Хассо Г. Стахов(пер. Лебедев), "Трагедия на Неве. Блокирующая правда о шоке в Ленинграде":
Однажды я наткнулся на листок, где записаны слова одного немца, убеленного сединой старца, солдатский опыт которого прослеживается по снисходительно-ироничному тону, которым он регистрирует весь словарный звон о мирном прогрессе на земле.
Там написано: "У меня эта картина стоит перед глазами, как будто все произошло сегодня. Поляна, окруженная кустарником и деревьями. У стереотрубы столпились генералы. Сейчас середина сентября 1941 года, и мы находимся на Дудергофских высотах на местности, оборудованной еще с царских времен для проведения маневров. Вокруг грохочет артиллерия. А всего лишь в 20 километрах от нас, рукою подать -- Ленинград. Вдруг Райнхардт, стройный, похожий на девочку в очках с золотой оправой, обращается к Гёпнеру: "Дайте мне 8-ю танковую дивизию, и завтра к вечеру я доложу Вам о взятии города!" Гёпнер стоит в кожаном плаще, здоровенный, как бык. Русские называли его "Медведь, Гёпнер" еще со времен боев за Лугу. Он сжимает губы. Затем бурчит: "Ну вы же ведь знаете, ОН этого не хочет". Крюгер вертит своим орлиным носом от одного к другому генералу и поднимает брови высоко вверх, явно обескураженный".
Как водится, у первых же взятых в плен немецких солдат карманы оказались набиты "гнусными фотографиями: один насилует девушку, другие с пьяными рожами ждут очереди"! Вновь парадокс: с одной стороны, каждый второй советский генерал пытается представить вермахт как банду маньяков-туристов с фотоаппаратами (истории о "гнусных фотографиях" кочуют из мемуаров в мемуары с уставным единоообразием), с другой -- непонятно, как они умудрялись столь профессионально бить красных командиров, вооруженных самой передовой военной наукой? Советским воинам до концаXXстолетия фотоаппараты иметь запрещалось (см. Устав внутренней службы ВС СССР), не то и они бы чего-нибудь наснимали в тот период, когда, ворвавшись в "логово фашистского зверя", брали "трофеи" и по призыву И. Эренбурга "ломали гордость надменного германского народа".
Одна из кратчайших дорог на Кавказ вела через Крым. Полуостров представлял из себя очень удобный плацдарм для базирования авиации. Находясь в советских руках, он давал возможность бомбить тылы немецких войск, действовавших под Ростовом, держать под авиационным воздействием нефтеносные районы Румынии, которая поставляла три четверти потребляемой промышленностью рейха нефти. Соответственно немцам овладение Крымом давало плацдарм для прыжка через Керченский пролив на Таманский полуостров и хорошо защищенный аэродром, с которого авиация могла бы действовать в направлении Кавказа.
Кроме того, в Севастополе размещалась главная база Черноморского флота. Ее положение обеспечивало контроль за морскими коммуникациями, возможность перехвата транспортов противника, обстрела румынского побережья, нефтепромыслов и портов.
Сдача Крыма
Руководство Красной Армии хорошо понимало стратегическое значение полуострова. Поэтому командующим этой армией назначили небезызвестного генерал-полковника Ф.И. Кузнецова, за неполных 2 месяца уже успевшего "порулить" Северо-Западным и Центральным фронтами...
Однако вместо того чтобы определить направление наиболее вероятного наступления противника -- а даже на глобусе видно, что это в первую очередь Перекопский Перешеек -- и соответственно распределить свои силы, генерал Кузнецов принялся строить круговую оборону Крыма. Кавалерийские дивизии были разбросаны по всему полуострову для борьбы с возможными воздушными десантами, 271-я стрелковая дивизия сосредоточилась в Симферополе как резерв командующего. Четыре крымские дивизии -- должны были оборонять побережье Черного моря у Евпатории, Судака, Алушты -- на случай морского десанта, и все это при абсолютном господстве советских сил "на земле, в небесах и на море"!
