Режабек Александр Евгеньевич : другие произведения.

Deja vu (Полная авторская версия)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  
  
   А. Режабек
  
   DиJю VU (полная авторская версия).
  
   Я знал, что уже пора вставать, но это ужасно не хотелось делать. Рядом лежала Машка, как всегда разметавшись во сне и вытеснив меня почти полностью с моей половины. Я легонько поцеловал ее в плечо. В эти утренние минуты она выглядела особенно соблазнительной, хотя злилась, когда я начинал к ней приставать. Я нехотя встал и пошел в ванную, где побрился и почистил зубы. Это повышало мой шанс исполнить с Машенцией некий старинный, почитаемый многими, обряд единения мужского и женского начал. Та уже не спала и подозрительно на меня поглядывала. Взгляд моих голодных глаз очевидно ничего хорошего не предвешал.
   - Можешь губы не раскатывать, - решительно сказала она, - Я не хочу и вообще еще не умылась.
   Чтобы понять сказанное женщиной, никогда не нужно воспринимать буквально то, что она говорит. Если бы она просто сказала "не хочу" - это скорее всего и было бы "не хочу и не буду". Но добавление в конце фразы слов, что она еще не умытая, полностью меняло ее смысл.
   - Солнышко, - про себя мурлыкнул я, - ты ведь мне не отказываешь, а просто хочешь привести себя порядок и вкусно пахнуть.
   И я театральным жестом показал ей на дверь ванной.
   - Прошу вас, мадемуазель.
   Но вместо того, чтобы пойти туда, она включила телевизор.
   - А ящик-то этот нам зачем? - удивился я.
   Машка обиженно на меня посмотрела.
   - Ты, что, забыл, что я снялась для рекламы? Меня вот-вот должны показать в блоке роликов перед новостями.
   Честно говоря, я действительно забыл. Машка была начинающей актриской и ей было жизненно необходимо стать узнаваемой. И она хваталась за все, включая рекламу. Я терпеливо сел и внимательно, как на старого друга, встреченного после долгих лет разлуки, уставился на экран телевизора. И в самом деле после нескольких совершенно бредовых роликов появилась моя Машка. На фоне игрушечного псевдодеревенского домика в окружении таких же игрушечных детей, она рекламировала какой-то сок. Самый, пресамый натуральный в мире. Я как-то запивал им водку. Гадость, пахнущая кацелярскими клеем.
   - Ну как? - строго на меня глядя, спросила Машка. - И не вздумай говорить, что это не Станиславский и даже не Тарантино. Это просто кусок хлеба.
   - Чудесно, - довольно искренне ответил я. - Особенно в сравнении с другими. Ты без сомнения удалась. Режиссер оказался на высоте. Какой полет фантазии.Он одел тебя в короткое расклешенное платьице альпийской гретхен и вместе с одетыми, как маленькие гансики, детьми впихнул в антураж русской деревни. Но особенно, к моему и, как я полагаю, зрительскому удовольствию, ему удались твои стройные ножки, которые соблазнительно мелькали, открываясь то пониже, то повыше.
   Машка засмеялась.
   - Ты просто сексуальная скотина.
   Дальше пошел бессмысленный текст, но в итоге, несмотря на утренний просмотр рекламы, утро оказалось прожитым не зря.
  
   На работе же шла обычная заморочка. Подписи, звонки, "эсэмэски". А директора, Тимура Арсеньевича, как обычно, не было, и поэтому отдуваться пришлось мне, его первому заместителю. Но своей работой в целом я был доволен. Меня и моих коллег, как догадался бы любой дурак, за глаза прозвали "тимур и его команда", хотя мои личные отношения с боссом были достаточно сложны. Он ценил меня за деловые качества, но всегда сдерживал в попытках проявить излишнюю самостоятельность.
   Сам он был из бывших партийных номенклатурщиков. А те всегда умели есть из всех кормушек. Среди них Тимурчик относился к умеренным, наверно, потому что был умным. Он без сомнения умел быть конформистом и, когда надо, дружить с необходимыми, но не всегда приятными людьми. А, главное, у него было существенное преимущество. На откровенную подлость босс способен не был. Поэтому наша фирма со всеми сохраняла хорошие отношения, и нам не грозили ни прокуратура, ни бандитские наезды. У Тимура были неплохо налажены связи и с бандюками, и со слугами народа. Хотя этими связями он пользовался только в крайнем случае. И не без причин. Во-первых, обязываться Тимур не любил. Во-вторых, он был до смешного честен в делах. И, в-третьих, ему это и не надо было. Босс был старомоден. Не упуская явной выгоды, он не стремился к обогащению и власти любой ценой. У него, слава богу, было более, чем предостаточно, денег, но он вовсе не строил себе дворцы а-ля арабский шейх, не ездил на самых дорогих иномарках и в строгости держал своих взрослых детей, не давая тем транжирить папины деньги. В общем он был в какой-то степени атавизм природы, хотя такими, наверно, и надо было бы быть всем нам. И, наконец, мой босс в деловом отношении просто гениально устроился. Имея очень приличные доходы, он оставался только директором, а не хозяином. И в проблематичных случаях умел делать вид, что он человек маленький. Руководимая им компания была лишь не самой большой частью огромного объединения, принадлежавшего господину Кагановскому, олигарху, который весьма ценил честность и умеренность Тимура.
   Я - другой. Мне всегда нравился разумный риск. Я уверен, что человек имеет полное насладиться жизнью до того, как состарится и превратится в того же Тимура. Но приходилось себя сдерживать и подлаживаться под непосредственного начальника. Тот же, надо отдать ему должное, старался прислушиваться ко мне, но в рамках строгих пределов. Так сказать, сочетал политику кнута и пряника. То рекомендовал остудить голову, то оставлял на меня руководство всей компанией и говорил, что у него нет лучшего преемника, чем я. Ему, кстати, было уже 57, а мне 37, и как-то на каком-то рауте он сказал, что через пару-тройку лет на все плюнет и начнет с женой разводить цветы. Что ж, вероятно, имело смысл и подождать.
   Но я - обыкновенный человек, и мне откровенно хотелось большего. И, по правде говоря, я это заслужил. И был уверен, что Тимур меня все-таки недооценивает. Он и представить себе не мог от какого количества выгодных, но немного рискованных предложений мне приходилось из-за него отказываться. Я уж не говорю о соблазнительных и таинственных конвертиках, от которых я всегда отказывался. Хотя я - не ангел и совершенно спокойно отправился бы в круиз по Средиземному морю, оплаченный кем-то за оказанную мной услугу. Мне это кажется совершенно нормальным. Просто необходимо соблюдать меру. Но, возможно, я так думаю потому, что до последнего времени мне не предлагали действительно крупную взятку. И вот теперь это случилось. А я всего-то должен был посодействовать тому, чтобы фирма вложила деньги в строительство междугороднего скоростного шоссе по типу немецких автобанов с перспективой процента от дохода по эксплуатации самой дороги и сопутствующей ей инфраструктуры
  
   Такое предложение встречается, может, один раз в жизни, но меня смутила настойчивость обратившихся ко мне бизнесменов, представлявших некую фирму "Сибирские дороги". Однако те объяснили ситуацию просто и логично. А, может, и правдиво. Это была, так сказать, история по-нашенски.
   Решили как-то большие, высоко сидящие дядечьки ударить в который раз по бездорожью в стране и в связи с этим строго погрозили властям на местах пальчиком. Давайте, мол, стройте. Но пилюльку все-таки подсластили, и пообещали частичное базисное финансирование из средств госбюджета. Засуетились местные начальнички, надо ведь указивку выполнять. Только вот сверху не объяснили, куда им дороги-то прокладывать. Страна вон какая большая. И, куда ни плюнь, везде одно и то же, и всем дороги нужны. А их-то родимых да еще и хороших как раз и нет, разве что единичные и не шибко длинные. И все правительственные. Вот тогда-то один из молодых да ранних губернаторов возьми и брякни на каком-то совете. А давайте соединим дорогой наши сибирские Уганск и Нежинск. А между ними на минуточку девятьсот километров. Идея вовсе не была глупой. Оба города бурно развивались, а железнодорожники давно уже не справлялись. Обрадовались все, засуетились. Начали совещания собирать, проводить консультации и экспертизы. И дело было совсем на мази, как вдруг вышел какой-то госчин от больших дядечек и сказал:
   - Знаете, ребята, а из федерального бюджета денег вам не обломится. Самим мало. Так что объявляйте конкурс. Может, кто и согласится.
   Это все, конечно, шуточки, но смысл был приблизительно такой. Поначалу эти "Сибирские дороги" из Нежинска ухватились за эту идею с радостью. Но без помощи госфинансирования достаточного количества денег у них не оказалось. Они было наивно подумали, что под такой проект им любая другая компания сколько надо отстегнет, да не тут-то было. Никто первый без гарантий господдержки в проект, существующий только на бумаге, деньги вкладывать не хотел
   Вот они в итоге и обратились к нам.
   Я, как принято, мило с ними пообщался, угостил кофе и попросил оставить документацию. Бумажки выглядели достаточно убедительно, но я и не ожидал ничего другого. В наше время слепить правдоподобный документ может любой старшеклассник с компъютером, а более серьезные ксивы просто можно купить. Поэтому, следуя обычной процедуре, я позвонил нашим пинкертонам. Мы давно уже работали с небольшим сыскным агентством, которое оказывало нам услуги по проверке надежности и платежеспособности наших партнеров. Правда, и драли они с нас за это немало.
   Но, на удивление, все было чисто и законно. И даже начальный, достаточно весомый капитал у них был. Я показал документы и результаты проверки Тимуру. Тот неопределенно хмыкнул.
   - Это ведь не совсем наш профиль, Родион... Хотя деньги - деньги и есть. А сколько они просят?
   - Говорят, что с учетом того, что есть, им, как минимум, нужны еще три миллиона, - ответил я.
   Тимур задумался.
   - Выглядит красиво, но что-то здесь не так. Я мало что понимаю в строительстве, но, по-моему, в таких случаях должна проводиться какая-то инженерно-геодезическая экспертиза. Или что-то в этом роде. Ты ее результаты видел?
   Я пожал плечами.
   - Еще нет. Я занимался в основном финансовой и юридической документацией.
   Тимур согласно кивнул.
   - Я так и думал. Так вот. Попроси-ка ты у своих новых друзей результаты этой экспертизы и организуй, чтобы их проверил независимый специалист.
   Это было новой головной болью, но специалиста я нашел. А через неделю пришел письменный ответ. И он меня удивил. Оказалось, что вдоль тамошней реки Ужа, а это почти двести километров, вести дорогу, как предполлагалось по плану, очень сложно и дорого. И у меня возник законный вопрос, почему же сибиряки выбрали именно этот, а не другой, более удобный путь. Ведь, наверняка, они не хуже нашего знали особенности своей геодезии и географии. И почему сунулись именно к нам, зная, что это не совсем по нашей части. На что же они все-таки рассчитывали?
   И как раз в этот день я получил ответ на свой вопрос. Раздался телефонный звонок, и незнакомый голос, представившийся Виктором Юрьевичем из "Сибирских дорог" предложил мне встретиться для обсуждения наших общих дел во время обеденного перерыва в небольшом кафе неподалеку.
   За маленьким столиком на двоих сидел незнакомый мне мужчина. Я говорю незнакомый потому, что он не был тогда у меня на приеме вместе с остальными. Хотя по его виду можно было допустить, что он-то как раз и является начальником.
   - Родион Николаевич! - обратился он ко мне. - Вы познакомились с документацией нашей фирмы?
   Я чуть замялся. Виктор Юрьевич спокойно и выжидательно на меня смотрел.
   - Видите ли, - начал я, - ваш проект выглядит замечательно и юридически оформлен безукоризненно, но есть маленькое "но".
   - И в чем же оно заключается? - также невозмутимо спросил Виктор Юрьевич.
   Я сделал сочувствующее лицо.
   - Как вы понимаете, мы проверили все ваши документы. И вот акт инженерно-геодезической экспертизы вызвал некоторые вопросы. А вы, в чем я не сомневаюсь, прекрасно понимаете значимость этого документа. Так вот его результаты с очевидностью говорят о том, что стоимость строительства может выйти далеко за рамки вполне приемлемого представленного вами бизнесплана. И при таких условиях наша компания не готова включиться в финансирование.
   Виктор Юрьевич откинулся на стуле и положил ногу на ногу.
   - И что, по вашему мнению, необходимо, чтобы ваша фирма все-таки заинтересовалась?
   Я пожал плечами. Для меня моя миссия была уже закончена. Осталось только доложиться Тимуру. Но игру еще следовало доиграть, и я чуть нетерпеливо махнул рукой.
   - Представьте новый бизнесплан. И вообще решайте сами. Может, дорогу нужно проложить в другом месте. Или еще что-то. Но как вы понимаете, это все выходит за рамки моей компетенции.
   - Вы пьете коньяк? - неожиданно спросил Виктор Юрьевич.
   Я удивился неожиданному вопросу.
   А мой собеседник продолжил:
   - Давайте выпьем по рюмочке перед тем, как расстанемся.
   Я продолжал недоумевать, что ему надо, но старался не показать вида. А Виктор Юрьевич все также невозмутимо и молча отхлебнул принесенный коньяк и затем неожиданно спросил:
   - Родион Николаевич! А полмиллиона баксов наличными в ваших руках могли бы повлиять на позицию фирмы?
   Я сделал огромное усилие, чтобы удержать глаза, пытавшиеся вывалиться наружу, а Виктор Юрьевич продолжал:
   - Мне кажется, что вы с вашим опытом и нашей помощью могли бы спокойно открыть собственное дело.
   Я не знал, что ответить, и молчал. Полмиллиона - это большие деньги.
   А Виктор Юрьевич понимающе на меня посмотрел.
   - Родион Николаевич! От вас ведь никто не требует немедленного ответа. Подумайте. Деньги вы можете распределить по номерным счетам. Так о них никто не узнает А само строительство начнется и будет вестись какой-то период по всем правилам и законам. У вас останется достаточно времени на перегруппировку сил. Другими словами, успеете, если вы не дурак, замести следы.
   Я решительно встал. И от того, что я собирался сделать, так собой гордился, что даже казалось, будто на меня все смотрят.
   - Виктор Юрьевич! Мне было очень интересно с вами общаться, но я вынужден ответить на ваше предложение категорическим отказом.
   Сибиряк иронично, но беззвучно зааплодировал.
   - Дорогой Родион Николаевич! Я прекрасно понимаю ваши мысли и ценю вашу порядочность, но при этом все же призываю не торопиться со скоропалительными решениями.
   Я неопределенно пожал плечами.
   - Не рассчитывайте, Виктор Юрьевич, что я изменю свой ответ. - Я помолчал, но любопытство все же взяло верх. - Но, если мы уже закончили с этой темой и болтаем просто так, то мне, как бизнесмену, ужасно хотелось бы знать, что бы вы стали делать, если б я согласился. Ведь, судя по масштабам проекта, даже и этих трех миллионов фирмы не хватило бы на то, чтобы его поднять.
   Сибиряк засмеялся.
   - Говорите, болтаем просто так... Забавно... Я не обязан это делать, но скажу. И даже не по секрету. Секрета в нашем плане нет, потому что все давно придумано до нас. Нужно только уметь вовремя воспользоваться опытом предшественников. Конечно же, денег вашей фирмы недостаточно. Но вы не учли маленькую деталь. Ваша контора является частью могущественного королевства, принадлежащего одному влиятельному человеку. А это в бизнесе значит многое. Поэтому, когда мои друзья обратятся с этим же проектом и аналогичным предложением в другие фирмы, те, вероятее всего, с радостью захотят поучаствовать, узнав, что в дело вовлечен такой известный человек как Кагановский. И тогда капитал "Сибирских дорог" значительно возрастет.
   - А дальше? - не скрывая своего любопытства, спросил я.
   Виктор Юрьевич снова засмеялся.
   - А дальше нужно читать Ильфа и Петрова. Контора "Рога и копыта". Зицпредседатель Фунт пойдет в кутузку, а мы пропадем с деньгами в болотах Ужи.
   Он сделал паузу.
   - А знаете, Родион, я вам все-таки перезвоню.
   Уже уходя, я обернулся.
   - Виктор Юрьевич! А вы не боитесь быть так откровенны?
   Он еще раз оценивающе, как женшина соперницу, меня оглядел.
   - Родион Николаевич! Мы же с вами неглупые деловые люди. Мне, что, нужно бояться, что вы кому-то расскажете о нашем разговоре? Да на здоровье. Вы ведь в бизнесе не первый год. Человек, трубящий о том, что не взял взятку, автоматически попадает на подозрение как потенциальный мздоимец. Естественно, в лицо вас все похвалят, а за спиной подумают, что вы не взяли не потому, что такой честный, а потому, что не сторговались. Не забывайте, что из принципиальных соображений за всеобщую справедливость борятся только дураки. Мы же боремся сами за себя. Принимаете вы мое предложение или нет - это лишь наше с вами личное дело. Поэтому расслабьтесь и живите спокойно.
   Он замолчал и на прощание махнул мне рукой.
  
  
   С Машкой я был знаком уже больше двух лет. Я помню как первый раз увидел ее по дороге на деловое свидание из окна своей машины. Она с видом победительницы, присущим красивым женшинам, стояла у края тротуара в центре Москвы и голосовала. В ту пору я еще не получил желанную должность первого зама, и активно барахтался в надежде на повышение. Но хотя у меня в тот день почти и не было свободного времени между встречами, ради этой девушки я рискнул изменить планы. И в связи с этими обстоятельствами накрылся медным тазом мой обеденный перерыв.
   Я притормозил рядом с ней. Она привычно для тремпистов распахнула дверцу машины и одновременно строго, чтобы я ничего такого не подумал, и вежливо-приветливо спросила;
   - Подвезете на Алтуфьевское шоссе?
   Вот уж куда мне было совсем не с руки, так это туда, но я деланно равнодушно кивнул. Эта девушка стоила того, чтобы проявить к ней внимание.
   - За сколько поедем? - задала традиционный вопрос она.
   Я, не глядя на нее, пожал плечами.
   - Не беспокойтесь. Не ограблю.
   Девушка насторожилась. Она все-таки не была полностью наивной дурой. Наверняка, в ее сумочки еще и лежало какое-нибудь дурацкое средство защиты типа газового пистолета.
   - Я привыкла договариваться заранее, - безаппеляционно проговорила она.
   Я оценивающе, как клиентку, а не женщину оглядел ее. На сколько же она может потянуть?
   - Пятьсот? - как бы колеблясь спросил я, хотя меня интересовали не ее деньги, а она сама.
   На ее хорошеньком личике отчетливо отпечаталась траектория крутящихся в голове шариков, но она кивнула.
   Наступил второй этап этой встречи. Дорога. Я, молодой спортивного вида молодой человек, вез в хорошей иномарке миленькое создание женского пола. А оно сидело рядом со мной и в соответствии с законами жанра и не без опаски выжидало. Я ведь просто был обязан обратить на нее, такую красивую, внимание и попытаться познакомиться. И она соображала, как меня получше отшить. Но я молча рулил, сосредоточившись на дороге. До ее тмутаракани с пробками и в это время дня было не меньше часа с лишним езды. Т.е. у меня было достаточно времени для того, чтобы попутчица начала разочаровываться в своих ожиданиях, и у нее разгорелось любопытство, что же за бесчувственный чурбан сидит рядом с ней. Минут через десять, чтобы разрушить завесу молчания, она спросила, можно ли ей курить. Я, не поворачиваясь, кивнул. Она достала пачку ментоловых сигарет "Vogue" и прикурила. Скорее всего она не был курильщицей, а держала сигареты так, для понта. Она просто набирала в рот и выпускала дым, хотя делала это не без изящества.
   Мы проехали еще минут двадцать. Она, видимо, начала терять надежду, что я, как остальные молодые мужчины, проявлю к ней хоть толику интереса. А я ее в этом не разубеждал.
   И моя попутчица в конце концов сдалась, решив, что я, очевидно, отношусь просто к калымщикам на дорогах, и тачка, может, вообще не моя. Она полностью от меня абстрагировалась и стала с обиженно-равнодушным видом красить ногти и наводить марафет, как будто я вообще для нее не существовал. Разве что прокладки не стала менять.
   - Интересно, к кому на Алтуфьевском шоссе ты такая едешь? - подумал я.
   В конце концов мы добрались до места. Это был неплохой семнадцатиэтажный дом с зеленым двориком. Она протянула мне купюру. Та была единственной в ее кошельке.
   - Не надо, оставьте, - сказал я, отстранив ее руку. - Считайте, что у меня сегодня день благотворительности.
   Девушка удивленно на меня посмотрела.
   Я перегнулся через ее сиденье, слегка коснувшись девушки плечом. Она отпрянула, но я лищь распахнул ей дверцу и произнес:
   - Прошу.
   Та замешкалась и, продолжая сомневаться в моем бескорыстии, буркнула:
   - Не привыкла я так. Как-то это странно.
   Но прежде, чем она успела выскочить, я, как бы преодолевая колебания, протянул:
   - Ну, если вы не верите в добрых самаритян, можете оставить мне номер телефона. Буду рад услышать ваш голос.
   - Но ведь вы за всю дорогу даже не взглянули на меня,- не удержалась девушка.
   - Взглянул. И оценил, - сказал я и рассмеялся. Я знал, мой смех нравится людям, и часто им пользовался налаживая отношения. Попутчица не удержалась и засмеялась в ответ.
   И ее телефон я получил.
  
   Потихоньку она довольно плотно вошла в мою жизнь, вытеснив остальных подружек. Я, тем не менее, продолжал время от врмени от нее погуливать, то ли, боясь чересчур привязаться, то ли просто из мужской вредности. И каждый раз уговаривал себя, что имею на это полное право, так как никаких обязательств верности ей не давал. Естественно, иногда я попадался, и тогда она устраивала скандал, лезла драться, царапалась, а потом собирала манатки и уходила на свою съемную квартиру, которую делила на паях с подружкой. Проходило какое-то время, и мне начинало ее не хватать. Я шел на поклон, затоварившись цветами и подарками. Я почти искренне клялся, что больше не буду, и она через какое-то время остывала. И наша жазнь до следующего раза возвращалась на круги своя.
   Сама она была из Курска, хотя родилась и выросла в Виннице. Ее отец был какой-то железнодорожный начальник, которого как-то с повышением перевели в другой город, а вскоре его родная Винница осталась за границей в самостийной Украине.
   У Машки была типичная украинская фамилия Пономаренко. Когда я впервые это узнал, то, не имея ничего плохого в виду, а только желая польстить, брякнул:
   - Я всегда знал, что хохлушки - самые красивые бабы на свете.
   Но в ответ Машка только передернула плечами.
   - Еврейки тоже.
   Я удивился, а она объяснила.
   - Мой отец - украинец, а мама - еврейка.
   Мне ее национальные корни были до фонаря, но тут вдруг черт дернул пошутить, и я ляпнул:
   - Интересно, как же мне определить твою национальность. Выбирай, что больше нравится. Жидохохлушка или хохложидовка?
   А Машка ужасно обиделась. Она оказалась чрезвычайно чувствительной к национальным вопросам и переживала за эти обе суматошные нации. И те, и другие казались ей в чем-то незаслуженно обделенными и обиженными. А мне было ужасно смешно и любопытно, как ее еврейская половина переживает за "притесняемых" украинцев, любивших в свое время развлечься еврейскими погромами.
  
   Национализм - это не про меня. Хотя я был коренной, до "надцатого" колена русский. И если бы у нас в стране было нечто вроде третьего рейха, то с гордостью мог бы хвастаться своей "арийской" родословной. Жаль, что не рискнул бы показать фотографию покойного деда. Его считали колдуном, и все, включая меня,ужасно боялись, так как он был не только страшен с виду, но и выглядел как типичный татаромонгол. Мои же родители, наверно, были единственными настоящими интернационалистами на планете. Никогда от них не слышал, чтобы какая-то проблема повседневного быта связывалась с национальной принадлежностью человека. Конечно, я знал, что есть турки, индийцы, узбеки, таинственные самоеды, но для меня это были просто слова, что-то вроде человеческих имен. И с этой иллюзией межнациональной терпимости я дожил до самой школы. А там подружился с Яшкой Хейфицем. Классный был парень. Умница и большой юморист. Мы с ним в соответствии с потребностями нашего возраста и к вящему удовольствию одноклассников легонько похулиганивали, доставляя умеренные хлопоты нашим учителям. Но вот однажды Яшка отозвал меня в сторонку. Я подумал, что он снова что-нибудь затевает, а тот, видимо, решив, что я достаточно проверенный человек, по большому секрету признался:
   - Родька! У меня в свидетельстве записано по-другому, но тебе скажу. Ты знаешь, я - еврей.
   Честно говоря, я не очень-то понял из-за чего весь сыр-бор. Какое свидетельство? И в чем тут тайна?
   Но на всякий случай сделал умное лицо.
   А вскоре случилась та история. Я случайно в углу школьного двора натолкнулся на Яшку, которого с шипением "получай, жидовская морда" лупили трое парней постарше. Я, естественно, тоже влез. Нам, пацанам, всего-то было лет по десять, но дрались мы не по-детски. Одному из нападавших я палкой раскроил голову, и тому пришлось накладывать швы. В общем в результате прилично досталось всем.
   История наделала много шума. Возник скандал, вышедший за пределы школы. Нас с Яшкой уже совсем собрались исключать, но умный, занимающий немаленький пост яшкин папа пошел к директору и спокойно так тому сказал, что возникшая в его епархии драка не просто хулиганство, а результат разжигаемой в школе межнациональной розни, о чем необходимо поставить в известность вышестоящие организации. И дело быстренько заглохло. Но Яшку родители из школы все-таки забрали.
   Вот так на примере антисемитизма я впервые в жизни получил урок многогранности и непредсказуемости интренациональной дружбы. И еще будучи совсем юным мальчишкой сообразил, что ксенофобия очень удобна для манипуляции людьми.
   Но, закрывая эту тему, готов присягнуть, что я так и остался одним из последних могикан-интернационалистов. Никакой "гондурас" меня не беспокоил, а Машка, увидев, что я не брезгую ни салом, ни мацой, успокоилась.
  
   Я уже говорил, что эта более, чем двухгодичный роман оказался в моей биографии одним из самых длинных, претендующим на рекорд. Мне с Машкой было хорошо. Она готовила обалденные вареники. Была красива и неглупа. И я ужасно скучал, когда мы ссорились, а она демонстративно уходила. Машка однозначно была женищиной, которая устраивала меня почти со всех сторон. Но она вряд ли догадывалась, что это только до тех пор, пока она не покушается на мою свободу
   Иногда я все-таки подумывал, а не жениться ли мне на ней. И, посчитав все за и против, каждый раз приходил к выводу, что не стоит. Меня в ней смущала ее провинциальная нахрапистость и целеустремленность. Да и актерская карьера, как я полагаю, для нее была приоритетом приоритетов. А мне вовсе не хотелось быть мужиком при примадонне и, как говорится, греться в лучах ее славы. Мы и сами с усами. Ни от Машки, ни от себя самого я никогда не скрывал, что главное, что я делаю в жизни, это тоже карьера, но моя. Ради нее, родимой, я горбился на работе и терпел вещи, которые вовсе не хотел бы терпеть. Я хотел быть боссом. И прекрасно понимал, что боссу желательно быть семейным. А для этого нужно было жениться на нужной женщшине.Но станет ли ей Машка, я сомневался.
  
   В этот вечер мы с Машей поссорились. Перед этим у меня на работе был непростой разговор с Тимуром. Он не забыл историю с "Сибирскими дорогами" и интересовался, что мне удалось выяснить. А я еще не был готов к разговору с ним. И все из-за того, что та недавняя беседа с Виктором Юрьевичем в кафе сильно выбила меня из колеи.
   Босс, как назло, тот в этот день был раздражен и нетерпелив. У него разболелась жена. Снова подскочило давление. Но жены - женами, а дела фирмы - это дела фирмы. И надо было заниматься делом. И хотя моя точка зрения играла немалую роль, окончательное решение по проекту такого уровня могло принадлежать только Тимуру. А я не захотел облегчать ему жизнь. Не вникая в мелкие детали, я лишь объяснил, что на определенном довольно длинном участке трассы скорее всего возникнут проблемы, решение которых потребует дополнительных капиталовложений. И, по-видимому, не маленьких.
   Тимур состроил гримасу.
   - Мне еще реально не встречался проект, - с видом знатока произнес он, - затраты по которому соответствовали бы бизнесплану. Вопрос лишь в том, насколько превышение сметы окупаемо для нас. И как это повлияет на конечную выгоду.
   Я помолчал, выбирая ответ понейтральнее. Зная босса, я предоставил ему выруливать самому, так как догадывался, какое он примет решение.
   - У меня, - сказал я, - не было достаточно времени для более подробного изучения ситуации и, боюсь, что даже при его наличии не настолько компетентен, чтобы разобраться во всех нюансах.
   Босс приподнял брови.
   - Что это ты вдруг заскромничал? Насколько я тебя знаю, тебя скорее нужно притормаживать, чем подталкивать.
   Тимур встал и заходил по кабинету.
   - Ладно. Сделаем так. Все-таки, как ни крути, проект выглядит привлекательно и сулит большие прибыли. В противном случае я бы давно от него отказался. Но поскольку в деле остаются неразрешившиеся сомнения, мы посоветуемся с вышестоящим начальством и представим его Науму Яковлевичу (так звали Олигарха). Он послезавтра должен быть у нас. И, чтоб ты, скромник, знал, представлять проект мы будем вместе. Ты и я. Пора тебе, Родик, начать сокращать разделяющую вас с Нёмой дистанцию.
  
   Понятно, что после этого разговора я не был расположен слушать дома машкин рассказ о каком-то Леше, который по секрету сказал, что ее скорее всего утвердят на вторую главную женскую роль в новом сериале. Какое-то время у меня хватало терпения делать вид, что я слушаю эту дребедень и кивать, но в конце концов в очередной раз услышав, что там даже будет сниматься Меньшиков, не выдержал.
   - Фильм-то о чем будет? - ехидно спросил я, - Представляю... Он, крутой, но добрый сердцем мафиозо, был послан с заданием убить нехорошего крестного отца-конкурента. Но собранные разведданные о его местонахождении последнего оказались неточны.Он бвл не один. Его вплотную окружали телохранителями и гости благотворительной вечеринки, посвященной празднику урожая в Уагадугу, столице Буркина Фасо. Но герой не растерялся, он был умел и храбр. И расправился со всеми. Но на красавицу-дочь убитого рука у него не поднялась. А поднялось другое. И она осталась единственной свидетельницей. И все было бы хорошо. Но, на беду, у героя уже была подружка, которая терпеливо ждала, пока он, укокошив наконец достаточно народа, не заработает деньги, чтобы хватило на домик на Кипре. Машка! - проорал я. - Наверно, эту роль должна будешь сыграть ты... Слушай теперь продолжение. Первая подружка не может смириться с появлением соперницы. Тем более, что Кипр, кажется, вот-вот должен был ей улыбнуться. И она на протяжении всех восемнадцати серий пытается отомстить и подсылает убийц к несчастной девушке, которую герой самоотверженно защищает и, чтобы не растерять навыки, рубит киллеров в капусту. Но его доброе сердце при этом продолжает обливаться кровью. Ведь жизнь любимой остается в опасности. А потом выяснится, что ты и новая подруга героя выросли в одном детдоме и вообще разлученные сестры. Оказывается, от вас в незапамятные времена отказалась гражданская жена вора в законе, которому удалось достать только два билета в Нью-Иорк и паспорта, оформленные на бездетную пару, уезжающую на искусственное оплодотворение.
   Машка стукнула меня диванной подушкой и ушла на кухню, а я злорадно продолжал орать ей вслед.
   - Нет. Наверно, это будет намного более серьезный фильм. Представь. Герои жили вместе долго и счастливо, но пришла беда. Он попал в аварию и сломал ногу. Нога постепенно зажила, и он снова начал ходить, но это была только видимость благополучного завершения его мытарств. Он никому не рассказывал о своей тайне. Эта нога была опорной и категорически необходима для исполнения супружеских обязанностей, иначе не на что было опираться. А теперь она перестала действовать как надо.Он продолжал надеяться на чудо, но оно не происходило. Он пробывал и так, и эдак. Но все было не то. Жена принесла ему "виагру", но та не действовала на его ногу. Все попытки казались тщетными. Тогда жена решила, что все дело в ней, и с другой женщиной он воспрянет и вернется к прежней жизни. И она попросила помощи у своей подруги, которую будешь играть ты, Машка, чтобы та соблазнила героя. Но и твои прелести не изменили ситуацию. И тогда у жены героя опустились руки. Она начала пить и деградировать. И вот однажды в какой-то подворотне ее совсем уже спившаяся собутыльница, услышав эту историю, уверенно сказала, что героя скорее всего просто сглазили. И это сделал, наверняка, кто-то из близких подруг. Т. е. ты, Машка.
   На кухне послышался грохот. Видно, Машка кокнула что-нибудь. Это на нее похоже. А через секунду она фурией ворвалась обратно в комнату.
   - Та гадкий, ползучий, подлый гой-москаль. Чтоб тебе самому в аварию попасть. И чтоб тебе поотрывало твои причиндалы.
   Это, наверно, нехорошо, но я развлекался, глядя на нее, когда она сердилась.
   - А скучать по причиндалам не будешь? - серьезно спросил я.
   Машка вдруг непривычно строго на меня взглянула.
   - А что мне скучать? Они свое дело уже сделали.
   Я сразу посерьезнел.
   - Что ты имеешь в виду?
   Машка нелегко вздохнула и села.
   - А то и в виду. Залетела я случайно. Ты ведь проходил в школе, от чего дети рождаются.
  
   Мне сегодня этого как раз и не хватало. И я совершенно не знал как себя вести. Единственное, в чем я был уверен, что наиболее оптимальным вариантом для меня была бы максимально нейтральная реакция. Ни гнева, ни радости. И то, и другое, как говорится, чревато боком.
   - Так что же мы будем делать? - Я намеренно сделал акцент на местоимении "мы".
   Машка по-женски снисходительно на меня посмотрела.
   - Да не волнуйся ты, дурачок. Это мои проблемы. Не могу ж я к концу сериала сниматься с пузом. Сделаю аборт. Не я первая, не я последняя.
   В этот вечер я бы хотел, чтобы она, как всегда, рассердившись, ушла ночевать к себе. Но это не произошло. Более того, начало ночи мы провели активнее, чем обычно, хотя, залезая под одеяло, я клялся, что просто повернусь на бок и усну. Наконец, мы выдохлись. Машка мягко поцеловала меня в губы и чуть слышно шепнула:
   - Родька! Женись на мне.
   Я изобразил на своем лице удивление. Машка несильно хлопнула меня кулачком по лбу.
   - Ладно, спи. Проехали. Считай, что я ничего не говорила.
   И она от меня отвернулась.
  
   В среду Тимур сообщил, что завтра с утра мы едем в аэропорт встречать Нёму. Я вызвал свою секретаршу Генриетту Карловну. Т. е. не стандартную, как у большинства, смазливую мордашку с нахально выпирающей грудью и длинными ногами, а мою милую фрекен Гету. С ней мне было хорошо. Она выглядела как милая, немолодая, но моложавая полноватая тетушка, к которой племянники рвутся напроситься на выходные, чтобы поесть вкусные плюшки. И, главное, она была деловая донельзя. Мы с ней давно ладили и с удовольствием играли в игру, в которой я изображал безалаберного молодого шалуна, а она строгую, но любящую матрону. Вот она-то и вошла по моему зову в кабинет. Я сказал ей, что мы едем завтра встречать Олигарха, и попросил по возможности выкроить в моем графике пару свободных часов для подготовки к встрече. Генриетта в ответ шутливо растрепала мне волосы.
   - Мальчик мой! Не рассказывай сказки пожилой женщине, что ты два часа будешь сидеть сиднем в уединенном, как сортир, месте и думать. Насколько я тебя знаю, чтобы шевелить мозгами, тебе никакое уединение не нужно. И не изображай непонимание. Ты ведь, Родик, ушлый господин, а не тот, за кого себя выдаешь. Признайся старой тете, зачем тебе два часа? Их ведь у меня нет. Но я смогу постараться, если признаешься. Что случилось? Явочная квартира провалена? И тебе нужно спасать рацию?
   Я засмеялся и протестующе замахал руками.
   - Гета, прекратите. Я не знаю плакать мне или смеяться над тем, что вы меня изобразили таким двуличным и коварным, но, по правде говоря, ужасно трушу перед завтрашним днем, потому что я не просто группа сопровождения, но и лицо, включенное в обсуждение проекта. И то, какое я произведу впечатление, может сыграть в моей карьере немаленькую роль. И мне действительно необходимо от всего отвлечься и хорошенько подумать, что же я буду говорить.
   В результате, благодаря усилиям Генриетты, день прошел спокойно. И только один раз мое сердце екнуло. Звонил Виктор Юрьевич из "Сибирских дорог", а я этого не ожидал.
   - Родион Николаевич! Я соскучился по вашему голосу, - проговорил он. - Как у вас дела?
   Я что-то буркнул в ответ.
   - Вы чем-то раздражены? - со скрытой насмешкой спросил тот, - Не горюйте, жизнь так прекрасна. - И он перешел на серьезный тон, - Я лишь хотел узнать, остается ли ваше решение в силе?
   Его вежливо-насмешливая манера разговаривать действовала мне на нервы, но я не менее вежливо ответил:
   - Я, Виктор Юрьевич, остаюсь при своем.
  
   Утро было хмурым. Над головой низко висели грязно-серые тучи. Небо, казалось, было беременно дождем, но никак не могло разродиться. Только времени от времени накрапывала какая-то скользкая гадость. В зале "VIP" аэропорта было много народа, похоже, журналистов, и мы с Тимуром даже как будто затерялись. Наконец, прилетел и долгожданный гость. Олигарх всем привычно приветственно безадресно улыбнулся, но интервью давать не стал. Он только официально пожал Тимуру и мне руки и поспешил к своей машине.
   Однако и у себя в офисе я еще какое-то время просидел в ожидании, пока Генриетта не сообщила, что меня ждут.
   В кабинете Тимура повернувшись ко мне бочком, Олигарх выговаривал кому-то по "мобильнику". Его голос был буднично скучен, но именно такого сухого тона больше всего и боялись его подчиненные. Я, хотя и был замом директора компании, напрямую с Олигархом практически не общался и впервые слышал, как он устраивает нагоняй вживую. Но старался не прислушиваться. Тимур в это время разливал по бокалам виски. Этот напиток Нема любил, а мы были рады составить ему компанию.
   К моему удивлению, в углу кабинета я заметил молоденькую худенькую девушку. Наверно, референт какой-нибудь, подумал я. Она только показалась мне немного несуразно одетой. Но, приглядевшись, я понял, что ее одеяние укладывается в определенный гармоничный и идущий ей стиль. И стоило оно, кажется, недешево. А еще я увидел ее симпатичную глазастую, хотя и чуть стандартную мордашку. Она, не обращая ни на кого, включая самого Олигарха, внимания, читала какую-то книжку. Бог ты мой, она читала Монтеня. А я, по-честному, не то чтобы был большой в нем специалист, но и вообще его не читал, хотя все-таки не был и пальцем сделанным. В голове вертелось название какой-то книги. "Опыты", вспомнил, наконец, я. Стараясь не привлечь внимания начальства, я чуть придвинулся к девушке и, не скрываясь от нее, скосил глаза, пытаясь прочесть название. "Апология Раймонда Сабундского". Ни хрена себе.
   - Монтень? - с преувеличенно умным видом поинтересовался я и продолжил отеческим тоном. - Похвально. И знакомо. Как же, как же-с. "Пособие по комьютерам для начинающих". Читал-с. Хорошая книга.
   Девушка подняла на меня глаза, но осталась невозмутимой.
   - Вы ошиблись. Это другая книга. "Учебник хорового пения для глухонемых".
   Я удивленно вскинул голову.
   - Не может быть, чтобы я ошибся. Какая досада. А там хотя бы написано, что меня зовут Родион?
   И меня вдруг понесло.
   - Знаете, я родился в глухой армянской деревне, а там по традиции любили давать детям имена, происходящие от звучных и непонятных иностранных слов. И настоящее мое имя Аккордеон. В честь музыкального инструмента, который дед притащил в качестве трофея с войны. А затем судьбе было угодно, чтобы моя семья перебралась в подмосковье и жила в поселке рядом с аэродромом. А там, знаете-ли, все время шум и грохот. То взлеты, то посадки. Поэтому местный народ и стал маленько глуховат. Вот они меня-то по приезде как-то и спросили:
   - Парнишка! А звать тебя как?
   Я и говорю:
   - Аккордеон.
   - Как-как?
   - Да Аккордеон же.
   - А-а, Родион. Понятно. Это по-нашему, - сказали местные. - Значит Родька будешь.
   А я даже обиделся. Вовсе я не Родька, если уж на то пошло, а Аккордик. Но так и остался Родионом.
   Девушка терпеливо слушала этот бред, но в конце не удержалась и улыбнулась.
   В этот момент Олигарх закончил свой разговор, и Тимур немедля к нему обратился:
   - Наум Яковлевич! Вы ведь уже знакомы с моим заместителем Родионом Николаевичем. Он, несмотря на свои молодые годы, уже многое успел сделать для нашей фирмы.
   И Тимур, как будто я какой-то манекен, а не человек, указал на меня рукой.
   Олигарх в ответ индифферентно посмотрел и кивнул.
   - Вы там мне что-то по телефону намекали на дорогу в Сибири. Так давайте, докладывайте, - сказал он и снова бросил на меня изучающий взгляд, - Кстати, девушка, с которой вы сейчас пытались заигрывать, молодой человек, моя дочь Нина.
   - Вот-те на... Пококетничал, - подумал я. Мне было известно, что у него есть дочь, но кто же знал, что он с собой потащит ее сюда.
   Но докладывал я по-военному. Т. е. быстро и четко, но маловразумительно. Я вовсе не скрывал проблемы, возникающие при строительстве дороги вдоль реки Ужа, но и не вдавался в детали, которые и сам не понимал. Наконец, я умолк. Олигарх в раздумьи заходил из угла в угол. Я, кстати, тоже люблю думать расхаживая. А еще я не раз видел, что и Тимурчик грешит тем же. И вдруг представил, как мы все трое расхаживаем по кабинету, как молекулы в броуновском движении, а девушка Нина в это время читает Монтеня. Настоящий театр абсурда.
   - Дайте мне карту России, - неожиданно попросил Олигарх
   - Смотрите, - сказал он, ткнув в нее пальцем, - это ваши связанные с рекой Ужой Нежинск и Уганск. И губернатор края там Грищенко. А это - Петрогорск и Кмышев, находящиеся в ведении уже другого губернатора Эрдмана. Эти два города с географической точки зрения практически параллельны нашим, но только километров на двести южнее.
   Мы с Тимуром с умным видом таращились на карту. Ну и что?
   - Вы вряд ли об этом знаете, хотя, наверняка, до вса доходили слухи, что на федеральном уровне зреет и практически уже созрел проект строительства трансконтинентальной трассы, пересекающей всю страну. Однако, полагаю, вам вряд ли известно, что она пройдет через Петрогорск и Кмышев. И строить ее должны начать уже в конце этого года. С двух концов, востока и запада. И, таким образом, через несколько лет она приблизится к этим городам, которые торжественно примут эстафету строительства. - Олигарх помолчал. - Вы можете задасться вопросом, какое это отношение имеет к нам? Может, и никакого... Но, если подумать, мы ведь тоже не лыком шиты и способны, со своей стороны, сделать некий финт ушами. Возьмем и вложим деньги в "Сибирские дороги", чтобы начать строить пока находящуюся вне интересов федералов параллельную трассу через Нежинск и Уганск. Но только уже сейчас, а не потом. А затем, через какое-то время заявим, что имеем готовую европейского уровня дорогу, которую намного проще ассимилировать в федеральный проект, только чуть изменив направление идущих с востока и запада ветвей, чем начинать с нуля трассу Кмышев-Петрогорск. А преимущества включения нас в федеральную дорогу, как я полагаю, вам очевидны. И тогда даже чрезмерные затраты воздарятся нам в итоге сторицей. - Олигарх усмехнулся, - Также очевидно и то, что может подняться большой "хай".
   Наум замолчал, а потом неожиданно подошел к Нине и совершенно не по-олигарховски поцеловал ее в макушку. Похоже, что большой папа души не чаял в своей дочке. А та в ответ совершенно по-домашнему, как кошка, потерлась щекой об его руку.
   - А что, господа хорошие, по этому поводу мне скажете вы? - обратился он к нам.
   Тимур, собираясь с мыслями, слегка замялся.
   - Видите ли, Наум Яковлевич! Живи мы в другом государстве, я бы стопроцентно с вами согласился. Но это - Россия. А наша родина все еще, несмотря на уверения, не вошла в стадию спокойной и скучной стабильности европейцев. Поэтому я в делах стремлюсь к осторожности и стараюсь избегать сделок, в которых выгода рассматривается как дальняя перспектива. А пока не вызывает сомнений только одно. Принимая положительное решение, мы в первую очередь вынимаем из своего кармана немаленькие деньги в надежде их вернуть да и еще и заработать. Однако удастся ли нам это сделать, - Тимур развел руки в сторону, - будет решать конъюнктура. И Российская, а не какая-либо иная. И я даже не имею в виду финансовую и юридическую стороны. А то, что определяет конечный итог. Другими словами, то, какой губернатор в нужное время окажется повлиятельней и пооборотистей, останется ли федеральная власть достаточно сильной, когда придет другой президент, или, к примеру, в какой степени будут сильны сепаратистские настроения в стране и т. п. Русский человек загадочен. Но только в силу непоследовательности своих решений. А посему, будь это в моей власти, я бы ввязываться в это дело не стал.
   Закончив, Тимур облегченно вздохнул и пригубил виски.
   - А вы что думаете, молодой человек? - Олигарх обратился ко мне.
   Это был момент, которого я ждал.
   - Мне сложно выступать после своего начальника, - притворно скромно начал я. - Можно и довыступаться. - Оба начальника улыбнулись. - Но мне, в принципе, совершенно понятна позиция Тимура Арсеньевича. Более того, с большей частью сказанного я совершенно согласен.
   - Но, кажется, есть и "но", - не без иронии в голосе вклинился Тимур.
   - Да, Тимур Арсеньевич. Не обижайтесь. Может, это просто свойство молодости, но на некоторые вещи я смотрю по-другому. Я верю в перспективу и даже вне связи с общефедеральным проектом не скинул бы полностью со счетов возможность выгодности сделки с "Сибирскими дорогами", даже если построенный автобан останется лишь достопримечательностью местного значения.
   - Объяснитесь подробнее, - попросил Олигарх.
   Я на мгновение запнулся, но затем заоворил. Я не готовился произносить длинную речь. Хотя, если не касаться мелких нюансов, говорить о преимуществах проекта было легко. Да и выбора у меня не было. Я уже успел высказать несогласие с мнением Тимура и перекрыл себе путь назад. В итоге полуэкспромтом у меня получился целый рекламный ролик по типу бендеровского про Нью-Васюки. Но хорошего качества.
   Я посмотрел на Олигарха. Его взгляд был одновременно и насмешлив, и благосклоннен.
   - Да-а, Тимур, - протянул он. - Похоже сегодня не твой день. Я думаю фирме настало время поближе познакомится с "Сибирскими дорогами".
   Он сказал еще несколько ничего не значащих нейтральных слов и ушел, забрав с собой свою умненькую и хорошенькую дочурку.
   После его ухода в кабинете повисло молчание. В конце концов, я наигранно бодро вскочил со своего кресла и сказал, что возвращаюсь к себе. Тимур равнодушно пожал плечами.
   Я уже был у самой двери, когда он бросил мне в спину:
   - Что, молодой и верящий в перспективу Родион? Пытаешься заработать у Наума очки? Ну-ну...
  
   Остаток дня я провел в некотором смятении. Как я и полагал, Тимур вовсе не обрадовался, когда я его не поддержал. Хотя, с другой стороны, никакой общей линии поведения мы с ним не вырабатывали. Видимо, ему и так мое согласие с ним казалось само собой разумеющимся. Поэтому очевидно, что мне в ближайшее время лучше будет вести себя с ним осторожнее и деликатнее. Но, как ни странно, мысли о том, что я могу попасть в опалу к Тимуру, не так уж меня и занимали. Вместо этого я вновь и вновь вспоминал тоненькую фигурку девушки, читающей Монтеня. Хотя это и было глупо. Я не забыл, кто ее отец, и как он на нее смотрел. И она, наверняка, была его любимицей. Так что мой с ней безобидный треп мог оказаться небезопасным. А мне вовсе не хотелось зарабатывать штрафные очки еще и у самого Олигарха. Я попытался отбросить эти мысли и отвлечься, но вместо этого вспомнил, что дома меня ждет беременная Машка. Как вы понимаете, это не очень способствовало успокоению моих нервов.
  
   Наконец, день кончился, и настало время сказать "до свидания" Генриетте.
   К моему удивлению, первый человек, которого я увидел, выйдя из здания, была Нина. Мне это показалось странным, но потом я решил, что, видимо, она ждет отца или кого-то из его свиты. Но я удивился еще больше, когда она прямиком направилась ко мне.
   - Аккордик! А я уже вас заждалась, - сказала она просто, как будто мы договоривались о свидании.
   А мне только того и не хватало, как попасть на заметку ее охранников. Не такой же я был дурак, чтобы подумать, что дитя Олигарха вот так одна в центре Москвы шляется среди простых смердов.
   Она, видимо, что-то прочла нам моем лице и чуть скривилась.
   - Да не бойтесь вы. Я не кусаюсь.
   Нина решительно взяла меня под руку.
   - Родион! Если вы не очень заняты, может прогуляемся? - сказала она, и меня удивили прозвучавшие в ее голосе просительные нотки.
   Я не знал, что и делать. Никуда я, в принципе, не торопился и в любой другой ситуации с удовольствием прогулялся бы с хорошенькой девушкой. И напросился бы затем стеречь ее сон. Но в данном случае...
   Нина видела , что я колеблюсь. В ее глазах появилась смесь обиды и презрения.
   - Хотя... Если вы торопитесь... - протянула она.
   Я понял, что выгляжу глупо.
   - Да что вы, Нина. Я буду рад составить вам компанию. Просто я на самом деле немного занят и прикидывал, сколько могу выкроить времени, не рискуя тем, что ваш папа уволит меня с работы, - соврал я.
   Девушка же явно обрадовалась.
   - Тогда пойдемте. Я отпущу вас сразу же, как только скажете, что вам надо идти.
   Мы бездумно и молча пошли куда-то сторону. Практически сразу я заметил, как из припаркованной "тойоты" вылезли два крепеньких мальчугана и увязались за нами. Я выжидал какое-то время, желая исключить совпадения, но они решительно и практически не скрываясь шли за нами.
   - Нина! Вы кого-то еще пригласили на прогулку? - спросил я.
   Она недоуменно на меня посмотрела.
   - Просто за нами следуют два мускулистых джентльмена, - объяснился я, - и мне надо знать, не идут ли они за вами с целью, скажем, похитить. Я ужасно не люблю, когда меня бьют по голове или в меня тем паче стреляют.
   Нина в полголовы обернулась и засмеялась.
   - Успокойтесь, трусишка. Вашему здоровью ничего не грозит. Это же Чук и Гек.
   Она приветственно помахала им рукой.
   - Что-то многовато Гайдара на мою голову. - подумал я, - В офисе Тимур и его команда. Тут Чук и Гек. - Но заинтересованно спросил, - А их родители, что, были поклонниками творчества покойного героя гражданской войны?
   Нина снова засмеялась.
   - Да нет. Во-первых, имена у них другие, хотя они и братья, во-вторых, это им подходит. А, в-третьих, это пошло от начальника охраны, который, как-то разоряясь по поводу их опоздания, разорался на всю контору: "Где же эти чертовы Чук и Гек?" Так и повелось.
   Какое-то время мы шли молча.. Пауза начала затягиваться, и я полушутливо спросил:
   - Смею ли я узнать, куда мы идем, госпожа?
   Лицо Нины приняло сердитое выражение.
   - Я догадываюсь, что вы думаете. Взбалмошная дочка большого папы. Любой каприз выполняется на месте, а мальчики становятся по стойке "смирно" и бегут за мной по легкому мановению руки.
   - Манию руки, - непонятно сказал я, а она удивленно на меня посмотрела. Пришлось объяснять.
   - Я, Ниночка, как-то застрял в пробке и от скуки стал разгадывать кроссворд. Все вроде сходилось, кроме одного слова, определяемого как "движение руки". Я и так крутил, и сяк, но не угадал. А ответ оказался "мание". Полез в словарь. Действительно есть такой термин, устаревший, но идентичный мановению. Так что я подчинился и не без удовольствия не мановению, а манию вашей руки. Между прочим, в сочетании слов "мание руки" есть какая-то магия.
   Нина улыбнулась.
   - А вы оказывается эрудит. Тогда, наверно, вашей эрудиции хватит, чтобы понять, что в моей жизни все не совсем так, как кажется. Я - вовсе не балованная девчонка из "золотой молодежи". Мне больше подходит образ будущей старой девы, двадцать четыре часа в сутки живущей под микроскопом и ограниченной в возможностях простого общения с людьми. И мне самой приходится цепляться к молодым людям, потому что надежда, что у них хватит храбрости сделать это самим, мала.
   - Думаю, что стать старой девой вам не грозит, - абсолютно искренне прокомментировал я.
   Она невесело засмеялась.
   - А вообще, Родион, давайте сменим тему. Покажите мне Москву.
   Я недоуменно посмотрел.
   - Вы не видели Москву?
   Нина усмехнулась.
   - Я - коренная москвичка и родилась в Марьиной роще. Мы ведь с отцом не всегда были такими, какими сейчас. Он работал инженером, а я ходила лет до тринадцати лет в обычную московскую школу. - Она вдруг скакнула на другое. - Вы, кстати, Родион, наверно, наивно думаете, что ваш сегодняшний проект заинтересовал папу, потому что вы такой умный? Не надо обижаться на мои слова, но я сильно сомневаюсь. Не буду трогать больное место мужчин, их ум, но в данном случае вы просто случайно потрафили его самолюбию. Он ведь окончил МАДИ, автодорожный, и построить супердорогу это мечта его детства. Отец хочет доказать самому себе, что не зря получил диплом. Видите, как странно ложатся карты...
   Нина вернулась к монологу о себе.
   - А я между тем росла обычным ребенком, пока неожиданно все не изменилось. И отец отправил меня в Англию, где я училась и пробовала себя в разных качествах. Но так и не прилепилась ни к какому делу. В одном только уверена, бизнес - занятие не для меня. А Москву я видела только наездами, из окна машины. И больше помню ее такой, какой она была в начале девяностых. Грязной и серой. Так что побудьте, Родик, для разнообразия моим чичероне.
   Какое-то время мы шлялись по центру. Нина с удовольствием заходила во все подряд магазины и приценивалась. Она только удивлялась дороговизне и рассказывала, что и почем можно купить за такие же цены в Европе. А потом в очередной раз ошарашила меня просьбой.
   - Родик, давайте сходим в кино, - просительно глядя, обратилась она ко мне. - Вы можете мне, дуре, не поверить, но это моя навязчивая идея. Я устала от всего самого-самого и просто хочу в кино. Хочу, как когда-то в детстве, подойти к кассе, отстоять в очереди и, купив билет, сделанный их плохой сероватой бумаги, отсидеть положенные два часа на неудобных деревянных сидениях... Хочу и все... Хотя и знаю, что ничего этого больше нет. Но все равно хочу. Так сжальтесь же надо мной, сводите девушку. Только, ради бога, не в какой-нибудь накрученный кинотеатр, а куда-нибудь попроще.
   Я задумался. Еще бы нет. Принцесса собралась идти в народ. А, значит, мне нужно будет выполнить прихоть дочери Олигарха, балующейся чтением Монтеня. Для чего требовалось найти "народный" кинотеатр и фильм, который хотя бы приблизительно соответствовал ее неизвестным мне вкусам. От напряжения голова начала пухнуть, и я, плюнув мысленно в сердцах, повел ее в ближайшую киношку на очередной блокбастер, который, к моему счастью, оказался вполне приличного качества. Нина радовалась, как ребенок, которого первый раз повели в цирк. Я выпил пива, а она похрустела "попкорном". Надеюсь, что и примкнувшие к этому культурному мероприятию Чук и Гек тоже получили удовольствие.
   В итоге наше рандеву оказалось достаточно милым. Мы всласть почирикали ни о чем, посмотрели стрелялку, а затем я отвез ее в гостиницу. Нина искренне меня поблагодарила и смутила тем, что поцеловала на прощание в щеку. А напоследок сунула бумажку с номером телефона.
   - Это мой личный "сотовый". Его номер не знает почти никто, - сказала она. - Захочешь - позвони.
   Мы расстались. Мне нужно было ехать обратно в офис, и по дороге я, скорчив рожу, помахал на прощание стоящим с отсутствующм видом у своей машины Чуку и Геку. А один из них, не произнося вслух ни слова, четко проартикулировал губами в ответ:
   - А пошел ты на ...
   На сегодня было все. Но только уже по дороге домой я понял, как за этот день устал.
  
   Услышав звук открываемой двери, Машка выскочила в прихожую.
   - Наконец-то пришел, - не без раздражения буркнула она и легонько чмокнула меня в губы.
   Это был уже второй женский поцелуй за последний час. Машка не без подозрения меня осмотрела и принюхалась. Пахло пивом. Она сморщила носик и, отвернувшись, шагнула в сторону салона. И на ходу продолжала со мной разговаривать:
   - Если ты голоден - там есть блинчики с мясом. Хочешь, в момент разогрею в "микроволновке".
   Я промычал что-то невразумительное. Голодным я себя не чувствовал тем более, что от пива и съеденного в кинотеатре бутерброда началась изжога. Да и вообще мне ничего не хотелось. Слишком я за день устал и перенервничал. Даже машкино присутствие раздражало. А она же, как обычно, что-то чирикала. Я старался не вникать и ушел на кухню, сделав вид, что все же собираюсь попробовать эти чертовы блинчики. И, как на зло, Машка пришла вслед и села напротив. Все это выглядело точь в точь, как сцена возврашения мужа после работы. Он усталый и злой, а она, наоборот, соскучившаяся и жаждущая общения. Какого ляда! Я холост. Это моя квартира. И мне не нужны никакие блинчики. Мог бы, как миленький, спокойно обойтись и пельменями из ларька напротив. Я злобно ковырнул блинчик и, не притронувшись к нему, бросил вилку.
   Машка притихла и обиженно на меня посмотрела.
   - Что случилось? У тебя проблемы? Не хочешь - не ешь.
   У меня невольно сжались челюсти.
   - Проблемы, говоришь? - притворно равнодушно переспросил я и вдруг завелся. - Вообще-то свои проблемы я решаю сам, и ни в чьей помощи не нуждаюсь. А вот, что делать с твоими, это - вопрос. Ты ведь собралась сниматься в сериале и невовремя забеременела. И, как утверждаешь, от меня. Но, как это ни странно, я не услышал, чтобы ты что-то попыталась по этому поводу предпринять. Ты, кажется, ведь собиралась сделать аборт? Уже есть дата? Или передумала и будешь рожать? Это ведь тоже вариант. А актерскую карьеру можно заново начать и через пару лет.
   Я чувствовал себя отвратительно и знал, что веду себя отвратительно. Я же не дурак и селезенкой чувствовал, что ей в эту минуту больше всего хотелось услышать не это, а что-то вроде:
   - Машенька! Я тебя люблю. Выходи за меня замуж. И, хочешь, рожай. Тогда у нас будет сынишка или дочурка. А хочешь - сделай аборт. Займись карьерой, снимайся в кино, а ребеночка родишь потом.
   Родила царица в ночь... Черта-с два. Не то сына, не то дочь... Хрена вам. Я холостой мужчина и не хочу брать на себя ответственность за эту женшину и ее ребенка. Я не виноват в том, что у Машки произошла накладка, и вовсе не намерен из-за этого коренным образом менять свою жизнь. Да и вообще, может, она это подстроила специально, чтобы оказать на меня давление, выйти за меня замуж и получить прописку в Москве.
   Так, честно говоря, я и думал. Противно, а мне и было противно.
   Машка побледнела как полотно и резко встала. Ее большие зеленые глаза, наполнившись слезами, неожиданно засверкали от гнева. Я думал, что она начнет, как обычно, меня довольно колоритно нецензурно крыть, в сердцах переходя на украинский, но она совершенно холодно произнесла:
   - Какая же ты, оказывается, сволочь. - И вышла.
   Я слышал из кухни, как она собирает свои вещи, и как потом хлопнула дверь. В этот вечер я напился.
  
