Резник Семён Фройкович : другие произведения.

Пропойск

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    єПропойск"- какое странное название, не правда ли? Так назывался мой родной город. Теперь это Славгород. Беларусь. Там великолепные живописные места....и, наконец, это моя Родина. Мой любимый город, где прошли детство и юность и, где я был, кажется, счастлив... Пропойск-так я назвал свой роман.. Начало 19 века.Любовь и ненависть,борьба добра со злом, магия и реализм- всё сплелось в этом романе.
  Яндекс Grandnelly/
  СЕМЕН РЕЗНИК.
  ПРОПОЙСК.
  (РОМАН В СТИХАХ)
   "Пропойск"- какое странное название, не правда ли? Так назывался мой родной город. Теперь это Славгород. Беларусь. Там великолепные живописные места....и, наконец, это моя Родина. Мой любимый город, где прошли детство и юность и, где я был, кажется, счастлив...
  Пропойск-так я назвал свой роман.. Начало 19 века.Любовь и ненависть,борьба добра со злом, магия и реализм- всё сплелось в этом романе.
  
  
  
  На берегу Сожа крутом,
  Грустя, я думал о былом.
  В нем было все: друзья и встречи...
  Где вы теперь? И тихий ветер
  Во темных кронах шелестит.
  Спокойно все. Лишь Сож не спит,
  Волну туманную гоняет.
  И сердце томно замирает...
  Все было сон или обман?
  Мерцают звезды. Сквозь туман
  Костры далекие сверкают.
  О, годы жалости не знают.
  И угасает жизни сад.
  О, если б все вернуть назад.
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  МАРИЯ
  
  Глава 1
  
  Давным-давно, сто лет иль боле
  Минуло уж по Божьей воле.
  В старинной роще над рекой
  Стоял домишко небольшой.
  В нем мать с дочушкой проживали
  И о насущном помышляли.
  День мать на поле проводила,
  Домой усталой приходила
  О горькой доле горевала,
  А дочка в доме прибирала
  И ждала матушки приход.
  Тянулся так за годом год.
  И дочь Мария подрастала.
  Она красавицей уж стала.
  Пятнадцать лет ей, и она
  Все без подруг, и все одна.
  Одна играла, веселилась
  Всегда добра, никак не злилась
  И с матушкой была нежна.
  Ей всяк работа не чужда -
  Без дела лишь бы не сидеть,
  Прибрать по дому бы успеть
  К приходу матушки своей
  Да ужин приготовить ей.
  А всяко утро, чуть заря,
  Перед иконою стоя,
  Она молилась горячо.
  Хоть на дворе темно еще,
  На луг спешила поскорей:
  Пасти буренку надо ей.
  О, ты, рассвет, как ты прекрасен!
  Сияют звезды, месяц ясный
  Парит над темною водой,
  Луга покрыты сизой мглой,
  И тишина стоит звеняща.
  Волна, туманна и изящна,
  Ласкает берег голубой,
  Трель соловьина над рекой...
  Но вот багрянец в небе чуть,
  Уже погас сребристый путь.
  Бледнеют звезды, лишь одна,
  Как прежде, яркая она.
  
  Глава 2
  
  Что наша жизнь? Любовь, страданья,
  Ошибки, встречи, расставанья,
  Какой-то тайный смысл в них.
  Жизнь наша - миг, всего лишь миг,
  Такой желанный и прекрасный!
  И вот рассвет. Зарею красной
  Был освещен росистый луг,
  А над рекой тумана пух
  Седыми клочьями ложился.
  Вдали, как призрак, появился,
  Объят туманом, силуэт.
  То отрок был. Он юных лет.
  К Марии, приблизившись, сказал:
  - К тебе Господь меня послал, -
  И замер он. Потом очнулся
  И покраснел, и улыбнулся.
  Затем ладонь ее схватил -
  И вдруг исчез, как и не был.
  И тишина. Туман ползучий
  Чуть-чуть рассеялся, над кручей
  Во темной роще соловей
  Трель затянул еще сильней.
  Забилось девичье сердечко:
  "Домой, домой, поставить свечку
  И помолиться побыстрей!"
  Да странно вот: не страшно ей,
  Хотя и трепетно немножко...
  День наступал, и в путь-дорожку
  Собралось солнце выходить
  Чтобы лучами там испить
  Водицы с речки золотистой.
  А на душе Марии чистой
  Расцвел, как розы стебелек,
  Тот с нежным взглядом паренек...
  "Откуда он, виденье это?
  Иль наяву? Причуды лета?
  А, может, просто это сон?"
  И сердце бьется: кто же он?
  
  Глава 3
  
  Проходит день, а может, два,
  И замечает вдруг вдова:
  Мария что-то все грустит.
  И ей, тревожась, говорит:
  - Скажи мне, дочка, что с тобой?
  Не заболела ли порой?
  Или терзает душу что?
  Или обидел - молви, кто?
  Скажи мне дочка, не таись.
  Открой мне сердце, не томись.
  И слышит матушка в ответ:
  - Всегда одна я много лет.
  Не с куклой тряпичной играть,
  Мне бы с подружками гулять.
  Хотелось мне нарядной быть,
  Не в платье латанном ходить!
  И горько-горько маме стало,
  И дочь она к груди прижала:
  - Прости! - ей нежно говорит.
  И обе плакали навзрыд.
  Еще час-два погоревали
  И спать легли - не засыпали.
  И вот уснули, наконец.
  Перед Марией - вдруг дворец.
  Ворота золотом обиты,
  Они не заперты, открыты.
  Чрез них Мария входит в зал,
  Он не огромен и не мал
  И освещен, как солнцем, он
  Хоть нет окон. В средине трон,
  И в нем царевич восседает.
  И сладкий голос приглашает
  Марию к трону подойти...
  Но прерван сон на полпути.
  И открывает дева очи:
  Все тот же мрак и холод ночи.
  Луч серебристый пал в окно.
  Иконы блещет серебро.
  А где же горечь и смятенье?
  Царит в душе теперь смиренье.
  Душа ликует и парит,
  Беззвучно с Богом говорит!
  
  Глава 4
  
  Литвинский город небольшой,
  Пропойск тогда был под Москвой,
  Но все ж литвинским оставался.
  В нем тыща душ, и собирался
  Почти весь город на базар
  В воскресный день - и мал, и стар.
  С окрестных сел народ стекался -
  Кто покупал, кто торговался,
  А кто-то просто так пришел,
  В толпе потерся и ушел.
  Здесь продавали все подряд:
  И сало, хлеб, и поросят,
  Мальчишки рыбу предлагали,
  Здесь даже лапти продавали.
  И лавок много, и в одной
  Ткань выбирают дочь с вдовой.
  Мария гладит бархат, шелк.
  Однако есть ли в этом толк?
  Не по карману ткани ей,
  И ситец взят на пять рублей.
  Как мало надо им для счастья?
  Лицо сияет в одночасье -
  Мария в платье себя мнит.
  Но почему же мать грустит?
  Полину мучает одно:
  За что купить ей хлеб, за что?
  Из лавки вышли. По базару,
  Дивяся разному товару,
  Они толкаются в толпе.
  Но чей-то взгляд вдруг на себе
  Мария четко ощущает,
  Как бы глазами кто пронзает.
  И, обернувшись вдруг, глядит -
  Старик вдали седой стоит.
  С его встречается глазами,
  Вскричала Маша, тотчас к маме:
  - Пойдем, пойдем, пойдем скорей!
  Исчезла радость, страшно ей.
  Полина сильно побледнела,
  Увидев старца, и несмело
  Дочь заглянула ей в глаза:
  Сверкала искрой в них слеза.
  
  Глава 5
  
  Над полями, над лесами,
  Светит яркая луна.
  То спешит она куда-то,
  То замрет на миг она,
  Как девица молодая,
  Застеснявшись молодца,
  То в вуали золотая,
  То опять она ясна.
  А внизу, покою внемля,
   В дымке сине-голубой
  Мирно лес далекий дремлет.
  Спит и роща над рекой.
  Но Марии в ночь не спится,
  Что-то тяжкое гнетет.
  Вот скрипнула половица -
  Кто-то в горницу идет.
  Напряглася и трепещет,
  Шепчут "Отче наш" уста.
  Серебром с иконы блещет,
  Под луною лик Христа.
  Вот и матушка проснулась.
  Вот уж к образу идет-
  На Марию обернулась,
  На колени вдруг встает.
  Тихо шепчет и вздыхает,
  Слов молитвы не слыхать.
  Дочь тихонько наблюдает-
  Стало жалко Маше мать.
  Да и трепетно немножко.
  Свет сребристый льет в окошко.
  На стене игра теней.
  Показалось, что ли, ей:
  Старца лик мелькнул и сник.
  Холод в сердце вновь проник:
  "Что-то с матушкой случилось?"
  Вновь сердечко быстро билось:
  "Вот спрошу ее... О чем?
  Не сейчас, а завтра днем".
  И Мария до рассвета
  Не спала, ища ответа.
  Что в воскресный сталось день?
  Ибо матушка, как тень.
  
  Глава 6
  
  Проходят день, неделя, две,
  И дочь буренку на заре
  На берега Сожа гоняет,
  А мама в поле пропадает...
  Своим идет все чередом.
  Забыв о дне воскресном том,
  Мария платье примеряет
  И все на свете забывает.
  Но мать по-прежнему грустит,
  Держать стараясь бравый вид,
  К тому Мария привыкает,
  Все ж думу тяжкую гадает,
  Стараясь тайну отгадать:
  Откуда старца знает мать?
  Ведь изменилася в лице,
  Увидев старца. Очи те,
  Тогда наполненны слезой,
  Мария видит пред собой.
  Как мать спросить и как узнать,
  Чтоб не страдать бы ей опять?
  В субботний день, и ровно в пять
  Мария узел собирает,
  А на дворе заря сверкает.
  Вот осторожный стук в окно...
  "Кто может быть? Уже давно
  Никто к нам в гости не приходит".
  Волнуясь чуть, к окну подходит:
  Цыганка во дворе стоит.
  - Открой окошко, - говорит.
  И оглянулась дочь на мать,
  Та продолжает сладко спать.
  И открывает Маша дверь,
  Вот во дворе она теперь.
  Цыганка быстро к ней подходит
  И разговор она заводит:
  - Прости, - цыганка говорит, -
  Что разбудила. Мама спит? -
  И дожидается ответа.
  И странный блеск в лучах рассвета
  Ее раскосых черных глаз.
  И холодок в груди тотчас
  Мария четко ощущает:
  "Про мать она откуда знает?"
  - Да, почивает мать сейчас.
  Цыганку видит в первый раз.
  - Зачем вам матушка моя?
  Платок Мария теребя,
  Глядит цыганке прямо в очи,
  А те черны, чернее ночи!
  - Раз спит, пусть спит. Ты не буди!
  Не хочешь погадать ли ты?
  Берет в свою Марии руку:
  - Я радость встреч, любовь, разлуку,
  Коль предстоит тебе узнать,
  Могу я точно предсказать.
  Все по ладони прочитаю.
  Зовут тебя Мария, знаю.
  А мать, красавица моя,
  Зовется Полей. Права ли я?
  Стоит Мария, как во сне:
  - Сказала верно, - шепчет, - мне.
  Она испугана чуть-чуть...
  - Сгинь с глаз и проклята ты будь!
  Раздался крик невдалеке.
  Вопит Полина, кнут в руке.
  А гостья мигом за плетень:
  - Ах, козни строить ей не лень! -
  Кричала матушка, дрожала,
  Кнут бросив, громко причитала.
  
  Глава 7
  
  Маша утром ранним глянула в окно:
  В сумраке туманном все вокруг бело.
  Снег уж первый выпал. У седых берез
  Ручеек прозрачный заковал мороз.
  На ветвях рябины, рады иль грустят,
  Нахохлившись чинно, воробьи сидят.
  И отрадно стало, и светло в груди:
  - Первый снег уж выпал, мама, подойди!
  И к окну Полина быстро подошла,
  И печально молвит: - Зимушка пришла.
  И, набравшись духа, Маша говорит:
  - Отчего-то снова мамочка грустит?
  Отчего печальны вновь твои глаза?
  Холодит мне душу вновь твоя слеза.
  И Мария слышит матушки ответ:
  - Худо нам живется вот уж много лет.
  Злых людей так много, что не перечесть.
  Черною порою шлют они нам весть.
  Матушка умолкла и в окно глядит.
  - Это та цыганка? - дочка говорит, -
  Что пришла однажды на заре во двор?
  Но молчит Полина, потупила взор.
  И тогда Мария, больше не таясь:
  - Я не знала тато, мама, отродясь.
  Молодым еще он, видимо, почил.
  Мамочка, скажи мне, кто мой тато был?
  Побледнела Поля и отводит взгляд:
  - Он тебе, дочурка, был бы очень рад!
  Но судьба - злодейка да коварен рок,
  И ему отмерен был короткий срок.
  И Марии снова стало жалко мать:
  "Хватит мне, негодной, маму донимать".
  
  Глава 8
  
  Уж на дворе метелью злою
  Покрыто все. В избе свечою
  Был освещен иконостас.
  И молит Господа, чтоб спас.
  И преклонилася девица.
  А ветер в печке стонет, злится
  И завывает, словно черт:
  "Там далеко, за много верст,
  Быть может, чудная сторонка,
  Где горя нет, а счастье звонко
  Стучится в каждую там дверь,
  И где капель звенит теперь.
  А летом там везде цветы.
  О счастье, счастье, где же ты?
  А здесь так грустно, одиноко...
  Уехать, может, недалеко,
  Чтоб мать порою навещать,
  Не будет так она страдать".
  Вот так Мария размышляла.
  Еще темно, заря вставала,
  Еще блистала зорок рать,
  Но где ж Марии было спать!
  Она в овчину облачилась,
  Надела валенки. Таилась.
  И, чтобы мать не разбудить,
  Пришлося тихо дверь прикрыть.
  И вот она прошла во двор.
  Уж ветер стих, но до сих пор
  Чуть-чуть метет, и снег искрится,
  Он синим пламенем светится.
  И в золотом венце - луна,
  Средь зорок тихая она.
  
  Глава 9
  
  Уходит ночь, уже светает,
  Бледнеют звезды над Днепром.
  Ямщик, лошадку погоняет,
  О доме думает своем.
  Он не один, с ним рядом дева
  Вдыхает сена аромат.
  И снится ей: она у хлева
  Ведет коровку через сад.
  Но вот ухаб - она проснулась,
  И луг седой лежит пред ней.
  И боль разлук души коснулась:
  "Ведь нету матушки родней!"
  И на душе так горько стало:
  "Назад, в Пропойск, назад, скорей".
  И по щеке слеза бежала:
  "Господь, будь с матушкой моей!"
  Назад, назад, в домишко милый,
  Туда, где Сож волну катил.
  Но вот уж город, Льва могила -
  Он наречен когда-то был.
  Все необычно в нем и ново -
  Кареты, люди и дома...
  Но о Пропойске своем снова
  Грустит, печалится она.
  По мостовой стучат копыта,
  И вдоль дороги лавок ряд.
  Вот дом, оградою сокрытый,
  И сквозь калитку виден сад.
  Телега здесь остановилась.
  "Неужто здесь конец пути?"
  Мария молча помолилась,
  И сердце сжалося в груди.
  И на крыльцо она ступает,
  И тихо-тихо в дверь стучит.
  Ямщик лошадку погоняет,
  И в путь обратный он спешит.
  Марии сердце сильно билось:
  "О, кабы с ним сейчас домой!"
   Тут дверь тихонько отворилась -
  Старушку видит пред собой.
  Тогда, растеряна немного,
  Мария "здрасте" говорит.
  Рукой старушка ей с порога
  За нею следовать велит.
  
  Глава 10
  
  А вот и зала невелика,
  Убога, нечего сказать:
  Иконостас, святые лики.
  Еще два стула и кровать.
  И стол под скатертью льняною.
  Да вот еще комод стоит.
  И, осенив себя рукою,
  Старушка тихо говорит:
  - Вiдаць не спала цэлу ноч.
  Iдзi, прыляг, Палiны доч!
  Вiдаць, намаялась нямала?
  Але паснедаеш сначала.
  Цябе узнала: Полi доч!
  Адразу вiдна - у маць точ-у-точ, -
  И про себя чуть прошептала,
  И простынь из комода взяла,
  И застелила на кровать:
  - Не галадна калi - то спаць! -
  Старушка тихонько сказала
  И покрывало ей отдала.
  Сама из зала вышла вон.
  А что Мария - сразу в сон?
  Нет-нет, о доме загрустилось.
  Чуть полежала и забылась.
  И снится ей родимый дом.
  Там мать склонилась пред Христом,
  О чем-то просит и рыдает.
  И на нее Христос взирает,
  И от иконы дивный свет.
  А с мамой - отрок юных лет.
  Тот, из видения, тот самый.
  Прервался сон: "Господь, что с мамой?"
  Лежит и думает она.
  Затем встает. Вот у окна
  Глядит на улицу пустынну.
  - Хадзi, паеш, абед астыне, -
  Ей бабка тихо говорит.
  Идти к столу она велит.
  
  Глава 11
  
  Проходит день, за ним другой.
  Наряд достав с комода свой,
  Что молодой бабка носила,
  Надеть Марию попросила.
  Сказала: - К Каплану пайдзем,
  Авось, вазьме служанкай ? дом, -
  И тут же зеркало достала,
  И, пыль стерев, Марии дала.
  И поглядела на нее:
  - Кухарка была у яго.
  Я дваццаць лет у iх служыла.
  Рахiль яго мяне любiла.
  Каплан - хазяiн неплахой,
  Хаця i веры ен другой.
  Iх вера, мiлая, каб знала,
  Рабiць ? суботу запрашчала.
  Iм палагалась аддыхаць
  I Тору iхнюю чытаць.
  Табе няплоха будзе там.
  Да вот яшчэ я хустку дам, -
  И подает она платочек:
  - Дай пагляжу яшчэ разочак,
  Не упусцiла я чагось?
  Нам, дзе?ка, павязе авось, -
  И бабка что-то прошептала -
  Мария слов не разобрала,
  Но поняла: молилась та.
  И, обращаясь до Христа,
  Мария тоже прошептала,
  Чтоб жизнь ее светлее стала.
  И чтоб с работой повезло
  Незримым недругам назло.
  И чтобы мама не болела...
  Идти ей бабка повелела.
  Вот за порог они прошли,
  Совсем недолго они шли.
  Сначала улицей и садом,
  Еврея дом почти был рядом.
  И вот во дверь они стучат.
  Марии хочется назад,
  В обитель бабки воротиться.
  Опять тревожно сердце биться
  Уж начинает, но теперь
  Все поздно, ведь открыта дверь.
  Слуга их молча пропускает,
  Ибо Матрену-бабку знает.
  Вот пред хозяином они.
  Слуга ушел, они одни.
  И старый Каплан говорит:
  - Да у тебя цветущий вид.
  Тебе и шестьдесят не дам.
  Что привело, Матрена, к нам?
  - Прыiйшла с племеннiцай сваей.
  Каб дал бы ты работу ей.
  Iз Прапойска яна родам,
  Бацька помер прошлым годам.
  Ты не глядзi, што маладая,
  Люба праца ей любая.
  Яна паслушна, церпялiва,
  И не пярэчыць, не лянiва.
  Варыць яна умее, шыць.
  I будзе прэданна служыць!
  
  Глава 12
  
  Вся наша жизнь - одни сомненья.
  Победы, горечь пораженья -
  Все это небом нам дано
  И в срок исполнится оно.
  Нам принять надо все покорно.
  Мария месяц уж проворно
  Работу всю свою творит.
  Старик Рахили говорит:
  - Служанка наша не ленива,
  Умна, прилежна, нестроптива.
  Видать, чужое не возьмет...
  - А я ее проверю вот! -
  Рахиль так мужу заявляет.
  Она под креслом оставляет
  Рубль золотой, уходит прочь.
  Вот день прошел, настала ночь.
  А утром, лишь заря восстала,
  К Рахили в спальню прибежала
  Мария, деньги принесла:
  - Простите мне, я их нашла.
  Она при этом покраснела
  И повернулась, и несмело
  Собралась быстро с глаз уйти.
  - Постой, постой, себе возьми.
  И ей Рахиль дает монету.
  - Спасибо вам за милость эту,
  Но не возьму я золотой!
  На день вот, к маме бы домой...
  Снаряжена была карета.
  Тепло уже, начало лета.
  И на дворе уже темно.
  - Как дома не была давно! -
  Мария что-то волновалась.
  Луна в Днепре чуть-чуть качалась,
  И тишина кругом стоит,
  Лишь скрип колес да стук копыт.
  А что ж Полина, дочь не ждала?
  Быть может, сердце подсказало,
  И ей не спалося в ту ночь?
  Нам неизвестно. Все же дочь
  Мать на рассвете обнимала,
  Была нежна и ликовала.
  
  Глава 13
  
  Был у Рахили Каплан брат -
  Не беден Яков, не богат -
  Имел он лавку на базаре,
  И, вроде, жизни был он рад.
  И семьянин он не плохой,
  В субботу с сыном и женой
  Он синагогу посещал.
  Молился в кипе и рыдал.
  А дома зажигал он свечи
  И вновь молился целый вечер.
  А в день воскресный, ровно в пять,
  Он лавку открывал опять.
  Зимою в это время мгла,
  Но, словно с ниткою игла,
  Давид всегда был рядом с ним,
  Им было весело одним.
  Заглянет в лавку редкий гость:
  Быть может, купит он чегось?
  Тогда Давид бегом на склад,
  И предложить товар он рад.
  Ему уже семнадцать лет.
  Не тощ, не полон, не аскет.
  С отцом он в лавке до заката,
  И отдых лишь в субботу - свято.
  Так день за днем уныло тек,
  И вот однажды в солнцепек,
  Чтобы купить свечей немного,
  Зашла девица. Слишком строго
  Она на юношу глядит.
  А у того лицо горит,
  И он не знает, почему
  Неловко стало вдруг ему.
  И отчего так сердце бьется,
  Вот-вот в груди оно взорвется.
  И жарко вдруг и холодно,
  И в голове горит одно:
  "О, Боже, Боже, что со мной?" -
  Он все твердил, идя домой.
  
  Глава 14
  
  Проходит день, неделя, две -
  Давид проводит день в тоске.
  О незнакомке он мечтает
  И все с надеждой ожидает,
  Что, может быть, она придет.
  Но на исходе лето вот.
  И утром, днем, после обеда
  Той незнакомки нет и следа.
  И весь в отчаяньи Давид.
  Вот мать однажды говорит:
  - Пойди к Рахили вечерком
  И занеси хлебцов ей в дом.
  Ведь скоро праздник наступает, -
  И сыну сумку собирает,
  И отправляет его в путь.
  Однако сильно давит грудь,
  Давид волнуется, зачем-то
  "Да не встречаюсь я ж ни с кем-то,
  Иду я к тетушке родной", -
  Так рассуждал он сам с собой.
  И вот калитку открывает,
  Стучит во дверь и ожидает
  Шагов он тетушки родной.
  Но дверь открылась. "Боже мой!" -
  Та незнакомка у порога,
  И наш Давид смущен премного,
  Даже не знает, что сказать:
  - М... Мне... мне мать велела передать, -
  Он произносит, заикаясь,
  И о порог он, спотыкаясь,
  Идет за девушкой вперед.
  Вот и Рахиль. Ей отдает
  Он свою ношу, как во сне.
  - Нехорошо, Давид, тебе? -
  А он лепечет невпопад,
  Сквозь землю провалиться рад!
  И все кругом в тумане лица.
  И на него глядит девица.
  - А это из Пропойска, Маша,
  Она теперь служанка наша, -
  Рахиль Давиду говорит,
  А он в смущении молчит,
  И, как во сне, уходит прочь.
  И до утра не спит всю ночь.
  А вот Мария не мечтала,
  Она всю ночку крепко спала,
  Ибо намаялась за день.
  Но вот ушла ночная тень,
  И открывает Маша очи:
  "Пора вставать, ведь после ночи
  Давно остыла в доме печь -
  Мне надо быстренько разжечь.
  Дровишек надо принести,
  Но прежде душу отвести".
  Икона рядышком лежала,
  Она в руках ее держала,
  И встала, молится над ней.
  И на душе светло уж ей.
  
  Глава 15
  
  Минул уж месяц или боле,
  Околосился колос в поле
  И все короче день за днем.
  Порой грохочет дальний гром...
  Но все ж, на жаль, уходит лето,
  В багрянец дерева одеты,
  О майских днях грустят они.
  Златые раньше были дни!
  Метели, вьюги недалече.
  В субботу, зажигая свечи,
  Яков жене своей сказал:
  - Давид какой-то странный стал:
  Не ест, не весел как всегда,
  Таким он не был никогда!
  И не пойму я, дело в чем?
  Как будто думает о ком.
  Коль на душе его кручина,
  Хотел бы знать я, в чем причина.
  И говорит жена в ответ:
  - Возможно, что подружки нет.
  Дочь брата твоего, Динара,
  Разве ему плохая пара?
  Знакома нам, умна, прелестна.
  Чрез год, чрез два - ему невеста.
  Он с ней прекрасно будет жить,
  Любить ее и не тужить.
  С женою Яков согласился
  И вечер горячо молился.
  А утром сыну говорил:
  - Ты в детстве неразлучен был
  С своею маленькой кузиной
  И звал ее ты просто Диной.
  Не что в былые времена,
  Теперь - красавица она.
  Она умна, хоть горделива,
  Но все ж порядочна на диво.
  Ты пригласи ее домой,
  Доволен будет братец мой.
  И сына слышит он в ответ:
  - Ее я знаю много лет.
  Хоть редкий гость она у нас,
  Пускай приходит хоть сейчас.
  Еще скажу, отец, девица
  Мне люба, только как сестрица.
  Услышав то, поник лицом,
  Пересказал жене потом
  С любимым сыном разговор.
  Давид же в муках до сих пор.
  И в серый день, в бессонны ночи
  Он вспоминает сини очи:
  Вот с нею в роще над Днепром...
  И с ней целуется потом.
  И нежным стал он, мир - другим.
  Все больше робостью томим,
  Зайти он к тетке не решался,
  И лишь мечтами упивался.
  
  Глава 16
  
  Наш каждый вздох, наш каждый шаг
  Запечатлен на небесах
  И Божьей волею вершится.
  Коль в ночку лунную не спится
  И душу бездны звезд влекут,
  То нет мирских на сердце пут.
  Взамен лишь нежность и смятенье.
  И Божьим светом упоенье:
  Словно несет тебя волна
  И новым смыслом жизнь полна.
  И что-то новое дано...
  Вот служба кончилась давно.
  Мария с бабкою идет
  И разговор такой ведет:
  - Когда меня вы представляли,
  Тогда племянницей назвали.
  Поверил вам хозяин, нет...
  Вы маму знали много лет?
  Вам матушка - сестра родная?
  Или никто я вам, чужая?
  Мне это надобно узнать.
  Скажите мне, не надо лгать.
  И ей старушка отвечала:
  - Я з да?нiх пор Палiну знала...
  Мароз бы? люты на дварэ.
  Я жа праснулась на зарэ,
  I з дому выйшла дро? набраць -
  Там ля калiткi - твая маць.
  I так яна азябшы была,
  Што еле-еле гаварыла,
  Як, мол, цяжка яе дарога,
  Каб ? дом пусцiла радзi Бога.
  Я пажалела: прападзе.
  I ? дом яна са мной iдзе.
  Яе - на печку, накармiла.
  Яна тады цябе насiла.
  I хату кiнула таму,
  Што прытулiцца не к каму.
  I ад каго, куды бяжала,
  Тады я так i не пазнала.
  Старушка после замолчала.
  Мария ж слова не сказала.
  Затем вот молвит, наконец:
  - Но кто он, кто он, мой отец?
  И от кого она бежала,
  И отчего она страдала?
  Когда узнаю или нет? -
  И тихо снег скрипел в ответ.
  
  Глава 17
  
  Мария с бабкою рассталась,
  Наедине с собой осталась.
  Она к себе домой идет.
  Рахиль не спит, служанку ждет.
  Свечи неровен тусклый свет.
  Уж поздний час, Марии нет:
  "Случилось, может, что-то с ней? -
  Мелькнула мысль. Она скорей
  К окну прильнула, в двор глядит:
  Ковром нетронутым лежит
  Снег, отражая лунный свет.
  Вот и знакомый силуэт.
  Рахиль скорей легла в постель.
  Тихонько отворилась дверь.
  Мария входит в дом, таясь,
  Хозяйку разбудить боясь.
  Скорее валенки скидает
  И босиком к себе ступает,
  И там в кровать ложится спать
  И начинает засыпать.
  И снится: голубь в клетке бьется,
  Над ним высоко сокол вьется.
  Ей клетку хочется открыть,
  Но этим - птицу погубить.
  И вдруг слова сами собой
  Звучат нежданно: "Боже мой!
  Спаси голубочку, любя.
  Раба Твоя навеки я".
  И сон пропал, рассвет уж плещет,
  Луч золотой в окошке блещет
  И заметался на стене.
  "Как одиноко в жизни мне! -
  Мария думала грустя, -
  Как та голубка, в клетке я".
  И, осенив себя крестом,
  За завтрак взялася потом.
  А в вечер, как бы невзначай,
  К ним заглянул Давид на чай
  И принят теткой был премило.
  Мария кушать подносила
  И молча слушала их речь,
  И на ночь разжигала печь,
  Потом посуду убирала,
  Да на Давида не взирала.
  
  Глава 18
  
  Снега сошли, ушли метели,
  Уже весна, шумят капели.
  Пасха Великая идет.
  Во храм Христа валит народ.
  Туда и бабка поспешает -
  Да так, что еле успевает
  Ее Мария догонять.
  Сегодня служба будет в пять,
  Так что осталося немного,
  А далека еще дорога.
  А вот и храм, здесь много люду,
  И нищих множество повсюду.
  Копейки отданы им все,
  Благодарят их тихо те.
  Мария в храме час, другой,
  На сердце что-то непокой,
  Как будто что-то угнетает.
  И свечки вдруг, глядит, ломает
  У входа дама пополам,
  Взывая вниз, не к небесам.
  Марии дрогнули уста:
  - О, Боже мой! То ведьма та!
  Не в одеянии цыганки,
  А в платье пышном горожанки.
  А с ней седой старик стоит
  И на нее в упор глядит.
  И стало страшно деве очень.
  Она бежать из храма хочет,
  Но ноги тяжки, как свинец.
  На голове Христа венец,
  И строго смотрит лик с иконы.
  "Смети, Господь, Ты все препоны,
  Что между мною и Тобой!
  И будь, Господь, всегда со мной! -
  Шептали девичьи уста, -
  Жизнь без Тебя моя пуста!"
  А где же те старик и дама?
  Видать, они ушли из храма.
  Или бежали, может быть?
  "Кого хотели погубить?" -
  Мария думала подчас,
  Из храма с бабкой воротясь.
  Но на душе уж не темно:
  Заныло сердце сладко, томно...
  "Где мой возлюбленный, кто ты?"
  Отраден ей полет мечты.
  
  Глава 19
  
  Когда душа твоя страдает,
  Когда томится о былом,
  То, как в огне, она пылает
  Или покроется вдруг льдом.
  Или взлетит вдруг сизой птицей,
  Или опустится наземь.
  В ней бездна нежности таится,
  Но скрыта и ночная тень.
  И не чужда ей боль желаний,
  Тоска любви, очарований
  И сладость мысли о былом.
  "Как дорог мне родимый дом!" -
  Мария вспомнила рассветы,
  В багрянец дерева одеты,
  И темной рощи говорок.
  И стало горестно чуток.
  Хотелось маму увидать,
  Письмо ей срочно написать.
  Но некогда из-за работы.
  Тогда пришлося ей в субботу
  Писать при свечке на заре.
  Почти светло уж на дворе -
  Вдруг громкий лай - глядит в окошко:
  Мария видит на дорожке
  Стоит крестьянин зрелых лет,
  В руках посылка иль пакет.
  "Кто к нам ни свет и ни заря?"
  В душе тревогу затая,
  Дверь не спешит открыть она:
  "Бояться - чур, я не одна".
  И слышит Маша хриплый бас:
  - Дорогу чуть нашел до вас, -
  Нужна Мария, Поли дочь.
  Я из Пропойска, еду ночь!"
  И вот, не зная отчего,
  Она впустила в дом его.
  - Похожа шибко ты на мать.
  Велела Поля передать, -
  Пирог из сумки достает,
  И Маше дядька подает.
  А та гостинец принимает,
  Благодарит и отпускает
  Ночного гостя за порог.
  Румян пасхальный был пирог!
  Мария им залюбовалась,
  Несла к себе и улыбалась.
  И, как всегда, и в ту субботу
  Взялася быстро за работу.
  К себе когда в обед зашла,
  Пирог уж начатым нашла.
  - Зачем кулич ты, киска, ела,
  Неужто сладкого хотела?
  За шейку котика берет,
  Однако хладный тот, как лед.
  
  Глава 20
  
  В тот самый день воскресный, ясный.
  Любовью чистой и прекрасной
  Томясь, Давид давно страдал.
  Он накануне услыхал:
  Мария тетушку просила,
  Чтобы на службу отпустила.
  Согласна та, и ровно в пять
  Давид у храма подождать
  Решил желанную тайком.
  Толпа людей уже кругом,
  И среди них чтоб затеряться,
  У входа надо оказаться
  И наблюдать, кто входит в храм.
  В четыре тридцать был он там,
  Недалеко стоял у входа.
  Мимо него толпа народа
  Живой лилася в храм рекой.
  Вот лик желанный и родной
  Мелькнул на миг, ну вот она!
  Пришла с старушкой, не одна.
  А что Давид, уходит прочь?
  "Я буду ждать тебя хоть ночь!"
  Твердил себе он целый час,
  Дрожа от холода подчас.
  А в церкви было так тепло,
  Горели свечи, и светло.
  "Зайти туда? - но страх сковал, -
  О, кабы батюшка узнал,
  То ни за что бы не простил,
  Что сын его у гоев был".
  Так думал он, стоя у храма.
  Глядит - идут старик и дама
  И молвят меж собой они,
  Что дни кого-то сочтены.
  Затем прошли вперед чуть-чуть,
  Чтоб отойти, на храм взглянуть.
  Зашли за белые ворота -
  Из храма ждут они кого-то.
  И вот окончен службы час.
  На выход, не спуская глаз,
  Глядит Давид: да где же Маша,
  Та, кто желанней всех и краше?
  Вот появляется она,
  И чаша выпита до дна.
  Любовью сердце полыхает:
  "Как хороша"! - Давид страдает,
  Страдает чистая душа!
  Он из толпы идет спеша
  И за Марией поспевает,
  Она ж того не замечает,
  Ведя с старушкой разговор.
  Вот недалек и теткин двор.
  Пройти осталося чуть-чуть.
  Но вот кольнуло что-то в грудь:
  Давид увидел одиноку
  Фигуру темну и далеку.
  Таясь, за ними кто-то шел.
  Вот к фонарю тот подошел.
  И видит юноша: то дама,
  Что с стариком была у храма.
  И подивился наш герой:
  Зачем за Машей в час ночной
  Она идет, и дело скверно:
  "Тот разговор - о Маше, верно,
  Со стариком она вела".
  И - точно в грудь его стрела.
  И сердце вдруг покрылось льдом.
  А вот и тетушкин уж дом.
  Старушка с Машей распрощалась
  И прочь ушла. Одна осталась
  Мария, входит в темный сад.
  Вот дом Марии, и назад
  Идет Давид, не торопясь,
  А незнакомка восвоясь
  Во темноту уходит прочь.
  Остались лишь Давид и ночь.
  Глава 21
  
  В ту ночь Мария спала плохо,
  Проснулась - уж зари сполохи,
  И за окном ночная тень:
  "О, Боже мой! - вчерашний день
  Мария, вспомнив, задрожала, -
  Мне же погибель угрожала.
  Да вот Господь беду отвел".
  Вдруг стук в окно: "Кто там пришел?"
  Она испугана немножко.
  Идет, волнуется, к окошку,
  А на дворе уже видать -
  Как ей Давида не узнать?
  И удивилася она.
  Затем тихонько от окна
  Она прошла, открыла двери.
  Пришла Рахиль, глазам не верит:
  - Давид, в такую рань, зачем?
  В ответ: - Шолом! - он молвит всем.
  - Прошу я, тетушка, простить:
  Наедине поговорить
  С твоей Марией надо очень.
  Рахиль ушам верить не хочет.
  И сильно хоть поражена,
  Без слов уходит прочь она.
  Вот, наконец, один он с ней.
  Бессонных сколько он ночей
  Мечтал, лелеял и грезил,
  И вот один он с нею был.
  Давид стоит, смущен немного:
  "Хоть улыбнулася. Нестрого
  Смотрела ты бы на меня.
  Как донести мне до тебя,
  Чтоб осторожна была ты:
  Быть может, кто-то извести
  Тебя задумал, между прочим".
  Давид стоял, потупив очи.
  Краснел, не зная, что сказать.
  - У вас в Пропойске, верно, мать?
  Сказал он, зная, невпопад...
  - Спросить о ней пришли вы вряд
  Такою раннею порою.
  - Нет, вообще. Того не скрою,
  Что я случайно услыхал,
  Как кое-кто вам угрожал:
  Я слышал странный разговор.
  В ушах моих он до сих пор.
  Поверь, опасность велика!
  Из уст я слышал старика:
  Мол, извести тебя хотят.
  Поверь, я этому не рад!
  И он умолк, вновь покраснел:
  "Как говорить я с ней посмел?"
  Мария ж слушала, внимала,
  Удивлена была немало.
  Да вот еще, слегка бледна:
  - Спасибо! - молвила она.
  
  Глава 22
  
  Не все надежно, не все скрыто:
  Случайно ль дверь чуть-чуть открыта -
  Хозяйка слышит разговор,
  Таясь за дверью, словно вор.
  И странно ей, и дивно, ново.
  Хватая жадно каждо слово,
  Она забыла все напрочь:
  "Кому мешает Поли дочь?
  Кто угрожает ей расправой?
  Ножом, ружьем или отравой?
  Давида надо расспросить,
  Да осторожней надо быть".
  И, улучив момент, она
  С Давидом речь ведет одна.
  Еще не ведая о чем,
  Толкует с ним о том, о сем.
  И о Марии, между прочим.
  Ей интересно очень-очень,
  Побольше хочется узнать.
  Рахиль пришлось разочаровать:
  Вела она беседу тонко,
  Но наш Давид всегда в сторонку
  Беседу ловко уводил.
  Другую тему находил,
  Коль о Марии разговор.
  И удавалось до сих пор.
  И улыбался он подчас.
  Рахиль держала зорко глаз
  И за Марией наблюдала -
  Причину некую искала,
  Чтоб со служанкой говорить.
  Сама не зная, как ей быть:
  Отцу Давида рассказать
  Иль об услышанном молчать.
  В конце концов она решила,
  Что очень мудро поступила.
  Давида тайное сокрыв.
  И в вечер, свечи запалив,
  Она молилась горячо...
  ...И мужу рассказала все.
  И говорил ей тот в ответ:
  - Жили мы мирно много лет,
  И нам никто не угрожал.
  Теперь беду злой рок послал.
  Служанку надо отпустить...
  Рахиль всплакнула: - Как же быть?
  Она честна и не ленится...
  - Тогда не будем торопиться, -
  Подумав, Каплан ей сказал.
  А сам Давида в дом позвал.
  Наедине с ним речь завел,
  И поздно ночью тот ушел.
  А старый Каплан до рассвета
  Не мог заснуть, искал ответа:
  "Как быть с Давидом? Может быть,
  О сыне Яше сообщить?
  Служанка - дева юных лет
  И впрямь красива, спору нет.
  Но все ж она кровей не наших...
  Хотя найти труднее краше".
  Так думал он и говорит:
  - Тебе не пара наш Давид!
  
  Глава 23
  
  В тишине костер искристый
  Ярким пламенем горит.
  Словно сокол серебристый,
  Месяц в облаке парит.
  И спокойно все, и странно,
  Сож невидимый журчит.
  Одинокий стог в тумане
  Сизым призраком стоит.
  Наяву то или снится -
  Маша сразу не поймет.
  Глядь в окно - луна светится.
  Кто-то бродит у ворот:
  Лунный скрадывает свет
  Чей-то темный силуэт.
  И в волненьи дышит грудь,
  Стало страшно ей чуть-чуть.
  Плотно шторы закрывает,
  Быстро свечку зажигает.
  Богу молится пред ней,
  Пред иконкою своей.
  На душе светлее стало.
  Пламя свечки чуть трещало,
  На стене игра теней,
  И не страшно стало ей.
  Только вот ей одиноко -
  Отрок тот, причуды рока?
  Кто он? Кем он послан ей?
  Вдруг о матушке своей
  Сердце нежностью заныло.
  Тот кулич, что это было?
  И решила в день субботы,
  Вечерком после работы
  Нанять тройку лошадей,
  Ехать к матушке своей.
  С этой думой спать ложится,
  Но чего-то ей не спится.
  Поворочалася чуть,
  Задышала ровно грудь.
  Затуманилось сознанье
  И забылась... Дня сиянье
  Разбудило ровно в пять -
  За работу ей опять.
  Расчесалась и умылась,
  Пред иконой помолилась,
  Разожгла камин и печь,
  Чтобы бульбы быстро спечь.
  Так с едой она возилась.
  Дверь тихонько отворилась,
  И Рахиль выходит к ней:
  - Набери воды скорей
  И поставь немедля в печь.
  Да зажги-ка пару свеч, -
  Ей хозяйка повелела.
  А сама на лавку села.
  На работницу глядит.
  Уж у той вода кипит:
  "Ты справна, ловка, умела
  И племянника сумела
  Ты, конечно, обольстить,
  Колдовством приворожить.
  Или просто он влюбился?"
  - Странный сон сегодня снился:
  Мол, гуляю босиком.
  В небе чистом над Днепром
  Вижу - белый голубок,
  И полет его высок.
  Вдруг откуда - коршун рядом,
  Цель он ценит зорким взглядом.
  Неужели шансов нет?
  Я проснулась - был рассвет.
  Не скажу, чтоб испугалась,
  Но волнение осталось.
  Трепещу я до сих пор.
  - Что за сон? - она в упор
  Поглядела Маше в очи.
  Побледнела та, но хочет
  Ей служанка рассказать,
  Но не знает, как начать:
  - Снам не надо доверять, -
  Наконец она сказала, -
  Это в Библии читала.
  
  Глава 24
  
  Ночь прошла, уже светает.
  Луна сребристая сияет.
  Туман еще кругом стоит
  И звезда во мгле горит.
  Восток еще зарей не блещет,
  еще не слышен птичий гам.
  Застыло все, волна лишь плещет,
  Ласкаясь в сумраке к ногам.
  И все спокойно, все так странно.
  Мария к дому побыстрей:
  "Родной порог, я здесь желанна".
  Сердечко билося сильней.
  И тихо-тихо постучалась,
  И дверь открылася чуть-чуть.
  Она в объятьях оказалась,
  И сладко-сладко ныла грудь.
  Затем вопросы и ответы.
  И самовар поставлен был.
  И к чаю сладкие конфеты...
  О сне вдруг каждый позабыл.
  Вот за окном уж день сияет.
  Пора, пора ложиться спать.
  Полина доченьку ласкает,
  Негоже нынче горевать.
  Отрада сладко душу гложет,
  И слез порою не тая:
  - На день, на два, на три, быть может,
  Со мной кровинушка моя, -
  Полина тихо прошептала.
  Вот час-другой Мария спала.
  А что ж Полина, в поле ей?
  Нет-нет, с дочуркою своей
  Хоть день побыть - и то отрада.
  Скорее к печке, завтрак надо...
  Мария голодна, небось:
  "Как тяжко жить мне с нею врозь...
  Когда б она не уезжала,
  Я б горя горького не знала".
  Чугун Полина ставит в печь,
  Сама же - в горницу прилечь
  Ушла на полчаса, не боле.
  Но вмиг уснула, видит: в поле
  Она колосья тучны жнет.
  Вдруг серп скользнул и руку жжет,
  Из раны кровушка сочится:
  "О, Боже, что должно случиться?"
  Она не знает, что потом...
  Открыла очи. Ясным днем
  Быть обещает утро это,
  Лазурью небо все одето.
  На стенах зайчик озорной:
  "О, я проспала, Боже мой!" -
  Она, печаляся, вскричала.
  Но понапрасну, Маша спала.
  И вот она у печки снова,
  Еще чуть-чуть - еда готова.
  Но надо в погреб поспешать,
  Чтобы кваску в кувшин набрать.
  Да и прибрать еще немного.
  Но не успела: у порога
  Мария, дочь ее стоит:
  - Тебе помочь?- ей говорит.
  И слышит матушки ответ:
  - Такой работы срочной нет.
  Ты бы поела для начала.
  И вот уж бульба, мясо, сало,
  Дымясь, стояли на столе.
  "Как хорошо, уютно мне, -
  Мария вспомнила былое. -
  Здесь все знакомо мне, родное.
  И дом, и двор, и летний сад.
  Зачем же ехать мне назад,
  В проклятый город возвращаться?
  Опять одной, одной остаться..."
  И стало тяжко на душе.
  - Ты посылала кулич мне?
  Спросила тихо Маша маму.
  - Куда деваться мне со сраму:
  Не испекла тебе пирог.
  Пускай за то простит мне Бог,
  Что я кулич не посылала.
  И дочка молвила: - Я знала.
  
