Резяпкин Михаил Александрович : другие произведения.

Моя Ойкумена. Глава 2. Поволжье

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   Часть вторая. Поволжье.
  
   Прописка
   Наконец-то мы получили комнату в военном городке! Нас было уже четверо: мама, папа, я и моя сестренка - ее назвали Валерией, но иначе как "Валерка" я ее никогда не звал. С ней, конечно, было веселее, но проблем мне от неё было больше, чем пользы. Вот можете сами посудить:
   Комната наша, хоть и маленькая - 8 метров, но мы все в ней худо-бедно умещаемся. Мама с Валеркой спят на диване, а мы с отцом - на полу. Утром диван складывается и появляется немножко пространства. Неудобно только уроки делать - стола нет, и для меня составляют рядом два кресла, кладут на них сверху лист фанеры, а я сажусь на пол. Под телевизором стоят банки с помидорами и огурцами. Валерка постоянно спрашивает, когда же мы их съедим. Мама как-то сказала ей, что на день рожденья, только не уточнила на чей, вот сестра меня и донимает постоянно. Раньше, когда она была совсем маленькая, мама ее не отпускала от себя, а сейчас, когда она чуть-чуть подросла, родители переложили все заботы на меня, конечно, опять не спросив моего мнения. Кроме уроков мне теперь еще нужно заниматься тем, чтобы накормить и выгулять ее, как собачку. Но с собачкой меньше проблем - она вопросов не задает и ест, что дают. А Валерка привередливая - больше всего она любит сосиски и макароны, к тому же еще постоянно хочет съесть что-нибудь такое, что нельзя, не положено. Вот вчера, например, пока не было родителей, она ко мне приставала, чтоб мы съели банку сгущенки. Я ей сразу сказал, что сгущенка - только для кофе. Она подумала и говорит: "Ну тогда давай попьем кофе!" - думает, что самая хитрая! Хотя может быть так и есть! Вечно мне с ней морока - то ее в садик отведи перед школой, то иди с ней погулять. А все знают, что такое погулять с сестрой и что такое погулять самому - это разные вещи. У всех друзей сразу находятся другие дела - кому же охота морочиться с малышней! Поэтому мне и приходится гулять два раза. И при этом сестра постоянно ябедничает - то расскажет, что я ее до садика не довожу, перевожу только через дорогу, даю пинка и бегу в школу. Вот неправда же! Во-первых, через дорогу все-таки перевожу - а это самое главное. Во-вторых, должна же она учиться самостоятельности! Не всю жизнь брат ее за руку будет водить! А в-третьих, да и пинка-то никакого не было! Просто не надо было злить меня своим упрямством. Я так, слегка шлепнул в воспитательных целях! Ну иногда бывает, конечно, что я ее из садика забываю забрать. Воспитатели уходят, а она там со сторожем играет. Она его сразу предупредила, что брат иногда про нее забывает, и сторож не обижается. Хорошо, если я про неё вспомню до того, как родители вернутся - тогда можно быстренько сбегать забрать. А если они придут и вспомнят первые - представляете? Тогда мне точно попадет. А из-за кого? В общем, мне от нее одни проблемы. И откуда столько хитрости и вредности в таком маленьком человеке?
   Вот недавно родители собрались в кино и опять заставили меня с ней гулять. Ну я и пошел. Катаю ее на тягах-перетягах (это у них, у малышни, так качели называются), в то время как мои друзья делом занимаются - в войнушку играют. Тут Валерка - бац - палец прищемила и давай плакать. Ну мне ее жалко, конечно, а тут папа с мамой выходят. Сестренка их увидела - и давай с новой силой рыдать! Я-то сразу все понял, но кто мне поверит? В результате - её взяли в кино, а меня отправили делать уроки. Спрашивается: где справедливость?
   А еще был такой случай - мы с ней поругались, сидим вместе в комнате, она смотрит на меня из дальнего угла злюка-злюкой. А потом улыбнулась, да как заорет! Тут в комнату врывается отец, и как даст мне подзатыльник со словами: "Не лезь к младшим! Я разбираться не буду!" А зря, надо было разобраться! Ну ничего! Потом родители ушли - я ей так всыпал! Так мы с ней и живем. Я дам ей как следует, она ждет момента и родителей на меня напускает. Но я не унываю - знаю, что правда победит! Сестра хитрая, а я упрямый!
   После нашего переезда меня перевели в другую школу, поближе к военному городку. Первые несколько дней все было как обычно - торжественная линейка, девочки в белых фартуках, мальчики в белых рубашках, одни и те же песни из громкоговорителя. Только я никак не могу прийти на уроки вовремя. Дорога из городка в школу идет через лес, а в лесу уже много желтых листьев. Я так увлекаюсь, загребая их ногами, что забываю про школу. Я сравниваю этот лес с нашей забайкальской тайгой, и мне становится грустно. Я очень люблю лес, но этот лес какой-то чужой для меня. Мыслями я уношусь далеко-далеко на границу, забываю обо всем и прихожу ко второму или третьему уроку, получая за это запись в дневник: "Опять опоздал на уроки. Поведение - неудовлетворительно!"
   Поначалу я как новенький держался отдельно, и друзей у меня не было. В нашем классе было несколько настоящих хулиганов, которые везде ходят вместе, плохо учатся и всех задирают. На перемене ко мне подошел самый мелкий и противный из них по кличке "Мел". На самом деле звали его так не потому, что он мелкий, или что жевал мел, когда стоял у доски - а потому, что фамилия его была Мельников. Мел оглядел меня с ног до головы и спросил:
   - Эй, новенький, ты где живешь?
   - Я не новенький, у меня имя есть, а живу я в военном городке!
   - А мы с Попова, понял?
   - Не понял...
   - Мы с улицы Попова, а если не понял - после уроков объясним.
   За ним стояли и ухмылялись другие пацаны.
   Объяснение было простое - окружили четверо, быстро настучали по голове и по спине и разбежались. Я не привык к такому обращению и даже ничего не успел понять. В тот день по дороге домой осенний лес казался мне особенно чужим...
   На следующий день на уроке они делали мне какие-то знаки, а на перемене опять подошли и ударили.
   - Ну ты понял все?
   - Ничего я не понял!
   - На тогда тебе еще! Теперь понял?
   - Конечно, не понял!
