Лунная Е., Васичкина Е. : другие произведения.

Хроники Миона

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пишется в соавторстве с Катей Васичкиной .
         Что есть вражда? Вражда непримиримая до того, что люди, изуродованные и сосланные на далекий холодный остров, живут одной ненавистью и целью когда-нибудь отомстить? Вражда начинается с малого, а ведет к крушению всех идеалов, повергает в забытье веру в чудо. Вражда между эльфами и орками очевидна, но что скрыто под нею? Месть? Зависть? Или боль? А может, страх потерять свободу?
         Запретный остров Исгерд, что приютился на самом краю Миона, населяют существа пострашнее упырей, вампиров и оборотней. Их ненависть к слепой вере людей в юную нимфу Мин-Таэ, пришедшую в их мир незваной гостьей, способна разрушить любую сказку. Но одна нить, тонкая и слабая, все же связывает всех: и орков, и людей, и эльфов, - она не дает сорваться в кровавый вихрь войне, но и не заслуживает жизни.
          Она остановит войну ценой своих грез.

Хроники Миона

  
   Судьба мира

   Добро и Зло есть две извечных параллели,
   Одна ведет во тьму, другая дарит в свет.
   Но победить друг друга так и не сумели
   Две противоположных веры, у каждой - свой завет.
  
   Эта история произошла в волшебном мире Мион, где безраздельно властвуют эльфы, не так давно. Подробности ее еще не успели обрасти всевозможными домыслами и преувеличениями, особенно в устах такого рассказчика, как эльфийская летопись. И только через несколько тысячелетий все существа Миона будут считать эту, без сомнения, правдивую историю не более чем легендой, и забудут, как когда-то...
   Но - обо всем по порядку.
   В небольшом мире Мион существует лишь одна страна, которой правят высшие существа - эльфы. Это мудрые и великие правители, несмотря на то, что завоевали они власть кровавым путем. Однако на стороне эльфов был сам Бог, который не мог больше смотреть на то, как люди без постоянной Его поддержки падают в пропасть снова и снова... И тогда Он создал высших существ, мудрых, как сама Вечность, сильных, как вся Жизнь, но, увы, не познавших бессмертия, хоть и доживали эльфы до тысячи лет.
   Даже видом своим они внушали людям благоговение и уважение, однако нашлись те злые и мелочные создания, которым не по нраву пришлось появление эльфов, и началась война... Много жизней утрачено Мионом в те времена, много людей собственноручно исковеркало свои судьбы, чтобы податься в воины и отстоять каждый свой маленький несчастный клочок земли. Однако бессмысленно описывать, сколько лет этот ужас продолжался, как велики оказались потери - все это благополучно окупилось счастьем и радостью, наступившими после победы эльфов под знаменем Бога. Вот так возникло королевство Кёйсоне, столицей коей стала служить великолепная Мин-Таэ. Этот город, строительство которого началось с храма, получил имя дочери Его, Прекрасной и Судьбоносной нимфы. Статуя Ее украшает главный зал храма. К ней и привели главных виновников и возмутителей спокойствия королевства - сотню людей, которые даже перед ликом Ее не утратили тяги к ненависти и склокам.
   Нимфу Мин-Таэ не зря называли Судьбоносной. Она для каждого человека проницательно видит наказание и сама же приводит его в действие. На этот раз сотня исчезла с глаз долой и, как все надеялись, навсегда.
   Годы мчались, словно обезумевшие лесные звери, почуявшие запах дыма. Вот уже пятьсот лет разделяет Священную Войну и нынешнее поколение людей. Полтысячелетия изменений, преобразований и улучшений. И все во благо. Люди стали привыкать к чудесам, приносимым эльфами, и потихоньку, в разных частях королевства, роптать. Ведь племя людей - это в большинстве своем общество мелочных и неблагодарных созданий, не признающих над собою главенства.
   Но пока в Кёйсоне все тихо. Пока...
  

***

  
   Зима в Сумятах всегда выдавалась морозной и неимоверно красивой. Целыми сутками в первые восходы Серебристой зари снежинки заняты затейливой игрой, соревнуясь, кто дольше продержится в воздухе и не пополнит своей застывшей фигурной капелькой сугробы, уже обильно укрывающие мерзлую и непригодную для практичного использования землю. Некоторым помогал ветер, другим - смеющиеся дети, с утра высыпавшие на улицу порезвиться в белом рыхлом снегу.
   Варежки, тулупы, шапочки, шарфы - всё это облеплено настырными снежинками, падающими с улыбчивого неба, на котором весело подмигивало ребятам далеко не теплое, как летом, но такое же яркое солнышко. Детям нечего бояться, ведь их охраняли и высокий частокол, опоясывающий деревню, и храбрые мужчины, всегда следящие, чтобы опасность не подошла незамеченной.
   Но никто не заметил, не услышал, как кто-то или что-то недалеко в кустах скулило от голода. Как оно сдирало кожу на ладонях, пытаясь держать себя в руках и вспоминать, вспоминать скорей, как вон тот белокурый паренёк лет шести, будучи ещё младенцем, засыпал на его руках. А та черноволосая и остроухая бестия, задавака среди прочей пацанвы, успокаивалась, стоило ему улечься рядом с ней, и, доверчиво глядя в глаза, просила:
   - Тин, расскажи историю. Страшную.
   А после недоверчивого хмыка смущалась и шепотом уверяла, что бояться она не будет. Ведь с ней Тин. И прижималась крепко-крепко, стараясь не пропустить ни словечка из очередного страшного рассказа, чтобы потом, раздуваясь от гордости и осознания собственного превосходства, пересказать его друзьям.
   Тихий голодный скулеж в кустах сменился тоскливым утробным урчанием. Прошло-то всего полгода. А ты уже никто. Даже меньше, чем никто. Тебя вообще на свете нет.
   - Ну, ты чего опять плачешь, а? - сочувственно спросил парень, впрочем, стараясь не привлечь внимания, и, стянув рукавицу, провел теплой рукой по лицу существа. Оно отозвалось вязкой неживой мерзлотой и глухо клацнувшими челюстями вблизи чересчур дружелюбной ладони, однако парень не отшатнулся, не испугался. Наоборот - он тяжко вздохнул и присел рядом. Прямо в сугроб.
   - Я не могу плакать, - равнодушно отозвалось оно.
   Парень покачал головой и задумчиво уставился в одну точку. Вернее, начал следить за ней. Легкая озорная снежинка скользила в вышине, выделяясь чем-то среди своих товарок. То ли исключительным узором на белом полупрозрачном тельце, то ли быстротой, то ли изяществом. Она кокетливо кружилась в вихре по-зимнему морозного ветра и еле избежала непредвиденной посадки на угольно-черных перьях пролетавшего мимо ворона.
   Птица, изящно кувыркнувшись в воздухе, уселась на ветку и возмущенно каркнула, скосив недовольный глаз на странную парочку. Впрочем, более странным оказалось поведение ворона: он недвижимо сидел на обледеневшей ветке, будто оценивая придирчивым хозяйским взором обстановку, и изредка, без всякого повода, каркал. Однако стоило парню заинтересованно хмыкнуть, хоть как-то ответить на упрямое птичье любопытство, как случайный солнечный лучик заставил его зажмуриться и протереть слезящиеся глаза. А через миг ветка была уже пуста.
   Существо за эти несколько минут никуда не делось. Все так же сидело сбоку и раздувало ноздри, скорее по привычке, чем от обжигающего ветра или холодного воздуха в легких. Оно вообще могло не дышать. Но всё же дышало, наверное, чтобы не забыть прошлого.
   Хотя он сам бы на месте существа решил как можно быстрее потерять память и полностью отдать себя инстинктам. Вот такой он слабовольный и бесхарактерный. Не то, что она.
   "Действительно, - с изумлением подумал Тарек, а именно так назвал своего первенца уважаемый староста Сумят. - Я уже начал думать о Тин, как о каком-то постороннем, совершенно чужом существе. И почему именно - существе? Она была человеком. Им и останется, пока будет вести себя соответственно!"
   Тарек внимательно, уже в который раз оглядел бывшую подругу.
   Ошметки ранее весьма дорогого платья, босые ноги и громоздкий колдовской медальон на тяжелой цепи - вот и вся её нехитрая одежда. Ещё прошлой зимой она красовалась в модной шубке из волчьей шкуры, то и дело выскакивала к колодцу. То за водой, то за свежими сплетнями, большинству которых сама служила автором. И никто не обижался, потому как слухи - они на то и слухи, чтобы или имели подтверждение, или легко опровергались. Сплетни, слетающие с острого язычка Тин, были чистой воды импровизацией, мгновенно придуманной шуткой. Она так забавлялась, слушая, как пересказывают из уст в уста очередную ею придуманную глупость!
   А за спиной змеилась светло-русая, почти белая коса чуть ниже бедра.
   Теперь же однотонные, без всякого оттенка, серые волосы собраны на затылке в уже полгода не видавший расчески колтун. Вытянутое овальное лицо ранее поражало простотой и в то же время неповторимым изяществом черт, той самой индивидуальностью, которой невозможно добиться без живительной искры. А раз жизни нет... Потому-то оно растеряло весь спектр былой богатой мимики и отзывалось лишь на три чувства: боль, отчаянье и голод. И краткое, ни с чем не сравнимое удовольствие, когда Тарек приносил ей в логово плотно прикрытую крышкой миску. Её сущность ликовала от манящего запаха еды, но жалкие крохи личности, угнездившиеся в мёртвом теле, заставляли собственную руку не схватить долгожданную посуду, не прижать к себе, как величайшее сокровище. Нет. Она, яростно сверкнув голодными глазами, коротко, без замаха сбивала с рук Тарека злосчастную миску, чтобы та укатилась в самый далекий угол пещеры, попутно разбросав по полу свое содержимое, а сама глухо рычала и иногда выла от неизбежности и голода. Вот тогда Тареку становилось страшно.
   Идеальный прямой нос судорожно втянул воздух, а светло-серые, почти прозрачные глаза вдруг коротко стрельнули в сторону Тарека. Тонкие губы изогнулись в ехидной усмешке, открывающей кончики идеально белых и острых кончиков клыков.
   Тарек уже привычно отвел взгляд. Смотреть ей в глаза стало с некоторых пор невыносимо. Неизвестно, почему. Его что-то постоянно выталкивало, будто он хотел забраться туда, где ничего нет. В пустоту.
   - Сочувствуешь? Ну-ну...
   - Ты же знаешь, я тебя не брошу. Просто мне больно наблюдать, как ты страдаешь. Может, я все-таки принесу тебе...
   Тарека оборвало жуткое шипение.
   - Мош-шет, ты ещё и с-свою ш-шею подс-ставиш-шь? Я ш-ше вс-сё-таки с-страдаю!
   - Знаешь, если бы я знал, что тебя это вернёт, то подставил бы, - серьезно ответил парень.
   - Так что ш-ше меш-шает мне с-соврать? - сощурив глаза, прошипела Тин. Даже странно как-то называть её тем именем, что носила заводная и необычная девчонка, в которую была тайно влюблена вся деревня, включая детей и подростков любого пола. Все в ней души не чаяли.
   - Сама знаешь.
   Глаза его при этом с едва уловимой усмешкой наблюдали за той самой черноволосой девчушкой, развлекающейся в компании пареньков её возраста, в то время, как её сверстницы вовсю строили тем же пацанам глазки. Тин цепко проследила за его взором и уважительно хмыкнула. А потом опустила голову на руки и сказала уже нормальным голосом:
   - Знаю.
   Минутой позже из дома, на широком дворе которого играла детвора, вышла пухлая, как сдобный пирожок, женщина без верхней одежды и протяжно позвала:
   - Ли-ика-а!
   Черноволосая сначала шкодливо сжалась, будто где-то недавно напроказничала, а потом увидела знакомое лицо и рысью помчалась к крыльцу.
   Тарек ничего не услышал. Ему не дано. А Тин всё-таки не удержалась и навострила уши.
   - Сколько можно повторять, дом - не место для твоих изобретений! - отчитывала девчонку женщина. - Есть же сарай, специально для этого место освободили!
   - Но, тётя Нурта, - запротестовала та, - эти склянки требуют тепла, им нельзя находиться в холодном сарае! Вдруг они...
   - Что?
   - Ну... Вдруг они взорвутся? - замявшись, выпалила девочка. Лицо женщины смягчилось, словно парадоксальное оправдание юной изобретательницы полностью её успокоило.
   - Значит, так тому и быть - спокойно ответствовала она. - Всё же попробуй найти другое место для своих зелий.
   Она погладила Лику по угольно-черным волосам, сплетенным в тугую тонкую косу на людской манер, и зашла в дом. Девчушка, донельзя растерянная и расстроенная, осталась на крыльце.
   И только чуткие уши нежити различили в тихом бормотании женщины острые, как клинки, слова:
   - Скорей бы ты смирилась.
   Тин трясло. Она опять еле удержалась, чтобы не выпрыгнуть из кустов и не напугать этим сестрёнку. А то взяла моду - исцеляющие зелья готовить! И для кого - для уже давно мёртвых! Девчонка совершенно не хотела понимать очевидного. Ох уж это эльфийское упорство!
   Нет такого зелья, чтобы превратить уже гниющее в земле тело в прежнюю живую и красивую маму, а расхаживающую по мирной земле упырицу - обратно в искреннюю и заботливую старшую сестру. Нет, не было и не будет.
   - Ну, вот, опять ты плачешь! - укоризненно заметил Тарек. Тин сжала тонкие губы и мотнула головой.
   - Упыри не плачут.
   Парень страдальчески возвел голубые очи к небу и внезапно просветлел лицом. Может, ещё не все потеряно?..
  

***

  
   Мин-Таэ, столица благословенного королевства Кёйсоне, процветает. Здесь, как и во всей стране, основным мерилом благополучия служит счастье и радость жителей. Богатое королевство управляется умными и сильными Властителями, призванными самим Богом ради обеспечения спокойной и мирной жизни людей.
   Эльфы, прирожденные правители, никогда не использовали своё высокое положение в каких-либо личных целях, эта низменная тяга к власти не занимала даже крохотной части сердца любого представителя правящей династии. Так было предсказано Богом. Такое положение поддерживает Судьбоносная Нимфа. И не родился ещё тот, кто способен пошатнуть устоявшийся порядок.
   Зал Совета представляет собой овальное помещение без углов с куполообразным потолком. В центре расположен круглый стол, поражающий изяществом резьбы и правильностью форм. Стены увивает виноградная лоза, а дверь невозможно различить за листьями ларэко (1). Его цветки, нежно-розовые, махровые, символизируют влияние Мин-Таэ в стенах зала.
   Жрица Судьбоносной Нимфы в данный момент опаздывала. Однако на лицах остальных представителей власти Кёйсоне не отразилась ни одна из эмоций, которые бы испытал любой человек на их месте. Терпеливость, спокойствие и сдержанность - основные качества, поощряемые в эльфах, входящих в состав Совета.
   Но вот, ожидание окончено.
   Не говоря ни слова, каждый занял своё место за круглым столом, а жрица, единственная женщина в Совете, неслышно пройдя меж цветущих деревьев, грациозно опустилась в кресло по левую руку Илиодора.
   - Опоздание не делает тебе чести, Юлиана.
   Жрица покорно склонила голову, зная, что Властитель не будет слишком строг за упомянутое нарушение, однако не посмела игнорировать его замечание.
   - У меня есть вести, Властитель. Тебе они не понравятся.
   Илиодор только спокойно кивнул. В последнее время хороших вестей ему приносят всё меньше. Предчувствие войны висит в воздухе вот уже почти пять лет, и Властитель надеялся оттянуть неизбежное как можно дальше, но, увы, события принимают всё более резкий и агрессивный характер.
   - Говори.
   - Мин-Таэ взволнована. Скорее всего, это война или заговор, достаточно умело скрываемый от эльфов. Возможно, угроза исходит от Исгерда. Мин-Таэ помогла освободить из плена несчастных детей с Запретного острова, но вместо благодарности ощутила ненависть. Она предупредила меня, что грядут события, на ход которых не сможет повлиять никто, а результат их будет непредсказуем.
   - Есть подробности? - коротко спросил эльф, сидящий справа от Властителя. Это Кирсан, сентай - командующий эльфийской армией. Двоюродный брат Илиодора и его незаменимая правая рука.
   Жрица в ответ лишь молча покачала головой. Мин-Таэ никогда не открывала правду до конца, предоставляя эльфам возможность самим достичь истины и снова доказать свою состоятельность в роли правителей. Уже в который раз за все время.
   - Нам нельзя допустить кровавой бойни, подобной Священной Войне, - подал голос советник Мирон. - Это окончательно подорвёт как устоявшуюся жизнь людей, так и власть Мин-Таэ. Отступники не смирились со своей участью, это видно на их потомстве. Они вплетают ярость в души детей с момента их рождения. Даже младенцы, которых принесли младшие жрецы, трудно поддаются людскому воспитанию, что уж говорить о тех, кому больше семи лет! Необходимо принять меры именно сейчас, и ты знаешь, Илиодор, о чем я говорю. Нимфе следовало...
   - Мин-Таэ всегда делает то, что считает нужным, - отрезала жрица, мгновенно напрягшись, будто изготовившаяся к прыжку кошка, - и никто не имеет права оспаривать её действия. Раз она решила оставить в живых отступников, значит, так необходимо!
   Властитель успокаивающе опустил ладонь на сжатую в кулак руку жрицы, и женщина мгновенно замолчала.
   - Сейчас не время для разногласий и сомнений в Судьбоносной Нимфе, Мирон. Как сказала Юлиана, благополучие королевства под большой угрозой, следовательно, жизни людей - тоже. А что же насчет детей... Авенир, я хочу услышать твое мнение.
   Серьезный эльф, сидящий напротив, кивнул.
   - С моей точки зрения, в столь юном возрасте очень важны эмоции, которые семья вкладывает в воспитание ребенка. Мирон заметил правильно - отступники воспитывают свое потомство на ярости и ненависти, причем ненависти, направленной на эльфов и Нимфу. Сомневаюсь, что дети, старше десяти лет, смогут когда-нибудь спокойно жить в королевстве. За эти полгода мы изучили каждого ребенка, с некоторыми ситуация легче, с другими - сложнее. К счастью, наш богатый опыт позволяет добиться больших успехов по сравнению с аналогичными случаями в прошлом. Но мне придется сразу предупредить, что не все останутся благодарны Судьбоносной и эльфам за свое спасение.
   - Трудности необходимо преодолевать, Авенир, - нахмурился Илиодор его ответу. - Наша цель - обеспечить будущее этих детей, и нет разницы, рождены они от ярости и ненависти или от матери с отцом. Главное - чтобы они оставались живы, здоровы, и ни в чем не испытывали нужды. - Дождавшись повторного кивка Авенира, которому просто нечего было добавить, Властитель обратился к сентаю:
   - Кирсан, в каком состоянии сейчас твои войска?
   - Они всегда готовы к бою, Властитель, - твёрдо ответил воин. - Но кроме того, нам необходимо также подготовить запасы продовольствия и оружия, если война окажется затяжной.
   - Вот это сомнительно, - певуче произнес Ларион, представитель торговой сферы деятельности королевства. Его высокий мелодичный голос нередко принимали за женский. - Если угроза исходит оттуда, откуда мы думаем, то всё, что могут наши враги - это уничтожить правящий Совет изнутри, желательно быстро и без потерь, сил у наших врагов хватит разве что на краткосрочные, но эффективные диверсии. Иона, единственный эльф из тех, кто поддерживает торговую связь с Исгердом, сообщил, что племя состоит примерно из семисот-восьмисот орков.
   - Но изначально их было меньше сотни! - не удержавшись, воскликнула жрица. - Чтобы за пятьсот лет население увеличилось почти в восемь раз, это невероятно!
   - И не такое может случиться, Юлиана, - помрачнел Властитель, - если человек очень сильно захочет отомстить. Даже, - тут он позволил себе лёгкую усмешку, - демографический взрыв.
   - Если же мы вспомнили про опасность уничтожения изнутри, - вновь подал голос прозорливый советник Мирон, - то позвольте поинтересоваться, где находится наш отсутствующий седьмой член Совета? Или он отбыл из столицы по особому поручению?
   Лицо Илиодора приняло жёсткое выражение. Он прошелся взглядом по каждому присутствующему в зале эльфу и негромко объявил:
   - Факт отсутствия Ардалиона в столице должен остаться между нами. Никто, повторяю, никто, ни одна живая душа не должна узнать о его отъезде.
   Все переглянулись и опустили глаза, и только Кирсан позволил себе поинтересоваться повторно:
   - Но куда он уехал?
   Властитель резко повернулся в его сторону и отчеканил:
   - Ардалион уехал. И это всё, что ты должен знать. Совет может быть свободен.
   Один за другим, эльфы покидали зал. Советник Мирон, Кирсан, Ларион и Авенир. Юлиана осталась сидеть за столом.
   Когда закрылась дверь за Кирсаном, жрица ласково дотронулась до лица Властителя.
   - Тебя тревожит твой брат, верно? - произнесла она. Илиодор, будто лишившись в одночасье всех опор, тяжело опустил голову на руки и сжал ладонями затылок.
   А Юлиана просто сидела рядом, не решаясь сказать Властителю самого главного.
  
   В покои Ардалиона то и дело сновали слуги-люди, создавая суматоху, обычно означающую спешный сбор вещей и чей-либо отъезд. Властитель постучал дважды и вошёл. Зачем же дожидаться приглашения, если дверь и так открыта? Тем более, если хозяин покоев - твой брат.
   - Илиодор! Мне необходимо срочно уехать.
   Властитель усмехнулся и окинул взглядом весь тот бедлам, что в спешке создали слуги, пытаясь собрать несносного эльфа в дорогу.
   - Почему-то я именно так и подумал. Но неужели так сложно было предупредить меня? Признайся, ведь если бы я к тебе сейчас не зашёл, ты бы забыл даже попрощаться, не то что уведомить кого-то о своём отъезде!
   Ардалион смутился и пробормотал что-то похожее на "слуги бы рассказали". Будто в подтверждение сей фразе, дверь в очередной раз распахнулась, пропуская бойкого человеческого мальчишку, несущего только что начищенную пару дорожных сапог. Вслед за ним в покои вплыла полная женщина, подготовившая господину еды в дорогу.
   - Оставьте нас, - кратко сказал Илиодор. Слуги чуть ли не бегом выскочили за дверь. Люди только рады работать во дворце эльфов. Уважительное отношение к людскому труду, высокая оплата и интересная жизнь - предел мечтаний каждого работящего человека. Эльфы ценили слуг, но и требовали от них соответственно. Ничего невозможного, но довольно-таки трудно перестроиться с приготовления ужина для правящей династии на сбор еды в дорогу одному взбалмошному господину. А надо успеть сделать и то, и другое, причем не потеряв ни капли в качестве исполнения обязанностей.
   - Можешь объяснить причину своего неожиданного решения? - спросил Илиодор, сцепляя руки на груди. Младший брат отличался редкой для эльфов импульсивностью и отсутствием должного уважения к традициям. А они требовали от главы эльфийской разведки большого количества сдержанности, чего Ардалиону частенько не хватало. Однако он умел достаточно быстро реагировать на неожиданные события, делать правильные выводы и при этом мыслить нестандартно для эльфа. Как, например, сейчас. На грани военных действий все члены Совета должны находиться в столице, однако брат уже успел занять свою позицию и никому её теперь не уступит.
   - Мне доложили об очень странных событиях на побережье, - Ардалион на время прекратил сборы и достал из шкафа большую карту северного побережья Кёйсоне. - Люди вымирают целыми дворами по совершенно непонятной причине. По утрам не просыпается никто, если напасть коснулась одного из членов семьи. Однако поражает она только людей. Эльфы совершенно к ней невосприимчивы. Посмотри, этот мор двигался по странной траектории. Впервые его обнаружили в маленьком городке оро'Кенсэй, большинство населения которого - эльфы, так что погибло там от силы человек пять, не больше. Но надолго он там не остался. Следующим пунктом стала деревушка Щетки, однако и здесь мор буйствовал всего дня два. Далее идут более крупные деревни: Руковницы, Своровненские Снега, Менки, - а также два довольно крупных города: Усгарь и Кулада. Нигде мор не останавливался надолго: двое-трое суток, и дальше. Посмотри, что будет, если попробовать провести между ними взаимосвязь.
   Илиодор задумчиво провёл пальцем по названным братом деревням на карте и предположил:
   - Я вижу лишь семиугольник. Фигура довольно нелепая и асимметричная.
   - А вот я вижу нечто совершенно другое. - Ардалион взял в руки грифель и аккуратными линиями соединил шесть из названных семи точек.
   Властитель внимательно посмотрел на брата:
   - Звезда Заката?
   - Именно. А в её активном центре...
   - Сумяты... - произнёс Илиодор. - Знакомое название, вот только где я его мог услышать?
   Ардалион печально усмехнулся:
   - Наверное, от меня. Когда-то я называл эту деревню домом.
   - Женщина?
   - И дети, к сожалению, - вздохнул эльф. - Две дочери. Одна из них совершенно точно - человек, а вот вторая... По-моему, она родилась эльфом. Но я не уверен. Не успел удостовериться.
   Вспомнив причину, по которой отозвал брата в столицу тринадцать лет назад, Властитель нахмурился и спросил:
   - А как же оро'Кенсэй? Ты сказал, там тоже замечен мор. Но в Звезду он не входит.
   - Он как-то связан с ней, но пока я не могу понять, каким образом. И мне кажется, в Сумятах что-то происходит, однако оттуда я никаких донесений пока не получал.
   - Значит, ничего не случилось. Ни к чему тебе ослаблять столицу в столь важное для всего королевства время.
   - Ты не понимаешь, - Ардалион серьёзно посмотрел на Властителя. - Там происходит что-то важное. Именно для столицы и мира.
   Илиодор знал, что брат не отступит, даже если его запереть в легендарной башне Тиит, но он доверял ему, так что отъезд получился неофициальным, и примерно через час после этого разговора через чёрный ход высокой дворцовой стены проскочила незаметная фигура в легком осеннем плаще, ведущая в поводу гнедого жеребца. Минуту спустя она оседлала коня и понеслась по северному тракту, ведущему к побережью.
   Ему предстояло много дней пути. По всем тем деревням и городам, что подверглись действию неизвестной болезни. И лишь потом - в Сумяты, когда-то принявшие незнакомого эльфа как гостя и давшие ему тепло и отдых. А внимательные не то человеческие, не то звериные глаза, которые старательно наблюдали за суматошным процессом сбора, торжествующе блеснули и скрылись в таинственной темноте морозной ночи...
  
