Как-то ко мне пришло письмо, по электронной почте. С предложением напечатать книгу с моими "произведениями". И предложение приехать в гости, дабы познакомиться с приславшим послание и обсудить некоторые технические моменты издания книги.
Если честно, я абсолютно не была уверена в том, что мои, так называемые, опусы требуют быть отпечатанными на бумаге, да еще и прочитанными широкой публикой. Но погоды в те осенние дни стояли роскошными, и мне просто захотелось прокатиться в сторону Хантсвилл, в очень живописную местность района Мускока в Онтарио. Поездку я запланировала на одиннадцатое октября и оповестила об этом потенциального издателя.
На одиннадцатое октября - потому что то было где-то поблизости от Дня Благодарения - выходной день. Также я прихватила с собой камеру, рассчитывая на потрясающие фото местной Осени.
Хантсвилл расположен на 180 километров севернее - осень со всем её разноцветием приходит туда раньше. Листва раньше схватывается первыми заморозками, начинает окрашиваться в красные, желтые, оранжевые, бордовые тона.
Выехала пораньше, точно до полудня. И всю дорогу крутила головой по сторонам, хоть и следовало бы смотреть только на дорогу.... Местность менялась прямо на глазах - равнинный рельеф сменился холмами, а затем и скалами. Складывалось впечатление, что "просека" была прорублена специально, чтобы проложить идеальную автомобильную трассу.
По мере приближения к Хантсвилл и одинокие деревья, и леса становились всё наряднее и наряднее, ярче, разноцветнее.
На скалах (не слишком высоких, но внушительных) тоже росли и деревца и кустарники. Пестревшие в этот погожий октябрьский день яркими красками, украшая серые камни.
Небо было таким, каким бывает здесь всегда в ясные, солнечные дни - голубым (но уже по-осеннему голубым и прозрачным) с легкими белыми облаками. Небо - это отдельная история. Оно всегда одно и то же, и в то же самое время - разное. Летнее небо никоим образом нельзя перепутать ни с осенним, ни с зимним, ни с весенним.
Достаточно просто взглянуть на небо, чтобы понять - какое время года сейчас.
Мне не нужно было ехать до самого Хантсвилл, поворот налево значился километров за двадцать до населенного пункта. Но всё-равно это уже был Хантсвилл. Просто пока еще разбросанный, в лесах, разросшихся среди скал, валунов, рек и озер. Уже изредка попадались дома, и в домах жили люди....
Повернув с основной дороги налево, проехала еще километров семь и снова повернула налево, на сей раз уже к самому дому, где проживал гипотетический издатель с семьей. Издатель, в прошлом - бизнесмен, также являлся философом, поэтом, русским писателем и православным священником. А священник мне, определенно, был необходим.... и значительно в большей степени, чем издатель. Потому как я реально нагрешила.... и мне требовался некто, перед кем я могла бы покаяться, и кто мог бы отпустить мои грехи.
Справа от просторного дома, поблизости от гаража, над крышей которого высился крест, говорящий о том, что гараж - более не гараж, а Храм Божий, была просторная площадка для размещения автомобилей. Прямо перед площадкой вольер, за которым бегала лохматая собака среднего размера. Поблизости от стены храма (бывшего гаража) верстак, и рядом с ним мужчина. Он что-то обстругивал, плотничал.
Завидев мою машину (в тот день посетителей больше не было, потому как на площадке рядом с домом больше не было автомобилей), мужчина прекратил строгать, обернулся, а собака громко и заливисто залаяла. Когда я вышла из автомобиля, собака выбежала из вольера и тут же оказалась около, продолжая лаять и преграждая путь к дому. Мужчина приветливо поздоровался и начал отгонять собаку. Оказалось, что мужчина - француз, почти не понимающий по-английски. Он проводил меня до входной двери.
С собой, в качестве гостинцев, я прихватила большую тыкву и такой же большой арбуз. Тыкву пристроила на крыльце. Нести и тыкву, и арбуз было неудобно, хорошо, что француз помог. И как только мы оказались у двери, она тут же распахнулась, и из неё навстречу нам вышел кучеряво-взъерошенный бородач, в очках, с умными и живыми глазами. Этакий барин, помещик, немного нарочито-артистичный. Он поздоровался, сказал, что очень рад, что приехала, подхватил арбуз и заметил - тыкву я не ем, а арбузы очень люблю!
Он явно обрадовался арбузу! Я даже удивилась!
Хозяин пригласил нас в дом.
Оказавшись внутри, я решила, что, пожалуй, переместилась во времени и в пространстве и оказалась в гостях у старосветского помещика. Дом жил своей жизнью - на прямоугольном деревянном кухонном столе раскатывалось тесто, об ноги терлась кошка, прибежал сын Петька - гордость отца!
Меня пригласили в гостиную, три стены которой занимали книжные полки, от пола до потолка.
В гостиной еще стоял большой добротный (если не ошибаюсь - овальный) стол, кресла, стулья и пианино.
Хозяин дома тут же уселся в кресло, стоящее перед столом, спиной к самой длинной стене с книжными полками. Я оказалась напротив. Справа от меня в комнату через громадное окно и стеклянную дверь лился свет. За окном виднелся участок садика и бассейн. Слева - приоткрытая дверь в хозяйскую спальню, камин в стене.
