Riiche The Undead : другие произведения.

В когтях кошмара

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Год 2042. В мире, как обычно, творится какая-то чушь: люди превращаются во сне в чудовищ, а некий англичанин написал книгу, в которой с потрясающей точностью описал события войны за Грааль, случившейся полвека назад. Не случится ли так, что странные события - лишь предвестники чего-то намного более страшного? Но если и случится, юная Тосака Сэнши без колебаний встанет на пути у тьмы. Даже если ради этого придётся объединиться с заклятым врагом, фанатичным инквизитором Франциском.

   ================================================================================
   Глава 1, в которой описана краткая история семейства Тосака после одной очень известной войны ================================================================================
  

Поговори со мною, мама,

О чем-нибудь поговори,

До звездной полночи до самой,

Мне снова детство подари.

  
   Говорят, что маг может посвящать себя исследованиям, пока ему не исполнится примерно пятьдесят. По достижению этого возраста следует задуматься, кто продолжит фамильное дело после его смерти. Обычно наследником становится сын или дочь, хотя возможны и другие варианты -- кровное родство не обязательно, гораздо важнее наличие активных магических цепей и еще бог знает сколько параметров, известных только практикующим магам. Примерно так функционируют семейства, что десятками поколений занимаются много веков назад придуманной их предками проблемой.
  
   Есть, конечно, и другой способ -- для тех, кто не любит детей и следует принципу "Хочешь сделать хорошо -- сделай сам". Методы радикального продления жизни известны, но их основная проблема в том, что прибегать к ним не следует, и примеров в истории полно. Тот, кто отказывается от человеческой сущности, одержимый работой, рано или поздно забывает о ней вовсе в пылу битвы со смертью и разложением. Но осознавать этот печальный факт уже некому, ибо личности мага как таковой уже не существует: разум мутнеет, чувства притупляются, и единственное, что волнует осколок живого существа -- борьба за выживание любой ценой, в основном за счёт жизненной силы других.
  
   Кроме того, где-то на этом этапе жизни есть риск услышать стук в дверь и тихий голос, вопрошающий: "Не желаете ли поговорить о Господе Боге нашем?". Немногие переживают визит даже одного отряда инквизиторов, и никто за всю историю не продержался больше трех. Неудивительно, что разумные маги предпочитают следовать естественному порядку вещей и вовремя готовить наследника. Memento, черт побери, mori во всех его проявлениях.
  
   Одному из таких магов не так давно стукнуло пятьдесят шесть, хотя на вид ей редко давали больше тридцати.
  
   ********
  
   В один прекрасный день примерно через три года после окончания пятой войны за Грааль в одном из домов города Фуюки зазвонил телефон.
  
   -- Дом Эмии Широ. Чем я могу помочь? -- меланхолично произнесла Сакура.
  
   -- Здравствуй, сестра. -- Тосака Рин с другого конца провода, напротив, была весела и жизнерадостна. -- У меня есть к тебе просьба. Через два месяца я приеду в город, и не одна -- с ребенком. Мне нужна твоя помощь, ибо без тебя я не справлюсь.
  
   -- Что я должна сделать?
  
   -- Подготовь дом к моему приезду. Проследи, чтобы всё было в порядке -- или хотя бы вытри пыль и постирай то, что можно постирать. Ах да, и ещё через несколько дней привезут пару ящиков детских вещей. Встреть грузчиков и убедись, что они никуда не захотят пробраться.
  
   -- Хорошо, да, -- подтвердила Сакура безжизненным голосом. -- Что-то еще?
  
   -- Нет, это всё, -- ответила Рин и добавила: -- Я скоро приеду. Не скучай, сестра.
  
   Когда Тосака повесила трубку, Сакура взяла листок бумаги и нарисовала на нем иероглиф:
  
   ? ("rou" -- "мужчина")
  
   -- Это обязательно будет мальчик, -- сказала она, обращаясь сама к себе. -- Мальчик с рыжими волосами, который решил вернуться ко мне таким хитрым образом. Эмия, Эмия -- что же ты делаешь? Почему ты выбрал мою сестру, а не меня?
  
   С этими словами Сакура зарыдала, и чернила, которыми был нарисован иероглиф, расплылись. Той ночь она спала спокойным счастливым сном -- впервые за долгое время.
  
   Когда Тосака постучала в дверь дома, держа в руках сверток с младенцем, ей открыла дверь светящаяся от счастья Сакура:
  
   -- Сестра, ты вернулась! -- Она раскрыла руки и шагнула к сестре с намерением заключить её в объятья, но отвлеклась на ребенка. -- Какой красивый!
  
   Сакура с восхищением на лице уставилась на улыбающееся дитя, которое нескладно шевелило ручками и что-то забавно бурчало на своём, детском языке. Она дотронулась пальцем до кончика носа и засмеялась. Ребёнок засмеялся тоже и протянул к ней ручки со всей искренней невинностью, словно знал, что перед ним -- родной человек.
  
   -- Знаешь, -- Сакура вытянула вперед руку и развернула клочок бумаги, -- а я придумала ему имя. Очень хорошее имя. Уверена, тебе понравится.
  
   На бумажке было написано:
  
   ?? ("kairou")
  
   Рин слегка смутилась. После войны за Грааль рассудок её сестры претерпел необратимые изменения. Её можно было понять: за недолгие годы жизни лишь один человек отнесся к ней с лаской и пониманием, но тут же погиб, причем не без прямого участия Сакуры. Подобный груз моральной ответственности и без того сломанная девушка вынести была не в состоянии. Теперь же, когда Сакура увидела ребенка сестры, её лицо впервые за многие месяцы озарила улыбка.
  
   -- Пойдем в комнату, сестра, -- ласково сказала Тосака. -- И хватит тискать дитя за нос. Успеешь ещё наиграться, обещаю.
  
   Задача -- объяснить, что ребенок оказался не сыном, а дочерью, -- требовала деликатности и понимания. Несмотря на то, что именно этими качествами Рин была обделена с рождения, ей кое-как удалось объяснить сестре состояние дел. Узнав, что на руках она держит девочку, Сакура нахмурилась:
  
   -- Но... как же так? Он ведь обещал вернуться...
  
   -- Он просто испытывает тебя на верность, -- не нашла лучшего ответа Тосака. -- Впрочем, мне очень нравится имя, которое ты придумала. Ну и какая разница, что оно мужское? Моя дочь будет необычной. Не такой, как все. Пусть её будут звать Кайро. Ты согласна, сестра?
  
   Сакура не ответила, увлеченная ребенком.
  
   После этих событий Рин заметила, что с её сестрой начали происходить положительные изменения. Она по-прежнему ходила по дому словно привидение, но время от времени улыбалась, мечтательно глядя куда-то вдаль. Моменты, когда она баюкала маленькую Кайро, воскрешали в ней ту прежнюю Сакуру, которая некогда приносила оживление в дом Эмии, и иногда Рин казалось, что свою привязанность к умершему другу её сестра перенесла на племянницу. Впрочем, Тосака не возражала, хотя и понимала: позволить Сакуре привыкнуть к обществу дочери будет слишком жестоко.
  
   -- Послушай, сестра, -- однажды сказала она, когда маленькая Кайро уснула в своей кроватке. -- Моей дочери уже три года.
  
   -- Ты... ты хочешь сделать с ней то самое? -- испуганно вскрикнула Сакура. -- Сестра, ты собираешься мучить... её... Нет! Нет! Не позв...
  
   -- Успокойся и слушай меня, -- произнесла Рин, взяла сестру за руку и пристально посмотрела ей в глаза. -- Я не собираюсь делать из неё мага. Не собираюсь, -- заявила она, подчеркнув "не" так сильно, как только могла. -- Кайро не будет магом и не унаследует моё дело. Моё -- и твоё тоже. Я хочу, чтобы она прожила нормальную жизнь без магии, меток, чар, войн за Грааль и прочей гадости, которая создана не для людей. У ней всё будет хорошо.
  
   -- Правда?
  
   -- Чистейшая. Тебя это радует?
  
   -- Наверное, да, -- неуверенно ответила Сакура. -- Но... это же правда?
  
   -- Чистейшая. Когда ей исполнится семь лет, она пойдет учиться. Когда подрастёт -- будет посещать те клубы, которые ей нравятся. Потом она закончит школу с отличными оценками и поступит в тот университет, который выберет. Потом... да какая разница, что будет потом?
  
   Рин тактично умолчала, что на "потом" у неё уже есть планы.
  
   -- Но сейчас я вынуждена расстроить тебя, моя любимая сестра. Ты, может быть, уже забыла, но ты -- маг. Маг очень сильный и, что греха таить -- не без скелетов в шкафу. Я надеюсь, что ты меня простишь за то, что я вынуждена сделать.
  
   Собравшись с силами, Тосака закончила:
  
   -- Я больше не могу оставлять Кайро с тобой наедине. Её будут воспитывать другие люди, не связанные с магией. Прости, Сакура, -- нежно заключила Рин, обняв сестру, -- я знаю, что это жестоко. Но есть правила, которые необходимо соблюдать.
  
   Увы, та не слышала ничего, с горькими рыданиями впившись ногтями в плечо старшей сестры.
  
   При всей тяжести характера Рин и специфических взглядах на жизнь, она умела быть привязанной и любящей женщиной -- при необходимости. Она не смела признаться себе, какие конкретно чувства испытывала к Эмии -- в первую очередь из сострадания к сестре, которую после войны за Грааль можно было убить неосторожным взглядом. Сакура была для неё самым любимым человеком в мире из тех, что остались в живых, но после рождения дочери сестра была мягко отодвинута на второе место. Каждый раз, когда Тосака возвращалась домой из заграничных странствий, дочери доставался какой-нибудь подарок и толика бесценного родительского внимания.
  
   -- Мамуля, а где ты была теперь? -- спрашивала Кайро, поудобнее устраиваясь на коленях Рин.
  
   -- Это долгая история, бриллиантовая моя девочка. Что ж, тогда я тебе расскажу легенду про великого правителя Гильгамеша, -- начинала свою повесть Рин и многие часы рассказывала о том, как её чуть не замело в иракских песках во время раскопок древнего Урука.
  
   -- Мамуля, а куда ты ездила в этот раз? -- интересовалась Кайро, когда Рин возвращалась из очередной поездки в зимбабвийские кимберлитовые шахты.
  
   -- Ну что за странные вопросы ты задаешь, мое алмазное сокровище? Но я, кажется, знаю, о чем тебе рассказать. Видишь ли, великий царь Соломон некогда захотел жениться...
  
   -- Мамуля, что ты привезла в этот раз? -- радостно прыгала на пороге маленькая девочка, когда в дверях объявлялась Рин с огромными сумками в руках.
  
   -- Ух, Кайро, дай отдышаться, -- отвечала она и доставала фигурку лошади с белыми крыльями, которую девочка тут же с восторгом присваивала. -- А потом я расскажу тебе о том, как великий герой Персей охотился на Горгону Медузу и что из этого вышло.
  
   Когда дочь повзрослела, Рин с сожалением отняла её у кормилицы и отправила в академию имени Святой Лючии, где Кайро провела почти всё свое отрочество. Старшая Тосака навещала её каждые каникулы и не могла нарадоваться на то, в какую умную и харизматичную личность превращалась её дочь. Едва освоившись с незнакомой и весьма суровой для неподготовленных личностей обстановкой академии, Кайро оказалась избрана старостой класса и, словно вихрь, ворвалась в студенческий совет.
  
   -- Знаешь, мама, а меня переизбрали на следующий год, -- объявила девочка, когда Рин в очередной раз навещала её. -- Получается, я буду президентом студсовета второй год подряд. Говорят, что вся школа берет с меня пример. Правда, я на кого-то похожа?
  
   -- Типун тебе на язык, -- поморщилась Рин, вспомнив, что президентом студсовета она никогда не была. -- Но я рада видеть твою активность. Расскажи, как успехи в учебе.
  
   -- Будто ты не видела ведомость.
  
   -- Конечно, нет, -- честно ответила Тосака. -- Как думаешь, куда я пошла первым делом -- к дочери или к директору, у которого на лице стоит печать вырождения?
  
   -- Ну я-то знаю, что он точно не твой тип, -- хихикая, отвечала Кайро. -- Оценки... да то же, что и в прошлый раз. Четверка по физкультуре и по химии. Остальные -- отлично.
  
   -- Кайро, ты что -- шутишь, что ли? Как можно учиться на отлично и поганить свой диплом четверкой по физкультуре?
  
   -- Да очень просто, мамуль. Ну не могу я пробежать стометровку за пятнадцать секунд. Не могу -- честно пытаюсь, но никак. Зато глянь на оценки по экономике и математике. Думаю, что меня отправят на олимпиаду по какому-нибудь из этих предметов. Кому нужна эта физкультура?
  
   -- Экономика, говоришь, -- мечтательно протянула Рин. -- И правда. Экономить -- это хорошо. Готовься к олимпиаде, я одобряю.
  
   -- Вот видишь, мамуля -- мы и договорились, -- весело бросила Кайро и мгновенно оказалась у родительницы на шее. -- Правда, я лучшая дочка в мире?
  
   -- Без сомнения, -- отвечала Тосака, целуя своего отпрыска. -- Ты самая лучшая дочка в мире.
  
   Первая -- и единственная размолвка в семействе случилась в тот день, когда Кайро исполнилось шестнадцать. Лишь только гости покинули дом, Рин налила две чашки чая и пригласила дочь в гостиную.
  
   -- Мне нужно с тобой серьезно поговорить, -- сказала она и подвинула чашку из мейсенского фарфора. -- И это будет не очень лёгкий разговор.
  
   -- Это о моем поступлении в США? -- спросила Кайро, делая глоток. -- Тебе не удастся меня переубедить, мам. Я поеду, даже если ты запрешь меня в подвале.
  
   -- О нет, это нечто более серьезное. Я не рассчитываю на то, что ты меня сразу же поймешь, но тебе придется меня выслушать до конца.
  
   Рин глубоко вдохнула.
  
   -- Видишь ли, Кайро, в нашем доме есть двери, за которые заходить запрещено. Ты, как хорошая девочка, никогда не интересовалась тем, что находится за ними -- может быть, и интересовалась, но виду не подавала. И я это ценю. Но сейчас тебе следует узнать обо всем.
  
   На протяжении нескольких часов Рин рассказывала дочери о магии и секретном мире, знание о котором не может просачиваться в мир простых смертных, о своих исследованиях и успехах в магическом искусстве. Для пущего эффекта она положила на стол пару заряженных камней и активировала цепи: порывы ветра едва не разнесли всю мебель в комнате, но демонстрация вышла впечатляющая. Когда последствия фокуса утихли, Тосака-старшая продолжила свой рассказ. Местами сбиваясь на жуткие подробности, она поведала Кайро о магических цепях, о трудности наследования и показала собственную метку. Шокированная дочь слушала, изредка задавая уточняющие вопросы -- впрочем, толку от них было чуть: незнакомому с магией принципы магического искусства едва ли понятнее древнеегипетских иероглифов. Закончив свою повесть, Рин подытожила:
  
   -- Однажды я сделала вывод, что ты не должна идти по моему пути, хотя бы и могла добиться немалых успехов.
  
