Аннотация: История из жизни девушки, влюбленной в литературу и смерть
Пролог
Так повелось, что летопись велась ею самостоятельно. Она не ждала лавров в свою честь, была лишь маленькой девочкой, запуганным зверьком, безраздельно верящим в чудо и людей. Чудо погасло, люди перестали играть какую-либо роль в ее жизни. Она, один раз обманувшись, обрела единую веру - в любовь. И искала ее, искала среди тьмы и незнанья наощупь, ошибаясь, падая, поднимаясь, шагая все вперед и вперед. Ее звали Рина. Она не была такой как все и сложила свою жизнь из сотен лоскутков. Она поменяла имена, переиначила факты, но вложила душу в свою летопись. Здесь - два года ее жизни. Два года, за которые она темнела и светлела, жила и умирала, угасала и разгоралась вновь...
"Кто я?" - задавала она себе вопрос, и не могла найти подходящего ответа. Она просто жила и верила в то, что за черным и еще более черным придет белое и прекрасное, и переносила сои надежды в стихи. Она не умела жить, не знала смысла жизни, но очень хотела помочь другим. Она никому не желала зла, она была - Святая...
***
Она бежала всю жизнь вперед,
Падала, поднималась снова.
Она не искала торных дорог,
Бежала, спускалась, желая иного.
Она мечтала, ждала лишь любви,
Искала, просила, молила Бога.
Она просила, просила найти.
Падала, поднималась и мчалась снова.
Июнь, 2007г.
Часть I
ГЛУПАЯ
Глава 1
Дорога
1
Поезд издал прощальный гудок и отправился вдаль, увозя в себе очередную партию пассажиров. Они устраивались, обживались, раскладывали вещи и устало опускались на свои сиденья, решив, видимо, что останутся тут как минимум на неделю.
Ездить в поездах в настоящее время уж точно удобнее, чем прежде. Вагоны не переполнены, полки в плацкарте не занимают пассажиры сомнительной репутации и бабульки с корзинками, на голову при остановке не сыпятся мешки с продовольствием, с трудом втиснутые в пространство между потолком и верхней полкой, на которой уже не сидят, согнувшись в три погибели безбилетные "зайцы". Но в самом деле, раньше за всеми этими неполадками и неурядицами забывались долгие часы проезда, и все были по-своему счастливы хотя бы тем, что странным образом вообще втесались в этот поезд, а не остались на перроне поджидать следующего.
Сейчас этого всего нет, и тем дольше тянутся свободные часы, которые каждый коротает на свой манер. В одном из купе молодые люди, чрезвычайно потрепанного вида, взъерошенные судьбой, обыгрывают белокурого мальчишку. Тот уже чуть не плачет, но продолжает играть, закусив нижнюю губу. Его, видимо, попросту надувают, но юношеская наивность и честность мешает ему заметить и обличить обман других.
В соседнем купе, на верхней полке похрапывает господин, подложив свою смятую фетровую шляпу под лысину на макушке. Он настолько устал от своего путешествия, что уснул сразу же, как нашел номер своей полки. Уснул мысленно, потому что после этого он уже совершенно бессознательно уложил свой багаж, и как позже утверждал своему молодому спутнику, ровным счетом ничего более не помнил. Паренек, его племянник, был высоким худым подростком. Волосы ежиком вздыбливались на его затылке, а ласковые голубые глаза смотрели доверчиво на всех и на каждого в особенности.
2
- Здравствуйте, я полагаю, что где-то здесь должно быть мое место... - с этими словами в купе показалась сумка с длинным наплечным ремнем цвета бардо, а вслед за сумкой и я, девушка в черных, вытертых на коленях джинсах и рубашке с закатанными рукавами.
- Привет, - откликнулось на появление нового лица небесное создание с белой кожей, огромными изумрудными глазами, и копной волнистых рыжих волос. Я обвела купе равнодушным взглядом, задержавшись лишь на миг на спутнике огневолосой красавицы: черные, как смоль, кудри оттеняли алую рубашку, на смуглой коже влажным блеском сияли темно-синие глаза. Я проворно взобралась на верхнюю полку, подтянула к себе сумку и закинула ее еще выше, под самый потолок. Сумка несколько раз покачнулась, грозя сорваться вниз, но все же приняла должное положение, которое и сохраняла до прибытия к месту моего назначения
Отношения, установившиеся в нашем купе были весьма своеобразными: двое молчунов, улеглись на своих полках и внимали словам, граничащим с откровенной глупостью, но высказанным с такой уверенностью и оптимизмом, что нельзя было не заслушаться ими, обладая некоторой долей сдержанности к чужому мнению. Олеся болтала без умолку, поглядывая на своих слушателей и ревностно следила за тем, чтоб они бодрствовали. Не чувствуя критики в свой адрес, Олеся разошлась не на шутку. Юноша уже, верно, смирился со своей участью, а я потихоньку от оратора одела наушники и включила музыку. Синие глаза напротив заискрились лучиками смеха, но сразу же погасли, когда юноша заметил обращенный на него взгляд Олеси.
Я придвинулась ближе к окну, и уставилась в него неподвижным взглядом. Мое лицо не изменило своего холодного, презрительного выражения, и солнце за окном не пробуждало задремавший оптимизм серых глаз. Внезапно, я свесила ноги с полки и, не дослушав окончания фразы Олеси, вышла в тамбур.