   - Меня волнует его поездка, - покачал головой Властитель, - и результат, который может перевернуть обстановку в целом с ног на голову
   - Тебя волнует твой брат, и это правильно, - будто не слушая его, сказала жрица. - Но ты ничего не сможешь сделать, постороннее вмешательство может всё испортить куда хуже...
   Илиодор непонимающе взглянул на неё:
   - Что ты имеешь в виду? Поездка чем-то грозит непосредственно Ардалиону?
   - Ты меня знаешь, Илиодор, я не люблю лгать, - вздохнула она. - Но и говорить тяжело. Особенно такое.
   - Говори, Юлиана, - приказал Властитель, внутренне подготовившись к худшему. - Мин-Таэ открыла тебе больше, не так ли?
   - Верно. Ларион был прав, говоря, что уничтожить Совет лучше всего изнутри. Но ни у кого из нас нет ни слабых мест, на которые можно нажать, ни возможных заложников, которых враги могут использовать для шантажа. Ни у кого, кроме Ардалиона.
  

***

  
   Она сама не хочет возвращаться. Неужели её привлекает никчемное существование, полное боли и отчаянья, неисполненных надежд и постоянного режущего голода?
   - Тин, ты должна пойти со мной! - не отставал Тарек. - Там будет весело! Забудь же, что ты потеряла связь с мирной жизнью! Ты ведь можешь существовать и без убийств ради утоления голода! Пойми, твоя жизнь и поступки зависят от тебя, и ни от кого больше! Прояви же свой характер, который покорил все сердца в деревне без исключения! Ты не настолько изменилась, как тебе кажется!
   Тин угрюмо на него посмотрела, предлагая засвидетельствовать все изменения, что в ней произошли за эти полгода.
   Тарек торопливо поправился:
   - Внутренне ты та же самая Тинайя, которую знали и любили все жители Сумят, только отчаявшаяся и усталая! Пойми, тебе нужно пойти со мной!
   - Тарек, твое упорство достойно только самого твердолобого эльфа! - Тин начала терять терпение, но неожиданно пришедшая на ум мысль, сулящая ей немалую выгоду, перекроила конечный ответ на свой, совершенно противоположный лад. - Хорошо, я пойду с тобой. Но есть одно условие.
   Воспрянувший духом Тарек демонстративно развел руки, явно не ожидая последовавшей за этим просьбы:
   - Достань мне мои лесты (2). И я пойду за тобой туда, куда ты скажешь.
   Насколько знал Тарек, это оружие крайне редкое, однако Тин умела с ним обращаться, в своё время девушку этому учил его отец, староста и весьма неплохой воин. Настоящие клинки она показывала другу лишь однажды, по большому секрету от родителей. Те почему-то считали, что лесты могут двигаться сами собой, без помощи ведущих рук, и их бесценные дети погибнут прежде, чем осознают собственную ошибку. Однако, вопреки родительским опасениям, маленькие сорванцы Тин и Тарек не только "посмотрели" на настоящее оружие, но и немного с ним поиграли, взяв каждый в руки по одному клинку и изобразив кровавую битву. Ничего пугающего не произошло, и дети решили, что взрослые, как всегда, их обманули, дабы лишить занимательного развлечения.
   После смерти Тин (странно произносить это, ведь Тин - она здесь, стоит лишь протянуть руку - и ты дотронешься до её холодной кожи) и её матери Льесты Лику, младшую, взяла к себе лучшая подруга Льесты, Нурта, а дом остался заброшенным. Тарек сомневался, что столь ценную памятную вещь остроухая Эликке оставила гнить там, но существовала вероятность, что маленькая эльфийка (3) даже не догадывается о существовании лест.
   - А...
   - Нет, - Тин решительно мотнула головой, отметая ненужные сомнения. - Эликке никогда не знала об оружии. Оно осталось в моем тайнике, вот только...
   - Охранный наговор? - коротко уточнил Тарек.
   Упырица только кивнула.
   Старая Сайя, бабушка Тин, будучи настоящей ведуньей, умерла ещё до рождения девушки, однако после неё остался столь мощный охранительный круг против забредающей в эти края нежити, что Тин туда было даже не подойти.
   - Где твой тайник находится?..
   Ровно через час по главной улице деревни, направляясь к площади, уверенно шагали двое парней. Один - весьма странного вида, костлявый до той степени, когда одежда на теле висит, почти не обрисовывая фигуры, лицо его скрывала яркая синяя маска Хильдибранда, Проклятого Орка (4). На ремне висели ножны с лестами - самым редким оружием в королевстве. Но подле него твердой походкой шагал Тарек, сын старосты Сорга, один его вид заставлял жителей Сумят увериться - незнакомец в маске им не желает зла. Тем более что направлялись они к ярмарке, где уже с раннего утра установили палатки для соревнований и торговли.
   - Я бы убила тебя заранее, если б знала, какую маску ты для меня притащишь, - тихо процедил незнакомец гулким из-за маски голосом Тин. Тарек только пожал плечами:
   - Ну... Ты же не знала!
   - Зачем я согласилась, ну зачем? Что я хочу себе доказать? Что я не такое чудовище, как думаю? Я же упырь! Нет, чтобы покусать этого несносного мальчишку, я с ним заключила сделку! Эх, совесть, совесть, почему ты не покинула меня? Насколько бы легче стало...
   Слушая это негромкое бормотание, Тарек умильно улыбался. По его мнению, ярмарка была отличным поводом вывести Тин из того состояния тяжелой меланхолии и депрессии, в котором она пребывала вот уже полгода. О том, что подруга имела на него своё право, - как-никак, смерть бывает всего один раз, - парень как-то позабыл.
   Внезапное молчание и подозрительная пустота по левую руку заставили Тарека резко обернуться. Не могла же их короткая прогулка увенчаться кровавым результатом! А именно тем она и закончится, если Тарек выпустит из виду голодную упырицу, сколько бы ни рассуждал по поводу её силы воли!
   Но, хвала Прекрасной Нимфе, все обошлось. Тин застыла посреди дороги, прикованная взглядом к чудной черноволосой фигурке. Лика весело смеялась в компании ребят, а её ушки, нахально выглядывающие из-под шапки, замерзли, покраснели и меленько дрожали.
   - Она похожа на тебя, да? - тихо спросил Тарек, помнивший, как Тинайю в детстве называли пацанкой. Вечно крутившаяся в компании мальчишек, она с малых лет была заводилой. Лет эдак до пятнадцати, когда мать решила найти ей жениха. Девчонку будто подменили. Нет, она не перестала быть душой любой компании, веселой и озорной, нет. Но она выросла. Стала девушкой.
   Однако сейчас Эликке до боли похожа на ту Тин, с которой всю свою жизнь дружил сын старосты. Которую искренне любил и боготворил.
   - Она эльф, и похожа лишь на своего отца, - резко ответила девушка, поворачивая в сторону от того места, которое облюбовали для игр дети. - К несчастью. - Она с ненавистью посмотрела на клинки, и сквозь маленькие прорези для глаз в маске словно сверкнули ненадолго две яркие молнии.
   - А куда мы идем-то, ты хоть знаешь? - поинтересовался Тарек. Тин шла таким уверенным шагом, что парень ненароком подумал, а имеет ли их движение целенаправленный характер?
   - Нет, - коротко ответила она, не замедляя шага. - И куда же?
   - К месту соревнований на клинках.
   - Тем лучше, - удовлетворенным голосом прогудела Тин и зашагала ещё быстрее.
   Похоже, весёлое и задорное настроение ярмарочного городка всё-таки проникло сквозь неподатливую и холодную корку замерзшего сердца упырицы.
  

***

  
   Практически с самого начала путешествия замечательный план эльфа, казалось, попросту рухнул в тартарары. Первое, что пришло ему в голову при виде обвалившейся дороги, надежно скрыто в глубинах бездонной эльфийской памяти. А второе сорвалось с губ прежде, чем Ардалион смог осознать свою мысль, как следует.
   - Проклятье орков!
   Действительно, если бы эльф не знал, что отступники надежно заперты на острове, он бы точно свалил все на их совесть. Тем более существа, подобные оркам, этой самой совестью даже и не обладали.
   А вся паршивость дела заключалась в том, что волнующегося жеребца и его внешне спокойного всадника в мгновение ока окружили с десяток воинов. Причем профессионалов в своем деле, сразу видно.
   - Ба, кто это к нам пожаловал? - насмешливо присвистнул бородатый мужик с топором в напряженных руках. - Бугор, погляди-ка, что за птица перед нами!
   Из-за спин своих людей показался и сам "командир" этих тружеников клинка и кошелька. Старый, уже дряхлеющий воин окинул равнодушным взглядом эльфа и собрался было прикрикнуть на ребят, чтоб не маялись ерундой, как вовремя заметил вроде как и обычную, но все же очень знакомую вещицу, не раз описанную странным заказчиком во всех подробностях.
   - По местам, - тихо приказал он. Разбойники моментально подобрались, ухмылки полностью исчезли с лиц. Лишь предельная собранность и четкое представление плана.
   Однако же рано им представилась возможность выполнить дорогой заказ, даже подготовиться толком не успели. Но не упускать же подобный шанс, потом ведь и близко не подберешься к остроухому, за тысячу шагов учует!
   Бугор дал команду к атаке.
   Ардалион и не подумал обнажать оружие против грозно ощерившихся клинками лесных татей. Зачем проливать ненужную кровь, призывая в мир живых холодное дыхание смерти? Ведь можно обойтись и волшебным камнем. Видимо, именно он, инкрустированный в неприметное кольцо, и привлек к себе всеобщее внимание.
   Одно плавное движение кистью - и эльфа след простыл. Однако же хоть какую-то пользу разбойники получили.
   Бугор бережно подобрал самое ценное в мире сокровище и просто взглянул на каждого из своих воинов. И каждый понял этот предельно ясный приказ. Осколок камня перемещений, выпавший из кольца эльфа, ещё может пригодиться, вот только его наличие должно быть тайной для всех.
   Что же касается Ардалиона, то его по воле судьбы занесло гораздо дальше, чем если бы он двигался к северу на протяжении двух суток. Таким образом, можно просто поблагодарить Нимфу за столь удачное стечение обстоятельств и продолжить путешествие.
   Дальше все шло как по маслу. Каждый из жителей пострадавших деревень и городов считал своим долгом во всех ужасающих подробностях рассказать о внезапной эпидемии, так что Ардалиону грех жаловаться на недостаток информации.
   Щетки, Руковницы, Усгарь, Своровненские Снега, Кулада, Менки, - все они стали жертвами какого-то обряда. Вот только непонятно - ради чего начинать с оро'Кенсэй? Ведь почти все жители там - эльфы, а они либо имеют какой-то иммунитет к болезни, либо их от неё кто-то оградил. Какой смысл?..
   Приезд же в Сумяты прошел тихо и незаметно. Только что ты ехал по заметенным снегом полям, а через секунду копыта скакуна мерно шагают по улочкам будто и вовсе незнакомой деревеньки. Почти десять лет ты считал это место своим домом, но только вернувшись после стольких лет разлуки, понимаешь, что тот оказался призрачным, ведь рядом нет близких и любимых людей, что обеспечивали уют и радость...
   Узнав, что в деревне сегодня проходит ярмарка, Ардалион не смог удержаться от улыбки: в прошлый раз обстоятельства складывались точно так же, вот только кругом летали не снежинки, а мягкий и воздушный белый пух.
   Спешившись, эльф дотронулся до головы скакуна, посылая ментальный сигнал, и пошел по дороге к площади, совершенно не беспокоясь за участь вороного друга.
  

***

  
   Нет, Тин отнюдь не любила серьезных, смертных боев до последней капли крови. Ещё будучи человеком, она довольно неприязненно относилась к такому типу развлечений, а теперь ей и вовсе кажется кощунственным тот бессмысленный риск, которому подвергают люди сами себя потехи ради! Они, глупые, просто не понимают, чего на самом деле лишаются из-за сиюминутного порыва злости, взбаламутившей горячую кровь...
   Тарек с довольным видом расхаживал рядом, так что, естественно, его отец, да и знакомые (то есть, вся деревня) заинтересовались, кого же сопровождает сын старосты. Тарек отмалчивался, уходил от ответа в прямом и переносном смыслах, но Сорг все же поймал его, когда девушка ходила записываться в листы соревнований на клинках, луках и рукопашного боя. В последнем Тин особенно преуспела за счет ловкости и скорости. Сорг ее всему научил, что она умела, а умела она многое, хотя лук и арбалет ей, как не крути, не давались. Тут нужен даже не точный - орлиный глазомер, а девушка таковым похвастаться не могла, но из вредности пообещала записаться и в этот лист.
   - Тарек, кто он? - Сорг припер в буквальном смысле сына к стенке, и тот, казалось, вынужден был сказать правду.
   - Это мой друг, - как можно проще и в то же время правдиво ответил Тарек, обливаясь потом. Он не имел привычки обманывать ни по пустякам, ни, сохрани Мин-Таэ, в серьёзных вещах. Однако в данном случае речь шла о безопасности его подруги, и выдать Тин значило на всю жизнь отяготить свою душу тяжким грузом предательства. - Он приезжал на прошлую летнюю ярмарку, в Грядах, там мы и познакомились.
   - А что же он в маске? - Староста подозрительно обернулся, чтобы еще раз убедиться в своих подозрениях. Тин уже освободилась и, похоже, не заметила отсутствия своего верного спутника, так как занималась совершенно непостижимым делом - разговаривала с односельчанами! Наверняка об оружии, которого хвастуны и в руках не держали, но и думать не могли, чтобы не бахвалиться перед заезжим.
   - Э-э... На него по дороге напали, лицо поранили, и он, чтобы не пугать никого, надел маску, - торопливо соврал Тарек, с облегчением замечая, как на отцовском лице на смену скептическому выражению приходит обеспокоенное.
   - Все так серьезно? А кто напал? Обычные дорожные разбойники или наемники? Деревне или тебе ничего не угрожает?
   - Нет, отец, он просто... - но Тарек не успел ответить, к ним приближалась сама Тин. "Ну, за что же мне это?" - простонал про себя он.
   - Здравствуйте, - вежливо поздоровалась она немного измененным голосом. - Вы не одолжите мне Тарека на несколько минут?
   - Да хоть на цельный час, - вздохнул староста и отпустил сына. - Меня зовут Сорг, я староста Сумят. А вы...
   - Меня зовут Дин. Дин Трепп, - легко представилась она.
   - А откуда ты сюда прибыл, Дин?
   - Я из небольшого городка под столицей, Квесони, слышали? - вежливо отозвалась из-под маски девушка.
   - Да, где-то я о нем слышал... - он задумался, но потом громко хлопнул по плечу Тин, так что та чуть не свалилась. - Там же мой друг давний живет! Корк его зовут, знаешь? - девушка сделала вид, что задумалась (почесала затылок), но потом, разведя руками, ответила:
   - Увы, нет.
   - Ладно, - немного разочарованно отозвался староста. - А ты один, что ли, приехал? Тарек говорил, на тебя напали.
   - Ничего, пустяки! - отмахнулась Тин. Но Сорг не отставал.
   - Ты где лошадь оставил? Можешь ее пока к нам завести на конюшню, а то на постоялом дворе...
   - Я ее оставил у доброй женщины, которая живет во-он там. - Тин махнула рукой в направлении логова. По счастью, в этой же стороне жила и добрая женщина Нурта, так что у Сорга подозрений не возникло. - Она сказала, что позаботится о животном.
   - Это я ей посоветовал довериться Нурте, - влез Тарек, доселе молчавший, и прекратил поток бессчетных вопросов, которых у его отца была его еще куча. - Нам уже пора. Дин записался на множество соревнований, так что опаздывать нельзя!
   - До встречи! - помахала ему рукой девушка и широким шагом потопала к самому большому скоплению людей.
   - Рукопашный бой, - шепотом пояснила Тин, прижавшись маской в уху друга. - Очень хочу поучаствовать, но там велика вероятность, что маска спадет. А жаль...
   Закончив свою краткую речь вздохом сожаления, она стала пробираться в первые ряды. Ее острые локотки работали, как косы, освобождая дорогу ей и Тареку. И вот, через несколько минут утомительного труда они выбились в первые ряды. Там как раз походили друг к другу противники: местный детина и изящная, но подтянутая фигура в черном мужском костюме и...
   - В маске! - обиженно прошептала Тин голосом собственника. Потом, когда бой начался (об этом известил человек, организовавший все развлечение), она тихо фыркнула. - Игра контрастов...
   И правда - оба бойца разительно друг от друга отличались: первый брал нахрапом, силой и мускулами, второй - ловкостью, мастерством и стратегией. Уже почти десять минут продолжался бой, а победитель еще не выявился. Но вот, когда детина замахнулся правой рукой для удара, незнакомец поднырнул, одним взмахом ноги лишил его равновесия и локтем прижал его горло к земле. Судья выкрикнул:
   - Победитель! - и толпа заликовала, приветствуя его. Тин и Тарек от души порадовались его победе и стали пробираться к палатке, где проходят состязания на клинках.
   - И почему я не заявилась на участие? - сокрушалась по пути девушка. - Ведь у него маска даже не шелохнулась! Разве может такое быть? Или он как-то ее приклеил?
   Но друга волновал совершенно другой вопрос:
   - Тин, ты какие клинки будешь использовать? Неужели... - он уставился сначала на пояс подруги, где были прикреплены ножны с лестами, а потом - на их обладательницу. - Так вот для чего ты заставила меня их выкрасть! Но, Тин!.. Ты же знаешь, что это опасно? Они могут убить!
   - Страшные сказки! - фыркнула она. - Разве ты не помнишь, как мы в детстве с ними играли? И ни одной царапиной после этого не обзавелись! Ну, все, хватит болтать, мне пора, скоро будет моя очередь, - сказала Тин, мельком взгляну в на одиноко болтающийся на ветру лист, на котором осталось лишь два не вычеркнутых имени: Дип Трепп и...
   - Как-как его зовут? - спросил Тарек, недоуменно щурясь.
   - Так и написано - "Инкогнито". Наверное, пожелал остаться незнакомцем, - пожала плечами Тин. Тут судья выкрикнул ее имя, а вернее, ею выдуманное, и девушка вышла вперед, остановившись посередине отведенной для боя территории. Напротив нее встала та самая фигура, выигравшая рукопашные бои. Друг против друга. Маски. Тарек бы посмеялся над этим фактом, если бы не видел, как человек хорош в боях. Конечно, Тин тоже не промах, но противостояние вряд ли равное. Только на чью сторону ставить наверняка - Тарек пока колебался.
   - Игра масок, - не удержавшись, фыркнул он.
   Тем временем судья подал знак для начала боя. Противники обнажили оружие. В руках незнакомца оказалась катана, у Тин - пара лест. Невозможно было заметить, изменилось ли выражение лица у ее противника, но легкий шепоток всё же прошел по толпе. Некоторые выказывали предположения, что в руках Тин находится подделка, но другие резонно замечали, стал бы тогда владелец оружия скрывать лицо? Тарек справедливо промолчал.
   На следующие несколько мгновений он почему-то выпал из течения времени, как будто плыл в какой-то вязкой и мутной реке, но потом вдруг услышал дикий крик с территории боя:
   - Не-е-е-ет!!!!! - легкий хруст, и все прекратилось. Люди вокруг так же, как он, мотали головами, но тут вдруг раздался второй, ответный крик, но уже за спиной. Какая-то смертельно бледная девушка, прижав ладонь к губам, дрожащим пальцем указывала на противников. Тарек быстро обернулся и остолбенел. Несколько повторных криков ввинтились в небо. К месту событий уже спешила любопытная Эликке, потерявшая где-то шапку и сверкающая теперь красными ушами на всю площадь. Попросив людей задержать ребёнка, дабы оградить её от лицезрения, возможно, трупа (а ещё и воскресшей старшей сестры), Тарек подскочил к верёвкам, преграждавшим путь на маленькую арену для боя.
   Тело незнакомца распласталось на земле, а в его плечи Тин своими же руками вонзила лесты. Несколько людей за спиной Тарека упали в обморок, но он их не замечал. Он со всей скоростью бежал к двум застывшим фигурам. Приблизившись, он увидел, как Тин бережно вытащила из тела незнакомца клинки, положила их рядом и испуганными глазами посмотрела на друга.
   - Тарек, я... я не хотела, они сами... ты был прав, но он... он...
   - Тин, - парень подошел к ней и поднял на ноги. - Я думаю, сейчас не самое подходящее время об этом думать. Главное - его спасти.
   - Меня спасать не надо. Все в порядке, - раздался ровный голос из-под маски, изображающей Мудрейшего Илиодора, правителя Кёйсоне. "Надо же, и тут не свалилась..." - проскользнула мысль у Тарека. - Вы меня не ранили, - он показал абсолютно здоровую бледную кожу. Тин тотчас оправилась, но неверяще подтянула к себе человека.
   - Так... я же помню, как сама их вонзила... вонзил вам в плечи!
   - Лесты часто затуманивают сознание владельца, чтобы добиться своей цели, - по голосу заметно стало, что он улыбнулся.
   - Но... - Тарек тоже попытался возразить, однако незнакомец его сразу оборвал.
   - Вы видите - я жив, здоров и не ранен, Что вам еще нужно?
   - Да... ничего, собственно.
   - Что ж, леди, вы победили, - он сказал это и удалился сквозь толпу, которая и сама рада сделать ему дорогу, расступаясь перед ним. Судья, наконец, пришел в себя и быстро всучил Тин какой-то сверток. Там, в нескольких обертках затерялась одна честно заслуженная серебрушка.
   - Вот тебе и приз за все мучения, - когда они шли по безлюдной улице, Тин яростно запулила пустым свертком в чей-то сад. - И я ведь точно помню, что ранила его! Я отчетливо чувствовала запах крови! Мои инстинкты не проведешь глупыми отговорками про чересчур умные лесты! Но не мог же он исцелиться за несколько секунд? Или мог?..
   - Только эльфы, Тин, только эльфы, - вздохнул Тарек, подбрасывая на ладони монетку. - Сильные и могущественные. Но что делать эльфу в забытой богом деревеньке?
   - Искать себе неприятности, вот что, - внезапно хладнокровно ответила Тин, остановившись и глядя на чистое голубое небо. - И он их найдет.
   Через несколько секунд на заметенной снегом улице остался стоять лишь растерянный Тарек.
   Одинокая серебрушка, подброшенная им в последний раз, звонко ударилась о паст и осталась лежать на сугробе.
   Через минуту улочка опустела совсем.
  

***

  
   Домик цеплялся за скалу, прижимался к ней теплым боком, будто прося защиты от ледяных ветров и бушующего моря. Он стоял на самом краю острова, где скалы отвесно срывались в воду. Из трех его окон на все стороны света, кроме южной, упирающейся в скалу, видны неприветливые волны.
   Хильдибранд говорил ей, что делать окна, строя дом на продуваемой всеми ветрами площадке, глупо, говорил, что согреть такой дом будет почти невозможно, но она его не слушала. Она вообще никого никогда не слушала, кроме самой себя и своего чувства прекрасного.
   Сигрид будто дышала этой хрупкой и одновременно суровой красотой, наслаждаясь каждым вздохом. Ей не нужно было тепло, если не будет возможности слышать песню волн перед сном. Да и не простудится же она в самом-то деле! Орки не простужаются, просто, должно быть, заботливый вождь забыл об этом. Должно быть, упустил из вида, что перед ним не хрупкая человеческая девушка, а крепкая орка, способная самостоятельно выстроить дом, не спрашивая мнения родителей, и, уж тем более, вождя! Хорошо ей тут - значит, она тут и останется!
   Да с ней никто и не спорил особенно. Попытались растолковать глупой девице, что та совершает глупый поступок, но быстро отстали. Даже дом помогли строить. Рычали только, когда она про окна эти говорила. На острове не принято делать окна. К чему прорезать добрые стены, хранящие тепло и оберегающие от зла? Но Сигрид решила впустить море. И ни разу за пять лет самостоятельной жизни не пожалела об этом!
   Хотя, может, и пожалела бы, если б не Хильдибранд, своим высочайшим указом даровавший ей дорогие, едва ли не бесценные стекла, чтобы в эти самые окна вставить. Свет и шум проходили через них почти без всяких препятствий, а вот тепло хоть на некоторое время в доме задерживалось.
   Если бы было можно, она еще и в крыше окно бы сделала, чтобы видеть, как падает снег, как летит дождь. Чтобы лежа без сна морозными ночами смотреть, как живут звезды. Холодные и беспристрастные подобно окружающим льдам. А еще на луну. То яркую, щедро льющую серебро на темную воду, то устало-тусклую, но такую же мертвую, как глаза шамана.
   О, эти глаза она видела везде. Они смотрели на нее из бездонного неба, из серых волн, с листа бумаги, куда ляжет не рожденный еще набросок.
   Она часто рисовала его, бережно сохраняя подсмотренную мельком позу, выражение лица, разворот головы. Никто и никогда не видел этих рисунков. Это была тайна молодой художницы, тайна, доверить которую она не решилась бы никому. Да и сама Сигрид не до конца понимала своих чувств. Ну не влюбилась же она, в самом деле, в пятисотлетнего шамана?!
   Тогда отчего же его взгляд лежит на каждом листе бумаги? Отчего же так жгут душу его ледяные глаза? Но не чудо ли - глаза, смотрящие во тьму! Как же не рисовать их? В них плещется хаос, в них багровыми сполохами таится сама смерть. В такое нельзя влюбиться. Но такое нельзя и забыть.
   Зато оплаченный заказ может вылететь из головы запросто! Весь последний месяц потратила на эту вышивку, а про то, что его отдавать надо, забыла. Хотя, может, и не надо уже. Но раз все готово...
   Девушка задумчиво разгладила складки расшитого платья. Свадебное. Из дорогого шелка, украшенное жемчугом, привезенным с материка. Красивое. Такое она и сама не отказалась бы надеть на свадьбу. Если бы эта свадьба не была только мечтой.
   Холодный ветер неожиданно зло сорвал с глаз еле наметившиеся слезы. И правильно. Незачем плакать. А платье... Да это же просто платье!
   Улица встретила ее мрачным ледяным спокойствием. Город молчал, становясь все больше похожим на логово жутких тварей, коими считают их люди. Девушка четко помнила картинку из книжки, где было изображено покосившееся, неопрятное здание, построенное, похоже, в похмельном бреду и удерживаемое в вертикальном положении исключительно черной магией. Ну, или божьим чудом. И подпись к картинке: "Логово орка".
   Логово.
   Так и есть теперь. Разоренное логово на месте домов, греющих теплом семьи.
   Неужели Далла все-таки устроит свадьбу?
   На стук отозвались не сразу. Девушка уже даже начала терзаться тревожными предчувствиями, когда дверь отворилась, явив прозаическую картинку.
   Молодая хозяйка дома в домашнем вязаном платье мышастого серого цвета была похожа на заснеженную осинку из-за клочьев мыльной пены, красиво разбросанных по одежде. В одной руке она держала нечто мокрое, некогда белоснежное и кружевное, а другой рукой смахивала с глаз жесткую прядь смоляных волос, тщетно пытаясь заправить эту роскошь за пластину гребня на виске.
   - О, здравствуй! А я тут вот... стираю.
   - Вижу, - художница, а по совместительству вышивальщица усмехнулась, против своей воли отбрасывая мрачные мысли, - я принесла твой заказ.
   Сигрид отвела взгляд, чувствуя себя до невозможности глупо, но невеста не заметила неловкости. С восторженным писком она бросила стирку (что же это было, разглядеть так и не удалось) в корыто едва ли не через полкомнаты, вытерла руки о висящее на плече полотенце и буквально выхватила у мастерицы корзину с платьем, да и ту отбросила, выцепив пальцами нежный шелк, будто весеннее облачко на волю выпустила!
   - Красиво-то как! - Далла закружилась, приложив наряд к плечам, но тут же спохватилась, - ой, я же его так испачкаю! Но мне идет?
   - Очень!
   И правда шло. Белоснежная ткань красиво оттеняла кожу цвета грозовой тучи, а россыпь нежно-голубых не то снежинок, не то цветов узора подчеркивала крепкую, четко очерченную фигуру.
   - Я пойду, - омрачать радость своими мрачными мыслями не хотелось, а фальшиво улыбаться Сигрид могла, но очень недолго, - мне нужно еще...
   Что именно ей нужно, придумывать не пришлось. Восторженная девица уже успела позабыть о присутствии постороннего, радостно-шелковым вихрем умчалась показываться сестрам. Что ж, оно и к лучшему.
  