   -- Я не знаю, что сказать, мам, -- ответила Кайро. -- С одной стороны, мне кажется, что я должна быть благодарна. С другой, я чувствую, что ты приняла за меня невероятно важное решение и лишила меня очень многого -- и я не могу просто так с этим согласиться.
  
   -- Мне нравится, что ты хочешь быть благодарна. Поверь: когда я постигала магическое наследство своего отца, мне не раз хотелось послать всё к чертям и жить простой жизнью, думая лишь о школе и красивых мальчиках. У меня до сих пор остались некие сожаления, -- задумавшись, согласилась Рин. -- Но я считаю, что так было лучше для тебя.
  
   -- И всё же я должна решить, как на это реагировать, -- сказала Кайро. -- В любом случае, мне не хочется думать, что я тебе не нужна -- как дочь.
  
   -- Конечно, нет, -- сказала Тосака-старшая и заключила своего ребенка в объятья. -- Ты очень мне нужна. Видишь ли, как у мага, у меня есть к тебе одна, но очень важная просьба. Невероятно важная.
  
   -- Как у мага?
  
   -- Именно. Кайро, дорогая моя девочка, любой маг должен понимать, что он не вечен. И мне, как и любому другому, нужен наследник...
  
   Слова Рин прозвучали словно визг сирены посреди ночи. Услышав, чего требует от неё мать, Кайро в ужасе вскочила с места. Её мать хочет получить от неё ребенка на заказ?
  
   Рин кивнула. Да, это слова прозвучат грубо и цинично, пояснила она, но бросить наследство семи поколений невозможно. Кайро должна -- нет, обязана -- выносить для неё дитя, которое станет наследником магии семейства Тосака.
  
   -- А если я откажусь? -- не веря своим ушам, спросила Кайро.
  
   -- Если ты откажешься, -- её мать впервые в жизни обратилась к ней сурово-повелительным тоном, -- я тебя заставлю.
  
   Решение Тосаки поступить именно так сформировалось давно -- едва ли не сразу после войны за Грааль. Быть главой семьи, состоящей из одного члена, непросто: рассчитывать на наследника можно только от себя самой. Рин отлично понимала физиологические особенностях женского организма и догадывалась, что в пятьдесят лет родить здорового ребенка с нормальными магическими цепями будет весьма проблемно, чтобы не сказать -- невозможно. Взять ребенка из обнищавшей семьи магов она не позволила бы себе из принципа, на то она и Рин -- краса и гордость Японии, гениальное дарование и звезда Часовой Башни. Но заниматься воспроизведением потомства в тридцать или сорок лет будет непросто -- материнство и уход за ребенком на два года выбросит её из процесса исследований. Единственный вывод, к которому пришла Тосака после нескольких месяцев тяжелых размышлений -- родить дочь сейчас и заставить её выносить ребенка по достижению совершеннолетия, после чего передать внуку или внучке магическую метку и всё то, что она успеет сделать за последующие тридцать-сорок лет.
  
   Именно из таких соображений Рин забеременела, когда ей только-только исполнилось двадцать. Втайне от себя самой она проверила дочь на магический потенциал и удовлетворенно отметила: латентные способности Кайро едва ли не превосходят её собственные. Если ей подобрать подходящего мужа, ребенок легко превзойдёт собственную бабушку и вообще всех, кто когда-либо рождался в роду Тосака. Проблема виделась только в одном: дочь явно была не в восторге от перспективы стать инкубатором.
  
   -- Ты... ты не мать. Ты чудовище.
  
   -- Может быть. Я маг, -- подчеркнула Рин и поразилась, каким гулким эхом отдались в сердце её слова. -- И у меня есть право требовать от тебя эту малость.
  
   -- Малость? Ты хочешь испортить меня, а потом забрать моего ребенка для своих опытов?
  
   -- Не для опытов. Для наследия. Твоему ребенку светит та же судьба, что и мне. Неужели ты думаешь, что я несчастна?
  
   -- Я знаю, что ты чудовище. Не хочу тебя знать. Прощай, -- бросила Кайро и в слезах выскочила из-за стола.
  
   -- Стой! -- крикнула Рин, но было уже поздно. Рассерженная дочь хлопнула дверью и скрылась в ночной темноте.
  
   Той ночью Тосака-старшая так и не заснула, обливая слезами подушку.
  
   Через два месяца в кармане Рин зазвонил мобильный телефон, которым она не пользовалась и держала при себе лишь на случай экстренной необходимости. В трубке она услышала веселый и жизнерадостный голос дочери:
  
   -- Привет, мам. Ты злишься на меня?
  
   -- Скорее волнуюсь. Дура, -- облегченно выдохнула Рин. -- Знаешь, я ведь говорила о том, что распространение информации о магах -- дело весьма опасное. Но мне все равно было неспокойно, не сотворишь ли ты какую-то глупость. Впрочем, в разумности моей дочери точно не откажешь, -- подытожила она. -- Ты решила закончить тот разговор?
  
   -- Да, мам. Мы можем встретиться дома?
  
   -- Конечно, девочка моя.
  
   Вечером, сидя за тем же столом и попивая тот же чай, что и два месяца назад, Кайро объявила матери своё решение. Она согласна родить для неё ребенка и отдать ей в распоряжение, но при соблюдении ряда условий.
  
   Во-первых, отец ребенка должен быть живым, чтобы не мараться искусственным оплодотворением, и удовлетворительно красивым.
  
   -- Вспомни свой первый раз, -- сказала Кайро. -- Ты хочешь, чтобы мой первый раз случился с искусственным оплодотворителем? Черта с два. Либо ты ищешь для ребенка симпатичного отца, либо связываешь меня и делаешь, что хочешь -- только не обижайся, когда я подорву к чертовой бабушке дом вместе с тобой. Я слышала, что маги взрываются не хуже обычных людей.
  
   -- Ты оскорбляешь меня одной мыслью о том, что я могу предложить тебе урода, -- ответила Тосака-старшая. -- Но, так и быть, я согласна. Встречное условие: если ты откажешься от трех кандидатов -- от четвертого отплеваться не сможешь, что бы мне ни пришлось для этого сделать.
  
   -- Рискнешь порвать со своей дочерью, мам?
  
   -- А я и рисковать не буду. Если ты думаешь, что дело семи поколений канет во мрак из-за капризов шестнадцатилетней девчонки, то советую подумать ещё раз. Так что давай не будем ссориться и придём к компромиссу. Обещаю: я не выставлю тебе мужчин, с которыми не легла бы в постель сама.
  
   Во-вторых, Кайро потребовала от матери финансовое содержание на время обучения в вузе.
  
   -- Кстати, тут ты не сможешь отказаться, -- весело сказала она. -- Я ведь ещё не сказала, что мои документы приняли в Гарвардский, Принстонский, Нью-Йоркский, Калифорнийский технический и Йельский университеты?
  
   -- Йельский? Это тот, что в США?
  
   -- Ага. И там я непременно получу свою степень кандидата экономических наук. Как думаешь, мам -- выгодно инвестировать в собственную дочь или не очень?
  
   -- Ах ты, мой дерзкий кусочек янтаря, -- обняла дочь Тосака-старшая.
  
   -- Есть ещё и третье условие, -- кокетливо оттолкнула её Кайро. -- Я хочу быть в курсе твоих исследований.
  
   Рин на секунду задумалась, после чего твердо заявила:
  
   -- Нет. Во-первых, ты ничего не поймешь. Во-вторых, это слишком опасно. Просто поверь мне на слово: в мире есть немало людей, которых интересуют мои тайны. Тебе лучше не знать ничего -- ради своей же безопасности. Поверь, мои коллеги умеют узнавать информацию.
  
   -- Тогда научи меня какому-нибудь магическому фокусу для самозащиты. Что-нибудь вроде дымовой шашки или ухода в невидимость.
  
   -- Фокуса... Я подумаю. Может быть, я поделюсь с тобой парой камней с чем-нибудь интересным, -- заключила Рин. -- Но учить магии я тебя не буду. Исключено. Не считай меня самодуром: это естественная забота о тебе.
  
   Кайро вздохнула и согласилась, для виду поторговавшись: в душе она и не рассчитывала на большее, чем пригоршню хороших камней.
  
   Сколько возможных кандидатов перебрала Тосака в поисках оплодотворителя для своей дочери -- неизвестно, но первого, белокурого датчанина из очень дальней ветви семьи Эдельфельтов, Кайро с негодованием отвергла:
  
   -- Я что, буду спать с этой копной макарон? К тому же, ему сильно за тридцать. Нет уж, мамуль, давай попытаем счастья еще раз.
  
   Второй вариант подвернулся почти сразу же: русский маг Злобин. Рин не поленилась приехать в Москву, чтобы поговорить с главой семейства и убедить его отдать одного из сыновей в аренду на пару недель. Старый ублюдок, едва поднимающий ложку ко рту, заломил цену в сотню тысяч долларов, отчего Тосака чуть не поперхнулась, но согласилась, даже не торгуясь. Тщательно изучив магический профиль организма трёх Злобиных, она послала дочери фотографии всех троих: мол, выбирай любого. Кайро несколько дней думала, после чего позвонила матери:
  
   -- Знаешь, а давай рискнем. Ищи третьего. Эти мне тоже не нравятся.
  
   -- Ты что, решила, что я передумаю? Соскочить вздумала?
  
   -- Ни в коей мере. Просто мне не нравятся ни черномазые, ни широкоглазые обезьяны. Неужели в Японии нет ни одного толкового парня, который бы тебя устроил?
  
   -- Кайро, доченька, -- внезапно ласковым голосом спросила мать, -- ты уверена, что хочешь рискнуть? Дальше ведь либо старик, либо кляп, наручники и искусственное оплодотворение.
  
   -- Рискую не я. Рискуешь ты, потому что после подобного ты потеряешь либо дочь, либо свои драгоценные исследования. Мамуль, ничего личного: ты преследуешь свои интересы, а я -- свои. И задешево я себя продавать не собираюсь.
  
   -- Жди звонка, -- раздосадовано пробурчала Рин и положила трубку.
  
   Поиски третьего кандидата заняли у Тосаки почти год. Перебрав почти все японские семьи магов, коих осталось не так много, она поняла одну истину: островные семьи вырождаются слишком быстро. Необходимости притока свежей крови с континента жизненно важна для продолжения магического рода, а стагнация генов приводит к тому, что когда-то случилось с семьёй Мато. В век глобализации и быстрого развития технологий поиск невесты из-за морей -- не самая большая проблема, но косность и нездоровый консерватизм играют свою роль. Рин подумала, что это наблюдение стоит отметить в дневнике и передать потомкам -- на всякий случай.
  
   Когда Рин почти отчаялась и решила, что приведет к дочери американца и будь что будет, ей на глаза попался любопытный манускрипт "Аномальные способности полукровок". После прочтения Рин призадумалась: несколько семей в Японии обладают способностями, которые сложно охарактеризовать в терминах магии. "Аномалия" определялась в книге как "свойство человеческого мозга, обладающего не-человеческой природой". В манускрипте подробно перечислялись типы Мистических глаз, особенности людей, имеющих не-человеческое происхождение, огромная куча экстрасенсорных умений и жуткие описания того, как их обладатели слетают с катушек.
  
   "А что, если попробовать заполучить подобное существо в семью?" -- подумала Рин. Риск, как ей казалось, был минимальный. Экстрасенсорные цепи несколько отличаются от магических и могут давать обладателю неожиданные способности, которые предсказать Тосака не бралась. Но, с другой стороны, чем она рисковала? Драгоценный меч, который пытались воссоздать представители рода Тосака на протяжении поколений, был наконец-то у неё -- не в завершенном виде, но все же был. Латентные магические способности Кайро, как она уже успела убедиться, едва ли не превосходили её собственные, так что бояться за вырождение в следующем поколении было бы странно. А получить в наследники существо, обладающее чем-то помимо способностей к традиционной магии, было для Рин... весьма заманчиво.
  
   Вот только найти отца оказалось не так просто. Четыре семьи, обозначенные в манускрипте как "охотники на демонов", просто так своё семя отдавать желанием не горели, а к некоторым, особо опасным типам, Рин не могла даже подступаться. Оставалось искать побочные ветви.
  
   После длительных поисков Тосака-старшая вышла на личностей, живших в городе Мисаки, которые при близком рассмотрении оказались отпрысками клана Фудзё.
  
   -- Я не хочу даже слышать об этом, -- возмутилась зеленоглазая женщина, мать интересовавшего Тосаку молодого человека. -- Вы даже не представляете, какая кровь течет в жилах моего сына. Но мне нет дела до ваших экспериментов. Ваше предложение просто возмутительно. Покиньте мой дом!
  
   -- Конечно-конечно, я сейчас же вас оставлю -- примирительно сказала Рин. -- А что скажешь ты, Кэйдзю? Я слышала, ты копишь деньги на поступление в Токио... возможно, мы могли бы решить вместе этот вопрос?
  
   -- Покажите фотографию вашей дочери, госпожа Тосака, -- произнес молодой человек.
  
   Она с готовностью протянула ему фотографию Кайро, на обратной стороне которой был написан телефон резиденции Тосака.
  
   -- А она ничего так, симпатичненькая -- оценил тот. -- Мне не обязательно на ней жениться, верно?
  
   Рин про себя решила, что непременно пальнёт гандром в спину этому хаму, когда дело закончится.
  
   -- Совершенно необязательно, -- заверила она. -- Мне нужен ребенок. Остальное решайте сами.
  
   Он поднялся со стула и взял мать за руку.
  
   -- Я думаю, что вам лучше нас оставить, госпожа Тосака. Я постараюсь уломать маманю, после чего позвоню вам.
  
   -- Кэйдзю, ты что, совсем оборзел? -- возмутилась та. -- Ты вообще в своем уме?
  
   Остаток диалога Рин предпочла не слушать и ретировалась.
  
   Кэйдзю позвонил на следующий день и объявил, что ему удалось уговорить мать.
  
   -- Могу заверить вас, госпожа Тосака, что меня не так сильно и интересуют деньги, -- убедительно произнес он в трубку. -- Я делаю это из любви к искусству. Но... раз уж вы предложили, я не имею права отказываться.
  
   Мысленно Рин трижды прокляла себя за длинный язык.
  
