутникам очень повезет оказаться в нужном месте в нужное время, я даже прихвачу их в нагрузку к Альфлед, сделаю шефу мелкую пакость. Пусть у него голова поболит, как от них потом избавляться. Впрочем, даже слуг жальче, чем этих салонных стратегов. Слуги, хотя бы, ничего не решают.
  Легла спать, не включив фиксаторы, страхующие от падения при сильной качке, все равно ход у кораблика ровный, а чужие плетения в непосредственной близости от собственной ауры — раздражают. Очередное погружение в колодец черного сна, гулкая глубина многомерного пространства — и я в ментале.
  
  Мириады сознаний мерцают энерго-информационными структурами разума, обрывки мыслей витают вокруг больших скоплений разумных, и мелкие то ли паразиты, то ли утилизаторы подъедают ментальный мусор и выделения. А вот какие-то странные образования — то ли порванная сеть, то ли начатый и брошенный вторичный мир. Опасно, да. А вдруг это плод размышлений свихнувшегося гения или вообще негуманоида, думающего совершенно иначе? Но интересно! Именно потому, что это может быть и тем, и другим, и вообще чем-то третьим, гораздо более полезным для нас. Я прикоснулась — и тут же отдернула внимание. По обрывкам прошла дрожь. Причувствовалась, прислушалась к ощущениям. Логика, вроде, наша. Тронула опять и задержала внимание подольше. Что-то знакомое... «фу-фу-фу, русским духом пахнет!» Точнее — человеческим и родным, земным, понятным, а уж какой там нации — дело десятое. Уррааа! Своиии! Хоть и не так много новой инфо... нет, много... ойй, какой поток... ага, да, это мне не нужно пока, и это ограничим, фильтр... ну, давай-ка что-то не совсем тривиальное, что на моей родной планете, одной из тысячи с лишним параллельных Земель, не додумано. Межзвездные перелеты.
  
  Все равно ответами засыпало, пришлось их индексировать и сортировать.
  «Звезды суть окошки рая небесного, и подняться туда телесно нельзя, разве что святая душа к ним приблизится»
  «Человек бескрыл, и летать по небу не может»
  «Беспочвенные фантазии, поскольку в пустоте управляемое движение невозможно»
  «Межзвездные перелеты невозможны за дальностью расстояний»
  «Межзвездные перелеты практически невозможны из-за того, что при разгоне корабля до релятивистских скоростей возрастает его масса и, следовательно, расход топлива, а на дорелятивистских не дойти за приемлемое время: ближайшая звезда — на расстоянии четырех световых лет от Солнечной системы»
  «Первый межзвездный перелет совершил автоматический корабль на вихредисперсионном двигателе Кушан-3 в 2171-2174 году по викрам самват. Он достиг звездной системы Проксима Центавра и вернулся на 2,7 лет раньше отправленного им радиосигнала. Релятивистского эффекта обращения времени не обнаружено»
  «Продаем партию межзвездных пассажирских лайнеров Номад-514 или меняем на автоматические заводы по переработке астероидного сырья»
  
  Это только примеры, а так я даже пересчитывать все ответы не стала, не то, что впускать в свой разум. Пусть он и травяной, но перелистать все, что надумали по какому-то поводу миллиарды людей, за приемлемый срок не в состоянии. Вторая проблема — отсеивание устаревшей и заведомо ложной информации. Это намного сложнее. Чтобы задать правильный вопрос, нужно знать большую часть ответа — кто это сказал? Каттнер, Азимов? А, нет, Шекли. Ну, хоть какая-то польза от ментальной сети. Так вот, я знаю, что межзвездные перелеты возможны. Астролетчик Макс доказал самим фактом посещения Хирайи. Значит, отсеиваем все «невозможно», и роемся в положительных ответах. Таааак... двигатели, корректировка релятивизма, анизотропия пространства... технология прокола... а вот еще варп, движение через «изнанку миров», «червячная» и «серая» телепортация... Зову источник, отращиваю с его помощью дополнительные ветки-струи-фракталы и ссыпаю в них, как в емкость, ответы. Будет время — пороюсь, отброшу лишнее, оставшееся структурирую. А то уже не на омелу похожа, а на каланхоэ с толстыми листьями. Вообще-то, это не дело — вот так замусориваться. Нужен поисковик и индексация сети. Зато уже есть, с чем знакомить Антона. Кстати, как у него там с астральным фаерволлом дела? Это сейчас понасущнее будет.
  
  — Вийдааааа!
  — Ты кто? — знакомый кто-то, я это ощущение сосредоточенности и собранности хорошо помню.
  Оп-па! Никак, Макс. Отозвался, подтвердил.
  — С первым выходом? — спрашиваю.
  Тут поздравлять бы надо, парень так уверенно себя чувствует с первого раза, а я все еще осторожничаю да чуть чего мысли отдергиваю.
  — Да, — отвечает.
  — Что показать? — тут вон сколько всего интересного, он, конечно, и сам разберется, главное — про фильтры не забывать.
  — Нужна помощь, — отвечает. — Я нашел Землю, но это не наша Земля!
  Ну, кто бы сомневался. Сколько там параллелей, больше тысячи? Немудрено, что вышел в другую.
  — Хочешь свою найти? Именно ее тебе надо?
  Вздох. Вспоминаю, что он говорил о двух своих Землях — что-то там с войной экстрасенсов и последующим вторжением пришельцев. А сейчас он обещает мне что-то насчет подключения этого найденного отражения к сети... Да, мне это нужно, но я не собираюсь ставить условий и меняться услугами баш на баш. Информацией я и так помогу, потому что все свежо в памяти, недавно сама осваивала.
  — Добирается, — говорю. — Сознание. Потом перетаскиваешь тело, если, конечно, сил хватит.
  Понял сразу. Кто на Земле астральными выходами увлекался, уже половину практики освоил, а Макс в астрале, как у себя дома. Но астрал — это еще и место самообманов и ошибок, не все, что выглядит, как дом, в действительности им и является.
  — Чтобы сознание добралось по адресу, — уточняю. — Надо знать, чем отличается это отражение от всех остальных — вкусозапах сути. Можно использовать картинку места, но очень велика вероятность ошибки.
  Улыбается.
  — Да, Земля остается Землей в любом отражении. Так как ее подключать?
  — Найди способных к менталу, — говорю. — Проведи за собой. Покажи, как искать информацию. Или позови меня, а лучше найди хорошего программиста.
  На первых порах это равнозначно — прогер наверняка будет новичком в ментале, а я в программировании, прямо скажем, не очень.
  — Да, еще! Вспомнила. Для перехода ищи местность, где тоньше граница — это места, схожие с таковыми в нужном тебе отражении. Чем больше сходства — тем она тоньше.
  — Благодарю! — и вопросительный «взгляд» — заканчивать связь или еще какие-то вопросы.
  — Если будут проблемы — выходи в ментал, вместе решим, — говорю вместо прощания.
  — Да пребудет с тобой случай! — отзывается Макс.
  Какое интересное прощание. Не намек ли на бога дураков?
  
  С чувством выполненной программы-максимум выныриваю в сновидение, и вижу то ли печального, то ли озадаченного Орма.
  — Мама, я же просил тебя не рисковать.
  — А я и не рисковала.
  — Выход в ментал — уже большой риск, а ты еще хватаешься за всякую гадость.
  — Так здорово же получилось. Такую библиотеку скачала! Хочешь почитать?
  — Тебе повезло. А могло свести с ума, наградить ментальным вирусом, отправить в стазис или, наоборот, выкинуть в Хаос, да и просто стереть твою личность. Как тебе риски?
  — Хм. Как-то не подумала об этом. Но я постараюсь больше так не делать.
  — Не верю, мам. Рандомные поступки, этот ваш «авось» — часть твоей личности, и она не способствует бессмертию.
  — Чему?
  — Бессмертию, — убитым голосом произнес сын. — Ты могла бы стать божеством, истинным, не таким, как эти местные... прилипалы... пусть мелким — но бессмертным! А однажды погибнешь, как глупый орк, и это в лучшем случае! Потому что есть вещи, которые намного хуже смерти.
  — Это пророчество?
  — Это трезвый расчет. Если бросать кубик бесконечное число раз, однажды выпадет пустая грань.
  — Не факт, не факт... Жил-был в городе Королёве данжен-мастер, звали его Соломон. Ага, за мудрость и справедливость. Наверно, и посейчас живет, мудрила страшный. Так вот, у него дайсы выпадали исключительно так, как нужно ему. Не только свои, а любые. Я специально на игру по Престолам новый набор купила, так нет же! Прямо за столом ему отдала, ничего он с ними сделать не мог...
  — Разве что пошептать на них тихо, — рассмеялся Орм. — Есть на вашей Земле магия, и я это знаю, так что дайсы, на которые нашептали — не показатель.
  — Слушай, а если мне на свою судьбу как-нибудь... нашептать?
  — И что ты нашепчешь, если рядом с тобой два таких могучих плетельщика, как Дерек и Альфлед? Что вообще тут можно сделать?
  — Ну, примерно то, что делает гоблин в трактирной драке.
  — М... — сын роется в моей памяти. — Выползает на четвереньках под ногами дерущихся?
  — Да.
  — Нет, не выйдет. Ты — один из судьбинских узлов.
  — То есть, вещь статичная и неодушевленная.
  — Не влияющая на события напрямую. Только через изменение себя.
  — Ну, вот видишь, я себя и меняю.
  Сын смерил меня тяжелым взглядом.
  — Сейчас у тебя начнутся неприятности, очень большие. Постарайся выйти из них живой и здоровой, это ты можешь. Подсказок не жди, потому что я ставлю сферический щит, экранирую зародыш от некроэманаций. Десять дней, дольше не получится без вреда для эфирки, и, кстати, даже маги жизни без медосмотра не определят, беременна ты или нет. Знаешь ли, рождаться уродом мне как-то не хочется. Беспокойся в первую очередь за себя и меня, береги, как дракон свои яйца, и плюй на всех, кроме нас двоих, с высокой горы. Ясно?
  — Да, — согласилась я и проснулась.
  
  Проснулась на полу, запутавшаяся в одеяле, катаясь от койки до стола и обратно, при этом время от времени падая куда-то вниз вместе с полом. Вцепилась одной рукой в ножку стола. Помогая себе другой и дрыгая ногами, выпуталась из одеяла. Еле встала и побрела, хватаясь за стены, на палубу. Освещение в коридоре почти погасло, три желтых шарика, да и те на последнем издыхании, едва мерцают. Снизу пробивается шум бурлящей воды — врубили «кальмара» и выжимают максимальную мощность. На подходе к лесенке услышала грохот и увидела, как открывается дверь и на меня рушится корабельный магуй всем своим немаленьким ростом и весом. Поймала его заклинанием левитации и осторожно опустила на пол. Он был жив, только бледен аж до синевы, и эфирка тоже сильно поблекла. Хорошо, что не начала разрушаться. Протянула тонкий канал, подпитала силой — очнулся.
  — Шторм?
  — Нет. Некроты. Пытаемся оторваться, но у них сильный маг, пробил защиту и высасывает кристаллы, — парень скривился и потер надключичную ямку. — Амулет ликвидации. Скоро загорюсь.
  — Но ведь они...
  — Нет, теперь не требуется смерти хозяина. Достаточно определенной концентрации некроэнергий, и я сгорю заживо. Хотел умереть раньше... опустошился... теперь не выйдет. Уберите канал.
  — Погоди, — говорю. — Скажи, реально из тебя амулет как-то вытащить?
  — Тогда взрыв. Одновременное высвобождение всей энергии.
  — Лежи здесь, — говорю. — Погоди умирать. Мы им так просто не дадимся, обещаю.
  
  Поднялась по лесенке, выглянула из-за двери. Сюрреалистическая картина! Далеко за кормой, на фоне разгорающегося рассвета, едва видно какой-то темный силуэт, да и то, в промежутках между бешеными скачками и нырками нашего кораблика. Мы либо слишком медленно движемся, либо вовсе стоим на месте, а от работы артефакта корму болтает вверх-вниз, но скорости не прибавляется. Силуэт явно растет, словно бежит к нам по разгорающейся солнечной дорожке. Ощущаю поток эфира в сторону преследователя — засасывает он все без разбора, уверен в нашей беззащитности и своей безнаказанности, либо вообще не задумывается об этом. Это он зря...
  
  Связку с зеркальным Хагалазом я придержу в загашнике, сама ее опасаюсь, а вот прямой Хагалаз — это достойный подарочек. Но с его помощью вряд ли удастся разрушить корабль с первого удара, максимум — вырубить мага, а потом они поймут, кто против них работает, и достойно ответят. Так что не буду. Надо подбросить то, что покажется обломком скрипта чего-нибудь магомеханического. Есть такая руна, которую любят ленивые первокурсники, до первого облома, а мастера ею пользуются очень осторожно. Умножение, «алья». Достаточно забыть об условии закрытия (»л`п»), или поставить его неверно — привет, магическое опустошение территории, самого мага и незащищенных артефактов, плюс монструозное самотворящееся заклятие. А тех долбодятлов, что пишут в скрипте «умножение умножения» профессор Лангскег бьет собственноручно, что, учитывая гномскую силу, приводит жертву воспитания на больничную койку. И никто его за это не осуждает.
  
  Так что создаю «алья одл алья иса», оставляю скрипт открытым с обеих сторон и отпускаю огрызок на волю волн, то есть, эфирного ветра. Первый пошел... Что-то результата не видно. Повторить, что ли? Слегка усложняю вязь. «Алья одл алья одл алья иса» — умножение умножения умножения охлаждения. Второй... и ни шиша не работает. Да у него, наверняка, фильтр на входе, не студиозус же, а боевой маг. Погоди-погоди... а ведь запах некротства слабеет! Точно! А что эфир туда еще сильнее тянет — так это ж самотворячка, она такая, пока не разрушит носитель — будет тянуть. Наши кристаллы уже полностью выкачало, вон, и «кальмар», и артефакт отключились. Тихо стало, вверх-вниз не швыряет, лепота! И преследователь не приближается, что вообще здорово, на месте застыл и даже не качается на волнах. Надо магуя проведать, а то как бы не самоубился.
  
  Живой, сидит на полу, с сомнением трогает надключичную ямку — что, больше не жжет?
  — Ну как, обещание выполнила?
  — Да, — отвечает. — Некротов не чувствую.
  — То-то, — говорю. — И как ты собирался выживать на островах?
  — Никак, — отвечает. — Я перед заходом в порт пересяду в ялик и дождусь вас в открытом море. Собственно, даже и без лодки могу, все-таки магистр-водник, но с лодкой удобнее.
  — Никуда мы теперь не зайдем. Кристаллы разряжены. И что дальше делать — не знаю, пусть капитан думает. А вот почему эта дурная история вообще произошла...
  Сверху послышался шум, он приближался и, наконец, стали слышны возмущенные вопли. Забавно, что голос слуги утратил подобострастные нотки и звучал наравне с остальными, иной раз даже очень жестко.
  — У Пекрито было достаточно времени, чтобы довести до всех капитанов своего плавучего кладбища простую мысль, что корабль под дипломатическим флагом неприкосновенен. С нашей стороны соблюдены все выставленные условия. С его стороны — увы, нет.
  — Я требую...
  — Что и у кого, эр Шоней? Если Пекрито захочет, и от вас, и от меня не останется мокрого места, единственная гарантия нашей с вами жизни — это угроза применения нового оружия в случае гибели посольства.
  — Так сообщите...
  — Амулет связи не просто разрядился — он необратимо разрушен. Придется подождать до прибытия в порт.
  — Ходовые кристаллы рассыпались, эр Храван! — это уже какой-то матрос рапортует, или механик. Храван эртен Ланнаг — наш капитан.
  — Все?
  — Так точно, эр Храван! В пыль!
  Пора вылезать, однако. Тем более что непонятная личность, изображающая слугу, успела меня заметить.
  — Выходите, вэль Хюльда, поделитесь своими соображениями. Кстати, наш уважаемый вэль Даалар уже пришел в себя? Надо сказать, убедительные у него аргументы! — поддельный слуга махнул рукой в сторону пиратского корабля.
  Тот, как ни в чем ни бывало, стоял на волнах. Стоял, а не качался. Волны тоже стояли, замороженные в движении, и даже местами сохранили прозрачность, а линза льда продолжала расширяться, медленно, но неуклонно.
  — Ого... и давно оно так? — ну, чего-то наподобие я и ждала, но не в таком же масштабе.
  — А вы разве не в паре с вэль Дааларом работали? Это же его заклинание. Сперва лед нарастал гораздо быстрее, сейчас, видимо, кончается действие...
  — Закончилась энергия, — сказал, высунувшись из-за двери, корабельный магуй.
  — Так это вы опустошили наши кристаллы, вэль Даалар?
  — Это она, — ответил натуральный блондин.
  — Поздравляю, вэль Хюльда! — кивнул мне псевдослуга. — Решение вполне в духе боевой магии: бери больше и бей по площадям.
  — Что, кто-то из наших пострадал? — спрашиваю. — Ну, кроме мага.
  — Нет, но мы лишились энергокристаллов, а на парусах невозможно пройти вихревое кольцо.
  — Так давайте посмотрим на том корабле, — говорю. — У некров должна быть хорошая магоизоляция, есть шанс, что кристаллы у них уцелели.
  — Я не могу туда, — возразил маг. — У меня амулет. Я сгорю, как только приближусь.
  Вот ведь чемодан без ручки...
  — Лодка же есть? — спрашиваю.
  — Две шлюпки и ялик, — уточняет капитан.
  — В ялике вэль Даалар собрался пережидать время нашего посольства?
  — Да, мы думали оставить его с достаточными припасами в открытом море сразу после прохождения вихревого кольца, а на обратном пути подобрать.
  — Я — магистр-водник, не пропаду, — опять влез блондин.
  — Тогда есть предложение. Нам все равно нужно передать сообщение в столицу, да? А этот водник... с его амулетом самоуничтожения, нас только ограничивает в действиях. Давайте спустим шлюпку, дадим ему еды и воды на обратный путь и отправим с сообщением. Он, единственный из нас, имеет неплохие шансы добраться живым и вовремя.
  — Согласен, это разумно, — сказал капитан. — Только ему — лучше ялик. Для мага перегруз лодки ничего не значит, он скомпенсирует. А потом пойдем и пограбим некротов, — по губам эр Хравана промелькнула мстительная усмешка. — Как-то же они проходили эту полосу бурь?
  
  Пока магуя собирали в обратный путь, я следила за ледяной линзой. Вроде, ее рост прекратился. Какие-то жалкие полкилометра в диаметре, или чем тут моряки расстояния мерят. Интересно, сколько там в глубину намерзло и остался ли на ногах кто-нибудь из немертвых — при быстром иссякании внешней подпитки нежить впадает в спячку или вообще упокаивается. Другое дело, что студенческие самотворячки — дело небыстрое, умная нежить наверняка защититься успела.
  
  На кораблике оставили наших послов-ослов и трех парней из команды, сами на двух шлюпках пошли к рукотворному айсбергу. Мне почему-то всякие глупости в голову лезли, из репертуара КиШа. «Очень скоро мы узнали, что корабль проклят был...» Дури добавлял тот факт, что чем ближе мы подходили к льдине, тем сильнее падала плотность эфира, это значит, что магия тут ограничена личными запасами мага, а у меня они, благодаря источнику, бездонные. Можно просто работать «на истощение». Не успели высадиться, как увидели бегущего к нам человека — живого, толстого, закутанного в кучу рваных тряпок и выдыхающего клубы пара. Действительно, холодновато тут, даже в двух куртках и с теплой шалью крест-накрест.
  — Фапхе, фапхе, акекре ма!
  — Он просит его спасти, — перевел один из матросов.
  Толстячок опять забормотал, а я причувствовалась к фону.
  Некротские излучения на минимуме, соответствуют «давнему полю боя», это поскольку кладбищ, как таковых, на Ирайе нет, похороны обязательно включают сжигание трупа, а так было бы, как на кладбище. Хотя, вот еще не до конца рассеявшиеся эманации боли и сильных страданий — малефик тут, что ли, поработал? Спрашиваю толстяка:
  — Кто у вас маг и где он?
  — Непхер-маг, немертвый, — переводит матрос захлебывающийся ответ. — Этот свин говорит, что уж так счастлив, так счастлив, что вы упокоили Непхера.
  — Малефик?
  — Нет, он не мог. Просто выпивал жизни.
  — Так вот просто и выпивал, как упырь или драуг? Хм... — не верится, умная нежить пытками выдаивает живых досуха, а это от нескольких часов до нескольких суток запредельных страданий, насколько уж хватит искусности удерживать душу в теле.
  — Да, просто выпивал. Он был глупый, совсем безголовый, — отвечает толстяк.
  — Это фигурально выражаясь, или как?
  — В самом прямом, — с удивлением переводит матрос. — Тут, видать, вся команда с недостатком частей. От кого полтела, от кого — треть, были сшитые из разных кусочков, а вот капитан, он же корабельный маг — так вовсе без головы.
  — И сколько сейчас на борту осталось этих неупокоенных? — спрашивает капитан.
  — Тип нихи! — кричит пират.
  — Ни одного! — подтверждает менталист, давно сменивший личину слуги на свой настоящий облик — сотрудника Конторы. — На их корабле теперь безопасно, если не считать лютого мороза.
  — А ты-то что делал среди мертвяков? — брезгливо спрашивает пленного капитан.
  — Ухаживал за скотом! — гордо отвечает толстячок, во всяком случае, так переводит матрос.
  
  И вот мы идем к пиратскому судну, вмерзшему в лед, а скотнику матросы связали руки и тащат следом. Я же не знала, что «рахия» переводится не только как «скот», но и как «рабы», да и переводчик наш не подумал об этом. Внешний осмотр и магическое сканирование подтверждают правоту сказанного: повсюду валяются старые кости и полусгнившие останки, лишь изредка пованивающие фенолом, а так — душок разложения пробивается, несмотря на глубокую заморозку. Морозяка лютый, приходится навешивать на матросские робы глифы теплового экрана, но парни все равно спешат закончить осмотр трофейного судна. Брать с него, кроме кристаллов, нечего — движитель размагичился напрочь, хотя, судя по развиваемой скорости, изначально был намного лучше нашего, золота и драгоценностей у мертвяков не бывает, а сама посудина — гнилушка с трухляшкой, только за счет магии и не тонула. Двое матросов, полезших в трюм, выяснять, что за скот там везли, вскоре вернулись с вытянувшимися лицами и о чем-то доложили капитану. Он поманил меня за собой, я пошла.
  
  В темноте, едва разгоняемой светляком, стоял тяжелый дух бойни, и еще не остывшие тела парили на морозе. Всех убило, всех! Замерзающий лед взломал ослабшую без магической защиты обшивку судна, смял переборки и вдавился в комнатушку, где сидело без малого пять десятков детей и взрослых. Я попыталась найти хотя бы тень эманаций живого — тщетно. Выскочила из люка, позвала менталиста. Он долго и старательно сканировал трюм, потом посмотрел на меня и качнул головой: «Никого крупнее жуков-древоточцев». А после матросы разбирали завалы и выносили на палубу раздавленные тела и ошметки плоти. Я помогала магией откалывать куски льда, а когда внизу остались только залитая кровью щепа и ледяное крошево, мы вылезли, и все отошли к шлюпкам. И тогда я подожгла эту развалину, устроив и погибшим, и упокоенным огненное погребение.
  
  Вернулись на свой кораблик, в его бюргерскую чистоту и ухоженность. Капитан и механик пошли в машинное отделение разбираться с трофейными кристаллами, а я заперлась в каюте, схватилась за голову и стала думать. А что еще мне остается? Вон, сымпровизировала! Безобидную студенческую самотворячку кинула, «умножение умножения»... спасла красавчика-блондина, а скольких убила? Не врагов — похищенных ими безвинных людей. «Рахия»... Уже второй раз, как только я вмешиваюсь, происходит одно и то же: спасаю одного — убиваю десятки. Да, их везли для зомбификации, да, я не могла знать о том, что они в трюме, но это уже не имеет значения, важен только поступок — и его результат. Неумышленное убийство. Что я делаю не так? В чем ошибаюсь? Может, мне просто не нужно вмешиваться? Пусть все идет, как хочет, а я буду сторонним наблюдателем, ни за что не отвечающим, кроме четкого выполнения приказов...
  
  В дверь постучали. Открыла.
  — Вы не против составить мне компанию? — на пороге стоял поддельный слуга — менталист. — Вот, принес мяса и хлеба, а вот и тей-фре, вы пейте, это последний, когда еще до Кугро доберемся. Там, конечно, купить можно все... Вина не предлагаю, — он подмигнул. А, ну да, конторская «лисичка», все-то обо мне знает.
  Я вздохнула и пропустила его в каюту. Пододвинула стул, сама устроилась на койке. Поглядела на снедь, взяла ножик, отпахала от окорока ломоть попостней, и начала заедать им свое непростое решение.
  — Вы так громко думаете.
  Ну, вот, опять. Действительно, что ли, мыслещит себе поставить и постоянно носить? Молчу, жую.
  — Сперва я решил рассказать вам о похожих ситуациях из собственной жизни, но передумал. Чужой опыт — хуже чужой одежды, не жмет, а фальшивит. Потом прикинул, не стоит ли дать вам выговориться и выплакаться — так нет, вы не из этой породы. Потом решил пустить все на самотек: я смог выкарабкаться, а вы — уж не слабее меня. Но это неправильно по сути своей. Знаете, что? Я, конечно, маленький человек большой Конторы, но мои решения и моя совесть для меня важнее, потому что совесть осудит меня много строже, и всегда будет со мной, а Контора — только до смерти. И я предлагаю: если вам когда-то потребуется помощь, а я умею не только мозги потрошить, я и руками, — он показал ладони, характерные для бойца холодным оружием. — И головой кое-что умею, то вы просто скажите, чем вам помочь. И я сделаю все, что в моих силах. Можете мне не верить, да я бы и сам не стал... можете ничего не объяснять... просто скажите: сделай это.
  — И сделаете? — я подняла бровь.
  — Если позволит совесть, — кривая улыбка.
  — Постараюсь не идти против нее, — ответила я серьезно.
  — Вот и хорошо. Вы уж не засиживайтесь сегодня, все-таки, тяжелый день, а скоро еще круче дела завертятся. Отдыхайте, пока есть возможность.
  И вышел.
  
  Надо же! Совестливый особист встретился. Ну, ладно, бывает же сухой лед, холодный огонь и горящая вода, есть ходячие рыбы и птицы-ныряльщики, почему бы и такому феномену не быть? Хотя, все равно не верю. Спать пора. Утро вечера мудренее.
  
  А защиту разума стоит поставить. Если бы она была, вряд ли я поддалась бы на внушение отдохнуть, потому что до вечера было еще далеко, не говоря уж о ночи. Хотя, нет, ментальное воздействие я чувствую, а тут было другое, то, что называют эриксоновским гипнозом, и наложилось оно на мою собственную потребность во всем разобраться. Во сне думать удобнее. Нормальные же люди как спят — или как бревно, ничего не видят, или сны разные смотрят, вроде фильмов с эффектом присутствия. И польза, и развлечение. Я же с этим полным осознайством то задачки решаю, то по тонким мирам путешествую. А отдыхать когда, а кино, то есть, сны смотреть? Вот вынесло меня сейчас во внутренний ментал, не просто же так — обдумать произошедшее. Использую его пространство как графельную доску, построю схему.
  
  Что кажется странным. Яхта Абрамовича, тьфу, та фигня, на которой мы сейчас торчим, как зайцы-мазайцы на плавучем бревне, пока механик приспосабливает чужие кристаллы. Теоретически, посольство надо было отправлять на более внушительной посудине, и с серьезным вооружением. С этим проблема: Пекрито не зря опасается некого нового оружия, о котором вокруг столько слухов. И никакие щиты, вроде как, ему не помеха, и силу из него не высосешь, и само оно принципиально не поддается ни магическим, ни физическим воздействиям. В общем, совсем не то, что мы с профессором наклепали. Слухи о супероружии могут быть как хорошо исполненной дезой, так и реальностью. И никто не знает, что там на самом деле — есть вундервафля или нет, а если есть, то какая. Поэтому Пекрито отсутствие оружия на посольской посудине наверняка оговорил. Не оговорил отсутствие магов, но штатные маги-водники на гражданских судах все, как один, с ликвидирующими амулетами, во избежание зомбификации. То есть — не противники. Есть ли договоренность насчет остальных — я не знаю, учитывая мое присутствие на борту, их нет — значит, Пекрито крепко уверен в собственной неуязвимости перед известной ему магией.
  
  Насколько я помню, ничего похожего на Венскую конвенцию на Ирайе не заключали. Зато здесь есть магические клятвы, преступать которые чревато, иногда полным развоплощением. И еще мне известно, что сторонами оговорено ненападение на нашу яхту. Это я слышала от конторской «лисички». С магической клятвой или нет — он не уточнял, а самой спрашивать не хочется. На Земле-то хрен знает с каких каменных веков парламентеров не трогают. Нет, бывало, что убивали, особенно если хотели харкнуть противнику в рожу, но это — всегда исключение. Если правители действительно хотят договориться, они этого не допустят. А только что у русалов замочили альвийского посла. Так что основания опасаться чего-то подобного у Дерека были. Или не опасаться, если это убийство Контора подстроила. Посмотрим, как оно произошло? Сперва непонятные ллири, сопровождаемые некромантом, чуть ни в центральной части Плавучих Островов убивают арсэ Анвэлада и его охрану. Вроде бы, это стандартный ход Кугро, чтобы разрушить хрупкий мир между Альвийской конфедерацией, живущей и здравствующей лишь благодаря морской торговле, и родоплеменным сообществом ллири, для которых море — и стол, и дом, и родная среда обитания, но без альвийских амулетов и артефактов — весьма неприветливая и жестокая к моментально опускающимся на уровень неолита русалам. Но зачем тогда афишировать участие некроманта и пользоваться темными заклинаниями? Некромансеры, кстати, есть не только на Кугро, в Империи их тоже хватает, и все либо к армии, либо к Конторе приписаны. Навскидку, убийство арсэ Анвэлада вполне может оказаться нашей провокацией, чтобы гарантированно заключить союз с альвами против Кугро, ибо инерция и штампы мышления: некромант — значит, с архипелага. А тут еще я вылезла с обещанием сварить русалочий суп, если ллири выступят на стороне Пекрито. И с весьма убедительными испытаниями «зажигалок». В результате, со всех сторон обложенные русалы склонились к нейтралитету. Накрылся союз Кугро с Плавучими Островами. Неоткуда личу помощи ждать, все против него.
  
  Но у него в заложниках Альфлед. Если бы она не была плетельщицей такого уровня, я бы еще могла подумать, что утащили ее против воли, но нет! Ей зачем-то требовалось оказаться у зомбоделов. А теперь еще и эта идиотская помолвка. С личем... И рядом какой-то неопознанный «акварин». Ллири? Сынок Дерека? Так парня же, вроде, убили... ладно, пока замнем. Акварином можно назвать любого русала, и даже иннена — сама такого только что видела. Не об этом речь. Так вот, Дереку позарез нужен хотя бы формальный повод, чтобы начать вторжение сразу же, как я вытащу Альфлед (если, конечно, она захочет сбежать). Самое простое — нападение на послов, но это должно быть нападение кого-то слабого и глупого, чтобы нас раньше времени не пришибли. Безголового, в самом прямом смысле, работорговца. У него наверняка не было прямой связи с Кугро, и он имел ненулевую возможность встретиться с нами в открытом море, а возможность для Дерека — это свершившаяся реальность, если он этого только захочет. Вот и вся событийная канва. Но есть еще и бытийная!
  
  Рассчитывал ли Дерек на то, что я сотворила с безголовой некротой и некропосудиной? Нет, хотя мог бы предполагать. Скорее, его ставка была на серьезную драку, возможно, абордаж, во время которого случайно или неслучайно гибнет кто-нибудь из посольства или даже все, кроме меня. А я в очередной раз поломала планы, применив западлостроение вместо магуйской дуэли. «Так я — не фехтовальщик, я — стрелок», и вообще когда-то в прошлой жизни ракетами занималась. То есть, не конкретно оружием массового поражения, но близко к тому, и психология у меня соответствует. А уж здесь и сейчас, учитывая тонкую грань, отделяющую мир от демонических соседей, я со своими убийственными руноскриптами и собственным источником тяжеловата и опасна для этой реальности. Примерно так, как опасны были древние маги, а, может, и больше. Они, в отличие от меня, хорошо знали, на что способны, а я продвигаюсь на ощупь, как толстяк в темной кладовке. То есть, все время что-нибудь задевая. Первый раз был загон Фалль, из которого я спасла троих, а больше сотни «спящих» убила. Конечно, если бы я туда вообще не полезла, вскоре умерли бы все, но ведь был же и более щадящий вариант — уйти оттуда и побыстрей сказать обо всем Арагорну или, как я сделала позже, Сан Санычу. А я... вот так, из-за одной незнакомой тетки... Во второй раз, только что, я могла бы подраться с некромагом, но пожалела, опять-таки, малознакомого иннена, который при сближении с источником некроэнергии гарантированно бы погиб, зато случайно убила кучу народа, который... Который все равно бы не остался в живых — или некромаг во время боя высосал, или вместе с посудиной пошли бы ко дну, или на Кугро бы их зазомбячили. То есть, оба раза имела место очень дешевая по количеству реальных жертв стимуляция моей совести, которая и так на все реагирует, как зуб без эмали. Те, кто погиб из-за меня, без меня бы тоже вскоре погибли, с гарантией. Совесть — это психический механизм, подстраивать реальность, как плетельщик, не может. То есть, надо искать, кому из магов судьбы это выгодно. А никому! Более того — любому руководителю совесть подчиненного мешает, гораздо удобнее слепая вера и нерассуждающая исполнительность. Это может потребоваться более крупным игрокам, например, некоторым божкам-планетарникам... но тут они жалкие и забитые, судьбой уж точно не смогут управлять. А, может, это нужно Ирайе.
  Да! Когда я поставила на виртуальную доску ее знак, все остальные точки-события и кружочки-личности сложились в работающую схему.
  И тогда я сделала единственно возможное для меня: поклялась, что буду действовать на благо Ирайе и никогда — во зло, и попросила ее одергивать меня прежде, чем натворю глупостей по незнанию. Главное, чтобы без жертв.
  
  И почувствовала, как напряжение, до той поры почти незаметное, но сдавливающее сознание со всех сторон, схлынуло. Лишь когда меня отпустило, я поняла, насколько оно было сильно. Эх, дорогой ты мой орк Сашка! Знал бы, что со мной сотворило твое лекарство... наверно бы, рассмеялся. Ничего теперь не попишешь — я здешнему миру родная и никуда не сбегу, а сбегу — так вернусь обратно, и он меня воспитывает... как умеет.
  А потом я проснулась.
  
  

Глава V.
Лофтофаги.

  
  Не смотря на то, что кристаллы не полностью подошли к нашим двигателям, и мне пришлось мастерить на коленке «понижающий трансформатор», рунами в четыре строки по три-семь-одиннадцать знаков и запирающий символ, но заработали сразу после заполнения энергией. Откуда энергия? Опять моя, естественным образом им тут не зарядиться, а наш магистр-водник уже, наверно, в порту и требует связи с Конторой. Представила блондина, проталкивающегося к связному артефакту, прямо въяве увидела, как он скандалит, раздуваясь от сознания собственной важности — аж на душе полегчало. В сравнении с ним я мудра, аки Трисмегист. А вот без всяких сравнений мне лучше лишний раз не отсвечивать, целее буду.
  
  Это не игры, не сон, а самая натуральная реальность, чего бы там ни болтали старина Мах, еще больший старина Гаутама и даже братья Вачовски. Хорошо рассуждать о майе и Матрице, сидя под деревом в мирной деревне или в захламленной квартирке хикикомори, обсасывать конфетки принадлежности, идентичности и прочие заморочки саморефлексии, а как доходит до дела, так вся мудрость сводится к тому, чтобы ни во что не влезать. Даже термин придумали — «недеяние». Конечно, с такими убеждениями действовать нельзя, иначе будет жестокий облом. Сколько ни внушай себе, что «ложки нет», она не исчезнет без определенных действий даже с монитора, и даже продвинутая чайка Джонатан Ливингстон расшибется о стекло, которое она не видит и не знает о его существовании. Впрочем, у каждого свои цели и свои обстоятельства, может, кому-то нужно убиться об реальность.
  
  Бедняга Омела, давшая жизнь несметному числу духов прогресса, уничтожила себя полностью, разлетелась на мириады частиц, и теперь вытравить ее суть из всех миров, куда они попали — задача, неподъемная даже для бога. И я почему-то ни вот на столечко не осуждаю свою духовную мать. Ни за тот поступок, за который ее заключили в Кристалл, ни за самоубийство. На ее месте я поступила бы точно так же. Она пожертвовала собой ради реального мира, того самого, которого, по мнению популярных гуру, не существует. Или ради ради той силы перемен, которая шла в миры через нее? А может ли выжить какой бы то ни было мир, вращающийся в зацикленной последовательности состояний, не станет ли он деградировать с каждым циклом, и не покажется ли лучшим выходом — сбежать из него хоть в полное небытие? Риторический вопрос: конечно, деградирует и погибнет, энтропию никто не отменял. И в чем тогда состоит суть прогресса, ведь не в самоуничтожении? Нет, конечно, у меня есть обоснованное мнение, в чем, но до полноценной гипотезы ему очень далеко. Не хватает данных.
  И эти данные я соберу. Так что стратегия «никуда не лезть» в данном случае себя не оправдывает, а уж «просто выполнять приказы» — так и вовсе провальная.
  
  Второй умный совет, от моего будущего сына, «изменять судьбу, изменяя себя», я, в целом, поддерживаю, был один удачный опыт. Но в какую сторону менять себя сейчас? Тогда я просто «раскрасила», оживила обычные чувства, и это, в результате, утянуло линию моей судьбы резко в сторону орка Сашки, а, значит, и Орма, и лишь благодаря последнему я не пострадала от взрывоопасного подарка Артаса (простака Джена, как пить дать, обвели вокруг пальца, и он не знал, что несет). Тогда были ясные цели. А сейчас? Кроме как «отбояриться и свалить в тихую гавань»? То-то и оно. Если нет своей цели — будешь преследовать чужие, если нет своих желаний — станешь слугой тех, у кого они есть. Банально, но правда. Так что главным оказывается вопрос целей.
  
  К утру дошли до вихревого кольца. В непосредственной близости от полярного круга сложно поддерживать субтропический климат, если не ограничить прогреваемое место. Вот его и огородили вихрем с радиусом километров в пятьсот, обнесли им архипелаг и прилежащее море и прикрыли сверху плотной облачностью, как кастрюлю крышкой, во избежание потерь тепла от излучения. Вихревое кольцо — искусственный циклон, в неподвижном «глазу» которого всегда одна и та же погода. Зато у периферии кольца дождь сменяется снегом и градом, между тучами вне зависимости от времени года змеятся молнии, а ветер временами достигает субзвуковых скоростей. Мясорубка для любого необорудованного магической защитой судна, так перетрет — даже рыбам ничего не достанется.
  
  В предрассветных сумерках вид циклопической черной стены, пронизанной молниями, пробуждал в сердце первобытный ужас. Низкий гул давил не столько на уши, сколько на мозги. Я встряхнулась, сбросила с себя гипнотическое оцепенение и вошла в состояние любопытного зрителя, как если бы сидела не в каюте мелкого суденышка, а в зале кинотеатра. Капитан и вся команда, не исключая сменившихся с вахты, заняли свои места. В перерывах между завываниями ветра и грохотом разрядов я некоторое время слышала дробный топот и короткие приказы, потом все человеческие звуки заглушил рев стихии. Кораблик окутался мерцающей сферой и скользнул во тьму.
  
  Грохот стих сразу же, как поставили сферический щит. Ветер и волны гнали теперь не само судно, а энергетический пузырь, причем, делали это довольно-таки аккуратно: магический движитель начал сглаживать волны. Конечно, сам пузырь качало и швыряло, но любая волна, добираясь до нашей защиты, теряла половину, а то и больше, своей высоты. Мерцающий шарик подкидывало и опускало, как на аттракционе, но ни одна водяная гора не ударила его сверху, не погребла под собой, и он, как поплавок, всякий раз непостижимым образом оказывался на волне. Вокруг пузыря стояла плотная темнота, лишь изредка озаряемая молниями. Как капитан умудрялся удерживать правильный курс — не знаю, но «кальмар» фыркал исправно, и кораблик шел, видимо, по спирали, забирая все ближе и ближе к центру. Бурлящие тучами стены светлели, ветер слабел, молнии за пленкой защиты уже не сверкали, и часов через пять хода сквозь бурю мы выскочили на белый свет. Именно белый — все небо было укрыто мерцающей непроницаемой облачностью, из которой моросил бесконечный дождь. Еще четверть часа кораблик скользил по успокоившемуся морю, прежде чем капитан отключил защиту и пришел ко мне, просить о подзарядке кристаллической батареи. Все-таки потери в самодельном трансформаторе слишком большие. Но и меня можно понять — никаких магоемких сплавов под рукой не было, руноскрипт резала на бронзовом держателе. Хорошо, что не поленилась взять в дорогу тот дуэльный кинжал с молекулярной заточкой, без него, боюсь, получилось бы косо-криво. Хороший режик, удобный: с легкостью располосует все, что угодно, от пухового пера до синей стали, так что вместо ножен приходится использовать малое заклинание отталкивания. Зато он — не только оружие, но и гравировальный станок, стамеска, пила по металлу и гильотинка для проволоки в одной упаковке. То, что нужно рунному мастеру. На всякий случай повесила его на пояс, затонировав отталкивающую поверхность серым цветом, во избежание лишних вопросов.
  
  После подзарядки кристаллов эр Храван посмотрел на меня с удивлением:
  — Не сочтите за оскорбление, вэль Хюльда, но насколько велик ваш личный резерв?
  — Не очень, — уклончиво ответила я. — Но его вполне хватит на весь обратный путь, даже если убрать кристаллы. Другое дело, что я не смогу точно дозировать силу и сожгу движитель... если вы их вдруг потеряете.
  — Думаю, вряд ли они куда-то денутся, я лишь хочу вас предостеречь. Даже если вы имеете резерв, как у архимага, не тратьте лишнего, скрывайте его. Мы тут не просто среди врагов, наши враги пользуются обратным течением силы, а это значит, что любой сильный источник будет привлекать ненужное внимание.
  — Благодарю, эр Храван, постараюсь лишний раз не отсвечивать.
  Капитан кивнул и отправился по своим делам, которые мне, пассажиру, знать не обязательно. Я же осталась на палубе. Путешествие сквозь бурю мой организм перенес хорошо, наверно, орочий вестибулярный аппарат еще не успел испортиться со времен наших доисторических предков, качавшихся на лианах. А вот за вихревым кольцом мне ощутимо поплохело.
  
  Тепличная сырость и легкий гнилостный аромат вкупе с мерцающей серостью неба — это ничего, проблему создавало постоянное сосущее чувство — то ли тошнота, то ли голод, то ли что-то более противное. Хотелось здорового холода, ветра, нормального освещения или, наоборот, темноты — в общем, чего-то определенного. А размытые моросью очертания, сырой воздух, и, в особенности, ощущение медленно утекающей от тебя силы — все вместе создавало ощущение пойманности в паучью сеть, замкнутости в ловушке и нарастающей пустоты. В отличие от любого мага, мне нечего бояться опустошения резерва, мой источник при мне, и суть этого ощущения было иная. Не энергетическая.
  
   Пока я бродила по палубе, посматривая то на далекий берег с жалкой, словно побитой молью, растительностью, то на бурлящую стену вихревого кольца, к нам подошли две лодки. Я хотела сказать — «всего лишь две», но этого было вполне достаточно для отпора незванному гостю: в одной из них явственно прочитывалась аура темного мага большой силы. До Черной Ти ему далеко, но, чтобы превратить в прах наше суденышко со всей его защитой, такому хватит и мгновения. На палубу вылезло посольство, просидевшее в каютах последние сутки, как мыши под веником. Морды лица у них были бледные и помятые. То ли проспали все это время, то ли пили, то ли морской болезнью страдали. Конторская лисичка, снова в образе старого слуги, встал позади них, совершенно невозможным образом одновременно вытянувшись в струнку и склонившись в ожидании хозяйского приказа. Кстати, этот образ — не иллюзия, это его собственные физиономия, грузная фигура и лопатообразные ладони, просто он вошел в другое состояние, и оно придает несомненно опасному бойцу вид отставного служаки, которому посчастливилось пристроиться личным слугой к самому министру. Я потихоньку просочилась к нему поближе. Со стороны носовой надстройки подошел капитан и всех успокоил:
  — Сейчас убедятся в том, что мы — те, за кого себя выдаем, и проведут по фарватеру.
  — Так вы уже бывали на Кугро? — нехорошо посмотрел на него эр Шоней.
  — Да, — ответил капитан. — Контора не единожды пыталась наладить дипломатические отношения с архипелагом.
  — Но почему...
  — Не всякое знание на пользу, эр Шоней.
  Хм. На месте посла я бы задумалась, а почему это ему сейчас так резко начали доверять, и почему до этого больше доверяли какому-то капитану. Но тот осекся, совершенно неприличным образом пялясь на приближающегося мага. Я выглянула в щелку между спинами и поняла, почему: тот был ревенантом. Хорошо сохранившимся, с безжизненно-серой, но гладкой кожей, не тронутой разложением, и с зеленоватой аурой в форме веретена. Высшая нежить. Впечатляет. Проигнорировав трап, маг левитировал вместе с двумя сопровождающими его мечниками на палубу. Подошел к капитану и заговорил.
  
  Разговор велся на альвийском, который у меня на уровне «читаю со словарем», и понять что-либо не удавалось. Под конец, сжалившись, конторский лис наклонился ко мне и начал шепотом переводить. Как раз когда нежитю верительные грамоты демонстрировали. Он на них даже не взглянул. Все вертел головой, будто искал что-то и не мог найти, так, что даже капюшон свалился, обнажив голову в почти не закрывающем лицо шлеме: тусклые выцветшие глаза, неестественно гладкая кожа, синие губы. Поймал мой взгляд, потянул эфир, как принюхался, изобразил подобие улыбки и махнул рукой.
  — Говорит следовать за их лодками, — перевел слуга.
  
  Фарватер действительно требовал опытного лоцмана: извивался, как пьяная змея, и был узок. Серые скалы и черные пляжи обрамляли берега, местами еще сохранились лавовые наплывы, а все, что находилось выше полосы прилива, заросло каким-то не то мхом, не то лишайником серо-зеленого цвета. Редкие деревья, чудом зацепившиеся за береговые камни, тоже страдали от него, и казались пугалами, одетыми в рванину. После где-то часа лавирования в проливах и мелководных бухточках мы вошли в огромное серповидное то ли озеро, то ли лагуну, вдоль внутреннего берега которой располагался порт. Длинные приземистые постройки — склады? Вон там — точно ремонтные доки, судя по состоянию кораблей и суетящемуся вокруг них народу. Близ них — стоянка рыболовных суденышек. А почти по центру разгружается богато украшенное судно изящной альвийской постройки, по сходням катят бочки, одну за другой, нескончаемым плотным потоком. Нас провели к стоянке, отделенной от всех остальных цепью с зачарованными бакенами. Тут же подбежали какие-то чересчур расторопные люди и установили сходни. Гнилью запахло сильнее, к запаху водорослей и тухлой рыбы добавился тонкий аромат мертвечины. И даже это все было терпимо, пока меня не ухватили под руку тонкие ледяные пальцы. Я подняла взгляд и увидела нежитя, того самого, что встречал нас у вихревого кольца.
  — Вэль Пхиос, к вашим услугам! — хватка стала сильнее. — Аккуратнее, тут высоко.
  Вот тут-то меня и перетрясло, натурально, всем телом. Уж не знаю, оскорбился он или нет, мою смущенную улыбку при желании можно было бы счесть и как принесенные извинения.
  
  Разместили нас в одноэтажном доме с крытой колоннадой по периметру: гулять под этим дождем не любит никто, даже разумная нежить, а в доме все время сидеть — тоска замучает. К тому же, такая конструкция защищает стены от воды. Внутри дома бедновато, но чисто, пять комнат, кухня, гостиная... стены и пол отделаны стеблями злака, напоминающего бамбук, мебель сплетена из него же. Окна застекленные, но без теплового экрана, защита от насекомых — слабое темное заклинание. У нас в деревне люди богаче живут, на каждом доме висит по десятку стандартных бытовых плетений — от пожара, от гниения, от насекомых, тепловые насосы, тепловые экраны, у многих — стазисные ящики в подполе, а у кого нет, тот самостоятельно простые чары сохранности накладывает. Но тут ими не обойдешься — при таком оттоке энергии сами плетения требуют двухслойной защиты, а она потребляет как бы ни больше, чем то, что она защищает. В месте, столь бедном на силу, работают только темные заклинания, построенные на обратном ходе энергии. Тьма все проглотит... но далеко не все построишь на Тьме. Например, темное лечение основано на уничтожении вызывающего болезнь: проклятий и порч, инфекций, инвазий, перерожденных клеток, а этим никак не ускоришь заживление, ну, если не использовать жертву. Максимум — преобразить боль в энергию. Подпитать кого-то собственной силой — шиш. Хоть я никогда не была чистой темнавкой, но ощутила такое в Гнезде Виверны, не было бы в нем стихийного источника — ничем не смогла бы помочь раненым. Вот только на архипелаге он был, и сильнее виверновского раз в полтораста, неужели заглох?
  
  Пока это обдумывала, успела помыться и переодеться, воду мне прямо в комнату в бадье принесли, такие же быстрые и мертвые слуги, как те, у причала. Этих мне удалось рассмотреть: тело забальзамировано по свежаку, движения точные и ловкие — зомбировали еще живых. Глаза пустые, говорить не умеют — интеллект и личность отброшены за ненадобностью. Та, что при жизни была женщиной, препарирована неумело, под волосами заметен посмертный шов. Или ей случайно раскололи голову? Сопротивлялась, наверно... Да, что-то мне совсем здесь не нравится. Из-за стены раздался капризный голос эртен Гармета и увещевания его слуги, слышимость в доме великолепная, хорошо, что перегородки хотя бы непрозрачны. Мне-то что, я и не такую скудость видала, а посол из дворян, и далеко не бедных, убогость даже временного жилища для него — оскорбление. Покопалась в сундуке, среди обязательных перемен платьев откопала бархатные штаны и курточку, пусть пошлятина, зато не юбка, двигаться легко. Переоделась, постирала форму. И тут пришел ревенант Пхиос.
  
  — Госпожа соблаговолит отобедать?
  — Что? — подозрительно: словечки у нежитя старомодные, а вот произношение — чистое, будто эмларский, на котором говорят в Империи, ему родной. — Нам придется куда-то идти?
  — Можете пообедать и тут, — качнул головой ревенант. — Но я приглашаю вас полюбоваться заливом с площадки Зубчатой Скалы.
  — Вот уж не стоит, — отказываюсь, ибо знаю от Пэрро и Тима, уроженцев здешних мест, что эта скала славится как место дуэлей. — Лучше здесь, по-простому.
  — О, не бойтесь! У нас больше никто не устраивает поединков.
  — На скале?
  — Нет, на Кугро.
  — Но почему? — живые «рыцари удачи» точно никогда не откажутся от этого способа разрешения конфликтов, да и мертвецы, сохранившие личность, слышала, иногда используют его для безнаказанного устранения конкурентов.
  — У нас все улажено.
  — На сегодня?
  — Навсегда.
  
  К счастью, посол тоже не захотел переться в гору под моросящим дождем, чтобы там съесть миску супа, а остальные, как положено, с ним согласились. Обед накрыли через полчаса в гостиной, те же два зомби, и ревенант не ушел, вместе с нами за стол уселся.
  — Вы не обращайте внимания, — отмахнулся он, когда я удивленно подняла брови. — Я, конечно, не ем, но удовольствие застольной беседы мне пока что доступно.
  — И приятно поговорить на родном языке? — улыбнулась я.
  — Да, и это немного, — согласился. — Но вы ошибаетесь, вэль Хюльда, если думаете, что я — единственный бывший подданный вашей Империи. Их тут предостаточно!
  
  Внесли первую перемену блюд: сырые и вареные морепродукты, какие-то корнеплоды, травы, грибы и много баночек с разноцветными соусами.
  «Слушайте меня внимательно, — голос шел не снаружи, а изнутри головы, и был узнаваем. — Я вам подскажу, что можно есть, а что — нельзя, если только вы дорожите своей личностью и жизнью ребенка». Ай да конторская лисичка, ай да медвежатник черепной коробки! Промыслила в ответ: «Согласна».
  Выяснилось, что съедобно почти все, за исключением мелких кусочков то ли стеблей, то ли корешков, двух соусов, а также всех сладких блюд. Но сладкое внесли уже потом, третьей переменой. Вообще, все время, пока мы ели, обслуживающие зомби подносили и уносили плошки и судки с непонятной пищей, лишь дважды ненадолго прерывались, наверно, ходили на кухню. Еда, чем-то напоминающая японскую, мне не понравилась, чувствовалось, что на желудок она ложится комом и по кишкам пройдет, как солома, не усваиваясь. Но ради приличия поела немного, избегая указанных менталистом опасных продуктов. А вот остальные члены посольства сметелили все, словно им и не сообщили об этом. Может, конторский лис предупредил только меня?
  
  Ковыряясь в тарелке, потихоньку разглядываю бывшего соотечественника, бывшего человека... а теперь — нежить на службе у некроманта. Он перехватывает взгляд.
  — И давно вы здесь? — задаю вопрос, опуская глаголы: «живете» — прямая насмешка над ревенантом, «существуете» — еще оскорбительней.
  — О, не так уж долго, — отвечает Пхиос. — Семь лет.
  — И что вас подвигло на такое решение?
  — Я из Ламейны.
  — Могильная гниль? Но ее же завезли с Кугро.
  — Но и сохранили мне, пусть не жизнь, но вполне сносное существование, тоже здесь. Гниль, кстати, притащили на континент не мы, а ваш юный идеалист, выкрав зараженную жену из наших лабораторий. После чего имперские маги даже не пробовали это лечить — обложили кордонами и отстреливали всех, кто пытался выбраться из карантина.
  — Интересно, а где она умудрилась подцепить эту заразу? — спросила я, предполагая, что нежить солжет или станет темнить и выкручиваться. — Ведь не на континенте?
  — Здесь. Чтобы выяснить, насколько опасно заболевание, требовалась серия опытов на молодых и здоровых людях, желательно, не измененных магией.
  — А на Кугро таковых нет?
  — Увы. Архипелаг слишком мал, чтобы прокормить обычных людей.
  — Но раньше же кормил?
  — Насколько раньше и насколько кормил? Грабители на торговых путях — не от большого достатка. Кроме того, не измененные — это распри и драки на самом архипелаге, это постоянная угроза беспорядков от сборища личностей с неустойчивой психикой, это сложность краткосрочного планирования и бесполезность долгосрочного. После проведенной модификации управление стало намного проще, а необходимость в питании сократилась.
  — То есть, Кугро теперь с полным правом можно называть архипелагом зомби?
  — Ну, что вы! У нас по-прежнему большая часть населения — живые, только модифицированные. Я приглашал вас на прогулку, надеясь показать плоды наших трудов.
  — Так я не услышала, ради чего у вас заражали похищенных граждан Империи. Пытались найти лекарство от этой гнили?
  — Думаю, вы понимаете сами.
  — Что именно?
  — Что любое знание — это, прежде всего, оружие. А уж потом, может быть, если у магов и алхимиков дойдут руки — что-то помимо него.
  — То есть, вы согласны, что могильную гниль вытащили из саркофагов и развели на поверхности именно алхимики Кугро? И вовсе не для того, чтобы найти способ лечения.
  — Маги, вэль Хюльда, а не алхимики — поправил Пхиос. — Да, вполне.
  — Тогда кто же виноват в эпидемии, выкосившей Ламейну?
  — Как обычно — один тупой идеалист с совершенно непредсказуемым поведением.
  — То есть, то, что он кинулся выручать жену — это непредсказуемо? — я подняла брови и пожала плечами. — Тогда вы совсем не знаете людей.
  — Да нет, это-то понятно. Вопрос, как он это сделал. Разнес вдребезги не только исследовательский центр, но и серьезно повредил преобразователи энергии. Именно после этого нам пришлось перейти в режим жесткой экономии.
  — Неужели их невозможно отремонтировать?
  — Увы. Теперешних знаний недостаточно для понимания древних артефактов.
  — Хм, — я поджала губы. — Хм... так, выходит, ваша первоочередная задача — вовсе не могильная гниль в качестве оружия, а восстановление древних артефактов.
  — Последняя задача принципиально неразрешима. Для того чтобы разобраться с артефактами и не устроить всеобщую катастрофу, нужно иметь те знания, что были у древних. Проблема закольцована.
  — Что-то я сомневаюсь насчет принципиально неразрешимых проблем. Всегда есть обходные пути.
  — Я о том же, — кивнул ревенант. — Мы на пути к окончательному решению вопроса. Хотите взглянуть?
  — Да.
  — Так идемте! — и он галантно подал мне руку.
  
   Не смотря на позднее время и то, что осенью в этих широтах темнеет чуть ли не после полудня, на улице было светло — дымка, покрывающая небо, лишь слегка пригасила свое мерцающее свечение. Мы шли вдоль побережья и осматривали причалы, доки, пропахшие острым духом рыбацкие плетеные лодочки и огромные грузовые суда.
  — Не думайте, что разрыв дипломатических отношений мешает торговле... да, закупаем у дварфов алхимические ингредиенты и биологические жидкости, а также амулеты у альвов. Нет, какие кланы с нами торгуют — государственная тайна. Да, нам есть, что экспортировать, к тому же, имперские купцы ничего не могут нам противопоставить, кроме быстроходности своих судов. Достаточно подстеречь...
  Мы добрели до устья мелководной, словно высохшей наполовину реки и двинулись вдоль нее. По крутому берегу шла мощеная камнем дорожка, с которой было удобно наблюдать за людьми, работающими на пологом берегу и в воде близ него.
  — Зомби?
  — Люди. Живые. Посмотрите, какая интересная культура!
  — Синие цветочки... кувшинки? А зачем вам столько цветов?
  — Это лотус. Пища счастья, творение древних магов. Приносит забвенье живым, воскрешает память у мертвых. Естественно, мертвые есть не могут, приходится извлекать действующее вещество и вводить в мозг. В этом случае можно добиться восстановления памяти в полном объеме даже у того, кто поднят через четыре декады после физической смерти, когда его душа ушла окончательно, а мозг задохнулся. Единственное условие — качественное охлаждение трупа не позже получаса после остановки кровообращения.
  — Здорово! Мертвым — память, забвенье — живым. Неужели все живые с этим согласны?
  — Можете сами спросить, — пожал плечами ревенант, и повел меня по длинной лестнице вниз, к воде.
  
  Пришлось еще немного пройти по мосткам, прежде чем мы наткнулись на привязанные к ним лодки-плетенки. Их никто не охранял, но было понятно, что делать это незачем — воровство тут невозможно. Я чуть не опрокинула шатучий челнок, и, если бы Пхиос не придержал его — точно загребла бы воды. Ревенант легко спрыгнул вслед за мной и взял в руки длинный шест. Стоя на корме, он толкал челнок по зеленому ковру с ловкостью, недоступной даже местным гребцам, которые перевозили собранные корневища. По пояс в воде, временами погружаясь в грязную жижу чуть не с головой, люди вытягивали длинные плети с узловатыми утолщениями на конце, ополаскивали их от ила, обрывали стебли и складывали по отдельности вершки и корешки. Заросли лотуса тянулись вверх по реке, докуда хватало глаз, и вряд ли там заканчивались. Весь этот зелено-синий ковер был усеян фигурками людей: сборщиков и перевозчиков на лодках. Толстые бледно-зеленые стебли обвивались вокруг шестов, как змеи, а голубые, словно вылинявшие цветы истекали душным ароматом. Я, недолго думая, сформировала плетение воздушного фильтра и окутала им себя полностью, замкнув края на подошвах ботинок.
  — Не нравится?
  — Не люблю сладких запахов.
  — Ну, как знаете... За ароматическую пасту лотуса хапры платят золотом по весу.
  — Так хапры вообще любят всякой дрянью травиться, только вина не пьют, вера не позволяет.
  — Не любите их?
  — Весь народ? Нет, что вы. Я среди них не жила, чтобы судить, а вот с одним тхайен на восточной границе дружила. Но потребность в наркотике дает уже не слишком лестную характеристику.
  — Живые вообще склонны к алхимическим модуляторам.
  — А мертвые?
  — У мертвых другие потребности.
  — И какие, например?
  — Знания. Сила. Власть.
  — Точно такие же есть и у живых.
  — Живым они нужны для удовлетворения их скотских потребностей.
  — А вам для чего?
  — Например, для творчества.
  — Н-да... Не подскажете, часом, Хрустальный замок мертвые альвы построили или, все-таки, живые? А Скальный Лабиринт во внутренней долине Ладрогских гор создали мертвые дварфы?
  — Живые, живые, не спорю. У них некромантия законодательно запрещена. Но альвы, дварфы... это изначально талантливые расы. А в хуманах слишком много животного, чтобы у них хоть изредка получилось что-нибудь исключительное.
  — А я вот знаю мир, где есть только люди, хуманы. И они создали культуру, не менее богатую, нежели альвийская, и технику, превосходящую дварфийские образцы.
  — Да? Интересно! И как же вы туда добрались?
  — Государственная тайна, — ответила я.
  
  

Глава VI.
Возлюбившие смерть.

  Пхиоса приставили именно ко мне, на остальных он обращал внимание редко, по крайней необходимости. Посольство занималось какими-то ужасно серьезными делами, исчезало утром и возвращалось поздно вечером, и меня на все эти переговоры, консультации, обсуждения не звали. С утра и до вечера за мной по пятам ходил ревенант, а конторский лис держался по возможности рядом и время от времени телепатически прояснял ситуацию или предостерегал, особенно в вопросах еды. К тому же, мы с ним кое-как подготовились к возможным неприятностям. Защиты, фильтры, скрипты... Пхиос, конечно, что-то замечал, о чем-то догадывался, но на мертвом лице никаких эмоций не отражалось, да их у него в принципе не было. Как я поняла, эти улыбки, поднятия бровей, прочая мимика мертвого тела — результат искусной работы анимага и произвольная игра мышцами самого ревенанта, заметно, что ему гораздо проще не шевелить ими, нежели что-то изображать лицом. Зато улыбки модифицированного населения были искренними, и от этого не менее пугающими. Люди копались в грязи и гнили, перетаскивали жуткие тяжести на костлявых спинах, рыли каналы и городили запруды с энтузиазмом муравьев и жутковатым выражением непрекращающегося блаженства на лицах.
  — Они что, не отдыхают? — спросила я.
  — О, нет, конечно же, спят: два часа днем и четыре — ночью, — ответил мне Пхиос.
  — Не маловато будет?
  — Для модификантов — более чем достаточно. Кроме того, два раза в сутки перерыв по четверть часа на принятие пищи.
  — Лотус?
  — Нет, лотусовая мука — это малая часть рациона. Основное питание — крилево-фарицедная масса. Она очень питательна.
  — Что же они такие истощенные?
  — Модификация: ничего лишнего не нарастает, жира — в особенности. Все идет в энергию, в дело.
  — И что, модификация передается по наследству?
  — Как-как? Мм... нет. К сожалению, модификанты стерильны. Поэтому мы вынуждены всякий раз отлавливать и модифицировать новые особи, для восполнения убыли. Нам не удалось добиться их размножения или, по крайней мере, достаточно долгого срока жизни. Десять-пятнадцать лет — максимальный срок существования после модификации. Но мы над этим работаем. Огромный и несомненный плюс в том, что модификанты, в отличие от зомби, не требуют постоянной подпитки силой и сохраняют все навыки, выработанные до модификации.
  — Бедняги... по мне, так лучше смерть, чем такое существование.
  — Их не стоит жалеть, вэль Хюльда, они счастливы. Представляете — десять лет неземного блаженства на островах вместо серой и никчемной жизни в Империи.
  — Простите, но я думаю иначе. Бесперебойное алхимическое счастье — не жизнь, и даже не смерть. Периодическое страдание — основная метка реальности, часть механизма обратной связи. Подозреваю, что они так мало живут, не в последнюю очередь, из-за ее отсутствия.
  Конторский лис послал мне одобрительную телепатему.
  
  После этого разговора ревенант сразу же смылся. Не прошло четверти часа, как явились два этаких «рыцаря смерти» и позвали меня за собой. Ну, что значит, «позвали», погремели доспехами и приказали с ними идти. Я собралась с духом, припомнила сашкину орочью рожу — если что, перенесусь к нему, и пусть все обломаются, и пошла. Воздушный фильтр второй день не снимаю, защиту разума мне конторский лис сделал, на пряжку себе еще вчера скрипт алмазного щита нанесла, после активации продержится, правда, пару секунд — но этого хватит, чтоб улизнуть. Бой не выдержу, а сбежать успею.
  
  Привели меня в беседку, увитую какой-то ползучей дрянью. Я растительность всякую люблю, особенно ту, в которой прятаться удобно, но эта мне сразу не приглянулась. Какая-то она слишком хищная с виду, и силу вытягивает, как пиявка. Зато цветет пышно, хорошо, что я запахов со своим фильтром не чую. Ждала недолго, гляжу — по дорожке идет нечто в белом балахоне, и балахон этот на нем, как на вешалке, болтается. Ростом с меня, но чувствуется, что нерядовая фигура, такая у нее аура силы — холодная, плотная, темная, аж издалека покалывает.
  
  Подходит. Откидывает капюшон. Открывается череп, инкрустированный искусно зачарованными камушками, если не ошибаюсь, обсидианом и морионом, в глазницах опалы с внедренным плетением, и вся эта каменно-костяная конструкция заключена в прочнейшую пленку призрачной тьмы. Ой... знакомьтесь — лич. Собственной персоной. Я бы сказала, архилич, но Пекрито на Ирайе один, сравнивать не с кем. И это очень хорошо. Потому что наша Черная Ти (которая Челюсть) такому некромагу не противник. Не «на один зуб», конечно, но справится он с ней без особого труда. Теперь понятно, почему меня, а не ее отправили сюда. Челюсть — тетка разумная и логичная, тут ей ничего не светит, а вот я могу сработать под дурачка.
  
  Встала, склонила голову в приветствии.
  — А! Хе-хе, путешественник по мирам! — прозвучал голос где-то над головой, но тут же переместился ниже, на уровень моего лица. Я поняла, что лич использует плетение-имитатор речи. Такое целители подсаживают людям, когда невозможно восстановить поврежденные голосовые связки, а ему приходится формировать вне своей энергетической структуры, а то тьма воздушную стихийку быстро разрушит.
  — Хюльда Приграничная, к вашим услугам.
  — Хюльда... а может — не Хюльда? Одна Хюльда в крепости духами командует, вторая ко мне пришла. Кто из вас — настоящая?
  — Обе.
  
