НЕ БЕЙТЕ ЭКОНОМИКОЙ ПО СВОБОДЕ!

У каждой науки свой круг вопросов.

Некорректно задавать вопросы из одной науки при решении задач другой науки. Например, нельзя задавать "химический" вопрос в арифметической задаче: из чего состоит дважды два?

Современные экономисты ставят вопросы об эффективности, богатстве, успехе, росте там, где неуместно об этом спрашивать. Они задают экономические вопросы там, где надо ставить правовые. Они отвечают на вопрос "как лучше?", когда неясно: кому лучше?

Из такой путаницы родились анекдоты и афоризмы про экономистов:

Главный вопрос, по поводу которого никак не могут договориться экономисты, это вопрос о причине богатства народов. Почему? Потому что экономические рассуждения о причине богатства народов, об эффективности народного хозяйства, о национальном экономическом росте некорректны.

На земле сотни стран. В одних из них люди живут богато, а в других – бедно. Почему? Мы неоднократно спрашивали об этом взрослых, образованных людей на солидных семинарах и конференциях. Получали примерно следующие ответы.

1) Причина в стимулах. В странах, где установлена прямая зависимость вознаграждения от количества и качества работы, люди живут богато.

Но как организовать взаимосвязь между трудом и вознаграждением? Кто будет измерять труд и определять вознаграждение? На эти вопросы уже нет вразумительного ответа.

2) Причина в ответственности людей. Там, где она высока, там хорошо. Там, где низка – плохо.

Но как измерять эту ответственность и как ее повышать? И опять нет вразумительного ответа.

3) Причина в природных ресурсах.

Но в огромной России люди живут не особо богато по сравнению с некоторыми маленькими странами. Иногда, правда, можно услышать прямо противоположное суждение: в России бедно из-за огромных пространств. Транспорт дорог. Управлять тяжело.

4) Причина в национальных особенностях.

Но самое интересное – уточнить полезные особенности. Что это: цвет кожи, покрой платья, форма жилища, вид религии? Кто скажет?

Считается, что на вопрос о причинах богатства должны отвечать экономисты. И экономисты пытаются соответствовать. Стараются. Но тоже дают очень разные ответы.

1) Арифметический. Причина богатства в производительности труда. Экономисты даже пишут формулу, в которой величина произведенного равняется производительности труда, умноженной на количество труда:

Некоторым экономистам такая формула кажется очень простой, несолидной, детской. Для школьного учебника пойдет, но уже студентов надо озадачить более солидной формулой. Например:

С помощью таких формул происходит подмена: вопрос о богатстве превращается в арифметическую задачу. Показав, как можно решить такую задачку, экономисты делают вид, что ответили на вопрос о природе и причинах богатства.

2) Технологический. Причина богатства в высоких технологиях. Например, информационных.

Но вопрос о том, почему в одних странах техника лучше, чем в других остается.

3) Климатический. Недавно одного российского специалиста осенило: в России бедновато, потому что холодно.

Но, вспоминая жаркие и бедные страны, понимаешь, что, вряд ли, холод – главная причина бедности, а жара – причина богатства народов. Ведь в бывших среднеазиатских советских республиках явно жарче, но не богаче, чем в России. Теплее на Украине и в Белоруссии. Но разве там богаче, чем в России?

4) Путаный. Экономисты часто говорят непонятно, мол, богатство тесно связано с

Но что все это значит и как все это улучшать, развивать, повышать, расширять, укреплять и усиливать? Не ясно.

Самые известные экономисты всех времен и народов так же, как и прочие смертные, связывают причины богатства с совершенно разными обстоятельствами. Им бы не удалось работать в одной команде.

Адам Смит считал, что люди, предоставленные сами себе, без патронажа государства, преследуя свои эгоистичные интересы, принесут гораздо больше пользы окружающим, чем если они непосредственно будут стремиться к общим интересам. Главная задача государства – защита одних людей от непрошеного вмешательства других людей.