Адмирал флота Советского Союза И.С. Исаков писал по этому поводу:
"У немцев не было воможностей для высадки (тоннаж, прикрытие, поддержка с моря), даже если бы они смогли выделить в десант 2-3 дивизии... [133] Но, как видно, все были заражены психозом десанта, причем морского".
Этот "психоз" привел, например, к тому, что весь период боев за перешейки 321-я стрелковая дивизия простояла без дела под Евпаторией, а 184-я -- в такой же позиции на берегу в районе Балаклава -- Судак. По этой же причине, в ожидании могучих вражеских эскадр, флотские товарищи в первые недели войны завалили прибрежные воды минами заграждения, на которых впоследствии из-за штурманских и судоводительских ошибок умудрились подорваться 4 собственных эсминца!
Таким образом, командующий 51-й армией действовал в лучших традициях кордонной стратегии ХVШ века, рассредоточив свои соединения по всей территории и не подумав концентрировать силы на наиболее вероятном направлении вражеского удара -- Перекопском. Из почти 100 тыс. имевшихся у него штыков Крым со стороны материка обороняли 30 тыс., из них на Перекопе находилось 7000 человек. В голове генерала Кузнецова прочно засели опасения, что противник устроит ему новый Крит или Норвегию.
В начале сентября немцы совершенно беспрепятственно форсировали Днепр в его нижнем течении, к 12 сентября они полностью блокировали полуостров, и угроза вторжения в Крым с суши стала абсолютной реальностью.
Единственный пригодный для наступления перешеек имеет в северной части всего 8 км в ширину и длину 30 км.
Поскольку ни противотанковых, ни противопехотных мин на вооружении "самой наступающей изо всех армий" не имелось, по предложению флотских специалистов в предполье установили морские мины заграждения и артиллерийские фугасы, взрываемые по проводам (многие из них не сработали, и эти "сюрпризы" приходится обезвреживать и по сей день)!
Но даже после прорыва через Перекоп наступающий оказывался еще на одном перешейке -- Ишуньском. Он достигает в ширину 15 км, но ввиду наличия пяти довольно крупных соленых озер, реальная полоса наступления сужалась в этом районе до 3-4 км. [135] Южнее ишуньских позиций с востока на запад протекала река Чатырлык, заболоченное русло которой представляло собой еще одну естественную преграду.
Примечательно, что воспоминания о битве за Крым оставили оба непосредственных ее руководителя -- немецкий фельдмаршал Манштейн и советский генерал-полковник П.И. Батов. Последний буквально со второй страницы своего сочинения честит противника "крайне необъективным и нечистоплотным мемуаристом", приводящим "анекдотические сведения" вкупе с "непристойной ложью".
Затем наш полководец перечисляет все соединения 11-й германской армии -- 10 дивизий, в том числе и те, которые, как например дивизия СС "Викинг", никогда в нее не входили, и сообщает, что кроме всего этого Манштейн имел 40 полков артиллерии, абсолютное превосходство в воздухе и тьму танков.
То есть видно, что враг был невероятно силен. "Как же мог наш командарм организовать успешную борьбу с этой огромной силой, если у него не было артгрупп ни в 9-м корпусе, ни в армейском масштабе?" -- спрашиваету пытливого читателя генерал Батов. И сам же отвечает:
"Единственная возможность -- взять артиллерию у рассыпанных по всей территории полуострова и потому обреченных на бездействие (курсив наш. -- Авт. ] дивизий... но на такой риск командарм не решился".
Оказывается, убедить генерала Кузнецова в том, что "гроза идет на Перекоп и сюда надо стягивать все силы "было невозможно". И разве Манштейн виноват, что авиация Черноморского флота -- 626 самолетов, в том числе 346 истребителей и 136 бомбардировщиков -- была в основном занята поиском "морских чудовищ противника"? [136]
Германский корпус разбил советские части на Перекопе и заставил их отступить к Ишуню. Манштейн сообщает о захвате 10 тыс. пленных, 135 орудий и 112 танков.