   -- Я буду рад встретиться с вашей дочерью в любом месте земного шара на ваш выбор. Увы, но билет в любом случае придется оплатить вам.
  
   -- Тащи свою задницу в Фуюки и помалкивай, -- сорвалась Рин. -- Всё будет.
  
   Окончив разговор, она набрала номер своей дочери, которая в этот момент спала сладким сном на другом конце земного шара:
  
   -- Просыпайся, красавица, -- нежным от избытка чувств голосом пропела в трубку Рин. -- Завтра ты первым рейсом вылетаешь в Токио. Жених ждёт на пороге.
  
   -- Жених? -- не сообразила спросонья Кайро. -- Ах да, бык-осеменитель. Мое присутствие обязательно?
  
   -- Шутница моя, к сожалению -- да. Знаешь, что бывает, когда гора не идет к Магомеду?
  
   -- Да уж догадываюсь, мам. Встретишь в аэропорту?
  
   -- Договорились.
  
   ***********
  
   Через год Рин вновь навестила Сакуру.
  
   -- Ты так постарела, моя дорогая, -- сказала она, расчесывая седые волосы сестры.
  
   -- Мне нельзя стареть. Я еще совсем молодая и красивая, правда? Когда он вернется, я должна быть как семнадцатилетняя пташка. Иначе он обидится.
  
   -- Конечно, моя любимая сестрица. Он вернется, и вы вместе будете жить долго и счастливо, как в старой сказке. По-другому и быть не может, -- шептала Рин, пытаясь скрыть подступившие к глазам слезы. -- И у вас непременно будут дети.
  
   -- Да, мальчик и две девочки. Или два мальчика и девочка? Не знаю, как он захочет. Может быть, три мальчика. А может быть, три девочки. Или четыре. Красивые и милые, словно ангелочки.
  
   -- Кстати, об ангелочках, -- почувствовав, что разговор принимает нужное направление, поспешила вмешаться Рин. -- У меня не так давно родилась внучка.
  
   -- Внучка? Поздравляю, сестра! Она ведь дочь той... как её звали? Той маленькой принцессы, которую ты мне показывала.
  
   -- Да, дочь Кайро. Мы назвали её Сэнши (?? -- "senshi"). Хочешь немного поиграть с ней? Ей не так давно исполнилось три года. Заодно покажешь ей какой-нибудь из своих фокусов.
  
   -- Но я ведь не так много умею. Моя магия умерла.
  
   -- Не говори так, Сакура. Ты по-прежнему очень сильный и умный маг, хоть и боишься этого. Я думаю, ты сможешь направить мою внучку в нужном направлении.
  
   -- Что я смогу ей дать? Я не думаю...
  
   -- Хотя бы выясни её склонность к элементам и научи активировать магические цепи. Ты пережила многое, и поэтому я не боюсь доверить тебе Сэнши. Я знаю, что ты не причинишь ей зла и я постоянно буду тебе помогать. Она, в конце концов, моя наследница.
  
   -- Но что скажет он, когда вернется?
  
   -- Мне кажется, -- задумалась Рин, -- мне кажется, он обрадуется, что ты не теряла времени зря. Ты же знаешь: он не любит бездельничать.
  
   =================================================================================
   Глава 2, в которой в игру вступает Святая Церковь
   ================================================================================
  
   Два потока мыслей сплетались друг с другом, и невозможно было разобрать, где кончается одна фраза и начинается другая.
  
   "Что есть ты, если не я? Когда тебя не существовало, было ли это пустотой внутри меня? Было ли это пустотой вовне - впрочем, что есть пустота, как не отсутствие сущности?"
   "Ты пытаешься разорвать границы. Это не выгодно."
  
   "Моя воля не станет твоей, но я могу тебя сломить, ибо что ты, как не сущность, существующая без необходимости?"
   "Моя необходимость обоснована. Твои действия ведут к разрушению хрупкого равновесия. Это ошибочный путь."
  
   "Является ли путь в условиях неопределенности истинно неверным? Является ли склонность к риску ошибкой?"
   "Концепция риска принадлежит мне. Неопределенности не существует в текущих условиях. Каждое развитие событий было просчитано."
  
   "Можно ли считать, что это верно? Можно ли считать, что это неверно?"
   "Любая ошибка должна быть исправлена."
  
   "Зачем ты пытаешься избавиться от меня?"
   "Твое существование стало угрозой. Моё существование по-прежнему имеет смысл."
  
   "Откуда проистекает твоя уверенность? Откуда идёт осознание своей исключительности?"
   "Конец."
  
   ***
  
   Утро нью-йоркского детектива Квинси, чьё имя категорически не является важным для развитие сюжета, началось с дежурного звонка об очередном трупе где-то в центре. Джон Квинси обожал свою работу и находил в ней метафизический смысл борьбы добра со всеми проявлениями зла, которые только существуют в этом мире. Он редко интересовался чем-то, кроме переплетений логики в очередном деле, попадавшем ему на стол, хоть и стеснялся признавать очевидную банальность большинства криминальных сюжетов. Где-то глубоко внутри он понимал: любое новое дело уже где-то описано, важно лишь найти первоисточник по схожим деталям.
  
   Так вот, Квинси обожал свою работу. Единственное, что он в ней не обожал - подъемы в пять утра, когда механический голос полицейского оповещателя диктовал адрес и требование прибыть на место в течение часа. В такие моменты он по традиции посылал всё к чёрту и клялся, что сегодня никуда не пойдёт - лишь для того, чтобы через несколько минут выползти из-под одеяла и направиться на утреннюю заправку кофеином и углеводами, без которых в деле полицейского, как известно, никак.
  
   Впрочем, было ещё кое-что, ненавидимое Квинси столь же сильно, как и утренние подъемы: осознание неизбежного факта, что ещё не начатое дело, ради которого он проходил все утренние мучения, придется отдать.
  
   Незнакомец встретил его на выходе из полицейского автомобиля напротив пятиэтажного дома чуть поодаль от центра Манхэттена. Он выглядел презентабельно -- пожалуй, даже чересчур презентабельно: черный жилет поверх белой рубашки, кожаные брюки со свисающей из кармана цепочкой, прилизанная короткая стрижка и суровое лицо без намека на умение улыбаться -- стереотипный ФБРовец, хуже не придумаешь. Детектив чертыхнулся про себя: он прекрасно знал, к чему ведёт появление в расследовании подобных фигур.
  
   -- Агент Франциск Грациани, особый отдел, -- представился незнакомец.
  
   Джон мимолетно заметил, что на груди агента нет жетона.
  
   -- По моим сведениям, к вам поступил труп некоего Мориса Вейтермана. Труп изуродован. Не так ли?
   -- Все так. Мы ведем расследование, -- нахмурился Квинси.
   -- Простите, но уже нет, -- сообщил агент, и Джон сразу почувствовал к нему неприязнь, как её почувствовал бы на его месте любой, у кого беззастенчиво отобрали развернутую и поднесенную ко рту конфету. -- В соответствии с приказом, дело поступает в наше ведение. Кроме того, мне необходимо знать, какую информацию вы успели добыть.
   -- Ах да, конечно. Ответ простой: никакой информации. Вы читали отчёт системы?
   -- Читал, -- отрезал агент. -- Ах да, вы ведь только приехали. Прошу меня простить за неделикатность. Мы забираем тело.
  
   Джон сжал губы, чтобы сдержаться от грязного ругательства. Что, в самом деле, проклятый итальяшка себе позволяет?
  
   -- Прошу меня простить уважаемый, тело поедет с нами до письменного приказа.
  
   Франциск наклонился над его ухом и прошептал:
  
   -- Детектив, убитый -- шпион иностранных спецслужб. Возможно, имел доступ к разработкам биологического оружия.
   -- Агент, у меня есть инструкции...
   -- А у меня есть право посадить ваших людей в карантин на неопределенный срок. Предлагаю не заниматься мелким вредительством друг другу.
  
   Детектив ощущал нутром, что спецслужбы и биологическое оружие -- не более блеф, лишь бы спокойнее забрать дело. Но, к глубочайшему сожалению Джона, ему приходилось признать силу за оппонентом. Чертовы ФБРовские крысы, надутые самодовольные всезнайки, которые считают, что весь мир должен крутиться вокруг них! Перспектива оказаться за стеклом -- скорее всего тоже блеф, но проверять этого не хотелось. Детектив готов был кричать от злости, но холодное и бесстрастное лицо Грациани ясно давало понять: это вряд ли поможет.
  
   -- С вашего позволения, я проконсультируюсь с начальством, -- сказал Квинси и набрал центральный офис по видеосвязи. Он надеялся, что поступит санкция "не уступать", но, как выяснилось, в центре знают о намерении спецслужб забрать тело и ничуть против этого не возражают.
  
   -- Вот и чудесно, -- отрапортовал Франциск. Двое его подчиненных столь же прилизанного вида вывозили тело, обмотанное чёрной тканью, из здания. Квинси даже не успел удивиться, почему для хранения трупов ФБРовцы используют ткань и перевязывают её изолентой, вместо современных портативных труповозок с охлаждением и консервацией.
   -- Счастливо оставаться, джентльмены.
  
   Ему никто не ответил.
  
   ***
  
   Джентльмены, одного из которых звали Сергей, а второго -- Хавьер, деловито вывезли труп и скрылись за углом ближайшего высотного здания. Автомобиль невзрачного черного цвета, непропорционально широкий и длинный без единого окна, ожидал посреди улицы, заняв целую полосу дороги. Сергей и Хавьер, похожие на могильщиков без лопаты, втащили тело несчастного внутрь через боковую дверь. Франциск влез следом за ними, оглянувшись по сторонам: пара любопытных прохожих поймала его неодобрительный взгляд и тут же поспешила по делам.
  
   Внутреннее пространство автомобиля представляло собой гибрид музея, медицинской лаборатории и пыточной. Посередине стоял длинный стол, который мог бы сойти за обеденный, если бы не зарубки и царапины, покрывавшие его тонким слоем по всей поверхности. С боковых сторон стола свисали ремни, а под потолком точно над ним торчали прутья чего-то, напоминающего клетку. Стены автомобиля покрывал сплошной слой символов и иероглифов, а потолок пересекал огромный кельтский крест. Картину дополняли ряды химических бутылей, висящих на стене в кожаных чехлах, и несколько рядов хирургических инструментов, среди которых затесались длинные кинжалы и деревянные колья.
  
   Знающий человек легко опознал бы интерьер автомобиля: иероглифы и крест -- однозначное свидетельство того, что владелец нередко имеет дело с мертвецами, одержимыми и прочей нечистью. Квинси и не подозревал, да и в самых страшных снах ему никогда бы не привиделось, что навестившая его троица -- вовсе не ФБРовцы, а самые настоящие инквизиторы, члены боевого крыла Святой Церкви, подчиненного непосредственно Похоронному Бюро.
  
   Сергей и Хавьер развернули ткань на носилках и принялись вытаскивать труп на стол. Бледное тело чуть подмерзло в холодном воздухе и посинело, придавая перекошенному в жуткой гримасе лицу мертвеца ещё более неприятный и жуткий вид. Кровь на шее трупа засохла, но очертания раны угадывались под багровой коркой.
  
   -- Интересное дело, -- сказал тот из мужчин, которого звали Хавьером. -- Эй, Сергей, как обычно?
   -- Пожалуй, -- отозвался второй. -- Мне все ясно.
  
   Сергей вытащил из кармана жилетки сотню долларов, свернул вчетверо и запихнул под ткань носилок. Его партнер сделал то же самое, после чего достал монету в пять центов и подбросил вверх.
  
   -- Орел, -- быстро назвал Сергей, пока монета ещё крутилась в воздухе.
   -- Решено, -- ответил его собеседник и поймал монету. -- Гляди-ка, и правда орел. Твоя ставка?
   -- Обычное убийство. Посмотри на шею -- мышцы разорваны так, что и кровь-то пить нельзя. Апостол не будет так уродовать труп -- разве что редкостный психопат. Но если бы это был морально неустойчивый Апостол, то мы бы давно его взяли. Очевидно, это постарался обычный маньяк из людей. Может быть, помешанный на вампирах.
   -- Ишь ты, -- задумчиво произнес Хавьер. -- Не я выбирал мертвеца, а мертвец выбрал меня, но я склонен с тобой не согласиться. Смотри: рана -- не колотая, а рваная. Ты знаешь оружие, которое наносит такие раны?
   -- Обычная отвертка, -- сразу же назвал Сергей. -- Воткнуть, потрясти и разорвать. Нож каплевидного сечения. Осколок...
   -- Нож каплевидного сечения, говоришь? -- захохотал Хавьер, чуть не рыдая от смеха. -- Братишка, признавайся, ты с утра водки упорол? Нож каплевидного сечения, ну твою ж мать, ага-ага. Короче, это -- след от обычного клыка. Можешь попрощаться со своей сотней, которую я без сожаления у тебя заберу через пару часов.
   -- Тогда почему у него шея разворочена? -- не сдавался Сергей. -- Мертвые Апостолы обычно аккуратно кусают. И особенно -- если хотят обратить. Такие трупы, как этот, не оживают. Всё.
   -- Вот скоро и увидим.
  
   Непринужденную беседу прервал Франциск, сосредоточенно искавший что-то в стойке с ящиками у стены.
  
   -- Ещё раз увижу пари на мертвеце -- и, Богом клянусь, оба до конца жизни будете в Ботсване читать катехизис пигмеям. У нас здесь Похоронное Бюро или Лас-Вегас, идиоты?
   -- Виноваты, начальник. -- Подчиненные Франциска ответили почти в унисон, не переставая переглядываться в предвкушении разрешения спора. -- Больше не будем.
   -- Я за вами наблюдаю. К делу. Все сделали, как я приказывал?
   -- Так точно, -- рапортовал Сергей. -- Меры предосторожности -- максимальные. Механическая фиксация тела, подавляющие гвозди во всех суставах, антимагический бандаж в четырех местах тела. Руническая защита активируется при стандартном проявлении активности. Счетчик Шестого Мнимого элемента работает, текущая концентрация не превышает фоновую. Начальник, это ведь... не обычный выезд, не так ли? -- закончил инквизитор чуть менее официальным тоном. -- Мы не собираемся проверять тело на следы деятельности Апостола, не так ли?
   -- Нет, все слегка сложнее, -- сказал Франциск, давая отмашку в сторону водительского сидения. Машина с инквизиторами заурчала, двинулась с места и вывернула на оживленную улицу Нью-Йорка. -- Распоряжение принять подобные меры -- лично моё.
   -- Про меры мы слышали ещё утром, -- подтвердил Сергей.
  
