Аннотация: Как можно жить во лжи? И не с людьми, с самим собой ужиться...
Возможно страх. Умертвие.
Во сне счастье, наяву несчастье.
Что наяву деется, то и во сне грезится.
Что наяву делают, того не боятся;
а что во сне видят, того остерегаются.
В.И. Даль
Как можно жить во лжи!?
И не с людьми, с самим собой ужиться.
Оставить страхи, жить искренне
И в истине своей не раствориться!
Страдание-порок, а состраданье-грех,
Когда страх и корысть их побудило.
И нахожу ответ один на всех,-
Чтобы помимо неба и от вас светило!
NicaughlasethRevyakin
Коридор, не имеющий начала и конца. Ветхость его была обозначена десятилетним слоем пыли, обшарпанной штукатуркой, местами стены были оголенными, и виднелась кирпичная кладка. Коридор, вдоль стены которого, на расстоянии четырех метров находились то открытые, то закрытые двери комнат. Понять назначение их мне пока не представляло возможности. Вдоль одной стены. Вторую я так и не увидел. А была ли она, и был ли это коридор?
Пол был бетонный, не кафелем выложенный или паркетом устланный, а именно бетонный. Такая абсолютно ровная поверхность, только вся грязная. В каком-то пепле и грязи. Нет не пыли! Это была уличная грязь, земля. Бетонный пол, замаранный размокшей почвой большая часть, которой была на стыке стены и пола. На поверхности почвы заметна была не пыль, но пепел, обрывками бумаг разбросанный повсюду. Иногда мне казалось, что это здание подверглось пожару, но присутствие людей гнало мысли об этом, не давая даже поразмыслить над всем мною увиденным. Было ли все это так или мне все привиделось?
Все происходило, как будто так должно было быть.
Я здесь заключенник, но меня это не беспокоит. Ощущение спокойствия и оправданности моего пребывания здесь полностью овладело мной. Поэтому причины присвоенного мне званья явно не посещают мое сознание. Как будто являюсь частью этого места.
Тюрьма это иль психбольница, для меня это никакой роли не играло. Меня занимало происходящее в стенах этого мешка. В частности люди меня окружающие и то, что их заботит и интересует.
Коридор был широким, метров пять, как мне виделось. Везде были люди, одетые в одинаковые серые костюмы, напоминающие пижамы. Одни метались тишком и суетливо туда-сюда. Другие, маленькими группами по три-четыре человека, бурно обсуждая, проходили, заглядывая в каждую комнату, видимо что-то или кого-то разыскивая. Я сам не заметил, как оказался у распахнутой двери в туалет.
Большой, почти общественный сортир. Весь обложенный кафелем и такой же грязный как коридор, но в довесок ко всему настенный кафель был еще весь в гари. С писюарами приделанными к обратной стороне стены коридора и кабинками с унитазами у противоположной стены. В помещении туалета находилось пять человек, они оживленно спорили о чем-то. Я стоял и наблюдал за тем, как двое доказывали, троим, что здесь что-то не так. Что-то лишнее и этого раньше не было и не должно быть. "Надо выявить и устранить изъян!" - говорили те двое, обыскивая, кабинки и разглядывая и ощупывая каждую плитку.
Я заворожено наблюдал за происходящим, и меня ничто не касалось. Я словно смотритель этой больницы.
Мгновенье и я обернулся, окинув взглядом коридор.
"Паника! Все бегут, прячась за дверьми", - какое-то странное чувство опасения перерастало с каждым захлопыванием двери в страх.
"Кто-то всех преследует?! Видимо меня тоже!? Нет меня в особенности! Если меня застанут в коридоре то..." - я медленно, но уверенно шел по направлению к двери.
"Да, вон той двери. Кто они? Что это за контроль? Я спасен, я внутри. Боже как же страшно! Что это такое? Что дальше будет"?! - осмотрев, эту комнатушку я увидел спортивный костюм очень мне знакомый: "Нет, он мой".
Комната размером метра три на четыре надо быть, а в ней помимо меня еще двое и тоже с одеждой. Зажавшись в противные углы от стены с дверью, они будто заняли положенные им места: "Видимо мой угол любой оставшийся. Но он у двери! Они могут ворваться, и я буду первым наказанным из нас троих, если вообще не единственным. Почему я? Я здесь вообще не весть что делаю..."
"Костюм! Они отнимут его, и у меня не будет шанса отсюда никогда выбраться. Никогда!" - Я вцепился правой рукой в дверную ручку, услыхав шум приближения источника страха, левой же прижимая костюм к груди.
