- Куда прёшь? - закричала проводница плацкартного вагона на мужчину в арестантском бушлате. - Для вас, бродяг, - общие в голове поезда!
- Чего шумишь, красивая? Мужчина поставил фанерный чемодан на землю, прижимая к груди правой рукой большой свёрток, левой полез в боковой карман бушлата, достал вчетверо сложенный лист бумаги и протянул проводнице. - Читай! Грамотная, небось, - усмехнулся пассажир. Ознакомиться с содержимым она не успела, так как была остановлена раздражёнными голосами подходящих пассажиров.
- В чём дело? Почему стоим? Женщина подняла глаза, увидела перед собой немолодую супружескую пару.
- Вот, - тихим голосом, почти шёпотом, сказала проводница, протягивая мужчине в полковничьих погонах записку. Полковник, прочитав документ, грубо потребовал справку об освобождении.
- Прошу, гражданин начальник, - без тени смущения протянул требуемую справку мужчина. Чтобы удовлетворить любопытство своей спутницы, полковник начал читать вслух:
- Справка дана гражданину Козлову Ивану Васильевичу 1904 года рождения, уроженцу Нижнего Новгорода
(Горького), осуждённому Тройкой УНКВД Горьковской области 23 января 1934 года по статье... ну, это не суть важно, - замялся на миг полковник и продолжил: - на срок 25 лет. Ранее не судим. Освобожден досрочно решением комиссии по помилованию от 18 апреля 1953 года. На проезд выдан железнодорожный билет от станции города Мариинска до станции города Горького на имя Козлова И.В. и его сына Козлова Александра Ивановича, рождённого 21 февраля 1953 года. Начальник Сиблага ИТЛ 42/311. Марченко Т.М. Начальник второй части Григорьев Н.А. Не успев дослушать содержимое справки, жена полковника и проводница воскликнули:
- Так что же ты, ирод! Не май месяц на морозе дитё держать! Быстро в вагон, - напустилась на него проводница и подхватила стоящий на земле чемодан.
- Конечно, не май, - пробурчал, поднимаясь по ступенькам, Иван, один из счастливчиков бериевской амнистии апреля 53го года. - Можно подумать, тут в мае все потом обливаются...
Пассажиров в вагоне было не больше десятка, но Иван прошёл в самый конец на случай, если Сашка проснётся и начнёт плакать - будет не так слышно. Иван распеленал ребёнка, положил его на нижнюю полку, сам уселся у окна и задумчиво рассматривал мелькающие строения и редкую растительность вдоль железнодорожного полотна. Поезд набирал ход, изредка издавая характерные гудки, словно прощаясь навсегда с местами, где наш персонаж провел значительную часть своей бесшабашной жизни. Гдето через час пришла проводница, принесла постельное белье.
- Это нам ни к чему, не баре, - сказал Иван, увидев в руках женщины белоснежные простыни.
- Не тебе - ребёнку... Платить не надо.
- Спасибо, красивая! Может, у тебя и чай найдётся градусов эдак под сорок?
- Ты, что очумел, не видишь, какие у меня пассажиры в вагоне?
- Так мы им не скажем...
- Слышь, Иван Васильевич, - назвала по отчеству, вспомнив, как полковник читал справку об освобождении. - Что в запискето было?
- Просьба "хозяина" к начальнику поезда, чтобы разместили нас с мелким в плацкарте. - Потом немного подумал и добавил: - А ещё, чтобы ты, красивая, на протяжении всего пути каждый день выдавала мне чекушку. Сколько до Горького деньков пилить? - Восемь. Да ты, Иван Васильевич, записку невнимательно читал, потому как вместо чекушки написано "молока для малыша". - Оба рассмеялись.
- На станциях я сама тебе молоко покупать буду, только ты из вагона не выходи, а то ещё отстанешь, хлопот потом не оберёшься. Еда-то у вас есть?
- Полный чемодан, я же не с зоны еду, а с поселения, бабы местные всего надавали.
- Скажи, Иван Васильевич, мамаша мальчонки твоего где?
Лицо Ивана вытянулось, аж зубы заскрипели, казалось, ещё немного и из глаз посыплются стрелы огненные.
- Мамаша?! Курва она, а не мамаша, через два месяца после рождения Сашки сбежала, сволочь, с какимто бродягой!
Заплакал ребёнок, видимо, ему не понравилось, как обзывают женщину, коей он обязан появлением на свет. Иван потрогал малыша.
- Сухой, кушать, наверное, хочет. - И полез на полку за чемоданом.
- Корми сынка, я ещё вечером загляну, - сказала проводница.
На следующий день, ближе к полудню, проводница принесла молока. От денег отказалась.
- Иван Васильевич, тут вот жена полковника поговорить с тобой хочет, - начала было она, но Иван резко оборвал:
- Дитё не отдам!
- Да ты просто поговори, она женщина культурная и умная, может, посоветует что дельное.
- Ну хорошо, уговорила, только передай ей, что без чекушки базара не будет.
- Называете меня Ниной Петровной. - Вздохнула и поставила бутылку водки на столик. - Выпейте только в мое отсутствие.
- Как скажете.
- Справляетесь с малышом?
- Да я ещё не понял, всегото десять дней он у меня. Все больше спит, да ест иногда.
- Дома ждёт вас кто?
- Некому меня ждать, один, как перст, остался. Нет, неверно, теперь двое нас.
- Жилье у вас есть?
- И до тюрьмы не было, по общагам скитался... Надеюсь, что на работу устроюсь, может, комнату в семейке получу.