  Глава 25
  
  - Скажи, племянник дорогой,
  Что между гойкой и тобой?
  Рахиль Давиду смотрит в очи.
  Но тот молчит, молчит, не хочет
  Дотошной тетке отвечать.
  Но что он может ей сказать?
  Сказать, что он влюблен по уши?
  "Господь, Господь, спаси нам души,
  Мою и Машеньки моей".
  А что Рахиль? Сказать что ей?
  - О чем ты, тетушка, не знаю...
  Ты о служанке, полагаю.
  Тебя пусть это не тревожит:
  Быть с нею у меня что может?
  Ничто не связывает нас,
  Я помню Господа наказ! -
  Своей он тетке улыбнулся, -
  Но где ж она?.. - он вдруг запнулся.
  - Опять я вижу антерес.
  Гляди, накличешь гнев небес, -
  Сурово тетушка сказала. -
  Я выходной в субботу дала.
  Она уехала домой.
  Забудь ее, племянник мой!
  - Я что? Я что? Я так спросил, -
  Давид, краснея, говорил.
  - Разве, тебе, Давид, не пара
  Наша красавица Динара? -
  Рахиль украдчиво сказала.
  Ответ, увы, не услыхала.
  Давид ушел. Он грустный был.
  Противный дождь чуть моросил.
  И ничего, кроме досады.
  "Немедля видеть ее надо!
  Душа желает встречи с ней!
  В Пропойск бежать, лететь скорей!
  Как до него теперь добраться,
  Чтоб с милой рядом оказаться?
  И как увидеть милый лик?"
  И духом наш отрок поник.
  Еще и с теткой разговор...
  В ушах звучал он до сих пор.
  И не сказал ей, не решился,
  Что он без памяти влюбился.
  Он будет Машеньку любить,
  Пока на свете будет жить!
  И словно молнии стрела:
  "Желает ей ведь кто-то зла!"
  И вмиг застыло все в груди.
  Не разбирая, шел, пути,
  Давид дождя не замечал.
  Шел, оказалось, на вокзал.
  И что ж? В Пропойск уехал, да?
  Туда ж не ходят поезда!
  Нет, нет, побыл он там немного.
  "Вот взять бы тройку - в путь дорогу,
  В Пропойск, к любимой, пулей мчать!"
  Давид мог только так мечтать,
  Но совершить то невозможно.
  Хоть, право, нанять тройку можно,
  Но как Марии объяснить?
  "Могу отвергнут ею быть..."
  К нему она как отнесется?
  - Ее сердечко отзовется? -
  Он тихо-тихо произнес.
  И уловил вдруг... запах роз.
  И оглянулся, пораженный:
  Пустынен зал. Лишь изможденный
  Крестьянин с торбою стоял.
  Дивясь, Давид покинул зал.
  
  Глава 26
  
  Глядя на серебристый путь,
  Любуясь звездами ночными,
  Давид никак не мог уснуть,
  Охвачен думами благими.
  И перед ним опять она:
  Глаза лазурны, с поволокой.
  И хмель любви испит до дна...
  "Пусть будет все по воле рока!"
  Подумал он и задремал.
  Но дверь тихонько отворилась,
  Он деву в белом увидал,
  И сердце бешено забилось...
  А что она? К нему идет...
  Иль нет, плывет, как невесома.
  Давид, глазам не веря, ждет:
  Он оглушен, как залпом грома.
  Долго мгновение, как день,
  Над ним любимая склонилась.
  Вдруг на лицо упала тень,
  И все исчезло, испарилось.
  "Что это было, сон иль явь?"
  Давид не спит и размышляет.
  Душа его, виденью вняв,
  Вся полыхает и страдает.
  А вот и утра нежный свет
  Развеял тьму, заря сверкает.
  Он вспомнил Господа завет...
  Но кто-то дверь вдруг открывает,
  И испугался наш Давид.
  Мгновенье вечностью вновь стало
  - Шолом! - вдруг кто-то говорит,
  И сердце вдруг отца узнало.
  - Прости, пришлося разбудить,
  Чтоб на работу собирался.
  Хочу с тобой поговорить...
  Давид, я долго не решался.
  Ты изменился, грустным стал,
  Уж не влюбился ты порою?
  Прости, недавно я узнал...
  Что между гойкой и тобою?
  Зачем она тебе, зачем?
  У нас девиц ведь разве мало?
  Ты знаешь, что рискуешь всем,
  Проклятья небо чтоб послало? -
  Он замолчал. Молчит Давид.
  Отец стремительно уходит.
  А что ж Давид? Уже не спит.
  В Пропойске с Машей в мыслях бродит.
  
  Глава 27
  
  Уходит ночь, уже светает,
  Но в комнатушке мрак царит.
  Рахиль былое вспоминает
  И в тишине не спит, грустит:
  "Пора девичья - как мгновенье.
  Отец и мать, сестренка, брат,
  О вас души мое томленье.
  Ах, не вернуть мне все назад.
  И тот парнишка светло-русый...
  И мед горячих, сладких губ.
  И крик отца: "Убью, эр рушес!"
  Был как отец со мною груб!
  Затем и Каплан появился,
  Он был тогда уж зрелых лет.
  На мне немедленно женился,
  Хотя любви меж нами нет".
  И вот теперь она вздыхала.
  И, к старику оборотясь:
  - Ты спишь аль нет? - она сказала.
  И храпом был ответ тотчас.
  Тогда еще минуту-две
  Она мечтала в темноте.
  И тормошит его сильней.
  Старик спросил, что надо ей?
  Тогда Рахиль ему сказала:
  - О гойке думала немало.
  Давид, видать, в нее влюблен,
  По ней, бедняга, сохнет он.
  Как мог законы он забыть?
  И я не знаю, как мне быть.
  Ведь мальчик наш, родная кровь...
  Вот вечерком придет он вновь,
  Чтоб на нее полюбоваться.
  Старик изволил отозваться:
  - А что она к нему питает?
  Кажись, его не замечает.
  Рахиль вскричала, говорит:
  - А чем он плох! Красив на вид,
  И не ровня она ему!
  Его я, право, не пойму!
  Мария вовсе не плохая.
  Она служанка удалая,
  Да и характер золотой...
  Вот жаль, крови она не той!
  Рахиль надолго замолчала,
  И до утра она не спала.
  А рядом с ней храпел старик.
  А вот уж утро, солнца лик
  Глядит златой уже в окошко.
  Огорчена Рахиль немножко:
  Ведь надо с Машей говорить.
  "О, Боже, Боже, как мне быть?"
  Служанка коль пред ней предстала,
  То лепетать о чем-то стала
  И опустила очи вдруг.
  И говорит, что в доме слуг
  Накладно стало содержать
  И их придется отпускать.
  
  Глава 28
  
  И вот студеным вечерком
  Стучится Маша бабке в дом.
  Подходит к двери та, дивясь:
  - Кто там за дверью в поздний час?
  С опаской двери отворяет.
  - Эт ты?! - и девицу впускает.
  А та ей "здрасте" говорит,
  Сама печальная на вид.
  - Ну што, Марiечка, здарылась?
  Старушка вдруг засуетилась
  И лавку ей дает скорей.
  И говорит Мария ей:
  - Хозяйка утром мне сказала,
  Чтоб я работу подыскала.
  Не угодила чем-то я.
  Хозяйка выгнала меня.
  Я так работала, старалась
  И вот ненужной оказалась.
  И ей старушка говорит:
  - Гасподзь на небе ?се узрiт.
  А коль дано таму случыцца,
  То нужна, дзевка, пагадзiцца,
  А не раптаць i не стагнаць,
  I ?се, што есць, душой прымаць.
  Мы за?тра ? храм пайдзем малiцца,
  А вось пасля апрэдзелiцца,
  Мне што с табой далей рабiць.
  Ну, я пайшла краваць сцялiць.
  Она ушла, постель прибрала
  И вскоре Маша задремала.
  И ей приснился дом родной.
  Проснулась рано, пред зарей:
  Вот печь пора бы растопить...
  "О, Боже, как могла забыть,
  Что не служанка в доме боле.
  Да, впрочем, все по Божьей воле.
  И зацепило сердце вновь,
  Хотелось ей в родимый кров.
  Она еще чуть полежала,
  Чуть-чуть понежилась и встала.
   К окну подходит, в сад глядит.
  И вдруг ей вспомнился Давид.
  И отчего, она не знала,
  Вдруг грусть-тоска ее объяла,
  И подивилася она.
  А ровно в десять не одна,
  А с бабкой к храму подходила
  И нищим денежку дарила.
  Пришлося мелочь им отдать.
  Вот пред алтарем стоят опять,
  Опять псалмы они пропели,
  Молились просто, как умели.
  Затем, отрадою светясь,
  Спешили к дому восвоясь.
  Вдруг по дороге чей-то взгляд
  Заставил девушку назад,
  Назад заставил посмотреть.
  Давид едва сумел успеть
  За чью-то спину уклониться.
  Чем повод дан был усомниться:
  Мария видела его?
  "Опять Давид, что мне с того?"
  
  Глава 29
  
  В гости к нам спешит весна.
  Громыхают грозы.
  Пробудились ото сна
  Вербы и березы.
  Ветерок уже на них
  Листики колышет.
  Все надеждою живет,
  Все любовью дышит.
  И раскинулось ковром
  Изумрудным поле.
  Не придут уже снега
  И метели боле.
  Но, обиду затая,
  Мстит зима глухая -
  Вся, как матушка моя,
  Травушка седая.
  И сегодня день погожий,
  В солнца нежится лучах
  Воробей, на ком похожий,
  Рад, чирикая в кустах.
  И Марии легче стало,
  Чуть светлее на душе.
  Что-то в воздухе витало:
  "Эх, найти б работу мне".
  На завод она ходила
  И на фабрики не раз.
  Но потом уж не грустила,
  Молча выслушав отказ.
  Но вот вывеска: "Приют".
  "Попытаю счастья тут".
  Сердце сильно вдруг забилось,
  Постучалась. Дверь открылась,
  Вышла девушка. И к ней:
  - Заходи сюда скорей!
  За руку ее схватила,
  Коридором проводила,
  Все в молчании притом.
  Странный выдался прием:
  "Будто ждали здесь меня".
  Изумленья не тая,
  За девицей входит следом
  В комнатушку. Там под пледом
  В кресле женщина сидит,
  Улыбаясь, говорит:
  - Я видала ночью сон.
  Полагаю, вещий он:
  Мне дано было узнать,
  Что сегодня ровно в пять
  Ты пожалуешь ко мне,
  И мой долг помочь тебе.
  Ты ж намаялась, наверно.
  Звать тебя Мария, верно?
  Имя слышала во сне.
  Ну, зачем пришла ко мне?
  И Мария рассказала,
  Что работу, мол, искала
  И найти ее невмочь...
  "Вот и здесь погонят прочь", -
  Так Мария вдруг решила.
  Помолиться не забыла
  Быстро Богу про себя.
  Госпожа сказала: - Я,
  Я смогу тебе помочь:
  День придется или ночь
  Быть с людьми преклонных лет.
  Мыть полы и туалет,
  И, что скажут, - все робить,
  Не лениться, не грубить.
  Делать все дела с душой,
  Быть в согласии со мной.
  Будешь ты в Приюте жить,
  Но лентяйкой чтоб не слыть!
  Так согласна ты, аль нет?
  - Да! - услышала в ответ.
  
  Глава 30
  
  Дни бегут, летят недели,
  Желтый лист кружат метели.
  Рано зимушка грядет,
  Все ж ее никто не ждет.
  И деревья приуныли,
  Верно, лето не забыли.
  И зачем им зимний сон?
  Что несет с собою он?
  Ах, скорей бы пробужденье!
  У Марии день рожденья,
  Но ей праздновать не с кем.
  В вечер темно ровно в семь.
  Свет свечи, игра теней,
  Одиноко, тяжко ей!
  Пред иконою склонилась,
  Прослезилась и крестилась.
  Вспоминала маму, дом
  И решила завтра днем
  Написать в Пропойск письмо,
  Чтоб чрез день пришло оно.
  И еще бы не забыть
  Пять рублей в конверт вложить.
  Вот так думала девица.
  Спать легла, но ей не спится,
  Но вот веки - как свинец,
  И заснула наконец.
  Но далек еще рассвет,
  С лампой Маша, тусклый свет
  Светит в комнатах сырых.
  Что там нынче ночью в них?
  Старики ли спят, не боле,
  Кто-то ль корчится от боли.
  Грелку ль надо положить
  И кому перестелить...
  Да уборку по утрам,
  Кто больной, не может сам.
  Старики одни живут,
  Здесь последний их приют.
  Были ль счастливы их дни,
  Но теперь они одни.
  В их глазах всегда печаль,
  Их Марии очень жаль.
  Вот старушечка одна
  Не встает - больна она.
  И кормила, одевала,
  Ночью часто укрывала,
  Маша с ней была нежна.
  Никому та не нужна,
  Никому к ней дела нету.
  Маша даст порой конфету.
  И к старушке она той
  Привязалася душой.
  Время шло, и чрез полгода
  Все ж желанную свободу
  Та старушка обрела:
  Тихо в мир иной ушла.
  Вот Марию вызывает
  Госпожа, ей поручает,
  Адрес в руки ей сует,
  Наставление дает:
  - Ты родных ее известь,
  Сообщи плохую весть.
  Пусть немедленно придут
  И старушку заберут.
  И Мария шла, рыдала,
  Долго улицу искала.
  Вот и арка, нужный дом.
  В дверь стучится, в горле ком.
  Молча девка отворила
  И Марию в дом пустила,
  И в гостиную ведет.
  Там ее никто не ждет.
  Девка Машу усадила,
  Холодна служанка была.
  Повернулась, вышла прочь...
  "Скоро бабки выйдет дочь
  Иль, быть может, сын придет?"
  Долго Маша уже ждет.
  Дверь вдруг тихо отворилась -
  "Боже мой!" - глазами впилась.
  Страшно стало, страшно ей...
  Та "цыганка" перед ней!
  Но не в платьице цветном,
  А в халате дорогом.
  И "цыганка" побледнела,
  И сказать что-то хотела.
  Только смотрит и молчит.
  Вот Мария говорит:
  "Я пришла, на жаль, сказать,
  Что скончалась ваша мать!"
  И вздохнула, замолчала.
  Молча вышла та из зала.
  
  
  Глава 31
  
  А Мария ночь дремала...
  Утро ранее настало
  И, намаявшись без сна,
  Перед иконою она.
  Тихо к Господу взывала.
  Свечка тускло освещала -
  В комнатушке полумгла.
  Вот Мария спать легла,
  И ей снится сон такой:
  Бабка видится живой
  И ей что-то говорит...
  И вослед идти велит.
  И Мария вслед идет,
  Босы ноги холод жжет.
  "Ой, куда? Куда? Назад!"
  Пред кроватью уж стоят -
  Той, где бабка возлежала.
  Под матрасом что-то взяла
  Бабка - Маше подает.
  Сон прервался - день встает.
  Свечка тихонько трещит,
  Маша в ужасе дрожит.
  В голове горит одно -
  Бабка та. Вот, глядь в окно,
  Видны дерев уж очертанья.
  "Это явь?" - и до сознанья
   Все ж доходит: "Это сон.
  Но какой ведь страшный он!"
  Улыбнулась виновато.
  "Боже, что в руке зажато?
  Что держу в своей руке?
  Не приснилось вовсе мне!"
  Воскричала и вскочила,
  Фото на пол уронила.
  Непослушною рукой
  Подняла перед свечой.
  И воскликнула в смятеньи:
  - Боже! Отрок из виденья!
  
  Глава 32
  
  Пусть разлука - испытанье.
  Встреча же - в ночи заря.
  Ждет с любимою свиданья
  Сердце, нежностью горя.
  И Давид чего-то ждет...
  Вот стоит он у ворот:
  И когда же он решится,
  В дверь заветную войдет?
  "Ну, открой, открой же дверь!"
  Сердце шепчет: "Не теперь!
  Не иди туда, не надо,
  Ведь она тебе не рада:
  Безразличен ей Давид!
  Что мне делать?" - он стучит.
  "Боже!" - дверь вот отворилась
  И служанка появилась.
  И спросила: - Вы к кому?
  - Мне бы девушку одну, -
  Ей Давид, чуть заикаясь.
  - Так к кому? - и, улыбаясь,
  На него глядит в упор:
  - Были старцы до сих пор.
  Молодых здесь нет в помине.
  - Мне б Марию видеть ныне.
  Мне ее бы увидать...
  - Так Марию мне позвать?
  - Позови, я буду ждать!
  И он ждет, мгновенья вечны:
  "Все ж придет! Придет, конечно!"
  И сдавило грудь сильней:
  "Но вот что сказать мне ей?"
  Наконец , дверь отворилась:
  -Ты? Давид?! - И удивилась,
  Покраснела Маша чуть.
  И Давиду сжало грудь:
  - Ну, "приют" ты свой нашла,
  Коль от тетушки ушла?
  Хорошо тебе живется,
  Или Сож, Пропойск... неймется?
  Захотел поговорить,
  Раз пришлося рядом быть.
  И услышал он ответ:
  - В Могилеве пару лет.
  Я привыкла, полагаю,
   Но по дому все ж скучаю.
  И по матушке своей...
  Чаще б ездить в гости к ней,
  Но работы много очень:
  С пожилыми днем и ночью
  Мне за ними наблюдать,
  Часто некогда поспать.
  
  Глава 33
  
  Грезы вы, девичьи грезы!
  Светлой нежности мечты!
  В вас отрада, грусть и слезы,
  Их увидеть можешь ты.
  Или нет. Но в зимний вечер,
  Новогоднею порой,
  Помолись, зажги две свечи,
  Ставь зерцало пред собой.
  В них гляди, не отрываясь...
  И заветные мечты,
  Пусть неясно отражаясь,
  Во стекле увидишь ты!
  Вот и полночь, ночь глухая.
  На столе перед собой
  Маша, свечки зажигая
  Непослушною рукой,
  Вся в волнении дрожала.
  И пред зеркалом предстала
  И, по-страшному боясь,
  Прошептала, не таясь:
  - Что в грядущем ждет меня,
  Расскажи, прошу тебя?
  Ждать ли мне печаль, отраду,
  Расскажи, таить не надо.
  Кто мой суженный, скажи,
  А коль можешь - покажи.
  Так молилася она,
  Жутко ей, она одна.
  В комнатушке тихо стало,
  Пламя свечек затрещало,
  Смолк вдруг в печке вьюги вой.
  Как в тумане, пред собой
  Маша видит: Боже мой!
  Стало зеркало темнеть,
  И вот, взгляда не отвесть,
  Замелькало что-то в нем,
  Что-то - дом или не дом...
  Вот картинка четче стала,
  Вроде мельница стояла.
  Рядом роща зелена,
  На горе шумит она.
  Вот и мельник молодой,
  Весь усыпанный мукой,
  И лицо под тенью скрыто.
  - Как зовут тебя? - Никита.
  Кто-то вдруг вопрос задал -
  Мельник молча отвечал.
  И исчезло все, и скрылось.
  И зерцало осветилось,
  Видит в зеркале свой лик,
  Страх Марии так велик!
  Обо всем она забыла,
  В голове одно: "Что было?
  Что я видела сейчас?
  Может быть, устал мой глаз?
  Или просто притомилась,
  Задремала и забылась..."
  Вдруг повеял ветерок,
  Оживил ее чуток.
  Лай донесся со двора.
  "Спать, кажись, уж мне пора", -
  Вдруг подумала девица.
  Спать легла, но ей не спится,
  Все о суженном мечты:
  "Кто же, кто же, кто же ты"?
  
  Глава 34
  
  Снег сошел, ушли метели.
  Звуки радостны капели,
  Уж подснежники цветут,
  Как сапфиры, там и тут.
  И скворцы уж прилетели,
  Сразу радостно запели,
  Что опять в родных краях.
  На деревьях и кустах
  Воробьиный слышен гам.
  Гнезда вьют и здесь, и там
  На деревьях галки черны.
  И сороки столь проворны,
  Что везде они трещат.
  Уж проснулся черный сад,
  На ветвях набухли почки,
  Но еще холодны ночки.
  Припекает солнце в день,
  Но зиме сдаваться лень.
  Или мстит зима глухая -
  На заре трава седая.
  Да порою снег идет,
  Но весны уже черед.
  Вот и скоро Пасхи час...
  У ворот Давид сейчас.
  К Маше, Машеньке спешит,
  На часы свои глядит.
  Стал в Приюте гость он частый:
  В день хороший иль в ненастье
  Он у Машеньки своей,
  Коротает вечер с ней.
  Или в роще над Днепром,
  Как стемнеет, вечерком,
  По аллеям проходили
  И о чем-то говорили.
  Обнимались или нет?
  Знают лишь они ответ.
  Вот так время пролетало.
  И однажды страшно стало
  И тревожно на душе.
  - Как сегодня тяжко мне, -
  Маша горестно вздохнула
  И в окно во двор взглянула.
  У ворот Давид стоял:
  "Ростом он, конечно, мал, -
  Вдруг подумала она. -
  Он хоть есть. Я не одна".
  И пальтишко быстро взяла,
  И, накинув, побежала.
  Вот они уж над Днепром,
  Время было вечерком.
  Над рекой заря сияла,
  Точно кровь, вода вдруг стала.
  Но заката луч пропал,
  Днепр обычным, темным стал.
  И еще прошло немного,
  Видна лунная дорога,
  Чуть колышется волной.
  По аллейке шли домой.
  Взявшись за руки, бродили,
  И смеялись, и шутили.
  Им навстречу дама шла,
  Близко к Маше подошла.
  Воссиял вдруг лунный свет -
  Дама держит пистолет.
  Хлестко выстрел прозвучал -
  И на земь Давид упал:
  Он перед Марией встал.
  
  Глава 35
  
  И Марии жутко стало,
  И на снег она упала.
  И очнулася потом
  Уж не ночью, светлым днем.
  Было утро золотое,
  Зайчик бегал по покою.
  Все объято тишиной:
  "Где я, где я? Боже мой!"
  Оглянулася кругом:
  Небольшой покой и в нем
  Столик, две кушетки рядом.
  На одной - старушка. Взглядом,
  С любопытством и тоской,
  Прошептала: - Боже мой!
  Вот очнулась, наконец.
  Честь, хвала тебе, Творец!
  И Марии легче стало,
  - Я в больнице? - прошептала.
  И услышала в ответ:
  - В том, кажись, сомнений нет.
  Привезли тебя в ту ночь.
  Тебе вспомнить все невмочь.
  Ты ж в беспамятстве была,
  Вот теперь лишь ожила.
  И старушка замолчала.
  - Что с Давидом? - услыхала.
  - Вот уж имя... как святой.
  Кто он, муж, любовник твой?
  Коль по имени судить,
  Он не шляхтич, должно быть.
  Может, впрочем, крепостной
  Или нехристь, Боже мой!
  Не из наших, может, мест.
  Не слыхала, вот те крест!
  Не слыхала я о нем.
  Осенив себя крестом,
  Бабка словно затаилась.
  Учащенно сердце билось:
  "Что с Давидом, жив ли он?
  Как он был в меня влюблен...
  Даже жизнь не пожалел.
  Жаль, что был всегда несмел!
  А вот я его любила?"
  Сердце больно защемило.
  "Жив ли он, как мне узнать?
  Коли жив, Господь, дай знать!
  Кто желает гибель мне,
  Пусть сгорят они в огне!"
  Так в душе она молилась.
  Дверь со скрипом отворилась,
  Входит доктор с бородой.
  И промолвил: - Что с больной?
  Сразу видно, на глазок,
  Стало лучше ей чуток.
  Пульс Марии проверяет,
  Говорит ей: - Полагаю,
  Завтра выпишу домой.
  Но хоть день чтоб был покой.
  Стресс, скажу, сильнейший был,
  И он мозг ваш отключил.
  А Мария ему вдруг:
  - Что с Давидом?
   - Он ваш друг? -
  Врач надолго замолчал.
  - Жив пока, - затем сказал.
  - Но он будет, доктор, жить?
  - Надо Господа просить...
  Все всегда в его руках,
  Вы ж в душе презрите страх!
  И не думайте о нем,
  Пусть идет все чередом.
  Кстати, рад был доложить,
  Что стреляла, стало быть,
  Показания дает...
  Чтобы жить вам без забот!
  Чтобы не было проблем,
  Не касайтесь этих тем...
  "Что же, что же мой Давид?
  Без сознания лежит?
  Иль ему вдруг лучше стало?"
  Маша этого не знала,
  Горевала оттого:
  "Мой Господь, спаси его!
  И, как прежде, вечерком,
  Чтоб гуляли над Днепром..."
  Маша горячо молилась,
  По щеке слеза катилась.
  
  Глава 36
  
  Нет Давида уже сутки...
  Мать его ни на минутку
  Не отходит от окна:
  Сына милого она
  Все, вздыхая, ожидает.
  И подумать, что не знает:
  "Где ты, где сыночек мой?
  Ну, приди скорей домой!"
  Сердце сильно-сильно бьется:
  "Пусть, Господь мой, отзовется".
  Просит Бога, чтоб домой
  Сын вернулся бы живой.
  И вот так она сидела.
  Еще солнце не успело
  Путь по небу завершить,
  Дверь пришлося ей открыть.
  Муж явился, воскричал:
  - Вот беда! - и зарыдал. -
  Мой Давид! Сыночек, мой!
  Может, ты уж не живой!
  И в очах все потемнело
  Молвить слова не успела,
  Опустилася на пол.
  В чувство муж жену привел.
  - Что с ним, что? - она стонала. -
  Боже мой, я это знала!
  Может быть, погром опять?
  Стала громко причитать.
  Муж, рыдая, ей в ответ,
  Что погрома вовсе нет,
  И в больнице сын сейчас.
  И собралися тотчас,
  И идут скорей они,
  Вот у лечебницы двери...
  И, волнуясь, внутрь вошли.
  - Вы к кому, к кому пришли? -
  Обратилась к ним девица,
  Глядя на потухши лица.
  - К Давиду... Каплану... наш сын...
  - Он без сознанья, господин.
  Им - по белому халату,
  И они идут в палату.
  Вот на койке их Давид
  Окровавленный лежит.
  В миг волнения забыты,
  Горечь вырвалась открыто.
  И стенала громко мать:
  - Мой Господь, не дай узнать.
  Что я сына потеряю.
  Я Тебе всегда внимаю!
  Он, пускай, увидит свет!
  Ведь его дороже нет!
  И Давида целовала.
  На лицо слеза упала.
  И очнулся наш Давид.
  - Где Мария? - говорит.
  Переглянулись мать с отцом:
  - Ты лежи, о ней потом,
  Поправляйся, мой сынок.
  Мама вынула платок,
  И Давиду приложила:
  - Что она, с тобою была?
  И услышала в ответ:
  - Без нее не мил мне свет!
  И Ревека зарыдала,
  И Давида целовала.
  А потом, уж в час ночной
  Шли, печальные, домой.
  Вскоре свечи зажигали,
  До утра, молясь, не спали.
  Лишь о сыне разговор:
  "Любит гойку до сих пор!"
  И не знали, как им быть,
  Надо что-то же решить:
  "Поговорить с Марией, может?
  Нет, она нам не поможет.
  Все же, как нам, как нам быть,
  Чтоб он мог ее забыть?
  Уехать нам из Могилева?"
  Та задача снова, снова...
  Бились, бились целу ночь:
  - Лишь бежать отсюда прочь!
  Из-за сына дорогого...
  Боже мой, не надо строго,
  Сына строго осуждать.
  Дай нам снова все начать.
  Дай наладить жизнь сначала...
  - За океан! - вдруг прозвучало.
  Мысль мелькнула в голове.
   Яков так сказал жене:
  - Здесь нам надо все продать
  И в Америку бежать.
  
  Глава 37
  
  Быстро майски дни летели,
  Грозы первые гремели.
  Травка ярко-зелена.
  А Мария, что она?
  Все по-прежнему страдает?
  Нет, Давида посещает...
  В выходные, правда, дни.
  Долго шепчутся они -
  А старушке не слыхать.
  Но она все хочет знать,
  Говорят о чем те двое,
  Ловит все, забыв о зное,
  Что царит вокруг теперь,
  Хоть окно открыто, дверь.
  - Я, Давид, хочу сказать:
   Повидала твою мать...
  Вечерком пришла ко мне.
  С нею речь шла о тебе.
  Ей бы сына уберечь...
  Не ищи со мною встреч.
  Что встречались - что с того?
  Мать из рода твоего...
  Там найдет тебе невесту.
  А я что? А я не к месту.
  А Давид? Все слышит он
  И словами поражен.
  Что сказать, ответить ей?
  А она: - Прощай! - скорей
  Вдруг покинула палату.
  Через день в родную хату
  Заходил уж наш герой.
  - Рада я, сыночек мой! -
  Тихо мама прошептала
  И его поцеловала.
  Поцелуя нет в ответ.
  - Сядь, готов уже обед,
  Вот домашнее, сыночек, -
  Фаршированной кусочек
  Щуки мама принесла.
  Нежно: - Ешь, - произнесла.
  Но не ел, увы, Давид,
  Ведь душа в огне горит.
  О Марии в мыслях он
  И из дома вышел вон.
  И направился в "Приют",
  Как на страшный шел он суд.
  Час стоял он у ворот,
  Как во в сне, домой идет.
  
  Глава 38
  
  Как быстро время пролетело,
  Вот лето звонкое пропело,
  Желтый лист и там, и тут -
  Дни холодные грядут.
  Сентябрь громко в дверь стучится,
  И ночью хладною искрится
  Порою иней на траве.
  Проснувшись рано на заре,
  С корзинкой Маша - на базар,
  Пошла купить в "Приют" товар.
  И овощей чтоб взять немного.
  Какая рань! А уж дорогу
  Марии трудно перейти:
  Крестьянам нужно привезти
  С окрестных сел картошку, скот...
  "Верно, из Пропойска кто везет..."
  С трудом среди телег идет,
  Затем аллеечка одна -
  И на базаре уж она.
  Но где товар, что нужен ей?
  Мясная лавка вдруг пред ней.
  "Зачем, зачем?", - она не знает.
  Рука ее дверь открывает,
  И вот вовнутрь она идет:
  "Конечно, он меня не ждет?"
  И сердце томно замирает.
  Но странно то, что замечает:
  Давида нет, мясник другой
  Теперь хозяин лавки той.
  И не решается, как быть.
  Марии хочется спросить,
  Куда Давид вдруг подевался
  Иль, может, дома он остался?
  Хотя мясник теперь другой.
  Вдруг слышит голос пожилой,
  Знакомый ей, и обернулась:
  Рахиль увидев, улыбнулась.
  Была приветлива та с ней:
  - Ты как живешь? - она скорей.
  И услыхала про "Приют".
  - А мы вот все остались тут,
  Только Давид с отцом далече...
  Дай Бог скорее с ними встречу.
  Дай Бог нам свидеться хоть раз.
  Они в Америке сейчас!
  Они там фирму основали
  И "Голливуд" ее назвали!
  Глава 39
  
  Что происходит в жизни с нами -
  Все не случайно. Небесами
  Написан каждый шаг и вздох.
  И коли день случился плох,
  То не вини себя напрасно.
  Скажи: "Так надо! Жизнь прекрасна!"
  И постарайся мудро жить,
  Не ненавидеть, а любить!
  День угасал, уже зарею
  Небесный свод охвачен был.
  Уж месяц дымкой голубою
  Меж бледных звезд во тучах плыл.
  И тишь кругом. Волна лишь плещет,
  Лаская берег золотой.
  В воде сребристый месяц блещет.
  В лугах же - нега и покой!
  Весь Сож укрыт прозрачной мглою,
  Волна туманная катит.
  Объят звенящей тишиною,
  Печален луг, сребром укрыт.
  И в роще ветерок витает,
  Во темных кронах шелестит.
  Душа ликует и страдает,
  Внимает Богу и грустит.
  "Как хорошо, опять я дома,
  Забыть "Приют", навек забыть!
  Вдали слышны раскаты грома,
  Дождю, наверно, скоро быть".
  Мария встала, отряхнулась
  И побрела она домой.
  И пред иконой помолилась,
  И позабылась в час ночной.
  Проснулась с утренней зарей:
  "Уж навестить больных пора",
  Но лай донесся со двора.
  Мария удивилась очень
  И, выждав чуть, открыла очи.
  Затем, отрады не тая,
  Вскричала: - Боже, дома я!
  Затем и в горнице убрала,
  Стирать Полине помогала,
  И в печь поставила пирог.
  "Был тот "Приют" мне, как острог, -
  Мельком подумала она. -
  Теперь я с мамой, не одна".
  И за обедом удивила:
  - Останусь дома! - заявила.
  Я не вернуся в Могилев.
  С тобой всегда я буду вновь.
  И мать ее возликовала:
  - Я знала, доченька! Я знала,
  Что возвратишься в отчий дом.
  Они обнялися потом
  И вместе Библию читали.
  Из книги наземь вдруг упали
  Листочки или письмена.
  Полина подняла. Она
  При этом страшно побледнела,
  На фото мальчика смотрела:
  - Откуда? - Хрипло говорит,
  И на глазах слеза блестит.
  И, пошатнувшись, бы упала,
  Но дочь Полину поддержала
  И усадила на кровать,
  Бояся слово ей сказать.
  И маму обняла, ласкала,
  Потом, не выдержав, сказала:
  - Скажи мне, матушка, открой,
  Что это вид печальный твой?
  Кто он, кто он? Ответь ты мне!
  - Он... он, дочушка, брат тебе! -
  Полина тихо прошептала
  И громко-громко зарыдала.
  
  Глава 40
  
  - Отца и матери не зная,
  Жила крестьянка молодая.
  (С родных - лишь тетушка одна
  Жила в избе с ней.) И она
  И в огороде, и на поле
  С утра до вечера. О доле,
  О той, что надобно страдать,
  Она не думала и в пять
  В луга буренушку гоняла.
  Друзей, подруг она не знала.
  И так росла она одна,
  И горевала, что бедна.
  Одна была у ней отрада:
  На берега Сожа так рада,
  Она так рада приходить -
  Там обо всем своем забыть
  И там восходом любоваться,
  И там счастливою остаться.
  Хотя, быть может, лишь на час...
  Вот на тропинке в роще раз
  Ей повстречался паренек
  (Любви пришел, наверно, срок).
  Как бы в душе зажег он свет,
  А было ей семнадцать лет.
  Им даровал любовь Творец.
  То я была и твой отец!
  И долго-долго мы встречались,
  Затем пошли и обвенчались...
  Его отец, сестра и мать -
  Никак меня им не признать.
  Возненавидели меня:
  Без роду-племени ведь я!
  А кто они? Их знатен род.
  В их доме ровно через год
  Мы с твоим братом появились.
  О, как они ужасно злились!..
  Но тетка больше всех твоя,
  Она, и злобы не тая,
  Грозилась из дому изгнать.
  И продолжала братцу лгать
  О нас и строить наговоры.
  Отец, взломав души запоры,
  Однажды руки наложил,
  Себя, несчастного, сгубил.
  А твоя тетка обвинила
  (Она "цыганкой", помнишь, была),
  Что это я во всем виной
  И враз расправилась со мной.
  Был жгучий ветер и мороз,
  И, не стыдяся горьких слез,
  С тобой, кровинушка моя,
  Куда бреду - не знала я.
  Твой брат Иван у них живет.
  А тетка же из года в год
  Мечтает нас со света сжить,
  Чтобы наследство получить! -
  Перстом себя перекрестила,
  Полина фото положила
  И зарыдала тихо вновь:
  - Была добра со мной свекровь.
  И сколько ей теперь уж лет?
  - Ее на свете больше нет, -
  Мария тихо прошептала
  И нежно мать к груди прижала.
   Глава 41
  
  Тишиной объяты, спят сады и хаты.
  Жемчугом усыпан, блещет небосвод.
  "Как же я была счастлива когда-то,
  У Сожа седого, у туманных вод!"
  Ночка так спокойна и луна светила.
  Среди зорь невеста золотой фате,
  "Неужели это все когда-то было,
  Или это лишь приснилось мне?"
  И не спит Мария - сердце вдруг заныло.
  В горнице холодной слышен вьюги вой.
  "Может, я Давида все-таки любила,
  Хорошо бы было, чтоб он был со мной!"
  Грустно, грустно стало в сердце одиноком
  И скользит слезинка по ее щеке.
  "Как тебе живется там, в краю далеком,
  Ты забыл, иль помнишь, друг мой, обо мне?"
  Так она мечтала, может, задремала.
  Видит вдруг виденье или сон такой?
  Одиноко в пуще в ночку на Купалу
  Папоротник Маша ищет голубой.
  Среди сосен бродит по траве высокой
  В вышине средь зорок месяц золотой.
  На полянке светит что-то недалеко,
  Вдруг цветок желанный видит пред собой.
  Но когда в волненье руку протянула,
  Чтоб цветок заветный поскорей сорвать,
  Тут же все исчезло, ноченька минула.
  Машенька проснулась - начало светать...
  И быстрей к иконе, зажигает свечку,
  Помолилась тихо, к Господу воззвав.
  И сухих дровишек набросала в печку,
  И пошла к коровке, в горнице убрав.
  
  Глава 42
  
  "Как желаю с грустью нежной
  С легким трепетом в душе
  Взять листочек белоснежный,
  Написать письмо тебе!
  Фразы, тихо слух лаская,
  На бумаге оживут
  И, любовью полыхая,
  Милый друг, тебя найдут.
  Удивишься ты, читая:
  Ах, минуло столько дней!
  Загрустишь, все вспоминая
  Там, в Америке своей".
  Хоть зима - но в сердце лето,
  Сердце нежностью горит.
  "А любовь ли, правда, это"? -
  Разум тихо говорит.
  И ему, как бы внимая,
  Грусть холодною змеей
  Душу холодит, вползая.
  "Кто же ты, желанный мой?
  Если не Давид, то кто же?
  Одинокой быть мне, Боже,
  Уготовано весь век.
  Или есть тот человек,
  Кто полюбит всей душою,
  Пожелает быть со мною,
  Чтоб в любви век прожить...
  Хватит, хватит мне так грезить".
  На часы она взглянула -
  Три часа уже минуло,
  Как проснулася она.
  И хлопочет не одна:
  На дворе давно Полина
  Что-то возится у тына.
  Вот и в дом она вошла
  И к Марии подошла:
  - Воскресенье, день погожий,
  Одевайся попригожей,
  В храм бы нам не опоздать.
  Я пойду в хлеву прибрать.
  И потом к Марии снова:
  - Бульба, глянь, уже готова?
  Во дворе она опять.
  - Надо, надо поспешать:
  Ровно в десять служба в храме.
  Надо мне скорее к маме,
  Чтоб управилась быстрей.
  Бульбу вынула скорей
  И в овчину облачилась,
  Пред Полиною явилась.
  Служба в церкви долго длилась
  И закончилася в час -
  Дочь и мать домой тотчас.
  Нет мороза, потеплело,
  Даже солнышко пригрело
  И подтаял снег чуть-чуть.
  Ох, и скользким стал уж путь!
  Хоть и медленно ступала,
  Маша все-таки упала
  На дороге пред горой.
  - Не ушиблись вы порой? -
  Голос слышит молодой.
  Маша, глянув, обомлела:
  - Это вы?! - и не сумела
  Дева возглас удержать.
  И помог ей парень встать.
  Перед ним она стояла -
  Тот, тот мельник из зерцала!
  Тот, кого видала в ночь
  На колядки, точь он в точь!
  И Мария смущена:
  Знает всех окрест она.
  Не из местных он парней.
  Незнакомец молвит ей:
  - Все морозы и метели,
  Уж порядком надоели.
  А сегодня день чудной:
  Дышит, пахнет все весной!
  Скоро теплые денечки,
  А потом на ветвях почки...
  Грянет первый майский гром,
  Прилетят скворцы потом.
  А затем и лето красно.
  Правда, день такой прекрасный?
  Маша думает, молчит:
  - Да! - ему в глаза глядит.
  А лицо его открыто,
  Руку протянул: - Никита, -
  Улыбаясь, говорит.
  Маша медлит и... молчит.
  - Знаю, - тихо прошептала,
  И руку ему пожала.
  - Я Мария, - чуть несмело.
  И при этом покраснела.
  
  Глава 43
  
  Чем летом Могилев хорош?
  Днепром своим, красою рощ
  И живописными холмами,
  На них - шумящими садами.
  Едва видны средь древ дома.
  И главна улица одна,
  А вдоль нее домишек ряд -
  Бедняк поселится там вряд -
  И лавок. Боже мой, как много!
  А вот и к ратуше дорога.
  Площадь камнем мощена
  И под снегом вся она.
  Теперь метели и мороз,
  Недалеко хоть время гроз,
  Адский холод тело рвет.
  Мария с Полей у ворот.
  Стучатся в дверь они ограды
  В смятеньи ли, иль может рады.
  Откроет им кто, наконец?
  Дом хоть хорош, но не дворец.
  И вот слуга им отворяет.
  - Неужто Поля! - восклицает.
  Слуга сей страшно поражен,
  Молчит, затем, волнуясь, он:
  - Ведь двадцать лет с тех пор прошло.
  А это кто? - видать, дошло:
  - Наверно, дочь твоя, Полина.
  На твоего похожа сына!
  А мы с хозяином живем,
  Дни коротаем с ним вдвоем...
  - А где ж Иван, сыночек мой?
  - В монастыре он под Москвой!
  Он церковь сильно возлюбил
  И пострижен в монахи был.
  А вот Варвары нет на воле,
  В остроге год она иль боле...
  Но что стоим, пройдемте в дом.
  Он впереди, за ним вдвоем
  Послушно в дом они идут.
  "Зачем идем, что делать тут"? -
  Мария думает тревожно.
  Вот входят в зал: - Как то возможно?!
  Старик, тот самый злой старик,
  Как приведение, возник.
  - Коли пришла, садись, Полина.
  А дочка - гарная дивчина!
  А вот Ивана дома нет.
  Эх, сколько не была ты лет...
  Из-за Варвары весь сыр-бор,
  Она в темнице до сих пор.
  Из-за жены зла не держу,
  Коль надо помощь - поддержу.
  - Мне ничего от вас не надо,
  Увидеть сына была б рада.
  Когда Иван приедет мой?
  - Наверно, нонешней весной, -
  Старик скривил в улыбке рот. -
  Живет твой Ванька без забот!
  Ему осталось быть там год,
  Затем дадут ему приход.
  Полина слушала, внимала
  И, не прощаяся, из зала
  С Марией молча вышла вон:
  - А мой братишка, знает он,
  Что я на свете существую,
  И как он примет весть такую?
  Захочет встретиться иль нет?
  Над речкой вспомнился рассвет,
  И что-то сердце защемило.
  "О, Боже мой! Когда то было!"
  
  Глава 44
  
  И вновь воскресный день. Во храм
  Мать с дочерью спешат, чтоб там
  Излить прошенья, помолится
  И, может быть, благословиться.
  Но Бога главное просить,
  Чтоб с ними мог всегда Он быть!
  Мария горячо молилась,
  И вдруг она как бы забылась:
  И, как виденье, Боже мой!
  Пред нею парень молодой.
  И на нее глядит Никита.
  А на душе, что было скрыто,
  Ей открывается сейчас.
  "Ведь что-то в жизни свяжет нас!"
  Виденье вдруг исчезло прочь:
  "А у тебя родится дочь,
   И назовешь ее ты Анной!"
  И голос шепчет, и туманной
  Все дымкой вдруг обволокло.
  И, как сквозь дымчато стекло,
  Пред нею девушка прелестна.
  "Вот это дочь твоя - невеста.
  Вот с женихом она стоит, -
  Ей сладкий голос говорит. -
  Такое житие твое..."
  И в этот миг исчезло все.
  И церковь снова, мама рядом,
  И тот священник с грустным взглядом
  Все ту же проповедь читал
  И всех потом благословлял,
  И осенял потом крестом,
  И отпустил он всех потом.
  Из храма вышли мать и дочь,
  Был ясный день, не скоро ночь.
  Снег ослепительно блестит,
  И вот Полина говорит:
  - С тобою что случилось в храме?
  Ты расскажи, откройся маме.
  Так что с тобой произошло?
  То не виденье ли было?
  Ибо ты сильно побледнела
  И вдруг внезапно онемела.
  Вот я к тебе - а ты молчишь
  И на икону все глядишь.
  Ты не таись, откройся мне,
  Я же не враг, не враг тебе!
  Мария, чувствую душой,
  Что нечто было там с тобой!
  И ей Мария отвечала:
  - Я там видение видала!
  Мелькнул вдруг лик: секунду, две.
  "Твой это муж", - сказали мне...
  И удивилась сильно мать:
  - Кто же сказал, кому внимать?
  Дано то, Богом, сатаной,
  И кто же он, избранник твой?
  Хоть молод он, собой хорош?
  - Ну, это сразу не поймешь:
  Был, как в тумане, силуэт.
  И верить мне иль, может, нет?
  И тут Мария замолчала,
  А мать плечами лишь пожала.
  
  Глава 45
  
  "Не стучи, рябина,
  Тихонько в окошко,
  Милая рябина,
  Дай поспать немножко.
  Дай поспать немножко,
  Сладким сном забыться.
  Дай во сне, рябина,
  В лето воротиться.
  Там рассветы тихи
  И роса искрится.
  Над рекою месяц
  В дымке золотится.
  Там костер далекий
  Сквозь туман сверкает,
  Одиноку лодку
  Сож седой качает".
  И не спит Мария, лето вспоминает,
  А в трубе, как леший, вьюга завывает.
  Вот рассвет. Одевшись, на мороз идет,
  И, набрав поленьев, в дом она несет.
  А огонь уж в печке весело трещит.
  В это время тихо кто-то в дверь стучит.
  "Мне чего боятся - дома не одна",
  Двери открывая, вскрикнула она.
  Перед ней Никита, он чуть-чуть смущен.
  - Здравствуйте, Мария, - еле шепчет он.
  - Здравствуйте, Никита, - слышит он в ответ,
  В дом за нею входит он смиренно вслед.
  Там, смущаясь, шапку теребит рукой:
  - Первый раз увидел я тебя весной.
  А потом у церкви снова увидал
  И с тобою встречи до сих пор искал.
  Но проходит время и мелькают дни.
  Без тебя, Марийка, все пусты они.
  Покраснел Никита, очи опустил:
  - Раньше в Молостовке я с братишкой жил,
  Мельницу в Пропойске батюшка купил
  И построил домик в роще над рекой.
  Я в нем и Аркадий - это братец мой.
  - Я в Пропойске знаю всех людей окрест,
  Сразу догадалась: не из наших мест.
  Маша замолчала и в глаза глядит.
  И тогда Никита деве говорит:
  - Вот... Мария, слушай, что хочу сказать:
  Люба ты мне очень, не могу скрывать.
  И прошу, скажи мне, душу не томя,
  Выйдешь, дорогая, замуж за меня?
  И молчит Мария, город вспомнив вдруг.
  И те святки вспомнив, и зеркальный круг.
  И виденье в церкви - все сбылось точь в точь.
  - Ну так как, скажи мне, замуж ты не прочь?
  Голос вдруг донесся и, очнувшись враз:
  - Я тебя видала только пару раз.
  Покраснела дева, очи опустив.
  И смутился парень, сразу загрустив.
  - Но надежд я полон, я не слышу "нет".
  И, как гром, услышал парень "ДА!" в ответ.
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  АННА
  Глава 1
  
  На берегу Сожа когда-то
  Стояла мельница. Два брата
  Владели ею много лет.
  Никита, средних лет брюнет,
  Аркадий, рыжий, неприметный,
  Был хоть женат, но, жаль, бездетный.
  И от рассвета до заката
  Никита сам (он старше брата)
  Гнул спину, весь в пыли мучной.
  А брат с женою молодой
  В то время страстно потешался,
  Иль на постели сам валялся,
  Иль в кабаке гульнуть не прочь.
  А у Никиты была дочь,
  Росло прелестное созданье,
  Ну, впрямь очей очарованье!
  Отцу нет дочери милей
  На свете всем, ведь в мир теней
  Жена любимая сошла,
  И боль потери не прошла.
  А дочь прекрасна и умна,
  И схожа с матерью она.
  Порой глядел отец на дочь:
  "О, Боже, в мать она точь-в-точь!"
  Бедняжка устали не знает:
  И шьет, кухарит и стирает,
  По дому чисто приберет,
  Отцу и ужин принесет.
  Со злом глядя на это диво,
  Жена Аркаши как-то льстиво
  Никите с "грустью" говорит:
  - Что Анна, дочь твоя грустит?
  Не оттого ль она скучает,
  Что ласки матери не знает?
  Пора тебе жену забыть,
  Другую надо полюбить.
  И ей Никита говорит:
  - Любовь моя навечно спит.
  Не погляжу я на другую.
  Лишь по Марии я тоскую.
  Мария Анне - мать родная,
  Зачем мне мачеха чужая!
  Обидно тетке шибко стало:
  Она детей своих не знала.
  Господь ей чрево заключил.
  Пришла домой, Аркаша был.
  - Нам поумнее надо быть:
  Зачем нам мельницу делить?
  Один хозяин должен быть.
  Никита должен нам служить! -
  Она с порога заявила.
  Поражена, услышав, была:
  Мой брат - никчемный человек.
  У жерновов корпеть весь век
  Судьбой ему отведено!
  Мне ж быть хозяином дано!
  Глава 2
  
  Уж солнце скрылось в облаках.
  Еще немного - и впотьмах
  Зажгутся первые зарницы.
  Вдали в лугах костер искрится,
  И на реке покой и тишь.
  Деревни дальней темных крыш
  Уже неясны очертанья.
  И слышна трель: любовь, страданья
  Созвучны в песнях соловья.
  И блещет бледная заря.
  Трепещут тополя над кручей.
  Туман завесою летучей
  Скрывает воду, и волной
  Незримо плещет под горой.
  Повсюду слышен запах сладкий
  Цветенья липы, и украдкой
  Анна смахнет слезу рукой:
  "Была бы матушка со мной,
  Я б горя черного не знала.
  Я ей бы ручки целовала!"
  Вздохнув, она домой идет,
  А у ворот пес верный ждет.
  Бежит за ней, хвостом виляет,
  Как радость скрыть свою, не знает,
  Надеясь руку ей лизнуть
  И чтоб в глаза ей заглянуть.
  Однако Анна в дом быстрей:
  Поставить ужин надо ей.
  Еще коровку подоить,
  Да хрюшкам бульбы положить.
  Ведь скоро батюшка придет,
  А время быстрое не ждет.
  