   Утром лучше не стало. Голова раскалывалась, тошнило. Меня вырвало раз, потом другой, а затем я долго стоял не в силах двинуться, опершись руками на унитаз и склонив голову. А поганей всего было на душе.
   Я плохо помню, как прошел этот день на работе. Мне говорили потом, что я на всех кидался, хотя это и не было на меня похоже.
   Тем же вечером я в ожидании сидел на лавочке перед домом, где она снимала квартиру. Никого не дождавшись, я поднялся наверх, но Машки дома не оказалась. Мне открыла ее подруга, и по тому взгляду, каким она на меня одарила , я понял, что она в курсе событий.
   - Да не глядите вы на меня так. Я ведь каяться пришел, мириться, - просительно и умильно проговорил я.
   - Да пошел ты, хрен обкусанный, - рявкнула девица, - Нет Машки еще. Не вернулась со съемок. - И хлопнула перед моим носом дверью.
   Было уже около десяти, когда наконец появилась Машка. Она попыталась молча пройти мимо меня, но я, не говоря ни слова, загородил ей дорогу.
   - Пусти, - зло сказала она.
   Я безропотно отошел в сторону. Как я и ожидал, она чуть замешкалась, не ожидая такой покладистости. А в этот момент я и забормотал:
   - Маш! Ну, прости ж ты меня, дурака. Усталый вчера пришел, на взводе, вот и наговорил черт-те чего.
   А Машка вдруг возбужденно заговорила, как будто продолжала давно начатый между нами разговор.
   - Знаешь. Я все понимаю. Кроме одного. Ты можешь меня не любить. Ты можешь не хотеть на мне жениться. Ты можешь обделаться от страха, узнав, что я беременна. Но я не могу понять, как ты мог подумать, что я сказала бы тебе о беременности, если б не была уверена, что это твой ребенок. А он твой, и ты имеешь право об этом знать.
   На протяжении всей этой тирады я стоял напротив Машки с демонстративно поднятыми вверх руками и злился. Злился от своего бессилия, от ощущения вины и одновременно от того, что не удержался и пришел за ней. А, когда она закончила, я продолжал молчать. А Машка выжидательно и презрительно на меня смотрела, и я понял, что она сейчас уйдет.
   - Возвращайся ко мне, - сказал я. И, не ожидая ответа, ушел.
  
   Пару дней ничего происходило, исключая то, что я не без удовольствия пользовался благами одинокой жизни: бросал одежду, где попало, плюхался на диван, не снимая тапочки и жадно ел банками бычки в томате, которые почему-то от всей души ненавидела Машка. Она не звонила и не приходила, а я не делал новой попытки ее разыскать. На работе же мои взаимоотношения с боссом находились в состоянии неустойчивого равновесия. Он злился, но старался не показывать виду. Но, слава богу, что никакой срочности в оформлении официальных отношений с "Сибирскими дорогами" не было, и поэтому ничто не напоминало Тимуру о том эпизоде с Олигархом. Во всяком случае мне так казалось.
   То ли на третий, то ли на четвертый день мне неожиданно позвонила Нина и предложила погулять с ней в парке Горького. Похоже, принцесса и в самом деле решила совершить экскурсию по всем местам своего плебейского детства в Москве. Самое интересное было то, что она позвонила мне на сотовый, номер которого знать не могла. Из этого я сделал вывод, что ей его кто-то дал, а, значит, скоро вся фирма будет знать, что она мной интересовалась. Включая ее папу. Хорошо это или плохо должно было показать время, но мне было совершенно понятно, что она не та девочка, которую можно просто подержать за попку. У меня было мелькнула мысль отказаться, но это было не по-спортивному, хотя после размолвки с Машей у меня совсем не было настроения развлекать олигаршенка.
  
   Тимур в этот день был на работе. И я не без опаски ждал, когда он меня к себе позовет. Он еще накануне позвонил мне и сказал, что у него есть разговор по поводу проекта. Его вызов не заставил себя долго ждать. Генриетта, войдя в мой кабинет, молча указала головой на потолок. На логово босса, располагавшееся этажом выше.
   - Доброе утро, Тимур Арсеньевич! - нейтральным тоном проговорил я. - Как там себя чувствует ваша супруга? Давление уже упало?
   Босс был хмур. Но никакой неприязни в его брошенном на меня взгляде не было.
   - Спасибо. Получше, - безразлично ответил он и указал рукой на кресло напротив.
   - Родион! - начал он после паузы. - Я вполне допускаю , что с возрастом становлюсь все большей и большей занудой, но эта компания "Сибирские дороги не дает мне покоя.
   Босс, предупреждая мою ответную реплику, предостерегающе поднял руку.
   - Да знаю я, знаю, что в документах у них все в порядке, и что Неме нравится сама идея, - продолжал он. - Возможно, я просто параноик, но я привык полагаться на свою интуицию. А она подсказывает мне, что здесь что-то неладно. И я по своим каналам навел справки. И вот, что выяснил. Эта фирма существует меньша года и возникла как бы из ничего. Ее владельцы вполне деловые люди, но малоизвестны в большом бизнесе, что в общем не такая уж большая беда. Хуже то, что происхождение их относительно крупного капитала весьма сомнительно.
   Я засмеялся.
   - У нас в стране происхождение всех капиталов более чем сомнительно.
   Босс нетерпеливо затряс гголовой.
   - Не считай меня наивным дураком. Если хочешь знать, происхождение капиталов во всем мире более чем сомнительно. Но я не об этом. И в таких делах есть границы.
   - Неужели деньги "общака"? - полушутя спросил я.
   Босс ожег меня взглядом.
   - Я не знаю, как это называется, возможно, тебе виднее. Но, вероятно, это что-то в этом роде. Поэтому я считаю, что надо предупредить Нему и не заключать соглашение о вложении капитала.
   - Надо - так надо, - равнодушным тоном ответил я, хотя внутри у меня все кипело. Какого черта босс изображал передо мной из себя гимназистку? Можно было подумать, что его когда-то до этого волновало, откуда у людей, имеющих с нами дело, деньги. Мы-то сами занимаемся чисто легальным бизнесом. И большими деньгами. А честных больших денег в России не бывает. И для нас нет никакой разницы, заработал ли наш клиент "бабки", ограбив себе подобных во время приватизации, продал ли оружие Талибану или героин несчастным наркоманам или же на самом деле честно изобрел что-то и выгодно продал патент. А у Тимура просто было задето самолюбие. Впервые за долгое время с его точкой зрения Нема не изволил согласиться. Да еще поддержал молодого да раннего заместителя.
   Босс внимательно глядел на меня, но я ничего говорить не стал. Он затеял игру, так пусть ее и доигрывает.
   - У меня сегодня важная встреча, - наконец, заговорил он, - которую даже ради Наума Яковлевича я не могу отменить. А он улетает вечером на несколько дней в Лондон. Поэтому говорить с ним надо сегодня же и не по-телефону.
   Тимур встал, подошел ко мне и отечески положил руку на плечо.
   - Родион! К нему поедешь ты. Он ждет тебя в главном офисе в два часа. Я уже договорился.
   Он уже договорился, мысленно передразнил его я. Можно было даже подумать, что этот спектакль не отрепетирован заранее. Это же надо! Я сам должен буду обгадить фирму, за проект которой хлопотал. Я встал и повернулся, чтобы уйти. Но меня притормозила фраза босса.
   - Кстати, насчет Нины, умник. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
   Я не понял, о чем речь.
   - Нема - мужик современный, но за интрижку с дочерью может оторвать голову. - пояснил он.
   Тимур, оказывается, уже знал. А, может, и сам дал ей мой телефон.
  
   Но с Ниной было хорошо. Внешне она была совершенно обыкновенной смешливой девчонкой, которую лишь случайный расклад карт заставил вести образ жизни леди Ди. Мы ели мороженое, катались на карусели, болтали и развлекались как школьники на каникулах. А за нами на четко выверенном, не слишком большом и не слишком маленьком расстоянии таскались два жлоба. Но не Чук и Гек. Другие. Сменщики. В какой-то момент я даже подумал, как это ужасно, когда лишен возможности уединения и не можешь практически ни на минуту чувствовать себя свободным. Я сказал что-то в этом роде Нине, а та засмеялась.
   - Еще бы. Уж я-то знаю, - сказала она. - Я была еще девчонкой, когда стала ходить с охраной, и меня это ужасно раздражало. Это же невозможно, когда за тобой все время, как привязанные, ходят два здоровенных мужика. Ни, прошу прощения, задницу почесать, ни в носу поковыряться. И за это им, охране, поначалу от меня доставалось. Всё пыталась удрать от них, или назло часами в туалете сидела, чтоб они там под дверью, как дураки, кисли. А потом один из них, Толик его звали, после одного из таких демаршей мне так спокойно и говорит:
   - Ты, девочка, зря стараешься. Веди себя как хочешь, но знай, что для нас это просто работа. Мы в таких, как ты и твой папаша, людей и вообще перестаем замечать со временем. Вы для нас объекты. И ты просто объект, который застрял в сортире гостиницы. А мне все равно, где стоять. Здесь, у двери твоего номера или в ресторане. Лишь бы все в порядке было. Не хочу тебя обидеть, но для нас вы как бараны в стаде.
   И я решила, что не буду на охранников обращать внимание. А со временем и привыкла.
  
   Наконец, мы нагулялись всласть. Мы практически не пропустили ни одного аттракциона. Даже постреляли в тире, но ничего не выиграли. А когда настало время возвращаться домой, я с удивлением понял, что чувствую себя отдохнувшим, что у меня хорошее настроение, и мне нравится Нина. И, хотя на эту встречу я пошел из чисто деловых соображений, мое тело неожиданно мне напомнило,что я мужчина, когда девушка на прощание податливо ко мне прижалась и снова, как в тот раз, поцеловала. Ее поцелуй был нежен и легок. А от волос возбуждающе пахнуло духами. Я чуть вопросительно посмотрел на ее. И зря это сделал. Взгляд ее глаз был красноречив и понятен любому мужчине, хотя в нем удивительно сочетались сексуальный призыв и готовность покоритьсяь самцу и вместе с тем абсолютная целомудренность. А что может быть приятней для мужчины, как не ощущение собственной привлекательности для женщины?
   И я в полном сумбуре чувств поехал домой, тихо радуясь, что, по крайней мере, не придется разбираться с Машкой.
  
   Моя холостяцкая квартира была пуста, и в ней ничем вкусным не пахло, как это бывало, когда меня встречала Машка. Я завалился на диван и блаженно откинулся на подушку. Мне нравилось мое одиночество. Я включил телевизор и вскоре тихонько начал дремать под нудную сводку новостей. В этот момент раздался телефонный звонок. Я в сердцах выругался. Это была Нина. Оказывается, она знала и этот телефон.
   - Родик! - спросила она. - Ты еще по мне не соскучился?
   Я что-то, сдерживая зевоту, пробормотал в ответ.
   - Ой! - воскликнула она. - Извини, я, кажется, тебя разбудила.
   Я затряс головой, чтобы очухаться.
   - Что ты! - бодрячком ответил я. - Просто ты оторвала меня от чтения служебных бумаг.
   - Ой, Родик, извини, - не без иронии проговорила она, видимо, не купившись на мое вранье. - Я и забыла, что ты у нас занятой, и должен работать, чтобы мой папа платил тебе деньги. Это только я просто так прожигаю жизнь.
   Тон был игривым, но в последней фразе была капелька горечи.
   Мы оба замолчали. Мне-то говорить и вообще не очень хотелось, и в отношении к Нине я не определился. Видел-то я ее всего два раза, а она уже вела себя со мной, как со старым знакомым. Может, действительно думала, что, если не проявит инициативу, то сам я ее искать не стану. А игрушкой дочери Олигарха я быть не собирался.
   В этот момент позвонили в дверь. И что это за наваждение такое сегодня, подумал я. По телефону меня вообще-то доставали часто. И по работе, и так. Но чтобы гости или еще кто да в такое время...
   Я попросил Нину подождать и пошел к двери. На пороге стояла Машка. Я ошарашенно на нее посмотрел и удивился, что она звонила, ведь у нее был свой ключ. А потом почему-то испугался. И стоял перед ней с виноватым видом, держа в руке открытый "мобильник".
   - Привет, Родион, - равнодушно сказала она, но не сделала никакой попытки зайти внутрь. - Прости, ты, похоже, занят. - И она показала глазами на телефон.
   Я отрицательно покачал головой и сделал приглашающий жест.
   - О чем ты говоришь, - сказал я. - Заходи. А я только договорю.
   Машка как будто заколебалась заходить или нет, но вошла, а я быстро смылся на кухню.
   - Нина, извини, сейчас не могу разговаривать. Перезвони позже, - понизив голос, проговорил я.
   - Это пришла она? Это был ее голос? - с любопытством спросила девушка, но мне послышалась и ревнивая нотка.
   Я рассердился. Да какое твое, к черту, дело, кто ко мне пришел?
   - Да, - ответил я., - Пришла моя любовница.
   И отключил телефон.
   Машка сидела на моем месте на диване. По телевизору продолжали передавать какую-то ерунду.
   - И кто она? - теперь уже Машка заинтересовалась моими связями с женщинами.
   - Не будь дурой, - довольно грубо ответил я.- Это звонили по работе.
   - И поэтому ты ушел на кухню? - с сомнением в голосе протянула она. - Хотя какое мне, по сути, дело?
   У меня в груди непроизвольно екнуло. Что под последними словами она имеет в виду? И я спросил.
   Машка грустно на меня посмотрела.
   - Ты, как и был, так и останешься навсегда рассудочным эгоистом. - В ее глазах мелькнула злость. - А я пришла тебя порадовать. Аборт назначен на четырнадцатое, но до этого надо сделать еще какие-то анализы. Я бы не стала к тебе обращаться, но на все это нужны деньги. А их у меня сейчас нет.
   Я протестующе замахал руками и с опозданием понял, что сделал это зря. Машка распалилась еще сильней.
   - Скотина! Обрадовался, что можешь от меня откупиться, чтобы трахаться со своей шлюшкой. - И она обличающе указала рукой на телефон.
   По-честному, я тоже стал заводиться. Что они все, сговорились что ли? Или пятна какие на солнце высыпали?
   Я в упор посмотрел на Машу, а глаза у меня на четверть дедушкины, и та чуть приутихла.
   Мы молчали и просто смотрели друг на друга. Наконец, она решилась что-то сказать. Я остановил ее движением руки.
   - Молчи! Не пугай тишину звуками, - сказал я. - А еще лучше просто останься.
   Но Машка отрицательно покачала головой и ушла.
   Я уже закрывал за ней дверь, когда она обернулась и проронила:
   - У меня здесь нет зубной щетки. А твоей я чистить брезгую.
   Последнее слово всегда остается за женщиной.
  
   Когда на следующий день я шел докладывать о вчерашней встрече с Олигархом Тимуру, то не мог в глубине души не позлорадствовать. Кагановский реагировал совсем иначе, чем он предполагал. А дело было так. Я честно изложил Науму доводы своего начальника, явным видом демонстрируя то, что это именно Тимура, а не мое мнение. И, как я и предполагал, Олигарх задал мне вопрос:
   - Я вижу, Родион Николаевич, что вы не совсем согласны с Тимуром Арсеньевичем. Так что же по этому поводу думаете вы?
   Я помялся, как будто собираясь с мыслями, хотя, в принципе, знал, что хочу сказать.
   - Видите ли, Наум Яковлевич! Возможно, я и не прав, но, с моей точки зрения, доводы Тимура Арсеньевича находятся в плоскости этики, а не бизнеса. Если бы он продолжал настаивать, что проект рискован, и мы можем потерпеть убытки, это одно, но говорить, что нельзя давать деньги, потому что есть подозрение, что клиент нечестно их заработал, глупо.
   - Интересное рассуждение, Родион Николаевич. Значит, по- вашему, в нашем деле нет места традиционной человеческой этике? Я, конечно, утрирую, но получается, что для нас нормально, скажем, использовать и "кровавые" деньги? - глядя на меня с любопытством, спросил Олигарх.
   - Извините, Наум Яковлевич, но такие рассуждения хороши для теледебатов, а не для реального бизнеса. Мы никого не грабили и не убивали. Уверен, что и владельцев "Сибирских дорог" не разыскивает милиция. А их деньги, между прочим, как, возможно и наши, могут пойти на вполне достойное дело. И, если оно выгорит, от этого выиграют все. Пирамиды в Египте строились на крови рабов, но история запомнила не их, а фараонов, - немного запальчиво ответил я. На Кагановкого в этот момент я старался не смотреть, потому что чувствовал себя глупо. У меня было ощущение, что он разглядывает меня как костюм в витрине, который собирается купить.
   - Так-так, молодой человек, - протянул он. - Значит, если я правильно понимаю вашу мысль, вы утверждаете, что в случае, если фирма "Сибирские дороги" не является действующей криминальной организацией, мы с ними можем спокойно продолжать иметь дело?
   Я кивнул.
   - Хорошо. Так мы и решим. - Олигарх, намекая на окончание разговора, встал. - Мы поможем сибирякам построить их дорогу. А вы, Родион Николаевич, все-таки поинтересуйтесь, нет ли на наших партнеров "живого" уголовного компромата. Это всегда может пригодиться. И, если что-то выкопаете, напрямую сообщите мне. Не беспокойте Тимура Арсеньевича. Достаточно и того, что у его жены повышенное давление.
   - Не проблем, Наум Яковлевич, - снова кивнул я и, попрощавшись, пошел к выходу.
   - Родион Николаевич! - остановил меня голос Олигарха. - Я, кстати, должен поблагодарить вас за то, что вы развлекаете мою дочь. У меня на нее сейчас совсем нет времени.
   Несмотря на его любезный тон, я слегка похолодел.
   - Она любит клубнику со сливками, - сказал Олигарх и уткнулся в свои бумаги.
  
   Нечего скрывать, итогом встречи я был доволен. Уважаемый мной, но нудный Тимур, кажется, получил по носу, а Олигарх без гнева отнесся к моим свиданиям с Ниной.
   И вот теперь я стоял перед непосредственным начальником Тимуром Арсеньевичем и, приняв безразличный вид, докладывал о результатах встречи "в верхах". Тимур же плохо скрывал свое раздражение. Но сделать он уже ничего не мог. Он оставил мой доклад без комментариев и лишь холодно кивнул, отпуская меня.
   Вернувшись в свой кабинет, я вновь связался с пинкертонами.
   Мне ответил Эдик, бывший хороший мент, которого за излишнюю принципиальность, как говорится, "вычистили". Мы как-то с ним встречались "без галстуков", и он мне рассказал свою типовую ментовскую историю, смысл которой заключается в том, что маленьким людям, вроде него, сложно и бессмысленно бороться с большими. Но смотрел он на все это с юмором. Работа в частном сыске ему нравилась, да и открывала она большие, чем на первый взгляд кажется, возможности. Эдик как раз и был мне нужен. Это он тогда, по моему заказу, занимался проверкой "Сибирских дорог". Поэтому и сейчас я обратился именно к нему с просьбой проверить их руководство "на вшивость", на наличие у них каких-либо явных грехов, способных затруднить развитие наших с ними взаимоотношений. Как всегда, я пообещал неплохой гонорар, а Эдик довольно засмеялся:
   - Считай, что я его уже заработал. Ты, наверно, этого не знаешь, но мы всякий раз, выполняя задание, связанное с миром большого бизнеса, собираем намного больше информации, чем потом передаем заказчику для доклада. В вашем террариуме любой пустяк, а тем более компромат стоит приличные деньги. Естественно, занимаясь "Сибирскими дорогами" я поинтересовался и рыльцами членов правления фирмы. Не в пушку ли они? И ничего порочащего их репутацию не нашел. Может, только маленькое пятнышко. Есть у них там некий Виктор Юрьевич Долгов, который даже не входит в состав правления, а является юрисконсультом. Так, как это ни смешно, он единственный, кого можно как-то увязать с уголовными делами. И то при большом желании. В Красноярске несколько лет назад гремело громкое дело о квартирых аферах на миллионы баксов. Статья 159, часть 4. Мошенничество в особо крупных размерах, совершенное группой лиц. Так вот Долгов выступал там свидетелем, а главным осужденным, получившим 9 лет был его двоюродный брат. Но в Красноярске вообще-то поговаривали, что тот подставная фигура. Участник, но далеко не главный.
   Я поблагодарил Эдика и пообещал как можно скорее передать ему гонорар. А затем задумался. Быть свидетелем на суде не преступление, и я звонить Олигарху не стал.
  
  
   Дома меня ждала Машка. Я почувствовал это по запаху жаркого, сбивающего запахом специй непосвященного в тайны машкиной кухни с ног. Но уже у двери я запнулся. Я откровенно не знал, как мне с ней себя вести. Я был и рад, и не рад. И по привычке приготовился балагурить. Но Машка была грустна и, видимо, недавно плакала. Я эгоистично испугался, что она сейчас закатит сцену по поводу меня и ребенка, но дело было в другом.
   - Привет, Машка! - радостно, но с оттенком фальши воскликнул я. - Здорово, что ты вернулась.
   Она кивнула в ответ, а я внимательно следил за ней, ожидая, что же будет дальше.
   - Что ты такая кислая? Случилось что? - провокационно спросил я, готовясь к потоку упреков.
   Машка со злостью саданула своим маленьким кулачком по подлокотнику кресла.
   - Меня прокатили с этой ролью в сериале. Режиссер не согласился, чтоб он сдох. Надо же, предпочел эту сучку Троекурову, - злобно сказала она и по-детски заплакала.
   У меня отлегло, что проблема не во мне, и на удивление быстро внутри поднялась девятым валом волна совершенно искреннего гнева.
   - Как прокатили? - негодуя переспросил я. - Да как они могли! Тебе остальные актриски и ноги мыть не достойны.
   Машка криво улыбнулась и благодарно на меня посмотрела.
   - Ладно, - вяло произнесла она. - Переживу. Мне все равно сейчас не до этого. Пойдем лучше кушать.
   Я достал коньяк, и мы, сидя за столом, провели далеко не самый веселый вечер. И почти не разговаривали. Я еще как-то пытался ее утешить, но она только отмахивалсь. А, зная ее характер, я со своим сочувствием боялся перегнуть палку. Очевидно, что ей просто было нужно время, чтобы успокоиться и собраться с силами. А что это вскоре произойдет, я не сомневался. И тогда, киношники, поберегитесь.
   А так Машка, похоже, вернулась ко мне основательно. Во всяком случае ее вещи были расставлены по обычным местам. Она по-прежнему стала исчезать по утрам по своим делам, а я, аккуратно повязав галстук, ходил на службу. Ни она, ни я не обсуждали тему ее беременности, но оба с опаской ждали момента, когда она пойдет на "чистку", аборт то бишь.
   В один из дней на работу позвонила Нина. Мне домой она, видимо, звонить уже не решалась.
   Мы обменялись парой вежливых фраз, а потом она извиняющимся тоном и, подчеркнуто называя меня на "вы", сказала:
   - Родион! Вы меня простите уж, что я тогда этим звонком так неловко влезла в вашу личную жизнь. Это было просто девчачье любопытство.
   Я, по-честному, не сильно-то и обиделся и сам собирался набраться духу и позвонить, но теперь, благодаря ее звонку, даже получил позиционное преимущество. Она ведь набрала мой номер первой.
   - Да что вы, Нина Наумовна, - съехидничал я, - Вам не о чем беспокоиться. Моя, как вы тогда выразились, любовница просто от меня ушла. А так все хорошо.
   Я, понятное дело, говорил ехидным тоном, но ее реакция меня слегка поразила.
   Вначале была пауза, и я телепатически чувствовал, что Нина в ответ на мои слова начинает обижаться, но потом что-то изменилось, и она переспросила с любопытством:
   - Что? Она и вправду ушла?
   Если б я стоял, то так бы и сел. Эта девчонка влюбилась в меня что ли?
   Я молчал в трубку, не зная как реагировать. Надо было бы отшутиться, но чувство юмора почему-то оставило меня. Тем более, что Нина своим вопросом, не подозревая, поскребла по больному.
   - Родион! - как ни в чем не бывало, продолжала она уже на "ты". - Расслабься. Твоих женщин я у тебя не отбиваю, да и не знаю, как это делается. Но мне сидеть одной скучно. Может, пойдем снова в кино? Я тебе куплю "жвачку", если захочешь. А будешь хорошо вести, то и пиво.
   Глупо сознаваться в собственной непоследовательности, но я был рад ее предложению.и согласился.
   И снова у нас было легкое, бездумное, романтическое, если хотите, детское свидание, чуть омрачаемое строгим надзором конвоя. И снова она поцеловала меня на прощание. Но в этот раз в губы. Поцелуй был совершенно мимолетен, но ее язычок эротично скользнул по моим губам.
   - Спасибо, Родик, - сказала она, глядя насмешливо и чуть блудливо.- Скажи мне, только не ври, тебе не мешает то, что мы все время окружены людьми? Ты не чувствуешь себя участником первомайской демонстрации?
   Я рассмеялся, но ничего не ответил. Пусть договаривает сама. А Нина замялась. Мяч остался на ее площадке. Наконец, она решилась.
   - Знаешь, Родик, у меня в Москве тетка, и она уехала в Индию. И оставила квартиру. Ты не хочешь поужинать в ней со мной?..
   Нина невольно покраснела и сама на себя за это рассердилась.
   - Ни на что, кстати, не рассчитывай,- строго сказала она. - Я просто хочу познакомить тебя с одним человеком.
   Зачем же так явно врать, подумал я, и какая-то котяра мурлыкнула у меня внутри.Хотя, кто был, если вообще был, этот "один человек", было бы, конечно, интересно узнать. Надеюсь, не муж. Не люблю прыгать с балкона.
  
   Тетка Нины жила в районе Тверского бульвара в тех известных домах из прошлой жизни, которые превратились в современной Москве в "золотых тельцов". Я ожидал увидеть что-то супернавороченное, но это была просто большая, старая, но ухоженная и небедная кваритира. И, если бы я не был корнями из деревни Косой Луг, а, скажем, потомком мелкопоместного дворянина, то вполне мог бы почувствовать себя в ней как гимназист, пришедший навестить свою бабушку, бывшую оберфрейлину.
   Нина, похоже, готовилась к моему приходу. На красиво накрытом столе горели две свечи, аппетитно пахла свежая зелень, а взгляд невольно скользил по вазочкам с какими-то салатами. Из кухни же возбуждающе неслись запахи запекающей курицы.
   - Что ты будешь пить? - на мгновенье прижавшись ко мне, спросила Нина.
   Я вообще-то выпил бы водки, но не рискнул в этом сознаться, и поэтому просто пожал плечами.
   - Что нальешь, - ответил я. Но Нинка меня удивила.
   - Самогонку будешь? - поинтересовалась она.
   Я вытаращил глаза. Я вовсе не был противником этого напитка. Даже наоборот. В руках мастера своего дела он был вполне конкурентноспособным пойлом. Но вот уж, на что в этом доме мне не приходило в голову рассчитывать, так это на него. Я-то настроился пить какую-нибудь фирменную политуру вроде "Божоле" или "Шартреза". Но все-таки у меня хватило ума не выпендриваться и согласно кивнуть. Я уже открыл рот, чтобы задать логично вытекающий из ситуации вопрос, но Нина меня остановила.
   - Молчи. Не спрашивай. Сама объясню. Моя тетка - интеллигентнейшая женщина из породы уже ископаемых. И такие же у нее подруги. Как на подбор или старые девы, или разведенные, как и она. И в этой квартире они привыкли собираться вечерами и вести утонченно интеллектуальные беседы, от которых у нормальных людей быстро начинало сводить скулы. А тетка в общем по характеру не совсем такая, как ее товарки. В ней всегда жило озорное ачало. И в конце концов она по-своему проявила протест против опостылевшего ей образа жизни. Она начала гнать самогон. И достигла в этом высот мастерства. Не зря же она получила такое обширное академическое образование. А потом на основе самогона стала делать настойки. Да еще какие. И, честно говоря, и папа, и даже я не отказываемся выпить по рюмке, так это здорово. А теткины подружки разбежались, когда узнали, что она самогонщица, да еще и сама влегкую поддает.
   Я пригубил настойку в ее смородиновом варианте и понял, что нининой тетке цены нет.
   Нина искренне обрадовалась, что мне понравилось, и мы сели за стол. Я не очень хорошо помню, о чем болтали, наверно, о пустяках, но было славно. Красивая девчонка, вкусная еда и умопомрачительная настойка. Чего еще надо? Мы оба немножно загуляли, и я уже был в стадии рассказа какой-то дежурной истории из своего репертуара и сложных размышлений о том, как далеко я могу зайти с Ниной в отношениях. То, что она была не против, до меня уже дошло, как и дошло то, что и я сам очень-очень не против. Но ведь она же все-таки была дочь Олигарха...
   Мы уже ополовинили бутылку, когда раздался звонок в дверь.
   - Ой, это он, - пискнула Нина.
   А я удивился. Я не очень поверил ее истории, что она хочет меня с кем-то познакомить. И думал, что это просто женская уловка, чтобы заставить меня вести себя сдержаннее.
   Из прихожей слышалась какая-то невнятная речь. Но, хотя слова было разобрать невозможно, по интонациям было ясно, что это радостная встреча старых знакомых. Затем в тоне пришедшего мужчины, а это без сомнения был мужчина, послышался вопрос.
   - И где же он? - так перевел я себе услышанную в конце разговора неразборчивую кашицу из слов.
   В комнату вошла Нина в сопровождении мужчины, смутно показавшегося мне знакомым. Он был немолод и небогато одет в нечто из старых добрых советских времен и китайского рынка. Так, как до сих пор еще одевались многие. Типичный, живущий на пенсию непродвинутый инженер или учитель. А еще его сильно портили очки, одна из дужек которых была замотана изоляционной лентой. Такого атавизма я не видел давно. Он внимательно меня разглядывал, скорее сканировал своими пытливыми и умными глазами. А меня мучала проблема, почему он мне кажется знакомым. И вдруг у меня отвисла челюсть. Мама дорогая. Это же был Олигарх. Папочка инкогнито пришел проведать дочечку. Родик, срочно проверь штаны на застегнутость и испачканность.
   Наум увидел выражение моего лица и добродушно улыбнулся. Он, похоже, пришел с миром.
   - Удивлены, Родион Николаевич? - вместо приветствия спросил он. - Не обращайте внимание. Нельзя же человеку все время быть под присмотром охраны. - И он притворно всплеснул руками. - Я ведь тоже должен иметь свободу маневра. Вот и придумал этот маскарад. Когда я в таком костюме, никому и в голову не придет, что рядом, в том же вагоне метро, - Олигарх состроил важную мину, - как простой смертный, едет тот, кого пылко ненавидит значительный процент дор-р-рогих россиян. Т. е. тысячи, если не миллионы, обывателей, несправедливо считающих, что я их ограбил, и сотни намного более опасных их соотечественников, обиженных тем, что я не хочу с ними делиться.
   - Гарун аль Рашид гребаный, - подумал я, а вслух произнес:
   - А, может, все-таки вы зря так развлекаетесь. Не дай бог, нарветесь на неприятности.
   Но Олигарх отрицательно покачал головой и, по-хозяйски подойдя к серванту, вытащил оттуда рюмку. Он подошел к столу и всем налил настойку.
   - Не берите себе в голову, Родион Николаевич, - сказал он. - Охрана и сумасшедшие деньги, которые я на нее трачу, это во многом дань традиции, если хотите,символ высокого положения, как и неприметные, но очень дорогие часы, оставшиеся на моей руке. А в реальности, если кто-то серьезный по-настоящему захочет меня убить или похитить, то он своего добьется. И никто и ничто не поможет. Охрана существует скорее, чтобы отпугивать обыкновенных, хотя иногда и опасных ненормальных. А в таком виде, - Наум показал на свой прикид, - я защищен лучше, чем в бронированном автомобиле. Я в нем обыкновенный, такой как многие, незаметный человек. И даже мои же собственные охранники меня не узнают.Хотя меня каждый раз огорчает, что приходится их дурить.А переодеваться я езжу в дом к одной даме, которую охрана считает моей любовницей и бдительно стоит на страже в течение всего моего отсутствия. Хотя владелица кваритиры - моя древняя подруга по институту, с которой у меня никогда ничего не было. Но, возможно, она единственный человек, кроме Ниночки, которому в этой жизни я могу доверять. И она помогает мне устраивать этот маскарад, но всегда поднимает на смех, когда я, как она выражается, "иду в народ". Однажды она в насмешку даже купила мне накладные усы и пыталась заставить их наклеить.
   Он засмеялся, и я подхалимски подхватил его смех, а затем развеселился по-настоящему. Я представил Олигарха с усами, как у Бармалея, и понял, что в таком образе он вряд ли бы остался незаметным и, наверняка, запечатлелся бы в памяти окружающих.
   Вопреки моим ожиданиям Наум вовсе не испортил нам вечер. Или точнее не испортил застолье. Вечер все-таки пропал.Олигарх, несмотря на свое автодорожное образование, видимо, прошел хорошую школу дипломатии. Он умело поддерживал разговор, к месту задавал незначительные, легкие к ответу вопросы, охотно смеялся моим и нининым шуткам. Меня ни в какие откровенные разговоры не вовлекал, как и не касался работы фирмы. В итоге мы с аппетитом съели курицу, уговорили бутылку настойки и побаловались каким-то десертом. Затем Олигарх посмотрел на часы и засобирался.
   - Вы тоже уходите, Родион Николаевич? - обратился он ко мне, с любопытством ожидая моего ответа.
   Я мысленно выругался. Конечно, теперь придется уйти. Куда же я денусь.
   - Да, Наум Яковлевич, - фальшиво улыбаясь ответил я. - Мне тоже уже пора. Если хотите, могу вас подвезти.
   - Нет уж, нет уж, - протестующе замахал руками Олигарх. - Не будем давать нининой охране повод задаваться вопросом, почему владелец дорогой иномарки подвозит такого, как я. Вы не похожи ни на бомбилу, ни на деда Мороза.
   И он пошел одевать крутку, а мы с Ниной остались за столом. И мне было почему-то ужасно обидно уходить. Но, клянусь, это было не просто разочарование мужика, которому не обломилось потрахаться с девчонкой, а что-то большее. Нина насмешливо на меня смотрела.
   - Что, Родион Николаевич, вы сегодня в пролете? - спросила она. Я усмехнулся. Нинка все больше меня удивляла. Умная зараза. И откровенная. А она, как будто читая то, что происходит у меня в голове, продолжала:
   -Не расстраивайтесь, Родион Николаевич. Не все еще потеряно. Вечер не прошел зря. Вы, кажется, понравились папе.
   О-ля-ля, так это, оказывается, были смотрины. Подбор племенного бычка.
   По дороге домой я злился, хотя одновременно и было смешно. А потом успокоился. Захочу, так никуда Нинка от меня не денется. А дома у меня есть другая. Моя Машка. И никакое воздержание мне не грозит. Но все произошло не так, как я предполагал. Машка выглядела испуганной. Она сказала, что у нее боли в нижней части живота. Я тоже перепугался. Не хватало только, чтоб у нее случился выкидыш, и она закровила прямо тут. Не слушая возражений, я схватил ее в охапку и потащил в больницу.
   В приемном отделении царило мертвое спокойствие. Никто никуда не торопился и на пациентов внимания не обращал. А это раздражало. Хотя, по-честному, мы могли бы и подождать. С Машкой, похоже, никакой драмы не было. Еще в машине она сказала, что боли стали меньше, но скрывающий за видимостью занятости безделье больничный персонал этого, как и другие детали сегодняшнего вечера, не знал и ничуть не беспокоился по поводу беременной женщины с внезапной болью в животе. А я, во-первых, принял смородиновой настойки, а, во-вторых, что намного хуже, у меня произошел двойной облом с бабами. С Нинкой из-за ее папаши, а с Машкой по состоянию здоровья. Поэтому у меня в крови было очень много адреналина. Я не хочу вдаваться в подробности, но, когда я увидел, что сотрудники приемного отделения, мягко говоря, не торопятся подойти к Маше, я "немножко" возбудился и "слегка" их пожурил. Но в милицию они звонили зря. У лейтенанта, отличного мужика, тоже, как оказалось, была беременная жена. В итоге пулей прилетевший доктор осмотрел Машенцию по всем правилам пропедевтики внутренних болезней. И, слава богу, (для доктора тоже) ничего опасного не нашел. Просто цистит. А от этого не умирают. Но облом все-таки остался обломом.
   .
   Через несколько дней меня вызвал Тимур. Наши отношения с ним за эти дни сильно подпортились, хотя до явного конфликта дело не доходило. И я даже не понимал почему. Я имею в виду испорченные отношения, а не конфликт. В конце концов, никакой драмы в том, что наши мнения не совпали, не было. Хотя, если по-честному, в данном случае он мог и решить, что я действовал через его голову. И в какой-то степени был прав. Раньше-то мы, как правило, пели дуэтом. А тут волею обстоятельств возник расклад, что он оказался и против меня, и против Олигарха.
   Но, когда Тимур заговорил, и я понял, что все даже хуже, чем я предполагал.
   - Мне звонил Нема и просил, чтобы я послал тебя к нему. Так что в два ты должен быть на Трубной.
   Я совершенно не понимал, какого лешего Олигарху от меня надо. С Ниной после той встречи я только один раз целомудренно посидел в кафе, а в делах фирмы Тимур и так вполне справлялся с обязанностями босса. А вот уж чего я меньше всего хотел, так это того, чтобы он почувствовал себя выброшенным за борт. А именно так он, похоже, себя и ощущал. И это ему любви ко мне не прибавляло.
   Но встреча с Олигархом меня ошарашила. Едва мне кивнув, он спросил:
   - А кто такая Мария Пономаренко, Родион Николаевич?
   Я даже не сразу понял, о ком это он. Что машкина фамилия Пономаренко, я и вообще позабыл, и вначале судорожно начал вспоминать поименно женщин среди сотрудниц или клиенток.
   - Затрудняетесь, Родион Николаевич? - чуть издевательски переспросил Олигарх. - Маша Пономаренко. Вспоминайте же. Девушка, с которой вы живете.
   Я вылупил глаза. При чем здесь Машка?
   Наум заметил мое удивление и более спокойно продолжил:
   - Вас удивил мой вопрос, любезный Родион Николаевич? Так я вам объясню. Я вполне современный человек, а моя дочь - совершеннолетняя и тоже вполне современная девушка. И тем не менее меня смущает возникшая между ней и вами ситуация. Я не вникаю в подробности, до какой степени близости вы успели дойти, но она - моя любимая дочь, и я считаю своим долгом оберегать ее от глупых и поспешных поступков. И вижу зарождающуюся проблему. Если бы вы просто понадобились ей на один раз по зову природы, то меня это ни капельки бы не взволновало. Максимум, я бы от вас откупился. Но вы, к сожалению, ей нравитесь чуть сильнее, чем мне бы хотелось, и это начинает меня беспокоить.
   Я столбом стоял перед этим очень-очень большим начальником и не знал, как себя вести. По-честному, хотелось просто послать его на три буквы, но такого я себе позволить не мог.
   А тот вдруг потерял свою монументальную значимость. Напротив меня сидел обеспокоенный, вытирающий со лба пот немолодой мужчина, отец очаровательной девушки, которую он безуспешно пытается оградить от коварных хищников мужского пола.
   Но все-таки он не зря был Олигархом. Размякшие было черты лица вдруг снова затвердели.
   - Эта Маша - ваша невеста? - спросил он.
   Я отрицательно покачал головой, но, видимо, сделал это с опозданием.
   - То есть вы не собираетесь на ней жениться? Да? - прикидываясь дурачком, полуутвердительно проговорил Наум.
   Я не понимал, куда он клонит.
   - А что там, извините за любопытство, говорят ее гинекологи? - чуть издевательски поинтересовался он
   Твою мать, пронеслось в голове. Он знал и это. И сейчас мне самое главное было не вспылить и не наговорить глупостей. Он же деловой человек. И я тоже.
   - Маша Пономаренко - замечательная, красивая женщина и талантливая актриса. - осторожно начал я казенным тоном. - И я не желал бы другой спутницы жизни, (Я не сомневался, что Олигарх заметит, что я говорю в сослагательном наклонении.) Но о заключении брака мы никогда не думали, - соврал я, - потому что ни она, ни я не были уверены, что готовы связать друг с другом жизнь навсегда. К сожалению или радости, Маша забеременела, если вы, Наум Яковлевич, имели в виду это, когда спросили про гинекологов, но по определенным причинам эта беременность нежелательна для нас обоих.
   Олигарх кивнул. По его лицу было трудно понять, как он относится к моей речи. Я продолжал:
   - Это была случайность. Ребенок в наши планы не входил и не входит. Тем более, что Маша должна начать сниматься в сериале.
   Олигарх приподнял брови.
   - Может, вы и не в курсе, Родион Николаевич. Но вашу девушку на роль не взяли. Хотели, но не взяли.
   Вот хитрая сволочь, и это знает, подумал я, и сделав удивленное лицо и стараясь сохранить спокойствие, продолжил:
   - Она мне этого еще не говорила, но, даже если и так, это не может повлиять на ее решение прервать беременность.. Есть и другие сериалы. - И я запнулся, не зная что говорить дальше.
   Олигарх удовлетворенно кивнул.
   - Достаточно, Родион Николаевич. Можете не продолжать. Мне все понятно. Вы - обыкновенный сукин сын.
   Я нахмурился. Я, конечно, дорожу своим местом и карьерой, но кто ему дал право меня оскорблять? Но Наум с усмешкой жестом руки приостановил назревающий взрыв негодования.
   - Расслабьтесь, Родион, - спокойно проговорил он, - И не прикидывайтесь целкой. То, что вы мне сейчас в несколько завуалированной форме сказали в переводе на обыкновенный русский язык означает простую вещь, у меня есть баба, но, если надо, я ее брошу. И в моих словах ничего обидного для вас нет. Может, только констатация факта. Что же касается моего отношения к этой истории, то, если вы действительно не собираетесь на этой девушке жениться и не планируете ребенка, то никаких убедительных причин в вашем дальнейшем проживании с ней я не вижу. Кроме любви. Но если нет и ее... А дальше решайте сами. Это не мое дело. Мое дело - Нина. И вот по этому поводу я вам совершенно четко заявляю. - Олигарх, как борец перед схваткой повел плечами, - Я не позволю просто так кружить ей голову, хотя, ради Нины, и не против ваших встреч. Единственное условие, на котором я настаиваю, это прекращение романа с Машей. Каким образом, меня не волнует. Но я считаю, что вы должны это сделать максимально интеллигентно и тактично. Или, если хотите, хитро, чтобы она решила , что сама уходит от вас. Я не хочу, чтобы вы увязли в скандалах, и, не дай бог, в это оказалась вовлечена и Нина. Продолжайте, если хотите, встречаться с дочерью, но расстаньтесь с Машей. Я даю вам время. А чтобы госпоже Пономаренко не было совсем уж кисло, я обещаю, что ее все-таки возьмут сниматься в сериале.
   Ай да Олигарх. Ай да сукин сын. Расставил-таки фигурки. Я достаюсь Нинке (однозначно), Нинка - мне (не факт), а Машке - сериал (без комментариев). Хорошо же быть богатым.
   Олигарх в упор разглядывал меня, ожидая моей реакции. Но я молчал. А молчание можно расценивать как угодно, и те, кому это удобно, принимают его за согласие, хотя это далеко не так. И Олигарх, подождав достаточное, с его точки зрения, время кивнул и с непонятной грустью философски произнес:.
   - Родион Николаевич! Вы - умный человек и сами держите судьбу в своих руках.
   Он подошел к бару и налил нам обоим виски. Аудиенция была закончена.
  
   После всего этого мне ужасно не хотелось возвращаться на работу. У меня мелькнула было шальная мысль плюнуть и завалиться к приятелю Борьке, но в последний момент я удержался. Борька был еще одной странной фигурой в моей жизни. Полудруг, полувраг. Он был художником и в это время обычно торчал в своей студии. И ничто не мешало поехать к нему и напиться. У его гостей другого варианта не было. Но я не любил с ним встречаться. И года три у него не был. Выпив, он становился мрачен и болтлив. И начинал заниматься самокопанием, а заодно копал и закапывал своих приятелей и меня в том числе. И делал это виртуозно и очень убедительно. И в итоге он всегда приходил к выводу, что я - сволочь. А потом мы лезли в драку и прилично друг друга метелили. Затем пили снова и звали телок. Но сегодня было не то настроение. Меня уже и так успели назвать сукиным сыном, и за сволочь я уже мог бы и убить. Да и на работе после такого активного отдыха пришлось бы завтра придумывать, что попал в аварию.
   Но, наверно, лучше было бы подраться с Борькой, а не возвращаться в офис. Потому что первым делом я попал на ковер к Тимуру. Он требовал от меня доклада о встрече с Олигархом. По-началу он даже не хотел верить и понимать, что мой визит к Науму никак не был связан ни с делами нашей фирмы, ни с ним самим. В конце концов, у меня не оставалось выбора, как терпеливо объяснить перевозбудившемуся Тимуру, что разговор шел о Нине и только о ней. Правда, я не вникал в подробности. Наконец, и до того дошло, что речи о его опале пока не идет, и большим трудом пытался скрыть свою радость. Он резонно полагал, что за Нину я получил от Олигарха нахлобучку, и, лицемерно изобразив на лице сочувствие, в то же время с явным злорадством произнес:
   - Родик! Я же тебе намекал. Надо быть осторожнее. Не по Сеньке шапка.
   А потом перешел на деловой тон.
   - Звонили из "Сибирских дорог". Подготовь документацию. Послезавтра у нас встреча для подписания соглашения.
   С ощущением, что меня почти совсем затюкали, я вернулся в кабинет. Послезавтра - это уже было скоро, а это значит, что у меня будут очень напряженные два дня. Я протянул руку к интеркому, чтобы вызвать Генриетту, но в это время зазвонил телефон. Это была Нина.
   - Здравствуйте, разлюбезный Родион Николаевич! - игриво начала она, но я не поддержал ее шутливый тон. Я был не в лучшем настроении.
   - Привет! Ниночка! - довольно прохладно ответил я. - Извини, мне сейчас не очень удобно разговаривать, да и в ближайшие дни будет по горло работы.
   Я почувствовал, что Нинка обиделась.
   - Да? - сказала она. - А я-то хотела опять позвать тебя в гости к тете. Но, если ты не можешь...
   Я выругался, прикрыв трубку ладонью руки. Вот незадача!
   - Ниночка! - уже мягче заговорил я, - Я бы с удовольствием, но, боюсь, что мне сегодня придется сидеть допоздна.
   Я услышал усмешку на том конце провода.
   - Ты, кажется, считаешь, что я смотрю передачу "Спокойной ночи, малыши" и после ложусь спать, - засмеялась она, - Приходи, когда освободишься, дуралей, но сегодня обойдешься без курицы на гриле и зажигания свеч. Можешь рассчитывать на "смородиновку" и бутерброды.
   Я совсем не был уверен, что поступаю правильно, но согласился.
   - Я приду после девяти. Тебя это устроит? - проговорил я в ответ.
  
   Возня с бумагами меня отвлекла, но и утомила. Наконец я почувствовал, что на сегодня хватит и со спокойной совестью могу доделать остальное завтра. Я посмотрел а часы. Батюшки-светы, было уже четверть десятого, а я даже не удосужился позвонить Нинке. Я уже не говорю о Машке. С той-то было проще. Она знала, что я иногда возвращаюсь поздно и ужасно, когда справедливо, а когда и нет, ревновала, но терпела. Мелкие же разборки со случайным битьем посуды в счет не идут. Кстати, обычно я ей звонил и под каким-то более или менее правдоподобным соусом предупреждал, что задерживаюсь.
   Я набрал свой домашний номер. Телефон долго не отвечал, и я уже подумал, что это ей, а не мне надо было оправдывать поздний приход, но, наконец, услышал ее голос.
   - Машенция! - сказал я усталым тоном очень занятого человека, - Я тебе не говорил, не с руки было, но у меня здесь совершеннейшая запарка. Мы срочно влезаем в грандиозный проект, который курирует сам большой босс. А документацию поручили готовить мне, как будто не могли найти кого-нибудь помоложе. - Я добавил в голос обиженные нотки. - И вот до сих пор сижу с бумагами и глушу кофе вместо того, чтобы быть дома рядом с тобой.
   Возникла пауза. Я живо представил себе, как Машка на том конце трубки сидит и размышляет, на сколько мне можно верить, а я даже и не врал. И поэтому она, может, и не полностью, но на эту туфту купилась.
   - Не прибедняйся, Родион, - ответила она. - Не прикидывайся несчастненьким. Это на тебя не похоже. Ты же сам рвался наверх и старался стать незаменимым, так теперь ты за это и расплачиваешься.
   Она помолчала, а потом вдруг по-бабски подозрительно спросила:
   - А ты часом не брешешь? С тебя станется.
   Тон моего ответа был совершенно невозмутим.
   - Машка, я звоню с "мобильника", но рядом стоит рабочий телефон. Хочешь, перезвони на него.
   Мое сверхчувствительное, прижатое к телефонному аппарату ухо почуяло, что там вдали волнение на море стало утихать. Цунами прошло стороной. И Машка действительно буркнула:
   - Ладно. Это я пошутила. Но ты все-таки там не перерабатывай.
   Закончив разговор с Машей, я тут же стал звонить Нине.
   - Ниночка, - извиняющимся голосом сказал я, - Я даже не знаю, как мне просить у вас прощения.
   И снова, как и в предыдущем разговоре, возникла пауза, правда несколько напряженная. Дурак, выругал я сам себя. Она же подумала, что ты позвонил так поздно, чтобы извиниться, что не придешь. И я сбивчато залепетал:
   - Ниночка! Я, не поднимая головы и не замечая времени, весь день, как придурошный, просидел с бумажками и только сейчас отвлекся и понял, что и опоздал, и не позвонил. Но, если ты на меня не очень сердишься и еще не ложишься спать, я буду рад приехать.
   Нина довольно долго не отвечала. Мое опоздание и этот звонок явно ей не понравились, но все-таки я услышал:
   - Приезжай.
   Я купил шампанское и самый дорогой и красивый букет цветов, который нашел. Нинка была в каком-то простеньком коротеньком домашнем платьице, знаете, из тех, которые парадоксальным образом нравятся мужчинам своей особенностью обнажать женщин в неожиданных, но очень привлекательных местах. Она обняла меня за шею и легонько дружески чмокнула в щеку.
   - Спасибо, очень мило, - вежливо сказала она, взяв цветы. Она понюхала букет, оценив его аромат, и равнодушно отложила в сторону.
   - Пойдем, ты, наверно, голодный, - позвала меня она.
   На знакомом столе стояла смородиновая настойка и тарелка с бутербродами. Тартинки, всплыло откуда-то из памяти. С икрой черной, икрой красной, семгой, каким-то мясом. В общем второй завтрак Олигарха. Нинка вышла на кухню и принесла салат из свежих овощей. Видимо, думала, что моему организму не хватает витаминов. Мы с ней выпили по рюмочке и я захрустел огурцом, но разливающееся по телу ощущение умиротворения и удовольствия мгновенно исчезло, когда Нина неожиданно попросила меня:
   - Родион, расскажи про эту девушку. Марию. Папа говорил мне о ней.
   Тартинка - это вовсе не маленький бутербродик, как написано в словаре, это - вранье. Эта дрянь застряла у меня поперек горла как большой бутебродище. Я с трудом сглотнул и сделал глубокий вдох. Во мне потихоньку начинала закипать злость. Пытаясь отвлечься на что-то другое, я налил себе рюмку и тут же отодвинул ее прочь. Мои кулаки сжались, и я увидел, как на них испуганно посмотрела Нина. Я постарался взять себя руки, и это мне почти удалось, но темная глыба гнева затаилась в уголках моего сознания.
   - Что ты хочешь узнать? - противно резким голосом спросил я. - Что она некрасивая, горбатая, глупая и стервозная баба? Что мне с ней тяжело живется, и я не знаю, как от нее избавиться? Что она никуда не годится в постели?- Я обличающе указал на Нину рукой. - Ты уверена в себе и ждешь, как твой папа, что я по свистку побегу туда, куда меня позовут подобные вам?
   В глазах Нины появились слезы. А я продолжал распаляться:
   - Думаешь все можно купит за деньги? Да? Так слушай.
   Я резко встал со стула и раздраженно заходил по комнате. Нина как-то съежилась и испуганно вцепилась пальцами в край стола. Она молчала. На какое-то время замолчал и я, но потом устало заговорил:
   - Я разорву в клочья любого, кто посмеет сказать или только подумать что-то плохое о Маше. Она - самое прекрасное на свете существо, и это чудо, что среди многих более достойных мужчин она выбрала меня. И не она должна бояться, что я ее брошу, а я, что она меня.
   Я снова помолчал, колеблясь продолжать или нет, и решил, что уже нет смысла.
   - Я ответил на твой вопрос? Или ты хочешь лично с ней познакомиться? - вдогонку бросил я.
   Нина не отвечала. Я ждал, что на сейчас расплачется. Но этого не произошло.Она встала и подошла ко мне. Казалось, она ждет от меня еще каких-то слов, но я не знал каких. Так мы и простояли несколько минут рядом. Такие близкие и такие далекие. Я отвел от нее взгляд, таращась в окно, а она внимательно следила за моим лицом, ожидая чего-то, мне непонятного. А потом ее глаза вдруг прояснились, и на лице мелькнула тень улыбки, хотя я так ничего нового и из себя и не выдавил.
   - Родион! - начала она со странными нотками удовлетворения в голосе. - Ты - все-таки дурачок. Такой большой, со строгим взглядом, сильный, но дурачок. Обыкновенный дурак.
   Ее папа назвал меня обыкновенным сукиным сыном, она - дураком. Интересно, это - прогресс или регресс? А Нина чему-то вдруг вообще обрадовалсь и почти крикнула:
   - Ты - просто кретин. Неужели я бы поверила тебе, что твоя девушка стервозная уродина? Неужели ты думаешь, что я рассчитываю на папины капиталы, а не на саму себя. Неужели ты действительно считаешь меня наивной девчонкой, полагающей, что молодой интересный мужчина не может иметь другую женщину, не посоветовавшись со мной или моим папой? Поверь, мне стало бы намного более мерзко, если бы ты на самом деле стал поливать свою Марию. Но ты этого не сделал, и слава богу. Как и не сделал еще одну вещь...
   Не скрою, меня речь Нины сильно запутала. После своего короткого спича я не исключал вероятности того, что меня погонят из этого дома поганой метлой и нажалуются еще потом Олигарху, а она вроде клонила к чему-то другому. И я уцепился за конец ее фразы.
   - Так что же я не сделал? - спросил я.
   Нина грустно улыбнулась.
   - Ты не сказал то, что я больше всего по-женски боялась услышать. Не сказал, что ты просто ее любишь.
   Она подошла ко мне совсем близко. Я чувствовал касание подола ее платьица. Она беззащитно и требовательно смотрела на меня.
   - Повторяй за мной, - приказала Нина.
   - Мария - самая прекрасная женщина на свете,- сказала она.
   - Мария - самая прекрасная женщина на свете, - повторил я.
   - И я ее люблю, - четко выговорила Нина.
   - И я... - начал было я и запнулся. Я не сумел продолжить.
   Нина довольно долго ждала продолжения фразы, а потом снова улыбнулась.
   - Я же говорила, что ты - дурачок, - и она легонько, как в тот раз, поцеловала меня в губы, - Пойдем обратно за стол, пора выпить теткиной настойки.
   Эту ночь я провел в ее постели. Хотя , наверно, все-таки в теткиной. Стыдно признаваться, но я поначалу трусил. Боялся близости с Ниной. Я вообще страшусь первого контакта с новой женщиной. Не люблю разочарований. И не хочу быть просто придатком раздираемого желанием причинного места. Для удовлетворения его потребностей есть достаточно обыкновенных шлюх. А мне нравится, когда женщине нравится. Когда она пользуется мной так же, как я пользуюсь ей. А для этого ей просто надо быть естественной. Мне неприятно ощущение, что партнерша "отматывает" или старается как лучше. С Нинкой же оказалось на удивление легко. В ней не было излишнего жеманства, она не изображала из себя гимназистку и не заставляла меня возиться с ее лифчиком. Она просто каким-то непонятным образом растворилась во мне. Не буду врать, я невольно сравнивал ее с Машкой, но та была совершенно другой. Такой же прекрасной, но другой. Агрессором, доводящим тебя до исступления. Именно, с ней я иногда понимал, что плетка тоже может быть предметом эротических игр, хотя ко всем этим кожано-рокеровским атрибутам из сексшопов относился с юмором. А Нина не была агрессивной, она напоминала чистый озорной ручеек на пути усталого путника, чьи струйки нежно ласкали и утоляли жажду. Видите, меня довели-таки до состояния поэтических образов.
   Я, понятное дело, проснулся совершенно невыспавшимся, но довольным. Скоро надо было двигать на работу, и Нинка затеяла готовить мне завтрак. Но я отказался. И попросил только чашку чая покрепче. Мы сидели, не разговаривая, и прихлебывали горячий напиток. Нинка робко улыбнулась мне и сразу погрустнела. У меня тоже вдруг испортилось настроение. Праздник кончился. Казалось, сам воздух в комнате постепенно стал сгущаться от совершенно закономерных и неприятных вопросов, возникших после этой ночи. А мне еще надо было объясняться с Машкой. Нинка понимающе на меня посмотрела.
   - Родик! - Я вздрогнул, она назвала меня точно так же, как Машка. - Знаешь, я ни о чем не жалею. И это была, может, самая лучшая ночь в моей жизни, но я чувствую себя сволочью.
   Я неопределенно пожал плечами. Мне не хотелось в этом сознаваться, но я чувствовал себя точно так же. Однако разговор дальше поддерживать не стал.
   Мы уже стояли у входной двери. Нина поцеловала меня на прощание и погладила по плечу. Я уже повернулся уходить, как она сказала:
   - Родик! Я знаю, что твоя Мария беременна. И желаю ей только счастья. Но в том, что я встретилась с тобой ни моей вины, ни злого умысла нет. И считаю, что у меня такие же права бороться за своего мужчиу, как и у нее. Но я не воюю с беременными женщинами. Если она собирается сохранить ребенка, нам придется расстаться. Твоему сыну или дочери нужен отец.
   И Нина, заплакав, вытолкунула меня из квартиры.
   Из машины я позвонил Машке. К счастью, она еще была дома. Я вяло соврал, что засиделся на работе допоздна, и так и переночевал на кушетке в комнате отдыха, потому что сил ехать домой уже не было. Вставать-то уже к восьми.
   - Я тебе звонила около двух ночи. - с сомнением протянула Машка, - Ни твой "мобильник", ни рабочий телефон не отвечали.
   Я попытался себя встряхнуть. Попадаться на вранье было нельзя. А угрызения совести вещь неприятная, но распространенная, и с ними вполне можно жить. И они вовсе не повод сознаваться одной любовнице, что провел время с другой.
   - Маш! Это все глупо, - сказал я. - Я тебе сейчас звоню не из офиса, а из машины (ложь всегда надо разбавлять правдой). Я спустился за зарядным устройством, потому что забыл его взять с собой, а батарейка телефона села. Я обнаружил это только утром, и сейчас звоню и параллельно заряжаю. А в комнату отдыха и вообще нельзя позвонить. Так что я и думать не мог, что ты мне названиваешь.
   Не знаю, поверила она мне или нет, но сказала:
   - Ладно, чего уж там. Хоть сегодня приходи пораньше.
  