***

  
   Сказать, что Тинайа была зла, значит, сравнить кикимору и Нимфу. Упырица в нервном отчаянии рыскала по заметенному снегом лесу в поисках потерянного следа. Этот эльф точно прошел через заросли дикого шиповника, а это значит, вернуться он никак не мог, иначе наткнулся бы на весьма обрадованного встречей клыкастого упыря.
   После зарослей след терялся. То ли эльф его зачистил самостоятельно, то ли нюх подводит нежить. Причем первое вероятнее всего.
   Тинайа разочарованно вздохнула и напоследок повела носом, на всякий случай. Потом принюхалась и подозрительно нахмурилась. Нет, это определенно не эльф, от него идет запах крови и боли. Ведь соврал, гад, сказал, что не ранен! Или не обманул, и на него напали позже? Упырица размышляла об этом, двигаясь по необычному следу и не забывая периодически проверять направление. А то ведь заблудится так, и никто не найдет.
   По мере того, как Тинайа приближалась к источнику запаха, её медальон нагревался все сильнее и искрился светом, будто вот-вот лопнет, как мыльный пузырь. Когда свечение стало нестерпимо-ярким, а тепло амулета превратилось в пульсирующий жар, Тин на мгновение потеряла сознание, превратившись даже не в туман, а в некое воспоминание, бестелесное и бесцветное.
   На совсем короткий миг она попала в Обитель Нимфы, наполненную добротой и спокойствием. Сама хозяйка гостью то ли не заметила, то ли не хотела замечать. Она сидела, отрешенно глядя куда-то сквозь непрекращающийся свет.
   Судорожно вдохнув, Тинайа дотронулась ладонью до щеки и поняла, что плачет. Запах материнской любви и ласки, вот по какому следу она шла. Но тут атмосфера слегка изменилась, добавив к аромату нотки отцовской строгости и гордости. И девушка увидела... волка.
   Свет легко раздался под его лапами, рождая сумеречную дорожку. Это было красиво и уютно. Словно бы в темном помещении вдруг затрепетал тоненький огонек свечи. Только наоборот.
   - Приветствую, прекрасная.
   - Что привело тебя в мои чертоги? - юная нимфа отвлеклась от своих дум и протянула руку, указывая на кресло, мгновенно появившееся под ее взглядом.
   Волк вспрыгнул на него, вальяжно развалился, словно породистый пес в богатом доме. Даже подумал было слегка ковырнуть обивку, дабы поддержать этот образ, но передумал. С хозяйкой этого дома, да и этого мира шутить не стоит. Не то, чтобы она представляла какую-то опасность для древнего существа, а все же, проявить к ней уважение стоит. А дружеские подначки она пока вряд ли расценит иначе, как оскорбление. Уж слишком возвышенно-серьезной она удалась.
   - Я хотел увидеть тебя, прекрасная. Ты ведь знаешь, что скоро начнется в твоем мире. Если уже не началось.
   - В нашем мире, - на губах Мин-Таэ заиграла нежная улыбка, но собеседник не принял ее.
   - В твоем. И не стоит со мной расшаркиваться. Моим сейчас остался только тот остров, что ты так щедро выделила моим людям. Но это не важно, - он сделал паузу, перетекая в человеческий вид. В этом обличье покровитель орков напоминал Сорга, тертого воина и справедливого отца. - Я стар. Мне давно пора уйти в тень.
   - Но ты нужен этой земле! - казалось, нимфа сейчас закричит, таким взволнованным стал ее вид. - Ты не должен уходить! Как эти люди будут жить без тебя?
   - С тобой, - тонкие губы седовласого мужчины грустно усмехнулись, он понимал сейчас совсем юную девушку, еще не готовую стать матерью. Но что же сделаешь! И так пять веков прошло с тех пор, как длится это безумие. Пора. - Ты здесь именно за этим. Жизнь не может существовать без смерти, а свет без тьмы. Иначе это не жизнь и не свет. Ты теперь душа этой земли.
   - Но я... - нимфа замолчала, понимая, что он, конечно же, прав.
   - Ты справишься. Конечно же, ты справишься. Ты ведь создана для этого, малышка.
   Тинайа вздрогнула от столь неожиданного обращения к божественной сущности. Да и сама Мин-Таэ немного удивилась, но все же тепло и искренне улыбнулась в ответ.
   Так ее не называл никто и никогда. У богов не бывает любящих родителей, способных посмотреть вот так нежно и грустно одновременно и усмехнуться, ободряя. И не бывает друзей, способных верить в них. Не так, как верят люди, как в мировой закон, а в нее саму. В совсем юную Мин-Таэ, на долю которой выпало слишком много испытаний. Даже для Судьбоносной Нимфы, прекрасной дочери самого Бога.
   Зато есть враги, способные взять на себя эту роль.
   - Но ведь... не сейчас? Ты же дождешься окончания этой истории с отступниками?
   - Дождусь, конечно, в конце концов, они - мои дети, не могу же я их оставить без своей защиты. Да и встретить не мешает, когда они умрут.
   Мин-Таэ всмотрелась в собеседника почти с испугом. Сама она никак не могла принять необходимость лишать жизни живых существ. Жизнь была смыслом ее существования, тем, что она должна была сохранить, повинуясь замыслу Творца. Как же этому духу удается так легко говорить об убийстве всей душой преданных ему существ?!
   - Просто для меня все равны. И живые, и мертвые. Все они - часть меня. И таковыми останутся навсегда, таков уж их путь.
   - И я стану такой же?
   Вопрос вырвался без ее воли. Она даже чуть смутилась, решив, что обидит волка таким искренним неприятием его пути. Но тот только усмехнулся. И едва удержал себя, чтобы не погладить ее по голове.
   - Я не знаю. Я ведь никогда не был светлым существом. Когда люди пришли в этот мир, свет и тьма были неразрывны. Это уже потом они разделились. И появилась ты. Вот и расхлебывай.
   Он усмехнулся, на этот раз весело, но улыбка так и не сделала его хоть немного моложе.
   Судьбоносная величественно кивнула. Он прав. Она пришла ему на смену, и искать новые пути предстоит ей самой.
   - Но решать нужно прямо сейчас, прекрасная. Ты же понимаешь, почему я пришел?
   - Знамение. Я и сама не до конца понимаю, как это случилось. Ты расскажешь мне?
   Как же приятно было в первый раз в жизни довериться хоть кому-то! Жаль только, повод был не радостным. Мужчина тяжело вздохнул:
   - Фроди, - пояснил он. - Просто человек. Однако сумел уйти слишком далеко во тьму. То, что он призвал в этот мир, не подвластно ни мне, ни тебе, если только мы не закончим наши с тобой игры. Впрочем, не только в нем дело! Пойми, прекрасная, нельзя быть только покровительницей живых, позабыв о мертвых. Куда, как ты думаешь, деваются их души после смерти?
   - В мир света, - ответила она, впрочем, уже понимая, о чем говорит ее враг. Или не враг вовсе?
   - Светлые души. Ну и просто нейтральные, у тебя на редкость мягкие законы, прекрасная! - он слегка поклонился нимфе. - И еще часть приходит ко мне, по старой памяти. Но есть ведь еще те, что не принадлежат ни тебе, ни мне. Убийцы, насильники, предатели, колдуны. Те, кого ты не принимаешь. Они-то куда деваются?
   - Во тьму, - судьба этих несчастных была ей совершенно безразлична.
   - Во тьму, - с очередным вздохом согласился мужчина. - Вот к ним-то и получил доступ Фроди. Их сила питает его.
   - Это невероятно. Сила ушедших! Только древние боги могли такое!
   - Он не бог, конечно. Но уже и не человек. И это его заклятье выпустило заразу, от которой погибли твои... ну, пусть пока наши дети! Ты совсем забыла о них, Мин-Таэ, - он в первый раз назвал нимфу по имени, и Судьбоносная вздрогнула от этого звука, - ты принимаешь эльфов, сотканных из того же света, что и ты! Но люди! Они вышли из тьмы. Как и я. Да, я согласен, принять свет для тебя куда проще, чем тьму...
   И он замолчал, не желая скатываться на чтение нотаций. Она ведь мудра! Создана такой. И поучать ее было бы глупо. Того, что он сказал, уже достаточно, чтобы нанести её божественной сущности рану. Вернее, пока не рану, только царапину, и все же, даже это лишнее. Вот, сейчас её еще и утешать придется! Ему-то!
   - Я поняла.
   - Эй! Ты что, плакать собралась? И, не вздумай! Слезы нимфы - артефакт пострашнее, чем ее кровь! Только вселенских катаклизмов и не хватало!
   Но она уже успокоилась. И поняла, что давно надо было начать с ним общаться. Даже богам нужны собеседники!
   - Не буду, - светло улыбнулась Мин-Таэ. - Так что ты предлагаешь сделать?
   - Да все и без нас сделается. Судьба, - он снова перетек в волчью форму, так ему было проще не отвлекаться на божественный свет, - главное, будь готова. Я уйду из этого мира вместе с последним орком. И тогда... тогда тебе придется принять в людях и темную сторону, как мать принимает своих детей такими, какие они есть.
   - Но я не смогу принять зло!
   Даже мысль об этом вызывала невольную дрожь, дыхание перехватывало от того, что может с ней произойти. Ведь неизвестно, в какое существо превратится светлая нимфа, согласившаяся впитать в себя тьму!
   - Да, пожалуй, ты права... - волк задумчиво прикрыл глаза, - тогда ищи того, кто сможет. Кто станет твоим антиподом. Но кого ты сможешь контролировать. Вон, Фроди хотя бы... ему до божественной силы далеко еще, но вот на кошмар вроде меня он вполне потянет. Хочешь?
   Мин-Таэ нахмурилась. То, что он предложил, было неприемлемо. Самой дать жизнь существу, несущему в ее мир хаос и разрушения! Но это всяко во много раз лучше, чем пустить их в себя.
   - Время еще есть, прекрасная, так что думай. И ищи. Я предложил лишь один из возможных путей. И не раскисай так! Ты же Нимфа!
   И он спрыгнул с кресла, растворившись в заливающем чертоги свете. Мин-Таэ проводила взглядом его тень и снова погрузилась в раздумья, будто бы и не было этого странного разговора.
   Тинайа, не понимающая ровным счетом ничего, подобно волку, еле удержалась от того, чтобы коснуться её руки, сочувственно и ободряюще.
   Ведь она же знала, каково это - впустить в себя тьму и смерть, позволив ей вести за собой послушное тело, но отнюдь не хотела, чтобы то же самое произошло и с этой юной нимфой, чтобы её свет оттенял мрак в одних прощающих глазах. И настолько ненормально, неправильно смотрелась одинокая слезинка, проложившая дорожку по щеке будущей матери всех рас, что Тинайа присела на корточки и одним пальчиком, совсем незаметно, смахнула её.
   Эта прекрасная покровительница живых, Судьбоносная Мин-Таэ, останется Светлой Нимфой. Потому что она действительно душа этой земли.
   Душа этого мира - Мион, душа Нимфы.
   Пока единый Бог Вселенной правит,
   Страны заветной спрятаны преданья,
   В них таинства, загадки мироздания,
   Душа Миона.
  
   Знакомый мир, на грани сна и яви,
   Бессмертен, но и много раз убит.
   Его чудесный замысел сгорит
   В проклятии стона.
  
   Возникли руны, таинства, секреты,
   Признав за эльфом право короля,
   А люди, не следившие ролям,
   Покинут лоно.
  
   Их дом - лишь остров, далекий и запретный,
   Где льды однажды таинства раскроют,
   Лишь стоит прикоснуться к ним рукою,
   Судьбу Миона...
  
   Ардалион шел сквозь веселье и шум ярмарочного балагана, как сквозь туман, не видя ровным счетом ничего, кроме мутной пелены перед глазами. Да, лесты ранили легко и совсем не больно, и эльф понадеялся, что, наложив на плечи иллюзию, он тем самым исчерпает проблему. Эльфы, конечно, не бессмертны, и регенерация них идет разве что на самую малость быстрее, чем у людей. Но ему совершенно не стоило забывать, что лесты, оружие волшебное, наделённое силой Судьбоносной нимфы, далеко не случайно ранили его именно так. Ведь даже совершенно незначительная, на один взгляд, рана, для другого может оказаться чересчур болезненной и даже смертельной.
   Именно поэтому Ардалион и пробирался сейчас сквозь мутную пелену, которую остальные видели праздничной атмосферой и радостью, изнемогая от боли до потери сознания. К счастью, кровотечение уже остановилось само собой, иначе не миновать бы ему разоблачения, ведь маска остается таковой лишь до того момента, когда её носитель мысленно поддерживает этот образ. А если бы эльф таки потерял сознание...
   Но сейчас он старался не развивать вариаций на тему "если б да кабы", а рассудить, что это была за девушка, в маске Проклятого Орка с лестами на поясе.
   Во время приветствия Ардалион неожиданно понял, что не может прочитать её мысли, как если бы она была ведуньей или членом правящей династии. Причем к последним она не относилась совершенно точно, а магии в ней не было ни капли, только солоноватый привкус какого-то непонятного и довольно-таки неприятного волшебства. Эльф с ним не сталкивался никогда, потому и не смог определить его вид сразу, а ощущение уже давно затерялось среди других, более насущных вопросов.
   Как, например, эта девушка завладела столь редким оружием? Если судить по последним проверенным данным, одна пара принадлежит Властителю Илиодору, вторая уже давно, лет двести назад, пропала из виду эльфов, а вот третья... Третья, по сути, принадлежит ему, Ардалиону, вот только никто не знает, что лесты уже давно не находятся в надлежащем месте. Когда Властитель выдернул своего брата из омута обычной деревенской жизни, тот, стыдно признаться, попросту забыл о клинках. Да и не вспоминал о них вплоть до того дня, когда те самые проблемы благополучно самоуничтожились, и Ардалион стал закономерно задумываться о ежедневных тренировках, дабы не растерять навыки владения сим чудодейственным оружием. Вот тогда-то и вспомнил эльф, что одна из трех пар редчайших клинков, осталась в захолустной деревеньке почти на самом побережье Кёйсоне. Однако Ардалион справедливо рассудил, что раз деревенька захолустная, то и лесты там будут в безопасности от чужих рук и планов.
   Однако эта девушка... Если бы эльф встретил её в любом другом городе, то по здравому рассуждению пришел бы к выводу, что она нашла вторую пару, ту, что давно потерялась. Но возможно, это просто совпадение? Или нет?..
   Эльф, уже почти что падающий с ног, еле добрел до условного места, где приказал жеребцу ждать хозяина, и тут же свалился в сугроб. Конь сочувствующе фыркнул ему в ухо и немного присел, чтобы эльфу было удобнее взбираться в седло.
   Ардалион, не мешкая, схватил поводья одной рукой и, превозмогая чудовищную боль, в одно мгновение взлетел на скакуна и, даже не успев сунуть ноги в стремена, скомандовал ему "Вперёд!". Конь послушно зашагал по одинокой тропинке в лесу, а эльф в это время пытался достать в сумке бинты и болеутоляющее лекарство, и одновременно с этим сочинял замысловатые ругательства, никак не оскорбляющие Мин-Таэ, зато ярко и красочно характеризующие его состояние.
   Из-за столь оригинального способа вскакивания в седло раны вновь раскрылись и закровоточили. Не успел Ардалион кое-как перевязать их, накинуть плащ, удобнее устроиться в седле и, наконец, задуматься, куда он держит путь, как внезапно появилось острое чувство опасности. Эльф сразу же перехватил поудобнее поводья и собрался было понукнуть жеребца на рысь, однако Судьба и тут распорядилась по-своему.
  

***

  
   Не было во всем королевстве строения красивее, величественнее и изящнее, чем храм Мин-Таэ, находящийся в столице. Его помещение похоже на сад, полный цветов, предчувствия чуда и легкого смеха призрачной нимфы. Её присутствие легко угадывалось по душевному подъёму и уверенности, что всё в мире правильно. Юлиана не могла описать, насколько вжилась в этот божественный сад, она просто отдалась воле стихийных чувств: впитывала аромат каждого цветка, ощущала всем телом каждую травинку, будто бы стала одним целым со всем этим чудом, что окружало её каждый день, с рассвета до заката.
   Но, увы, так было не всегда.
   Сотни хмурых дней.
   Несколько ненавистных часов.
   Одна безумная минута.
   И всё.
   Эти люди умеют разрушать всё, к чему прикасаются. Даже призрачный отголосок мечты, даже спокойную атмосферу равновесия.
   Мин-Таэ так и не смогла заполнить своим влиянием, как-то оживить одинокий мёртвый уголок, где хранилось то самое воспоминание. Ужасное, трепетное, притягивающее и отталкивающее одновременно.
   Никто из людей не знал, что случилось с отступниками, но и не сомневался в том, что они получили справедливое наказание. Противостоять эльфам - значит, не принимать Бога. А этого не сможет простить даже Судьбоносная Нимфа. Юлиана уже давно решила для себя, что будет сражаться с ними до конца. До самого последнего проклятого орка!
   Теплый ветерок чуть тронул блестящие прямые пряди иссиня-черных волос и ласково погладил жрицу. Будто материнская рука вновь коснулась белой, словно дорогой фарфор, кожи, скользнула по щеке и растворилась в накатившем покое и безмятежности.
   - Не стоит растить в своей душе ненависть, Юлиана, - мягко произнес волшебный голос, ветерком пронесшийся по цветущему саду. Призрачные нотки божественного откровения донесли до почтительно опустившей голову жрицы смутную мелодию, столь непривычную для Судьбоносной Нимфы, что Юлиана вначале и не поверила. А потом, когда, наконец, догадалась оторвать взгляд от пола, вздрогнула всем телом, осознав, что заступила за допустимую черту, которая отделяет от божественного сада маленький уголок, пропитанный жестким ароматом стали.
   Бледный и тихий напев вдруг обрел краски и заплясал уже весьма ощутимым пламенем боли, варварской ярости и гнева, окутывая, все глубже вовлекая эльфийку в закаты и рассветы прежних кровавых времен Священной Войны.
   Храм был переполнен. Люди стояли молча, не двигаясь. Раненые терпели, стискивая зубы, умирающие висли на плечах собратьев, желая умереть стоя. Люди не понимали, отчего их собрали здесь. Не видели цели. Но все они знали, что мертвы. Даже оставь им победители жизни. Хоть подобие жизней! Это будет лишь существование, в котором нет места их чести. Нет места их пути, свободе, доблести, ярости. Все это ушло, смытое волей какого-то чужого бога, греющего слабых и повергающего в пропасть сильных.
   Они молчали. Мужчины не умеют плакать. Они умеют стиснуть зубы, и смотреть на врата, где вот-вот появится победитель.
   Победительница.
   Та, что пришла править, не сделав для этой земли ничего. И земля приняла ее! Приняла, впитав ее свет, и отвергнув тех, что были ее детьми много веков. Отдала победу в руки любимцев богов, решив, что власть не для человека! А с нею пришли эльфы. Прекрасные, почти идеальные создания, призванные править людьми. Не так. НАЗНАЧЕННЫЕ править. Будто и не было у людей своих правителей.
   Что ж, радуйтесь, рабы! Те, что молили о защите когда-то. Те, что заглядывали в глаза, прося суда и слова. Теперь вам будет раздолье!
   Хильдибранд зло сплюнул, но промолчал.
   Да и что сказать? Он проиграл. Жалкие остатки его ранее многочисленного войска сейчас здесь. И что с ними будет, угадать несложно.
   Хотя... она же добрая, эта нимфа. Хладнокровно убить пленных - это ведь не для нее! Она пришла в уже сформировавшийся мир и не знала его законов. Ей никто не сказал, что люди не оценят божественной добродетели. Ей только предстоит понять, что оставить врагов в живых, значит, посеять смуту...
   Или не понять?
   Свет, хлынувший из врат, ослепил его, но лишь на мгновенье. Уже в следующий миг воин сумел разглядеть тонкую девичью фигуру в потоке безжалостного света и едва удержался от еще одного плевка. Слева раздался не то сдавленный вскрик, не то хрип. Фроди, что до этого момента стойко держался, ухватившись за плечо старшего брата, вздрогнул, пошатнулся и непременно упал бы, если бы было куда падать, и если бы Хильдибранд не подхватил его здоровой рукой.
   Шаман, совсем молодой еще мальчишка, дрожал всем телом, пытаясь вырваться из потока всепроникающего света, буквально выжигающего его душу. Хрупкие нити, что связывают его с богами, одна за другой рвались, рассеченные этим безжалостным светом, оставляя шрамы, отзывающиеся дикой болью при любом движении.
   Но вот ее спокойный взгляд скользнул в сторону мальчишки, помедлил несколько мучительных биений сердца... И вдруг свет отхлынул от него, позволяя дышать. Позволяя вновь слышать.
   Сквозь ярость и боль Фроди был ей благодарен за это. За возможность до конца оставаться со своими богами и уйти вслед за ними во тьму, когда наступит его час. Скоро, совсем скоро он отбросит ненужное больше человеческое тело и побежит на четырех лапах туда, где слышны их голоса. Голоса павших в бою, но не предавших пути. Ставших их богами, детьми волка.
   Мин-Таэ заговорила. Свет, окутавший храм, слегка колебался, вторя ее словам, донося их даже до тех, чья боль заставила перестать слышать. Слова отдавались болью в их душах. Болью, куда более сильной, чем причинили клинки ее рабов.
   Ни тогда, ни позже, ни один из них не сказал бы, что понял эти слова, сказанные в храме. Не то язык им чужд, не то и слов-то никаких не было, просто ее божественные мысли расплескались по залу... Но все же поняли ее предложение.
   Возможно, она думала, согреть их. Думала предложить им место в ее мире, спасти и подарить радость. Ведь для этого она и была рождена!
   Но они услышали другое. Все как один готовы умереть прямо здесь, но не стать рабами, подобно всем этим слабакам, принявшим ее власть, словно благословение.
   Что ж... она оказалась готова к их ответу. Не понимала причины, но готова. Ее глаза нашли вождя восставших, пронзив его душу, как луч света пронзает тонкий шелк.
   - Ты вел их на мои полки, - голос ее звучал ровно и почти сочувствующе, - ты поведешь их дальше. Ты будешь жить, пока не падет последний из вашего племени.
   Свет изменился. В нем больше не осталось тепла и нежности, исчезла и пьянящая радость, что скатывается с их суровых душ тихим шелестом. Мертвый, безжалостный поток пронзил их, вызывая судороги, ломая, коверкая тела и души.
   Боль сотни людей слилась в один кроваво-алый ком, расплескавшись по стенам храма, стремясь вырваться, покинуть истерзанные души, подарить им, наконец, смерть, что они так жаждали! Но стены, осененные волей юной нимфы, стояли нерушимо, холодно взирая на страдания отступников.
   И только глаза Мин-Таэ, страдали вместе с каждым из них. Хильдибранд хорошо запомнил этот ее взгляд. Скорбящий, страдающий взгляд матери, вынужденной наказать своих непокорных детей. И он рванулся тогда из этой жалости! Рванулся в дикой, безумной попытке отстоять свою свободу.
   Он - воин! Да, побежденный, плененный, поверженный! Но никак не несмышленый младенец, которого следует отшлепать за неповиновение!
   Его кинжал рассек воздух, в последней попытке дотянуться до ненавистного врага. Но тут свет померк, оставляя в храме сотню существ, бывших некогда людьми, а ставших лишь отражением своей ярости. Их тела, исковерканные, еле живые, сотканы из всепоглощающего гнева, а глаза безумные, жестокие, словно дикий лед северных островов...
   - Нет! - Юлиана испугано отшатнулась от столь живых образов, чувств и мыслей. Нет, все это обман, лживые несуразицы, они не несут в себе ни капли истины! Это обман, обман, обман!..
   И сколь жрица ни повторяла эти слова, как молитву, здравый смысл с той самой безумной, холодной жестокостью доказывал ей обратное. Голова эльфийки раскалывалась на части от наплыва непривычных эмоций. Все было настолько живо и реально, что Юлиана поверила, будто это она сделала свой выбор вместе с орочьим вождем! Насколько близок был её разум к принятию его варварской позиции, насколько ярко и горячо звучал в ушах резких, отрывистый, злой ритм, отражение горькой жизни северного острова!
   Губы эльфийки двигались, подражая захватившей её разум мелодии, горящий взгляд скользил по знакомым очертаниям храма и не узнавал его! О, это сладкое упоение пламенным дыханием ненависти! Оно бодрит, горячит кровь, подчиняя своей воле и побуждая действовать, сейчас же!..
   Внезапно безумная мелодия оборвалась, словно нить, которой коснулась остро наточенная сталь. Только мгновение назад Юлиана готова была отдаться древним инстинктам подобно диким зверям, а уже стоит неподвижно, не зная, куда себя деть и что говорить. Но слова не понадобились...
   - Это ещё не все, дитя...
   Голос юной нимфы, пропитанный состраданием к растерянной жрице, пролетел мимо сознания Юлианы. Её захватили новые картины, новые чувства. Отчаянье, могильный холод, смерть, загробный шепот... тишина...
   Тишина была такой плотной, что, казалось, попытайся какой звук проникнуть сюда, так завязнет в ней, словно в киселе, так и не проникнув в помещение. И все же тишина не оставалась неподвижной. Тысячи голосов звучали в ней, не достигая ушей. Они пели, шептали, кричали... он чувствовал их кожей. Душа содрогалась от их присутствия, сердце колотилось, словно в бою, тело вздрагивало, готовясь не то к прыжку, не то к бегу. Но уж точно не к сражению. Нельзя сражаться с теми, кто умер много веков назад!
   - Мы и сами мертвы уже пять веков.
   Голос зашуршал откуда-то из теней, что прятались по углам комнаты. Вернее нет, вовсе не прятались. Скорее уж свет лучины дрожал, в ужасе пытаясь развеять их. Безрезультатно. Тени, что царили в этом проклятом месте, не удалось бы развеять даже солнцу. А впрочем, солнцу здесь неоткуда и взяться.
   - Фроди... перестань.
   Хильдибранд устало вздохнул. Этот спор длился уже очень давно, и конца ему не предвиделось. Да и кто скажет, прав ли воин или же шаман? В главном они сходились. А уж мотивы каждого - их личное дело.
   - Ладно, демоны с ним. Что тут у тебя?
   Новостей было много и в основном хороших. Похоже, их план наконец-то готов к осуществлению. Пятьсот лет им понадобилось, чтобы добиться хотя бы призрачного успеха! Призрачного. Что ж, те, кого давно считают не то демонами, не то умертвиями, смогут воспользоваться и призрачным шансом. Так даже и сподручнее.
   Первые годы они просто выживали. Их ненависть давала им силы, а ярость заставляла жить. Строить дома во льдах, обживать неприветливый край, обустраиваться как-то. Но ночи несли лишь холод и тьму, ведь ненависть не может гореть вечно. А люди есть люди, пусть и в шкуре неведомых доселе существ, им хочется тепла.
   Вот и стали они вглядываться в глаза своих женщин. Не блеснет ли где огонек, у которого можно согреться? Не мелькнет ли в льдистых очах тень ушедшего? И вот по неприветливым льдам уже скачут их дети. Дети, чьи тела сотканы из ярости родителей куда больше, чем из их любви.
   - Мы сделаем это. Ты понимаешь? Мы сделаем это, брат!
   Но вождь только покачал головой и пошел прочь от убежища шамана, где, и правда, не место живым.
   Сперва мальчик держался. Держался подозрительно хорошо. Хильдибранд даже радовался такой стойкости брата. Он - взрослый воин - и то готов был завыть на луну, отчаянно и зло, не имея никакой возможности по-другому излить свою ярость, а этот ничего. Только в улыбке его больше не осталось того детского веселья, которое он привык там видеть. И глаза. После превращения глаза всех его людей и его самого стали бесцветно-стальными, словно отражение этих ледяных скал, где им пришлось жить.
   Глаза же юного шамана превратились в черные, матовые, словно поглощающие свет. Они пугали всякого, кто заглядывал в них. Они пронзали насквозь, видя самые потаенные углы души. Видя боль, отчаяние и ярость. Все те же чувства, многократно усиленные сотней повторений.
   Но время шло. Люди обживали остров, разрабатывая серебряные копи, так щедро пожалованные победительницей, налаживали торговые связи. Постепенно их перестали бояться. Да и что бояться монстров, которые всё равно не могут покинуть свое обиталище? К ним привыкли! Наверное, даже детей пугают их именами. Вроде бабайки.
   Вождь ухмыльнулся своим размышлениям. Интересно, кем был тот бабайка до того, как люди слепили из него безобидное пугало? И тут же нахмурился, вспомнив день, когда всё вдруг кардинально изменилось.
   Он шел тогда вот так же, как сейчас, по бревенчатой мостовой, вдоль длинного дружинного дома, собираясь сойти к морю и лично посмотреть на новых купцов, прибывших на Исгерд и теперь ожидающих его позволения торговать здесь, когда странный холод, отчетливо различимый даже на здешнем ветру, коснулся его лица.
   Хильдибранд замер, прислушиваясь к своим ощущениям, и шагнул с тропы в тень, где заметил какое-то шевеление.
   Мальчишка... да нет, какой мальчишка, ему уже больше ста лет! Шаман стоял, слегка покачиваясь, словно от ветра, и держал на вытянутой руке труп ворона. У птицы оказалась свернута шея.
   - Брат? Это ты? Смотри-ка!
   Шаман распахнул свои жутковатые глаза и... ворон вздрогнул. Хрустнул сломанными косточками, взмахнул крыльями, поудобнее устраиваясь на вытянутой руке.
   - Что это?
   - Смерть. Это смерть, вождь! Я могу ею управлять!
   Птица хрипло каркнула и, с трудом подпрыгнув, тяжело оторвалась от хозяйской руки, расправляя чернильные крылья. На фоне вечно хмурого серого неба растрепанный ворон казался грозным предзнаменованием грядущих свершений. Пугающее, волнительное, но и сильное, вселяющее уверенность. И прежде всего - уверенность в том, что их жажда мести, пылающая во многих сердцах, не покроется бездушным льдом, что настанет час, когда мир отторгнет эльфов, вновь вспомнив про свое первое дитя - человека.
   Создание чернокрылого умертвия оказалось пусть и спонтанным, но, несомненно, очень значимым шагом вперед, по пути, проложенному их предками!
   Шаман, охваченный радостным предвкушением будущих забав, тихо просвистел какой-то непонятный, отрывистый ритм, и птица послушно опустилась ему на плечо да там и замерла каменным изваянием.
   С тех пор они не разлучались. Спятивший шаман и его мертвый приятель, отрастивший со временем острые зубы и внушительные когти.
   Но Фроди не боялся потерять контроль над этими странными и опасными существами тьмы, он наслаждался, упивался своей властью над мертвыми, мог неделями, месяцами не вылезать из своих подземелий. Его глаза становились все более страшными с каждым прожитым годом. Эти глаза, будто провала в бездну, заставляли вождя постоянно помнить, кто им помог обрести надежду на свершение мести.
   А надежду им дал именно он, Фроди. Он жаждал покарать и уничтожить ту, что заточила его в клетках заледеневшего острова, но силы не хватало даже на малейшее сопротивление её божественной воле. И тогда шаман решился.
   Этот жуткий и опасный ритуал должен был навеки остаться в прошлом, окутанный тайнами и недомолвками. Несмотря на это, шаману все же удалось выцепить драгоценные обрывки знаний из острых когтей самой смерти, однако же и награда, и плата за самоуправство будет высока.
   Но ритуал призвания безымянных теней того стоит. Уж теперь он покажет этой светлой нимфе настоящую силу, способную повергнуть в смятение даже самых древних и сильных богов!
   Шаман еле успел в положенный срок завершить приготовления, но вот, полнолуние вошло в свои права, щедро даря свое покровительство как праведникам, так и самым отъявленным негодяям. И запах крови полноводной рекой разлился по пещере, укрывая древнее колдовство от чужих глаз подобно крыльям чарующей ночи, вытесняя терпкий, почти невыносимый аромат сгорающих в жаровне трав.
   Фроди вдыхал гремучую смесь, стараясь не пропустить ни частицы витающей в воздухе силы, и вот высокие темные своды раздвинулись, являя взору шамана глубокую, бесконечную тьму.
   Где-то далеко, будто из другого мира, он слышал слабеющий звук - биение сердца. Его сердца! Умирает? Возможно. Это больше не имело для него никакого значения. Ни смерти, ни жизни не нашлось места в этой загадочной тьме, куда слепо смотрели его жуткие черные, широко распахнутые глаза.
  

