Тюрьма - закрытое общество в образцовом варианте. Она и внутри разделена дополнительно, так что закрытое общество ограничивается в сущности камерой или от силы прогулочным двориком. Так называемый "исправительно-трудовой лагерь" - тоже типичное закрытое общество. Внутри он тоже разделен высоченными решетками на зоны - производственную, жилые, столовую, карантин. Психологическая напряженность в таких обществах, конечно, очень высока: агрессивные и истеричные люди, часто психологически несовместимые, после стрессов ареста и следствия, вынуждены жить вместе на узком пространстве, в тесноте и дефиците всех благ. Напряженность эта быстро выливается в сексуальные формы.
Само отделение массы мужчин от женщин неизбежно вызывает накопление сексуальной возбужденности, особенно если это молодые мужчины, а в тюрьмах и лагерях сейчас преобладает молодой контингент. Все они перед лагерем проходят период тюремной бездеятельности и неподвижности, а это при любом качестве питания приводит к концентрации мыслей на сексуальных проблемах. Многие авторы отмечали эту особенность: в тюрьме особенно остро чувствуется нехватка сексуального общения. Сексуальное томление особенно невыносимо, сексуальные воспоминания особенно красочны, сексуальные желания особенно остры (Plattner 1930). Все 200 человек признались, что занимаются в тюрьме мастурбацией: 14% ежедневно, 46% от трех до пяти раз в неделю, 30,5% от раза до двух в неделю (Wooden and Parker 1984: 50). Всё это создает в тюрьмах атмосферу сексуального напряжения.
Размах гомосексуальной активности в тюрьмах у всех на слуху. Все знают, что в наших лагерях и тюрьмах многих обращают в "пидоров" насильно, то есть, "опускают". Об этом рассказывали в своих опубликованных за рубежом мемуарах многие побывавшие в ГУЛАГе диссиденты. Когда в лагере опросили 246 заключенных, оказалось, что половина из них была изнасилована в камере предварительного заключения, 39% - по дороге в "зону", 11% - в самом лагере и только 1% имел гомосексуальный опыт до тюрьмы.
Гомосексуальная практика в тюрьмах - не исключительно российское явление и не инновация наших дней. В начале прошлого века Луис Дуайт, надзиратель из Бостона доносил начальству, что мальчики в тюрьмах становятся жертвами гомосексуального насилия старших заключенных. "Содомский грех - это порок узников", заявлял он. Он опросил двух заключенных, подравшихся из-за мальчика. "Я спросил одного из этих людей, знал ли он хоть один случай, когда мальчик сохранился нетронутым в тюрьме. Он ответил: "Никогда". Я задал другому заключенному тот же вопрос ... и получил тот же ответ". Для таких мальчиков, становящихся любовниками старых заключенных, был в жаргоне уголовников и специальный термин - "киншон".
Поскольку уголовный контингент в общем достаточно груб, импульсивен и несдержан, это напряжение выражается достаточно часто, неприкрыто и энергично. В общих камерах заключенные непрерывно состязаются в циничных рассказах, делятся воспоминаниями о своих сексуальных приключениях и подвигах, реальных и выдуманных. Мат нередко утрачивает свой условный характер и восстанавливает свой реальный смысл. При бранном упоминании сексуальных действий возникают в уме образы этих действий, при бранном пожелании "иди ты на ..." отчетливо вырисовывается тот объект, на который говорящий посылает своего собеседника. Эта мысленная отправка оказывается гомосексуальной по смыслу.
Между тем, обычного выхода вся эта напряженность при полном отсутствии женщин найти не может. Остаются два выхода: мастурбация и гомосексуальные сношения. Однако мастурбация в условиях общей камеры неизбежно превращается в мастурбацию на людях, в совместную мастурбацию однополых партнеров, что уже носит гомосексуальный характер. Таким образом, всё сводится к одному - к стимулированию гомосексуального поведения даже вполне гетеросексуальных молодых мужчин. Достаточно, чтобы в камере оказалось один-два сильных и агрессивных человека с гомосексуальной или бисексуальной ориентацией или хотя бы с психологической возможностью расширения своей гетеросексуальной ориентации, чтобы эти тенденции были реализованы, а другие сокамерники были добром или силой вовлечены в гомосексуальную практику. Но для подавляющего большинства мужчин чьи-то сугубо сексуальные действия, происходящие тут же, на глазах, обладают естественной психологической заразительностью. При таких условиях мало кто может устоять и не втянуться в эту практику.
