|
|
Предисловие "На помине Финнеганов"
– Предисловие
– Introduction
– От переводчика
Дальнейшее предисловие, посвящённое процессу создания FW,
а также проблеме перевода, написано Патриком О'Нилом, доктором литературы
и заслуженным профессором Университета Куинс (Канада), исследователем
английской, немецкой и сравнительной литературы и автором многочисленных
работ, которые включают три книги, посвящённые "Finnegans Wake", в одной
из которых (2013) он касается ранних русских переводов из романа:
- Polyglot Joyce: Fictions of Translation (2005)
- Impossible Joyce: Finnegans Wakes (2013)
- Trilingual Joyce: The Anna Livia Variations (2018)
Предисловие даётся в моём переводе, после которого следует оригинальный текст.
|
|
|
| |
|
Предисловие
Несомненно, Finnegans Wake это один из самых исключительных литературных текстов.
Его автор, ирландец Джеймс Джойс (1882-1941), приобрёл международную славу
(а также, в некоторых кругах, скандальность) с появлением в 1922 его уже выдающегося
романа Улисс. Однако, будучи в то время сорока лет, Джойс совершенно не
планировал почивать на своих литературных лаврах и через несколько недель
после появления Улисса он уже занимался другим серьёзным предприятием,
которое в итоге появилось в мае 1939 под заглавием Finnegans Wake. Процесс
сочинения был тяжёлым. Зрение Джойса с детства было слабым, а за время
почти семнадцати лет, которые он потратил на написание FW, оно значительно
ухудшилось, временами приводя практически к слепоте и требуя многочисленных
болезненных операций. Также психическая нестабильность его дочери была
постоянным источником беспокойства. Живя в Париже, он непрестанно менял
адреса в городе. Он много пил. Война всё очевиднее становилась неизбежной,
а когда наконец она разразилась спустя всего несколько месяцев после появления
Finnegans Wake, Джойс с печалью осознал, что у этой огромной работы, над которой
он работал с одержимостью столько лет, теперь найдётся не так много читателей,
если таковые вообще будут. Чуть более чем год спустя, бежав из оккупированного
немцами Парижа в нейтральный Цюрих, Джойс уже был мёртв и похоронен, не дожив
месяц до своего 59-летия. Он проработал почти треть своей недолгой жизни над таким
поразительным предприятием, как Finnegans Wake. Парадоксально, учитывая все
обстоятельства сочинения, что FW многими считается одной из великих комических
работ западной литературы.
Заглавие Finnegans Wake было представлено публике только с появлением законченной работы.
Отрывки из неё появлялись в нескольких парижских журналах начиная уже с 1924 под сжатым
временным названием Work in Progress. Реакции читателей были смешанными с самого начала.
Были те (как Сэмюел Беккет), которые приветствовали работу, считая, что она изменит эпоху;
были и те (как Эзра Паунд, ранее один из самых восторженных сторонников Джойса),
которые посчитали последнее предприятие автора непостижимым расточением значительных
творческих сил, которые Джойс продемонстрировал в Улиссе. Эти две крайние оценки продолжают
существовать и сегодня. Существует не очень большое количество читателей в разных странах,
которые считают, что Finnegans Wake это одна из незаменимых и ключевых работ – или даже
единственная ключевая работа – международного постмодернизма; и существует огромное
количество читателей, включая высокообразованных читателей утончённых литературных вкусов,
которые так никогда и не смогли прочитать дальше первой страницы.
Улисс, хотя далеко не простой текст, фокусируется (по большей части) на совершенно
понятном английском языке и событиях одного дня в Дублине в 1904. Finnegans Wake,
с другой стороны, это перегруженный (честно говоря, чрезмерно) эксперимент, который
заменяет относительную ясность дневного языка сложностями и неопределённостями
оговорок ночного языка – языка и языков, например, спящего разума, который свивает
паутину сокрытия и разоблачения, вспоминаемого и мыслимого, постижимого и непостижимого.