- Извините, Иван, сколько вам лет?
- Сорок девять стукнуло.
- Да, не молод. Что же вы с ребенком делать будете? В детский дом отдадите?
- Нее, в приют не могу, мне ведь из-за этого мальца досрочка вышла. Нет лиха без добра: если бы эта сволочь не сбежала, пришлось бы еще шесть лет лямку тянуть. Правда, если честно, я уже и привык за девятнадцать лет... Как-никак, отсидел и ничего, живой пока. Может, и теперь выживем, где наша не пропадала. А на старости будет кому стакан воды подать. Вы, Нина Петровна, почему интересуетесь?
- Скрывать не стану, мы с мужем полночи обсуждали твою ситуацию. Трудно тебе будет: ни жилья, ни работы, да ещё мальчонка совсем кроха, тут и женщина не всякая выдержит, а мужик и подавно. Мы уже в солидном возрасте, сын наш, тоже Саша, в сорок втором погиб под Сталинградом. Если бы вы отдали нам малыша, то, поверьте мне, он бы вырос достойным человеком, получил отличное образование... У нас большая квартира в Москве, муж на хорошей должности в министерстве, я сама домохозяйка. Если вы согласитесь, то супруг проедет с вами до Горького, устроит на работу, поможет с жильём, раз в год мы вам будем деньги переводить. Подумайте хорошенько... Женщина еще раз взглянула на Сашку и тихо ушла.
Глава 2
Иван в раздумье опустился на полку, машинально сунул руку под детскую пелёнку, сухой ли, затем достал нехитрую закуску, налил в стакан водки и залпом выпил. Горячая нега разлилась по всему худощавому телу. Иван решил вздремнуть, полежал некоторое время, но сон не шёл. "Ещё, что ли, выпить?" - потянулся за бутылкой. Hо подумав, что Сашка может проснуться, а он будет в отключке, от этой мысли отказался. Из головы не выходил разговор с Ниной Петровной. По сути "генеральша", конечно, права: ну какой из него отец, что он может дать сыну, если сам ещё не определился в этой жизни. Особой отцовской любви к нему он не испытывал, скорее даже рождение Сашки помешало дальнейшим его планам. Иван мечтал после отсидки уехать в какую-нибудь глухую деревню, найти себе бабу, желательно бездетную, каждый день после работы выпивать свою законную чекушку, после чего заваливаться спать до следующего утра.
Почемуто вдруг нахлынули воспоминания о прошлой жизни. Иван родился в семье мелкого лавочника Василия Козлова, который держал лавку скобяных товаров на Рождественской. Из трёх детей, что родила ему жена Глафира Степановна, выжил только он, Ванька, остальные умерли в младенчестве. Жили не богато, но и не бедствовали, имелся свой небольшой из двух комнат домик, к которому примыкала лавка. Ваня рос обычным ребёнком, ничем особым не выделялся среди сверстников. Вместе с соседскими мальчишками бегал на реку - она текла в ста метрах от дома. Часто с дружками, сидя на берегу, смотрел на проплывающие мимо пароходы и мечтал, что когда вырастет, то обязательно будет служить матросом на торговом флоте, посетит все города на берегах великой реки Волги. Все мечты Ивана рухнули с началом Первой мировой войны. Отца в 1915м году забрали в солдаты, а через год в дом пришло извещение: "Сообщаю, что рядовой вверенной мне роты Василий Козлов убит 25 августа 1916 г. у дер. Ивантеевка. Командир роты поручик Уланов". Глафира Степановна вынуждена была сама встать за прилавок, Ванька после школы уже не спешил на реку, а помогал матери в торговле, которая шла все хуже и хуже. Перед самой революцией семнадцатого года мать и вовсе лавку и домик продала, а сама с Ванькой перебралась на съёмную крохотную квартирку. В 1920 году Глафира Степановна заболела чахоткой и, промучившись семь месяцев, умерла. Ванька остался круглым сиротой. С квартиры пришлось съехать, так как нечем было платить, а школу он бросил ещё за два года до смерти матери. Пока родительница была жива, Ванька все время пропадал на реке, промышлял рыбалкой, улов мать продавала на рынке, тем и кормились, с трудом сводя концы с концами. Осиротевший к 16-ти годам Иван брался за любую работу, чаще всего за харчи и угол. Тогдато он и пристрастился к "зелёному змию". Эта пагубная привычка преследовала его всю жизнь. В годы НЭПа работал Иван на различных небольших предприятиях, где предоставляли комнату в общежитии, но нигде долго не задерживался - выгоняли из-за его пристрастия к выпивке. 2 мая 1930 г. под Нижним Новгородом был заложен первый камень в фундамент будущего автомобильного завода. Требовались рабочие руки, Ивана как грамотного (всётаки семь классов реального училища) приняли на склад учётчиком. Жизнь стала налаживаться, начал он задумываться о заведении семьи, но любовь к водке обрушила все его мечтания. В начале 34-го года обнаружилась на заводском складе недостача двух килограммов гвоздей. На суде прокурор метал громы и молнии. "Такие, как Иван Козлов, пьющие индивидуумы идут на любые преступления, своими действиями они способны подорвать экономику страны, и этих мерзавцев расстреливать - и то мало!" Иван в упор не помнил, когда он спёр эти гвозди, слушал и ухмылялся: подумаешь, какаято пара килограммов, ну дадут дватри года тюрьмы, а то и вовсе на годик пошлют на стройки народного хозяйства... Но когда из уст судьи, зачитывающего приговор, прозвучало слово "расстрел", Иван впал в прострацию и пребывал в ней, аж пока в тюрьме один из опытных сидельцев не посоветовал ему подать прошение о помиловании на имя Клима Ворошилова. Апелляция была удовлетворена, высшую меру заменили 25-ю годами лагерей. И пошёл Иван по этапу, лес валить в "Сиблаг" близ города Мариинска Кемеровской области. В первые годы заключения время тянулось очень медленно, не сошёлся он ни с блатными, ни с политическими, а вместе с "мужиками" валил лес и наивно полагал, что за хорошее поведение и труд ему скостят срок. В тяжёлые для страны дни в 42-м Иван попытался было записаться в штрафной батальон, но заключённых, имеющих большой срок, на фронт не брали. После войны в 1946 году, когда в лагерях стало тесно от наплыва новых арестантов из числа власовцев и бывших военнопленных, Ивана перевели в колонию-поселение в двадцати километрах от зоны. Колония поселение - это, конечно, не лагерь, но и далеко не свобода. Года через три сошёлся с одной молодухой лет на двадцать младше себя. Так бы и прожили вместе с ней до конца срока, не родись в феврале 53-го года Сашка, нежеланный ребёнок ни для неё, ни для Ивана. Через два месяца после рождения ребенка молодуха сбежала, не оставив никакой весточки новоиспеченному папаше... Плач сына прервал воспоминания Ивана Васильевича. - Что, проголодался, мелкий? Сейчас пайку достану, молочка попрошу, похаваешь. Проводница принесла подогретое молоко, показала, как правильно пеленать ребёнка. После того, как малыш поел и вновь уснул, она спросила:
- Что надумал, Иван Васильевич, насчет дитя?