Карл Маркс, наоборот, полагал, что разобщенность людей, их эгоизм главное препятствие к достижению изобилия. Согласованная работа на общий интерес – вот источник истинного богатства и истинной свободы. Государство, защищающее людей эгоистичных и богатых (капиталистов) от бескорыстных и бедных (рабочих), должно исчезнуть. Вместо него должен возникнуть координирующий центр, направляющий усилия людей к общему благу. Маркс уподоблял этот центр дирижеру, который управляет работой оркестра.

Джон Кейнс был противником Марксова учения, но государству он отводил гораздо большую роль, чем Смит. Эгоизм – это хорошо, но государство должно принимать меры, чтобы этот эгоизм работал на общее благо. Иначе, катастрофические спады производства и безработица. Государство должно "подстегивать" производство в период ожидаемого спада и притормаживать его в периоды "перегрева", за которыми неизбежен спад.

Удивительно широк разброс ответов, вплоть до противоположных, на вопрос огромной важности: о природе и причинах богатства народов. Отчасти причина разногласий содержится в ужасном языке экономистов, на котором трудно поставить корректный ответ и дать на него однозначный ответ.

Однажды способный студент пожаловался мне, что ничего не понимает в книгах по экономике. Я его поздравил. Сказал, что у него все в порядке с головой. Хуже, если бы ему казалось, что он понимает. Потому что современное экономическое высказывание, как правило, длинное, гладкое и не очень понятное.

В пример приведу фразу из книжки двух маститых экономистов – академика и доктора наук. Один из них – мой однокурсник – подарил мне свою брошюру об экономическом развитии Западной Сибири. В ней содержится немало интересных фактов и свидетельств историков. Но все портят типично экономические выражения. Вот, например, о железной дороге: "Повышение степени транспортной доступности Западной Сибири послужило толчком интенсивному развитию рыночного хозяйства, а также создало материальные предпосылки для формирования адекватной новым экономическим связям и отношениям организационной структуры в экономике региона".

Первая часть фразы до запятой еще допускает перевод с экономического на человеческий: "построили дорогу – стали больше торговать". Вторая часть – непереводимая игра слов, экономическая "феня". Ее назначение – придать высказыванию солидность, основательность. Искать какой-либо иной смысл в подобных фразах не нужно – поглупеешь.

Многие уже поглупели. Эти поглупевшие люди, подражая учителям, тоже начинают составлять бессмысленные фразы, оглупляя в свою очередь, других людей. Им мало слов: они используют формулы (как, например, в расчете богатства через производительность труда) и графики (как, например, сделал Филлипс, увязав в своей кривой инфляцию и безработицу) – такие же бессмысленные, как слова. Печально, когда люди не видят этой нелепицы, когда им кажется, что они приобщаются к высокой науке.

Но кроме языка есть еще одна, чисто профессиональная причина разногласий между экономистами по поводу природы богатства. Современные экономисты не лучше других людей понимают в богатстве, но искусно делают вид, что понимают. И публика ждет от экономистов откровения.

Завораживает само слово экономика, которое переводится с греческого как искусство хозяйствования.

"OikonomikoV" назвал свою работу ученик Сократа Ксенофонт (ок. 430 – ок.354 до н. э.). "OikonomikoV", как известно, состоит из двух слов:

oikoV (ойкос) – дом, жилище, местопребывание; в современных греческих словарях этим словом обозначают и фирму;

nomoV (номос) – закон, правило, порядок, строй.

На русский язык книга Ксенофонта была переведена под названием "Домострой".

"Домострой" или "Экономика" написана в виде диалога между Сократом и Критобулом, в котором они обсуждают вопросы: что такое богатство? Что такое имущество и хозяйство? Как вести свое хозяйство, чтобы быть богатым?

Вот её оглавление¹:

Для Ксенофонта экономика – это действительно домострой, наука о хозяйстве, искусство богатеть. Ксенофонт был бы озадачен современным употреблением слова экономика. Выражение экономический рост он бы принял за рост искусства, умения богатеть. Но очень бы удивился его оценке в процентах. Его бы поставило в тупик выражение управление экономикой. Управлять ведением хозяйства, домоводством, управлять управлением дома – не слишком ли накручено? И почему домострой должен быть домостройным (экономика – экономной)?