  Глава 3
  
  А вот и батюшка явился.
  Он пред иконою склонился,
  Молитву громко прочитал.
  Горячий ужин его ждал.
  Хлебнувши щей, он на кровать,
  Устав за день, ложится спать.
  А что же Аннушка? Стирает,
  За ним посуду убирает
  И до полуночи не спит,
  И пред иконою сидит.
  И пламя свечки полыхает,
  Бедняжка детство вспоминает.
  То улыбнется, то грустит,
  Крестом себя вдруг осенит.
  Как было давнее прекрасно!
  И мать жива. И в платье красном
  С отцом о чем-то говорит,
  И с грустью на нее глядит.
  Частенько так она мечтала.
  И вот однажды задремала,
  И видит Анна дивный сон:
  Кружит над нею ворон. Он
  Готов вот-вот когтями впиться,
  И от него нигде не скрыться,
  Лишь поле чистое кругом.
  Она бежит и видит дом,
  Он весь из золота, искрится,
  Она войти в него боится.
  Вдруг слышит голос молодой:
  "Там, ты не бойся, ангел твой!"
  И сон пропал. Она трепещет.
  И месяц полный в небе блещет.
  Свеча погасшая стоит,
  Сребром блестя, Иисус глядит.
  
  Глава 4
  
  В старинной роще на опушке
  Стоит под дранкою избушка.
  Авдотья, бабка там живет
  И хлеб свой даром не жует.
  Ей тащат сало все подряд -
  Тот, кто сгубить кого-то рад,
  Иль рад кого приворожить,
  Иль просто так поворожить,
  К старухе все идут тайком.
  И вот однажды в мерзкий дом
  Жена Аркадия пришла
  И говорит: -Я мимо шла,
  И к вам случайно заглянула...
  Что врет, Авдотья вмиг смекнула.
  И говорит скорей в ответ:
  - Садись, в ногах ведь правды нет, -
  Скамью подвинула быстрей.
  - Что ж приключилось? - молвит ей.
  А что ж Аркадия жена?
  Все долго думала она
  И все не знала, как начать,
  Чтоб бабке правду рассказать.
  - Не осуждай врагов своих,
  Подумать есть кому о них, -
  Вдруг бабка строго говорит
  И на икону все глядит.
  - Кого ль мне, право, осуждать...
  Но вот что я хочу сказать:
  Есть человек, не люб он мне,
  Не враг, а так, сам по себе.
  Ему б хотела насолить...
  - Быть может, даже погубить? -
  С улыбкой бабка перебила.
  - Я знаю, есть такая сила,
  Что может это совершить.
  - Но что мне делать, как мне быть? -
  Жена Аркадия вскричала.
  Тогда Авдотья зелья дала:
  - Быть может, враг твой поживет,
  Но скоро в землю он уйдет!
  Глава 5
  
  Мелькали дни, текли недели,
  Сойти снега уже успели,
  Пасха Великая идет.
  Вот у Аркадия ворот
  Никита с дочерью стоят,
  Одеты в праздничный наряд.
  В воскресный день они пришли,
  С собой гостинцы принесли.
  Им отворил Аркадий сам:
  - Входите, гости, рады вам, -
  Промолвил, мило улыбаясь.
  Жена Аркадия, скрываясь,
  Спустилась в погреб и тотчас
  Несет оттуда темный квас.
  Над ним чуть-чуть поколдовала,
  Трясясь, Авдотьи зелье взяла,
  В кувшин насыпала чуть-чуть
  И прошептала: "Проклят будь!"
  Затем к гостям она выходит
  И с ними речь она заводит,
  И говорит, как невзначай:
  - Я пригласить давно на чай
  Тебя и Аннушку хотела,
  Но вот, увы, я не успела:
  Явились сами вы ко мне.
  О, как приятно на душе!
  Я дам кваска, - и улыбнулась.
  Пошла куда-то и вернулась,
  Вся побледнела и дрожит:
  - Там, там... Аркадий мой лежит.
  И в сени бросилась тотчас.
  За ней Никита с Анной враз.
  Лежит Аркадий, недвижим.
  Жена склонилася над ним.
  - Вставай, Аркадий, милый мой! -
  Вопит она: - Он неживой!
  И закричала что есть мочи.
  Сама темнее стала ночи.
  Глядь на стакан - в нем кваса чуть.
  Оземь его: - Ты проклят будь!
  И громко, громко голосила.
  Глядь на гостей - посуду била.
  Глава 6
  
  Вот минул месяц или боле,
  Уж наливался колос в поле.
  Вдова к Авдотье вновь идет,
  Та на скамейке у ворот
  Ее как будто поджидала:
  -Аркадий помер, я слыхала, -
  С печальным видом говорит.
  Сама вдове в глаза глядит.
  А та глаза свои отводит:
  - Смерть, может, рядом с каждым ходит.
  Хватил Аркадия удар...
  - А пригодился мой товар? -
  Вдову Авдотья перебила.
  - Да я совсем о нем забыла.
  Я не притронулась к нему.
  К тебе иду я потому,
  Что ненавижу супостата...
  - Уж не Аркашки то ли брата
  Ты хочешь, девка, извести?
  Коль пренебрег тобой, прости! -
  Авдотья глянула в упор:
  - Жену он любит до сих пор!
  Молчит вдова, чуть побледнела:
  - Тебе... тебе какое дело?
  Вдова не знает, что сказать:
  - Ты не могла мне что-то дать?
  Иль сделать так: в страданье срок,
  Что дан ему, он клял бы рок.
  И оглянулася вокруг:
  Быть может, кто-то слышит вдруг.
  И ей самой вдруг страшно стало.
  Но ни души. Листва шептала,
  Гулял по кронам ветерок.
  Вдова вдруг слышит голосок:
  - Пускай о дочери страдает,
  Пускай он радости не знает.
  Глядь на Авдотью - та молчит.
  - Дам то, что просишь, - говорит.
  
  Глава 7
  
  С неба звездный свет струится,
  Волны плещутся во мгле.
  Точно всадник, месяц мчится
  На серебряном коне.
   Мимо тучка пролетает,
  И наездник удалой
  Серебро ей вслед бросает
  И махает вслед рукой.
  А внизу туман клубится,
  Все безмолвно в мире сна.
  Лишь огонь чуть-чуть струится
  Из раскрытого окна.
   Анна, грустно напевая,
  За окошком тем сидит.
  Свечка, тихо догорая,
  Пред иконою стоит.
  Анне грустно, одиноко.
  Помечтать так надо ей:
  "Где же ты, мой друг далекий?
  Приходи ко мне скорей!
  На коне верхом иль пешим
  Ты явись ко мне быстрей.
  Ободри меня, утеши
  И прижми к себе сильней.
  И как ночкой голубою
  Хорошо с тобой вдвоем!
  А когда заря восстанет,
  Мы покинем милый дом.
  Ну постой, а как же тато?
  Чтобы скорбь он вечно нес?"
  Тени мечутся по хате.
  Во дворе залаял пес.
  Анна глянула в окошко -
  Ничего там не видать!
  Стало трепетно немножко,
  И ложится дева спать.
  А вдова сейчас не спала
  И следила за окном.
  Все злодейка выжидала,
  Свет когда погаснет в нем.
  Вот темно. Чуть выжидает,
  Входит вдовушка во двор.
  Вся трясясь, она ступает
  И крадется словно вор.
  И затем к дверям подходит,
  Из торбы что-то достает.
  Разбросав, к клуням отходит.
  Вот она уж у ворот.
  Снова Анне ворон снится,
  Снова замок золотой.
  Под луной он весь искрится:
  "Ты войди, там ангел твой", -
  Кто-то добрый и незримый
  Анне в дом войти велит.
  А над ней неукротимый
  Ворон кружит и кричит.
  Глава 8
  
  Уходит ночь, бледнеют звезды,
  И месяц светит голубой.
  Не спит Никита. Вышел в сени.
  Он встал с тяжелой головой.
  Откуда-то и в чем причина,
  Что защемило на душе.
  Змеей вползла в душу кручина:
  "Сегодня что-то тяжко мне", -
  Подумал он и помолился.
  Пришел, на Анну поглядел.
  Был во дворе, в сарае скрылся,
  Зажег фонарь - и обомлел:
  Лежит буренка и не дышит:
  "Но, может, спит?" - подумал он.
  Рукою тронул - холод слышит.
  Он ужаснулся, глядь в загон:
  Лежат все свиньи неживые.
  Никита громко застонал,
  Из клуни вышел и впервые
  Судьбу за все свою проклял.
  Затем он к Аннушке явился,
  Глядел в прелестное чело.
  Спала она. Он помолился.
  Вот ночь ушла, было светло.
  И только солнышко всходило.
  Горела яркая заря.
  Она то Анну разбудила:
  "О, Боже мой, проспала я!"
  Она умылась, причесалась.
  И помолилася скорей.
  Как мало времени осталось:
  Вести буренку надо ей.
  
  Глава 9
  
  Догорает закат
  Под луной золотой.
  Сож сияньем объят,
  Тихо плещет волной.
  И туманны стога,
  Чуть прикрытые мглой,
  И покрыты луга
  Серебристой росой.
  И прохладой ночной,
  Веет ветер с реки.
  В темной роще покой
  Не поют соловьи.
  И как чудно вокруг:
  Зорка в небе горит.
  Анне кажется вдруг -
  Кто-то рядом стоит...
  Оглянулась кругом -
  Не видать никого.
  Тут же вспомнила дом,
  Тот, из сна своего.
  И из рощи домой,
  Опечалясь, идет:
  "Где же песик ты мой?" -
  Никого у ворот.
  И лежит сей Дружок,
  Во дворе у окна.
  - Эй! Вставай, лежебок! -
  Закричала она.
  Но неладное с ним...
  И он вовсе не спит.
  На траве недвижим,
  Неживой он лежит.
  А очнулась она -
  Темна ночка стоит.
  Свет не льется с окна,
  И огонь не горит.
  И как будто отец
  Рядом с нею стоит.
  Затряслася, забилась,
  Вскричало дитя:
  - Боже мой! Что случилось?
   Не вижу ведь я!
  
  Глава 10
  
  Тихо снег пушистый
  Над землей кружит.
  В шубе серебристой,
  Грустно лес стоит.
  И сады, и хаты
  Устланы ковром,
  Тишиной объяты,
  Спят глубоким сном.
  И дымок чуть вьется
  От белесых крыш.
  Проскрипят вдруг сани,
  Нарушая тишь.
  Жаль, пейзаж прекрасный
  Анне не видать:
  "Где ты, солнце красно,
  Закатилось спать?
  И зачем не всходишь,
  Не прогонишь ночь?
  Может, где-то бродишь,
  Лишь бы не помочь!
  А ведь мне так худо
  День-деньской одной.
  Ночь гони отсюда,
  Будь всегда со мной".
  Видел все Никита,
  Про себя рыдал,
  И душой открытой,
  Шибко он страдал!
  
  Глава 11
  
  И к докторам он обращался...
  Наедине Никита сам.
  Он с бедой своей, увы, остался.
  Никита к бабкам, колдунам
  Водил Анну - все напрасно,
  Никто помочь не в силах ей.
  Глядел он с болью в лик прекрасный,
  Отраду жизни его всей.
  И вот однажды в дверь стучится,
  Туда, где брат Аркадий жил.
  Вдове пришлося удивиться:
  Давненько здесь Никита был...
  И поначалу растерялась:
  Зачем Никита к ней пришел?
  Премило после улыбалась,
  Когда Никита речь завел.
  Затем улыбка вмиг слетела.
  Вдова нахмурилась чуть-чуть.
  Она и думать не посмела,
  Чтоб все сбылось когда-нибудь.
  - Беда вселилась в мою хату.
  Как раньше я несчастен вновь.
  К тебе пришел: жена ты брата,
  Все ж, как никак, родная кровь!
  Как мне к тебе не обратиться?
  Лишь ты могла бы мне помочь,
  Ведь надо Аннушке лечиться,
  Ты помоги спасти мне дочь.
  Он говорит, чуть не рыдает.
  Вдова "задумалась" чуть-чуть:
  - Но как помочь? - она вздыхает.
  Отрада наполняет грудь:
  "Вот, наконец, и я дождалась:
  Смирен стоишь ты предо мной.
  Из-за тебя вдовой осталась,
  За то быть Анне век слепой".
  Вот так злодейка рассуждала.
  И ей Никита говорит:
  - Взаймы ты денег мне бы дала.
  Дочь, может, кто-то исцелит.
  И он умолк, и ждал ответа.
  Вдова задумалась, молчит:
  - Как страшно жить, не видя света, -
  Как бы себе вдруг говорит.
  - Мне тяжело. Скажу сначала,
  Что я не знаю, как мне быть.
  Я б слишком многое отдала,
  Чтоб не одной мне век влачить.
  Чтоб был со мною кто-то рядом,
  Меня бы ночью приласкал.
  Меня лелеял нежным взглядом,
  И лишь одну меня бы знал.
  И он поник, и размышляет, -
  Вся напряглась вдова и ждет:
  "Он будет мой?" - она гадает.
  Встает Никита, прочь идет.
  
  Глава 12
  
  Андрей по горло сыт Москвою,
  Где жизнь бесцельно прожигал.
  И вот, объятый он тоскою,
  К отцу в поместье укатал.
  Здесь тишиною наслаждался,
  Забыв о шуме городском.
  Полдня он с книгою валялся,
  На Сож купаться шел потом.
  Он там природой любовался,
  Он там душою отдыхал.
  И там мечтам он предавался,
  Москву помалу забывал:
  "Что там Москва - полно народу,
  Да лязг копыт по мостовой,
  А здесь раздолье и свобода
  Да отчий дом, родимый мой".
  Так говорил себе порою.
  Нет-нет, себя не утешал.
  В Москве, бывало, пред зарею
  Он по прекрасному страдал.
  И вот однажды, вдохновленный
  Красою Сожа, шел домой,
  В зарею роще освещенной
  Услышал голос молодой.
  Застыл Андрей и против воли
  Смахнул с лица слезу рукой:
  Девичью песню, полну боли,
  Услышал он своей душой.
  И подошел он к той, что пела,
  И очарован ею был.
  Она, не видя, вдаль смотрела.
  Андрей на свете все забыл.
  И так стоял он, любовался.
  Не сводит с девушки он глаз.
  Все ж подойти к ней постеснялся.
  Шепнул: "Приду в другой я раз".
  
  Глава 13
  
  Вот день прошел, и на другой -
  Он в той же роще над рекой,
  Надеясь слышать голос милый.
  Но день дождливый и унылый,
  И незнакомки не видать.
  На день другой уж уповать
  Ему приходится напрасно.
  И нет ее, хоть день прекрасный.
  "Что это было - может, сон?"
  Теперь подавлен ходит он
  И Бога просит, сам не свой:
  "Ее дай встретить, Боже мой!"
  И все сильнее жажда встречи.
  И вот однажды в ясный вечер
  Он Анну в церкви увидал,
  Отец ее сопровождал.
  Вновь подойти он побоялся,
  Но вслед за ними увязался.
  Тайком за ними он ходил.
  Живет где мельник, проследил.
  С тех пор неделя пролетает.
  Как быть, бедняжка наш не знает.
  Но вот к Никите он идет,
  Стоит, волнуясь, у ворот.
  Калитку тихо открывает...
  Во двор вошел - и замирает:
  Та незнакомка у крыльца
  Сидит, не видит молодца.
  Он кашлянул и к ней подходит,
  Сбиваясь, речь свою заводит:
  - Простите, - нежно говорит, -
  Такая рань, отец ваш спит?
  - Да что вы, нет, - она гадает,
  Кто перед ней, она не знает.
  - Отец на мельнице давно.
  Андрей стоит, в уме одно:
  "О, Боже мой! Она прекрасна!"
  Глядит кругом - зарею красной
  Весь двор печально озарен.
  - Как жаль! - сказав, уходит он.
  Глава 14
  
  Едва проклюнулся рассвет,
  Никита встал, зажег он свет
  И пред иконою склонился.
  Едва не плача, он молился:
  - Господь! Господь! В Тебе одном
  Ищу отраду ночью, днем.
  К тебе, Господь мой, я взываю!
  За что, Господь мой, я страдаю?
  Яви, Господь, Ты власть Твою,
  Спаси Ты доченьку мою!
  И дай, дай доченьке прозреть.
  Я твой, Господь, на веки ведь!"
  Вот так однажды он страдал.
  Вдруг в двери кто-то постучал.
  "Кто вдруг пожаловал чуть свет?"
  На Анны глянул он портрет,
  Затем его перекрестил,
  Дивясь, пошел и дверь открыл.
  Там незнакомец у порога,
  Видать, смущен он хоть немного,
  В руках он шляпу теребит.
  Никита в дом идти велит.
   Ему он лавку подвигает
  И гостя на нее сажает,
  Сам же напротив, на скамье.
  - Ну, с чем пожаловал ко мне? -
  Никита тихо говорит.
  Дивясь, на гостя он глядит,
  Но тот по-прежнему смущен.
  - У вас есть дочь? - вдруг молвит он.
  - Она незряча? - говорит.
  Теперь Никита уж молчит.
  Он молча гостя изучает:
  "Откуда тот про Анну знает?"
  И сам не знает, что сказать.
  Гость продолжает удивлять:
  - Пред кем зияет вечна ночь,
  Нам, зрячим, хочется помочь.
  Андрей глядит в глаза Никите:
  - Уж не об Анне ль говорите? -
  Вскричал Никита, поражен.
  Быть может, небом послан он.
  
  Глава 15
  
  - Привет тебе, моя столица, -
  Андрей тихонько прошептал.
  Взглянул на спутников: их лица
  Фонарь едва лишь освещал.
  Никита спал, обняв рукою
  Свое прелестное дитя.
  У Анны нимб над головою.
  Андрей вскричал: "Не грежу ль я?"
  Потом видение пропало.
  Андрей решил: игра теней.
  Но крест рука уж начертала,
  Забилась сердце вдруг сильней.
  Он вспомнил Сож, места родные,
  Где с Анной вместе в роще был.
  Он вспомнил очи голубые
  И понял вдруг, что полюбил.
  А что же Аннушка? Устала,
  Трясясь в карете день и ночь.
  И, улыбаясь, мирно спала,
  Все беды унеслися прочь.
  Ей снится роща и багряный
  Восход над речкой восстает.
  Объятый дымкою тумана,
  Прозрачный диск луны плывет.
  И далеко, пред самым лесом,
  Костер, как искорка, блестит,
  И луг покрыт ковром белесым,
  Прибой чуть слышно говорит.
  И так чудесно, так прекрасно,
  Все наяву, как не во сне.
  Очнулась Анна - где же красный
  Восход и речка - все во тьме.
  И испугалась, и вскричала,
  Но успокоилась потом.
  Рука отца лицо ласкала -
  Как хорошо им быть вдвоем!
  Андрей все видел - горько стало.
  Заныла сильно-сильно грудь.
  Он глянул в небо, там светало:
  "Господь, Господь, ты с нами будь".
  
  Глава 16
  
  Андрею тяжко было, больно,
  Когда по лекарям ходил.
  И всякий доктор взгляд невольно
  От глаз Андрея отводил.
  Всяк говорил, что вряд девица
  Опять увидит белый свет.
  Хотя, возможно, исцелится:
  Чудес на свете разве нет?
  Вот так, намаявшись премного,
  Андрей надежду потерял.
  Как ни темна была дорога,
  В конце ее свет воссиял:
  То был ухожен дворик чистый,
  Невзрачен дом среди тополей.
  Пройдя аллеею тенистой,
  Андрей и Анна у дверей.
  Кто там за дверью, кто же знает?
  Андрей, волнуясь, в дверь стучит.
  Лакей их чинно в дом пускает:
  - Вас доктор примет, - говорит.
  "О, как быстры порой мгновенья!
  О, как грустны они порой".
  Терзают грудь уже сомненья:
  В Пропойск уехать бы родной.
  А вот и доктор - видом чуден.
  С большой кудрявой головой.
  С простой фамилией - Игудин.
  И не старик, не молодой.
  Гостям он низко поклонился,
  Андрею руку он подал.
  За опозданье извинился
  И Анне руку целовал.
  Затем - все трое в кабинете.
  Врач о болезни расспросил.
  Включил он лампу, ее светом
  Глаза он Анны осветил.
  И не заметил он изъяна.
  И к Анне он оборотясь:
  - Весьма, весьма сей случай странный,
  Мне не встречался отродясь!
  Коль это нервов потрясенье,
  Она прозрела бы давно.
  Скажу вам прямо: хоть в смятеньи,
  Лечить возьмуся все равно.
  
  Глава 17
  
  Был ранний час, заря вставала.
  Пустынны улочки Москвы.
  На стеклах золото играло,
  "Господь! Господь! Будь с нами Ты!", -
  Сказал Андрей. Ему не спалось,
  Об Анне думал он теперь.
  Он вспомнил миг, когда расстались,
  И прошептал: - Ты, Анна, верь!
  И вот уж полдень, жарко стало.
  Но здесь, в больнице, благодать.
  На койке девушка лежала,
  За ней Андрей стал наблюдать.
  А вот и доктор появился
  И пред иконой помолился.
  Вот пред кроватью он стоит
  И четко Анне говорит:
  - Я буду медленно считать:
  Один, два, три, четыре, пять...
  Когда скажу я "тридцать три",
  Закрой глаза и крепко спи!
  И начал медленно читать:
  - Легка, как пух, твоя кровать.
  Ты тонешь в ней, как в облаках,
  Забудь тоску свою и страх, -
  Шептали лекаря уста
  Вот тридцать три - уснула та.
  И, убедясь, что Анна спит,
  Ей доктор четко говорит:
  - Скажи мне, милая девица,
  Ты можешь петь иль веселиться?
  Скажи мне, правды не тая,
  Иль что-то мучает тебя?
  И Анна тут же побледнела,
  И ужас скрыть свой не сумела.
  Очнулась, бьется и дрожит...
  Дивяся, доктор говорит:
  - Ты отчего так испугалась,
  Скажи, коль в памяти осталось?
  И слышит Анны он ответ:
  - Я ничего не помню, нет.
  Мне почему-то страшно стало,
  Как будто в бездну я упала.
  И говорит Андрею врач:
  - Не избежать нам неудач,
  Коль не узнаем мы причину,
  Откуда страх ее, кручина.
  И Анну вновь он - на кровать.
  Опять, опять он стал считать.
  Сказал он четко: - Тридцать три,
  Теперь усни, теперь усни!
  И Анна снова крепко спала,
  Но снова сильно закричала,
  Коль задал доктор тот вопрос.
  - Как странно, - доктор произнес.
  Глава 18
  
  Проходит день, за ним другой,
  И снова полдень, снова зной.
  Но вдоль аллейки холодок.
  Андрей и Анна точно в срок,
  Что им назначен, в дверь стучат.
  Их принял врач, сказав, что рад
  Их видеть. Мило улыбаясь,
  И быть любезным им стараясь,
  Провел их снова в кабинет.
  Там приглушил немного свет,
  На стулья он их усадил
  И с Анной доктор говорил:
  - Людей лечу я много лет,
  Открыл для многих белый свет.
  От смерти многих я спасал,
  Но случай ваш я не встречал.
  Я долго думал на ваш счет.
  В итоге, что придумал вот:
  Введу наркотик вам чуть-чуть -
  Вдруг вспомните вы что-нибудь,
  Когда я в сон вас погружу.
  А там что будет - погляжу.
  На это важное решенье
  Мне надо ваше разрешенье.
  Так вы согласны или нет?
  - Согласна я, - был дан ответ.
  И пред иконой доктор вновь.
  Затем наркотик вводит в кровь
  И заставляет Анну спать,
  Чтобы вопрос ей вновь задать:
  -Тебя что гложет? - произнес.
  Как бы не слышит та вопрос
   (Глаза открыты, ровно дышит.)
   Нет-нет, прекрасно она слышит!
  Вот грудь задвигалась быстрей...
  - Что видишь? - доктор крикнул ей.
  Но Анна часто задышала,
  Затем внезапно закричала.
  Сорвался голос молодой:
  - Та снова, в черном, предо мной!
  И как ужасна ее сила!
  За нею холод и могила!
  - Но кто она? Скажи скорей! -
  Врач воскричал, склонясь над ней.
  - Ее я раньше не видала, -
  Девица билась и кричала...
  - Ты успокойся, горя нет!
  Вот, нарисуй ее портрет!
  Тебе приказываю я!
  Рембрандтом ты представь себя.
  И сам спешит бумагу дать:
  Ему не терпится узнать,
  Что будет дальше. Над листом
  Ее он руку сжал с пером...
  И вот уж контур появился.
  Андрей опешил, подивился,
  И видит он перед собой
  Лицо крестьянки пожилой.
  
  Глава 19
  
  Все в мире тайно, непонятно.
  Лишь время просто. И обратно
  Оно не движется никак.
  В начале - свет, в конце нас - мрак!
  Стрелою мчится наше время.
  Уйдем и мы, и наше семя,
  Все затеряется в веках.
  И снова жизнь, и снова прах!
  И так быть может бесконечно.
  Лишь наш Господь и Слово вечно!
  Сказал вдруг громко доктор им:
  - Все мы пред Господом стоим!
  Простой я лекарь, вот в чем дело.
  Лечу не душу я, а тело.
  Вряд ли полезен буду вам.
  Вы обратитесь к Богу, в Храм.
  Ибо, клянуся небесами,
  Висит проклятие над вами.
  На этот счет сомнений нет, -
  И указал он на портрет:
  - Всему она, она причина.
  Отсюда боль, тоска, кручина,
  Отсюда ваша слепота.
  В аду пусть сгинет ведьма та! -
  И осенил себя крестом.
  Портрет им отдал он потом.
  Затем он с ними распрощался,
  Наедине с собой остался.
  А что же Аннушка, Андрей?
  Спешат к священнику скорей.
  И их священник принимает,
  Себя крестом он осеняет,
  Андрея слушая, молчит,
  Затем им слово говорит:
  - В мир наш вошел с Адамом грех.
  Грехом связал лукавый всех.
  И коль невольно грех случится,
  То надо каяться, молиться.
  От сердца искренне просить,
  Чтоб мог Господь тебя простить.
  Господь простит, он милосердный!
  Простит за веру, милосердье.
  А коль кого накажет Он,
  Тот будет в бездны сокрушен!
  Священник в руки взял портрет:
  - Тебе спасенья, ведьма, нет!
  В геенне огненной сгоришь,
  И пламя будет выше крыш! -
  И он опять перекрестился,
  Затем он к Анне обратился:
  - Господь на душу положил,
  И мне он истину открыл.
  Он на молитву дал ответ:
  Ты снова будешь видеть свет!
  Глаза твои должны открыться.
  На Пасху может то случится.
  Он снова их перекрестил,
  Обоих с миром отпустил,
  
  Глава 20
  
  И вот опять уж тройка мчится,
  И бубенцы вовсю звенят.
  В Пропойск скорей, что часто снится,
  Скорей бы к батюшке назад.
  Мечтала Анна, как и прежде,
  Увидеть свет грядущих дней.
  Душа ее горит в надежде,
  Хоть ночь лишь только перед ней.
  Ее Андрей сопровождает,
  Прислуга, что отец нанял.
  Ямщик кобылку погоняет.
  И вот уже Пропойский вал.
  И там верста иль, может, две,
  И дом Никиты на горе.
  Вот в двери стук - они открыты,
  И дочь в объятиях Никиты.
  Отец целует нежно дочь.
  А что ж Андрей? Уходит прочь?
  Нет-нет, он с ними оставался.
  Глядел на Анну, улыбался
  И о Москве все говорил,
  А вечерком к отцу отбыл.
  
  Вот лето быстро пролетело,
  Уж осень поздняя. Несмело
  Зима стучится по утрам.
  Трава седа и тут, и там.
  И кружат листики багряны,
  И холода уже туманны.
  И в лед закован ручеек,
  Но нет зимы, еще не срок.
  Но все ж она не за горами...
  Андрей и Анна вечерами
  Бродили по листве густой
  И целовалися порой.
  Но все ж, страдать нет боле мочи:
  До Пасхи дни считала, ночи.
  Не спит, а молится тайком,
  Прозреть лишь - просит об одном.
  
  И вот уж Пасха наступила,
  Она с Андреем в храм спешила.
  Молитву батюшка читал.
  Вдруг солнца луч в окно упал
  И на иконах заискрился,
  И мягкий свет кругом разлился...
  - Я вижу! - Аннушка вскричала.
  Она Андрея увидала!
  А рядом с ним отец стоял,
  Он славил Бога и рыдал...
  И все, кто в церкви с ними были,
  Дивились чуду и хвалили,
  Все Бога, славили, молясь.
  Никто не видел отродясь
  Все то, что в церкви совершилось...
  Священник, что сказал- все сбылось!
  Затем из храма шли домой.
  Но что там, в роще над рекой?
  Горит, как будто, чей-то дом...
  Жила Авдотья долго в нем.
  Рисунок вспомнил вдруг Андрей:
  - Так вот портрет, - подумал, - чей...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Яндекс Grandnelly/
  СЕМЕН РЕЗНИК.
  ПРОПОЙСК.
  (РОМАН В СТИХАХ)
   "Пропойск"- какое странное название, не правда ли? Так назывался мой родной город. Теперь это Славгород. Беларусь. Там великолепные живописные места....и, наконец, это моя Родина. Мой любимый город, где прошли детство и юность и, где я был, кажется, счастлив...
  Пропойск-так я назвал свой роман.. Начало 19 века.Любовь и ненависть,борьба добра со злом, магия и реализм- всё сплелось в этом романе.
  
  
  
  На берегу Сожа крутом,
  Грустя, я думал о былом.
  В нем было все: друзья и встречи...
  Где вы теперь? И тихий ветер
  Во темных кронах шелестит.
  Спокойно все. Лишь Сож не спит,
  Волну туманную гоняет.
  И сердце томно замирает...
  Все было сон или обман?
  Мерцают звезды. Сквозь туман
  Костры далекие сверкают.
  О, годы жалости не знают.
  И угасает жизни сад.
  О, если б все вернуть назад.
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  МАРИЯ
  
  Глава 1
  
  Давным-давно, сто лет иль боле
  Минуло уж по Божьей воле.
  В старинной роще над рекой
  Стоял домишко небольшой.
  В нем мать с дочушкой проживали
  И о насущном помышляли.
  День мать на поле проводила,
  Домой усталой приходила
  О горькой доле горевала,
  А дочка в доме прибирала
  И ждала матушки приход.
  Тянулся так за годом год.
  И дочь Мария подрастала.
  Она красавицей уж стала.
  Пятнадцать лет ей, и она
  Все без подруг, и все одна.
  Одна играла, веселилась
  Всегда добра, никак не злилась
  И с матушкой была нежна.
  Ей всяк работа не чужда -
  Без дела лишь бы не сидеть,
  Прибрать по дому бы успеть
  К приходу матушки своей
  Да ужин приготовить ей.
  А всяко утро, чуть заря,
  Перед иконою стоя,
  Она молилась горячо.
  Хоть на дворе темно еще,
  На луг спешила поскорей:
  Пасти буренку надо ей.
  О, ты, рассвет, как ты прекрасен!
  Сияют звезды, месяц ясный
  Парит над темною водой,
  Луга покрыты сизой мглой,
  И тишина стоит звеняща.
  Волна, туманна и изящна,
  Ласкает берег голубой,
  Трель соловьина над рекой...
  Но вот багрянец в небе чуть,
  Уже погас сребристый путь.
  Бледнеют звезды, лишь одна,
  Как прежде, яркая она.
  
  Глава 2
  
  Что наша жизнь? Любовь, страданья,
  Ошибки, встречи, расставанья,
  Какой-то тайный смысл в них.
  Жизнь наша - миг, всего лишь миг,
  Такой желанный и прекрасный!
  И вот рассвет. Зарею красной
  Был освещен росистый луг,
  А над рекой тумана пух
  Седыми клочьями ложился.
  Вдали, как призрак, появился,
  Объят туманом, силуэт.
  То отрок был. Он юных лет.
  К Марии, приблизившись, сказал:
  - К тебе Господь меня послал, -
  И замер он. Потом очнулся
  И покраснел, и улыбнулся.
  Затем ладонь ее схватил -
  И вдруг исчез, как и не был.
  И тишина. Туман ползучий
  Чуть-чуть рассеялся, над кручей
  Во темной роще соловей
  Трель затянул еще сильней.
  Забилось девичье сердечко:
  "Домой, домой, поставить свечку
  И помолиться побыстрей!"
  Да странно вот: не страшно ей,
  Хотя и трепетно немножко...
  День наступал, и в путь-дорожку
  Собралось солнце выходить
  Чтобы лучами там испить
  Водицы с речки золотистой.
  А на душе Марии чистой
  Расцвел, как розы стебелек,
  Тот с нежным взглядом паренек...
  "Откуда он, виденье это?
  Иль наяву? Причуды лета?
  А, может, просто это сон?"
  И сердце бьется: кто же он?
  
  Глава 3
  
  Проходит день, а может, два,
  И замечает вдруг вдова:
  Мария что-то все грустит.
  И ей, тревожась, говорит:
  - Скажи мне, дочка, что с тобой?
  Не заболела ли порой?
  Или терзает душу что?
  Или обидел - молви, кто?
  Скажи мне дочка, не таись.
  Открой мне сердце, не томись.
  И слышит матушка в ответ:
  - Всегда одна я много лет.
  Не с куклой тряпичной играть,
  Мне бы с подружками гулять.
  Хотелось мне нарядной быть,
  Не в платье латанном ходить!
  И горько-горько маме стало,
  И дочь она к груди прижала:
  - Прости! - ей нежно говорит.
  И обе плакали навзрыд.
  Еще час-два погоревали
  И спать легли - не засыпали.
  И вот уснули, наконец.
  Перед Марией - вдруг дворец.
  Ворота золотом обиты,
  Они не заперты, открыты.
  Чрез них Мария входит в зал,
  Он не огромен и не мал
  И освещен, как солнцем, он
  Хоть нет окон. В средине трон,
  И в нем царевич восседает.
  И сладкий голос приглашает
  Марию к трону подойти...
  Но прерван сон на полпути.
  И открывает дева очи:
  Все тот же мрак и холод ночи.
  Луч серебристый пал в окно.
  Иконы блещет серебро.
  А где же горечь и смятенье?
  Царит в душе теперь смиренье.
  Душа ликует и парит,
  Беззвучно с Богом говорит!
  
  Глава 4
  
  Литвинский город небольшой,
  Пропойск тогда был под Москвой,
  Но все ж литвинским оставался.
  В нем тыща душ, и собирался
  Почти весь город на базар
  В воскресный день - и мал, и стар.
  С окрестных сел народ стекался -
  Кто покупал, кто торговался,
  А кто-то просто так пришел,
  В толпе потерся и ушел.
  Здесь продавали все подряд:
  И сало, хлеб, и поросят,
  Мальчишки рыбу предлагали,
  Здесь даже лапти продавали.
  И лавок много, и в одной
  Ткань выбирают дочь с вдовой.
  Мария гладит бархат, шелк.
  Однако есть ли в этом толк?
  Не по карману ткани ей,
  И ситец взят на пять рублей.
  Как мало надо им для счастья?
  Лицо сияет в одночасье -
  Мария в платье себя мнит.
  Но почему же мать грустит?
  Полину мучает одно:
  За что купить ей хлеб, за что?
  Из лавки вышли. По базару,
  Дивяся разному товару,
  Они толкаются в толпе.
  Но чей-то взгляд вдруг на себе
  Мария четко ощущает,
  Как бы глазами кто пронзает.
  И, обернувшись вдруг, глядит -
  Старик вдали седой стоит.
  С его встречается глазами,
  Вскричала Маша, тотчас к маме:
  - Пойдем, пойдем, пойдем скорей!
  Исчезла радость, страшно ей.
  Полина сильно побледнела,
  Увидев старца, и несмело
  Дочь заглянула ей в глаза:
  Сверкала искрой в них слеза.
  
  Глава 5
  
  Над полями, над лесами,
  Светит яркая луна.
  То спешит она куда-то,
  То замрет на миг она,
  Как девица молодая,
  Застеснявшись молодца,
  То в вуали золотая,
  То опять она ясна.
  А внизу, покою внемля,
   В дымке сине-голубой
  Мирно лес далекий дремлет.
  Спит и роща над рекой.
  Но Марии в ночь не спится,
  Что-то тяжкое гнетет.
  Вот скрипнула половица -
  Кто-то в горницу идет.
  Напряглася и трепещет,
  Шепчут "Отче наш" уста.
  Серебром с иконы блещет,
  Под луною лик Христа.
  Вот и матушка проснулась.
  Вот уж к образу идет-
  На Марию обернулась,
  На колени вдруг встает.
  Тихо шепчет и вздыхает,
  Слов молитвы не слыхать.
  Дочь тихонько наблюдает-
  Стало жалко Маше мать.
  Да и трепетно немножко.
  Свет сребристый льет в окошко.
  На стене игра теней.
  Показалось, что ли, ей:
  Старца лик мелькнул и сник.
  Холод в сердце вновь проник:
  "Что-то с матушкой случилось?"
  Вновь сердечко быстро билось:
  "Вот спрошу ее... О чем?
  Не сейчас, а завтра днем".
  И Мария до рассвета
  Не спала, ища ответа.
  Что в воскресный сталось день?
  Ибо матушка, как тень.
  
  Глава 6
  
  Проходят день, неделя, две,
  И дочь буренку на заре
  На берега Сожа гоняет,
  А мама в поле пропадает...
  Своим идет все чередом.
  Забыв о дне воскресном том,
  Мария платье примеряет
  И все на свете забывает.
  Но мать по-прежнему грустит,
  Держать стараясь бравый вид,
  К тому Мария привыкает,
  Все ж думу тяжкую гадает,
  Стараясь тайну отгадать:
  Откуда старца знает мать?
  Ведь изменилася в лице,
  Увидев старца. Очи те,
  Тогда наполненны слезой,
  Мария видит пред собой.
  Как мать спросить и как узнать,
  Чтоб не страдать бы ей опять?
  В субботний день, и ровно в пять
  Мария узел собирает,
  А на дворе заря сверкает.
  Вот осторожный стук в окно...
  "Кто может быть? Уже давно
  Никто к нам в гости не приходит".
  Волнуясь чуть, к окну подходит:
  Цыганка во дворе стоит.
  - Открой окошко, - говорит.
  И оглянулась дочь на мать,
  Та продолжает сладко спать.
  И открывает Маша дверь,
  Вот во дворе она теперь.
  Цыганка быстро к ней подходит
  И разговор она заводит:
  - Прости, - цыганка говорит, -
  Что разбудила. Мама спит? -
  И дожидается ответа.
  И странный блеск в лучах рассвета
  Ее раскосых черных глаз.
  И холодок в груди тотчас
  Мария четко ощущает:
  "Про мать она откуда знает?"
  - Да, почивает мать сейчас.
  Цыганку видит в первый раз.
  - Зачем вам матушка моя?
  Платок Мария теребя,
  Глядит цыганке прямо в очи,
  А те черны, чернее ночи!
  - Раз спит, пусть спит. Ты не буди!
  Не хочешь погадать ли ты?
  Берет в свою Марии руку:
  - Я радость встреч, любовь, разлуку,
  Коль предстоит тебе узнать,
  Могу я точно предсказать.
  Все по ладони прочитаю.
  Зовут тебя Мария, знаю.
  А мать, красавица моя,
  Зовется Полей. Права ли я?
  Стоит Мария, как во сне:
  - Сказала верно, - шепчет, - мне.
  Она испугана чуть-чуть...
  - Сгинь с глаз и проклята ты будь!
  Раздался крик невдалеке.
  Вопит Полина, кнут в руке.
  А гостья мигом за плетень:
  - Ах, козни строить ей не лень! -
  Кричала матушка, дрожала,
  Кнут бросив, громко причитала.
  
  Глава 7
  
  Маша утром ранним глянула в окно:
  В сумраке туманном все вокруг бело.
  Снег уж первый выпал. У седых берез
  Ручеек прозрачный заковал мороз.
  На ветвях рябины, рады иль грустят,
  Нахохлившись чинно, воробьи сидят.
  И отрадно стало, и светло в груди:
  - Первый снег уж выпал, мама, подойди!
  И к окну Полина быстро подошла,
  И печально молвит: - Зимушка пришла.
  И, набравшись духа, Маша говорит:
  - Отчего-то снова мамочка грустит?
  Отчего печальны вновь твои глаза?
  Холодит мне душу вновь твоя слеза.
  И Мария слышит матушки ответ:
  - Худо нам живется вот уж много лет.
  Злых людей так много, что не перечесть.
  Черною порою шлют они нам весть.
  Матушка умолкла и в окно глядит.
  - Это та цыганка? - дочка говорит, -
  Что пришла однажды на заре во двор?
  Но молчит Полина, потупила взор.
  И тогда Мария, больше не таясь:
  - Я не знала тато, мама, отродясь.
  Молодым еще он, видимо, почил.
  Мамочка, скажи мне, кто мой тато был?
  Побледнела Поля и отводит взгляд:
  - Он тебе, дочурка, был бы очень рад!
  Но судьба - злодейка да коварен рок,
  И ему отмерен был короткий срок.
  И Марии снова стало жалко мать:
  "Хватит мне, негодной, маму донимать".
  
  Глава 8
  
  Уж на дворе метелью злою
  Покрыто все. В избе свечою
  Был освещен иконостас.
  И молит Господа, чтоб спас.
  И преклонилася девица.
  А ветер в печке стонет, злится
  И завывает, словно черт:
  "Там далеко, за много верст,
  Быть может, чудная сторонка,
  Где горя нет, а счастье звонко
  Стучится в каждую там дверь,
  И где капель звенит теперь.
  А летом там везде цветы.
  О счастье, счастье, где же ты?
  А здесь так грустно, одиноко...
  Уехать, может, недалеко,
  Чтоб мать порою навещать,
  Не будет так она страдать".
  Вот так Мария размышляла.
  Еще темно, заря вставала,
  Еще блистала зорок рать,
  Но где ж Марии было спать!
  Она в овчину облачилась,
  Надела валенки. Таилась.
  И, чтобы мать не разбудить,
  Пришлося тихо дверь прикрыть.
  И вот она прошла во двор.
  Уж ветер стих, но до сих пор
  Чуть-чуть метет, и снег искрится,
  Он синим пламенем светится.
  И в золотом венце - луна,
  Средь зорок тихая она.
  
  Глава 9
  
  Уходит ночь, уже светает,
  Бледнеют звезды над Днепром.
  Ямщик, лошадку погоняет,
  О доме думает своем.
  Он не один, с ним рядом дева
  Вдыхает сена аромат.
  И снится ей: она у хлева
  Ведет коровку через сад.
  Но вот ухаб - она проснулась,
  И луг седой лежит пред ней.
  И боль разлук души коснулась:
  "Ведь нету матушки родней!"
  И на душе так горько стало:
  "Назад, в Пропойск, назад, скорей".
  И по щеке слеза бежала:
  "Господь, будь с матушкой моей!"
  Назад, назад, в домишко милый,
  Туда, где Сож волну катил.
  Но вот уж город, Льва могила -
  Он наречен когда-то был.
  Все необычно в нем и ново -
  Кареты, люди и дома...
  Но о Пропойске своем снова
  Грустит, печалится она.
  По мостовой стучат копыта,
  И вдоль дороги лавок ряд.
  Вот дом, оградою сокрытый,
  И сквозь калитку виден сад.
  Телега здесь остановилась.
  "Неужто здесь конец пути?"
  Мария молча помолилась,
  И сердце сжалося в груди.
  И на крыльцо она ступает,
  И тихо-тихо в дверь стучит.
  Ямщик лошадку погоняет,
  И в путь обратный он спешит.
  Марии сердце сильно билось:
  "О, кабы с ним сейчас домой!"
   Тут дверь тихонько отворилась -
  Старушку видит пред собой.
  Тогда, растеряна немного,
  Мария "здрасте" говорит.
  Рукой старушка ей с порога
  За нею следовать велит.
  
