1. О "силовом стандарте" современной гуманитаристики (параграф окончен 20 января 2022 г., чтг.).
Если вообразить, что подобно тому, как можно "подвесить" статью или иную публикацию в интернете, то можно сказать, что среди людей со смартфонами, в обстановке обычной "улицы", можно и себя "подвесить", и здесь только, пожалуй, общее, бытующее в стране образование, а также твоя личная репутация могут способствовать выработке именно элитарных законов и ты можешь и далее продолжать свой "путь воина". Историческое расширение сознания, скажем, в современной Москве, предполагает, что социализация человека, даже чисто поверхностно проанализированного окружающими на улице, несет на себе отпечаток работы СМИ: ведь, скажем, если то же телевидение - друг скорее старшего поколения россиян, то не может не быть того, что в основу многих аналитических программ эфира кладутся солидные научные работы, включая диссертации и другие исследования, и таким образом, в России, даже "гоняя кнопки" ТВ на пульте, человек приобщается к умственной работе, и работе именно старшего поколения интеллектуалов, приобретая порой и сам опыт работы (и вместе с ним место работы). С появлением капиталистического рынка рабочей силы в РФ, что опосредованно связано с появлением массового интернета и в месте с ним всеобщей "движухи", для граждан стало возможным брать работу на дом, и так была растревожена сама семья, будучи погружена в новые социально-экономические порядки, и тут хранителями традиций и устойчивости жизни оказались старшие члены семьи, лидерство которых в обыденной жизни страны не подвергается сомнению и сегодня. Возможно ли то, что все-таки поколения молодых и пожилые в социальном смысле пойдут "стенка на стенку"? Представляется, что нет, ведь понятие, скажем, "моя молодость" и "моя Россия" коррелируются и представляют собой смысловую пару, исторически, со времени начала становления демократического суверенитета страны, и пока взрослые будут "скидывать" свой историко-лингвистический материал на линию общения молодым, будет сохранятся социальная стабильность (и даже квалифицированно "подвешенные" в СМИ материалы пропагандистского характера, учитывая сказанное выше, будут восприниматься обществом с долей сомнения).
Думается, что современное почти десятилетие - это время своего рода "раскрытия фонда" самой истории России, так как к рубежу 2010-х - 2020-х гг. молодое поколение страны приобрело гораздо больший вес, чем это было, скажем, в 1990-х гг., когда общество было занято в целом социально-экономическим выживанием. Цикл постсоветской жизни не является закрытым, поскольку современные информационные технологии могут быть освоены всеми постсоветскими поколениями, и историческая память мира так или иначе гуманизирует историю страны, которая сама по себе является отдельно стоящей в контексте истории всемирной - прежде всего геополитически и социально-экономически. Определенное общественное недоверие к возможным партнерам в жизни экономической укрепляет авторитет старшего поколения, а "претворение" нарративных материалов любого рода (и прежде всего в СМИ) в социальный контроль и самоконтроль создают ситуацию возможного приоритета именно старшего поколения. "Введение к введению" в новую жизнь - вот, как представляется, принцип построения современной социально-правительственной идеологии. Здесь можно также учесть своего рода "панорамность" и угол зрения, отражающиеся во вкусах широких общественных слоев: так, сверхэлитарная "опера", где лучше попасть в первый ряд партера театра - это, фигурально выражаясь, не всем и не во всем понятные СМИ, а вот понятный и зрелищный "балет" - это скорее кино( если брать давнее и во многом юмористическое деление советских людей на любителей оперы или балета). Конечно же, упомянутая "панорамность", в сочетании с любым видом информации и будучи выражением общественных вкусов, может преодолевать плоскостность подачи любой информации через СМИ - и прежде всего самым дешевым путем, что связано с социальным менеджментом, то есть создавая демократические "иконы стиля", апеллирующие к быту обычного человека, то есть в первую очередь к так называемой обыденности. Однако, если существует "Сеть истории", то она создает и романтическо-историософское настроение у жителей России, ведь лучший способ "уйти из дома" и остаться "остаться дома" в кажущемся бесконечным интернете - отвлечься, подумав о своей жизни как о части истории, и даже всемирной.