Тени. Шорохи ушедшего.

Похоронены там, в глубине души,

Болью отблески сгоревшего

Факела, светившего в ночи...

  
   Смутные тени, когда-то живые, когда-то умершие, но так и не получившие ни имени, ни покоя, они не виднелись или, скорее, ощущались телом, слухом, трепещущим обонянием. Шаман просто знал, что они придут, почуяв свежую кровь. Придут, оглушенные жаждой, которую не утолить и сотне кровавых рек.
  

Холод. Лед терзает душу,

Не согреть ее ни песнею, ни элем,

Пламя ярости горит и сердце сушит,

Только ненависть во мраке не согреет...

  
   Запястья заломило от холода. Вместе с кровью из тела уходила и вся его сила, старательно накопленная годами подготовок. Сила, способная стереть с лица земли несколько человеческих селений, но не сдвинуть даже волос на голове отродий нимфы!
   Что ж, это можно изменить.
   Жадно пьющие тени постепенно наполнялись его кровью, его душой, его сутью. Они пили из него и постепенно сами становились им, а освободившееся место занимали ещё двое. Их было много!
   Фроди била крупная дрожь от быстрой потери крови, но даже страх потерять жизнь не остановил его. Он знал, это лишь иллюзия. Знал, что корчатся сейчас в немом экстазе только самые сильные, самые большие князья этого безумного, бесконечного мира теней. И знал, что его крови хватит всем.
   Шаман чувствовал, как границы его "я" раздвигаются, проникая в беспокойные призрачные тела, как затихают, падая на дно его сознания, мятущиеся личности тех, кто не достоин даже имени. И теперь их сила, сила безымянных, становилась его!
   Они пили горячую кровь, отдавая взамен все, что еще осталось от их существования, а вслед за ними шли меньшие тени, как привыкли идти за своими хозяевами еще при жизни. Они плыли по воздуху подобно безобидным черным облакам, сливаясь постепенно с великолепным, будто сотканным из чистой тьмы, существом, которым он становился.
   Беспокойные тени сами стремились к нему, уже не прося никакой платы. Их влекла к себе та почти бездонная пустота, та бездна, которой он стал. Бездна, куда можно было упасть, сбросив оковы призрачного существования и заснуть навсегда, растворившись, наконец, в столь долгожданном покое.
   Покой, такой желанный и такой недоступный для этих падших существ!..
   Фроди вбирал их в себя с той же скоростью, с которой до этого отдавал свою кровь. Он чувствовал, как поет в его жилах и злая, темная сила, как она наполняет его могуществом, перед которым не устоять никому.
   Даже эльфам.
   Даже нимфе.
   Хильдибранд нашел его только утром следующего дня. Бледного, залитого кровью, исхудавшего и бессознательного. Лежащего у давно потухшей жаровни с такой победной улыбкой, что сразу становилось ясно: шаман преуспел в том, что затеял...
   Еле живая, эльфийка вывалилась из жуткого состояния полусна-полуяви, в которое попала по собственной глупости. На этот раз виною всему оказалось могильное дыхание теней и еле ощутимое присутствие смерти, хотя и этого хватило, чтобы едва не лишить рассудка светлую, невинную душу. Как можно впитывать силу ушедших, самых гнусных и отвратительных существ, впускать в себя и позволять раствориться в глубинах собственной души!
   Если настолько омерзительным казалось даже просто наблюдение за ритуалом глазами сумасшедшего орка, то что уж говорить о состоянии Юлианы, на собственной шкуре прочувствовавшей все прелести посещения мира тьмы!
   Но ведь ей понравилось! Она ощущала радость, прилив сил и полную потерю контроля над пьянеющим разумом. Как же это произошло? Такого в принципе не может случиться! Жрицей Нимфы становятся только те эльфийки, чьи души чисты и не затуманены излишними подозрениями!
   Вера. Одна лишь вера способна прекратить завораживающий полет подлой мысли и стереть это из памяти, чтобы никогда не помнить ненужные сомнения в силе Судьбоносной.
   - Верь, Юлиана, и тебе подчинится даже буйствующая стихия, - именно эту фразу эльфийка услышала от вечно юной Нимфы в их первую встречу, около пяти лет назад. Илиодор, будучи уже тогда Властителем, взял в жены младшую жрицу не по любви или привязанности, хотя со временем и это пришло. Просто так должно было случиться. На то воля Прекрасной Мин-Таэ.
   - Твоя вера сильна, дитя, - голос нимфы звенел, словно подвешенный в воздухе, - однако ненависть уже пустила корни в твоей душе. Удел бедных - гордость, но и её можно переступить. Удел богатых - пресыщение, его преодолеть ещё проще. Удел разбойника - окровавленный клинок и беспрестанный крик людей, погибших когда-то от его руки, однако многие оказываются глухи к этим мольбам. Удел же Жрицы - лишь чистота помыслов и вера. Но никак не ненависть! Она может сжечь в один миг все то, что ты взращивала в сердце долгие годы!
   - Но, прекрасная!.. - Юлиана попыталась возразить, однако поняла, что разумнее будет промолчать. Нимфа легко рассмеялась возмущению своей жрицы. Она такая смешная в своем стремлении сделать мир лучше, полностью избавить его от присутствия тьмы! Она истинная дочь Бога.
   Но кровоточащие ростки в её душе волновали Мин-Таэ все больше, и настал момент, когда она, наконец, шагнула за край благословенной тишины и покоя. Она попала в мир, полный непривычных мыслей, замешанных на воинской гордости, чести и абсолютной свободе.
   Чужие боги, чужие лица, они мельтешили перед взором Юлианы и сейчас, это видно по её необычайно взволнованному лицу. Жрица пытается сопротивляться влиянию тлетворной ненависти, но битву явно проигрывала.
   Что ж, значит, ей пора узнать всю правду. Даже ту, что таит в себе ужасные последствия божественной ошибки.
   Да, Судьбоносная ошиблась. Мин-Таэ убедила сама себя в том, что её надежды на победу разума в битве с гордостью и честью оправдаются, но совсем позабыла об обычных человеческих чувствах.
   Каждая мать, каждый отец ради своего ребенка готовы и тела безымянным продать! Забота, семейное счастье и любовь, вот чего лишились из-за нее отступники. И в этот раз им в сотни раз больней, чем было тогда, пятьсот лет назад.
   Однако же вместе с этим нимфа не желала зла безвинным детям, она не могла спокойно смотреть на то, как они растут, живут и умирают среди белоснежных снегов и грубых льдин, не видя больше ничего в этом замечательном мире! Это должно рано или поздно прекратиться.
   Мин-Таэ, еле улыбнувшись, дотронулась до горячего, покрывшегося испариной лба Жрицы и даровала ей спокойный сон. Но прежде она увидит то самое промозглое осеннее утро глазами мудрого вождя отступников.
  
   На остров пришло холодное раннее осеннее утро, каких вождь видел великое множество. Остров еще спал, лишь в некоторых домах тонкий слух орка улавливал какое-то движение. До рассвета оставалось несколько часов, и большинство его подданных еще только собирались просыпаться.
   Но не все. У пристани заметно вялое мельтешение. На рассвете должен подойти купеческий корабль, а значит, к этому моменту все должно быть уже готово.
   И что его каждый раз будит? Спал бы себе спокойно и спал! Так нет ведь! По привычке, оставшейся еще с самых первых лет такой вот торговли, когда все приходилось осваивать буквально с нуля, Хильдибранд лично присутствовал на пристани, наблюдая за погрузкой-разгрузкой, оговаривая цены и договариваясь о будущих сделках. Как будто больше этим заниматься некому!
   Он поравнялся с входом в самый близкий к пристани дом, когда услышал странный, вибрирующий и, вместе с тем, мелодичный звук. Как будто сам воздух, само пространство вокруг, вдруг запело, зашептало едва слышно, сотнями чистых, звонких голосов. Что-то происходило вокруг, что-то чего он не понимал, но от чего не ждал ничего хорошего. Такая легкая, танцующая красота сопровождала каждый шаг, каждое движение жрецов нимфы, что сулило только новые унижения и неприятности. Что же понадобилось эльфам на его острове?
   Они просто шагнули из ниоткуда. Он увидел троих сразу, по одному на каждый дом. Изящные, грациозные, бесконечно прекрасные существа, будто насмешка над уродливым обликом здешних жителей. Будто назидание, поучение пожелавшим остаться свободными.
   Хильдибранд попытался двинуться к ближайшему эльфу, узнать, что им надо на острове, но не смог сделать и шага. Земля плотно удержала его за ноги, а воздух окутал сильное тело невидимой, но совершенно непроницаемой пеленой.
   Ни шевельнуться, ни дотянуться до рукояти топора не казалось возможным. Хозяева позаботились, чтобы пленники не помешали их неведомым целям. Сердце вождя бешено заколотилось, порождая гул в ушах, заставляя почти панически биться в невидимых оковах. Что же происходит?! Что за наказание она придумала за пятьсот лет?!
   Первый крик раздался издалека, из центра острова. Крик отчаянный, яростный, полный угрозы и беспомощности. Слов не разобрать, да и не было там слов, только рык попавшего в капкан зверя. Затем еще один, уже ближе, потом ещё, и вот весь остров утонул в этом жутком, кромсающем сердце вопле.
   Он бы и сам закричал, если бы все еще способен был дать волю боли и отчаянию. Если бы не так крепки были стены самоконтроля.
   Эльфы выходили молча. Сначала они еще пытались что-то втолковать перепуганным матерям, но очень быстро поняли, что это бесполезно. Их попросту не понимали. Не хотели понимать! Глядя в эти злобные, пылающие жаждой крови глаза, они все больше убеждались в своей правоте и в мудрости прекрасной нимфы. Нельзя оставлять детей здесь! Нельзя дать им превратиться в таких же бессмысленных, злобных существ, не способных понимать ничего, кроме своей ярости!
   Они выводили их за руку, покорных, сонно переставляющих ноги, выносили на руках сладко спящих младенцев. Они забирали с собой всех, кого ещё можно было спасти...
   Эльфы выходили - и исчезали, растворяясь в предрассветных сумерках. Просто таяли в полыхающих зарницах, оставляя за собой униженных, жаждущих мести существ, много поколений назад разучившихся плакать. И их вождя, оглушенного, едва живого от попыток выбраться из объятий ветра, что оказались крепче стали. Любая сталь попросту раскрошилась бы на мелкие части от такого напора! Но ветер был неумолим.
   - Брат! - Фроди потряс его за плечо. - Ты жив?
   - Я убью их.
   Это не было угрозой. Не было намерением. Он просто знал это. Просто знал, что иначе не может случиться.
   - Да. И я тебе помогу в этом. А теперь вставай и иди на пристань. Нам понадобится оружие, - казалось, шаман просыпался от многовековой спячки, и на мгновение Хильдибранду самому стало жутко от ледяной решимости брата, от холодной деловитости, с которой тот пустился в планирование, - нам понадобится многое, и купцы могут в этом помочь. Но не сейчас, в следующий раз.
   Вождю показалось, что Фроди совершенно не волнуют украденные дети, да и эльфы тоже, что его волнует только подвернувшаяся, наконец, возможность опробовать на деле свои новые шаманские способности. Он уже даже открыл рот, чтобы одернуть брата, напомнить, кто же здесь командует, но закрыл, так ничего и не сказав.
   Каковы бы не были цели шамана, они совпадали с его собственными. Их надо убить.
   - Иди на пристань! Там никого нет, а корабль уже причаливает.
   - Да... сейчас. Сначала нужно...
   Нужно что-то сказать оркам. Не успокоить, как их успокоишь после такого?! Но сказать, что у него все под контролем, не допустить самовольного бунта, не дать обозленным родителям испортить его месть. Они должны сражаться! Все вместе. И он поведет их вперед. Поведет по забытому пути воинов, куда бы этот путь не вел!
   Но пока надо собраться с мыслями, поскорей вернуть на лицо столь надоевшую маску равнодушия. Хильдибранд зло сплюнул при виде ежащегося от холода торгаша. Лишь бы не сорваться, не убить. А там уже посмотрим, чья правда победит.
  
   Промозглый северный ветер пробирал до костей, может, только привыкшие орки здесь не замерзали, а вот Бажен зябко ежился вот уже минут двадцать, поплотнее укутываясь в тулуп.
   Холодно здесь. И как только вода не замерзает на таком ветру! Но дело есть дело и погода ему помехой быть не может! Но где же носит это страшилище, которое всем тут заправляет? Хоть какое-то уважение к замерзающему купечеству проявить можно!
   Хильдибранд появился как раз в тот момент, когда вусмерть замерзший мужчина уже готов был плюнуть на прибыль и отплыть восвояси с известием, что орки сошли с ума окончательно и торговать не желают.
  -- Ну, наконец-то! - холод притупил страх перед чудищем, и Бажен даже изобразил какое-то подобие гнева. - А я уж думал, вы не придете!
  -- Дела! - вождь поморщился, едва не доведя купца до конфуза. - Что там у тебя?
   Жуткое страшилище перестало скалиться и молча прошло на корабль. От обычно презрительно-спокойного вождя веяло такой безысходной ненавистью, что Бажен поспешил перейти к делу, не пытаясь больше предъявлять претензии.
  -- Эмм, а вот, все, как договаривались...
   Орк молча обошел разложенные на палубе образцы, спустился в трюм, мельком оглядев ряды мешков и бочонков, и не торгуясь кивнул на упакованный в рогожу штабель серебряных слитков, принесенный двумя орками помладше. Теми, кого она посчитала уже пропавшими, недостойными для перевоспитания на материке. Впрочем, так оно и лучше. Чем больше рук, привыкших держать оружие в руках не реже ложки, тем лучше.
   Ни одного лишнего слова, жеста или взгляда. Казалось, орк едва сдерживается, чтобы не броситься на перепуганного человека и не разорвать его голыми руками. Чем он мог вызвать такую немилость, Бажен не знал, и вовсе не был уверен, что такое поведение не является для местных жителей обычным. В прошлый и первый его приезд сюда, все было, вроде, мирно, но кто знает...
   За разгрузкой товара и погрузкой серебра молодой купец решил наблюдать с палубы, подальше от злобного монстра, так искусно прикинувшегося мирным в прошлый раз. Так и стоял, замерев изваянием, вздохнув свободно, только когда корабль отчалил от неприветливого берега. И что такое на этих орков нашло?..
   У Хильдибранда мелко дрожали руки. Ощущение, доселе совсем незнакомое, на поверку оказалось отвратительным, постыдным, и это злило его еще больше.
   Они просто пришли и забрали их. Забрали надежу, саму жизнь! И, как ни в чем ни бывало, продолжают посылать людей торговать. Как будто есть хоть какой-то смысл жить на этой проклятой ледышке!
   Он шел среди тихих, будто бы мертвых домов, вслушиваясь в приглушенные вздохи-всхлипы, чувствуя спиной взгляды своего народа. Неужели все так и останется? Неужели они ничего не сделают? Неужели даже не попытаются? Что с того, что враг сильнее? Что с того, что смерть беззубо скалится, радостно ожидая очередного самоубийственного бунта? Неужели те, кто когда-то правили этим миром, безропотно дадут себя обесчестить?
   Нет. Не дадут. Мутная, тяжкая ярость, ставшая привычной за века, проведенные в заточении, выплывала из глубины души, окутывая всё его существо, заставляя выпрямлять спину до ломоты в тугих орочьих мышцах. До крови закусывать губу, пропарывая ее острым клыком и ощущая во рту резкий металлический привкус.
   Все повторяется. Все повторяется. Ему уже приходилось видеть это. Чувствовать, как впиваются в его, тогда еще человеческое тело стальные оковы. Слышать свой собственный почти звериный рык и чувствовать полное бессилие в бесплодных попытках сделать хоть что-нибудь. Видеть, как эльфы бережно выносят из его дома его дочерей, мирно спящих в крепких руках, видеть, как они идут к площади, старательно отводя глаза от трупа его жены.
   Видеть... как бы он хотел ослепнуть тогда! Ослепнуть, оглохнуть, а лучше и вовсе перестать существовать!
   Но воину не престала слабость.
   Воину престало взять себя в руки, сковать тело оковами воли, что сильнее стальных, и смотреть. Смотреть, чтобы не пропустить ни одной детали. Смотреть, чтобы запомнить, чего стоит любовь Нимфы.
   И снова, как в насмешку.
   Они просто пришли, как хозяева в барак к рабам. Как крестьянин на грядку, где поспел урожай. Пришли и забрали все, что имело смысл для его людей.
   И он снова стоял, как тогда, замерев в горячечной ярости. Стоял, запоминая каждого, пришедшего на его остров. Запоминая их лица, их движения, запоминая запах. Он знал, что рано или поздно, найдет каждого.
   Вот только никакого "поздно" теперь быть не могло. Если не собственная ярость заставит сбросить наконец-то эльфийское иго, то больные, полные глухой тоски и ненависти взгляды, на которые он отныне будет натыкаться, стоит только выглянуть на улицу.
   Что ж, он всегда знал, что наступит время действовать. Все ждал, непонятно на что надеясь, прятал клыки, выдавая оскал за вежливую улыбку.
   Но тогда еще было, зачем пытаться выжить. Было что терять. Теперь же...
   Пожалуй, Хильдибранд даже испытывал странное облегчение от того, что больше не нужно ждать. Можно, наконец, избавиться от чувства собственного бессилия и не думать о том, выживет ли хоть кто-нибудь из тех, кого он клялся когда-то защищать. В любом случае, все кончится уже очень скоро, и тянуть дальше не имеет смысла.
  