  Глава 10
  
  А вот и зала невелика,
  Убога, нечего сказать:
  Иконостас, святые лики.
  Еще два стула и кровать.
  И стол под скатертью льняною.
  Да вот еще комод стоит.
  И, осенив себя рукою,
  Старушка тихо говорит:
  - Вiдаць не спала цэлу ноч.
  Iдзi, прыляг, Палiны доч!
  Вiдаць, намаялась нямала?
  Але паснедаеш сначала.
  Цябе узнала: Полi доч!
  Адразу вiдна - у маць точ-у-точ, -
  И про себя чуть прошептала,
  И простынь из комода взяла,
  И застелила на кровать:
  - Не галадна калi - то спаць! -
  Старушка тихонько сказала
  И покрывало ей отдала.
  Сама из зала вышла вон.
  А что Мария - сразу в сон?
  Нет-нет, о доме загрустилось.
  Чуть полежала и забылась.
  И снится ей родимый дом.
  Там мать склонилась пред Христом,
  О чем-то просит и рыдает.
  И на нее Христос взирает,
  И от иконы дивный свет.
  А с мамой - отрок юных лет.
  Тот, из видения, тот самый.
  Прервался сон: "Господь, что с мамой?"
  Лежит и думает она.
  Затем встает. Вот у окна
  Глядит на улицу пустынну.
  - Хадзi, паеш, абед астыне, -
  Ей бабка тихо говорит.
  Идти к столу она велит.
  
  Глава 11
  
  Проходит день, за ним другой.
  Наряд достав с комода свой,
  Что молодой бабка носила,
  Надеть Марию попросила.
  Сказала: - К Каплану пайдзем,
  Авось, вазьме служанкай ? дом, -
  И тут же зеркало достала,
  И, пыль стерев, Марии дала.
  И поглядела на нее:
  - Кухарка была у яго.
  Я дваццаць лет у iх служыла.
  Рахiль яго мяне любiла.
  Каплан - хазяiн неплахой,
  Хаця i веры ен другой.
  Iх вера, мiлая, каб знала,
  Рабiць ? суботу запрашчала.
  Iм палагалась аддыхаць
  I Тору iхнюю чытаць.
  Табе няплоха будзе там.
  Да вот яшчэ я хустку дам, -
  И подает она платочек:
  - Дай пагляжу яшчэ разочак,
  Не упусцiла я чагось?
  Нам, дзе?ка, павязе авось, -
  И бабка что-то прошептала -
  Мария слов не разобрала,
  Но поняла: молилась та.
  И, обращаясь до Христа,
  Мария тоже прошептала,
  Чтоб жизнь ее светлее стала.
  И чтоб с работой повезло
  Незримым недругам назло.
  И чтобы мама не болела...
  Идти ей бабка повелела.
  Вот за порог они прошли,
  Совсем недолго они шли.
  Сначала улицей и садом,
  Еврея дом почти был рядом.
  И вот во дверь они стучат.
  Марии хочется назад,
  В обитель бабки воротиться.
  Опять тревожно сердце биться
  Уж начинает, но теперь
  Все поздно, ведь открыта дверь.
  Слуга их молча пропускает,
  Ибо Матрену-бабку знает.
  Вот пред хозяином они.
  Слуга ушел, они одни.
  И старый Каплан говорит:
  - Да у тебя цветущий вид.
  Тебе и шестьдесят не дам.
  Что привело, Матрена, к нам?
  - Прыiйшла с племеннiцай сваей.
  Каб дал бы ты работу ей.
  Iз Прапойска яна родам,
  Бацька помер прошлым годам.
  Ты не глядзi, што маладая,
  Люба праца ей любая.
  Яна паслушна, церпялiва,
  И не пярэчыць, не лянiва.
  Варыць яна умее, шыць.
  I будзе прэданна служыць!
  
  Глава 12
  
  Вся наша жизнь - одни сомненья.
  Победы, горечь пораженья -
  Все это небом нам дано
  И в срок исполнится оно.
  Нам принять надо все покорно.
  Мария месяц уж проворно
  Работу всю свою творит.
  Старик Рахили говорит:
  - Служанка наша не ленива,
  Умна, прилежна, нестроптива.
  Видать, чужое не возьмет...
  - А я ее проверю вот! -
  Рахиль так мужу заявляет.
  Она под креслом оставляет
  Рубль золотой, уходит прочь.
  Вот день прошел, настала ночь.
  А утром, лишь заря восстала,
  К Рахили в спальню прибежала
  Мария, деньги принесла:
  - Простите мне, я их нашла.
  Она при этом покраснела
  И повернулась, и несмело
  Собралась быстро с глаз уйти.
  - Постой, постой, себе возьми.
  И ей Рахиль дает монету.
  - Спасибо вам за милость эту,
  Но не возьму я золотой!
  На день вот, к маме бы домой...
  Снаряжена была карета.
  Тепло уже, начало лета.
  И на дворе уже темно.
  - Как дома не была давно! -
  Мария что-то волновалась.
  Луна в Днепре чуть-чуть качалась,
  И тишина кругом стоит,
  Лишь скрип колес да стук копыт.
  А что ж Полина, дочь не ждала?
  Быть может, сердце подсказало,
  И ей не спалося в ту ночь?
  Нам неизвестно. Все же дочь
  Мать на рассвете обнимала,
  Была нежна и ликовала.
  
  Глава 13
  
  Был у Рахили Каплан брат -
  Не беден Яков, не богат -
  Имел он лавку на базаре,
  И, вроде, жизни был он рад.
  И семьянин он не плохой,
  В субботу с сыном и женой
  Он синагогу посещал.
  Молился в кипе и рыдал.
  А дома зажигал он свечи
  И вновь молился целый вечер.
  А в день воскресный, ровно в пять,
  Он лавку открывал опять.
  Зимою в это время мгла,
  Но, словно с ниткою игла,
  Давид всегда был рядом с ним,
  Им было весело одним.
  Заглянет в лавку редкий гость:
  Быть может, купит он чегось?
  Тогда Давид бегом на склад,
  И предложить товар он рад.
  Ему уже семнадцать лет.
  Не тощ, не полон, не аскет.
  С отцом он в лавке до заката,
  И отдых лишь в субботу - свято.
  Так день за днем уныло тек,
  И вот однажды в солнцепек,
  Чтобы купить свечей немного,
  Зашла девица. Слишком строго
  Она на юношу глядит.
  А у того лицо горит,
  И он не знает, почему
  Неловко стало вдруг ему.
  И отчего так сердце бьется,
  Вот-вот в груди оно взорвется.
  И жарко вдруг и холодно,
  И в голове горит одно:
  "О, Боже, Боже, что со мной?" -
  Он все твердил, идя домой.
  
  Глава 14
  
  Проходит день, неделя, две -
  Давид проводит день в тоске.
  О незнакомке он мечтает
  И все с надеждой ожидает,
  Что, может быть, она придет.
  Но на исходе лето вот.
  И утром, днем, после обеда
  Той незнакомки нет и следа.
  И весь в отчаяньи Давид.
  Вот мать однажды говорит:
  - Пойди к Рахили вечерком
  И занеси хлебцов ей в дом.
  Ведь скоро праздник наступает, -
  И сыну сумку собирает,
  И отправляет его в путь.
  Однако сильно давит грудь,
  Давид волнуется, зачем-то
  "Да не встречаюсь я ж ни с кем-то,
  Иду я к тетушке родной", -
  Так рассуждал он сам с собой.
  И вот калитку открывает,
  Стучит во дверь и ожидает
  Шагов он тетушки родной.
  Но дверь открылась. "Боже мой!" -
  Та незнакомка у порога,
  И наш Давид смущен премного,
  Даже не знает, что сказать:
  - М... Мне... мне мать велела передать, -
  Он произносит, заикаясь,
  И о порог он, спотыкаясь,
  Идет за девушкой вперед.
  Вот и Рахиль. Ей отдает
  Он свою ношу, как во сне.
  - Нехорошо, Давид, тебе? -
  А он лепечет невпопад,
  Сквозь землю провалиться рад!
  И все кругом в тумане лица.
  И на него глядит девица.
  - А это из Пропойска, Маша,
  Она теперь служанка наша, -
  Рахиль Давиду говорит,
  А он в смущении молчит,
  И, как во сне, уходит прочь.
  И до утра не спит всю ночь.
  А вот Мария не мечтала,
  Она всю ночку крепко спала,
  Ибо намаялась за день.
  Но вот ушла ночная тень,
  И открывает Маша очи:
  "Пора вставать, ведь после ночи
  Давно остыла в доме печь -
  Мне надо быстренько разжечь.
  Дровишек надо принести,
  Но прежде душу отвести".
  Икона рядышком лежала,
  Она в руках ее держала,
  И встала, молится над ней.
  И на душе светло уж ей.
  
  Глава 15
  
  Минул уж месяц или боле,
  Околосился колос в поле
  И все короче день за днем.
  Порой грохочет дальний гром...
  Но все ж, на жаль, уходит лето,
  В багрянец дерева одеты,
  О майских днях грустят они.
  Златые раньше были дни!
  Метели, вьюги недалече.
  В субботу, зажигая свечи,
  Яков жене своей сказал:
  - Давид какой-то странный стал:
  Не ест, не весел как всегда,
  Таким он не был никогда!
  И не пойму я, дело в чем?
  Как будто думает о ком.
  Коль на душе его кручина,
  Хотел бы знать я, в чем причина.
  И говорит жена в ответ:
  - Возможно, что подружки нет.
  Дочь брата твоего, Динара,
  Разве ему плохая пара?
  Знакома нам, умна, прелестна.
  Чрез год, чрез два - ему невеста.
  Он с ней прекрасно будет жить,
  Любить ее и не тужить.
  С женою Яков согласился
  И вечер горячо молился.
  А утром сыну говорил:
  - Ты в детстве неразлучен был
  С своею маленькой кузиной
  И звал ее ты просто Диной.
  Не что в былые времена,
  Теперь - красавица она.
  Она умна, хоть горделива,
  Но все ж порядочна на диво.
  Ты пригласи ее домой,
  Доволен будет братец мой.
  И сына слышит он в ответ:
  - Ее я знаю много лет.
  Хоть редкий гость она у нас,
  Пускай приходит хоть сейчас.
  Еще скажу, отец, девица
  Мне люба, только как сестрица.
  Услышав то, поник лицом,
  Пересказал жене потом
  С любимым сыном разговор.
  Давид же в муках до сих пор.
  И в серый день, в бессонны ночи
  Он вспоминает сини очи:
  Вот с нею в роще над Днепром...
  И с ней целуется потом.
  И нежным стал он, мир - другим.
  Все больше робостью томим,
  Зайти он к тетке не решался,
  И лишь мечтами упивался.
  
  Глава 16
  
  Наш каждый вздох, наш каждый шаг
  Запечатлен на небесах
  И Божьей волею вершится.
  Коль в ночку лунную не спится
  И душу бездны звезд влекут,
  То нет мирских на сердце пут.
  Взамен лишь нежность и смятенье.
  И Божьим светом упоенье:
  Словно несет тебя волна
  И новым смыслом жизнь полна.
  И что-то новое дано...
  Вот служба кончилась давно.
  Мария с бабкою идет
  И разговор такой ведет:
  - Когда меня вы представляли,
  Тогда племянницей назвали.
  Поверил вам хозяин, нет...
  Вы маму знали много лет?
  Вам матушка - сестра родная?
  Или никто я вам, чужая?
  Мне это надобно узнать.
  Скажите мне, не надо лгать.
  И ей старушка отвечала:
  - Я з да?нiх пор Палiну знала...
  Мароз бы? люты на дварэ.
  Я жа праснулась на зарэ,
  I з дому выйшла дро? набраць -
  Там ля калiткi - твая маць.
  I так яна азябшы была,
  Што еле-еле гаварыла,
  Як, мол, цяжка яе дарога,
  Каб ? дом пусцiла радзi Бога.
  Я пажалела: прападзе.
  I ? дом яна са мной iдзе.
  Яе - на печку, накармiла.
  Яна тады цябе насiла.
  I хату кiнула таму,
  Што прытулiцца не к каму.
  I ад каго, куды бяжала,
  Тады я так i не пазнала.
  Старушка после замолчала.
  Мария ж слова не сказала.
  Затем вот молвит, наконец:
  - Но кто он, кто он, мой отец?
  И от кого она бежала,
  И отчего она страдала?
  Когда узнаю или нет? -
  И тихо снег скрипел в ответ.
  
  Глава 17
  
  Мария с бабкою рассталась,
  Наедине с собой осталась.
  Она к себе домой идет.
  Рахиль не спит, служанку ждет.
  Свечи неровен тусклый свет.
  Уж поздний час, Марии нет:
  "Случилось, может, что-то с ней? -
  Мелькнула мысль. Она скорей
  К окну прильнула, в двор глядит:
  Ковром нетронутым лежит
  Снег, отражая лунный свет.
  Вот и знакомый силуэт.
  Рахиль скорей легла в постель.
  Тихонько отворилась дверь.
  Мария входит в дом, таясь,
  Хозяйку разбудить боясь.
  Скорее валенки скидает
  И босиком к себе ступает,
  И там в кровать ложится спать
  И начинает засыпать.
  И снится: голубь в клетке бьется,
  Над ним высоко сокол вьется.
  Ей клетку хочется открыть,
  Но этим - птицу погубить.
  И вдруг слова сами собой
  Звучат нежданно: "Боже мой!
  Спаси голубочку, любя.
  Раба Твоя навеки я".
  И сон пропал, рассвет уж плещет,
  Луч золотой в окошке блещет
  И заметался на стене.
  "Как одиноко в жизни мне! -
  Мария думала грустя, -
  Как та голубка, в клетке я".
  И, осенив себя крестом,
  За завтрак взялася потом.
  А в вечер, как бы невзначай,
  К ним заглянул Давид на чай
  И принят теткой был премило.
  Мария кушать подносила
  И молча слушала их речь,
  И на ночь разжигала печь,
  Потом посуду убирала,
  Да на Давида не взирала.
  
  Глава 18
  
  Снега сошли, ушли метели,
  Уже весна, шумят капели.
  Пасха Великая идет.
  Во храм Христа валит народ.
  Туда и бабка поспешает -
  Да так, что еле успевает
  Ее Мария догонять.
  Сегодня служба будет в пять,
  Так что осталося немного,
  А далека еще дорога.
  А вот и храм, здесь много люду,
  И нищих множество повсюду.
  Копейки отданы им все,
  Благодарят их тихо те.
  Мария в храме час, другой,
  На сердце что-то непокой,
  Как будто что-то угнетает.
  И свечки вдруг, глядит, ломает
  У входа дама пополам,
  Взывая вниз, не к небесам.
  Марии дрогнули уста:
  - О, Боже мой! То ведьма та!
  Не в одеянии цыганки,
  А в платье пышном горожанки.
  А с ней седой старик стоит
  И на нее в упор глядит.
  И стало страшно деве очень.
  Она бежать из храма хочет,
  Но ноги тяжки, как свинец.
  На голове Христа венец,
  И строго смотрит лик с иконы.
  "Смети, Господь, Ты все препоны,
  Что между мною и Тобой!
  И будь, Господь, всегда со мной! -
  Шептали девичьи уста, -
  Жизнь без Тебя моя пуста!"
  А где же те старик и дама?
  Видать, они ушли из храма.
  Или бежали, может быть?
  "Кого хотели погубить?" -
  Мария думала подчас,
  Из храма с бабкой воротясь.
  Но на душе уж не темно:
  Заныло сердце сладко, томно...
  "Где мой возлюбленный, кто ты?"
  Отраден ей полет мечты.
  
  Глава 19
  
  Когда душа твоя страдает,
  Когда томится о былом,
  То, как в огне, она пылает
  Или покроется вдруг льдом.
  Или взлетит вдруг сизой птицей,
  Или опустится наземь.
  В ней бездна нежности таится,
  Но скрыта и ночная тень.
  И не чужда ей боль желаний,
  Тоска любви, очарований
  И сладость мысли о былом.
  "Как дорог мне родимый дом!" -
  Мария вспомнила рассветы,
  В багрянец дерева одеты,
  И темной рощи говорок.
  И стало горестно чуток.
  Хотелось маму увидать,
  Письмо ей срочно написать.
  Но некогда из-за работы.
  Тогда пришлося ей в субботу
  Писать при свечке на заре.
  Почти светло уж на дворе -
  Вдруг громкий лай - глядит в окошко:
  Мария видит на дорожке
  Стоит крестьянин зрелых лет,
  В руках посылка иль пакет.
  "Кто к нам ни свет и ни заря?"
  В душе тревогу затая,
  Дверь не спешит открыть она:
  "Бояться - чур, я не одна".
  И слышит Маша хриплый бас:
  - Дорогу чуть нашел до вас, -
  Нужна Мария, Поли дочь.
  Я из Пропойска, еду ночь!"
  И вот, не зная отчего,
  Она впустила в дом его.
  - Похожа шибко ты на мать.
  Велела Поля передать, -
  Пирог из сумки достает,
  И Маше дядька подает.
  А та гостинец принимает,
  Благодарит и отпускает
  Ночного гостя за порог.
  Румян пасхальный был пирог!
  Мария им залюбовалась,
  Несла к себе и улыбалась.
  И, как всегда, и в ту субботу
  Взялася быстро за работу.
  К себе когда в обед зашла,
  Пирог уж начатым нашла.
  - Зачем кулич ты, киска, ела,
  Неужто сладкого хотела?
  За шейку котика берет,
  Однако хладный тот, как лед.
  
  Глава 20
  
  В тот самый день воскресный, ясный.
  Любовью чистой и прекрасной
  Томясь, Давид давно страдал.
  Он накануне услыхал:
  Мария тетушку просила,
  Чтобы на службу отпустила.
  Согласна та, и ровно в пять
  Давид у храма подождать
  Решил желанную тайком.
  Толпа людей уже кругом,
  И среди них чтоб затеряться,
  У входа надо оказаться
  И наблюдать, кто входит в храм.
  В четыре тридцать был он там,
  Недалеко стоял у входа.
  Мимо него толпа народа
  Живой лилася в храм рекой.
  Вот лик желанный и родной
  Мелькнул на миг, ну вот она!
  Пришла с старушкой, не одна.
  А что Давид, уходит прочь?
  "Я буду ждать тебя хоть ночь!"
  Твердил себе он целый час,
  Дрожа от холода подчас.
  А в церкви было так тепло,
  Горели свечи, и светло.
  "Зайти туда? - но страх сковал, -
  О, кабы батюшка узнал,
  То ни за что бы не простил,
  Что сын его у гоев был".
  Так думал он, стоя у храма.
  Глядит - идут старик и дама
  И молвят меж собой они,
  Что дни кого-то сочтены.
  Затем прошли вперед чуть-чуть,
  Чтоб отойти, на храм взглянуть.
  Зашли за белые ворота -
  Из храма ждут они кого-то.
  И вот окончен службы час.
  На выход, не спуская глаз,
  Глядит Давид: да где же Маша,
  Та, кто желанней всех и краше?
  Вот появляется она,
  И чаша выпита до дна.
  Любовью сердце полыхает:
  "Как хороша"! - Давид страдает,
  Страдает чистая душа!
  Он из толпы идет спеша
  И за Марией поспевает,
  Она ж того не замечает,
  Ведя с старушкой разговор.
  Вот недалек и теткин двор.
  Пройти осталося чуть-чуть.
  Но вот кольнуло что-то в грудь:
  Давид увидел одиноку
  Фигуру темну и далеку.
  Таясь, за ними кто-то шел.
  Вот к фонарю тот подошел.
  И видит юноша: то дама,
  Что с стариком была у храма.
  И подивился наш герой:
  Зачем за Машей в час ночной
  Она идет, и дело скверно:
  "Тот разговор - о Маше, верно,
  Со стариком она вела".
  И - точно в грудь его стрела.
  И сердце вдруг покрылось льдом.
  А вот и тетушкин уж дом.
  Старушка с Машей распрощалась
  И прочь ушла. Одна осталась
  Мария, входит в темный сад.
  Вот дом Марии, и назад
  Идет Давид, не торопясь,
  А незнакомка восвоясь
  Во темноту уходит прочь.
  Остались лишь Давид и ночь.
  Глава 21
  
  В ту ночь Мария спала плохо,
  Проснулась - уж зари сполохи,
  И за окном ночная тень:
  "О, Боже мой! - вчерашний день
  Мария, вспомнив, задрожала, -
  Мне же погибель угрожала.
  Да вот Господь беду отвел".
  Вдруг стук в окно: "Кто там пришел?"
  Она испугана немножко.
  Идет, волнуется, к окошку,
  А на дворе уже видать -
  Как ей Давида не узнать?
  И удивилася она.
  Затем тихонько от окна
  Она прошла, открыла двери.
  Пришла Рахиль, глазам не верит:
  - Давид, в такую рань, зачем?
  В ответ: - Шолом! - он молвит всем.
  - Прошу я, тетушка, простить:
  Наедине поговорить
  С твоей Марией надо очень.
  Рахиль ушам верить не хочет.
  И сильно хоть поражена,
  Без слов уходит прочь она.
  Вот, наконец, один он с ней.
  Бессонных сколько он ночей
  Мечтал, лелеял и грезил,
  И вот один он с нею был.
  Давид стоит, смущен немного:
  "Хоть улыбнулася. Нестрого
  Смотрела ты бы на меня.
  Как донести мне до тебя,
  Чтоб осторожна была ты:
  Быть может, кто-то извести
  Тебя задумал, между прочим".
  Давид стоял, потупив очи.
  Краснел, не зная, что сказать.
  - У вас в Пропойске, верно, мать?
  Сказал он, зная, невпопад...
  - Спросить о ней пришли вы вряд
  Такою раннею порою.
  - Нет, вообще. Того не скрою,
  Что я случайно услыхал,
  Как кое-кто вам угрожал:
  Я слышал странный разговор.
  В ушах моих он до сих пор.
  Поверь, опасность велика!
  Из уст я слышал старика:
  Мол, извести тебя хотят.
  Поверь, я этому не рад!
  И он умолк, вновь покраснел:
  "Как говорить я с ней посмел?"
  Мария ж слушала, внимала,
  Удивлена была немало.
  Да вот еще, слегка бледна:
  - Спасибо! - молвила она.
  
  Глава 22
  
  Не все надежно, не все скрыто:
  Случайно ль дверь чуть-чуть открыта -
  Хозяйка слышит разговор,
  Таясь за дверью, словно вор.
  И странно ей, и дивно, ново.
  Хватая жадно каждо слово,
  Она забыла все напрочь:
  "Кому мешает Поли дочь?
  Кто угрожает ей расправой?
  Ножом, ружьем или отравой?
  Давида надо расспросить,
  Да осторожней надо быть".
  И, улучив момент, она
  С Давидом речь ведет одна.
  Еще не ведая о чем,
  Толкует с ним о том, о сем.
  И о Марии, между прочим.
  Ей интересно очень-очень,
  Побольше хочется узнать.
  Рахиль пришлось разочаровать:
  Вела она беседу тонко,
  Но наш Давид всегда в сторонку
  Беседу ловко уводил.
  Другую тему находил,
  Коль о Марии разговор.
  И удавалось до сих пор.
  И улыбался он подчас.
  Рахиль держала зорко глаз
  И за Марией наблюдала -
  Причину некую искала,
  Чтоб со служанкой говорить.
  Сама не зная, как ей быть:
  Отцу Давида рассказать
  Иль об услышанном молчать.
  В конце концов она решила,
  Что очень мудро поступила.
  Давида тайное сокрыв.
  И в вечер, свечи запалив,
  Она молилась горячо...
  ...И мужу рассказала все.
  И говорил ей тот в ответ:
  - Жили мы мирно много лет,
  И нам никто не угрожал.
  Теперь беду злой рок послал.
  Служанку надо отпустить...
  Рахиль всплакнула: - Как же быть?
  Она честна и не ленится...
  - Тогда не будем торопиться, -
  Подумав, Каплан ей сказал.
  А сам Давида в дом позвал.
  Наедине с ним речь завел,
  И поздно ночью тот ушел.
  А старый Каплан до рассвета
  Не мог заснуть, искал ответа:
  "Как быть с Давидом? Может быть,
  О сыне Яше сообщить?
  Служанка - дева юных лет
  И впрямь красива, спору нет.
  Но все ж она кровей не наших...
  Хотя найти труднее краше".
  Так думал он и говорит:
  - Тебе не пара наш Давид!
  
  Глава 23
  
  В тишине костер искристый
  Ярким пламенем горит.
  Словно сокол серебристый,
  Месяц в облаке парит.
  И спокойно все, и странно,
  Сож невидимый журчит.
  Одинокий стог в тумане
  Сизым призраком стоит.
  Наяву то или снится -
  Маша сразу не поймет.
  Глядь в окно - луна светится.
  Кто-то бродит у ворот:
  Лунный скрадывает свет
  Чей-то темный силуэт.
  И в волненьи дышит грудь,
  Стало страшно ей чуть-чуть.
  Плотно шторы закрывает,
  Быстро свечку зажигает.
  Богу молится пред ней,
  Пред иконкою своей.
  На душе светлее стало.
  Пламя свечки чуть трещало,
  На стене игра теней,
  И не страшно стало ей.
  Только вот ей одиноко -
  Отрок тот, причуды рока?
  Кто он? Кем он послан ей?
  Вдруг о матушке своей
  Сердце нежностью заныло.
  Тот кулич, что это было?
  И решила в день субботы,
  Вечерком после работы
  Нанять тройку лошадей,
  Ехать к матушке своей.
  С этой думой спать ложится,
  Но чего-то ей не спится.
  Поворочалася чуть,
  Задышала ровно грудь.
  Затуманилось сознанье
  И забылась... Дня сиянье
  Разбудило ровно в пять -
  За работу ей опять.
  Расчесалась и умылась,
  Пред иконой помолилась,
  Разожгла камин и печь,
  Чтобы бульбы быстро спечь.
  Так с едой она возилась.
  Дверь тихонько отворилась,
  И Рахиль выходит к ней:
  - Набери воды скорей
  И поставь немедля в печь.
  Да зажги-ка пару свеч, -
  Ей хозяйка повелела.
  А сама на лавку села.
  На работницу глядит.
  Уж у той вода кипит:
  "Ты справна, ловка, умела
  И племянника сумела
  Ты, конечно, обольстить,
  Колдовством приворожить.
  Или просто он влюбился?"
  - Странный сон сегодня снился:
  Мол, гуляю босиком.
  В небе чистом над Днепром
  Вижу - белый голубок,
  И полет его высок.
  Вдруг откуда - коршун рядом,
  Цель он ценит зорким взглядом.
  Неужели шансов нет?
  Я проснулась - был рассвет.
  Не скажу, чтоб испугалась,
  Но волнение осталось.
  Трепещу я до сих пор.
  - Что за сон? - она в упор
  Поглядела Маше в очи.
  Побледнела та, но хочет
  Ей служанка рассказать,
  Но не знает, как начать:
  - Снам не надо доверять, -
  Наконец она сказала, -
  Это в Библии читала.
  
  Глава 24
  
  Ночь прошла, уже светает.
  Луна сребристая сияет.
  Туман еще кругом стоит
  И звезда во мгле горит.
  Восток еще зарей не блещет,
  еще не слышен птичий гам.
  Застыло все, волна лишь плещет,
  Ласкаясь в сумраке к ногам.
  И все спокойно, все так странно.
  Мария к дому побыстрей:
  "Родной порог, я здесь желанна".
  Сердечко билося сильней.
  И тихо-тихо постучалась,
  И дверь открылася чуть-чуть.
  Она в объятьях оказалась,
  И сладко-сладко ныла грудь.
  Затем вопросы и ответы.
  И самовар поставлен был.
  И к чаю сладкие конфеты...
  О сне вдруг каждый позабыл.
  Вот за окном уж день сияет.
  Пора, пора ложиться спать.
  Полина доченьку ласкает,
  Негоже нынче горевать.
  Отрада сладко душу гложет,
  И слез порою не тая:
  - На день, на два, на три, быть может,
  Со мной кровинушка моя, -
  Полина тихо прошептала.
  Вот час-другой Мария спала.
  А что ж Полина, в поле ей?
  Нет-нет, с дочуркою своей
  Хоть день побыть - и то отрада.
  Скорее к печке, завтрак надо...
  Мария голодна, небось:
  "Как тяжко жить мне с нею врозь...
  Когда б она не уезжала,
  Я б горя горького не знала".
  Чугун Полина ставит в печь,
  Сама же - в горницу прилечь
  Ушла на полчаса, не боле.
  Но вмиг уснула, видит: в поле
  Она колосья тучны жнет.
  Вдруг серп скользнул и руку жжет,
  Из раны кровушка сочится:
  "О, Боже, что должно случиться?"
  Она не знает, что потом...
  Открыла очи. Ясным днем
  Быть обещает утро это,
  Лазурью небо все одето.
  На стенах зайчик озорной:
  "О, я проспала, Боже мой!" -
  Она, печаляся, вскричала.
  Но понапрасну, Маша спала.
  И вот она у печки снова,
  Еще чуть-чуть - еда готова.
  Но надо в погреб поспешать,
  Чтобы кваску в кувшин набрать.
  Да и прибрать еще немного.
  Но не успела: у порога
  Мария, дочь ее стоит:
  - Тебе помочь?- ей говорит.
  И слышит матушки ответ:
  - Такой работы срочной нет.
  Ты бы поела для начала.
  И вот уж бульба, мясо, сало,
  Дымясь, стояли на столе.
  "Как хорошо, уютно мне, -
  Мария вспомнила былое. -
  Здесь все знакомо мне, родное.
  И дом, и двор, и летний сад.
  Зачем же ехать мне назад,
  В проклятый город возвращаться?
  Опять одной, одной остаться..."
  И стало тяжко на душе.
  - Ты посылала кулич мне?
  Спросила тихо Маша маму.
  - Куда деваться мне со сраму:
  Не испекла тебе пирог.
  Пускай за то простит мне Бог,
  Что я кулич не посылала.
  И дочка молвила: - Я знала.
  
  Глава 25
  
  - Скажи, племянник дорогой,
  Что между гойкой и тобой?
  Рахиль Давиду смотрит в очи.
  Но тот молчит, молчит, не хочет
  Дотошной тетке отвечать.
  Но что он может ей сказать?
  Сказать, что он влюблен по уши?
  "Господь, Господь, спаси нам души,
  Мою и Машеньки моей".
  А что Рахиль? Сказать что ей?
  - О чем ты, тетушка, не знаю...
  Ты о служанке, полагаю.
  Тебя пусть это не тревожит:
  Быть с нею у меня что может?
  Ничто не связывает нас,
  Я помню Господа наказ! -
  Своей он тетке улыбнулся, -
  Но где ж она?.. - он вдруг запнулся.
  - Опять я вижу антерес.
  Гляди, накличешь гнев небес, -
  Сурово тетушка сказала. -
  Я выходной в субботу дала.
  Она уехала домой.
  Забудь ее, племянник мой!
  - Я что? Я что? Я так спросил, -
  Давид, краснея, говорил.
  - Разве, тебе, Давид, не пара
  Наша красавица Динара? -
  Рахиль украдчиво сказала.
  Ответ, увы, не услыхала.
  Давид ушел. Он грустный был.
  Противный дождь чуть моросил.
  И ничего, кроме досады.
  "Немедля видеть ее надо!
  Душа желает встречи с ней!
  В Пропойск бежать, лететь скорей!
  Как до него теперь добраться,
  Чтоб с милой рядом оказаться?
  И как увидеть милый лик?"
  И духом наш отрок поник.
  Еще и с теткой разговор...
  В ушах звучал он до сих пор.
  И не сказал ей, не решился,
  Что он без памяти влюбился.
  Он будет Машеньку любить,
  Пока на свете будет жить!
  И словно молнии стрела:
  "Желает ей ведь кто-то зла!"
  И вмиг застыло все в груди.
  Не разбирая, шел, пути,
  Давид дождя не замечал.
  Шел, оказалось, на вокзал.
  И что ж? В Пропойск уехал, да?
  Туда ж не ходят поезда!
  Нет, нет, побыл он там немного.
  "Вот взять бы тройку - в путь дорогу,
  В Пропойск, к любимой, пулей мчать!"
  Давид мог только так мечтать,
  Но совершить то невозможно.
  Хоть, право, нанять тройку можно,
  Но как Марии объяснить?
  "Могу отвергнут ею быть..."
  К нему она как отнесется?
  - Ее сердечко отзовется? -
  Он тихо-тихо произнес.
  И уловил вдруг... запах роз.
  И оглянулся, пораженный:
  Пустынен зал. Лишь изможденный
  Крестьянин с торбою стоял.
  Дивясь, Давид покинул зал.
  
  Глава 26
  
  Глядя на серебристый путь,
  Любуясь звездами ночными,
  Давид никак не мог уснуть,
  Охвачен думами благими.
  И перед ним опять она:
  Глаза лазурны, с поволокой.
  И хмель любви испит до дна...
  "Пусть будет все по воле рока!"
  Подумал он и задремал.
  Но дверь тихонько отворилась,
  Он деву в белом увидал,
  И сердце бешено забилось...
  А что она? К нему идет...
  Иль нет, плывет, как невесома.
  Давид, глазам не веря, ждет:
  Он оглушен, как залпом грома.
  Долго мгновение, как день,
  Над ним любимая склонилась.
  Вдруг на лицо упала тень,
  И все исчезло, испарилось.
  "Что это было, сон иль явь?"
  Давид не спит и размышляет.
  Душа его, виденью вняв,
  Вся полыхает и страдает.
  А вот и утра нежный свет
  Развеял тьму, заря сверкает.
  Он вспомнил Господа завет...
  Но кто-то дверь вдруг открывает,
  И испугался наш Давид.
  Мгновенье вечностью вновь стало
  - Шолом! - вдруг кто-то говорит,
  И сердце вдруг отца узнало.
  - Прости, пришлося разбудить,
  Чтоб на работу собирался.
  Хочу с тобой поговорить...
  Давид, я долго не решался.
  Ты изменился, грустным стал,
  Уж не влюбился ты порою?
  Прости, недавно я узнал...
  Что между гойкой и тобою?
  Зачем она тебе, зачем?
  У нас девиц ведь разве мало?
  Ты знаешь, что рискуешь всем,
  Проклятья небо чтоб послало? -
  Он замолчал. Молчит Давид.
  Отец стремительно уходит.
  А что ж Давид? Уже не спит.
  В Пропойске с Машей в мыслях бродит.
  
  Глава 27
  
  Уходит ночь, уже светает,
  Но в комнатушке мрак царит.
  Рахиль былое вспоминает
  И в тишине не спит, грустит:
  "Пора девичья - как мгновенье.
  Отец и мать, сестренка, брат,
  О вас души мое томленье.
  Ах, не вернуть мне все назад.
  И тот парнишка светло-русый...
  И мед горячих, сладких губ.
  И крик отца: "Убью, эр рушес!"
  Был как отец со мною груб!
  Затем и Каплан появился,
  Он был тогда уж зрелых лет.
  На мне немедленно женился,
  Хотя любви меж нами нет".
  И вот теперь она вздыхала.
  И, к старику оборотясь:
  - Ты спишь аль нет? - она сказала.
  И храпом был ответ тотчас.
  Тогда еще минуту-две
  Она мечтала в темноте.
  И тормошит его сильней.
  Старик спросил, что надо ей?
  Тогда Рахиль ему сказала:
  - О гойке думала немало.
  Давид, видать, в нее влюблен,
  По ней, бедняга, сохнет он.
  Как мог законы он забыть?
  И я не знаю, как мне быть.
  Ведь мальчик наш, родная кровь...
  Вот вечерком придет он вновь,
  Чтоб на нее полюбоваться.
  Старик изволил отозваться:
  - А что она к нему питает?
  Кажись, его не замечает.
  Рахиль вскричала, говорит:
  - А чем он плох! Красив на вид,
  И не ровня она ему!
  Его я, право, не пойму!
  Мария вовсе не плохая.
  Она служанка удалая,
  Да и характер золотой...
  Вот жаль, крови она не той!
  Рахиль надолго замолчала,
  И до утра она не спала.
  А рядом с ней храпел старик.
  А вот уж утро, солнца лик
  Глядит златой уже в окошко.
  Огорчена Рахиль немножко:
  Ведь надо с Машей говорить.
  "О, Боже, Боже, как мне быть?"
  Служанка коль пред ней предстала,
  То лепетать о чем-то стала
  И опустила очи вдруг.
  И говорит, что в доме слуг
  Накладно стало содержать
  И их придется отпускать.
  
  Глава 28
  
  И вот студеным вечерком
  Стучится Маша бабке в дом.
  Подходит к двери та, дивясь:
  - Кто там за дверью в поздний час?
  С опаской двери отворяет.
  - Эт ты?! - и девицу впускает.
  А та ей "здрасте" говорит,
  Сама печальная на вид.
  - Ну што, Марiечка, здарылась?
  Старушка вдруг засуетилась
  И лавку ей дает скорей.
  И говорит Мария ей:
  - Хозяйка утром мне сказала,
  Чтоб я работу подыскала.
  Не угодила чем-то я.
  Хозяйка выгнала меня.
  Я так работала, старалась
  И вот ненужной оказалась.
  И ей старушка говорит:
  - Гасподзь на небе ?се узрiт.
  А коль дано таму случыцца,
  То нужна, дзевка, пагадзiцца,
  А не раптаць i не стагнаць,
  I ?се, што есць, душой прымаць.
  Мы за?тра ? храм пайдзем малiцца,
  А вось пасля апрэдзелiцца,
  Мне што с табой далей рабiць.
  Ну, я пайшла краваць сцялiць.
  Она ушла, постель прибрала
  И вскоре Маша задремала.
  И ей приснился дом родной.
  Проснулась рано, пред зарей:
  Вот печь пора бы растопить...
  "О, Боже, как могла забыть,
  Что не служанка в доме боле.
  Да, впрочем, все по Божьей воле.
  И зацепило сердце вновь,
  Хотелось ей в родимый кров.
  Она еще чуть полежала,
  Чуть-чуть понежилась и встала.
   К окну подходит, в сад глядит.
  И вдруг ей вспомнился Давид.
  И отчего, она не знала,
  Вдруг грусть-тоска ее объяла,
  И подивилася она.
  А ровно в десять не одна,
  А с бабкой к храму подходила
  И нищим денежку дарила.
  Пришлося мелочь им отдать.
  Вот пред алтарем стоят опять,
  Опять псалмы они пропели,
  Молились просто, как умели.
  Затем, отрадою светясь,
  Спешили к дому восвоясь.
  Вдруг по дороге чей-то взгляд
  Заставил девушку назад,
  Назад заставил посмотреть.
  Давид едва сумел успеть
  За чью-то спину уклониться.
  Чем повод дан был усомниться:
  Мария видела его?
  "Опять Давид, что мне с того?"
  
  Глава 29
  
  В гости к нам спешит весна.
  Громыхают грозы.
  Пробудились ото сна
  Вербы и березы.
  Ветерок уже на них
  Листики колышет.
  Все надеждою живет,
  Все любовью дышит.
  И раскинулось ковром
  Изумрудным поле.
  Не придут уже снега
  И метели боле.
  Но, обиду затая,
  Мстит зима глухая -
  Вся, как матушка моя,
  Травушка седая.
  И сегодня день погожий,
  В солнца нежится лучах
  Воробей, на ком похожий,
  Рад, чирикая в кустах.
  И Марии легче стало,
  Чуть светлее на душе.
  Что-то в воздухе витало:
  "Эх, найти б работу мне".
  На завод она ходила
  И на фабрики не раз.
  Но потом уж не грустила,
  Молча выслушав отказ.
  Но вот вывеска: "Приют".
  "Попытаю счастья тут".
  Сердце сильно вдруг забилось,
  Постучалась. Дверь открылась,
  Вышла девушка. И к ней:
  - Заходи сюда скорей!
  За руку ее схватила,
  Коридором проводила,
  Все в молчании притом.
  Странный выдался прием:
  "Будто ждали здесь меня".
  Изумленья не тая,
  За девицей входит следом
  В комнатушку. Там под пледом
  В кресле женщина сидит,
  Улыбаясь, говорит:
  - Я видала ночью сон.
  Полагаю, вещий он:
  Мне дано было узнать,
  Что сегодня ровно в пять
  Ты пожалуешь ко мне,
  И мой долг помочь тебе.
  Ты ж намаялась, наверно.
  Звать тебя Мария, верно?
  Имя слышала во сне.
  Ну, зачем пришла ко мне?
  И Мария рассказала,
  Что работу, мол, искала
  И найти ее невмочь...
  "Вот и здесь погонят прочь", -
  Так Мария вдруг решила.
  Помолиться не забыла
  Быстро Богу про себя.
  Госпожа сказала: - Я,
  Я смогу тебе помочь:
  День придется или ночь
  Быть с людьми преклонных лет.
  Мыть полы и туалет,
  И, что скажут, - все робить,
  Не лениться, не грубить.
  Делать все дела с душой,
  Быть в согласии со мной.
  Будешь ты в Приюте жить,
  Но лентяйкой чтоб не слыть!
  Так согласна ты, аль нет?
  - Да! - услышала в ответ.
  
  Глава 30
  
  Дни бегут, летят недели,
  Желтый лист кружат метели.
  Рано зимушка грядет,
  Все ж ее никто не ждет.
  И деревья приуныли,
  Верно, лето не забыли.
  И зачем им зимний сон?
  Что несет с собою он?
  Ах, скорей бы пробужденье!
  У Марии день рожденья,
  Но ей праздновать не с кем.
  В вечер темно ровно в семь.
  Свет свечи, игра теней,
  Одиноко, тяжко ей!
  Пред иконою склонилась,
  Прослезилась и крестилась.
  Вспоминала маму, дом
  И решила завтра днем
  Написать в Пропойск письмо,
  Чтоб чрез день пришло оно.
  И еще бы не забыть
  Пять рублей в конверт вложить.
  Вот так думала девица.
  Спать легла, но ей не спится,
  Но вот веки - как свинец,
  И заснула наконец.
  Но далек еще рассвет,
  С лампой Маша, тусклый свет
  Светит в комнатах сырых.
  Что там нынче ночью в них?
  Старики ли спят, не боле,
  Кто-то ль корчится от боли.
  Грелку ль надо положить
  И кому перестелить...
  Да уборку по утрам,
  Кто больной, не может сам.
  Старики одни живут,
  Здесь последний их приют.
  Были ль счастливы их дни,
  Но теперь они одни.
  В их глазах всегда печаль,
  Их Марии очень жаль.
  Вот старушечка одна
  Не встает - больна она.
  И кормила, одевала,
  Ночью часто укрывала,
  Маша с ней была нежна.
  Никому та не нужна,
  Никому к ней дела нету.
  Маша даст порой конфету.
  И к старушке она той
  Привязалася душой.
  Время шло, и чрез полгода
  Все ж желанную свободу
  Та старушка обрела:
  Тихо в мир иной ушла.
  Вот Марию вызывает
  Госпожа, ей поручает,
  Адрес в руки ей сует,
  Наставление дает:
  - Ты родных ее известь,
  Сообщи плохую весть.
  Пусть немедленно придут
  И старушку заберут.
  И Мария шла, рыдала,
  Долго улицу искала.
  Вот и арка, нужный дом.
  В дверь стучится, в горле ком.
  Молча девка отворила
  И Марию в дом пустила,
  И в гостиную ведет.
  Там ее никто не ждет.
  Девка Машу усадила,
  Холодна служанка была.
  Повернулась, вышла прочь...
  "Скоро бабки выйдет дочь
  Иль, быть может, сын придет?"
  Долго Маша уже ждет.
  Дверь вдруг тихо отворилась -
  "Боже мой!" - глазами впилась.
  Страшно стало, страшно ей...
  Та "цыганка" перед ней!
  Но не в платьице цветном,
  А в халате дорогом.
  И "цыганка" побледнела,
  И сказать что-то хотела.
  Только смотрит и молчит.
  Вот Мария говорит:
  "Я пришла, на жаль, сказать,
  Что скончалась ваша мать!"
  И вздохнула, замолчала.
  Молча вышла та из зала.
  
  
  Глава 31
  
  А Мария ночь дремала...
  Утро ранее настало
  И, намаявшись без сна,
  Перед иконою она.
  Тихо к Господу взывала.
  Свечка тускло освещала -
  В комнатушке полумгла.
  Вот Мария спать легла,
  И ей снится сон такой:
  Бабка видится живой
  И ей что-то говорит...
  И вослед идти велит.
  И Мария вслед идет,
  Босы ноги холод жжет.
  "Ой, куда? Куда? Назад!"
  Пред кроватью уж стоят -
  Той, где бабка возлежала.
  Под матрасом что-то взяла
  Бабка - Маше подает.
  Сон прервался - день встает.
  Свечка тихонько трещит,
  Маша в ужасе дрожит.
  В голове горит одно -
  Бабка та. Вот, глядь в окно,
  Видны дерев уж очертанья.
  "Это явь?" - и до сознанья
   Все ж доходит: "Это сон.
  Но какой ведь страшный он!"
  Улыбнулась виновато.
  "Боже, что в руке зажато?
  Что держу в своей руке?
  Не приснилось вовсе мне!"
  Воскричала и вскочила,
  Фото на пол уронила.
  Непослушною рукой
  Подняла перед свечой.
  И воскликнула в смятеньи:
  - Боже! Отрок из виденья!
  
  Глава 32
  
  Пусть разлука - испытанье.
  Встреча же - в ночи заря.
  Ждет с любимою свиданья
  Сердце, нежностью горя.
  И Давид чего-то ждет...
  Вот стоит он у ворот:
  И когда же он решится,
  В дверь заветную войдет?
  "Ну, открой, открой же дверь!"
  Сердце шепчет: "Не теперь!
  Не иди туда, не надо,
  Ведь она тебе не рада:
  Безразличен ей Давид!
  Что мне делать?" - он стучит.
  "Боже!" - дверь вот отворилась
  И служанка появилась.
  И спросила: - Вы к кому?
  - Мне бы девушку одну, -
  Ей Давид, чуть заикаясь.
  - Так к кому? - и, улыбаясь,
  На него глядит в упор:
  - Были старцы до сих пор.
  Молодых здесь нет в помине.
  - Мне б Марию видеть ныне.
  Мне ее бы увидать...
  - Так Марию мне позвать?
  - Позови, я буду ждать!
  И он ждет, мгновенья вечны:
  "Все ж придет! Придет, конечно!"
  И сдавило грудь сильней:
  "Но вот что сказать мне ей?"
  Наконец , дверь отворилась:
  -Ты? Давид?! - И удивилась,
  Покраснела Маша чуть.
  И Давиду сжало грудь:
  - Ну, "приют" ты свой нашла,
  Коль от тетушки ушла?
  Хорошо тебе живется,
  Или Сож, Пропойск... неймется?
  Захотел поговорить,
  Раз пришлося рядом быть.
  И услышал он ответ:
  - В Могилеве пару лет.
  Я привыкла, полагаю,
   Но по дому все ж скучаю.
  И по матушке своей...
  Чаще б ездить в гости к ней,
  Но работы много очень:
  С пожилыми днем и ночью
  Мне за ними наблюдать,
  Часто некогда поспать.
  
