Рязанов Вячеслав Василиевич
Буровики

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Автор отработал двадцать восемь лет в бурении. Бурил на воду, полезные ископаемые (уголь, соль, сырье для промышленных предприятий и др.); вентиляционные скважины для шахтных выработок, участвовал в инженерно-геологических изысканиях. Специфика работы и жизни буровиков подвигнула автора на написание очерков, предлагаемых вышему, читатель, вниманию.
  В поле вольный, как казак,
  Повидал свет, как моряк,
  Настоящий он мужик
  Ему имя - буровик
  
  
  Автору довелось поработать ряд лет в бурении. Ряд лет - это двадцать восемь лет.
  Профессия наша кочевая, грязная; постоянный спутник буровика - грязь; бывает холодно, сыро, бывает опасно (работать под грузоподъемными механизмами). Недостает бытовых удобств, различные трудности походной жизни. Бурильщик - это специальность, а буровик - можно сказать, образ жизни.
  Своеобразные взаимоотношения старших и подчиненных, питание, график работы, условия быта и другие детали, отличающие нашу профессию от других.
  Тяжело ли работать на буровой? - Все в жизни (и в работе тоже) относительно. Такой же и ответ на этот вопрос. Буровая - это годы, оставившие самые яркие впечатления. Надо любить путешествия, быть склонным к перемене мест, не бояться бытовых неудобств, перебоев в регулярном питании, физических нагрузок и т.п. Тогда можно назвать эту работу легкой и приятной. Еще важно ценить относительную независимость от собственного начальства, которое, при специфике нашей работы, видишь не каждый день.
  А возможность видеть рассвет с верхушки вышки, когда ты в ночной смене? Мало кому доводится увидеть эту картину и понять ее прелесть. Или удивляться тому, как голоса работающих внизу прорываются сквозь шум и грохот, царящих там. Бурильщик и помбур разговаривают, я же здесь, наверху, слышу четко все. Но когда я пытаюсь позвать их или подать сигнал голосом, они меня вообще не слышат, ори не ори.
  Был у меня в самые первые годы работы на буровой мотоцикл "Минск- 3", 3,5 лошадиных сил, по прозвищу "Макака". Когда по каким-либо причинам нас не возили на смену, я, бывало, на нем добирался к молодой жене и маленькой дочурке. И опять на смену. Километров за двадцать-тридцать, а то и пятьдесят. Изматывался так, что, вы не поверите, засыпал за рулем. Я о таком и не слыхивал, а вот самому пришлось испытать. То, что при этом ни разу не упал и не слетел в кювет, можно объяснить только одним - заботой обо мне ангела-хранителя. А когда в дождь надо было ехать по проселочным дорогам, а у нас есть дороги через меловые горы, то заднее колесо забивалось грязью так, что приходилось (сам сообразил) привязывать свечной ключ так, чтоб он (ключ) пропахивал себе путь, очищая колесо от мелового киселя (приподняв заднее колесо на подножку) и только потом продолжать преодолевать эти адские километры...
  А в холод надевал фуфайку задом наперед, чтоб не продувало, брезентовку поверх, на руки рабочие рукавицы и пошел!
  Геологоразведка - это отрасль народного хозяйства, отличающаяся от других экзотикой и романтикой постоянных путешествий. Чтобы дать читателю общее представление об этой экзотике, не обязательно вникать в технологию бурения и пр. В каждой работе своя специфика, а вот быт - о нём стоит рассказать. Человек со стороны назвал бы условия, в которых мы живём в поле, ужасными. Нет пунктов питания, нет никаких санитарно- гигиенических удобств. Летом утром ныряем в речку, умываемся, чистим зубы, моем голову, тут же и стираем по мелочам.
  Да, постоянные разъезды. Но и новые впечатления тоже постоянно. Самые разные приключения... Возможность всегда быть с природои: дождь, буря, снежные заносы, мороз, гололёд - всё с нами. Зимой бывает так: от дороги до буровой ещё километров пять по сугробам - тогда этот участок, преодолевает дежурный трактор с десантом (т.е. с нами) на капоте. А глубокой сырой осенью добраться на смену по пахоте, превратившейся в сплошную грязь?! Тому, кто не испытал подобного, пожалуй слабо, а мы - тяжело, но надо - добираемся, привязав сапоги (на верху голенища есть ушки, т.е. петельки - в них надо продеть верёвку) и помогая руками, вытаскивать ногу из этого месива.
  Часть нашей работы - перевозка, это переезд с законченной скважины на новую точку. При перевозке оплата не сдельная, а по тарифу, т.е. значительно скромней. Поэтому переезжаем всегда в ударном темпе, чтобы поскорей опять начать гонку за набуренными метрами, т.е. за заработком. По
  этой же причине перевозка, как футбольный матч, состоится при любой погоде. Бывает: зима, температура 0№, дождь, спецовка заледенелая, как латы рыцаря - сдираешь с себя, ставишь - стоит!
  Итак, приезжаем на новую точку. Зима. Здесь уже стоит вышка, которую монтажники установили летом, заранее. Разгружаем. Теперь бы домой, в тепло, но дежурному, который останется стеречь всё, что мы сгрузили, надо переночевать не замёрзнув. Поэтому мы всей бригадой, в штурмовом порядке, копаем котлован для промывочного раствора, устанавливаем на дно буржуйку и накрываем всё это щитами от стен разборного тепляка (сарая, изолирующего от непогоды станок и людей в
  процессе будущего бурения).
  Всё, бригада может уезжать. Дежурный полез в котлован на ночёвку, т.е. на дежурство.
  Утром приезжаем - из-под снега торчит труба, из неё струится дымок. Значит всё в порядке. Через пару минут снег зашевелился, вылазит наш дежурный, услышавший машину. Чёрный как шахтёр, но весёлый - рад людям. Теперь до вечера он будет работать с нами, т.к. отправлять его одного домой нечем - далеко и нерентабельно. Да он и не против - чем плохо заработать еще одну смену, хоть и по тарифу.
  В течение дня все установили: станок, тепляк, буржуйку - можно бурить. Цистерна-водовозка привозит раствор, заполняем котлован. Чтобы не свалиться в него - ограждаем.
  Зимой края котлована обмерзают, и бывает, что тот, кого послали вытаскивать шланг, чтобы почистить его, поскальзывается и ныряет в раствор. Вылезти сам не может - скользко, потонуть тоже не получится - слишком много всякого тряпья на нём. Плавает, как поплавок и орёт, пока не перекричит шум двигателя станка.
