У весело потрескивающего костра топтал землю, старательно выделывая коленца, рябой долговязый парень, сын мясника с Подола.
Подвыпивший гармонист, широченный в плечах кубанский казачина, растягивал меха гармони, тревожа тишину засыпающего леса звуками "Наурской".
Собравшиеся у костра зрители, большей частью слушали равнодушно, лишь некоторые прихлопывали в такт, поддерживая танцора.
- Наведут, сволочи, красных на наш лагерь этаким концертом, - присел под деревом, рядом с дремавшим на расстеленной шинели ротмистром, бывший подъесаул Войска Донского Корешков.
- Всенепременно, - буркнул в ответ, не открывая глаз ротмистр. - Напились, мерзавцы... Вольница, она и есть вольница: ни дисциплины, ни порядка.
- Горазд же ты спать, - с завистью глядя на товарища, произнёс казак.
- Силы берегу, - отозвался тот. - И ты ложись, мой тебе совет.
Корешков пошарил по карманам в поисках кисета, долго шелестел обрывком газеты. Прикурив, закашлявшись от ядреного самосада, хрипло произнес:
- Не могу я уснуть... Часами лежу с закрытыми глазами, а сна нет и нет.
Ротмистр перевернулся на другой бок, вздохнул, приподнимаясь на локте.
- Это все нервы, Рома.
- Да какие к черту нервы? - сплюнул зло подъесаул. - Помнишь, месяц назад бой был возле Невьяновской мельницы? Когда мы обоз с мукой у красных отбили?
Ротмистр неопределенно пожал плечами:
- Ну, допустим, помню. И что с того?
В темноте, царившей под сводами леса, ему трудно было разглядеть выражение лица сидящего рядом друга.
- Я тогда с головным дозор вел, - опершись спиной на ствол дерева, отрывисто заговорил Корешков. - Со своими казачками первым и ударил по красным, сбивая охрану. Там и воевать-то не с кем было: селяне свои телеги побросав, сразу деру дали, а краснопузые даже винтовки с плеча сдернуть не успели. Один только мальчишка-гимназист на меня с шашкой кинулся...
Ротмистр приподнялся на локте, протягивая руку.
- Дай закурить, раз уж разбудил... А с чего ты решил, что мальчишка тот гимназист? У него это на лбу написано было?
- В семнадцатом, после госпиталя, в Харькове, - передавая товарищу кисет, ответил Корешков, -я познакомился с милейшим созданием по имени Тася, дочерью бывшего земского врача. Случайная встреча двух абсолютно разных людей, а вокруг бурлит круговорот событий: в Питере революция, на западе наступают немцы, а у нас, словно оттепель среди суровой зимы - нежданная любовь...
Музыка возле костра стихла, народ не спеша разошелся. На поляне остались лишь тяжело дышавший подолянин и утирающий пот гармонист.
" Убьют его скоро, - с тоской подумал ротмистр. - К бабке не ходи..."
- Любовь всегда вовремя, - отвечая другу, произнёс он. - А причем здесь мальчишка?
- У Таси был брат. Совсем еще юный, почти ребенок, но уже восторженно рассуждающий о революции и пытавшийся доказать мне, что приход ее был предрешен и неизбежен. И что наши попытки помешать утвердиться новому будут обречены на провал.
- Ты встретил его там, возле мельницы? - догадался ротмистр.
- Да... признал за мгновение до того, как зарубил.
- Это война, Рома. Он бы тебя тоже не пожалел.
- Да пропади все пропадом! - дернулся, словно в судороге подъесаул. - Я с четырнадцатого года торчу в окопах! И пока мы с тобой дрались с немцами, за нашей спиной некоторые штатские успешно профукали Россию. И теперь нам, дорогой мой друг, приходится бежать, не чуя ног из страны, которую мы до этого защищали. И гонят нас, как поднятых в логове волков, не давая ни секунды передышки, с одной лишь целью...
Ротмистр положил ладонь на плечо товарища.