  Глава 33
  
  Грезы вы, девичьи грезы!
  Светлой нежности мечты!
  В вас отрада, грусть и слезы,
  Их увидеть можешь ты.
  Или нет. Но в зимний вечер,
  Новогоднею порой,
  Помолись, зажги две свечи,
  Ставь зерцало пред собой.
  В них гляди, не отрываясь...
  И заветные мечты,
  Пусть неясно отражаясь,
  Во стекле увидишь ты!
  Вот и полночь, ночь глухая.
  На столе перед собой
  Маша, свечки зажигая
  Непослушною рукой,
  Вся в волнении дрожала.
  И пред зеркалом предстала
  И, по-страшному боясь,
  Прошептала, не таясь:
  - Что в грядущем ждет меня,
  Расскажи, прошу тебя?
  Ждать ли мне печаль, отраду,
  Расскажи, таить не надо.
  Кто мой суженный, скажи,
  А коль можешь - покажи.
  Так молилася она,
  Жутко ей, она одна.
  В комнатушке тихо стало,
  Пламя свечек затрещало,
  Смолк вдруг в печке вьюги вой.
  Как в тумане, пред собой
  Маша видит: Боже мой!
  Стало зеркало темнеть,
  И вот, взгляда не отвесть,
  Замелькало что-то в нем,
  Что-то - дом или не дом...
  Вот картинка четче стала,
  Вроде мельница стояла.
  Рядом роща зелена,
  На горе шумит она.
  Вот и мельник молодой,
  Весь усыпанный мукой,
  И лицо под тенью скрыто.
  - Как зовут тебя? - Никита.
  Кто-то вдруг вопрос задал -
  Мельник молча отвечал.
  И исчезло все, и скрылось.
  И зерцало осветилось,
  Видит в зеркале свой лик,
  Страх Марии так велик!
  Обо всем она забыла,
  В голове одно: "Что было?
  Что я видела сейчас?
  Может быть, устал мой глаз?
  Или просто притомилась,
  Задремала и забылась..."
  Вдруг повеял ветерок,
  Оживил ее чуток.
  Лай донесся со двора.
  "Спать, кажись, уж мне пора", -
  Вдруг подумала девица.
  Спать легла, но ей не спится,
  Все о суженном мечты:
  "Кто же, кто же, кто же ты"?
  
  Глава 34
  
  Снег сошел, ушли метели.
  Звуки радостны капели,
  Уж подснежники цветут,
  Как сапфиры, там и тут.
  И скворцы уж прилетели,
  Сразу радостно запели,
  Что опять в родных краях.
  На деревьях и кустах
  Воробьиный слышен гам.
  Гнезда вьют и здесь, и там
  На деревьях галки черны.
  И сороки столь проворны,
  Что везде они трещат.
  Уж проснулся черный сад,
  На ветвях набухли почки,
  Но еще холодны ночки.
  Припекает солнце в день,
  Но зиме сдаваться лень.
  Или мстит зима глухая -
  На заре трава седая.
  Да порою снег идет,
  Но весны уже черед.
  Вот и скоро Пасхи час...
  У ворот Давид сейчас.
  К Маше, Машеньке спешит,
  На часы свои глядит.
  Стал в Приюте гость он частый:
  В день хороший иль в ненастье
  Он у Машеньки своей,
  Коротает вечер с ней.
  Или в роще над Днепром,
  Как стемнеет, вечерком,
  По аллеям проходили
  И о чем-то говорили.
  Обнимались или нет?
  Знают лишь они ответ.
  Вот так время пролетало.
  И однажды страшно стало
  И тревожно на душе.
  - Как сегодня тяжко мне, -
  Маша горестно вздохнула
  И в окно во двор взглянула.
  У ворот Давид стоял:
  "Ростом он, конечно, мал, -
  Вдруг подумала она. -
  Он хоть есть. Я не одна".
  И пальтишко быстро взяла,
  И, накинув, побежала.
  Вот они уж над Днепром,
  Время было вечерком.
  Над рекой заря сияла,
  Точно кровь, вода вдруг стала.
  Но заката луч пропал,
  Днепр обычным, темным стал.
  И еще прошло немного,
  Видна лунная дорога,
  Чуть колышется волной.
  По аллейке шли домой.
  Взявшись за руки, бродили,
  И смеялись, и шутили.
  Им навстречу дама шла,
  Близко к Маше подошла.
  Воссиял вдруг лунный свет -
  Дама держит пистолет.
  Хлестко выстрел прозвучал -
  И на земь Давид упал:
  Он перед Марией встал.
  
  Глава 35
  
  И Марии жутко стало,
  И на снег она упала.
  И очнулася потом
  Уж не ночью, светлым днем.
  Было утро золотое,
  Зайчик бегал по покою.
  Все объято тишиной:
  "Где я, где я? Боже мой!"
  Оглянулася кругом:
  Небольшой покой и в нем
  Столик, две кушетки рядом.
  На одной - старушка. Взглядом,
  С любопытством и тоской,
  Прошептала: - Боже мой!
  Вот очнулась, наконец.
  Честь, хвала тебе, Творец!
  И Марии легче стало,
  - Я в больнице? - прошептала.
  И услышала в ответ:
  - В том, кажись, сомнений нет.
  Привезли тебя в ту ночь.
  Тебе вспомнить все невмочь.
  Ты ж в беспамятстве была,
  Вот теперь лишь ожила.
  И старушка замолчала.
  - Что с Давидом? - услыхала.
  - Вот уж имя... как святой.
  Кто он, муж, любовник твой?
  Коль по имени судить,
  Он не шляхтич, должно быть.
  Может, впрочем, крепостной
  Или нехристь, Боже мой!
  Не из наших, может, мест.
  Не слыхала, вот те крест!
  Не слыхала я о нем.
  Осенив себя крестом,
  Бабка словно затаилась.
  Учащенно сердце билось:
  "Что с Давидом, жив ли он?
  Как он был в меня влюблен...
  Даже жизнь не пожалел.
  Жаль, что был всегда несмел!
  А вот я его любила?"
  Сердце больно защемило.
  "Жив ли он, как мне узнать?
  Коли жив, Господь, дай знать!
  Кто желает гибель мне,
  Пусть сгорят они в огне!"
  Так в душе она молилась.
  Дверь со скрипом отворилась,
  Входит доктор с бородой.
  И промолвил: - Что с больной?
  Сразу видно, на глазок,
  Стало лучше ей чуток.
  Пульс Марии проверяет,
  Говорит ей: - Полагаю,
  Завтра выпишу домой.
  Но хоть день чтоб был покой.
  Стресс, скажу, сильнейший был,
  И он мозг ваш отключил.
  А Мария ему вдруг:
  - Что с Давидом?
   - Он ваш друг? -
  Врач надолго замолчал.
  - Жив пока, - затем сказал.
  - Но он будет, доктор, жить?
  - Надо Господа просить...
  Все всегда в его руках,
  Вы ж в душе презрите страх!
  И не думайте о нем,
  Пусть идет все чередом.
  Кстати, рад был доложить,
  Что стреляла, стало быть,
  Показания дает...
  Чтобы жить вам без забот!
  Чтобы не было проблем,
  Не касайтесь этих тем...
  "Что же, что же мой Давид?
  Без сознания лежит?
  Иль ему вдруг лучше стало?"
  Маша этого не знала,
  Горевала оттого:
  "Мой Господь, спаси его!
  И, как прежде, вечерком,
  Чтоб гуляли над Днепром..."
  Маша горячо молилась,
  По щеке слеза катилась.
  
  Глава 36
  
  Нет Давида уже сутки...
  Мать его ни на минутку
  Не отходит от окна:
  Сына милого она
  Все, вздыхая, ожидает.
  И подумать, что не знает:
  "Где ты, где сыночек мой?
  Ну, приди скорей домой!"
  Сердце сильно-сильно бьется:
  "Пусть, Господь мой, отзовется".
  Просит Бога, чтоб домой
  Сын вернулся бы живой.
  И вот так она сидела.
  Еще солнце не успело
  Путь по небу завершить,
  Дверь пришлося ей открыть.
  Муж явился, воскричал:
  - Вот беда! - и зарыдал. -
  Мой Давид! Сыночек, мой!
  Может, ты уж не живой!
  И в очах все потемнело
  Молвить слова не успела,
  Опустилася на пол.
  В чувство муж жену привел.
  - Что с ним, что? - она стонала. -
  Боже мой, я это знала!
  Может быть, погром опять?
  Стала громко причитать.
  Муж, рыдая, ей в ответ,
  Что погрома вовсе нет,
  И в больнице сын сейчас.
  И собралися тотчас,
  И идут скорей они,
  Вот у лечебницы двери...
  И, волнуясь, внутрь вошли.
  - Вы к кому, к кому пришли? -
  Обратилась к ним девица,
  Глядя на потухши лица.
  - К Давиду... Каплану... наш сын...
  - Он без сознанья, господин.
  Им - по белому халату,
  И они идут в палату.
  Вот на койке их Давид
  Окровавленный лежит.
  В миг волнения забыты,
  Горечь вырвалась открыто.
  И стенала громко мать:
  - Мой Господь, не дай узнать.
  Что я сына потеряю.
  Я Тебе всегда внимаю!
  Он, пускай, увидит свет!
  Ведь его дороже нет!
  И Давида целовала.
  На лицо слеза упала.
  И очнулся наш Давид.
  - Где Мария? - говорит.
  Переглянулись мать с отцом:
  - Ты лежи, о ней потом,
  Поправляйся, мой сынок.
  Мама вынула платок,
  И Давиду приложила:
  - Что она, с тобою была?
  И услышала в ответ:
  - Без нее не мил мне свет!
  И Ревека зарыдала,
  И Давида целовала.
  А потом, уж в час ночной
  Шли, печальные, домой.
  Вскоре свечи зажигали,
  До утра, молясь, не спали.
  Лишь о сыне разговор:
  "Любит гойку до сих пор!"
  И не знали, как им быть,
  Надо что-то же решить:
  "Поговорить с Марией, может?
  Нет, она нам не поможет.
  Все же, как нам, как нам быть,
  Чтоб он мог ее забыть?
  Уехать нам из Могилева?"
  Та задача снова, снова...
  Бились, бились целу ночь:
  - Лишь бежать отсюда прочь!
  Из-за сына дорогого...
  Боже мой, не надо строго,
  Сына строго осуждать.
  Дай нам снова все начать.
  Дай наладить жизнь сначала...
  - За океан! - вдруг прозвучало.
  Мысль мелькнула в голове.
   Яков так сказал жене:
  - Здесь нам надо все продать
  И в Америку бежать.
  
  Глава 37
  
  Быстро майски дни летели,
  Грозы первые гремели.
  Травка ярко-зелена.
  А Мария, что она?
  Все по-прежнему страдает?
  Нет, Давида посещает...
  В выходные, правда, дни.
  Долго шепчутся они -
  А старушке не слыхать.
  Но она все хочет знать,
  Говорят о чем те двое,
  Ловит все, забыв о зное,
  Что царит вокруг теперь,
  Хоть окно открыто, дверь.
  - Я, Давид, хочу сказать:
   Повидала твою мать...
  Вечерком пришла ко мне.
  С нею речь шла о тебе.
  Ей бы сына уберечь...
  Не ищи со мною встреч.
  Что встречались - что с того?
  Мать из рода твоего...
  Там найдет тебе невесту.
  А я что? А я не к месту.
  А Давид? Все слышит он
  И словами поражен.
  Что сказать, ответить ей?
  А она: - Прощай! - скорей
  Вдруг покинула палату.
  Через день в родную хату
  Заходил уж наш герой.
  - Рада я, сыночек мой! -
  Тихо мама прошептала
  И его поцеловала.
  Поцелуя нет в ответ.
  - Сядь, готов уже обед,
  Вот домашнее, сыночек, -
  Фаршированной кусочек
  Щуки мама принесла.
  Нежно: - Ешь, - произнесла.
  Но не ел, увы, Давид,
  Ведь душа в огне горит.
  О Марии в мыслях он
  И из дома вышел вон.
  И направился в "Приют",
  Как на страшный шел он суд.
  Час стоял он у ворот,
  Как во в сне, домой идет.
  
  Глава 38
  
  Как быстро время пролетело,
  Вот лето звонкое пропело,
  Желтый лист и там, и тут -
  Дни холодные грядут.
  Сентябрь громко в дверь стучится,
  И ночью хладною искрится
  Порою иней на траве.
  Проснувшись рано на заре,
  С корзинкой Маша - на базар,
  Пошла купить в "Приют" товар.
  И овощей чтоб взять немного.
  Какая рань! А уж дорогу
  Марии трудно перейти:
  Крестьянам нужно привезти
  С окрестных сел картошку, скот...
  "Верно, из Пропойска кто везет..."
  С трудом среди телег идет,
  Затем аллеечка одна -
  И на базаре уж она.
  Но где товар, что нужен ей?
  Мясная лавка вдруг пред ней.
  "Зачем, зачем?", - она не знает.
  Рука ее дверь открывает,
  И вот вовнутрь она идет:
  "Конечно, он меня не ждет?"
  И сердце томно замирает.
  Но странно то, что замечает:
  Давида нет, мясник другой
  Теперь хозяин лавки той.
  И не решается, как быть.
  Марии хочется спросить,
  Куда Давид вдруг подевался
  Иль, может, дома он остался?
  Хотя мясник теперь другой.
  Вдруг слышит голос пожилой,
  Знакомый ей, и обернулась:
  Рахиль увидев, улыбнулась.
  Была приветлива та с ней:
  - Ты как живешь? - она скорей.
  И услыхала про "Приют".
  - А мы вот все остались тут,
  Только Давид с отцом далече...
  Дай Бог скорее с ними встречу.
  Дай Бог нам свидеться хоть раз.
  Они в Америке сейчас!
  Они там фирму основали
  И "Голливуд" ее назвали!
  Глава 39
  
  Что происходит в жизни с нами -
  Все не случайно. Небесами
  Написан каждый шаг и вздох.
  И коли день случился плох,
  То не вини себя напрасно.
  Скажи: "Так надо! Жизнь прекрасна!"
  И постарайся мудро жить,
  Не ненавидеть, а любить!
  День угасал, уже зарею
  Небесный свод охвачен был.
  Уж месяц дымкой голубою
  Меж бледных звезд во тучах плыл.
  И тишь кругом. Волна лишь плещет,
  Лаская берег золотой.
  В воде сребристый месяц блещет.
  В лугах же - нега и покой!
  Весь Сож укрыт прозрачной мглою,
  Волна туманная катит.
  Объят звенящей тишиною,
  Печален луг, сребром укрыт.
  И в роще ветерок витает,
  Во темных кронах шелестит.
  Душа ликует и страдает,
  Внимает Богу и грустит.
  "Как хорошо, опять я дома,
  Забыть "Приют", навек забыть!
  Вдали слышны раскаты грома,
  Дождю, наверно, скоро быть".
  Мария встала, отряхнулась
  И побрела она домой.
  И пред иконой помолилась,
  И позабылась в час ночной.
  Проснулась с утренней зарей:
  "Уж навестить больных пора",
  Но лай донесся со двора.
  Мария удивилась очень
  И, выждав чуть, открыла очи.
  Затем, отрады не тая,
  Вскричала: - Боже, дома я!
  Затем и в горнице убрала,
  Стирать Полине помогала,
  И в печь поставила пирог.
  "Был тот "Приют" мне, как острог, -
  Мельком подумала она. -
  Теперь я с мамой, не одна".
  И за обедом удивила:
  - Останусь дома! - заявила.
  Я не вернуся в Могилев.
  С тобой всегда я буду вновь.
  И мать ее возликовала:
  - Я знала, доченька! Я знала,
  Что возвратишься в отчий дом.
  Они обнялися потом
  И вместе Библию читали.
  Из книги наземь вдруг упали
  Листочки или письмена.
  Полина подняла. Она
  При этом страшно побледнела,
  На фото мальчика смотрела:
  - Откуда? - Хрипло говорит,
  И на глазах слеза блестит.
  И, пошатнувшись, бы упала,
  Но дочь Полину поддержала
  И усадила на кровать,
  Бояся слово ей сказать.
  И маму обняла, ласкала,
  Потом, не выдержав, сказала:
  - Скажи мне, матушка, открой,
  Что это вид печальный твой?
  Кто он, кто он? Ответь ты мне!
  - Он... он, дочушка, брат тебе! -
  Полина тихо прошептала
  И громко-громко зарыдала.
  
  Глава 40
  
  - Отца и матери не зная,
  Жила крестьянка молодая.
  (С родных - лишь тетушка одна
  Жила в избе с ней.) И она
  И в огороде, и на поле
  С утра до вечера. О доле,
  О той, что надобно страдать,
  Она не думала и в пять
  В луга буренушку гоняла.
  Друзей, подруг она не знала.
  И так росла она одна,
  И горевала, что бедна.
  Одна была у ней отрада:
  На берега Сожа так рада,
  Она так рада приходить -
  Там обо всем своем забыть
  И там восходом любоваться,
  И там счастливою остаться.
  Хотя, быть может, лишь на час...
  Вот на тропинке в роще раз
  Ей повстречался паренек
  (Любви пришел, наверно, срок).
  Как бы в душе зажег он свет,
  А было ей семнадцать лет.
  Им даровал любовь Творец.
  То я была и твой отец!
  И долго-долго мы встречались,
  Затем пошли и обвенчались...
  Его отец, сестра и мать -
  Никак меня им не признать.
  Возненавидели меня:
  Без роду-племени ведь я!
  А кто они? Их знатен род.
  В их доме ровно через год
  Мы с твоим братом появились.
  О, как они ужасно злились!..
  Но тетка больше всех твоя,
  Она, и злобы не тая,
  Грозилась из дому изгнать.
  И продолжала братцу лгать
  О нас и строить наговоры.
  Отец, взломав души запоры,
  Однажды руки наложил,
  Себя, несчастного, сгубил.
  А твоя тетка обвинила
  (Она "цыганкой", помнишь, была),
  Что это я во всем виной
  И враз расправилась со мной.
  Был жгучий ветер и мороз,
  И, не стыдяся горьких слез,
  С тобой, кровинушка моя,
  Куда бреду - не знала я.
  Твой брат Иван у них живет.
  А тетка же из года в год
  Мечтает нас со света сжить,
  Чтобы наследство получить! -
  Перстом себя перекрестила,
  Полина фото положила
  И зарыдала тихо вновь:
  - Была добра со мной свекровь.
  И сколько ей теперь уж лет?
  - Ее на свете больше нет, -
  Мария тихо прошептала
  И нежно мать к груди прижала.
   Глава 41
  
  Тишиной объяты, спят сады и хаты.
  Жемчугом усыпан, блещет небосвод.
  "Как же я была счастлива когда-то,
  У Сожа седого, у туманных вод!"
  Ночка так спокойна и луна светила.
  Среди зорь невеста золотой фате,
  "Неужели это все когда-то было,
  Или это лишь приснилось мне?"
  И не спит Мария - сердце вдруг заныло.
  В горнице холодной слышен вьюги вой.
  "Может, я Давида все-таки любила,
  Хорошо бы было, чтоб он был со мной!"
  Грустно, грустно стало в сердце одиноком
  И скользит слезинка по ее щеке.
  "Как тебе живется там, в краю далеком,
  Ты забыл, иль помнишь, друг мой, обо мне?"
  Так она мечтала, может, задремала.
  Видит вдруг виденье или сон такой?
  Одиноко в пуще в ночку на Купалу
  Папоротник Маша ищет голубой.
  Среди сосен бродит по траве высокой
  В вышине средь зорок месяц золотой.
  На полянке светит что-то недалеко,
  Вдруг цветок желанный видит пред собой.
  Но когда в волненье руку протянула,
  Чтоб цветок заветный поскорей сорвать,
  Тут же все исчезло, ноченька минула.
  Машенька проснулась - начало светать...
  И быстрей к иконе, зажигает свечку,
  Помолилась тихо, к Господу воззвав.
  И сухих дровишек набросала в печку,
  И пошла к коровке, в горнице убрав.
  
  Глава 42
  
  "Как желаю с грустью нежной
  С легким трепетом в душе
  Взять листочек белоснежный,
  Написать письмо тебе!
  Фразы, тихо слух лаская,
  На бумаге оживут
  И, любовью полыхая,
  Милый друг, тебя найдут.
  Удивишься ты, читая:
  Ах, минуло столько дней!
  Загрустишь, все вспоминая
  Там, в Америке своей".
  Хоть зима - но в сердце лето,
  Сердце нежностью горит.
  "А любовь ли, правда, это"? -
  Разум тихо говорит.
  И ему, как бы внимая,
  Грусть холодною змеей
  Душу холодит, вползая.
  "Кто же ты, желанный мой?
  Если не Давид, то кто же?
  Одинокой быть мне, Боже,
  Уготовано весь век.
  Или есть тот человек,
  Кто полюбит всей душою,
  Пожелает быть со мною,
  Чтоб в любви век прожить...
  Хватит, хватит мне так грезить".
  На часы она взглянула -
  Три часа уже минуло,
  Как проснулася она.
  И хлопочет не одна:
  На дворе давно Полина
  Что-то возится у тына.
  Вот и в дом она вошла
  И к Марии подошла:
  - Воскресенье, день погожий,
  Одевайся попригожей,
  В храм бы нам не опоздать.
  Я пойду в хлеву прибрать.
  И потом к Марии снова:
  - Бульба, глянь, уже готова?
  Во дворе она опять.
  - Надо, надо поспешать:
  Ровно в десять служба в храме.
  Надо мне скорее к маме,
  Чтоб управилась быстрей.
  Бульбу вынула скорей
  И в овчину облачилась,
  Пред Полиною явилась.
  Служба в церкви долго длилась
  И закончилася в час -
  Дочь и мать домой тотчас.
  Нет мороза, потеплело,
  Даже солнышко пригрело
  И подтаял снег чуть-чуть.
  Ох, и скользким стал уж путь!
  Хоть и медленно ступала,
  Маша все-таки упала
  На дороге пред горой.
  - Не ушиблись вы порой? -
  Голос слышит молодой.
  Маша, глянув, обомлела:
  - Это вы?! - и не сумела
  Дева возглас удержать.
  И помог ей парень встать.
  Перед ним она стояла -
  Тот, тот мельник из зерцала!
  Тот, кого видала в ночь
  На колядки, точь он в точь!
  И Мария смущена:
  Знает всех окрест она.
  Не из местных он парней.
  Незнакомец молвит ей:
  - Все морозы и метели,
  Уж порядком надоели.
  А сегодня день чудной:
  Дышит, пахнет все весной!
  Скоро теплые денечки,
  А потом на ветвях почки...
  Грянет первый майский гром,
  Прилетят скворцы потом.
  А затем и лето красно.
  Правда, день такой прекрасный?
  Маша думает, молчит:
  - Да! - ему в глаза глядит.
  А лицо его открыто,
  Руку протянул: - Никита, -
  Улыбаясь, говорит.
  Маша медлит и... молчит.
  - Знаю, - тихо прошептала,
  И руку ему пожала.
  - Я Мария, - чуть несмело.
  И при этом покраснела.
  
  Глава 43
  
  Чем летом Могилев хорош?
  Днепром своим, красою рощ
  И живописными холмами,
  На них - шумящими садами.
  Едва видны средь древ дома.
  И главна улица одна,
  А вдоль нее домишек ряд -
  Бедняк поселится там вряд -
  И лавок. Боже мой, как много!
  А вот и к ратуше дорога.
  Площадь камнем мощена
  И под снегом вся она.
  Теперь метели и мороз,
  Недалеко хоть время гроз,
  Адский холод тело рвет.
  Мария с Полей у ворот.
  Стучатся в дверь они ограды
  В смятеньи ли, иль может рады.
  Откроет им кто, наконец?
  Дом хоть хорош, но не дворец.
  И вот слуга им отворяет.
  - Неужто Поля! - восклицает.
  Слуга сей страшно поражен,
  Молчит, затем, волнуясь, он:
  - Ведь двадцать лет с тех пор прошло.
  А это кто? - видать, дошло:
  - Наверно, дочь твоя, Полина.
  На твоего похожа сына!
  А мы с хозяином живем,
  Дни коротаем с ним вдвоем...
  - А где ж Иван, сыночек мой?
  - В монастыре он под Москвой!
  Он церковь сильно возлюбил
  И пострижен в монахи был.
  А вот Варвары нет на воле,
  В остроге год она иль боле...
  Но что стоим, пройдемте в дом.
  Он впереди, за ним вдвоем
  Послушно в дом они идут.
  "Зачем идем, что делать тут"? -
  Мария думает тревожно.
  Вот входят в зал: - Как то возможно?!
  Старик, тот самый злой старик,
  Как приведение, возник.
  - Коли пришла, садись, Полина.
  А дочка - гарная дивчина!
  А вот Ивана дома нет.
  Эх, сколько не была ты лет...
  Из-за Варвары весь сыр-бор,
  Она в темнице до сих пор.
  Из-за жены зла не держу,
  Коль надо помощь - поддержу.
  - Мне ничего от вас не надо,
  Увидеть сына была б рада.
  Когда Иван приедет мой?
  - Наверно, нонешней весной, -
  Старик скривил в улыбке рот. -
  Живет твой Ванька без забот!
  Ему осталось быть там год,
  Затем дадут ему приход.
  Полина слушала, внимала
  И, не прощаяся, из зала
  С Марией молча вышла вон:
  - А мой братишка, знает он,
  Что я на свете существую,
  И как он примет весть такую?
  Захочет встретиться иль нет?
  Над речкой вспомнился рассвет,
  И что-то сердце защемило.
  "О, Боже мой! Когда то было!"
  
  Глава 44
  
  И вновь воскресный день. Во храм
  Мать с дочерью спешат, чтоб там
  Излить прошенья, помолится
  И, может быть, благословиться.
  Но Бога главное просить,
  Чтоб с ними мог всегда Он быть!
  Мария горячо молилась,
  И вдруг она как бы забылась:
  И, как виденье, Боже мой!
  Пред нею парень молодой.
  И на нее глядит Никита.
  А на душе, что было скрыто,
  Ей открывается сейчас.
  "Ведь что-то в жизни свяжет нас!"
  Виденье вдруг исчезло прочь:
  "А у тебя родится дочь,
   И назовешь ее ты Анной!"
  И голос шепчет, и туманной
  Все дымкой вдруг обволокло.
  И, как сквозь дымчато стекло,
  Пред нею девушка прелестна.
  "Вот это дочь твоя - невеста.
  Вот с женихом она стоит, -
  Ей сладкий голос говорит. -
  Такое житие твое..."
  И в этот миг исчезло все.
  И церковь снова, мама рядом,
  И тот священник с грустным взглядом
  Все ту же проповедь читал
  И всех потом благословлял,
  И осенял потом крестом,
  И отпустил он всех потом.
  Из храма вышли мать и дочь,
  Был ясный день, не скоро ночь.
  Снег ослепительно блестит,
  И вот Полина говорит:
  - С тобою что случилось в храме?
  Ты расскажи, откройся маме.
  Так что с тобой произошло?
  То не виденье ли было?
  Ибо ты сильно побледнела
  И вдруг внезапно онемела.
  Вот я к тебе - а ты молчишь
  И на икону все глядишь.
  Ты не таись, откройся мне,
  Я же не враг, не враг тебе!
  Мария, чувствую душой,
  Что нечто было там с тобой!
  И ей Мария отвечала:
  - Я там видение видала!
  Мелькнул вдруг лик: секунду, две.
  "Твой это муж", - сказали мне...
  И удивилась сильно мать:
  - Кто же сказал, кому внимать?
  Дано то, Богом, сатаной,
  И кто же он, избранник твой?
  Хоть молод он, собой хорош?
  - Ну, это сразу не поймешь:
  Был, как в тумане, силуэт.
  И верить мне иль, может, нет?
  И тут Мария замолчала,
  А мать плечами лишь пожала.
  
  Глава 45
  
  "Не стучи, рябина,
  Тихонько в окошко,
  Милая рябина,
  Дай поспать немножко.
  Дай поспать немножко,
  Сладким сном забыться.
  Дай во сне, рябина,
  В лето воротиться.
  Там рассветы тихи
  И роса искрится.
  Над рекою месяц
  В дымке золотится.
  Там костер далекий
  Сквозь туман сверкает,
  Одиноку лодку
  Сож седой качает".
  И не спит Мария, лето вспоминает,
  А в трубе, как леший, вьюга завывает.
  Вот рассвет. Одевшись, на мороз идет,
  И, набрав поленьев, в дом она несет.
  А огонь уж в печке весело трещит.
  В это время тихо кто-то в дверь стучит.
  "Мне чего боятся - дома не одна",
  Двери открывая, вскрикнула она.
  Перед ней Никита, он чуть-чуть смущен.
  - Здравствуйте, Мария, - еле шепчет он.
  - Здравствуйте, Никита, - слышит он в ответ,
  В дом за нею входит он смиренно вслед.
  Там, смущаясь, шапку теребит рукой:
  - Первый раз увидел я тебя весной.
  А потом у церкви снова увидал
  И с тобою встречи до сих пор искал.
  Но проходит время и мелькают дни.
  Без тебя, Марийка, все пусты они.
  Покраснел Никита, очи опустил:
  - Раньше в Молостовке я с братишкой жил,
  Мельницу в Пропойске батюшка купил
  И построил домик в роще над рекой.
  Я в нем и Аркадий - это братец мой.
  - Я в Пропойске знаю всех людей окрест,
  Сразу догадалась: не из наших мест.
  Маша замолчала и в глаза глядит.
  И тогда Никита деве говорит:
  - Вот... Мария, слушай, что хочу сказать:
  Люба ты мне очень, не могу скрывать.
  И прошу, скажи мне, душу не томя,
  Выйдешь, дорогая, замуж за меня?
  И молчит Мария, город вспомнив вдруг.
  И те святки вспомнив, и зеркальный круг.
  И виденье в церкви - все сбылось точь в точь.
  - Ну так как, скажи мне, замуж ты не прочь?
  Голос вдруг донесся и, очнувшись враз:
  - Я тебя видала только пару раз.
  Покраснела дева, очи опустив.
  И смутился парень, сразу загрустив.
  - Но надежд я полон, я не слышу "нет".
  И, как гром, услышал парень "ДА!" в ответ.
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  АННА
  Глава 1
  
  На берегу Сожа когда-то
  Стояла мельница. Два брата
  Владели ею много лет.
  Никита, средних лет брюнет,
  Аркадий, рыжий, неприметный,
  Был хоть женат, но, жаль, бездетный.
  И от рассвета до заката
  Никита сам (он старше брата)
  Гнул спину, весь в пыли мучной.
  А брат с женою молодой
  В то время страстно потешался,
  Иль на постели сам валялся,
  Иль в кабаке гульнуть не прочь.
  А у Никиты была дочь,
  Росло прелестное созданье,
  Ну, впрямь очей очарованье!
  Отцу нет дочери милей
  На свете всем, ведь в мир теней
  Жена любимая сошла,
  И боль потери не прошла.
  А дочь прекрасна и умна,
  И схожа с матерью она.
  Порой глядел отец на дочь:
  "О, Боже, в мать она точь-в-точь!"
  Бедняжка устали не знает:
  И шьет, кухарит и стирает,
  По дому чисто приберет,
  Отцу и ужин принесет.
  Со злом глядя на это диво,
  Жена Аркаши как-то льстиво
  Никите с "грустью" говорит:
  - Что Анна, дочь твоя грустит?
  Не оттого ль она скучает,
  Что ласки матери не знает?
  Пора тебе жену забыть,
  Другую надо полюбить.
  И ей Никита говорит:
  - Любовь моя навечно спит.
  Не погляжу я на другую.
  Лишь по Марии я тоскую.
  Мария Анне - мать родная,
  Зачем мне мачеха чужая!
  Обидно тетке шибко стало:
  Она детей своих не знала.
  Господь ей чрево заключил.
  Пришла домой, Аркаша был.
  - Нам поумнее надо быть:
  Зачем нам мельницу делить?
  Один хозяин должен быть.
  Никита должен нам служить! -
  Она с порога заявила.
  Поражена, услышав, была:
  Мой брат - никчемный человек.
  У жерновов корпеть весь век
  Судьбой ему отведено!
  Мне ж быть хозяином дано!
  Глава 2
  
  Уж солнце скрылось в облаках.
  Еще немного - и впотьмах
  Зажгутся первые зарницы.
  Вдали в лугах костер искрится,
  И на реке покой и тишь.
  Деревни дальней темных крыш
  Уже неясны очертанья.
  И слышна трель: любовь, страданья
  Созвучны в песнях соловья.
  И блещет бледная заря.
  Трепещут тополя над кручей.
  Туман завесою летучей
  Скрывает воду, и волной
  Незримо плещет под горой.
  Повсюду слышен запах сладкий
  Цветенья липы, и украдкой
  Анна смахнет слезу рукой:
  "Была бы матушка со мной,
  Я б горя черного не знала.
  Я ей бы ручки целовала!"
  Вздохнув, она домой идет,
  А у ворот пес верный ждет.
  Бежит за ней, хвостом виляет,
  Как радость скрыть свою, не знает,
  Надеясь руку ей лизнуть
  И чтоб в глаза ей заглянуть.
  Однако Анна в дом быстрей:
  Поставить ужин надо ей.
  Еще коровку подоить,
  Да хрюшкам бульбы положить.
  Ведь скоро батюшка придет,
  А время быстрое не ждет.
  
  Глава 3
  
  А вот и батюшка явился.
  Он пред иконою склонился,
  Молитву громко прочитал.
  Горячий ужин его ждал.
  Хлебнувши щей, он на кровать,
  Устав за день, ложится спать.
  А что же Аннушка? Стирает,
  За ним посуду убирает
  И до полуночи не спит,
  И пред иконою сидит.
  И пламя свечки полыхает,
  Бедняжка детство вспоминает.
  То улыбнется, то грустит,
  Крестом себя вдруг осенит.
  Как было давнее прекрасно!
  И мать жива. И в платье красном
  С отцом о чем-то говорит,
  И с грустью на нее глядит.
  Частенько так она мечтала.
  И вот однажды задремала,
  И видит Анна дивный сон:
  Кружит над нею ворон. Он
  Готов вот-вот когтями впиться,
  И от него нигде не скрыться,
  Лишь поле чистое кругом.
  Она бежит и видит дом,
  Он весь из золота, искрится,
  Она войти в него боится.
  Вдруг слышит голос молодой:
  "Там, ты не бойся, ангел твой!"
  И сон пропал. Она трепещет.
  И месяц полный в небе блещет.
  Свеча погасшая стоит,
  Сребром блестя, Иисус глядит.
  
  Глава 4
  
  В старинной роще на опушке
  Стоит под дранкою избушка.
  Авдотья, бабка там живет
  И хлеб свой даром не жует.
  Ей тащат сало все подряд -
  Тот, кто сгубить кого-то рад,
  Иль рад кого приворожить,
  Иль просто так поворожить,
  К старухе все идут тайком.
  И вот однажды в мерзкий дом
  Жена Аркадия пришла
  И говорит: -Я мимо шла,
  И к вам случайно заглянула...
  Что врет, Авдотья вмиг смекнула.
  И говорит скорей в ответ:
  - Садись, в ногах ведь правды нет, -
  Скамью подвинула быстрей.
  - Что ж приключилось? - молвит ей.
  А что ж Аркадия жена?
  Все долго думала она
  И все не знала, как начать,
  Чтоб бабке правду рассказать.
  - Не осуждай врагов своих,
  Подумать есть кому о них, -
  Вдруг бабка строго говорит
  И на икону все глядит.
  - Кого ль мне, право, осуждать...
  Но вот что я хочу сказать:
  Есть человек, не люб он мне,
  Не враг, а так, сам по себе.
  Ему б хотела насолить...
  - Быть может, даже погубить? -
  С улыбкой бабка перебила.
  - Я знаю, есть такая сила,
  Что может это совершить.
  - Но что мне делать, как мне быть? -
  Жена Аркадия вскричала.
  Тогда Авдотья зелья дала:
  - Быть может, враг твой поживет,
  Но скоро в землю он уйдет!
  Глава 5
  
  Мелькали дни, текли недели,
  Сойти снега уже успели,
  Пасха Великая идет.
  Вот у Аркадия ворот
  Никита с дочерью стоят,
  Одеты в праздничный наряд.
  В воскресный день они пришли,
  С собой гостинцы принесли.
  Им отворил Аркадий сам:
  - Входите, гости, рады вам, -
  Промолвил, мило улыбаясь.
  Жена Аркадия, скрываясь,
  Спустилась в погреб и тотчас
  Несет оттуда темный квас.
  Над ним чуть-чуть поколдовала,
  Трясясь, Авдотьи зелье взяла,
  В кувшин насыпала чуть-чуть
  И прошептала: "Проклят будь!"
  Затем к гостям она выходит
  И с ними речь она заводит,
  И говорит, как невзначай:
  - Я пригласить давно на чай
  Тебя и Аннушку хотела,
  Но вот, увы, я не успела:
  Явились сами вы ко мне.
  О, как приятно на душе!
  Я дам кваска, - и улыбнулась.
  Пошла куда-то и вернулась,
  Вся побледнела и дрожит:
  - Там, там... Аркадий мой лежит.
  И в сени бросилась тотчас.
  За ней Никита с Анной враз.
  Лежит Аркадий, недвижим.
  Жена склонилася над ним.
  - Вставай, Аркадий, милый мой! -
  Вопит она: - Он неживой!
  И закричала что есть мочи.
  Сама темнее стала ночи.
  Глядь на стакан - в нем кваса чуть.
  Оземь его: - Ты проклят будь!
  И громко, громко голосила.
  Глядь на гостей - посуду била.
  Глава 6
  
  Вот минул месяц или боле,
  Уж наливался колос в поле.
  Вдова к Авдотье вновь идет,
  Та на скамейке у ворот
  Ее как будто поджидала:
  -Аркадий помер, я слыхала, -
  С печальным видом говорит.
  Сама вдове в глаза глядит.
  А та глаза свои отводит:
  - Смерть, может, рядом с каждым ходит.
  Хватил Аркадия удар...
  - А пригодился мой товар? -
  Вдову Авдотья перебила.
  - Да я совсем о нем забыла.
  Я не притронулась к нему.
  К тебе иду я потому,
  Что ненавижу супостата...
  - Уж не Аркашки то ли брата
  Ты хочешь, девка, извести?
  Коль пренебрег тобой, прости! -
  Авдотья глянула в упор:
  - Жену он любит до сих пор!
  Молчит вдова, чуть побледнела:
  - Тебе... тебе какое дело?
  Вдова не знает, что сказать:
  - Ты не могла мне что-то дать?
  Иль сделать так: в страданье срок,
  Что дан ему, он клял бы рок.
  И оглянулася вокруг:
  Быть может, кто-то слышит вдруг.
  И ей самой вдруг страшно стало.
  Но ни души. Листва шептала,
  Гулял по кронам ветерок.
  Вдова вдруг слышит голосок:
  - Пускай о дочери страдает,
  Пускай он радости не знает.
  Глядь на Авдотью - та молчит.
  - Дам то, что просишь, - говорит.
  
  Глава 7
  
  С неба звездный свет струится,
  Волны плещутся во мгле.
  Точно всадник, месяц мчится
  На серебряном коне.
   Мимо тучка пролетает,
  И наездник удалой
  Серебро ей вслед бросает
  И махает вслед рукой.
  А внизу туман клубится,
  Все безмолвно в мире сна.
  Лишь огонь чуть-чуть струится
  Из раскрытого окна.
   Анна, грустно напевая,
  За окошком тем сидит.
  Свечка, тихо догорая,
  Пред иконою стоит.
  Анне грустно, одиноко.
  Помечтать так надо ей:
  "Где же ты, мой друг далекий?
  Приходи ко мне скорей!
  На коне верхом иль пешим
  Ты явись ко мне быстрей.
  Ободри меня, утеши
  И прижми к себе сильней.
  И как ночкой голубою
  Хорошо с тобой вдвоем!
  А когда заря восстанет,
  Мы покинем милый дом.
  Ну постой, а как же тато?
  Чтобы скорбь он вечно нес?"
  Тени мечутся по хате.
  Во дворе залаял пес.
  Анна глянула в окошко -
  Ничего там не видать!
  Стало трепетно немножко,
  И ложится дева спать.
  А вдова сейчас не спала
  И следила за окном.
  Все злодейка выжидала,
  Свет когда погаснет в нем.
  Вот темно. Чуть выжидает,
  Входит вдовушка во двор.
  Вся трясясь, она ступает
  И крадется словно вор.
  И затем к дверям подходит,
  Из торбы что-то достает.
  Разбросав, к клуням отходит.
  Вот она уж у ворот.
  Снова Анне ворон снится,
  Снова замок золотой.
  Под луной он весь искрится:
  "Ты войди, там ангел твой", -
  Кто-то добрый и незримый
  Анне в дом войти велит.
  А над ней неукротимый
  Ворон кружит и кричит.
  Глава 8
  
  Уходит ночь, бледнеют звезды,
  И месяц светит голубой.
  Не спит Никита. Вышел в сени.
  Он встал с тяжелой головой.
  Откуда-то и в чем причина,
  Что защемило на душе.
  Змеей вползла в душу кручина:
  "Сегодня что-то тяжко мне", -
  Подумал он и помолился.
  Пришел, на Анну поглядел.
  Был во дворе, в сарае скрылся,
  Зажег фонарь - и обомлел:
  Лежит буренка и не дышит:
  "Но, может, спит?" - подумал он.
  Рукою тронул - холод слышит.
  Он ужаснулся, глядь в загон:
  Лежат все свиньи неживые.
  Никита громко застонал,
  Из клуни вышел и впервые
  Судьбу за все свою проклял.
  Затем он к Аннушке явился,
  Глядел в прелестное чело.
  Спала она. Он помолился.
  Вот ночь ушла, было светло.
  И только солнышко всходило.
  Горела яркая заря.
  Она то Анну разбудила:
  "О, Боже мой, проспала я!"
  Она умылась, причесалась.
  И помолилася скорей.
  Как мало времени осталось:
  Вести буренку надо ей.
  
  Глава 9
  
  Догорает закат
  Под луной золотой.
  Сож сияньем объят,
  Тихо плещет волной.
  И туманны стога,
  Чуть прикрытые мглой,
  И покрыты луга
  Серебристой росой.
  И прохладой ночной,
  Веет ветер с реки.
  В темной роще покой
  Не поют соловьи.
  И как чудно вокруг:
  Зорка в небе горит.
  Анне кажется вдруг -
  Кто-то рядом стоит...
  Оглянулась кругом -
  Не видать никого.
  Тут же вспомнила дом,
  Тот, из сна своего.
  И из рощи домой,
  Опечалясь, идет:
  "Где же песик ты мой?" -
  Никого у ворот.
  И лежит сей Дружок,
  Во дворе у окна.
  - Эй! Вставай, лежебок! -
  Закричала она.
  Но неладное с ним...
  И он вовсе не спит.
  На траве недвижим,
  Неживой он лежит.
  А очнулась она -
  Темна ночка стоит.
  Свет не льется с окна,
  И огонь не горит.
  И как будто отец
  Рядом с нею стоит.
  Затряслася, забилась,
  Вскричало дитя:
  - Боже мой! Что случилось?
   Не вижу ведь я!
  
  Глава 10
  
  Тихо снег пушистый
  Над землей кружит.
  В шубе серебристой,
  Грустно лес стоит.
  И сады, и хаты
  Устланы ковром,
  Тишиной объяты,
  Спят глубоким сном.
  И дымок чуть вьется
  От белесых крыш.
  Проскрипят вдруг сани,
  Нарушая тишь.
  Жаль, пейзаж прекрасный
  Анне не видать:
  "Где ты, солнце красно,
  Закатилось спать?
  И зачем не всходишь,
  Не прогонишь ночь?
  Может, где-то бродишь,
  Лишь бы не помочь!
  А ведь мне так худо
  День-деньской одной.
  Ночь гони отсюда,
  Будь всегда со мной".
  Видел все Никита,
  Про себя рыдал,
  И душой открытой,
  Шибко он страдал!
  
  Глава 11
  
  И к докторам он обращался...
  Наедине Никита сам.
  Он с бедой своей, увы, остался.
  Никита к бабкам, колдунам
  Водил Анну - все напрасно,
  Никто помочь не в силах ей.
  Глядел он с болью в лик прекрасный,
  Отраду жизни его всей.
  И вот однажды в дверь стучится,
  Туда, где брат Аркадий жил.
  Вдове пришлося удивиться:
  Давненько здесь Никита был...
  И поначалу растерялась:
  Зачем Никита к ней пришел?
  Премило после улыбалась,
  Когда Никита речь завел.
  Затем улыбка вмиг слетела.
  Вдова нахмурилась чуть-чуть.
  Она и думать не посмела,
  Чтоб все сбылось когда-нибудь.
  - Беда вселилась в мою хату.
  Как раньше я несчастен вновь.
  К тебе пришел: жена ты брата,
  Все ж, как никак, родная кровь!
  Как мне к тебе не обратиться?
  Лишь ты могла бы мне помочь,
  Ведь надо Аннушке лечиться,
  Ты помоги спасти мне дочь.
  Он говорит, чуть не рыдает.
  Вдова "задумалась" чуть-чуть:
  - Но как помочь? - она вздыхает.
  Отрада наполняет грудь:
  "Вот, наконец, и я дождалась:
  Смирен стоишь ты предо мной.
  Из-за тебя вдовой осталась,
  За то быть Анне век слепой".
  Вот так злодейка рассуждала.
  И ей Никита говорит:
  - Взаймы ты денег мне бы дала.
  Дочь, может, кто-то исцелит.
  И он умолк, и ждал ответа.
  Вдова задумалась, молчит:
  - Как страшно жить, не видя света, -
  Как бы себе вдруг говорит.
  - Мне тяжело. Скажу сначала,
  Что я не знаю, как мне быть.
  Я б слишком многое отдала,
  Чтоб не одной мне век влачить.
  Чтоб был со мною кто-то рядом,
  Меня бы ночью приласкал.
  Меня лелеял нежным взглядом,
  И лишь одну меня бы знал.
  И он поник, и размышляет, -
  Вся напряглась вдова и ждет:
  "Он будет мой?" - она гадает.
  Встает Никита, прочь идет.
  
