Появление капитана Милославского, как давно пропавшего жениха Никеи Марципулос внесло радостное оживление во взводе. Мишка, выпытав у Никеи, что они с Милославским не помолвлены, загорелась организовать помолвку. Таисия эти поползновения пресекла на корню. Устроив по всей форме опрос - если не сказать допрос - Милославскому и двум его спутникам, подпоручик Подушина пришла к неутешительному выводу.
Армия отступала. Последняя русская армия отступала, судя по всему, в последний раз. Непреодолимая тупая сила вновь заталкивала белого джинна в узкогорлый сосуд, из которого он с полгода назад вырвался. Аладдина для того, чтобы потереть стенки сосуда не находилось.
- Западные союзники в очередной раз предали, не увидев через пенсне, очки, монокли и даже бинокли, что уготовано народам, проживающим на одной шестой части суши матушки Земли. Или всё же увидев? И сознательно допустив, под вечно липовым лозунгом ''поддержки демократии'' - размышлял подпоручик Подушин.
Явно стал слышней грохот пушечных выстрелов. Надо было уходить. Остаточную рухлядь на складе сжечь - это не проблема. Что делать с некондиционными снарядами. Оставлять их врагу - невозможно, рвануть - рука не поднимается, разнесет всё поместье. Под эту марку начальник склада Пустовой сел в личную бричку и укатил для ''получения уточняющих указаний''. С ним уехали прапорщик Конюшенко и, оставшийся безымянным, подхорунжий.
Таисия собрала срочное совещание, на котором решили сбросить снаряды в мусорный овражек и забросать землёй. Что и было сделано, заняв не мало времени.
Один снаряд - '' ляльку'', как он выразился - Подушин загрузил во взводную повозку, для ''отчетности и на всякий случай''. Милославский, осмотрев почти трехпудовую ''ляльку'', определил, что это шестидюймовый снаряд, осколочно-фугасный, причем английского производства.
Поздним вечером, собирая вещи, Таисия достала свой ''сидор'' и обнаружила в нём ларец с запиской:
"Уважаемая Таисия Григорьевна! Это наш с Василием Платоновичем свадебный подарок Вам и Питириму Аввакумовичу. Примите от чистого сердца с благодарностью за спасение моей жизни. Всегда Ваша, Иезавель".
Под запиской лежали золотые монеты, было их ровным счетом двадцать пять.
- Вот добрая оказалась душа, хотя честно сказать не ожидала. Написала-то как!
- Я думаю, что под диктовку деда Василя она это написала. И монеты оставила, скорее всего, по его совету.
- Зачерствел что-то ты, милый мой. Как бы там не было, а стали мы с тобой, Питиримушка, людьми с начальным капиталом. Плюнуть бы на эту очертевшую войну, да уехать куда-нибудь подальше, в Париж или Венецию. А?
- Всё, Таинька, идет к тому, что не мы на войну плюнем, а она на нас. Венеция не Венеция, только в России места для таких как мы скоро не останется. Кроме могилы...
- Да типун тебе на язык. Скажи лучше сколько эти цехины могут стоить.
- Что я могу сказать, - замялся Питирим, разглядывая диковинную монету, - цехины ценились за чистоту золота. По весу вроде наших золотых пятирублевок. А пятирублевки до войны шли по курсу двадцати франков. В общем, не алмазные россыпи.
- Как там, мой папочка, - по извилистой цепочке ассоциации вдруг вспомнила отца Таисия, - последнее письмо от него я получила в сентябре семнадцатого. Писал о том, что я стала вдовой. Муженек мой бывший, после революции в феврале высоко взлетел, но не надолго. Не в том месте и не перед теми, стал призывать к войне ''до победного конца'', его там же на митинге и упокоили.
Таисия тяжело вздохнула:
- Ладно, давай собираться. И спать. Завтра раненько выступаем.