  Вытаскиваем, побрёл он в каптёрку к буржуйке, раздевается
  полностью, меняет всё, благо хламья всякого полно.
  Кстати, кроме каптёрки, есть ещё одна тёплая точка - дизельная. Это будка, в которой постоянно работает двигатель, вращающий генератор тока, подаваемого к электродвигателям. Лучшее место для сна, тут всегда тепло. Правда, ревёт в полуметре от уха, но совсем не мешает спать. Дело привычки.
  Объехали с буровой Восточную и Центральную части Украины.
  Множество встреч с людьми; очень часто интересными и, по своему,
  мудрыми.
  Как-то осенью повадился к нам по ночам заходить в гости местный селянин - мужичок лет шестидесяти. Станок работает, процесс бурения идёт; он беседует с нами о политике, о жизни, в общем. Посидит часик, уходит. Под утро опять появляется. И так каждую ночь. Мы думаем сельский житель общается с городскими, хочет повысить свой культурный уровень, но недели через две выяснилось, что по ночам он ходит в колхозные поля, собирает урожай, а к нам заходит отдохнуть. Овощи, подсолнечник - всё, что в поле. Каждую ночь мешка по четыре. Трудится. А как ему не трудиться ночью, если за дневной официальный труд в колхозе в течение всего сезона, ему
  начислили три рубля 11 копеек. За весь сезон! Вроде вор - но как можно его осудить? А он просто приспособился к реальности: строит дом, соображает, где взять шифер на крышу, и всё это на средства от реализации колхозного урожая. Вот такой ответ на заботу государства о своём народе.
  Да и контингент буровиков тоже очень своеобразный. Бывает, в бригаде собираются личности, за спиной у которых годы отсидки по разным статьям уголовного кодекса. Одно время мне пришлось работать в бригаде, где из двенадцати человек половина побывала в заключении. Разные статьи, разные сроки... Ничего, работали; надо только помнить, что в таком коллективе нельзя пытаться внедрять что-то в разрез с их понятиями.
  Теперь опять перепрыгиваем в лето.
  В это бригаде оказалось всего двое зеленых, т.е. не знакомых с уголовным миром - я, двадцатидвухлетний с трехлетним буровым стажем, и Витя, только закончивший с отличием училище геологоразведчиков, - натура честная, добросовестная и воспитанная.
  Двенадцатый в бригаде - старший мастер. Умел ужиться с любым. Он как-будто родился руководителем. Простой, без апломба, но держит себя так, что ты всегда помнишь, что перед тобой старший. Он и по должности старший и по жизненному опыту. Прошел всю войну, поднялся от рядового до капитана; в какой-то операции или, точней, акции, по ошибке расстрелял вместо председателя патриота, за что и стал опять рядовым. Общий язык находил с любым - от интеллигента до уголовника. Наказание за невыполнение распоряжения одно - начистить морду. Правда, эту угрозу в жизнь при мне не воплотил ни разу - ситуация исправлялась автоматически, без трагедий и экзекуций.
  В общем, с ним работать было спокойно.
  Нам с Витей пришлось подстраиваться под коллектив. Во-первых, личных денег иметь нельзя - их, даденных из дому на две недели питания в командировке, надо сдать в общак, т.к. котёл общий. Но распределяют эти деньги авторитеты. А у них, независимо от наших пожеланий, понятия о хавке, т.е. о питании, свои. Первая неделя - сплошной праздник еды - ездим в столовую, кушаем гуляши, отбивные и прочие вкусности. В столовой эти
  авторитеты старались показать себя крутыми; например, на полном серьёзе могли требовать гарнир, который они не смогли найти в своей тарелке, где была котлета с картофельным пюре.
  В начале второй недели денег нет, кончились. В общем котле осталась только соль. Пришло время настоящей экзотики. Все свободные от смены - на добычу любой еды. Вечером у костра намечается план действий, и раздаются общепитовские задания на утро.
  На следующий день к обеду в вагончике складируется: мешок лука, мешок зелёного перца, большая куча кукурузы, примерно по ведру огурцов и помидоров, ну, ещё с полсотни штук синеньких. Намечали печь их в костре.
  Естественно, всё это с окрестных полей. На ужин вегетарианское изобилие, ешь - не хочу. Кукуруза отварена, посолена, остальные овощи сырые; хлеба нет, но пока это не чувствуется и не страшно.
  К концу третьего дня остаётся только лук и перец. Окрестности, на безопасном расстоянии, помечены кучками непереваренной кукурузы. Чистенькая, хоть бери и ещё раз подавай на стол, только без кочанов.
  На четвёртый день, к общему удивлению сюрприз: на обед - отварные куры. Много, по целой штуке на лицо. Оказывается, вегетарианство довело криминальную голь до соответствующих выдумок - два бойца на рассвете ушли на птицеферму, километров в 5 от нашего лагеря. Птицеферма оказалась расположенной на острове, посреди реки, точней речушки. Они это знали и ещё при выходе на дело заготовили некое подобие рыболовных удочек. Снасть без удилища, без поплавка - только леска, грузик и крючок.
  На крючок червяка и забросить снасть через ручей на сушу. Ждать. Курица любопытная, находит червяка, клюёт. Крючок, застрявший во рту, парализует голосовые связки, курочка становится немой. Тяни, вынимай из воды и в мешок. И так далее до требуемого количества, т.е. до количества членов бригады.
  На ужин в этот день - кипяток и лук. Лук надо порезать на красивые кольца и подсолить, так ужин проходит более цивилизовано.
  Следующий день так называемого голода - пятый. Остатки энергии от вчерашней курочки в организме с утра ещё поддерживают оптимизм, но думать об обеде и ужине надо. Наши куродобытчики уже наметили свиноферму в нескольких км в другую от курятника сторону, а пока отваривают куриные потроха. Отличное блюдо - бульончик, подсоленный.
  Целый день команда из четырёх человек возбужденно готовится к походу. При этом в команду насильно (в приказном порядке) зачислили Витю. Хочешь есть - трудись. Мне повезло - я был занят на смене.
  Вечером, в сумерках, группа ушла. Часов до одиннадцати оставшиеся переживали, держали костёр в состоянии, как бы сейчас сказали, "stand by".
  Пришли, принесли поросёнка, разрезанного пополам вдоль хребта, т.е. полпоросёнка. Также, к общему ликованию, притащили здоровенную бутыль самогона.
  Описывать подробности акции не подымается перо, но, в общем, всё мероприятие проходило так: сторожа на посту не оказалось; ребята рассчитывали на это, просто вошли во двор свинарника, выбрали жертву, соответствующую своей грузоподъемности и приговорили её к съедению.