   - Ах ты, гад! Тогда на тебе, чтоб понял!
   - А я все равно не понял! - единственное, что я мог тогда сделать, утирая разбитую губу, это злить их своим упрямством.
   - Ну ладно, хватит с него, а то следы останутся, нам тогда попадет...
   Обидно, что весь класс, включая девчонок, знает, что меня бьют. Все молчат, а мне стыдно - но что я могу поделать один? Жалко, что я не умею, как десантник в кино "В зоне особого внимания", всех раскидать в разные стороны руками и ногами. Вот было бы здорово, если бы кто-нибудь смог меня этому научить! Я бы тогда отомстил им всем! Заставил бы просить прощения!
   Дома я спросил, где можно научиться драться. Отец сказал:
   - Рукопашному бою обучают в армии и в милиции, а что?
   - Я бы очень хотел научиться.
   - В наше время в войне рукопашный бой ничего не решает. Это уже - вчерашний день. Сейчас все решает техника. Не забывай, что бог войны - артиллерия! - отец был артиллеристом, потому и рассуждал так. А я продолжал настаивать:
   - А у вас в училище обучают?
   - Разумеется, это входит в обязательную программу, так же, как и строевая подготовка.
   - А зачем тогда кого-то обучают, если все решает техника?
   - Ну, во-первых, это закаляет характер: какой же ты воин, если не умеешь стрелять из автомата и работать штыком и прикладом? А во-вторых, рукопашному обучают разведчиков - им нужно уметь тихо без выстрела брать "языка" и снимать часовых.
   - А можно мне сейчас позаниматься вместе с курсантами?
   - Это невозможно.
   - Почему?
   - Рукопашный бой - это тоже оружие, и его нельзя давать всем, кому попало.
   - А я что, кто попало? Я же сын офицера!
   - Да, но ты еще не принял присягу на верность Родине! Помнишь рассказ Гайдара "Война и дети"? - отец всегда любил цитировать и делал это по каждому поводу.
   - Помню, а что?
   - Когда даешь в руки кому-то оружие, то всегда должен быть уверен в том, что пуля полетит в ту сторону, в которую нужно...
   Отец был типичным советским офицером. Он никогда не говорил "без шапки" - говорил "без головного убора", никогда не говорил "солдаты" - говорил "личный состав". Но уставные фразы не уродовали и не засоряли его речь - они звучали гармонично и естественно, так как сама личность отца была отражением армейской службы, и армия была его самой главной, а, возможно, и единственной любовью. Он служил беззаветно, отдавая всего себя великой идее. У этой медали была и обратная сторона, от которой прежде всего страдали близкие люди. Помогать своим родственникам, используя свое служебное положение, он считал делом недостойным, но помочь кому-то чужому - в этом он не видел ничего предосудительного. Поэтому он постоянно помогал каким-то малознакомым людям в разных вопросах: устроить сына в училище, получить разрешение на ружье, сдать экзамены. Если бы так поступали все вокруг, то мы бы, наверное, быстро построили коммунизм - волшебное общество, в котором все друг другу помогают, и где, как нас учили в школе, "от каждого - по способностям, каждому - по потребностям". Но в реальности дело обстояло иначе. Окружающее большинство было другим, и поэтому такие правила игры были против нас. Иногда возникали вопросы: а кто поможет нам? Как же мы тогда построим коммунизм, если вокруг столько несознательных? Но эти вопросы так и оставались без ответа. Домашняя семейная жизнь для отца была обузой, и я к нему никогда не обращался ни с какими земными вопросами - знал, что все равно никакого толку не будет. Он воспитывал нас по своему строгому образцу, и любое отклонение от нормы считалось предательством.
  
   Пионер - всем ребятам пример
   Весной нас стали готовить к вступлению в пионеры. Вначале долго рассказывали истории о пионерах-героях, а потом заставляли пересказывать их наизусть. Конечно, я завидовал их судьбе. Марат Казей погиб, взорвав себя гранатой, чтоб не сдаться врагам. Это так здорово! Неужели мне так никогда не повезет, и я умру, не прославившись тем, что отдал жизнь за Родину?
   После этого нам дали выучить несколько вопросов и ответов:
   - Что такое пионерский галстук?
   - Это частичка нашего знамени!
   - Почему он красный?
   - Он пропитан кровью борцов за свободу!
   - Сколько стоит галстук?
   - Он бесценен
   Последний вопрос был явно провокационным - все знали, что галстуки продаются в канцелярском магазине по 15 копеек, но если ты говорил так, то значит еще не был готов к вступлению в пионеры.
   Меня принимали в пионеры в составе самой первой группы, и я очень этим гордился. Мы стояли в шеренгу в актовом зале школы и произносили хором заученные наизусть слова торжественной клятвы, очень похожей на военную присягу: "...Торжественно клянусь: горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин...".
   Возвращался домой я окрыленным - меня аж подбрасывало. Шел и думал: "За что же мне такое счастье, недоступное многим???" Кончики отглаженного красного галстука играли на ветру и приятно хлестали по лицу так, что я даже жмурился от удовольствия. Солнце светило в спину, я остановился и посмотрел на свою тень - бросилось в глаза, что форма моей бритой головы точь-в-точь совпадает с формой лысой головы моего деда. Мне стало приятно от ощущения причастности к чему-то большому, могучему и великому: пионерский галстук и форма дедовского черепа тоже были деталями одного и того же, и я продолжал размышлять: "Почему мне так повезло? Я родился в самой великой стране, где живут самые лучшие люди на свете! Наши ученые - самые умные, наша армия - самая сильная, наш народ - самый счастливый!"
   Мела и его кореша Санька в пионеры пока что не принимали из-за плохой успеваемости и неудовлетворительного поведения. В этот период они вообще боялись ко мне подходить - подспудно понимали, что отколотить пионера - это уже вопрос политический. С этого момента я начал ощущать, какую моральную защиту дает "Система" своим птенчикам.
   Через некоторое время ко мне подошел Санек - он был самым сильным из моих обидчиков - и спросил, не хочу ли я дружить с ними:
   - Эй, знаешь че? Давай вместе ходить!
   Вначале внутри меня все заиграло от радости: теперь они меня не будут трогать! А потом я подумал: "И что же, я, пионер, буду вместе с ними бить других пацанов? А как же мой план - вырасти, стать десантником и отомстить им всем?.. Когда я вырасту, не будет ли мне стыдно, что моими друзьями были Мел и все эти???" Я посмотрел на Санька, набрался смелости и ответил:
   - Ни за что на свете!