А как бы отнесся он к следующему высказыванию нобелевского лауреата по экономике Поля Самуэльсона: "Экономическая теория не является экономикой домоводства. Чтобы обучиться искусству выпечки тортов и ведению домашнего счетоводства, нужно обратиться в другое место.

Экономическая наука не является наукой об управлении предприятиями. Она не раскроет вам секретов успеха – как заработать миллион долларов, подготовить годовой финансовый отчет, разработать наилучшую рекламную стратегию или предвосхитить курс акций на бирже"²?

Думаю, Ксенофонта удивило бы обилие плеоназмов: экономическая теория, экономика домоводства, экономическая наука. Ведь слово экономика уже содержит в себе указание на то, что это наука, теория, искусство, руководство. Более того, слово экономика можно перевести как домоводство. Что тогда есть "экономика домоводства" – "домоводство домоводства"?

Еще бы больше удивило Ксенофонта то, что из экономики современных экономистов полностью выпало то, что считал экономикой он сам – искусство богатеть. "О чем тогда ваша наука?" – спросил бы ошарашенный Ксенофонт. Вот как отвечают на этот вопрос современные корифеи экономики – нобелевские лауреаты.

"Экономическая теория есть наука о том, какие из редких производительных ресурсов люди и общество с течением времени, с помощью денег или без их участия, избирают для производства различных товаров и распределения их в целях потребления в настоящем и будущем между различными людьми и группами общества"³.

"Основная цель экономической деятельности – удовлетворение практически безграничных потребностей людей с помощью имеющихся у них ограниченных ресурсов – труда, природных богатств, технического оснащения, учитывая при этом и ограниченность их технических знаний. Тем самым экономическая наука предстает как наука об эффективности..."⁴.

"Экономическая наука ставит своей основной задачей изучение того, что делают люди для наилучшего удовлетворения своих потребностей, исходя из ограниченных ресурсов и также ограниченных технических знаний находящихся в их распоряжении"⁵.

Продираясь сквозь плеоназмы экономическая теория, экономическая деятельность, экономическая наука, с течением времени, с помощью денег или без их участия, в настоящем и будущем и удивляясь "людям и обществу", "распределению между людьми и группами общества", Ксенофонт обнаружил бы, что корифеи все же претендуют на то, что экономика – наука о рачительном использовании машин, земли, работников. Ресурсов, одним словом.

Диалектика, однако. В духе Гегеля. Как в известной задачке про двух командировочных: чистого и грязного, кому из них в баню идти?

Два противоположных ответа на вопрос о том, что есть экономика. Экономика – не наука о том, как достигнут успеха, разбогатеть, но наука об эффективности.

Но Ксенофонт все-таки ученик Сократа. Он мог бы спросить: а разве эффективность не означает успешность, выгодность? Как можно заниматься эффективностью и заявлять, что эти занятия не помогут достигнуть успеха и стать богаче? Что это за наука об эффективности, которая не учит быть эффективнее?

Экономисты говорят, что их интересует эффективность не отдельных людей, а общества в целом. Об общественной эффективности и общественном богатстве они пекутся. Их интересует не хозяйство отдельных людей, а народное хозяйство. Поэтому они посчитали возможным оставить слово экономика для науки об управлении народным хозяйством. Именно об эффективности народного хозяйства, а не хозяйстве какого-нибудь Иванова, современная экономика.

Эффективнее – значит лучше. Но если человек чувствует, что ему лучше, а что – хуже, то как понимать лучше-хуже для общества в целом. Если хотя бы одному хуже, а остальным лучше, то лучше это для общества в целом или хуже? Даже на более простые вопросы ответ не очевиден. Хорошо ли, когда всем лучше? Ведь найдутся такие, которым плохо, если соседу намного лучше. Плохо ли, когда всем хуже? Могут найтись такие, которым хорошо, если другому намного хуже.