В уголовной среде секс обретает еще одно измерение. Оно связано с насилием, агрессией и наглядным неравенством. Секс для зеков - средство добиться доминирования, установить или отстоять свое положение в зековской иерархии. Тюремно-лагерная среда в нашей стране имеет четкую трехкастовую структуру. Три "масти" - они различаются, как в картах, по цвету (одежды). На верхнем этаже этой структуры находятся "воры" или "люди" -- "блатные". Это знать уголовного мира, уголовники, пришедшие по серьезным статьям - за убийство, разбой, крупное воровство. Они обладают рядом привилегий - не работают, не занимаются уборкой помещений, помыкают всеми. Они ушивают свою униформу по фигуре и всеми правдами и неправдами они перекрашивают ее в черный цвет. Ниже этажом находятся "мужики". Они "пашут", т. е. работают за себя и за "воров" в лагерной системе трудовой повинности. Это зеки, пришедшие по менее серьезным статьям. Форма их такая, какая им выдана, обычно - синяя. Третья каста - "чушки". "Чушок" - грязный, занимается всеми грязными и унизительными работами, которыми гнушаются остальные (чистка уборных, вывоз мусора). Он абсолютно бесправен - как раб. Одет в серые рваные обноски. В "чушки" попадают психически неполноценные, неопрятные, больные кожными заболеваниями, смешные, чересчур интеллигентные. Все три касты и спят порознь: "воры" на нижних койках, "мужики" на втором ярусе, а "чушки" - на верхних. Хорошо организованным террором "воры" держат остальных в состоянии постоянного страха. Разработана целая система наказаний. Когда "воры" избивают коллективно какого-нибудь "мужика" или "чушка" укрываться руками нельзя: будет еще хуже. Одна из неформальных групп заключенных и осужденных -- "козлы". В первую очередь к ним относятся открыто сотрудничающие с администрацией. "Козлы" -- первые в очередь на опускание, а в 30-50-е годы козлами в лагере называли пассивных гомосексуалистов. Слово это табуировано и является тягчайшим оскорблением, на которое необходимо немедленно реагировать.
Но есть еще и четвертая каста, стоящая как бы вне этой структуры. Это "пидоры". "Пидоры" - каста неприкасаемых. С этими нельзя вместе есть, нельзя подавать им руку, они спят совершенно отдельно. Отдельно хранится их посуда и для опознавания миска "пидора" специально помечается дырочкой ("цоканая шлёмка"). "Пидоры" обязаны обслуживать "воров" и "мужиков" сексуально. В "пидоры" сразу зачисляются те, кто попадает в тюрьму по обвинению в пассивной гомосексуальности, но по ассоциации могут туда же быть зачислены и активные гомосексуалы, пришедшие "с воли", т. е. склонные к гомосексуальности по природе (вынужденная гомосексуальность в тюрьме и в лагере не в счет, если это активная роль). Туда же могут быть "опущены" и прочие зеки за разные провинности против воровских норм поведения: за "крысятничество" (кражи у своих), неуплату долгов, неповиновение бандитскому руководству и т. д. Есть специальный обряд "опускания" - нужно подвергнуть человека некоторым гомосексуальным действиям и торжественной смене одежды. Но главное - сексуальные действия. Достаточно провести ему половым членом по губам или полотенцем, смазанным спермой, - и он уже "опущен".
"Опустить" могут и без всякой вины (точнее вину подыщут) - достаточно просто иметь смазливую внешность и слабую сопротивляемость насилию. Но и миловидная внешность не обязательна. Об одном заключенном - маленьком, невзрачном, отце семейства - дознались, что он когда-то служил в милиции, давно (иначе попал бы в специальный лагерь). А, мент! "Обули" его (изнасиловали), и стал он "пидором" своей бригады. По приходе на работу в цех его сразу отводили в цеховую уборную, и оттуда он уже не выходил весь день. К нему туда шли непрерывной чередой, и запросы были весьма разнообразны. За день получалось человек пятнадцать-двадцать. В конце рабочего дня он едва живой плелся за отрядом, марширующим из производственной зоны в жилую" (Самойлов 1993: 143).