3
- Ты почему такая грустная? - услышала я голос за своей спиной.
- Беру пример с тебя, - язвительно ответила я. - А вообще-то такой я бываю часто, и, если тебя что-то не устраивает, не смею более задерживать.
Конечно, я вела себя немного грубо, но в тот момент я так выражала свою независимость и показывала характер. .Сказывалась паранойя, когда даже в самом безобидном слове постороннего человека, видела подвох.
- К тому же тебе нужно возвращаться - ты беспокоишь невесту.
- Она моя сестра.
Я решительно сразу поняла, что он лжет, но лжет во имя своего спасения, и решила не разочаровывать юношу уличениями во лжи. В это время он уже разговорился (чего я от него совсем не ожидала!) и принялся рассказывать мне о своем институте, практике, археологии... На слове "археология" я встрепенулась и, повинуясь течению своих мыслей, задала неожиданный для него вопрос (т.к. он уже, оказывается, рассказывал об Олесе):
- А пещеры там есть?
Он улыбнулся, но ответил:
- Наверное, есть, хотя я впервые отправляюсь в эту местность.
- А куда ты едешь?
- В Красную Гору.
Я замолчала на некоторое время, подумывая, что, в сущности, от Красного Рога до Красной Горы не так уж далеко, а ради раскопок я могла пойти и на большую жертву, когда юноша поспешил нарушить молчание, решив, что я заскучала:
- Как тебя зовут-то? Мы так и не познакомились...
Я действительно все еще не знала имени черноволосого красавца. Олеся называла его исключительно "Котиком" - "котик, подай, котик, принеси!"
- Рина, - я с радостью подала ему руку для рукопожатия. Он очень удивился, но с готовностью пожал ее. Я рассматривала его тонкие пальцы с длинными заостренными ногтями, и заметила, что такие пальцы пристало иметь разве что пианисту или скрипачу, но вовсе не археологу.
- А я - Влад.
- Рада была знакомству... - скомкав беседу ответила я и хотела удалиться, но он меня задержал.
- Я тоже был рад. И все-таки... Олеся - моя сестра.
Мне становилось решительно смешно. Я прыснула и иронично произнесла:
- Ага. А я тогда Папа Римский.
Влад охотно засмеялся вместе со мной, но я видела, что он огорчен своим разоблаченияем.
Глава 2
Немного предыстории
1
Куда ехала эта девушка, зачем? - разве она могла дать ответ на эти вопросы? Подойдя к кассе, она схватила билеты и ринулась вникуда. Прошлое представлялось ей черным пятном на безоблачной юности. Это пятно ничем не выводилось, но дало хорошие результаты - Рина стала осторожнее. "Мальчик не может стать мужчиной, пока не испытал любви", девочка не может стать девушкой, пока не испытает это чувство. Любовь движет всеми величайшими делами - самого чистого и самого зловещего свойства.
Когда ты юн душой и ожидаешь от других только безграничной любви ко всему миру, ты не ожидаешь от них подвоха. Она бросилась в объятья этого человека, как в омут, вниз головой. И дальше все складывалось, как сценарий плохой мелодрамы: трехдневные ласки и поцелуи сменились молчанием, а потом и холодным "прощай". Рина была забыта, брошена на произвол судьбы со своей любовью, которая находила выход лишь в слезах да яростных излияниях своих чувств на бумаге. Она была брошена, оставлена совершенно беззаботно.
Избранник отличался незаурядной внешностью, магнетическим взглядом зеленых глаз и своими мерками жизни и философии. Старше ее на четыре года, он многое открыл в своей жизни и, разочаровавшись абсолютно во всем, нацепил на себя маску. Она шла ему, эта красивая маска порочного ангела, она и притянула к себе искательницу приключений. Однако первый в ее жизни любовник недолго терпел девушку рядом с собой. Разрыв был болезненным для нее, и неприятным для него. Что же... она честно пыталась молчать, но ничего не могла с собой поделать, и тянулась к телефону, а потом слушала его голос, просто слушала, иногда, забыв о гордости, молила о новом свидании, и получала неизменный ответ: "нет". Как больно ей было слышать эти оправдания, отговорки, неумело замаскированные под занятость. Рина обманывала саму себя - убеждая, что он занят, что у него нет времени, а все крылось в ней самой. Тогда в девочке не было ничего, что могло бы привлечь к себе Барса, этого черного самца, ищущего себе подходящую пару.
Десятки раз она стирала его номер, разбивала телефон, но все возвращалось на круги своя, и опять гудки в трубке, и опять раздраженный голос, и опять его злость. Понимая свою ничтожность, всю низость своего падения, девушка не могла избавиться от чар, что опутались вокруг нее серебряной паутиной без ведома паука. Он просто расставил сети, ожидая совсем другую жертву, девочка попалась случайно, и он высосал ее душу, проходя мимо, и выкинул тело вниз. Это была любовь, любовь, граничащая с ненавистью, любовь, расколовшая отныне ее жизнь на три периода: до Вадима - Вадим - после Вадима. Но все понимание произошедшего пришло слишком поздно. Слишком.
2
А затем она просто закрыла угол своей памяти, где жил Вадим, на засов, поставила ограничения на эту тему, и стала жить дальше. Теперь прошлое неясными образами всплывало лишь в ее стихах и, забываясь в них, скидывая своими словами своего идола с престола, Рина жила. Существовала, желая только одного - отомстить. Но что бы она сделала, если бы он предложил вернуться? - очертя голову кинулась назад, и простила бы все, простила только за возможность повторить первые незабываемые мгновения встреч.
