Рюриков Алексей Юрьевич : другие произведения.

Операция отвлечения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 9.00*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Альтернативная история. Из цикла "Без революции". В 1917 революцию удалось предотвратить. Жизнь людей и политика государств изменилась кардинально. Зимой 1932 года в Санкт-Петербурге убит подполковник Отдельного жандармского корпуса, за рубежом активизировались террористы, в Париже провал российской разведки. Полковнику Гумилеву поручено выяснить, есть ли связь между этими событиями. Стихотворение, помещенное в повести, предоставлено уважаемым Гильгамешем (http://zhurnal.lib.ru/g/gilxgamesh/).

ЧАСТЬ I.

   20.10.1932. Российская империя, Санкт-Петербург.
   Никишов ушел со службы поздно. Свернул с Литейного, неспешно прошелся по Кирочной, а там уже и дома достиг. Пешие походы со службы, он в своем пятидесятисемилетнем возрасте находил для здоровья чрезвычайно полезными, и старался поблажки себе не давать. Утром ведь не то, утром в присутствие торопиться следует. Да и какой по утру, после пробуждения, завтрака да сборов, моцион? Совершенно невозможная вещь. Нет, вечером, когда уже и галстук ослабить можно, или, ежели по форме когда, то ремень, пройтись, минут не считая, прошедший день обдумать неторопливо. Да и успокоиться по пути иной раз не мешало, работа в Охранном департаменте душевного равновесия не прибавляла, а появляться в раздражительности дома он не любил. Дома тихо должно быть, покойно. Вот и сегодня, весь день пробегав, да так работу не закончив, вышел он со службы в настроении преотвратнейшем.
   - Эй, дядя! Закурить не найдется? - типчик, окликнувший пожилого, представительно одетого мужчину, входящего в арку дома, выглядел типичной лиговской шпаной. Брюки клеш, круглая шапка-финка, со свисающими развязанными тесемками надвинута до бровей, в углу кривящихся губ свисает тлеющая папироса.
   - Не курю - обронил подполковник, все еще переживающий за пропащий рабочий день.
   - А чо эт ты так, дядя? - развязно поинтересовался молодчик, сплюнув окурок и выуживая из-под полы финку.
   Объект он выбрал неудачный. Ветеран Жандармского корпуса, пусть и перешедший год назад на сугубо кабинетную должность, оружие носил неизменно, даже в штатском обличии.
   - Брось нож, мерзавец - презрительно процедил Никишов, привычно обхватывая рукоятку "Вальтера" в кармане пальто. О хулиганских шайках в окрестностях Лиговки он был наслышан, но бояться городской шпаны человеку, лично повязавшему не один десяток бомбистов? Смешно, господа. Право, смешно.
   Тихих шагов сзади подполковник не услышал, и удара по голове не почувствовал, сразу провалившись в беспамятство. А потом стало поздно.

***

   21.10.1932. Российская империя, Санкт-Петербург.
   Телефонный звонок оторвал начальника Охранного департамента от завтрака. Через сорок минут он уже вылезал, опираясь на трость, из служебного автомобиля в Дегтярном переулке. Выехать на место убийства заместителя начальника делопроизводства, занимающегося секретной агентурой, Коттен посчитал для себя необходимым.
   В подворотне уже наблюдалась привычная для подобных случаев суета. Над лежащим у стены телом склонился врач, рядом, с папкой и пером умостился судебный следователь в мундире, чуть поодаль пытался приспособить штангу с камерой полицейский фотограф. Все как обычно, как много раз видел генерал прежде.
   К машине быстро подошел высокий, худощавый парень в цивильном, представился:
   - Начальник отделения Сыскной полиции, коллежский асессор Шатунов.
   - Фон Коттен - кивнул шеф Охранки, пожал сыщику руку, спросил:
   - Что там?
   - Труп обнаружил дворник, два часа назад. Побежал в околоток, оттуда вызвали нас. Личность установили со слов дворника, сразу связались с Корпусом. Ваш дежурный офицер...
   - Это потом - отмахнулся Михаил Фридрихович. Что выяснили?
   - Пострадавший, похоже, возвращался домой, в подворотне нарвался на грабителей. Вероятно, ударили по голове железным прутом, прут мы нашли. Потом, оглушенного уже, зарезали. Возможно, он видел нападавших, мог опознать, и когда грабители нашли удостоверение...
   - Понятно - снова оборвал генерал. Дальше.
   - Пропали бумажник, часы, запонки, заколка для галстука, может статься еще что-то - не реагируя на резкость шефа Охранки, терпеливо продолжил доклад полицейский. Вероятно, оружие. Ваш офицер сказал, что Никишов носил при себе пистолет?
   - Да - сухо подтвердил генерал, посмотрел на сыскного и поймал себя на мысли, что разговаривает с этим Шатуновым, похоже, опытным и умелым сыщиком, совершенно неправильно, срывая злость от убийства сослуживца на человеке, занятом розыском убийц и по-видимому выполняющим свое дело как полагается. Впрочем, раздражение не уходило. Отдавая себе отчет, что задает вопрос совершенно банальный и явно преждевременный, Коттен все так же холодно поинтересовался:
   - Подозреваемые уже есть?
   Против ожидания, коллежский асессор кивнул:
   - Приметы есть. В соседнем доме живет инженер-путеец, с Финляндского. Он вчера, примерно в двадцать три часа, видел в окно двоих убегающих из арки. По описанию, лиговские, из хулиганья. Уже ищем, ваше превосходительство. В принципе, многие из них нам известны, по приметам постараемся установить.
   "Вот так - грустно подумал Коттен. Служил Паша, к пенсиону готовился, два ранения от боевиков имел, а погиб в родном дворе, от шпаны какой-то".
   Подполковника он знал давно, приятельствовали. Никишов состоял в его подчинении еще до войны, особо не выделялся и высоких постов не занимал, но контрразведчиком был цепким и офицером надежным. Последние годы он занимался учетом агентов, курировал работу с секретными сотрудниками Охранного. И вот...
   "И ведь теперь даже вспомоществование-то семье мизерное выйдет. Не на службе, чай, не за государя и отчество... Кто там у него? - профессиональная память услужливо откликнулась: жена, две дочери. Поздние дети, в гимназии, поди, еще. Жил на жалованье. Теперь семья без средств останется, что там пенсия за умершего? Если б при исполнении еще..."
   Он нахмурился, и спросил полицейского:
   - Уверены, что это обычный грабеж?
   Сыщик пожал плечами:
   - На вид да. А так - вам виднее.
   Генерал задумчиво постучал кончиком трости, с которой с недавнего времени не расставался, по стоящей на тротуаре урне, потом махнул рукой, подзывая маячившего неподалеку офицера в жандармском мундире. Подошедшему представляться необходимости не было, дежуривший ночью полковник Коттену был прекрасно известен.
   - Знали его? - спросил генерал, поздоровавшись.
   - Так точно, Михаил Фридрихович. Вместе работать начинали.
   - Что скажете?
   - Грабеж - не задумываясь, ответил Гриднин. Сыскные молодцы, хорошо отработали. Еще бы шайку эту взяли, и вообще цены им не будет.
   - Грабеж... - вяло протянул начальник, потыкал зачем-то тростью в лужу, и задумался.
   - Вот что - приняв решение, обратился он к Шатунову, - у погибшего нашли какие-нибудь бумаги?
   - Бумаги?
   - Да. Сообщаю для сведения: подполковник Никишов вчера выполнял особую задачу, поэтому был в партикулярном и возвращался поздно. На службу не ворочался, значит, документы имел при себе.
   - Нет - Шатунов прищурился, вспоминая, и с уверенностью закончил - бумаг не было. Из документов только служебное удостоверение рядом с трупом лежало.
   И спросил сам:
   - Есть основания предположить связь убийства с его службой?
   - Есть - вздохнув, заверил Коттен. Значит так - и снова переменив тон, начал выдавать чеканные фразы распоряжений: То, что я вам сообщил, строго секретно. Расследованием займется полковник Гриднин, коль он уже в курсе. Вы будете работать с ним, с вашим начальством я договорюсь немедля. В суть сказанного мною никого из полиции не посвящать, о любых шагах сообщать Гриднину. Организовать широкую облаву... Николай Ильич - обратился он к полковнику - обязательно задерживать и отрабатывать подозрительных политических, по нашей картотеке. Впрочем, мы сейчас еще поговорим. Найдете лиговских - снова повернулся генерал к сыщику - сообщите нам. Задерживать будет Корпус. Вопросы?
   - Не имею - четко отрапортовал коллежский асессор. Опытом совместных с жандармами расследований Александр Дмитриевич располагал, и ничего необычного в указаниях начальника Охранки, о котором его прошлые жандармские компаньоны по сыску отзывались исключительно в превосходных тонах, не видел. Что ж странного в том, что зарезанный в подворотне жандармский подполковник, похоже, убит террористами, а не налетчиками? Необычным выглядело скорее, обратное. Но искать убийц все равно надо, а раз замешаны уголовные - нужна и Сыскная. Шатунову ход мыслей генерала представлялся логичным.
   Коттен развернулся, отвел в сторону Гриднина и быстро спросил:
   - Николай Ильич, на дежурстве сильно устали?
   - Никак нет, готов к службе - отозвался полковник. Но я не совсем...
   - Я пока и сам не совсем - перебил его начальник. Но мысли появились.

***

   24.10.1932. Российская империя, Санкт-Петербург, Лиговский проспект 4, штаб Отдельного корпуса жандармов.
   "Его превосходительству
   Начальнику ОД ОКЖ
   Генерал-лейтенанту
   М.Ф. фон Коттену.

Рапорт

   Доношу, что в ходе проведения розыска по факту убийства Никишова П.П. мною, совместно с чинами Сыскной полиции были установлены лица, совершившие настоящее преступление..."
   Биографические сведения обоих грабителей, начальник Охранного пробежал мельком. Не было там ничего интересного, шпана как шпана. А вот дальше:
   "...вина Плаксина и Молочкова полностью установлена собранными доказательствами, как то:
      -- Опознанием указанных лиц, как пребывавших на месте преступления.
   (протокол опознания г-ном Федорчуком А.У. прилагаю)
      -- Изъятием у скупщицы краденного Дрексер принадлежавших Никишову запонок, заколки для галстука, часов "Брегет", и допросом Дрексер, показавшей, что указанные предметы она приобрела у Плаксина днем 22.10. с.г.
   (протоколы выемки и допроса Дрексер С.И. прилагаю)".
   Эту часть Коттен читал внимательно. Добравшись до последнего пункта:
   "10. Изъятием при осмотре трупа Плаксина пистолета системы "Вальтер ППК", принадлежавшего Никишову.
   (протокол осмотра места происшествия прилагаю)" - генерал недобро усмехнулся, и остаток перечня пробежал мельком. А вот конец рапорта зачитал вслух:
   - При аресте Плаксин и Молочков оказали вооруженное сопротивление жандармам Отдельной команды Санкт-Петербургского ГЖУ. В ходе завязавшейся перестрелки, задерживаемые убиты... Свое оружие у них было? - спросил Михаил Фридрихович, откладывая документ.
   - Да, конечно - отозвался Гриднин. Кроме "Вальтера" Павла Полуэктовича, у обоих финские ножи.
   - В таком случае, действия команды будут признаны верными без обсуждений - удовлетворенно улыбнулся генерал. Вооруженные душегубы, опасность бесспорная.

***

   "Его превосходительству
   Начальнику ОД ОКЖ
   Генерал-лейтенанту
   М.Ф. фон Коттену
   Доношу, что 5.11. с.г. сотрудником 2 отделения 1 делопроизводства ОД ОКЖ штабс-ротмистром Наседкиным В.Г. получено сообщение от секретного агента "Каток" о том, что в кругах, близких к подполью "Объединенной революционной социал-демократической партии" циркулируют упорные слухи о совершении успешного теракта в отношении подполковника ОКЖ Никишова П.П. членом подпольной организации российского центра "Объединенной РСДП" по прозвищу "Юзик". По мнению "Катка", теракт совершен в качестве мести за участие Никишова в прошлом году в ликвидации подпольной молодежной организации "Утренняя Заря", близкой к "Объединенной РСДП", в Вильне.
   Вышеупомянутый "Юзик" являлся активным членом "Утренней Зари", арестовывался по данному делу и лично знал Никишова.
   Агентурную записку N 001018 прилагаю.
   Заведующий 1 делопроизводством ОД ОКЖ
   подполковник Сиволапов В.А.
  
   Виза:
   Сиволапову.
   Установить Юзика, проверить причастность к убийству. В случае подтверждения сведений - задержать.
   М.Ф. фон Коттен".

***

   "Заведующему 1 делопроизводством
   ОД ОКЖ
   подполковнику
   Сиволапову В.А.
   По учетам Центрального справочного алфавита проходит только одно лицо по прозвищу "Юзик":
   ГРИГУЛЯВИЧУС Юозас Ромуальдович, 5.05.1913 года рождения, уроженец г. Вильна, из мещан, караим, член молодежной организации "Утренняя Заря", вероятно член "Объединенной РСДП".
   Привлекался:
   9.11.1931 г. Задержан ОД Виленского ГЖУ, на основании Указа "О беспощадной борьбе с бомбистами и их соумышленниками от 7.08.1916 в редакции 27.02.1928 г.", по подозрению в причастности к террористической организации - "Объединенной РСДП".
   Привлечен к переписке в порядке охраны на основании Положения "О мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия".
   3.06.1932 г. Особым Совещанием при МВД на основании установленных перепискою фактов антиправительственной агитации определен административный надзор на два года по месту проживания.
   8.06.1932 г. Освобожден из под стражи с передачей под административный надзор полиции г. Вильно.
   По данным именной картотеки, после освобождения из под стражи имел встречи с членами подполья "Объединенной РСДП" в Виленской губернии Модзелевским (контрольные дела 2.7.В, 2.7.344), Лацисом (контрольные дела 2.7.В, 2.7.271). Подозревается в причастности к контрабандному ввозу оружия и запрещенной литературы через порты Прибалтийских губерний.
   за Начальника ЦСА ОКЖ
   поручик Трутков".

***

   8.11.1932. Российская империя, Санкт-Петербург, Лиговский проспект 4, штаб Отдельного корпуса жандармов.
   "Его превосходительству
   Начальнику ОД ОКЖ
   Генерал-лейтенанту
   М.Ф. фон Коттену
   Произведенной по вашему указанию проверкой установлено, что об ответственности за убийство подполковника ОКЖ Никишова П.П. заявила Боевая группа "Объединенной РСДП" (Савинков). По распространяемой через газету "Объединенной РСДП" "Правда" (Швейцария) версии, теракт совершен в качестве мести за участие Никишова осенью 1931 года в ликвидации подпольной молодежной организации "Утренняя Заря", близкой к "Объединенной РСДП", в Вильне. Личность исполнителя теракта не называется.
   По данным агентов внутреннего наблюдения установлен подозреваемый в организации теракта: Григулявичус Ю.Р. по прозвищу "Юзик" (справку ЦСА о личности прилагаю). Указанный Григулявичус находился в Санкт-Петербурге с 15.10. с.г., выехав с разрешения исправляющего административный надзор полицмейстера г. Вильно в столицу для подыскания места учебы.
   Обнаружено, что во время нахождения в Санкт-Петербурге Григулявичус проживал по ул. Кемская 8 - 3, хозяин квартиры - Смирнов А.П. подозревается в причастности к подпольной организации "Объединенной РСДП". О деятельности Григулявичуса во время нахождения в Санкт-Петербурге сведений не имеется.
   Григулявичус был задержан 21.10. с.г. в ходе общей разработки лиц, склонных к антиправительственной деятельности на предмет причастности к убийству Никишова. Опрос произведен поручиком Бахметьевым (3 делопроизводство ОД ОКЖ), Григулявичус причастность к преступлению отрицал, отпущен 22.10. с.г. с предписанием покинуть Санкт-Петербург в течение суток. По месту временного проживания более не появлялся, в г. Вильна не прибыл, местонахождение его неизвестно.
   7.11. с.г. Григулявичус объявлен мною во всероссийский розыск.
   Обращаю ваше внимание, что доказательствами участия Григулявичуса в убийстве Никишова следствие не располагает, данные о его причастности состоят лишь из сообщений сотрудников внутреннего наблюдения, базирующихся, вероятно, на сообщении самого Григулявичуса Боевой группе "Объединенной РСДП".
   Заведующий 1 делопроизводством ОД ОКЖ
   подполковник Сиволапов В.А".
   Прочитав рапорт, генерал потер рукой лоб, и уточнил у сидящего напротив офицера:
   - Владимир Александрович, как прикажете понимать последнее замечание?
   - Для суда на Григулявичуса у нас ничего пока нет. То есть, если он, конечно, сам не признается. Но это же его поймать сперва надо - развел широкие ладони в стороны жандарм. Разговоры их боевки ничего не стоят, они, бывало, приписывали себе совершенно случайные происшествия, помните? А донесения агентов в суд не предъявишь. Да и нет там ничего конкретного, слухи единственно.
   - Очень интересно. Считаете, Юзик этот, мог приписать себе теракт? Для престижа? - насторожился Коттен.
   - Да нет, не похоже. По данным Гриднина там действительно был третий. Плаксин, которого пристрелили при задержании, успел, умирая, Николаю Ильичу наболтать. Но это тоже не доказательство. Так, основание для розыска. Тем более, тут могут возникнуть вопросы к Отдельной команде... - подполковник взглянул на начальство, убедился, что слова его раздражения не вызвали, и закончил: Могут начать спрашивать, что мол, как это? Убитый при сопротивлении, еще и поговорить успел?
   - Мало ли как - буркнул, поморщившись, начальник. Ранили смертельно, до врача не дожил, а шепнуть успел. Бывает!
   - Несомненно - тут же согласился подполковник, приняв немедленно вид сугубо формальный, разногласий с официальной версией никоим образом не выражающий. Но я ведь про суд. А сейчас даже по Указу...
   - Я понял. В целом, с вашими выводами согласен, что предполагаете делать?
   - Григулявичус нужен - вздохнул жандарм. А он, по непроверенным сведениям, сразу как от нас вышел, ушел на нелегалку и потом за кордон. Сейчас возможно, уже за границей.
   - Разведку озадачили?
   - Так точно, и Разведчасть и наших, по эмигрантам.
   - Ну что ж. Будем ждать, где-нибудь все равно проявится.

***

   8.11.1932. Франция, Париж.
   Агенты Корпуса не ошиблись. Юзик к тому времени действительно был далеко за пределами Российской империи, в Париже.
   Тремя неделями раньше, вернувшись в Вильну, он не заходя домой бросился к Модзелевскому, руководителю виленской "Объединенки". Услышав о том, что молодой подпольщик, будучи в столице расправился с руководителем прошлогоднего погрома виленского подполья, глава нелегальной литовской и польской "Объединенки", маленький, сухой, но при этом очень подвижный поляк сначала долго молчал, а потом, посмотрев пронзительными, умными глазами на Юозаса, приказал уезжать из России.
   - Зыгмунт, но куда? - с отчаяньем в голосе, спросил его тогда Григулявичус.
   - Во Францию. Там сейчас литовцев и поляков много. Французский ты в гимназии учил, польский знаешь. Ты и английский немного знаешь, но там устроится трудно. А в России тебе оставаться нельзя. Убьют. И ладно, если сразу убьют - хладнокровно произнес подпольщик. А то ведь, сначала расспросят. И допытают до донышка, чего им со смертником церемонится? Не только себя подведешь. В общем, уматывай и как можно скорее. А до отъезда на нелегальное положение. С прямо этой вот минуты.
   Франция его устроила. Так случилось, что у него было к кому обратиться в этой стране, а опасность, грозящую на родине, он осознавал и сам. Добрался до Варшавы, получил от польских товарищей из левых националистов паспорт на имя Мартина Антуана, и через три дня вышел из вагона на Северном вокзале Парижа.
   На пятый день пребывания в столице Франции, когда изнывая от безызвестности дальнейшего своего существования но природной любознательности от того не утратив, он успел посмотреть Версаль и Лувр, Елисейские поля и Булонский лес, подняться на Эйфелеву башню и побродить по Монматру, Юзика наконец вызвали на встречу.
   В небольшом бистро на тихой, узкой улочке неподалеку от авеню Франциска, его ждал невысокий, худощавый господин, одетый солидно, но неброско. Не узнать его молодой марксист не мог, слишком часто публиковали в российских газетах еще лет пять назад фотопортреты легендарного террориста. Сначала вождя эсеровской боевки, потом командующего отрядами "Союза защиты революции и свободы", потом, после разгрома второй революции, вдохновителя партизанских отрядов (газеты, безусловно, именовали их не иначе как банды) в приграничье западных губерний империи. Последние годы в России официальная пресса вспоминать о нем не любила. Но Григулявичус знал, все знали, что улыбающийся сейчас ему из полумрака залы человек оружия не сложил, как не складывал его после предыдущих поражений.
   Последние пять лет Савинков, которого беглецу из России настрого приказано было называть по партийному псевдониму: "Павел Иванович", хоть и смешно это выглядело по отношению к столь знаменитой личности, вновь возглавлял Боевую группу. Крыло объединившейся красной эмиграции, которое единственное занималось на сегодняшний день реальной боевой работой. Для Юозаса сама встреча с таким человеком была, пожалуй, высочайшей честью. Больше его восхитило бы, наверное, только приглашение поговорить с самим Бухариным, председателем ЦК Объединенной РСДП, соратником покойных великих вождей Ленина, Чернова и Троцкого.
   Савинков командовал теми, для кого революция не кончилась. После беспощадного усмирения восстаний в России, многие из успевших убраться за границу эмигрантов были готовы и дальше проливать свою и чужую кровь во имя светлого будущего. Их и принял под свою руку "Павел Иванович". Из бежавших с родины бойцов повстанческих отрядов и рабочих дружин, красногвардейцев, боевиков подпольных социалистических партий, он сформировал новую команду. Именно на савинковцев лидеры всех тогда еще существовавших нелегальных левых партий возложили задачи поддержания связи красной эмиграции с Россией и проведение "военных акций".
   Боевое крыло не подчинялось никому. Савинков, вошедший в созданную семь лет назад в Цюрихе "Объединенную революционную социал-демократическую партию", "Объединенку", выговорил для своих ребят право действовать, не отчитываясь в ЦК новоиспеченной коалиции.
   Об этих перипетиях в левых кругах знали все. "Павел Иванович" вновь стал самым ярким героем околореволюционной публики. Операции его посланцев взрывали спокойствие победившей монархии, нападения на представителей власти не давали империи забыть о мятежном времени и... приносили нелегальным социалистам покровительство лиц заинтересованных в нестабильной России.
   Отчасти именно действия непримиримых, побудили Николая II объявить в двадцать восьмом году амнистию готовым отойти от вооруженной борьбы красным. Смягчение положений указа о борьбе с терроризмом, дозволение умеренных левых партий, прощение явившихся с повинной и готовых отказаться от насильственных методов подпольщиков, принесли свои плоды. Многие действительно прекратили войну с самодержавием, вернулась даже часть помилованных эмигрантов.
   Влияние нелегальных ячеек "соци" пошло на убыль, но через три года, 7 ноября 1931 года, в годовщину начала второй революции, Савинков эту идиллию сокрушил. Боевики группы перехватили на дороге в Царское Село автомобиль Великого князя Бориса Владимировича, зятя императора, занимавшего после сына Николая, второе место в очереди на трон. Савинков громко напомнил о себе всему миру, но сам он, как и другие деятели красного подполья понимал - акция стала проигрышем. Общий шок от убийства члена династии, позволил жандармам забыть о законе, и власть ответила лютыми репрессиями, при пусть сдержанном, но одобрении начавшего привыкать к внутрироссийскому миру общества. Подогрев ненадолго интерес к "Объединенке" и ее Боевой группе, теракт привел к истреблению левого подполья в России, которое последовавшие за убийством облавы и высылки смели почти полностью.
   Впрочем, левая молодежь, такая, как повествующий сейчас Савинкову о своих петербургских похождениях паренек, в разгроме нелегальных социалистов винила, разумеется, исключительно самодержавие. Пришедшие "в революцию" во время недолгой "оттепели", вчерашние (а порой еще и сегодняшние) гимназисты и студенты не были готовы к тому, что на них обрушилось. Павел Иванович точно знал, что периодически печатаемое в иностранных газетах "Высочайшее дозволение на применение жандармским корпусом России пыток", запугивающее сытых буржуа благополучной Европы "кровавой охранкой кровавого Николая", не более чем фальшивка, состряпанная пресс-бюро "Объединенки". Но, как и любой причастный к российскому подполью, он знал и другое. Несмотря на отсутствие официального разрешения, жандармы, вышедшие из тех же беспощадных схваток начала двадцатых годов, что и их противники, получив сколь-нибудь весомый повод, работали отнюдь не в белых перчатках.
   Многих сочувствующих безжалостные акции охранки навсегда от социализма отпугнули, кого-то сломали. А кое-кого, как, похоже, сидящего напротив, наоборот ожесточили. Неудивительно. Еще за день до убийства Великого князя, социалистическая деятельность сулила при задержании не более чем сутки в участке и штраф, делая "подпольную" работу, заключающуюся обычно в веселых вечеринках со спорами о политике, расклеивании листовок и редких митингах, развлечением, приличествующим прогрессивному человеку. Принять за совершенно то же самое месяцы в камере, не прекращающиеся даже ночью допросы и вязкий, постоянно поддерживаемый следователями ужас надвигающейся виселицы, положенной за одну принадлежность к террористической организации - а кто мог поручиться узнику, что его кружок таковой не признают? - было испытанием не из легких. Прошедшие этот экзамен имели веские основания для ненависти и, как правило, свой, личный, счет к Российской империи. Именно из таких Савинков старался подбирать боевиков в Группу.
   Рассказ Григулявичуса за рамки обычного не выходил. Ну узнал парень в Питере на улице допрашивавшего его год назад жандарма... Резоны для мщения у него уж верно водились. Что такое царская тюрьма и допросы охранки Борис представлял прекрасно, а потому ничего удивительного в поведении молодого подпольщика не видел. Поступок бесспорно смелый, личность этот латыш, по всему видать, радикальная, но... сколько их таких было? И будет... Порасспросить поподробнее, однако ж, несомненно, следовало:
   - Ты в полицию потом попал, так?
   - В охранку, на Литейный - кивнул Юзик. Но знаете, товарищ... простите, Павел Николаевич... мне тогда все равно было. Грохну, думаю этого гада, а там хоть в петлю. Ну уж больно сволочь такая, вредная. Упусти я его, а вдруг ему завтра еще кто из наших попадет, понимаете?
   - Это правильно. Но ты братец, однако, анархист - улыбнулся легендарный революционер молодому коллеге. Индивидуальным террором занялся?
   Слова вождя привели Григулявичуса в замешательство. Он помялся, но ответил твердо, хотя и сбивчиво:
   - Да он гад, Никишов этот. Понимаете, Павел Иванович, гад! Он в тридцать первом, ну когда нас всех забрали, в Вильне, он же там заправлял всем. Местные, ну, виленские жандармы, они все ему подчинялись. Там наших ребят пытали, в тюрьме. И девушек, всех! Понимаете, я как его узнал тогда, в Питере, на улице, я не мог его упустить. Просто такое бешенство нахлынуло, что никак невозможно.
   - А я понимаю - негромко, проникновенным тоном заметил получивший подтверждение своим предположениям Савинков. Превосходно понимаю, мне, знаешь ли, тоже терять товарищей доводилось.
   Он помолчал, давая собеседнику время вспомнить кто перед ним и проникнуться словами старшего товарища, затем продолжил: И претензий не предъявлю. Но если ты захочешь продолжить борьбу, знай - акция хороша тогда, когда она грамотно спланирована и идет на пользу не твоему чувству мести, но делу революции. Личные чувства должно подчинять линии партии, товарищ Юзик. И только партии!
   Савинков бросил взгляд на сконфуженного мальчишку. Мальчишка и есть, ничего больше. Девятнадцать лет, в этом возрасте все экстремисты, в собственную смерть не верят, стремятся переделать мир, в кумирах еще не сомневаются, верят истово, замечательный материал...
   - Я к тому - пояснил Борис Викторович, что террор это не месть. Это только способ. Метод борьбы, соображаешь? Цель не убить одного - двух мерзавцев, царь себе других найдет, дело не хитрое. Цель разбудить народ, расшатать устои закосневшего самодержавия. А не по подворотням с уголовными жандармов бить. Откуда, кстати, эта шпана взялась? - резко сменил он тему, внимательно изучая реакцию собеседника.
   - Так... - парнишка вновь ощутимо смутился. Я ведь там жил, ну на квартире. В Питере...
   - Ты курьером приехал, литературу возил? - перебил его вождь боевиков.
   - Да, "Правду", она контрабандой через порт пришла - подтвердил Юозас. Но я все передал, просто не мог сразу уехать - надо было выждать, чтоб правдоподобно было. Я же поднадзорный, отпросился, как бы место учебы присмотреть. Ну вот, а если сразу назад вернуться - подозрительно.
   - Верно.
   - Ну вот... - он замолчал, убедился, что человек напротив ждет продолжения и сворачивать тему не намерен, и нехотя продолжил: Ну, я с соседями познакомился, с местными. С Лиговки, то есть. Случайно, в общем-то, гулял когда. Вот. Они действительно... хулиганят иной раз.
   - Угу - согласился Савинков. И прохожим карманы иной раз чистят. Ты что, подзаработать решил?
   - Да нет, как вы могли подумать? - возмутился Юзик. Я просто с ними бродил, за компанию. Город смотрел, даже агитировать немного начал. Они хорошие ребята, из рабочих. Шебутные только. Вот... А в тот вечер, мы по улице шли, недалеко от Лиговского. Смотрю - идет. Я его сразу узнал, он меня три раза в Стефановской тюрьме допрашивал. Ну, думаю, все. Не уйдешь. Ребятам говорю - гад, мол. Не сказал, что жандарм, они б струхнули, наверное.
   Собеседник при этом поощрительно улыбнулся, подумав доброжелательно:
   "А молодец, быстро соображает. Без шпаны, небось, и не завалил бы такого зверя. Подполковник, из старых, наверняка стреляный. И в рассуждении своем парнишка прав, блатные на жандарма едва ли б полезли. Нет, умница - ловко организовал. Что там дальше?"
   - Они мне - мол, подожди - продолжал Григулявичус, - сейчас высмотрим, в какой он дом пойдет, в подворотне и встретим. Так и вышло. Никишов, когда к арке повернул, Васька туда вперед него - шасть! И выходит навстречу - прикурить, говорит, позвольте, или как-то так, я плохо расслышал. Никишов ему: "Мерзавец!" И в карман, за стволом. Ну, мы как раз с Гришкой подскочили со спины, железячиной его по башке отоварили, повалился. Дорезали потом.
   Борис отметил, что в рассказе литовец употребляет все время исключительно "мы", и переспросил:
   - Резал-то кто?
   - Я - чуть опустив глаза, почти шепотом ответил Юзик. Дождался, пока Борис Викторович снова кивнет, и закончил:
   - Ребята его обшарили потом, часы взяли, бумажник. Удостоверение нашли когда - струсили, начали на меня волну гнать, мол - в эдакое дело втравил. Васька даже за нож схватился было. Я тогда и говорю: "сейчас дорежу его, и все - свидетелей нет, а виноватый, если что, я буду". Тем и успокоил.
   "Правдоподобно - отметил для себя Савинков. Он знал, что первый раз убить вот так, ножом, непосредственно своими руками, грязно и кроваво - тяжело. Упоминание о подтолкнувшей к действию стычке с бандитами, придавало рассказу законченность. Привирает, впрочем, наверняка. Небось, не сам вызвался, дружки-грабители и заставили, убивай мол, и бери на себя. Но это ничего, это ладно. Тут его на откровенность вытягивать и не след, пусть уверенней себя чувствует".
   И мысли потекли в другую сторону: "А неплохой боец может выйти. Держится неплохо, кровь попробовал, назад пути ему нет".
   Что-то все же немного смущало. Молодых боевиков, восторженных, с горящими глазами и гремучей смесью левых идей в голове, он повидал немало. Эсеров до войны, бойцов Красной гвардии после... Но этот, только что приехавший из России, несмотря на складный, непохожий на выдумку пересказ событий, от привычного юнца-подпольщика чем-то неуловимо отличался. Присевший на край стула Юзик был одет хоть и в недорогой, но аккуратный и со вкусом подобранный явно французского производства костюм, вел себя почтительно, но спокойно. Не совсем правильно он себя вел, не так, как должен бы первый раз оказавшийся в чужой стране паренек из российской провинции. Об этом Борис, закончив с расспросами о теракте, и спросил:
   - Ты первый раз в Париже?
   - Да, впервые.
   - Ты, друг мой - широко улыбнулся легендарный террорист, - не шепчи. Иначе невесть что о нас французы подумают. Сядь поудобнее, не жмись на краю. И брось церемонии разводить, я тебе не генерал. У нас товарищеский тон принят, вместе под пули ходим, чего уж тут... А вообще за границей раньше бывал?
   - Нет, я даже в России в Петербурге только несколько раз был, да у себя - в Вильне, в Трокае.
   - А в Париже где устроился?
   - У Лопато. Это братья, они тут торговлю держат. Дела идут, даже дом в Париже купили. Старший - Илья, он за моей тетушкой Софьей когда-то ухаживал, потому меня приютили. Одеться вот помогли, освоится. Я же французский из гимназического курса только знаю. Они неплохие люди, только в политическом плане отсталые. Ну, они же французы теперь, российские дела их не занимают.
   - Ты у них и живешь? - понял Савинков. А они знают, почему ты из дома уехал?
   - Я сказал, что неприятности с полицией из-за левого кружка. Они понимают, что в России быть марксистом опасно, десять лет назад уехали. Но про акцию - теперь, приободрившись после сделанного отчета, Григулявичус предпочел назвать это так - я им не рассказывал.
   - А про то, что в Париже у тебя товарищи есть?
   - Ни в коем случае. Я с конспирацией знаком.
   - Молодец - Савинков поощрительно улыбнулся, и пристально взглянув в глаза собеседнику, спросил:
   - Чем дальше заняться думаешь?
   - Хотел бы приносить пользу партии - ожидаемо отозвался Юзик.
   - А где?
   - Где партия распорядится. Но хотелось бы живого дела.
   - А в терроре не хотел бы работать?
   Парень задумался. И этим снова произвел на Бориса впечатление скорее положительное. Время восторженных юношей, умеющих только броситься, обложившись динамитом, под колеса автомобиля объекта, прошли. Сейчас группе требовались боевики, умеющие не только жертвовать собой, но и думать. А таких у него имелось немного.
   - Я сейчас в розыскных листах значусь - неуверенно произнес Григулявичус. Вы не подумайте, я не трус, я на любой риск готов. Но не хотелось бы подвести товарищей, понимаете?
   - Понимаю.
   - Ну вот - Юзик пожал плечами. А так хотел бы, конечно. Все же, пропаганда - это неосновательно. Чтобы это зажравшееся стадо разбудить, надо пулей. Газетой их не тронуть, они газет не читают. Дома мы неплохо через границу "посылки" таскать наладились, и литературу перевозили, и оружие. И у военных оружие покупали, дружины готовили. Я стрелять умею, из револьвера, из ружья, даже из автомата стрелял. Связи среди пограничников есть, могу и с этой стороны заняться.
   - Автомат? - удивился Борис.
   - Ага, ППД. Новейшее оружие, меньше винтовки, а стреляет как пулемет. Такое пока только у погранстражи есть.
   - Интересно. Но у нас такого покуда нет. А вот дело для тебя найдется. В Россию действительно рано, но для революции можно и за границей потрудиться. Готов?
   - Готов, Павел Иванович. Конечно, готов!

***

   Дело у Савинкова действительно имелось. Два дня назад к нему обратился человек из компании Shell. Бывший капитан британской разведки, Хилл, знакомый еще по двадцатым годам. Связями с англичанами Борис Викторович не гнушался и до войны, во время восстаний люди из Intelligence Service помогали "борцам за демократию", и после разгрома контакты не потерялись. Именно из Лондона шла основная поддержка красной эмиграции, именно туда в первую очередь уходили полученные из России сведения. Но сейчас жандармы успешно вычистили подполье, и серьезных источников на родине Савинков не имел, отчего интерес английской разведки к нему стремительно падал.
   Второй любимой страной у нынешних красных стала Германия. Там после проигрыша мировой войны и оккупации, российскую монархию не любили, и борцов с самодержавием привечали. Вот только средствами Веймарская республика располагала невеликими, да и Петербурга немцы до недавнего времени побаивались. Год назад ситуация начала меняться. К власти уверенно шел сделавший ставку на реванш фон Шлейхер, и старый революционер понимал - противостояние России и новой, шлейхеровской Германии неминуемо. А неизбежность появления у Российской империи нового врага, сулила красной эмиграции возобновление старого союза.
   Немцев поддерживал и Лондон, причем не только официальный. Собственно, как раз с неофициальным последнее время Боевая группа преимущественно и соприкасалась. Всплеск террора двухлетней давности оплатила именно Shell. Покушение на Великого князя затевалось в расчете на то, что в автомобиле будет его жена, княгиня Ольга, "серый кардинал" российской политики, люто ненавидимая господами из расположенного на лондонской улице Стрэнд, что неподалеку от отеля "Савой", Шелл-Мекс-Хауса, штаб-квартиры нефтяных королей Европы. И покушение предполагалось лишь одной из серии акций. Удалась, правда, лишь еще одна - в Мемеле савинковцы вместе с местными, литовскими подпольщиками, устроили поджог складов российско-немецкого нефтяного общества "Дероп", мешающего Shell в Германии. Никакой политики, чистый коммерческий расчет. И самое непосредственное участие в диверсии принимали члены выросшей, как и многие, ей подобные, из марксистского гимназического кружка, нелегальной молодежной организации "Утренняя Заря". Той самой, из которой вышел Григулявичус. Связь от Shell с Савинковым поддерживал Хилл, и вот он снова возник на горизонте, предлагая новую работу. Прислушаться к его словам рекомендовали и чины из немецкого рейхсвера, близкие к Шлейхеру.
   Борис Викторович вовсе не был беспринципным наемником, в исполнении заказных терактов он видел возможности для собственной игры. Выполнение просьбы предвещало пополнение бюджета Боевой группы и благосклонность германских властей. А в случае успешного проведения операции и еще один удар по престижу России. Савинков отчетливо понимал, что играет не он, стоящие за отставным капитаном джентльмены имеют свои предпочтения, смысл которых уловить нелегко. Это не пугало, тем более, лично он в операции участвовать не собирался, лишь подбирал людей для операции. И недавний беглец из России, смотрелся прекрасным кандидатом. О том, что эмиграция переполнена агентами Жандармского корпуса, шеф боевиков прекрасно знал, знали и британцы, требующие выделения для их операций только самых надежных, не раскрывая суть акций не то что "Объединенке", но даже и Савинкову. В прошлый раз, в тридцать первом, такой подход принес плоды, группа Салныня работала в полном отрыве от подполья, и жандармам не удалось взять никого из исполнителей. В отличие от других групп, опиравшихся на, казалось бы, незасвеченные контакты в России. Но от убийцы высокого жандармского чина, предательства можно было не опасаться. В России Юзика действительно искали, на проверку этого факта возможностей "Объединенки" хватило.
   Подробностей предстоящего дела Борис не знал, с Хиллом напрямую работал его тезка, Борис Мельников, командир ячейки Группы. Самый опытный и удачливый из многих взращенных Савинковым боевиков. Его настоящее имя было известно немногим, верхушке Объединенки и некоторым спецслужбам разве что. Остальные знали его в разное время под разными фамилиями, партийный псевдоним "Инженер", полученный в память о прослушанном курсе Петербургского политехнического, стал за последний десяток лет кошмаром для многих сыщиков полиции и контрразведки Европы и Азии.
   . К нему Савинков и решил направить Григулявичуса.
   "Будет этому Юзику "живое дело", глядишь, еще одного жандарма завалит. Если обратились к нам - значит, в любом случае, Петербургу неприятности предполагаются" - рассудил бывший эсер.

***

   11.11.1932. Париж, Франция.
   В этот раз встречались в Нейи-Сюр-Сен, в пригороде. Прогуливающегося Юзика, из подворотни окликнул жилистый дядька лет тридцати с виду, одетый в серый недорогой пиджак, кивком позвал за собой. После обмена паролями, представился коротко:
   - Инженер.
   В суть готовящейся акции посвящать не стал, быстро расспросил о прошлом, чувствовалось, что с подробностями уже знаком, объявил, что берет в группу.
   - Акция непростая - предупредил теперешний командир Юзика. Тут, во Франции работать будем, но в Питере аукнется, ох как аукнется.
   И не дожидаясь ответа, сменил тему:
   - Ты в одном разговоре, упомянул автоматы?
   - Было дело - тут же вспомнил Григулявичус встречу с Савинковым. ППД, пистолет-пулемет Дегтярева.
   - Да - собеседник внимательно оглядел кандидата в бомбисты. А сможешь их достать?
   - Как это? - растерялся подпольщик. Они ж не продаются, товарищ Инженер. Новая штука, их вообще нигде нет.
   - Где-то же вы их пострелять брали? - резонно заметил Борис. Да и не такая уж и новая, в Америке автоматы есть, в Италии.
   Боевик Юозасу не нравился. Неприятный был тип, над породистым, дворянским лицом выбритый лоб и до неприличности коротко остриженные волосы, разговаривал свысока, да еще сквозь зубы. Нет, молодой партиец понимал, что его мнение тут последнее, и раз Павел Иванович поручил этому типу теракт, значит, товарищ доверенный. И решать - брать в дело новичка, или отправить подальше, будет именно он. А потому неприязнь скрывал, отвечал рассудительно, боялся показаться негодным в террор:
   - Это в Америке с Италией. А в России новая, даже в армии нету. Мы брали у погранстражи. Там рядовые чины до денег слабы - жалованье невелико, а соблазнов-то хватает. Ладно подполье, у нас денег не так и много, но через границу контрабандисты ходят. Деньги немалые крутятся, а стражники ж сами местные, всех там знают. Ну и их знают, мы с контрабандистами иногда пересекаемся.
   - Вот через них если и прикупить? - настаивал стриженный. Денег выделим, не пожалеем для дела.
   - Не знаю - решил ответить честно Григулявичус. Не буду вилять, сложно это. Если только через ячейку попробовать.
   - Через ячейку нельзя - раздраженно отмел предложение новый командир Юзика. Мельников, беседующий сейчас с Григулявичусом, родился в Забайкалье, в РСДРП вступил в 1916, студентом Политехнического института в российской столице. Потом был призыв в армию, Михайловское артиллерийское училище, запасной полк в Петрограде. А после революция, "Вторая русская", как ее называли в эмиграции. Бои с жандармами в отряде красногвардейцев, мятеж на юге, савинковские отряды "Союза защиты революции и свободы", за кордон уходил одним из последних, через Персию. В эмиграции создал отдельный отряд боевиков, ходил через границу в Россию, организовывал теракты не в одной стране мира, по заданию партии приводил в действие приговоры провокаторам и разоблаченным агентам охранки, потом влился в Боевую группу. Последнее время тренировался со своей ячейкой в Венгрии, под эгидой британцев.
   Заказчику готовящейся акции его передал Савинков, и заказчик - британец, раньше работавший в Intelligence Service, настаивал на полной конспирации даже от самого шефа Боевки. Инженера такой подход устраивал, удачное дело сулило выход на прямой контакт с представителями солидных европейских кругов, да и на расходы англичанин не скупился, причем деньги тоже шли напрямую. Бойцов у Мельникова сейчас оставалось трое, надежные, проверенные в деле, но и целей предполагалось три, пусть и в одном месте. Пришлось брать людей со стороны, от того же Павла Ивановича. Хоть и против желания, да куда денешься? Не вчетвером этакую работу делать.
   Этот кандидат Инженера устраивал. Предполагать в нем агента Корпуса было бы чересчур, убийства своих офицеров жандармы не прощали, а склонность к террору парень доказал на деле. Посвящать его в суть задуманного он, тем не менее, до последнего не собирался, а вот новое российское оружие, о котором он вскользь упомянул в разговоре Савинков, заинтриговало.
   Ответ Юзика его не устроил, связываться с российским подпольем Борис считал опасным, о его насыщенности жандармскими осведомителями знал не понаслышке.
   - А если ты сам со стражниками свяжешься? - подумав, предложил он новичку. Допустим, матросом тебя на корабль подсадим, до Риги?
   - Так я ж в розыске - не согласился тот. И ладно б за политику или контрабанду, то дело обычное, а тут... Не рискнут они связываться, истинно не рискнут. Ну вот сами посудите, это ж стражнику верный Указ. Петля, то есть. А через ячейку я и впрямь сам могу, на границе курьера встречу и все.
   Юзик опасения нового командира понимал, тоже не первый день на свет народился. Но и выполнить приказ тоже хотелось, доказать этому бритому эмигранту, что в подполье не по кафешкам парижским сидят, работать умеют: В Вильне есть надежный человек, в нем сомнений быть не может - он меня сюда переправил. Вот через него и попробовать.
   - Что за человек? - рассеянно, прокручивая в голове вариант, спросил Мельников.
   Ответ, однако, получил неожиданно сдержанный:
   - Товарищ Леопольд. Это кличка, можно в ЦК по ней справится.
   "Ишь ты! - восхищенно подумал Инженер. От горшка два вершка - а как держится? Конспиратор, а? Прав был Савинков, обстоятельный персонаж. Ежели в этот раз не убьют - отличный боевик выйдет, с головой".
   И ответил в тон:
   - Правильно говоришь, товарищ Юзик. Но справляться я не стану, нечего внимание привлекать. Не выйдет - и черт с ним, так обойдемся.
   Британец-заказчик намекал о желательности в теракте "российского следа", да и разумно это выглядело, чем больше у полиции версий, тем бомбистам уходить легче. А что тут придумать лучше найденного на месте преступления новейшего русского изобретения? Но нет так нет, лучшее враг хорошего, эту поговорку он помнил всегда, осторожность выручала не раз.
   Обсудив детали и оговорив следующую встречу, подпольщики разошлись. Юзик уходил в настроении приподнятом, он чувствовал себя в деле. В серьезном деле, которое, надеялся молодой революционер, даст шанс утереть нос... да всем утереть.
   Мельников же, уходя, прикидывал, как будет излагать придуманный план операции британцу. И сколько денег под этакое предприятие нужно будет с того содрать, о своих интересах он забывать не собирался. Нелегальная жизнь недешева, тем более в эмиграции. А ведь ему требовалось еще содержать и постоянно поддерживать в форме группу тертых жизнью боевиков. Инженер гордился тем, что его люди не знают провалов, достигалась такая репутация скрупулезным отбором, постоянными тренировками и жесткой конспирацией. При этом жить бывший марксист, как и его патрон, Савинков, предпочитал на широкую ногу. Полунищенские посиделки в дешевых бистро - это пусть теоретики, это не для бойцов террора, ежедневно... ну, пусть не совсем, но все одно часто, рискующих жизнью. Зачем же себе и бойцам не позволить приличный ресторан, квартиру и отдых с девочками? Да и нелегальной жизни полезно, полиция в фешенебельные заведения редко суется, не про ее честь, самое место для бомбиста, отчего же пренебрегать? Расходы выходили немалые, но операция ведь на пользу временным союзникам революции? Так от них не убудет, английские эксплуататоры ничем не лучше российских фабрикантов, разве что, денег сейчас дают. Инженер помнил слова покойного вождя большевиков, Ленина сказанные по схожему поводу: "Сегодня капиталисты сами продадут нам веревку, на которой мы их повесим после революции". Он, Мельников, сейчас и есть революция. В России по эмигрантским слухам начинало подниматься село. Помещичьи и кулацкие экономии, оснащенные тракторами и комбайнами, сбивали цены на зерно, одновременно, за счет механизации, выкидывая на улицу батраков и скупая землю у разоряющейся бедноты. Найти работу в городе стало редкой удачей, вчерашние крестьяне, не обладающие никакой квалификацией, оказались никому не нужны. И становилось этого горючего материала в Российской империи все больше. А значит, скоро там понадобятся люди, умеющие не просто стрелять, но организовать и повести за собой отряды новой Красной гвардии. Надежда на близость новой революции не давала сложить оружие, да и само действие все еще привлекало. Впрочем, умыть очередной раз жандармов, пусть и не российских, это в любом случае славно. Ничего другого он все равно не умел.