Если человек хочет приобрести, сидя дома, навыки деловой жизни, то он часто советуется со знакомыми, составляя им письма по интернету; собирание материала о текущей жизни через информирование корреспондента тоже присутствует в домашних занятиях - мол, что-либо кидаешь в толпу и получаешь ответ, хотя бы по принципу бумеранга. Так, цивилизованные способы добывания информации для практической деятельности - это часто способы "без паспорта", а "говорящий" принцип политической пропаганды - в первую очередь принцип научный (хоть в современной российской науке в первую очередь "защищают текст"). По поводу же литературоцентричности российских СМИ можно сказать то, что своего рода пародийное массовое моделирование, которым часто занимается обычная толпа людей на улицах, выряженная среди бела в сугубо рабочее-блеклую одежду (причем люди стараются на улице быть незаметными, чтобы не выложили их фото в Сеть), увеличивает социальный вес именно книги, уважение к ней - не только как к атрибуту чего-либо солидного, академического, но и успокаивающего, надежного, а отличие от призрачности интернет-информации. Книга может считаться в ряде случае "силовым стандартом" общественных наук в современной России - тем более, что "точка приложения" ее есть конкретный живой человек вне Сети, к тому же явно сопрягаемый с конкретными живыми людьми из числа "поколений книги", то есть старшими представителями профессорско-преподавательского состава российских вузов (с их лекциями, семинарами и учебниками). Книгоцентричность современной интеллектуальной культуры РФ позволяет лучше редактировать информацию, "собирая" ее на определенных интеллектуальных полюсах, и таким образом даже обман, имеющий социальный подтекст, можно, усилив государственный менеджмент в области той же безопасности, претворить в "обманки" (прообраз - "обманки", то есть декоративные фигурки людей в садах и парках в XVIII в.).
Представляется, что именно народная культурология, проявляющаяся как народный способ изучения той же "улицы", порождает исследования, то есть точки приложения социальной силы, вместе с социальным поведением. Такие исследования, оседающие в Сети в форме фольклора, и в других формах, могут иметь стратегический характер, заставлять даже многие кафедры вузов научно повзрослеть, а упомянутые выше "обманки" (то есть подконтрольные властям и обществу прежде всего криминогенные очаги) - персонализироваться, проявившись, и, в шутку говоря, стать "обманками из хорошей семьи". Обычная бумажная книга, на которую опирается в первую очередь школьное образование, может определять тот своеобразный, консервативный аристократизм мышления обычного российского человека (а также самого русскоязычного интернета) - то есть то, что уже три десятилетия практически безболезненно для работоспособности человека в России заставляет его отказываться от откровенно буржуазных благ. Так что можно сказать, что историография истории России в ближайшем будущем будет "принимающей", "историографией примеров" - поскольку именно бумажная книга определяет судьбу того или иного научного проекта, связанного в обязательном порядке с Сетью: будет он вечным или же, наоборот, невечным. Представляется также, что по мере того как будет расти социальная ответственность создателей эфира российских СМИ, будет чаще встречаться оперативная работа журналистов с другими, конкретными, журналистами в эфире, то есть будет оттачиваться методика и хронологичность даваемой ими информации в расчете на массу зрителей или слушателей. При этом в памяти массовой аудитории (как в физиологическом, так и в романтическо-историософском смысле) будет оттачиваться понятие "силового стандарта" именно как массового, народного способа восприятия реальной работы государства.
2. О постсоветской "улице" и культуре аналитики.
Сегодняшний мир, его средства массовой информации, немного подобны тому, как будто некий человек - ученик, занимается историей с репетитором-аналитиком, и вот, при определенном отсутствии дидактичности и харизмы педагога при таких занятиях, он словно "подвешивает" себя в интернете, главном источнике информации, и становится мишенью буквально для любого описательно-пропагандистского материала. В "разведполе" среднестатистического человека на улице современной Москвы обязательно попадают уровни "несения" макияжа, аксессуаров, сумок, одежды, обуви - у встречных прохожих, что свидетельствует о социально-классовой адаптации такой личности, ведь систематизируя и сравнивая подобные данные, она опирается буквально на физическую силу "бытовой науки", выдерживая такую, на первый взгляд, лишнюю, информационную нагрузку. Знания о быте и нравах окружающих, тем не менее, требуют дальнейшего информационного поиска, и здесь, особенно у зрелых и пожилых людей (людей "поколения книги"), возникает потребность "засветить" воображаемый книжный каталог, по которому строится интернет, а соображения безопасного поиска информации здесь же, конечно же, диктуют человеку-поисковику стандартный, почти что обезличенный, подход к информационному поиску. Методология поиска нужной информации, в связи со сказанным выше, обязательно влечет индивидуальную, аналитическую методологию обработки такой информации - будто бы в ситуации, когда "засветившаяся" через интернет квартира/комната человека-поисковика свободно выходит на переполненную людьми "улицу", с жестокими законами и жестокой этикой последней.