- Да ничего, неделя у меня ещё есть.
- Ты бы не пил, а то полковник ещё силой отберёт сынка.
- Здесь ты права, красивая, с него станется, буду на шухере.
За день до прибытия поезда в Москву пришла Нина Петровна.
- Что решил, Иван Васильевич?
- Извините, Нина Петровна, но сына я оставлю себе, может через него и жизнь у меня изменится: пить брошу, один ведь я остался, а тут все родной человечек, да и негоже мужику сыном торговать, так что ещё раз извините, но Сашка поедет со мной.
- Я примерно такого ответа и ожидала от вас, поэтому и попросила мужа, чтобы позвонил в Горький. Как приедешь, иди к начальнику вокзальной милиции, он будет в курсе и поможет с жильём и работой. - И протянулa деньги, завернутые в газету. - Это для малыша твоего.
- Спасибо, Нина Петровна, хороший вы человек, век не забуду.
Глава 3
- Да что ты за цаца такая, что мне на тебя из главка распоряжение пришло? -изумился начальник вокзальной милиция города Горького. - Покажи-ка ещё раз ребёнка.
Убедившись, что действительно перед ним малютка, а не кукла, сказал:
- Посиди в коридоре, я пару звонков сделаю, минут через десять зайдёшь.
- Слушай сюда, поедешь в райотдел Ленинского района, найдёшь там майора Ирина, он тебе поможет.
Вот так, благодаря случайной встрече в поезде, Иван вместе с сыном стал обладателем крохотной восьмиметровой комнаты в бараке на улице Композиторской. Стоит заметить, что барак - это временное, быстро возводимое, дешёвое строение и, как правило, одноэтажное и деревянное. Стояло это строение не менее сорока лет. Вдоль барака по обе стороны возвышались высоченные заборы с колючей проволокой, которые огораживали два гигантских завода: дизельный и станкостроительный.
- Как будто из зоны и не откидывался, - пошутил Иван.
Сердобольные соседи наносили в комнату старую мебель и даже детскую коляску. Стараниями участкового майора Ирина Иван Васильевич был принят на дизельный завод стропальщиком "в литейку", а Сашку определили в круглосуточные ясли. Надо отдать должное, что в выходные, когда Иван забирал Сашку домой, к спиртному не прикасался. Чрез три года Сашку перевели в детский сад. Теперь каждый день, после работы, Ивану приходилось забирать и приводить его домой, а что с сыном делать дальше, он не знал. Выход нашла соседка, у которой бегали, ползали, кричали, плакали, смеялись своих четыре спиногрыза, как она их ласково называла.
- Где четверо, там и пятый не помешает, - говорила она, забирая к себе домой Сашку.
Когда Иван работал в ночную, укладывала спать маленького соседа вместе со своими детьми.
- Давай я тебе за харчи и за заботу платить буду, - предложил Иван соседке.
- Чего удумал, чтобы деньги брать за кусок хлеба для ребенка, что мы - не русские, что ли? Ты лучше сам сыну одежду не покупай, дашь мне с зарплаты, я сама ему куплю, а то у тебя вся одежда для него на два размера больше.
- Так растёт сорванец не по дням... Видать, в эту курву пошёл.
В пять лет Сашка все настойчивее стал спрашивать, где его мама и как её зовут. - Сволочь твоя мама, и имя её сволочь, и запомни, сынок, я для тебя и мама, и папа, а также бабушка и дедушка. Сашка запомнил, да так, что нравоучения Ивана чуть не вышли ему впоследствии боком. За год перед школой в детском саду проходил утренник, посвящённый Восьмому марта. Иван пришёл за сыном, как обычно, позднее, чем это требовалось, чтобы не встречаться с родителями, которые частенько высказывали свое недовольство воспитательнице отцом Саши Козлова, что, мол, он нередко приходит за сыном подшофе. Утренник еще не закончился, в зал Иван входить не стал, чтобы лишний раз не маячить перед родителями воспитанников и, чтобы убить время, стал рассматривать рисунки детишек, посвящённые их мамам. На белоснежных листах были изображены цветочки, раскрашенные всеми цветами радуги. На каждом рисунке стояли имя и фамилия ребёнка. Рисунок сына в этой галерее отсутствовал. "Наверно, меня нарисовал потому и не повесили", - решил Иван. Утренник закончился, родители стали одевать своих детишек, а он порадовался, что его сынок одевается и обувается самостоятельно, благодаря стараниям соседки, матери четырёх спиногрызов.