  Лич подобрал подол, поднялся в беседку и сел напротив меня, закинув ногу на ногу. Протянул ко мне щупальца мрака.
  — Стоп! — я подняла руку. — Либо мы говорим по-хорошему, либо я ухожу. Не беспокойтесь, смогу, есть у меня такой божий дар. Но больше мы с вами не увидимся. Решайте.
  — Не стоит пугаться! — лич поднял обе ладони, удвоив мой жест. — Я не собираюсь вам вредить. Но надеюсь на вашу откровенность, иначе разговор бесполезен.
  — Прекрасно! Хотя, знаете, не на все вопросы можно дать ответ, а на какие-то отвечу частично.
  — Согласен.
  Я тоже присела на лавочку.
  — Вы, как я понимаю, — произнес Пекрито. — Прибыли на Ирайю издалека. Очень издалека. Такие, как вы, называют себя попа-дансы, а также гефанэн или без-пань-ски. Вы из другого не только мира, вы из другой группы миров. Да, я все знаю, общался с такими... более трехсот лет назад. С паладином Элима Пресветлого и подмастерьем Райвана Убийцы. Альфаром и Дереком. Вместе с нашими магами они перебили клириков и поприжали богов. Без них провернуть такое нам бы не удалось. И все бы хорошо, не смотря на личные потери, — Пекрито постучал костяными пальцами. — Но потери знаний невосполнимы. Погибли учителя, остались ученики.
  — Почему? — удивилась я. — У вас не хватает исследователей? Если какой-либо механизм, заклинание или плетение когда-либо существовали в этом мире, то они повторимы. Академия исходит из этого постулата, и добилась немалых успехов.
  — Ваша Академия, милая девушка — дерьмо ктахи. Дерек классифицировал известные заклинания и разобрал глифы на функциональные части. И теперь вы из этих частей конструируете. Все! Что мог знать подмастерье, даже самый талантливый? Что мог ему дать хозяин, даже в преддверьи войны? Только те практические знания, которые могли понадобиться для победы. Война кончилась, маги погибли... От магии остались жалкие обрывки. Их собрали, записали, заучивают... Но дальше-то никто не пошел!
  
  Я могла бы возразить, что сотни бытовых, целительских, производственных и аграрных заклинаний, разработанных этими «учениками», облегчили жизнь простых людей настолько, что за триста лет вся территория Империи, включая самые холодные неудобья, оказалась заселена, причем не редкими поселениями охотников или кочевников, а оседлыми пахарями и скотоводами. Промышленное производство тоже, кстати, налажено, с учетом местной специфики, где-то на уровне европейского девятнадцатого века. И — маленькая характерная деталь! — у нас проблемой девушек, особенно деревенских, является лишний жир на талии, а не истощение, как оно было раньше. Да, могла бы сказать, но не стала. Пекрито не поймет, а если поймет — то превратно, для него простецы — расходный материал, не более того. Поэтому я скорчила скептическую рожу и спросила:
  — А самим думать — никак? Не боги же горшки обжигают.
  — Не боги... но и нам нужны не горшки! Сила уходит из мира, прежние заклинания наполнять все труднее. И это — только одна из проблем. Вторая — в том, что люди, как раса, исчерпали себя. Они становятся в массе все тупее, ленивее, элементарней, и это было бы даже неплохо, если бы сопровождалось вспышками талантов — хотя бы один гений на миллион... голов безрогого скота... Но и такой малости нет.
  — Не заметила. Ни того, ни другого. Что же насчет силы — нужен баланс. Знакомы с исследованиями Текефии Керрийской? Монография «Взаимосвязь стихийных течений в пространственно замкнутых системах». Там один из примеров — Кугро, плотность эфиропотока в котором прослеживается со времен последней войны.
  — Крошка Ти? Трусливая крыска еще что-то исследует? На помойке ей место, или в вашей говенной Академии. Она, помнится, все от боли в обморок падала, ей фетку прижгут — она и отключилась.
  — Что?..
  — Женский половой орган, — сказал, как сплюнул. — Малефик должен любую боль терпеть, не теряя сознания, и превращать в силу. С меня Мелея трижды за сутки кожу сдирала, и я ее выращивал заново, а излишки силы в накопитель сливал. Вот что значит — учеба, а эта... ей раскаленный штырь в фетку забьют, а она — раз, и откинулась. В фетку! Всего-то.
  
  Да... членовредительство, однако, до последней войны было в моде. Теперь понятно, почему Черная Ти с мужчинами близко не сходится, а вовсе не из-за лошадиных зубов. А Мелея — та еще тварь. В нашей Академии на курсе малефицистики используют чистую и красивую методику с генератором боли. Никаких повреждений, просто сигнал, расходящийся по нервам. Надел браслет под колено или на запястье, включил, а мощность регулируешь самостоятельно: научился закольцовывать и возгонять слабую боль — переводишь ручку в следующее положение. Даже без генератора можно, если тренироваться вдвоем: есть старое заклинание «профос», чем дальше читаешь, тем сильнее скручивает боль того, на кого она направлена. А эта «учительница» развлекалась... Пекрито поймал мой взгляд, камни в его глазницах засияли алым огнем:
  — Осуждаете?
  — А что ее осуждать... Мелея Тихая Смерть расплачивается до сих пор. Сперва скиталась в астрале мира, где никто ни в какую магию и не верил, и она от этого заглохла, а верили они в силу разума, механики и алхимии. Мало того, в тамошней медицине до сих пор широко используются препараты для наркоза и анальгетики, есть специальные врачи, которые на операциях следят, чтобы пациент получил нужную дозу, и даже смертельно больной... — тут я, конечно, загнула, описывая скорее земную ситуацию, чем та, что была на Хирайе, но принципиальных отличий в них нет. — В общем, триста лет посмертия ей было голодно, очень голодно. Сейчас в крепости злая сидит: если к нашему источнику приспособиться не сумеет — развоплотится до беспамятного духа.
  — Нашли с кем сводить счеты, герои... Сами-то ничего не умеете.
  — Ну, может быть, — на такие грубые подначки я уже не попадаюсь. — Тупые мы орки. Но вы-то должны были доучиться с тех пор. И время было, и силы, и никто вас не отвлекал.
  — Но не было учителей.
  
  Опять двадцать пять за рыбу деньги... Тяжко вздыхаю. Если до человека... ну, пусть лича... за триста лет не дошло — что ему за пару часов объяснишь?
  — У каждого разумного и любопытного существа, ухитрившегося просуществовать достаточно долго, наступает момент, когда не нужны ни учебники, ни учителя, чтобы получить новое знание. Теория создается из обобщения наблюдений и практики, практика подтверждает или опровергает теорию. И так до бесконечности. Помнится, теорию чистой предрасположенности к стихиям с треском опровергли, а еще сто лет назад она считалась незыблемой.
  — Это — исключение, подтверждающее правило.
  — Не знаю, как с правилами, но... Исключения не подтверждают теорий, они их ниспровергают. Чтобы сказать, что теория безусловно верна, не хватит любого числа подтверждающих результатов, но, чтобы доказать ее ошибочность, хватит и одного подтвержденного и невпихуемого факта.
  — Это знание вы принесли из своего мира?
  — Именно. Жил там ехидный дядька Карл Поппер...
  — Дварф?
  — Хуман.
  — Не может быть, имя дварфское. Наверное, помесь.
  — Ну, не знаю, не знаю. Роста он был высокого.
  — Это еще ничего не значит. Так теория о теориях — его детище?
  — Да. Он еще много нужного в методологию науки привнес, но этот критерий — самый известный. Если теория принципиально неопровержима — она бесполезна и ненаучна.
  — Ну, почему же? А, да... Но это справедливо только для прикладных теорий. Как вы собираетесь проверять теорию, что миры зарождаются в Хаосе?
  — Однажды я сотворю мир. Нет, не просто мир — целый веер. Или лучше — древо миров. Живое, растущее. Все живое — растет, все мертвое — распадается. Знаете, почему деревья так долго живут, вот взять хоть альвийские ясени?
  — Мэллорны.
  — Ага, их. Потому что они всю жизнь растут. Тысячи лет роста — сперва буйного, взрывного, потом — медленного, но не останавливающегося. До самой смерти любые деревья остаются детьми, а умирают... не от старости — от болезней или несчастного случая.
  — Хорошо, наверно, быть деревом, — говорит лич и громко скрежещет. Или это имитатор речи разрушился? Нет, так нежить смеется, забыл, наверно, как хохот должен звучать. — А вы в дядюшку удались, неожиданные выводы делаете.
  — Он мне не родственник, вот совсем никаким боком.
  — Ну-ну, конечно... да не спорьте, верю. Все равно любое существо само себя создает. Ладно, заболтался я с вами. Идеи у вас интересные, только ни одного подтверждения им я не видел. Вот когда создадите мир — приходите, еще раз обсудим. А пока все это — голословные утверждения.
  — Ваше право, — говорю. — Когда создам, то к вам навряд ли приду. Вот вы ко мне — очень возможно. Но тогда говорить с вами мне будет неинтересно.
  — Да-да, обязательно, — Пекрито махнул рукой уже с порога.
  
  Тьфу, дурочка... конечно, ничего особо секретного я ему не открыла, но как попалась-то, а? Имитировал синдром «вечного ученика», а я и уши развесила. И раскрылась сама, и не выяснила ничего, кроме его, всем известного, презрения к простецам. Чему я могу его научить, а? Да он всякой гадости наизобретал дохренищи. Что еще у него там в лабораториях, из которых могильная гниль вылезла? За готовым примером далеко ходить не надо — модификанты все время перед глазами. Прогресс!
  И, кстати, вопросец назрел.
  Для чего ему столько безупречных рабов? Воины из них — курам на смех, промышленности по типу дварфийской у него нет, да ничего похожего тут и не строится, где их еще задействовать? Выращивать лотус? И зачем ему столько лотуса? Блииин... поняла. Кормить им завоеванное население. И все! Никаких тебе партизан, никакого подполья. Все счастливы и довольны. Чтобы зазомбировать сразу тысячу живых человек — нужен архимаг смерти или не один десяток магистров некромагии. А сто тысяч, проживающих только в Энсторе? Но достаточно добавить в хлебную муку десятую часть лотусовой — и готово. Твоюмать! Тут даже не потребуется военных действий: накорми лотусом — и бери всех тепленькими, с идиотскими ухмылками на тупых рожах. Надо сообщить конторской лисичке. «Да сообщила уже, — слышу телепатему. — Жаль, отсюда перекрыты конторские связи». «Ничего, — отвечаю ему. — Ночью попробую сделать им финт ушами, и передать сведения другим путем».
  
  Слишком я увлеклась мысленным разговором, даже не почувствовала, как ко мне кто-то подобрался и схватил за руку.
  — Ай! — дернулась и открыла глаза.
  Передо мной стояла девочка лет шести в темно-алом шелковом платье, с золотыми волосами и огромными карими глазами. Прямо Алиса из Зазеркалья, только передника не хватает. Да и платье не из тех, что можно с какими-то передничками носить, королевское платье. Ничего лишнего, все так, как должно. Но это-то не самое главное! Девочка была живая. Не нежить, не призрак, не модификант. Я тут вообще детей не видала, и вдруг такое явление.
  — Аль... как тебя звать, дитя?
  — Я не дитя, а ты правильно догадалась, — ответила девочка с укоризной. — Я — Альфлед, а ты — Хюльда.
  — Хочешь отсюда сбежать? — спрашиваю ее, а сама уже вспоминаю метки, оставленные в Конторе, чтоб сразу туда перейти.
   — Не хочу, — отвечает девочка. — Не затем я сюда убежала.
  — Так тебя не похитили?
  — Конечно же, нет! — она подобрала юбки и уселась рядом со мной. — Я сама с ней сбежала.
  — С кем?
  — Неужели не знаешь? Конечно же, с Фалль. Ты же недогадливая! Мне пришлось три раза тебе намекать, что ты мне нужна здесь. Сперва послала приглашение — то, что со слабым ядом, потом попросила Фалль поднять за тебя тост, потом уже маме приснилась и потребовала тебя привезти.
  — А ты знаешь, что мы с Фалль, мягко говоря, не дружим? Что она в Империи нагадила, как стадо орочьих ктахи?
  — Конечно. Но сюда меня перенести могла только она. И вообще, ты же ее побила, да? Тыкала носом в землю и кричала: «Попробуй реальность».
  — Ну, не так, но по смыслу близко.
  — Я еще маленькая, плохо считываю слова, а вот суть и сами события — хорошо. Я знала, что ты победишь.
  — Так зачем ты сюда-то явилась? Тут слишком опасно для юной девушки, даже если она — талантливая плетельщица.
  — Мне нравится, как ты говоришь. Ты называешь меня как ровню, на «ты», а дома все кланяются и говорят «ваше высочество». Уже ради этого стоило убежать. А еще я хочу свое королевство. Понимаешь, Бриану суждена долгая жизнь. Отец проживет еще лет семьдесят, за три года до смерти передаст власть сыну. Мы же с братом — полуальвы, и Бриан будет жить почти тысячу лет, жить и править Империей. А я обрету бессмертие на третьей сотне, но тогда власть над людьми меня уже не заинтересует. Но до этого я хочу себе маленькое королевство посреди северных вод. Правда, красиво?
  — Да, — я представила этого ребенка на огромном обсидиановом троне, под суровым северным небом... — Красиво. Но не забывай, вместе с Кугро идет лич и его мертвое войско, которое, того и гляди, нападет на Империю.
  — Пекрито? Милый скелетик, — захихикала Альфлед. — Никуда он не нападет. Это решилось в тот час, когда ты Фалль кормила реальностью. Он ждет ее, а она не приходит, у бедняжки жестокое несваренье желудка. А больше я тебе ничего не скажу, иначе мне опять подправлять судьбинские нити. Это знаешь, как тяжело? Дядя непосредственно их редко трогает, больше манипулирует в реальности — мыслями, эмоциями, словами, делами. И меня так учил. Дядя умный, только мне не родной.
  — Ты и это знаешь?
  — Конечно. Они были побратимами с моим предком. Я нити смотрела.
  — Здорово. Но жить со «смешным скелетиком», я думаю, тебе вряд ли понравится. Да еще в окружении ревенантов, модификантов и зомби.
  — И не говори, — вздохнула девочка. — Уже надоело. Но я не с ним буду жить. Я буду править русалками, и у меня будет высокий красивый муж, ллири. Только подрасту немного, а в это время его вылечу. Потому что когда встретимся, он будет почти мертвый, и лечить его долго придется.
  — Так чего же ты от меня хочешь?
  — Приходи завтра с утра к обвалившемуся гроту, который на юг от Зубчатой скалы, вдоль побережья, с полчаса ходу. Ты найдешь. Без тебя ничего не получится. Нож свой возьми, пригодится. По рукам?
  — Договорились! — я подставила руки.
  Она соскочила на пол, звонко шлепнула по моим ладоням, подхватила подол и убежала в неприветливую зелень хищного сада. Альвы, они такие, с любой растительностью договорятся.
  
  Но, однако, мне нужно кого-то звать для сопровождения. Иначе весь сад порублю на салатик — придется отмахиваться от самых наглых ветвей. А в чужом доме не хочется хулиганить. Звать не пришлось — притопал знакомый ревенант.
  — Убедились?
  — В чем?
  — Альфлед жива, здорова и не собирается покидать Кугро.
  — Вы подслушивали?
  — О, зачем разбрасываться обвинениями? Вы говорили достаточно громко. Да и что такого сказала девочка? Что ее вполне устраивает будущий супруг? Так это же великолепно! Дети еще свободны от многих скотских желаний, а когда подрастет — нам не составит сложности их купировать.
  — Вы и ее накормили лотусом, да?
  — Разве что сделали бы это насильно. Она чувствует лотус в любых, самых малых пропорциях, и не ест эту пищу. Как и вы. К тому же, модифицировать того, кто может стать королевой немертвых — глупо. Сохранить ее талант — наша обязанность. Вы слышали, она говорила: «На третьей сотне лет я обрету бессмертие»? Девочка заранее знает, когда станет вровень с Пекрито.
  — Хм... — так я еще не рассматривала наш разговор. Но там что-то говорилось о прекрасном ллири, который станет супругом, но которого потребуется долго лечить. Либо ревенант этого не слышал, либо я слышала совсем не то, что она говорила, либо каждый слышал свою версию. А что — мастера времени на такое способны, мелкие лакуны бытия быстро затягиваются, при этом варианты произошедшего события остаются для участников в разных лакунах разные. Вполне возможно, что в той лакуне присутствовал только мой голос, а она давала отредактированный вариант ответов. А в этой лакуне говорила правду. А вдруг правда — это то, что она сказала для подслушивающего Пхиоса? Разве что включить, наконец, мозги и прикинуть, что кому выгодно и кто как эту выгоду собирается получать.
  
  Спать, спать, спать... и заодно известить Контору о возможном использовании некрами лотусовой муки.
  
  

Глава VII.
Свартчокан.

   В последнее время я жила впроголодь, да и пребывание на острове сопровождалось «сосущим» чувством из-за слабости эфиропотока, так что для засыпания пришлось приложить определенные усилия, раз за разом падая во тьму глубокого сна. Все время что-то дергало меня наверх, и я застревала в бредовой полуреальности. Старательно нащупав эту «привязь», я прикрепила к ней пару прямых хагалазов, задала им направление с помощью райдо и запитала скрипт от собственного источника. На грани реальности раздался треск, словно короткое замыкание, и длился он не менее четверти часа, постепенно угасая или, возможно, теряясь вдали. После чего преграда исчезла, и я мешком вывалилась в ближний ментал. В нем было пустынно и очень тихо, будто вокруг никто ни о чем не думал. Это меня озадачило, но не настолько, чтобы переключиться на поиски местных разумов. Я поднялась выше, в слои всеобщности, убрав знание речи и вообще любых символов. И услышала знакомый гул — как он появился в первый выход, еще в земной жизни, так и стал для меня характерным признаком дальнего ментала. Будто неслышимые отзвуки эха гуляют в зале циклопических размеров. Нечто огромное, необъятного смысла, проплыло надо мной, как кит над аквалангистом, и у меня захватило дух — я еле остановила свое побуждение присоединиться к нему. И развернула сознание в сторону Дерека и Конторы — уж что-что, а запашок их сути я не забуду даже в глубоком обмороке. В это время наверху опять проплыл недавний гигант, словно потерял что-то рядом со мной и теперь упорно ищет. А если меня? Я затаилась, приняв состояние небытийного зеркала, но гиганта, наверно, именно эта возня и привлекла. Охватил меня вниманием, дернул...
  
   И вот я стою в Тумане, как дурак с мытой шеей, и пялюсь на физиономию Арагорна. Он открывает глаза, расслабляет сжатые губы, опускает руки и... выдыхает так, словно вагоны разгружал.
   — Привет, дорогая пропажа!
   — Я? Пропажа? Вроде, никуда не исчезала, куда ты меня определил — там и работаю, от трудностей не прячусь, к конкурентам не бегаю. В чем претензии?
   — Претензий нет, — отвечает Игрок. — Только в Тумане тебя поймать решительно невозможно, а вытащить в него — немногим проще. Скользкая стала, как твой тамошний шеф.
   — Дерек, что ли? Еще б ему от тебя не бегать, ты же его проклял.
   — А вот это не надо! — Ара покачал указательным пальцем. — Проклятие стало источником его силы, и вообще, если бы не оно, был бы он сейчас каким-нибудь чешуйчатым щелекрылом, а сама Ирайя — перевалочной базой для артасовых тварей. Скажи, что тебе известно о Зерне Хаоса в вашем мире?
   — Ну, что такое было. В последней битве войны магов с богами его использовали для разрушения божественных артефактов, уничтожающих магию. Потом оно куда-то исчезло: или разрушилось, или потерялось.
   — Потерялось? Потерялось, говоришь? Спрятано! И очень хитро спрятано, ибо его эманации в данный момент близки к фоновым значениям. Прямо ваш неуловимый суслик: знаешь, что есть — а не видно!
   — Ну и хорошо. Не хватало нам на Ирайе новых проблем — от старых на стенку лезем.
   — А они будут! — успокоил меня Арагорн. — Вам второе принесли.
   — Ммать... — я как-то сразу вспомнила кародскую операцию. — А сколько вообще их можно в один мир впихнуть?
   — По одному в лунку, то есть в мир — осклабился Игрок. — Но первое у вас уже не просматривается, так что — встречайте.
   — И где же эта пакость лежит?
   — Рядом с тобой.
   — Не поняла.
   — Там, где сейчас твое тело. А, скорее, пара-тройка километров от него. Я, собственно, благодаря тебе и узнал о его присутствии в вашем мире. Тебя от его близости с души воротит, заметила?
   — Ну, что-то действительно было, но я списала на непривычную пищу и начинающийся токсикоз.
   — Ты шутку посмешнее придумай. Какой токсикоз? Твой источник силы уже настолько изменил твое тело, что не всякие яды на него подействуют. Проверять, правда, пока не советую, слишком рандомной стала судьба. Подожди года полтора, пока не закончатся изменения.
   — И кем я тогда стану? Дендроидом?
   — Ну, зачем так радикально! Внешний вид вряд ли сильно изменится. А вот физиология... если, конечно, доживешь.
   — А что, с этим проблемы?
   — Пекрито уже все подготовил для обряда — напряжение судеб Ирайи достигло пика. Значит, в ближайшее время он Зерно активирует. Или нет. От тебя зависит. Неактивированное можешь принести сюда, помогу выкинуть. Активированное... до этого лучше не доводить. Немногим лучше тотальной ядерной войны, кстати, Земля-118 недавно превратилась во второй пояс астероидов... а, нет, не твоя параллельность, это какую-то креатуру Артаса оттуда в Веер закинуло... В общем, если упустишь — и сама сдохнешь злой смертью, и остальным не поздоровится. Все поняла?
   — А как мне это сделать?
   — Теперь? Увы, не знаю. Раньше надо было на связь выходить. Сейчас до точки бифуркации осталось от нескольких часов до двух суток. Активировать его на островах может только Пекрито, других магов его уровня там нет. Держись все время рядом с ним. Как заметишь Зерно у него в руках — хватай и переносись ко мне.
   — Хм... попробую. А если он его не отпустит? Ну, знаешь, как в анекдоте про медведя.
   — Переносись вместе с личем. Или ты думаешь, какой-то некромаг для меня достаточно сильный противник?
   — Не думаю...
   — Да я уж заметил. А думать иногда полезно, — съехидничал Арагорн, но как-то уныло, без огонька. — Свободна. Можешь идти. С кем ты там связаться решила?
   — С шефом.
   — Зайди в его сон.
   — Это как?
   — Не просто, а очень просто. Ощущение его сути — не тела, не характера и не мышления, а именно сути знаешь?
   — Да знаю я, — кивнула. — Знаю.
   — На всякий случай, держи, — передал мыслеобраз. — Сконцентрируйся на нем и накачивай силой. Уж дурной силы у тебя хватит. Когда почувствуешь, что щиты сдались — увидишь его. Это, конечно, не совсем он, а проекция, но поговорить через нее можно. Тебе ведь поговорить, а не убивать его надо?
   — Да.
   — Ну, иди же, — кивнул Игрок и растворился в тумане.
  
   Только когда ментальные щиты шефа лопнули, я поняла, что Арагорн сделал мелкую гадость — не мне, а ему. Даже в пространстве сна Дерек сидел на корточках, держась за голову — прямо, как оглушенный взрывом. Я подошла и погладила плешивую макушку — жалко, все-таки, из-за меня пострадал. И мгновенно оказалась в ментальных тисках, а шеф, оказывается, совсем в другой стороне стоял. Правда, тоже с оглушенным и малость придурковатым видом.
   — Ты что ломишься?
   — Да вот связаться хотела, а Пекрито все каналы перекрыл. Добралась через внешний ментал.
   — Ох... Заставь дурака богу молиться... — тиски внешнего контроля ослабли. — Говори, только быстро, а то из-за тебя сигнал общей тревоги пошел, отменить надо, иначе все равно разбудят.
   — Так, первый вопрос. Как там твое супер-оружие? Готово?
   — А что, неужели все так плохо, что оно потребовалось? Ты не паникуй.
   — Я и не паникую. На Кугро запас лотусовой муки, и такой, что можно всех жителей Империи накормить. Ты понимаешь, что это значит?
   — И что же? Накормить лотусом мало, для массового зомбирования нужны мощные заклинания широкого охвата.
   — Да и без заклинаний народ отупеет до полного скотства. Потеря памяти, ослабление воли, абулия и согласие с любым положением вещей.
   — А разве это плохо?
   — Что?! — у меня глаза полезли на лоб. — Ты хочешь, чтобы Пекрито досталась вся Империя? Тогда зачем было затевать это все — пошел бы и сдался.
   — Ну, вот, опять детский максимализм. Я просто хочу сказать, что опасности нет.
   — Для кого — как. Ты вообще-то знаешь, что такое Зерно Хаоса?
   — Немного. В руках держать приходилось. Так его нашли?
   — Нет, еще одно притащили, на Кугро лежит. В ближайшее время его активируют.
   — Полная чушь! У них энергии на простые заклинания не хватает, а для проращивания Зерна требуется больше, чем у нас в Энсторе во всех накопителях Академии и дворца, вместе взятых.
   — А не обязательно брать прямой ход силы. Можно запитать на обратном. Лич откроет проход куда-нибудь в демонические области, отсюда туда начнет засасывать эфир — вот тебе и проращивание. Оттуда сюда полезут всякие твари — вот ему и армия. Даже особо организовывать не надо, они и без того нас всех массой задавят. Так что готовь свое оружие массового поражения и бей по Кугро, если повезет и разнесешь вдребезги вместе с личем и его командой — еще есть шанс спастись, а нет — будет как на Хирайе. Знаешь, что там произошло? Слыхал от мертвых магов?
   — Слышал... Только ничем помочь не могу. Нет никакого супероружия.
   — Как нет? — у меня аж сердце сдавило. — А что вы в пещерах Дазо мастерите?
   — Флот. По технологии твоей «каменной лодки».
   — Сварчокан...
   — Не огорчайся ты так, ничего не потеряно. Вообще-то, новейшее оружие массового поражения у нас есть.
   — Какое? — убила бы этого сказочника, да во сне не умею.
   — Ты.
   — Я? — нет, надо же такое придумать, хотя... шеф знает о моем аналоге кварковой бомбы? Как там... Проникновение (Вьи) — зеркальный Хагал (распад) — задержка (полтора раза Тидда) — канал во Тьму (Оуу) — закрытие по условию (Л`п), условие: качественное по упорядоченности изменение содержимого (Э/Ы).
   — Да, именно ты. Корабли подойдут в лучшем случае через декаду.
   — Если погибнет Альфлед...
   — Она не должна погибнуть! — он еще и кричит на меня, хам трамвайный.
   — Не могу гарантировать! — уперла руки в боки и сделала пронзительный взгляд. — В том, что произошло, половина вины — ее, так что в случае гибели она просто получит по заслугам.
   После чего развернулась и ринулась в свое тело, пока шеф не очухался от моей наглости.
  
   Над черно-серыми скалами Кугро стоял бесконечный мутный рассвет. Продрав глаза и одевшись, не дожидаясь завтрака, я напилась воды, набрала во фляжку еще, прицепила на пояс кинжал и присела перед дорожкой. С одной стороны, мне надо неотлучно находиться при личе, а с другой — это вряд ли возможно, да и выглядеть будет крайне подозрительно. И еще, я же вчера пообещала Альфлед, что помогу ей. Можно сколько угодно отпираться от ответственности за альвийское дитятко, но то, что она — гениальная плетельщица и знает, что делает, несомненно. Стало быть, иду к обрушенному гроту. Приняв состояние локаны, небытийного зеркала, я встала, тихонько проскользнула в дверь, обогнула стоящего на страже зомби и поспешила к Зубчатой скале, а от нее на юг вдоль побережья. На свое счастье, я не забыла подновить заклинание воздушного фильтра, и экзотическая вонь сего благодатного места меня не беспокоила. Добежав трусцой до черного пляжа, я оглянулась и увидела, как за мной тянется цепочка следов, поэтому зашла в воду по пояс и побрела к скалам, а потом, когда дно резко ушло из-под ног, поплыла. Конечно, бархатная одежка тут же намокла и потянула меня вниз, но я магически простимулировала мышцы конечностей, не выпуская источник вовне, и выбралась далеко за скалами на более-менее пологий лавовый наплыв. Потом долго плутала по россыпи огромных камней, еле выбралась к изъеденному водой Дуплистому берегу, зияющему провалами пещер и разнокалиберных гротов. Отсюда отчетливо виделась черная стена смерча, защищающего архипелаг от холодных ветров заполярья. Если разрушить глифы, удерживающие его, превратится ли он в циклопическое торнадо, стирающее с лица земли все, до чего дотянется жерло воронки? Или наоборот, бесславно рассосется и угаснет? Хорошо бы первое, но слишком надеяться на это не стоит.
  
  На берегу, у самой кромки прибоя, сидела грустная Альфлед и что-то чертила пальцем на песке, а волны смывали рисунок. Платье ее потеряло алый цвет, старательно измазанное туфовой пылью, подол она обкорнала на уровне колен. Тощие альвийские ножки в сапогах с оттопыривающимися голенищами, так же тщательно запачканные черной грязью, довершали образ, который даже для Золушки показался бы нарочитым. Неподалеку лежала раздутая сумка, формой и размером напоминающая собачий труп недельной давности. И язвительные слова как-то застряли у меня в горле. Девочка подготовилась и вполне понимает все свои риски. А о других, особенно людях, она не думает — не альвийское это дело, о них беспокоиться.
  — Тебе проще, — сказала она, поднимая глаза. — Мокрый бархат и мокрый туф издали неразличимы. Идем?
  Я кивнула.
  
  Грот был завален нарочно, изнутри, и расчищать лаз, ведущий в подземный ход, пришлось кинжалом и магией. Кинжалом я вырезала куски слежавшегося грунта, магией укрепляла стенки лаза, а принцесса, пятясь вслед за мной, выталкивала или утрамбовывала то, что я наковыряла. Минут через двадцать проход за нами оказался намертво забит вынутым грунтом, еще через пять я почувствовала удушье, и лишь тогда Альфлед показала, что умеет не только плести судьбы. Ее регенератор воздуха был изящным глифом с хорошей производительностью, и мы одновременно вздохнули. С начала нашей подрывной деятельности мы не перекинулись ни словом, только хором пыхтели и иногда охали, если тяжелым камнем прилетало по пальцу или голове. Зачем копаем и куда пробираемся, я принцессу не спрашивала, а она не объясняла, но совсем уж покорной овцой я тоже не собиралась становиться. Мало ли что она там насчет меня решит, как говорится, лишние орки — лишние проблемы. Превентивно защититься от возможных подлянок с ее стороны стоило, поэтому, как только перед нами появилась ржавая крышка, вызывающая четкие ассоциации с канализационным люком, я окружила себя щитом.
  — Не трогай железяку, — сказала Альфлед. — Прорежь вход правее на три пяди.
  
  Камень поддавался с трудом, и, если бы не хитрое лезвие, кинжал бы вообще его не взял. А так за полчаса расковыряли достаточную дыру и соскользнули в подземный ход, уже настоящий. По нему гулял сквозняк и мокрицы размером с ладонь. Пара насекомых хрустнула под ногами, а брызнувшие внутренности долетели аж до лица и скатились по силовому щиту. Копая лаз, мы обе «смотрели» тепловым и аурным зрением, а тут можно было даже что-то увидеть глазами. Немного, но все равно удобнее. Альфлед указала направление, и мы пошли, почти побежали. Мое недоверие к ней пока не оправдывалось, но расслабляться не стоило.
  
  Ход вел нас глубже и глубже, это насколько он ниже уровня моря, а грот у самой воды... и я всерьез начала опасаться, что во время прилива катакомбы затопит. Уже где-то что-то журчало, или мне от волнения такое почудилось. В случае чего у меня всегда есть выход, а уж захочет ли принцесса им воспользоваться — ее дело. Через четверть часа мы добежали до огромной каверны, подозреваю, тут когда-то был газовый пузырь в лаве, а сейчас это просто сферическая емкость со срезанной, как у яйца, верхушкой. Через нее был переброшен мостик из кривой и сильно потрескавшейся каменной плиты. Опасаясь вступать на него, я предложила Альфлед пролевитировать, и, как оказалось, не зря. Слабое сотрясение от нашего с нею прыжка на противоположную сторону обрушило плиту в глубокую яму, и оттуда мы услышали не «плюх» и «бульк», а грохот подскакивающих и ломающихся камней. По сравнению с нашим шепотом и осторожными шагами он был громоподобен, и мы рванули оттуда с хорошим ускорением. На лестницу, во всяком случае, налетели так, что и притормозить не успели. Я-то отскочила упруго за счет силового щита, а принцесса приложилась руками и коленками. Зашипела, как злая кошка, но не стала ничего заживлять. Экономит силу?
  
  — Подкинуть энергии? — спрашиваю.
  — Давай, — Альфлед тут же тянется ко мне аурой, а я убираю силовой щит и выпускаю канал от источника.
  Впитывает она так, словно год просидела в колодках. Ссадины на ногах моментально затягиваются, спина выпрямляется, с лица исчезает скорбная мина, и оно принимает нормальное для ребенка шкодное выражение.
  — Ох, — вздыхает принцесса, наконец оторвавшись от дармовой подзарядки. — Сейчас лопну, — и улыбается, потому что ввернула просторечное выражение. — Знаешь, как мне пришлось беречь силу? Я не могу, как они, обратным потоком. Тьма — не мое.
  — Что ж ты тогда на Кугро полезла?
  — Это судьба, — нарочито детским голоском говорит Альфлед. — Не получается иметь только то, что нравится. Нужны елки — рядом будут и волки. Идешь в горы — а в них тролльичьи норы. Потом, конечно, и от волков, и от троллей можно избавиться, но это надо делать тут, в проявленном, а в пространстве судьбы — не выйдет. Поэтому ты мне нужна.
  — Да вам, плетельщикам, постоянно кто-то нужен... — вспоминаю беседу с шефом, и настроение портится окончательно. — Это мы, стихийники и рунологи, все сами, своей силой и ручками.
  — А какие у тебя боевые заклинания?
  — Разные. Кого убивать, что разрушать? Какая специфика?
  — Против зомби, некромагов-ревенантов и их конструктов что-нибудь есть?
  — Значит, то, что не могут высосать... или что вредит сосунам. Есть такое. Что-то еще?
  — А с остальным я сама разберусь. Я же не только плетельщик, но еще и целитель, — смотрит на мою скептическую ухмылку. — Помощник целителя.
  — Ясно. Первую помощь окажешь без фатальных ошибок.
  
  Альфлед надулась и ничего не ответила, и поднимались мы в полном молчании. Ступеньки на винтовой лестнице и так неудобны, из-за различающейся ширины наружного и внутреннего края, а эти были еще и стерты, выщерблены, местами заросли плесенью, сверху капали какие-то сопли, временами попадая на голову, да еще и ноги скользили, как на немытом полу в общественной бане. Добавьте полное отсутствие перил — и вы получите полное представление об этом архитектурном убожище. Но все гадкое когда-то кончается, и мы добрались до нужной двери, пропустив до этого не меньше десятка других. Как Альфлед узнала что эта — именно то, что ей нужно, я не знаю. То ли где-то подсмотрела поэтажный план катакомб, то ли это ей предвидение подсказывает.
  — Вскрывай.
  Можно было жахнуть утроенным хагалазом, но как-то неохота сразу собирать против себя всю местную нежить. Поэтому сперва посадила на входящий эфиропоток зеркальные турс с ансузом, и мы с Альфлед скатились на полтора пролета вниз. Ни взрыва, ни яда, ни разлетающихся стрел не последовало. Показала рукой «подожди тут», усилила по максимуму щит, подошла к двери. Причувствовалась к ней. Она с другой стороны держалась трех петлях и на двух засовах, кольца были вмурованы в стену. На самой двери еще недавно висел какой-то магический замок, я его не открыла, но испортила. Глиф разъеден до полной неузнаваемости. Сажаю на каждое кольцо по скрипту из прямого и зеркального турса, соединенных через прямой хагал, запитываю их минимумом силы. Жду. И едва успеваю отскочить от вываливающейся на лестницу двери, хорошо еще, она не прямо пошла, по диагонали, а то кувыркнулась бы я по ступенькам. Разрушился не только металл, но, местами, и камень, а деревянные части начали рассыпаться трухой.
  
  Зову Альфлед, выглядываю в проем. Чисто, никого живого и ничего немертвого. Принцесса отпихивает меня и пролезает в проем. Тихо, пустынно, но интуиция прямо орет об опасности. Ловлю девочку за руку, заглядываю в глаза. Одни зрачки — темные, шальные, взгляд расфокусирован. Эликсиров нахлебалась? Не детское это дело, всякую гадость глотать, привыкнуть в этом возрасте элементарно. Впрочем, самый страшный наркотик — власть, ее даже пробовать не обязательно, чтобы подсесть. И откуда только эта жажда берется, одна и та же что у трехсотлетнего лича, что у юной плетельщицы?
  — Впереди опасность, — говорю. — Как там пространство судеб?
  — Норма, — отвечает. — Хорошая линия. Готовь боевые глифы.
   — Ты хоть предупреждай, — вздыхаю и перебираю в памяти, что бы такое убойное сотворить. — А то я твои мысли не слышу.
  — А зачем они тебе? — удивляется Альфлед. — Только отвлекают.
  — Затем, что я не вижу, что будет, но чую опасность. К чему готовиться?
  — К тому, чего боишься больше всего.
  
  Больше всего? Ну, не знаю. Я вообще много чего боюсь. Но, если уж по большому счету, то самое страшное — гибель этого мира или его «модификация», хоть магией смерти, хоть Зерном Хаоса. Насмотрелась уже. Предотвратить подобное — все средства хороши. Не мелочась, подтаскиваю поближе к оперативному пространству скрипт с зеркальным Хагалазом и Тьмой, припоминаю еще парочку мощных заклинаний с меньшим эффектом, и, как довесок — пяток зеркальных рун: не развоплотят, так запутают.
  Альфлед бежит, не глядя по сторонам, я спешу за ней, понимая, что если она так поступает, то времени у нас осталось мало. Поворотов и ответвлений достаточно, чтоб заблудиться, но она ни разу не задумывается на развилках и не поворачивает назад, и это не уверенность в правильном выборе, это безличное знание. Плетельщица знает путь.
  
  Задыхаясь, посбивав все встречные углы, мы заваливаемся в какой-то неприметный тупик, каких тут из десяти дюжина. Меня прошибает острое чувство «сейчас!» — и за нашей спиной, там, откуда мы только что повернули, появляется знакомый силуэт с веретенообразной аурой. Разворачиваюсь — да, Пхиос. И отряд непростой нежити с ним. Кажется, даже пара некрохимер, судя по запредельной сложности глифов, заменяющих ауру.
  — О, какая встреча! — произносит ревенант и резко, одним ударом, поглощает огромный объем силы, так что волосы вытягиваются в его сторону и становится нечем дышать.
  Исчезают мысли, подготовленные скрипты смывает из памяти. Дикое опустошение — сил нет поднять голову и увидеть, как в тонкий прах осыпаются кости, мертвая плоть, деревянные подпорки, камень... Кажется, это на самом деле конец. Каррах сварчокан.
  
  Очухиваюсь от жуткого холода. Попа замерзла до полной нечувствительности, под спиной что-то теплое и мягкое — или кто-то? Источник потихоньку заполняет меня силой, а подо мной, придавленная, лежит Альфлед — я перенаправляю часть энергии ей. Мы живы. Кажется. Холодом тянет из провала, в который превратилось кубометров сто, если не больше, катакомб, плотность эфира слабая, сравнимая с земными ощущениями. Сколько ж его слито во Тьму! Подползаю к обгрызенному краю и заглядываю вниз — нет, тут распалось не сто кубов, а раз в десять больше. В глубине ямы сквозь трещины врываются струи воды. Шум далекий, будто и неопасный. Интересно, мы тут выше уровня моря? Если нет, пора сматывать удочки. Поразительно четко руноскрипты сработали, адресно! Учитывая, что мы с Альфлед почти не пострадали. Хотя, если посмотреть направление эфиропотока — все логично. Пхиос из меня, фактически, выдернул эти скрипты в форме мыслеобразов, а, попав в канал такой мощности, они запитались. Возможно, активация произошла уже внутри ревенанта. Интересно, сперва у меня вообще не было мыслей, а теперь потихоньку восстанавливаются, даже помню, что за скрипты подготовила. Альфлед трет лоб, подползает ко мне.
  — Шишка будет... — вздыхает. — И я опять пуста. Подкинь силы, — и глазки, как у кота-в-сапогах.
  — Да уже. Но делю на двоих, поэтому медленно. Мы тут высоко? Водой не достанет?
  — На горе, то есть, в горе. Море далеко вниз. Ну и дырища... Это они или ты устроила?
  — Они, моими скриптами. Невероятное стечение обстоятельств.
  — Вероятное, только не очень. Я нужную ветку три года тащила. Значит, не зря надрывалась. Самое вероятное было — гибель всех вместе. Еще, кстати, возможная вероятность. Так что давай, побыстрее восстанавливайся, нам еще кучу вопросов решать.
  
  Я села поудобнее, вошла в транс, вниманием коснулась источника, стряхнула с него излишние ограничения, перенесла сознание, посмотрела на себя из него. Обалденное чувство. Словно я-сама себя-саму освобождаю от пут, выпускаю на волю, и тут же — я-сама себя-саму питаю, лечу и просто утешаю-радую. Когда вышла из транса, Альфлед внимательно смотрела расфокусированным взглядом вокруг меня — так первокурсники учатся видеть ауру, особенно будущие боевики, у которых с восприятием тонких материй туго.
  — Ты не человек.
  — Конечно, — отвечаю. — Жуткая межрасовая помесь.
  — Не-а. Я не об этом. А я все думала — почему твои пути везде прорастают?
  — Как плесень, что ли?
  — А это — не пути... Это нити силы. Влияния. Давай дружить?
  — Да мы, вроде, и не враждуем.
  — Ты мне не доверяешь.
  — Доверяю больше, нежели многим другим. Ты — властитель, я — исследователь. У нас разное мышление, разные цели. Мы не можем идти вместе, только рядом.
  — Да. Но есть же союзнический договор, образца довоенных времен. Хочешь?
  — Хочу, — говорю. — С одним условием. Поклянемся предвечным Хаосом.
  — Согласна.
  
  И вот две чумазые девчонки, в самом центре Кугро, в закутке между запертой дверью и проломом, быстро заполняющимся морской водой, объединили свои судьбы союзническим договором, один в один повторяющим тот, что связывал когда-то Райвана Убийцу и четырех сильнейших магов Ирайи. И потом ни разу об этом не пожалели. Где-то глубоко в сути этого мира заскрипели и сдвинулись шестеренки, застучал маховик, где-то совсем в другом месте — ветви набухли соком, выпустили цветочные почки, где-то — разомкнулась окружность, завертелась винтом Архимеда, где-то вздрогнул задремавший Зритель и уставился на экран — «и что тут такого? какие-то оборванки...», а хитрый мужичок в ватнике застыл на минуту с бычком, прилипшим к губе: «Интересно девки пляшут! На ходу подметки рвут».
  — Пошли, — сказала Альфлед. — Время.
  
  Эту дверь я вынесла тем же корявым способом, что и предыдущую, жалкого малефика-ревенанта (не дотягивает до магистра, аднака!), который выскочил с двумя тупыми зомбями откуда-то сбоку, упокоила тем же скриптом, только сдвоенным, вот, не ожидала от него такой действенности, оказывается, эта раскривулька, если ее как следует запитать, почти мгновенно разлагает любую мертвую материю... Осматриваюсь всеми своими ощущениями, шарю по углам «руками» источника. Тааак, все под контролем, Альфлед — входи. Вон там — что-то живое, но, кажется, оно уже почти дохлое. Какая-то жертва вивисекторов.
  Принцесса туда рванула, как спринтер. И остановилась с перекошенной физиономией.
  — Хю... Иди сюда.
  Подхожу. Каменная ванна длиной метра три, а в ней, в мутной жиже (хорошо, от запахов фильтр помогает) что-то шевелится. Наверно, я ошиблась. Этот ллири не может быть жив, а эманации живого дают мириады червей, копошащихся в его плоти. Ноги уже практически съедены, там кожа висит на костях и из многочисленных дыр сочится красноватая гадость, на руках пальцев нет, а предплечья раздуты, как две гнилые колоды, и из них торчат пульсирующие червячьи задницы: одним концом жрут, другим — испражняются. Плечи заселены пореже, на туловище тоже скопление червей не такое густое и более свежее: не так глубоко забурились.
  — Это его ты искала?
  — Да, — Альфлед не просто разочарована, она в ужасе, лицо осунулось, глаза как плошки. — Он должен выжить. Я же вытянула его нить! Он не может вот так умереть! Хюльда!
  — Наверно, надо снять это, — под кожистыми «волосами» ллири просматривается антимагический обруч. — И тогда еще раз просканировать. Ты умеешь?
  — Ну, если есть ключ...
  — Нет ключа. Давай, попробую.
  
  На себе я колодки однажды растворила, но что у меня получится сделать это на ком-то еще, и не убить его... не уверена. Только другого выхода все равно нет — ключ можно искать до морковкиных заговень, а пострадавший, даже если еще жив, того и гляди склеит ласты. Попробую, Альфлед же вытянула его нить... Успокаиваю и скрываю в глубине свой источник. Нечего ему со всякой дрянью контачить. Закрываюсь энергетическим щитом от внешнего мира. Вхожу в состояние вампирической голодожажды. Усиливаю ее, иду против течения к черно-алым истокам, пропускаю поток сквозь себя. Приоткрываю крошечный участок, точку в щите, касаюсь ею обруча. Есть! Блокиратор не просто соединяется со мной, он становится частью меня, и, повинуясь моей воле, размыкается. И — исчезает, как когда-то исчезли мои колодки. Отсоединяюсь от алого потока, убираю его следы из себя, меняю состояние на нейтральное, потом освобождаю источник. Ощущения так себе, но голод постепенно уходит, и я наполняюсь силой и спокойствием.
  Ой! По голове как кувалдой влепили. Ментальное давление скручивает тело, болевые рецепторы перегружены, щщасс сдохну... Еле удерживаюсь, чтобы не перевести боль в силу.
  — Мы свои! — это я успеваю сказать до обморока, а принцесса не миндальничает и шарахает ллири полевой анестезией, самое то, чтобы не дергался.
  
  Получилось вот что: парень пришел в сознание, не разобрался, кто перед ним (а кто бы стал это делать на пороге смерти, да еще когда вокруг — одни враги), понял, что блокиратор магии сняли — и влупил со всей дури. Хорошо, что только по мне, Альфлед осталась в сознании и быстро его успокоила. Если бы дожал — инсульт бы мне обеспечил, а так только оглушил, жить буду. Когда очнулась — он уже не буянил, Альфлед наложила заклинание бесчувствия и пролевитировала обвисшее тело на каменный стол, весьма напоминающий разделочный прилавок. Парню, если выживет, придется вовсю пользоваться телекинезом. Благо, эфирку ему не попортили, а конечностей он, считай, давно уже лишился. Знаю, есть методики регенерации, но целители, обычно, предупреждают: «результат не гарантирован». Эх, принцесса, если это — тот «акварин», с которым ты связала судьбу, я тебе не завидую.
  
  Альфлед расстегнула и раскатала сумку, оказавшуюся этаким «мини-госпиталем» военного целителя, и повернулась ко мне:
  — Пришла в себя? Эликсиров не надо? Поставь на нас полный щит и иди, Пекрито заждался.
  — Кто? — вот такая она, дружба с принцессами, помогла — и поди вон, хорошо еще, что союзнический договор заключили.
  — Скелет ходячий. У тебя в запасе не более получаса. Не остановишь его сейчас — будет поздно. Ты это знаешь.
  Да, девочка серьезно подготовилась, куда мне до нее. Время рассчитано по минутам, нити вероятностей вытянуты и переплетены в точной последовательности, так что и спорить не хочется.
  — Как считаешь — смогу? — напрямую плетельщицу спрашивать бесполезно, а вот узнать мнение... может, и скажет правду.
  — Должна. Иначе зачем бы мне Иллха спасать? — и нежно, как-то по-взрослому улыбнулась.
  Иллха, значит? И где я слышала это имя? Ладно, сейчас не время об этом думать, надо как-то добраться до Пекрито. Нет, не «как-то», а быстро. Для этого только один способ есть — моя фирменная телепортация.
  
  Чем она принципиально лучше других, так это тем, что я не сразу появляюсь в выбранном месте. Сперва формирую астральную проекцию, а потом физическое тело перетаскиваю. Если что-то пойдет не так, всегда есть возможность сбежать, пусть и оставив клочок ауры в негостеприимном месте. Иногда это спасает жизнь. Как сейчас.
  Сконцентрировавшись на Пекрито, я перенесла внимание в эту область, и убедилась, что личу не до меня. Скорее всего, мое присутствие он ощутил, но отвлечься от ритуала не смог, как не может отвлечься человек, опорожняющий кишечник. «Туалета не нашел, а процесс уже пошел». Процесс и впрямь был в самом разгаре.
  
  Когда-то, в далекой земной жизни, я с гадливым любопытством рассматривала репродукции Босха. Сколько же всякой дряни там было! Я не о его знаменитом «Саде удовольствий», я о картинках ада и чистилища. Ясно, что фантастический облик нарисованных демонов был производным от образов уродливых людей, животных и неживых предметов, переплетенных далеко не случайным образом, а так, чтобы погадливее было. Но, в самом деле, сущности, находящиеся ниже плотного астрала, не имеют формы, это мы придаем им определенный облик, собственными страхами. Не удивительно, что он настолько узнаваем. Их местообитание по плотности близко к физической материи нашего мира, но при этом гораздо пластичнее. И энергозатратнее на порядок. Поэтому там агрессивно все — и флора, и фауна, и психозоа, и даже ландшафты. Нашествия таких тварей на Ирайе помнят с доимперских времен. Пока менталисты со своим плешивым главой не взяли власть над остальными магами, то и дело какой-нибудь недоумок вытаскивал на физический план обитателя «адских» миров, а то и не одного. В результате гибли города и селения, а однажды было сожрано подчистую королевство Венея, и им бы одним не ограничилось, если бы соседние государства не наняли Райвана Убийцу для зачистки рассадника нечисти. Чем они расплачивались, история умалчивает, наверно, чтобы не портить лубочный образ далеко не светлого Райвана.
  
  Но то, что к нам лезло в последние сто лет... Оно было неуловимо другим. Если охарактеризовать его в двух словах, то это будет «вечная гниль». Как «гниль» может быть «вечной» — непонятно, но эта именно такова. Разлагается — и никак не исчезнет, подыхает — и никак не умрет. Эта дрянь, в отличие от обитателей энергозатратных «адовых» планов, гораздо устойчивей к внешним воздействиям, а магов, сравнимых по силе и мастерству с Райваном, у нас нет. Достаточно открыть им дорогу — и Ирайя повторит судьбу своего вероятностного «близнеца» Хирайи.
  Лич в данный момент делал именно это, и «схватить и отнести в Туман» я ни его, ни Зерно Хаоса не могла — его охраняло не менее сотни некромагов-ревенантов. Они образовывали большую внешнеориентированную звезду, в центре которой была платформа из обсидиана.
  На ней по кругу стояли чаны с парящей кислотой. Десятков пять, навскидку, может, немногим меньше. В них, зафиксированные энергетическими путами, бились люди, с обугленной плотью, вздутой пузырями кожей, безглазые, с обнажившимися костями. Несмотря на запредельные страдания, они не умирали и не лишались сознания — малефики на Кугро свое дело знают. Энергия текла к трону, стоящему в центре платформы, но на нем никто не сидел, а стоял ларец с чем-то пульсирующим внутри. Ощущения от близости этого нечта были омерзительные, как от вида червей в живом теле, только сильнее. Так вот ты какой, пушной зверь!
  
  У трона стоял Пекрито и пел что-то непонятное. Ради ритуала он сдвинул тембр голоса на две октавы вниз, и теперь от баса, уходящего в инфразвук, тряслись тяжелые занавеси. Когда он махнул рукой, к трону подтащили трясущегося человека, тот обмочился от страха, но не пытался вырваться из рук мертвых стражей. За ними шел палач, и в нем я признала конторского лиса, а в будущей жертве — Шоней эртен Гармета. Палач был спокоен, посол же, увидев, куда его привели, закричал, начал извиваться и пустил газы. Тогда эр Шонея сдавили с двух сторон, подняли и поднесли к трону. Палач взял его за волосы, наклонил над сиденьем, одновременно запрокидывая голову, так что я увидела перекошенное от ужаса лицо, и сделал глубокий полукруглый разрез на шее. Кровь полилась на ларец, она шипела, словно на горячей сковородке, и впитывалась без следа, а пульсация в ларце стала сильнее. Крови было слишком много, так, как если бы она шла не самотеком, а кто-то выкачивал ее из жертвы. Наконец, последние капли упали на трон, и скрюченное тело утащили мертвецы, а к палачу подвели следующую жертву. Этот тоже был наш, но из матросов. Новая жертва не извивалась и не кричала, но в глазах ее было столько запредельного ужаса, что он выплескивался на импровизированный алтарь раньше крови. За этими двумя были принесены в жертву и остальные члены посольства, а также вся корабельная команда. По мере того, как кровь впитывалась в трон и ларец, граница между мирами истончалась, и на десятой жертве уже первые твари преодолели ее и обрели кошмарные формы. Поток силы стал постоянным, теперь энергию нашего мира затягивало в тот, но жертвоприношения продолжались. Странно, что на мою астральную проекцию так никто и не отвлекался до тех пор, пока на алтарь не приволокли эр Хравана. Капитан не испытывал ужаса — он был в страшном гневе. Повернув ко мне перекошенное лицо с разрубленной наискось щекой, он крикнул:
  — Да сделай хоть что-нибудь! Не медли!
  — Она за нас, — не оборачиваясь, сказал Пекрито, а потом кивнул палачу. — Ну, режь.
  Но конторский лис медлил, Пекрито его не поторапливал, а капитан смотрел на меня, не сводя глаз.
  — Мы просто восстанавливаем историческую справедливость, — бесцветным голосом произнес лич и более настойчиво приказал конторскому лису. — Завершай же.
  Но тот был неподвижен.
  
  А что он может сделать? И что могу я? Закинуть в поток «кварковую бомбу»? Так это конец всей Ирайе, в лучшем случае, а то и двум ее близнецам-параллелям. Слишком большие энергии тут задействованы. Ошибся ты, Дерек! Не те вероятности плела, Альфлед! Я не способна остановить вторжение, не уничтожив планету. А уничтожать ее я не стану, хотя бы потому, что так остается хоть какая-то надежда для ее жителей, а с моим руноскриптом точно всем сварчокан. Отчаянье охватило меня, я погрузилась в него, как в темную воду, и тонула, растворялась, становилась отчаяньем... вечность. Кажется, эоны прошли, прежде чем сознание достигло истока и поглотило его. И тогда настала вселенская Пустота. Ничто, бесцветное и бессодержательное, безмысленное и бессмысленное. Зачем все? Лучше не быть. И я накрыла им весь зал, с его троном-алтарем и Зерном Хаоса, с истекающим из нашего мира потоком, с Пекрито, ревенантами, жертвами и палачом. Кажется, в последнее мгновение старый лис подмигнул мне и помахал рукой. Я не помню.
  
  Разверзлась бездна, с грохотом схлопнулась каверна в эфире. Мою проекцию вышибло вверх метров на триста, и прямо там, над горами, в нее перешло физическое тело. Едва успела активировать левитацию. Источник выпустил тонкие струи и сформировал вокруг меня кокон. Что-то рвануло в огненных недрах острова, и гора медленно раскрылась, будто цветок. Я окутала себя щитом камня поверх силового кокона и ощутила, как меня подкинуло еще выше. Я не собиралась биться о стенки, и полностью экранировалась от внешнего эфиропотока. Теперь эфир обтекал сферу, не проникая в нее, а я повисла в невесомости, удерживаемая от вращения силовым коконом. Я не видела, что творится вовне, но и не могла разбиться или быть смята давлением. Словно призрак или шаровая молния, я парила в самом сердце урагана, смерча, извержения вулкана, и на душе было тихо и пусто. Если все получилось, то обсидиановый трон, Пекрито, Зерно Хаоса и многое другое оказалось сейчас в мире Остановленного Распада, а граница миров схлопнулась на месте эфирной каверны. Хорошо, если поток полностью отсечен. Хреново, если какие-то щели остались. Слишком много «если». Лучше подождать.
  
  Я создала глиф регенерации воздуха и погрузилась в молчание. Не хотелось думать, не хотелось строить планы, на что-то надеяться, чего-то ждать. Жить не хотелось, но и смерть не привлекала меня. И вот, посреди этого серого безмолвия пробудилась — прорезалась? чья-то мысль: «Ну, что, здорово ты им накостыляла?» Сын... Вот ради него стоит жить, а остальное... постольку-поскольку. Долгие часы путешествия на урагане я рассказывала ему обо всем, произошедшем на острове, а Орм отпускал ядовитые замечания о моей непроходимой тупости. Когда все темы были исчерпаны, я осторожно ослабила экранирование и ощутила, где верх, а где — низ. Сделала низ шара прозрачным и увидела, что парю на высоте не менее километра над океаном, покрытым огромными льдинами, впереди они смыкаются в плотный щит, а слева заходит солнце. Тут же стало холоднее — мой щит начал терять тепло. Я добавила обогревающий контур и тихонько развернула магический «летательный аппарат» так, чтобы солнце оказалось справа. Медленно опускаясь, я двигалась по направлению к континенту, и часа через три увидела далеко на юго-западе черный столб дыма, увенчанный кучерявой облачной шапкой — на Кугро проснулся вулкан. А вот искусственного циклона и след простыл, вместе со всем, что он слизал с поверхности земли, включая почву. Надеюсь, там остались голые камни. Интересно, Альфлед сообразила усилить энергетический щит? Если да, то они с Иллхом имеют все шансы дождаться помощи. Если же нет... но что гадать, в конце концов, она — плетельщица, и должна была просчитать все варианты.
  
  И уж, во всяком случае, даже следов проклятого Зерна не чувствуется. Хоть об этом теперь можно не думать. Да, я позволила его активировать и не отнесла в мир Тумана. Но его тут нет, и это — самое главное. И Альфлед я не притащила под белы ручки к ее родителям — но она мне этого бы и не позволила. Пусть я не выполнила ни одного задания, но моя совесть чиста: я сделала именно то, что было возможно. И теперь имею полное право забить на всех начальников болт и жить так, как сочту нужным. Пусть только попробуют что-нибудь вякнуть! «Взрослеешь, мам», — одобрительно промыслил Орм, и я с ним согласилась.
  
  

Глава VIII.
На вольные хлеба.

   В летательном аппарате, с виду похожем на мыльный пузырь, но по факту способным выстоять (и защитить пассажира!) прямо над жерлом извергающегося вулкана, да еще с регенерацией воздуха и поддержанием заданной температуры, можно было бы путешествовать очень долго, если бы не одна серьезная проблема: у меня не осталось ни одной мало-мальской вещички. Я же не своей волей перешла вслед за астральной проекцией, мое тело в нее вышвырнуло, и хорошо, что с ним ничего не случилось, а вот все неживое и не удержанное вниманием так и осталось рядом с Альфлед. И если одежду, превратившуюся в грязные тряпки, не жаль, то отсутствие фляжки оказалось критическим. Не из-за воды, что в ней была — синтезирую, в легкую, но без металлической емкости, на которую так удобно закреплять глиф и в которую должна стекать вода, успех процесса под большим вопросом. Можно, конечно, сделать силовой стакан, а в нем удерживать глиф-синтезатор, но объединение и даже близость двух подобных плетений справедливо считается нестабильным, и каждая новая комбинация требует отладки с испытаниями на полигоне. Вполне вероятный в случае неудачи взрыв двух энергоемких плетений внутри защитной сферы — извращенный способ самоубийства. Вообще, если бы не проблемы совместимости, элементарно было бы создать полностью автономное жилище из чистой магии, и я бы этим занялась в тот же момент, как увидела, что парю над северным морем. Настолько не хотелось встречаться с людьми. Но требования техники безопасности заставили меня отложить это до более спокойных времен, а жажда и голод — приземлиться на некотором отдалении от деревни, уютно мерцающей огоньками окон. Поздняя осень по календарю тут была уже ранней зимой, тонкий лед перехватил черную, стеклянисто блестящую в свете ущербной старшей луны, реку, редкий снежок припорошил подмерзший проселок, а голые ветви придорожных кустов клонились под ветром, с костяным стуком ударяясь друг о друга.
  
   А ветер-то знобкий, и температура за бортом в хорошем минусе. Передернувшись всем телом, я, тем не менее, опустила сферу на грунт и развеяла магию. Оййй! Как из бани в сугроб. Ну, уж нет, мерзнуть не собираюсь. Источник мгновенно обволок меня струями силы, снизив теплоотдачу, а сын, будто спросонья, проворчал: «Орка, шсс! Не привыкла заранее думать!» Для нагхов с изначально слабой терморегуляцией мороз — штука убийственная, и Орм по давней привычке старается избежать любого снижения температуры вокруг мамина тела. А мне мороз и ветер по вкусу! Уши пощипывает, мозги прочищает. Даже земная жизнь вспомнилась, история с уазиком, заглохшим посреди степи. Движок сдох, дороги не видать, мороз за двадцать, костер сложить не из чего. И мобилки тогда еще только у «новых русских» были, а области покрытия сотовой связи приходились на крупные города. Так водила откуда-то войлочную кошму вытащил, укутал кабину сверху, снизу бурьяном подоткнул, чтоб не отставала, и весело так говорит: «Два индейца под одним одеялом не замерзнут!» У меня глаза на лоб, а он успокаивает: «Да нужна ты мне... вот когда бензин кончится, мы сами вместо печки тут будем». Я опасалась угореть, но нет, печной выхлоп в салон не забрасывало. Видно, этот приключенец не в первый раз так застревал, знал, куда подоткнуть, а куда нельзя, и, все на болтающийся угол поглядывал — не поменялся ли ветер. Ночью спали по очереди и вполглаза, к рассвету были злые и спорили, идти ли искать людей или подождать, пока мести перестанет, а потом кончилось топливо, и вот тут стало действительно страшно. Но нашли нас раньше, чем мы успели совсем задубеть, хотя часа четыре без подогрева перед тем просидели. Но главное, что я ощутила тогда на собственной шкуре — то, что улицу не надышишь, а заизолированное пространство — вполне. Знала-то с детства, только прочувствовать — это же совсем другое.
  
   Поэтому я немного поэкспериментировала со струйками энергии, создав подобие кокона, но не широкого и спутанного, как раньше, а следующего контурам моего тела, с зазором где-то в сантиметр. Упорядочила их, сцепив подобно бородкам птичьего пера и оставив возможность вентиляции при излишнем повышении температуры — его задала ощущением. Вот и все, только навесить иллюзию одежды. Потом, конечно, что-то энергетическое можно сделать, а пока на это нет времени. Иллюзия длинного плаща с капюшоном гораздо менее затратна (и кроме нее я вряд ли смогу сейчас что-то приличное изобразить). И так на все это потратила полчаса, не меньше. Жажду, правда, удалось приглушить снегом, собранным с травы и удачно подвернувшегося пенька, но есть хотелось страшно, а живность тут если и была, то при моем приземлении разбежалась в ужасе. Ну, не любит животина магии, разве что гилиды могут заинтересоваться, но их есть нельзя, они — падальщики. Осмотрелась и пошла в деревню. Если не накормят — так хоть емкость на время дадут, синтезирую белковую кашицу, пусть гадость, зато питательная.
  
   Еще через час, сидя в жарко натопленной избе (что неприятно удивило — не тепловым насосом, а дровяной печью), пожирая оладьи с медом, я слушаю странного бородатого дядю. Все-таки местный староста, для деревенского люда — начальство в общественных делах и гарант соблюдения местных традиций. А что странный — так и традиции странные. Например, полный запрет на применение магии, что лишает многих бытовых удобств. Мне выдали тунику из грубого небеленого холста и потребовали убрать ту изящную конструкцию, которую я на себя навертела. Убрала, втянув струи силы и спрятав источник. Неприятно, конечно, подол длинный, под ногами путается, ткань шершавая, соски царапает, но терпеть можно. Я тут ненадолго, вот разживусь металлической кружкой или котелком — и в путь, и мешок этот дерюжный им сразу верну. Обещаю бородачу, что за меня заплатит Контора, достаточно зайти в любое, самое захолустное, отделение, но он отказывается, и кружку дает глиняную. На обожженную глину глиф надолго не ляжет, быстро рассеется, ну да плевать, пока до цивилизации доберусь, подновлять буду. Потихоньку пробую эфироконтакт с донышком и понимаю, что оно не реагирует на магию вообще, материя как бы отворачивается в сторону от силы, «проскальзывает», как у щита четырех стихий. Поднимаю глаза:
   — Так... магия запрещена, а на кружки щиты ставите? Забавная традиция, однако.
   В ответ — улыбочка:
   — А ты чего хотела, магичка? Я могу и тебе силу завернуть, чтобы мерзостей не творила. Я же бог.
   — Что, опять? Еще один? — меня уже на нервный смех пробивает, что-то в нашем антитеистическом государстве стало от всяких божков не протолкнуться. — Неужели аватар Элима?
   — Почему Элима?
   — А кого еще? Ты же нервно относишься к магии...
   — Не тычь мне, соплячка! — божество прикрикнуло на меня, и, задрав бородищу так, что стало видно морщинистую шею с неопрятными редкими волосками, величаво продолжило. — Я старше вас всех, вместе с вашим Элимом, и...
   — Слабее их, — добавляю я. — Если вынужден орать на меня, а не приструнишь по-божески, — и подмигиваю.
   Ну, да, я ждала эмоционального взрыва, агрессии, источник окружил меня плотным коконом силы, а получила пшик: мужик тяжело вздохнул, совладал с гневом и опустился на скамейку.
   — Я отказался от божественных сил, ибо это вредит Миру.
   — Миру? Какому? Ирайя насквозь магична, Вселенной, понимаешь ли, навредить сложно, а уж поломать танец Великих не дано даже межмировым божествам. Видала я одну мешавшуюся...
   — Ее развоплотили?
   — Нет, даже не лишили силы. Просто передали щелбан. Знаешь, она больше не рискует.
   — Вот и я говорю — нельзя иметь силу! А если имеешь — пользоваться ей. Это противоестественно.
   — Почему?
   — Это насилие над природой.
   Вот же ёж тебе в дупу... Еще один веган-эколух.
   — Ты дышишь? — спрашиваю. — По земле ножками ходишь? — вижу, что не понимает, к чему клоню, но кивает. — Это насилие?
   — Нет, ибо то же делают животные, и мир этому не противится.
   — А это вопрос. Не трогая местную флору-фауну, которая вся привозная, поговорим об одном первичном мире. Я оттуда родом.
   — Так ты...
   — Божество, ага. Но о-очень мелкое и в условно смертном теле. Зато способна ходить из мира в мир. И выросла не здесь. Так вот, там, откуда я родом, подавляющее большинство видов живых существ вымерли. То межвидовая конкуренция, то катастрофы, то медленное изменение условий существования. Кто не приспособился — сдох и потомков не оставил. А приспособления могут быть разными. Те же термиты меняют под себя ландшафт, а кролики способны превратить зеленые холмы в бесплодные останцы, — «термиты» и «кролики» пришлось сказать по-русски, нету здесь этих животных. — И это не страшные монстры, первые — бледные мягкотелые насекомые, не переносящие солнечного света, вторые — травоядные пушистики, глупые и не способные всерьез защититься от кого бы то ни было, только вот едят и размножаются они быстро и много. Можно ли считать это насилием?
   — Животные — неразумные твари.
   — А разум — такое же приспособление, как челюсти гилид и быстрота гленков. Человеки, нагхи, орки, альвы, гномы — все разумные расы тут такие же пришлые, как животные и растения, поэтому на Ирайе мы не видим тех условий, которые сформировали наш разум, наши тела и энергетику. А вот я мельком заглянула в прошлое орков, и видела там лес, населенный крупными и крайне опасными хищниками, и в прошлое людей — и увидела холодную и голодную степь с огромными травоядными, убить которых исключительно сложно, а, не имея соображалки — вообще никак. Считаешь, разум не нужен?
   — Разум — это не сверхъестественная сила.
   — Однопричиндально, уважаемый, если сравнивать их влияние на мир. Увидев мою прошлую родину, ты бы не поверил, что магия там слаба и почти никем не используется, и что о богах только слышали, но не видел никто. Тамошние технические приспособления ездят быстрее здешних дварфийских големов и летают выше и дальше драконов. Проблемы, конечно же, есть, и их куча, но без проблем люди никогда не жили. Кроме того, хоть я сама и не видела, но наслышана о мирах, где маги продвинулись гораздо дальше местных, ирайских, и могу сказать — там тоже не адские земли. Не лучше и не хуже, чем у нас, только радости и беды другие, а соотношение то же. Подозреваю, что найти беззаботную жизнь разумным существам не светит — и стоит ли? Так вот, памятуя о вымерших видах, добровольно отказываться от средств решения собственных проблем — глупо. Проще уж сразу в петлю, не так тяжело подыхать.
  