"Пидоры" по социальному положению ниже "чушков". Из "чушков" еще можно выбиться в "мужики", из "пидоров" - никогда. Это навечно. Их и клеймят навечно - татуируют специальные знаки: петуха на груди, черную точку над губой (означает: берет в рот), и т. п. К выполнению их профессиональной роли их могут и специально готовить, например, выбивают передние зубы, чтобы при сосании не царапали член. Приставляют шашечку домино к зубу и бьют по ней оловянной миской - зуб вылетает. Не в каждой камере есть свой "пидор" или пара "пидоров". Во время общих прогулок камеры могут обмениваться людьми, чтобы "пидор" обслужил и те камеры, в которых своих "пидоров" нет. Ведь при возвращении в камеры с прогулки учитывается лишь общий счет. В лагере же "пидоры" объединены в своеобразный цех, у которого есть и "главпидор".
В то же время положение "пидоров" чем-то и лучше положения "чушков". "Пидоров" берегут, не очень гоняют на работу. Они должны быть опрятно одеты и чисто умыты. За сношение обычно принято "пидору" чем-то уплатить (иначе ведь это было бы как бы полюбовное свидание, что для нормального зека унизительно), поэтому "пидоры" экономически не так нищи, как "чушки". Многие "опущенные", взвесив все "за" и "против", участвуют в лагерной проституции добровольно, осознанно. Особенно облегчено положение тех красивых мальчиков, которых выбрали себе в "жены" авторитеты. Эти "пидоры" хорошо и опрятно одеты, едят то же, что и их покровители, спят вместе с ними, их и "пидорами" звать опасаются.
Таким образом отношение к гомосексуальности в тюремно-лагерной среде двойственное. С одной стороны почти все к ней причастны, с другой - ее чураются. С одной стороны, "пидоров" презирают и с ними "западло" (зазорно) общаться, с другой - почти все ими так или иначе пользуются и так или иначе с ними контактируют. "Из всех осужденных, - пишет Н. Серов в "Письме из зоны" (1992),- 50% активно пользуются сексуальными услугами "петухов". Это в основном парни до 35 лет. Другая половина пользуется услугами "петухов" эпизодически. И очень малый процент (в моем отряде из 120 человек таких было 8) не прибегают к гомосексуальным контактам".
Дело в том, что гомосексуальность в этой среде исполняет две функции: сексуальную и социальную. Сексуальную - по неизбежности. Социальная функция заключается в том, что сексуальная роль сопряжена с социальным статусом. Доминирование, положение в иерархии обретают сексуальное выражение. Эту функцию, эволюционно древнюю, унаследованную еще от животных, секс может выполнять потому, что в нем проявляется долго господствовавшая в человеческом обществе архаичная оценка половых ролей: мужская роль выше, женская - ниже, для мужчины она унизительна.
В уголовной среде живут примитивные стереотипы социально-половых ролей, неразрывно связанных с чисто сексуальной деятельностью. А напряженность криминального бытования и отсутствие социального престижа придают социально-половому статусу чрезвычайную ценность для уголовника. Ведь ничего другого у него нет. Он все время должен отстаивать свою марку агрессивного, сильного и удачливого мужчины - как в своей профессии, так и в быту, и в сексе. Того, что на Западе называется испанским словом "мачо" (самец). Мачизм - его стихия и необходимость.
Пассивная роль в гомосексуальном сношении неминуемо отождествляется с женской ролью, а женщина в сознании примитивного человека занимает подчиненное положение, в сознании уголовника - особенно: она связана с домом, с хозяйством, со всем тем, что воровская и бандитская романтика полностью отвергает как нечто недостойное истинного мужчины. Поэтому пассивная роль в гомосексуальном сношении считается унизительной. "Пидорами", "петухами" в тюремно-лагерной среде считаются только пассивные гомосексуалы. К активным претензий нет. Они считаются нормальными мужиками - ну, пользуются в тюрьме и "зоне" "пидорами", так ведь по необходимости: баб нету. Правда, тех, кто очень уж увлекается этим сексом, подозревают в особом пристрастии, иронически называют "козлятниками", "петушатниками", "печниками", "трубочистами". Но всё зависит от их реального статуса: чем он выше, тем просительнее капризы. Другое дело, если бы "на воле" они показали бы то же пристрастие - тогда и их бы пришлось отнести к "гомикам". И если зек пришел с гомосексуальной статьей, его зачисляют в пидоры, хотя и тут отношение к "активным" помягче. Словом, "пассив", как женщина, внизу, "актив" - наверху.