- Иван Васильевич! Пришли? Пройдёмте в зал, мне поговорить с вами необходимо, - сказала воспитательница.
Нина Александровна, которая искренне любила своего воспитанника Сашеньку Козлова, а вот папу его недолюбливала. Коллегам не раз говорила: "Как могли доверить забулдыге такого умненького и красивого мальчика?"
- Посмотрите, что нарисовал Сашенька, - протянула она рисунок Ивану.
На листке была изображена семья из трёх державшихся за руки человек на фоне строения, окружённого с двух сторон заборами с колючей проволокой.
- Так это наш барак, мы там живём, а вы подумали - зона?
- Я не об этом, посмотрите внимательно, там внизу надписи есть.
И действительно, внизу бледнозелёным карандашом были нарисованы какието каракули, которые Иван поначалу принял за изображение травы. Под ногами мужчины написано "Папмам", под ребёнком "Саша", под женщиной "Мам своляч".
- Да, ошибок многовато, но это дело поправимо, в школу пойдёт - научится...
- Не прикидывайтесь, Иван Васильевич. Должна вам сказать, что я вынуждена обратиться в РОНО по поводу школьного обучения Сашеньки.
- В детдом не отдам!
- Зачем же в детдом, есть школа-интернат. Всю неделю в интернате, на выходные - дома, и недалеко от вас, в Молитовке.
- Буду вам очень благодарен.
Первого сентября Саша пошёл в первый класс. Иван тщательно готовился к этому торжеству: за два дня до него - ни капли в рот, сходил в парикмахерскую, привел свое лицо в порядок, к своему единственному костюму купил галстук... На линейке в честь начала учебного года Саша не слушал, о чем говорили выступающие, он стоял рядом с отцом и радостными глазёнками осматривал в который раз счастливое лицо своего родителя. Так и хотелось закричать: "Люди, посмотрите, какой у меня красивый папа!" Несколько мам первоклашек тоже обратили внимание на моложавого интеллигентного дедушку. В первые выходные Иван устроил праздник для сына, купил конфет, несколько бутылок лимонада и небольшой тортик, всю неделю приводил в порядок комнату, повесил новые занавеси. На праздник пришли дружки его чада Ромка Фишер и Лёшка Пятаков. Учился Сашка не блестяще, но и двоечником не был. Одним из любимых предметов стали для него "Основы труда". Годам к 12-ти у матерей дружков своих Ромки и Лёши научился он готовить. Однажды, попробовав еду, которую приготовил Сашка, Иван сказал:
- Больше я к плите не подойду, буду ежемесячно выделять тебе деньги на продукты.
И слово свое держал до конца дней своих, в отличие от обещания не злоупотреблять с выпивкой. Первое время он ещё держался, приезжая в интернат за Сашкой, чтобы забрать его на выходные, но потом сорвался. Сашка очень переживал, что одноклассники увидят отца пьяным, буду над ним смеяться. В пятницу после уроков перед приездом отца он отпрашивался у учительницы:
- Можно я папу у ворот встречу? Учительница, понимая суть происходящего, отвечала:
- Соскучился? Беги встречай своего папку.
- Да не переживай ты, Саша, - говорила ему Ромкина мама. - У многих твоих одноклассников и такого отца нету.
- Он хороший, только пьёт, потому что нас мама потеряла, - отвечал Сашка и всё удивлялся, почему после его слов Ромкина мать плачет.
Глава 4
После окончания восьмилетки устроился Сашка учеником токаря на дизельный завод. Дружкам Ромке и Лёшке обрисовал, как он теперь прекрасно заживет, купит себе приличную одежду, познакомится с девчонкой и осуществит свою мечту - приобретёт гитару, да не акустическую, а электронную с тремя звукоснимателями, не забыв укорить друзей в очередной раз за отсутствие у них музыкального слуха.
- А не много ли ты хочешь на зарплату ученика? - подначил его Лёшка.
- Понимаю, что не все сразу, но не всю же жизнь я буду в учениках ходить, да и у отца пенсия какая никакая.
- Вот именно никакая, - съехидничал Ромка.
Но, тем не менее, они завидовали своему самостоятельному другу, как никак рабочий человек. С первой зарплаты Сашка с друзьями посетил барахолку, где приобрёл приличный костюм, недорогой и не первой молодости, как впоследствии охарактеризовал покупку сына Иван Васильевич. Подобрать костюм для Сашки оказалось нелегким делом, годам к шестнадцати вымахал он под метр девяносто ростом. В подарок отцу купил Сашка рубашку, на этом деньги закончились. Пришлось друзьям в складчину для дяди Вани, как называли его Ромка с Лёшкой, купить чекушку водки. Шестнадцатилетним бывает трудно смириться с собой в этом возрасте: уже не ребенок, но еще и не совсем взрослый человек. Сашка же в свои шестнадцать был лишён этих метаний и этот рубеж прошёл незаметно. Свой день рождения он решил отметить в кругу закадычных дружков Ромки и Лёшки.