Уместно ли говорить об эффективности для общества в целом? Крайние ответы на этот вопрос могут быть такими:

1. Неуместно, так как у общества нет чувствилища, которым бы оно могло ощутить, что для него лучше, а что хуже. Но такая позиция оставляет современных экономистов без работы. Ведь от экономики людей, о которой писал Ксенофонт, они отказались, а экономики общества не бывает. Ведь экономика наука об эффективности, а обществу нечем судить об эффективности. Современным экономистам первый ответ, конечно, не понравится.

2. Не только уместно, но даже необходимо оценивать каждое человеческое действие с позиций общественной целесообразности, поощряя хорошие, полезные, эффективные для общества действия и запрещая плохие. Здесь есть где развернуться современным экономистам. Вспомните ответ дилетантов о стимулах, как о причинах богатства. Этот ответ навеян именно таким представлением. Из учений знаменитых экономистов ближе всего к данной точке зрения позиция Маркса. Идеал Маркса: нет "моего"-"твоего", нет торговли, потому что торговля это обмен "моего" на "твое", а деление на "мое"-"твое" подлежит уничтожению – все должно быть общее. И этим общим в интересах всех должны распоряжаться мудрейшие – некие дирижеры, которые направляют деятельность остальных людей – оркестра, в направлении общей гармонии.

Это крайние позиции по отношению к общественной эффективности: от полного отрицания таковой, до тотального регулирования каждого человеческого шага для достижения общего блага.

Современные экономисты об эффективности общества пекутся не так последовательно как Маркс. Они позволяют людям заботится о личном. Они позволяют им торговать и даже получать прибыль, но под присмотром тех, кто заботится об общих интересах, а не личной прибыли. Иначе ресурсы общества будут использоваться не лучшим образом. А общепризнанными специалистами в распределении ресурсов общества считаются экономисты.

В советское время некоторые прогрессивные экономисты из капиталистических стран завидовали советским экономистам. Ведь планы развития социалистического народного хозяйства, разработанные советскими экономистами, имели силу закона, были обязательны для исполнения. У советских экономистов было гораздо больше возможностей для реализации общественно полезных проектов, чем у экономистов капиталистических стран, которым повышению эффективности капиталистического народного хозяйства мешает неприкосновенность "частной собственности". Так хочется эффективности, но глупые границы мешают. Несознательные люди говорят "мое", "не тронь". Проекты невиданного изобилия, подлинной свободы и справедливости остаются нереализованными.

После грандиозных экспериментов ХХ-го века по безграничному внедрению общественно полезных проектов, экономисты стали замечать и даже защищать феномен собственности. Но на всё, включая собственность, они продолжают смотреть через общественную эффективность, которую они пытаются определить различным набором показателей. Это валовой национальный продукт (ВНП), валовой внутренний продукт (ВВП), а также темпы роста этих показателей, роста, который они называют экономическим. Это уровень инфляции и безработицы. Это дифференциация доходов.

Собственность для современных экономистов не священна. В чужие дела можно вмешиваться, если это способствует общественной эффективности: экономическому росту, снижению инфляции, безработицы, дифференциации доходов. Они по-прежнему называют феномен границ уродливой тавтологией "частная собственность".

Процессы, происходящие без их участия, экономисты называют автоматическими, слепыми, стихийными, происходящими путем проб и ошибок. Правда, экономисты признают, что иногда и без их участия все неплохо образуется. Но лучше бы с их участием. Вот как говорит об этом лауреат Нобелевской премии по экономике Василий Леонтьев: "... экономическая теория не только формулирует проблему, но и объясняет, каким образом она решается или, по крайней мере, может быть решена с помощью механизма конкурентных цен, то есть процесса проб и ошибок, который автоматически устанавливает равновесие на любом рынке. На отдельных рынках и при определенных обстоятельствах этот механизм действительно работает. Но, учитывая недостаток надежной информации, на которой основываются прогнозы, многие представители делового мира осознали, что игра проб и ошибок вместо желаемого состояния стабильного равновесия приводит к просчетам в размещении ресурсов, недоиспользованию производственных мощностей и безработице. Это означает потери в заработной плате, прибыли, налогах, которые обязательно порождают социальное беспокойство и обостряют политические конфликты"⁶.