***

   23.11.1932. Российская империя, Санкт-Петербург, Лиговский проспект 4, штаб Отдельного корпуса жандармов.
   Шеф Отдельного корпуса жандармов дочитал меморандум, подчеркнул в нем толстым, граненым карандашом пару строк и откинулся на спинку кресла. Вместе с другими, известными генералу сведениями, информация из документа, принесенного сидящим сейчас напротив начальником Разведчасти, могла представлять собой часть куда более обширного замысла. Касающегося как безопасности Российской империи, так и... частных интересов некоторых влиятельнейших членов императорской фамилии. О существовании подобных интересов Глобачев не забывал никогда, положение не позволяло. Он взглянул на молча ждущего начальника Разведчасти, и еще раз пробежал глазами лист бумаги:
   "...по сведениям, полученным от "Тореадора" незадолго до ареста, группа российских эмигрантов, предположительно принадлежащая к организации левого направления, планирует террористическую акцию во время приезда шаха Ирана в Париж. Акция предположительно заключается в убийстве шаха Ирана, представителей Франции и Великобритании, для переговоров с которыми прибудет шах. О планирующейся акции известно немецкой разведке. В связи с арестом французской полицией агента "Тореадор" источник получения данных не установлен. Данное сообщение подтверждений из иных источников не имеет, проводится дополнительная проверка".
   - "Предположительно" да "предположительно" - пробурчал генерал. Насколько можно верить агенту?
   - До сих пор ее данные были точными - спокойно ответил начальник разведки. Но следует учитывать, что в силу специфики ее занятий, информация добывалась обрывочная. Получить подробный отчет мы не успели, Тореадор арестована. Отчего произошел провал, сейчас выясняем.
   - Отчего? Да от того, что ваша дамочка заигралась! - генерал раздраженно бросил карандаш на стол, наклонился вперед, сощурился и начал разнос:
   - Вы свою агентуру вообще контролируете? Ваша Чекалова, она, черт возьми, кому только информацию не продавала! Японцам, итальянцам, даже немцам, у которых и разведки-то официально нет! А сейчас что? А сейчас - он попытался взять карандаш, не удержал, снова уронил на стол, тихо чертыхнулся, и продолжил уже спокойнее:
   - Вот сейчас она небось, поет во Втором бюро как Шаляпин, во весь голос! Кто еще арестован по ее делу?
   - Один, профессор Мартен, из отдела шифров морского министерства. Под угрозой двое: полковник Дюмулен и Обри, инженер из военного министерства, но пока они на свободе. Сигнал опасности им подан, контакты прерваны. Идет речь о высылке нашего резидента, полковника Шмырко.
   - Скандал, выходит, разгорается?
   - Точно так - вздохнул разведчик, помолчал пару секунд, и твердо добавил: Но я, ваше превосходительство, считаю основополагающей причиной провала Тореадора работу английского агента внутри Корпуса. Того самого, которого Охранный департамент обозначил как "Мышь" и ищет уже полгода.
   - При чем тут Мышь? - не понял Глобачев. Не перекладывайте свои провалы на контрразведку! Ведь взяли вашу даму французы, верно? А Мышь по вашим же сведениям, работает на Лондон?
   - По всей вероятности, да. Но Тореадор в связях с разведками других стран вела себя чрезвычайно осторожно, пользовалась услугами посредников, ни на одного из коих Сюрте не вышла. Кроме того, точных данных о том, что она дает показания - нет. Есть предположение, что французам ее группу сдали со стороны, во Второе бюро поступил донос.
   - Поступил от британцев?
   Знаменский заколебался, но ответил ровно:
   - Нет. От мадьяр.
   - От ко-го? - медленно, по слогам, выговорил вопрос, вновь рассвирепевший шеф жандармов.
   - В Париже ходит слух, что данные по баронессе Сталь поступили от венгерской разведки - вздохнул Дмитрий Иванович. Якобы те посчитали, что она продает сведения чехам. Вы же помните, у них там территориальный спор...
   - Ваши источники в своем уме? - перебил его Глобачев. Какие еще венгры? Откуда они вообще взялись? И при чем тут чехи? Чушь какая-то!
   - Я и говорю чушь - миролюбиво согласился собеседник. О том, что Сталь наш агент узнать было непросто. Нет, ваше высокопревосходительство, мы уверены, что мадьяры только посредники. Наш резидент в Вене, Базаров...
   - Он, кстати, - вновь прервал подчиненного начальник Корпуса - до того знал про Тореадора?
   - Нет - покачал головой собеседник. Работа с ней шла через Шмырко.
   И вернулся к докладу:
   - Так вот, Борис Яковлевич сообщил, что по косвенным данным, к инциденту причастен известный нам Джордж Хилл.
   - Хилл, кажется, сейчас не на службе? - фамилию шеф жандармов вспомнил мгновенно. Бывший офицер британской разведки в середине двадцатых нелегально работал в России, действовал активно и жестко, взять его тогда так и не удалось, ушел.
   - Он сейчас работает на фирму Royal Dutch/Shell. Не секрет, что Shell имеет тесные связи с британским правительством. Хилла могли использовать в операции, в Англии для выезжающего за границу джентльмена пошпионить для короля считается вполне приличным. Возможно так же, что вся затея идет не от официального Лондона, а есть частная акция самой Shell, но это представляется маловероятным. Связи в Intelligence Service у конечно, Хилла остались, да и нефтяной синдикат имеет немалый вес в Англии, но раскрытие перед частной фирмой агента такого уровня - это уж чересчур. А Мышь... мы проанализировали работу Тореадора и действия французов. Получается, что Сюрте непомерно много знала, и слишком быстро работала. Хотя исключить провал по вине агента, бесспорно, пока нельзя.
   - А зачем британцам сдавать нашего агента? - спросил Константин Иванович. Им ведь тоже не мешает иметь источник в Париже, почему не попробовали перевербовать Тореадора?
   - Никаких соображений - честно признался генерал. О вербовочных подходах она не докладывала. Может, цель именно скандал и ухудшение русско-французских отношений? В связи с недавним приходом к власти в Германии Шлейхера, которого в Лондоне многие поддерживают, похолодание между Парижем и Петербургом, уменьшит давление на немцев.
   - Несерьезно - буркнул Глобачев.
   - Других соображений пока нет.
   Знаменский знал не все. Кроме Разведчасти, у шефа жандармского корпуса был еще один источник информации из-за границы. Охранный департамент, занимающийся антиправительственными организациями. В том числе эмигрантскими. Главной целью красных, естественно являлась подготовка революции в России. Боевые акции в России теперь Объединенке удавались редко, большую опасность представляли теракты националистов на окраинах империи. Но подполье не унималось, жандармы знали, что его эмиссары проникают в империю, по его каналам идет контрабанда оружия и агитационной литературы. И недавние данные охранки, в сопоставлении с сообщениями разведки заставляли насторожиться. Хотя сведения департамента тоже полнотой не отличались.
   Глава Корпуса еще раз перебрал в уме цепь рассуждений, и поднял взгляд на разведчика:
   - Думаю, нам следует пригласить Коттена. У него тоже есть информация, Охранное на днях сообщало, что боевики РСДП зашевелились. И именно упоминался Париж, там сейчас сам Савинков.
   - Михаил Фридрихович человек осведомленный - согласился Знаменский, и тут же, уязвленный тем, что соседний департамент знает о происходящем за границей больше разведки, добавил: правда, делится сведениями, как правило, неохотно.
   О конкуренции между службами Глобачев знал прекрасно, и соперничество это негласно поддерживал, считая его одним из залогов успешной работы. Но вслух благосклонности к внутренним дрязгам никогда не высказывал, понимая, что второй составляющей систему сыска являются действия совместные. Не поддержал и сейчас:
   - Делится, когда есть чем. В этот раз у него сведения тоже этакие... фрагментарные. Не сведения, а так, упоминание. Сами по себе малопонятные, но вкупе с вашим сегодняшним сообщением, настораживающие.
   Генерал снял трубку и набрал номер внутреннего телефона:
   - Михаил Фридрихович? У меня сейчас на докладе Знаменский, его сведения, кажется, проясняют имеющиеся у вас. Те, которые по Савинкову. Похоже, мы вышли на прелюбопытнейший комплот, подойдите, поразмыслим вместе.
   - А что до предателя - вновь повернулся он к Знаменскому, положив трубку - ищем, Дмитрий Иванович. Ищем. Но вы же прекрасно понимаете, это не просто. Что у вас еще?
   - Тоже Лондон - глава жандармской разведки перебрал лежавшие в принесенной им папке бумаги, положил нужную сверху, и продолжил: Английская контрразведка, похоже, заинтересовалась шифровальным отделом Foreign Office.
   - Арно? - тут же насторожился Глобачев. Или?
   - Полагаю, ищут Арно. И вот это уж точно Мышь, этот источник мы берегли особо. Британцы не остановят поиски, пока не найдут нашего человека. Арно сейчас отходит от дел, на него подозрения могут и не упасть. Но что если они вместо него выйдут на Мага?
   - Кто работает с Арно и Магом?
   - Обоих ведет ротмистр Толстой.
   - Это не... гм, сын Александра Николаевича? Бывшего губернатора столицы?
   - Он самый.
   - Припоминаю, как же - расплылся в ехидной улыбке Константин Иванович. Граф усыновил незаконнорожденного в семнадцатом?
   - Точно так - официальным тоном отозвался подчиненный. Имелось разрешение государя, все как подобает.
   - Помню, как же - кивнул шеф жандармов, вспоминая события пятнадцатилетней давности. Мать ротмистра была... э-э... интересная дама была. Премилая казачка, умная, живая ... прогрессивных взглядов, разумеется, как положено в те годы. Проходила под негласным надзором за участие в помощи политическим ссыльным, если не ошибаюсь.
   Он прищурив левый глаз посмотрел на Знаменского, и язвительно поинтересовался:
   - Кажется, перед войной, по поводу матушки господина Толстого-младшего, был случай соперничества между генералом Баратовым и неким жандармским подполковником?
   - В Пятигорске - Дмитрий Иванович в памяти начальника и не сомневался, а уж удивляться тому, что шеф жандармов знал подробности личной жизни одного из губернаторов Петербурга и собственного подчиненного, было бы и вовсе странно. Да и скрывать нечего, история давняя и вполне безобидная: Князь тогда одержал победу. Кстати - хмыкнул разведчик - одною из причин послужило преимущество зеленого мундира над голубым в глазах либеральной общественности.
   - Толстой давно служит? - вернулся к делу Глобачев.
   - В конце войны недолго служил во флоте, после слушал курс социологии в Сорбонне. В двадцать первом году парижской резидентурой привлечен к сотрудничеству для работы по Северной Африке, с двадцать третьего в штате Разведчасти - доложил ожидавший вопроса Знаменский. За время службы провел несколько ценных вербовок. В двадцать седьмом успешно осуществил разработку секретарши-француженки, которая имела доступ к переписке и шифрам своего МИД. Спустя год от нее были получены доклады и шифры французского посла в Праге. Потом работал нелегалом, как раз тогда завербовал "Арно", специалиста по разработке шифров и дешифрованию Foreign Office. За это время мы получили от англичанина шифры и коды, еженедельные сборники шифртелеграмм дипломатического ведомства Великобритании, еще кое-какие документы.
   - Прошлым сентябрем за "Арно" получил георгиевское оружие - припомнил начальник жандармов. Что ж, офицер достойный, опытный. Что у него сейчас с Арно и Магом?
   - Мы теряем интерес к Арно - напомнил разведчик. Он начал слишком много пить, в связи с чем в Лондоне планируют его перевод на должность статистика и доступ к шифрам он потеряет. Летом Толстой начал вербовочную разработку другого шифровальщика Foreign Office, "Мага". Как вам известно, месяц назад вербовка Мага успешно завершена.
   Ответить Глобачев не успел, в кабинет вошел начальник Охранного департамента.
   - Разрешите, ваше превосходительство?
   - Да. Нате, почитайте, что разведка пишет...
   Совещание затянулось на два часа. В кабинет начальника российских жандармов дважды вызывали для пояснений офицеров разведки, следом - генерал-майора Анисимова, отвечавшего в Охранном отделении за заграничную агентуру, и только после обсуждения Глобачев позволил себе подвести итог:
   - Итак, господа, что у нас получается? Шестого октября сего года, шах Персии к всеобщему удивлению объявил, что в одностороннем порядке прекращает действие концессии "Англо-Персиан Ойль". С нами он этот шаг не обсуждал, хотя отношения с шахом у России на вид неплохие. Все верно?
   - Слухи ходили - кивнул Знаменский. Но никто не думал, что шах отважится на такой шаг. Англо-персидская нефтяная компания, фактически является британским казенным обществом, и в Лондоне весьма озабочены действиями персов. Впрочем, мы считаем, что шах не пойдет на окончательный разрыв. Он будет пытаться выторговать себе более выгодные условия, но, в конце концов, уступит.
   - Вот для того, чтобы поторговаться, он и едет в Париж, правильно?
   - Несомненно. Французы получают нефть из Ирака, у них там есть доля в добыче. И они не слишком заинтересованы в конфликте на Среднем Востоке. Но заступиться за шаха в споре с англичанами Барту не преминет. Так что, Париж для переговоров самое привлекательное место.
   - А почему Реза не обратился к нам? - осведомился фон Коттен.
   - Пехлеви националист - пожал плечами начальник разведки. А Персия де-факто, поделена между нами и Лондоном. Шах пытается найти управу на нас обоих, начать вот решил с "Англо-Персиан", следующий удар видимо следует ждать по нашим интересам. Если Пехлеви найдет поддержку во Франции и сможет надавить на британцев, для России ничего хорошего тоже не выйдет. Он же не остановится, немедля возомнит, что в силах меж державами лавировать. Тут еще вопрос тонкий, может, срыв переговоров и не самый плохой вариант...
   - Это потом - прервал его Глобачев. Можно ли считать установленным фактом, что в Европе на шаха и Барту готовится покушение, вот в чем вопрос?
   - Нет - отрезал начальник Охранки. Фактом полагаю, следует считать, что люди Савинкова готовят некую акцию. Непосредственный исполнитель нами установлен - небезызвестный Мельников, кличка "Инженер", сейчас он набирает исполнителей. Сам Савинков в акции может и не участвовать, но о подготовке бесспорно знает. С учетом сказанного Дмитрием Ивановичем и имеющихся у нас сведений, следует ожидать какой-то провокации - коль срыв переговоров можно представить как выгодный России, боевики могут попробовать устроить нечто компрометирующее именно нас. А более пока предполагать нечего.
   Эмиграция, несомненно, освещалась агентурой и разведки, и охранки. Но если создана группа, действующая без связи с партийными центрами - отследить ее будет нелегко, собравшиеся в кабинете начальника Корпуса это понимали.
   Выход нашел Коттен. Генерал-лейтенант был мастером провокаций, и в создавшейся ситуации предложил именно этот метод...
   - ...если наши гончие не могут взять след, значит, надлежит подкинуть приманку, на которую зверь сам придет - закончил он свою мысль. Операция получается довольно опасной, но нам ведь нужно убить минимум трех зайцев, тут уж стоит и рискнуть.
   - Дозволяю - после некоторого раздумья, коротко бросил Глобачев. Кого введем в качестве лакмусовой бумаги?
   - Полковника Гумилева.
   - Согласен. Действуйте.

***

   7.12.1932. Российская империя, Санкт-Петербург, Лиговский проспект 4, штаб Отдельного корпуса жандармов.
   К генералу вызвали прямо с утра, едва зашел в кабинет. Начальник Охранного перешел к делу едва поздоровавшись:
   - Николай Степанович, в Париже сейчас всплыл боевик Объединенки Григулявичус, убийца подполковника Никишова.
   "А я-то тут при чем? - удивился про себя Гумилев. Я за кордоном последний раз два года назад работал, и то не в Париже".
   А вслух спросил:
   - Что-то в связи с этим для меня меняется, Михаил Фридрихович?
   - Меняется - покивал генерал. Для вас задача будет весьма своеобразная. И притом не одна.
   Генерал поднялся с кресла, подошел к окну, посмотрел на улицу, потом, обернувшись, продолжил:
   - Вам, господин полковник, ехать во Францию. Григулявичуса надобно будет найти, это первое поручение. Любыми путями и в кратчайший срок.
   Рвущийся с языка вопрос "почему я?", был бы, несомненно, не только нарушающим субординацию, но и неуместным. Начальник и так объяснит, если нужным сочтет. Потому вопроса этого Николай Степанович задавать не стал, а предпочел уточнить:
   - Найти, и?
   - Взять, но беспременно живым - резко ответил Коттен. И не покалеченным, а то знаю я, как филеры работают. В остальном - не ограничиваю! Но - он поднял палец вверх - это, безусловно, не главное. Захватить его и агенты сумеют, тут умственные усилия не великие необходимы. Главное, что рекомого Григулявичуса надо же будет допросить, и отнюдь не в парижской Сюрте. И не в посольстве, конечно, тем более - генерал по непонятной для подчиненного причине поморщился - сейчас. Доставить его требуется в Россию. Вы, помню, удачно провернули нечто подобное в Германии, четыре года назад, с Хеттихом.
   "Похитить человека, пусть даже эмигранта, в столице великой державы - подумал Гумилев - это на разрыв дипломатических отношений тянет. Или не тянет? Дьявол его знает, но я-то точно нежелательной персоной стану. И как его вывозить, интересно? Кой черт Хеттих, там немецкая полиция сама все сделала, а во Франции с этаким предложением и подойти не к кому, вышлют в момент, второго слова сказать не дадут".
   Шеф охранки меж тем еще раз пристально посмотрел в окно, словно ожидая высмотреть там упомянутого злоумышленника, ничего на заметаемом уже вполне по зимнему снегом проспекте, однако, не углядел, и развернувшись окончательно, пояснил:
   - У Никишова пропал один документ. Потерять он его не мог, у взятых преступников не нашли - получается, достался Григулявичусу. Документ не очень для чужого глаза отчетливый, но ежели кому понимающему попадет, чрезвычайно опасный. И абсолютно секретный. Вам его содержание знать тоже пока излишне, да и не существенно это. Сам Григулявичус о значении документа, похоже, не догадывается, но и мы не знаем, куда он бумагу дел. Потому - только живым!
   - А люди? - тут же поинтересовался полковник, с трудом представляющий себя хватающим террориста посреди Парижа, и волокущим через границу.
   - Люди у вас будут. Разведка поможет, уже согласовано. Они дадут опытных филеров и связника от нелегальной линии, те тоже ищут. В Гавре под погрузкой будет стоять пароход Доброфлота, ваше дело доставить захваченного террориста на судно, там будут ждать.
   - Ваше превосходительство - тоскливо спросил полковник, - в Гавре с границей или таможней, у нас какие-нибудь налаженные контакты есть? И вообще, я могу как-то взаимодействовать по этому вопросу с французами? В немецком деле нам помогали и их люди в Сааре, и полиция Мюнхена.
   - Не будут они помогать - Коттен вернулся в кресло, тяжело вздохнул, и не дожидаясь расспросов продолжил: Во Франции неделю назад произошел крупный провал нашей разведки, слышали?
   - Нет.
   - У нас пока этого не печатали - пояснил генерал. Цензура хоть и ослабла, но пока существует, к счастью. Судебный процесс там скоро начнется, и прескандальнейший. Второе бюро выследило нашего агента в Париже. Баронесса Сталь, она же Лидия Чекалова, она содержала такой, знаете, небольшой бордельчик, девицы из коего дарили свое расположение французским чиновникам и военным. Высоким, надо сказать, чинам.
   Гумилев поморщился и расстроено цокнул языком.
   - Вот вы, господин полковник, не кривитесь мне тут - рассердился шеф Охранки. Обыкновенное дело, хороший канал добывания сведений.
   - Да я не об этом - пожал плечами подчиненный. Канал как канал. Однако во Франции сейчас действительно будет сложно работать. Газеты поднимут шум - "провокация", "грязные интриги русских"...
   - Уже подняли - "обрадовал" Коттен. Мол, русские шпионят во Франции, совращают непорочных чиновников. Как будто в остальных странах разведку уже распустили!
   - Вот-вот - согласился Гумилев. Так всегда бывает - пресса криклива, а шпионские страсти всегда сенсация. Хотя с другой стороны, во Франции сенсации недолговечны, покричат и успокоятся. Но сейчас работать в Париже, тем более, настолько вызывающе, будет крайне сложно.
   - Если бы все было просто, посылать туда опытнейшего офицера в полковничьем чине и надобности б не возникало - логично, и, в общем-то, для понявшего уже причины своей отправки Гумилева ожидаемо, ответил начальник. Филеры бы справились. Нет в Гавре ничего, а посольский резидент, Шмырко - кстати, ваш знакомый как раз по Саару, он тогда передачу нам Хеттиха и его отправку в империю организовывал, после провала Сталь там как на вулкане сидит. А задание срочное.
   "Все равно не понял, почему Охранное, а не разведка - подумал Николай Степанович. Крутит что-то Коттен. Не то соседнему департаменту нос хочет натянуть, не то еще какую-то пакость удумал".
   Говорить, впрочем, ничего не стал, решил послушать дальше.
   Генерал оперся на столешницу и докончил:
   - В России розыском по Григулявичусу занимался ваш приятель Сиволапов, за кордоном от Охранного - полковник Гриднин. Все, что они накопали, вам представят, я распорядился. Но... - Михаил Фридрихович достал из портсигара папиросу, задумчиво покрутил в руках, разминая, и продолжил:
   - На самом деле, у вас будет еще одна задача. Мы располагаем сведениями, что красная эмиграция готовит покушение во Франции. На премьер-министра Барту, шаха Персии и управляющего Англо-Персидской нефтяной компании, лорда Инверфорса. У нас есть подозрения, что за покушением стоят немцы и компания Shell, помните?
   - Детердинг?
   - Он самый.
   Полковник задумался. Логика назначения вроде бы начинала вырисовываться, с покушением, за которым стояла названная компания, он тоже сталкивался. Давно, в конце двадцатых, расследовал в Закавказье подготовку покушения на российского наместника, дело, объединившее тогда в гремучую смесь революционных российских подпольщиков, уголовников и британскую разведку. Упоминание Детердинга в связи с немцами и российской оппозицией, включая и боевиков-террористов, удивления не вызывало, Shell - это и есть Детердинг. Фирма начинала с торговли "колониальными товарами", в конце прошлого века занялась нефтью. А в 1900 году, в независимой тогда еще голландской нефтяной компании Royal Dutch Petroleum появился человек по имени Генри Детеринг. Тот самый, которого чуть позже назвали нефтяным Наполеоном. Слияние двух обществ породило могущественный синдикат Royal Dutch/Shell, который под рукой Детердинга развивался стремительно. Новая компания приобрела нефтяные промыслы в Румынии, России, Египте, Венесуэле, Америке, после мировой войны пришла на Ближний Восток, в Малайзию, в Африку... И единственная страна, из которой влиятельнейшую корпорацию, давно почитаемую фигурой мировой политики, выдавили - именовалась Россией.
   В двадцатых, Детердинг поддержал антиправительственные выступления в Российской империи. Он рассчитывал, что ослабленная смутой монархия распадется, как распались уже к тому времени империя Габсбургов и немецкий II Рейх. В Shell с восторгом встретили бы образование новых стран, подобных возникшим на обломках Австро-Венгрии. Прежде всего - в прикаспийской области, в краях, где залегала основа богатства и власти компании - нефть. Но Совет директоров устраивала и победа в России умеренных республиканцев, выступавших за парламентскую республику, и даже крайне левых, требовавших власти для пролетарских Советов. В любом случае, ослабление императорской власти сулило увеличение влияния фирмы на огромной территории. Или, как минимум, устранение опасного конкурента. Потому газеты, дружественные нефтяным королям, устроили жесткий нажим на российскую власть, а золотой ручеек, текущий из детердинговских секретных фондов к вождям российских мятежников не иссякал.
   Эти факты, собранные к двадцать третьему году Охранным департаментом уже реформированного жандармского корпуса в прекрасно документированное уголовное дело, послужили поводом для объявления представителей Детердинга персонами нон грата в России. И - для конфискации собственности компании. Всей собственности, которой к тому времени в России набиралось не мало. Конфискованные у Shell предприятия, стали казенной нефтяной корпорацией "Российские нефтепродукты", одного из крупнейших синдикатов империи. Отношения с Британией, к тому времени и без того практически разорванные, такой шаг русского императора обострил до предела, но Петербург не уступил. С тех пор в Shell Россию ненавидели.
   Учитывая то обстоятельство, что нефтяной магнат играл в политике Британии и Нидерландов роль далеко выходящую за рамки обычного лоббизма, а расходы работавших на Shell агентов едва ли не превышали бюджет английской разведки, антироссийские настроения сэра Генри считались в Петербурге вопросом нешуточным.
   Гумилев помнил и еще одну тонкость, реальным управляющим казенными заводами являлась старшая дочь императора Николая II, Великая княгиня Ольга. А дочернее предприятие "Российских нефтепродуктов", русско-немецкое товарищество "Дероп", почти вытеснило Shell из Германии и, пользуясь предоставленными России Версальским миром возможностями в побежденной стране, практически монополизировало немецкую торговлю нефтепродуктами.
   - Немцы, Shell, Григулявичус, провал Сталь. Это все связано? - после короткой паузы, уточнил полковник.
   - Да. Григулявичус, по нашим данным, связался с Савинковым, а в Париже появился Мельников.
   - Инженер? - упоминание самого опасного боевика красных действительно настораживало. Там, где появлялся Борис Николаевич Мельников, спокойствия ожидать не приходилось.
   "Отличный стрелок, крайне жесток - всплыли в памяти слова ориентировки на боевика. Пользуется полным доверием руководства РСДП, лично Бухарина и Савинкова. Выступал в качестве исполнителя приговоров партийного трибунала и партийной контрразведки - "комиссии ЦК по противодействию провокации", возглавляемой Бокием. Интеллектуально весьма развит, инициативен, отличается большой работоспособностью. Быстро ориентируется в любой обстановке. Осторожен, не зарывается. Придерживается политических взглядов марксистского толка, в прошлом сторонник Ленина (большевик). Тщательно конспирирует личную жизнь, увлекается женщинами, спиртные напитки употребляет умеренно. Физически крепок, всегда имеет при себе оружие".
   - Он самый - хмуро подтвердил генерал. Вроде бы, Григулявичус вошел в его группу, которая и готовит теракт. Но это все еще вилами по воде, одни слухи. Что до остального, тут цепочка такая: в смерти Барту заинтересованы в первую очередь немцы. Во Франции он первостепенный приверженец жесткой линии в отношении Германии, безоговорочного выполнения Версальского договора. На войне у него погиб сын, знаете?
   - Да, припоминаю.
   - Ну вот. Сейчас Шлейхер посылает Версаль к черту, остановить немцев без драки, по всей вероятности, не получится. Барту, пожалуй, единственный французский политик, способный решиться на ввод войск. Его смерть, особенно если ее припишут России, будет означать что французы в Германию не войдут. А без них, вероятно, не рискнем и мы. Ну а Детердинг - Коттен пожал плечами и усмехнулся: Если Реза Пехлеви умрет в этой поездке, в Тегеране, как я уже сказал, воцарится новый шах. Shell содействовала переворотам в Мексике, Венесуэле, Албании - почему же Персии стать исключением? Сэр Генри считает своей миссией поставить на колени строптивую Россию. И он давно поддерживает Шлейхера, так что договориться им не сложно.
   - А провал Сталь?
   - Уж очень не вовремя. Дело в том, что покушение в Париже по видимости, попытаются свалить на нас.
   - На Россию? Но каким образом?
   - Нам может оказаться невыгодным решение вопросов, которые будут обсуждать в Париже Барту и Пехлеви с лордом Инверфорсом. Русско-английская рознь общеизвестна, но самостоятельность Персии не нужна никому. Да если еще представить события как попытку, к примеру, выдавить британцев из Персии и подобрать Тегеран под себя - получится, не скрою, весьма даже правдоподобно.
   "То есть как это? - изумился про себя, казалось давно отвыкший удивляться полету оперативной мысли сотрудников Корпуса полковник. Он что, хочет сказать? Что наши решили руками бомбистов этакую кашу заварить? Нет, я все понимаю, но этак мы до открытой войны с англо-французами докатимся".
   И мгновенно переспросил:
   - Насколько правдоподобно, ваше превосходительство?
   Генерал наклонил голову набок, с интересом рассматривая подчиненного, потом изобразил, с непременным удовлетворенным мелким смешком, добродушно-хитрую мину, и успокоил:
   - Нет, подобную операцию мы, хе-хе, пока не готовим. Об сем не тревожьтесь. Но... - он посерьезнел - общей политической линии вполне соответствует. И если Детердинг приведет к власти в Персии нового шаха, заявляя о том, что упредил русских убивших старого, в Лондоне он найдет немало джентльменов, склонных с этой версией согласиться. Как и в Париже, и уж тем паче в Берлине. А с учетом использования русских убийц, пусть даже и антиправительственных... Впрочем, более детальной информации пока нет, хотя ниточка к ним имеется. Слабая, но... впрочем, это вам Гриднин обрисует.
   - Немцы получат возможность пересмотра Версаля, Детердинг - месторождения и видимо, увеличение влияния на политику Великобритании, коль скоро немцы и персы будут ему обязаны - перечислил Гумилев.
   - Немецкий рынок нефти забыли - дополнил генерал. Русских с него уже выталкивают, выбросят совсем. А дальше - по нарастающей, Чехословакия, Австрия... В общем, итогом станет изоляция империи.
   Коттен сгущал краски, но в целом тенденцию руководство Корпуса именно так себе и представляло. Николай Степанович в силу должности общее видение ситуации имел, и несмотря на то, что столь далеко идущие последствия показались преувеличением, спорить не стал:
   - Неприятная перспектива. Арест Сталь, в таком варианте, первый ход? Продемонстрировали, что Францию наводняют агенты жандармов, так?
   - Я считаю, что так. Подготовка общества. Русских в Европе традиционно не очень любят, даже союзники-французы в свое время пытались поддержать поляков, так что почва имеется. И соседям из Разведчасти сейчас работать во Франции затруднительно, как и нашему пятому делопроизводству. Сюрте и Второе бюро могут повести себя - Михаил Фридрихович усмехнулся - бестактно. А про вас все осведомлены, вы фигура подходящая, дипломатичная, если можно так выразиться, согласны?
   Гумилев прекрасно знал, почему в далеком октябре восемнадцатого Коттен, только вернувшийся в жандармский корпус из военной разведки, настойчиво убеждал штабс-капитана с поэтическим прошлым перейти на жандармскую службу. Корпус нуждался в создании пристойного образа в глазах общественности, а тогда, в условиях разгорающегося недовольства, особенно. И с тех пор генерал никогда не упускал случая использовать известность и репутацию подчиненного.
   Часть знакомых "из общества" тогда, в восемнадцатом, перестали подавать надевшему жандармский мундир поэту руку, в некоторые салоны путь закрылся навсегда. Впрочем, Николай Степанович ни о чем не жалел ни сейчас, ни тогда. Михаил Фридрихович не обманул, служба оказалась действительно интересной и опасной, вынудившей, конечно, без перчаток рыться в отходах жизнедеятельности общества, но и давшей стоическую уверенность в безусловной необходимости его, личной работы, для империи.
   Сейчас неизменный со времени прихода в охранку начальник, явно опять крутил какую-то хитрую игру, в которой требовалось участие не просто жандарма, но жандарма с соответствующим реноме. Что ж, Гумилев и сам давно воспринимал свою известность в качестве стихотворца как дополнительное преимущество в розыскной работе, и пользоваться этим обстоятельством не стеснялся. Став за пятнадцать лет "на лезвие с террористами", как назвал эту работу один из бывших шефов службы в своих мемуарах, профессионалом, он привык оценивать возможности в первую очередь, с точки зрения применимости в деле. Сегодня, однако, играл не он. Играть собирались им. Впрочем, это тоже было привычно.
   - Согласен, ваше превосходительство. Но и ко мне французы сейчас благосклонность вряд ли выкажут. Кстати, Сталь рассказала Сюрте о готовящемся покушении?
   - Вряд ли. Ее обвиняют в работе на нас, и сообщать еще и о своих связях с бомбистами, планирующими покушение на французского премьера не в ее интересах. Тем более, толком она ничего не знает.
   - Я могу... гм... намекнуть французским коллегам, о необходимости задать такой вопрос арестованной? Если она пойдет на сделку, и поможет предотвратить акцию, всю историю можно будет замять?
   - Мы, вообще-то, госпожу Сталь не признаем - вздохнул Михаил Фридрихович. И помогать ей не собирались. Она как выясняется, добывая информацию для нас, решила, что те же сведения можно продавать и другим. Немцам, итальянцам, сербам... Для Корпуса операция провалилась. И главной обвиняемой теперь боюсь, станет не эта дамочка, а Россия. Что с учетом вероятности ввода войск в Германию, совершенно некстати. А уж для вашей миссии - и совсем никудышно.
   Генерал наконец закурил и осведомился:
   - У вас ведь есть знакомства в Сюрте и Втором бюро?
   - В бюро имеются, в полиции практически нет. Но французы наверняка в ярости?
   - Политики и журналисты в ярости - поправил генерал. Наши коллеги отнеслись спокойнее, хотя и без удовольствия.
   Коттен задумался, и потом кивнул:
   - Намекните. Но взамен попробуйте выяснить, от кого французы так вовремя про наше заведение узнали. Можете, кстати, высказать версию, что тот, кто сдал нашего агента, пытался руками Парижа устранить утечку сведений о террористах. Вряд ли, конечно, но звучит красиво. Тут еще такой момент, Чекалова работала и с иностранными дипломатами, с немецкими в том числе. Мы делились информацией с французской разведкой, у нас с ними на этот счет ажно с девятьсот четвертого года соглашение есть. Говорите, что данные направления были первостепенными.
   - Не поверят.
   - Пускай не верят, лишь бы склоку не раскручивали. Но признавать агента мы все равно не станем.
   - Официальная версия - провокация с целью поссорить Россию и Францию?
   - Всенепременно - улыбнулся начальник. В газетах опровержение будет выдержанно в таком духе. Но попытайтесь замять скандал.
   - Понял, Михаил Фридрихович - снова кивнул Гумилев. И мысленно расставил поручения по пунктам.
   "Итак: Сталь, покушение и Григулявичус. Последнее понятно, по теракту надо материалы смотреть, но раз Фридрихович уверен, значит, есть информация, и начать следует с Парижа. Британцы с савинковцами, конечно, не дураки, наверняка след запутан, но... попробуем".

***

   Покинув кабинет начальника, Гумилев прямо из приемной позвонил в Разведчасть. Выяснил, что о нем там действительно знают, намерены содействовать, а для посвящения "охранника" в тайны европейского шпионства уже назначен мельком знакомый полковник Синицын. Известия приятно удивили, и показались признаком удачным, поскольку некоторый скепсис по поводу готовности разведки к сотрудничеству Николай Степанович, признаться, испытывал. Перезвонив Синицыну и уговорившись встретится после полудня, он направился к Сиволапову.
   В бывшем его кабинете, где устроился занявший два года назад место уехавшего напарника подполковник, царил обыкновенный для начала зимы сумрак, плохо разгоняемый электрической лампочкой на потолке и настольной лампой, под зеленым абажуром, справа от хозяина кабинета. Поприветствовав приятеля и привычно устроившись в кресле у шкафа, Николай Степанович поинтересовался:
   - Володь, что у тебя за чухонец душегубский завелся?
   - Юзик-то? По слухам, Никишова завалил. Только он не чухонец - Сиволапов передал Гумилеву папку с документами. На, почитай.
   - По слухам?
   - Ну, скорее всего и правда он - развел руками заведующий делопроизводством. А доказательств нет. Да ты дело глянь, я тебе потом про него расскажу.
   Прочитав тощий, десятка на два листов, формуляр, Николай Степанович неудовлетворенно дернул уголком рта и спросил:
   - Кроме газет и предсмертного "послания" этого Плаксина, на Григулявичуса ничего?
   - Сообщения внутренней разведки. То же, что и газеты, по сути. Я ж тебе сразу сказал.
   - М-да... А что вообще за тип?
   - Да заурядный совершенно тип - буркнул Владимир, вытащил из-под кипы наваленных на стол бумаг казенный бланк, и начал скучным голосом излагать установочные сведения: Юозас Ромуальдович Григулявичус, кличка "Юзик", родился пятого мая тринадцатого года в Вильне, караим...
   - Кто? - не понял Гумилев.
   - Караим. Народец такой, похож на евреев, но другой - пояснил Сиволапов. Их еще при Екатерине II в правах с остальными подданными уравняли, ограничений на них нет, и не было. Как гласит литература, караимы "отличаются примерной честностью, хорошим поведением и спокойным характером, приверженностью к трудолюбию и земледелию, и - оцени! - преданностью к Высочайшему престолу и особыми услугами правительству!" Похоже на наш случай, а?
   - Забавно. Что там дальше?
   - В двадцать четвертом году, после отъезда отца в Аргентину на заработки, Григулявичус вместе с матерью, Надеж­дой Лаврецкой, перебрался в город Трокай. Учился в гимназии, связался с активис­тами Объединенки. В тридцать первом, вместе с тринадцатью другими бывшими учащимися той же гимназии, задержан местным Охранным по подозрению в причастности к террористической организации. Ну и на основе указа "О беспощадной..."
   - Указ я помню - перебил его Николай Степанович. Чем кончилось?
   - Ну, прямых улик против него у следствия и в тот раз не было, под Указ подвести не смогли. Да и молодой совсем... Провели через переписку, по агитации. Потом Григулявичусу и некоему Пумпутису Особое Совещание определило надзор на два года по месту проживания, а остальных вообще отпустили.
   Выйдя на свободу, по имеющимся у нас данным Пумпутис завязал, а Григулявичус вернулся к подпольщикам. Выпускал листовки на литовском наречии, пропагандировал в меру сил, возил литературу, будто бы и оружие иной раз. По убийству материал прочел?
   - Угу.
   - Тогда практически все. Ушел за кордон, сейчас вроде во Франции. Больше тебе в пятом расскажут, или в разведке, они занимаются.
   - Негусто в деле - заметил полковник. Что, совсем на этого Юзика ничего не сыскали? Пальцы, свидетели, косвенные какие-то?
   - Ты сколько времени прошло, пока труп нашли, помнишь? - огрызнулся розыскник. Что уж смогли. Откуда там пальцы, ну сам рассуди? Прут, которым Никишова ударили, в луже лежал, нож - Плаксина, даже если это наш мальчик резал, все одно потом хозяину финку вернул. С одежды снять наука криминалистика не дошла еще. Свидетель только полковник Гриднин. Косвенный, вот совсем как ты просишь. Потом, будь он боевик, мы бы больше знали. А тут парень крученый, но пропагандист ведь. В газету их писал, на кружках выступал изредка, ну курьер еще. Мое впечатление - случай это. Никишов его допрашивал в тридцать первом, видать встретились ненароком на улице, ну и... вроде как, отомстил.
   - Ты Павла Полуэктовича знал? - чуть поразмыслив, спросил Гумилев.
   - Нет.
   - А я знал. Он человек глубокомысленный был, философского даже склада. Бить сапогами не его стиль, он на допросах психологией брал. Часами бывало, сидел с подследственным, за жизнь разговаривал. Не зря последние годы с агентурой работал.
   - Ну и что? Думаешь, если у Юзика без битья обошлось, он жандармов возлюбил? Наоборот, еще может, и досаднее. Да и со шпаной был, могли те настропалить.
   - Может и так. А когда его к нам доставляли, в день убийства. Там что?
   - Да ничего. Бахметьев опрашивал, из третьего. Молодой, только из кавалерии перевелся, ты его не знаешь скорее всего. Там ведь как? Сообщение прошло, что подпольные соци причастны, сразу облаву сделали. Натащили всех, кто по картотеке проходил, ну и трясли. Нашего хлопца к вечеру привезли, ночью выдернули. Я с Бахметьевым разговаривал, объясняет, что ничего особенного не заметил. Показал тот Юзик, что в столице учиться хочет, как надзор снимут. Дескать, дома все знают, что поднадзорный, потому все одно никуда не возьмут. Все стыкуется, билет с поезда он при себе хранил, ему же отмечаться по возвращении. Вот и считай: явно залетный, перспектива причастности невеликая, здешних, питерских, поинтереснее хватало. Бахметьев еще покрутил его сколько-то, пару раз, говорит, по шее съездил - нуль. Сунул в камеру, утром выпихнули с предписанием уматывать к черту.
   - Вот он к черту и умотал.
   - Кто ж знать мог?
   - Никто - согласился полковник, и поднялся:
   - Ладно, Володь, не знаешь ты ничего путного. Пойду я в разведку...
   - Не заблудись, главное - напутствовал добрая душа Сиволапов. Целый ведь этаж топать.

***

   Выйдя от старого приятеля, Николай Степанович направился, однако не в Разведчасть, а к Гриднину, рассудив, что общаться с соседями, владея полной информацией, выйдет полезнее.
   Встретил его седой полковник у двери, пожав руку проводил к столу, вытащив из стоявшего у стены сейфа две огромных папки, тут же перешел к делу:
   - У Сиволапова были?
   - Был, материалы изучил.
   - Славно, тогда по Григулявичусу вы все знаете - улыбнулся Николай Ильич. Всплыл наш мальчик в ноябре, во Франции. В окружении Савинкова, лично с ним конспиративно встречался. А потом снова исчезнул.
   - А сейчас? - осведомился Гумилев у улыбчивого коллеги.
   - Так пропал же - добродушно хмыкнул тот. Местонахождение неизвестно. Вам и предстоит выяснить, как я понимаю.
   "Вот чего он такой веселый - понял контрразведчик. Потеряли мальчишку, а Савинков, похоже, этого Юзика к делу пристроил. Оттого тот и залег не пойми где, и всплыть может в момент самый неподходящий. Понятно теперь, чего и разведка такая любезная - упустили, пусть Гумилев старается, ловит..."
   Предположение оправдалось тут же, в прочитанных документах кроме упоминаний о встрече с Савинковым ничего полезного про Григулявичуса не нашлось. Вторая папка вышла немногим интереснее, сообщение некоего агента о предполагаемом покушении, другого - о появлении в Париже что-то затевающего Инженера и... и пожалуй, толком все. Остальное следовало выяснять самому.
   - А еще что о покушении есть? - уныло спросил Николай Степанович.
   - Немного - улыбка с лица Гриднина пропала, и полковник заговорил деловым тоном: Есть информация, что в группу террористов вошел искомый Григулявичус. Связан прямо с Мельниковым, действуют в полной автономии от остальных, даже от Боевой группы. Найдете его - выйдете на террористов. Ну и наоборот, разумеется. Если выйдет убедить в опасности экса французов, а я думаю, выйдет - шпионаж шпионажем, дело обыденное, а теракт-то против их премьера, то их агенты для нас и Юзика выловят. Главное, брать его как-то вам самому исхитриться надо. Обязательно нужно узнать, куда он никишовскую бумагу дел, и чтобы французы того не узнали.
   - О бумаге - напомнил Гумилев. Содержание ее, я так понял...
   - Содержание самое прозаическое - перебил его собеседник. Распоряжение, чисто организационного плана. На документе гриф "Строго секретно. Хранить на правах шифра. Снятие копий воспрещается".
   "Ни черта себе "прозаическое" - присвистнул про себя Николай Степанович. Впрочем, дело скорее всего в одной строчке или слове из текста, остальное и впрямь канцелярские фразы".