Разум, который видит сны – это, возможно, центральный персонаж, совершенно невыдающийся
трактирщик в пригороде Дублина; возможно, это рассказчик, маниакально плетущий паутину
повествования; или, возможно, это само человечество со всеми его историческими периодами,
языками и культурами.
Сложности для читателя, и особенно сложности для переводчика, начинаются сразу с заглавия,
Finnegans Wake, в котором нарочито отсутствует ожидаемый апостроф. Очевидно, подразумевается
"Finnegan's wake" ["поминки Финнегана"], что является названием комической эстрадной песни
19-го века, рассказывающей о пьяном строителе, ирландце Тиме Финнегане, который упал с лестницы,
разбившись предположительно насмерть, однако он оживает, когда на него случайно проливают
виски во время его поминок. Название может также означать обращение ко всем спящим "Финнеганам":
"Finnegans, wake!" ["Финнеганы, проснитесь!"], или предвосхищать последствия,
когда "Финнеганы" действительно "проснутся" [т.е. "Финнеганы бодрствуют"].
Только ретроспективно читатели увидят отсылку к легендарному ирландскому герою
Финну мак Куйлу (у Джойса – Финн МакКул), который умер и похоронен много
столетий назад, но которому предназначено вернуться к жизни в тяжёлые для
Ирландии дни – которые, возможно, наступили, если прочесть заголовок как
"Finn again is awake" ["Финн вновь очнулся"]. Французское слово "fin"
означает "конец", в то же время латинское "negans" означает "отрицающий",
что может подразумевать следующее: то, что кажется концом, на самом деле
может быть новым началом. Пересекающиеся отсылки в двух словах названия
к концу и началу, смерти и воскрешению, сну и пробуждению, героям прошлого
и задачам настоящего, создаются огромной системой взаимосвязанных каламбуров –
подобную форму комической игры слов некоторые серьёзные критики предыдущего
поколения считали самым низким проявлением ума. (Когда Джойса однажды обвинили
в том, что он просто развлекает себя тривиальными играми слов, как сообщается,
он ответил, что только некоторые из них тривиальны, однако все остальные квадривиальны.)
После двух слов заглавия следует 628 плотно заполненных страниц в не менее
сложном стиле – включая игры слов с элементами не только английского словаря,
но также из ещё нескольких десятков языков. Получая итоговую языковую сложность
пересекающихся отсылок, совершенно ясно, что текст принципиально абсолютно
непереводим. Есть даже те, которые настаивают, что его не только нельзя перевести,
но что его вообще не нужно переводить. Однако Джойс держался другого,
противоположного принципа, а именно, что не существует чего-то уже написанного,
что не может быть в будущем переведено. После отдельного появления в 1928
текста Anna Livia Plurabelle, который позже был преобразован в 8-ю главу Finnegans Wake,
Джойс организовал и участвовал в экспериментальном групповом переводе нескольких
страниц из него на французский, вскоре после чего сотрудничал в переложении более
коротких отрывков на упрощённый английский, и наконец стал во главе роскошной
итальянской версии тех же страниц, что ранее были переложены на французский.
Возможно перевести FW, или нет, но полные переложения Finnegans Wake появились
в последующие десятилетия (перечисленные в хронологическом порядке) на
французском, немецком, японском, нидерландском, корейском, португальском,
польском, греческом, снова французском, испанском и турецком. Также существуют
версии, которые должны завершиться и находятся в процессе, на итальянском,
китайском, турецком и португальском – а также на русском в версии Андрея Рене,
несколько глав которой уже доступны он-лайн на момент написания этих строк.
Среди других языков отдельные главы и группы глав появлялись на чешском,
румынском, галисийском, шведском и каталонском, а также менее продолжительные
отрывки появлялись на венгерском и финском.