***

   Одинокий всадник на лесной дороге. Что может больше располагать к нападению? Уж на этот раз хитрец не сбежит! Дорога всего одна, деваться ему некуда, да и камень он, разиня, тоже умудрился потерять, что несказанно радовало замерзающих татей, прячущихся за густыми еловыми лапами.
   Нужный им эльф задерживался, и люди начали нервничать. Торчать в сугробе было делом неблагодарным, а мысль о деньгах грела только первые три часа ожидания. Солнце перевалило за полдень, а клиент все не появлялся. Да и вообще никто не появлялся! Хоть бы согрелись, пока грабили...
   Условное уханье смело сонное оцепенение, немедленно приводя пятерку рубак в боевую готовность. Кто угодно, только бы больше не торчать в сугробе!
   Уже знакомый всадник показался из-за поворота, явив миру понурый вид и какую-то неуверенную посадку. Алиша, любопытно выглядывающая из-за елки, попыталась пошире раскрыть глаза, чтобы не пропустить ни одной детали. Ей уже виделся холст, где она изобразит эту дорогу, морозный полдень и эту фигуру, словно выточенную из благородного нефрита. "Скорбящий герой". Вот как она его назовет!
   Подзатыльник дяди выдернул юную художницу из грёз, заставив разом вспомнить свою роль в предстоящем злодействе. Девчонка выпрыгнула на дорогу и резко выбросила вперед руки, освобождая зажатую в них сеть.
   Если эльф и планировал сопротивляться, то не успел, получив по затылку увесистым булыжником, бережно отогретым за пазухой главаря этой небольшой ватаги.
   Всадник без чувств скатился с седла, а его конь почему-то не испугался, не бросил хозяина, как поступило бы нормальное копытное. Жеребец осторожно, будто пытаясь не сделать больно, перевернул эльфа на спину, и все заметили, что у этого остроухого сильное кровотечение. Это объясняло и его слабую реакцию, и неуверенную посадку, будто он вот-вот сверзится. Впрочем, не умрет же он! А уж как прибудет на место - так пожалеет, что дернулся куда-то из столицы!
   Пока остальные наемники связывали пленника и пытались оттолкнуть от него упорствующего коня, Алиша, лопаясь от любопытства, заглянула дяде через плечо и присвистнула. Камень перемещения с башни Тиит! Это ж надо, какое сокровище! Да и дядя Бугор тоже хорош, не сказал ничего. Алиша уже к путешествию в Альвгерд подготовилась, а тут такая новость! Хотя и на действие камня тоже посмотреть любопытно.
   Маленькая разбойница не раз слышала, какие байки рассказывают люди про башню Тиит, хотя эльфы, раз услышавшие подобные бредни, только разочарованно качали головами. А однажды, когда дядя провернул особо удачный заказ и решил отметить это дело в трактире, Алише повстречался молодой шаман, ученик ещё, хотя в Кёйсоне запрещена такого рода деятельность. Ну да, воровство и грабежи тоже, по сути, являются тяжелыми преступлениями, вот только королевство-то большое, а эльфов в нем гораздо меньше, чем людей.
   Так вот, шаман этот, Свейн, шепотом поведал любопытной художнице на ушко, что тому, кто заберется на самую высокую точку башни, откроются все тайны, включая загадочное исчезновение древних богов и появление Нимфы, дочери единого Бога. Почти пятнадцать лет назад в эту башню пыталась проникнуть горстка самых сильных (и любопытных) шаманов из тех, что остались, но их намерения разгадала эльфийская разведка, и людям пришлось облизнуться: тайны на то и тайны, чтобы их покрывали тяжелые пластами времени и плесени.
   - Дядя, а откуда у тебя... - Алиша было задала вопрос, но главарь этой небольшой ватаги только ткнул её локтем в бок, чтоб лишнего вслух не болтала, и кивнул своим воинам. Те разошлись в разные стороны, и еле-еле отволокли подальше упрямого жеребца, остался недвижим лишь раненый эльф, очнувшийся, но по-прежнему крепко связанный.
   Главарь не без труда отломал маленький кусочек от цельного темно-фиолетового камня и обошел пленника по кругу, замыкая его в кольцо перемещения. Чтобы преодолеть барьер, нужно многим пожертвовать. Хотя соблазн оставить драгоценной камешек себе был велик, наемник все же безжалостно раскрошил в пальцах отломанный огрызок ценной породы и щепотью кинул в центр, прямо на эльфа.
   "Что ж, - подумала Алиша, уныло разглядывая обгоревшие края кольца и черную от копоти траву внутри него, - надеюсь, дядя ничего не перепутал и отправил его куда нужно. Хотя... если представить себе объявшее идеальную фигуру эльфа пламя и полное адской муки выражение лица... Какая картина из этого получится! Шедевр!"
  

***

  
   Тарек увидел Тин только под ночь, когда та, наконец, явилась в своё логово. Она выглядела ничуть не уставшей или запыхавшейся, даже какой-то умиротворенной и задумчивой, только снег на её лице и одежде красноречиво поведал о том, какое количество времени подруга провела на улице. А ведь парень пообещал себе, что не спустит с неё глаз во время их совместной прогулки к деревне!
   Хуже того могло быть только то, что маски на лице упырице уже не было.
   - Тин, ты - глупое и бесчувственное животное! - рассержено сказал Тарек. - Вместо того чтобы предупредить волнующегося меня или хотя бы нацарапать записку когтем на стене логова, ты мотаешься неизвестно где, неизвестно с кем и неизвестно, с какой целью! Ты хоть знаешь, что могло произойти?! Тебя могли заметить или узнать, и убить! Так просто умершие не встают из своих могил, хоть что там родные не сделают, чтобы вернуть тебя назад!
   Мгновенно позабыв о том, чтобы равнодушно указать Тареку на определенное сходство с его мамой, Тин чуть не задохнулась от внезапной догадки. Конечно же, она не могла сама вернуться в уже мертвое тело, её туда насильно кто-то вернул! Кто-то, обладающий великой силой, причем силой смерти. Хм... Что-то такое девушка припоминала, но мысль ускользала как можно дальше, лишь бы оттянуть светлый миг прозрения. Светлый миг... светлый...
   - Ну, что ты молчишь? - Тарек, всё это время самозабвенно расписывавший подруге все прелести окончательного упокоения, что сулили ей прогулки по деревне в одиночестве, вдруг почувствовал, что внимание Тин им безвозвратно потеряно, и благоразумно заткнулся. А вот сама упырица, интуитивно уловившая весь смысл его долгой речи, удержаться от ответа не смогла.
   - Ты сам подумай, Тарек, хоть раз поставь себя на моё место! Ты думаешь, мне лучше, когда я вместо того, чтобы играть с сестрёнкой, лишь наблюдаю за ней из-за кустов, опасаясь потерять над собой контроль? Или когда я хожу в своем мертвом теле по этой холодной земле вместо того, чтобы уйти вслед за матерью, туда... Туда, откуда, как всегда думали люди, не возвращаются!
   Даже эльфы, насколько знала Тин, ещё не открыли способ вернуть светлую душу из Обители Мин-Таэ. Ведь это получится святотатство! А вот кто-то нашёл. Да ещё и воспользовался, зараза. А значит, он не шибко верующий, раз решился отобрать у Прелестной Нимфы принадлежащую ей по праву душу. Душу, принадлежащую Нимфе?.. Душу Нимфы...
   Тарек тихонько присел рядом с задумчивой подругой на кучу тряпья, сваленного в одном из углов пещеры и служившего ей постелью.
   - А ты помнишь, как было... там?
   Упырица непонимающе посмотрела на парня.
   - Там - это где?
   - Ну... - Тарек изрядно смутился, будто ему приходится объяснять несмышленому, но уже жутко любопытному ребенку, откуда берутся дети. - Там... в Обители Нимфы. Ты же там была, когда... Ну, когда тебя убили...
   - А, ну да, - Тин, наконец, поняв, о чем речь, невесело усмехнулась и прикрыла глаза. Неясные образы мелькали перед её внутренним взором и мешали разговору. - Да, я там была. Обитель Нимфы, где царит бесконечный свет и запах материнской любви... А ещё - какой-то совершенно иной аромат упрямства, свободного бега и волчьей шерсти.
   Тарек уже мечтательно подумывал о том, как там, наверное, хорошо, когда до него дошел смысл последних слов.
   - Волчьей шерсти?!
   - Это древнее существо, - немного отстраненно пояснила девушка, - прибежище для староверцев, язычников и шаманов. А ещё есть тьма. Но она холодная, безумная и жестокая. Эти тени не знают жалости.
   Тин тряхнула головой и открыла глаза. Все, что она сейчас сказала, всплывало в её памяти само собой, но стоило на этом сосредоточиться, как воспоминания разлетались стайкой испуганных птиц.
   - Знаешь, Тарек, мне кажется, что я узнала или обрела нечто такое, что помогло мне держаться здесь без нужной обычному упырю еды. Ведь до Великого Перелома (5) Мин-Таэ ещё не имела такой власти в этом мире, как сейчас. Значит, и упыри были страшными, кровожадными зверями. А я пока ничего, держусь. Но, чувствую, это ненадолго. Мне придется найти способ освободиться. Наверное, я должна либо найти того неверующего недоумка, и откусить таки ему слишком хитроумную голову, либо броситься на осиновые колья, которые для меня подготовят добрые и отзывчивые соседи. И знаешь, мне больше нравится первый путь. Всё-таки месть должна удовлетворяться. Даже ценою собственной жизни. Вернее, не-жизни.
   Тарек сидел молча и лишь хмурился. Под конец, он решительно поднялся и повлек за собой подругу.
   - Ты права, Тин. Нам надо отомстить.
   Упырица удивленно округлила глаза:
   - Нам? А тебе-то с какой стати желать смерти этому ублюдку?
   - Ты сама ответила на свой вопрос.
   - Нет, Тарек, правда! Ведь в том, что я умерла, виноваты вовсе не какие-то колдуны или ведуньи, это разбойники. Никто никогда не знает, где они будут через минуту, час или месяц. Они слишком непредсказуемы и опасны. Связываться с ними себе дороже получится - и заказ не выполнят, и деньги заберут. А самого заказчика в яме выгребной утопят, если не хуже...
   - Но ведь не все люди трепещут перед ними. У кого-то есть, что противопоставить их наглости, жестокости и силе. Возможно, это эльфийское оружие, человеческая хитрость или...
   - Колдовство, - сквозь зубы прошипела Тинайа, до боли сжав кулаки. - Я найду его. Я найду эту сволочь и убью его.
   - Погоди, не торопись, - парня неожиданно осенило и он, хмурясь, раздумывал, как бы потактичнее высказать внезапно навестившую его мысль. В конце концов он плюнул на все ухищрения и решил сказать напрямую. Авось не взбесится. - Извини, конечно, что я напоминаю, но разбойники убили не только тебя, но и Льесту. Так что теперь у нас получается целых два вопроса: зачем нужно было поднимать тебя, и почему не подняли и Льесту тоже?
   - По-моему, два упыря на одну отдельно взятую деревню - это уже перебор, - поморщилась Тин. - И в самом деле, колдун же не всемогущий! Может, у него силы закончились или артефакт какой-то разбился? Мало ли?
   - Все зависит от того, какую цель он преследовал, поднимая тебя. Давай посмотрим, что в тебе такого ценного, что могло бы заинтересовать некроманта. Итак, Тинайа, девятнадцати лет от роду, человек, жила с матерью и сестрой эльфийкой в маленькой деревушке Сумяты. Ранее, когда тебе было всего шесть лет, отец ушел из семьи... А по какой причине, ты не знаешь? Кем он вообще был, этот эльф?
   Тин передернулась. Ей было неприятно вспоминать о тех временах, когда её отец, чистюля-эльф, не выдержав деревенской жизни, быстренько собрал вещички и отвалил в столицу. К более уютной и цивилизованной жизни.
   - Никто не знает. Может, мама была в курсе, но я и в этом не уверена до конца. Он уехал, как сказал, по делам, в столицу, и не знал сам, когда вернётся. По-моему, он даже не собирался возвращаться, хотя и оставил лесты дома.
   - Так клинки на самом деле принадлежат ему? - удивился парень. - А я думал, это твое наследство.
   - Это и есть мое наследство, потому как кроме меня, ими никто больше пользоваться не умеет, - раздраженно отмахнулась упырица. - За исключением, может, твоего отца, но он, как ты знаешь, нашим родственником не является. И потому клинки перешли ко мне по праву. Но я поняла, к чему ты ведешь. Мог ли этот эльф быть кем-то знатнее рядового сентаки(6), да? Отвечаю - мог бы, раз имел в арсенале такое редкое оружие, потому и бросил скучную деревенскую жизнь.
   Парень кивнул, подтверждая её догадку, и продолжил:
   - А, насколько нам известно, могущественные некроманты обитают на вполне известной территории. На запретном острове, куда не ходят корабли и не летают птицы. Хотя эта людская молва слишком уж приукрасила возможности некромантов. Всё-таки, еды на северном острове не так уж и много, а значит, они должны её как-то зарабатывать. Допустим, в их водах водится какой-то особый вид рыбы. Тогда островитяне не упустят возможности обменять эту рыбу на столь ценные продукты и одежду.
   - Но торговля-то не ведется!
   - Если тебе что-либо не известно, это не значит, что этого не существует, - терпеливо пояснил Тарек. - Если никто не видит, как корабли отправляются на Исгерд, это не значит, что остров полностью изолирован! Да и военный порт Альвгейрд не для украшения там построен и действительно размещает военный флот в целях защиты границы от островитян. Но среди них вполне мог затесаться, по крайней мере, один торговый корабль. В идеале их должно быть штуки четыре-пять, но, опять таки, это зависит от количества населения, которое нам неизвестно. Итак, что мы знаем в конечном счете? - парень подвел итог. - Во-первых, тебя поднял некромант с Острова Исгерд. Во-вторых, отец твой, вполне возможно, какая-то большая шишка в Совете, будет каким-то образом связан...
   - Ой, не смеши мои клыки, они и так все время улыбаются! - фыркнула упырица. - Чтобы этот эльф сделал что-нибудь ради меня - да ни в жисть! Может, для мамы он что-то и сделал, или, крайний случай, для Эликке, но не для меня.
   Тарек только молча сглотнул. Ему пришла в голову совершенно невообразимая мысль. Вот только сказать её - значит, ранить Тин, а она и так уже вся в шрамах. Пусть их и не видно на коже.
   - Ну, что ты замолчал-то? - Тин насмешливо поддела Тарека. - Думаешь, я сама не догадалась до этого? Для меня это стало такой же мечтой, как для тебя - вырваться из-под родительской опеки.
   - Так давай проверим! - с энтузиазмом воскликнул парень.
   Тин изумленно выгнула бровь:
   - О, Судьбоносная Мин-Таэ! Неужели это сказал мне именно ты, Тарек? Ты, который всю жизнь страшился наказания пуще смерти? Ты ведь даже отца не ослушался ни разу, был послушным сыном, вел идеальную религиозную жизнь, поклоняясь Прекрасной Нимфе, и вдруг - такое? Слушай, а может, это ты, а не я, стал упырем? Потому что большего бреда, чем я уже услышала, ты высказать не в состоянии.
   Парень только скрестил руки на груди и замолчал.
   - Не обижайся, Тарек, - примирительно сказала упырица, - но, по-моему, это слишком даже для меня.
   - Слишком безнравственно? Слишком богохульно? Да брось, Тин, для тебя таких понятий не существует! Я знаю тебя всю жизнь, так что даже не пытайся втереть мне, насколько ты боишься гнева Нимфы. Признайся, хоть себе, признайся, наконец, что ты всего лишь навсего боишься! Боишься разочарований и ещё больших потерь. Но представь себе хоть на миг, что мы её там не найдем. У тебя будет цель в жизни, определённый путь! Проснись Тин! Ты в жизни ничего не боялась, даже додумалась уговорить меня поиграть с таким страшным оружием, как лесты! И мне стыдно, что теперь мы с тобой поменялись местами. Ты начала мяться и отнекиваться, а я перестал бояться действовать.
   Тин непередаваемо презрительно фыркнула и отвернулась. Её нисколько не тронула прочувствованная речь друга, но откровенный упрек в трусости послужил появлению тех самых чувств, что сейчас испытывало непривыкшее к ним сердце упырицы. Наверное, это была обида или стыд. Но Тин сейчас было трудно в этом разобраться, так что Тарек сделал именно то, что было нужно. Он попросту ушел. Но знал, что к тому времени, как он тайком проберется на деревенское кладбище, Тин уже будет там.
  

***

  
   В помещении пахло кровью. Вождь привычно поморщился, но тут же вернул лицу выражение надменности, кое и подобает иметь при себе каждому вождю, беседующему с пленниками.
   Эльф сидел, скрестив руки на груди и выпрямив спину так, словно проглотил собственный меч.
   Хотя, кто его знает. С шамана станется устроить пленнику еще и не такое!
   Однако никаких особых повреждений на эльфийском разведчике заметно не было. Либо брат внезапно стал добрым, либо вождь чего-то не знал. Что ж, в конце концов, это было полностью делом Фроди. Сам воин попросту убил бы пленника, особо не задумываясь над последствиями. Тем более этот был особой крови, династической. Ардалион, вождь даже вспомнил его имя. Это младший брат Властителя, член правящей династии. Один из тех, что когда-то, пятьсот лет назад... Но к черту все воспоминания! В конце концов, задача ослабить Совет выполнена, а что уж будет с этим эльфом дальше, ему совершенно безразлично! К тому же весьма сомнительно, что Фроди проявит к нему милосердие.
   Цена достигнутого успеха и так непомерно высока. Сколько людей погибло! Сколько родителей лишилось надежды на будущее, хоть на какое-то приземленное семейное счастье и уют! Как же трудно все время помнить об этом!
   Хильдибранд вновь окинул взглядом пленника сквозь пелену защитного круга и тяжело вздохнул. Ненависть, что горела в нем на протяжении всех этих лет, сейчас спеклась в заледеневший ком и молчала. Остались только расчет и тупое ожидание. Все ставки сделаны. Осталось только совершить бросок и посмотреть, что же выпадет на костях. Желательно, конечно, на заговоренных костях, потому что полагаться на судьбу в этом деле не годится. Судьба на стороне противника.
   - Молчишь? Ну, молчи, молчи... мне и не надо от тебя ничего. Просто на тебя посмотреть зашел.
   Ардалион, будто и не заметив появления вождя, продолжал смотреть вперед, сквозь воздух. Отступник сам не знает, против чего идет. Или просто не понял.
   Хильдибранд склонил голову набок, словно ворон на ветке и вдруг усмехнулся почти весело. Сейчас он понимал эльфа как никогда. Быть запертым, словно волк в клетке! Уж он-то понимал, каково это!
   Но мстительные мысли осыпались, словно снежинки с ветвей ели, задетой плечом. Не было в этом ничего смешного. Не было ни злости, ни радости, ни предвкушения победы. Только усталость, гнущая к земле даже его теперешнее орочье тело.
   - Может, воды тебе принести?
   Эльф непонимающе посмотрел на него, будто ища злорадной улыбки на изменившемся лице отступника, и, не найдя ее, тихо усмехнулся.
   - Воды, говоришь? - и, покачав головой, вновь замолчал. Его удивляло все в этом орке. Его безрассудная ненависть к той заботе и любви, что обещала им Нимфа, безумная тяга к свободе, которой у него и не отнимали, и даже то, что он, ярый враг эльфов и Мин-Таэ, предлагал пленённому какое-то подобие благоприятных условий для существования. Пусть это и выражалось в одном-единственном вопросе.
   - Воды. Есть-то ты сейчас явно не сможешь.
   Вождь и сам не знал, отчего так заботится о пленнике. Уж точно не по доброте душевной. Да и откуда таковой взяться в душе существа с ранних лет приученного сражаться? Враг есть враг. Его не нужно ни любить не ненавидеть. Просто убить.
   - Твоя забота действительно очень трогательная, - эльф улыбнулся краешками губ, - но сомневаюсь, что мне от тебя что-то надо.
   Хильдибранд одобрительно хмыкнул. Ответ чисто мужской, вот уж чего он не ожидал от эльфа!
   - Зря хамишь. Я ж тебе не дружбу вечную предлагаю, так что особо наглеть не стоит.
   - Говори, что тебе от меня нужно, отступник, - спокойно, с небольшой долей презрения, произнес эльф. - Мне кажется, я здесь не для того, чтобы удостовериться в качестве воды твоего острова. Ведь так? - он пристально вгляделся в лицо вождя отступников, следя за малейшим его изменением.
   - Разумеется, - совершенно спокойно, как о чем-то очевидном, пожал плечами орк, - да и вода здесь, должен тебе сказать... не очень-то. Собственно, чего я тебя уговариваю-то?
   Хильдибранд развернулся было уйти, но вспомнил, что обещал брату присмотреть за пленником, дабы тот не решил уйти из жизни самостоятельно. И зачем только? Связал бы, да и все. Хотя шаман не зря получил свое имя. Мудрый. Так что придется присмотреть. Да и интересно же. Эльф. Давно он их не видел. Что правителям делать на острове отступников? И, в конце концов, надо же понять, с кем воевать придется! Пока впечатление вполне внушительное. Держится хорошо, достойно. Хамство не в счет, сам хорош, еще бы пирожное предложил! Воплощённая добродетель!
   Пирожное... Вождь отступников стиснул зубы. Пятьсот лет. Пятьсот лет на этом проклятом острове! Пять веков не жизни, даже не существования, а борьбы за существование!
   Что ж, так или иначе, но скоро все это закончится.
   Шаги, послышавшиеся в коридоре, заставили его облегченно вздохнуть. Любопытство куда-то пропало, смытое волной запоздалой злости, и Хильдибранд был рад покинуть лабораторию некроманта, пока руки сами не потянулись к топору.
   - Ну, как вы тут? - голос Фроди шелестел так равнодушно, словно и понятия не имел о чувствах, - беседуете? Что ж, пожалуй, мы к вам присоединимся.
   Женщина, идущая за ним след в след, молча вышла в освещенный лучиной круг, заставив пленника вздрогнуть всем телом. Нет... это просто... Этого просто не может быть!
   Эльф неверяще водил глазами по столь знакомым очертаниям женской фигуры и не узнавал её. Это была она... и в то же время совершенно ясно, что это какой-то трюк, подстроенный отступниками, чтобы сломить его, заставить перестать бороться! Ардалион в гневе повернул голову к вождю орков, и хотел было что-то сказать, но слова застряли в горле. По сердцу резанули вина и ярость, и он промолчал. Незачем ему говорить с ними. Однако никто не имеет права запрещать пленнику смотреть на... на неё.
   Длинные светлые, почти белые прямые волосы холодно сверкали сталью, собранные в высокий хвост на затылке. Когда-то теплые, ласковые глаза цвета морской бирюзы, теперь были прозрачнее льда, того самого, что служит жизнью для проклятых отступников, врагов всего мира. Кажется, лицо её застыло одной недвижимой маской, подобно той, что только днем эльф прикрывал лицо во время поединка, но тут холодные безжизненные губы двинулись, словно издеваясь над его мыслями, и прошептали:
   - Ну, здравствуй...
   Ардалион беспомощно мотнул головой, словно желая очнуться от ужасного кошмара, сковавшего его тело и разум, но осознание реальности происходящего неумолимо возвращалось вновь и вновь. Эльф на минуту задержал дыхание, а потом спокойно выдохнул и негромко сказал:
   - Льеста... Что они с тобой сделали?
   Шаман только изогнул губы в удовлетворенной усмешке.
   - Узнал? Вот уж не думал... А мы-то сомневались, помнишь ли ты свою подружку. Вот и славно! Так даже веселее. Эй, брат, не уходи, будет интересно!
   Воин, направившийся уже к выходу, замер, совершенно не желая быть свидетелем того, что сейчас произойдет, но и признаться в этом чрезвычайно тяжело. В конце концов, он сам планировал это похищение, так что и ответственность тоже на его плечах. Да и вообще за все, что происходит на этом острове!
   Он молча кивнул и встал у стены, где было больше света. Оставаться в вечно движущихся тенях этой комнаты было страшно даже отважнейшему из орков.
   Шаман шагнул в круг, и тот исчез, словно не было никогда этого волшебного марева, удерживающего эльфа в своих объятиях, и единым движением вздернул пленника на ноги. Тот попытался было сопротивляться, но слабость, рожденная заклинанием орка не позволила, заставив обвиснуть в его руках, словно тряпичного. Перед глазами метнулись тени и какие-то всполохи, мгновенно замутило, и он едва смог удержать болезненный стон.
   Неужели Льеста тоже прошла через... это? Иначе она бы никогда... Нет, она совершенно точно заколдована! В своем уме никто и ни за что не присоединится к этим сумасшедшим добровольно! Но теперь, когда стало ясно, что в их силах причинить ей гораздо большую боль, чем когда-либо испытывал он сам, вопрос побега можно решить только одним путем. Льесту здесь, в этом рассаднике зла и ненависти, оставлять нельзя ни в коем случае. Но пойдет ли она за ним?
   Пока Ардалион лихорадочно придумывал план побега, шаман без особых усилий уложил пленника на алтарь. Щелкнули серебряные оковы, сверкнул ритуальный нож, вспарывая рубашку. Добрая ткань сопротивлялась из последних сил, стараясь уберечь хозяина от совершенно безопасного для него холода. Что такое холод по сравнению с горящим ненавистью некромантом?
   - Ну вот, - шаман усмехнулся одними губами, - теперь потерпи. Будет больно. Совсем недолго. Час, может два...
   Отвечать Ардалион не стал. Это существо, что застыло над ним с ножом в руке, не было даже похоже на человека. Оно принадлежало каким-то чужим богам, служило их неведомым кровавым целям. Эльф отчего-то глянул на своего прошлого собеседника, замершего статуей у противоположной стены. Шаман назвал его братом. Но он и предположить не мог, что два единоутробных брата могут так разниться!
   Однако это так. Поскольку Ардалион наткнулся на совершенно помертвевший взгляд, не выражающий абсолютно ничего.
   Первую фигуру, из тех, что выписал на его груди ритуальный нож, он узнал. Все та же Звезда Заката. Ардалион надеялся, что ему удастся избежать древнего ритуала, что этот орк где-то ошибется или потеряет контроль, однако капли крови и щемящее чувство пустоты в груди живо освежило в памяти эльфа прочтенные книги о магии Смерти. Ведь шаман пользуется не обычным кинжалом или кухонным ножом.
   Затем боль смыла всякое представление о фигурах и символах, оставив одну единственную мысль. Не закричать. Не доставить им еще и этого удовольствия.
   Он все же закричал. Но лишь когда над ним на миг склонилось совершенно равнодушное лицо Льесты. И с глупой телесной болью этот крик не имел никакой связи.
   - Тихо, тихо... Ишь, ты какой прыткий! - Похлопав по окровавленному плечу будущего верного раба, Фроди вытер нож об остатки рубашки и остановился, переводя дух.
   В душе некроманта сейчас не было никаких чувств, но это мелкое унижение держало пленника на должном уровне возбуждения, и насмешку пришлось имитировать. Хотя, не будь он сейчас в трансе, то с удовольствием посмеялся бы.
   - Так, а теперь, самое веселое.
   Линии ран вспыхнули, заставив пленника выгнуться дугой от боли. Шаман вытянул вперед руки, с наслаждением впитывая магию этих символов. Все на месте. Ни одного лишнего штриха. Истинный шедевр! А ведь почти без подготовки! Без специального обучения, без древних книг, без мудрых наставников.
   Что ж, когда-нибудь он будет рад сам передать эти знания достойным ученикам. А пока стоит не забывать о действительности.
   Некромант пропел несколько никому кроме него самого непонятных фраз и потянулся куда-то вглубь себя, где разгоралось ледяное пламя Смерти, готовое выплеснуться и поглотить трепещущую на грани жертву. Но нет, не в этот раз. Сейчас Ардалион нужен им живым. И, желательно, здоровым. А слабость от потери крови скоро пройдет. Примерно одновременно с окончанием трансформации.
   Сила Смерти сорвалась с кончиков пальцев, наполняя душу распростертого на алтаре эльфа, но не вытесняя жизнь. Переплетаясь с ней и подчиняя своей воле.
   - Ну, вот и все.
   Фроди пошатнулся, хватаясь за край алтаря и пачкая кровью одежду. Ничего, омоется... а даже если и нет, то... А, впрочем, какая разница!
   - Это... так не должно быть, - едва обретший дар речи Хильдибранд подошел ближе, разглядывая результат заклинания.
   - Не должно?! Что ты говоришь? Ты что, пожалел этого эльфа? Ты? - удивление было таким искренним, что заставило забыть об усталости.
   - Пожалел? - вождь проговорил это слово медленно, словно примеряя на себя. - Да нет, конечно нет. Просто... подумай, что сказал бы наш отец, увидев подобное?!
   - Отец? - шаман недоуменно сморщился. - А при чем тут он? Да, собственно, могу спросить, если хочешь. Но я уверен, что он был бы счастлив видеть мой успех!
   - Ладно... не важно. Не надо было спрашивать.
   Да уж, права старая поговорка, спорить с шаманом, что скалу двигать. Бесполезно и глупо. Демоны! Это ж надо додуматься, побеспокоить тень отца, чтобы спросить, как тот относится к некромантии?! Одно слово - шаман.
   - Ты чем-то не доволен, брат? - подозрительный голос некроманта проник сквозь неуместные мысли Хильдибранда, заставив того поёжиться.
   - Да всем я доволен, всем. Иначе бы раньше сказал. Просто это... В общем, я бы так не смог. Вот и все.
   - Да?! - Фроди горделиво распрямил плечи. - А я вот могу. Правда ведь здорово?!
   - Тебе виднее, брат.
   Хильдибранд обхватил шатающегося шамана за плечи, помогая добраться до выхода, а там и до его комнаты. Все было решено давно. И обдумано давно, до мелочей. И теперь кости брошены.
  