***

   Этажом выше, в Разведчасти, Гумилева встретили у дверей. Несмотря на то, что размещались департаменты в одном, специально выстроенном лет десять назад здании, вернее, комплексе зданий, соединенных переходами, у разведчиков при входе стояла собственная охрана, и попасть к ним без уведомления и повторной проверки документов возможности не имелось. Подчеркнуто предупредительный, но при том строгого вида подпоручик, внимательно изучив удостоверение, проводил в один из кабинетов без табличек и номеров. Там поэта уже ждали.
   Получив, как и было обещано генералом место встречи и пароль к связному от нелегальной резидентуры, несколько советов по ситуации во Франции и заверения в любой необходимой помощи, он сухо спросил:
   - Филеры готовы?
   - А как же? - всплеснул руками хозяин кабинета, полковник Синицын. Двух человек с вами отправляю, Николай Степанович. Зеленые еще, правда, зато оба французским владеют. Не детективы из "Бинт и Самбэн", но и не ваньки деревенские, выделяться не будут.
   Резон в словах разведчика надо отметить, имелся. Опытные наружники Корпуса обычно происходили из бывших унтеров, языков не знали и для закордонной работы подходили слабо. Именно поэтому, за границей розыскной деятельностью в русских интересах уже четверть века занималось упомянутое частное розыскное бюро "Бинт и Самбэн", созданное во Франции еще до войны на средства Департамента полиции. Гумилев помнил, что один из "владельцев" бюро - Анри Бинт, скончался несколько лет назад, а Самбэн прекратил работу еще раньше, и поинтересоваться не преминул:
   - Кстати, Сергей Антонович, а что сейчас "Бинт и Самбэн"?
   - Работают, а как же? - любезно ответил коллега. Владелец бюро только нынче другой, monsieur Манго. Бывший комиссар Сюрте, очень толковый.
   - Я могу обращаться к ним?
   Разведчик замялся. Он прекрасно понимал, что без участия бюро искать скрывающихся бомбистов занятие малоперспективное. В "Бинт и Самбэн" служили отставные чины французской полиции, сыскари с опытом, причем связей с бывшими сослуживцами отнюдь не терявшие, что русской разведкой немало ценилось. Коррупция Сюрте давно стала притчей во языцех, а то, что сыщики "Бинта..." одновременно состояли у действующих коллег осведомителями, мало кого смущало. Использовали детективов в основном по русским эмигрантам, шпионаж против Франции шел по другой линии, а оплата услуг жандармами составляла суммы повыше жалования парижских фликов. Пусть их числятся у полиции агентами, для контактов на пользу России, опять же, прикрытие.
   Загвоздка заключалась в ином. Работа детективного агентства на русских секретом для серьезных разведок не являлась уже лет двадцать, и возможность утечки сведений в ту же самую Intelligence Service представлялась весьма вероятной.
   - Этот вопрос вам лучше согласовать с фон Коттеном - после некоторой паузы, сообщил Синицын. Все же, операцию ведет ваш Департамент, мы так, обеспечиваем...
   Коттен использование детективов санкционировал, но только для розыска:
   - Брать Григулявичуса исключительно самим - приказал генерал. А искать пусть ищут. Намекните, что, мол, украл кое-что. Но не более!

***

   Николай Степанович счел разрешение привлечь к работе "Бинт и Самбэн" первым действительно полезным шагом в выполнении задания. Теперь хотя бы, становилось ясно с чего начать.
   "Интересный поворот - подумал он, выходя из присутственного здания в холодный вечер Петербурга. Париж - это, конечно, замечательно, но как боевиков искать, да еще в ссоре с французами, не представляю. Агентство использовать - чуть не единственный шанс выходит. Лишь бы в Сюрте к информации о покушении серьезно отнеслись, если и этих самому ловить, совсем бессмыслица получится".
   Он подошел к недавно купленному форду, предмету зависти коллег, обремененных семьями и детьми, но не отягощенных доходами от печатной деятельности, залез на водительское сиденье, и заводя мотор вспомнил разговор с начальником.
   "Нефть - подумалось внезапно. Всюду нефть, вон, в собственном авто она же. А сколько сейчас автомобилей? Да и не только авто, самолеты, корабли... Сколько ж нефти в мире каждый день надо? Безумные должно быть количества. И безумные деньги, никак иначе. А если прибавить сюда государственные интересы, да подлить убеждений... В голове всплыло давнее, из первых послевоенных, выступление тогдашнего директора французского Генерального комитета по топливу: "Нефть была кровью войны, теперь ей предстоит стать кровью мира..." Всю речь он не запомнил, что-то там было еще про нефть и победу, но пророчество Беранже накрепко, как теперь выяснилось, врезалось в память: "...все просят больше нефти, всегда больше нефти". Вдумавшись, пожалуй, впервые, в смысл этой фразы, Николай Степанович нашел утверждение верным. Стремление Зимнего дворца к контролю над нефтедобычей и торговлей черным золотом, в этом свете представлялось не только коммерческой затеей династии, но и ходом стратегическим.
   Признав для себя в очередной раз действия "Бисмарка в юбке" - княгини Ольги рациональными, он выехал с тротуара и погнал форд к дому. В Париж он собирался утренним поездом.

***

   7.12.1932. Российская империя, Санкт-Петербург. Зимний дворец.
   Как бы отнеслась к одобрению своей политики известным поэтом в погонах с голубыми просветами Великая княгиня, сказать сложно. Нет, стихи Гумилева она, безусловно, читывала, особенно в юности. А вот привычки сообразовываться с чужими суждениями за Ольгой Николаевной не водилось, и мнение одного из полковников Корпуса, пусть и трогающего иной раз душу поэзией, едва ли представляло для нее интерес, несмотря даже на то, что нынешние заботы княгини были от размышлений Гумилева не так уж и далеки. В то время как форд Николая Степановича сворачивал с Литейного проспекта на Бассейную, в Зимнем дворце начиналось "вечернее чаепитие". Собиравшееся каждую среду негласное и неофициальное, но от того ничуть не менее значимое совещание. Узкий круг доверенных лиц, откровенный, насколько это возможно было в общении с самодержавным и мало склонным прислушиваться к советам монархом, разговор. Именно на этих вечерних посиделках принимались, зачастую, наиважнейшие директивы, меняющие политику империи. Официальных обсуждений император не любил.
   Вопрос затронули серьезный, речь шла о Германии. И разговор явно затягивался.
   - В апреле прошлого года Гинденбурга переизбрали президентом, с программой "снятия условий Версаля" - напомнила после обмена мнениями собравшимся княгиня Ольга. Брюнинг подал в отставку, Гинденбург сначала с Папеном пытался смутьянить, затем назначил Шлейхера. А этот реваншист отъявленный, он всех там под себя подгреб. Левых, правых, центральных - они все против нас выступают, Версальский мир покоя не дает.
   - Немцы не стали бы лезть на рожон без поддержки - заметил сидевший до того молча, министр иностранных дел.
   Шебеко стали приглашать на "чай" в Зимний не так давно, и вступал в разговор дипломат редко. Но в этот раз высказать мнение он посчитал нужным, речь шла о шагах, способных изменить чуть не всю мировую политику. Последний предвоенный посол в Австро-Венгрии прекрасно помнил, с чего началась мировая война, и линии, как правило, придерживался осторожной:
   - Объединить их Шлейхеру просто так не удалось бы. Вот когда он заключил торговое соглашение с Великобританией, тогда ему поверили.
   - Дело в британцах - раздраженно отозвался император. Британии не терпится разделять и властвовать Нас с Францией в германском вопросе разделить не получится, вот Альбион и пытается немцев настроить.
   - Потому они все опасения отбросили - согласилась дочь. Шлейхер провел закон о дополнительных полномочиях, запретил все политические партии кроме его собственной, следом закон об обеспечении единства партии и государства. В действительности это означает восстановление Рейха. Пусть пока без кайзера, но от этого не легче. Австрия и Германия договариваются о таможенном союзе. Им это прямо в Версале запрещено! И что? Франция, Россия, Италия и Чехословакия заявляют протест, вопрос передается в Лигу Наций, в Постоянную палату международного правосудия в Гааге - и тишина! Лондон блокирует решение вопроса. Якобы, это не пересмотр Версаля, а "частный случай". Как же частный, когда нарушение прямое? А теперь вот, полюбуйтесь. Германия выходит из Лиги Наций, отзывает свою делегацию с конференции по разоружению, канцлер Шлейхер заявляет о том, что Германия не может, и не будет выплачивать репарации! Все - это полный разрыв Версальского договора. Нам дальше отступать нельзя, или признаем, что Версаль кончился, Лига Наций кончилась, спокойная граница на западе кончилась, мир в Европе кончился...
   - Ну, это уже чересчур - заметил Николай.
   - Я точна в формулировках - холодно отозвалась дочь.
   - Но ведь даже при поддержке англичан, ну пусть САСШ еще, немцы все равно не в большинстве? - примирительно произнес Шебеко. Мы же можем...
   - Да можем - досадливо махнула рукой княгиня. Никто с вами, Николай Николаевич, не спорит. Но при всем том это лишь только первый случай. В следующий раз они еще что-то выкинут, потом еще. И в конце концов поздно будет. Такие настроения надо давить с самого начала, а то до еще одной войны доиграемся
   - Сейчас подойдет Глобачев - спокойно сказал царь, взглянув на часы. Выслушаем.
   Шеф жандармского корпуса действительно появился через минуту. Подождав, пока пришедший уместится в огромном, мягком кресле рядом с чайным столом, император вопросительно поглядел на шефа жандармов.
   - Появилась дополнительная информация - спокойно сказал тот. По данным разведки, с первого января в Германии прекращаются все финансовые операции по выполнению долговых обязательств за рубежом. И в январе же, немцы планируют ввести воинскую повинность.
   - Вот так. Все долги, это надо полагать, в том числе и частных предприятий? - поинтересовалась Великая княгиня.
   - Видимо да.
   - И повинность. Ну что же... Это именно то, чего мы ожидали. Надо снестись с Парижем, дать согласие на совместный ввод войск - тут же отреагировала Ольга. Там еще не забыли, как десять лет назад признавали правительство независимой Рейнской республики.
   - Нашу помощь друзам и рифам они тоже не забыли, ваше высочество. Во Франции сейчас сильны антирусские настроения. Дипломаты - генерал слегка поклонился в сторону министра иностранных дел - прилагают максимум усилий, мы тоже начали работать в этом направлении, но...
   - Рифы - это не Европа. Германия совсем другое дело, и Барту это понимает лучше других - мгновенно отреагировала дочь императора. Для него, кстати, это шанс остаться премьером, в Париже снова началась правительственная чехарда. А хода сильнее оккупации "бошей" я не знаю, этот шаг даст его партии мгновенную поддержку всей Франции.
   - А если нам все же поставить на немцев? - снова позволил себе вмешаться министр иностранных дел.
   - Рассматривали - жестко ответила Ольга. Мы прощупывали возмож­ность этого пути полгода, но серьезных последствий наши действия не имели. В Германии про­должается антифранцузская и, в первую очередь, антирусская кампания, последние примеры - дело фирмы "Дероп" и явно антироссийский процесс в Лейпциге. Шлейхер не намерен идти на сближение с нами, это его важ­нейший внешнеполитический козырь. Никто не станет помогать Гер­мании уйти от Версаля, если она не будет выс­тупать противовесом России, в качестве "европейского штыка Британии".
   - А Париж?
   - А что Париж? - вмешался на стороне дочери Николай. Там все до сих пор напуганы мировой войной, призрак боев на окраинах столицы вынуждает французскую дипломатию искать противовес распоясавшимся немцам. Мы для Франции естественный, и пожалуй, единственный подлинный союзник в этой обстановке. Кризис двадцать девятого года их роль "банкира Европы" крепко подкосил, им нужны спокойные границы.
   - Французы так и не оправились от депрессии. К ним кризис добрался позже, но и ударил сильнее - добавила княгиня. В любом случае, никакой заслуги в том, чтобы оття­нуть войну на три-четыре года, если война неизбежна и через эти годы будет гораздо тяжелее, нет. Барту это понимает.
   Император, слушая собравшихся на очередной "тайный совет", обсуждение в предельно узком кругу важнейших вопросов жизни страны, снова провалился в воспоминания. Упоминание о кризисе пробудило память.
   К двадцать девятому году Россия с трудом выкарабкалась из последовавшей за войной и восстаниями разрухи. И вот тут грянула Великая депрессия. Империя оказалась одной из немногих стран, которые экономический удар перенесли спокойно. Если ­в Западной Европе к мысли о том, что государство должно управлять эконо­микой, пришли только после взрыва, когда в моду вошли учения "дирижизма" и "управленчества", то в России этот тезис не подвергался сомнению еще со времен войны. Уже тогда правительство ввело жесткое государственное регулирование промышленности, а затем частично и цен. Потом, во время бунтов, у замешанных в связях с мятежниками предпринимателей изымали в казну капиталы и недвижимость, фабрики, банки, пароходы и целые синдикаты... и этим всем потребовалось управлять. Десятилетие пролетело мгновенно, часть конфискованного была давно продана с торгов сохранившим тогда (и доказавшим позже) свою лояльность промышленникам, но немалая доля осталась под казенным, что означало - императорским, управлением. Государственные общества казенных заводов, железных дорог, электростанций, государственный банковский союз - все это оставалось для России обычным явлением. И если правительствам Европы и США со временем пришлось начать по­мощь компаниям и банкам, оказавшимся в трудном положении, в России это начали делать практически сразу.
   Эконо­мический обвал обескровил тогда бюджеты Великобритании и Франции, и сокрушил финансовую систему Германии. В Петербурге сумели сдержать удар, но время было нелегким. Россия быстрее дру­гих стран Запада оправилась от последствий Депрессии, и когда за рубежом кризис еще разгорался, иностранный капитал побежал к русским. Побежал, несмотря на еще два года назад бранимую либеральной прессой систему государственного регулирования и огромный государственный сектор экономи­ки.
   Все пытались защищаться, вводили законы, закрывающие внутренние рынки от импор­та. Но таможенные барьеры еще сильнее сократили торговлю, ускорив падение ориентированных на внешние рынки отраслей. В Германии с началом кризиса прекратился приток кредитов, и задолжавшую страну поразил финансовый и импортный голод.
   В тридцать первом году президент САСШ Гувер объявил мораторий на германские дол­ги, которые Берлин все равно не мог выплачивать. А через месяц в Гааге пришли к общему соглашению о замораживании долгов, все­мирном дефолте на год. При дальнейших переговорах о репараци­ях, которые привели к их фактической отмене, Великобритания, Франция и Россия настаивали на том, что придется отменить и воен­ные долги. Администрация Гувера доказывала, что репарации и долги по разному влияют на общественное потребле­ние, премьер-министр Великобритании Макдональд напоминал, что они взаимосвязаны, но при этом желал получать оплату кредитов от русских. Петербург, однако, помогать англичанам выкарабкиваться из кризиса не собирался. Тем более, британские фирмы выталкивали русских из Европы любыми путями, а отношения официальных Лондона и Петербурга в прессе называли "холодной войной". И сейчас ситуация дошла до момента, когда следовало принимать решения мирового масштаба.
   - Немцы переходят границы допустимого - хладнокровно произнес император, возвращаясь к обсуждению. Шлейхер собирается отменить явочным порядком Версальский договор, а этого я допустить не могу.
   - Детердинг провел переговоры в Берлине - мгновенно добавила княгиня Ольга. Немцы планируют разрыв контрактов с "Деропом" и "Дерунафтом", наше место займет, разумеется, Royal Dutch Shell.
   - Детердинг и немцы, по нашим данным, затевают что-то во Франции - подтвердил глава Жандармского корпуса. Какая-то провокация, похоже.
   Император тяжело поднялся из кресла, и подошел к окну. За окном, впрочем, ничего нового он не увидел. Нева, лед, пустая, продуваемая ветром заснеженная набережная...
   Старшая Цесаревна рассуждала как обычно серьезно и расчетливо, но при том агрессивно. Любимую дочь императора с детства отличали холодный, рациональный ум, сильная воля и непоколебимое упрямство. Двадцать лет назад, после покушения на царскую семью, когда погибли его первые жена и сын, а сам царь был ранен, именно Ольга стала его опорой. Потом, спустя три года, она вышла замуж за великого князя Бориса Владимировича, одного из немногих действительно преданных Николаю родственников. Брак с разницей супругов в восемнадцать лет, во многом стал фикцией. Борис славился веселым нравом, пристрастием к изысканной кухне, превосходным винам, и бесчисленным любовным интрижкам.
   "Его считали легкомысленным фатом - вспомнил Николай. Но сама жизнь показала, что я сделал тогда правильный выбор. Правильный!"
   Во время войны Великий князь командовал гвардейским Атаманским полком, потом состоял походным атаманом казачьих войск, заслужил репутацию смелого и опытного генерала. Служить не хотел, но когда после войны начались мятежи, единственный из высочайшего семейства немедленно рванулся на помощь монарху. Надел мундир, приехал, поднял войска.
   "Даже Николай Николаевич выжидал - продолжал вспоминать император. Впрочем, может, на Бориса она повлияла, Ольга? Может быть..."
   Очень хотелось как в детстве, прижаться лбом к холодному, остужающему, казалось, кипение мыслей оконному стеклу. Но на глазах у советников? Нет, разумеется. Слабость демонстрировать нельзя, даже им, самым надежным. Им в первую очередь, верность сохраняют сильным, никак иначе, против природы не пойдешь. Но нахлынувшие не ко времени воспоминания не уходили, мешая думать.
   Почти два десятка лет назад, в тяжелейшем шестнадцатом, в браке Ольги и Бориса царь видел в первую очередь гарантии для любимой дочери. После эсеровского теракта, унесшего жизнь жены и наследника, он был внутренне готов к смерти от рук террористов. И оставить дочь одну, без поддержки не хотел. А Борис Владимирович стоял тогда в очереди наследников трона первым, в случае смерти императора, корона переходила к нему. Государь знал, что Борис, несмотря на все свои недостатки, цесаревну не бросит ни в каких обстоятельствах. Именно такого брака он и добивался.
   Детей союз не принес, вместе супруги не жили. Княгиня не расставалась с отцом, стала фактически, вторым человеком в России, Борис погиб полтора года назад, когда террористы охотились на Ольгу. Дочь грустила не долго, и не сильно. И переживала скорее о допущенном теракте, а не супруге.
   "Ее любимой героиней всегда была Екатерина Великая - подумал царь. В детстве обожала читать собственноручные мемуары императрицы, даже как-то заявила: "В век Екатерины Великой было немало красивых слов, но много и дела. Освоение Крыма, война с Турцией, строительство новых городов, успехи Просвещения..." Все верно. И она пошла по тому же пути".
   Император не ошибался. Из склонной к философским рассуждениям девочки вырос жесткий, прагматичный и расчетливый политик. Дочь монарха поражала окружающих не только успехами в дипломатии и государственном управлении, но и практической, деловой сметкой. После войны Ольга Николаевна стала представителем отца в казенных предприятиях, в первую очередь - в конфискованных нефтяных компаниях. Которые по ее инициативе открыли филиалы за рубежом, в первую очередь в побежденной Германии. И сейчас, Николай знал это, судьба этих филиалов беспокоила княгиню в первую очередь.
   "Еще и Глобачев ее поддерживает - вздохнул про себя царь. Впрочем, Константин Иванович всегда за жесткие меры выступал..."
   Оторвавшись от окна, он повернулся к сидящим в кабинете и твердо произнес:
   - Германский вопрос следует решать сейчас. Мне шестьдесят три года, и я не собираюсь оставлять эту проблему наследнику.
   Он коротко взглянул на старшую дочь, и кивнул:
   - Все вопросы, разумеется. Мы победили в Великой войне не для того, чтобы через десяток лет нас вышвыривали из Германии британцы.

***

   8.12.1932. Между Санкт-Петербургом и Парижем.
   Парижский поезд отходил в четверть одиннадцатого. Мягкий вагон, сияющая медь, обязательные плюш и бархатная обивка, дверь в купе с витражами из зеленого стекла, подобострастный проводник, немедленно предложивший чаю... поезда давно стали неотъемлемой частью жизни Гумилева, ездить приходилось часто, свыкся.
   Ехали в купе вдвоем, попутчиком оказался отставной дипломат, старичок общительный, при том, несмотря на отставку, "в сферах" вращающийся. Гулькевич направлялся на воды в Карловы Вары, а в Париже собирался, как он выразился "проведать кое-кого из прежних знакомцев". Признав в Гумилеве человека своего круга, к секретам, как он полагал вполне допущенным - не всякий полковник жандармов, чина не скрывая, по Франциям разъезжает, бывший посол в Швеции и представитель при Лиге Наций на толкования подобных вещей нюх имел тончайший, выработал, иначе дипломату нельзя, Константин Николаевич ближе к Варшаве разговорился.
   Завязавшаяся беседа перетекла как-то незаметно к большой политике, и бывший дипломат, с непременной оговоркой: "кому другому - ни-ни, но вы же, дражайший Николай Степанович, лицо доверенное, вам и можно", излагал вещи любопытнейшие, пусть с представлениями полковника и не вполне совпадавшие:
   - ...ну, капповский путч в двадцатом - это, по сути, авантюра - закончил Гулькевич с послевоенной Германией. Так, вспышка на фоне проигранной войны. И провалился он быстро, и воспользовались этим выступлением только союзники. Тогда ведь французы еще Рур занимали, а под это дело и во Франкфурт, Дармштадт, Ганау войска ввели на пять лет.
   - Мы, кажется, тоже? - отозвался Николай Степанович. Если я правильно помню, две трети Верхней Силезии?
   - Для нас дело не только в наказании пребывало! - назидательно поднял палец отставник. Это даже и не главное. У нас в двадцатом уже волнения среди фабричных начинались, без угля и стали, оставаться было никак нельзя. А Силезия это угольные шахты да сталелитейные заводы и есть.
   Он помолчал, и практичным, уместным скорее, для купчика средней руки тоном, закончил:
   - И недорого у немцев выходило.
   - Несомненно - Гумилев невольно улыбнулся. Очень уж не вязались приземленные рассуждения с основательной внешностью бывшего дипломата: И пробуждению патриотизма у российских фабрикантов и купцов способствовало.
   - А что ж? - согласился бодрый пенсионер. И вполне. Мы потом, когда ушли, в нашей оккупационной зоне половина заводов русским принадлежала. Да и рядовые немцы не в обиде ведь были. В самой-то Германии разорение существовало ужаснейшее. Вот хозяева тех заводов да шахт те да, пытались возмущаться.
   - Недолго - вновь усмехнувшись, вспомнил жандарм. Выжали из тевтонов тогда прилично. Манташев хорошо на этом руки нагрел.
   - Не только он, и другие тоже. Но и казна своего не упустила, многое выкупили.
   - Думаю, такие действия, любви у немцев к нам не добавили?
   - А нужна она, любовь-то их? - улыбнулся на этот раз уже Константин Николаевич. Только-только, почитайте, война закончилась. Французы в войну своих положили - страшное дело. Да и мы тоже малой кровью не отделались. Немцев тогда прижать по любому поводу все рады были.
   Он рассеянно посмотрел в окно, на пробегавшие мимо домики, и вернулся к разговору:
   - Н-да... И до недавнего времени немцы всерьез против Версаля не выступали. Локарнское соглашение приняли, гарантии границ. Но реваншизм в Германии из моды не выходил, а ныне страсти накалились.
   - Это когда президент Гинденбург заявил, что отвергает вину за развязывание мировой войны?
   - Да, на открытии мемориала в Грюнвальде. Он ведь этим статью 231 Версальского договора нарушил, там вина Германии четко прописана.
   - Немцы считают несправедливой эту статью, я слышал?
   - Дело не в этом - жестко отрезал Гулькевич, посмотрев при том сурово. Статья что, так, символ. Дело в том, что дай им сейчас шанс - снова начнут! А даже если и войну не начнут - пенсионер сменил строгое лицо на обыденное, и продолжил: Нам сильная Германия все одно не нужна. И никому в Европе не нужна, только Лондону, пожалуй. У англичан извечная стратегия - баланс на континенте. А сейчас мы и французы в дружбе, противовеса нет. Что и хорошо, нам-то с Францией делить нечего, интересы не пересекаются. Вот с британцами - да.
   - Только долги у нас французам - усмехнулся Гумилев.
   - А что долги? Платим потихоньку. Вон, в тридцатом, когда кризис, по немецким репарациям план Юнга приняли. Выплаты ежегодно до тысяча девятисот девяностого года - с видимым удовольствием произнес дату дипломат. Для приема репараций даже специальный банк в Базеле учредили, международных расчетов. Из того и платим. Немцы взамен требовали убрать союзные войска, англичане с американцами их тогда крепко поддержали.
   - И начали выводить - Николай Степанович допил стакан, и откинулся на полке.
   - Да уже и без того выводили потихоньку - попутчик чай прихлебывал мелкими, стариковскими глоточками, больше интересуясь приятной беседой: Брюнинг, он тогда канцлером немецким был, в Рейхстаге это как свою победу преподнес, и нам с французами показалось неплохо, зачем там войска держать? Взамен ведь был решен вопрос о совместном контроле над Руром, как гарантии платежей, так что... Впрочем, это Брюнингу не надолго помогло, все одно слетел. А в прошлом году Гинденбург адресовался к президенту САСШ Гуверу, заявлял о невозможности уплаты очередного взноса. Гувер предложил мораторий на год на все платежи по репарациям и военным долгам. Отсрочка на год не мешала и нам, и хотя британцы яростно сопротивлялись, приняли. А сейчас срок моратория истекает.
   - Немцы будут платить?
   - Не похоже.
   - А мы?
   - А зачем же? - заулыбался бывший посол. И мы не будем. Долги военные, нечего тут... С Францией мы подписали соглашение, они нам долг сообразно уменьшают. Только англичане остались.
   - Тогда что изменилось? - удивился Гумилев. Константин Николаевич, я не пойму, чем нам немцы помешали? Воевали, конечно, но это ж полтора десятка лет прошло. Ныне вот, и долги одинаково не платим, и торгуем, и столкновений, как вы про Англию говорили, нигде нет?
   - Это пока их нет! - не согласился собеседник. А немцы о реванше мечтают! Гинденбург поручил сформировать кабинет бывшему военному министру, генералу фон Шлейхеру. Редкий пролаза этот Шлейхер, сколько Веймарская республика существует - во всех политических поворотах поучаствовал, падение трех прошлых кабинетов, можно сказать, его рук дело. Но главное в чем я вижу опасность, это в том, что он вместе с Сектом, это их сейчас, такой, знаете, негласный вождь армии, все время пытается возродить военную силу Германии. Все эти их уловки со сменой названий, подпольными частями, большой полицией, все это мы знаем. Пусть не в деталях, но знаем. Оппозиции сейчас у "президиального кабинета" Шлейхера нет, Гинденбург популярен. А теперь они - это пока секрет, но чего уж - собираются ввести чрезвычайное положение... Чайку еще будете?
   - Не откажусь - согласился полковник. К чаю он обыкновенно был вполне равнодушен, но что еще в поезде делать? Тем паче, собеседник попался удачный.
   Гулькевич прервался, кликнул проводника, спросил чаю себе и попутчику, и вернулся к разговору:
   - Ну, запрет их некоторых партий нас, допустим, не волнует, но вот направленность политики у них четкая - сосредоточение власти, диктатура, возрождение былой мощи, а потом... - старичок поерзал на полке, потер лысину, и сбавив тон закончил - а потом реванш. Другого пути у них, пожалуй, и нет.
   - Но, я слышал, у нас в правительстве существует целое направление германофильства?
   - Так и у них прорусское, как это называют в Америке, "lobby" достаточно мощное. Наши дорогие фабриканты после войны нахватали долей в немецких компаниях, потом неплохо освоили поставки туда сырья.
   - Я кстати вот тоже не вижу, а в чем тут-то подвох?
   - Да нет тут подвоха. Та же самая "Дероп" казенная - она ведь бензином торгует, так? Так. Бензин вывозит, продает. А на выручку закупает их товары и везет. Качество у немцев традиционно неплохое, цена выходит дешевая, в России нарасхват. А собственное производство не развивается. И пошлины ввести до недавнего времени нельзя было, тогда бы мы репараций вообще не увидели.
   Вопрос не в этом, торговля кому выгодна, а кому и не очень. Наши-то товары туда можно везти, почему ж нет? Но вот обратно лучше бы ввозили деньги. А невыгодно, немцы сегодня самая дешевая рабочая сила. Сейчас они наших импортеров потому и давят - им представляется, что сырья у нас все равно больше, чем мы можем переработать сами. А дешевле и лучше их продукции мы все равно не найдем. Пытаются переиграть, прибыль себе заграбастать. Отсюда и вопли в газетах, и аресты, и преследования наших купчиков. Кампанию против русского аграрного и пушного демпинга завели. Это все бы ладно, но обыск полицией российского консульства в Лейпциге - это уже плевок в лицо страны. Это терпеть нельзя и мы не будем. Вон, княгиня Ольга вчера заявила, не читали в газетах?
   - Нет, а что там?
   - А вот - попутчик вытащил из саквояжа "Ведомости" и зачитал выборочно: "Я хорошо помню все этапы наших отношений, улучшения и ухудшения, и я должна сказать, что никогда эти отношения не были хуже, чем сейчас. Инциденты с повальными обысками приходивших в Гамбург русских судов, настоящий поход против обществ "Дероп" и "Дерунафт", правления и отделения которых в Берлине, Кельне, Дрездене, Штутгарте, Мюнхене и других городах подвергались, я не побоюсь этого слова, налетам. Производились аресты наших сотрудников, в том числе и российских подданных, они подвергались грубейшим издевательствам, а в конце концов освобождались ввиду полной неосновательности их ареста... Налетам и разграблениям подвергались и пункты розничной продажи бензина, принадлежавшие "Деропу", причем в некоторых случаях бензин вообще забирали бесплатно, в других случаях бензин просто выпускали, были случаи порчи и разрушения бензоколонок...
   Если Германия действительно хочет сохранить с нами хорошие отношения, необходимо, чтобы правительство железной рукой положило конец всему этому безобразию".
   Пенсионер свернул газету, и добавил от себя:
   - У их правительства сил для того предостаточно, а вот желания ни малейшего.
   - Да может, и силы нет - не согласился Николай Степанович. В Германии чиновники власти не имеют, а против правительства кого только нет - полковник чуть улыбнулся, вспомнив что-то свое: Помните, как у нас в начале двадцатых? Правые хотели заставить государя отречься, чтобы регентство учредить, от интриг придворных освободиться, думцы конституционного правительства любыми средствами жаждали, марксисты с эсерами революцией бредили, да еще с десяток партий к восстанию призывали.
   - Помню, как же - кивнул старичок. И все это обращалось к пришедшим с войны крестьянам и рабочим, вот что опасно было. Которым возвращаться особо и некуда было. Хорошо казенные концерны завели, хоть офицеров военного времени туда пристроили. Те и с народом разговаривать умели, сами из низов вышли, и уважение почувствовали, не абы кто - из боевых офицеров чиновник! Пускай три года назад на той же фабрике гайки крутил - ан нынче шалишь, представитель Императорского Совета, классный чин имеет! Рвение у них, конечно, большое было.
   - Особенно против прежних владельцев - согласился полковник.
   - И это тоже. Все эти Земгоры с комитетами в войну больше нам крови попортили, чем помощи было. Да и нечего в заговоры играть, а играешь - расплачивайся. Впрочем, это вы лучше меня старика знаете.
   Гулькевич был прав. Когда в шестнадцатом году начались конфискации предприятий в казну, для нужд фронта, бывшие владельцы заводов немедленно начали финансировать оппозицию, вплоть до самой радикальной. На назначенного главным уполномоченным по тылу генерала Маниковского, автора национализации, произошло три покушения, на сменившего его после ранения Акермана покушались дважды. Фабриканты, замешанные в покушениях, пошли под суд, а их имущество отошло короне. Руководили там прежние управляющие, а для надзора к каждому был приставлен представитель Императорского Совета по казенным имуществам. Представителей сначала назначали из офицеров, негодных по ранению к фронту, после войны и сокращения армии из демобилизованных. Немногие уцелевшие в Великой войне кадровые офицеры увольнялись редко, а вот выслужившиеся из рядовых поручики и капитаны пришлись в Совете ко двору. Произведенные в чин за заслуги в боях, не имея образования, они не могли рассчитывать на службу в послевоенной армии, но и возвращаться к станку, за прилавок лавки или в деревню уже не хотели. И получив от императора пусть маленькую, но власть и главное - престиж в глазах все еще уважающего табель о рангах общества, они стали самыми ретивыми защитниками самодержавия. А вот владельцев фабрик и помещиков, в этой среде по старой памяти действительно не любили. Как впрочем, и социалистов, требующих, с точки зрения новоиспеченных контролеров, отнять кровью выслуженный, невеликий, но так ласкающий душу бывшего приказчика или селянина статус.
   - Знаю - согласился полковник. Но не только в этом дело. В России тогда твердость проявили. Да и нашлось, кому проявлять, и мы, Корпус, и большая часть армии остались верны престолу. А в Германии что? Армии считайте, нет, полиция прав почти не имеет. Откуда силы?
   - Твердость, это да - кивнул Гулькевич, и улыбнулся. Карикатуру на Трепова помните?
   Николай Степанович немедленно рассмеялся в ответ. Карикатуру помнили все. Рисунок, впервые опубликованный в 1921, в подпольной "Правде", оказался настолько удачным, что после печатался всеми сколь-нибудь оппозиционными листками. На
   картинке, шаржированный, но вполне узнаваемый бессменный председатель Совета министров с 1916 по 1927, в самые тяжелые для империи годы, Александр Федорович Трепов, расстреливал из пулемета "Максим" толпу рабочих и крестьян, слегка прослоенную интеллигентами. Над премьером витали его покойные отец - петербургский градоначальник, получивший всероссийскую известность в 1878 году после покушения Засулич в ответ на его приказ о порке политического заключенного, с
   пририсованным лозунгом "Пороть!!!", и брат, товарищ министра внутренних дел 1905 года, со словами его знаменитого, времен первой революции, приказа: "Холостых залпов не давать, патронов не жалеть!". Надпись внизу карикатуры гласила: "Традициями сильна монархия!"
   Старый приятель Гумилева по Корпусу, Сиволапов, рассматривая как-то очередную изъятую листовку, с профессиональным цинизмом пошутил, что автор карикатуры сильно преуменьшил насчет пулемета, правильней смотрелась бы орудийная батарея. Впрочем, черный юмор бывшего артиллериста, отнюдь не понаслышке знавшего как разгоняли шрапнелью демонстрации и крестьянские сходы, сейчас выглядел неуместно.
   - Так вот - продолжил Константин Николаевич, - пора теперь твердость и традиции и вне России проявить. В прошлом веке, "жандармом Европы" нас называли, слышали? Так вот, и время тогда спокойное было.
   - Приятное сравнение - улыбнулся контрразведчик.
   - А как же - вернул улыбку отставной дипломат. Нам сейчас в Европе тишина нужна. Россия слаба, ни земельный вопрос не решен, ни промышленность до европейского не дотягивает. Нам нынче на юге внешние рынки нужны - Персия, Турция, Ирак. Ну и Китай, но там сейчас японцы воюют. С ними союз уж лет двадцать, но аппетиты у самураев растут.
   - А Персия? - насторожился полковник.
   - А там с британцами у нас сферы влияния поделены раньше были. Шаха наши казачки охраняли. Но в двадцатых Петербургу не до персов стало, и там свои мятежи начались, Альбион еще поспособствовал.
   - И в смуте победил Реза-шах?
   - Реза? Нет, не так. Резу сначала англичане проталкивали. Он в нашей казачьей бригаде начинал, с рядовых. На русском, кстати, прекрасно говорит - Гулькевич вздохнул с сожалением, покачал головой и продолжил - наших казачков в Персии ненавидели, они ведь для местных колонизаторы, хоть официально и при шахе состояли. А Реза уж полковником был, воевать выучился, деньги англичане дали, мятежи подавил. Сначала военным министром стал, потом премьером при Ахмед-шахе, а уж в двадцать шестом, когда в полную силу вошел, и трон занял. Он теперь основатель династии Пехлеви.
   - А почему мы к прежнему состоянию возвращаться не стали? - поинтересовался Николай Степанович. В двадцать шестом уже в России спокойно было.
   - Спокойно, но за границу войска отправлять рановато - пожал плечами бывший заведующий Ближневосточным отделом МИД. Да Реза наших интересов и не особо ущемлял, режим капитуляций отменил разве что. Ну, так это уж устарело давно, да и обходительно отменил, предупредил за год, все договоры сохранил, тут и говорить не о чем. А британцев наоборот, прижать попытался. Бахрейнские острова - это у англичан колония, раньше они персам принадлежали, аж в Лиге Наций потребовал Персии вернуть.
   - И что британцы?
   - Не вернули, конечно. Но шаха это не смутило. Он на армию опирается, пытается из Персии этакую Японию сделать, из средневековья в цивилизацию.
   - Удается?
   - Кое-что и удается. Хотя на Резу покушения тамошних консерваторов постоянно случаются.
   Гулькевич подумал, и добавил:
   - Или не консерваторов.
   Полковник вопросительно приподнял бровь.
   - Так, кто же толком скажет? - пояснил попутчик. Шах, он за дело взялся круто, как Петр Великий. Насолил многим. Но с традициями при том не рвет, старается соблюдать. А вот иностранцев, сами понимаете, выдавливает. Британцы и немцы на него в большой обиде.
   - Британцы понятно, а немцы почему?
   - Они ему сначала железную дорогу строили. От Персидского залива до Каспия, через всю Персию. Но тут года два назад уже Россия вмешалась, намекнули Резе, что такой расклад, это уж чересчур. Пришлось немцев на шведов заменять. Принц Фируз Мирза, их министр финансов, пытался тогда против Резы комплот устроить, да не вышло.
   - Раскрыли?
   - И казнили. Реза человек суровый.
   Беседа Гумилева интересовала все больше. "А случайный ли у нас попутчик? - закралась мысль. Или просто повезло?"
   Впрочем, от конспирологических мыслей по небольшом размышлении, жандарм отказался. Об обострении отношений с немцами сейчас рассуждали все читающие газеты, а про Персию слушать соседа по купе хоть и интересно, но, в общем-то, для целей полковника выходило излишним, встреча с шахом Пехлеви во Франции не предполагалась. Хотя насчет Гулькевича в парижской резидентуре поинтересоваться, без сомнения, стоило. Но и воспользоваться случаем не мешало, а потому Николай Степанович спросил:
   - А сейчас? Я слышал, Реза недавно отменил концессию британцев на добычу нефти?
   - Да, Англо-Персидской компании - кивнул пенсионер. Никто не думал, что шах решится, хотя переговоры между Тегераном и англичанами четыре года шли. Но это, скорее, шантаж, персы хотят получить больше денег от концессии, компенсации за свою нефть, ведь добывать ее сами они все равно не смогут. Разве что, отдадут права подороже кому-то еще. Американской Standard Oil, нашим "Нефтепродуктам", или независимой компании - Shell к примеру.
   - А могут?
   - Вряд ли, шах старается не зарываться, он осторожен. Но в принципе могут, конечно. Хотя в таком случае, Лондон и на вторжение, пожалуй, пойдет, Англо-Персидская компания общество казенное, их нефть это флот, а для Англии флот это жизнь. Сейчас вопрос передан в Лигу Наций, Лига как обычно, ничего решить не может, предлагает им самим сговориться. Французы вот, за посредничество взялись, в Париже скоро переговоры будут.
   - Я читал в "Русском Слове", туда сам шах едет?
   - Сам. Да и как не сам, его величество деньги интересуют. Азия-с - развел руками Константин Николаевич. А политически Реза за Европой в этом деле бежит, тут же везде политика правительств против частных иностранных нефтяных компаний направлена, политическое давление на эти фирмы давно в ходу. Я уж про наши конфискации не говорю, но и квоты импорта навязывают, и цены устанавливают, и лимиты на обмен валюты вводят. Заменители нефти, опять же, заставляют вводить, вывоз капитала ограничивают, все есть. Депрессия, что вы хотите? Во всех странах общая тенденция, ускорять или поощрять национальные компании вместо иностранных филиалов. Обычная практика стала, иностранцев к участию в национальных картелях принуждать и рынок между ними и местными предпринимателями делить. Для европейских правительств, конечно. Но Пехлеви эту тенденцию чует. Тем более - нефть! Как знаете, говорят, нефтяные дела в Европе это десять процентов нефти, остальное политика.
   - Похоже, что не только в Европе.
   - Так и есть.

Полковник задумался. Трактовка событий Гулькевича вносила коррективы в его представление о задании. И скорее, усложняла выполнение. Разговор с попутчиком вскоре свернул к обсуждению Парижа, а потом и совсем заглох, как обычно бывает. ***

   9.12.1932. Франция, Париж.
   Выходил из поезда на Северном вокзале, Гумилев раздраженным - дополнительные обстоятельства, он знал по опыту, дела никогда не упрощали. А вот усложнить могли.
   "Получается, у Shell и официального Лондона, позиции могут быть разными - прикидывал про себя полковник. Интересно, на кого в этом случае поставят немцы?"
   Он вышел из вагона, углядел на перроне полковника Шмырко, посольского резидента Корпуса, знакомого по давней совместной операции в Сааре, где тот служил при союзнической миссии. Краем глаза отметил, что приданные филеры, ехавшие тем же поездом но, разумеется, III классом, сошли и мгновенно слились с вокзальной толпой, совершенно из нее не выделяясь, и улыбнулся встречающему:
   - Рад встрече, Михаил Васильевич. Поработаем вместе?
   Терять время Гумилев не хотел, потому в гостиницу заезжать не стали, с вокзала направились на бульвар Гренель, в посольство.
   - Хочу тотчас предупредить, Николай Степанович - предупредил Шмырко, едва закрыв за собой дверь кабинета. По баронессе Сталь дело плохо.
   - В смысле?
   - Наши опубликовали сообщение в РоссТА, вот - он подал гостю листок.
   "В связи с появившимися во французской печати утверждениями, будто группа лиц разной национальности, арестованная в Париже по обвинению в шпионаже, занималась им в пользу Российской империи, РоссТА уполномочено сообщить со всей категоричностью, что это утверждение является ничем не обоснованным клеветническим вымыслом" - прочитал контрразведчик. И удивился:
   - Ну и что? Французы ведь взяли агентов, которых мы вербовали с ее подачи. Похоже, она пошла на сотрудничество?
   - Взяли только одного - ответил Шмырко. Возможно, за остальными пустили слежку, но по моим данным, Сталь пока молчит. Ее вообще-то держат в полной изоляции, узнать что-либо крайне сложно, но на набережной des Orfevres, в полиции, слух такой. Если ей покажут заявление РоссТА и убедят, что от нее отказались, может заговорить. Тогда нынешний скандал покажется легким фельетоном в провинциальном журнальчике.
   - Кое-что на этот счет я предприму - сообщил Гумилев. Как выйдет, не знаю, но вы правы, в Петербурге поторопились. Посольство что-нибудь делает?
   - От французского МИД пока ноты не поступало. Но вы же работали в Париже, знаете - у нас соглашение. Французы не против, чтобы резидентура Корпуса работала по эмигрантам, но мы должны избегать публичных скандалов или нарушений прав граждан Франции. А тут... С газетчиками работаем, у нас есть друзья в местной прессе, вы должны помнить. Но журналистов явно науськивает кто-то еще, сложно проталкивать наши статьи.
   - Кто, не ясно?
   - Не правительство, похоже, вообще иностранцы. Но и без того разоблачение нашей сети сенсация, шум поднялся, а идти против течения ни один газетер не хочет. Девятую смету на год вперед уже извели - пожаловался резидент.
   - Я буду сегодня-завтра в Пен-клубе - кивнул приезжий. Поговорю со знакомыми. Есть еще что-то новое?
   - По бомбистам - пока ничего. Григулявичус по известным нам адресам не появлялся. В "Бинт и Самбэн" вас ждут - доложил Шмырко. Monsieur Манго - он кстати, предпочитает, чтобы его называли комиссаром, извещен, что дело важное и секретное.
   - Насколько мы ему доверяем? - поинтересовался Николай Степанович. Как он к нам на службу попал?
   - Уволили его - сожалеюще вздохнул разведчик. Политическое дело, смерть магната Крюгера, слышали?
   - "Спичечный король"? Самоубийство?
   - Да, самоубийство. Но комиссар начал слишком усердно копать предысторию. Может статься - Михаил Васильевич чуть заметно улыбнулся уголком губ - не без просьб со стороны, внезапная смерть Крюгера заинтересовала многих. Ну вот и... Не дорожат профессионалами эти французы, знаете ли. Лично ему я доверяю полностью. Насколько это в нашем деле вообще возможно, конечно.
   - С ним можно говорить откровенно? Я имею в виду, необходимость брать Григулявичуса самим, наплевав на французские законы. Ведь найти - это полдела, агенты которые прибыли со мной, смогут его взять, но прикрытие со стороны местных не помешало бы.
   - Насчет законов, это точно - кивнул Шмырко. Что мы осведомляться об революционной эмиграции право имеем, с этим тут даже в парламенте не спорят. Но похищение посреди Парижа это дело совсем другое.
   Он чуть задумался, потом закончил уверенно:
   - С самим комиссаром можно говорить прямо, он обижен на правительство, а Юзик в его представлении, попросту убийца. Даже хуже обычного уголовника - корысть, ревность или там, месть, это для Манго понятно. Но к политическим убийствам он плохо относится, они не укладываются в его представление о нормальных преступниках. Но это Манго, остальные работники агентства дело совсем другое. Они хорошие сыщики, но это частные детективы, всего лишь наемники. Им доверия в секретных делах нет, перекупить их не трудно.
   - Ясно. Что с Гавром?
   - В Гавре ждет пароход "Калуга", ее сменит "Владимир" - сообщил резидент. Рейсы регулярные, в любом случае, какое-то судно всегда в порту. Привезти задержанного в Гавр несложно, мы подобрали дорогое авто с просторным багажником, на дорогах их никогда не проверяют. Вот как его на судно протаскивать - он развел руками. Тут, простите, ничего покамест не подскажу. Думаем. Можно и с Манго посоветоваться.
   - Понял. Моих филеров устроили?
   - Да. Они не будут появляться в посольстве, им сняли квартиру на Марше де Блан Манто, в подходящем доме. Телефон и адрес вот - полковник подал гостю небольшую карточку. На связи с ними будет мой заместитель, штабс-ротмистр Беклемишев.
   - Ну что ж - улыбнулся Гумилев - тогда последняя просьба, отправьте мой багаж в гостиницу. И едем к комиссару.

