Аннотация: 28 АВГУСТА на 70-ом году жизни УМЕР МОЙ ЛЮБИМЫЙ, РОДНОЙ, ЕДИНСТВЕННЫЙ БРАТ ВОЛОДЯ (ДВОЙНЯШКА)
БОЛЬ
Боль. Невыносимая, дикая боль. Она не физическая. Говорят, это душевная боль. Она пронизывает мою грудь и подбирается к затылку.
Она настолько сильная, что губы немеют, текут слезы, тело дрожит - все помимо воли.
Она непостоянная, накатывается волнами. Это как надвигающийся шторм...
Боль появилась три дня назад.
Тихий бархатный вечер не предвещал грозы. Жара спала. Мы, выполнив домашние дела, присели на скамейку у дома поговорить. Долго смеялись над концовкой стихотворения Ивана Бунина 'Одиночество' (в последнее время немного увлекся классической поэзией и прозой):
Что ж! Камин затоплю, буду пить...
Хорошо бы собаку купить.
Смеялись, помня о нашем охотничьем псе.
Чуть позже я поднялся к себе посидеть у компьютера, а Люда осталась отдыхать в ночной тиши с Азартом.
Где-то в начале одиннадцатого меня окликнула жена:
- Саша, иди сюда!
Я спустился с мансарды.
- Иди за мной.
Мы вышли во двор через второй выход.
- На, возьми, - подала мне айфон.
- Что это, Люда?
- Возьми, звонит Егор.
Не понимая, взял мобильник.
- Здравствуйте, дядя Саша.
- Привет.
- Папа отошел в мир иной.
- Что? Повтори! Что ты сказал?
- Папа отошел в мир иной.
- Как? Когда? Я же с ним неделю назад разговаривал. Такой добрый чистый голос. Мы разговаривали недолго. Минут десять... Такой бодрый чистый голос...
И в эту минуту я понимаю несуразность моих слов, а в душу вползает что-то тревожное и ледяное и, словно щупальцами, сжимает сердце.
- Как это случилось?
- Захожу к папе вечером двадцать седьмого. Он спит, вроде дышит неглубоко. Спит так спит. Последнее время он ходил сонливый, все время хотел спать... А сегодня, то есть двадцать восьмого, вижу, он долго не появляется. А уже полдень. В это время мы пьем вместе кофе. Поднимаюсь к нему, а он лежит все в той же позе и не дышит. Дотронулся, а он весь холодный... и ноги синие.
'Как, Егор? - хотелось вскрикнуть. - Ну почему ты не проверил вчера, спит папа или умирает? Почему не растолкал его?'
Но я смолчал...
- Все, дядя Саша. Приехала служба.
Какая служба, зачем - уже не уточнял.
Процедурное колесо оформления смерти Володи набирало обороты. Все по-казенному: 'Погребение состоится 31 августа в 10:45...'
Володи не стало. Мое горе безутешно. Если бы он знал, как я страдаю сейчас по нему, то, наверное, из любви ко мне цеплялся бы за жизнь более рьяно и не стремился к Тане, ушедшей полтора года назад.
Всю жизнь мы друг друга очень любили и ценили, помогали во всем. Но он был чище, выше, безгрешнее душой. Его помощь родным была абсолютно бескорыстной. Уделяя внимание, даря улыбки, советы и деньги, он не ожидал такой же взаимности по отношению к себе.
Я всегда восхищался его познаниями во всемирной истории и географии, осведомленностью в области физических наук.
Володя на уровне эксперта разбирался в художественной и публицистической литературе и был главным помощником в моих прозаических начинаниях. Чтобы быть рядом и неузнаваемым защитником в комментариях к ним, он взял себе псевдоним Сир Боб.
Помните Сира Боба, его острый язык, логически выверенные фразы с убийственной фактурой? Это был он, мой брат Владимир.
А каким он был шутником и рассказчиком анекдотов!
Только с ним я мог делиться самыми сокровенными тайнами души и сердца и получать искренний и мудрый совет. Он был человечище для меня и останется звездой и кумиром до конца моих дней.
Заменить его никто не сможет. Для меня он был один такой на свете: лучший из лучших, любимый из любимейших.
Пройдет ли боль? Думаю, нет, только утихнет. Постепенно она забьется в какой-нибудь дальний уголок души и будет молчать до поры до времени.
Заживет ли рана? Думаю, немного заживет. Покроется непрочной коркой от житейских проблем и хлопот. Но рубца не будет, слишком долго мы были вместе: я и мой брат-двойняшка. Всю жизнь вместе: от начала рождения до даты его смерти.
Поеду ли еще раз в санаторий? Скорее, больше не поеду. Что мне там делать без него? Каждый год он прилетал зимой в отпуск почти двадцать лет подряд и мы отдыхали, а теперь я один...
Если и поеду, то только вдвоем с Людой.
Но точно уж не в санатории 'Спутник' или 'Боровое'. Там боль нашла вместительное пристанище. Слишком все будет кричать мне в лицо - каждый угол, каждая сосна: 'Ты здесь! А где твой брат?..'