   - Как хочешь! Хуже будет! - буркнул он, не ожидая от меня отказа. Но хуже не было - от меня отстали, ведь я уже перестал быть "новеньким".
   Я часто стал задумываться о лицемерии окружающей действительности. В школе нам говорили, что нужно быть добрым, мягким, хорошо учиться, всех слушаться, ни с кем не драться и не ссориться. А что делать, если тебя обижают? На это официального ответа не было. Поэтому старшие втихаря подучали малышей - надо же было научить их выживать:
   - Что делать если бьют?
   - Всегда давай сдачи! А еще лучше - бей первым, если прав.
   - Так нам же говорят, что нельзя драться!
   - А ты хочешь, чтоб тебя били?
   - Нет!
   - Тогда сам бей!
   - А по-другому нельзя?
   - Пока никто не придумал. Или ты, или - тебя...
  
   Война без атомных бомб
   Сидя на уроке, я опять разглядывал свой пионерский галстук и продолжал мечтать о подвигах. Ведь я уже - пионер, и если погибну, совершив подвиг, то могу тоже стать пионером-героем! Только обязательно нужно, чтоб все узнали о моем подвиге - а то обидно просто так умирать. В мирное время вряд ли можно придумать подвиг, поэтому жалко, что сейчас нет никакой войны. А вот если бы была война, то и голову ломать не надо - нужно просто подорвать вражеский танк или дот... Только вначале нужно убедиться, что все это видят, и что потом останется кто-нибудь в живых, чтоб рассказать:
   - Вот это был человек! В жизни такой скромный, с ним мало кто дружил. Но как возникла опасность - первым бросился в атаку. Жалко, что погиб, но мы за него отомстим и вечно будем помнить! - кто-то один это говорит, а все сидят грустные, девочки даже плачут и приговаривают:
   - Да, жалко, что мы его не замечали. А ведь он был лучше всех!
   А если повезет, то присвоят звание героя Советского Союза посмертно. Вот родители тогда будут гордиться! Мама, наверное, вначале поплачет, но потом скажут, что достойного сына вырастила. Даже Мел с Саньком признаются:
   - А зря мы с ним так сначала. Наш парень. Как нам повезло, что мы с ним были знакомы!
   Для всего этого ну очень нужна война! А где же ее взять? Мы, граждане Советского Союза, боремся за мир во всем мире и не хотим войны! Ну все-таки возможность есть: может быть на нас кто-то нападет? Напасть могут только американцы, так как все остальные нас боятся. Но если они нападут, то сразу начнут сбрасывать атомные бомбы, а тогда никакого подвига совершить не успеешь. Вот бы такую войну, на которой не будет атомных бомб!
   Очнулся я от того, что учитель хлопнул меня по плечу длинной деревянной линейкой. Все в классе смотрят на меня и смеются, и до меня вдруг доходит смысл его фразы:
   - К доске!!!
   Я подскакиваю и пишу мелом под диктовку фразу из газеты: "Китай выводит свои войска из Вьетнама". Вот кому-то повезло! Там идет война и совершаются подвиги. Но это "там" - за пределами моего мира ...
   Потом через несколько лет в школьной раздевалке я случайно услышу, что кто-то из старших братьев наших школьников вернулся с войны из Афганистана. Вот это новость! Где это? Я стремглав тогда побежал в кабинет географии к карте. Я знал примерно расположение этой страны, но никогда до этого она не привлекала моего внимания. Ничего себе! Это ж рядом с Индией! Неужели там воюют наши солдаты? В голове это не укладывалось. Дома я спросил:
   - А правда, что где-то идет война?
   - Кто тебе сказал такую ерунду?
   - Мальчишки в школе!
   - Пусть не выдумывают всякие глупости!
   ...Димка-Рыжий (он жил в нашем подъезде и учился на год старше) сидел с гитарой на батарее отопления, фальшиво бренчал и визгливым голосом орал во все горло незнакомую мне песню про ЗИЛы, которые тянут груз по горным дорогам. Вообще, Рыжий всегда был выпендрёжником и любил покрасоваться. Я никогда не слушал его блатных песен, но эта песня о необычной войне привлекла мое внимание. Все остальные военные песни, которые я знал, были о прошлой войне, и там груз возили не ЗИЛы, а полуторки. А эта песня явно была о войне сегодняшней, ведь ЗИЛ - современный грузовик. Я задумался - откуда эти песни? И как это так - песни о войне есть, а самой войны нет? После этого я начал обращать внимание на все, что говорилось об этом вокруг. И вот, узнал еще одну деталь: старшие мальчишки рассказывали о том, что убитые солдаты с той войны приходят в цинковых гробах. Ну не могли же все это выдумать?
   Ну а потом появились неопровержимые доказательства, и я вообще перестал спрашивать взрослых - знал, что от них правды не услышишь, и ее надо искать самому. Из армии вернулся Костик - старший брат нашего одноклассника Вовчика. Когда я увидел его в дембельской форме - все сомнения улетучились - он пришел с войны, как приходили 40 лет назад наши деды. Загорелое лицо, на груди рядом с десантными аксельбантами - Орден Красной Звезды. Мой дед получил такой орден в 1940-м за войну с белофиннами. Ну не дают такой орден за уборку картофеля, строительство школ и поднятие целины! Но это было не главным. Когда через неделю Костик протрезвел, то начал рассказывать про душманов. Кроме того, вопреки всем запретам, он провез зашитую в швы одежды магнитную пленку с солдатскими песнями. Мы впервые все вместе слушали группу "Каскад", которая ярко и откровенно пела о том, как "на Афганской выжженной земле спят тревожно русские солдаты". Мы переписали эти песни и регулярно собирались слушать их как откровение, как запрещенное зарубежное радио:
   Опять тревога, опять мы ночью вступаем в бой.
   Когда же дембель, я мать увижу и дом родной?
   Когда забуду, как полыхают в огне дома?
   Здесь в нас стреляют, здесь, как и прежде идет война...
   Теперь хотелось побыстрее вырасти - уж этой войны должно и на меня хватить!