   Рано утром, когда время на часах было чем-то средним между "уже сегодня" и "ещё вчера", в дверь его комнаты в штаб-квартире ворвались Франциск с Хавьером и взяли в оборот; по словам начальства, случилось что-то очень серьезное. Молодой священник давно привык ездить по Нью-Йорку и проверять всевозможные подозрительные места на предмет деятельности неживых существ или еретиков, так что он даже не стал переживать: работа есть работа. Чаще всего обязанности священника-экзорциста сводились к тому, чтобы проверить, не восстанет ли подозрительное тело из мёртвых. Если труп не подавал признаков жизни в течение нескольких дней, его передавали гражданским службам для погребения. В противном случае мертвеца ждало насильственное упокоение и поиск виновного в происшествии Мертвого Апостола. Впрочем, в крупных городах-центрах христианской цивилизации найти обнаружить вампира было той ещё задачкой: все они давно убежали в глушь, подальше от любопытных глаз, а если и наведывались в большие города, то тайно и старались следов не оставлять. Таким образом, работа Церкви в Нью-Йорке обычно либо помогала рядовым полицейским найти убийцу-фанатика, помешанного на вампирах/зомби/черной магии, нужное подчеркнуть, либо сводилась к профилактической беседе с глупым молодым магом, сунувшим нос не туда, куда следует. Выживали после беседы не все, но кто ж этих магов считать будет.
  
   Именно поэтому утренний выезд за телом нью-йоркского адвоката и серьезные меры вокруг него внезапно стал совсем не рядовым событием.
   -- Так вот, слушайте внимательно. История началась три года назад, в Валенсии, -- начал рассказ Франциск. -- Работать в Испании суть одно удовольствие: старые традиции, развитая школа, уважение и почёт ото всех вокруг. Цивилизация, что тут скажешь. Маги на нашу территорию не суются, а все чудовища истреблены давным-давно, так что направление туда -- как светский отдых. И вот в один день мне довелось участвовать в одном деле...
  
   Хавьер внимательно слушал начальника, облокотившись на стол. Сергей согнулся, ковыряя рану на шее трупа, чтобы снять пробу и даже не пытался отвлечься.
  
   -- В один прекрасный день, под конец июня, в четыре утра пришло поручение: проверить инцидент в пригороде Валенсии -- обычная деревня, живущая сельским хозяйством и рисоводством в частности. Я был там ещё до рассвета. Люди оказались перепуганы до смерти и прятались по хижинам. По их словам, некая тварь посреди ночи бегала по деревне, грозно завывая, а затем сбежала на рисовые поля и спряталась.
   -- На рисовых полях сложно спрятаться, -- заметил Хавьер. -- Там даже кустов нет, сплошная равнина.
   -- Да, но прорыты длинные каналы с водой. Я прибыл туда, куда мне указали принялся искать тварь. Я её нашел. Когда я подкрался к ней с Ключом, то ожидал увидеть мертвеца или вампира. Но я никак не ожидал увидеть в чистом поле посреди испанских равнин человека, которого настиг обратный импульс.
   -- Обратный импульс? -- переспросил Сергей. -- Возвращение к Предкам? Тот самый Crimson Red Vermillion? У... случайного человек?
   -- Да, тот самый Обратный Импульс и именно у случайного человека. Ну да что я рассказывать буду, вы экзамены сдавали. Встреча с такой тварью -- ни разу не рядовое событие, на упокоение таких обычно высылают кого-то из Похоронного Бюро с концептуальным оружием в придачу. Вы можете представить себе моё удивление, когда я обнаружил подобное существо посреди владений Церкви?
   -- И как ты с ним справился? -- спросил Сергей, подняв голову от тела. История начинала ему не нравиться.
   -- Справился? Справляться и не пришлось: бедняга подвергся Импульсу, но не полностью. Он сохранил разум, но человеком уже не был -- когда я нашел его в канаве посреди полей, он протянул ко мне руки и попросил прикончить его. Я заколол его Ключом, прочитал короткую молитву об упокоении его души и поначалу посчитал, что мое дело на том закончено. Но не тут-то было, -- продолжал Франциск после небольшой паузы.
  
   Автомобиль со священниками покидал тем временем пределы Манхэттена.
  
   -- К вечеру меня стало мучать любопытство. Я сопоставил все известные мне факты: во-первых, то, что я видел, вне сомнения было пробужденным человеком с примесью порченой крови. Во-вторых, и в этом я был уверен, на Пиренейском полуострове не могло существовать ни одного существа, имеющего такую примесь. Я снова отправился в Валенсию -- искать семью того несчастного. Как выяснилось, его звали... не помню, как. Забыл, -- споткнулся священник и продолжил, -- но его жену я нашел очень быстро. Она поведала мне, что её муж был обычным человеком, которого она знала со школы и который всю свою жизнь провел на полях, выращивая рис. Ещё она клялась, что не видела ничего подозрительного в его поведении, по ночам он никогда не отлучался, а вся его семья живет напротив их дома и за их благонадежность она также готова поручиться. Но самым интересным оказалось то, что она видела процесс: объект в монстра во сне.
   -- Во сне? Необычно. Когда тебя во что-то превращают, спать тебе не хочется, -- прокомментировал Хавьер.
   -- По словам женщины, её муж вначале дико закричал, потом истек кровью, а его глаза странно светились. Когда она попыталась помочь, то он ударил её когтями -- при том, что ногти у него всегда были короткие, как положено крестьянину, и выпрыгнул в окно. Я изучил её рану, следы крови на постели и всю родословную их семейства до восьмого поколения и не нашел ни малейшего намека на родство с демонами. Словно бедняга увидел во сне кошмар, а проснулся уже не человеком.
   -- Кажется, я начинаю понимать, -- задумчиво протянул Сергей, срезая с шеи кусок мышечной ткани и помещая его в пробирку. -- Вы подозреваете, что здесь произошло то же самое?
   -- Да, -- твердо сказал Франциск, и его лицо напряглось. -- Я узнал бы эти раны на любом теле: их нанес не вампир и не оборотень, это -- те же самые раны, что я исследовал на шее Обратившегося в Испании. Мой доклад вызвал серьезный интерес наверху. Мне пришлось на некоторое время съездить в Ватикан и оказалось, что мой случай -- не первый. В записях нашлись события, когда человек, не связанный кровью с отродьями, внезапно испытывал Импульс Обращения. Во всех случаях до этого он сохранял частицу своего "я", поэтому серьезных последствий не было: два убийства за восемнадцать наблюдаемых событий, да и те по неосторожности. По словам представителя Конклава, каждый из восемнадцати случаев произошел во время сна, и у всех жертв на теле были обнаружены следы, напоминающие укус Мертвого Апостола.
  
   Франциск призадумался, и тут же продолжил:
  
   -- Напоминающие. Но не они. Это не укус Мертвого Апостола, а что-то другое.
   -- А кто у нас атакует жертву в её сне? -- задумчиво спросил Сергей, поднося к глазам алхимическую пробирку с зеленоватой жидкостью внутри. -- Демонического Шестого Элемента не обнаружено, уровень вряд ли выше фонового. Качественная реакция не врёт.
   -- Не обнаружено? Это ещё ничего не доказывает. Будем ждать полного элементного анализа. Проверьте ещё раз меры безопасности и следите за жизненными сигналами, -- приказал Франциск и продолжил:
   -- Да, во всех случаях жертва умирала во сне, но выбрать, кто это из Апостолов, мы так и не смогли. К тому же, какой вампир обращает жертвы не в мертвецов, а в демонообразных тварей?
  
   Священники заинтересованно молчали.
  
   -- И, чует мое сердце, мы ещё не раз должны будем поблагодарить нью-йоркскую полицию за своевременное внесение трупов в базы данных. Как только я узнал, что посреди города во сне умер человек с рваной раной на шее, то мгновенно рванул сюда. Представьте, что натворил бы Обращенный посреди крупного города, если его не взять моментально под контроль? Иногда я рад, что технический прогресс идет именно таким путем, -- подытожил Франциск. -- Что там с витальными функциями тела?
   -- Кажется, я проспорил свою сотню, -- буркнул Сергей. -- Сердце не бьется, крови в теле почти нет, трупного окоченения не наблюдается: мышцы мягкие. Мозговая деятельность, по-видимому, отсутствует, и цепи также не активируются, -- добавил он, воткнув провода в глаза трупу.
   -- Кстати, начальник, -- подал голос Хавьер. -- Мне почему-то кажется, что доступ к такому делу должен быть засекречен. Какие у нас полномочия?
   -- Увы, не полные, -- признал Франциск. -- Есть все материалы по испанскому случаю -- ну, то неудивительно, ведь я его вел. Практически вся остальная информация доступна в лучшем случае на уровне упоминаний, да и то не полностью.Если до того дойдет, я выбью разрешение получить доступ к материалам по всем известным случаям, но это будет непросто. И затем, -- добавил он после краткого молчания, -- я искренне надеюсь, что мы зря волнуемся, а наш брат во Христе погиб от рук убийцы из плоти и крови.
  
   Сергей хотел было сказать, что фамилия убитого была "Вейтерман" и он вряд ли был христианином, но решил не провоцировать начальство на обсуждение теологических вопросов.
  
   ***
  
   Формально, США -- протестантская страна. Оно и неудивительно: основанная беглецами из континентальной Европы, что были преследуемы фанатичными борцами за чистоту католической веры, страна была просто обречена стать оплотом протестантской веры по всему миру. Тем не менее, религиозные вопросы отходят на второй план, когда речь идет о борьбе за существование. Враждебные сущности непознанного материка не раз ставили под угрозу будущее колоний, и, когда в один день исчезло население целого городка, английским поселенцам пришлось обратиться за помощью к испанским католикам, благо для этого не пришлось плыть через океан. В обмен на ряд формальностей и признание своей частичной зависимости от Рима, протестанты получили помощь от боевых отрядов Церкви, не раз спасавших молодые поселения от полного уничтожения. С тех пор Католическая Церковь, хоть формально и не считалась главной религиозной конгрегацией государства США, имела весьма прочное положение в обществе -- и карт-бланш на ведение операций против демонов, вампиров и разнообразных анимистских духов.
  
   Действия против подобных существ с некоторых пор следовало вести втайне от населения -- привлекать к себе ненужное внимание дорого и ведет к ненужным осложнениям с разнообразными любителями сунуть нос в чужие дела. Именно поэтому автомобиль, где находились Франциск, Сергей и Хавьер, отправился не в собор Святого Патрика в самом центре Большого Яблока, а на несколько десятков километров дальше западной границы Нью-Йорка, где посреди леса за замотанной в колючую проволоку бетонной стеной с надписями "Private property, no trespassing!", возвышалось трехэтажное здание, больше походившее на форт, чем на храм.
  
   Три ряда немногочисленных окна, больше похожих на бойницы замка, были прорезаны с торцевой стены и на всех этажах их закрывали литые решетки без замков. Внутрь здания вели две огромные двери: в одну из них мог въехать грузовой автомобиль, четверть её открывалась отдельно и в появлявшийся просвет вполне мог пролезть человек, так что проход в здание вполне походил на церковные ворота. Второй вход в здание, расположенные в той же стене, что и окна, был чуть скромнее -- всего в полтора человеческих роста, но литая цельнометаллическая дверь с небольшой решеткой на уровне глаз, как в тюремных камерах, внушала не менее. Непосвященный пришел бы в ужас, увидев перед собой такого каменного монстра, но здание и было построено с той целью, чтобы непосвященные видели его очень редко, а то, что скрыто внутри -- вообще никогда. Здесь Святая Церковь держала своих пленников, вела допросы и принимала меры по устранению тех, чьё существование на земле считала недопустимым.
  
   Автомобиль проехал по узкой площадке перед импровизированной цитаделью и въехал в большую дверь. Братья Сергей и Хавьер сосредоточенно сопели в фургоне, не отводя глаз от лежащего перед ними тела.
  
   -- Приехали, -- объявил Франциск, когда автомобиль остановился в глубине здания. -- Выгружайтесь.
  
   Дверь фургона открылась и инквизиторы оказались перед хорошо знакомой им дверью внутри здания, над которой горела предупредительная красная лампочка. Машину кругом обступили фигуры с блестящими металлическими предметами в руках.
  
   Сергей соскочил на землю и взялся за носилки, к которым заблаговременно был примотан труп. Хавьер подхватил их с другой стороны, и, слегка крякнув от тяжести напичканного металлическими предметами тела, братья вынесли его из автомобиля. Одна из фигур в черном открыла дверь, за которой ярко белела обитый кафелем коридор.
  
   -- Брата Гжегожа уже позвали, как я просил? -- обратился Франциск к одной из фигур в черном.
   -- Я здесь, -- отозвалась фигура, стоявшая чуть поодаль в коридоре. -- Не узнал, что ли?
   -- Не заметил, скорее, -- ответил Франциск и тут же перебил сам себя: -- Дело серьезное. Работай. Так тщательно, как только можешь.
   -- Сделаю, брат. Меры серьезные, но я все подготовил.
  
   Брат Гжегож, чьей фамилии ни Франциск, ни двое его подчиненных не знали, был весьма интересной личностью даже по меркам такого разношерстного сборища, как боевые отряды Церкви. До приема в организацию он промышлял наёмничеством, предлагая свои услуги попеременно то Ассоциации, то Атласу, то ещё бог знает кому. Моральные устои вольного мага по кличке "Серая смерть" особо крепкими не были, так что выполнение заказов зависело исключительно оттого, какая из сторон больше заплатит -- обычное, в общем-то, среди наемников дело. Однажды дело пошло не по плану: жертва, по протоколу значившаяся сунувшей не в свое дело нос мелкой сошкой, оказалась Мертвым Апостолом, а наниматель -- агентом Часовой Башни, получившим приказ запечатать и наёмника, и ходячий труп одновременно. Серая смерть расправился с обоими, но потерял половину руки и остатки веры в честность человечества. Останки Апостола он развеял по ветру со всеми присущими случаю процедурами, а тело члена Ассоциации упаковал в ящик из-под апельсинов и послал в Лондон. Маги шутку оценили, и на разъяснительную беседу выехала ни много ни мало сама Лорелея. Когда до него дошла весть о том, с кем придется иметь дело, Гжегож осознал, что слегка перебрал с пафосом. Он здраво рассудил, что из двух стульев надо выбирать тот, который помягче, а боец с оторванной рукой -- не самая грозная боевая единица, после чего Гжегож заявился в ближайшее отделение Церкви и сдался со всеми потрохами, попутно добавив, что желает верой и правдой служить святому делу до конца жизни. Его способности быстро оценили: далеко не каждый священник понимал, каким образом работает практикуемая в Ассоциации магия, а успешным боевым опытом против Апостолов могут похвастаться уж совсем немногие. Гжегожа подлатали, с Бартомелой-старшей договорились, и матерый поляк оказался на попечении нью-йоркского отделения Церкви, где занимался в основном курением всего, что можно курить, а в свободное время-- обработкой собранных по всему восточному побережья США тел.
   -- Тепленький, -- сказал брат Гжегож, притронувшись к трупу. -- Заносите.
  