***

   В детективном агентстве их действительно ждали. Манго, высокий, сухопарый, пожилой уже детектив с редкими прокуренными зубами и стрижкой бобриком, впечатление на гостя из Петербурга произвел неплохое.
   Он предложил кофе, выслушал вежливый отказ, вытащил из бювара листок мелованной бумаги, слушая поручение, исписал его мелким почерком с обеих сторон. Потом внимательно изучил фотокарточку Григулявичуса, сунул ее в папку лежащую на обшарпанном столе, и сообщил:
   - Данных для поиска маловато. Давайте уточним, monsieur Гумилев. Ваш парень живет под своим именем?
   - Вряд ли.
   Сыщик вытащил еще один лист бумаги, и сделал на нем пометку, пояснив:
   - Начнем с самого простого, проверим, въезжал ли во Францию человек с такими данными. Следующее, у вас есть какие-нибудь сведения о его связях здесь?
   - "Объединенка" - развел руками полковник. Возможно, эмигранты из наших прибалтийских губерний. А толком, можно сказать, ничего.
   - Жаль, жаль - покивал француз. А он точно относится к Объединенной РСДП? Не к другой партии, у нас ведь из российских красных есть еще несколько, правда мелких?
   - Точно. Во всяком случае, в России был в их подполье, да и писали о его акции их газеты. Кроме того, я же сказал - он вошел в савинковскую боевку.
   - Ну, это логично - согласился бывший комиссар. Куда же ему, если не к Савинкову? Последний был в Париже две недели назад, но под наблюдение он не попадал, сейчас уехал обратно в Германию. Инженер тоже известен, человек очень опасный, и очень осторожный. Но мы попробуем его поискать, вдруг выведет на этого Юзика.
   - Инженера в любом случае неплохо сыскать - вмешался Шмырко. Юзик - Юзиком, а боевики такого ранга в Париж просто так не наезжают.
   - Думаете, что-то затевает? - понял директор агентства. Тогда у меня есть предложение. Господа, вы не хотите сообщить об этих милых людях в Сюрте Женераль? Если мы сообщим о наших розысках под пристойным предлогом - все же, заведомые убийцы, как ни крути, возможно, на набережной des Orfevres согласятся помочь.
   - Тут, комиссар - чуть подумав, начал Николай Степанович, - есть одна закавыка. Понимаете, Григулявичуса нужно не просто найти. Нужно, чтобы его нашли именно мы. Если его найдут ваши люди, они должны передать объект приехавшим со мной агентам. Тут полковник прервался и взглянул на Шмырко.
   - Мы хотим доставить господина Григулявичуса в Россию - уловив вопросительный взгляд, ступил в разговор тот. Это очень важно, комиссар.
   - Ну, взять вы его, допустим, сможете - пожал плечами детектив. Но как вы его повезете?
   - А если на пароходе? Скажем, в Гавр регулярно ходят российские суда, с капитаном я договорюсь.
   - Это возможно - согласился после небольшой паузы Манго. Но полиция тут действительно лишняя.
   - Ну, не совсем - возразил Гумилев. Насчет Инженера можно и сообщить, арестовывать его не станут, не за что, а найти, вы говорите, могут?
   - Могут. Но - отставной комиссар взглянул на Шмырко, дождался разрешающего кивка и объяснил: Чтобы они искали его активнее, и сообщали нам о результатах, следовало бы выплатить небольшое вознаграждение, и пообещать премию. Мы всегда так делаем в подобных случаях.
   - Михаил Васильевич? - повернулся гость из Петербурга к резиденту.
   - Все верно - откликнулся тот. В незаурядных случаях мы прибегаем к содействию полицейской префектуры, в агентстве ведь сыщиков не так много. А комиссар по старой памяти всегда знает, к кому конкретно надлежит адресоваться на набережной des Orfevres.
   - Тогда действуйте - согласился Гумилев. Комиссар, отчет представляйте ежедневно в посольство, в срочных случаях немедля телефонируйте. Мои люди получат извещение в течение двух часов, исходите из этого срока. Тут есть черный ход?
   - Даже два. Уйдете чисто, это самое простое, что я могу для вас сделать.
   Выйдя из кабинета, контрразведчик повернулся к Шмырко:
   - Михаил Васильевич, вроде для начала все. Филеры из Петербурга будут звонить в посольство каждые два часа, если только не на квартире. Как только у Манго что новое появится - передавайте им. А я, пожалуй, начну с прогулки по Парижу.

***

   Гулять Николай Степанович начал не спеша. Пройдя несколько кварталов, зашел в небольшое кафе, сделал пару звонков по телефону и выпил кофе. Потом прогулялся, с удовольствием поглядывая на струящийся с подернутых дымкой тумана крыш и решеток балконов дождь, мчащиеся по улицам мокрые автомобили и суетливую толпу, вдохнул подзабытую сырость осенних бульваров, и решил для себя, что Париж за прошедшие пару лет нисколько не изменился. Через час после выхода из посольства он оказался на бульваре Сент-Мишель. Повернувшись спиной к Сене, Гумилев дошел до ближайшего перекрестка, свернул на кривую улочку Ла Юшет. Филеры уже ждали, место оговорили еще в Петербурге. Передав полученную в посольстве информацию, полковник поинтересовался:
   - Что планируете делать?
   - Фотография объекта у нас есть, будем искать - спокойно ответил старший, невысокий, поджарый малоросс со щегольскими усиками. Пройдем по известным адресам эмигрантов, в первую очередь из литовских, латышских и польских красных, к бюро Объединенки наведаемся. В красных газетах были статьи о нем, в Париже два партийных листка - попробуем заглянуть.
   - Тут еще что плохо? - подал голос второй агент, рослый, широкоплечий парень, со смышленым взглядом, лет двадцати с виду. За границей революционеры в партии только кличками именуются, а проживают обыкновенно под чужим именем. Имя нынешнее, нашего-то, неизвестно, а там где живет - так там клички его никак не знают.
   - Так что - закончил первый филер - результат от "Бинт и Самбэн" или Разведчасти получить бы, может какая наводка на след и образуется.
   Он пожал плечами и пояснил:
   - Мы ведь наружное наблюдение, нам бы зацепку хоть. Вот когда найдем, взять сумеем, это ваше высокоблагородие, не беспокойтесь.
   В последнем Николай Степанович и не сомневался. Он знал, что кандидатов в филеры после проверки на благонадежность и твердость убеждений готовили не меньше двух месяцев. После подготовки, агент знал приемы джиу-джитсу, уверенно владел оружием, стрелял на ходу, на бегу, с  велосипеда, поражая несколько целей, расположенных  по ходу движения. Отдельно учили правилам хорошего тона и разумеется, в первую очередь методам слежки.
   - Оружие у вас при себе? - уточнил он.
   - Точно так, "Веблей" и нож. Но приказано без стрельбы.
   - Все верно.
   Расставшись с агентами, Гумилев перестал бродить пешком, изучая идущих следом в отражениях витрин, поскольку возможность слежки его теперь не смущала. Он остановил таксомотор, и поехал на вторую встречу.

***

   9.12.1932. Франция, Париж.
   С подполковником Второго бюро Генштаба Франции, службы занимавшейся разведкой и контрразведкой, Лепарком, Николай Степанович познакомился больше десяти лет назад, в бытность свою военным агентом во Франции. Андре Лепарк тогда только перешел после ранения в разведку, столкнулись они в салоне Луизы Вейс. Политика Франции делалась в салонах, пройти мимо начинающий столичную карьеру Лепарк не мог. Завсегдатаем салона, собиравшего влиятельных людей политики, был и русский военный агент. Кроме политиков, хозяйки салонов всегда привечали богему, литераторы и художники были желанными гостями на вечерах, Париж ценил изящные искусства. Гумилев вошел в салонную круговерть легко, знакомств среди завсегдатаев лома на улице де Винь благодаря его поэтической деятельности хватало. Лепарку пришлось труднее, помощь русского поручика пришлась тогда кстати.
   Сейчас обстановка изменилась, встретил полковника уже Жандармского корпуса Андре насторожено, скандал с арестом русских агентов разгорался. Тем не менее, услышав о готовящемся покушении на Барту, Лепарк стал внимателен. Обещать ничего не стал, честно пояснил, что в сложившихся условиях вынужден доложить наверх. Впрочем, на предложение встретиться со Сталь обещал подумать. О Григулявичусе жандарм упоминать не стал, незачем привлекать внимание. Но о Мельникове рассказал все.
   - У нас нет веских доказательств - сказал Николай Степанович на прощанье. Но есть донесения агентуры. И мы обеспокоены, Лепарк. И в том числе тем, что кто-то пытается поссорить Францию и Россию именно сейчас.

***

   9.12.1932. Франция, Париж. улица Сен-Доминик 14, Штаб-квартира Второго бюро. Два часа спустя.
   На прием к генералу Лепарк отправился сразу после встречи, разговор с русским жандармом его встревожил.
   - Вы уверены, что покушение - не выдумка русских? - спросил, выслушав Андре, начальник бюро. После ареста Сталь и их агента в отделе шифров, Мартена, наши отношения меняются.
   - Будучи военным агентом, Гумилев зарекомендовал себя другом Франции - осторожно ответил подполковник. Участвовал в совместных операциях с Бюро после войны. У него безупречная репутация, вряд ли через него Петербург станет вбрасывать дезу. Думаю, его послали именно как незапятнанную фигуру, приемлемую для нас. Возможно, они преувеличивают опасность, но, мой генерал, что если нет?
   - Если нет, то дело плохо - согласился Де ля Рок. Мы собираемся вместе с русскими ввести войска в Германию. Сделать это может только Барту, остальные наши политики... - он презрительно скривил губы.
   - Гумилев упомянул и об этом - мгновенно отреагировал подчиненный. Русские считают, что Сталь нам подставили немцы, которые участвуют в организации покушения. По их версии разоблачения баронессы Сталь и Мартена - провокация с целью поссорить Россию и Францию именно в момент, когда речь зашла об оккупации. Заодно, якобы, пытаются нашими руками устранить утечку сведений о заговоре, он намекнул, что Сталь собирала сведения о террористах из их эмиграции.
   - Звучит красиво - признал генерал. Если Барту уберут, с учетом антирусской шумихи, новое правительство вопрос об оккупации как минимум, отложит. В итоге думаю, выйдет, что навсегда. Берлин получит огромный эффект от одного выстрела, несомненно.
   - От семи.
   - Да, помню.
   Приписываемая Шлейхеру фраза: "С помощью семи выстрелов, Германия могла бы избежать расходов на войну и добиться в Европе всего, чего пожелает" гуляла по дипломатическим и журналистским кругам, периодически выплескиваясь на столы офицеров разведки в виде сообщений агентов. Произносил ли немецкий канцлер эти слова, установить не удалось, но выглядели они правдоподобно. Барту, премьер-министр Румынии Дука, австрийский канцлер Дольфус, югославский и бельгийский короли, президент Чехословакии Массарик и Великая княгиня Ольга Николаевна, вдохновитель "жесткой линии" в политике Российской империи. Смерть этой семерки принесла бы Берлину колоссальную пользу, в этом не сомневался никто.
   - Но это только слухи! - продолжил директор Бюро. У нас есть подтверждения слов Гумилева?
   - Нет. Я справился в Сюрте, они ничего не знают.
   - М-да... - шеф разведки задумался. Такого рода сведения, я обязан сообщить председателю совета министров. Знаете, что он мне скажет? Что встреча крайне важна, отказываться от нее он не станет ни в каком случае, а ловить бандитов наша забота. Эти русские, что эмигранты, что жандармы, вечно тащат к нам свои проблемы!
   - Их беспокоит предстоящее решение по Германии, и они тоже считают Барту ключевой фигурой. Гумилев предлагает совместную беседу со Сталь, и любую помощь в расследовании. Кстати, в России это дело ведет их политическая полиция, а не разведка.
   - Там это одно ведомство - махнул рукой Де ля Рок. Дело не в этом. Насчет Сталь. Они что, признают ее своим агентом?
   - Официально нет - улыбнулся Лепарк. Сугубо частным образом, Гумилев намекнул, что она освещала красную эмиграцию, но от шпионажа против Франции открещивается. Про Мартена сказал, что впервые слышит.
   - Ну, последнее может быть - согласился генерал. Если ваш полковник не из разведки, то их агентов он не знает. Но Мартен-то "поет", и "почтовым ящиком" у него была именно баронесса! Впрочем... возможно, тут ее использовали втемную, ее заведение очень удобно для передачи сообщений.
   Де ля Рок снова сделал небольшую паузу, и принял решение:
   - Докладывать премьеру я пока не стану. Вы, Лепарк, срочно проверяйте сигнал русских. Работайте с Гумилевым, встречу со Сталь, я санкционирую. Но контролируйте разговор, предупредите его, что речь может идти только о покушении на Барту. Подключите Сюрте, их отдел по анархистам, сообщите, что есть непроверенное сообщение о готовящемся теракте, и что мы придаем этому большое значение, пусть шевелятся. Найдите этого их Инженера, если получится - у нас будут ответы на все вопросы. Нашей службе в Германии и Венгрии я отправлю шифровки, источник сведений о Сталь проверим еще раз. Если - я повторюсь, если! - сведения о заговоре подтвердятся, немедленно докладывайте лично мне.

***

   10.12.1932. Париж, военная тюрьма Cherche-Midi.
   - Мадемуазель Лидия, добрый день - Гумилев склонил голову в вежливом полупоклоне.
   - Мадам - усмехнулась женщина сидящая на привинченной к полу табуретке. Дама выглядела элегантно даже в такой обстановке. Чуть подведенные брови, неброская помада, почти неуловимый запах Chanel N 5, изящный жакет... диссонанс вносили только наручники на узких, холеных кистях.
   - Простите, мадам - исправился посетитель. Позвольте представиться: Отдельного Корпуса жандармов полковник Гумилев, Охранный департамент. Взгляните на удостоверение.
   Женщина бросила взгляд на документ, подняла глаза, изучая лицо посетителя, и удивленно произнесла привычную для полковника фразу:
   - Гумилев? Тот самый?
   - Если вы имеете в виду мои литературные экзерсисы, то да - улыбнулся Николай Степанович. Но здесь я, к сожалению, в несколько ином качестве.
   - Я не слышала о том, что вы жандарм - настороженно произнесла дама. Но видела фотопортрет в "Альманахе муз".
   - Похож? - поинтересовался Лепарк. Мадам Сталь, давайте перейдем к делу. Вас обвиняют в шпионаже против Франции в пользу России.
   - Я - начала Лидия, но подполковник оборвал ее взмахом руки:
   - Не нужно. Сегодня не допрос, протокол не ведется. У полковника Гумилева есть несколько вопросов. Он полагает, что вы согласитесь ответить в его присутствии, считайте, что это вопросы от имени и России, и Франции, мадам! Ответ на них не будет отражен в расследуемом деле, но может повлиять на вашу дальнейшую судьбу, это понятно?
   - Да, вполне - сухо ответила баронесса.
   - Полковник, прошу.
   - Госпожа Сталь - начал жандарм, - речь действительно идет об интересах наших двух стран. Кстати, вы, кажется, раньше предпочитали журнал "Москва" - он слегка выделил последние слова. Назвать пароль необходимо, пусть даже в присутствии офицера Второго бюро, иначе разговора не будет, разрешение на это он получил еще в Петербурге. Николай Степанович попробовал замаскировать фразу, тут же продолжив:
   - Альманаху муз.
   Отметил, как поморщился француз - этого следовало ожидать, Андре не новичок, обмануть его такими примитивными уловками нечего и надеяться, и перешел к делу:
   - Мы хотим поговорить о покушении на Барту. Расскажите, пожалуйста, все, что вам стало известно.
   Баронесса задумчиво посмотрела на посетителей, и после секундной паузы, произнесла:
   - Господа, мои слова не будут использованы в суде, я правильно понимаю?
   - Правильно - резко ответил Лепарк. От кого вы узнали о заговоре?
   - Это был клиент девицы Жужу - пожала плечами Лидия. Не постоянный, но... привязанный, я бы так выразилась. То есть, он был не парижанин, но каждый раз как наезжал в Париж, обязательно приходил к Жужу. У него много фамилий и паспортов, в салоне его назвали Жак, а настоящее имя - Борис Мельников.
   - Откуда вам стало известно его настоящее имя - быстро спросил Лепарк.
   - Коллега - предостерегающе поднял руку Николай Степанович - давайте этот вопрос отложим? Продолжайте, пожалуйста, госпожа баронесса.
   - В ноябре прошлого года, я не помню точного дня, вечером Жак снова пришел в мой салон, спросил Жужу. Девочка была свободна, они поднялись к ней в будуар, на третий этаж, он остался на ночь. Утром Жак ушел, а Жужу спустилась вниз, стала щебетать, знаете, просто по девичьи, о том, как все прошло. Ну и упомянула о заговоре. Я, господа, мирная женщина, и я не знала, как быть? Ведь у меня нет знакомых в полиции, вернее, такого рода знакомых...
   - Мадам Сталь - устало перебил ее француз - давайте пока оставим уловки. Изложите факты, касающиеся покушения, остальное в любом случае будет зависеть от этого.
   - Жак во время общения с Жужу, упомянул о приезде в Париж персидского шаха - не стала спорить заключенная. Якобы, тот едет встретиться с Барту и каким-то важным англичанином. Поскольку Жак ранее говорил, что бывал в Персии, давно, когда убегал из России после проигрыша революции, Жужу обрадовалась, стала расспрашивать, насколько живописно выглядит шах и его свита, она ведь представляет персов как на колониальных картинках, знаете - тюрбаны, халаты, алмазы... Спросила, стоит ли пойти посмотреть на их въезд в город. Жак на это ответил, что должен ее разочаровать, и въезда не будет. Он "должен достойно встретить их чуть раньше", так он сказал. Жужу испугалась, не рискует ли Жак, понимаете, это вопрос отношения, пусть купленных, но чувств...
   - Чувств? - переспросил жандарм.
   - В нашем заведении работают дамы самого высокого класса - с гордостью ответила Лидия. Не просто красавицы, это само собой разумеется, но девицы с тонким знанием психологии. Мужчина в общении с ними может избавиться от каких-то волнений или тревог, забыть на время о неприятностях. Мы дарим мужчинам кроме физического наслаждения еще и частичку умиротворения в нашем безумном мире, понимаете? Ведь клиенту далеко не всегда необходимы исключительно любовные утехи, клиенту ещё зачастую недостает понимания, он хочет, чтобы его выслушали. Тем более, Жак ведь был частым гостем, они очень хорошо относились друг к другу, а при его образе жизни...
   - Вы знали, что он террорист - констатировал сотрудник Второго бюро. И знали, что он живет под чужим паспортом. Бросьте - отмахнулся он от пытающегося вставить слово Николая Степановича. Я сейчас не собираюсь предъявлять обвинения. Мадам - вновь повернулся Андре к допрашиваемой, - давайте уточним, это важно. Девица Жужу в первый раз сумела разговорить Жака?
   Сталь взглянула на Гумилева, дождалась еле заметного позволяющего кивка, и ответила коротко:
   - Нет.
   - Как часто она получала от Мельникова полезные сведения?
   - Второй раз, до этого только о его старых похождениях.
   - Первый раз сведения подтвердились?
   - Андре, я думаю, мы можем доверять в этом вопросе баронессе - вмешался Николай Степанович.
   - Понятно - хмыкнул француз. Ну что ж, пускай. Дальше?
   - Жак успокоил подружку, сказал, что это ерунда, он просто будет брать интервью, как журналист. Но она загрустила, дала ему это почувствовать...
   - Он ничего не заподозрил?
   - Поймите, monsieur Лепарк, наши девушки продают не только тело. В цену входит и их умение поддержать знакомство, сама обстановка. О, конечно, и занятие любовью, но не вульгарный физиологический акт... то есть, в нашем салоне и это, безусловно, представляет собой настоящее искусство, но главное для клиента это отношение, антураж, сочувствие. Я тщательно отбирала девушек, учила, воспитывала, одевала, делала из них настоящих куртизанок. Они могут взять власть и над самым властным мужчиной!
   - Включая французских бюрократов - не удержался разведчик.
   - К нам действительно ходили чиновники, офицеры, деловые люди из околополитических кругов. Но я не использовала...
   - Это потом - вновь оборвал ее Лепарк. Что было дальше с Мельниковым?
   - О, Жак чрезвычайно трудный клиент - пожала плечами хозяйка борделя. Всегда напряженный, никому не доверяет. И он же провинциал, выходец откуда-то из Сибири, так что он был поначалу весь такой... ужасно зажатый, скованный, понимаете, о чем я? Нет, страсти в нем хватало, к женщинам он вообще был неравнодушен и не без взаимности. Но раньше он пользовался успехом лишь у девиц своего круга, из низших классов. А тут получил возможность познакомиться с действительно роскошной женщиной, это на него повлияло в лучшую сторону, конечно. В нашем салоне Жак становился более... ну, человечен, так я скажу. И когда Жужу расстроилась, он принялся ее утешать, сказал, что ничем не рискует, поскольку как он выразился, использует "достижения техники". Жужу спросила, останется ли он в Париже, услышав, что уедет, снова стала печальной и задала вопрос, вернется ли? Жак объяснил, что обязательно вернется, но не в ближайшее время. Возможно, через несколько месяцев. Фактически, это все господа. Я поняла из этого разговора, что шаху, Барту и англичанину угрожает опасность, и да, я знала о роде занятий Жака.
   - И вы пошли с этими сведениями в российское посольство - быстро подсказал Гумилев. Только лишь, чтобы предупредить преступление, верно?
   - Именно так - улыбнулась Лидия. Исключительно...
   - Все, все - еще раз прервал их Андре. Это уже за пределами нашей беседы. Он резко встал, вызвал надзирателя, и добавил на прощание: Мы проверим ваши слова.
   Выйдя из тюрьмы, Николай Степанович повернулся к Лепарку:
   - Убедились?
   - Пока нет - серьезно ответил тот. Пока это слова, хотя Инженер в нашей картотеке, конечно, есть, и репутация у него настораживающая.
   - В ноябре о визите еще не писали в газетах - напомнил русский. И тем более, о встрече в Марселе.
   - Да знаю я - пробурчал Андре. Шеф поручил заняться, в Сюрте сообщение я отослал. Не думайте, Гумилев, мы очень внимательно относимся к вашим сведениям. И проверим еще раз историю с арестом этой Сталь, коль вы считаете, что тут есть связь. Вы остаетесь в Париже?
   - Да. Повторюсь, любая помощь, какая в наших силах будет оказана. Любые сведения, какие мы можем предоставить, плюс я сам предприму кое-что, если вы не против.
   - Против - тут же отреагировал Лепарк. Еще как против! Слушайте, давайте начистоту? Ваши работали против Франции. Не поймите меня превратно, ничего особенного я в этом не вижу, жизнь есть жизнь, разведка есть разведка. Но! - он поднял указательный палец. Черт возьми, при всем уважении к вам лично, я не собираюсь сейчас давать разрешение полковнику русского Жандармского корпуса на операции в Париже!
   - Ну и зря - пожал плечами Гумилев. Андре, поймите - я лучше знаю наших бомбистов, и я не из разведки. Моя задача сегодня - сорвать покушение на главу правительства нашего главного союзника. Шах и Инверфорс, признаюсь, волнуют Петербург значительно меньше.
   - Я не возражаю, чтобы вы консультировали Второе бюро насчет красных, и патрон согласен на ваше включение в группу по расследованию. Если у вас есть предложения по розыску - говорите, мы все сделаем. Но мы, а не вы!
   - Принято - кивнул жандарм. И с улыбкой поинтересовался:
   - Наблюдение хоть снимете?
   - Обойдетесь. Я вас дорогой друг, давно знаю, уважение к законам страны пребывания не ваш принцип.
   - Только для общей пользы - отшутился Гумилев. И французских законов я не нарушал...
   - ...пока - продолжил в тон Лепарк. Что еще?
   - Еще вопрос, истерия в газетах по поводу Сталь. Она сейчас становится лишней, вам не кажется?
   - Возможно.
   - Я хотел бы... э-э... разъяснить позицию России некоторым газетчикам - намекнул Николай Степанович.
   - Да на здоровье - отмахнулся француз. Ваше посольство и так на них кучу денег тратит. Впрочем, бюро придержит информацию об этом деле, так что новых сенсаций до визита шаха можно не ждать.
   - Превосходно - благодарно кивнул полковник.
   - Что у вас есть по заказчикам покушения - перевел разговор Андре.
   - Немецкий след, я вам говорил. Группа Инженера тренировалась в Венгрии, в лагере Янкапуста. Это все.
   Тут Гумилев солгал. Но о возможной причастности к покушению англичан он сообщать не хотел, не стоило пока их впутывать, да и сведения эти выглядели уж больно неосновательно. Пусть выходят на них сами, на Венгрию он намекнул, там у бюро позиции сильные. Кто сдал Сталь, французы выяснят, и когда там всплывет британец Хилл - сами все поймут, личность известна не меньше Мельникова.
   "Интересно - подумал он - что сейчас поделывает мистер Хилл?"

***

   11.12.1932. Лондон, улица Стрэнд, Шелл-Мекс-Хаус.
   Войдя в кабинет председателя правления, Джордж лишь чуть склонил голову приветствуя шефа, Детердинг не любил церемоний. Получив ответный кивок и опустившись на молча указанный стул, начальник службы безопасности Shell спокойно взглянул на невысокого человека, с широко открытыми глазами:
   - Сэр, у нас все готово. Если изменений нет, мы начинаем операцию.
   - Тегеран? - сухо каркнул сидящий напротив.
   - Министр двора Теймураш, истинный вдохновитель персидской политики, уверен, что Shell наилучший партнер для Персии. Кроме того, Теймураш полагает, что Реза-шах мешает мирному развитию и  процветанию экономики, и готов принять на себя тяготы власти.
   - Марсель?
   - Исполнение потребует технических работ, но с этим помогли немцы, они надежные поставщики. Есть запасной вариант, он традиционен. Хотя, конечно, в этом случае почти гарантирована известность исполнителя. Но русские социалисты спокойно относятся к такому исходу, а заказчика не знают. Пресса получила ряд намеков на возможно предстоящие сенсации. В Берлине ждут нового французского правительства, и в этом случае пойдут на конфронтацию с Россией.
   - В одиночку, Петербург ни при каких обстоятельствах не станет вводить войска - кивнул Детердинг. А новое французское правительство его не поддержит.
   - Схема проста, но надежна - подвел итог Хилл.
   - Простота правит всем, что чего-нибудь стоит - заметил собеседник. Когда я сталкиваюсь с предложением, которое не могу свести к простейшему, я понимаю, что оно бесперспективно, и отказываюсь от него. В нашем случае мы смогли найти ключевую точку, воздействовав на которую, мы разрешим все наши проблемы. Персия всего лишь одна из шахматных фигур, но с ее помощью разыгрывается партия, ставка в которой мировое господство. Опасность не в самой Персии, опасность в игроках! Сегодня угрозой является сговор Англо-персидской с американцами и русскими. Если у Лондона не будет персидской нефти - такое соглашение потеряет смысл.
   - Но русские и Standard?
   - "Российские нефтепродукты" занимают четвертое место по объему поставок в Соединенное Королевство, второе во Францию, первое в Германию - эти цифры Детердинг помнил отчетливо, иначе нельзя, рынки основа могущества корпорации. С тех пор, как Петербург и Standard Oil договорились, они перекрыли поставки из Румынии.
   Румынские нефтепромыслы почти на сто процентов принадлежали Shell, это не было секретом.
   - Для американцев сейчас наилучший момент для борьбы с нами, мы крайне уязвимы на Ближнем Востоке - осторожно заметил Хилл.
   - Из этого региона они никогда не получали доходов, поэтому ценовая война обойдется им почти бесплатно - кивнул председатель. К тому же, русские вновь подняли проект трубопровода от Баку до Персидского залива. Они не хотят добывать нефть в северной Персии, и не желают пускать туда других. Им нужен лишь транзит, цель которого рынки Индии и Азии - наши рынки!
   - Концессия на строительство трубопровода, вне зависимости от того, будет ли он построен, замечательный предлог, чтобы наводнить уже южную Персию изыскателями, инженерами и казачьими частями, для охраны стройки - заметил бывший разведчик. На Даунинг-стрит будут против.
   - Без согласия с шахом им придется воевать с персами, а тех поддержит Россия, и может статься, САСШ. Воевать сейчас они не станут. Или... Даунинг-стрит может поддержать дружественную Великобритании компанию, обладающую влиянием на Тегеран.
   Хилл знал, что без правительственной помощи Англо-персидская компания будет поглощена Shell. Если же это случится, Детердинг станет монополистом и вынудит британский флот закупать нефть по монопольным ценам. До войны русская нефть была одним из важнейших элементов на мировом рынке. Сейчас эта нефть находилась в руках российского правительства, и кроме экономики, стала одним из элементов политики. Во время смуты в России, сэр Генри попытался стать хозяином русской нефти, он был убежден, что власть монарха не удержится, и его поддерживало британское правительство, хотя и неофициально. Именно тогда Хилл, два года мотавшийся по охваченной восстаниями Российской империи с десятком паспортов на разные имена и пытавшийся помогать любым мятежникам, выступавшим против русского престола, начал информировать кроме собственного ведомства и сэра Генри.
   Джордж начал войну во Франции, позже был Салоникский фронт, уже в качестве сотрудника Secret Intelligence Service, затем Египет, а с девятнадцатого года капитан Хилл работал в России. Уже против бывших товарищей по оружию - у империи нет постоянных союзников, постоянны только интересы, для англичанина этот принцип сомнению не подлежал. Он помогал мятежу в Латвии, потом участвовал в Донецком бунте, переправлял оружие басмачам в Туркестане, наблюдал за отрядами савинковского "Союза защиты революции и свободы"... В России ему удалось продержаться три года, два из них - на нелегальном положении. В двадцать втором, почувствовав сжимающееся вокруг себя кольцо Жандармского корпуса, Джордж ушел за кордон. Потом были Константинополь, Бухарест, Прага, а в 1926, когда в Службе началось сокращение штатов, Хилла вышвырнули из разведки, бросив на произвол судьбы.
   Тогда он и перешел на службу в Shell. С тех пор он служил Детердингу, "помогал Фортуне, если она забывает о фирме" как это называлось. Международные корпорации готовы организовывать убийства и революции, если этого требуют их интересы. Но им нужен человек, который, услышав высказанное между делом сожаление - всего лишь ни  к  чему не обязывающее рассуждение, разумеется, не более - о мешающем компании человеке или правительстве, сумеет тихо и профессионально устранить препону. Человек, готовый к командировкам, о которых предпочитают не  расспрашивать окружающие, вполне светский - это существенно, но не избегающий и знакомств среди людей со дна общества, это важно ничуть не менее, удача как волна цунами, может зародиться и на дне океана жизни. Такая роль после ухода из разведки Джорджу нравилось. Место принесло завидные связи, хороший дом, порядочный капитал.
   - В Берлине и Лондоне почва подготовлена - продолжал тем временем директор-распорядитель. В Париже ваши действия оказались успешны, газеты клеймят русских.
   - Через несколько дней, там начнут публиковать намеки о недовольстве Петербурга Барту и Пехлеви - сообщил Хилл. И напомнят о грубой политике русского царя.
   - Неплохо - согласился сэр Генри. Цивилизованным странам нельзя забывать о варварстве империи на востоке Европы.
   Бывший разведчик про себя усмехнулся. Он знал, что Детердинг поддерживает Шлейхера не только из-за любви к своей секретарше-немке. Глава Shell давно точил зубы на немецкий рынок, а обновленная, требующая реванша Германия неизбежно сталкивалась с Россией и Францией, странами, в которых проникновение компании встречало преграду. Россия была открытым врагом синдиката, Франция играла под ковром, но не менее жестко. Еще десять лет назад, отвергнув предложение Royal Dutch/Shell о партнерстве, сделанное лично Генри Детердингом, Пуанкаре создал национальную нефтяную компанию, взявшую под себя рынок нефти в стране. Предприятие называлось "Французская нефтяная компания", 25 % ее акций принадлежали государству, трех директоров назначало французское правительство, оно же утверждало остальных. Новой фирме передали французскую долю в активах "Турецкой нефтяной компании", деятельность транснациональных нефтяных трестов во Франции ограничивалась. ФНК стала "промышленной рукой правительства", Париж - ведущим участником борьбы за нефть Ближнего Востока, а Барту в нефтяных делах четко следовал линии Пуанкаре.
   Знал Хилл и то, о чем говорить не стоило даже намеками. Лорд Инверфорс, выходец из высшей английской аристократии, председатель правления казенной Англо-персидской компании, человек который стремился подмять под контроль британского правительства и Royal Dutch/Shell. Инверфорса назначили в Англо-персидскую, получившую для освоения богатейшие залежи в Ираке, после того как правительство обнаружило, что блюстители английских нефтяных интересов смотрят на проникновение Shell в нефтяной Клондайк сквозь пальцы. Естественно, не бескорыстно, Джордж сам приложил немало усилий для создания компанией целой системы взяточничества в отношении руководящих лиц "Anglo-Persian Oil Company". Против коррупции в государственном нефтяном тресте Инверфорс боролся с переменным успехом, тогда лорд и пришел к выводу, что полной победы можно добиться лишь подчинением конкурента. Собственно, Shell как предприятию, это никакими особыми потрясениями не грозило. В отличие от лично председателя ее правления, который из-за своей приверженности самостоятельной политике, совершенно не устраивал в качестве главы компании официальный Лондон. А заодно и от давно поставившего именно на Детердинга Хилла. Встреча в Марселе должна была устранить и эту помеху.
   Единственное, что заставляло слегка нервничать бывшего майора британской разведки, это необходимость играть против Уайтхолла, включая бывшую Службу. Это выглядело опасным, но и сулило нешуточную благодарность сэра Генри впоследствии. Впрочем, патрон Джорджа видел угрозу не хуже подчиненного, а шеф Intelligence Service, адмирал Синклер, разделял взгляды Детердинга на политику в Европе и Азии. В нынешней операции Хилл уже получил помощь от бывших коллег, после встречи Синклера с сэром Генри, начальнику службы безопасности Shell передали пакет с описанием деятельности нескольких агентов русской разведки в Париже. Вбросив эти сведения через венгерскую разведку Второму бюро и французским журналистам, Хилл спровоцировал аресты и газетный скандал, подготавливая почву для смены курса Франции, что устраивало и Службу, и волнение отошло на второй план.
   - Если мы запускаем проект, то исполнители приступят к работе уже послезавтра - выслушав рассуждения шефа, напомнил Джордж. После этого отменить старт мы не сможем.
   Он говорил правду, с момента передачи подтверждения акции, сношения с Мельниковым прекращаются полностью, группа действует самостоятельно - уроки провалов в России не прошли даром, сыплются в первую очередь на связи, а революционные партии кишат доносчиками, азы.
   - Мы не станем ничего отменять - хищно улыбнувшись, ответил Детердинг. Мы нашли точку опоры, о которой мечтал Архимед. Теперь я переверну мир, Джордж.
   Хилл молча поклонился, дождался отпускающего жеста и пошел к двери. Рубикон позади, остается дождаться выстрелов. Все прочее готово, необходимо лишь перевести стрелку на пути паровоза истории. Боевики Савинкова стрелочники надежные, и главное - молчаливые. А Синклер прикроет, даже если что-то просочится наружу, сам замазан, убийство лорда адмиралу не простят.

***

   13.12.1932. Великобритания, Лондон, Бродвей 54. Штаб-квартира Intelligence Service.
   В кабинет адмирала Мензис зашел сразу после обеда. Хью Синклер, правящий британской разведкой уже девять лет, не любил заниматься оперативными вопросами. Это удел заместителей, директор предпочитал большую политику. Но полученное донесение открывало слишком широкий простор для догадок, брать ответственность за решение на себя Стюарт не хотел.
   - Сэр - начал заместитель начальника Службы, - информация из Парижа. Там появился полковник русского Жандармского корпуса, Гумилев.
   - Знакомая персона - мгновенно вспомнил начальник. "Русский Киплинг", политическая полиция, иногда выполняет "острые" задания их разведки за рубежом. Причастен к исчезновению Локкарта в тридцатом, нашему провалу на Кавказе в конце двадцатых. Если не ошибаюсь, последний раз он портил нервы нашим ребятам в Адене и Сомали, с год назад?
   - Именно так, "путешествовал" по Абиссинии.
   - Что ему понадобилось в Париже, известно?
   - Адмирал, там что-то странное. По сообщениям наших конфидентов из агентства "Бинт и Самбэн", это "крыша" их резидентуры во Франции, Гумилев ищет русского эмигранта из красных, некоего "Юзика", недавнего убийцу жандармского подполковника Никишова. Ищет настойчиво, денег не жалеет. Детективам настрого приказано отыскать эмигранта, в контакт не вступать, немедленно предать наблюдение русским, с ним прибыли боевики из их Особой команды, живут на конспиративной квартире, связь с посольством не поддерживают.
   - Особая команда? Эти ребята не умеют шутить, но неплохо стреляют - хмыкнул директор, откидываясь на спинку кресла. Итак. На охоту вышел высокий чин, ранее организовавший похищение немецких бандитов в Мюнхене и резню в Ливане, и с ним специалисты по темным делам... Зачем моему коллеге Глобачеву так сильно понадобился именно этот красный боевик, а Стюарт? - с лету вычленил главное человек за столом. В Петербурге что, решили отомстить?
   - Маловероятно - пожал плечами Мензис. За границей империи достаточно их террористов, в Британии открыто проживает Салнынь, убийца Великого князя Бориса, в Германии почти не скрываясь, сам Савинков - куда более одиозная личность, но Россия всегда ограничивалась нотами.
   - Согласен. Что у нас есть на "Юзика" и Никишова?
   - Подполковник Никишов по нашим сведениям занимался секретной агентурой Охранного департамента, фигура интересная, но нам почти незнакомая. "Юзик" - мелочь, юнец, заурядный активист партии Бухарина, убийство в Петербурге первая его заметная акция.
   - Юзик из "Боевой группы"? Это была спланированная операция?
   - Нет, в том то и дело. РСДП покушение не готовила, это можно утверждать точно, там наших информаторов более чем достаточно, мы бы знали. Уже во Франции его действительно забрал к себе Савинков.
   - Ну, тогда я не вижу проблемы - пожал плечами Хью. С Савинковым у нас давняя дружба... где он нынче?
   - Был в Париже, теперь, полагаю, в Германии.
   - Свяжитесь с ним, старина. Пусть предоставит нам своего Юзика до его рандеву с джентльменами из России. Досконально расспросите мальчишку, он же должен знать, чем до такой степени заинтересовал "Ohranku" - последнее слово Синклер произнес по-русски, рассеяно почесал пустую глазницу, и закончил: Встречу организуйте за пределами Франции, незачем бегать под носом у Особой команды. Есть еще новости?
   - Во Франции все чаще говорят о близкой войне с немцами - доложил Мензис. И ходят слухи о покушении на премьер-министра Барту в ближайшее время.
   - Слухи? - шеф Intelligence Service нахмурился. Заместитель подбирал сотрудников в фешенебельных клубах вроде "Уайтс", из отпрысков состоятельных семейств с хорошими связями. Эти элегантные молодые люди из высших слоев общества, безусловно, заслуживали полного доверия - в отличие от присылаемых ими донесений. Последние иной раз представляли собой совершенно фантастические измышления, черпаемые из сплетен, выдумок агентов или дезинформации. Однако порой слух из великосветских салонов, в мир которых просто не мог получить доступ ни один бывший армейский или полицейский офицер из колоний, которых предпочитал видеть в своем подчинении адмирал, открывал тщательнейшим образом охраняемые секреты. Охраняемые от иностранной разведки, но никак не от любезного британского джентльмена "своего круга". Последние слова Мензиса могли оказаться именно таким случаем.
   Месяц назад Хью ужинал в клубе с председателем правления Shell. Они давно знали друг друга, к главе могущественной корпорации он относился с уважением. И разделял его взгляды на европейскую политику, глава разведки принадлежал к людям считающим, что мировая война ничего не дала Англии.
   - Мы совершили колоссальную ошибку, отказавшись от своей "блестящей изоляции" только потому, что германский флот в Северном море действовал нам на нервы - сказал тогда, разрезая ростбиф, адмирал. В обмен мы получили военную гегемонию Франции в Европе и рост российской угрозы в Азии.
   - Безработных у нас столько же, сколько в проигравшей Германии - поддержал сэр Генри. Мы ничего не выиграли от войны, и теперь можем только терять. Франция, а ведь есть еще Россия, которая является единственным в мире открытым врагом Британской Империи. Надо ожидать, что она не упустит возможности нанести удар по нашему положению в Индии в подходящий момент.
   - Да, Индия наиболее уязвимое место сегодня. Мы уже сейчас допускаем вероятность агрессивной акции русских в Афганистане и даже в Персии - этих слов Детердинг ждал, о взглядах собеседника он давно имел представление.
   После этого начался деловой разговор. Синклер, как многие в Англии ревниво относился к былой союзнице Франции и ее соглашению с Россией, считал необходимым наличие противовеса той и другой в лице Германии. Нарушение европейского равновесия грозило проникновением сильных держав в Средиземное море, что создавало опасность "жизненной линии" Англии, кратчайшему пути в Индию - из Атлантического океана через Средиземное море и Суэцкий канал, в океан Индийский. Россию шеф разведки Альбиона всегда считал основным врагом, если не в настоящем, так в будущем. Он мог с цифрами и цитатами из секретнейших донесений доказать: Россия способна и, что куда более важно, жаждет, расширяться только за счет Азии, ее рынков, ее ждущих освоения территорий. Но Азия - основа силы Британской империи, необъятный рынок Китая, Индия с неисчерпаемыми богатствами и с неисчерпаемыми запасами пушечного мяса, Афганистан и Персия - и как рынки, и как места для эксплуатационной деятельности капитала, и как буферные государства между Россией и жемчужиной короны. Помимо прочего, Персия это преграда между Россией и Индийским океаном, Персидским заливом, багдадской нефтью.
   Разговаривая спустя месяц с заместителем, Синклер точно знал, что Shell планирует возвести на персидский престол своего шаха взамен Пехлеви, и помогает Шлейхеру в Германии, которой угрожает ввод русско-французских войск за невыполнение Версальского договора. Разговоры об оккупации велись последние два месяца, британское правительство ничего предпринимать по этому поводу не желало, боялось и нарушить хрупкое равновесие на континенте, и подставиться под шквал критики оппозиции - войну на Острове помнили, нескрываемое стремление немцев к реваншу вызывало тревогу в обществе. Фраза Черчилля "Следует исходить из предположения, что в течение ближайших десяти лет Великобритания не будет вовлечена ни в какую крупную войну, и ей, следовательно, не потребуются для этих целей никакие экспедиционные войска" стала аксиомой для всех последних кабинетов.
   В таких условиях, помощь Детердингу выглядела просто необходимой, ведь он, по мнению шефа разведки, всего лишь делал то, что должно бы было сделать правительство, не погрязни оно в парламентской болтовне. И брал весь риск на себя - частное лицо, никакой ответственности Англии. Несомненно, риск должен быть оплачен, и вполне справедливо, что оплатой станет увеличение доли рынка Shell, компания, по мнению адмирала не раз доказала преданность Альбиону.
   - Но что, по-вашему, должна сделать наша служба? - пожаловался адмирал день спустя бывшему сослуживцу, Хиллу. У нас сейчас нет ни возможностей, ни средств, увы.
   - Компания готов негласно финансировать некоторые мероприятия, могущие послужить на благо империи - затейливо сформулировал собеседник.
   - Экий у вас слог, старина - хмыкнул тогда Хью, потер повязку на глазу, и согласился: а почему нет, собственно? Мы попробуем.
   Помощь он оказал. Неофициально, конечно, на то и разведка. Но сегодняшняя информация Мензиса...
   - Насколько слухам можно верить? - осведомился начальник Службы. И что еще ожидается в ближайшее время во Франции?
   - Слухи не проверены. А из международных событий в Париже в ближайшее время только встреча Реза-шаха и лорда Инверфорса - тут же ответил Мензис. Переговоры о концессии в Персии, при посредничестве Барту.
   "Дьявол - немедленно понял Синклер. Барту и шах, и еще заклятый недруг Детердинга. И Савинков в Париже. И русские, которые ищут его боевика, хотя как раз это может быть совершенно случайным совпадением. И немцы, которые с каждым днем ведут себя все увереннее, не обращая внимания на угрозу вторжения. Что затеяли в компании? Впрочем, похоже, понятно, что".
   Слова главы Shell о смене власти в Тегеране и Париже, могли предполагать и физическое устранение ее прежних носителей. Люди Савинкова на роль "руки судьбы" подходили как нельзя лучше, их связи с нефтяным синдикатом секретом для британской разведки не являлись.
   "С другой стороны - размышлял директор, - первенство Франции в Европе давно нуждается в противовесе, а кроме Берлина в этом качестве выступить некому. Да и Россия вынужденная перенести внимание к западным границам станет меньше смотреть в сторону Индийского океана, особенно если мы закрепимся в Тегеране. А Лондон в этой конфигурации остается арбитром для всех. Неплохая конструкция, надо отдать должное сэру Генри".
   Имелось еще одно немаловажное обстоятельство: Синклеру принадлежало некоторое количество акций Shell. И он недолюбливал представителей титулованной аристократии, таких как лорд Инверфорс, и сидящий сейчас перед ним сэр Мензис.
   - Что полиция и Второе бюро думают о покушении? - вернулся адмирал к Барту, не став обсуждать конференцию.
   - Сюрте Женераль следствия не ведет. А бюро занято расследованием русского шпионажа - сообщил Стюарт. Дело баронессы Сталь и шифровальщика Мартена.
   Это и была услуга, оказанная Детердингу. Intelligence Service получила от своего человека в Петербурге, в Разведчасти Жандармского корпуса, информацию о некоторых агентах в Париже. Переданная через Shell и Венгрию французам, она повлекла аресты, а потом выплеснулась на первые полосы газет антирусской сенсацией, подморозив отношения Франции и Российской империи и подмочив репутацию считающегося сторонником франко-русского альянса Барту. Глава разведки удовлетворенно улыбнулся, и согласился:
   - Это неплохо. Отношения Барту и императора Николая стали слишком теплыми, давно пора было слегка остудить эту страсть, вам не кажется? И еще: когда Второе бюро закончит расследование, мы получим представление о том, как работают агенты русских в шифровальных отделах, MI-5 будет благодарно за любую зацепку.
   - "Крот"?
   - Да. Люди Вернона не могут его найти. Им нужна хоть какая-то ниточка, а Квадрат не может помочь.
   "Квадрат" - псевдоним самого ценного агента в России, имя которого предпочитали не называть даже в кабинете директора Intelligence Service. Завербованный четыре года назад жандармский ротмистр сейчас служил в Разведчасти, информация шла важнейшая, о его наличии знали лишь пять человек в Службе. Полгода назад он сообщил, что жандармы читают шифры Foreign Office, к этому ведомству в Англии относилась и разведка. Известие вызвало тревогу, шифры сменили. Спустя три месяца Квадрат доложил, что новый шифр стал известен Корпусу, уточнив, что шифры получены через агента в Британии. Контрразведка сбилась с ног, шифровальные отделы просеивали сквозь сито, но результата пока не было. Директор MI-5 Вернон Келл, требовал дополнительных сведений, получить их Квадрат или действительно не мог или просто не хотел рисковать. На Синклера давили сверху, утечка секретов внешнеполитического ведомства в условиях обостряющейся обстановки в мире выводила правительство из себя.
   - Квадрат делает, что может - заметил Стюарт. Но у него нет доступа к досье по "кроту". Сведения по Франции он получил случайно, подменял заболевшего офицера. Кстати, адмирал, я правильно понял, что Второе бюро получило имена русских агентов от нас?
   Второй человек в Intelligence Service, так уж получилось, имел право задавать вопросы начальнику. Сорокадвухлетний выходец из высших аристократических кругов, Мензис вел собственные игры, об этом Синклер знал.
   Людям посторонним Стюарт представлялся человеком замкнутым, интересующимся лишь своим лейб-гвардейским конным полком и "Боуфортским охотничьим обществом", о его истинных качествах, в том числе, о том, что этот надменный аристократ является блестящим офицером разведки, знал только узкий круг избранных. В политике он ориентировался не хуже шефа. Происхождение не только позволяло, но и обязывало - сын фрейлины королевы Марии, чьим отцом по слухам являлся не муж леди Холфорд, сановный вельможа, но принц Уэльский, ставший позже королем Эдуардом VII, являлся ключевой фигурой в тесном сплетении высших кругов тори, двора, Сити и государственной службы. Мензис прошел мировую войну, участвовал в боях у Ипра и без каких-либо симпатий относился к немцам, положившим в могилы всю его группу из Итона. В разведке он служил с 1915, начинал при штабе главнокомандующего во Франции; прекрасно знал русских представителей братьев Игнатьевых и военного агента, тогда поручика Гумилева, еще не перешедшего в Жандармский корпус, это адмирал помнил точно.
   Отвечать на вопрос директор не хотел. Но и промолчать не мог, не стоило наводить заместителя на мысли, начав копать, тот способен пройти по следу запутанному даже службой безопасности Shell, чей бюджет сопоставим с финансированием всей английской разведки.
   - Нам нужен "крот" - подытожил Синклер. Нужен срочно, вы же знаете, старина, какое значение имеют шифры Foreign Office. Особенно сейчас, когда в Европе пахнет войной. Нельзя упускать ни одной возможности. Да и ослабить влияние русских не помешает никогда.
   Он помолчал, и веско добавил:
   - И нигде... Что до Барту, не стоит придавать значение сплетням. Тем более даже Сюрте этим делом не занимается. Есть еще что-то срочное?
   - Пока нет, сэр - задумчиво ответил заместитель. Мы свяжемся с Савинковым, и попробуем узнать подробности дела Сталь-Мартена во Втором бюро.