Брекот! Бах-бах! И резкая тяга двери на открытие. Внезапный ужас и внутреннее содрогание привели меня в состояние оцепенения.
Сила, открывающая дверь на себя приоткрыла дверь в комнату и сюда прорвалась рука, сжимающая нож. Рука, ищущая возмездия и наказания. Меня.
"Почему меня?.." - я упал на пол, спиною упираясь в дверь, откинул так важный для меня мгновенье назад костюм.
"Черт его возьми! Кровь и жуткая боль объяли мою грудь. Как же больно. Я себе это представлял иначе. Я что сейчас умру?"
"Тише! Я сейчас умру. Зачем эти мысли? Страдание уходит, боль притупляется. Не так уж и плохо, как казалось. Я себя чувствую как-то - блаженно, даже счастливо" - мышцы лица ослабли, и проявилась не поддельная искренняя улыбка.
----------------------
Спокойствие теперь составляющее меня. Как мог я бояться смерти, да и смерти ли я боялся. Скорее боялся боли причиняемой в жизни, раны, крови вытекающей из раны, и именно боли сопутствующей этому. Наверно дети появляющиеся на свет, также себя чувствуют спокойно, как теперь я чувствую. Ведь выходя из матки, они еще не осознают этого действа и только после заполняются криком, страхом непонимания происходящего. Так и перед смертью чувствует себя человек, охваченный вначале страхом потери всего наживного в процессе жизни, и боязнью этого лишится. Только смена спокойствия на тревогу у новорожденного, обратна страху, а затем умиротворению умирающего.
И мысли отпустили меня, и страхи испарились, ведь они лишь порождение моего сознания, моего я. Остались только спокойствие и блаженство. Никакого терзания вопросом: "Что дальше?", не было.
А дальше я проснулся в неудобной позе, лежа на животе. Так люди не отдыхают, они так томятся. В комнате был включен свет, я уснул внезапно, не готовясь ко сну с включенным телевизором, шум которого обременительно действовал мне на слух. Я еще не понимал, что произошло, и первые полторы минуты был в состоянии каталепсии, припадке бесчувственности и неподвижности, но с сохранением самосознания, чувств и слуха, испытывая ущербность от внешних раздражителей.
Я вышел в коридор, охваченный восторгом собственного откровения (как символично). Шел на свет, свет в кухне. Там была сестра, делавшая себе кофе. Я закурил и начал описывать ей вкратце, чтоб не забыть то, что мне привиделось. Мое откровение. Мое просветление свыше. Мое открытие истин, до коих человек умом своим не доходит.
В процессе рассказывания, вырывая из угасающих воспоминаний основу происшедшего, я созерцал подводные камни, ключи всего что случилось. Но определение тому, лишь страх.
Все было чинно, пока не появился страх, я же не думал о нем, я из него исходил, им, руководствуясь, самосохраняясь. Во сне вообще невозможно думать, все происходит самотеком. Там и есть истинные мы, созерцатели и смотрители отображаемого мира нашей памяти, всего нами увиденного и познанного. Без ограничивающего наше естество - я, принимающих форму поступков в складываемых им же событиях.
И узрел я заблуждение, сопровождающее меня долгое время.
Сны же приходят, когда мозг не спит, например, пред самым пробуждением.
Мысль быстрее солнечного света, а мы, люди медлительнее всего в своих решеньях, рассужденьях и заблужденьях.
И встал я на путь истины, спокойствием одаренный. Ведь не спроста все существо мое стремится скинуть все наносное, увидев истину, познать ее стремясь. А вывод делается где-то там, внутри, словами высказать не знамо боле как.
P.S.
Прочитав, уже отстраненным от вдохновленного описания своих переживаний, я ужаснулся, не веря своим мысленным заключениям донесенного до меня мною же откровения. Ведь сколь тонка и трудно воспринимаема та очевидная теперь для меня истина, что меня гнетет и пугает доступная возможность быть искаженным легкомысленными толкователями. Каким иносказаниям и кривотолкам может подвергнуться открывшаяся мне истина, не ощутимая моими исказителями, по средствам
анализа моего отображения яви.
Трепыхайтесь ничтожные, вы сами себя излагаете так, что уже и не существуете. Корысть и зависть, вот истинные цели алчного передела вашего, в свою выгоду все оборачиваете, алкатели признания таких же слепцов, как и вы.