  При этом использовали свои брючные ремни и обычную штыковую, т.е. копальную лопату. Потом, по дороге к лагерю, нашли где-то тётку-самогонщицу и разделили с ней порося...
  Ночной ужин прошел шумно, весело и сытно. В вагончике у нас хранились музыкальные инструменты: гитара и старенький аккордеон-четвертинка. Извлекались на свет Божий они очень редко, но в этот раз и гитарист нашелся - очень неплохо исплонял синтементальные тюремные песни. Сейчас их называют шансоном. Нашелся и аккордеонист. Правда, знал он всего одну вещь - "Розумунду", причем одной правой, но и этого было достаточно для полного ощущения праздника.
  Правда, Витя есть не смог. Попробовал, но его стошнило. Ведь он присутствовал при всем - убиении животного и разделке туши.
  На шестой день доедали останки, на седьмой - опять лук и перец с
  кукурузой.
  На следующий день - домой! Ура-а!
  Дома встречают как героев.
  Эти встречи после командировки - одна из радостей нашей работы, ради которых стоит переносить многочисленные трудности. А ещё если по приезду дадут зарплату..! Тем более здесь, дома, мы можем, отдав свою долю в общий праздничный котёл, отказаться от участия в компании уже порядочно надоевших коллег и удрать домой, где целую неделю есть возможность жить нормальной жизнью, с едой, с купанием и общением с семьёй...
  В жизни много хорошего, что по-настоящему начинаешь ценить, лишившись его на время.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ГАРАЖ
  Сейчас этот гараж - не гараж, а совокупность баз и складов разных частных предприятий, общее количество которых что-то около двадцати.
  Тогда же (пятидесятые-шестидесятые) - это большой двор, размеры его примерно сто на сто метров; по периметру боксы для автомобилей; свободное место в центре всегда занято нашими самоходками.
  Каждое утро сюда сходятся и съезжаются все, кто имеет отношение к экспедиции. Сюда же стягиваются представители других геологоразведочных партий, приехавшие по своим делам в трест "Артемуглегеология". Руководство нашей экспедиции (АКГРЭ) каждое утро по рации собирает сводку с каждой буровой. Набуренный метраж, состояние скважины, осложнения при проходке и т.п. Всегда было, что сообщить, а отсутствие информации расценивалось как признак низкой производительности бурового цеха. Проблемы решаются без проволочек, немедленно; в случае необходимости прямо по рации.
  Отсюда, из гаража, мы выезжаем на смену. Утром, во вторую и в ночную. Километров за сорок, а иногда и за семьдесят-восемьдесят.
  Отсюда мы уезжаем в командировки на две-три недели в зависимости от графика.
  На рации сидел Миша-диспетчер, умеющий себя подать так, что буровики, докладывая ему обстановку, априори чувствовали себя виноватыми непонятно в чем. Поэтому у нас считалось хорошим тоном закочить любой доклад фразой: "Все хорошо, плохо только рация работает", чтобы чуть-чуть сбить с Миши его начальственно-диспетчерский тон.
  Здесь же своя бензозаправка, здесь склад запчастей, которые могут понадобиться на буровой и немедленно быть отправлены туда.
  Еще в гараже есть просторное помещение красного уголка с биллиардом. Случается так, что кто-то не смог уехать домой вечером или ждут отправки в командировку до утра. В таких случаях можно заночевать на биллиарде, благо в помещении тепло.
  Здесь же, в гараже, по утрам можно встретить профсоюзных деятелей экспедиции. В те времена роль профсоюза в общественной жизни была весьма весома. Профком решал актуальные вопросы жизни и быта трудящихся экспедиции: путевки в санатории, на базы отдыха, в пионерлагеря для детей сотрудников; квартирный вопрос и т.п. - все это решалось профкомом и потом согласовывалось с администрацией.
  И еще. Именно через гараж (или прямо в гараже) старшие мастера везут или выплдачивают наши зарплаты. Приятно.
  Короче говоря, значение гаража в работе экспедиции и в жизни всех, кто работает в поле на выезде тяжело преувеличить. Как говорится - навечно в памяти народной.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  АКАДЕМИК
  В один из выездов в поле к бригаде присоединился необычный коллега - доктор геологических наук, академик из Киева, который приехал, чтобы решить вопрос о целесообразности разработки разведанных нами залежей каолиновых глин. Его сопровождал инженер - геолог без титулов. Академику, как птице высокого полета, уступили место в кабине, а геолог залез к нам в кузов.
  Познакомились, он Анатолий, выходей из нашей экспедиции, земляк, хоть и из Киева.
  Проезжаем какой-то город. На перекрестке слева вылетает грузовик, и, нарушая правила, чуть было не врезается в нас. Остановка. Водители начинают ругаться. Мы из кузова подпрягаемся. Мат стоит - аж воздух синеет! Дело идет к драке. В этот момент, воспользовавшись паузой, из кабины высовывается затаившийся там академик и выкрикивает одно слово в адрес буйного нарушителя ПДД: "Хам!".
  На фоне всего вышесказанного этот возглас сразил всех - все замолчали, а водитель-нарушитель молча полез в свою кабину и освободил нам дорогу.
  Все сделали; киевляне уехали, а земляка-геолога я встретил в Москве в Госкомитете по экономическим связям СССР через пятнадцать лет, где к тому времени он работал. Эпизод с "хамом" академика вспомнили, посмеялись.
  
  
  
  
  
  
  
  
  НАЧАЛЬСТВО
  Теперь о людях, с кем довелось жить и работать. Начальник экспедиции - Иванов Яков Николаевич. Главный инженер экспедиции - Петров Александр Абрамович. Вспоминаю их вместе, потому что они всегда приезжали к нам на участки вместе; вдвоем или вдвоем с командой руководства среднего звена. Начальник неразговорчивый и, кажется, непьющий. Смуглый - то ли цыган, то ли молдаванин. Кстати, когда меня с семьей подселили в коммуналку на три семьи (мне досталась комната 11 м2), он (начальник) занимал трехкомнатную квартиру на одной площадке с нами. Правда, нам от этого было ни холодно, ни жарко - мы с ним не общались.
  А Александр Абрамович вникал в производственные проблемы больше, часто распрашивал о деталях, советовался с бурильщиками.
  Но все равно эти два человека были из другого мира, изредка спускающиеся на землю. Все остальное руководство - это выросшие из общей массы представители, поднявшиеся над ней, но оставшиеся нашими.