   Вижу, что не согласен, а крыть нечем — он ведь божественной чуйкой ощущает, что я не вру, но признать факты не может, если мне поверить — то надо пересматривать убеждения, а их возраст, ну, никак не меньше тысячи лет. Обычные-то люди свои, выработанные за три-четыре десятилетия, менять не хотят, а тут в двадцать пять раз больше времени прошло. Тягостную паузу прерывает появление трех молодцов, с грохотом ввалившихся в сени и с трудом протолкнувшихся в комнату. Шапок нет, рожи красные, волосы дыбором, какие-то драные кацавейки на плечах. Они запыхались, напуганы и с надеждой глядят на своего предводителя.
   — Там, э...
   — Ну, ...ть, оно такое...
   — Зубы вот так...
   — И глазищи горят! Вдоль дороги плывет — вона оттуда!
   Божок поднимает руку:
   — Я все знаю. Не бойтесь, дети мои. Это демоны, но они пришли за ведьмой, и вас не тронут.
   — Тронут, — говорю. — Если это то, о чем я думаю, очень даже потрогают. Зубами.
   Мужики синхронно вздрагивают и пятятся от меня.
   Отставной божок делает пронзительный взгляд и протягивает к ним обе руки:
   — Перестаньте трусить, вы же мужчины! Выкиньте ведьму за ворота, и не думайте более. Я же с вами, и все будет хорошо.
   Но мужики мнутся и отворачиваются, и мне приходится выйти из дому, а потом и за ворота самой. В этой деревне больше нечего делать.
  
   На улице темнота и мороз. Сбрасываю надоевшую тунику, окутываюсь собственной силой, и понимаю, что вот теперь мне дышится легко. Ну, как, схватиться с голодными тварями, или пускай лопают недоумков? С одной стороны, было бы поделом, но с другой... Не люблю богов. Особенно таких, благостных давальщиков невыполнимых обещаний. Если я просто уйду — «гости с той стороны» сожрут всю деревню, примутся за следующую, а божок просто вовремя смоется и будет охмурять других идиотов. Пусть уж пока тут все остается по-прежнему, потом разберусь, а метку этого существа я крепко запомнила, не отвертится. Делаю шаг в темноту, потом еще один, принимая состояние локаны, а на третьем меня приподнимает над дорогой и медленно уносит во тьму.
  
   Тварей чувствую почти сразу. Да, это модификация «ужас орка», нечто ощетинившееся клыками, шипами, рогами и мелкими крюкообразными выростами, да еще почти половину монстрячьего тела занимает пасть. Но, к счастью, оно не вполне реальное, чисто энергетическое, не обладающее физическим телом. На этот раз мне повезло, на Кугро были и те, что намного опаснее. Но тут своя специфика. Драться с ними, используя боевые плетения, бесполезно — проглотят и не подавятся, нужно ввести в их тела разрушительные программы. Астральный деструктор, нарушающий целостность сути — оператор смеха, опробовано еще до строительства Эйде. Эфирный деструктор, разрушающий плотную оболочку — прямой хагалаз, безо всяких добавок. Меняю состояние и продуцирую множество высокоэнергетичных частиц с двухслойной начинкой. О, монстрятина учуяла, двинулась в мою сторону — жрать, жрать! Ловите, кушайте, не обляпайтесь! И, оставив тварям кучу «подарков», левитирую в небо, подальше от шипов, клыков и когтей. Заглотили они их или нет, не вижу, но чувствую —
  
   Съели! Как вовремя я вверх-то ушла... Это в астрале твари сдуваются, а тут их разрывает, будто газовые баллоны. Где ж они энергией так накачались, что аж лес подкосило метров на сто вглубь, а из опушки, насколько могу судить издали и в темноте, получился салатик. И с какой стороны они, интересно, приплыли? Сканирую окрестности, ощущаю присутствие магии — скорее всего, сильно растянутый щит камня, причем, на последнем издыхании, поврежденный и истекающий силой. Левитирую в эту сторону, за перелеском опускаюсь ниже, пытаясь разглядеть что-то в отблесках догорающих домов. Слишком увлеклась тепловым зрением — излучение головешек слепит, тру глаза — и подпускаю еще парочку «клыкастых». Они не прочь закусить такой энергичной штучкой, как я. Резко взмываю, аж уши закладывает. Пока они вразвалочку за мной поднимаются, сыплю на них «слоеное конфетти». И снова вверх, льдинки забивают нос, легкие с надсадным хрипом хватают разреженный воздух. Два хлопка подо мной. Медленно опускаюсь. Бедные мои уши, кто ж вас будет латать... Хорошо, все остальное тело защищено коконом, а вот дурной голове от перепада давления крепко досталось. Ну, где тут наши твари? Уже кончились? Как мило с их стороны. Всего-то набралось пятеро. А вокруг Зерна Хаоса перед тем, как его смело в другой мир, крутилось не меньше полусотни. Значит, на порядок больше бродит где-то еще.
  
   Спускаюсь вниз. Там сгорело три дома, точнее, два дома и кузня. Кто-то живой из людей в округе еще есть — тот, кто держит щит, и те, что за ним укрываются. Приземляюсь в тени деревьев, присматриваюсь и причувствуюсь, выходить не спешу. А ну, как сочтут тварью и чем-нибудь засветят промеж глаз? Прочищаю горло.
   — Эй, — кричу. — Есть кто живой?
   Тишина, потом скрежет железа и глухой голос.
   — А ты сам кто?
   — Неужто не поняли? Маг.
   — Ма-аг? — недоверчиво. — А где взрослые? Что опять мальца-то прислали?
   — Я не малец, — кричу. — Женщина. Просто охрипла.
   — Ну, раз так, иди сюда, — орет дядька. — Знакомиться будем.
   И ржет.
   Подхожу, медленно и осторожно. Мужчины меня так же осторожно оглядывают, и вдруг начинают отворачиваться. Ой, да я же голая, точнее, выгляжу голой — силовой кокон прозрачен. Делать иллюзию нет сил, я в них вообще не мастер.
   — Простите, — говорю. — За такой вид. Случайно голышом оказалась, из одежки выпрыгнула.
   В ответ сдавленное фырканье.
   — И тебе что, не холодно? — вылезает парнишка лет пятнадцати. — По такому морозу, да голяком в небе летать?
   — Магией греюсь, — отвечаю. — Силовой кокон для тепла непрозрачен.
   — Держи, — дядька, который первым со мной заговорил, протягивает меховую жилетку, длиной до колен и шириной в полторы меня, и веревочный поясок. — Прикрой стыд.
   Надеваю, запахиваюсь и затягиваю пояс, теперь я как настоящий лесной орк, из самых диких, и только тогда мужчины поворачиваются ко мне лицами. Трое чистокровных людей: два взрослых, один парнишка, и ему, наверно, все же меньше пятнадцати, но именно он — маг земли, не аграрий, а будущий строитель или горный инженер, чему уж дальше будет учиться. На нем замызганная куртешка с нашивками какого-то учебного заведения, но явно не столичного, я что-то этой символики и не вспомню. Второй, тот, кто меня опекает — кузнец: характерные ладони и фигура, мне ли не знать, и видно, что именно он — мастер, а третий, крупный губастый парень с напуганным лицом — подмастерье.
   — Хюльда Приграничная, — представляюсь я первой. — Маг-универсал с уклоном в рунологию.
   — И еще темнавка! — встревает подросток. — А я — Топка Кобеня.
   — Топка? А полным именем?
   — Топор, — стесняется он.
   — На практику приехал, — кивает кузнец. — Подвалы устраивать, стены укреплять, фундаменты ставить, а они, — махает рукой в сторону деревни. — Магии не признают. Вот у меня и жил. Как там, на диплом теперь хватит? — подмигивает парнишке, и тот совсем теряется. — Если бы не Топа, мы бы вас не дождались. Заели бы нас твари. Теперь так всегда будет?
   — Всегда — не должно, — отвечаю. — Прорвалось около полусотни, в районе Кугро. Его вообще до голого камня облизало, так что на архипелаге им поживиться нечем. Какие-то, наверняка, в море ушли, русалам жизнь портят, каких-то на сушу вынесло, но сколько их точно попало сюда или туда, я не знаю.
   — А правда, труполюбы себя подзорвали? — снова лезет Топор. Вот не зря его прозвали Кобеней, непосредственность у парня, плавно переходящая в наглость. — Вчера ка-ак бумкнуло! А земля до сих пор трясется.
   — Труполюбы, — отвечаю. — В другой мир ушли, который им больше подходит, но дверь в него долго открытой держали, вот через нее и налезло.
   — Что, все ушли? Насовсем? А почему земля волнуется?
   — Потому что они освободили источник, — говорю. — От своего присутствия. И он дал неконтролируемый выброс. Тектонику проходили? — кивает. — Что будет, если сперва перекрыть путь энергиям, а потом резко освободить?
   — Вулканический взрыв с эфирной компонентой.
   — Ну, — говорю. — До взрыва, к счастью, не дошло, все-таки, какой-то отток происходил, но извержение идет до сих пор, и утихнет ли само — неизвестно.
   — И что теперь делать?
   — Поспать мне надо, уже двое суток болтаюсь, как цветок в проруби: поела один раз, да и то оладьев, а глаза ни на час не сомкнула.
  
   В общем, нашла местечко почище, устроилась... потом подумала, и предложила мужикам рядом присесть, чтобы можно было на всех надежную защиту растянуть. «Если что, — сказала. — Будите, не стесняйтесь. А то я сейчас могу и свою смерть проспать». Покивали, перебрались поближе, смотрю — на угли котелок с водой поставили, значит, не заскучают. Можно, наконец-то, поспать. В черный сон упала, как в пропасть, летела, будто бесчувственный камень, пока кто-то не выдернул меня — резко, одним движением — в Туман.
  
   Как кто — Арагорн. Стоит, губы поджавши.
   — Ну, и что ты сделала?
   — Отправила Зерно вместе с носителем в тар-тарары.
   — А я тебе что сказал?
   — То, что было невозможно исполнить. Как ты вообще это представляешь — лич, старше меня многократно, сильнее, опытнее, раздает указания ревенантам, готовится к ритуалу, а я рядом хожу и ною — «Дяденька, открой ларчик-то! Дай посмотреть».
   — Да, если так, то, конечно же, глупо. Хотя, можно было что-то придумать, ты ведь женщина.
   — Ну, да, но «женское коварство» и интриги — это уж точно не мое. До сих пор мне везло лишь потому, что противники предполагали, будто я веду какую-то хитрую игру, которой у меня никогда не было.
   — Знаю, — Игрок вздохнул и потрепал меня по плечу. — Все получилось не так уж плохо. Найти бы еще, куда ваши маги запрятали След Создателя — так вообще удачно бы вышло.
   — А насчет второго Зерна, пропавшего, что не спрашиваешь? — удивилась я.
   — Незачем спрашивать, теперь многое объяснилось, — пожал плечами и сморщился. — Райван его из Веера утащил и, наверно, сейчас примеряет на себя роль демиурга. А, да ну его в бездну... Ты мне скажи, что теперь собираешься делать?
   — Пожить для себя, — отвечаю. — Дом построить, ребенка родить...
   — А что насчет своего Древа думаешь?
   — А оно мое?
   — Чье же еще? Ты его вырастила.
   — Ну, не я одна. И что с ним не так?
   — Цвести собралось. Под бутонами ветвей не видно.
   — Здорово, — говорю. — Посмотреть надо. Красиво, наверное.
   — Красиво, да. Но никому не известно, чем это грозит.
   — А чем оно грозить может? Ароматом? Яблоками? Ну, будет у местных духов забава.
   — Яблоко — символ неоднозначный, — возражает Игрок. — Кое-кого за одно яблочко из рая прогнали...
   — И ты в эту чушь веришь?
   — Зачем верить, доподлинно знаю, что фрукты там не при чем. Надо было чем-то оправдать переселение людей из питомника на голодную Землю. В Тирцее придумали интереснее, дескать, люди — глаза и руки Творца, им не может быть легко и весело. Но из-за этого там возникла большая проблема...
   — На Тирцее отрицают свободу воли, да?
   — Именно. Поэтому пришлось богам из части населения вырастить атеистов, иначе люди так бы и жили в каменном веке. А смотритель Тирцейского Букета ради престижа чего только ни сделает. Как же так — у всех люди умные, у нее одной дураки.
   Арагорн расплылся в довольной улыбке, такое впечатление, что с этой смотрительшей у него был серьезный спор.
   — Так что насчет яблок? — спросила я.
   — А то, что Древо — это не обычное дерево, и яблочки у него должны быть совсем не простые. И какие они будут — никто не может сказать. Ты бы выяснила, а? А я, со своей стороны, поспособствую, чтобы его не трогали лишний раз, если, конечно, плоды безопасны. Согласна?
   — Насколько срочно требуется информация?
   — Чем скорее — тем лучше. Сегодня можешь туда не ходить, но завтра — чтоб обязательно.
   — Хорошо. Так я пойду?
   — Конечно. Тебя же там союзница ждет.
   — Где это? Среди погорельцев?
   — В твоем сне!
  
   Альфлед сидела на крыше гаража, свесив ноги, и время от времени отпихивала вьюнок, вылезший из древесного бессознательного. Девчонка была серьезна и даже мрачна.
   — Ты живая? — я оглядела ее со всех сторон одновременно: мой сон, откуда хочу — оттуда и увижу.
   — Живая, — принцесса надула губы. — Но не твоими стараниями.
   — Что так? Я от тебя каналы подпитки оторвала?
   — Они не работают. Сперва все было здорово, а потом раз — и как отрезало.
   — Ну, давай, опять прикреплю. В чем проблема? — я протянула к ней нити силы, но они безвольно обвисли, не закрепившись.
   — Оно так и было, отлипли — и отвалились.
   Я обвила ей нитями запястье, сплела в браслет, но тот соскользнул прямо сквозь руку. Что за ерундистика?
   — Погоди, — говорю. — Ты ни с кем в последние сутки не встречалась?
   — Нет, — отвечает. — Как поставила сферический щит, так вдвоем с Иллхом и скучаем — он изредка в сознание приходит, а я...
   — А ты его поддерживаешь, чтоб до дядина прихода не помер.
   — Он ему не дядя, — морщится Альфлед. — Отец.
   И тут я вспомнила. Иллх Оифа, ни разу не виденный сын, которым шантажировали Дерека. Ну, не больно-то он им интересовался, хотя... кто знает этих менталистов с их покерфейсами и рыбьим взглядом, может, папаша испереживался там весь. Представляю, как у него все в кишках перевернется, когда сынка-огрызка увидит, хотя рожа, наверняка, будет постная.
  
   — Слушай, — говорю. — А о чем ты думаешь, когда тебе скучно? Ну, вот сидишь ты рядом с Иллхом, не все же время за ним ухаживаешь, какие тебе мысли приходят?
   — Например, представляю себя на троне. И вокруг него растут цветы, не жалкие асфодели, не люблю их, а белые и красные лилии, как положено альвийской королеве. И послы из семьи Дождливого Леса подходят ко мне и склоняются долу. Они хотят, чтобы я возобновила соглашения, которые были у них с некромантами, а я им говорю: «Передайте моему высокородному деду, что жалкая полукровка не нуждается ни в альвийских амулетах, ни в признании ее вашей наследницей».
   — Ясно. А еще о чем-то яркие фантазии были?
   — О ллири. Представляла, как погонщики рыб тянут ладью, и я спускаюсь в их глубинный храм принимать вассальные клятвы родов...
   — Как ладью тянут погонщики рыб? Разумные, ллири? Точно — не дельфины и не рыбы?
   — Да, а что?
   — Кажется, я все поняла. У тебя с моим источником несовместимость. Понимаешь, ллири — дикари, часто разбойники и временами людоеды, нередко убивают и мучают просто ради удовольствия, но свободу и независимость они ценят больше жизни, даже перед своими старейшинами склоняют только голову, а ты говоришь — повлекут твой челнок. Ты ведь жаждешь власти над ними, полной и безоговорочной, так? Возможно, ты даже достигнешь ее, вопрос лишь — какой ценой. Но! Абсолютная власть не сочетается с прогрессом, и это закон природы. Самые закосневшие и негибкие общества — корпоративные и кастовые. Им прогресс вреден, он ломает структуру. Чем дальше общество от кастовости и ближе...
   — К банде?
   — Нет. Есть два примера, где прогресс может широко развернуться в случае подходящей идеологии: это соседская община и лаборатория ученого или мага, в последнем случае особенно полезно наличие смелых и самостоятельно думающих учеников, — посмотрела, как киснет физиономия Альфлед, и пожала плечами. — Я не выбирала сродство этой силе, я с ним родилась, так что — какое уж есть. Может, попробуешь обуздать местный источник? Там, вроде, чистая стихийка...
   — Я не стихиальщик. Вряд ли смогу.
   Задумаешься тут... Впрочем, «омела» — как сорняк, прорастает даже в неподходящих условиях, главное — хоть во что-то вцепиться.
   — Ну, в целом, и тоталитарное государство с соответствующей идеологией иногда способствует прогрессу — правда, на короткое время внешних трудностей. Модель «просвещенный диктатор». Можешь представить себя в этой роли?
   — Примеры есть?
   — О, сколько угодно! — этой дряни в моей памяти на энциклопедию хватит. — Лови! Континентальные державы вообще часто дают такую форму правления. Впрочем, ллири в океане практически безвылазно сидят, как крестьяне на суше, мало того, они не способны долго прожить без своей стихии, как и люди в воде. Тоже своеобразная «континентальность». А уж кем станешь для них ты — думай, решай. Только помни, что со временем все прогрессивные монархи начали резко сдавать назад, вон, Ашока даже уничтожал «ненужные знания» и создал орден оболванивания, то есть, как его, «Девяти неизвестных». Если ты решишь последовать за ним и в этом, сперва поищи другую силу, взамен моей.
   — Понятно, — Альфлед задумалась, перебирая сброшенную мной информацию, потом оживилась. — Попробуй теперь прикрутить — получится?
  
   Состояние принцессы явно поменялось, стало как-то ближе, и ее сновидческое тело обрело в моей локации большую плотность. Я протянула к ней струи силы — прилипли, пошла закачка резерва.
   — Если опять отваливаться начнут, — говорю. — Воспроизводи состояние, как сейчас и прочувствуй ощущения этих нитей.
   — Нитей? Нет, я их не вижу, твоя сила как сквозняк.
   — Ну, сквозняк. Привкус ты знаешь.
   — Запах. Что-то вроде грозы, только резче.
   — Хорошо, получается сквозняк с запахом грозы. Вспомнишь?
   — Конечно!
   — Что-то еще надо? — спрашиваю. — Может, вас с Иллхом вытащить с Кугро?
   — Нет-нет, ни за что! Мы по праву Эахина стали его хозяевами, нам нельзя его покидать до свидетельства очевидцев. Ничего, уже завтра утром придет дядин корабль.
   — Ну, как знаешь.
  
   Альфлед растаяла, как сахар в чае, оставила только вышитый башмачок — тоже мне, золушка — и я вслед за ней покинула свою локацию. Отправилась в крепость Эйде, по дороге меня нагнал Орм.
   — Что не при теле? — спрашиваю. — А вдруг кто посягнет?
   — Пусть только попробует, — вскинул голову змееглазый. — Мужики вокруг тебя такой толковый круг силы организовали...
   — Так там, вроде, один маг был, и тот с неоконченным образованием.
   — А кузнецов в расчет не берешь? Они у хуманов через одного — маги. Неинициированные, поэтому ничего не плетут, все на чистой интуиции. Парень и тогда, и сейчас воспользовался их силой, иначе бы его щит против тварей не продержался. Он же был технический, страховка от завалов, не боевой.
   — Перспективный парнишка, — говорю.
   — Кузнецы — тоже. Возьмем с собой?
   — Куда это?
   — Как — куда? В Рифеи. Если за семь декад не справишься — я тебе не помощник.
   — Почему?
   — Потому. С этого момента мозг зародыша потребует моего присутствия, иначе потом родится дурак-дураком. Не хотелось бы. И еще мне лишнюю информацию придется куда-то сбросить, нужен подходящий носитель. Лучше всего — изготовленный для этой цели артефакт, такие в Рифеях наверняка остались. Когда-то их там было навалом, в каждый сложный механизм вставляли, даже самые наглые грабители подчистую повыковыривать все не могли.
   — А мы?
   — А я там все ходы и коды знаю. Это же был мой дом, я тебе рассказывал. Да, кстати, когда я появлюсь на свет — не забудь этот кристалл мне на тело повесить, так, чтобы никто не снял. Буду знания в себя возвращать.
   — Сложно-то как!
   — Это еще просто, моя голова — не мир, а я встречал даму... в общем, она миры обнуляла, забирая из них информацию. Не копировала, а переносила на свой атрибут. И структуру, и историю, и знания всех, вплоть до последней бактерии, а потом воссоздавала в своем, вторичном. Только все равно получалось не очень, никто не хотел под ее властью жить, так и выходили миры-марионетки. Мой учитель ее вычислил и сообщил, кому надо. Хотели развоплотить воровку, но кто-то из Великих наложил запрет. Сидит теперь, запертая в Кукольном Доме.
   — А учитель?
   — Стал матерью звезд... в том мире, который она не до конца обнулила. Тоже хорошего мало, но он иначе не мог. Такова плата за наше мастерство, если катастрофа — дыры Мультиверсума затыкаем собой.
  
   Перед нами — сразу и вся — нарисовалась крепость. Как же, оказывается, я скучала по ней. Местность вокруг стен превратилась в пологие холмы со множеством шумных ручьев между ними. Тут поработал кто-то, хорошо знакомый с конструкторами ландшафтов, ровненько так изобразил, ни разрывов, ни провалов и, хотя в текстурах местами заметен раппорт, но он о-очень длинный. Над холмами идет то ли мост, то ли акведук, настолько воздушный, что, кажется, дунь — и рассыплется, колонны арок мерцают голубоватым в тени и нестерпимо горят золотом на солнце. Крепостные стены громоздятся уступами с отрицательным углом крутизны. Они из холодного серо-зеленого камня и льдисто поблескивают гранями башен, внизу все в тени, и эта тень живая, подвижная, а от ее перетеканий нешуточно мороз по коже пробирает. А с температурой среды тут точно не забавлялись, ее просто не чувствуешь. Вместо Солнца (или Камоса, как назвал его Орм), над этой пасторалью сияет круглый лик Мистера Смеха. Как только мы его заметили, он подмигнул нам и кивнул в сторону моста — «только по нему». Мы не стали спорить, перенеслись на узкую дорожку, парящую на головокружительной высоте — и оказались на восточном базаре.
  
   Сколько народу, живости, крика, вони, ярких цветов! Вот шали, дальше — ковры, вот что-то кипит на треножнике, и по рядам разносится аромат специй, вот тандыр, и рядом — горячие лепешки на полотенце, вот — навалом — неведомые плоды, а торговцы хватают за одежду, тянут каждый в свою лавку, бубнят непонятные фразы, взмахивают руками... но мы решительно проталкиваемся сквозь рынок, не залипая на товары и не отвечая на приставания. Так же мгновенно, как появился, восточный базар исчезает, а перед нами лежит заснеженная трасса, и на ней — застрявший в сугробе старенький зил. Тент полощется на ветру, снегу намело выше колес. Осторожно захожу со стороны водителя, влезаю на ступеньку, стучу в окно. Как же холодно, блин! Насквозь промораживает. Стекло заиндевело изнутри, ничего не видно. Как пить дать, никого живого там нет, даже если представить, что нас выбросило в реальность. Но это астрал... в кабине кто-то заворочался и дверца с мерзким скрипом откинулась, я еле успела соскочить в снег. Одним слитным движением к нам рванул посиневший, скрюченный, но очень шустрый мертвяк с монтировкой в руке.
   — Стоп! — я выставила щит из неверия, насмешки над всей ситуацией: в астрале ничто не может тебе повредить, если твоя воля сильнее и ты не боишься. — Ты умер! Тебя ждут предки! Иди, и покойся с миром!
   И тут же исчезла снежная трасса, и грузовик, и мертвяк...
   Лето, жара, пыль, тяжелый аромат креозота. Мы стоим на переезде, где-то рядом пыхтит и посвистывает тепловоз-кукушка. Какую задачку нам теперь подсунут? Кукушка приближается, слышно, как ускоряется стук колес, ощутимо подрагивает почва. Гляжу на кустик полыни у ног — он четко детализован, и, сколько я ни всматриваюсь, не собирается исчезать или обнаруживать звездчатую пикселизацию. Неужели реальность? Не успеваю оглянуться на Орма (если он тут — точно астрал), как передо мной выскакивает соплюшка на мотоцикле. Тепловоз близко, жаркий воздух толчками окатывает меня, а эта дура ме-е-е-дленно, как на пешеходке, выезжает на рельсы. Твою мать! Успею? Метнувшись к ней, дотягиваюсь, хватаю под мышки и со всех сил дергаю на себя, неожиданно легко уходя в кувырок через спину. Уф! Астрал. В реале убились бы обе.
  
   Перед нами ворота Эйде. Орм стоит рядом и переводит дух.
   — Да, серьезный маг поработал. Знаешь, я же почти поверил, что Чшиссинс сейчас развоплотится.
   — А еще что было? — спрашиваю.
   — Ну, дом радости, кстати, там одна девчонка на тебя очень похожа, помнишь, как я тогда сделал? Я почти соблазнился, — Орм шевелит ноздрями, подмигивая змеиным глазом и покачивая головой с непередаваемо рептильной грацией. — Потом схлопывающаяся вселенная, наставник Афир... — моментально мрачнеет. — Я согласился занять его место, и тут все поменялось. Чшиссинс распадалась, теряла себя в пустоте, а я ничего не мог сделать — только шагнуть вслед за ней. А у тебя что было?
   — Намного прозаичней, — говорю. — Восточный базар, водила-мертвяк и незнакомая девчонка, въехавшая под тепловоз. Я только не понимаю, для чего все эти иллюзии?
   — А, явились, не запылились! — ворота открыла Яга, и сразу ткнула в мою сторону посохом. — Твой Ант молодец! Круче твоего Анта разве Пртогхские горы! Без него все б давно развалилось.
   — Что так? — спрашиваю.
   — А пересрались маги. Хюльда с Анвэладом по одну сторону, Мелея с твоим отцом по другую.
   — Каким таким отцом? — неужели атта Варгель погиб?
   — Да таким, костяным...
   — А, — это призрак с родной Земли, как оказался здесь — неизвестно, думаю, кто-то нарочно его сюда перенес. — Призрак земного папаши. Что он тут натворил?
   Дух папаши исключительно гадок, но сил и ума у него вряд ли хватит на что-то серьезное.
   — Они с Мелеей столковались, и когда разгорелся спор о тварях, поддержал ее.
   — В чем?
   — Допустить их в Эйде.
   — Что?!
   — То. Вы проходите, не стойте в дверях, — оркобабка подтолкнула нас и захлопнула ворота. — Ну, арсэ Анвэлад и говорит: давайте решим все миром: вы собираетесь и валите отсюда к тварям, а мы остаемся тут. И его поддерживает не только Хюльда, но и эта моль белая, Эрмино. Мелея тогда призывает свою силу — а та обходит Эйде, ибо двух смертей не бывать, а по одному разу у нас все уже померли, и страха нет: мы готовы дать ей отпор. Обиделась Мелея, говорит, тупые мы орки, своей выгоды не понимаем, повернулась — и ушла, и призрак костяной за ней утянулся.
   — Кто еще ее поддержал?
   — А никто. Бирюза — девушка тихая, даром, что из гномов, и благоразумная. Еще подруга ее сюда приходит, человечка. Странная, из другого мира, у них там совсем плохо с магией. Но теперь, говорит, понемногу прибывает.
   — Не Улиен мак Доннах ее звать?
   — Точно-точно, Улейной! Так они обе в Эрмино вцепились, говорят: лучше с умным в осаде, чем с дурой в засаде. Сейчас обе болтаются туда-сюда, то в Хирайю, то к нам, а Эрмино тут им артефакты готовит. Что они задумали — мне не рассказывают, но довольны, втроем соберутся — глаза хитрющие, и ну шептаться! Я моли этой белой говорю — не жирно старику две красивых девушки будет? А он смеется и отвечает, что одна из девушек его старше лет на сто, а другая — невеста пропавшего друга, и на ее благосклонность он никак не может претендовать. А тут еще эти, приходящие... лягушачья принцесса-то, которая тут леса и ручьи развела... и шаман с бэлэк ялкыр... они ж пожениться хотят! Ишь, что задумали! Это тогда Великая Степь с Лесом объединится, а степные вожди сильней наших, задавят совсем. Скажи им хоть ты, Вийда!
  
   Пока петляли по лесу, Яга нас не только ввела в курс дела, но и постаралась пропихнуть свои мудрые мысли насчет обустройства земной жизни далеких потомков. Не зря говорят, что про ближние дела духов лучше не спрашивать — у них все понятия прошлые, новое в разум не укладывается. Оркобабка — тому яркий пример. Не нравится ей, что ее народ в города и деревни потянулся, и все тут! Я спрашиваю: «А что, лес и степь всех прокормят?» — «А коли нет, — отвечает. — Пусть слабые перемрут». С одной стороны, вроде, верно, а с другой — вся мощь человеческой магии здесь и техники на моей первой родине заложена далеко не самыми сильными и даже здоровыми, и уж, конечно, не такими агрессивными личностями, как те, что выживут в любой драке, и станут править, идя по головам соплеменников. Сказала об этом Яге, и та — удивительное дело! — задумалась и отстала. Уже хорошо, хотя, что она там надумает — неизвестно.
  
   Пошли дальше, и вскоре донжон громадой поднялся над нами, занял полнеба, а встречающих все не видать. Наконец, встрепанная, как воробей, откуда-то выскочила названная сестра — та, настоящая Хюльда, чье имя я ношу среди живых.
   — Вийда! Вот так встреча! Хорошо, что пришла. Орм, мое почтение! — поклонилась. — Как же здорово, что вы Анта сюда притащили. Такой талантливый маг! А сколько знает! Правда, половину этого у нас не используешь, видно, там, в его мире, законы иначе работают, но земли мертвых и, как он это называет... виртуал? Схожи. Представляешь, они туда ходят — играть!
   — Ну, виртуал — это не земли мертвых. Он более элементарен — во-первых. Потому что это — не естественно сорганизовавшаяся среда, он с начала и до конца написан поколениями таких, как Ант. Вроде как динамические иллюзии на кристаллах, но вариативные, и в пределах возможного выбора тот, кто смотрит, может их изменять. А этот выбор невелик. Множество виртуальных игр идут на схожих движках, только к одним и тем же функциям привязаны разные образы. Даже в одной игре, например, урон от удара мечом или заклинанием «лезвие воздуха» будет одинаков, а в самых элементарных точно таким же уроном будет обладать и удар дубины, и укус волка, и...
   — Стратегические игры! Как же, помню...
   — Увы, не они. Это еще «во-первых» продолжается, кстати. Из-за узкого выбора и отсутствия неучтенных факторов даже виртуальные стратегии становятся чем-то вроде нашей дорвекты. Фишки, кости, карта, стол. Только перенесено в иллюзию и красиво исполнено. Есть посложнее, даже намного сложнее дорвекты, но принципиально от нее не отличаются. А, во-вторых, это все не то. Потому что у них есть настоящие виртуальные войны, не игровые. Можно сделать вбросы ложной информации, которые сильно испортят доверие, например, к продукции какой-то... какого-то мастера. Хорошо организованные вбросы трудно отследить и невозможно опровергнуть. Любое опровержение только усиливает недоверие. Репутация... мастера разрушена, клеветник торжествует.
   — Разве нельзя обратиться к экспертам и менталистам?
   — Можно хоть допрос на детекторе лжи устроить — и мастеру, и лжецам... хотя лжецы, чаще всего, анонимны.
   — И что, невозможно отследить источники?
   — Можно! В большинстве случаев, но не всегда. Найти, выявить, на кого работают, наказать: официально или, чаще, без привлечения властей, а то пока суд да дело... Но разрушить репутацию легче, чем восстановить. Так что самая простая и нежная часть информационной войны — ложь и диффамация. Кстати, таким способом и государства разрушали... Второе, конечно, проникновение в чужие информационные сети, шпионаж и диверсии. Насчет этого объяснять не надо?
   — Да, обзорный курс менталистики помню.
   — Таких шпионов-диверсантов там называют хакерами. Третье же, истинно стратегическое направление информационной войны — манипуляция состоянием сознания разумных существ, их верой, надеждой... формирование бессознательного всего общества. Помнишь девиз Конторы?
   — Кто владеет умами — тот владеет всем.
   — Именно! Но разумные существа редко руководствуются разумом. Чаще — интуитивными подозрениями, догадками, надеждами... Поэтому используется неявно транслируемая информация — никаких телепатии и гипноза, только оговорки, намеки, цвета, в которых выдержаны странички, визуальные образы, обрывки мелодий... когда, вроде, ничего гадкого не сказали — а, например, идея принудительной эвтаназии человечества теперь тебе кажется вполне приемлемой. Безо всякой магии, заметь! Такая вот хитрая наука.
   — То есть, большие группы разумных существ можно без явного принуждения привести в одно состояние сознания, и этим открыть...
   — И этим открыть путь любой силе, вплоть до самых разрушительных. Если бы ты знала, сколько народу в такое вовлекают, то ужаснулась.
   — Наверно, в том мире полно демонических тварей.
   — Тварей полно, кто ж спорит. Только они в человеческом облике и людей не физически жрут. А опосредованно... наши некромаги-малефики им в подметки не годятся. Многотысячное одномоментное жертвоприношение — в порядке вещей. Людей там бы вообще не осталось, если бы не почти полная безмагичность мира. Только поэтому туда не наведались одновременно Ктулху, Догон, Большой Песец, Макаронный монстр, Хищник с Чужим и четыре всадника апокалипсиса за компанию.
   — Да. Да, понятно, — мертвая Хюльда кивнула. — Поэтому у нас теперь такая система безопасности. Ты знаешь, что Мелею прогнали? Так вот, вскоре она заявилась для переговоров, но система распознавала в ней только тварь, и раз за разом выбрасывала с моста. Она попыталась штурмовать Эйде... наивная.
   — Мне Яга рассказала.
   — Прабабка, что ли? Да, хорошо посмеялись. Смех и мухарапундики такое представление устроили, что Мелея с Эйде вообще контакт потеряла.
   — А твари?
   — Ну, иногда лезут. Но теперь все реже. Поняли, что не пробраться. Умершие, правда, тоже не все к нам попадают — было тут поучительное зрелище, как один шаман пытался пройти. Прабабка его так жалела, так жалела... говорит, Хаксах — сильнейшим был в Великой Степи, самого Пхырба за яйца держал, а Пхырбу даже хапры платили дань.
   — Так не прошел великий шаман? — улыбаюсь я.
   — Не прошел! — смеется мертвая Хюльда. — Совсем, видать, тварью стал со своим Пхырбом.
   — А что Ант? — спрашиваю.
   — Да придет сейчас, они там что-то с Эрмино колдуют.
  
   Программера долго ждать не пришлось — возник прямо перед нами, весь увешанный цацками с головы до ног, словно какой-то хиппи. Я сперва удивилась, а потом причувствовалась и поняла, что такой образ приняли логические цепи. Фактически, он на себе процессор собрал, и теперь с ним сживается.
   — Привет, — говорю. — И как тебе местное посмертие?
   — Нормально, — отвечает. — Работы много, но интересно. Такой элизиум — это по мне. Еще бы домой позвонить, мать успокоить, а то как бы с горя не натворила чего, — сам улыбнулся своей просьбе, хотя, ничего совсем уж невероятного — знаю случаи, когда умершие не только телефонный звонок имитировали, но и являлись родным, правда, вскоре после смерти, до трех дней.
   — Не знаю, — говорю. — Я сама пробовала сходить домой, не один раз пыталась, но все время попадала не в те параллели Земли, а когда добралась до своей, меня там сцапала какая-то дрянь, еле вырвалась. Такое у меня чувство, что умершим в своем мире назад дороги нет, даже если есть физтело, как у меня, местное, рожденное на Ирайе. Вот если зайти через ментал — это можно попробовать. Но тогда тебе потребуется плотное тело в качестве якоря, иначе уйдешь на перерождение.
   — Это почему?
   — В астрале нас держит память. Не переработанная память прошедшего дня или прошедшей жизни. Сон и посмертие гораздо ближе по сути, чем кажутся. Только из сна возвращает в прежнее тело, а из посмертия — в новое. А в ментале памяти, как таковой, нет — любая мысль становится структурой. Стало быть, держать тебя нечему. А ты нам еще тут нужен. Такой фаерволл создал!
   — Все гениальное просто, — без ложной скромности начал Ант. — Сперва я долго мучился над критерием инфернальности... а надо было искать критерии человечности. Когда я понял это — проблема решилась, остальное — чисто технические трудности. Теперь каждый входящий стандартно проверяется на аномальную прожорливость, реакцию на опасность и отношение к сородичам. Ни одна тварь не удержится, когда почувствует рядом энергетически и информационно богатую среду. Она бросится пожирать ее. Это — самая энергозатратная часть защиты, но она того стоит. Девять десятых тварей отсекает именно она. Следующие две части выявляют, скорее, симбионтов, в которых твари живут. Не удивляйся, уже были такие. Не так давно некто Кьемин протащил в себе целую тучу инфернального гнуса. К сожалению, эти мелкие твари успели развоплотить больше сотни душ в орочьем секторе, прежде чем удалось их уничтожить. Так вот, разумный гуманоид — и рептоид, кстати, — Ант кивнул Орму. — Не звереет от одного вида опасности: трус убегает, смелый атакует... Но! Не кидается при этом рвать все подряд и не выпускает из себя нечто инфернальное. Если подобное произошло — почти гарантировано присутствие твари-симбионта. Одно замечание — опасность должна быть действительно серьезной, инстинктивно расцениваемой по высшему баллу.
   — У меня был какой-то жалкий мертвяк, — возразила я. — Замерзший в автомобиле.
   — Значит, твое подсознание пугает подобная ситуация. Знаешь, в детстве я однажды сбежал от бабушки и заблудился в лесу. Вышел к какому-то дому отдыха... ха, это я так думал. На самом деле — к лепрозорию. Ну, пролез в собачий лаз под забором, вышел на территорию. А они там гуляют. Многих внешне и не отличишь от здоровых, но мне как раз попалась на глаза тетка без нижней челюсти и щеки. Поверишь — до самой смерти она мне в самых жутких кошмарах снилась! Будто гонится за мной на каталке и руки протягивает. А реальной опасности для меня там никакой не было. Больные ручкаться не лезли, сразу позвали дежурного врача. Он позвонил родителям, и меня через два часа забрали домой.
   — Ясно, — говорю. — А третье испытание — что и зачем?
   — А это, — отвечает прогер. — Выявляет тех, кто сам тварью стал. Когда твой сородич — не родной, даже не знакомый, просто такой же, как ты — попадает в беду, то одни кинутся спасать, другие в ужасе отшатнутся, но удовольствия от чужой смерти не испытают. И, тем более, не подтолкнут падающего. А инфернальная тварь это сделает, чужая смерть — ее пища. Вот и все, если все три критерия соответствуют — Биврест пропустит. Ну, я так его назвал.
   — Погоди, сородич должен быть незнакомым?
   — Да, конечно, для чистоты результата.
   — А у Орма была его давняя возлюбленная.
   — Не возлюбленная! — возмутился сын. — Равная. Кроме нее в Рифеях игфи моей касты не было. Хитшшифс-хс из всех мыслимых мест на планете для жизни выбрал пещеру в пустыне, он любил одиночество.
   — Ну, вот и ответ, — кивнул Ант. — Твой сын весьма разборчив в том, кого считать сородичем. Она, — кивнул на меня. — В их число входит?
   Орм замялся.
   — Конечно, это же моя мать.
   — Орочьих кровей, а у них принципиально каст нет. Есть семьи и «кости» у лесных, есть роды и племена у степняков. Среди них встречаются более или менее сильные и влиятельные, но это может меняться со временем. А каст — нетути! Я сам недавно орков об их жизни расспрашивал. Так как?
   — Буду привыкать к тому, что есть. И еще, при рождении я многое забуду, потом с внешнего носителя восстанавливать придется, так что орочьим традициям ничто не помешает загаживать мой детский мозг. И все-таки, мам, михирш из тебя бы такая красивая вышла!
  
   Если кто-то думает, что на том мой визит и закончился, то он ошибается. Все только началось. После беседы о фаерволле мы втроем пошли в зал для совещаний. Если ландшафты Эйде несли на себе неискоренимую печать безалаберности лесной шаманки Нохты и ее ручных духов, и Ант лишь немного привел в порядок буйство ручьев и перелесков в пределах крепостных стен, то центр Эйде, изначально возникший под сильным влиянием памятных мне образов, сейчас подвергся изрядному альвийскому переиначиванию. Основание донжона утяжелилось, взбугрилось диким камнем, зато выше по бокам в небо вознеслись словно отпочковавшиеся от главного здания карандаши-башенки. Анвэладу явно пришлись по душе панорамные окна, в результате этого боковые башни напоминали кристаллы горного хрусталя. Строгий серый гранит центральной части тоже был заменен на что-то более светлое и визуально легкое. При этом общий абрис здания мало изменился.
  
   Если поляны и перелески внутри стен были заняты, по большей части, орочьими шатрами и хижами, то в здании обитали люди, дварфы и — самое забавное — несколько десятков ллири. Об этом я узнала от нашего единственного и неповторимого альва. Что ж, ничто не мешало им выдумать себе кусок океана в пределах какой-нибудь застекленной башенки. Все, кроме пофигистичных орков, опасались тварей и предпочитали находиться как можно ближе к источнику. Как он умудрялся быть одновременно во мне, в центре Эйде и даже на далеком Кароде — по сути понятно, но визуально совершенно непредставимо. И еще мне подумалось о равноценном обмене: я открыла на Кароде выход источнику, а Саныч подарил мне сына. Одно из преимуществ женщины: она может присвоить частичку любимого без его согласия. Почувствовала, как протянулась ниточка связи с Сашкой и одернула себя. Задумалась не о том, астрал — такая штука, что выполняет все сильные чувства и мысли буквально, еще немного — и Саныч почувствовал бы мое присутствие рядом.
  
   — Можно вас — и нас вместе с вами — поздравить? — спросил арсэ Анвэлад, встретив нас у парадного входа. — Судя по всему, с Кугро вы разобрались?
   — Самым радикальным образом, — ответила я. — До голого камня. Остались некоторые проблемы, но они не требуют запредельных усилий.
   — Это хорошо, — кивнул альв. — Но, скорее всего, вы в курсе не всех серьезных проблем. Раз уж я отвечаю за оборону Эйде, то знаю их в наиболее полном объеме.
   — Поделитесь?
   — Да, конечно, ради этого мы сегодня и собрались.
  
   Лестница высотой в полтора этажа была выдержана в чудесном альвийском стиле, неуловимо напоминающем ар нуво, и как-то менее реальна, чем остальное здание. Нам, все-таки, повезло, что Анвэлад остался тут, а не умотал туда, куда альвы после смерти уходят. Ему не нужно растолковывать законы астрала, а соответствующего опыта у него больше, чем у нас всех, вместе взятых. Возможно, исключая мага Эрмино, который только что проявился на середине лестницы и стал спускаться к нам. Архаичная белая одежда, на мой взгляд, в реальности весьма неудобная, здесь всеми способами подчеркивала его принадлежность к светлой магии, а неприятный взгляд человека, привыкшего приказывать и не слушать возражений, несколько потеплел и потерял сходство с холодным оружием. Уже какой-то прогресс, помнится, когда он тут только появился, с ним вообще невозможно было разговаривать.
   — Приветствую высокую Вийду, — кивнул он столь царственно, словно вокруг было его собственноручно созданное средоточие. — Приветствую звездного мастера Орма. Желаете пройти в залу или подождем остальных участников...
   — Пройдем, — оборвал его альв. — Лучше поторопиться, у живых свои дела в плотной реальности, не стоит их надолго задерживать.
   Это еще не конфликт, но друг друга эти двое не слишком жалуют. Сильнейший представитель старой школы Эрмино и дипломат, воин и — лишь в последнюю очередь — маг, но зато жесткий прагматик, альв Анвэлад. Да еще, судя по обращению «арсэ» — не из родовитых. Надеюсь, голос разума возобладает с обеих сторон.
  
   Зал совещаний был, опять же, полностью в альвийском вкусе. Пушистый ковер их знаменитого домашнего мха, стены, точнее, обрамление панорамных окон, из живых деревьев, удобная «выращенная» мебель, много света и воздуха. В реальности такая обстановка — дорогое удовольствие, которым наш альв при жизни явно не был избалован, вот теперь и оттягивается.
   У стола собрались все, кто так или иначе был причастен к организации бытия в крепости Эйде: мертвая Хюльда со своим бессменным Сурхвалом, по левую руку от нее симпатичная гномша с волосами, уложенными в пышную прическу, щедро сдобренную синими камушками, рядом с гномшей устроился Ант и тут же стал ей что-то показывать, к нему подсел седобородый дварф, пихнул локтем, но программер от него отмахнулся, на некотором отдалении от дварфа развалился в кресле погонщик волн, и бородатый демонстративно отодвинулся еще дальше. Рядом с ллири проявился... мухарапундик с неизменным фотоаппаратом, и с тоской посмотрел на неудобный для него стул. Погонщик волн прикрыл глаза, сосредоточился — и у стола возник высокий каменный табурет с толстой подушкой, причем, возник сразу под мухарапундиком, подняв его на уровень остальных присутствующих. Подошли трое людей, о которых я вообще ничего не знала, единственное, на чем сразу фиксировалось внимание — при жизни они все были магами-стихийниками, у одного явственно читалась сильная вода и воздух, остальные были чистыми огневиками. Нас с Ормом усадили напротив Хюльды и Сурхвала, слева от Орма занял место Эрмино, справа от меня — альв.
  
   — Совещание объявляю открытым, — сказал арсэ Анвэлад. — Нам нужно узнать о событиях, произошедших на Кугро, выяснить их возможные последствия и определить нашу тактику на ближайшее время. Вэль Вийда, вам слово.
   — Рассказывать долго, — возразила я. — Может, лучше информационным пакетом?
   — Не опасаетесь обнародовать тайные события? — удивился Анвэлад.
   — Думаю, чем больше разумных существ узнает, что со мной произошло, тем меньше будет причин избавляться от меня каким-либо способом, в том числе более радикальным, нежели убийство.
   — Вот как? — поднял брови Эрмино. — Малыш Дерек слишком много на себя берет, не находите?
   — Ну, вы же оставили его тогда без взрослых, — улыбаюсь я. — Он и взял всю власть и всю ответственность на себя. И, кстати, я бы сейчас не стала называть его «малышом». Недооценка как врагов, так и союзников опасна...
   — Он ваш враг?
   — Нет, но наши патроны — противники. Так что отношения непростые, да.
   — Тогда, действительно, без полной информации не обойтись.
  
   И я все показала, включая Кародскую операцию, выращивание Древа и беседы с Арагорном. На некоторое время в зале установилась звенящая тишина. Наконец, голос подал Эрмино.
   — Позволите? Ясно, как день, что Дерек боится идти против своего патрона — как вы его назвали, «Артас»? Да, так вот. При этом он хорошо понимает, что этот Артас ничего светлого здесь не устроит.
   — Ну, я, вроде, и сама не особо светлая.
   — Вы, вэль Вийда — совсем другое дело. Вы — наша, не смотря на то, откуда пришли. Вас Биврест пропустил, — Эрмино бросил взгляд на Анта. — А вот Артаса — не факт, что пропустит.
   — Если Артас — божество такого уровня, то фаерволл он легко уничтожит, как и все Эйде — вмешался программер.
   — К счастью, оба межвеерных божества весьма ограничены в действиях внутри миров, — возразила я. — Так что, пока здесь нет активированного Зерна Хаоса — ситуация поддается контролю.
   — Да, это действительно большая удача, — согласился древний маг. — И Дереку, который сосредоточил в своих руках власть над большей частью людей, Зерно Хаоса тоже совершенно излишне. Поэтому он будет, не вступая в конфликт со своим патроном, на словах соглашаться с ним, но мешать его планам чужими руками — вашими, например. При этом прямые указания этого божества он не сможет игнорировать, максимум, на что он способен — выполнять их плохо, как и положено неудачнику.
   — Это значит одно: пора действовать самим, без указаний сверху, — подытожила я.
   — И подставиться божеству, у которого полно агентов, способных действовать без ограничений? Что ему стоит повторить вашу Кародскую операцию, только наоборот? — спросил альв. — Нет, чем более жалкими и никчемными мы будем выглядеть в его глазах, тем лучше сможем подготовиться к следующему вторжению. Что оно будет — я даже не сомневаюсь, слишком сладкий кусок — наша Ирайя. Плохо, что это понимают немногие среди живых. Мои сородичи, к сожалению, уверены, что их это не коснется, главное — это сидеть в своих лесах и не высовывать оттуда ни пол-уха.
   — Мои вообще не принимают меня всерьез, — пробасил седобородый дварф. — Экзорцизм устроить хотели! Я им что — тварь, чтоб на меня их «крюки» подействовали? Мозги кирпичом заросли! Еле удержался, чтобы не показать правильный руностав.
   — С кем вы встречались? — спросил арсэ Анвэлад.
   — С грандмастером механиком Первого дома Центральной. Ох, и громко же он орал! Ну, я ушел, а то, думаю, еще помрет со страху. Пришел на совет старейшин — так они еще хуже гвалт устроили. Явился я тогда старшему сыну — во сне, чтобы хоть он не уделался со страху. А Торри мне и говорит: «Сгинь, отец, не беспокой живых, мы все равно тебе не поверим. Слишком уж смахивает это на альвийские бредни».
   — Вот и остается одна надежда — на орков, — подытожила мертвая Хюльда. — Шаманы все понимают, а вожди шаманов слушают. Только магов у нас, считай, нету. Мы с сестренкой — счастливое исключение. Видящие, говорящие с духами — есть, а стихийников — нет, во всяком случае, среди чистокровных орков.
   — Печально, конечно, — согласилась я. — Но стоит ли обращаться к правителям и даже к народам, если правильнее было бы говорить с теми, кто умеет слушать, смотреть и делать выводы самостоятельно? Среди каждого народа такие найдутся. Если есть хотя бы один на сотню, то армия наберется больше, чем у любого государства, не исключая Империю.
   — И как ты предлагаешь их искать? — скривилась сестра. — Всех разумных нам не обойти и за тысячу лет.
   — А нужно? — спрашиваю. — Обходить-то? Есть такая штука, как цепная реакция. Каждому духу обойти три сотни за декаду реально? Спящих, мечтающих, пребывающих в трансе? Из них найдется, как минимум, трое таких, как нам нужно. У тех есть друзья, знакомые, единомышленники, наконец. Среди которых вероятность нахождения нужных личностей возрастает. У тех — тоже друзья и знакомые. Идея понятна? За несколько месяцев наш мобрезерв будет выше, чем в любой стране.
   — Отличный способ проорать всем видящим в ухо: «Вот мы! Враги Артаса и Фалль! Ату нас!», — сказал альв.
   А Эрмино вздохнул:
   — Вопиющий непрофессионализм, девушки. Искать подходящих адептов надо, анализируя суть. Да и то есть опасность ошибки, и одна-единственная сведет на нет все усилия: чтобы проинформировать о наших планах некое божество, хватит нарваться на одного агента.
   — Это, — говорю. — Если мы будем выпячивать свою истинную цель. А если заменить ее на нечто нейтральное, но с теми же требованиями к личным качествам адептов?
   — Какую, например? — спросил Эрмино скучным голосом экзаменатора.
   — Я, вообще-то, божество прогресса. Мелкое, но настоящее.
   — Истинное, — серьезно поправила сестра.
   — По сути, мне поклонение не требуется. Вообще. Но адепты все равно нужны — исследователи, изобретатели, первооткрыватели. Теоретики и практики. Учителя и производственники.
   — И что?
   — Это — именно тот контингент, что нам нужен.
   — То есть...
   — Я, как любое нормальное божество, начинаю собирать паству.
   — Ваша паства никогда не будет многочисленной, — возразил Эрмино. — Даже поклонников «радужной пыльцы» больше, не смотря на то, что живут пристрастившиеся недолго.
   — А это смотря как собирать. К тому же, каждый мыслящий стоит сотни бездумных. Главное — плотно этим заняться. Кроме того, предварительно отследить возможных кандидатов в адепты можно в автоматическом режиме. Ант, поможешь?
   — Если дадите критерии, по которым отслеживать. Пока все очень расплывчато.
   — Критерии выясню в ближайшее время.
   — Тогда сделаю. Собственно, алгоритм есть, нужны параметры.
   — Будут.
   — Хорошо, — поднялся арсэ Анвэлад. — У нас будет своя армия. Что дальше? Учтите, армия, безвылазно сидящая в осаде, уже мертва, не смотря на то, что размен где-то четыре к одному не в пользу наступающих. Армия или воюет, или загнивает.
   — Что, есть личный опыт? — поддел его дварф.
   — Да, — неожиданно легко согласился альв. — Имеется. И каковы ближайшие цели? Я уж не говорю о стратегических.
   — Ближайшие — ликвидировать пробравшихся на нашу сторону тварей. Создать сеть, отслеживающую их появление. Заодно — не будем афишировать — и эманации артасовой силы. Уж простите, но Хаосом это называть — не уважать первородную среду.
   — Да, это точно, — согласился альв. — И, кстати, надо придумать название новой религии.
   — А зачем? — спрашиваю. — Если мы называем это религией, то автоматически становимся вне закона Империи, запрещающего создание культов. А так, для всех и закона, мы даем приют умершим, образовательную информацию — живым, за счет этого инфообмена обеспечивается выход источника в Эйде. Практиш-квадратиш. Просто, как доска. Для Дерека — я, как мелкое божество, хочу подрасти и поэтому собираю адептов. Он, как и вы, сочтет, что у меня их не наберется сколько-нибудь значительного количества, и будет смотреть на мои потуги сквозь пальцы: я ему полезна. Ну, а реальная цель — обеспечить безопасность не только Эйде, но и всей Ирайи, направить ее развитие в конструктивное русло, и, если потребуется, вмешиваться в ситуацию в Веере, а также в более высоких сферах, для обеспечения ее безопасности и развития.
   — Штаны не порвешь, деточка? — подал голос дварф.
   — Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, — улыбнулась я.
   — Во всяком случае, это уж очень дальний умысел, а ближайшие цели вполне реальны, — альв поддержал меня.
   — И, кстати, а ведь через ментал найти адептов будет намного проще, — встрял Ант. — Только надо создать какую-то временную замену физического тела в качестве якоря. Хоть камень.
   — Камень нельзя, — оборвал его дварф. — Затормозишься на тысячелетия, и это в лучшем случае.
   — Воду?
   — Поглупеешь.
   — Газ?
   — Потеряешь память.
   — Так что же тогда?
   — Можно творить из эфира, — сказал Эрмино. — Правда, это весьма энергоемко, но, имея такой источник — а что бы ни попробовать?
   — О, это был бы выход, — кивнул Ант. — А то как-то не хочется примерять женскую роль.
  
   И тут, задолго до конца совещания, меня выдернуло в тело, вместе с сыном, потому что именно он первым заорал в моей голове:
   — Ма-ма!!! Холодно, блин!
   А уж после я смогла произнести вслух:
   — Прекратите меня поливать!
   — Да никто и не поливал, — услышала я голос юного мага. — Это заклятие побудки. Нас в училище каждый день им поднимали.
   — Топа, — спросила я, открывая глаза. — Тебя никто убивать не обещался?
   — А то! Вон, Карась до сих пор обещает, — парень ткнул пальцем через плечо.
   Поднялась и посмотрела, на кого он указывает — это оказался губастый подмастерье. Да, прозвище в точку.
   — И что? — спрашиваю его. — Почему обещание не выполняешь?
   — А ты сама попробуй! — возмущенно отвечает Карась. — Он себе защиту наколдовал, можно хоть молотом по башке долбить — просто отлетает в сторону, и ни синяка, ни шишки, ни рвоты.
   — Ты бы так хотел?
   — А то! Но я — не маг, не умею.
   — Топа, научи товарища ставить силовой щит.
   — Тетя Хюльда, он же не инициирован. А на своих силах долго каменный пух не продержишь.
   — Какое красивое название. Если я его инициирую — научишь тому, что умеешь?
   — Ну, если он драться не будет. А то шиш я ему что покажу, так и знайте!
   — Карась...
   — А можете меня по имени называть, а то как его — так Топа, а как меня — так Карась?
   — А как? Вчера Топа представился, а ты молчал, как... рыба.
   — Горькун я. Только Горем не надо называть, особенно луковым.
   — Гошей можно?
   — Можно! Гож — он везде гож. А дядьку звать Гордей Бровастый. В деревне еще один Гордей есть, но тот Гордей Дубина. Как есть дубина стоеросовая! Взамен ума куча дерьма. А дядька умный, и много чего может. Вы его тоже инициируете?
   — Не всех сразу, — говорю. — После инициации человек себя с декаду плохо помнит, со стихией сживается.
   — Да уж, пока погодим, — в развалины зашел кузнец. — Я вашу защиту малость изменил, чтоб она своих впускала-выпускала, а то уже день на исходе, а вы все спите. А есть-то охота.
   Однако, вот такой неинициированный самородок. Везет мне на интересных людей, это точно.
   — Я в деревне был, — продолжил кузнец. — Ну, что могу сказать — была деревня. А теперь ее нет. Может, кто и спасся, но только навряд. Ни людей, ни скотины, даже пчелы в ульях исчезли, — Гордей развел руками. — Вот, немного меда набрал, но что-то есть его не хочется. Какой-то он...
   — Неправильный, — подсказала я.
   — Да.
   Вот так, никого я там не спасла. Тварей было больше, может быть, намного больше, чем пятеро. Надо было оставаться около деревни и защищать ее. Впрочем, тогда бы погибли кузнец с подмастерьем и чудный парень Топка Кобеня. Неравноценный размен...
   — Ладно, — говорю. — Дайте попить, да я еще поохочусь. А вы подержите защиту, чтоб, если какую тварь пропущу, она вас не слопала. Потом разберемся с едой, есть у меня подходящий глиф для синтеза. Дождитесь меня только. Ладно?
   — Конечно, вэль Хюльда, — кивнул Гордей. — Поодиночке и волки не бродят, а люди — и подавно. Мы вас не бросим.
  
   Я поправила канал от своего источника на Топке, сняла и отдала безрукавку Гордею, кивнула нахмурившемуся Гоше — и поднялась в воздух. Сверху виднее. День заметно клонился к вечеру, снег частично растаял, и дорога превратилась в липкую ленту для ловли путников, не говоря о телегах. Я-то над ней левитирую, а Гордей пехом шел. Вон, местами заметно следы, там, где снег не дотаял. Только его, других нет. В деревню, из деревни... а вот и она. Спускаться и разглядывать побоище у меня нет ни времени, ни желания, я отмечаю разваленные дома и сараи, разметанную крышу, кровь на снегу и поднимаюсь выше, причувствуясь к эфирным возмущениям. Ага! Есть. Включаю «зеркальное» состояние, и меня резко влечет к тварям. Да, вот они! Из глубины души рвется темная радость — я хочу, просто жажду выпить их жизни, и тут вспоминаю один из критериев человечности. Нет, ребята, это не мое состояние — ваше, а я буду уничтожать без малейшего озверения, просто потому, что вас здесь быть не должно, ни в каком виде и никогда. Сбрасываю отзеркаливание, заключаю смех в оболочку разрушения, а получившееся — в приманку живой и такой манящей силы, и осыпаю тварей подарками. И в небо! Уши привычно закладывает, из открытого рта разлетаются слюни. Так, спуститься, добить... Все. Снова поднимаюсь, осматриваюсь и причувствуюсь. А потом еще раз. Вроде, все, кончились твари. Пока что. Если какие-то и есть, то очень далеко. Надеюсь.
  
   Возвращаюсь к развалинам кузницы. Там все спокойно, никаких ужасов и близко не было.
   — Еще семь мелких. Всех ликвидировала.
   — Почему мелких? — спрашивает Топка.
   — Потому что с крупными хищниками я так просто бы не разобралась. А эти мелкие и глупые, им бы только жрать. Вот я и покормила, — улыбаюсь.
   — А покажите, как вы этот корм делаете! — просит юный маг.
   — Да показать-то можно, — соглашаюсь. — Рунную магию изучал?
   — Ну, немного, — с сомнением тянет Топа.
   — А изначальную, которая магия состояний?
   — Кобеня! — одергивает его Гордей. — Это тебе пока выше головы, понял?
   И протягивает мне безрукавку.
   — Ну, почему выше головы? — не соглашается Топа. — Вот тетя Хюльда меня будет учить, а я — Кара... э... Гожа.
   — Так ты у нас теперь Гож? — оборачивается к подмастерью кузнец. — И на что тебя гожим признали?
   — Учиться магии! — с затаенной гордостью произносит подмастерье.
   — Учиться — оно, конечно, хорошо, — вздыхает Гордей и поднимает на меня глаза, я как раз подпоясалась. — А вы только голышом можете свою магию творить?
   — Нет, — отвечаю я. — А что?
   — А то, что если это чудо начнет тут, размахивая мудями, летать, то много народу сгибнет зазря, — на полном серьезе говорит Гордей.
   — Это почему же?
   — Со смеху!
  
  

Часть II. Построить дом, вырастить дерево...

  

Глава I.
Эти загадочные «свои».

  — Да ладно, тетя Хюльда, мы тебя в обиду не дадим, — Гордей уже не в первый раз называет меня тетей, хоть я и выгляжу младше его.
  Наверно, чтобы не употреблять «вэль». Не спорю, кому понравится указание на то, что собеседник может диктовать тебе свою волю. Но этого-то я как раз и не могу: мало того, что способностей к внушению чуть меньше, чем никаких, так меня сегодня и в отделении Конторы послали — далеко и надолго.
  
  Вчера уже в сумерках мы вышли к Мшане, то ли расползшемуся на несколько километров поселку, то ли неопрятному городку, выросшему вдоль разработок местного бумажного сырья. Мох — длинный, мохнатый, сочащийся слизистым соком — вычерпывали из болота зубастыми ковшами два простейших, но огромных, как карьерные экскаваторы, голема, и грузили на подвесные тележки, нескончаемым потоком идущие в крытую галерею цеха. Промывка — отжим — измельчение — отбеливание — литье и вальцовка. Дальнейшая обработка хранится втайне от непосвященных, а на выходе имеем плотные листы с ощутимой фактурой, от бурого до снежно-белого цвета, очень прочные и не гниющие даже в помойке.
  
  Стоит ли говорить, что с местной газеткой в туалет не ходят? Не только потому, что ею можно, при сноровке, и зарезать кого-нибудь, сколько по причине дороговизны. Оно и хорошо, и плохо. С одной стороны, всякой дряни не печатают, хотя «книжки для народа» у нас есть, но до порнухи и боевичков в Империи пока не додумались. В ходу бессмертный кирпич «Тысяча бытовых заклинаний», сказки, легенды и сильно откорректированные хроники, ну, и любовно-исторические романы, конечно. Рыцарские романы, за неимением рыцарей, отсутствуют как класс, а «про магов» — это, сами понимаете, уже совсем не то. Но, вот, с другой стороны, не очень-то народ к знаниям тянется. При бесплатном начальном образовании почти половина населения неграмотна. Обидно!
  
  Хотя, вон, не успели в город войти, как Гордей тут же у знакомого газетку спер, узнать, «что в мире творится». Дядька стоял на площадке между големами и, должно быть, следил за их работой. Кузнец подошел, поздоровался с ним и выхватил газетный листок, тот и рта раскрыть не успел, как остался с пустыми руками.
  А Гордей еще поиздевался:
  — Чего не понятно? Работаешь — так работай, дома будешь читать.
  — Да, еть тебя, дылду лохматую, тут такие дела, что дым в полнеба и земля трясется, а острова чуть под воду не ушли. Ты, в своей деревне...
  — Больше тебя знаю. И что труполюбы в Бездну калитку открыли и все в нее сгинули, и что тварей оттуда к нам напустили — мы, вон, только благодаря Топке да тете Хюльде отбились. Топа, просвети городского, какие они, эти твари, а я пожрать принесу. Как откуда — твой обед заберу, скажу — Комар животом скорбит, под кустик пошел, я за него обедаю.
  Механик подскочил и попробовал вырвать газету, но кузнец поднял ее над головой и помахал, как веером.
  — Пляши, Комар, мы тебе сейчас такого расскажем! Никто пока что не знает! Только мы. И ты будешь. И, самое расчудесное — все правда! Вот тетя Хюльда не даст соврать. Она — маг, ага, боевой. Ты не смотри, что мелкая и зеленая, она тварей как ветошь рвала! Ну-у, не руками, конечно...
  Механик, не долго думая, зарядил приятелю под дых, в касание, не всерьез, и тот так же картинно схватился за живот и продекламировал:
  — А! О! Мой лучший друг! О, как ты мог предать меня, содеяв злое дело? Я ухожу...
  — Погодите, — останавливаю паясничество. — Потом подеретесь, когда все срочное спихнем. Ты мне говорил, тут можно связаться с Конторой.
  