Известие о сдаче Перкопа, по воспоминаниям всех участников событий, произвела ошеломляющее впечатление. [137] Не удивляется только генерал Батов: ведь нашей 156-й дивизии пришлось вступить "в единоборство с врагом, имевшим тройное превосходство в живой силе и артиллерии и абсолютное -- в танках и авиации"! (курсив наш. -- Авт.] Но самый главный фокус состоит в том, что немцы при этом практически не имели авиационной поддержки и не было у них ни одного танка!
Между тем генерал-полковник Батов с красочными подробностями описывает трудности противотанковой борьбы, оперируя десятками вражеских машин:
"В 7.30 показались немецкие танки, за ними густые цепи пехоты, над ними целые стаи истребителей прикрытия... В первом эшелоне у немцев шли Т -- 4 (на всем советско-германском фронте танков Т-4 имелось всего чуть более 200 штук и, конечно, большую их часть бросили против генерала Батова; подумаешь, где-то под Москвой разворачивается операция "Тайфун"!--Авт.). Сначала их было 12-15 на километр фронта, затем это количество возросло до 20-22 (да это уже целая танковая дивизия, никак не меньше!--Авт.).
...танки утюжили НП батареи...
Семь цепей шли на позиции 417-го полка на расстоянии 200-300 м одна от другой. Впереди 15 танков Т-4... Немецкие танки пытались пробить проходы в проволочных заграждениях и надолбах... Немцы бросили в бой на сравнительно узком участке до четырех пехотных полков с 50 танками... Все спрашивают, где же наши танки, когда у фашистов их пропасть..."
А танков становится все больше:
"Против каждой нашей части действовало от 20 до 30 вражеских танков, поддерживавших рывок своей пехоты... В контратаках участвуют подошедшие средние танки противника... Немцы сосредоточивают до 70 танков..." [138]
Если считать вслед за Батовым, то у противника имелось не менее 150 танков. При этом ни один из советских источников не сообщает нам номер танковой дивизии, которая действовала в составе армии Манштейна. И не могут этого сделать по простой причине: во всей группе армий "Юг" имелись только 5 танковых дивизий, все они в это время входили в танковую группу Клейста и рвались к Ростову. Туда же Манштейну пришлось отдать свое единственное моторизованное соединение -- лейбштандарт "АдольфГитлер", который, впрочем, тоже танков не имел.
Вот у защитников Перекопа танки как раз имелись, не много, по советским меркам, но все же более сотни. Например, в составе 172-й стрелковой дивизии полковника И.Е Торопцева действовал 5-й танковый полк -- 56 плавающих танков и 10 "тридцатьчетверок", а в 156-й -- штатный танковый разведбат.
Ну и кто у нас здесь "нечистоплотный мемуарист"? [!!!]
Тем не менее немецкая пехота упорно прогрызала оборону, выталкивая противника с перешейка и стремясь вырваться на оперативный простор. [140]
Интересен стиль работы штаба Отдельной 51-й армии в эти решающие для судьбы Крыма дни: так, 19 декабря -- воскресный день, и приехавший в Симферополь с заявками на горючее и боеприпасы начальник штаба Приморской армии генерал Н.И. Крылов не может никого найти, кроме дежурных офицеров: выходной-с.
"А в это время Бонапарт переходил границу..."
20 октября немцы заняли Ишунь, форсировали устье реки Чатырлык и по побережью Каркинитского залива начали входить в глубь полуострова, в степь.
Через два дня Ставка отозвала генерала Кузнецова в Москву, а командующим всеми силами в Крыму назначила вице-адмирала Г.И. Левченко.
Как красиво изложил суть проблемы генерал Батов:
советские соединения "приняли участие в боях, но разновременно. Если не бояться метафор, то можно сказать, что на арене ишуньского боя выступала то одна, то другая наша дивизия и исполняла свой героический монолог... Доблестью солдат и искусством командиров и политработников в масштабе полков и дивизий приходилось компенсировать отсутствие собранности и единого целеустремленного плана в целом".