   Но и в этот раз я пришел поздно, хотя не только не виделся с Ниной, но даже не разговаривал с ней по телефону. Снова пришел засидеться на работе из-за этих чертовых "Сибирских дорог". Машка откровенно на меня дулась, но никаких вопросов не задавала. Видимо, считала это ниже своего достоинства. Она сердито фыркнула, как кошка, когда я, наконец, заявился около девяти вечера, и процедила сквозь зубы:
   - Ужин готовить не стала. Не знала, появишься ты или нет. Решила, что снова собираешься "переночевать на кушетке". Несколько странное имя у твоей бабы.
   Я устал, и до меня не сразу дошла ее шпилька, а Машка продолжала себя накручивать:
   - И не смей мне снова рассказывать какие-нибудь байки про срочную работу. Или, как в прошлый раз, про проект, который на тебе висит. На тебе висит только одна вещь, и та между ног.
   - Ну, это далеко не всегда, - философски заметил я и получил подзатыльник. Я возмущенно отпрянул.
   - И ты на меня сердито свои волчьи буркалы не таращь, а то еще огребешь, - угрожающе произнесла Машка. Я тут же сделал умильную физиономию.
   - И овечкой тоже не вздумай прикидываться, - с неменьшей угрозой прибавила Маша.
   Я недоуменно развел руками. Что ж мне просто столбом стоять? А я еще и не жравши. - Маш! - взмолился я. - А в туалет хотя бы можно? По-маленькому. Знал бы, что ты такая сердитая, то точно бы эту чертову "колу" не пил. А сейчас, глядишь, и совсем доведешь меня с перепугу до детского греха.
   Машка хотела что-то зло ответить, но передумала и махнула рукой.
   - Черт с тобой. Иди.
   Мне, кстати, действительно хотелось в туалет и я, не теряя времени, рванул в нужном направлении. Я с облегчением справлял малую нужду, когда и коридора раздался ехидный голос Машки.
   - Родик! Отгадай загадку. Не жравши, а сыт. Знаешь, кто это? - Маша выдержала достаточную паузу и радостно добавила, - Это ты, Родик.
   Ужинал этим вечером я пельменями, но спал все-таки с Машкой, которая хотя особых вольностей мне не позволяла, но все-таки дала себя обнять. И то хлеб.
  
   На следующий день мне суждено было подвергнуться, выражаясь юридическим языком , длительному психотравмирующему воздействию. Я только жалел, что не могу никого убить, хотя и хотелось, ведь меня в моем состоянии точно бы оправдали. Вначале моей крови попил Тимур. Во время уже практически формальной встречи с "Сибирскими дорогами", требующей только обмена дружескими улыбками, легкого движения пером по бумаге в графе "подпись" на документе и торжественного распития шампанского, он стал критиковать проект и разговаривать с представителями их правления как с мальчиками, пришедшими с улицы. Идиотизм ситуации заключался в том, что на самом деле все было заранее решено и обговорено обеими сторонами, и ничего от мнения Тимура уже не зависело. Единственное, что можно было бы ждать от этой чистой воды провокации было то, что "Сибирские дороги" возмутятся и откажутся от сделки. На что, похоже, и рассчитывал Тимур. Он был слишком умен, чтобы просто так дать своим нервам волю. Но до развода дело не дошло. Сибиряки еще от меня знали, что дело под контролем у Олигарха, а раны на их уязвленном самолюбии были не смертельны.
   А вечером я повез перепуганную, вцепившуюся в мою руку с мокрой ладошкой Машку в больницу. Наступило время делать аборт.
   Я сдал Машку докторам и приготовился к долгому ожиданию, но через какое-то время она вышла ко мне снова.
   - Родик! Они нашли, что у меня немного повышено давление, а это плохо при беременности. Они предлагают мне остаться до завтра понаблюдаться, а затем уж делать выскабливание. Так безопаснее, говорят они.
   Я забеспокоился.
   - А что? На самом деле высокое давление?
   Машка успокаивающе покачала головой.
   - Да нет. Пустяки. Сто сорок на сто. У моей мамы почти всегда такое и не снижается, и хоть бы что. Чувствует себя совершенно здоровой, а ей уже 64. Наверно, доктора перестраховываются.
   Или "бабки" накручивают, подумал я, но вслух произнес:
   - Слушай, Машенция. Раз приехали, то дело надо доводить до конца. Врачи лучше нас понимают в своей специальности. Если говорят, что давление необходимо стабилизировать, а потом уж делать процедуру, значит, надо их слушаться.
   Машка нервно засуетилась.
   - Родь! А я ведь ничего практически не приготовила, чтобы в больнице оставаться. Подружки сказали, что быстро это, и через несколько часов домой отпускают. А у меня здесь ни зубной щетки нет, ни прокладок.
   Я засмеялся. Мне от того, что аборт отложили, почему-то стало легче. Да и вообще хорошо, что нашлось какое-то занятие. Типа сгонять ей за шмотками. Все-таки какое-никакое дело. Отвлекусь, глядишь, от мыслей дурацких. В таком духе я ей и сказал:
   - Ерунда, Машенция. Ты мне списочек напиши, а я домой съезжу и барахло привезу, а заодно и соки какие-нибудь, фрукты. Ты только скажи.
   В итоге Машка осталась в отделении, а я, притащив ей вещей и еды, которых могло бы хватить и на неделю, вернулся домой.
   На душе было муторно. Было какое-то неприятное ощущение, что я что-то в жизни сделал не так, а содеянного не вернешь. Я тупо смотрел телевизор и, почти ничем не закусывая, пил водку. Мне несколько раз звонила Машка и говорила, что у нее все хорошо. Но ее фальшиво бодренький тон разрывал мое сердце. Наверно, я много выпил, потому что мне захотелось плакать. Я кое-как перекантовался ворочаясь на диване до утра, а потом стал названивать Машке. Она сказала, что давление улучшилось, и аборт будут делать во второй половине дня. В этот день я был не очень занят на работе и из-за Машки отпросился пораньше. К моему удивлению, она была дома. Маша была бледна, а под глазами отчетливо виднелись синие круги.
   - Ты, что, сбежала из больницы? - удивленно спросил я. - Разве тебе после аборта не надо было еще понаблюдаться, особенно при твоем давлении?
   Машка как-то затравленно на меня посмотрела. В ее глазах попеременно отражались то отчаяние, то решимость. А потом ее как будто прорвало.
   - Родик! Ты понимаешь, - заговорила она, - я просто не смогла это сделать. Я честно все время уговаривала себя, что поступаю правильно. Что в моем животе пока находится не ребенок, а только аморфный комок биологический ткани. Что так будет лучше для всех. И для тебя, и для меня. Я подписала все бумаги. Меня уже привезли в операционную и собирались сделать обезболивающий укол, но я не дала. Не дала, и все... Планировала я это, или нет, но бог дал мне шанс родить человека, моего ребенка, и я оказалась не готова от него отказаться. Да и вообще, кто знает, смогла бы я после аборта забеременеть вновь?
   Она всхлипнула и на какое-то время замолчала.
   - Ты даже не представляешь, - снова заговорила она, - как они все там вдруг засуетились и начали меня уговаривать не отказываться и даже пугать тем, что уплаченные деньги возврату не подлежат. Так по мне, засунули бы они их себе в одно место.
   Деньги вообще-то были мои, но кто считает, подумал я. Мне и на самом деле было на них наплевать. Не та эта сумма, ради которой я бы стал бодаться. Но при всем моем нежном и терпеливом отношении к Машке, меня очень смущала перспектива стать отцом. Это совсем не входило в мои планы. Мне было хорошо и удобно с ней, хотя я уже начал видеть в нашем союзе ущемление своей свободы и прав. Признаю, она - чудесная баба, но не моя. Не моя, и точка. Я ей не мешаю и ни в малейшей степени не контролирую ее жизнь вне пределов моей квартиры. Я не собираюсь это делать и впредь, но в ответ требую уважать мои интересы, в которые не входят "памперсы" и плач по ночам.
   С моей точки зрения, моя логика была безупречной, но толку от этого было ноль. Я не знал, что делать. Может, лучше всего было ее просто прогнать. Пусть живет сама, как хочет. В конце концов, она была бы не единственной в мире матерью-одиночкой. Да и с голоду я бы умереть ей не дал. Меня можно упрекать во многом, но не в жадности. Кстати, уход от меня мог бы помочь ей и одуматься. Время изменить решение и сделать аборт еще было. Максимум, приплатил бы еще.
   Но в результате я смалодушничал и начал Машку утешать и успокаивать. Причем делал о искренне. Мне ее было ужасно жаль. Без вранья. Я убаюкивал ее и в итоге убаюкал какими-то ласковыми словами, хотя темы нашего дальнейшего будущего принципиально не касался.
   В этот вечер мы были максимально нежны друг с другом, а, когда легли спать, она буквально прилепилась ко мне, и я почувствовал, как ее слезы увлажнили мою грудь. Не знаю, спала ли она той ночью или только делала вид, но я долго не мог найти себе место и заснул лишь под утро.
  
   Люди - странные существа, и их способность мимикрировать и максимально оттягивать решение неприятных проблем беспредельна. А именно так мы и поступили с Машкой. Сделали вид, что проблемы нет, или что ее решение терпит отлагательство. Приняли позу страуса. Голова - в песок, зад - кверху. Или, если хотите, действовали в соответствии с русской пословицей "утро вечера мудренее". Т. е. откладывали проблему на завтра. В конце концов, ведь рожать-то ей еще не скоро.
   Так прошло около недели. Врачебные сроки прерывания беременности потихоньку поджимали, хотя еще и оставалось время, но Машка никакого интереса к этой теме не проявляла. А я не настаивал. Вместо этого мне пришла в голову, как тогда показалось, замечательная идея переменить на какое-то время обстановку.
   Я с друзьями каждый год в конце декабря ездил на пару недель в отпуск в глухомань, в лес к дядьке. Там мы отдыхали, полностью оторвавшись от цивилизации. Обычно баб мы с собой не брали, но в этот раз я решил, что, может, настало время сделать исключение.
  
   Дядя Гриша - это отдельная история. Хотя никаким дядей я его сроду не называл. Он был старше-то меня всего на десять лет. Младшенький у деда. Последыш. Любимец и балабон. Оторва.
   Мои дед с бабкой относились к деревенской, если можно так выразиться, интеллигенции. Дед был бухгалтером, а бабка заведовала сельпо, и они оба с большим пиететом относились к образованию. Их не волновало, что практическая жизнь доказывала обратное, т. е. то, что наличие диплома обеспечивает лишь мизерную зарплату и никчемную работу. Они же, вопреки логике, спали и видели, что их сын поступает в институт и успешно его заканчивает. Моя мать, его старшая сестра, окончила инженерно-строительный техникум, что было высоко оценено и родителями, и односельчанами. Но она была женщиной, ей сгодился бы и техникум, а для сына дед с бабкой на меньшее, чем на институтский диплом, согласны не были.
   Гришка же рос духарным парнем, здоровенным бугаем, похожим на обаятельную гориллу, за которым бегали все девки в радиусе пятидесяти километров. Он в общем был похож на деда, которого, как я упоминал, боялись и считали колдуном. Только глаза у Гришки были добрее. Дед, уж если на кого строго смотрел, так тому нужно было сразу бежать искать туалетную бумагу. Хотя, по сути, мне неизвестен ни один факт о том, что он кому-либо причинил вред. Да ему и не надо было. И так в его присутствии возникало непреодолимое желание поджать воображаемый хвост.
   Я его по-своему любил, потому что он многому меня научил, часто со мной играл и, как я понял потом, старался следить, чтобы меня случайно не напугать. Я, понятное дело, как и все дети, в глубине души верил в колдунов, чертей и ведьм, хотя подобно остальным лицемерно заявлял, что всякая нечисть не существует. И однажды, когда достаточно подрос, а мы с дедом ушли в лес за грибами, я напрямую спросил его:
   - Дед! Правда, что ты колдун?
   Он остановился и внимательно посмотрел на меня.
   - Конечно же, нет, дурачок.
   Я не без разочарования вздохнул.
   - Я так и знал. Колдунов не бывает.
   Дед усмехнулся:
   - Не бывает, говоришь? Ну, один фокус, глядишь, я тебе и покажу. Ты волков-то когда-нибудь вблизи видел?
   Я пожал плечами. Конечно, видел. Я же был в зоопарке.
   Но лицо деда стало немного странным, и он продолжал настаивать:
   - Я имею в виду не волка в клетке, а живьем.
   Я отрицательно покачал головой. Естественно, что нет. Но, честно говоря, и не очень-то хотелось.
   Видимо, тень испуга была заметна на моей физиономии, а дед чуть злорадно улыбнулся.
   - Уже малость труханул? Не бойся, с тобой ничего не случится.
   Его лицо так же, как и страшноватые глаза, неуловимо изменились. Боже, да ведь это взгляд хищного зверя, вдруг сообразил я.
   Какое-то время ничего не происходило, хотя лес, казалось, затих. А, может, мне это померещелось с перепугу. Но потом бесшумно раздвинулись ветви растущих рядом со мной кустов, и оттуда вышли два волка. Я не знаю, были ли они взрослыми хищниками или щенками, самцами или самками, но оба показались огромными пугающими монстрами. Они молча посмотрели на деда, а затем, не отрывая взгляд, как по команде, по-собачьи сели. Ближайший ко мне ощерил клыки, и из пасти закапала слюна.
   Я стоял ни жив, ни мертв. Этот же волк поднялся и шагнул ко мне. Он стоял, почти касаясь меня носом, и внимательно меня разглядывал. Краем глаза я заметил, что дед тоже изучающе на меня поглядывает, не делая никакой попытки прийти на помощь. Странным образом страх вдруг отпустил меня. Возможно, просто потому, что и страху есть предел. Я сел, почти рухнул рядом с волком, который даже не пошевелился, а затем легонько, как собаку, погладил его по шерсти. Просто большой, живущий в лесу пес, подумал я.
   Выражение глаз деда изменилось. В них мелькнуло удивление и тень удовлетворения. А волки одновременно встряхнулись, юркнули в кусты и скрылись.
   В этот день мы уже больше не разговаривали в лесу. Может, потому, что грибов попалось навалом, и мы наперегонки набивали наши корзины. А уже дома, когда с гордостью водрузили трофеи на кухонный стол, дед, обращаясь к бабке, вдруг произнес фразу, которую я тогда не понял:
   - Генетика, мать, все-таки продажная девка империализма.
   А Григорий, хоть и родился сильно похожим на деда, был помягче. Не такой суровый. Видно, от бабки немало унаследовал. Та хохотушкой была по характеру, а с дедом особенно не похохочешь. Не располагало общение с ним людей к смеху. Но, нечего сказать, любил он ее крепко. А она - его. Так вместе и прожили, несмотря на полное несходство характеров, всю жизнь да и умерли почти одновременно. На два месяца всего она его пережила.
  
   Гришка, в общем, всю родительскую мутотень про необходимость образования близко к сердцу не принимал. Сообразительный он был, хваткий. На твердую "четверку" всегда башка варила. Да и школа-то была простенькая, деревенская. В ней и сами преподаватели летом траву для коз косить ходили. В итоге закончил он свои десять классов и спокойненько, даже не без интереса, отправился в армию. Хотя в семье в итоге толком так никто и не узнал, как он служит. Знали, что в танковых войсках, получали регулярно нейтральные письма с приветами, а время от времени и фотографии. Мама, батя, поглядите - это я с моим корешом Васей из Козодрюпинска. Короче, отслужил, как полагается, не жалуясь. А вернувшись, как бы и отбросил эти два года за ненадобностью. Но в одном поумнел. Учиться все-таки было нужно, и Гришка в гимнастерочке, только с "дембеля" пошел поступать в инженерно-строительный институт. Видимо, решил с сестренкой, то бишь мамой моей, положить начало династии строителей. Но, самое интересное, увлекся учебой и стал хорошим инженером. А после и по работе стал продвигаться как надо. У него, деревенского парня, были все преимущества. Его всемирная славяно-интеллигентская тоска по всеобщей справедливости не мучала. Авторитарный коммунистичекий режим не беспокоил. А издают в стране Солженицина, или нет, ему было по барабану. Поэтому он покладисто и не принимая близко сердцу участвовал в комсомольской жизни, организовывал субботники, оформлял "комсомольские прожекторы", другими словами, занимался всякой чушью, четко понимая, что это может способствовать его продвижению по службе. Хотя целиком уйти на комсомольскую работу со всеми вытекающими из этого преимуществами отказался. За что прослыл, среди комсомольских вождей местного значения дурачком, но безобидным. А сам он так характеризовал этот период своей общественной деятельности:
   - Родька! Ты понимаешь я мог еще терпеть, когда тошнило, но, когда уже блевать настало время, не выдержал.
   А на четвертом курсе института он встретил свою Олю. И гулевому Гришке пришел конец. Я как раз был в противном ехидном подростковом возрасте и не без презрения наблюдал, как мой крутой дядя превращается в сущего агнца. Только блеять разве что не начал. Хотя Ольга, чего греха таить, была красивая девчонка и свой парень. В итоге сразу же после института они поженились и начали устраивать свой быт. Их жизнь была типичной для того времени. Вначале комната в общежитии, потом период съемных квартир, затем снова комната, но в коммуналке. И это длилось годами, пока уже заматеревший Гришка не получил приличный пост в строительно-монтажном управлении в системе МПС, и не стал обладателем двухкомнатной квартиры. А потом появились и свои сотки для садового участка.
   И все было бы хорошо. И жили они, ничего не скажешь, душа в душу. И дом был полная чаша, но вот только детей у них не было. Они обошли всех медицинских светил, шаманов и экстрасенсов, но безрезультатно. Оля была бесплодна. Погоревав, они через какое-то время успокоились и решили жить для себя. Гришка вообще мужик рукастый, а тут затеял на своем участке суперстроительство. Мама дорогая. И сделал исключительно своими руками не домик, а игрушечку. Теремок. Причем еще в те застойные времена.
   А потом свалилась беда. У Ольги нашли рак груди. Ее прооперировали, дали химиотерапию, и болезнь, казалось, отступила, но через три года после операции Ольга вдруг потеряла сознание. Это был эпилептический припадок, первое проявление метастазов в мозг. И снова лечение, курс лучевой терапии и спокойный бессимптомный период длиной в один год. А потом болезнь опять вернулась. Метастазы были везде. А еще через месяц Оля умерла. И Гришка запил. Он бросил к черту свою престижную работу и закрылся у себя в квартире. Я знал, что он пьет, но считал, что этим переболеет. Я не подозревал, насколько все плохо. Как-то мне позвонила мать, и сказала, что Гришу надо спасать. Я поехал к нему. Дверь квартиры была не заперта. И бог ты мой, что я увидел. Он уже умудрился распродать часть вещей, а сам лежал грязный, заросший и вонючий, как будто не мылся месяц. А, может, так оно и было. Брезгливо морщась, я раздел его и силком засунул в ванну. Грязные вещи бросил стиральную машину. С большим трудом я разыскал чистую простыню, в которую потом и завернул его. Гришке было наплевать. Он не сопротивлялся, но и не помогал. Его голова и руки ужасно тряслись, видимо, он был в тяжелом похмельном состоянии. То ли от этого, то ли от холода после ванны он трясся, непрерывно стучал зубами и бормотал:
   - Родька! Ни к чему все это. Ольки нет, значит, меня тоже нет.
   Я глянул на часы и прикинул, что в течение ближайших пятнадцати минут с Гришкой, наверно, ничего не случится, и пулей вылетел из дома. Я купил "чекушку" и какую-то закуску и мигом прискакал обратно. Слава богу, он так и лежал там, где я его оставил. Я налил ему рюмку. Он жадно выпил и попросил еще. Я дал еще. Его дрожь поутихла, а взгляд стал менее мутным.
   - Родька! Ты - хороший парень, - упрямым тоном проговорил он, - Но это все зря. Мне жить ни к чему.
   Я остался у Гришки на несколько дней. На работе я попросил отпуск, а мама привезла мне и брату еду и барахло. Так мы и жили, почти не разговаривая друг с другом, от порции до порции водки, которую я ему наливал, когда видел, что он начинает загибаться. Но дозу все время старался уменьшить. Наконец, он сказал:
   - Родя! Ты все равно мою жизнь со мной не проживешь, так что живи лучше свою. Ты уже помог мне. Это точно. Я взял, благодаря тебе, тайм-аут. А теперь уходи. Если выкарабкаюсь, то выкарабкаюсь. Если - нет, значит - не судьба.
   Гришка выкарабкался, но на работу не вернулся. Он продал и квартиру, и садовый участок с домиком, заработав на этом немалые деньги. Мы, его родня, не без опаски размышляли о том, что же будет дальше. Но, когда он какое-то время после оформления сделки пожил у меня, я с облегчением увидел, что это, хоть и помрачневший и где-то надломленный, но мой дядя Гриша.
   А потом он попрощался и уехал. Как он выразился, чтобы вернуться к корням. После выяснилось, что он отправился в деревню деда. Это было странно. Там ведь уже давно никого из наших не осталось, да и дом кому-то продали за гроши. И Гришка неожиданно пропал. Мать снова заволновалась, и в результате мне пришлось на выходные скатать за ним на поиски. А это, на минуточку, триста километров туда, триста - обратно.
  
   В деревне почти никого из знакомых не осталось. Старики поумирали, молодые разбежались. Были какие-то новые городские, захотевшие вернуться в лоно природы и, так называемые, вынужденные переселенцы. В конце концов, по чистой случайности мне попался дед Кузя, который, похоже, был вечен. Во всяком случае молодым я его не помню. Бодренький как обычно и в меру выпивший, он попался мне на улице. Отговорив положенные по этикету слова, принятые у сельчан при встрече, я спросил Кузю про Гришку. А тот понимающе поднял брови и закудахтал:
   - Ты, понимаешь, Родион, дядька твой, надо сказать, умом тронулся. Приехал смурной, сердитый. Ни "здрасте", ни "до свидания", ни "по рюмочке". Просто взял палатку и свалил в лес. И пропал. А лес-то у нас коварный. Ты и сам помнишь. Даже нашенские иногда блудят в нем. Решили мы даже его идти искать, да он сам явился. И давай мужиков подбивать с ним идти. И денег посулил.
   История становилась все более интересной.
   - И на что же ему там мужики?
   Кузя удивился.
   - Как на что? Избу он там задумал себе построить...
   Я вытаращил глаза.
   - Вот и я говорю, - крутя ладонью у виска, продолжил Кузя. - Кондрат, не иначе, к нему поздороваться зашел. Избу он, видите ли, строит.Отшельник хренов.
   - А где строит-то? - поинтересовался я.
   - А помнишь старую дорогу на лесозаготовки? Так вот уже ближе к Юрьевскому болоту, где-то с километр в сторону. Вон там, говорят.
   Я, по-честному, успокоился. Все-таки дядька, хоть умом и тронулся, но живой. Но в лес я за ним не пошел. И время поджимало, чтобы в тот же день успеть вернуться, да и перспектива остаться на ночь ночевать в палатке не очень прельщала. Если дядька цел, то объявится, рассудил я. Так оно и произошло. Где-то через пару недель он позвонил матери и, не вдаваясь в подробности, доложил, что у него все в порядке, а потом и вообще регулярно стал позванивать. Прошло чуть меньше года, и у меня раздался звонок. Это был Гришка. Приезжай ко мне на новоселье, позвал он. Мы договорились о дне, и я поехал.
   Гришка выглядел хорошо. Он высох и подзагорел, потеряв городскую рыхловатость. Из глаз почти полностью исчезло тоскливое потерянное выражение. Мы обнялись, похлопав друг друга по плечу. Мою машину мы загнали во двор к Кузе, чтобы присмотрел за ней, и, оставив тому, как средство от скуки, пару бутылок водки, сами пересели в какой-то старый рыдван . Кому он принадлежал, я понятия не имел. Гришка усмехнулся.
   - Тут, когда колхоз развалился, много барахла ненужного осталось. Его, наверно, и продать можно было бы, да кто за ним сюда поедет, а потом отсюда повезет. Дороже обойдется. А мне - как раз, кстати. И "козел" этот, и электрогенератор. Я их до последнего винтика перебрал, починил, почистил. Теперь еще век послужат.
   Какое-то время мы ехали по лесу моего детства, и запахи хвои неожиданно вновь превратили меня в мальчишку с корзинкой, рыщущего в поисках грибов. Я затряс головой, чтобы избавиться от наваждения. Гришка свернул. Этот лесной тракт я не помнил. Да и выглядел он нестарым.
   - А это еще что такое? - спросил я.
   - Дорога к моему дому. - гордо ответил Гришка. - Ящик водки пацанам, и три дня бульдозер в моем распоряжении. Вот и пропахал.
   Дорога была, конечно, не ахти, но проехать по ней было можно.
  
   Мы подъехали к большому деревянному срубу. Рядом виднелся крытый колодец, а чуть в стороне сарай и туалет, типа сортир. Все было сделано нарочито грубо, и, похоже, в этом был определенный художественный умысел.
   Дверь в избу вела в просторную комнату с русской печкой и газовой плитой. Ее стены были теми же шершавыми и сучковатыми бревнами наружной стены. Кругом висели и вкусно,чуть таинственно пахли пучки сухих листьев и трав. К двери во внутренние комнаты был прислонен огромный топор, а на стене висело ружье. Ни дать ни взять жилье страшного средневекового татя.
   Но внутрення часть дома была другой. Маленький коридор вел в две, по разные стороны, большие комнаты. Все было чисто и обшито дранкой. У стены стоял музыкальнный центр, телевизор и DVD. Были также современные туалет, кухня с газовой плитой и душ, отапливаемые колонкой. Не так уж Гришка отказался от комфорта и благ цивилизации, подумал я.
   Мы посидели, выпили, помянули Олю. Гришка угощал меня каким-то вкусным мясом. Я поинтересовался, что мы едим.
   - Нутрию, - спокойно ответил тот.
   Я не поперхнулся, но выругался.
   - Твою мать, мог бы и предупредить.
   - А что предупреждать? - возмутился он. - Если вкусно, так вкусно, как ни назови. Скажи "спасибо", что не человечина.
   Я с опаской на него поглядел и перевел взгляд на топор. Все-таки он - дедушкин сын.
   А Гришка, черт, только рассмеялся.
   - Ах ты, Родька, Родька. Дурная голова с дурными мыслями. Нутрий я развожу. На шкурки и мясо. А еще у меня есть куры. Хочу вдобавок и поросенка завести.
   Он помолчал.
   - Знаешь, пойдем-ка, посидим снаружи. Хорошо там сейчас.
   Мы взяли бутылку и стаканы и сели на лавочку возле избы.
   Я не задавал вопросов, но Гришка начал сам.
   - Славно мне здесь. Спокойно. Один воздух чего стоит. Вот так вечером выйду, сяду и гляжу на небо. Где там Олька? Только раньше я к ней хотел, а теперь чувствую, смотрит она на меня оттуда, а к себе не зовет. Живи, говорит, сколько положено, а дурные мысли свои выкинь.
   Я чуть поежился. Странно все это было. Хотя, если таким образом дядька нашел себе успокоение, то пусть лучше так, а не иначе. Лишь бы с "голосами" не начал разговаривать, как Кеша, мой сосед, шизофреник.
   И все-таки, от греха, я постарался перевести разговор на другую тему.
   - Гриш! А ты не боишься здесь один? Сейчас отмороженных полно. И кругом почти все пришлые. За бутылку человека грохнут, а у тебя, поди, по местным понятиям целое состояние.
   У Гришки на лице появилось странноватое выражение.
   - Ты, помнишь, что деда колдуном считали?
   Я кивнул, а он продолжил:
   - Так вот его, точнее память о нем, я должен благодарить за свою спокойную жизнью. Я, когда сюда приехал с идеей построить дом в лесу, то знал, что одному мне не обойтись. Вот и создал "шабашку" из мужиков. Частью из старожилов, частью из пришлых. А тем это только на радость. Деньги, как ты понимаешь, у меня были, и платил я нормально. Другой-то работы тут нет, все только своими огородами да случайными заработками перебиваются. Но, когда строительство к концу пошло, точь в точь твоя мысль у меня в голове и мелькнула. Грохнут ведь меня ни за синь пороху и разворуют все. А хватиться меня, никто и не хватится. Я же сам от всех отдалился. И тут возникла одна идейка. Работал у меня некий Вадик из Казахстана. Хороший парень, но алконавт отменный. И он как-то по пьяни сломал ногу. Упал где-то в лесу, а потом еле до деревни дополз. А нога не так срастаться стала. Оперировать надо было или калекой оставаться. А куда ему быть калекой? Он и так еле-еле с семьей перебивается, а тут еще и деньги на операцию понадобились. Тогда я ему и предложил. Вадим, говорю, денег я тебе дам, но с условием. Да что угодно, Григорий Захарович, отвечает он, только помоги. Вот я ему и объясняю. Тебе, Вадик, особенно ничего делать не надо, а только историю рассказать. Мол, хотелось тебе как-то сильно выпить и пошел ты ко мне денег попросить. Смотришь, а меня дома нет. Вот и решил ты что-нибудь из избы дернуть и продать. И только в окно начал лезть, как вдруг слышишь тихий такой вой сзади. Глядишь, а там волчище ростом почти тебе по плечо. Ты, знать дело, труханул и деру, а волк за тобой, и как бы пасет тебя. Ты в сторону, и он в сторону, ты останавливаешься, и он останавливается. Короче, ты в яму-то и упал да ногу и сломал. А волк подошел и пасть к шее, да как зарычит. Ты уж думал, что конец тебе, но волк словно зов какой услышал, головой покрутил и убежал. Так мы с Вадиком и порешили. Его благополучно прооперировали, и он пошел на поправку. И честно начал на каждом углу травить эту историю. Народ вроде поначалу посмеивался, а потом дед Кузя вдруг на добровольных началах стал масло подливать в огонь и про моего отца-колдуна байки рассказывать. Да и жутковатые какие-то. Гляжу, а в деревне на меня стали теперь косо и с опаской посматривать.- Гришка засмеялся, - Все-таки не зря я в молодости "Комсомольский прожектор" оформлял. Не пропала школа. Сработала "агитка". Я - теперь колдун, Родя. Меня грабить и убивать не придут.
  
   В это день мы легли поздно, но проснулся я рано и совершенно свежим. Может, чистый воздух и на самом деле подействовал.
   Гришка уже встал. Я вышел на крыльцо и застал странную сцену. Дядька стоял недалеко от колодца, как-то вытянувшись и повернувшись ко мне спиной. Поэтому глаз его я разглядеть не мог. Рядом с ним сидели, преданно на него уставившись, два волка. Обе зверюги как-то размеренно и в такт покачивали головами, как будто соглашаясь с тем, что мысленно говорил им Гришка. Услышав звук моего движения, один из волков повернулся. Его шерсть вздыбилась, и он, угрожающе пригнув голову к земле, двинулся в мою сторону. Но, подойдя ближе, сел на задние лапы и вопрошающе на меня посмотрел.
   А я, как и тогда, в детстве, ужасно испугался, но одновременно понял, что за моим страхом прячется странная, но кажущаяся верной мысль, что волк для меня не опасен, и он просто пытается меня понять. Естественно, как объясниться с ним я не знал, но, преодолев испуг, его погладил.
   Гришка с интересом на меня посмотрел.
   - Значит, и ты тоже такой же... - полувопросительно проговорил он.
   - Это ты - тоже, а не я, - чуть раздраженно сказал я. - А я обыкновенный.
   Гришка заржал так, что волки шарахнулись и удрали. Видимо, он все-таки что-то им на своем языке нашептал.
   - Рассказывай, обыкновенный. Вот уж не думал, что батяня и тебя посвятил. А я-то, дурак, гордился, что только меня. Из наших баб-то точно никто не знал, что он с волками умеет общаться. Ни мать, ни сестренка. А я еще чёрт-те сколько времени потратил, пока не научился с этими зверушками нормально ладить. Этот дар, Родя, кстати, еще одна причина, почему я здесь никого не боюсь. Кого мне бояться с такой охраной? Да и тебе, видать, в лесу страшиться некого.
   - Так твоя история про Вадика и волка правда? - живо заинтересовался я. - Ты, значит, деньги-то ему не "затак" дал. Совесть, наверно, замучила, отмазаться решил.
   - Дурак ты и уши холодные, - рассердился Гришка. - Завиральная эта история от начала и до конца. - Он помолчал, - Хотя, чего греха таить, теоретически и возможная.
   В общем я неплохо тогда провел эти дни с Гришкой, а потом вообще стал при любой возможности заезжать к нему расслабиться и подышать воздухом. Даже мою мать, которая поначалу, ужасно упиралась, уговорил съездить. И она там вместо нескольких дней пробыла целый месяц. Так ей понравилось. Поди плохо. Утром встанет и курочек идет кормить, нутрий. Потом яички собирать. А дальше по лесу гулять. А устанет - домой идет чаи лесные-ягодные гонять. Лепота.
   А потом однажды Гришка предложил приехать под новый год. Но сразу сказал:
   - Ты, Родик, здесь больше пары-тройки дней зимой со мной не выдержишь. Заскучаешь. А вот, если друзей возьмешь, то будет в самый раз. На лыжах покатаетесь, в баньке попаритесь, водочку попьете, за жизнь покалякаете.
   С тех пор и повелось. Ездил я туда с Духом и Кимирсеном. Т. е. Мишкой Духовым и Серегой Кимом, корейцем. Еще двумя, как и я, холостяками. Моими однокашниками. Хотя в школе я с ними даже особенно и не дружил. Так, хорошо друг к другу относились, но в компаниях были разных. Естественно, после школы наши дорожки разбежались. Я, повзрослев, про те детские взаимоотношения и думать позабыл, но однажды в сауне встретил Кимирсена. А он такой важный, солидный. Как же, главный дерматолог округа. Своя практика, "бабки". Он же, узнав меня, то-то начал вдруг выпендриваться. Мол, вон я какой. А я уже принял прилично и говорю ему:
   - Слушай, Ким Чен Ир, или как тебя там, если ты сейчас со мной водки не выпьешь, я тебе твои косые глаза на одно места натяну. Тебя даже мама родная не узнает. Будешь суперкореец.
   Выпили мы с ним. Потрепались. Вот он мне и рассказал, что недавно случайно Духа встретил. Просто по совпадению какому-то. Тот мать на консультацию водил, не знал, что главный кожник - это Ким. Там, в клинике, они с ним и поболтали маленько. Что, да как. Выяснилось, что Дух тоже, как и мы, в порядке. Менеджером где-то работает. Во всяком случае так говорит. А раньше, по словам Кимирсена, он был фээсбэшником, хотя одно другому и не мешает. Только скучным каким-то он ему показался. Одиноким. Старых друзей жизнь раскидала, а новых, говорит, не завел. К тому же и мать его все время побаливала. Вот мы с Кимом и решили взять его под опеку и затащить в следующий раз третьим в сауну.С тех пор, но уже втроем, мы начали встречаться регулярно. И такое времяпрепровождение нас со всех сторон устраивало.
  
   По сути, кроме далеких, размытых в розовой дымке воспоминаний детства, нашу троицу ничто не связывало. Каждый, вне сауны продолжал жить своей, закрытой от других, обособленной жизнью. Мы даже в гостях друг у друга не были. Мы ведь по характеру были довольно похожими принципиальными одиночками. И между собой нас не связывали ни деловые, ни никакие иные общие отношения. А это давало ощущение свободы. Мы не боялись, что кто-нибудь против другого что-то затаит. По большому счету, нам было друг на друга наплевать. Эта была, если хотите, суррогатная дружба, но она обладала огромным преимуществом, парадоксальной возможностью замыкаться в себе и на себе, одновременно мило и общительно проводя время вместе.
   Вначале мы встречались только в сауне или иногда в ресторанах, а потом начали ездить к дядьке. А там было даже еще лучше. Не было другого места, где можно было бы так легко чувствовать себя и со всеми, и одним.
   Мы сходились характерами и еще в одном. В отношении к женшинам. Мы любили представительниц прекрасного пола, но держали своих дам при себе. Поэтому я не видел девушек моих приятелей, а те - Машку.
   Но стереотипы иногда нужно менять.
  
   В один из дней Машка окончательно заявила, что ни на какой аборт она не пойдет и ребенка сохранит. Я попытался было с ней объясниться, но, как выяснилось, она и сама собиралась это сделать. Хотя ей было нелегко. И мне тоже.
   Она объяснила мне, что я ей дорог. А, может, и вообще она меня любит. Но не хочет мне навязываться, вынуждать делать какие-либо шаги под давлением обстоятельств. Ведь, даже если я готов связать с ней жизнь, то не должен делать это из-под палки. Кроме того, ее совсем не волнует наличие штампа в паспорте. Ребенок-то все равно мой.
   Говоря это, Машка все сильнее возбуждалась, как наркоман после дозы. Видимо, она сама не очень верила, что все так просто, но с блеском в глазах продолжала:
   - Ты, Родька, не волнуйся. Хочешь, я уйду прямо сейчас и никогда больше не возникну у тебя на пути. Я же понимаю, что ты не виноват. Ты не бойся, я не пропаду. Родители помогут, они у меня молодцом. Перекантуюсь.В общем обойдусь без тебя.
   Машка помолчала.
   - А хочешь, останусь с тобой безо всяких обязательств?..
   Вы должны представить себе эту картину. Стоящий в растерянности я и Машка. Очень красивая женщина, способная мимолетным движением пальчика заставить мужчину сделать любую глупость только в надежде, что она обратит на него внимание, и которая сейчас обращалась ко мне с кучей этих нелепых, неподходящих ей слов.
   Я пожал плечами. Ни физических, ни моральных сил по-другому реагировать на этот бред у меня не было. Ловушка - она всегда ловушка, а попался - каюк тебе.
   Одно было совершенно ясно. Где-то через полгода я стану отцом.
   Я мысленно досчитал до тринадцати. Я всегда считаю до тринадцати в сложных ситуациях.
   - Маша! - сказал я, а та выжидающе выпрямилась. Я никогда не звал ее Маша.
   - Маша! - повторил я, - У меня нет опыта, и я не знаю, как полагается себя вести в подобных ситуациях. Но я понимаю, что ты ждешь от меня ответа. И я постараюсь его дать, хотя боюсь, что буду говорить не как человек, а механизм.
   Я, собираясь с мыслями, помолчал и по-дурацки поскреб ногтем по обивке кресла.
   - Между тобой, Маша, и мной существует эмоциональное и физическое влечение, которое можно называть по-разному, в том числе и любовью, если исходить из предпосылки, что любовь - это вариант позитивной психилогической и физической зависимости одного человека от другого.
   Машка совершенно обалдела от этой фразы, и ее глаза недоуменно округлились, а я продолжал:
   - Но, помимо этого, есть еще и вещественная правда жизни. Ее быт и законы. В силу этого я нахожусь перед очевидной дилеммой, определенным, но не богатым выбором. - В это время, слушая мои слова, где-то в глубине моей души кто-то, пахнущий серой, умирал от смеха. - Я не собираюсь заниматься банальным разбором того, чего бы хотелось мне, а чего тебе. Я продолжаю считать, что в нашем неопределенном жизненном положении наиболее правильным шагом является аборт, но вместе с тем не могу оспаривать и твое право на свободу выбора. Однозначным для меня является лишь то, что я не хочу, чтобы ты от меня уходила. Но мне ужасно стыдно в этом сознаваться, и жениться я сейчас не готов. Я вообще не уверен, что создан для брака. Что же касается твоих разговоров про помощь родителей, то это просто несусветная чушь. Ребенок, в конце концов, и мой тоже.
   Машка тяжело вздохнула. Это было не лучшее, но, слава богу, наверно, и не худшее из того, что она могла услышать. Мужчина, соглашающийся жить с беременной от него женщиной, всегда остается потенциальным законным супругом.
   Мы оба помолчали. А затем я перевел разговор на другую тему.
   - Маш! Помнишь в том году я перед новым годом ездил с друзьями к дядьке. Поедешь в этот раз со мной?
  
   Наша компания договорились съехаться у трех вокзалов. Пижон Кимирсен подъехал на джипе. Как же, как же... Купил специально для поездки в деревню. Но в данном случае это было очень удобно. Решалась проблема, как там, на месте, добираться до Гришкиного дома. Теперь это было просто. Дядькиным "козлом" и корейским джипом "КIA". И в голове непрошенно мелкнуло, что джип-то дважды корейский, и хозяин, и машина.
   Я с любопытством разглядывал незнакомых мне спутниц приятелей, а те мою Машку. Вы крыс когда-нибудь видели? Так вот, представьте себе самую симпатичную крысу на свете. Это трудно, но постарайтесь. А потом взмахом волшебной палочки сделайте из нее очаровательную женщину. Именно так выглядела подружка Кима. И я сразу его пожалел. Девушку звали Нелли. Нас познакомили, и мы перекинулись ничего не значащими фразами. Разговаривала она, по-южнорусски "гхыкая". Я, естественно, поинтересовался, откуда она. И все стало понятно. Из ростовской области. Казачка. И никогда она не была Нелли, не надо сказки рассказывать своим ребятам, а отзывалась просто на Нельку. Но, не боюсь повториться, девочка была супер-дупер. Я уже через мгновение перестал понимать, почему решил, что она крыса. Хотя, наверно, проинтуичил. А, может, виноват ее чуть заостренный, но миленький носик, или, может, неприметная манера постоянно полусгибать пальчики маленьких изящных ручек. Видели, как это делают крысы? Бедняжка Ким. Такая деваха без проблем могла свить из него тоненькую, под стать ее фигурке, веревочку на поясок или, расплетая ее же на пальчиках, играть в детскую игру "колыбель для кошки".
   Выбору Духа я тоже слегка удивился. Хотя, по-честному, мне с моими деревенскими корнями меньше всего следовало бы критиковать его спутницу с таких позиций. У нее был, на мой взгляд, несколько утрированно лубочный вид. Крепенькая, но не толстая, губошлепистая с большущими глазами и пухлыми ярко-розовыми щечками. Как говорится, кровь с молоком, и все тут. А для нас, аристократов, моветон. Но взгляд у нее был хороший. Теплый и открытый. Увидев ее, я понял, что Дух все-таки фээсбэшник. Он искал и нашел себе бабу, с которой можно было бы пойти в разведку.
  
   Безлошадный Дух со своей Тасей загрузился ко мне в машину, и мы тронулись. Нам, мужикам, дорога была знакома, и потому было скучно. Девчонки же крутили головами по сторонам и доставали нас частыми просьбами остановиться и выйти на минуточку. На нервной почве, что ли? Отходить далеко им было лень тем более, что была зима и холодно. Поэтому они усаживались поблизости, прячась чисто символически, и развлекали проезжающих автолюбмтелей видом вполне симпатичных женских попок.
   Наконец, мы добрались до деревни. Я, как обычно, оттаранил свою тачку к Кузе и загрузил того антидепрессивной водкой. Мы чуть передохнули. Дух со своей девчонкой перебрался в машину к Киму, а я, как всегда, к Гришке, но на этот раз с Машкой. А дядьку надо было видеть. Я звонил ему незадолго перед отъездом и предупредил, что мы приедем с дамами. И попросил его что-нибудь придумать, чтобы те не скучали. Гришка, по видимому, загорелся идеей и рассудил просто. Глухомань - так глухомань. Он, похоже, дня три не брился и был одет в какой-то несусветный ватник и валенки. Его чернявые глаза смотрели на женщин нарочито мутно и хмуро. От него явно и тяжело попахивало водкой. Девчонки от его вида слегка заробели. Я бы тоже, если б не знал, что это - Гришка. Машка удивленно на меня посмотрела. Ее взгляд откровенно вопрошал: "И это твой дядя?" А Тася с Нелькой зачудили по-своему. Нелька стала жаться к Кимирсену, а Таська, наоборот, "пошла на абордаж", пытаясь дурацкими городскими разговорами завоевать гришкины симпатии. Мои же пацаны, знакомые с дядькой, отворачивая наглые морды, ржали.
  
   Ким покатил первым, он знал, как ехать, да и вообще любил руководить. Мы свернули на проторенную Гришкой дорогу, когда машина Кимирсена, проехав метров сто неожиданно остановилась. Мы все выскочили узнать, что там случилось. Неужели нельзя уже было потерпеть еще десять минут?
   По обе стороны дороги на высоких, выкрашенных в красный цвет шестах висели вперемешку коровьи и лошадиные черепа, перемежаясь с похожими на волчьи, а, скорее всего, собачьими хвостами. Еще через несколько метров на импровизированном постаменте из пней была установлена шестиконечная звезда с распятой посередине вороной, а под ней на чем-то вроде алтаря лежали какие-то птичьи головы , перья и скрюченные лапки. Снег вокруг этого лесного святилища был забрызган чем-то красным.
   - Фу, какая гадость, - дружно сказали девчонки, но в их глазах мелькнула тревога.
   А Гришка с извиняющимся видом зачесал себе затылок.
   - Места тут, знамо дело, колдовские. Вам городским не понять. А мы от греха по-старинке охраняемся. Вот звезду-то и поставили. Царь Соломон давненько ее придумал от сатанинского глаза оберегаться.
   Девчонки пожали плечами, хотя было видно, что тревожный осадок в их душе не растворился. Машка же за весь остаток дороги больше не произнесла ни слова.
   Мы вошли в знакомую избу. А Гришка продолжал нас, знакомых с этим местом мужиков, развлекать. Дверь во внутренние комнаты он завесил шкурой. И теперь прихожая выглядела точь в точь, как палаты бабы яги из фильма Роу. Вдобавок на полу кучей валялось какое-то замызганное тряпье.
   - Вы, гости дорогие, не стесняйтесь, располагайтесь, - не очень дружелюбно проговорил Гришка. - А я пойду водицы наберу и костром займусь.
   И он исчез, оставив нас одних. Мужчины остались стоять, ожидая продолжения спектакля, а девчонки дружно расселись на кривоногих табуретах, глядя на нас округлившимися глазами. Неужели здесь мы будем жить? Немая сцена, как сказал бы Николай Васильевич.
   Но Гришка был не бессердечен. Минут через десять в комнате из-за занавешанной двери появился чисто выбритый, благоухающий хорошим одеколоном еще молодой мужчина в совершенно нормальном цивильном свитере и джинсах. Девки удивленно на него уставились и лишь через некоторое время до них дошло, что это - Григорий.
   Мы от души смеялись, глядя на их удивленно-дурашливый вид. А потом заговорила Нелли, точнее живущая в ней казачка. Поверьте, ее стоило послушать. Никого из наших родственников в своей насыщенной идиомами речи она не пропустила. А мы смеялись только сильнее.
   Гришка, бросив прикидываться, наконец провел женщин внутрь избы, в совершенно по-современному обставленные и оборудованные комнаты, показал где душ, туалет и т. п., и женская половина нашей команды успокоилась.
   Как положено, мы хорошо вместе посидели и выпили, и дядька пошел топить баню. Прошла пара часов, прежде чем она нагрелась до кондиции. Мужчины уже были достаточно тепленькие и не расположены в нее лезть, зато женщины, наоборот, рвались в бой и вскоре нас покинули. Мы же продолжали мирно сидеть за столом, наблюдая, как убывает содержимое очередной бутылки, и слушать, как время от времени девчонки выскакивают на мороз остыть и оглушительно при этом визжат. Дух не выдержал и подошел к окну подглядеть. И присвистнул.
   - Мужики, хотите перед сном посмотреть эротическое кино? Девчонки-то выскакивают голыми.
   Гришка никогда на других женщин ни при Ольге, ни после ее смерти не смотрел. А мы с Кимом отмахнулись. Что мы голых баб не видели? Но в это время снова повторился визг, и звучал он по-другому. Мы встревожились и побежали к бане. Все оказалось в порядке. К нам выглянула, накинувшая на себя шубу, Тася.
   - Все в порядке, мальчики. А твою квадратную голову в окне, - обратилась она к покрасневшему Духу, - мы заметили. Не подглядывай. Глаза вытекут.
   - А что это вы вдруг завизжали как резаные? - спросил Гришка.
   - Да ничего, пустяки. На мороз вылезли и на собаку нарвались. Здоровенную такую, на волка похожую. Вот и перепугались. Только она, кажется, больше нас испугалась и убежала.
   - А-а, - протянул фальшиво бодрым тоном Григорий, - это, небось, Тимофея пес. ("Какой-такой Тимофей?" - подумал я.) Вечно он везде шляется. Да и ко мне вот повадился. Не пойму, любопытный что ли такой? Но его не бойтесь. Не тронет. Только не забывайте, что он не городской. Его ни приманивать, ни гладить нельзя. Может кинуться. Просто нужно не обращать на него внимание, и все. Сам уйдет.
   Гришка оттарабанил эти слова и странно на меня посмотрел.
  
   Утром мужчины поднялись с трудом даже несмотря на морозную солнечную погоду. Все, кроме Гришки, вчера сильно перебрали. Дамы же, наоборот, были бодры и полны сил, хотя и сердиты на нас. Дядька тоже рвался в бой, хотя остальным мужикам с большим трудом давался даже простой процесс открывания глаз.
   - Вставайте, бездельники, - Григорий бесцеремонно поскидывал с нас одеяла.
   И мы увидели себя. Процедура раздевания на ночь, очевидно, оказалась для нас чересчур трудна. Дух был без носок, гол до пояса, но почему-то в джинсах. Кимирсен - в трусах в цветочек, но свитере и носках, а я, видимо, перепутал в голове тумблеры и был одет как для зимней прогулки. Разве что лыжи не надел. В наш мужской отстойник заглянула Таська. (Гришка устроил нас в разных комнатах, а сам спал в бане.) Она брезгливо сморщила носик.
   - Фи. Картина неизвестного художника "Стойбище диких козлов". - сказала она и убежала.
   Мы с трудом поднялись. Мужики дооделись, а я частично разделся. Мы выползи в общую комнату. На столе стоял чайник и какая-то простенькая утренняя еда: творожок, масло, хлеб, кусок колбасы. От вида этих продуктов нас дружно потянуло в ригу. Дух даже прикрыл рот рукой. Но сердобольный Гришка, понимающе оглядев нас, куда-то выскочил и тут же вернулся с тремя бутылками холодного пива. Через некоторое время мы почувствовали себя лучше. Дядька снова куда-то отвалил, и мы подумали, что пошел еще за бутылками, но не тут-то было. Он притащил три пары лыж. Мы застонали.
   - Гриш! Ты, что, офонарел? Какие лыжи. У нас в ботинках-то ноги разъезжаются, - запротестовал я от имени всех.
   - Ничего не знаю. - Гришка отрицательно покачал головой. - Приехали на зимний отдых, так будьте любезны.
   - Гриш! Ну, сам подумай, - продолжал увещевать я, - куда нам сейчас на прогулку? Вот полежим еще пару часиков, глядишь, тогда и сможем выползти.
   Стоящие кучкой в сторонке женщины презрительно и осуждающе на меня посмотрели. Я только сейчас обратил внимание, что в углу приготовлены лыжи и для них.
   - Лыжницы хреновы, - и это было самое нейтральное из того, что я про них подумал.
   А Гришка с напускным удивлением спросил:
   - А с чегой-то ты вдруг решил, что я вас на прогулку позвал? Гулять и отдыхать сюда дамы приехали. - И он сделал галантный поклон в сторону наших девушек. - А мы для них пойдем сейчас лыжню прокладывать по живописным местам, километра эдак на три- четыре. А потом пусть себе гуляют, наслаждаются природой.
   Мои ребята выпучии глаза.
   - Ким! - строго спросил я. - Ты машину вести сможешь?
   Тот не без сомненья кивнул.
   - Так, может, ну их. Поехали обратно к Кузе. У него поживем, здоровье поправим, а этого лесного джентльмена оставим нашим дриадам. Пусть поживут с ним маленько.
   Все три клуши одновременно закудахтали. Я даже не понял, что они мне, а точнее, нам сказали, но вряд ли похвалили. В итоге мы поперлись вереницей чемпионов зимней олимпиады вслед за бодреньким Гришкой, волоча лыжи как каторжники гири. Но на морозе минут за тридцать остатки хмеля выветрились, и, хотя было и нелегко торить лыжню в глубоком снегу, наша команда вскоре начала получать удовольствие.
   К нашему же приходу девчонки приготовили вкуснейший чай. Гришка из своих закромов достал варенье, и мы все с наслаждением чаевничали за импровизированным столом во дворе. Жизнь казалась прекрасной. Каждый глоток свежего, пахнущего хвоей воздуха очищал и оживлял наши городские, отравленные бытовой химией и смогом тела.
   В удобный момент я отозвал Гришку в сторону.
   - Слушай, ты вчера не переборщил со своим "святилищем". Кровь, птицы убитые эти.
   Дядька усмехнулся.
   - Во-первых, не кровь, а кетчуп. Как в кино. А насчет птиц еще проще. Кур на обед вы же сами за милую душу съели. Не побрезговали. Или ты хотел, чтобы я, к примеру, их в перьях подал? А дохлую ворону на дороге нашел. Так что не волнуйся. Да и бабы у вас хорошие, не истеричные.
   Он хотел было отойти, но я удержал.
   - А Тимофей с его псом кто такие?
   - Кто-кто? - передразнил меня Гришка. - Дед Пихто. Сёма это был.
   - Какой Сема? - не понял я.
   - Сема. Волк. - терпеливо, как дебилу, объяснил мне Гришка. - Он часто ко мне в гости приходит.
   А я в очередной раз подумал, что странно это все. Вначале дед, потом дядя и теперь я родились со необычным даром умения общаться с волками. Ничего себе семейка. Но почему Гришка дал ему такое имя? Я спросил дядьку, а тот чуть засмущался.
   - Глупо, наверно. Назвать каким-то собачьим именем, вроде Полкана, не рискнул. А вдруг обидится? Поэтому назвал по-человечески. А Семенов здесь в округе нет. Никто не откликнется и на себя не подумает.
   - А гостям ничего не угрожает?
   От этого вопроса Гришка даже отмахнулся.
   - Волки не глупее нас. Они знают, что эти люди приехали ко мне. Их не только не тронут, а, если понадобится, будут защищать.
   - А ты откуда знаешь? - спросил я.
   Гришка удивился моему непониманию.
   - Сами сказали. А, хочешь, пойдем спросим у Семы.
   Мои брови поползли вверх.
   - Пойдем - пойдем, не пожалеешь.
   Дядька потянул меня за рукав.
   Под каким-то благовидным предлогом мы сказали остальным, что собираемся ненадолго отойти, и Гришка углубился в лес. Вскоре мы вышли на небольшую полянку. Я думал, что дядька закричит "Сема, Сема!", но он молчал, только лицо как-то напряглось. Минуты через две он удовлетворенно кивнул и обернулся. Сзади сидел волк. Я не слышал, как он подкрался.
   Мне уже приходилось видеть эту сцену. Гришка и волк молча глядели друг на друга, хотя у меня возникло ощущение, что я играю роль глухого среди говорящих и слышащих. Наконец, Гришка обратился ко мне.
   - Все. Извини. Теперь твоя очередь. Я как раз объяснял Семе, что ты тоже хочешь научиться общаться. Только учти, они плохо понимают речь. Издаваемые звуки служат им большей частью для выражения эмоций, радости, гнева и т. д. Поэтому ты просто думай о том, что хочешь сказать или спросить, и все.
   Я, по правде говоря, не был готов к какому-нибудь глобальному разговору с представителем волчьего рода. Ситуация была похожа на воображаемую встречу с пришельцем, диалог с которым, если вдуматься, при отсутствии плана и специфической подготовки бессмысленнен. "Как тебя зовут", "откуда ты", и "какого хрена тебе здесь надо" - вот и весь перечень вопросов. Как зовут волка я знал, откуда он - тоже, а "какого хрена тебе надо" должен был спрашивать он, а не я.
   Волк вдруг оскалил клыки в некоем подобии улыбки и кивнул.
   - Бог ты мой! - подумал я. - Ты действительно понял мои мысли?
   Сема кивнул снова.
   В моей голове стали складыватья какие-то слова или символы, и я с удивлением сообразил, что это ответ волка.
   - Да. Я понял тебя, как поняли бы многие другие животные.
   Я совершенно обалдел.
   - Ты хочешь сказать, что все животные телепаты?
   - В той или иной степени, - прозвучал мысленный ответ. - Но, как и у людей, среди нас есть более умные и более глупые.
   Вообще-то меня не так уж легко сбить с панталыку, но сейчас в голове царил полный хаос.
   - Сема, но ты ведь не философ, а хищник, живущий в дикой природе. Гроза мелкого рогатого скота. - И у меня в голове непроизвольно прозвучала песенка про серенького козлика.
   Волк снова улыбчиво оскалил зубы.
   - Я - волк и просто эффективно пользуюсь тем, что мне дано от природы.
   - И поэтому, наверно, не побрезговал бы и сожрал заблудившегося в лесу путника? - с иронией спросил я.
   В ответ послышался отрывистый, похожий на собачий, хриплый лай. Я понял, что окончательно рассмешил животное.
   - Есть только две причины, по которым волк нападает на человека. Первая, это- голод, вторая, более "человеческая", - месть. А у животных, поверь мне, есть достаточно убедительных причин желать человеку зла. Но проблема больше в другом. Если мы нападаем, нам трудно остановиться.
   - Почему?
   - Из-за природных различий между животными и людьми. Точнее одного из них. Это сложно объяснит, но я попробую. Человеке, как и в другие животные, обладает разумом (а, мы тоже, оказывается, обладаем, подумал я) и подсознанием, в котором властвуют инстинкты. И последнее, в большей или меньшей степени, у вас подвластно контролю разума. А у животных эти системы намного более автономны. Подсознание способно полностью подавлять функции разума в те моменты, когда на животное влияет какой-то чересчур сильный раздражитель вроде голода, страха, гнева или влечении к самке. Поэтому волк, переставая думать, нападает, и, напав, не думает, он - только машина для убийства.
   Сема вдруг снова засмеялся.
   - Мы почти никогда не трогаем таких, как ты, умеющих нас понимать. Но если бы я был очень-очень голоден, и ты мне попался в лесу, то с высокой долей вероятностью оказался бы съеден. Но смею тебя уверить, утолив голод и вернув себе разум, я бы горестно завыл над твоими останками.
   Я совершенно отчетливо почувствовл насмешку в последней мысли. А волк неожиданно развернулся и убежал.
   Я удивленно посмотрел на Гришку.
   - Что это он вдруг?
   Тот махнул рукой.
   - Они часто так. Захочется уйти - уходят. Без объяснений.
   - Тогда почему же они подчиняются тебе?
   Гришка задумчиво помотал головой.
   - Не подчиняются, а любезно выполняют мои просьбы... Я сам над этим долго думал. Глупостей всяческих напридумал. Мол, человек для них своего рода тотем. Фигня это. До меня потом дошло. Их частичное послушание - плата за общение. Думаю, что волки считают, что, если они не будут для нас что-то делать, то и интерес к общению с ними может угаснуть... А мы их развлекаем.
   И дядька, деловито поправив куртку, сказал:
   - Ладно, все, пошли к нашим.
  