  Еще как можно, мне ли не знать. Бумага — такое стратегическое сырье, которым реально взрывать не то, что страны — целые континенты, вопрос лишь в том, в чьи руки она попадет, что тот на ней напишет и кому адресует. А если не писать, а печатать, то это может выйти вообще оружие массового поражения мозгов. Так что строгий учет и контроль: что именно продано, кому, какого и сколько. И чтобы тут чего-то вроде нашего первого отдела не было? Да не смешите!
  Темяш Комар взялся меня отвести, с условием, что Гордей вместо него за големами последит. Я осмотрела себя, пригладила волосы, проверила непрозрачность энергетической одежки, и мы двинули вокруг сада с песня... то есть, вокруг цехов с механиком. Комар явно показывал всем, что он — не просто болтун, у него вон какие источники сплетен! Ой, информации, конечно. А выглядела я так, что сразу понятно — не кто-то там погулять вышел, а самый настоящий маг. Сделав защитный «кокон» непрозрачным, я не побеспокоилась о том, чтобы как-то его украсить, и теперь он делал меня в полном смысле слова белой и пушистой, ну, белой — потому что отражал и рассеивал свет, а «пушистой» — это я излишнюю упругость убрала, так что теперь меня было очень приятно касаться. Сама минут пять гладила собственную коленку, земных кошек вспоминала. Все-таки, эфирные поля можно сделать гораздо интереснее реальных материалов. В общем, представьте этакий белый комбинезон, с зазором в сантиметр следующий контурам тела, не выделяя сапоги и перчатки, открывающий только лицо, и то не всегда. И мою зеленую и раскосую рожу, торчащую из него. Местных таких точно нету.
  
  Отделение Конторы представляло собой донельзя противную тетку-менталиста неопределенного возраста, сидящую в тесной комнатенке со стеллажами вдоль всех четырех стен (как только на потолок не прикрутили). Когда нам разрешили войти, эта швабра мучила чей-то личный кристалл, и я заранее пожалела мага, которого он идентифицировал. С таким обращением испортить данные — раз плюнуть, а человек неприятностей огребет.
  — Слушаю вас, — и ни здрассте, ни представиться, у нас в лаборатории даже голем себя культурней ведет.
  — Нужна связь с центральным отделением, — раз вы так, то и я рассусоливать не буду.
  — Говорите, я с ним связана.
  — А что, нормального переговорника нет?
  — Я сказала — говорите. Кому надо, тот все услышит.
  — А кому надо?
  — Вы что, человеческого языка не понимаете? Вам по-орочьи сказать?
  Тетка явно нарывается, по тону понятно, но к словам не придерешься, да и устраивать дуэль с менталистом — это смешно и нелепо. Разве что на анекдотах, кто первый заржет. Там она имеет против меня шансы, а то, о чем вы сейчас подумали, не сработает: невозможно овладеть сознанием того, у кого автоматически включается бредогенератор. Не было бы его — ситуация стала бы прямо противоположной.
  — Не надо, — говорю. — По-орочьи, тем более, что диалектов в нем несколько десятков, и не факт, что вы все их знаете.
  — Излагайте на любом, там разберутся.
  — Когда, — спрашиваю. — Разберутся?
  — Когда надо.
  Ну, что с ней сделаешь? Плюнула и рассказала все, начиная с моего появления в деревне, а откуда — ее не касается. Мало того, указала, чем тварей уничтожать, а чем — не стоит и пытаться. Сообщила о гибели деревни. На протяжении всего рассказа менталистка сидела с презрительно поджатыми губами, а когда дошло до того, что стало с деревней, так вообще скривилась, как от кислятины.
  — Это все?
  — В целом — да. Что собираетесь предпринимать?
  — Все необходимые меры.
  — А именно?
  — Это вне вашей компетенции, вэль Хюльда!
  Надо же, она все-таки узнала, с кем говорит. Какой прогресс!
  — И все-таки... Возможно, я смогу вам помочь.
  — Мы в вашей помощи не нуждаемся.
  — А Мшана?
  — Мшана, поверьте мне, тоже.
  И меня выставили за дверь.
  
  Вот после этого-то Гордей и сказал, что меня в обиду не даст. Кому? Да никому! А Топка с Гошей усиленно закивали головами, потому что за обеденным столом не очень-то поболтаешь, особенно после суток голодного ходу. Ели так, что треск за ушами стоял. А Гордей, уже наевшийся и ублаготворенный, грыз свиной хрящик и ждал, когда принесут пирожки с вареньем. Что обойдется без них — можно и не надеяться, здесь традиция такая, булочно-пироговая. Хлеб едят помногу и во всех видах, даже на первое. Один из шедевров местного кулинарного искусства — мучная похлебка в хлебном горшочке. Кормила нас полная женщина с добрым лицом и наивным взглядом, вся такая милая и уютная, что у меня даже не возникло вопроса, что в ней нашел наш кузнец. Есть люди, вокруг которых всегда тепло и светло, даже в зимнюю полночь.
  
  — Меня послали, — жалуюсь. — Лесом. Я-то не в обиде, но эти люди не знают, с чем связались. Даже те, что в Конторе. Твари, с которыми мы четверо недавно схлестнулись, намного устойчивей к магии, нежели те, что идут из-за Гребня. Эти могут останавливать свое разрушение и обращать его вспять. Собственно, и мир, из которого они к нам явились, характеризуется остановленным разрушением. Там все гниет, но не может сгнить, умирает, но никак не умрет. Довелось туда заглянуть.
  — Паршивое, должно быть, местечко, — вставил свое веское слово Топа. — Не представляю, как это — гнить многие годы.
  — Не годы, — уточняю. — Десятки тысячелетий, а, может, эоны.
  — Правда, что ль? Это тебя, значит, могут хоть всего в лепешку раздавить, но если ты из этого мира — то будешь страдать каждым куском плоти... тысячи лет? Теперь понимаю, почему они дуром лезут под заклинания. Умереть хотят.
  — Не думаю, — говорю. — Они привыкли; гниение, разложение, боль — их образ жизни, он там нормален. К тому же, сюда они попадают в астральной форме, без плотных тел, тела наращивают из наших страхов. Бояться — значит, давать им дополнительные силы.
  — А не бояться — погибнуть.
  — Ну, не обязательно. Ты когда-нибудь пробовал до конца пережить страх?
  — Конечно, второй курс, медитативная практика.
  — Нет, я не об этом. Вы же конкретные страхи изживали, да?
  — Да. «Нельзя двигаться вперед со старыми гирями в заплечном мешке».
  — Так я не об этом. Я о страхе, как о состоянии. Если лишить его образов, отделить от причин, которые его вызывают, что мы получим?
  — Изначальное состояние страха.
  — Вот и попробуй пережить его до конца, сделай, так сказать, сухую возгонку. Алхимию помнишь?
  — Да.
  — А это будет алхимия духа. Гарантирую — ты удивишься тому, что получишь в итоге.
  — А что я должен получить?
  — Узнаешь сам. А, чтобы избежать неожиданностей, я побуду рядом с тобой. Все-таки, ты теперь мой ученик.
  — Мне принести клятву? — Топка оживился, видимо, только сейчас поверил, что это были не пустые обещания.
  — А нужно ли... ты — взрослый человек, вон, училище скоро закончишь... не думаю, что в твоих интересах гадить мне из детского шкодничества.
  — Если не хочешь брать за парня ответственность, так ему и скажи, — вмешался Гордей. — Пусть знает, что в случае чего ты от всего откажешься и перевалишь на него собственную вину.
  Н-даааа... как-то не подумавши ляпнула. Хотя Гордей и зря меня во всех грехах заподозрил, но трусоватые мыслишки проскакивали. Как ни крути, а учительство — дополнительная ответственность, а с другой стороны — я же все равно приглашу его в Рифеи, значит, парень так или иначе в моей команде. А вот с третьей стороны, я — тот еще защитничек, со всеми этими интригами и политикой, в чем я ни шиша не смыслю, и с играми божеств, в которых я участвую в качестве «судьбинского узла», то есть, сугубо пассивной роли.
  — Давать или не давать клятву — решишь сам, но после того, как хорошо подумаешь. Я оказалась втянута в интриги, которых не понимаю. Интриган из меня никакой. Связывая себя со мною, ты влезаешь по уши в то дерьмо, в котором я сейчас булькаю и отплевываюсь. Потерять жизнь и кое-что посерьезнее в таких разборках — проще пареной репы. Я уж не говорю об имуществе, добром имени и прочих мелочах, — предупредила его честно, но тут же поняла, что, вопреки моей воле, это превратилось в грязную агитку. Скорее дварф откажется от кимберлитовой трубки, чем подросток — от приключений. Прямо как котенок Гав: «Ну как же я туда не пойду! Неприятности же меня ждут!».
  — Тетя Хюльда! Мы вас не бросим! Гордей сказал, и я подтверждаю. Гож, ты с нами? — тот с серьезной рожей кивнул. — Тетя Хюльда! Вот вам моя рука, вот голова — хошь, бей, хошь, убей, я в твоей воле — но научи!
  — Накой мне твоя голова, Кобеня... Пошли на улицу, как что — клятву давать будешь. Небом и землей, душой и телом.
  
  Клятву я выбрала красивую, но далеко не самую жесткую, во всяком случае, ее нарушение почти не влияет на посмертие, хотя жизнь, конечно, портит капитально. Топка повторял за мной слова, жмурясь и вчувствуясь в себя, а, когда клятва закрепилась, удовлетворенно вздохнул. И не он один ощутил это. У меня словно появился дополнительный орган чувств, передающий все, что происходит с моим учеником. Более чем уверена, что его боль будет и моей болью, а его радость — моей радостью. Поэтому неудивительно, что маги с такой неохотой берут личных учеников. То ли дело, когда студиозусы клянутся служить Империи — она большая и неодушевленная, все стерпит.
  
  А потом мы с Гордеем решали, как быть с обороной от прорвавшихся тварей. Не факт, что они снова сюда придут, но вполне вероятно. Было раз — будет и два, а для властей потеря одной-двух деревень — такие мелочи, что вряд ли станут что-то серьезное предпринимать. Они ж мыслят масштабно, это я, дурная баба, каждого матроса в лицо вспоминаю. Всех, кого принесли в жертву, играя в поддавки с Артасом. И мужиков тех, напуганных, которых потом твари съели. Пусть сектанты — но живые и мыслящие существа, мало того, будь на их месте люди с не запудренными мозгами, тоже не отмахались бы без мага, а боевых магов в деревнях не бывает. В том и вопрос — как простецам самим с тварями справиться. Амулеты, артефактное оружие... стрелы! Лучники в каждой деревне имеются, на охоту не ходит только ленивый, дичи в лесах и лугах много. Подстрелить гленка, шуструю ящерицу размером с таксу, сложно, но при должном умении вполне реально, а мясо у нее вкусное и почти задаром — на легкие стрелы тростник идет. В ходу и более мощные, с коваными наконечниками, это для дикой савги. Тут уже не столько ради мяса, сколько для защиты посевов, если заведется в округе стадо диких свиней — что не пожрут, то потопчут. Отпугивающие знаки — вещь хорошая, но их ставить — маг нужен, чтоб не напутать чего, и, как сказал Гордей, селяне предпочитают устраивать загонную охоту, а самых хитрых и шустрых зверей, что не бегут на врытые колья — отстреливать. Шкура у савги крепкая, простой стрелой не пробить, вот кузнецы простейшую магию и пользуют — увеличивают проникающую силу наконечников.
  
  — О, — говорю. — Это то, что надо. Я постараюсь астрально-эфирную конструкцию вписать в наконечник стрелы, если получится — мы с тобой их много наделаем, а вы с Гошей развезете по селам и обучите селян пользоваться. Только стрелков надо выбирать... благоразумных. А то попадут под закон об артефактном оружии — и все, тюрьма на долгие годы. Главное — не привлекать внимания властей, чтобы не загреметь на допрос к менталисту. Запрещенные культы именно так и существуют — пока на глаза не попались. Всей деревне о стрелах знать не надо, а кто будет знать — пусть поменьше высовывается.
  — Еще надо защитный артефакт, — сказал Топа. — А то, пока одни стреляют — остальных слопают.
  — Верное замечание, я не учла разницу между мобильным магом и относительно статичным населением — им не убежать. Проще всего, надо сделать убежище из большого подвала. И от земли кристаллы легко заряжаются, и снаружи не особо заметно. Тут опять нежелательно привлекать внимание властей, им больше по вкусу беззащитный народ. Но убежище, в отличие от стрел — вещь законная, о нем в деревне должны знать все, вплоть до бесштанной ребятни. И, кстати, желательно приобрести или морион, или чистый обсидиан второго-третьего разбора в шарах или необработанных кристаллах и кубах — они хорошо тяжелые энергии держат.
  — Здорово. А зачем это, если тварей прорвалось полсотни, да двенадцать из них ты перебила? — опять влез Топа.
  — А из-за чуйки, дорогой ученик. Она орет во все горло, что проблемы у нас только начинаются, и нужно чухаться, пока время есть. Я ж из Черного буфера, у нас там регулярно такие лезут, хотя и не настолько живучие. Но в буферах огнестрел разрешен, один знакомый тролль даже брети с собой таскал. Правда, это его не спасло во время прорыва. Так что, насчет защиты подумаю. Ну, как, пойдем страх возгонять — или еще не готов?
  — Пошли, тетя Хюльда!
  
  То, что я постаралась выплавить из топкина страха — это состояние «холод вершин», у меня оно появилось именно так. Но я — та еще трусиха, а Топа — мальчишка-подросток, смелый и не всегда задумывающийся о последствиях. Как я только ни пугала его, а ему все — ерунда, раз учитель рядом. И тогда я «завела» его на гладкую и бесконечную равнину (сама в астрале за полчаса натворила, не так уж трудно создать повторяющийся рисунок мелкого песка и закольцевать передвижение внутри локации) и бросила. То есть, перестала реагировать на его зов, а потом вообще вошла в состояние небытийного зеркала. И он меня потерял. Заметался. Закричал ментально — чуть мозги мне не вынес. Сел на песок — и заплакал. Но страха не было. Вместо него я ощутила нарастающее отчаянье, темное отчаянье обманутого доверия, намного искреннее и глубже, чем то, мое, за которым пришла Пустота. Ну, что ж, проведу тебя этим путем. Поглотишь Страх — получишь Холод вершин, поглотишь Отчаянье — получишь Пустоту. Конечно, до той чудовищной силы, что снесла верхушку вулкана и разорвала канал в демонический мир, не стала его доводить, разрядила тогда, когда почувствовала, что дальше он сам с этим не сладит. Шибануло в астрале, локация с равниной исчезла полностью, а реальность вокруг Топы лишилась живых красок метров на пять в диаметре.
  
  — ...ять, — только и сказал он, оглядываясь.
  — Это, — поясняю. — Состояние Пустоты. Та сила, которая гарантированно прерывает каналы. В том числе, ею можно закрыть проход между мирами. Ну, если помощнее раз в сто сделать. А Холод вершин... я просто тебе покажу, хотя это не так надежно, как достичь самому.
  Самому — оно лучше усваивается, прирастает намертво, а показанное — как привитое, может и не прижиться. Ему, во всяком случае, так и не удалось повторить за мной с нужной точностью. На наше счастье, годный страх мне удалось выжать из Топы, пролевитировав с ним метров на сто вверх, а потом сорвавшись в свободное падение. Одной секунды хватило для генерации нужного состояния, и десятка взлетов с одно-двухсекундными падениями — чтобы его закрепить. Левитировать его не учили, да и кому нужно заморачиваться со строителем-малоэтажником, куда ему летать-то? Разве что смягчать падение, но для этого хватает и «малой левитации», природа которой иная и не работает на больших высотах. Вот взмыть над городом, чтобы он открылся как на ладони, а потом рухнуть вниз метров на двадцать — и у Топки дух перехватывает.
  — Тетя Хюльда, а научи меня вот так летать!
  
  Да что ж ты будешь-то делать, опять у него страх исчез. Но вопрос с левитацией — интересный. Знаю, что можно левитировать, используя разные стихии — от Воздуха и до Камня, и не удивляйтесь, надежней всех левитируют именно «каменюжники», ибо один из аспектов этой стихии — тяготение, но я-то вообще теперь не призываю стихий. Я лишь меняю потоки эфира, обвевающие меня. Там раздвинула, тут сомкнула — и поднимаюсь вверх. Отпустила струи — сорвалась в падение. Несимметрично удерживаю их — двигаюсь в «холодную-слабую» сторону. Чуть прижала с одной стороны, с другой — пихнула в завихрение «веточку» собственной силы — и закружилась волчком.
  — Погоди, — говорю. — У меня новая техника, сама разберусь — и тебя научу, а пока на повестке дня у нас изначальная магия состояний. Сильный маг, владеющий ею, по возможностям приближается к богу. Архимаги, глубоко погружающиеся в определенные состояния, иногда становятся младшими божествами Великих Принципов бытия, выражая какой-либо их аспект в своем мире. Если, конечно, по пути не потеряют себя, а такое случается много чаще.
  Топа улыбается половиной рта, а потом бросает презрительно:
  — Опять пугаешь, как маленького. Да усвоил я этот «холод», хочешь, прям сейчас погружусь?
  — Давай, — говорю.
  
  В этот момент мы уже сидим на лавочке у дома и отдуваемся после тренировок. Пока разгоряченные, но скоро Топа захлюпает носом. Если, конечно, не поменяет состояние с обыденного на высокоэнергетичное. Я-то в эфирном коконе вообще не замерзну, если только сама этого не захочу. Парень прикрывает глаза, соскальзывая в медитацию, вот я ощущаю, как переключается его внимание на внутреннюю работу с энергиями, вот они успокаиваются и внимание скользит к сегодняшней памяти, словесный поток перекрыт еще раньше, так что образы состояний чисты, минимум мусора — слабый налет дневных впечатлений. Взлет (внутри все рухнуло вниз) — резкая остановка, как удар — и падение. Страх!!! Состояние длится, усиливаясь, ужас сменяется холодной решимостью, и — вот оно — ледяная, незамутненная ясность сознания.
  — Встань!
  Встает.
  — Открой глаза!
  Открывает.
  Ускоряюсь раз в пять и бью без замаха, в лицо, и в последний момент вижу, как он уклонился.
  — Ты что, тетя Хюльда?
  Еле успела остановить кулак, но костяшки все-таки расшибла о стену.
  — Ты уклонился!
  — Да, а что — нельзя было?
  — Как это нельзя? Надо! Понимаешь, я была в ускорении, а ты — нет. Я задумала удар, а ты это и представить не мог. Но ты уклонился, а я — промахнулась. Знаешь, почему?
  — Холод вершин?
  — Ага.
  — Здорово.
  — Понял, что такое магия состояний?
  — Когда все получается само собой.
  — Не-а. Подумай. Это ведь ты уклонился, а не я промазала.
  — Ну, наверно, когда ты можешь то, что захочешь.
  — Так ты в этот момент чего-то хотел?
  — Нет.
  — Подсказку дать?
  — Давай.
  — В Мультивселенной бесконечное множество разных объектов находятся в различных состояниях. Условно, объекты с наиболее сильными связями между собой образуют системы. У систем тоже есть свои состояния. Объекты, действуя, меняют состояние системы. И из одного состояния в другое каждая система может перейти бесконечным числом способов. Но из них мы можем осуществить лишь несколько, а самых оптимальных с нашей точки зрения способов — раз-два, и обчелся. Ну?
  — Магия состояний позволяет их знать.
  — И претворять в жизнь. Обычно, поэтому она незаметна.
  — И ты ею владеешь?
  — Я? Ну, чуть-чуть. Но учусь.
  — У кого?
  — Самоучкой. Ладно, пошли ужинать, да на боковую, во сне знания утрясаются хорошо.
  
  Гордей подтыкает одеяло Топке под спину, сдвигает ногой раскиданные сапоги и долго стоит у его кровати, погруженный в какие-то нерадостные мысли.
  — Хюльда, спишь? — шепотом.
  — Нет еще.
  — Скажи, толк из него выйдет?
  — Смотря какой.
  — Ты его как бойца натаскиваешь?
  — Нет, но всему необходимому — научу.
  — Можешь выйти на пару слов?
  — Сейчас, — откидываю одеяло и спрыгиваю с полатей.
  Одеваться не надо, «пушистый» энергетический комбез не пачкается, не мнется и великолепно регулирует температуру, так что убирать его перед сном — глупо. Но Гордей привычно отворачивается от меня.
  — Ничего, — говорю ему уже за столом, на кухне. — Если вместе будем работать — скоро к магическим штучкам привыкнешь.
  — А можно нескромный вопрос?
  — Какой?
  — Как ты в этой штуке по нужде ходишь?
  — Да просто! — убираю часть силовых «струек» на предплечье, демонстрирую голую руку, а потом возвращаю назад. — На заду, поверь, точно так же.
  — Хм, понятно. Удобно, наверное. Жаль, что доступно немногим.
  — Пока — только мне. Может, кому-то еще, но я их не знаю. Особенности энергетики организма позволяют делать такую одежду. Но, теоретически, если проанализировать процесс и записать последовательность на кристалл, то на любого можно создать. Только дороговато будет.
  — Ладно, отвлекся я. А так нескромных вопросов у меня к тебе много. Первый — кто ты?
  — Хюльда. Маг.
  — Опальный? Или бунтовщик?
  — Ты видел, как я входила в отделение Конторы?
  — Ага.
  — И как назад вышла, видел?
  — Да, и что?
  — Если бы я была бунтовщиком, как ты думаешь, отпустили бы меня?
  — Я не об этом. Ты сказала, что вляпалась в интриги больших людей. Потом оказалась на Кугро — ты видела, что там произошло, иначе бы так уверенно не описала.
  — Да.
  — Значит ли это, что ты участвовала в делах некромантов?
  — Нет.
  — Не значит или не участвовала?
  — Не участвовала.
  
  Гордей вздохнул с облегчением.
  — Я попала туда в составе посольства, видела начало ритуала, а когда он был сорван, меня выкинуло наружу. Благодаря хорошей защите я осталась жива. Также в живых осталась принцесса Альфлед, но по другой причине — она была далеко от эпицентра катастрофы. Еще жив один из пленников некромантского вивария, изувеченный ллири. Об остальных мне неизвестно, в особенности о тех, кто попал в другой мир, но, подозреваю, что они умерли. Те, кто не был зомби или ревенантом.
  — Ты дурно отзывалась о государственных служащих.
  — Я говорю правду, и ты это знаешь. Также, я нигде и никогда не предлагаю вредить властям, а прошу вас быть более самостоятельными, в частности, обеспечивая собственную безопасность.
  — Нарушая закон?
  — Если для тебя оно принципиально, то жди, пока вас всех слопают: тебя, подругу твою, Гошу, Топку... Пока здесь повторится Ламейна, только не с серой гнилью, а с потусторонними тварями. А если не принципиально, то стоит рискнуть. В конце концов, мастеров на рудники не гонят. Даже если попадутся на изготовлении оружейных артефактов. Сама в закрытых лабораториях поработала, правда, недолго. Это не смертельно, в отличие от близкого общения с тварями.
  — Ну, без этого как-нибудь обойдусь. А почему я должен тебе верить? Мало, что ли, способов врать на чистом глазу? Я — не менталист, а чуйку обмануть просто.
  — Если бы ты сказал это двое суток назад, я бы вызвала тебя на суд чести. Но сейчас я вижу, что ты беспокоишься не за себя. На тебе ответственность за Гошу и Топку. А я — мутная личность и говорю странные речи. Только зачем ты позволил мне взять Топу в ученики? Одно твое слово — и я бы отказала ему. Что теперь делать?
  — Учить, конечно. Я посмотрел ваши занятия — это серьезно. Чтобы за полдня освоить такой... трюк.
  — Состояние.
  — Да. Я так понимаю, этот ваш «холод» — быстрый и трезвый расчет, на самом глубоком уровне, и обеспечивает правильные решения.
  — Ну, не совсем так, но в части влияния на реальность — верно.
  — Ты научила этому в самом начале, потому что это — важное качество для любого мага.
  — Это полезное качество для кого угодно.
  — Но я никогда не встречал его у преподавателей. Бла-бла-бла, а по делу ничего. Я же лет тридцать назад поступил в то училище, которое Топа заканчивает. Только на обработку металлов. Поверишь — среди учителей не было ни одного кузнеца, а старенький механик не мог отличить левую резьбу от правой. Ему уже хорошо за сто перевалило, не только зрение испортилось, но и мозги захрясли. Промучился месяц — и домой убежал, отцу помогать. Он — учил, как ты сейчас Топу учишь, настоящему делу.
  — Так что решил со стрелами? Вот представь, что меня тут нет, а к тебе в руки попало... ну, штук двести наконечников с моим тваребойным глифом — что сделаешь?
  — Да не надо со мной, как с ребенком, сам понимаю — иначе не защититься, просто... скажи мне, ведь ты — та самая подружка Одноглазого, которую он отослал в Рифеи? Как-то оно все сходится — имя, лаборатории, измена...
  — Какая, етить твою душу, измена? Какая дрянь это сочинила? Мне пожаловали герцогский титул и во владения — весь Рифейский хребет. Сам подумай, что предателям жалуют?
  — Погребальный костер, и пепел по ветру.
  — Вот. А жалуют владениями, соответственно, за верность и пользу отечеству.
  — Так я о другой измене. Не в обиду будь сказано, спуталась ты с каким-то орком и зачала от него. Вот тебя с глаз подальше и выперли. С глаза, хм...
  — И в безнадежное посольство поэтому отправили, да?
  — Ну, по всему сходится, да. А ты выжила. Обидели тебя, тетя Хюльда?
  — Да никто меня не обижал, это вообще... тупая байка для слезливых дур. Почитать перед сном. С главой Конторы у нас ничего не было, кроме деловых отношений. С одним орком... да, было, но это вообще никого не касается, кроме нас двоих. Рифеи мне пожаловали потому, что я — единственная, кто может к ним хотя бы подступиться, не пропадать же добру. А посольство... результат того, что три сотни лет грели под боком одну гадину, лича, терпели укусы, пока она не отрастила вот такой! — я развела руками. — Ядовитый зуб.
  — Ловко у тебя получается. Да и мне все равно, что у тебя с кем было, чего не было, тут важно другое: ты не будешь сводить счеты. Потому что тягаться с властями — безнадежное дело. Если проиграешь им — проиграешь и жизнь, если выиграешь, ну, давай предположим совсем невозможное — погубишь кучу народа, и, может быть, всю Империю.
  
  Уф. Наконец-то он высказался. И как, подскажите мне, глупой, на это реагировать? «Не читайте перед сном желтых газет»? Если только это — не очередные конторские фокусы, чтобы обезопасить себя от излишне бойкой магички, плавно переходящей в мелкобожественный статус. Обиженная бабенка, спутавшаяся с орком и вышвырнутая за это высокопоставленным любовником — персонаж анекдотов, а не легенд, сочувствия не вызывает. А оно мне нужно, чье-то сочувствие? По здравому разумению — накой?
  — Послушай, — говорю. — В последнее время я видела слишком много смертей. И того, что хуже смерти. Всякие обидки рядом с этим — мышиное дерьмо. Мелко, вонюче и мне первой не нужно. Поэтому я прошу больше не ковыряться в моей личной жизни, она ни в коей мере не определяет мои планы. По мере сил, я собираюсь сократить количество бессмысленных смертей. Насколько это возможно... Но одна я такое дело не вытяну. Я ж не легендарный герой, а магичка весьма средних сил и способностей. Могу научить вас обороняться и дать оружие для этого. И даже не знаю, как на это среагируют власти, я вообще их логику понимаю не всегда. Поэтому предполагаю худшее и советую не ставить их в известность о том, что мы делаем. Не играть в загадки и тайны, а просто помалкивать. Могу засвидетельствовать, что в провинциях очень много такого, о чем центральная власть не догадывается. Просто потому, что оно не лезет на глаза. От банального жульничества с оплатой магических услуг и мздоимства в гильдиях до человеческих жертвоприношений и тайных культов. Помнишь историю со «спящими»? Вскрылась чисто случайно, благодаря неравнодушной целительнице и ее знакомой магичке.
  — Помню. Еще летом было. Я «Последние новости» купил, дал Комару почитать, а цеховой мастер у него отобрал, чтоб не отвлекался от работы. Но я-то успел прочесть, а Темеш — нет. Больше сотни культистов взяли, а?
  — Вопрос другой — сколько ушло. А до этого, не столь громкое дело, накрыли святилище в Черном буфере. Читал, нет?
  — Хо, а где ты «Закон и порядок» берешь? Ну, да, в Энсторе что угодно можно достать. Так там вообще капитан крепости был замешан.
  — Тенистого Лога, да?
  — А этого, вроде, в сообщении не было. Ты-то откуда взяла?
  — Есть источники. В общем, скромность — залог здоровья и долгой жизни. Смекаешь?
  — Да уж понял, не дурак. Я тут четырехгранных наконечников от дядьки принес, посмотри — в такие можно твой глиф запихнуть? Если получится, я к нему в кузню поработать пойду, чтоб побыстрей и подешевле вышло. А кристаллы купим, когда со старосты вытрясем деньги. Вот скажи, если вокруг Мшаны три деревни всем этим вооружить — до нее твари не доберутся?
  — А это, — отвечаю. — Вопрос. Могут и незаметно пройти. Но начинать все равно с чего-то надо, так что давай сюда свое железо, завтра над ним покумекаю.
  На «железо» Гордей, правда, обиделся, так изделия мастеров не называют — а вот не надо было сплетни обо мне собирать! Пусть не дуется, когда прилетело в ответ. Но сам дотащил и сгрузил мешок Топе под кровать — «нечего женщине надрываться!», после чего мы, наконец, разошлись по постелям.
  
  Ну, кто — спать, а кто опять по менталу шариться. Сначала, правда, полчаса слушала ворчание сына, что я себя не берегу, и мне надо радоваться, что он за жизнь держится всем своим немаленьким энергетическим телом, иначе мне после всех этих сумасшедших полетов конкретно бы поплохело. Так вот почему он целый день помалкивал — моими органами управлял, чтобы не допустить какого вреда себе, любимому. Хороший, правильный у меня ребенок. Пообещала больше с перегрузками не шутить, даже с самыми маленькими. Откинулась на подушку и рухнула в ментал. Пора навестить Майю, появился к ней список вопросов о человеческой природе. В конце концов, там, где разум отказывается работать — ищи физиологические механизмы, которые его отключают. А наша сумеречная эльфийка — не только друид, она еще и биологиня. Да и вообще мы с ней спелись. Моей травяной природе ее друидская сущность по сердцу, а человеческая, земная еще, личность уважает ее цельную и чуждую любой показухе натуру.
  
  Вспоминаю ее спокойный вечерний — или утренний? свет, эту слитность, единство с природой — и при этом отстраненность от любых страстей, тянусь в ее сторону, и встречаю — кого, что? Лес? О, да, он «огромней и медлительней империй». Хотя, нет, не медлительней, когда потребуется, эта махина смыслов мгновенно разотрет в тончайшую пыль каждого, кто посягнет на ее жизнь или целостность, но на мелочи она... как бы сказать, снисходительно взирает из своего гулкого и плотного молчания. Прямо по центру громады сияет лилово-сиреневый свет, сгусток мысли, общий с Лесом, но и выделенный из него быстротой и разнообразием движений, поодаль золотисто-оранжево мерцает сверхупорядоченная геометрическая структура. Соты в сотах, содержащие соты. Фрактал, уходящий в бесконечность детализации, но излишне механистичный и однообразный. Инсектоиды, что ли? Тянусь мыслью к живому сиреневому сиянию и оно тянется ко мне. Момент узнавания — иветствие — радость.
  
  «Вот так встреча. Давно не виделись» — «Я вижу, твой Лес жив» — «О, да, вполне жив, здоров и осваивает новое пространство» — «Разрастается по планете?» — «Нет, мыслит. Растет в ментале, ловит залетные идеи, впитывает информацию. Он так долго был одинок и почти беззащитен, а теперь у него есть надежная охрана, пища для ума и пространство для роста» — «А рядом кто — инсектоиды?» — «Да, Улей. Эти все осваивают планомерно. Создают автономные ментальные модули, чтобы искать планеты по твоему алгоритму, это действительно экономит время и ресурсы. Несколько десятков «информистов» неподвижно сидят на стенках внутренней камеры и соединяют весь улей с менталом, они его порты и манипуляторы» — «Забавно, у них модули, а мы сами, своей сущностью бродим» — «У инсектов мыслит Улей целиком, они не могут им рисковать» — «Мы все — разные. Интересно, а меня ты как ощущаешь? Мой сын... будущий сын все время называет меня травой» — «Нет, здесь ты похожа на куст, пестренький такой плотный шарик из мелких веток и листьев, и все они шевелятся и мелькают» — «Ну, уважила (улыбаюсь). А ты похожа на звездочку в сплетении мощных ветвей» — «Ветви — Леса. Хочешь — присядь. Он тебя приглашает» — «Значит, в чем-то мы с ним похожи, только он большой, а я — маленькая».
  
  Раз приглашают — иду. Приблизилась и коснулась зелено-коричневого плотного потока, внешне напоминающего ветвь. Мои мысли приникли к его поверхности, и он приоткрыл в ней окошки. Гулкого молчания как не бывало, долгие, протяженные и бессловесные мысли коснулись меня, и я им открылась. Лес знакомился, ощупывал меня и осмысливал, проникая даже в закрытые области памяти, стараясь сразу понять, не строя моделей, а копируя, просеивая и уплотняя найденную информацию. Вслед за его потоками двинулось и мое сознание, удивляясь обилию найденных у себя закоулков памяти. Города, горы, равнины, на которых я никогда не была — в этой жизни, во всяком случае. Густые влажные, роскошно-зеленые и опасные леса, полные трясин, ядовитых растений, хищников, змей. Море и странные корабли — или плавучие дома? — в форме яйца, заполняющие неглубокие ласковые лагуны и удерживаемые на месте упругими растяжками. А вот темная лаборатория, вокруг которой — я ощущаю это — нет даже вакуума, она материализована в межмировом пространстве, за тонкими стенками упорядоченности — кипящая бездна энергий, а вовнутрь допускаются только те, что мне нужны, я их сплетаю множеством рук-струй-ветвей... Последнее — это, наверно, воспоминание той Омелы, что породила меня, как сущность. А те эпизоды, что попались раньше? Все это было со мной? Лес удовлетворенно вздохнул и убрался из моей памяти, скопировав на свой древесный винчестер все, до чего смог дотянуться, и открыв во мне самой такую бездну воспоминаний, что даже просто упорядочивать их придется не одну и не две ночи.
  
  Что сделает нормальный человек в этом случае? Тоже рыгнет и отвалит. Пережор информации — штука серьезная, может вызвать натуральное несварение мозга. Но я-то не слишком нормальный и, к тому же, не человек. Чем глубже — тем больше не человек. Я пустила сознание вслед за уходящим вниманием Леса, прицепилась к нему, как на хвост электрички. Так бы и утянулась в хитросплетения лесных мыслей, если бы Майя не схватила меня за шиворот и не вытащила обратно.
  «Потратишь много времени. Сперва обеспечь своему телу безопасность и автоматическое питание суток на двадцать» — «Ну, не фига же себе!» — «А ты как думала? Меня Лес кормит и поит, а то наше слияние быстро закончилось бы моей смертью» — «Ты — хорошая/наша. Я тебе верю, — перешла я на понятийный язык — он быстрее, а то неизвестно, сколько уже прошло времени, пока я тут дурью маялась. — Я интуитивно чувствую, кто наш, а кто предаст/кинет, но хочу понимать разумом. Одна чуйка — ненадежно, лучше продублировать» — «Зависит от того, для чего тебе надо» — «Кадровая работа, требуется большая команда, осваивать опасное место», — это я о Рифеях, но и помимо них нужно как-то сорганизовать простецов на самозащиту. «Тебе нужны похожие на тебя?» — «Нет, не совсем. Но такие, которые работают вместе, а не интригуют, не подсиживают и не кидают понты. При этом покорные, как автоматы — точно не в кассу, там такие не выживут»
  
  Майя задумалась.
  «Таких, как ты — всегда мало среди гуманоидной ветви разума. Среди инсектоидов нет совсем, их разум практичен. Дендроиды копят информацию, но используют ее не как мы, почти не применяют в реальности. Что у рептоидов — не знаю, а у пернатых вообще не голова, а головка наведения на цель. Очень узкий кругозор в ментале при широком визуальном обзоре. Гуманоидные тела специально заточены под функцию «познавать, думать, проверять на практике». Их делали с этим расчетом. Из обезьянок (смеется)— людей и орков, но людей из всеядных, а орков — из преимущественно хищных. А эльфов вообще из каких-то лемуров. Берроэлоиа — так их называл один демиург. Серенькие, глазастые, остроухие, сильные телепаты. Чтобы заговорили — пришлось им телепатию заглушить. Прямоходящесть — это тянется еще с дендроидов. Как для них сделали эфирную матрицу, так потом и надевали на всех, перекраивая по ходу. Деревьям-то что, а у нас позвоночник слабый. Так вот, в гуманоидной матрице упор шел на стимуляцию нейротрансмитеров дофамина и серотонина, торможение выработки гонадотропина на многие годы, а у эльфов — вообще, десятилетия, из-за этого — растянутое детство и неотения. Эльфы часто остаются большими детьми на всю долгую жизнь. Зато любознательные и творческие личности, так что часто хочется им руки по локоть пообрывать. У людей и орков все как-то ближе к четвероруким предкам. Так что, если хочешь команду исследователей — ищи не повзрослевших больших детей. Только они плохо выживают в жестких условиях».
  «Знаешь, — мыслю в ответ. — Мне нужны выживабельные особи»
  «Ну, внутри сообщества лучше всех выживают паразиты, способные обманывать хозяина-кормильца, но, я думаю, это тебе не нужно. Самому сообществу паразиты противопоказаны. Даже один обманщик заметно снижает кооперацию в стае. Мало того, крысятничество заразительно, до половины среди хуманов и до девяти десятых среди орков и гоблинов способны при определенных условиях сознательно жить за счет соплеменников. Без обид — просто зеленокожих делали из более агрессивных обезьян и они прошли более короткий путь до разумного существа, поэтому у них меньше окситоциновых мишеней. Зато они жестче карают сородичей, нарушивших неписаные законы стаи».
  «Я думала, такое только у наших лесных. Два наказания — смерть и пожизненное изгнание».
  «Нет, практически, у всех. Зато у человеческих предков был жуткий отсев. Демиурги закидывали их на разные планеты, в разные условия сотнями тысяч измененных особей, через тридцать-сорок поколений находили, в лучшем случае, стаю из десяти-пятнадцати штук, забирали, клонировали, опять вносили изменения в эфирную матрицу, подращивали, выпускали... Пока однажды не забыли о подопытных более, чем на миллион лет. Кажется, тогда все ловили воровку миров. Когда демиурги вернулись к эксперименту, то не рассчитывали найти живых и собирались восстанавливать генофонд по немногочисленным костным останкам, обращая их время вспять. Но неожиданно выяснилось, что на ряде планет хуманы не только выжили, но и сильно изменились, реализовав все преимущества разума перед грубой силой. Знаешь, что им помогло?»
  «Не томи».
  «То самое долгое детство. К-стратегия для долгорастущего потомства вызвала отбор чадолюбивых особей, в том числе и самцов, и отбор на стабильность родительской пары, а такое поведение определялось достаточным количеством окситоциновых мишеней и обильной выработкой окситоцина и пролактина... поэтому, кстати, у хуманов самки одни из самых грудастых. Это я о пролактине. А окситоцин отвечает не только за материнскую любовь, но и за доверительные отношения в семье и сообществе. Реализовать их помогла хорошая память. Взаимный альтруизм строится по принципу «доверяй, но проверяй и ничего не забывай». Ну, и дальнейшая межгрупповая конкуренция отобрала наиболее сплоченные сообщества. Демиурги повстречали своего подросшего и поумневшего подопытного накануне неолитической революции и подарили ему на радостях семена кое-каких культурных растений, что, впрочем, не сильно повлияло на его дальнейшую судьбу. Большая часть растений, кстати, людьми окультурена самостоятельно. Судьбу человечества определило совсем другое — внутригрупповая взаимопомощь и честный обмен. Но генотип у хуманов не выровненный, последнего отбора и клонирования не состоялось, а времени для естественного выравнивания не хватило, этак пары-тройки миллионов лет. Поэтому, как только ослабевает давление внешних обстоятельств, вылезают паразиты, использующие ложь и силовое принуждение сородичей не только к полному содержанию их самих, их прихлебателей и гарема, но и к откровенно бесполезному самоуничижению. То есть, в благоприятных условиях выигрывают те, кто полностью вернулся к обезьяньей модели поведения. В неблагоприятных от этого просто гибнут оба: и хозяин, и паразиты».
  «А что насчет орков?»
  «А после хуманов удачную эфирную матрицу начали накладывать на разных обезьян, и близких по параметрам к человеку, и очень крупных, и мелких. Ну и... что вышло — то вышло. В некоторых случаях эксперименты доведены до конца, а не брошены на полдороги, но хватает и недоделков. Среди гоблинов, например, встречаются исключительно развитые подрасы, а есть полуразумные потомки мартышек. Но все они очень молоды, и во что превратятся через миллион-полтора лет — невозможно предположить с достаточной вероятностью»
  «И откуда ты все это знаешь?»
  «Да встретилась в каком-то страшно древнем коридоре с одним сердитым демиургом... но, конечно, еще на Земле у меня были хорошие учителя, особенно по этологии и эволюционной генетике».
  «А дальше сама додумала?»
  «Оставалось сложить два и два».
  «Слушай, а почему одни подрасы эльфов и орков скрещиваются с людьми, а другие — нет?»
  «Ну, одни любят большую грудь... а другие — не любят!»
  «А если серьезно?»
  «А если серьезно, то эфирная матрица делает то, что земные ученые часто списывали на мутации. Изменяет не только фенотип, но и наследственность. При достаточном времени воздействия способна даже менять количество хромосом. А матрица гуманоида — одна! И та, по которой созданы эльфы, и та, по которой сляпаны орки. Чем дольше ее воздействие, тем ближе друг к другу расы».
  «Так что с кадровой работой-то?»
  «Ну, если ты — не демиург, то отбирай по окситоциновым признакам».
  «Это каким?»
  «Взаимный альтруизм. Тот, кто тебе нужен, не способен прогибаться под вышестоящим, не унижает нижестоящего, не борется за главенство в каком бы то ни было коллективе. Уважает чужое мнение, но придерживается своего. Не испытывает радости от чужого унижения и боли. Ну, и, конечно, не будет крысятничать сам и никому не позволит, даже в голод. Но это ты и сама знаешь».
  «А на внешность он как-то влияет?»
  «Трудно сказать. Это не эстрогены, не стероиды и не пролактин. Наблюдай за поведением».
  
  Вместо быстрого сна я вывалилась — кто бы сомневался — в Туман. Какое там по счету мистиков «небо»? Седьмое или девятое? Не важно, главное, что вытянул меня туда совсем не тот, кого мне хотелось бы встретить.
  Артас.
  Да я и сама шла, по совету Арагорна «поглядеть на Древо», поэтому прятаться и сопротивляться я не стала, совсем забыв о второй стороне местного конфликта. А тут стоит этот, олицетворение гламурного хаоса, наряженный во что-то вроде анимешного мундира, со стеком в руке и монструозной кошкой в ошейнике. Кошмаром инсектофоба. Полузверь, полунасекомое с крыльями и скорпионьим хвостом — такое можно сотворить разве что магией, да и поддерживать в нем жизнь — тоже только ею. В нормальных условиях слабомагичного мира подобная химера сразу не то, что сдохнет — развалится на части. Но тут выглядит здоровой, бойко нарезает круги — хвостом, то свивая в кольца, то размахивая им над головой, и тянется меня обнюхать, с леденящим скрежетом впуская когти в щебенку. Учитывая, что в холке киска ростом с меня — это выглядит жутко.
  — Эй, — говорю ей и медленно пячусь. — Ты что, травоядная? А то мое сновидческое тело явно сделано не из мяса.
  — Она с удовольствием ест любую энергию, — сообщает Артас и подтягивает животину к себе. — Ты вполне подойдешь.
  — Да не вопрос, — пожимаю плечами. — Я ж могу угостить чем-нибудь совсем несъедобным. И будет киску рвать... в клочья.
  — Хорошо, хоть не радугой. Хм, насчет клочьев. Что ты сделала с Пекрито?
  — А что я должна была с ним сделать?
  — Ничего! Просто не мешать — неужели это настолько сложно для понимания? Тебя же послали забрать принцессу — взяла бы ее и ушла, без самоуправства. Самое простое! Но ты и тут накосячила.
  — А я считаю, что все сделала правильно. Ее мать, энхеле Леикхэйд, просила меня лишь об одном: отправиться к Альфлед. Я это выполнила! Встретилась с девочкой сразу же, как это стало возможно. Дерек сказал, чтобы я делала все, что она скажет.
  — Эта сопля?
  — Эта принцесса. И духовная наследница Райвана Убийцы, — я порадовалась, заметив тень досады, скользнувшую по лицу Артаса. — Все, что я сотворила на Кугро, просто обеспечило Альфлед приличествующую ее положению обстановку. Принцесса хотела архипелаг в единоличную собственность? Принцесса его получила. Принцессе нельзя превращаться в чешуйчатую крокозябру? Я огородила ее от этого. И ни в какие клочья Пекрито не порвало — он вместе с вашим дивайсом отправился окультуривать другой мир. В большой компании собственных жертв и ревенантов. Вам-то какая разница? Тот мир или другой — теперь плюс один в вашу кассу.
  — Ну, если не считать того, что ты сорвала идеально спланированную операцию, то, конечно...
  — Кем спланированную? Вами? Вспомните: вы не единственный игрок на этом поле. Ищите лучше того, чьи планы исполнились. А меня оставьте в покое.
  — Да кто ты такая, чтобы тебе мешать? Хотя, могла бы достичь власти, могущества, божественной силы. Достаточно было выбрать тот путь, что я предлагал. Сперва встать за спиной Дерека...
  — Скорее, лечь с ним в койку.
  — И что, тебе это претит? Неужели старый, страшный обезьян, кочующий по дикой степи, чем-то лучше человека, наделенного властью, превышающей любые земные аналоги?
  — Да не было у Дерека ко мне никаких чувств, даже банального влечения. Это невооруженным глазом видно. Он вообще не пробовал что-то соответствующее изобразить, так, сказал пару слов — и больше не заикался.
  — Ты могла завоевать его, если бы хотела. На Ирайе гламурные кисо не в моде, так что у тебя имелись большие возможности, пока ты их все не прошляпила.
  — Теоретически, могла бы. Даже «краткий курс соблазнения» прослушала у одного сухопутного потомка ллири. Но для чего? Не нахожу ни одной маломальской причины. Мне нужна не власть, мне нужно, чтобы меня понимали. И даже не все, зачем мне все? В идеале — небольшая группа соратников, чтобы были, ну, вроде меня, думающие в одну сторону... — я оказалась не в состоянии подобрать точное словесное определение четкому внутреннему ощущению, то ли дело руны — ими я бы сплела трехмерную вязь м`энс-гебо-одл-ансуз.
  — Могу тебя поздравить! Ты упустила потрясающую возможность сделать себе столько соратников, сколько хочешь. Если бы на вашей Ирайе развернулась наша программа, ты могла бы изменить миллионы людей, пользуясь своей сутью в качестве клише. Что хорошего в человеческих недоличностях, с их тремя желаниями — жрать, спать и сношаться? А ты — не человек, и вообще не гуманоид по сути. Ты наша, ты химера — древесная сущность в гуманоидной матрице, а твоя духовная мать уничтожила эпитому порядка...
  — Стоп-стоп-стоп! По пунктам. Омела никого не уничтожала, кроме самой себя. Она лишь создала оружие для убийства богов, причем, самых защищенных — таких, как воплощение Совершенства. Его звали Бальдр, да?
  — Одно из имен, — кивнул Артас.
  — Совершенства, а не Порядка, заметь. Так вот, — продолжила я. — Такая химера, как я, способна выжить даже в безмагичном или слабомагичном мире — дай договорить, не перебивай! — хотя в присутствии эфирных потоков мне, конечно, свободнее. Для жизни мне совершенно необходимо другое: наличие прогресса в обществе — в науке, технике, культуре; познание и творчество — не столько мое, а всех тех, кто со мной рядом. Я такой рождена, мои вкусы определяются моей природой. Можешь представить творчество тысяч близнецов — причем, близнецов не только телесных, но клонов одной сути? Омела разбросала нас по всему Мультиверсуму, мы росли и формировались в очень разных условиях — и, тем не менее, каждый в состоянии прогнозировать, что ответит его духовный сородич на ключевые вопросы. А если я клонирую себя, то это вообще будет полное единомыслие и никаких споров.
  — Разве это плохо?
  — Это отвратительно! Никто не подскажет, где я ошиблась, никто не посмотрит на проблему с неожиданной для меня стороны — фактически, я останусь в том же самом одиночестве, только жрать эта «много-я» будет намного больше. А как трудовая или боевая единица, я вообще не заслуживаю внимания, и меня не имеет смысла клонировать.
  — Хаос даст необходимое разнообразие!
  — Как на Кароде? Одного псевдоящера от другого было не отличить, да и действовали они стереотипно, если я правильно поняла то, что мне рассказали тамошние орки, — вообще-то, понять я могла только Шуффора и еще пару шаманов, что пользовались телепатией, но уж они-то мне все описали в красках.
  — Там был плохой материал, орки тупы.
  — Как знать... на Хирайе материал был умным, а получились из него какие-то безвольные сопли.
  — На Хирайе вмешались мертвые маги и один плешивый адепт Тьмы.
  — Знаешь, я что-то вспомнила о плохом танцоре. Ты не подумай, что я тебя имею в виду, просто к слову пришлось.
  — Кому хамишь, детка? — в голосе Артаса прорезался металл. — С кем на «ты» переходишь? Я могу как одарить тебя более, нежели ты вообще способна представить, так и сделать твое существование настолько отвратным, что пожелаешь последней смерти — но ее не найдешь.
  — Ну, вот и показала личико Гюльчатай. Счастливо оставаться, — я сделала на прощание его фирменный жест. — Да передавайте привет Фалль, надеюсь, она уже вырастила новую кожу там, где соприкоснулась с реальностью.
  Я решительно повернула «кругом» и шагнула в туман.
  Артас похлопал стеком по голенищу — ему нравились почти бесполезные, но знаковые атрибуты власти — и буркнул то ли под нос, то ли скорпикоре:
  — Да, интересный экземпляр... был. Ну, теперь недолго осталось.
  Может, он думал, что я не замечу, а у меня астральный круговой обзор и аурный слух. Последний использую даже в реале, поскольку с барабанными перепонками опять что-то не то, и вообще, мои уши нуждаются в хорошем целителе... А, может, он это нарочно при мне сказал — припугнуть. Не знаю, не знаю.
  
  К самому Древу я попала на удивление быстро, несколько шагов — и надо мной раскинулась циклопическая крона, усеянная крупными, невооруженным глазом различимыми снизу, бутонами. Они торчали из каждого междоузлия по нескольку штук, словно крепко сжатые детские кулачки, и едва ощутимо вибрировали от переполнявшей их силы. А, если хорошо приглядеться, в ветвях можно было заметить еще нечто быстрое и черное, вроде хорька или ласки. Поймать его взглядом не удавалось — оно прыгало быстрее, чем я думала, не то, что смотрела. Наконец, видимо, что-то решив, оно затормозило и свесилось с нижней ветви.
  Крупная черная белка. Даже издали заметно — гладкая, с округлыми боками и неожиданно четкой мускулатурой лап. И морда великовата, такое впечатление, что помимо резцов там еще изрядные клыки присутствуют. Портрет завершал роскошный хвост опахалом. Что под хвостом — спереди не видать, но и орку понятно, что девочки такими мощными не бывают. Так что, это точно белк. Цокнул, подмигнул мне как-то слишком по-человечески и сиганул на плечо — меня аж качнуло от его динамики.
  — Белка песенки поет, — сказала я, чтоб не ругнуться матом. — А орешков не выросло.
  — Да не нужны мне ваши орехи, — громко заявил Черный Белк. — Я вообще мясо люблю.
  Надо же, оно еще и разговаривает!
  
  — А теперь ты скажешь: «У меня вся семья говорящая — отец говорит, мать говорит, а дед говорит — делай добро, бросай его в воду...»
  — Ох, уж эти ваши земные поговорки... Один маг ими постоянно сыплет, просто достал уже до самых печенок, — Белк спрыгнул под ноги и заходил передо мной из стороны в сторону, периодически вставая столбиком и потирая лапы. Кстати, предположение, что он мужского пола, оправдалось — такие первичные половые признаки не заметит только слепой.
  — Еще один попаданец, что ли?
  — Да нет, местный крупногабаритный котяра, белый и пушистый, так девушек сподручнее обольщать. Прикинется неосмысленной тварью, прижмется к ней и мурчит. Человека бы точно прогнали, еще и по наглой морде навешали, но это же «ко-отик», — Черный Белк проблеял последнее слово омерзительным козлетоном. — Его гладят, чешут и даже целуют.
  — Завидно?
  — Не очень, — поморщившись, он качнул головой и подбоченился. — Я что, похож на похотливую тварь? Нет, девушка, чтобы мне понравиться — много разных качеств должно воедино сойтись.
  — Вообще-то, немного похож, — возразила я. — Совсем чуть-чуть. Это же астрал — мысли и чувства отражаются на самом мыслящем почти мгновенно.
  Белк оглядел себя. Цыкнул зубом.
  — Надо же, отожрался! — прокомментировал увиденное. — Как говорится, не только на жизнь, но и на эрекцию хватает. Ладно, не бери в голову, — шерсть на определенных местах удлинилась и скрыла неоспоримые достоинства. — Это следствие длительного воздержания. Да, пусть я — дух, но...
  — Воспоминания тела, которого больше нет.
  — Именно. У тебя был хороший учитель.
  — И не один, — отвечаю ему. — Но больше по книгам и самоучкой.
  — Совсем как я, — вздохнул мой собеседник. Он определенно мне нравился, не смотря на всю его наглость и бесстыдство. Что-то знакомое проглядывает сквозь беличью личину, живое и настоящее. — У вас же там есть интернет, я от Саныча слышал. А мне в молодости каждую книгу добывать приходилось, словно божественный артефакт.
  — Саныч — душа-человек.
  — Орк.
  — Ну, и орк тоже. Вот посмотри — кто я, по-твоему?
  — Хм, — Белк склонил голову набок и присмотрелся. — С одной стороны, помесь преобладающих орочьих кровей (они до восьмикратного разбавления преобладают), а, с другой — человек безмагичного мира... и дендроид... и абориген мира идей...
  — Кто?!
  — А, брось, мало ли что почудится старому биомагу. Вы же так называете эту специализацию?
  — Биолог?
  — Нет, девушка! Лог — это тот, кто рассуждает, но ни хрена не может, а маг — тот, кто может и делает. Так вот, я — биомаг, а не биолог!
  — Хорошо, биомаг. Правда, пребывая в форме духа, затруднительно действовать...
  — Что есть, то есть, — смущенно потупился маг. — Так что я пока, действительно, больше болтун, чем...
  — У вас имя есть? Меня Хюльдой звать, а к вам как обращаться?
  — Или Вийдой, или Омелой... — пробормотал белк. — Не суть важно... Мое имя — Увах. Увах Перевертыш, к вашим услугам. И давайте, все же, на «ты».
  — Так ты еще и оборотень! — надо же, какой разносторонний талант.
  — Был, не спорю. Но перекидывался не в белку, не обольщайся, — в беличьем голоске послышался рык.
  — В волка?
  — В медведя.
  — Однако! И как я с самого начала-то не догадалась, — смеюсь. — «Сколько волка ни корми, а у медведя все равно больше».
  
  Увах вторил моему хохоту цыканьем, потом прыгнул на плечо и куснул за ухо:
  — Отставить ржач! — чуть не ввинтился носом в ушную раковину и зашептал, обдавая жарким дыханием. — Тебя заказали. Да-да, убить! Кто? Артас! Кому? Среди ваших, попаданцев, есть такой Чмо. Что? Черный маг, пожиратель богов. Личности у него уже почти не осталось, одни понты, умений — так, средне, ума... на уровне пробки. Чмо и есть — пробка на канале во Тьму. Широком канале, и с каждым сожранным божеством он становится шире. Аура у Чма дырявая, все время идет легкий подсос, как у нежити, но, в отличие от нежити, его дыры растут, и рано или поздно произойдет одно неприятное событие... да, весьма неприятное для всех нас. Личность будет сметена безличной силой, и в Веер явится Пожиратель. Нет, не демон, демоны — определенные и понятные твари... локализуемые, при достаточной силе и умении мага — уничтожимые. А Пожиратель — безличная тварь Бездны. Можно сказать, ее присоска, хоботок в любой проявленный мир. Закрыть такой канал почти невозможно, а через него будут утекать целые миры, пока от Веера не останется пшик.
  — И скоро эта тварь вылупится?
  — Все зависит от его рациона, — опять зашептал Увах. — Чем больше и более сильных божеств он сожрет, тем скорее. Поэтому — прошу, не попадайся ему! В тебе достаточно силы, чтобы тварь появилась сразу, как Чмо тебя слопает.
  — А если его — того, грохнуть? — спросила я. Уж больно не хочется опять бегать, как заяц.
  — Сколько раз он уже умирал! Именно в момент смерти, когда истончится аура, он тебя — ам! — и готово, — торжествующе крикнул белк прямо в ухо, а потом добавил потише. — Все съеденные попались именно так.
  — Да... — говорю. — Задачка. Надо бы над нею подумать, да вот проблема — свободного времени совсем нет. На Ирайю один чудак опять навыпускал демонических тварей, а местные органы безопасности и не чешутся. Сама я с пузом, хотя оно пока незаметно, но пора побеспокоиться о тихом пристанище. Рифеи мне во владения дали, да там пока и конь не валялся, а места дикие: горы с редкими долинами, населены зверями и весьма неприветливыми духами. Я проболталась на Кугро, даже экспедицию еще не собрала, а поторапливаться надо: будущий сын сказал, что в Рифеях есть нечто, ему жизненно необходимое.
  — Задачка, конечно, — Увах опять спрыгнул и забегал из стороны в сторону. — Но решаемая. Я тебе помогу. И вместе подумаем, как инактивировать Чмо. С твоими знаниями, да с моим опытом! Да мы горы свернем.
  — Горы — не надо, — говорю. — Мне в них жить. А в остальном — я только «за». Но как тебя к нам пронести? В голову, сразу предупреждаю, не пущу. У меня она как чердак, забитый под самую крышу, а разобрать все некогда. Артефактов с собой никаких. Поверишь ли — под защитным коконом нету даже одежды.
  — Но сам кокон есть?
  — Ну, да.
  — Защита постоянного ношения?
  — Она самая.
  — В нее пустишь?
  — Если хочешь. Но по нему может прилететь, и нехило. Больно будет, Увах! А вдруг еще, да разрушится?
  — Ну, дважды не умирать, а один раз я уже умер. Да и вообще — что я, одну-единственную девушку не защищу? Особенно с дармовым источником силы, — и мерзко хихикнул.
  — Тогда — вперед. Заселяйся.
  — М... запах женщины, — пробормотал белк, исчезая.
  И я тут же проснулась.
  
  Белая и пушистая энергетическая одежка ерзала по мне, стремительно меняя плотность и цвет, и становилась чем-то вроде скафандра для глубокого космоса.
  — Отставить модификацию, — промыслила я. — Сейчас мы в безопасности, не пугай людей.
  — Да я только попробовал — надо же потренироваться, пока все спокойно, в бою будет не до экспериментов.
  — Ладно, ты прав. У тебя полчаса, чтобы испытать модификации, главное, меня не изуродуй.
  — Как можно! Я, все-таки, биомаг, а не лекарь. А сколько на себе испытал разных защит: и от агрессивных ингредиентов, и от смертельных болезней, и от озлобленных духов... и не только духов.
  — Верю. И ребенка побереги.
  — Ребенок — для мамы святое. Особенно такой. Да ты себе команду не только собираешь, ты ее выращиваешь! Однако жаль, что ты не кошка или медведица.
  — Почему?
  — Они многоплодные.
  
  Увах опять что-то поменял в доспехе, и он стал упругим, словно каучуковый мяч, и столь же непроницаемым для воздуха. Хорошо, лицо у меня было свободно, а то тело тут же покрылось липким потом. Я ругнулась, и по коже пронесся холоднющий сквозняк. Потом ветерок потеплел.
  — Климат-контроль, — промыслил мне биомаг. — Сейчас встрою очистку и регенерацию воздуха.
  Собственно, что этот глиф, что аналитическое разделение — одно и то же, только разной глубины воздействия, в аналитике важно не покорежить молекулы, а тут даже проще, только угольная пыль накапливается, если объемы большие или не убираться несколько лет. Я мысленно показала биомагу схему и удивилась, что тот за нее так ухватился.
  — Вот ведь... это же просто!
  — Ага, как кирпич. Хотя, наверно, и его можно упростить и оптимизировать. Я только не знаю, как.
  — Слушай, а у тебя много таких? Кирпичиков.
  — Много. Все прикладники учат стандартные глифы и связки, в академиях сперва дают теоретические обоснования, в Энсторской Академии вдобавок учат основам и методам исследовательской работы. А всякую экзотику передают от учителя ученику, по старинке. Вроде рун или малефицистики. Но если хочешь — посмотри в памяти, все эти знания, как раз, упорядочены.
  — Малефицистике я и сам учить могу, а вот стандартные глифы — это любопытно. И у вас тут серьезный подход! Слушай, я до вечера посмотрю твою память, ладно? Потом сразу все сделаю.
  — Сперва, пожалуйста, вплети регенерацию воздуха и регулировку температуры! Или верни, как сначала было.
  — Ладно, сейчас, подожди.
  
  Да уж, одушевленный доспех — еще та морока, особенно если им управляет соскучившийся по работе биомаг. Надеюсь только на то, что он на радостях не спятит в конец и не поджарит меня. И не заморозит в ледышку. Мало было забот — завела себе духа.
  — Слушай, — спрашиваю. — А что там с нашим Древом? Оно же, вроде, цвести собралось. Хотела под ним посидеть, причувствоваться, а тут ты, как снег на голову.
  — Да все с ним в порядке. Это же какое дерево? Мировое. Вот миры на нем и завяжутся, будут расти. Перспективная штука, живая. Веер — это же чисто техническая конструкция, души в ней нет. Сразу видно, Создатель — технарь. Серьезный технарь, у-умный! Но в перспективе — только поддержание Порядка, то есть, в данном случае, рабочего состояния конструкции. А у Древа — жизнь, и в ней много случайного, не-за-документированного, как вы на Земле говорите.
  — А зачем Арагорн меня просил посмотреть, если и белке все ясно?
  — Чтобы ты со мной встретилась, чудо! Напрямую — не мог, вдруг Артас узнает. Ты же болтаешь, как дома. Ни хрена не смыслишь в политике.
  — А ты — смыслишь?
  — Я? Да есть маленько. Увидишь Саныча — спроси его об Увахе. Кем он был и что сделал.
  — Сам не скажешь?
  — Не-а. Хвастаться не люблю, да и не думаю, что ты мне так вот сразу поверишь.
  — Ну, доверила же свою безопасность.
  — Это у тебя чуйка сработала. А вообще, больше так никому не верь.
  — Неужели?
  
  И тут я ощутила, что на меня кто-то смотрит. Даже не «смотрит», а «смотрят», большой компанией и с неослабевающим интересом. Открыла глаза — мысленно общаясь с Увахом, я их зажмурила, чтобы лишняя информация не мешалась. Увидела над собой три взлохмаченных головы и одни сильно мохнатые брови. В сумрачном свете зимнего утра, растрепанные и не выспавшиеся, мои спутники выглядели дико и первобытно. Топка не только разглядывал, он с интересом ощупывал теперь уже не защитный кокон, а полноценный силовой доспех, а Гордей подмигнул мне:
  — Светлого утречка, тетя Хюльда!
  — Светлого! Знакомься, Увах — вот те люди, которым я доверяю.
  
  

Глава II.
По заветам Йозефа Швейка.

  Если голоса в голове — это шизофрения, то поздравьте меня с диагнозом. Пока мы возились с наконечниками для стрел, будущий сын и свежеобретенный телохранитель устроили многочасовую дискуссию. Началось с того, что Увах забрался в память гораздо дальше, чем договаривались, и изругал меня за откровенный разговор с Артасом. Спрашиваю: «А что он узнал от меня такого, чего бы ему не сообщил Дерек? Наш главный особист, между прочим — креатура белобрысого, так что обязан выкладывать по его первому требованию все, вплоть до самых интимных деталей». Увах подумал и ответил: «Твои планы». «И каковы же мои планы?» — спросила я. «Ну, ты для чего-то собираешь соратников». «Это и так заметно невооруженным глазом. А вот по всей беседе ты какой бы вывод сделал?» «Что ты не блещешь умом», — заявил Увах. «А еще?» «Что ты выполняешь приказы старших, не задумываясь о последствиях». «Здорово. Дальше!» «Что ты болтлива, как любая женщина». «Великолепно! — говорю. — Выглядеть дураком в глазах противника — полезно. А поступать мы будем совсем иначе». Недоверчивое хмыканье. «Команду мы соберем, конечно, — делаю картинную паузу. — И не одну. Обучим, вооружим против тварей, сорганизуем, — опять пауза. — И оставим тут. Они здесь нужнее — это во-первых, а, во-вторых, если кто-то попробует выйти на меня через них... обломается». «А потом?» «А потом я собираюсь в гости. К кому — узнаешь, когда придем. И Артасу, и его Чмо сложновато до меня там дотянуться. Остаются еще спонтанные выходы в Туман, но я его проскакиваю мгновенно, оказываясь сразу в ментале». «И всего этого можно было бы избежать, если бы ты молчала». — «Нет, — пожимаю плечами. — Охота на меня началась, так или иначе. Произошедшее Артас знал до нашей встречи или узнал бы вскоре после нее — от Дерека. А вот, если бы я молчала, то не услышала бы из первых рук подтверждения того, что для его «Хаоса» не все обитаемые миры представляют ценность. Тот, в который провалился Пекрито с компанией, ему не подошел. Что это значит?» «Что ему нужны миры определенного типа, населенные человекообразными существами». «Или что прорывающийся к нам мир ему и так принадлежит. Подумай над этим».
  