   Тело втащили в комнату, полностью покрытую белым кафелем и в ярком свете длинных ламп чем-то напоминавшую хирургический кабинет. Пока Сергей и Хавьер возились, прилаживая труп к стоящему в центре комнаты столу, Франциск шептался с Гжегожем:
  
   -- Надеюсь, что это -- обычный труп, без осложнений.
   -- Зря надеешься, -- шепотом ответил Гжегож без капли раздумий. -- Ты, конечно, не обратил внимания, но из него так и хлещет мана. Это не мертвец, который оживет через пару часов, это что-то совсем другое.
   -- Вот как, -- сказал Франциск, и судя по тону шепота, его настроение упало ниже некуда. -- Мы сможем справиться с этой тварью?
   -- Нет ничего такого, с чем не справилось бы Божественное провидение и пара Чёрных ключей, -- набожным тоном с плохо скрываемой ухмылкой произнёс инквизитор и возвел глаза к небу. -- Когда я буду его кромсать, стой со своими ребятами начеку вокруг и закрой плотно дверь. Ты ведь не боишься смерти, Франциск?
  
   Вместо священника ответил его решительный взгляд: готов умереть, если это пойдет на пользу делу. Гжегож сделал знак рукой монахам, стоящим вокруг входа и объявил:
  
   -- Запросите подкрепление со всех этажей.
  
   Безмолвные фигуры напряженно смотрели на него.
  
   -- Будьте начеку. Не выпускайте из этой двери ничего, кроме нас, пока не убедитесь, что мы -- те, за кого себя выдаем.
  
   Затем Гжегож повернулся, вошел в кафельный кабинет и закрыл за собой дверь. Стоявшие внутри братья обеспокоенно посмотрели на него:
  
   -- Что-то не так?
   -- Пока не знаю. Кто из вас вёл тело во время маршрута?
   -- Я, -- ответил Сергей, которого Гжегож любил доводить до белого каления длинными размышлениями о том, что он -- не русский, а плохо воспитанный поляк.
   -- Витальные показатели?
   -- Отсутствуют.
   -- Элементный анализ?
   -- Шестой мнимый -- в норме, полного не делали.
   -- Хорошо, -- кивнул монах. -- Вбейте ему по дополнительному гвоздю в суставы и подрубайте к аппарату.
  
   Раздетый догола труп лежал посреди комнаты на импровизированном столе, имевшем форму креста, и столь плотно был к нему примотан пластиковым волокном со светящимися прожилками, что напоминал мумию. Служители Церкви, в отличие от магов, ценили достижения технического прогресса и регулярно использовали новомодные медицинские аппараты для сбора данных о жизнедеятельности тел. Пока Сергей прилаживал провода к конечностям тела, Гжегож подкатил столик с медицинскими инструментами и, одевая перчатки, приказал:
  
   -- Всем быть настороже.
  
   Он взял скальпель и провел длинный разрез от правого плеча к грудине. Из-под надрезанной кожи выступила темная жидкость.
  
   -- Давления, значит, нет, -- недоуменно сказал священник. Прибор жизнеобеспечения подтверждал: давления у трупа и правда не было. Гжегож собрал несколько капель появившейся жидкости на лопатку и сгреб в пробирку. Его укололо внезапное ощущение того, что он режет живое существо -- не ожившего мертвеца, как было много раз до этого, а лежащего в глубокой коме человека.
  
   Он решительно отбросил неприятную мысль и воткнул скальпель в живот, намереваясь провести разрез от грудины до паха. Едва холодная сталь ножа вонзилась в плоть трупа, как лежащий на столе Морис открыл глаза и издал звук, от которого у всех пробежали мурашки по телу:
  
   -- ???????
  
   Ни один из инквизиторов не понял, что произошло. Волна энергии распространилась от трупа и отбросила их назад. Устоял на ногах лишь Хавьер, все время настороженно смотревший на тело, все остальные попадали навзничь, но тут же вскочили, сжимая в руках Черные Ключи.
  
   -- Это что было? -- крикнул Франциск.
   -- Заклинание, отбрасывающее врага назад, -- меланхолично объяснил Гжегож, надевая слетевшие очки. -- Вот только я не могу понять, сколько в нем строф и откуда труп умеет колдовать.
  
   Он подошел к телу и посмотрел во внезапно открывшиеся глаза, внутри которых чернела пустота:
  
   -- Кто ты и как тебя зовут? -- спросил Гжегож. -- Отвечай, дьяволово отродье, ибо ты перед законным представителем Господа Бога нашего!
   -- Я здесь, я там, я всегда.
  
   Голос того, кто когда-то был нью-йоркским адвокатом Морисом Вейтерманом, звучал глухо и с металлическими нотками.
  
   Франциск смотрел на внезапно ожившее тело и его пронял безотчетный страх. Валенсийское событие ожило наяву, но если в памяти встреча с полу-превращенным, исковерканным естеством испанца было для священника одним из тех его деяний, которыми он мог бы гордиться, то сейчас, видя на столе оживший труп нью-йоркского адвоката, он хотел спрятаться куда-нибудь поглубже. Тогда, отчетливо помнил священник, превратившийся был человеком, хоть и изувеченным. Сейчас же перед ним лежало Нечто, имя чему он затруднялся дать.
  
   -- Морис, ты меня слышишь? -- тихо окликнул он, надеясь, что тот отзовется.
   -- Его здесь нет, -- после паузы ответил голос. -- Больше никогда. То есть это я, -- спохватился голос чуть другим тоном, -- но его больше нет.
  
   Священники не могли отделаться от мысли, что с ними разговаривают два существа одновременно.
  
   -- Как твое имя?
   -- У меня нет имени. То есть, я Морис. И ещё у меня нет имени. Было. Но нет.
  
   Франциск изо всех сил силился понять, что произошло с телом, которое десять минут назад лежало в автомобиле и не подавало признаков жизни. Был ли то вонзенный в его плоть скальпель, которым орудовал Гжегож, или какой-то другой катализатор, но с трупом произошла явственная перемена. Он по-прежнему недвижимо лежал, завернутый в силовые кабели, должные сдерживать активность магических цепей. Тем не менее, аура -- священник по долгу службы ненавидел это слово, но лучшего подобрать мог -- окружала его тонкой пеленой и распространялась во все стороны.
  
   Гжегож внимательно осматривал ожившее тело, стоя в трех шагах от стола. Опытный глаз бывшего охотника на магов, усиленный заклинанием обнаружения магических цепей, искал источник силового поля внутри.
  
   -- Вы его родословную проверяли? -- спросил он, не надеясь на ответ.
   -- Чист как стеклышко. Ни единого мага в роду до XVII века минимум, -- сказал Хавьер, который листал биографию всех предков жертвы по пути на дело. -- Самый обычный человек.
   -- Оно и видно, -- подтвердил Гжегож. -- Ни единой цепи во всем теле. Вообще ни одной. Возникает такое чувство, что они и не нужны. Тогда откуда эта мана? Что у него вместо крови?
  
   Священник взял пробирку и собрал капли жидкости, выступившие из-под надрезанной кожи. Он аккуратно забрал вязкую субстанцию шприцем и принялся выдавливать по капле на пробирные стекла -- одно за одним, всего семь штук. Затем он достал из-под стола металлический ящик с батареей пробирок внутри. Гжегож поднес одну из них к глазам, взболтал и зачерпнул шприцем несколько капель, после чего выплеснул на каплю кровеобразной субстанции. Смесь зашипела и ярко вспыхнула, но тут же погасла, оставив после себя блестящий сгусток.
  
   -- Не может быть. Этого положительно не может быть, -- ошарашенно пробормотал священник.
  
   Он повторил то же самое со вторым реагентом: вместо вспышки появилась лужица воды. Третий опыт дал сгусток сухой грязи, в результате четвертого кровь просто испарилась -- и во всех случаях на месте субстанции из тела блестел один и тот же крохотный сгусток неизвестного Франциску вещества.
  
   Гжегож махнул рукой:
  
   -- Все ясно, и у меня, как водится, две новости. Одна -- хорошая, другая не очень. Начну, пожалуй, со второй. У нас на столе лежит существо без единой магической цепи, излучающее ману и вместо крови набитое эфиром. Согласно классификации Герхардта, такие свойства присущи только одному творению Гайи -- Истинному Демону.
  
   -- Но ведь... -- пробормотал Сергей, -- в истории нет упоминаний о встречах с Истинными Демонами. Эти твари строго теоретизированы, их существование постулировано, но...
   -- Если ты знаешь другую тварь с такими признаками, то рассказывай.
  
   Пояснить Гжегожу, съевшему на монстрологии не один десяток финских лаек, Сергей абсолютно ничего не мог.
  
   -- Соответственно, плохая новость, братья -- мы все умрем, когда этой твари придет в голову нас порешить. Мы её запакуем в Камеру Подавления, но что-то мне подсказывает, что это не удержит её надолго.
   -- А вторая новость?
   -- Вторая новость... Вообще-то, я пошутил, -- оскалился Гжегож противной ухмылкой смертника, который знает, что его сейчас поведут вешать. -- Франциск, ты ведь не просто так притащил этот труп именно сюда?
  
   Инквизитор кивнул.
  
   -- Связывайся с Ватиканом. Пусть высылают сюда всех, кого смогут, включая высшие Номера. Я объявляю тревогу по всему отделению, нужно отрезать здание от внешнего мира. Если Истинный Демон вырвется наружу, потери будут исчисляться миллионами. Давай, давай, иди уже! -- кивнул он Франциску и кинул слегка безумный взгляд на его подчиненных: -- Ну а вы, ребята, можете выбирать, где сдохнуть -- здесь, вместе со мной, или сбежать в город и чуть продлить свое жалкое существование. Что выбираете?
   -- Служу Святой Церкви! -- хором ответили Сергей и Хавьер, хотя колени у обоих заметно подрагивали.
   -- Значит, будем паковать красавчика вместе. Отлично. Люблю работать с профессионалами.
  
   Провожая взглядом Франциска, Хавьер шепнул своему брату по оружию:
   -- Кстати, ты проспорил мне сотню.
  
   ================================================================================
   Глава 3, в которой упоминается некто Насу, а лорд Эль-Меллой занимается вскрытием тела
   ================================================================================
  
  

Звездой бестселлера я быть

Посмертно не хочу! Писатель, учтите!

Я тоже вас могу убить!

Я с вами не шучу, и вы не шутите!

Король и Шут, "Писатель Гудвин"

  
   С раннего утра в Часовой Башне творился переполох, в сердец которого оказался замешан Лорд Эль-Меллой. По крайней мере, ему так казалось.
  
   С тех пор, как Вейвер Вельвет унаследовал титул семейства Эль-Меллой, его прошлая спокойная и безмятежная жизнь завершилась. Он унаследовал Магический Код своего первого учителя и успешно его развивал на протяжении многих лет, но по долгу ответственности оказался втянут в административную деятельность от мира чародеев, в которой, впрочем, неплохо преуспевал. Причина разразившегося переполоха проистекала именно отсюда: на протяжении последних лет Вейвер отвечал за цензурную деятельность Магической Ассоциации. Практикующие маги контролировали всю фантастику и эзотерическую литературу в мире и строго следили, чтобы в массовую печать не попало что-нибудь, связанное с настоящей магической практикой. Чтиво про ехидных ведьм, ломающих взглядом зачарованные мечи? Пожалуйста, печатайте двести тысяч экземпляров. Мальчики-очкарики, которые усилием воли нагибают Великого Злодея? Сколько пожелаете. Но упаси бог того незадачливого графомана, кто попытается протащить в массовую печать хоть что-то, мало-мальски связанное с реальной магией.
  
   Не далее как в половину девятого, когда лорд Эль-Меллой перебирал старые лекционные материалы, в кабинет вбежал младший секретарь и поведал очень странную историю. По его словам, рано утром во всех книжных магазинах Англии появилась книга, описывающая в деталях некое магическое испытание под названием "Судьба: Ночь Схватки" за авторством некоего "Насу". Упомянутый опус не представлял из себя ничего особенного: бульварное чтиво о крутом школьнике, который героически сражается против Всего Зла Этого Мира. Батальные сцены и магические дуэли были пропитаны дешевым пафосом, а сцены повседневной жизни оказались плохо написанными и кошмарно скучными. Однако, главной причиной скандала стала вовсе не бедность изложения.
  
   Эль-Меллой листал дешевую макулатуру в мягкой обложке и не верил своим глазам. На страницах книги он обнаружил детальные описания секретных таинств, которые обычно хранятся в архивах под замком и ни за что на свете не должны становиться известны плебсу, в том числе магам низких рангов. Так, в опусе были упомянуты Третья Истинная Магия, ритуал Призыва Героических Душ и описание магического искусства некоторых уважаемых семей. Вейвер Вельвет с удивлением и негодованием прочитал о магии драгоценных камней Тосака и червивом искусстве Макири. Упоминание семейства фон Айнцберн грозило сделать скандал дипломатическим, но ещё хуже были жёсткие и крайне неуместные колкости в адрес святой Церкви, которые юный адъютант Эль-Меллоя метко назвал "откровенный наезд". Ну и в конце книги, чтобы ситуация стала совсем уж катастрофической, неизвестный автор покусился на святая святых магического мира -- Путь к Истоку.
  
   В общем, у лорда Эль-Меллоя II, исполнительного директора Часовой башни, мага третьего ранга и фактического козла отпущения для всей Магической Ассоциации, хватало поводов для паники. Вейвер заперся в миниатюрной лаборатории, которую он оборудовал в пристройке к собственному кабинету, заварил мяту в фарфоровом чайнике с логотипом семейства и принялся ломать голову над тем, как уладить конфликт. Когда он допил третью чашку чая, план в общих чертах был готов. Эль-Меллой мысленно похвалил себя за расторопность, ополоснул посуду и вернулся в кабинет.
  
   Сперва он вызвал к себе исполнительного директора по связям с общественностью. Людвиг фон Швайнкопф, толстый и обрюзгший карьерист из богемского семейства, получил непыльную должность несколько лет назад и отнюдь не собирался задерживаться на ней надолго, отчего плёл интриги намного более охотно, чем занимался служебными обязанностями. Он никак не ожидал, что обычный вызов к начальству обернется жесточайшим разносом.
  