А раз так, то активная роль в сексе становится средством унижения и подавления. Сверх функции доставлять сексуальное наслаждение и разрядку активное гомосексуальное поведение приобретает в тюремно-уголовной среде дополнительную функцию - как самовыражение мачизма, средство самоутверждения, орудие агрессии и доминирования. Но это приводит к неожиданной силе воздействия гомосексуального поведения в тюрьме и лагере на гетеросексуалов, вовлеченных вольно или невольно в эту практику. Да, гетеросексуалы стремятся вернуться к природному для них и одобряемому обществом, средой, гетеросексуальному поведению. Найти женщин, включиться в желанный секс, бывший для них так долго недосягаемым. Но многократное повторение оргазма в сношении с мужчиной понемногу размывает исключительную нацеленность на секс с женщиной. Наслаждение, оказывается, можно добыть и с мужчиной. А в силу длительной сопряженности с самоутверждением и доминированием активное гомосексуальное поведение прочно связывается с положительными для уголовника эмоциями, и эта связь может содействовать закреплению этого поведения и стремлению его возобновить.
Свидетельством примешивания чего-то человеческого в агрессивный лагерный гомосексуальный акт, восприятие его как всё-таки сексуального наслаждения, является нередкое стремление участников к некоторой укромности. Рассказывает Валерий Климов из Нижнего Тагила, осужденный за гомосексуальную связь с 15-17-летними подростками (ст. 120): "Можно легко убедиться, что в условиях несвободы гетеросексуальный образ жизни легко переходит в гомосексуальный. На моих глазах все занимались гомосексулизмом. И это не просто физиологическое влечение, а осознанное чувство. Я встречал в лагерях проявления любви и ласки между партнерами. Старшина нашего отряда Виктор Попов объяснился мне в любви и попросил быть с ним, причем я был активным. До этого он считал себя стопроцентным гетеросексуалом. Сейчас он женился, у него дети. Но иногда он приезжает ко мне..." (Могутин и Франетта 1993: 53). Губерман (1996: 153) делится впечатлением "о тайных свойствах человека. - Это, может быть, сильней всего потрясло меня в лагере, когда узнал. Дело в том, что почти все петухи через какое-то (разное у каждого, но сравнительно небольшое) время - начинают сами испытывать сексуальное удовольствие. Совершенно полное притом - они так же, как мужчина, использующий их как женщину, - приплывают, как говорят на зоне. А начав испытывать удовольствие, порой сами уже просят о нем зеков - преимущественно блатных, олицетворение мужества, хозяев зоны. А на воле у них у многих - жена и дети, - кем они предпочтут остаться, вернувшись? Не знаю. Как и не пойму никогда эту невероятную приспособляемость венца творения".
Как ни странно, пассивное гомосексуальное поведение, несмотря на презрение, которым оно в этой среде окружено, также способно вызывать положительные эмоции и также обладает потенциями закрепления. Здесь не только сказываются чисто физические наслаждения - присущий многим мужчинам анальный и оральный эротизм (Browning 1993b), но и засвидетельствованный неоднократно синдром жертвы - возникающее у жертвы спасительное чувство наслаждения своим страданием, желание испытывать его снова и снова и даже влюбленность жертвы в своего мучителя и повелителя. Кроме того, положение бандита с высоким статусом в криминальной среде сопряжено с постоянным колоссальным напряжением, бандиту нужно ежеминутно отстаивать свое положение и следить за тем, чтобы чем-либо не нарушить ожиданий, тогда как парии живут в полном расслаблении, хотя и в страхе. От них ничего не зависит. Когда уголовника сбрасывают в это состояние, то вместе с унижением и горем приходит и освобождение от напряженности - от стыда, от долга, от воли, - и это способно доставить своеобразное наслаждение. Конечно, особенно подвержена этому воздействию молодежь.