  Увах думал долго, заговорил часа через четыре. Мы как раз успели и позавтракать, и до гордеева дяди дойти, и еще у него делов натворить. В этой семье, как я поняла, профессиональная династия, все мужчины на протяжении четырех поколений с детства учились кузнечному ремеслу, кроме одного парня (вот Базло — это имя или ругательство?), который пятнадцать лет назад отправился покорять столицу и по дороге застрял в подручных у какого-то то ли купца, то ли жулика. Приезжал потом в родные края, растолстевший и наглый, хвастался деньгами и унижал родню, но получил по шеям и больше домой не заглядывал. Дядька Вожгарь сперва про него обстоятельно рассказал, а потом с хитрым прищуром слушал меня, «столичную штучку», жевал ус, шевелил бровями и всячески изображал недоверие. После этого позвал Топку смотреть подвал, на предмет переделки его в укрытие, там, видно, они и переговорили по поводу реальности тварей и моей правдивости. Вылезли с мешками, я думала, в них какие-то овощи, а оказалось — куски обсидиана.
  
  — Здесь будешь чаровать?
  Я спрашиваю, сколько человек в этом подвале поместится. Топа мне говорит, что от силы пятнадцать.
  — А сколько в деревне народу?
  — Полсотни дворов, — отвечает Вожгарь. — Это больше двухсот человек, а вообще-то для точного числа мне за досточку присесть надо. Племяш, подкинь уголек — считать будем.
  — Так, новый подвал выкопаем, или большую часть деревни потустороннему зверью на растерзанье оставите? — смотрю, гордеев дядька в бороду ухмыляется. Это что, значит, проверки закончены и новых не будет? Хорошо бы.
  — Тетя Хюльда, не надо копать, я все сделаю! — топина попа аж над скамьей зависла, так вперед подался. Забавно — спонтанная малая левитация.
  — Как, один?
  — Меня же учили. Только пусть кто-нибудь рядом посидит, присмотрит. А то потом сочините чего... — Топка сморщился.
  — Ладно, давай, каменюжник. Укреплять-то как думаешь? — это уже Гордей.
  — А зачем? Сделаю купол. Почва суглинок, ее уплотню и вглубь на ладонь обожгу, как кирпичная будет.
  — Не... этого мало. Пошли за деревом — «шапочкой» будем крепить. Зачаруешь от гнили?
  — А то!
  
  Остались мы с Вожгарем, он мне и выложил кучу колюще-режущего — от наконечников к стрелам и рогатинам до топоров и длинных ножей. Сказал, потренироваться с заклинаниями. Я тут же запорола пару железяк — оказывается, местный эфиропоток настолько силен, что скрипты заполняются от него в считанные минуты, после чего материальный носитель рассыпается в пыль. В общем случае, конечно, не должен рассыпаться, но тут скрипт — прямой хагалаз, так что иначе и быть не могло.
  — Нет, — говорю. — Придется составные наконечники делать, чтобы поворотом совмещать две части руны перед самым выстрелом. А с ножами такое вовсе не выйдет.
  — Ничего, — отвечает. — Сейчас племяш вернется, вот его к горну поставлю, да все и сделаем.
  — Не обязательно, — качаю головой. — Его к горну. Можно из готовых наконечников напилить: поперек разрезать и соединить шарниром.
  — Они ж болтаться будут, не пробивать, а отскакивать.
  — Соединим поплотнее и минеральное масло зальем, чтоб легче крутилось. И шпенёк как стопор, чтобы крутить не глядя, как щелкнет — можно стрелять.
  — Да лучше по-другому, смотри...
  Вот и нашли общий язык.
  
  Мастерскую от кузни отделяла тонкая и неплотно прикрытая дверь, но там оказалось заметно свежее. Круглое оконце под самой крышей — нараспашку, и из него струится бодрящий холодок с острым запахом свежего снега, пряным — сырого дерева и горьковатым — дыма и болотного мха. От станков нежно пахнет минеральным маслом и немного — окалиной, и эти ароматы, соединившись, вводят меня в определенное и очень четко осознаваемое состояние сознания. И я понимаю, почему. В этом месте и в это время внешняя, еще неназванная сила, подошла невероятно близко к реальности и заявила о себе объединяющим действием на ощущения. Я дернула Вожгаря за рукав и прижала палец к губам: «Стой!» и «Тише!».
  — Принюхайся, — говорю. — И причувствуйся.
  Сама окунулась в это состояние по уши, пошла ему навстречу, расширяя ауру и захватывая ею весь объем мастерской. И поняла, что эта сила стучалась не ко мне. Хозяин мастерской был центром ее воздействия, имел к ней ощутимое сродство, при этом не являясь ее источником. Но, к сожалению, настолько привык к присутствию невоплощенного и его аромату, что перестал его замечать. А еще Вожгарь, как Гордей или Гоша, был неинициированным магом. У них, явно, семейный дар. Вот так, у каждого, да еще с особой, присущей только им, силой... И не развивают, нарочно в землю зарыли!
  
  Удерживая границу реального в объеме всей мастерской, слегка подалась в сторону непроявленного, приоткрывая ему окошко, не больше того, что под крышей.
  — Замечательно у тебя тут пахнет, а? — это не только вопрос, но еще и провокация, и она сработала.
  Кузнец шумно втянул в себя воздух и покачнулся.
  — Да-а! — сила нашла вход и потекла через него.
  Хорошо, что я пропустила лишь тонкую струйку, ее оказалось более чем достаточно. С таким напором Вожгарь и его открывающийся дар справятся, ни эфирное тело, ни сознание не пострадают.
  Довела до лавки, усадила. Подождала, пока придет в себя. Говорю:
  — Твоя мастерская — место силы. Раньше замечал?
  — Ну, в ней легче работается, чем на выезде, но дома — и стены помогают.
  — Это — да, но тут еще и поток эфира, магия. Ты же сам — неинициированный маг... был, — он покивал, соглашаясь. — Вот она тебя и нашла. Так что теперь хочешь — не хочешь, а ты ее проводник.
  — Хоть светлая? — вздохнув, спросил он.
  — Во всяком случае, не темная. Где-то я еще ее чувствовала, припоминаю... Даже в других... — чуть не обмолвилась — «мирах», еле успела прикусить язык. — Местах, но везде — граничным состоянием, непроявленную. Может, она искала такого, как ты или вся ваша семья.
  — Да знаю я! — с чувством произнес Вожгарь. — Мы могем... Только ремесло — надежнее кормит. А магия — хлеб легкий и опасный, сегодня есть — а завтра перенапрягся или съел что-то не то — и все, нетути. А уж все эти глифы...
  — Так тебя никто и не просит становиться магом-стихийником или учить плетения, — это правда, я-то идущую через меня силу гораздо проще и эффективней использую. — Потом покажу. Если продышался — вернемся к нашим железякам.
  
   Подходящих наконечников у кузнеца нашлось штук триста. Мне досталась не особо сложная работа, если не считать фигурный распил, это я потом приспособилась эфирным лезвием по астральному шаблону работать, сперва вручную штук пять распилила, зашлифовала и поняла, что в таком темпе и за декаду не управлюсь. В лаборатории подобную работу спихивали на голема. Что проще — самой одинаковые детали точить или нарезать одну-единственную управляющую пластинку? А тут пришлось. Вожгарь взялся за более ответственные операции — вытачивать отверстия под шарнир и собирать заготовки для руноскриптов, тем более что к своим станкам он никого и близко не подпускает, по нему видно. А я, как приспособилась наконечники боевым заклинанием резать, так и отпустила внимание. Работа однообразная, мысли витают неведомо где... Вот тут-то два бестелесных мне и устроили «радио Маяк».
  
  «У вас так принято, — протянул Увах. ьеЧтобы простолюдины к благородным по-панибратски обращались?»
  «А кто тут благородный?» — спрашиваю.
  «Ты, ты, — вмешивается сын. — Она вообще как трава. Ее гнут — терпит, ее пнут — склонится. Как будто она щущу или пушсахаа...»
  «Не знаю, о ком ты говоришь, но твоя мать ведет себя недостойно».
  «Это как недостойно? — вот гады, в моей голове меня же и поносят! — На мужиков вешаюсь, детей бью или старикам в бороды плюю?»
  «Смешные у вас запреты, — ехидничает Увах. — Не знаю, как насчет плевков на бороды, а детей воспитывать надо».
  «Спасибо, — отвечаю. — Что позволил. Вот этого змееглазого и буду драть поперек спины, сразу, как на пузо переворачиваться начнет».
  «Ты что, шутишь? — ага, Орм верит мне, значит, и правда не сомневаюсь. — Младенца бить! Ты же меня убьешь!»
  «А и убью — все жить проще будет».
  «Ты что, мам? На самом деле с ума сошла?» — жалобно-то как! Впору мне раскаяться и расплакаться.
  «Конечно, нет, — успокаиваю сына. — Это я сгоряча, а вообще-то детей не бью, ну, кроме совсем уж крайних случаев. В турпоходах — на Земле еще — все мелкие вокруг меня бегали, и даже «ау» кричать не пришлось. Мамаши удивлялись, почему дети меня слушаются, а их — нет. А просто не надо ставить себя выше них. Спрашивают — ответь, не умеют — научи, не то делают — одерни, и скажи потом, почему. И не ври, это главное. Кстати, со взрослыми я поступаю так же».
  «А нельзя, — вздохнул Увах. — Дети подчиняются с легкостью, а взрослых приходится гнуть. Иначе не дождешься ни уважения, ни подчинения».
  «Это ж какое уважение-то будет? — спрашиваю. — Нагибабельное?»
  «Уважают сильного. К нему стремятся примкнуть, его советы слушают, а слабый помощи не дождется».
  «Я не помощи прошу. И не помощь предлагаю. Помнишь притчу про нищего, рыбу и удочку? Так вот, все, что я тут делаю — та самая удочка вместо рыбы. Я им показала, как бороться с опасностью. Я инициировала одного, еще двоих надо бы. С обучением, правда, предстоят трудности... но способ найдем».
  «Не забудь потребовать ученическую клятву, а лучше — вассальную», коУвах решил меня дожать. Ну-ну...
  «В учениках и одного Топы за глаза хватит, а вассалы мне ни к чему. Я хочу, чтобы они по своей воле и желанию делали то, что мне нужно, а не выполняли приказы».
  «Вассалы будут обязаны».
  «А мне надо, чтобы захотели сами! Без обязаловки. «Охота пуще неволи» — слышал? И еще поговорка есть — «Нужда заставит». Тут все обстоятельства сложились именно так»
  «А я слышал другое — «Зависимые полезней любезных, утоливший жажду...»
  «Не раз вернется к источнику! — перебила я. — Ибо жажда — явление перманентное. И местные опасности — тоже повторяющаяся история. Что, в первый раз монстры лезут? Перерыв был сразу после создания Империи, лет на полтораста, не больше, потом снова поползло. Ирайя — проницаемый мир, тут все жители — попаданцы или их потомки, нужно ли удивляться, что попадают и абсолютно негуманоидные существа?»
  «И, все же, единоначалие гораздо надежнее вольницы».
  «Здесь не та ситуация. Как ты думаешь, смогу я распространить свои методы борьбы с тварями самостоятельно на территории в сотни тысяч квадратных километров, хотя бы по всему побережью? Учитывая, что переходить я могу только по меткам, в незнакомые места придется топать ножками или лететь в силовом шаре, привлекая всеобщее внимание. Останавливаться у каждого селения, доказывать, что я — не свихнувшаяся магичка, а та самая Хюльда, которую... да, о которой даже в газете скабрезный анекдот пропечатали. Репутацию мне капитально испортили, собственным именем представляться нельзя, а врать я плохо умею. Потому и к моим словам будут относиться с крайним недоверием. А вот если соседи, хорошо знающие друг друга, передадут информацию по цепочке... по цепочкам? В разные стороны, расширяющимся веером? Так, как расползаются слухи?»
  «Понял. Чисто женский метод манипуляции глупыми самцами».
  «Ни хрена ты не понял! Никаких манипуляций, только правда. Ну, далеко не вся правда, но уж точно — та, что помогает выжить. И цепная реакция ее распространения».
  
  «Ой, мама... — опять Орм вмешался в разговор. — Какие у вас, теплокровных, сложности! Мне, в свое время, достаточно было приказать подчиненным. Как и любому игфи. Десяток бхифу разрабатывал план исполнения и делил его на этапы, конкретные задачи, каждый бхифу этого десятка отвечал за одну часть, которую передавал на исполнение десятку чиссху, сотня чиссху...»
  «Тоже делили на части и передавали задания ниже?»
  «Да. И каждый отвечал за конкретное дело. Жизнью, а все, кто выше пичусс — и потомством. Если проштрафившийся был слишком ценен — его не убивали, а лишали половых органов и уничтожали всех его потомков до третьего колена. Глупые и безответственные не должны засорять будущее».
  «И в результате наступило Великое Закрытие» — я мысленно улыбнулась.
  «Почему ты так считаешь?»
  «Каждый боялся ошибки, никто не рисковал, предпочитая стандартные, многократно проверенные решения. А условия-то задач менялись!».
  «Нет, просто магия уходила из мира, в результате в определенный момент большая часть наших знаний стала неприменима».
  «А новых не появилось?»
  «Хм... а зачем? Если знания истинные — они неизменны».
  «Знания — о природе. Природа — меняется. Мало того, знания о ней всегда неполны, и это в лучшем случае, в худшем они еще и неверны».
  «Но основы ее неизменны! Так же неизменно и знание о них».
  «Ой ли? Достаточно измениться балансу Великих Принципов, и основы поплывут. Меньше энергии, больше порядка — здравствуй, стагнация и бессилие. Больше энергии, меньше порядка — привет, анархия, вседозволенность и катастрофы. Больше энергии, больше порядка...»
  «И готова идеально бездушная машина».
  «Матрица»
  «Да, это и орку понятно. Все знают, что важно удерживаться в середине, этому правилу триллионы эфирных лет», — обрадовался сын.
  «Срединный путь тоже хорош далеко не всегда. В крайностях больше силы и возможностей. Но мы говорили не об этом».
  «Да, об организации работы».
  «Так вот, коллектив, выполняющий незадокументированную и меняющуюся по ходу выполнения задачу, должен быть гибким и обладать качественной обратной связью, не с руководством, а с реальностью. Настолько гибким, чтобы его части являлись подобием целого и умели адекватно действовать в условиях полной изоляции. Специально для любителей единоначалия уточняю: когда сверху не будет никаких приказов. Специально для любителей резать яйца за любую ошибку: этого не требуется, обратная связь сама ударит с нужным оттягом и некоторым даст возможность исправить последствия просчетов. А другим — не даст, это уж как повезет. Естественная саморегуляция. Кстати, руководство при желании может вмешиваться на этом этапе. Когда красный петух в попу клюнет, даже дурак и гордец от помощи не откажется. Другое дело, что регулярная помощь расхолаживает, так что она должна быть редкой и негарантированной».
  «Задача поставлена, — вздохнул сын. — Но она невыполнима».
  «Это почему?»
  «Самостоятельные — не сплотятся, сплоченные — несамостоятельны».
  
  «Я считаю, что оно не столь однозначно. Об этом говорит опыт интернета. А сейчас оба — кыш в библиотеку, то есть, в мою память, усваивать информацию по самоорганизации в сети».
  «А зачем? — искренне удивился Увах. — Это же было на вашей Земле».
  «Схема ценная, — отвечаю. — Сетевая этика сильно отличается от всего, что вы знаете. И она применима не только в глобальной сети».
  Засомневался, но спорить не стал. А сын — загорелся идеей, у меня аж волосы зашевелились, с такой скоростью он начал перебирать воспоминания. Аккуратно, по очереди, отслеживая метку «интернет». Давно заметила, что он как-то упорядочивает мою память, самой стало проще ориентироваться и вспоминать нужное. В общем, у нас дельная команда собирается. Хитроумный биомаг из архаичного общества, премудрый наг, закосневший в своих кастовых предрассудках, я, как хозяин обширной памяти-библиотеки, а, главное, ко мне под крышу иногда такие идеи прилетают! Главное, чтобы эту самую крышу совсем не снесли. А теперь еще и Топа, которого я чувствую краем сознания, и который поддерживает меня своей кипучей жаждой деятельности, в мыслях нарисовался. Видимо, закончил основную часть работы, осматривает и гордится собой. И эту гордость я чувствую, как свою собственную.
  
  Ладно, заготовки напилила, жду, когда Вожгарь оставшиеся проточит и соединит. Любопытно смотреть, как сила осваивается в нем и потихоньку прорастает новыми стебельками нади. Будет ею пользоваться — она заплетет поверхность эфирного тела, станет вроде тугого войлока, прорастет вглубь, укрепит органы физического тела и подарит долголетие. Не будет — переполнит резерв и убьет раньше времени. Надо дядьку учить.
  — Что такое состояние сознания, представляешь? — спрашиваю его, когда он вытирает руки и отщелкивает коробочку с энергокристаллом от станка.
  — Да, — кивает, не глядя на меня, и берется за щетку. Стружки-опилки летят в короб, а мастер молчит.
  — Сможешь входить в то самое?
  — Какое?
  — В котором ты ощутил магию.
  — А... да. Обычное рабочее состояние. Чтоб хотелось и моглось, — оборачивается. — Не держи меня за дурачка. В школе учился, начала магии знаю. Но использовать ее «чтоб жук посевы не попортил» мне незачем.
  — Так ею не только жуков гоняют... Вот, например, как ты магнит делаешь?
  — Ну, либо окислы надо запрессовать, либо специальную сталь проковать, но все равно сильный материнский магнит нужен.
  — А мне — не нужен. Дай кусочек такой стали и следи.
  Порылся в шкафу, нашел кривулю, выложил на верстак. Я взяла клещами с изоляцией, а то знаю, какой разряд получить можно, когда так вот магичишь... пригладила эфиропотоком несколько раз, в разные стороны, чтоб статика не накопилась... и закрутила вихрь вокруг железячки. Кусок заметно разогрелся, даже потемнел от окалины, а потом быстро остыл. Кинула получившийся магнитик в короб с опилками, и он моментально оброс ими, превратившись в неопрятный металлический ежик.
  — Интересно...
  — Видел потоки?
  — Конечно.
  — Повторить можешь?
  — Ну... попробую.
  — Сперва не напрягайся, а то еще долбанет. Ни ты, ни я твоих сил не знаем.
  — Да ладно, не учи ученого... А что-то еще можно?
  — Ну, можно сделать очень острую кромку. Тоже меняешь структуру, только более целенаправленно. И потом замучаешься с ножнами, так что проще сделать контур отталкивания. Но это уже глиф. Могу научить. Хочешь?
  — Давай.
  — А еще дай бумажку, я тебе нарисую простые руноскрипты — ну, «для просветления ума», «для здоровья и силы», «от печали» и «на волю к победе». Переврать их невозможно, а запитывать у тебя есть чем. На амулетах потренируешься. Попрошу Гордея — он книжки любит, поискать в лавках пособие по рунике. Если не найдет толкового — сама начну писать, ибо «Подгорный том», что в академической библиотеке, понимают одни гномы, которые его наваяли. А наваяли, потому что из камня. При всем желании из библиотеки не вынесешь, в дверь не пройдет.
  
  Вожгарь рассмеялся.
  — Ну, надо же, сколько заботы, и все ради кого?
  — Не так спрашиваешь, — оборвала дурной разговор. — Не ради кого, а ради чего. Чтобы вы отбились. Ладно, давай «стрелы чаровать», я поработаю, а ты отдохнешь и посмотришь. Потом, когда Топа придет, объясню досконально.
  Так дотемна и просидели, я формировала астральную составляющую деструктора, вкладывала ее в энергетическую «приманку», закрепляла все в передней части наконечника. Потом резала по отдельности две половинки прямого Хагала, стараясь, чтобы бороздки при повороте точно совпадали, это было привычно, в свое время гранат больше тысячи настрогала. Вожгарь поодаль сидел-сидел, да и ушел в дом, вернулся с хлебом и кувшином молока, потом хлопнул себя по лбу и побежал за кружками.
  Я говорю:
  — Погоди. Принеси еще два котелка, лучше — чугунных. Хочу тебя удивить.
  Усмехнулся, принес котелок и кастрюлю. А мне-то какая разница, главное — металлические. В котелок встроила глиф синтеза мясной кашицы, в кастрюлю — намного более простое плетение синтеза воды. Обвела точки, в которые энергию подводить, показала, как работает. В результате поужинали бутербродами с импровизированным паштетом.
  — А это долго продержится? — спрашивает.
  — Думаю, да. Оно ж не на каждый день, для убежища. Если людям придется долго прятаться — чтоб с голоду не перемерли.
  
  Пришли Гордей с Топой, я их тоже угостила. Они кашицу проглотили и не заметили — за день проголодались. Помимо топиной магии, там и физического труда хватало, да на холоде. Вожгарь еще полкаравая притащил, они хлеб ломали и кусками из котелка остатки вымазывали.
  — Занятная штуковина, — Гордей постучал по котелку и перевернул его кверху дном, разглядывая снаружи. — Никогда о таких не слышал. И не читал.
  — Армейская разработка, — говорю. — На весь мир о ней кричать не стоит, а жизнь в походе или в убежище облегчает серьезно.
   — Да уж, не только в походе, — согласился он. — Я бы вот от такой не отказался. Чтоб за работой не отвлекаться — не успеешь за стол сесть, а у тебя уже и обед готов.
  — Но невкусно же!
  — Знаешь, тетя Хюльда, когда я что-то эдакое задумал, мне вся еда на один вкус. Хошь пироги, хошь помои.
  — Точно? Так увлекает? А я, вообще-то, собиралась тебя инициировать. Если захочешь, конечно. Вон, дядя твой сегодня магию в себе открыл...
  — Да ты что? — Гордей привстал и заинтересованно уставился дядьке в лицо, а тот скорчил рожу и показал язык. — Не-е-е, не верю.
  — Не веришь — проверь сам. В вашем роду, скорее всего, одаренных больше половины, потому как даже свой источник имеете.
  — Источник? А я почему не знал?
  — Потому что его не было, — пожал плечами Вожгарь. ься А теперь есть. Как раз тут, в пристроечке, вон, ближе к окошку.
  — Хм... — Гордей встал из-за импровизированного стола. — Опять надо мной смеешься, да? Русалок никак не забудешь... Но они были! Ты их просто не ви...
  
  Быстрым шагом прошел к окну, развернулся... и плашмя грохнулся на пол. Выругался. Попробовал подняться — опять свалился. Встал на четвереньки. Тут и мы с Топой подбежали. Инициация у Гордея вышла малость аварийная, но ничего, таких в Академии на десяток две-три обязательно были, там дураков поначалу хватает, вплоть до третьего курса и первой серьезной практики. Придерживая за руки, перераспределила ему потоки, подождала, пока он глазами хлопал и дышал, будто едва не утоп.
  — Ну, дядька, ну, удружил... — ага, продышался. — Это он мне простить не может, как на Красную горку...
  — Что?!
  — На Красную горку, говорю, — Гордей тяжело поднялся с колен, и мы с Топой его довели до табурета. — Я русалок в заброшенном саду видал. В том, который на левом берегу Переплюйки...
  — Я не о том, я о Красной горке.
  — Ну, праздник у нас такой, ты не подумай, теть Хюльда, не в честь каких-то богов...
  — Да плевать на богов, не о них речь. Дело в том, что я его знаю. И имена ваши знаю, что означают. Вот у тебя — что гордый, а у твоего дядьки — что возится он много... с чем-то. А родом ваши предки с Земли.
  — Не, тетя Хюльда, с Руси! — засмеялся Гордей. — Плохой из тебя догадчик. Нас таких тут с десяток деревень будет, если не считать места, где не все наши живут. Ну, и в этой, Мшане, кто не наброд — тот наш. Пращуры до Альфара Первого еще пришли. Старец, понимаешь, завел: говорил — в Беловодье, а вывел в болото да к Переплюйке. Тут ему и кирдык настал — мужики в лес прогнали, он и сгинул без воротиши. Оно, конечно, в новом месте странно им было, но прижились, а нам-то тут уже все родное — и леса, и болота.
  
  Смотрю, за разговором успокоился, эфирка постепенно меняется так, как надо, можно до утра не контролировать.
  — Пошли спать, — говорю. — Утро вечера удалее.
  Потемну в город возвращаться не стали, Вожгарь нам на чердаке шкур и одеял кучу бросил, мы в них зарылись, как мыши. Сперва прохладно было, все же не лето, а потом согрелись. Гордей, слышу, сопит, а Топа откинул одеяло, руки за голову — и мечтает о чем-то.
  — Что не спишь, — спрашиваю.
  — Да вот думаю, — отвечает. — Эк их проняло-то! А я только наружный поток ощутил — волосы дыбом встали, и все. Ни вот на столечко силы не взять!
  — Ну, это же их источник, — говорю. — На их род ориентированный. Гоша завтра придет, или за ним в Мшану зайти?
  — Должен...
  — Вот и посмотрим — их порода или не их.
  — И ты всех учить будешь?
  — Ну, не знаю, учеба ли это... Покажу, как на металл по-другому смотреть, чтобы совсем мелкую мелочь видеть, покажу, как на эту мелочь влиять, а дальше они сами разберутся. Книжки еще подобрать подходящие надо, но это уже потом. Практика, Топа — лучший критерий годности для теории, а у них практики и раньше было хоть завались... Так что тут, скорее, я им всего лишь новый инструмент подарила.
  — Не прокакают, инструмент-то дареный?
  — Не знаю, Топа, не знаю... Вроде бы, не должны. Тут еще источник свое требовать будет, сам знаешь, как оно на физе чувствуется, когда резерв переполнен.
  — Ага, проще понос удержать.
  — Так что спи, не волнуйся. Завтра у нас с ранья запарка начнется, ты мне нужен отдохнувшем и свеженьким...
  — Как огурчик, теть Хю!
  
  Да, местное «как огурчик» значит совсем не то, что на Земле. Тут огурцы красные, крупнопупырчатые, формой напоминают кабачок-кривошейку, на вкус сладкие с ощутимым мятным «холодком» на языке. Так что когда говорят «как огурец», то часто имеют в виду краснорожесть и прыщи, а вовсе не мятную свежесть. Да, и не солят их тут, не маринуют, а варят компот и повидло. Зато листья и цветы у них в точности огуречные — ни отнять, ни прибавить.
  С мыслями об огурцах и заснула. Эх, если бы нам снилось то, о чем перед сном думаем, как просто было бы высыпаться. Обычно, оно наоборот: ты о хорошем, а тебе о плохом.
  Нисколько не удивилась, что, не доходя до черного сна, наткнулась на Альфлед. Ее саму не увидела, а суть ощутила четко. Она тянула меня за руки, уговаривала и сердилась. Еле удалось удержаться от полного перехода, на Кугро выскочила в сновидческом теле.
  — Как дела, союзник?
  — Тоскливо, — протянула Альфлед. — Идет серый снег. Дерек пригнал три подводных корабля со специалистами, сейчас одни собирают портал, а другие исследуют источник в вулкане. Говорят, больше нельзя рисковать с черным вихрем, и так тут все энергопотоки искорежены, восстанавливать не один год придется. Вот и будут теперь вдоль архипелага на этих каменных кораблях кружить, хорошо хоть, под водой... позорище.
  — Каменных кораблях?
  — Да. Пустотелый камень, обмотанный каменными волосами и облитый каменной броней. Выглядит жутко, стихийной магией не пробивается.
  — Пенокварц, что ли?
  — Там, насколько я знаю, три разных камня использованы. А какие — мне не говорят.
  — Ну, наверно, пенокварц, пенобазальт... и что-нибудь магоемкое внутри, в качестве большого аккумулятора.
  — Да, корабли черные, со стеклянистым блеском. Хочешь посмотреть — поднимись наружу, один из них в бухте стоит. А тут окон нет.
  — Так что тебя не устраивает?
  — Понимаешь, я хотела все сама. Когда сюда сбежала, главной была ветка судьбы, в которой я — королева. А сейчас ее нет. Самое большее, что возможно — островное герцогство, и мне это не нравится.
  — Ну, ты и загнула! — нет, я понимаю, что Альфлед — подросток, но чтоб такая наивность... не вяжется это ни с ее происхождением, ни с интригантвом. — Какие у тебя вообще-то возможности? Армия, флот, ну, хоть поселенцы... нету? И откуда королевство возьмется? Кем ты, вообще, собираешься править?
  — Ллири, уверена, предпочтут наши острова своим плавучим. У них сейчас тесно, молодняк отселять некуда, так что жду, скоро явятся самые смелые и любопытные. А тут эти корабли. Они развернутся — и назад: кому охота тягаться с империей.
  — Так ты скажи капитанам, пусть стоят в Серповидной бухте и не высовываются.
  — Они вообще со мной не разговаривают! Я только одного и видела, и то издалека. У них приказ, и они его выполняют, а я — как дорогая кукла: спрятали в ларец и стерегут.
  — Ладно, — говорю. — Подумаю, что можно сделать.
  
  — А еще поговори с Иллхом.
  — О чем? — да что ж это за союзничество такое, может, еще сопли им вытирать?
  — Сопли не надо, — серьезно отвечает девочка. — А вот слезы... Если бы ллири могли плакать, то Иллх бы ревел... когда никого рядом нету, — она перешла на мысленную речь, рот перестал двигаться. — Он жить не хочет. Целитель сказал, если так дальше пойдет, то он никогда не поправится.
  — А что, есть шанс полностью восстановить физтело?
  — Да, и высокий. Серьезно пострадали только конечности, ну, и печень, естественно, но ее уже вылечили. А кости регенерировать долго, два года, не меньше, и все это время ему придется провести в специальной ванне, ее сюда первым кораблем привезли. Вэль Энис говорит, это экспериментальный, пока единственный в мире артефакт подобного рода.
  — Парню повезло с папашей. Иначе максимум, на что он мог бы рассчитывать — это протезы, и хорошо, если с артефактной начинкой.
  — Вот ты ему и скажи. Меня даже слушать не хочет.
  
  Двигаюсь к Иллху. Прохожу сквозь три стены, торможу перед конструкцией из металла и камня, издали чем-то напоминающей малолитражку. Вблизи случайное сходство пропадает, тем более что вся она утыкана техническими кристаллами разного назначения. И вместо крыши нечто полупрозрачное, когда взлетела к потолку — оказалось, эфирная дымка сияет, столько глифов под ней понаверчено. Над ней видно голову и плечи ллири, все остальное погружено в мерцающую жидкость, от нее вверх поднимается холодный туман и оседает каплями на потолке и стенах. Будь я в физическом теле, наверно, передернулась бы, но ллири, судя по всему, не мерзнет. Спустилась поближе, пригляделась. Лицо изможденное, но не отечное, как было в первую нашу встречу, «волосы» упругие и едва заметно движутся, будто змеиные хвосты или щупальца осьминога. Хм... медуза Горгона — ему не родня? А то уж больно похож. Черты красивые, но на грани с уродством, когда еще чуть больше глаза или короче нос — и уже «неведома зверюшка», да и бледность до синевы никуда не делась, так что все равно впечатление как от картин Врубеля, двойственное.
  Вглядывается в меня, шевелит губами:
  — Призрак...
  — Не-а! — отвечаю мысленно (иначе не могу), но вполне бодро. — Мое тело спит далеко отсюда, а я к тебе по зову пришла. Говорят, ты жить не хочешь.
  Скалится игольно-острыми зубами, или это улыбка?
  — Кто же так говорит? Девчонка?
  — Если ты об Альфлед, то да. Так она не права?
  — Подумай сама. Что от меня осталось? Огрызок.
  — Вообще-то, есть шанс восстановиться полностью, Альфлед сказала, весьма неплохой. Может, подождешь результатов?
  — Не знаю, что она тебе наговорила. Вокруг меня только люди, — он скривился. — А им я не верю.
  — Но ты сам наполовину...
  — А отца я не-на-ви-жу! Если бы не он, стали бы меня пытать? Убили — может быть, но фчиам под кожу не запустили бы, незачем. Магия крови и подобия... надеялись, что моя боль будет мучать его.
  — Слушай, из-за него ты попал в беду, но он же тебя и вытаскивает. И у тебя есть шанс стать в дальнейшем, как минимум, герцогом. Иллх доэн Кугро, нормально звучит?
  — Нет никаких шансов. Мой народ не признает калеку. Знаешь, почему у нас нет уродов? Потому что больные и искалеченные сами кончают с собой.
  — А ты, значит, не можешь... это здорово. Это мне повезло. Вот скажи, есть ли у дельфина ноги?
  — У него плавники и хвост.
  — А скажи, сколько у кракена глаз?
  — Один.
  — Так почему они не калеки?
  — Им хватает того, что имеют.
  — Пока просто запомни это.
  — Зачем?
  — Низачем. Просто так.
  — Ладно, запомнил.
  — А теперь будем убирать границу между собой и не-собой... так, где у нас нет плетений? Вокруг головы и шеи, на плечах до уровня ключиц... В общем, постарайся слиться с окружающим пространством, с паром, с воздухом... волосами, шеей, лицом. Забудь пока об остальном теле, присоедини к себе весь воздух в этой комнате. Нет, я не задохнусь, я вообще тут астральная. Интересные ощущения?
  — Да... — свистящий выдох. Ллири обычно говорят с людьми какими-то надтреснуто-сиплыми голосами, а между собой пересвистываются и перещелкиваются, почти как дельфины. Но Иллх забылся и практически перешел на свист.
  — Ну, теперь сдуй что-нибудь, вон, там дядька вошел... только аккуратно, просто чтобы не мешал.
  Кажется, это целитель. Шишку на затылке, во всяком случае, залечил мгновенно. Ругается, побежал за подмогой. И нам надо бы поспешить.
  — Теперь ощути стены и потолок. Ощупай их воздухом.
  — Да.
  — Ну, и опять растворяй границу, делай их своими, будто они — твое тело.
  — Готово.
  — Закрой дверь.
  Шшшш-леп! И засов — хлобысть в скобы!
  — Молодец! — говорю. — А теперь можешь самоубиться.
  — Как?
  — Да как угодно! Хоть потолок в комнате урони.
  Молчание. Вижу, что задумался. Сейчас у него выбор — сделать своим телом подземные сооружения, а потом и весь остров (да хоть архипелаг — одно основание), или покончить с собой. Первый вариант, определенно, перспективнее и не отменяет второй в случае неудачи. А уж что сделает ллири, овладев островом... надеюсь, не поссорится с Альфлед. Впрочем, это уже сейчас можно выяснить.
  
  Возвращаюсь к ней.
  — Посмотри вероятности.
  — Зачем? — на губах довольная полуулыбка. — Сейчас наиграется, и решит со мной помириться.
  — А если...
  — Никаких если. Иллх — не дурак. Он не убьет тех, кто его лечит, не станет вредить магам, усмиряющим источник, он просто покажет, кто на Кугро хозяин. О, вот! — где-то далеко прогрохотал камнепад. — Вроде бы, даже все целы. Просто теперь нами нельзя вертеть, как трещоткой. С нами будут договариваться. Что ж, ты опять помогла мне, а я не хочу оставаться в долгу. Если тебе потребуется прикинуть вероятности — приходи, спрашивай, ради этого я отложу любые дела.
  — Конечно! — отвечаю я и выпадаю, наконец, в черный сон.
  
  Глубочайшую гулкую тьму, полную сутей и смыслов.
  
  

Глава III.
Игры с металлом и салочки со смертью

  Проснулась от пронзительного света прямо в глаза и недовольной бубнежки доспеха, то есть, Уваха, старающегося подобрать плетение прозрачной, но затемненной защиты для верхней половины лица.
  «Сварочный щиток, — мысленно подсказала ему. — Только прозрачность выше в два с половиной раза».
  «Да-да, сейчас», — и яркость зимнего утра сменилась медово-оливковыми оттенками.
  Рядом заворочался Топа, высунул руку из-под одеяла, цапнул мое и потащил на себя.
  — Что, замерз? — спросила я, запустив в его тряпично-меховой кокон стебелек силы и пощекотав пятку. — А будет еще холодней! — подцепила нижний край одеяла и вывернула чуть не до пояса.
  Парень брыкнул босыми ногами и окончательно проснулся.
  — Ой, теть Хю, я не хотел... Ну и дубак, — он сел и быстренько одернул задранный край, при этом верхняя часть одеяла сползла.
  — Тепловой экран навесь, — посоветовала ему и встала.
  
  А не рано, однако. Утро в самом разгаре, за окном блестки снежинок танцуют в восходящем потоке, и да, действительно, хорошо подморозило. Запорошило деревья, под стеной сугроб намело. Настоящая зима, с острыми иголочками мороза, впивающимися в щеки, с возникающими на вдохе и тут же тающими льдинками в носу.
  Кряхтя и охая, из-под овчин вылез Гордей, похлопал себя по плечам, зябко передернулся и шумно втянул воздух.
  — Если мой нос не врет, наш завтрак уже в печи.
  — Уже вытащили из печи, — уточнила я. — Пирожки с рыбой.
  — А это значит, что у дядьки гости.
  — Или твоя Мила пришла, чтобы не оставлять друга сердечного с незнакомой магичкой наедине.
  — Да ладно, она не ревнует...
  — Что не женишься-то? И добрая, и хозяйственная, была б я мужиком — у тебя бы отбила.
  — Эх, тетя Хю, ничего ты в мужчинах не понимаешь. Может, нам совсем и не доброта нужна?
  — Дурак, — вздохнула я и откинула крышку лаза.
  
  В лицо пахнуло жаром и целым букетом запахов: печеностей, рыбы, пряных трав, гномского табака, пота, дешевых духов и почему-то дегтя. Сунулась посмотреть, да так обалдела, что чуть не свалилась на всю честную компанию: человек тридцать в полном молчании сидели вокруг стола и вдоль стен, на лавках, табуретах и чурбаках, один курил в форточку, другой складывал у плиты колотые полешки, любовь нашего Гордея хлопотала, расставляя миски и блюда, а на столе исходил соком огромный рыбный пирог и что-то парило из-под крышки в кастрюле. И все это происходило, как в немом фильме — не то, что без разговоров, гости даже двигаться старались осторожно, не производя шума. Вот уж впрямь — «тихого утра!»
  — Тихого утра, светлого дня! — крикнула я им с чердака, развернулась и полезла задом наперед. Нет, конечно, вниз можно было и слевитировать, но это получился бы толстый намек на собственную инаковость, а оно мне тут надо? Вот именно.
  
  Внизу было заметно прохладнее, нежели под потолком, что порадовало, да и народ как-то отмер, разом заговорил — ну, точно, мой сон берегли. Фу, как неудобно! Раньше надо было вставать. В общем, напряженность развеялась, и то хорошо.
  — Эй, — крикнула наверх остальным засоням. — Слезайте и на улицу, умываться!
  — А ты сама будешь, теть Хю? — наивным голоском отозвался Топа.
  — А я — орк чумазый, мне и так сойдет.
  — Тогда я — тоже орк!
  — А ты — умываться!
  Кто-то фыркнул в кулак, кто-то заржал, а один ехидный дедуся прокомментировал вроде того, что все, попал парень, у орков шутки жестокие. Обстановка окончательно разрядилась.
  
  Хлопнула входная дверь, и через минуту вошел хозяин — раскрасневшийся на морозе и с инеем в бороде. Тулуп и шапку оставил в сенях, а рукавицы положил на вытяжную трубу над плитой — сушиться.
  — Что, все здесь? О, племяш тоже проснулся, а ну, спускайся, бездельник! Вэль Хюльда, вы уж умывание отложите, пусть ребята сразу расскажут, какие они, эти твари, а потом будем решать, что нам делать.
  В последующий час мне довелось услышать и образно-убедительную речь Топы, крепко приправленную размахиванием рук и выпучиванием глаз, и явно приукрасивший наши подвиги рассказ Гордея, и краткий, но безжалостно бьющий по нервам отчет самого Вожгаря о том, что осталось от сектантской деревни. Женщины и даже пара мужчин как-то нехорошо взбледнули, но обошлось без коллективного забега к ведру. Правильно, так и надо, чтоб сразу проняло и лишних вопросов не возникало. Без промедления начался серьезный разговор, без ахов и «не может быть!».
  
  А потом я излагала свои соображения, и все остальные по очереди высказывались. Это было скучно, но нужно — мы порешали насчет «охотничьих» отрядов, насчет сигнализации населению, вспомнили о том, что в убежище надо натаскать постелей и поставить пару регенераторов воздуха и один утилизатор, как в помойном ведре, только мощнее, и по энергозатратам оно вышло хоть и не больше, чем питание защитного контура, но почти в треть его мощности. Значимая добавка, учитывая то, что в рассчетах по контуру и так уже все на пределе. С окружающего пространства одномоментно больше не взять, а из необработанного обсидиана — паршивые энергокристаллы (да и не кристаллы вовсе, так, неупорядоченные структуры). То есть, силу-то они хорошо тянут, удерживают плохо. Покупать готовые — это надо ехать в портовой город Саалез, а в нем живут иннены, которые «жадные и наших не любят» или на переправу Трясинку, но там сейчас могут и не продать: осенняя ярмарка позади, до зимней еще три декады — большая часть лавок и складов закрыта и опечатана.
  — Вожгарь, — говорю. — Выход-то у нас есть, но настаивать на хочу.
  — Источник?
  — Да.
  — И что для этого надо?
  — Чтобы ты подвел из него силу, а кроме тебя и твоей родни никто не может с ней сладить.
  — Ну, согласен. Зачем тратить деньги, когда своих сил хватает? Только я не умею.
  — Покажу, научу — не вопрос. Топе еще придется делать малое убежище у тебя под мастерской и проход из него в большое, раз уж все равно защищенный канал тянуть — так пусть будет коридоррчиком, оно пригодится.
  — Лаз, — уточнил Топа. — С галереей много мороки, сделаю такой, чтоб на карачках свободно ходить. Как Дабин Хитромордый к любовницам рыл, только шире и крепче.
  
  Историю Дабина, обыгранную со всех сторон местной драматургией, не знали разве младенцы, а ее финал, напоминающий приключения Винни-Пуха в гостях у Кролика, обыгрывали с разной степенью непристойности, вплоть до того, что обманутый муж коварной пассии мага был ллири, которые, как известно... в общем, не повезло мажьей заднице. Так что многие, услышав про Дабина, похабно заржали, а потом как-то резко остановились и уставились на меня.
  — И что? — спрашиваю. — На меня-то глядите. У нас Топа — маг-каменюжник, ему и обижаться. Только он про Дабина сам сказал, так что придется парню самого себя на дуэль вызвать. Как, оно того стоит?
  Топа кивнул, поставил локти на стол, правой рукой изобразил одного человечка, левой — другого, они оба качались и примерялись к противнику, потом одновременно прыгнули и начали валять и душить друг друга. Народ затих, наблюдая за жестокой битвой двух частей одного целого. Представление закончилось, когда правая рука заборола левую, немного покачалась над бездыханным врагом, свалилась рядом, дернулась пару раз и затихла.
  
  — Твою ж... Топор, ты с актерами не хочешь поездить? — первым отмер Гордей. — Озолотился бы!
  — Зачем? — пожал плечами юный маг. — Это так, пустое... посмотрели и дальше пошли. А колодцы, подвалы, теперь вот убежища — настоящее. Может, когда и замок построю, или, например, городскую ратушу. Чтоб на века!
  — Не пустое, Топа, — вмешался тот дедок, что говорил об орочьих шутках. — Мысль в твоем представлении правильная: нельзя народу внутри себя драться, кто бы ни победил — хуже будет всем. Ты лучше скажи, сколько мы вам должны за все это? А то твоя наставница молчит, а мы ее спрашивать боимся — как бы не попасть в кабалу.
  Мальчишка вопросительно посмотрел на меня.
  — Дорого, — говорю и делаю долгую паузу. — Очень дорого. В оплату всех сооружений и обучения вы дадите клятву найти и обучить тому же даровитых ребят из двух соседних селений и стребовать с них такую же клятву. Кроме того, вы будете защищать свои деревни до тех пор, пока это возможно или пока не будет прямого приказа императора, отменяющий этот.
  Старикан одобрительно хмыкнул и закивал головой:
  — Дело говоришь, девонька. Дурак, кто тебя выгнал.
  — А меня никто не выгонял. Сама ушла, на вольные хлеба. Когда-то надо взрослеть, учиться самостоятельности.
  — Да-да, — снова кивнул дед. — Альвальд не в пример умнее отца, раз на таких, как ты, ставит.
  
  А потом была работа. Много, разной, так что мы и не заметили, когда стемнело. Сперва показывала, как обращаться со стрелами и продемонстрировала, что они делают со всем тем, во что попадают. Охотнички не впечатлились, видимо, разрывной глиф им не в новинку, пришлось уверить, что с разрывным эти наконечники роднит только физический эффект, а начинкой идет астральный деструктор, убийственный для выходцев из «гнилого» мира. Вроде, согласились, а если решат поэкономить — кто ж им лекарь... после нападения этих тварей на незащищенного человека не остается ни кусочка, даже на костер нечего положить.
  
  По свету закончили обустройство большого убежища и начали малое. Поужинали грибной похлебкой и остатками пирогов. Гошу я попросила обождать с едой пару часов, потащила в мастерскую с развороченным полом — инициировать. Точно, Гордеева родня, пусть даже и седьмая вода, вон как его шибануло — сидит на порожке, губами плямкает. Если выучится хоть до мастерского звания, не погибнет в какой-нибудь передряге — точно прозовут губошлепом. А что? Горькун Губошлеп — звучит, да еще и показывает всем окружающим, насколько магу плевать на их мнение о его внешности и привычках. Слегка подправила потоки, они мне почти не подчиняются, приходится управлять опосредованно, изменяя среду, отвела его в дом, усадила на лавку — приходить в себя. Позвала за стол вчерашних инициированных, обучила видеть структуру материала и воздействовать на нее. Холодная алхимия, как говорит мэтр Лангскег. Ну, не совсем холодная — нагревание почти всегда есть (хотя и резкое охлаждение встречается часто, но все равно сперва любое вещество от воздействия разогревается), в случае с перестройкой графита в алмаз, например, достигающее тысячи градусов и требующее дополнительного глифа для теплоотвода, чтоб кристаллик не испарился. Но по энергозатратам такое производство алмазов дороже сконцентрированного взрыва, так что никто им не пользуется. Трансмутировать элементы тоже таким путем нельзя, да и опасно оно для здоровья мага и всех окружающих. А вот перераспределить вещества в твердом растворе, перетасовать домены в железе, изменить кристаллическую решетку, вырастить дендриты в подобие грибницы или скрученной пасмы — это не требует запредельных сил, а эффект дает быстрее и лучше любого физического воздействия.
  
  Гордей, правда, увлекся и смастерил постоянный магнит, который мало того, что собрал на себя все опытные образцы со стола, так еще и оторвать их от него никак не получалось, пока я не запустила в эту кучу стебелек силы и не нарушила стройные ряды доменов. Потом сделал из кривой железяки суперножик, которым тут же испортил стол и отхватил кусок долота, получил подзатыльник от дядьки, забросил кривулю в обрезки, удивленно пронаблюдал, как она прошла сквозь мусор до дна и полез за ней — голыми руками. Еле остановили, в два голоса заорав, что ему пальцы не дороги. Взрослый мужик, а как дите малое.
  — Наиграется — в разум войдет, — сказал Вожгарь. — А вообще да, жениться ему пора, а то уже надоел со своими игрушками. Ни дня без чудачеств. То гномовозку соберет, а она не едет, то таракана железного...
  — Таракан летал!
  — Именно. А кто из-за этого штраф платил, нарушитель спокойствия?
  — Вот не надо про штраф! Я тебе все вернул, даже с процентами. Как до дома добрался.
  — Да я не об этом...
  — А я — об этом, — решила вмешаться в семейные разборки. — Хочешь со мной в Рифеи?
  — Да хоть сейчас, тетя Хюльда! Но я ж обещание дал обучить каких-то двух дуболомов и защищать эту деревню, пока император не отменит твой приказ.
  — А оно не горит. Сейчас ты тут нужнее, а как опасность минует — приезжай. Мы как раз там обустроимся, кузницы отстроим, мастерские.
  — Оно, конечно, здорово, — недоверие в голосе, ага, если дело откладывается, то о нем и забыть могут. — Но как мне связаться с тобой? Когда время придет. Это здесь ты такая простая, а там будешь герцогиня и к тебе не подступишься.
  Задумалась. Действительно, как связаться не с определенным местом, а с человеком, где бы он ни был, если никаких надежных средств для этого на Ирайе нет и создавать их опасно? Разве через ментал.
  — Завтра покажу. Есть такая штука, через которую можно с кем угодно поговорить, где бы он ни был, главное, чтобы он тоже с ней обращаться умел. А пока давай потренируемся начинку для тваребойных стрел создавать.
  
  Эта ночь прошла спокойно и без каких-либо встреч. В ментале я упорядочивала события прошедших недель, из него выпала в обычное сновидение, в котором летала между стволами деревьев, цепляясь то за одну, то за другую ветку. Такое впечатление, что мне старались напомнить какие-то обещания, а я их напрочь забыла. Следующий день от предыдущего отличался, в основном, плотностью занятий — их было больше. Топа закончил второе убежище, под мастерской, и мы с Вожгарем и Гордеем строили глифы трехмерного защитного контура, то есть, они строили, а я смотрела и поправляла. На чертеже, хоть ты шесть проекций и десяток разрезов сделай, а всех нюансов не передашь, к тому же, никто не отменял чуйку в том, сколько силы в какой узел залить, ибо в каждой местности свои особенности эфирной среды. Подозреваю, что все можно сделать измеряемым и вычислимым, но это дело будущего, а пока проще работать по интуиции. На каждый узел их конструкции я посадила фирменный «смайл» — астральный знак смеха, то самое соединение «оператора неуязвимости» на себя и «оператора ничтожности» на агрессора, как говорил астролетчик Макс (или не он, или не говорил, а громко подумал — обстоятельств не помню, вот суть в памяти крепко засела). Операторами оно не исчерпывалось, сама основа смеха — изначальна и не определима в символах, и я здорово помучилась с великовозрастными учениками, вводя их в соответствующее состояние. То есть, хохотать над чем-то — это мы всегда готовы, а смех без причины — для нас «признак дурачины», и никак иначе. Насколько проще с Топой! На лету схватывает. Кстати, пора научить его левитировать, как время будет. Но пока нужно закрепить у моих великовозрастных навыки построения тваребойного глифа и личных щитов — это важнее.
  
  До левитации дело дошло уже в сумерках. Небо позеленело у горизонта, обещая жестокий мороз, и я нарядила Топу в одежду, позаимствованную у деревенских: длинный тулуп и объемный треух, чтоб не отвлекался на тепловые экраны и согревающие заклинания. Потом посмотрела на его ноги и ахнула — парень надел кожаные «орочьи» сапожки с отставленным пальцем, насколько удобные для верховой езды, настолько и бесполезные для защиты от холода. Погнала к Вожгарю, просить войлочные «поколенки». Жаль, тут не знают валенок, а войлок кроят и шьют. Поколенки — обувь в стиле «прощаймолодость»: толстые, теплые и до колена, а то и выше, и на завязочках. Страшные, аж жуть, и Топа кривился и одергивал полы тулупа, выходя в них на улицу. Ничего, сейчас все забудет.
  Встали друг напротив друга, выпрямились.
  Говорю:
  — Ощути эфир над собой.
  Кривится:
  — Чувствую только шапку.
  — А вот отвлекись от нее!
  — Не могу!
  — Хорошо, тогда причувствуйся к ней. Старательно так причувствуйся. Ощущаешь?
  — Ага.
  — А теперь еще и прижми ее ладонями к вискам.
  — Готово.
  — Ладонями тоже причувствуйся.
  — Сделал.
  — А теперь переноси внимание то на виски, то на ладони, наблюдай, как ты эту шапку чувствуешь.
  
  Через пару минут:
  — Не чувствую я ее... Она как, не растворилась?
  — Нет. Шапка на месте. Состояние запомни.
  — Да уже.
  — А теперь растяни его на все тело.
  — Готово!
  — Теперь эфир чувствуешь?
  — Так, будто голый.
  — Ох... и что вам в училище преподавали? Как в мангровых болотах лягушек пугать? Чтоб точно голыми.
  — А нам этого не требовалось. Контакт с землей через стопы, ими силу берешь, работаешь с энергией руками, ладонями — они тоже голые. А в этих дурацких чунях земля ощущается плохо.
  — Тебе не ее чуять надо, а весь эфир. Чувствуешь, как он сквозь тебя вниз идет? Это сила тяжести.
  Через минуту:
  — Что-то не получается ее назад повернуть.
  — И не надо, — говорю. — Малая левитация — это ты себя от земли встречным потоком отталкиваешь, и он идет от ее поверхности, порождается ею, а нам надо создать вихрь, завязанный на тебя, а не на опору. Давай, медленно и аккуратно закручивай спускающиеся струи справо налево, вот, завихрение достигло пяток, теперь заворачивай поток вовнутрь и создавай противоположное вращение, снизу вверх, слева направо.
  
  Топа зажмурился, опустил руки, растопырил пальцы. Эфир вокруг него закрутился в две противоположные стороны одновременно. Быстрее,быстрее... наконец, возникла рыхлая воронка, и Топу потянуло в небо. Я поднималась рядом с ним, подстраховать, если что. Когда мы взлетели метров на двадцать, он открыл глаза. Наверху было еще светло, желтые и розовые облака сияли на горизонте, а небосвод от бледно-зеленого рядом с ними выше переходил в изумрудный и бирюзовый, темнел к зениту и сгущался в почти черную лазурь на востоке. Замерцали первые звезды. Младшая луна медленно, но заметно для невооруженного глаза плыла по небу, ее старшая товарка тонким серпом висела почти неподвижно.
  — Ох ты ж дребаный кирпич! — прошептал Топа. — А почему с земли такого не видно?
  — Ничего, еще налюбуешься, — говорю. — Теперь слегка ослабь вращение, но так, чтобы оно не иссякло. Не торопись — в случае критического замедления вихрь разваливается мгновенно.
  Так же осторожно, как поднимался, Топа снизился и уже метров с трех отпустил потоки и рухнул в сугроб. Вылез из него растрепанный и довольный.
  — Завтра можно потренироваться?
  — Давай, только высоко не забирайся. Страховать тебя некому.
  — Ну, я ж не совсем тупой.
  — Но увлекающийся.
  — А почему вокруг тебя вихрей не видно?
  — А я другим способом летаю.
  — Как?
  — Просто раздвигаю потоки эфира.
  — Вот так, — он попробовал распихать их эфирным щупом. — Не-ет, вот так, — из руки возникло широкое лезвие. — А, наверно, вот как, — лезвие превратилось в зонтик, под которым сразу возникла разреженная область, но не потянула Топу вверх, а прижала «полусферу камня» (так по принятой классификации называется этот глиф) к его макушке.
  — Что-то у меня ничего не вышло, — вздохнул Топа и развеял ее.
  — Да мой способ мало кому подходит, из-за строения эфирного тела. Все, кто левитирует - сплетают глиф двойного эфирного вихря.
  — И почему ты у меня такая особенная? — мальчишка поправил тулуп и взял меня под руку. — Пошли домой, а то морозище лютый.
  
  Ну, вот, уже «я у него», собственник. Спрашиваю:
  — А родители о твоих приключениях знают?
  — А зачем им? — удивляется Топа. — Маму пугать или отца злить? На практике я — и точка! Да и вообще, не собираюсь домой возвращаться. Никогда. А то ведь сорвусь, когда эта пьянь нажрется и начнет маму по деревне гонять, убью и пойду на каторгу.
  — А маму от него забрать — никак? Ну, вот сдашь отчет по практике, получишь «мастера», будет у тебя хороший заработок, дом себе построишь... Кто дом обихаживать станет, пока по стройкам ездишь?
  — Мама отца не бросит... «жалеет» его.
  — А лечить не пробовали? Если денег нет, так есть государственные программы, только потом каждый год к менталистам его водить, на осмотр.
  — «Зомбировать? Не отдам, не позволю!» Не... не понимаю я женщин. Хотя да, после всех этих штук люди дурные... тихие, но дурные. Не то, чтоб совсем зомби, а как пыльным мешком ушибленные.
  — Ну, все же лучше убийства — на каторгу не пойдешь.
  — Лучше всего — распрощаться навсегда и не видеть их больше.
  — А как же мама?
  — Взрослый человек! Хочет мучиться — ее право. Но смотреть на это выше моих сил. Слушай, теть Хю! Будешь моей мамой?
  
  Хм. Неожиданно.
  — Я и так твой учитель, личный и персональный. Эта связь как бы не крепче родственной. Видела я одного ллири, которого пытал Пекрито. Страшно пытал — запустил морских червей под кожу, и они его заживо ели. Ну, и проводил соответствующие манипуляции — обряды, заклинания там всякие — чтобы вся его боль передавалась отцу (отец был вне прямой досягаемости для лича). И отца того ллири я тоже видала. Ну, да, он кривился и вообще был далеко не на седьмом небе от счастья, но защититься от воздействия смог.
  — От лича?!
  — От него. Дядька — сильный менталист, один из сильнейших в Империи.
  — Погоди, теть Хю... сильнейший в Империи, которого ты видела лично, который отец ллири... но сам не ллири?
  — Не ллири. Сын, понятное дело, полукровка, но унаследовал материнскую форму тела. А папочка — чистокровный хуман, чистокровнее не бывает.
  — Это не... — и прикрыл рот ладонью.
  — Это он.
  — Ну, теть Хю, у тебя и знакомые! — распахнул глаза Топа. — Выходит, не все сплетни врут?
  — Не все, но те, которые меня записывают в бывшие любовницы Одноглазого — ложь. Он вообще по морским девкам ходок.
  — Ага... нежные руки, сладкие голоса...
  — Не знаю насчет женских голосов, а мужики у них сипят и щелкают горлом.
  — А женщины поют. Я слышал. В Теленку всем училищем ездили, смотреть, как построена крепость, а еще там есть театр, в городе. И я там был! Барнаб Жук — тот самый, у которого задачник по началам стихийной магии такой... подлючий, что ни задача — с подвывертом... А нам он в театре левак устроил, фундамент укрепить, и в оплату нас всех на верхние ряды пропустили. Ллири пела, Несравненная Хиаифа. Честно, не вру!
  — Верю.
  — А почему веришь? Может, я все сочинил?
  — Неужели еще не дошло, ученичок? Теперь, если будешь врать, я первая это замечу. Наша связь крепче родственной, подчас, даже любовной. И до самого конца обучения будет усиливаться. Ты уже понимаешь меня с полуслова, скоро с полувзгляда начнешь, а я чувствую твое настроение, эмоции, ощущения, а скоро и мысли буду читать. Не зря же я не хотела той клятвы. Теперь любая твоя боль автоматически становится и моей, а в случае твоей гибели я не умру, конечно, но мне будет очень и очень паршиво.
  — Да... и теперь десять раз подумаешь, прежде чем уединиться за сараем...
  — Всем бы твои засарайные грешки в качестве самых тяжелых, — улыбнулась я. — Сразу благодать бы настала.
  — Ой, не скажи, теть Хю! Ладно, я на чердак, а ты тут как знаешь. Голова что-то пухнет, медитировать надо.
  
  Ну, он медитирует (какое там — дрыхнет), а мне еще Гордея с менталом знакомить. Жаль, нету тей-фре, самое то было бы. Устала, как скаковой ящер, сейчас рухну на бок и околею. Или поспать часика полтора, пока трое магуев-изобретуев торчат в мастерской? Вот не зря Гордей мотался к своему приятелю в Мшану, чую — какую-то техническую литературу принес, из того, что «давно хотел, но не получалось».
  А у меня не получилось поспать. Приперся знакомый дедок, та зараза ехидная.
  — Что, красавица, где женщина — маг, там дома никак? — вообще, в пословице было «бардак», но дед не хамит, только намекает.
  — Если насчет перекусить, то подождите немного, сейчас по-походному соображу, — как раз вторую бадейку с пищевым глифом еще в малое убежище не спустили, можно «паштета» наделать.
  — Да не стоит, милая. Я ж не объедать тебя пришел, мне слово надоть сказать.
  — Так проходите: посидим, поговорим — ежели не торопитесь.
  — Нет, не тороплюсь... Я — этот, как вы называете — сибил, да?
  — Так называют предвидящих, — уточнила я. — Если в семье есть плетельщик, то его родные братья и сестры имеют пророческий дар.
  — Имею, дева, ой, как имею. То я его имею, то он меня. А сестренка еще в позапрошлое нашествие от тварей погибла... Семь годов ей было, а мне — пять. Так что ж я тебе сказать-то хотел... Грядет.
  — Что грядет? — спрашиваю. — Откуда грядет?
  Отмахиваться от сибла — себе дороже, а верить ему — подчас, еще опаснее, ибо, как верно говорит старикан, не он владеет своим даром, а дар предсказания владеет им. Непросчитываемый в принципе и способный создавать самосбывающиеся пророчества.
  — Твари! — говорит дед, и глаза его округляются. — Видел я много тварей. Безобразных и не имеющих вида, выходящих из моря. Вслед за ними идет всем тварям тварь, огромная, а сама словно кракен с человечьим телом. И войска людские расходятся в стороны, и маги разбегаются от него. И тварь та идет во дворец и съедает Одноглазого...
  Дед замолчал, навалился на палку, стоит, шатается...
  — А дальше? — спрашиваю.
  — Ась?
  — Дальше-то что было?
  — А что дальше, деточка, мне неведомо. Что увидел — тебе сказал, а ты уж делай с этим, что хочешь.
  Повернулся и бодренько пошел к выходу. Хлопнула одна дверь, вторая... Заскрипел снег на крыльце.
  
  Вот тебе, бабушка, и юрьев день. Не было печали... Дерек, конечно, та еще сволочь, но это наша сволочь, человеческая, а накой нам сдался Ктулху? Описание что-то уж больно похоже, так что без божественных братцев, гребущих с Земли что надо и чего не надо, не обойдется. И, скорее всего, это будет креатура Артаса, по крайности его драная кошка Фалль кого-то притащит. Мали ли слабосильных придурков, жаждущих власти, а то и реванша над всеми обидчиками разом, любой ценой и с любыми потерями? Даже если для этого придется стать хтоническим монстром. Первое мое побуждение, честно, было простым и незамысловатым — выйти на связь с Дереком и предупредить. А вот второе... Ну, представьте себе: является девица, которую ты то ли уволил «по собственному желанию», то ли в шею прогнал, и говорит, что очень скоро тебя слопает Ктулху. Да, мир магический, тут и не то может быть, но уж больно бредово все это выглядит. Вопрос осложняется тем, что у девицы встроенный бредогенератор, и направленно ее мысли читать не удастся — только те, на которые в обычном разговоре наведешь. Вердикт: не поверит. Деда ему представить для подтверждения? Это вообще ни в какие ворота — человек мне доверился, а я его на допрос к менталисту. Нельзя! Остается только самой сделать выводы и при случае намекнуть.
  
  Конечно, не очень-то верится в то, что один из божественных братцев разбудит настоящего Ктулху, даже если такой существует, но симулякры в руках опытных игроков — тоже вещь весьма разрушительная. Ставки в их дурной игре растут, вводимые в нее силы — тоже, и все это может обернуться слишком большой бомбой для слишком маленького мира... даже для Веера. Что об этом думает Наблюдаха или мой, давно не появлявшийся рядом, учитель — сие мне неведомо, но хотелось бы знать. Тем более, что второй несет за меня какую-никакую, а ответственность, вот только не забыл ли он об этом...
  
  Вторая возможность что-то противопоставить заигравшимся божествам — это объединие сил всех разумных существ Веера... небольшое уточнение — за исключением тех, кто считает, что «Карфаген», то бишь, Веер, непременно должен быть разрушен. И вопрос независимой связи становится ключевым: информация, передаваемая за тысячи километров, способна спасти миллионы жизней, то же самое, но между мирами — дает возможность адекватного стратегического планирования нам, принимающим решения на местах, и уже этим повышает шансы на выживание и развитие этих самых «мест». А о третьей возможности использовать подобную связь я громко промолчу и пока даже думать не стану. Во избежание.
  Так что «прыгать надо!», то есть знакомить свежеинициированных магуев с менталом. И им полезно, и мне спокойнее будет. Теорию, опять же, там проще преподавать, без искажений в разум ложится, а уж практику им физическая реальность обеспечит, даже не сомневаюсь.
  
  Вышла из дому — темень, мороз — уже не только щеки, но и глаза щиплет; продышалась, растерла лицо снегом, и, вроде как, успокоилась. За что люблю зимнюю ночь — сразу отсекает все лишние эмоции и ненужные мысли, придает этакую целеустремленность, как пинком под зад. Зашла в мастерскую.
  Смотрю — мои магуи-изобретуи совсем притомились, даже спорить друг с другом устали: Гоша спрятался в уголок между стеной и шкафом, расперся локтями и дремлет, Гордей уже, скорее, из вредности, продолжает крутить какую-то полуразобранную штуковину, а Вожгарь листает книгу, но глядит сквозь нее.
  — Что, Данила-мастер, не выходит твоя чаша?
  — Какая чаша? — у них даже удивляться сил нету, вот, бедняги, умаялись.
  — Да сказка такая есть, про Хозяйку Медной горы. Был у нее любимый мастер — Данила...
  — Какая хозяйка? Гномша, что ли?
  — Нет, — говорю. — Каменный дух, вроде речного Кеесе.
  — Такая же блудливая?
  — Не знаю насчет блуда, а искусство тетка любила, особенно резьбу по камню. Не какое-то бездумное украшательство, а чтоб с душой и пониманием к материалу. И брала к себе таких мастеров. Не обязательно навсегда, кое-кого и назад возвращала, но им наверху все равно жизни не было — как вспомнят ее пещеры, так и дом не мил, и семья постыла, и все что-то не то из-под собственных рук выходит.
  — То есть, они сравнивали реальную жизнь с этакой вот... показухой.
  — Именно! К тому же, щедро сдобренной силой стихий, что делает камень пластичным и подобным живому. И начинали презирать живое, которое не столь прекрасно и совершенно, и собственное мастерство уже ни в грош ставили.
  — Ну и при чем...
  — При том, что вы только что испортили что-то рабочее, пытаясь повторить работу артефакторов.
  — Не испортили, попытались кое-что прикрутить.
  — И оно перестало работать.
  — В общем, механика паршиво реагирует на магию.
  — Что это было?
  — Таракан.
  — Опять... — Гоша простонал из угла и снова выпал в осадок.
  — Мне кажется, не стоит переделывать то, что было задумано без нее. На новых принципах — другие устройства.
  — А я тебе что говорю? — Вожгарь захлопнул книгу и встал, потягиваясь во все стороны. — Магия — это магия, а механика без нее работает лучше.
  — Ну, не надо так категорично... просто это разные уровни знания и управления материей. На чем, кстати, у тебя токарный станок? Не на водяном колесе, небось? Я подошла и потыкала пальцем в коробочку под энергокристалл.
  — Так! Хватит! Ничего не включай! А то знаю я вас, любопытных.
  — И не собиралась, — я демонстративно подняла ладони. — Так на чем?
  — На земле.
  — А точнее?
  — На стихийке земли.
  — Вот видишь... А что в таракана внедряли?
  — Нашу, из источника.
  — В чем разница?
  — М... в стихии?
  — Не-а, в том, что тот, кто сопрягал энергокристалл и двигатель, знал, куда какие эфиропотоки идут и что они там делают. А вы — не знаете, вы этому не учились.
  — И что, теперь еще десять лет доучиваться? — скривился Гордей.
  — Думаю, сами принципы вы освоите гораздо быстрее. Я знаю мир, который минимальными усилиями добился колоссальных успехов в сопряжении магии и механики.
  — И ты нас туда хочешь отправить?
  — А зачем? Нам нужен не сам этот мир, а его знания, причем, небольшая толика от всего многообразия. Предлагаю слазить туда, где они хранятся.
  — В библиотеку?
  — В ментал!
  