Насколько любое из этих переложений, или версий, или транспонирований,
или пересозданий составляет "перевод" в любом традиционном смысле, это вопрос,
который продолжает занимать теоретиков перевода, а также специалистов
по Finnegans Wake. Имея сложности, связанные с огромностью и юмором
джойсовского текста, действительно, кажется очевидным, что его совершенно
нельзя переводить, но можно только переписывать. Поэтому также можно
сказать, что каждое индивидуальное переложение или переписывание
оригинального текста нужно рассматривать не столько как точное повторение,
сколько как продолжение оригинального процесса сочинения Джойса,
таким образом рассматривая макротекст Finnegans Wake как оригинальный текст
Джойса вместе со всеми его многочисленными переложениями на различные языки,
что совокупно составляет постоянно расширяющуюся и изменяющуюся литературную
вселенную. На сегодняшний день русский вклад в этот макротекст ограничивался
собранием отдельных отрывков из первых глав, переложенных Анри Волохонским,
а также несколькими страницами, переложенными Константином Беляевым. Гораздо
более амбициозное транспонирование, осуществляемое Андреем Рене, наконец
позволит русскоязычным читателям лично испытать, в большем объёме и в большей
глубине, чем ранее, природу бессмертной притягательности экстравагантного и
экстраординарного текста Джойса.
Патрик О'Нил, Университет Куинс, Канада
|
|
[наверх]
|
| |
|
Introduction
Finnegans Wake is undoubtedly one of the most extraordinary literary texts ever written.
Its author, the Irishman James Joyce (1882-1941), had won international fame (and, in some quarters,
infamy) with the appearance in 1922 of his already extraordinary novel Ulysses.
The then forty-year-old Joyce had no intention of resting on his literary laurels,
however, and within weeks of the appearance of Ulysses he was already at work
on the vast undertaking that would eventually appear in May 1939 under the title
Finnegans Wake. The process of composition had been an arduous one. Joyce's
eyesight had been weak since childhood, and during the almost seventeen years he spent
on the writing of the Wake it deteriorated significantly, involving periods of near-blindness
on several occasions and requiring a whole series of painful operations. His daughter's
increasing mental instability was a constant source of anxiety. Living in Paris, he constantly
and restlessly changed his addresses in that city. He was drinking heavily. War was clearly
becoming increasingly inevitable, and when it finally broke out just months after the appearance
of Finnegans Wake Joyce despondently concluded that the massive work on which he had
obsessively laboured for so many years would now find few if any readers. Little more than
a year later, having fled the now German-occupied Paris for neutral Zurich, Joyce was dead
and buried, a month short of his fifty-ninth birthday. He had worked for close to a third of his entire
short lifetime on the astonishing undertaking that is Finnegans Wake. Paradoxically,
given the circumstances of its composition, it is regarded by many as one of the great
comic works of western literature.
The title Finnegans Wake was publicly revealed only with the actual appearance of the finished work.
Excerpts from it had been appearing in a number of Parisian literary journals from as early as 1924,
under the lapidary interim title Work in Progress. Readers' reactions were distinctly mixed from the
beginning. There were those (like Samuel Beckett) who greeted the work as epoch-making; and there
were those (like Ezra Pound, previously one of Joyce's most enthusiastic champions) who saw this
latest undertaking as an incomprehensible squandering of the formidable creative powers Joyce
had demonstrated in Ulysses. The two reactional extremes continue to co-exist down to the present day.
There are now very many readers across the globe who consider Finnegans Wake to be one of the
indispensable key works – even the key work – of international postmodernism;
and there are very many readers, including highly educated readers with sophisticated literary tastes,
who have never managed to progress beyond the opening page.
Ulysses, though itself very far from being a simple text, focuses in what is (at least for the most part)
entirely comprehensible English on the events of a single day in the Dublin of 1904. Finnegans Wake,
on the other hand, is an extended (and frankly obsessive) experiment in exchanging the relative clarity
of daytime language for the complexities and indeterminacies and slippages of nighttime language,
the language and languages, for example, of the dreaming mind, weaving its web of concealment and
revelation, the remembered and the conceivable, the comprehensible and the incomprehensible.