В "Перевернутом мире" я указывал и на то, что те, кто были насильственно или вынужденно (обстоятельствами) приобщены к "голубому" сексу, выйдя на свободу, обычно всё же возвращаются к нормальной для себя сексуальной ориентации. Это если они попали в тюрьму уже со сформировавшимися вкусами. Иное дело детские колонии (на жаргоне -- "малолетки"). Там, возможно, происходит прямое формирование вкусов, в том числе и сексуальных. Положение в них описывает бывший учитель Г. Рыскин, сидевший в ленинградской тюрьме "Кресты" и помещенный с контрольно-наблюдательными функциями старшего в отделение для несовершеннолетних. Он повествует, как распространено там приобщение к гомосексуальному опыту, в частности путем изнасилования. "А то еще отсос заставляют делать, - знакомил его с бытом камеры один из подростков. - Есть пацаны по кличке вафлеры. Вафлера под шконку (нары), в рот ему член. "А ну, делай отсос, сука, а не то - по почкам!" (Рыскин "Педагогическая комедия").
"Жизнь "малолеток" всесторонне ритуализирована и табуирована, каждый следит за каждым, и всякое отступление от правил преследуется жесточайшим образом. Даже случайное прикосновение к "козлу" чревато взрывом массового энтузиазма - роль инквизитора, охотника, палача, могучего в праведности гнева и презрения своего, так упоительна..."
Валерий Абрамкин, опытный зек и правозащитник, в своем интервью размышляет о "малолетках". "Самое страшное, что происходит, это происходит тогда, когда они остаются одни. <...> Все самые страшные вещи происходят, когда их запирают на ночь, оставляют на ночь. Там происходят изнасилования, заталкивают кого-то в тумбочку и выбрасывают в окно... Отношения, которые существуют между детьми, гораздо более страшные, чем, скажем, в известном романе Голдинга "Повелитель мух", гораздо страшнее. Структура, которая там складывается, сама по себе ужасна. Всё это себе вообразить невозможно". И он заключает: "Нельзя собирать детей одного возраста и пола вместе. Ни в коем случае нельзя. Подростки всегда структуру складывают патологическую" (Абрамкин 1993: 221).
Почему это так - вопрос особый. Здесь может сказаться и гиперсексуальность подростков, и детская нечувствительность к чужой боли, и особая агрессивность подростков из-за острой озабоченности утверждением своего авторитета, и т. п. А иной, чем у взрослых, расклад интересов к видам сексуальных отношений (к гетеросексуальным и гомосексуальным), да еще в условиях закрытого однополого общества, создает основу для интенсивности именно гомосексуальной практики.
Сколько "петухов" во взрослом лагере? Л. Ламм в интервью дал такие цифры: в ростовском лагере 1200 зеков, по 200 в отряде, и в каждом по 1-2 пидора. Это менее чем 1-2%. Есть и более внушительные цифры. "В зоне, где я был, - пишет Серов (1992),- в каждом отряде было от 10 до 20 "петухов". Всего было 14 отрядов. А "петухов" было человек 150-200 при численности зоны 1600 - 1700 человек". Это 9-12%. В ИТК-12, где сидел М. Штерн, по его словам ("Секс в России"), на 1500 заключенных приходилось не менее 300 "петухов". Это 20%. Э. Кузнецов на 83 человека их зоны числит 18 "пидеров", т. е. 21,7%. Разброс велик. Но всё это по личным впечатлениям, по воспоминаниям. Позднейшие опросы исследовательского характера дают как раз нечто среднее. По данным А. П. Альбова и Д. Д. Исаева, опросивших 1100 заключенных, к "петухам относилось 8-10 процентов (Кон 1997: 364). Если во взрослом лагере доля "петухов" составляет, таким образом, вероятнее всего, именно эту величину, то в "малолетках" пропорция иная: в ростовской колонии - "где-то 30 процентов", в тюменской - "до сорока процентов" (Ефремов 1993:196,198). Так обстоит дело с формированием сексуальных вкусов, в частности гомосексуальных, в тюрьмах, лагерях и, особенно, в детских исправительных колониях.
Наша пенитенциарная система, сформированная в годы ГУЛАГа, остается прежней. Но есть надежда, что смена общественного строя, а в дальнейшем улучшение экономического положения приведут к гуманизации пребывания в тюрьмах и приблизят нашу исправительную систему к тому, как с этим обстоит дело в более благополучных странах. Устранит ли это из тюремного быта то давление, которое испытывает сейчас психика молодежи на формирование сексуальной ориентации?