  
   Полевая сумка
   В школу вместо портфеля я носил кожаную офицерскую полевую сумку, выставляя ее напоказ при каждом удобном случае - ведь это не какой-нибудь школьный ранец! Сумка была полностью укомплектована: компас Андрианова, курвиметр, офицерская линейка, карандаши. Точно такие же сумки были практически у всех детей офицеров - по ним мы сразу отличали "своих". На моей с внутренней стороны клапана было написано "ЗабВО" - Забайкальский Военный Округ. Офицеры в Сибири, я помню, шутя расшифровывали "Забудь Вернуться Обратно". Один раз я крепко получил за эту сумку. Во дворе школы меня поджидали незнакомые ребята постарше. Они окружили меня и заявили:
   - Сумку подари!
   - Не подарю!
   - А че такой жадный? Книжки назад отдадим!
   - Мне отец ее подарил, а дареное не дарят!
   - Умный что ли? Отец еще с работы сопрет!
   - Отец у меня ничего не прет - ему выдают, что положено...
   Но договорить я не успел - ударили откуда-то сбоку, зрение на мгновение потухло. Опомнился я уже на земле - лежал на боку, вцепившись в сумку. Ее тянули за ремень, но я не отпускал. Вдруг издалека послышалось:
   - Эй! Вы че около нашей школы делаете? А ну дуйте отсюда!
   Я увидел приближающихся наших старшеклассников. На говорившем висела точно такая же полевая сумка. Повторять дважды не пришлось - при этих словах все сразу разбежались.
   - За что тебя?
   - За полевую сумку - отобрать хотели.
   - Не отдал?
   - Как видишь! Только компас разбили гады!
   - Молодец! Ты из военного городка что ли?
   - Да, а ты?
   - Я раньше там жил, сейчас нам квартиру в городе дали. Меня Денис зовут, я из 7-го "А". В случае чего обращайся!
   Я в глубине души порадовался - "случаев чего" было много, а старшего брата у меня не было и "обращаться" к отцу я не мог - в таких ситуациях это не принято, считается "стукачеством". Жалко, что вскоре семья Дениса уехала - их отправили служить куда-то на ракетную точку на космодроме Байконур. Я встретил его случайно только через много лет при совершенно других обстоятельствах...
  
   Приезд деда
   Ура! К нам опять приехал наш любимый дед. Уже в дверях, не успев пройти в дом, он начал вынимать из саквояжа подарки. Мне так нравился его саквояж! Открывает две пряжки по бокам - щелк! И достает всякие чудеса. Дед любил книги и любил их дарить. Вот - томик Джека Лондона отцу, вот - маме собрание сочинений Проспера Мериме, вот раскраска для Валерки... Когда он одарил уже всех, я увидел у него одну книгу и прочитал название: "Книга будущих командиров".
   - А это для кого?
   - Это для твоего старшего двоюродного брата
   - А можно полистать?
   - Конечно! - дед посматривал на меня с любопытством.
   Я открыл и затрясся от восторга. Там были истории с картинками обо всех великих полководцах - не только о тех, кого я уже знал (Александр Невский, Дмитрий Донской, Суворов, Кутузов, Жуков), но и о других - об Эпаминонде, Фемистокле, Александре Македонском. Я не смог сдержаться и, смотря деду в глаза, очень четко произнес:
   - Я бы хотел, чтобы эту книгу ты подарил мне. Я могу отдать взамен другие книги, которые ты мне подарил до этого.
   Он посмотрел на меня очень внимательно, улыбнулся и ответил:
   - Не нужно отдавать ничего взамен. Если эта книга тебе так нужна, то она будет твоею, а брату я найду что-то другое.
   И потом он вдруг подумал и, переменив тему, спросил:
   - У тебя есть друзья?
   - Есть Денис из седьмого класса, он меня выручил один раз, когда мне драться пришлось.
   - Этого мало! Нужны друзья-ровесники! У тебя есть друзья среди одноклассников?
   - Наверное, пока нет, - задумчиво произнес я.
   - Ну что ж, нужно будет сходить в твою школу!
   - Зачем же?
   - Ну так, на разведку, - и дед игриво подмигнул, - с учителями познакомиться, на ребят посмотреть!
   Дед был всегда бодр духом и радовался всему происходящему - не пропускал на улице ни одного мальчишку и ни одну собаку. С пацанами он здоровался и заводил беседу, кобелям просто свистел и улюлюкал. Деду на войне оторвало осколком мизинец правой руки, и он пользовался этим, чтобы сыграть такой трюк с незнакомыми мальчиками: подходил, здоровался, протягивал руку для рукопожатия, а потом с криком выдергивал ее, тряс, смотрел на отсутствующий палец, хмурил брови и строго спрашивал своего нового знакомого:
   - Ну зачем же ты, Игорек, палец старику оторвал, а?
   Но как только он видел изумленное лицо мальчишки, этого ему было достаточно: он начинал громко хохотать, рылся в кармане и давал ошарашенному пацану конфету.
   Увидев мохнатого пса, справляющего малую нужду на улице, дед оживился и спросил меня:
   - Кстати, знаешь, почему все кобели задирают вот так ногу?
   - Нет, откуда ж мне знать?
   - А я тебе разве не рассказывал?
   - Нет!
   - Ну, было это давным-давно, когда жил-был на свете первый кобель - праотец всех сегодняшних...
   Зная деда, я уже приготовился к подвоху и не ошибся:
   - Ну так вот, тот кобель-предок подбежал к забору и так увлекся, что подмыл его. Забор упал на него и чуть насмерть не придавил! С тех пор все кобели поддерживают заборы и столбы ногой!
   Ну это было рассчитано совсем уж на маленьких и доверчивых! А я уже понимал, что это розыгрыш, и вместо того, чтоб смеяться, обиделся. Деда это не смутило, и он начал сам хохотать над своей шуткой. Он жил в своем веселом жизнерадостном мире. Как это ему удавалось? Он сам себя постоянно веселил, не пропуская ни одного повода. А поводы для радости он видел там, где другие их не видели, вот и весь секрет! Это, наверное, было главной душевной особенностью моего деда, которая притягивала к нему людей. И люди, смотря на него, начинали понимать, что только таким удивительным людям под силу было пережить то, о чем написано столько книг и снято столько фильмов. Не только пережить, но и победить. Победить войну, голод, холод, разлуку с любимыми, победить себя...