- Спокойно, Рома, без нервов! Завтра мы будем уже в Румынии, еще через неделю-другую - в Париже или Берлине. Скинем надоевшие шинели и, переодевшись в штатское, посидим где-нибудь в кафешантане, разглядывая прогуливающихся мимо барышень. Ты успокоишься и ...
- Не могу я успокоиться! - с силой сжал его руку Корешков. - Тяжко мне с тех пор, маюсь я... Смерть чую рядом, и даже рад ей...
Друг его вздохнул, освобождая кисть, и попросил, стараясь говорить мягко, как с близким и очень больным человеком:
- Не зови смерть, Рома... Она и так все время у нас за спиной.
Треснул негромко выстрел в подлеске, кто-то вскрикнул испуганно, оседая на землю, а меж деревьев уже мчались всадники, играя в лунном свете сталью острых клинков.
Рябой подолянин, подхватив с земли винтовку, не успел впопыхах передернуть затвор, как подлетевший на гнедом жеребце бывший луганский шахтер, одним махом развалил его надвое. Метко выпущенная пуля пробила навылет грудь гармонисту, лишая кубанскую степь еще одного буйного сына...
Смерть во всей своей красе вольно разгулялась среди дремлющих деревьев, щедро и без разбора причащая свинцом и сталью уставшие от жизни души.
Вскочив на ноги при звуках первых выстрелов, ротмистр укрылся за деревом, вглядываясь в происходящее вокруг.
Возле стреноженных лошадей несколько красноармейцев рубили мечущихся в панике коноводов.
- Давай, к реке! - крикнул ему ротмистр, но оглянувшись, с ужасом увидел неторопливо шагающего через поляну Корешкова.
В наброшенной на плечи шинели, держа руки в карманах, тот спокойно смотрел, как мимо него, в неверном свете костра, проносятся всадники с алыми лентами.
Никто из них не обратил внимания на странного улыбающегося человека, но вот, чуть отставший от остальных, вылетел из-за кустов юный конармеец.
Не сбавляя ходу, словно на занятиях по рубке лозы, он слегка пристал на стременах, вкладываясь в гибельный удар.
Вскинув револьвер, ротмистр положил его там же, рядом с вытянувшимся на траве казаком.
Кинулся было к другу, понимая, что опоздал, но совсем рядом заржала призывно вырвавшаяся из чужих рук Звездочка, обещая, что вновь выручит, унесет прочь и от злющей старухи с косой, и от мчащихся по следу людей.
Туда, где уже не достать его ни пуле, ни сабле...
- Не дело ты задумал! - седой господин аристократической наружности, поддерживаемый под руку дюжим охранником, осторожно опустился в кресло зала ожидания аэропорта Орли. - Ну, куда собрался, кто тебя там ждет?
- А тебе какое дело? - убирая в карман газету, поднял глаза сидевший напротив. - Чего приперся? Сидел бы дома, листал биржевые сводки, глотал пилюли.
- Как ты можешь так говорить? - дрожащей рукой седой господин потянулся за протянутым услужливо лекарством. - Спасибо, Морис!
Охранник кивнул головой и отступил в сторону.
- Семья волнуется, дочь позвонила, рыдает: отец с ума сошел! Какая-то дурацкая записка на столе в гостиной. Ты и вправду собрался туда?
- Да, рейс через час.
- Прости меня, но ты явно не соображаешь, что творишь! - аристократ покачал головой. - Вдумайся только - прошло полвека, той страны, которую ты помнишь, уже давно нет. Все изменилось: люди, города, жизнь.
- У меня в доме есть телевизор, а почтальон регулярно приносит газеты.
- Да пойми ты, упрямец! - не выдержал седой. - В твои ли годы бросать все и лететь на край света, ради странной прихоти? Хочешь умереть от инфаркта на высоте десяти тысяч метров? Нелепая смерть, как закономерный итог полной безрассудного риска жизни русского дворянина.
- Русского офицера.
- Прости, я все время забываю, что ты у нас из мещан...
