Ее усталые руки спят: они холодны и все же теплее мрамора, на котором покоятся. Белые возле зеленого абсента, на мраморе они просвечивают золотом. Их заткали прожилки - не такие, как в листьях, скорее как в облаке. Они расшиты синими нитками: не халцедон и не чудесная синева небес, этот цвет глубже - быть может, таков отблеск летнего солнца в зените на темных волосах.
Ее руки, что уснули на мраморе, подобны остывающим звездам и едва ли уже зацветут. Только ногти словно бы рдеют чистым стыдом, но если поднести их к губам, они - лед и запотевают от дыхания.