  Это хорошо, что они были усталыми и ошарашенными. Не сопротивлялись, когда я их вытащила в это без-образное пространство сутей и смыслов. И здорово, что у меня в ментале неограниченное число «рук», пришлось удерживать всех троих от разбегания. Пока они не разорвали меня на части, вызвала в памяти определения из того самого спертого учебника (что-то вроде «Основы эфиродинамики» двух дядек с дурацкими фамилиями), вчувствовалась в суть определяемого и потянулась туда.
  Йесть! Вот он, этот блок информации. Тяготение, электричество и магнетизм, сильные и слабые взаимодействия — все интерпретируется через свойства эфира, правда, он не делится по стихиям, но, судя по смыслу, они работают с силой «земли» и — совсем редко — «огня». Собственно, источник, которым ребята инициировались, ближе всего к «земляной» силе, но немного легче и имеет ярко выраженный оттенок. Так что, если поймут, как это работает — адаптировать смогут. Вон, припали... Вытаскивать пришлось чуть ли не силой.
  
  — Ох, да что ж за... это у вас такая библиотека? — спросил Вожгарь, поднимаясь с пола — грохнулся прямо со стулом, хорошо, если голову не ушиб, а то лечить его тут некому. — Ну, вы и тупы-ы-е... Столько знать и не хрена не уметь.
  — Это не «у нас библиотека», повторяю, это ментал, причем — межмировой. Ни с Академией, ни с Конторой не связанный. Залезли в него недавно, и проект пока частный, под мою ответственность. А информации там — завались! Ни одной жизни все просмотреть не хватит.
  — И альвийской?
  — Подозреваю, что и божественной. Тут такая проблема... Законы природы в разных мирах отличаются друг от друга. В близких — совсем немного, но есть и такие миры, где все иначе. Близость тут определяется не физически, и даже не принадлежностью к одному и тому же конгломерату, вееру, кусту или потоку... а по сути, наверное. То, что я нашла информацию мира столь схожего с нашим — это счастливая случайность, а то, что его жители уже давно сопрягают технику с магией — повезло вам. Узнавайте, понимайте, проверяйте на практике — только, пожалуйста, не убейтесь. Тамошние эфиропотоки слабее и у них нет ярко выраженных источников.
  — Это значит — дели на десять.
  — Если не на сто. Начинайте с минимальной мощности, по результатам подсчитаете коэффициент.
  — За кого ты нас принимаешь, теть Хю? Сообразим, не маленькие, — это Гродей прочухался. — А как туда еще раз залезть? Я столько всего отложил, а не прочел и половины.
  
  Пришлось несколько раз потренироваться со входом-выходом, решили, что пока не обвыкнут, один обязательно будет контролировать двух других, а если что-то пойдет не так — силком в реальность затаскивать. Потом показала, как в ментале искать существ по их сути. Пока они видели только мою — вот со мной и будут связываться, если потребуюсь. И — никаких «в библиотеку на сутки»! Полчаса — максимум! Потом караульщику всех звать назад.
  Спать легли хорошо заполночь, я уже не то, что ног — головы не чуяла, отрубилась раньше, чем улеглась, не помню даже, как на чердак лезла. Вполне может быть, что меня спящую донесли. Проснулась поздним утром, под боком у Топы, заботливо положившим мне шапку под голову и тулуп поверх одеяла. Если бы не «живой доспех», точно бы спарилась.
  
  — Теть Хю, пойдем сегодня в лес, а? В левитации и с твоими «приманками» надо потренироваться, а то вдруг в лесу с тварями встретимся? Они же оттуда шли, помнишь, ты рассказывала?
  — Сейчас думаю, что не из леса, а через лес. Мне тут кое-кто сообщил, что они выходят из моря. Вполне возможно, проход в Кугро был не единственным, просто самым большим. Расширенным массовыми жертвоприношениями. И теперь он-то закрыт, но другие как были, так и остались. Твари вышли из моря, а деревья — первое живое, что встретилось у них на пути. Подозреваю, что летом придется чистить лес возле сектантской деревни — обнаружится много сухостоя.
  — А вокруг Мшаны везде леса, даже там, где болото. Все равно же там охотники следить будут... пошли, полетаем и покидаемся заклами, а? Ну, хотя бы пустышками.
  — Позавтракаем — может, и пойдем. Осталось там что-нибудь с вечера, или снова кашицу сварганим?
  — Да там опять Милка пришла, Гордея обхаживает! Тьфу на них, не буду спускаться.
  — Тогда и в лес не пойдем — окошко тут узкое, не протиснуться.
  — Ну, теть Хю, что она как дурочка! Мы серьезным делом занимаемся, а она ему — «не пущу, сожрут тебя твари!» и в рев.
  — Ее можно понять. «Не пустить» Гордея она, конечно, не может, а этими словами показывает ему, что он ей дорог.
  — А прямо сказать — никак?
  — Знаешь, я однажды прямо сказала одному... орку... что люблю его, и что не претендую на его свободу, а только на одну его ночь... так он бурел, бледнел и мялся, словно ему предложили что-то до крайности непристойное.
  — Свальщину с ллири!
  — Ну, примерно так. Мужчины впадают в ступор, если инициативу проявляет женщина, вот бедняжкам и приходится искать обходные пути.
  — Мужчины, женщины... смешные вы, взрослые! Если бы мне хоть одна девчонка сказала — «пошли, перепихнемся!» — я бы пошел, не посмотрел бы на эту... инициативу.
  — И что, не предлагают?
  — Не-а...
  — Знаешь, почему?
  — Нет. Может, не умеют предохраняться?
  — Не поэтому. Во-первых, «перепихнуться» для женщины — второстепенное. Главное — доверительные отношения, и не на один день, а надолго. Во-вторых, женщина подсознательно ищет того, кто будет ей помогать в жизни, а не «сунул-вынул и бежать». И чем серьезнее, надежнее выглядит этот человек, тем больше он ей нравится. А ты — что? Молодой огурец...
  — Я не прыщавый!
  — Не имеет значения. Просто молодой — уже повод для некоторого недоверия.
  — Ты — не такая! Ты доверяешь мне. Ну, не в этом смысле, но...
  — Да я вообще не человек...
  — А орки все такие?
  — Навряд ли, насколько я помню маминых сородичей.
  — А почему ты — не такая как все? Это что, опять «особенности эфирного тела», да?
  — Не поэтому. Просто запомни, что по мне нельзя судить ни о людях, ни об орках и ни о ком другом. Так вот получилось.
  — Эх, и кто же ты тогда, тетя Хю...
  — Ладно, закругляемся с разговорами, идем завтракать. А то у меня желудок прилип к позвоночнику и ноет от голода.
  — Пошли! А потом — в лес, ты обещала!
  — Не обещала, но пойдем. Самой кое-что посмотреть надо.
  
  Внизу опять стоял дым коромыслом и раскрасневшаяся Мила гремела мисками.
  — Ой, вы как раз вовремя! Обед готов, давайте за стол садиться.
  Мы с Топой переглянулись. Поспали, однако!
  — О-о-о, тетя Хюльда! — Гордей явно обрадовался нашему приходу. — А ты вовремя мне про Хозяйку сказала.
  — Какую хозяйку?
  — Да которая Медной горы. Пришла она ко мне в сон, показывала всякие интересные штуки. Звала туда, где все всегда получается.
  Меня как током ударило.
  — А на шее у нее камушка такого интересного не висело?
  — Не просто камушек, а целое ожерелье из белого металла и черного жемчуга. Непростая такая штука, серьезная. Только в середине там дешевка — морион.
  — Ну, — говорю. — Поздравляю. Ты встретился с Фалль.
  — С кем?
  — С божеством иллюзий и обмана.
  — О как! — Гордей почесал затылок. — Правильно я ей не поверил. Говорю, что все всегда получается только в мечтах, а реальность — она сама по себе и ей наплевать на наши хотелки.
  — А она?
  — А она скривилась и отвечает: «И зачем вам всем такая реальность?»
  Я рассмеялась. Это в ее стиле, подменять понятия.
  — Ну, и зачем она тебе?
  — Ты что, теть Хю, смеешься или издеваешься? Реальность либо есть, либо ты помер. Или в коме, как те, которых в Керемнице накрыли, помнишь, во всех газетах печатали?
  — А ты еще вспомни приметы тех, кого по этому делу объявили в розыск.
  Задумался.
  — Хм. Неужели — она?
  — Скорее всего. Ты не думай, мориончик у ней непростой. Артефакт нулевого класса, то есть, божественный атрибут. Нам всем сильно повезло, что она тут не имеет серьезной опоры — ни религиозных организаций, ни иллюзиона или особенных игр на его основе. Иначе ты бы просто не понял, где заканчивается реальность и начинается царство Фалль.
  — А что это за иллюзион и игры?
  — Поверь, ничего хорошего. В некоторых мирах реальность стала серой и скучной, и люди начали разнообразить ее иллюзиями. Но, поскольку они ничего не знали, кроме своего однообразия, даже их иллюзии, пусть яркие и динамичные, были столь же однообразны.
  — Ну, и не нужны они нам. Мил, а ведь на зимнюю ярмарку гимнасты приедут, слышала? Какие места заказать — наверху или к сцене поближе?
  — Какие хочешь, — она засмущалась и опустила глаза. — Я бы вообще лучше на санях покаталась.
  — На санях... Если только получится, что задумал — я тебе самокатные сделаю, будешь на них в Трясинки за мукой ездить.
  — Да ну тебя, — отмахнулась Мила. — Ты мне пообещай, что с охотниками в лес не пойдешь.
  — Не... этого — не могу. Мало ли как жизнь повернется?
  
  Потом с улицы пришли Вожгарь и Гоша, и разговор свернул на мшанские сплетни и слухи с побережья — люди, приходящие за подмогой, говорили о нападениях тварей, хорошо, что пока одиночных, и о странном поведении морских обитателей — рыбы и какие-то «морские свиньи» (дельфинов тут называют иначе и они — домашние животные ллири) выбрасываются на берег. Вожгарь разослал родным — всем, с кем поддерживал общение — весточки, чтобы поскорей собрались у него: хочет их инициировать и обучить. Вряд ли потащит в ментал, скорее, научит делать тваребойные стрелы и покажет, как оборудовать убежище. Да и потом информацию станет строго дозировать, чтобы всегда быть незаменимым и, возможно, встать во главе клана... магов-артефакторов, не иначе. Если не погибнут при новом нашествии, дварфийской монополии на транспортных големов придет свартчокан. Вожгарь, может, и попробовал бы с ними договориться, но Гордей не даст, у него руки чешутся применить все, что знает, на практике.
  После завтрака-обеда я заставила Топу потеплее одеться и мы пошли в лес.
  
  Ну, как пошли, снегу намело столько, что нам с ним по пояс, и до леса мы тоже левитировали, только низенько и осторожненько, чтоб не привлекать лишнего внимания. Сразу же за опушкой поднялись чуть выше и решили поиграть в салочки. Самая лучшая практика для обучения левитации — носиться друг за другом между деревьев. Ветки в лесу — не то же самое, что у одиноко стоящего дерева, это такая штука, что иной раз замечаешь ее, только врезавшись лбом. Пестрота леса при движении смазывается, стволы мелькают, снег сыплется и завихряется, сверкая на солнце — все отвлекает и маскирует реальные преграды на твоем пути. Спустя полчаса мы уже вывалялись, как поросята, набили не по одной шишке, накормили друг друга снегом, а также налетались, навизжались и обляпали все деревья сигнальными метками глифов-пустышек. Орали и хохотали не просто так, специально — если тихое и притаившееся существо еще можно издалека спутать с тварью, то смеющееся — никогда, а получить от охотничка стрелу с разрывным глифом как-то не хочется.
  
  И вдруг Топа замолк. У меня сердце тоскливо так сжалось... Свартч! «Альфлед, слышишь, сделай так, чтобы он не погиб!» — вряд ли она уловила мой мысленный вопль, и уж совсем ничего задним числом сделать не может, но это хоть что-то, что не дает мне удариться в панику. Потому что, пока мы носились по лесу, состояние окружающего пространства незаметно переменилось — нет, ни солнце не ушло за тучку, ни потемнело, ни похолодало, но словно тень чего-то чуждого упала на лес. И в тот же момент я перестала чувствовать Топу. Будто его вовсе нет и никогда не было. Но это ничего не значит, верно? Собрав нервишки в кулак, я обвела взглядом притихший лес и ощутила в одном месте аномальное напряжение. Вошла в состояние небытийного зеркала и двинулась туда. Смотрю — вот он, мой Топа, застыл в воздухе, как нарисованный, и даже будто не дышит — только то, что он поддерживает эфирный вихрь, выдает его с потрохами, а две бесформенные тени, заметные разве что по градиенту состояния, подползают к нему. И что делать?
  
  Взмываю чуть выше деревьев, сбрасываю маскировку, выпускаю несколько беспорядочно шарящих струй и громко! громко боюсь!
  Чпок.
  Заметили.
  Устремились за мной, проломившись сквозь кроны. Ветки на их пути осыпались прахом — не только снежным, а полностью, серой трухой.
  Слишком быстрые — ухожу в сторону.
  Слишком близко — малая телепортация вертикально вверх. Еще выше.
  Они подо мной.
  Кидаю не до конца сформированную «приманку», вижу, как она поглощается ими.
  И ничего.
  Снова рывок в сторону, телепортация вверх и очередная порция «разрывного гороха».
  Шкворчащий звук, словно масло на сковороде... Тени оседают на верхушки деревьев.
  Телепортируюсь метров на десять вверх, рот открыт, слюни, сопли, слезы от жгучего ветра.
  Дуудух! Бууууу... бух.
  Ударило по щиту и отбросило еще вверх и в сторону. Сглатываю, чтоб разложило уши. Оглядываюсь. Ловлю состояние окружающего. Напряжение спадает, а тень иномирности вовсе рассеялась. Смотрю вниз — оййй... Тунгусский метеорит заказывали? Нет? А он таки прилетел. Разрушения на порядок меньше, но картина — точь-в-точь. Елки-палки без веток там, где рвануло, вокруг положило лес вершинами внутрь, дальше — так, легкий буреломчик.
  
  Зеленый свисток вверх — сигнальный светляк «гражданского» зеленого цвета с мерзким, далеко разносящимся воем, сама телепортируюсь вниз, зависнув чуть выше облезлых верхушек, разворачиваюсь по кругу, мысленно взывая к ученику. Ага, отклик. Ноющая боль во всем теле, но так, не критично. «Двигаться можешь?» В ответ — удивление, узнавание, радость. «Теть Хю, меня приложило... в глазах все плывет» — «Тогда жди, сейчас я к тебе буду».
  Ну, что — повезло Топе. Помогло умение замирать — он так с детства от папаши спасался, а твари, хоть и чувствовали что-то живое рядом, точную локализацию определить не могли, на ощупь шарили, но, если бы я чухнулась парой минут позже — все было бы кончено. Опять же, не уведи я их так далеко — его бы размазало в лепешку, а так только контузило. И эти твари какие-то новые, сильнее прежних. Паршивая тенденция... ладно, в деревне додумаю, надо Топу домой тащить. Подхватила «струями» силы, так и понесла. Вялый, окосевший, но сознание не теряет, держится. Ага, все-таки желудок скрутило — отвернулся от меня, прощается с завтраком. Уже перед самой деревней, снизившись, вижу, как тетки с детьми и просто тетки, и еще совсем молодые девчонки — выстроились в очередь и организованно забираются в убежище. Тут что, половина Мшаны вдобавок собралась? Я ж не рассчитывала на такую толпу, максимум — человек на двести, а тут раза в четыре, а то и пять больше. Они ж там как сельди будут. Плетений для воздуха, конечно, добавлю, но все остальное под большим вопросом.
  
  Ну, что можно сказать — спасибо Конторе. Как всегда, «мы не пашем — мы стрижем». Чухнулись бы дней на пять раньше — я бы им все объяснила, показала, разжевала и в рот положила, только действуйте. Нет, дотянули до последнего и воспользовались чужими трудами. Ладно уж, я не в обиде — протолкнулась к злому, как хвар, Вожгарю и спросила, где найти лекаря.
  — У меня в мастерской.
  Молодцы какие, все предусмотрели. Понесла Топу туда — он, как дохлый птенчик, глаза закатил и то отрубается, то приходит в себя и корчится от тошноты.
  — Ну-ка, освободили проход! От леса идем, с тварями дрались, — они что, не верят? Не принимают всерьез такую мелочь, как я? Ну, так раздвину энергетическими отростками. — Что ж вы падаете-то? Посторонились бы — остались бы на ногах, — и сгружаю бесчувственное тело перед щуплым дядечкой на матрас.
  — Что с ним?
  — Контузия. Возможны энергетические пробои. Ран и переломов, как видите, нет. Сила нужна? Зарядить что-нибудь надо?
  
  Быстрый взгляд, острый интерес в глазах. Но не торопится с расспросами, осматривает Топу. Трет характерным жестом ладони, прислоняет к его вискам. Через пару мгновений отпускает голову, проводит руками вдоль груди, живота: диагностирует состояние внутренних органов, что-то разглаживает, потом, вроде, останавливает небольшое кровотечение...
  — Если вас не затруднит, переверните на живот.
  Переворачиваю.
  Схожие манипуляции над позвоночником и конечностями.
  — Что ж вы так запустили суставы? Еще пара лет, и придется долго и дорого, заметьте, очень дорого — лечить! Или вы считаете, что ученик — материал одноразовый? Стыдно, вэль... как вас там, стыдно!
  — Хюльда Приграничная.
  — Римин. Римин Мшанский, — легкий кивок, на который я тут же отвечаю. — В его возрасте нельзя носить такие тяжести, это деформирует суставы и позвоночник.
  — Но он же маг, стихия — земля, специализация — строительство. Будущий мастер, сейчас на преддипломной практике. Не должен был ничего на горбу таскать, только телекинезом.
  — А он таскал, и не один год, вэль Хюльда...
  — Может быть, в детстве... Понимаете, я его в ученики всего несколько дней как взяла, а тут такая каша...
  — Ну да, ну да... Приграничная... Вы — боевик? — а в глазах недоверие.
  Еще бы — молодая девчонка, мелкая, как подросток, беременная — и в плотном коконе силы.
  — Нет. Рунный мастер лаборатории магоемких металлов профессора Лангскега.
  — Артефактор, значит...
  — Не только. Хроматическая звезда, Тьма, дополнительно — боевая магия, самоучкой — магия состояний. Вы же понимаете, что сейчас открытия рождаются на стыке дисциплин.
  — Открытия рождаются... — протянул Римин, подтыкая одеяло под топин матрас. — А маги погибают. Это вы устроили взрыв? У околицы два дома без окон остались.
  — Я. Только иначе тварей не уничтожить. Так что спускайтесь-ка вы в убежище, безоружные мужчины — по возможности поближе к нему, если совсем кисло будет — пусть хоть на головы своим бабам садятся, лишь бы тварей собой не кормить. И дайте мне пару железных ведер.
  — Зачем?
  — Регенераторы воздуха!
  — А, хорошо, сейчас будет. Татин, Илга! Принесите два железных ведра. Откуда? Где найдете, и побыстрей, — целитель повернулся ко мне. — Мои ученицы.
  С такой гордостью это сказал.
  — И как вы с двумя справляетесь?
  — Да вот так как-то. Рад, что вы это понимаете. Талантливые девушки, каждая в своем роде, никак не мог выбрать одну.
  — Топа тоже талантливый.
  — Топа?
  — Топор.
  — А, он местный... У них странные имена.
  — Ничего удивительного. Все имена когда-то были прозвищами.
  — Не все, вэль Хюльда. Когда-то был первоязык, и в нем были изначальные, истинные имена. Каждому существу и вещи было сопоставлено единственное в своем роде, неповторимое сочетание звуков, отражающее его суть.
  — Слышала эту гипотезу. Возможно, оно так, а может — и нет. Есть другая гипотеза, что язык появился из воплей и звукоподражания диких ящеров и полуобезьян — будущих нагхов, альвов, дварфов, людей...
  — Вы считаете, что...
  — Да, я слышала от достаточно сведущего существа, что все разумные расы сделаны из животных, причем, наша матрица вообще разработана для дендроидов и только потом слегка адаптирована под рептилий и теплокровных.
  — Что ж, логично... Временами даже я ощущаю себя... немножко деревом.
  Принесли ведра, и я встроила в них по плетению. Можно было бы прицепить регенерацию воздуха к любой железяке, только железяку могут куда-нибудь не туда положить, а ведро обязательно на пол поставят, пол земляной, есть откуда силой подпитываться.
  
  Зашел Вожгарь.
  — Ну, как там наш каменюжник?
  — Жить будет, — я подмигнула ему. — Если мы справимся.
  — Там охотники пришли, спрашивают, что делать, если тварей не одна, а много.
  — А сколько их?
  — Видели трех.
  — Точно?
  — Ну, может, и больше — они сразу сюда побежали.
  — Ладно, иду.
  Вышла. Смотрю — Гордей и Гоша отпихивают от мастерской компанию сердитых дядек с совсем не охотничьими луками, такими не то, что савгу — дикого ктахи подстрелить можно. Крики, матерщина, слюной брызжут.
  — Ну, что, — спрашиваю. — Не нанимались вы себя защищать, да? Жен, детей отдадите потусторонним тварям и побежите. А они их быстро догрызут — и за вами отправятся. Догонят всех, и костей не оставят. Знаете, сколько раз я такое видала? — а ведь и правда, не единожды, учитывая штатовские ужастики. Этакие сборники типичных ошибок, руководства «как нельзя поступать». — Так что ротики захлопнули, глазки и ушки пошире открыли и слушаете, что я скажу.
  — Это что за сопля зеленая? — вылез один: на щеке старые шрамы от когтей, левый глаз бельмом затянут. — Она тут вообще зачем?
  — Эта сопля, — я выпустила пару невидимых струй и обвернула вокруг него, чтоб руками зря не размахивал. — Больше десятка тварей только в эту декаду здесь уничтожила. А сколько в Черном буфере — не считала. Там не такие опасные, как эти, но их больше. В сотни раз, во время серьезных прорывов - в тысячи. Так вот, на Восточной границе до сих пор люди и другие разумные живы по одной простой причине — они знают, как себя защитить и защищаются.
  — И как же? — покарябанный перестал дергаться и сбавил гонор.
  — Не бегут в панике очертя голову незнамо куда. Маленькое простое правило. Второе правило — организуют убежища и их обороняют, если это необходимо. Третье — любого мало-мальского мага припрягают к обороне и относятся к нему уважительно. А бежать магу во время прорыва некуда, так что приходится ему воевать в полную силу. И четвертое — оборону, а потом и изгнание тварей организуют сведущие в этом люди. В буфере это — коменданты крепостей, в их отсутствие — заместители. А тут — я.
  
  Отпустила дядьку, он тут же брезгливо отряхнулся. Вообще, нельзя брать их с собой — в спину выстрелят. Опасные трусы, при том закоренелые индивидуалисты. А чего я хотела от местных охотников? Тут охотится тот, кто работать не любит.
  — Гордей, — говорю. — Расставь лучников так, чтобы их секторы немного, где-то на одну тридцатую круга, пересекались. За стены прятаться бесполезно, от этих тварей они не защитят, а снаружи вы их скорее увидите. Вы двое — на крышу, спиной к спине и поставьте сдвоенный щит. Ты контролируешь стрелков с одной стороны, Гоша — с другой. Кто из них побежит — кидай «приманкой» в спину. Штука разрывная, летит туда, куда ее посылаешь, так что не надейтесь, ребята, — кивнула охотничкам. — Сбежать не удастся. Или отобьетесь, или сдохнете — третьего не дано. Да, сперва всех безоружных загоните в дом, чтоб не мешались. Пусть сидят тише мышек и радуются, что их детям хватило места в убежище.
  Вздохнула. Смотрю — посерьезнели мужики, больше не дергаются, понимают, что шутки кончились и отвертеться не выйдет.
  — Приманка летит метче и дальше стрелы, так что первыми начинают Гордей с Гошей, если твари подойдут на выстрел — бьете каждый в своем секторе, кто побежит... сами знаете.
  — Да, — кивнул дородный дядька с окладистой бородой. — Не бойся, мы не сбежим. А этого зайца, ежели что, — кивок в сторону покарябанного. — Я сам пристрелю.
  — Хорошо. Ну, а я в лесу поохочусь.
  
  

Глава IV.
Славная охота.

   Взлетела, потом пару раз телепортировалась повыше – ох, и морозяка же наверху, Увах, защити мне лицо, только чтоб дышать и видеть не мешало – и двинулась по расширяющейся спирали, причувствуясь к окружающему пространству. Способность наблюдать внешние состояния прогрессирует – вон, километров на двадцать вокруг чувствую места напряженности, словно нечто прогибает ткань нашего мира. Но как же их много! Явно больше замеченных охотниками троих тварей. И что с этим делать? Заманить подальше от жилья и там уже уничтожить. Только поменьше левитировать и почаще телепортироваться, чтоб перегрузок не было. Хорошо иметь свой источник и не задумываться о том, сколько силы в запасе, малая телепортация жрет на порядок больше полета, а качественная горсть «взрывной приманки» – больше, чем телепортация.
  
   Спускаюсь ниже и впадаю в состояние панического страха – боюсь ярко и сочно, переходя от ужаса к панике. Ощущаю, как напряженности устремляются ко мне, сливаясь по пути, словно жировые линзы на поверхности супа. Вот те, что ближе, почти окружили меня. Телепортируюсь из их круга, мчусь вглубь незаселенной территории, в сторону выморочной Ламейны. Лес уже затянул все некогда отвоеванные у него территории, там, где раньше были поля, теперь подрастает березняк или ельник. Лишь редкие проплешины свидетельствуют о местах магической стерилизации – в селениях не только ликвидировали все живое, но и создали условия, в которых не способны существовать даже бактерии, да что – бактерии, даже элементарная полевая жизнь подавляется полностью. Так, отставить размышления... где там твари? Уже близко, разогнались, сразу не остановятся.
  
   Телепортируюсь к другой группе напряженностей. Чуть не влетаю в самую гущу. «Подскакиваю» телепортом метров на десять вверх и опять левитирую в сторону Ламейны. Ага, догоняют. Телепорт метров на сто вперед. Поддали ходу. Ух, ты, какие быстрые! Пора загонять следующих.
  
   Телепорт к третьему скоплению тварей. Опять боюсь, ужасаюсь и паникую. Опять позорно драпаю вглубь безлюдных территорий. Ну, теперь основная масса тварей со мной, точнее, подо мной – телепорт вверх метров на двадцать. «Увах, защищай от ударной волны! Что щазз бу-у-удет...»
   Почти невидимые, разлетаются от меня шарики глифов, скрывающие в себе Хагалаз и «оператор смеха», веером, словно капли из поливальной установки, несутся навстречу рванувшим ко мне со всех сторон без-образным тварям. Видимо, только наша фантазия придает им облик. Медленно – время стало как мед, воздух превратился в желе – приманка долетает и беспрепятственно поглощается чужеродными областями пространства. Я вижу, как ужасающе долго вспухают и рвутся циклопические поверхности, как рушится сложная и текучая топология их внутренних полостей, как, упрощаясь, они выбрасывают протуберанцы сил, и как сминается под ними метрика нашего мира. Свартч... Тут Увах не поможет.
  
   Выпускаю из доспеха стебли силы, скручиваю простейший, но чрезвычайно плотный и связанный кокон (в принципе, так строится щит камня, я добавила лишь обтекание эфиром по внешней стороне), раздвигаю его в шар и повисаю в центре: в темноте, тишине и невесомости, лишь эфирные тяжи удерживают меня от медленного вращения. Как его бросает, куда его несет, я не знаю, ощущаю лишь то, что внутри. Окажись я сейчас в космическом пространстве или в глубине океана – ничего нового не почувствую. И только тогда время разжижается и воздух позволяет вдохнуть себя. Успела. Во всем теле жар, легкие саднит, как после долгого бега, Увах ругается и настраивает у доспеха охлаждение и вентиляцию. Чего еще надо? А, хорошо, сейчас... Повесила рядом с собой глиф регенерации воздуха.
   Вот, вроде, и все. Что будет – то будет, куда унесет – туда унесет, возвращаться в знакомое место мне, в отличие от остальных, очень просто. Даже задремала ненадолго. Очнулась, услышав спор.
   «За подобное Омелу казнили! Глупая женщина страшнее метеорита», – это Увах разоряется.
   «Да ладно тебе, – увещевает его мой сын. – Что я, катастроф не видел? На моих глазах однажды рушилась метагалактика... и никого за это не наказали. Ну, разве что посадили под домашний арест. Для божеств и миры, и их население – имущество. Мама не посягала на чужое, мало того – она его защищала от вторжения. Так что ее либо вознаградят, либо забудут, как тут у вас принято».
   «Ей повезет, если ее самоуправство не заметят, – отозвался Увах. – Ибо правители скупы на награду впавшим в немилость, но щедры на их наказания»
   – Поживем, – говорю. – Увидим. Не так-то просто местным меня наказать. Важнее другое – куда меня занесло и остались ли твари в округе. Боюсь, от таких сратостатов мои ученики да охотнички не отмахаются.
   «Сра...? чего?»
   – Дерижоплей, – говорю. – Этих потусторонних. Единственное, на что твари хоть как-то похожи.
  
   И пропустила свет вовнутрь шара. Вообще-то, я ожидала, что опять меня, как в прошлый раз, закинет чуть ли не в стратосферу, а оказалась по шею в снегу. Вокруг валялись ветки, куски коры и щепастые обломки деревьев, а в небе раскинулась – везде, куда хватал глаз – странная конструкция: огромная, обнаруживаемая лишь в астральном диапазоне, сеть. Неужто на меня? Попался, который кусался.
   Убрала сферу совсем, выкарабкалась из сугроба. И почему мне так хреново-то? Все тело болит, а ноги – в особенности. Интересно, что минуту назад такого не было, что же произошло? Контузия? Помню, что я в кои-то веке успела раньше выставить сферу, не могло меня ударной волной зацепить. Воздействует кто? Тот, что сеть над лесом установил. Но зачем болью-то? Не проще ли было бы парализовать? Если только не...
   Топа!!!
   Это его боль, и я ее чувствую. Закрываю глаза, ярко представляю его рядом: не внешность, а суть – и одним длинным-тягучим движением перекидываю себя к нему.
  
   Вокруг раздрай. Люди шумят и бегают, остро пахнет дрисней и кровью, в выбитые окна садит ледяным ветром. Передо мной – согнутая спина целителя. На корточках его ученицы, вытянули руки к кому-то, кого я не вижу, и активно вливают в него жизненную энергию. Встаю на четвереньки и заглядываю вниз, между ними. Ну, кто б сомневался – Топа. Физтело пострадало... не смертельно, хотя ноги... обрубки по колено, замотанные бинтами, и крови потерял, судя по всему, порядочно, но кровотечение остановлено, первичные обезболивающие и заживляющие заклятья стоят, а вот аура – в клочья, и продолжает расползаться. Пока целитель заплетает одну дыру, рядом появляются две. И, самое страшное, Топа-то в сознании! Он все это чувствует, а от повреждений ауры боль, как ножом по голым нервам. Скрипит зубами, голову закинул, а не отрубается. Впрочем, и целителя можно понять – в сознании человек за жизнь держится крепче, а шоковые повреждения ауры – гораздо слабее, чем то, что сейчас происходит.
  
   «Орм!»
   «Что?»
   «Помнишь, как меня переплетал? Ну, перед тем, как растили Древо».
   «Мммм... Предлагаешь? Но сейчас образец, по большей части, истлел».
   «А стандартные ауры помнишь?».
   «Рептоидный ему не пойдет, конфликт энергий».
   «А мой?»
   «Можно попробовать, тем более – ученическая клятва... бери на руки».
  
   Я дотронулась до плеча целителя.
   – Вэль Римин, позвольте...
   – А? Да, он – ваш ученик, но не советую...
   – Вам его не спасти. А у меня может получиться.
   Разогнулся и встал, незаметным движением растирая поясницу. Я тут же подхватила Топу и прижала к себе, стебли силы оплели его, затягивая прорехи эфирного тела, а Орм начал копировать мою структуру, подгоняя к его параметрам. Топа вздохнул – боль отступила, это я почувствовала одновременно с ним, и вырубился.
   И вот сижу я, прислонившись к стене, в разгромленной мастерской и оглядываюсь. На коленях – покалеченный ученик, неизвестно, выживет или нет, на полу – два больших пятна крови: одно у двери, другое у окна, но тела (или самые крупные ошметки от них) убраны. Народ уже не носится, как угорелый, да и настроение у большинства – «отлегнуло!», можно беспокоиться по мелочам. Вон, слышно, как тетка голосит: «Козы где? Где козы?! Мучка, Лучка! Куды запропастились, гадюки?.. А-ааа! Кто ж вас так?! Да за что ж вас так?!» И глухая бубнежка мужским голосом – увещевает бабу, успокаивает. Коз твари пожрали, как я понимаю. Значит, близко их подпустили, вон, и окна вышибло – это их рядом разорвало. Как там мои?
  
   Подошел Гордей: рука в лубке, волосы дыбом, на лбу шишка, в бороде сор – опилки какие-то, солома.
   – Ну, ты, мать, придумала – нас наверх сажать! Летели, как птички, прям сквозь крышу и на пол, хорошо – щиты на нас были, не разбились – а так...
   – А зачем вы тварей так близко подпустили? Знали же, что «приманка» летит далеко и точно, что ж вы их издалека не выбили?
   – Да Курпач Дикой нам всем подгадил. Совсем со страху рехнулся, а мы и не заметили. Маленю позвал – вроде как, воды принести, а сам ее за горло и стрелу к животу приставил. «Пропускайте, – орет. – Меня в убежище, а то будут маленкины кишки на притолоке».
   – Пропустили?
   – А то! Аккурат до окна. Там его Ёж Пузатый снял. Он иголками плюется. Махонькая такая трубочка, в рукаве прячет, птицу мелкую добывать, а ему аккурат в шею попал. Но яда в иголке мало, птичке хватит – а Курпачу не хватило, он Малене в живот стрелу загнал – наконечник твой, рвануло так, что от девки только каблучки да косыночка... жалко, конечно, да что ж тут поделаешь... а сам к двери, на полусогнутых – скручивать его стало. Там и добили. Пока возились с ним – твари подошли близко.
   – Сколько?
   – Да сперва пять, а потом еще семеро. Охотники по разу выстрелили, мы шарики кинули – и рвануло, нас сквозь крышу, а стрелков по снегу поваляло, но ничего, никого не убило, только, пока они поднимались, налетели новые твари. Ну, Гоша с Вожгарем выскочили, да опять в них стали «приманкой» кидаться, а эти хитрее – уворачиваются. Тут охотники прочухались, добавили им стрелами – одну гадину все-таки сбили, ага, все вместе – одну. А потом твари начали нас дразнить, ну, как вороны волчарку. Одна спереди налетает, а другие сзади к дому подбираются. Я тоже вышел – а что ж, лапки кверху и себя им на тарелочке подать, что ли? У меня и левой не хуже кидать получается, да и вообще, направляешь-то взглядом. Еще одну тварюшку хлопнули, которая дразнила. Мы приспособились – как только видим, что получилось, так сразу наземь и рот пошире, чтоб по ушам меньше било. Пять осталось. Но эти пятеро нас со всех сторон зажали, и крутятся, как угри, и все ниже и ниже. Тут Топа откуда-то – в одних подштанниках, а туда же! И между ними вверх свечкой! Че-то сделал, не знаю – они все к нему кинулись. И к лесу полетел, а они – за ним. Увел, значит. Потом – меньше четверти часа прошло – как оттуда грохнет! а потом еще раз. А потом он возвращается – да, по верху, только ни-и-зенько – и в снег на опушке – шмяк! Гоша с Ежом за ним бросились – а он вот такой уже там лежит, и кровавое пятно расплывается. Ну, думаю, что ж наша магичка – тут ее ученик помирает, и где она сама? И тут как земля вздрогнет! И какая-то хмарь вон там, где к Ламейне Запретный Лес примыкает, там еще Каменный Стол, скала такая стоит, видела? Ну, нет – и не надо, так вот, над Ламейной хмарь встает, и лес под ней кривится и сыплется, сыплется, словно его кто подминает. У нас всех глаза на лоб и не знаем, что делать – уж если вековые сосны не устояли, чего говорить про дома – сомнет. Но не дошло – постояло там и рассеялось. А потом искорки по небу полетели – одни видят, другие – нет, и ты появилась. Не видали, как шла, как летела – тоже...
   – Телепортировалась. Вот скажи, я в небе сетку вижу – не чудится мне?
   – Да есть что-то. Я тоже сперва думал, что мушки в глазах оттого, что башка болит. Но Гоша видит, и Вожгарь тоже. Что бы это могло такое быть, а, теть Хю?
   – Вот не знаю.
   – Н-да... Жаль. Хорошая ты тетка, и нам крепко помогла, кабы не ты и не Топа – нас бы тут всех и сожрали, но как магичка – не очень. Небось, плохо училась, по свиданкам бегала, да?
   – И не говори, – улыбаюсь.
   – Во-от... Нет, чтоб подумать, знала же: твари так лопаются, что всех вокруг сносит? А ты – «стены вас не защитят!», – Гордей пропищал скверным бабским голоском и подмигнул. – Вот скажи – ведь не задумалась даже!
   – А стены бы вас от них защитили? – спрашиваю. – Кабы вы были внутри и не видели, как они подлетают?
   – Ну, окна-то...
   – Два с одной стены, одно с торца под крышей. А сверху что?
   – А сверху, – Гордей запрокинул голову. – Дырка сверху – это мы упали. Вот зачем нас на крышу усадила?
   – Чтоб дальше видели. Издалека воздушный удар слабее, рассеивается пропорционально квадрату расстояния. У стационарных щитов неплохое сцепление с поверхностью, поэтому-то вас даже от близкого удара не сдуло, а вместе с досками перевернуло в дом. Если бы вдалеке тварей подбили, так бы, качнуло малек.
   – Ну-ну, вы все задним числом хороши, «нарисовано как надо, да ковал-то идиот».
   – Ладно, – вздыхаю. – Дело было не в бобине... Как бы ты сделал?
   – Ну, каждому охотнику – щит... как нам с Гошей.
   – Вы его ставить умеете, а они – нет.
   – А ты бы поставила.
   – И они торчали бы на одном месте, как грибы на полянке – иди и собирай. Да и неизвестно, как докрученная стрела с моей начинкой на него повлияет: в «приманке» хагалаз в глиф обернут, а на стреле-то – голяком. И простоял бы щит до первого выстрела.
   – М-да... Что ж нам делать?
   – По-хорошему, конечно, крепости ставить, как в Черном Буфере. Но неизвестно, кто, когда и как этим займется. Не вижу я что-то энтузиазма властей в этом вопросе. Если ошибаюсь – прекрасно, если же нет... продумайте сами. Я – глупая баба, я дала вам подходящие технологии, инициировала, научила кой-чему, а дальше, умненькие мои – сами, своими мозгами.
   – Теть Хюльда, ну, не обижайся! Я ж тебе правду сказал.
   – Да и я не соврала. Ты, хотя бы постфактум, обдумывай события с нескольких сторон, в нескольких вариантах. Если совсем запутался – вылезай в ментал, но не информацию ищи, а ситуацию анализируй, там оно легче и продуктивнее. Сейчас думаю, например, что Топе сегодня помог бы навык малой телепортации, умел бы он перемещаться «прыжком» – глядишь, и не покалечился бы. Но не успела его научить, увы, а теперь вообще неизвестно, как он дальше... Вашим охотничкам бы мобильные щиты, как у десятников на восточной границе – артефакт с заклинанием, обычно, кираса, но встраивать можно хоть в котелок. И амулеты малой левитации, чтоб осматривать окрестности. А еще есть такой навык – состояние пространства чувствовать, ему так сразу не научишься, и дается не всем. Кстати, большого дара для этого не нужно, только высокая чувствительность эфирного и астрального тела. Так вот, это самое лучшее для поиска. Твари, даже если их совсем не видно, «прогибают» пространство, меняют его состояние, и это чувствуется далеко. Кроме того, их собственное состояние ощущается как некий гнилостный запах. Не ошибешься – такого в природе нет, но то, что гниль – понимаешь четко. Только тут тоже не все его учуют издалека – он нематериальный. То есть, будь у нас побольше времени – подготовиться могли бы получше. Но и без того, какие у вас потери?
   – Ну, Топа... но он жив. А Маленя и Курпач... Маленьку-то жалко...
   – Их не твари убили. И все?
   – Все. Ну, скотину подчистую всю извели...
   – Потихоньку будете котелок с кашицей использовать – ты дядьке своему скажи, чтоб не зажиливал, оно общественное. Но не часто и пока заново скотину не разведете, а потом – убрать, на случай, если твари надолго в убежище загонят.
   – Так гленков настреляем.
   – Не факт, что хоть какая-то живность в здешнем лесу осталась.
   – Это да... пойду я – голова гудит, поспать надо.
   – К Римину сходи, он тебе боль снимет и на руку заживлялку прилепит – чтоб кость быстрее сраслась.
   – Ох, и не люблю я это заклинание... Зудит, и не почешешься.
   – А надо. Неизвестно, что дальше будет, ежели что – ты нам нужен здоровым.
  
   Не успела одного спровадить – новый собеседник нарисовался. Но такого я точно не ждала. Ант.
   Ант. Мертвый прогер. Не призраком, а в странном мерцающем (или мне так кажется?) теле. Присмотрелась – светится оно, очень слабо, потому что потерь энергии почти нет, но именно они создают этакое мерцание. Искусственное эфирное тело, по плотности сравнимое с физическим, очень сложный и многосвязанный глиф, моноэнергетическое наполнение. И такой родной и знакомый вкусозапах у этой силы... Ее настоящий цвет – бледно-зеленый с нюансами, но лицо и кисти рук Ант умудрился довести до светло-кремового. Неестественно выглядит, зато все в видимом диапазоне.
   – Привет подрывникам! – смеется, что ли?
   – Салют умникам, – отвечаю.
   – Да, салют был знатный – лес положило не на один километр.
   – Тунгусский метеорит вызывали?
   – Какой?
   – А, все забываю, что ты не с моей Земли.
   – Тссс! – приложил палец к губам. – Нечего корпоративные тайны разглашать.
   – Вот именно. В моей параллели сказали бы – «государственные».
   – Ты говорила о плотном теле? Мы это сделали! – он провел ладонями вдоль своего торса. – Сила – та же, что в источнике Эйде...
   – То есть, моя... А у меня комбез видишь? Из нее же, только белый и пушистый.
   – Ну, с фактурой и цветом сейчас работаем, а функционал развернули полностью. Даже кто магом не был – магичит, – и сформировал огненный шарик на кончике пальца. – В этом теле доступно. Хотя, учиться все равно надо... Но я не о бренных шмотках. Во-первых, сеть видишь?
   – А то. Я опасалась, что это «привет с той стороны».
   – Это и есть привет, только от нас. Понимаешь, Анвелад и Эрмино так ухватились за идею телесного присутствия не от нечего делать. В общем-то, в астрале жить гораздо удобней. Питание из твоего источника, ни о еде, ни о крыше над головой думать не надо, радости – какие хочешь себе изобрази, и живи долго и счастливо, все задаром, а уж общение по душам найти – не проблема. Но скучно – это раз. Настоящая материя сопротивляется. Настоящий мир окутывает тайна! И чем больше ты о нем знаешь, тем большего не знаешь. А тут что? Детский сад без воспитателя. Хотя, конечно, учиться, а потом возгонять знания – это кто-то придумал здорово. Кто-то, кто в играх качал атлетику, прыгая с крыши на сарай, а скрыт – подкрадываясь к мирным жителям. Только тут его придумка более эффективной вышла. Не знаешь, кто? – и выразительно на меня смотрит.
   – Ну, я, но сам принцип мне Яга подсказала.
   – То-то и оно... Так вот, факты надо добывать, а для этого следует выйти в реальность. Потом, конечно, осмысливать, но реальный эксперимент астральным моделированием не заменишь. Кстати, мы с Эрмино в Эйде лаборатории создали, для моделирования. Самое сложное было – после задания начальных условий не позволять наблюдению влиять на наблюдаемое. Неплохое место для обкатки идей, которые невозможно обсчитать. Если результат соответствует желаемому – можно попробовать воплотить в реальность. Кстати, мы так глифы для плотных тел создавали. С восьмой попытки получили нечто удобоваримое, а то, что ты видишь – где-то тысячная модель, точнее не скажу, из обретших эфирную плоть. Не всегда результат астрального моделирования повторим в реальности, а многие эфирные «костюмчики» были просто слабее своих астральных моделей. А вторая причина того, что в Эйде отсидеться не вышло – ваши твари.
   – Не наши, они вообще из другого мира просачиваются.
   – Именно! Чужеродные. И эту чужеродность проще всего отследить в астрале. Но в том, который вы называете «ближним» – там, где находятся астральные тела бодрствующих живых, клише неживых, а также стабильные мыслеформы и следы разрушенных вещей.
   – Когда я бодрствую, астральное тело со мной.
   – Не придирайся к словам, я знаю вашу систему.
   – Ладно, хорошо, знаешь. Так что с сетью?
   – А то, что мы можем без особого напряга опутать ею вообще всю планету. В перспективе можно добавить еще и функцию реагирования, сейчас разрабатываем.
   – То есть, уничтожения тварей? Да и...
   – Вообще кого угодно. Ну, разве против тебя ее сложно обернуть. Сила скорее подчинится тебе, чем кому-то другому.
   – Но ведь это...
   – Да. Это полностью меняет расклад. Поэтому к тебе направили меня, а на совещании будет Анвэлад. Он, конечно, военспец, но Эрмино ценнее.
   – А ты?
   – А мои таланты тоже не шесть пенсов стоят. Я вернусь в Эйде, а потом... ты хотела показать мне ментал?
   – Хорошо. В ближайшие дни.
   – Тебя обязательно пригласят на совещание, Анвэлад настоял. Он не будет наглеть, да и ты постарайся сгладить шероховатости.
   – Бесполезно, Дерек – плетельщик, он видит ВСЕ перспективы.
   – Тогда думай сама.
  
   Вот так и возвращай умерших магов, программеров в том числе... С одной стороны – здорово! наконец-то найдется управа на гостей из соседнего мира, может, и восток континента отвоюем со временем, а с другой – конфликт назревает нешуточный. Ант прозрачно намекнул, что Анвэлад рискует не вернуться с совещания. Совсем. Наш альв – дядька рисковый, и еще до создания Эйде показал, что не боится потерять даже не жизнь, а посмертие ради того, что считает правильным и необходимым. А мне надо постараться уберечь его от самого худшего. Богиня я или хвост собачий? Ну и пусть – мелкая. Силушки-то... и прибывает. К ней бы еще умения пользоваться, а то чем дальше – тем меньше подходят мне стандартные приемы имперской академической школы. Безопаснее всего пользоваться магией состояний – тут я, хотя бы, могу контролировать мощность, но кто научит меня сложным воздействиям на ее основе? Кто помнит утерянное в той войне? Те маги, которые на ней погибли, следовательно – Эрмино и Бирюза мне в помощь. Что ж, попробую провернуть одну трехходовую комбинацию. Вспомню Средьмаш и незабываемые времена неплатежей, векселей и взаимозачетов.
  
   Ну, наконец-то Топа очнулся.
   – Ребят, – ищу взглядом кого-нибудь подходящего на роль подай-принеси. – Дайте попить.
   Мастерскую более-менее разобрали, это уже не проходной двор, которым она была час назад, когда народ вылезал из убежища: кого развели, кого разогнали по домам, но мы в одиночестве не остались. Худенькая девушка и парнишка лет семи, только что оттиравшие пол и стены, бросили свое занятие и через минуту притащили мне кувшин воды и кружку теплого тей-фре. Ого! А я думала, тут этого напитка не знают. Вообще-то, он невкусный, вроде настоя левзеи, но как биостимулятор хорош. Протягиваю Топе:
   – Пить хочешь?
   – Аха... – и потом, пролив половину на простыню, которой его маговы ученицы укрыли. – Теть Хю, мы отбились?
   – Конечно. Ты у нас – герой, трое здоровых мужиков, не считая охотничков, пятерых тварей прощелкали, а ты этих тварей убил.
   – А там же были еще. Я, когда поднялся, их много учуял, но они к Ламейне летели.
   – Всех уничтожили, ну, разве одна-две где-нибудь спрятались. Но не беспокойся, маги из Эйде развернули следящую сеть, пусть хоть одна гадина сунется – ее засекут.
   – Засекут насмерть, – сострил Топа. – Я умираю?
   – А сам-то что чувствуешь?
   – Мне лучше, и... почти не больно. Говорят, так бывает перед смертью.
   – Чадушко-чудушко! – осторожно прижимаю горячее тело к себе. – На ранах сильные обезболивающие заклинания, а вот аура у тебя теперь моя, твоя собственная – разрушилась.
   – Значит, мы теперь как сросшиеся близнецы?
   – Фу, гадость, как такое на язык-то пришло? Вот закончу инициацию, и будешь из моего источника сам пополняться.
   – И где он? – недоверчиво.
   – Везде! – отвечаю с интонацией Аль Пачино. – Условие одно: способствовать прогрессу, прежде всего, своему собственному – думать, учиться, открывать, изобретать. Сможешь?
   – И что тогда?
   – А тогда будешь жить и магичить. Как только перестанешь – умрешь. Это у других жизнь от этого не зависит, а у нас с тобой – напрямую.
   – А еще твоя сила зависит от того, сколько вокруг таких... изобретателей.
   – Да. Как догадался?
   – Ну, я же теперь твой жрец... если выживу.
   – Топа!
   – Что – Топа? Уже пятнадцать лет – Топа. Я давно догадался о твоей настоящей сути, еще когда ты голышом летала. Только богиня может быть настолько... бесстыдной и при этом совсем не возбуждать желание.
   – Может, тебя просто на орок не тянет, мы же по хуманским меркам совсем не красавицы.
   – А то я себя не знаю, тетя Хю. Да и препод рассказывал. Он сюда попал уже взрослым, из мира, где таких, как ты – много. Очень сильный и очень недобрый мир. А его диким порталом сюда кинуло, когда они от погони удирали, и он еще это за счастье считает. Потому что дикие обычно открываются в совсем нежилые места, а то еще бывает в Хаос или Пустоту...
   – Интересный у тебя препод. Не Барнаб Жук?
   – Нет, другой. Если получится – я вас познакомлю.
   – Чего-нибудь хочешь?
   – Вяленой слачи, наверно. И еще тей-фре, можно?
   – Ребят, как, найдете? – не зря ж эти двое тут уши греют, пусть побегают, поищут.
  
   Принесли все спрошенное, и кроме слачи горсть других сушеных ягод – сладких, горьковатых и пронзительно кислых, душистых, как летний день. Потом кусок горячего пирога – и как тут, сразу после такого раздрая, кто-то пироги печет? Из чего и на чем, спрашивается? Хотя, конечно, неживое не пострадало. Ягоды Топа съел, запил стимулятором, а вот пирог попробовал и отдал мне. Потом голову на мое плечо уложил и опять заснул. Температура высокая, но пока так и должно быть, положение свое понял и принял без истерики, и надежда на выздоровление есть. А ноги... ну, поторгуемся с Дереком, его сынка же целители восстанавливают – чем мой ученик хуже?
  
   Не прошло и получаса, как за мной заявились ребятки в черном – хм, интересно, сколько менталистов сюда нагнали и откуда? Выяснилось, что много, а ребят в хаки – на порядок больше. Вот она – живительная сила большого бемца, как населению опасность грозила – не чухались, а как кто-то непонятно что взорвал – так пригнали сотню зелененьких. Зелененьких в самом прямом смысле, больше половины – орки. Пока шла по улице, они не то, чтобы ели меня глазами, но старались оказаться поближе или попасться нам на пути. А, поняла... «пути богов». Это поговорка из памяти названной сестры, Мертвой Хюльды, только она-то употребляла ее в отрицательном смысле: «на путях богов смертным не выжить, но они ведут к славе». Вот мои сородичи и пытались встать в след хоть такой мелкой богиньки, как я, надеясь потом чем-то прославиться. Бедолаги. Я подавила смех. На моем пути им придется старательно и со скрипом шевелить усохшими от службы извилинами. Мысленно благословила их со словами: «А пусть... вам на пользу». Ибо нефиг верить старым сказкам, которые «не врут, но о многом умалчивают».
  
   Добрели до двухэтажного дома с крытым двором – то ли местного толстосума, то ли старосты, если последнее – я бы с удовольствием поинтересовалась его хозяйственными книгами. На всякий случай, не подумайте чего плохого. Впрочем, мне некогда, и с раненым учеником на руках – несподручно.
   Зашли.
   Там уже относительный порядок: выбитые стекла заменены плетениями теплового экрана, пол чистый, стол голый... видимо, заранее обговорили с хозяевами, ибо в местных традициях накрывать застолье по любому поводу, да так, чтоб под пирогами столешницы не было видно. Пришла туда одной из первых, кроме меня только менталист во главе стола сидел, как я поняла, увидев его отрешенный взгляд, быстро сменившийся знакомым выражением – «голос» Дерека. В Конторе своя мгновенная связь, особенно у которых «полное подключение», а конкретно у этого еще время от времени собственная личность устраняется от руководства телом.
   Посмотрел на меня, кивнул.
   – Это – твой ученик?
   – Да. А откуда дровишки, в смысле – информация?
   – Местные на допросе сказали. Кузнец и его родственники.
   – Что с ними?
   – А чего ты ждала? Отпустили. Глава рода сейчас будет здесь, сама спросишь.
   – Это хорошо... Он будет на совещании?
   – Да.
   – Кого еще ждем?
   – Клийд Саргийский – уже телепортировался, скоро придет; местный порядочник, э... Дакват из Саалеза, куда ж без него; парочка армейских чинов, тебе нужны их имена? нет? послужной список? хорошо, не буду; мертвый альв из Эйде; ну, и несколько наших – надеюсь, ты не будешь против? – ага, попробовала бы возразить... на каждых двух присутствующих по одному менталисту, не считая самого «голоса», чтобы оперативно проверять правдивость и всплывающие по ходу обсуждения мысли.
   – Чего бы мне возражать? Ваше совещание – ваши порядки.
   – «Ваше»... зря ты так. На что-то обидилась – твое право, но отделять себя от государства не советую.
   – Не то, чтобы обидилась, только смотри, кто у меня на руках и какое у него состояние. Всего этого можно было бы избежать, если бы ваш человек в Мшане адекватно среагировал на информацию.
   – С «нашим человеком в Мшане» уже разобрались. Дамочка слишком много на себя взяла и надорвалась, увы... Урок остальным, – подчеркнуто любезная улыбка. – Но ты ведь тоже тут самодеятельность устроила?
   – Передохли бы все без моей самодеятельности.
   – В Мшане не передохли.
   – Половина Мшаны в наших убежищах друг у друга на головах сидела.
   – А вторая половина пряталась под заводом, там тоже подземелья защищены хорошо.
   – Но ты же понимаешь, что просто так пересидеть это не удастся?
   – Да понимаю я, – тяжкий вздох. – И ты меня пойми. У меня сейчас о другом голова болит, а тут эти твари. Совсем не вовремя, понимаешь?
   – Не буду уточнять, о чем у тебя болит голова, но в этом случае моя самодеятельность как нельзя кстати.
   – Именно твоя. Не этих кузнецов и не мертвецов из Эйде.
   – Ты их хоть мертвецами-то в глаза не называй.
   – А что, они живые?
   И тут я случайно сделала гениальный ход. Честно, хотела бы нарочно придумать – не смогла бы.
   – Они – мои ангелы, – смеюсь.
   «Голос» Дерека поднял бровь.
   – Ну, если ангелы... тогда понятно. Только я бы древнего мага туда записывать поостерегся. У них, знаешь ли, такие завихрения бывают, что нам, сирым, не понять. Один миг – и полмира в руинах.
   – А куда они с подводной лодки денутся? – говорю. – Все на моей силе сидят. Так что руины устраивать ему нет никакого смысла.
   – А клан кузнецов этих?
   – У них свой источник, но я взяла клятву, что приказа императора они послушаются.
   – Верное решение. А то не первый случай: что-то у нас не понравится – сбегут в Серый буфер, и как в воду канут.
   – Может, посмотреть, что их гонит отсюда в такую клоаку?
   – Я не об этом. Менталисту отыскать человека, хотя бы единожды виденного им, реально в любой клоаке, а сеть менталистов – даже с того света без некроманта вытащит и спросит за все. А эти – пропали. Может, займешься?
   – Некогда мне. Разве не видишь – программу-минимум выполняю. Дерево посадила, осталось дом построить и ребенка родить.
   – А придется... это я как плетельщик тебе говорю.
   – Ладно, взгляну. О! Какая встреча!
  
   Вошел знакомый «без пяти минут архимаг» и затопал, обтрясая снег. Вот гусь лапчатый – посреди чистого пола, да грязными сапожищами.
   – Привет, Клийд, а мне кажется, ты что-то забыл.
   – Хм, да, – смущенный взгляд под ноги и быстро исчезающее пятно грязи. – Так лучше?
   – Ага.
   – Ничего, сейчас другие натопчут.
   – А давай на входе табличку повесим – «вытирайте ноги»?
   – Давай! – хитро улыбающаяся рожа вселяла уверенность в том, что одной «табличкой» там не обойдется. Минутное молчание... – Все, готово.
   Мое предположение вскоре подтвердилось грохотом и ругательствами на орочьем.
   Капитан и полусотник, кажется? Вроде, так. Оба зеленокожие.
   – А с грязными ногами порожек гора-а-здо выше! – крикнул им Клийд еще до того, как они обтрясли обувь и вошли уже нормально.
   На такие сердитые физиономии – смотреть и дивиться, ибо выражение на них было неописуемое. И злость, и досада, и тщательно скрываемое презрение к «академику», и опаска, не позволяющая открыто ссориться с сильным магом. Потом обернулись на меня – малость успокоились и помягчали.
   – Госпожа Вийда, – поклоны. И уже после этого представились по форме «голосу» Дерека.
   – О как... – Клийд внимательно вгляделся в меня. – Головокружительная карьера, а?
   – Да уж, – я кивнула. – Только не подходит в качестве предмета для зависти. Эдлэ...
   – Шерквыш.
   – Эдлэ Шерквыш, прошу вас, доведите до сведения подчиненных, что, если им без видимой причины поплохеет – пусть начнут учиться чему-то новому. Кто к чему склонен, кому что лучше дается. Хоть верховой езде, хоть владению другим оружием... может, кто-то захочет изучать язык нагхов и ллири... кто-то обнаружит у себя способность общаться с духами без принятия кружечки дщеза... у кого-то магические способности проявятся.
   – Но мы...
   – Попали в эфирную аномалию, да еще в мой след вступали. Это, знаете ли, чревато... – смотрю, а полусотник-то побледнел и отвращающие знаки делает. – И беречься от этого поздно. Так что, если в голове начала твориться непонятная ерунда, и лекарь не в силах помочь, то спасет только ученье.
   Капитан вздохнул, а Клийд заинтересованно на меня глянул.
   – Это как же ты сама живешь, если одно вступание в твой след...
   – А я так – всю жизнь.
   – О-о-о! Здорово! – огненный маг загорелся идеей, как знакомо... – А давай я тоже по твоим следам похожу?
   – А давай я тебя благословлю! Не боишься?
   – Чего бояться-то? Вперед, под грохот барабанов!
   – Ну-ну... – я сконцентрировалась, приняла то самое состояние, выпустила широкий, но неплотный поток силы и проникла сквозь его щиты, словно их и не было. Однако! Вот этого точно не ожидала...
   – Погоди, сейчас уберу... Ой, – и застыл минут на пять. – А ничего так, мозги освежает.
   – Принимать каждый день по пять минут утром и вечером, – это половина студенческой шутки, полностью она весьма непристойная. – И будет вам счастье.
  
   Орки смотрели на нас со смесью недоверия и ужаса, а «голос» Дерека покачал головой.
   – Когда ж вы повзрослеете...
   Но я не поддержала эту тему, даже мысли подальше засунула. Кроме того, пришел порядочник Дакват, беловолосый иннен с гнусной рожей, и долго «не понимал», почему стражников надо оставить снаружи. Потом появился арсэ Анвэлад, в таком же мерцающем теле, что и Ант, но полностью монохромном, и «голос» сострил, спросив насчет крыльев.
   – На шлеме, – коротко ответил альв вместо меня.
   Ну и, наконец, явился Вожгарь в сопровождении кучи менталистов, которые оперативненько рассредоточились по комнате. А я ему кивнула и подвинулась, освобождая место рядом с собой.
   – Ну, как? – полушепотом, дабы не мешать другим.
   – Да все в порядке, – поморщился. – Больше выясняли про Курпача и Маленьку. Насчет источника только два вопроса задали – когда открылся и кого можно инициировать.
   – И как?
   – Кажется, они этим довольны.
   – А Гордей и Гоша?
   – Уже у Милки сидят, балаболы.
  
   Меня попросили начать, и я в деталях описала все, что тут произошло, начиная с приземления в сектантской деревне и заканчивая лечением Топы, Вожгарь рассказал о происществиях той же декады, но уже со своей точки зрения, даже Топа очнулся и вставил несколько слов. Потом арсэ Анвэлад сообщил о разработке и функциях следящей сети. А после начали вырабатывать стратегию защиты, и от меня потребовалось только зарисовать конструкцию стрел и описать построение шарика «приманки». Дальше коллективно давили на иннена, который не хотел пускать в саалезскую стражу командированных магов. А потом «голос» Дерека печально покачал головой и иннен испуганно пригнулся к столешнице и согласился на все. Под занавес Клийд попытался выведать у Топы, как тот строил убежища, но Вожгарь его одернул и сказал, что ничего нового, кроме магической защиты, и тут же набросал схему на листке бумаги, да и в той из нового были только знаки в узлах. Дальше менталисты нудно выясняли у меня, что же такое – «оператор смеха». Судя по неизбывно постным рожам – этого им не суждено понять.
  
   Разошлись уже заполночь, вымотанные до полумертвого состояния. Вожгарь обхватил меня за плечи и потащил к Миле.
   – Ничего-ничего, у нее дом меньше всех пострадал, а нам хоть на лавках до утра поспать.
   Нас там уже ждали, с выпивкой и закуской, пришлось в который раз объяснять, что нельзя мне, и Топе тоже нельзя. Гордей развел руками и согласился, Гоша дулся, стараясь не показывать виду. А хозяюшка в отместку закормила меня пирожками, а Топе почти насильно выпоила какой-то бульон с соком, на вкус – так себе, но, говорят, очень полезный. И попыталась уложить нас на своей кровати. Учитывая обязательную перину, в которую проваливаешься по ноздри – я отказалась, и нам постелили на сдвинутых лавках.
   Ну, думаю, как сейчас отдохну! Минуток шестьсот.
  
   Куда там спать! Орм с Увахом обсуждать меня принялись.
   «Ты словно поумнела», – заявил биомаг.
   «А до этого глупой была?»
   «До этого – да. А сегодня и своих подопечных защитила, и вояк на место поставила, и архимага расположила к себе».
   «Насчет архимага – вообще не поняла. Можно пояснить для орков?»
   «Шутки магов над тупыми вояками – сближают, а ты дважды показала ему, что «своя»».
   «Первый раз – это с «табличкой», а второй?»
   «А второй – когда не договорила студенческую шутку. Шутка, которую понимают не все – это признак интеллектуального превосходства».
   «Хорошо, что тебе еще так понравилось?»
   «Ты дала знать, что обитатели Эйде – твои подчиненные, и не представляют отдельной опасности», – это уже Орм.
   «Ты о чем?»
   «Ангел, в земной терминологии – «вестник» – существо служебное, почти механизм, а ты употребила именно это слово».
   «Так я их оскорбила!»
   «Ты их спасла. Причем, ты сказала это искренне, так, что менталист поверил. Никогда не подозревал у тебя такие способности».
   «Я совсем другое имела в виду!».
   «Мама, не смущайся, ты – молодец!»
   «Нет, я – беспамятная курица, забыла за Топу попросить».
   «А я думал – ты специально. Сперва помогаешь сыну Дерека и ничего за это не просишь, даже не намекаешь... потом являешься на совещание с учеником, у которого схожие травмы... и снова молчишь. Теперь, если Дерек предложит ему помощь, то он – щедрый, благородный, он делает дар, а не платит по счетам».
   «А если не предложит?»
   «Значит, он – идиот, а он не идиот. Ему от тебя опять что-то нужно, а ты зарекомендовала себя с хорошей стороны. А, главное, ты показала себя встроенной в их систему!»
   «Тьфу, гадость!»
   «Почему?»
   «Их система – гадость».
   «Ты не ответила».
   «А что отвечать – я так жить не хочу. Дружить с одними против других, с другими против третьих...»
   «С третьими – против первых. Это – жизнь, деточка», – снова Увах за меня принялся.
   «Это – далеко не вся жизнь, даже не большая ее часть. Вон, с Вожгарем и его родными были же другие отношения?»
   «Ну, да, но теперь, когда начнется структурирование семейного клана вокруг него, как хозяина источника, они впишутся в общую схему».
   «Гордей не впишется!»
   «Ну, давай поспорим».
   «Поспорим, что через полгода он будет проситься ко мне».
   «Давай – через год, чтоб уж наверняка. Не люблю победы, которые можно оспорить».
   «Ну-ну... У них, вообще-то, еще клятва есть».
   «Распространить дальше твой метод борьбы с тварями?»
   «Да».
   «Он тебе разъяснил ошибки?»
   «Ты же прекрасно знаешь, что это были не ошибки, а оптимальное решение из того, что возможно».
   «Но он-то думает иначе».
   «Вот пусть докумекает сам, теперь на это времени хватит».
   «Да поленится он».
   «А вот нет!»
   «Поспорим!»
   «По рукам!»
   «Спорщики... когда в Рифеи отправимся?» – это уже Орм, для него вопрос животрепещущий.
   «Да завтра и пойдем».
   «С Топой на руках?»
   «С ним. Сперва телепортируюсь к Темине, а там посмотрим, как действовать».
   «А ты ей нужна?»
   «Между прочим, я ей технологию древесного шелка подарила, и, судя по тому, что услышала во дворце, в этом проекте заинтересован император».
   «Ха, император... тогда она тебя точно не вспомнит, а вспомнит – так прогонит взашей».
   «Ну, что, и об этом поспорить?»
   «Зачем? Убедишься сама».
   «Так ждать недолго».
   «Спи уже, женщина!» – ага, за Увахом последнее слово.
  
  

Глава V.
О людях и политиках.