А пока Рина уезжала от себя и своих мыслей в неизвестность и знала лишь одно - хуже того, что она испытывает, быть уже просто не может.
Девушка не успела спросить, чего ей следовало опасаться - поезд уже тронулся, увозя вперед ее попутчиков, к которым она уже успела привязаться.
Рина стояла на дощатом перроне у небольшого здания, которое поражало своей запущенностью - отсутствием дверей, о наличии которых напоминали лишь ржавые петли, разбитыми стеклами и частью провалившейся крышей. Смеркалось, и усиленное браварство не помогало ей обрести настоящую уверенность в своих силах и победить глупые ночные страхи, порожденные темнотой.
На свое счастье девушка нашла заросшую тропинку, уходящую прямо в лес. Первый ее шаг был неудачным - попавшаяся на пути ветка заставила ее вскрикнуть, а потом рассмеяться над своей глупостью. Эхо повторило ее смех несколько раз, будто лес тоже хотел принять участие в безумном веселье, зиждущемся на страхе. Продвижение вперед будто бы и не изменяло положения девушки - лес преследовал ее, расставляя свои препятствия, оглушая тишиной. Ряды одинаковых деревьев строем шли по бокам Рины, но она не чувствовала их своими телохранителями, скорее - разбойничья шайка, желающая выследить, заманить в ловушку и убить. Дорожка петляла вокруг сосен будто бы бессмысленно, ее так и подмывало сойти в сторону, идти туда, куда идти не следовало бы. Тут же вернулись странные воспоминания - темные расплывчатый образ прабабки, шепчущей над маленькой Ариной свои проклятья, увещевания матери, окрики отца...Свет мелькнул впереди белым пятном и, как ночной мотылек, девушка ринулась на него, желая обрести спасение.
2
Дверь отворилась со скрипом, и дребезжащий голос приказал входить. Рина повиновалась. Дверь за нею захлопнулась с протяжным скрипом - ловушка привлекла свою жертву.
- Кто ты, и чего ты здесь ищешь? - спросил тот же безликий голос.
- Я ищу тепла, понимания, дороги, - ответила девушка.
- Ты найдешь тепло у моей печки, а дорога выведет тебя утром. Спи, и не бойся.
Вспыхнул огонь в печи, и девушка успела увидеть неопределенных лет женщину, фигуру которой полностью закрывало черное широкое платье. Женщина безмолвно скрылась в темном углу. Протянув руки к огню, Рина ощутила его холод. Желтые теплые язычки пламени стали зеленоватыми, потом алыми... Они меняли цвета, завораживали. Но совсем не приносили успокоения и уюта. Девушка свернулась клубочком у огня, обхватив себя руками, и заплакала беззвучно сотрясаясь всем телом. Слезы окончательно вывели ее из сил - девушка забылась тяжелым сном.
Через некоторое время ее разбудил какой-то звук и свет, просачивающийся под дверями. Рина обратилась в слух - жужжание заполняло все вокруг, а может, родилось в ее воспаленном мозгу. Она толкнула дверь от себя, и та поддалась. Лучи здесь были ярче, они шли прямо из сарая, расположенного в нескольких метрах от того места, где стояла девушка. Дверь в сарае тоже была открыта, и Рина вошла. Окруженная зеленым сиянием сотен светляков, в центре сарая стояла Анфиса.
- Что ты, черт возьми, здесь делаешь?! - возмущенно закричала она, едва заметив Рину. При этом она пыталась спрятать свое лицо в тени.
- Кто ты? - шла напролом девушка.
- Твоя смерть.
- Я не страшусь смерти. Кто ты? - терпеливо повторила она свой вопрос.
- Мое имя Анфиса, и ты это знаешь.
- Я знаю, что это не твое имя. Скажи мне правду.
- Да кто ты такая, чтоб я тебе ее говорила?! - Анфиса разозлилась не на шутку. Итак, вывод Рины был верным - приютившая ее женщина что-то скрывала. Но что именно? Луна вышла из-за тучи, осветив лицо Анфисы.
Тайна Анфисы была разгадана. Она оказалась 19-летней девушкой, проведшей всю свою жизнь в страхе по вине матери. Та была ведьмой, и суеверные жители боялись ведьм и ненавидели, однако не могли ничего ей сделать, поэтому взялись за "ведьминское отродье". Десятилетняя девочка стала предметом издевательств всей деревни.
- Когда я ходила без матери, в меня швыряли камни и спускали дворовых псов. Я плакала и искала защиты дома, но так не могло длиться вечно. У меня появился защитник. Его звали Дмитрием. В то время ему было 15 лет. Все молоденькие девочки деревни были без ума от него, а он ходил за мной по пятам, отгоняя желающих проучить "ведьминское отродье". Мы стали друзьями. Я учила его готовить зелья, рассказывала о целебных свойствах трав. Он обучал меня охоте, ловле рыбы и рукопашной борьбе. Нам было хорошо вместе, только дружба эта сильно не понравилась всем бабам деревенским, которые наперебой прочили своих подрастающих дочек замуж за красавца Дмитрия. "Отобьет у наших девок ведьма - Гелька жениха", - частенько слышала я. Тогда сговорились они меня утопить. Завели меня взрослые девушки в лес, к озеру, и предложили купаться. Я полезла в воду, а они меня и окунули с головой, держат, не выпускают. Всё поплыло у меня пред глазами. Темно, холодно, страшно... Вдруг чувствую - вроде полегчало. Оказалось, это Дима подоспел, спас меня, вытащил. А сам в омут попал, и его утянуло. Вот и вся история, - завершила Ангелина свой рассказ.