  Глава 12
  
  Андрей по горло сыт Москвою,
  Где жизнь бесцельно прожигал.
  И вот, объятый он тоскою,
  К отцу в поместье укатал.
  Здесь тишиною наслаждался,
  Забыв о шуме городском.
  Полдня он с книгою валялся,
  На Сож купаться шел потом.
  Он там природой любовался,
  Он там душою отдыхал.
  И там мечтам он предавался,
  Москву помалу забывал:
  "Что там Москва - полно народу,
  Да лязг копыт по мостовой,
  А здесь раздолье и свобода
  Да отчий дом, родимый мой".
  Так говорил себе порою.
  Нет-нет, себя не утешал.
  В Москве, бывало, пред зарею
  Он по прекрасному страдал.
  И вот однажды, вдохновленный
  Красою Сожа, шел домой,
  В зарею роще освещенной
  Услышал голос молодой.
  Застыл Андрей и против воли
  Смахнул с лица слезу рукой:
  Девичью песню, полну боли,
  Услышал он своей душой.
  И подошел он к той, что пела,
  И очарован ею был.
  Она, не видя, вдаль смотрела.
  Андрей на свете все забыл.
  И так стоял он, любовался.
  Не сводит с девушки он глаз.
  Все ж подойти к ней постеснялся.
  Шепнул: "Приду в другой я раз".
  
  Глава 13
  
  Вот день прошел, и на другой -
  Он в той же роще над рекой,
  Надеясь слышать голос милый.
  Но день дождливый и унылый,
  И незнакомки не видать.
  На день другой уж уповать
  Ему приходится напрасно.
  И нет ее, хоть день прекрасный.
  "Что это было - может, сон?"
  Теперь подавлен ходит он
  И Бога просит, сам не свой:
  "Ее дай встретить, Боже мой!"
  И все сильнее жажда встречи.
  И вот однажды в ясный вечер
  Он Анну в церкви увидал,
  Отец ее сопровождал.
  Вновь подойти он побоялся,
  Но вслед за ними увязался.
  Тайком за ними он ходил.
  Живет где мельник, проследил.
  С тех пор неделя пролетает.
  Как быть, бедняжка наш не знает.
  Но вот к Никите он идет,
  Стоит, волнуясь, у ворот.
  Калитку тихо открывает...
  Во двор вошел - и замирает:
  Та незнакомка у крыльца
  Сидит, не видит молодца.
  Он кашлянул и к ней подходит,
  Сбиваясь, речь свою заводит:
  - Простите, - нежно говорит, -
  Такая рань, отец ваш спит?
  - Да что вы, нет, - она гадает,
  Кто перед ней, она не знает.
  - Отец на мельнице давно.
  Андрей стоит, в уме одно:
  "О, Боже мой! Она прекрасна!"
  Глядит кругом - зарею красной
  Весь двор печально озарен.
  - Как жаль! - сказав, уходит он.
  Глава 14
  
  Едва проклюнулся рассвет,
  Никита встал, зажег он свет
  И пред иконою склонился.
  Едва не плача, он молился:
  - Господь! Господь! В Тебе одном
  Ищу отраду ночью, днем.
  К тебе, Господь мой, я взываю!
  За что, Господь мой, я страдаю?
  Яви, Господь, Ты власть Твою,
  Спаси Ты доченьку мою!
  И дай, дай доченьке прозреть.
  Я твой, Господь, на веки ведь!"
  Вот так однажды он страдал.
  Вдруг в двери кто-то постучал.
  "Кто вдруг пожаловал чуть свет?"
  На Анны глянул он портрет,
  Затем его перекрестил,
  Дивясь, пошел и дверь открыл.
  Там незнакомец у порога,
  Видать, смущен он хоть немного,
  В руках он шляпу теребит.
  Никита в дом идти велит.
   Ему он лавку подвигает
  И гостя на нее сажает,
  Сам же напротив, на скамье.
  - Ну, с чем пожаловал ко мне? -
  Никита тихо говорит.
  Дивясь, на гостя он глядит,
  Но тот по-прежнему смущен.
  - У вас есть дочь? - вдруг молвит он.
  - Она незряча? - говорит.
  Теперь Никита уж молчит.
  Он молча гостя изучает:
  "Откуда тот про Анну знает?"
  И сам не знает, что сказать.
  Гость продолжает удивлять:
  - Пред кем зияет вечна ночь,
  Нам, зрячим, хочется помочь.
  Андрей глядит в глаза Никите:
  - Уж не об Анне ль говорите? -
  Вскричал Никита, поражен.
  Быть может, небом послан он.
  
  Глава 15
  
  - Привет тебе, моя столица, -
  Андрей тихонько прошептал.
  Взглянул на спутников: их лица
  Фонарь едва лишь освещал.
  Никита спал, обняв рукою
  Свое прелестное дитя.
  У Анны нимб над головою.
  Андрей вскричал: "Не грежу ль я?"
  Потом видение пропало.
  Андрей решил: игра теней.
  Но крест рука уж начертала,
  Забилась сердце вдруг сильней.
  Он вспомнил Сож, места родные,
  Где с Анной вместе в роще был.
  Он вспомнил очи голубые
  И понял вдруг, что полюбил.
  А что же Аннушка? Устала,
  Трясясь в карете день и ночь.
  И, улыбаясь, мирно спала,
  Все беды унеслися прочь.
  Ей снится роща и багряный
  Восход над речкой восстает.
  Объятый дымкою тумана,
  Прозрачный диск луны плывет.
  И далеко, пред самым лесом,
  Костер, как искорка, блестит,
  И луг покрыт ковром белесым,
  Прибой чуть слышно говорит.
  И так чудесно, так прекрасно,
  Все наяву, как не во сне.
  Очнулась Анна - где же красный
  Восход и речка - все во тьме.
  И испугалась, и вскричала,
  Но успокоилась потом.
  Рука отца лицо ласкала -
  Как хорошо им быть вдвоем!
  Андрей все видел - горько стало.
  Заныла сильно-сильно грудь.
  Он глянул в небо, там светало:
  "Господь, Господь, ты с нами будь".
  
  Глава 16
  
  Андрею тяжко было, больно,
  Когда по лекарям ходил.
  И всякий доктор взгляд невольно
  От глаз Андрея отводил.
  Всяк говорил, что вряд девица
  Опять увидит белый свет.
  Хотя, возможно, исцелится:
  Чудес на свете разве нет?
  Вот так, намаявшись премного,
  Андрей надежду потерял.
  Как ни темна была дорога,
  В конце ее свет воссиял:
  То был ухожен дворик чистый,
  Невзрачен дом среди тополей.
  Пройдя аллеею тенистой,
  Андрей и Анна у дверей.
  Кто там за дверью, кто же знает?
  Андрей, волнуясь, в дверь стучит.
  Лакей их чинно в дом пускает:
  - Вас доктор примет, - говорит.
  "О, как быстры порой мгновенья!
  О, как грустны они порой".
  Терзают грудь уже сомненья:
  В Пропойск уехать бы родной.
  А вот и доктор - видом чуден.
  С большой кудрявой головой.
  С простой фамилией - Игудин.
  И не старик, не молодой.
  Гостям он низко поклонился,
  Андрею руку он подал.
  За опозданье извинился
  И Анне руку целовал.
  Затем - все трое в кабинете.
  Врач о болезни расспросил.
  Включил он лампу, ее светом
  Глаза он Анны осветил.
  И не заметил он изъяна.
  И к Анне он оборотясь:
  - Весьма, весьма сей случай странный,
  Мне не встречался отродясь!
  Коль это нервов потрясенье,
  Она прозрела бы давно.
  Скажу вам прямо: хоть в смятеньи,
  Лечить возьмуся все равно.
  
  Глава 17
  
  Был ранний час, заря вставала.
  Пустынны улочки Москвы.
  На стеклах золото играло,
  "Господь! Господь! Будь с нами Ты!", -
  Сказал Андрей. Ему не спалось,
  Об Анне думал он теперь.
  Он вспомнил миг, когда расстались,
  И прошептал: - Ты, Анна, верь!
  И вот уж полдень, жарко стало.
  Но здесь, в больнице, благодать.
  На койке девушка лежала,
  За ней Андрей стал наблюдать.
  А вот и доктор появился
  И пред иконой помолился.
  Вот пред кроватью он стоит
  И четко Анне говорит:
  - Я буду медленно считать:
  Один, два, три, четыре, пять...
  Когда скажу я "тридцать три",
  Закрой глаза и крепко спи!
  И начал медленно читать:
  - Легка, как пух, твоя кровать.
  Ты тонешь в ней, как в облаках,
  Забудь тоску свою и страх, -
  Шептали лекаря уста
  Вот тридцать три - уснула та.
  И, убедясь, что Анна спит,
  Ей доктор четко говорит:
  - Скажи мне, милая девица,
  Ты можешь петь иль веселиться?
  Скажи мне, правды не тая,
  Иль что-то мучает тебя?
  И Анна тут же побледнела,
  И ужас скрыть свой не сумела.
  Очнулась, бьется и дрожит...
  Дивяся, доктор говорит:
  - Ты отчего так испугалась,
  Скажи, коль в памяти осталось?
  И слышит Анны он ответ:
  - Я ничего не помню, нет.
  Мне почему-то страшно стало,
  Как будто в бездну я упала.
  И говорит Андрею врач:
  - Не избежать нам неудач,
  Коль не узнаем мы причину,
  Откуда страх ее, кручина.
  И Анну вновь он - на кровать.
  Опять, опять он стал считать.
  Сказал он четко: - Тридцать три,
  Теперь усни, теперь усни!
  И Анна снова крепко спала,
  Но снова сильно закричала,
  Коль задал доктор тот вопрос.
  - Как странно, - доктор произнес.
  Глава 18
  
  Проходит день, за ним другой,
  И снова полдень, снова зной.
  Но вдоль аллейки холодок.
  Андрей и Анна точно в срок,
  Что им назначен, в дверь стучат.
  Их принял врач, сказав, что рад
  Их видеть. Мило улыбаясь,
  И быть любезным им стараясь,
  Провел их снова в кабинет.
  Там приглушил немного свет,
  На стулья он их усадил
  И с Анной доктор говорил:
  - Людей лечу я много лет,
  Открыл для многих белый свет.
  От смерти многих я спасал,
  Но случай ваш я не встречал.
  Я долго думал на ваш счет.
  В итоге, что придумал вот:
  Введу наркотик вам чуть-чуть -
  Вдруг вспомните вы что-нибудь,
  Когда я в сон вас погружу.
  А там что будет - погляжу.
  На это важное решенье
  Мне надо ваше разрешенье.
  Так вы согласны или нет?
  - Согласна я, - был дан ответ.
  И пред иконой доктор вновь.
  Затем наркотик вводит в кровь
  И заставляет Анну спать,
  Чтобы вопрос ей вновь задать:
  -Тебя что гложет? - произнес.
  Как бы не слышит та вопрос
   (Глаза открыты, ровно дышит.)
   Нет-нет, прекрасно она слышит!
  Вот грудь задвигалась быстрей...
  - Что видишь? - доктор крикнул ей.
  Но Анна часто задышала,
  Затем внезапно закричала.
  Сорвался голос молодой:
  - Та снова, в черном, предо мной!
  И как ужасна ее сила!
  За нею холод и могила!
  - Но кто она? Скажи скорей! -
  Врач воскричал, склонясь над ней.
  - Ее я раньше не видала, -
  Девица билась и кричала...
  - Ты успокойся, горя нет!
  Вот, нарисуй ее портрет!
  Тебе приказываю я!
  Рембрандтом ты представь себя.
  И сам спешит бумагу дать:
  Ему не терпится узнать,
  Что будет дальше. Над листом
  Ее он руку сжал с пером...
  И вот уж контур появился.
  Андрей опешил, подивился,
  И видит он перед собой
  Лицо крестьянки пожилой.
  
  Глава 19
  
  Все в мире тайно, непонятно.
  Лишь время просто. И обратно
  Оно не движется никак.
  В начале - свет, в конце нас - мрак!
  Стрелою мчится наше время.
  Уйдем и мы, и наше семя,
  Все затеряется в веках.
  И снова жизнь, и снова прах!
  И так быть может бесконечно.
  Лишь наш Господь и Слово вечно!
  Сказал вдруг громко доктор им:
  - Все мы пред Господом стоим!
  Простой я лекарь, вот в чем дело.
  Лечу не душу я, а тело.
  Вряд ли полезен буду вам.
  Вы обратитесь к Богу, в Храм.
  Ибо, клянуся небесами,
  Висит проклятие над вами.
  На этот счет сомнений нет, -
  И указал он на портрет:
  - Всему она, она причина.
  Отсюда боль, тоска, кручина,
  Отсюда ваша слепота.
  В аду пусть сгинет ведьма та! -
  И осенил себя крестом.
  Портрет им отдал он потом.
  Затем он с ними распрощался,
  Наедине с собой остался.
  А что же Аннушка, Андрей?
  Спешат к священнику скорей.
  И их священник принимает,
  Себя крестом он осеняет,
  Андрея слушая, молчит,
  Затем им слово говорит:
  - В мир наш вошел с Адамом грех.
  Грехом связал лукавый всех.
  И коль невольно грех случится,
  То надо каяться, молиться.
  От сердца искренне просить,
  Чтоб мог Господь тебя простить.
  Господь простит, он милосердный!
  Простит за веру, милосердье.
  А коль кого накажет Он,
  Тот будет в бездны сокрушен!
  Священник в руки взял портрет:
  - Тебе спасенья, ведьма, нет!
  В геенне огненной сгоришь,
  И пламя будет выше крыш! -
  И он опять перекрестился,
  Затем он к Анне обратился:
  - Господь на душу положил,
  И мне он истину открыл.
  Он на молитву дал ответ:
  Ты снова будешь видеть свет!
  Глаза твои должны открыться.
  На Пасху может то случится.
  Он снова их перекрестил,
  Обоих с миром отпустил,
  
  Глава 20
  
  И вот опять уж тройка мчится,
  И бубенцы вовсю звенят.
  В Пропойск скорей, что часто снится,
  Скорей бы к батюшке назад.
  Мечтала Анна, как и прежде,
  Увидеть свет грядущих дней.
  Душа ее горит в надежде,
  Хоть ночь лишь только перед ней.
  Ее Андрей сопровождает,
  Прислуга, что отец нанял.
  Ямщик кобылку погоняет.
  И вот уже Пропойский вал.
  И там верста иль, может, две,
  И дом Никиты на горе.
  Вот в двери стук - они открыты,
  И дочь в объятиях Никиты.
  Отец целует нежно дочь.
  А что ж Андрей? Уходит прочь?
  Нет-нет, он с ними оставался.
  Глядел на Анну, улыбался
  И о Москве все говорил,
  А вечерком к отцу отбыл.
  
  Вот лето быстро пролетело,
  Уж осень поздняя. Несмело
  Зима стучится по утрам.
  Трава седа и тут, и там.
  И кружат листики багряны,
  И холода уже туманны.
  И в лед закован ручеек,
  Но нет зимы, еще не срок.
  Но все ж она не за горами...
  Андрей и Анна вечерами
  Бродили по листве густой
  И целовалися порой.
  Но все ж, страдать нет боле мочи:
  До Пасхи дни считала, ночи.
  Не спит, а молится тайком,
  Прозреть лишь - просит об одном.
  
  И вот уж Пасха наступила,
  Она с Андреем в храм спешила.
  Молитву батюшка читал.
  Вдруг солнца луч в окно упал
  И на иконах заискрился,
  И мягкий свет кругом разлился...
  - Я вижу! - Аннушка вскричала.
  Она Андрея увидала!
  А рядом с ним отец стоял,
  Он славил Бога и рыдал...
  И все, кто в церкви с ними были,
  Дивились чуду и хвалили,
  Все Бога, славили, молясь.
  Никто не видел отродясь
  Все то, что в церкви совершилось...
  Священник, что сказал- все сбылось!
  Затем из храма шли домой.
  Но что там, в роще над рекой?
  Горит, как будто, чей-то дом...
  Жила Авдотья долго в нем.
  Рисунок вспомнил вдруг Андрей:
  - Так вот портрет, - подумал, - чей...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Яндекс Grandnelly/
  СЕМЕН РЕЗНИК.
  ПРОПОЙСК.
  (РОМАН В СТИХАХ)
   "Пропойск"- какое странное название, не правда ли? Так назывался мой родной город. Теперь это Славгород. Беларусь. Там великолепные живописные места....и, наконец, это моя Родина. Мой любимый город, где прошли детство и юность и, где я был, кажется, счастлив...
  Пропойск-так я назвал свой роман.. Начало 19 века.Любовь и ненависть,борьба добра со злом, магия и реализм- всё сплелось в этом романе.
  
  
  
  На берегу Сожа крутом,
  Грустя, я думал о былом.
  В нем было все: друзья и встречи...
  Где вы теперь? И тихий ветер
  Во темных кронах шелестит.
  Спокойно все. Лишь Сож не спит,
  Волну туманную гоняет.
  И сердце томно замирает...
  Все было сон или обман?
  Мерцают звезды. Сквозь туман
  Костры далекие сверкают.
  О, годы жалости не знают.
  И угасает жизни сад.
  О, если б все вернуть назад.
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  МАРИЯ
  
  Глава 1
  
  Давным-давно, сто лет иль боле
  Минуло уж по Божьей воле.
  В старинной роще над рекой
  Стоял домишко небольшой.
  В нем мать с дочушкой проживали
  И о насущном помышляли.
  День мать на поле проводила,
  Домой усталой приходила
  О горькой доле горевала,
  А дочка в доме прибирала
  И ждала матушки приход.
  Тянулся так за годом год.
  И дочь Мария подрастала.
  Она красавицей уж стала.
  Пятнадцать лет ей, и она
  Все без подруг, и все одна.
  Одна играла, веселилась
  Всегда добра, никак не злилась
  И с матушкой была нежна.
  Ей всяк работа не чужда -
  Без дела лишь бы не сидеть,
  Прибрать по дому бы успеть
  К приходу матушки своей
  Да ужин приготовить ей.
  А всяко утро, чуть заря,
  Перед иконою стоя,
  Она молилась горячо.
  Хоть на дворе темно еще,
  На луг спешила поскорей:
  Пасти буренку надо ей.
  О, ты, рассвет, как ты прекрасен!
  Сияют звезды, месяц ясный
  Парит над темною водой,
  Луга покрыты сизой мглой,
  И тишина стоит звеняща.
  Волна, туманна и изящна,
  Ласкает берег голубой,
  Трель соловьина над рекой...
  Но вот багрянец в небе чуть,
  Уже погас сребристый путь.
  Бледнеют звезды, лишь одна,
  Как прежде, яркая она.
  
  Глава 2
  
  Что наша жизнь? Любовь, страданья,
  Ошибки, встречи, расставанья,
  Какой-то тайный смысл в них.
  Жизнь наша - миг, всего лишь миг,
  Такой желанный и прекрасный!
  И вот рассвет. Зарею красной
  Был освещен росистый луг,
  А над рекой тумана пух
  Седыми клочьями ложился.
  Вдали, как призрак, появился,
  Объят туманом, силуэт.
  То отрок был. Он юных лет.
  К Марии, приблизившись, сказал:
  - К тебе Господь меня послал, -
  И замер он. Потом очнулся
  И покраснел, и улыбнулся.
  Затем ладонь ее схватил -
  И вдруг исчез, как и не был.
  И тишина. Туман ползучий
  Чуть-чуть рассеялся, над кручей
  Во темной роще соловей
  Трель затянул еще сильней.
  Забилось девичье сердечко:
  "Домой, домой, поставить свечку
  И помолиться побыстрей!"
  Да странно вот: не страшно ей,
  Хотя и трепетно немножко...
  День наступал, и в путь-дорожку
  Собралось солнце выходить
  Чтобы лучами там испить
  Водицы с речки золотистой.
  А на душе Марии чистой
  Расцвел, как розы стебелек,
  Тот с нежным взглядом паренек...
  "Откуда он, виденье это?
  Иль наяву? Причуды лета?
  А, может, просто это сон?"
  И сердце бьется: кто же он?
  
  Глава 3
  
  Проходит день, а может, два,
  И замечает вдруг вдова:
  Мария что-то все грустит.
  И ей, тревожась, говорит:
  - Скажи мне, дочка, что с тобой?
  Не заболела ли порой?
  Или терзает душу что?
  Или обидел - молви, кто?
  Скажи мне дочка, не таись.
  Открой мне сердце, не томись.
  И слышит матушка в ответ:
  - Всегда одна я много лет.
  Не с куклой тряпичной играть,
  Мне бы с подружками гулять.
  Хотелось мне нарядной быть,
  Не в платье латанном ходить!
  И горько-горько маме стало,
  И дочь она к груди прижала:
  - Прости! - ей нежно говорит.
  И обе плакали навзрыд.
  Еще час-два погоревали
  И спать легли - не засыпали.
  И вот уснули, наконец.
  Перед Марией - вдруг дворец.
  Ворота золотом обиты,
  Они не заперты, открыты.
  Чрез них Мария входит в зал,
  Он не огромен и не мал
  И освещен, как солнцем, он
  Хоть нет окон. В средине трон,
  И в нем царевич восседает.
  И сладкий голос приглашает
  Марию к трону подойти...
  Но прерван сон на полпути.
  И открывает дева очи:
  Все тот же мрак и холод ночи.
  Луч серебристый пал в окно.
  Иконы блещет серебро.
  А где же горечь и смятенье?
  Царит в душе теперь смиренье.
  Душа ликует и парит,
  Беззвучно с Богом говорит!
  
  Глава 4
  
  Литвинский город небольшой,
  Пропойск тогда был под Москвой,
  Но все ж литвинским оставался.
  В нем тыща душ, и собирался
  Почти весь город на базар
  В воскресный день - и мал, и стар.
  С окрестных сел народ стекался -
  Кто покупал, кто торговался,
  А кто-то просто так пришел,
  В толпе потерся и ушел.
  Здесь продавали все подряд:
  И сало, хлеб, и поросят,
  Мальчишки рыбу предлагали,
  Здесь даже лапти продавали.
  И лавок много, и в одной
  Ткань выбирают дочь с вдовой.
  Мария гладит бархат, шелк.
  Однако есть ли в этом толк?
  Не по карману ткани ей,
  И ситец взят на пять рублей.
  Как мало надо им для счастья?
  Лицо сияет в одночасье -
  Мария в платье себя мнит.
  Но почему же мать грустит?
  Полину мучает одно:
  За что купить ей хлеб, за что?
  Из лавки вышли. По базару,
  Дивяся разному товару,
  Они толкаются в толпе.
  Но чей-то взгляд вдруг на себе
  Мария четко ощущает,
  Как бы глазами кто пронзает.
  И, обернувшись вдруг, глядит -
  Старик вдали седой стоит.
  С его встречается глазами,
  Вскричала Маша, тотчас к маме:
  - Пойдем, пойдем, пойдем скорей!
  Исчезла радость, страшно ей.
  Полина сильно побледнела,
  Увидев старца, и несмело
  Дочь заглянула ей в глаза:
  Сверкала искрой в них слеза.
  
  Глава 5
  
  Над полями, над лесами,
  Светит яркая луна.
  То спешит она куда-то,
  То замрет на миг она,
  Как девица молодая,
  Застеснявшись молодца,
  То в вуали золотая,
  То опять она ясна.
  А внизу, покою внемля,
   В дымке сине-голубой
  Мирно лес далекий дремлет.
  Спит и роща над рекой.
  Но Марии в ночь не спится,
  Что-то тяжкое гнетет.
  Вот скрипнула половица -
  Кто-то в горницу идет.
  Напряглася и трепещет,
  Шепчут "Отче наш" уста.
  Серебром с иконы блещет,
  Под луною лик Христа.
  Вот и матушка проснулась.
  Вот уж к образу идет-
  На Марию обернулась,
  На колени вдруг встает.
  Тихо шепчет и вздыхает,
  Слов молитвы не слыхать.
  Дочь тихонько наблюдает-
  Стало жалко Маше мать.
  Да и трепетно немножко.
  Свет сребристый льет в окошко.
  На стене игра теней.
  Показалось, что ли, ей:
  Старца лик мелькнул и сник.
  Холод в сердце вновь проник:
  "Что-то с матушкой случилось?"
  Вновь сердечко быстро билось:
  "Вот спрошу ее... О чем?
  Не сейчас, а завтра днем".
  И Мария до рассвета
  Не спала, ища ответа.
  Что в воскресный сталось день?
  Ибо матушка, как тень.
  
  Глава 6
  
  Проходят день, неделя, две,
  И дочь буренку на заре
  На берега Сожа гоняет,
  А мама в поле пропадает...
  Своим идет все чередом.
  Забыв о дне воскресном том,
  Мария платье примеряет
  И все на свете забывает.
  Но мать по-прежнему грустит,
  Держать стараясь бравый вид,
  К тому Мария привыкает,
  Все ж думу тяжкую гадает,
  Стараясь тайну отгадать:
  Откуда старца знает мать?
  Ведь изменилася в лице,
  Увидев старца. Очи те,
  Тогда наполненны слезой,
  Мария видит пред собой.
  Как мать спросить и как узнать,
  Чтоб не страдать бы ей опять?
  В субботний день, и ровно в пять
  Мария узел собирает,
  А на дворе заря сверкает.
  Вот осторожный стук в окно...
  "Кто может быть? Уже давно
  Никто к нам в гости не приходит".
  Волнуясь чуть, к окну подходит:
  Цыганка во дворе стоит.
  - Открой окошко, - говорит.
  И оглянулась дочь на мать,
  Та продолжает сладко спать.
  И открывает Маша дверь,
  Вот во дворе она теперь.
  Цыганка быстро к ней подходит
  И разговор она заводит:
  - Прости, - цыганка говорит, -
  Что разбудила. Мама спит? -
  И дожидается ответа.
  И странный блеск в лучах рассвета
  Ее раскосых черных глаз.
  И холодок в груди тотчас
  Мария четко ощущает:
  "Про мать она откуда знает?"
  - Да, почивает мать сейчас.
  Цыганку видит в первый раз.
  - Зачем вам матушка моя?
  Платок Мария теребя,
  Глядит цыганке прямо в очи,
  А те черны, чернее ночи!
  - Раз спит, пусть спит. Ты не буди!
  Не хочешь погадать ли ты?
  Берет в свою Марии руку:
  - Я радость встреч, любовь, разлуку,
  Коль предстоит тебе узнать,
  Могу я точно предсказать.
  Все по ладони прочитаю.
  Зовут тебя Мария, знаю.
  А мать, красавица моя,
  Зовется Полей. Права ли я?
  Стоит Мария, как во сне:
  - Сказала верно, - шепчет, - мне.
  Она испугана чуть-чуть...
  - Сгинь с глаз и проклята ты будь!
  Раздался крик невдалеке.
  Вопит Полина, кнут в руке.
  А гостья мигом за плетень:
  - Ах, козни строить ей не лень! -
  Кричала матушка, дрожала,
  Кнут бросив, громко причитала.
  
  Глава 7
  
  Маша утром ранним глянула в окно:
  В сумраке туманном все вокруг бело.
  Снег уж первый выпал. У седых берез
  Ручеек прозрачный заковал мороз.
  На ветвях рябины, рады иль грустят,
  Нахохлившись чинно, воробьи сидят.
  И отрадно стало, и светло в груди:
  - Первый снег уж выпал, мама, подойди!
  И к окну Полина быстро подошла,
  И печально молвит: - Зимушка пришла.
  И, набравшись духа, Маша говорит:
  - Отчего-то снова мамочка грустит?
  Отчего печальны вновь твои глаза?
  Холодит мне душу вновь твоя слеза.
  И Мария слышит матушки ответ:
  - Худо нам живется вот уж много лет.
  Злых людей так много, что не перечесть.
  Черною порою шлют они нам весть.
  Матушка умолкла и в окно глядит.
  - Это та цыганка? - дочка говорит, -
  Что пришла однажды на заре во двор?
  Но молчит Полина, потупила взор.
  И тогда Мария, больше не таясь:
  - Я не знала тато, мама, отродясь.
  Молодым еще он, видимо, почил.
  Мамочка, скажи мне, кто мой тато был?
  Побледнела Поля и отводит взгляд:
  - Он тебе, дочурка, был бы очень рад!
  Но судьба - злодейка да коварен рок,
  И ему отмерен был короткий срок.
  И Марии снова стало жалко мать:
  "Хватит мне, негодной, маму донимать".
  
  Глава 8
  
  Уж на дворе метелью злою
  Покрыто все. В избе свечою
  Был освещен иконостас.
  И молит Господа, чтоб спас.
  И преклонилася девица.
  А ветер в печке стонет, злится
  И завывает, словно черт:
  "Там далеко, за много верст,
  Быть может, чудная сторонка,
  Где горя нет, а счастье звонко
  Стучится в каждую там дверь,
  И где капель звенит теперь.
  А летом там везде цветы.
  О счастье, счастье, где же ты?
  А здесь так грустно, одиноко...
  Уехать, может, недалеко,
  Чтоб мать порою навещать,
  Не будет так она страдать".
  Вот так Мария размышляла.
  Еще темно, заря вставала,
  Еще блистала зорок рать,
  Но где ж Марии было спать!
  Она в овчину облачилась,
  Надела валенки. Таилась.
  И, чтобы мать не разбудить,
  Пришлося тихо дверь прикрыть.
  И вот она прошла во двор.
  Уж ветер стих, но до сих пор
  Чуть-чуть метет, и снег искрится,
  Он синим пламенем светится.
  И в золотом венце - луна,
  Средь зорок тихая она.
  
  Глава 9
  
  Уходит ночь, уже светает,
  Бледнеют звезды над Днепром.
  Ямщик, лошадку погоняет,
  О доме думает своем.
  Он не один, с ним рядом дева
  Вдыхает сена аромат.
  И снится ей: она у хлева
  Ведет коровку через сад.
  Но вот ухаб - она проснулась,
  И луг седой лежит пред ней.
  И боль разлук души коснулась:
  "Ведь нету матушки родней!"
  И на душе так горько стало:
  "Назад, в Пропойск, назад, скорей".
  И по щеке слеза бежала:
  "Господь, будь с матушкой моей!"
  Назад, назад, в домишко милый,
  Туда, где Сож волну катил.
  Но вот уж город, Льва могила -
  Он наречен когда-то был.
  Все необычно в нем и ново -
  Кареты, люди и дома...
  Но о Пропойске своем снова
  Грустит, печалится она.
  По мостовой стучат копыта,
  И вдоль дороги лавок ряд.
  Вот дом, оградою сокрытый,
  И сквозь калитку виден сад.
  Телега здесь остановилась.
  "Неужто здесь конец пути?"
  Мария молча помолилась,
  И сердце сжалося в груди.
  И на крыльцо она ступает,
  И тихо-тихо в дверь стучит.
  Ямщик лошадку погоняет,
  И в путь обратный он спешит.
  Марии сердце сильно билось:
  "О, кабы с ним сейчас домой!"
   Тут дверь тихонько отворилась -
  Старушку видит пред собой.
  Тогда, растеряна немного,
  Мария "здрасте" говорит.
  Рукой старушка ей с порога
  За нею следовать велит.
  
  Глава 10
  
  А вот и зала невелика,
  Убога, нечего сказать:
  Иконостас, святые лики.
  Еще два стула и кровать.
  И стол под скатертью льняною.
  Да вот еще комод стоит.
  И, осенив себя рукою,
  Старушка тихо говорит:
  - Вiдаць не спала цэлу ноч.
  Iдзi, прыляг, Палiны доч!
  Вiдаць, намаялась нямала?
  Але паснедаеш сначала.
  Цябе узнала: Полi доч!
  Адразу вiдна - у маць точ-у-точ, -
  И про себя чуть прошептала,
  И простынь из комода взяла,
  И застелила на кровать:
  - Не галадна калi - то спаць! -
  Старушка тихонько сказала
  И покрывало ей отдала.
  Сама из зала вышла вон.
  А что Мария - сразу в сон?
  Нет-нет, о доме загрустилось.
  Чуть полежала и забылась.
  И снится ей родимый дом.
  Там мать склонилась пред Христом,
  О чем-то просит и рыдает.
  И на нее Христос взирает,
  И от иконы дивный свет.
  А с мамой - отрок юных лет.
  Тот, из видения, тот самый.
  Прервался сон: "Господь, что с мамой?"
  Лежит и думает она.
  Затем встает. Вот у окна
  Глядит на улицу пустынну.
  - Хадзi, паеш, абед астыне, -
  Ей бабка тихо говорит.
  Идти к столу она велит.
  
  Глава 11
  
  Проходит день, за ним другой.
  Наряд достав с комода свой,
  Что молодой бабка носила,
  Надеть Марию попросила.
  Сказала: - К Каплану пайдзем,
  Авось, вазьме служанкай ? дом, -
  И тут же зеркало достала,
  И, пыль стерев, Марии дала.
  И поглядела на нее:
  - Кухарка была у яго.
  Я дваццаць лет у iх служыла.
  Рахiль яго мяне любiла.
  Каплан - хазяiн неплахой,
  Хаця i веры ен другой.
  Iх вера, мiлая, каб знала,
  Рабiць ? суботу запрашчала.
  Iм палагалась аддыхаць
  I Тору iхнюю чытаць.
  Табе няплоха будзе там.
  Да вот яшчэ я хустку дам, -
  И подает она платочек:
  - Дай пагляжу яшчэ разочак,
  Не упусцiла я чагось?
  Нам, дзе?ка, павязе авось, -
  И бабка что-то прошептала -
  Мария слов не разобрала,
  Но поняла: молилась та.
  И, обращаясь до Христа,
  Мария тоже прошептала,
  Чтоб жизнь ее светлее стала.
  И чтоб с работой повезло
  Незримым недругам назло.
  И чтобы мама не болела...
  Идти ей бабка повелела.
  Вот за порог они прошли,
  Совсем недолго они шли.
  Сначала улицей и садом,
  Еврея дом почти был рядом.
  И вот во дверь они стучат.
  Марии хочется назад,
  В обитель бабки воротиться.
  Опять тревожно сердце биться
  Уж начинает, но теперь
  Все поздно, ведь открыта дверь.
  Слуга их молча пропускает,
  Ибо Матрену-бабку знает.
  Вот пред хозяином они.
  Слуга ушел, они одни.
  И старый Каплан говорит:
  - Да у тебя цветущий вид.
  Тебе и шестьдесят не дам.
  Что привело, Матрена, к нам?
  - Прыiйшла с племеннiцай сваей.
  Каб дал бы ты работу ей.
  Iз Прапойска яна родам,
  Бацька помер прошлым годам.
  Ты не глядзi, што маладая,
  Люба праца ей любая.
  Яна паслушна, церпялiва,
  И не пярэчыць, не лянiва.
  Варыць яна умее, шыць.
  I будзе прэданна служыць!
  
  Глава 12
  
  Вся наша жизнь - одни сомненья.
  Победы, горечь пораженья -
  Все это небом нам дано
  И в срок исполнится оно.
  Нам принять надо все покорно.
  Мария месяц уж проворно
  Работу всю свою творит.
  Старик Рахили говорит:
  - Служанка наша не ленива,
  Умна, прилежна, нестроптива.
  Видать, чужое не возьмет...
  - А я ее проверю вот! -
  Рахиль так мужу заявляет.
  Она под креслом оставляет
  Рубль золотой, уходит прочь.
  Вот день прошел, настала ночь.
  А утром, лишь заря восстала,
  К Рахили в спальню прибежала
  Мария, деньги принесла:
  - Простите мне, я их нашла.
  Она при этом покраснела
  И повернулась, и несмело
  Собралась быстро с глаз уйти.
  - Постой, постой, себе возьми.
  И ей Рахиль дает монету.
  - Спасибо вам за милость эту,
  Но не возьму я золотой!
  На день вот, к маме бы домой...
  Снаряжена была карета.
  Тепло уже, начало лета.
  И на дворе уже темно.
  - Как дома не была давно! -
  Мария что-то волновалась.
  Луна в Днепре чуть-чуть качалась,
  И тишина кругом стоит,
  Лишь скрип колес да стук копыт.
  А что ж Полина, дочь не ждала?
  Быть может, сердце подсказало,
  И ей не спалося в ту ночь?
  Нам неизвестно. Все же дочь
  Мать на рассвете обнимала,
  Была нежна и ликовала.
  
  Глава 13
  
  Был у Рахили Каплан брат -
  Не беден Яков, не богат -
  Имел он лавку на базаре,
  И, вроде, жизни был он рад.
  И семьянин он не плохой,
  В субботу с сыном и женой
  Он синагогу посещал.
  Молился в кипе и рыдал.
  А дома зажигал он свечи
  И вновь молился целый вечер.
  А в день воскресный, ровно в пять,
  Он лавку открывал опять.
  Зимою в это время мгла,
  Но, словно с ниткою игла,
  Давид всегда был рядом с ним,
  Им было весело одним.
  Заглянет в лавку редкий гость:
  Быть может, купит он чегось?
  Тогда Давид бегом на склад,
  И предложить товар он рад.
  Ему уже семнадцать лет.
  Не тощ, не полон, не аскет.
  С отцом он в лавке до заката,
  И отдых лишь в субботу - свято.
  Так день за днем уныло тек,
  И вот однажды в солнцепек,
  Чтобы купить свечей немного,
  Зашла девица. Слишком строго
  Она на юношу глядит.
  А у того лицо горит,
  И он не знает, почему
  Неловко стало вдруг ему.
  И отчего так сердце бьется,
  Вот-вот в груди оно взорвется.
  И жарко вдруг и холодно,
  И в голове горит одно:
  "О, Боже, Боже, что со мной?" -
  Он все твердил, идя домой.
  
  Глава 14
  
  Проходит день, неделя, две -
  Давид проводит день в тоске.
  О незнакомке он мечтает
  И все с надеждой ожидает,
  Что, может быть, она придет.
  Но на исходе лето вот.
  И утром, днем, после обеда
  Той незнакомки нет и следа.
  И весь в отчаяньи Давид.
  Вот мать однажды говорит:
  - Пойди к Рахили вечерком
  И занеси хлебцов ей в дом.
  Ведь скоро праздник наступает, -
  И сыну сумку собирает,
  И отправляет его в путь.
  Однако сильно давит грудь,
  Давид волнуется, зачем-то
  "Да не встречаюсь я ж ни с кем-то,
  Иду я к тетушке родной", -
  Так рассуждал он сам с собой.
  И вот калитку открывает,
  Стучит во дверь и ожидает
  Шагов он тетушки родной.
  Но дверь открылась. "Боже мой!" -
  Та незнакомка у порога,
  И наш Давид смущен премного,
  Даже не знает, что сказать:
  - М... Мне... мне мать велела передать, -
  Он произносит, заикаясь,
  И о порог он, спотыкаясь,
  Идет за девушкой вперед.
  Вот и Рахиль. Ей отдает
  Он свою ношу, как во сне.
  - Нехорошо, Давид, тебе? -
  А он лепечет невпопад,
  Сквозь землю провалиться рад!
  И все кругом в тумане лица.
  И на него глядит девица.
  - А это из Пропойска, Маша,
  Она теперь служанка наша, -
  Рахиль Давиду говорит,
  А он в смущении молчит,
  И, как во сне, уходит прочь.
  И до утра не спит всю ночь.
  А вот Мария не мечтала,
  Она всю ночку крепко спала,
  Ибо намаялась за день.
  Но вот ушла ночная тень,
  И открывает Маша очи:
  "Пора вставать, ведь после ночи
  Давно остыла в доме печь -
  Мне надо быстренько разжечь.
  Дровишек надо принести,
  Но прежде душу отвести".
  Икона рядышком лежала,
  Она в руках ее держала,
  И встала, молится над ней.
  И на душе светло уж ей.
  
  Глава 15
  
  Минул уж месяц или боле,
  Околосился колос в поле
  И все короче день за днем.
  Порой грохочет дальний гром...
  Но все ж, на жаль, уходит лето,
  В багрянец дерева одеты,
  О майских днях грустят они.
  Златые раньше были дни!
  Метели, вьюги недалече.
  В субботу, зажигая свечи,
  Яков жене своей сказал:
  - Давид какой-то странный стал:
  Не ест, не весел как всегда,
  Таким он не был никогда!
  И не пойму я, дело в чем?
  Как будто думает о ком.
  Коль на душе его кручина,
  Хотел бы знать я, в чем причина.
  И говорит жена в ответ:
  - Возможно, что подружки нет.
  Дочь брата твоего, Динара,
  Разве ему плохая пара?
  Знакома нам, умна, прелестна.
  Чрез год, чрез два - ему невеста.
  Он с ней прекрасно будет жить,
  Любить ее и не тужить.
  С женою Яков согласился
  И вечер горячо молился.
  А утром сыну говорил:
  - Ты в детстве неразлучен был
  С своею маленькой кузиной
  И звал ее ты просто Диной.
  Не что в былые времена,
  Теперь - красавица она.
  Она умна, хоть горделива,
  Но все ж порядочна на диво.
  Ты пригласи ее домой,
  Доволен будет братец мой.
  И сына слышит он в ответ:
  - Ее я знаю много лет.
  Хоть редкий гость она у нас,
  Пускай приходит хоть сейчас.
  Еще скажу, отец, девица
  Мне люба, только как сестрица.
  Услышав то, поник лицом,
  Пересказал жене потом
  С любимым сыном разговор.
  Давид же в муках до сих пор.
  И в серый день, в бессонны ночи
  Он вспоминает сини очи:
  Вот с нею в роще над Днепром...
  И с ней целуется потом.
  И нежным стал он, мир - другим.
  Все больше робостью томим,
  Зайти он к тетке не решался,
  И лишь мечтами упивался.
  
  Глава 16
  
  Наш каждый вздох, наш каждый шаг
  Запечатлен на небесах
  И Божьей волею вершится.
  Коль в ночку лунную не спится
  И душу бездны звезд влекут,
  То нет мирских на сердце пут.
  Взамен лишь нежность и смятенье.
  И Божьим светом упоенье:
  Словно несет тебя волна
  И новым смыслом жизнь полна.
  И что-то новое дано...
  Вот служба кончилась давно.
  Мария с бабкою идет
  И разговор такой ведет:
  - Когда меня вы представляли,
  Тогда племянницей назвали.
  Поверил вам хозяин, нет...
  Вы маму знали много лет?
  Вам матушка - сестра родная?
  Или никто я вам, чужая?
  Мне это надобно узнать.
  Скажите мне, не надо лгать.
  И ей старушка отвечала:
  - Я з да?нiх пор Палiну знала...
  Мароз бы? люты на дварэ.
  Я жа праснулась на зарэ,
  I з дому выйшла дро? набраць -
  Там ля калiткi - твая маць.
  I так яна азябшы была,
  Што еле-еле гаварыла,
  Як, мол, цяжка яе дарога,
  Каб ? дом пусцiла радзi Бога.
  Я пажалела: прападзе.
  I ? дом яна са мной iдзе.
  Яе - на печку, накармiла.
  Яна тады цябе насiла.
  I хату кiнула таму,
  Што прытулiцца не к каму.
  I ад каго, куды бяжала,
  Тады я так i не пазнала.
  Старушка после замолчала.
  Мария ж слова не сказала.
  Затем вот молвит, наконец:
  - Но кто он, кто он, мой отец?
  И от кого она бежала,
  И отчего она страдала?
  Когда узнаю или нет? -
  И тихо снег скрипел в ответ.
  
  Глава 17
  
  Мария с бабкою рассталась,
  Наедине с собой осталась.
  Она к себе домой идет.
  Рахиль не спит, служанку ждет.
  Свечи неровен тусклый свет.
  Уж поздний час, Марии нет:
  "Случилось, может, что-то с ней? -
  Мелькнула мысль. Она скорей
  К окну прильнула, в двор глядит:
  Ковром нетронутым лежит
  Снег, отражая лунный свет.
  Вот и знакомый силуэт.
  Рахиль скорей легла в постель.
  Тихонько отворилась дверь.
  Мария входит в дом, таясь,
  Хозяйку разбудить боясь.
  Скорее валенки скидает
  И босиком к себе ступает,
  И там в кровать ложится спать
  И начинает засыпать.
  И снится: голубь в клетке бьется,
  Над ним высоко сокол вьется.
  Ей клетку хочется открыть,
  Но этим - птицу погубить.
  И вдруг слова сами собой
  Звучат нежданно: "Боже мой!
  Спаси голубочку, любя.
  Раба Твоя навеки я".
  И сон пропал, рассвет уж плещет,
  Луч золотой в окошке блещет
  И заметался на стене.
  "Как одиноко в жизни мне! -
  Мария думала грустя, -
  Как та голубка, в клетке я".
  И, осенив себя крестом,
  За завтрак взялася потом.
  А в вечер, как бы невзначай,
  К ним заглянул Давид на чай
  И принят теткой был премило.
  Мария кушать подносила
  И молча слушала их речь,
  И на ночь разжигала печь,
  Потом посуду убирала,
  Да на Давида не взирала.
  
  Глава 18
  
  Снега сошли, ушли метели,
  Уже весна, шумят капели.
  Пасха Великая идет.
  Во храм Христа валит народ.
  Туда и бабка поспешает -
  Да так, что еле успевает
  Ее Мария догонять.
  Сегодня служба будет в пять,
  Так что осталося немного,
  А далека еще дорога.
  А вот и храм, здесь много люду,
  И нищих множество повсюду.
  Копейки отданы им все,
  Благодарят их тихо те.
  Мария в храме час, другой,
  На сердце что-то непокой,
  Как будто что-то угнетает.
  И свечки вдруг, глядит, ломает
  У входа дама пополам,
  Взывая вниз, не к небесам.
  Марии дрогнули уста:
  - О, Боже мой! То ведьма та!
  Не в одеянии цыганки,
  А в платье пышном горожанки.
  А с ней седой старик стоит
  И на нее в упор глядит.
  И стало страшно деве очень.
  Она бежать из храма хочет,
  Но ноги тяжки, как свинец.
  На голове Христа венец,
  И строго смотрит лик с иконы.
  "Смети, Господь, Ты все препоны,
  Что между мною и Тобой!
  И будь, Господь, всегда со мной! -
  Шептали девичьи уста, -
  Жизнь без Тебя моя пуста!"
  А где же те старик и дама?
  Видать, они ушли из храма.
  Или бежали, может быть?
  "Кого хотели погубить?" -
  Мария думала подчас,
  Из храма с бабкой воротясь.
  Но на душе уж не темно:
  Заныло сердце сладко, томно...
  "Где мой возлюбленный, кто ты?"
  Отраден ей полет мечты.
  