- Все ты прекрасно помнишь. Не переживай за меня - Александр Васильевич Альпы перемахнул когда ему было... сколько? А мне не на лошади - в мягком кресле авиалайнера предстоит путешествовать. Так что, страхи твои напрасны. Возвращайся домой и не надоедай мне больше.
Господин с досадой махнул рукой, и поддерживаемый под руку подскочившим охранником, пошел было прочь. Отойдя на пару шагов, вернулся назад, грозя пальцем, прошипел прямо в лицо сидящему в кресле человеку:
- Не по-людски поступаешь, совсем не по-людски! Жена в здешней земле лежит, а ты бежишь?
- Будь моя воля, я бы ее на родине похоронил. Уйди, за ради Бога, с глаз долой! Не нуди над ухом, а то ведь не посмотрю, что из рода великих князей...
- Черт с тобой, отправляйся куда хочешь! Завещание-то хоть оставил?
- Все как положено, честь по чести.
- Честь, - проворчал седой господин. - Кто сейчас помнит, что это такое?
- Я помню, ты помнишь. Разве этого мало?
Дрожащая ладонь легла на плечо собеседника.
- Я знаю, зачем ты летишь. Сам бы следом за тобою... но боюсь. Уж лучше здесь, в кругу семьи. Ладно, прощай! Долгие проводы - лишние слезы.
- Прощай.
На площади перед вокзалом районного центра дежурило две "Волги" с шашечками на дверях. Галантно уступив дорогу спешащим на поджидающий автобус женщинам с тяжелыми сумками, к стоянке подошел высокий старик в костюме и небольшим чемоданом в руках.
- Далеко ехать, отец? - высунулся из салона скучающий парень.
- В Семениху, - опуская чемодан на землю, ответил старик.
- В которую из них?- уточнил второй шофер. - У нас Семених две - Старая и Новая.
Старик задумался.
- А которая возле реки?
- Возле реки - Старая. Но туда и дороги нормальной нет, одни ямы.
Старик достал из кармана портмоне:
- Я заплачу.
- Да это понятно, - ответил первый. - Но уж больно дорога плохая...
Приезжий понимающе кивнул головой:
- Сколько скажешь, столько и заплачу.
- Два червонца?
- Два, так два, - легко согласился пассажир.
- Приятно иметь дело с приличными людьми! - распахивая перед гостем дверцу, засуетился водитель.
- А с другими и не стоит, - ответил приезжий, устраиваясь на заднем сидении.
- Что делать, если приходится? - запуская двигатель, пожал плечами таксист. - Люди попадаются разные, всех надо отвезти, привезти... Вот и радуешься приличному человеку, как солнышку в окошке.
- Неужели так мало в России осталось хороших людей?
- Хороших много, а вот приличных - не очень...
Разглядывая через окошко городские строения, старик усмехнулся:
- А в чем, на твой взгляд, разница?
Аккуратно притормозив перед пешеходным переходом, водитель пожал плечами..
- Все просто, отец, - объяснил он. - Вот есть у меня дружок, Митька. Сам из себя хороший парень, душевный, с юмором. Но приличий никаких не признает, всю жизнь сморкается не в платок, а в сторону, водку меряет не рюмками, а количеством синяков на физиономии: если всего раз по дороге домой к асфальту приложился, значит толком и не пил...
- Брешешь.
- Есть немного, - кивнул головой таксист. - Но исключительно для подержания разговора. А вы издалека к нам?
- Издалека.
- К родственникам или как?
- У меня здесь тоже друг.
- Понятно.
"Волга" миновала последний дом и помчалась среди полей. Когда впереди блеснула на солнце река, старик прижался лицом к стеклу, стараясь рассмотреть что-то вдали.
- Знакомые места? - окликнул его таксист.
- И да, и нет... Останови вон там, на горочке. Оглядеться мне надо.
Обойдя машину, долго крутил головой, напрягая память.
Здесь, точно здесь, прервал он стремительный бег Звездочки, когда понял, что погоня отстала. Под утро с реки полз через луг сырой туман, пряча беглеца от глаз преследователей. Возможно даже, что по этой тропке спустился он в ту ночь к воде и, не оглядываясь, скрылся на другом берегу...