- Но что привело тебя сюда и заставило скрываться?
- Меня обвинили в том, что я его утопила. И поклялись отомстить. В начале следующего месяца они убили мою маму. А мне бы смерти не избежать, если бы в соседней деревушке не умерла бабка Анфиса. Так я и стала жить вместо нее, не показываясь на улице. А соседи решили, что я сама утопилась, без мамы - ведьмы прожить не смогла. В какой- то мере они были правы.
3
Я все еще слышала голос Ангелины в своих ушах. Оглядевшись по сторонам, я увидела, что сижу на том же месте на полу, угли в печи догорали, за окном брезжил рассвет. "Неужели все это мне приснилось?". Дверь отворилась и в избушку вошла Анфиса.
- Вот и рассвет. Я выведу тебя на дорогу, - голос у женщины был дребезжащий, старушечий. "Точно сон. Но какой явственный...".
- Я бы не отказалась. Спасибо за ночлег.
Старуха вывела меня на дорогу, дала указания, куда идти дальше, и исчезла за поворотом. Вскоре я начала узнавать окружающие меня ландшафты. Потратив ночь на поиски нужного пути, к утру я вошла в первый дом, чтобы узнать свое месторасположение и найти жилье.
- Да вот хотя бы у меня есть комнатка на чердаке, - ответила мне бойкая невысокая старушка, - пойдем, посмотришь, а там и решишь, не подойдет ли.
Комната пришлась мне по вкусу. Она была крохотной, до потолка я с легкостью доставала рукой, но все же это была первая комната, которую я могла назвать своей. Главенствующее положение занимала в ней двуспальная кровать со скрипучими пружинами, застеленная цветастым покрывалом. У стены примостился старый комод, а возле него - обшарпанное кресло с деревянными подлокотниками, лак на которых давным-давно стерся. Что ж, по крайней мере теперь у меня есть свое убежище, где можно скрываться, да и рукописи неплохо вошли в облик комнаты как некий предмет обстановки. "Здесь будет моя мастерская", - удовлетворенно решила я и присела на кровать - пружины надсадно заскрипели.
Я не могла похвалиться большим опытом и талантом, но я верила в свою избранность, и к тому же прекрасно знала, что не смогу прожить и дня без того, чтоб не написать ни строчки. Идеи приходили ко мне без всякой системы, порывами, и не выложить их на бумагу было бы подобно нагнетаемому в шар воздуху - непременно он мог бы разорваться изнутри. При последующем прочтении, многое оказывалось просто никуда не годным бредом, который тут же летел в мусорную корзину, остальное требовало новых слов и живых образов, и совсем уж редкостью считались те дни, когда строки ложились ровно, герои несли в себе жизнь, в работе появлялся смысл. Но, как у большинства начинающих художников, одна хорошая работа приходилась на дюжину посредственных.
Уже на следующий день мне довелось узнать, каково это - жить в мансарде, под самой крышей. Черепица нагревалась под палящими лучами солнца, и от духоты не спасало даже настежь открытое окно. Это невольно заставляло меня выбираться из постели с рассветом и бродить по селению, куда занесла меня сама судьба.
Едва я успела устроиться в своем новом жилище, как хозяйка позвала меня на обед. Стол был накрыт на веранде. Анна Павловна оказалась на редкость разговорчивой женщиной, и мне пришлось подробно рассказать ей о своей жизни, работе родителей и о погоде, которая в этом году немилосердно сушила урожай на полях. К радостям садоводства я относилась столь же равнодушно, как и к всякому физическому труду, но сочла невозможном чем-то обидеть свою добрую хозяйку. Таким нехитрым образом я вошла в доверие Анны Павловны и стала едва ли не лучшей ее подругой.
Глава 4
Старые знакомые
1
Я давно мечтала о собственном замке, стоящем на крутой отвесной скале. Множество слуг, роскошные балы, корсеты и платья со шлейфами мерещились мне наяву. Огромная кровать в готическом стиле с бархатным балдахином, узкие окна, похожие на бойницы - о всем этом можно было лишь мечтать. А пока у меня была лишь маленькая комнатенка, сумка, доверху забитая летней одеждой и дисками. Книги я надеялась найти в местной библиотеке или купить в магазине.
Чтобы развеять подступившую скуку, я ушла на прогулку, сменив свои черные джинсы с футболкой на короткий белый сарафан. Проведя с полчаса у зеркала в тщетных попытках уложить свои волосы, я махнула на них рукой и вышла из дома. Не желая попадаться кому-либо на глаза, я намеревалась сделать крюк и обойти главную улицу дворами, но буквально в ста метрах от себя заметила своих попутчиков. Рядом с ними стоял рыжеволосый парень в красной футболке и рваных джинсах. Сходство между ним и Олесей можно было заметить невооруженным взглядом. Странное дело - я увидела, что меня тоже заметили, но и не спешили подозвать к себе. С присущей мне твердостью я поклялась ни в коем случае не подходить к ним первой, но, с присущей мне безрассудностью тут же нарушила данную самой себе клятву.