***

   15.12.1932. Голландия, Амстердам. Региональный центр Intelligence Service.
   Савинков нашелся в Кельне, что с точки зрения Мензиса выглядело удачей. Заместитель директора хотел получить результат лично и срочно, потому доверять искать Юзика берлинскому представителю Службы он не стал. Майор Далтон, резидент в Голландии, кроме опыта имел еще одно незаменимое качество - он был "человеком Стюарта". Главного русского террориста резидент знал с середины двадцатых, связаться помогли подстегнутые шифровкой с берегов Темзы коллеги в Германии, причин отказать в просьбе британской разведки о встрече в Амстердаме у Савинкова не существовало.
   Перед приходом бывшего эсера Далтон перечитал шифровку и как в первый раз пожал плечами. Дело и впрямь выглядело загадкой, никаких объяснений активности русских он не видел. Разговор он собирался провести в здании Центра, дом принадлежал "Continental Trading Company" - солидная фирма, ничего подозрительного в визите русского эмигранта.
   Вдохновитель современного русского терроризма пришел вовремя. Уселся в кресло, согласился на неизменный чай, и после обычных вежливых слов о погоде Далтон перешел к делу:
   - Борис, нам нужен ваш человек.
   - Который?
   - Юзик - назвал британец, раскуривая папиросу, и уточнил: Григулявичус. Член Боевой группы, уж не знаю, каким именем его теперь величают.
   Савинков задумался. Отказывать резиденту британской разведки не хотелось. Долгое время Intelligence Service была единственным союзником и источником денег. Сейчас боевку чаще финансировали немцы, венгры и частные компании, но порывать с Лондоном он не собирался. Проблема заключалась в том, что искомый Юзик входил в "отданную" им начальнику службы безопасности Shell группу Инженера, готовящую неизвестную даже командиру Боевой группы РСДП операцию. Борис сомневался, что Хилл одобрит встречу боевика группы с британской разведкой во время подготовки к акции, поэтому ответил уклончиво:
   - Это сложно, Хью. Парень живет нелегально, и он не в Голландии.
   - Я знаю - согласился Далтон. Он во Франции, не так ли?
   - Возможно.
   - Борис - улыбнувшись, произнес резидент. Я знаю, что в Париже за Григулявичусом охотятся русские. Жандармский полковник Гумилев и филеры из Санкт-Петербурга. Они горят желанием пообщаться с вашим мальчиком. Случаем, не расскажете мне, что в нем настолько заинтересовало Корпус?
   Савинков оторопел. О таком он слышал впервые, даже за ним, участником убийств высших сановников империи и двух Великих князей, командиром партизанских отрядов открыто воевавших с правительством четыре года, не устраивали охоты за рубежом. Следили, да, но не более. Слова англичанина удивляли.
   - Это точно? - переспросил он. Именно за Юзиком?
   - Абсолютно. Вы что, не знали?
   - Нет - террорист решил не увиливать. Группа Мельникова тут явно была ни при чем, ловили лично Григулявичуса.
   "Что же он натворил в России? - удивился про себя Борис. Или все же, ищут выход на операцию Хилла? В любом случае, Инженера надо предупредить. А британцам отвечать исходя из его соображений".
   - Хью, Юзик на нелегальном положении - спокойно ответил он. Не знаю, по какому паспорту живет, он на связи у парижан. Я свяжусь сегодня же, как только найдут, сразу вызову сюда.
   - Не сюда - поправил Далтон. В Роттердам, я встречусь с ним там. И Борис, не стоит затягивать. Юзик нужен Службе. Мы хотим знать, чем он интересен жандармам.
  

ЧАСТЬ II.

  
   17.12.1932. Франция, Париж.
   Стекло он уронил. На секунду замер, ожидая грохота, не дождавшись, посмотрел под ноги и облегченно вздохнул. Устилавшие пол чердака опилки смягчили удар, и звук получился глухим, чуть слышным.
   "Успокойся - мысленно приказал себе Юзик. Никто тебя не слышит, шпики даже не в подъезде, переведи дух - и вперед. По крышам. Как в детстве, ты же помнишь, как лазил с ребятами по крышам?"
   Окно выходящее на крышу было заколочено, пришлось отковырять штапики ключом от теперь уже, похоже, бывшей, квартиры, достать стекло. Переведя дух, Юозас осторожно вылез в получившийся проем, осмотрелся, и осторожно, стараясь не поскользнуться, направился к крыше соседнего дома.
   Спокойная жизнь кончилась полчаса назад, когда, подходя к дому, он заметил за собой слежку. Неспешно войдя в подъезд, Григулявичус закрыв за собою дверь, рванул бегом по лестнице, выскочил на чердак и припал к окну. И убедился, что не ошибся. Выхваченный взглядом из проходящей толпы шпик, очевидно, знал об отсутствии в доме черного хода, и доведя объект до места проживания расслабился. К подъезду, само собой, не лез, но и укрываться особо не стал - отошел к каштану с облетевшими листьями, и поглядывая для порядка на дом в котором скрылся поднадзорный, стал что-то записывать в книжечку.
   Что он пишет, подпольщик догадывался. Несмотря на молодость, Юзик знал, что в таких вот книжках филеры вели постоянный учет перемещений и встреч наблюдаемых.
   К стоящему сыщику тем временем подошел еще один, о чем-то коротко переговорил, после чего пара разошлась. Первый направился обратно по дю Кокдор, второй же, уверенной походкой местного обитателя зашел под арку дома напротив.
   "Ждет - понял Юозас. Черт, действительно придется по крышам".
   Дома в квартале стояли тесно, прыгать не пришлось. Спустившись по пожарной лестнице через пять домов от своего, человек с паспортом на имя Мартина Антуана неторопливо вышел из маленького дворика. Украдкой, но, несмотря на то, внимательно, огляделся, и растворился в парижских улицах. Через четыре часа ныряний в переулки и внимательного изучения отражений в витринах, исколесив, казалось, пол Парижа и убедившись в отсутствии слежки, он набрал вызубренный номер телефона и назвал пароль. Звонил в квартиру на улице Трюффо. Явка, названная Инженером на крайний случай, пригодилась.

***

   17.12.1932. Франция, Париж.
   За прошедшие дни Гумилев успел встретиться со старыми знакомыми из журналистов, договорился насчет нескольких пророссийских статей, что оказалось совсем не трудно. Без новых данных следствия, о деле Сталь писать было нечего, Сюрте и Второе бюро информации не давали, и газеты возвращались от сенсаций к привычной рутине. Два часа назад, услышав, что подпольщика наконец зацепили, он примчался в агентство не скрываясь от слежки. Отрываться придет черед позже, после захвата боевика. Авто обещанное Шмырко стояло у черного хода, за руль сядет Манго, в Гавре придется лезть на удачу. Взяв трубку зазвонившего телефона, переданную сыщиком и услышав сердитый голос филера, оповещающий о фиаско, он чуть прикрыл глаза, выдохнул, и приказал:
   - Приезжайте сюда.
   Обернулся к комиссару, и сообщил:
   - Упустили.
   Уже торжествующий француз - а он имел основания ликовать, найти в Париже за неделю человека, имея только фотокарточку, сможет не всякий, хлопнул ладонями по столу:
   - Как упустили?
   - Не знаю как - вздохнул Николай Степанович, опускаясь в кресло. Приедет - выясним. У вас никаких сбоев не было?
   - У нас порядок - сокрушено заявил Манго. Был. Всплыл он на дю Кокдор, мои люди обходили доходные дома, опознала по фото консьержка. Тут же вызвали вашу наружку, передали наблюдение. Они повели его по улице, мои снялись и вернулись в агентство.
   Полчаса спустя в кабинет вошел филер Разведчасти.
   - Что произошло? - тут же задал вопрос контрразведчик. Слушая недолгий отчет, Гумилев вспомнил, как в самом начале жандармской карьеры, в Москве, вот так же, вместе с начальником "Летучего отряда" выслушивал от агента обыденное "скрылся от наблюдения". Тогда главный филер, наследник легендарного Медникова, ничуть не стесняясь присутствия ротмистра из столицы, сгреб рукой физиономию подчиненного и невозмутимо отпустил зуботычину. У стоявшего напротив понурого Короткова, Гумилева на мгновенье ощутимо зачесались руки воспользоваться тем же методом, из-за ошибки наружников вся предыдущая подготовка летела псу под хвост. Впрочем, приступ злости быстро прошел, да и не в стиле полковника этакие воспитательные способы были.
   - Где старший? - поинтересовался он дослушав.
   - Квартиру втихую осматривает. Может, следок какой отыщется.
   Глава агентства согласно кивнул. Николай Степанович тоже продолжать не стал, действие логичное и первоочередное, чего уж тут.
   "Черти разведочные - с бессильной яростью подумал он. Подсунули молодняк, абы лбы поздоровее, что вот с них спросишь? Опытный наблюдатель точно бы крышу не проморгал, старый ведь трюк - снять квартиру без черного хода, чтобы слежка на парадном сосредоточилась, а отступление иными путями себе обеспечить".
   Он осознавал, что рассуждения эти лишены смысла. Филеры Охранного, даже самые артистичные и наблюдательные мастера своего дела, оставались совершенно неинтеллигентными, часто малограмотными выходцами из унтер-офицеров, умело растворяющимися в простонародье, но совсем негодными для работы в Париже. В Разведчасть отбирали более образованных, городских, часто из детей обедневших служащих или даже мелких чиновников.
   - Пусть доложит, как закончит - вздохнув, приказал он агенту. И активизируйте работу, раз упустили! Отрабатывайте вокзалы, в первую очередь. Комиссар - он обернулся к Манго, но тот, поняв, уже снимал трубку телефона. Русский был прав, вокзалы сейчас первое дело.

***

   17.12.1932. Франция, Париж, улице Трюффо.
   Мельников появился на конспиративной квартире спустя час после Юзика.
   - Как они тебя нашли? - первым делом поинтересовался он. И кто?
   - Не знаю - Григулявичус успел успокоиться, и обдумать ситуацию. Я выходил на связь с парижским бюро Объединенки, как только приехал. Потом с Павлом Николаевичем, и с тобой. Жил сначала в гостинице "Наполеон", на авеню Фридленд, бывал у Лопато и еще в Высшей школе социальных наук, насчет учебы, там занятия начинаются в январе. Больше нигде не светился. Может, охранка французам розыск на меня послала? Но я по паспорту Антуана с Варшавы жил, своим именем только в нашем бюро представлялся. Оттуда меня вести не могли, я же после встречи с тобой на улицу дю Кокдор переехал, до сегодняшнего дня слежки не было.
   - Или не заметил - раздраженно бросил боевик. И обернулся к сидящему на диване съемщику явки:
   - Сюда его вели?
   - Нет - ответил Горев. Ты же знаешь, у нас тут система налажена. Кто приходит, за хвостом присматриваем. За ним не шли, сбросил. Или померещилось.
   - Точно не померещилось - обиделся молодой подпольщик.
   - Помолчи - Инженер напряженно обдумывал положение. С утра пришло подтверждение от Хилла. Операция началась, группа переходила на новые документы, сворачивала все связи и уезжала в Марсель, на заранее подготовленные квартиры. Работы предстояло много, новых людей набирать поздно, задерживаться нельзя, до прибытия шаха осталась неделя. Получил он и записку от Савинкова. Борис предупреждал о непонятной охоте жандармов на сидящего сейчас перед Мельниковым боевика и о требовании английской разведки организовать с ним встречу. Старший товарищ на всякий случай передал способ связи в Роттердаме, но решение оставил за тезкой.
   Инженер чуял опасность. Логики в сообщении о гоняющихся по Парижу за мальчишкой-марксистом, пусть даже хлопнувшим невзначай подполковника (невелик чин, и генералов убивали!) "охранниках" не просматривалось. Потому он спросил прямо:
   - Юзик, на кой черт ты жандармам?
   - Как, то есть? - опешил тот. Я же Никишова...
   - Плевать на Никишова - раздельно процедил главарь. Из-за его трупа сюда никого посылать не стали бы, а по твою душу, целый полковник прикатил, и непростой полковник!
   - Кто? - вмешался хозяин явки.
   - Гумилев.
   - Ого! Я его знаю, Рейснер показывала в двадцать втором, в Москве - сказал Горев, и одновременно изумленный Юозас выпалил:
   - Поэт?
   Борис перевел взгляд с одного боевика на другого, и ответил обоим сразу:
   - Он самый. Посмотрел на Григулявичуса, и задал вопрос задушевно, но тоном, исключающим недомолвки:
   - Что ты скрыл от партии, парень?
   Молодой подпольщик похлопал глазами, и ответил, несмотря на психологический подход, ожидаемо:
   - Ничего. Товарищ Инженер, я как было рассказывал.
   Отвечая, Юозас судорожно прикидывал, стоит ли открываться нынешнему командиру. Зачем его ищут, он, разумеется, знал, но вот нужно ли знать это Мельникову, это был вопрос... поразмыслив, он решил что темнить смысла не имеет, и добавил:
   - Может, из-за бумаг?
   - Каких бумаг? - насторожился собеседник.
   - У Никишова документы были при себе, жандармские. Я их сунул подальше, не при себе же таскать. Может, их так и не нашли?
   - Ты имеешь в виду, кроме удостоверения? - уразумел бомбист. М-мать, "жандармские документы" - передразнил он. Уточняй в следующий раз, молчун чертов! Тебя же никто не поймет, когда ты по слову в час цедишь, как на допросе.
   Суть он уловил сразу, Григулявичуса искали не в связи с акцией. Парень в Питере утащил с трупа что-то важное, убитый подполковник служил при штабе Корпуса, нешуточный чин, доступ мог иметь невообразимый. Из-за некоторых бумажек, Мельников знал это прекрасно, не только дружественный Париж, жандармы и Лондон перевернуть не задумаются, да и любой на их месте тоже. Беглец из России, видимо, действительно ничего не скрывал. Но те, кто расспрашивал щенка-чухонца по приезде, услышав про жандармские документы, поняли так, что речь о служебном удостоверении, уточнять не стали, да и что тут заслуживающего внимания?
   "Засветился он изначально в Парижском бюро "Объединенки", это наверняка - лихорадочно соображал Борис. За ними следят, да и провокаторы там могут быть. Слежки раньше не было, тут он не ошибается, я сам проверял его хвост перед прошлой встречей. Про нас тогда, Охранка не знает, так? Скорее всего".
   Однако для группы Юзик становился угрозой. Брать на экс человека, за которым идет охота русской, а вполне возможно, и французской полиции - совершенно ненужный риск.
   "Убрать? - мелькнула шалая мысль. Вздор, зачем? Парень свой, кровью проверен и ей же повязан, да и не дурак, хоть и путаник, как выяснилось. А экс не последний, еще пригодится. Деталей операции он не знает, остальных моих ребят тоже, никто его не посвящал, да с ним до сегодняшнего дня и не виделся никто. Я же все равно меняю паспорт, одежду, даже внешность - подвел итог террорист. Ничего особенного мальчишка разболтать просто не сможет, даже если вдруг попадется. Но лучше не попадаться, лучше пусть расскажет британцам, вдруг тем удастся вытащить отсюда полезное зернышко, глядишь, жандармам свинью подложить выйдет, все польза".
   Англичан он не опасался. Невозможность разболтать что-либо существенное о планах группы относилась и к ним, а после проведенной акции его и Хилла "акции" в Intelligence Service вырастут настолько, что опасаться удара с этой стороны не придется. Или, если брать обратный вариант - возникшее желание убрать единственного человека, знающего заказчика, то разницы все равно никакой. Придя к заключению, он приказал Гореву:
   - Оставь нас. Дождался, пока хозяин квартиры выйдет, и обернулся к Григулявичусу:
   - Юзик, слушай сюда. Тебя гонят псы натасканные. По твоему следу, могут и нас зацепить невзначай, согласен? Так вот - не дожидаясь ответа, продолжал Мельников, - в этот раз ты на экс не идешь, а из Парижа надо срочно убираться. Но дело для тебя есть, тебя будут ждать в Роттердаме, это Голландия. Вот деньги, мало, но на дорогу хватит. Встретишься с человеком, он из иностранцев, сочувствующий. Много партии помогает, в эмиграции сам теперь знаешь, без помощи местных плохо приходится. Расскажешь ему все про бумаги Никишова, запоминай пароль и место.
   Убедившись, что парень запомнил адрес и условную фразу, Борис продолжил:
   - Потом выбирайся в Германию, там жандармы себя не настолько вольготно чувствуют. В Гамбург, там возле порта найдешь бюро партии, они открыто расположились, свяжешься с ними, там будут ждать. О нашей группе никому ни слова, даже своим.
   - Слушай, Инженер!
   - Да знаю, знаю, ты конспирации обучен. Но напомнить не лишнее, не обижайся. В Париже на поезд тебе садиться нельзя, вокзалы под наблюдение элементарно ставятся. Такси тоже брать не стоит, выбирайся в Сен Дени, оттуда в Амьен, там уже на поезд сядешь. Медведь! - крикнул он, обернувшись. Проводи его, заодно от слежки проверитесь вместе.
   - Докуда проводить? - уточнил Горев, возвращаясь в комнату.
   - Докуда сможешь, но до Сен Дени минимум. Потом сюда, и по плану.
   - Начинаем? - не сдержался бомбист.
   Мельников бешено взглянул на него, но тут же отыграл ситуацию:
   - Нет, меняем квартиру, экс пока отложим - он вновь обернулся к Григулявичусу, хлопнул его по плечу:
   - Бывай, товарищ Юзик. Не вешай нос, в следующий раз повоюем вместе. Может даже, и в самой России!
   Проводив товарищей, Борис прошелся по квартире, проверяя не оставил ли свих вещей, и сдвинув на бровь франтоватое кепи, вышел в туман Парижа. Горев, вернувшись, свернет явку и уедет. Савинкову нужно послать ответ по поводу Роттердама, пусть обрадует англичан. Это будет последняя связь с подпольем до конца операции, Хиллу подтверждающий сигнал он отправил до прихода сюда.

***

   19.12.1932. Нидерланды, Роттердам.
   Далтон спокойно изучал сидящего в кресле террориста. Парнишка выглядел прилично: вычищенные ботинки, костюм, подобранный в тон галстук, короткая щеточка усов на чуть полноватом лице, аккуратная стрижка, недурной французский.
   "На русского не похож совсем, скорее на латиноамериканца - отметил резидент. И на революционера не очень смахивает, нет в нем этой их экзальтированности, порыва какого-то. Этот спокойнее, вежлив, старается говорить уверенно".
   Выдержав паузу, Хью начал задавать вопросы. И после первых же ответов ошалел совершенно.
   "Мензис, старина - подумал майор. Ты попал в центр мишени с первого выстрела".
   Григулявичус излагал, что при убийстве жандармского чина достал из кармана его пальто два небольших листка бумаги, с русскими буквами "Л" и "К" в левом верхнем углу, что, как известно любому стажеру Службы, означает "совершенно секретно, вскрыть только лично". И коротким текстом на английском языке. Из слов сидящего перед Далтоном боевика выходило, что первый листок представлял собой записку, в которой некто подписавшийся "Арно" указывал реквизиты для перевода денег в Швейцарию на какие-то непредвиденные расходы, Юзик по слабому знанию английского не мог сказать, на какие именно. Второй документ был обычным, хотя и абсолютно секретным, разумеется, отчетом о переводе денег от частного лица, в роли которого по фальшивому паспорту видимо, выступал убитый, другому частному лицу. В принципе, ничего особенного, эмоции вызвало упоминание всего двух слов. В отчете, написанном, видимо, убитым, получатель денег именовался без клички. Просто, "Foreign Office".
   "Курьер - сообразил британец. Нашему "кроту" понадобились деньги, в Швейцарии, на нечто срочное. И русские перевели от имени подставного лица на номерной счет, или может, прямо в оплату каких-то расходов. Тот, кто переводил, в псевдонимах не нуждался, сами данные адресата секрет куда больший, так что написал как, наверное, привык - по месту источника".
   О поисках предателя в Foreign Office резидент в Голландии, разумеется, знал. И теперь понимал, почему этого Юзика русские ищут, не считаясь с возможностью дипломатического скандала. Еще бы! В Петербурге не могли рассчитывать на плохое знание иностранных языков и недостаток времени для запоминания текста, а попади документы в руки MI-5, и арест изменника станет делом дней, если не часов.
   - Где сейчас эти бумаги? - поинтересовался Хью у подпольщика.
   Тот с любопытством посмотрел на англичанина, и внезапно спросил:
   - Я разговариваю с британцем, не так ли?
   - В общем, да - согласился резидент. Вас это смущает?
   - Наоборот. Мы могли бы заключить джентльменское соглашение?
   - Безусловно - кивнул Далтон. А о чем?
   Собеседник замолчал. Помогать резидент не собирался, его ситуация скорее забавляла.
   "Интересно, сколько попросит? - лениво прикинул Хью. Ишь, душевные муки по лицу бегают. И продешевить боится, и цену заломить не хочет, а то ведь выкину его вместе с его россказнями, да еще Савинкову отпишу. Что тогда делать станешь а?"
   Боевика беспокоило другое:
   - Сэр, меня разыскивают даже за границей, наверное, из-за этих важных документов, как вы думаете?
   - Возможно.
   - Вы не могли бы сделать так, чтобы русские узнали, что бумаги я отдал? Иначе жандармы от меня не отстанут.
   - Боюсь, что нет - удивился разведчик. Как вы себе это представляете, собственно?
   - Так ведь сэр, я беспокоюсь не только за себя - чуть развел руками Юозас. Если я попаду в Охранку, а это страшные люди, поверьте мне, то долго молчать я не смогу. И вероятно, документы окажутся у них раньше, чем до них доберутся ваши люди, уж в таком месте они спрятаны неудобном.
   - Спрятаны? - переспросил майор, не обращая внимания на остальное. Вы друг мой, хотите сказать, что вы спрятали документы, в месте, где их не найдут и они не испортятся, я правильно понял?
   - Да сэр.
   - Где? - все так же спокойно спросил британец, как будто не слышал предыдущего намека. Гость Далтону скорее нравился, резидент даже начал подумывать о вербовке, парнишка выглядел умным, теракт за плечами, Савинков взял его к себе - неплохая рекомендация, шеф Боевой группы редко ошибается в людях, такой агент может пригодиться. Но Хью в принципе не собирался поддаваться на шантаж, и мальчишку следовало поставить на место с самого начала. Тем более, если все же доведется работать с ним дальше.
   Григулявичус молча посмотрел на майора. Молчал он минуты две, убедившись, что паузу сидящий напротив человек будет держать, сколько понадобится, он снова заговорил, без слов признав поражение:
   - Я взял бумаги, сунул в карман. Собирался отдать в ячейку, мало ли, вдруг что важное? Дома зашил документы в пальто, в ватную подкладку, там бумага не прощупывается при неглубоком досмотре. Понимаете, я ведь жил на квартире у товарища, ему об акции не сказал, никаких тайников не имел, да и уехать собирался на следующий день. Билет на поезд я купил заранее, мне его предъявлять надо было, я под надзором состоял. Менять не стал, подозрительно. И на следующий день, вечером, когда я уже выходить на вокзал собрался, на квартиру жандармы вломились, забрали меня и хозяина, он тоже из наших. Облава по делу Никишова как раз была, всех левых в Петербурге гребли. Привезли на Литейный, там сразу и городское управление, и главный штаб Корпуса, только подъезды разные. В городском как я слышал, все камеры уже забиты были, даже в коридоре вдоль стены стояли, под присмотром. Нас тогда перегнали в соседний подъезд, это штаб ОКЖ. Там камер то ли вообще нет, то ли свободных не было, не знаю, а только выстроили нас тоже в коридоре, лицом к стене, прямо на первом этаже от караулки и дальше. Ну, а сзади жандармы прохаживались, чуть шелохнешься - сапогом...
   Ну, вот я тогда и подумал, что тут шутки кончились, тут не то что пальто, тут всего по ниточке вывернут. А бумаги - верная петля считайте.
   - Спрятал-то куда? - все так же невозмутимо, даже с некоторой ленцой, поинтересовался британец. Или вообще документов не было?
   - Да были. А спрятал просто - там, в коридоре, пожарный ящик висит. Красный, он один там такой, ну, шланг в нем вроде бы, еще чего-то. Он сверху на петлях, а низом к стене прижат, щель меж стеной и ящиком тонюсенькая совсем, на пару листов как раз. Я пока очереди на допрос ждал, подклад расковырял, и документы за этот ящик сунул. Два листа, бумага мелованная. Сверху в щель от петель спокойно прошли, а нижний угол к стене прирос уж поди, сколько лет небось висит. Вот. Там бумаги и застряли. Ящик пыльный весь, кто за него полезет? Снимать его не должны, если не пожар, сколько угодно там лежать будут. Но меня тогда это мало волновало, больше, чтобы при мне не нашли, и покуда я там - мои отпечатки пальцев у жандармов с тюрьмы имеются. Вот и все.
   - И как, скажите на милость, мы из жандармского штаба должны документ достать? - удивленно поинтересовался Далтон. Он и впрямь был озадачен. Рассказ звучал правдоподобно, парня он явно дожал, хотел бы тот поиграть дальше - попробовал встать и уйти, или продолжил словами жонглировать. Но нет, остался, рассказал. Взбрыкнет еще раз наверняка - попозже, когда уверенность вернется, но это пускай. Только вот рассказ его пусть и на правду похож, да ни к чему выходит. Как на глазах у офицеров штаба ОКЖ достать секретные документы из-за ящика в коридоре, в каковой, собственно, далеко не всякий вообще попасть способен, он не представлял.
   Юзик, однако, продемонстрировал редкое самообладание, и в ответ на вопрос заявил совершенно хладнокровно:
   - Нам достать будет трудно. А вот жандармам в момент, стоит только лишь место указать.
   - Кто же его, кроме нас с вами, укажет? - безмятежно улыбнулся резидент.
   Юозас восхищался британцем. Тот встречал все попытки давления не просто невозмутимо, но, пропуская мимо ушей намеки - и намеки увесистые, Григулявичус знал это - с совершенно непробиваемой снисходительностью. Вариант развернуться и уйти беглец отбросил, оставалось идти на обострение:
   - В вас я не сомневаюсь - попытавшись скопировать сдержанную улыбку, ответил он, вздохнул, и предложил:
   - Давайте начистоту, сэр? - дождался разрешающего кивка, и продолжил:
   - У меня паспорт, с которым я жил в Париже. Готов держать пари, это имя русские уже знают. Дальше смотрите сами: я предъявлял его на границе, и - тут он поднял глаза и посмотрел в лицо британцу - зарегистрировался по нему сегодня в отеле. Мне нужны новые документы и билет на пароход до Аргентины. Больше ничего, там я смогу затеряться. Если мы не придем к согласию, мне проще пойти от вас к русскому консулу, в Роттердаме есть, я узнавал. Сдаться, и рассчитывать, что за явку с повинной мне заменят петлю каторгой и снизят срок. Или вернуться в отель и ждать филеров, но тогда даже этой надежды не останется. Убирать меня... - тут он замялся.
   "Сейчас расскажет, что оставил кому-то письмо с описанием тайника - догадался Хью. Банально и неправда. Никому из своих ты предложить отправить послание жандармам не мог, они ж революционеры, нонсенс. А других доверенных у тебя нет. Если и водились в Париже, то про значительность похищенных документов ты от меня узнал, максимум от своих командиров перед выездом. Да если бы и правда, бесполезно. Профессионалы на такие трюки не покупаются, или мы достанем бумажки, или нам их все равно не жаль".
   Эмигрант, однако, врать не стал:
   - Убирать меня прямо тут вы, надеюсь, не станете.
   "Это он прав - меланхолично подумал Далтон. И тут, и вообще, наверное, не стану. Дешевле купить билет, чем возится с трупом, тем более, если привлекать специалистов. Интересно, он это просчитал, или уповает на везение? Если первое - мальчишка умен, может выйти неплохой агент. Но как он старается меня прижать, а? Впрочем, спесь следует сбить, самоуверенность не всегда к месту".
   Резидент не мог определиться, что делать с полученной информацией и нахальным боевиком. Лучшим вариантом он посчитал запросить инструкций, но Григулявичуса в таком случае, надо держать на поводке, на случай дополнительных к нему вопросов.
   - Насчет регистрации в отеле, это вы, полагаю, подтруниваете надо мной, старина - заметил майор. Не могу допустить, что такой опытный конспиратор и так подставился. Но с границей вы правы, а с Аргентиной придется обождать. Я должен проверить ваши слова, согласны? Поселитесь в Спангене, это недорогой квартал на окраине. Документов там не спрашивают, деньги берут вперед. Вот адрес и немного местных денег - он черкнул пару строк на вырванном из блокнота листке, и передал Юзику. Русские могут здесь гораздо меньше, чем во Франции, а кроме них вас никто не ищет, надеюсь?
   Против ожидания, террорист ответил туманно:
   - Пока, наверное, нет.
   - Что значит, пока?
   - В Париже я входил в группу Инженера, из нашей боевки. Мы готовили акцию в Марселе - пояснил Юозас. Но еще не исполнили, а меня охранка выследила, отправили к вам.
   "Надеюсь, хотя бы в Лондоне этот тип ничего не готовил - хмыкнул про себя Далтон, когда за русским закрылась дверь. О Марселе стоит упомянуть в отчете, Инженер фигура серьезная. А еще лучше, переговорить с Мензисом лично, отсюда рукой подать, а дело, пожалуй, того стоит, "Крота" поднесенного на блюдечке на Острове оценят высоко".

***

   20.12.1932. Великобритания, Лондон, Бродвей 54. Штаб-квартира Intelligence Service.
   В Лондон он выехал в тот же день, на следующий уже сидел в кресле напротив Мензиса, в его кабинете. Прочитав отчет и выслушав резидента в Голландии, Стюарт направился к директору Службы. Далтона отпустил, майору найдется, чем заняться в столице, а как ему действовать дальше пока не ясно.
   Синклер на известие о документах, ведущих к "кроту" реагировал ожидаемо, воистину удача, в штабе Корпуса служит Квадрат, если конечно, он сможет достать бумаги без риска.
   - Это не может быть игрой? - уточнил на всякий случай адмирал. Провокацией, русские на них мастера.
   - Не думаю - спокойно ответил заместитель. Григулявичуса мы нашли сами, выдернули из под носа у жандармов. В Париже его ищут до сих пор, в прошлый раз он ушел только потому, что следили филеры из России, французы бы его не выпустили. А смена сыщиков из агентства на русских укладывается в логику происходящего. Допускать его попадание в Сюрте или Второе бюро русские не хотят, начни Юзик там "петь", и придется в лучшем случае делить агента с Парижем. А то и потерять, о коррумпированности французской полиции не слышал только ленивый.
   - Ну что ж, связывайтесь с Квадратом - согласился шеф Intelligence Service. Пусть посмотрит, что можно сделать, может, доступ к тайнику возможен не только для него.
   Стюарт доложил директору не обо всем. В отчете Далтона его заинтересовала и другая деталь, упоминание готовящегося теракта в Марселе. Переговоры Пехлеви и главы Англо-персидской нефтяной компании. В газетах подробностей не сообщали, но Мензис помнил, что Барту и лорд Инверфорс встречают шаха именно в Марселе. Синклер назвал информацию о покушении сплетнями, и углубляться в тему не стал, недавнее разоблачение русских шпионов во Франции инспирировано компанией Shell с подачи адмирала, и аргументы в пользу этого шага заместителю директора вескими не показались. Об интригах вокруг нефтяных трестов Мензис знал не хуже начальника, как и о необъяснимом нежелании немцев идти на уступки Парижу и Петербургу даже под угрозой агрессии. Связи между Хиллом и Савинковым, Шлейхером и Детердингом, желание последнего прибрать к рукам персидскую нефть и ненависть к Российской империи, секрета тоже не представляли. Поэтому выводы из имеющихся данных Стюарт сделал точно такие же, что и адмирал несколькими днями раньше. Различие, тем не менее, имелось, и немаловажное. В отличие от шефа, он, выходец из придворных кругов, был заинтересован в первенстве именно Англо-персидской компании. А потому предпочел заняться делом лично. Впрочем, лично, не означает в одиночку, для этого вопрос чересчур обширен, им заинтересуются и другие.
   "Нет ничего такого, что не могло бы быть решено в течение часа за бокалом шерри в Уайтс-клубе - вспомнил Стюарт старую поговорку. Инверфорсу будет полезно услышать, что ему приготовили".

***

   20.12.1932. Великобритания, Лондон, Уайтс-клуб.
   Джентльмены, собравшиеся к ужину за одним из столов клуба, ничьего внимания не привлекали. Лидер парламентской оппозиции, два заместителя руководителей ведомств - открытого и негласного, имеющих отношение к внешней политике, председатель правления казенного нефтяного синдиката... "Уайтс" сводил за одним столом гораздо более разношерстные компании. Ужинавших объединяло многое, но сегодня их собрали новости Мензиса. Сидящие за столом как лично, так и представляемые ими круги, были заинтересованы в Англо-персидской нефтяной компании. Впрочем, не только, истеблишмент привык мыслить широкими категориями.
   К делу перешли в курительной комнате. В просторном кабинете с темными, задернутыми гардинами и дубовой отделкой, сбоку от глубоких кожаных кресел стояли шкафы с сигарами и стеллажи с винами. Атмосфера призванная умиротворять, но сегодня на присутствующих она не действовала Начал Иден. Заместитель министра иностранных дел играл ведущую роль в разрешении кризиса, связанного с расторжением договора концессии Реза-шахом и изложенное Стюартом его встревожило. Сэр Энтони имел на то веские причины: значительная часть его личных капиталовложений была связана с "Англо-персидской". В политические методы на внешней арене он не верил давно, крушением дипломатии считал неспособность предотвратить трагедию 1914 года, клеймом своего поколения - убийство в Сараево и все, что за этим последовало. Оглядываясь на дипломатию и политику Антанты в решающие недели, он ощущал ответственность за постоянное отставание. Всегда отставание, фатальное отставание, эта мысль не отпускала Идена с того самого августа. С приходом к власти в германии Шлейхера, ощущение усилилось.
   - После войны их экономическое положение было кошмарным! - продолжил он начатый за десертом спич, когда собравшиеся джентльмены переместились в курительную. Репарации, оккупация, ограничения на промышленность... Даже спустя полтора десятка лет в Германии больше семи миллионов безработных. Чем может стать страна в подобных обстоятельствах? Только страной недовольных. Там недовольны все - от канцлера до нищего! Впрочем, основу националистического движения составляют бюргеры, мелкие лавочники и заводские рабочие, по ним кризисы ударили сильнее. Но и хозяева крупнейших трестов идей националистов не чураются! Тиссен, из Стального треста выделил Шлейхеру сто тысяч золотых марок, колоссальные деньги. Добавьте помощь некоторых иностранных фирм, в том числе и британских. И в первую очередь Shell.
   - Детердинга интересует немецкий рынок - кивнул Мензис. Сейчас в Германии продают нефтепродукты русские, и немного американцы из "Standard Oil".
   - Не только это - махнул рукой лорд Инверфорс. У сэра Генри ныне два увлечения - секретарша-немка и Шлейхер, он стал его ярым сторонником, знаете ли. Его ненависть к русским и навязчивая идея англо-германской дружбы в качестве противовеса Петербургу, разумеется, хорошо известны. Но Детердинг лишен политической гибкости, а Shell контролируется именно и только им, он может принять любое решение, даже не поставив в известность совет директоров.
   - Поведение Детердинга становится все более сумасбродным - согласился разведчик. А решения все более непродуманными, мания величия плохой советчик.
   - И в результате, Шлейхер выигрывает - процедил Иден.
   - Да, Энтони. Немцы с легкостью поверили, что агенты русских устроили взрыв памятника Фридриху Великому в центре Берлина, а социал-демократы им в этом прискорбном деянии помогали - пожал плечами Мензис. Националисты объединились для выборов в "черно-бело-красный боевой фронт". Во главе списка Шлейхер, Гугенберг и Папен, дело сделано.
   - Могут ли Петербург или Париж ли поставить под сомнение выборы? - осведомился Инверфорс.
   - Бесполезно - ответил дипломат. Участие населения около девяноста процентов, очень высокий показатель. Тут, кстати, сыграла свою роль не только внутренняя заинтересованность, но и внешнее давление, в немцах просыпается былая гордость и тяга к реваншу.
   - Главное все же во внутренней ситуации - не согласился Черчилль, до того молча посасывающий сигару. Высшие круги Германии в первую очередь хотят порядка. Оказаться посреди революции для них совершенно нежелательно, они это после войны уже проходили, помнят. Шлейхер гарантирует стабильность, и мы ему в этом немало помогли своими дипломатическими шагами. Впрочем, а что все-таки сэр Генри?
   - Поздравил Шлейхера - сообщил заместитель шефа Intelligence Service. Готовится прибрать к рукам немецкий нефтяной рынок.
   - И персидскую нефтедобычу, а? - улыбнулся в ответ бывший министр. Энтони ввел меня в курс дела. Не огорчайтесь старина, так было нужно.
   - О, я вполне доверяю и Энтони и вам, Уинстон - не менее дружелюбно сообщил собеседник. Тем более, вы, пожалуй, лучше всех знаете перипетии наших нефтяных дел.
   - Да - Черчилль выпустил очередное облако дыма, подобрался и жестко разъяснил:
   - Я создал Англо-персидскую компанию, я добивался особого положения для Shell после войны, и я же сейчас собираюсь вернуть Shell в лоно империи. Вы понимаете, о чем я, дружище?
   - Безусловно.
   - Так вот, Детердинг заигрался. Русский нефтепровод в Иране конечно, не нужен, но правительство вошло в Англо-персидскую компанию не для того, чтобы делать деньги, но чтобы создать независимую компанию для служения национальным интересам.
   - Мы можем надавить на Shell?
   - Уже пробовали - пожал плечами Иден. Пытались увеличить долю правительства в тресте. Но мы хотели иметь возможность назначать в совет директоров своего члена и получить право утверждать всех остальных, так, как это принято в Англо-персидской. Детердинг отказался. Он стареет, но он человек твердых взглядов, и, я боюсь, мы не можем предотвратить его, скажем так, общение, с иностранными политическими лидерами.
   - Война показала, что горючее - ключевой элемент национальной стратегии - веско изрек председатель правления Англо-персидской компании. Британская компания должна разрабатывать нефтяные запасы, находящиеся под британским контролем. Контролем нефтяного месторождения, достаточного для нужд флота.
   - Нам всегда был нужен доступ к надежным запасам нефти при разумном уровне цен - пробурчал Черчилль. Со времени перехода Адмиралтейства с угля на керосин.
   - Кроме того, сейчас мы ведем переговоры о создании нефтяного картеля, в который вошли бы мы, Standard Oil и "Российские нефтепродукты". Такой союз сможет регулировать мировые цены, а это уже политика. И тут лишние не только Детердинг и Шлейхер, но и Париж. Кабинет поддерживает готовящееся соглашение.
   - Что касается кабинета... - начал Иден.
   - Правительство поменяется - перебил его Уинстон. Народ Британии не желает возрождения Германской империи, но они не простят слабость, а кабинет готов сдать немцев Петербургу. И это в то время, когда мы еще не оправились от депрессии, а отношения с Россией на грани разрыва.
   - В прошлом году - напомнил чиновник Foreign Office, - в Оттаве, Британское содружество приняло решение о протекционизме в рамках империи. Доминионы получили льготы, сейчас они поддерживают нас как никогда. Остальные жалуются на высокие пошлины. Определенные уступки, по всей видимости, придется сделать скандинавам и Аргентине.
   - Но, разумеется, не России или Франции! - поднял палец вверх Черчилль. Торговый договор с русскими уже не действует.
   - Но Британия остается их основным экспортным рынком, до четверти продаж - заметил Инверфорс. Если канадская пшеница теперь освобождена от пошлин, то русская, а это главный предмет их экспорта, обложена пошлиной в два шиллинга за центнер. В позапрошлом году пшеница из России составляла 18 процентов ввоза, в этом - около трех.
   - Вообще, российский ввоз в Англию сократился почти наполовину - кивнул Иден. Наш импорт тоже сокращается, русские покупатели уходят к американцам и немцам. Если у них получится подмять Берлин...
   - То они будут вынуждены тратить деньги на оккупационную армию, а репараций все равно не получат - перебил его Черчилль. И вы видите не то, что нужно, друг мой. Русские сейчас закупают оборудование. Но, получив в свое распоряжение индустрию Германии, они вернутся к поставкам на немецкие заводы сырья на переработку и вывозу готовых изделий, это выгоднее постройки собственных фабрик. Тем более, рабочая сила в Германии подешевеет, а цены упадут. А это затормозит промышленное развитие самой России. В итоге, я уверен, ослабнут обе страны! В Германии наступит хаос, порождающий жажду мести. И после вывода франко-русских войск, к власти вместо Шлейхера придет куда более радикальный лидер. А мы будем требовать вывода войск с самого начала оккупации.
   - Но ограничимся нотами, не так ли? - мгновенно уловил мысль замминистра иностранных дел. Пожалуй, это даст двойной эффект. Смотрите: русские и французы будут благодарны за то, что мы не предпринимаем реальных шагов против их акции. А для Берлина мы станем единственным защитником и надеждой, любое немецкое правительство будет вынуждено апеллировать именно к нам ... занятная перспектива, Уинстон.
   - Есть и третий эффект - добавил, вновь взяв сигару, лидер оппозиции. Британии не нужна война в Европе в ближайшие десять лет, хватает дел в самой империи. Усмирив Германию и завязнув в ней, Париж и Петербург предоставят нам эти годы. Но чтобы умело ими распорядиться, нужен новый кабинет. Который не только разрешит внутренние проблемы, но и восстановит мощь армии, а главное - флота. После войны мы основательно сократили вооруженные силы, а через десять - пятнадцать лет нам, полагаю, потребуется иметь в запасе не только декларации.
   - Маршал Фош назвал Версальский мирный договор "перемирием на двадцать лет" - вспомнил Иден.
   - Любой мир - всего лишь перемирие - вставил Мензис. Вопрос в сроках и будущих коалициях.
   - Именно - выдохнул сигарный дым Черчилль. И отсрочку следует продлить. Фош великий человек, но французы легкомысленны, им свойственно ошибаться в цифрах. Версальский договор, который закрепил наш военный триумф, поселил в душах миллионов немцев чувство унижения и жажду реванша. Оккупация усилит ненависть к победителям, но из их числа выпадет Англия. И через десять - пятнадцать лет мы станем тем арбитром, который определит судьбу Европы.
   - Но для этого понадобится сила - вернул разговор к сегодняшнему дню Инверфорс. А значит, и нефть.
   Возражений его слова не вызвали. Никто лучше Черчилля не представлял того значения, которое имела нефть. Для самого существования Британии, тем более, для войны.
   - Британские работники страстно желают - медленно произнес Уинстон, чтобы компания не предпринимала ничего, что противоречило бы политике правительства Его Величества.
   - В крайнем случае, Эндрю Агню, он член совета директоров, вы все его знаете, попросит правительство уполномочить соответствующие ведомства провести расследование - сообщил Иден. С тем, чтобы Эндрю мог со своими коллегами в совете директоров компании принять соответствующие меры.
   - Это крайний случай - возразил видный член Палаты общин. Все и без того согласны с предложениями правительства о реформе управления компанией. В случае если бы, к примеру, сэр Генри вышел на пенсию.
   - Полагаю, он может принять такое решение - осторожно произнес Инверфорс. Конечно, если привести весомые аргументы в пользу такого шага.
   - Полагаю - задумчиво воспроизвел интонацию Мензис, - с учетом готовности Совета директоров Shell к поддержке расследования, такого рода аргументы могли бы появиться и без действительного проведения такового. Несколько позже. Но весьма убедительные.
   - Просто имейте это в виду, Стюарт - дружелюбно кивнул глава парламентской оппозиции. В случае появления подобных сведений, главу столь солидной компании, какой является Shell, следует поставить в известность... Что касается Парижа и Берлина - повернулся он к Инверфорсу, - то французы не станут нам мешать, а немцев давно пора несколько усмирить, я думаю, все с этим согласны. Но сейчас у нас проблема с Персией. Что решено с шахом?
   - Пока ничего. Но русские на днях дали понять, что готовы надавить на Пехлеви, французы тоже не желают осложнений на Среднем Востоке. Думаю, мы договоримся, и на лучших условиях, чем хотят персы.
   - Если, конечно, переговоры состоятся - заметил Иден. Сэр Стюарт - обратился он к разведчику - насколько вероятно покушение во Франции?
   - По моему мнению, оно неизбежно. Подробности, полагаю, неинтересны.
   - Да, пожалуй - вздохнул Инверфорс. Хотя лично меня, как предполагаемую жертву, этот вопрос отчасти затрагивает. Насколько ваша служба контролирует ситуацию?
   - Совершенно не контролирует - поморщился замдиректора Intelligence Service. Сейчас в Париже работают французы и русские, но пока безуспешно. Адмирал не стал предпринимать ничего, и я должен четко заявить: поездка на переговоры смертельно опасна. Есть возможность перенести встречу в Британию? Шах путешествует морем, изменить маршрут не так сложно?
   - Это невозможно - быстро ответил заместитель министра иностранных дел. Пехлеви не доверяет никому из европейцев, сообщение о покушении он может расценить как угрозу. Тем более есть еще Барту, предсказать, как отреагируют французы, не возьмется никто. Встреча должна пройти в Париже, и покушений быть не должно.
   - Я занимаюсь этим вопросом. Лично.
   Разговор Мензиса удовлетворил. Участники встречи, как и он сам, лишь представители групповых интересов, хоть и высокопоставленные. Противоречия среди истеблишмента есть всегда, единство в общем, не устраняет борьбу в частных вопросах, влияние Shell велико, но не сравнимо с мощью империи. А империя теперь была на его стороне, интересы совпали, решение принято. Уже сегодня, не дожидаясь утра, выводы тихой, неспешной беседы в курительной Уайтс-клуба превратятся в мнение самых влиятельных кругов Британии. А затем воплотятся в действиях министров, депутатов Палаты общин и членов правлений корпораций. И в первую очередь в его, Стюарта действиях, негласную санкцию на которые он получил.
   Теперь он знал, что скажет завтра Далтону. Днем заместитель начальника Intelligence Service посмотрел документы годичной давности из архива, память цепкая, помнил, что одна из названных амстердамским резидентом фамилий, мелькала в старых справках. Он не ошибся, найдя то, что искал, чуть улыбнулся уголком рта, и сейчас, вспомнив, проделал то же самое.
   "Пожалуй - мелькнула довольная мысль, - кое-что я чуть не упустил, а вот Хью молодец, беседу провел отменно и отчет доскональный. Этот выскочивший ниоткуда русский боевик, Григулявичус, убийца жандармского подполковника. По мнению Хью, весьма неглупый парень, со специфическим опытом и... никто не озаботится, если он вдруг провалится в никуда. И не удивится, соверши террорист из России правонарушение в старушке-Англии, что с него, с бандита возьмешь? А причины у него существуют, пусть он сам про них не знает, но архивы Службы хранят. Они и не такое сберегали, любая крупица имеет ценность, вот и эти пара строк пригодились".
   Он поднял воротник пальто, и сел в подъехавший к клубному входу роллс-ройс.