   Как-то незаметно в необременительных, но приятных хлопотах время подошло к обеду. А вы ведь и сами знаете, что на отдыхе время меряется промежутками между приемами пищи. Я не буду вдаваться в подробности, но все было вкусно, а потом Гришка снова пошел топить баню. Мы достали новую бутылку. И тут возмутилась Машка.
   - Нет уж. Хватит. Хорошенького понемножку, - она вроде бы обращалась ко всем, но гневно смотрела на меня. - Мы не хотим, чтобы повторился вчерашний день, и чтобы вы опять напились до свинского состояния.
   С этим никто и не спорил. Кому же охота так напиваться? Но что делать, если все-таки хочется выпить? Я лицемерно завозмущался.
   - Девчонки! В чем проблема? Мы пропахали вам чудесную лыжню, а вы еще даже ее и не опробовали. Мы привезли кучу фильмов, а здесь есть DVD. У Гришки полно книжек, детективов и всяких бестселлеров. Ким натащил кроссвордов. Скоро созреет баня. Неужели вам нечем заняться?
   Мы дружно с удивлением подняли брови.
   Но дамы были категоричны.
   - Фиг вам, - однозначно отрезала Тася, - Мы приехали сюда с вами и хотим быть с вами треезвыми, а не видеть пьные рожи, воняющие перегаром. И тем более не желаем слышать ваш храп, от которого через две стены трясутся наши кровати.
   - А вы хотели бы, чтоб кровати тряслись от другого? - нахально спросил Ким и плотоядно посмотрел на Нелли. А та призывно и загадочно улыбнулась.
   - Так-так, - тут же отреагировал я. - Нашел-таки гришкин недосмотр. Не приготовил он таблички "Ди. Эн. Ди."
   Как раз в это мгновение в избу заглянул Гришка.
   - Это какое-такое "диэнди" я не приготовил?
   - Таблички такие на двери в гостиницах вешают, - за всех ответи Дух, - "DND" - "Do not disturb". Не беспокоить, значит.
   Гришка с иронией нас оглядел.
   - Тьфу, кобели чертовы, - сказал он и двинулся обратно к двери.
   - Гриш! - крикнул я вдогонку. - Если мы, мужики, - кобели, то как называются наши женщины?
   И получил от Машки по шее.
  
   Но вторую бутылку мы все-таки отбили. Девчонки еще не уговорили свое вино, а пить без нас им было неудобно. А потом они снова пошли в баню. Нам же как раз хватило выпивки на время их отсутствия. В один из моментов из чистого нахальства я подошел к окну и вытаращился в ожидании, когда те выскочат остыть и растереться снегом. Наконец, долгожданное событие произошло, и я, не скрывая удовольствия и ни капельки не скрываясь сам, разглядывал эти чудеса природы. Там в общем было на что и на кого посмотреть. А в это время девчонки, делая вид, что меня не замечают, резвились в снегу, а потом, дружно показав мне язык, убежали.
   Вдоволь попарившись и довольные они вернулись в дом, и тогда наступила наша очередь.
   В баньке у Гришки мы бывали и раньше в предыдущие наезды. Он построил ее с любовью, и она верно служила ему, поражая несвойственным для таких мест уютом и искусно созданным ощущением древности. Какое-то время мы плескались и парились, а когда сопрели и стало совсем невмоготу, выскочили на мороз в снег, нарочито не глядя на известное окошко для подглядывания. Наконец, Дух не выдержал.
   - Ну, что, выясним? Подсматривают или нет?
   Мы повернулись. Все три валькирии равнодушно на нас смотрели, пренебрежительно показывая пальцами на некую важную часть наших тел. А это, между прочим, обидно. Ведь на самом деле все было не так уж плохо. Но даже и такая явная попытка оскорбления мужского достоинства не смогла сломать наш дух. Предусмотрительный Гришка не забыл выставить на снег пиво. Мы забрали бутылки и вернулись в баню наслаждаться жизнью.
   Уже совсем вечером мы опять чуть не поссорились с девчонками. Спать еще не хотелось, а делать было нечего. Мы хотели было еще принять перед сном и, не напрягаясь, посмотреть какой-нибудь дурацкий фильм. Но нарвались на решительное "нет". Точнее кино "yes", водка "no". Мы затосковали, а Нелька вдруг и брякни:
   - А что мы так скучно и традиционно время проводим? Как в подмосковном доме отдыха. Лыжи, кино плюс выпивка и противоположный пол. Разве что баня еще. Мы же действительно в настоящем, глухом лесу вдали от цивилизации. Давайте что-нибудь поинтересней придумаем.
   Я сразу же, как самый по характеру "добрый", ей и предложил:
   - Нельчик! А давай тебя грохнем и съедим. Ты, наверно, сладенькая.
   Я демонстративно облизнулся, а Ким чувствительно ткнул меня в бок своим тренированным в тайквандо суховатым кулачком и почти всерьез произнес:
   - Нелочка! Не бойся, этого обормота мы съедим первым как самого ненужного члена команды.
   А я, как ни в чем не бывало, продолжал:
   - Не, народ, я в натуре предлагаю. Представляете потом заголовки в газетах. Случай каннибализма в Тмутараканском лесу. Заблудившаяся группа туристов съела с голодухи вывихнувшую ногу очаровательную путешественницу.
   Нелли чуть обалдела.
   - Так я же ногу не вывихивала.
   - Глупенькая! - нежно обратился я к ней. - Не волнуйся. Мы вывихнем.
   - Ты заткнешься, наконец, свое коровье ботало? - Машка, ревниво на меня глядя, сделала решительный и угрожающий шаг в мою сторону. - Просто уши вянут от твоей болтовни.
   Неожиданно в разговор влез Дух.
   - Слушайте, мальчики и девочки, а ведь невольно своей неуемной фантазией Зверек подал идею. По крайней мере, в смысле того, чем занять вечера. Мы, конечно, вряд ли сможем конкурировать с ним в умении трепаться, но почему бы не попробовать и не посвятить подобные пустые часы травле всяких баек из жизни. Правдивым или завиральным, лишь бы интересным.
   Мы все с сомнением на него посмотрели. Эта идея почему-то проассоциировалась с пионерским лагерем.
   - Можно попробовать. - с чуть наигранным энтузиазмом поддержала своего кавалера Тася и, глянув на меня, спросила:
   - А почему, собственно, Зверек?
   - Мадемуазель! Позвольте представиться. Зверев Родион Николаевич. - И я выпрямился по стойке смирно, залихватски щелкнув воображаемыми каблуками.
   Но в этот вечер на подмостки сцены лесной избушки никто из нас так и не рискнул подняться, и мы просто посмотрели старый, но хороший детектив.
  
   Следующий день был похож на предыдущие. Но мы еще только начали получать удовольствие от лесной жизни и не скучали. Даже не согласились на заманчивое предложение Гришки пострелять по мишени из его карабина. Это развлечение мы решили оставить на "потом", на случай, если в нашей команде от безделья между кем-нибудь начнет назревать конфликт. Пальнуть по пустой бутылке и увидеть, как она разлетается вдребезги, совсем неплохой способ выпустить эмоции. Вместо этого Дух стал лепить снеговика. Вначале мы посмеивались, а затем присоединились к нему. Снеговик вышел кривоватым, но вполне симпатичным особенно после того, как мы насадили ему на голову старую и драную ушанку Гришки, а вместо носа, отдавая дань традиции, вставили большую, шишковатую морковку.
   Ким какое-то время разглядывал наше совместное творение, а потом таинственным тоном произнес:
   - Интересно, что бы сказал по этому поводу Фрейд? Мы ведь на уровне подсознания невольно наградили снеговика ринофимой.
   Дух и я удивленно на него посмотрели.
   - Ринофима. Незаразная и неопасная болезнь, - объяснил Ким, - Красноватый, шишковато-пупырчатый нос. Характерен для алкоголиков. Вспомните известный портрет Мусоргского.
   По поводу снеговика не преминули пошутить и девчонки. Они в это время занимались в избе обедом. Вышедшая выкинуть картофельные очистки, Машка критически осмотрела "скульптурное произведение" и иронично заметила:
   - Чем бы дитя не тешилось... Хотя, говорят, трудотерапия для лечения пьяниц очень эффективна.
   В ответ мы слепили снежную бабу, размером поменьше с противным носом из сучка с шишкой, напоминающей бородавку, а из драного мышасто-серого одеяла вырезали огромный лифчик. Эта зимняя красавица строго смотрела на всех близко прилепленными к носу угольками. То еще зрелище, между прочим.
   Эта парочка так и простояла весь наш отпуск. Мы назвали их Тристан и Изольда.
   Вечером снова возникла проблема, чем себя занять. Я уже хотел вытащить очередной фильм, но вдруг заговорил Ким.
   - Помните вчерашнее предложение Духа? - спросил он.
   Мы кивнули.
   - А "Тысячу и одну ночь" помните? - и Ким продолжил речитативом, - "Дошло до меня, о великий царь, что в славном городе Багдаде жил сапожник..."
   - Ну и дальше что? - поинтересовалась Машка.
   Ким, на лице которого явно отражались единство и борьба противоположностей, наконец, решился и сказал:
   - Так вот. Я согласен стать волонтером и рассказать одну любопытную, как мне кажется, историю.
   У Нелли загорелись глаза.
   - Давай, валяй, Сереженька.
   Ким удовлетворенно кивнул.
   - Но у меня есть одно условие. Даром ведь ничего не бывает.
   Мы все внимательно на него уставились.
   - Шахерезада не от хорошей жизни рассказывала царю байки, - продолжал он. - Она была категорически против, чтобы ей отрубили голову. И ее желание остаться и поболтать во дворце вместо того, чтобы встретится с палачом, было вполне закономерным.
   Мы ожидали, что же будет дальше, а Ким, подигнув нам, договорил:
   - Вот и меня тоже есть интерес. Помельче. Мне, чтобы хорошо рассказывать, нужна рюмочка. А без нее я ничего не скажу. Так что выбирайте.
   - Э-э-э, - разочарованно протянули дамы, - этот интерес нам знаком и вряд ли стоит твоего рассказа.
   - А, может, рискнем? - влез я, умиленно глядя на этих мегер.
   Девчонки явно заколебались, но бутылка с закуской все же появилась на столе.
   - Эта история произошла, когда я еще учился в институте, - начал Кимирсен, - Я только-только поступил в медицинский и не смел верить своему счастью. Глупо в этом признаваться, но иногда я доставал тайком свой студенческий билет и с гордостью его рассматривал. Но, честно говоря, жизнь на первом курсе, если ты действительно учишься, была вовсе не такой уж сладкой. Ты утопал в нахлынувшем потоке информации, когда интересной, а когда скучной и глупой, и долбил часами гранит науки дома, чтобы не попасть на "отработку". Единственное, что в этом утешало, это то, что так будет не всегда. Надо сказать, что в "меде" трудно учиться только первые три года, когда студенты проходят базисные науки, а потом начинается халява. Среди же базисных наук известным пугалом младшекурсников была анатомия, где просто приходилось многое учить наизусть. Но, несмотря на это, в этом предмете была и определенная патологическая привлекательность. Конечно, никто в этом не сознавался, но всех новоиспеченных студентов волновало, а как же они будут себя чувствовать, имея дело с трупами.
   Прошло несколько месяцев моей учебы, и я, как и остальные студенты, привык к новой жизни. Мы перестали чувствовать себя потерянными в старинных академических залах института. Трупы не пугали нас, а мы их. Мы даже немножко этим бравировали. Некоторые, например, ели бутеброды из дома в залах, где мы препарировали покойников.
   На какое-то время Ким замолчал и задумался, а затем продолжил:
   - И вообще институт многое изменил для меня и таких, как я, благополучных детей, только закончивших школу. Понятное дело, мы все, студенты, были молоды, но тем не менее между многими была разница в несколько лет, что в том возрасте играло немаловажную роль. Часть из нас была после армии со специфическим опытом армейских взаимотношений, часть успела поработать и окончить другие учебные заведения. У некоторых уже были свои семьи. И все мы вдруг перемешались. Т. е. те, кто давно и реально вел взрослую жизнь, и те, вроде меня и мне подобных, которые знали ее чисто теоретически. И важным фактором этой жизни были деньги. Money-money, которых у меня не было. А у моего молодого организма были растущие потребности. И не было богатого папеньки. Поэтому ни на что другое, кроме стипендии, я не мог рассчитывать. Вот и решил идти подрабатывать.
   - Так ты, оказывается, был в институте эдаким слопливым маменьким сынком в аккуратном дешевом костюмчике? - удивилась Нелли.
   Ким усмехнулся.
   - Маменьким сынком я никогда не был. Дух и Зверек не дадут соврать. И в институте прикидывался, как и многие, крутым, только в эту крутизну, кроме нас самих, похоже, никто не верил. Но в том, что ты говоришь, Нельчик, есть доля истины. Я был маменькиным сынком, если под этим подразумевать инфантильность, но не в поведении, а в мышлении. Деньги мне нужны-то были только для того, чтобы потратить их тут же на модный прикид или какую-нибудь дурочку, вроде тебя. Но, как делать деньги, я не имел никакого представления. Не идти же действительно на почту разносить письма. Мне повезло. Помог товарищ из Томска Виктор. Он жил в общежитии, и родители деньги ему практически не присылали, а стипендию он когда получал, а когда и нет. Так что другого выбора, как крутиться, у него не было. Он-то меня и надоумил.
   Ким, который в основном обращался к дамам, повернулся к нам.
   - Мы, сидящие здесь мужчины, старше присутствующих представительниц прекрасного пола и знаем то, что вы могли и не знать. Заранее простите, если я не прав. В те времена все было немножко по-другому, но заработать при желании было можно. Даже без особого риска сесть за решетку. Например, хорошей кормушкой была работа на кладбище. За все, т. е. место на кладбище, памятник, услуги могильщиков, присмотр за могилкой надо было платить деньги. Очень приличные "левые" деньги в карман исполнителей. Менее известно было то, что на чужой смерти начинали зарабатывать еще раньше. Услуги санитаров в морге стоили недешево. Это сейчас расплодились бюро ритуальных услуг, где платишь много, но теоретически за все-про все. А раньше за то, чтобы помыть тело, привести его в порядок или вынести покойного, по отдельности выкладывалась денежка . При этом санитары от безработицы не страдали, и устроиться на такое место можно было только по большому блату. Но пронырливый Виктор умудрился внедриться в эту систему. Санитаром его, конечно, никто не взял. Он попросту устроился по-черному. По сути, рабом. Он делал всю работу за санитара, а тот отстегивал ему какие-то для таких, как он, совсем неплохие деньги. Зарплату начинающего инженера. Он мог бы заработать и больше, но физически не мог учиться и работать каждый день. И тогда он позвал меня.
   На самом деле ничего сложного и физически чрезмерно трудного для молодого здорового мужчины в этой работе не было. Хватало даже времени, чтобы расслабиться и почитать учебник. Все мои наниматели, как один, были средних лет хорошо выпивающими мужиками, имеющими, как я выяснил потом, по мелкой судимости. Они не были склонны к общению со мной и относились не без пренебрежения. И это меня устраивало. Я вовсе не стремился к дружбе. Естественно, как человек в принципе посторонний, я также не старался глубоко вникать в их производственные взаимоотношения. Но один факт знал, потому что он был общеизвестен. Все санитары, как один, очень недолюбливали Аркадия Андреевича, своего начальника. Он был худенький, сильно близорукий, похожий на бухгалтера мужчина, в котором трудно было предположить тяжелый и своевластный характер. А он держал свою команду в ежовых рукавицах. Ему это было делать легко. Он самолично распределял работу и тем самым влиял на заработок каждого. Естественно, все санитары платили ему долю и при этом ужасно его не любили.
   В это же время в морге работал мужик помоложе, Игнат. И именно на него почему-то больше всего взъелся Аркадий. Хотя Игнашка был совершенно безобидный лох. И не жадный.
   Я уже говорил, что все они сильно поддавали, и иногда не выходили на работу. Но это никого особенно не волновало да и на работе морга не сказывалось. Сор из избы не выносили. Грозили пальчиком и все. А как-то загулял Игнашка. Жена родила. И из этого вдруг раздули целую кампанию по борьбе с пьянством, в результате которой того поперли с теплого места. И уж как он потом не упрашивал. Как не ходил кланяться. Наунижался вдосталь, но ничего не помогло. Аркадий остался непреклонен. Как потом выяснилось, ему надо было кого-то своего в морг пристроить, а ставки не было. И обиженный Игнашка поклялся отомстить. Не подумайте ничего криминального. Игнат был незлобив, и его месть не была построена на физическом насилии.
   Вы уже, наверно, поняли, что Аркадий был не самой привлекательной личностью. И одним из известных его недостатков была мелочность. Так вот Аркадий завел манеру начинать утро рабочего дня с обхода "мертвецкой". И совал нос везде. И досовался. Как-то, ничего не подозревая, он обходил свои владения дозором и заглянул в очередную морозильную камеру. А там картина. Вдоль стен парочками и в обнимку сидят голые мужские и женские тела, на полу живописно расставлены недопитые стаканы, на газетке гордо красуется бутылка водки, а вокруг разбросана растерзанная селедка и куча сигаретных "бычков". Аркадий вытаращил глаза, а один из трупов с длинным разрезом после вскрытия вдруг поднял руку и обратился к нему:
   - Мужик! Курить есть? А то у нас кончилось.
   Аркадий - брык и с копыт долой. Инсульт у него приключился. Так и остался с левой стороной парализованной. Ходить может, а работать уже нет.
   Мы все недоверчиво уставились на Кима.
   - Здоров ты все-таки врать, брат, - сказал я. - Кажется, я уже слышал эту историю... - Но затем не удержался и спросил:
   - А дальше-то что?
   На мой выпад Ким не отреагировал, но ответил:
   - А ничего. Как вы догадались, все придумал Игнашка. Договорился с дежурным санитаром, а тот не возражал против того, чтобы проучить Аркадия. Полночи Игнат рассаживал трупы. Создавал иллюзию правдоподобности. Сам сел голый с женским трупом, морщинистой отвратительной старухой, все тело которой было покрыто крупными чешуйчатыми бляшками псориатической сыпи. Предварительно он нарисовал себе на теле разрез от вскрытия, налепил сверху него швы из нитей, и чуть не околел от холода, ожидая обидчика. И каверза удалась. На инсульт, конечно, он не рассчитывал, но и результату сильно не огорчился. Грех признаваться, но и другие тоже.
   Вот и вся история.
   Ким замолчал, а мы какое-то время обсуждали его историю. На самом деле никто в нее не поверил, но мы с интересом обсудили тему покойников и всякие страсти-мордасти, связанные с загробной жизнью. Иными словами, взрослые дяди и тети вели типичный разговор подростков в пионерском лагере после отбоя. Но, уже когда совсем собрались расходиться и идти спать, Дух сделал неожиданное предложение. Хотя, говоря, он, казалось, был не уверен в правильности того, что делает.
   - Знаете, - сказал он, - если мы уж заговорили на эту тему, то я, пожалуй, тоже расскажу одну историю.
   - Мишка! Ты? - удивилась его подруга Тася. - Ты? С твоей занудливостью?
   Дух криво улыбнулся и, хотя не было понятно, говорит ли он всерьез или шутит, ответил:
   - Я занудлив по долгу службы.- Он помолчал, а затем без особого энтузиазма спросил:
   - Так рассказывать или нет?
   Мы все энергично закивали головами. Но Машка логично заметила:
   - Миша! Мы все с удовольствием вас послушаем, но давайте отложим вашу историю на завтра. До отъезда осталось еще достаточно вечеров.
  
   Естественно, все с нетерпением ждали следующего вечера. Всем хотелось узнать, что там наговорит Дух. Разморенные и тепленькие после выпивки и бани, мы вновь расселись вокруг стола. Гришка и в этот раз куда-то сбежал то ли к курам, то ли к нутриям. Он, добрая душа, старался держаться в стороне от нашей команды и не крутиться под ногами. Поначалу девчонки вроде и пытались затащить его, упершегося рогом, к нам, но это ни к чему не привело.А, когда те совсем ему надоели, он просто строго на них посмотрел. Этого было достаточно. Дамы сразу отвалили.
   Мы тупо сидели и ждали, когда Дух, наконец, соберется и начнет рассказ, а тот молча вертел в руках какую-то то ли сосновую, то ли еловую шишку. Пауза стала затягиваться, и Дух, как будто спохватившись, вдруг заговорил:
   - Я молчал потому, что не знал, как начать. Я не знаю, можно ли назвать мой рассказ историей, потому что в нем, по сути, нет сюжета, но, если можно так выразиться, это мое личное жизненное наблюдение.
   Дух посмотрел на Кима.
   - Забавно, но это повествование можно начать с него.
   Тот удивленно выпучил глаза.
   - Да-да, Кимушка, с тебя. Точнее с твоей специальности. Наверно, девочки этого не знают, но мы, потрепанные жизнью выпускники школы N 254 кировского района г. Москвы, после многих лет полного неведения, что с каждым из нас происходит, однажды по чистой случайности встретились вновь. Зверек и Ким повстречались в бане, потому что были грязные и решили помыться. А я привел к Киму маму на консультацию, не зная, что там сидит мой однокашник.
   Ким засмеялся.
   - Знал бы, небось, не пошел.
   Дух согласно закивал.
   - Такой вариант далеко не исключен... Так вот... Необходимость обратиться к врачу возникла после того, как у моей мамы на лице появилось некрасивое багрово-красное зудящее пятно в виде бабочки. Гадкое пятно через нос и все шеки. Как сказали врачи, экзема. И выписали всякие мази, в которых, как я понял потом, основными действующими компонентами были гормоны, преднизолон или его производные. Но ничего, кроме временного и не стопроцентного эффекта, лекарства не дали. И, в конце концов, обойдя нескольких врачей, я решил пойти к "светилу". - Серьезное выражение лица Духа сменилось несколько насмешливым. Он поглядел на Кима. - А им оказался один знакомый мне кореец.
   Ким показал ему кулак.
   - И он, кстати, первый, кто объяснил "что к чему". Другие врачи только важно кивали головами, брали деньги и выписывали рецепты. А он честно сказал, что никаких других препаратов для лечения, кроме тех, которые мама уже и так получила, у медицины нет. Разница в мазях - лишь в силе гормона. А так болезнь у кого-то проходит, у кого-то исчезает на время, а у кого и остается навсегда. Лотерея. Но главным итогом моего визита к тебе была не эта не очень оптимистичная, но правдивая информация, а то, что мать его как врача зауважала и поверила. И, насколько это возможно, успокоилась. А самое интересное в этой истории оказалось то, что, как только она поняла, что делать нечего, то и болезнь пошла наубыль. По крайней мере, "выход на люди" у нее теперь не вызывал такого ужаса как раньше.
   Ким удовлетворенно кивнул. Он, видимо, даже хотел что-то сказать, но передумал, не желая мешать Духу, который продолжал:
   - Как-то мы с матерью поехали к родне на годовщину смерти ее сестры, моей тетки. Она глупо и трагически погибла в автокатастрофе. Пьяный водила въехал в автобусную остановку, на которой стояла она.
   Мы с мамой возвращались домой с поминок, когда она вдруг сказала:
   - Миш! А меня ведь экземой бог наказал.
   - ???
   - За то, что я Ленку не уберегла. (Ленка- это моя покойная тетка.) Была бы я понастойчивей, может, та и пожила бы еще.
   Я, понятное дело, удивился. Как так, спрашиваю. А мать и говорит:
   - Предчувствие у меня в тот день было нехорошее. Помнишь, она тогда так, мимоходом ко мне заглянула. Посидели мы с ней, поболтали, чай попили, только неспокойно мне было. Неспокойно и все. Безо всяких причин. И Ленка была здесь не причем. Я уж подумала, что, может, сама заболеваю. Или с тобой, не дай бог, что не так. А Ленка-то? Вон сидит напротив. Живая, здоровая, веселая. Что ей сделается? Посидели мы, посидели, и засобиралась она домой. А я пошла посуду мыть. И тут телефонный звонок. Мы-то с покойницей вроде уже и попрощались, она в дверях стоит, за ручку держится, а у меня как раз руки мокрые. Я ей и говорю "подойди". Ленка вернулась в комнату, а через некоторое время и я за ней. "Ну, что?" - говорю. "Да ничего. - отвечает, - Наверно, номером ошиблись. Помолчали в трубку и все." Я пошла домывать посуду, а она опять к двери, и снова та же самая история. Звонок и молчание. Ленка еще посмеялась, что это мне неизвестный, но очень застенчивый кавалер звонит. Ладно, пошутили. Я похихикала и пошла ее до лифта проводить. А ты помнишь, у нее бзик был каждые пять минут причесываться. Стоим, ждем лифта, а Ленка по привычке за расческой в сумочку шасть, а там пусто. "Ой, - говорит, - забыла, наверно, щетку у тебя в ванной". Я, естественно, предлагаю ей вернуться, но она не захотела. "Нет. Теперь уже не пойду. Возвращаться - плохая примета. Дороги не будет. А дома у меня и так этих щеток с десяток." - говорит. Так и поехала. А минут через пять слышу с улицы грохот, крики людей. Так Леночки и не стало. А я себя все виню. Надо было тогда удержать ее. И звонки не зря были, и расческа эта.
   Дух, разминая спину, поводил плечами.
   - Я с сомнением выслушал мамин рассказ. В жизни ведь бывают всякие разные совпадения. Но мама настаивала на своем. И в продолжение рассказала другую историю, про свою мать, мою бабку. Я ту очень хорошо помню. Она была веселым оптимистичным живчиком, несмотря на кучу поставленных ей диагнозов и целую аптечку таблеток, которые она должна была принимать и не принимала. Я сам видел, как она их выковыривает из коробочек и выбрасывает в мусор. А дочерям потом хитрая бабка в доказательство соблюдения назначений врача демонстрировала пустеющие упаковки. Но многих вещей я о ней не знал. Оказывается, в молодости она тайком увлекалась спиритизмом, но не любила об этом рассказывать. Боялась неверия и насмешек. С мамой же она все таки чем-то поделилась. Бабушка верила, что загробный мир существует. Более того, по ее словам, духи умерших нередко пытаются помочь живущим. Только их возможности очень ограничены.
   Мы с интересом и большим сомнением слушали монолог Духаа, но это его не смутило.
   - Вот и я так же смотрел на маму, когда она мне начала это рассказывать, хотя ее не взволновало, верю ли я ей, или нет. И тогда я сказал ей в ответ:
   - Так ты пытаешься меня убедить, - сказал я, - что духи подстроили телефонные звонки и спрятали расческу , чтобы Лена задержалась у тебя и избежала аварии?
   Мать не очень уверенно кивнула.
   - Но ведь тогда концы с концами не сходятся. Я с такой же вероятностью и на основании тех же фактов могу утверждать, что они хотели обратного. Если бы тетя не потеряла у тебя несколько минут времени, то она скорее всего уехала бы другим лифтом, успела бы на предыдущий автобус и благополучно добралась бы домой живой и невредимой. Так, может, и духов просто вообще нет? И зря ты себя коришь?
   Мама неопределенно пожала плечами.
   - Что бы ты сейчас не имел в виду, но твои слова, в сущности, не исключает того, что духи существуют. А действуют ли они с добрыми или злыми намерениями, это уже второстепенный вопрос.
   Мама тяжело вздохнула.
   - Ты, Миша, учти, я ведь тоже не склонна к мистике, но объясни мне тогда такой факт. Это уже касается твой спиритистки-бабки. Помнишь, у нее в комнате над кроватью на потолке был нарисован компас?
   Еще бы не помнить. Это была самая странная вещь в ее комнате, заполненной обычными вещами пожилого человека. Он был размером с тарелку, и стрелка у него была настоящая. Она была привинчена к потолку, а ее концы традиционно раскрашены в синий и красный цвета севера и юга. Я не один раз спрашивал, когда был ребенком, для чего он, но бабушка каждый раз загадочно отвечала: "Это - компас моей жизни". А я каждый раз удивлялся и злился на этот ответ, но стрелка компаса упорно продолжала смотреть синим концом на север, а красным на юг.
   Пока я молчал, вспоминая, мама терпеливо ждала, но, когда увидела, что я что-то собираюсь спросить, она заговорила сама.
   - Я вижу ты задумался. И тебя, видимо, интересовал вопрос, зачем нужен этот странный, неподходящий интерьеру комнаты предмет. Так вот, я знаю. Мама как-то проговорилась. Мы однажды опять разговорились о духах, и она сказала, что иногда продолжает с ними общаться, хотя и не объяснила как. Я, по обыкновению, реагировала достаточно скептически, а она вдруг и говорит:
   - Хочешь узнать для чего этот компас?
   Я естественно кивнула. Мама странно на меня поглядела, но потом все-таки решилась:
   - Однажды, - сказала она, - я вступила в контакт с одним моим хорошим знакомым. Точнее с его духом.. И попросила сделать любезность. Я, как и многие люди, хотела знать, когда умру, и стала уговаривать его открыть мне. И выяснилось, что духи могут не так уж много и способны предвидеть события жизни людей только на короткий срок, но, в принципе, в просьбе дух не отказал. Для этого он и придумал нарисовать компас и повесить стрелку. Так вот, если эта стрелка повернется на 180 градусов синим концом на юг, значит, вскоре я умру. С тех пор мама, твоя бабушка, и жила с компасом над головой. В конце жизни она захворала и нуждалась в лекарствах, но почти всегда оставалась бодрой и оптимистичной. Я давно уже забыла эту историю с компасом и как любую другую привычную вещь обстановки перестала его замечать. Но однажды 17 июля 1994 года вечером перед сном она позвала меня к себе. Как ты знаешь, у нас в доме вовсе не практиковались старозаветные обычаи, и мы не ходили друг к другу пожелать спокойной ночи. Поэтому я решила, что маме скорее всего нужно что-нибудь принести. Она этим никогда не злоупотребляла, но вообще-то любила, когда за ней ухаживают. Мама уже лежала в постели. Она выглядела совершенно обычно, разве что казалась чуть грустной. Безо всяких предисловий она задала мне странный вопрос, как будто это было самое главное, что должно меня интересовать в тот момент. "Доченька! - спросила она, - Мы точно закончили со всеми юридическими формальностями по поводу моего домика, который я переписала на Мишу?" Т. е. на тебя. Я кивнула. А потом мама вдруг стала задавать мне какие-то сутяжнические вопросы, касающиеся ее собственности, как будто она настоящий стряпчий. Я даже рассердилась, но, по мере возможности, ответила. В концов концов, она была уже стара и имела право на капризы. Мои ответы, очевидно, удовлетворили маму. Она успокоилась и неожиданно сделала то, что не делала уже давно. Она обняла меня и поцеловала. Я была тронута, но не более того. Често говоря, по телевизору в это время начинался сериал, который я хотела посмотреть, а потому была в некотором нетерпении. Ни на какой компас я, конечно же, тогда не посмотрела. Мне такое и в голову не приходило. А ночью твоя бабушка умерла. Во сне. Она долго не выходила из своей комнаты, и я начала волноваться. А, когда вошла к ней, она будто бы спокойно спала, хотя это была уже не мама, а ее холодное успевшее остыть тело. Не хочу вспоминать то, что я испытала, но одно помню отчетливо. Случайно я посмотрела на потолок. Синяя стрелка компаса смотрела на юг. И тогда до меня дошло, что мама-то еще вчера знала о близком приходе смерти, и те вопросы задавала, только чтобы удостовериться, что ничего из ее небольшого наследства из семьи не уйдет.
   Дух сказал "уф" и откинулся на стуле.
   - Все. Притомился я, братцы.
   А Ким не удержался и прокомментировал:
   - И Шахерезада прекратила дозволенные речи. - А затем обратился к нам, - А вы еще нахально утверждали, что я врун. Да я мальчик по сравнению с ним. И в подметки ему не гожусь.
   Мы все что-то дружно и невнятно загалдели. Каждый, казалось, тянул руку, чтобы высказаться, как на уроке в школе, первым, но ни к чему хорошему это не привело. Мы даже чуть не поссорились, ведь все были уверены, что именно его мнение по поводу рассказа Духа самое умное и оригинальное.
   - А я ведь не говорил, что мой рассказ окончен, - неожиданно произнес Дух. - Это только его начало.
   Но в это вечер продолжение мы не услышали.
  
   На следующий день стало понятно, что скрытый скептицизм и некая наигранность интереса к вечернему времяпрепровождению за разговором в нашей команде исчезли. Девчонки притащили с собой одеяла и, укутавшись, расселись поудобнее. Мы, глядя на них, поступили также. Я достал из своего загашника коньяк. Вообще-то мы, мужики, предпочитали водку, но перед отъездом мне пришло в голову, что, может, дамы не захотят пить приготовленное для них вино, и, не говоря никому ни слова, сделал запасец. Гришка откуда-то приволок маленькие, буквально на тридцать грамм рюмочки. Вся команда была готова и предвкушала развлечение.
   Дух нарочно пришел в комнату последним и чопорно всем кивнул.
   - Я вижу вы готовы слушать, - сказал он. - Но боюсь вас разочаровать. То, что вы услышите, может показаться вам скучной псевдонаучной лекцией. А мне бы не хотелось упасть в ваших глазах, - он повернулся к своей девушке, - особенно, в твоих, Тася.
   Было видно, что той приятно сказанное Духом, но она его одернула.
   - Хватит выпендриваться, Дух. Не тяни уже, начинай.
   Мы, мужики, переглянулись. Тася назвала Духа нашей кличкой, чего раньше не делала. Эдак и Машка, глядишь, станет звать меня Зверьком, а я это прозвище не очень любил.
   Дух шутовски поклонился.
   - Как вы догадались, моя мама своим рассказом меня сильно озадачила. Я пытался о нем не вспоминать, как о глупом и неправдободобном, но мои мысли не хотели меня слушаться. Как раз в этот момент наступил не самый лучший период в моей жизни, и мне срочно понадобилась какая-то отдушина, чтобы отвлечься от весьма неприятных для меня реалей. И я стал размышлять о спиритизме и загробной жизни. И всерьез. Можно, конечно, было пойти в библиотеку или залезть в "интернет", чтобы получить в избытке всю информацию, накопленную людьми по этому вопросу, но из этого ничего не вышло. Я пытался так поступить, но, как выяснилось, во всех источниках за интригующим началом всегда следовал скучный конец. Или не оставляющая камня на камне на идее загробного мира критика каких-нибудь ученых, или, наоборот, необоснованные ничем восторги по поводу бездоказательных рассказов, традиционно заканчивающиеся предложением обратиться за подробностями к такому-то колдуну, целителю, медиуму и т. п. В конце концов, я самонадеянно решил, что у меня и у самого есть голова.
   На этом месте мы все дружно и с большим сомнением покачали головами. Дух усмехнулся. Он ожидал такой реакции.
   - Можете смеяться надо мной сколько угодно, но, в отличие от других исследователей, у меня было огромное преимущество, которое в миру называется невежеством. Я, конечно, имел общее представление о предмете, почерпнутое в основном из художественной литературы и кино, но был совершенно свободен от шор всяких авторитетов и принятых концепций.
   - Ты еще скажи, что "Гамлета" прочитал, - не без ехидства заметил я.
   - И "Гамлета" тоже, - спокойно отреагировал Дух. - В первую очередь я подумал о том, что загробный мир - это ужасное место. Ведь в нем одновременно сосуществуют души всех когда-либо существовавших на земле людей, т. е. неандерталцев, шумеров, египтян и пр. И я с интересом пытался представить, каково египетскому фараону общаться со слесарем-сантехником ДЭЗа N 863 из Бибирево. Но не только это смущало меня. Традиция утверждает, что духи в какой-то степени, если не полностью, сохраняют черты нашей индивидуальности. А мы, слава богу, ой-какие разные. И не только по статусу и образованию, и, что намного серьезнее, по характеру и интеллекту. А это значит, что после смерти меня ждет встреча с моим покойным абсолютно придурошным двоюродным дедушкой Федей, от общения с которым уже через две минуты хотелось повеситься. У меня даже как-то мелькнула мысль, что в этом-то и заключается настоящий ад. Представьте, что вы умерли, и ваша душа попала на "тот свет" прямиком в объятия отшлепавшей вас в детском садике воспитательницы Марьи Ивановны, побившего вас в пятом классе одноклассника Костика и притеснявшего вас, ненавистного начальника Игоря Леонидовича. Или, того пуще, людей, которых вы когда-то обидели. И деться-то вам некуда, отныне вы с ними повязанны навечно. Когда эта мысль пришла в голову, я понял, что, в сущности, в моем представлениии потусторонний мир выглядит достаточно абсурдно, а потому его существование маловероятно. Но это был всего лишь умозрительный аргумент "против". Я ведь вовсе не был первым скептиком и критиком, исследовавшим этот вопрос. И все равно миллионы людей верили и продолжают верить в загробный мир. И я решил сам пойти на контакт с духами.
   Мы от удивления пораскрывали рты.
   - Да-да. Именно так. И для приобретения опыта я даже сходил на один спиритический сеанс и посидел в компании с истерическими дамочками средних лет. Но когда я вернулся домой, то, как Ленин, первым делом сказал себе: "Мы пойдем другим путем." Я полагал, что вокруг каждого из нас просто обязаны витать мириады душ умерших самого разного времени выпуска и происхождения, занятых своими загробными делами, и, вероятнее всего, вовсе не проблемами, оставленного ими мира. Для меня спиритизм, базирующийся на допущении, что человек способен вынудить дух к контакту, абсолютно неубедителен с точки зрения логики. Нельзя вызвать дух, к примеру, покойной бабушки, если она по случайному стечению обстоятельств не находится поблизости и не пожелает, чтобы ее побеспокоили. И я начал рассуждать так. Если контакт духа с человеком - это скорее всего инциатива и добрая воля первого, а не наоборот, то нужно просто найти способ обратить на себя внимание. И у меня возникла бредовая идея. А для чего, в принципе, подумал я, изобрели компьютер? И, ничтоже сумняшися, отбарабанил на экране послание. Я такой-то, такой-то. По таким-то причинам заинтересовался спиритизмом и возможностями контакта с потусторонним миром. И если, мол, среди находящихся поблизости духов возникнет желание к общению, буду рад увидеть ваше сообщение. И оставил текст открытым. Я ничем не рисковал. Более того, если моя логика была верна, то я еще и получил бы подходящего собеседника, т. е. знающего русский язык и умеющего пользоваться компьютером, или хотя бы печатать на машинке. Несколько дней ничего не происходило, а затем появилась надпись безо всяких предисловий и приветов: "Трудно поверить в вашу бескорыстную любознательность. За вашим обращением, скорее всего, скрывается только желание узнать, есть ли жизнь после смерти. Считайте, что ответ вы получили."
   Я протестующе поднял руки.
   - Дух! Всему есть граница. Не станешь ли ты на самом деле утверждать, что вступил в контакт с духами?
   Девчонки энергично закивали в знак поддержки, а Ким замкнулся в неопределенном молчании.
   Дух встал, подошел к двери и, чуть повозившись с замком, распахнул ее настежь. Было уже поздно. В глубине за бревенчатыми стенами дома и неширокой полоской снега, таинственно сливаясь с черным, с утра покрытым тучами небом, скрывался лес. Из дверей потянуло холодом. Разыгравшееся воображение подсказывало, что он должен быть могильным, но это был всего лишь холод мерзнущего зимнего леса. И тем не менее наши современные, ничего не боящиеся девчонки зябко поежились.
   - Да, черт возьми. Я вступил в контакт с духами, - просто сказал Дух, - И, возможно, я являюсь единственным в мире настоящим специалистом по загробной жизни.
   - А вот по этому поводу не грех и выпить, - не без иронии добавил я, но публика меня не поддержала. Она целиком погрузилась в размышления. А что, если Дух и действительно говорит правду...
   Дух изучающе разглядывал нас. Видимо, понимал, что творится в наших головах.
   - Я то, о чем вы сейчас думаете, уже проходил. Вначале я был слегка в шоке, а потому первые пару дней после получения ответа вообще не приближался к компьютеру. Боялся. Боялся, что запись и вправду существует, и боялся, что ее вдруг не окажется. Но, наконец, решился и взглянул на экран. Все оставалось по-прежнему. Это и обрадовало, и огорчило. Огорчило, что никакого активного интереса к моей персоне духи не проявили. Не поинтересовались, куда я пропал, и почему не пишу. Но я все-таки преодолел колебания и дрожащим пальцем отстучал свой первый вопрос. Не буду говорить какой. Он был слишком личен, чтобы делиться им с посторонними, к тому же ответ на него я так и не получил. Точнее, мне ответили, но это был не ответ. И вскоре я понял, что у духов, очевидно, есть своя этика, и свое вмешательство в личную жизнь смертных они стараются свести к минимуму. Для меня, например, абсолютно бессмысленнным было бы ждать, что дух мне расскажет, где закопан клад, или какие номера лотереи станут выигрышными. Духи лишь до некоторой степени согласились приоткрыть завесу тайны их существования и поведали немного о своем мире. Я, кстати, до сих пор не знаю, общался ли я только с одним конкретным духом или с несколькими по очереди. В общении со мной они избегали раскрывать свои личности, хотя, как они объяснили, это вовсе не запрещалось. Поэтому они так и остались для меня во множественном числе. Отвечали они тоже нерегулярно и не сразу. Мой вопрос мог долго оставаться без ответа, пока не появлялась очередная запись.
  
   Как вы прекрасно понимаете, после всего этого нашей компании было о чем поговорить, но, как и в предыдущий раз, Дух предпочел на сегодняшний день закончить, объясняя это тем, что тогда ничего не останется на завтра. Мы особенно не возражали, хотя спать никому еще не хотелось. Я, кстати, забыл рассказать, что вчерашняя ночь прошла забавнее предыдущей. Когда мы с Духом уже совсем собрались укладываться, к нам, явно стесняясь, подгреб Ким.
   - Ребята! - жалобно попросил он, - Вы сегодня не поспите здесь со своими девочками? А я там с Нелли.
   Мы состроили ханжеские физиономии. В створе дверей виднелась мордашка его подружки, которая по этому случаю приняла безразлично-вызывающее выражение.
   Я померил руками ширину кровати.
   - Ким, здесь сантиметров восемьдесят, не больше. На двоих не хватит, - сказал я, состроив серьезную мину. - И вообще я не понимаю, в чем проблема. Нельчик! - позвал я.- Приходи спокойно и ложись с ним. Мы клянемся почти не подглядывать. Прикинь сама. Все же только выиграют. Мы останемся при своих, вы же сможете заняться чем-нибудь приятным.
   Нелли презрительно на меня посмотрела, а Ким возмутился.
   - Ты, что, Зверек! Охренел совсем?
   Мы с Духом рассмеялись, и тот великодушно проговорил:
   - Ладно-ладко, голубки, пользуйтесь нашей добротой. Занимайте жилплощадь и воркуйте себе на здоровье. Наслаждайтесь в ущерб друзьям халявным интимом.
   Так оно и вышло. Мы спали в четвером с нашими девушками, а Ким со своей Нелли занял свободную комнату. Было тесновато, но я бы погрешил, сказав, что мне не было приятно чувствовать рядом с собой и обнимать Машку.
   А на следующую ночь, к моему удивлению, вновь произошла подобная история, но с другими персонажами. Машка вдруг сказала, что хочет, чтобы я остался с ней на ночь. А девчонки, мол, уйдут. Они вроде бы как уже заранее договорились, что будут уступать по мере надобности друг другу комнату. А я в очередной раз удивился женской предусмотрительности. Мы, мужики, этой темы не касались, хотя, понятное дело, каждый прикидывал, как в случае необходимости он исхитрится уединиться.
   И эту ночь я провел с Машкой. Я, честно говоря, по ней соскучился. Физически. Не то чтобы с момента беременности она совсем меня отвергала, как это делают некоторые женщины, но доступ к телу, прости меня бог за похоронное словосочетание, ограничила. Однако не сегодня.
   Наконец, устав, Машка затихла, прижавшись к моей груди. Мы лежали спокойные и умиротворенные, и я по-тихоньку начал подремывать.
   - А что он за человек? - неожиданно спросила Маша.
   - Дух,- пояснила она. - Ты ведь, рассказывая о нем, говорил, что он из военных, а для тебя это всегда означает "дуболом". А он выглядит совершенно интеллигентным, образованным и умным человеком.
   Я засмеялся.
   - Ты, Машенция, упрощаешь. Я вовсе не считаю военных дуболомами. Не военные дуболомы, а система, в которой и которой они вынуждены служить дуболомная, хотя другой она, вероятно, и не может быть. Что же касается Духа, то мне намного легче рассказать, каким он был мальчишкой в шестнадцать лет, а не какой он сейчас. Тогда это был немножко замкнутый, непокладистый, драчливый, но хороший пацан. Отходчивый и любящий, когда все происходит по справедливости. И очень-очень неглупый. Но я плохо знаю Духа, которому под сорок. Ты же знаешь, что мы много лет не интересовались друг другом, да и сейчас в нашей компании не принято лезть в душу. Так проще. А его автобиографические данные мне известны. И немудрено, что он образован. Дух закончил ВИЯЗ.
   - ИнЯЗ? - с уважением переспросила Маша.
   - Нет. ВИЯЗ. Военный институт иностранных языков. Очень блатное заведение. Потом где-то там отслужил. Точно не знаю, но, по обрывкам разговоров по пьянке, кажется, был, как принято говорить, в горячих точках. Работал в институте востоковедения. Не женат. Точнее разведен. Скромен. Единственное, чем иногда хвастается, это то, что имеет разряд мастера спорта по стрельбе.
   Я подпустил в голос таинственности.
   - Кроме того, из некоторых непроверенных источников известно, что вероятнее всего сотрудничает с ФСБ, а должность менеджера лишь только "крыша".
   Я не без смеха посмотрел в серьезные машкины глаза.
   - Родька! (Спасибо, что не Зверек.) - полюбопытствовала она. - А Дух врет насчет духов?
   Я лег поудобнее и уставился в потолок, как будто на нем был написан ответ на машкин вопрос.
   - Я не знаю врет он, или нет, - ответил я, подумав. - По здравому размышлению, да. Хотя и делает это красиво. А, может и нет, и тогда мысль о том, что мы можем просуществуем дольше, чем несколько десятков лет, должна греть наши сердца.
   Я задумался и продолжил:
   - Но за этим кроется другой вопрос. И раз он пришел мне в голову, то, наверно, приходил не раз и другим. И он таков. А будет ли следующая жизнь наказанием за прожитую или станет наградой за нее? Другими словами, что нас ждет? Ад или рай?
   Машка с интересом и некоторым испугом посмотрела на меня, а мне уже поднадоело болтать и хотелось спать.
   - Но давай-ка лучше зададим этот вопрос специалисту, то бишь Духу. Он-то должен знать ответ и что-нибудь соврать,- буркнул я и отвернулся.
  
   Следующий день прошел быстро. Гришка все-таки уговорил нас пострелять из его карабина. Я попал в две бутылки из трех, Машка промазала вообще, да она и не целилась, а остальные - так, кто хуже, кто лучше. Гришка, естественно, был точнее. Он поставил пять бутылок метров на десять дальше наших и не промахнулся, но нахальный Дух заявил, что ему так стрелять неитересно. И унес одну из бутылок вообще куда-то к черту на кулички. Она издали буквально превратилась в точку. Девчонки моментально начали над ним посмеиватья, что он, наверно, выпендривается, а он, не обращая внимания, спокойно и недолго целясь, выстрелил. Бутылка ответила дребезгом разлетающихся осколков. Вот это стрелок, с уважением подумали мы. И дальше в течение всего дня наша команда только и обсуждала его меткость. А он чуть фальшиво смущался и, как заученный урок, повторял, что является мастером спорта.
   Наконец, наступил вечер, и Дух снова завладел нашим вниманием.
   Он продолжил свой рассказ так.
   - Я уверен, - сказал он, - что, по крайней мере, у некоторых из вас появились вопросы, которые вы хотели бы мне задать. Но должен заранее предупредить, что скорее всего удовлетворяющие вас ответы вы не получите. Я знаю слишком мало. Поэтому будет логичнее, если я просто расскажу о том, что успел узнать.
   Итак, первое, что меня заинтересовало, было то, что я так легко, с первой попытки, получил ответ на свое послание. А в особенности вопрос, почему и вообще я? Я ничем от других не отличаюсь, и мой интерес к "тому свету" был случаен и празднен. У меня даже возникла самонадеянная мысль, что я обладаю какими-нибудь паранормальными способностями. Но в конце концов мне надоело гадать. И я спросил самих духов, чем, по видимости, их только насмешил. Во всяком случае ответ оказался достаточно ироничен и, пожалуй, для смертных обиден. Духам, разве что исключая души вновьпреставившихся, до людей, в принципе, как бабочке до куколки, никакого дела нет. И им, бывшим нам, безумно смешно, когда кто-то пытается специфически вызвать дух какого-нибудь великого деятеля. Наполеона, к примеру. А тому давно уже до фонаря, выиграл он битву при Ватерлоо, или нет. И, чтобы духи пошли на контакт, человеку должно очень сильно повезти, что и случилось со мной. Это была чистая лотерея, что одновременно и в том же месте со мной оказался русскоговорящий дух, умеющий печатать на компьютере, которому было настолько скучно, что он решил отвлечься от своих дел и поболтать. Я, конечно, не сдержал своего любопытства и, намекая на предполагаемую перенаселенность "того света", поинтересовался, не путаются ли они друг у друга под ногами, на что получил чисто человеческий ответ "ха-ха-ха". Духи, оказывается, способны к одновременному сосуществованию в ограниченном пространстве. Их внетелесная сущность позволяет им не мешать друг другу, а то, что заменяет зрение, устроено в упрощенном понимании как линзы микроскопа, где определенный срез вещества можно видеть послойно, не замечая остальные. Так видят и духи. Поэтому они настраивают свои "линзы" так, чтобы видеть только то, что хотят. И их умершие фараоны спокойно продожают жить среди древних египтян, не видя других духов, хотя ничто не ограничивает их возможности познакомиться со средневековьем и современным миром. Для этого нужно только посмотреть по-другому. Кстати, такая "перестройка" требуется, чтобы взглянуть и на наш мир. Аналогичный фильтр существует и в органе "слуха".
   Дух поднял было рюмку коньяка, но, передумав, продолжал:
   - Я долго стеснялся задать этот вопрос, но мне всегда казалось нелогичным несоответствие краткосрочного земного существования и вечной жизни души. Уж слишком несоизмеримы десятилетия с бесконечностью.
   - И ты, что, спросил, смертны ли духи? - развеселился Ким.
   Дух кивнул.
   - Именно это я и сделал.
   - И что же? - заинтересовались все.
   - Их ответ был, как всегда, расплывчат и длинен, и я постараюсь просто его повторить. У духов тоже существуют своего рода юность и зрелость. Когда человек умирает, и душа оставляет его, то она бывает чересчур испугана и растеряна, и поэтому в первую очередь пытается отгородиться от чуждого ей нового мира. Именно те, кто умер недавно, чаще всего стремятся к общению со смертными. Со временем эти духи привыкают к загробному миру и вливаются в его обыденную жизнь. Но с течением времени меняются и они. У них начинает угасать интерес к загробной жизни. Духи, как выяснилось, обладают еще одной удивительной способностью. Некоей избирательной невидимостью для всех, включая их самих. И этим качеством все больше пользуются "взрослые" духи. Они потихоньку начинают изолироваться от остальных. Их общение с себе подобными потихоньку сходит на нет. Эти души становятся невидимыми и недоступными. Это и есть их эквивалент "смерти". Что происходит дальше с этими душами никто не знает. Оттуда у них тоже не возвращаются. И, как у людей, у духов есть своя теории их посмертного существования. Но со мной они ею не поделились. Хотя интересно уже то, что у духов смерть - это их добрая воля.
   Дух, наконец, допил свой коньяк, а мы к нему присоединились.
   - Жалко, что лимон кончился, - задумчиво сказала Тася.
   Мы, не сговариваясь, разбрелись по комнате. Каждый размышлял о чем-то своем, и все, не сговариваясь, задавались вопросом, сумасшедший ли Дух или отличный мистификатор.
   В конце концов, мне надоели их скучные лица, и я, налив всем еще по рюмке, заговорил:
   - На лимон, Таисия, наплевать. Пижонство это. Хороший коньяк хорош сам по себе. А, кроме всего прочего, мне наскучили ваши кислые физиономии. Вы подумайте. Это же великолепно. Загробный мир есть. Надо же такое придумать. Еще одна тайна мироздания раскрыта. Можно даже рискнуть теперь вернуться в лоно церкви. Выбрать ее только сложно. У Машки, я знаю, точно возникнет проблема, хотя она и тяготеет к православию, а вот ты, Ким, попотеешь, пока себе пагоду найдешь. Но, как я понял из рассказа Духа, о загробных духах следует думать в другом аспекте, не мистическом, а бытовом, как о наших постоянных невидимых соседях. Ведь, может, именно сейчас мой покойный колдун-дедушка смотрит мне через плечо и тайными знаками внушает: не пей, Родик, столько коньяка на ночь, родимчик случится... Или и того похуже. Представляешь, Нельчик, ты моешься себе спокойненько в ванной, холишь свое нежное тело, а за тобой сладострастно подсматривает душа убиенного передозировкой героина раба божьего Димитрия, незадолго перед смертью вышедшего после отсидки по статье УК 105, часть вторая.
   Все осуждающе на меня посмотрели, а Машка сказала:
   - Противно тебя, Родион Зверев, слушать. Циник ты и богохульник.
   - Вот-вот, - поддержал ее Дух. - Циник - он циник и есть. Или, говоря по-русски, ерник. Не надоело ерничать, Зверек?
   Хотя слова Духа и звучали осуждающе, было видно, что он не сердится. Привык к моей манере общаться с людьми. Скорее всего, он и сам относился с долей иронии к им же самим сказанному.
   Я состроил виноватое выражение лица.
   - О, почтенная публика! - продолжал балагурить я. - Я вовсе не собирался задеть ваши высокие чувства. Во всем виноват коньяк. Нельзя было им полировать выпитую ранее водку.
   Я поднял глаза к небу.
   - Дедушка-колдун! Ты прав. Пришел незванно злой родимчик.
   Девчонки не удержались и хихикнули. Я повернул голову к Духу.
   - А если ты, Дух, так много заешь, то колись скорей, есть ли на том свете ад или рай? И что нас, смертных, ждет по окончании земного пути?
   Дух молчал так долго, что казалось, вообще не собирается отвечать на вопрос, но все-таки, в конце концов, заговорил:
   - Что нас ждет - не знаю. А насчет ада, конечно же, спрашивал, но от ответа духи ушли. "Это - не то, что вы думаете." - сказали они. Так что эту фразу можно оценивать и как "да", и как "нет".
   Ким не прислушивался к нашему разговору. Было видно, что он погружен в свои мысли, самостоятельно пытаясь найти ответы на собственные вопросы. А затем, как будто отмахнувшись от чего-то, обратился к Духу:
   - Дух! Кончай нас дурить и скажи правду. Ты все это придумал?
   Дух рассмеялся.
   - А вот не скажу, - но, увидев обиду на лице Кима, проговорил: - Я по характеру такой же скептик- реалист, как и вы. И, в первую очередь, получив послание на компьютер, задумался, а с кем это я на самом деле имею дело. С духами ли? Или кто-то меня разыгрывает? Как вы сами понимаете, у меня дома стоит обычный домашний компьютер безо всякой особой системы защиты, и современному хакеру, я думаю, не составило бы труда к нему подключиться и подшутить надо мной. И я пошел к своему тезке Мишке. Это - мой пятнадцатилетний сосед, юный гений в компьютерной технике, который мне, собственно говоря, и налаживал мой аппарат. И выяснил интересный факт. В школе, где он учится, группа ребят, таких же, как он, гениев-малолеток, организовала некий тайный клуб "Нет секретам". Эти пацаны развлекались тем, что влезали в файлы всяких организации, читали чужие E-mailы, и соответственно делились информацией друг с другом. Никакой корысти у них не было, а только здоровое детское любопытство. Хотя иногда они устраивали и мелкие пакости, устанавливая, к примеру, при входе в рабочий файл какого-нибудь офиса порнографическую картинку. Этот Мишка и сказал мне, что про то, что кто-то общается со мной от лица духов не слышал, но не исключает такой возможности. Так и закончилась история с загробным миром
   Надо было видеть наши разочарованные физиономии.
   - И всё? - почему-то обиженно спросила Нелли.
   - Слово из песни не выкинешь, - философски заметил Дух и замолчал.
   Нам, внимательным слушателям, в голову тоже ничего путного не приходило. Говорить вроде уже было не о чем. Все встало на свои места. Никакой жизни после смерти нет. Мы умрем, и нас съедят черви. Хотя ничего и не случилось, осязаемый мир вдруг стал казаться скучным и пресным. Застолье перестало клеиться. Мы не без раздражения начали переглядываться, может, кто-нибудь и скажет что-то, но тщетно. И Ким, поглядев на остальных мужиков, буркнул:
   - Пойду, что ли, принесу водки.
   Девчонки нас, как всегда, не поддержали и, поджав губки, удалились к себе.
  