- Олеся, Влад... Здравствуйте, - начала я.
Затянувшаяся пауза все меньше нравилась мне, но положение спас, как ни странно, рыжеволосый брат Олеси:
- Здравствуй, незнакомка. Меня зовут Антон. Почему все знакомы с тобой, а я нет? Эту оплошность срочно нужно исправить!
Влад едва заметно улыбнулся уголком рта, но от этой улыбки я воспрянула духом.
- Дело в том. Что Олеся и Влад были моими соседями по купе.
- Я всегда говорил. Что нужно чаще ездить в общественном транспорте! Не правда ли, Влад?
Я видела, что Антон всеми силами пытается втянуть в разговор друзей, но они все время отвечали односложными фразами. Я чувствовала, что Влад скучает в нашем обществе, но более всего его тяготит присутствие Олеси. Наш разговор принимал все более интересные повороты, хотя участвовали в нем по-прежнему двое. Антон пересыпал свою речь остротами и меткими замечаниями, я, в свойственной мне манере, задавала неожиданные вопросы, и сама давала на них противоречивые ответы. Иногда я оборачивалась, чтобы посмотреть на Влада, и право, мне удавалось заметить задорные огоньки в его глазах. Больше всех страдала Олеся: она не знала, как вступить в разговор, а молчать было выше ее сил - ее кипучая натура не могла находиться в бездействии более получаса.
Антон как раз рассказывал случай из жизни родственников, о том, как его прабабка выбирала имя для ребенка и уже назвала его Элеонорой, когда оказалось, что родился мальчик. Пришлось спешно переименовывать его в Лео. В Росси такое имя прижиться не могло и Лео превратился в Льва.
- А мы с Олеськой стали Леопольдовичами, - со смехом завершил он.
Я вспомнила старого-доброго кота Леопольда из известного всем мультфильма, и нашла, что Антон действительно похож на этого персонажа хотя бы тем, что уже около часа из кожи вон лезет, дабы установить хрупкий мир между друзьями, и причем, совершенно бескорыстно.
Нити беседы совсем перепутались, и я, невпопад отвечая "да" и "нет", принялась украдкой рассматривать Влада: на первый взгляд он был до болезненности худ, но в нем ощущалась сила. А синие глаза, в которых изредка мелькали озорные искорки, почти всегда были печальны.
Не завершив беседу, я коротко сказала: "пока", и скрылась в неизвестном направлении. На душе у всех присутствующих тут же полегчало. Они продолжили тот разговор, которому помешало мое вторжение. Мои мысли занимал только Влад, и, перебирая все прошлые беседы с ним в вагоне, я не могла заметить ничего, что повлияло бы на такое отношение ко мне. Лишь одно обстоятельство обобщало их - с нами никогда не было Олеси. А сегодня она была здесь.
Глава 4
Графские развалины
1
Антон жил в поселке всю свою жизнь, а его сестра после того, как родители развелись, осталась в городе. Олеся познакомилась с Владом в один из визитов брата, к которому сама до сих пор не ездила, и сразу же выбрала его предметом своих воздыханий. Влад сохранял холодность очень долго, но увидев, что Олеся не сдается, дал ей шанс. Антон любил свою сестру и, хотя постоянно подтрунивал над ней на людях, легко положил бы за нее свою жизнь. Влад видел, что Олеся не блещет талантами, но она была доброй и отзывчивой, а такого отношения к себе юноша не видел с тех пор, как произошла его трагедия, о которой знали все, но не говорил вслух никто. Он принимал ее любовь благосклонно, хотя порой тяготился ею. Встретив Рину, Влад понял, что выбрал не ту.
2
- Настроение у тебя меняется, как вода в сортире, - приветствовал меня Антон. У него было огромное чувство юмора и такие милые глаза, что обижаться на его иногда пошлые шуточки было просто невозможно.
- Привет всем. Я немного опоздала, - для меня слово "немного" означало, что я опоздала на полчаса. Одна из моих особенностей - полное отсутствие пунктуальности. У меня есть лишь две возможности появляться на месте встречи - либо раньше, либо позже. И если в детстве я всегда выбирала первое, то в юности пользовалась одним правилом - если я им нужна, пусть они меня и ждут. Частенько эти мои взгляды на жизнь раздражали моих друзей, но, по правде говоря, этим я вносила в их обыденную жизнь хоть что-то новое и забавное, - меня прощали.
Влад улыбнулся мне одними глазами, а Олеся картинно отвернулась в тот момент, когда я подошла. Сегодня она была одета во все салатовое. А ее высокие кеды были прямым вызовом мне. Олеся попросту не знала, что ее "подруга" равнодушно относится к кедам вообще, а к высоким кедам в частности.
Вечером накануне этой поездки я и не думала ехать. Все решилось в последние минуты перед отходом электрички, поэтому мы на нее не успели. Может быть, все сложилось бы иначе, не забудь я, что часы в моей комнате переведены на час назад.