***

   21.12.1932 г. Франция, Париж.
   В кафе Николай Степанович усмехаясь, читал эмигрантский "Новый колокол":
   "Гумилев является, как это ни парадоксально, наследником певца Британской империи - Киплинга. Поэт не за страх, а за совесть примыкает к стану империализма, становясь его верным, проникновенным певцом. Агрессивный дворянин, презирающий даже буржуазную демократию, он устремляется к империализму как некоему новому рыцарству, ордену сильных личностей, завоевателей. Всё его творчество отмечено страстью к путешествиям, к экзотике, открытиям, к морским путям, ведущим в неизведанные страны..."
   "Кто это написал? - полковник нашел в статье фамилию автора, и усмехнулся снова: Бескин какой-то. Первый раз слышу. Хотя, пожалуй, прав, паршивец, "примыкаю" к империализму, а как же? Да и Киплинг - лестное сравнение, очень даже..."
   Размышления прервал подошедший к столику Манго, который плюхнулся на стул, и не поздоровавшись, сообщил:
   - Мы нашли след.
   - И где же? - откладывая газетенку, спросил Гумилев.
   - Он перебрался в Нидерланды, позавчера. Предъявил на границе тот же паспорт, что и в доме на дю Кокдор, на имя Мартина Антуана. Донесения погранпостов мы смогли посмотреть только сегодня, а в Париж они дойдут вообще через дня два, не раньше - похвастался француз.
   - Где он может обретаться в Голландии, не известно?
   - Нет, разумеется. Билет до Роттердама, а так...
   - Немного - вздохнул полковник, размышляя, стоит ли ехать в Роттердам, или отправить рапорт в Петербург и подождать указаний.
   - Немного - согласился сыщик. Но, поймите, это ведь мелкая сошка, обычный эмигрант из левых, у нас таких тысячи в одном Париже. И среди них есть куда более известные люди - он посмотрел на Гумилева, чисто галльским жестом пожал плечами, и спросил:
   Зачем он вам так нужен, вы сказать не можете?
   - Не могу - согласился жандарм поднимаясь. Спасибо комиссар, видимо, ваша работа по этому делу закончена. Если что, я или Шмырко свяжемся.
   - Да не за что - детектив тоже встал. Поедете в Нидерланды?
   - Не уверен, а что?
   - В Роттердаме работает мой коллега, частный детектив Фогель. Мы пересекались по одному делу, с тех пор знакомы. Его агентство как бы это сказать... не очень лояльно к кодексам, понимаете?
   - Безусловно - Гумилев заинтересовался. Он может навести справки?
   - Может. И он знаком с массой самых разных людей, из тех, кто не очень любит закон. Ну, к примеру, если вдруг в голландский порт зайдет русское судно, на которое надо будет занести груз без таможенной поверки, он это устроит. Сдерет, конечно, но если вы назовете мое имя, во всяком случае, не обманет.
   - Это ценный подарок, коллега - улыбнулся Николай Степанович. Кроме имени, я должен назвать еще что-то?
   - О, просто напомните ему про случай в Бастони.
   - Если придется - обязательно. Еще раз спасибо, надеюсь, не обижу вас упоминанием о премии?
   - Нисколько - довольно хмыкнул Манго, пожимая полковнику на прощание руку. Желаю удачи.

***

   21.12.1932. Франция, Париж, бульвар Гренель 79. Посольство Российской империи.
   Изложив резиденту новости от Манго, полковник откинулся на спинку кресла, закурил, и задал вопрос:
   - Что посоветуете, Михаил Васильевич?
   - А что тут думать? - откликнулся тот. Надо снестись с Петербургом, имеет ли смысл в Голландию ехать. Представителей Корпуса там нет. А Юзик наш мог в Роттердаме пересесть на поезд, а то и на пароход, порт там знатный, сообщения со всем светом. Так что, сегодня он может, уже в Австралию плывет, или, наоборот, в Швецию.
   - Логично - согласился Гумилев. Провал розыска его не радовал, но гоняться за Григулявичусом по всей Голландии, не имея никаких зацепок и поддержки, выглядело делом гиблым. В конце концов, скандал по поводу Сталь он если не прекратил, то уж остановил точно, угрозой покушения на Барту Второе бюро занимается, а что не поймал боевика, так на то есть вполне объективные причины.
   "И главной объективной причиной - услужливо подсказал здравый смысл, - Коттен назовет неумение полковника Гумилева организовать наблюдение и задержание Юзика силами приданных филеров. И будет прав, неча оправдания выискивать, коль работать не умеешь".
   Мысль успокоения не принесла, но вариантов разумных, а главное, перспективных действий не находилось. В это время зазвонил телефон.
   - Манго - пояснил резидент гостю, оторвавшись от трубки. Просит срочной встречи, новые сведения.
   - Едем.

***

   21.12.1932 г. Франция, Париж.
   В своем кабинете, Манго прямо лучился от удовольствия. Имел к тому основания, что тут же и продемонстрировал:
   - Хе, господа! А мальчик-то ваш, не так уж и кручен, тоже ошибается, как все мы грешные!
   Сыщик удовлетворенно потер ладони, и продолжил:
   - Мои ребята прошлись по отелям, уже зная имя под которым Юзик жил в Париже. И вот, пожалте. Мартин Антуан, проживал в отеле "Наполеон", что на авеню Фридленд, с 8 по 20 ноября сего года. Отель не очень дорогой, но вполне приличный, в хорошем месте. Номер у этого типа был с видом на Триумфальную арку. Оплачивал сам. Но! В первый раз он явился в гостинице не один, а в сопровождении некоего господина. Прислуге отеля господин неплохо известен, он и раньше появлялся в отеле, с постояльцами.
   - Не томите, комиссар - улыбнулся Шмырко. Юзик что, прокрутил финт с возвращением? Выехал из страны, а потом вернулся обратно, в этот отель?
   - Гм. Нет - признался детектив, чуть утратив задор. Все не так просто, но... в общем, господин сопровождавший Юзика это Илья Лопато, эмигрант из Российской империи, приехал вместе с братом во Францию на жительство в 1921 году. Сейчас братья разбогатели, имеют свое торговое дело, особняк в центре, а отель "Наполеон" обычно рекомендуют приезжающим партнерам, место тихое и неплохое. Братья благонадежны, получили французское гражданство.
   - Что их связывало с Юзиком? - быстро спросил Гумилев.
   - Выяснили! Совершенно идиотская история, но похоже на правду. Этот Илья был когда-то любовником тетки нашего беглеца. Навещал ее год назад, и она уже тогда просила за племянника. Лопато согласился, и когда Григулявичус сообщил о приезде, братья его встретили как родственника. Помогли освоиться, устроили в отеле, направляли на учебу. Они знали, что у Юзика неприятности с полицией из-за политики, ничего сверх того он братьям не рассказывал.
   - Я так понял - перебил его Николай Степанович, - с Лопато вы уже беседовали, верно?
   - Именно! Причем в сопровождении инспектора полиции - Манго посмотрел на заказчиков, и пожал плечами оправдываясь: Слушайте, с частными детективами они могли отказаться говорить, солидные деловые люди, как ни крути. А инспектор отнюдь не побежит докладывать начальству, что частным образом помог бывшим коллегам. А уж если вдруг станет известно, что с разыскиваемым приключилось неладное - и тем более. Да и нет тут ничего необычного, я же не говорил инспектору, что делом особо интересуются в Петербурге. О том, что мы присматриваем за русскими красными, знает весь Париж!
   - Успокойтесь, комиссар - поднял ладонь Гумилев. Мы не предъявляем претензий. Вы лучше ориентируетесь в парижских тонкостях, глупо спорить. Давайте к делу. Что нам дает связь Юзика с братьями Лопато?
   - О, многое - ухмыльнулся снова принявший довольный вид глава агентства. Дело в том, что мы оставили братьям телефон инспектора Сюрте, попросив... очень, как вы понимаете, настойчиво попросив, ведь солидная деловая репутация, она, знаете, легко уязвима, если этим плотно заняться, а помощь беглому убийце, да еще анархисту, это веский повод для...
   - Верю, верю - на этот раз прервал монолог Шмырко. Комиссар, не тяните. Я ж вижу, что вы вытянули ниточку, поделитесь.
   - Да! Мы попросили сообщить, если бомбист с ними свяжется. Они неприятностей не хотят, и - voilЮ! Сегодня Лопато получили телеграмму из Голландии. Юзик пишет, что вынужден был срочно уехать, поскольку ему предложили работу. Обещает дать о себе знать в любом случае, чуть позже. И - вот тут его прокол, пишет, что вопрос с работой решится со дня на день, то есть он какое-то время пробудет в Роттердаме.
   - Это не прокол - задумчиво протянул Шмырко. Это он на случай, если денег придется просить, заход делает, я так думаю. Конспирация конспирацией, а кушать и боевик хочет, партия вспомоществования большого не даст, он же не у дел нынче получается.
   - В любом случае, первое - ближайшие дни он в Роттердаме, и второе - он напишет Лопато еще хоть раз - уверенно заявил Манго. Так что, его будущее местонахождение мы узнаем.
   - Обратный адрес на телеграмме есть? - спросил Николай Степанович.
   - Нет, только телеграфное отделение в Роттердаме.
   - Все равно зацепка.

***

   Выйдя из агентства, Гумилев развернулся к резиденту:
   - Михаил Васильевич, я еду в Роттердам.
   - А Петербург запросить?
   Полковник на секунду задумался, и ответил:
   - Запрос отсылайте немедля, пусть отвечают в Голландию. Наше посольство в Амстердаме?
   - В Гааге. В Роттердаме есть консул. Формалист ужасный, но человек толковый, и по слухам, лично смелый.
   - Это как?
   - Ну, сам я его знаю плохо, но слышал, когда он студентом был, на Лиговке его ограбить пытались. И что вы думаете? Достал из кармана наган, он до того вольнопером в Средней Азии служил, и уложил двух бандитов насмерть.
   - М-да - пробормотал жандарм, вспомнив, с чего началась история с Григулявичусом. Тут, знаете, смелости иной раз мало, и опытные люди в таких вот вариациях бывает, гибнут... но, консул это хорошо. Письмо рекомендательное черкнете, надеюсь?
   - И сверх того телеграмму отобью - заверил Шмырко. Вы уж только, Николай Степанович, до ответа из столицы там поосмотрительнее. Мало ли, какие новые указания выйдут? Найдете ежели, так слежкой ограничьтесь, что ли. Только ведь французов успокоили.
   В поезд Гумилев сел после обеда, оба петербургских филера ехали в соседнем вагоне. В Роттердаме были на следующий день, расстояния в Европе невелики.

***

   23.12.1933. Голландия, Роттердам.
   Юозас вышел из отеля поздно. Встреча была назначена на два часа дня, а светиться без дела на улицах он опасался. Он знал - охота за ним идет нешуточная, и если его засекут филеры русской разведки, миндальничать они не станут. Остановился у киоска с прессой, внимание привлекли две фотографии в "Le Figaro" - французского премьер-министра и человека с усами в странном мундире. Заголовок на первой странице сообщал, что через две недели, в Марселе, Барту встречает шаха Персии, упоминались и англо-персидские переговоры о нефтяной концессии.
   Подпольщик подошел к продавцу, расплатился, потом, привычно осмотревшись, отошел под навес небольшого кафе и быстро пробежал статью. Дочитав, Григулявичус свернул газету, привалился к стене и расслаблено подумал:
   "Это то, к чему готовится Инженер, и о чем я сообщал англичанам. Теперь они должны мне верить, знать о Марселе заранее я не мог, выдумать сложно. Теперь я, может статься, могу рассчитывать на теплый прием, а Юзик?"
   Постояв еще пару секунд, он улыбнулся своим мыслям, и резко направился к остановке трамвая. Опаздывать на встречу все же не следовало.

***

   23.12.1933. Голландия, Роттердам. Консульство Великобритании. Час спустя.
   Слежку он засек, выйдя из трамвая. Причем выглядел шпик в отличие от привычных русских и виденных недавно в Париже французских, совершенным уголовником, и шел за объектом почти не скрываясь. Еще через несколько минут выяснилось, что ведут подпольщика на авто, и филеров трое. Узнал Юзик об этом нерадостном факте после того, как на узкой безлюдной улочке, на которую он и свернул-то, чтобы "провериться", его догнал черный бьюик, и выпрыгнувшая из него парочка головорезов попыталась без всяких ухищрений затащить боевика в машину. К этому он, признаться, готов не был, но среагировал быстро: швырнул в лицо ближнему нападающему свернутую в трубку газету, пригнувшись, отскочил к стене, после чего бросился бежать по тротуару. Кричать вот, не рискнул - крик, он бандитов спугнет, конечно, зато, если вдруг на шум городовой явится, придется и самому паспорт предъявлять, а попадать в полицейские записи под старым именем не желательно.
   "Но что за черт - подумал он, забежав за угол и выскочив на людный проспект. Урки какие-то, откуда?"
   Шагая по проспекту, он старался держаться в толпе. Троица на моторе катила сзади не отставая, а в голове крутились вопросы. Местную полицию он отмел сразу, те не поцеремонились бы и на проспекте. Но кто?
   "Наши? - лихорадочно соображал Юозас. Нет, на агентов Корпуса не похожи, да и не станут жандармы хватать вот так, посреди улицы! Или... да нет, ерунда. Наши, в смысле, партия? Боевая группа? Но к чему?? Подойди, назовись. Я, по меньшей мере, убегать не стану. Британцы? Решили все-таки убрать, боятся, что отдам тайник жандармам? Нет, тоже не сходится, хотели взять, убить могли без малейших затруднений, раз шума не опасаются..."
   Так и не придя к окончательному выводу, он добежал до британского консульства, вскочил, не заботясь, как выглядит со стороны на крыльцо, и с облегчением потянул на себя дверь. В особняк Григулявичус ввалился запыхавшись, но тут же принял вид спокойный и даже уверенный. Вернее, постарался принять, нервное напряжение быстро не скроешь, а понервничать пришлось знатно.
   Ждать пришлось полчаса, но это его ничуть не смутило, успел взять себя в руки.

***

   Майор Далтон, услышав от дворецкого (гуркх, служил с ним еще в колониях) о преследователях гостя, удивился не меньше Юзика. Позавчера, явившись с утра к Мензису, он получил кроме благодарности (великолепная работа, документы, похоже, важные до чрезвычайности, попробуем вытащить; в Петербурге орава наших дипломатов, пусть ищут способ, это их заботы, ты сработал превосходно, жди поощрения старина) еще и задание.
   - Хью, мне нужен Юзик - сообщил Стюарт. Вербовать, как ты предлагал, пока не надо, но я хочу видеть его в Лондоне, чем быстрее, тем лучше. И въехать он должен по нынешнему, засвеченному паспорту. Попасть сюда он должен секретно, никаких отчетов и донесений... - заместитель директора сделал почти неуловимую паузу, и закончил: ...и никому.
   Хью намек понял, лично для него Мензис начальство поглавней адмирала, какие уж тут вопросы. И потому сообщение слуги его обескуражило - проблем с отправкой Григулявичуса на Остров он не ожидал совершенно. Впрочем, запустив гостя в кабинет и дождавшись принесенного дворецким чая, майор предпочел выслушать его рассказ о сегодняшних злоключениях, пропустить мимо ушей упоминание о газете и Марселе (Стюарт об этом не говорил, потому к разочарованию Юозаса, тема резидента не интересовала), и когда молодой революционер наконец замолчал, протянуть ему билет на пароход в Англию.
   - Вам необходимо отплыть завтра - пояснил Далтон. Этим пароходом, по старому паспорту. В Лондоне явитесь вот по этому адресу, запишите.
   - Но сэр, меня ждут на улице - заметил Юзик. Нельзя ли мне переночевать здесь?
   - Сожалею, господин Антуан - лицо Далтона осталось доброжелательным. Он вообще, как почти все встречавшиеся Юзику раньше британцы, выглядел как воплощение заботы и сочувствия. Вот только, слова его отличались от внешности в худшую сторону: Готов оказать вам любую услугу, но боюсь, мы не сможем оставить в консульстве постороннего. Это ведь дипломатический офис, понимаете? Вот если бы с такой просьбой обратился подданный Королевства...
   "Сволочь - с ненавистью подумал агент. Паршивая холеная британская сволочь. Он понимает, что за оградой британского консульства меня может ждать пуля? Понимает, еще как понимает. Он же даже выдал билет, я объяснил ситуацию... тогда почему? А вот этого, пожалуй, уже не узнать. Мало ли какие у него причины? В любом случае, претензии предъявлять будет некому".
   Ответил он, тем не менее, спокойно. Не меняя расслабленного, совершенно безмятежного выражения лица, тщательно копируемого у джентльменов Альбиона:
   - Спасибо, дорогой коллега - Григулявичус, как мог незаметно проследил реакцию на это обращение, ничего не заметил, и в очередной раз, убедившись, что во владении собой англичан превзойти невозможно, вежливо продолжил: Вы великолепно разъяснили мне сложившееся положение, и я не могу не признать вашу правоту. Безусловно, мне не следует оставаться в консульстве, но полагаю, перед тем как расстаться, мне все же следует допить этот превосходный чай, согласны?
   "А мальчишка отлично держится - мысленно усмехнулся англичанин. На его месте другой стал бы возмущаться, объяснять, что он в опасности... а этот спокоен. Пьет чай, как на рауте у ее величества, ни одного лишнего слова. Вышел бы прекрасный агент, даже жаль, что Стюард забирает".
   - Чай действительно великолепен - согласился он вслух. Мне присылают его прямо с Цейлона, я когда-то служил в колониях, знаете ли... еще чашечку?
   - Пожалуй, нет, благодарю - сидевший за столиком наклонил голову в любезном полупоклоне, аккуратно поставил чашку и, уже вставая, сделав вид, что вспомнил об этом только что, обратился к собеседнику:
   - Вы, кажется, упомянули, что хотели бы оказать мне услугу, если бы это было в ваших силах, не так ли? Могу ли я задать вам один вопрос?
   "Сорвался" - разочарованно подумал Хью, но ответил, разумеется, корректно:
   - Несомненно.
   - В консульстве должен быть задний выход, через сад, верно? Не мог бы я им воспользоваться?
   - Это возможно - кивнул разведчик, и сожалеющее разведя руками, добавил: но там уже стоит какое-то авто. Возможно, эти люди ждут именно вас.
   - Конечно - улыбнулся не менее дружелюбно Юозас. Они ждут именно меня. Но если они увидят, что я выхожу с черного хода в компании одного из чинов Intelligence Service, они, вероятно, не станут убивать меня сразу. Скорее, захотят сначала поговорить. А это дает шансы на несколько более долгую жизнь, мистер Далтон.
   "Ого - восхитился про себя британец. Похоже, парень решил меня припугнуть? Опять намекает, что расскажет русским все что знает, а? Ну что ж, хороший ход. Но здесь не его подпольная партия, у нас такие варианты не проходят".
   - С удовольствием, старина - весело согласился он, и добавил с максимально сердечным видом: Это самое малое, что я могу для вас сделать. Прошу?
   Беглый эсдек отчетливо увидел конец игры. Его сдавали. Расчетливо, хладнокровно выгоняли на смерть. Он не сомневался, что происходящее прекрасно понимает и хозяин дома. Но демонстрировать свои чувства Григулявичус не собирался. Он настроился доиграть последнюю партию в английском стиле - невозмутимо.
   Встав, боевик не торопясь, но и не задерживая шага прошел через весь холл за собеседником, вышел в сад, неуловимо замедлил движение, полюбовавшись цветами, а потом подойдя к калитке, твердой рукой взялся за ручку, кивнул, прощаясь Далтону, и так же не спеша потянул калитку к себе.

***

   23.12.1933. Голландия, Роттердам.
   Гумилев снова ждал. Вчера, приехав в город, он немедленно убедился, что без знания голландского вести поиски невозможно. Языка он не знал, оба филера неплохо знали французский, но если для жизни в портовом городе этого бы хватило, то для сыска, бесспорно нет. Консул соглашался помочь в любых официальных шагах, но впутываться в прямой конфликт с законами страны пребывания не хотел, ответ из Петербурга еще не пришел, пришлось принимать решение самостоятельно.
   Полковник отправился к рекомендованному в Париже Фогелю, передал ему привет от Манго. И не ошибся, следующим утром детектив, кряжистый, высокий голландец, не вынимающий изо рта дешевой папиросы, принес адрес.
   "Что-то мне последние дни везет с частными сыщиками - удивленно подумал Николай Степанович. Ох, не к добру эта удача".
   - Но как, герр Фогель? - поинтересовался он.
   - Просто - флегматично шевельнул плечами тот. На телеграфе его запомнили. Спанген рабочий район, там редко отправляют телеграммы за границу. Это недешево. А живет он в паре домов от почты, голландского не знает, объяснялся с трудом. Что вы хотите, Роттердам город небольшой, так, транзитная станция. Кстати, парень спрашивал в отеле, как лучше добраться до моста Виллема, если вам это о чем-нибудь говорит.
   - Ни о чем. Что интересного есть в районе моста?
   - Ничего особенного. Разве что, английский консул.
   "Та-ак - протянул про себя Николай Степанович. Точно, не к добру везение. Как там Коттен говорил? Документ не очень понятный, но знающий человек разберется? Британцы люди с пониманием, сомнений нет... или совпадение?"
   - Отличная работа - произнес он вслух. Вы сможете последить за герром Антуаном?
   - Мы сможем что угодно - плечами сыщик не пожимал, он ими едва шевелил, но с учетом ширины плеч, выглядело это впечатляюще. Можем просто привезти его сюда, чтобы вы задали ему все вопросы сразу. Или... - детектив выделил интонацией следующие слова - ...не привозить. Но последнее, конечно, выйдет дороже.
   "Последнее мне совсем не нужно - задумался жандарм. Генерал даже калечить бомбиста настрого запретил, не то что убирать. А вот доставить... Если он связан с англичанами, или собирается связаться, это печально. Хотя, он был в группе Инженера, там есть английский след, ноги могут расти оттуда. Что, заметим, само по себе небезынтересно. И Петербург не отвечает!"
   Голландец расценил молчание клиента по своему.
   - Герр Никлас, вы можете не волноваться о конфиденциальности - пробасил он. У вас солидная рекомендация, гарантирую, что все будет чисто. Не хочу потом объясняться с Жюлем. И я даже не спрашиваю вашего настоящего имени. Ребята у меня надежные, а люди в портовых городах пропадают частенько.
   Гумилев чувствовал себя неуверенно. Ему приходилось ловить бандитов, но вот руководить ими, до сегодняшнего дня не довелось. Поразмыслив, он принял решение.
   "Захват Коттен дозволил, допросить я могу и сам, сразу и о документе и о Мельникове. Риск что Юзик пойдет к британцам наличествует, указаний не поступает. В Роттердам завтра придет наше судно, консул в курсе, шифровку из Корпуса все равно пришлют, а брать террориста надо, не то опять скроется, ищи потом".

***

   Все пошло не так, как рассчитывали. Взять Юзика с первого раза не удалось, верткий социалист действительно направлялся к англичанам, и, что прискорбно, сумел к ним попасть. Расставив агентов вокруг британского консульства, Гумилев устроился за столиком в кафе, недалеко от места событий, и в ожидании не торопясь потягивал кофе, просматривая свежую "Le Figaro", купленную на площади.
   Полковник ждал, он рассчитывал, что англичане не станут прятать беглого подданного Российской империи. Чуть позже за столик подсел вызванный по телефону консул, ему в обязанность вменялись и полицейские функции, наблюдение за благочинием россиян в том числе, так что, присутствие свое Маленков посчитал уместным.

***

   23.12.1933. Голландия, Роттердам. Консульство Великобритании.
   - Одну минуту - внезапно услышал за спиной Григулявичус.
   "Что еще" - раздраженно подумал он оборачиваясь. Сдержанный вид давался непросто, а сбиться, показать надменному островитянину хоть малую толику слабости не хотелось.
   - Видите ли, старина - безмятежно, делая вид, что совершенно не догадывается о бушующих внутри человека напротив эмоциях, протянул резидент: Я, похоже, не напомнил вам одну вещь. Мы не можем предоставить защиту чужеземному подданному, это верно. Но я уверен, мы всегда готовы позаботиться о человеке, имеющем вид на жительство в Соединенном королевстве.
   - Сожалею, но у меня нет... - грустно улыбнувшись, начал Юзик.
   - Конечно - перебил его майор. Но вы можете его получить. Прямо сейчас, у меня есть такие полномочия.
   Как он смог сдержаться, не измениться в лице и ответить так же невозмутимо, как и раньше, Юозас не знал. Скорее всего, сыграла роль именно неожиданность предложения, простившийся со всеми надеждами, он в первые минуты просто не вполне осознал сказанное, а потом... ну, потом он уже снова взял себя в руки.
   Уже после заполнения бумаг и получения свежего, пахнущего еще типографской краской удостоверения, он все же позволил себе вопрос:
   - Это был знаменитый английский юмор, мистер Далтон?
   - Разумеется, друг мой - улыбнулся британец. Добро пожаловать в клуб.
   - А если бы я все же повел себя... несколько иначе, услышав шутку? У меня имелись некоторые основания, не так ли?
   - Боюсь старина, это означало бы, что вы не вполне годитесь для нашего клуба - ответил резидент. Проверку на крепость нервов парень выдержал, уж какие выводы сделает из этого Мензис - дело его, но кадр явно ценный, и нашел его именно Далтон, напомнить об этом при случае не помешает.
   Следующего вопроса он ждал напрасно. Подпольщик смог удивить его еще раз, ответив:
   - В таком случае, думаю, мне понравится членство в клубе.
   "Нет, мальчишка точно далеко пойдет - в очередной раз, подумал Далтон. Стюарт, не знаю, зачем он тебе понадобился, но в этой скачке ты поставил на фаворита".

***

   23.12.1933. Голландия, Роттердам.
   Григулявичуса Николай Степанович не дождался. Через четыре часа, консул, которому надоело сидеть в кафе, засобирался уходить, но перед тем спросил:
   - Ваше превосходительство, а ну как не выйдет вовсе?
   - Будем ждать - грустно ответил полковник. А что, есть другие предложения?
   - Ну, он же убийца? Я бы мог, к примеру, зайти в консульство, сказать, как бы неофициально, что мол, предупреждаю о...
   - Да они знают наверняка - не дал договорить Гумилев.
   - А вдруг нет? Да и ничем не рискуем, у меня с консулом хорошие отношения, я вроде как его по дружески предупрежу. Ведь если мы запрос о выдаче голландцам пошлем, неудобно для англичан выйти может.
   "Авантюра - подумал жандарм. Но..."
   - Попробуйте, Георгий Максимилианович - решился он. Только...
   - Да не тревожьтесь - покровительственно улыбнулся дипломат. Если бомбист ваш пропадет потом, так я и вправду в Гааге запрос сделаю, получим отписку, что полиция сведениями о местонахождении не располагает, не будут голландцы для нас напрягаться. На том и кончится, а мы все отрицать станем.
   Он поднялся, и спокойно пошел к выходу.
   Когда вернувшийся от англичан консул, вошел в кафе, раздраженно стряхивая капли дождя, уже по его лицу контрразведчик понял - сорвалось.
   - Почему? - без предисловий спросил он дипломата, как только тот уселся напротив.
   - Даже разговаривать не стали. "В консульстве нет, и не было российских подданных" - процитировал Маленков, снова присаживаясь к столу и подзывая жестом официанта. Теперь только если через местный суд. Нам есть, что предъявить ему официально?
   - Кто с вами разговаривал? - быстро спросил Гумилев.
   - Начальник паспортной службы посольства, из Амстердама.
   Полковник нахмурился. Паспортная служба служила прикрытием сотрудникам Intelligence Service давно, с момента ее передачи из министерства обороны в Foreign Office. Он на секунду задумался, потом резко встал, и снимая с вешалки плащ огорчил собеседника, уже заказавшего портер:
   - Мне нужна связь с Петербургом, срочно. Вы ведь имеете право на дипломатическую почту? Телеграмму я зашифрую сам, передохнуть не получится, Георгий Максимилианович. Поехали.

***

   Утром следующего дня, Гумилев не спеша пил кофе в таком же, может, чуть менее чистом кафе. В порту Роттердама, где из окна прекрасно просматривались пирс и борт парохода, отправляющегося на Альбион. Неподалеку от трапа, чуть отстраненно от реденькой цепочки пассажиров, вырисовывалась высокая, сухая фигура английского консула, рядом с которым прохаживался человек "среднего роста, плотного телосложения, представительный" - тут же всплыла в памяти фраза из формуляра. Человек, за которым полковник охотился последний месяц. Убийца и террорист. Угроза для спецслужб Российской империи. Со вчерашнего дня имеющий вид на жительство в империи его величества Георга V.
   Григулявичус, под присмотром двух флегматичных голландских пограничников, куривших в нескольких шагах от британцев, ждал очереди на пароход. Брать его тут, на глазах всего порта, было, разумеется, невозможно, а на пароходе боевик переходил под охрану флота Великобритании.
   Вчера, вернувшись в российское представительство, Николай Степанович нашел шифровку от фон Коттена, запрещавшую любые действия кроме наблюдения. С Фогелем вопрос решился просто, голландец, как всегда невозмутимо пожал плечами, взял деньги, снял своих агентов кроме двоих, в пару к каждому филеру из России, и исчез. В ответ на новости о контактах боевика с британцами, Петербург новой телеграммой подтвердил запрет на деятельные меры, приказав, однако, продолжать слежку и в случае намерения покинуть страну - удостоверится в том лично полковнику.
   "Помаячить" - перевел для себя Гумилев, с самого начала подозревавший в операции второе дно. Этот приказ он сейчас и выполнял. Отчетливо понимая - в этом спектакле, его роль отыграна. И какой была роль, первого плана, или "кушать подано", хорошо он сыграл, или был освистан невидимым зрителем, он не узнает, наверное, никогда. Такое уж ремесло, пьеса на подмостках с задернутыми кулисами, по непрочитанному сценарию.
   Он глотнул кофе, и вновь взглянул на фигуры у трапа.
   "А у Юзика ведь тоже есть роль - подумал жандарм. Своя, неведомая. Может, и самому ему неизвестная. Бросающая по всей Европе, обрекая бежать, бежать от преследующих ищеек, и ищеек натасканных, опытных".
   На секунду полковник пожалел поднимающегося на корабль паренька с окраины Российской империи, старающегося, это было заметно даже издали, держаться надменно и уверено, в английском стиле. Сладка ему сейчас свобода, а еще вчера наверняка дрожал загнанный - подумал Гумилев. Тоже бы сбежать куда, из Европы этой... да ведь кому ж на мое место-то? Нет таких у генерала, приметных..."
   Мысли внезапно потекли в другую сторону. Полковник усмехнулся, и потянул из кармана записную книжку.

***

   - Джек, он строчит в блокноте уже двадцать минут - настороженно сказал в соседнем кафе человек выглядящий, как матрос в поисках найма, соседу по столику. Что ему сейчас писать?
   - Может, отчет - спокойно ответил собеседник, отвыкший суетиться много лет назад, еще в индийской полиции. Может, портрет отъезжающего рисует. В рапорт включим.
   - А если мимо пройти, взглянуть?
   Сосед матроса отпил из высокой кружки недорогое пиво, бросил рассеянный взгляд в соседнее кафе, подумал, и отрицательно покачал головой:
   - Не стоит. Тертый клиент.
   Старший филер откинулся на спинку стула, доставая из кармана пачку сигарет вновь неприметно, но внимательно обозрел окрестности, и вынес окончательное решение:
   - Приказано вмешиваться, только если нашего парня попробуют взять. Русский сидит спокойно. Пишет он или срисовывает, нас не касается, нам интересно, куда он после пойдет. А он, возможно, тут не один - британский агент по опыту знал, когда следишь за серьезной персоной - могут найтись желающие, последить и за тобой. Рисковать он не собирался: Может, он вообще не по делу строчит.
   Англичанин, прикрывающий отъезд Григулявичуса угадал.

***

   Первые строфы легли на бумагу легко, стихотворение писалось быстро, "шло само". Возможно, подсознание утешало за проигранную, он был уверен в этом, операцию. Проигранную жандармом, но... возможно, разбудившую поэта. Он быстро, не останавливаясь, покрывал лист блокнота строками:
   "Оревуар, горловина Зунда,
Прощай, унылый Па-де-Кале.
Под звук гитары еще секунда -
И вся Европа уже во мгле.

И вмиг восполнив мои утраты
(Хотя утрачиваю ли я?),
Крепчают волны, поскольку рады
Вернуть мне счастие бытия.
  
   Сладка свобода, Великий Боже,
От миража европейских стран,
Где год из года одно и то же,
Где спорят Библия и Коран,
   Где Папе снится инвеститура,
Где чеха видит в гробу мадьяр,
Где иудеев, цыган и турок
Терпеть не может любой школяр..."
   Дописав в конце последней, восьмой строфы: "Хочу сбежать я... куда-нибудь", Гумилев задумчиво нахмурился. Чувствовал - не то. Он легко мог бы переделать концовку так, чтобы не было ощущения нелогичности. Поэту его уровня это не составило бы вообще никакого труда, но... сейчас ему мешало чувство, что как раз концовка стоит на своем законном месте и если уж что и менять, то лучше все предыдущее. Такое случается не всегда, но, в очередной раз но...
   Он перечитал набросок еще раз, окончательно признал, что с композицией что-то явно выходит не так, определился над структурой стихотворения в целом подумать потом и занялся четверостишиями. Исправляя, поменял пару слов.
   "В нечетных строках идут внутренние рифмы: свобода - года, ставя - славе... А тут рифмы нет... Махнуть рукой? Или..."
   Поэт, не забывая поглядывать в окно, все-таки подыскал нужный вариант, снова перечитал, и снова остался неудовлетворенным. Теперь смущала другая строфа:
   "Оревуар, горловина Зунда,
Прощай, унылый Па-де-Кале.
Под звук гитары еще секунда -
И вся Европа уже во мгле".
"С внутренней рифмовкой плохо: оревуар и гитары - это, помилуйте, еще увидеть надо! Да и в целом... не очень. Откуда гитара? - задумался поэт. Пожалуй, лучше... лучше вспомнить город на скале! Есть у нас такой? Ес-сть... Сразу становится ясно, что и гитара - испанская, и рифма у нас прояснилась. Впрочем, все равно не то".
   Он допил чашку, бросил несколько монеток на стол, и пошел к выходу.

***

   25.12.1932. Франция, Париж.
   Счастия бытия в Париже тоже не наблюдалось. А вместо волн Николаю Степановичу обрадовался полковник Шмырко. И выяснилось, что уезжать из Европы пока что рано.
   - Николай Степанович, два известия - сообщил резидент. Первое, сигнал от нелегалов поступил.
   - Разберусь - пообещал Гумилев.
   - Угу. Второе, к нам едет Знаменский.
   - Заведующий Разведчастью?
   - Именно. У него будут дополнительные сведения по покушению на Барту.
   - Высокий уровень. Я могу поделиться с Лепарком?
   - Просто скажите, что новости скоро появятся. Лепарк вас ищет, кстати.
   - Свяжусь сейчас же.

***

   У Лепарка новостей не нашлось, по телефону договорились встретиться вечером. Тем временем, Николай Степанович снова отправился бродить по городу. Неспешно прогуливаясь, отметил за собой слежку, чему, помня слова Лепарка при прошлой встрече, не удивился. Вздохнув, он не оглядываясь нырнул в раздвигающиеся стеклянные двери метро. Поезд линии Норд-Зюйд, темные подземелья туннелей, залитый светом вокзал. Монмартр. Поднялся на бульвар Клиши, подошел к высокому старому дому, с нижним этажом, занятым под ресторан, помедлив у входа, взглянул на часы, шагнул внутрь, и сразу за дверью неторопливость внезапно исчезла.
   Кивнув метрдотелю, Гумилев быстрым шагом проскочил коридор, оказавшись в подсобке, уверенно свернул направо, почти пробежал мимо кухни, вышел в дверь черного хода, оказавшись на неприметной боковой улочке, где прыгнул в поджидавший его темно-серый Ситроен. Автомобиль тут же сорвался с места, и через несколько секунд скрылся за поворотом.
   Полученный утром резидентом условный сигнал означал, что на встречу гостя из столицы вызывает связной самостоятельной разведгруппы, действующей в Европе без прикрытия посольства. Организация встречи расписана по минутам еще в Петербурге, вариант одноразовый.
   "Лепарк будет в ярости" - подумал Гумилев, здороваясь с нелегалом.
   Два появившихся из ресторанчика спустя еще секунд десять флика переглянулись, после чего старший из них разочарованно сплюнул, и отправился обратно в заведение, искать телефон.

***

   - Ушли - спокойно сказал контрразведчику водитель.
   - Да, я заметил слежку. Французские коллеги присматривают на всякий случай - объяснил Николай Степанович, и перешел к делу: Есть новости?
   - Есть. Григулявичус действительно входил в группу Инженера, готовящую теракт во Франции. Против кого пока не ясно, но мы уверены, что цель - конференция Барту, персидского шаха и британского уполномоченного. Акция планируется не в Париже. Шах прибывает морем в Марсель, там будет торжественная встреча, все трое покажутся вместе на людях. Больше публичных выступлений не намечается, так что покушение нужно ожидать в Марселе.
   - Насколько информация точна?
   - Не вполне - поколебавшись, ответил граф Толстой, поворачивая руль вправо.
   - Жаль. Адрес террористов установили?
   - Да, но они сменили квартиру. Вообще, вышла путаница - нелегал потер щеку ладонью, и пояснил: Юзика надо было ловить, и вы его ловили. Но он засек филеров и ушел от наблюдения. Инженер исключил его из своей группы. Видимо, узнал, что на него охота, в Париже целый полковник Охранного, русские филеры, агентство Бинта, и побоялся, что Григулявичус заодно с собой провалит всю акцию. Я бы предпочел, чтобы Юзик оставался среди боевиков, был бы шанс и в самом деле выйти на них, отследив его еще раз. Но не вышло. Утром мы нашли их явку, но она уже оказалась брошенной - Григулявичус направился в Роттердам, а бомбисты съехали в неизвестном направлении. В Роттердаме он вышел на связь с британцами, сейчас в Лондоне.
   - Похищенные у Никишова документы, у англичан?
   - По всей видимости. Вашей вины тут нет, когда вы прибыли в Голландию, Юзик уже успел пообщаться с Intelligence Service. На Острове пытаться его поймать бессмысленно, так что, теперь главная задача предотвратить покушение.
   - Кроме Мельникова, кто-то еще из боевиков известен?
   - Да. Горев, кличка "Медведь", вот его данные - Дмитрий Александрович передал небольшой конверт. В картотеке посольской резидентуры он есть, полнее посмотрите там. В конверте еще прошлый адрес, отдайте французам. Опросят соседей, хозяйку дома может, что и раскопают. Но мы осмотрели квартиру - никаких следов, даже все гладкие поверхности протерты. Так что, на отпечатки пальцев я бы не надеялся. Если появится что новое - тайниковая связь, но сомневаюсь, честно скажу. Рядом с Инженером у нас возможностей нет, а группа сейчас в полном отрыве, никаких связей с Савинковым, "Объединенкой", скорее всего, и с заказчиком акции. Максимум - условные знаки, но, похоже, операция уже запущена, и остановить их можно только розыскным путем.
   Ротмистр вздохнул, и пояснил свою мысль:
   - То есть, мы вам помочь не сможем, Григулявичус в качестве метки на боевиках потерян, остается только обычный сыск, тут вы лучше ориентируетесь. Если есть вопросы...
   - Да, в общем-то - подумав, ответил Гумилев, - особо и нет.
   Вышел из машины полковник недалеко от Елисейских полей, зашел в ближайшее кафе, и спросив у стойки телефон, набрал номер Второго бюро. С Лепарком он встретился через час, пропустив мимо ушей его ругательства, передал новости, предупредил, что скоро появится дополнительные сведения, и вернулся в посольство. Ждать.

