В деревне давненько поговаривали, будто Верес - колдун. Да и как не поговаривать, коли живет мужик один, поля не пашет. На охоту ходит редко, да золотом вперед платит - дрова и еду покупает. Не иначе, как темное прошлое у него. Или занятия темные. Однако, крестьяне колдунова золота не чурались, только в храм носили - освящать.
С внешностью у Вереса тоже было не все в порядке - колдуну на вид давали около тридцати лет, он был худ, высок, желтоглаз, обладал гордой осанкой, а в черных, как вороново крыло волосах его серебрились нити седины. Прямой нос Вереса по вечерам напоминал ястребиный, словно вдруг становясь крючковатым. Прихрамывал на правую ногу, как от давнего ранения. Одевался колдун тоже не как все - в добротные кожаные штаны, сапоги и странный вышитый камзол с многочисленными карманами и кармашками.
Женился Верес совсем уж не по-людски - пропал на неделю, а вернулся не один, а с девушкой, рыжей, вертлявой. Как говаривали го ней мужики "огонь-девка". Спросили, кто такая - колдун ответил: "жена моя, Ларой зовите", - и ушел обратно в дом. Не любил Верес без дела разговаривать.
Бабам девушка нравилась - тихая, скромная, помогает коли попросишь... Только глаза у неё иногда не по-доброму сверкнут, особенно когда Вереса колдуном назовут. Предупреждали её всей деревней, с кем она жизнь связала, да Лара лишь смеялась. А уж вокруг мужа как увивалась, как заботилась о нем - только и вздыхали завистливо мужики. Верес же, глядя на неё, словно светлел лицом. Всегда мрачное выражение его сменялось ласковой улыбкой, а из взгляда исчезал лёд.
Колдун с женой часто сидел по вечерам в саду - росли около их избы три яблони да пара кустов - и разбирали какие-то книги. Лара рассказывала, будто бы он её грамоте учит.
Идиллия, в общем-то.
***
Тем большим шоком стала для жителей деревни смерть Вереса, внезапно пришедшая через несколько месяцев после появления Лары.
Умирал колдун страшно. Три дня метался на кровати, Лара лишь успевала ему воды подносить да следить, чтобы на пол не валился - влекла колдуна неведомая сила к порогу дома.
К концу третьего дня не выдержал Верес и, приказав жене запереть все двери да ставни закрыть, признался ей во всем: и в том, что колдун он природный, и в том, что людей когда-то колдовством изводил, наемником будучи. А рассказав - замолчал.
И по-ястребиному вгляделся в глаза Лары, до крови закусив губу, чтобы не застонать от скрутившей тело судороги. Пальцы девушки невольно коснулись щеки Вереса и, выждав пока его боль пройдет, Лара тихо произнесла: "Отдай мне сою муку", - и поцеловала колдуна, забирая силу, истязавшую его тело.
К полуночи Верес скончался.
***
Как только закрылись глаза бывшего колдуна и пробило полночь - загорелись зеленым огнем глаза Лары-ведьмы и рассмеялась она диким, безумным смехом. Достала из-под печи икону, кинула на пол и встала на неё ногами, силу свою подтверждая. Высунулась на улицу, приоткрыв дверь, облизала с губ кровь Вереса и крикнула на всю деревню заветные слова. Тотчас заснули все, а Лара, встав на порог, плюнула на три стороны.
- Здравствуйте, гости дорогие! Торопитесь, жду вас на пир! - Взяв в руки веник, ведьма трижды стукнула им по порогу и замела пыль внутрь избы, приглашая нечисть, - эй, слуги, накрывайте столы заморскими яствами для моих гостей! Да поживее!
Сойдя с порога, Лара взмахнула руками - и расширилась будто бы изба изнутри, словно зала бальная стала. Снаружи же какой была, такой и осталась - маленькой, одноэтажной, в одно окно.
С десяток маленьких, словно дети, чертей взялись за углы стола и растянули его в стороны, превращая в пиршественный. Растянув, принялись спешно уставлять его кушаньями, каждый раз кланяясь Ларе, когда оказывались рядом с ней.
Через порог перевалилась дюжина почти невидимых шарообразных силуэтов. Невидимки принялись шнырять по всей избе, выгнали из-за печки домового, закружили хоровод и внезапно стали видимы. Маленькие, не больше локтя высотой старики и старухи в нищенских лохмотьях - злыдни. Каждому ведьма протянула по шарфу парчовому и вновь уже встречает ведьма гостей.
Накрыв на стол, черти собрались в углу и стали наигрывать разудалую мелодию - на флейтах, трубах, скрипках, гитарах, один даже барабан притащил. А гости все прибывают: через порог переступили двенадцать одинаковых сестер в белых одеждах да истлевших саванах поверх, принеся с собой слабый запах тления.
-Здравствуйте гостьюшки, здравствуйте, сестрицы! - приветствовала Лихорадок Лара, -Терсея, Гладея, Отпея, Глухея... - Все собрались на пир к ведьме. Входя, сестры сбрасывали саваны и усаживались за стол, то и дело гоняя чертей за медовухой - одна им горчила, другая перчила, ну а третья вообще в горло не лезла.
Из-под жалобно затрещавшего порога выбрался бледный младенец, явно мертвый - Лара его на руке взяла и в избу занесла. Тотчас он перекувырнулся через голову и вот уже хихикают сестры-лихорадки со статным юношей в темном камзоле. Разве что крылья за спиной и выдавали в нем черта.
Завыла собака за забором, с глухим звоном упала за порог, на крыльцо, сорванная Ларой подкова, вбежали в дом черная собака, на спине которой сорока примостилась, да черная же лисица. Лара топнула ногой - перекинулись они в двух ведьм да колдуна. Все веселей и веселей на пиру у ведьмы!
А в печную трубу уже лезет уродливая старуха на кочерге - нога костяная, горб кривой, на носу - бородавка, и кошку за хвост тащит. Ударилась об пол - и еще две прекрасные ведьмы пьют медовуху да танцуют.
Прискакал карлик-горбун на вороном коне. Камзол на уродце дорогой, а конь у него на диво гладкий, левым копытом о землю бьет. Лара через плечо глянула - горбун юным колдуном-красавцем обернулся, а конь - чертом.
Перевалилась через порог жаба - большая, старая, - да так жабой и осталась, только выросла в несколько раз.
Веселятся гости, пируют, Лару-ведьму злым словом поминают, как это у нечисти принято, а она знай себе хохочет, с поцелуем последним мужнину силу заполучив.
И сжимает рука её белая пузырек заветный, в коем отрава была, Вересу подсыпанная.