Мы ехали на графские развалины. Сорок минут ходьбы по железнодорожной насыпи всех изрядно утомили. Все трое с завистью поглядывали на Влада, который надел свои гриндерсы - кеды хотя и были отличной обувью для дальних забегов, нисколько не годились для неровных дорог. Олеся шла по рельсам, опираясь на руку Влада. Я попробовала было повторить этот трюк, но прошла лишь полсотни метров. Леся переживала, что идущий навстречу поезд может помешать нашей мирной прогулке, и при малейшем шорохе спрыгивала в кусты. Мы немного заплутали, и показавшийся из-за поворота местный житель, был очень кстати. Он почел за честь проводить нас, но взамен мы были вынуждены около пятнадцати минут слушать сальные анекдоты и улыбаться им, чтобы не огорчить нашего спасителя. Он довел нас до подвесного моста и так же незаметно пропал, как и появился. Олеся фотографировала все, что попадалась ей на пути, Влад нес ее рюкзак, а Антон, склонившись в три погибели, отыскивал какие-то корешки. Мостик был узким и длинным, при ходьбе он раскачивался из стороны в сторону, и сквозь щели между досками блестела вода. Я замерла на противоположном берегу и ждала своих попутчиков.
Вскоре они присоединились ко мне. Перед нами были графские развалины. Я легко представила, как раньше в этом доме жили люди. Как каждое утро они открывали окна в сад, устраивали балы в нижнем этаже, где вместо пола сейчас разросся ковер из луговых трав, наверху были их спальни с широкими постелями. По вечерам они собирались в гостиной и пили чай, сидя у камина. А старик-отец сидел в кресле-качалке с укрытыми пледом ногами и курил большую черную трубку. На темных винтовых лестницах стояли канделябры со свечами, а сквозь крышу не просвечивало солнце.
Я улыбнулась своим мечтам - никогда этим развалинам уже не суждено стать домом, и единственными его жителями, сменяющимися, как постояльцы в гостинице, стали туристы.
Но я продолжала мечтать... Кто жил здесь раньше? Когда-то здесь жили две сестры, и они были похожи одна на другую, как две капли воды. Их разлучил юноша. Прекрасный юноша с черными глубокими глазами. Он не выбрал ни одной. Его замыслы были такими же черными, как глаза, и он был столь же жесток, сколь и прекрасен.
Камелия заметила угрозу первой. Она знала, что Артур строит бесчестные замыслы на их счет, и она, заручившись поддержкой горничной, убила его, спрятав тело до поры в чулане. Авелина как раз искала в чулане кисти, когда наткнулась на Артура. Он был мертв...
Я огляделась по сторонам. - И, кто знает, может быть, она повесилась вон на том крюке...
Часть фраз я, скорое всего, произнесла вслух, потому что Влад глядел на меня, не отрываясь. Я услышала, как щелкнул фотоаппарат, вспышка осветила мое лицо. Внизу стояли Олеся и Антон.
- Зачем ты это сделал? - спросила я Влада.
- Я пошлю твои фотографии в журнал.
- Я не люблю фотографироваться.
- Ты красивая.
Влад отвернулся и сделал несколько снимков крюка, о котором я уже упоминала. Наверх поднялись Олеся и Антон. Антон тут же похлопал меня по плечу:
- Ну, что, подруга, перестала бредить?
- Друзья окружают меня...
- Конечно, друзья, - хотел перевести все в шутку Антон, но я не хотела, чтоб он мешал моей шутке, и нарочито замогильным голосом продолжала:
- Их трое, они молоды и красивы... но они думают, что я сумасшедшая. Кто бы мог подумать! - сумасшедшая! Яркие руки тянутся сквозь крышу. Красиво. Это безумно красиво, но время еще не пришло... Сестры где-то рядом... Две сестры, потому что когда Камелия узнала о смерти Авелины, она выбросилась из окна. А я... я пришла мстить за этот дом... - я достала из заднего кармана черных джинсов нож и освободила лезвие из ножен. Сделав несколько пассов в воздухе, я приложила его к горлу Влада. Он сглотнул слюну и повернулся ко мне, чтобы никто не видел его сумасшедших глаз. Они о чем-то умоляли меня, и я смотрела, смотрела в лицо своей жертвы, забыв, что это лишь игра.
- Рина!!! - пронзил тишину крик девушки. Я развернулась на сто восемьдесят градусов, свернула лезвие и засмеялась:
- Поверили?!
Глава 5
Большая партизанская тайна
1
- Влад, как тебе это удалось? - лукаво спросила я у своего спутника.
- Что - это? - притворился непонимающим он.
- Мы идем вдвоем. Только вдвоем, - я решила говорить открыто, а не играть словами, и замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Ему поневоле пришлось сделать то же самое.
- А... так ты про это? - у них сегодня гости.
Мы теперь стояли посреди лесной тропинки, усыпанной сосновыми иголками. Я обошла Влада сзади и обняла его за шею.
- Пойдем дальше? - неуверенно спросил он. "Куда уходит все его спокойствие, когда рядом с ним нет Леси?"
- Постой, - я придержала его за руку, - ты боишься ее?
- Нет. Тебя, - просто ответил он и пошел вперед. Я поспешила следом.
Бояться меня? - черт знает что творится!
Со всех сторон нас обступали вековые ели с огромными косматыми лапами. Как древние старухи, они глядели сурово и угрюмо. Ветки клонились к земле, и куда девалась их юношеская зелень и задорный вид?! Темно-зеленые, хмурые, они загораживали собой солнце, и под их кронами не росло ни травинки - только спрессованные иглы, да ползали какие-то жуки. Еще выше елей взмывали великаны-сосны, стройные, порывистые, похожие на крепких стариков со схваченными артритом пальцами. Совсем карликами рядом с этими ветеранами леса смотрелись белолицые красавицы-березки и серые, невзрачные осины.