***

   25.12.1932. Великобритания, Лондон.
   Два часа назад, встретившись с худощавым джентльменом в прекрасно сшитом запредельно дорогом костюме, Юозас услышал новости.
   - У меня есть для вас небольшое дело - сообщил явившийся на встречу. Вы слышали о господине по фамилии Хилл? Джордж Хилл?
   - Нет сэр.
   - Помните акцию вашей партии в Мемеле? В прошлом году, взрыв склада компании "Дероп"?
   - Помню, сэр - сдержанно ответил Григ. При взрыве погиб мой брат, Яша. Он участвовал в эксе.
   - И погиб не случайно. Он узнал, что взрыв не имел отношения к революционной деятельности. Диверсию провели по заказу нефтяной фирмы Shell, просто за деньги, компания убирала конкурента. И ваш брат вздумал задавать вопросы в партии, насчет терактов по найму капиталистов. Тем более, деньги в партийную казну так и не поступили.
   Юзик поднял на собеседника вдруг погрустневшие глаза, и сказал:
   - Я знаю сэр.
   - Откуда? - без удивления спросил Стюарт.
   - От жандармов. Когда меня допрашивали, полковник Никишов говорил то же, что и вы сейчас.
   - Вы ему не поверили? - вновь не удивился собеседник. Мензис точно знал, что заказчик теракта не долго оставался секретом для русской разведки, и предполагал, что такие сведения охранка использует при допросе. Ожидать иного означало бы недооценивать Жандармский корпус.
   - Я... - вот тут парень сбился. Чуть помявшись, он продолжил: Я решил, что Shell могла дать деньги на революцию, в обмен на взрыв склада. Это, наверное, не очень правильно, но деньги подполью нужны. Брат, возможно, был... слишком теоретик. А насчет того, что Салнынь деньги присвоил, я не поверил.
   - Их присвоил не Салнынь - объяснил Мензис. Салнынь, как и вы, до сих пор верит, что Shell дала денег партии. И синдикат действительно выделил некоторую сумму. Но все деньги остались у мистера Хилла, о котором я веду речь. Хилл - человек Shell, правильнее даже, лично ее председателя, Детердинга. Специальный человек, который занимается такого рода делами для компании, неофициально подталкивает фортуну, если она вдруг забыла о фирме. Но, на помощь фортуне он тратит чужие деньги. А вот если удастся сэкономить, то разница между тратами и бюджетом будет уже своей. Улавливаете разницу?
   Джентльмен дождался согласного кивка и поинтересовался:
   - Доказательства вам нужны?
   - А они есть? - удивился боевик.
   - Да. Хилл лично контролировал операцию - тут сэр Стюарт слегка покривил душой. Перечисленные Shell фунты действительно не дошли до красных, но у Хилла осела лишь часть. Другую получил Савинков, он же отдал приказ убить Якова Новицкого. Но Савинков еще пригодиться, а кто его знает, не объявит ли сидящий напротив юнец вендетту убийце брата? Вот ставший сейчас помехой Хилл, другое дело. А может, и не только Хилл. Ведь сэр Генри Детердинг тоже может занять бескомпромиссную позицию. Вряд ли, конечно. Но в крайнем случае...
   Отдать приказ об убийстве подданных его величества кому-нибудь из своих респектабельных подчиненных, Мензис не мог. Где таких возьмешь в метрополии, по совсем пока неофициальному делу? А о пареньке голландский резидент отзывался в превосходных степенях, опыт убийства у него есть. А нужды в нем особой, получается, уже и нет.
   - Человек, убивший вашего брата в Лондоне - продолжил он. Ему Хилл сказал, что ваш брат предатель, работает на жандармов. Лично сказал, понимаете? И приказал устранить во время теракта, а тело оставить на складе. С этим человеком беседовали наши люди, уже здесь. Этот тип вышел из Объединенной РСДП, когда узнал что деньги украдены.
   - У вас есть его показания? - понял Григулявичус. Я верю вам на слово, но если можно их посмотреть... Узнать подробности?
   - Пожалуйста - заместитель шефа Intelligence Service протянул ему пару листков бумаги. Вы читаете на английском?
   - Не очень хорошо сэр - вспомнил о вежливости Юзик. Но разберу.
   Читал он минут пять, Стюарт ждал. Потом забрал бумаги, и выложил на стол фотографию и наган.
   - Я собираюсь навестить мистера Хилла - спокойно сказал он Юозасу. И задать несколько вопросов. Мне нужен помощник, и вы вполне подходите. Вам придется ждать на улице, где-нибудь в стороне. Потом я выйду из его дома, а вы станете наблюдать за дверью, там нет черного хода. Если мистер Хилл выйдет из дома, то мне бы не хотелось, чтобы он ушел далеко.
   Мензис скептически посмотрел на молча слушающего Грига и задумался. Последнее, что сэру Стюарту сейчас требовалось, это ссора с Особым отделом Scotland Yard. Смерть Хилла, человека с темным прошлым и запутанным настоящим не выйдет за рамки обычной рутины, но вот убийство полицейского в центре Лондона выплеснется на первые полосы газет, и сыщики станут копать глубоко. Поэтому он счел нужным уточнить:
   - Кстати, в Англии полицейские не носят оружия. Конечно, иногда случается, что хулиганы палят на улицах, стрельба в воздух не является серьезным нарушением. Но стрелять в полицию не принято, люди просто честно выполняют свой долг. Если другого выхода нет совсем, лучше сдаться и надеяться на адвоката. Кстати, смерть близких родственников иногда делает человека безумным, и заставляет совершать... экстраординарные поступки, а суд обычно проявляет снисхождение к расстроенным чувствам.
   Дослушав, Юзик взял револьвер со стола не раздумывая. Собеседник явно был человеком из кругов не просто высоких, а таких, о которых виленский подпольщик и мечтать не мог. Зарекомендовать себя следовало со стороны наилучшей, такой случай раз в жизни выпадает, судьбу на век обеспечить может.
   Глянул барабан, убедился, что он набит патронами, убрал оружие в карман пальто. Фото рассмотрел и аккуратно сложил в карман пиджака. И только после этого поинтересовался:
   - Я могу задать два вопроса?
   - Да - кивнул Стюарт, чуть улыбнувшись. Решительность агента произвела на него хорошее впечатление.
   - Если вдруг случится так - начал подпольщик, - что меня попытаются... э-э... беспочвенно обвинить в каких-то неприятностях мистера Хилла. Возможно, мне тогда лучше находиться за пределами Британии. На континенте меня ищет русская полиция, но мой отец живет в Аргентине. Я могу уехать к нему. Если так случится, я смогу быть полезен его величеству в Аргентине?
   - В любом случае кроме совершенно критического, вам не следует пока покидать наш Остров - не согласился Мензис. Уедете из Лондона любым поездом, проедете несколько станций, переночуете в отеле, а завтра с утра вернетесь. Вас будут ждать в девять утра на Центральном почтамте, получите указания. Если все же придется уехать, отправите телеграмму из Аргентины на этот адрес, где мы сейчас находимся. И вас найдут. Второй вопрос?
   Юозас на секунду задумался. Вопросы, конечно, были, но спрашивать следовало отнюдь не все. С другой стороны, в этаких играх и самую жизнь потерять легко, а жизнь вещь не бесполезная и одна, для человека нерелигиозного, каким, бесспорно, был юный марксист, тем более. Оттого вопрос он формулировал осторожно:
   - Если мне все же придется уехать, то потребуются билеты на пароход...
   - Безусловно - перебил его Стюарт. А если не придется, то ночевать следует не на вокзале, а в приличном отеле, подальше от констеблей. Он достал из бумажника пятьдесят фунтов, и положил на стол.
   Глаза боевика на секунду сверкнули. Пятьдесят фунтов стерлингов! Огромная сумма по меркам нищего революционера. А Мензис чуть помедлив, достал еще десять, и придвинул к мальчишке:
   - А это лично от меня. Купите вашему отцу какой-нибудь хороший сувенир, негоже приезжать без подарка.
   - Я вышлю ему сувенир почтой - серьезно ответил Юзик, забирая деньги. Кланяться он джентльмену не стал, не индус из колоний, говорил твердо, уверенно глядя в глаза собеседнику, что сэру Стюарту понравилось.
   "Действительно, неплохо себя ведет - вспомнил он доклад амстердамского резидента. Неглуп, решителен, и кажется, дисциплинирован. Но как, однако, растет уверенность от шестидесяти фунтов..."
   Выдавая дополнительные десять фунтов, Мензис знал - этот жест сидящий напротив бывший террорист не забудет. Это дураку платить лишнее без толку, сколько ни заплати - все равно мало покажется. Человек же рассудительный внимание к себе ценить умеет. Парнишка выглядел не только смелым, но и умным, такие помнят добро и не забывают о благодарности. А из благодарности рождается преданность. Несколько лишних кредиток - небольшая цена за личную признательность господина заколовшего жандармского полковника в центре русской столицы, сумевшего вырваться из жерновов российской охранки за границу, уйти от парижских шпиков, а потом заполучить покровительство Intelligence Service. Везение? В него британец просто не верил. Везет умелым. Этот русский подпольщик свое умение доказал.

***

   Спустя пару часов, сэр Мензис вошел в дом на тихой улочке в Хэмпстеде. Приветливо поздоровался с настороженным Хиллом, прошел в его кабинет, отказался от сигары и бренди, и небрежно опершись на высокую спинку стула, произнес:
   - Джордж, мне кажется, ваше усердие на нынешней службе ставит под угрозу нашу империю...
   Еще через час, в прихожей, уже натягивая перчатки, Стюарт заметил бывшему коллеге:
   - Помню, в России вы как-то ушли от преследователей через окно? В Англии вид человека выходящего в окно выглядел бы неприлично, как думаете? Ответа дожидаться не стал, кивнув, вышел и сел в ожидающий автомобиль.
   Хилл вернулся в кабинет, опустился в кресло, раскурил сигару и задумался. Впрочем, думать было уже не о чем. В этот раз он хладнокровно спланировал операцию против интересов Великобритании, организовал убийство лорда Инверфорса, Барту и Пехлеви, подготовил переворот в Тегеране. Он запустил эту операцию, и уже не мог ее остановить. Инженер со своей группой растворился в узких улочках Марселя, корабль шаха приближался к Франции, в Персии Теймураш примерял корону, а британская разведка, несмотря на благосклонность ее шефа, все же взяла след и пришла в его, Хилла, дом с вопросами. Бывший офицер Intelligence Service понимал, что Shell ни при каких обстоятельствах не сможет, да и не станет, противостоять английской короне в открытой схватке. Просто несопоставимые понятия. Тем более, компания не станет защищать от правительства схваченного за руку на "грязном" работника, это его личный риск, за то и платили.
   "Я вас раздавлю, дружище" - обронил Мензис в ходе разговора, и оба знали, это не только не угроза, но даже не обещание. Это констатация факта.
   Человек, помогающий удаче поставил на красное, и ошибся. Следовало заплатить полной информацией об операции за будущее семьи, и... уходить. Он знал правила этого казино, ставка есть ставка. Молчать не стал, глупо это и бессмысленно, Мензис уже знал слишком много, уберечь от него Shell не выйдет, можно только ограничить круг посвященных и не допустить вынесения собственного нестиранного белья на свет. Спасти жизнь Джордж возможно мог бы, остановив акцию, но это было уже не в его силах. А равноценного, он понимал это, предложить нечего, теперь он будет только мешать. Мешать правительству и Shell, которые вовсе не заинтересованы в разоблачении участия крупнейшей корпорации в подготовке теракта. Адмиралу Синклеру, Детердингу, попавшемуся в цепкие руки сэра Стюарта... Надеяться на успешный побег не стоит, Мензис дал это понять четко, за домом наверняка присматривают. И даже сумей он исчезнуть, источник таких секретов будут искать усердно.

***

   Григулявичус мерз на улице три часа. Потом к дому Хилла подкатил медицинский фургон, еще спустя полчаса из дверей вынесли носилки. Терпеливо прогуливающийся по улице Юозас тут же ускорил шаг, проходя мимо, бросил взгляд на тело. Лицо трупа оказалось вполне узнаваемо, Хилл выстрелил в сердце. Не замедляя шага, Григулявичус направился к метро, на всякий случай он решил все же убраться из Лондона до завтрашней встречи на телеграфе.

***

   Мензиса известие о самоубийстве Хилла догнало уже в Дувре, перед посадкой на паром. Этот эпизод оказался отыгранным четко. Утром, уже в Кале он вошел в пустой зал фешенебельного ресторана, и подсел за столик к солидному господину лет пятидесяти.
   - Доброе утро - приветствовал его генерал Знаменский. Начальник Разведчасти Жандармского корпуса ради такой встречи приехал во Францию лично, статус партнера по переговорам того стоил.
   К делу перешли быстро. Вмешивать в запутанную историю французов не желали оба, а предотвращение теракт в Марселе стало необходимостью и для Петербурга, и для Лондона.
   - Я бы не хотел, чтобы в связи с раскрытием злоумышлений каких-то бандитов, поддерживаемых некоторыми немецкими кругами, прозвучали инсинуации в адрес британских подданных или компаний - сформулировал после обсуждения ситуации, свою просьбу Стюарт. И добавил: Если во Франции ваши люди уже работают, то в Тегеране мы окажем шаху необходимую помощь.
   - Дорогой Стюарт, я не совсем понимаю, при чем тут мы? - поинтересовался генерал. Конечно, наши люди стараются помочь французской полиции в поимке русских инсургентов. Но это именно что враги России. А уж кто стоит за спиной бомбистов, предстоит выяснить следствию.
   - Детердинг должен уйти - не стал играть словами Мензис. Shell продолжит конкурировать с вашими нефтяниками, но без сэра Генри с его идеей "крестового похода" против России, компания будет готова признать status quo по умолчанию.
   Знаменский понял. Если Петербург не станет поднимать вопрос об участии Shell в покушении на Барту и Реза-хана, британцы разрешат затянувшуюся распрю с мировой корпорацией и уберут порядком досадившего Петербургу Детердинга. Сделка была предложена. Теперь требовалось определиться, стоит ли предложенная цена услуги. Британский вклад в поимку Инженера и его банды мог стать ключевым. С этим необходимо считаться, живой Барту нужен России для совместного вторжения в Германию, Знаменский знал, что на оккупацию Николай II настроен твердо. При всем том информацию о террористах Мензис в любом случае передаст, тут интересы совпадают. Сама Intelligence Service ее реализовать не хочет, не те отношения с Парижем, да и мы не упустим случая - тут же начнем искать ниточки к Shell, и ведь найдем... Нормальные отношения с лидером нефтяного рынка, конечно, не помешают, но в данном вопросе, англичане, похоже, выигрывали слишком много. Получив контроль сразу над Англо-Персидской компанией и Shell, да еще договорившись с Пехлеви и поспособствовав тому в раскрытии тегеранского заговора, Лондон получал совсем другие позиции для следующего этапа игры. А оплаты за позиционное преимущество в сделке не прозвучало. С другой стороны, скандал с Shell особых выгод тоже не сулит. Ну французы еще больше охладятся к Альбиону, и только. Хотя... а нет ли тут отголоска внутрианглийских подковерных баталий? Правительством Макдональда там не все довольны. И сэр Стюарт вряд ли сторонник лейбористов, ходят слухи, что он внебрачный отпрыск короля Эдуарда VII. В любом случае, совершенно точно у него отличные связи с королевским двором, скорее он должен ставить на консерваторов.
   Дмитрий Иванович улыбнулся, и заметил:
   - В принципе, необоснованные обвинения действительно не должны звучать. Вот, скажем, Россию в парижской прессе обвиняют в каком-то шпионаже, глупейшая история, представляете? Но это к слову, а на ваш вопрос... Я так понимаю, что выстраивать новые отношения с преемниками сэра Генри будет новое правительство?
   - Возможно - согласился собеседник. Мензис понял, что русский торгуется. Это предусмотрено, за выигрыш в расстановке фигур тоже есть цена:
   - Русские и французские войска сосредотачиваются на германских границах - ответил он на незаданный вопрос.
   Знаменский вопросительно поднял бровь.
   - Лондон - тут британец сделал паузу, подчеркивая следующие слова - направит ноту в случае вмешательства во внутренние дела Германии.
   "Англичане не станут реально противодействовать в Германии - понял жандарм. Ограничатся словесами. Черт!"
   Это действительно меняло дело. Персия и Shell стоили Германии, это вне сомнения.
   - Давайте обсудим детали нашей взаимной помощи французским коллегам - произнес он вслух. Прямо снова Антанта у нас, и опять против - Знаменский сделал такую же паузу - немцев. Надеюсь, сотрудничество будет не менее удачным.

***

   26.12.1932. Франция, Париж, бульвар Гренель 79, Российское посольство.
   Генерал привез сногсшибательные сведения. Как их получила разведка, Гумилев не мог себе вообразить, но слушал внимательно.
   - ...таким образом, по имеющимся у нас сведениям, теракт планируется в Марселе, во время встречи Реза-хана Пехлеви премьер-министром Барту и лордом Инверфорсом - подвел итог Знаменский. Экс осуществляет группа Мельникова, известного под кличкой "Инженер". Сейчас они находятся в совершенной автономии, связей с Савинковым, Боевой группой и другими структурами или лидерами Объединенки не поддерживают, и не станут этого делать до завершения акции.
   - Они боятся наших агентов в партии - поддержал начальство полковник. И надо признать, конспирация в боевке Савинковым поставлена на высочайшем уровне, ошибок Инженер и его люди не сделают.
   - Одну они уже сделали - заметил Шмырко.
   - Это уже больше, чем мы могли рассчитывать. Кроме того, это не ошибка, а хорошая работа вашего агента - улыбнувшись, сделал комплимент Николай Степанович. Госпожа Сталь умело подобрала... э-э... служащих.
   Присутствующие невольно улыбнулись, хотя представитель Охранного шутил лишь отчасти. Боевик проговорился "девице Жужу" не случайно, возможность подставить опытному конспиратору проститутку высшего класса, способную не только лечь в постель, но и заставить расслабится, он действительно считал заслугой баронессы.
   - У всех террористов чужие иностранные паспорта, живут они под прикрытием тщательно разработанной легенды. Местонахождение самого Савинкова и штаба боевки тщательно законспирировано, да и там, скорее всего, конкретикой не владеют, это разработка самого Мельникова - вернулся к обсуждению генерал. При малейшем намеке на слежку они меняют квартиры, паспорта и легенды.
   - Какие у них паспорта? - тут же спросил Шмырко.
   - Любые - пожал плечами Гумилев. Точно могут быть русские, с высокой вероятностью Голландия, Швеция и Дания. Но вполне допускаю и французские документы, например.
   - У нас есть два ключа к покушению - напомнил Знаменский. Адрес в Марселе и данные троих террористов. Сам Мельников, бывший анархист Горев и их техник, Бекаури. На него досье нашли?
   - Так точно - привстал посольский резидент. Бекаури Владимир Иванович, кличка Нодар, родился 12 декабря 1882 года в Тифлисской губернии, грузин, вероисповедание православное. Окончил с отличием Закавказское Михайловское железнодорожное училище, в коем во время учебы связался с социал-демократами. Во время бунта 1905 года изготовил для боевки пушку, привлекался по подозрению, но не арестовывался. Потом Манифест, попал под амнистию. С 1907 проживал в Петербурге, занимался конструированием и изготовлением сейфов со сложными замками, механических игрушек. Имеет восемнадцать патентов на изобретения. В период с 1907 по 1919 неоднократно попадал в сводки наблюдения как сочувствующий левым. С 1919 года состоял в Техническом бюро РСДРП(б), с 1921 перешел на нелегальное положение. По данным внутренней агентуры, занимался конструированием бомб и оружия для большевистской Красной Гвардии и подполья. С 1922 в эмиграции, с 1924 имел вид на жительство во Франции. Получил ряд патентов во Франции и Великобритании, но ни на один из них заказчика не нашел. С 1926 в Боевой группе Савинкова, по непроверенной информации занимается так же бомбами и переделкой оружия. Последний раз попадал в поле зрения Заграничной агентуры в сентябре сего года, в Берлине. Агент внутреннего наблюдения в "Объединенной РСДП" сообщил, что случайно встретил Бекаури в центре между Бранденбургскими воротами и Потсдамер-платц, но что он там делал, не выяснено. Имеются фотографические снимки, три штуки, последний пятилетней давности.
   - Немного - прокомментировал Николай Степанович. Но фотопортрет это хорошо.
   - Хорошо - согласился Шмырко. А личность солидная, эвон, сколько патентов набрал. Чего ему не изобреталось спокойно?
   - Такой изобретатель - буркнул Знаменский. Сами говорите, патенты его никому не нужны оказались. Вечный двигатель он не изобрел, случайно?
   - Никак нет, ваше превосходительство - ответил вместо резидента Гумилев. Но с его бомбами пришлось повозиться, опыт работы с взрывчаткой у него есть, и опыт серьезный. Бекаури личность бесспорно талантливая, и опасная. Но у нас есть адрес квартиры. Это их база?
   - Неясно. Возможно, просто почтовый ящик - ответил шеф Разведчасти. В любом случае, начинать надо с нее. В Марсель едете вы?
   - Точно так. Михаил Васильевич сейчас для французов не очень удобная персона, а у меня недурные отношения с Лепарком. Да и бомбистов я все же знаю лучше.
   С этим никто не спорил. Разведка и сыск разные вещи, опыт нарабатывается годами. В Марсель Гумилев и майор Лепарк выехали в тот же день.

***

   26.12.1932. Российская империя, Санкт-Петербург, Зимний дворец.
   В этот раз совещание было официальным, с приглашением начальника генерального штаба. Начал министр иностранных дел:
   - Посол Франции в Берлине сообщил в Париж о намерении Германии в ближайшее время ввести части рейхсвера в Рур - доложил Шебеко. Поводом для этого послужат якобы имеющиеся случаи забастовок на заводах Рурской области.
   - Дипломатией уже ничего не решить - произнесла Ольга. Берлин не реагирует на ноты, там снова возомнили себя державой. Кроме того, эти слухи о готовящемся покушении в Марселе...
   - Это бандитизм и возмутительное нарушение международных договоров - реплика прозвучала скорее как констатация факта, нежели возмущенно, а Николай II тем же, безмятежным тоном поинтересовался: И что Париж?
   - Исходя из полученной информации, министр иностранных дел Франции намерен вручить своему британскому коллеге ноту, извещающую, что в случае нарушения Германией Локарнского договора, Франция немедленно объявит мобилизацию и введет в Рур свои войска. Париж запрашивает наше мнение.
   - Этот шаг Германии означает разрыв Версальского договора, не так ли? Наш ответ будет исходить прямо из этого: как держава, гарантировавшая Версальские соглашения, Россия готовы ввести войска. Позволить сейчас немцам любой шаг, направленный на восстановление старой мощи, означает подогреть их тягу к реваншу. Так и сообщите в Париж. Что у военных? - обернулся император к генерал-лейтенанту Лебедеву.
   - Войска готовы, ваше величество - отрапортовал начальник Генерального штаба. Благоволите взглянуть? - и он, перейдя к расстеленной на столе карте, указкой показал: Первая армия под командованием генерала от инфантерии Крымова наносит расходящиеся удары на северо-запад, имея целью выйти к Одеру и овладеть переправами. Сводная группа генерал-лейтенанта Шатилова двигается в направлении Кенигсберга и далее к Висле. После выполнения задач первого этапа, армия развивает наступление на Берлин и Гамбург, имея задачей оккупацию территории восточнее Эльбы. Вторая армия, командующий генерал-лейтенант Егорьев, наносит удар в направлении Дрездена и далее в северо-западном направлении параллельно восточному берегу Эльбы.
   - А французы?
   - Они наносят удар первой и второй армиями на Дортмунд и Франкфурт, и далее по расходящимся линиям на Гамбург и Лейпциг, с последующим выходом к Эльбе. Третья армия занимает Баварию.
   - Я, Павел Павлович, мыслю так, что развитие наступления до Эльбы не потребуется - заметил Николай. Мы ожидаем, что Берлин капитулирует после перехода границы. Но тем не менее... Сколько продлятся боевые действия, если немцы решат воевать?
   - У них нечем сопротивляться, ваше величество. Весь Рейхсвер сто тысяч человек, развертывание они не проводили. По оценкам генерального штаба, Берлин может быстро поставить в строй еще столько же за счет полиции и скрытых военных формирований, но это максимум. Безусловно, немецкие части прекрасно выучены, но и все. Они слабо вооружены, имеют недостаточно артиллерии и совсем не имеют танков и авиации.
   - А так называемые "партийные военизированные формирования"?
   - Это сброд. Недисциплинированный, невооруженный, и враждующий между собой. От них следует ожидать бандитских нападений на наши части, но к этому мы готовы.
   - Если немцы решат воевать, мы сокрушим Германию - подвела итог княгиня Ольга. В этот раз всерьез, с парадом победителей в Берлине. Противопоставить русско-французскому наступлению им нечего.
   - Ну что же, это тоже вариант - согласился император. Мы знаем, что британцы не станут вмешиваться в нашу операцию, это существенно облегчает дело. Единственное, что меня беспокоит, это упомянутые слухи о покушении на Барту. Константин Николаевич - он перевел взгляд на шефа жандармов.
   - Покушение - реальность - коротко доложил Глобачев. Более того, операция террористов уже началась. Французская полиция предпринимает все усилия, Корпус участвует в расследовании. Привлечены самые опытные офицеры, задействованы лучшие агенты.
   - Мы можем быть уверены, что Барту продолжит пребывание на посту председателя французского правительства после 30 декабря? - резко спросила Великая княгиня.
   Генерал на секунду заколебался, он знал, что террористы еще не обнаружены. Но сведения имелись на его взгляд достаточные, шансов на арест боевиков более чем хватало, поэтому он рискнул ответить утвердительно:
   - Безусловно, ваше высочество.
   - В таком случае - Николай чуть помедлил, взвесил про себя еще раз должные прозвучать слова, решение непростое, поворот истории, но отступать он не желал, и твердо закончил - армия должна быть готова перейти в наступление 8 января.

***

   27.12.1932. Франция, Марсель.
   Арест сорвался, в квартире названной Знаменским никого не оказалось. Оставив в квартире четырех местных сыщиков, они с Лепарком вышли на улицу.
   - Я посмотрю, как расставят людей вокруг - решил француз. Гумилев, ждите в машине, она на соседней улице.
   Возражать полковник не стал, пропустил вперед двух уходящих в ту же сторону филеров, и направился к авто. Пройдя пару домов, издали еще зацепил рассеянным на вид взглядом идущего навстречу по тротуару невидного, скромно одетого человека.
   "Медведь - мгновенно опознал жандарм. Не вовремя он..."
   Впрочем, причин для волнения покамест не наблюдалось - даже если когда-то подпольщик и видел портрет поэта в каком-нибудь издании, даже если знал, что литератор этот носит погоны определенного ведомства, узнать жандарма вот так, встретив мимоходом на улице, он не должен. К тому же за возвращающимся в неподходящий момент бомбистом уже шла развернувшаяся обратно давешняя пара агентов. Николай Степанович не меняя задумчивого вида, невозмутимо прошел мимо шагающего навстречу Горева, отметил его рыскающий, настороженный взгляд и небольшой саквояж в руке, спокойно повернул к ближайшему парадному, и тут марсельские филеры резко ускорили шаг. Чуть обернувшись, полковник заметил спину террориста, исчезающую в арке совсем не того дома, в котором тот квартировал. Узнал боевик полковника или просто почуял неладное, но, похоже, решил свернуть в первый попавшийся двор. Полицейские, пришли к такому же выводу. Переглянувшись, они почти бегом кинулись к подворотне.
   Уже не скрываясь, Гумилев развернулся, нащупал в кармане браунинг, и направился следом, обнаружив при этом бегущего с другого конца улицы Лепарка с еще парой сыщиков.
   В ту же секунду полковник похолодел. Он вспомнил. Саквояж. Он точно знал, что в нем - такие использовались еще эсерами, набитые взрывчаткой, чемоданчики становились бомбой, переносимой совершенно открыто. Николай Степанович бросил взгляд на вбегающих в арку агентов, выхватил пистолет и заорал во весь голос:
   - Назад!!!
   Они успели его услышать, но вряд ли успели понять, что им кричат. В этот момент, из подворотни вылетел тот самый саквояж и упал на асфальт. Гумилев прыгнул к парадному, едва успел вжаться между колонн украшавших вход, как прогремел взрыв. Полуоглушенный жандарм тут же выскочил из укрытия, рванулся вдоль стены, краем глаза отметил, два безнадежно искореженных тела на мостовой, добежав до угла, припал на колено, и резким движением заглянул в арку. Предосторожность оказалась не лишней, пуля свистнула прямо над головой, стоящий получил бы ее в грудь, вне всяких сомнений.
   "Маузер" - безошибочно определил контрразведчик. Любимое оружие "лесных братьев" Прибалтийских губерний и бойцов красногвардейского городского подполья, басмачей Средней Азии и китайских хунхузов. И жандармских Отдельных команд, в мятежные двадцатые маузер в деревянной кобуре стал отличительной чертой офицеров и унтеров этих подразделений. Среди сегодняшних террористов этот не принятый на вооружение ни одной армией мира, дальнобойный и мощный, но тяжелый и неудобный в городе пистолет таскали обычно самые опытные.
   Отдернув голову и выпрямившись, полковник посмотрел на уже подбежавшего и прижавшегося к углу напротив Лепарка, показал ему жестами, что боевик один, вооружен и опытен. Француз почесал нос, ткнул пальцем в Гумилева, затем поднял свободную руку вверх и сделал несколько "стреляющих" движений.
   "Ага - сообразил Николай Степанович. Ну попробуй".
   Он не высовываясь поднял пистолет повыше, дождался, пока коллега припадет на колено, и дважды выстрелил, выставив оружие за угол. Андре в то же время высунулся из-за угла, но так же, как и сам Гумилев чуть ранее, услышал пулю прошедшую над головой и отдернулся обратно. Встав, он посмотрев на русского указательным пальцем очертил полукруг, после чего сложил пальцы в кукиш.
   "Оп-па - понял странный жест адресат. Подворотня, выходит, почему-то тупик? Это неплохо, но как его оттуда выковырять?"
   Сзади подбежали два сыщика из местных. Споро осмотревшись, они вежливо отодвинули Гумилева от арки, и то же самое сделали их коллеги с Лепарком. Встав по двое к каждому углу, один на колене, второй во весь рост, марсельцы живо обменялись непонятными стороннему наблюдателю знаками, после чего стоявшие на колене отработанными движениями нырнули вперед, выкатываясь по мостовой и стреляя в движении, стоявшие одновременно высунулись из-за углов, тоже открыв огонь. Горев успел выстрелить лишь один раз, пуля порвала рукав пиджака одного из катившихся по асфальту, и все закончилось. Двое сыщиков привычно рванулись в подворотню, лежавшие, спокойно поднялись, глянули в арку и закурили.
   В подворотню направились и приезжие.
   - Это Марсель - пояснил Николаю Степановичу по дороге Лепарк. Вотчина корсиканских банд, палят здесь часто, полиция тоже стреляет умело и без колебаний. А отстреливающихся живыми они не берут.
   Он показал на фургон, закрывающий дальний конец подворотни:
   - Вот. Бандит наверняка знал, что тут проход, но на то, что его перекроет, не рассчитывал. Случай...
   Разведчик подошел к валяющемуся за мусорным баком трупу, опустился на колени и быстро, умело обыскал покойника. Поднявшись, он снова обернулся к полковнику:
   - Гумилев, вы знаете, у нас труп без документов, который ничего не скажет.
   - Документы были в саквояже с бомбой - уверено отозвался жандарм. И если он носил что-то связанное с акцией, тоже. Они всегда так ходят, если что - улики сгорают вместе с преследователями. А часто и вместе с боевиком.
   - Фанатики чертовы - буркнул Андре. Кого нам теперь искать?
   - Бекаури или Инженера, на выбор.
   - Я боялся, что вы скажете именно это - усмехнулся подполковник Второго бюро. Не хотите добавить, где их искать? Кстати, здешние сыщики теперь нам помогут с куда большим усердием.
   - Да куда уж больше...
   Лепарк посмотрел на до сих пор неубранные с улицы трупы полицейских, и негромко выругался.

***

   27.12.1932. Франция, Марсель. Форт Saint-Nicolas.
   Вечером марсельская полиция начала большую облаву. Трясли все известные притоны, ночные бары, гостиницы, сдающиеся квартиры, выдергивали осведомителей и вели переговоры с главарями шаек. Результат к утру оказался нулевым. В крыле военной базы, где разместились приехавшие из Парижа контрразведчики, табачный дым плавал клубами, а почти не спавшие руководители поисков напряженно искали выход.
   - Они сидят где-то в городе - в который раз повторил шеф Второго бюро. Вчера Де ля Рок лично докладывал премьер-министру о готовящемся покушении. И получил совершенно недвусмысленный ответ: прибытие шаха отложено не будет, от положенной по протоколу встречи, поездки по городу и публичной речи Барту не откажется. А исключить покушение - дело его ведомства.
   - Они могут быть на судне в порту, на любой квартире сданной без документов, в пригороде - перечислил Лепарк. В город боевики выйдут, видимо только к проезду кортежа.
   - Скажите мне что-нибудь, чего я не знаю - посоветовал генерал. А еще лучше, что с этим делать.
   - А пожалуй, monsieur Лепарк нашел ключевой пункт - задумчиво произнес Гумилев. Смотрите господа: мы не можем найти террористов, пока они не вылезут из своего логова, верно? Но на улицах наши шансы растут, фотографии Мельникова и Бекаури есть у каждого патрульного, их за ночь показали тысяче человек. Значит, нужно выманить их на улицу.
   Фон Коттен не зря считал Николая Степановича одним из лучших учеников. Мыслил полковник так же, как и начальник Охранного департамента, лучшая стратегия - спровоцировать противника на действия, тогда он открывается, тогда его видно и можно взять.
   - Что вы предлагаете - не понял Де ля Рок. Дать объявление в газетах, "просим господ бомбистов выйти и осмотреть достопримечательности Марселя?"
   - Откуда они получают информацию о распорядке встречи? - не обратил внимания на галльскую колкость Гумилев. Из газет? Слушают радиостанцию?
   - Из газет - сразу ответил Лепарк. Там печатали даже маршрут кортежа, французы любят встречать экзотических гостей, к тому же многие захотят посмотреть на премьера. Для Барту это неплохой повод увеличить число избирателей, так что все открыто.
   - В расписании визита могут в последний момент произойти изменения. Где это можно узнать?
   - В тех же газетах.
   - Террористы должны убедиться в отсутствии неожиданностей. Кто-то из них выйдет за прессой - понял генерал. Ну и что? Это может быть один из тех, кого мы не знаем.
   - Значит, надо внести изменения - закончил мысль жандарм. Тогда старший группы вынужден будет выйти на место, провести рекогносцировку. Исполнителям это не поручат, ведь у них, как мы знаем, два варианта покушения. В красном подполье не принято посвящать всех в подробности, план целиком знает только Инженер и возможно, Бекаури, если он не только техник. Останется ждать их в том месте, которое не входило в первоначальный маршрут.
   - Мы не сможем изменить путь следования делегации. Даже большую часть.
   - Мы и не будем. Но напечатать-то такой слух мы в состоянии?
   - Думаете, они на это клюнут? - скептически поинтересовался начальник французской разведки.
   - Они знают, что с Горевым что-то случилось. Для достоверности, стоит упомянуть в газете о том, что полиция опасается покушения.
   - Вы с ума сошли - пожал плечами Де ля Рок. За такое "упоминание" Барту разорвет меня на куски.
   - Если доживет - парировал Гумилев. А заявление можно будет опровергнуть, это не проблема.
   - Мой генерал, это неплохая мысль - осторожно заметил Лепарк. Мы накроем ложный маршрут филерами, а на газетные сплетни, если мы возьмем бандитов, плевать.
   - Попробуйте - подумав, неохотно кивнул генерал. Завтра последний день перед прибытием шаха, не будем упускать и такую возможность.

***

   28.12.1932. Франция, Марсель. Форт Saint-Nicolas.
   После выхода газет, телефоны в кабинете звонили не переставая. На обозначенный журналистами "измененный" путь следования наблюдатели фиксировали нашествие любопытных. Нужный звонок раздался ближе к обеду, когда надеяться уже почти перестали. Услышав, как взявший трубку Лепарк рявкнул повеселевшим голосом "сетку!", Гумилев отложил просматриваемый в который раз план города и подобрался.
   Француз повернулся, и зло ощерившись сообщил:
   - Бекаури зацепили.
   - Сетка?
   - Делают!
   Парижская Сюрте разработала технику "сетки". Полицейских размещали в стратегических точках города, на мостах, крупных магистралях, в обязательных местах проезда, чтобы на большом расстоянии проследить путь подозреваемого. Если объект наблюдения, передаваемый "стационарами" в течение длительного времени не появлялся там, где должен появиться, то становилось ясно, что он сделал остановку в периметре, рассчитать который становилось просто. Затем все полицейские стягивались в вычисленное место и проводили незаметный осмотр квартала, чтобы засечь встречу или место проживания.
   Бекаури довели до дома на улице Шартрё. Выслушав сообщение, Лепарк колебался не больше двух секунд, потом отдал приказ:
   - Берите.
   Провокация кажется, удалась.

***

   На этот раз обошлось без стрельбы, но в квартире террорист оказался один. Войдя в комнату, Гумилев и Лепарк услышали зазвонивший телефон, застыли, переглядываясь, и посмотрели на арестованного. Тот криво ухмыльнулся.
   - Инженер - предположил Бартелеб, комиссар парижской Сюрте, командированный в Марсель по делу о покушении. Черт!
   Телефон звонил, техник улыбнулся уже широко. Николай Степанович вопросительно взглянул на французского разведчика, тот быстро кивнул, тогда жандарм снял трубку:
   - Да - произнес по русски.
   Трубку на другом конце бросили, Бекаури зло оскалил зубы. И тут же получил по зубам ботинком Бартелеб, комиссар не собирался церемониться с террористом. Гумилев поморщился, Лепарк кивнул снова.

***

   В небольшом кафе на окраине Марселя Мельников не торопясь расплатился с хозяином, улыбнулся подавальщице и вышел на улицу. Бекаури он звонил только сам, отвечать тот должен был на французском, в конспирации нет мелочей. Следовательно, старого товарища можно было списывать со счетов, где он допустил ошибку, выяснится потом, дом, в котором находилась радиоаппаратура для взрыва и адреса остальных боевиков, техник не знал, точки, где заложены мины тоже, полиции он, даже если заговорит, в чем глава террористов сомневался, ничего толкового не расскажет. Он закурил, и махнул рукой, подзывая такси.

***

   Подпольщика привезли в форт Святого Николая спустя час, Лепарк немедленно убежал на допрос, русского коллегу с собой не взял, пояснив:
   - Возможно, нам придется повести себя невежливо.
   Через три часа позволившего себе заснуть прямо в кресле Гумилева разбудил звук открывающейся двери.
   - Он молчит - констатировал вошедший в кабинет Лепарк.
   Гумилев вопросительно посмотрел на француза, поднял руку, и не говоря ни слова вяло пошевелил в воздухе пальцами.
   - Все равно молчит - уточнил, поняв жест, вошедший следом комиссар Сюрте. Фанатик.
   - У нас водятся - согласился Николай Степанович.
   - И как вы с ними работаете?
   - По разному - вздохнул полковник. Среди красных действительно встречались убежденные революционеры, выбить из которых показания было невозможно. Такие выносили месяцы жесточайших допросов, и уходили на виселицу, не проронив ни слова о товарищах по подполью. Иногда их удавалось обмануть или переубедить, но времени на подобные трюки явно не имелось.
   - Времени уже не остается - озвучил невысказанную мысль Лепарк, упав в соседнее кресло. Шах прибывает завтра. Барту и Инверфорс уже здесь.
   - А вот если - вступил в разговор Бартелеб - воспользоваться плодами прогресса?
   - Чем? - не понял разведчик.
   - Вы слышали о допросе под наркозом?
   - Нет. Что это?
   - Что-то вроде наркотиков, инъекция скополамина. Метод, позволяющий, вопреки желанию человека, извлечь из него информацию. Врачи, применяя обезболивающее при родах, заметили, что женщины под наркозом рассказывают о себе и своих близких такое, чего никогда бы не сказали в обычном состоянии. Год назад, один американский доктор опубликовал в английском "Журнале полицейской науки" статью под названием "Использование скополамина в криминологии". Вариант беспроигрышен, объект просто не вспомнит, что говорил.
   - Что такое сополамин? - быстро спросил Гумилев.
- Скополамин. Наркотик без цвета, вкуса и запаха. Вызывает либо глубокий сон, либо бодрствование с отключением сознания, тут важна доза. Если с дозой угадали - в искусственно бессознательном состоянии человек отвечает на вопросы как малый ребенок, не пытаясь обмануть или схитрить.
   - Я что-то такое слышал - неуверенно произнес Андре. Вроде, суд не учитывает показания, полученные таким образом?
   - Да, считается, что показания получены "в измененном состоянии сознания", а коль так - могут быть следствием психологического давления. Но нам ведь не надо в суд и мы не собираемся выдавливать из парня признание! Нам надо получить конкретные сведения, пусть хоть зацепку.

***

   Бесцветные прозрачные кристаллы легко растворились в воде, врач добавил в шприц раствор хлористоводородной кислоты. Игла легко вошла в вену привязанного к кровати человека. Спустя полчаса зрачки Бекаури расширились, руки и ноги покраснели.
   - Еще полчаса - флегматично сказал медик. Потом он начнет бредить, вопросы задавайте резко и конкретно, он не поймет сложных фраз.

***

   - И так, что мы имеем? - начал Лепарк, когда они вернулись в кабинет. Где остальные боевики нам все равно неизвестно.
   - Зато мы знаем, что их еще семь человек - вздохнул комиссар. И знаем их планы, это уже что-то.
   - Смотрим - кивнул Андре. Их было десять, одного прогнали в Париже, Горев убит, оставалось восемь. По маршруту кортежа заложены бомбы сделанные Бекаури, сигнал на их подрыв даст по рации Инженер, при нем два боевика охраны. Еще четверо должны затесаться в толпу встречающих, и если взрыв не удастся, открыть огонь из пистолетов. Каждый имеет при себе два ствола - "Наган" и "Вальтер", и ручную гранату. Со стрелками ясно, но я не понял про "радиомины". Подрыв по радио - это вообще возможно?
   - Надо исходить из того, что возможно - покачал головой Гумилев. Бекаури талантливый изобретатель, в боевке столько лет не просто так провел. Его прошлые "сюрпризы" срабатывали, саквояж с бомбой вы сами недавно видели в действии.
   - Почему ваши "талантливые" люди не хотят конструировать мирные утюги? - буркнул Лепарк. Нужно вырвать из него, где заложены эти чертовы мины.
   - Не выйдет. Он будет спать десяток часов, а без наркотиков молчит.
   - Допрос и без того удался - кивнул, соглашаясь Бартелеб. Вообще-то, даже под лекарством поют не все и бессвязно, Бекаури оказался весьма восприимчив к скополамину, нам удалось понять довольно много. Я так понимаю, было четыре квартиры. Та, где не удалось взять Горева, фактически почтовый ящик, туда приходила взрывчатка и прочие детали, через нее шла связь группы, но на ней никто не жил. Собственно, Медведь ее сворачивал, когда за ним пришли. Отсюда следует, что все материалы террористы получили, сигнал на проведение операции тоже, и явка стала не нужна.
   - То есть - перебил его Лепарк - вы полаете, что мины готовы?
   - Я полагаю, что они не просто готовы, а уже заложены и ждут своего часа - уточнил комиссар. Дальше, есть квартира, где жил Бекаури. Почему он жил один?
   - Потому что техник - не раздумывая, ответил Гумилев. Его квартира - мастерская бомб, он работал с взрывчаткой, это опасно. Бывало, что самодельные бомбы взрывались при изготовлении. На такой случай, техник селится один и адресов основной группы не знает, если произойдет взрыв - его возьмут, но рассказать он ничего не сможет.
   - Это обычная практика ваших террористов?
   - Да.
   - Хорошо, принимаем. Дальше, готовые снаряды и передатчик, приводящий их в действие, Бекаури передал минерам. Те установили заряды в просчитанных местах по пути следования, дать сигнал на подрыв должен Инженер. Выходит, техник им больше не нужен. Но по его словам, Мельников завтра рано утром должен телефонировать нашему арестованному адрес, где находится радиопередатчик, который приведет в действие мины. Последний явится туда, на случай неполадок с рацией.
   - Инженер не позвонит - вздохнул Лепарк. Упустили.
   - Мы установили номер, с которого прошел звонок. Кафе на окраине, клиента хозяин не запомнил, их там проходит много. Тут мы ничего не выловим. Но мины заложены и передатчик у Инженера, взрыву ничто не мешает и без Бекаури. Вопрос в том, где рация, ведь сигнал должен пойти в момент, когда кортеж будет проезжать заминированный участок.
   - Любой дом по маршрут следования - покачал головой разведчик. Проверить все квартиры нереально.
   - Тем более, с Мельниковым двое боевиков, в качестве охраны и возможно, сигнальщиков - добавил Николай Степанович. Допустим вариант, что сам Инженер видит только дозорного, который даст отмашку взрыву.
   - Так. Остаются стрелки. Они на четвертой квартире, выйдут только к проезду кортежа. И их адреса мы тоже не знаем.
   - Может, их собьет сообщение об изменении пути следования? - предположил офицер Второго бюро.
   - Не думаю - откликнулся жандарм. Если они нацелились на акцию, изменение маршрута их не смутит. Вы не понимаете, они готовы жертвовать жизнью ради успеха, они ведь верят, что операция проводится ради революционной идеи. И они точно будут в толпе встречающих, если мы не возьмем их раньше!
   - Фанатики - в очередной раз повторил Лепарк. Как их искать? Да еще эти радиомины...
   - Радио, радио - задумчиво пробормотал Гумилев. Радиосигнал на подрыв должен звучать на частоте 715 килогерц. Без него мины не взорвутся, так?
   - Наверное.
   - Когда я был в Абиссинии, наши рации забивало помехами, там горы - пояснил полковник. И радист в таких случаях говорил: "сигнал не проходит".
   - Создать искусственные помехи? - мгновенно понял француз. Это может помешать взрыву? И это вообще возможно?
   - Не знаю. У вас есть радисты?
   - Есть. Да точно есть, тут же рядом авиабаза - Лепарк вскочил, радуясь возможности предпринять хоть что-то, и выбежал из кабинета. Вернулся черев несколько минут:
   - Радисты будут через три часа, из Тулона. Там база ВМФ, флот, пришлют лучших, патрон распорядился лично. Но что делать со стрелками?
   - Это вопрос - согласился Бартелеб. Усилить охрану?
   - Делается. Но, по словам нашего русского коллеги... - Лепарк взглянул на жандарма.
   - Да - кивнул тот. Охрана может не спасти. Достаточно, если выстрелить сможет хотя бы один, а их четверо. И еще раз: они готовы на все и своей жизни не пожалеют, исходите из этого. В крайнем случае, кинутся с гранатой под автомобиль, и такое случалось
   - От встречи Барту не откажется - пробормотал Лепарк. Увеличить скорость кортежа?
   - Небольшое увеличение ничего не даст - пожал плечами Бартелеб. Встречающая праздничная толпа, много поворотов, брусчатка. А ехать быстро премьер не даст, народ его не разглядит. Тут он, кстати, прав - если кортеж помчится мимо собравшихся на торжество, Барту потеряет голоса. Во всех газетах начнется вой про премьера, пренебрегшего простыми французам, люди ведь пришли, ждали. Такой шаг общество расценит как унижение, во Франции на это не пойдет ни один политик. Совещание затянулось на час, вариантов так и не придумали. Полиция продолжала прочесывать город, в форте лихорадочно перебирали варианты усиления поисков.