   Вейвер крайне редко позволял себе употреблять ругательства, более приличные кокни с окраин Лондона, чем аристократу из высшего света, но на сей раз он не постеснялся высказать своё неудовлетворение. Он грубо указал Швайнкопфу на его служебный провал, пригрозил скандалом, который грозил похоронить дальнейший карьерный рост, после чего выгнал подчиненного из кабинета с твёрдым наказом конфисковать и уничтожить весь тираж как можно скорее. Швайнкопф поначалу пытался возражать, но безуспешно. Как только Эль-Меллой сунул ему в руки книгу и приказал посмотреть страницы, отмеченные красными закладками, Людвиг тут же осознал, как сильно влип. Он проклял тот день, когда согласился принять должность исполнительного директора по цензуре, и, красный как рак, выбежал из кабинета.
  
   Как только Швайнкопф скрылся за дверью, Вейвер включил голографический проектор и вызвал главу отдела боевых магов.
  
   -- Шалом, босс, -- поприветствовала его проекция Бруно МакФитца, одного из его первых учеников и закадычного товарища, несмотря на почти тридцатилетнюю разницу в возрасте между магами. -- Я что-то думал, у тебя дел невпроворот. Надо что?
  
   -- Так и есть, -- ответил Эль-Меллой. -- Есть одна деликатная проблема. Очень деликатная, поэтому я очень прошу заняться ею именно тебя.
   -- Слушаю, босс. Всё, что угодно, -- ответил МакФитц.
   -- Вылетай в Японию прямо сейчас. Нужно привезти в Башню двух человек в целости и сохранности: моя ученица Тосака и её сестра. Информацию в деталях скачаешь сам. Может быть, я сейчас понапрасну паникую, но есть шанс, что возникнут проблемы с Церковью, -- объяснил Эль-Меллой.
   -- Вот тебе раз, -- присвистнул МакФитц. -- Что произошло-то? Серьёзные тёрки?
   -- Не знаю, -- честно признался лорд. -- Может быть, дело не стоит выеденного яйца. А может, что и нет.
   -- Обожаю с тобой работать, босс, -- съязвил боевой маг. -- Детали-то будут?
   -- Возьмёшь книгу из конфиската. Сегодня их там будет много, не перепутаешь. Так вот, там описано... -- Эль-Меллой слегка помедлил, подбирая слова, -- скажем так, там описаны правдивые события в довольно гротескной форме. Проблема в том, как именно они описаны и какую роль в них играет Ватикан. Словом, если инквизиция доберется до женщин раньше тебя -- им будет очень плохо, а я лишусь должности. В лучшем случае -- должности, про худший даже думать не хочется. Поэтому просто привези их сюда. Бери всех людей, кто тебе нужен, под мою ответственность. С формальностями я разберусь.
   -- Окей, босс, прикрою твою задницу. На связи.
  
   Экран проектора погас. Любой министр счёл бы неуважением, что МакФитц сбросил вызов, но Эль-Меллой об этом даже не помышлял: он давно привык к фамильярным манерам и грубоватому стилю общения своего ученика. Впрочем, сейчас это заботило Вейвера меньше всего. Маг открыл книгу и принялся искать ключ к тому, откуда она вообще взялась.
  
   События Пятой войны за Грааль Эль-Меллой знал досконально. Перечитать отчет главной участницы, Тосаки Рин, он мог в любую минуту, стоит лишь позвонить в архив. Важнее было другое.
  
   Во-первых, описания Пяти Истинных Магий. Они не претендовали на академическую точность, но весьма грамотно описывали суть Второго, Третьего и Пятого ритуалов. Верно или нет -- Эль-Меллой понятия не имел, ибо Истинной Магией не владел, но описание было весьма понятным и толковым. Особенное внимание книга уделила Третьему Волшебству -- воссозданию души Эмии Широ, что подвластно лишь Богу как Творцу. За простое упоминание покушения на божественное обычно сразу высылают инквизитора из Ватикана, а здесь... Маг поёжился: разбираться с Церковью ещё только предстоит.
  
   Впрочем, считать книгу исчерпывающим справочником по Истинной Магии было неразумно: Четвертое Волшебство она полностью игнорировала, а Первое -- упоминала лишь как теоретическую концепцию. Эль-Меллой вчитался: феномен "рождения-уничтожения" -- едва ли что-то сверхсекретное в век ядерной физики, но он не понятия не имеет, как это может работать. По сведениям Часовой Башни, в мире живёт не более трех семейств, имеющих отношение к практике Первого волшебства. Кто из них может знать обо всех Пяти -- или хотя бы о четырёх? Простого ответа у Эль-Меллоя не было.
  
   Во-вторых, сюжет книги. Автор сочинил множество деталей, которые не представляли никакого интереса, но вот концовка романа была весьма любопытной. По книге, душа Эмии Широ вернулась в тело с помощью Третьей Истинной Магии. Но самым странным Эль-Меллой находил, что одна из слуг, Райдер Медуза, неведомым образом ухитрилась остаться в мире после разрушения Грааля. И жили они -- Сакура, Широ, Рин и Медуза, большой дружной семьей долго и счастливо.
  
   Что есть полное, абсолютное и безусловное вранье.
  
   Эмия Широ не выжил в Пятой войне.
  
   Райдер вернулась к Трону Алайи -- или в то измерение, куда возвращаются души антигероев.
  
   Тосака Рин... впрочем, в той части книги, что упоминала про отъезд в Лондон и обучение в Ассоциации, всё было верно. Эль-Меллой не собирался отказываться от ученицы. Стало быть, основной вопрос теперь звучал так: кто придумал такую концовку и зачем?
  
   -- Нет, не так, -- поправил себя маг. -- Кто мог придумать такую концовку?
  
   Он посмотрел на портрет на стене: а не ты ли это, старый прощелыга? Вряд ли, ответил он сам себе: Зелретч не станет размениваться на дешевый роман. Да, он способен воссоздать события, изменить концовку и ввернуть их в реальность. Что-то подобное произошло? Конечно, нет. Кроме того, зачем ему раскрывать свои секреты? Эль-Меллой не видел в этом никакого смысла.
  
   Тосака или кто-то из её родственников? Чуть более правдиво, но тоже невероятно. Разве что Рин внезапно сошла с ума. Впрочем, МакФитц скоро её привезёт -- наверно. Тогда-то они и обсудят детали.
  
   Эмия Широ? Ну мало ли, что бывает на свете.
  
   Кто-то из церкви, связанный с событиями? Безумная версия, но почему бы и нет. В конце концов, бывали провокации и похуже. Над мотивами следует подумать.
  
   Из размышлений Эль-Меллоя вывел телефонный звонок.
  
   Маг, в отличии от своих собратьев по ремеслу, ценил красивую технику, отчего пользовался в рабочее время аж четырьмя устройствами. Чаще всего он пускал в дело голографический проектор, соединенный с Интернетом -- Вейвер и представить себе не мог, как люди умудряются жить без всемирной паутины. Кроме того, на столе лежал мобильный телефон "для общего доступа", который разрывался от звонков каждый день с 8 утра до 18 вечера, и древний проводной агрегат 1965 года, приносивший больше эстетического наслаждения, чем практической пользы. Для особо важных персон Эль-Меллой держал ещё и личный номер на GaePhone модели 14.88 -- ограниченный тираж, специально для Башни, последняя разработка. И, само собой, особо важные персоны беззастенчиво пользовались этим по двадцать раз на дню. Но звенел почему-то не личный телефон, а проводной.
  
   Эль-Меллой ощутил, как по спине пробежал холодок: на проводной телефон звонят только из трёх мест. Госпожа Бартомелой, скорее всего, ещё не узнала об утечке -- раньше обеда ей не докладывают. Ватикан не станет звонить: эти предпочитают вначале бить, потом спрашивать. И если номером пользуется лишь тот, кто может им пользоваться, то это будет...
  
   -- Добрый день, господин фон Айнцберн, -- поднял трубку Эль-Меллой и поприветствовал собеседника так уверенно, как только мог.
   -- Здравствуй, юный Вейвер, -- ответил голос, принадлежавший явно старику.
  
   Значит, старый Юст. Конечно, семейство Айнцбернов нырнёт в самую пучину конфликта и с ними придется иметь дело рано или поздно. Хотя лучше бы, конечно, никогда.
  
   -- Полагаю, я знаю, зачем вы звоните, -- невозмутимо произнес Эль-Меллой.
   -- Все верно. Иных причин нет -- и должен признать, юный Вейвер, я крайне огорчён подобным развитием событий. Тем не менее, обстоятельства контракта остаются в силе.
  
   Под контрактом, разумеется, Юст понимал договор Ассоциации и Айнцбернов о том, что в случае непредвиденного взаимодействия мира обычного и мира магического, которое произошло вследствие непредумышленного нарушения правил, возвращение статус-кво производится за финансы немецкого семейства. Остальные пункты контракта в данном случае значения не имели.
  
   -- Рад это слышать, -- ответил Вейвер.
   -- Тем не менее, -- Юст перешел на шепот, в шуме телефонной линии звучавший особенно угрожающе, -- ты должен понять одну вещь. Я могу простить любую утечку, потому что в век информации никто не может уследить за всем одновременно, даже Башня. Я могу понять, когда самоубийца решил подразнить церковного тигра и его порвали на лоскуты. Но есть одна вещь, которую я вынести не в силах.
  
   Эль-Меллой внимательно приник к трубке.
  
   -- Видишь ли, юный Вейвер, в этом пасквиле упомянута Юстиция. Как и почему -- я не знаю и знать не желаю. Но это -- честь семьи. Моей семьи. И когда ты найдешь молодого человека, который в этом виноват -- ты лично привезешь его в Германию и выдашь мне.
   -- А если нет? -- задал вопрос Эль-Меллой, хотя торговаться сейчас ему не хотелось. -- За головой этого несчастного будут охотиться вообще все. Не уверен, что даже...
   -- Юный мой друг, это -- не вопрос, а утверждение. Ты передашь мне виновного, даже если он уже будет мертв. Если нет -- мы будем общаться совсем по-другому. Я надеюсь, мы договорились?
   -- Будто у меня есть выбор, -- ответил Вейвер и повесил трубку.
  
   Едва разговор с Айнцбернами закончился, как раздался стук в дверь. В кабинет, отчаянно труся, вошёл Швайнкопф и доложил, что его люди нашли автора.
  
   -- Его зовут Натаниэль Суиндон, живёт в Бирмингеме, что на севере, -- поведал Швайнкопф.
   -- Я знаю, где находится Бирмингем, -- едко перебил его Эль-Меллой. -- Дальше.
   -- Мы связались с издательством и всеми типографиями, но ответили... пока что лишь все,-- запнулся толстяк и мысленно скорчился от ужаса. -- Тираж из продажи отозван, мои люди подбирают остатки книг и...
   -- Все ясно с тобой. -- Маг поднялся с кресла и подошел к окну, задумчиво глядя вдаль. -- К этому, как его, Суиндону, уже выехали?
   -- Почти, -- робко ответил Швайнкопф, боясь даже подумать о чем-нибудь, что могло бы содержать слово "нет". -- Прибудет вертолет, мои люди уже...
   -- Вертолет, говоришь? -- протянул Эль-Меллой и резко развернулся на каблуках. -- А это идея. Пожалуй, я прокачусь в Бирмингем и посмотрю, кто такой этот Суиндон.
  
   Швайнкопф прикрыл глаза и мысленно упрашивал всех богов, чтобы аудиенция закончилась поскорее.
  
   -- Собери всё в один доклад и срочно доложи Бартомелоям -- вбил ещё один гвоздь в крышку его гроба Эль-Меллой. -- И ещё можешь помолиться, чтобы дожить до вечера. Я, кстати, серьезно. Мне Айнцберны звонили.
  
   ***
  
   Бирмингем. Маленький убогий городишко, жертва тотальной индустриализации и её последующего угасания, где жизнь течёт от одного рабочего дня до другого с редкими перерывами на выходные, когда полагается напиться в хламину какой-нибудь гадостью местного производства и мертвецки уснуть до понедельника. В самом деле, чем ещё заниматься в пыльных до тошноты кварталах, где из доступных развлечений лишь паршивый кинотеатр времен леди Маргарет, пара пивнушек, которые недостойны называться пабами -- и всё на фоне заводских труб, добрая половина которых уже и дымить перестали?
  
   Именно таким увидел Бирмингем лорд Эль-Меллой, когда проезжал по серым улицам города на свидание с незадачливым писакой Суиндоном. Оказалось, что его уже ждали.
  
   -- Инспектор Джонсон, полиция района Спаркхилл, -- представился бодрый полицейский, едва увидел пожилого мага. -- Весьма рад видеть людей из Пятого Отдела. Чем обязаны визитом, сэр...
  
   Инспектор вопросительно посмотрел на Вейвера.
  
   -- Капитан Вельвет, можно без звания, -- пояснил тот. -- Натаниэль Суиндон. Вы уже взяли его в оборот?
   -- Взять-то взяли, -- вздохнул Джонсон, -- да вот всё без толку. Завалили его вчера, понимаете ли.
  
   Эль-Меллой даже не удивился.
  
   -- Так вот почему вы здесь.
   -- Да, сэр Вельвет. Как по мне, обычная бытовуха, -- объяснил инспектор. -- Пьяная драка, подозреваемый -- сосед, уже задержан. Скоро даст показания, когда протрезвеет.
   -- А где тело? -- спросил маг.
   -- Прошу простить, сэр, но тело уже в морг свезли. Вызвать-то нас сюда вызвали в семь утра. А звонок из Скотленд-Ярда -- мол, Джонсон, к вам едут большие люди из Пятого по такому-то чему-то там, только в пол-девятого позвонили. Медик констатировал смерть, а я распорядился убрать тело. Там всё ясно, как божий день. А что, не надо было?
   -- Если и было, -- вздохнул Эль-Меллой, -- то мы об этом уже не узнаем. Когда закончим здесь, я очень хочу увидеть убитого.
   -- Конечно, сэр Вельвет. Пройдём в дом, я вам все покажу, -- жестом пригласил Джонсон, приоткрыв дверь.
   -- И заодно поведайте, что за личность был мистер Суиндон, -- сказал маг, следуя за инспектором.
  
   Они вошли внутрь дома. В нос сразу же ударил стойкий запах сивухи и подгнившей еды.
  
   -- Квартира семнадцать, пятый этаж, -- объяснил Джонсон.
   -- И хорошо вы знали убитого? -- спросил маг, ступая по лестнице.
   -- Хорошо ли? -- задумался инспектор. -- Да как сказать. Было у нас что-то на него? Ничегошеньки. Бедняга никуда не совался особо, по пьяни никого не резал, наркоту у ниггеров не покупал. Натуралом был -- в смысле, по женщинам больше, это да. Но это, как по мне, и не преступление особо. Тихий, спокойный малец.Работал честно, его тут уважали.
   -- Кем работал? -- поинтересовался Эль-Меллой.
   -- Спортивным журналистом, у него своя колонка была, -- объяснил Джонсон. -- Он и в "The Telegraph" частенько объявлялся, и на BBC его звали. Добротный был журналюга, без предвзятости. Тут район зулусов -- но с вилланами он тоже корешился, умел себя поставить.
   -- Кто-кто, простите? -- недоуменно переспросил Эль-Меллой. -- Зулусы?
  