- Разрешаю тебе взять пару чекушек, одну для меня, это и мой праздник тоже, не каждый день единственному сыну шестнадцать, - благословил Иван Васильевич Сашку.
Друзья сидели за столом, наливали по чутьчуть водки и вели взрослые, как им казалось, разговоры. Лёшка рассказывал о важности профессии электрика в бытовой жизни человечества. После восьми классов он поступил в ремесленное училище. Ромка - о значении работы мастера, а в дальнейшем инженера, как бы оправдывая недавнее поступление в машиностроительный техникум. Сашка о том, что, будь у него мама, он, возможно, не ограничился бы только свидетельством о неполном среднем образовании. Так за разговорами незаметно пролетело часа два.
- Дяде Ване ничего не оставили, охламоны! - встрепенулся вдруг Лёшка. - Скандала не будет? - И посмотрел на Сашку.
- Сейчас фокус сделаем, - сказал Сашка.
Затем налил воды из чайника в пустую чекушку и аккуратно прикрыл "фокус" пробкой. Через двадцать минут пришёл Иван Васильевич.
- Поздравляю, сынок! И вручил Сашке наручные часы.
Подошёл к столу, лёгким движением пальцев открыл пробку и прямо из горлышка в три глотка опустошил чекушку, при этом сделал известный только русскому мужику жест, т.е. понюхал кулак и сказал свою любимую прибаутку: "я люблю тебя, посудинка стеклянная, уважаю я стаканчик двести грамм..." Было видно, как отец Сашки взаправду косеет: его проспиртованный организм уже воду воспринимал как водку... Заметив, что дружки сына с открытыми ртами уставились на него, Иван Васильевич изрёк:
- Что, пацаны, челюсти раззявили? Первый раз такое видите? Не вздумайте повторять, пить надо культурно, из стакана, и обязательно закусывать, не кулаком, разумеется.
Чувствуя, что малость переборщил с "фокусом", Сашка предложил:
- Пап! Сейчас Ромка с Лёшкой в магазин сбегают, ещё чекушку купят.
- Спасибо, сынок, мне на сегодня достаточно, я свою норму знаю, - ответил и, покачнувшись, направился к столу, намереваясь показать гостям, как надо культурно закусывать.
Из оцепенения присутствующих вывел стук в дверь. В дверном проёме стояла женщина. При виде её Иван Васильевич молниеносно схватил кочергу и в ярости замахнулся. Сашка вовремя перехватил его руку. Женщина, вскрикнув, ретировалась.
- Ты что, пап?! Что случилось?!
- Случилось, случилось! Эта сволочь - твоя мать!
- Догоняй! - крикнул Ромка.
- Не сметь! Не сметь!! Или не сын ты мне больше!!! - закричал благим матом отец Сашки.
Разумеется, Сашка знал историю своего появления на свет, а также про случайную встречу в поезде. Ему было двенадцать, когда собутыльники привели под белые рученьки пьяного отца, и Сашка не выдержал и в сердцах сказал: "Лучше бы ты меня продал!" К счастью, отец был в отключке и этого не услышал. Но Сашка навсегда запомнил то противное чувство неприязни к отцу. Сейчас оно на миг вернулось. Чтобы успокоиться, Сашка попросил у друга закурить, чего никогда не делал ранее.
- Я тебе покурю! Ты что, забыл?! - Иван Васильевич уставился на сына.
О чем забыл Сашка, друзья узнали, когда проходили медкомиссию в военкомате. У этого здоровяка оказался врождённый порок сердца. Сашка сильно расстроился, но не из-за болезни, а того, что не пойдёт служить.
- Не переживай, тебя бы все равно не взяли, будь у тебя аж два сердца, дядя Ваня в солидном возрасте, а ты у него один. Вон Ромку с его близорукостью тоже забраковали. Я вам с Ромкой письма писать буду, - успокаивал его Лёшка.
Глава 5
Сашка после работы стал посещать школу рабочей молодёжи, решил получить среднее образование. Лёшка пошёл на водительские курсы от военкомата.
- А кто-то грозился осчастливить человечество с помощью электричества? - подначивали его дружки.
- Одно другому не мешает, - отвечал он.
Ромка, чтобы поправить финансовое положение своей семьи, перевелся на вечернее отделение техникума и поступил на дизельный завод слесарем в инструментальный цех. Иван Васильевич каждый день выпивал свою чекушку и весь день потом валялся на диване, уставившись в ста
ренький телевизор, который подарили Лёшины родители, приобретя себе новый.
- Сбылась папина мечта, - шутил Сашка. - Разве что бабёнки не хватает.
Электрогитару Сашка сделал себе сам, так как стоимость музыкального инструмента была для него просто космической. На улице со столь музыкальным названием Композиторская не могло не быть почитателей идолов того времени - ансамбля Битлз. Так со временем Сашка организовал ансамбль "Луинги", что означало "лучший инструмент - гитара". Репетиционной базой дворового коллектива стал пустырь за сараями возле бараков. Утвердив репертуар в райкоме комсомола, музыкальная группа начала давать концерты в сельских клубах, на танцплощадках. Разумеется, играли и исполняли песни совсем не те, на которые получили разрешение. Кроме морального удовлетворения, деятельность музыкального коллектива приносила весьма скромный доход, который музыканты решили, при достаточном накоплении, тратить на инструменты и аппаратуру, хотя все были из небогатых семей. Где хранить заработанные деньги, вопрос не стоял только у Сашки, и это несмотря на лагерное прошлое дяди Вани. Одна из любимых прибауток Ивана Васильевича была "Пять минут сигарга, двадцать лет каторга". Означала она, что один раз украл, на пять минут получил удовольствие, затем двадцать лет в тюряге проведёшь. - Это у меня с зоны, один татарин научил, - объяснил он дружкам сына.