   На меня рассказ Духа, наверно, произвел меньшее впечатление, чем на других, и я благополучно и сладко проспал всю ночь. Следующий день был хорош и похож на предыдущие, хотя иногда возникало ощущение, что мы все делаем по привычке, потому что так положено, а не получаем, как прежде, удовольствие. Дамы были какими-то вялыми, а Ким непривычно рассеян. Наконец, наступил вечер. Мы, как обычно, собрались вместе, но ни у кого не было настроения продолжать игру в истории. Я полез искать подходящий диск с фильмом, а в это время Дух вдруг, как ни в чем не бывало, спросил:
   - А вы не хотите услышать конец моей истории?
   Мы все с удивлением на него уставились, а Таська возмущенно воскликнула:
   - Какая же ты все-таки сволочь! Я же тебя вчера с глазу на глаз спрашивала, все ты рассказал, или нет. И что ты мне ответил, скотина? Знаешь, Миша, мне иногда убить тебя хочется.
   Дух ухмыльнулся.
   - Во-первых, я за гласность всеобщую. За открытость перед всеми, не взирая на лица, даже такие очаровательные, как твое. Во-вторых, мне интересно было подержать вас в неведении. А, в третьих, рассказывать, или нет?
   - Погоди уж теперь врать, - ответил за всех я, - Надо коньяк принести.
   Не торопясь, мы расселись по привычным местам.
   - Поначалу, к моему великому разочарованию, эта история логично и ожидаемо закончилась и для меня, - снова начал Дух. - Меня просто, как маленького, надурили. Но потом я задумался. Меня смущала сложность и последовательность полученных мною текстов. При всем моем уважении к знаниям и смышлености подростков, у меня не совсем укладывалось в голове, как пятнадцатилетний мальчишка мог такое написать. И я решил провести новый эксперимент, но без компьютера. Т. е. спиритический сеанс в большей или меньшей степени в его классической форме. И мне помог случай. У меня должны были быть гости. Знаете, из той категории, которая знакома всем. Люди, которых бы ты сто лет еще не видел, но, в силу семейных обязательств или других причин, обязан время от времени принимать. Так вот ко мне и пришла такая гоп-компания, и, как и следовало ожидать, несмотря на хорошую выпивку и закуску, встреча не клеилась. Все откровенно маялись, не решаясь уйти, а я, естественно, не мог их выпроводить. И тогда я вспомнил о спиритизме и предложил устроить сеанс. Я вкратце рассказал знакомую уже вам историю и объяснил условия эксперимента. Как вы понимаете, по моим представлениям, ничего особенного для контакта с духами не требовалось, только возможность задать понятный вопрос, на который можно было бы однозначно ответить. Гости вовсе не пришли в восторг от моей идеи. Большая часть из них вообще была старпёрами из бывших коммунистов и верных ленинцев.
   В этом месте Машка вопросительно на меня посмотрела. И я понял "почему". Похоже, речь Духа не совсем точно соответствовала ее ожиданиями. Фээсбэшник не должен был так говорить. А я многозначительно скривился в ответ. Мол, знай наших. Умеем маскироваться.
   А Дух продолжал:
   - Как я и предполагал, на меня посыпался ворох нотаций за неприемлемый с точки зрения диалектического материализма мистицизм и прочее, хотя все четко понимали, что сеанс мог бы быть и средством от скуки. И старая гвардия, покобенившись всласть и плохо скрывая любопытство, сдалась и согласилась.Мы так и остались за тем же столом, только убрали лишнюю посуду. Я спросил, о чем мы будем говорить с духами, и, как я и полагал, все загалдели разное. Но тут в разговор вступила доставшаяся моей семье в наследство старая подруга моей покойной тетки. Мама всегда настаивала, чтобы я приглашал в гости и ее. Она сказала, что продает квартиру и хочет выяснить, не надурит ли ее найденный покупатель. Все на нее зашикали и заговорили, что нечего дергать духов по мелочам, и ответ должен быть интересен всем, а не только ей. Тогда я предложил задать более общий вопрос. Я сказал, что неприятностей боятся все, и многие, наверно, хотят предвидеть их приближение. Поэтому можно спросить у духов, кого из присутствующих ждут какие-либо неурядицы. Народ заколебался. При всем неверии, люди боялись получить ответ. Но все-таки согласились. Я набрал на компьютере текст и отпечатал его на листе бумаги. "Просим духов ответить, ждут ли кого-либо из присутствующих за столом скорые неприятности. В знак положительного ответа перед нужным человеком следует уронить косточку домино, которая будет стоять перед каждым из нас". Я положил бумагу на середину стола и расставил домино. Какое-то время мы сидели молча, но ничего не происходило. Напрягшаяся в ожидании публика стала потихоньку расслабляться. Тогда я сказал, что ответ не обязательно приходит в ту же минуту, и ничто не мешает нам продолжать застолье. Но попросил не ронять костяшки. Мы выпили по рюмке, а некийГригорий Матвеевич с удовлетворением констатировал:
   - Я так и думал, что все это чушь собачья.
   Как раз в этот момент и упала стоящая перед ним костяшка домино. Он злобно и подозрительно на меня посмотрел.
   - Твоя работа? - спросил он.
   А у меня и мыслях не было над кем-нибудь подшучивать. Тем более, что этот Григорий Матвеевич вовсе не относился к кругу моих друзей.Он был мой визави и гость, ухаживающий за моей, сидящей рядом с ним матерью. В приципе ничего плохого в нем не было, но, как это иногда бывает, у нас с ним не совпадали ауры. Я развел руками и отрицательно покачал головой на его вопрос. Но было видно, что он мне не поверил. В итоге мы поссорились. Он вдруг налился кровью и стал орать что-то насчет обнаглевших и распоясавшихся сопляков. Он даже не соизволил прислушаться к моим уверениям, что я здесь не при чем. В конце концов, я плюнул и перестал обращать на него внимание, а он, побазарив вдоволь, холодно и церемонно попрощался с мамой и, не глядя на меня, ушел. Напряжение сразу же спало. Вот уж когда с уверенностью можно было сказать, что вечер прошел нескучно. Все гости вдруг дружно захотели выпить и сделали это с удовольствием. А когда достаточно разогрелись, выяснилось, что в мою невиновность в случившемся никто не верит, и, наоборот, все считают, что я нарочно уронил костяшку Григория. Это было несправедливо, и постепенно я начал злиться. Сам-то я даже при моей готовности поверить в духов полагал, что это падение было случайным. Но мои оправдания никто и слушать даже не захотел, и тогда я предложил продолжить сеанс. Хотя моя логика была небезупречной, я выразился в том духе, что итересно было бы посмотреть, как поведут себя костяшки, если мы зададим духам тот же вопрос, а я выйду из комнаты. Подумав, мои гости согласились. Я снова расставил домино и вышел на кухню. При этом я совершенно ни о чем не беспокоился. В холодильнике стояла еще водка, а соленых огурчиков было припасено навалом. Через какое-то время с о странным выражением лица вошла моя мама.
   - Пойдем, посмотри, Миша. - сказала она.
   На столе все, кроме одной, упавшей, стояли костяшки домино. И эта лежащая костяшка принадлежала ушедшему Григорию. Но, как бы интригующе все это не выглядело, гости все равно решили, что нашелся еще один умник и пошутил вместо меня, хотя трудно было понять, как такое можно сделать. Но мама выглядела обеспокоенной.
   - Надо его предупредить, - сказала она.
   - Предупредить о чем? - не без раздражения спросил я.- Мы спросили у духов про возможные неприятности. Потерянный кошелек - тоже неприятность. Что мы твоему Григорию скажем?
   Мама посмотела на меня умоляюще.
   - А вдруг ему грозит настоящая беда?
   Я не знал, как выкрутиться из этого положения. Может, следовало просто отшутиться, но вместо этого я выдал:
   - Беды тоже бывают разные. И единственная из них настоящая - это смерть. Хочешь спросить духов, не грозит ли ему смерть?
   Мама испуганно побледнела, но кивнула.
   - Хорошо, - ответил я, - мы зададим этот вопрос, но все выйдем из комнаты.
   Я снова расставил домино и, не мучаясь больше с компьютером, крупными разборчивыми буквами написал вопрос, не грозит ли Григорию скорая смерть. После этого гости, перешептываясь, в моем сопровождении вышли на кухню. Среди всех нас единственной, действительно обеспокоенной выглядела только мама. Остальных просто разбирало любопытство. Там, на кухне, в тесноте и ожидании мы провели минут пятнадцать. Затем вернулись в комнату и-и-и....
   Дух замолчал и насмешливо посмотрел на нас.
   - Я все-таки тебя убью, - сказала Тася и с решительным видом встала.
   - Сдаюсь, сдаюсь, - притворно испуганно произнес Дух и продолжил:
   - ...И увидели лежащую бездыханным трупом костяшку домино у пустеющего места Григория Матвеевича.
   Наши девчонки, округлив глаза, охнули.
   Дух удовлетворенно кивнул.
   - Вот и мама повела себя так же. Она испуганно вскрикнула:
   - Надо срочно его разыскать.
   Она бросилась к телефону, но на ее звонки никто не отвечал. Испуганные и заинтригованные гости, переглядываясь, стали расходиться по домам. А Григория нашли мертвым поздно вечером в опустевшем вагоне метро. Такое случается. У пожилого гипертоника случился сердечный приступ. Во всяком случае так нам объяснили.
   - Брр...- произнесла Машка, а Ким в возбуждении вскочил.
   - Вот тут, Душечка, я тебя и поймал, - радостно заорал он, - Ты нахально, считая нас лохами, импровизируешь на тему одного из романов Кристи. Забыл его название. Еще расскажи, что ты сам-то и отравил этого несчастного, не желая его женитьбы на твоей матери и изменения завещания. Убийца ты эдакий, расковарный.
   И Ким насмешливо покачал головой.
   - Дурак ты. Пощупай себе уши,- только и ответил Дух.
   Я встал и высоко поднял рюмку с коньяком.
   - Предлагаю всем стоя выпить за чемпиона по вешанию лапши на уши, Михаила Духова.
   В глазах Духа мелькнула обида, непонятно только искренняя или напускная.
   - Ну так, если вы такие умные, может, устроим спиритический сеанс? - ехидно спросил он.
   Мы все на мгновение замялись. А что, если шутки кончились? Но Нелька тут же возбужденно загалдела.
   - Конечно же. Это ведь так здорово и интересно, - ответила за всех она.
   - Тогда не сегодня, а завтра, - безапелляционно и холодно отрезал Дух.
   Понятно было, что весь следующий день мы провели в ожидании вечера, хотя, как обычно, покатались на лыжах, попарились в бане. Только один раз привычный график жизни был нарушен, когда Дух зачем-то попросил у Гришки старую ненужную швабру и пилу, а затем на какое-то время исчез.
   Наконец, наступил вечер. Дух закрылся в комнате, где проходили наши беседы, и никого не пускал. Мы же смиренно ждали продолжения. Постепенно наше терпение стало подходить к концу. Но в последний момент дверь распахнулась, и Дух пригласил нас внутрь. Света в комнате не было. На покрытом белой скатертью столе мерцала горящая свеча, слабым светом оттеняя черноту мрачных, спрятавшихся вдали углов помещения. На этом столе, напротив сидений каждого из нас, стояли колышки наподобие городошных. (Теперь стало понятно, что Дух сделал со шваброй.) Мы на секунду запнулись, а девчонки восторженно запищали:
   - Дух! Как здорово ты придумал.
   И мы степенно расселись по своим привыччным местам.
   - Так что, господа? - с иронией спросил Дух, - Воспроизведем сеанс имени покойного Григория Матвеевича?
   Все, похоже, немного трусили, но вряд ли кто-то был готов в этом признаться, и мы дружно зашумели:
   - Да! Да!
   Дух положил на стол и придавил свечой лист бумаги со знакомым вопросом про грядущие непрятности. Команда замерла в ожидании. Как и все городские жители, мы привыкли в отпуске наслаждаться тишиной лесной жизни в глуши, а тут каждый вдруг отчетливо начал слышать всякие шорохи и потрескивания. Где-то невовремя чихнул Гришка, а мы с перепугу чуть не подпрыгнули. И не могли не почувствовать себя после этого дураками. Но внезапно один из колышков заколебался и упал. Это был колышек, стоящий напротив Машки. В ее глазах мелькнул настоящий ужас. Я вскочил и подбежал к ней. Первым делом я схватил колышек и начал его внимательно разглядывать.
   - Что ты делаешь? - удивилась Нелли.
   - Ищу какую-нибудь ниточку, за которую этот болван мог дернуть, - ответил я и кивнул на Духа.
   Тот возмутился и хотел что-то резкое ответить, но сдержался. А я был не прав. Никаких ниточек и впомине не было.
   Машка, кажется, была готова расплакаться.
   Дух, видимо, перепугался.
   - Что ты, Машенька, не переживай, - запричитал он. - Глупости все это. Случайность. Каюсь, но я придумал эту историю. Повеселить вас хотел. А Ким-умница был прав. Без Агаты Кристи тут не обошлось.
   Но, странным образом, так же, как раньше наша команда не верила в духов, так сейчас она явно сомневалась в том, что их нет, и Дух говорит про Агату Кристи правду. А Машка, хотя было видно, что она чуть успокоилась, решительно произнесла:
   - Правду ты говоришь, или нет, но и веры тебе уже тоже нет. И мы доведем этот эксперимент до конца.
   - А, может, не надо? - жалобно попросила Тася.
   - А вдруг я действительно должна скоро умереть? - резонно ответила Маша.
   Дух нехотя дописал на бумаге вопрос про смерть. Повторяя условия того злополучного сеанса с Григорием, мы вышли из комнаты и вообще из избы. Не сговариваясь, мы вылезли на мороз неодетые, очевидно, в подсознательном желании остудить разгорячившиеся от страха и возбуждения тела и, главное, мозги. Наконец, девчонки стали совсем околевать от холода, и мы вернулись. На столе нетронутыми, в прежнем положении стояли шесть колышков.
   Все с облегчением вздохнули.
   - Ну, что, Машенция! Успокоилась? - с улыбкой спросил я.
   Та не очень уверенно кивнула.
   - А ты, Дух, козел. - сказала Таська, и на этом вечер закончился.
  
   Утром мы проснулись со странным ощущением игрока, упустившего свой шанс. Казалось, еще чуть-чуть и мы сумели бы поднять завесу какой-то тайны, но колесо фортуны повернулось не в нашу пользу. Дух же еще за завтраком предупредил, что больше нас интриговать не собирается, и мы можем думать, что хотим. Тем не менее, настроение у всех, даже у Машки было хорошее. Под стать была и погода. Мы, как будто, совершенно выкинули из головы спиритизм и начали дурачиться во дворе, сперва немного наигранно, а затем, войдя во вкус, искренне повеселились, играя в снежки. Мороз, солнце, природа опять сделали свое дело, и, когда дошла очередь до бани, мы чувствовали себя уже абсолютно умиротворенными. Но неожиданно выяснилось, что пропала Машка. Как это бывает в таких случаях, все как будто только минуту назад ее видели, но каждый почему-то в другом месте. И всем она успела сказать что-то пустячное, никчемушное, мгновенно вылетевшее из головы. Мы не то чтобы особенно волновались, но все-таки разбрелись по ближайшей округе на поиски. Заходить далеко мои приятели, не знакомые со здешними местами, побаивались. И правильно делали. Я же пошел проверить на месте ли машкины лыжи, а затем присоединился к остальным. Но Машку мы не нашли. А было уже довольно темно. И тогда мы испугались по-настоящему. Мы побежали к Гришке, а тот, услышав нас, в первую очередь грубо и зло обложил матом. Быстро одеваясь, он буквально шипел:
   - Идиоты! Неженки городские! И ты, блин, Родик-уродик, первый. Ты же местный. Должен понимать. Раньше надо было меня звать. Это же дикий лес. Не городской парк. Через полчаса станет совершенно темно. Заблудится девчонка и замерзнет. Зима ведь. Не май месяц. Какие вы все-таки кретины.
   Гришка достал ружье и зарядил его. Мы с удивлением на него взглянули.
   - А это еще зачем?
   Тот зло отмахнулся, а потом сказал:
   - Так, умники. Я пойду сейчас ее искать. А вы останетесь здесь. И ни шагу от избы. Не хватало мне потом еще и за вами бегать. Всю музыкальную технику перенесите в переднюю комнату, включите на полную громкость и пооткрывайте окна. Везде зажгите свет. Звук и свет помогут Маше сориентироваться.
   Гришка вышел во двор и пальнул в воздух. Про лесу прокатилось эхо.
   - Вот для этого мне и ружье. Далеко его слышно. - сказал он, перезарядил карабин и выстрелил еще раз. А потом, ругаясь, ушел.
   Его не было часа полтора, в течение которых мы не находили себе места. Но Гришка Машу не нашел. Мрачный и злой он вернулся один и пошел заводить свой "козел". Пока не поздно надо было ехать за подмогой. Но в этот момент невдалеке, на границе света и тьмы появилась женская фигурка. Это была Маша, вся истерзанная и поцарапанная. Испуганная и злая.
   - Ты в порядке? Цела? - хором спросили мы.
   - Цела? - недоуменно переспросила Машка. - А-а...- протянула она. - Это... - она провела варежкой по здоровенной царапине на щеке. - Это пустяки. Ногу вот подвернула, а это хуже. А так цела. Устала только и напугалась страшно.
   Я стремглав бросился в избу и вынес ей хорошую порцию коньяка. Она выпила, и девчонки, не говоря ни слова, потащили ее в баню. Мы же, мужики, остались маяться в ожидании в избе.
   Через какое-то врем прискакала Нелька за выпивкой. Она забрала у нас коньяк и прихватила три рюмки. Я настоял, чтобы она взяла с собой хотя бы еще и минералки из холодильника. Нелька не была склонна к разоворам с нами, но я все-таки схватил ее за рукав и с тревогой спросил:
   - Как там Машка-то?
   Нелли выдернула руку.
   - Что, бизнесмен, испугался? - она без особой любви на меня взглянула, но все-таки смилостивилась. - В порядке твоя Машка. Отмокла, попарилась. Сейчас коньячка еще выпьет и совсем отойдет. И нога ее тоже ничего. Поболит и перестанет. Это я как бывшая гимнастка говорю.
   Мы в общем успокоились. Но, к нашему удивлению, самый длинный вздох облегчения испустил Ким. Мы вопросительно на него поглядели. А он нерадостно улыбнулся в ответ:
   - Вы-то все впопыхах позабыли, что я - доктор. А я - нет. Все это время сидел и дрожал про себя от страха, а вдруг у Маши что-нибудь серьезное, и мне придется оказывать помощь. Я ведь, хоть и хороший доктор, но дерматолог. Специалист по болезням кожи. Мне лечение травм только в страшном сне может присниться. Не помню я уже ничего из этой области.
   Мы снисходительно похлопали его по плечу. А вскоре пришли и наши женщины. Мы все, включая Гришку, расселись вокруг стола и выжидательно уставились на Машку. Мол, давай, рассказывай. Та молча сидела, непроизвольно ощупывая пальцами царапину на лице.
   - Дура я просто, - неожиданно решительно начала она. - Дура - она дура и есть. Уединения мне захотелась, покоя. Вот и решила прогуляться. А в лесу замечательно. Полумрак, тишина, пахнет хвоей. Благодать. Иду себе, наслаждаюсь природой, а в голове держу: гулять-гуляй, а далеко не уходи. Да не рассчитала видимо. Оглянулась вдруг, а избушки-то и не видно. Она, может, и близко, да за деревьями не разглядеть. И ваших голосов тоже не слышно. Перепугалась я, но решила, что по своим следам обратную дорогу найду. Они и впрямь отчетливо отпечатались на снегу. Двинулась я по ним к дому, вдруг гляжу, мне дорогу какая-та зверина загораживает. Села и смотрит. Я сначала подумала, что это та собака соседа Гришы, про которую он тогда говорил. Пригляделась, а это - волк. Здоровенный матерый волчище.
   - Может, собака все-таки? - с сомнением переспросил Ким. Мы же с Гришкой переглянулись, но предпочли промолчать. Взгляд только у дядьки был какой-то нехороший.
   - Да нет, - уверенно ответила Маша, - Волк это был. Они с собакой хоть и похожи, да не совсем. А этот сидит и на меня клыки скалит. Тут уж я испугалась по-настоящему. Начала назад пятиться, а он за мной. Но не нападает, а только тихо рычит. Ужас. И вроде как со мной в игру играет. Я в сторону, он - в сторону, я назад - он ко мне. В общем стал он гнать меня куда-то как пастух стадо. А я ни жива, ни мертва. Думаю, наверно, это не волк, а волчица и гонит она меня на съедение своим волчатам. Так я пятилась, пятилась и в какой-то овражек и свалилась. Лицо вон ободрала и ногу подвернула. Лежу, плачу, думаю, что все. Конец. И так мне жутко стало. Но, как ни странно, волк за мной спускаться не стал. А уже темно, холодно. Совсем отчаялась. Думаю, и так, и так - все равно конец. Или волк задерет, или замерзну насмерть. И так мне вдруг обидно стало. Нашла себе какую-то сухую палку покрепче и полезла с ней наверх. Была-не была, думаю. Если волк меня до этого не тронул, то, может, и сейчас обойдется. Но наверху никого не было. Зря я столько времени внизу проторчала. А вокруг уже темень, почти ничего не видно. И вдруг слышу "бабах", а потом еще раз. Поняла я, что это, наверно, вы меня ищите. И пошла осторожно на звук. А потом, через какое-то время и музыка послышалась. Ну, я и припустила. Слава богу, вас нашла. Хотя, по-трезвому размышлению, полагаю, что до моего овражка напрямую да при свете, наверно, всего-то минут пятнадцать ходьбы.
   - Ну, трезво размышлять тебе сейчас трудно, - не очень умно пошутил я, намекая на выпитый коньяк. - Но хорошо, что хорошо кончается.
   Машка никак не отреагировала на мои слова, а вместо этого вопросительно посмотрела на Духа.
   - Миша! Это та неприятность, которую предсказывали духи?
   Тот развел руками.
   - Я же признался, что вся моя история розыгрыш, - устало ответил он.
   Вечер в итоге пошел наперекосяк. Вначале все вроде бы как радовались и возбужденно галдели по поводу того, что машкино приключение благополучно закончилось. И дружно решили, что по этому поводу необходимо срочно выпить. Девчонки захлопотали и стали накрывать на стол, а мы наводить порядок в избе, впопыхах нарушенный в пылу срочных сборов на машкины поиски. Но застолье у нас не пошло. Настроение почему-то не соответствовало. Похоже, что у всех возникла одна и та же не оригинальная мысль, что жизнь в глуши вовсе не лишена недостатков. Вот так, запросто, человек вышел в лес и пропал. И чудо, что нашелся. Наконец, устав от попыток реанимации дышащего на ладан веселья, встала Таська и сказала:
   - Вы, ребята, как хотите, а я иду спать. Не в кайф мне сегодня что-то. - Она повернулась к Духу. - Миш! Ты идешь?
   Дух секунду поколебался и кивнул. А Таська добавила:
   - Нелька! Мы сегодня у своих хахалей ночуем, а эти, - она показала на меня и Машку, - пусть вдвоем останутся. Может, Зверек ее хоть ночью как надо посторожит. Глядишь, не укусит.
   Я криво улыбнулся в ответ и вопросительно посмотрел на Машу:
   - Машенция, а ну их всех. Пошли, я и вправду буду твоим сторожем.
   Машка благодарно улыбнулась и кивнула.
   Но перед тем, как пойти спать, я задержался поговорить с Гришкой.
   - Гриш! Что случилось? - с тревогой и не без гнева спросил я. - Почему волк преследовал Машу? Это ты его натравил?
   Гришка с удивлением посмотрел на меня.
   - Ты, что, совсем сбрендил? Чтобы я волка на девчонку натравил? - дядька взглянул на меня так зло и по-мужски, что я невольно сгруппировался, чтобы уйти в сторону, если он вздумает меня ударить. А драться он умел. И, пожалуй, мои шансы против него сохранить зубы были не велики.
   Но тот сдержался. Он тяжело выдохнул, как будто вместе с воздухом выдавливая и гнев, и положил руку мне на плечо.
   - Родька! Клянусь, чем хочешь. Это не я. Сам удивлен, что это на Сему вдруг нашло.
   И вдруг искра подозрения мелькнула в его глазах. Гришка просверлил меня тяжелым дедовским взглядом.
   - Кстати, племяш, у меня от волнения ведь из головы-то и вылетело, что ты не хуже меня с волками сумел бы договориться. А не ты ли сам девчонку попугать решил? И не жалко тебе было такую славную?
   От возмущения я даже не знал, что ответить. Думал, что теперь настала гришкина очередь начать группироваться. Я тоже умел драться, и он это прекрасно знал. Дядька с легкой насмешкой придержал мою уже бессознательно начавшую двигаться в размахе руку.
   - Ладно, ладно, - успокаивающе произнес он, - не кипятись. Наверно, ты не виноват, а зверюга, наверно, все-таки и есть зверюга, какой бы умной не казалась.
  
   Ночью я так и не спал. Машка, которая до этого при народе держалась довольно храбро, наедине со мной совершенно раскисла и, вцепившись в меня обеими руками, долго и горько плакала.
   - Родик! Милый Родик! - повторяла она беспрестанно. - Я так боялась, так боялась.
   И в ее голосе звучал древний атавистический ужас человека, оказавшегося в лесу наедине с диким и опасным зверем.
   Это происшествие плохо сказалось на нашем отдыхе. Ничего вроде не изменилось, тот же лес, изба, яркое морозное солнце, но народ откровенно начал скучать. Кто сел с книжкой, кто уставился в телевизор, кто просто маялся. Мы кое-как перекантовались пару дней, а потом заметили, что наше состояние начинает ухудшаться и дальше. Все стали раздражительными, и отчетливее всего это отразилось в отношениях пар. Ближние всегда страдают первыми. И, когда Ким ни с того, ни с сего раздраженно заорал по пустяку на Нельку, а та неожиданно для всех расплакалась, мы решили собрать совет. Слава богу, нам не потребовалось больших усилий, чтобы помирить Кима и Нелли. Тот и сам был не рад своей вспышке и чуть ли не на коленях ползал за ней. А та (все-таки я не зря думал, что она крыска) по-женски "ласково" вгоняла ему иголочки под ноготочки. Будешь знать, мол, на кого гавкать. Но основной темой саммита был вопрос "что делать". И мы единогласно решили тепло поблагодарить хозяина и вернуться в лоно цивилизации. Приближался новый год, и все хотели его провести дома.
   Так и закончился этот отпуск в российской глубинке, и, несмотря на некоторые издержки, все в итоге вспоминали о нем с удовольствием.
  
   В Москве я снова окунулся в обычную рутину работы и, возвращаясь домой, не без страха, так, чтобы она не заметила, оглядывал Машку. Виден животик или еще нет? Я по правде и не знал, когда он должен появиться. Говорят, что у некоторых беременных, это вообще внешне проявляется поздно. Внутрь что ли у них матка растет? К этому типу женщин, похоже, относилась и Машка. Уж как я ее нет буравил взглядом и в одежде, и, что намного интреснее, без нее, но ничего, кроме красивой женищины, не замечал. Она же грустила и скучала. У нее по ее актерским делам выпал период черной непрухи. Даже реклама и та не подворачивалась. Но однажды раздался звонок, и ей предложили приехать на встречу с режиссером. Тем самым, из сериала. Вернулась она совершенно счастливая.
   - Родик! Слышишь? - еще не войдя в квартиру, закричала она. - Меня взяли в сериал! На ту самую роль.
   Она абсолютно всполошенная влетела в комнату. Ее буквально распирало от нетерпения поделиться радостью. Не скрываю, я тоже был рад. Она же бросилась ко мне на шею и стала целовать так бурно, что в итоге мне даже пришлось отбиваться от такого избытка чувств.
   - Машенька! Ну, хватит уже, - взмолился я и мягко отстранил ее в сторону. - Я очень за тебя рад и считаю, что справедливость, наконец, восторжествовала.
   А имя у этой справдливости Олигарх, прозвучало в моей голове, а Машка продолжала щебетать:
   - Представляешь, мне это рассказал сам режиссер. Троекурова, как только ее взяли, тут же перестала вести как скромница и стала выдвигать разные условия, капризничать на съемках, как выразился Леонид Игнатьевич, потеряла чувство пропорций. И тогда он вспомнил обо мне. Он говорит, что и раньше колебался между мной и ней, но за ту похлопотали. - Машка многозначительно подняла палец вверх, а я продолжал внимательно и с интересом слушать.- Ну, а когда Троекурова совсем уж съехала с рельс, он позвонил мне. - Она сделала паузу и радостно заорала. -Я буду сниматься!
   И запрыгала по комнате.
   Я дал ей чуть успокоиться и на полном серьезе, не сомневаясь, что в итоге разговор закончится ссорой, проговорил:
   - Маш! Я не хочу быть неправильно понятым, но участие в фильме не может не накладывать на тебя определенные обязательства.
   Машка поглядела на меня, не совсем понимая.
   - Родик! Что ты имеешь в виду? Я же не маленький ребенок и не подведу Леонида Игнатьевича.
   Я нетерпеливо повел плечами.
   - И я тоже не дитя малое,- ответил уже с раздражением я. - А про свою беременность ты режиссеру сказала? Ты собираешься сниматься с животом? Может, еще все-таки не поздно подумать об аборте?
   Но машкина реакция была совсем не такой, как я предполагал. Она подошла ко мне сзади и ласково обняла. Я почувствовал ее мягкую грудь и легкий запах духов. Ее волосы приятно щекотали мою шею.
   - Глупенький, - прошептала она, - не волнуйся. Все улажено.
   Я непонимающе повернул голову. Что значит улажено и как? Она, что, все-таки собралась избавиться от ребенка? Хорошо, если еще не прошли все сроки. А то криминальный аборт обойдется намного дороже. Я стал судорожно прикидывать, к кому могу обратиться. А потом решил, что, наверно, можно дать "бабок" гинекологам, чтобы просто нашли причину для прерывния беременности по медицинским показанием. Из-за давления, например. Все это в миг прокрутилось у меня в голове, и я даже прослушал начало машкиных объяснений.
   - Родик! Ты не поверишь. Леонид Игнатьевич был со мной чрезвычайно любезен. Даже поцеловал руку. Его вообще в этот раз как будто подменили. Он совсем не походил на себя прежнего, хмурого и говорящего с людьми сквозь зубы человека.
   А он бы и каракатицу трахнул, если бы Олигарх велел, подумал я, хотя, может, и был к режиссеру несправедлив.
   - Я, конечно же, созналась ему, что в положении. - продолжала Машка, - Он, естественно, не пришел в восторг и, извинившись, поинтересовался, собираюсь ли я сохранить ребенка.
   Я застыл в ожидании.
- Я очень колебалась, давая ответ. - По Машке было видно, что она и сейчас переживает ту сцену. - Я понимала, что хотела слишком многого, И ребенка, и этот фильм. А он был бы моим очень неплохим шансом в карьере. И все-таки ответила, что от моей крохи отказаться не готова. Я совем раскисла там студии, сказав эти слова, и собиралась уже плакать, понимая, что сейчас мне скажут "до свидания". Но произошло нечто удивительное. Леонид Игнатьевич, видя мое состояние, вдруг протестующе замахал руками.
   - Что вы, деточка, - как наседка закудахтал он. Это он-то, лауреат каннского фестиваля. - Я, что, похож на зверя какого-нибудь и не желаю вашего счастья? Мне просто нужно планировать съемки. Что и когда снимать. Что же касается вашего состояния... Вы же читали сценарий? Фильм костюмный, действие происходит в восемнадцатом веке. А в платьях того времени "запорожец" можно спрятать, не то что беременный живот. Есть, правда, несколько откровенных сцен, но их можно или снять первыми, или вообще пригласить дублершу, хотя, по моему мнению, ни одна дублерша, с точки зрения фигуры, с вами не сравнится.
   И Машка гордо посмотрела на меня.
   Вот так, подумал я. Машка получит своего желанного ребенка и роль в кино, а я против воли стану отцом и потеряю Нинку.
  
   А отношения с той после того свидания были далеко не простыми. Я, как не старался, не мог забыть ту ночь. И до сих пор вспоминал ее нежные касания, податливое тело и легкий полустон-полувздох в конце. Но после этого Нина категорически отказывалась понимать мои намеки на возможное повторение. Мы вернулись к тому, с чего начали. Регулярно перезванивались, иногда встречались, мило болтали и расходились. А, прощаясь, она всегда легонько целовала меня и незаметно для охраны на мгновение сладко прижималась всем телом комне, как бы говоря, смотри, что ты можешь потерять.
   Но ребенку все-таки нужен отец. Так, по крайней мере, с непоколебимой женской уверенностью считала Нина. Истина прописная, хотя и небесспорная.
   А потом через несколько дней пришло это письмо.
   Тем вечером, вернувшись домой, я застал довольную Машку. Мое же настроение было не ахти. Нинка снова продинамила меня. Купила как последнего дурачка. Она вчера позвонила и позвала на сегодня к тете. Я, конечно же, раскатал губы и даже предупредил Машку, что, наверно, задержусь, а та была так закручена начавшимися съемками, что почти никак на мои слова не среагировала.
   - А, - сказала она, и все.
   Но Нинка, видимо, просто решила со мной поиграть. Слава богу, хоть не позвала опять Олигарха. Оказалось, что она пригласила меня на домашний вечер камерной музыки, которую я не понимаю и не люблю. Музыкантами были какие-то два карикатурных молодых хмыря с то ли скрипками, то ли альтами и просветленными лицами людей, только что получивших удар пыльным мешком по голове, и под стать им девица, правда, хорошенькая с флейтой. Естественно, были приглашены и слушатели из числа пациентов какого-то дурдома для интеллектуалов. В общем я удрал а кухню и нахально стал шарить в холодильнике в поисках настойки, рассчитывая, что пацаны когда-нибудь все-таки перепилят свой психотравмирующий инструмент, и я останусь с Ниной. Но не тут-то было. Когда, наконец, эта бодяга кончилась и присутствующие, усталые и довольные, перестали колебать испуганный воздух звуками музыки и своих дурацких восторженных комментариев, Нинка, не без злорадства извиняясь, шепнула мне на ухо, что флейтистка остается ночевать у нее. А у меня от скуки и злости уже не было настроения на куртуазное поведение, и я вызвался Нинке заодно на халяву трахнуть и музыкантшу. Комплиментов в ответ я не услышал и ушел домой.
   А дома меня ждала Машка, и издалека было видно, что у нее хорошее настроение, но меня это только раздражало.
   - Родька! Ты уже вернулся? - радостно воскликнула она. - Я ждала тебя позднее.
   Я брюзгливо буркнул что-то в ответ:
   - Повезло. Удалось прокрутить все быстрее, чем я предполагал. Хорошо, чтоТимур не успел на меня навесить еще какую-нибудь фигню.
   Машка обняла меня.
   - Бедненький. Какой ты злой и усталый. Пойдем, я тебя покормлю.
   Но я отказался, сославшись на то, что наелся сэндвичей на работе. В другой бы раз Машка, наверняка, задала бы мне вопрос, что это за такая поздняя работа, после которой мужик приходит сытый и с запахом перегара, но, видимо, эйфория последних дней отразилась на ее умственных способностях. Она вдруг убежала на кухню и вернулась с каким-то конвертом.
   - Посмотри! - с довольной улыбкой сказала она, - У меня появились почитатели.
   Я развернул письмо.
   - Дорогая, Мария Витальевна! - было отпечано на компьютере, - Я не имею честь быть с вами знаком и сильно колебался прежде, чем решился написать это письмо. Но, в конце концов, собрался духом и рискнул. Сам я совершенно обыкновенный маленький человечек, большую часть свободного времени проводящий за телевизором и компьютером. И, честно говоря, я часто скучаю. У меня, к сожалению, не так уж много друзей, способных разделить со мной досуг. Разве что моя кошка Долли. Но, благодаря вам, 11 ноября 2004 года в моей жизни произошел перелом. Я в этот день, как всегда, бездумно смотрел телевизор и вдруг увидел вас. Это была реклама соков "Вкус природы". Я, конечно, не дурак, и понимаю, что создание рекламных клипов относится к узко специализированным, скорее техническим видам киноискусства, и возможности актеров проявить в них свой творческий потенциал весьма ограничены. Но вы были блистательны. Я смотрел и удивлялся, как можно так обыграть несколько не таких уж умных фраз. Я не говорю уж о том, что вы просто удивительно красивая женщина.
   Следующие дни я просто не отходил от телевизора. Мне хотелось увидеть вас снова. Рекламу ведь все время повторяют. И я готовился к этой заочной встрече. Я приготовил видиеомагнитофон и, наконец, мне посчастливилось. Мне удалось записать этот ролик. И теперь по нескольку раз в день я его смотрю, но, благодаря вам, он не теряет для меня своей привлекательности.
   Извините, Мария Витальевна меня за мое нахальство и эти, может, чуть чересчур отровенные строки.
   Остаюсь вашим вечным поклонником. Эдуард.
   Подписи от руки на письме не было.
   Я повертел конверт в руке и посмотрел на имя адресанта. Хлопотов Эдуард Алексеевич.
   - Смотри, Маш, как он для тебя постарался, - я с иронией глянул на Машку. - Буковки на конверте одна к одной вывел.
   Машка засмеялась.
   - Видишь, Родион Николаевич, у меня теперь появился первый почитатель. Цени. Хотя, не буду врать, не могу избавиться от мысли, что это - твой сволочной розыгрыш. Грешно смеяться над бедной девушкой.
   Я, категорически отрицая свою причастность, покачал головой, а она продолжила:
   - Ладно, давай письмо обратно, я его сохраню.
   - А почитатель-то твой влюблен, - чуть ревниво заметил я Машке. - Кстати, откуда он знает этот адрес? Ты ведь у меня не прописана.
   Машка сделала удивленные глаза.
   - Ой, я ведь об этом и не подумала. А, правда, откуда?
   Я задумался.
   - Да просто это на самом деле, наверно. Ты ведь на студии свои координаты оставляла?
   Машка кивнула
   - А остальное - дело техники, - уверенно продолжил я, - Шоколадка или еще какой-нибудь мелкий презент в отделе кадров или учета, и твой адрес в кармане заинтересованного лица. Ты, между прочим, отвечать ему не собираешься?
   Машка посмотрела на меня как на идиота.
   - Что я совсем дура? - спросила она.
   Я всем своим видом постарался ей показать, что затрудняюсь с ответом, за что получил коленкой под зад.
   - Ладно-ладно. Не совсем. Наполовину, - извиняющимся тоном произнес я и получил еще раз.
   Машка снова взглянула на конверт.
   - Даже не верится. Письмо от первого поклонника моего актерского таланта.
   - Ага, - фыркнул я. - Как же. На ноги он твои таращился и на фигуру.
   Но шутить на эту тему дальше не стал, видя, что Машка начинает обижаться.
  
   Когда я вернулся домой на следующий день, Машка с несколько недоуменным видом сидела на диване и смотрела на красивый букет роз, стоявший в вазе на столике. Я и сам любил цветы и нередко дарил их Машке и другим женщинам, но эти были явно не от меня. Я вопросительно посмотрел на Машу.
   - Родь! Представляешь, - заговорила она, отвечая на мой немой вопрос, - я пришла минут за пятнадцать до тебя, только успела переодеться, и вдруг звонок в дверь. А там какой-то молодой парень с этим букетом. Спрашивает, такая-то, такая-то? Да, говорю. А он мне, значит, цветы вам, получите. И ушел. А в букете записка: "Прекрасной актрисе прекрасные цветы. Эдуард."
   Машка выглядела растерянной. Она явно не знала, как себя вести. Конечно же, она не страдала от недостатка поклонников ее женской красоты и умела с ними обращаться и держать на длинном поводке, но впервые ей пришлось столкнуться со знаками внимания, связанными с актерской работой. И, похоже, ее смущало вторжение к ней в личную жизнь незнакомого человека.
   - Маш! - успокаивающе произнес я, полагая, что понимаю, что творится у нее в голове. - Ведь это здорово. И цветы красивые. - Я улыбнулся и сел рядом с ней. - А ты как думала? - Я ободряюще похлопал ее по руке. - За популярность надо платить. А представляешь, что начнется, когда выйдет твой сериал? Боюсь, что мне вообще не найдется место среди твоих поклонников.
   Машка ласково прижала мою ладонь к своей щеке.
   - Дурачок! - сказала она. - Боишься потерять место? А место для Родиона Зверева в моем вагоне СВ давно забронировано. И, если пассажир опоздает, то оно так и останется пустым.
   Машка подошла к столику и внимательно со всех сторон рассмотрела букет.
   - Красивый, черт. И дорогущий, наверно, - сказала она и вытащила его из вазы. - Я знаю, что с ним делать.
   Машка решительно направилась к входной двери, видимо, собираясь выбросить цветы в мусоропровод.
   - Маш! Не глупи. Букет ни в чем не виноват, - крикнул я вдогонку. - И подарили его, может, от чистого сердца.
   Но Машка всегда была своенравной и, естественно, меня на послушалась.
   Ее не было относительно долго, дольше во всяком случае, чем требуется, чтобы выкинуть мусор. Я уже хотел пойти выяснять, что случилось, когда она, довольная, вернулась, и ее глаза хитро поблескивали.
   - Родик! Помнишь, ты мне рассказывал про соседку по площадке. Ну, ту учительницу на пенсии, которая чуть не умерла из-за одиночества и отсутствия денег от голода, а никто и не подозревал, что такое в наше время может случиться. Даже в газетах про этот случай писали. Так я отдала цветы ей. Пусть старушка порадуется. Ей сейчас многие всякое добро посылают. Она даже ничего и не заподозрила, когда я сказала, что из магазина, а цветы от ее бывших учеников. Даже наоборот, бабулька придирчиво рассмотрела подарок. Я бы сказала скрупулезно. Так, как многие люди на днях рождения зачастую оценивают стоимость сделанных подарков. Знаешь, по-моему, благотворительность на бывшую учительницу подействовала развращающе.
   Я равнодушно пожал плечами. На пенсионерку-соседку мне было глубоко наплевать. Хотя то, что букет не полетел в помойку, меня обрадовало. Цветы было жалко.
   Но, избавившись от роз, мы вообще выкинули эту историю из голову. Я вдруг решил, что давно не выходил с Машкой в свет и предложил ей завалиться в какой-нибудь ресторанчик. Та ужасно обрадовалась и начала собираться. В это время раздался телефонный звонок. Я поднял трубку. Со мной заговорил странноватый, немного механического оттенка, низкий мужской голос. Знаете, типа такого, какой бывает в фильмах-ужастиках про злых киборгов.
   - Добрый вечер! - вежливо сказал голос. - Могу я поговорить с Марией Витальевной?
   Машке на мой домашний телефон звонили очень редко. Как правило, или родители из Курска, или ее подружка, сожительница по квартире в Отрадном.
   - Простите, а кто ее спрашивает? - так же вежливо спросил я
   - Эдуард. - ответил голос.
   У меня дома телефон с автоответчиком, и, услышав имя, я, подчиняясь невольному импульсу, рефлекторно включил разговор на запись.
   - Извините, а вы по какому вопросу? - поинтересовался я.
   Машка только сейчас стала прислушиваться, поняв, что я веду какой-то странный разговор. Она вопросительно на меня поглядела, а я успокаивающе отмахнулся.
   - Я имею честь разговаривать с Родионом Николаевичем? - с почти незаметной насмешкой спросил голос.
   Я удивился. Для "совершенно обыкновенного маленького человечка", как он написал в письме, голос был чересчур хорошо информирован.
   - Да, - ответил я. - А мы разве с вами знакомы?
   - Сомневаюсь, - ответил голос. - если бы мы были знакомы, то вы бы вряд ли меня забыли.
   И в трубке раздался скрежещущий жутковатый смех. Я рассердился.
   - Послушайте, Эдуард, или как вас там, перестаньте меня интриговать и изображать из себя Фантомаса. Маши дома нет, - зло рявкнул я
   А в трубке снова зазвучал смех.
   - Грешно обманывать незнакомого человека, - сказал голос. - Но бог вам судья. Вы ведь и сами знаете, что врать можно только тогда, когда уверен, что не попадешься. Хотя это все пустяки. - Голос помолчал, - Если я правильно понял ваше, Родион Николаевич, нелюбезное отношение ко мне, то Мария Витальевна, Маша, как вам повезло ее называть, вероятно, не расположена со мной разговаривать. Так пусть это останется на ее совести. Просто передайте , что я лишь хотел узнать, понравились ли ей цветы.
   И положил трубку.
   - Это был он? - настороженно спросила Машка.
   - Кто он? - переспросил я, изображая невинность.
   - Не делай из меня дурру, - рассердилась Маша. - Ты ведь сам только что назвал его Эдуардом.
   Черт, а я и забыл, и поэтому перешел в нападение.
   - А, если ты и так знаешь, зачем спрашиваешь?
   Машкины глаза стали темнеть. Это был верный призак, надвигающейся бури.
   - Ты, что, действительно такой тупой и не понимаешь? - Машка в сердцах всплеснула руками. - Незнакомый человек присылает мне письмо, откуда-то узнав мой адрес, который нельзя просто так взять и выяснить в справочном бюро. Затем он шлет мне в подарок на этот адрес цветы и вскоре зачем-то звонит мне по телефону, который тоже, оказывается, ему известен. И говоришь с ним ты, а не я. Но, по-моему, в моем праве знать, о чем шел разговор. Да и вообще неужели так ведут себя все поклонники актрис? Родик, я начинаю бояться. Он какой-то чересчур настырный.
   Маша и в самом деле выглядела испуганной. У меня после этого разговора тоже остался неприятный осадок, но я попытался Машку успокоить.
   - Ладно. Не глупи и не придумывай. Он всего-то звонил, чтобы узнать понравились ли тебе цветы. Просто я посчитал, что тебе не следует с ним разговаривать. Тебе необходимо сохранять дистанцию. И вообще мы с тобой собрались в ресторан.
   Машка с сомнением на меня посмотрела. Мой ответ был явно недостаточно полон. Но, по-видимому, решила, что не стоит самой себя накручивать. И в несколько наигранном возбуждении начала переодеваться и краситься. И это завораживающее внимание таинство превращения еще мгновение назад усталой и напуганной женщины в королеву, повелевающую народами, отвлекло мое внимание от тревожных мыслей.
   Мы попали в какой-то ресторан в районе Кропоткинской. Я только молил бога, чтобы это была не японская кухня. Я, в приципе, ем все, лишь бы было вкусно. И японцы, наверно, не виноваты. Но в какой-то период времени в моду вошли суши, и я их переел. И возненавидел. В конце концов, сколько специй не добавляй и каким листом не обертывай, рыба с рисом останется рыбой с рисом. А остальная японская кухня пострадала от меня, так сказать, до кучи. Машка же, наоброт, любила всякую экзотику. Один раз даже накормила меня хумусом, и я чуть не уехал в ригу, но сдержался, чтобы не обидеть ее еврейскую половину. А тут она заказала себе что-то под названием Тандури Джингха, которое оказалось креветками, а я рискнул взять какое-то Чикен Тикка. В этом названии мне почудилось что-то индейское, напомнившее мне Кон Тики, но, надеялся, что это будет не жареный Хейердал в папирусе. А это оказался просто цыпленок. Я еще обозвал себя идиотом. Чикен - он chicken и есть. Мог бы и догадаться. Но, не буду врать и обижать хозяев ресторана, было вкусно. Домой мы вернулись вполне умиротворенные. Я ухитрился чем-то задурить Машке голову и занять ванную первым, но когда вышел, блаженно предвкушая, как плюхнусь в постель, то увидел поникшую Машу рядом с телефоном.
   - Что опять звонил этот зануда? - с гневом и тревогой спросил я.
   Машка отрицательно покачала головой.
   - Нет, - убитым голосом произнесла она. - Я просто хотела прослушать, кто нам звонил, и попала на запись твоего разговора. Боже мой, какой у него страшный голос.
   - Не чуди, Маш. - Я начал ее успокаивать. - Обыкновенный голос придурка, вообразившего себя большим умником. Не забывай, что на его письме есть обратный адрес. Так что, если он будет чересчур докучать, я просто пересчитаю ему ребра. Поверь, я многое в жизни умею. И это тоже.
   Но где-то в глубине сознания у меня сидела подлая мыслишка, что никакого Эдуарда по тому адресу не окажется. Слава богу, Машка до этого не додумалась, и слегка успокоилась, а я продолжать ее увещевать.
   - Маш! Ты действительно должна привыкать ко многим вещам. Почитание публики вообще и даже в патологической форме - это часть твоей профессии. Я думаю, нет ни одной звезды в шоубизнесе или других популярных фигур, которые хотя бы раз не столкнулись с подобным фанатом, считающим обожаемого кумира своей собственностью. Вспомни хотя бы "Мизери" Кинга.
   Моя речь, похоже, отвлекла и развлекла Машку, и она со странным любопытством меня разглядывала.
   - Удивительный ты, Родик, все-таки мужик. Тебя не поймешь.Ты все время разный. То ведешь себя как примитивная амеба, то вдруг начинаешь блистать эрудицией.
   Я засмеялся.
   - Упоминание Кинга, хотя он ужасно талантливый писатель, вряд ли можно считать признаком эрудиции. По-моему, нет в мире человека, который бы не читал его книг или не видел фильмов, по ним поставленных. Вот, если бы я ссылался, скажем, на Монтеня...
   Я запнулся. Дался мне этот чертов Монтень. Небось, Нинка точно сейчас обо мне вспоминает.
   А Машка, которая уже просто устала, сказала:
   - Ладно, великий психотерапевт, завязывай. Пойдем лучше спать.
   Мы долго вертелись не в силах уснуть, но не разговаривали. Может, каждый считал, что не стоит зря тревожить другого. Наконец, я стал погружаться в дрему, а Машка вдруг спросила:
   - А, может, духи и не врали?
   Я спросонья даже и не понял, о чем это она.
   - Каие духи, Маша? Спи давай.
   - Как какие? - раздался удивленный ответ. - Те, на спиритическом сеансе, что предрекали мне беду.
  
   А у меня на работе обстановка постепенно стала налаживаться. С "Сибирскими дорогами" я, наконец, расплевался, договор был подписан, а дальше от меня лично зависело очень мало. Единственным неприятным моментом был лишь звонок Виктора Юрьевича. Вот уж по кому я не соскучился, так это по нему. Да и вобще мне было неприятно, что он звонил мне на работу. А тот, как всегда, был невозмутим и ироничен.
   - Родион Николаевич! - змеиным голосом начал он. - Мне снова выпала честь разговаривать с вами. Вы не представляеете, насколько правление нашей фирмы благодарно вам за вашу помощь.
   Я состроил кислую мину.
   - Я рад, что вы это оценили.
   - Оценили, да еще как. - засмеялся юрисконсульт.- Родион Николаевич! Не только оценили, но и решили, что ваша компания, наоборот, вас недооценивает. С нашей точки зрения, времена таких, как ваш Тимур, прошли. Он уже совершенно потерял гибкость и нюх.
   И хотя Виктор Юрьевич говорил практически слово в слово то, что я сам думал о своем боссе, мне почему-то стало ужасно неуютно.
   - А вы, что, знакомы с Тимуром Арсеньевичем? - осторожно спросил я.
   Юрисконсульт хмыкнул. Похоже, он предвидел этот вопрос.
   - Да как вам сказать, Родион Николаевич, - протянул неопределенно он. - Лично я его раньше не знал, хотя и слышал о нем от моих друзей. А потом и вживую пришлось пообщаться.
   Я удивился. Мне ничего об этом не было известно.
   - Вы встречались с Тимуром? - растерянно спросил я.
   - Конечно же. - засмеялся Виктор Юрьевич. - Мы же не могли напрямую обратиться к Науму Яковлевичу, хотя именно его участие, благодаря вам, и сыграло решающую роль. Поэтому для начала мы пошли к действующему президенту фирмы, т. е. Тимуру. И у меня с ним была очень содержательная, но не продуктивная беседа. И тогда мы обратились к вам.
   - Как? Вы говорили с Тимуром до меня? - раздраженно спросил я.
   - Да, Родион Николаевич. А потом решили, что, может быть, вы окажете нам необходимую поддержку. И, к нашему удовольствию, так оно и произошло, - слегка скучающим тоном ответил юрисконсульт. - Более того, - продолжал он, - мы и в будущем надеемся плодотворно с вами сотрудничать. Вы ведь не откажетесь?
   Я буркнул что-то неопределенное, но Виктор Юрьевич принял мои слова за согласие.
   - Я так и думал, - с удовлетворением произнес он. - Очень-очень рад. И еще раз от лица фирмы благодарю за помощь.
   Черт возьми, они поговорили с Тимуром до меня. А тот-то прикидывался дурачком.
   Кстати, его отношение ко мне становилось все более и более прохладным. Внешне мы общались как прежде, но от Генриетты я узнал, что разработку новой сделки, сулящей исполнителю хорошие дивиденды, он отдал Михееву, своему второму заместителю, в перспективе моему конкуренту на пост Тимура. Он был нормальный парень и хороший исполнитель. Но вот руководить людьми не умел. А я да.
   Но я плюнул и решил не загружать свою голову этими мыслями. В какой-то степени я был рад передышке и даже обрадовался поручению, которое мне, по-видимому, в насмешку дал Тимур. Но заняться глупостями - это совсем не плохой способ отвлечься. А поручение заключалось в подготовке праздника. Фирме исполнялось десять лет. Конечно, организационные мероприятия можно было бы навесить на какую-нибудь секретаршу, например, ту же секретаршу Тимура. Она бы не рассыпалась, если б оторвала свой зад от стула. Или поручить каким-нибудь клеркам, мечтающим попасть в поле зрения начальства, однако ответственным сделали меня. А это называется колоть микроскопом орехи. Но меня эти хлопоты по организации украшения зала и составлению сметы и меню только развлекли. Праздник был назначен через десять дней. И говорили, что будет и сам Олигарх. В итоге я в этот день ничем серьезным не занимался, а так валял дурака. Заодно поболтал и с Нинкой. А когда попрощался и положил трубку, то подумал, что мое с ней общение напоминает свидание заключенного с женщиной с воли так, как его изображают в американских фильмах . Двое страстно друг на друга смотрят через стекло и переговариваются по телефону. И все. Вот и между мной и Нинкой возникло толстое пуленепробиваемое стекло. А про Машку я как-то в тот день и не вспоминал. Или, может, просто гнал от себя мысли о ней. Она напомнила о себе сама. Уже в конце рабочего дня она позвонила и убитым голосом попросила:
   - Приезжай скорей. Мне страшно.
   Я, естественно, прискакал, как только смог. Машка, похоже, совсем расклеилась. Видно было, что и плакала. Я спросил, что случилось. А она молча включила телефон на воспроизведение. Я услышал скрежещущий голос Эдуарда и испуганный Машки.
   - Добрый вечер!.. Мария Витальевна?
   - Да... А кто говорит?
   - О, Мария Витальевна, я, наконец, услышал ваш голос. И, знаете, он меня не разочаровал. Он очень подходит вашей очаровательной внешности. А то ведь иногда бывает, смотришь на женщину - глаз не оторвать, а заговорит - как жаба заквакала.
   - Извините. Кто это все-таки говорит? - у Машки в голосе появились испуганные нотки.
   - Как? Вы разве не догадались? - спросил Эдуард с издевкой. - Это же я. Ваш верный поклонник. Эдуард.
   В возникшей паузе послышался шорох прокручивающейся пленки, а затем
   снова возник скрипящий голос.
   - Или вы меня уже забыли? Разве не со мной вы не захотели вчера разговаривать, Машенция?
   Машенцией называл Машку только я. Я остановил запись. Машка с явным страхом смотрела на меня.
   - Видишь, он даже знает, как ты назывешь меня. Слушай дальше.
   И она снова включила запись.
   - Разве я что-то плохое вам сделал? Вы ведь даже не видели меня. С чего вы вдруг решили, что я хуже вашего Родика.
   Вот гад дает, подумал я.
   - А, может, Мария Витальевна нам стоит встретиться, чтобы обсудить наши взаимоотношения? Я тоже могу отвести вас в ресторан с экзотической кухней. Только, ради бога, не надевайте эту бежевую блузку. Вы должны одеваться в яркие цвета. Они сильнее подчеркивают вашу красоту. Кстати, о цветах. Я ведь эти розы долго выбирал и прислал вам, а не этой нудной старушке. Вы, Мария Витальевна, не поверите, а я на вас обиделся. И старушке пришлось преподать урок. Не надо на чужое зариться. Не читала она, видимо, Булгакова. Или пропустила страничку про Аннушку, укравшую золотую подковку. Так как, Марина Витальевна, пойдете со мной в ресторан?
   Снова противно зашуршала пленка. Наконец, послышался испуганный, но решительный машкин голос.
   - Слушай ты, дрочила прыщавая. С таким, как ты, я, как говорят, на одном поле и ср... не стану.
   В ответ раздался механический смех. По-моему, он действительно думал, что он Фантомас.
   - Марина Витальевна, из ваших сладких уст даже брань слышится как неземная музыка. Завидую Родику, который их целует. Но и это не навсегда. Всякое в жизни бывает.
   И разговор закончился. Машка снова расплакалась.
   - Родька! Он все про нас знает. Он все время вчера был где-то рядом. Родик! Я боюсь.
   И она, уткнувшись в мою грудь, залилась горючими слезами.
   Я, как мог, попытался ее успокоить.
   - Маш! Не преувеличивай. Мы с тобой не герои триллера. Скорее все объясняется просто.
Этот Эдуард, наверно, какой-то одинокий и замкнутый человек. Возможно, с физическим дефектом. И этим объясняется его странный голос. И он, на беду, увидел тебя по телевизору и влюбился, хотя и понимал, что никаких шансов добиться твоей взаимности у него нет. Но победить желание обладать тобой не смог. И начал использовать запрещенные приемы, вроде чисто киношного нагнетания напряженности и атмосферы страха, дающих ему иллюзию силы и даже всесильности. Я понимаю, что от этого тебе не легче. Но вопрос заключается в том, насколько его можно считать опасным. И поэтому я сейчас же поеду и проведаю его. - В моих словах, несмотря на их безобидность, прозвучала неприкрытая угроза. - И спрошу, как поживает. Не нужно ли помочь чем-то? Спинку потереть, к примеру, бейсбольной битой.
   Машкины глаза с надеждой посмотрели на меня. А я продолжал:
   - Вся его иформация о нас, по сути, доступна любому любопытному. Как он получил этот адрес, понятно. А дальше и усилий не требуется. Зная адрес, можно выяснить, кто по нему прописан. Вот и его информация обо мне. Что же касается цветов и ресторана, то это тоже загадка не из сложных. Как и любой сумасшедший поклонник, он, наверянка, пасется поблизости в надежде увидеть тебя, своего кумира. Вот и подглядел, как мы пошли в ресторан и проследил. А соседка, которая частенько сиднем сидит на лавочке перед домом и любит поболтать, могла и сама похвастаться вежливому и приветивому незнакомцу, какой ей перепал красивый букет. Вот и вся задачка. Так что, с моей точки зрения, для того, чтобы этот Эдуард поостыл, нужно просто провести воспитательную работу в виде душеспасительной беседы, сопровождаемой легким и ненавязчивым битьем по морде. Чем я собираюсь в ближайшее время заняться.
   Я начал собираться и попросил Машку принести конверт с адресом. Та колебалась. Похоже, что она поняла по моим глазам, что я не шучу, и не хотела возможных неприятностей.
   - Родь! А, может, вначале обратимся в милицию? Пусть они разбираются.
   Я всем своим видом выразил сомнение.
   - Ты это серьезно говоришь? - спросил я. - Да нас пошлют подальше. И даже не потому, что они такие плохие, а просто у них и так полно работы и реально покалеченные и убитые люди. А мы тут припремся с записью скрипучего голоса и абсолютно неконкретными угрозами. Наверняка, они просто перепихнут все на участкового и все. А тот, что, под моей дверью будет стоять?
   Я пожал плечами. Но Машка все равно не хотела, чтобы я уходил. Мне это казалось глупым, но она, похоже, за меня боялась.
   - Родь! Погоди, не торопись. Что-то мне неспокойно за твою соседку. Может, вначале пойдем проверим. Не зря же Эдуард про нее упомянул.
   Я недоверчиво скривил зубы.
   - Да на фига она ему. Упомянул, чтобы тебя попугать, показать, как много он про тебя знает.
   Но Машка настаивала.
   - Пойдем. Проверим. Ну чего тебе стоит?
   Я нехотя согласился, и мы позвонили ей в дверь. Никто нам не ответил. Я позвонил еще раз, но результат был тем же. Удивительного в этом ничего не было, она просто могла куда-нибудь выйти, но я, на всякий случай, надавил на ручку двери. И она открылась После той, попавшей в газеты истории, когда соседка несколько дней пролежала полумертвая в квартире, пока, наконец, не приехали врачи "скорой", и тем пришлось ломать дверь, она запиралась редко.
   Мы вошли.
   - Людмила Сергеевна! Вы дома? - прокричал я, но ответа не было. В квартире было темно и, пошарив в поисах выключателя рукой по стене, я зажег свет.
   Соседка, величественно выпрямившись, лежала посередине ковра. Ее правая рука, уложенная на живот, держала букет роз. Рот был ярко подкрашен помадой, прочертившей вверх по щекам дугообразные линии, создающие видимость клоунской улыбки. На голову было водружено что-то, изображавшее фату и сделанное из наволочки. За ухо, довершая ансамбль, была кокетливо засунута еще одна роза. Из ярко красного пятна на белой блузке торчал пробивший грудину большой кухонный нож. Машка взвизгнула и прижалась ко мне.
   - Пойдем отсюда скорей, только ничего не трогай, - сказал я, и мы, вернулвшись к себе, вызвали милицию.
  