В течение всего сражения наши части не имели связи между собой и командованием, поэтому штабные "направленцы день и ночь носились по степи". Как будто не изобретал радио Попов еще в 1895 году и, вроде бы, именно в России (впрочем, чему здесь удивляться, если всего двадцатью днями раньше Ставка Верховного Главнокомандования узнала о разгроме на Московском направлении трех своих фронтов из сообщений Берлинского радио)!
28 октября, после 10-дневных боев, советская оборона рухнула...
Писатель В. Карпов очень литературно это описал:
"Гитлеровцы прорвали ишуньские позиции. Своими танковыми и механизированными колоннами они вырвались на степной крымский простор... Если пехоту приморцы могли отбивать стрелковым оружием, то с танками бороться было просто нечем".
Ох уж эти навязшие на зубах "танковые и механизированные колонны"! Не было у Манштейна ни одного танка, так что и бороться с ними приморцам было не "нечем", а незачем. Механизированная колонна, кстати, -- это просто пехота едет на машинах.
Генерал Батов также продолжает сражаться в своей виртуальной реальности:
"...по данным разведки, в районе Филатовка -- Карпова балка было сосредоточено до 6 батальонов и 30 танков... количество вражеских танков у Армянска выросло до 100...
А боевой соратник Батова, генерал И.А. Ласкин авторитетно сообщает, что на Перекопском направлении немцы сосредоточили 375 танков, что составляет примерно половину всех бронетанковых сил группы армий "Юг"!
Когда при чтении мемуаров советских полководцев держишь в голове, что всего этого не было на самом деле, то, ей Богу, можно заработать шизофрению.
* * *
30 октября на подступах к Севастополю бригада была остановлена огнем советских береговых батарей и подразделениями морской пехоты. Этот день принято считать началом Севастопольской обороны.
Севастопольский гарнизон насчитывал около 52тыс. человек, имел 162 полевых и береговых орудия, 194 зенитные пушки, а также бронепоезд "Железняков". Правда, большинство батарей береговой обороны, вооруженных 41 орудием, могли вести огонь только в сторону моря! [144] Огневую поддержку сухопутных частей обеспечивали также отряды боевых кораблей в составе крейсеров "Красный Крым" и "Червона Украина", трех эсминцев, сторожевиков и тральщиков. Это была сильная группировка дальнобойной артиллерии крупного и среднего калибра.
В период так называемого "первого штурма" свой фантастический подвиг группа краснофлотцев под командованием политрука Н.Д. Фильченкова.
В изложении комиссара Л.Н. Ефименко дело было так:
"Шло семь танков, группа Фильченкова залегла на их пути с гранатами и бутылками. Три танка разведчики подбили. А потом там появилось пятнадцать танков. Пятеро морячков уничтожили еще несколько танков. Гранаты кончаются, а танки лезут... Чтобы хоть как-то их задержать, наши ребята стали с последними гранатами кидаться под гусеницы. Погибла вся пятерка!".
В этом рассказе много несуразностей. Например, с чего это вдруг разведывательная группа, посланная собирать информацию о противнике, решила вступить в бой с двадцатью двумя танками и "не допустить" до батальонного рубежа. В официальной, более поздней версии, группа Фильченкова уже именуется истребительной, вооружена станковым пулеметом, которого у разведчиков, само собой, быть не могло, и в неравном бою уничтожает 10 танков и до 200 вражеских солдат. Тоже трудно себе представить на практике, как 4 матроса во главе с начальником клуба, которые не потрудились отрыть даже примитивнейший окопчик, а просто "залегли" на пути бронетанковой колонны, уложили такое количество супостатов. Позднее и это исправили: не залегли, а "закрепились в полуразрушенном блиндаже перед высотой у дороги".
Но вот под гусеницы-то зачем ложиться? Не проще положить туда гранату?
Сей ребус разгадывается просто, если вспомнить, что танков у немцев не было, так что и кидаться под гусеницы никому не пришлось! Мифические вражеские танки понадобились советским командирам для того, чтобы оправдать свое поражение в Крыму. В нашей реальности группа Фильченкова пропала без вести, никто не видел ее героического боя или хотя бы тел погибших "героев", в том числе и "умирающего Цибулько". Однако рожденный фантазией политруков и талантом писателя Андрея Платонова миф вошел в канон.