Представляется, что современные вузы невольно занимаются не присвоением, а "воспитанием" квалификации у будущих выпускников, поскольку, создавая "ставки-под-аналитику" в своих штатах, вузы буквально ничего не могут сделать с тем, как у студентов, на уровне протеста, романтизируется сознание, задавленное сухими знаниями; и затем такие студенты могут стать хорошими педагогами-морализаторами (тем более, что, как говорится, успешно "гулять и одновременно работать" партнерам можно практически только работая на похожих работах). Современная Москва, похоже, потеряла облик "сверхъоседлого" города (скажем, времен первой половины 1980-х гг.), и теперь этот город - своего рода развлечение и одновременно "утрясающий тренажер", где отдельный человек подобен историческому факту, а поиск его возможен через "книжный рынок" науки истории, оперативнее и охотнее всего вычисляющей, будучи синтетической дисциплиной, общественные тренды. И если имеет распространение некая "экономия присутствия" (скажем, чем меньше дома людей, тем меньше и расходы), то сама "геополитика книжных магазинов" - это уже совсем другое, скорее всего западническо-консервативное, устойчивое образование, ведь чем больше книг в "доме книг", тем меньше тратить человеку времени и сил на поиск в интернете, поскольку книга в России все еще сохраняет, в отличие от Сети, фундаментально-научные ценность и облик, способствуя материализации сознания и создания из обыкновенной книги "психологического индивидуального убежища". В связи с этим интересно то, что наука история как своего рода "хозяйство" (интеллектуальное) - одна из первых обеспечивает интерес современных людей к гуманитарным наукам.
Так называемая стильность, а также доверие стали признаками жизни людей мира в коронакризис 2020 - 2022 гг. - хотя бы потому, что профессионализировался домашний труд (ведь многим пришлось работать на удаленке и параллельно загружать себя домашними делами, к тому же не имея больших в возможностей разнообразить свои ощущения от жизни, то есть выходить в свет, и т.п.). В указанной выше ситуации было, конечно, и место переводу (прежде всего с профессионального языка на непрофессиональный, и наоборот), и такой, усовершенствованный именно как профессиональный и универсальный, перевод должен, учитывая социальный вес интернета, только демократизировать российское общество. Совершенствование навыков общения сегодня, думается, ведет к поистине "свободным тратам" так называемой умственной энергии людей: так, например, прежде всего мало обработанные для восприятия аудиторией сообщения СМИ будут, уже самими зрителями и слушателями, дополняться и выверяться книжно, то есть путем обращения к собственно научному, романтически и теоретически оправданному анализу. И, если взять за правило вести список основных, логически выверенных понятий информационного потока (адресованного потребителям продукции СМИ), список, экономящий время, деньги и здоровье, то в многоформатном обществе с интернетом все большее значение будет иметь такой тип перевода, как "из книги в книгу", а не только перевод по схеме "от человека к человеку", и таким образом своего рода "карьера домработника на удаленке" будет удачно дополнена выходами такого работника на "не заряженную" интернетом, живую "улицу". К тому же, коронакризис в мире поставил перед обществом задачу: сдать экзамен на выживание, провести экспертизу на жизнеспособность самим себе, и так, вместо смены "мягких сил" в сегодняшней России стало явным возрастание партийности в науке (в смысле принадлежности науки к определенным политическим и даже политэкономическим течениям), что сопровождается дальнейшим ростом в интернете и СМИ роли "улицы" - с романтизацией ею обыденной человеческой жизни. Однако, XXI век в политике, прорвавший стабильное существование многих и многих представителей общества, пока что, как представляется, ограничивается тем, что прививает людям некий новый стиль жизни и поведения, в котором наука (а также и книгоцентричность сознания индивидуума) выступают организаторами повседневности и быта - но затем последуют аналитические нагрузки по преодолению кризиса самой организации труда, и так называемые научный объективизм во взглядах, а также службизм будут востребованы в России (как и в XX в. - веке мировых войн и глобального социального переустройства). "Недоиздание" научных текстов в Сети, конечно, тоже может вести к оживлению исторической практики, "нагружая" интернет-сознание недосказанностями и провоцируя у людей неожиданные, революционные по характеру действия, но, однако, учитывая уже "готовый" и "научно-неделовой" (с точки зрения устойчивости существования на территории бывшего СССР еще не забытой, фундаментальной науки) стиль мышления человека-поисковика, можно надеяться на то, что именно "улица" выработает особую, "ландшафтную" историографию истории современного общества - как ориентир для индивидуальной аналитики.
3. О военной этике и нарративе.