   В школе дед переговорил с нашими учителями и получил приглашение выступить перед учениками нашего класса в честь Дня Победы. В назначенный день он пришел при параде - на груди красовались 2 Ордена Боевого Красного Знамени, Орден Александра Невского, Орден Красной Звезды и медали За Киев, За Кавказ, За Варшаву и За Берлин.
   Он поздоровался со всеми, снял фуражку, вытер сверкающую лысину носовым платком, предупредил, что плохо слышит и начал... Все сидели и слушали, открыв рот. Рассказ деда был простым и впечатляющим. Мы уже понимали многое, и он в подробностях поведал нам о том, как в 41-м с потерями приходилось отступать по Украине и каждый день хоронить друзей, как потом, собравшись с силами, в 42-м "мы дали им прикурить под Сталинградом", а в 43-м "наложили им танковый массаж на Курской дуге, да так, что погнали их на Запад, через Польшу в Германию" ... Как в 44-м году при освобождении концлагеря "Майданек" в Польше на руках выносили замученных людей, которые весили по 20 кг, и как некоторые из них тут же погибли лишь от того, что командиры не доглядели и солдаты без спросу накормили узников - а этого делать нельзя после долгого голодания. И, наконец, дед подошел к самой мажорной части - как наши танки и самоходки ворвались в Берлин, "в логово зверя". Мне нравились яркие смачные слова вперемежку с немецкими названиями: "Наш самоходный полк прошел по Франкфурт-аллее, остановился перед берегом Шпрее и 100-миллимитровые орудия начали лупить через реку прямой наводкой по Рейхсканцелярии". Это ли не поэзия?
   В своих мечтах я сидел не за партой, а на броне СУ-100 с автоматом ППШ. Оглянувшись назад, я увидел лица своих одноклассников. Они были сосредоточены и внимательно слушали деда. В этот момент я даже почувствовал, что у нас у всех есть нечто общее, общее даже с Мелом и Саньком.
  
   Этот День Победы
   9 мая мы с дедом пошли на Парад Победы - это был самый главный праздник в нашей семье. Все поздравляли не только ветеранов, но и друг друга - и взрослых, и детей. А ветераны уже за неделю до праздника нацепили орденские колодки или ордена и ходили гордо по городу, стараясь распознать своих однополчан среди прочих ветеранов. И если вдруг такое случалось, то разговоров было на весь день:
   - Так ты тоже на Воронежском фронте в сорок втором воевал? Ну, брат ты мой! Вот это встреча! А где войну закончил? Дай-ка на медали посмотрю! А, в Будапеште!
   - Да, у Балатона было дело. А ты, я посмотрю, до Берлина дошел?
   - До самого Рейхстага! Там мы эту крысу и добили!..
   Я улучил момент и спросил деда:
   - Дед, а правда, что ты поднимал солдат в атаку со словами: "За Родину! За Сталина!"?
   - Правда!
   - Значит, ты за Сталина воевал?
   При этих словах дед задумался и, грустно посмотрев на меня, объяснил:
   - Мы воевали за другое, внучок!
   - А за что же тогда?
   - Мы воевали за то, чтобы наши дети и внуки жили в мире, и чтобы им не пришлось пережить того, что пришлось пережить нам! Мы били фашистов, так как это были враги, которые пришли на нашу землю грабить и убивать. Просто тогда Сталин был наш вождь, и мы верили в него, а наши враги его боялись...
   Мы пришли на парад специально, чтоб посмотреть, как марширует отец. Рано утром он надел парадную форму цвета морской волны, подпоясался ярко-желтым ремнем. Форма сидела на нем очень ладно, и я мечтал, что скоро буду таким же красавцем, даже лучше - ведь на мне будет десантная форма с аксельбантами!
   Отец преподавал в военном училище иностранным курсантам - их было очень много, и всех цветов. Я имею в виду и цвет их кожи и цвета униформы - яркие, громкие, как у волнистых попугайчиков. Глаз нельзя было оторвать - они и маршировали все по-своему: кто-то с прямыми руками, кто-то с согнутыми коленками. Вот маленькие тихие вьетнамцы, вот - индусы-сикхи с высокими тюрбанами, вот разноцветные веселые кубинцы, вот ангольцы с лицами такого же цвета, как и их сапоги. Это про них, наверное, впервые сказали, что "сапоги - лицо солдата". Это - немцы из ГДР, которые не фашисты, а наши, это - болгары-братушки, это - чехословаки (мое любимое слово в этом списке, я иногда называл их "словакочехи", мне говорили, что это неправильно, но не могли объяснить почему). Все интересно, но мы ждем самого главного: сейчас пойдут наши отцы!
   И вот, наконец-то, на центральную площадь города выходит строевым шагом прямоугольник цвета морской волны. Весь город кричит "Ура", заглушая военный оркестр, потому что никакие иностранцы так маршировать не умеют. У всех мурашки по спине и слезы в глазах, люди выбегают прямо перед строем и дарят цветы первым шеренгам. Кому повезло - тот вручил букет своему отцу.
   На площади начинается грандиозное представление - курсанты выкатывают гаубицы и разворачивают их в боевое положение. Из-за орудий показываются БТРы, из них выпрыгивает пехота и бежит в атаку. Навстречу - "враги". Начинается учебный бой - холостые автоматные очереди разрывают ушные перепонки. Непривычные к этому гражданские визжат и отдают назад, но мы, пацаны, как по команде вылетаем на площадь собирать гильзы. И вот пехота сшибается с дикими воплями в рукопашной схватке. В дело идут штыки, приклады, лопатки, кулаки. Броски, удары, лязг металла, крики - несколько секунд, и враг уничтожен. Мы знали всех курсантов-рукопашников по именам и хотели быть похожими на них.
   Иностранцы тоже показывают, что они что-то могут. Вот вышел чернокожий каратист Луис из Мозамбика. У нас в стране карате запрещено, а нашим африканцам повезло - им можно. Луис демонстрирует защиту от нападения шестерых противников. Он очень красиво выглядит - абсолютно черно-белый: лицо одного цвета с поясом, кимоно одного цвета с зубами и глазами. Только розовые пятки мелькают, выбиваясь из общего фона. Луис ловко раскидывает всех руками и ногами, а в толпе стоят два наших лейтенанта в парадной форме - они только что маршировали, и ведут вполголоса такой диалог:
   - Ногами-то красиво машет, но на прошлой неделе махнуть не успел, как от Сидорова в глаз получил!