  Глава 19
  
  Когда душа твоя страдает,
  Когда томится о былом,
  То, как в огне, она пылает
  Или покроется вдруг льдом.
  Или взлетит вдруг сизой птицей,
  Или опустится наземь.
  В ней бездна нежности таится,
  Но скрыта и ночная тень.
  И не чужда ей боль желаний,
  Тоска любви, очарований
  И сладость мысли о былом.
  "Как дорог мне родимый дом!" -
  Мария вспомнила рассветы,
  В багрянец дерева одеты,
  И темной рощи говорок.
  И стало горестно чуток.
  Хотелось маму увидать,
  Письмо ей срочно написать.
  Но некогда из-за работы.
  Тогда пришлося ей в субботу
  Писать при свечке на заре.
  Почти светло уж на дворе -
  Вдруг громкий лай - глядит в окошко:
  Мария видит на дорожке
  Стоит крестьянин зрелых лет,
  В руках посылка иль пакет.
  "Кто к нам ни свет и ни заря?"
  В душе тревогу затая,
  Дверь не спешит открыть она:
  "Бояться - чур, я не одна".
  И слышит Маша хриплый бас:
  - Дорогу чуть нашел до вас, -
  Нужна Мария, Поли дочь.
  Я из Пропойска, еду ночь!"
  И вот, не зная отчего,
  Она впустила в дом его.
  - Похожа шибко ты на мать.
  Велела Поля передать, -
  Пирог из сумки достает,
  И Маше дядька подает.
  А та гостинец принимает,
  Благодарит и отпускает
  Ночного гостя за порог.
  Румян пасхальный был пирог!
  Мария им залюбовалась,
  Несла к себе и улыбалась.
  И, как всегда, и в ту субботу
  Взялася быстро за работу.
  К себе когда в обед зашла,
  Пирог уж начатым нашла.
  - Зачем кулич ты, киска, ела,
  Неужто сладкого хотела?
  За шейку котика берет,
  Однако хладный тот, как лед.
  
  Глава 20
  
  В тот самый день воскресный, ясный.
  Любовью чистой и прекрасной
  Томясь, Давид давно страдал.
  Он накануне услыхал:
  Мария тетушку просила,
  Чтобы на службу отпустила.
  Согласна та, и ровно в пять
  Давид у храма подождать
  Решил желанную тайком.
  Толпа людей уже кругом,
  И среди них чтоб затеряться,
  У входа надо оказаться
  И наблюдать, кто входит в храм.
  В четыре тридцать был он там,
  Недалеко стоял у входа.
  Мимо него толпа народа
  Живой лилася в храм рекой.
  Вот лик желанный и родной
  Мелькнул на миг, ну вот она!
  Пришла с старушкой, не одна.
  А что Давид, уходит прочь?
  "Я буду ждать тебя хоть ночь!"
  Твердил себе он целый час,
  Дрожа от холода подчас.
  А в церкви было так тепло,
  Горели свечи, и светло.
  "Зайти туда? - но страх сковал, -
  О, кабы батюшка узнал,
  То ни за что бы не простил,
  Что сын его у гоев был".
  Так думал он, стоя у храма.
  Глядит - идут старик и дама
  И молвят меж собой они,
  Что дни кого-то сочтены.
  Затем прошли вперед чуть-чуть,
  Чтоб отойти, на храм взглянуть.
  Зашли за белые ворота -
  Из храма ждут они кого-то.
  И вот окончен службы час.
  На выход, не спуская глаз,
  Глядит Давид: да где же Маша,
  Та, кто желанней всех и краше?
  Вот появляется она,
  И чаша выпита до дна.
  Любовью сердце полыхает:
  "Как хороша"! - Давид страдает,
  Страдает чистая душа!
  Он из толпы идет спеша
  И за Марией поспевает,
  Она ж того не замечает,
  Ведя с старушкой разговор.
  Вот недалек и теткин двор.
  Пройти осталося чуть-чуть.
  Но вот кольнуло что-то в грудь:
  Давид увидел одиноку
  Фигуру темну и далеку.
  Таясь, за ними кто-то шел.
  Вот к фонарю тот подошел.
  И видит юноша: то дама,
  Что с стариком была у храма.
  И подивился наш герой:
  Зачем за Машей в час ночной
  Она идет, и дело скверно:
  "Тот разговор - о Маше, верно,
  Со стариком она вела".
  И - точно в грудь его стрела.
  И сердце вдруг покрылось льдом.
  А вот и тетушкин уж дом.
  Старушка с Машей распрощалась
  И прочь ушла. Одна осталась
  Мария, входит в темный сад.
  Вот дом Марии, и назад
  Идет Давид, не торопясь,
  А незнакомка восвоясь
  Во темноту уходит прочь.
  Остались лишь Давид и ночь.
  Глава 21
  
  В ту ночь Мария спала плохо,
  Проснулась - уж зари сполохи,
  И за окном ночная тень:
  "О, Боже мой! - вчерашний день
  Мария, вспомнив, задрожала, -
  Мне же погибель угрожала.
  Да вот Господь беду отвел".
  Вдруг стук в окно: "Кто там пришел?"
  Она испугана немножко.
  Идет, волнуется, к окошку,
  А на дворе уже видать -
  Как ей Давида не узнать?
  И удивилася она.
  Затем тихонько от окна
  Она прошла, открыла двери.
  Пришла Рахиль, глазам не верит:
  - Давид, в такую рань, зачем?
  В ответ: - Шолом! - он молвит всем.
  - Прошу я, тетушка, простить:
  Наедине поговорить
  С твоей Марией надо очень.
  Рахиль ушам верить не хочет.
  И сильно хоть поражена,
  Без слов уходит прочь она.
  Вот, наконец, один он с ней.
  Бессонных сколько он ночей
  Мечтал, лелеял и грезил,
  И вот один он с нею был.
  Давид стоит, смущен немного:
  "Хоть улыбнулася. Нестрого
  Смотрела ты бы на меня.
  Как донести мне до тебя,
  Чтоб осторожна была ты:
  Быть может, кто-то извести
  Тебя задумал, между прочим".
  Давид стоял, потупив очи.
  Краснел, не зная, что сказать.
  - У вас в Пропойске, верно, мать?
  Сказал он, зная, невпопад...
  - Спросить о ней пришли вы вряд
  Такою раннею порою.
  - Нет, вообще. Того не скрою,
  Что я случайно услыхал,
  Как кое-кто вам угрожал:
  Я слышал странный разговор.
  В ушах моих он до сих пор.
  Поверь, опасность велика!
  Из уст я слышал старика:
  Мол, извести тебя хотят.
  Поверь, я этому не рад!
  И он умолк, вновь покраснел:
  "Как говорить я с ней посмел?"
  Мария ж слушала, внимала,
  Удивлена была немало.
  Да вот еще, слегка бледна:
  - Спасибо! - молвила она.
  
  Глава 22
  
  Не все надежно, не все скрыто:
  Случайно ль дверь чуть-чуть открыта -
  Хозяйка слышит разговор,
  Таясь за дверью, словно вор.
  И странно ей, и дивно, ново.
  Хватая жадно каждо слово,
  Она забыла все напрочь:
  "Кому мешает Поли дочь?
  Кто угрожает ей расправой?
  Ножом, ружьем или отравой?
  Давида надо расспросить,
  Да осторожней надо быть".
  И, улучив момент, она
  С Давидом речь ведет одна.
  Еще не ведая о чем,
  Толкует с ним о том, о сем.
  И о Марии, между прочим.
  Ей интересно очень-очень,
  Побольше хочется узнать.
  Рахиль пришлось разочаровать:
  Вела она беседу тонко,
  Но наш Давид всегда в сторонку
  Беседу ловко уводил.
  Другую тему находил,
  Коль о Марии разговор.
  И удавалось до сих пор.
  И улыбался он подчас.
  Рахиль держала зорко глаз
  И за Марией наблюдала -
  Причину некую искала,
  Чтоб со служанкой говорить.
  Сама не зная, как ей быть:
  Отцу Давида рассказать
  Иль об услышанном молчать.
  В конце концов она решила,
  Что очень мудро поступила.
  Давида тайное сокрыв.
  И в вечер, свечи запалив,
  Она молилась горячо...
  ...И мужу рассказала все.
  И говорил ей тот в ответ:
  - Жили мы мирно много лет,
  И нам никто не угрожал.
  Теперь беду злой рок послал.
  Служанку надо отпустить...
  Рахиль всплакнула: - Как же быть?
  Она честна и не ленится...
  - Тогда не будем торопиться, -
  Подумав, Каплан ей сказал.
  А сам Давида в дом позвал.
  Наедине с ним речь завел,
  И поздно ночью тот ушел.
  А старый Каплан до рассвета
  Не мог заснуть, искал ответа:
  "Как быть с Давидом? Может быть,
  О сыне Яше сообщить?
  Служанка - дева юных лет
  И впрямь красива, спору нет.
  Но все ж она кровей не наших...
  Хотя найти труднее краше".
  Так думал он и говорит:
  - Тебе не пара наш Давид!
  
  Глава 23
  
  В тишине костер искристый
  Ярким пламенем горит.
  Словно сокол серебристый,
  Месяц в облаке парит.
  И спокойно все, и странно,
  Сож невидимый журчит.
  Одинокий стог в тумане
  Сизым призраком стоит.
  Наяву то или снится -
  Маша сразу не поймет.
  Глядь в окно - луна светится.
  Кто-то бродит у ворот:
  Лунный скрадывает свет
  Чей-то темный силуэт.
  И в волненьи дышит грудь,
  Стало страшно ей чуть-чуть.
  Плотно шторы закрывает,
  Быстро свечку зажигает.
  Богу молится пред ней,
  Пред иконкою своей.
  На душе светлее стало.
  Пламя свечки чуть трещало,
  На стене игра теней,
  И не страшно стало ей.
  Только вот ей одиноко -
  Отрок тот, причуды рока?
  Кто он? Кем он послан ей?
  Вдруг о матушке своей
  Сердце нежностью заныло.
  Тот кулич, что это было?
  И решила в день субботы,
  Вечерком после работы
  Нанять тройку лошадей,
  Ехать к матушке своей.
  С этой думой спать ложится,
  Но чего-то ей не спится.
  Поворочалася чуть,
  Задышала ровно грудь.
  Затуманилось сознанье
  И забылась... Дня сиянье
  Разбудило ровно в пять -
  За работу ей опять.
  Расчесалась и умылась,
  Пред иконой помолилась,
  Разожгла камин и печь,
  Чтобы бульбы быстро спечь.
  Так с едой она возилась.
  Дверь тихонько отворилась,
  И Рахиль выходит к ней:
  - Набери воды скорей
  И поставь немедля в печь.
  Да зажги-ка пару свеч, -
  Ей хозяйка повелела.
  А сама на лавку села.
  На работницу глядит.
  Уж у той вода кипит:
  "Ты справна, ловка, умела
  И племянника сумела
  Ты, конечно, обольстить,
  Колдовством приворожить.
  Или просто он влюбился?"
  - Странный сон сегодня снился:
  Мол, гуляю босиком.
  В небе чистом над Днепром
  Вижу - белый голубок,
  И полет его высок.
  Вдруг откуда - коршун рядом,
  Цель он ценит зорким взглядом.
  Неужели шансов нет?
  Я проснулась - был рассвет.
  Не скажу, чтоб испугалась,
  Но волнение осталось.
  Трепещу я до сих пор.
  - Что за сон? - она в упор
  Поглядела Маше в очи.
  Побледнела та, но хочет
  Ей служанка рассказать,
  Но не знает, как начать:
  - Снам не надо доверять, -
  Наконец она сказала, -
  Это в Библии читала.
  
  Глава 24
  
  Ночь прошла, уже светает.
  Луна сребристая сияет.
  Туман еще кругом стоит
  И звезда во мгле горит.
  Восток еще зарей не блещет,
  еще не слышен птичий гам.
  Застыло все, волна лишь плещет,
  Ласкаясь в сумраке к ногам.
  И все спокойно, все так странно.
  Мария к дому побыстрей:
  "Родной порог, я здесь желанна".
  Сердечко билося сильней.
  И тихо-тихо постучалась,
  И дверь открылася чуть-чуть.
  Она в объятьях оказалась,
  И сладко-сладко ныла грудь.
  Затем вопросы и ответы.
  И самовар поставлен был.
  И к чаю сладкие конфеты...
  О сне вдруг каждый позабыл.
  Вот за окном уж день сияет.
  Пора, пора ложиться спать.
  Полина доченьку ласкает,
  Негоже нынче горевать.
  Отрада сладко душу гложет,
  И слез порою не тая:
  - На день, на два, на три, быть может,
  Со мной кровинушка моя, -
  Полина тихо прошептала.
  Вот час-другой Мария спала.
  А что ж Полина, в поле ей?
  Нет-нет, с дочуркою своей
  Хоть день побыть - и то отрада.
  Скорее к печке, завтрак надо...
  Мария голодна, небось:
  "Как тяжко жить мне с нею врозь...
  Когда б она не уезжала,
  Я б горя горького не знала".
  Чугун Полина ставит в печь,
  Сама же - в горницу прилечь
  Ушла на полчаса, не боле.
  Но вмиг уснула, видит: в поле
  Она колосья тучны жнет.
  Вдруг серп скользнул и руку жжет,
  Из раны кровушка сочится:
  "О, Боже, что должно случиться?"
  Она не знает, что потом...
  Открыла очи. Ясным днем
  Быть обещает утро это,
  Лазурью небо все одето.
  На стенах зайчик озорной:
  "О, я проспала, Боже мой!" -
  Она, печаляся, вскричала.
  Но понапрасну, Маша спала.
  И вот она у печки снова,
  Еще чуть-чуть - еда готова.
  Но надо в погреб поспешать,
  Чтобы кваску в кувшин набрать.
  Да и прибрать еще немного.
  Но не успела: у порога
  Мария, дочь ее стоит:
  - Тебе помочь?- ей говорит.
  И слышит матушки ответ:
  - Такой работы срочной нет.
  Ты бы поела для начала.
  И вот уж бульба, мясо, сало,
  Дымясь, стояли на столе.
  "Как хорошо, уютно мне, -
  Мария вспомнила былое. -
  Здесь все знакомо мне, родное.
  И дом, и двор, и летний сад.
  Зачем же ехать мне назад,
  В проклятый город возвращаться?
  Опять одной, одной остаться..."
  И стало тяжко на душе.
  - Ты посылала кулич мне?
  Спросила тихо Маша маму.
  - Куда деваться мне со сраму:
  Не испекла тебе пирог.
  Пускай за то простит мне Бог,
  Что я кулич не посылала.
  И дочка молвила: - Я знала.
  
  Глава 25
  
  - Скажи, племянник дорогой,
  Что между гойкой и тобой?
  Рахиль Давиду смотрит в очи.
  Но тот молчит, молчит, не хочет
  Дотошной тетке отвечать.
  Но что он может ей сказать?
  Сказать, что он влюблен по уши?
  "Господь, Господь, спаси нам души,
  Мою и Машеньки моей".
  А что Рахиль? Сказать что ей?
  - О чем ты, тетушка, не знаю...
  Ты о служанке, полагаю.
  Тебя пусть это не тревожит:
  Быть с нею у меня что может?
  Ничто не связывает нас,
  Я помню Господа наказ! -
  Своей он тетке улыбнулся, -
  Но где ж она?.. - он вдруг запнулся.
  - Опять я вижу антерес.
  Гляди, накличешь гнев небес, -
  Сурово тетушка сказала. -
  Я выходной в субботу дала.
  Она уехала домой.
  Забудь ее, племянник мой!
  - Я что? Я что? Я так спросил, -
  Давид, краснея, говорил.
  - Разве, тебе, Давид, не пара
  Наша красавица Динара? -
  Рахиль украдчиво сказала.
  Ответ, увы, не услыхала.
  Давид ушел. Он грустный был.
  Противный дождь чуть моросил.
  И ничего, кроме досады.
  "Немедля видеть ее надо!
  Душа желает встречи с ней!
  В Пропойск бежать, лететь скорей!
  Как до него теперь добраться,
  Чтоб с милой рядом оказаться?
  И как увидеть милый лик?"
  И духом наш отрок поник.
  Еще и с теткой разговор...
  В ушах звучал он до сих пор.
  И не сказал ей, не решился,
  Что он без памяти влюбился.
  Он будет Машеньку любить,
  Пока на свете будет жить!
  И словно молнии стрела:
  "Желает ей ведь кто-то зла!"
  И вмиг застыло все в груди.
  Не разбирая, шел, пути,
  Давид дождя не замечал.
  Шел, оказалось, на вокзал.
  И что ж? В Пропойск уехал, да?
  Туда ж не ходят поезда!
  Нет, нет, побыл он там немного.
  "Вот взять бы тройку - в путь дорогу,
  В Пропойск, к любимой, пулей мчать!"
  Давид мог только так мечтать,
  Но совершить то невозможно.
  Хоть, право, нанять тройку можно,
  Но как Марии объяснить?
  "Могу отвергнут ею быть..."
  К нему она как отнесется?
  - Ее сердечко отзовется? -
  Он тихо-тихо произнес.
  И уловил вдруг... запах роз.
  И оглянулся, пораженный:
  Пустынен зал. Лишь изможденный
  Крестьянин с торбою стоял.
  Дивясь, Давид покинул зал.
  
  Глава 26
  
  Глядя на серебристый путь,
  Любуясь звездами ночными,
  Давид никак не мог уснуть,
  Охвачен думами благими.
  И перед ним опять она:
  Глаза лазурны, с поволокой.
  И хмель любви испит до дна...
  "Пусть будет все по воле рока!"
  Подумал он и задремал.
  Но дверь тихонько отворилась,
  Он деву в белом увидал,
  И сердце бешено забилось...
  А что она? К нему идет...
  Иль нет, плывет, как невесома.
  Давид, глазам не веря, ждет:
  Он оглушен, как залпом грома.
  Долго мгновение, как день,
  Над ним любимая склонилась.
  Вдруг на лицо упала тень,
  И все исчезло, испарилось.
  "Что это было, сон иль явь?"
  Давид не спит и размышляет.
  Душа его, виденью вняв,
  Вся полыхает и страдает.
  А вот и утра нежный свет
  Развеял тьму, заря сверкает.
  Он вспомнил Господа завет...
  Но кто-то дверь вдруг открывает,
  И испугался наш Давид.
  Мгновенье вечностью вновь стало
  - Шолом! - вдруг кто-то говорит,
  И сердце вдруг отца узнало.
  - Прости, пришлося разбудить,
  Чтоб на работу собирался.
  Хочу с тобой поговорить...
  Давид, я долго не решался.
  Ты изменился, грустным стал,
  Уж не влюбился ты порою?
  Прости, недавно я узнал...
  Что между гойкой и тобою?
  Зачем она тебе, зачем?
  У нас девиц ведь разве мало?
  Ты знаешь, что рискуешь всем,
  Проклятья небо чтоб послало? -
  Он замолчал. Молчит Давид.
  Отец стремительно уходит.
  А что ж Давид? Уже не спит.
  В Пропойске с Машей в мыслях бродит.
  
  Глава 27
  
  Уходит ночь, уже светает,
  Но в комнатушке мрак царит.
  Рахиль былое вспоминает
  И в тишине не спит, грустит:
  "Пора девичья - как мгновенье.
  Отец и мать, сестренка, брат,
  О вас души мое томленье.
  Ах, не вернуть мне все назад.
  И тот парнишка светло-русый...
  И мед горячих, сладких губ.
  И крик отца: "Убью, эр рушес!"
  Был как отец со мною груб!
  Затем и Каплан появился,
  Он был тогда уж зрелых лет.
  На мне немедленно женился,
  Хотя любви меж нами нет".
  И вот теперь она вздыхала.
  И, к старику оборотясь:
  - Ты спишь аль нет? - она сказала.
  И храпом был ответ тотчас.
  Тогда еще минуту-две
  Она мечтала в темноте.
  И тормошит его сильней.
  Старик спросил, что надо ей?
  Тогда Рахиль ему сказала:
  - О гойке думала немало.
  Давид, видать, в нее влюблен,
  По ней, бедняга, сохнет он.
  Как мог законы он забыть?
  И я не знаю, как мне быть.
  Ведь мальчик наш, родная кровь...
  Вот вечерком придет он вновь,
  Чтоб на нее полюбоваться.
  Старик изволил отозваться:
  - А что она к нему питает?
  Кажись, его не замечает.
  Рахиль вскричала, говорит:
  - А чем он плох! Красив на вид,
  И не ровня она ему!
  Его я, право, не пойму!
  Мария вовсе не плохая.
  Она служанка удалая,
  Да и характер золотой...
  Вот жаль, крови она не той!
  Рахиль надолго замолчала,
  И до утра она не спала.
  А рядом с ней храпел старик.
  А вот уж утро, солнца лик
  Глядит златой уже в окошко.
  Огорчена Рахиль немножко:
  Ведь надо с Машей говорить.
  "О, Боже, Боже, как мне быть?"
  Служанка коль пред ней предстала,
  То лепетать о чем-то стала
  И опустила очи вдруг.
  И говорит, что в доме слуг
  Накладно стало содержать
  И их придется отпускать.
  
  Глава 28
  
  И вот студеным вечерком
  Стучится Маша бабке в дом.
  Подходит к двери та, дивясь:
  - Кто там за дверью в поздний час?
  С опаской двери отворяет.
  - Эт ты?! - и девицу впускает.
  А та ей "здрасте" говорит,
  Сама печальная на вид.
  - Ну што, Марiечка, здарылась?
  Старушка вдруг засуетилась
  И лавку ей дает скорей.
  И говорит Мария ей:
  - Хозяйка утром мне сказала,
  Чтоб я работу подыскала.
  Не угодила чем-то я.
  Хозяйка выгнала меня.
  Я так работала, старалась
  И вот ненужной оказалась.
  И ей старушка говорит:
  - Гасподзь на небе ?се узрiт.
  А коль дано таму случыцца,
  То нужна, дзевка, пагадзiцца,
  А не раптаць i не стагнаць,
  I ?се, што есць, душой прымаць.
  Мы за?тра ? храм пайдзем малiцца,
  А вось пасля апрэдзелiцца,
  Мне што с табой далей рабiць.
  Ну, я пайшла краваць сцялiць.
  Она ушла, постель прибрала
  И вскоре Маша задремала.
  И ей приснился дом родной.
  Проснулась рано, пред зарей:
  Вот печь пора бы растопить...
  "О, Боже, как могла забыть,
  Что не служанка в доме боле.
  Да, впрочем, все по Божьей воле.
  И зацепило сердце вновь,
  Хотелось ей в родимый кров.
  Она еще чуть полежала,
  Чуть-чуть понежилась и встала.
   К окну подходит, в сад глядит.
  И вдруг ей вспомнился Давид.
  И отчего, она не знала,
  Вдруг грусть-тоска ее объяла,
  И подивилася она.
  А ровно в десять не одна,
  А с бабкой к храму подходила
  И нищим денежку дарила.
  Пришлося мелочь им отдать.
  Вот пред алтарем стоят опять,
  Опять псалмы они пропели,
  Молились просто, как умели.
  Затем, отрадою светясь,
  Спешили к дому восвоясь.
  Вдруг по дороге чей-то взгляд
  Заставил девушку назад,
  Назад заставил посмотреть.
  Давид едва сумел успеть
  За чью-то спину уклониться.
  Чем повод дан был усомниться:
  Мария видела его?
  "Опять Давид, что мне с того?"
  
  Глава 29
  
  В гости к нам спешит весна.
  Громыхают грозы.
  Пробудились ото сна
  Вербы и березы.
  Ветерок уже на них
  Листики колышет.
  Все надеждою живет,
  Все любовью дышит.
  И раскинулось ковром
  Изумрудным поле.
  Не придут уже снега
  И метели боле.
  Но, обиду затая,
  Мстит зима глухая -
  Вся, как матушка моя,
  Травушка седая.
  И сегодня день погожий,
  В солнца нежится лучах
  Воробей, на ком похожий,
  Рад, чирикая в кустах.
  И Марии легче стало,
  Чуть светлее на душе.
  Что-то в воздухе витало:
  "Эх, найти б работу мне".
  На завод она ходила
  И на фабрики не раз.
  Но потом уж не грустила,
  Молча выслушав отказ.
  Но вот вывеска: "Приют".
  "Попытаю счастья тут".
  Сердце сильно вдруг забилось,
  Постучалась. Дверь открылась,
  Вышла девушка. И к ней:
  - Заходи сюда скорей!
  За руку ее схватила,
  Коридором проводила,
  Все в молчании притом.
  Странный выдался прием:
  "Будто ждали здесь меня".
  Изумленья не тая,
  За девицей входит следом
  В комнатушку. Там под пледом
  В кресле женщина сидит,
  Улыбаясь, говорит:
  - Я видала ночью сон.
  Полагаю, вещий он:
  Мне дано было узнать,
  Что сегодня ровно в пять
  Ты пожалуешь ко мне,
  И мой долг помочь тебе.
  Ты ж намаялась, наверно.
  Звать тебя Мария, верно?
  Имя слышала во сне.
  Ну, зачем пришла ко мне?
  И Мария рассказала,
  Что работу, мол, искала
  И найти ее невмочь...
  "Вот и здесь погонят прочь", -
  Так Мария вдруг решила.
  Помолиться не забыла
  Быстро Богу про себя.
  Госпожа сказала: - Я,
  Я смогу тебе помочь:
  День придется или ночь
  Быть с людьми преклонных лет.
  Мыть полы и туалет,
  И, что скажут, - все робить,
  Не лениться, не грубить.
  Делать все дела с душой,
  Быть в согласии со мной.
  Будешь ты в Приюте жить,
  Но лентяйкой чтоб не слыть!
  Так согласна ты, аль нет?
  - Да! - услышала в ответ.
  
  Глава 30
  
  Дни бегут, летят недели,
  Желтый лист кружат метели.
  Рано зимушка грядет,
  Все ж ее никто не ждет.
  И деревья приуныли,
  Верно, лето не забыли.
  И зачем им зимний сон?
  Что несет с собою он?
  Ах, скорей бы пробужденье!
  У Марии день рожденья,
  Но ей праздновать не с кем.
  В вечер темно ровно в семь.
  Свет свечи, игра теней,
  Одиноко, тяжко ей!
  Пред иконою склонилась,
  Прослезилась и крестилась.
  Вспоминала маму, дом
  И решила завтра днем
  Написать в Пропойск письмо,
  Чтоб чрез день пришло оно.
  И еще бы не забыть
  Пять рублей в конверт вложить.
  Вот так думала девица.
  Спать легла, но ей не спится,
  Но вот веки - как свинец,
  И заснула наконец.
  Но далек еще рассвет,
  С лампой Маша, тусклый свет
  Светит в комнатах сырых.
  Что там нынче ночью в них?
  Старики ли спят, не боле,
  Кто-то ль корчится от боли.
  Грелку ль надо положить
  И кому перестелить...
  Да уборку по утрам,
  Кто больной, не может сам.
  Старики одни живут,
  Здесь последний их приют.
  Были ль счастливы их дни,
  Но теперь они одни.
  В их глазах всегда печаль,
  Их Марии очень жаль.
  Вот старушечка одна
  Не встает - больна она.
  И кормила, одевала,
  Ночью часто укрывала,
  Маша с ней была нежна.
  Никому та не нужна,
  Никому к ней дела нету.
  Маша даст порой конфету.
  И к старушке она той
  Привязалася душой.
  Время шло, и чрез полгода
  Все ж желанную свободу
  Та старушка обрела:
  Тихо в мир иной ушла.
  Вот Марию вызывает
  Госпожа, ей поручает,
  Адрес в руки ей сует,
  Наставление дает:
  - Ты родных ее известь,
  Сообщи плохую весть.
  Пусть немедленно придут
  И старушку заберут.
  И Мария шла, рыдала,
  Долго улицу искала.
  Вот и арка, нужный дом.
  В дверь стучится, в горле ком.
  Молча девка отворила
  И Марию в дом пустила,
  И в гостиную ведет.
  Там ее никто не ждет.
  Девка Машу усадила,
  Холодна служанка была.
  Повернулась, вышла прочь...
  "Скоро бабки выйдет дочь
  Иль, быть может, сын придет?"
  Долго Маша уже ждет.
  Дверь вдруг тихо отворилась -
  "Боже мой!" - глазами впилась.
  Страшно стало, страшно ей...
  Та "цыганка" перед ней!
  Но не в платьице цветном,
  А в халате дорогом.
  И "цыганка" побледнела,
  И сказать что-то хотела.
  Только смотрит и молчит.
  Вот Мария говорит:
  "Я пришла, на жаль, сказать,
  Что скончалась ваша мать!"
  И вздохнула, замолчала.
  Молча вышла та из зала.
  
  
  Глава 31
  
  А Мария ночь дремала...
  Утро ранее настало
  И, намаявшись без сна,
  Перед иконою она.
  Тихо к Господу взывала.
  Свечка тускло освещала -
  В комнатушке полумгла.
  Вот Мария спать легла,
  И ей снится сон такой:
  Бабка видится живой
  И ей что-то говорит...
  И вослед идти велит.
  И Мария вслед идет,
  Босы ноги холод жжет.
  "Ой, куда? Куда? Назад!"
  Пред кроватью уж стоят -
  Той, где бабка возлежала.
  Под матрасом что-то взяла
  Бабка - Маше подает.
  Сон прервался - день встает.
  Свечка тихонько трещит,
  Маша в ужасе дрожит.
  В голове горит одно -
  Бабка та. Вот, глядь в окно,
  Видны дерев уж очертанья.
  "Это явь?" - и до сознанья
   Все ж доходит: "Это сон.
  Но какой ведь страшный он!"
  Улыбнулась виновато.
  "Боже, что в руке зажато?
  Что держу в своей руке?
  Не приснилось вовсе мне!"
  Воскричала и вскочила,
  Фото на пол уронила.
  Непослушною рукой
  Подняла перед свечой.
  И воскликнула в смятеньи:
  - Боже! Отрок из виденья!
  
  Глава 32
  
  Пусть разлука - испытанье.
  Встреча же - в ночи заря.
  Ждет с любимою свиданья
  Сердце, нежностью горя.
  И Давид чего-то ждет...
  Вот стоит он у ворот:
  И когда же он решится,
  В дверь заветную войдет?
  "Ну, открой, открой же дверь!"
  Сердце шепчет: "Не теперь!
  Не иди туда, не надо,
  Ведь она тебе не рада:
  Безразличен ей Давид!
  Что мне делать?" - он стучит.
  "Боже!" - дверь вот отворилась
  И служанка появилась.
  И спросила: - Вы к кому?
  - Мне бы девушку одну, -
  Ей Давид, чуть заикаясь.
  - Так к кому? - и, улыбаясь,
  На него глядит в упор:
  - Были старцы до сих пор.
  Молодых здесь нет в помине.
  - Мне б Марию видеть ныне.
  Мне ее бы увидать...
  - Так Марию мне позвать?
  - Позови, я буду ждать!
  И он ждет, мгновенья вечны:
  "Все ж придет! Придет, конечно!"
  И сдавило грудь сильней:
  "Но вот что сказать мне ей?"
  Наконец , дверь отворилась:
  -Ты? Давид?! - И удивилась,
  Покраснела Маша чуть.
  И Давиду сжало грудь:
  - Ну, "приют" ты свой нашла,
  Коль от тетушки ушла?
  Хорошо тебе живется,
  Или Сож, Пропойск... неймется?
  Захотел поговорить,
  Раз пришлося рядом быть.
  И услышал он ответ:
  - В Могилеве пару лет.
  Я привыкла, полагаю,
   Но по дому все ж скучаю.
  И по матушке своей...
  Чаще б ездить в гости к ней,
  Но работы много очень:
  С пожилыми днем и ночью
  Мне за ними наблюдать,
  Часто некогда поспать.
  
  Глава 33
  
  Грезы вы, девичьи грезы!
  Светлой нежности мечты!
  В вас отрада, грусть и слезы,
  Их увидеть можешь ты.
  Или нет. Но в зимний вечер,
  Новогоднею порой,
  Помолись, зажги две свечи,
  Ставь зерцало пред собой.
  В них гляди, не отрываясь...
  И заветные мечты,
  Пусть неясно отражаясь,
  Во стекле увидишь ты!
  Вот и полночь, ночь глухая.
  На столе перед собой
  Маша, свечки зажигая
  Непослушною рукой,
  Вся в волнении дрожала.
  И пред зеркалом предстала
  И, по-страшному боясь,
  Прошептала, не таясь:
  - Что в грядущем ждет меня,
  Расскажи, прошу тебя?
  Ждать ли мне печаль, отраду,
  Расскажи, таить не надо.
  Кто мой суженный, скажи,
  А коль можешь - покажи.
  Так молилася она,
  Жутко ей, она одна.
  В комнатушке тихо стало,
  Пламя свечек затрещало,
  Смолк вдруг в печке вьюги вой.
  Как в тумане, пред собой
  Маша видит: Боже мой!
  Стало зеркало темнеть,
  И вот, взгляда не отвесть,
  Замелькало что-то в нем,
  Что-то - дом или не дом...
  Вот картинка четче стала,
  Вроде мельница стояла.
  Рядом роща зелена,
  На горе шумит она.
  Вот и мельник молодой,
  Весь усыпанный мукой,
  И лицо под тенью скрыто.
  - Как зовут тебя? - Никита.
  Кто-то вдруг вопрос задал -
  Мельник молча отвечал.
  И исчезло все, и скрылось.
  И зерцало осветилось,
  Видит в зеркале свой лик,
  Страх Марии так велик!
  Обо всем она забыла,
  В голове одно: "Что было?
  Что я видела сейчас?
  Может быть, устал мой глаз?
  Или просто притомилась,
  Задремала и забылась..."
  Вдруг повеял ветерок,
  Оживил ее чуток.
  Лай донесся со двора.
  "Спать, кажись, уж мне пора", -
  Вдруг подумала девица.
  Спать легла, но ей не спится,
  Все о суженном мечты:
  "Кто же, кто же, кто же ты"?
  
  Глава 34
  
  Снег сошел, ушли метели.
  Звуки радостны капели,
  Уж подснежники цветут,
  Как сапфиры, там и тут.
  И скворцы уж прилетели,
  Сразу радостно запели,
  Что опять в родных краях.
  На деревьях и кустах
  Воробьиный слышен гам.
  Гнезда вьют и здесь, и там
  На деревьях галки черны.
  И сороки столь проворны,
  Что везде они трещат.
  Уж проснулся черный сад,
  На ветвях набухли почки,
  Но еще холодны ночки.
  Припекает солнце в день,
  Но зиме сдаваться лень.
  Или мстит зима глухая -
  На заре трава седая.
  Да порою снег идет,
  Но весны уже черед.
  Вот и скоро Пасхи час...
  У ворот Давид сейчас.
  К Маше, Машеньке спешит,
  На часы свои глядит.
  Стал в Приюте гость он частый:
  В день хороший иль в ненастье
  Он у Машеньки своей,
  Коротает вечер с ней.
  Или в роще над Днепром,
  Как стемнеет, вечерком,
  По аллеям проходили
  И о чем-то говорили.
  Обнимались или нет?
  Знают лишь они ответ.
  Вот так время пролетало.
  И однажды страшно стало
  И тревожно на душе.
  - Как сегодня тяжко мне, -
  Маша горестно вздохнула
  И в окно во двор взглянула.
  У ворот Давид стоял:
  "Ростом он, конечно, мал, -
  Вдруг подумала она. -
  Он хоть есть. Я не одна".
  И пальтишко быстро взяла,
  И, накинув, побежала.
  Вот они уж над Днепром,
  Время было вечерком.
  Над рекой заря сияла,
  Точно кровь, вода вдруг стала.
  Но заката луч пропал,
  Днепр обычным, темным стал.
  И еще прошло немного,
  Видна лунная дорога,
  Чуть колышется волной.
  По аллейке шли домой.
  Взявшись за руки, бродили,
  И смеялись, и шутили.
  Им навстречу дама шла,
  Близко к Маше подошла.
  Воссиял вдруг лунный свет -
  Дама держит пистолет.
  Хлестко выстрел прозвучал -
  И на земь Давид упал:
  Он перед Марией встал.
  
  Глава 35
  
  И Марии жутко стало,
  И на снег она упала.
  И очнулася потом
  Уж не ночью, светлым днем.
  Было утро золотое,
  Зайчик бегал по покою.
  Все объято тишиной:
  "Где я, где я? Боже мой!"
  Оглянулася кругом:
  Небольшой покой и в нем
  Столик, две кушетки рядом.
  На одной - старушка. Взглядом,
  С любопытством и тоской,
  Прошептала: - Боже мой!
  Вот очнулась, наконец.
  Честь, хвала тебе, Творец!
  И Марии легче стало,
  - Я в больнице? - прошептала.
  И услышала в ответ:
  - В том, кажись, сомнений нет.
  Привезли тебя в ту ночь.
  Тебе вспомнить все невмочь.
  Ты ж в беспамятстве была,
  Вот теперь лишь ожила.
  И старушка замолчала.
  - Что с Давидом? - услыхала.
  - Вот уж имя... как святой.
  Кто он, муж, любовник твой?
  Коль по имени судить,
  Он не шляхтич, должно быть.
  Может, впрочем, крепостной
  Или нехристь, Боже мой!
  Не из наших, может, мест.
  Не слыхала, вот те крест!
  Не слыхала я о нем.
  Осенив себя крестом,
  Бабка словно затаилась.
  Учащенно сердце билось:
  "Что с Давидом, жив ли он?
  Как он был в меня влюблен...
  Даже жизнь не пожалел.
  Жаль, что был всегда несмел!
  А вот я его любила?"
  Сердце больно защемило.
  "Жив ли он, как мне узнать?
  Коли жив, Господь, дай знать!
  Кто желает гибель мне,
  Пусть сгорят они в огне!"
  Так в душе она молилась.
  Дверь со скрипом отворилась,
  Входит доктор с бородой.
  И промолвил: - Что с больной?
  Сразу видно, на глазок,
  Стало лучше ей чуток.
  Пульс Марии проверяет,
  Говорит ей: - Полагаю,
  Завтра выпишу домой.
  Но хоть день чтоб был покой.
  Стресс, скажу, сильнейший был,
  И он мозг ваш отключил.
  А Мария ему вдруг:
  - Что с Давидом?
   - Он ваш друг? -
  Врач надолго замолчал.
  - Жив пока, - затем сказал.
  - Но он будет, доктор, жить?
  - Надо Господа просить...
  Все всегда в его руках,
  Вы ж в душе презрите страх!
  И не думайте о нем,
  Пусть идет все чередом.
  Кстати, рад был доложить,
  Что стреляла, стало быть,
  Показания дает...
  Чтобы жить вам без забот!
  Чтобы не было проблем,
  Не касайтесь этих тем...
  "Что же, что же мой Давид?
  Без сознания лежит?
  Иль ему вдруг лучше стало?"
  Маша этого не знала,
  Горевала оттого:
  "Мой Господь, спаси его!
  И, как прежде, вечерком,
  Чтоб гуляли над Днепром..."
  Маша горячо молилась,
  По щеке слеза катилась.
  
  Глава 36
  
  Нет Давида уже сутки...
  Мать его ни на минутку
  Не отходит от окна:
  Сына милого она
  Все, вздыхая, ожидает.
  И подумать, что не знает:
  "Где ты, где сыночек мой?
  Ну, приди скорей домой!"
  Сердце сильно-сильно бьется:
  "Пусть, Господь мой, отзовется".
  Просит Бога, чтоб домой
  Сын вернулся бы живой.
  И вот так она сидела.
  Еще солнце не успело
  Путь по небу завершить,
  Дверь пришлося ей открыть.
  Муж явился, воскричал:
  - Вот беда! - и зарыдал. -
  Мой Давид! Сыночек, мой!
  Может, ты уж не живой!
  И в очах все потемнело
  Молвить слова не успела,
  Опустилася на пол.
  В чувство муж жену привел.
  - Что с ним, что? - она стонала. -
  Боже мой, я это знала!
  Может быть, погром опять?
  Стала громко причитать.
  Муж, рыдая, ей в ответ,
  Что погрома вовсе нет,
  И в больнице сын сейчас.
  И собралися тотчас,
  И идут скорей они,
  Вот у лечебницы двери...
  И, волнуясь, внутрь вошли.
  - Вы к кому, к кому пришли? -
  Обратилась к ним девица,
  Глядя на потухши лица.
  - К Давиду... Каплану... наш сын...
  - Он без сознанья, господин.
  Им - по белому халату,
  И они идут в палату.
  Вот на койке их Давид
  Окровавленный лежит.
  В миг волнения забыты,
  Горечь вырвалась открыто.
  И стенала громко мать:
  - Мой Господь, не дай узнать.
  Что я сына потеряю.
  Я Тебе всегда внимаю!
  Он, пускай, увидит свет!
  Ведь его дороже нет!
  И Давида целовала.
  На лицо слеза упала.
  И очнулся наш Давид.
  - Где Мария? - говорит.
  Переглянулись мать с отцом:
  - Ты лежи, о ней потом,
  Поправляйся, мой сынок.
  Мама вынула платок,
  И Давиду приложила:
  - Что она, с тобою была?
  И услышала в ответ:
  - Без нее не мил мне свет!
  И Ревека зарыдала,
  И Давида целовала.
  А потом, уж в час ночной
  Шли, печальные, домой.
  Вскоре свечи зажигали,
  До утра, молясь, не спали.
  Лишь о сыне разговор:
  "Любит гойку до сих пор!"
  И не знали, как им быть,
  Надо что-то же решить:
  "Поговорить с Марией, может?
  Нет, она нам не поможет.
  Все же, как нам, как нам быть,
  Чтоб он мог ее забыть?
  Уехать нам из Могилева?"
  Та задача снова, снова...
  Бились, бились целу ночь:
  - Лишь бежать отсюда прочь!
  Из-за сына дорогого...
  Боже мой, не надо строго,
  Сына строго осуждать.
  Дай нам снова все начать.
  Дай наладить жизнь сначала...
  - За океан! - вдруг прозвучало.
  Мысль мелькнула в голове.
   Яков так сказал жене:
  - Здесь нам надо все продать
  И в Америку бежать.
  
  Глава 37
  
  Быстро майски дни летели,
  Грозы первые гремели.
  Травка ярко-зелена.
  А Мария, что она?
  Все по-прежнему страдает?
  Нет, Давида посещает...
  В выходные, правда, дни.
  Долго шепчутся они -
  А старушке не слыхать.
  Но она все хочет знать,
  Говорят о чем те двое,
  Ловит все, забыв о зное,
  Что царит вокруг теперь,
  Хоть окно открыто, дверь.
  - Я, Давид, хочу сказать:
   Повидала твою мать...
  Вечерком пришла ко мне.
  С нею речь шла о тебе.
  Ей бы сына уберечь...
  Не ищи со мною встреч.
  Что встречались - что с того?
  Мать из рода твоего...
  Там найдет тебе невесту.
  А я что? А я не к месту.
  А Давид? Все слышит он
  И словами поражен.
  Что сказать, ответить ей?
  А она: - Прощай! - скорей
  Вдруг покинула палату.
  Через день в родную хату
  Заходил уж наш герой.
  - Рада я, сыночек мой! -
  Тихо мама прошептала
  И его поцеловала.
  Поцелуя нет в ответ.
  - Сядь, готов уже обед,
  Вот домашнее, сыночек, -
  Фаршированной кусочек
  Щуки мама принесла.
  Нежно: - Ешь, - произнесла.
  Но не ел, увы, Давид,
  Ведь душа в огне горит.
  О Марии в мыслях он
  И из дома вышел вон.
  И направился в "Приют",
  Как на страшный шел он суд.
  Час стоял он у ворот,
  Как во в сне, домой идет.
  
  Глава 38
  
  Как быстро время пролетело,
  Вот лето звонкое пропело,
  Желтый лист и там, и тут -
  Дни холодные грядут.
  Сентябрь громко в дверь стучится,
  И ночью хладною искрится
  Порою иней на траве.
  Проснувшись рано на заре,
  С корзинкой Маша - на базар,
  Пошла купить в "Приют" товар.
  И овощей чтоб взять немного.
  Какая рань! А уж дорогу
  Марии трудно перейти:
  Крестьянам нужно привезти
  С окрестных сел картошку, скот...
  "Верно, из Пропойска кто везет..."
  С трудом среди телег идет,
  Затем аллеечка одна -
  И на базаре уж она.
  Но где товар, что нужен ей?
  Мясная лавка вдруг пред ней.
  "Зачем, зачем?", - она не знает.
  Рука ее дверь открывает,
  И вот вовнутрь она идет:
  "Конечно, он меня не ждет?"
  И сердце томно замирает.
  Но странно то, что замечает:
  Давида нет, мясник другой
  Теперь хозяин лавки той.
  И не решается, как быть.
  Марии хочется спросить,
  Куда Давид вдруг подевался
  Иль, может, дома он остался?
  Хотя мясник теперь другой.
  Вдруг слышит голос пожилой,
  Знакомый ей, и обернулась:
  Рахиль увидев, улыбнулась.
  Была приветлива та с ней:
  - Ты как живешь? - она скорей.
  И услыхала про "Приют".
  - А мы вот все остались тут,
  Только Давид с отцом далече...
  Дай Бог скорее с ними встречу.
  Дай Бог нам свидеться хоть раз.
  Они в Америке сейчас!
  Они там фирму основали
  И "Голливуд" ее назвали!
  Глава 39
  
  Что происходит в жизни с нами -
  Все не случайно. Небесами
  Написан каждый шаг и вздох.
  И коли день случился плох,
  То не вини себя напрасно.
  Скажи: "Так надо! Жизнь прекрасна!"
  И постарайся мудро жить,
  Не ненавидеть, а любить!
  День угасал, уже зарею
  Небесный свод охвачен был.
  Уж месяц дымкой голубою
  Меж бледных звезд во тучах плыл.
  И тишь кругом. Волна лишь плещет,
  Лаская берег золотой.
  В воде сребристый месяц блещет.
  В лугах же - нега и покой!
  Весь Сож укрыт прозрачной мглою,
  Волна туманная катит.
  Объят звенящей тишиною,
  Печален луг, сребром укрыт.
  И в роще ветерок витает,
  Во темных кронах шелестит.
  Душа ликует и страдает,
  Внимает Богу и грустит.
  "Как хорошо, опять я дома,
  Забыть "Приют", навек забыть!
  Вдали слышны раскаты грома,
  Дождю, наверно, скоро быть".
  Мария встала, отряхнулась
  И побрела она домой.
  И пред иконой помолилась,
  И позабылась в час ночной.
  Проснулась с утренней зарей:
  "Уж навестить больных пора",
  Но лай донесся со двора.
  Мария удивилась очень
  И, выждав чуть, открыла очи.
  Затем, отрады не тая,
  Вскричала: - Боже, дома я!
  Затем и в горнице убрала,
  Стирать Полине помогала,
  И в печь поставила пирог.
  "Был тот "Приют" мне, как острог, -
  Мельком подумала она. -
  Теперь я с мамой, не одна".
  И за обедом удивила:
  - Останусь дома! - заявила.
  Я не вернуся в Могилев.
  С тобой всегда я буду вновь.
  И мать ее возликовала:
  - Я знала, доченька! Я знала,
  Что возвратишься в отчий дом.
  Они обнялися потом
  И вместе Библию читали.
  Из книги наземь вдруг упали
  Листочки или письмена.
  Полина подняла. Она
  При этом страшно побледнела,
  На фото мальчика смотрела:
  - Откуда? - Хрипло говорит,
  И на глазах слеза блестит.
  И, пошатнувшись, бы упала,
  Но дочь Полину поддержала
  И усадила на кровать,
  Бояся слово ей сказать.
  И маму обняла, ласкала,
  Потом, не выдержав, сказала:
  - Скажи мне, матушка, открой,
  Что это вид печальный твой?
  Кто он, кто он? Ответь ты мне!
  - Он... он, дочушка, брат тебе! -
  Полина тихо прошептала
  И громко-громко зарыдала.
  