"Общественное благо", "общественная польза", "общественную эффективность" – это не все слова, которыми обозначают что-то хорошее для общества. У Леонтьева – это "желаемое состояние стабильного равновесия". Можно услышать также о бескризисном развитии, об экономической и социальной стабильности. Все экономисты хотят хорошего для общества, хотя никто толком не понимает, чего именно. Разве можно одновременно хотеть стабильности и развития?

Зачарованные экономистами, люди соглашаются на жертвы для непонятной общественной эффективности. Экономистов можно понять. Выступая радетелями за общее благо, они получают право корректировать прочих людей, действующих лишь в собственных интересах. Они получают оплачиваемые государственные должности, убеждая налогоплательщиков, что экономистам открыты невидимые для прочих дали.

Мой друг Илья Оршанский – известный в Новокузнецке человек – противник "прямого вхождения". В частности, в отношениях с женщинами. Современные экономисты пытаются обогатить нас "прямым вхождением". При этом они заявляют примерно следующее: "нельзя бросать процесс обогащения на самотек, богатство – общее дело всех, а не только частное каждого". Но богатство, успех как раз исключительно частное дело каждого. Общим делом является лишь защита каждого от непрошеного вмешательства в его частные дела. В том числе защита от непрошеного вмешательства экономистов.

Общее благо, общественная эффективность слишком расплывчатые цели для того, чтобы идти ради них на конкретные жертвы. Экономистам нельзя позволять заниматься общественной эффективностью и хозяйствовать в народном хозяйстве. Пусть помогают реальным, а не метафоричным хозяевам: людям, а не Народу. И то, если их попросят о помощи реальные хозяева.

Но ведь есть что-то общее для нас, нужное всем нам при стремлении каждого из нас к богатству? В сохранении и развитии этого общего заинтересованы все мы. Почему нельзя поручить это экономистам? Экономисты не годятся, потому что, исходя из названия своей дисциплины, вместо того, чтобы сохранять и развивать нечто очень важное, публичное, они начинают публично хозяйничать чужим и строить всех, разрушая то публичное, что нужно сохранять и развивать.

Феномен межей и границ, феномен права, которое я могу иметь, а могу и – нет, феномен, отделяющий "мое" от "чужого", миллиарды лет создавался жизнью и не только человеческой. Этот феномен еще называют институтом собственности, а чаще институтом "частной собственности". Но мы уже не раз обсуждали неудачность последнего названия – оно тавтологично.

Современные экономисты берутся за эффективное распределение дефицитных ресурсов. Они берутся рассуждать о том, что нужно производить в стране, как и из чего. Они берутся рассуждать о том, чем и по каким ценам нужно торговать с иностранцами, как привлечь иностранные капиталы в ту или иную отрасль. Причем рассуждать вообще, а не потому, что их просят об этом хозяева дефицитных ресурсов.

Вопрос "чье?" вообще мало волнует экономистов. Ксенофонт не ставил вопрос "чье?", потому что ответ на него был очевиден: это хозяйство – Критобула, а это – Исхомаха. Современные экономисты не ставят вопрос "чье?", потому что не считают его важным. Главное для них эффективно управиться с этими ресурсами, а "чье?" потом разберемся. Подобным подходом современные экономисты провоцируют правителей не церемониться с приватностью, разрушая во имя несуществующей общественной эффективности существующий институт границ.

Современная экономика деградировала по сравнению с экономикой Ксенофонта. Она отказывается помогать людям. Но гораздо хуже, что она претендует на экономическую помощь обществу. Мол, ресурсы ограничены, дефицитны – на все общественные проекты их не хватит. Обществу нужно помочь выбрать лучшие проекты. Но чем последовательнее помогать обществу использовать его ресурсы, тем меньше возможностей постоять за свое, тем скорее наступает тоталитаризм. Границы между "моим" и "твоим" сметаются – все становится общим, публичным.