  В коммуналке, о которой я вспоминал, мы, три семьи, прожили вместе то ли полтора, то ли два года. Вроде немного, но поддерживаем связь до сих пор, т.е. более полсотни лет. Мало-помалу вымираем, но трое из нас (из семи) пока здесь. Николай Яковлевич среди нас старший. Сельский хлопец с Черкащины. После семилетки - геологоразведочный техникум в Киеве и по распределению - в нашу экспедицию. Лет через пять поступил во Всесоюзный заочный геологоразведочный институт в Москве, еще через пять - старший геолог. Служебный рост у него ровный, без блатных рывков. Как-то, в период внедрения в стране гривни, в годы купонов (с ними мы прожили года четыре), зашел я к нему в кабинет. Он тогда был главным геологом треста, он рассматривает в газете таблицу валютных курсов и говорит: "Представляешь, мой оклад - одиннадцать долларов в месяц! Оклад главного геолога треста!". Да, такой период в годы становления независимой Украины был. Сейчас Николай Яковлевич на пенсии, собирает по копеечке на лекарства и гордится тем, что за всю жизнь так и не вступил ни во что.
  Начальник бурового цеха (руководитель буровых работ), а попросту завбур - должность хлопотная, поэтому менялся довольно часто. Один был после загранки, считал для себя эту работу слишком приземленной, решился поменять город, чтобы повыситься в должности в другой экспедиции. Второй оказался с повышенным чувством ответственности - среди ночи был готов ехать в поле помогать буровикам решать возникшие проблемы. По этой причине, жалея сердце и психику, перешел из завбуров в ремонтно-механический цех, где рабочий день был нормированным.
  После чего возник неизвестно откуда Леонид Иваныч. Молодой, прилежание в работе - на троечку, лишь бы не уволили. Часто впадал в тоску, в дипрессию; в коце концов завербовался на бурение на север. Там просторы необъятные, до буровых добираются вертолетом. Леонид Иванович в тоске шагнул в воздухе из вертолета и на этом закончил все свои земные дела и заботы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  СТАРШИЕ МАСТЕРА
  Следующее управленческое звено буровыми работами - старшие мастера. Их столько, сколько буровых бригад в экспедиции. В начале повести я вспоминал Александра Кузьмича, теперь хочу описать Иосифа Ивановича и еще нескольких старших мастеров. На них забота не только о производительности, но и о всех других сторонах жизни бригады, поэтому справедливо сказать, чо настоящий старший мастер - отец и старший брат для членов бригады. Поэтому они после заработанного полевого стажа считали за удачу доработать до пенсионного возраста дежурным в хоздворе, чтобы оставаться в родном большом коллективе.
  Иосиф Иванович - мой первый старший мастер. Когда я попал к нему в бригаду, они осваивали сухое бурение шнеками. Автором этого способа был именно Иосиф Иванович, поэтому ему с бригадой было поручено освоить и внедрить его.
  Метод хороший. Ценен возможностью точно фиксировать границы проходимых пород (сухих песков). При этом способе выше производительность и качество результатов, также мы ценили чистоту на буровой - никакого раствора, сухое оборудование, сухие (не промокшие) члены бригады, что весьма высоко ценится на самоходках осенью в дождливую и слкотную погоду. После этого участка мы переехали на аргелиты, которые надо бурить с промывкой. Для меня это был первый опыт работы с раствором. Со временем научился оставаться почти сухим, но сначала - и мокрый, и грязный с головы до пят! В этой бригаде я научился жарить картошку на масле печени трески (из консервов) и варить уху из мальков рыбешки длиной по одному сантиметру. Милое дело - не чистить, не разделывать, прокипятил подольше, посолил и на стол. Полведра этой гущи хватает на обед смене (три человека). А добыть рыбешку легко с помощью куска марли (занавеска с входа в палатку) в любом ручье. Такие детали экзотики жизни на колесах.
  Семен Яковлевич Орлов - тоже старший мастер, но совершенно другого типа. Крикливый, наглый, грубый. Но работать всегда спешит, чтобы заработать по максимуму. Поэтому люди с ним работать не отказывались: знали, что с ним заработок будет. Всю жизнь прокричал-проорал и закончил трудовой путь не пенсией по стажу, а врачебно-квалификационной комиссией ВКК и диагнозом: маниакально-депрессивный психоз. Так черты характера перешли в серьезную болезнь и в инвалидность второй группы.
  Похожие черты можно было отметить еще у одного старшего мастера - Василия Михайловича Кунгурцева. Видимо, производственный процесс, ответственность за все стороны жизни бригады в постоянном походе сказываются на психике людей с повышенной эмоциональностью, что и приводит к срыву... Короче, Василий Михайлович был сначала пристроен дежурным на вход в администрацию треста, но и там не смог справиться с нервнм напряжением от общения с людьми и уволился. Ушел, как и Семен Яковлевич, по инвалидности, но уже первой группы. Закончил свой путь взаперти во дворе своего дома.
  С Николаем Алексеевичем Польским мне довелось поработать уже в независимой Украине. Он возглавлял группу экспертов из пяти человек, направленную в Республику Корею для выяснения перспектив строительства термогидроскважины для создания бальонотерапевтического СПА комплекса. Николай Алексеевич - молодой, интеллигентный, в меру амбициозный геолог.
  Первая, ознакомительная поездка прошла вполне успешно; по возвращению началась активная подготовка оборудования и подбор бригады буровиков для поездки на заработки. Рассчитывали справиться с заданием за полгода.
  И все бы было хорошо, но подвела наша совковая безалаберность и "авось".
  Корея не пускает в свою страну подержаное (бывшее в употреблении) оборудование. Нас об это предупредили, но "авось" есть "авось". Взяли мы старенький "УРБ-ЗАМ", выкрасили его в надежде, что номер пройдет, и отправили морем. А таможенники в корейском порту Пусан авантюру сразу раскрыли, и в соответствии с законом вывезли нашу установку в открытое море, где поглубже, и утопили.
  На этом Корея для нас закончилась.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  БУРИЛИ У МЕНТОВ
  Изредка мы попадали на бурение по контракту, по которому предусматривалось бесплатное питание для бригады. Естественно, мы такие работы уважали и любили; работали с удовольствием, дорожили льготами, доставшимися нам волей случая.
  С таким условием мы делали скважину для базы отдыха областного управления вневедомственной охраны. Ход работ контролировал сам начальник управления, полковник милиции, сумевший здесь совместить работу с отдыхом.
  На строительстве базы использовался труд заключенных. Нормальные люди, в работе добросовестные, старались ради УДО (условно-досрочное освобождение).