Наилучшим образом исследовано распространение гомосексуального поведения в американских тюрьмах. Хотя американские специалисты жалуются на переполненность тюрем, но эта переполненность не идет ни в какое сравнение с положением в наших тюрьмах, а жизни во многих исправительных заведениях США - питанию, обустройству, быту - могли бы позавидовать не только обитатели наших тюрем. Тем не менее это тюрьмы, однополые закрытые общества с грубым, уголовным контингентом, и в них есть специфические качества таких обществ. В частности и особый размах гомосексуальной активности и насильственное обращение в гомосексуальную практику молодых людей, ранее к этому непричастных (Johnson 1971; Boffum 1972; Scacco 1975; Boyd 1984; Wooden and Parker 1984).
Тюрьма, обследованная Вуденом и Паркером, или скорее лагерь, принадлежит к исправительным заведениям смягченного режима: в ней помещаются совершившие преступление первый раз. Их около 2500. Живут они каждый в отдельной комнатке, откуда ходят в столовую, душевую, спортивные и учебные помещения и рабочие корпуса. На ночь комнаты запираются. Днем хождение друг к другу в гости не поощряется, но и не запрещается в пределах корпуса. Новоприбывшие получают белую полотняную форму и живут некоторое время в отдельном корпусе, пока не пройдут ознакомительный период. Потом их одевают в джинсы и разводят по корпусам, где они будут жить. Джинсы - опознавательная форма заключенных. Если новенький молод и недурен собой, как только он прибывает в корпус, к нему начинают присматриваться старожилы тюрьмы, решая нельзя ли его использовать в сексуальных целях.
На воле среди американцев широко распространено представление, что в тюрьме правят бал гомосексуалы, которые и обращают молодежь в свою веру. Это совершено не так. Гомосексуалы в тюрьме унижены и подавлены, хотя таких зверств, как в наших тюрьмах, не наблюдается. Гомосексуальная активность в тюрьме действительно вездесуща и всевластна, и молодых в самом деле ждут мрачные испытания, но опасность грозит вовсе не от геев. Гомосексуальную практику насаждают и проводят обычные уголовники, которые себя гомосексуалами отнюдь не считают, а гомосексуалами они считают как раз тех непричастных к гомосексуальному поведению молодых людей, которых они сами же насильно к нему принуждают.
Дело в том, что и в Америке среди уголовников, да и вообще среди низших слоев населения, среди этнических меньшинств и соответственно в ряде соседних культур с более низким уровнем образованности (в частности среди латиноамериканцов) отношение к гомосексуальности неоднозначно. Активная позиция в анальном сношении и позиция дающего при минете не считаются зазорными - мужчина остается ведь в мужской роли. Унизительной является лишь пассивная позиция в анальном сношении и позиция принимающего в минете - мужчина выступает здесь в женской роли. Будучи хоть раз выполнены, эти роли тотчас закрепляются навсегда. Значит, задача старожилов состоит в том, чтобы хитростью, уговорами, угрозами или насилием понудить молодого новичка хоть раз выполнить пассивную роль, а дальше его судьба решена. Он будет сексуально обслуживать всех остальных или, в лучшем случае, кого-нибудь одного из них, кто захочет и сможет оказывать ему покровительство и оберегать от других. Местные тюрьмы графств, откуда поступают заключенные в большую тюрьму, состоят из многоместных камер и нередко перенаселены.
Девятнадцатилетний Джефф прибыл с воли в шестиместную камеру. В первую же ночь к нему на койку присел черный жлоб и сказал: "Эй, малыш, ты раньше бывал в тюрьме? За что тебя посадили?" Тон был приветливый, но это была продуманная стратегия "змея, завораживающего жертву". На следующий вечер этот же черный тихо сказал Джеффу, что четверо других сокамерников "хотят его ж..." и сговариваются "взять ее" этой ночью. "Что ты собираешься делать?" - дружески посочувствовал он и продолжил: "Послушай, малыш, я могу справиться с ними и отвести от тебя эту напасть. Но я в этой дыре уже шесть недель, и х.. у меня всегда на взводе. Мне бы получить отсос. Как если ночью, когда все заснут? Можешь на меня положиться - никто не узнает. А уж я позабочусь о тебе, пока ты здесь". Исследователи добавляют: "Это была старая игра заключенных, по классическому сценарию, и каждый мужик в камере придерживался его, чтобы игра сработала. Они только и ждали, чтобы Джефф проглотил наживку и "словил палку", а тогда бы они все "проснулись" и потребовали своей доли" (Wooden and Parker 1984: 102-103).