Легкий ветерок принес с собой свежий запах близкой воды, да и лес сменился зарослями тростника и осоки, а под ногами у нас начала хлюпать вода. И правда - за следующим поворотом мы увидели деревянный мостик, перекинутый через неширокую речку. Я скинула босоножки и вошла в воду - вода доходила мне только до колен.
- Влад, иди сюда! - я брызгалась, смеялась и всеми силами пыталась вовлечь в свое милое веселье погрустневшего юношу.
Он упорно молчал и осуждающе смотрел на меня. Я сникла и вышла на берег. В кустах квакали лягушки, и мимо меня пролетела стрекоза, гнавшаяся за своей нехитрой добычей.
По деревянным мосткам мы шли вдоль болотины, которая походила бы своим видом на луг, если бы там не бугрились кочки, и между ними в воде не отражалось игривое солнце. Мы перешли через еще один мостик, над которым склоняла свои ветки печальная ива, и вошли в лес. Это был светлый сосновый бор с обилием своих запахов: ароматно возвещала о своем присутствии земляника, маленькие неброские цветочки привлекали к себе тружеников-опылителей, да и сами сосны наполняли воздух полезными фитонцидами. Я предложила Владу остановится на привал и вдоволь налюбоваться этим прелестным пейзажем, но он сделал вид, что не заметил. Его странности начинали мне претить, но что было делать! - сама дорогу к пещерам я бы не нашла ни за что.
2
Где-то в самой чаще земля вздыбливалась невысоким холмом, похожим на верблюжий горб. На нем, как спутанные пряди волос, сплетались ветки деревьев, вьющиеся травы, стебли крапивы и чертополоха. Я обошла вокруг холма три раза, прежде чем нашла узкий лаз, перегороженный поваленным деревом. Влад снял с плеч куртку, достал из рюкзака фонарик, отвалил в сторону дерево и приглашающим жестом пропустил меня вперед. Здесь было холодно и сыро. Земляные своды кишели жуками и другими паразитами, с потолка капала вода, а на утоптанном полу то и дело попадались какие-то подозрительные предметы. Лаз был очень узким и низким, и я не раз ударилась головой о свод пещеры. Вскоре я почувствовала, что пол становится наклонным. Еще через несколько метров он и вовсе обрывался отвесно.
Влад обошел меня сзади и посветил вниз фонариком:
- Три метра, - удовлетворенно сказал он, - придется прыгать.
Я прикинула, что когда-то боялась прыгать даже с трехметровой вышки в бассейне, хотя внизу были не камни, а вода.
- Я спрыгну первым, а потом, если будет нужно, поймаю тебя.
Я зажмурилась и кивнула головой:
- Угу.
Он сделал пару приседаний, разминая ноги, а потом упруго выгнулся и приземлился внизу - я открыла глаза: Влад отряхивал свои камуфляжные штаны - видимо удачно. Теперь была моя очередь, а Влад стоял как ни в чем не бывало. Я набралась храбрости и сиганула вниз с протяжным криком: "Айяа!". Хм. Я совсем не упала. Напротив, стояла надежно удерживаемая руками Влада. Я решила не признаваться. Что все хорошо, и вцепилась в него мертвой хваткой.
- Видишь, не все так страшно! - примирительно сказал он, и попытался убрать мои руки. Я сжала пальцы еще сильнее и уткнулась лбом ему в плечо.
- Ну, что ты? - заботливо спросил он. Я решила изображать жертву до конца и захлюпала носом. Влад стал гладить меня по волосам, и я наконец подняла лицо, лучезарно улыбнувшись:
- Идем!
Он опешил, но подчинился. "Один-ноль в мою пользу" - удовлетворенно решила я, проигнорировав его несомненную победу у реки.
3
Мы оказались в просторной пещере, освещаемой единственным окном, выходящим на поверхность. Теперь я задумалась о довольно важной проблеме - как мы будем выбираться? - ведь одно дело спрыгивать, и совсем другое - лезть на отвесную стену высотой в три метра. Пути к отступлению не было, и я решила покуда не забивать себе голову практическими вопросами.
Посреди пещеры стоял грубо сколоченный стол и несколько чурбанов-табуреток. Я провела рукой по столу и поднесла ее к свету - так я и думала - огромный слой пыли. По стенам размещались нары, перемежающиеся лавками - импровизированные кровати и диваны. Пол здесь был покрыт слоем еловых веток, но они уже высохли и пожелтели.
- Разве это пещера?! - презрительно спросила я, ощущая скрытое ликование в душе.
- Ну, пусть это землянка, зато про нее никто не знает, - ответил Влад, явно обидевшись за свое сокровище. Я решила подлить масла в огонь:
- Но кто-то же ее вырыл? Значит, как минимум, еще один человек знает. Только не убеждай меня, что это было твоих рук дело!
- Ошибаешься! Ее вырыли партизаны в годы Великой Отечественной, а показал мне ее мой дед.
"Один-один", - я была согласна на ничью.
Влад поведал мне тайну своего деда, который в 43 году записался в партизанский отряд добровольцем. Туда же ушли почти все мужчины из окрестных селений. Отряд получился разношерстным - помимо крестьян туда попали дети и несколько женщин.