Позднее один из приятелей Сашки, Наилька Садыков, рассказал, что так говорят об отцах, которые не испытывают большой радости от того, что вынуждены платить детям алименты.
- Хорошего сына я воспитал, раз друзья ему "общак" доверяют, - откровенно гордился Сашкой Иван Васильевич.
Пять лет колесили "Луинги" по сельским районам области, за это время Лёшка Пятаков отслужил в армии, после чего женился на симпатичной Валентине из соседнего барака. Ромка Фишер за эти годы окончил техникум, перешёл работать мастером в инструментальный цех и поступил на вечернее отделение политеха. Сашка получил аттестат о среднем образовании. Не бросая своей основной работы, решил посвятить свою дальнейшую жизнь популярной музыке, для чего стал брать частные уроки у специалиста, чтобы обучиться нотной грамоте. Знакомство с девушками были непродолжительными и несерьёзными. Как только молодые особы узнавали небольшие подробности частной Сашкиной жизни, они старались перевести отношения в дружбу. Сашка переживал. Однажды, заключив договор на проведение танцевальных вечеров в клубе на станции Тарасиха, он познакомился с директором этого заведения, миловидной девушкой своего возраста Юлей Марковой. Красивый высокий парень сразу запал в сердце молодой девушки. Среди своих музыкантов он отличался самостоятельностью, серьёзностью отношения к делу. В глазах окружающих
он выглядел как уверенный в себе зрелый мужчина, хотя на тот момент Сашке было 22 года. Спустя шесть месяцев Сашка попросил друзей поехать с ним в Тарасиху сватать Юлию.
- Отец уже старенький, думаю, не перенесёт он такой "радости", как разлуку с сыном. Юлия настаивает, чтобы после свадьбы жить только у них. Отца я бросить не могу и Юлию тоже. Родственников, как вы знаете, у меня нет, выручайте, пацаны.
- Может, маму мою попросим, как-никак опыт сватовства у неё есть, - предложил Лёшка.
- А я сестру старшую попрошу, она уже пять лет замужем, - внёс свою лепту Ромка.
После долгих дискуссий друзья пришли к выводу, что сватать поедут Лёша и Рома, предварительно получив консультации у своих родителей. Друзьям удалось убедить будущую Сашкину тёщу в том, что молодые будут жить в восьмиметровой квартире вместе со стареньким родителем жениха. Взамен на свою уступку мама Юлии настояла, чтобы свадьба прошла в поселковом клубе, в том самом месте, где впервые встретились будущие молодожёны, на паритетных началах, т.е. финансовое обеспечение торжества поровну. И как ни убеждал её Ромка, что со стороны жениха будет не больше десятка из семидесяти приглашённых, она стояла на своём. От радости, что так удачно разрешился вопрос о месте проживания молодой семьи, Сашка согласился. Перед свадьбой Иван Васильевич протянул Сашке конверт с деньгами:
- Возьми, сынок, тебе сейчас нужнее, на похороны себе копил, но раз такое дело - повременю пока, может, бог даст, и до внуков дотяну.
- Спасибо, пап, мы на эти деньги приоденем тебя, будешь не хуже жениха выглядеть.
- Не надо мне ничего, вон в шкафу костюм до сих пор пылится, даже галстук сохранился...
Так бы и препирались они, если бы благородную беседу между стареньким отцом и сыном не нарушил внезапный приход Ромки с Лёшкой.
- Дядя Ваня, Сашка! Свершилось! - заорал Лёшка.
- Бараки сносят! - добавил Ромка.
- Эх, выпить бы! - воскликнул Иван Васильевич.
- Прошу, - ответил Лёшка, протягивая отцу друга припасённую чекушку.
Глава 6
Прошло пять лет. У Саши с Юлей подрастал сынишка Серёжа, которого недавно определили в детский сад напротив их дома. Юля частенько пересказывала своей матери историю о том, как они с мужем и свёкром пошли смотреть выделенную им квартиру. Дом, конечно, не новый, но по возрасту не шёл ни в какое сравнение с прежним стареньким трухлявым браком. Переступив порог нового жилья из трёх комнат и осмотревшись, Иван Васильевич на полном серьёзе заявил:
- Даа!.. Даа!.. Царские хоромы. Сынок, дуй домой, принеси раскладушку и портрет Ворошилова, я отсюда больше нини...
Надо заметить, что после того как Ивану благодаря советскому маршалу заменили расстрел на 25 лет лагерей, он очень почитал этого человека и в память о том событии хранил у себя портрет Клима Ефремовича - поначалу это была вырезка из газеты, а после отсидки закажет он солидный фотопортрет в рамке...
- Да что вы, папа, нам ещё ремонт делать, - возразила Юля.
- Мужик сказал, мужик сделал, - что означало в табеле о ранге прибауток свёкра "Приговор окончательный и обжалованию не подлежит". - Или ты хочешь, чтобы, как у Пятаковых (Лёшины родители, получившие однокомнатную квартиру в соседнем подъезде), во время ремонта газовую плиту умыкнули?