  Питались мы с ними из одного котла. Стол у зеков оригинальный. Полковник договорился с руководством ближайшего мясокомбината; оттуда раз в два дня им (т.е. нам) отпускали кости, на которых всегда имелись остатки мяса и сухожилий.
  Все это долго варилось, получался бульон, похожий на мясной. Самого же полковника кормил его подчиненный, местный начальник вневедомственной охраны. Когда полковнику вечером, в свободное от службы время не хватало водки, он посылал за ней этого капитана, строго-настрого предупреждая, чтобы скорость мотоцикла (у того был служебный К-750) не превышала 20 км/час. И капитан всегда придерживался этого указания - мотоцикл не едет, а потихоньку катится - всем все понятно.
  Еще пару слов о костях. Полковник иногда просил меня съездить за ними. Застилали салон машины пленкой и навалом загружали. Однажды после разгрузки выехал я на трассу - меня остановили ГАИшники и увидели снаружи на машине следы крови. Пришлось полковнику выехать на место и объясняться лично. В общем, с ним мы расстались друзьями и больше не встречались. А скважина, пробуренная нами, и сейчас эксплуатируется; ее дебита вполне хватает на все хозяйство базы отдыха.
  УЖИН ПО-ДЕРЕВЕНСКИ
  Как-то пришел к нам в вагончик местный житель с просьбой подскочить к нему на усадьбу и промывкой обновить скважину, чтобы восстановить ее производительность.
  А мы к обеду закончили здесь все и были готовы уезжать. Поэтому решили разделиться: бригада - на новую точку в семидесяти км отсюда для подготовки площадки под установку и для благоустройства, а мы трое (по числу мест в кабине) - к местному заказчику быстро сделать все и догонять бригаду.
  Состояние скважины, по описанию хозяина, требовало только промывки, но когда мы опустили трубы и качнули, из скважины пошел сплошной песок, что свидетельствует о том, что сгнила сетка фильтра на забое скважины. Объем работы вырос в три-четыре раза: пришлось поднять колонну, заменить фильтр, опустить все на место и только потом промывать практически новую скважину.
  Работали до конца дня и всю ночь, т.к. нас ждали на новой точке. Мобильников тогда не было, наша задержка для бригады была непонятна.
  Хозяйка с вечера готовила и накрывала на стол на всю бригаду. Она очень старалась и переживала за то, что мы, городские, привыкли к городскому меню, а у нее ничего такого нет, даже баночку кильки для нас купить нельзя - магазин закрыт. Так ей стыдно, так стыдно, но деваться некуда - пришлось подавать то, что есть в доме и погребе. Итак, на столе: большая миска сметаны - сметана домашняя, густая, как масло; большая миска отварной картошки, залитой маслом с поджаренным луком; миска капусты квашеной с яблоками; сало сырое холодное, сало вареное с прослойкой, яйца вареные; яичница; творог со сметаной; две курицы жареные; огурцы и помидоры свежие; огурцы малосольные и чего-то еще...
  Денежный расчет хозяин произвел без колебаний и не торгуясь. При этом был счастлив. Ну, а все изобили "скудного" деревенского стола мы вполне заслуженно забрали с собой. Когда воссоединились с бригадой, хватило на всех на весь день до позднего вечера. Вот она - украинская скромность и украинское хлебосолье.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ТОВАРИЩИ-КОЛЛЕГИ
  Иван Иванович Лутка - мой ровесник. Как и я, он сирота. Я в раннем детстве воспитывался бабушкой и дедушкой, он - тоже. Пришло время, Ваня закончил СПТУ по специальности: механик сельхозмашин, тракторист. Попал не в сельское хозяйство, а на буровую. Помбуром побыл недолго - старший мастер сразу разглядел его техническую грамотность и добрососвестность и перевел в бурильщики. Бригада всегда был образцовой, трудовые показатели были всегда лучшими в экспедиции. Поэтому и заработки всегда были самыми высокими. Все члены бригады ценили это и старались держать марку. Старший мастер, имея в виду этот фактор, легко держал дисциплину, но с подчиненными дружил. Когда в день получки народ сбрасывался на сто грамм, Виктор Сергеевич не отказывался участвовать, но, ссылаясь на язву, пил пиво, смешанное пополам со сметаной. А бригада, благодаря его присутствию, никогда не набиралась до поросячьего визга и всегда сохраняла человеческий облик, не переходя границы приличия.
  Руководство экспедиции, в свою очередь, держало этот коллектив на особом счету. Это еще более подымало авторитет бригады, как и их заработки. Еще одна деталь жизни буровой в этой бригаде, которую хочу отразить - эксперимент питанием. Все члены бригады сложились деньгами, наняли женщину-повара; в экспедиции получили посуду и начали питаться цивилизовано. Повариха чистенькая, аккуратненькая; не настолько молодая, чтобы заподозрить ее в каких-то прагматичных планах в отношении мужчин-членов бригады и не настолько старая, чтобы бояться за адекватность ее поведения в общем. Женщина оказалась отличной поварихой - вся бригада, не избалованная разносолами, была довольна ее работой. Вот так, в райских условиях, прошел весь сезон. Зимой она ушла в отпуск до весны, но весной выйти в бригаду не смогла - уехала ухаживать за своей старенькой мамой. Несколько женщин предлагали свои услуги, но буровики, избалованные опытом прошлого сезона, решили, что такого повара им уже не видать, и общественное питание на этом остановилось. Опять пошла колбаса, сухомятка, гастриты и прочее.
  Иван Иванович Лутка был полне доволен жизнью и работой. Своего старшщего мастера глубоко уаважал все годы работы в бригаде; их отношения вполне можно назвать дружбой старшего и младшего. Виктору Сергеевичу подошло время уходить на пенсию, в коллективе сменились люди, поменялись традиции, бригада стала рядовой, как все. Иван Иванович пошел в училище геологоразведчиков учить буровиков, а Виктор Сергеевич пошел в слесаря. Поработал до возраста восьмидесяти пяти лет и тихо умер. Не болея. Только тогда мы узнали, что в молодости он отбыл десять лет тюремного заключения. За что - не знаю, но тот, кто знал об это и поставил его на должность старшего мастера, не ошибся - именно таким должен быть воспитатель молодого поколения. Значит, бывают случаи, когда даже такие испытания в жизни не портят натуру человека.