***

   Уже поздним вечером, в кабинет, откуда уже второй день руководили розыском, позвонил комиссар марсельской полиции Дегре, попросил Лепарка подъехать к нему.
   Дегре он застал курящим у входа в здание Сюрте. Выглядел комиссар не лучше оставшихся в форте, с теми же мятыми рукавами, небритой щетиной и усталыми глазами. Увидев офицера Второго бюро он молча кивнул на дверь и пошел вперед. Вслед за ним Андре зашел в дверь невзрачного кабинета, в котором кроме запыленных стола и стула ничего не было. Дегре дождался, пока разведчик закроет за собой дверь, присел на край стола, не заботясь о пачкающихся пиджаке и брюках, и утверждающе произнес:
   - Лепарк, это ваша операция.
   - Что именно? - не понял Андре.
   Комиссар свирепо посмотрел на него, достал из внутреннего кармана пиджака небольшую книжицу, и аккуратно выложил на запыленную столешницу:
   - Это паспорт, изъятый у Бекаури.
   - По которому он жил? - подполковник осторожно взял документ, перелистал его, и все так же непонимающе уставился на марсельца.
   - Паспорт - с нажимом заявил Дегре, - фальшивый, но изготовлен очень качественно, на подлинных бланках. Эти бланки были переданы Второму бюро, я навел справки в префектуре. Бекаури получил его от вашей службы, это вне сомнения, других вариантов не существует.
   Лепарк помертвев, сузил глаза, и посмотрел на сыщика. Полицейский ответил не менее тревожным, понимающим взглядом, он явно испытывал уверенность в своих словах, но не в действиях. Профессионалы молчали. О чем говорить, вариантов два - или провокация Бюро, и тогда в ближайшие часы им сообщат местонахождение остальных боевиков, после чего останется арестовать их и рапортовать о блистательной победе, или... Вторая версия выглядела скверно. Разведка, планирующая убийство собственного премьера... так могло быть, мало ли какие расклады наверху. И раскрывших такой секрет уберут не задумываясь.
   "Любопытно - отстраненно подумал Лепарк, - только ли наша это затея... Гумилев вдруг назвал адрес и фамилии главных бомбистов, откуда бы, а? С другой стороны, русские не имеют доступа к нашим собственным фальшивкам. Или имеют? Впрочем, если так, то скорее, планируется взять и остальных... Но может статься наоборот, Бекаури и Горев непосредственно в акции не задействованы, а как оправдание Де ля Року пойдет - "почти взяли", не смогли выявить всех..."
   Он еще раз взглянул на настороженного полицейского и твердо сказал:
   - Я иду к генералу.
   - А я иду в город - откликнулся сыщик. У меня возникла срочная необходимость провести розыскные мероприятия подальше от лишних глаз, подполковник. Паспорт оставляю?
   - Конечно. И комиссар - вздохнул разведчик, - наберете мой телефон часа через три?
   - Наберу - согласился Дегре. Чего ж не набрать. И очень надеюсь услышать в трубке ваш голос, друг мой.
   Он повернулся, и тяжело пошел к выходу.

***

   Де ля Рок услышав доклад подчиненного, медленно, не отрывая глаз от лежавшего на столе паспорта, достал пачку сигарет, вытянул, не глядя одну, и не закуривая, выложил зачем-то на стол. Генерал точно знал, что убийство Барту спланировано не по его приказу. Но паспорт... Выявить бланки подлинных паспортов, если они правильно заполнены, без запроса в выдавшую префектуру невозможно. Единственный способ раскрытия человека, использующего бланк подлинного паспорта, это если будет допущена ошибка во время заполнения, или номер паспорта окажется в списке похищенных. Поэтому поддельные документы из настоящих бланков ценятся среди желающих спрятать свое истинное лицо за фиктивной бумагой, выше всех прочих. Поэтому Второе бюро, в случаях необходимости, пользуется именно такими документами прикрытия. И содержит целый отдел, занимающийся их изготовлением. Документ мог появиться только там, и отдать распоряжение об его изготовлении могли всего три человека, включая шефа разведки.
   Все же закурив, Де ля Рок потянул к себе телефон.

***

   Под утро, Лепарка вызвали к генералу.
   - Мы его взяли - желчно сообщил начальник.
   Лемуан служил руководителем отдела подложных документов французской разведки с 1930 года. В Париже, после звонка патрона, его подняли с постели в собственном доме. Офицеры Бюро получив приказ лично от Де ля Рока действовали быстро и не считаясь с чинами, Лемуан сознался через час. Жить на жалование в столице непросто, продажа подложных документов уголовным и сомнительным иностранцам стала весомым дополнением к его бюджету, никаких интриг, обычная для Франции тех времен коррупция.
   - Это действительно наш паспорт, сотрудник бюро продал его за взятку. Он арестован, список проданных паспортов вот - начальник разведки протянул Лепарку лист бумаги.
   Андре перевел дух. Опасения не оправдались. Он взял список, пробежал его глазами, и посмотрел на генерала:
   - Я передаю эти фамилии Сюрте?
   - Немедленно!

***

   Остальное было делом техники, полиция, получив имена подозреваемых, снова начала перетряхивать Марсель. Повезло инспектору Паоли, ведущему розыск в окрестностях города.
   - Владелица отеля "Модерн", это в Экс-ан-Прованс - сбивчиво кричал он в трубку, - сказала, что трое из списка остановились в ее гостинице, три дня назад. С ними девушка, она назвалась другой фамилией!
   - Инспектор, спокойно - рявкнул появившийся снова в форте Дегре. Что они делают?
   - Н-не знаю - сбился сыщик. Они в номерах, сегодня еще не выходили. Сняли две комнаты, живут по двое.
   - Мы едем, организуйте наблюдение за отелем. Скрытно, Паоли, очень осторожно, понятно?

***

   Они успели. Три автомобиля набитых детективами в штатском въехали на улицы пригорода как раз тогда, когда из дверей гостиницы показались террористы. Через полчаса, в форте Святого Николая зазвонил телефон. Взявший трубку Лепарк, выслушав сообщение, обернулся, и сообщил:
   - Их взяли.
   - Стрелки? - быстро спросил Бартелеб.
   - Да. Все четверо, оружие и гранаты при них, были спрятаны в сумках. Дегре говорит, они уже выдвигались в Марсель.
   - Остался Инженер, и двое его людей.
   - И мины - напомнил Гумилев. Что с радистами?
   Радисты за ночь привезли свое оборудование в форт, расположенный неподалеку от порта, в котором ожидалось прибытие шаха, и заканчивали монтировать антенны. Полиция продолжала обход отелей и съемных квартир, Лепарк, Гумилев и Бартелеб остались на военной базе, охраны на улицах хватало и без них.

***

   29.12.1932. Франция, Марсель.
   Около двух часов дня персидский эсминец, встреченный эскортом французских миноносцев, вошел в марсельскую гавань. В форте услышали артиллерийский салют.
   В три часа пополудни радисты в форте Святого Николая, настроившие передатчики на частоту 715 килогерц, запустили пластинку с танго. Музыка полилась в эфир, не оставляя ни одной "щели" в которую мог бы проскочить роковой сигнал.
   Без двух минут четыре, от эсминца отвалила шлюпка, ровно в шестнадцать часов, Реза Пехлеви, одетый в белую форму, сошел на берег Старой гавани Марселя, где его встречали Барту, лорд Инверфорс и сопровождавшие их чиновники французского дипломатического и военного ведомств. Шах и французский премьер обменялись короткими речами и направились к ожидавшей их машине. Лимузин с большими окнами и широкими подножками во всю длину кабины, медленно двигался вдоль собравшейся на тротуарах улицы Ла Канебьер восторженно кричащей и размахивающей флажками толпы, сопровождаемый конным эскортом. Барту махал рукой в ответ приветствиям, Инверфорс и Реза ограничились улыбками. В квартире, неподалеку от Ла Канебьер, Мельников, увидев в окно взмах шляпой сигнальщика, подошел к передатчику.
   Взрыва он не услышал. Поняв, что первый вариант отчего-то не сработал, террорист протер рацию, и кивком пригласив за собой сидящего у двери боевика, вышел из дома. К пути кортежа он приближаться не собирался, Марсель покинул спустя несколько часов, остальные двое уходили отдельно. Операция провалилась, об арестах других членов группы, Инженер прочитал в вечерней газете, уже на границе. Там же сменил в очередной раз паспорт, и покинул Францию. Теперь он собирался отсидеться в надежном месте, в Германии, потихоньку разузнать о последствиях неудачи. В том, что Хилл будет в бешенстве, Борис не сомневался.

***

   30.12.1932. Франция, Марсель.
   Через двадцать минут пути, кортеж въехал на площади Биржи, остановился у муниципалитета, и пассажиры степенно прошли в префектуру.
   Несколько тысяч полицейских, военных и поставленных в известность чиновников вздохнули с облегчением. Покушение провалилось. Танго непрерывно звучало в эфире еще три часа.

***

   Двоих террористов задержали на следующий день, одного в Париже, второго в поезде. Савельев, человек который ставил мины, дал показания, и французские саперы сняли опасные игрушки. Всех арестованных по этому делу гильотинировали месяц спустя, суд был закрытым.
   Точно таким же, закрытым заседанием, осудили баронессу Сталь. Получив в виде наказания небольшой штраф, Лидия выплатила его немедленно после освобождения и через месяц выехала из страны.

***

   31.12.1932. Франция, Париж. Улица Сен-Доминик.
   Барту одетый в безупречно сидящий стального цвета сюртук из твида, сел за бюро и положив локти на бювар, сообщил собравшимся:
   - Настало время решить, что мы предпримем по поводу Германии. Шлейхер демонстрирует непримиримость, отказ Берлина от Версальских ограничений и выплаты репараций можно назвать свершившимся фактом.
   - Шлейхер рассчитывал на успех марсельского покушения - осторожно заметил Фланден. Сейчас, возможно, он окажется более сговорчивым. А ввод войск дело затратное.
   Министр финансов склонялся к компромиссу, он знал, какую дыру в бюджете страну пробила оккупация Рейнской области десять лет назад, и помнил, что возобновление платежа репараций дефицит не покрыло.
   - Вы забываете один нюанс, друг мой - поднял палец председатель Совета министров. Даже два. Первое, два года назад Франция отказалась выплачивать долги САСШ! Эррио тогда настаивал на соблюдении обязательств, но Национальное Собрание не пошло на выплаты. Так что теперь все, что мы взыщем с немцев, останется здесь.
   - Вашингтон предъявит претензии.
   - Пусть. Их даже можно будет удовлетворить, но переговоры об этом дело долгое, вопрос надо проводить через парламент, процесс затянется. Но в любом случае, второе обстоятельство, а я имею в виду Россию, куда важнее. Русские отказались от долгов Англии, но они продолжают платить нам. И это, как ни странно, означает, что теперь не Петербург зависит от Парижа, а наоборот. Потому что если царь решит приостановить выплаты, и, к примеру, заключить союз со Шлейхером, то помешать ему мы окажемся не в состоянии!
   - Да - вздохнул Фланден. Маленький долг проблема должника, а большой - кредитора.
   - Именно. И русские настаивают на необходимости усмирить Германию сейчас, не дожидаясь пока она наберет силу.
   - Николай II стар - кивнул Поль-Бонкур. Неизвестно, сколько он еще протянет. По слухам, его здоровье не в лучшем состоянии, раны, полученные в 1913 году, дают о себе знать. А наследнику лишь шестнадцать, император желает гарантировать сыну спокойную ситуацию в Европе в первые годы правления. Вопрос, насколько следует поощрять Россию.
   - Я полностью согласен с царем - ответил министру иностранных дел Барту. Полностью. Французская нация никогда не откажется от ее священного права на получение репараций, я сказал это еще в январе, когда Брюнинг заявил об отказе возобновить выплаты. И я готов подтвердить это сегодня! Дефолт Германии, неизбежно влечет интервенцию, Берлин об этом предупреждали. Мы уговаривали их целый год, дальше терпеть просто глупо.
   - В последний раз правительство добилось от немцев уплаты трёх с половиной миллиардов репараций два года назад. Мораторий Гувера приостановил уплату репараций и вообще германских долгов, но ведь не отменил - заметил Фланден.
   - Мир и процветание Франции гарантирует только максимальное ослабление Германии. Только тогда мы удержим доминирующие позиции в Европе. И здесь русский царь прав, удар нужно нанести чем скорее, тем лучше.
   Барту оставался неизменно верен заветам великодержавной политики. Франция оплот порядка в Европе; сильнейшее государство континента, призванное вместе с союзниками охранять Версальский мир. А отсюда вытекала и идея франко-русского союза как залога стабильности:
   - Если мы пойдем на уступки Шлейхеру, нам предъявят в скором времени новые, еще более обширные требования. В один прекрасный день мы должны будем, наконец, остановиться. Лучше сделать это сейчас, пока козыри ещё в наших руках.
   - Германия действительно возрождается - заметил Поль-Бонкур. Шлейхер...
   - Статьи 429 и 430 Версальского договора - перебил его Барту, - предусматривают прямую оккупацию войсками союзников германских территорий, в случае если Комиссия по репарациям найдет, что Германия полностью или частично отказывается от своих обязательств по Версальскому договору. Шлейхер окончательно отказался от выплаты репараций. Договор нарушен, это я вам говорю как юрист и как бывший председатель комиссии по репарациям! Русские полностью со мной согласны. Да еще это инспирированное Берлином покушение в Марселе! Это... это апаши, а не правители!
   - Франк обесценивается - добавил Фланден. Устранение германского конкурента способствовало росту экспорта, стимулировавшего производство. А репарации позволили нам осуществить реконструкцию тяжелой промышленности, к которой добавился потенциал Эльзаса и Лотарингии. К 1930 году Франция превысила довоенный уровень производства на 40%. Но сейчас кризис...
   - Бросьте! Глубина кризиса у нас не достигла даже уровня Англии. Но появление сильной Германии усугубит падение, безусловно. Я отдаю приказ на оккупацию. Петербург предлагает начать 8 января - премьер-министр обернулся к молча слушающему обсуждение представителю армии.
   - Наши войска будут готовы к этой дате - кивнул генерал Жорж, неофициально уже выбранный на пост главнокомандующего операцией по умиротворению Германии.
   - Тогда решено. Я лично составлю послание в Петербург.

***

  

ЭПИЛОГ.

  
   8.01.1933. Великобритания, Лондон.
   Перед входом в клуб, Мензис задержался возле торговца прессой. С первых полос газет на него смотрели портреты российского императора и французского премьера, а заголовки кричали об одном и том же. Слова "Германия", "Россия", "Франция", во всех газетах соседствовали со словами "война", оккупация", "Версальский договор"...
   Мензис взял "The Times", пробежал глазами передовицу. Пропустив рассуждения журналистов, он тщательно изучил заявления премьер-министра Франции, потом речь Николая II... глаза перескакивали с абзаца на абзац, русский царь выражался как никогда резко:
   "Германия, обращаясь со своей собственной подписью и подписями своих партнеров как с чем-то несущественным, вновь отказалась от репарационных выплат и силой заняла Рурскую область, нарушив тем самым свои собственные обещания...
   ...На конференции в Женеве, Германия требовала "равенства в вооружениях", заявляя о своем отказе участвовать в дальнейшей работе конференции по разоружению до признания этого принципа. Напомню тем, кто забыл, что ограничение в вооружениях Германии предусмотрено Версальским мирным договором, положившим конец мировой бойне, вина за развязывание которой целиком лежит на Германской империи. И данное ограничение предусмотрено, исключительно с целью не допустить повторения этой страшной войны...
   ...В Германии продолжаются притеснения российских подданных, российских компаний и банков. В печати продолжается кампания гонений по отношению к подданным и учреждениям Российской империи, имели место акты произвола со стороны немецких властей и полиции. Не прекращаются так называемые "экономические бойкоты" российских предприятий спровоцированные как немецкими, так и некоторыми иностранными, влиятельными силами. Все эти меры наносят ущерб Российской империи, и ее подданным...
   ...Таким образом, Германия вновь демонстрирует всему миру свое пренебрежение к любому письменному обязательству, отдав предпочтение методу грубой силы и свершившегося факта. Разорвав одним махом заключенные соглашения, она вновь доказала, что ее политика знает лишь один основополагающий принцип: выждать благоприятный случай и захватить все, что можно захватить без сопротивления. Это практически та же мораль, которую проповедуют гангстеры и обитатели джунглей....
   ...Сегодня Германия вновь сбросила маску цивилизованности. Совершенно ясно, что бесполезно надеяться на успешное противодействие Берлину иными аргументами, кроме силы. Нынешняя Германская республика проявляет к договорам и обязательствам такое же пренебрежение, как и империя Вильгельма II. Германия продолжает оставаться страной, где любой документ - клочок бумаги..."
   В нетерпении он перегнул газету, и прочитал внизу страницы окончание:
   "Руководствуясь стремлением к поддержанию мира и спокойствия в Европе, Российская империя и Французская республика вновь, как и девятнадцать лет назад приняли на себя бремя обуздания германской агрессии. В соответствии с положениями Версальского договора, на территорию Германии вводятся оккупационные войска..."
   Дальше он читать не стал. Аккуратно опустив газету в урну, Стюарт вошел в двери клуба. Оставив пальто в гардеробной, он прошел в зал и направился к столику, за которым в одиночестве обедал сэр Генри Детердинг.
   - Вы позволите? - вежливо поинтересовался новый директор Intelligence Service, отодвигая стул.

***

   10.01.1933. Великобритания, Лондон.
   Джозеф Григ, такое имя указали в виде на жительство, усмехнулся, посмотрел на часы, и поднявшись вышел из паба, столкнувшись с входящим в двери невысоким господином в клетчатом пиджаке. Вернувшись в отель и собрав вещи, он направился на вокзал, путь лежал в Кембридж.
   Он не знал, что закончить университет ему не придется, через два года учебы к нему подойдут от сэра Мензиса, и предложат съездить в Лондон. Там, на Чайн-Кросс, в офисе английской разведки, Григу предложат вернуться в мир тайных операций. Отказываться он не станет и следующие двадцать лет проведет в статусе сначала агента, а потом штатного сотрудника Intelligence Service. Лишь в пятьдесят шестом году, в январе, после прощального ужина с традиционным недорогим шампанским, он уйдет из секретной службы, к тому времени уже "Ее" величества.
   Через три месяца после отставки Джозефа Грига, в Санкт-Петербурге пройдет короткая пресс-конференция Отдельного Корпуса жандармов полковника Юозаса Ромуальдовича Григулявичуса. О нем снимут фильмы и напишут книги, назовут "суперагентом Зимнего" и "самым знаменитым шпионом мира", фамилия Григ станет понятием нарицательным. В Intelligence Service следующие два десятилетия пройдут под тенью поиска сообщников Грига, расследования контрразведки и конспирологов внутри службы испортят не только репутацию Секретной службы и карьеру десяткам ее работников, но и парализуют активную деятельность оставшихся - одно из просчитанных последствий объявления о деятельности Юозаса.
   А полковник Григулявичус осядет в тихой Москве. Не прекращая работы в разведке, где его опыт и знания будут использоваться аналитиками, он, разумеется, под псевдонимом, напишет книги о тайнах Ватикана и Уайтхолла, католической церкви на Ближнем Востоке и англиканской в Британской империи. Станет автором биографий короля Саудовской Аравии и великого муфтия Иерусалима. Удостоится почетного звания члена-корреспондента Императорской академии наук и степени доктора исторических наук.
   Каприз судьбы еще раз сведет его через десятки лет с Гумилевым. Но не с поэтом из Жандармского корпуса, а с его сыном. Бывший резидент станет одним из самых жестких критиков Льва Николаевича Гумилева, когда тот представит на суд ученой общественности свой труд "Этногенез и биосфера земли". Именно Григулявичус будет первым, кто напечатает разгромную рецензию на эту книгу.
   Впрочем, сейчас он будущего, разумеется, предвидеть не мог. После "моменталки" - встречи в строго назначенное время, на выходе из паба, когда входящий в двери связник неуловимым движением всунул выходящему агенту послание, прочитанное в номере отеля и сожженное немедля в пепельнице, Юозас пребывал в состоянии эйфории. В голове непрерывно крутились слова шифровки:
   "Для Лоренцо.
   Внедрение считаю успешным. Информация об организации Томаса признана весьма ценной, ваша работа по линии Ксеркса и делу Бренна успешной. Поздравляю чином подпоручика и орденом Владимира IV степени. Продолжайте осваиваться в Дакии, имея целью проникновение в Компанию.
   Влас".
   Впрочем, день вообще оказался богат новостями. Он взял со стола купленную по дороге "The Financial Times", и перечел короткую заметку. Несколько газетных строк сообщали:
   "Директор-распорядитель корпорации Royal Dutch Shell, сэр Генри Детердинг вчера неожиданно для всех подал в отставку. Свое решение сэр Генри объяснил преклонным возрастом, не позволяющим ему служить интересам компании столь эффективно, как раньше. Предполагается, что его место займет Фредерик Годбер".
   Новость не могла не радовать. Перед глазами всплыло лицо сводного брата. Живого, такого, каким его помнил Юозас. А потом перед внутренним взором возникла картина похорон. Обгорелых, съежившихся останков. Хоронили в закрытом гробу, но Григулявичус присутствовал в морге при выдаче тела, Яков Новицкий проходил как террорист, пришлось брать разрешение в Охранке. Мать он к этому не подпускал, ни к чему ей видеть, во что превратился старший сын.
   Именно в тот день Юзик познакомился с подполковником Никишовым, тот выписывал разрешение для похорон, держался без злости, сочувственно, запомнился. Позже, уже в Стефановской тюрьме, на допросе, Павел Полуэктович предъявил доказательства убийства Якова, а потом и заронил сомнение в честности вождей "Объединенки" - ведь если экс проводили по заказу, как обычная банда уголовных, то возможно ли верить остальному?
   Нет, к марксизму вчерашний выпускник гимназии до сих пор относился с уважением, но в правильности трактовки идеи бывшими кумирами - усомнился. А позже, под мягким, но неустанным и заботливым, без малейшего преувеличения заботливым, кто лучше позаботится о человеке, чем талантливый офицер, ведущий агента? - влиянием Никишова, перешел на сторону империи. Старый жандарм был первоклассным агентуристом, начинал еще до рождения Григулявичуса, подбирать отмычки к душам умел. Но в этот раз подобрал не отмычку, ключ нашелся, аккурат к тому замку, поворот в коем меняет судьбы.
   Из молодого революционера вышел не заурядный осведомитель, что в таких гордости для профессионала с тридцатилетним стажем, это любой подпоручик с толикой внимательности сумеет. Получился агент перспективный, пригодный для использования в играх с куда более высокими ставками, чем ловля провинциальных чухонских социалистов. Никишов прекрасно помнил, что с подобного старта начинали карьеру и создатель охранных отделений Зубатов, и ас закордонной разведки Корпуса Гартинг. Содержащегося в тюрьме Юозаса под прикрытием наказания перевели в одиночную камеру, оттуда скрытно увезли в Москву, где полгода на неприметных конспиративных квартирах Корпуса шло обучение разведчика. Летом тридцать второго года уже не Юзик, а агент ОКЖ Лоренцо был готов к работе, начал с восстановления связей в Вильне, Павел Полуэктович искал для своего воспитанника возможности вывода за границу.
   Нашел вариант уже Коттен, вспомнивший о начинающем агенте над трупом Никишова и мгновенно просчитавший перспективы от объявления Григулявичуса убийцей жандарма. Идея ввести Юозаса в операцию по поиску предателя, получившую кодовое обозначение "Бренн" появилась позже. А уж о том, что бывшему боевику удастся рассчитаться за смерть брата и лично поучаствовать в сокрушении не только начальника безопасности Shell, но и абсолютно недосягаемого, казалось бы, сэра Детердинга, в Разведчасти носившего кличку "Ксеркс", тогда и подумать не мог никто.
   "Я заплатил, Яша" - мысленно сказал новоиспеченный Отдельного корпуса жандармов подпоручик видению. Атеист, он не верил, что кто-нибудь его услышит. Но вдруг?
   Праздновать, впрочем, времени не оставалось. Уже следующим утром, разведчик входил в канцелярию Кембриджского колледжа общественных наук, а вечером - в паб "У льва", где собирались студенты левых настроений, самое подходящее место для человека с его биографией.
   Через несколько дней за его стоик подсел крепкий, смугловатый парень с дымящейся трубкой во рту:
   - Я слышал, вы левых взглядов? - поинтересовался он.
   "Провокатор? - мелькнула мысль у Джозефа. Вряд ли, я его видел, студент, оратор..."
   - Симпатизирую - широко улыбнувшись, ответил разведчик. Я, знаете ли, марксист.
   - У нас много марксистов - кивнул визави, и протянул руку:
   - Гарольд Филби. Друзья обычно называют меня Ким.

***

   8.01.1933. Российская империя, Санкт-Петербург, Лиговский проспект 4, штаб Отдельного корпуса жандармов.
   "Его превосходительству
   Начальнику ОД ОКЖ
   Генерал-лейтенанту М.Ф. фон Коттену.
   Доношу, что 7.01. с.г. в ходе негласного наблюдения в здании штаба ОКЖ, в 15 часов 17 минут, в коридоре на первом этаже возле прикрепленного на стене между караульным и подсобным помещениями пожарного ящика, остановился неизвестный (присвоена кличка "Бордовый") в штатском, заметивший развязавшийся шнурок на левом ботинке. Положив имевшуюся в руках кожаную папку на пожарный ящик, Бордовый присел на колено, завязал шнурок, в то же время незаметно оглядывая коридор. Выпрямившись, Бордовый взял папку, но в результате его якобы неловкого движения из нее вывалился один лист бумаги, запавший в промежуток между ящиком и стеной. Бордовый достав из папки тонкую металлическую линейку, просунул ея между пожарным ящиком и стеной, подцепил выпавший листок, и достав, сложил в папку. Сколько он достал листков, установить не представляется возможным, однако в ходе проведенной после его ухода проверки, "закладки" в промежутке между ящиком и стеной не оказалось.
   Выйдя из здания штаба ОКЖ, Бордовый взял таксомотор..."
   Оторвавшись от рапорта, Глобачев посмотрел на фон Коттена:
   - Личность установили?
   Тот с готовностью выложил перед генералом следующий листок. Константин Иванович не сказав ни слова, потянул документ к себе:
   "Его превосходительству
   Начальнику ОД ОКЖ
   Генерал-лейтенанту М.Ф. фон Коттену.

Рапорт.

   Доношу, что в ходе розыскных мер, установлена личность неизвестного, проходящего по проследке как "Бордовый".
   Им оказался Смагин Валериан Васильевич, Отдельного корпуса жандармов подполковник, 38 лет, уроженец г. Царицын, происходящий из почетных граждан, русский, православный, образование высшее, занимает должность начальника 3 отделения 2 делопроизводства Разведчасти ОКЖ..."
   Глобачев поднял глаза на сидящего рядом с шефом Охранного Знаменского:
   - Второе делопроизводство. Средний восток?
   - Точно так, ваше превосходительство. Персия, Ирак, Афганистан, Индия. Прошлым летом Смагин подменял начальника отделения во французском делопроизводстве. Видимо, тогда он и получил доступ к сведениям о Сталь и Мартене. Что касается Арно, его Смагин мог вычислить работая с материалами по Персии или Индии.
   - Итак, вы уверены, что искомый "Мышь" - это подполковник Смагин, я правильно понимаю?
   - Совершенно уверены - согласился Коттен. Я отрядил три бригады филеров, Смагина довели до закладки им нашего подарка в тайник, недалеко от Финляндского вокзала. Позже он оставил метку на фонарном столбе, рядом с Прачешным мостом. Ждем, кто из англичан придет забирать посылку.
   - Арестовывать когда намереваетесь?
   Начальники департаментов переглянулись, Глобачев насторожился. Ответил Знаменский:
   - Ваше превосходительство, ситуация резко поменялась. Мы бы не хотели его арестовывать. Во всяком случае, не в ближайшее время.
   - Резон? - поднял бровь начальник.
   - Агента Арно мы британцам подставили, по изъятым Смагиным документам, проходящим в операции как "бумаги Никишова", вычислят быстро. Взяв его, в Лондоне успокоятся и не станут искать Мага. Предателя у себя мы нашли. Но... - разведчик устало потер лоб.
   Вся затея с Григулявичусом была нацелена именно на выявление "Мыши" и обеспечение безопасности агенту Маг. Но операция с самого начала стала неожиданно расширяться. Юозас, проходящий по секретным учетам ОКЖ как "агент Лоренцо", попал в группу террористов, готовящих покушение на Барту, чего никто в Петербурге не ожидал. Пока в России обсуждали, стоит ли перенацелить агента на освещение группы Мельникова, носящего во внутренней переписке кодовую кличку "Томас", в Париже Юзик попал в поле зрения людей полковника Гумилева. Последнего отправили ловить псевдобоевика не вводя в курс дела, именно активность Гумилева, которая не могла остаться незамеченной британской разведкой, должна была обратить внимание Intelligence Service на мелкого русского революционера.
   Проверка Григулявичуса ожидалась основательная. При внедрении в любую подпольную организацию от кандидата требуется стаж революционной деятельности. В случае с Объединенной РСДП, наученной горьким опытом прошлых лет, все осложнялось наличием у лидеров этой организации большого разведывательного и контрразведывательного опыта, заимствованного у тех спецслужб, с которыми эта организация была связана. Тем более не имелось сомнений в скрупулезности англичан, которые не преминут перепроверить как самого агента, так и его легенду. Главная задача состояла в подборе человека, способного выдержать любой экзамен, агент Лоренцо подходил как нельзя лучше.
   Никто не сомневался, что задействовать столь ценного агента как получивший в Жандармском корпусе кодовое наименование "Мышь" на основании сведений из сомнительного источника в Лондоне не станут. Выйти на связь с эмигрантом британцы должны были исключительно по своей инициативе, отчетливо представляя, что Юозас имеет немалую ценность для Петербурга. Потому никакой условности в его розыске не допускалось, о его принадлежности к Корпусу не знал даже посольский резидент, охота шла по настоящему. С нелегальной группой графа Толстого, опекавшего агента, связь, конечно, поддерживалась, но в основном тайниковая, вести слежку люди Савинкова умели немногим хуже жандармов. Единственным дозволенным Григулявичусу преимуществом стал показ фотографий обоих филеров, отправленных на его поиски во Францию. Опознав одного из наблюдателей, он должен был скрыться и привлечь к себе внимание внутри партии.
   Вышло все немного иначе, но, в общем, вполне в рамках плана. Выломился из рамок Гумилев, внезапно сорвавшись в Голландию и умудрившись сделать почти невозможное - за день найти беглеца в незнакомом Роттердаме.
   Дальше ситуация стала еще рискованнее. Ориентируясь на созданную Лоренцо репутацию боевика, его задействовал в своих играх на грани допустимого, ставший ныне директором Intelligence Service Мензис. И несмотря на то, что оказать сэру Стюарту реальную услугу человеку нынче носящему фамилию Григ не довелось, вряд ли тот забыл о толковом пареньке с занятным прошлым.
   Последнее быстро подтвердилось, британцы помогли Юозасу с поступлением в Кембриджский колледж общественных наук, благо, успокоенные парижской резидентурой братья Лопато, не отказали в стипендии, и перспективы в Дакии, как именовалась в шифрованной переписке Англия, открывались весьма привлекательные. Наличие внедренного, а не завербованного агента в "Компании", британская разведка проходила под таким кодом, сулило огромные возможности.
   И потому генерал Знаменский тер лоб, размышляя.
   - Григулявичус - наконец выговорил он. Изначально вопрос его дальнейшего внедрения не рассматривался, но положение изменилось. Михаил Фридрихович - заведующий Разведчастью поклонился в сторону соседа, - передает своего питомца нам. Офицер из него получился удачливый, не исключено, сможет воспользоваться своим знакомством с Мензисом в наших интересах. Но если взять "Мышь", это выйдет подозрительно.
   Мысль Глобачев понял. Но удивленно переспросил:
   - Вы что, предлагаете оставить Смагина в неприкосновенности?
   - Мы - кашлянул Коттен, - рассматривали две возможности. Первое, несчастный случай. Но это тоже спустя какое-то время, чтобы с Лоренцо не связали, да и сам, гм, "случай", обставить надобно понадежнее, а это не одним махом. Но ведь, ваше превосходительство, во-вторых, известный шпион - это наш шпион, а? Константин Иванович, почему бы нам, не начать еще одну игру?
   Шеф жандармов устало потер ладонью затылок. Ненависть к предателю, вполне естественная, уступила место расчету, а выявленный изменник, перестав служить источником раздражения, стал отходить в область уже решенных задач.
   - Попробуйте - согласился он. План игры представьте десятого, раньше мне не до него будет. Но! Исключить утечку из Корпуса с сегодняшнего дня, это первостепенное требование, это я ни в каком разе не позволяю.
   Он вернул начальнику Охранного департамента документы по Смагину, и повернулся к разведчику:
   - Что с Арно?
   - Толстой работал с ним под легендой венгерского графа завербованного российской разведкой, если Арно заговорит, расшифровки нашего офицера не произойдет. Ротмистр ведет не только Арно, но и Лоренцо, тот несмотря на подготовку и личные качества, все же первый раз работает в качестве нелегала, да еще в самой сложной и запутанной ситуации, к такому подготовить невозможно. Там нужен человек с опытом конспиративной деятельности, хотя бы просто для подстраховки Лоренцо. Не исключаю, что Толстой может быть ликвидирован противником, и тем не менее, директивы о его немедленном отъезде я не дал. Уехать сейчас означает оставить Лоренцо без поддержки, чревато срывом.

***

   Арно жил в богатом особняке, выходец из аристократического рода, общий язык с ним Толстой нашел быстро, супруге агента представился в качестве доверенного лица швейцарского банка, тема курсовой разницы ценных бумаг хозяйку дома заинтересовала. С тех пор отношения с семьей Олдхэмов стали дружескими. Один из сыновей специалиста Foreign Office по разработке шифров и дешифрованию на деньги Разведчасти отправился учиться на континент, это позволяло отцу не вызывая подозрений, выезжать заграницу и привозить с собой материалы. Пил бывший капитан действительно сильно, но тут интересы жандармов и супруги Эрнста сошлись, и на время удалось тягу агента к спиртному ограничить. Вновь запои у Олдхэма начались в 1932 году, от работы с секретными материалами его отстранили.
   В начале января ротмистр узнал от жены Эрнсте, что к Арно стал проявлять интерес чиновник из службы безопасности. Этого ждали, именно оплату учебы сына на континенте выбрал Коттен в качестве приманки для Intelligence Service. Рассказ "запомнившего" цель срочной оплаты Григулявичуса сам по себе наводил MI-5 на шифровальщика, обучающего ребенка за границей, появление сыщика означало, что в Лондоне заглотили наживку. Доказательств, тем не менее, слова Юозаса не давали, лишь раздразнив английских ищеек близостью указывающих прямой путь к раскрытию изменника документов и побуждая задействовать своего агента в простом на вид действии - всего лишь достать из тайника два листа бумаги. Впрочем, слежку за Олдхэмом британцы установили, не дожидаясь подтверждений.
   Знаменский направил ротмистру указание немедленно выехать из страны, риск провала в такой ситуации резко вырос, а Толстой знал слишком многих. Но разведчик решил еще раз посетить Арно - как обычно, остались незаданные вопросы и не до конца определенные позиции, в том числе на случай ставшего теперь уже почти неизбежным, провала. Когда вечером граф прибыл в особняк, с супругой Олдхэма беседовал незнакомый, представительного вида мужчина. Представился он Дмитрию дипломатом, но в роли удержаться не смог, и многозначительно посмотрев на графа, намекнул, что ищет иностранного шпиона, который крутится около старины Эрнста. Дмитрий Александрович ничем себя не выдал и, продолжая беседу, как ни в чем не бывало, рассказал несколько смешных историй, а в конце визита пригласил чиновника на ленч в лучший ресторан столицы.
   Вот теперь действительно следовало уходить. На следующий день рано утром первым самолетом по имевшемуся у него запасному паспорту он покинул страну.

***

        Эрнста Олдхэма арестовали спустя неделю, вежливые, спокойные люди из контрразведки. Улик против него, кроме оплаты неким российским подданным счета в Цюрихе, в распоряжении обвинения не имелось, а потому MI-5 пошла на сделку. В обмен на признание и детальные показания, Арно получил всего четыре года тюрьмы. Его супруге "от старых друзей" передали достаточную для оплаты защитника и прочих издержек сумму денег, и она с благодарностью ее приняла.

***

   Подполковник Смагин работал под негласным контролем Охранного до тридцать седьмого года, взяли его под шумок массовых арестов по делу о заговоре Брусилова-Скоблина, расстреляли после закрытого трибунала "без гласного оповещения". В архивах Intelligence Service он так и остался нераскрытым российской контрразведкой.

***

   Все это случится позже, а пока Глобачев признав логику заведующего Разведчастью, в очередной раз кивнул, соглашаясь:
   - Пусть действует. Что по Марселю?
   - Операция завершена в основном успешно. Террористов взяла Сюрте, ушел только Мельников.
   - Шах договорился с британцами?
   - Его запросы после наших демаршей стали скромнее. К тому же, Реза торопился обратно, о заговоре в Тегеране ему сообщили еще в море. Новое соглашение подписано. Площадь концессии уменьшилась, Персии гарантирована защита от колебаний цен и пятнадцать процентов прибыли, полученной по всему миру и распределенной между акционерами. Ну и 750 тысяч фунтов стерлингов ежегодно, фактически, лично для Пехлеви. Шах неплохо пощипал британцев, но основные позиции Англо-персидской компании сохранены.
   - А позиции Англии в Тегеране усилены - едко добавил Константин Иванович. Впрочем, вы получили на то санкцию, а Германия сегодня и вправду важнее. Главное, Барту уцелел, теперь через несколько дней, немцы перестанут беспокоить Зимний. А к Персии вернемся, когда сил накопим.
   И заканчивая уже совещание, спросил Коттена напоследок:
   - А что полковник Гумилев, которого вы в центр событий в виде точки притяжения затолкнули?
   - Гумилев свою роль отыграл должным образом - ответил Михаил Фридрихович. И с Григулявичусом вышло красиво, хоть официально и неудача получается, и Сталь вытащил, и с покушением французам неплохо помог.
   - Во Франции его наградили орденом Почетного Легиона - заметил Знаменский. За Марсель.
   - Наградили - согласился Коттен. И пока он останется в Париже. Ваше превосходительство - он поднял взгляд на шефа жандармов - оккупация Германии началась. Уже известно, займут ли французы Баварию?
   - Кажется, да - чуть удивленно произнес начальник. А в чем дело?
   - В Марселе не удалось взять самого опасного, Инженера. Но мы зафиксировали его в Мюнхене. С Савинковым он пока встречаться не пожелал, видимо, опасается претензий, да может, еще про Хилла прослышал. Поэтому наш фигурант направился к своему давнему другу, известному - тут глава Охранного хитро улыбнулся, - под кличкой "Кузьма". И еще "Дядя".
   - Бокий - утвердительно произнес Глобачев, уперевшись ладонями в стол. Михаил Фридрихович, вы вышли на Бокия?
   - Да вот, тропили одного зверя, а пришли к берлоге моего коллеги, Глеба Ивановича - довольно ответил Коттен. Самый законспирированный товарищ, он, как известно, в Объединенке контрразведкой заведует, ажно с самого двадцать первого года. Еще Ленин, покойничек, ему поручил.
   - "Черная книга"? - вспомнил и Знаменский.
   - Именно. Список секретных осведомителей партии, симпатизантов с толстыми кошельками или высокими чинами, да прочие любопытнейшие записи.
   - Если это не миф, конечно - усмехнулся начальник ОКЖ.
   - Вот Гумилев и проверит. Мельникова достанет заодно, в Мюнхене у него в прошлый раз удачно сложилось. Тогда можно будет и у нас к ордену представлять.

***

   8.01.1933. Франция, Париж.
   Николай Степанович медленно шел по Елисейским полям. Прошел мимо Триумфальной Арки, почти добрался до площади Согласия. В этот раз он не косился на отражения в зеркальном блеске витрин, не менял резко направлений, в этот холодный, но ясный и солнечный день он действительно просто гулял. По Парижу, одному из любимых городов, в котором последние годы так редко бывал, мимо голых деревьев с растопыренными ветками на фоне неба, подставляя лицо резкому ветру, пахнувшему газолином и гарью.
   Впрочем, сегодня раздражал и Париж, с его бегущими куда-то людьми и неостановимой рекой автомобилей на проспектах. Хотелось тишины, безлюдности и другого, лучше конечно, морского, ветра.
   "И все ж таки - мелькнула мысль, - жаль, что нельзя отправится домой морем. Сел бы на пароход, помахал с борта старушке-Европе..."
   Записанные две недели назад, в Роттердамском порту строчки всплыли в памяти, отложенное стихотворение напомнило о себе. Ну что ж... поэт нашел глазами небольшое, уютное кафе с жаровней, выставленной на террасу, зашел, спросил кофе и достал неизменный блокнот.
   Перечитал написанное раньше, хмыкнул, сообразив, что не давало покоя в композиции:
   "Сначала значит, уплываю куда-то, потом, ругаю, на чем свет стоит старушку Европу, а потом хочу сбежать оттуда... я задумывал нечто, скорее, обратное".
   Гумилев поменял местами строфы, разбил на части...
   "Сначала болезнь, затем исцеление - довольно подумал он, откидываясь на спинку стула. И сразу все становится осмысленно:
  
   БЕГСТВО.
1
Сладка свобода, Великий Боже,
От миража европейских стран,
Где год из года одно и то же,
Где спорят Библия и Коран,

Где Рим болеет инвеститурой,
Где чеха видит в гробу мадьяр,
Где иудеев, цыган и турок
Терпеть не может любой школяр,

Где в грош не ставя ярмо конвенций,
Едва оправясь от прошлых смут,
О новой славе мечтают венцы
И новой крови берлинцы ждут,

Где франкофилы и русофобы
Меняют вывески, но не суть.
От грубой силы, от глупой злобы
Хочу сбежать я ... куда-нибудь.
2
Устав от горя, устав от будней,
От петербургской больной хандры,
Я выйду в море на белом судне
Искать неведомые миры.

Покинув гавани и фиорды
Балтийской лужи, плыву на юг,
И в этом плаванье, злой и гордый,
Я позабуду про свой недуг.

Оревуар, горловина Зунда,
Прощай, унылый Па-де-Кале!
Под звон гитар иберийских судно
Идет вдоль города на скале.

И вмиг восполнив мои утраты
(Хотя утрачиваю ли я?),
Крепчают волны, поскольку рады
Вернуть мне счастие бытия.
   Пусть не корабль, поезд, но в ближайшие дни с Францией мы попрощаемся. А там, глядишь, и за город выберусь, в лес".
   Полковник не знал, что вернувшись в посольство, он найдет шифровку с приказом, прикомандировывающим его к французской оккупационной армии и новым заданием. Поэтому, допивая кофе, он безмятежно улыбался.
  
   ПРИМЕЧАНИЕ:
   Стихотворение, помещенное в повести, предоставлено уважаемым Гильгамешем (http://zhurnal.lib.ru/g/gilxgamesh/).
  
  
  
Оценка: 9.00*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"