   Вначале приехали одни, потом другие, этот, как их называют, "убойный" отдел. Машка была в полном ауте и толком ничего рассказать не могла. Практически все объяснения взял на себя я . Я любезно предложил ментам, пока они работают, воспользваться моей квартирой и сварил им кофе, хотя уже был достаточно раздражен их одинаковыми, повторяющими друг друга вопросами. Нет, они вовсе меня или Машку не подозревали, но такова, наверно, была особенность их работы, требующая повторно и упрямо пытаться выявить вольные или невольные несоответствия в показаниях. В конце концов с официальной частью они закончили и отстали от меня и Машки. Их главный, молодой мужчина, капитан милиции по имени Олег Андреевич Скворцов расселся на моем диване и, тайком скучая, отхлебывал кофе, параллельно раздавая ожидаемые и знакомые по детективам указания по поводу отпечатков пальцев и пр. Я терпеливо ждал, когда в этой видимости бурной деятельности наступит пауза, и я смогу что-то добавить от себя. Наконец, чашка капитана опустела, и он совершенно искренне поблагодарил. На секунду он стал обычным человеком с вполне добродушной внешностью, а не лицом при исполнении. Я даже подумал, что моя мысленная ирония в отношении действий ментов не уместна. Просто пришли усталые, задрюченные работой люди, которые без лишнего шума и по правилам, которым их учили, занялись своей рутинной работой, т. е. поисками преступника. А начали, как всегда, с нуля. С ничего.
   - Олег Андреевич! - обратился к капитану я.
   Тот вопросительно на меня посмотрел.
   - Олег Андреевич! - снова повторил я. - Вы не будете возражать, если я расскажу то, что я думаю по поводу этого убийства?
   Тот не без удивления поглядел на меня.
   - Вы что-то знаете? А я думал, что вы - просто сосед, не склонный вникать в частную жизнь других людей. Вы же сами показали, что никого постороннего или подозрительного не видели, шума не слышали, с соседкой отношения не поддерживали.
   - Олег Андреевич! - ненавязчиво продолжал я. - Вы приехали чуть позже других, когда меня уже заканчивали опрашивать. И выяснили в принципе все, кроме одного. А зачем мы с Машей, собственно говоря, пошли к соседке? Я попытался объяснить, но мне предложили подождать и рассказать непосредственно вам.
   В глазах капитана появилась толика интереса.
   - Вы хотите сознаться в убийстве? - не без иронии поинтересовался он.
   Тоже мне юморист, подумал я.
   - А вы меня подозреваете? - Я перебросил мяч обратно на его площадку.
   Тот протестующе поднял руки.
   - Да нет, Родион Николаевич, пока не подозреваю. Но буду рад услышать вашу историю.
   И я ему все про Эдуарда рассказал. И про письмо, и про звонки, и про то, как мы пошли с Машкой к соседке, проверить в порядке ли она.
   Капитан внимательно прочитал письмо, осмотрел конверт, прослушал записи телефонных разговоров, а потом запротоколировал мои показания и забрал все это добро в качестве вещдоков.
   Было уже далеко заполночь, когда он с своей командой оставил место происшествия и зашел попрощаться ко мне в квартиру. А я не удержался и спросил его:
   - И что же вы будете сейчас делать?
   Тот на секунду задумался, что лучше, отбрехаться или ответить правду, но в итоге, видимо, не соврал:
   - Поеду на улицу Шаповалова, 23, знакомиться с вашим Эдуардом Анатольевичем. Презанятная он, наверно, личность
   Скворцов с интересом на меня взглянул.
   - А вы-то сами, Родион Николаевич, уверены, что это он?
   Я усмехнулся. Да вроде бы и думать больше не на кого. Он же так картинно и с вызовом уложил бедкую бабку. Но капитану ответил совсем другое.
   - Знаете, Олег Андреевич, - сказал я, - если честно, то окончательно поверю, если по этому адресу никакого Хлопотова не окажется.
   На улице Шаповалова, 23, располагался не жилой дом, а кафе-стекляшка.
  
   На следующий день Скворцов позвонил мне. Он сказал, что окончательно решено, что этим убийством придется заниматься ему. По его голосу я понял, что особого восторга это у него не вызывало. Если бы речь шла просто о смерти никому ненужной одинокой старухи, другими словами, деле, так и напрашивающемся лечь под сукно, то это было бы одно, но данная ситуация, когда у сыщика МУРа бельмом в глазу торчали мои показания, превращала это убийство в нечто неординарное. Более того, найти преступника требовалось как можно скорее, потому что существовала реальная угроза жизни актрисы Марии Пономаренко, даже несмотря на то, что эта угроза никак не прозвучала словесно в разговорах Эдуарда. Он уже зарезал из-за пустяка незнакомую старуху и вряд ли остановился бы перед убийством другой женщины. Скворцов сообщил мне, что мой телефон будет прослушиваться, а разговоры записываться. На это мне было наплевать. Максимум, что они услышат и не предназначено для чужих ушей, это мой заковыристый мат, которым я пользуюсь для доходчивости объяснений в общении с некоторыми людьми. Более важным и своевременным было то, что он обещал выделить людей для охраны Маши. Вместе с тем он заметил, что, хотя его группа и связывает убийство соседки с Эдуардом, или как они прозвали его от фамилии Хлопотуном, они продолжали разрабатывать и другие версии. В эти другие версии трудно было поверить, но и я, и Машка были бы счастливы, если бы нашелся какой-нибудь еще не интересующийся Машей ненормальный, угробивший старуху.
  
   Машка вовсе не была трусихой. Но трудно жить, зная, что за тобой следит кто-то психически неуравновешенный и способный на убийство. Поэтому в день после преступления, я пытался уговорить ее не ездить на съемки и отсидеться, запершись на все замки дома. Но она не согласилась. Сказала, что среди людей она будет чувствовать себя спокойнее, чем одна в пустой квартире. Мне ничего не оставалось делать, как смириться и проводить ее до ворот студии. От меня же самого на работе и вообще было мало проку. Я все время вспоминал лежащее на полу тело с ножом в груди. Неужели и Машку ждет подобная участь, с ужасом спрашивал я себя. Чтобы отвлечься, я позвонил Нине. Она явно рада была моему звонку.
   - Привет, Нинок! - относительно бодрым голосом начал я. - Я по тебе соскучился. Ты мне уже целых два дня не звонила, и я не говорю уж про то, сколько времени мы не виделись.
   - А ты, милый, сосчитал? - кокетливо и довольно спросила она. Но я не смог поддержать игривый тон разговора. И рассказал ей про Хлопотуна.
   - Какой ужас. Бедная Мария, - с искренним сочувствием воскликнула Нина. - Я надеюсь этого психа скоро поймают.
   Я не разделял ее оптимизм. Хлопотун производил впечатление неглупого и хитрого человека. Он оказался достаточно сообразителен, чтобы дать неверный адрес, у него хватило художественного воображения, чтобы в духе триллера оформить место преступления, он говорил как образованный человек. А на что могла надеяться милиция? На отпечатки пальцев, которые он запросто мог стереть, или на показания случайного свидетеля? Единственное, что реально пока могло помочь его идентифицировать - это его странный голос. Но в городе живут миллионы людей, и всех их не прослушаешь.
   Эти мысли отвлекли меня, и я пропустил часть того, что мне говорила Нина. Но конец фразы все-таки поймал:
   - Теперь ты должен проводить с ней больше времени. Так ей будет спокойнее.
   - Не надо мне объяснять очевидные вещи, - чуть сердито ответил я. Мне не нравилось то, что Нинка меня поучает, и, кроме того, я вообще не любил, когда меня вынуждают к каким-либо пусть даже абсолютно правильным действиям. Мне не нужны подсказчики.
   - Это понятно и так, - повторил я. - Но я не нянька и не могу находиться при ней все время. - Нинка этого не видела, но я от раздражения сломал карандаш. - Кроме того, следователь обещал приставить к ней охрану.
   Нина на какое-то время замолчала, видимо, размышляла.
   - Родик! Мне ужасно грустно это говорить, но мы вряд ли сможем с тобой продолжать встречаться.
   Я опешил.
   - Но почему?
   - Потому что ты больше нужен Марии. Хочешь, я поговорю с охраной отца? У них достаточно людей в фирме, чтобы позаботиться и о безопасности твоей девушки. У тебя ведь есть деньги им заплатить?- печально проговорила Нина. - А, кстати, как она себя вообще чувствует?
   Я не понял вопрос.
   - Как, как? Да обычно. Только напугана. А частную охрану, если нужно, я и сам найду.
   - Ты не совсем меня понял,- осторожно сказала Нина. - Я имела в виду не ее реакцию на угрозы, а общее состояние. Она ведь беременна. Между прочим, какой у нее уже срок?
   Я, не подумав, ответил:
   - Говорит, 14-15 недель.
   - Значит, аборт она делать не стала, - упавшим голосом сказала Нина.
   Я про себя чертыхнулся. Я не забыл тех давних нинкиных слов о том, что ребенку нужен отец, а, значит, что нам придется расстаться. И темы машкиной беременности при встрече с Ниной старался не касаться, хотя и не собирался уходить от ответа на прямые вопросы, если бы они были заданы. Она и не спрашивала. Но теперь я просто не знал, что делать. Ведь от Нинки отказываться я не собирался. Господи, ну почему эти две женщины и я не родились в Саудовской Аравии? Как просто было бы тогда решить проблему, женившись на обеих.
   - Нина! Ты можешь расценивать эти слова как объяснение в любви, но я всей душой против того, чтобы расстаться с тобой, - с волнением в голосе проговорил я. - Ты для меня слишком много значишь. Так много, что я готов только из уважения к твоим принципам прекратить с тобой отношения. В конце концов, ты всегда сумеешь найти мужчину и получше меня. - Я надеялся, что в моем голосе не прозвучало лицемерие. - Но знай, мне будет очень нелегко пережить разрыв.
   Нина молчала, а мой напряженный слух уловил взволнованное дыхание на том конце провода.
   - Ты знаешь, - с горечью продолжил я, - но мне, может и ошибочно, показалось, что я тебе не совсем безразличен, как не безразлична мне и ты. Но я не могу не дорожить и Машей. И мы, все трое, оказались заложниками банального до глупости треугольника, в котором я играю традиционную роль мужщины, поставленного перед необходимостью выбора между двумя чудесными женщинами. А я всей душой этого не хочу. Я все время сижу и думаю о том, что, если разобраться, то я, как и остальные мужчины в подобных ситуациях, изначально поставлен в безнадежно проигрышную позицию. Каким бы ни был выбор, кто-то все равно будет страдать. - Я сделал паузу. - И хотел бы я видеть того, кто скажет, что знает как правильно поступают в таких случаях. Маша беременна и хочет ребенка, а из этого логически вытекает, что я должен остаться с ней. Если я ее брошу, то пострадает и она, и ее дитя. Ты благородно готова пожертвовать своими интересами и уступить меня (только вдумайся , как это звучит), но тогда пострадаешь ты. Я же окажусь в минусе при любом раскладе. Останусь с Машей - потеряю тебя, уйду к тебе - потеряю Машу. Но при этом никого не интересует, а что по этому поводу думаю я. Мужчина - это ведь не только приспособление для делания детей и добывания денег. И, наверно, у него тоже есть какие-то права. И я хочу воспользоваться элементарным правом знать, что же мне все-таки делать. Что должен делать мужчина, если он любит двух женщин? Кому из них следует отдать предпочтение, и какими принципами руководствоваться? Выбирать ту, которую знаешь лучше, потому что уже к ней притерся, или ту, которую знаешь хуже, но в жизни с ней больше новизны и непредсказуемости? Кто, к чертовой матери, установил это правило "один мужчина - одна женщина"?
   Нинка пыталась что-то ответить, но я ее перебил.
   - Нина! Не говори ничего. На мои вопросы ответа нет. Но знай, что, жертвуя своими интересами ради Маши, ты одновременно приносишь в жертву и меня. Только это не словесный оборот, я и в самом деле чувствую себя жертвой. Неужели ты думаешь, что я сделан из металла? И поддержка нужна только Маше? Или тебе? Ты даже не представляешь, какое ощущение полной беспомощности охватило меня, когда ты сказала, что собираешься со мной порвать.
   - Ты думаешь, мы можем быть, как это говорится, друзьями? - совершенно серьезно спросила Нина.
   Я тяжело вздохнул в трубку.
   - Лучше так, чем никак. Никогда бы сам себе не поверил, но я готов, что бы не расставаться с тобой, даже на дружбу.
   - Глупо,- обреченно произнесла Нина. - Это разновидность мазохизма. По мне - рвать, так окончательно, но, если тебе легче сохранить эфемерную дружбу, пусть будет так. Но как ты себе это, кстати, представляешь, милый друг? - с иронией продолжила она. - Ты будешь приглашать меня в гости, а Мария с гордостью показывать мне вашего малыша, а я умильно сюсюкать? А потом где-нибудь в уголке брать меня за руку и смотреть страстным, но безнадежным взглядом? Я вообще-то не очень приспособлена для таких отношений. Я, как и любая женщина, хочу, чтоб у меня был мой, а не чужой мужчина и моя, а не чужая семья.
   Я поморщился, Нинка была права, но в то же время по-звериному чувствовал, что мне категорически необходимо сохранить с ней связь, какой бы она не была. Иначе я запросто мог бы выпасть из обоймы. Она ведь вольная птица. Поговорит с папой, и отправит он ее на какие-нибудь Багамы развлекаться, а где там Родик, и кто он вообще такой, поди потом узнай. Но пока мне нужно было как-то с положительным балансом закруглить этот разговор.
   - Нина! - невеселым тоном сказал я. - Ты можешь иронизировать сколько угодно, но, поверь, мне бы и в голову не пришло делать из тебя друга семьи. Не настолько я идиот. Да и не тот я человек, который в уголке будет держать, как школьник, женщину за руку. - Я не смог справиться с собой и добавил: - И, если уж так приспичило, то я взял бы тебя за другое место.
   - Ни минуты не сомневаюсь, - фыркнула Нина.
   - Вот и хорошо, - согласился я. - Но тогда ты поймешь, что, по сути, я лишь пытаюсь сохранить status quo. Между нами и так ведь нет никакого романа. Мы и на самом деле с тобой только друзья, - я подчеркнуто выделил последнее слово, - хотя я не забыл и не забуду ту единственную, принадлежавшую только нам ночь. - Я невольно вспомнил ее полувздох-полустон. - В остальном же наши взаимоотношения абсолютно нейтральны и, говоря казенным языком, не выходят за рамки принятых норм морали. Я даже не удивлюсь, если некоторые думают, что твой папа просто поручил мне за тобой приглядывать, чтобы ты не совершила какую-нибудь глупость.
   - Так это мой отец попросил тебя заниматься мной? И для страховки, на всякий случай, сообщил мне, что у тебя беременная подруга? - в гневе закричала Нина, совершенно неожиданным образом отреагировав на мои слова.
   Ничего подобного, конечно, и впомине не было. Сама мысль, что я оказываю услугу Науму Яковлевичу, а не покорен прелестями Нины, возникла экспромтом, но, видимо, была перспективной. Нинка теперь только из одного уязвленного женского самолюбия может захотеть доказать себе и папаше, что я расстарался ради нее самой, а не выполняя приказ всемогущего олигарха. Хотя я мог и фатально ошибиться. А она послать меня далеко, а точнее в отверстие для выведения шлаков из организма.
   Но в ответ на ее возмущенный возглас я, естественно, шумно запротестовал.
   - Нина, ты говоришь совершеннейшую чушь. И твой папа абслолютно ни при чем. Я встречался и собираюсь встречаться с тобой, потому что я тебя люблю. - Черт возьми, я даже втиснул в эту тираду объяснение в любви. - А хочет ли этого твоей отец, или нет, меня ни капельки не волнует. И я лишь хотел подчеркнуть, что в наших отношениях и так все выглядит тип-топ. Поэтому несправедливо и жестоко от этого отказываться. И я объясню почему. Ты можешь назвать этот довод рассудочным, но это не значит, что он плох. Мне в жизни катастрофически тебя не хватает, и не скрою, что хотел бы большего, чем мимолетные встречи. Но это то, что есть. И мне остается только надеяться, что мое общество тебе не в тягость. Но посмотри на это с другой стороны. Природа милосердна, и она со временем сглаживает углы и в том числе остроту человеческих чувств. И, что будет дальше, нам знать не дано. Ты со временем можешь понять, что я совсем не тот человек, который тебе нужен. Маша может решить, что прожитые со мной годы, были ошибкой. Нечто подобное может произойти и со мной в отношении любой из вас. Только наивные идиоты клянуться вечностью. Так зачем же сейчас заставлять друг друга страдать именно тогда, когда нам друг друга так не хватает? В конце концов секс не главное.
   - Балабон, - безнадежно вздохнув, сказала Нина и положила трубку. Но ее голос не был сердитым. Я с облегчением вздохнул. На этом фронте я не продвинулся, но не и отступил.
   А потом позвонила Машка. Ее звонок мне на работу был редкостью, хотя в этот раз она просто меня опередила. Я и сам собирался звонить, чтобы узнать, все ли в порядке. Кстати, она тоже ужасно не любила, когда я начинал ей докучать во время съемок. В общем не многим отличалась от меня. На студии, слава богу, все было, как говорят медики, в пределах нормы. Режиссер был доволен отснятым материалом и прочая, и прочая. Я обычно пропускаю всю эту лирику мимо ушей, но в этот раз не без удивления заметил, что мне приятно слышать, что ее хвалят. Странным же мне показалось то, что эта машкина жутковатая история про поклонника-маньяка и убийство соседки никого из киношного люда особенно не взволновала. Все, естественно, обратили внимания, что она явилась какая-то не такая. Ее товарки-актриски не преминули ненавязчиво намекнуть, что она выглядит хуже, чем обычно. Оно было и немудрено, после того, что девчонка натерпелась. Но сама ситуация почти не возбудила эмоций, кроме вежливых замечаний, типа "да что ты говоришь". Видимо, так устроен мир. Каждый занят собой, и, если беда не твоя, то поблагодари господа и плыви дальше. Достаточно поболтав, я пообещал Машке заехать за ней, и мы распрощались.
  
   В итоге в этот день мы вернулись домой довольно рано. И, если б не постоянное ожидание очередного звонка Хлопотуна, все текло бы как обычно скучно. Машка была усталой и раздраженной ,и я старался не привлекать ее внимания. Но просто сидеть и лупить глаза в телевизор мне вскоре стало тоскливо. Я полез за коньяком и предложил Машке. Она отказалась. Решив рожать, она практически перестала употреблять алкоголь. Так рюмочку за компанию. Но сегодня я, по-видимому, такой компанией не был. И даже обиделся. И полез в "интернет". Но никаких убедительных доказательств, что изредка выпитая рюмка спиртного наносит вред плоду не нашел. Попадались только антиалкогольные "агитки" на уровне политпросвета. Я уже собрался поделиться этими сведениями с Машей, когда необычно пронзительно и требовательно зазвонил телефон. Мы вздрогнули. Машка испуганно присела на диван и стала нервно мять ни в чем неповинную подушку. Я взял трубку. Но это, оказывается, был Скворцов. Он зачем-то попросил разрешение приехать.
   Скворцов был не один. Вместе с ним ко мне пришли еще два господина моего возраста, но не моего телосложения. Один просто был толст, и от него чуть слышно несло кисловатым запахом страдающего излишним потоотделением человека. А второй, очень симпатичный с виду парень, был как-то странно непропорционален. В его фигуре было что-то обезьянье. Может, диспропорционально длинные руки и коротковатые ноги. Но, повторяю, они оба произоводили вполне приятное впечатление.
   Скворцов поздоровался и представил гостей.
   - Мария Витальевна! - немного игриво начал он. - Я к вам привел двух приятных во всех отношениях мужчин, которые будут по очереди охранять вашу особу и в меньшей степени Родиона Николаевича от любого вторжения в вашу личную жизнь. Посмотрите, и запомните их хорошенько, я не хочу, чтобы, случайно заметив Пашу, - он кивнул на толстяка, - или Марата, - Скворцов указал на второго мента, - идущих за вами, вы впали в панику.
   Я был рад опертивности Олега Андреевича, но кое-что в его словах меня удивило.
   - А меня зачем охранять? - с удивлением спросил я.
   - Охранять - это громко сказано,- почему-то недовольно ответил майор. - Но, если принять за основу версию о маньяке, то, естественно, что охранять надо вас обоих. Нанести удар вам это все равно, что нанести его Марии Витальевне. И, с моей точки зрения, вы вполне реальная мишень.
   Час от часу не легче, подумал я, а Скворцов продолжал, и я понял причину его недовольства:
   - Но, если под угрозой нападения находятся два человека, то только два охранника это катастрофичеки мало. Даже для хорошей охраны одной только Марии, извините, что назвал не по отчеству.
   Машка безразлично кивнула. В это время снова зазвонил телефон. Я взял трубку и нажал на запись.
   - Алло! - послышался знакомый скрипучий голос. - Родион Николаевич! Вам не надоело пыхтеть в трубку? Вы так и будете играть роль секретаря Марии Витальевны? Мне ваш голос уже начинает надоедать.
   Я состроил рожу и знаками стал объяснять Скворцову, что на телефоне Хлопотун. Тот понимающе кивнул, и стал куда-то звонить по "мобильнику", видимо, отдавал указание постараться определить местонахождения говорившего.
   - Что вы хотите? - не слишком оригинально спросил я.
   - Что я хочу? - в трубке раздался смех. - Ларису Ивановну хочу. То есть Марию Витальевну. Всю целиком и без остатка. А вас - нет. Вы мне не нравитесь. И знаете, Родик, я ведь вчера стал другим человеком.
   - Что вы имеете в виду? - вежливо спросил я, не ожидая от ответа ничего хорошего. Я насмотрелся достаточно фильмов и знал, что у милиции есть способы выяснения, откуда ведется телефонный разговор, поэтому, как мог, старался затянуть беседу
   - Я вчера родился заново, - продолжал голос. - До этого дня я думал, что поклоняются только прекрасным женщинам, таким как Мария Витальевна, но вчера понял, что единственным никогда не предающим и не изменяющим своему почитателю предметом поклонения является Смерть. Вы не представляете, как прекрасна стала эта убогая старуха в своей смерти. Как чудно и трогательно она всхлипнула, когда я вонзил в нее нож. А что стоят эти драгоценные рубины, капли ее крови, забрызгавшеи мою одежду. Радуйтесь, Родион Николаевич, меня больше не интересует Мария Витальевна. Она всего лишь красивая кукла, как и все.
   - Так вы больше не будете преследовать Машу? - с надеждой спросил я.
   В трубке снова раздался смех.
   - Дорогой мой Родион Николаевич! Ну конечно же нет. Да я ее и не преследовал. Я лишь пытался заинтриговать ее, обратить на себя внимание. Но она, увы, не правильно меня поняла. Как и вы. Видите, я расчувствовался и заговорил в рифму... Нет, я не собираюсь ее преследовать. Успокойтесь.
   Я с облегчением вздохнул.
   - Так вы не будете больше сюда звонить?
   - Звонить? Вам? Опять? Зачем? - спокойно ответил олос. - У меня теперь новое божество, которому нет равных. Это - Смерть. Ей я буду теперь поклоняться и оказывать знаки внимания.
   Я насторожился.
   - Знаки внимания смерти? - удивленно спросил я.
   - Конечно, голубчик, - терпеливо ответил голос, - Вы же дарите любимой женщине подарки, так чем же я отличаюсь от вас? А моя желанная - женщина капризная и любит, когда ее балуют.
   Он, что, и на самом деле совершенно тронутый, подумал я, но сам чуть успокаивающе сказал:
   - Хорошо, Эдуард Анатольевич, ведь вас так, кажется, зовут. Я рад, что вы нашли себе предмет поклонения и, надеюсь, найдете ему подходящий подарок.
   - А что его искать? - удивился голос. - Он давно уже найден.
   - И что же это? - не без интереса спросил я.
   Снова раздался смех.
   - Вы излишне любопытны, Родион Николаевич. Но я скажу. Только вот не уверен, можно ли назвать это "что". Это скорее "кто", а не "что". Жизнь Марии Витальевны. Если уж старуха была так прекрасна в смерти, то какого же величия достигнет, умерев, начинающая актриса. Это будет ее лучшая роль.
   Голос исчез, в трубке назойливо зазвучали короткие гудки прерванного разговора, а я стоял, совершенно опешив.
   Машка испуганно на меня посмотрела, видимо, эмоции невольно отразились на моем лице.
   - Что он сказал? Говори сейчас же, - с настойчивостью отчаяния обратилась она ко мне.
   Я с сомнением взглянул на Скворцова, вряд ли Маше стоило слышать этот разговор. Тот вроде вначале заколебался, но потом решительно сказал:
   - Я считаю, что как заинтересованное лицо Мария Витальевна имеет право знать содержание разговора и получить представление о серьезности угрозы. Извините, за то, что сейчас будет сказано, Маша, но, чем сильнее вы будете напуганны, тем больше вероятность, что вы серьезно отнесетесь к своему положению и не будете видеть в ваших охранниках, скажем, партнеров по игре в "кошки-мышки". А такие случаи бывали и заканчивались иногда очень плохо. - Он повернулся ко мне. - А вы, Родион Николаевич, Родион, включите, пожалуйста, запись.
   Я заметил, что он начал называть нас по именам, и мне это понравилось. Странным образом такое дружески-домашнее обращение вселяло большую уверенность в поимке маньяка, чем подчеркнуто официальное по имени-отчеству. Я начал на кнопку воспроизведения. Все внимательно вслушивались в скрежещущий голос неизвестного. Услышав его последнюю фразу, Машка в ужасе прикрыла рот рукой.
   - Абсолютно больной, потерявший представление о реальности, самовлюбленный псих, - серьезно констатировал Скворцов.
   - И любитель театральных эффектов, - поддержал его толстяк Паша.
   Я принес коньяк, но менты пить отказались. Скворцов сказал, что с удовольствием составит нам компанию, когда поймают Хлопотуна. Пожав плечами, я налил себе и вопросительно посмотрел на Машу. Беременная - не беременная, а чуть расслабиться ей явно было необходимо. И она, поколебавшись, согласилась.
   Я отвлекся пока занимался выпивкой и начала разговора между ментами не слышал. Выяснилось, что они обсуждают, кому сегодня заступать на вахту по машкиной охране первому. Марат вызвался добровольцем.
   - Пусть Пашка к жене идет, - сказал он. - А я парень холостой, меня дома никто не ждет, и даже, если паду стрелой пронзенный, никто обо мне не заплачет. - И мент состроил жалостливую физиономию.
   - Дурацкие и неуместные шутки, - отчитал его Скворцов. - И зря ты вообще хорохоришься. Нельзя недооцениваешь Хлопотуна. Судя по тому, как он говорит, это грамотный и разбирающийся в психологии людей человек. И решительный. Если убийство пожилой женщины - первое в его жизни, то с профессиональной точки зрения ему можно поаплодировать. Чтобы так, не пройдя специальной подготовки, нанести единственный, но смертельный удар, распоровший сердце, требуется недюжинная сила воли и много везения.
   Марат несколько сник.
   - Да это я так, - извиняющимся тоном сказал он. - Просто хотел немножко поднять настроение. А получилось неудачно.
   Я попытался переключить разговор на более актуальную тему, розыск Хлопотуна, и задал майору соответствующий вопрос.
   - Да нет,- ответил Скворцов. - Пока ничего конкретного у нас на Хлопотуна нет. Как вы знаете, адрес на конверте был ложный, а предварительная экспертиза вещественных доказательств показала, что орудие убийства, тщательно вытерто. Мы, когда вы с Машей были на работе, пвторно осмотрели квартиру потерпевшей и снова искали отпечатки пальцев. А от них, хотя их много и принадлежат они разным людям, пока нет реального подозреваемого, проку ноль, разве что кто-то уже проходил по нашей базе данных. Отпечатки пальцев - это вообще- то средство доказательства вины, а не поиска виновного.
   Я разочарованно скривился.
   - На отпечатки, если их нет на ноже, особенно не надейтесь.
   Скворцов с интересом взглянул на меня.
   - А почему? Вдруг преступник уже ранее судим и все-таки наследил?
   Я снова пожал плечаи.
   - Да я буду только рад, если вы окажетесь правы. Только проблема, по- моему, не столько в том, найдете ли вы отпечатки, а, наоборот, в том, что, как вы уже отметили, их будет слишком много.
   - Не понимаю вас, Родион. Объяснитесь, - попросил Скворцов.
   - Все очень просто,- ответил я. - Покойная соседка не так давно по воле случая стала героем газетной истории о бедной несчастной песионерке, которая чуть не умерла в одиночестве о голода, заболев и потеряв способность передвигаться. А в тот период и вообще много писали о проблемах пенсионеров. И ее случай попал, что говорится, в струю. Старуха, слава богу, благополучно поправилась, но зато теперь у нее появилась куча добровольных помощников. И к ней зачастили и неизвестные взрослые люди и школьники. Носили еду, убирали в квартире. Так что,чего-чего , а отпечатков пальцев у вас должно быть более чем достаточно.
   - Да, - протянул майор, - Это, конечно, прибавит работы.
   - А разве его странный голос не поможет его разыскать? - взволнованно заговорила Машка. - Ведь где-то он разыскал мой адрес. И, наверно, в отделе кадров. Значит, кто-то видел его и разговаривал с ним. И, если не обратил внимание на внешность, то голос-то должен был запомнить.
   - Голос, говорите, - усмехнулся Скворцов. - Да скорее всего не его это голос.
   - Как так? - удивилась Машка.
   - Да так, - безрадостно ответил майор. - Почти уверен, что у него обычный человеческий голос, только говорит он через устройство, его искажающее.
   У меня мелькнула какая-то мысль, и я вклинился в разговор.
   - Но ведь доступ к таким устройствам, наверно, ограничен какими-нибудь специальными учреждениями, э-э-э, так сказать, шпионского профиля?
   Скворцов засмеялся.
   - Ну, конечно, у них такие штуки есть. Но проблема в том, что собрать такую игрушку может любой радиолюбитель. Никаких особых навыков не требуется, было бы только желание.
   - Значит, у вас на этого урода ничего нет, - обреченно сказала Машка.
   - Не будьте столь пессимистичны, -сочувственно заметил Скворцов. - Не забывайте,что прошли только сутки. И у нас уже есть какая-то информация. Даже много информации. Мы на данный момент знаем, что против вас действует не совсем нормальный, но умный человек, который хорошо умеет просчитывать ходы и тщательно продумывает свое поведение. Заметьте, как умело он ведет телефонные разговоры, по сути, играет с собеседником. А если так, то он попадется. Его подведет собственный ум, он где-нибудь сам себя премудрит, и мы его схватим.
   - Надеюсь, это произойдет не на моем трупе, - непонятно, то ли в шутку, то ли всерьез, сказала Машка.
   Скворцов протестующе замахал руками.
   - Не говорите глупостей. Я опираюсь на свой опыт. Умники, любящие внешние эффекты, попадаются. Вот, если бы мне предложили искать преступника, совершившего убийство в подворотне из-за бутылки водки, тогда, если бы того не нашли сразу пьяным поблизости, я бы развел руками. А пока вы, Мария Витальевна, будьте осторожней. А мы будем делать свое дело. Мельницы Господни мелют медленно, но тонко.
   Я вытаращил глаза. Во мент залудил.
   Наконец, мои незваные гости засобирались. Из слов Марата я понял, что он намеревается для начала познакомиться с обстановкой, а затем из машины всю ночь наблюдать за подъездом. И это при том, что поначалу менты вовсе не собирались работать по ночам. Их для этого было слишком мало, чтобы работать по 12 часов или через сутки. И я, честно говоря, не видел в этом смысла. Я не верил, что маньяк рискнул бы пойти на взлом запертой квартиры с людьми, а, если б и рискнул, то считал, что закрытой на цепочку двери и моего присутствия вполне достаточно для того, чтобы уберечь Машку. Скворцов считал так же, полагая, что Маше в большей степени требуется страховка днем в моменты, когда она остается одна. Когда же он с умным видом объяснял это Маше, та, несмотря на свой страх, не удержалась и с женским ехидством поинтересовалась:
   - Вы имеете в виду, что наибольшую бдительность вы будете проявлять, когда я пойду пописать?
   Скворцов строго на нее посмотел, а Марат, оценивающе ее оглядев, проборомотал:
   - А что? Я не против.
   Но сидеть в машине я его не пустил. Это было глупо и неудобно. Хлопотун, может, и сумасшедший, но не дурак. И, что квартира может оказаться под наблюдением, без сомнения мог догадаться. Даже не исключаю, что он и сам этого хотел. Такое вполне в его духе, затаиться и наблюдать, какой из-за него разгорелся сыр-бор. Поэтому я предложил Марату остаться у меня и переночевать на диване в салоне. В квартиру с ментом Хлопотун бы точно не полез. Марат колебался не очень сильно. Похоже, из-за Машки ему не так уж хотелось уходить, да и спать в человеческих услових лучше, чем скрючившись в его тачке. Мы все трое сели на кухне и какое-то время просто трепались. Я побаивался, что присутствие Марата будет нас тяготить, но ошибся. Он относился к нечастой категории удобных гостей. Неприхотливый, улыбчивый, общительный, но ненавязчивый. В конце концов, мы с ним отправили Машку спать или хотя бы лечь отдохнуть, а сами затеяли игру в карты. Я когда-то неплохо играл в преферанс, и мы решили расписать "пулю". Чертов мент, на мое удивление, сделал меня как маленького. Выиграл 20 долларов. Не смертельно, но обидно. Но в итоге ночь прошла, не принеся нам никаких неприятных сюрпризов. А утром зашел Павел, который должен был быть машкиным телохранителем в течение ближайшего дня.
  
   На работе все было как обычно, не считая того, что с Нинкой я в этот день не разговаривал. Она не звонила, и я тоже. Не хотел. Пускай сама проявит инициативу. Я вообще решил на сегодня выкинуть баб из головы. Все равно ситуация уже вышла из под контроля. Так пусть Нинка покиснет в раздумьях, она, по-моему, это любит. А Машку охраняют и, надеюсь, тщательно. А я пока займусь какими-нибудь глупостями вроде подготовки юбилея фирмы. Но, в принципе, все уже было улажено. Хотя и осталась самая важная часть - согласование церемонии с вышестоящим начальством, т. е. Тимуром. А звонить или, хуже того, идти к нему мне ужасно не хотелось. Я был не в том настроении, чтобы смотреть на его скептически-пренебрежительное выражение лица и слушать критику, что это надо было сделать эдак, а не так. Но, внутренне смирившись, я все же протянул руку к телефону. Придется, уговаривал я себя, лишь чуточку полебезить. Ведь не в первый раз в жизни и не в последний. Кстати, не забыть бы спросить его про здоровье супруги. Но вместо Тимура я позвонил Скворцову. Тот был явно не в духе. Опрос соседей по подъезду убитой и возможных уличных свидетелей ничего не дал. Ни одной зацепки..
   Машка, как ни странно, вернулась со съемок в хорошем настроении. И рассказала, что сегодня было весело, а вся съемочная группа чуть не померла от смеха. Они снимали какой-то важный по сюжету и даже трагический эпизод. В нем машкиной героине-графине ее тайный покровитель по секрету рассказывает, что царица, которая обещала помочь спасти любовника графини, поступила с ним совсем не по-царски. Из мести и ревности, она настояла на его смертной казни, которую лишь в последний момент заменили пожизненной ссылкой и лишением дворянства. Сцена должна была происходить за завтраком. И снимали, собственно, только верхнюю половину туловища актеров. А в павильоне было так жарко, что все участники съемок мучились в своих громоздких, непроветриваемых костюмах. Единственный человек, который страдал меньше других и по-своему подошел к решению этой проблемы был актер Крутов, играющий покровителя. Он переоделся только наполовину. Верхняя часть полностью соответствовала образу знатного дворянина: парик, камзол, тяжелая брошь, всякие там рюшечки, а низ был современно простецким: короткие стиранные шорты и сандали на босу ногу. Естественно, увидев его, публика покатилась со смеху. Машке в итоге было сложно играть. Она с трудом сдерживала, чтобы не засмеяться, слушая мрачный монолог князя и глядя на его голые волосатые ноги. А переодеться полностью он категорически отказался. Но в итоге все прошло как надо.
   Я деланно посмеялся с ней за кампанию и спросил, не мешал ли ей мент. Машка удивилась.
   - Павел? Да что ты. И вообще все это выглядело глупою, - произнесла она. - Едем вместе в метро и делаем вид, что не знаем друг друга. Я в какой-то момент даже сказала ему плюнуть и не устраивать спектакль, а ехать рядом с мной. Но он отказался. Может, постеснялся.
   Мы что-то перекусили и заскучали. Удивительное дело, в любой другой день мы совершенно спокойно провели бы вечер вместе, занимаясь своими делами, но сегодня именно потому, что лучше было не высовывать на улицу носа, Машка ужасно хотела куда-нибудь пойти. Я считал это глупым, но, в конце концов, сломался и предложил просто прогуляться по окрестностям. Погода была приятно прохладной, но не промозглой, а рядом с домом располагался маленький зеленый скверик, когда-то запущенный, а сейчас усилиями мэрии приведенный во вполне товарный вид. Мы вышли. В машине неподалеку сидел Павел. Я подошел к нему и сказал, что мы собираемся немного прогуляться. Он недовольно скривился.
   - Ищите мне работу, - сказал он, нехотя вылезая из своей "лады". - Нет, чтобы сидеть спокойно дома.
   Я с извиняющимся выражением лица пожал плечами.
   - Это не я, Паша. Это все женское коварство.
   Но в скверике действительно было хорошо. Ярко по-праздничному горели фонари, бабушки сидели со своими весело играющими внучатами. Машка с каким-то новым интересом стала присматриваться к их возне. Мы присели на скамейку.
   - Как ты думаешь? - спросила Машка. - Стоит мне делать УЗИ, чтобы узнать пол ребенка? Или пусть останется тайной, как это было раньше?
   Мое настроение сразу испортилось. Зря Машка напомнила мне, что я должен стать папой.
   - Поступай, как хочешь, - с плохо скрываемым раздражением ответил я.
   По машкиному лицу я видел, что она начинает обижаться. Я попытался сгладить ситуацию.
   - Маш! Не нужно вкладывать в мои слова больше смысла, чем в них есть. Подумай, разве мальчика ты будешь любить меньше, чем девочку?
   Машка улыбнулась и отрицательно покачала головой.
   - Так зачем тебе УЗИ для определения пола? Я мог бы понять, что ты хочешь проверить все ли у ребенка в порядке. Это другое дело. Но только чтобы узнать пол? Так что я снова повторяю, поступай, как знаешь. Хочешь сделать - нет проблем.
   В этот момент раздался хлопок, и что-то с треском вонзилось в доски скамейки рядом с машкиным плечом. Отскочившая щепка больно стегнула меня по лицу.
   Мы оба вздрогнули, не понимая, что происходит, и вдруг я сообразил. Бог ты мой, это же был выстрел. Я схватил Машку и повалил ее на землю, прикрыв своим телом. Краем глаза я увидел бегущую к нам фигуру с пистолетом. Я молил бога, чтобы это был не Хлопотун. К счастью, это оказался Павел. Он остановился рядом с нами и жестом показал, чтобы мы не вздумали подниматься. Он внимательно осмотрелся, но снова все было тихо. Старушки с удивлением поглядывали на нашу компанию. Они вообще не поняли, что произошло. Просто где-то лопнула шина.
   - Вы целы? - спросил Павел.
   Я посмотрел на Машку. Она от испуга быстро и поверхностно дышала, но в остальном была в порядке.
   - Да, мы целы... Пока, - с горечью констатировал я.
  
   Хлопотун нападение повторять не стал. Не хотел рисковать. Приехавшие Скворцов и криминалисты осмотрели место происшествия и выковыряли пулю для экспертизы.
   - А у него оказывается есть еще и пушка, - безрадостно заметил майор.
   Я озадаченно на него посмотрел. Не слишком умное заключение. О наличии у Хлопотуна огнестрельного оружия мы догадались и без него.
   Расследование на месте ни к чему не привело. Точное место, с которого был произведен выстрел установлено не было. Предположительно это был второй или третий этаж подъезда близлежащего дома. Из опрошенных возможных свидетелей никто никого подозрительного, ни мужчину, ни женщину, не видел, а уж тем более кого-то с предметом, напоминающим пистолет или винтовку.
   Я отвел трясущуюся от страха Машку домой. Она была в полной прострации, ничего не говорила и не отвечала на мои вопросы, но в ее глазах застыл ужас. Я пытался ее как-то расшевелить и успокоить, но безуспешно, она лишь периодически, как робот, повторяла:
   - Он меня убьет.
   Я понял, что вряд ли справлюсь с ситуацией сам и вызвал "скорую", набрехав, что у женщины плохо с сердцем. Бравые медики, как обычно, приехать не торопились. А когда появились, то первым делом стали с плохо скрываем интересом разглядывать мою квартиру, прикидывая, сколько им может обломиться. Я, не говоря ни слова, сунул доктору две тысячи и сказал:
   - Док! Мне, по сути, ничего от вас не надо. Эту женщину сильно напугал на улице какой-то ненормальный, и она никак не может прийти в себя. И все, что ей требуется, это - успокоительный укол. Пусть просто поспит. За него получите еще столько же.
   Эскулап колебался не долго. Он было подошел к Машке и попытался с ней заговорить, но та никак не реагировала, а только продолжала безучастно сидеть на стуле, уставившись куда-то вдаль набухшими от слез глазами. Тогда доктор бросил команду сестре:
   - Людочка! Сделай ей инъекцию реланиума.
   Но с введением лекарства появились проблемы. Машка, все так же не говоря ни слова, не давала себя уколоть. И не помогали ни ласковые уговоры, ни попытки применить силу. Наконец, Машка выдавила из себя:
   - Ну, пожалуйста, не надо. Я попытаюсь перебороть сама. Без лекарства. Оно может повредить ребенку.
   И она погладила себя по животу.
   Елки-палки, Машка же думает не о себе, подумал я. Может, она вообще боится смерти только потому, что это означало бы и гибель ее неродившегося ребенка.
   - Не бойтесь, женщина, - уверенно произнесла сестра. - Реланиум можно. Мы его делаем беременным.
   Доктор с оттенком сомнения кивнул. Может, сказанное и было правдой, а, может, жалко было отказываться от еще двух штук. А мне было важно то, что Машка получит передышку.
   Она, наконец, заснула. А я вдруг сообразил, что вряд ли Маша сможет выйти завтра на работу, да и мне, вероятно, лучше будет остаться с ней. И понял, что понятия не имею, с кем из ее сослуживцев (не знаю, называют ли актеры себя сослуживцами) следует связаться, чтобы сообщить, что она не придет. Поколебавшись, я залез в ее сумочку в поисках записной книжки. Бог ты мой, у меня появилось ощущение, что я засунул руку в мусорное ведро. Какие-то самые разные по форме и консистенции мелкие предметы лезли мне в руку. Единственные вещи, которые я с уверенностью опознал на ощупь, были ключи и "мобильник". Выругавшись, я просто высыпал содержимое сумки на стол. Чего там только не было. Какие-то ненужные скомканные бумажки, пара конфет, салфетки для утирания носа, смятый пластиковый пакет, конечно же, щетка для волос и прочая, и прочая. И тампон. Скажите, на хрена он беременной женщине? Слава богу, из кармашка выпала и маленькая записная книжка. Но теперь возникла другая проблема. Кому я, собственно говоря, собирался звонить? Фамилии ее знакомых из-за их обилия я привык пропускать мимо ушей. С большим трудом я вспомнил, как зовут режиссера. Леонид Игнатьевич. Но ведь у него еще должна быть и фамилия. Перелистав машкину записную книжку от начала до конца, я все-таки наткнулся и на режиссера. Разин, черт возьми, его фамилия. А кто ж этого не знал? Жаль только, что не Степан.
   Найдя нужный мне телефон, я, по правде, решил, что мои проблемы только начинаются. Если он действительно известная личность, то вряд ли побежит поднимать трубку. Наверняка, он неуловим для звонков от неизвестных людей. Так приблизительно оно поначалу и выглядело. Мне ответила какая-то мымра и стала что-то нудить. А у меня не было настроения уговаривать ее по-хорошему. Поэтому я строгим голосом представился начальником налоговой службы Зверевым, имеющим несколько приватных вопросов к Леониду Игнатьевичу. Это подействовало. Ага, подумал я, задергался лауреат. Смотри, говорил я себе, будешь плохо разговаривать, точно познакомишься с налоговыми инспекторами. У меня и в самом деле были среди них дружбаны. Но Разин оказался на высоте своего каннского диплома. Он вежливо посмеялся, когда узнал об обмане и даже посочувствовал Маше.
   - Нет никаких проблем, Родион Николаевич, - сказал он. - Я и так практически закончил этот этап съемок с Марией Витальевной. И послезавтра должен уехать на натурные съемки батальных сцен, где она не участвует. В принципе, мы планировали еще что-то доснимать с ней завтра, но это несрочно и может подождать.
   Я только успел положить трубку, как телефон зазвонил снова.
   - Я говорил, что больше не буду звонить, - раздался механический голос Хлопотуна, - но решил все-таки вас на побеспокоить, чтобы напомнить русскую поговорку "первый блин комом".
   И в трубке раздались короткие гудки.
   Хорошо, что Машка спит, подумал я, очень надеясь, что команда Скворцова записала и этот разговор. А вскоре позвонил и сам капитан и сказал, что ему известно об очередном звонке Хлопотуна. А я, в свою очередь, поинтересовался, не удалось ли ему установить, откуда велся разговор в предыдущий раз. Ответ капитана был невесел.
   - Звонил он с "мобильника" из центра города, где искать его совершенно бессмысленно, - сказал он. - Он запросто мог говорить из какой-нибудь подворотни. А сам телефон, как мы установили, был куплен неким Карапетяном Арамом Ивановичем. Мы немедленно встретились с ним. Это - пожилой человек, с трудом передвигающийся и очень преочень толстый. По его словам, "мобильник" у него украли в метро где-то с месяц назад. В милицию он заявлять не стал.
   - Значит, очередная "пустышка"? - разочарованно протянул я.
   - Значит, так, - в тон мне ответил Скворцов и положил трубку.
   Машка проспала до следующего утра. Она проснулась все еще испуганной, но ужасно злой.
   - Что же мне теперь из дома вообще носа не высовывать? - выговаривала она мне, как будто я был в чем-то виноват.
   А я только пожимал плечами и пытался утихомирить надвигающуюся бурю
   - Да я сама разорву его на части. Пусть мне только попадется, - распиналась она.
   Мне было и смешно, и тревожно. Что могла эта храбрая женщина сделать против хитрого и целеустремленного противника? Он знал про нее все, а она о нем ничего. Кроме того, я ясно отдавал себе отчет, что, если б она была не просто Маша Пономаренко, а та же Нина Кагановская, то на розыск преследователя было бы брошено намного больше сил, а не только профессиональная, но маленькая команда Скворцова.
   Я успокаивающе обнял ее за плечи.
   - Машенция! Ты по крайней мере в ближайшее время никого рвать на части не будешь. А тихо сядешь на диванчик и будешь смотреть телевизор. - Я насильно усадил ее, заботливо подложив под спину подушку. - А с твоим Разиным я договорился. У тебя сегодня и еще в течение нескольких дней съемок нет.
   - Ты говорил с самим Разиным? - с удивлением и не без уважения спросила Машка. - А откуда у тебя его телефон? - подозрительно поинтересовалась она.
   - От верблюда, - коротко ответил я, но все-таки сознался, что залез к ней в сумку. Вряд ли ей это понравилось, но Машка ничего не сказала.
   - Кстати, - добавил я, - в твоей записной книжке оказалось много мужских имен. - Машка покраснела. - Кто такой, например, Женя М.? "М" - это чудак на букву "м"?
   Похоже, что Машка чувствовала себя неуютно. Я раньше никогда не интересовался ее прежними и, возможно, настоящими связями с мужчинами. Мне было все равно, я никогда не видел драмы в том, что женщине может быть интересен более, чем один мужчина. А на общественную мораль мне было наплевать. Она глупа и устарела. И, если я мог позволить себе погуливать, то почему бы то же самое не могла сделать и моя подружка. Но Машка приняла мое праздное любопытство за проявление нехарактерной для меня ревности.
   - Что ты, дурачок, - с видом нашкодившей кошки заговорила она. - Женя - это гример. От него зависит, буду ли я красивой в фильме или нет.
   Меня забавляла ситуация. Раз уж Машка начала оправдываться, то пусть теперь по полной программе продолжает и дальше.
   - А телефон его тебе зачем? - я сделал недоуменно-глупое лицо. - Он, что, гримирует тебя частным образом? Делает красивой на дому?
   Машка возмутилась.
   - Да ты полный дурак. Просто у Жени есть напарница, которая тоже хороший гример, но актрис не любит, и часто устраивает им, особенно начинающим, мелкие пакости. Ведь в киношной кухне есть много тайных хитростей. Можно наложить грим так, что вживую он выглядит великолепно, а сними человека на пленку, и он вдруг превращает его в размалеванную куклу. Вот я каждый раз с Женей и созваниваюсь, чтобы гримировать меня приходил он.
   - Да-а, - протянул я. - А кто такой Ашот с пометкой в скобках "бюстгальтеры"?
   - Да ну тебя, - возмутилась Машка. - Если я пишу "бюстальтеры", это и означает "бюстгальтеры". И ничего больше. Знаешь, сколько этот предмет женского туалета стоит в бутике?
   Я не знал, но мог предположить.
   - Так вот Ашот торгует с приличной скидкой теми же бюстгальтерами, но "левыми", которые до бутиков не доходят, - закончила она.
   В конце концов я ее пощадил и перестал задавать дурацкие вопросы. Машка облегченно вздохнула, хотя и выглядела рассерженной, но, по крайней мере, она отвлеклась от мысляй о Хлопотуне.
   Я просидел с ней весь день, время от времени от скуки позванивая на работу. После обеда я набрал номер Скворцова узнать как дела, и он меня удивил. Их специалисты по баллистике затруднялись в определении происхождения пули. Им пришлось поломать голову и консультироваться, пока не выяснилось, что она выпущена из оружия иностранного производства, не имеющего у нас широкого распространения. Предполагали, что это что-то подобное карабину "Intervention M200". Точнее идентифицировать его они пока не могли, но, по предварительным данным, до этого случая на территории России данное оружие при совершении преступлениий не применялось.
   Я не знал, дает ли эта информация какую-либо зацепку или нет. Но по логике вещей факт определения вида орудия преступления, как и отпечатки пальцев, - это только средство доказательства вины в суде, если это орудие быо найдено, а не поиска преступника. И я не не очень верил, что, если и будет точно определен тип оружия, его владельца можно будет запросто найти. Не такой Хлопотун дурак, чтобы себя подставить. Наверняка, ни в каких официальных базах данных эта пушка не числится. Но проверять, конечно, было нужно, и этим, очевидно, и занималась группа Скворцова. Да, помимо этого, ходила и искала свидетелей.
   Я просидел с Машкой весь этот день и еще два последующих. Тимур был настолько любезен, что пошел мне навстречу и разрешил в пределах разумного не выходить, если понадобится, на работу. Или увольняться, как не без ехидства заметил он. Впрочем, почти уверен, что он и сам был рад не видеть мою физиономию. Мы и так должны были встретиться в пятницу на приеме в честь юбилея фирмы, на который не пойти я не мог. Иногда я звонил Скворцову, но от него скорых результатов ждать не приходилось. Он вполне справедливо считал, что единственная реальная зацепка в деле при отсутствии прочих - необычность примененного оружия. И подключил людей к разработке каналов легальных и нелегальных поставок экзотических, на любителей, видов вооружения. Кстати, заодно решил проехаться и по самим любителям. По крайней мере, на часть из них у ментов была информация. Но провернуть все это было ого-го каким трудом, не сулящим быстрой отдачи. Между прочим, эта чертова винтовка чуть не подвела меня под монастырь. В первый раз, услышав название "Intervention M200" я из чистого пижонства сделал вид, что понимаю, о чем речь, хотя и не имел ни малейшего представления. Но, в конце концов, мне надоело чувствовать себя дураком и я спросил капитана, что это за чудо-юдо. Тот развеселился.
   - Вы знаете, Родион! - сказал он. - Вы сейчас с себя сняли подозрение в причастности к покушению на Машу.
   Я откровенно удивился, а он объяснил:
   - Помните, что я упомянул в разговоре с вами, что выстрел, вероятно, произведен из оружия иностранного производства, типа этой, названием напоминающей об уроках истории и гражданской войне, "интервенции". И даже я сам понятия не имел, что это такое. А вы не выразили никакого удивления, словно уже знали. И я даже собрался установить за вами наблюдение и покопаться повнимательнее в вашей личности. Но вы, наверно, просто постеснялись спросить. Ну и дурак. Так знайте: это, может, и не самая-самая, но суперсовременная разборная снайперская винтовка со всякими прибамбасами.
   - Так откуда же она у этого человека? - снова удивился я.
   - Родион Николаевич! Хоть вы мне не изображайте наивность, - раздраженно буркнул капитан. - В наше время за деньги можно позволить себе очень многое, если не все. Только еще нужны и связи в определенных кругах. И вот этими кругами и связями мы сейчас и занимаемся.
  
   Наступил день юбилея. Я очень колебался, что мне делать. Не пойти, как уже говорилось, я не мог. Вопрос был в том, как поступить с Машкой. Несколькими днями раньше я, как полагается, получил на красивой открытке официальное приглашение на прием. И, как принято, на двоих. В другой ситуации я бы, не колеблясь, потащился с Машкой, но сейчас меня обуревали сомнения. И, хуже того, беда была в том, что, прекрасно понимая, что мужики на такие приемы без баб не ходят, Машенция буквально требовала, чтобы я взял ее с собой. Наконец, я сдался. Может, действительно будет спокойнее, если мы будем рядом друг с другом. Хотя, по-честному, я больше опасался не нападения Хлопотуна, а того, что на приеме будет Олигарх. А у него, как известно, была дочь Нина. А знакомить этих женщин в мои планы совсем не входило.
   Не могу не похвастаться, но, как я полагаю, благодаря моим трудам, прием прошел на высшем уровне. Не было перегрузки ни в еде, ни, что немаловажно, в питье. Даже с артистами мне повезло. Тимур настаивал, чтобы я позвал кого-нибудь из "звезд". Но я своевольничал. По моему мнению, присутствие "звезды" или "звезд" - всего лишь отражало финансовое состояние фирмы, которое у нас было и так в порядке и в рекламе не нуждалось. Так что, экономно рассудил я, пускай молоденькие сотрудницы сохранят трусики сухими и не понюхают, каким одеколоном пахнет от какого-нибудь Киркорова. У меня был другой вариант. Я как-то был на подобном мероприятии, и там развлекательную программу вели какие-то молодые неизвестные ребята. Причем очень профессионально и здорово. Они дали не только хороший, но, что немаловажно, незатянутый во времени концерт, который мог бы удовлетворить вкусы и самого привередливого зрителя, и, слава богу, привычными атрибутами праздничных концертов, вроде падеде из балета Минкуса "Дон-Кихот" не пользовались. Эти артисты были, если можно так выразиться, неудачниками шоу-бизнеса. Будучи практически не хуже, а, может, и лучше некоторых знаменитостей, они по капризу судьбы в "звездную" обойму все же не попали и вместо этого создали собственный коллективчик, который неплохо зарабатывал концертами на всякого рода торжествах богатеев, благо шальных денег и поводов для праздников в стране было предостаточно. Я их тогда запомнил и на всякий случай взял координаты. И теперь не переставал сам себя хвалить за дальновидность.
  