The dreaming mind in question may be that of the central character, an entirely unremarkable middle-aged
innkeeper in a suburban Dublin village; it may be that of the frenetically web-spinning narrator;
it may be that of humankind itself through the ages, through languages, and through cultures.
Readers' difficulties, and most especially translators' difficulties, begin with the title already,
Finnegans Wake, provocatively lacking as it does the expected apostrophe. Most obviously,
it suggests "Finnegan's wake," which, as it happens, is the title of a comic nineteenth-century
music-hall song reporting the case of a drunken Irish builder's labourer, Tim Finnegan,
who falls from a ladder, apparently to his death, but who revives when accidentally splashed
with whiskey in the course of his wake. It could also be taken to be a call addressed to all Finnegans
currently asleep ("Finnegans, wake!") as well as anticipating the success of that call,
as "Finnegans" do indeed "wake." Readers will only retrospectively see a reference to
the legendary Irish hero Finn mac Cumhaill (Joyce's Finn MacCool), dead and buried
for centuries but destined to come back to life again in Ireland's hour of need – which
is perhaps right now, as in "Finn again is awake." French fin means "end," meanwhile,
but Latin negans means "denying," thus suggesting that what may appear to be an end
may in reality also be a new beginning. The intersecting references in the two-word title
to ends and beginnings, death and resurrection, sleeping and reawakening, the heroes
of the past and the demands of the present, are generated by a massive set of interlinking puns –
a form of comic wordplay deemed by serious-minded critics of an earlier generation to be the
very lowest form of wit. (When Joyce was once accused of merely indulging himself in trivial
wordplay in such cases, he reportedly replied that only some of them were trivial,
while the rest were quadrivial.)
The two-word title is followed by 628 densely packed pages in similarly challenging vein –
involving punning play on items of vocabulary not only from English but also from several
dozen other languages. Given the resulting linguistic complexity and density of intersecting
reference, it will be quite clear that the text is in principle entirely untranslatable.
There are those indeed who argue that not only can it not be translated, it should not be translated.
Joyce himself chose a different and opposing principle, however, namely that
there is nothing that has once been written that cannot subsequently be translated.
After the separate appearance in 1928 of Anna Livia Plurabelle, a text later
incorporated as the eighth chapter of Finnegans Wake, Joyce therefore organized
and participated in an experimental team-translation of several pages from it into
French, shortly afterwards collaborated in a rendering of shorter passages into
Basic English, and finally took the lead in an exuberant Italian version of the same pages
earlier rendered into French.
Translatable or not, complete renderings of Finnegans Wake have appeared
(listed in chronological order here) over the intervening decades in French, German,
Japanese, Dutch, Korean, Portuguese, Polish, Greek, French again, Spanish,
and Turkish. Further versions intended eventually to be complete are currently
underway in Italian, Chinese, Turkish, and Portuguese – as well as in Andrey Rene's Russian,
several chapters of which are already available online as I write. Among other languages,
individual chapters or groups of chapters have also appeared in Czech, Romanian,
Galician, Swedish, and Catalan, while significant shorter excerpts have also appeared
in both Hungarian and Finnish.
The degree to which any one of these renderings or versions or transpositions
or transcreations constitutes a "translation" in any traditional sense is a question
that continues to exercise translation theorists and Finnegans Wake specialists alike.
Given the enormous and comic complexity of Joyce's text, there is indeed an obvious
sense in which it cannot be translated at all but can only be rewritten.