- Помнишь ту дорогу, по которой мы ехали? По этой железнодорожной ветке немцы возили боеприпасы. Мой дед не раз сам подкладывал мины на рельсы. Он пять поездов под откос пустил! - гордо возвестил Влад. Мне было приятно, что кто-то еще гордится своими предками, помнит их, почитает.
- Никто лучше моего деда не умел маскироваться и прятать в укромных местах их штабы. Землянки его были самые лучшие!
Я вспомнила узкий лаз, по которому мы пришли сюда и , вложив в свои слова изрядную долю скептицизма, решилась возразить:
- Если ты называешь это, - я поочередно указывала на постепенно обрушивающиеся стены, на старые, прогнившие лавки, на покосившийся стол, - лучшим творением партизанов, что же тогда сталось с худшим? - я предчувствовала свою победу.
- Худшего больше нет, - весомо ответил Влад, и мне пришлось принять свое оканчательное и неоспоримое поражение. - Ты учти, что с сорок третьего года прошло, - он быстро прикинул в уме числа, - не меньше шестидесяти лет.
Но что у меня теперь было в руках, так это его тайна, я лишь решила удостовериться в этом:
- А кто-нибудь еще знает про эту землянку?
Влад с минуту молчал, а потом рассыпался громогласным хохотом:
- Конечно, дурочка! Кто бы ее поддерживал в таком состоянии? - она бы давно с землей сравнялась! Видишь подпорки? - они поддерживают крышу. А ветки на полу, думаешь, сохранились бы?
- Нет, но как же... ты же сказал, что о ее существовании никто не знает... - привела последний аргумент я.
- Я, наверное, оговорился. О ней не знали, но знают теперь.
- А Олеся? Она здесь была? - думаю, если бы он ответил положительно, я бы от великой досады взбежала бы по стене наверх, чем, кстати сказать, оказала бы услугу Владу, ибо ему пришлось подставить мне свои плечи, на которые я с готовностью вскарабкалась (правда, не с первого раза). Потом я без особых трудностей подтянулась на руках и увидела макушку Влада под собой. Он переминался с ноги на ногу и, вероятно, обдумывал, как поднимется ко мне. Я улеглась на землю и протянула ему руку:
- Держись!
Снизу опять раздался взрыв хохота.
- Что теперь тебя рассмешило? - я чувствовала, что начинаю закипать.
- я стяну тебя вниз, и мы останемся здесь навсегда.
Ха, он подумал, что напугает меня этой страшной фразой! Что же... Я решила отомстить и, представьте себе, - спрыгнула вниз.
- Я подумала, что тебе здесь одиноко...
К моему удивлению, он совсем не был рад такому подарку, свалившемуся ему на голову. Он почему-то закричал на меня и хотел даже дать оплеуху, но вовремя одумался, - и правильно - находясь в одной клетке со львом, нельзя совершать резких движений. Я между тем подошла к окну и влезла на нары - доски подо мной надсадно затрещали. Что же... совсем неплохо... если подставить чурбан... - я потянула на себя одну из табуреток и с удивлением обнаружила, что они накрепко прибиты к полу.
- Влад! Помоги мне! - истошно завопила я. Бедняга даже дар речи потерял и лишь через некоторое время откликнулся на мой зов. Он почему-то пошел к противоположной стене и присел у лавки. Пошарив под ней рукой, он достал кирку и тогда уже пошел к чурбану. Оторвать его от пола было делом нескольких минут.
- И зачем их вообще к полу прибивали?! - в досаде спросила я. Я так хотела хоть одно дело довести до конца самостоятельно, но партизаны мне все испортили своей скрупулезностью.
- Это вовсе не партизаны прибивали, - возразил Влад, - это сделали позже, в перестройку, городские власти. Тогда посетители все норовили унести с собой - голодное было время, - со знанием дела ответил Влад. - И это было бы самым незначительным сувенирчиком, из тех, которые тогда тащили. Уносили все и отовсюду: с работы, из музеев, тянули последнее одеяло у лучшего друга, и этот друг прощал, прощал, потому что понимал, что на месте приятеля поступил бы так же.
Я вцепилась в чурбан и взгромоздила его на нары. Потом влезла на него сама. Мой постамент ощутимо зашатался. Влад попытался придержать его, но я отпихнула горе-помощника ногой и полезла в окно. Когда половина моего туловища оказалась на свободе, вторая половина потеряла опору, и я начала свирепо болтать ногами. Раздался сдавленный стон, и я с удовлетворением убедилась, что заехала Владу в челюсть. Тут меня бесцеремонно схватили за лодыжки и вытолкнули в окно. Я упала вниз головой в кусты малины, затем приняла должное положение и стала аккуратно вычищать одежду от колючек. В окне показалось перепачканное лицо Влада. Его глаза метали громы и молнии, на подбородке наливался синевой след от моего ботинка. Я довольно хмыкнула под нос и отодвинулась влево - как раз вовремя, потому что Влад шлепнулся на то место, где я только что сидела. Он потер подбородок ладонью и пожаловался грустным и совсем уж невинным голосом:
- Больно...
Я не смогла удержаться от смеха и получила за это по шее.
- Ах так! - я оседлала Влада и начала дубасить его кулаками. Он безуспешно пытался поймать меня за руки, но понял, что это ему не удастся, и тут я с ужасом обнаружила, что мир перевернулся вверх ногами: мои пятки упирались в небо, которое теперь открылось передо мной во всем своем великолепии, на голове стоял Влад, как-то смешно вытянув вперед руки, и держа в них... стоп!