   Впервые за долгое время мне снился нормальный сон – неосознанный, не связанный с астралом и менталом, и при этом наполненный невероятной чистотой и свежестью весеннего утра. Мне снились горы под снегом и альпийские луга в цветах, воздух, прозрачный, как родниковая вода, и вода в ручьях, ледяная и пузырящаяся, как шампанское. Еще снились рукотворные пещеры: своды, позеленевшие от времени и одноклеточных водорослей, колонны, обросшие кальцитовыми потеками, снился огромный зал с провалом посередине и парящей над бездонным колодцем ажурной беседкой. Под конец привиделся седой мужчина, смуглый и черноглазый, его лицо приблизилось, словно в кино, сумасшедшие глаза впиявились в меня и долго не отпускали. Наконец мне скорее подумалось, чем послышалось от него: «Не сейчас. Тогда, когда мой ученик приготовится к смерти».
  
   И я проснулась. Стояла глубокая ночь. Старшая луна, видимо, достаточно подросла, чтобы оставлять заметные пятна бледного света на дощатом полу и пристенных лавках, да будить всяких нервных магичек. Никакой другой причины столь резкого пробуждения предположить не могу. Тихо, уютно, только жарковато. Тепловые экраны... нет, полноценные энергетические щиты на окнах стоят, да и стены, оказывается, опутаны каким-то домодельным, но чрезвычайно сложным заклятьем, по структуре напоминающим войлок. Теперь понятно, почему этот дом не пострадал, хотя, может, потому, что у Милы нет, и никогда не было скотины, и поэтому твари ее дом просто проигнорировали. Она зарабатывает, если я правильно поняла, тем, что готовит обеды для мшанских рабочих. Каждый день отвозит туда на тележке здоровенный короб пирожков и бадью местного травяного напитка, заменяющего дорогой тей-фре. Все продукты закупает у деревенских. Интересно, а кто ей на дом заклятие ставил? Ясно, что самоучка, но уж больно интересный подход. Не сама же? А если сама? Правда, серьезного дара я в ней не увидела, но эту штуку можно слепить и малыми силами, было бы время и терпение. Эх, какую женщину Гордей упускает! Но ничего не поделаешь, такие вопросы мужчины решают чем угодно, кроме головы.
  
   В общем, никто излишне наглый в мой сон пробраться не мог. Если это простой менталист, конечно. А если не простой? Очень серьезный дядечка, вроде того же Дерека, но не Дерек. А тут такие, и не конторские есть? Не слышала... До войны с богами – точно были. Его учитель, например, Райван Убийца. Младший Судьбы, как-никак, а пространство судеб граничит со всеобщим менталом. Ну, еще и кое-кто из вассалов этого Убийцы, но они точно погибли, а сам Райван – пропал. Кстати, а ведь он, вроде, был беловолосым... Только все историки интерпретируют это, как блондинистую масть. А если врут? Не спрошу – не узнаю. Кроме того, чую, вокруг Дерека зело вонючее дерьмо закручивается, и, каким бы он ни был, а его смерть мне вот ни капельки не нужна. Учитывая проблемы с лезущими изо всех щелей мироздания тварями, неослабевающий интерес Артаса к нашему миру и Фалль, проявившуюся после недолгого отсутствия. Нам бы сейчас немножко стабильности, хоть несколько лет. Мне «подрасти» в качестве местного божества, чтобы на равных с ними тягаться, Эйде развиться в полноценный загробный мир (кстати, с технологией «эфирной телесности», да при достаточном тамошнем энергопотоке из померших орков можно эйнхериев сделать, и, что ценно – они добровольно на такое пойдут), а главное – в плотной реальности создать вторую управляющую структуру, на принципах грибницы, не имеющей общего центра и имеющей центры везде. А я еще ничего и не продумала, не говоря о том, чтобы взяться за дело. Так что передам-ка я Дереку информацию, касающуюся лично его, и не буду заморачиваться вопросом «верит – не верит?». Ну, а самосбывающиеся пророчества... кто у нас плетельщик? Вот тот пусть и думает.
  
   Поудобнее переложила Топу – эфирку ему Орм доделал, теперь мы связаны только энергетическим каналом; отодвинулась на край постели, выпрямилась и расслабилась. Скользнула в ментал. Найти Дерека было несложно, такой паучище с тысячами информационных входов-выходов на Ирайе один. Вежливо «постучалась». Несколько мгновений меня идентифицировали и проверяли, потом – резко – гулкая темнота ментала сменилась астральной комнатой в викторианском стиле с камином и креслами.
   – Отдохни, – Дерек любезно пододвинул одно. – Потом поговорим.
   Присел в другое и создал столик с напитками.
   – Я, видишь ли, тоже люблю красоту и удобство, – кивнул мне, откупоривая бутылку и разливая по бокалам вино, темное и густое, как венозная кровь. – Мне понравился ваш зал совещаний, этакий альвийский модерн.
   – Скорее, альвийский хайтек.
   – Да, вэль Ант его так и называет. Но ведь автор оформления – арсэ Анвэлад. У альвов исключительный вкус, правда? Они даже чужие идеи воруют элегантно.
   – О каком воровстве может идти речь? Межмирового авторского права не существует, да и о ле Корбюзье в Эйде напоминают только панорамные окна верхних башенок и «аквариум» ллири на втором уровне донжона. Не знаю, как на родине Анта, а в нашей параллели Земли это давно стало банальностью.
   – Разве я осудил? А насчет параллелей Земли... интересно. Сколько их вообще?
   – Без понятия. Сама заглянула, как минимум, в пять, считая ту, откуда выдернули программера. Только их, наверно, гораздо больше.
   – Да, Ант изложил свою... гипотезу. Но она принципиально недоказуема.
   – Недоказуема или нефальсифицируема?
   – А, – махнул рукой. – Давай оставим методологию академикам. Отменное вино. Такое привозят с нагханского побережья, и оно не из плодов, а из древесного сока цфишшты.
   – Тут оно из астральной материи и твоих представлений.
   – Верно. Но, чтобы иметь представление о вине, надо его как следует распробовать, оценить и запомнить все нюансы вкуса и состояния опьянения. Ты заметила – какой легкий хмель?
   – Не с чем сравнивать. Я не любитель экзотических вин и плохо их знаю. Кажется, оно слишком густое и пряное для меня. Да и вообще я кофе люблю. Вот такой банальный робусту, – вытащила из памяти пару трехсотграммовых бадеек с крепчайшим содержимым.
   Живой глаз Дерека широко распахнулся, демонстрируя крайнюю степень удивления, он заглянул в свою чашку и принюхался.
   – И где ж такое зелье пьют?
   Хотела ответить присказкой про «вышли мы все из Средьмаша», но ведь не поймет, опять что-нибудь про шпионов подумает.
   – Лучшее средство для вздрючивания мозгов, – говорю. – Три-вэ-триста. Тройной кофе по валькиному рецепту в объеме триста миллилитров. Тей-фре рядом не валялся, хотя сердце нужно иметь здоровое, чтоб «ентот дёгеть» кружками глушить.
   – Да, странноватые у вас в параллели напитки, – Дерек поставил кофе на стол, так и не отхлебнув.
   А я свой выпила одним долгим глотком: и придуманный кофе – не настоящий, и дышать в астрале не требуется.
   – Вообще-то я не затем пришла. Скажи мне, Райван был блондином или седым?
   – Вот уж блондином он точно не был.
   – Хорошо. А твое посещение Эйде можно считать за подготовку к смерти?
   Тот аж вином подавился – хорошо, что в астральном теле не предусмотрено дыхательное горло, если ты, конечно, о нем не вспомнишь, так что все ограничилось прижиманием салфетки к губам.
   – На меня готовится покушение?
   – Не знаю. Мне Райван приснился и сказал: кой-чего, совершенно не связанное с тобой, сделать не раньше, чем ты будешь готовиться к смерти.
   – Ну, присниться могут самые фантастические вещи.
   – Он там по теме сна никак не вписывался. Значит, не снился, а пришел. Да и увидела я его беловолосым, но не блондином, как сказано в хрониках, а точно седым, а еще глаза у него были черные и лицо смуглое.
   – И ты этого раньше не знала?
   – А откуда?
   – Действительно. Но ты могла неправильно понять...
   – Хм. А еще я слышала пророчество одного сибла, что тебя схавает огромная тварь с фигурой человека и щупальцами кракена. И что магия против него бесполезна.
   – И как ты только еще жива? – Дерек покачал головой. – Знать подобные вещи исключительно вредно для здоровья.
   – Знать и не сказать тебе – вдвойне опасно. Во-первых, бесполезно уничтожать источник уже переданной информации. А во-вторых, если ты узнаешь, что я знаю, но тебе не говорю, что подумаешь? То-то.
   – Поверь, подавляющее большинство придворной сволочи не только промолчало бы, но и порадовалось этому пророчеству.
   – Они тупые. Поверь, мне, да и большинству разумных существ Ирайи гораздо выгоднее, если ты будешь живым и полностью дееспособным. Кроме того, я тебе тоже нужна, а всяким ктулхам? Если магия на того монстра не действует... а я, вообще-то, из немагического мира и из оборонки.
   – Если твой кракен – бог, архидемон или очень сильный маг, его не убьешь и ядерной бомбой. Но я подумаю над твоим предложением. Не забывай, что мы можем вызвать его и сами, нечаянно, тем, что готовимся дать отпор. Мысль материальна. Так что лучше, если ты пореже будешь об этом вспоминать. А уж я как-нибудь разберусь. Да, кстати... я одобрил создание второй экспериментальной установки для регенерации утраченных органов и конечностей, так что через полгода ждем твоего ученика... как его звать?
   – Топор.
   – Да, забавно... так вот, ждем твоего Топу в лаборатории целительства Энсторской Академии.
   – Благодарю... Неудобно тебя еще и об этом просить, но все же... не мешай моим ребятам обучать население самообороне, и, если возможно, легализуй использование стрел с руной и глифа «приманки».
   – Братцы-кузнецы, что ли? Так и просить не надо, это у них спецсредства, для магов не более опасные, нежели стихийный файерболл. Одобряю. Но под твою ответственность: народ не мутить.
   – В смысле?
   – Поведение нашего наблюдателя в Мшане должно быть забыто. Полезней для здоровья, знаешь ли. При ментальной корректировке памяти даже лучшими специалистами всегда есть опасность повреждения рассудка.
   – Забудут, не вопрос.
   – Хорошо. Надеюсь, наше взаимопонимание и дальше не ухудшится.
   – Я тоже надеюсь. Счастливо оставаться, – махнула рукой и вывалилась в неосознанное сновидение. А поутру почему-то вспомнила фразу из мемуаров Армана де Коленкура: «слава Наполеона, как непобедимого полководца, произошла от того, что помнить о его поражениях было опасно для жизни». Не дословно, но смысл именно такой.
  
   До утра я еще успела подремать, тем более что Увах, наконец-то, отладил саморегуляцию влажности и температуры внутри силового доспеха. Теперь она зависела не от заранее заданных параметров, а от моих собственных ощущений и пожеланий, причем в определенном интервале температур, так что, например, заморозить себя до смерти я бы без слома этой системы не смогла. Как благоразумно, однако! А Топа с себя одеяло сбросил. Так что моя сложная функциональность проиграла его простоте вчистую. Ну, это пока мы в теплом доме...
   Утро началось со звяканья посуды, аромата растапливаемой плиты и резкого сквозняка чисто пореалового происхождения – дверь в сени распахнули и забыли закрыть. Занавеску, отделяющую нашу импровизированную кровать от кухни, Мила задернула, когда я спала, а отодвигать неохота, и я прислушалась. Кто-то там возился с одеждой и обтрясал с обуви снег. Наконец, вошло трое: две девушки и мужчина, и дверь прикрыли. Знакомые голоса – вэль Римин с ученицами. Тихонько поднялась и села на лавке. Топа приоткрыл глаза.
   – Утро?
   – Ага. Как ты?
   – Жив, как ни странно... – приподнялся на локтях, осмотрелся, хмыкнул. – И отлить надо. Как бы так исхитриться...
   – Да не вопрос, сейчас выйдем.
   – Выйдем?
   – Ага. Левитацию никто не отменял. Вчера весь день ею пользовалась, чтобы твой вес скомпенсировать. Стаскаю тебя в отхожее место, только при мне все это делать придется. А мне – при тебе, кстати, – посмотрела на его округлившиеся глаза и улыбнулась. – Не очень удобно, понимаю. Но это в первый и последний раз, если сегодня к источнику подключишься. Вон, вэль Римин пришел – подстрахует, когда канал уберу.
  
   Пока мы разбирались с насущными житейскими вопросами, Мила угощала целителей жутко вредными и страшно вкусными свежеподжаренными пирожками, с которых горячее масло разве что не текло. А потом Татин с Илгой в четыре руки мастерили над плитой нейтрализатор дыма – простенькое плетение вроде утилизатора в помойном ведре. Единственная сложность – цеплять тут его не на что, а без материального якоря оно недолговечно. Под конец «мудрый учитель» порылся в сумке, достал плоский штампованный гвоздь и загнал в стену.
   – Если бы вы знали, сколько странных вещей приходится постоянно носить с собой, – это он мне.
   – Почему же? – говорю. – Знаю. Больше десяти лет с целителем-алхимиком на двоих квартиру снимала. И не раз подбирала штукенции, которые у нее и из карманов вываливались.
   – Это специфика профессии, – пояснил вэль Римин. – В полевых условиях не отыщешь самых банальных вещей, да что в полевых – во многих домах не найти чистой посуды! Спрашиваешь, в чем заварить сбор, а тебе подсовывают горшок с налипшими остатками вчерашних щей и позавчерашней каши.
  
   Потом он осмотрел Топу, а девушки сделали перевязку.
   Закрыл сумку, спрашивает:
   – Когда операцию будем делать?
   – В ближайшее время – вряд ли, – отвечаю. – Нам пообещали через полгода такую же процедуру, что и герцогу островов.
   – А, вы о регенерационной установке? Читал, но, честно говоря, счел газетным враньем. Не подумайте плохого, но там пишут непрофессионалы, вряд ли можно доверять им в нашей области.
   – Я ее видела. Первую, в которой сейчас лежит Иллх Оифа. Вторую закончат через полгода. Как раз будет известна ее эффективность.
   – О, надеюсь узнать из первых рук. Это действительно интересная тема. Только самые искусные и сильные целители берутся за регенерацию, и даже у них не всегда получается.
   – Знаю. Слишком много активных плетений нужно держать длительное время, при этом обеспечивая прямой подвод строительного материала для регенерации. Удачно подвернулся этот ллири, с их кожей проблемы всасывания нет. С человеком, конечно, сложнее, но для Топы это – шанс.
   Вэль Римин кивнул, для него обсуждать пока нечего, девочки навострили ушки, а Топа явно повеселел, но лицо сделал каменное, вроде как, разговор его не касается. Его эмоции я, правда, чувствую напрямую, но это уже недолго, пора нашу тесную связь разрывать.
  
   Переключение прошло гладко и относительно быстро. В нужное состояние Топа вошел сразу, оставалось только закрепить его в этой области. Теперь он постоянно в соединении с силой, не как маг, а как волшебные существа вроде фэйри, водяных, леших и русалок. Это имеет свои плюсы и минусы. С одной стороны, призывать силу не надо – она всегда готова включиться в работу, а, с другой, стоит оборвать подключение – парень погибнет. Кроме того, постоянное нахождение в контакте с определенной энергией необратимо меняет характер. Для Топы это пока не столь заметно, он и раньше был любознательным, все-таки, подросток, но теперь любознательность и изобретательность станут определяющими чертами его сущности, и с возрастом не пройдут, а усилятся. Что окажет определенное влияние не только на эту жизнь, но и на все его будущие перерождения.
  
   Вэль Римин после всего этого меня в сторонку отвел и высказал резкое «фи», на что я спросила, а не лучше ли было Топе погибнуть.
   – Не знаю, не знаю, – пожевал губами. – Все живое оказывает влияние друг на друга и меняет чужую судьбу. Просто ваше влияние... чересчур сильно, что ли...
   – Считаете, лишает выбора, да? А ведь я никого не принуждаю, даже своего ученика. Кстати, Топа сам пожелал дать ученическую клятву, я хотела обойтись без нее.
   – Нет, я сейчас не об этом. Можно увлечься... нет, не так. Любое разумное существо, по идее, само делает выбор, но, на самом деле, многое решает его окружение, воспитание, наследственность. А вы со своим влиянием временами сильнее всех этих факторов. Они, во многом, случайны. Вы – нет.
   – Хорошо. Чем это грозит моему окружению?
   – Оно потеряет себя.
   – Себя... А ребенок, который растет под боком у пьяницы, себя не теряет?
   – Известно немало случаев, когда дети из неблагополучных семей становились магами, учеными или просто искусными мастерами своего дела. А скольких еще мы не знаем, тех, что прожили трезво и честно, но вполне рядовую жизнь?
  
   Странный разговор. Такое впечатление, что мой собеседник ходит вокруг да около, удаляясь от темы, и это злит. Ответила грубо:
   – Не сомневаюсь, что, имея волю и желание, можно остаться тупым и нелюбопытным даже у меня под боком.
   – Проблема в том, что у таких личностей воля слаба. К тому же, многие неплохие люди живут, как спят – и счастливы этим. А вы пришли, разбудили, и их потянуло куда-то – а они даже не знают, куда, и они потеряли покой.
   – То есть, я нарушила сон... Вы правы – нарушила. На Ирайе вообще не очень-то поспишь. Каждые два тысячелетия «меняется звездное небо» – мы входим в соприкосновение с другими мирами. Слегка «дрейфуют» законы природы, начинают просачиваться неведомые до того существа и сущности. Надо быть к этому готовым, сразу – а не потом. Этого «потома» может не быть, если промедлим.
   – Да это-то понятно... Но неужели бодрствовать всем?
   – В идеале – да. Но идеалы хороши в мыслях, а не в реальности. Так что, можно обойтись где-то третью, а то и пятой частью населения. Как тут у нас получилось.
   – А, вы про Ступы с Приречным и восточную Мшану? Да. У вас потерь почти нет. А мы вчера вечером были в западной части города и у Трясинки. Там погибло больше ста человек, и точное число до сих пор неизвестно. Если бы в какой-то момент твари не повернули к Ламейне, их жертвами стали бы все...
   – Если бы они не повернули, мы бы тоже легко не отделались, но шанс выжить был неплохой.
   – Да... именно поэтому я вас нисколько не осуждаю. И когда вы спасли, казалось бы, безнадежного... – и замолк. Минута, другая – а он все губами жует.
   – Договаривайте же! Что не так? Обещаю, что бы вы мне ни сказали – не обижусь, на дуэль не вызову, мстить вам не буду.
   – У нас на руках погиб ребенок с критическими разрывами ауры. Гораздо меньшими, чем у вашего Топы, но столь же смертельными. Когда вырваны четыре сплетения нади, в том числе и сердечное – это приговор. Если бы мои ученицы до того не видели, как вы восстанавливаете эфирное тело своему ученику, они бы восприняли это нормально... так, как положено целителю. Но теперь они просят меня освободить их от ученической клятвы, чтобы принести ее вам.
   – И вы не знаете, что делать?
   – Да. Тяжело расставаться с теми, кого учил много лет. И потом, вы ведь, по большей части, рунолог. А они – будущие целители. Вы не сможете завершить их образование.
   – В общем, мне надо их переубедить, да?
   – Вы правильно поняли.
   – С этого и надо было начинать!
   – Так неужели наш разговор не принес никакой пользы?
   – Принес, – говорю. – Зовите ваших учениц, сразу с обеими потолкую.
  
   А что особо толковать? Сказала, что восстановление чужой ауры сделано мной неосознанно, что это лишь результат «особого строения и необычного функционирования эфирного тела», что тема регенерации тонких тел крайне интересная и нужная, но у меня нет возможности ею заниматься, и пусть они напрягают своего учителя. А чего он хотел, чтобы я лишила их надежды и пресекла желание совершенствоваться в профессии? Шиш, не дождется. Тем более что под мое влияние они вчера действительно попали, и не только они, но и вэль Римин скоро ощутит все прелести нечаянного «благословения». Как бы это еще обозвать... «Благословение Вийды»? Нет, сила, хоть и моя, но не только моя, нечего приписывать себе лишнее. Пусть будет «благословением Омелы». Ага, и красивый жест к нему прицепить... только вот одни неприличные в голову лезут. Будет время побездельничать – тогда и додумаю. Кстати, а ведь целитель-то в бутылку лез не только из-за учениц. Начал же не с них, а с того, что дурно принуждать людей... к прогрессу, по сути, принуждать. Почувствовал в себе некое побуждение, которое не смог контролировать, вот и взбесился. А еще я узнала, почему Дерек так настаивал на нашей забывчивости. Из-за той тетки-наблюдателя, вовремя не проинформировавшей Контору (а, может, и проинформировавшей, вполне возможно, что преступное промедление – это очередные «манипуляции плетельщика») много народу погибло. Зато остальные хорошенько перепугались, и за наши методы схватятся всеми конечностями, гарантированно.
  
   Позвала, как их Дерек назвал, «братьев-кузнецов». Хотя какие они братья? Дядька с племянником и один вообще «седьмая вода». Все объяснила, предупредила, чтобы держали рты на замке, если что – я им просто ни о каком визите ни в какое отделение Конторы не сказала ни полслова, было оно, нет ли... Ясно, что в этом случае властям проще всего спихнуть вину на меня, типа «самонадеянность и безответственность», ага... но со мной Дереку сложнее справиться, нежели с ними. Да и не пойдет он сейчас на такое – незачем. Потом – наверняка, но ближайшие годы я нужна ему не меньше, чем он мне. Внешняя угроза сплачивает, тем более угроза столь явная и однозначная.
  
   Вышла к столу – жрать охота, да так, что скоро кусаться начну. А там Топа девчонок обжимает. Они его за стол усадили и поддерживают с двух сторон, а он то одну приобнимет, то другую, и болтает без умолку. Все, кроме меня, поели, тарелки убраны, одна чашка недопитая в сторону отодвинута, а Топа на столе что-то мелкое разложил и магичит. Подхожу, смотрю – кучка белого речного песка и россыпь зеленых и темно-красных камушков, ровненькие такие кристаллы кварца, окрашенные солями железа и меди. Ничего особенного, за исключением того, что они им самим сделаны. Искусственные камни отличаются регулярностью строения и чистотой, а эти вообще такие правильные-правильные, как под копирку. Гордей увидел – подмигнул, вытащил из кармана бухточку стальной проволоки с хороший гвоздь толщиной, посмотрел на нее, потом оторвал пару кусков, изогнул, предварительно расплющив в неширокую полосу. Понятно, что не пальцами это делает, ими только прячет эфирное воздействие, но кажется, будто металл под его руками течет, меняя форму. Один браслетик, второй... Камушки вставлял – уже было видно, что проминает гнезда под них и вытягивает зубчики эфиркой. Выложил на стол – ну, что, бижутерия простенькая, но симпатичная, а, главное, со смыслом – память девчонкам об этих днях, которые – теперь даже я это вижу – необратимо перевернули их судьбы. Илга взяла зеленый, Татин – красный браслетик. Хорошо, что не кольца сделал, а то могли бы не то подумать. Особенно насчет Топы – и герой он тут, и пострадавший, и вообще личный магнетизм, как я погляжу, у парня изрядный. Обычно девушки на мужчин постарше засматриваются, а эти Гордею уделили разве что пару-тройку удивленных взглядов, когда он проволоку мял.
  
   Пью травяной «чай», жую пирожки, загребаю «паштет» из мисочки – молодец, хозяюшка, что сообразила соли и травок добавить, сразу вкус появился. Гордей с Гошей у окна сидят и что-то вполголоса обсуждают, Вожгарь оделся и на улицу вышел, Мила укладывает выпечку в короб. Все идет своим чередом. И вдруг слышу:
   – А давай переписываться! Вэль Хюльда же позволит? Мы в Мшане живем, там у учителя и служба, и практика, но иногда ездим в Саалез и Теленку. Так что можешь писать на адрес мшанской заводской больницы, или в Саалез на имя Илги, дочери портного Тинаре. Отца там все знают! А Татинке я передам. Или пиши одно большое письмо сразу обеим – у нас с детства всё вместе, – и руку уже не на плечо ему, а на шею кладет и гладит, мелкая совратительница.
   – Мы с Топой, – говорю. – Уезжаем на полгода туда, где нет почты. Никакой. Дикая горная местность. Потому договаривайтесь иначе.
   – Да? – печальные рожицы. – А как?
   – Скоро появится одно интересное новшество. Называется «ментальная сеть». Особо про нее не болтайте, а как услышите, что где-то она заработала – постарайтесь выяснить, кто подключает и как ею пользоваться. Сразу не лезьте, посмотрите на тех, кто уже не первый раз заходит в нее, много ли их и не выглядят ли они подозрительно. Потому что сперва, пока это – новинка, обязательно появятся жулики и шарлатаны, потом одних выловим, другие в Серый буфер сбегут. Когда войдете в ментал – соединяйтесь со мной, а не с Топой. Даже если это поддельная сеть и что-то недоброе – я вас сразу услышу. Топа или кто другой – нет. Вытащу ли из неприятностей – большой вопрос, у меня есть кое-какие дополнительные возможности, но я не всесильна. Так что лучше не вляпывайтесь. Хотя, ежели что – постараюсь. Если все нормально пойдет – тогда хоть каждую ночь с вашим Топой болтайте. Другой связи с нами не будет.
   – Жа-а-ль, – протянула Илга.
   – Но мы обязательно с вами свяжемся! – заявила ее подруга.
   – И все это не спрашивая учителя, – вздохнул вэль Римин. – Я, вообще-то, тоже не старый пенек, так что если узнаете что-то про эту вашу ментальную сеть – сразу говорите мне, вместе испытывать будем.
   Ну, как я и предполагала – все трое под мой «выброс» попали, и целитель, похоже, наконец с этим смирился.
  
   Посмотрела – Топа хорохорится, а устал, и под глазами черные тени.
   – Давай-ка, ученичок, поспи, и лучше сам, а то попрошу у вэль Римина снотворного, будешь потом целые сутки тупить, как чурка с глазками.
   Он взглянул на меня печально, хоть плачь, а Илга состроила невинную рожицу:
   – Можно, я рядом посижу? Мешать не буду, а ему спокойнее.
   – Если учитель тебе разрешит. И еще... будешь сидеть именно рядом, на табуретке, а не на постели. Все ясно?
   – Ага! – изображает наивность. – Рядом, но не вместе.
   «Топа, – стараюсь телепатически донести свою мысль. – Не вздумай экспериментировать – опозоришься. У тебя кровопотеря еще как следует не восполнилась и низкое давление. Отложи под любым предлогом».
   «Не волнуйся, теть Хю, – ага, дошло, понял. – Как такое вообще-то провернуть... в моем состоянии?»
   Да уж, во всяком случае, не в миссионерской позе... но есть варианты. Видно, я слишком ярко эти варианты представила, потому что Топа покраснел до ушей.
   – Теть Хю!
   – Что?
   – Ты обалденная тетка! Я люблю тебя! Не волнуйся.
   Когда через полтора часа я заглянула за занавеску, он все еще не спал, а Илга, резко отпрянув, посмотрела на меня с видом «я же выполнила все ваши предписания!». Да, она сидела на табуретке, он лежал в постели, но припухшие губы и раскрасневшиеся лица выдали их с головой. Дети целовались. Полтора часа подряд.
  
   – Она красивая, – много позже, в Керемнице, в маленьком номере дешевой гостиницы, сказал мне Топа. – Не только внешне. У нее такая внутренняя... неразрывность. У честных людей между словом и делом можно просунуть лезвие, у бесчестных – бревно. А у нее – ничего. Она как вода.
   – Илга – иннена, – отвечаю ему. – А они ведут свой род от женщин, совращенных Кеесе. Потомки стихийных духов похожи на них, это естественно. Каковы духи рек? Я знаю двух. Кеесе развратен, а Перпона жестока, но они, и правда, не лгут. Только правдивость иннены не означает, что она будет тебе верна.
   – Знаю, – вздохнул. – Ничего, тетя Хю. Как-нибудь разберемся. Вот твой друг наладит ментальную сеть – и разберемся.
  
   Мой друг наладит. Уже налаживает, точнее, создает почти с нуля.
   Но расскажу по порядку.
  
   О переезде я говорила не зря. План похода в Рифеи у меня наконец-то дозрел. Не то, чтобы он был сложен или хоть немного оригинален, но требовал выполнения нескольких пунктов параллельно. Например, при подборе команды. Первое место, куда я хотела заглянуть – к Темине. Если и не поможет ничем, то подскажет, кого сагитировать. Совсем бездельники и неумехи в Рифеях мне не нужны, но у меня и нет необходимости их набирать: в Керемнице куча мастерового люда и жесткая власть цехов и гильдий. Молодежь и рада бы вздохнуть посвободнее – а приходится работать «по образцам и заветам». Самые отчаянные бегут на север к Стальному герцогу или в доки Метины. Логайн доэн Келвен – сам алхимик и изобретателей привечает, а в Метине-на-Кеесе всем дело найдется. Теперь появились еще и засекреченные «пещеры Дазо», о которых известно только, что они существуют, но туда, не сомневаюсь, отбор сквозь частые сита. Казалось бы, выход есть, и не один, только неясность судьбы многих от него отвращает.
  
   Кем ты будешь в цехах Стального герцога? Мастером, мнение которого хотя бы выслушают, или вечным мальчиком на побегушках? Что ты сможешь реализовать? Только материальные претензии или еще и собственные задумки? О Метине и говорить нечего: воля случая там велика. Нет, кто-то с минимальными навыками управления судьбой там хорошо устроится, но были бы ребята магами – не стали бы мастеровыми.
  
   У меня же для них некоторая определенность. Авантюрная, рискованная, но сразу дающая возможность самореализации. Сильная магичка, только что получившая герцогский титул из рук императора (ну, прямо как в первые годы Империи) собирает народ (и заключает с ним взаимные договоры, скрепленные серьезными клятвами) для обживания диких, но весьма богатых мест (смотрим историю «опаловой лихорадки» на Пртогхском нагорье и количество разумных, сколотивших на ней состояния). Именно обживания и организации производств, а не перекантоваться в осаждаемых дикими троллями лагерях, как было на приисках изменчивого опала. То есть, и дело, и доход будет не на хапок, а «и внукам хватит».
  
   В Рифеях, правда, дохрена озлобленных горных духов. На кого они злы – не знаю, надо бы парочку шаманов из орочьей родни позвать, для организации переговоров. Почти уверена, что с духами можно договориться. Свои же, местные, значит, их устремления и потребности доступны пониманию разумных существ. А потом... Где помочь, где подмаслить, где напугать, где свартчокан местного масштаба устроить – и найти приемлемое для нас всех решение. Орков как раз на переселение уговаривать не надо, они – народ кочевой, к тому же, у меня среди них изрядный кредит доверия. Скажи «Вийда зовет» – кто-нибудь, да явится. Я тоже мал-мало с духами общаться могу, но как дилетант, освоивший разве что основные приемы и технику безопасности, а тут нужны специалисты. С орками наймом не обойтись, не тот уровень доверия, придется продумывать организацию так, чтобы согласовывалась с традициями.
  
   Дальше – во глубину, только не сибирских руд, а Ладрогского хребта, за Глоди и всеми дварфами, кого он взбулгачил. И не говорите мне, что парень эти полгода тихо сидел – я похожие физиономии в школьном детстве на картинах передвижников видала и в учебнике по новейшей истории: бородатые и с сумасшедшинкой в черных глазах. Так что соберу тамошнее рр-революционное подполье и уведу его, как табун хваров. Я же орк... Думаю, подгорные власти мне за это еще и спасибо скажут. Но не приплатят, увы. Дварфы с денежками расставаться не любят, особенно если что-то можно получить и даром, а мне с ними торговаться – времени жалко.
  
   Встает вопрос: где денег взять?
   Быстро, честно и много. Любые два пункта исключают третий. Нет, у меня, наверняка, сколько-то осталось неполученного жалования, но этого явно не хватит, значит, и терять на них время не стоит. А на что они, собственно, нужны, эти деньги? Средства передвижения, пища, инструменты, скотина, семена, сельскохозяйственный инвентарь. Стоп-стоп! Средства передвижения сделаем сами, потому что все, что есть на Ирайе, включая гномовозки, для гор не годится. Но определенное количество стали, а, лучше, дюраля, для этого необходимо. Где его взять? Подозреваю, что дюраль проще приволочь со свалки технологического мира, чем тут добывать алюмосиликаты, выплавлять металл, легировать, отливать и катать – целое производство. Нет, потом-то я собираюсь его освоить, но сейчас все нужно быстро и уже более-менее готовое к использованию. Так что первый вопрос уходит в сторону собратьев-попаданцев и межмирового бартера. Как организовать – придумаю. Еда – это еще проще, если нет претензий к ее вкусу и внешнему виду. Несколько жестянок с плетениями и энергокристаллы... ага, и еще зарядные устройства. Это – деньги... но! Любой средненький маг и без кристаллов с легкостью обеспечит энергией полсотни таких генераторов. Кило белка – это не файерболл, на несколько порядков сложнее, но в десять раз менее энергоемко.
  
   Да и вообще маг нам нужен, факт. Одна я везде не поспею. А то и два. Причем, единомышленники, а не наемники, вынужденные сотрудничать со мной под давлением обстоятельств. В метрополии таких встретить сложно, все при деле и встроены в производственные или управляющие цепочки. Значит, поищем в Сером буфере, там всякой неучтенки полно, а уж человеческой – в особенности.
   А также местные псевдовалюты, контрабандные товары, незаконные услуги... Да! Сто раз да! Вот где можно толкнуть оптом пару сотен простых амулетов или в розницу один заковыристый, не согласовывая с купеческой гильдией и цеховыми старшинами. Только что-нибудь интересное и безобидное придумать, чтобы Контора не возбудилась.
  
   Тогда инструменты докупим. Животных... а надо ли? Слишком длинная и нерациональная пищевая цепочка. Выход пищевых продуктов животноводства, насколько я помню, составляет одну сотую от навоза, который производят скотина, причем, модифицированная магией тут не исключение, ну, может, навоза от них несколько меньше, а продукта больше, но не настолько, чтобы заморачиваться на этом и тратить дикие деньги. И коровки, и савги, и гшилки, в основном, переводят добро на дерьмо. Корма растут под ногами, навоз уходит туда же, улучшая почву, биоценозы с небольшими магическими поправками обеспечивают на терраформированной планете место для разумной жизни. Полностью переварить целлюлозу способны только грибы и бактерии, и то далеко не все. Мне нужен биомаг! И он у меня есть.
  
   «Увах!»
   «Чего тебе надо?»
   «Можешь создать плесень, которая будет быстро и начисто перерабатывать траву и опилки в нормальную белковую пищу?»
   «Плесень?!»
   «Ну, можно грибницу, как у гномского сыра, только этот сыр воняет и людьми плохо переваривается, а мне нужно, чтобы запах был приятным, а переваривалось не хуже мяса».
   «Может, сделать гигантские клетки, чтобы легче было сок отжимать?»
   «Можно. А они в процессе роста не полопаются? Да и консистенция предпочтительнее мясная, волокнистая».
   «Это как раз просто».
   «И еще чтобы оно росло лишь в определенных условиях, которые не встречаются в природе. Для безопасности».
   «Да уж сам об этом подумал... Не беспокойся, помогу всем, чем смогу. Ты, главное, здесь не задерживайся, а то я чувствую, как нарастает опасность».
   «Твари или Артас?»
   «Убийца богов вступил на землю Ирайи».
   «Поняла. Я-то сбегу, а вот как обезопасить тех, кто со мной контактировал?»
   «Никак. Он их убьет. Или хуже – использует как заложников, чтобы тебя выманить».
   «А если увести с собой?»
   «Всех?»
   «Не смогу, точно... да и нужны они здесь, не отдавать же территорию тварям».
   «Я думал, ты выбрала их в качестве жертвы, чтобы на какое-то время отвести удар от себя».
   «Хм».
   «Я поступил бы именно так».
   «А смысл оттягивать встречу? – что-то в моей бестолковке забрезжило. – Я не буду его разочаровывать. Хочет брать заложника – вперед! Пусть шантажирует меня. Я сыграю по его правилам... приду к нему...»
   «Совсем рехнулась?! Тут вопрос не только твоей жизни, а безопасности всего Веера!»
   «Именно. Это существо нельзя убивать, верно? Тогда придется увести, и подальше. Из Веера, а лучше – вообще из той части Мультиверсума, что доступна нашему пониманию. А для этого я должна выглядеть настолько неопасной, чтобы он решил поглумиться».
   «Ты с ума сошла».
   «Не-а! Помнишь, что я выпросила у Арагорна? Или, может, Артаса... я так и не поняла, кто дал мне эту способность».
   «Какую?»
   «Убегать».
   «Точно ненормальная! Ну, Игрок, какую свинью подложил... Нянчиться с сумасшедшей».
   «Не бойся! У меня есть союзник-плетельщица. Она перетасует вероятности и сдаст нужные карты. А еще у меня есть выход в бессознательное растений. У Омелы психика была дендроидной, кое-что я от нее унаследовала. А от бессознательного растений, и к бабке не ходи, имеется выход в совершенно непредставимые области. Кроме того, я знаю, кто поможет мне с боевой магией. Многого не успею, но пару приемчиков... Если убийца богов уже тут, я могу безопасно выходить в Туман. Там есть один дядечка, который мне задолжал, и серьезно. Отшельником себя называет, а выглядит, как элитный вояка доиндустриального периода».
   «Он и есть Воин. Точнее... эх, не моя это тайна – молчу. Но в войне он понимает больше, чем кто-либо во всем нашем Веере».
   «Вот и прекрасно. А то натаскал меня в качестве камикадзе, а драться так и не научил. Небось, надеялся избавиться поскорее...»
   Увах неприлично заржал, потом, вроде, успокоился, и снова зашелся. Наконец, между приступами хохота, я разобрала:
   «Ему сейчас не до этого».
   «Ничего! Ради безопасности Веера – отвлечется».
   «Ох, как же я хочу на это посмотреть!»
  
   Посмотрит, обязательно. Не ему одному ржать. И Воин – так его Увах назвал? – посмеется, увидев, как крутой и отнюдь не светлый биомаг вселился в белый и пушистый комбез. Ну, даже если он этот комбез в черный скафандр превратит – все равно смешно. Крутой маг – скафандр «глупой женщины».
  
   Однако надо к Темине смотаться – готова мне помочь или нет? На многое не рассчитываю, но совет насчет мастеров, надеюсь, даст. Давать советы все любят.
   После обеда, показав Топе, как увидеть мелкие деталюхи природных объектов, вроде клеток и крупных молекул, набрала в коробку всякого мусора и принесла ему на рассматривание, и взяла строжайшее обещание, что с живыми существами, в том числе самим собой, он экспериментировать не будет. А то с его теперешним энергопотоком и недостаточным для такой мощности самоконтролем наблюдение становится инструментом для изменений. Те камушки из песка перекристализовал, что называется, одной левой.
  
   Взяла тряпку со стола, намочила, отжала. Повесила поверх занавески. Топе сказала, чтоб ее не трогал и никому не давал. Будет меткой возвращения. Не знаю, действуют ли временные парадоксы внутри одного мира, но рисковать не хочу. Потом закрыла глаза, вспомнила лицо Темины и перенеслась к ней – сперва астральной проекцией, а потом и телесно.
   И как это я не заметила – вокруг нее куча народу. Точнее, не вокруг, а перед ней, а она сама за кафедрой стоит и с кого-то шкуру спускает. Фигурально выражаясь, конечно, но жестоко и с выдумкой. Я, правда, полторы фразы только услышала, про то, что ангидрид воровать будет разве что пьяньчуга в белой горячке, да и тот – один раз: это уксус на халяву сладкий, а ангидрид – верная смерть. Ну, прям как моя учительница химии из прежней, земной жизни: она в учителя из инженеров по ТБ подалась, так что каждый ее урок заканчивался жутенькими рассказами. А Темина, как меня увидела, охнула, потом оглянулась на зал, махнула рукой: «Ваше счастье!», схватила меня под мышки и потащила к двери.
  
   Завела в маленький уютный кабинет с лабораторной мебелью, усадила, на лице – детский восторг, глаза блестят, рот в улыбку растягивается.
   – Хюльда! Не думала, что увидимся, а ты тут! Дай обниму, что ли! Хочешь тей-фре? А, нет, у тебя, я вижу, пополнение готовится... наших рядов. Кто папаша? Не Глоди, надеюсь? А то от дварфов только толстушкам крутобедрым рожать, а тебе лучше от худеньких и узкоплечих... например, альвов. Не альв? А?
   – Нет. Папочка – чистокровный орк, правда, худой, жилистый и довольно высокий. Для орка, понятное дело.
   – Ну, это нормально. Сунул-вынул и бежать? – смеется.
   – Не он от меня, а я от него. «Вся жизнь – одна ли, две ли ночи».
   – И то верно. Лучше одной, чем с дураком за спиной.
   – Он не дурак. И вообще хороший. Просто у него своя жизнь, у меня – своя, и заботы гораздо серьезней семейных.
   – О! – Темина щелкнула пальцем по статуэтке из зеленого камня, и вскоре к нам заглянула смуглая худая женщина в черном платье и с шерстяным платком на плечах. – Пирожки заказать, нет? Ну, тогда, Ларина, киселя и зимних ягод. А, да, еще сейчас же скажи кладовщику, что трехведерную флягу ангидрида он должен приобрести за свой счет и поставить на место утерянной. Завтра проверю и, если нет... передаю его страже.
   – Да, вэль Темина.
   – Вот и ладненько...
  
   Кисель оказался молочным, с островком варенья из кислых синюшек посреди чашки, а ягоды – спресованными в плотные бруски, наподобие батончиков, с редкими вкраплениями отжатых семян масличной сосны.
   – Вкусно!
   – Ага. Конфетки мама придумала. Мы тут развернулись, с золотой лицензией от Энсторы.
   Надо сказать, «лицензия от Энсторы», тем более, золотая – это местный карт-бланш, дающий право производить и реализовать что угодно в обход местных властей. Конечно, ни о какой бесконтрольности речь не идет, просто держателей «золотой лицензии» контролирует напрямую центральная власть, а некоторые, стратегически важные производства – личные секретари соответствующих министров. Значит, триацетатное волокно – стратегическое сырье Империи? Очень может быть, если считать его заменой паучьему шелку. Пусть и не полной, но для нарядов модницам – достаточной. А это доход, сравнимый с суммарным оборотом всех ярмарок Керемницы за год, а, скорее, превосходящий его. Все зависит от объемов производства и цен на готовую продукцию. Главное, оно не уходит в Альвийскую конфедерацию.
   – Половина вложений и один золотой – за императорским семейством, – пояснила Темина. – Я тут, скорее, как управляющий. И знала бы ты, как мне это все остопаршивело! Хотя, когда за первыми отрезами придворные дамы давились – то еще представление, трагедии отдыхают. Меня вэль Льйихин водил к портному смотреть, мы там под заклятьем невидимости стояли. Так убиваться! Это ж тряпка! Она ни красивее, ни умнее не сделает. Кроме того, внутренней магии, как у паучьего, в древесном шелке нет, хотя для кого-то это и лучше... Я тогда в столице декаду жила, хотела с тобой встретиться, но мне сказали, что ты на Кугро. Потом, как раз в приемной сидела, чувствую – пол под ногами качнулся. Вэль Льйихин вышел, говорит – разойтись по домам, а меня берет под руку и ведет на крышу – знаешь, у них там, наверху, есть настоящий парк, только он уже весь облетел, голые ветви. Смотрим – на северо-западе из-за горизонта поднимается туча, как гриб. Спрашиваю: «Кугро?», а он: «Видимо, да». Ну, и тогда я подумала, что в таком катаклизме никому не выжить. Потом еще в газетах про тебя гадости писали, и я решила, что точно, ты умерла – писакам явно не подфартило бы выйти на дуэль с боевым магом.
   – Может, они так и думали. А, пусть брешут. Я ж теперь «доэре Хюльда», не афиширую, но так оно и есть.
   – Да ну? Это ты вулкан взорвала, да? За это тебя пожаловали?
   – Не совсем я. А пожаловали знаешь, какими владениями?
   – Нет. Кугро, как я понимаю, отошло какому-то ллири.
   – Сыну Дерека и ма-а-ленькой принцесске. Такой вот союз.
   – А тебе что?
   – А мне – Рифеи.
   – Как, все?
   – Ага.
   – И ты хочешь сказать, что в газетах полная врака?
   – Именно. Сама подумай, вокруг Дерека такие красавицы – зачем ему я? Да и владение-то – «возьми и подавись». Судя по всему, там залежи руд – лопай попой, но и духи гор никого к себе не пускают. Там уже много магов бошки сложило. Вот власти и решили: раз на Кугро не убилась, подарим-ка ей Рифеи: или, наконец, сдохнет, или с духами договорится.
  
   Еще немного поговорили, она предложила остановиться у ее родителей – гостиницу так и не решились закрыть, «а вдруг доча разорится?». Я сходила на другой конец континента за Топой и озадачила Темину еще больше. Практически заново созданное эфирное тело – это противоречило всему ее опыту. А уж после того, как Топа нарассказал про меня всякого, где преувеличив, где приукрасив – бедная девушка чуть не померла от любопытства. Завершающим штрихом стало то, что такая непринужденная дальняя телепортация была проведена без всяких подготовительных ритуалов и артефактов. Два раза подряд.
   – Все! – прошептал Топа, когда мы остались одни. – Темина – наша!
   – Ерунда, – отвечаю. – Нашей она была всегда.
  
  

Глава VI.
Неофициальные визиты

  «Сплю на новом месте, приснись жених невесте» — кабы они мне на каждом новом месте снились, так уже было бы больше сотни. Хорошо, что не снятся. Кочевая у меня жизнь, и неизвестно, будет ли иначе. Пока оно не мешает, а потом — посмотрим. Закрыла глаза, откинулась на спину и полетела затылком вперед в гулкую тьму ментала. Стоп! А что это я не додумала? Чтой-то мне мешается?
  Вернула себя в состояние дремы, шикнула на сдавившую виски боль — да, быстро выныривать из глубокого сна вредно, а из ментала — еще вреднее, но внезапно осенившую меня мысль надо обсудить с Увахом, и как можно скорее. Вон, услшал, заворочался, аж комбез завибрировал.
  — Скажи мне, если в курсе, знает Артас, что его креатура того и гляди станет широкополосным каналом во Тьму и высосет несколько миров разом?
  — Кх... — дух закашлялся. — Вообще-то... Должен знать, а ежели нет — его антипод просветит, и вражду на время забудет.
  — Тогда это знают оба «А». Может ли Артас желать уничтожения Ирайи-Хирайи?
  — Вряд ли. Он захватчик, но не ликвидатор. При удачном стечении обстоятельств ваш мир для него — готовый плацдарм для выдвижения в другие конгломераты.
  — Э... Знает ли он, что у меня изрядное сродство со Смертью и сниженный инстинкт самосохранения? Проще говоря, я — потенциальный суицидник. Ему это известно?
  — Естественно. Это и я вижу, ни разу не бог.
  — Ясно. А какой из этого вывод? Учитывая, что я ли его убью, он ли меня — результат один: потеря нескольких значимых миров Веера.
  — Что этого не случится, скорее всего.
  — Я думаю, тут другое. Дорогой Арти решил избавиться от нас двоих разом. Учитывая мою любовь к Ирайе, несложно сделать вывод, что убийцу богов я куда-нибудь уведу... далеко. И мы там взаимно уничтожимся. Или просто застрянем на веке вечные, что его тоже устраивает. А меня — нет.
  — Больно хитро... Но логично, и не поспоришь.
  — Боги Игры — хитроумные сущи. И вот Арагорн посылает ко мне тебя, существо не особо сильное, но поднаторевшее в интригах, как думаешь, почему?
  — Убийцу богов нельзя убивать, но обвести вокруг пальца...
  — Неизвестно, возможно ли. И рисковать не стоит. Если, как ты говоришь, он не особо умен, то что-то ему заменяет ум? Верно? Паранойная интуиция, чувствительная пятая точка, артефакт с искусственным интеллектом? Мы не знаем. Так что лучше говорить правду. Нужно лишь добыть доказательство того, что Арти его подставил, и подкрепить этим наши выкладки. Просто до безумия, а?
  — Не получится. Перехитрить Артаса? Даже пытаться не буду.
  — Значит, найдешь того, кто сможет. Связь с Арагорном у тебя же есть?
  — Односторонняя.
  — «Мы им посылаем сигнал, а нас посылают обратно»? — не возражает. — Значит, я не ошиблась. Великолепно. Быстро отправляй ему наш разговор с пометкой «срочно!!!».
  Вздохнул и согласился.
  
  Хорошо. А вот теперь — можно в ментал.
  Огромный, уютный, темный и гулкий, словно концертный зал перед премьерой, наполненный отголосками чьих-то мыслей, с путями, которые не надо создавать — достаточно продумать. Где тут Альфлед? Внушительный сгусток смыслов, подсвеченный яркими желаниями, с твердым и цельным ядром — вот она. Вокруг организуется сеть слабеньких разумов водных элементалей, а, нет, не вокруг нее, а вокруг разума ллири, точнее, Иллха-связанного-с-островами, а в острова, кажись, встроены какие-то артефакты управления, и они фонят в ментальном диапазоне... а стихийники, как обычно, пришли «на запах» халявной энергии и информации, да так и застряли. Выглядит эта система интересно: Иллх — слабо структурированное облако с нечеткими границами, артефактный глиф, с которым он, фактически, сросся — сеть с ячейками неправильной формы, стихийные духи, застрявшие в ней и вполне довольные этим — как же, столько жратвы! — «тебе хорошо и ты попался» — как мелкие медузы и осьминожки, шарящие по периферии ментальные «щупальца» ллири — точная копия его шевелюры; а внутри этого облака, но при этом и вне его — хорошо структурированная, яркая и бурлящая «звезда» Альфлед. Красиво.
  
  Мысленно прикоснуться и отпрянуть. Щупальца тут же вытягиваются ко мне, с исключительно недобрыми намерениями. «Эй, тут свои! Ты что, не признал?» — просовываю самую тонкую мысль-веточку, щекочу легким присутствием между щупальцами. Оба судорожно втягиваются, остальные «встали на изготовку», словно кобры в гнезде. Яблочко от папеньки недалеко падает, достойный сын Дерека. Поглупее, ну, так молодой еще.
  Звезда покидает центральное место, подплывает ко мне, в сиянии силы и власти. «Альфлед, хоть ты узнаешь?»
  Улыбка: «Конечно. Иллх слишком напуган, мы весь день отбивались от тварей».
  «И как?»
  «Хорошо, что у нас пока мало жителей. Загнали всех в пещеры под скалы, а потом долго ловили пузыри»
  «Пузыри?»
  «Да, такие, внутри перекрученные».
  «Вывернутая топология, «обратное пространство». Когда соприкасается с нашей реальностью, получается большой «бах»».
  «А ведь это даже не эфир, а уплотненная астральная материя».
  «Боюсь представить, что будет, если они сюда в физических телах явятся. Это не те, что в Черный буфер лезут, тех я хорошо знаю, этим летом побывала на прорыве».
  «Да, слышала. О Гнезде Виверны отец с эр Карбезом говорил, что лучше подготовить для буфера несколько десятков узкоспециализированных магов-середнячков, чем терять всякий раз столько кадровых военных».
  «Да они там не военных, а конторскую лису потеряли. Ну, и я высказалась насчет отсутствия мага в крепости. Если бы не помощь духов и не руника — то погибли бы все».
  Саркастический смешок. Заинтересованность:
  «Я слышала, ты и против пузырей что-то придумала?»
  «Да. Держи. Руны знаешь?»
  «Свои скрипты не писала, но готовые использую без ошибок».
  Сбросила ей информацию.
  «Все понятно?»
  «Да».
  «Как твой ллири?»
  «Ну... — будто кислый плод надкусила. — Сородичи называют его духом Иисихаулиая, то есть, архипелага Кугро. Это они его вживую не видели, а на всех островах он, действительно, проявляет себя как мощная стихиалия. Еще бы, — легкое презрение. — С такой артефактной системой!»
  «От древних магов осталось?»
  «Не знаю, от кого, но вы с ним без проблем подключились. И Иллха она признала».
  А меня — нет. Я ее даже не почувствовала. Скорее всего, это какой-нибудь ластоногий маг во время оно сообразил. Тогда нам, сухопутным, точно не подключиться.
  «Как у него руки-ноги? — спрашиваю. — Регенерируют? Или он теперь о теле не вспоминает?»
  «Еще как вспоминает, — надулась. — Говорит, что когда восстановится, то отхлещет меня костью хииры. Нас ведь поженили... по королевскому обряду. И теперь мы изменять друг другу не можем, никак. А Лаваари его постоянно искушает, ты же знаешь...»
  «Дух буйного моря... Видела я, что они с Кеесе вытворяют».
  «Ага, развратная баба. Дразнит моего Иллха. А он — ллири, ему женщина необходима, вот и мучается».
  
  Да уж, кое в чем Альфлед понимает больше моего. Поэтому и не могу воспринимать ее как ребенка — не ребенок она, а целеустремленная и циничная женщина, по случайности оказавшаяся в детском теле. Как естественно применяет двойные стандарты — даже в ментале не чувствуешь лжи, наоборот, возникает искреннее сочувствие к малолетней королеве. А на деле... Она захотела корону и сбежала к личу, собирающемуся активировать Зерно Хаоса, а Иллх попал между колес этой истории, и удивительно, что вообще выжил. Но все более-менее утряслось, руками третьих лиц, как обычно. Тут же нарисовались довольные родители и поженили своих детишек, из которых один взрослый, а другая пигалица, причем, поженили так, что взрослому даже фаворитку не завести. И кто виноват? Ну, конечно же, Лаваари! «Ла мер мне душу извело, ла мер мне причиняет зло». Какая прелесть!
  Что ж, девочка, и получай той же меркой, совет, за который меня, по закону, можно на опыты к малефикам сдать. Но сформулирую его в твоем стиле — намеком, за который никто меня судить не возьмется.
  
  «Водные все такие, — соглашаюсь. — Слушай, а ты можешь себе создать астральное тело взрослой женщины? Примерно, какой ты станешь, когда вырастешь?»
  «Не примерно. Я точно знаю, какой буду».
  «А тогда что мешает? И снись ему хоть каждую ночь, только не переходи барьеры материализации грез, чтобы физическое тело не пострадало».
  «Идея».
  «Пройдись по ней напильничком — и пользуйся, — после чего перехожу к своим вопросам, ибо время поджимает. — Знаешь, а я к тебе...»
  «А ты ко мне по делу, — подхватывает она. — По твоему следу идет убийца».
  «Ну, вот, всё ты знаешь, ничем тебя не удивишь», — так, значит, она мою судьбу отслеживает постоянно, без наводящих вопросов.
  «Нет, не всё, там такая куча развилок, и только что еще одна прибавилась».
  «И как они? Подскажешь, что выбрать?»
  «Последняя — самая надежная, — вздохнула Альфлед. — Но мне придется ее дотянуть до нужной длины, — задумалась. — А ты все-таки сходи в тот сад».
  «Какой?»
  «Тот, который рядом с крышей придуманного сарая, там, где растут сны трав и деревьев. И если встретишь в нем кого-то... похожего на человека... можешь с ним посоветоваться, только не нарывайся на скандал и не ведись на провокации. Он древний и мудрый, и силы его велики».
  «Он даст совет?»
  «Он поможет, но не задаром. Соглашайся на многое, кроме одного — не признавай его власть над собою».
  «Поняла».
  «Ну, ладно, иди... я сейчас астральным телом займусь, пока снова твари не налетели!»
  
  Вот и хорошо... отваливаю от маленькой «разумной галактики» и проявляюсь в астрале. Неправильно рисковать жизнью, не довершив важных дел. Вон, вдалеке темнеет стенами и сияет шпилями крепость Эйде. От башенок расходится мелкоячеистая сеть — разворачивается система слежения за пришлецами из других миров. Выглядит это как бесконечная гифка, от которой глаза собираются в кучку, а мозги погружаются в транс. Перевожу внимание на узкий мостик — мне по нему брести и видеть всякую муть. В этот раз все проходит быстрее и легче — вместо базара я вижу богато накрытый стол, вместо мерзлого зомби-водилы — распугиваю полчища крыс, вместо лезущей под «кукушку» мотоциклистки — ловлю за шкирку уходящего под воду ребенка. Не слабовата ли защита?
  
  Ворота открывает Яга.
  — Бабушка! Как оно тут?
  — Хех, каком кверху! — шаманка выглядит довольной, а это показатель. — Лягушачья принцесса-то... — и смеется.
  — Что она натворила?
  — А то и натворила. Они с Хоброком поженились. Да так на твоей силе оба помолодели, что он ей ребенка заделал. Но это все — требуха рядом с тем, что она им, как савга хвостом, крутит. Я-то боялась, Великая Степь наши маленькие леса поимеет... да ни шишки лущеной! Не может Усмиритель усмирить нашу Нохту. Да и не хочет — «Нохта то, Нохта се». Ну, а у беременной, знаешь, дури в голове полно... Осели они в вашей Энсторе, так он у властей большой кусок земли вдоль речки выпросил, а она там болото развела — духов выращивать. Мага наняла обогрев воды сделать, и такую штуку, чтоб тепло далеко не убегало. Везде снег, мороз — а у нее туман стоит и лягушки квакают. Уж хуманы жаловались — тинники все окрестные дома заплевали, так что, наверно, отберут у них участок.
  — Ба, да откуда ты все знаешь-то?
  — А как не знать? Туда, сюда через ворота идут. Не столько помершие, сколько ученичков древние маги набрали — так они в обе стороны шастают. У моли-то белой, аж четверо собралось, и трое нос задирают, только огневик — воспитанный, знает, что духам требуется, всегда остановится, поговорит. Знаешь такого? Клига его зовут, или Клиха...
  — Клийд Саргийский? Нос, как утиный клюв...
  — Он! Добрый мальчик, тепло от него на душе. Сама что, скоро осесть собираешься? Родить-то тебе ранним летом придется, а до этого шесть, а то семь декад не сможешь бегать, как ты всегда, тебя пузо перевешивать будет. Так что поторопись.
  — Ба, меня убить хотят! — жалуюсь. — Нет, не Дерек, а вообще хмырь из другого мира. Его наняли.
  — Так убей его сама! Или помочь, что ли?
  — А его убивать нельзя. У него внутри широкий канал во Тьму, как только аура рассеется — так он и откроется, да затянет все, что вокруг него, и чем больше он втягивает, тем шире становится. Говорят, созрел уже для того, чтоб пару-тройку миров за раз слопать.
  — Тьфу, гадость-то... И кто ж его сюда отправил?
  — А ты как думаешь? Душка Арти.
  — Вот чтоб этого Арти назад в бездну закинуло...
  — Ничего, выкручусь. Что сама не смогу — друзья помогут. Не подскажешь, где Ант?
  — Да, вроде, в своих подземельях. Кто повыше мостится — а он пониже, к основе поближе. Ты позови.
  — Это как?
  — Крикни. Он услышит.
  
  Ну, что, встала понадежнее, руки рупором сложила и крикнула.
  Надо было потише. Раз в -дцать. Потому что он появился быстро, но, раньше него, слетелись мухарапундики и устроили птичий, то есть, нет, мухарапундиковый базар.
  — О, хозяйка пришла!
  — Чего она тут хозяйка-то?
  — Маленькая хозяйка большого Эйде.
  — Раз маленькая — пусть лежит в колыбельке.
  — Раз хозяйка — пусть правит.
  — Правит лежа в колыбельке.
  — Плывет в колыбельке по морю.
  — Маленькая хозяйка Эйде.
  — Плывет в колыбельке по темным водам
   Маленькая хозяйка большого Эйде.
   Спит и не помнит себя,
   Большая хозяйка маленького Эйде.
  — Расступились! — ура, человеческий голос. — Разошлись по рабочим местам...
  — Разбежались по постам, — заголосили мухарапундики. — На постах пусто! Попусти на посты пустотников поставить!
  — У них свои задачи.
  — Задачи на заду удачи! Не надо сдачи! Ай-яй! Больно же!
  Ант расшвырял мухарапундиков пинками, и те, подскакивая, будто резиновые, понеслись к крепостным стенам.
  — Не слишком жестоко?
  — Они слов не понимают. Если вовремя не отпинать, так и будут нести чушь и бездельничать.
  — Я по делу.
  — Ясно, что не траву курить. Так крикнула — чуть не оглох. Можешь теперь хвастаться, что мертвого оглушила.
  — Тело-якорь готово? Оно удержит тебя на Ирайе, пока сознание в ментале будет бродить?
  — А ты вовремя пришла. Как раз хочу похвалиться обновкой. В огне не горит, не плавится, не испаряется, можно в фотосферу Солнца слетать, и при трех градусах Кельвина не замерзает, сильнее просто заморозить не смог, высоким напряжением не разрушишь, Эрмино сто шестьдесят раз молнию кастовал, проводимость можно менять в широких пределах, при большой силе тока ощущается зуд в наружных слоях, ну, и внешность... Пошли, покажу. Где ты сейчас находишься? Веди.
  
  Энергичненько так, и это мне нравится. Вообще работоспособность у парня потрясающая, видно, как он всем этим увлечен — ничуть не напоминает себя-прежнего, в том сне с разгромленным магазином. Зацепила вниманием и провела его в гостиничный номер, предупредила, чтоб громко не говорил, а тихо думал, потому что за ширмой ученик спит, нырнула в тело, открыла глаза...
  Гляжу — обычный парень стоит, каких на Земле из десяти дюжина. Никакого зеленоватого света, никакого мерцания, цвета соответствуют реальным. Свитер, джинсы, кроссовки. Мягкое незапоминающееся лицо, отросшая стрижка. В одном разница с живыми — коврик под ним не промялся, словно он ничего не весит. Да так оно и есть, на астральную материю гравитация не действует. Протянула руку — он ее обхватил, сжал у локтя. Видимо, на его Земле вот такое рукопожатие. Нормально ощущается, легкое сдавливание и даже тепло.
  — Ты крут! — говорю. — Если не знать, куда смотреть, от живого не отличишь.
  — Мы постарались, — хитренько улыбается. — Бирюза хочет Кифа найти, и явиться не бесплотным духом, а так, чтобы сразу соблазнить, если он за это время другую нашел.
  — Через триста лет? Ну, дает тетка!
  — Так он же — маг, а у вас, как я понял, чем больше силы, тем дольше жизнь. И в хрониках сказано: «удалился в неведомые страны», а не «погиб». Нам с орками арсэ Анвэлад лекции по истории мира читает, так что знаю. Ну, так что — приступим?
  — А давай! — бутылочка с «выходами» в ментал появилась в руках по мысленному пожеланию, словно у меня где-то внепространственный карман имеется. Кстати, вот еще одна нерекомендованная технология. «Вследствие опасности межмирового пробоя». Но тут мастерство божественное, а они, небось, знали, что делают.
  
  Откупорила, вытряхнула шприц-тюбик. Выходит, эта форма для него привычна? Ах, да, власть корпораций и земной шар, по уши погрязший в локальных войнах. Ант без особого удивления взял шприц, немного подумав, вдавил колпачок, а потом сдернул с иглы. Хотел закатать рукав, усмехнулся и засадил через него. Тут же тело слегка приподнялось и зависло, глаза закрылись, а шприц исчез. Надо сопроводить, а то как бы с непривычки не потерялся.
  Догнала уже на полпути к Земле.
  «А как же сеть?»
  «Не волк — подождет!»
  «Ты с кем-то хочешь встретиться?»
  «Надо же, догадалась!»
  «С кем, если не секрет?»
  «Не мешай, я скоро вернусь».
  И нырнул в ноосферу.
  
  Ну, либо родители, либо девушка. Он ведь об этом сразу задумался, когда я про ментальную сеть сказала, а до меня не дошло. Возможно, именно потому так и вкалывал в Эйде. А ментальное тело у него красивое — если бы крылатую ракету можно было сделать из искрящихся кристаллов, получилось бы похоже. Проросшие друг в друга и упакованные без зазоров друзы мыслечувств, разветвленные дендриты логики, цепи, связанные из циклических колец — да в его упорядоченном легче потеряться, чем в моем бессознательном! Хорош... Почти завидую его девушке. Кручусь рядом с ноосферой, нервничаю. Конечно, магии на любой Земле — кот наплакал, но здесь твари, как ни странно, водятся в количестве. В том числе и такие, что готовы сожрать каждого, кто хоть немного поднял голову от корыта. Подо мной будто котел кипит и побулькивает. Медленно переваливаются, словно исполинские слизняки, эгрегоры. Деловито проносятся хищные триммеры-косилки — служебные сущности. Расползаются заражающие все вокруг облака ненависти и проклятий (а также самопроклятий, как ни странно). Роятся тучи мелких, но ядовитых лярв. Это не считая просто «полевых зверей» и триков. Вот куда сунулся без подготовки? Зажрут ведь!
  
  В ментале сложно контролировать время, но мне подумалось, что слишком уж долго он там торчит. Ну, и нырнула следом. Вызвала в памяти четкое ощущение его сути — и пошла по ней, как по нитке. Чем глубже — тем стремнее становилось: лярвы-то ко мне побоялись подходить, а вот «газонокосилки» подскочили, от разных эгрегоров, сразу заметно — дизайн отличается. Ну, я ж не совсем дурочка — приняла состояние небытийного зеркала. Те меня потеряли, покрутились вокруг, друг на друга пошипели и пропали, а я поползла дальше, теперь уже с оглядкой. Ну, вот, наконец-то! Он.
  И слов нет, одни маты.
  Торчит этот «крылатый ракет» посреди человейника, в самой толпе... а, нет, не в толпе, человейник на комнаты разделен, типа пеналов, и перед ним только девушка... которая что-то странное руками творит. То ли крестит, то ли круги рисует. Вот нахрена она это делает, дура? Ведь призвала же чернущую дрянь, и та своей структурой в Анта врастает, упрощая и уплощая его дендрофракталы.
  Ну, погоди! Йа-ха-ха! Смех — надежное средство от астральных сущей, а в ментале это сдвоенный символ — оператор ничтожности на противника и оператор нерушимости на себя, добавляю к нему толику разрушения — прямой Хагалаз, который становится здесь командой «рассыпься», вниманием выхватываю Анта из распадающегося пылью облака и, как когда-то, в тот, первый раз, несусь спиной вперед в темпе Дикой Охоты. Спиной вперед — потому что к противникам взглядом, а вся живность, что недавно меня потеряла, теперь очухалась и ринулась вслед. Ну, что, постреляем. То, что зарекомендовало себя при защите Мшаны, тут тоже работает. Это в лечении существ разных видов нюансы не для средних умов, убивать — куда как проще.
  