There is thus also a sense in which every individual rendering or rewriting of the
original text should be read less as a faithful replication of it than as a continuation
of Joyce's own original process of writing, so that one can conceive of a Finnegans Wake
macrotext ultimately consisting of Joyce's original text and all its numerous renderings
in many languages, cumulatively constituting an ever expanding and ever changing
literary universe. To date, Russian contributions to that macrotext have been limited
to a collection of individual excerpts from the early chapters rendered by Henri Volokhonsky
and a handful of pages rendered by Konstantin Belyaev. Andrey Rene's much more
ambitious transposition of Finnegans Wake is one that will finally enable Russian-language
readers to experience for themselves, at greater length and in greater depth than ever
before, the nature of the enduring appeal of Joyce's extravagant and extraordinary text.
Patrick O'Neill, Queen's University, Canada
|
|
[наверх]
|
| |
|
От переводчика
Последний роман Джеймса Джойса "Finnegans Wake" (в традиционном переводе
"Поминки по Финнегану") – книга, которая с даты своей публикации (1939 г.) успела собрать
массу противоречивых оценок. Однако пока автора обвиняли, что он сам не понимал, о чём пишет,
более ответственные исследователи собирали материалы и изучали черновики Джойса.
Примечательно, что FW иногда называют книгой, для которой был создан Интернет. Если раньше
для критического чтения требовалась труднодоступная специальная литература, то сейчас на
сайте fweet.org доступно более 84'000 примечаний к роману – в формировании этой базы
принимал участие и русский переводчик.
В 2016 г. на русский язык впервые переведена целая глава из романа. "На помине Финнеганов" –
это не просто перевод книги в контексте её современного понимания, снабжённый подробными
примечаниями; отдельной задачей было сохранить её техническую основу.
Переводчиком создана система из 700 мотивов, сохранённая при переводе.
Такой подход наиболее детально передаёт тот "ирландский" взгляд Джойса на языки,
который лишает даже имена собственные их лингвистической неприкосновенности.
Однако такая симфония слов едва ли заслужила бы тот интерес у широкого круга читателей,
которым она справедливо пользуется. Книга интересна в первую очередь не своими скрытыми
техниками, а их результатом. А результат – это новый вид поэзии, где каждое слово может нести
в себе несколько значений, опираясь на внутренние рифмы и ассоциации. Книга впервые превращает
чтение из пассивного процесса в творческий.
"На помине Финнеганов" – первый перевод "Finnegans Wake" с комментариями в таком объёме
и с подобной детальностью.
"Ирландским взглядом" я назвал следствие того процесса влияния английского языка
на ирландский, который переименовал, например, "Парк чистой воды" (Pairc an Fhionn-Uisce)
в Феникс-парк (Phoenix Park) – в данном случае ирландское "фин-уске" прочитано
как английское "феникс", как бы выворачивая слово на его английскую изнанку.
Сходные примеры можно найти и в русском: река Варза (Warze), как её называли немцы,
у русских называлась Вражинка, а в настоящее время, протекая по территории
Калининградской области, она носит нейтральное имя Баржа. Джойс вырос среди
подобных неизбежных языковых игр – в стране, чья родная история и культура
передавались через "фильтр" иного языка. Применение этого "врождённого"
инструмента на те несколько языков, которые Джойс знал, открыло неиссякаемый
источник новых невероятных поэтических образов, которыми он начинает озадачивать
своих друзей (и отпугивать своего главного спонсора), например, в одном из писем он
пишет, что у резинки цвет как животик монашки – что просто является выворачиванием
французского "nulle si belle" на английское "nun's belly". Дальше Джойс только расширяет
источники вдохновения, ища "английский смысл" в словах из географических справочников,
из иностранных словарей, из сборников песен и т.д. ПФ использует всевозможные комбинации
частей слов, а также ритм, рифмы, созвучия, превращая любое устойчивое выражение
в форму для комбинирования ранее не связываемых идей.
Джойс говорил, что идея сочинения напоминала гору, под которую он подкапывался
с разных сторон – на практике он снова и снова использовал наиболее удобные для языковой
игры слова, фразы, имена и топонимы, создав сложную и в то же время гибкую структуру,
которая охватывает и связывает различные культуры разных эпох. Однако среди множества
тем ПФ одна постоянно выделяется – это Ирландия, её мифы и культура, её древняя и
современная история, её география, её герои и политики, её стихи и песни.