   - Это за что же?
   - Да за Светку! Подходил к ней в "Ландыше" и плел что-то на ухо!
   - А кто ж ей не плел, этой Светке-то?
   - Ну, видать, не всем можно! Ему повезло - физиономия черная, фингала-то и не видно!
   - Это что же выходит, их каратисты против наших боксеров - никак?
   - Выходит так!
   В воздухе повис приятный пороховой запах, и победители вместе с побежденными, весело болтая, в обнимку идут к полевой кухне, которую уже выкатили на площадь. Солдатской кашей угощают всех желающих: папы, мамы и дети в праздничных нарядах стоят в очереди за своей порцией. А в это время из громкоговорителя поет Иосиф Кобзон:
   Это - праздник со слезами на глазах,
   День Победы, день Победы, день Победы,
   Припев - как три удара колокола...
   Ветераны стоят и улыбаются - они могут спать спокойно, ведь свой долг они выполнили - спасли мир от фашизма и вырастили таких сыновей, которым можно спокойно передать дело защиты нашей родины. Пусть весь мир знает, что теперь на нас никто не посмеет напасть - у нас самая сильная армия и самые верные союзники во всех частях света.
  
   Летние каникулы
   На все лето нас с сестренкой отправляли к деду с бабушкой, у которых я как-то прожил целый год, когда сестренка была еще маленькая. Наши каникулы проходили весело в компании наших двоюродных брата и сестры: Олежика и Леночки. Мы играли вместе с ними целыми днями, а по ночам нам всем стелили на полу, и мы рассказывали друг другу страшные истории, ну вы их, наверное, знаете: "В одной черной-черной стране, в черном-черном городе..." Надо было просто в нужном месте неожиданно крикнуть, чтобы сестры завизжали от ужаса и разбудили деда с бабкой - в этом и была задумка.
   Когда наши сестренки отказывались доедать кашу, дед доставал из тумбочки свои фронтовые медали и объявлял, что тот, кто доест первым - получит медаль. Медалей хватало на нас всех, поэтому наши тарелки быстро опустошались, и вскоре вся кухня радостно сияла от наших улыбок, нацепленных медалей и чистых тарелок.
   В каждом доме было несколько зачарованных помещений, куда всегда тянуло, но без взрослых нельзя было заходить: чулан, чердак и подпол. Там можно было найти все, что угодно: старинные инструменты, книжки, лыжные ботинки, посуду. У деда в подполе стояла бутылочка наливки, поэтому бабка запрещала туда ему залазить. Как-то он решился туда слазить при нас, вылез сияющим и предупредил:
   - Так, бабке только не говорите, что я лазил в подпол, понятно?
   - Понятно!
   Но наши младшие сестры были настолько глупенькими, что когда вернулась наша бабушка и спросила, как у нас дела и чем мы занимались, они хором ответили:
   - У нас все хорошо, мы весь день играем, а дед в подпол не лазил!
   В ответ бабушка так сверкнула глазами, что дед быстро вышел во двор от греха подальше, как он обычно говаривал.
   Иногда на праздники съезжались все родственники, и на полу укладывалось в ряд человек двадцать. В такие моменты нам разрешалось болтать и смеяться вместе со всеми сколько душе угодно, никто не одергивал: "Так, все, хватит! Детям - спать!" Было очень приятно осознавать, что мы все - большая семья, и что так будет всегда. Жалко, что мы тогда ошибались...
   Никаких других игр, кроме игры в войну, я не признавал, а мой брат любил играть в машинки. Может быть потому, что его отец, дядя Слава, был начальником на автозаводе, и у них у самих была своя машина. А может быть и потому, что не понимал главного: единственная достойная уважения мужская профессия - это Родину защищать, как говорили в любимом кино. Все остальные профессии я в то время просто презирал.
   Во время игры я не соглашался ни на какую другую роль, кроме командира, и имел для этого веские основания. Во-первых, у меня были настоящие полевая сумка, кобура от пистолета, портупея и пилотка; во-вторых, я был чуточку старше всех; а в-третьих и в главных - я семь лет прожил на настоящей государственной границе, и мои отец с дедом были командирами. Итак, брат был моим солдатом, а сестры - на то они и сестры - медсестрами. Народу было маловато, да и врагов не было, поэтому эта игра быстро надоедала, и все хотели ее прекратить. Тогда я сильно злился на всех, иногда даже по законам военного времени расстреливал как дезертиров. "Расстрелянные" после этого попадали в лучший мир и радостно убегали играть в "вышибалы" или "двенадцать палочек".
   Сестер я отпускал сразу, а Олежику приходилось помучиться. Если он падал и корчился ненатурально, я заставлял его повторять по-новому:
   - Кто же так умирает? Давай как взаправду!
   - Ну я же упал как на самом деле!
   - А почему ногами не дрыгал? Что, не видел в кино, как надо? Вставай, еще раз попробуем!
   - Ну ладно!
   - Бах! Ну вот, теперь похоже! Можешь идти!
   В разгар одной из таких игр на крыльцо вышел дед и, увидев меня, обвешанного с ног до головы воинской амуницией, засмеялся и сказал:
   - Ну ты - прямо вылитый Кирилл!
   - Какой Кирилл? - обиделся я, - это поп что ли с нашей улицы, к которому бабушка на похороны ходила?
   - Да не поп, - засмеялся дед, - командир у меня был во время войны, грек Кирилл. Вечно обвешается с ног до головы оружием как новогодняя елка и ходит бренчит!
   Дед развернулся и ушел, а мне стало почему-то немножко стыдно. Я осмотрел себя сверху донизу, снял полевую сумку, фляжку, саперную лопатку, пилотку и потихоньку отнес их домой. Оставив на себе только ремень и кобуру, я побежал на улицу, чтобы присоединиться к компании.
  
   Ружья, море, магнитофон
   Наши двоюродные брат с сестрой считались по тому времени зажиточными, и все шутили, что скоро их будут раскулачивать. Кроме машины, у них был магнитофон, и еще они каждый год ездили отдыхать куда-то на юг. Их родители - дядя Слава с тетей Зиной - всегда любили покрасоваться перед моими, и все время при всех говорили: "Что толку, что ваши дети сидят книжки читают? Грамотность не принесет богатства. Нужно уметь правильно устроиться! Не надоело вам всю жизнь по тайге мотаться? Еще неизвестно, куда пошлют. Кому это нужно?"