  А Иван Иваныч и сейчас работает в училище. Наши судьбы схожи не только годами детства, но и все остальной жизнью: оба много лет отработали на буровой, потом - в системе профтехобразования. Скажи я ему об этом, он бы не согласился. Он бы сказал, что я более удачлив во всем в жизни. А ведь если судить по результатам, то у нас с ним и сейчас все похоже: дети, внуки, правнуки; убогая пенсия, доживание.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ПОМБУРЫ И МЛАДШИЕ РАБОЧИЕ
  Успехи в работе в бригаде зависят от рабочих не менее чем от бурильщиков. Бурильщик управляет станком с помощью рычагов; младший рабочий - больше озабочен порядком и чистотой на буровой, а главные физические нагрузки ложатся на помбура, поэтому его работу можно без преувеличения назвать каторжной. Хочу коротко охарактеризовать нескольких из них, наиболее колоритных.
  Около года со мной проработал Виктор Богачик. Здоровый мужик, работы не боялся, с ним мы могли заработать очень неплохо. Где-то на втором месяце работы со мной, в ночной смене он мимоходом сказал, что десять лет назад по малолетке попал в тюрьму за убийство в драке. Я уже к нему привык, поэтому не испугался - работать вместе продолжили.
  Ходил к нам в гости мальчишка лет десяти. Всегда голодный, поэтому мы, по возвожности, его подкармливали. А у нас меню: килька, хлеб простой, сладкий чай. Мальчик всегда стеснялся, говорил, что у него сегодня нет аппетита. А Виктор, жалея мальчишку, всегда отвечал:
  - Что ж, придется есть без аппетита.
  И пацан, успокоившись, наворачивал так, что нам приходилось за ним поспевать.
  Потом меня перевели на другую установку, а на мое место прислали выпускника геологоразведочного техникума. Парень оказался очень высокого мнения о себе и решил с самого начала избавиться от помощника с черным прошлым, которого он очень боялся. Виктор поднялся на верхушку мачты, чтобы заправить трос в канавку кранблока, а этот ученый муж решил с помощью подвижного блока сбить его оттуда. Скорей всего, он хотел его попугать, но Виктор увернулся, спустился, взял лом и поковырял его насмерть. Сам связался по рации с гаражом, сообщил о случившемся и, естественно, пошел в тюрьму надолго.
  Пришлось поработать с Вальком Годиным. Умеет работать, как заводной, от работы получает удовольствие. Тоже отбывал срок. Года три, но провинность своеобразная. В армии на занятиях по физподготовке сорвался с турника, сломал руку. Сержант не поверил, дернул за руку. Валек успел взять здоровой рукой табурет (оказался под рукой) и огреть сержанта по голове. Табурет развалился, сержант и Валек (оба) потеряли сознание. Валька за это осудили: после освобождения он пришел к нам.
  Иван Степаныч попал в бригаду на должность младшего рабочего. По сути это должносмть уборщицы, с обязанностями справляются женщины. А Иван Степаныч - возраст 56 лет, вся бригада 26-30 лет, а он - седые роскошные усы, походка солидная и во всем подчеркнутая старость. Везде, где возможно сачкануть, ссылаясь на возраст, обязательно воспользуется. Тогда я со всем энтузиазмом помогал ему, где только возможно, жалко было старичка. А сйечас, когда стал старше его на двадцать лет, понял, что Иван Степаныч просто злоупотреблял нашей жалостью и добротой.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  РОМАНЫЧ
  Его привез прямо на смену старший мастер, хотя, как правило, новички слонялись в гараже день-два, чтобы почувствовать себя работниками экспедиции.
  Он представил Романыча и сообщил, что тот будет работать у нас сменным мастером-бурильщиком. Еще сказал, что Романыч этого станка (ЗИФ-650) не знает, и моя задача - за десять дней научить его работать за рычагами и сделать из него настоящего бурильщика, способного работать самостоятельно.
  Дни пошли. На это время Романыч числился стажером, четвертым членом смены. Учеником он оказался добросовестным, вникал во все тонкости работы. В беседах у станка в процессе бурения рассказал о своей жизни. С его слов он отработал десять лет бульдозеристом где-то под Магаданом на месторождениях то ли золота, то ли алмазов. В наш город приехал по месту жительства своей тещи, т.к. родственников не имел.
  Я уже вспоминал, что учеником он был талантливым - сказался многолетний опыт общения с техникой. Так бульдозерист переквалифицировался в бурильщика. И весьма успешно. Вскоре открылись дополнительные качества Романыча: каллиграфический почерк и умение заполнять буровой журнал так, что любой читатель воспринимал смену как детективную историю. И еще - из документов у него были паспорт и трудовая книжка, больше - ни одной бумажки.
  Проработал лет тридцать в экспедиции, заработал квартиру, вышел на пенсию и лет через десять мирно ушел из жизни, так и не рассказав никому, какая лохматая лапа без проблем втащила его в буровики.
  
  
  
  
  
  ГАНС
  Тридцатые годы двадцатого века были годами тесной дружбы СССР и Германии. Об этом мы узнали только сейчас. В сорок первом Гитлер опередил в коварстве товарища Сталина и первым начал войну. Советская пропаганда быстренько перекрасилась и стала воспитывать в нас ненависть к немцам. Воспитала. А в середине тридцатых в рабочей семье на Украине родился мальчик, которого в знак солидарности с немецким рабочим классом и в честь советско-германской дружбы назвали Гансом. Фамилия семьи была Срибные, украинская. К сорок пятому вся наша страна забыла о советско-германской дружбе тридцатых; у детворы стало модным дразнить мальчишек с немецкими именами. Ганс защищал себя как мог. Стал злым, попал в тюрьму по малолетке, отсидел года четыре и пришел работать к нам в экспедицию.
  Он сумел выторговать себе у начальства право работать на самоходке ЗИВ-150 (из старейших) с помощником произвольное количество часов под обязательство ежедневно выполнять минимум двойную норму. Работать с ним было тяжело по одной причине - он работал только по максимуму, так как не признавал бесплатного безделья. Его лозунгом было - работать хорошо за хорошие деньги. А если деньги оказывались малыми, он вообще мог не работать. За летний сезон у него поменялись три или четыре помбура - не могли выдержать его темпа, несмотря на двух-трехкратные заработки. Шутка ли: каждый день, без выходных вставать в четыре утра и работать до девяти вечера с трехчасовым дневным перерывом на отдых. За лето он приезжал в гараж всего два раза для ремонта установки.
  Так он отработал полный сезон, и осенью при переходе на стационарные установки потерял право работать автономно, так как физически справляться с работой на этих станках вдвоем было нереально, да и опыта работы бурильщиком на них у него не было. Удовлетворяться бездельем не захотел, рассчитался, отправился куда-то шляться, и кончил тем, что опять попал в заключение. В наш город оттуда уже не вернулся.