Лёша с Валентиной стали обладателями двухкомнатных хором. В семье Сашкиного друга подрастали ровесник Серёжи сын Андрей и совсем ещё кроха дочка Светочка. Ромка вместе с родителями жил на параллельной улице в такой же "хрущобе", как и его друзья. Через два года после переезда Рома женился на своей соплеменнице из верхней части города, где в основном проживала горьковская интеллигенция. В молодой семье Ромы и Аси росла дочка Ниночка. Музыкальный коллектив "Луинги" прекратил свое существование по разным причинам: ребята уходили в армию, кто-то женился... Но Сашка не бросал своего увлечения, освоив нотную грамоту, стал писать собственные аранжировки к популярным песням и надеялся, что когда-нибудь вновь соберёт группу. Иван Васильевич каждый день отводил внука в детский сад. Вечером после того, как Серёжу укладывали спать, принимал свои привычные 250. Опустошив посудинку стеклянную, присаживался в кресло напротив телевизора и засыпал.
Так и текли годы. На восьмидесятом году жизни Иван Васильевич заболел и целый месяц пролежал дома с высокой температурой, от госпитализации отказывался, пугая своих домочадцев прибауткой из своего арсенала "Пить будем и гулять будем, а коль смерть придёт, так помирать будем". Незадолго до юбилея попросил невестку купить ему чекушку, отметить день рождения.
- Ну что вы, папа, при такойто температуре... Да и день рождения у вас только через неделю.
- Купи, только Сашке не говори. Умру я сегодня.
- Ладно, куплю, только не умирайте, - отшутилась Юля.
Ночью Ивана Васильевича не стало.
- Мужик сказал, мужик сделал, - сказал Сашка после того, как жена поведала о последней просьбе его отца. - Папа для меня был всё и всем, я сейчас чувствую себя маленьким ребёнком, который стоит посреди огромного поля один и не знает, что делать, куда идти, - откровенничал с друзьями Сашка после похорон своего папмам.
Время, как говорится, лечит, но только не Сашкино больное сердце, которое начало давать сбои после похорон отца.
Дети друзей учились в школе, причём Серёжа и Андрей в одном классе, но такой дружбы, как у их родителей, между ними не было. Сашка стал высококлассным специалистом, и уже много лет товарищи по работе и начальство величали его никак иначе, как Александр Иванович. Под стать мужу была и Юлия, устроившаяся на станкостроительный крановщицей. Коллеги по работе и жители района избрали Юлию Козлову депутатом Ленинского райсовета. Лёша работал водителем на самосвале, возил песок, гравий... Жена его Валентина работала на дизельном в инструментальном цехе, где заместителем начальника служил друг её мужа Роман Фишер. Встречи друзей стали проходить все реже и реже, но дружба их оставалась не менее крепкой, чем в былые годы. К 45ти годам врачи запретили Сашке работать и отправили на пенсию по инвалидности, к этому времени он перенес два инфаркта. В одной из редких теперь встреч с Лёшей и Ромой он сказал друзьям: - Я вижу себя на том же поле, как после смерти папы: с одного края стоят сын с женой и машут мне руками, призывая идти в их сторону, на другом конце стоит молча отец и плачет, хотя я никогда не видел, чтобы он ронял слезу, не такой человек был...
- Прекрати хандрить и займись лучше делом, - сказал Лёша.
- Каким?
- Ты же много лет писал аранжировки к песням, так продолжи, - ответил на вопрос друга Роман.
- Кому они сейчас нужны, да и песни сейчас новые, а впрочем, вы, друзья мои, натолкнули меня на одну очень интересную мысль, - в глазах Сашки снова появился блеск, как в юношеские годы, когда он увлекался музыкой, - но я вам пока не скажу, не обижайтесь. "Жизнь прожить не поле перейти", пусть не папина прибаутка, зато к месту.
- И самое главное вовремя, - добавил Лёша.
На три месяца засел Сашка в библиотеке местного дворца культуры, изучая всевозможную литературу о проведении свадебных и других торжественных мероприятий. Готовил себя к роли ведущего торжественных вечеров. Частенько посещал места, где проводились свадьбы, вечеринки и редкие тогда корпоративы. Он подходил ко входу в здание или к окну, где проводились подобные мероприятия, и часами наблюдал, как организовано музыкальное сопровождение вечера, какие приколы вытворял ведущий. Семья поддержала главу семейства: Сергей, учившийся на последнем курсе технического университета, по дешёвке скупал подержанную аппаратуру, ремонтировал и доводил до ума. Юлия с помощью своей мамы расспрашивала у пожилых земляков, как проводились свадьбы лет сорок назад, записывала слова свадебных частушек. Сашка предложил своим соседям, которые выдавали дочку замуж, организовать им свадьбу бесплатно, на что те охотно согласились. Через небольшой промежуток времени, по рекомендации этих соседей, нашлись ещё клиенты, которые заплатили неплохой гонорар, потом ещё, ещё... Через год к бизнесу подключилась и Юля, которая занялась украшением помещений, где проводились мероприятия. Коронным номером у Сашки было сольное выступление под аккомпанемент гитары. Узнавая у родителей молодожёнов любимые песни во времена их молодости, дома, готовясь к проведению торжества, обрабатывал музыку своими аранжировками.
У Сашки был вовсе не эстрадный голос, но пел он с огромной душевной теплотой, в которой звучала благодарность к присутствовавших гостям, что предоставили ему возможность осуществить мечту юности. Сын Сергей высказывал свое недовольство своей частой занятостью в агентстве родителей, которое они назвали "Обручальное кольцо". - У меня совсем не остаётся времени на встречи с невестой. Дождётесь - уведут, - шутил он. - Жалко, что дядя Рома в Израиль уехал, он бы с удовольствием вам фотосъёмку вечеров делал, классные у него фотографии получались. Спустя год после женитьбы сына Сашка стал дедушкой очаровательного малыша Васеньки, названного в память о муже тёщи Сергея.