  

***

  
   Ни одна ночь в мире не сравнится с той, что была проведена на кладбище. Это волнующее ощущения зыбкости грани между живыми и ушедшими, что не дает покоя ни нервам, ни ногам, проникает в саму душу, наполняя её тяжелым и тленным воздухом. А потому стоять на одном месте, чувствуя, как уже привычный холод добирается и до груди, единственного места, где ещё теплилось хоть какое-то подобие жизни, было если не страшно, то неуютно и противно.
   Хотя, если подумать, то это даже смешно: упырь, ёжащийся от кладбищенской тишины и покоя! И ведь никто бы не поверил, если бы увидел. Но, к счастью, свидетелей не было, и чересчур боязливая нежить могла спокойно предаваться своим неуёмным мыслям.
   Однако не все жители деревушки оказались достаточно верующими, чтобы не нарушать покой мёртвых живым и теплым дыханием.
   Его-то и поджидал притаившийся упырь.
   - Ты опоздал, - нетерпеливо бросила Тин, шагнув из тени маленькой скособоченной избушки кладбищенского сторожа прямо навстречу парню. Тарек, не ожидавший столь внезапного приветствия, шарахнулся в сторону, налетел на кучу какого-то бытового барахла и непременно бы свалился в снег, если б упырица его вовремя не поймала за локоть.
   - Создаешь лишний шум, - уведомила она растяпу и легко поставила его на ноги.
   Тарек, сделав вид, будто и нет ничего удивительного в том, что его поймала хрупкая на вид девушка, независимо кивнул и спросил:
   - Ты знаешь куда идти?
   Упырица, не ответив, развернулась и одним прыжком преодолела забор, опоясывающий территорию кладбища высотой в добрый метр. Тарек покачал головой, потом, поднапрягшись, схватился ладонями за ограду и, подтянувшись на руках, оседлал её. К счастью, верхушка забора была прямой и плоской, а то бы пришлось искать другой вход. Легко перепрыгнув по другую сторону, Тарек первым делом натянул варежки, потому как холод и вправду был могильный. Пробирал до самых костей.
   - Ты решил остаться тут на постоянное проживание? - ехидно окликнула его Тин откуда-то из-за спины. - Или всё-таки намерен вернуться домой поутру?
   - Никогда не любил кладбища, - поежился парень, пристраиваясь за упырицей, уверенной походкой пробирающейся вдоль заснеженных и одиноких крестов к центру всей территории.
   - А кто их любит? - равнодушно ответствовала упырица. - Разве что ненормальные психи вроде тех же орков, которые, небось, и спят там же, где развлекаются.
   - Раньше я думал, что упыри неотделимы от кладбища и своей могилы.
   Тин, полуобернувшись к нему, ухмыльнулась.
   - Уж извини, такой уродилась, - язвительно прокомментировала она мнение друга. - А то бы отвела тебя туда, как к себе домой. Не люблю я это место, там будто бездонная дыра прямиком во тьму разверзлась...
   - Но как ты из гроба умудрилась выбраться? - довольно бестактно полюбопытствовал парень. Однако Тин лишь усмехнулась его вопросу.
   - Если ты не в курсе, гроб для меня зажали. Хотя смастерить все же сподобились, вот только засунули куда-то...
   - Наверное, пылится у отца в сарае, - пожал плечами Тарек. - Он постоянно складывает туда всякую ерунду, которая, по его мнению, ещё может понадобиться в быту.
   - Да уж, полезная вещь - гроб, ничего не скажешь!
   - Я и не говорю, что одобряю отца, просто...
   - Просто ничего не бывает, - отрезала Тин, остановившись. - Всегда найдется умник, который попробует всё усложнить. Вот она, эта могила.
   Чуть не врезавшись в Тин сзади, Тарек осторожно обошел подругу и внимательно осмотрел местность.
   - Не вижу ни креста, ни могилы.
   - Потому что не там смотришь. Обернись направо.
   Послушавшись совета упырицы, парень, наконец, узрел искомую могилу. И крест присутствовал на надлежащем месте.
   - И что теперь? - спросил он, добросовестно изучив каждую снежинку на твердой поверхности дерева. - Как мы будем... копать?
   Тин разъяренно обернулась к нему и рявкнула так, что Тарек аж подпрыгнул от неожиданности:
   - Ты даже не додумался взять лопату?! Идиот!
   - Сама такая! - пытаясь унять дрожь в голосе, парировал парень. С чего это она так взбесилась? Кладбищенский воздух на нее так действует, что ли? Или слетевший с языка вопрос виноват?
   - А больш-ше с-сказать нечего, да?! Ты хоть понимаеш-шь, что мы вс-се это время потеряли впус-стую?!
   - А тебе больше и делать нечего, кроме как ругаться! - не отступал тот. - Ты же только этим и занимаешься - жалеешь себя и проклинаешь ту сволочь, что тебя в мертвое тело сунула! А делать - ни хрена не делаешь! Да и зачем?! Ведь в случае чего есть на кого свалить!
   - Заткнис-сь! - взвизгнула упырица. - Ес-сли бы не я, ты бы с-сдох тогда! И я бы...
   Тут уже не выдержал Тарек. Он с содроганием ждал того момента, когда Тинайа вспомнит, наконец, кто послужил причиной её смерти. Он знал, что подруга не забыла этого, но молчала. А теперь...
   - ...Эгоистичная и бессердечная стерва! - сказал, что выплюнул, парень. - Только и знаешь, как о себе заботиться, да поминать, какая была бы жизнь, если бы не я! Может, оно и правильно?! Может, мне стоило умереть тогда, и, возможно, сейчас не ты, а я бы ходил бы неупокоенным мертвяком! Так ты же сейчас вправе лишить жизни меня! Меня, из-за которого твоя жизнь обернулась кошмаром! И ни к чему будет тогда переться на далекий остров Исгерд, где тебя, скорее всего, вернут туда, откуда взяли! Ведь я ближе, доступнее, меня убить гораздо легче, чем могущественного орка-некроманта! Или ты в самом деле боишься, что...
   Разъяренная упырица, не сказав больше ни слова, схватила за глотку разговорившегося парня, повалила на снег и, зашипев, показала клыки.
   Тарек ещё ни разу не видел подругу в таком гневе. Да и полноте, подругу ли? Это была бешеная нежить, жаждущая крови. И не чьей-то, а именно его, Тарека, друга детства и верного "оруженосца".
   Мысли лихорадочно носились в голове, будто ища выхода, и не находя его. Стало тяжело дышать. Ещё несколько мгновений, и рука Тарека, вцепившаяся в горло упырицы, ослабела окончательно. Нежить рухнула всем телом на парня, и её зубы вцепились в податливую плоть. Разорвав кожу, острые клыки намертво вонзились в ладонь Тарека, которой он едва успел заслонить горло.
   Тарек вскричал от адской боли, что прошлась по его телу, будто ножом была располосована вся кожа. А над его ухом невесть от чего выла на одной ноте сходящая с ума Тин, рот у неё был наполнен его кровью, та пенилась и капала на девственно-чистый снег. А упырица не прекращала выть. Она дергалась и извивалась, будто рыба в сетях рыбака, но пальцы на горле Тарека не расцепила.
   Парень, соединив все усилия, сильно пнул нежить в живот, отчего та, выдав ещё более громкий вой, чем прежде, расцепила пальцы, перекатилась через него и затихла где-то рядом. А Тарек, словно в считанные секунды потеряв все силы, прохрипел что-то и почувствовал, что летит. Совсем ненадолго ему представилось, что он попадает в обитель Мин-Таэ, ту самую, которую ему описывала Тин, но... Перед его глазами лишь пару раз мелькнуло чье-то лицо, а затем все затихло. Даже ощущение полёта пропало. Зато стало темно.
   Рядом кто-то явственно всхлипнул. Или нет... Точно, рядом кто-то всхлипывал, да ещё так яро и с чувством, что хоть сейчас бери платок и присоединяйся к неведомому горю. Тарек подивился такому сочувствию и, наконец, додумался открыть глаза. На него тут же кто-то навалился, но он, ещё помнивший, чем окончились его обнимания в прошлый раз, поостерёгся отвечать взаимностью. Парень закатил глаза и вновь обмяк. Однако спокойно отлежаться ему не дали, потому как затрясло его не на шутку.
   - Тарек, ты жив? - взволновано прокричал ему в ухо девичий голосок. - Ну же, ответь мне, ты жив?! Тарек!!! Стерва я, стерва, что поделаешь! Сама, идиотка, пошла на это трижды клятое кладбище, и тебя пустила! Ну, пожалуйста, очнись!!!
   - Больше кусаться не будешь? - не удержавшись, прохрипел парень. - А то мне уже и так хватило...
   - Тарек!!! - взвизгнула Тин. - Милый, ты живой! Ну, прости меня, сволоту такую, я же себе этого в жизни не прощу, если ты меня сейчас оставишь! И в посмертии тоже!
   Парень не выдержал и рассмеялся, но спохватился, когда понял, что смех причиняет ему боль.
   - Успокойся, подруга. Не оставлю я тебя, так уж и быть! А то ведь страшно подумать, что ты без меня делать будешь, кого кусать?..
   Тин облегченно рассмеялась сквозь слезы, и помогла другу подняться.
   - Тебя надо перевязать, а то можешь заполучить инфекцию, - сказала она, отдирая от своего уже изношенного платья изрядный кусок материи. - Мне-то от твоих пинков ничего не случилось, а вот тебе ещё недельку придется похрипеть.
   - Качественно ты меня придушила, - сказал Тарек, пробуя покачать головой, однако шея так скоро раны не забывает. - Ой, осторожнее!
   - Извини, - Тин аккуратно завязала узелок на повязке и критически оглядела результат трудов своих. - Ладно, на несколько часов пойдет. А раз ты уже в относительном порядке, то я хочу тебе кое-что показать. Когда... э-э... ну, когда ты меня отбросил, я упала точно на могилу, чуть лбом в этот крест не врезалась. А потом произошла очень любопытная вещь...
   - Да, Тин, - только и вымолвил Тарек, разглядывая последствия этой самой "вещи". - Нам с тобой после этого никто не страшен. Даже голодный орк. И как ты это сделала?
   Тин пожала плечами.
   - Я ничего не делала. Это все он, - ответила она, указывая пальцем на свой медальон. - Его когда-то подарила мне бабушка, и, мне кажется, он обладает колдовской силой. Потому что я, даже и сгорая от ярости, не смогла бы растопить снег за несколько секунд.
   На бедной могиле, которую друзья избрали для своего варварского эксперимента, не осталось не одной снежинки. Мало того, что исчезло почти полметра снежного покрова, так ещё и земля разрыхлилась и нагрелась до такой степени, что белые пушистые хлопья, опадая на неё, тут же таяли.
   - Попробуем откопать так, что ли? - недоверчиво поинтересовался у подруги Тарек. - Или оставим это дело и вернемся домой?
   - Ба! - насмешливо воскликнула та. - Неужели наш бесстрашный воин и неудержимый деятель решил таки сделать шаг назад?
   Парень, фыркнув, отцепился от все ещё поддерживающей его Тин и подошел к гигантской проталине. Но как только он ступил на черную и пышущую паром землю, та рассыпалась у него под ногами, будто снежный наст, и Тарек провалился по пояс в какую-то яму.
   - Похоже, копать нам сегодня не придется, - сделала вывод Тин, осторожно подбираясь к другу, чтобы не упасть следом за ним. - Давай руку, я тебя вытащу.
   Через несколько минут и Тин, и Тарек с содроганием изучали нечто, гниющее на дне могилы.
   - Это не мама, - прошептала упырица. - Это... я не знаю, кто но не она, точно!
   - Как они могли похоронить человека без гроба? - в свою очередь задумался парень. К счастью, ему удалось упасть на маленький свободный кусочек земли, и не вляпаться ногами в... труп. - Ведь это прямое нарушение всех традиций, да ещё и демонстрация наплевательского отношения к нимфе. Кто же мог прекословить её воле?..
   - А то ты не знаешь! Поверь мне, Тарек, не все люди так безоговорочно верят в нимфу, как ты и твоя семья. Даже я уже начала сомневаться в её возможностях.
   - Не говори так! - парень попытался повысить голос, но тот сорвался, и ему пришлось снова перейти на шепот. - Не говори так, - повторил он. - Она существует!
   - Да знаю я, знаю, - отмахнулась Тин, делая шаг назад. Смотреть на разлагающийся труп было невыносимо мерзко. - Вот только я обретаю сомнения в её могуществе. Раз она, дочь Бога, явилась в этот мир олицетворением добра и чудес, то почему тогда на Исгерде до сих пор живут орки? Они ведь пакостят везде, где могут, даром что с острова выбраться не в силах! А эльфы! Почему тогда происходят беспорядки, почему не исчезают разбойники, грабители на дорогах, раз они прирожденные правители, и им любая тяжесть по плечу? Почему они, такие утонченные и заботливые, уселись у себя в столице и носа в провинции и деревни не кажут? Хоть разок бы почувствовали на своих взлелеянных эльфийских задницах, каково это - жить без слуг в почти постоянной нужде и не знать покоя от различных бандитских группировок!
   Они вдвоем шли по пустому кладбищу, смотря себе под ноги и поскальзываясь через шаг. Мороз ударил не на шутку, так что Тарек затрясся от холода, но Тин даже не ёжилась, поглощённая своими мыслями. Хотя упыри и не чувствуют холода.
   - Не бери в голову, - примирительно посоветовал Тарек. - По крайней мере, это лучше, чем не знать чудес вообще. Эльфы - другая раса, они посланники самого Бога, и мы не в силах им перечить. Сама посуди, одно дело, когда на троне сидит человек, облеченный властью просто из-за того, что он родился у особы царственных кровей. Он такой же человек, как и мы с тобой, однако в его руках право карать виноватых и давать свободу невиновным. И совсем другое дело, когда страной правит высшая раса, каждый представитель которой от рождения впитывает мудрость и знания предыдущих поколений. Они с рождения готовятся править страной, и править мудро, вне зависимости от личных пристрастий. А насчет орков... Тут, как говорится, света без тени не бывает. Иначе это не свет, а раскаленное солнце, способное сжечь плодородную землю за несколько часов.
   - И всё-таки, эльфы не такие уж и совершенные. Не бывает ничего совершенного и безукоризненного.
   - Твоё упрямство сделало бы честь любому эльфу, - улыбнулся Тарек, приобнимая подругу за плечи. - Правильно, не бывает. Но ты не пробовала жить просто так, не задумываясь, а что произойдет завтра, а не убьют ли меня, не разольётся ли молоко и колодец не иссохнет? Если постоянно думать в таких масштабах, как ты, то получается, что и жизни у нас, как таковой, нет. Везде - обман, убийства, грабежи и рабство. Но твоё лишь голое мнение не даёт тебе права сомневаться в силах Судьбоносной Нимфы. Она знает, как лучше. И она сделает так, как лучше, потому что по-другому и быть не может.
   - Это просто слепая вера курицы в том, что её хозяин завтра не будет голоден. Я так не могу, - покачала головой Тинайа и снова поскользнулась. Тарек поддержал её и рассмеялся.
   - Всё ты можешь. Просто не хочешь себе признаться в том, что с обретением веры ты боишься потерять свободу. Твою любимую и желанную свободу, когда можно делать, что хочешь, идти, куда надо тебе, и мечтать о том, чего никогда не будет. Но поверь, вера не отнимает свободу. Она лишь даёт опору в жизни и позволяет чувствовать за спиной надёжный тыл.
   - Что-то я этот тыл не очень-то и наблюдаю. Хотя давно пора бы ему образоваться. И не потому, что я умерла, нет. Оттого, что я не знаю, что мне делать дальше. Нимфа мне помочь не сможет, смерть - не её вотчина, а что делать мне? Не очень-то хочется умирать от осиновых кольев и прочей заострённой и опасной для нежити ерунды... Эти полгода я прожила, как в тумане из-за шока. Смерть матери и моя собственная оказали большое влияние на мою психику, так что сперва и не поймешь - то ли это возвращение к жизни, то ли существование в смерти. Но теперь я поняла, что дальше так... нет, не жить... выживать не могу. Это выживание путём выдирания клочьев собственной души меня уже полностью источило. Единственное, что радует, так это то, что я могу обходиться без крови. Но сегодняшняя наша драка мне окончательно раскрыла глаза. Я больше не смогу держать себя в руках так, как прежде. Твоя кровь, наверное, и побудила медальон к действию, так что предсказать, что будет дальше, если на него попадет хоть капля, невозможно. А снять... Знаешь, мне кажется, что это равносильно отказу от памяти и души. Это согласие жить по всем правилам Смерти и питаться одной этой ярко-алой жидкостью. Вот только я уверена, что через год-полтора я дойду до этого состояния с этим самым медальоном на груди. Просто снять его, и не бороться - проще.
   - А ты никогда не искала легких путей, - уныло согласился Тарек. - Но, что бы ты ни выбрала, знай, что рядом с тобой есть один надёжный и преданный человек.
   - Только один? - улыбнулась Тин. - Ну, видимо, больше я и не заслуживаю.
   Парень опять рассмеялся, но его смех оборвался в ту же секунду, потому как его тяжелые сапоги, заскользив по белой тропке, врезались друг в друга и заставили своего хозяина потерять равновесие. Тинайа попыталась чем-то помочь парню, но добилась только того, что рухнула вместе с ним.
   - Кстати, Тин, - хитро сказал Тарек, глядя на звездное небо и не делая попыток подняться, - а я всё-таки был прав.
   - Поясни! - потребовала та, вставая на ноги.
   - Ты всё-таки умеешь плакать!
   Издав шуточный рык, упырица бросилась на хохочущего парня и засыпала его свежим снежком. Тот вырывался и отплевывался, но девушка завела ему руки за спину, уселась на него, как на трофейного жеребца и победно возгласила:
   - Упыри - не плачут!
  

***

  
   Бой догорал. Чудовищные жернова бессмысленного сражения перемалывали жизнь за жизнью с равнодушием кухонной утвари. Люди были обречены и знали об этом, но многие поколения предков, не знавших иного пути, кроме воинской чести, бросали их на встречу смерти, улыбаясь вместе с ними.
   Хильдибранд отчаянно рубился, зная, что заберет с собой немало врагов. Изящные, вычурно-раскованные эльфы были похожи на их клинки, сверкающие серебряными молниями со скоростью, недоступной человеку. Вернее, обычному человеку. Но только не Хильдибранду. Его топор описывал почти невозможные фигуры, каждым движением даря смерть.
   Он шел сквозь вражеские порядки, словно сквозь воду, лишь немногим медленнее обычного шага.
   И только один единственный человек мог сравниться с ним в этом.
   Почти такой же изящный, как и его противники, невероятно быстрый, с цепким, замечающим малейшее движение взглядом. И очень молодой. Совсем еще мальчишка! Это был его первый настоящий бой и веселая, не рассуждающая ярость пела в его крови, заставляя забыть о смерти и обреченности. Да и не было для них места в затопленном яростью сознании. Там ни для чего больше не было места.
   Лофт двигался молниеносно, оказываясь то справа, то слева от вождя, но неизменно держась рядом. Тут было его место! В самой гуще боя, прикрывая спину отца. Лучшего из воинов!
   Этот эльф оказался слишком быстр. Или Бог отвлекся от каких-то своих дел и вспомнил, что его подопечные гибнут сейчас, сражаясь за его заветы, и решил подарить победу именно ему в назидание другим.
   Но катана легко вспорола человеческую плоть и поспешила дальше. Ее хозяин даже не повернулся посмотреть, жив ли противник. К чему? После таких ударов не выживают, а его внимания требовал сейчас более достойный соперник. Сам человеческий вождь! Важная добыча! И какая опасная! Это вам не мальчишка, возомнивший себя воином! С этим можно драться вот так, глаза в глаза, получить удар в предплечье, такой, от которого останется на память шрам, и почувствовать удовольствие, когда мужчина ткнется лицом в кровоточащую землю чтобы больше не встать. Или нет? Жив? Ну что ж, так даже лучше.
   И поверженный вождь восставших против эльфов воинов будет лежать еще несколько долгих часов лицом к лицу со своим мертвым сыном, так и не позволив себе стона боли, что сильнее привычной боли тела.
   - Лофт!
   Хильдибранд сел на кровати старательно разгоняя остатки кошмара. Вот уже столько лет он не видел того боя. Отчего же сейчас, когда все идет хорошо? Зачем сейчас?!
   Неужели вид этого эльфа разбередил старые, уже казалось закрывшиеся раны? Но почему так? Почему ему - вождю воинов так больно видеть страдания этого отродья эльфов? Сколько он убил их?! Скольких пытал, собственноручно добывая нужные сведения о новых, невиданных доселе врагах?! Почему этот служитель нимфы заставляет чувствовать себя последним подонком?
   Не потому ли, что в сжатых его губах, в яростных и одновременно умных эльфийских глазах, в злых, глумящихся фразах видятся ему совсем другие черты?
   Хильдибранд зло ударил кулаком по стене, отчего в камне образовалась небольшая трещина.
   Нет, сегодня ему уже уснуть не удастся, да и рассвет уже близится. Скоро подойдут торговые суда людей, контроль же за процессом обмена товарами вождь не доверял никому.
   Поддавшись внутреннему порыву, орк прикрепил к поясу боевой топор и широким шагом вышел из дома. Путь до темницы казался одним мигом по сравнению со временем, что вождь простоял у каменной двери. До чутких орочьих ушей доносилось два голоса - мужской и женский.
   Мужской принадлежал самому пленнику, а женский... Льеста?
   - Я отвлеку... Льеста, беги отсюда... корабль... спрячься в трюме!
   Слабый голос эльфа дрожал, как тень от маленького огонька тлеющей свечки, колеблемого ветром. Ардалион с каждым днем слабеет, сходит с ума, но все же пытается спасти ту, что причиняет ему боль если не явственным запахом смерти и отчаяния, присущим всем некромантам, то холодным спокойствием к его просьбам.
   Орк вдохнул глубоко, чтобы приглушить боль внезапно нахлынувших воспоминаний, словно огромная волна остро наточенных ножей взметнулась над нелепой и смешной в своих метаниях крепостью и... разбилась вдребезги о застывшее сердце воина. Не время сейчас для скорби и мести.
   - Наставник ещё имеет виды на твою привязанность ко мне, - презрительно отозвалась из темницы Льеста. - Вернее, к прошлому, которое нас связывало. Теперь твои чувства и слова - это только орудие пытки, которое ты нам безвозмездно подарил. Которым сам себя ежесекундно истязаешь. Впрочем... Может, мы с тобой ещё общаться будем. Позже, когда твое мнение о некромантах полностью изменится.
   Женские каблучки процокали по пропитанному кровью каменному полу и затихли где-то вдалеке от мертвых подвалов. Ардалион же остался один в этой безумной тьме.
   Она звала его, манила далекими возможностями, требовала подчиниться и безжалостно хлестала по сознанию невидимым бичом, отчего у эльфа помимо воли вырывался стон.
   А ещё - голоса. Они были везде. Витали меж каменных стен, свободно проскальзывая под закрывающие уши ладони, шептали и причитали что-то внутри него самого, не давая ни секунды передышки. Они плакали, смеялись, они звали его куда-то, угрожали ему... голоса, голоса, голоса...
   И ничего больше. Ни звука, ни шороха, ни луча света.
   Он сошел бы с ума, если бы мог. Но эльфы не сходят с ума.
   Он бы умер, если бы мог. Но был прикован к стене, без всякой возможности предпринять хоть что-то.
   Он понятия не имел, сколько уже находится здесь и что с ним происходит. Хотя как раз последнее было не так уж важно. Результат он себе примерно представлял. Перед глазами до сих пор стояло ее лицо. Холодное, равнодушное, безразличное лицо некромантки.
   Свет резанул по глазам, но эту боль он принял как благословение, ведь на те мгновенья, пока она длилась, голоса замолкли, давая передышку.
   - Жив еще?
   Орк закрепил факел в кольцо на стене и внимательно присмотрелся к развешенному на стене эльфу.
   Выглядел тот жутковато. Израненное тело словно потеряло все краски, превратив некогда идеальное существо в бледный призрак в бурых пятнах. Но это было бы еще полбеды. Выросший в семье воинов Хильдибранд видел еще и не такое.
   Пугали же глаза эльфа. Больные, горящие глаза полубезумного существа. Он приходил сюда уже трижды, и каждый раз впечатление становилось ещё хуже. Ардалион погружался все глубже, увязая в тенях и исчезая из этого мира.
   Но он все ещё держался! Из последних сил цеплялся за остатки собственной личности, не позволяя себе отдаться такому манящему безумию. Что ж, Хильдибранд не знал, каков эльф в драке, но эта его битва за свой народ вызывала уважение.
   - Вижу, жив. Это хорошо. Не знаю, понимаешь ли ты меня, но все же я скажу. Если ты умрешь здесь, то тебя похоронят как воина. Если тебя это интересует, конечно.
   - Бесчестные... твари... - будто выталкивая из себя каждое слово, хрипло ответил эльф, повесив голову и даже не смотря на орка. - Проклятое... отродье... мертвых богов...
   Вождь только скривился, оставив реплику без ответа, и вышел, предоставив голосам и дальше измываться над беспомощным пленником.
   А те только того и дожидались! На эльфа обрушился такой поток, словно за время вынужденного молчания, его незримые мучители успели сбегать за подкреплением, стремясь массой задавить непокорную жертву.
   И только на том месте, где только что стоял орк, голосов не было. Ардалион и сам не очень-то понимал, откуда знает это, просто чувствовал изрезанной ритуальным ножом кожей этот островок блаженной тишины. И еще странное ощущение. Будто бы его ушедший пленитель оставил здесь свою тень. Или... что-то другое. Невидимое, но ясно ощутимое.
   В абсолютной тьме каменного мешка, куда Фроди засунул эльфа для окончательной трансформации, вдруг наметилось некое подобие движения. Только на грани видимости, но самое настоящее движение.
   - Так вот ты какой?
   Голос был так же мертв, как и остальные, но звучал отчетливо, не сливаясь в общий хор.
   - Да, он прав... что ж, могу забрать тебя отсюда... Хочешь? Идем со мной...
   - Куда? - отвечать было глупо, но ужас ледяными струями разлился по коже, заставляя говорить... да все, что угодно, лишь бы чувствовать, что еще жив.
   - Домой. Ты ведь так давно туда идешь... я провожу тебя.
   - Убирайся в свой ад, призрак!
   - Я не призрак, - ощущение присутствия стало почти физическим, и в лицо ударил запах шерсти, - я покажу тебе.
   Перед глазами все закружилось, время покорно опустилось на колени перед, возможно, самым древним существом в этом мире. Сколько продолжался лихорадочный бег мыслей - мгновенье или вечность, - Ардалион так и не понял.
   "Как я попал сюда?" - это был первый вопрос, пришедший на ум эльфу.
   "И куда это - сюда? - был второй вопрос. - И кто он сам, раз уж на то пошло?"
   Так. Стоп. Начать стоит с конца. Он - эльф. Его имя - Ардалион. Пожалуй, это была вся информация, поддающаяся воспоминанию. Откуда он взялся на этом залитом солнцем лугу, непонятно. Лугу? Сейчас же зима!
   О! Зима! Еще одно воспоминание!
   - Ну, вот и ты.
   Обернувшись на эти слова, благородный эльф ошарашено замер, пытаясь понять, он ли сошел с ума, или же это чья-то странная шутка. Прямо перед ним на пригорке сидел огромный волк. Просто сидел, глядя прямо в лицо собеседника.
   Собеседника? Говорящий волк!
   - Пойдем-ка, нечего здесь стоять. Этот луг не поможет тебе, только выпьет оставшиеся силы.
   Как ни странно, первое удивление прошло, и Ардалион понял, что верит этому странному существу. Безо всякой причины. Да и луг этот... солнечная истома звала прилечь на травку, закрыть глаза, уснуть... И не проснуться. Уж лучше пойти с волком!
   Они двинулись по едва заметной тропке среди высоких трав и пьянящих цветов, красоте которых позавидовали бы и прекраснейшие из роз.
   Влажную прохладу эльф почувствовал кожей, и в следующий миг перед ним открылось совсем небольшое озеро. Чистейшее, издалека видно, что холодное, рожденное подземным ключом. Против воли эльф ускорил шаг, но у самой кромки воды был остановлен заступившим ему дорогу волком.
   - Подожди. У тебя будет всего одно мгновенье, затем ты вернешься, откуда пришел. Но ты должен успеть увидеть! Так что не вздумай проморгать откровение!
   И Ардалион шагнул к безупречной глади. Просто шагнул, позабыв спросить, что за откровение и куда же он вернется. Да и вообще, позабыв обо всем на свете!
   Он успел бросить на зеркальную гладь лишь один взгляд. И увидеть свое отражение. И возмутиться чудовищному розыгрышу. Потому что ничем иным это быть не могло.
   С безмятежной поверхности воды на него смотрел человек.
   Красивый человеческий мальчишка лет семнадцати. Взъерошенные смоляные кудри, тонкие, не по-человечески изящные черты лица, почти хрупкое, несмотря на несомненную мужественность, телосложение.
   И смертельная рана через всю грудь.
   Мир померк, выбрасывая незваного гостя назад, в темноту подземелья орков, оставляя эльфу лишь смутный намек на воспоминание о виденном. Не сейчас. Теперь он нужен голосам. А видения пусть пока спят в самом темном углу эльфийского сознания.
  