  В НЕМЕЦКОМ СЕЛЕ
  Вот еще один эпизод, связанный с немцами. 1961 год. Прошла денежная реформа. Деньги (старые на новые) меняются из расчета 10:1, т.е. то, что было одним рублем, стало десятью копейками. По привычке народ называет старые суммы. Но при этом имеет ввиду новые.
  Наша бригада работала неподалеку от Таганрога, можно было даже смотаться на море на пару часов, покупаться. В этом районе находится село, заселенное немцами. Точнее, потомками немцев, переехавших сюда лет двести тому назад по приглашению российской царицы Екатерины Второй.
  У нас перевозка, т.е. смена точки бурения. В этом селе наш караван (установка и три машины с оборудованием и людьми) остановилась на получасовой отдых (туалет, магазин, перекус и т.п.).
  Подходит местный житель; просит заехать к нему на усадьбу и пробурить скважину для водоснабжения.
  Бригадир (старший буровой мастер) уточняет детали и просит за работу сто рублей. Немец (а это оказывается местный немец) соглашается, и вся бригада в предвкушении заработка бросается на выполнение задания. За четыре часа задача выполнена. Опускаем мачту, складываем инструмент, бригадир идет за расчетом и возвращается с десяткой.
  Не стоит описывать эмоции бригады, они понятны. Но что делать? Старшой командует, водитель выполняет. Мачта установки в горизонтальном положении выступает вперед за кабину на шесть метров. "МАЗ" возвращается к дому немца и упирается кранблоком (верхушкой мачты) во фронтон дома.
  - Так будешь платить за работу?
  - Я заплатил, как договаривались, сто рублей.
  - Ты заплатил десять рублей.
  Так длилось минут десять. Антифашистские лозунги были. "МАЗ" по команде старшого взревел, крыша предупредительно затрещала. Немец капитулировал. Разошлись почти по-доброму.
  О ЛЮБВИ
  В том сезоне две бригады работали на одном участке; расстояние между скважинами было метров двести. Можно было сбегать к соседям при необходимости. Тем не менее, на работе порознь, а вот быт общий. В этом были свои плюсы, отдыхать вечерами было веселей.
  В этот сезон обе бригады встретили и перебурили необычную породу: очень синий и очень вонючий глинистый сланец четвертой категории твердости (всего категорий твердости двенадцать). Наш коллектор (это геолог, отбирающий пробы проходимых пород) связался по рации с экспедицией, доложился и через несколько дней наш участок из обычного превратился в особый. Мы закончили скважины и были переведены на другой участок, километрах в ста пятидесяти от этого, чтобы мы о нем поскорей забыли. А на этом участке нас заменила спецэкспедиция из Киева; началось сплошное засекречивание всего, вплоть до названия села, где мы стояли. Оказалось, этот сланец - радиоактивный. Ученые стали изучать перспективы промышленной разработки месторождения. Это длилось лет двадцать, потом напряженность в ажиотаже вокруг этого района спала; видимо запасы нашего загадочного ископаемого оказались недостаточными для государственных масштабов.
  Мы, первооткрыватели, никаких подписок не давали, а я вспомнил об этом участке потому, что именно там мы познакомились с Иваном. Он работал бурильщиком в параллельной бригаде. Родом он был из сумской области; парень спокойный, рассудительный и абсолютно бесконфликтный.
  Он отличался от среднестатистического буровика, в первую очередь тем, что с ним постоянно ездила его молодая супруга Маша. Селились они всегда отдельно от основной массы коллектива - она хранила семью; с нами была вежлива и приветлива, но мужу валандаться с любителями острых вечерних приключений не позволяла. А Иван был этим вполне доволен.
  Второе. В то тотально атеистическое время Иван не боялся говорить о том, что он верит в бога и даже, при любой возможности, пытался склонить товарищей в православие. Маша, конечно, его взгляды разделяла.
  Так они путешествовали лет пять. Тогда они были бездетными и могли позволить себе такой образ жизни. Вот так, с годами, эта пара получила вполне заслуженный прозвища: святой Иван и святая Мария.
  Лет через семь Иван Павлович (он уже стал Иван Павловичем) подхватил язву желудка. Это не смотря на нормальное, в отличие от нашего, питание, которым его обеспечивала святая Мария. Надо было уходить с буровой. Так совпало, что в училище, готовящее бурильщиков, мы с Иваном Павловичем пришли вместе. Меня взяли под обязательство закончить ВУЗ (мне оставалось три года), а Ивана - под честное слово получить высшее образование в течение пяти лет. Мария же выжидала года два и прорвалась на должность главного коменданта в общежитии училища. Опять эта трогательная любящая пара оказалась вместе не только дома, но и на работе. Стало уместным подумать о детях. Они подумали и, в результате, у них появились две чудесные девочки - погодки. Девочки, имея перед собой пример родителей, выросли такими же спокойными и коммуникабельными. Эти черты, совмещенные с воспитанием родителями - выходцами из села, где всегда ценились трудолюбие и упорство в достижении поставленных целей плюс здравый прагматизм позволили им добиться главного в жизни любой женщины - выбиться повыше и удачно заполучить спутника жизни. Одна сумела выйти замуж за китайца и уехала с ним; вторая за сотрудника немецкого посольства в Киеве и через пару лет уехала с ним в Германию (может правду говорят - места надо знать).
  Святая Мария взялась путешествовать по заграницам - то в Китай, то в Берлин.
  Третья черта этой дружной семьи - их бережливость во всем. Вполне похвальное качество пока оно не переходит в жлобство и скопидомство. Святой Иван всю жизнь был бережливым. В те годы, когда он ездил на велосипеде, на багажнике постоянно был закреплён овощной ящик, заполненный кирпичами (штуки четыре) или пустыми бутылками. Причем, и кирпичи, и все другое он никогда не воровал; он просто собирал добро, которое валялось тут и там, т.е. для хозяйского глаза - везде. Так, потихоньку, лет через десять или побольше, святой Иван пересел на "Жигули". Подержаный, но надежный. При этом Иван всегда помнил, что машину надо загружать чем угодно, чтоб оправдать расходы на бензин.
  На окраине города трест "Донбассгеология" построил несколько двухквартирных коттеджей для сотрудников экспедиции.
  Буровики при распределении жилья имели некоторые преимущества как представители более тяжелой, по сравнению с другими, профессиями. А сотрудники училища геологоразведчиков приравнивались к буровикам.