Добротные деревянные полы, деревянные книжные полки, всё такое прочное, уютное, красивое. И ничего лишнего.
Следом за нами пришел француз и тоже устроился в гостиной, сев за пианино, начал что-то наигрывать. Потом появилась хозяйка, супруга издателя (или священника-философа-поэта-писателя), хозяина дома. Пышная бледная женщина в светлом ситцевом, похоже, самодельном платье до пола, с длинными рукавами, с пуговками под самое горло.
Хозяин дома произвел на меня впечатление очень энергичного, жизнелюбивого человека. Хозяйка же показалась полной его противоположностью. Но моё впечатление, впрочем, могло быть и ошибочным.
Пятилетний Петька приволок откуда-то удочки и начал клянчить, чтобы мы все отправились на озеро на рыбалку. Но всем было не до него. Тогда он начал умолять, указывая на меня, - отпустите меня с ней! отпустите!
На что его отец строго ответил - найди еще кого-нибудь для компании! У нас дела есть!
И так я поняла, что мы в доме не одни, еще есть люди.
Затем издатель-священник повернулся в сторону француза и заговорил с ним по-французски, потому как мы все общались на русском. По-французски он заговорил бегло и уверенно, француз прекрасно понимал о чем речь.
В итоге мы остались с издателем-священником наедине, только однажды нашу беседу прервали молодой человек с девушкой. Так я узнала, что по случайности приехала в гости в день рождения хозяина дома и тут же тоже начала его поздравлять. Но разговор наш легко и непринужденно от дня рождения вернулся в нужное русло. Мы стали говорить о главном, о конкретных вещах и обо всём сразу. Хозяин сначала всё пытался растормошить меня, указывая на полки с его книгами в красивых черных обложках. Он шутил - посмотри только! Мои книги и рядом Пушкин и прочие великие! И твою книгу напечатаем, ты тоже сможешь поставить её на одну полку с классиками! Будешь всем показывать!
Но мне кажется, он уже понял, что меня такая перспектива не особо волнует, поэтому мы перешли к беседам обо всём... О жизни, о любви, о вере, о Боге. Хозяин семейства оказался глубок и велик (точно не меньше классиков, находившихся рядышком с его книгами). Мы пробеседовали часов шесть в сумме. Так я узнала о его судьбе.... понятно, что с тех пор уже прошло лет семь наверняка, время не стоит на месте, в жизни издателя-священника с тех пор произошло много перемен.... Не могу назвать жизнь его легкой и сладкой, но могу с уверенностью сказать - это жизнь очень-очень-очень интересного, неординарного, творческого человека, глубоко уверовавшего в Бога.
И что тут еще можно добавить? Теперь я и сама думаю, что Господь испытывает сильных, что через испытания человек очищается.
"Только через страдание люди могут извлечь уроки, обрести истину и понять намерение Божье. По сути, многие истины постигаются через опыт болезненных испытаний. Никто не в состоянии постичь Божью волю, признать всемогущество Божье и Его мудрость или оценить Божий праведный характер, пребывая в комфортной и уютной ситуации или в благоприятных обстоятельствах. Такое невозможно! Поэтому, если человек не прошел нескольких лет переплавки, и если он не перенес определенного объема страдания, он окажется не в состоянии избавиться от уз плотской прельщенности в своих помыслах и в сердце."
О том же говорил Паисий Святогорец: "Человек, который избегает испытаний, который не желает терпеть боль и скорбь, не хочет, чтобы его огорчали или упрекали, а стремится к безоблачной, безмятежной жизни, - оторван от реальности. Если человек испытывает боль - значит, его посетил Господь. А если у человека нет скорбей - скорее всего, это означает, что Христос оставил его."
Думаю, что - да, многие люди становятся глубже, человечнее, пережив и осознав многое, придя через это к Богу.
Не буду пересказывать то, о чём мы говорили. Потому как об очень личном он поведал.
Да и он, уже в качестве православного священника, отпуская мне грехи, сказал - Только имени того, кого прокляла, не называй! Проболтаюсь ведь! Я ведь такой!
Обратно я ехала уже в сумерках, так и не сделав никаких фотографий восхитительной Осени. И думала о нём (издателе-священнике), его красивом и уютном доме, затерянном в лесах; его жене; сыне Петьке; приблудном (где-то подобранном, на улице) французе и прочих таких же обитателях, нашедших жилье под крышей дома этого удивительного человека. Думала о его непростой жизни, когда и домашние, и прихожане, да и личное творчество требуют столько сил, терпения, внимания, любви, и когда не так уж и много от деятельности прибыли, а всех нужно накормить, обо всех нужно позаботиться, за дом нужно платить. Но он (хозяин) идёт, шагает вперёд, дальше, спотыкаясь и снова поднимаясь, идёт рука об руку с Богом, искренне веря, что Тот не оставит его в самые сложные моменты жизни....
Вот так вот я ехала обратно... Потом ещё несколько раз пересекалась с ним. И снова слушала его.... А про себя так ничего ему и не рассказала. Но зато не один раз послушала подаренные им его аудиокниги. Одна из которых называется "Волновая природа любви".