С рассвета взвод прошёл верст с пятнадцать, с одним четвертьчасовым передыхом. Дорога свернула к морю и шла сначала вдоль песчаного побережья, а затем берег стал обрывистым. Обочь дороги появились каменные россыпи и не большие гряды.
Внушало беспокойство то, что ни впереди, ни позади них никого не было. Неопределенность разрешилась, когда мимо, обгоняя, проскакали два казачьих офицера.
- Поторопитесь, господин подпоручик, махновцы на хвосте, - крикнул молоденький хорунжий, как показалось Таисии, впопыхах не заметив, что обращается к женщине.
Чего греха таить, Таисию это задело и она с раздражением скомандовала:
- Взвод, отставить болтовню, подтянись, шире шаг, не растягиваться.
К слову сказать, в россиийской армии обращение по чину предварялось словом ''господин'' вне зависимости от пола носителя чина. Обращение ''госпожа'' во взводе ещё на Западном фронте ввела сама Таисия, о чём, по-видимому, забыла.
Вскоре догнали еле плетущийся санитарный обоз, до последней степени заморенные кони. Растянулся длинной вереницей: двуколки, дилижаны, простые телеги. Сколько в них раненых - сто, больше? И никакого конвоя.
Таисия аж застонала:
- Бросили, шкуры. Ведь покромсают штыками всех до единого, как тех в шестнадцатом.
Решение было мгновенным:
- Не допущу, - и скомандовала, - взвоод, стой! Нале - во!
Прошлась перед небольшим строем:
- Мушкетеры, два шага вперед, арш!
Из строя, с явным недоумением на лицах, вышли Анастасия Кисевская, Агафья Любимова и Дарья Петренко.
- Вдогонку за обозом, занять три последние повозки, оказывать помощь раненым и при нападении противника защищать их до последнего. Без вопросов - времени нет. Марш!
Трое бросились догонять удаляющийся обоз.
Таисия вызвала следующих:
- Первухина, Тарасенко, Кравчук!
Из строя вышли три деревенские молодухи.
- Распределиться по обозу ездовыми. Ваша задача сделать всё, чтобы обоз двигался быстрее. Исполнять!
Ещё трое убежали.
Таисия перевела взгляд на Мишку:
- Младший унтер-офицер Зиятдинова, сгрузить с нашей повозки ящики с патронами и гранатами!
- А попить-поесть? - тут же сориентировалась Мишка.
- Бидон воды, мешок сухарей.
- Ууу, - протянула Мишка, но под не предвещающим ничего хорошего взглядом Таисии, осеклась, и бодро ответила:
- Слушаюсь. Матрена, за мной!
- А мы с Тимофеем Аркадьевичем ''ляльку'' сгрузим, - сказал Подушин.
Таисия, не вникая в смысл его слов, кивнула и подала следующую команду:
- Прапорщик Мухина!
- Здесь, госпожа подпоручик, - отозвалась вызванная и помрачнела в предчувствие приказа.
- Со своим отделением обеспечиваете охрану санитарного обоза и нашей взводной повозки. Отвечаете за безопасность раненых и сохранность взводного имущества.
- Госпожа...
- Отставить! Выполняйте приказ.
Мария Мухина, сжав зубы, козырнула и с семью доброволицами своего отделения пошла исполнять приказ.
Таисия, зная самолюбие прапорщика Мухиной, специально не детализировала приказание. Приказала что делать, а как делать пусть решает сама. Прапорщик Мухина распорядилась так. Двух доброволиц посадила на облегчённую взводную повозку, с запряженной в неё Власькой Третьей, и отправила их в голову обоза. В самой повозке лежали ещё две ''петроградки'', одна в тифу, вторая с вывихом ноги. По одной назначила в боковое охранение. С тремя пошла за последней телегой обоза. Таисия одобрительно кивнула и повернулась к совсем уж поредевшему строю.
Осталось шесть ударниц, прошедших с Таисией германский фронт и три года гражданской войны.
