1. 
Метёт опять противная пурга, 
Ревёт и завывает без конца, 
Пугая бедных кошек и собак, 
И нагоняя в душу, хладный мрак. 

Колючий снег впивается в лицо, 
Как много острое и стылое копьё; 
Рукой пытаемся прикрыть его, 
Но он наотмашь бьёт в глаза, 
Их, ослепляя, и слеза, 
Родившись, застывает навсегда. 
Её хватает жадный снег, 
Кидая в сумасбродный бег, 
Где дикий ветер, злая ночь 
И холод волчий гонят прочь; 
Утюжа живность и людей, -  
К себе домой, к теплу скорей. 

Деревья стройные, к самой земле 
Пригнулись, от силы страшной, 
И слепой, что делает напрасной 
Попытки выжить их во тьме 
И превращает жизнь в миг, 
Кой не спасёт предсмертный крик. 

2. 
В такой вот зарисовки, сижу 
Один, - мечтаю, и смотрю в окно, 
Читая снежные узоры,... жду, 
Хотя б минуты тишины, но... 
Ждать напрасно и сейчас, 
Ведь ей охота погулять, хоть час,   
В нагрянувшем году. Да, так! 
Чтоб не забыли зимний кавардак! 

Она беснуется, как "милое дитя", 
Над страхами людскими хохоча; 
Стуча по окнам, где горит свеча, 
Которая хранит тепло добра, -  
Нам данное от Сына Божьего - Христа; 
Как будто хоровод чертовский завела  
От горя-одиночества, как разведённая жена, 
По глупости вкусившая певучие слова, 
Рождённые устами молодца. 

Теперь она, возненавидев говорящих, 
В присутствии своём, боится и молчащих, 
И залепляет снегом быстро рты, 
Желая, хоть правдивой тишины. 

А всё-таки, ей скучно быть одной 
При свете или тьме, и чувствовать чужой 
Себя везде, где появляется она, 
Стращая всех, и наглостью разя. 

3. 
И потому, когда веселье надоест, 
Когда нахлынет вдруг усталость, -  
Она "секундный" сделает всем жест: 
Затихнет враз, как будто жалость 
Вошла в неё, как маленький каприз. 

А снег меж звёзд и тьмы завис: 
Нет гогота чарующей пурги 
И нет пугающей бездонной черноты. 
Не знает, что вершить: иль падать, иль нестись? 
Среди безмолвия развалины зимы; 
И он, сверкая при луне, кружит в лучах, 
Переливаясь ярко, как алмаз, в огнях, 
Не в силах страсти тайной унестись, 
Ко свету ночи, в незнаемую высь. 

Луна ж, от бури этой охмелев, 
Иль серп стыдливо обнажит, 
Пылая со стыда, и на бок сев; 
Иль за пеленой стремглав бежит, 
Даб скинуть всё и голой быть, 
Помыться среди звёзд, и отдохнуть. 
Но не везёт и хочется ей выть: 
Разорвана на клочья пелена, 
Которую уж больше не вернуть; 
Разогнаны куда-то седые облака, 
В которых почивала иногда; 
И звёзды в миг исчезли в никуда, 
Как будто не дружили с нею никогда. 

И в одиночестве печали и тоски 
Весит одна, в безмолвии ночном, 
И тихо ждёт, когда пройдут часы 
Сего безумия и станут сном, 
В ком растворяются они. 

4. 
И этот милый и прекрасный стих 
На самом деле не более чем миг, 
Который не напомнит о себе, 
Ведь он и был, и не был, а везде 
Опять и смех, и ветер чёртовой яги, 
От кой, быстрей прохожий, ноги уноси. 

В таком безумном, зимнем ритме, 
Похожим больше на шабаш, 
Где ведьма выкинула очередную блажь; 
Мне слышатся, то крики в битве, 
Что испускаются в ужасный час, 
В ком видят всё, в последний раз; 
Иль торжества победные в бою, 
Которые и души не спасут в аду. 

То вдруг, сквозь ветра шум 
И смех пурги, поднявших этот бум, 
Ликующей зимы, я различаю вдалеке, -   
В сей чудной, краткой тишине, -  
Зовущие меня, чужие голоса, 
Которые прельщают красотой своей 
В неведомую даль, где та мечта, 
Что я ищу, так много дней, 
Одолевая страх мучительных ночей.