- Вы не обижайтесь, следующего внука назовём Ванечкой, - говорила тёща.
- А если девочка родится? - улыбаясь, спросил Сашка.
- А если девочка? - Тут тёща слегка призадумалась. - А если девочка, назовём Иванной, - довольная собой, что нашла разумный ответ, ответила она. - Ещё нам все завидовать будут, что имя девочке дали в честь хорошего человека, звали которого Иван.
Сашка работал на износ. Ввиду большого количества заказов пришлось в агентство принять на работу фотографа и музыканта, виртуозно владеющего аккордеоном и гармошкой. Заказов стало настолько много, что приходилось отказывать клиентам. Саше не хотелось огорчать людей, но делать было нечего.
Глава 7
- Ты бы поберёг больное сердце, - говорила мужу Юля.
- Что же мне - на печи лежать и в потолок плевать? - вспомнив одну из прибауток отца, отвечал Сашка. - Ты, семейство сына и работа - всё, что у меня осталось, я этим живу.
В начале сентября 2008 года погиб Лёша Пятаков, в заключении автоинспекции было написано "Не справился с управлением автотранспортного средства...". Из Израиля на похороны прилетел Роман Фишер. После поминок друзья уединились у Сашки, молча рассматривали старые фотографии детства, юности, свадебные фото, а также с детьми и внуками трёх закадычных друзей.
- Знаешь, Рома, - вздохнул Сашка, - только теперь я понимаю, почему такая судьба у Лёши, у меня... Мы так и не научились прощать. За восемь лет до гибели Лёша разошёлся с Валентиной. О причине размолвки не рассказывал, но по нему было видно, как сильно он переживал.
- Да, он както мне написал: "Я всю жизнь любил Валентину и буду любить до последних дней своих, но обиду не прощу до конца моих дней". Как будто предчувствовал свою кончину. После нескольких минут молчания Сашка выдал философскую мысль:
- В жизни очень важно уметь прощать, хоть это не всегда и легко сделать. Даже самых заклятых врагов всётаки можно и нужно прощать, так как всё зло, которое человек носит в душе своей, оборачивается против него самого. Сашка глубоко вздохнул и через минуту продолжил:
- Если бы тогда я внял твоему совету "догоняй", возможно, моя жизнь сложилась иначе и мне бы не пришлось всю жизнь жалеть себя, что у меня нет мамы. Вот папа мог прощать.
- Поясни!
- Перед моей свадьбой он сказал мне: "Сынок, я давно простил твою мать и даже ей благодарен, что у меня есть ты. Останься мы тогда вместе, наверняка бы государство тебя от нас забрало".
- Ты никогда нам с Лёшкой об этом не рассказывал.
- Потому и не говорил, что папа простил, а я нет.
- Мужчины! Пойдёмте к столу, обед уже стынет, - прервала воспоминания мужа Юля. После обеда друзья продолжили прерванный разговор, к собеседникам присоединилась Юля.
- Расскажи Роме о событии за два года до кончины папы, - обратилась Юлия к мужу. - Впрочем, я лучше сама поведаю, а то у тебя сердце...
- В 82-м праздновали мы День Победы. Приехала из Тарасихи моя мама, пришёл Лёша с женой и детьми. В разгар застолья звонок в дверь. Лёша пошёл открывать, через несколько секунд в комнату вошла пожилая женщина. - Вы Иван Васильевич Козлов? - обратилась к свёкру пришедшая. - Кто же, как не я? Век живу, до сих пор хлеб жую, - в своей обычной манере ответил папа. После его весёлого ответа женщина рухнула на колени, Сашка с Лёшкой подбежали к ней, чтобы поднять, подумав, что ей стало плохо. - Не встану, пока не выслушаете, - сказала она, отстраняя руки мужчин. В доме повисла оглушительная тишина.
- Это мой муж украл...
- Какой муж? Ничего не понимаю, - удивился Иван Васильевич. - Ну тогда, в 34-м... Те проклятые гвозди... Сорокин Игнат, плотник, работавший на строительстве автозавода. По какой-то надобности он пришёл к вам на склад, увидел, что вы спите пьяный, тогда он и украл те трижды проклятые гвозди. Когда Игнат узнал, что вас приговорили к расстрелу, собрался наложить на себя руки, повеситься, и только рано пришедший с работы его отец, словно почуяв неладное, зашёл в сарай и успел снять с петли сына. Игнат никому не рассказывал, почему он это сделал. Мне он рассказал, когда узнал, что вы в 53-м вернулись в Горький после тюрьмы. Игнат хотел прийти к
вам и честно признаться, но я не пустила, боясь, что после признания наши с Игнатом трое детишек останутся сиротами.
- Убить, конечно бы, не убил, но помужски поговорил бы, - прервал женщину папа. - А ято всю жизнь голову ломал, на кой хрен мне сдались эти гвозди! У меня там столько всякого добра...
- Умирая, шесть лет назад Игнат взял с меня слово, что я вам все расскажу, но я подумала: "Зачем ворошить прошлое? Всё равно изменить ничего нельзя!" Последнее время по ночам во сне ко мне приходит мой Игнат и чтото пытается мне сказать, наверное, спросить, выполнила ли я его просьбу.
- Ну ладно, дамочка, вставайте. Чего уж теперь... Жизнь позади... Не исправить...
После гибели Лёши через восемь месяцев не стало Сашки.