  Глава 40
  
  - Отца и матери не зная,
  Жила крестьянка молодая.
  (С родных - лишь тетушка одна
  Жила в избе с ней.) И она
  И в огороде, и на поле
  С утра до вечера. О доле,
  О той, что надобно страдать,
  Она не думала и в пять
  В луга буренушку гоняла.
  Друзей, подруг она не знала.
  И так росла она одна,
  И горевала, что бедна.
  Одна была у ней отрада:
  На берега Сожа так рада,
  Она так рада приходить -
  Там обо всем своем забыть
  И там восходом любоваться,
  И там счастливою остаться.
  Хотя, быть может, лишь на час...
  Вот на тропинке в роще раз
  Ей повстречался паренек
  (Любви пришел, наверно, срок).
  Как бы в душе зажег он свет,
  А было ей семнадцать лет.
  Им даровал любовь Творец.
  То я была и твой отец!
  И долго-долго мы встречались,
  Затем пошли и обвенчались...
  Его отец, сестра и мать -
  Никак меня им не признать.
  Возненавидели меня:
  Без роду-племени ведь я!
  А кто они? Их знатен род.
  В их доме ровно через год
  Мы с твоим братом появились.
  О, как они ужасно злились!..
  Но тетка больше всех твоя,
  Она, и злобы не тая,
  Грозилась из дому изгнать.
  И продолжала братцу лгать
  О нас и строить наговоры.
  Отец, взломав души запоры,
  Однажды руки наложил,
  Себя, несчастного, сгубил.
  А твоя тетка обвинила
  (Она "цыганкой", помнишь, была),
  Что это я во всем виной
  И враз расправилась со мной.
  Был жгучий ветер и мороз,
  И, не стыдяся горьких слез,
  С тобой, кровинушка моя,
  Куда бреду - не знала я.
  Твой брат Иван у них живет.
  А тетка же из года в год
  Мечтает нас со света сжить,
  Чтобы наследство получить! -
  Перстом себя перекрестила,
  Полина фото положила
  И зарыдала тихо вновь:
  - Была добра со мной свекровь.
  И сколько ей теперь уж лет?
  - Ее на свете больше нет, -
  Мария тихо прошептала
  И нежно мать к груди прижала.
   Глава 41
  
  Тишиной объяты, спят сады и хаты.
  Жемчугом усыпан, блещет небосвод.
  "Как же я была счастлива когда-то,
  У Сожа седого, у туманных вод!"
  Ночка так спокойна и луна светила.
  Среди зорь невеста золотой фате,
  "Неужели это все когда-то было,
  Или это лишь приснилось мне?"
  И не спит Мария - сердце вдруг заныло.
  В горнице холодной слышен вьюги вой.
  "Может, я Давида все-таки любила,
  Хорошо бы было, чтоб он был со мной!"
  Грустно, грустно стало в сердце одиноком
  И скользит слезинка по ее щеке.
  "Как тебе живется там, в краю далеком,
  Ты забыл, иль помнишь, друг мой, обо мне?"
  Так она мечтала, может, задремала.
  Видит вдруг виденье или сон такой?
  Одиноко в пуще в ночку на Купалу
  Папоротник Маша ищет голубой.
  Среди сосен бродит по траве высокой
  В вышине средь зорок месяц золотой.
  На полянке светит что-то недалеко,
  Вдруг цветок желанный видит пред собой.
  Но когда в волненье руку протянула,
  Чтоб цветок заветный поскорей сорвать,
  Тут же все исчезло, ноченька минула.
  Машенька проснулась - начало светать...
  И быстрей к иконе, зажигает свечку,
  Помолилась тихо, к Господу воззвав.
  И сухих дровишек набросала в печку,
  И пошла к коровке, в горнице убрав.
  
  Глава 42
  
  "Как желаю с грустью нежной
  С легким трепетом в душе
  Взять листочек белоснежный,
  Написать письмо тебе!
  Фразы, тихо слух лаская,
  На бумаге оживут
  И, любовью полыхая,
  Милый друг, тебя найдут.
  Удивишься ты, читая:
  Ах, минуло столько дней!
  Загрустишь, все вспоминая
  Там, в Америке своей".
  Хоть зима - но в сердце лето,
  Сердце нежностью горит.
  "А любовь ли, правда, это"? -
  Разум тихо говорит.
  И ему, как бы внимая,
  Грусть холодною змеей
  Душу холодит, вползая.
  "Кто же ты, желанный мой?
  Если не Давид, то кто же?
  Одинокой быть мне, Боже,
  Уготовано весь век.
  Или есть тот человек,
  Кто полюбит всей душою,
  Пожелает быть со мною,
  Чтоб в любви век прожить...
  Хватит, хватит мне так грезить".
  На часы она взглянула -
  Три часа уже минуло,
  Как проснулася она.
  И хлопочет не одна:
  На дворе давно Полина
  Что-то возится у тына.
  Вот и в дом она вошла
  И к Марии подошла:
  - Воскресенье, день погожий,
  Одевайся попригожей,
  В храм бы нам не опоздать.
  Я пойду в хлеву прибрать.
  И потом к Марии снова:
  - Бульба, глянь, уже готова?
  Во дворе она опять.
  - Надо, надо поспешать:
  Ровно в десять служба в храме.
  Надо мне скорее к маме,
  Чтоб управилась быстрей.
  Бульбу вынула скорей
  И в овчину облачилась,
  Пред Полиною явилась.
  Служба в церкви долго длилась
  И закончилася в час -
  Дочь и мать домой тотчас.
  Нет мороза, потеплело,
  Даже солнышко пригрело
  И подтаял снег чуть-чуть.
  Ох, и скользким стал уж путь!
  Хоть и медленно ступала,
  Маша все-таки упала
  На дороге пред горой.
  - Не ушиблись вы порой? -
  Голос слышит молодой.
  Маша, глянув, обомлела:
  - Это вы?! - и не сумела
  Дева возглас удержать.
  И помог ей парень встать.
  Перед ним она стояла -
  Тот, тот мельник из зерцала!
  Тот, кого видала в ночь
  На колядки, точь он в точь!
  И Мария смущена:
  Знает всех окрест она.
  Не из местных он парней.
  Незнакомец молвит ей:
  - Все морозы и метели,
  Уж порядком надоели.
  А сегодня день чудной:
  Дышит, пахнет все весной!
  Скоро теплые денечки,
  А потом на ветвях почки...
  Грянет первый майский гром,
  Прилетят скворцы потом.
  А затем и лето красно.
  Правда, день такой прекрасный?
  Маша думает, молчит:
  - Да! - ему в глаза глядит.
  А лицо его открыто,
  Руку протянул: - Никита, -
  Улыбаясь, говорит.
  Маша медлит и... молчит.
  - Знаю, - тихо прошептала,
  И руку ему пожала.
  - Я Мария, - чуть несмело.
  И при этом покраснела.
  
  Глава 43
  
  Чем летом Могилев хорош?
  Днепром своим, красою рощ
  И живописными холмами,
  На них - шумящими садами.
  Едва видны средь древ дома.
  И главна улица одна,
  А вдоль нее домишек ряд -
  Бедняк поселится там вряд -
  И лавок. Боже мой, как много!
  А вот и к ратуше дорога.
  Площадь камнем мощена
  И под снегом вся она.
  Теперь метели и мороз,
  Недалеко хоть время гроз,
  Адский холод тело рвет.
  Мария с Полей у ворот.
  Стучатся в дверь они ограды
  В смятеньи ли, иль может рады.
  Откроет им кто, наконец?
  Дом хоть хорош, но не дворец.
  И вот слуга им отворяет.
  - Неужто Поля! - восклицает.
  Слуга сей страшно поражен,
  Молчит, затем, волнуясь, он:
  - Ведь двадцать лет с тех пор прошло.
  А это кто? - видать, дошло:
  - Наверно, дочь твоя, Полина.
  На твоего похожа сына!
  А мы с хозяином живем,
  Дни коротаем с ним вдвоем...
  - А где ж Иван, сыночек мой?
  - В монастыре он под Москвой!
  Он церковь сильно возлюбил
  И пострижен в монахи был.
  А вот Варвары нет на воле,
  В остроге год она иль боле...
  Но что стоим, пройдемте в дом.
  Он впереди, за ним вдвоем
  Послушно в дом они идут.
  "Зачем идем, что делать тут"? -
  Мария думает тревожно.
  Вот входят в зал: - Как то возможно?!
  Старик, тот самый злой старик,
  Как приведение, возник.
  - Коли пришла, садись, Полина.
  А дочка - гарная дивчина!
  А вот Ивана дома нет.
  Эх, сколько не была ты лет...
  Из-за Варвары весь сыр-бор,
  Она в темнице до сих пор.
  Из-за жены зла не держу,
  Коль надо помощь - поддержу.
  - Мне ничего от вас не надо,
  Увидеть сына была б рада.
  Когда Иван приедет мой?
  - Наверно, нонешней весной, -
  Старик скривил в улыбке рот. -
  Живет твой Ванька без забот!
  Ему осталось быть там год,
  Затем дадут ему приход.
  Полина слушала, внимала
  И, не прощаяся, из зала
  С Марией молча вышла вон:
  - А мой братишка, знает он,
  Что я на свете существую,
  И как он примет весть такую?
  Захочет встретиться иль нет?
  Над речкой вспомнился рассвет,
  И что-то сердце защемило.
  "О, Боже мой! Когда то было!"
  
  Глава 44
  
  И вновь воскресный день. Во храм
  Мать с дочерью спешат, чтоб там
  Излить прошенья, помолится
  И, может быть, благословиться.
  Но Бога главное просить,
  Чтоб с ними мог всегда Он быть!
  Мария горячо молилась,
  И вдруг она как бы забылась:
  И, как виденье, Боже мой!
  Пред нею парень молодой.
  И на нее глядит Никита.
  А на душе, что было скрыто,
  Ей открывается сейчас.
  "Ведь что-то в жизни свяжет нас!"
  Виденье вдруг исчезло прочь:
  "А у тебя родится дочь,
   И назовешь ее ты Анной!"
  И голос шепчет, и туманной
  Все дымкой вдруг обволокло.
  И, как сквозь дымчато стекло,
  Пред нею девушка прелестна.
  "Вот это дочь твоя - невеста.
  Вот с женихом она стоит, -
  Ей сладкий голос говорит. -
  Такое житие твое..."
  И в этот миг исчезло все.
  И церковь снова, мама рядом,
  И тот священник с грустным взглядом
  Все ту же проповедь читал
  И всех потом благословлял,
  И осенял потом крестом,
  И отпустил он всех потом.
  Из храма вышли мать и дочь,
  Был ясный день, не скоро ночь.
  Снег ослепительно блестит,
  И вот Полина говорит:
  - С тобою что случилось в храме?
  Ты расскажи, откройся маме.
  Так что с тобой произошло?
  То не виденье ли было?
  Ибо ты сильно побледнела
  И вдруг внезапно онемела.
  Вот я к тебе - а ты молчишь
  И на икону все глядишь.
  Ты не таись, откройся мне,
  Я же не враг, не враг тебе!
  Мария, чувствую душой,
  Что нечто было там с тобой!
  И ей Мария отвечала:
  - Я там видение видала!
  Мелькнул вдруг лик: секунду, две.
  "Твой это муж", - сказали мне...
  И удивилась сильно мать:
  - Кто же сказал, кому внимать?
  Дано то, Богом, сатаной,
  И кто же он, избранник твой?
  Хоть молод он, собой хорош?
  - Ну, это сразу не поймешь:
  Был, как в тумане, силуэт.
  И верить мне иль, может, нет?
  И тут Мария замолчала,
  А мать плечами лишь пожала.
  
  Глава 45
  
  "Не стучи, рябина,
  Тихонько в окошко,
  Милая рябина,
  Дай поспать немножко.
  Дай поспать немножко,
  Сладким сном забыться.
  Дай во сне, рябина,
  В лето воротиться.
  Там рассветы тихи
  И роса искрится.
  Над рекою месяц
  В дымке золотится.
  Там костер далекий
  Сквозь туман сверкает,
  Одиноку лодку
  Сож седой качает".
  И не спит Мария, лето вспоминает,
  А в трубе, как леший, вьюга завывает.
  Вот рассвет. Одевшись, на мороз идет,
  И, набрав поленьев, в дом она несет.
  А огонь уж в печке весело трещит.
  В это время тихо кто-то в дверь стучит.
  "Мне чего боятся - дома не одна",
  Двери открывая, вскрикнула она.
  Перед ней Никита, он чуть-чуть смущен.
  - Здравствуйте, Мария, - еле шепчет он.
  - Здравствуйте, Никита, - слышит он в ответ,
  В дом за нею входит он смиренно вслед.
  Там, смущаясь, шапку теребит рукой:
  - Первый раз увидел я тебя весной.
  А потом у церкви снова увидал
  И с тобою встречи до сих пор искал.
  Но проходит время и мелькают дни.
  Без тебя, Марийка, все пусты они.
  Покраснел Никита, очи опустил:
  - Раньше в Молостовке я с братишкой жил,
  Мельницу в Пропойске батюшка купил
  И построил домик в роще над рекой.
  Я в нем и Аркадий - это братец мой.
  - Я в Пропойске знаю всех людей окрест,
  Сразу догадалась: не из наших мест.
  Маша замолчала и в глаза глядит.
  И тогда Никита деве говорит:
  - Вот... Мария, слушай, что хочу сказать:
  Люба ты мне очень, не могу скрывать.
  И прошу, скажи мне, душу не томя,
  Выйдешь, дорогая, замуж за меня?
  И молчит Мария, город вспомнив вдруг.
  И те святки вспомнив, и зеркальный круг.
  И виденье в церкви - все сбылось точь в точь.
  - Ну так как, скажи мне, замуж ты не прочь?
  Голос вдруг донесся и, очнувшись враз:
  - Я тебя видала только пару раз.
  Покраснела дева, очи опустив.
  И смутился парень, сразу загрустив.
  - Но надежд я полон, я не слышу "нет".
  И, как гром, услышал парень "ДА!" в ответ.
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  АННА
  Глава 1
  
  На берегу Сожа когда-то
  Стояла мельница. Два брата
  Владели ею много лет.
  Никита, средних лет брюнет,
  Аркадий, рыжий, неприметный,
  Был хоть женат, но, жаль, бездетный.
  И от рассвета до заката
  Никита сам (он старше брата)
  Гнул спину, весь в пыли мучной.
  А брат с женою молодой
  В то время страстно потешался,
  Иль на постели сам валялся,
  Иль в кабаке гульнуть не прочь.
  А у Никиты была дочь,
  Росло прелестное созданье,
  Ну, впрямь очей очарованье!
  Отцу нет дочери милей
  На свете всем, ведь в мир теней
  Жена любимая сошла,
  И боль потери не прошла.
  А дочь прекрасна и умна,
  И схожа с матерью она.
  Порой глядел отец на дочь:
  "О, Боже, в мать она точь-в-точь!"
  Бедняжка устали не знает:
  И шьет, кухарит и стирает,
  По дому чисто приберет,
  Отцу и ужин принесет.
  Со злом глядя на это диво,
  Жена Аркаши как-то льстиво
  Никите с "грустью" говорит:
  - Что Анна, дочь твоя грустит?
  Не оттого ль она скучает,
  Что ласки матери не знает?
  Пора тебе жену забыть,
  Другую надо полюбить.
  И ей Никита говорит:
  - Любовь моя навечно спит.
  Не погляжу я на другую.
  Лишь по Марии я тоскую.
  Мария Анне - мать родная,
  Зачем мне мачеха чужая!
  Обидно тетке шибко стало:
  Она детей своих не знала.
  Господь ей чрево заключил.
  Пришла домой, Аркаша был.
  - Нам поумнее надо быть:
  Зачем нам мельницу делить?
  Один хозяин должен быть.
  Никита должен нам служить! -
  Она с порога заявила.
  Поражена, услышав, была:
  Мой брат - никчемный человек.
  У жерновов корпеть весь век
  Судьбой ему отведено!
  Мне ж быть хозяином дано!
  Глава 2
  
  Уж солнце скрылось в облаках.
  Еще немного - и впотьмах
  Зажгутся первые зарницы.
  Вдали в лугах костер искрится,
  И на реке покой и тишь.
  Деревни дальней темных крыш
  Уже неясны очертанья.
  И слышна трель: любовь, страданья
  Созвучны в песнях соловья.
  И блещет бледная заря.
  Трепещут тополя над кручей.
  Туман завесою летучей
  Скрывает воду, и волной
  Незримо плещет под горой.
  Повсюду слышен запах сладкий
  Цветенья липы, и украдкой
  Анна смахнет слезу рукой:
  "Была бы матушка со мной,
  Я б горя черного не знала.
  Я ей бы ручки целовала!"
  Вздохнув, она домой идет,
  А у ворот пес верный ждет.
  Бежит за ней, хвостом виляет,
  Как радость скрыть свою, не знает,
  Надеясь руку ей лизнуть
  И чтоб в глаза ей заглянуть.
  Однако Анна в дом быстрей:
  Поставить ужин надо ей.
  Еще коровку подоить,
  Да хрюшкам бульбы положить.
  Ведь скоро батюшка придет,
  А время быстрое не ждет.
  
  Глава 3
  
  А вот и батюшка явился.
  Он пред иконою склонился,
  Молитву громко прочитал.
  Горячий ужин его ждал.
  Хлебнувши щей, он на кровать,
  Устав за день, ложится спать.
  А что же Аннушка? Стирает,
  За ним посуду убирает
  И до полуночи не спит,
  И пред иконою сидит.
  И пламя свечки полыхает,
  Бедняжка детство вспоминает.
  То улыбнется, то грустит,
  Крестом себя вдруг осенит.
  Как было давнее прекрасно!
  И мать жива. И в платье красном
  С отцом о чем-то говорит,
  И с грустью на нее глядит.
  Частенько так она мечтала.
  И вот однажды задремала,
  И видит Анна дивный сон:
  Кружит над нею ворон. Он
  Готов вот-вот когтями впиться,
  И от него нигде не скрыться,
  Лишь поле чистое кругом.
  Она бежит и видит дом,
  Он весь из золота, искрится,
  Она войти в него боится.
  Вдруг слышит голос молодой:
  "Там, ты не бойся, ангел твой!"
  И сон пропал. Она трепещет.
  И месяц полный в небе блещет.
  Свеча погасшая стоит,
  Сребром блестя, Иисус глядит.
  
  Глава 4
  
  В старинной роще на опушке
  Стоит под дранкою избушка.
  Авдотья, бабка там живет
  И хлеб свой даром не жует.
  Ей тащат сало все подряд -
  Тот, кто сгубить кого-то рад,
  Иль рад кого приворожить,
  Иль просто так поворожить,
  К старухе все идут тайком.
  И вот однажды в мерзкий дом
  Жена Аркадия пришла
  И говорит: -Я мимо шла,
  И к вам случайно заглянула...
  Что врет, Авдотья вмиг смекнула.
  И говорит скорей в ответ:
  - Садись, в ногах ведь правды нет, -
  Скамью подвинула быстрей.
  - Что ж приключилось? - молвит ей.
  А что ж Аркадия жена?
  Все долго думала она
  И все не знала, как начать,
  Чтоб бабке правду рассказать.
  - Не осуждай врагов своих,
  Подумать есть кому о них, -
  Вдруг бабка строго говорит
  И на икону все глядит.
  - Кого ль мне, право, осуждать...
  Но вот что я хочу сказать:
  Есть человек, не люб он мне,
  Не враг, а так, сам по себе.
  Ему б хотела насолить...
  - Быть может, даже погубить? -
  С улыбкой бабка перебила.
  - Я знаю, есть такая сила,
  Что может это совершить.
  - Но что мне делать, как мне быть? -
  Жена Аркадия вскричала.
  Тогда Авдотья зелья дала:
  - Быть может, враг твой поживет,
  Но скоро в землю он уйдет!
  Глава 5
  
  Мелькали дни, текли недели,
  Сойти снега уже успели,
  Пасха Великая идет.
  Вот у Аркадия ворот
  Никита с дочерью стоят,
  Одеты в праздничный наряд.
  В воскресный день они пришли,
  С собой гостинцы принесли.
  Им отворил Аркадий сам:
  - Входите, гости, рады вам, -
  Промолвил, мило улыбаясь.
  Жена Аркадия, скрываясь,
  Спустилась в погреб и тотчас
  Несет оттуда темный квас.
  Над ним чуть-чуть поколдовала,
  Трясясь, Авдотьи зелье взяла,
  В кувшин насыпала чуть-чуть
  И прошептала: "Проклят будь!"
  Затем к гостям она выходит
  И с ними речь она заводит,
  И говорит, как невзначай:
  - Я пригласить давно на чай
  Тебя и Аннушку хотела,
  Но вот, увы, я не успела:
  Явились сами вы ко мне.
  О, как приятно на душе!
  Я дам кваска, - и улыбнулась.
  Пошла куда-то и вернулась,
  Вся побледнела и дрожит:
  - Там, там... Аркадий мой лежит.
  И в сени бросилась тотчас.
  За ней Никита с Анной враз.
  Лежит Аркадий, недвижим.
  Жена склонилася над ним.
  - Вставай, Аркадий, милый мой! -
  Вопит она: - Он неживой!
  И закричала что есть мочи.
  Сама темнее стала ночи.
  Глядь на стакан - в нем кваса чуть.
  Оземь его: - Ты проклят будь!
  И громко, громко голосила.
  Глядь на гостей - посуду била.
  Глава 6
  
  Вот минул месяц или боле,
  Уж наливался колос в поле.
  Вдова к Авдотье вновь идет,
  Та на скамейке у ворот
  Ее как будто поджидала:
  -Аркадий помер, я слыхала, -
  С печальным видом говорит.
  Сама вдове в глаза глядит.
  А та глаза свои отводит:
  - Смерть, может, рядом с каждым ходит.
  Хватил Аркадия удар...
  - А пригодился мой товар? -
  Вдову Авдотья перебила.
  - Да я совсем о нем забыла.
  Я не притронулась к нему.
  К тебе иду я потому,
  Что ненавижу супостата...
  - Уж не Аркашки то ли брата
  Ты хочешь, девка, извести?
  Коль пренебрег тобой, прости! -
  Авдотья глянула в упор:
  - Жену он любит до сих пор!
  Молчит вдова, чуть побледнела:
  - Тебе... тебе какое дело?
  Вдова не знает, что сказать:
  - Ты не могла мне что-то дать?
  Иль сделать так: в страданье срок,
  Что дан ему, он клял бы рок.
  И оглянулася вокруг:
  Быть может, кто-то слышит вдруг.
  И ей самой вдруг страшно стало.
  Но ни души. Листва шептала,
  Гулял по кронам ветерок.
  Вдова вдруг слышит голосок:
  - Пускай о дочери страдает,
  Пускай он радости не знает.
  Глядь на Авдотью - та молчит.
  - Дам то, что просишь, - говорит.
  
  Глава 7
  
  С неба звездный свет струится,
  Волны плещутся во мгле.
  Точно всадник, месяц мчится
  На серебряном коне.
   Мимо тучка пролетает,
  И наездник удалой
  Серебро ей вслед бросает
  И махает вслед рукой.
  А внизу туман клубится,
  Все безмолвно в мире сна.
  Лишь огонь чуть-чуть струится
  Из раскрытого окна.
   Анна, грустно напевая,
  За окошком тем сидит.
  Свечка, тихо догорая,
  Пред иконою стоит.
  Анне грустно, одиноко.
  Помечтать так надо ей:
  "Где же ты, мой друг далекий?
  Приходи ко мне скорей!
  На коне верхом иль пешим
  Ты явись ко мне быстрей.
  Ободри меня, утеши
  И прижми к себе сильней.
  И как ночкой голубою
  Хорошо с тобой вдвоем!
  А когда заря восстанет,
  Мы покинем милый дом.
  Ну постой, а как же тато?
  Чтобы скорбь он вечно нес?"
  Тени мечутся по хате.
  Во дворе залаял пес.
  Анна глянула в окошко -
  Ничего там не видать!
  Стало трепетно немножко,
  И ложится дева спать.
  А вдова сейчас не спала
  И следила за окном.
  Все злодейка выжидала,
  Свет когда погаснет в нем.
  Вот темно. Чуть выжидает,
  Входит вдовушка во двор.
  Вся трясясь, она ступает
  И крадется словно вор.
  И затем к дверям подходит,
  Из торбы что-то достает.
  Разбросав, к клуням отходит.
  Вот она уж у ворот.
  Снова Анне ворон снится,
  Снова замок золотой.
  Под луной он весь искрится:
  "Ты войди, там ангел твой", -
  Кто-то добрый и незримый
  Анне в дом войти велит.
  А над ней неукротимый
  Ворон кружит и кричит.
  Глава 8
  
  Уходит ночь, бледнеют звезды,
  И месяц светит голубой.
  Не спит Никита. Вышел в сени.
  Он встал с тяжелой головой.
  Откуда-то и в чем причина,
  Что защемило на душе.
  Змеей вползла в душу кручина:
  "Сегодня что-то тяжко мне", -
  Подумал он и помолился.
  Пришел, на Анну поглядел.
  Был во дворе, в сарае скрылся,
  Зажег фонарь - и обомлел:
  Лежит буренка и не дышит:
  "Но, может, спит?" - подумал он.
  Рукою тронул - холод слышит.
  Он ужаснулся, глядь в загон:
  Лежат все свиньи неживые.
  Никита громко застонал,
  Из клуни вышел и впервые
  Судьбу за все свою проклял.
  Затем он к Аннушке явился,
  Глядел в прелестное чело.
  Спала она. Он помолился.
  Вот ночь ушла, было светло.
  И только солнышко всходило.
  Горела яркая заря.
  Она то Анну разбудила:
  "О, Боже мой, проспала я!"
  Она умылась, причесалась.
  И помолилася скорей.
  Как мало времени осталось:
  Вести буренку надо ей.
  
  Глава 9
  
  Догорает закат
  Под луной золотой.
  Сож сияньем объят,
  Тихо плещет волной.
  И туманны стога,
  Чуть прикрытые мглой,
  И покрыты луга
  Серебристой росой.
  И прохладой ночной,
  Веет ветер с реки.
  В темной роще покой
  Не поют соловьи.
  И как чудно вокруг:
  Зорка в небе горит.
  Анне кажется вдруг -
  Кто-то рядом стоит...
  Оглянулась кругом -
  Не видать никого.
  Тут же вспомнила дом,
  Тот, из сна своего.
  И из рощи домой,
  Опечалясь, идет:
  "Где же песик ты мой?" -
  Никого у ворот.
  И лежит сей Дружок,
  Во дворе у окна.
  - Эй! Вставай, лежебок! -
  Закричала она.
  Но неладное с ним...
  И он вовсе не спит.
  На траве недвижим,
  Неживой он лежит.
  А очнулась она -
  Темна ночка стоит.
  Свет не льется с окна,
  И огонь не горит.
  И как будто отец
  Рядом с нею стоит.
  Затряслася, забилась,
  Вскричало дитя:
  - Боже мой! Что случилось?
   Не вижу ведь я!
  
  Глава 10
  
  Тихо снег пушистый
  Над землей кружит.
  В шубе серебристой,
  Грустно лес стоит.
  И сады, и хаты
  Устланы ковром,
  Тишиной объяты,
  Спят глубоким сном.
  И дымок чуть вьется
  От белесых крыш.
  Проскрипят вдруг сани,
  Нарушая тишь.
  Жаль, пейзаж прекрасный
  Анне не видать:
  "Где ты, солнце красно,
  Закатилось спать?
  И зачем не всходишь,
  Не прогонишь ночь?
  Может, где-то бродишь,
  Лишь бы не помочь!
  А ведь мне так худо
  День-деньской одной.
  Ночь гони отсюда,
  Будь всегда со мной".
  Видел все Никита,
  Про себя рыдал,
  И душой открытой,
  Шибко он страдал!
  
  Глава 11
  
  И к докторам он обращался...
  Наедине Никита сам.
  Он с бедой своей, увы, остался.
  Никита к бабкам, колдунам
  Водил Анну - все напрасно,
  Никто помочь не в силах ей.
  Глядел он с болью в лик прекрасный,
  Отраду жизни его всей.
  И вот однажды в дверь стучится,
  Туда, где брат Аркадий жил.
  Вдове пришлося удивиться:
  Давненько здесь Никита был...
  И поначалу растерялась:
  Зачем Никита к ней пришел?
  Премило после улыбалась,
  Когда Никита речь завел.
  Затем улыбка вмиг слетела.
  Вдова нахмурилась чуть-чуть.
  Она и думать не посмела,
  Чтоб все сбылось когда-нибудь.
  - Беда вселилась в мою хату.
  Как раньше я несчастен вновь.
  К тебе пришел: жена ты брата,
  Все ж, как никак, родная кровь!
  Как мне к тебе не обратиться?
  Лишь ты могла бы мне помочь,
  Ведь надо Аннушке лечиться,
  Ты помоги спасти мне дочь.
  Он говорит, чуть не рыдает.
  Вдова "задумалась" чуть-чуть:
  - Но как помочь? - она вздыхает.
  Отрада наполняет грудь:
  "Вот, наконец, и я дождалась:
  Смирен стоишь ты предо мной.
  Из-за тебя вдовой осталась,
  За то быть Анне век слепой".
  Вот так злодейка рассуждала.
  И ей Никита говорит:
  - Взаймы ты денег мне бы дала.
  Дочь, может, кто-то исцелит.
  И он умолк, и ждал ответа.
  Вдова задумалась, молчит:
  - Как страшно жить, не видя света, -
  Как бы себе вдруг говорит.
  - Мне тяжело. Скажу сначала,
  Что я не знаю, как мне быть.
  Я б слишком многое отдала,
  Чтоб не одной мне век влачить.
  Чтоб был со мною кто-то рядом,
  Меня бы ночью приласкал.
  Меня лелеял нежным взглядом,
  И лишь одну меня бы знал.
  И он поник, и размышляет, -
  Вся напряглась вдова и ждет:
  "Он будет мой?" - она гадает.
  Встает Никита, прочь идет.
  
  Глава 12
  
  Андрей по горло сыт Москвою,
  Где жизнь бесцельно прожигал.
  И вот, объятый он тоскою,
  К отцу в поместье укатал.
  Здесь тишиною наслаждался,
  Забыв о шуме городском.
  Полдня он с книгою валялся,
  На Сож купаться шел потом.
  Он там природой любовался,
  Он там душою отдыхал.
  И там мечтам он предавался,
  Москву помалу забывал:
  "Что там Москва - полно народу,
  Да лязг копыт по мостовой,
  А здесь раздолье и свобода
  Да отчий дом, родимый мой".
  Так говорил себе порою.
  Нет-нет, себя не утешал.
  В Москве, бывало, пред зарею
  Он по прекрасному страдал.
  И вот однажды, вдохновленный
  Красою Сожа, шел домой,
  В зарею роще освещенной
  Услышал голос молодой.
  Застыл Андрей и против воли
  Смахнул с лица слезу рукой:
  Девичью песню, полну боли,
  Услышал он своей душой.
  И подошел он к той, что пела,
  И очарован ею был.
  Она, не видя, вдаль смотрела.
  Андрей на свете все забыл.
  И так стоял он, любовался.
  Не сводит с девушки он глаз.
  Все ж подойти к ней постеснялся.
  Шепнул: "Приду в другой я раз".
  
  Глава 13
  
  Вот день прошел, и на другой -
  Он в той же роще над рекой,
  Надеясь слышать голос милый.
  Но день дождливый и унылый,
  И незнакомки не видать.
  На день другой уж уповать
  Ему приходится напрасно.
  И нет ее, хоть день прекрасный.
  "Что это было - может, сон?"
  Теперь подавлен ходит он
  И Бога просит, сам не свой:
  "Ее дай встретить, Боже мой!"
  И все сильнее жажда встречи.
  И вот однажды в ясный вечер
  Он Анну в церкви увидал,
  Отец ее сопровождал.
  Вновь подойти он побоялся,
  Но вслед за ними увязался.
  Тайком за ними он ходил.
  Живет где мельник, проследил.
  С тех пор неделя пролетает.
  Как быть, бедняжка наш не знает.
  Но вот к Никите он идет,
  Стоит, волнуясь, у ворот.
  Калитку тихо открывает...
  Во двор вошел - и замирает:
  Та незнакомка у крыльца
  Сидит, не видит молодца.
  Он кашлянул и к ней подходит,
  Сбиваясь, речь свою заводит:
  - Простите, - нежно говорит, -
  Такая рань, отец ваш спит?
  - Да что вы, нет, - она гадает,
  Кто перед ней, она не знает.
  - Отец на мельнице давно.
  Андрей стоит, в уме одно:
  "О, Боже мой! Она прекрасна!"
  Глядит кругом - зарею красной
  Весь двор печально озарен.
  - Как жаль! - сказав, уходит он.
  Глава 14
  
  Едва проклюнулся рассвет,
  Никита встал, зажег он свет
  И пред иконою склонился.
  Едва не плача, он молился:
  - Господь! Господь! В Тебе одном
  Ищу отраду ночью, днем.
  К тебе, Господь мой, я взываю!
  За что, Господь мой, я страдаю?
  Яви, Господь, Ты власть Твою,
  Спаси Ты доченьку мою!
  И дай, дай доченьке прозреть.
  Я твой, Господь, на веки ведь!"
  Вот так однажды он страдал.
  Вдруг в двери кто-то постучал.
  "Кто вдруг пожаловал чуть свет?"
  На Анны глянул он портрет,
  Затем его перекрестил,
  Дивясь, пошел и дверь открыл.
  Там незнакомец у порога,
  Видать, смущен он хоть немного,
  В руках он шляпу теребит.
  Никита в дом идти велит.
   Ему он лавку подвигает
  И гостя на нее сажает,
  Сам же напротив, на скамье.
  - Ну, с чем пожаловал ко мне? -
  Никита тихо говорит.
  Дивясь, на гостя он глядит,
  Но тот по-прежнему смущен.
  - У вас есть дочь? - вдруг молвит он.
  - Она незряча? - говорит.
  Теперь Никита уж молчит.
  Он молча гостя изучает:
  "Откуда тот про Анну знает?"
  И сам не знает, что сказать.
  Гость продолжает удивлять:
  - Пред кем зияет вечна ночь,
  Нам, зрячим, хочется помочь.
  Андрей глядит в глаза Никите:
  - Уж не об Анне ль говорите? -
  Вскричал Никита, поражен.
  Быть может, небом послан он.
  
  Глава 15
  
  - Привет тебе, моя столица, -
  Андрей тихонько прошептал.
  Взглянул на спутников: их лица
  Фонарь едва лишь освещал.
  Никита спал, обняв рукою
  Свое прелестное дитя.
  У Анны нимб над головою.
  Андрей вскричал: "Не грежу ль я?"
  Потом видение пропало.
  Андрей решил: игра теней.
  Но крест рука уж начертала,
  Забилась сердце вдруг сильней.
  Он вспомнил Сож, места родные,
  Где с Анной вместе в роще был.
  Он вспомнил очи голубые
  И понял вдруг, что полюбил.
  А что же Аннушка? Устала,
  Трясясь в карете день и ночь.
  И, улыбаясь, мирно спала,
  Все беды унеслися прочь.
  Ей снится роща и багряный
  Восход над речкой восстает.
  Объятый дымкою тумана,
  Прозрачный диск луны плывет.
  И далеко, пред самым лесом,
  Костер, как искорка, блестит,
  И луг покрыт ковром белесым,
  Прибой чуть слышно говорит.
  И так чудесно, так прекрасно,
  Все наяву, как не во сне.
  Очнулась Анна - где же красный
  Восход и речка - все во тьме.
  И испугалась, и вскричала,
  Но успокоилась потом.
  Рука отца лицо ласкала -
  Как хорошо им быть вдвоем!
  Андрей все видел - горько стало.
  Заныла сильно-сильно грудь.
  Он глянул в небо, там светало:
  "Господь, Господь, ты с нами будь".
  
  Глава 16
  
  Андрею тяжко было, больно,
  Когда по лекарям ходил.
  И всякий доктор взгляд невольно
  От глаз Андрея отводил.
  Всяк говорил, что вряд девица
  Опять увидит белый свет.
  Хотя, возможно, исцелится:
  Чудес на свете разве нет?
  Вот так, намаявшись премного,
  Андрей надежду потерял.
  Как ни темна была дорога,
  В конце ее свет воссиял:
  То был ухожен дворик чистый,
  Невзрачен дом среди тополей.
  Пройдя аллеею тенистой,
  Андрей и Анна у дверей.
  Кто там за дверью, кто же знает?
  Андрей, волнуясь, в дверь стучит.
  Лакей их чинно в дом пускает:
  - Вас доктор примет, - говорит.
  "О, как быстры порой мгновенья!
  О, как грустны они порой".
  Терзают грудь уже сомненья:
  В Пропойск уехать бы родной.
  А вот и доктор - видом чуден.
  С большой кудрявой головой.
  С простой фамилией - Игудин.
  И не старик, не молодой.
  Гостям он низко поклонился,
  Андрею руку он подал.
  За опозданье извинился
  И Анне руку целовал.
  Затем - все трое в кабинете.
  Врач о болезни расспросил.
  Включил он лампу, ее светом
  Глаза он Анны осветил.
  И не заметил он изъяна.
  И к Анне он оборотясь:
  - Весьма, весьма сей случай странный,
  Мне не встречался отродясь!
  Коль это нервов потрясенье,
  Она прозрела бы давно.
  Скажу вам прямо: хоть в смятеньи,
  Лечить возьмуся все равно.
  
  Глава 17
  
  Был ранний час, заря вставала.
  Пустынны улочки Москвы.
  На стеклах золото играло,
  "Господь! Господь! Будь с нами Ты!", -
  Сказал Андрей. Ему не спалось,
  Об Анне думал он теперь.
  Он вспомнил миг, когда расстались,
  И прошептал: - Ты, Анна, верь!
  И вот уж полдень, жарко стало.
  Но здесь, в больнице, благодать.
  На койке девушка лежала,
  За ней Андрей стал наблюдать.
  А вот и доктор появился
  И пред иконой помолился.
  Вот пред кроватью он стоит
  И четко Анне говорит:
  - Я буду медленно считать:
  Один, два, три, четыре, пять...
  Когда скажу я "тридцать три",
  Закрой глаза и крепко спи!
  И начал медленно читать:
  - Легка, как пух, твоя кровать.
  Ты тонешь в ней, как в облаках,
  Забудь тоску свою и страх, -
  Шептали лекаря уста
  Вот тридцать три - уснула та.
  И, убедясь, что Анна спит,
  Ей доктор четко говорит:
  - Скажи мне, милая девица,
  Ты можешь петь иль веселиться?
  Скажи мне, правды не тая,
  Иль что-то мучает тебя?
  И Анна тут же побледнела,
  И ужас скрыть свой не сумела.
  Очнулась, бьется и дрожит...
  Дивяся, доктор говорит:
  - Ты отчего так испугалась,
  Скажи, коль в памяти осталось?
  И слышит Анны он ответ:
  - Я ничего не помню, нет.
  Мне почему-то страшно стало,
  Как будто в бездну я упала.
  И говорит Андрею врач:
  - Не избежать нам неудач,
  Коль не узнаем мы причину,
  Откуда страх ее, кручина.
  И Анну вновь он - на кровать.
  Опять, опять он стал считать.
  Сказал он четко: - Тридцать три,
  Теперь усни, теперь усни!
  И Анна снова крепко спала,
  Но снова сильно закричала,
  Коль задал доктор тот вопрос.
  - Как странно, - доктор произнес.
  Глава 18
  
  Проходит день, за ним другой,
  И снова полдень, снова зной.
  Но вдоль аллейки холодок.
  Андрей и Анна точно в срок,
  Что им назначен, в дверь стучат.
  Их принял врач, сказав, что рад
  Их видеть. Мило улыбаясь,
  И быть любезным им стараясь,
  Провел их снова в кабинет.
  Там приглушил немного свет,
  На стулья он их усадил
  И с Анной доктор говорил:
  - Людей лечу я много лет,
  Открыл для многих белый свет.
  От смерти многих я спасал,
  Но случай ваш я не встречал.
  Я долго думал на ваш счет.
  В итоге, что придумал вот:
  Введу наркотик вам чуть-чуть -
  Вдруг вспомните вы что-нибудь,
  Когда я в сон вас погружу.
  А там что будет - погляжу.
  На это важное решенье
  Мне надо ваше разрешенье.
  Так вы согласны или нет?
  - Согласна я, - был дан ответ.
  И пред иконой доктор вновь.
  Затем наркотик вводит в кровь
  И заставляет Анну спать,
  Чтобы вопрос ей вновь задать:
  -Тебя что гложет? - произнес.
  Как бы не слышит та вопрос
   (Глаза открыты, ровно дышит.)
   Нет-нет, прекрасно она слышит!
  Вот грудь задвигалась быстрей...
  - Что видишь? - доктор крикнул ей.
  Но Анна часто задышала,
  Затем внезапно закричала.
  Сорвался голос молодой:
  - Та снова, в черном, предо мной!
  И как ужасна ее сила!
  За нею холод и могила!
  - Но кто она? Скажи скорей! -
  Врач воскричал, склонясь над ней.
  - Ее я раньше не видала, -
  Девица билась и кричала...
  - Ты успокойся, горя нет!
  Вот, нарисуй ее портрет!
  Тебе приказываю я!
  Рембрандтом ты представь себя.
  И сам спешит бумагу дать:
  Ему не терпится узнать,
  Что будет дальше. Над листом
  Ее он руку сжал с пером...
  И вот уж контур появился.
  Андрей опешил, подивился,
  И видит он перед собой
  Лицо крестьянки пожилой.
  
  Глава 19
  
  Все в мире тайно, непонятно.
  Лишь время просто. И обратно
  Оно не движется никак.
  В начале - свет, в конце нас - мрак!
  Стрелою мчится наше время.
  Уйдем и мы, и наше семя,
  Все затеряется в веках.
  И снова жизнь, и снова прах!
  И так быть может бесконечно.
  Лишь наш Господь и Слово вечно!
  Сказал вдруг громко доктор им:
  - Все мы пред Господом стоим!
  Простой я лекарь, вот в чем дело.
  Лечу не душу я, а тело.
  Вряд ли полезен буду вам.
  Вы обратитесь к Богу, в Храм.
  Ибо, клянуся небесами,
  Висит проклятие над вами.
  На этот счет сомнений нет, -
  И указал он на портрет:
  - Всему она, она причина.
  Отсюда боль, тоска, кручина,
  Отсюда ваша слепота.
  В аду пусть сгинет ведьма та! -
  И осенил себя крестом.
  Портрет им отдал он потом.
  Затем он с ними распрощался,
  Наедине с собой остался.
  А что же Аннушка, Андрей?
  Спешат к священнику скорей.
  И их священник принимает,
  Себя крестом он осеняет,
  Андрея слушая, молчит,
  Затем им слово говорит:
  - В мир наш вошел с Адамом грех.
  Грехом связал лукавый всех.
  И коль невольно грех случится,
  То надо каяться, молиться.
  От сердца искренне просить,
  Чтоб мог Господь тебя простить.
  Господь простит, он милосердный!
  Простит за веру, милосердье.
  А коль кого накажет Он,
  Тот будет в бездны сокрушен!
  Священник в руки взял портрет:
  - Тебе спасенья, ведьма, нет!
  В геенне огненной сгоришь,
  И пламя будет выше крыш! -
  И он опять перекрестился,
  Затем он к Анне обратился:
  - Господь на душу положил,
  И мне он истину открыл.
  Он на молитву дал ответ:
  Ты снова будешь видеть свет!
  Глаза твои должны открыться.
  На Пасху может то случится.
  Он снова их перекрестил,
  Обоих с миром отпустил,
  
  Глава 20
  
  И вот опять уж тройка мчится,
  И бубенцы вовсю звенят.
  В Пропойск скорей, что часто снится,
  Скорей бы к батюшке назад.
  Мечтала Анна, как и прежде,
  Увидеть свет грядущих дней.
  Душа ее горит в надежде,
  Хоть ночь лишь только перед ней.
  Ее Андрей сопровождает,
  Прислуга, что отец нанял.
  Ямщик кобылку погоняет.
  И вот уже Пропойский вал.
  И там верста иль, может, две,
  И дом Никиты на горе.
  Вот в двери стук - они открыты,
  И дочь в объятиях Никиты.
  Отец целует нежно дочь.
  А что ж Андрей? Уходит прочь?
  Нет-нет, он с ними оставался.
  Глядел на Анну, улыбался
  И о Москве все говорил,
  А вечерком к отцу отбыл.
  
  Вот лето быстро пролетело,
  Уж осень поздняя. Несмело
  Зима стучится по утрам.
  Трава седа и тут, и там.
  И кружат листики багряны,
  И холода уже туманны.
  И в лед закован ручеек,
  Но нет зимы, еще не срок.
  Но все ж она не за горами...
  Андрей и Анна вечерами
  Бродили по листве густой
  И целовалися порой.
  Но все ж, страдать нет боле мочи:
  До Пасхи дни считала, ночи.
  Не спит, а молится тайком,
  Прозреть лишь - просит об одном.
  
  И вот уж Пасха наступила,
  Она с Андреем в храм спешила.
  Молитву батюшка читал.
  Вдруг солнца луч в окно упал
  И на иконах заискрился,
  И мягкий свет кругом разлился...
  - Я вижу! - Аннушка вскричала.
  Она Андрея увидала!
  А рядом с ним отец стоял,
  Он славил Бога и рыдал...
  И все, кто в церкви с ними были,
  Дивились чуду и хвалили,
  Все Бога, славили, молясь.
  Никто не видел отродясь
  Все то, что в церкви совершилось...
  Священник, что сказал- все сбылось!
  Затем из храма шли домой.
  Но что там, в роще над рекой?
  Горит, как будто, чей-то дом...
  Жила Авдотья долго в нем.
  Рисунок вспомнил вдруг Андрей:
  - Так вот портрет, - подумал, - чей...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"