- Мы с тобой к тому лесочку подъехать сможем? - спросил водителя.
- Попробуем, - ответил тот, выбираясь из-за руля.
С интересом, по-новому, скользнул взглядом по знакомым с детства местам.
- Ты, отец, случаем, не воевал тут? В прошлую войну, как я слышал, здесь горячо было.
- Не только в прошлую... - отозвался приезжий, вздохнув. - Поехали дальше, что ли?
Искать дорогу к темнеющему поодаль лесу не пришлось, туда вела краем поля хорошо утрамбованная колея. Водитель не торопился, не давил на газ, давая гостю время хорошенько оглядеться:
- За грибами, за ягодой народ сюда часто мотается. Богатые места. Сам в сезон иногда наведываюсь.
Останавливая "Волгу" у первых деревьев, поднял глаза к зеркалу заднего вида:
- Старая Семениха чуть дальше, за оврагом. На машине туда не проехать. Могу здесь подождать, если быстро вернетесь. Насколько я знаю, там уже давно никто не живет.
Старик выбрался из машины, постоял, недолго раздумывая.
- Если не торопишься, то подожди.
- Подкинешь еще десятку, отец, и можешь гулять хоть до вечера.
Огибая разросшийся крапивы, пассажир махнул в ответ рукой:
- Будет тебе "десятка".
Пустое это дело, искать следы полувековой давности, понял он, спустя час блуждания по лесу. Нет больше той поляны: либо заросла, либо вообще она не здесь...
Опустился на землю, устало навалившись спиной к высокой березе. Закрыл глаза, вслушиваясь в тишину. Так и задремал незаметно под шелест листвы, а когда открыл глаза, то увидел стоявшего напротив Ромку. Наброшенная на плечи шинель, руки в карманах и дерзкая, с прищуром, улыбка...
- Не желаете с казачками до немцев прогуляться, господин штаб-ротмистр? - незнакомый молодой подъесаул смотрел насмешливо. - А то ведь так и не попробуете, почем фунт лиха, сидя с вашими кавалеристами в резерве.
- Тимоха, коня! - крикнул весело, сбегая с крыльца избы, где размещался штаб. - Живее веди!
- Убьют ведь, ваша бродь! Ну, куды же вы с энтими чертями, а?
- Да не причитай ты, старый! - кривя в усмешке рот, вертелся в седле казак. - Смелого пуля боится! Скачите следом, ротмистр, посмотрим на деле, какой вы рубака!
- Здравствуй, Рома...
Молчит друг закадычный, смотрит весело, и ни слова в ответ.
- А я к тебе приехал, - провел ладонью по лицу, отгоняя дрему. - Веришь, не получается помереть там... Сам мучаюсь, родню извел, а не могу и все тут! Как Вечный жид, топчу землю, не находя себе покоя.
Легкий ветерок скользнув в подлесок, качнул полы солдатской шинели
- Только ты не думай, - старик поднял руку, заслоняя глаза от нежданно прорвавшегося сквозь крону солнечного луча. - Не из-за юнца маюсь, что тебя в ту ночь срубил. Он тебя, я его, а "кровавые мальчики" - чушь собачья! В ином себя виню: бежать надо было, как только завертелась в безумии Россия. Ведь мне, Рома, по сути, что те, что эти - ни каким боком. А я сдуру в самое пекло полез, думая , что со временем разберусь, кто прав, кто нет. Сколько крови, сколько жизней - и все ради чего? Ты бы присел, Рома... Поговорить хочется, страсть...
- А чего сидеть? - отозвался казак. - Пошли, там и поговорим.
Поднялся с земли легко, словно не было за спиной груза прожитых лет.
- А ты помнишь, как шли на прорыв в шестнадцатом?
- Я степь помню... Без конца и без края.
Усталое, пряталось за лесом солнце, метался между поляной и замершей на окраине леса "Волгой" причитающий в голос таксист, а у реки неспешно бродил ветер, что-то негромко нашептывая буйно разросшейся зеленой траве.