   Вы, наверняка, знаете, что на любом таком мероприятии наступает момент затишья, когда все официальные слова сказаны, и люди незаметно начинают ослаблять узлы галстуков. Часть, прибывшая, только чтобы отметиться, тихо, стараясь не привлекать внимание, уходит прощаться с боссами. А остальные вначале застенчиво, а потом более откровенно начинают кучковаться по интересам, состоящим из определенных людей, выпивки и жратвы. Порядок всего перечисленного выше произвольно варьируется. И именно в этот момент начали оправдываться мои худшие опасения: к нам приехал, к нам приехал, Кагановский дорогой. А с ним в красивейшем, скорее подходящем принцессе платье не менее красивая молодая женщина. И, странное дело, я знал, как эту женщину зовут. Нина. Увидев ее, Машка окаменела. Она считала, что будет первой среди всех. И она ей и была. Но что было делать, если они обе были первыми? Хотел бы я посмотреть на того Париса, который бы рискнул вручить одной из них яблоко. Я бы ему ручонки-то поотрывал. А Машка меня в очередной раз удивила. Бабы все-таки телепатки, наверно. Она подозрительно глянула на меня и крепко взяла под руку. Между прочим, первый раз в жизни.
   - Это ваш босс со своей женой пришел? - с уксусно-кислым видом спросила она. Похоже было, что у Машки уже сложилось определенное о Нинке мнение. Что-то вроде того, что молоденькая шлюшка окрутила мешок с деньгами и отбила у законной жены. Так мне, во всяком случае, показалось.
   - Это его дочь, - деланно равнодушно ответил я, а Машка ни за что, ни про что меня больно ущипнула за плечо.
   Я надеялся, что Олигарх не задержится, но не тут-то было. Он всем своим видом пытался показать, что он такой же простой, как и мы, был весел, общителен и явно не торопился уезжать. Но в конце концов, и он устал "ходить в народ" и отозвал в сторонку меня и Тимура с нашими женщинами. И мы всей командой начали изображать ставку главнокомандующего. Я не знаю, произошло ли это случайно, или оба босса нарочно решили надо мной поиздеваться, но, искренне отдав должное красоте Нинки и уже фальшиво привлекательности милой, но некрасивой жены Тимура, они буквально засыпали Машку длинными и откровенными комплиментами, чем в итоге вогнали ее, совсем не застенчивую, в краску. Все это выглядело бы невинно и дя меня даже лестно, если бы оба не знали о моих встречах с Ниной. А та в ответ сердито прикусила губку. Я-то знал, что у нее и так полно необоснованных комплексов в отношении собственной внешности. А тут прелюдно, как бы нарочно, ей противопоставили красоту другой. Честно говоря, мне в этот момент ужасно хотелось куда-нибудь смыться. Сходить за коктейлями, например. И я вообще чувствовал себя как на аутодафе. Я понимал, что с Нинкой вели себя несправедливо, но и рисковать своим здоровьем и оказывать ей знаки внимания в машкином присутствии мне не хотелось. Я, конечно, выдавил из себя несколько слов. Но они почему-то отдавали фальшью. Я даже сам это почувствовал. Но, видимо, сказался страх перед Машкой..
   Наконец, Олигарх решил, что и нам уделил достаточно времени и отвалил, оставив Нинку. А Тимур тут же этим воспользовался и тоже вместе со своей благоверной отчалил в неопределенном направлении. Полагаю, ему было все равно куда, лишь бы от меня подальше. А мы остались втроем. Дружной, веселой компанией из трясущегося от страха мужика и двух его любовниц, одна из которых, та, что беременна, точно не знала о существовании другой.
   - Родион Николаевич! - светским тоном начала Нинка. - У меня не было и секунды вставить слово в поток комплиментов, обрушившихся на Марию, но я присоединяюсь к мнению папы и Тимура Арсеньевича. У вас очень красивая жена.
   Вот змея, подумал я. Знает же прекрасно, что я не женат. Конспиратор длинноногий. Радистка Кэт.
   - Я - не жена, - с кривой улыбкой ответила Машка. Знаете эту женскую улыбку? Смотришь, вроде и придраться не к чему, а тебя как током бьет, отвали, мол, подруга, по-хорошему.
   Нинка деланно удивилась, подняв вверх брови, и посмотрела на меня. Но говорить ничего не стала. Ей ведь, не более чем дочери босса (не более чем - ха-ха) до моей личной жизни якобы никакого дела не было. Однако молчание только усугубило ситуацию. Машка всем своим видом, в рамках дозволенного, демонстрировала, что не возражала бы, если б Нина провалилась в тартары. Я молчал, потому что понимал, что, что бы не сказал, буду выглядеть идиотом. А Нинка, похоже, получала несвойственное ей садистское удовольствие, глядя на машкину плохо скрываемую бабскую неприязнь и мое не самое выигрышное положение ужа на сковороде. К счастью, устраивать разборки она, похоже, не собиралась. И я благодарил бога, что она не Машка. С темпераментом той события развивались бы по совершенно иному сценарию. Она запросто могла бы, не пытаясь выждать более удобного момента, подойти ко мне и влепить оплеуху. Или вцепиться Нинке в волосы.
   Но Нина была не такой. А, может, только делала вид. Во всяком случае в сказанном ей, на первый взгляд, никакого прямого выпада против Машки не было.
   - Вы знаете, Мария (надо было слышать, как она произнесла это имя), я не знакома с Родионом. Но, к сожалению, хорошо знакома с жизнью бизнесменов по своему папе. Это люди, у которых единственной любовью и их семьей являются деньги. Они зарабатывают и тратят деньги на вещи, которыми сами не пользуются. Они даже часто не знают, зачем они им. После смерти мамы я молилась, чтобы отец не "купил", как люди его круга, себе новую жену. И, слава богу, у него хватило ума этого не делать. Но я часто думаю, что жены бизнесменов, по сути, хорошо упакованные и ухоженные куклы и при этом несчастные бабы. Глупо выходить замуж за бедного, но мужик не должен ехать мозгами из-за денег. Пусть лучше сходят с ума из-за своих женщин. Правда, Мария?
   Нина помолчала в ожидании так и не прозвучавшего ответа..
   - Надеюсь, ваш Родион не такой.., - снова заговорила она и вдруг оживилась. - Кстати, Мария, мне очень нравится ваша сумочка. Я подарила такую же своей домработнице. Она хорошая женщина, и мне искренне хотелось сделать ей приятное. А теперь, видя эту сумочку у вас, поняла, что не ошиблась в выборе.
   Вот так-так. Ай да Нинка. Все-таки не удержалась и бросила гранату. И я всем нутром чуял, как Машка начинает заводиться. А Нинка невозмутимо извинилась и сказала, что ей нужно вернуться к отцу.
   Когда она отошла на несколько шагов, я повернулся к Машке. У кипящего чайника вот-вот должна была соскочить крышка. Я погладил ее по руке.
   - Ничего не говори. - сказал я. - Просто вдохни глубоко.
   - Да как эта дрянь посмела, - прошипела Машка. - Эта сумка стоит четыреста долларов. А она мне рассказывает, как подарила ее домработнице!
   Сумка стоила 380, ведь за нее платил я, но кто считает.
   - Не бери себе в голову, - миролюбиво добавил я, - поливание исподтишка себе подобных грязью - это норма поведения красивых женщин.
   И тут же пожалел о своих словах.
   - Ты считаешь эту драную кошку красивой? - мгновенно вспылила Машка. - Этот облезший, ни сиськи, ни письки скелет?
   На счет последнего я мог бы и поспорить, но не стал и смиренно склонил голову.
   Вы не поверите, но меня спас человек, которого я меньше всего хотел видеть. Виктор Юрьевич Долгов. Помните, из "Сибирских дорог". Он вовремя материализовался как будто из ничего, когда я было собрался выслушивать очередную порцию машкиных нотаций.
   - Дорогой Родион Николаевич! - со знакомой змеиной улыбкой начал он.- Я так рад вас видеть. К сожалению, я пропустил официальную часть, но надеюсь, что ничего потерял. - Он усмехнулся. - Мне ведь, по сути, необходимо лишь парой слов перекинуться с Наумом Яковлевичем... Если он захочет.
   Я состроил дружескую улыбку.
   - Виктор Юрьевич! Я тоже рад вас видеть, - промямлил я, - но, если вам нужен Кагановский, то он, видите, кучкуется там с какими-то людьми. Пользуйтесь моментом, пока у него хорошее настроение.
   - Да-да, я непременно воспользуюсь вашим любезным предложением. - Долгов с любопытством оглядел Машку и после секундной паузы в некотором раздумьи произнес. - Хотя уходить от такой сногсшибательной женщины, даже не узнав ее имени, было бы непростительной ошибкой.
   Машка слегка зарделась в приятном смущении.
   - Родион Николаевич! - продолжал Долгов. - Не откажите в любезности стареющему, но еще крепкому мужчине. Познакомьте меня с вашей дамой.
   Я безразлично представил их друг другу, хотя и заметил с любопытством возникший у Машки интерес к новому собеседнику.
   Он поцеловал ей руку, причем в отличие от других мужчин сделал это красиво. Это ведь целое искусство суметь выразить в таком поцелуе восхищение дамой и одновременно четко сохранять положенную дистанцию. Долгов это делать умел. Затем он выпрямился и мягким ласкающим голосом сказал Машке несколько комплиментов, от которых та влегкую поплыла. А потом повернулся ко мне.
   - Родион Николаевич! Я искренне вам завидую и прекрасно понимаю, что такая женщина дорого стоит. Берегите ее.
   Он откланился и отошел.
   - Что он имел в виду? - удивленно спросила Машка. - И кто он такой вообще?
   - Не обращай внимание, - чуть резче, чем хотелось бы, ответил я. - Просто юрисконсульт одной из фирм, который строит из себя лорда.
   - У него это неплохо получается, - глядя на меня с насмешкой, проговорила Машка.
   Я демонстративно вытер нос рукавом смокинга.
   - Да где уж нам, - удрученно повесив голову, сказал я, - Мы - люди-то простые, необразованные. От сохи, так сказать.
   - Ладно, крестьянин, не прикидывайся бедненьким, - в словах Маши звучала неприкрытая ирония. - Пойдем. Угостишь даму коктейлем.
  
   Мы выпили и еще какое-то время потусовались, а затем народ постепенно стал расходиться. Как всегда после таких мероприятий на выходе образовалась толпа. Хорошо подвыпившие люди прощались и не могли оторваться друг от друга, словно расставались перед уходом на фронт. Нам некуда было деваться, и мы тоже постояли у ярко освещенного входа в здание фирмы. Я искал глазами Тимура. Как бы мы с ним друг к другу не относились, но не попрощаться было бы невежливо. Как никак второе после Олигарха лицо на торжестве. Последний, кстати, хитро, по-тихому, смылся раньше и забрал Нинку.
   Мы с Машкой протиснулись к Тимуру и его супруге. Женщины обменялись какими-то незначащими фразами, и Машка, повернувшись к моему боссу, начала говорить традиционные вежливые сслова. В это время раздался какой-то негромкий хлопок, и директор фирмы, откинувшись назад, упал на землю, толкнув своего же собственного охранника. На его белой рубашки посередине груди стало разползаться красное пятно крови. Одновременно, как будто сговорившись, заголосили женщины. Охранники бросились прикрывать босса, на ходу вынимая оружие, но их помощь ему уже не была нужна. Он был мертв. Машка не закричала, она скорее пискнула, как напуганный птенец, и упала. Я бросился к ней. Никакого нового хлопка я не слышал, хотя услышать что-нибудь в начавшемся шуме было непросто. Я наклонился над девушкой. Машка ровно дышала, но была без сознания. На теле никаких следов повреждений я не заметил. По-видимому, это просто был обморок. Я поднял ее на руки и внес обратно в холл здания. Там , слава богу, было несколько кресел, на одно из которых я ее и усадил. Она быстро пришла в себя и с ужасом на меня посмотрела.
   - Тимур Арсеньевич жив? - дрожащим голосом спросила она. Поколебавшись, я отрицательно покачал головой. Машка всхлипнула, но собралась с силами и слезам пролиться не дала.
   - Он погиб из-за меня? Хлопотун снова промахнулся? - пытливо на меня глядя, Машка продолжила свое дознание.
   Я удивленно округлил глаза.
   - Машенция! - деланно весело ответил я. - С чего ты взяла? Разве ты забыла, что быть состоятельным человеком в России - это очень опасная профессия. Боюсь, что старик с его чересчур принципиальным и въедливым характером наступил кому-то очень серьезному на мозоль. И тот решил с ним посчитаться. И мне теперь, как первому заместителю, придется крепко поработать над его бумагами, чтобы понять, что он учудил, и не затронет ли это интересы фирмы и меня лично.
   - Ты в этом уверен? - с надеждой спросила Машка. - Уверен, что целились не в меня?
   Точного ответа у меня не было, и полностью разубеждать ее я бы не рискнул.
   - Маш! Если хочешь услышать честный ответ, - подумав, проговорил я, - то знай, что на библии я клясться не стал бы. Но прикинь сама. Все это выглядит чересчур фантастично, чтобы при покушении на дорогую и замечательную Машу Пономаренко, которая пока, только пока мало известна широкой публике, погибла бы другая и примечательная в финансовом мире личность. Всякое, не скрою, бывает, но я обеими руками проголосовал бы за заказной характер убийства самого Тимура. И, как скажут менты и журналисты, при расследовании будут разрабатываться различные версии, т. е личная неприязнь, профессиональная деятельность и криминальные разборки.
   По машкиному виду я понял, что она начинает успокаиваться.
   - И вообще, Машенция, приготовься к тому, что менты скорее всего возьмут за одно место не кого-нибудь, а меня. И больно возьмут.
   - А тебя-то за что? Ты здесь при чем? - в ответ удивилась Маша.
   Я усмехнулся.
   - При том, подружка. Меня легко сделать главным подозреваемым. Во-первых, место директора в случае ухода Тимура должно было достаться мне, а, во-вторых, отношения между нами в последнее время погаными... Ладно, ты посиди здесь, - перевел я разговор на другую тему, - а я пойду предупрежу, что мы уезжаем в больницу.
   - В какую больницу? - заупрямилась Машка. - Не поеду. Да и вообще мы, наверно, должны дождаться милиционеров.
   - Уже по ним соскучилась? Глядишь, кто из знакомых приедет, - съязвил я. - Тот же Скворцов, к примеру.
   Машка надулась.
   - Да не дуйся ты, чума! - продолжал я. - Ты ведь беременная и потеряла сознание, да и давление тогда у тебя нашли. Забыла? Так что поедешь как миленькая, обследуешься, а дальше как врачи решат.
   Я отошел переговорить с начальником службы охраны, который по виду был в полном ауте от произошедшего. Я сказал, что уезжаю вместе с Машкой, а тот, злой от случившегося и собственного бессилия, дыша на меня парами коньяка, выпитого на весело начавшемся и печально завершившемся торжестве, вдруг раскипятился и стал возражать, напомнив про мой гражданский долг. А я демагогию не люблю, потому что сам в ней мастак, а из долгов признаю только два, супружеский и карточный. В общем я тоже завелся и послал его как раз в то самое место, которым один из этих долгов и исполняют.
   - Слушай, Назар (его фамилия Назаров)! - предварительно грубо выругавшись, сказал я. -Ты мне мозги тут не компостируй и начальника штаба не изображай. Моя Машка беременна и упала в обморок. И ее должен осмотреть врач. А менты, поверь мне, знают, как меня найти, если понадобится. Ты за них не боись.
   И мы уехали на зависть остальным, которых Назаров убедил не расходиться и дождаться милиции.
  
   В больнице у Машки, к счастью, ничего не нашли. Давление было в норме. Ее даже по моему настоянию осмотрел гинеколог и сказал, что с беременностью тоже все в порядке. Как выразился, уже расставаясь с нами, врач, с Машей произошел вазовагальный обморок. На нервной почве то есть, говоря по-русски.
   Мы благополучно вернулись домой.Было уже довольно поздно. Машка чувствовала себя вполне сносно и собралась ложиться спать. Внезапно зазвонил телефон. Мы оба испуганно на него посмотрели. Но звонили менты и вежливо-настоятельно предложили мне и Маше завтра явиться для дачи показаний.
   Напротив меня сидело лицо кавказской национальности. Оно представилось мне майором Пинхадзе. Интересно, его самого менты останавливают для проверки документов? Но ответа я не узнал.
   Как выяснилось, он с пользой и продуктивно провел короткое время, прошедшее с момента убийства Тимура. И очень настойчиво, подтверждая мои тайные опасения, расспрашивал меня о моих взаимоотношениях с боссом. Хотя его оперативность меня не так уж и удивляла. Скорее всего, ему помогли "доброжелатели", которых, как я полагаю, у меня в фирме не могло не быть. Кто-то не поленился и радостно стуканул, что я претендент на место босса, и между нами пробежала кошка.
   Я ничего скрывать от майора не пытался и честно сознался, что давно жду, когда босс выйдет на пенсию, потому что по согласованию с ним же самим должен занять его место. Что, вероятно, сейчас и произойдет. Да, отвечал я, у меня в последнее время испортились с ним отношения из-за несогласия по поводу одной сделки. И я рассказал историю про "Сибирские дороги". Нет, категорически заявил я, убивать я его не собирался и искренне сожалею о случившемся. Но, не скрою, что, как и все нормальные люди, иногда хотел, чтобы Тимур провалился ко всем чертям. Я подписал протокол и вышел. Я так и не понял, поверил ли мне майор или нет. Но у меня создалось впечатление, что ему довольно сильно хотелось защелкнуть на моих руках наручники. Жаль, что доказательств моей причастности к преступлению у него не было.
   В коридоре меня ждала Машка. Теперь наступила ее очередь отвечать на вопросы. На мое удивление, она, которая в этом деле вообще была с боку припеку, задерживалась. Я даже пожалел, что не взял с собой что-нибудь почитать. Наконец, дверь распахнулась, но вместо Машки снова вылез Пинхадзе.
   - Родион Николаевич! - обратился он ко мне. - Зайдите, пожалуйста, снова.
   Я вошел и первым взглядом озабоченно глянул на Машку. Я боялся, что беседа с майором выбила ее из колеи, но она вполне спокойно сидела на стуле, который недавно занимал я.
   - Родион Николаевич! - с нотой укоризны спросил Пинхадзе. - Что же вы ничего нам не рассказали про то, что вашу девушку преследуют, и что заведено уголовное дело? Я бы тогда еще раньше успел связаться со Скворцовым
   Я пожал плечами.
   - Я, Отар Георгиевич, лишь отвечал на ваши вопросы, - сказал я. - Хотя, не скрою, мне приходила в голову мысль, что смерть Тимура могла быть и случайностью. Но счел, что это маловероятно. И вы должны понять меня правильно. Вы ведь, намеренно или нет, во время допроса откровенно мне продемонстрировали, что я нахожусь на подозрении. А если это так, то как бы вы отреагировали на рассказ о маньяке-убийце?
   Пинхадзе легонько усмехнулся, но мне этого было достаточно.
   - Вот-вот. Вы бы решили, что я пытаюсь увести следствие в сторону. Кроме того, я и сейчас, несмотря на то, что сам являюсь подозреваемым, предпочитаю считать, что целью убийцы был Тимур, а не Маша.
   Я прокашлялся.
   - Впрочем, возможно, мы скоро сможем узнать точный ответ,- продолжил я. - Хлопотун, если это его рук дело, не исключено, что позвонит. А, кроме того, я надеюсь, что у вас есть пуля убийцы, которую можно будет сравнить с той, которая чуть не попала в Машу.
   Машка при этих словах вздрогнула.
   Пинхадзе нас, наконец, отпустил, и я заметил, что его изначальное предубеждение против меня поколебалось.
  
   Понятно, что хуже всего в этой истории приходилось Машке. Я пытался представить себе и не мог, как чувствует себя человек, на которого охотятся. Единственное, что я понимал отчетливо, было то, что, окажись я в подобной ситуации, то умер бы от страха. Но Машка, как ни странно, внешне сохраняла спокойствие. А, может, это были уже безразличие и апатия человека, понявшего , что смерть неизбежна. Я и так, и сяк пытался ее успокоить, но у меня получалось плохо. А вечером раздался новый звонок. Машка не сделала никакого движения, чтобы поднять трубку. Это сделал я, надеясь, что звонит Скворцов или вообще кто-нибудь из другой нормальной жизни.
   - Алло! - выжидательно произнес я.
   - В следующий раз точно не промахнусь, - раздался в ответ знакомый скрежещущий голос.
   Я положил трубку. К счастью, я стоял спиной к Машке, и это дало мне возможность сделать нейтральное лицо и придумать, что наврать. Но оригинальностью я не отличился.
   Я повернулся и с глупой улыбкой проговорил:
   - Ложная тревога. Ошиблись номером.
   - Ну и слава богу, - спокойно отреагировала Маша, внимательно глядя мне в глаза. Потом она вытащила свой "мобильник" и набрала какой-то номер.
   - Куда ты звонишь? - с любопытством и тревогой спросил я.
   - Да так, пустяки. Не обращай внимание. Надо же себя чем-то занять, - так же невозмутимо ответила она.
   Я немного расслабился. Кажется, пронесло. Ведь и правда, незачем ей знать про этот звонок и снова нервничать, лучше от этого все равно не станет.
   - Олег Андреевич! - услышал я ее голос и мгновенно встрепенулся. - Нам только что звонил Хлопотун, - сказала Машка. Черт побери, подумал я, она ведь меня снова провела. А Маша в этот момент внимательно выслушивала ответ Скворцова.
   - Так вы успели записать этот разговор? - спросила она. - И дело перешло от Пинхадзе к вам? Нет?
   Я чувствовал себя полным идиотом.
   - А, понимаю, - продолжала Маша. - Я уверена, что вы сделаете все, как надо. Спасибо.
   Машка бросила "мобильник" на стол. Я сидел притихнув, а она осуждающе на меня смотрела.
   - Родик! Не надо больше мне врать. Сильнее меня уже не испугаешь. А я должна знать правду.
   Я виновато опустил голову.
   - Хорошо, - сказал я. - Ты будешь знать столько же, сколько и я. Просто мне не хотелось чувствовать, что я тебя добиваю.
   Машка ласково провела мне ладонью по голове.
   - Я догадалась, что ты хотел сделать, как лучше.
   А у меня вдруг возникла дурацкая мыль. Но правдоподобная.
   - Ты знаешь, - начал я, - я тут подумал и решил, что цель Хлопотуна, может, совсем не в том, чтобы тебя убить.
   Машка с удивлением на меня посмотрела.
   - Да-да, - с еще большей увереностью продолжал я. - Давай рассмотрим все по-другому. Опираясь на голые факты. Мы имеем дело с человеком, у которого патологически перевернуто мышление. И человеческая жизнь для него вряд ли что-то значит. Это факт номер один.Факт номер два. Хлопотун ведет себя очень ловко и хитро, тщательно продумывая свои действия и заметая все следы. Факт номер три. У него в собственности находится какая-то редкая иностранная снайперская винтовка, которая уже дважды выстрелила. И тогда из всего этого невольно возникает вопрос. А что, собственно говоря, помешало такому умному и хорошо вооруженному человеку тебя убить? Простая случайность и отсутствие опыта стрельбы? Но разве это не странно, что дилетант, якобы до этого не имеющий никаких навыков убийства, имеет в своем распоряжении именно такое необычное оружие, а не какой-нибудь охотничий карабин "Сайга". Хлопотун, конечно, сумасшедший, но только в своем мироощущении, а не в практических действиях.
   - К чему ты ведешь? - с нарастающим интересом спросила Машка.
   - А к тому, что, если бы он действительно хотел убить, то давно бы убил. - Я на мгновенье задумался, чтобы сформулировать свою мысль получше. - Ему, если хочешь знать, нужно не твое мертвое тело, а твоя сломанная душа. За ней он охотится. Хлопотун хочет тебя сломать и подчинить себе.
   - Бог ты мой! - с сомнением воскликнула Машка. - Ну ты и напридумал. Да на что это ему?
   Я недоуменно пожал плечами. Я вовсе не был уверен, что Машка меня поймет.
   - Маш! -проговорил я. - Я, наверно, тоже не совсем нормален, но мне кажется, что все очень просто. Хлопотун ведь в своем письме уже косвенно признался тебе в любви. Вот он, как, мужик и возжаждал тебя. И добивается этого теми способами, которые подсказывает ему его больной рассудок. Хочет, чтобы ты ему полностью принадлежала. Сломанного человека подчинить легко. Завтра, скажем, подойдет к тебе где-нибудь эдакий обаятельный мужчина и заговорит приятным голосом. Не жабьим, как у Хлопотуна по телефону, а ласковым. Как у Виктора Юрьевича.
   Машка укоризненно на меня посмотрела.
   - А ты и растаешь. А он и посочувствует, и дельный совет даст. Не то что я. А убить он всегда успеет, если выхода не будет, только ведь убийство - это необратимо.
   - Родик! - довольно серьезно спросила Машка. - Ты когда-нибудь у психиатра был?
   Я засмеялся и отрицательно покачал головой.
   - Можешь иронизировать, сколько хочешь, но я вовсе не исключаю, что прав. Думаю, и вообще нужно рассказать о этой идее Скворцову. - Я перешел на более серьезный тон. - Кстати, о чем ты с ним чирикала?
   Машка неопределенно хмыкнула.
   - Я, в отличие от тебя, врать не стану, - заговорила она. - Я выясняла, не перешло ли к нему дело твоего начальника. Но он ответил, что пока нет. Это произойдет только в том случае, если совпадет пуля, убившая Тимура Арсеньевича с той, которой стреляли в меня. А пока он сказал, что добился усиления моей охраны еще на двух человек.
   - А про пушку Хлопотуна не спрашивала? Может, удалось что-то откопать?
   Маша пожала плечами.
   - Да мне и в голову не приходило этим интересоваться.
  
   На следующий день я не мог не пойти на работу. На это было много причин. В принципе, мне нужно был явиться еще вчера, но я провел почти целый день в милиции. А мне надо было принять дела Тимура и, пока не поступило иных указаний, начать выполнять его обязанности. Кроме того, я не хотел возникновения ненужных толков и предположений. Сотрудники не знали об истории с Машкой и не понимали подоплеку моего отсутствия в предыдущие дни. А, если бы я и после убийства босса перестал появляться на работе, то это без сомнения породило бы кучу вредных слухов. У меня не было сомнений, что тот же "доброжелатель" или "доброжелатели" уже распространил по фирме версию о том, что в преступлении мог быть замешен и я.
   Сесть в кабинете Тимура я не рискнул, хотя основная часть телефонных звонков шла к нему. Я, как обычно, расположился у себя и через некоторое время схватился за голову. Телефон трезвонил не переставая, и это учитывая то, что звонки проходили сортировку у Генриетты. И, несмотря на это, я буквально утонул в череде одних и тех же бесконченых вопросов, соболезнований, разговоров по согласованию процедуры похорон и т. п. У меня практически не было времени вздохнуть. Наконец, я взмолился у Генриетты о пощаде и попросил полчаса меня ни с кем не соединять.
   Минуту я просто сидел, тупо глядя на дверь напротив, а потом набрал номер Скворцова. Тот явно обрадовался, услышав мой голос.
   - Родион Николаевич! - бодро начал он, - Вам совершенно невозможно дозвониться. Ни на городской телефон, ни на "мобильник.
   А я действительно выключил "мобильник". Он тоже трезвонил без перерыва. Вначале я еще как-то пытался отвечать, думая, что мне ищет Машка или Нинка, но это были те же сочувственные звонки разных знакомых и малознакомых людей, за которыми скрывался вполне деловой и холодный интерес, кто займет еще теплое место Тимура, и будет ли как-то меняться линия приоритетов фирмы.
   Я объяснил ситуацию Скворцову, и он понимающе причмокнул губами.
   - Родион Николаевич! - продолжил он разговор - У меня есть новости, хотя не знаю, хорошие они или плохие. Имеющиеся у нас пули даже при не очень тщательном сравнении выглядят идентичными. Поэтому существует высокая вероятность, что и в этот раз жертвой преступления должна была стать Мария Витальевна.
   - Так что же в этом хорошего? - удивился я.
   Скворцов усмехнулся.
   - Для Маши, думаю, ничего,- грустно сказал он. - А для вас, может, наоборот. По крайней мере, Пинхадзе почти перестал вас подозревать в убийстве вашего босса. Очень вы ему не понравились. Он, знаете ли, у нас поклонник физиономистики. - В голосе майора послышалась насмешка. - Он говорит, что вы напомнили ему гидропонный овощ. С виду красивый и вкусный, а внутри одна вода и антибиотики, чтобы привкус гнили отбить.
   Я не очень весело засмеялся.
   - Я не физиономист, но его лицо мне тоже не шибко понравилось. Типичный "оборотень в погонах"... Значит, мне правильно показалось, что ему не терпелось меня арестовать?
   - В общем не без того. - согласился Майор. - Но Пинхадзе - не оборотень и хороший сыщик. И знает свои слабости. Поэтому, если факты с его версией не совпадают, он их подтасовывать любой ценой не будет.
   - Так он будет и дальше вести это дело? - с тайной надеждой на отрицательный ответ поинтересовался я.
   Скворцов хмыкнул. Похоже, он прекрасно понял, почему я спрашиваю.
   - Да нет. Он с радостью спихнул это дело на меня.
   - А вам, Олег Андреевич, удалось как-то продвинуться в поисках Хлопотуна? - перевел я разговор о Пинхадзе на другую тему.
   Молчание было достаточно красноречивым.
   - Может, вам удалось узнать что-то об оружии? - снова спросил я.
   Скворцов отвечал неожиданно раздраженно.
   - По нашим каналам ни "Intervention", ни подобная ей винтовка "Windrunner" нигде не фигурировали. А легальные и нелегальные продавцы оружия категорически отрицают, что в обозримом прошлом получали на них заказ.
   - Так откуда же она у Хлопотуна?
   - Откуда? - мрачно переспросил Скворцов. - Да все оттуда. Мы ведь можем выявить поставщика оружия только тогда, когда он занимается этим постоянно и поэтому не может где-нибудь не засветиться, а, если кто-то карабин ввез контрабандой однократно и не попался, выйти на такого человека практически невозможно.
   Значит, и через оружие шанс найти Хлопотуна был невелик. Тогда я рассказал Скворцову о своей версии происходящего и намерениях Хлопотуна.
   Майор с интересом меня выслушал.
   - Вы, Родион Николаевич, на меня не обижайтесь, - сказал он, - ваша история очень занимательна, но для меня совершенно бесполезна. Она хороша, но для какого-нибудь форума судебных психиатров. А я ищу убийцу двух конкретных людей. Это не какой-нибудь психоанализ. Более того, ваша теория может быть даже вредна для Маши и нас всех. Потому что вы утверждаете, что цель маньяка только напугать, а не убить. А это может людей расслабить и уменьшить бдительность охраны и страх Марии Витальевны. А ей очень нужно Хлопотуна бояться.
  
   Один из прозвучавших в этот день звонков, несмотря на тяжесть ситуации, все же оказался приятным. Я поговорил с Олигархом. Мы оба выразили друг другу вежливое сочувствие по поводу гибели Тимура и обсудили дату и церемонию похорон. А потом он нейтральным тоном сказал, что с сегодняшнего дня я начинаю официально исполнять обязанности директора фирмы и более того, моя кандидатура будет представлена правлению директоров для утверждения на постоянную должность. А человека, выдвинутого Олигархом, правление с роду не рискнуло бы "прокатить". Я вежливо поблагодарил, с трудом скрывая радость. Он помолчал и печально заметил:
   - Я всегда стараюсь действовать по справедливости. Поэтому я так дорожил Тимуром. Он был такой же, как я. А вы другой. Как и все ваше поколение. И хотя вы мне и симпатичны, но благодарить за это место вы должны не меня, а Нину. Поверьте, у меня на примете были люди и посильнее вас и поопытнее. Да и, не обижайтесь, подыскивал я Тимуру смену среди известных мне фигур, а не варягов, вроде вас. И у меня был на примете человек, имеющий связи с Росвооружением. Давно уже пора нам начинать пастись и там. Но я оценил вашу корректность во взаимоотношениях с моей дочерью. И я видел вас и вашу девушку вместе. Надо сказать, что вы заработали у меня очки тем, что проявили характер и после моего разговора с вами остались со своей Машей, а не переключились на Нинку. Она ведь тоже весьма недурна собой. И завидная пара.
   - Ваша дочь красавица, - совершенно искренне сказал я. Олигарх не ответил, но я чувствовал, что ему приятно услышанное.
   Бедная, старомодная акула капитализма, думал я. И вовсе это не я не переключился на Нинку, а та не дала мне на нее из-за Машки переключиться. Но, как говорится, все к лучшему.
  
   Домой я прилетел как на крыльях. Может, это и безнравственно в той ситуации, но я не мог не радоваться. Ведь начала осуществляться мечта моей жизни. Я становился боссом.
   Машка же откровенно куксилась. Она оказалась запертой и изолированной от всех. Понятно, это было сделано для ее безопасности, но легче ей от этого не становилось.
   Она ужасно обрадовалась моему приходу и сразу же начала жаловаться, как ей ужасно скучно, какие все ее подружки сволочи и не хотят с ней долго трепаться по телефону. Рассказала, что звонила родителям в Курск, что делала нечасто, но не рискнула говорить с ними о маньяке. Не хотела беспокоить. Все равно они ничем не могли помочь. Разве что спрятать. Но снова в Курск он не хотела.
   - А, может, отправить тебя к Гришке? - неожиданно для самого себя спросил я.
   Там-то точно чужаку остаться незамеченным будет нелегко.
   Машка задумалась. Было видно, что она колеблется. Но потом решительно покачала головой.
   - Нет, Родик. Этот вариант мне не подойдет. Во-первых, я этого места тоже боюсь. И из-за спиритического сеанса, и из-за встречи с волком. А, во-вторых, я не хочу подвергать опасности хорошего человека, твоего дядю. И так уже двое из людей, находившихся поблизости от меня погибли.
   Машка вдруг испуганно взглянула на меня, как будто увидела труп, и прикрыла рот рукой.
   Я зло сплюнул.
   - Маш! Не дури и таращься на меня так. Со мной ничего не произойдет. - Я обнял и прижал ее к себе, - Ты лучше послушай, какие у меня новости.
   И я рассказал Машке о своем назначении.
  
   Но самое странное во всей этой истории было то, что Хлопотун внезапно пропал. До этого он проявлял себя достаточно активно, а тут раз и испарился. Затаился. Понятно, что мысль о его намеренном или ненамеренном исчезновении возникла не сразу. А пока Машка сидела напуганная дома и кисла. И, слава богу, съемки еще не возобновились. Ее же охрана добросовестно следила за моей квартирой, а группа Скворцова продолжала искать следы убийцы. Но так прошел день, второй, третий и еще один. И ничегошеньки не произошло. И я по все более расслабленному поведению машкиных стражей заметил, что их первоначальная бдительность потихоньку сходит на нет. Впрочем, это было по-человечески понятно. Но очевидным являлось и то, что Хлопотун мог специально устроить этот перерыв в расчете на то, что напряжение спадет, и люди расслабятся. Я позвонил Скворцову и поделился опасениями. Ничего успокаивающего он мне сказать не мог. Он был со мной совершенно согласен, но прекрасно понимал, что для поначалу настороженных и внимательных охранников через некоторое время работа превращается в рутину. Более того, он не скрывал, что и охрану ему придется когда-нибудь снять вне зависимости от того, поймают они Хлопотуна или нет.
   Так прошла целая неделя. У Машки возобновились съемки, и я даже не рискнул заикнуться, что, может, лучше переждать дома еще. Она буквально рвалась вырваться из четырех стен. Но, ко всеобщему удовлетворению, жизнь и дальше покатилась по накатанным рельсам. Инородным телом в ней выглядел только поочередно меняющий друг друга и сопровождающий Машку bodyguard в лице тех же Марата и Павла. Число охранников снова сократили до двух. Я позвонил Скворцову и спросил, что происходит. А тот просто отбрехался. В вежливой форме послал меня в очень далекие места. Но, видимо, у него все-таки была совесть, и он в конце разговора сказал мне следующее:
   - Родион Николаевич! Вы же человек практического склада ума и должны понимать, что наша работа не столько творческая, сколько механическая, состоящая в накоплении информации, на основании которой строится версия и выявляется виновный. И, если преступление не удалось раскрыть по горячим следам, и в деле нет явных улик и подозреваемых, то поиск преступника может занять длительное время, иногда даже годы безо всякой гарантии, что его вообще удастся найти. Что же касается охраны, то правила ее функционирования просты. Она существует до тех пор, пока развитие событий указывает на активность преступника, но, если он бездействует, то и охрану снимают.
   Я попытался что-то возмущенно сказать, но Скворцов меня перебил:
   - Пожалуйста, оставьте вашу реплику при себе. Я и так знаю, что вы правы. Но таким образом устроена и работает система.
   Капитан помолчал, а с ним и я. Что мог я ему сказать?
   - И вообще, Родион Николаевич, - начал он снова, - отсутствие активности Хлопотуна вовсе не означает то, что он обязательно коварно затаился и выжидает. Вы же и сами заметили, что он не выдерживает долгого молчания. Ему просто надо себя как-то проявить. Он ведь уже обещал вам не звонить, а позвонил после этого два раза. И в этих звонках никакой иной цели, кроме как напомнить о собственной персоне, у него не было. Подумайте сами. Если бы он не позвонил после убийства вашего начальника, а мы бы, как это иногда бывает, не нашли пулю, то вы бы, Родик, запросто могли сидеть сейчас на нарах по обвинению в заказном убийстве. Если задуматься, то для Хлопотуна такой сценарий был бы даже более привлекателен, чем смерть Марии Витальевны. А так, черт знает, что с ним произошло? Не забывайте, что мы имеем дело с обыкновенным, хотя и больным человеком. Он мог попасть в аварию, его могли посадить в "психушку" и из-за других причин, он просто мог уехать с женой в отпуск.
   - С женой в отпуск? - тупо переспросил я.
   - А почему бы и нет? - удивился Скворцов, - С чего вы решили, что он не женат? Наверняка, он с виду обычный законнопослушный гражданин, только начитавшийся "ужастиков".
  
   То, что охранники начинают все больше и больше расслабляться, получило подтверждение уже через два дня. Я бы ничего и не узнал, но мне, по секрету и глупо гордясь собой, рассказала Машка. Она поведала, что у Паши заболел пацан, и некому было его везти к врачам на какое-то обследование. И Павел, ужасно переживая, попросил у Маши разрешения смыться. На пару часов. Она, конечно, согласилась, а я в ответ обозвал ее дурой.
   - А предложить ему найти себе на пару часов подмену ты не сообразила? - спросил я. - Он ведь не маленький мальчик. Да и о том, что у ребенка обследование, наверняка, он знал заранее.
   А Машка, рассчитывающая на мою похвалу, обиженно надула на меня губки. Я, по-моему, уже упоминал, что всегда тайком любовался Машей, когда она сердилась. Она, кстати, об этом знала и злилась еще сильнее, но я ничего не мог с собой поделать. Эти вспухшие, полные губы и расширившиеся от избытка в крови адреналина зрачки, отчеркнутые изумрудной каймой радужки, делали ее в эти моменты ужасно сексуально привлекательной. Но в этот раз я вдруг увидел только обычную обиженную женщину. И вначале даже не понял почему. Вроде Машка - как Машка. Но, кажется, в лице было что-то не так. А потом до меня дошло. Маша менялась, как часто меняются женщины во время беременности. Наверно, природа нарочно их начинает временно портить, чтобы отвадить от самок нетерпеливых самцов. А у Машки, как это бывает, начали увеличиваться губы и нос. Я этого раньше не замечал, а сейчас почему-то бросилось в глаза. И подумал, что еще, кроме живота, у нее могут появиться пятна на коже и стрии.
   Жаловаться на Павла Скворцову я не стал, но провел с ним разъяснительную беседу по повышению мотивации. Короче, объяснил ему, что еще одна такая выходка, и погоны я с него сниму.
  
   Но вне зависимости от того, были ли охранники бдительными или нет, продвигалась ли в расследовании группа Скворцова или топталась на месте, ничегошеньки, абсолютно ничегошеньки не происходило. Я уже образно представлял себе, как Хлопотун с женой и прыщавым очкастым сыном проводит отпуск в Турции. Как его толстая матрона шляется по кожаным рынкам, а он сладострастно разглядывает, сидя у бассейна гостиницы, голые попки молоденьких русских туристок, время от времени исподтишка поглаживая оттопырившиеся плавки.
   И, наверно, это было и к лучшему, что в эти дни я был просто завален работой. Мне было необходимо не только разобраться с той кучей дел, которая до смерти Тимура находилась вне моего ведения и осталась недоделанной, но, что еще важнее, нужно было подсуетиться и замкнуть на себе очень важные личные контакты покойного босса, чтобы, не дай бог, кто-то чужой не попытался заполнить эту нишу.
   Машка же снова целиком погрузилась в съемки. И была очень довольна их ходом. Ее каннский лауреат продолжал ее хвалить и не переставал время от времени выражать сочувствие по поводу случившейся с ней истории. Охранников она старалась не замечать, хотя и не забывала время от времени показывать, что помнит об их присутствии, и даже приглашала подняться к нам выпить чая.
  
   Так прошли еще дней десять. Этот день у Машки был свободным, и она осталась дома. А у меня, как назло, сломалась машина, и на работу мне пришлось добираться своим ходом. Машка еще посмеялась надо мной, что наконец-то я вспомню, как чувствуют себя простые смертные, хотя я вовсе не был снобом и запросто мог бы доехать и на общественом транспорте или "леваке". Единственное, что меня смущало и злило, это то, что я выбивался из обычного графика. На своей машине я всегда более и менее точно знал, когда попаду к себе в офис, а тут слишком многое зависело не от меня. Дело было даже не в том, что я боялся опоздать. Я, в принципе, если б захотел, мог и вообще не прийти в этот день, но пунктуальность - это одна из черт моего характера, поэтому мысль о том, что я приду раньше или, наоборот, задержусь, вызывала у меня раздражение. Наверно, я просто зануда.
   Как и в предыдущие дни, работы у меня было по горло. В редкие свободные промежутки я пробовал звонить Машке, но телефон дома не отвечал. Вначале я не придал этому значение. Мало ли что? Вышла в магазин, или неожиданно вызвали на студию. Но и "мобильник" тоже не отвечал. Я начал волноваться сильнее. Я попросил Генриетту сделать то, о чем никогда не просил раньше, связать меня по любому доступному телефону с Машей, но через час она доложила, что у нее ничего не вышло. Во мне начала нарастать паника. Я довольно долго колебался, и потом набрал номер Скворцова.
   - Олег Андреевич! - сказал я. - Боюсь, что я вам надоел и кажусь обсессивным, но я тревожусь за Машу.
   - А что случилось? - вежливо, но без интереса спросил мент.
   - Да вы понимаете, - с волнением в голосе произнес я, - она сегодня свободна от съемок и должна сидеть дома, но не отвечает мне ни на городской телефон, ни на "мобильник". И так уже несколько часов. Я уж себя и так уговаривал, и сяк, что, может, ушла куда-нибудь, а у "мобильника" батарейка села, но успокоить себя все равно не могу.
   - Ладно, Родион Николаевич, - без особого энтузиазма ответил Скворцов, - позвоню своим ребятам, пусть выяснят.
   Я не находил себе места и с надеждой, и ужасом поглядывал на молчащий телефон. И хотя и ждал звонка, вздрогнул, когда он внезапно зазвенел. Я поднял трубку.
   - Родион Николаевич! - раздался тревожный голос секретарши, - Это вас из милиции.
   Моя рука стала совершенно влажной.
   - Родион Николаевич! - услышал я хриплый голос Скворцова. - Немедленно приезжайте. С Марией Витальевной случилось несчастье.
   У меня потемнело в глазах.
   - Она жива? - тоном обреченного спросил я.
   - Приезжайте немедленно. - повторил капитан, и я понял, что надежды нет.
  
   Еще из коридора я увидел лежащее тело. Машка был в ее обычном домашнем халатике, который с утра она, похоже, так и не переодела. Она лежала вытянувшись по струночке, держа в правой руке букет красных гвоздик. Из груди торчал нож. А на лице помадой была нарисована издевательская клоунская улыбка.
   Дальше я плохо помню, что было. Нет, я не потерял сознание. Просто те события как бы стерлись из моей памяти. Я помнил, что отвечал на вопросы, о чем-то разговаривал со Скворцовым, выпил рюмку коньяка. Но я был не я. Знаете, у меня было странное ощущение, что мой мозг и тело существуют отдельно друг от друга. Я поднимал руку, и мои глаза удивленно на нее смотрели, мол, смотри, движется чья-то рука. Мир словно вывернулся наизнанку. Мне вдруг стали бросаться в глаза и раздражать всякие мелочи. Вот мой телевизор, с экрана которого давно не вытирали пыль. Вот на потолке вызывающе напоминало о себе многолетнее пятно от раздавленного комара. Вот пожух листик на той гвоздике в машкиной руке. Но смысл происходящего плохо доходил до меня. И я молил бога о том, чтобы все поскорее ушли и забрали машкино тело. А потом я неожиданно вспомнил, что нужно сообщить ее родителям и на секунду очнулся. Я ведь даже не знал их телефона. Допрашивающий меня мент в штатском удивленно на меня взглянул, когда я в середине его вопроса, не говоря ни слова, встал и подошел к Скворцову.
   - Олег! - обратился я к нему. - Надо позвонить ее родителям, А я не знаю их телефон. Посмотри, в ее сумке должна быть записная кннижка, может, там есть. Сам я трогать ее вещи сейчас не могу. Они еще ею дышат.
   Майор понимающе кивнул.
   - Хочешь, мы сами сообщим?
   Я скривился.
   - Я бы и рад, но не могу себе это позволить. Маша прожила со мной почти три года и была от меня беременна.
   Скворцов вопросительно поднял брови, хотя, конечно, знал, а я добавил:
   - Она погибла у меня на квартире, в моем доме и, может, по моей вине.
   Майор с удивлением на меня посмотрел.
   - Надо было мне настоять и на время спрятать ее в лесу у моего дядьки, - объяснил я. - Там-то ее точно бы никто не достал.
   Скворцов с сомнением пожал плечами. Но комментировать мои слова не стал.
   Наконец, они все ушли и забрали Машу. Совершенно обессиленный я буквально рухнул на диван. Покопавшись в кармане, я вытащил свой мобильник". Вместе с ним выскочил и покатился по полу какой-то орешек. Я тупо посмотрел ему вслед. Поколебавшись, я набрал телефон Нины.
   - Нина! - сказал я, - Машу убили.
   И заплакал.
  
   Трудно передать кошмар следующих дней. Не знаю почему, но, по-моему, бог наказывает родственников умерших людей дважды. Первый раз, когда отнимает у их близких жизнь, а второй, когда заставляет их хоронить. У меня не было до этого большого опыта, хотя я, конечно, был на похоронах. Но тогда для меня это было хотя и тяжкой, но не моей повинностью, а теперь эта повинность стала моей. И меня измучило это театрализованное представление, лишь чуть-чуть разбавленное единицами людей, искренне переживающими горечь утраты. И в памяти остались даже не они, а какие-то незнакомые люди со студии, со скорбными лицами произносящие трогательные речи, а потом, улыбаясь, рассказывающие друг другу анекдоты, представитель похоронного бюро, настойчиво дергающий меня за рукав и пытающийся поторговаться со мной по поводу сметы, мое тупое безразличие ко всему и ни к селу, ни к городу всплывшая в памяти фраза "Разве "Нимфа" кисть дает, туды ее в качель". А что стоили эти три дня, которые у меня прожили машкины родители? Что я мог сказать этим совершенно пригнутым горем к земле, маленьким и провинциально добродушным людям, которые меня-то, по сути, и не знали. Да и кто я был им вообще? Полузять?
  
   Поэтому день, когда я вернулся на работу, стал для меня настоящим облегчением. Мне просто срочно надо было разбираться со старыми делами и уже поднакопившимися новыми. Но я был только рад. Чем больше я работал, тем меньше вспоминал. Приятной неожиданностью для меня стал звонок Олигарха. Он по-человечески искренне выразил свои соболезнования. С его же дочерью я со дня машиной смерти так и не общался. Тот звонок был единственным. Я только передал, что Маша умерла, и положил трубку. Нина тут же перезвонила снова, во всяком случае я так подумал, но я ей не отвечал, пока она не поняла, что разговаривать с ней не буду.
   День закончился быстрее, чем мне хотелось. Нехотя собрав свои вещи и не торопясь, я поплелся вниз на выход. У подъезда фирмы меня ждала Нина.
   Она молча подошла ко мне и всмотрелась мне в лицо. Это было не очень приятно, и я уже хотел было сказать ей что-то резкое, но она меня опередила и заговорила сама:
   - Ты как, Родик! Держишься?
   Я неопределенно пожал плечами.
   - Я же Зверек, - ответил я. - А они живучие.
   - Зверек? - удивленно переспросиа Нина.
   - Зверек, - усмехнулся я. - Кличка у меня такая была в детстве.
   - Так что же ты собираешься делать, Зверек? - спросила Нина. Странно, но в ее устах моя кличка не прозвучала обидно
   - В каком смысле? - настала очередь удивляться мне.
   - Ну, не в глобальном, конечно, - сочувственно глядя, ответила Нина. - А конкретном. Что ты, например, будешь сейчас делать?
   - Поеду домой, - снова пожал плечами я. - У меня работы много накопилось. Пора этот завал разгребать.
   - А, может, если это не сильно ударит по доходам твоей фирмы, пойдем в кино? - осторожно спросила Нина. - Там темно, разговаривать не надо, а если захочешь поплакать, так никто и не заметит.
   - Я уже свое отплакал, - чуть резче, чем хотелось бы, ответил я.
   - Вот и славно, - сказала Нина. И она действительно, как маленького, за ручку повела меня в кино. А потом случилось так, что пригласила меня подняться к ней перекусить. Я было заколебался, но все-таки пошел, хотя меня мучали угрызения совести, да и на душе было муторно. Хотел я этого или нет, но нинкино присутствие меня по-мужски тревожило. Наверно, поэтому я был неразговорчив и грубоват, а потом вообще уставился в телевизор , делая вид, что смотрю футбольный матч. Но все это была только видимость. Я затылком чувствовал Нину, слышал каждое ее движение и ощущал легкий и нежный запах ее духов. В какой-то момент она вышла, и я откровенно и с облегчением вздохнул. Но она уходила только переодеться и вернулась в том памятном мне домашнем платьице. Она села мне на колени и нежно поцеловала в губы. А потом Нина меня любила, и это было намного сильнее, чем в первый раз, наверно, потому что к ее страсти примешивалось и почти материнское желание спрятать меня от всех моих бед под свое крыло. Но ночевать у себя не оставила. Она сказала, что это грех, похоронив одну женщину, через несколько дней оставаться ночевать у другой. Я и раньше считал, что все нюансы женской логики мне не доступны, поэтому не очень удивился и ушел домой. Было уже довольно поздно, когда я приехал, и поспел точь в точь ко звонку Скворцова.
   - Родион Николаевич! - вежливо попросил он. - Зайдите, пожалуйста, завтра ко мне в управление. Я хочу вам что-то показать.
  
   Это "что-то" было видеозаписью с камеры наблюдения, установленной у нашего подъезда. В 8.14 по таймеру в дом вошел довольно пожилой мужчина в очках и с усами. Он был одет в просторный неприметный плаш, а на его голове красовалась лыжная шапочка, из-под которой лезли седые космы. Обе его руки были заняты. В левой он держал плетеную пластиковую сумку с картошкой и пакетом молока, а в правой - букет гвоздик. Мужчина чуть прихрамывал на левую ногу. В 8.27 он вышел без цветов и сумки и через секунду исчез из поля видимости камеры. Его лицо практически ни в один из моментов записи я толком разглядеть не смог.
   Я вопросительно поглядел на Скворцова. Тот попросил еще раз повнимательне вглядеться в незнакомца. Мне показали запись повторно. Неизвестный мне вовсе никого не напоминал, о чем я и заявил капитану, ожидая дальнейших объяснений. А они и не замедлили последовать.
   - Видите ли, Родион Николаевич, - сказал Скворцов, - у нас за тот день есть запись всех лиц, входящих и выходящих из подъезда после вашего ухода на работу. Этот человек единственный, который вошел с цветами, и вышел без них.
   - Так вы думаете, что это Хлопотун? - живо спросил я.
   - Гарантий у меня, конечно, нет, - ответил капитан. - Но почти уверен, что это он. Этот человек появился в период, совпадающий с временем смерти, пробыл в доме недолго, ушел без цветов, и все это делает его подозреваемым номер 1. Кроме того, его сумку с продуктами мы нашли в мусоропроводе. И я, често говоря, надеялся, что вы мне поможете в его опознании.
   - А я-то каким образом? - удивился я.
   Капитан чуть усмехнулся.
   - Да нет, я совсем и не предполагал, что вы можете его лично знать, хотя и это надо было выяснить. Я надеялся на другое. Хлопотун ведь за вами, как вы и сами догадались, следил, а, значит, просто мог попасться на глаза, и вы могли его разглядеть. Вы ведь видели запись. Судить по ней о его внешнем виде очень сложно. И само качество не важное, и броских примет у подозреваемого чересчур много. И длинные волосы, и усы, и очки. Не удивлюсь, что он изобразил себе на физиономии какой-нибудь страшный шрам. Все это просто , но очень эффективно сбивает с толку и отвлекает внимание людей. Я даже обратился к нашим экспертам и попросил их смонтировать фоторобот, но без этих примет. Они посмотрели пленку и отнеслись к моей идее скептически. Сделать-то они сделают, но за схожесть с оригиналам отвечать не берутся. По их словам, в записи нет ни одного подходящего ракурса анфас. Вот поэтому-то я и обратился к вам. Может, видели кого-то похожего и сумели разглядеть.
   Я снова покопался в памяти уже более целенаправленно, и снова с сожалением покачал головой. Нет, никого похожего я не вспомнил.
   Капитан разочарованно развел руками.
   - Ну что ж. На нет и суда нет.
   Мы поболтали еще немного о пустяках, и я уже собирался распрощаться.
   - А вы поздненько приходите домой, Родион Николаевич, - неожиданно заявил капитан.
   Я выжидательно взглянул на него. Говори, раз уж начал.
   - Где ж это вы вчера так подзадержались? - с легкой иронией спросил Скворцов.
   - А какое это имеет значение? - удивился я.
   - Может, и никакого, - ответил капитан. - Но, если вам нечего скрывать, не сочтите за труд, ответьте.
   - Был в кино с Ниной Кагановской, - спокойно ответил я, - Я и раньше это с ней делал. Разве это криминал?
   - Конечно же, нет, Родион Николаевич, - с прохладцей в голосе сказал Скворцов. - Только это немного странно, что через несколько дней после похорон беременной гражданской супруги вы идете с другой, красивой и молодой женщиной в кино.
   - Нина хотела, чтобы я развеялся. Мне действительно очень тоскливо дома, - не скрывая нарастающего раздражения проговорил я. Какое этому "мусору" дело, с кем и как я провожу время? Что он мне нянька?
   Капитан продолжал меня разглядывать, как бы догадываясь, о чем я подумал.
   - И чтобы помочь вам развеяться Нина пригласила вас домой?
   - Она пригласила меня поужинать. У меня сейчас дома хоть шаром покати, - с обидой и злостью сказал я. - А еще я посмотрел футбол, если вас это интересует. Да и вообще, что, вы установили за мной слежку? Вы меня в чем-то подозреваете? Уж не в убийстве ли Маши?
   Скворцов успокаивающе похлопал меня поплечу.
   - Ну-ну, не лезьте в бутылку. - Но в его тоне снова неожиданно появился холодок. - А что касается моих вопросов и слежки, то скажу вам следующее. Если ваша совесть чиста, то и опасаться вам нечего, а если что-то пытаетесь скрыть, то каким бы приятелем Кагановских вы ни были, а задницу я вам надеру. Не обессудьте. А слежку за вами я установил сразу же после гибели Марии Витальевны. Для вашего же блага. А вдруг у нашего друга Хлопотуна появилась идея, пока не кончатся патроны, отстреливать всех акул капитализма.
   Я через силу засмеялся. На лице Скворцова тоже появилась ироническая улыбка, но по другому поводу.
   - Значит, говорите, футбол смотрели. Ну-ну.
   Я буркнул в ответ что-то невразумительное, и мы расстались.
  
   Ирония капитана по поводу поверхностности моих взаимоотношений с Ниной оказалась, если можно так сказать, пророческой. Она взяла надо мной шефство, прилагая максимум усилий, чтобы отвлечь от грустных мыслей и вернуть к нормальной жизни. И довольно быстро преуспела. Через некоторое время я не мог и дня провести, чтобы не поговорить или не повидаться с ней. Но близости с собой она больше допускала. И вообше с женским хитроумием доказывала мне, что я неправильно все понял, что мы совершили ошибку, и что она всего лишь хотела меня по-бабски утешить. По мне, так продолжала бы утешать таким образом и дальше, но мои намеки остались непонятыми. В итоге дело закончилось тем, что довольно неожиданно для самого себя и ужасно смущаясь, я сделал Нине предложение руки и сердца. И она его не отвергла. А через пару месяцев мы поженились.
  
   Олигарх не поскупился на свадьбу любимой дочери. Пригласил весь высокопоставленный зверинец. Но мне было на него наплевать. Главное, что Нинка была совершенно счастлива, хотя мы с ней, честно говоря, ужасно устали от этого мероприятия. Я не знаю, чтобы делал, если б тайком от новобрачной не заливал в себя водку. И что обидно-то - компании у меня не было. Приглашенные с моей стороны, мама и Гришка вначале растерялись, а потом затерялись среди этого псевдобомонда, еще даже не успевшего закопать в огороде свои онучи, и быстро свалили, а мои мушкетеры, Дух и Ким, вообще меня подвели. Ким так сильно подвернул ногу, катаясь на горных лыжах, что его даже загипсовали. И он был беднягой вдвойне. Нелька, наверняка, проела ему плешь за то, что из-за его конечности, она пропустила свадьбу дочери самого Олигарха, А Дух укатил за границу, и от него давно не было вестей.
   Наконец, нам с Нинкой удалось смыться. Мы, как и предполагалось, сели в лимузин и покатили в заказанные по этому случаю апартаменты, где мы должны были провести первую брачную ночь. Нинка, выпившая приличную порцию шампанского, всю дорогу хохотала, а я, чтобы ее веселье не угасало, дурачась изображал из себя неопытного молодожена и требовал от нее клятвы, что она девственница. И с умным видом начал объяснять ей, что в древности у многих народов существовал мудрый обычай, согласно которому невесту перед свадьбой осматривали пожилые женищины, чтобы удостовериться, что никакой другой случайный прохожий не успел до жениха проникнуть в ее теснины. Нинка, смеясь, клялась, что "да", и предлагала убедиться самому. А потом вдруг притихла.
   - Родька! - смущенно спросила она, обняв меня за шею. - А девственницы могут забеременеть?
   Тут уж настала очередь смеяться мне.
   - Ну, вообще-то истории известен нашумевший случай, произошедший с девой Марией... начал было я и осекся. - А что ты, собственно говоря, имеешь в виду?
   - Я беременна, Родик, - прошептала Нина. - Это, наверно, грех, но это произошло тогда, помнишь, когда ты первый раз был у меня после машиных похорон. В меня нельзя было в тот раз кончать, но я не смогла от тебя оторваться.
   Я удивленно уставился в абсолютно счастливые глаза Нинки.
   - Дурочка ты моя! - воскликнул я. - Да не какой это не грех, а, наоборот, это знак свыше, что жизнь продолжается.
  