   Моя мама им завидовала, а вот отца это никак не трогало. Я спросил у мамы, почему мы никогда не ездим на юг - офицерам меньше платят? Видимо, я наступил на больную мозоль, и она ответила: "Офицерам платят хорошо. Просто твой отец очень водку любит. И дружков своих". Мне почему-то стало обидно, и я вспомнил, что ведь действительно отец иногда куда-то уходит с друзьями, а потом возвращается пьяным. Я не понимал, почему это плохо и как это связано с морем, но больше ничего не стал спрашивать у матери - наверное, потому что мне было очень неприятно чувствовать ее раздражение, я почему-то в такие моменты чувствовал себя виноватым.
   Дядя Слава периодически начинал хвастаться перед отцом своими ружьями (они оба были заядлыми охотниками). Ружей у него было несколько. Когда мы остались одни, я спросил отца:
   - Почему у дяди Славы столько красивых дорогих ружей, а у тебя - всего одно?
   - А сколько ружей берет охотник на охоту?
   - ??? Как сколько? Одно...
   - Ну в том то и дело! Зачем человеку 5 ружей, если на охоту он ходит с одним? Главное - уметь стрелять! Стреляет ружье, а попадает в цель стрелок! Ружье должно быть одно, но любимое. Так же, как одна мать, одна жена и одна Родина. Все понял?
   Слова отца открыли мне глаза на простую вещь, и до меня дошло, что красивые ружья, машина и магнитофон - все это действительно не имеет значения. Только вот на море очень хотелось побывать...
  
   Зараза всего мира
   И еще мне хотелось побольше узнать о тех странах, из которых приезжают разноцветные курсанты нашего военного училища, поэтому после моих многочисленных вопросов отец принес и повесил на стену политическую карту мира. Наша Родина была обозначена на ней красным цветом. Отец сказал, что я должен выучить названия всех стран и их столиц, а в качестве иллюстраций стал приносить мне монеты, которые он получал как сувениры от своих курсантов-иностранцев. Постепенно у меня собралась внушительная коллекция. Монеты были все такие интересные: на гербах - разные животные, которых я даже в зоопарке не видел, а на некоторых - даже наш автомат Калашникова - АК-47. Проще всего мне давались столицы Латинской Америки - я их выучил быстро, но вот с Африкой было сложнее: "Виндхук, Нджамена" было даже трудно выговорить, не то что запомнить...
   Иногда отец устраивал мне экзамен - ставил спиной к стене и "гонял" по карте. Особенно это ему нравилось, если он бывал нетрезвым. В такие минуты я размышлял о словах матери "про водку и про дружков".
   Наконец я решился спросить деда - почему мы не можем ездить на юг. Он нахмурился и спросил, с чего это я взял. Я пытался выкрутиться, чтоб выгородить маму и перевел вопрос в более общую плоскость:
   - Деда, если мы живем при социализме и у всех всего должно быть одинаково, то почему же тогда у некоторых есть много, а у других - почти ничего.
   - Что ты имеешь в виду?
   - У некоторых есть машины, магнитофоны, они ездят на Черное море купаться. А у нас нет даже квартиры.
   - Квартира у вас будет - ты знаешь, что военные переезжают с места на место. А что касается всего остального... хоть мы живем при социализме, но люди все равно разные. Есть люди жадные, которые живут ради вещей и ради денег, они стараются накопить как можно больше. А есть люди, которые живут ради знания. Вот ты ради чего живешь?
   Я вспомнил про свою коллекцию монет и задумался - для чего я их собираю? Вначале я хотел выучить названия стран и их столицы - значит, ради знания. Но теперь я выучил все страны, а страсть к монетам осталась - у меня их становилось все больше и больше. Для чего я их коплю - для знаний или для денег? Я рассказал деду про монеты. Он грозно ответил:
   - Деньги - зараза! А ты коллекционируешь заразу со всего мира!
   - А что же мне делать?
   - Как что? Выкинуть! В этом твоем собирательстве нет ничего хорошего!
   Я промолчал - это был первый раз, когда я в глубине души не захотел слушаться деда, а пошел и припрятал свои монеты на всякий случай подальше.
  
   Баня, газировка и мороженое
   Поход с дедом в баню - всегда настоящий праздник для нас. Всю неделю мы собираем "трюльники" - трехкопеечные монеты. Ведь в бане стоит автомат газированной воды, и там за три копейки можно налить стакан газировки с сиропом: мы с братом ходим в баню только из-за этого.
   В общем, деду нужна баня, а нам нужна газировка. Это компромисс стариков и детей: Мы соглашаемся с ним идти париться за газировку, он соглашается угощать нас газировкой, если мы идем с ним в баню. А баня для деда очень важна - туда он ходит не просто помыться, а как в клуб встретиться со своими друзьями и однополчанами. Для нас же все его друзья - на одно лицо, мне они напоминают состарившихся сказочных богатырей, покалеченных войной - кто безрукий, кто безногий. Только вместо щита с мечом у каждого - цинковый тазик в руке и дубовый веник подмышкой. А мы, внуки, только и ждем - не дождемся, когда нас подпустят к газировке.
   Но в парилке интересно. Действия "бывалых" завораживают - те снуют в дыму и совершают какие-то магические действия - ну прямо настоящие колдуны! То нальют на камни шипящую воду, то начнут как очумелые хлестаться вениками, то простынями в воздухе размахивают, обдавая всех таким жаром, что даже здоровые мужики кряхтят, хватаются за уши и нагибаются вниз.
   - Вы, мелюзга, жарко будет - вниз спускайтесь! - поучают старики детей, - внизу жара нет.
   Конечно же, мы с Олежиком соревнуемся, кто дольше высидит. Но дед не разрешает нам сильно увлекаться:
   - Ну хватит! Накалились - теперь марш водой обливаться!
   И мы вместе с клубами пара выкатываемся из парной.
   - Как заново родился! - с улыбкой хлопает себя дед по обвислым ляжкам, неторопливо одеваясь. А нам эта фраза непонятна...
   - Дед, a можно уже...
   - Оделись? Ну тогда ступайте! - и выдает нам горсть желтых монет.