Впрочем, бывает, что обещанное покровительство осуществляется. За фигурами, выступающими в той или иной роли, закреплены и термины в тюремном жаргоне. Мужчина, соблюдающий свое мужское достоинство и выполняющий роль самца, называется "удалым парнем" ("joker") или "племенным жеребцом" ("stud"). Он качается на спорт-тренажерах, татуируется, ведет себя агрессивно. Гомосексуал, признающий за собой женскую роль и выражающий это женскими манерами и т. п. называется, как и на воле, "королевой" ("queen"), "сестричкой" ("sissy") или "девкой", "широкой" ("broad"). Они носят женские имена и по отношению к ним всегда употребляется местоимение "она". "Я ее не бью, но держу в узде", - говорит "ее" сожитель.
Тот гетеросексуальный или бисексуальный парень, который не выдержал давления и согласился выполнить женскую роль в сексе, считается "исключенным" ("turned out"), что равнозначно русскому жаргонному "опущенный", и он называется отныне "малышом" ("kid") или "лопухом" ("punk"). Лучший выход для него, если его "зацепит на крюк" ("hooks up") авторитетный мужик, джокер. Тогда он будет закреплен за этим авторитетом, станет его и только его "малышом". Будет обслуживать его сексуально, стирать ему бельишко и т. п. Есть еще и "геи", которые могут исполнять обе роли, но такую позицию отстоять почти невозможно. Связь между двумя геями запрещается неписанным законом: гомосексуал, как и "малыш", должен обслуживать настоящего мужчину и в постоянной связи может состоять только с ним. Сценарий, диктующий каждому его поведение, соблюдается неукоснительно. Даже в тех случаях, когда на деле он нарушается, это держится в глубокой тайне.
По данным Вудена и Паркера, из выборки в 200 человек 10,5% признают себя гомосексуальными, 11% бисексуальными, а 78,5% гетеросексуальными, но более половины этих последних (55%) тоже вовлечено в гомосексуальную деятельность в тюрьме, причем 14% от общего количества - насильно, в том числе 9% гетеросексуалов и 41% гомосексуалов (Wooden and Parker 1984:18, 49, 99). Как видим, проценты очень схожи с российскими. Из гомосексуалов "на крюку" оказались все 100%, из бисексуалов - 59%, из гетеросексуалов - 10%, причем эта последняя цифра образована как средняя из 17% черных, 16% латиноамериканцев и лишь 2% белых.
До тюрьмы имела сношения с мужчинами почти половина всех обследованных (99 из 200),- почти все гомосексуалы и бисексуалы, но лишь чуть более трети (38%) гетеросексуалов. Это примерно столько же, сколько у Кинзи для всего населения. Да и гомосексуалы все-таки не все: 10% их открыло в себе это качество уже в тюрьме (Wooden and Parker 1984: 62). Среди гетеросексуалов, получается, приобщилось к этому сексу в тюрьме 17% (55 минус 38). Сколько из них сохранит это новое качество после выхода из тюрьмы? Есть сведения, что большинство возвращается к прежней ориентации (Sagarin 1976). Однако это те, у которых прежняя была. А те, у кого сформировавшейся ориентации до тюрьмы не было? По крайней мере из 80 гомосексуалов 61 (76,3%) несмотря на унижения и гнет остальных уголовников проставили "да" в графу "Я счастлив и доволен моей сексуальной ориентацией" и только 1,3% предпочли графу "Я бы хотел лучше быть натуралом", т.е. гетеросексуалом (Wooden and Parker 1984: 254, tabl. 19).
Таковы результаты давления тюремной среды на формирование сексуальной ориентации в сравнительно благополучном обществе. Тюрьма несомненно приобщает к голубому сексу тех, кто не был с ним знаком, и формирует гомосексуальные склонности как тут, так и там.
[И после этого они ещё надеются, что в Аду им будет хуже...]