   Я ехал к Духу, задавая себе вопрос, какого черта ему от меня надо. Мы довольно давно не виделись и не перезванивались. Он уехал по своим делам в Штаты и пропал напрочь, а потом вдруг появился снова худой, задерганный и неразговорчивый. Мы с Кимом вначале еще как-то пытались вытащить его в сауну, но он нас избегал и вообще затем ушел в подполье. Ким, которому он все-таки позванивал, говорил, что Дух и с Таськой тоже расстался. Непонятно даже почему. Она вроде и не хотела разрыва, а он ее прогнал, хотя потом ужасно переживал. А сегодня вдруг мне позвонил и мрачным тоном предложил приехать. Мне это было совсем не с руки. Нинка просила прийти пораньше. Она плохо переносила беременность. Ее сильно тошнило и рвало по утрам. Врачи даже предложили ей лечь в больницу, но она не захотела и осталась дома. Но стала настаивать, чтобы я ни на минуту не задерживался на работе, что далеко не всегда было возможно.
   Я был у Духа один раз и плохо помнил к нему дорогу, поэтому в итоге заблудился. Я какое-то время крутил по улицам, ругая себя, что теперь задержусь еще больше, а Нинка там будет одна переживать, и даже собрался звонить Духу, но, наконец, вырулил, куда надо.
   Дух молча открыл мне дверь. Он безо всяких приветствий и рукопожатий, как какую-то диковинку, оглядел меня, повернулся спиной и пошел обратно в комнату. Было не похоже, что я для него желанный гость, и я недоумевал почему. А Дух продолжал играть в молчанку. Он вынул здоровенную бутылку виски и два бокала. Чуть поколебавшись, он притащил кусок какой-то довольно непрезентабельного вида колбасы и далеко несвежий хлеб.
   - Нам сегодня понадобится много виски. - наконец, сказал он, - На трезвую голову этот разговор не пойдет.
   Я вопросительно посмотрел на него.
   - Что такое , Дух? Ты сам на себя не похож.
   Он безрадостно засмеялся.
   - Умирающие редко выглядят как свежие огурчики.
   - Умирающие? - переспросил я.
   - Да, Зверек. Умирающие, - он обреченно вздохнул. - Мне осталось несколько месяцев. Болезнь вернулась.
   Я вскочил и заходил по комнате.
   - Погоди Дух. Ты меня совершенно выбил из колеи. Ты ведь сделал пересадку костного мозга. Зря что ли ты столько времени в Штатах ошивался и сумасшедшие "бабки" заплатил.
   Дух усмехнулся.
   - Заплатил - не заплатил, но, видимо, нельзя купить себе здоровье чужой кровью.
   - Погоди, погоди, не торопись в могилу. Врачи-то, что говорят?
   - То и говорят, что, наверно, опять придется химию делать. А я-то уже грамотный, про свою болезнь в "интернете" все прочитал. А там так и написано, что при рецидиве болезни после пересадки костного мозга шансы больного снова войти в ремиссию близки к нулю. А сейчас все происходит так, как в первый раз, когда болезнь только начиналась. Тогда у меня кровь носом пошла, и ее остановить никак не могли. Знаешь, как это у нас делается? Совали-совали мне в нос тампоны пока, наконец, кто-то не догадался анализ крови взять. А там тромбоцитов с гулькин нос, удивительно, что еще до смерти не закровил. Тогда уж позвали гематологов. Стали переливать кровь, тромбоциты. Кое-как кровотечение остановили, а затем сделали пункцию костного мозга. А там лейкемия. И пошло, поехало. Химия такая, химия сякая. А это, брат, не сахар. Но гематологи оказались молодцы. Вроде выкарабкался я. У тебя, сказали доктора, полная ремиссия. И я как будто заново родился. Но не тут-то было. Объяснили они мне, что полная ремиссия - это не выздоровление, а это штука, хотя для больного и отличная, но не однозначная. Человек вроде бы и совершенно здоров, но через пару-тройку лет лейкемия, как правило, снова возвращается. И снова надо делать химию до новой ремииссии, если вообще удастся ее достичь. А она, как правило, намного короче первой, а дальше та же музыка, рецидив и опять химия, и снова музыка в конце, но похоронная.
   Мы, говорят, в принципе не исключаем , что, может, ты и вообще выздоровел, но проверить это можно только временем, иного способа нет. Зато способ увеличить твой шанс выздороветь знаем. Надо тебе, Миша, при твоем варианте лейкемии делать пересадку костного мозга. Это, мол, тоже не гарантия, но шансы выжить намного выше. Мы, говорят, можем, конечно, это сделать и у нас, но это стоит денег. А, если для тебя деньги не проблема, то и вообще лучше пересадку делать за рубежом. Там у них опыта побольше. Так что, если "бабки" найдешь езжай, любезный друг, заграницу. Я, понятное дело, полез в "интернет" выяснять, что да как. И, оказалось, что эта процедура в зависимости от страны и медицинского центра стоит, на минуточку, от 20 до 100 тысяч баксов. А таких денег у меня не было. И вот так-то я и попал к тебе, Зверек, в лапы. Ты же упырь, признайся. Вон, взгляни на эту бумажку.
   Дух стал совать мне в лицо какой-то листок. Это был его анализ крови.
   Я механически взял его в руки.
   - Да на фига он мне? - удивленно спросил я. - Я же все равно в этом ничего не понимаю.
   - А что тут понимать? - издевательски спросил Дух. - Ты же упырь. Погляди. Видишь, тромбоцитов у меня только 15 тысяч, а нижняя граница норма где-то 150, но не штук, а тысяч. В любой момент могу начать кровить. Тебе тогда стаканчик отлить на халяву?
   Отвечать на эти патологические выпады больного человека я не стал. Пусть выговорится. Я сел и налил себе и ему виски.
   - На, Дух, пей. Это не кровь. Это просто алкоголь, - я протянул ему бокал и задумался. Я вспоминал, как все это началось.
  
   То, что Дух болен лейкемией, я узнал не сразу. Когда мы с легкой руки Кима начали вместе ходить в сауну, я сразу обратил внимание, что Дух какой-то смурной. И поначалу вообще казался в нашей команде инородным телом. И париться не любил, говорил, что вредно для здоровья и выпивал осторожно. Но потом потихоньку оттаял, вошел во вкус и как-то по пьянке мне проговорился про болезнь и необходимость пересадки. Я, естественно, посочувствовал, а что я мог еще сделать? Но помочь ничем не мог до того момента, пока не произошла эта история с этими "Сибирскими дорогами". Надеюсь, вы не оказались такими наивными и не подумали, что я отказался денег? Я лишь, от греха подальше, громогласно отверг предложение Виктора Юрьевича при свидетелях в кафе. А он-то сразу раскусил, что я просто работал на публику, и потом мы встретились еще раз и мило поговорили тет-а-тет. Конечно же, я взял их деньги. Нужно быть дураком, чтобы отказаться от полумиллиона. И это при минимальном-то риске. Меня больше пугала не уголовная ответственность, а то, что я их проект не сумею протолкнуть. Не дай бог, если б лажанулся, тогда бы точно ответил по всей строгости, но не перед законом. Но по чистой случайности, из-за сентиментального отношения Олигарха к своему автодорожному образованию моих усилий почти не понадобилось. Хуже было то, что история с "Сибирскими дорогами" вконец испортила мои взаимоотношения с покойным Тимуром. Он, чего греха таить, давно надоел мне до оскомины во рту, мешая развернуться в полную силу, хотя по-человечески я совсем неплохо к нему относился. Но на пенсию он уходить не собирался, что в общем и решило его судьбу. Более того, он стал еще более серьезной помехой, когда я узнал, что "Сибирские дороги" до встречи со мной приватно встречались и с ним. И несомненно тоже пытались его подкупить. Но только разгневали. Видимо, поэтому он так негативно реагировал на принятие проекта Олигархом. Но меня не столько волновала реакция Тимура, сколько я беспокоился о том, что он заподозрит меня в получении взятки. А моя поддержка проекта эту мысль только подтверждала. Доказать он бы ничего не мог, но испортить мне жизнь запросто. И потому Тимур должен был уйти. А у меня и раньше нет-нет да возникала шальная мыль, а не грохнуть ли мне моего начальника. Знаете, начинаешь так в шутку баловаться в голове в игру под названием "внезапная смерть начальника", и то его машина вдруг сбивает, то он вдруг сибирской язвой заболевает. Но, чем дальше так шутишь, чем четче начинаешь понимать, что на самом деле всерьез разрабатываешь план убийства. А теперь у меня, помимо повода, а повод убить начальника всегда есть, появились и деньги, чтобы нанять киллера. Но найти настоящего киллера легко только в кино. Конечно, есть толпы опустившихся и малоразборчивых людей, которые за бутылку готовы грохнуть и родную маму, но это не тот контингент. Это те, которые попадаются. А мне нужен был такой, который не попадется. И все чисто сделает. И чтобы никому и в голову не пришло, что я могу быть с этим делом связан. Меня же обязательно, как заинтересованное лицо, должны были заподозрить. Я ведь был первым претендентом на его еще теплое место. Связываться же с киллерами-профессионалами меня как-то не тянуло.Я бы только в одних поисках нужных людей не один раз засветился у посредников, а следов мне оставлять не хотелось. Более того, все это муторно и небезопасно. Если у клиента-заказчика не было "крыши", или он не был серьезным человеком, то его запросто могли подставить, ограбить или убить. Или просто начали бы шантажировать. Я бы, конечно, может, и рискнул начать поиски этих людей, но меня поджимало время. Если Тимур, как, исходя их худшего,я полагал, на самом деле собирался рассказатьОлигарху, что подозревает меня в получении крупной взятки, а проект "Сибирских дорог" - это просто большая афера, то он мог сделать это в любой момент. И я подумал о Духе. Он как-то в сауне прилично перебрал и полунамеками стал рассказывать про свое боевое прошлое, когда он служил где-то в юго-восточной Азии в каком-то месте, где граждан России и вообще быть не должно. И похвастался, что друзья ему на память сделали подарок, краденную американскую снайперскую винтовку Windrunner M96. В тот вечер он был настолько пьян, что не мог сам уехать домой. И повез его я, а потом еще еле дотащил до квартиры. А там, почувствовав себя уверенее в родных стенах, он снова раздухарился, и вместо того, чтобы лечь спать, зачем-то полез на антресоли. Он достал оттуда чемоданчик, с виду обыкновенный кейс, и с гордостью раскрыл его. Там действительно лежал разобранный карабин и оптический прицел к нему. Все чистенькое, аккуратненько упакованное, точь в точь, как в боевиках про киллеров.
   - Видал-миндал? - довольно спросил Дух. Он еле держался на ногах и глупо улыбался.
   - А знаешь сколько это стоит? - заплетающимся языком спросил он. - 7500 баксов. По каталогу фирмы. Но за такую цену эту игрушку у нас не купишь.
   А потом я узнал, что он мастер спорта по стрельбе. И подумал, а почему бы этому живущему под дамокловом мечом и ожидающему смерти человеку, ищущему деньги на пересадку себе костного мозга, не заработать необходимую сумму, проявив навыки ворошиловского стрелка? И разработал план.
  
   Все люди читают детективные истории и понимают, что, как бы автор не пытался запутать читателя, он в конце произведения должен поймать преступника, раскрыв мотив и найдя против него улики. С мотивом у меня, как вы поняли, было все в порядке. Более того, даже для наших, регулярно критикуемых сыщиков он лежал на поверхности. Обычная ситуация. Относительно молодой энергичный бизнесмен хочет избавиться от своего босса, чтобы занять его пост. А это означало, что, если я планирую преступление и собираюсь собственноручно или чужими руками Тимура убить, то, чтобы не попасться, у меня должно быть железное алиби. Хотя даже при его наличии, в отсутствие других видимых причин убийства, этот чертов мотив продолжал бы доминировать и дразнил бы ментов, как красная тряпка быка на корриде. Заказным убийством ведь давно никого не удивишь. И они в итоге что-нибудь да выкопали. Поэтому, вместо того, чтобы создавать алиби, нужно было сделать так, чтобы улики против меня, как против невинной овечки, просто перестали искать. А это, возможно, только в том случае, если бы смерть Тимура оказалась, скажем, трагической случайностью. Я и раньше подумывал, не исценировать ли несчастный случай, но каждый раз приходил к неутешительному выводу, что обязательно где-то произойдет прокол и снова возникнет версия о предумышленном убийстве с соответствующим кругом подозреваемых. Кругом из одного человека. А мне этого совершенно не хотелось.
   А что было бы, если б Тимур попал под чужую пулю? Но тогда мне нужен был человек, который был бы стопроцентно уверен, что его собираются убить. А ружье, орудие убийства Тимура, должно было, хотя бы один раз в этого человека выстрелить, но не убить, чтобы у следователей уже была пуля для сравнительной экспертизы с той, которая должна поразить босса. И тогда круг бы замкнулся. Предумышленное убийство Тимура превратилось бы в непредумышленное в результате покушения на совершенно другую персону. И я бы, как подозреваемый, вообще вышел из игры. И тогда я придумал эту игру с Машкой. А почему бы ей не стать жертвой преследований поклонника-маньяка. Она же так хотела быть актрисой. А страсть маньяка - это тоже свидетельство популярности.
  
   Сложнее всего было договориться с Духом. Я долго готовился к разговору, и как-то так, между делом, за выпивкой поделился с ним своими неурядицами, тем, какой у меня старый и нудный начальник, и как он меня зажимает. Дух согласно закивал, и рассказал нечто подобное из своей биографии. В итоге мы пришли к выводу, что хорошо было бы , если б все начальники сдохли. Не желая перегибать палку и торопиться, я увел разговор в сторону на обычное ля-ля, а потом, как бы случайно, перескочил на оружие. А Дух обожал говорить о технических характеристиках всяких огнестрельных пукалок и о своей снайперской стрельбе. И, когда он достаточно наговорился, а я восхищенно поохал, то, как бы из праздного, житейского любопытства, спросил:
   - Слушай, Дух. Я, конечно, не думаю, что ты ответишь правду, но все-таки спрошу: "Тебе людей убивать приходилось?".
   На лице Духа появилось странное выражение, а чуть затуманенные алкоголем глаза вдруг стали совершенно трезвыми.
   - Ты прав, Зверек. На этот вопрос я тебе не отвечу. - И подмигнул.
   Мы выпили еще, а затем я, изображая нерешительность, проговорил:
   - А ты можешь научить меня стрелять из своей винтовки?
   Дух удивленно поднял брови.
   - А зачем тебе это?
   Я долго разыгрывал колебания, а потом, как бы решительно их отбросив, произнес:
   - Мне нужен твой инструктаж и твоя пушка. Не могу я больше с Тимуром в одной фирме работать. Представляешь, организовал я тут как-то одну выгодную сделку, а он вдруг рогом уперся. Вдруг развонялся, что не будет, мол, наша компания с этими людьми работать, и все. И никаких объяснений. Но меня, слава богу, в этот раз сам Олигарх поддержал. И сделка прошла. А теперь Тимур на меня совсем взъелся, так в открытую и говорит, не будешь ты больше, сосунок, в этой фирме работать. И, знаешь, так подленько продолжает, мол, ты потом даже и не думай работу в бизнесе в Москве или Питере искать. Хрен тебя кто возьмет. Все будут знать, что ты нечист на руку. А у него-то связи ого-го.
   - Да ты что! - удивился Дух. - Вот сволочь.
   А я уже и сам поверил в то, что говорю. Трясущейся от гнева рукой, я взял рюмку.
   - Ты понимаешь, Дух. Я на сегодняшний момент человек не бедный, но на мне висит содержание матери и Гришки. Там ведь в лесу у него все на мои деньги сделано, - соврал я. - Но, если потеряю работу, то вскоре вполне могу начать собирать бутылки.
   Дух с иронией на меня посмотрел. Я усмехнулся.
   - Ладно, преувеличиваю. Но то, что буду сидеть в материальном отношении в глубокой заднице точно. Поэтому не задавай мне, Дух, лишних вопросов, а дай пушку твою на время и покажи, как стрелять. Убью я гада этого.
   Дух от моих речей совершенно обалдел.
   - Ты, что, Зверек! Всерьез?
   Я, поколебавшись, кивнул.
   - Идиот! - заорал он. - Ты, что, в тюрьму захотел? Загляни для начала, козел, в УК. Почитай 105-ю статью. Ты сам-то людей когда-нибудь убивал?
   Я отрицательно покачал головой, а он удовлетворенно кивнул.
   - Вот-вот. Так я и думал. Ты, что,полагаешь, в людей стрелять то же самое, что норму по НВП, или как это сейчас называется, сдавать? Да и попадешься ты сразу, Козлодоев.
   Я упрямо покачал головой.
   - Дашь ты мне оружие или нет. А я его все равно убью. Мне с ним на одной земле тесно.
   Мы оба замолчали и снова выпили.
   - Удивительное дело, - снова заговорил Дух, - я давно уже решил, что те времена, когда я всерьез держал в руках оружие, остались в прошлом. И надо же было нарваться на такого жаждущего крови идиота, как ты.
   - Я жажду не крови, а справедливости, - хладнокровно парировал я. - Ты бы знал, какая этот Тимур сволочь. Подлый вонючий гад, который лижет зад Олигарху, и тайком запускает руки под юбки молоденьким курьершам. Да при этом строит из себя святошу.
   Дух тяжело вздохнул.
   - Ладно, помогу я тебе. И как стрелять покажу, и как следы не оставлять. Может одумаешься, пока будешь учиться. Только убьешь ты его, или нет, а поймают тебя и посадят. С дилетантами всегда так. А заодно и меня. Вот уж когда моя лейкемия пригодится. Может, условным сроком отделаюсь.
   Я откровенно обрадовался.
   - Дух! Ты же золотой мужик! - заорал я радостно. - Тебе цены нет.
   Мы снова помолчали, а я с видом, что у меня возникла новая идея, осторожно заговорил:
   - Может, с моей стороны и неэтично то, что я собираюсь сейчас сказать. Но ты упомянул про лейкемию.
   Дух с любопытством поднял голову, а я продолжил:
   - Ты же, Дух, знаешь, что я человек бизнеса, и всегда прокручиваю всякие варианты. И подумал, что, может, есть способ убрать Тимура и не попасться. Только выстрел тогда сделаешь ты. Поверь, мир не много потеряет от его смерти. А я взамен оплачу тебе операцию по пересадке костного мозга.
   Дух долго молчал, а я не торопил его с ответом. Он выглядел абсолютно спокойным, и я не знаю, что творилось в его голове, но то, что мне самому с большим трудом удавалось сохранять равнодушный вид, оказалось скрыть непросто. Наконец, он на что-то решился и заговорил:
   - Знаешь, пойдем-ка лучше окунемся в бассейн.
   Я чуть не взвыл от злости. Какой, к черту, бассейн. Говори скорей или "да", или "нет". Странная вещь, я вдруг переключился и подумал, что идея подставить голову под холодную струю вовсе не плоха. Нужно было срочно остудить закипающую бурю мыслей. Ведь, если Дух захочет отказаться, придется убирать и его. Какая гарантия, что, если Тимур умрет, а для меня это было решено окончательно, Дух не стукнет, что я пытался заказать своего босса. Сам-то он тоже почти мент.
   Мы залезли в воду и встали под ледяной водопад. Мне казалось, что струи льются и, ударившись об мою голову, с шипением испаряются, будто падали на раскаленную сковороду.
   А Дух вдруг буднично так спросил:
   - У тебя есть деньги на пересадку?
   Я чуть не подпрыгнул от радости. Если он заинтересовался деньгами, то, значит, согласился. Но внешне я, как и он, сохранил невозмутимый вид.
   - Деньги я добуду, - ответил я. - Столько, сколько ты скажешь, но в пределах разумной цены, которую я могу проверить. Такую сумму, просто из кармана, я вынуть, конечно, не могу, - соврал я (у меня, кроме моих сбережений, только со взятки было полмиллиона), - но постараюсь. Что-то продам, где-то подзайму, но это не твоя головная боль.
   Киллер у меня теперь уже был.
  
   Я встряхнул головой, отбрасывая воспоминания, и снова оказался в квартире Духа.
   А он тем временем сидел напротив меня и разглядывал, как экспонат из паноптикума.
   - Дух! Что уставился? - спокойно спросил я. Тот не ответил, а я вдруг понял, что передо мной сидит не обвинитель, а просто сломленный страхом смерти человек, который безумно боится, что ему там, за гранью жизни, все-таки придется расплачиваться за грехи и судорожно ищет оправданий и виноватых в том, что поступил так, а не иначе. Наверно, подобным же образом ведут себя все. Возможно, и я поведу себя так же. Интересно, а какие оправдания буду искать себе я? А никакие. Мне нет оправданий. Только, ради бога, не подумайте, что эти слова означают мое раскаяние. Мне не в чем раскаиваться. Я такой же как все. Не хуже, не лучше, может, только чуть хитрей и решительней. У меня те же 46 хромосом. И я, как любой человек, получил от природы при рождении волю к жизни и инстинкт самосохранения, те силы, которые в итоге делают нас такими, какие мы есть. А ни одно существо в природе не уступает дорогу без борьбы, хотя в этой борьбе всегда кто-то оказывается побежденным. И поэтому смерть человека, загораживающего кому-то дорогу, является всего лишь вариантом проигрыша в игре и закономерным следствием сложившихся обстоятельств. Нужно понимать на что идешь или уступить. А мне не дали пройти. И я в жизни не поднял бы ни на Тимура руку, если бы о не влезал в мои дела или просто громогласно заявил, что все, кирдык, через год уходит на пенсию и отдает бразды правления фирмой мне. И вместе с тем я сожалею о его смерти. Я вовсе не кровожаден.
  
   Мои мысли вернулись к Духу. Вот он сидит и злобно на меня смотрит, как будто я заставлял его что-то делать. А я всего лишь предложил сделку. Может, юридически и незаконную. Но совершенно очевидно взаимовыгодную. Я тебе - деньги на спасение твоей жизни, а ты мне в обмен - жизнь другого человека. И я абсолютно не чувствую вины в том, что пересадка костного мозга не удалась, и Дух скоро умрет, хотя и об этом тоже сожалею. Но умру, кстати, и я. Только позже.
   - Слушай, Дух, - сказал я. - Если тебе от этого станет легче, то я могу признать, что я чудовище.
   Я встал и, подняв вверх руку, заявил:
   - Я - злой демон, ученик Мефистофеля, я пью кровь невинных младенцев.
   - Перестань паясничать! - зло бросил Дух. - Или живым отсюда не выйдешь. Не забывай, мне теперь все равно умирать.
   Я изобразил карикатурный испуг и, как бы съежившись, сел.
   - Ой, пожалуйста, не надо, мой милый, хороший Душок с душком, - запричитал я с презрительной миной. - От тебя же просто смердит трупами. А, может, это уже начинает пованивать твое гнилое тело?
   Дух вскочил, казалось, он на самом деле меня сейчас убьет. Я спокойно встал.
   - Успокойся и сядь, - приказным тоном сказал я. - Убить меня не так легко, а тебе лучше бережней относиться к каждому прожитому дню. Их у тебя осталось не так уж много. И вообще скажи-ка мне, сердобольный и милосердный друг, если ты такой чувствительный, то зачем же ты грохнул несчастную старуху? Она-то тут при чем? Мы ведь об этом не договаривались. Или решил потренироваться "на кошках"?
   Дух как-то обреченно на меня посмотрел и снова сел.
   - Сволочь ты, сволочь,- почти нараспев загнусавил он, раскачиваясь из стороны в сторону, - Не убивал я бабку.
   - Ага, - засмеялся я, - она все сделала сама. Накрасилась, взяла букет цветов, ровненько легла и воткнула себе нож, не оставив на нем отпечатков пальцев.
   Дух затряс головой.
   - Да нет же. Это было не так, - в отчаянии завопил он. - Все вышло случайно. Мне же нужно было продолжать запугивать Машу. И, когда та болтливая сорока проговорилась, что получила букет роз, который принесла красивая девушка, я сообразил, что Маша отдала цветы ей, и решил эту ситуацию обыграть. И пошел за бабкой. На самом-то деле я хотел под каким-нибудь предлогом этот букет перекупить обратно, чтобы цветы снова вернулись в каком-нибудь странном виде к Маше. И сказал старухе, что они нужны для моей девушки, а времени искать букет нет. Бабка меня спокойно впустила, узнав собеседника с улицы, и мы начали с ней торговаться. А она жадная оказалась. Заломила больше, чем я тогда в магазине вместе с доставкой заплатил. Ну, и стала волноваться, кудахтать, что я хочу обмануть бедную беспомощную пожилую женщину. И вдруг завалилась на пол. Лежит без сознания, хрипит, задыхается, а изо рта пена идет. Я к ней наклонился, пульс пощупал, а его и нет, а от нее самой такой знакомый мне кисловато-тухлый запах идет. Я-то этого запаха нанюхался. Смерть так пахнет, когда приходит. Я, когда заболел, в больницах насмотрелся, как другие умирают и воняют, и сам так вонял не раз. Каждая химия - это ведь все равно что "русская рулетка". Ведь лекарство, как радиация, не только больные клетки убивает, но и здоровые. И после химии люди часто заболевают еще сильнее и, случается, умирают. Ну, а когда увидел эту бабку без сознания, без пульса да с этим запахом, так мне ее вдруг жалко стало. Ведь помрет, и "скорой" не дождется. И кто его знает, может, мучается сейчас ужасно. Как это на самом деле происходит знать-то никому не дано. Ну, и воткнул я ей нож аккуратненько в сердце, чтоб не мучилась. А потом уж и это представление организовал. Дело-то все равно надо было делать. Так что не убивал я ее. Добил, наверно. Знаешь, есть в рыцарском кодексе такое понятие, как удар милосердия, coup de grace.
   Я, конечно, не девушка, но у меня округлились глаза. Ничего себе специалист по эвтаназии, подумал я.
  
   Вообще я пока не очень понимал, чего он хочет. То, что бы по-настоящему убить меня, так это вряд ли. Да и зачем тогда домой приглашать и весь этот сыр-бор устраивать? Чтобы выговорится и сказать мне, какой я нехороший дядечка? Так он тоже не гимназистка, и у самого рыльце в пушку. И прошлое наемника, и эта дареная снайперская винтовка в быту говорили сами за себя. И я совсем бы не удивился, что по ночам к нему приходят убиенные косоглазики и тянут к себе. Так Хулио тебе надо, Иглесиас? Но я Духа не торопил. Пусть выскажется, пусть сам выложит карты на стол. Но он как раз решил сделать перерыв и как-то через силу, как лекарство, хлебал виски.
   - Дух! - начал вместо него я. - Плюнь. Перестань себя корить. Ты же военный. А солдату отдают приказ, и он убивает. Какое тебе, в принципе, дело до того, что у меня нет лампасов, чтобы тебе официально приказать? Убийство от этого не перестанет быть убийством. Ты же достаточно взрослый человек, чтобы не верить в демагогию, что оно может быть оправданным, если этого требуют, например, интересы государства. А что тебе вообще государство? И где оно? А я могу тебе объяснить. Государство - это мы с тобой и наши близкие люди. Твоя мама, к примеру. Или моя. А то, что в Бердянске бритоголовые подрались с нелегалами-таджиками, или что в Приморском крае затопило деревню Пердюки, ни тебя, ни меня не должно волновать. Потому что лежит вне сферы моих и твоих государственных интересов. И мы в пределах нашего государства вполне можем решить свои проблемы сами. А убийство, как ни крути, не может быть оправданным. Но оно может быть целесообразным. И ты вообще не убийца, а инструмент в моих руках. Так что успокойся. Грех падет на мою душу, а не на твою. А я это переживу. И не вешай нос. Иди снова на химию. Залезь снова в "интернет", посмотри, что там врачи придумали нового. А если понадобятся деньги, то этот вопрос в нашем с тобой государстве вполне решаем и не потребует бюрократических проволочек.
   Дух чуть улыбнулся.
   - Ты все равно сволочь, - чуть более мягко сказал он.
   Я пожал плечами.
   - Ты знаешьДух, - сказал я. - Открою тебе ужасную тайну. - Я сделал страшные глаза, - Я это знаю. Но чувствую себя вполне неплохо. Люди ведь разные. Есть среди них волки, крысы, кролики, обезьяны. А я - сволочь. Но, если сволочь может жить с обезьянами, то, что мешает им жить с ней?
   - А я кто, по-твоему? - усмехнулся Дух. - Кролик?
   - Ты, брат мой, волк, иначе бы ты не согласился мне помочь.
   Дух непонимающе на меня посмотрел. Конечно, он не мог знать, что в этот момент я вспоминал волка Сему и его реакцию, когда я попросил его погонять Машку для острастки по лесу. Он вначале не соглашался, говоря, что у них не принято пугать беременных самок, но я объяснил, что мне это нужно потому, что пережитый страх пробуждает в человеческих самках подавляемую беременностью тягу к спариванию. И в итоге мы оба останемся в выигрыше, и Сема, по-волчьи усмехнувшись, согласился.
   Мне показалось, что Дух начал отходить, и моя психотерапия подействовала. Но начинавшее было появляться на его лице выражение успокоения и надежды неожиданно вновь исчезло.
   - Зверек! - снова заговорил он. - Ты не просто сволочь. Ты очень хитрая сволочь.Ты почти меня убедил. Хотя готов сознаться, что и без твоих речей я думал довольно похоже. Меня не нужно было уговаривать. Я вполне согласен с тем, что быть киллером это та же работа, только грязная. И, если бы меня мучали колебания нравственного порядка, я бы на нее не согласился. В той, другой моей жизни я как-то со своими ребятами заблудился в джунглях и попал на территорию противника. У нас было мало шансов выжить, и мы решили, что в случае чего раненых не понесем, а будем добивать. Нас было семеро, а вернулись только четверо. Но из невернувшихсся троих никто не был убит противником, а только ранен и не мог идти. И добили их мы.И никто из них не просил пощады. Так что старушку-божий одуванчик, как я и сейчас считаю, я убил из милосердия. А твоего толстосума-буржуина вообще было убрать несложно, у него и охраны-то толковой не было. Да ты мне еще насвистел, какой он гадкий, нехороший, жадный Бармалей. Тоже наврал, небось. Сознайся, Зверек.
   Я неопределенно качнул головой.
   - Вот-вот, - удовлетворенно в ответ кивнул Дух. - Я так и полагал... А убивать из снайперской винтовки неизвестных тебе людей довольно легко. Это как смотреть то же самое в кино. Снайпер ведь человека напрямую не видит, а только через визир. А это психологически очень важно. Он тебя отделяет от цели и делает ее, как бы это сказать, более виртуальной. Кроме того, у стрелка ограничено поле зрения. Он видит свою жертву только через маленькое окошечко. И, если он не извращенец, то не разглядывает ее лицо, а смотрит, например, на пуговицу пиджака, в которую собирается выстрелить. И после нажатия курка пораженный объект из поля видимости часто исчезает. Выстрел отбрасывает его в сторону.
   Дух замолчал, а я ждал продолжения.
   - Я вполне смирился с тем грузом угрызений совести, - начал по-новой он, - который давил на меня в связи с этими убийствами. Но он не тяжелей, чем от убийств на войне. Однако я не могу мириться с угрызениями совести за преступление, которое не совершал.
   - Объяснись, Дух, - не без удивления попросил я.
   - Ты этого хочешь? - с явным злорадством поинтересовался Дух. - Хорошо. После того, как я убрал твоегоТимура и получил деньги, я, как ты знаешь, целиком занялся своей болячкой и уехал в Штаты. И пробыл там несколько месяцев, за которые совершенно отключился от событий, которые происходили здесь. Мне, и это понятно, было не до того. А потом я вернулся и какое-то время жил надеждой, что все обошлось, и я могу начать новую жизнь, в которой тебе не было места. Но лейкемия вернулась. И парадоксальным образом вернулся и ты. Ты знаешь, мы в нашем трио с Кимом не задаем лишних вопросом. И я понятия не имел, что Машки больше нет. Все-таки прошли месяцы. Мне об этом случайно рассказал Кимирсен. Я пришел, естественно, в ужас. Ведь такая молодая и красивая девчонка, да еще, как выяснилось, беременная. Я подумал, что, наверно, попала в аварию, и спросил, как это произошло. И Ким рассказал, что ее, как актрису, начал преследовать какой-то сумасшедший маньяк. Он и до этого пытался ее убить, и, в конце концов, несмотря на ментовскую охрану, сумел проникнуть к ней в дом и зарезать.
   Дух встал и заходил по комнате.
   - Зверек! Машку, получается, убил я!
   - Что, правда что ли? - сделав удивленные глаза, спросил я.
  
   А мои мысли вернулись к тем дням, когда Машка еще была жива. После того тяжелого разговора с Нинкой, когда она четко дала понять, что не намерена продолжать наши странные отношения втроем, я почувствовал себя загнанным в угол. У меня были две женщины, которых я по-своему любил и, в принципе, предпочел бы не расставаться ни с одной из них. Но из-за глупых обывательских стереотипов, я мог выбрать только одну. И, естественно, ею могла стать только Нинка, которая мне была нужна не просто как женщина, но и как трамплин в жизни. Но Нинка ни за что бы не согласилась выйти за меня замуж, если в результате мне пришлось бы оставить женщину с ребенком. Так что же мне было делать с Машкой? Я и раньше-то где-то в глубине души считал, что возникающая с каким-либо человеком проблема исчезает только в одном случае. Когда исчезает и сам человек. Был, и нет его. И проблемы тоже нет. Мне даже казалось, что во фрейдистском толковании в поставленной мной инсценировке преследования Машки маньяком сублимировалась моя тайная жажда ее смерти. И "сублимировал" я отлично. Ни она, ни менты ни капельки не сомневались, что ее всерьез хотят убить. Так почему же не оправдать эти ожидания? Висящее на стене ружье в конце истории всегда должно выстрелить. Кроме того, я вполне обоснованно опасался, что умница Скворцов задаст себе вполне резонный вопрос. Почему Хлопотун так удачно исчез, так и не достигнув своей главной цели, гибели актрисы Пономаренко? Выходило, что по моему сценарию у нее не оставалось щансов на выживание. Мне, конечно, раньше никогда не приходилось этого делать, но, может, стоило попробовать себя в роли маньяка? Конечно, Машка замечательная женщина, но ей, к сожалению, не оказалось места в моей жизни. И что же? В мире постоянно гибнут хорошие люди. Так изменит ли машкина смерть что-то к худшему, если в результате два других человека обретут свое счастье?
   И я стал разрабатывать план.Это оказалось не так просто. Мне нужно было, чтобы все поверили, что Машку убил маньяк, а не кто-то другой, в том числе, и я. Малейшее сомнение, и менты начали бы копать, и могли докопаться до моей связи с Ниной. А убийство одной женщины ради другой - это мотив известный и намного более правдоподобный, чем история про душегуба из триллера. Можно было, конечно, просто смириться с существующим положением вещей, и оставить Нинку и Машку. Две бабы с возу - кобыле вдвойне легче, но это было бы для меня проигрышем, уступкой обстоятельствам. А это меня это не устраивало. Не устраивало настолько, что я смирился с мыслью, что мне придется воткнуть Маше нож в грудь. Я старался от этом не думать, но сама последовательность событий наводила на мысль об именно такой смерти. Я уже представлял, как нахожу ее лежащей на полу с букетом цветов в руках и ножом в груди. Точь в точь, как ту старуху. Но мне нужно было обмануть ментов. После смерти Тимура, когда все, наконец, решили, что это случайность в результате неудачного покушения на Машку, милиция начала буквально рыть носом землю и, насколько это было возможно, тщательно Машку охранять. На мое счастье, во время расследования им и в голову не приходило подозревать Духа, да и вообще они не особенно интересовались моими друзьями. Кстати, спасибо покойной старушке. Дух тогда ее очень своевременно кокнул. Кому теперь могло прийти в голову связать ее смерть и машкины преследования с отставным майором ФСБ? Хотя я немного опасался, что получив в вещдоки две пули, выпущенные из карабина иностранного производства, менты задумаются и поинтересуются прошлым Духа. Но этого не произошло. А его "Windrunner", понятное дело, нигде официально не фигурировал. И, как это всегда бывает, постепенно интерес ментов к этому "висяку", в отсутствие новой информации и звонков от маньяка постепенно стал сходить на нет. Не того калибра была машкина персона. Они даже не подозревали, что "маньяк" в это время давно лечится в Америке. Произнеся по телефону через пару дней после убийства Тимура сакраментальную фразу "в следующий раз я не промахнусь", он посчитал свое дело сделанным и укатил. Дух предлагал мне продолжать поддерживать еще какое-то время накал страстей и звонить от его имени и даже совал мне свою "квакалку", делающую его голос таким пугающим, но я не рискнул. Побоялся, что разница все-таки будет заметна. И в итоге это только помогло. Менты начали Машке говорить, что, наверно, маньяк испугался, увидев как его активно ищут, и затаился. А пока они ничего сделать не могут, хотя и продолжают его поиски. Можете себе представить ее положение. Я, конечно не мог ее не утешать и не поддерживать, хотя чувствовал себя как палач, объясняющему приговоренному к смерти, что казнь это не больно. Но эти чувства были не самым трудным испытанием, намного сложнее оказалось продолжать любить человека и в то же время в душе планировать план его собственноручного убийства. Видимо, внутри нас существовует какой-то механизм, препятствующий сосуществованию двух этих совершенно противоположных императивов. Но я как-то справился, и даже был с Машкой необычайно чуток и нежен, как бы прося извинения за мою вынужденную жестокость.
  
   Но все-таки как же ее убить и не попасться? Я не имел в виду саму технику и то, поднимется ли вообще у меня на нее рука. Это я оставлял напоследок. Пока важнее было отработать все входы и выходы, а не сам момент нанесения удара. Я исходил из худшего. То есть из того, что убийцу обязательно должен кто-нибудь заметить, будь то бабка на лавочке перед домом или добросовестный мент. Кроме того, я знал, что вход в подъезд снимается на видеокамеру. С другой стороны, я отчетливо понимал, что для всех должно быть очевидным, что в момент убийства меня в квартире быть не могло. Т. е. мое алиби должно быть безупречным, хотя таковых и не бывает.
   Ни от случайых наблюдателей, ни от камеры я избавиться не мог. И, может, это даже было и к лучшему. Чужие глаза просто обязаны были увидеть какого-то подозрительного человека, но не меня. И я вспомнил Олигарха и его маскарадный наряд. Ведь ходит же по городу всем известный, многократно виденный всеми на экране телевизора и на газетных фотографиях человек, и никто его не замечает. И я подумал, что воспользуюсь его опытом. А для меня в нем самым важным фактором была простота маскировки. И, главное, она позволяла мне легко превращаться обратно в Родиона. Для этого я купил дешевый неброский плащ и дурацкую лыжную шапочку, а внешность решил изменить и состарить с помощью седого парика, усов и очков. Думаю, вряд ли кто-нибудь на улице обратил бы внимание на пожилого, просто одетого человека с сумкой, из которой торчат картошка и пакет молока. Слишком заурядная фигура. Ее-то и должна была запечатлеть камера. Но в подъезде я мог за секунду снова стать таким, каким был. В противном случае Машка не пустила бы меня в квартиру. А дальше от меня требовалось только ударить ее по голове, чтобы она потеряла сознание, а затем нанести удар ножом.
  
   За день до убийства я сдал свою машину в гараж. В ней, после некоторых с ней манипуляций начинало что-то противно дребезжать при езде. Механика Славу я знал. Он был добросовестный парень, к которому я уже обращался и раньше. Мы прокатились с ним один круг и вместе послушали действующее на нервы дребезжание. Никакой видимой причины, позволяющей починить неисправность на месте, Слава не нашел и предложил оставить тачку в гараже. Это мне и надо было. И я попросил мастера, если уж я все равно застрял, провести полный техосмотр машины и подержать ее сколько нужно. На следующий день мне просто необходимо было быть безлошадным. Это работало на мое алиби. У меня должны были появиться объективные задержки появления на работе. А поломка машины как нельзя удачно для этого подходила. Преступление я спланировал на утренние часы. И предполагал действовать так. Утром я, как обычно, должен был отправиться на работу и двинуться пешком в сторону проспекта Мира ловить "левака". По дороге, на знакомом гаражном участке, переодеться и вернуться домой обратно. Это, в принципе, должно было занять минут десять. Но я накинул на это время еще пять. Затем, как минимум, двадцать минут я отвел на пребывание в квартире и четверть часа, включая переодевание по дороге, на обратный путь до проспекта, где действительно собирался взять "левака". Мой офис в городе расположен так, что подъезд к нему на частном транспорте довольно запутан и занимает много времени, не столько из-за расстояния, сколько из-за медленного движения и проблем парковки. Но в принципе я мог сэкономить минут пятнадцать, если бы вышел из машины на квартал раньше и напрямик пошел пешком. В результате, с точки зрения хронометража, события должны были укладываться в график: 15 +20+15, т. е. 50 минут, за которые все и произойдет. Минус 15 минут экономии за счет сокращения пути, а это означало лишние 35 минут, которые в совокупности уйдут на дорогу от дома до работы, и за которые я, возможно, должен буду отчитываться перед следователями. Идеальное объяснение задержки я придумать не смог и решил списать это время на обычные неурядицы жизни в мегаполисе. Пока дошел, пока поймал машину, пока стоял на светофорах и т. п. Такое в реальности могло запросто занять и час.
  
   Накануне я не спал всю ночь. Я максимально отодвинулся от спящей Машки, чтобы не чувствовать тепло ее живого тела, но это не помогало. А она еще, как назло, спала беспокойно и ворочалась.Я не знаю, что ей снилось, но один раз она как-то тревожно и тоскливо пробормотала сквозь сон: "Родик, Родик". Я думал, у меня случится инфаркт. Но утром Машка была такой же, как обычно. Я же с трудом справлялся с нарастающим напряжением. Моя голова совершенно ничего не соображала, я только хотел поскорее со всем этим закончить. Наконец, Машка выпроводила меня, сказав напоследок, чтоб возвращался пораньше. Она и не подозревала, насколько скоро я вернусь.
   Я неторопливо пошел, легонько размахивая дипломатом, в сторону проспекта Мира. На улице практически никого не было, да и не нужен был я никому. Дойдя до гаражей, я юркнул в просвет между ними. Там, под безхозным фанерным щитом лежала открытая сумка с продуктами и букет красных гвоздик. Я выбрал гвоздики, а не розы, за их неприхотливость и способность долго храниться. Вот и сейчас было видно, что проведшие ночь в таком неприспособленном месте цветы почти не пострадали. Я накинул на себя плащ и нацепил прочие принадлежности. Брезгливо натянул лыжную шапочку. Этот головной убор у меня почему-то всегда ассоциировался с презервативом. На кого я в итоге стал похож, не знаю. Осмотреть самого себя у меня возможности не было, но, наверно, если б кто-то стал меня разглядывать внимательно, то догадался бы , что это маскарад. Но люди вряд ли бы мной заинтересовались, а видеокамера плохо фиксирует мелкие детали. В ботинок я засунул себе орешек, чтобы не забывать прихрамывать, и насколько возможно быстро пошел обратно к дому.
  
   - Родик! - удивленно спросила Машка, открывая мне закрытую на цепочку дверь, - ты вернулся? Ты что-то забыл?
   - Ключи, - ответил я, не глядя ей в глаза, и ударил кулаком с кастетом в лоб. Я бил изо всей силы. Я знал, если она сейчас не потеряет сознание или, скажем, застонет, я не смогу продолжать. Но тело беззвучно откинулось назад. Я надеялся, что уже успел сломать ей шейные позвонки. Я снова надел плащ и подошел к женщине. Маша упала, опрокинувшись навзничь. Это просто кукла, сказал я себе и пробил ее грудь ножом насквозь, воткнув клинок в в доски паркета. Теперь у меня оставалось мало времени. Первым делом я осмотрел плащ. На нем были брызги крови, но немного. Я быстро замыл их в ванной. А потом тщательно протер и нож. Я выпрямил труп женщины и вложил в ее правую руку букет гвоздик. Помадой дорисовал на лице клоунскую улыбку. По дороге обратно выбросил сумку с продуктами в мусоропровод. У гаражей я снова переоделся и, запихнув свой наряд в ждавший меня в том же тайнике дипломат, торопливо пошел в сторону проспекта Мира, еще по дороге пытаясь поймать "левака", что мне, на мое счастье, и удалось. Я посмотрел на часы. Я уложился в 37 минут, вместо пятидесяти. Да минус еще пятнадцать. Получилась совсем несмертельная погрешность во времени при поездках в мегаполисе в часы "пик". Я неплохо опережал график.
  
   В офисе во время обеденного прерыва я вышел прогуляться и в маленьком дворике одного из старых домов засунул пакет с маскарадным костюмом в помойку.
   Из кабинета я сделал несколько бесполезных, но важных по плану звонков домой. Затем, попросив Генриетту помочь мне дозвониться до Машки и дождавшись того момента, когда она с извинениями сказала, что связаться не удалось, уже ближе к концу рабочего дня позвонил Скворцову. А потом со страхом и нетерпением ждал его ответного звонка.
   Телефон зазвонил где-то через час. Мне почти не требовалось усилий, чтобы разыграть трагическое удивление. Можете не верить, но у меня на самом деле было ощущение, что это сделал не я, а кто-то другой, и реагировал на известие об убийстве, как на что-то стороннее от меня.
   Женщина лежала в той же позе, в какой я ее оставил. Криминалисты в приципе уже закончили свою работу, но тело еще не убирали, видимо, им нужно было, чтобы я формально его опознал.
   - Какой ужас! - только и сказал я , взглянув на убитую, и отвернулся. Я ждал, когда мне начнут задавать положенные вопросы, но попросил Скворцова перейти в другое место. Рядом с трупом я находится не мог. Я отвечал механически и монотонно. Со стороны я, очевидно, выглядел совершенно опустошенным. И так оно и было. Когда я снова увидел мертвую Машку, в моей душе как будто все в один момент выгорело. Не осталось ни торжества убийцы, ни раскаяния, ни страха перед разоблачением. И эта женщина на полу показалось мне вдруг абсолютно чужой и незнакомой. Я искал и не мог в себе найти хотя бы одну маломальскую человеческую эмоцию. Я вообще был не я, а манекен. Скворцов сочувственно на меня поглядывал. Он, похоже, думал, что понимает мое состояние, с выгодой для меня объясняя его горем утраты возлюбленной. А, может, он парадоксальным образом был и прав, только все было гораздо запутанней. Горе было в том, что я сам себе причинил горе. Но изменить ничего не мог и каяться или сожалеть не собирался.
   - Может, выпьете чего-нибудь? - с участием спросил Скворцов.
   Я тупо взглянул на него и кивнул. Я налил себе коньяка и предложил ему, но он отказался.
   Прошло еще какое-то время и, наконец, криминалисты оставили меня в покое и забрали тело. Скворцов что-то пытался мне напоследок сказать, но я не слушал, а только кивал и, в конце концов, с облегчением захлопнул за ним дверь.
   Я долго сидел молча, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Спектакль закончился, и актеры разбрелись по уборным, а свечи бала погасли. Покопавшись в кармане, я вытащил свой "мобильник". Вместе с ним выскочил и покатился орешек, который утром я запихивал себе в ботинок. Вот она, никому не нужная улика, мрачно усмехнулся я. Я набрал нинкин телефон.
   - Нина! - сказал я, - Машу убили.
   И заплакал.
  
   Воспоминания отвлекли меня от Духа, а он стоял разъяренный посередине комнаты и сверлил меня глазами. Он в очередной раз называл меня сволочью, как будто позабыв другие оскорбительные слова. Наверно, не знал, что ничего обидного в этом слове нет. Оно происходит от глагола "сволочь" с ударением на втором слоге, т. е. отнести, поднести. Команда, отдаваемая неквалифицированным работникам-простолюдинам на Руси. Это всего лишь указание на низкое происхождение, а мы и не скрываем, что пажеских корпусов не кончали.
   - Сволочь! - кипя от гнева, повторял Дух. - Да как ты мог даже в шутку подумать, что я способен был убить Машу. Не скрою, по твоей наводке я попугал ее этой историей с духами, да, я играл роль маньяка-преследователя, но чтобы поднять на нее руку?.. Убить такую бабу... Это ж надо было до такого додуматься, - он начал буквально задыхаться от ярости, - Это ты! Больше некому. Ты, сволочь, убил ее. И сделал так, чтобы все подумали, что это дело рук маньяка.
   Дух вдруг замер.
   - Черт! Я только сейчас догадался. Ты эти убийства спланировал заранее... Ничего не скажешь, ловко задумано. Получил место директора фирмы, женился на дочери Кагановского и избавился, не оставив ни следов, ни угрызений совести, от беременной любовницы.
   Я неопределенно пожал плечами. Дух забыл, что я еще и заработал полмиллиона. Но видя, что он совсем раздухарился (дух раздухарился - вот это да), я попытался переключить его внимание на что-нибудь другое.
   - Миш! - начал я с ноткой уважения в голосе. - А ты тогда в лесу здорово придумал эту спиритическую историю, я даже и не подозревал, что в тебе скрывается такой рассказчик. В какой-то момент я и сам почти поверил, что духи существуют.
   А сам вспоминал, как во время спиритического сеанса я ловко снял нитку с упавшего перед машкиным местом колышка, когда вертел его в руках. Ту нитку, за которую, чтобы повалить его, незаметно дернул Дух.
   Лицо Духа приняло странно спокойное выражение.
   - А с чего ты решил, что мой рассказ выдумка? - с издевкой спросил он. - Я, когда заболел и понял, что моя жизнь висит на волоске, и на самом деле увлекся спиритизмом. Смерть, Зверек, это ведь страшно. И я действительно досконально изучил этот вопрос и попробовал вступать в контакт с загробным миром.
   - Ну, и как? Удалось? - скептически спросил я.
   - На этот вопрос я тебе не отвечу, - злорадно ответил он. - Думай, что я все выдумал. Тебе же будет легче.
   Я с любопытством выслушал эту реплику. Он, что, и впрямь думает, что я поверю его сказкам?
   - Дух, ты всерьез считаешь меня наивным дураком? - озвучил я свою мысль я. - Думаешь, что сможешь отравить мою начинающую, наконец, налаживаться жизнь байками о загробной жизни и каре, которая меня ждет? Думай-ка лучше, брат, о своих грехах.
   - Это не требует большого усилия, - грустно проговорил Дух. - Мои грехи останутся моими, но я убивал из-за денег в надежде обмануть собственную смерть, а ты только из гордыни. И придумал-то как подло. Надо же догадаться, обставил дело так, чтоб подумали, что несчастную девушку убил я.
   - Что ты несешь, Дух? - удивился я. - Ты, что, заболел и на голову тоже? Стал отождествлять себя с маньяком, которого не существует? Я не тебя подставлял, а его, которого нет.
   Дух упрямо покачал головой.
   - Это все слова. Я не маньяк, но играл его роль. Смерть Тимура и даже старухи почти не задела меня. Это была просто работа. Но в сценарий разыгранного спектакля не входила гибель моей знакомой девушки, к тому же и беременной. Я не несу прямой ответственности за это убийство, но отвечаю за поступки своего персонажа. И в моей версии спектакля смерти Маши быть не должно.
   - И что ты предлагаешь? - спросил я и сосредоточился. Кажется, лирика кончилась, и Дух собирается перейти к делу. - Воскресить ее?.. Воистину воскресе?
   - Не ерничай, кретин! - в сердцах отрезал Дух.
   Смотри, подумал я, он вспомнил еще одно обидное слово.
   Дух, наконец, перестал расхаживать по комнате и сел обратно на свое место.
   - Я конченный человек, - тяжело начал он, - и скоро умру. Но я не хочу, чтобы на мне несправедливо висел грех машиной смерти. Я не могу позволить, чтобы твое благосостояние была построено на ее крови. Другими словами, я собираюсь явиться в прокуратуру с повинной.
   У меня много недостатков, но соображаю я быстро.
   - Являйся на здоровье, - спокойным голосом сказал я, судорожно прикидывая варианты решения этой свалившейся на голову проблемы. Да, я явно недостаточно интересовался состоянием здоровья Духа и степенью его психологической устойчивости. И на тебе. Перед лицом смерти в нем заговорила совесть. Интересно, он бы тоже так пел, если б выздоровел? Или позванивал бы мне, не нужно ли кого-нибудь еще подстрелить?
   - Можешь идти в прокуратуру прямо сейчас, - хладнокровно заявил я ему. - Только что ты расскажешь и чем докажешь? Знаешь, что я тебе скажу? Тебя подведет твой же, как ты это назвал "удар милосердия". Тебе же придется объяснять, почему вот так, за здорово живешь, прикончил старушку. А это скорее укладывается в рамки рассказа о маньяке, но не подходит для твоей истории заказного убийства из корысти. Ведь ты же собираешься в этом обвинить меня? Но ведь пенсионерку я тебе не заказывал.
   Дух удивленно посмотрел на меня. Похоже, такая мысль не приходила ему в голову. Я налил нам обоим по полной рюмке виски. Внимание Духа надо было чем-то отвлечь. Честно говоря, мой уверенный тон беседы с ним вовсе не соответствовал паническому ужасу, охватившемуменя после его слов. У него было достаточно много доказательств правдивости, если бы он все-таки дошел до прокуратуры. И его карабин, и то, что в момент машкиной смерти он был заграницей. Но все равно надо было попытаться сбить его с толку.
   - Ты думаешь, что сумеешь что-нибудь доказать? Не забывай, что за мной будут стоять лучшие адвокаты Олигарха,- издевательски добавил я, - И кто тебе поверит? А я тебе сейчас поведаю, что про тебя скажут. Ты - смертельно больной человек с неустойчивой психикой. Еще тогда, во время отпуска у Гришки ты тайно влюбился в Машу и ужасно ко мне ревновал. Не видя реальной возможности добиться ее взаимности ты решил начать ее преследовать, наслаждаясь ее страхом и беспомощностью, чтобы сломать ее дух и сексуально надругаться, а потом и вообще решил убить. Ты еще там, в лесу начал подготавливать необходимую почву и устроил этот напугавший Машку спиритический сеанс, после которого она чуть не погибла в лесу. Ты убил ни за что несчастную старуху, всего лишь чтобы показать Маше, какой ты страшный и сильный. Ты специально договорился с сообщником, чтобы он выполнил твое поручение и убил Машу, пока ты находился заграницей, чтобы отвести от себя подозрения. А теперь сознавайся, кто твой сообщник, Дух?
   Я сделал паузу.
   - Думаешь, я говорю неправду? Но разве у тебя будет время сидеть в камере и отмываться от предъявленных тебе обвинений?
   Дух затравленно на меня посмотрел. Моя импровизация сработала неплохо. Я снова налил виски. Мы молча выпили. Я встал и потянулся. У меня затекли ноги. Спросив разрешения, я вышел подышать свежим воздухом на балкон. Духу надо было дать время подумать и решить, что мне ответить.
   Его дом был далеко на окраине Москвы. Сразу за не очень оживленной дорогой начинался лес. Было уже совсем темно. Холодный ветер обдувал мое разгоряченное лицо. Задумавшись, я стоял, засунув руки в карманы. Плохо, что одновременно всем хорошо не может быть. Места не хватает. А потому и возникла борьба за существование. Kampf ums Dasein.
   Так прошло минут десять. Я уже начал мерзнуть. У Духа, наконец, кончилось терпение дожидаться меня, и он тоже выполз на балкон и встал рядом.
   - В тюрьме тоже есть врачи, - решительным тоном произнес он.
   Я вынул руку из кармана, и из него с неприятным треском вывалился на каменный пол мой "мобильник". Я присел за ним.
   - Нервничаешь, Зверек. Вещи роняешь, - злорадно заметил Дух.
   - Ага, - ответил я и, резким движением обхватив снизу Духа за ноги, выбросил его с балкона. Крик был не такой уж громкий и противный, как я ожидал. Хуже оказался стук упавшего, как мешок с мукой, тела.
   Я стоял и отчетливо представлял, как бедная тромбоцитами, разжиженная кровь Духа разрывает сосуды и заливает его головной мозг. Явка с повинной отменяется.
  
   Я посмотрел вниз с балкона. Меня не столько интересовало тело, а после падения с девятого этажа там могло лежать только тело, сколько наличие случайных зрителей. На мое счастье, никаких внезапно притормаживающих машин, хлопанья окон и испуганных женских криков я не услышал. Это все обязательно будет, но попозже.
   Я сходил на кухню и вынес оттуда в коридор табуретку. Мне нужно было залезть на антресоли. Если мне не изменяла память, то именно там Дух хранил дипломат с карабином. Я, от греха подальше, на всякий случай обернул руку платком и открыл их. Я не ошибся. Чемоданчик, ни от кого не прячась, аккуратненько стоял у стеночки. Я вытащил его и вышел из квартиры. С невозмутимым видом я спустился на лифте вниз, а затем подошел к своей машине. Было уже довольно поздно. Ни в подъезде, ни на улице я никого не встретил. Я бросил дипломат в машину и вернулся в дом своего приятеля. Прокашлявшись, я набрал номер телефона милиции. Испуганным голосом я попросил срочно приехать, потому что только что на моих глазах мой друг выпрыгнул из окна. Я позвонил и в "скорую". Те поначалу не хотели ехать и начали морочить мне голову, ведь я не видел самого упавшего человека и не знал, жив ли он или мертв. На что я зло ответил, что, если он еще и жив, то ему как можно скорее нужен врач, а не я. С улицы в это время послышались отдаленные встревоженнные крики. Это зазвучал голос общественности. Когда приехала милиция, я с мрачным видом сидел за столом и пил виски.
  
   Какой-то замухрышного вида старлей тщательно записывал мои показания.
   Да, сказал я, погибший - мой друг Михаил Духов. Мы вместе с ним учились в школе, а потом после многих лет случайно встретились и время от времени начали видеться втроем с еще одним нашим однокашником Сергеем Кимом. Особенно близки мы не были, но вместе ходили в сауну и проводили отпуск. О его работе мне ничего практически неизвестно. У нас в компании не было принято задавать лишние вопросы. Девушка у него была. Звали ее Таисия, фамилию не знаю. Но они недавно расстались. Могло ли это быть причиной самоубийства? Думаю, что нет. Но, наверно, тоже сыграло свою роль. Еще у него есть мама. Где живет и как зовут, мне неизвестно. Про другую родню тоже. Так вот, где-то с год назад я узнал, что у него лейкемия, от которой он пролечился и вошел в состояние ремиссии. Ну, вроде выздоровел на время. Но врачи его предупредили, что болезнь скорее всего вернется, если не сделать пересадку костного мозга. Для этого он поехал в Америку и на какое-то время пропал из виду. А сегодня позвонил и попросил приехать. Нет, это совершенно не входило в мои планы. А, если б знал, чем это кончится, то вообще бы не поехал, но в итоге оказался здесь. Мы с ним выпили и просто поболтали, а потом он возьми и скажи:
   - Родька! Ты знаешь, пересадка не удалась, клетки не прижились.
   И показал мне листок с его анализами. Вон он, кстати, валяется на столе. Я в этом ничего не понимаю, но там кто-то патологию подчеркнул красным. Видимо, Мишка сам. И сказал, что врачи уже заговорили о новом курсе химиотерапии. Я его, конечно, попытался ободрить и поддержать, но он отмахнулся и заявил, что это - конец, он посмотрел в "интернете" и понял, что в таких случаях шансы выжить минимальны. А терпеть муки химиотерапии ради призрачного удлинения жизни на пару месяцев он не намерен.
   Вы можете понять мое состояние. Я много работающий человек, который, в принципе, собрался сегодня выкроить себе вечер, чтобы провести его с беременной женой. А тут такая история. Я плохой утешитель, но поверьте сделал все, чтобы отвлечь Мишу от глупых мыслей. Я объяснил, что медицина - это статистическая наука, и никто точно не знает, в какую категорию больных попадет, счастливчиков или несчастливчиков. Что несчастливчиком он уже побыл, когда сделал пересадку, и теперь очередь стать счастливчиком и отреагировать, как надо, на курс лечения. Ведь у него один раз уже получилось. Сказал, что пока главное задержать болезнь, а там, глядишь, и еще какое-нибудь лечение найдут. Медицина ведь не стоит на месте. Болтал я так, болтал и гляжу вроде успокоился Михаил, отвлекся. Мы снова выпили, покалякали "за жизнь". А потом он вдруг и говорит:
   - Знаешь, Родик! Душно что-то здесь. Может, балкон на пару минут откроем?
   Надо, так открывай. Мне-то какое дело.
   Миша открыл дверь и вышел. Стоит и дышит так картинно глубоко. А я, честно говоря, отвлекся. Собрался домой позвонить и сказать, что задерживаюсь. И даже не видел, как он сиганул. Только вскрик услышал и потом этот стук. Вот и все. Потом еще минут пять просидел в шоке пошевелиться не мог, а затем позвонил вам и на "скорую".
   Оттарабанив экспромтом эту историю, я подписал в нужных местах все бумажки, и менты отпустили меня.
   Я ехал домой и думал, какую историю я расскажу Нинке, хотя и та правдоподобная белиберда, которую я наплел милиции, выглядела вполне съедобной.
   На одном из перекрестков, переключая скорость я задел рукой дипломат с "Windrunner"ом. Хорошая штука, подумал я. Жалко выкидывать. Гришке что ли отвезти? Пусть забавляется.
   А еще в бар что ли по дороге заехать? Nunc est bibendum.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"