Первое описание этого боя, возникшее в недрах Политического управления Черноморского флота, показывает, что его авторы никогда сами не видели ни реального боя, ни настоящих танков. Интересно, что чувствовали фронтовики, когда агитаторы зачитывали им такие перлы:
"Утром показались немцы. По шоссе и полям шли танки, прикрывая своей броней немецкую пехоту. В воздухе зарычали "юнкерсы" и "мессершмитты"... Любой ценой надо остановить танки, отсечь от них пехоту. "Кто пойдет на это дерзкое и отважный дело?" -- спросил комиссар батальона. Вызвались все, но эта честь выпала политруку Фильченкову, краснофлотцам Цибулько, Паршину, Красносельскому, Одинцову (а весь батальон чем занимался?! -- Авт.)...
...Тогда с четырьмя бутылками в руках (?) выбежал вперед Красносельский. Метким ударом он зажег один танк, потом другой...
...Танк надвигается все ближе, герой бросается под гусиницы. Раздается тяжелый взрыв, и танк грузно сваливается набок (колеса спустили? -- Авт.)..."
В дальнейшем ни одно повествование о событиях ноября 1941 года в советской историографии и мемуаристике не обходилось без упоминания подвига "моряков-черноморцев", так же как оборона Москвы -- без "28 панфиловцев", а оборона Сталинграда -- без "33 бронебойщиков". [147] Параллель между этими мифами очевидна, панфиловцы тоже гибли под гусеницами танков, при этом "царапая пальцами стальные плиты"!
* * *
Керченско-Феодосийская операция
На подготовку стратегической операции по высадке десанта на занятое противником побережье -- вот она, вершина военно-морского искусства -- отводилась одна неделя! Причем командование ВМФ о принятом Ставкой решении узнало последним. Но нет таких крепостей, которых не взяли бы большевики!
Начать предполагалось 21 декабря, однако в это время резко ухудшилась обстановка под Севастополем. Десантную операцию пришлось отложить. Вместо убывших соединений в феодосийский десант назначили 9-ю и 63-ю горнострелковые дивизии.
Это решение прибавило головной боли и морскому командованию: вместе с новыми "пассажирами" им теперь предстояло обеспечить доставку большого количества вьючного снаряжения и 1,5 тыс. лошадей. (Вообще удивляться тут нечему, у нас всегда вдумчивому планированию предпочитали пожарные меры, а незаменимых у нас нет. Вот и получалось, что под Московой и Сталинградом с немецкими танками сражались моряки и парашютисты, в морской десант шли горные стрелки, кавказские перевалы обороняли пограничники, а из узбеков формировались лыжные батальоны!)
Высадка частей 51-й армии на северо-восточное побережье началась утром 26 декабря 1941 года. Условия были тяжелыми: на море бушевал шторм, сила ветра достигала 7 баллов, у берега образовалась кромка льда, препятствовавшая подходу судов; температура воздуха упала до 10-15 градусов ниже нуля.
Так, 1-ый отряд Азовской флотилии в назначенный ему пункт-залив Казантип [макабр: танцы на костях] добраться не смог. Успев свезти на берег лишь 18 человек, земснаряд с заходившимися в истерике 450 бойцами был потоплен немецкой авиацией.
Словно в насмешку над этими невероятными усилиями людей, пролив через 2 дня сковало льдом, и основные силы 51-й армии переправились в Керчь буквально пешком!
15 мая 42-го года Сталин издал приказ: "Керчь не сдавать!", но Керчь уже сдали: советские войска оставили город и начали эвакуацию на Таманский полуостров, через пролив удалось переправить лишь 116,5 тыс. военнослужащих...
В целом бездарно проваленная оборона Крыма обошлась Красной Армии почти в 600 тыс. человек. [211]
Масонопедия об авторе:
"Рецензенты отмечают недостаточную методическую проработку книг В. В. Бешанова[3]. Несмотря на обилие привлечённой литературы, автор никогда не дает ссылок на источники тех или иных сведений, оценок или мнений[3]". [!!!]