***

  
   Удачно протекающая ярмарка производила примерно столько же шума, сколько понадобилось бы набату для скорейшего уведомления селян о пожаре. Самые разнообразные лавки и помосты располагались в хаотичной последовательности, так что можно было, купив набор топоров, тут же любоваться выступлением скоморохов. Хотя такое расположение вполне оправдано, потому как Тинайа только поморщилась их выступлению. За такой скучный спектакль актерам и обухом по башке дать не грех.
   Ещё раз поправив скрывающую лицо маску, девушка от нечего делать прошла еще несколько лавок и застыла в изумлении. Эльфийский жеребец в занюханном ярмарочном загоне смотрелся так же, как и королевская диадема в куче коровьего дерьма. Вокруг благородного скакуна собралась приличная толпа, однако никто не решался спросить цену жеребца. Хотя сомнительно, нашлась бы такая сумма в закромах обычных неизбалованных селян.
   Однако Тин все же решила полюбопытствовать.
   - Эй, малец! - свистнула она пареньку по ту сторону забора. Однако тот на крики не обращал внимания, будучи поглощенным благородным искусством малевания. То есть, корябал что-то угольком на листочке. - Э-гей! Парниша! Почем коня отдаёте?
   - А? Что? - тот поднял голову, и Тин поняла, что ошиблась. Это была шустрая девчонка лет шестнадцати, только волосы её не сплетены в косу, а коротко обрезаны и торчат в разные стороны. - Коня хотите купить? Так это вам к дяде Бугру, это он у нас золото считает.
   - А пощупать его хотя бы можно?
   - Пощупать? - рассеяно переспросила девчушка, вновь склонившись над своим шедевром. - Пощупать можно, только недолго, он нервничать начинает, ага...
   Услышав разрешение, толпа подалась вперед, однако Тинайа оказалась быстрее и ловче. Она проскочила через дверцу загона до того, как кто-то ее обогнал, и перекрыла вход. Конь настороженно покосился на вошедшую и начал нервно помахивать хвостом.
   - Какие мы нервные... - пробормотала Тинайа, осторожно подбираясь к удивительному жеребцу. Тот, чувствуя перед собой весьма заинтересованную нежить, возмущенно фыркнул, однако не испугался. Видимо, частенько хозяин водил его на знакомство с упырями.
   - Эй, не бойся, я тебя не укушу! Я добрая, хорошая вегетарианка. Мяса не ем, животных не убиваю... Ты ведь веришь мне? Веришь? А можно я дотронусь до твоего носа? Совсем чуть-чуть, одним пальчиком, обещаю!
   Однако девушка, видимо, во время уговоров пересекла невидимую черту, потому как в следующий момент конь взвился на дыбы и чуть было не отходил копытами чересчур любопытную упырицу. Тинайа упала на мерзлую землю и тут случилось нечто такое, о чем неоднократно предупреждал ее предусмотрительный Тарек. Маска не выдержала напора гнева разъяренного жеребца и беззвучно соскользнула с лица. На миг вокруг загона установилась тишина, которую вспорол будто острием справедливой лесты знакомый звонкий голосок:
   - Тин! Ты... ты живая!
  
   - Да жив я, жив! Это просто небольшая царапина!
   В ответ на сии обнадеживающие уверения заботливая темноволосая женщина все так же порывалась лишний раз осмотреть шею и ладонь пострадавшего сына и запечатлеть на них целебный материнский поцелуй.
   - Тарек! Тебя же кто-то задушить пытался! - не выдержал Сорг, резко ударив по столу кулаком. Он сидел и молчал вот уже минут десять, тогда как мать уже вовсю проявляла чудеса заботы и беспокойства. Думал, наверное. Хотя он же староста, ему и положено думать больше других.
   - Признайся, это ведь тот парень в маске, Дин, так? Мне сразу показалось подозрительным то, что мужчина не обратился к целителю после ранения, а спокойно продолжал веселиться на ярмарке. Да еще и на ножах выступал! Я слышал, он и там кого-то чуть не убил, так ведь?
   - Отец, все, что касается Дина - это тема, закрытая для обсуждения. Наш разговор его никаким боком не касается!
   - Я слышал, - не слушая оправданий сына, продолжал Сорг, - селяне что-то говорили о паре волшебных лест в руках искусного бойца в маске Хильдибранда. Хотя это немного странно - эльфийское оружие и оркские маски несовместимы в принципе! Никто из эльфов никогда в жизни бы не надел маску проклятого орка! Значит, этот твой друг никакой не торговец.
   - Отец!
   - Этот Дин, если, конечно, именно так его и зовут, очень опасен, нам о нем ничего не известно за исключением событий, произошедших на ярмарке. Так что я запрещаю тебе с ним разговаривать, передавать ему что-либо или как-то по-другому сообщать ему любую информацию!
   - Отец, мне уже не десять лет, и я сам в состоянии выбрать свое окружение. И если мне будет нужно с Ти... с Дином поговорить, я это сделаю, невзирая на твой запрет!
   Семейный разговор, плавно перерастающий в скандал, прервал судорожный всхлип.
   - О Судьбоносная Нимфа! - еле шевеля губами, произнесла мать. В ее глазах стояли слезы. - Прекрасная Мин-Таэ, что произошло с моим сыном! Юная Нимфа, наставь его на путь правильный, пусть же поймет он свои ошибки! Зачем он перечит отцу!
   - Лонда, прекрати свои причитания, - грубо оборвал жену староста. - Тут нужны не сила и благоволение Нимфы, а жесткая родительская рука. И если ты нарушишь мой запрет, Тарек, под угрозой окажутся жизни селян. Предупреждаю тебя, если кто-то еще умрет от руки твоего "друга", то ни одна сила в нашем королевстве не сможет сдержать моего гнева, и тебе сильно не поздоровится так же, как и самозванцу Дину!
   - Я тебе еще раз повторяю, Дин ни в чем не виноват!.. - Тарек попытался было повысить голос, как отец, однако Тинайа прижала его в последний раз достаточно сильно. Парень только беспомощно обхватил горло ладонями и сплюнул.
   Лонда, прижав пальцы к губам, все также тихо бормотала молитвы Прекрасной Мин-Таэ, взор ее утратил всякую осмысленность. Впервые ее сын разговаривал с собственным отцом в таком тоне, и это событие она расценивала как удар по ней самой. Это означало, что все годы, которые она потратила на Тарека, мечтая вырастить его благородным и бесконечно преданным Нимфе человеком, пошли прахом! Все это время, когда, как она считала, ее сын воплощал в себе все мирские благодетели, оказалось просто иллюзией, сном, после которого так больно просыпаться и осознавать, что в настоящей жизни все будет совсем не так. Невыносимо!
   - Ты мой сын, Тарек, и ты будешь слушаться меня и исполнять мои запреты! - Сорг совсем разозлился и надвигался на сына с маячившей на горизонте угрозой. - Твой друг...
   Речь отца прервал истошный крик на улице. Буквально через секунду его подхватил еще десяток голосов, а чуть позже в дом вломился сосед, муж Нурты.
   - Сорг! Там, на улице!.. Упырь!!!
   Сорг, ничего больше не говоря, как был, в простой рубахе и штанах - так и выбежал на обледенелый воздух. К тому времени крики уже затихли, слышны остались только торжествующие восклицания да периодично разрезающий холод вой нежити.
   - Тин... - ошеломленно прошептал Тарек и помчался за отцом на ярмарочную площадь. Растолкав локтями людей, парень, наконец, увидел, в чем дело. Там, внутри лошадиного загона, окруженная толпой, бесновалась Тинайа, щелкала отросшими клыками и иногда выла от беспомощности.
   - Нет-нет, не трогайте ее! - визжала Эликке, повиснув на руке у какого-то дядьки с вилами. - Это моя сестра! Она не упырь, она нормальная, она...
   Тут мужчина не выдержал и попросту стряхнул девчонку со своей руки на землю, отчего та ушиблась головой и, видимо, потеряв сознание, замолчала. Тинайа утробно зарычала и двинулась в его сторону, злобно ощерившись своим клыкастым оружием. Лесты уже выскочили из ножен и сверкали в руках упырицы, внушая ужас и страх. Толпа отступила шагов на пять, расширив круг и открыв беспомощно распластавшееся по земле тельце. Сестренка лежала на снегу как синичка, которую подбили камнями глупые мальчишки. Тин опустилась на колени перед нею и, склонившись, легонько поцеловала ее.
   Холод клыков, еле коснувшихся нежной кожи, отозвался холодком, пробежавшим по спине маленькой эльфийки. Она очнулась и, увидев старшую сестру, вернее, ее подобие, мелко задрожала.
   - Не бойся, солнце мое, я тебя не трону, и никому в обиду не дам, - прошептала девушка, обнимая сестренку. - Я изменилась, но не настолько же, чтобы тебя разлюбить! Ты мой единственный родной человечек, и мне все равно, что ты эльф, я все равно буду тебя защищать.
   - Тин... Тин, ты... ты не?.. - Эликке запнулась и не смогла подобрать более мягкого и приемлемого синонима к слову "мертвая".
   - Потом, милая, потом. Нужно убираться отсюда...
   Поднявшись на ноги, Тин зорко оглянулась и зарычала, отчего Эликке испуганно икнула. Упырица ласково погладила ладонь сестры и повернулась к мужчине, осмелившемуся войти в круг.
   Это был Сорг. Он шел с мечом наизготовку прямо к ним. На его лице застыла решимость уничтожить всякую угрозу этой деревне. Однако боль все же появилась в его глазах, когда он увидел ее, свою бывшую ученицу.
   Он знал девочку с момента ее собственного рождения, даже сватался к Льесте по молодости, но та только улыбалась загадочно и отказывалась. Старая Сайа, воспитавшая Льесту, также была против ее замужества, однако ничем своего мнения не объясняла. А уж когда появился этот эльф, все стало ясно - ведунья знала, что он придет. Затем родилась Тинайа. Ее знали все, кто хоть раз побывал в Сумятах, и помнили еще очень долго ее смех, нелепые шутки и подколки.
   А когда произошло нападение, никто еще долго не мог поверить, что деревня лишилась сразу двух прекрасных и любимых всеми людей. Погибли в тот день и Тинайа, и Льеста. И если бы не девушка, к числу умерших причислили бы и Тарека тоже. Однако только Сорг знал, что ни одну из них не похоронили на кладбище. И этот секрет староста унесет с собой в могилу.
   С каждым последующим шагом Сорг все более четко понимал - выйти из этого круга своими ногами ему не придется. Тинайа не сдастся без боя. А у старосты просто нет другого выхода, кроме как драться. Мужчина остановился всего в двух шагах от сестер.
   - Ну, здравствуй, - Тин предпочла первой начать разговор и заведомо выбрала нахальный тон, столь непривычный в беседе с бывшим наставником. - Пришел мою душу спасать?
   - Тинайа, отпусти девочку, - тихо сказал он. - Твоя сестра должна быть в безопасности, ты же не хочешь, чтобы с ней что-то случилось?
   - Верно, не хочу. Поэтому она останется со мной. Так надежнее, чем среди них, - девушка кивнула на замершую толпу. - Не надо меня удерживать, Сорг. Я уйду, никого не тронув.
   - Ты уже тронула. Ты чуть не задушила моего сына. Наверное, в отместку? Захотела проучить парня за то, что он остался жив, а ты - нет? Как ты могла, он ведь тебя любит без памяти!
   - Да, это я его чуть не убила. Именно поэтому прошу, не вынуждайте меня сопротивляться, иначе жертвы будут непременно. Мне очень не хочется умирать.
   - Тинайа, да разве ты еще не поняла? Ты уже мертва. И привязанность эта, - Сорг кивнул на сцепленные пальцы сестер, - долго не проживет. Твои теплые чувства уже не имеют ничего человеческого. Я прошу тебя, отпусти Лику.
   - Ее зовут Эликке, - рыкнула Тинайа. - Не вынуждай меня пользоваться лестами, Сорг! Даже ты не выживешь, если вступишь со мной в схватку. Слишком уж много скелетов в шкафу понапрятал. Я ведь права? Дай нам уйти миром, я никого не трону, обещаю.
   Староста только усмехнулся.
   - Честное слово упыря? Да меня раздерут на кусочки, если я поверю нежити!
   На мертвом лице Тинайи вдруг появилась грусть и небольшой проблеск надежды. Совсем, как раньше, когда ее любили в Сумятах все без исключения. Девушка встретилась взглядом с собеседником и зашептала, тихонько, чтобы это мог услышать только староста.
   - А ты поверь мне, Сорг. Той Тинайе, которую ты учил, ругал, утешал, бил деревянным мечом по пальцам и опять ругал. Я еще здесь, Сорг, в этом мертвом теле. Ты не представляешь себе, как это мучительно - существовать в неживой оболочке! А я хочу отомстить, жестоко отомстить своему убийце.
   - Только посмей тронуть Тарека! - Сорг вновь поднял опустившийся было в задумчивости меч.
   - Да причем здесь Тарек? - впервые легко улыбнулась девушка. Однако ее улыбка утратила былую нежность и ослепительный свет. - Я не жалею о том, как поступила полгода назад, и тем более не собираюсь мстить своему другу лишь за то, что он выжил. Я пойду на Исгерд. Там найду обидчика и расквитаюсь с ним. А от вас мне не нужно ничего. Кроме свободы, конечно...
   - Мне очень жаль, Тинайа, - тихо сказал староста после нескольких минут раздумья, - но... Твоя душа должна вернуться в Светлую Обитель. Ты выйдешь из деревни только через мой труп.
   - Мне тоже жаль... - Упырица быстро толкнула сестренку на землю и выхватила лесты. То, что ее учителем оказался именно Сорг, вовсе не было случайностью. Отец Эликке и Тинайи знал толк в военном деле и честь по чести оценил навыки бывалого вояки. Поэтому, когда его старшая дочь захотела потрогать и немного помахать "вон той вон красивой блестящей мотыгой", эльф предпочел, чтобы с ней позанимался именно староста. Прошло несколько лет, и Тин даже понравилось держать в руках сию "мотыгу", но своего наставника ученица не победила еще ни разу.
   Однако на сей раз в поединке мало что значили навыки. Гораздо большую роль здесь играли сверкающие лесты в руках упырицы - одно из самых опасных оружий...
   Как и в тот раз, в "игре масок", шуточно прозванном Тареком поединке, ход времени для наблюдателей ускорился в несколько раз, однако сами поединщики смотрели друг другу в глаза совершенно спокойно, без страха или злости. Просто так надо - чтобы наставник вышел в круг против своего ученика, а тот и глазом не моргнул. Так надо. И ни у кого не возникло ощущения того, что все это неправильно, что так не должно было случиться!
   На этот раз крик прозвучал немного раньше. И вовсе не из-за того, что какая-то слишком нервная девица увидела труп. Кричала Эликке. Ее обступили со всех сторон селяне и кричали что-то про семейное проклятие. Кто-то уже занес над нею нож, но Тин уже быстро парировала удар противника, резко обернулась и рыкнула на них.
   Звук этот отозвался гулкой тишиной, опустившей свои длани на поле поединка. Обеих сестер что-то дико ослепило, и вдруг безумный свет погас. Осталось лишь колыхающееся марево, отделяющее каждую девочку от окружающего мира. Было такое ощущение, словно все находится под водой. Тинайа опустила взгляд и раздосадовано ахнула. На тяжелом медальоне поблескивали лучиками закатного солнца две капли.
   Сорг все еще стоял. Он был ранен, тяжело ранен, но все же сумел собрать все свои силы для решающего удара, прямо в сердце. Его движение было слишком медленным, - Тин легко отбила атаку. Меч улетел куда-то в сторону, а сам мужчина не удержался на ногах и упал. Упырица убрала лесты в ножны, опустилась на колени перед ним и заглянула в его глаза.
   - Зря ты не дал мне уйти.
   Наставник слабо улыбнулся.
   - Обещай мне... что не тронешь никого в деревне. Поклянись... жизнью своей сестры...
   - Я клянусь, Сорг. Никто из Сумят не пострадает от моей руки.
   - И еще... - мужчина с трудом поднял руку и сжал ледяные, мертвые пальцы Тинайи. - Обещай мне, что найдешь Льесту. Она тоже пропала и, наверное... Не дай ей напасть на деревню.
   Упырица с трудом удержалась, чтобы не выдернуть ладонь. Но все же взяла себя в руки и твердо сказала:
   - Обещаю.
   Тин встала с колен и оглянулась. Эликке живо подскочила к сестре и сжала ее руку. Вокруг сестер все еще колыхался неясный туман, защищая от напастей. Толпа ощерилась различными колюще-режущими предметами, и упырица тотчас пожалела, что дала наставнику клятву.
   Тинайа глубоко вдохнула морозный воздух и посмотрела в ясное небо. Ей казалось, будто все силы природы и даже сама Нимфа ополчились против нее. Ветер бил по глазам острыми льдинками, даже то место, где еще оставалось воспоминание о той Тин, живой и красивой, покрылось инеем. И ничего не оставалось делать, кроме как защищаться, защищаться от бывших друзей, соседей, односельчан.
   Вдруг где-то неподалеку раздалось мощное лошадиное ржание и сдавленные матюки. Меньше, чем через полминуты перед сестрами стоял взнузданный эльфийский жеребец. Он оказался не только нервным, но и чрезвычайно глупым! Похоже, он предпочитал общество упырицы спокойному бдению в хозяйской конюшне. Логика животного хоть и была непонятна, однако нельзя же ее не использовать, - и Тин вскочила в седло, усадив сестренку перед собой. Вслед им полетело несколько стрел и камней, но ни одна из них не причинила им абсолютно никакого вреда.
   Не прошло и двух минут, как всадниц и след простыл.
   Однако Тинайа успела взглянуть в глаза одному человеку и понять, что жизнь таки преотвратная штука. Особенно для таких вот мертвяков, как она. Потому что взгляд Тарека, вперившийся в тело отца, не выражал абсолютно ничего. Там поселилась одна только мерзлая, неживая пустота.
  