Оставила она лишь двух из пришедших во взвод недавно: Серафиму Вольскую и Зину Бондарь, телеграфистку. Почему оставила? Таисия бы затруднилась с ответом на такой вопрос. Может быть потому, что эти двое не сблизились ни с ''петроградками'', ни с ''кауфманскими'', ни с деревенскими молодухами. Серафима подружилась с Никеей, а Зина - такая же заводная - с Мишкой.
- Занять оборонительную позицию, - Таисия указала рукой на ближайшую каменную грядку, - бегом! Взвод бросился исполнять приказ. Милославский с Подушиным добежали первыми, поднялись наверх, огляделись и коротко переговорили.
- Таисия Григорьевна, - сказал капитан Милославский, - предпочтительнее занять позицию подальше, вон видите метрах в двухстах? И гряда повыше, и конфигурация у неё подковообразная, более подходящая для отражения атак противника.
Таисия посмотрела и вынуждена была согласиться, хотя давно взяла себе за правило не отменять своих приказов.
- Взвод, отставить! Занять оборону на следующей гряде. Марш!
Доброволицы, тихо пересмеиваясь, припустили к указанному месту.
- Вот и славно, - одобрил Подушин принятое решение, - а мы тут с господином капитаном подготовим сюрприз для гостей, которые хуже татарина.
- Ну-ну, Кулибины, - съехидничала, все же не вполне пережившая отмену своего приказа, Таисия, уходя за взводом.
Капитан с подпоручиком провозились с ''лялькой'' изрядно. То ложилась она слишком низко, то ''пятак'' её был направлен не в ту сторону, то искали что-нибудь яркое. Наконец, были удовлетворены результатами трудов, закурили и устало, не спеша пошли к занявшему оборону взводу.
В напряженном ожидании прошло около часа, когда на дороге появились всадники. Таисия оглянулась, ползущий обоз ещё можно было разглядеть. Она поднесла к глазам бинокль. По дороге легкой рысью приближалась полусотня.
- С полусотни будет, не наши, разномастные, - сказала она Питириму. Тот подался к ней и что-то горячо зашептал. Лицо у Таисии пошло красными пятнами, она отрицательно замотала головой. Подушин зашептал громче и лежащая рядом Мишка расслышала:
- Ты пойми, мы уже полгода не были в боях, а он только что вышел из пекла. Он знает нынешнего неприятеля. Ну, будь умницей, время уходит.
Таисия покусала губы, повернулась в сторону Милославского и, встретив его вопрошающий взгляд, кивнула. Капитан приподнялся, негромко, но четко приказал:
- Подпоручик Подушина, я временно беру на себя командование подразделением. Займите место в обороне.
Таисия, поражаясь на себя, отозвалась бодрым голосом:
- Слушаюсь, господин капитан.
Милославский, нагибаясь, подошёл к ней и мягко сказал:
- Идите на моё место, Таисия Григорьевна, оттуда тоже хороший обзор.
Таисия было пошла, но остановилась, сняла бинокль и протянула Милославскому.
- Благодарю, - с полупоклоном произнёс капитан и тут же, поднеся бинокль к глазам, забыл про Таисию.
После минутного наблюдения за приближающимся отрядом Милославский отдал распоряжения взводу по ведению боя.
До конных уже саженей с триста. Милославский позвал:
- Марципулос, двух впереди отряда видите? Первым - того, что в кубанке.
Никея, вздрогнув от обращения - никогда Тёма не называл её по фамилии - сообразила, что он же руководит боем, как иначе к ней обращаться, отозвалась с задержкой:
Раздался смазанный залп. Для опытного уха весьма жидкий. Однако, четверо свалились с лошадей, был убит командир и полусотня в яростном порыве бросилась вперед, разворачиваясь в лаву насколько позволяло пространство между камнями и обрывом берега. Заблестели выдернутые из ножен сабли.
- Руби в душу... ! - орали десятки глоток.