Ксенофонт создавал свою экономику для хозяйства. Современные экономисты пытаются натянуть экономику на то, что хозяйством не является: на город, регион, отрасль, страну, мир. Они запросто говорят: экономика города, региона, отрасли, народного хозяйства, мирового хозяйства. Всем своим поведением они расширяют публичность за счет сужения приватности. Под щебет экономистов публичность повсеместно вламывается в мирную приватность, загоняя ее по щелям. К счастью, не всегда дело кончается строительством коммунизма.

Экономический вопрос – как лучше использовать дефицитные ресурсы? Этот вопрос экономический в том смысле, в каком понимал экономику Ксенофонт.

Правовой вопрос – кому принадлежат дефицитные ресурсы? Другими словами: чьи они, кто имеет право на них, кто их хозяин, кому в первую очередь интересно их лучше использовать? Это уже не экономический, а правовой вопрос, вопрос справедливости. Напомню, что на латыни юстиция означает справедливость

Но правоведы, заразившись от экономистов радением о народном хозяйстве, пишут законы, позволяющие одним отбирать права других, хотя эти другие ничего не отобрали, не украли, не испортили.

В конституциях многих стран право, приватность, собственность, справедливость, свобода подчинены общему благу, социальной справедливости. Но нет общего блага, нет социальной справедливости кроме права, приватности, правды, справедливости, собственности, свободы. Проверьте по словарям, если не верите, что все подчеркнутые слова означают одно и то же – некие границы между "моим" и "твоим", границы, которые нельзя переходить без спросу.

Подчинение приватности общему благу провоцирует несправедливость. Ради непонятной общественной пользы, которая может называться "экономический суверенитет", "экономическая безопасность", "поддержка конкуренции", "борьба с монополией", "социальная справедливость", рушатся права, приватность, правда, справедливость, свобода.

Дефицит, дефицитные ресурсы, редкие блага – одно из самых плодотворных понятий, до которого додумались экономисты маржиналистского направления. Дефицит, как мы уже выяснили, порождает два вопроса:

Среди тех, кто эффективно использует ресурсы, не церемонясь с их хозяином, не спрашивая его согласия, мошенники, воры и бандиты. Среди них и современные экономисты. Правда, экономисты обосновывают не всякое жульничество и вымогательство, а лишь то, которое повышает эффективность народного хозяйства, скажем, способствует экономическому росту, увеличению занятости, снижению инфляции. В СССР, который был построен по рецептам экономиста Маркса, был высочайший экономический рост, была полная занятость, и не было никакой инфляции. В СССР меньше всего церемонились с хозяевами. У них коммунистические главари почти все отобрали. Отбирание в благородных целях не называется "отбиранием". Отбирают бандиты на улице. Отбирание в целях большей общественной эффективности называется "экспроприацией", "национализацией", "коллективизацией" или "обобществлением".

Современные экономисты не столь радикальны, как Маркс, который оправдывал разбой в общественных интересах. Современные экономисты оправдывают лишь жульничество и вымогательство в общественных интересах. Они отказались от тотального обобществления. Но они также маскируют жульничество и вымогательство, называя его красивыми экономическими словами, и заявляя, что оно в интересах народного хозяйства, национальной экономики или общественного производства.

Вымогательство экономисты называют налогообложением. Современное налогообложение – это не покупка государственных услуг, как пишут в современных учебниках, потому что покупка дело добровольное. Современное налогообложение – это навязывание часто ненужных и даже вредных для налогоплательщиков государственных услуг, в необходимости которых убеждают экономисты. Современное налогообложение – это также экономическое манипулирование людьми с тем, чтобы они действовали в интересах народного хозяйства. Современное налогообложение – это также принудительная перекройка границ между "моим" и "твоим" для "социальной справедливости".

Жульничество экономисты называют инфляцией, девальвацией, дефолтом, реструктуризацией государственных долгов, кризисом неплатежей. Жульничество заключается в том, что рецепты экономистов, позволяют давать нечеткие обязательства, которые обязанный, должник или дебитор всегда может повернуть в свою пользу, которые можно даже не выполнять.