   Инспектор подозрительно посмотрел на визитера из Лондона:
  
   -- Не увлекаетесь футболом, надо полагать?
   -- Футбол для плебса, -- ответил Эль-Меллой. -- А у меня слишком мало времени, чтобы тратить его на подобное.
  
   Джонсон понимающе кивнул, по-видимому, не уразумев, что такое "плебс", и объяснил:
  
   -- Это фанаты местные, сэр Вельвет. У нас здесь две крупные команды -- "Бирмингем Сити", так вот, их фанаты -- зулусы, ещё с прошлого века повелось. А ещё есть "Астон Вилла", их стадион в другом конце города, и у них, понятно, фанаты -- вилланы. Они друг друга терпеть не могут, режут регулярно, жгут иногда -- ну да как обычно. А Суиндона уважали и те, и другие.
   -- То есть, писать он умел? Это интересно, -- отметил Эль-Меллой.
   -- Конечно, умел. Говорю же: хороший был журналист. Когда писал -- всё чётко было, без наездов, без оскорблений. С главарями их дружил. На стадионах регулярно появлялся, в пабе иногда зависал то с теми, то с другими. Они, вообще-то, журналюг терпеть не могут, -- доверительным шепотом сообщил Джонсон, -- но с Натаном дружили. Он вроде и на ботаника похож, а и в морду дать мог. А как рот открывал -- заслушаешься. Умел, чертяка, себя подать.
   -- То есть убийца -- не из фанатов, и мотива у него не было? -- спросил маг.
   -- Нет, убийца -- его сосед, Майк Милтон, -- объяснил инспектор. -- Они с Суиндоном были лучшие друзья, ещё со школы. Вместе учились, вместе по бабам ходили, в общем, не разлей вода. Я сам удивился.
   -- Тогда не вижу в этом смысла, -- удивленно сказал Эль-Меллой. -- Вы его уже допросили?
   -- Допросили, -- вздохнул инспектор. -- Точнее, допрашивали. Парень весь в слезах, бросается на людей, кричит, что это сделал не он и вообще ничего не помнит. Обычная история, короче. Через пару суток подпишет признание, и дело с концом.
   -- Вот как, -- задумчиво протянул Вельвет.
   -- Я бы и не поверил, -- сказал инспектор. -- Все знают, что они дружили. Но вот я прихожу в квартиру. На полу лежит труп. Суиндон храпит в луже крови и рядом валяется нож -- тут уж, простите, всё понятно. Можно теорию развести, но зачем?
  
   Инспектор прервал свой монолог. Он распахнул дверь квартиры перед лондонским высокопоставленным гостем, подобострастно поклонился, как заправский дворецкий, и пригласил мага войти:
  
   -- Пришли, сэр. Это здесь.
  
   Эль-Меллой повелительным жестом приказал полицейскому стоять снаружи, а сам перешагнул через порог и, аккуратно ступая, проследовал в открытую кухонную дверь.
  
   Маг не заметил ничего особенного в убранстве прихожей: обычный шкаф, заваленный одеждой, склад грязной обуви перед входом, пыльные обои когда-то пастельного цвета. Над входом была прибита зеленая ветка омелы, с которой свисала фигурка Санта-Клауса -- обычное рождественское украшение, даром что до Рождества было ещё черт знает сколько. Маг подозвал инспектора:
  
   -- Когда вы вошли сюда в первый раз, -- спросил Вельвет, -- пахло ли здесь чем-нибудь необычным?
   -- Пахло ли? -- задумался инспектор. -- Да вроде бы нет. Тот же запах комнатного освежителя -- с привкусом крови, конечно, уж я-то знаю, как кровь пахнет. Ещё аромат перегара был, но выветрился. А так... нет, ничего особенного не было, -- сообщил Джонсон. -- А почему вы спрашиваете?
   -- Рабочая гипотеза, -- ответил Эль-Меллой. -- И никаких необычных признаков вокруг тоже не заметили? Свечение, странный блеск? Может быть, звук бегающих мышей или комариный писк?
   -- Не припомню ничего подобного, -- сказал полицейский. -- Сразу понятно, что это обычная бытовуха. Тело лежало на кухне, ну я сразу туда и пошел.
   -- Это налево, так? -- перебил маг.
   -- Да, налево, -- подтвердил инспектор. -- Мне показать?
   -- Нет, сам разберусь, -- сказал Эль-Меллой и выразительно посмотрел на Джонсона. -- Ждите здесь. Вы и так тут изрядно натоптали вместе с вашими слонопотамами.
  
   Полицейский едва заметно нахмурился, но, кроме того, вовсе не подал виду, что он недоволен грубостью высокопоставленной столичной шишки:
  
   -- Есть, сэр.
  
   На кухонном полу растеклась огромная лужа крови, уже начинавшая подсыхать. Пожилой маг брезгливо поморщился и аккуратно, чтобы не запачкать носки лакированных туфлей, подошел к столу, на котором стояла батарея бутылок из-под пива. "Newcastle brown ale", -- прочитал он этикетку и наклонился, чтобы понюхать горлышко. Никакого необычного запаха он не почувствовал: пиво как пиво, с поправкой на сорт и цвет. Эль-Меллой посмотрел по сторонам и сотворил простейшее заклинание, подсвечивающее следы маны. Ничего не произошло: кухня осталась прежней, ничего не засветилось и не взорвалось, к его величайшему сожалению. "По-видимому", -- сделал он вывод про себя, -- "это и правда обычное убийство на бытовой почве.
  
   -- Скажите, инспектор, -- произнес он, выходя из кухни в коридор, где его ждал скучающий Джонсон, -- а много ли пил этот Суиндон?
   -- Натан-то? -- переспросил полицейский. -- Да он вообще не пил. Убежденный трезвенник. Я же говорил вроде.
   -- То есть? -- не поверил своим ушам Эль-Меллой. -- То есть пьяным вы его ни разу не видели?
   -- Ну да, так и было, -- решительно подтвердил Джонсон. -- В пабах по вечерам торчал, это правда. Но он, кроме чая, ничего не пил. Я ни разу не видел, по крайней мере.
   -- И вы хотите сказать, что он умер в пьяной драке? -- спросил маг, шокированный логикой своего собеседника.
   -- Ну так одно другому же не мешает, -- настаивал Джонсон. -- Может, он и не пил, а Милтон выпил и пощекотал его перышком. А может, и пил -- по вечерам у себя дома. Бутылка-то на столе есть? Есть. Не просто ж так она взялась, правда? Вы уж простите, сэр, но ежели я чего-то не вижу, так это не значит, что его не бывает.
  
   "Ты, подлец, даже не представляешь, насколько ты прав", -- выругался про себя Эль-Меллой.
  
   -- Сколько в квартире комнат?
   -- Две, -- охотно объяснил инспектор. -- Одна прямо, вторая направо.
   Маг кивнул и заглянул в ту, что справа: там стоял огромный диван, телевизор и книжный шкаф. Вторая комната оказалась закрытой. Эль-Меллой дернул ручку: дверь не поддалась.
  
   -- Откройте, -- велел он инспектору.
  
   Тот вопросительно посмотрел на него:
  
   -- Откуда у меня ключи? Личные вещи убитого...
   -- Понятно, -- разочарованно сказал маг. -- Если честно, я поражен вашей некомпетентностью. Вы сделали поспешный вывод об убийстве в пьяной драке, хотя знали, что убитый не пьет. Вы не проверили, пропало ли что-то ценное из дома, хотя это следовало бы сделать. Вы убрали тело и, уверен, даже не отдали приказ о проведении вскрытия. Кроме того, я подозреваю, что вы даже не собирались толком допрашивать предполагаемого убийцу -- как там его зовут, Майкл Милтон? Ну да это всё too old, как говорили в одной вымышленной религии. В каком вы нынче звании?
   -- Капитан, -- пробормотал полицейский. -- Сэр Вельвет, я не понимаю, что вы...
   -- Зато я понимаю, что вы прослужите в этом чине ещё очень долго, с таким-то подходом к делам, капитан Джонсон. Невнимательность ещё можно простить. Но пытаться свалить всё на первого же подозреваемого, не разобравшись в деле, непростительно. Это как минимум тянет на служебное несоответствие.
   -- Сэр Вельвет, ваши обвинения беспочвенны! -- раздраженно закричал полицейский и покраснел, как свекла. -- Я признаю, что, возможно, я сделал ряд поспешных выводов. Я за всё объяснюсь. Я готов понести любую ответственность перед начальством. Но чтобы я... я его? Да как вы вообще о такое подумали!
   -- Тем не менее, я всего лишь высказал предположение, которое не имеет под собой никаких оснований, -- пояснил Эль-Меллой. -- И, конечно же, я вас не пытаюсь ни в чем официально обвинить.
   -- Но зачем вы... -- поперхнулся Джонсон.
   -- Наставляю вас на путь истинный, -- сказал маг. -- Преступлений в мире слишком много, чтобы позволять халатно относиться к священным обязанностям полицейского.
  
   "Особенно таким, как ты, безмозглый кретин", -- раздраженно подумал Эль-Меллой. "Придется действовать по-своему."
  
   В руках у него блеснула маленькая заколка, которую он вытащил из своих длинных и роскошных, хоть и с проседью, волос. Маг опустился перед дверью на колено и прикрыл замок собственным телом, закрывая его от взглядов паникующего инспектора. Когда-то, в качестве развлечения, он пытался научиться взламывать механические замки, но это бесполезное действо ему быстро наскучило. В самом деле, рассуждал он, зачем напрягаться и что-то делать руками, если можно положиться на магию сложностью в половину строки? Вельвет прошептал заклинание, не забывая шевелить руками и скрежетать заколкой в замке, будто профессиональный взломщик.
  
   -- Готово, -- удовлетворенно произнес он, поднимаясь с колен и втыкая заколку в волосы. -- В следующий раз потрудитесь иметь ключ.
  
   Не дожидаясь ответа, Эль-Меллой вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Чем меньше любопытных глаз, тем лучше.
  
   Он внимательно оглядел помещение: комната как комната, обычное место обитания небогатого пролетариата без претензий. На окне зеленела герань, которая ещё не знала о смерти своего хозяина и оттого даже не помышляла умирать. Шкаф и стол не представляли из себя ничего особенного -- обычная массовая продукция, а вот содержимым книжной полки маг заинтересовался. Эль-Меллой осмотрел расставленные по алфавиту книги: спортивная литература, биографии футболистов и прочая чушь, как и приличествует спортивному журналисту. Он взял первую попавшуюся книгу с полки -- ей оказалась автобиография некоего парня по имени Рой Кин, чьего имени Эль-Меллой никогда не слышал, и открыл книгу на середине:
  
   "During the heavy season, I learned another lesson: Football should not be anyone and anything. No one could believe that the team..."
  
   Маг потряс книгу в поисках чего-нибудь между листами: ни записок, ни денег -- ничего. Он раздраженно захлопнул том и поставил на место. Всё, абсолютно всё вокруг выглядело совершенно обычным, без малейших намеков на то, что владелец квартиры в свободное от работы время занимается вещами, о которых другим людям лучше бы не знать. Эль-Меллой снова попробовал распознать следы маны: получилось то же, что и раньше. Гостиную проверить ещё только предстояло, но маг догадывался, что и там он ничего не найдет.
  
   -- Да уж, -- разочарованно сказал он сам себе. -- Если Швайнкопф послал меня не туда, то...
  
   "Нет, это не так", -- тут же подумал Эль-Меллой. "Человек, устроивший такое, на следующий день умирает -- слишком сложно для простого совпадения."
  
   -- Скажите, инспектор, -- произнес маг, выходя из комнаты, -- а убитый никогда не говорил, что он хочет стать писателем?
   -- Откуда ж я знаю, -- ответил Джонсон. -- Я полицейский, а не издатель.
  
   Маг только вздохнул, причем уже совершенно спокойно и безразлично.
  
   Гостиная походила на жилую комнату: повсюду бардак, картины на стенах, журнальный столик с подборкой спортивных газет за последнюю неделю. Эль-Меллой глянул на них: всё то же, снова ничего, даже отдаленно связанного с магией. А вот небольшой ноутбук, который стоял на диване, мага заинтересовал. Он опустился на диван, взял компьютер на колени и включил.
  
   Лорд Эль-Меллой был весьма необычным магом в том смысле, что техника в его глазах обладала странным очарованием. Он не упускал возможности прикупить на казенные деньги какой-нибудь очередной гаджет из мира высоких технологий, благо в последние годы их появилось немало, а время от времени, когда дела Башни не требовала его срочного присутствия, он позволял себе зависнуть на пару ночей в очередной компьютерной игрушке, целую ночь проводя в обнимку с джойстиком или мышкой. Больше всего Вейвер любил глобальные стратегии и искренне жалел, что Райдер не дожил до того дня, когда они смогли бы вместе сыграть... да хотя бы в "Европу". Или в "Цивилизацию". Или в очередной перевыпуск "Старкрафта", хотя уж в чём-чём, а в микроконтроле сотен зергов Вейвер никогда не был хорош.
  
   -- Сэр Вельвет, что вы делаете? -- произнес инспектор, входя в гостиную.
   -- Ищу непристойности. Как думаете, что я делаю? -- съязвил маг, раскинувшись на диване с ноутбуком на коленях. -- Извольте подождать на улице. И не вздумайте уехать, капитан Джонсон. Мне очень интересно посмотреть на тело.
  
   Полицейский пробурчал что-то под нос, но послушно покинул помещение. Оставшись наедине с ноутбуком, маг расслабленно вздохнул.
  
   -- Ну-с, давайте посмотрим, -- довольно сказал он, не заботясь о том, что его никто не слышит. -- Правда ли, что ты написал сей мерзкий пасквиль?
  
   Эль-Меллой с презрением глянул на рабочий стол, на котором красовался очередной ногомячист в синей футболке, и принялся кликать.
  
   -- Какой пунктуальный, однако, товарищ, -- поразился маг. В папке с нехитрым названием "Работа" он нашел целую россыпь подпапок, названных по имени месяца и номеру года. Он кликнул по самой последней, озаглавленной "Август 2042" и обнаружил ещё тридцать таких же, на сей раз с номерами дней. В каждой из папок хранилось по несколько текстовых документов, с десяток фотографий, тексты других авторов с критическими пометками Суиндона. Маг мысленно похвалил журналиста за серьёзный подход к работе.
  