Сложности русского перевода заключаются отнюдь не в многоязычности оригинала –
роман написан полностью на латинице, подавляющее большинство игр слов составлены
на европейских языках, а прочие иностранные "вкрапления" обычно появляются локально –
всё это несложно перевести, даже используя один русский – тем более "джойсовский русский",
т.е. язык, употребляющий неологизмы, построенные по моделям, которые предлагает оригинал.
Однако невозможно даже пытаться переводить роман, не имея аналогичную по сложности
и гибкости систему мотивов, элементов, из комбинаций которых строится почти каждая фраза –
систему мотивов, которая почти на две трети состоит из имён собственных. Уже третья строчка
оригинала предлагает перевести "Howth Castle and Environs", что ссылается на дублинский полуостров
Хоут и аббревиатуру имени ирландского политика Хью Куллина Ирди Чайлдерса.
Принципы перевода я подробно описал в предисловии "О переводе",
которое свободно доступно он-лайн,
где многочисленные примеры имеют ссылки на текст перевода и таблицы мотивов,
что неудобно передавать в печатной версии.
Описаны принципы перевода мотивов, имён собственных, песен и стихов, иностранных слов и сленга.
Система мотивов состоит из более чем 900 таблиц, с описаниями большинства мотивов,
таким образом представляя собой небольшую энциклопедию по роману.
Что касается сюжета первой книги ПФ, первых 8 глав, перед читателем стоит сложная задача.
С некоторыми из этих глав проще: 8-я глава посвящена Анне Ливви, 7-я – Шему Писцу,
6-я – викторине, отдельно описывающей главных персонажей ПФ, 5-я глава полностью
посвящена анализу некоего Письма – улики, которая должна распутать события глав 2-4.
Но что происходит в этих главах? С одной стороны, можно рассматривать эти главы как
роман в романе, с другой стороны, 3-я книга добавит важные подробности, без которых
этот фрагмент понять нельзя; всё, что мы имеем, это несколько схожих, но в то же время
отличающихся, описаний встречи неких двух людей: полночь, оба человека достают оружие,
бьют часы, происходит выстрел. После чего приводится огромное количество сумбурных
свидетельских показаний, обвиняющих Вертоухова в подглядывании за девушками
то в виде притчи про "могущу", то в виде баллады и т.д. Однако есть улика с места
происшествия, анализ почерка позволяет определить автора письма – это Шем.
Что же из этого следует? На этот вопрос ответит вторая книга, которая возвратит
читателя в то время, когда Письмо было написано, в зелёное детство главных героев.
Какое отношение ко всему описанному имеют Финнеганы? Что происходит в первой главе?
Как известно, Финнеган – персонаж песни, который "воскрес", т.е. пробудился, на собственных
поминках. Поэтому прозвище "Финнеган" хорошо подходит для неопознанного тела,
непришедшего в сознание – тела, которое является бессловесным героем первой главы,
вокруг которого рассказываются различные истории, что со стороны представляется "поминками".
Очень не скоро читатель узнает о том, что это за человек, и о причинах, которые довели его
до его особого болезненного состояния – в 3-й книге романа это лицо, не приходя в сознание,
произнесёт монолог по ролям, занимающий 80 страниц текста. Только прочитав весь роман,
восстанавливая бесконечные языковые руины, читатель сможет познакомиться с путями,
избранными двумя братьями, узнать о конфликте Иззи, разрывающейся между любовью
и браком, и понять мотивы её решений, которые привели её – к её финальному монологу
в конце 4-й книги, а Финнегана – к его поминкам.
Переводчик благодарит людей, поддерживающих перевод с момента его появления:
Evgeny Gromov
Krzysztof Bartnicki
Patrick O'Neill
Robbert-Jan Henkes
Екатерина Чёрная
Янис Чилов
|
|
[наверх]
|