Нечеткие обязательства Центрального банка, присвоившего себе исключительное право на эмиссию наличных денег, позволяют Центральному банку преуменьшать свои обязательства, снижать ценность эмитируемых денег. Обесценение денег экономисты называют инфляцией или девальвацией. В этом обесценении у них виноват кто угодно – алчные продавцы, взвинчивающие цены, рост издержек, но только не Центральный банк. Многие экономисты даже расхваливают умеренную инфляцию с девальвацией – она, мол, снижает безработицу и поощряет экспорт, увеличивает совокупный спрос, который ведет к экономическому росту.

Проявляя готовность эффективно распределять чужие дефицитные ресурсы, экономисты по сути демонстрируют готовность творить бесправие. Более того, они оправдывают это бесправие общественной пользой. Современным экономистам, решающим публичные задачи, трудно удержаться от непрошеных советов по распоряжению чужими ресурсами. Название профессии побуждает советовать. Чтобы ни двигало экономистами, подстрекательство к использованию чужих ресурсов должно преследоваться так же как подстрекательство к воровству, мошенничеству и бандитизму. Советы уместны только тогда, когда их просят хозяева. Экономистов следует загнать в рамки экономики Ксенофонта. Только там они безопасны.

Нужно создавать новую дисциплину, которая отвечала бы на вопрос: кому принадлежат дефицитные ресурсы. Дисциплину, которая показывала бы последствия разных ответов на этот вопрос. Дисциплину, которая показывала бы последствия неумения или нежелания внятно отвечать на этот вопрос.

Новая наука укажет экономике ее место. Она подведет теоретическую базу под многие разделы права. Особенно те из них, которые связаны с имуществом.

Основы этой науки заложены Адамом Смитом, Людвигом фон Мизесом, Фридрихом Августом фон Хайеком. Правда, большинство считают, что они занимались экономикой. От того-то и вся путаница. Чтобы её не было, науку о собственности, о правах на ресурсы надо назвать другим именем.

В 1996 году я предложил назвать эту дисциплину терминомикой в честь римского бога межей и границ Термина (Terminus). Не самый главный из богов, но весьма почитаемый. Древние римляне с VIII века до н. э. устраивали в честь этого бога празднества – терминалии. Отмечали их 23 февраля и в последний февральский день. Когда мы впервые праздновали терминалии в новокузнецкой городской библиотеке имени Гоголя, философ и историк Тимур Николаевич Стуканов принес и прочитал оду Горация, посвященную Термину:

Психолог-культуролог Ирина Васильева предложила славянский вариант названия новой науки – чуроведение – от имени славянского божества межей и границ Чура.

Преподаватель экономики и терминомики Надежда Репина придумала игру, которую назвала "Чуродейство". Игра начинается с проведения границ, с установления межи между "моим" и "твоим". Затем в этой игре можно разыгрывать самые разные сюжеты. Кстати, само проведение границ на первой игре стало увлекательным занятием. Как мы помним, называется это приватизацией. Можно играть и другие сюжеты. Трижды проводилась игра, в которой банк с правительством устраивали инфляцию. Из лучших побуждений, пользуясь невежеством участников. Но это был лишь первый этап игры. Потом был разбор причин инфляции с выявлением конкретных виновников. Затем веселая жизнь без инфляции со свободной эмиссией разных кредитных денег. Сейчас Надежда конструирует со школьниками и студентами компьютерные игры и мультимедийные шоу с божественными персонажами – Термином и Чуром.

Мы уже немало сделали для становления терминомики. Наши исследования дают нам основание утверждать: развитие этого направления выведет россиян на передовые рубежи. Это не преувеличение. Это как в притче с верблюдами. Когда караван разворачивается, последний верблюд становится первым.

Ненаучно впрямую искать рецепты обогащения страны, не учитывая границы и межи, как это делают современные экономисты. Разрушительно следовать рецептам современных экономистов по улучшению жизни народа, невзирая на границы и межи. Нужно показывать благотворность уважительного отношения к границам и межам. И пусть каждый обогащается, как может, не трогая чужого без разрешения хозяина.