***

  
   - Ты опять ходил к нему? - Фроди встретил брата сразу за дверью, и отрицать очевидное было бы глупо.
   - Ходил.
   - Зачем?
   - Не знаю. А что? Ты же сказал, что твоим заклинаниям это не помешает?
   Шаман нахмурился. Заклинаниям это не помешает, но вот к чему такое внимание к пленнику?
   - Раньше ты никогда не проявлял такого интереса к моим экспериментам!
   - Раньше от них не зависела наша победа. По крайней мере, напрямую, - орк пошел по коридору, увлекая за собой брата. Дел по горло, не стоять же на месте, поговорить-то и на ходу можно!
   - К Льесте ты так не бегал. Или тебе, будто мальчишке, интересно на эльфов посмотреть? Эй... А ты не посвататься к нему собрался?! А то смотри, он же после трансформации на все согласен будет, только бы тебя порадовать!
   Удар пришелся в середину груди и разом вышиб дух из заговорившегося шамана. Тот яростно зашипел, схватился за меч, вспоминая, что он еще и воин, но тут же замер, зло глядя на боевой топор у собственного кадыка. Воин-то воин, но до старшего брата ему не то, что далеко, цель за горизонт уходит!
   - Еще что скажешь? Или и этого достаточно?
   - Прости меня, брат, - орк заговорил медленно и четко, понимая что, впавшего в боевую ярость Хильдибранда злить не стоит, тут никакая магия не поможет, разве что с того света проклясть, - я забылся.
   Лезвие царапнуло кожу, но все же убралось на место. Инцидент был исчерпан.
   - Пошли. И чем глупости молотить, придержал бы свою ученицу, чтобы не бегала к эльфу, а ещё лучше - в рудник бы заглянул. Там опять нечисть какая-то шебуршит.
   - Да был я там! - оскорбленный недоверием шаман возмущенно взмахнул руками. - Нет там никого! Пусть твои работники меньше пива пьют с утра! А Льесте полезно с пленным пообщаться, проследить все этапы трансформации.
   - Сходи в рудник. Я слышал сам.
   - Хорошо, - это было уже серьезно, вождю отродясь ничего не мерещилось, - сейчас и схожу. Все равно собирался. А ты куда? Эй, брат!..
   Но орк ничего не ответил. Он только свернул в нужную ветвь подземного лабиринта, чтобы выбраться наружу.
   Пусть холод северных земель выкрикивает звонко свои военные кличи, кусаясь и царапаясь, пусть его. Задубевшая до прочности металла кожа орков невосприимчива и к ледяным водам их вечного стража. Клетка, которую соорудила для отступников нимфа, не шла ни в какое сравнение с теми цепями, что сковали души его воинов. Да что воинов - теперь каждый на Исгерде, встретив эльфа, немедленно вспомнит все века унижений, а особенно - последнюю причиненную ими боль. Они ударили в, может, единственное слабое, беззащитное звено стальной цепи. И в одно мгновение рухнули все возведенные крепости, какой в них смысл, если те, ради кого они строились, находятся под крылом заботливых эльфов. Как и пятьсот лет назад, слуги нимфы не трогали детей и женщин. Как и пятьсот лет назад...
   Хильдибранд шел кромкой моря, рассеяно вглядываясь в ледяные волны. Магия нимфы удерживала воду от замерзания, но теплей от нее не становилось. Стальное небо нависало над дрейфующими льдинами тяжкой клубящейся массой, и льдины не выдерживали, уходили под неприветливую воду, но снова выныривали, упорно бросая вызов грозному небу.
   Когда-то он любил снег. В детстве радостный искрящийся полог вселял в душу бесшабашную веселость, заставлял детвору часами носиться по его волшебному покрову, забыв о сословиях, поле и возрасте.
   Асбьёрг была сама похожа на снег. Хрупкая, голубоглазая, с копной белоснежных волос, вечно выбивающихся из кос. Когда она смеялась, по миру будто раскатывался хрустальный звон сотен снежинок. Она была быстра и проворна, и догнать ее мог только он, Хильдибранд, совсем еще мальчишка, старше её лишь на два года.
   Но он всегда давал ей убежать, увернуться от его протянутых рук, потому что даже во сне не мог представить, что можно вот так запросто прикоснуться к ней. Не говоря уж о том, чтобы запустить в нее снежком, как в других товарищей по играм. Даже мысль, что ледяной ком коснется ее нежной кожи, казалась кощунственной!
   Детство прошло. И молодой воин Хильдибранд, сын великого вождя, привел ее в свой дом хозяйкой. Супругой. Любимой.
   Однако, даже приняв от нее в дар сына и двух дочерей, он все никак не мог привыкнуть к тому, что это дивное существо можно вот так запросто обнять, прижать к себе, вдыхая запах волос. И не упасть замертво пораженным гневом Волка за это святотатство.
   А потом пришла Нимфа. Пришла война, где они были против всех.
   Участь их была предрешена заранее. Невозможно победить, если от людей отвернулась сама земля! Если лес, куда безбоязненно ходили женщины и девушки слышать травы, вдруг подпускает эльфийский отряд прямо к городищу, не давая времени увести их в безопасность.
   Да и не пошла бы она никуда, будь у нее хоть месяц времени. Так бы вот и встала, с отцовским мечом в руках, заступая чужакам дорогу в дом, где спали в колыбели ее дочери.
   Тот эльф не собирался причинять ей зло. Он пришел биться с воинами, а не с женщинами. Он попытался заговорить с ней, объяснить, что ей не стоит бояться. Он знал, что она поверит ему, как верили все до нее. И отчего не поверить, если нет зла в сердце воина нимфы?
   Да только супруг ее сражался сейчас с этими светлыми существами, и ни на минуту в душе Асбьёрг не возникло сомнение. Она верила только ему. И его враги никак не могли стать ее друзьями. Любовь и преданность не дали ей опустить меч.
   И эльф растерялся. В первый раз в своей жизни он растерялся, не зная, что делать. Зато его спутники, наймиты из людей не сомневались. Да и что им до дурной бабы, стоящей на их дороге?
   Стрела пропела свою короткую песню, закончив свой полет в теле той, что вождь любил больше жизни.
   Хильдибранд видел, как она упала на снег, сползая боком по стене дома. Он видел, как тот эльф рванулся к ней, надеясь спасти. Даже видел, как, вырвав стрелу, он пытается исцелить смертельную рану. И как яростно рявкает на людей, посмевших стрелять без его приказа.
   Но бой продолжался, враги все прибывали, а помочь он бы уже ничем не успел. Вернее, он сделал было шаг в их сторону, вспомнив о дочерях, но тут же вернулся в кипящий бой. О детях позаботится этот враг. Непонятно, зачем им это, почему они оставляют в живых тех, кто, вырастая, наверняка обернется против них же, но детей эльф не обидит.
   Однако даже в самой гуще того отчаянного боя он видел отброшенную рукой эльфа стрелу. Окровавленную стрелу на истоптанном снегу.
   Хильдибранд с ненавистью оглядел ледяной пейзаж и закрыл глаза, пытаясь унять старую боль. Почему сейчас? Зачем эти воспоминания, когда ему нужна вся его собранность?
   - Просто пришла пора учиться жить, малыш. И отпустить ушедших.
   Орк распахнул глаза и почти не удивился, увидев перед собой огромного волка с любопытством обнюхивающего кромку воды.
   Великий предок никогда не баловал своего верного сына присутствием. Лишь иногда в бою, он чувствовал запах шерсти и знал, что Волк рядом. Да и что еще нужно было воину?
   Волк отвлекся от своего занятия и слизнул с носа нападавшие снежинки. Посмотрел на замершего в почтительности воина. Стоит, не зная, что делать и что говорить. Смешной. И такой несчастный. И ведь не признается ни за что, что просто скучает по любимой и по детям. Маскирует боль яростью. Оно и понятно, злость можно направить на врага, а вот боль придется пережить самому.
   - Жить? Мне ведь совсем недолго осталось жить, - орк недоуменно пожал плечами, не понимая, о чем говорит прародитель. Какая жизнь может быть? Да еще у него, давным-давно шагнувшего за край?
   - Недолго, - спорить с догадливым потомком Волк не стал, - и все же не стремись умереть раньше времени. Ты мне еще нужен здесь.
   - Я готов. - Он и правда был готов исполнить любую волю божественного предка, как был готов всегда. - Что нужно делать?
   - Ты поймешь сам. А теперь спрашивай.
   Вождь орков помедлил, будто сомневаясь, но вариантов особых не было. Он прекрасно знал, о чем хочет спросить.
   - Это он? Лофт?
   - Нет. Ты ведь и сам это понимаешь. Лофт умер. А это эльф, глава эльфийской разведки, член совета. И твой злейший враг, - Волк снова принюхался к воде, явно заинтересованный созданным нимфой барьером, уж больно красиво это у нее получилось, и как он раньше не замечал?
   - Я... я не понимаю. Я сошел с ума?
   - Скорее наоборот. Ты чувствуешь то, что не дано чувствовать обычному человеку. Может, оттого, что прожил слишком долго, может, родился таким, не знаю. Но я тебе этой способности не давал, это уж точно. Ты чувствуешь суть. Душу, если тебе угодно.
   - И это его душа, душа моего сына? Но как такое может быть?
   - Никак. Ты опять путаешь, - Волк досадливо фыркнул, но тут же насмешливо дернул ухом, - это не душа твоего сына, это душа эльфа. И что с того, что когда-то было иначе?
   - Но... как это может быть? - Такой разговор сбил Хильдибранда с толку еще сильнее, заставил задуматься о вещах, от которых в душе воина возникла невнятная сумятица, - эльфы это эльфы! А Лофт - он же человек!
   - Был человеком. А стал тенью в моем мире. В моей душе. И мне тоже нужны были свои глаза в стане врага.
   - Он - твой? - это могло бы стать очень хорошим объяснением и лишним поводом гордиться покойным сыном! Агент бога, выполняющий его волю даже из-за грани!
   Но Волк снова покачал головой, отметая глупые надежды.
   - Он ее. Целиком и полностью. Он - эльф. Просто иногда я могу смотреть его глазами. Ну и его самого тоже вижу все время. Да, ты совершенно прав, я отдал его, обменяв на знания. И, мне кажется, это была достойная сделка.
   - Я мало что понял.
   - Верь себе. Ты гораздо мудрее, чем думаешь. И чем думает твой братец.
   И Волк нырнул в ледяные волны, словно разомлевший от жары пес, оставив на берегу в одиночестве задумчивого орка. Он все поймет. Нужно только время.

***

  
   Привычный зимний пейзаж навевал сон и скукоту, даже разговаривать не хотелось, глаза сами собой закатывались, приходилось сильно встряхивать головой, чтобы хоть как-то взбодриться, однако это помогало мало. Снегопад сам собой незаметно прекратился, его сменил морозный, колючий ветер, проникающий под одежду. Он щипался, царапался, студил кровь в жилах. И если Тинайа с этим легко справлялась, то Эликке приходилось несладко.
   Маленькая эльфийка ежилась, куталась в короткий тулупчик и уже в сотый раз жалела, что не додумалась захватить из дома шапочку, когда на ярмарку собиралась. Туман от бабкиного медальона рассеялся вскоре после побега из Сумят, но и он бы не защитил тщедушное детское тельце от неприятных проявлений суровой зимы. Смоляная коса изрядно растрепалась, и ветер теперь мог с нею вдоволь наиграться, то швыряя волосы Эликке прямо в лицо, то запутывая их хитрыми узлами. Девочка поначалу пыталась как-то совладать с бунтующей прической, однако вскоре прекратила это бесполезное занятие. А сестра, погруженная в собственные мысли, даже не предлагала хоть как-то помочь!
   Но Тинайа не замечала проблем сестренки не потому, что бесчувственный упырь вновь овладел её сознанием. Причина крылась в том, самом последнем взгляде Тарека, верного друга детства, у которого она легким взмахом руки отняла отца. Хотя Сорг, возможно, выжил, ранения, полученные от лест, всегда отличаются друг от друга. Одни излечиваются в единственное прикосновение целебной травы, другие заживают медленно и мучительно, будто нехотя. Всё зависит от того, насколько честным или коварным оказался человек или эльф. А если вспомнить, что Сорг когда-то был наемником, надежда на его скорейшее выздоровление исчезает, как одинокий лучик солнца в тяжелых грозовых тучах.
   Упырица обреченно покачала головой.
   Это безумие. Всё это. Зачем куда-то идти, мстить, только ради того, чтобы кому-то стало так же тяжело, как и ей? Готова ли жестокая и неустрашимая Тинайа подвергнуть этой пытке душевного голода даже самого отъявленного негодяя? И кто она, несчастная потерянная упырица, такая, чтобы рассуждать - кого стоит наказать? Это дело Нимфы - следить за порядком в её мире! И где же юная Мин-Таэ? Почему неслышно её волшебного, полного заботы голоса среди мертвых ветвей холодного леса, почему её божественный след затерялся, потонул в реках пролитой крови? Зачем нужны войны и разрушения, когда страной правят идеальные эльфы, посланцы ушедшего Бога! Где же эти чудеса и волшебство, легкая семейная жизнь без печали и проблем, легкомысленно обещанные в обмен на подчинение? На долю девушки достается столько испытаний, бед и горя, что она уже вполне осознанно готова принять сторону древнего бога, стать дочерью великого волка!
   - Тин, - эльфийка осторожно окликнула задумчивую сестру и показала пальчиком вперед. За высоким снежным холмом показалась верхушка частокола, опоясывающего маленькое человеческое поселение, которое и деревней-то назвать было трудно: всего десяток-другой домов на единственной улочке и серая церквушка. Тинайа тепло улыбнулась сестренке и понукнула усталого жеребца, еле переставляющего копыта.
   Эликке обрадовано шмыгнула носом. Никогда раньше она не отлучалась из дома настолько далеко, да ещё и зимой, когда по лесу много голодного зверья. И хотя Тин предпочла сделать небольшой крюк, чтобы обогнуть чащобу, эльфийке все равно было не по себе. Предположить, что непрекращающееся беспокойство вызывает близкое присутствие сестры, у Эликке не хватило наглости.
   Когда они, наконец, добрались до поселка и, спешившись, постучали (а также попинали) в ворота, значительно стемнело, а на задумчивом ночном небе то вспыхивали, то гасли небесные светлячки. Тин уже немного флегматично подумывала о том, чтобы эти хлипкие деревяшки легонько толкнуть плечом, хотя тогда, возможно, они просто-напросто превратятся в бесполезную труху. К счастью, ничего ломать не пришлось.
   - Чего так поздно? - буркнул открывший ворота сонный парень, на долю которого выпало дежурство. Бдение, видно, ему давалось не так легко, как бражка и частые утренние походы по похмелью. Он пропустил сестер и рассеяно посоветовал обратиться за ночлегом либо к старой ведунье, либо к юродивому, сам он все равно в будке перед хатой спит.
   Наведываться к ведунье было слишком опасно, даже если она от предков унаследовала только слабенькое искусство шаманства, перевранное за сотни лет до неузнаваемости, а потому почти недействующее. Почуять в Тин нежить может даже хилый шарлатан, ему это интуиция подскажет. А уж ведунья...
   Найти дом юродивого оказалось непросто даже в таком мизерном поселке. Помог сам юродивый, которому приспичило подпеть тихой балладе серебристой луны. Он выл так искренне, что можно было на миг подумать, будто где-то неподалеку завелся проклятый и жалуется понимающему ночному светилу на сволочную жизнь. Как ни странно, жеребец даже ухом не повел на дикие вопли, как если бы он слышал их каждый божий день.
   Калитка, из-за которого раздавались щемящие сердце звуки, распахнулась без посторонней помощи, подчинившись порыву ветра. Посреди дворика на четвереньках ползал крепенький старичок, собирая и без того совершенно седой бородой легкие пушистые снежинки. Он не обратил на сестер никакого внимания, разве что дружелюбно тяфкнул в сторону упырицы. Та лишь обозначила на лице слабый намек на улыбку. Может, этот дедуля окажется полезным? Вон, как воет проникновенно, словно голоса древних богов вновь услышаны и понятны простым смертным.
   Древние боги.
   Интересно, как они выглядели? Говорят, что богами становились обычные люди после смерти. Только теперь души попадали в Обитель Нимфы, где язычеству не место, но что случается с теми, кто до последнего вдоха оставался верен своему богу?..
   Внутри дом оказался даже лучше, чем снаружи. Несмотря на то, что юродивый явно не убирался в доме хорошо, если лет десять (за меньший срок он вряд ли бы научился так проникновенно выть), здесь было относительно чисто. Тинайа задумчиво хмыкнула. Любопытно.
   Пара комнат, пусть и нетопленных, маленькая кухонька и заветная будочка на заднем дворе - предел мечтаний любого непритязательного путника в хозяйском доме. Да и к тому же хозяин мешать не будет.
   Эликке уснула тотчас, как только коснулась лохматой головкой подушки. Её личико выражало умиротворенность и спокойствие. Она знала, что сестра никому в обиду не даст, и могла наслаждаться сном, сколько ей угодно. Тин прикрыла девочку теплым одеялом и бесшумно выскользнула на свежий морозный воздух. Сон не шел к упырице вот уже больше полугода, и она привыкла к ночным бдениям. Но сегодня у Тин есть ещё, о ком позаботиться и над чем подумать.
   Для начала девушка отвела топтавшегося во дворе коня в маленький сарайчик, некогда служивший домом для хозяйственной птицы, и расседлала его. Медленно погладила по холке и неожиданно для самой себя задала вопрос:
   - Ты меня знаешь, ведь так?
   Жеребец молчал. Неудивительно, Тин и не ожидала другой реакции, просто ей надо было сказать это вслух, чтобы удостовериться в своих предположениях. У нее было такое ощущение, будто она уже видела где-то его глаза, черные, впитывающие тень, но сочувствующие и понимающие. Единство этих признаков встречалось ей только однажды, но воспоминание о нем как будто смыло холодной морской волной. Словно картинка прошлой жизни - мерцает, и гаснет, потом снова, эдак ненароком, мелькнет перед глазами. Даже не понять, правда это или только проделки расшалившегося воображения!
   - Я так и думала. Но откуда же ты взялся на провинциальной ярмарке? Неужели хозяин тебя бросил? Или он, наоборот, отпустил тебя? - скакун возмущенно махнул гривой и укоризненно уставился на Тин. Упырица пожала плечами. - Ну, мало ли на свете подонков... Ладно, отдыхай. На рассвете мы двинемся дальше.
   Тин уже повернулась, чтобы уйти, но наглый жеребец несильно укусил ее за руку, привлекая внимание, и опять махнул гривой в сторону двери. Упырица, наконец, догадавшись, усмехнулась.
   - Что, на волю захотелось? По свободному бегу соскучился, а, Хрон?..
   Скакун согласно фыркнул, и только тогда Тин догадалась, что назвала его по имени.
   Хрон.
   Время вне рамок жизни и судьбы.
   - Хрон?
   Словно усмехаясь растерянности девушки, жеребец фыркнул, а потом, чтобы, наверное, поддержать, ещё раз легонько укусил её холодную ладонь. Упырица впервые за все время легко и весело засмеялась. Ею овладело чувство эйфории, полета и совершенного восторга, что Тинайа не удержалась и чмокнула коня в его мягкий лошадиный нос.
   Да, Хрон, эльфийский жеребец. Жеребец, которого вырастила она сама. Даже имя дала ему Тин самостоятельно, в далеком детстве, когда отец привез из столицы в подарок замерзшего жеребенка.
   - Беги, Хрон, - смеясь, разрешила ему девушка и отошла в сторонку. Скакун победно заржал, а пару секунд спустя его и след простыл.
   Тинайа улыбнулась. Она была рада вновь увидеть старого друга.
  

***

  
   Нечисть была. Маленький дух, уснувший когда-то в пустынных ледяных скалах и разбуженный горными работами, вовсю веселился, беззлобно подшучивая над забавными существами.
   Спросонок он было испугался злобных страшилищ, огромных, с серо-зеленой кожей, вооруженных до зубов, но быстро понял, что опасаться стоит лишь одного из них. Того, самого жуткого с черными глазами, за которым вечно вьется шлейф не то призраков, но то младших демонов. А поняв, что от него можно легко спрятаться, и вовсе развеселился, принявшись шкодить в шахтах от души, если конечно, таковая у него имелась.
   Но сегодня шкодить не хотелось. Что-то не так было на его острове (да-да, именно его, а мнение каких-то страшилок с щеткой вместо прически его никак не волновало!). Что-то происходило, явно нехорошее, пугающее.
   Оно началось не сейчас, несколько дней назад, но сегодня на рассвете стало таким ощутимым, что маленький дух не мог думать ни о чем, кроме жутковатого пятна тьмы, появившегося в глубине острова, в самом сердце обжитых орками пещер.
   А раз так, то отважный дух вовсе не собирался мириться с вопиющим безобразием! Это же надо такое сотворить, чтобы украсть у него веселье?! Нет, это ни в коем случае нельзя так оставить!
  

***

  
   Зимнее утро, тем более раннее, вызывало у Тин какое-то особое, необычное чувство, она будто кожей ощущала тщетные попытки природы скинуть с плеч тяжелую шаль из затвердевшего снега и разлить вокруг жаркий аромат пробуждения. Но все же, морозец свои позиции держал крепко. Ни намека на теплый ветерок, приветствующий весну, ни единого кусочка земли, непокрытого оледенелым снежным одеялом. Зима ни на шаг не отходила со своего места, упрямо предвещая ещё не один месяц заморозков.
   Тинайа всей грудью вдохнула колющийся воздух и вдруг, совершенно неожиданно, чихнула! В ноздри ударил резкий, противный запах, отбивающий абсолютно все ароматы, висящие в воздухе, даже свой собственный. Упырица заполошно метнулась в дом, к беззаботно спящей сестренке, но моментально взяла себя в руки и просто прикрыла в избу дверь. А сама поправила ножны с лестами и, скрестив на груди руки, стала ждать гостей.
   Если вдоль забора снег плотным слоем укрывает смрадец-порошок, отбивающий в первую очередь нюх нечисти, значит, пришли за ней. Но кто мог разглядеть ночью в уставшей девушке упыря? Заспанный стражник? Или юродивый настучал, что-то его и вправду подозрительно долго не слышно? В любом случае, сейчас все выяснится.
   Однако девушке пришлось прождать ещё не меньше получаса. За это время Тин, мельком взглянувшая в висящее на стене, покрытое инистым рисунком зеркало, успела ужаснуться собственному виду и хоть немного привести себя в порядок. Хотя платье какому-либо ремонту не поддавалось, все же гребень, найденный в доме, помог расчесать и заплести в красивую косу длинные, спутанные волосы.
   Поэтому когда калитка наконец-то жалобно скрипнула, пропуская раннего гостя, Тинайа его встретила, как говорится, при полном параде: грудь вперед, подбородок - к небу, ухмылка понаглее да серебряный блеск голодных глаз, в глубине которых в предвкушении замер упырь. Мужчина шел осторожно, однако весьма уверенно, что позволяло полностью исключить версию "Извините, обознался!".
   Гость Тинайе показался очень странным, но не прошло и десяти секунд, как она догадалась, в чем же дело. Кем ещё мог быть седеющий мужчина с посохом в руках, от которого в разные стороны расходятся серые, слабые нити силы, как не шаманом?
   При взгляде на наглое выражение лица упырицы, шаман немного растерялся (а зря!), мгновенно потеряв контроль над ситуацией, и Тинайа издала победный смешок. Уж теперь-то ей ничего не стоит с ним разобраться! Пусть острый нюх отказывается служить хозяйке, однако же, не менее острые когти и клыки упыря все еще на месте, они-то будут поэффективнее всяких там травок и заговоров!
   - По какому поводу визит? - невинно полюбопытствовала Тин, поигрывая кинжалом-лестой. Настороженный взгляд шамана остановился на оружии в руках девушки, но в тот же миг скользнул дальше, значит, особого значения ему не придал.
   - Да так, мимо проходили, - осторожно ответил мужчина, но тут же прикусил язык, а упырица лишь ухмыльнулась.
   - Я понимаю, хорошего человека должно быть много, но вот это - уже лишняя самоуверенность.
   - Не мешай нам работать, девчонка, и тогда, возможно, ты ещё выживешь. - Быстро же он себя в руки взял, и даже бровью не повел! - Если не отойдешь...
   - Ты опоздал, - усмехнулась Тинайа, пытаясь скрыть горький сарказм в голосе, замаскировать свою боль в нахальстве и острословии. - Я уже раз встала на дороге шамана. Поэтому советую тебе не лезть в драку со мной, победителем из нее тебе выйти не суждено. И я клянусь устами Судьбоносной, в дом вы не войдете даже... ха, даже через мой труп!
   В ответ на громкую клятву шаман только сплюнул презрительно и стукнул своим посохом об мерзлую землю двора, да так, что стук этот разнесся замковым эхом по ближайшим двум деревням! Но услышали его почему-то только предупрежденные люди за покосившейся оградой.
   Крайне пакостно улыбаясь, во двор вошли двое мускулистых мужчин, вооруженных погнутыми, зазубренными мечами, и один высокий, похожий на щепку, видимо, стрелок. Что немного порадовало Тин, на лице последнего имелся хоть какой-то бледненький, потертый отпечаток интеллекта, в отличие от первых двоих. Однако в руках он держал хоть и небольшой, но угрожающий, предварительно заряженный арбалет.
   "А вот это уже охота", - мрачно подумала упырица за миг до того, как один из криворуких мечников, подбодрив себя и друзей полоумным атакующим криком, бросился на девушку. Та легко отбила погнутое лезвие и, выхватив из ножен вторую лесту, обезоружила противника. Но тут в силу вошли уже необычные свойства эльфийских клинков, только поэтому простенький, безопасный по сути удар рассек туловище мужчины от живота и до горла.
   Тинайа ошарашено отступила, глядя на будто вывороченное наизнанку тело, но прийти в себя ей не дал второй идиот, возомнивший сдуру, что уж его мастерства точно хватит на худосочную девку, впервые взявшую в руки настоящее оружие, ей же просто повезло, не больше! Дурного самомнения горе-вояке хватило только на замах, а потом уже упырица, ощутившая безумную жажду крови, особо не церемонясь, попросту изрешетила дурака двумя острейшими клинками.
   Шаман и арбалетчик вмешиваться, похоже, не спешили, будучи в полнейшем шоке от вида раскуроченных тел. Хотя второй, как моментально заметила чуткая Тинайа, лишь притворялся, потихоньку отступая к спасительной калитке, не снимая, впрочем, с девушки прицела. Разошедшаяся упырица кровожадно щелкнула в его сторону зубами, отчего тот непроизвольно нажал на спусковой крючок. Стрела летела слишком медленно для Тин, ей не стоило особого труда уклониться, однако крутанувшись в сторону, девушка явственно различила сквозь шум в ушах и инстинкт беспощадной твари характерный мягкий хруст, с которым стрела впивается в столь податливое человеческое тело.
   Тинайа резко обернулась, глаза её расширились от ужаса.
   Позади нее все время держалась Эликке, проснувшаяся ни свет, ни заря от шума на улице и посторонних голосов. Маленькая, хрупкая эльфийка держалась ладонями за живот, куда впилась стрела, и вот уже темное пятно расползалось вокруг раны. Лицо Эликке не выражало ничего, кроме недоумения и легкого испуга. Упырица утробно зарычала и, оставив на несколько минут сестренку, двинулась в сторону уцелевших вояк.
   Шаман судорожно сцепил длинные пальцы на посохе и начал было что-то шептать, но Тин оборвала попытку колдовства, метнув мужчине в лицо оба кинжала, через мгновение вонзившиеся ему в глаза. Жалкий скулеж за спиной нисколько не мешал девушке обратить все свое внимание на шустро улепетывающего стрелка. Примерно секунду Тин сомневалась, стоит ли ради преследования труса бросать истекающую кровью сестру, но точку поставил возмущенное лошадиное ржание. Видимо, стрелок бурно обрадовался, поймав бесхозного эльфийского жеребца. Ладно, пусть его. Уж Хрон-то за хозяек отомстить как следует сумеет.
   Тинайа скользящей походкой подошла к уже мертвому колдуну и одним движением выдернула клинки. "Что ж, шаман, отправляйся за своими богами, - жестко усмехнулась она. - Но ведь им тоже недолго осталось". Девушка вытерла лесты об одежду трупа и спрятала их, и только наполненный болью стон вернул её в реальность.
   - Эликке!
   (1) Ларэко - чрезвычайно красивое растение, символ Мин-Таэ. Цветки бледно-розовые, обладают необыкновенным ароматом. Листья в зависимости от времени года меняют свою окраску: весной - насыщенного пурпурного цвета, летом - зелёные, осенью - оранжевые, зимой - фиолетовые.
   (2) Леста - лесты (эльф. "балласт', "регулировщик") - боевые парные кинжалы, используются всегда вместе, однако при определенных обстоятельствах можно применять одну лесту в комплекте с мечом. Одним из достоинств лест служит замысловатая гарда, способная уловить и зажать лезвие клинка. Боевые парные лесты достигали длины клинка 40 см и веса 0,6 кг.
   В эльфийском понимании "лесты - проводники к истине". Если человек заслужил смерть, то он ее получит в течение боя от лест, независимо от желания их владельца, поэтому очень опасно применять клинки в тренировочном или показательном боях. Исключение составляет лишь Нареченный им, который на данный момент лишь один на пару. Нареченные способны остановить клинки почти у самой цели, однако это только, если эльф (или, что редко, человек) докажет, что достоин.
   Это оружие ковалось эльфами более пятисот лет назад, для использования в Священной Войне против отступников, Судьбоносная Мин-Таэ благословила его на дальнейшее существование. Таким образом, лесты - части божественной силы нимфы - унаследовали ее дар. Так как клинки очень опасны, они перестали коваться, однако пятьсот лет назад существовало пять пар лест, и три пары из них целы до сих пор.
   (3) В мире Мион не существует понятия чистой крови, а значит, и полукровок тоже. Если родители ребенка принадлежат к разным расам, то доминирующей будет лишь одна. Тинайа родилась простым человеком, тогда как Эликке с малых лет имела очаровательные острые ушки и необычную бледную мордашку с немного раскосыми глазками.
   (4) Хильдибранд - предводитель клана орков, злобных, но могущественных существ, владеющих магией Смерти, или, как все чаще это называют, некромантией. Никто из живых никогда не видел ни одного орка, ведь мало кто добирался с Исгерда, острова-родины орков, живым, но для слухов достаточно и вымысла. А людская молва создала их мелкими злонравными демонами с черной кожей и непреодолимой тягой к убийствам. Также им присваивают грех каннибализма и людоедства. На самом деле торговля с запретным островом шла довольно интенсивно, принося огромную пользу обеим сторонам.
   (5) Великий Перелом - так называли люди пришествие в их мир эльфов и Нимфы.
   (6) Потому как каждый эльф в совершенстве владел своим телом, он был в состоянии в случае войны вступить в ряды армии Кёйсоне рядовым, сентаки. Выше, по карьерной лестнице, располагаются хафты, элитный отряд эльфов, каждый из которых закончил столичную школу боевых искусств. Командующий состав состоял из опытных и сильных воинов - махани. Главнокомандующий эльфийскими войсками имел титул сентай. Человек мог воевать наравне с эльфами только в случае его незаурядных способностей, которые не уступают по силе эльфийским. Потому всего треть армии занимали люди.
   Проклятый - человек, которого предал или проклял самый близкий друг. Возможно, родители, не желавшие воспитывать ребенка или обиженный за правду, сказанную в глаза, брат. Проклятый становится изгоем, он словно пытается разделить себя на две части - та, которая жаждет отомстить, принимает звериный облик и подчиняется только животным инстинктам, другая же пытается жить, как прежде, и не вспоминать о кровожадной сущности.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"