Что следует сказать о том, что, снимая окружающий мир, где большую роль играет интернет, становишься и "себяшкой", и также "себяшкой" как продавцом собственной интеллектуальной продукции - то есть "работаводом" своего рода (как, скажем, коневодом, овощеводом и проч.)? Можно в шутку даже сказать, что "наукопроводом" на улице большого города современной России является и своего рода "физическая сила науки": правильная ориентация людей в толпе, толпе как одномоментном сообществе друг друга, скажем, позволяет прохожим более-менее спокойно выносить контрасты в одежде и во внешнем виде вообще, связанные с имущественным расслоением постсоветского общества, одновременно страхуясь от всякой опасности (в том числе интернет-информационной) на уровне своей семьи, ее традиций в области воспитания. Работу с информацией, как представляется, не сколько контролирует, сколько обеспечивает рядовому труженику в России само государство, поскольку оно, будучи тесно связано с корпоративностью специалистов-управленцев, заинтересована в сохранении консервативно-организующей общество и его группы роли образования и просвещения - особенно в период, переходный от книжной (по характеру носителя) к электронной идеологии. Действительно, современные СМИ, часто с их "приколами", натужно-оптимистичным настроением, могут наводить на мысль о "сугубо женском" адресате такой информации, и, возможно, названный фактор присутствует на самом деле: ведь корпоративность управления (и образования) делают именно "кафедру/учительскую" фирменным знаком, своего рода законной расфасовкой и одновременно официальным дистрибьютером "мягкой силы" в лице образования. В обстановке, где властвует обыденность потребления, именно человеческий комфорт - признак устойчивости и зажиточности существования, составляющая самоменеджмента, поэтому так называемый академизм (то есть научное изложение и научная подача фактов - хотя бы как стиль письма) остается до сих пор, в обстановке информационного плюрализма, аналогом "вольной русской прессы", гарантируя незыблемые устои научно-практического освоения мира, и даже в начале XXI в. Кроме того, можно предположить, что, сидя "на удаленке" (во всяком случае, работая дома), человек, стремясь усадить себя за работу, заставить себя работать вне трудового коллектива, волей-неволей физически "качается", словно "втискиваясь" в пространственно узкий теперь мир, и поэтому, помня о том, что ум человека крайне разгружен в нашу эпоху интернетом (говорят, например: "мы тут дипломы выдаем", "мы тут деньги принимаем", "мы тут рецепты выписываем", и т.п.), следует отметить, что количество операций возрастает, при гиперусидчивости, - так, что же, это историческое время , именно в начале XXI - если в России, согласно опросам, получают по-прежнему немного и боятся "новых 1990-х годов"? И потом, "геополитика собственной квартиры", которая ориентирует тебя в том же мировом информационном потоке, дает человеку ключ к новому и часто именно гуманитарному материалу, из интернета, - но тогда этот материал обязательно должен подкрепляться окружающей жизнью, а сама жизнь, в свою очередь, во многом освежает социальные воспоминания, на почве которых возможен широчайший спектр престижной деятельности - от нахождения работы до часто самостоятельного приобретения нескольких образований.
Современна школа в России представляется "выделенной линией" в общеобразовательном процессе, которая "прокачивает" минимум миниморум для общения на интеллектуальные темы - так же, как простейшая электронная почта. Психология рекламы, которая навязывается обществу "из каждого утюга", обрекает их на новые траты, а та модель производства и потребления информации, которую можно было бы назвать "моделью/школой", может только усиливать "потребительский бум" - но уже на почве увлечения людей ультрасовременными "потребительскими технологиями". Здесь отметим, что многоформатность общества будет в большей мере наполнена моралью - поскольку верификация той же рекламы зависит от фактора общественной безопасности того или другого человека, и поэтому нарративность в смысле своего рода искусства изложения мыслей обретет новый социальный вес. Не превращая проектируемую современную школу в "аспирантуру для профессоров", тем не менее, можно сказать, что кампании в российских СМИ в первой половине 2022 г. представили пример скорее традиционно-психологического, бытового, а не экономико-аналитического освещения каждодневной жизни страны и мира, но, тем не менее, они стали учебником "серого чтения" по новейшей истории России в "серой" информационной зоне фейков и т.п. и еще долго пригодятся - как для домашнего, так и для офисного потребления. Однако, только "встроенная" в общество школа, как результат образовательных реформ (а они, учитывая особенности интернета, словно нанизываются одна на другую), может стать, в первую очередь, "книгоцентричным", гуманистически ориентированным, центром сбора и обработки информации, и информация при этом усилит свой социальный императив. Если процесс гуманизации образования и просвещения лишить "чувства ускоренного исторического времени", то останется хотя бы неповторимый стиль культуры человеческого бытия, своего рода инфраструктуры повседневной жизни - в окружении мира высоких технологий. Но главное - "качаться интеллектуально" в обществе не будет возбраняться ни в коем случае, и это будет возможно только совершенствуя русский язык, исходя из образцов XIX века как "язык служения", язык для начала XXI века классический. Что касается российских СМИ, то представляется, что не отмена грозит ценностям (в первую очередь духовно-идеологическим), а то, скорее всего, что компании в данной области станут высооплачиваемыми "репетиторами" друг другу - так же, как и "улица", отражающая быт сугубо потребительского, постиндустриального общества с его стандартизацией всей человеческой жизни в мире. Думается, что не коренная смена идеологической парадигмы приведет к оптимизации общества в России с приходом 2022 года, а то, что "лекции" из накопленной годами информации начнут читать сами люди, в кругу семьи, друг другу, а то даже первоклассная информация может стать тем, что называют "хороший сын - плохой муж", поскольку она - "сын" для Сети и "муж" - для семейного коллектива-потребителя, который в острое кризисное время перегружен и которому нужен эмоциональный выход (а не информационный "развод и девичья фамилия" или сериал как курсы хороших манер). Так, скорее всего, интеллектуальное творчество массы людей в интернете превратится в "продолжающийся магазин общения", который также станет ориентиром для разнообразной просветительской деятельности.