  Вот так наши святые (еще когда девочки были маленькими) получили квартиру в коттедже с двориком и огородом. Для выходцев из села это был предел мечтаний.
  Всё бы было хорошо. Уже святой построил из беспризорных кирпичиков гараж и сарайчик во дворе; завел поросенка, собачку, курочек. Неожиданно у него отнялись ноги. Во двор выходить не может, в туалет - держась двумя руками за стены. Года за два постепенно умер. Святая Мария затосковала, уехала к дочке в Берлин и вернулась домой с ней. Зать - немец вошел в положение и отпустил супругу до прояснения ситуации. Ситуация прояснилась через три месяца - Святая отошла в мир иной вслед за любимым мужем. Вот такая настоящая любовь.
  Р.S. А в училище буровиков уже не готовят. Молодежь стала практичной, хотят жить спокойно, в чистоте и уюте! Всё.
  
  
  ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЕ СЛУЖБЫ
  Производительность труда буровиков (а значит и размер зарплаты) в значительной степени зависит от согласованности наших действий с работой вспомогательных служб.
  Водители - от них зависит время сокращения простоев, время ликвидации аварий в скважине, время доставки буровиков на смену и со смены; своевременное обеспечение скважины промывочным раствором, который необходимо доставлять на буровую через снег, грязь, по бездорожью, в слякоть и гололед.
  В коллективе водителей был дядя Жора со стажем более тридцати лет. Машина у него не ездила, а тащилась, как старая кляча. А если скорость зашкаливала за сорок, наш патриарх приговаривал: "Жора, не увлекайся скоростью", и сбавлял темп гонки. Но от него уже никто не требовал какой-либо штурмовщины, он, скорее, был почетным водителем. В ответ на попытки подшутить над стилем и темпом его вождения, любил вспоминать единственное ДТП в своей практике, когда под его автомобиль бросилась курица. Это происшествие он объяснял тем, что курица убегала со двора и не посмотрела влево-вправо.
  В случае необходимости приходилось и нам садиться за руль самоходок, поскольку должности штатного водителя на них не предусмотрено. Как-то, в дальней командировке, когда закончили скважину, заклинил двигатель (установка УРБ-2А). Неудобная особенность этой установки - общий привод автомобиля и бурового станка. По этой причине мы были вынуждены вызвать из экспедиции буксир. Прислали УРАЛ-375. Машина большущая, мощная, расход бензина - 50 литров на 100 км. Зацепил наш ЗИЛ-167 (установку), как пушинку, и помчался со скоростью 90 км/час. Ночь, трасс темная, "УРАЛ" ревет, бежит с грузом на буксире резвей и легче иной легковушки, наша УРБэшка грохочет, как пустое ведро: страшновато, когда так тянешься, как у мальчишки на веревочке. Доехали, Бог миловал.
  Двигатель сделали за пару дней. Выезжаем на новый участок. По дороге, между Краматорском и Александровкой пролегает Шеврова балка - у дороги три километра спуска и столько же подъем. В самом начале спуска полностью отказывают тормоза - машина разгоняется к нижней точке балки до 100км/час. Все тарахтит, грохочет, дребезжит. Начинается подъем: медленней, медленней, километра через два - мертвая точка, после нее машина начинает катиться назад. Я (за рулем) направляю ее с дороги на пашню, и там она останавливается. Все живы. Привезли новый тормозной шланг; поменяли, поехали дальше.
  В успешной работе буровиков важную роль играют мобильные мастерские, от которых зависит время ликвидации неполадок, тормозящих общий темп работ. Буровики ощущают важность их вклада в общее дело и относятся к ним, соответственно, с уважением, дружат с ними и всегда принимают за дорогих гостей.
  Важное значение в работе бурового цеха играют вышкомонтажники, обеспечивающие своевременную установку буровых вышек на точки, намеченные для будущего бурения. Работа монтажников, с одной стороны, проще нашей. У них нет ночных смен; рабочий цикл короче нашего, они могут возвращаться домой практически каждый вечер.
  Но, с другой стороны, привычка к высоте расхолаживает человека, теряется ощущение опасности и не исключены случаи травм вплоть до падения с высоты с летальным исходом. Поэтому мы им не завидуем; как говорится, у каждого свое ремесло, своя специальность.
  
  При разведке залежей формовочных песков оказалось необходимым зафиксировать точные глубины пластов (подошвы и кровли). На такие случаи существует редкая профессия - проходчики шурфов. Вроде бы, простые землекопы, но они настолько мастерски и быстро проходят шурфы любой глубины с креплением стенок, что получается образцовый колодец, только сухой. Это умение шурфовики используют, когда на выходных или в отгулах подряжаются делать настоящие колодцы на воду по частным заказам. Редкая и хорошо оплачиваемся шабашка. Да и официальные расценки при проходе шурфов тоже очень приличные. Кроме того, шурфовики работают в тесном контакте с геологами, которые должны точно зафиксировать глубины и отобрать пробы пород с забоя шурфа, спускаясь туда.
  Каротажники-геофизики наведываются на буровую, когда скважина практически закончена. Приедут, несколько раз спустят в скважины свои снаряды и уезжают домой расшифровывать показатели приборов.
  В летние сезоны, при увеличении количества гидроскважин, для более успешного выполнения работ по откачке гидрогоризонтов создаются временные бригады откачечников, сформированные из представителей разных бригад. Их назначение - увеличить количество договорных гидроскважин, т.к. они лучше оплачиваются.
  Основная бригада заканчивает бурение и переезжает на новую скважину, а откачечники два-три дня раскачивают скважину, чтобы довести ее дебит до оптимального.
  Поработают такие полпреды вместе до конца сезона, осенью разойдутся по своим бригадам, а знакомства остаются. Полезная штука - благодаря ей буровики экспедиции ближе узнают друг друга, делятся опытом и профессиональными секретами.
  
  
  
  ЗАКЛЮЧЕНИЕ
  Такая наша профессия. Каждая командировка - это новое место, новые люди, другая природа. Даже только ради этого стоит странствовать. В командировках и дышится легче, т.к. над душой нет надзирателей, нет жандармов.
  Сейчас, когда встречаю коллегу-ветерана, сразу идут воспоминания о наиболее ярких случаях в работе и жизни, оставшиеся в памяти.
  Когда спрашиваешь у такого ветерана:
  - Если бы можно было начать жизнь сначала, пошел бы опять на буровую?
  Все отвечают утвердительно.
  
  
  31.10.2016
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"