На что и был расчет Милославского - умный командир не пошёл бы в бездумную атаку, не разобравшись какой противник перед ним, а без командира - ''Батьку вбили!'' - полусотня превратилась во взбесившееся стадо.
- Пулемет номер один! - скомандовал капитан, сам начав стрелять из ''манлихерки''. Матрена не подвела, пулемет заработал, методично сметая передние ряды атакующих.
Потеряв более трети, оставшиеся разворачивали коней и уносились в бешеной скачке.
- Здорово, - не скрывала восхищения Таисия.
- Тёма, ты - Ганнибал, - шепнула Никея, воспользовавшись передышкой и обнимая Милославского.
Тот, впрочем, общего восторга не разделял.
- Сколько времени прошло от ухода обоза, - спросил у Подушина, ограбленный батькиными хлопцами, капитан. Он выглядел несколько комически в малых ему по размеру солдатской гимнастерке и галифе, с торчащими из рукавов кургузой шинели руками, обутый в шикарные, но охотничьи сапоги. Ничего более подходящего в поместье не нашлось.
- Два часа без четверти, - ответил Подушин.
- С их черепашьей скоростью это около шести верст, а до Перекопа от нас верст пятнадцать. Если раньше своих не встретят, то вполне ещё могут оказаться под ударом. Резюме такое: нам надо продержаться здесь как минимум два часа. И будет тяжелее, больше так глупо они не кинутся. Всем перекусить.
Взвод захрустел сухарями, в ''сидорах'' нашлось сало, кишмиш. Поели, запили водичкой, вновь изготовились.
Милославский поглядывал в бинокль. Да, противник сменил тактику. Короткими перебежками две цепи одна за другой накатывали, быстро приближаясь. Не менее полнокровной роты. За ними по флангам две пулеметные тачанки.
Милославский опустил бинокль, провел ладонью по лицу:
- Замысел понятен. Подберутся поближе, затем интенсивный обстрел нашей позиции и на штурм.
Он осмотрел своих бойцов, все готовы. Подушин, как и должно, возле Никеи, пулеметчики...
- Цели для пулеметов: номер первый - левая тачанка, номер второй - правая! Огонь открывать по команде!
- Есть, есть, - отозвались Матрена и Пелагея. Вторая была очень похожа на мужчину: телосложением, лицом и голосом. В платье она выглядела бы ряженным на святки мужиком. Даже фамилия у неё была подходящая для обоего пола - Брузжак. Таисия часто посылала её на разведку в занятое противником село или на железнодорожную станцию и Пелагея открыто ходила среди красноармейцев, перебрасываясь с ними шуточками. Смелости она была необыкновенной.
Капитан Милославский уже без бинокля видел, что каменная гряда, оставленная взводом несколько часов назад, ощетинивается штыками.
- Не пропустить момент, не пропустить, - шептал Милославский, - пора!
Он чуть приподнялся и крикнул:
- Подпоручик Подушин!
- Есть.
Лежавшая с закрытыми глазами Никея встрепенулась, услышав родной голос, посмотрела на подпоручика.
- Давай, - сказал Подушин.
Никея прильнула к оптическому прицелу, желтое пятнышко ярко выделялось на фоне серых камней. Выстрел. И... ничего.
- Спокойно, девочка, спокойно.
Никея вновь прицелилась. Второй выстрел. Чудовищный куст с грохотом грома взметнулся на месте каменной гряды, занятой противником. Когда развеялась пыль, открылось ужасное зрелище. Каменная гряда была разметана, вперемешку с разбросанными камнями лежали изуродованные человеческие тела. Доносились крики раненых.
- Пулемёты - огонь! - крикнул капитан Милославский.
Застрочили пулеметы, но в этом уже не было необходимости.
Ездовые разворачивали тачанки и помчались прочь, обгоняя бегущие в панике остатки пехоты.
- Теперь можно уходить, - с удовлетворением произнес капитан. Он встал во весь рост, вытер пот со лба:
- Взвод, отходить, по очереди двое с левого фланга, двое с правого. Пошли!