Если уже давно, имея в виду начало постсоветского периода, российскую цивилизацию во многих случаях стали называть славяно-православной, то теперь надо было бы и всю советскую историографию истории России назвать "тихой", слишком идеологизированнй и малоинформативной, - то есть "тихой" в смысле якобы отсутствующей в сегодняшнем образовательном мире (в том числе и в менеджменте образования). "Карьерой" современного по происхождению исторического источника можно считать и саму науку историю, и такой источник-нарратив, связанный в сегодняшнюю эпоху с интернетом, имеет формат, который позволяет ему быть "пересданным как на экзамене" кросскультурно - другим цивилизациям, но только если он будет обработан, препарирован в России, родине русского языка. "Неконъюнктурно пересдать" всю советскую цивилизацию с ее опытом общественной жизни (скажем, подрастающему поколению школьников, с прицелом на будущее) кажется совершенно невозможным, если в российской историографии не победит аналитическая версия истории страны девятнадцатого века, века, конечно, имперского и монархического, а также если не возникнет умение рядового человека и главным образом школьника моделировать в голове поиск нужной информации в Сети - как на основе общей эрудиции, так и собственного, ориентирующего в жизни, опыта общения. Если сложится так, что банальный школьный опрос или контрольная работа со временем станут "анкетированием института образовательной школы на предмет уровня знаний" от лица государства и исходя из суперновых образовательных методик, то может появиться "обратная связь" исторической памяти всего мира: дети будут держать связь с реальностью лучше, а способность "делать нарратив" самим даст им возможность уже с детства копить деловые навыки и ориентировки - при растущей скорости развития науки. Без практических навыков в применении образования может возникнуть феномен "антиспециальности" или "не- специальности" (если уж считать проявление в массовом по структуре и назначению интернете интеллекта мерилом социальной искренности), а отрицание специальности здесь может привести к культу накопления простой совокупности знаний, из Сети главным образом. В кризисное время "пропущенные" через интернет жизненные, порой тяжелые эмоционально, примеры из "исповедей-лекций" обычных людей одновременно становятся как методичкой к "общению как виду спорта", так и рекламой - но тем не менее попадающие в интернет свидетельства коллективно-общественного разума позволяют "раззомбировать" новистику как отрасль исторической науки и сделать ее в первую очередь историей историософски автономной, даже имеющей революционное значение "моды для некрасивых" в контексте мирового стиля жизни и быта. Если социальные примеры становятся общественно значимой рекламой, то есть если сохраняется связь массового потребления с экономической программой правительства в кризисное время, то, значит, такие примеры "работают на прием и притяжение" новых социальных примеров, новых сведений о реальной и успешно реализуемой жизни - словно бы "детством в идеологии" страны были последние десятилетия XX века с их беззаботностью и предопределенностью, а "зрелостью в вузе" - собственно постсоветское время с ростом практицизма. "Модельное" или "серое" моделирование социально-политических событий и исторических процессов, то есть то моделирование, которое заведомо "протаскивает" в науку и прессу, и именно в привлекательной упаковке, действуя как обаятельный актер в театральном костюме, проходящий свободно с запрещенной ношей мимо охраны, эмпирически и теоретически несоизмеримые данные (хотя бы из области текущих событий), также является объектом воздействия со стороны военной этики как части контрпропаганды и делает из упомянутого "серого" моделирования "первокирпичики" для полноценного нарративного изложения в рамках российского цивилизационного поля.