   ...Олежик барствовал - бросал "трюльник", наливал сироп, и сразу же отдергивал стакан, чтобы "пустая" газировка текла мимо. Потом он повторял операцию - таким образом в его стакане скапливался чистый неразбавленный сироп. А я демонстративно пил чистую газировку, которую можно было налить за копеечку. Мы же с ним, хоть и родственники, но живем по-разному: он - сын директора, хочет показать, что может все купить; а я - сын офицера, хочу показать, что могу обходиться без излишеств.
   Потом дед наполнял газировкой с сиропом целую трехлитровую банку и брал ее с собой для нас домой.
   Кроме газировки, в мире существовало еще одно огромное удовольствие - оно называлось "мороженое" и появлялось в нашей жизни в виде 40-литровой фляги, которую прикатывали на перекресток улиц Комсомольская и Ленина. Тогда дед выдавал каждому из нас по 20 копеек, мы срывались из дома и бежали занимать очередь.
   В этот раз дед вытащил трехрублевую бумажку и, положив на стол, объявил, что это - всем нам. Леночка, подскочила к столу и забрала бумажку. Мы стояли в недоумении, пока Олежик не принял меры. Он выскочил вслед за Леночкой в сени, там что-то громко звякнуло, прошла минута, и зашел сияющий Олежик, размахивая купюрой со словами:
   - Леночка не хочет мороженого и никуда, наверное, не пойдет!
   При этих словах мы радостно побежали к заветному перекрестку, оставив Леночку наедине со своим горем.
   Очередь уже была немаленькая, народ волновался - а всем ли хватит. Каждый по очереди протягивал 20 копеек, и толстая румяная продавщица не спеша накладывала ему большой ложкой в вафельный стаканчик заветную белую массу. Затем ставила на весы, убирала излишки и угрюмо совала стаканчик в руки покупателю. Некоторые могли позволить себе больше - давали 30 копеек со словами: "Мне - 150!" И продавщица накладывала "с горкой" 150 грамм вместо ста. На таких людей очередь смотрела с уважением и завистью. Задние в очереди волновались и постоянно спрашивали у передних: "Посмотрите, на сколько там еще хватит?" И тут подошла наша очередь. Мы с Олежиком подготовились заранее - поставили на прилавок молочный бидон, шлепнули трехрублевой купюрой и внятно произнесли: "Нам - на все!" Продавщица бровью не повела и начала скрести остатки со дна. Мы поняли, что назревает катастрофа. Следующие за нами беспокойно начали переваливаться с ноги на ногу, как пингвины в зоопарке. Послышались реплики:
   - Че, я не понял, там все заканчивается что ли?
   - А эти два прыща все мороженое забрали?
   - Мы тут час на жаре зря что ли паримся?
   Все еще с виду сохраняя спокойствие, мы с достоинством закрыли крышку бидона, развернулись, направились в сторону дома и, только услышав в ответ на крики толпы ругань продавщицы:
   Чего непонятно??? Совсем нет! Совсем! Можете языком флягу облизать!
   Мы на всякий случай припустили вперед. Я сказал Олежику:
   - Бежим через дворы!
   Я не рассказал вам, что у нас были разработаны несколько маршрутов прохода через дворы к дому. Мы делали это с друзьями на случай ядерной войны. Если вдруг на нас нападут американцы, то мы должны быстро уйти из дома в безопасное место. В моей тетради был нарисован план района и обозначены маршруты отступления. Все соседние дворы мы знали досконально - где нужно доску от забора отодвинуть, где на крышу сарая по лестнице забраться, где пролезть через помойку.
   Наше беспокойство было не напрасным - за нами быстрым шагом отправились два больших мальчика, но мы быстро затерялись во дворах. Прав дед, приговаривая: "Изучайте местность, на которой живете! Нас невозможно победить, потому, что мы любим и знаем свою землю!"
  
   Баба Маленькая
   В церковь ходить было не принято - у родителей могли возникнуть проблемы на работе, ведь мой отец был коммунистом. Но прабабушке можно было все. Это был единственный человек, который мог себе позволить общаться с богом в открытую. С моей легкой руки все родственники звали ее "Баба Маленькая" - так впервые я назвал ее, когда был еще младенцем. Меня, видимо уже тогда, поразил ее тщедушный сгорбленный вид. Она была очень-очень старенькая, помню ее рассказы про "Первую Империалистическую", в которую ей пришлось побыть сестрой милосердия.
   Это маленькое иссохшее тело было волшебной лампой Алладина, которая заключала в себе большого доброго джина. Доброты ее хватало на всех, она окутывала ею как утренним туманом всю землю. Жила она в сказочной избушке - покосившейся до такой степени, что если вы уронили случайно на пол 20 копеек, или как она по-старомодному называла, "двугривенный", то он мог укатиться в противоположный провалившийся угол. Спала Баба Маленькая на старинном сундуке, кроме икон и часов-ходиков в избушке ничего не было, никакой особой утвари. Всем детям она приносила гостинцы: гривенник или двугривенный на мороженое, кусочек сахара или конфету, а если и этого не было, то горсть очищенных семечек. Семечки она сидела и чистила для нас сама. Все вокруг говорили, что она святая. Пенсию получала 5 рублей в месяц. И еще она смешно, по-сказочному выговаривала некоторые слова: "церьква", "четверьх" ...
   - Бабушка, а почему голуби ходят, а воробушки прыгают?
   - Милок, это издавна так повелось. Когда римляне прибивали нашего Боженьку к кресту, воробушки приносили им гвоздики. А голуби жалели его, приносили водичку в клювике и поили. Чтобы люди помнили об этом, наш Боженька Иисусе наказал воробушков и связал им ножки...
   Лично я всегда об этом думаю, когда смотрю на воробьев. А смотря на воробьев, вспоминаю Бабу Маленькую, а вспоминая о том, как она жила и как умирала, думаю обо всей Вселенной и о том, что мы о ней знаем и чего не знаем. Ведь мы сами - это лишь то, что мы знаем о себе и о мире. Где она, та граница, которая отделяет нас от не-нас? Где заканчивается наша Ойкумена? Ведь процесс познания бесконечен, только вот времени нам выделено маловато.
   Из-за этого маленького воробушка я каждый раз сам улетаю, как птичка, в своих мыслях так далеко, что не сразу могу вернуться.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"