   Эль-Меллой меланхолично прокликал всё, что накопилось за последний месяц лета. Ничего, даже отдаленно намекающего на "Судьбу". Мага посетила мимолетная и весьма неприятная мысль, что он ищет иголку в стоге сена.
  
   -- А если через поиск? -- сказал он сам себе. -- Так и напишем: "Эмия Широ". Надеюсь, футболистов с таким именем в Англии нет.
  
   Компьютер на несколько секунд задумался.
  
   -- Давай, давай, -- поторопил его Эль-Меллой. -- Ищи, дорогой.
  
   На экране один за другим начали появляться выделенные желтым цветом надписи.
  
   -- Ага, есть! -- торжествующе произнес маг.
  
   Оказалось, что файл лежал не где-нибудь, а на рабочем столе с нехитрым названием "Новый текстовый документ". Эль-Меллой открыл его и пробежался глазами по тексту: да, так и есть, это именно тот опус, из-за которого по всему миру сейчас творится чёрт знает что. Маг взял ноутбук под мышку и неторопливо вышел из квартиры.
  
   -- Едем, -- бросил он Джонсону, который ждал возле подъезда. Инспектор кивнул и полез в автомобиль. Ноги полицейского слегка подрагивали, но он изо всех сил пытался не подать виду перед суровым лондонским агентом из Пятого отделения. Он понятия не имел, что это за контора и чем они занимаются, но был наслышан о проблемах, которые им везде сопутствуют. Джонсон понимал, что он уже влип, но усугублять своё незавидное положение отчаянно не хотел.
  
   ***
  
   Полицейский автомобиль внезапно ударил по тормозам и остановился возле одноэтажного здания с чугунными решетками на окнах. Инспектор Джонсон вышел с водительского сидения и вежливо открыл заднюю дверь. Эль-Меллой, слегка кряхтя, выполз наружу и тут же ступил лакированным ботинком в собачьи фекалии.
  
   -- Ишь ты, -- скривился он и прибавил про себя несколько крепких словечек.
  
   -- Что такое, сэр Вельвет? -- спросил Джонсон и тут же насупился, почувствовав запах. -- Да уж, непорядок. Прошу простить. Я составлю рапорт о...
   -- Сделай милость, -- перебил Эль-Меллой, даже не пытаясь слушать инспектора.
  
   Здание, возле которого припарковался автомобиль, давно потеряло свой изначальный цвет и превратилось в уныло-серую кирпичную коробку, покрытую многовековым слоем пыли, грязи и угольных частиц. Где-то вдалеке дымились огромные трубы местной теплостанции, построенной возле угольной шахты, которую власти отказывались закрывать даже в век, когда получить электричество из воды и воздуха стало намного дешевле, чем жечь топливо. Прямо у дороги сидели несколько ребятишек в грязной одежде и с громкими криками ковырялись в грязи, отчего в воздух взлетали облака пыли и пачкали их и без того чумазые лица. Веселый пейзаж довершала двухметровая чугунная стена, увитая сверху колючей проволокой и исписанная похабными надписями.
  
   Эль-Меллой не очень-то проявлял сострадание к жителям таких районов. Он быстро пересек тротуар и вошел в дверь, над которой висела табличка "Морг". В носу тут же засвербило от запаха разлагающихся человеческих тел, смешанного с тошнотворной вонью антисептиков, из которых запах хлорки был если не самым приятным, то хотя бы мало-мальски привычным.
  
   У входа сидел сторож, уткнувшись в игрушку на допотопном планшете. Не поднимая носа, он спросил:
  
   -- Чего надо?
  
   Вейвер достал из кармана удостоверение, развернул и ткнул сторожу в самый кончик носа:
  
   -- Полиция. Где тело Натаниэля Суиндона?
  
   Старик сдвинул к носу очки и внимательно принялся вглядываться в документ.
  
   -- Полиция, да? Что-то я вас не знаю, господин... Вельвет, да? Все бирмингемские...
  
   -- Лондон, Пятый отдел, -- не терпящим возражений голосом сказал Эль-Меллой и убрал удостоверение в карман. -- Я спешу. Где тело Суиндона?
  
   Сторож слегка изменился в лице при словах "Пятый отдел" и забубнил под нос:
  
   -- Да кто ж тебя знает, вдруг ты какой из этих, да ещё и не при форме. Где это видано, чтоб коп не при форме был на исполнении? А я всех местных знаю, кому крестный, кто просто хороший парень, как, например, Суиндон тот. Что ж я, Натаниэля не помню? Помню, и его батю помню, и самого Натаниэля -- ага, вот и он, второй этаж, зал двести пять, ящик восемьдесят восемь. Да вы не зыркайте-то на меня так, господин полицейский, я мигом ключ возьму и пойдем.
  
   Эль-Меллой слушал болтовню выжившего из ума старика, и в самом деле смотрел на того не самым дружелюбным взглядом.
  
   -- И что там с Натаном случилось? Хороший ведь был парень, ой, хороший. И что они с Милтоном не поделили? Ведь такие друзья были, ой-ой. А сейчас одного засадят в клетку, как жирафу, а второй ко мне в гости пожаловал. Я ведь говорил ему...
   -- Когда ты последний раз видел Суиндона? -- перебил сторожа Вейвер. -- Давно?
   -- Давно ли? Да нет, не так уж давно, с недели три как. Я ему тогда говорю: мол, Натан, ставить мне на Виллу против Борнмута или не затащат? Он и говорит: да, Джейк, ставь, верняк же. Я и поставил десятку. Снял, конечно, всего три фунта, но и то подспорье же! Да, Натан никогда не ошибался. Говорил мне: я вот сейчас денег ещё подниму, а потом в Лондон переезжать думаю, мне там работу на ВВС постоянную предложили.
   -- В Лондон, говоришь, -- отметил Эль-Меллой.
   -- Ага, в Лондон. Я так за парня порадовался: не всё тут с нами гнить, пусть хоть он богато поживет, глядишь, и нас не забудет в конце концов. А тут раз -- и все, кончился Натан. Лежит без головы и только глазами зыркает в потолок. Кстати, вот он тут и есть, господин полицейский.
  
   Спускаясь по лестнице на второй подземный этаж в редком свете древних лампочек на вольфрамовых спиралях, Вейвер с брезгливым отвращением слушал старческий бубнёж и мысленно содрогался от мысли, что когда-нибудь и его мозг может растечься до состояния подобного маразма.
  
   -- Прошу, господин Велит, или как вас там, -- произнес сторож и щелкнул ключом в замочной скважине. -- Восемьдесят восьмой ящик, да там написано, чего уж. Вам помочь или...
   -- Нет. Дело секретное. В дверь не заглядывать. Когда я закончу, то позову вас, -- отрезал Эль-Меллой и дотронулся до холодной металлической ручки.
   -- Выключатель слева! -- крикнул ему в спину старик. -- Слева, над дверью!
  
   Вейвер шагнул в дверь холодильника, пытаясь вглядываться в темноту. Трупный запах, и без того противный и приставучий, усилился многократно. Брюзжащий сторож снаружи, мрачная разруха города, затхлая атмосфера морга -- всё выводило Эль-Меллоя из себя и портило его и без того угрюмое настроение. Он ни на секунду не мог забыть о том, что сейчас в мире творится вакханалия непонятно откуда взявшихся книг с крамольным содержимым.
  
   Маг достал из кармана припасенную пару медицинских перчаток и надел вместо своих модных кожаных. Затем он протянул руку туда, где, по словам старика, должен был быть выключатель, нащупал плоскую кнопку в стене и, когда тусклый свет рассеял темноту, принялся искать ящик номер восемьдесят восемь. Искомый, впрочем, нашелся очень быстро.
  
   -- Привет, скотина, -- сквозь зубы пробурчал Эль-Меллой и дернул ручку. Ящик едва сдвинулся. Маг схватил его обеими руками и изо всех сил потянул на себя. Металлические колесики заскрипели, но тяжеленный ящик все-таки сдвинулся с места и медленно поехал наружу. Пыхтя от натуги, маг пожалел, что не заставил заниматься этим брюзжащего старика снаружи, но признавать поражение и идти за ним было бы оскорблением перед самим собой.
  
   Ящик выполз из стены с неприятным треском. Маг раскрыл трупный мешок и наконец-то увидел лицо виновника всех его неприятностей. Покойник был завернут в зеленую тканью, пропитанной негорючим раствором и резко пахнущими антисептиками. Его лицо было странно безразличным, никакой предсмертной гримасы, какие обычно запечатлеваются в последний момент, когда, по расхожей фразе, вся жизнь проносится перед глазами. Нет, ничего подобного на лице Суиндона не было: он был спокоен, лишь грубая корка крови нарушала маску его посмертного спокойствия.
  
   Эль-Меллой аккуратно отколол кусочек крови, затвердевшей на лбу, и прочитал заклинание поиска маны. Ничего особенного он не почувствовал. Маг сунул запекшийся сгусток под голову мертвеца и прочитал то же заклинание в попытке найти ману во всем теле. Результат, само собой, был почти нулевой -- или, как Вейвер заставил бы студента сказать на практических занятиях, "результат не отличается от фоновой маны человеческого тела в состоянии покоя, централизованных потоков не обнаружено".
  
   Маг уже не удивлялся: скорее, он был расстроен. Выходило, что он пошел по ложному пути и взял след, который никоим образом не относился к настоящему автору "Судьбы"? Эль-Меллой подумал и нашёл это странным. В конце концов, Швайнкопф, да икнется ему прямо сейчас до самых кишок, получил своё место хоть и по протекции, но полностью некомпетентным идиотом никогда не был.
  
   Эль-Меллой печёнкой чувствовал, что попал в странный переплет, предотвратить который был не в силах -- и это одновременно радовало и бесило пожилого мага. Радовал его тот маленький факт, что, возможно, он не будет признан главным виновником и отчет перед Бартомелоями, Айнцбернами и прочей высокородной швалью нести не придется. Бесило же его то, что он потратил целый день на погоню по ложному следу в одном из самых отвратительных мест Англии, вдыхал угольную пыль и медицинские испарения... ради того, чтобы полюбоваться на тело бедняги-журналиста, пристукнутого своим дружком в пьяной драке?
  
   "Стоп-стоп-стоп", -- сказал он себе. "Думай. Ты умеешь думать."
  
   Выходило, что на след Суиндона его направил Швайнкопф. Оснований предполагать, что он солгал намеренно, у Эль-Меллоя не было -- такое развитие событий заслуживало отдельного рассмотрения, но это была бы совсем другая гипотеза, хоть и не самая плохая. Вельвет понимал, что это бы объяснило, например, как книга проскользнула в печать мимо Министерства. Мог ли Швайнкопф ошибаться? Мог, но как это проверить прямо сейчас?
  
   -- Да хватит уже, -- пробормотал сам себе маг. -- Думай, что это -- настоящий автор. Думай. Думай, Вейвер, думай. Как могло получиться, что автор такого серьезного магического труда не несет ни малейшего следа маны? Нет, не так. Почему мы не видим ни малейшей связи автора с миром магии?
  
   В такой формулировке ответ был очевиден.
  
   "Если ты чего-то не видишь, это не означает, что этого нет".
  
   Эль-Меллой закатал рукав своего помпезного пальто и резким движением сдернул с мертвеца простыню. Ему предстоял детальный, очень детальный осмотр с пристрастием. Вейвер сейчас дорого отдал бы за чемоданчик с анатомическим оборудованием, который, как назло, остался в лаборатории на окраине Лондона. Да что там оборудование -- даже скальпель пришелся бы кстати. Маг горько вздохнул и упрекнул себя за головотяпство: ни оборудования, ни даже кинжала он не взял. Единственным, что могло скрасить его горе, был тонкий перочинный нож в кармане, пригодный скорее для детских забав, чем для вскрытия. Маг достал лезвие и тихо прошептал единственное заклинание, которое ему сегодня требовалось: заклинание обнаружения маны.
  
   Само заклинание существовало с тех времен, когда Гильгамеша ещё не было даже в проекте, а первые существа типа "человек" только-только учились пользоваться магией. Его смысл был прост: заклинатель изменял поток собственной маны так, что при соприкосновении с магической субстанцией из других источников происходил выброс энергии в виде света -- флуоресценция, как сказали бы на факультете современных магических теорий, не чуравшегося изучением естественных наук в самом современном виде. Таким образом маг распознавал любую ману, отличающуюся от своей собственной.
  
   Вейвер зачаровал пальцы и лезвие, после чего принялся осматривать тело. Он отломил большой кусок запекшейся крови вместе с волосами и аккуратно отложил в сторону: под коркой скрывалась широкая вмятина от удара. Череп раскрошился, словно глиняный горшок, и из узкой трещины в коже выглядывали наружу белеющие осколки кости. Эль-Меллой просунул в трещину нож и принялся ковырять содержимое черепной коробки в попытках найти что-нибудь неожиданное в мозге жертвы. Узкое лезвие предательски гнулось и скрипело, то застревая в осколках, то ускользая вглубь головы и врезаясь в то, что некогда было серым веществом живого человека. Эль-Меллой вытащил нож и осмотрел его, потом заглянул внутрь головы и слегка попробовал поковырять мозг пальцем: ничего не светилось.
  
   Затем маг оттопырил нижнюю челюсть у трупа и принялся разглядывать его рот, брезгливо морщась от вони. Перед ним возникли тридцать два блестящих зуба, на которые явно была потрачена не одна тысяча фунтов в хороших стоматологических клиниках. Эль-Меллой знал, что некоторые маги любят держать у себя во рту сюрпризы последней надежды, вшивая их где-нибудь под языком или за зубами в самых труднодоступных местах. Он аккуратно обстучал все тридцать два зуба один за одним, сделал надрезы в челюстях, но ничего не нашёл. Напоследок Эль-Меллой надрезал уздечку и распорол под самый корень уже начинающий подгнивать язык -- лишь чтобы обнаружить, что и там пусто.
  
   Эль-Меллой поднялся, махнул головой в сторону, пытаясь привести мысли в порядок, и закрыл глаза. Через секунду он снова посмотрел на лежащий перед ним труп: раскрошенное лицо Натаниэля Суиндона превратилось в ужасную маску зомби из фильмов-кошмаров. Маг протянул руку и поднял веко убитого.
  
   Яркая вспышка осветила морозную камеру.
  
   Эль-Меллой непроизвольно зажмурился и отвернулся, чтобы вновь открыть глаза и посмотреть, не почудилось ли ему: радужная оболочка светилась ярче, чем лампочка. Маг вернул веко на место и взмахнул рукой, ослабив действие заклинания обнаружения магии. Он снова протянул руку к лицу Суиндона и открыл его глаза: они заметно светились, хоть и не так ярко.
  
   -- Мистические глаза, -- сказал Вельвет с облегчением. -- Кто бы сомневался.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"