  В общем, ушли. Помогло то, что они меня не сразу прочухали, а также мой дар от кого-то из двух «А» — удирать быстрее преследователей. Отстреляться от эгрегориальной армии — мне не по силам, а нас ловил не один эгрегор.
  Когда плюхнулась в себя и открыла глаза — сердце чуть не к горлу подпрыгивало. Ант оглядывал и ощупывал свое тело-якорь, вися в полуметре над полом и страшно удивляясь, что на нем не отразилось потрепанное состояние ментального.
  «Нагостился?»
  «Ага».
  «Еще хочешь?»
  «Знаешь, хочу! Создам себе армию — вернусь и всех там порадую».
  «Ну, давай. Только у меня предложение поинтереснее».
  «Сеть?»
  «Сеть. В информационных диверсиях ты явно понимаешь лучше, чем в военном деле».
  «Ты права. Но, все-таки, это обидно».
  «Девушка?»
  «Да. Она, вообще-то, немного ведьма, вот я и решил — не испугается».
  «Ну, в нашей параллели считалось, что любые добрые чувства умирают вместе с человеком, и, если мертвец вдруг явится — от него можно ожидать лишь самого плохого».
  «Но я же не...»
  «Ты же — да. Умер. И все, кто тебя знал при жизни, будут шарахаться даже от этого, такого похожего на настоящее, тела».
  «Черт! Не подумал».
  «Кстати, ты в ментале потрясающе выглядишь. Как крылатая ракета, только не со взрывчаткой, а сплошь состоящая из структурированной информации».
  «Да понял я. Пошли, погляжу вашу сеть».
  
  И мы вернулись в ментал. Те грандиозные свалки разнообразных знаний, которые составляют главную привлекательность этого слоя, Ант окинул взглядом и процедил сквозь зубы: «Пока все не проиндексируется — даже смотреть не стану», когда я описала процедуру поиска разумного существа и связи с ним, он хмыкнул и заявил, что проще добраться пешком, чем по такому адресу, когда притащила полюбоваться на ментальные структуры Леса ночных эльфов и города-улья инсектоидов, оживился и спросил — «Неужели, предетты?», а когда я описала Заррака, был разочарован. Видимо, оттого, что не они. Но сам Лес признал годным к использованию в качестве сервера, только с Майей поговорить не удалось — она была занята и в ментал давно не выходила.
  «Ничего, у нас такие леса тоже есть».
  «И тоже под эльфами?»
  «Альвами».
  «Договариваться будешь ты, я после приду прошивку ставить, а когда она устаканится — и остальной софт. Астрал над Эйде после перепрошивки почти сутки бурлил и изображал из себя теплое пиво. Лес тем более надо смотреть, он, в отличие от астрала, живой и вон как мыслит».
  
  А потом мы вернулись в долину к Эйде.
  Ант замешкался перед мостом, потом развернулся и посмотрел мне в глаза.
  «Спасибо, во второй раз вытащила».
  «Не стоит благодарности — я лишь преследовала свои эгоистические цели».
  «Вот как... Тогда я — тоже,» — и протянул мне большую клубничину на листочке, похожую на пластмассовые броши земных семидесятых.
  «Это что?»
  «Флешка. Астральная. Где-то чуть больше двух йоттабайтов, у меня точно сделать не получается. Зато форма удобная, можно на цепочке носить».
  «Как хоть ею пользоваться?»
  «Хы... проще всего — сунуть в рот и закрыть глаза».
  «И изображать из себя идиотку, пока кто-нибудь по попе не шлепнет».
  «Но можно и зажать в руке. По центру ладони, там тоже подходящее гнездо. После чего либо вдумываешь в нее, либо считываешь вдуманное. Очень советую для каждого файла выбирать два-три ключевых слова, звука или символа, не меньше. А лучше — и узнаваемую иконку, это упрощает поиск».
  «Попробуй использовать запах, — говорю. — Самые сильные ассоциативные связи и исключительное разнообразие».
  «Кстати, да. Хорошо. Благодарю, мне пригодится».
  Он улыбнулся, поднял руку и вступил на мост, а я вернулась в тело.
  
  В руках мерцала клубничка. Мало того, что мерцала — она еще и пахла клубникой, не совсем естественно, скорее, как ароматизатор для автомобиля. Обалдеть, игрушка! На родине он за свою технологию или озолотился бы, или голову бы ему оторвали, что скорее. Все библиотеки, фонотеки и видеотеки Земли можно засунуть в одну ягодку, и займет оно, от силы, ее миллиардную часть. Если она столь же кувалдоустойчивая, что и его новое тело, то это — вещь на века. И для считывания не требуется приборов, просто небольшие навыки менталистики, на уровне «тупого юзера».
  «Орм! Смотри, какая цацка! Как, может заменить ваши кристаллы?»
  Сынок проснулся — в последнее время он все больше молчит, переключив внимание на растущее тело, и заинтересовался.
  «Приложи к животу, поближе... ага, вот сюда. Хм... Ну, что тебе сказать... Артефакт, по-вашему, первого класса, только в плане информации, а не энергии. Еще чуть-чуть, и был бы божественным. Но это «чуть» важно — он из твоей силы, весь, полностью. Нейтральной материи в нем нет. Без подпитки обречен на распад в течение ста — ста пятидесяти дней. Не более полугода Ирайи. Ну, собственно, все Эйде на твоей силе держится. Хоть понимаешь, что это значит?»
  «Что мне ни в коем случае нельзя подыхать».
  «И это — тоже, хотя, если лишишься только физтела — оно не критично. Это еще значит, что ты имеешь полное право приказывать всем, кто там обитает, если не послушают тебя — то под угрозой выселения. Кроме того, их новосозданные тела...»
  «Дурень ты, Орм. Вот, знаешь много, а дурень».
  Волна непонимания и обиды.
  «У тебя друзья были? Не учитель, не начальник, не подчиненные — друзья?»
  Опять искреннее непонимание.
  «Они — мои друзья. Я помогла им просто так. И они мне, когда потребуется, помогут. А Эйде они создали сами, мою память просматривал — знаешь. Пусть оно из моей силы, но творила не я. Значит, Эйде — их, по праву».
  «Мам, прости. Я не понимаю таких отношений. Ладно — ты друг Анта. Ну, арсэ Анвэлада — тоже. Но этот дух лохматой старухи... или орочьи шаманы... или тот болтун, который все время тебя оскорблял, кузнец... что у тебя с ними общего? Они же не ровня!»
  «А мне на это плевать. Да и с какой стороны посмотреть, очень возможно, что это мне до них не дотянуться».
  «Ладно, мам, не будем спорить. Ты мне даришь этот артефакт?»
  «Конечно! Может быть, он заменит тебе кристаллы Рифеев».
  «Думаю, да. Но надо проверить. Повесь под комбинезон на пояс».
  Вышла из комнаты, спустилась на первый этаж. Темновато, лампы, по ночному времени, пригашены, едва мерцают, а кодового слова, чтоб их поярче сделать, не знаю. Еле нашла комнату Гарны — нет, она никуда не делась, просто я что-то долго вспоминала — и постучалась тихонько.
  
  Служанка вышла минут через пять, часто моргая сонными глазами и доплетая кончик седой, но толстой — в руку — косы.
  — Что нужно, вэль Хюльда? У нас оно может найтись, или — уээээ!(зевнула) — бежать куда среди ночи?
  — Должно найтись. Поясок матерчатый или широкая лента, амулет повесить.
  — А, это можно, — тетка распахнула дверь. — Заходите, пороемся в сундуках. Я понимаю, беременной не только себя беречь надо. А то с вашей профессией... помните, как вы у нас летом-то?
  — Да, приключений огребла по самое нехочу.
  — Вот, а теперь ваш ученик. Такой молоденький, а уже...
  — Ну, теперь его увечье излечимо, целительство не стоит на месте.
  — Хорошо бы. Такой умный парнишка, смотрите, какие шпильки мне сделал, — и показывает две веточки — как настоящие, только из черного камня. Что-то вроде антрацита, но другой структуры. — На кухне с ним сидели, так он из окошка высунулся, отломил, посмотрел на них вот так, — Гарна нахмурилась и сделала пронзительный взгляд. — И окаменели.
  Хм. Юный Медуз Горгон под боком растет, и хорошо, что экспериментирует на веточках, а не на животных или — упаси судьба — людях.
  — Как, — спрашиваю. — На кухне в окно высунулся, если там до него и здоровому, с ногами, тяжело дотянуться?
  — А он же летает, разве не вы его научили? Сперва меня напугал. Подобрался сзади неслышно, и по плечу — шлеп! Чуть не описялась, право слово.
  Так, он еще и под Карлсона временами косит. Хорошо еще, если над крышами не лета... прислушалась к телепатическому каналу, и поняла, что не ошиблась — летает.
  
  Скомкала разговор, забрала ленту, приспособила клубничинку на талию, которая уже явно потеряла право так называться, поблагодарила Гарну — и, забравшись на подоконник, распахнула обе створки окна и взлетела в темное небо. Оглянулась — тетка стояла на морозном ветру, в одной ночнушке и платке на плечах. Седые пряди волос задувало в лицо, щеки порозовели, а она смотрела в ночь и улыбалась чему-то. Неужели у них тут все постояльцы такие крезанутые, и она привыкла? Однако...
  Топу я ловила недолго — обнаружился аккурат над рынком, барражирующий в нижнем эшелоне и высматривающий что-то внизу.
  — Блин, зараза, только прочухался, простыть теперь хочешь?!
  — Теть Хю, не мешай, там кто-то интересный прячется.
  — Кто — интересный?
  — А ты прислушайся!
  
  Ну, прислушалась... тихо и словно издалека до меня донесся звук флейты. Потом еще один, и полилась печальная и завораживающая мелодия, напоминающая свист ветра, волчий вой и плач покинутого ребенка. Я отстранилась вниманием от этой мелодии, и она пропала. И тут я вспомнила — мальчишка с флейтой, которого я видела из окна гостиницы еще летом. Ведь приняла его за живого, а это — дух. Не даром я тогда слышала мелодию, хотя, по идее, расстояние было слишком велико для этого. Еще ведь подумала: «будет жаль, если такой талант пропадет в здешнем мещанском болоте». В Керемнице жизнь вообще приземленная, переполненная материальным, бытовым, сочная и даже «жирная» какая-то. Женщины, в большинстве своем, полные и грудастые, блюда они готовят густые и наваристые, одеваются ярко и безвкусно, одних рынков в городе семь штук, не считая магазинов, лавок и «окошек» с бутылочками пива и вездесущими пирожками, если случайно услышишь разговор — то либо о деньгах, либо о барахле, либо кто кого поимел и как кинул. Дварфов не любят, но сами словно пример с них берут. С их худших черт. И вот — что удивительно — дух-музыкант.
  
  Как привлечь его внимание? Наверное, музыкой. Особых способностей у меня нет, но насвистеть что-нибудь простенькое смогу. Например, мелодию любви из «Крестного отца». Зависаю рядом с Топой, облизываю губы и начинаю свистеть. Сперва оно выходит совсем уж фальшиво, потом, вроде, более-менее настраиваю «свистелку». Губы пощипывает морозом, но это даже приятно. Минуты через две-три умолкаю. В ответ несется та же мелодия, но переработанная и словно увешанная гирляндами льдинок, позвякивающих друг о друга на жестоком ветру. Я выслушиваю и перехожу к более жизнеутверждающей музыке, рыбниковской теме из «Острова Сокровищ». В ответ та же мелодия наполняется слезами о несбыточном. Высвистываю ему «El condor pasa» и надеюсь, что мне хоть немного удается передать то, как она зовет в неведомые дали, которые способен увидеть разве кондор или... или плетельщик судеб. Тьфу, какой поэтичный пассаж испортила — аж на саму себя зло берет.
  В ответ из-под прилавков выныривает облачко и поднимается к нам, принимая облик мальчишки со свирелью. Я киваю ему.
  «Хочешь в горы?»
  Кивок:
  «Все лучше, чем здесь».
  Спрашиваю Топу:
  — Готов нести за него ответственность?
  — Ну, да... А что надо-то?
  «Пойдешь с нами?» — спрашиваю духа.
  «Пойду. Только вы свирель из-под настила достаньте. Я в ней живу».
  «Хорошо. Где она?»
  Дух медленно опускается на одну из пустых палаток, я следую за ним. Просочился сквозь крышу — я спрыгиваю рядом и заглядываю за прилавок.
  «Вот здесь».
  Аккуратно вырезаю и вынимаю кусок пола — да, опять воспользовавшись слегка модифицированным боевым плетением, роюсь в мусоре и грязном снегу. Наконец, откапываю нечто, больше напоминающее черенок от детской лопатки.
  «Эта».
  Пристраиваю доски назад, поднимаюсь в воздух и отдаю свирель Топе:
  — Вот, его привязка. Отмой аккуратненько, чтоб до конца не разбить, просуши в прохладном месте и, когда в горы двинем, держи при себе. Ты его нашел, ты взял за него ответственность — ты и отвечаешь за его поведение. И чтоб ничего противозаконного!
  — Хорошо, теть Хю. А если начнет хулиганить?
  — Я вас обоих тут оставлю. Милостыню просить, — и строю «злую орочью рожу».
  — Так и оставишь?
  — Именно! До тех пор, пока не исправитесь.
  Топа смеется, а дух трогает его пальцем, после чего они обмениваются мыслями и поворачивают к гостинице. Когда все вместе возвращаемся и по очереди залезаем в окно, то я понимаю, что мы выстудили до зубовного стука не только свою комнату, но и, пожалуй, весь этаж. Одна надежда — что все спят и никто не заметил. Закрываю окно, открываю дверь в коридор — и волна тепла овевает щеки. Уф, пронесло. Хорошо кто-то придумал — тепловые экраны ставить на внутренние двери, а то постояльцы разные бывают. Вроде нас, например. Осталось только прогреть свою комнату, решаю я и создаю слабенькое тепловое заклятие с ограничением существования в полчаса.
  
  Светает, Гарна уже на кухне, посудой гремит, а у меня еще одно неотложное дело.
  — Топа, — говорю. — Сейчас дуешь на кухню — и не изображай немощного, левитируешь ты мастерски, а у тебя два неотложных дела. Первое — отмыть дом духа и положить его на просушку. Можешь — в нашей комнате, только убери в ящик и навесь на него охлаждающее плетение. Иначе растрескается. Потом завтракаешь на кухне и ждешь Темину — она должна тебя осмотреть. Потом ложишься спать, до обеда! Почему? Во сне раны заживают быстрее. А я некоторое время буду в астрале, и отвлекать меня от этого нельзя. НЕЛЬЗЯ! Вот если к обеду не вернусь в себя, тогда и призывать будешь. Звать от всей души, то есть. Ученическая клятва — штука крепкая, учителю не отвертеться.
  Топа то ли сопит, то ли смеется.
  — Да, и попроси у Гарны меда к тей-фре. Вот только соплей твоих нам тут не хватало!
  
  «Ах, кого-то там в астрале натянули, обдристали». Присказка еще с Земли. Сколько же энергуек паранойных в сети жаловалось, как их кто-то обидел, а уж потом они, уж потом — ка-ак ответили!!! А на самом деле сложно без четкого контроля энергетики отличить, сам ты себя накрутил и все придумал, или кто-то тебе со всей щедрой души плюх отсыпал. Впрочем, знавала я девушку, что сознательно откормила настоящую лярву и натравила на свою сестру. Ну, а сестра оказалась той не по зубам — она и вернулась к создательнице. Та криком кричала, что словила откат. Лежа в травме со сломанным позвоночником и без половины потрохов (автобус подкрался незаметно, да). Ибо нехрен дурам лезть в астрал, оно даже в безмагичном мире аукается.
  
  Ну, и я в «древесное бессознательное», то есть, в «сны трав и деревьев» не просто так полезла, хоть мне сын и говорил, что там для меня безопасно. Выбралась на крышу придуманного сарая. Смотрю — а по ней вьюнок стелется, все края заплел и подбирается к середине. Я подпрыгнула и зависла. Тьфу, ты, напасть! Он меня ловит. Ну, если тут кругом зелень — то и самой надо ею прикинуться. Взяла, да стала шарообразным кустиком с кучей мелких веток и листьев. А что — мне так проще. И поплыла по воздуху. Нарочно к вьюнку поближе сунулась — а он от меня! Аж с крыши свалился. Я — вниз. Там обалденные деревья с толстыми ветвями и кучей развилок. Именно на такие я в детстве любила забраться и спрятаться, однажды даже заснула там, как только не свалилась. Но теперь меня туда тянет не просто воспоминаниями, меня затягивает порочная страсть, как алкаша — винный отдел, у меня во рту вкус древесного сока стоит — тягучий и терпкий, я этот аромат влажной коры всем телом ловлю, как кобель — запашок течной суки. Я же — отпрыск Омелы. Значит, тоже омела — древесный паразит. Всю жизнь старалась ни от кого не зависеть, ни у кого на шее не сидеть, и на тебе! Кирпичом по всей паразитской морде...
  
  Нет, не сооблазнюсь. Мало ли что там, в этом бессознательном? У меня другие приоритеты, хотя древесного сока я бы сейчас отхлебнула. Эх, почему у меня нет с собой того нагханского вина из цфишшты? Ладно, проехали. Пролетели, то есть. Медленно и аккуратно лавирую между веток, да они и сами от меня шарахаются, лечу вперед, к слабому просвету между деревьев, и свет разгорается, а ветки редеют. Подо мной расстилается поляна, заросшая цветущей снытью. Ажурные белые зонтики покачиваются под легким ветром и одуряюще сладко пахнут. Под ними почти не видно листьев, а уж земли — тем более, но именно снизу доносится журчание ручейка... нет, тысяч ручьев... нет, бурление Темных Вод — Воды Жизни и Воды Смерти... сознание затуманивается. Стоп! Я там уже была и сейчас мне туда не надо. Перевожу внимание вверх — что там? Небо, очень похожее на Туман оси миров. Такое же смутно-неопределенное. Взгляд вязнет в нем, как в трясине. Туда мне тоже не стоит. А что впереди?
  
  Что-что, фазенда!
  Я аж слегка остолбенела. Такая классическая фазенда из мексиканского сериала, которой совершенно не место среди яблонь, берез, розового вьюнка и целого поля цветущей сныти. Того и гляди, выйдет на порог рабыня Изаура, распахнет черны очи и стечет по стенке в картинный обморок — «Куда меня занесло?!» Я не удержалась и заржала. А, да, и тут подбегает этот, как его, Леонсио, что ли? «Ах, сеньорита, проклятые компьютерщики перепутали декорации!» Ржач перешел все мыслимые пределы, аж внутренности свело. Аромат сныти печально угас. Но дурацкая фазенда как стояла, так и осталась стоять, хотя никакой Изауры и Леонсио, конечно, на пороге не появилось. Что же это за бредятина? Надо взглянуть. Подлетела вплотную и примостилась на перилах террасы. Выглянула веткой из-за столбика. В кресле-качалке сидел какой-то хмырь в пончо и шляпе, курил трубку и что-то горячо обсуждал с черным пернатым монстром, напоминающим химеру кота, совы и человека, причем, человеческим у него был разве что рост и манера сидеть на табурете, а морду он унаследовал от кошачьих предков, и только нос был не кошачьим — длинный, костистый и крючковатый. Ух ты, неужели Кецалькоатль?
  
  — Нет, Змея мы не позвали, — сказал мексиканец, сдвигая шляпу на затылок. — Знакомься — Кикиих!о, он — оич. Не бог, не Обладающий, просто маг. Но крайне интересный собеседник и заядлый спорщик. Ки, знакомься — Омела.
  — Дочь Омелы, — поправила я. — Росток, точнее.
  — Неужели? — хмырь поднял брови. — Ну, как хочешь.
  — Очень приятно! — сказала я. — Оич — это ведь раса?
  — По-вашему — вид, — заявил крылатый монстр, сверкнув клыками. — Но на Терре... Земле нас называли то богами, то демонами, то гарпиями, то грифонами. Невежды.
  — Ты присаживайся, составь нам компанию, — продолжал хмырь. — Вина, пульке, матэ?
  — Сока, — ответила я, перемещаясь на табуретку, как по мановению, появившуюся одновременно с приглашением.
  — Ах, да, — рассмеялся мексиканец. — Как там у вас? «Шок пью»? Держи — березовый шок, специально для тебя.
  Заглянула в стакан. Светленькое-прозрачненькое. Сунула ветку, втянула...
  
  — А-а-а! Ой, простите. Действительно — шок, — выдохнула я. Жидкость была одновременно ледяной и обжигающей, сладкой и горькой, густой и летучей, и все — в превосходной степени.
  Хм, надо повторить. Когда я допила, оба мужчины смотрели на меня оч-чень внимательно, словно искали какие-то, им одним ведомые, изменения.
  — ?
  — !
  — !!!
  Странный диалог в переглядках прекратился, и хмырь хлопнул в ладоши.
  — Ки, я выиграл! Гони таль... камень.
  — Кто бы мог подумать, Ксочи... Все-все, молчу, просто Ксо, — оич поднял крыло, щелкнул внезапно появившимися из него когтями и выложил на стол крупный бочкообразный кристалл насыщенно-зеленого цвета.
  — У чики прекрасная переносимость бреда, — нет, не так... «Бред» было сказано с большой буквы, оно слышалось, как имя собственное.
  — А кто это — Бред? — спросила я. — «Рейв-бред-хлеб, и нам без него жизни нет»?
  — Жизни без него, действительно, нет, — отозвался мексиканец Ксо. — Особенно твоей. Вы называете его — Хаос. Мы с Ки недавно поспорили, родственно ли это царство тебе или же ты изредка пользуешься его возможностями. Ну и...
  — Я принес эту выпивку, — кивнул оич. — Если бы ты начала плеваться, мы бы поняли, что возможностями бреда ты пользуешься по необходимости и через силу.
  — Но ты получила от нее удовольствие, — подхватил Ксо. — И стало ясно, что в тебе немало от Хаоса, хотя ты...
  — Весьма упорядочена снаружи, — продолжил оич. — И вхожа в царство Чар.
  — И тогда мы вспомнили почившую сеньору...
  — Омелу.
  — И помянули.
  — Да, хорошо помянули, приятно вспомнить. И поспорили, много ли ты от нее унаследовала.
  — И? — спросила я.
  — Что «и»? — спросили меня.
  — Много во мне от нее?
  — Абсолютно все! — заверил Ксо. — Вплоть до парадоксального сродства Бреду и Чарам.
  — Ну, неудивительно, — вздохнула я. — Фактически, произошло деление... аварийное. Дальше можно провести аналогию с другими растениями, хоть вон с тем алоэ, — я указала на цветок в кадке.
  
  — Неужели не понимаешь? — смуглое лицо мексиканца пошло морщинками от выразительной гримасы. — Смотри!
  Ксо материализовал в одной руке бокал, в другой — стеклянную бутылку. Налил бокал до середины зеленой жидкостью. Потом подкинул бутылку и поймал уже глинянную плоскую флягу. Жидкость из нее была красной и оказалась в бокале сверху, не смешиваясь с зеленой. Фляга была выкинута... в неизвестном направлении, и в руках мексиканца остался только бокал.
  — Можно разделить так! — продолжил Ксо и разорвал его вдоль. Два «полбокала» зависли в воздухе, и несмешавшиеся жидкости оказались в них в равных долях.
  — А можно вот так! — ставший целым бокал был порван поперек, и в одном «полбокале» оказалась зеленая жидкость, а в другом — красная.
  — А еще... — это уже оич потянулся к бокалу.
  — Молчи, грусть, молчи! — вскрикнул мексиканец и смахнул остатки бокала на пол. — В общем, Ки проиграл.
  — Вчистую, — вздохнул монстр.
  — А с чего это вы вспомнили мою мать? — спросила я. — Вы были знакомы?
  
  — Были ли мы знакомы, — протянул мексиканец. — Были ли мы знакомы... Да, мы были знакомы. Понимаешь, я же хозяин не только этой, как ты сказала, фазенды, — он обвел рукой дом и сад вокруг него. — Я — властелин всех растений, что способны грезить.
  — То есть, видеть сны.
  — Именно! Ты сны видишь? То-то. А омела — ...
  — Растение. Паразит. Но Омела — моя мать и ни в коей мере не растение и не паразит, как и я.
  — Ого!
  — Чика себе на уме. И она!
  — Ха-ха-ха! Наносит ответный удар. Вот, чика вываливается откуда-то вместе со Змеенышем...
  — Говорит что-то про дикий тмин...
  — И землянику, не забудь землянику! — мексиканец просто рыдал от смеха.
  — Да, дикую землянику.
  — И прекрасный сад превращается в усадьбу из какой-то холодной части Европы.
  — Заметь, в заброшенную усадьбу!
  — Кислый щавель, кислая вишня, кислая земляника...
  — Земляника сладкая.
  — Ладно, сладкая, — мексиканец слегка успокоился. — А еще вот это, — он поманил пальцем, и с дерева сорвалось яблоко, полетало вокруг него и прыгнуло в руку. — Разве это — яблоко? Скажи мне, Омела...
  — Я — не Омела!
  — Скажи мне, чика... что это такое? — и швырнул его мне.
  Поймала. Принюхалась, оглядела наливное-золотое со всех сторон.
  — Антоновка. Полагаю, это сорт Золотой Монах. Назван в честь...
  — Конической бутылки, — мексиканец, наконец-то, успокоился. — После того, как ты сманила у меня центральное дерево и запитала его от самих Темных Вод — я заинтересовался тобой. Мне понравились, скажем так, кое-какие твои решения. Именно потому, что силы в них вложено по чуть-чуть, а результат впечатляет. И тогда я заинтересовался своими соседями.
  — Да, ты мне рассказал послезавтра, — бросил оич.
  — И вышел на гиперов.
  — Гипербореев.
  — Ты же в курсе, что Создатель, Хранитель, Наблюдатель... и все другие ваши недодемиурги родом из Гипербореи?
  — Интересный был проект, — вздохнул оич. — Жаль, что так неудачно закончился.
  
  — Погодите, — сказала я. — Мне кажется, вы все времена перепутали.
  — Да? — мексиканец посмотрел мне в глаза. — Может быть. Это не важно. Потому что еще до того, как вышел на гиперов через тебя, я взял этот лес, по соседству с ними, и превратил в место для отдыха. А ты пришла — все испортила. Так что — должок! — и он погрозил мне пальцем.
  — Я же не знала...
  — Незнание симптомов не освобождает от лечения.
  — Похоже, в вашей трубке совсем не табак!
  — Очень похоже, — выдохнул мексиканец. Он вдруг сделался невероятно серьезен, даже печален. И не скажешь, что только что ржал, как конь. — Но это не отменяет все сказанное нами. Мне, как соседу, — он подмигнул. — Нежелателен пожар в вашем доме. Гиперы уже один проект бездарно просрали, и я решил, что ты им поможешь.
  — Просрать следующий?
  — Ох, я в тебе не ошибся! У вас чудесная команда подобралась, я смотрю. Нет, не просрать. Гиперы не умеют ладить ни с ванами, ни с лоа. Ты должна взять этот пункт на себя. Учти, проект «Веер» — твой единственный шанс не кануть в небытие. Если он погибнет в ближайшее время, ты исчезнешь вместе с ним. И если это случится — не надейся на остальных... как ты их назвала — «ростки Омелы»? Да... тогда все, совершенное тобой — будет несовершенным. Тобой, Омела!
  — Я — не Омела!
  
  — Оставим пустой спор. Слушай. Двум лоа игры на ваш поток... хм, Веер... наплевать. Да, удобный плацдарм, и не более того. Потеряют — другой найдут. Но тут застряло много ванов, среди них — та, к которой привязан один из двух братцев. Она же любит... одного очень странного перца, без взаимности. Сюжет стар, как мир. Гиперы думают, что держат этого лоа за яйца, а на самом деле они ловят ветер. Его забота о вашем потоке зависит от капризного чувства, которое сегодня есть — завтра нет. И знай: эти двое порознь не ходят. Как только где-то задержится один — тут же проявляется и второй. Так что «создал свое отражение, чтобы его победить» — сказки для идиотов. Если есть правила игры — будут и те, кто их обходит. Среди картежников есть шуллеры, среди шахматистов — те, кто обращается к помощи вычислительных машин, среди игроков в нарды — те, кто умеет выбрасывать нужное число на костях. Их ловят, их бьют, изгоняют, калечат и убивают, но само явление продолжает существовать.
  — Единственный способ изгнать Арти — выгнать и Ару?
  — Нет. Изгнание ничего не даст, а способов много. Один из доступных — снизить накал игры, перестать состязаться. Но вы ж так устроены, что едва научились головку держать — сразу рванули наперегонки. И друг друга зубами, зубами... гиеныши.
  — Это не про меня.
  — Я и говорю не про тебя. Я о той четверке рас, которой, в основном, заселен Веер. Найдите себе другие развлечения. Или, второй способ — вооруженное перемирие, которое будет время от времени вспыхивать мелкими стычками. Тоже приемлемо, хотя требует строгого паритета между братьями. Опасность в нарушении паритета одной из сторон. И тут опять это ваше стремление повыпендриваться. А сейчас равенством сил даже не пахнет. Пока гиперы будут отщелкивать или уничтожать захваченные Арти миры — он продолжит завоевание. И останется от Веера одна костяная ручка...
  — Зачем вы это мне говорите? Я же ничего не решаю.
  — Ну, сделай так, чтобы решать. Войди в их команду, стань одной из них, стань над ними.
  — Мне власть не нужна. Тем более, во всем Веере. Мне бы разобраться с Рифеями у себя, на Ирайе. Я ведь даже приказывать не умею. Говорю, что делать — а на меня смотрят и ржут... Ну, не головы же с них снимать?
  — Может, и головы, — улыбнулся мексиканец. — Это как раз несложно. Но пока и не нужно. Помнится, ты говорила: «устроить все так, чтобы они сами, по своему желанию делали то, что мне надо».
  — Я так не говорила.
  — Ну, примерно так. И это в твоей власти. Мало того, именно к этому твоя сила приспособлена лучше других. Помнишь, кто создал оружие для убийства воплощенного совершенства?
  — Опять попрекаете Бальдром...
  — Нет, хвалю! Это было красиво. И, поверь, последствия его власти были бы много хуже последствий его смерти.
  — Ну, иначе и убивать не было смысла. Но что могу я, а не Омела, и сейчас, а не тогда? По моему следу идет убийца, а убивать его самого нельзя — при разрушении ауры проснется голодная сущность и засосет мир, где это произошло, а то и два-три соседних, и куда двинет потом — неизвестно.
  — Да? Какой-то самоубийца выпестовал во вторичном мирке существо Пределов? Не завидую идиоту. Но су... личность этого убийцы еще не растворилась? Она хочет жить? Спроси его, когда встретишь. И — на, держи амулет, — он протянул мне выигранный камень. — На то время, пока мы с убийцей не пообщаемся, он защитит тебя от любых атак, магией ли, оружием, голыми руками или голой силой. После нашего разговора — рассыплется. Так что береги. И поклянись мне не отказываться от той власти, которая придет к тебе сама.
  — Само только говно по речке плывет.
  — А ты что хотела? Именно поэтому я требую клятвы. Зато помогу избавиться от убийцы. Согласна?
  — Согласна.
  — Клянись.
  — Даром своим клянусь не отказываться от той власти, что сама придет в мои руки.
  — Прекрасно, чика! Вперед!
  Оич вскочил с табурета и захлопал крыльями, поднялся ветер и меня швырнуло в себя.
  
  Но еще некоторое время после возвращения, пока тело вспоминало, как двигаться, я видела смутную и далекую картинку.
  На ней мексиканец и оич стояли около фазенды и разглядывали сад.
  — Знаешь, а мне нравится, — наконец сказал мексиканец. — Особенно сныть. Чуть-чуть переделаем...
  Цветущие вишни оттеснили яблони вглубь, плоская крыша вытянулась коньком вверх, под ней вырос обширный мезонин с балконом, а на ней — шпиль с жестяным петушком, терраса вылезла вперед, изогнулась полукругом и обзавелась мелкими стеклышками окон и занавесками ирландского кружева, рядом выдвинулось крыльцо с навесом и массивными перилами. Из глубины дома потянуло малиновым вареньем и раздался чуть расстроенный звук пианино.
  — Но зачем? — удивился оич.
  — Забавно. А добрососедство — вещь не только полезная, но и приятная, особенно там, где отдыхаешь. Признайся, она поднимает настроение.
  — Этот дендроид?
  — Омела — лучший вариант из возможного. Остальные в роли соседей меня совсем не устраивают.
  
  Скорее всего, мое видение было самообманом.
  Но зеленый камень нашелся за пазухой.
  
  

Глава VII.
Готовимся к экспедиции.

  Обедали мы в хозяйской гостинной, все вместе, даже Темина пришла, печальная и задумчивая. Что-то, видать, в работе не клеится.
  Спрашиваю:
  — Проблемы технологические? Если так, то не молчи, вместе решим быстрее.
  Мотает головой.
  — И вообще, что я тут зря торчу, озадачь меня чем-нибудь — вместо оплаты за комнату.
  — Да не за что тебе платить, это я тебе должна, а отдавать нечем. В течение трех лет вся прибыль по решению совета совладельцев вкладывается в расширение производства, а свое жалованье... я родителям оставляю, чтобы хоть какой-то задел был, когда я уеду.
  — Далеко? — чувствую, не обеденный разговор, но то, что Темина решила бросить только что налаженное дело... неожиданно и поэтому требует выяснения.
  — В Энстору. Нашу Нелу осенью приняли, на целительский факультет, а теперь я поеду. Вэль Льйихин сказал, что знает того, кто согласен взять великовозрастную ученицу. Из Академии, но под личное обучение. Там сейчас такие вещи творятся... Настоящий прорыв в искусстве целительства, на стыке с артефакторикой.
  — Все еще искусстве?
  — Ну, да... — Темина не понимает, что мне в этом не нравится, а меня будто кто-то подзуживает озвучивать свои смутные домыслы.
  — Это когда наверчено много, а сработает ли и как — большой вопрос? — все, понесло, дальше остается только высказать все, что накопилось за полгода.
  — Э... а с чего такое отношение? — ложка остановилась у рта, а потом вернулась в тарелку. — Ты же сама там училась.
  — Не поэтому. Учат там хорошо, и теория, и практика на высоком уровне. Но методология мне не нравится, точнее, перестала нравиться в последнее время. Почему? Ребята не лезут вглубь, не пытаются понять причины определенного срабатывания глифов и руноскриптов. Что сказывается, хотя бы, на том, что невозможно в точности спрогнозировать работу связок глифов и объединения скриптов, поэтому большинство ограничивается известными комбинациями. В результате артефакты часто перегружены лишними и откровенно вредными деталями конструктов.
  — И ты точно знаешь, что они лишние?
  — Какие из них — лишние, я не знаю. С теми знаниями, что у нас есть, а, точнее, без тех, что нету, почти всегда требуются натурные испытания. А знаешь, чем это чревато... Вот, почему Клийд Саргийский — почти что архимаг по Огню, а других таких нет?
  — Боятся?
  — Не только. Кто не боится — тот помер. Огневик-экспериментатор рискует сгореть на работе, в прямом смысле. Такие до старших курсов не доживают. Поэтому средний магистр огня, хоть и обладает характером живым и холерическим, но в своем деле — строгий традиционалист, не отступающий от стандартных плетений ни на волос. Клийд же исключительно, невероятно удачлив: даже при особо разрушительных результатах его задевает совсем чуть-чуть, так, что даже шрамы убирать не приходится. И уже давно работает без подмастерьев, только с големами — после того, как у него двое подряд, в один год, погибли.
  — Да... — Темина отставила тарелку и сплела пальцы. — И что же ты будешь делать?
  — Ну, уже начала, — ох, как же не вовремя разговор затеяла, даже предъявить нечего. — Изучать структуры. Как говорил мэтр Лангскег, и киркой надо знать, куда ударить. А еще почтенный дварф показал, как видеть металл и камень — так, как делает их народ. Я это тогда усвоила, но применяла редко, поскольку рецептуры и технологии сплавов отлажены, а мы только составляли и резали руноскрипты. Позже, когда я тяжело работала и сильно устала, а потом пошла мыться, то увидела всю мыльню заполненной цветными течениями и вихрями, причем, с хорошей детализацией картинку увидела. Это были течения эфира, которые овевают все сущее постоянно, только вот, когда мы смотрим тонким зрением, наше сознание не воспринимает их, как не слышит шум крови в ушах, но улавливает шорох подкрадывающихся шагов, которые гораздо тише. Состояние, в котором они стали видны, я запомнила. Дальше был опыт создания искусственной пищи с помощью тонкого копирования настоящей.
  — Ты добыла свиток Щичхасса?
  — Нет, информация пришла ко мне иначе, и не готовая к употреблению, зато это способ научиться делать любую еду, понимаешь — любую. И не еду — тоже. Достаточно одного небольшого образца. Но технология еще не отлажена, все, что я пока одолела — это мясная кашица. Главное в другом: как именно пропускать астральный поток через материю, чтобы получить матрицу вещества. Потом она служит затравкой для конденсации эфира в плотную материю.
  — Ух! — Темина подалась вперед и стала ужасно похожа на белую змейку, учуявшую мышь. — Это же можно, по идее, синтезировать и живые ткани! Конечно, регенерация технически проще, но насколько затратнее по силе, времени и концентрации... да и для организма тяжелее.
  — Не факт. Теоретически — да, а практически — проблем будет немало. Так что это, скорее, тема для разработки, и не на год, а на десятилетия. Зато искусственная пища уже сейчас вполне реальна. Но это не все. Когда я возвратилась на материк, то встретила трех кузнецов из одного рода. К счастью, они теперь вообще в одной деревне живут, близь Мшаны, так им легче будет отбиться, ежели что. Так вот, примерно в то время, когда на Кугро был прорыв тварей, эти трое получили инициацию от родового источника. Сила у них необычная, связанная с металлами. Они знают очень мало стандартных глифов и связок — бытовые, в основном, а я обучила их двум вещам: видеть и менять структуру металлов и технике безопасности при этом. Да, еще несколько руноскриптов дала, но это связано с другим делом. Дальше они — только сами, тем более, что официально признанное «магическое искусство» недолюбливают. Если их твари не заедят, да еще кое-кому не попадутся под горячую руку — будет у нас новое направление уже не «искусства», а прикладной науки магии.
  — Хм, а чем оно лучше?
  — А тем, что понятнее. Одно дело — копировать стандартные схемы и объединять их через несколько переходных глифов, которые жрут больше силы, чем рабочие части, другое — конструировать глиф наугад и смотреть, что получится, рискуя здоровьем и жизнью. И третье — знать, как и почему оно работает, и создавать максимально эффективные плетения без риска для жизни.
  — И в результате? — Темина подняла брови в иронической гримаске.
  — И в результате... — я, наконец, поняла, что ей показать. — Смотри, только тонким зрением.
  
  Вышла из-за стола, выпустила пару струек собственной силы сверху и снизу, пару — по бокам, слегка «раздвинула» эфир над собой и «уплотнила» под собой. Совсем чуть-чуть.
  И всплыла к потолку. Потом ввела левую струйку в поток — и закрутилась вправо. Убрала ее, остановилась и постепенно уравняла плотности. Опустилась плавно, как пуховое перышко.
  — Глифы видела?
  — Нет.
  — Вихри были?
  — Чуть-чуть, когда началось вращение.
  — Это соответствует твоим знаниям о левитации?
  Молчит.
  — И все-таки?
  — Ты мне глаза отвела?
  Да опять двадцать пять за рыбу деньги.
  — Поставь защиту разума, а я повторю.
  — Да, в общем, не надо... Ты говорила, что еду синтезируешь. Покажи.
  — Дай железную кружку.
  Через четверть часа у нас была кружка мясного паштета.
  — Но это ты стандартный глиф поставила.
  — Ты его знаешь?
  — Я многого не знаю.
  — Дай немного каши и еще одну кружку.
  — Черпак подойдет?
  — Вполне.
  
  С кашей я провозилась дольше, часа полтора, так что хозяева доели сладкое и потихоньку ушли. Но все равно получилось быстрее, чем в тот, первый раз — глиф синтетического мяса. Конечно, вместо каши, в которой явственно чувствовались зерна, в черпаке была размазня, напоминающая густой кисель, но по химическому составу смесь каше соответствовала.
  Темина сперва ее проверила на наличие ядов, потом попробовала на язык, потом потащила в лабораторию. А Топа, который молча следил за нашим спором и катал со скуки хлебные шарики, ухмыльнулся.
  — Теть Хю, давай поспорим!
  — О чем?
  — Я думал, ты спросишь — «на что?».
  — Одно другому не мешает.
  — Я думаю, она отправится с нами.
  — Да ну, Темина не настолько авантюристка. К тому же, ей предложили обучение у энсторских целителей, а они там не зря хлеб едят.
  — Да ладно, какие там целители...
  — Ну, уж не знаю, какие, но я видела твою физиономию, когда сказала, что через полгода тебя там ждут.
  — А Темина сразу поняла, как использовать твой синтез!
  — Понять механизм и довести идею до... хотя бы, опытных образцов — не на один год задачка.
  — И что с того? Ты же сама сказала, там ее напичкают готовыми методиками, которые, может быть, ей и не совсем подходят, и она станет вроде... ну, разумного артефакта. То есть, много чего умеет, но ничего нового не придумает.
  — Так она может выбирать, чему учиться, а чему — нет.
  — До-до-до, — пробасил Топа. — Ты Илгу не слышала, как ее учитель натаскивает. Как охранную волчарку, чтобы все до автоматизма.
  — Для целителя это неплохо.
  — Так надо же понимать, что делаешь! А он то объяснит, то забудет.
  — Думаю, оттого, что устает — на нем же заводская больница, а он еще частной практикой подрабатывает.
  — Тогда учениц незачем брать, — припечатал Топа, оттолкнулся от скамьи и пролевитировал к двери.
  — И впрямь, пошли. Я одну штуку покажу... Тебе понравится.
  
  
  «Локана» его впечатлила. Состояние небытийного зеркала давало почти полную невидимость от всех, кроме опытных менталистов, а те замечали замаскированного лишь по мысленному фону. Даже если ни о чем не думать, и мозг, и разум дают нехилые всплески в своих диапазонах, только длинные волны, излучаемые мозгом, можно раздербанить рябью эфира, а ментальный фон не поддается подобной «затирке», и ментальные щиты устроены намного хитрей. Но то — от менталистов, а остальные живые и немертвые, хоть маги, хоть простецы, а также духи мертвых и стихийные вошедшего в «локану» не чуют. И твари — тоже. Научила бы Топу этой штуке вовремя — остался бы цел, но уж лучше поздно, чем никогда.
  
  Самое интересное, что даже иллюи, местный аналог видеорегистратора, не показывал того, кто вошел в состояние небытийного зеркала, словно лучи света огибали его. Это, конечно, не соответствовало реальности, скорее, маг в «локане» просто «сливался с пейзажем». Но Топу впечатли-и-и-и-ило! Мы с ним не меньше четверти часа болтались у ворот и задней калитки, потом полетали по двору, поторчали у крыльца и около черного хода, и под конец постучались в дворницкую. Открыл прежний немой уборщик, улыбнулся и кивнул мне, когда я попросила взглянуть на последние записи. Тут Топа и завис. Потом, когда я поблагодарила дворника и мы вышли, воодушевленно произнес:
  — А теперь пошли грабить банк!
  — Зачем? — спросила я.
  — Ну... нам же деньги нужны?
  — Некоторое количество — да. Предлагаю наделать «кастрюлек выживанца»: комплект из трех контейнеров с глифами синтеза мясного паштета, каши и воды.
  — Ага, и еще маску с регенератором воздуха — и можно замуровываться на годы.
  — На годы — не получится. Эта пища не содержит многих необходимых веществ — как биоактивных, так и балласта. Три-четыре декады можно прожить и на этом, потом без нормальной еды начнутся проблемы. Но мы же предназначаем эти наборы для тех, кто попал в безвыходное положение, например, застрял в пещерах или на необитаемом острове. Или пойман в какую-то пространственную ловушку. Или прячется от кого-то, — я подмигнула. — Незачем грабить банк, если можно вытянуть деньги из грабителя, причем, совершенно легально. Позже и для себя сделаем такие наборы, более совершенные, во всяком случае, вкус надо исправить и состав доработать, а на этих потренируемся. Что же до регенерации воздуха и утилизации испражнений... это еще два плетения на двух носителях. Значит, так...
  
  К вечеру мы все досконально расписали и рассчитали, вплоть до продажной цены и того, кому толкнем наши наборы. С местным криминалитетом лучше не связываться — воровской пахан знает меня как глупышку, и постарается забрать товар даром, после чего профилактически стукнет в Контору. Перенесусь туда, где Хюльду знали еще до ее смерти и моего вселения в тело. В Серый буфер, в Нардел. Как ни хорохорься, а названная сестра умнее меня, и мало кто из тамошних знакомых попытается обжулить ТАКУЮ магичку.
  
  Ночь проспала хорошо и без всяких выходов во внешнее пространство, хотя в собственном ментале поработала с удовольствием — столько накопилось непереваренной информации, что еще чуть-чуть — и крыша съедет. Но это же не столько труд, сколько отдых и удовольствие, сродни тому, которое испытывает ювелир, перебирающий закупленную партию драгоценных камней или скульптор, нашедший среди дров кап с конскую голову, и теперь прикидывающий, что бы из него такое вырезать.
  Кстати, обнаружила свою ошибку при материализации веществ сложного состава. Конечно, аналоговое копирование — это самый быстрый способ получить нужное, только вот удержать в памяти астральную матрицу из нескольких тысяч элементов — для меня это уже на пределе сил, причем, предел даже для хюльдиной раскачанной в Академии «объемной памяти» достигнут. А вот если разделить объект на стандартные «кирпичики» и «связи», то память разгрузить реально. Мало того, иерархические уровни организации биоматериалов (эк я образцы жратвы обозвала!) дают возможность построения астральной матрицы поэтапно. И любых конфигураций, а не только той, что в образце. Я с этого, помнится, и начала, только получилось неудачно, поскольку я брала за основу структурные формулы нашей, земной химии, а они, как оказалось, не всегда верно отражают связи в молекулах. Поэтому молекулы буду копировать аналоговым способом, пока не разберусь, в чем ошибалась. Тонкое зрение «подкручу»... Принцип в нем тот же, что у электронного микроскопа, только носитель другой, на двадцать порядков мельче, в результате чего картинка получается четкая и с интересными деталями. Эх, мне бы десяток спокойных лет — я бы им всю алхимию переписала, на научной основе. А потом еще лет десять на рунологию и принципы построения глифов... Мечты, мечты... Кстати, рунологию в первую очередь на бумагу переводить придется — Гордею обещала.
  
  А утром мы с Топой развили бурную деятельность. Сперва я порылась на свалке и нашла несколько осколков горного хрусталя, видимо, от лопнувшего носителя воздушного экрана. Смастерила из них пару амулетов для уменьшения веса предметов. Моим фирменным перераспределением эфирных потоков, без вихрей классической левитации, так что энергии хватало и той, которую не слишком чистые осколки выкачивали из окружающей среды. Потом выпросила у Гарны старое покрывало и швейный набор. Сшила сумки со спрятанными в дне амулетами. Пошла на рынок, нашла лавку старьевщика. Спросила, сколько он даст за «облегчающие ношу» котомки. Договорились на одну позлату и материал на десять таких же. До обеда мы с Топой их доделали и продали этому жлобу за семь позлат и две медных кнайтки. Таким образом мы обошли гильдейскую регистрацию амулетного производства — сдавать бывшие в употреблении вещи старьевщику мы имеем полное право.
  
  Не заходя в гостиницу, прошли в посудные ряды и купили девять жестяных кружек и столько же держателей для энергокристаллов. Принесли домой и до вечера мастерили пищевые синтезаторы. Пару раз заглянула Темина, но не решилась мешать, такими мы были взмыленными и сердитыми. Но все успели за день, до полуночи даже опробовали все три в деле. Кристаллов, правда, не вставили, на них денег не хватило, да оно и к лучшему — есть железная отмаза, что это не готовые артефакты, а заготовки. Скомандовала Топе ложиться спать, а сама попихала «наборы выживальщика» в мешок, закинула за плечи и...
  
  Здравствуй, Нардел! Давно не видались. Мороз пощипывает лицо, ледок под ногами хрустит... прям, дежавю и ностальгия. Чего не отнять — эфиропотоки тут мастерски по улицам пропущены, любую грязь тонкого плана выметает мгновенно, а ведь город — гнездо порока, резиденция криминала и прочая, прочая, так что страсти в нем кипят нешуточные и жизнь простеца стоит дешевле позлаты. В общем-то, власти поступили единственно верно, иначе, с таким-то количеством убийств, тут бы жирная некрота и нижнеастральная дрянь расплодилась...
  
  А вот и второй признак Серого буфера — бандиты. Тепловое и аурное зрение подтверждает — пять тушек, слаженно отлипших от стен и двинувшихся за мной. По барабану болезным, что я магичка, зажимают в клещи. Не дав им приблизиться на расстояние задушевной беседы, левитирую вертикально вверх и кидаю на каждого по сдвоенной тидде. Руна замедления — штука простая и надежная, как кувалда, трое из пяти застывают неподвижно, один шевелится, еще один... уф, спасибо Уваху, защитить успел, а я вот — ушами прохлопала. Заряд из махага — не та вещь, от которой легко увернуться, тут только щиты и помогут. Не убирая двойной щит камня, отправляю в шустриков связку ис-тидда-кано-хагал. Если даже — а вдруг? их самих не убьет, то махаг и амулеты испортит невосстановимо. Кристаллы не любят, когда их то замораживают, то нагревают. Короткий вскрик, тишина. Вот теперь можно спуститься. Когда завтра найдут пару трупов, воздействие рунами однозначно укажет на дварфа, все остальные использовали бы плетения. Мой маленький рост сработает за, а вот худоба — против такого предположения, поэтому... вхожу в состояние локаны и левитирую над дорогой, чтобы по ней не взяли мой след.
  
  Скупщики ночью спят, они нормальные, а в Нарделе и уважаемые люди... и другие разумные существа, но я знаю того, кого точно бессоница мучит. Не потому, что совесть нечиста (у него она отсутствует напрочь, как и левая нога до бедра), а потому что альвы вообще мало спят, и, живя в человеческом обществе, частенько страдают из-за этого. От скуки. Наэлад, правда, не столько скупщик, сколько охотник за довоенными артефактами, но после того, как покалечился, сам в вылазках не участвует, только скупает у других черных копателей. Выяснять обычным путем, где он сейчас обретается, мне не с руки, самое простое — переместиться к нему тем же способом, каким только что перешла в Нардел. И почему я лишь сейчас до этого додумалась? Поправила мешок на плече, взлетела на крышу, присела в тень от трубы. Убрала локану, сосредоточилась, представляя его худое лицо с колючим взглядом льдисто-серых глаз и брюзгливым ртом.
  
  Твою ж мать... Это что — городская тюрьма? Или нет, похоже на то, что чье-то частное подземелье. Уж больно дорогие подавители магии на парнях поназдеваны. Посмотрела вокруг, оставаясь в астральном теле — стоит ли переходить? Пока осматривалась, ко мне какая-то сторожевая сущь сунулась и я ее автоматически оператором смеха приголубила. Нижнеастральная, значит, ибо пропала мгновенно, стихийников таким быстро не проймешь, они «крепче телом». Встретилась глазами с альвом. Теоретически, он меня сейчас не видит — как маг Наэлад слова доброго не стоит, и уж ни разу не шаман. Так нет же — заметил что-то, уперся взгядом.
  — Дан, мне уже духи чудятся, — слишком равнодушным голосом, чтобы поверить его спокойствию. — Давай, пошевеливайся.
  — Не могу! — отвечает второй. — Антимагия. А ногтями, сам понимаешь...
  — Зубами грызи!
  — Может, сам погрызешь, а?
  — Кусок придурка! Кто из нас в свою тушу полтораста золотых вбухал?
  — Так я же амулеты вшил, а они...
  — Мышцы модифицировать надо! И кости, — скривился. — Не смотри на меня, дураком был...
  
  — Парни, не спорьте, — я все-таки полностью перешла. — Что вы тут делаете?
  — Не видишь? Кутим, развлекаемся, девок портим! — у, какой злой взгляд, так бы и разорвал на клочки, кабы руки свободными были.
  — Наэ, — поставила мешок на пол, растерла ладони. — Не надо ругаться, ты лучше скажи — браслеты со сторожками? Если я с вас их сниму — прибежит кто?
  — Да кто тут прибежит-то? — Дан громыхнул цепями, разворачиваясь ко мне. Ух ты, какой качок! полтора центнера чистых мышц. — Пещеры дикие, из живности только жуки и мокрицы. Сюда одни гилиды заглядывают, да и то в верхнюю часть, логово у них там, со щенками.
  — Помолчи, живность, — Наэлад успокоился и даже воодушевился. — Хюльда, ты ведь нам поможешь? Ты же для этого сюда пришла?
  — Конечно, помогу! Хотя не ожидала увидеть тебя в таком месте и таком положении... — покачала головой. — Я ж хочу тебе артефакты толкнуть, специальные, для таких вот копателей, а помрешь — некому будет. Значит, так, ребятки... Вы сейчас быстренько клянетесь мне своей плотью, кровью и костями, что не будете покушаться на мою жизнь, имущество, здоровье и свободу, а я вас раскую, вооружу и помогу выжить. А не хотите клясться — уйду, мне это быстро.
  — Наэ, она в самом деле все это сделает? — Дан заворочался, пытаясь придвинуться поближе.
  — Это Хю, она может, — альв задушевно улыбнулся. — Она по камешку разнесла древнее святилище в Логе, перебила сотню гильдюков в Керемнице, а Кугро вообще взорвала на куйн.
  — Клянись уже, льстец.
  — Клянусь... — Наэлад неловко встал на одно колено, опираясь плечом о сталагмит, протез с него похитители сняли или он его вообще прицепить не успел — из одежды на альве была только нижняя рубашка, так что, не исключено, вытащили его из постели. — Дан, дерьмо ктахи, ты жить хочешь?
  — С тобой, что ли, пенек с погорелой рощи?
  — Ох, и дошутишься, мяско... — альв сощурил глаза. — Клянись, или сам тебя освежую.
  
  Я приняла их клятву, сняла антимагические оковы (долго ли умеючи?), нарезала эфирным лезвием полтора десятка каменных ножей (ну, не совсем ножей — треугольных, острых, как бритва, пластин с подобием ручки) из подходящего булыгана, а напоследок дала один из наборов — больше им все равно не задействовать, у Наэлада резерв маловат. С голоду не помрут, и ладно.
  — Как сможешь — заплатишь, — говорю. — А я пока поищу на оставшиеся покупателя.
  Альв вскинулся:
  — Не продавай еще пару... нет, пять дней, ладно? И еще сделай... ну, штук десять. Я все куплю. Позарез надо!
  — Тот зарез, под который вас сюда в колодках засунули?
  — Именно. Дело стоящее.
  — Деньги при сдаче товара! — говорю. — А то знаю я вас, копателей, долгов наберете — и сгинете.
  — Да заплачу я, заплачу, только сделай.
  На том и порешили. Оставила их в пещере — большие мальчики, сами выберутся, и вернулась в гостиничный номер.
  
  Слышу — музыка снизу доносится, знакомая такая. Думаю — что за концерт посреди ночи? Спускаюсь в залу...
  А там все, кроме дворника, вокруг стола собрались, а на столе сидит призрак мальчишки и на дудке играет. Топа сияет, как медный таз, Гарна платком глаза промакивает, Темина застыла, словно восковая кукла, а ее родители старательно смотрят в сторону. Увидели меня — оживились. Дух тоже заметил, но доиграл. Сильно переделанную «Серенаду для струнного оркестра», у меня из памяти спер, что ли? Ну, молодец, я же не осуждаю, я удивляюсь и радуюсь — ага, заулыбался, паршивец... А Темина встала и порывисто шагнула ко мне.
  — Хюльда, вы уже нашли целителя в вашу экспедицию?
  — Нет, а что?
  — Хочу к вам попроситься.
  — Вэль Хюльда, хоть вы скажите! — ее отец встал из-за стола, и я заметила, как рука у него мелко подрагивает, а по голосу и не скажешь, что волнуется. — Ее в столицу на учебу пригласили, у нее там жених, через декаду помолвка, а она в какую-то экспедицию собралась!
  — Темина! — кивнула ее отцу, дескать, пусть успокоится. — Тебя можно поздравить? И кто счастливый избранник?
  — Не имеет значения, Хю. Я все решила. Если он меня любит — дождется.
  — А если не дождется?
  — Значит, и не любил, — поджала губы, чуть не слезы в глазах. — Пусть так... но я никогда себе не прощу, что могла быть там, где творят будущее... а сама, как наседка — гнездо, муж, цыплята...
  — Дети, доченька! — вмешалась мать. — Муж и дети — это и есть будущее, а всякие открытия... от них одни неприятности.
  — Вот, мама, поэтому-то я и не остатнусь дома, даже если Хюльда откажет.
  — Я не откажу. Но, все-таки, дело опасное, из Рифеев еще ни один маг живым не вернулся.
  — Все когда-то бывает в первый раз, правда? — Темина просияла. — По рукам?
  — По рукам!
  
  По рукам-то — хорошо, да как бы мне их не оборвали духи рифейские. Если не договорюсь с ними, конечно. Утром озадачила Топу «комплектами выживанца», благо, Темина заказала на складах целый ящик жестяных кружек, и его доставили за полчаса, а нам оставалось лишь докупить держатели для энергокристаллов. Оставила я ученика в куче жестянок и клочьев мха, которыми они были переложены, а сама пошла говорить с шаманами.
  
  Сперва собиралась перейти в Кериру, это название местности и крепости у южной границы Ламейны, в доимперские времена — грозное пристанище Медвежьего князя, во время недавнего мора — проклятое место, где жили солдаты, отсреливающие беженцев из зараженного края, а теперь — старая и никому не нужная развалина с четырьмя инвалидами-хранителями. В саму крепость не буду соваться, да я ее внутренностей и не знаю. Мы с матерью только стены издалека видели, когда она возила меня показывать орочьей родне. Не меня, конечно, ту Хюльду, чье тело я теперь занимаю, но родня оценивала не личность бойкой шестилетки, а ее способности к магии, и по этому поводу стойбище гуляло три дня. С тех дней мне вспоминается разве что сморщенная физиономия шаманки да мерзкий вкус травяного отвара, которым меня напоили прежде, чем отпустить одну в лес. Как я, то есть, настоящая Хюльда, осталась тогда в живых — не знаю, на месте этого куска памяти — гулкая пустота. Но, раз уж это произошло, то пусть отвечают по своим обязательствам — «помогать родной крови тем больше, чем более в ней имеется силы». Силы во мне хватает, кровь — та же, а личность мою их духи признали. Родственничкам не отвертеться.
  
  Присела на кровать, закрыла глаза, как въяве представила почерневшие от старости и пожаров камни крепости, опустила глаза к земле — трава! Я вижу лето, а сейчас зима. Непорядок. Вернулась в тело, встала, походила по спальне. Наверно, если я видела ее один раз, летом, то вспомнить зимний пейзаж с крепостью никак не могу, только вообразить. Тщательно реконструировала в воображении портрет страшной крепости, добавила снега на стенах и крыше донжона, сугробы на поле вокруг нее, голые деревья далекого леса. Легла на пол, закрыла глаза. Вот она, кре... э... опять зеленая трава и яркое солнце. Тьфу ты! Втянулась в тело. Воспроизвела в воображении зиму. Еще одна попытка... Лето! Лето, свартчокан! И никуда от него не деться.
  
  Если зимой чудится лето, значит, это кому-нибудь нужно. Вот только переходить туда физическим телом не буду, а то еще устрою какой-нибудь парадокс и попорчу наш нежный и хрупкий мир. Тщательно убрала все ощущения тела, буквально стала «вся-внимание», причувствовалась. Кому я тут нужна? О, вот оно! Детский страх. Тотальный, мощный, широкополосный выброс — такой ужас способен испытывать только ребенок: брошенный, покинутый матерью, окруженный хищниками или врагами.
  
  Да, это может быть ловушкой. Да, есть те, кто хочет моей смерти и может подстроить такую пакость. Но я от них, вроде, уже не прячусь? А если и впрямь ребенку так жутко, то тем более надо его выручать. И я иду к источнику страха, как на крик или запах. Вот оно! Девочка скорчилась между корнями сосны, а стая гилид окружила ее и уже готова кинуться и растерзать.
  Стоп!
  Кроха, нельзя их бояться — пусть испугаются сами. Хватаю ее страх и выворачиваю наизнанку. Стрелы и кольца паники, обращенные на причину, теперь расходятся веером и находят жертв в стае. Шлем ужаса накрывает поляну, гилиды заходятся визгом. Девочка разгибается, поднимает лохматую голову — ни дать, ни взять, ёжик — и нечто знакомое сквозит в ее раскосых глазах, в поджатых губах, а не по-орочьи выпуклый лоб исключает ошибку — это Хюльда, та, которой шесть лет и которая только что прошла инициацию. Благодаря мне прошла. Ледяная волна запоздалого ужаса окатывает уже меня саму — страшно подумать, что произошло бы, не решись я посетить то лето, лето далекого прошлого.
  
  Вместе с этой волной приходят воспоминания: я-ребенок бегу по лесу, а тени стелятся за мной, заходят справа, слева. Дорога качается, словно подвесной мост, листва корчит рожи. Небо опускается и готово меня раздавить, тени настигают, дорога закручивается жарким языком, кидает под корни дерева, будто кусок в глотку. Жуть смыкается над головой и доходит до оглушительно беззвучной вспышки. Вывернутый страх — это не смелость, это то, что заставляет хищника поджимать хвост и бросаться опрометью от недавней жертвы. Я-ребенок оскаливаюсь, поднимаю кулаки и ледяные кольца шлема ужаса расходятся от меня.
  
  — А!!! — орет она торжествующе. — Бойтесь меня! Свартчокан! Свартч-каррах-дриттсусра!
  Гилиды уже далеко, когда крошка Хю падает на землю без сил и замирает. Я-внимание опускаюсь к ее потной макушке, придвигаюсь вплотную — она поворачивается во сне, отмахивается рукой. Тогда я подхватывю ее голову ладонями и легонько дую в маковку, восполняя истраченный в ноль резерв. Девочка вздыхает и открывает глаза.
  
  И тут все исчезает — деревья, трава, яркое летнее солнце... Вокруг меня заснеженный лес и никаких детей. О-бал-деть! Только что я саму себя, а заодно и названную сестру спасла не только от безвременной смерти, но и от чего похуже. А еще Нардел — от участи быть раздавленным мощным заклинанием, Гнездо Виверны и его защитников во главе с капитаном Ларутом — от гибели под массой прорвавшихся тварей, кучу народа в окрестностях Тенистого Лога — от риска стать очередной жертвой в тайном святилище... хотя, пойди история иначе — может, жертв было бы меньше? Не я ли сама создаю проблемы там, где появляюсь?
  Не знаю. Может, когда-нибудь откроется мне, а пока буду думать, что я, по крайней мере, не приношу вреда тем, кто рядом. А то хоть совсем не живи, право слово.
  
  Не замечаю, что перешла полностью, не чувствую, как мерзнут нос и щеки, пока меня кто-то не встряхивает за плечо:
  — Моя твоя видеть, твоя знать?
  Оборачиваюсь — передо мной орка лет сорока-пятидесяти от роду, у шаманов точно не определишь, рядом молодой парень с рогатиной, улыбается во весь клыкастый рот. Оба на снегоступах, обтянутых шкурками гленка — такие скользят почти как лыжи, но исключительно в одну сторону, что удобно. А я вот по колено в снегу.
  — Вийда, дочь Кутхи — говорю я и склоняю голову.
  — Тнаха, дочь Бепы — представляется шаманка. — Моя вчера знать — ты сегодня прийти, моя собирать хижа, шкура, ждать, сегодня тебя видеть — идти. Духи говорить — я тебе нужный, моя ученик нужный, мы и ты в горы идти. С подгорная народ идти, а они нас не злись, и мы их не злись, а то все умирать.
  — Какие умные у тебя духи, — говорю. — А есть среди них женщина-шаман, которая детей в племя лет тридцать назад принимала?
  — Да, сильный дух. Хиспа, дочь Кикры, она меня учить, вот столько, столько и столько зим учить, — Тнаха показывает два раза по две пятерни и прибляет на третий раз четыре пальца. — А пять зим уже как уйти, — шаманка улыбается и машет рукой в небо. — За речку.
  
  Хм. Какая близкая и понятная терминология. Интересно, что за лепту внесли орочьи попаданцы в земной шаманизм? Вот была бы забойная тема для этнографического исследования. Тоже улыбаюсь.
  — Хиспа мне тридцать лет назад крупно задолжала, и неудивительно, что отплатила.
  — Она говорить, учить меня для большой дух и для горы. Мы много ходить где камни и даже летать.
  — А что за большой дух, Хиспа тебе не сказала?
  — Большой дух, как женщина в куст сиди, куст шевелись, и они как одно, не как два.
  — Понятно, — говорю. — А ученика с собой берешь?
  — Берешь, берешь, — изо всех сил кивает парень. — Тнаха Пехоя берешь, а то Пехой идти до горы сам, двумя ногами. День идти, ночь идти, зима идти, лето идти — и быть в горы.
  Тнаха смущенно улыбается:
  — Пехой хорошая ученик — умная, помнить много, и плохая ученик — придумывать много, делать сам подумать как, а дальше плакать — лечи меня, Тнаха! Но Тнаха брать Пехой в горы. А то Пехой тут вредить.
  — У меня тоже есть ученик. Надеюсь, подружитесь.
  — Шаман быть?
  — Ну, не совсем, но с одним духом он уже подружился, тот ему на свирелке играет.
  — Хорошая шаман потом быть, — кивает Тнаха. — Дружить лучше, заставлять — хуже. Хорошая шаман только дружить с духи.
  — Вещи берите, — говорю. — Да пойдем.
  
  Так в гостиницу заселилось еще два жильца, впрочем, жильцы тихие и весьма покладистые, даром, что орки. А еще через четыре дня я узнала, что власть в Нарделе поменялась. Как вы думаете, кто в этот раз встал у кормила? Наэлад, верно? Ошибаетесь, его место оказалось за спиной Данзела Пятого Сына. Чей сын, да еще пятый — знает разве он сам, если вообще что-нибудь знает, как-то меня его интеллект не впечатлил. Зато спина широкая — прятаться за ней хорошо, если что-то пойдет совсем не так, как планировалось. Так что, видимо, дело там гораздо серьезнее, чем банальный передел власти. И, кстати, эта гора мускулов очень удачно вписалась в кресло бургграфа, пока его банда вырезала сторонников прежнего правителя, и народ, притихший поначалу, на четвертый день разборок уже выполз на рынки (во всяком случае, тот рынок, на который я зашла за энергокристаллами). А когда закончилась ночь длинных ножей, новый бургграф выделил две тысячи золотых на экспедицию за Поясом Спокойствия, которую Наэ снарядил к островам Южного Океана.
  — Жаль, что не могу поехать с ребятами, — признался остроухий, дозаказывая очередную партию «выживалок». — Плевать на увечье, оно не сильно мешает, но этот придурок... Мне нужно, чтобы город дожил до того, как привезут артефакт, а без меня, сама понимаешь...
  
  Да понимаю я, в том числе и то, о чем Наэ так громко молчит — и экспедиция, и все приобретения нового бургграфа однозначно свидетельствуют, что город готовится к длительной осаде, и вовсе не гуманоидами. От гуманоидов спросил бы у меня рунные амулеты.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"